Ида Гофман «ЗОЛОТОЕ РУНО» - Tretyakov Gallery · 2014-07-18 · Ида Гофман у истоков русского авангарда «ЗОЛОТОЕ РУНО»

Устроители выставки, открывшей-

ся в Третьяковской галерее в мар-

те 2008 года, стремились по воз-

можности полно отразить много-

образную деятельность журнала

«Золотое Руно» и выявить его историческое значение. Материалы сгруппированы

в три раздела: «Выставки», «Журнал» и «Николай Рябушинский». Основу экспози-

ции составляют произведения русского и французского искусства, призванные

дать представление об организованных журналом совместных русско-французских

выступлениях в Москве в 1908–1909 годах, содействовавших выходу искусства этого

времени из кризиса и формированию концепции русского авангарда XX века. В раз-

деле «Журнал» представлены материалы, знакомящие зрителей с деятельностью

«Золотого Руна» как печатного издания, задача которого состояла в том, чтобы

помочь художникам и русской читающей публике разобраться в массе новых, порой

очень сложных проблем, встававших в ту пору перед искусством, а также способ-

ствовать воспитанию широкого знания и интереса к национальным традициям.

В разделе, посвященном Николаю Рябушинскому, посетители получат представле-

ние о личности редактора-издателя «Золотого Руна», ознакомятся с фактами его

жизни и творчества в России и за рубежом, в период эмиграции. Здесь же показаны

репродукции живописных полотен Рябушинского, экспонировавшихся на выстав-

ках «Золотого Руна», и его редкие подлинные графические наброски. В этом разде-

ле собрана также галерея рисованных портретов выдающихся деятелей русской

культуры рубежа XIX–XX веков, исполненных для журнала по заказу Рябушинского.

Экспонатами выставки являются и сами номера «Золотого Руна» – замечательные

образцы русского журнального искусства эпохи модерн.

Всего на выставке демонстрируются около 200 произведений живописи, графики

и скульптуры из собраний Третьяковской галереи, Музея изобразительных ис-

кусств имени А.С.Пушкина, Русского музея, Эрмитажа, Государственного Литера-

турного музея, Государственного музея изобразительных искусств Республики

Татарстан, Владимиро-Суздальского музея-заповедника, Российского государст-

венного архива литературы и искусства, Библиотеки-фонда «Русское Зарубежье»,

а также материалы из частных коллекций.

Государственная Третьяковская галерея выражает благодарность генеральному

спонсору проекта – Группе «ИФД КапиталЪ».

49ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / THE TRETYAKOV GALLERY / #1’2008

Будем как Солнце!К.Бальмонт

Ида Гофман

у истоков русского авангарда

«ЗОЛОТОЕ РУНО»19061909

Обложка журнала

«Золотое Руно»

1906, № 1

(по эскизу И**)

Cover of the “Golden

Fleece” issue No. 1,

1906 (a sketch of I**)

�

�

ВыставкиТретьяковская галерея

The exhibition organized by theTretyakov Gallery in March2008 introduces for the firsttime to the public the work ofthe “Golden Fleece” movement,

an outstanding phenomenon in the history of Russian artistic culture of the early 20thcentury. The organizers’ goal has been to reflect as fully as possible the magazine’s activi-ties and to illuminate its historical importance. The materials on display are grouped intothree sections: “Exhibitions”, “The Magazine” and “Nikolai Ryabushinsky”.The exhibition features the works of Russian and French artists that will evoke and refer-ence their joint exhibitions in Moscow in 1908 and 1909. Its key objective is to highlightthe main tendencies of the magazine-sponsored encounters of Russian and French artwhich contributed to the development and formation of the concept of 20th-centuryRussian avant-garde art.Special prominence is given to items introducing viewers to the activities of the “GoldenFleece” as a magazine, a print publication intent on helping artists and the Russian read-ing public to gain insight into the host of new, sometimes very complex problems facingart in the early 20th century, and furthering the cause of enlightenment and the cultiva-tion of interest in national traditions. A special section of the exhibition is dedicated to Nikolai Ryabushinsky, the “GoldenFleece”’s editor and publisher. The exhibition features Ryabushinsky’s original paintingsand drawings, prints of his artwork shown at the “Golden Fleece” exhibitions, personalphotographs from different years and views of his villa “Black Swan”. This section displaysRyabushinsky’s life and art in Russia, and some items from his private archive highlight-ing the “Golden Fleece” publisher’s activities during his émigré period. This sectionshowcases a gallery of graphic portraits of eminent figures of Russian culture from theturn of the 19th and 20th centuries commissioned personally by Ryabushinsky for the“Golden Fleece” magazine. The exhibition also includes the “Golden Fleece” issues assuch, which are superb examples of Russian magazine art of the Moderne epoch.In total it features about 200 paintings, graphic works and sculptures from the TretyakovGallery, Pushkin Museum of Fine Arts, the Russian Museum, the Hermitage, theLiterature Museum, the Museum of Fine Arts of the Republic of Tatarstan, the Vladimirand Suzdal History, Architecture and Fine Arts Museum-Reserve, the Russian StateArchive of Literature and Art, and the Library-Fund “Russians in the World”. The exhi-bition also features items from private collections.The Tretyakov Gallery give special thanks to “IFD Kapital Group”, the general sponsorof the project.

50 ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / THE TRETYAKOV GALLERY / #1’2008 51ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / THE TRETYAKOV GALLERY / #1’2008

Current Exhibitions

We will be like the Sun!Konstantin Balmont

Ida Gofman

At the roots of the RussianAvant-garde

“GOLDEN FLEECE”19061909

Интерьер выставки �

«Салон

Золотого Руна»

Interior �

of the “Salon

of ‘Golden Fleece’”

exhibition

Current ExhibitionsThe Tretyakov Gallery


Выставки

52 ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ / THE TRETYAKOV GALLERY / #1’2008

Current Exhibitions

1Гофман И.М. Золотое Руно. Журнал. Выставки 1906–1909.

М., 2007.

1Gofman, Ida. “Golden Fleece.” Magazine. Exhibitions

1906–1907. Moscow, 2007.

2Benois. Emergence of “World of Art.” Leningrad, 1928. P. 27.

There was a brief period in the history

of European culture when an art

magazine had a significance and role that

went beyond that of an ordinary print

publication, and became a prominent

cultural phenomenon that defined an era

and shaped that era’s artistic conscious-

ness and aesthetic ideal. The turn of the

19th and 20th centuries was one such

period. Starting from the 1890s such mag-

azines appeared one after another in

Paris, London, Berlin and Munich, con-

tributing to the specific atmosphere of the

time. The Munich-based “Jugend” mag-

azine even lent its name to an artistic

trend in European culture of that period,

Jugendstil.

In Russia the magazines “World of

Art” and “Golden Fleece” fall into this

category. The latter was intimately linked

to the history of a fellowship of young

Muscovite Symbolist artists headed by

Pavel Kuznetsov. The “Golden Fleece”

magazine became that group’s material

base, ensuring full freedom for the artists;

it was the print mouthpiece and ideologi-

cal centre consolidating the fellowship

and contributing to the recognition of the

aesthetic principles of Symbolism. It was

the “Golden Fleece” that organized in

1907 the famous Moscow exhibition

“Blue Rose”, which lent its name to

Russian Symbolism in visual art in the

1900s. Through the efforts of the “Golden

Fleece” the “Blue Rose” movement

became an epoch-making artistic phe-

nomenon that set trends and defined the

styles of the time.

After the “Blue Rose”, the maga-

zine, continuing its activities, organized

joint exhibitions of Russian and French

artists working in the newest trends: the

years 1908 and 1909 saw in Moscow three

exhibitions named “Golden Fleece” –

unique in size and the scope of the artists

represented, they were to play a momen-

tous role in the history of 20th-century

Russian art and give a powerful impetus to

the development of Russian avant-garde

trends.

