ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНТСТВО ПО ОБРАЗОВАНИЮГосударственное образовательное учреждение

высшего профессионального образования«Алтайская государственная педагогическая академия»

Лаборатория «Народная письменная культура»

К.И. Бринев

Теоретическая лингвистикаи судебная лингвистическая экспертиза

Монография

Барнаул – 2009

2

Рецензенты:доктор филологических наук профессор П.А. Катышев (КемГУ);

доктор филологических наук профессор Т.В. Чернышова (АлтГУ);доктор филологических наук профессор Н.Б. Лебедева (АлтГПА)

Научный редактордоктор филологических наук, профессор,

академик МАН ВШН.Д. Голев

Бринев, К.И.Теоретическая лингвистика и судебная

лингвистическая экспертиза : монография / К.И. Бринев ; подредакцией Н.Д. Голева. – Барнаул : АлтГПА, 2009. – 252 с.

ISBN 978-5-88210-464-0

Монография посвящена описанию нового вида судебныхэкспертиз – судебной лингвистической экспертизы. В монографииисследованы теоретические основы лингвистическойэкспертологии, охарактеризованы задачи, стоящие передлингвистом-экспертом при проведении судебной лингвистическойэкспертизы, очерчены пределы компетенции лингвиста-эксперта.

Издание ориентировано на специалистов в областиюридической лингвистики (преподавателей,лингвистов-экспертов), а также судей, следователей, дознавателей,адвокатов, юрисконсультов.

ISBN 978-5-88210-464-0

© Алтайская государственнаяпедагогическая академия, 2009

© Бринев, К.И., 2009

3

СОДЕРЖАНИЕ

От редактора: Взаимоотношения языка, права иистины в монографии К.И. Бринева…………..……………….7

ВведениеТеоретическая лингвистика, теория истиныи судебная лингвистическая экспертиза….………………….15А) Субъективистская теория истиныв теоретической лингвистике…………………………………….16В) Принцип реализма в теоретической лингвистике и его прикладное значение. Истина как соответствие фактам…........21С) Истина как соответствие фактам и необходимость лингвистической экспертизы........................................................25

Глава Ι. Общая характеристика судебной лингвистическойэкспертизы

1.1. Судебная лингвистическая экспертизакак отрасль юридической лингвистики……………...………….301.2. Проблема разграничения лингвистического июридического уровней в лингвистической экспертизе……..….33

1.3. Лингвистическая экспертизав процессуально-юридическом аспекте1.3.1. Субъект экспертизы. Типы экспертиз…………………….371.3.2. Место лингвистической экспертизы в процессеустановления фактов, имеющих значение дляразрешения дела…………………………………………………..401.3.3. Выводы эксперта. Оценка экспертизы следственным исудебным органом…………………...............................................44

1.4. Лингвистическая экспертиза как исследованиепродуктов речевой деятельности1.4.1. Объект и предмет лингвистической экспертизы…….…..471.4.2. Цели и задачи лингвистической экспертизы.Пределы компетенции лингвиста-эксперта..………………........51

4

1.4.3. Проблема метода лингвистической экспертизы………....581.4.3.1. Интроспективные методы.Метод субституции спорных смыслов……………….…………591.4.3.2. Экспериментальные методы………………….…………651.4.4. Исследовательский аспект выводовэкспертного заключения………………..………………………..671.5. Проблема отнесения лингвистической экспертизык определенному роду судебных экспертиз………………….…70

Глава ΙΙ. Общая характеристика экспертных задач, решаемыхпри производстве лингвистической экспертизы в рамках

различных категорий дел

2.1. Судебная лингвистическаяэкспертиза по делам об оскорблении2.1.1. Общая характеристика экспертныхзадач по делам об оскорблении………………………..………...732.1.2. Оскорбление как феномен права……………………….....752.1.3 Феномен оскорбления в правосознании лингвиста……....822.1.4. Решение проблемы оскорбления в лингвистическойэкспертологии……………………………………………………..862.1.5. Оскорбление как форма речевого поведения(оскорбление как речевой акт)……………………………….......952.1.6 Другие формы речевого поведения, способныевызывать перлокутивный эффект обиды(обвинение и понижение статуса)………...………………….....1032.1.7. Проблемы экспертной квалификациинеприличной формы……………………………………………...104

2.2. Судебная лингвистическая экспертиза по деламклевете и распространении не соответствующихдействительности порочащих сведений2.2.1. Общая характеристика экспертных задач………..………1072.2.2. Фактитивные и оценочные утверждениякак феномен права………………………………………………..1082.2.3. Проблема разграничения категорий«событие», «оценка», «факт», «мнение»……………………......109

5

2.2.3.1 Проблема разграничения категорий«сведений / мнение», «оценка / факт»…………………………...1092.2.3.2. Противопоставление определенныхи неопределенных высказываний……………………….…….....1162.2.3.3. Противопоставление оценочных иописательных (дескриптивных) высказываний………………….1232.2.3.4. Проблема разграничения категорий«факт» и «событие»…………………………………………..…….132

2.3. Судебная лингвистическая экспертизапо делам о разжигании межнациональной, религиозной,социальной розни и призывам к экстремистской деятельности2.3.1 Общая характеристика экспертных задач.Призывы как феномен права…………………………………........1372.3.2. Призыв как речевой акт……………………………………..140

2.4. Судебная лингвистическаяэкспертиза по делам, связанным с угрозой2.4.1. Общая характеристика экспертных задач…………………..1422.4.2. Угроза как феномен права……………………………..…….1442.4.3. Угроза как речевойакт………………………………….........147

1..5 Некоторые задачи, решение которыхне требует привлечения специалиста,обладающего познаниями в областилингвистики………………..1501..5.1. Установление наличия / отсутствия негативнойинформации о лице / группе лиц……………………………..........1501..5.2. Квалификация информации на предметее отношения к наркотическим и психотропным веществам........152

Глава ΙΙΙ. Решение экспертных задач в рамках различныхкатегорий дел

3.1. Решение экспертных задач по делам об оскорблении

6

3.1.1. Экспертная ситуация1………………………………….........1543.1.2. Экспертная ситуация2………………………………..……...159

3.2. Решение экспертных задач по делам о распространениине соответствующих действительности порочащих сведений3.2.1. Экспертная ситуация1……………………………………….1723.2.2. Экспертная ситуация2……………………………..………...178

3.3. Решение экспертных задач по делам о разжиганиинациональной, религиозной, социальной розни ипризывам к экстремистским действиям3.3.1.Экспертная ситуация 1………………………………..…....1953.3.2. Экспертная ситуация 2……………………………...……..211

3.4. Решение экспертных задачпо делам, связанным с установлением угрозыЭкспертная ситуация 1…………………………………..……….221

Заключение……………………..………………………………..229Приложение. Типовые вопросы и пределы компетенциилингвиста-эксперта в рамках решения экспертных задачпо различным категориям дел……………..…………………….235Список литературы…….…………………………………….....243Список условных сокращений……….………………………..251

7

От редактора:Взаимоотношения языка, права и истины в монографии

К.И. БриневаСпецифическая отрасль научного знания –

юрислингвистика, возникающая в настоящее время в зоневзаимодействия языка и права, – приобрела в последнеедесятилетие в отечественной науке исключительную актуальность.В центральных и региональных изданиях выходят статьи имонографии, защищаются диссертации, проводятся конференцииразного статуса. Регулярный межвузовский сборник научныхтрудов «Юрислингвистика», издаваемый в Барнауле и Кемерове,превращается в фактически специализированныйжурнал-ежегодник. Общественный интерес к юрислингвистикеотражает Интернет, в котором легко найти сайты, страницы,дискуссии по вопросам взаимоотношений языка и права. Регулярнопоступают сообщения об открытии все новых лингво-экспертныхсообществ. Высшее образование откликается на социальнуювостребованность в специалистах по юридической лингвистикеоткрытием соответствующих специальностей и специализаций.Нет сомнения в том, что катализатором этих процессов сталапотребность в развитии лингвистической экспертизы разногостатуса и содержания; в первую очередь – судебной экспертизыспорных текстов и экспертизы документов (законопроектов,договоров) при их подготовке и интерпретации.

На этом фоне монография К.И. Бринева «Теоретическаялингвистика и судебная лингвистическая экспертиза» – не рядовоеиздание, поскольку, обобщая накопленный опыт, она вводит его вновую парадигму, рассматривает взаимодействие языка и права сновых сторон и тем самым поднимает юрислингвистику на болеевысокий уровень.

Главную методологическую особенность исследования К.И.Бринева мы видим в совмещении в нем парадигм трех наук:лингвистики, юриспруденции и учения об истине.Лингвистическая экспертология составляет здесь особый аспект,выступая в роли своеобразной линзы, через которуюрассматриваются и язык, и право, и истина. Одновременнолингвистические экспертизы играют роль материала, из анализа

8

которого исследователь извлекает знания о языке. Впрочем, вразных разделах работы лингвистическая теория илингвистическая экспертиза (феномены, названия которыхвынесены в заглавие работы) нередко меняются статусами объекта,предмета и материала исследования. Неоднозначен и ответ навопрос (достаточно часто задаваемый юрислингвистам), в какомаспекте выполнено юрислингвистическое исследование: в аспекте«Лингвистика для экспертизы» (это направление обычно легко иохотно признается лингвистами, тем самым утверждается еепреимущественно прикладной характер) или в аспекте «Экспертизадля лингвистики» (такой аспект обычно приходится доказывать идоказательства не лежат на поверхности, поэтому до сих порфундаментальное значение юрислингвистики для теории языка нераскрыто в достаточной мере). При всем понимании значимостинаучных результатов исследования К.И. Бринева для общей илингвистической экспертологии, мы склонны видеть в центре егоработы именно второй аспект. Впервые в отечественнойюрислингвистике язык и отражающие его лингво-теоретическиепостроения последовательно рассматриваются в аспектепараметров, задаваемых презумпциями судебной лингвистическойэкспертизы. Таковые презумпции определяются прежде всего темобстоятельством, что в конечном итоге судебная экспертиза служитодним из важнейших способов доказывания истины.

Категория истины является одним из основныхинтегрирующих параметров исследования К.И. Бринева. Этотмомент также является методологической чертой данной работы.Идея о потенциале проекции признаков истины на речевоевысказывание (текст), способности речевых произведенийобъективировать истину и возможности человеческого сознанияизвлечь ее из речевого материала красной нитью проходит черезвсю книгу. Это, на наш взгляд, весьма важные для лингвистикимоменты. Важные хотя бы потому, что до сих вопросы истины вязыке и речи рассматривались в основном философами, логиками,лингвистами, работающими в смежных с формальной логикойобластях, которые решали их преимущественно на материалеформализованных языков или искусственно сконструированныхфраз. Лингвистика естественного языка в связи с истиной

9

затрагивалась лишь в основном в направлениях линвопрагматики исуггестивной лингвистики и в лингвокогнитологии, в связи сконцептами истины, лжи, обмана, справедливости. В монографииК.И. Бринева логическое направление «моделирования» истиныорганично соединяется с изучением отражения и выраженияистины в естественном языке, средствами естественного языка. Вгносеологическом плане это направление предстает в монографиикак извлечение истины из естественных речевых произведений,заданное целевыми установками судебной лингвистическойэкспертизы как способа доказывания судебной истины. Понятие«судебной истины» также имеет свою специфику в парадигме еемногочисленных разновидностей и нередко становится предметомтеоретической юриспруденции. В отличие от истины, отражаемой вестественном языке и в естественно-научном познании, судебнаяистина в большей мере конвенциональна, поскольку она всущественной мере детерминирована конвенциальной природойправовой системы.

Известно, что философия, теория общего и специальногопознания, логика и психология выработали разнообразныепредставления об истине. Считается, что философское понятиеистины впервые введено Парменидом как противопоставлениемнению, причем изначально в античной философии считалось, чтокритерием истины является тождество мышления и бытия. УАристотеля учение об истине предстает как соответствие илинесоответствие высказывания действительности. Мы говорим обэтом по той причине, что в монографии К.И. Бриневаактуализируется именно такое, аристотелевское, представление обистине. Из всех критериев истины К.И. Бринев отдаетпредпочтение критерию соответствия содержания высказываниядействительности. С точки зрения автора, в лингвистике до сих пордоминирует реалистический (а не номиналистический) принципобъяснения, который почти всегда ведет к дискуссиям по поводуупотребления лингвистических терминов и практически никогда неведет к описанию того, каково положение дел в мире; например,вопрос о сущности текста при таком подходе способен привеститолько к определению того, как мы будем употреблять слово«текст» по отношению к фрагментам реальной действительности;

10

все ищут истинный смысл слова «текст», называя это поискамисущности текста, тогда как такого смысла нет, равно как исущности текста; таким образом, текст при таком подходепревращается в категорию смысловую, но не фактическую.

Отсюда, по К.И. Бриневу, вытекают соответствующиелингво-экспертные презумпции: лингвистическая экспертизадолжна описывать реальные факты, а не определять, в какомсмысле употребил законодатель то или иное слово, скажем,«оскорбление» или «неприличная форма» (это не более чем частнаяпроблема юридико-лингвистической герменевтики). При этом тообстоятельство, что лингвистическая экспертиза должна делатьистинные описания, не может быть выведено логически итеоретически из каких-либо фактов, но является просто нашимрешением или ценностью, которую мы либо разделяем, либо нет.Этот тезис может быть спроецирован в область лингвистическойэтики. Если, например, полагает К.И. Бринев, мы знаем (=уверены), что все утверждения – это утверждения мнения (а такаяточка зрения нередко высказывается в экспертном сообществе), тотогда, выполняя экспертизу и выделяя фактические утверждения,мы, в том числе, принимаем и решение о том, что даем заведомоложное заключение. Мы, конечно, можем несерьезно относиться кнашей деятельности – лингвистической экспертизе – («играть внее»), но в этом случае мы должны быть готовы, что когда-то наспривлекут по статье 307 УК РФ. Таким образом, в концепцииК.И. Бринева тесно переплетены логика языковых значений изначимостей, логика научного познания истины и значимостейправовых и социальных отношений.

За «объективистским» подходом к лингвистической истине,реализуемым в монографии, стоит скрытая полемика ссовременными тенденциями в теоретической лингвистике,особенно с антропоцентрическими. В известной дискуссии,начатой Августом Шлейхером, который противопоставиллингвистический натурализм и филологию, и продолженной в60-70-х годов в отечественном языкознании, где ставился вопрос олингвистике как науке гуманитарной или естественной. Отдалениеот полюса «гуманитарности» особенно значимо для судебныхлингвистических экспертиз, поскольку нередко приходится

11

слышать, что она, в отличие, скажем, от судебно-медицинской илитрассологической экспертизы, не может быть «несубъективной» (=объективной). В этом аспекте автор обсуждаемой монографиипоследовательно отстаивает возможность приближениялингвистического исследования - вообще и экспертного вчастности - к «объективистскому» полюсу. Антропоцентрическоеизучение языка К.И. Бринев сближает с субъективным иинтуитивным изучением.

В силу активизации антропоцентрического подхода влингвистике в настоящее время доминирует субъективная теорияистины в форме гносеологического плюрализма, который, помнению К.И. Бринева, влечет за собой едва ли не снятие оппозициимежду истиной и ложью: если ничего не может быть даже ввоображении ложным, то тогда оно ничего не говорит о реальномположении дел. Это означает, что у него отсутствует содержаниеотносительно фактов и реальной действительности. Вслед за К.Поппером, автор обсуждаемой монографии утверждает, что такиеописания никогда не могут столкнуться с реальнойдействительностью, потому они являются описанием состоянийуверенности того, кто является лингвистом. Редактор, являющийсяавтором ряда статей, в которых развиваются идеи субъективногоплюрализма в лингвистике как гносеологической ценности имножественности интерпретации как реального механизмафункционирования языка, считает себя обязанным высказатьреплику-вопрос: «Разве сами слова-понятия «факт реальнойдействительности» и «соответствие таковым фактам» не являютсяко всему прочему продуктом субъективной деятельности не тольков их генезисе, но и в их непрерывном функционировании (=употреблении этих «слов»)? Отвечая положительно на этот вопрос,мы соглашаемся со следующим мнением:

«…Можно ли, как это обычно делается, противопоставлятьдруг другу факт и его оценку или суждение (мнение) о нем?Вообще: есть ли факт нечто совершенно объективное? А оценкаили суждение о нем - наоборот, субъективное? Или: факт естьнечто первичное, а суждение о нем - нечто вторичное? Нет. Фактстановится таковым и становится нам доступным только в формесуждения (высказывания, пропозиции). Реальность существует

12

независимо от человека, а факт - нет: он, этот человек, выделяет вдействительности какой-то фрагмент, а в нем - определенныйаспект (событие); затем он "переводит" свое знание одействительности (событии) на "естественный" язык, строит в видесуждения о предмете, затем проверяет, истинно ли данноесуждение или ложно (как говорят, "верифицирует" его). И толькотогда - если окажется, что суждение истинно - то, что описано вэтом суждении, становится фактом!». И если это так, то отношениясубъективной и объективной сторон истины, равно как иотношения интерпретации слов и реального положения вещейоказываются не в отношениях разделительных (или / или), а вотношениях дополнительности (и / и), даже в том случае, если онигносеологически (и логически) несовместимы.

К.И. Бринев попытался проанализировать даннуюситуацию в разделе, посвященном делам о распространении несоответствующих действительности порочащих сведений (см.параграф 2.2.3.4), где выдвигается гипотеза, что разграничениефактов и событий (как это представлено в приведенной цитате) –это словесное разграничение и что принцип верификации не имеетздесь существенного значения, поскольку ни одно высказывание офакте или событии не может быть верифицировано опытнымпутем. Автор считает, что все высказывания о событиях и фактах –это гипотезы, которые мы принимаем, потому что они согласуютсяс другими фактами или событиями. Если они не согласуются сними, то мы их отбрасываем. Поэтому наши интерпретации непроизвольны относительно реального мира.

Позволим себе оставить этот вопрос открытым, но отметим,что его критическое обсуждение может быть весьма продуктивным.

Мы солидаризуемся со следующей мыслью К. И. Бринева,касающейся соотношения фундаментальных и прикладныхаспектов лингвистики. Любое лингвистическое описание основанона какой-либо теории, включая бытовые теории, противоречивые инеполные теории. Тезис о том, что существует описание само посебе и соответственно прикладная наука, не предполагающаякакую-либо теорию, – это ложный тезис. (И это, конечно, так, с тойремаркой, что наличие теории и означает присутствиесубъективной стороны в любом описании). Тот факт, что в

13

лингвистике классическая теория мало применяется в прикладныхисследованиях, или то, что лингвисты не имеют представления отом, на каких теориях базируются прикладные исследования (а онимогут быть основаны и не на классических теориях, а на теориях,например, основанных на здравом смысле), во-первых, не являетсянеобходимым, во-вторых, скорее, свидетельствует в пользу факта,что теоретическая лингвистика – «слабая» отрасль, что-то вродеигры. Поэтому если юридическая лингвистика «стремится» статьцельной дисциплиной, то тогда в каком-то смысле она должна бытьоснована на теории языка, то есть на истинностных описанияхструктуры и функционирования языка, и если она будет всяописана через одну теорию, то только тогда она явит себядействительно цельной дисциплиной. Естественно, такая теория неявляется «окончательной», но является «лучшей» к данномумоменту времени. Пафос цельности любой теории как еенеоспоримой ценности особенно справедлив по отношению кюрислингвистике в ее лингвоэкспертной составляющей.Непосредственно обслуживая судебную истину, деятельностьлингвиста-эксперта стремится иметь единые, непротиворечивые идаже устойчивые правила исследования (в том числе и в первуюочередь его теоретико-методические правила). Именно эти свойстваэкспертного исследования функционально синонимизируются стакими важными свойствами судебных вердиктов, каклегитимность, непредвзятость и справедливость. Думается, что вомногом именно по этой причине в монографии К.И. Бринева«Теоретическая лингвистика и судебная лингвистическаяэкспертиза» этот пафос стал основополагающимисследовательским принципом. Но все-таки экстраполяция тезисаоб опоре экспертизы «на лучшую к данному моменту теорию» вовсе другие сферы научной деятельности, на наш взгляд, не можетбыть принята без существенных оговорок, связанных сневозможностью научной дефиниции понятия «лучшая теория» и ссомнительностью синонимизации таких определений теории, как«лучшая» и «современная». Так, сам К.И. Бринев достаточноубедительно показал, что актуальные сегодня антропоцентрическиеметодики описания языка отнюдь не самые лучшие с точки зренияприближения к сущности языка.

14

Критика концепций, восходящих к учению о языкесредневековых реалистов, реализована во второй главе, гделингвистическая экспертиза последовательно возводится кноминалистским концепциям, поскольку экспертиза, по убеждениюК.И. Бринева, не должна решать (обсуждать?) вопросы о терминахи их понимании, а должна решать лишь вопросы о том, чтопроисходит в реальной действительности. Автор в этой главепользуется номиналистическим вариантом структурализма,согласно которому, например, речевой акт – это единица кодарусского языка, тогда как такой единицы, как «неприличнаяформа» в русском языке не существует.

В заключении автор вновь возвращается к теории речевыхактов, поставив вопрос о том, где границы применения гипотезы оречевых актах. Лингвисты, вероятно, не могут «эксплуатировать»эту гипотезу бесконечно, потому что рано или поздно на пути такой«бесконечности» лингвист придет к выделению совершенноконкретного речевого акта: «Петров Иван Андреевич сообщил (или,скажем, использовал то или иное слово) 11.10. 2008 г. в 13.57». Вэтом же духе объективизма и номинализма на материалеконкретных экспертиз в третьей главе критически трактуютсяимеющиеся и активно используемые лингвистами в экспертнойпрактике классификации инвективной лексики.

Таким образом, системное появление парадигмы истины впервой монографической работе по юрислингвистике знаменует, нанаш взгляд, новый и серьезный шаг в развитииюрислингвистических и лингвоюридических знаний.

Доктор филологических наук, профессоркафедры русского языка КемГУ, академик МАН ВШ

Н.Д. Голев

15

Введение

Теоретическая лингвистика, теория истиныи судебная лингвистическая экспертиза

Юридическая лингвистика возникла, бесспорно, какприкладная отрасль лингвистической науки. Но исследования вобласти лингвистической экспертизы сразу выявили то, чтотеоретическая лингвистика не готова решать конкретныеисследовательские задачи. Эта ситуация неслучайна, онаобусловлена состоянием теоретического познания языка и речи,сразу необходимо отметить, что «теоретическое» в данном случаенами понимается в его «первичном» научном смысле, согласнокоторому теория – есть описание и, конечно, объяснение фактовили, другими словами, фрагментов реальной действительности.Решая конкретные экспертные задачи в рамках лингвистическихэкспертиз спорных речевых произведений, автор пришел к выводу,что в лингвистике практически отсутствует такая научнаякатегория, как категория «факт»; в ней (лингвистике) естьматериал, но нет фактов, всегда, например, относительнолингвистического исследования мы можем услышать вопрос: «Накаком материале вы выполнили исследование?», но практическиникогда: «Какие факты позволяют вам делать такие-тоутверждения, и почему вы думаете, что эти факты позволяют вамутверждать то-то и то-то?».

Юридическая лингвистика (а точнее, ее подотрасль –лингвистическая экспертология) «выявила» проблему фактанедвусмысленным и причудливым образом – с одной стороны, этоглобальная проблема фактических описаний продуктов речевойдеятельности, которая возникает в экспертных исследованиях. Этапроблема ясно может быть сформулирована, по нашему мнению,следующим образом: «Каковы те факты, которые могут бытьустановлены в результате лингвистического исследования?» или –с несколько другой стороны – «Как мы используем нашиобъяснения для того, чтобы утверждать, что в мире происходило(происходит) то-то и то-то?».

Вторая, на первый взгляд, сугубо техническая проблема,касающаяся разграничения фактов и мнений, событий и оценок,

16

которая возникает в экспертной практике по делам ораспространении не соответствующих действительностипорочащих сведений и клевете, поставила вопрос обинтерсубъективности естественного языка, которыйудовлетворительно можно сформулировать следующим образом:«Высказываем ли мы при помощи языка утверждения о реальностиили все наши утверждения – это только интерпретации, которые насамом деле только наши интерпретации, и они не соотносятся смиром?»

Эти два вопроса, конечно, различны, но в экспертнойпрактике, юридической лингвистике и теоретической лингвистикеони нераздельны в том отношении, что лингвистика одинаковымобразом «ведет» себя по отношению как к собственно языковомуаспекту фактитивности, так и к его металингвистическому аспекту,а решение проблемы факта, как нам кажется, определяет нашенаучное поведение как на уровне принципов построения теорий,так и на уровне наших деклараций об устройстве ифункционировании естественного языка.

В данном случае оказываются важными две сторонырешения этого вопроса, первая связана с проблемойсубъективности / объективности языка, вторая – со статусом общихпонятий в языке, первая «эксплуатируется» явно при описанииязыка-объекта, например, русского, вторая кладется неосознанно воснование лингвистических теорий. Решение, которое принято всовременной лингвистике и первой, и второй проблемы, лишаютфактитивности любую деятельность, как деятельность,осуществляемую на естественном языке, так и деятельность,осуществляемую на языке науки (лингвистики). Следствием этогоявляется тотальный интерпретационизм, относительно которого,думаем, будет справедливым сказать, что этот принцип никто нестарается ограничить. Для того чтобы высказанные утверждениябыли максимально ясными, кратко рассмотрим эти две концепциии следствия, которые они влекут.

А) Субъективистская теория истины в теоретическойлингвистике

17

Категория субъективного и объективного долгое времяпринималась в качестве инструмента (быть может, даже основного)описания языка, при этом, будучи заимствованной из философиибыла принята лингвистикой некритически и в настоящее времяиспользуется в лингвистике и лингвистической экспертизе такжедостаточно некритически (напомним о весьма популярных сегоднятезисах современной антрополингвистки и когнитивнойлингвистики). В разное время эта категория «работала» вразличных направлениях: в период расцвета диалектическогоматериализма, она вводилась, для того чтобы подчеркнутьдиалектическое единство субъекта и объективного мира, связьязыка и речи как инструментов и видов человеческой деятельностис объективными отношениями – отношениями в реальнойдействительности. (Считалось, например, что категории языкаобусловлены объективными отношениями в том смысле, что они(языковые категории) эти объективные отношения отражают). Внастоящее же время очевиден субъективистский подход к решениюданной антиномии. Язык и речь интерпретативны: в мире нетистины и лжи, кроватей, кошек и собак, отношений «слева» и«справа» и т.п. – все это суть человеческие категории (втерминологии Ф. Бэкона – «идолы рода»), от которых нельзяизбавиться, так что человек обречен интерпретировать мир, то естьприписывать ему свои человеческие категории, видеть его черезпризму этих категорий, в результате чего действительноеположение дел, естественно, искажается, и поэтому мы никогда неузнаем, как обстоят дела на самом деле. Можно использовать итерминологию И. Канта: «Мы никогда не узнаем, какова на самомделе вещь в себе».

В книге развивается иная точка зрения на даннуюпроблему, которая восходит к разработкам К. Поппера. Согласноэтой позиции категории и суждения, действительно, являютсячеловеческими в том смысле, что человек накладывает (как этопонимал, например, И. Кант) эти категории на мир, но тот факт,что при этом человек способен ошибаться и фактически ошибается,говорит о том, что утверждения, несмотря на то, что оничеловеческие, это утверждения о мире в том смысле, что они могутсоответствовать и могут не соответствовать реальному положению

18

дел. Таким образом, из факта потенциальной ложности вытекаетдругой факт: наши утверждения не произвольны относительнотого, что называется реальностью, наши утверждения принимаютсяи отбрасываются в рамках принципа их соответствиядействительности, но не в рамках принципа договоренности(конвенционализм) или практической их целесообразности(прагматизм). А отсюда – оппозиция субъективного и объективногов том виде, в котором она представлена в современнойлингвистике, не является продуктивной как для описания свойствестественного языка, так и на уровне лингвистическойметодологии. С методологической точки зрения следствиемсубъективизации является, как мы уже отметили, безграничныйинтерпретационизм лингвистических теорий, фактически«узаконенный» в лингвистике как науке. Традиционная формула«Каждый прав со своей точки зрения» есть не что иное, как формасубъективизма, которая вырастает, в том числе, и из свойств языка,при помощи которого одно и то же можно назвать по-разному темсамым, придавая ему (одному и тому же) различной степениоттенки смысла от неуловимых до противоположных.

Поясним суть концепции интерпретационизма. Можновыделить две формы интерпретационизма – методологическую ифактическую. Методологический интепретационизм присутствуетна металингвистическом уровне, то есть интерпретационизмявляется одним из принципов построения научнойлингвистической теории. Мы уже указали, что его основнаяформула «Каждый прав со своей точки зрения». Лингвистическиеработы, как правило, начинаются с перечисления различных точекзрения, относительно которых утверждается, что исследователюудалось описать какой-то аспект реальности и со своей позиции(или с позиции этого аспекта) он прав. Очевидно, что такойметодологический интерпретационизм ведет к теориисубъективной истины, где истина – это результат интерпретацииученым какого-то явления. В формулировке «все правы со своихточек зрения» этот субъективизм виден отчетливо и не требуетусилий по доказательству. Если все истинно и ничего не ложно, тотогда, безусловно, что истина – это продукт ментальных состоянийсубъекта (ученого), но так же верно, что такая истина ничего не

19

говорит о мире, а только о ментальных состояниях породившеготорию в том смысле, что он (ученый) так видит это положениедел, тогда как другой может видеть его совершенно по-иному итоже будет по-своему прав. Время от времени возникающие влингвистике дискуссии (мы думаем, что выражение «время отвремени» очень точно отражает состояние критическогообсуждения проблем в лингвистике) порождены только тем, чтоученые не понимают друг друга, а не различными позициями поповоду решения вопросов относительно реального положения дел,и если они друг друга поймут (а это считается безусловновозможным), когда, например, договорятся в значении терминов, топроблема исчезнет сама собой.