Nevertheless, far from receiving due

appreciation from Soviet art scholars, the

“Golden Fleece” was labeled a phenome-

non alien to the new ideology, as was

everything connected with Symbolism in

general and the “Blue Rose” in particular.

The magazine was declared “bourgeois”

and decadent and, for this reason,

dumped on the “garbage heap of history”

and filed by the Soviets under the “forbid-

den” category.

Today no one would doubt the his-

torical logic behind the “Golden Fleece”

phenomenon and its importance and sig-

nificance for 20th-century Russian cul-

ture, so, naturally, study and investigation

into it has revived. 2007 saw the publica-

tion of the first major monograph on the

subject.1 The exhibition organized by the

Tretyakov Gallery in the spring of 2008 to

faculty, experienced a true revival. The

spirit of freedom fostered within the

school encouraged Moscow painters to

grow artistically and to experiment boldly

while preserving their keen sense of

“roots” – a deeply-felt kinship with

national traditions.

Creating the new magazine,

Ryabushinsky looked towards Sergei

Diaghilev’s activity and the goals he set in

organizing the “World of Art” society. In

his 1897 letter to Alexander Benois

Diaghilev wrote, “…[I am] putting

together a magazine wherein I expect to

bring together all of our art life, that is to

use true art for illustrations, to speak up

frankly in the articles, and later to organ-

ize a series of annual exhibitions under

the magazine’s auspices…”.2 The publica-

tion of “World of Art” started in 1899.

The article “Complex issues” prefacing

the first two issues of the magazine set out

new aesthetic principles, those of the sov-

ereignty of art and freedom of creative

endeavour, in which the priority of the

creator’s personality was upheld, and the

role of art critics was seen as a “celebra-

tion” of every new manifestation of tal-

ent. The enlightenment of the general

public was declared as one of the maga-

zine’s most important goals.

The “Golden Fleece” picked up the

banner of struggle for the new aesthetic

principles seven years after the publica-

tion of the first editions of “World of Art”,

coinciding with the peak time of the

Russian revolution of 1905. Shortly

before the magazine came out in Moscow,

in December 1905, the authorities cruelly

suppressed an armed rebellion in the city.

Unlike “World of Art”, the “Golden

Fleece” formulated its principles in line

with the spirit of the revolutionary time –

as a manifesto printed in golden letters on

the pages of the first edition reads: “We set

out on our journey in a cruel time. A rein-

vigorated life is boiling over like mad

around us... We sympathize with all those

who work towards the goal of reinvigorat-

ing life, we do not reject any single goal of

modernity, but we firmly believe that one

cannot live without Beauty and that for

our descendants not only institutions

must be liberated, but opportunities for

free, bright, sunlit creative endeavour

must be gained as well… And for the sake

of that same new forthcoming life we, the

seekers of the golden fleece, unfurl our

banner: Art is forever… Art is indivisible…

Art is symbolical… Art is free…”

The name chosen for the magazine

was loaded with meaning. The idea was

set forth shortly before by the then young

poet and theoretician of Symbolism

Andrei Bely in his short story “Argonauts”

commemorate the centenary of the first

joint Russo-French exhibition, the

“Salon of the ‘Golden Fleece’” intro-

duces it for the first time to Russian audi-

ences in all its variety.

The “Golden Fleece” magazine was

first published in Moscow in January

1906, with Nikolai Ryabushinsky as its

editor and publisher. The new publication

was conceptualized and shaped as a con-

tinuation of the St. Petersburg magazine

“World of Art”, which by 1904 had

already disappeared. The need for an arts

magazine which would become the ideo-

logical centre in the struggle between new

movements and established trends was

especially acute then. Moscow at that

time started to be the centre of Russian

art. Unlike the St. Petersburg Academy of

Fine Arts, by then a musty conservative

institution, the Moscow School of

Painting, Sculpture and Architecture,

with Valentin Serov becoming the head of

figure painting workshop in 1897 and

Isaac Levitan, Konstantin Korovin and

Paolo Trubetskoi subsequently joining the

Вистории европейской культуры

был краткий период – рубеж

ХIХ–ХХ веков, – когда художествен-

ный журнал стал по своему значению

и роли чем-то большим, чем печатное

издание; он превратился в яркое куль-

турное явление, формировавшее эсте-

тический идеал эпохи. Начиная с сере-

дины 1890-х годов, подобные журна-

лы один за другим появлялись в Пари-

же, Лондоне, Берлине, Мюнхене. Они

способствовали созданию определен-

ной эмоциональной атмосферы вре-

мени. Мюнхенский «Югенд» даже дал

название художественному направле-

нию в европейской культуре той по-

ры – югендштиль.

В России к таким явлениям мож-

но отнести журналы «Мир искусства»

и «Золотое Руно». Последний был не-

разрывно связан с историей сообще-

ства молодых московских художни-

ков-символистов, которое возглавлял

П.Кузнецов. Журнал был материальной

базой этой группы, получившей с его

помощью полную свободу действий;

печатным органом и идеологическим

центром, объединившим и сплотившим

содружество и способствовавшим ут-

верждению эстетических принципов

символизма. Именно «Золотое Руно»

был в 1907 году организатором знаме-

нитой московской выставки «Голубая

Роза», давшей имя русскому симво-

лизму в изобразительном искусстве

1900-х годов. «Голуборозовство» стара-

ниями «Золотого Руна» превратилось в

эпохальное художественное течение,

задававшее тон и определявшее стили-

стику времени.

Следом за «Голубой Розой», в ка-

честве продолжения ее деятельности,

журнал организовал совместные высту-

пления русских и французских совре-

менных передовых художников. В Мо-

скве в 1908–1909 годах состоялись три

уникальные по масштабу и составу

участников выставки под названием

«Золотое Руно», сыгравшие судьбоно-

сную роль в истории русского искус-

ства ХХ столетия и давшие мощный

импульс развитию русского авангар-

дного движения.

Однако «Золотое Руно» не только

не получил должной оценки в совет-

ском искусствознании, но, как и все,

что связано с символизмом вообще и

«Голубой Розой», в частности, был за-

клеймен как вредный и чуждый новой

идеологии. Журнал объявили «буржу-

азным», декадентским, в силу чего он

оказался на «свалке истории» и вошел

в число запрещенных в советские годы

изданий.

Сегодня уже ни у кого нет сомне-

ний в исторической закономерности

возникновения «Золотого Руна», в важ-

ности и значительности этого явления

для русской культуры. Естественно,

возникла необходимость его изучения

и исследования. В 2007 году вышла в

свет первая большая монография,

посвященная данной теме1. Организо-

ванная Третьяковской галереей весной

2008 года выставка, приуроченная к

100-летию первой совместной русско-

французской экспозиции «Салон Зо-

лотого Руна», впервые представляет

широкому зрителю многообразную по

характеру деятельность журнала.

«Золотое Руно» начал выходить в

Москве с января 1906 года. Его редак-

тором-издателем стал Николай Рябу-

шинский. Новое издание мыслилось

и формировалось как продолжение пе-

тербургского «Мира искусства», выпуск

которого был прекращен в 1904 году.

Потребность в художественном жур-

нале, взявшем бы на себя роль идеоло-

гического центра в борьбе бурно на-

рождавшегося нового с еще крепко от-

стаивающей свои позиции косностью,

была в тот момент особенно острой.

Москва тогда начала активно «возвы-

шаться» как художественный центр

русского искусства. Не в пример пе-

тербургской Академии художеств, пре-

вратившейся к тому времени в затхлое

консервативное учреждение, Москов-

ское училище живописи, ваяния и зод-

чества, куда в качестве руководителя

натурного класса в 1897 году был при-

глашен Валентин Серов, а вслед за ним

пришли Исаак Левитан, Константин

Коровин, Паоло Трубецкой, пережи-

вало подлинное обновление. Воспиты-

ваемый здесь дух свободы способство-

вал активизации творческих сил

московских художников, смелого но-

ваторства при сохранении обостренно-

го чувства «почвенности», глубинной

внутренней связи с национальными

традициями.