Второй принцип объяснения различия точек зрения – черезобъективную категорию «аспект» – не так очевидно связан ссубъективистским характером истины в лингвистике, но все же неперестает быть от этого субъективистским. Поясним данный тезис.Мы всегда можем употребить объективное слово «аспект» поотношению к новой интерпретации явления, более того, мы всегдаможем придумать, если очень захотим, что это за аспект, поэтомув данном случае мы спасаем «субъективистский плюрализм» припомощи введения объективного слова. Если бы мы хотели, чтобынаши исследования являлись не только спасением субъективнойтеории истины, но и претендовали бы на статус описания фактов,то мы должны были бы иметь ответ на вопрос, каковы те ситуации,когда точка зрения не отражает никакого аспекта реальногоположения дел. Очевидно, что в лингвистике так вопрос попростуне ставится, а потому и относительно теории аспектов наличиепротиворечивых позиций объясняется субъективно – как тот факт,что люди просто говорят о разных вещах и не понимают другдруга. Если бы они поняли, о каких вещах они говорят, то проблемабы «ушла сама собой», так как все бы, очевидно, согласились друг сдругом. Отметим, что в каждом случае мы всегда можем придумать(и даже в некотором отношении – хотеть придумать) эти разныевещи, чтобы спасти истинность всех утверждений. Так чтометодологический интерпретационизм (или «субъективистскийплюрализм») является весьма «слабой» теорией истины в томсмысле, что вся теоретическая деятельность сводится к признанию

20

истинности любых утверждений, и этот факт определяет, чтоученый, который отстаивает такую ценность, вынужден любымиспособами спасать эти представления, когда они начинаютпротиворечить фактам. Такая концепция защищает истинность,поэтому под то, что считается истинным (а истинным считается,как мы отметили, что все является истинным) «подстраивают» всеостальные факты, которые в различной степени соответствуютисходному «истинному» утверждению, вплоть до фактов, которыепротиворечат этому утверждению. Самый удобный, кстати, способспасения – попросту «не замечать» противоречащие факты,ссылаясь, например, на то, что любая теория неизбежно огрубляетдействительность, а потому мы придумаем сначала теорию для тойгруппы фактов, которые хорошо объясняются, а уж потомподумаем, как объяснить остальные (такие теории называются adhoc теориями). Но необходимо напомнить, что отбрасываютсятеории, факты не могут быть отброшены, факты таковы, каковыони есть, и если теория не объясняет всех известных фактов, тоименно она должна быть отброшена, но не отброшены те факты,для которых выдвинутое объяснение не являетсяудовлетворительным.

Методологический интерпретационизм тесно связан синтерпретационизмом фактическим. Последний вытекает, понашему мнению, из того факта, что при декодировании реальныхречевых сообщений всегда остается возможность дляиндивидуального понимания этих сообщений. Фактический иметодологический интерпретационизм связаны между собой,вероятно, как причина и следствие, и второй – проекция первого(хотя мы в этом не уверены) в сферу построения научных теорий. Сфактическим интерпретационизмом мы встречаемся припреподавании практически всех лингвистических дисциплин, аболее всего в тех курсах, которые посвящены интерпретациитекста. Он заключается в том, что понимание текста зависитисключительно от субъекта декодирования, так что мы можемдойти до утверждений что текст, понимаемый Х-ом в 13.00,отличается от текста, понимаемого тем же А в 21.00. Илипредположим, что Х каждый день, просыпаясь, видит перед своимиглазами один и тот же текст, естественно вывести, что Х понимает

21

этот текст каждый раз по-разному и у А нет ни однойтождественной интерпретации этого текста, потому чтоинтерпретация субъективна и зависит, например, отпсихологического состояния Х-а. Когда разговор пойдет о двухлюдях, то очевидно, что субъективность ситуации еще болееусилится, так как Х и У – это разные люди, а потому перед нимиразный текст в том смысле, что он у них вызывает различныеинтерпретации. Не стоит говорить о том, что при таком подходевопрос о том, каков этот текст на самом деле, излишен в том плане,что на него не может быть дан ответ (текст это непознаваемая вещьв себе).

В) Принцип реализма в теоретической лингвистике и егоприкладное значение. Истина как соответствие фактам

Второй принцип, на котором основана лингвистическаянаука,– это принцип реализма в объяснениях, который, на нашвзгляд, в теоретической лингвистике занимает центральное место.Напомним, что реализм как философское течение решал спор обуниверсалиях в пользу существования абстрактных сущностей,таких например, как «благо», «дерево» и т.п. Вопрос о том, каквозможно употребление общих слов по отношению к чему-торазличному и одновременно чему-то тождественному (например,предметам) решался при помощи введения категории сущностивещи, которую Платон, например, выносил за пределычувственного мира, а Аристотель помещал в саму вещь. К такимрешениям можно относиться, по-разному, но очевидно, что реализмкак тип методологической установки породил значимость вопросов«Что есть собака на самом деле?», вопросов, которые носят сугубословесный характер. В лингвистике такие вопросы пока стоят вцентре исследования. Вопросы «Что такое жанр, концепт, фрейм,лексическое значение» относятся к разряду принципиальных,несмотря на то, что с какой-то стороны они не имеют никакогозначения. Эти вопросы осложняются проблемой точностиопределения терминов (а, скорее, слов), решение которой, помнению ученых, является ключом к познанию явлений языка иречи. Отсюда главным признается вопрос: «Как понимается то-то ито-то?» или «Как нам понимать то-то и то-то?» Этот вопрос

22

считается важным всерьез, но очевидно, что при таком подходелингвистика из науки о фактах превращается в науку обупотреблении терминов. Эту проблему очень рельефно высветилаюридико-лингвистическая проблема квалификации оскорбления,где реалистическая постановка вопроса в форме: «Что естьоскорбление?», и его реалистическое решение породилипарадоксальное следствие – эксперт в заключении не можетупотреблять термин «оскорбление», так как это терминюридический.

Естественно, что данное положение не способствуетфактическому описанию и объяснению оскорбления, гдеоскорбление «кусок» реальной действительности, который независит от своего названия, и тем более не принадлежитлингвистике или юриспруденции, более того, он не «нуждается» ив существовании этих наук. Потому вряд ли эффективно искатьответ на вопрос, что значит слово «оскорбление» в обыденном лиязыке или языке юридическом (или сетовать при проведенииэкспертизы на то, что этот термин плохо определен), экспертныйподход как раз предполагает другое – эксперт знает (или не знает)все (или не все) истинные предложения об оскорблении и умеет(или не умеет) ими пользоваться при ответе на вопрос, был ли фактоскорбления в данной конкретной ситуации, ситуации, котораяявляется предметом судебного разбирательства. Такаяноминалистическая переформулировка проблемы кажется нампродуктивной и ясной.

Предлагаемая вниманию читателя книга методологическиосновывается на принципе соответствия / несоответствиявысказывания действительности, который в философии, например,именуется корреспондентной теорией истины. Согласно этомупринципу истинным является утверждение, которое соответствуетфактам, ложным соответственно, которое не соответствует фактам.В работе развивается идея о том, что языковые явления существуютобъективно и независимо от юридических определений июридических конструкций, частью которых являются эти явления,а также положение о том, что познание этих явлений не зависит откачества их определений в лингвистике как науке. Отсутствиечетких определений этих явлений в лингвистике не способно

23

оказать заметного влияния на познание фактов этих явлений,скорее, сами определения их ясность и четкость могут бытьпоставлены в зависимость от качества их (объективных явлений)познания. Таким образом, основной единицей анализа и описанияязыковых явлений является научное описательное высказывание иего основное свойство – способность соответствовать и несоответствовать фактам, факт – это базовая категориялингвистической экспертизы, экспертное исследование назначаетсядля установления фактов, значимых для рассмотрения того илииного дела по существу. Категория факта подчиняет себе всеисследовательские параметры лингвистической экспертизы: мыустанавливаем факты и мы их объясняем, но не даем определенияявлениям или терминам. Таким образом, оказывается неважнымвопрос о том, что такое, например, «угроза», но очень важенвопрос, какими свойствами обладает и в каких отношенияхнаходится тот фрагмент действительности, который мы условились(а в другом аспекте фактически называем) называть «угрозой», сдругими фрагментами языко-речевой действительности.Определениям в экспертных исследованиях отводитсявспомогательная роль, с одной стороны, они вводятся вкоммуникативных целях и обеспечивают возможностьвзаимопонимания, с другой стороны, они сокращают научныйтекст. С этой точки зрения угроза, например, – это все известные влингвистике как науке к конкретному моменту истинныевысказывания об угрозе, и слово «угроза» заменяет эти истинныевысказывания в научном тексте или в тексте лингвистическойэкспертизы, мы в принципе могли бы не пользоваться словом«угроза», а всегда говорить вместо «угроза», фразы, построенные потакому образцу: «То, что обладает свойствами Х, У, Z…Zn» лишьбы относительно такого употребления соблюдался закон тождества(этот принцип полно и ясно изложен в работах [Поппер, 2002;Поппер, 1992; Поппер, 1993]).

Таким образом, в работе принимается следующая позицияотносительно собственно лингвистического и юридического слоевв лингвистическом экспертном исследовании. Цельюлингвистической экспертизы является описание и объяснениеопределенных фрагментов реального мира, событий и фактов, при

24

этом описание производится в рамках категорий истина / ложь. Вюридическом аспекте происходит квалификация описанныхсобытий на шкале «запрещено / разрешено» и производных от этойшкалы категориях санкции, отягчающих или смягчающихобстоятельств и т.п., еще раз подчеркнем, что в рамкахюриспруденции происходит не переопределение понятий итерминов, а юридическая квалификация (=юридическаяоценка) установленных событий и фактов, которые способны засобой влечь определенные юридические последствия.

Такое представление является важным на фонесуществующей позиции, в которой приняты следующиеформулировки: «С юридической точки зрения оскорбление этото-то, тогда как с лингвистической оскорбление совсем другое».Мы предполагаем, что в каком-то отношении (по крайней мере,если мы хотим оставить за лингвистической экспертизой право наистинное описание действительности, то есть не отрицать залингвистикой способности описывать свойства и отношения,которые существуют в реальном мире) для лингвистики июриспруденции оскорбление должно быть одним и тем жепредметом, который ими рассматривается с точки зрения своихцелей. Цель лингвистики – установить и объяснить все истинныевысказывания об оскорблении, цель юриспруденции – установитьимело ли место такое деяние, как оскорбление и если имело, то датьего юридическую оценку. Таким образом, противопоставлениеюридической и лингвистической точек зрения, скажем, на то жеоскорбление не имеет какого-либо значения, так как с какой-тостороны лингвисты и юристы обязаны иметь одну точку зрения наоскорбление, оскорбление – это фрагмент реальности, свойства иотношения которого с другими фрагментами не зависят от того,какие слова мы употребляем или как мы выражаем свои мысли.

В данном случае необходимо пояснить, почему мыупотребили слова «вынуждены» и «должны». Этими словами мыхотим сказать, что тот факт, что мы выбираем описывать реальноеположение дел является нашим решением, которое не сводимо кфактическому положению дел. То есть, другими словами, это нашерешение, что экспертиза как процессуальное действие помогаетустановить объективную истину по делу и то, что юридическая

25

квалификация должна основываться на дескриптивныхутверждениях, это тоже наше решение, оно может бытьэмпирически обосновано, но не может быть логически выведено изкакого-либо положения дел. Вполне можно представить себеситуацию другим образом, когда экспертиза бы основывалась наавторитете ученого (что иногда имеет место в лингвистическихэкспертных исследованиях) или экспертный вывод принимался быбольшим числом голосов. Например, нет ничего логическипротиворечивого в идее, чтобы по каждому делу экспертизупроводили все эксперты в данной области, а затем обсуждали бырасхождения в выводах и путем голосования решали бы, какой изэкспертных выводов необходимо считать истинным. Такойпринцип организации экспертизы породил бы свои проблемы исвои следствия для юриспруденции, и он возможен теоретически, апотому принцип соответствия действительности не являетсяпринципом, который вытекает из какого-то положения вещей вреальной действительности, скорее, он подчинен нашим решениями ценностям в том смысле, что мы признаем в юридическойдеятельности и науке в качестве ценности – поиск ответа на вопрособ истинности или ложности определенных утверждений о фактах.

Резюмируем: концепция книги строится на двухпринципах, первый из них связан с теорией истины каксоответствия фактам, второй с номиналистическими принципамипостроения лингвистической теории. Эти принципы в книге будуобсуждаться в различных местах и с различной степеньюподробности. Относительно каждой категории дел в книгеосуществлена попытка, во-первых, переформулировкипоставленных перед экспертом проблем в номиналистическойформе, то есть в форме ответа на вопрос о действительности ифактах, а не в форме ответа на вопрос о значениях терминов и словобыденного или юридического языка, и, во-вторых, в книгеосуществлена попытка последовательного проведения принципаописания языковых и речевых явлений с точки зрениякорреспондентой теории истины в духе А. Тарского и К. Поппера.С методологической точки зрения, таким образом, работа неявляется оригинальной: методологический номинализм (терминК. Поппера) стихийно сложился в естественных науках, в

26

философском же и логическом плане методологическийноминализм был разработан К. Поппером и А. Тарским.Методологическая ценность работы заключается в том, чтовпервые осуществлена попытка применения этого принципа поотношению к изучению естественного языка и прикладной областилингвистических исследований – лингвистической экспертологии.Возможно, что это до конца не удалось, но нет никаких сомнений,что номиналистический принцип достаточно эффективен испособен решать конкретные лингвистические проблемы.

С) Истина как соответствие фактам и необходимостьлингвистической экспертизы

Необходимо также коснуться еще одной проблемы, котораяставится, но не освещена достаточно подробным образом впредлагаемой читателю книге, хотя имеет, как мы считаем,большое значение. Эта проблема может быть сформулированаследующим образом: «Зачем необходима лингвистическаяэкспертиза? Или – в более категоричной форме – «Так уж ли онанужна?». Этот проблемный вопрос возникает из определенногофактического положения дел: любой следователь или судьяявляются носителями русского языка, и как получается так, что этилюди могут пользоваться русским языком во всех ситуациях заисключением ситуации следствия и судебного разбирательства?Основной ответ здесь может быть, конечно, сведен к тезису о том,что есть объективные ситуации, которые следователь и судья немогут решить относительно естественного языка, хотя фактомявляется то, что они его носители. Безусловно, это очень общийответ, и он требует детальных разработок в области метаязыковогои собственно языкового сознания рядовых носителей языка, и покалингвистическая экспертология не описала ситуации, в которыхносители языка могут думать о языке то-то и то-то, когда на самомделе дела обстоят по-другому, проблема использованияспециальных лингвистических познаний будет оставатьсяпроблемой.

Рассмотрим, например, следующую ситуацию: следователь,проработавший десять лет по расследованию дел о наркотических ипсихотропных веществах, приносит текст фоноскопической

27

экспертизы лингвисту с вопросом, идет ли в нем речь о сбытепсихотропных веществ. Встает вопрос: «Какова цель, ради которойон это делает?» Думается, что в подавляющем большинствеслучаев следователь в силу своей профессиональной компетенциизнает больше, чем лингвист, относительно того, имеет ли данныйтекст отношения к психотропным веществам и их продаже, так какпсихотропные вещества и их продажа – это не слова и непредложения русского языка, а фактические ситуации в реальноммире, которые как-то называются словами русского языка, но какименно они называются, думаем, предполагаемому следователюхорошо известно, и он, как мы думаем, никогда не ограничиваетсясловами в том смысле, что не кладет в основу доказательств толькоразговоры об этих веществах, но и старается установить факты,которые способны подтвердить гипотезу о продаже психотропныхи наркотических веществ. Когда же у следователя нет иныхдоказательств по конкретному делу, за исключением фразы «Япродал ему герыч», тогда, что хочет узнать следователь, ставя передэкспертом вопрос: «Идет ли речь в тексте о продаже одним лицомдругому лицу героина?» Возможен лишь один ответ напоставленный вопрос – следователь хочет узнать, имел ли онязыковые основания для интерпретации данной фразы какотносящейся к продаже героина или правильно ли он понимает, чтов данном случае разговор шел о продаже наркотического веществапод названием «героин». Таким образом, вопрос о необходимостиприменения специальных познаний является открытым [Росинская,2008, с. 7-24], без специальных исследований в этой областиэффективное развитие лингвистической экспертизы, по нашемумнению, невозможно.

Но вопрос о необходимости имеет и более глубинныеоснования. Укажем и на них. В общем, вопрос о необходимостилингвистической экспертизы и любой экспертизы решается, какправило, таким образом. Если мы не будем принимать решения приразрешении конфликтов, основываясь на реальном положении дел,например, на том, как реально устроен объект (скажем, язык), торано или поздно право перестанет быть эффективным в томсмысле, что его решения не будут совпадать с реальнымположением дел, что приведет к нелегитимности права. (Оно,

28

например, перестанет выполняться). Мы думаем, что теоретическитакая формула неверна. Поясним это. С точки зрения фактическойдля права, чтобы быть эффективным необходимо, чтобы поведениелюдей, которое оно регулирует, было вариантным, чтобыотносительно какой-то ситуации было минимум два вариантаповедения, в противном случае правовая норма остается попростудекларацией, и она ничего не регулирует, то есть не выполняетсвоей функции. Действительно, нет никакой возможностипредписывать или запрещать дыхание, но как только появитсявариант поведения без дыхания, сразу же появится возможность егопредписывать или запрещать. (Эту ситуацию легко вообразить,более того, прогнозируема подоплека такого запрета илипредписания, эта подоплека будет, вероятно, связана с теориейнеполноценности одной из форм поведения, например, формыповедения с обязательным дыханием). Все остальное не являетсяважным для права, так как право – это не фактическаядействительность, но решения по поводу фактов. Создавая норму,мы принимаем решение о том, как мы будем себя вести внекоторой фактической ситуации, и это решение никогда несводимо и не выводимо из тех фактов, относительно которых онопринято. Так, мы приняли решение о том, что необходимоустановление истины по делу. Это решение – наше решение, егонеобходимость нельзя объяснить никакими фактами, так что оно невытекает логически и теоретически из фактов, и когда мы говоримо том, что если право не будет опираться на теорию истины, тостанет нелегитимным, мы утверждаем не факт, а ценность, аименно мы утверждаем, что не хотим, чтобы право не опиралось напринцип соответствия действительности.

Почему такое утверждение не является фактом? Во-первых,любое решение, каким бы оно несправедливым ни казалось, можетбыть обеспечено силой. То есть мы способны принуждать кого-топоступать определенным образом, вопреки его желанию, тезис отом, что такие системы долго не живут, не может оказать на этотфакт никакого воздействия, эти системы были и, возможно, есть,они называются словом «тоталитаризм». Таким образом, принципсоответствия действительности или принцип соответствия

29

массовым ценностям для права не является и эмпирическинеобходимым.

Во-вторых, так как право – это решения о поведении, то ономожет всегда оставаться легитимным на том уровне, что этирешения могут изменяться. Относительно принципа соответствиядействительности это значит, что право не нуждается в истине каксоответствии, а может обходиться конвенциональной истиной и adhoc теорией. Например, неприличные формы в праве могутзапрещаться списком, и то, что не входит в этот список, будетсчитаться приличным. В этот список всегда могут быть внесеныизменения (если например, много людей недовольны этимсписком), он может быть расширен или наоборот сужен, понятно,что это предполагает договоренность, но не предполагаетистинности (тот факт, что теоретически возможна такая ситуация,когда договоренность и истинность совпадут друг с другом, неимеет никакого значения).

Таким образом, когда мы утверждаем необходимостьистинных описаний явлений, то мы, прежде всего, отстаиваемценности, а не описываем какую-то фактическую необходимость,заложенную в природе права, но очень важно, что мы самивыбираем эту ценность и полагаем, что фактическое описаниеявляется ценным, тем самым мы косвенно решаем вопрос о том,каким должно быть право, которому мы хотим подчиняться в томсмысле, что считаем целесообразным, чтобы оно определяло нашеповедение.

В заключение необходимо сказать, что те утверждения,которые высказываются в книге относительно лингвистическойэкспертизы, не претендуют (и это, по нашему мнению, важноподчеркнуть) на окончательное объяснение языковых явлений,явлений права и взаимодействия первых со вторыми, носформулированы в такой форме, что допускают критическоеобсуждение. В работе все теоретические утверждениясформулированы в фактической форме, как утверждения, которыепретендуют на то, что они соответствуют действительности(=реальному положению дел), поэтому данные утверждения могутбыть потенциально ложными в том случае, если дела обстоят нетак, как в них об этом говорится. И если обнаружится, что они не

30

соответствуют действительности, то автор сочтет возможным инеобходимым отказаться от этих утверждений (от всех или ихчасти), чтобы попытаться найти новое объяснение феноменамязыка, речи и лингвистической экспертизы.

Автор выражает благодарность рецензентам монографии– доктору филологических наук профессору П.А. Катышеву(КемГУ), доктору филологических наук профессоруТ.В. Чернышовой (АлтГУ), доктору филологических наук,профессору Н.Б. Лебедевой (БГПУ) – за ценные замечания,высказанные по поводу работы в ходе ее прочтения, а также заобщую положительную оценку проведенного нами исследования.

Автор также выражает глубокую признательностьнаучному редактору монографии доктору филологических наукпрофессору кафедры русского языка КемГУ академику МАН ВШН.Д. Голеву, основателю новой отрасли лингвистики –юридической лингвистики – за критику теоретических положенийнастоящего исследования и научное руководство исследованиямиавтора, которое продолжается уже в течение 14 лет.

31

Глава Ι. Общая характеристика судебной лингвистическойэкспертизы

1.1 Судебная лингвистическая экспертиза как отрасльюридической лингвистики

Юридическая лингвистика – отрасль прикладнойлингвистики, предметом изучения которой является областьпресечения языка и права, юридическая лингвистика как отрасльорганизуется тремя видами отношения между языком и правом.Впервые эти три вида отношений были выделены Н.Д. Голевым вего работе «Юридический аспект языка в лингвистическомосвещении» [Голев, 1999].

Н.Д. Голев выделяет такие типы отношений: языквыступает как объект правового регулирования, язык выступает каксредство, при помощи которого осуществляется регулирование, иязык является предметом исследования, когда, например, всудебном заседании исследуется спорный текст. Последнееотношение как раз и организует лингвистическую экспертологию –один из разделов юридической лингвистики. Безусловно, названноеделение может быть принято, но, по нашему мнению, требуетсяуточнение: в отрасли, которую мы назвали «лингвистическаяэкспертология», речевое произведение, скорее, выступает вкачестве «следа», отражающего юридически значимуюинформацию. В этом аспекте лингвистическая экспертиза непротивопоставлена другим видам экспертиз, предметами которыхявляются определенные типы следов – материальных объектовспособных отражать различного рода информацию [Белкин, 1997;Зинин, 2002, Сорокотягина, 2006, Россинская, 2008, Галяшина,2003 и т.п.].

В [Галяшина, 2003] лингвистическая экспертиза включенав другую дисциплину, которая называется «судебное речеведение».В названной работе осуществлена попытка выделения новойотрасли лингвистического знания «судебное речеведение» наоснове противопоставления теоретического и прикладного аспектовлингвистической науки. Безусловно, тот круг проблем, которыйимеет отношение, например, к лингвистической и автороведческойэкспертизам, носит прикладной характер, но то обстоятельство, что

32

факты, выявленные в прикладных исследованиях, не входят в ядротеоретической лингвистики, скорее, говорит о качествелингвистических теории, нежели о том, что они (факты) являются«только прикладными».

При очевидной неоднородности прикладной итеоретической отраслей знания эти отрасли необходимо связанымежду собой. Так, по нашему мнению, теоретическая наука неможет игнорировать ни одного интересного факта, выявленного врезультате прикладных исследований, а тем более факта, которыйне имеет объяснения в рамках принятой лингвистической теориилибо противоречит такой теории. Остается только сожалеть, чтотакие факты, как порождение речи в патологических состояниях(включая, например, состояние алкогольного опьянения), мераэффективности автороведческих методик, по-видимому, непредставляют никакого интереса для теоретической лингвистики,но, как кажется, нет никакой необходимости в таком положениидел. Если в сферу интересов лингвистической теории будутрегулярно включаться такие факты, то она, вероятно, в концеконцов, может стать областью специальных познаний, котораяспособна являться инструментом для прикладных решений.Поэтому, мы считаем, что концепция судебного речеведения неможет быть принята: лингвистическая теория не достигла еще тогоуровня, чтобы в ней складывались такие же отношения междуприкладным и теоретическим знанием, которые свойственны,например, физике. Лингвистическая теория, как правило,построенная на реалистических основаниях и субъективной теорииистины, почти всегда оказывается неприменимой к описаниюреального положения дел, что отнюдь не свидетельствует в ее(теории) пользу. Ситуация «осложняется» тем, что такое положениевсегда может быть объяснено через ad hoc принцип: оно, например,может считаться свидетельством в пользу того факта, что теориявсегда относительно независима от практики. Таким образом, втеоретической и прикладной лингвистике складываетсяпарадоксальная ситуация, которую, намеренно огрубляя, можноопределить как такую, что теоретическая лингвистика занимаетсясвоими проблемами, а прикладная – своими. Хорошая теория, понашему мнению, должна быть способна описать и объяснить все

33

факты, которые возникают в прикладных областях и весьмаинтересен вопрос о том, какое количество фактов, которые нерассматриваются классической лингвистической теорией, ноизвестны из прикладных исследований, может быть объяснено припомощи этой классической теории, а какое – нет.

Возвращаясь к обсуждению концепции судебногоречеведения, отметим, что данная концепция может быть принятатолько в том смысле, что в каком-то отношении не являетсяважным, как называть отрасль знания, и в данном случае мы имеемконкуренцию номинативных моделей, а не проблему фактическогохарактера. Так, со словесной точки зрения конкурируют двеноминативные модели, первая из них связана с номинацией,организованной по типу «судебная психиатрия», «судебнаямедицина», вторая – по типу «юридическая психология». Понашему мнению, номинация «юридическая лингвистика»(сокращенно – «юрислингвистика») все-таки более приемлема.Юридическая лингвистика – отрасль лингвистики, предметомисследования которой является область пересечения языка и права,и судебная лингвистическая экспертиза является одной изподотраслей этой дисциплины, в этом плане современныеисследования в области языка и права более похожи наисследования по юридической психологии, нежели по судебноймедицине. Так, в сферу интересов юридической психологии входятне только проблемы психологической экспертизы, но и проблемы,не выходящие непосредственным образом в экспертную практику,например, в ней могут описываться такие предметы, какпсихология жертвы, психология преступника, психология допроса,психология осмотра места преступления и многое другое. Таким жеобразом в сферу интересов юридической лингвистики входят:проблема юридического языка, прикладные разработки в областисудебного красноречия, область, получившая название«юридическая лингвоконфликтогия», поэтому лингвистическаяэкспертиза является лишь составной частью выделившейся отраслилингвистического знания. Вопрос о том, называть ли этусоставную часть судебным речеведением, лингвистическойэкспертологией или судебной лингвистической экспертизой, неимеет принципиального значения. Именно два последних термина

34

(точнее сказать, словесных обозначения) используются каксинонимичные в работе по отношению к разделу юридическойлингвистики, который и посвящен экспертной проблематике.

1.2. Проблема разграничения лингвистического июридического уровней в лингвистической экспертизе

В лингвистической экспертологии проблема разграничения«юридического» и «лингвистического» ставится и решаетсяпреимущественно как проблема терминологического характера.Ясно она может быть сформулирована в следующем, например,вопросе: «Чем является оскорбление с юридической илингвистической точек зрения?». Проблема именно так и ставитсяи решается под эти углом зрения.

Такой характер постановки вопроса обусловлен, как мы ужеотмечали, тем, что в теоретической лингвистике доминируетреалистический подход к построению теорий. В центре теорийнаходятся концепты (=слова и термины), а не соответствующиеили не соответствующие действительности высказывания. Врезультате того, что слова прилагаются к фрагментамдействительности весьма неопределенным образом (в том числе влингвистике и юриспруденции) и иногда несхожим образом вразличных ситуациях, делается вывод об истине как понимании(интерпретации), отсюда истина полагается зависимой от того, каккто-то что-то понимает и, соответственно, становится субъективнойи релятивной.

Полагается, например, что в юриспруденции оскорбление –это умаление чести и достоинства, выраженное в неприличнойформе, а в лингвистике для оскорбления неприличная форма неявляется важной, отсюда выводится, что часть квалификацийречевых произведений как оскорблений в лингвистике будетложной по отношению к квалификациям оскорбления вюриспруденции. Легко показать, что описанная ситуация не имеетотношения к принципу истины как соответствия фактам и невлечет необходимости принятия субъективной теории истины.Очевидно, что судья не решает (по крайней мере, не долженрешать) проблему названий, для него не важно, как в лингвистикекак науке называются определенные фрагменты реальности, а

35

важны совокупности фактов, которые могут быть описаны вистинных или ложных утверждениях и далее оценены какзапрещенные или разрешенные совокупности фактов.

Это может быть объяснено, в том числе, и языковымисвойствами правовых норм как определенных типов высказываний.Правовая норма относится по своему характеру к деонтическимвысказываниям, высказываниям, которые что-то запрещают и кчему-то обязывают. В теории речевых актов эти высказыванияотносятся к классу экзерситивов [Остин, 1999, с. 125]. Основнаяхарактеристика их заключается в том, что они являютсядействиями, тот факт, что кто-то говорит, «Я запрещаю..», являетсядействием. Основное логическое свойство этих высказыванийзаключается в том, что они не могут иметь истинностныхзначений, и в этом смысле они оценочны. Эти высказыванияявляются высказываниями о ценностях, а не о фактах (см. об этомболее подробно раздел 2.2.3.3.), но они имеют и фактологический(=дескриптивный) компонент, который является объектом оценки,так как оцениваются всегда факты (сходное утверждениевысказывается в [Остин, 1999, с. 125]). Таким образом, всевысказывания права можно охарактеризовать как высказывания,устанавливающие ценности, которые определяют наше поведение,в этом смысле они конвенциональны: мы «договариваемся» вестисебя таким-то образом и не вести себя таким-то образом, этимисчерпывается функция этих высказываний.