Создавая новый журнал, Рябушин-

ский ориентировался на деятельность

Сергея Дягилева и те задачи, который

тот ставил при организации «Мира ис-

кусства». В письме 1897 года к А.Бенуа.

Н.П.Рябушинский

Фотография. 1900-е

Nikolai Ryabushinsky

Photograph. 1900s

Заглавный лист

публикации «Голубая

Роза» (по эскизу

П.П.Уткина)

Журнал «Золотое

Руно». 1907, № 5

Title page

of the “Blue Rose”

publication (Pyotr

Utkin’s sketch)

The “Golden Fleece”

magazine, 1907, # 5В.Э.Борисов-Мусатов

Фотография. 1902

Viktor Borisov-Musatov

Photograph. 1902

В.Э.Борисов- �

Бусатов

Реквием. 1905

Бумага, наклеенная

на картон, акварель,

черный карандаш,

тушь, перо. 52,7×76,1

ГТГ

Viktor �

BORISOV-MUSATOV

Requiem. 1905

Water-colour, black

pencil and ink on paper

mounted on cardboard

52.7 by 76.1 cm

State Tretyakov Gallery


Выставки


Current Exhibitions

focused on a quest – vague, in line with

the Symbolist trend – for freedom pur-

sued by young Russian idealists. Bely

called on humankind, “for love of free-

dom”, to leave the Earth, which had

become insufferable for free-spirited peo-

ple, and to fly “into the blue ether”, to the

Sun. The story even presented a detailed

flight plan. The story’s main character is a

“great writer setting on a journey to the

Sun like the Argonauts in search of the

fleece” who says, “I will publish the

‘Golden Fleece’ magazine. My collabo-

rators will be Argonauts, and the Sun will

be the banner. By explaining in popular

terms the basics of ‘sunness’ shall I kindle

hearts. I will cover with guild the whole

world. We will become inundated with

liquid sun.”3

Big, beautiful, shining with gold, as

if filled with sunlight, the first issue of

“Golden Fleece” that appeared in

January 1906 was designed to shock, to

exhilarate, to cheer, and to raise hope.

The birth of the magazine under the ban-

ner of the Sun symbolized the rise of new

life. The Sun was rising to dissipate the

gloom of Night into which Russia was

then plunged. The new publication’s goal

was to present on its pages all the artistic

life highlighting the brightest and most

noteworthy happenings and, in keeping

with Bely’s idea, “to explain in popular

terms the basics of ‘sunness’”, meaning

the ideas of Symbolism as a new and most

progressive trend in 20th-century culture,

“kindling the hearts” of the readers.

The “Golden Fleece” magazine

started out by introducing the originator

of Symbolism in Russian visual art,

Mikhail Vrubel. The first issue printed in

January 1906 carried his works on its first

pages. It took a long time for Vrubel’s

contemporaries to appreciate him - but

for the young Muscovite Symbolists he

was an idol, a benchmark, the epitomy of

the very idea of Symbolism, a spiritual

point of reference. Vrubel became a sort

of yardstick for the “Golden Fleece”, the

highest note to which the magazine

aspired. Its beacon, the artist’s personali-

ty would define the course the magazine

would pursue.

Every issue of the magazine intro-

duced readers to the most significant, in

the editors’ opinion, phenomena of con-

temporary Russian artistic life which were

yet little understood and not duly appreci-

ated. Thus, the third issue was devoted to

Viktor Borisov-Musatov, who was, along-

side Vrubel, another originator of

Symbolism in Russian visual art and who

was for the Muscovite innovators not only

a guiding light, beauteous but distant like

Vrubel, but a living reality – their friend,

mentor, and teacher. That publication of

the “Golden Fleece” played a most impor-

tant role in the formation of a correct his-

torical perspective on Borisov-Musatov’s

art and the appreciation of his significance

for the history of 20th-century art.

The “Golden Fleece” editors also

provided opportunities for readers to see

many “World of Art”’s leading artists –

Konstantin Somov, Léon Bakst,

Alexander Benois and Yevgeny Lansere.

The magazine printed many of their

works, including portraits and self-por-

traits commissioned by Ryabushinsky

especially for the publication – this gave

rise to the “Golden Fleece”’s consider-

able gallery of portraits. The prints were

accompanied with articles about the artist

or a dedication to him. The art of Mikhail

Nesterov, Nicholas Roerich, Konstantin

Bogaevsky, too, was presented on the

magazine pages with fitting reverence. As

for the young Muscovite innovators, only

Pavel Kuznetsov was given that much

attention.

Subsequently, trying to give the

reader a more than far-ranging knowl-

edge, the magazine was also intent on cul-

tivating the sensitivity for art in the wider

reading public, and not only the Russian

public at that: during its first six months

the “Golden Fleece” was published in

two languages, Russian and French, and

circulated in 11 of Russia’s largest cities,

as well as Europe and America. The new

magazine was very particular about not

only what was published but also about

how it was published. The magazine car-

ried mostly large-scale illustrations filling

up a whole page of the finest paper, the

artwork did not have textual inserts, and

its layout was carefully considered. Thus,

the juxtaposition of Vrubel’s self-portraits

and the faces of his “Prophets”,

“Seraphs” and “Demons” brings out the

divine nature of Vrubel’s gift, his “cho-

senness”.

The pages with Borisov-Musatov’s

artwork evoke a soft lyrical tone. An

important feature of these works is the

light-coloured backgrounds highlighting

the songlike fluid lines of Borisov-

Musatov’s compositions and the soft

modulations of his accords of colour. In

Roerich’s artwork, on the contrary, white

serves to deepen the gloomy shades of

black prevailing in many of the artist’s

pieces of the period. The magazine drew

the reader’s attention to the fact that dif-

ferent visual arts require different types of

approach. For instance, the “Fleece” fea-

tured two sculptural groups of Konstantin

Somov in four and six projections respec-

tively, from different sides, and against

different backgrounds. The magazine

seems to have been obviously interested in

graphics, the art form which is best suited

for print publication. The elegance and

subtlety of the lines and the beauty of

black spot inherent in the silhouettes in

Somov’s graphic pieces are brilliantly dis-

played; the magazine prints afford a fair

view of the beauty and rationality of

Lansere’s drawings, of the classic clarity

of Léon Bakst’s drawing style and the

charm and freedom of his plein-air “cro-

quis”or sketches.

The new magazine picked up and

successfully continued yet another

important initiative of the “World of Art”

– the popularization of the national artis-

tic heritage. Every year the magazine ded-

icated a substantial triple issue to this sub-

ject. The first among the heritage issues

was focused on Old Russian art: the issue

contains about 70 illustrations and the

material is divided into five sections

devoted to its different types and forms. It

is hard to overestimate the importance of

this publication. The reading masses were

for the first time introduced to an

unknown section of Russian art, a new

world of the nation’s sublime centuries-

old creative endeavour. The discovery of

Old Russian art as a powerful source of

aesthetic and spiritual inspiration was

highly important for setting a direction

for the young Russian artists’ quest and

shaping the principles of the Russian

avant-garde.

Next year, in 1907, the most impor-

tant heritage material was “Alexei

Venetsianov and His School”, and in

1908, it was the art of Nikolai Ge as the

best representative of the high-minded

“Peredvizhniki” (Wanderers) tradition.

And the centenary of Alexander Ivanov

was marked by the “Golden Fleece” by a

superb publication of Ivanov’s drawings

and watercolour pictures largely unknown

to the general public, accompanied by

Vasily Rozanov’s article.

However, for all its attention to the

art of the past the new magazine was first

and foremost directed to the future.

Considering itself responsible for the des-

Дягилев сообщал: «….проектирую <…>

журнал, в котором думаю объединить

всю нашу художественную жизнь, т.е.

в иллюстрациях помещать истинную

живопись, в статьях говорить откро-

венно, что думаю, затем от имени жур-

нала устраивать серию ежегодных выс-

тавок…»2 «Мир искусства» начал выхо-

дить в свет с 1899 года. В программной

статье «Сложные вопросы», предваряв-

шей первые две книжки журнала, из-

лагались новые эстетические принци-

пы, на основе которых объединились

молодые деятели нового петербург-

ского творческого содружества. В ней

провозглашались автономность искус-

ства и свобода творчества, утверждал-

ся приоритет личности творца, назна-

чение художественной критики фор-

мулировалось как «воспевание» всяко-

го нового проявления таланта. Одной

из важнейших задач журнала объявля-

лось воспитание широкого знания.

«Золотое Руно» выступил на арену

борьбы за новые эстетические принци-

пы спустя семь лет после выхода пер-

вых номеров «Мира искусства». Это

был пик русской революции. Прямо

перед появлением журнала в Москве в

декабре 1905 года власти жестоко

подавили Московское вооруженное

восстание. Свои принципы «Золотое

Руно», в отличие от «Мира искусства»,

излагал в духе революционного време-

ни – в форме манифеста, напечатан-

ного золотыми буквами на страницах

первого номера. В нем говорилось:

«В грозное время мы выступаем в путь.

Кругом кипит бешеным водоворотом

обновляющаяся жизнь… Мы сочув-

ствуем всем, кто работает для обновле-

ния жизни, мы не отрицаем ни одной

из задач современности, но мы твердо

верим, что жить без Красоты нельзя,

вместе с свободными учреждениями

надо завоевать для наших потомков

свободное, яркое, озаренное солнцем

творчество… И во имя той же новой

грядущей жизни мы, искатели золото-

го руна, развертываем наше знамя:

Искусство – вечно… Искусство –

едино… Искусство – символично…

Искусство – свободно…»

Название нового журнала выби-

ралось со смыслом. Его идея была из-

ложена тогда еще очень молодым поэ-

том и теоретиком символизма Андре-

ем Белым в рассказе «Аргонавты», где

нашли выражение неопределенные, в

духе символистской образности, ожи-

дания восторженных молодых русских

идеалистов. Белый призывал Челове-

чество, «свободу любя», покинуть став-

шую невыносимой для свободных лю-

дей Землю и улететь «в эфир голубой»,

к Солнцу. В рассказе содержался даже

конкретный план отлета. Главный ге-

рой – «великий писатель, отправляв-

шийся за Солнцем, как аргонавт за ру-

ном», – говорит: «Буду издавать жур-

нал “Золотое руно”. Сотрудниками

моими будут аргонавты, а знаменем –

Солнце. Популярным изложением ос-

нов солнечности зажгу я сердца. На

весь мир наведу позолоту. Захлебнемся

в жидком солнце»3.

Вышедший в свет в январе 1906

года первый номер «Золотого Руна» –

большой, красивый, сияющий золо-

том, словно наполненный солнечным

светом, – должен был поразить, обра-

довать, поднять дух, вселить надежду.

Рождение журнала под флагом Солнца

символизировало Восход новой Жиз-

ни. Солнце вставало, чтобы рассеять

сумрак Ночи, в которую была ввергну-

та тогда Россия. Новое издание имело

целью соответственно идее Андрея Бе-

лого «зажечь сердца» читателей «попу-

лярным изложением основ солнечно-

сти», т. е. идей символизма как нового

и самого передового направления в

культуре ХХ столетия.

Жизнь «Золотого Руна» началась

с представления основоположника

русского художественного символизма

Михаила Врубеля. Показом его произ-

ведений открывался первый, январ-

ский номер 1906 года. Художник дол-

гое время оставался непонятым свои-

ми современниками, но для молодых

московских символистов он был куми-

ром, воплощением самой символист-

ской идеи, неким духовным ориенти-

ром. Врубель стал своеобразным камер-

тоном «Золотого Руна», той высокой

нотой, на которую журнал себя на-

страивал. Личность этого художника-

небожителя определяла взятый «Золо-

тым Руном» курс и осеняла весь его

последующий путь до самого конца.

В каждом номере журнал знакомил

читателей с самыми значительными яв-

лениями современной художествен-

ной жизни страны, часто еще непоня-

тыми и неоцененными до той поры по

достоинству. Так, третий номер посвя-

щен Виктору Борисову-Мусатову – ос-

новоположнику русского живописного

символизма, который был для москов-

ских новаторов не только путеводной

звездой, прекрасной и далекой, как

Врубель, но живой реальностью – дру-

гом, наставником, Учителем. Эта пу-

бликация сыграла важнейшую роль в

формировании правильной историче-

ской оценки творческой личности Бо-

рисова-Мусатова и в понимании его

роли в истории искусства ХХ века.

Возможность персонального по-

каза на страницах «Золотого Руна» бы-

ла предоставлена и многим ведущим

мастерам «Мира искусства» – К.Со-

мову, Л.Баксту, А.Бенуа, Е.Лансере.

Здесь публиковалось большое число

произведений этих мастеров и помеща-

лись их портреты и автопортреты, спе-

циально заказанные для журнала Рябу-

шинским, – так возникла обширная

портретная галерея «Золотого Руна».

2Бенуа А. Возникновение

«Мира искусства». Л.,

1928. С. 27.

3Белый А. Аргонавты //

Белый А. Симфонии. Л.,

1991. С. 450.

3Bely, Andrei. Argonauts //

Bely, Andrei. Symphonies.

Leningrad, 1991.

P. 450–455.

М.А.Врубель

Авmопорmреm.

1904–1905

Бумага, угольный

и свинцовый

карандаши, сангина

35,5×29,5

ГТГ

Mikhail VRUBEL

Self-portrait.

1904-1905

Charcoal and lead

pencils, sanguine on

paper. 35.5 by 29.5 cm


П.В.Кузнецов

Рождение. 1906

Холст, пастель. 73×66

ГТГ

Pavel KUZNETSOV

Birth. 1906

Pastel on canvas

73 by 66 cm



Выставки


Current Exhibitions

Достойно и с таким же пиететом пред-

ставлены в «Золотом Руне» М.Нестеров,

Н.Рерих, К.Богаевский. Из молодых

московских новаторов подобного вни-

мания был удостоен лишь П.Кузнецов.

Журнал ставил перед собой зада-

чу воспитания художественного вкуса

в среде читающей публики, и не толь-

ко русской: первые полгода «Золотое

Руно» выходил на двух языках – рус-

ском и французском – и был ориенти-

рован на 11 крупнейших городов Рос-

сии, Европы и Америки. Наряду с тем,

чmо публикуется, большое значение

придавалось в новом журнале и тому,

как это делается. Иллюстрации в «Зо-

лотом Руне», в основном крупнофор-

матные, на всю полосу листа прекрас-

ной по качеству бумаги, не перебива-

ются текстом и размещаются с опреде-

ленным смыслом. Так, сопоставление

автопортретов Врубеля с ликами его

«Пророков», «Серафимов», «Демонов»,

подчеркивает избранность художника,

божественную природу его дара. Лис-

ты с изображением произведений Бо-

рисова-Мусатова рождают ощущение

нежной лирической мелодии. Важную

роль в них играют светлые фоны, на

которых отчетливо выявляются певу-

чие плавные линии мусатовских ком-

позиций и нежные интонации его цве-

товых созвучий. В материале о Рерихе,

наоборот, белое служит тому, чтобы

усиливать глубину господствующих во

многих работах художника сумрачных

черных тонов. Журнал направляет вни-

мание читателей на то, что каждый вид

изобразительного искусства требует

своего подхода к восприятию. Напри-

мер, две скульптурные группы Сомова

представлены на страницах «Руна» со-

ответственно в четырех и шести про-

екциях, на различных фонах. Чувству-

ется особый интерес журнала к специ-

фике графики, наиболее органичной

по своей природе печатному изданию.