Все юридические конструкции, такие например, как «составправонарушения» или «презумпция невиновности» являются вэтом смысле ценностями. Так, например, приняв презумпциюневиновности, мы утверждаем следующую ценность: пусть лучшебудут отпущены фактически виновные, чем осуждены фактическиневиновные (напомним, что согласно Конституции РФнеразрешимые сомнения толкуются в пользу обвиняемого (ст. 49)).Предположим, что мы ввели презумпцию виновности. Тогда мыприняли решение о том, что будем наказывать тех, кто фактическивиноват, хотя их вина не будет доказана, но при этом будутнаказаны и невиновные. Но мы выбрали вести себя по-другому, ипредполагается, что несем ответственность за этот выбор: будучисудьями, мы, например, не должны осуждать тех, относительно

36

которых существуют неразрешимые сомнения в вине или другихобстоятельствах дела.

Поэтому мы согласны с А.Н. Барановым, который ставилпод сомнение тот факт, что оскорбление является уголовнымпреступлением [Баранов, 2007, с. 550]. Действительно, вопрос отом, относить ли оскорбление к уголовным преступлениям,является нашим решением. Мы можем решить, что оскорбление –это гражданско-правовой деликт и, думаем, оскорбление безкаких-либо трудностей не будет квалифицироваться какобщественно опасное деяние, но будет квалифицироваться как то,что способно принести моральный вред и может «рассматриваться»только в гражданско-правовом порядке. Для такого решения, понашему мнению, есть «сильные» метаязыковые показания, думаем,что проблема оскорбления трактуется в массовом сознании какличное дело каждого, но не как дело государственной важности,проведение массовых опросов, на наш взгляд, могло бы достаточноубедительно подтвердить данное положение. В конце концов, мымогли бы «вывести» оскорбление из состава правовых норм,принимая тем самым решение о том, что этот факт безразличен дляправа и что этот тип отношений должен регулироваться моралью истихийно сложившимися нормами взаимодействия людей вобществе. И для такого решения возможно фактическоеобоснование: большинство возникающих речевых конфликтов, вкоторых «фигурирует» оскорбление, именно так и решается.Думаем, что недалеко от истины утверждение о том, что впроцентном отношении судебное решение дел по оскорблениюневелико и в каких-то социальных группах решать проблемуоскорбления в судебном порядке попросту не престижно. Но мытакже можем не менять ситуацию с оскорблением и продолжатьосуществлять уголовное преследование лиц, относительно которыхимеются основание полагать, что эти лица совершилипреступление называемое словом «оскорбление». Таким образом,любое решение никогда не может быть сведено к фактическомуположению дел, но всегда является результатом действий исистемы ценностей того, кто принимает это решение.

Но, как мы уже отметили, оцениваются именно факты,таким образом, норма всегда формулируется по отношению к

37

какой-то совокупности фактов. Так, действие, которое называетсякражей и заключается в том, что Х взял у У-а Z так, что У не знал ине хотел, чтобы Х брал Z, оценивается как запрещенное инаказывается соответствующим образом. Когда же У знает, что Хберет у него Z, и У не хочет, чтобы Х это делал, при этомнесущественно оказывал ли Х воздействие на У-ка с целью пресечьдействия У-ка, это называется словом «грабеж» и влечет болеестрогие санкции. Диспозиция нормы и описывает фактическоеположение дел, которое приемлемо или неприемлемо (уголовноеили административное по преимуществу право), таким образом,норма и дескриптивна, т.е. в ней есть уровень описания тех фактов,которые являются предметом оценки.

Для установления этих фактов назначаются экспертизы, втом числе и лингвистическая. Закон определяет случаи назначенияэкспертизы, экспертиза назначается тогда, когда требуютсяспециальные познания в области науки искусства и ремесла(ст.ст. 195, 283 УПК, ст. 79 ГПК, ст. 82 АПК, ст. 26.4 КоАП). Такчто экспертиза, с одной стороны, – процессуальное действие,предназначенное для установления фактов с целью разрешениядела по существу, с другой стороны, экспертиза являетсяисследованием, которое позволяет или не позволяет установить этифакты. С первой стороны экспертиза вид деятельности,регулируемый процессуальными нормами, предметомрегулирования которых являются общественные отношения,складывающиеся в сфере отправления правосудия. Со второйстороны в экспертизе нет ничего юридического, в нейиспользуются научные теории, которые описывают фрагментыреальности, изучение которых входит в предмет конкретной науки,то есть в ней используются научные теории и специальносозданные методики, направленные на решение конкретныхисследовательских задач.

Таким образом, выделенные стороны экспертногоисследования, в общем, независимы друг от друга, поэтому далееони будут рассмотрены раздельно.

1.3. Лингвистическая экспертиза впроцессуально-юридическом аспекте

38

1.3.1. Субъект экспертизы. Типы экспертизВ процессуальном аспекте экспертиза назначается

управомоченным на то лицом (органом) (суд, следователь,дознаватель) для разрешения вопросов, требующих специальныхпознаний. Таким образом, экспертиза является одним из способовили средств получения доказательственной информации иназначается, когда эту информацию невозможно получить инымиспособами.

В результативном аспекте экспертное исследование,оформленное в виде письменного заключения, являетсяисточником доказательств, которые, наряду с другимидоказательствами, оцениваются судом, следователем, дознавателемна основе своего внутреннего убеждения.

Законодательство следующим образом регулирует круг лиц,которые имеют право на производство судебных экспертиз – этолица, обладающие познаниями в области науки, искусства иремесла, то есть экспертные задачи может решать любой человек,имеющий познания в какой-либо области. Фактически же вопрос осубъекте экспертного исследования решается относительноквалификации специалиста: тот, кто имеет определеннуюквалификацию, способен в процессуальном отношении статьэкспертом. Такое нормативное решение относительно статусаэксперта (эксперт – это не только тот, кто работает в должностиэксперта) имеет свои негативные следствия. Например, в областисудебных лингвистических экспертиз такое следствие связано,очевидно, с невысоким уровнем экспертных исследований (см. обэтом [Галяшина, 2002, с. 234-235]), но другое решение, которое быприравняло должность эксперта и процессуальный статус лица какэксперта, способно привести к другим негативным последствиям –к процессуальной невозможности пользоваться специальнымипознаниями в области тех наук (искусств и ремесел), относительнокоторых не сложились отдельные экспертные специальности.Таким образом, проблема статуса лица, которое имеет право напроизводство судебных экспертиз – это проблема принятиярешений и эта проблема не может быть решена только нафактическом уровне.

39

Как мы уже отметили, с процессуальной точки зренияэкспертиза – это вид деятельности, который направлен наполучение доказательственной информации. Для того чтобыобеспечить полноту, качество этой информации и возможностьустановления ее значимости для разрешения дела по существу, впроцессуальном законодательстве закреплены несколько видовэкспертиз.

Экспертиза может быть единоличной и комиссионной.Единоличные и комиссионные экспертизы противопоставляютсяколичественно: в производстве единоличной экспертизы участвуетодин эксперт, в производстве комиссионной экспертизы участвуютдва и более эксперта одной специальности. Комиссионнаяэкспертиза назначается в целях повышения объективностиисследования (в так называемых «сложных случаях»). В этих жецелях разработаны процессуальные требования к производствукомиссионных экспертиз, если решения экспертов по конкретномувопросу совпадают, то экспертами подписывается однозаключение, если мнения экспертов расходятся, то каждый экспертсоставляет свой ответ на вопрос, подписывая его со своей стороны.В последнее время при производстве судебных лингвистическихэкспертиз наметилась тенденция назначать именно комиссионныеэкспертизы. Пожалуй, это как раз связано с тем, что статуслингвистической экспертизы как инструмента достижения истиныи в области массового сознания, и в области сознания самихспециалистов-лингвистов не является однозначным.

Еще одним признаком классификации экспертиз являетсяпризнак «объем исследования» по этому признаку выделяютосновные и дополнительные экспертизы. Дополнительныеэкспертизы назначаются в случаях неясности экспертныхрезультатов, полученных в ходе проведения основной экспертизы,при условии, что данные неясности не могут быть устранены врезультате допроса эксперта [Зинин, 2002]. При дополнительнойэкспертизе эксперту ставятся те же самые вопросы ипредоставляются те же объекты, которые исследовались в рамкахосновной экспертизы. Дополнительная экспертиза может бытьназначена эксперту, который проводил основную экспертизу либодругому эксперту.

40

Следующий признак в теории судебных экспертизформулируется как «время назначения». По данному признакупротивопоставляются первичные и повторные судебныеэкспертизы. Название данного признака условно, оно не отражаетсодержания противопоставления. Как и в предыдущем случае,маркированным членом оппозиции является понятие повторнойэкспертизы. Повторная экспертиза назначается в случаях сомненияв данных первичной экспертизы (наличие в экспертизепротиворечий) либо сомнений в компетентности эксперта и т.п.Повторная экспертиза назначается обязательно другому эксперту(комиссии экспертов). Последнее и призвано обеспечиватьобъективность результатов экспертного исследования.

В процессуальном законодательстве выделяются такжеоднородные и комплексные экспертизы. Однородные экспертизыпредставляют собой исследования, проводимые в рамках однойотрасли знания, комплексные – в рамках двух и более отраслейзнания. Комплексная экспертиза назначается в тех случаях, когдадля исследования объектов экспертизы по вопросам, возникающимперед судом, следствием, органом дознания, необходимы познанияиз различных областей науки, техники, ремесла. Результаткомплексной экспертизы – описание одного и того же объекта сразличных сторон. Судебная лингвистическая экспертизаназначается, как правило, как один из компонентов комплекснойпсихолого-лингвистической экспертизы, например, в рамках дел,предусмотренных статьями 280, 282 УК РФ. Существуют случаиназначения комплексной лингвистической и автороведческойэкспертизы, лингвистической и фоноскопической экспертизы (хотяэти виды экспертиз проводятся, скорее, по механическомупринципу, и ничто не мешает назначать не комплекснуюэкспертизу, а две однородных), а также факты назначениялингвистической и «переводческой» экспертизы.

Есть еще один признак, по которому экспертизы делятся наобязательные и необязательные, это признак «обязательностьназначения». По этому признаку лингвистическая экспертизавходит в класс необязательных экспертных исследований, то естьназначение судебной лингвистической экспертизы не является длясуда и следствия обязательным, если последние полагают, что

41

разрешение дела по существу не требует привлечения специальныхпознаний в области лингвистики.

1.3.2. Место лингвистической экспертизы в процессеустановления фактов, имеющих значение для разрешения дела

Мы уже отметили, что лингвистическая экспертизаназначается для установления фактов, которые необходимы длявыяснения истины по делу. Охарактеризуем место этих фактов впроцессе следственного или судебного исследования обстоятельствдела и их юридической оценке.

Как известно, все правонарушения делятся по отраслямзаконодательства следующим образом:

1. Уголовные преступления.2. Гражданско-правовые деликты.3. Административные (трудовые) проступки [Венгеров,

2000, с. 406].Любое правонарушение обладает субъективной и

объективной сторонойПо отношению к составу правонарушения факты,

полученные в результате экспертного исследования, могутявляться:

А) главными фактами;Б) доказательственными фактами.Под главным фактом понимают – «состав преступления во

всех его элементах или факт отсутствия состава преступления»[Белкин, 1966, с. 19]. Под доказательственным фактом – «факт, изкоторого в совокупности с другими фактами можно сделать выводо главном факте» [Белкин, 1966, с. 19].

Насколько мы понимаем, главные факты описаны вдиспозиции нормы, тогда как доказательственные не выражены вней. Проиллюстрируем сказанное. Когда перед лингвистомставится вопрос о том, является ли выражение Х утверждением офактах, то преследуется цель – установить главный факт,входящий в объективную сторону гражданско-правового деликта,но если в рамках той же категории дел задается вопрос о значениислова, то это, безусловно, доказательственный факт. Ставя перед

42

лингвистом такой вопрос, суд полагает, что ответ на него поможетдоказать или опровергнуть главный факт.

Лингвистическая экспертиза назначается для установлениякак доказательственных фактов, так и главных фактов, преждевсего, объективной стороны состава правонарушения. Так,например, установление фактитивности / оценочности информацииявляется главным фактом по отношению к составуправонарушения, который фиксируется в диспозиции нормы п. 1ст. 152 ГК РФ, либо по отношению к диспозиции нормы 129УК РФ. Факт наличия / отсутствия неприличной формы являетсяглавным фактом, который необходимо установить по делам обоскорблении, но может являться доказательственным фактом поотношению к делам, разрешаемым в рамках статьи 151 ГК РФ.

Во второй главе мы более подробно рассмотрим характеротношения языко-речевых фактов и правовых норм, которые«запрещают» или «разрешают» существование этих фактов. В этомразделе же остановимся на освещении еще одной проблемы –проблемы доказательственного значения данных лингвистическойэкспертизы при установлении субъективной стороныправонарушения.

Данную проблему рассмотрим на примереуголовно-правовой категории «вина», которая как раз призванафиксировать субъективную сторону правонарушения (в данномслучае – уголовного преступления) и одной из ее частных форм –прямого умысла.

Как известно, юридическая категория вины – базоваякатегория уголовного права, которое основывается, в том числе ина принципе вины (ст. 5 УК РФ). Лингвистическая категориякоммуникативного намерения (интенции или иллокутивнойнаправленности) и юридическая категория умысла (одна из формвины) не являются тождественными, другими словами, этикатегории обозначают различные вещи, а не являютсяпереименованиями одного и того же. Поясним сказанное. Так,например, сообщая ложь, говорящий ведет себя так, как если бы онвыражал истину, при этом коммуникативное намерение(иллокуция) истины может соответствовать различным фактам,способным квалифицировать умысел. Так говорящий может вести

43

себя так, как если бы он а) утверждал истину и он утверждаетистину, он может вести себя так, как если бы б) он утверждалистину, но утверждает ложь, в последнем случае б1) он можетзнать, что утверждает ложь и б2) не знать этого, то есть бытьуверенным, что говорит истину. Эти случаи порождают различныеюридические последствия, так, например, случай а) порождаетотсутствие состава преступления клеветы, в частности, и вообщесостава какого-либо правонарушения, если, конечно, сведения несоставляют государственную тайну или не являютсяраспространением информации о частной жизни лица,относительно которой законом установлены ограничения на еераспространение. Случай б1) порождает состав преступленияклеветы, случай б2) влечет за собой прекращение уголовного дела оклевете ввиду отсутствия состава преступления, но являетсягражданско-правовым деликтом, который регулируется нормойст. 152 ГК РФ.

Таким образом, лингвистические факты иллокутивногопорядка могут иметь лишь вероятностное значение длядоказательства наличия / отсутствия умысла и его характера, внекоторых категориях дел данные явления тесно между собойсвязаны, но все-таки наличие одного не позволяет обосноватьналичие другого. Поясним этот тезис на примере речевого актаоскорбления, где умысел и интенция, вероятно, наиболее связаныдруг с другом.

Структура речевого акта оскорбления предполагает наличиекоммуникативного намерения оскорбить и унизить адресата речи(см. раздел 2.1.5.). Таким образом, употребляя этот речевой актнеискренне, говорящий ведет себя, как если бы он был намереноскорбить собеседника, поэтому намерение говорящего, скажем,спровоцировать конфликт несущественно для квалификацииумысла. (В данном случае порождается эффект оскорбления,говорящий знает, что он оскорбляет слушающего, тот факт, что онделает это для того, чтобы посмотреть на поведение слушающего, вданном случае несуществен). Но вполне можно представить итакую ситуацию, когда говорящий употребляет инвективноевысказывание, чтобы пошутить, при этом, искренне полагая, что

44

после его (высказывания) произнесения, он объяснит слушающему,что это была шутка, и что слушающий вследствие этогообъяснения не сочтет произнесенную в его адрес инвективнуюфразу оскорблением. Вполне возможно, что слушающийвпоследствии, несмотря на объяснения говорящего, будетнастаивать на возбуждении уголовного дела по статье«Оскорбление», и суду предстоит ответить на вопрос, являлось лиданное поведение тем, что в статье 130 УК РФ называется словом«оскорбление», то есть был ли у лица прямой умысел насовершение данного преступления. Таким образом, даже в самыхочевидных случаях речевого поведения соотношение междукоммуникативным намерением и умыслом носит характервероятностной связи. В этой связи следователь или судья,очевидно, принимает (или должен принимать?) решение последующей схеме: «Если нет никаких фактов, указывающих на то,что говорящий был неискренен, то верно Х», отметим, чтоустановление самих этих фактов на основе того речевогопроизведения, которое является объектом исследования, являетсяневозможным, так что лингвист не может установить фактискренности (или неискренности) речевого поведения говорящегоисходя только из этого речевого поведения.

1.3.3. Выводы эксперта. Оценка экспертизыследственным и судебным органом

Выводы. С процессуальной точки зрения выводыэкспертизы – это фактические высказывания, которыеустанавливают или опровергают юридически значимые факты.

Известна следующая типология экспертных выводов.Выделяются положительные и отрицательные выводы, условные ибезусловные выводы, а также категорические и вероятностныевыводы.

А) Отрицательные выводы опровергают факт (илиустанавливают отсутствие факта), который необходимо былоустановить, тогда как положительные его подтверждают илиустанавливают.

Б) Условные выводы противопоставлены безусловным вследующем аспекте: для того чтобы доказать истинность

45

утверждения, которое описывает факт, имеющийдоказательственное значение, необходимо установить какой-либодругой факт, если установлен этот последний, то истиннымявляется и утверждение, которое имеет непосредственное значениедля разрешения дела по существу. Приведем пример. По делам обоскорблении, относительно которых заключение экспертабазируется на косвенных источниках информации о речевомпроизведении, возможно только условное заключение относительнооскорбительности / неоскорбительности высказываний в адреспотерпевшего, таким образом, вывод может быть сформулировантолько следующим образом: «Если данные слова былипроизнесены в адрес Х-а, то они являются оскорбительными дляХ-а», так как всегда сохраняется возможность того, чтоинвективные слова и словосочетания были высказаны в адресдругого лица или ни в чей адрес. Таким образом, если в результатеэкспертного исследования следователь или суд сталкиваются сусловными выводами, то они вынуждены проверить истинностьсуждения, которое является условием истинности искомого(=необходимого для разрешения дела) суждения. При этом еслиусловие оказалось истинным, то истинным оказывается иследствие, тогда как ложность условия не влечет ложностиследствия и в данном случае может возникнуть вопрос о другихусловиях, при которых искомое следствие может быть истинным.Эта закономерность вытекает из логических свойств высказываний,связанных отношением импликации. Напомним таблицуистинностных значений импликации:

А В Если А, то Ви и Ии л Лл и Ил л И

Напомним, что истинность импликации (Если А, то В) иистинность условия (А = И) гарантируют истинность заключения

46

(В обязательно истинно), это формулируется в известном правилеотделения:

Если А, то В А

В

Ложность же условия А (А= Л) не влечет за собой ложностивсей импликации. Отсюда нельзя вывести следующее: Если А, то Ви неверно, что А, то неверно, что В.

В) Выделяются также категорические и вероятностныевыводы. Основное отличие этих типов выводов заключается в том,что в категорических выводах относительно поставленной задачиформулируется высказывание, которое носит фактитивныйхарактер: в этом высказывании утверждается, что установлено, чтовысказывание формы Х является истинным высказыванием, тоесть данное высказывание описывает ситуацию такой, какой онабыла в реальной действительности. Вероятностные выводыявляются не фактитивными, но предположительными, при этомникакая степень вероятности предпочтительного положения дел Аперед положением дел В не является основанием для принятия А вкачестве истинного. Вероятностные выводы не могут быть в общемположены в основу судебного решения, но только в связи с оценкойвсей совокупности доказательств, например, в такой ситуации:факт наличия преступного деяния подтверждаетсяобстоятельствами А, В, С и не противоречит данным проведеннойпо делу экспертизы в том смысле, что эти данные не исключаютвозможности совершения Х-ом преступного деяния.Категорические выводы могут составлять основу такого решения.Вероятностные выводы имеют большое значение для следственнойпрактики, они способны оказывать влияние на ход расследованиядела, способствовать разработке следственных версий, истинностькоторых затем проверяется в ходе проведения следственныхдействий.

Оценка экспертизы судом и следственным органом.Согласно процессуальным нормам экспертиза оценивается судом и

47

следственным органом на основе своего внутреннего убеждения.Данные экспертизы не имеют заранее предустановленной силы (ст.17 УПК РФ, ст. ст. 67, 187 ГПК РФ, ст. 71 АПК РФ). Это означает,что экспертиза должна быть оценена судом наряду со всемидоказательствами по делу (свидетельскими показаниями,вещественными доказательствами, документами и т.п.). В данномслучае процессуальные нормы регулируют поведение лиц прирасследовании и судебном разбирательстве. Так, привозникновении неясности в заключении эксперта предусмотренытакие процессуальные формы, как допрос эксперта (ст. 187 ГПКРФ, ст. 205 УК РФ) и дополнительная экспертиза (об этойпроцессуальной форме мы говорили в разделе 1.3.1.). Если вдостоверности данных полученных в ходе экспертногоисследования возникают сомнения, а также при сомнениях вкомпетенции эксперта возможно назначение повторнойэкспертизы, проведение которой обязательно поручается другомулицу. При таком подходе возникают проблемы оценки содержанияэкспертного заключения, так как очевидно, что ни следователь, нисуд, не обладая специальными познаниями в областях,специалистам в которых была назначена судебная экспертиза, немогут оценить экспертное исследование с точки зрения его научнойобоснованности и достоверности [Аверьянова, 2006].

Еще раз подчеркнем, что данные нормы являютсярешениями, которые приняты в праве, возможны и другиеценности. В [Аверьянова, 2006 с. 464] описана концепция эксперта– научного судьи. Эта концепция была призвана решить проблемунекомпетентности судьи и следователя в тех специальных областяхзнания, относительно которых назначается экспертиза. Укажем, чтоэта проблема не может быть решена в параметрах истинно / ложно,но только в оценочных параметрах приемлемо или неприемлемо.Очевидно, что мы не способны обучить всех следователей и судейразбираться в лингвистических вопросах на том уровне, на каком вних разбираются профессиональные лингвисты. Отсюда мы можемвыбрать: сделать экспертизу заранее более ценнымдоказательством или предоставить все-таки судье право свободнооценивать данные экспертизы. Очевидно, что последнее решениеболее рационально, так как оставляет возможность исключить

48

подмену фактов в исследовании при оценке ее данных, так как этиданные оцениваются в системе всех доказательств по делу, к томуже остается возможность назначения повторной и дополнительнойэкспертизы. Бесспорно, что это не решает проблемутенденциозности самих следователей и судей, но это уже другойвопрос, который не имеет отношение к лингвистическойэкспертизе.

1.4. Лингвистическая экспертиза как исследованиепродуктов речевой деятельности

1.4.1. Объект и предмет лингвистической экспертизыОбъектом лингвистической экспертизы являются

продукты речевой деятельности. Именно так сформулирован объектв перечне родов (видов) экспертиз, выполняемых всудебно-экспертных учреждениях Министерства юстицииРоссийской Федерации (см. также [Ратинов, 2002, с. 213,]). Мысчитаем, что данный термин в отличие от термина «текст»соотносится с большим количеством конкретных объектов(=обладает большим объемом), которые могут стать предметомэкспертного исследования. Так, вряд ли под категорию «текст»может быть подведен анализ тождества / различия товарныхзнаков, тогда как, бесспорно, товарный знак является продуктоммыслительной и речевой деятельности конкретного человека илигруппы лиц. Но понимание текста как категории в принципе не такуж важно, так как вопрос о том, что такое текст – реалистическийвопрос, вопрос, который связан с употреблением значений слов, ане с фактическим положением дел.

Если же ставить эту проблему в номиналистическом ключеи не ставить вопросов о том, что такое текст, то слово «текст»обозначает один из видов речевых произведений, которыеобладают целенаправленностью (как бы это ни понимать), вотличие от спонтанных речевых произведений, цельностью, вотличие от речевых произведений с лакунами, и важен вопрос отом, какие следствия относительно реальности (событий,происходящих в действительности) порождает набор этихпризнаков. Это отдельный вопрос, требующий своего решения, издесь мы не ставим цели ответить на этот вопрос. Но, по крайней

49

мере, у тех объектов, которые называются словом «текст» нетникаких преимуществ в кодировании информации перед теми,которые так не называются (и соответственно, не обладаютвыделенными признаками).

Что мы имеем в виду, когда говорим о следствиях? Этоследствия, которые связаны с фактическими ситуациями прикодировании и декодировании сообщения, они могут бытьсформулированы в следующих вопросах: «Чем отличается речевоеповедение говорящего, когда он создает то речевое произведение,которое мы называем «текст», и что происходит с говорящим, когдаон кодирует иное речевое произведение? (Закономерен, безусловно,и вопрос о слушающем).

Полагаем, что цельность не представляет какого-тоисключительного и самоценного признака, и при исследованииповрежденных источников, например, печатного текста, в которомпо каким-то причинам отсутствует какая-то часть, мы можем«достраивать» исходный материал до уровня цельности. Добавим,что цельность может и не находиться в части «дано» приэкспертном исследовании, но быть в части «требуется доказать».Именно такие задачи решает лингвистическая экспертиза приисследовании продуктов речевой деятельности в аспекте наличия /отсутствия в них признаков монтажа.

По отношению к источнику информации об объектеэкспертные исследования могут быть разделены нанепосредственные и опосредованные. В первом случае экспертанализирует непосредственный источник информации (например,спорную фонограмму или спорный печатный текст), во втором –объект анализируется через косвенные источники информации(показания свидетелей, протоколы судебных заседаний).

Существует точка зрения, согласно которой косвенныеисточники не могут являться объектом экспертной оценки.«…Объектами лингвистической экспертизы являются тексты,непосредственно отображающие речевое событие, представляющеекриминалистический интерес. Не принимаются в качествеобъектов показания свидетелей, в которых пересказывается речевоесобытие, протоколы и другие письменные тексты, в которыхфиксируется устная речь, если предмет разбирательства – устная

50

речь, также переводы текстов на иностранном языке, еслипредставляет интерес именно иностранный текст, так как во всехперечисленных случаях имеет место подмена объектаисследования. Например, если необходимо установить наличие илиотсутствие лингвистических признаков оскорбления в ходеразговора, то протоколы допросов свидетелей и потерпевшихявляются не пригодными, так как в них речевое преступлениепредставлено опосредовано, и, соответственно, по ним эксперт несможет дать объективный вывод. На лингвистическую экспертизу вданном случае необходимо представлять фонограмму иливидеофонограмму, непосредственно фиксирующую речевоепреступление» [Мамаев, 2008, с. 276].

Такая позиция вряд ли может быть принята, так каквозможность познания при таком подходе ставится в зависимостьот наличия определенного класса «привилегированных»источников информации об объекте. Во-первых, вероятно, чтосуществует множество источников информации об объектеисследования, и, во-вторых, ни один источник информации неможет быть признан в качестве лучшего источника, безусловно,при этом, каждый источник ограничен в аспекте извлечения изнего «нужной» (=необходимой для ответа на поставленный вопрос)информации. Таким образом, при некотором «неудобстве»исследования косвенных источников их невозможно совсемисключить из экспертного рассмотрения, потому что ложность /истинность любого исследования напрямую не связана скаким-либо типом источников информации об объекте (см.,например, решение экспертных задач по косвенным источникам,представленное в разделах 3.2.1. и 3.3.1). Укажем также, что данноепротивопоставление относительно. Так, например, фонограмма,фиксирующая общение, является косвенным источникоминформации об этом общении по отношению к ситуациинепосредственного общения, а фонограмма, представленная впечатной форме, в свою очередь, является косвенным источникомпо отношению к звуковой фонограмме, текст с отсутствующимифрагментами является косвенным источником по отношению кцельному печатному тексту. Безусловно, наличие аудио илипечатного текста облегчает задачу исследования, но это лишь

51

означает, что относительно свойств косвенных источников(скажем, протоколов судебного заседания) не имеется достаточнойинформации для получения категорического заключения эксперта,а это, очевидно, гносеологический момент, так как незнание, какисследовать такие источники, не означает невозможности ихисследования по поставленным перед специалистом вопросам.

В этом аспекте представляет собой интерес теоретическийвопрос о пределах возможностей получения достовернойинформации лингвистом из косвенных источников, т.е. о границахприменения этих источников. В прикладном аспекте такиеисследования могли бы, с одной стороны, вылиться в практическиерекомендации для представителей следственных органов, которыемогли бы применять их при работе со свидетелями по категориямдел, в которых «фигурирует» языко-речевой материал, с другой – кразработке специальных методик для работы эксперта скосвенными источниками информации.

Таким образом, необходимо различать объект экспертногоисследования – речевое произведение, которое имело место вконкретном месте, в конкретное время, в конкретной обстановке, иисточник информации об этом речевом произведении, который неравен этому речевому произведению.

Перейдем к описанию предмета судебной лингвистическойэкспертизы. Предмет экспертизы – какой-либо языко-речевойуровень (=срез) исследуемого объекта. Так, при исследованиитекста на предмет наличия угрозы исследуетсяинтенционально-жанровый срез речевого произведения, а приисследовании товарных знаков – эмический уровень системыноминаций товаров, услуг, названии фирм и т.п. В общем прирешении экспертных задач лингвист-эксперт сталкивается с двумятипами предметов, которые соответствуют двум формам речевогоповедения – говорению и восприятию, таким образом, предметомисследования при проведении экспертных исследований, с однойстороны, является речевое поведение говорящего, а с другой –содержание речевого произведения в том смысле, в каком в любоеречевое произведение может служить источником реакций того, ктовоспринимает это произведение, когда последний декодирует этопроизведение.

52

1.4.2. Цели и задачи лингвистической экспертизы.Пределы компетенции лингвиста-эксперта

Цель любой судебной лингвистической экспертизы –проверка истинности / ложности (категорические выводы),возможности / невозможности (модальные положительные иотрицательные выводы) высказываний о предмете исследования,которые вытекают из вопросов, поставленных перед экспертом.Так, при исследовании спорного текста на предмет наличия /отсутствия в нем негативной информации о лице проверяетсяистинность / ложность утверждения «В тексте присутствуетнегативная информация о лице».

Для того чтобы достигнуть описанной выше цели, лингвиствынужден решать конкретные исследовательские задачи, которыетак или иначе связаны с решением проблемы тождества. Такимобразом, в любом экспертном заключении лингвист вынужденрешать проблему тождества, например, если эксперту задан вопрос:«Присутствуют ли в тексте призывы?», то если мы хотим ответитьна этот вопрос, мы как эксперты должны уметь отождествлятьопределенные фрагменты текста с призывами, или если заданвопрос: «Выражена ли оценка в неприличной форме?», то лингвиствынужден отождествлять фрагменты текста с тем явлением,которое называется именем «неприличная форма».

Существует точка зрения, и она весьма распространена влингвистической экспертизе (как в ее теоретической, так и впрактической части), что проблема тождества сводима к проблеметождества значений употребляемых понятий. Это значит, что когдамы отвечаем на вопрос о приличности / неприличностивысказываний, мы сначала должны определить или выработатьчеткие критерии того, что прилично, а что – нет, а затем ужерешать поставленный вопрос. Но при таком подходе, как уженеоднократно отмечалось, мы описываем не фактическоеположение дел относительно неприличности как фрагментареальной действительности, а выясняем то, как мы употребляемслово «неприличное» по отношению к фрагментам реальнойдействительности. Еще до проведения «исследования» можносказать, что безусловен факт, что такое употребление будет

53

размытым и нечетким, обычно из этого делается вывод, чтонеприличность как фрагмент реальности субъективен и релятивенпо отношению к конкретному говорящему или социальной группеили даже по отношению к лингвистике и юриспруденции. Этоявляется иллюстрацией реалистического подхода к словам ипонятиям.

Но проблема тождества может быть поставлена и вфактическом аспекте (=номиналистический подход к словам,терминам и понятиям), при данном подходе «неприличное»,например, – это перечень истинных утверждений о фрагментедействительности, который мы условились называть словом«неприличное», а проблема тождества сводится к описанию того,как ведет себя конкретный исследуемый в экспертизе фрагментречевого произведения, при этом мы можем получать такиеописания, что этот фрагмент ведет себя относительно таких-топараметров как неприличная форма, а относительно других – нет.На основании этого фактического описания юридическое решениепринимает суд, таким образом, лингвист в принципе может неиспользовать слово «неприличное» в своем экспертномисследовании, но только указать перечень фактов, которые онвыявил при производстве экспертизы.

Применительно к лингвистической экспертизе проблематождества возникает в трех случаях: первый связан с тождествомна уровне кода, второй – с тождеством на уровнепропозиционального содержания сообщения, третий – стождеством на уровне фактических намерений производящегосообщение и достижения сообщениями поставленных говорящимцелей.

Тождество на уровне кода. Первый случай представляетсобой традиционную лингвистическую проблему соотношенияэмического и этического уровней, другими словами, проблемусоотношения код / сообщение. Сюда относятся такие традиционныепроблемы, как проблема отождествления звуков в фонемы, морфовв морфемы, высказываний в предложения и т.п. Следует пояснить,что эта проблема фактическая, то есть она не зависит отопределения терминов. Как так получается? Прежде чем ответитьна этот вопрос, зададим несколько другой вопрос: «Зачем в

54

лингвистику были введены термины «код» и «язык»?». Ответбудет, вероятно, таким.

Мы имеем следующие факты:А) Вариативность речевых произведений такую, что мы

можем с определенной степенью уверенности утверждать, что несуществует двух тождественных речевых произведений. Если переднами два тождественных речевых произведения, то это одно и тоже речевое произведение (конкретные факты заключаются в том,что мы говорим различным тембром, в различных состояниях иситуациях и т.п.).

Б) Очевидно, что общающиеся на одном и том же языкепонимают друг друга хотя бы в том смысле, что они адекватнореагируют на определенные высказывания.

Встает вопрос, как такое возможно? Отсюда возникаетгипотеза кода, который выполняет функцию отождествления –приводит разнообразие к виду удобному для декодирования.

К уровню проблем кода относятся следующие проблемы:Ι. Проблема описания кодирующих возможностей

продуктов речевой деятельности. В некоторых случаяхнеобходимо описать значение речевого произведения или егокомпонентов, основной вопрос в данном случае следующий: «Чтоозначает речевое произведение?». Этот вопрос не нужно пониматьабстрактно, как вопрос, связанный исключительно с содержанием,которое заключено в тексте, конкретное речевое произведение прирешении данного типа задач понимается как детерминантаповедения воспринимающего данное речевое произведение,другими словами, за исследовательскими задачами подобного родастоит конкретный тип проблемных ситуаций. Принимающийречевое сообщение декодирует его определенным образом, исодержание сообщения может влиять на его поведение, при этомвсегда возможна ситуация, когда декодируемое содержание несовпадает с содержанием текста (ошибки декодирования) илиречевое произведение обусловливает различные вариантыповедения (неопределенность сообщения). В данном случаевозникают два подтипа задач, которые входят в компетенциюлингвиста-эксперта.

55

А) Задача по установлению содержания спорного речевогопроизведения (текста закона, договора, инструкции). Данный типзадач с процессуальной точки зрения не решается при помощиназначения судебной лингвистической экспертизы, так как в праведействует презумпция, что толкование, например, текстов законовили договоров входит в компетенцию суда. В юриспруденцииописаны и «предписаны» определенные формы герменевтическойдеятельности, так что лингвист в данном случае способенпроцессуально выступать только как специалист, но не как эксперт.

Б) Задача по установлению кодирующих возможностейсловесных обозначений. Данная задача ставится при исследованиисловесных обозначений спорных товарных знаков на предметтождественности двух спорных товарных знаков или на предметразличительных возможностей конкретного товарного знака.

В описанных случаях предметом исследования являетсяотношение «продукт речевой деятельности / адресат,воспринимающий информацию, закодированную в этом«продукте». Позиция говорящего в данном аспекте не имеетзначения, речевое произведение полагается тождественным самомусебе и противопоставленным другим речевым произведениям,которые кодируют не такую информацию.

ΙΙ. Проблема квалификации речевого поведенияговорящего. В основе решения этих задач лежит гипотеза овозможности различных вариантов поведения говорящегоотносительно каждой конкретной ситуации. В данном случаезадача лингвистической экспертизы – описать тот вариантповедения, который выбирает субъект речевого произведения в тойситуации, которая квалифицируется как юридический факт в томсмысле, что влечет юридически значимые последствия. Сюдаотносятся задачи по выявлению следующих тождеств (в томсмысле, что мы отвечаем на вопрос, кодирует ли говорящийсоответствующую информацию в своем сообщении или нет).

1. Отождествление речевых актов:- оскорбления;- призыва;- утверждения;- угрозы.

56

2. Отождествление семантических характеристиквысказывания:

А) Отождествление утверждения о фактах:а) ментального состояниях субъекта,

порождающего текст;б) описывающих фрагменты окружающей

действительности.Б) Отождествление оценки.Общим для всех типов является то, что они кодируются в

сообщении. То есть в языке, с одной стороны, существуютэмические единицы такие, например, как «речевой актоскорбления», которые способны отождествлять какие-тофрагменты речевых произведений как оскорбления или какпризывы. С другой стороны, то, что выше отнесено ко второйгруппе задач, кодируется не при помощи цельной единицы, котораяпредназначена для извлечения информации (например, речевойакт), но кодируется, как правило, словами и выражениями (а такжеинтонацией и др., например, «по-моему», «вероятно», «я видел», «ясчитаю», «я думаю», «плохо», «хорошо»).

Тождество на уровне пропозиционального содержания.Очевидно, что когда мы решаем проблему, являются ли данныепризывы призывами к экстремистской деятельности, мывынуждены отождествлять речевые произведения на другомосновании, нежели чем код (или язык). В общем случае дляотождествления необходимо знать, призывы к каким действиямявляются экстремистскими, очевидно, что в данном случае мыотождествляем исходя из внеязыковых оснований. В общем случаеэтот тип проблем находится за пределами компетенции лингвиста.К этому типу проблем тождества относятся следующие:

1. Является ли утверждение истинным или ложным?2. Содержится ли в тексте информация о неэтичном

поведении лица?3. Содержится ли в тексте информация о нарушении

лицом действующего законодательства и т.п.?На приведенную типологию особенно в той ее части, где из

лингвистического рассмотрения исключаются пропозициональныеотождествления, возможно возражение: лингвист способен

57

установить, что некое высказывание кодирует информацию,выраженную, например, пропозицией «Захват властныхполномочий». Так, лингвист способен отождествить путемтрансформаций (как это, например, представлено в [Мельчук,1975]) все те высказывания, в которых выражается идея захватавластных полномочий, например, сюда, очевидно, будутотноситься следующие высказывания:

Призываю вас к захвату властных полномочий!Давайте захватим властные полномочия!Захватим власть!Необходимо захватить власть!Возьмем власть в свои руки! и т.п.Такой трансформационный подход допустим, но при

условии, что судья или следователь понимает, что это именнотрансформационный анализ исследуемого фрагмента текста напредмет его тождества / различия с исходным фрагментом текстазакона, а не установление факта отношения определенныхреальных действий к разряду экстремистских. Если относительноэтого достигнуто взаимопонимание, тогда судья, например, мог бывсегда взять произвольный фрагмент текста закона и поставитьвопрос о тождестве этого фрагмента и исследуемого текста. Приэтом всегда сохраняется возможность, что какие-то действия будут«действительно» экстремистскими, но семантика исследуемогопредложения не трансформируется к тексту закона. Вряд ли такиепроцедуры представляют ценность для суда, алгоритмамитрансформации владеют все носители языка, таким образом, врядли такое развитие экспертных исследований возможно. Внастоящее же время суд, как правило, хочет узнать, относятся лидействия, к которым призывают, при условии их возможного,например, осуществления к разряду экстремистских, а это,очевидно, юридическая проблема тождества, и мы подменяемпредмет исследования, когда отвечаем на вопросы подобного рода.

Тождество на уровне целевого содержания ипоследствий, которые способно вызвать речевое произведение.

К данному тождеству относятся все проблемы, которыенаправлены на выявление реальных (=не коммуникативных)намерений говорящего или реальных реакций слушающего:

58

- хотел ли говорящий разжечь межнациональную рознь;- хотел ли говорящий оскорбить;- призывает ли говорящий к захвату властных полномочий;- оскорбился ли слушающий;- нанесен ли вред деловой репутации лица или субъекта

делового оборота и др.Решение названных задач также не входит в компетенцию

лингвиста. Эти проблемы необходимо отличать от проблем,связанных с кодом, а именно от проблемы сформулированных помодели: «Является ли данное речевое произведение призывом?»Высказывать призыв – это, безусловно, значит «вести себяопределенным образом», но реальная психологическая(=некоммуникативная) цель может не совпадать с той целью,которая кодируется в сообщении, этот факт вытекает из того, чторечевые произведения могут быть употреблены неискренне.

Отметим еще одно следствие, которое вытекает изпринятого объяснения. Высказывать что-то – это, безусловно,воздействовать на адресата, то есть каждое высказывание имееткакую-то предрасположенность воздействовать на конкретногоадресата или неопределенную группу лиц. В целом любойговорящий на русском языке знает об этих предрасположенностях иумеет пользоваться данной информацией. Конкретная же степеньвоздействия конкретного высказывания на конкретного адресата –величина, зависящая от многих неизвестных, а потому не можетбыть установлена лингвистом. Всегда, например, возможнаситуация, когда кто-то не был оскорблен инвективнымнеприличным высказыванием (высказыванием, имеющимпредрасположенность оскорбить слушающего, которая близится кединице), но подал иск в суд и утверждает, что он оскорблен.Очевидно, что такое положение дел не может быть в общем случае(а может быть, никогда) реконструировано при помощилингвистического анализа сообщения.

Таким образом, только проблема тождества, возникающаяна уровне кодирования информации, из всех выделенных типовтождества может являться предметом лингвистическогоисследования, и только относительно этой проблемы могут бытьсформулированы соответствующие экспертные задачи.

59

1.4.3. Проблема метода лингвистической экспертизыПроблема метода, пожалуй, одна из самых важных и

нерешенных проблем лингвистической экспертизы, трудно несогласиться с утверждением, что «в настоящее время практикапроведения лингвистической экспертизы осуществляется вомногом стихийно, индивидуально-субъективно; эксперты(лингвисты, вузовские преподаватели, учителя-словесники,журналисты) опираются, с одной стороны, в основном на свойпрофессиональный (филологический) и житейский опыт и, сдругой, – на некоторые знания из сферы юриспруденции,получаемые большей частью из литературы и прессы. Тем не менеепотребность в такой экспертизе все увеличивается, вместе с этимусиливается потребность в единых «правилах игры» для всехучастников судебных разбирательств на всех их стадиях. Ихотсутствие проявляется, в частности, в том, что порождаетнеудовлетворенность истцов и ответчиков оценками экспертов,поэтому многие из таких разбирательств затягиваются,откладываются, рассматриваются по нескольку раз. Из всего этоговытекает общественная необходимость выработки общихпринципов и конкретной методики юрислингвистическойэкспертизы, способной эффективно совмещать лингвистическую иправовую оценку конфликтных языкоречевых ситуаций,вовлекаемых в сферу юрисдикции», [Голев, 2002, с. 16]. Этоутверждение стало «общим местом» в работах, посвященныхлингвистической экспертизе см. [Галяшина, 2003, Галяшина, 2006,Баранов, 2007].

Разнообразие методов, которые называются в экспертныхисследованиях и иногда фактически используются в них, можетбыть сведено к двум основным типам, эти типы различаютсямежду собой по источнику эмпирической информации об объектеисследования. Первый тип – интроспективные методы –источником информации является интуиция исследователя, второйтип – экспериментальные методы – источником информацииявляются данные языкового сознания определенного классаиспытуемых.

60

1.4.3.1. Интроспективные методы. Метод субституцииспорных смыслов

В лингвистических экспертизах интроспективные методыпредставлены следующими наименованиями: «интенциональныйанализ», «стилистический анализ», «прагматический анализ» и.т.п.Обращает на себя внимание, что метод как деятельностнаякатегория (способ достижения цели, способ решения конкретнойзадачи) сводится к категории области исследования или основнойединице исследования (предмету или аспекту исследования). Этопроявляется и в названиях методов – жанровый анализ (=анализжанра или анализ объекта в жанровом аспекте),интенциональный анализ (=анализ интенции или анализ объектав интенциональном аспекте). Нам кажется, что такая традициянаименования методов не соотносима с категорией «метод». Когда,например, в разделе «средства и методы экспертизы» лингвистссылается на использованный им метод итенционального анализа,то тем самым он прежде всего утверждает, что для решенияпоставленной перед ним задачи необходимо было исследоватьинтенцию текста (=текст в интенциональном аспекте), но неописывает тот путь, которым он пришел к выводам попоставленным вопросам.

Предложенное далее описание интроспективных методовбазируется на постулате об оппозитивном принципе кодированияинформации в естественном языке. Мы исходим из гипотезы о том,что информация, ради которой строится сообщение, кодируется пооппозитивному принципу: существование языковой единицы илисмысла в тексте определяется наличием оппозиции этой единицыили смысла другой единице или смыслу. Отсутствиепротивопоставления – нейтрализация – при нейтрализации текстможет быть совместим с обоими признаками, образующимипротивопоставление. Таким образом, при исследованиинеобходимо доказать, что противопоставленные признаки ненаходятся в отношениях нейтрализации и реализуется какой-токонкретный признак. Без исследования факта отсутствиянейтрализации даже в случае ее действительного отсутствияистинный вывод по поставленному вопросу оказываетсяслучайным, а не необходимым. Вероятность истинного ответа при

61

этом для любого произвольно взятого текста равняется ½, еслиоппозиция бинарная, в случае же действительного наличиянейтрализации вывод может быть только вероятностным, так какмы можем равновероятно обосновать наличие любогопротивопоставленного признака.

Для решения проблемы квалификации соотношенияконтекстов и признаков мы предлагаем метод субституцииспорных смыслов и конструктивный способ доказательствалингвистических утверждений. Охарактеризуем его. Методсубституции заключается в следующем: если контекстнейтрализует противопоставленные признаки, то при подстановкеобоих признаков его (контекста) характеристики не изменятся, впротивном случае при подстановке противопоставленныхпризнаков перед нами окажется два различных контекста. Инымисловами, при названном подходе проверяется гипотеза осовместимости противопоставленных признаков с конкретнымобъектом исследования. В данном случае возможны два варианта.А) искомые признаки совместимы с объектом, при этом притрансформации объекта он не выходит за рамки тождества(=остается тождественным самому себе), в этом случае перед намифакт нейтрализации исследуемых признаков. Б) Искомые признакинесовместимы, тогда изменение одного противопоставленногопризнака на другой приводит к нарушению тождестваисследуемого объекта. Метод субституции, по нашему мнению,является одним из базовых интроспективным методов (этот методфактически применяется в экспертных исследованиях [Голев, 2004,с. 247; Матвеева, 2002, с. 186]). Требование конструктивностизаключается в том, что лингвист должен указать минимум наусловия, которые способны опровергнуть его описание, а в лучшемслучае – построить другой объект, в котором информациякодируется не сходным образом, тем самым доказывая отсутствиетождества между исследуемым и построенным объектом.

Приведем примеры применения данного метода.Ι. Задачи по установлению содержания спорного

речевого произведения.Дан текст:

62

«По смыслу закона содержание притона будет оконченнымпреступлением лишь в том случае, если помещение фактическииспользовалось одним и тем же лицом несколько раз либо разнымилицами для потребления наркотических средств и психотропныхвеществ».

Требуется установить:Каково соотношение понятий «содержание притона» и

«оконченное преступление» относительно количества раз (а именноболее одного) фактического использования помещения разнымилицами для потребления наркотических средств и психотропныхвеществ?

Очевидно, что два названных смысла совместимы сисследуемым текстом, т.е. перед нами факт нейтрализации. Этовытекает из следующего. Текст остается осмысленным(=совместимым) с двумя пресуппозициями.

1. Пресуппозицией данного высказывания являетсяследующее утверждение «Событие Х происходило в разное время».(В качестве Х в данном случае выступает фактическоеиспользование помещения для потребления наркотическихсредств).

Тогда верно следующее. Содержание притона естьоконченное преступление тогда и только тогда, когда одно и тожелицо (в разное время) фактически пользовалось помещением дляупотребления наркотических средств и когда разные лица (в разноевремя) фактически пользовались помещением для употреблениянаркотических средств. При этом значение «количество раз большеодного» реализуется по-разному относительно двух выделенныхкомпонентов пропозиции. Относительно одного и того же лицазначение количества «более одного» формулируется относительнофактического количества «использований» помещения одним и темже лицом для употребления наркотических средств. Относительноразных лиц значение «более одного» формулируется относительноколичества фактического использования помещения дляупотребления наркотических средств.

2. Пресуппозицией данного высказывания является:- Для первого члена пропозиции (одним и тем же лицом

несколько раз) – «событие Х происходило в разное время».

63

- Для второго члена пропозиции (разными лицами) –«событие Х происходило в одно и то же время».

Тогда верно следующее. Содержание притона естьоконченное преступление тогда и только тогда, когда одно и тожелицо (в разное время) фактически пользовалось помещением дляупотребления наркотических средств и когда разные лица (в одно ито же время) фактически пользовались помещением дляупотребления наркотических средств. При этом значениеколичества «более одного» реализуется по-разному относительнодвух выделенных компонентов пропозиции. Относительно одногои того же лица значение количества «более одного» формулируетсяотносительно количества «использований» помещения одним и темже лицом для употребления наркотических средств (так же, как и впредыдущем случае). Относительно разных лиц значениеколичества использования помещения для потреблениянаркотических веществ в тексте не определено.

ΙΙ. Задачи, связанные с описанием речевого поведения.

Дан текст:

Внимание! Округ № 5ПЕТРОВА \/Анна ВасильевнаЧЕСТНЫЙ ЮРИСТ В ДУМЕ -ВАША УВЕРЕННОСТЬ В ПОРЯДОЧНОСТИ ВЛАСТИ!Я СПРАШИВАЮ ГОСПОЖУ ВАНИНУ,БАЛЛОТИРУЮЩУЮСЯ ПО ПЯТОМУОКРУГУ НА ВТОРОЙ СРОК:1. Верно ли, что размер Ваших официальных доходов на"Приводе" - 180000 рублей в месяц?2. Верно ли, что практически каждый человек, сокращённый с"Привода", остался без работы с Вашего ведома исогласования с Вами?3. Правда ли то, что Вы приписываете себе заслуги городскихкоммунальных служб в благоустройстве округа?

64

4. Почему Вы позволили себе судиться с избирателем закритику? Разве избиратель не вправе высказать свою точкузрения?5. Почему Вы строите свои ответы на "неудобные" вопросыизбирателей на обмане, на компрометации оппонента?

Требуется установить: Являются ли предложения влистовке под цифрами 1-5 вопросами или утверждениями?

В описании данных исследования мы опускаем анализвысказывания-вопроса: «Разве избиратель не вправе высказатьсвою точку зрения?», которое является риторическим вопросом.

Системное противопоставление вопроса и утверждениязаключается в типе установки. Интенция вопроса формулируетсяследующим образом: «Говорящий хочет узнать истинно ли Х». Приутверждении говорящий сообщает: «Х истинно» либо «Х хорошо».

В анализируемом тексте выделяются типы высказываний,которые квалифицируются как вопросы. Это вытекает из двухфактов:

1. В конце высказываний ставится вопросительный знак, написьме маркирующий вопрос.

2. В начале второй части текста обозначается интенцияговорящего, выражено в высказывании «Я спрашиваю…».

Очевидно, что контекст не дает основанийквалифицировать данные высказывания как риторические вопросытакие, например, как второй вопрос в пункте 4 настоящего текста.Если бы данные вопросы были риторическими, то за ними долженбыл следовать какой-то поясняющий текст. Например, вопрос 1 могбы иметь следующий вид. «Верно ли, что размер Вашихофициальных доходов на "Приводе" - 180000 рублей в месяц? Затри месяца на ваших счетах скопилась довольно круглая сумма!».

Но при исследовании данного текста как целого мыполучаем следующий результат: вопрос как определеннаяпропозициональная установка оказывается несовместимым стекстом и наоборот – комплекс признаков, соотносимых с такойединицей, как утверждение, совместим с данным текстом.Невозможность интерпретации представленных фраз в первичномвопросительном их смысле обусловлена тем, что такая

65

интерпретация приводит к противоречию текста по замыслу.Данная интерпретация предполагает такие противоречивыеформулы основного замысла текста: «Нужно голосовать заПетрову, потому что она спрашивает у Ваниной…» или «Яспрашиваю у Ваниной о…, поэтому нужно голосовать за Петрову»[Бринев, 2006]. Сохранение у данных высказыванийвопросительной функции возможно лишь, если перед нами дватекста. Другими словами – подстановка вопросительного значенияведет к нарушению цельности текста.

Таким образом, верно следующее: или перед намиутверждения, или перед нами два различных текста, не связанныхмежду собой, первый текст призывает голосовать за Петрову, вовтором тексте задаются вопросы Ваниной. Из этого следует: еслитекст цельный, то перед нами утверждения, если в текстеприсутствуют вопросы, то перед нами два различных текста.

1.4.3.2. Экспериментальные методыЦелью данного раздела не является создание типологий

лингвистических экспериментов, но описание требований,предъявляемых к такой познавательной процедуре, какэксперимент, разработка конкретных экспериментальных методикисследования – дело будущих лингво-экспертных исследований.Необходимость же обсуждения экспериментальных методикобъясняется их неудовлетворительностью по отношению кописанию фактов.

В лингвистике и лингвистической экспертизе экспериментприменяется в двух формах: в форме без возможностиопровержения (опрос) и в форме с такой возможностью.

Целью первой экспериментальной формы являетсявыяснение характера реагирования носителей языка на те или иныеязыко-речевые фрагменты. Данная форма применяется в техслучаях, когда лингвисту неизвестно, как будут реагироватьинформанты на тот или иной фрагмент языка / речи, и он хочетустановить значения (в смысле значений параметров, а несемантических значений, конечно) этого реагирования, илилингвист хочет проверить свою интуицию по поводу этогофрагмента. В общем случае данная форма может быть названаформой без возможности опровержения. При опросе информантов,

66

например, не выдвигается гипотезы об их поведении, поэтомуданные исследования не могут содержать риск ошибки. Так, еслилингвист не знает, как будут вести себя информанты, то всереакции «правильны» и значимы без исключения.

Вторая форма – это форма с возможностью опровержения,эта форма применяется менее часто в лингвистическихисследованиях и является практически не разработанной.Классическим ее примером является проведение эксперимента сцелью подтверждения обоснованности интуиции исследователя поповоду значений лингвистических величин. Здесь данныеэксперимента могут содержать вероятность опровержения (могутбыть фальсифицированы), когда лингвист предполагал одно, но врезультате не получил ни одного ответа, который бы подтверждалего гипотезу. Но во всех практически ситуациях мы имеемследующий статистический результат экспериментирования:какое-то количество ответов подтверждает гипотезу, какое-то – нет.В лингвистике сложилась стихийная интерпретация такогоположения дел при помощи категории «субъективнойдостаточности подтверждающих примеров». Безусловно, что мытолько сейчас придумали название для этой операции, этакатегория нигде явно не введена, но все-таки думаем, что онафактически используется. Объясним, что мы имеем в виду. Когдалингвист проверяет свою интуицию, то неявно принимается, чтодля того чтобы интуиция считалась истинной, достаточно«достаточно большого количества ответов», согласующихся сисходной интуицией, тогда как остальные могут быть не принятыво внимание. Понятно, что достаточно большое количество –категория субъективная, даже если будет принято, что оно(количество) должно равняться более пятидесяти процентам.

Описанная ситуация требует обсуждения. Очевидно, чтоесли мы используем форму эксперимента с возможностьюопровержения, мы должны знать, какие ответы недопустимы вконкретной экспериментальной ситуации, и вопрос этот,безусловно, не количественный. Отметим далее, что мы всегдаимеем разнообразие ответов, другими словами, мы никогда неполучаем на свои вопросы ответы, которые количественноравняются ста процентам. Есть два варианта, первый – отказаться

67

от проведения экспериментов, второй – объяснить, как возможнаэта ситуация, и сделать так, чтобы наши эксперименты быливсе-таки потенциально опровержимы, но при этом не стремилисьбы к стопроцентному результату. По нашему мнению, второевозможно, хотя это требует отдельного теоретического обсуждения.Например, мы не уверены, что изложенное далее не являетсятеорией ad hoc.

Для объяснения описанного положения выдвинемследующую гипотезу: реакции на речевое произведение неявляются строго детерминированными, реагирующий обладаетопределенной степенью свободы (в другом – аспекте выбором)относительно того, как реагировать на речевое произведение иреагировать ли вообще. Эта гипотеза достаточно очевидна ивытекает из фактов. Так, например, не отвечать на вопроснеприлично, но это не значит, что все всегда будут отвечать на всевопросы, адресат способен выбрать, ответить ли ему на вопрос илипоступить неприлично. Из этого следует, что не все реакции,которые мы получаем в ходе экспериментирования, связаны сисходной гипотезой эксперимента, а потому необходим неколичественный анализ реакций, а качественная формулировкатого, какие реакции будут являться совместимыми с выдвигаемойгипотезой, а какие будут его опровергать. В этом случае достаточноодного опровергающего примера, чтобы отбросить гипотезу, покатакого примера не обнаружено данные эксперимента могут бытьпризнаны как подтверждения. Думаем, что применение данногопринципа (если применение, конечно, возможно) покажет, чтомногие из результатов, которые получены в ходе проведенияэкспериментов при решении экспертных задач, окажутсядостаточно тривиальными.

Описанное выше носит, безусловно, не только сугуботеоретический характер, эксперимент применяется влингвистических экспертизах, его применение требует своегоосмысления и улучшений, отметим только, что нам неизвестно ниодного случая, когда бы эксперимент ясно и явно былсформулирован в форме, допускающей опровержение. В [Бринев,2007] представлен эксперимент, поставленный нами именно в

68

такой форме, но читатель может убедиться в том, что он(эксперимент) также нуждается в улучшении.

1.4.4. Исследовательский аспект выводов экспертногозаключения

Выводы в исследовательском аспекте представляют собойрезультат описания предмета исследования, другими словами,выводы – это исследовательский результат, это утверждения,сообщающие некоторую информацию об объекте исследования. Впроцессуальном аспекте исследовательский результат представляетсобой искомую информацию, ради которой назначалась экспертиза.Это ответы на вопросы, которые были поставлены перед экспертомсудом или следствием. Еще раз отметим, что эти ответыпредставляют собой установленные факты, которые имеютюридическое значение, данные факты входят в предмет и пределыдоказывания по конкретному делу. Напомним, что выделяютследующие категории выводов по характеру установленнойинформации:

1) категорические / вероятностные;2) условные / безусловные;3) положительные / отрицательные.Рассмотрим содержательное противопоставление каждой

пары выводов раздельно.Категорические / вероятностные. Традиционно

вероятностные выводы определяются следующим образом:«вероятностный вывод представляет собой обоснованноепредположение (гипотезу) эксперта об устанавливаемом факте иобычно отражает неполную внутреннюю убежденность вдостоверности аргументов, среднестатистическую доказанностьфакта, невозможность достижения полного знания. Вероятныевыводы допускают возможность существования факта, но и неисключают абсолютно другого (противоположного) вывода»[Россинская, 2008, с. 244]. Тогда как категорический выводопределяется как «достоверный вывод о факте независимо отусловий его существования» [Россинская, 2008, с. 243]

Очевидно, что такое понимание является неполным.Противопоставление категорических и вероятностных выводов

69

может быть проведено только относительно принимаемой приисследовании теории. Это вытекает из того факта (мы считаем, чтоэтот факт доказан [Поппер, 2002(а); Поппер, 2002(б)]), что никакоепознание не является индуктивным. Другими словами, мы никогдане познаем индуктивно, и любое эмпирическое обобщение, в томчисле и наблюдение, делается только относительно какой-либоранее принятой теории, которая всегда может быть опровергнутаэтим новым наблюдением. Поэтому вероятностные заключения неявляются мерой эмпирической обоснованности заключения освойствах, признаках предмета / явления, а категорические выводыне являются на сто процентов эмпирически обоснованнымивысказываниями. Никакое общее высказывание не может быть насто процентов обосновано эмпирически. Поэтому оппозициякатегорических и вероятностных выводов не может до конца бытьобъяснена ни психологически, ни эмпирически, ни методически.Особо остановимся на последнем моменте.