Блестяще показаны здесь изящество и

тонкость линии, красота черного пятна

силуэтных рисунков Сомова; можно по

достоинству оценить по воспроизведе-

ниям журнала красоту и рациональность

работ Лансере, классическую ясность

графического стиля Бакста, прелесть и

свободу его натурных зарисовок.

Новый журнал подхватил и успеш-

но продолжил еще одно очень важное

начинание «Мира искусства» – популя-

ризацию национального художествен-

ного наследия. Ежегодно он посвящал

этому большой строенный номер. Те-

мой первой публикации такого рода

стало древнерусское искусство. Мате-

риал, содержащий около 70 иллюст-

раций, сгруппирован в пять разделов,

освещающих разные виды и формы

древнерусского искусства. Его значе-

ние трудно переоценить. Впервые ши-

рокой читающей массе открывался не-

tiny of Russian culture, the “Golden

Fleece” became engaged in efforts to

rebuild it. The magazine lent its pages to

heated discussions about the improve-

ment of art education, state institutions

and the guidance of art, and in all its

statements artists were viewed as the

prime pace setters in a renovated free

society. Although labeled by Soviet art

critics “apolitical”, on closer examina-

tion the “Golden Fleece” seems a living

personification of its times. More than

any other publication, this luxuriously

designed magazine gives us the feel of the

complexity of that tragic instant in

Russian history. The magazine compre-

hensively reflected both the upsurge of

social activism of those years and its harsh

realities; the exhilarating Utopian hopes

and the depressing sensation of hopeless-

ness and utter despair.

Starting from its second year, the

“Golden Fleece”, while remaining a

magazine of literature and criticism and

giving increasingly more space to music

became increasingly focused on the visual

arts; the magazine was establishing its

niche as an arts publication, upholding

the principles of Symbolism and bringing

to the general public the idea that these

principles were the most progressive ones.

From the very beginning the “Golden

Fleece” was closely focused on art exhibi-

tions. Exhibition reviews in the magazine

were always supplied with prints of the

works concerned and usually accompa-

nied with in-depth analyses of modern art

trends. Thus, several issues in a row

included exacting criticism of the 1906

“World of Art” exhibition organized by

Diaghilev, which was an epochal event.

The show exposed the nascent disagree-

ments between the group of Muscovite

Symbolists and St. Petersburg “retrospec-

tivists”, a split which was to grow over

time. The show left no doubts that these

artistic groups were not at all associates in

any quest for new trails in art. Thus the

organization of its own exhibitions

became the order of the day for the

“Golden Fleece”, and the magazine

promisingly set out on this path in 1907

arranging in Moscow the “Blue Rose”

exhibition.

The artist Sergei Vinogradov

recalled, “The first ‘Blue Rose’ show was

a sensation in the Moscow art world. And

it was organized with so phenomenally

refined beauty that had never previously

occurred.”4. A special issue of the

“Golden Fleece”, designed by the exhibi-

tion’s participants themselves in their

trademark styles, introduced the “Blue

Rose” to the reader and focused on analy-

известный пласт художественной куль-

туры, новый мир высоко духовного

национального творчества. Открытие

древнерусского искусства как мощно-

го источника эстетического и духовно-

го воздействия сыграло огромную роль

в направлении поисков молодых ху-

дожников и формировании принципов

русского авангарда.

В следующем, 1907 году самым

значительным в разделе наследия стал

материал, посвященный А.Г.Венециа-

нову и его школе, в 1908-м – творчест-

ву художника Николая Ге как лучшего

представителя высоко нравственной

традиции передвижничества. Столетие

со дня рождения Александра Иванова

«Золотое Руно» отметил замечательной

публикацией малодоступных для ши-

рокой публики рисунков и акварелей

художника в сопровождении статьи

В.Розанова.

При всем внимании к искусству

прошлого новое издание было прежде

всего нацелено на будущее. Считая се-

бя ответственным за судьбы русской

культуры, «Золотое Руно» включился

в борьбу за ее перестройку. На страни-

цах журнала горячо обсуждались во-

просы улучшения художественного об-

разования, государственной организа-

ции и руководства искусством, при

этом роль художника в жизни обнов-

ленного свободного общества рассма-

тривалась в качестве ведущей. Именуе-

мый советской критикой «аполитич-

ным», «Золотое Руно» при ближайшем

рассмотрении оказывается живым отра-

жением своего времени. Этот роскош-

ный, сияющий золотом журнал, как ни-

какое другое издание, позволяет реаль-

но ощутить всю сложность трагическо-

го момента русской истории. На его

страницах запечатлены и эмоциональ-

ный общественный подъем тех лет, и

суровая правда действительности, ок-

рыляющие утопические надежды и тя-

желое ощущение безвыходности и пол-

ного отчаяния.

Начиная со второго года суще-

ствования «Золотое Руно», продолжая

оставаться литературным и критиче-

ским, расширяя музыкальный отдел,

все более концентрировался на изо-

бразительном искусстве, определяясь

как художественный журнал и всяче-

ски содействуя развитию и популяри-

зации принципов символизма в каче-

стве самых прогрессивных. Художест-

венные выставки всегда были предме-

том его пристального внимания. Обзо-

ры выставок в журнале неизменно со-

держали обширный показ экспонатов

и сопровождались обычно серьезным

анализом процессов, происходивших

в современном искусстве. Так, в нес-

кольких номерах строгому обсужде-

нию была подвергнута организованная

Дягилевым выставка «Мира искусства»

4Vinogradov, Sergei. About the “Blue Rose” exhibition, Nikolai

Ryabushinsky’s talent and “Feast of Roses” in his Kuchina” //

Vinogradov, Sergei. Moscow of Yore. Riga, 2001. p. 143.

Кес Ван Донген

Дама с черной

перчаmкой 1907–1908

Холст, масло. 73×91

ГМИИ им. А.С.Пушкина

Kees VAN DONGEN

La Dame aux Gants Noirs

(Lady with a Black Glove)

1907–1908

Oil on canvas. 73 by 91 cm

Pushkin Fine Arts Museum

Винсент Ван Гог

Ночное кафе. 1888


Художественная галерея

Иельского Университета,

Нью-Хейвен

Vincent VAN GOGH

Café de Nuit

(The Night Café). 1888

Oil on canvas

70 by 89 cm

Yale University Art Gallery,

New Haven

М.С.Сарьян

Авmопорmреm. 1909

Картон, темпера. 47,8×44,2

ГТГ

Martiros SARYAN

Self-portrait. 1909

Tempera on cardboard

47.8 by 44.2 cm


Н.С.Гончарова

Сбор яблок


ГРМ

Natalya GONCHAROVA

Harvesting Apples

Oil on canvas

103 by 71cm

State Russian Museum


Выставки


Current Exhibitions

1906 года, ставшая по своему значению

эпохальной. Она открыто обнажила

уже наметившиеся и все более нара-

ставшие противоречия между группой

московских символистов и петербург-

скими ретроспективистами. После выс-

тавки уже не было сомнений в том, что

эти художественные группы отнюдь не

попутчики в поисках новых путей в

искусстве. Назревала необходимость в

собственной выставочной деятельно-

сти «Золотого Руна». Она блистатель-

но началась с организации в 1907 году

в Москве «Голубой Розы».