Думается, что не существует ни одной методики, восновании которой не лежала какая-либо (пусть даже внутреннепротиворечивая) теория, а потому несовершенство методики всегдаобъяснимо несовершенством теории, тогда как обратноеневозможно. При этом, конечно, есть случаи, когда несовершенствометодики объясняется тем, что существующая методика неучитывает результатов более мощной теории и «предпочитает»оставаться на уровне более слабых теорий. Хотя, если методикидают достаточное приближение к истине (в практическом, конечно,плане, используясь для измерений), то нет никакой необходимостипересматривать теоретические основания, на которых базироваласьданная методика (даже если она построена на ad hoc теории).

Вероятностные выводы противопоставленыкатегорическим в аспекте логического следования каких-либоутверждений теории. Выделяют два типа следования: а) первыйтип – истинность посылок необходимо гарантирует истинностьзаключения (необходимо истинные выводы), б) второй тип –истинность посылок не влечет необходимой истинностизаключения, заключение может быть как истинным, так и ложным.Отсюда вероятностные выводы возникают в следующих случаях:

70

1. Когда теория (и базирующаяся на ней методика)безразличны к данному факту в том смысле, что они его неописывают.

2. Когда входных эмпирических данныхнедостаточно для необходимо истинного вывода.

Психологическое состояние неуверенности субъектаэкспертизы в результатах исследования является производным отэтих двух факторов, более того, с ними совместимо ипротивоположное его состояние – полной уверенности в том, чтопри исходных данных (принятой теории и эмпирических фактах)невозможно вывести «истинно Х».

Категорические выводы, в свою очередь, это выводы,которые делаются тогда, когда теоретические и эмпирическиеданные необходимы и достаточны для ответа на поставленныйвопрос.

Вероятностные выводы часто не отграничиваются отмодальных выводов о необходимости и возможности, которыеносят сугубо теоретический характер. Поясним сказанное. Любаяэмпирическая теория, описывая фрагменты реальности,одновременно запрещает существование каких-либо эмпирическихфактов и их сочетаний, так, теория Ньютона запрещает не падатьвниз подброшенному вверх камню, и если такой факт имел быместо, то эта теория была бы отброшена. Таким образом,высказывания о возможности и невозможности какого-либоположения дел в принципе является высказыванием обэмпирическом содержании теории. Высказывание «Невозможно Х»есть утверждение, что принятая теория исключает такое положениедел, тогда как обратное высказывание, это высказывание осовместимости теоретического описания и эмпирического факта,имеющего место в действительности.

Безусловные и условные выводы. Этот тип выводов наисследовательском уровне противопоставляется относительногоэмпирического уровня исследования. Эксперт знает, что длянеобходимого заключения по поставленному вопросу должныналичествовать истинные эмпирические высказывания Х и У. Изэкспертной ситуации следует, что истинность Х установлена, тогдакак истинность У не установлена. Формулируя вывод в условной

71

форме, эксперт тем самым сообщает, что необходимо установитьистинностное значение высказывания У, и если У = истина, тобудет истинным и вывод относительно искомой информации.Безусловные выводы обоснованны только тогда, когдаэмпирической информации достаточно для категорическогозаключения по поставленному вопросу.

1.5. Проблема отнесения лингвистической экспертизы копределенному роду судебных экспертиз

В теории судебных экспертиз и криминалистике даннаяпроблема выделяется в качестве отдельной специальной проблемы.По-нашему мнению, классификации судебных экспертиз не имеютпрактически никакого значения, особенно это касаетсяклассификации экспертиз по роду и виду. Поясним это положение.Классификация как таковая не представляет собой цели научногоизучения, функция классификации, скорей, мнемоническая, и всеклассификации являются сокращением того фактическогоматериала, который теоретически утверждается относительночленов классификаций, поэтому наличие корректныхклассификаций связано с качеством разработки теории, но ненаоборот.

Родо-видовые же классификации не несут практическиникакой ценной научной информации. Поясним этот тезис. Всемногообразие экспертиз разделяется по роду и виду. Основаниемдля выделения экспертиз по этому признаку являетсяпринадлежность конкретной экспертизы к определенной отраслизнания. Существующие классификации судебных экспертизпредставляют собой вид естественных классификаций в томсмысле, как они представлены у Дж. Лакоффа. Эти классификациине являются последовательными, они образованы генетическими ифункциональными основаниями. Так, например, класскриминалистических экспертиз обычно выделяется списком. И то,что дактилоскопическая, почерковедческая и автороведческаяэкспертиза относятся к одному классу, не может быть объясненоиначе как через то, что они развивались в рамках криминалистикикак отдельной прикладной области знания. Естественнопредположить, что теоретически криминалистика базируется на

72

различных областях знания в том смысле, что в ней применяютсятеории, разработанные в рамках различных отраслей науки. Нужноотметить, что дискуссии по поводу построения единойклассификации экспертиз по роду и виду не имеют научногозначения, хотя их прикладное значение достаточно очевидно, оносвязано с закреплением за определенными специалистамиконкретной области компетенции, а это уже является нашимрешением, а не фактом, и это решение нуждается в обсуждении.

Закончим этот раздел следующим утверждением:безразлично относительно фактической ситуации (то естьфактически безразлично), считать ли лингвистическую экспертизусортом речеведческих экспертиз и, соответственно, включать этуэкспертизу в один класс с фоноскопическими и почерковедческимиэкспертизами. Но это решение, если оно будет принято, небезразлично с точки зрения того, как мы будем готовить кпрофессиональной деятельности будущих специалистов-экспертов.Думается, что с этой позиции однородность теорий, которыедолжен освоить будущий специалист, имеет какое-то значение, и вэтом смысле теории, принятые в фоноскопии и почерковедении, понашему мнению, далеко отстоят от теорий, принятых влингвистике. Эти факты, безусловно, нуждаются в обсуждениитакже и с точки зрения принятия решений по организации учебногопроцесса будущих специалистов и формированию ихпрофессиональной компетенции. Эти решения, по нашему мнению,обязательно будут влечь определенные позитивные и негативныепоследствия.

73

Глава ΙΙ. Общая характеристика экспертных задач, решаемыхпри производстве лингвистической экспертизы в рамках

различных категорий дел

Прежде чем приступить к непосредственному изложениюматериала данной главы отметим, что он структурированотносительно такой категории, как «событие», а точнее было бысказать, что относительно категории «юридический факт», тогдакак, безусловно, он мог бы быть (и в определенном смысле этобыло бы более значимо) структурирован относительно категории«тип экспертных задач», которая выделена и описана нами вразделе 1.4.2. Представленная ниже структура второй главыобусловлена, скорее, традицией, сложившейся в лингвистическойэкспертологии, традицией, которая, как мы думаем, не имеетпринципиального значения и может быть нарушена. Такжерасположение материала обусловлено и соображениями удобства,так, при последовательном соблюдении принципа подачиматериала от основной экспертной задачи, оказались бы«разорванными» семантический и прагматический аспектфактитивности, тогда как проблема фактитивности в настоящеевремя в лингвистической экспертологии признается цельнойпроблемой. Еще раз отметим, что это связано лишь с удобствомизложения материала, и мы постараемся везде, где это возможно,указать на тот тип экспертных задач, который решается при ответена тот или иной вопрос, возникающий в рамках конкретныхкатегорий дел.

2.1. Судебная лингвистическая экспертиза по делам обоскорблении

2.1.1. Общая характеристика экспертных задач поделам об оскорблении

Оскорбление – один из центральных концептовсовременной юридической лингвистики. В юридическом аспектеоскорбление определяется как умаление чести и достоинства лица,выраженное в неприличной форме.

74

В практике лингвистических экспертиз при установлениипризнаков оскорбления при анализе спорных речевыхпроизведений принято отвечать на следующие вопросы:

1. Содержатся ли в статье (высказывании) «...» негативнаяинформация об Х-е? В каких конкретно высказываниях содержитсянегативная информация?

2. Выражена ли оценка в неприличной форме,противоречащей правилам поведения, принятым в обществе?

3. Носят ли высказывания, относящиеся к Х-у,оскорбительный характер?

Таким образом, центральными вопросами приисследовании продуктов речевой деятельности на предмет наличия/ отсутствия признаков оскорбления являются: вопрос о формепередачи информации (приличная / неприличная), а также вопрос оее (информации) адресованности конкретному лицу. На экспертизупредоставляются печатные и устные тексты, а также фразы, слова,словосочетания, установленные в ходе судебного разбирательства.

Отметим, что по делам об оскорблении при определениисодержания лингвистической экспертизы на протяжении еесуществования «конкурируют» два подхода к определениюпределов компетенции лингвиста в делах об оскорблении. Первыйсвязан с признанием того, что вопрос о наличии / отсутствииоскорбления не входит в компетенцию лингвиста, но являетсясугубо юридическим вопросом, второй «отстаивает» точку зрения,согласно которой данный вопрос принадлежит компетенциилингвиста. В последнем случае мы употребили слово «отстаивает»в кавычках, так как этот подход нигде явно теоретически несформулирован, но вытекает из экспертных заключений,проводимых в рамках этой категории дел. Приведем конкретныйпример: «Суд обоснованно признал показания потерпевшей П.достоверными, поскольку они согласуются с показаниямисвидетелей Легкой Ю.А. (секретаря судебного заседания),Гарькушова Д.Г. (судебного пристава), с выпиской из протоколасудебного заседания, заключением экспертов Совета комиссионнойлингвистической экспертизы, согласно которому высказанные Ж.слова и выражения в суде в адрес потерпевшей П. могут бытьрасценены как оскорбления, поскольку принадлежат к разряду

75

ненормативной лексики, а именно, - бранным и нецензурнойконнотациям» [Кассационное определение…]. Логика же подхода,исключающего право лингвиста отвечать на вопрос, является ли Хоскорблением, такова. Вопрос об оскорблении – это вопросюридический, оскорбление – один из видов преступлений, наличиеили его отсутствие должно решаться судом. Например, судебныймедик не имеет права квалифицировать, имело или место убийство,в сферу его компетенции входит лишь констатация фактов,характеризующих время и обстоятельства смерти. Таким образом,лингвист не в праве возлагать на себя функции дознавателя,следователя или судьи. («Разрешаемые судебным экспертомвопросы не должны касаться юридических сторон и элементовуголовного и гражданского дела, так как следователи и судьи самикомпетентны в области права…Встречающиеся иногда в практикепопытки экспертов решать юридические вопросы (например, опричинах преступления, умысле и мотивах совершенияпреступных действий) неправомерны» [Шляхов, 1979, с. 4])

Перейдем к обсуждению проблемных вопросов, связанныхс юридическими аспектами оскорбления, которые прямо илиопосредованно связаны с определением границ компетенциилингвиста.

Таких вопросов, по нашему мнению, два. Первый из нихсвязан с определением границ компетенции лингвиста-эксперта,его можно сформулировать следующим образом: «Действительноли квалификация речевых произведений как оскорблений илинеоскорблений не входит в компетенцию лингвиста-эксперта, и этовытекает из существующих правовых норм?». Второй вопроссвязан с первым, но не дублирует его, сформулируем егоследующим образом: «Соответствует ли двузначный принципквалификации речевых произведений (оскорбительно /неоскорбительно) правовым нормам, регулирующим употреблениеинвективных высказываний?» Рассмотрим эти вопросыпоследовательно.

2.1.2. Оскорбление как феномен праваОскорбление как действие, квалифицируемое в качестве

правонарушения, входит в содержание следующих норм:

76

Уголовный кодекс РФ:Статья 297. Неуважение к судуСтатья 319. Оскорбление представителя властиСтатья 336. Оскорбление военнослужащегоСтатья 107. Убийство, совершенное в состоянии аффектаСтатья 113. Причинение тяжкого или средней тяжести вреда

здоровью в состоянии аффектаСтатья 130. ОскорблениеКодекс об административных правонарушениях:Статья 5.26. Нарушение законодательства о свободе совести,

свободе вероисповедания и о религиозных объединениях(оскорбление религиозных чувств граждан либо осквернениепочитаемых ими предметов, знаков и эмблем мировоззренческойсимволики).

Уголовно-исполнительный кодекс:Статья 116. Злостное нарушение установленного порядка

отбывания наказания осужденными к лишению свободы(неповиновение представителям администрации исправительногоучреждения или их оскорбление при отсутствии признаковпреступления).

Семейный кодекс:При осуществлении родительских прав родители не вправе

причинять вред физическому и психическому здоровью детей, ихнравственному развитию. Способы воспитания детей должныисключать пренебрежительное, жестокое, грубое, унижающеечеловеческое достоинство обращение, оскорбление илиэксплуатацию детей.

Трудовой кодекс:Статья 336. Дополнительные основания прекращения

трудового договора с педагогическим работником (применение, втом числе однократное, методов воспитания, связанных сфизическим и (или) психическим насилием над личностьюобучающегося, воспитанника).

Необходимо отметить следующее. Наличие действияоскорбления, во-первых, способно являться не только фактом,который является элементом состава правонарушения, но и фактом,имеющим доказательственное значение по отношению к составу

77

[Шляхов, 1979, с.5] или доказательственным фактом [Белкин, 1966,с. 19]. Например, ст. 336 Трудового кодекса, а также ст. 151 ГК РФ.

Во-вторых, оскорбление как действие входит в составнекоторых правонарушений на альтернативной основе. Примеромэтому служит ст. 107 УК РФ. («Убийство, совершенное в состояниивнезапно возникшего сильного душевного волнения (аффекта),вызванного насилием, издевательством или тяжким оскорблениемсо стороны потерпевшего либо иными противоправными илиаморальными действиями (бездействием) потерпевшего, а равнодлительной психотравмирующей ситуацией, возникшей в связи ссистематическим противоправным или аморальным поведениемпотерпевшего, - наказывается ограничением свободы на срок дотрех лет или лишением свободы на тот же срок»).

В-третьих, оскорбление как определенное действие являетсяобязательным элементом состава объективной стороны рядаправонарушений (ст.ст. 130, 297, 336).

Необходимо подчеркнуть следующий факт, именно действие«оскорбление» как явление объективной действительности(=определенная фактическая ситуация) входит в составправонарушения. Таким образом, неопределенность употребленияслова «оскорбление» в частном случае (ст. 130 УК РФ) послужилапричиной дискуссий по поводу оскорбления. Содержание этихдискуссий сводится к тому, что термины «оскорбление», «честь»,«достоинство», «неприличная форма» недостаточно определены взаконодательстве. Действительно, данные термины употребляютсякак слова естественного языка, которые неточны (объем этихпонятий не определен) и неясны. Это не означает, что для права несуществует такого реального феномена, как оскорбление, и чтофеномен оскорбления релятивен относительно какого-то языка.Релятивность, действительно, присутствует, но не по отношению куказательной или описательной функции языка, а по причинеразличного статуса функций языка лингвистики и языка права.Описательная функция языка права подчиняется целиэффективности принятия решений (прагматическая функция) инормативным принципам права (право – это решение),описательная функция языка лингвистики подчиняется целиистинности такого описания (отражательная функция). В языке

78

лингвистики формула оскорбления выглядит примерно следующимобразом: «Это оскорбление, потому что Х обладает такими-то и необладает такими-то свойствами», в языке юриспруденции – «Этооскорбление, оно обладает следующими признаками, относительноконкретной нормы такой-то признак несуществен, а потому должнаприменяться эта, а не другая норма или санкция».

Таким образом, мы исходим из предположения, чтоюридическое тождество оскорбления базируется именно надескриптивном компоненте значения, на указании на определенноедействие. Юридические же конструкции оскорбления, другимисловами, оценки этого действия и юридические последствия этогодействия варьируются в зависимости от отрасли права и,соответственно, предмета правового регулирования – системыопределенных общественных отношений, от объектаправонарушения, характера правового регулирования и т.п.Охарактеризуем эту вариативность.

Ι. Межотраслевое варьирование.1. В уголовно-правовом аспекте действие «оскорбление»

оценивается с точки зрения его общественной опасности,общественно опасные действия или бездействия признаютсяпреступлениями и подлежат уголовному наказанию, в данномслучае юридизируется один из видов действия оскорбления, аименно содержащий неприличную форму, все остальные действияне могут быть признаны преступлением. Для квалификациидействия или бездействия как преступления важно наличие винысубъекта этого действия, вина в уголовно-правовом аспектевозможна в форме умысла и неосторожности, данная категориядостаточно детально разработана в теории и практике уголовногоправа.

2. В гражданско-правовом аспекте оскорбление как действиерассматривается в качестве инструмента причинения моральноговреда, при этом признак неприличной формы не имеет тогозначения, которое он имеет в уголовно-правовом аспекте, вгражданском праве наличие / отсутствие данного признака можетоказать влияние на определение степени морального вреда и,соответственно, размеров компенсации.

79

3. В трудовом праве оскорбление как действие наносит ущербтрудовым отношениям и является дисциплинарным проступком, атакже, возможно, одним из оснований увольнения. Здесь тоженеобходимо отметить, что признак неприличной формы не являетсяопределяющим (в том смысле, что он необязателен).

ΙΙ. Внутриотраслевое варьирование. Концепт «оскорбление»,в состав которого входит оскорбление как вид действия,варьируется в уголовном праве, вариативность наблюдаетсяотносительно объекта преступления (общественных отношений,которым причинен вред действием или бездействием). СтатьиУК РФ, в которые входит признак «оскорбление», как разварьируется относительно общественных отношений, на которыепосягает деяние:

1. Преступления против личности (Ст. 130. УК РФОскорбление).

2. Преступления против государственной власти:А) Преступления против правосудия (Ст. 297. УК РФ

Неуважение к суду).Б) Преступления против порядка управления (Ст. 319.

УК РФ Оскорбление представителя власти).3. Преступления против военной службы (Ст. 336. УК РФ

Оскорбление военнослужащего).Варьирование категории оскорбления обусловливает

следующие ее свойства: «Уголовные дела о преступлениях,предусмотренных статьями 115 частью первой, 116 частью первой,129 частью первой и 130 Уголовного кодекса РоссийскойФедерации, считаются уголовными делами частного обвинения,возбуждаются не иначе как по заявлению потерпевшего, егозаконного представителя, за исключением случаев,предусмотренных частью четвертой настоящей статьи, и подлежатпрекращению в связи с примирением потерпевшего с обвиняемым.Примирение допускается до удаления суда в совещательнуюкомнату для постановления приговора» (ч. 2 ст. 20 УПК РФ.).

Уголовные дела, предусмотренные статьями 319, 297,являются делами публичного обвинения, для которыхпредусмотрен особый порядок возбуждения в связи с тем, чтообъектом преступления является власть в форме правосудия или в

80

форме порядка управления и функционирование этой власти, атакже военная служба. (Ср. «Основной объект преступления -общественные отношения в сфере правосудия, дополнительный -честь и достоинство участников судебного разбирательства, судьи,присяжного заседателя или иного лица, участвующего вотправлении правосудия, Непосредственный объект - авторитетсуда, честь и достоинство участников судебного разбирательствакак условия нормальной деятельности по отправлениюправосудия), такие дела не могут быть прекращены в связи спримирением сторон [Артеменко, Минькова]). В данной категориидел варьируется также и содержание умысла. «Субъективнаясторона характеризуется прямым умыслом. Лицо осознает, что,оскорбляя участников судебного разбирательства, высказываетнеуважение к суду, и желает совершить такие действия» [Наумов].Вариативность юридической конструкции оскорблениянаблюдается также относительно состава преступления –формальный / материальный состав. Различие этих двух типовсоставов проводится в следующем аспекте: в материальныхсоставах преступлений для признания преступления оконченнымнеобходимо наступление общественно опасных последствий, вформальных – достаточно совершения общественно опасногодеяния независимо от наступления последствий такого деяния.

Относительно статей 297, 319, 336 вопрос, по нашемумнению, решается однозначно – состав этих преступлений являетсяформальным: правосудию, власти и военной службе не нужно«дожидаться», чтобы наступили факты их дискредитации.

Относительно же статьи 130 УК РФ возможны различныерешения. Отметим, что в большинстве случаев состав данногопреступления трактуется как формальный [Наумов]. Но если«всякий раз, т.е. по любому уголовному делу, тот или иной составпреступления "извлекается" из соответствующейуголовно-правовой нормы, выраженной в тексте уголовногозакона» [Наумов], то ничего не мешает понимать норму статьи 130УК РФ в результативном аспекте: «Если в наличии факт умалениячести и достоинства, и это умаление осуществлялось внеприличной форме, то…». А из этого следует, что при разрешенииданной категории дел необходимо доказать наличие

81

причинно-следственной связи между действием или бездействиеми фактом наступления состояний объекта преступного деяния.

Описанная выше вариативность вытекает из относительнойнезависимости отраслей права, специфики предмета ихрегулирования, так что понятие оскорбления может в результатеиметь различный объем. Так, для ущерба, нанесенного трудовымотношениям, встает вопрос об обязательном / факультативномналичии неприличной формы, тогда как для признанияосужденного к лишению свободы злостным нарушителемдостаточно наличия оскорбления представителей администрацииисправительного учреждения при отсутствии признаковпреступления (см. приведенную выше ст. 116 УИК РФ).

Таким образом, событие оскорбления входит в составразличных по своей природе правонарушений, признаки которыхрелятивизируются относительно отрасли законодательства, объектаправонарушения и типа его (правонарушения) состава. Инымисловами, событие оскорбления является для права определеннойфактической ситуацией. Отсюда можно сделать следующий вывод,задача лингвистической экспертизы заключается не в том, что онапомогает определять термин «оскорбление» в праве (в егоразличных отраслях), а в том, чтобы давать описание событию,которое содержит признаки правонарушения, это, конечно, неисключает того, что этот термин при этом получает все-таки своеопределение.

Самым важным тезисом, который, по нашему мнению,вытекает из проведенного анализа, является следующий:«Лингвист способен указать на то, что какой-то речевой актявляется речевым актом оскорбления, описать саму ситуациюиспользования речевого акта, другими словами, то речевоесобытие, которое имело место в действительности и называется влингвистике словом «оскорбление», и нет никаких основанийпомимо собственно лингвистических, которые связаны сотсутствием описания оскорбления, исключать квалификациюконкретного речевого поведения как оскорбления». Юристоценивает при этом не термин «оскорбление», а то, что произошло,и оценивает произошедшую ситуацию юридически, другимисловами, он вынужден решать следующий вопрос: «Достаточно ли

82

тех признаков, которые были выявлены лингвистом и называютсясловом «оскорбление», для квалификации данной ситуации какпреступного деяния, которое в юриспруденции называется словом«оскорбление?». Конечно, можно создавать эвфемизмы, говоритьне «оскорбление», а «оскорбительно» или «инвективный речевойакт», но это уже сугубо технический момент, который связан соблегчением взаимопонимания между лингвистом и, например,судом.

2.1.3 Феномен оскорбления в правосознании лингвистаВ правосознании лингвистов сложилось следующее

устойчивое представление о делах, связанных с правовой защитойчести и достоинства, и месте в них лингвистической экспертизы. Влингвистике противопоставляется оскорбление как уголовноепреступление «гражданско-правовому» умалению чести идостоинства, которое имеет форму распространения несоответствующих действительности порочащих сведений. Такимобразом, считается, что от умаления чести и достоинства,выраженного в неприличной форме, «защищает» отрасльуголовного права, а от распространения порочащих сведений, несоответствующих действительности, – отрасль гражданского права.(Ср. «Гражданско-правовые ограничения на запрет перверсивныхвысказываний касаются только порочащих сведений, которые:1) распространены в СМИ; 2) не соответствуютдействительности»… (выделено нами – К.Б.) [Кусов, 2005, с. 52]).Такое понимание, безусловно, порождено текстовыми факторами, аименно названием ст. 152 ГК РФ «Защита чести, достоинства иделовой репутации». В результате сопоставления названной статьисо ст. 130 УК РФ правосознание лингвиста приходит кзаключению, что умаление чести и достоинства в гражданскомправе отождествляется с распространением не соответствующихдействительности порочащих сведений. Ранее мы тоже считали,например, что оскорбление – это уголовное преступление, для тогочтобы компенсировать моральный вред, причиненныйоскорблением, необходимо в уголовном процессе доказать фактоскорбления.

83

Нужно сказать, что для такой интерпретации нет правовыхоснований – оскорбление также является игражданско-правовым феноменом, и умаление чести внеприличной форме может быть защищено и вгражданско-правовом порядке в рамках ст.ст. 150-151 ГК РФ.Поясним данный тезис. Право на защиту чести и достоинстваотносится к конституционным правам человека: «Достоинстволичности охраняется государством. Ничто не может бытьоснованием для его умаления» (ст. 21 (ч.1) Конституции РФ),«Каждый имеет право на неприкосновенность частной жизни,личную и семейную тайну, защиту своей чести и доброго имени»(п. 1 ст.23 Конституции РФ). Причинение ущерба чести идостоинству влечет за собой санкции. Данное положениеконкретизируется в гражданском кодексе, где фактическиперечислены формы защиты нематериальных благ, к которым(нематериальным благам) относится честь и достоинствогражданина. В гражданско-правовом аспекте предусмотреныследующие способы защиты нематериальных благ:

1. Компенсация морального вреда ст. 151 ГК РФ. («Еслигражданину причинен моральный вред (физические илинравственные страдания) действиями, нарушающими его личныенеимущественные права либо посягающими на принадлежащиегражданину другие нематериальные блага, а также в другихслучаях, предусмотренных законом, суд может возложить нанарушителя обязанность денежной компенсации указанного вреда.

2. Опровержение порочащих не соответствующихдействительности сведений ст. 152 ГК РФ. («Гражданин вправетребовать по суду опровержения порочащих его честь, достоинствоили деловую репутацию сведений, если распространивший такиесведения не докажет, что они соответствуют действительности. Потребованию заинтересованных лиц допускается защита чести идостоинства гражданина и после его смерти»)

3. Ответ в том же средстве массовой информации, приусловии ущемления законных прав и интересов п.3 ст. 152 ГК РФ.(«Гражданин, в отношении которого средствами массовойинформации опубликованы сведения, ущемляющие его права или

84

охраняемые законом интересы, имеет право на опубликованиесвоего ответа в тех же средствах массовой информации»)

Таким образом, статья 152 ГК РФ не является определениемспособа нанесения вреда чести и достоинству, но является, нарядусо статьей 151, определением формы защиты от посягательств нанематериальные блага [Кирилин, 2002; Кречетов, 2000].Оскорбление же является всего лишь одной из форм причиненияморального вреда личности, эта форма квалифицируетсязаконодателем как общественно опасная, а потому признаетсяпреступлением (ст. 14 УК РФ). Иными словами, оскорблениевыделяется в отдельную группу правонарушений по признакустепени общественной опасности, с этой точки зрения признакобъективной стороны названного преступления – «неприличнаяформа» выступает в качестве критерия этой степени. Такимобразом, в правовом аспекте доказанность факта причиненияморального вреда является основанием для его компенсации (в томчисле и при оскорблении). Подчеркнем, что юридически категорияморального вреда вариативна и вариативна она, прежде всего, васпекте степени. Степень морального вреда может быть разная.«При определении размеров компенсации морального вреда судпринимает во внимание степень вины нарушителя и иныезаслуживающие внимания обстоятельства. Суд должен такжеучитывать степень физических и нравственных страданий,связанных с индивидуальными особенностями лица, которомупричинен вред» ст. 151 ГК РФ. В праве соблюдается баланс междудозволенными способами коммуникации и способами, которыеприносят ущерб, факт доказанности морального вреда совместно сфактом доказанности дозволенности действия или бездействия (вчастном случае, речевого поведения) означает, по нашему мнению,с точки зрения юриспруденции отсутствие причинно-следственнойсвязи между обозначенным действием и состоянием субъекта,состояние которого является состоянием морального вреда.

Сказанное позволяет сделать следующие выводы:1. Законодательство предполагает различные степени и

формы причинения морального вреда.2. Оскорбление является преступным деянием ввиду его

общественной опасности, признак «неприличная форма» как

85

признак объективной стороны состава названного преступленияявляется признаком, который отграничивает (несмотря на егооценочность) речевые (и неречевые) действия от остальныхправонарушений, связанных с причинением морального вреда.

Эти выводы представляются нам важными с точки зренияопределения границ компетенции лингвиста-эксперта по делам обоскорблении и шире – делам, связанным с причинениемморального вреда. Вариативность степени причинения вредаснимает необходимость в подведении всех речевых актов,содержащих инвективу к оппозиции оскорбительно /неоскорбительно. Наличие / отсутствие морального вредаоценивает суд, так что теоретическая возможность совместимостиследующих признаков: наличия инвективного (в любом смысле)речевого акта, факта обращения в суд за защитой чести идостоинства и факта отсутствия нравственных и / или физическихстраданий, влечет за собой отсутствие, по крайней мере,гражданско-правового деликта, равно как и наличие фактанравственных и / или физических страданий совместно с фактомобращения в суд для защиты чести и достоинства при отсутствиидолжных форм речевого поведения (например, инвективныхречевых актов). Признаки речевых актов инвективы настолькоразнообразны, что, по нашему мнению, в будущем позволитюридизировать различные степени причинения морального вреда,а также его отсутствие.