Художник Сергей Виноградов

вспоминал: «Первая выставка «Голубой

Розы» была сенсацией в московском

мире искусства. И устроена она была с

такой исключительной изысканности

красотой, что подобного не видали ни-

когда»4. Представлению «Голубой Ро-

зы» и анализу проблем, связанных с ее

деятельностью посвящен специальный

номер «Золотого Руна», оформленный

самими участниками экспозиции в

свойственной им стилистике. Журнал

убедительно, серьезно и с большим вку-

сом преподнес выставку читателям и

сумел тогда же, в статье Сергея Маков-

ского, дать правильную историческую

оценку явлению, которое именно с

этого момента окончательно обрело

свое имя и статус. Став вершиной сим-

волизма в изобразительном искусстве,

«Голубая Роза» обнажила и большие

проблемы, с которыми столкнулось это

художественное направление: матери-

альное по своей природе пластическое

искусство оказалось в творчестве голу-

борозовцев перед угрозой исчезнове-

ния. Следовало найти средства вернуть

живописи ее природу, не изменяя при

этом главным эстетическим принци-

пам символизма. Новые задачи, вста-

вавшие перед русским искусством, оп-

ределенным образом корректировали

курс журнала. Направление поисков

«Золотого Руна» 1908–1909 годов впол-

не отчетливо было сформулировано од-

ним из членов голуборозовского со-

дружества – художником В.Милиоти:

«И если русское искусство хочет стать

нужным для русской культуры, оно

должно приобщиться той великой ду-

шевной глубины, бодрости и веры, ко-

торые оставили нам как завет первые

учителя передвижничества, и впитывать

в себя завоевания великого живописно-

го Запада, ища новых форм для обнов-

ленных внутренних переживаний»5.

Эта задача стала определяющей в

деятельности «Золотого Руна» на про-

тяжении следующих двух лет. Журнал

планировал организацию в Москве

совместного выступления русских и

французских современных художни-

ков на выставке под названием «Салон

Золотого Руна», открытие которой пред-

полагалось приурочить к годовщине

«Голубой Розы» – 18 марта 1908 года.

«Приглашая французских художни-

ков к участию на выставке, – заявляли

устроители, – группа «Золотого Руна»

преследовала двоякую цель: с одной

стороны, путем сопоставления русских

и западных исканий ярче осветить

особенности развития молодой русской

живописи и ее новые задачи; с другой –

подчеркнуть черты развития, общие

русскому и западному искусству, т.к.

при всем различии национальных пси-

хологий (французы – более сенсуа-

листы, у русских художников больше

одухотворенности), новые искания мо-

лодого искусства имеют некоторые об-

щие психологические основы. Здесь –

преодоление эстетизма и историзма,

там – реакция против неоакадемизма,

в который выродился импрессионизм.

Если родоначальниками этого движе-

ния во Франции были Сезанн, Гоген

и Ван Гог, то первый толчок в России

был дан Врубелем и Борисовым-Му-

сатовым»6.

5 апреля 1908 года в Москве в

доме Хлудовых на углу Рождественки

и Театрального проезда открылась не-

бывалая по своему размаху и значению

в истории русского искусства ХХ сто-

летия выставка «Салон Золотого Руна».

Это был первый за пределами Фран-

ции столь представительный показ

нового французского искусства, тогда

еще не имевшего широкого признания

даже в самом Париже, не говоря уже о

других городах Европы. Лишь два года

спустя выставка французского импрес-

сионизма состоялась в Лондоне. «Са-

лон» знакомил российского зрителя

со всем спектром французских ху-

дожественных направлений рубежа

ХIХ–ХХ веков. Журнал организовал

полное и всестороннее представление

выставки на своих страницах, провел

широкую кампанию по популяризации

французского искусства, уделив боль-

шое внимание анализу общих проблем,

встававших тогда перед представителя-

ми обеих художественных школ. Об-

ширный изобразительный материал

сопровождали три обстоятельные ста-

тьи о французском искусстве.

11 января 1909 года открылась вто-

рая организованная журналом выс-

тавка, которая продолжила начатую

«Салоном» традицию общих с францу-

зами творческих встреч. В ней приня-

ли участие 16 русских художников (по

голуборозовской традиции), предста-

вивших 111 произведений, и 10 фран-

цузских мастеров, демонстрировавших

44 работы. Среди французов на этот

раз предпочтение отдали художникам

новейших течений – в выставке при-

нимали участие Ж.Брак, А.Дерен,

К. ван Донген, А.Марке, А.Матисс,

Ж.Руо, М.Вламинк.

Последняя выставка журнала от-

крылась в конце 1909 года и продол-

жалась в течение всего января следую-

щего, 1910 года, когда «Золотое Руно»

официально уже закончил свою дея-

тельность. В ней участвовали только

русские художники. Возможно, причи-

на этого заключалась в материальной

стороне вопроса, но и сама надобность

в контактах русских мастеров с фран-

цузами к тому времени в значительной

степени отпала. Роль «Золотого Руна»,

по сути, была сыграна. Почти каждый

из членов золоторунной группы де-

монстрировал на выставке 10 и более

произведений, особенной активностью

отличился М.Ларионов, выставивший

22 работы.

Особенно важно отметить то, что

в состав группы «Золотого Руна» на

третьей выставке влились новые моло-

дые авангардисты И.Машков, П.Кон-

чаловский, А.Куприн, Р.Фальк. В кон-

це 1910 года они совместно с М.Лари-

оновым, Н.Гончаровой, А.Лентуловым,

В.Кандинским и К.Малевичем высту-

пили самостоятельно как новое аван-

гардное объединение под названием

«Бубновый валет». Эта группа русских

живописцев тоже испытала благотвор-

ное французское влияние на выстав-

ках «Золотого Руна». В отличие от го-

луборозовцев, их привлекла мощная

«вещность» искусства Сезанна. Заро-

дившись в лоне голуборозовского но-

ваторства, русский авангард с этого

времени «оторвался» от «Голубой Ро-

зы» и начал самостоятельное неудержи-

мое движение вперед. «Голубая Роза»

и «Золотое Руно» явились его питатель-

Impressionists was mounted in London.

The “Salon” introduced Russian audi-

ences to an entire range of French artistic

trends of the turn of the 19th and the 20th

centuries. Lending its pages to a full and

comprehensive coverage of the exhibi-

tion, the magazine put considerable effort

into popularizing French art with a major

analytical focus on the challenges com-

mon to both the Russian and French

artistic groups. The numerous illustra-

tions were accompanied with three con-

siderable articles about French art.

January 1909 saw a second exhibi-

tion sponsored by the magazine, continu-

ing the tradition of Russo-French art

encounters initiated by the “Salon”. The

participants included 16 Russian artists

working in the “Blue Rose” tradition and

ten French artists. The Russian artists

contributed 111 pieces, the French 44.

From the French artists, preference was

given to exponents of the newest trends –

the French participants included Georges

Braque, André Derain, Kees Van

Dongen, Albert Marquet, Henri Matisse,

George Rouault, and Maurice de

Vlaminck.

The magazine’s last exhibition

opened at the close of the same year,

1909, and stayed open throughout

January 1910, when the “Golden Fleece”

magazine was already officially discontin-

ued. That show differed considerably

from the first two. Only Russian artists

participated; probably money was the

issue there. But by that time there was no

longer a great need felt for contacts

between Russian and French painters.

The “Golden Fleece”’s mission was by

and large accomplished. The innovative

contributors to the third show included

the members of the – by then – well-

established “Golden Fleece” group.

Nearly each one of them contributed ten

or more pieces, and Larionov, remarkably,

contributed 22. But what was most

important, the “Golden Fleecers” at the

third show were joined by new young

avant-garde artists – Ilya Mashkov, Pyotr

Konchalovsky, Alexander Kuprin, and

Robert Falk. Soon afterwards, late in

1910, these artists, joining forces with

Mikhail Larionov, Natalya Goncharova,

Aristarkh Lentulov, Vasily Kandinsky and

Kasimir Malevich, formed a new, inde-

pendent avant-garde group called “Knave

of Diamonds”. That group of Russian

painters too was not immune to the bene-

ficial French influences originating from

the “Golden Fleece” shows. Unlike the

“Blue Rose” artists, they were more

attracted to powerful “materiality” à laCézanne. Having germinated within the

“Blue Rose” innovation, the Russian

avant-garde at that time “detached itself”

from that movement and set out on a pro-

gressive independent path. The “Blue

Rose” and “Golden Fleece” were its

breeding grounds, providing the impetus.

sis of problems relating to the group’s

activity. The magazine persuasively,

earnestly and with great taste introduced

the exhibition to readers and, especially

valuably and importantly, ran Sergei

Makovsky’s article providing the correct

historical perspective on the phenomenon

which acquired that name and status after

the publication of the issue.