2.1.4. Решение проблемы оскорбления влингвистической экспертологии

При рассмотрении феномена оскорбления в лингвистикевыделяются два подхода: текстоцентрический илексикоцентрический. Признается, что эти два подходапредставляют собой два различных аспекта в описании одного итого же предмета (ср. «Категория инвективности – сложнейшаялингвистическая проблема. Лексический ее выход – наиболееповерхностный. Текстовое (и тем более рече-ситуативное)разворачивание инвективного фрейма – задача более сложная, таккак здесь сопрягается множество факторов, некоторые из которыхотносятся к имплицитным сферам речи» [Голев, 1999]). Текстовый

86

подход (отметим, что слово «текстовый» в данном случае мыупотребляем нетерминологически, но только для того чтобыпоказать его противопоставленность подходу, в котором базовойединицей анализа является слово) представлен вариантамистилистического анализа (Т.В. Чернышова) идеятельностно-прагматического (Н.Д. Голев, О.С. Иссерс,С.В. Сыпченко). Лексикоцентрический подход был впервыеразработан в [Понятие чести…, 1997] и в настоящее время, понашему мнению, не представляет собой сколько-нибудь цельногонаправления, пожалуй, теоретически он разрабатывается лишьН.Д. Голевым и его учениками [Коряковцев, Головачева, 2004].

Отметим общие для всех типов работ исследовательскиеустановки. Первая установка связана с отождествлением средствдеятельности с самой этой деятельностью (процессом иливзаимодействием): ивективные средства (лексические,синтаксические, стилистические) отождествляются с наличием /отсутствием инвективного речевого акта. Это проявляется вследующем.

Во-первых, очевидно отождествление оскорбления свозможностью / невозможностью нанести психологический ущербинвектуму. Поэтому фактически исследуется потенциальноесостояние обиженности ивектума высказыванием / текстом /словом, которое производит инвектор. Данный тезис яркоиллюстрируется следующим положением, сформулированным втерминах теории речевых актов: «… успех стратегиидискредитации следует оценивать по результатам речевоговоздействия (по перлокутивному эффекту): N обижен, оскорблен,чувствует себя объектом насмешки, причем несправедливо»[Иссерс, 1999].

Во-вторых, не подвергается систематическомуисследованию возможность отсутствия оскорбления при наличииинвективных средств языка. Отсутствие разработок описанияпротивочлена отождествляет негативную оценку, возможную обидуи факт оскорбления. Базовым понятием лингвистическихразработок является понятие «стратегия дискредитации». Подпонятие стратегии дискредитации подводимо все что угодно (таккак у нее нет противочлена) от матерной брани до выражения «вы

87

плохой человек», произнесенного в присутствии третьего лица, апри определенном взгляде на вещи произнесенного и в беседе двухкоммуникантов. Таким образом, цель лингвистической экспертизы– обосновать, что какое-то высказывание может быть обидным дляпредполагаемого инвектума, а точнее сказать – оправдать обидуивектума (например, участника судебного процесса). В этомсмысле в практике лингвистических экспертиз исследуются неречевые взаимодействия, а способы построения ивективных – вшироком смысле – речевых произведений (фактически –внутренняя их форма) и способность этих произведений порождатьпсихологическое состояние обиды. Предположим, что, принимаяданные положения в качестве исходных, лингвистическаяэкспертиза в методическом аспекте строится следующим образом.Лингвист интроспективно оценивает речевое произведение с точкизрения возможности нанести обиду инвектуму, отвечая при этом наследующий вопрос: «Если бы я был в позиции ивектума, обиден либыл бы для меня текст?». При положительном ответе на вопросследующим действием лингвиста является обоснование (еще разотметим, что в данном случае более уместным было бы слово«оправдание») факта оскорбительности (обидности) исследуемоготекста.

Таким образом, без отсутствия противопоставленного«дискредитации» явления концепт «стратегия дискредитации» неявляется эффективным инструментом, при помощи которого можнобыло бы признавать речевое произведение «неправовым», этоисключало бы негативную оценку в принципе. Наиболее ясноследствия, которые вытекают из логики «от обиды» определил Н.Д.Голев, приведем его высказывание по этому поводу: «Вряд лиэксперт должен абсолютизировать пуристические требования,закрепленные, скажем, в словарных пометах. Он в равной мередолжен защищать как нормативную чистоту текста, так и правожурналиста на свободное (=творческое) использование языка,иначе публицистические тексты превратятся вдистиллированные отчеты о событиях [Голев, 2002, с. 23].Кроме того, перлокутивный эффект иллокутивного акта«дискредитация» оценивается по факту дискредитации лица,которое дискредитировалось, и здесь имеются интересные

88

результаты, которые указывают на неоднозначность ситуациидискредитации. В ходе экспертного исследования конфликтноготекста проводился следующий лингвистический эксперимент. «Впроцессе эксперимента были опрошены студенты первого курсагеографического факультета АГУ в количестве 52 человек.Первоначально мы не задавались целью исследовать инвективныйпотенциал данной коммуникативной ситуации, предполагалосьлишь определить перлокутивный эффект текста, подтверждающий(или опровергающий) факт дискредитации. Поэтому испытуемымбыл задан следующий вопрос: «Какое мнение о деятельностиА.Г. Назарчука складывается у вас по прочтении статьи?»

44,3% опрошенных (23 человека) подтвердили гипотезу одискредитирующей функции статьи, дополнив свои ответыопределениями «эгоистичный», «упрямый», «плохой», «жулик»,«преступник», «политикан», «не способен здраво рассуждать» и пр.Однако оставшиеся 55,7 % реципиентов (29 человек) отказались отоценки политика или даже высказали позитивное отношение кнему. Причиной столь парадоксальной, на первый взгляд, реакциипослужило недоверие к автору статьи. «Я ничего не могу сказать одеятельности А.Г. Назарчука, так как не знаком(а) с ней. Что жекасается автора, то он мне глубоко антипатичен», – таковапримерная формулировка ответов второй группы». [Доронина,2002, с. 76]. Этот результат важен с той точки зрения, чтонамерение автоматически не влечет результат, в этом смыслепотенциальная обидность не влечет автоматически обидуфактическую, даже если лицо обратилось в суд. Принятопрезюмировать, что факт обращения в суд свидетельствует о том,что лицо чувствует обиду или, другими словами, чувствуетнравственные и физические страдания, но, строго говоря, этонеобязательно.

По нашему мнению, стратегия дискредитации не сводима кспособу построения текста или высказывания, так какдискредитация – это вид интенции, которая является так же, как итекст (высказывание), составной частью речевого действия, однимиз условий его функционирования. Эта стратегия не может вбольшинстве случаев быть извлечена непосредственно из текста (изтого, как он построен). Встает вопрос, при каких условиях

89

высказывание «Создается впечатление, что нам навязываетсяименно определенная национальная политика – антирусская»(пример из [Гридина, Третьякова, 2002]) будет направлено наумаление чести и достоинства лица? По нашему мнению, ответследующий, при условии неискренности пишущего, только притаком условии данное высказывание может быть порождено сцелью дискредитации, в противном случае это искренняя оценкакакого-то Х-а, оценки, как известно, допустимы, чего бы они никасались.

Отметим, что выше мы охарактеризовали логическиевозможности теории, принимаемой при квалификацииоскорбления, следствие этой теории – невозможность обоснования,почему фраза «Вы плохой человек!» не является оскорбительной.Невозможность вытекает из-за неясности, что моделируется подназванием «стратегия дискредитации», с одной стороны, иотождествления оскорбления с возможностью нанести обиду, сдругой. Фактически же вряд ли кто из лингвистов в экспертномисследовании будет доказывать факт потенциальнойоскорбительности названной фразы, скорее, он в данном случаепримет правило, что данная фраза не является оскорбительной всилу того, что все слова, в нее входящие, в литературном языкенормативны, а потому не могут нанести оскорбление. (Отметим,что в данном случае применяется такая же логика, что и описанавыше, а именно средства уравниваются с коммуникативнымвзаимодействием.)

Вторая черта исследований, связанных с описаниемоскорбления, заключается в том, что существующие описанияведут к конвенциональным решениям проблемы.Конвенциональным решениям мы противопоставляем решенияописательные. Сущность конвенционального подхода связана стем, что квалификация тех или иных явлений лишь опосредованносвязана с реальными свойствами объектов (обратное свойственноописательному подходу). Теории, построенные конвенционально,являются теориями с неявным определением терминов. Ихсущность наглядно иллюстрируется следующим примером:«высказывание «Точка плавления свинца приблизительно равна335 ºС» представляет собой часть определения понятия «свинец»

90

(подсказанного индуктивным опытом) и поэтому не может бытьопровергнуто. Вещество, похожее на свинец во всех другихотношениях, но имеющее иную точку плавления, просто не будетсвинцом» [Поппер, 1983, с.107]. Неприличная форма, например,при таком подходе будет представлять собой установленный наоснове научной конвенции список слов и выражений. Приличнымпри этом будет являться то, что не входит в данный список.Разновидности конвенциональных решений могут бытьследующими:

1. Квалификация при помощи авторитета.2. Квалификация путем договоренности.В первом случае мы сталкиваемся с авторитетом силы,

большинства, науки и, наконец, личности, во втором – с прямойили стихийной договоренностью о том, что считать хорошим, а чтоплохим или что считать приличной формой, а что нет. Достаточноясно конвенциональный принцип в современной экспертнойдеятельности сформулирован Н.Д. Голевым: «на практикелегитимность оценок «обеспечивается» авторитетностью, котораясуществует, на наш взгляд, в двух важнейших проявлениях:во-первых, в той или иной форме конвенциальности (или еефункциональными эквивалентами типа официального признания,общепринятости, традиционности, академичности,«центральности» органа, коллегиальности издания, статусаиздания, распространенности, в некотором смысле выводимой измассовости тиража, и т.п.) и, во-вторых, в наличии прецедентныхпроцессуальных действий и решений, выступающих опорой дляпринятия последующих действий и решений» [Голев, 2002].Конвенционализм в лингвистике, по нашему мнению, производенот принципа реализма, где значимыми признаются вопросы осущности оскорбления, а фактически – об употреблении слова«оскорбление» по отношению к фрагментам реальности, поэтомувсегда возникает необходимость в конвенциональном ограниченииупотребления слов по отношению к этим фрагментам.

Таким образом, например, понятие неприличной формыстремится к конвенциональному определению, а именно к типамвысказываний: «Можно считать неприличной формой факты типаХ и нельзя считать неприличной формой факты типа У».

91

Таким образом, принцип реализма, согласно которомуслова и понятия обозначают вещи со сходными сущностями,порождает конвенциональное решение проблемы оскорбления,которое заключается в том, что мы решаем, как ограничитьупотребление слова «оскорбление» по отношению к каким-тофрагментам действительности, называя это ограничение истиннымнаучно-лингвистическим значением термина «оскорбление».

С точки зрения методологического номинализма слова и ихзначения не важны, важными являются описательныевысказывания об объекте, которые могут быть истинными илиложными. («Высказывание о точке плавления свинца как научноевысказывание является синтетическим. Оно говорит, в частности отом, что элемент с данной атомной структурой (атомным числом82) всегда имеет данную точку плавления независимо от того,какое имя мы можем дать этому элементу» [Поппер, 1983, с. 107].)

В лингвистических работах, описывающих феноменоскорбления, конвенциональный подход на теоретическом уровнеобосновывается следующим образом. Во-первых, с точки зренияонтологии права. Конвенциональный принцип связывается схарактером построения юридической нормы (или уже –директивных высказываний). Это фактор, безусловно, носитпринципиальный характер, и его мы уже обсуждали, здесь все-такиеще раз отметим, что директивы всегда формулируютсяотносительно фактов и принцип соответствия высказываниядействительности не отрицается правом.

Во-вторых, конвенционализм обосновывается и онтологиейязыка как необходимое следствие признания недискретного его(языка) характера, что, безусловно, верно, язык в каком-то смысленедискретен, хотя бы в том смысле, что в нем автоматически –«при первом просмотре» – не обнаруживаются симметричныеклассификации единиц. Но, даже если язык – это процесс, такойже, как процесс горения или смерти, это еще, по нашему мнению,не влечет необходимости признания конвенциональной теорииистины. Еще раз подчеркнем, что конвенционализм вытекает изпринципа реализма, который придает большую ценность словам ивыражениям, нежели истинным и ложным высказываниям

92

(напомним, что вопрос о том, что есть Х на самом деле, признается,более значимым, чем вопрос о том, что происходит).

В прикладном аспекте конвенциональный принцип неявляется эксплицитным, скорее, наинтенционально-исследовательском уровне (уровне принятиятеорий и прикладных решений) работы, посвященныеисследованию оскорбления, направлены на объективное описание«положения дел» в сфере оскорбления. Однако на уровне тогорезультата, который имеется на выходе, они не выходят за рамкиописаний, ведущих к выработке конвенций по поводу того, чтотакое оскорбление или что такое неприличная форма.

Наиболее ярко этот принцип развивается в тех теоретическихработах, которые ориентированы на принятие экспертныхрешений, а также в экспертных заключениях по делам обоскорблении. Первое, что необходимо отметить, чтоконвенциональному разрешению подвергаются два концепта:«оскорбительность» либо «оскорбление» (о том, что эти явленияотождествляются с обидностью, мы уже отмечали) и «неприличнаяформа». Все исследования ивективного функционированиярусского языка можно условно разделить на статистические инестатистические (условно – качественные), отметим, что оба этихтипа конвенциональны по своей природе. Опишемпоследовательно два выделенных типа.

Статистический подход в большей степени применяется прилексикоцентрическом подходе к оскорблению, реже при еетекстоцентрическом исследовании [Доронина, 2004].

Эксплицитно статистический подход проявляется в техисследованиях, которые основаны на опросе или лингвистическомэксперименте. Напомним (см. раздел 1.4.3.2.), что приинтерпретации эксперимента лингвист вынужден опираться наоценочные категории «большая степень», «достаточно большая»,«низкая» степень. Конвенциональный характер статистическихописаний очевиден: перевод непрерывной числовой шкалы вдвузначную категорию «оскорбительно / неоскорбительно» требуетвыбора определенного числового значения. Предположим, что врезультате эксперимента числовые значения степениоскорбительности произвольно взятых лексем, рассчитываемые как

93

отношение положительных ответов (ответов, имеющих значение«оскорбительно») к общему количеству ответов, расположилисьнепрерывно от 0 до 1. Как определить, что перед намиоскорбительная лексема? Можно, конечно, поступить, используяюридические принципы: считать лексему оскорбительной, есликоличество ответов «да» составляет не менее 50%, таким образом,если количество ответов со значением «оскорбительно» будетравняться 49,9%, то перед нами неинвективная лексема. Очевидно,что такой подход не более чем конвенция (иное решениепредставлено в следующем разделе).

Отметим, что у такого решения есть и описательные резоны,в первую очередь, безусловно, в аспекте инвективностилексических единиц языка, а именно частотное распределение«степеней предрасположенности обижать» лексем русского языка –это объективный показатель, который может быть связан состепенью предрасположенности того или иного инвективногосредства порождать в психике адресата состояние обиды. Мыможем изучать изменения этого показателя во времени, выдвигатьгипотезы о характере его обусловленности, иными словами,пытаться качественно его интерпретировать. Также мы должныответить и на вопросы количественного плана: каково необходимоеколичество реципиентов для того, чтобы мы получили надежноечастотное распределение параметра «оскорбительность». Вприкладном аспекте неизбежен вопрос: насколько частонеобходимо проводить статистические исследования лексическогоматериала, чтобы наши данные не устаревали.

Качественные (нестатистические) исследования, по нашемумнению, представляют собой процедуру формированияэкстенсионала понятий «оскорбление» и «неприличная форма» и,как мы отметили, в силу неэффективности принципа реализма немогут иметь неконвенционального характера. Такие описанияпредставляют собой попытку субъективно-лингвистическогообоснования возможности возникновения чувства обиды уинвектума, вследствие субъективного характера они нуждаются впризнании, и, следовательно, их успешное функционированиевозможно лишь при наличии договоренности внутрилингвистического сообщества. Добавим, что такие описания –

94

являются свернутыми (имплицитными) статистическимиописаниями, где количество информантов, отвечающих на вопросположительно равно количеству информантов, способныхразделить интуицию конкретного исследователя по поводуоскорбительности той или иной фразы.

В следующих разделах мы попытаемся дать фактическоеописание феномену оскорбления и феномену неприличной формы,добавим, однако следующее, что фактическое в данном случае неравно «окончательно истинному», но равно болеепредпочтительному на данном этапе объяснению в силу того, чтоэто объяснение способно описать большее количество фактов.Фактически же данное описание (равно как и все описания внастоящей книге) является опровержимым предположением,которое принимается в силу его больших объяснительныхвозможностей относительно других предположений. Если данноеобъяснение окажется ложным, то его необходимо будет отброситькак описание не соответствующее действительности.

2.1.5. Оскорбление как форма речевого поведения(оскорбление как речевой акт)

Целью данного раздела является описание оскорбления какотдельного вида речевых актов. Прежде чем перейтинепосредственно к описанию отметим, что мы не проводимразличий между теорией речевых актов и теорией речевых жанров,которая представлена, например, в [Антология, 2007]. В этихтеориях относительно эмпирических фактов есть один общиймомент, который и положен в основу нашего описания: обе теориипрямо или косвенно описывают наблюдаемые ситуации речевогоповедения говорящего и возможные реакции слушающего; приэтом такие единицы, как «речевой акт» или «речевой жанр» – этоединицы эмического уровня, которые выполняют функциюотождествления и дифференциации конкретных коммуникативныхситуаций (этический уровень). (Тезис о неповторимости любойкоммуникативной ситуации, как и тезис о неповторимостиконкретного произнесенного звука другому звуку, не нуждается,по-нашему мнению, в обосновании). Другими словами,реалистические проблемы: «Что такое оскорбление и что такое

95

речевой акт?», переформулированы нами в фактическом(номиналистическом) ключе. Мы полагаем, что иллокутивныеаспекты речевых произведений кодируются в сообщении, и в этомсмысле речевой акт является единицей эмического уровня (уровенькода), эмического – в том номиналистическом смысле, которыйпредставлен, например, в разделах 1.4.2., 2.1.7. При этомоскорбление является одним из видов иллокутивных актов,речевых произведений-действий, как они описаны в теорииречевых актов [Остин, 1999]. Другими словами, когда мыиспользуем речевой акт «оскорбление», мы тем самым выполняемдействие, то есть оскорбляем.

Перейдем к описанию структуры и свойств речевого актаоскорбления.

Структура речевого акта. Речевой акт оскорбления имеетследующую структуру.

1. Участники.Участник 1 – инвектор, Участник 2 – инвектум, Участник 3

– Наблюдатель. Обязательными участниками являются первые два,последний (Наблюдатель) – факультативный участник.

2. Иллокутивная цель высказывания – Участник 1пытается причинить ущерб Участнику 2 в области психики.

3. Условия успешности инвективного акта. Участник 1знает, что высказывание Х может причинить ущерб Участнику 2 ихочет, чтобы Участник 2 знал, что в отношении Участника 2Участником 1 произведено инвективное высказывание.

4. Инвективное высказывание. Высказывание,выполняющее функцию инвективы в самом общем смысле как«резкое выступление против к-л, ч-л.; оскорбительная речь; брань,выпад» [Жельвис, 2000].

На языке описания, принятом в [Вежбицка, 2007] речевойакт оскорбления, по-видимому, будет представлен следующимобразом.

А) Знаю, что Х способно причинить тебе психологическийущерб

Б) Хочу, чтобы ты знал, что я говорю Х

96

В) Говорю Х, чтобы причинить тебе психологическийущерб

Из описания (пункт Б) видно, что речевой акт оскорблениябывает двух видов – контактный и дистантный. При дистантноминвективном акте необходим третий участник, который и являетсяканалом передачи информации об оскорблении лица. Вразвернутом виде дистантное оскорбление выглядит следующимобразом:

А) Знаю, что Х способно причинить тебе психологическийущерб

Б) Хочу, чтобы ты знал, что я говорю ХВ) Говорю Х по отношению к тебе третьему лицу УГ) Знаю, что У передаст тебе, что я говорил ХД) Говорю Х для того, чтобы причинить тебе

психологический ущерб

При контактной форме оскорбления факт произнесенияинвективного высказывания в присутствии инвектумаудовлетворяет условие Б, так что в развернутой форме контактноеоскорбление выглядит следующим образом:

А) Знаю, что Х способно причинить тебе психологическийущерб

Б) Хочу, чтобы ты знал, что я говорю ХВ) Знаю, если скажу тебе Х, ты будешь знать, что я говорю

тебе ХВ) Говорю Х, чтобы причинить тебе психологический

ущерб

Наличие выделенных компонентов обязательно дляинвективного речевого акта или, другими словами, актаоскорбления, отсутствие какого-либо компонента лишает речевойакт названного статуса. Проиллюстрируем данный тезиспримерами.

Условие ущерба.

97

А) Очевидно, что если инвектум не знает о том, что Хспособно причинить ущерб, то происходит коммуникативнаянеудача. Пример такой коммуникативной неудачи частообыгрывается в кинофильмах и литературе, так, в повестиЛ. Лагина старик Хоттабыч называет Вольку балдой, не знаяусловий употребления данной лексемы.

Б) Знание о том, что Х не может причинить инвектумуущерб, также переводит данные речевые акты в разряднейтральных речевых актов оценки (или суггестии). Такие речевыеакты возможны между друзьями, другими словами, междукоммункантами, у которых общение при помощи инвективныхвысказываний регулярно и является коммуникативной нормой. (Ср.«В юридической практике полезно учитывать, что частьоскорблений может время от времени использоваться в прямопротивоположном смысле, как выражение восхищения илидружеского расположения: «Как он, собака, хорошо танцует!»,«Что-то тебя, еб*ный-в-рот, давно не было видно!» Отличить такоеупотребление от брани довольно легко: для него характерна особаядружественная интонация и практически обязательная улыбка; бездвух этих последних слушающий вправе рассматривать эти словакак обидные» [Жельвис, 2000, с. 235]).

Условие стремления к перлокутивному эффектуоскорбления. В дистантном оскорблении, например, уверенностьинвектума в том, что Наблюдатель не передаст, что относительноинвектума было произведено определенное высказывание,переводит произведенный речевой акт в разряд оценок.

А) Знаю, что Х способно причинить ему ущербБ) Не хочу, чтобы он знал, что я говорю ХВ) Говорю тебе Х о немГ) Говорю Х для того, чтобы ты знал, как я его оцениваю

Для контактных инвективных речевых актов отсутствиеэтого условия также ведет к трансформации данного речевого актав оценку (в терминах юриспруденции – отказ от преступления),яркой иллюстрацией таких актов является инвективный речевой

98

акт, произнесенный таким образом, что у инвектума нетвозможности его услышать, например, шепотом и/или «в спину».

Контексты типа «Сейчас п*зды дам» входят, по нашемумнению, в речевые акты угрозы, они могут соотносится соскорблением в своих вторичных функциях, выступая в речевыхактах речевого насилия. В данном случае структура речевогонасилия такова:

А) Знаю, что не можешь предпринять контрмеры понейтрализации угрозы

Б) Высказываю угрозу в твой адресВ) Делаю Б, чтобы причинить тебе психологический ущерб

Речевой акт оскорбления может являться элементом болеесложных коммуникативных установок, описание таких«вхождений» – перспектива юридической лингвистики, здесь жеукажем на две установки, в которых оскорбление используется вкачестве средства для достижения иной коммуникативной цели. Кпервой из них относится речевое насилие, для которого характерното, что инвектор имеет основания полагать, что у оскорбленногонет возможности предпринять контрмеры, направленные напресечение оскорбления. (ср. «Какой-нибудь жалкий «опущенный»заключенный воспримет «П*дер!» или «П*дорас!» со смирением,потому что слышал это оскорбление в свой адрес много раз и неможет ничего на этот счет возразить» [Жельвис, 2007, с. 191])

Второй случай, когда оскорбление выступает в качествесредства для провокации конфликта. Начнем описание такогослучая с примера. Предположим такую ситуацию. Х идет навстречугруппе людей. Когда Х проходит мимо этой группы, то за спинойслышит следующее высказывание: «Эй ты, лох, ну-ка иди сюда». Хне видит перед собой никого (интерпретируя при этом фразу какобращенную к нему), поворачивается к группе людей испрашивает: «Это вы мне?». Произнесший фразу отвечает: «Тебе!»,хотя фраза была произнесена по отношению к своему приятелю,который задержался и не находился в поле зрения Х-а. По нашемумнению, данная коммуникативная ситуация будет являтьсяпримером того, что оскорбление может являться инструментом

99

провокации конфликта. В общем случае такая установка связана стем, что говорящему необходимы те действия, которые вызываютсяклассическим речевым актом оскорбления (например, дальнейшаясловесная перепалка). Оскорбление в данном случае являетсясоставной частью манипулятивного речевого акта с измененнымпараметром условий искренности.

А) Знаю, что Х способно причинить тебе психологическийущерб

Б) Считаю, что говорить в твой адрес Х необоснованноВ) Говорю тебе ХГ) Говорю тебе Х затем, чтобы ты реагировал на Х

Думаем, что с точки зрения юриспруденции вторичныефункции оскорбительных речевых актов не будут важными, так какцели и мотивы производства таких речевых актов несущественны.

Инвективное высказывание. Все типы инвективныхсредств русского языка можно разделить на два вида. Первый изних обладает свойством «инвективной жесткости». Инвективножесткие контексты – это такие контексты, которые не реагируют наизменение пропозициональных установок, так вопрос: «Тып*дарас?» остается речевым актом оскорбления, вопросительность,возможно, выступает в качестве смягчающей иллокутивной силы,но в целом трудно представить себе ситуацию, когда этот вопросинтерпретировался бы именно как вопрос. Таким образом,высказывание «Ты п*дарас?» имплицирует «Ты п*дарас!»(имплицирует в том смысле, в котором это представлено в теорииречевых актов). Приведем еще примеры:

1. Возможно, ты п*дарас →2. Ну ты и п*дарас! → Ты п*дарас!3. Да, вы п*дарас! (удивление) →4. Да ты же п*дарас! →Последнее высказывание возможно в неинвективной

функции, если третье лицо «пересказывает» слова инвектораинвектуму, чтобы подчеркнуть факт нанесенного оскорбления. Приэтом важно, чтобы инвектум и третье лицо находились в дружеских

100

отношениях, и за этим речевым актом последовала поддержкаивектума третьим лицом в данной конфликтной ситуации.

Второй тип контекстов – контексты «нежестские», илидеактуализируемые. Это контексты, в которых инвективнаяинтенция деактуализируется под воздействием пропозициональнойустановки. Например, в контексте «Да Вы негодяй!» (игра вудивление) с игровой иллокутивной установкой (по образцу: «ДаВы шалун!») инвективный заряд слова «негодяй» нейтрализуется.Выявленное свойство полезно при исследовании спорных речевыхпроизведений, информация о которых представлена косвеннымиисточниками, например, свидетельскими показаниями. Дляисследования таких случаев достаточно установления факта, что Хиспользовал жесткое инвективное высказывание, наличие /отсутствие речевого акта оскорбления в данном случае не зависитни от интонации, ни от условий употребления. Так, «инвективножесткое» высказывание, произнесенное в чей-то адрес сдоброжелательной интонацией способно лишь усилить эффектоскорбления, этот эффект и возникает из противоречияоскорбительности высказываемого и доброжелательной формывоплощения, которая как бы заставляет воспринимающегореагировать на оскорбление как на пожелание добра. Особо,пожалуй, стоит остановиться на ограничениях, связанных сприменением принципа «инвективной жесткости» при экспертизе,основанной на косвенных источниках. Это ограничение касаетсяконтекстов, в которые входят слова и обороты такие, как ««с*ка»,«бл*дь», «*банный в рот». Контекст «Ты, с*ка, че делаешь?»должен, по нашему мнению, признаваться фактом нейтрализацииречевых актов, поэтому для категорического вывода по поводуналичия / отсутствия речевого акта оскорбления недостаточноустановления факта, что Х сказал в адрес У-а то-то, так каквозможно, что присутствовало междометное употреблениеперечисленных инвективных лексем.

Очевидно, что свойства инвективной жесткости инежесткости языковых средств связаны с различной степеньюпредрасположенности вызывать перлокутивный эффектоскорбления, и этот факт, как мы думаем, не носит метаязыковогохарактера, как это характерно для явления неприличной формы (см.

101

раздел 2.1.7.). Так, например, в результате проведенныхэкспериментов было обнаружено, что «тенденция к определенностиместа слова на шкале инвективности вполне реальна» [Голев, 2000,с. 37]. Безусловно, этот факт не может быть объяснен нормативнокак такой, что в русском речевом коллективе считается, что слово«дурак» менее оскорбительно или более прилично, чем слово«гнида», и это факт нашего решения, а не свойство лексем русскогоязыка. Например, нам известен факт, что слово «с*ка» носителямирусского языка на метаязыковом уровне оценивается каклитературное или как, по крайней мере, находящееся на гранилитературного языка, тогда как очевидно, что в реальных речевыхпроизведениях (на уровне пользования языком) оно, скорее,тяготеет к обсценным. Так, например, на речевой акт «Ты с*ка»более вероятна реакция обсценным рядом слов, чем словом «дурак»или «баран».

Потому более вероятно предположение, что инвективныехарактеристики лексем и выражений «накапливаются» в них врезультате функционирования, так что каждое инвективное словообладает конкретной степенью предрасположенности вызвать уадресата перлокутивный эффект оскорбления. Вероятно ипредположение о том, что все носители языка умеют пользоватьсяэтими предрасположенностями и, когда они высказывают этислова, то способны предугадать эффект (в том числе и стараютсядобиться эффекта), который эти слова могут вызвать.

Очевидно, что в данном случае выделяются три тождества(подчеркнем, что под тождествами в данном случае мы понимаемне классы единиц, типологии в данном случае не имеют никакогозначения, а тождественные формы поведения и взаимодействияговорящего и слушающего). Первое тождество организуется вокругпараметра «обладать предрасположенностью оскорбитьсобеседника равной единице». Сюда, безусловно, относитсяобсценная лексика и фразеология.

Противоположный полюс составляет слабо инвективнаялексика и фразеология, обладающая предрасположенностьюоскорбить, стремящейся к нулю. Например, если кто-то хочетоскорбить кого-то, употребляя слово «негодяй», то он долженприложить к этому определенные усилия, увеличить силу голоса

102

или выбрать соответствующую агрессивную интонацию, тогда какдля кодирования оскорбления при помощи матов, как мы ужеотметили, этого не требуется. Слабоинвективные речевые актымогут обсуждаться так же, как обсуждаются оценки (и в этомсмысле они являются утверждениями оценки). В общем, есликому-то сказали «Вы плохой человек!» или «Вы негодяй!»,возможен вопрос «Почему это, по вашему, я плохой человек(негодяй)?», тогда как при высказывании «Вы с*ка!» онневозможен, по крайней мере, в том плане, чтобы в этом вопросесоблюдалось условие искренности (очень вероятно, что завопросом, если даже он будет задан, последует инвектива).Слабоинвективные контексты могут быть противопоставленысильным контекстам и в аспекте иллокутивных свойств. Так,например, из фразы «Девушки, сгиньте отсюда» не вытекаеткоммуникативного намерения оскорбить, так как можнопредположить и коммуникативную неудачу, вызванную сбоем вкодировании (хотел сказать одно, а сказал другое), а также низкийуровень владения языком (с этой точки зрения для говорящегонормально то, что он сказал). Между двумя названными полюсамирасположена остальная лексика и фразеология, часть которойтяготеет к обсценным словам (такое слово, например, как «гнида»,по степени оскорбительности близится к матам). Другая же частьтяготеет к оценочным ресурсам русского языка, к этой части,например, относится слово «дурак».

В настоящее время не представляется возможным датьболее точное описание инвективных ресурсов русского языка,чтобы осуществить это необходимо проведение экспериментов спривлечением большого количества информантов, думаем, что этодля юрислингвистики дело недалекого будущего.

2.1.6 Другие формы речевого поведения, способные вызыватьперлокутивный эффект обиды (обвинение и понижение

статуса)Структура речевого поведения, которая может быть описана

ниже приведенной формулой, связана с воздействием на адресата васпекте управления или подчинения адресата говорящему.

103

Условие: слова говорящего обращены непосредственнослушающему или говорящий считает, что Х слышит высказывание.

А) Знаю, что ты сделал ХБ) Знаю, что Х считается негативно ценнымВ) Говорю тебе, что ты сделал Х или занимаешься ХГ) Говорю это тебе для того, чтобы ты знал, что твой статус

ниже моего

Подобные речевые акты производятся с целью утвержденияо своем превосходстве по отношению к адресату сообщения. Воснове этих речевых произведений лежат описательныевысказывания. Например, если Х говорит У-у, что У вор, и приэтом У вор, то Х использует негативную оценку воровства вобществе как инструмент для утверждения своего статуса ипонижения статуса собеседника. Если слушающий знает, что он неделал того, что ему ставится в вину, он воспринимает данноесообщение как необоснованное обвинение (может быть, какклевету). Таким образом, основу данного речевого поведениясоставляют высказывания, в которые входят номинации,содержащие описание негативно оцениваемой деятельности (вор /украл, мошенник / обманул и т.п.).

Фактитивность не исключает оскорбительности, как этопроисходит, например, в утверждении: «Ты же бл*дь: со всемиподряд переспала». Очевидно, что говорящий выбирает слово«бл*дь», в том числе и для оскорбления адресата, во всяком случаевозможна следующая реакция: «Это не твое дело с кем я сплю, нобл*дью ты меня называть не смеешь!»

С данным типом речевого поведения тесно смыкаютсяречевые акты обвинения, которые строятся по следующей схеме:

А) Знаю (предполагаю), что ты сделал ХБ) Знаю, что Х считается негативно ценнымВ) Говорю тебе (факультативно – в присутствии третьих

лиц), что ты сделал ХГ) Говорю это тебе для того, чтобы ты признал свою вину

(либо доказал свою невиновность).

104

Очевидно, что перечисленные формы речевого поведенияне исчерпывают смежных с оскорблением форм, полное ихописание является перспективой юридической лингвистики илингвистической экспертологии.

2.1.7. Проблемы экспертной квалификации неприличнойформы

Хорошо известна проблема, которая связана с тем, чтообъем и содержание понятия «неприличная форма» трудноопределимы, но мы уже отмечали, что проблема определения неявляется важной, поэтому в данном разделе попытаемсяпереформулировать эту проблему из проблемы определений впроблему фактического характера.

При квалификации той или иной формы как приличнойили как неприличной перед нами, очевидно, встает проблематождества, в данном конкретном случае проблема тождества попризнаку приличное / неприличное. Постараемся ответить навопрос, когда и почему в лингвистике возникает проблематождества? Нет сомнений, что эта проблема самая частотная влингвистической науке: проблема тождества фонемы,разграничения полисемии и омонимии, обобщения морфов вморфемы и другие – являются вариантами проблемы тождестваязыковых единиц. Почему все-таки встают эти проблемы, и ониполагаются значимыми для лингвистики. Напомним ту логику,которую мы развивали в разделе 1.4.2. Проблема тождества, равнокак и проблема разграничения языка и речи, восходит к двумэмпирически наблюдаемым фактам: а) бесконечной вариативностиречевых произведений и б) факту взаимопонимания общающихсяна одном языке. Таким образом, введение эмического уровня, также как и введение категории «язык» является попыткой ответа навопрос, как возможно взаимопонимание при условии бесконечнойвариативности речевых произведений. Если мы принимаемтеорию, противопоставляющую язык и речь, то на поставленныйвопрос мы можем дать примерно такой ответ: носители языкаспособны обобщать конкретные речевые произведения или ихфрагменты, то есть они способны воспринимать различные

105

речевые произведения как сходные, как не отличающиеся друг отдруга, эту функцию выполняет эмический уровень, или язык,который иначе можно назвать кодом.

Этот экскурс в проблематику лингвистической теориинеобходим, для того чтобы проблема неприличной формы моглабыть поставлена в удовлетворительной форме. Попробуемпереформулировать эту проблему. Если принимать в качествеистинного противопоставление этического и эмического уровней,то проблема «Что такое неприличная форма?» может бытьпереформулирована следующим образом: «Существует ли врусском языке (=на уровне кода) эмическая единица, позволяющаяотождествлять различные фрагменты речевых произведений какприличные и неприличные?». Если ответ положителен, то этапроблема по своему характеру ничем не отличается от проблемыотнесения того или иного звука в фонему, если ответ отрицателен,то необходимо найти какие-либо иные переформулировкипроблемы неприличной формы.

Положительный ответ на вопрос означал бы наличиеинвариантных форм поведения, обязательных для всех носителейязыка, так фонема – это, прежде всего, инвариантная формаповедения. Если мы выбрали формулировать свои мысли нарусском языке, то мы также выбрали, что будем кодировать иотождествлять звуки определенным образом. Очевидно, что вобласти приличной и неприличной формы таких инвариантныхформ нет, что говорит, скорее, о том, что данноепротивопоставление не принадлежит коду русского языка. Другимисловами этот тип информации не кодируется в сообщении. Это,например, вытекает из того, что слова типа «гнида» непротивопоставлены словам типа «г*вно» как неприличноеприличному, и нет никаких показаний, для того чтобы считать, чтоэти слова противопоставлены оппозиционно, так же как, например,противопоставлены по полу слова «мама» и «папа». Однако естьопределенные основания считать их различными относительноречевого поведения, их отличие заключается в том, что ониоцениваются по-разному. Относительно матов существуетэтико-лингвистическое соглашение их не употреблять в любомвиде (например, и междометно), тогда как относительно

106

необсценных слов, вероятно, существует негласное соглашение воценке: «Оскорблять других людей нехорошо». Интересен тот факт,что это соглашение всегда может нарушаться, и это роднит данныеявления с явлениями права, где соглашения не делать что-то,устанавливаются именно относительно того, что нарушается илиспособно быть нарушенным. (Очевидно, то, что не нарушается, неможет быть предметом регулирования нормы, напомним, чтобессмысленно предписывать дыхание). Сказанное позволяетутверждать, что противопоставление приличного и неприличногоявляется метапротивопоставлением, то есть находится не на уровневладения языком, а на уровне рефлексии о языке. Этометапредставление связано с этико-лингвистическими нормами. Ив этом аспекте данные нормы ведут себя так же, как и всеостальные нормы: они абсолютны и ситуационны, они объективныи субъективны. То есть они ведут себя как нормы, а не как факты (оразграничении фактов и оценок / норм см. раздел 1.2.). Этообъясняет тот факт, что при общении с наличием неприличныхслов всегда, явно или скрыто, присутствует метаконтекст (другимисловами, определенная метадеятельность), как в форме простыхпризывов к совести, так и в процессе перебранки, где брань наоскорбление есть ко всему прочему и метаязыковое высказывание,оценивающее исходную ругань. Это позволяет понять, как человек,который не принимает мата, способен оправдать его употреблениев какой-либо конкретной ситуации. Вероятно также, что эти нормыи противоречивы, так что речевой кодекс, который может бытьвыявлен и описан, вполне может содержать противоречивыевысказывания о лингво-этических нормах.

Сформулируем основную мысль данного раздела: внастоящее время в лингвистической экспертологии относительнометаязыкового уровня кодирования информации, пожалуй, невызывает сомнений наличие лишь одной абсолютной нормы поотношению к языковым средствам – а именно, в русской речевойкультуре негативно ценным (неприличным) считаетсяупотребление обсценных слов и выражений, а также форм,содержащих непристойность (см. об этом [Жельвис, 2007].Употребление других языковых средств оценивается какнеприличное по отношению к другой шкале – оскорбление как

107

форма речевого поведения оценивается как неприличная, и вданном случае не является важным, в какой форме (обсценной,просторечной или литературной) было выражено оскорбление.

2.2. Судебная лингвистическая экспертиза по делам оклевете и распространении не соответствующих

действительности порочащих сведений

2.2.1. Общая характеристика экспертных задачВ рамках данной категории дел перед лингвистом, как

правило, ставятся следующие вопросы:1. Содержатся ли в тексте негативная информация об Х-е

(физическом лице или субъекте делового оборота)?2. Выражена ли эта информация в форме утверждения о

фактах или в форме оценочного суждения или мнения?На экспертизу предоставляются непосредственные (как

правило, печатные тексты) и косвенные источники информации.Относительно данной категории дел остаются не

выясненными следующие вопросы:1. Как в естественном языке противопоставлены утверждения

о фактах (или «Что происходит, когда мы утверждаем факты») иутверждения оценок или выражения мнений («Что происходит,когда мы утверждаем оценки или выражаем свое мнение?»).

2. Почему необходимо решать вопрос о наличии / отсутствиинегативной информации об Х-е?

Ответу на эти вопросы и посвящены следующие далееразделы книги.

2.2.2. Фактитивные и оценочные утверждения какфеномен права

Цель данного параграфа – обосновать положение о том, чтофактитивность / оценочность не составляет какой-либоюридической оппозиции оскорблению, в том смысле как этопринято в настоящее время (см. также раздел 2.1.3.).Фактитивность и оценочность с юридической позиции – это типситуаций (действий), которые влекут за собой определенные

108

юридические последствия, и нет никакой необходимости для ихрассмотрения только как противопоставленных оскорблению иклевете в том смысле, что оскорбление и клевета – это уголовныедела, а распространение порочащих сведений – это «гражданскоедело». Так что, когда в экспертном исследовании мы решаемпроблему фактитивности, то мы решаем не юридическуюпроблему, запрещать ли нам анализируемое высказывание, норешаем описательную проблему: как «ведет» себя исследуемоевысказывание. На основании этого описания юридическое решениео запрете и санкциях (равно как и о «незапрете») принимает суд.

Более удобно продемонстрировать обоснованность данноготезиса на примере запретов поведения, связанного с утверждениемложных фактитивных высказываний.

Помимо традиционных категорий дел, которые хорошоизвестны лингвистам под названиями «Клевета» и «Защита чести,достоинства и деловой репутации», ложная фактитивность какюридический факт (вид неправомерного поведения) входит всостав, например, следующих уголовно-правовых норм:

1. Статья 207. Заведомо ложное сообщение об актетерроризма

2. Статья 197. Фиктивное банкротство3. Статья 198. Уклонение от уплаты налогов и (или) сборов с

физического лица4. Статья 306. Заведомо ложный донос5. Статья 307. Заведомо ложные показание, заключение

эксперта, специалиста или неправильный перевод6. Статья 140. Отказ в предоставлении гражданину

информацииВсе преступления, перечисленные выше (за исключением

ст. 140) – преступления с формальным составом, они считаютсязаконченными с момента сообщения ложных сведений, ипреступность этих деяний не связана с тем, что они обязательнодолжны влечь негативные последствия. Для квалификации данныхдеяний как преступных необходимо установить наличие прямогоумысла на их совершение, необходимо установить факт, что Хзнал, что сведения ложные, но сообщал их У-у. В отличие от этихпреступлений, преступление, предусмотренное ст. 140 –

109

преступление с материальным составом, так как согласнодиспозиции необходимо, чтобы «деяния причинили вред правам изаконным интересам граждан» (ст. 140 УК РФ). Таким образом,данное преступление возможно и как совершенное с косвеннымумыслом, а для вынесения решения необходимо доказать фактналичия причинно-следственной связи между, например,сообщением заведомо ложных сведений и наступлениемнегативных последствий (нарушением прав и интересов граждан).

Естественно, что список норм, который представлен выше,не является исчерпывающим (ст. ст. 19.13, 19.18 КоАП; ст. 37Земельного кодекса РФ и т.п.), но в данном разделе перед нами ине стояла задача по выявлению в праве всех норм, касающихсяисследуемой проблемы. Еще раз отметим, что фактитивность иоценочность в праве полагаются видом событий, относительнокоторых возможна постановка вопросов, которые способны описатьданные действия в высказываниях со значениями «истинно» и«ложно».

2.2.3. Проблема разграничения категорий «событие»,«оценка», «факт», мнение»

2.2.3.1 Проблема разграничения категорий «сведение» /«мнение», «оценка» / «факт»

Проблема разграничения категорий сведения и мнения,оценки и факта не является ясной: не совсем понятно, во-первых, ккакой области лингвистических проблем относится данноепротивопоставление и, во-вторых, не совсем ясно, как понимаетсяэта проблема в конкретных работах, посвященных проблемамюридической лингвистики и лингвистической экспертизы.

Поясним последовательно оба момента. Первый моментсвязан с отсутствием в юридической лингвистике яснойформулировки лингвистической проблемы разграничения фактов имнения или фактов и оценки. Такие общие вопросы, как: «К какойобласти – семантике или прагматике – относится данная проблема(другими словами, это проблема семантическая, прагматическаяили относится и к той и к другой области)?» пока остаютсяоткрытыми.

110

Второй момент заключается в следующем: в конкретныхпубликациях и экспертных заключениях, посвященных данномувопросу, остается неясным, из каких содержательных предпосылокисходит лингвист при решении вопроса о том, что отражено втексте – утверждение о фактах или оценка (мнение). Этозаключается в том, что в лингвистических экспертизах знание отом, что является фактом, а что – мнением, находится вбольшинстве случаев в части «дано», а не в части «требуетсядоказать», а при описании случаев разграничения отсутствуетопора на условные высказывания формы «если Х, то У», а потомуотсутствуют описания, которые построены по образцу: «Этоутверждение о фактах, потому что… или так как…». Этиформулировки, очевидно, связаны между собой: знание условныхвысказываний влечет за собой возможность вывода.

Если перед нами есть явления Х, У, Z и т.п., то этоутверждение о фактах.

Перед нами утверждение о фактах, потому что перед намиявления Х, У, Z .

Таким образом, большинство экспертных заключенийвыполняется по методу определений, а именно по методуинтуитивного решения о том, подходит ли данное утверждение подпонятие (или в другом аспекте – под определение, а, может быть,под слово) «факт» или нет, а данный метод может быть признансубъективным. Объективным данный метод мог бы быть только вслучае, если все люди или лингвисты знали обо всех утверждениях,факты они или мнения, но очевидно, что такого не наблюдается.

Случаи же когда в работах по разграничению факта и мненияприменяются какие-то критерии можно свести к нескольким:

1. Модальный критерий. Мнение – это то, что маркируетсямодальными словами и конструкциями. Сведения – это то, чтотакими конструкциями не маркируется.

2. Гносеологический критерий. Факты – это то, чтопроверяется на предмет соответствия действительности, мнение –то, что не проверяется.

3. Онтологический критерий. Факты – это то, чтопринадлежит действительности, мнения – то, что не принадлежитдействительности, но является частью картины мира говорящего.

111

Из трех представленных критериев, пожалуй, лишь один неможет быть положен в основание противопоставления фактов имнения, это гносеологический критерий. Во-первых, очевидно, чтоопределение потенциальной проверяемости высказывания невходит в компетенцию лингвиста-эксперта, более того, в теориипознания проблема верифицируемости не является решенной, такчто обыденные представления лингвиста о том, чтоверифицируемо, а что – нет, вряд ли могут являться надежнымисточником решения вопроса о квалификации высказывания васпекте его принадлежности к высказываниям о фактах илиоценочным суждениям. Так, например, с точки зрения теориипознания оказываются принципиально непроверяемымиутверждения с кванторами «всякий», «каждый», другими словами,предложения, построенные по типу «Все лебеди белые»,принципиально непроверяемы, сюда же относятся все утверждения,которые являются законами природы (например, любой законфизики принципиально непроверяем) [Поппер, 2004]. Думаем, нетнеобходимости говорить о том, что предложение «Все лебедибелые» – это фактическое предложение. Следует отметить, чтоописанное положение дел справедливо лишь для операций сбесконечными множествами, если множества конечны, тоутверждения с квантором «каждый» проверяемы. Это значит, чтомы можем проверить, что все столы в каком-то конкретном месте(например, в конкретной комнате) являются небелыми.

Во-вторых, наличие у высказывания значения «истина» неозначает наличия эффективного способа верификации этоговысказывания. Иными словами, высказывание может бытьистинным и при этом может не быть способа проверкивысказывания на предмет истины / лжи [Поппер, 2004]. Такимобразом, потенциальная непроверяемость (которая всегда можетбыть трансформирована в субъективно обоснованнуюпроверяемость) высказывания не может являться критерием для егопризнания оценочным суждением (мнением).

Вторые два принципа, безусловно, могут быть присоответствующих модификациях рассмотрены в качествесодержательных оснований для решения проблемы разграниченияфактов и мнений. Рассмотрим каждый из них.

112

1. Онтологический критерий. Противопоставлениесубъективного и объективного может мыслиться (и как мыполагаем, такое представление имеет место в некоторых работах)как противопоставление исключительно принадлежащего субъектувысказывания, а потому не могущего быть истинным и ложным, содной стороны, утверждению о мире, с другой. Относительнопоследнего типа утверждений полагается, что они могутнаходиться на шкале истинно и ложно. В общем, как мы ужеотметили, такое понимание может быть признано в качествепрезумпции, но со следующими уточнениями: какпротивопоставление утверждений о ментальных состоянияхутверждениям о состоянии мира, которые не зависят от такихсостояний. При этом утверждения о ментальных состояниях могутбыть истинными и ложными, другими словами, мы не согласны стем, что субъективные мнения не могут быть проверены на предметих соответствия действительности, то есть не могут бытьфактическими высказываниями. Приведем пример, которыйиллюстрирует обозначенные положения.

На рисунке изображены две линии, которые пересекаютсяуглами.

Предположим, что кто-то утверждает: «Я вижу, чтогоризонтальные линии сужаются по направлению вправо».Очевидно, что утверждающий искренен, так как истинно, что онвидит, как две горизонтальные линии сужаются по направлениювправо. Тогда как утверждение о самих линиях (а не о том, чтовидит говорящий) будет ложным, то есть будет ложнымутверждение: «Линия А и линия В сужаются по направлению вправо, то есть слева расстояние между этими линиями больше, чемсправа». Это утверждение ложно, так как эти линии на самом делепараллельны.

Принципиально, что утверждения о ментальныхсостояниях – это тоже утверждения о фактах, фактах виденья,чувствования и т.п., вероятно, некоторые из этих утверждений

113

могут быть проверены на предмет их истинности и ложности. Втеории речевых актов данное свойство называется условиемискренности речевого акта, знаменитый пример «Идет дождь, но ятак не считаю» интерпретируется как высказывание, которое неявляется логическим противоречием

Действительно, предположим следующую ситуацию:существует человек, на которого не оказывают влияния углы визображенных выше линиях, и он видит, что прямые параллельны,но по каким-то соображениям говорит то же, что и другие: «Этипрямые сужаются вправо», если он видит их параллельными, ноутверждает об их непараллельности, то он утверждает ложьотносительно своего виденья этих прямых.

Таким образом, если говорящий описывает свое ментальноесостояние, утверждением, которое не соответствует этомусостоянию (это является к тому же ложным высказыванием о такомсостоянии), то он неискренен и наоборот.

Изложенное способно объяснить второй критерийпротивопоставления фактов и мнений, а именно модальный.Модальные слова служат смягчению иллокутивной силыутверждений: они делают из утверждений сообщения о ментальныхсостояниях субъекта, отправителя сообщений, отсюда и понятноетребование, предъявляемое речевой этикой: «Не утверждай офактах, если ты хоть в малейшей степени не уверен в том, чтоименно так обстоят дела». Употребляя вводные конструкции «помоему мнению», «вероятно», говорящий оставляет за собой правона ошибку, тем самым он не возлагает на себя ответственность заистинность высказывания, так как всего лишь утверждает о своихментальных состояниях либо просто смягчает категоричностьутверждаемого. Безусловно, при этом он может быть неискренним(говорящий может вводить «по-моему», тогда, как он считает, что«безусловно»).

Таким образом, первое противопоставление привело нас крешению проблемы разграничения с точки зрения прагматики:утверждение истинности или ложности пропозиции – это речевойакт, обладающий условиями искренности и т.п. Направленностьутверждения на различные объекты (внутреннее состояние

114

говорящего и состояние мира) порождает утверждение о фактах исобытиях и утверждение о ментальных состояниях говорящего.

Семантический аспект проблемы выступает в качествесамостоятельного аспекта. Это аспект проблемы сводим к двумоппозициям:

1. Утверждения мнения связываются снеопределенностью речевых сообщений, тогда как утвержденияфактов сводятся к более определенным сообщениям.

2. Утверждения о фактах или событияхпротивопоставлены оценочным высказываниям.

Далее рассмотрим более подробно каждую из названныхоппозиций.

2.2.3.2. Противопоставление определенных инеопределенных высказываний

Принцип неопределенности тесно связан с категориейпроверяемости высказываний: достаточно неопределенныевысказывания полагаются непроверяемыми или«труднопроверяемыми», что является основанием для отнесенияпоследних к категории мнения. Выше мы уже отметили, чтопроверяемость не может являться содержательным основанием дляпротивопоставления, здесь же укажем, что неопределенностьвысказывания как его семантическая характеристика непредполагает того, что перед нами мнение. Это следует из двухфактов, во-первых, из неопределенности высказывания не следует,что конкретное высказывание является утверждением оментальном состоянии говорящего. Этот аргумент можноигнорировать, если не принимать те соображения, которые мыизложили выше по поводу разграничения высказываний о мире ивысказываний о ментальных состояниях и их связи с категориямифактов и мнений, поэтому важным оказывается второй аргумент:любое высказывание обладает какой-то степеньюнеопределенности, а потому неопределенность не может являтьсякритерием, конечно, если мы не ставим перед собой цели доказать,что все высказывания являются мнениями.

В общем случае можно выделить два типанеопределенности, первый тип – неопределенность, которая

115

является частью информации в речевом сообщении, и второй тип –неопределенность, связанная со свойствами языкового кода.

Первая ситуация касается неопределенности, которая можетбыть выражена в самом высказывании. Например, в высказывании«Вошел какой-то человек» говорящий утверждает, что вошелчеловек, и он (говорящий) не знает, что это за человек, например,он не знает его имени и фамилии, не знает где и кем он работает ит.п. Безусловно, в данном случае мы имеем не только утвержденияо мире, но и утверждения о ментальных состояниях субъектаречевой деятельности.

Примером второго типа, который связан снеопределенностью языкового кода, может служить, вероятно,любое высказывание русского языка, приведем яркий пример: извысказывания «В комнату вошел лысый человек» невозможновывести, насколько лыс был тот, кто вошел, поэтому будучиэкспертом мы можем рассуждать примерно следующим образом:«Нет критериев для выделения лысого человека, «лысость» –субъективная оценка ситуации говорящим. Другими словами, тот,кто вошел, по мнению говорящего, может быть оценен как лысый,поэтому часть анализируемого утверждения «Человек был лыс»является мнением говорящего».

Описанная логика базируется на следующих принципах.Первый из них связан с возможностями любого языка

представить ситуацию как объективную либо как субъективную.Рассуждая так, мы используем возможность, предоставляемую намязыком, мы способны интерпретировать все факты как мнения (тоесть переформулировать фактические высказывания так, чтобы ониимели форму субъективного мнения). Предложение «Дождь идет» вкаком-то отношении равно предложению «Считаю, что дождьидет». Всегда сохраняется возможность сказать, что любоепредложение, скажем, «Дверь открыта», на самом деле означает то,что говорящий утверждает, что то, что он наблюдает,интерпретируется им как «Дверь открыта». В такой логикеактуализируется тезис о том, что любой язык и при этом весь языкинтерпретативен, а отсюда выводимо, что все является отражениемвиденья говорящего, и свойство лысости как раз наглядноиллюстрирует это обстоятельство. Категория факта как

116

соответствия утверждаемого реальному положению дел при такомподходе, вероятно, сохраняется в вымышленном мире, можносказать, что эту категорию мы придумали, потому что мыпривыкли употреблять языковые выражения, как если они были быфактическими утверждениями. Другими словами, мы употребляемнекоторые предложения, думая, что они указывают на свойства илиотношения, присущие реальному миру, тогда как на самом деле мылишь утверждаем о своих интерпретациях неопределенного инезависимого потока событий, который оказывает на нас какое-товоздействие. Мы также можем утверждать, что перерабатываеммир каким-то образом и все утверждения о мире, понятия (либокатегории) – это наши (человеческие) категории и утверждения, иим ничего не соответствует в мире. Таким образом, все нашиутверждения о мире – это наши субъективные мнения о мире.

Второй принцип заключается в следующем. Данная логикаисходит из презумпции важности точных определений: для того,чтобы мы смогли наверняка утверждать, мыслим ли мы факт «Этотчеловек лыс», мы должны определить критерии того, когда человекдействительно лыс или ответить на вопрос: «Что такое бытьлысым?».

Два описанных следствия могут быть проанализированыследующим образом. Очевидно, что когда мы утверждаем, что«Человек лыс», то для нас значимо не только наше ментальноепереживание «лысости» человека, но мы стремимся утверждатьчто-то и о свойствах человека, который, как мы полагаем,находится вне нас. В общем категории и представления, равно каки утверждения, являются действительно нашими (то есть относятсяк человеку и его интерпретации мира), но все-таки они могутсоотноситься с миром, то есть утверждать что-то о мире, а не толькоментальных состояниях человека, это вытекает из факта, что мыможем ошибаться в своих утверждениях, то есть высказыватьложные утверждения о мире [Поппер, 2004].

По поводу же второго следствия можно отметитьследующее. Определения понятий (и, в частности, точныеопределения), по нашему мнению, не очень важны для описаниядействительности: все носители языка имеют опыт успешногоприменения неточных понятий в целях описания реального

117

положения дел; такого нечеткого содержания, какое заключено впонятии «лысый человек», оказывается достаточным, чтобыпередавать информацию о внеязыковой действительности.Очевидно, что такие предикаты могут использоваться описательно,но при этом объем информации, которую они кодируют, имееткакую-то зону неопределенности. Например, выражение «Этотчеловек был лыс» может использоваться неискренне, в целяхввести в заблуждение, например, следствие или суд, а потомуговорящий способен его употреблять в ложном значении. Объемописательной информации этого термина связан с тем, что оно неможет быть употреблено относительно человека, у которого густыеволосы, несмотря на то, что признак «обладать густыми волосами»так же, как и «быть лысым» неопределенен. Неопределенностьконцептов достаточно детально описана в концепции Дж. Лакоффа,но такая неопределенность, на наш взгляд, не влечет за собойрелятивность познавательных процедур, так как в центрепознавательных процедур стоят не понятия, а истинные илиложные утверждения о предметах реального мира, поэтому мывсегда можем вводить новые названия для обозначения фрагментовдействительности, которые «ведут себя» другим образом, нежелипрежде выделенный фрагмент. Проиллюстрируем это утверждениеследующим примером, этот пример взят из работы Дж. Лакоффа[Лакофф, 2004]. Примеры, которые анализируются далее, в работеДж. Лакоффа даются в целях описания других проблемныхситуаций, а именно в целях подтверждения гипотезы о«жизнеспособности» категорий базового уровня, что обусловливаетстремление человека, а в данном случае ученого, к единственноправильной классификации, но эти примеры способныпроиллюстрировать и выдвигаемый нами тезис о том, чтоопределение понятий не является важным для того, чтобыпроизводить описательные высказывания (чтобы давать описания).

В своей книге Дж. Лакофф приводит спор, которыйсуществует в биологии между так называемыми кладистами ифенотипистами. Приведем выдержку из этой работы.

«Около 20 000 видов позвоночных имеют чешую иплавники и живут в воде, однако они не образуют единую

118

кладистическую группу. Некоторые – в частности, двоякодышащиерыбы и целакант – с генеалогической точки зрения близки ксуществам, которые выползли на землю для того, чтобыпревратиться в амфибий, рептилий, птиц и млекопитающих. Вкладистической классификации форели, двоякодышащих рыб икаких-либо птиц или млекопитающих двоякодышащие рыбыдолжны образовать группу, родственную воробьям и слонам,(выделено нами – К.Б.) оставив форель в ее ручье. Признаки,формирующие наше обыденное понятие рыбы, все являютсяобщими первичными признаками (shared primitives) и поэтому немогут быть основой для выделения кладистических групп.