The “Blue Rose” embodied and

expressed the aesthetic principles of

Symbolism in the visual arts. But as its

highest point the “Blue Rose” also

brought to the forefront the considerable

problems that this artistic movement

faced. There was nowhere else to go along

this path: figurative art, material in its

essence, came close to disappearance in

the movement’s art. What needed to be

done was to find a means to take art back

to its nature without betraying the main

aesthetic principles of Symbolism. In

light of this, the new challenges facing

Russian art also influenced the maga-

zine’s new course. The essence of the

quest pursued by the “Golden Fleece” in

1908-1909 was neatly formulated by one

of the “Blue Rose” artists Vasily Milioti

and published in the magazine. “And if

Russian art wants to see itself demanded

by Russian culture,” the article said, “it

must partake of that great spiritual depth,

vigour and faith bequeathed to us by the

‘Peredvizhniki’ teachers, and absorb the

achievements of the great Western art

while looking for new forms to express

feelings and emotions.”5

That goal became dominant in the

“Golden Fleece”’s activities over the two

years that followed. The magazine

planned to organize in Moscow a joint

show of modern Russian and French

artists named the “Salon of ‘Golden

Fleece’”, and its opening was timed to

coincide with an anniversary of the “Blue

Rose”, March 18, 1908. “Inviting the

French artists to participate in the show,”

said the article, “the ‘Golden Fleece’ has

pursued two objectives: on the one hand,

through comparison of the quest pursued

by Russian and Western artists to better

illuminate the distinct features of the

young Russian art and new challenges

facing this art; on the other hand, to high-

light the patterns of development com-

mon for Russian and Western art, because

for all the differences between the nation-

al mentalities (the French are more sen-

sual, while the Russian artists are more

spiritual) the novel explorations of the

fledgling art have some common psycho-

logical foundations. Here we have the

negation of aestheticism and historicism,

and there we have a recoil from Neo-aca-

demicism into which Impressionism

degenerated. Whereas in France this

movement was originated by Cézanne,

Gauguin and Van Gogh, in Russia the ini-

tial impulse came from Vrubel and

Borisov-Musatov.”6

On April 5 1908 in Moscow in the

home of the Khludov family, at the corner

of Rozhdestvenka Street and Teatralny

Proezd, the “Salon of ‘Golden Fleece’”

exhibition opened, unprecedented in its

scope and significance for the history of

20th-century Russian art. It was the first

time that the fledgling French art, then

not yet widely appreciated even in Paris,

let alone other European cities, was fea-

tured so prominently outside France.

Only two years later a show of the French

4Виноградов С. О выстав-

ке «Голубой Розы», та-

ланте Н.П.Рябушинского

и «Празднике роз» в его

Кучине» // Виноградов С.Прежняя Москва. Рига,

2001. С. 143.

5Милиоти В. Забытые заве-

ты // Золотое Руно, 1909,

№ 4. С. V.

6Каталог выставки картин

«Золотое Руно». М, 1909.

5Milioti, Vasily. Forgotten

Precepts // “Golden Fle-

ece”, 1909, No. 4, p.V.

6Catalogue of the “Golden

Fleece” exhibition. Mos-

cow, 1909.

П.С.Уткин

Займище. 1908

Холст, темпера

72×55,9

ГТГ

Pyotr UTKIN

River Floodplain. 1908

Tempera on canvas

72 by 55.9 cm


М.Д.Добужинский

Эскиз декорации

к Сmаринному

mеаmру. «Распуmье»

(Игра о Робене и

Марион по пасmорали

Адама дела Аль). 1907

Картон, гуашь,

белила, бронза,

аппликация. 32,4×43,7

Государственный

центральный театральный

музей им. А.А.Бахрушина,

Москва

Mstislav

DOBUZHINSKY

“Cross-roads”. Stage

design for “Robin et

Marion”, a pastorale by

Adam de la Halle.

Antique Theatre. 1907

Gouache, white, bronze

paint, gold foil collage

on cardboard

32.4 by 43.7 cm

Bakhrushin Theatrical

Museum, Moscow


Выставки


Current Exhibitions

ной средой, дали ему импульс, толчок.

Сама «Роза», серьезно перестроившись

под воздействием французского ис-

кусства, избрала особый путь разви-

тия, который также оказался вполне

современным и художественно убеди-

тельным и занял достойное место ря-

дом с русским авангардным движением.

Журнал уходил достойно, с честью

выполнив все поставленные перед ним

задачи. В прощальном обращении Ре-

дакции говорилось: «Расставаясь теперь

с читателями, мы вовсе не чувствуем

себя утомленными. Ни постоянная

борьба, которую мы в продолжение

более трех лет ведем за дорогое для нас

будущее искусства, ни громадные тех-

нические трудности печатания худо-

жественного отдела, ни систематиче-

ская конфискация наших номеров и

изданий цензурой, ни равнодушие и

кампании газетной критики не поко-

лебали нашей энергии. Но теперь мы

ясно чувствуем, что течения, которые

мы отстаивали как в области литерату-

ры, так и в области живописи уже до-

статочно окрепли и выразились, чтобы

развиваться самостоятельно и что “Зо-

лотое Руно” в этом отношении уже ис-

полнил свою миссию… Заканчивая на-

шу четырехлетнюю работу, мы уходим

со спокойной уверенностью, что ничто

уже не сможет заглушить и уничтожить

тех художественных принципов, за ко-

торые боролось “Золотое Руно”»7.

Право подводить итоги деятель-

ности журнала Редакция оставила

нам, потомкам, считая, «что объектив-

ная оценка достигнутого и не достиг-

нутого <…> принадлежит только буду-

щему»8. Действительно, в перспективе

длиною в сто лет все обретает свою

истинную ценность, очищаясь от слу-

чайного и мелкого, что в пылу борьбы

подчас выступало на первый план.

Явление, вошедшее в историю

культуры ХХ столетия под названием

«Золотое Руно», сыграло в ней поис-

тине судьбоносную роль. В пору, ког-

да русское искусство искало возмож-

ности применения бродивших в нем и

готовых прорваться наружу могучих

сил, «Золотое Руно», став идеологиче-

ским центром русского искусства,

определявшим художественное созна-

ние эпохи, исторически точно осмыс-

лив и оценив происходящее, напра-

вило эту энергию в нужное русло и

оказало активное всестороннее со-

действие ее свободному проявлению.

Новое поколение русских художни-

ков, обретя уверенность, взяв равне-

ние на великих французских новато-

ров, понеслось по этому пути с такой

русской удалью и размахом, что вско-

ре оказалось впереди тех, кого пона-

чалу догоняло и, в свою очередь, по-

влекло их вслед за собой к новым, еще

более смелым открытиям. Ничто уже

не смогло заглушить и уничтожить тех

художественных принципов, за кото-

рые боролось «Золотое Руно».

Сто лет назад «Золотое Руно» со-

действовало формированию в русской

культурной среде такого художествен-

ного мышления и понимания истори-

ческой ценности важнейших явлений

европейского и русского искусства на-

чала ХХ века, которое, по существу, не

изменилось и по сей день. И нет ника-

кого сомнения в том, что деятельность

этого художественного журнала опре-

делял и осуществлял не кто иной, как

сам издатель – Николай Рябушин-

ский. Факты свидетельствуют о том,

что именно он придумывал, планиро-

вал, организовывал, приглашал к уча-

стию, ездил и уговаривал, отбирал на

выставки работы великих и малоиз-

вестных, но перспективных, по его ра-

зумению, мастеров. Это он заказывал

портреты тех деятелей, которых считал

наиболее достойными, и, как показа-

ло время, ни разу не ошибся в выборе,

это он все финансировал, не пресле-

дуя никакой материальной выгоды, а

имея одни лишь непомерные даже при

его богатстве расходы. Это был поис-

тине его патриотический подвиг. Ни-

колай Рябушинский сыграл свою роль

в истории и остался в ней яркой звез-

дой. Его вклад, и прежде всего это ка-

сается судеб русского изобразительно-

го искусства, не менее, если не более

значителен, чем вклад Сергея Дягиле-

ва. Обе эти фигуры достойны стоять в

истории отечественной культуры ХХ

века рядом, хотя судьбы их сложились

по-разному. Фортуна Рябушинского

оказалась много суровей. Его не по-

няли и не приняли современники и

пока еще не в должной мере оценили

потомки.

И в заключении – еще раз о самом

журнале. Помимо всего вышесказанно-

го, «Золотое Руно» представляет собой

еще и уникальный памятник графиче-

ского искусства начала ХХ столетия,

объединивший вокруг себя все лучшие

силы русской графики того времени.

Здесь найдено гармоническое соотно-

шение текста и иллюстраций, проду-

мано взаимодействие типографского

шрифта и живого штриха художест-

венного рисунка. Многочисленные за-

ставки, концовки, буквицы, заглавные

листы разделов, выполненные круп-

нейшими мастерами «Мира искусства»

и «Голубой Розы», становятся органи-

ческой частью текста, а текст, в свою

очередь, превращается в произведение

графического искусства.

Сам облик журнала стал формой

воспитания вкуса, чувства прекрасного

в широкой читательской массе. И это

несомненно сыграло свою благотвор-

ную роль в популяризации данного из-

дания сто лет назад и в привлечении

глубокого интереса к журналу и тому

эпохальному явлению, которое име-

нуется «Золотым Руном», в наши дни.

Meanwhile the “Rose” itself, significant-

ly reformed under French influences,

chose a unique course to pursue, which,

in the art of the movement’s prominent

artists, also proved its relevance and artis-

tic persuasiveness and took its rightful

place on the same plane as the Russian

avant-garde movement.

The magazine closed after it had bril-

liantly met the challenging goals it set for

itself and become a hallmark of its times: it

was exiting with dignity. In their farewell

address the editors wrote, “Parting now

with our readers, we do not feel the slight-

est hint of fatigue. Neither the unremitting

struggle we have been engaged in, over

more than three years, for the sake of art’s

future of our vision, nor the great technical

difficulties associated with printing the

illustrations, nor the regular confiscation

of our issues and publications by the cen-

sors, nor the indifference and the offen-

sives on the part of the newspaper review-

ers have sapped our energy. But now we

clearly feel that the movements that we

have been advocating both in literature and

in the visual arts have become sufficiently

strong and full-fledged to sustain an inde-

pendent development from now on and

that the “Golden Fleece” in this respect

has accomplished its mission… Rounding

up our effort of four years, we exit perfect-

ly assured that there will be nothing to

silence and ruin the artistic principles that

the ‘Golden Fleece’ has been champi-

oning.”7.

The magazine editors left it to us,

their descendants, to strike the final bal-

ance, believing that “only the future gen-

erations … are to judge without bias the

achievements and failures.”8 And indeed,

from the distance of a hundred years,

everything is restored to its true stature,

cleansed from superficial minutiae which,

in the heat of struggle, sometimes took

centre stage.

The phenomenon that came to be

known in the history of 20th-century

Russian culture under the name of

“Golden Fleece” played an epochal role.

At the time when Russian art was seeking

out venues where it could apply the pow-

erful energies fermenting within it and

ready to burst out, the “Golden Fleece”

when it became the ideological centre of

Russian art that shaped the era’s artistic

consciousness and conceptualized and

appraised what was going on from histor-

ically correct positions, channeled these

energies in the right direction and did all

it could to ensure free expression for this

art. When the new generation of Russian

artists became self-reliant enough and

looked to the French innovators as the

model, they raced along this path with

such a purely Russian daring and vigour

that soon they outran those whom they

were trying to catch up with and, more-

over, carried them along to new, bolder

discoveries. And indeed, from then on

nothing could “silence and ruin the artis-

tic principles that the ‘Golden Fleece’

[had] been championing.”

One hundred years ago the “Golden

Fleece” contributed to the shaping,

within the Russian artistic environment,

of an artistic consciousness and appreci-

ation of the historical value of the most

important phenomena of European and

Russian art of the early 20th century

which have survived essentially intact to

this day. And there is no doubt that the

overall activities of that arts journal, a

leader of its time, and the journal’s

actions in individual cases were thought

out and carried through by none other

than the publisher himself, Nikolai

Ryabushinsky. It is known for a fact that

he generated the ideas, planned, organ-

ized, invited, made visits and coaxed; he

selected for the shows the works of great

artists and artists little-known, still strug-

gling but, in his opinion, promising; he

commissioned portraits of those public

figures whom he considered most worthy

and, as time showed, he never once was

mistaken in his choice; and he financed it

all without seeking material gain for him-

self but only expending his wealth, the

costs being outrageous even for his great

fortune. That was the true feat of a patri-

ot, and such was his victory. Leaving his

mark in history, he is remembered as a

bright star.

Ryabushinsky’s contribution, and

this refers most of all to the Russian visu-

al arts, is equal to, if not greater than that

of Sergei Diaghilev. These two personali-

ties deserve equal respect as the true inno-

vators of 20th-century Russian culture,

although their lives were different.

Ryabushinsky had far less good luck: he

was not understood and appreciated by

his contemporaries, and future genera-

tions have yet to give him his due.

A few words by way of conclusion.

In addition to everything above, the

“Golden Fleece” is also a unique artefact

of graphic art of the early 20th century

which united Russia’s best graphic artists

of that time. The magazine’s design is

marked by a harmonious combination of

text and illustrations and a neat equilibri-

um between printing type and the live

lines of the images pictured. The head-

pieces, tailpieces, decorative initials by

the most prominent artists of the “World

of Art” and the “Blue Rose” groups

become an integral part of the text, while

the text becomes a piece of graphic art.

The look of the magazine itself came

to foster good taste, sensitivity to the visu-

al image, and a sense of beauty in the gen-

eral reading public. And this undoubtedly

was conducive to the magazine’s fame a

century ago, and to the present revival of

interest in the magazine and the epochal

phenomenon behind it at large, called the

7От Редакции // Золотое

Руно, 1909, № 11–12.

С. 107.

8Там же.

7Editorial // No. 11-12,

p.107.

8Ibid.

Заглавный лист

художественного

отдела журнала


1906, № 7-8-9

(по эскизу

И.Я.Билибина)

Title-page of the Art

Section of the “Golden

Fleece” magazine

(1906, #7-8-9) designed

by Ivan Bilibin

Л.С.Бакст

Колокольный звон.

Памяmи Борисова-

Мусаmова

Рисунок для журнала

«Золотое Руно». 1906

Léon BAKST

Tolling of Bells.

To the Memory

of Borisov-Musatov

Drawing for the

“Golden Fleece” maga-

zine 1906

Н.П.Феофилактов

Виньетка для журнала

«Золотое Руно». 1906

Nikolai

FEOFILAKTOV

Vignette for

the “Golden Fleece”

magazine. 1906

Марка журнала


(по эскизу

Е.Е.Лансере)

Graphic sign of the

“Golden Fleece”

magazine designed by

Yevgeny Lansere

Documents

Ида Гофман «ЗОЛОТОЕ РУНО» - Tretyakov Gallery · 2014-07-18 · Ида Гофман у истоков русского авангарда «ЗОЛОТОЕ РУНО»