В этом месте многие биологи возмутятся, и я думаю,справедливо. Кладограмма форели, двоякодышащей рыбы и слонавне всякого сомнения является правильным отражением порядкаветвления во времени. Но неужели классификации должныосновываться только на кладистической информации? Целакантвыглядит как рыба, ведет себя как рыба, имеет вкус рыбы иследовательно – в некотором законном, хотя и выходящем запределы косной традиции смысле – является рыбой (выделенонами – К.Б.). К несчастью, эти два типа информации – порядокветвления и общее подобие – не всегда дают совпадающиерезультаты. Кладисты отвергают общее подобие как ловушку ииллюзию и работают только с порядком ветвления. Фенотипистыпытаются работать только с общим подобием и стараются измеритьего в тщетной погоне за объективностью» [Лакофф, 2004].

Данный фрагмент ярко иллюстрирует то, какисключительно словесная проблема может являться препятствиемдля поиска дескриптивных утверждений. Что мы имеем в виду?Очевидно, что в результате биологического исследования мыимеем следующие дескриптивные утверждения:

Из класса существ, которых мы называем рыбами,выделяются два подкласса:

1. Существа, ведущие себя как рыбы и генетическиявляющиеся рыбами.

2. Существа, ведущие себя как рыбы, но генетически неявляющиеся рыбами.

119

Очевидно, что этими утверждениями исчерпываетсядескриптивная информация представленного спора, относительноже продуктивности вопроса о том, что такое рыба, возникаютследующие сомнения: «Так ли важен этот вопрос? К чему ведет егорешение?» И, быть может, самый важный вопрос: «По какимпричинам ответ на него такой, что слово «рыба» – это названиекласса существ, ведущих себя определенным сходным образом(например, живущих в реке), но класса, который не являетсягенетически однородным, не может быть признанудовлетворительным?». На данном этапе мы не можем привестиникаких аргументов в пользу того, что этот ответ не исчерпываетпоставленной проблемы, и думаем, что весьма вероятно, что этапроблема является исключительно словесной, сводящейся кпроблеме называния. Пожалуй, к этому можно и необходимодобавить только то, что ранее, когда мы употребляли слово «рыба»,мы полагали (и очевидно, были уверены), что класс, который мыименовали этим именем, однороден и генетически (а не толькоотносительно поведения), и при этом мы ошибались, так как этопредположение оказалось ложным. Наличие же спора вполнеобъяснимо стремлением сохранить наши прежние убеждения,потому что, действительно, в каком-то смысле необычно инепонятно, как могло получиться так, что то, что было ранее рыбой,в каком-то смысле не является рыбой. Это, на наш взгляд,иллюстрирует жизнеспособность ранее принятых теорий мира,которые выражаются в словах и высказываниях. Так, например,метаязыковое сознание «сопротивляется» утверждению, чтоорфография «от правил» не являетсякоммуникативно-ориентированной орфографией, так какутверждение о том, что если мы будем неправильно писать, то насне поймут, настолько естественно, что способно устоять противлюбой критики, на каких бы ясных и отчетливых аргументах онани основывалась (см. об этом [Голев, 2004])

Подводя промежуточный итог, отметим, что проблемыопределения терминов, которые связаны с неточностьюупотребления имен и предикатов не являются научно значимымиза исключением собственно лингвистики как науки, одной из задачкоторой является описание значения слов, высказываний,

120

грамматических категорий. Мы также полагаем, что язык обычноиспользуется именно таким образом всеми его носителями, ониспользуется, в том числе и для утверждения положения дел в мирепри помощи неопределенных и приблизительных значений, цельже что-то точнее определить, очевидно, возникает либо вметаситуациях (например, в лингвистической философии) либо вслучаях подлинного непонимания или недопонимания содержаниясообщения, которое слушающий должен декодировать. И в этомплане в языке как коде заложен своего рода механизм дляпреодоления этой ситуации: слушающий может всегда задатьвопрос и уточнить содержание сообщения. Так, неопределенноепредложение «Вошел врач» может быть уточнено при помощивопроса о поле врача: «Был ли этот врач, который вошел,мужчиной?».

Выразим эту мысль более ясно: для того, чтобывысказывать факты, не является необходимым, чтобы все вещи вмире или слова в языке были расклассифицированы идеальнымобразом, главное требование к словам – возможность ихэффективного использования при кодировании информации,которую мы способны утверждать о реальном положении дел.Таким образом, категории как таковые оказываются неважными втом смысле, что любая категория сводима к истинномуутверждению об объекте, а ответ на вопрос: «Что такое рыба?»,сводим к следующему: «Рыба» – это совокупность истинныхвысказываний о том, что мы называем рыбой, плюс в идеальномслучае еще одно высказывание о том, что перед нами все истинныевысказывания о рыбе и нет больше других истинныхвысказываний о рыбе [Рассел, 2007]. Тот факт, что мы можем вчем-то ошибаться относительно реальной группы вещейназываемых словом «рыба», не делает бессмысленнымупотребление слова «рыба» таким образом, как мы его употребляем– «с ошибкой». Когда тот, кто знает, что целакант в генетическомплане не рыба, употребляет слово «рыба», он всегда может сказать,что исключает при этом словоупотреблении целаканта.

Употребление слов по отношению к фрагментам мира нетребует выяснения отношений этого фрагмента мира со всемиостальными фрагментами мира и, соответственно, слова со всеми

121

остальными словами языка, но требует, чтобы этот фрагмент былвыделенным из других фрагментов, а его название было способноэффективно отличать этот фрагмент от других. В общем случае мыотличаем чаек от воробьев, и когда мы кодируем сообщение очайках, мы употребляем слово «чайка», и относительнокакого-либо предмета, который мы хотели бы назвать чайкой, но всилу каких-то причин не можем его так назвать, всегда можемсказать: «Какая-то странная чайка!», и если нас спросят, в чем былаее странность, мы можем выразить это в истинных утверждениях:«Она вела себя таким-то образом, а это, как ты знаешь, нехарактерно для чаек». Вопрос о том, что такое относительнореальной действительности на самом деле чайка, при такомподходе оказывается в каком-то отношении лишенным смысла.Слово «чайка» относительно фрагментов мира, действительно,употребляется достаточно неопределенно, но эта неопределенностьне имеет значения по отношению к выполнению языкомописательной функции.

Таким образом, степень точности или, с другой стороны,какая-то неопределенность слова, не может являться основаниемдля исключения высказываний из класса описательных, так какслово любой степени точности может употребляться описательно, испособность описывать связана не с его точностью, а с егосодержанием, которое можно определить через негативныеситуации, а именно через те ситуации, в которых данный концепт,выступая как предикат, дает ложные высказывания (фактическиздесь оказывается важным принцип оппозиции). В результате,конечно, мы можем получить предикаты, обладающие беднымсодержанием, такие как предикат «лысый», но бедностьсодержания не является мерой оценочности предиката. Напомним,что наличие значения «истина» не предполагает наличияэффективной процедуры верификации высказывания,высказывания с бедным содержанием являются, по нашемумнению, достаточно яркой иллюстрацией этого факта.

2.2.3.3. Противопоставление оценочных и описательных(дескриптивных) высказываний

122

Не вызывает никаких сомнений то, что существуютоценочные высказывания, которые противопоставленывысказываниям описательным. Оценочными считаются, например,высказывания, содержащие предикаты хорошо / плохо, полезно /вредно, разрешено / запрещено и т.п. Основной признакпротивопоставления был найден Д. Юмом, это признакзаключается в том, что высказывания о том, как должно бытьлогически не выводимо из высказываний о том, как есть. Этотпринцип распространяется на все оценочные высказывания.Рассмотрим высказывания с предикатом «хороший». Если мыбудем оценивать предмет как хороший, нам всегда можно задатьвопрос, почему он хороший. Допустим, мы отвечаем, что предметхорош, потому что обладает свойством Х, очевидно, что при этоммы считаем, что обладание свойством Х является в свою очередьхорошим, если мы спросим, почему это свойство хорошо, чтоможем получить ответ, что оно позволяет получить такой-торезультат, а это хорошо, и так до бесконечности. В общем, мы неможем свести оценочные предикаты к описательным и наоборот,оценка всегда самостоятельна и не сводима к какому-тоутверждению о фактах, поэтому будет всегда «сопровождать»исходный факт, по поводу которого она высказывается.

Еще раз отметим, что это свойство трактуется как такое, чтооценочные высказывания не могут быть истинными и ложными(не имеют истинностного значения). Так, например, создательдеонтической логики Г.Х. фон Вригт отмечает: «Меня, как иЭ. Малли, не беспокоила проблема истины, когда я в 1951 годустроил свою первую систему деонтической логики. Возможно, этоявляется неожиданным, если принять во внимание то, что янеизменно полагал и полагаю, что (подлинные) нормы не имеютистинностного значения. Вначале я не соединял эту точку зрения смоей логической работой. Но скоро я понял, что прогляделпроблему. Первой реакцией на это была мысль, что логика «имеетболее широкие пределы, чем истина». «Деонтической логике, -писал я в предисловии своей книги «Логические исследования»(1957), часть ее философского значения придает тот факт, чтонормы и оценки, хотя и исключаются из области истины,

123

являются все же субъектами логического закона» (выделено нами –К.Б.)[Вригт, 1986, с. 291].

Действительно, классическим примером оценочныхвысказываний являются деонтические высказывания, которыечто-то запрещают и к чему-то обязывают, относительно этихвысказываний вопрос об истине и лжи кажется решенным в томсмысле, что они не могут быть истинными и, соответственно,ложными. Эти высказывания – не высказывания о фактах, авысказывания о наших решениях по поводу фактов. Когда кто-тоговорит, что болезней быть не должно, его целью не являетсяописание реальной действительности, а выработка определенноготипа поведения по отношению к этой действительности, он,например, призывает прилагать все усилия к тому, чтобы человекне болел, или он хочет бороться с тем фактом, что в мире естьболезни. Смешение деонтических и фактитивных высказыванийвозникает, как правило, потому что, что само принятие решения ипроизнесение деонтического высказывания тоже является фактом.Так, то, что существует решение наказывать за кражу, являетсяфактом, но все-таки сама норма «Красть нельзя» не являетсядескриптивной.

Менее четко на шкале оценочности / фактитивностирасполагаются аксиологические высказывания, высказывания спредикатами «хорошо» и «плохо», они-то собственно и составляютпроблему разграничения оценочности и фактитивности.

В лингвистической литературе существует следующийкритерий, противопоставляющий аксиологические сужденияописательным: постулируется зависимость экстенсионалаоценочного понятия (=его объема) от субъекта-отправителясообщения [Арутюнова, 1982, с. 22].

Данные критерии введены Н.Д. Арутюновой [Арутюнова,1982] и А. Вежбицкой (последняя опирается на Б. Рассела).Охарактеризуем эти критерии. В работе А. Вежбицкой признается,что оценочные предикаты являются «сгущенными индукциями»,таким образом, содержание (под содержанием мы в данном случаепонимаем область применения или экстенсионал) такихпредикатов всегда субъективно в том смысле, что зависит отконкретного говорящего. В каком-то смысле данное утверждение

124

является переформулировкой известного свойства оценочныхвысказываний: «Что хорошо для одного – плохо для другого».Добавим, что А. Вежбицкой было найдено интересное свойствооценочных понятий – они не употребляются для осуществленияреференции, при референтном употреблении таких имен возникаетэффект цитации [Вежбицка, 1982]. На анализе этого свойства, мыостановимся далее, сейчас же необходимо ответить на вопрос,насколько свойства «быть сгущенной индукцией» или«субъективность экстенсионала» значимы для противопоставленияоценки и описания. Безусловен, по нашему мнению, факт, что вкаком-то смысле все дескриптивные термины являютсясгущенными индукциями, так, употребляя имя «лошадь», мыотносим его к определенным элементам действительности, которыеведут себя сходным образом. Таким образом, говоря о лошадях, мывынуждены делать какие-то эмпирические обобщения, мыотбрасываем ненужную эмпирическую информацию о лошадях(например, об их цвете), отождествляя всех лошадей в каких-тодругих отношениях. Поэтому это свойство, по нашему мнению, неможет быть признано значимым для разграничения оценок ифактов.

Но и то, что касается базового критерия, который,например, справедлив для высказываний, устанавливающих нормы(напомним, что это критерий отсутствия истинностного значения)при описании аксиологических оценок на первый взгляд неявляется таким уж очевидным.

Для того чтобы сомневаться в том, что оценочныевысказывания не могут быть истинными и ложными имеютсяязыковые основания. Когда кто-то говорит: «Этот нож хороший»,он в каком-то смысле утверждает, что нож действительно хороший(истинно, что нож хороший), то есть поступает, как будто онутверждает дескриптивное высказывание. Возможны также и такиевысказывания, как «Считаю, он поступил хорошо», и с какой-тоточки зрения эти высказывания не противопоставленыдескриптивным: говорящий может быть неискренним, а это,значит, что он в какой-то мере утверждает ложь, когда ведет себятаким образом, что не считает, что конкретный человек поступилхорошо, но утверждает обратное «Он поступил хорошо». Очевидно

125

также, что в реальной речевой деятельности и метаязыковомсознании аксиологические высказывания часто «смешиваются» сдескриптивными, точнее сказать, что аксиологогическиевысказывания употребляются в функции дескриптивных, покрайней мере, в ситуации общения всегда возможно «фактическое»обсуждение проблемы, что является хорошим. Эти типывысказываний зачастую не различаются и в метаязыковомсознании профессиональных лингвистов. Приведем пример,иллюстрирующий данный тезис: «Предположим, Катер заявляет,что его администрация выиграла центральное сражение в борьбе заэнергию. Истинно ли это заявление или ложно? Даже самапостановка этого вопроса требует принятия, по крайней мере,основных частей метафоры. Если вы не признаете существованиевнешнего врага, если вы думаете, что нет никакой внешней угрозы,если вы не видите никакого поля боя, никаких мишеней, никакихчетко определенных противоборствующих сил, тогда не может ивозникнуть вопроса об объективной истинности и ложности. Ноесли вы видите реальность, так как она определяется метафорой…,тогда вы сможете ответить на вопрос положительно илиотрицательно в зависимости от того соответствуют ли следствия изметафоры реальному положению дел. Если Картер посредствомполитических и экономических санкций, реализованных всоответствии с выбранной стратегией, принудил страны ОПЕКснизить цены на нефть наполовину, тогда вы могли бы сказать, чтоон действительно выиграл центральное сражение» [Лаккофф,Джонсон, 2008 с. 186].

Все эти примеры говорят о том, что оценки и описания непротивопоставляются на уровне прагматики, и, следовательно,аксиологическая оценка не является отдельным речевым актом (какэто принято, например, в [Вольф, 1985, с.165-169]) в том смысле,что оценка вообще не является речевым актом, но наряду сописаниями способна входить в речевые акты вопроса,утверждения и т.п.

Из этого следует, что необходимо найти другие свойства,которые противопоставляют оценку и описание, такие свойства, понашему мнению, носят семантический характер.

126

Нужно сказать, что данные свойства в общем видеобнаружены в логической литературе: «Оценка являетсявыражением ценностного отношения к объекту,противоположного описательному, или истинностному,отношению к нему. В случае истинностного отношенияутверждения к объекту отправным пунктом их сопоставленияявляется объект, и утверждение выступает как его описание. Вслучае ценностного отношения исходным является утверждение,функционирующее как образец, план, стандарт. Соответствие емуобъекта характеризуется в оценочных понятиях» [Ивин,http://psylib.org.ua/books/ivina01/index.], хотя эта формулировка и неявляется достаточно ясной.

Основное свойство, которое присуще оценочнымвысказываниям в широком смысле этого термина можноопределить как такое, что они конструируют какой-то возможныймир, и поэтому они ни истинны, ни ложны, так как мы вольныконструировать любой такой мир, тогда как описательныевысказывания утверждают нечто относительно реальногоположения дел. Эту ситуацию, безусловно, необходимо пояснить.Все утверждения ценностей связаны с утверждениями о том, какдолжно быть в противоположность высказываниям о том, как есть,поэтому это утверждения о возможном мире, который описываетсостояния предметов, явлений и отношений между ними, какимиони должны быть в том смысле, что эти состояния признаютсянами ценными или желательными. В этом мире, например, ножирежут так, что наши усилия при применении ножей минимальны, вэтом мире нет голода и войн, и люди, вероятно никогда неоскорбляют друг друга. Пожалуй, это базовое основание дляпротивопоставления, которое способно служить в качествеобъяснения для реально наблюдаемых фактов. Например, этопредположение совместимо с утверждением, что возможныабсолютные и относительные (последние можно назватьситуационными) оценки. Абсолютные оценки – это ценности,которые разделяют все носители данной культуры, они «вне»какой-либо ситуации (например, «убивать нехорошо»),относительные – те, которые делаются относительно конкретнойситуации. Мы способны понимать и разделять эти оценки, потому

127

что способны понимать относительно какого эталона они делаются,а также способны спорить с ними, потому-то можем предлагатьдругие эталоны или сомневаться в том, что эти эталоныобоснованы. Это также способно объяснить, что, с одной стороны,оценки объективны в том смысле, что они способны определятьнаше поведение (если мы принимаем, что убивать нехорошо, то этообусловливает наше поведение), но одновременно онисубъективны в том смысле, что оценки – продукт человеческойдеятельности, и мы можем соглашаться или не соглашаться с ними,мы способны отбрасывать их и предлагать новые оценки, еслипосчитаем, что некоторые ведут к нежелательным следствиям илипротиворечат другим, например, более важным оценкам, в общемкаждый свободен в выборе ценностей и этот выбор зависит толькоот него (дуализм фактов и решений подробно описан К. Поппером[Поппер, 1992]).

Таким образом, противопоставление фактическихутверждений оценочным находится не в плоскостипротивопоставления субъективного и объективного (оценки внекотором смысле объективны и общезначимы), но всемантической плоскости как противопоставления оценокописаниям, описания семантически не требуют наличия никакогодругого мира, кроме действительного.

Естественно, данный подход исключает то, что оценкимогут быть истинными и ложными, тогда как высказывания осоответствии поведения оценкам, в силу объективности последних,могут быть истинными и ложными. Очевидно, что существуетнорма, негативно оценивающая кражу, в каком-то отношении мыдоговорились, что наше поведение, которое описывается словом«кража», является недопустимым, когда мы установили факткражи, то автоматически мы имеем истинное утверждение о том,что мы нарушили конкретную договоренность. Таким образом,высказывание о несоответствии поведения общепринятой норме –это фактическое высказывание. Но допустим, кто-то утверждает,что рабство – это хорошо и полезно. Очевидно, что он утверждаетценность, противоположную ценности, которая принята в нашейкультуре, в том смысле, что она противоречит этой ценности, приэтом он, очевидно, не утверждает что-то о мире, и его

128

высказывание ни истинно, ни ложно. Цель этого высказывания –сформировать новый возможный мир, который способен служитьэталоном, регулирующим поведение людей, согласно этому новомуэталону люди, поработившие других людей, должны поощряться,так как ведут себя в соответствии с этим эталоном. Вероятно,истинно, что это не соответствует сложившимся нормам, ноповедение говорящего не является описанием реальных ситуаций,это деятельность по установлению новых норм, а эта деятельностьне описывается в параметрах истинно / ложно, поэтому вопрос опроверяемости данного утверждения не может быть поставлен, неговоря о том, что он не может быть решен.

Вернемся к поставленному в начале раздела вопросу:«Почему некоторые оценочные высказывания «ведут» себя какописательные?» Ответ, очевидно, будет следующим: ни однооценочное высказывание не ведет себя, как описательное, а данныйэффект возникает, потому что любое оценочное высказываниекаким-то образом относится к фактам и, соответственно, кописаниям. Например, когда мы говорим, что этот нож хороший иимеем в виду, что для того, чтобы резать этим ножом требуетсяприлагать небольшие усилия, то мы утверждаем следующее:«Когда режешь этим ножом, то прилагаешь небольшие усилия, аэто хорошо». Когда мы говорим, что этот нож хороший и имеем ввиду, что он нам нравится, тогда мы утверждаем факт относительносвоего ментального состояния, которое можно выразитьвысказыванием «Мне нравится этот нож», очевидно, что мы можембыть при этом неискренними. В конце концов, мы можемутверждать, что данный поступок является плохим, в том смысле,что он не соответствует сложившимся нормам поведения, то мытакже утверждаем факт – истинное или ложное высказывание осоответствии поступка сложившимся нормам. Но когда мыутверждаем, что поступок плохой и имеем в виду, что данныйпоступок является негативно ценным в том смысле, что не нужно,чтобы наше поведение включало такие поступки, то мыутверждаем ценность, которая не может быть ни истинной, ниложной и относительно которой можно только договориться о том,что мы не будем никогда так поступать. И если будет принято такое

129

решение, то эта ценность будет определять наше поведение, и будетв этом смысле объективной ценностью.

Безусловно, возможны и индивидуальные решения,которые также способны влиять на поведение. Когда конкретныйчеловек решает, что никогда не будет нарушать данного им слова,то если он искренен и нарушит его, он, очевидно, будетиспытывать дискомфортное психологическое состояние, бытьможет, связанное со снижением самооценки.

Подведем некоторые итоги:1. Оценочные утверждения или утверждения ценностей

не могут иметь истинностного значения (не могут быть истиннымиили ложными).

2. Противопоставление оценок и фактов не нуждается вобъяснении при помощи противопоставления субъективного иобъективного, для эффективного различения достаточнопротивопоставлять наши утверждения о фактах и наши решения поповоду фактов (в другой терминологии – категории «факта» и«решения»).

3. Утверждения о соответствии поступка (речевого илинеречевого) ценностям является фактическим утверждением,которое в силу объективности оценок может быть проверено напредмет его соответствия действительности, так, например, еслинекто утверждает, что Х совершил кражу и это аморальныйпоступок, то он утверждает два факта:

А) Х совершил кражуБ) Поступать так (совершать кражу) – это вести себя не в

соответствии со сложившимися моральными принципами.Таким образом, например, утверждение, что некто

совершил аморальный поступок – это утверждение о факте.Процедура проверки высказываний о соответствии

поступков ценностям не принадлежит лингвистической науке, таккак в пределы компетенции лингвиста не входит анализ ценностей,которые сложились в каком-то конкретном обществе или культуре.Так что выводы о том, что утверждение о краже Х-ом У-а,сообщает о том, что Х совершил аморальный поступок находится,строго говоря, за пределами лингвистики.

130

4. Из того, что произвольное предложение, включает в свойсостав слова «хорошо» или «плохо» не следует, что все содержаниеданного предложения является аксиологическим.

2.2.3.4. Проблема разграничения категорий «факт» и«событие»

Необходимо кратко остановиться на проблеме разграничениякатегорий «событие» и «факт», так как отмечалось, что этапроблема весьма значима для лингвистической экспертизы. Тотфакт, что в [Постановлении…, 2005] введены разграничениясобытия и оценки, вероятно, связан именно с деятельностьюлингвистов, хотя, конечно, это необязательно, но возможностьименно такого положения дел делает важным рассмотрение этоговопроса.

В монографии [Понятие чести, достоинства…, 1997] фактопределяется как верифицированное утверждение одействительности, событие как описание действительности. Приэтом важным критерием разграничения является неодинаковоеотношения фактов и событий к истинности или отрицаниюОтносительно событий полагается, что они либо есть, либо их нет,и они не могут быть истинными и ложными, тогда какотносительно фактов принимается обратное. Данное различиеобъясняется тем, что факт – это интерпретированное событие,факта вне интерпретации не существует. Хотя мы согласны, чтофакта вне интерпретации не существует, но не менее правильнымсчитаем и утверждение о том, что и события не существует внеинтерпретации, а потому думаем, что такое решение относительнопротивопоставления фактов и событий носит словесный характер.

1. Во-первых, ни одно утверждение о факте или событии неможет быть верифицировано опытным наблюдением. На этосвойство указал К. Поппер, приведем выдержку из его работы:«Каждое дескриптивное утверждение имеет характер теории,гипотезы. Утверждение «Здесь имеется стакан воды» нельзяверифицировать никаким опытом наблюдения. Причинасостоит в том, что входящие в него универсалии нельзяотождествить с каким-то конкретным чувственным опытом…Словом «стакан», например, мы обозначаем физические тела,

131

обнаруживающие определенное законоподобное поведение; то жесамое верно и для слова «вода»…» и далее «Тогда каков же ответна проблему определения, или введения терминов типа«растворимый?… Допустим, что с помощью «редукционногопредложения» Карнапа… нам удалось «свести» Х растворим в водек предложению «если Х опущен в воду, то Х растворим тогда итолько тогда, когда он растворяется». Чего мы достигли? Намнужно редуцировать термины «вода» и «растворяется» … Инымисловами, при введении предиката «растворим» мы не тольковынуждены обращаться к слову вода, которое, по-видимому,является диспозицией даже более высокого уровня, но вдобавокпопадаем в порочный круг: мы вводим «растворим» с помощьютермина «вода», который, в свою очередь, сам не может бытьвведен без помощи предиката «растворим», и так далее добесконечности» [Поппер, 2004, с. 456-457].

2. Во-вторых, относительно категории «факт» возможнатакая словесная переформулировка, что факт также не будет ниистинным, ни ложным, более того он может только быть и неможет не быть. Такая формулировка, например, представлена уБ. Рассела. Приведем ее. Возьмем факт, что Сократ мертв. «У васесть две пропозиции: «Сократ мертв» и «Сократ не мертв». И этидве пропозиции соответствуют одному и тому же факту; в миреимеется один факт, который делает одну пропозицию истинной, адругую – ложной» [Рассел, 2007, с. 131]

Встает вопрос, есть ли, и если есть то, каково эмпирическоепротивопоставление фактов и событий? Думаем, что единственнымзначимым фактическим (=не словесным) разграничением событияи факта является то, что высказывание события связано с фактомнепосредственного наблюдения ситуации говорящим илипотенциальной возможности такого наблюдения, тогда как дляутверждения фактов наличие непосредственного наблюдения неявляется необходимым. По нашему мнению, только в этом смыслеможет быть понято то свойство событий, что они не могут бытьложными или истинными, они либо есть, либо их нет. Если мынаблюдаем, что дети гуляют и утверждаем, что «Дети гуляют», то,вероятно, мы описываем событие, но если мы в данный момент невидим, что они гуляют, но знаем наверняка, что они гуляют (или

132

знаем, что они не гуляют) и высказываем утверждение «Детигуляют», то мы утверждаем фактитивное высказывание.

Но это разграничение не имеет практически никакогозначения. То, что по отношению к прогулке детей мы можемсказать, с одной стороны, что это событие, а с другой стороны, то,что мы можем наблюдать то, что называется «прогулка детей» непредставляет какого-либо значения. Во-первых, в принципе всевозможно переформулировать в терминах событий или фактов, аво-вторых, по нашему мнению, нет никакой необходимости длявыделения высказываний наблюдения в какую-топривилегированную категорию утверждений в том смысле, чтотолько такие высказывания возможно принимать без доказательств,что они не нуждаются в верификации. Такие презумпции могутбыть приняты и относительно собственно фактическихвысказываний (это наименование «собственно фактический» мыупотребляем здесь, как если бы принималось противопоставлениесобытий и фактов).

Решение о том, чтобы в класс проверяемых входили толькособытия (=высказывания наблюдения), безусловно, приемлемо (какнаше решение о том, что «подсудно», а что – нет), но должно бытьпроведено последовательно, например, с одной стороны мыдолжны признать событием следующее утверждение «Я видел какХ в 13-00 залез в карман У-у и вытащил оттуда кошелек» или «Явидел как солнце садится за горизонт», тогда как необходимоисключить из фактитивных такие предложения, как «Он нарушилзакон» или «Ему пятьдесят лет». Для такого решения, очевидно,есть психологические основания (легче говорить о том, что виделили можешь увидеть), но нет ни языковых, ни логическихоснований.

Относительно приведенных аргументов возможно следующеевозражение: когда мы занимаемся наукой, то, вероятно, мы можемсчитать, что термины «факт» и «событие» эквивалентны, но когдарядовые носители русского языка пользуются русским языком вцелях коммуникации, то это противопоставление оказываетсязначимым. Попробуем обосновать, что это не совсем так.Во-первых, ложность такой позиции вытекает из того, что всеносители языка способны трансформировать события в факты и,

133

вероятно, обратно. Любой может произнести предложение: «Детигуляют, и тот факт, что они гуляют, мне очень нравится!». С другойстороны, когда кто-то говорит: «Он нарушил закон», он говорит, втом числе, и о том, что имело место какое-либо событие и если егоне было, то тот, кто говорит, лжет, тогда как, когда кто-то говорит:«Дети гуляют», он высказывает и общие утверждения о том, что тотфрагмент действительности, который ведет себя определеннымобразом, является детьми, тогда как всегда возможно, что это быливзрослые (есть люди, которые остановились в своем развитии ивыглядят, как дети) и в этом случае высказывание «Дети гуляют»является не непосредственным описанием события, которое либоесть либо нет, но высказыванием, которое не соответствуетреальному положению дел, называть ли это высказывание фактомили называть его как-то по-другому не имеет никакого значения.Таким образом, и высказывания наблюдения, фиксирующие, чтобыло и чего не было, и те высказывания, которые традиционнопризнаются фактическими и относительно которых принимается,что они могут быть доказаны или опровергнуты, по отношению креальному миру представляют собой один и тот же типвысказываний в том смысле, что все они могут быть опровергнутыфактическим положением дел, и в этом отношении все они сутьгипотезы [Поппер, 2002].

2.3. Судебная лингвистическая экспертиза по делам оразжигании межнациональной, религиозной, социальной розни

и призывам к экстремистской деятельности

2.3.1 Общая характеристика экспертных задач.Призывы как феномен права

В данном разделе рассматриваются задачи, которыеставятся перед экспертом по делам, регулируемым нормами 280 и282 УК РФ. Мы намеренно объединили названные две категориидел в один раздел, так как считаем, что с точки зрения решаемых

134

лингвистических задач эти дела эквивалентны. В компетенциюлингвиста-эксперта по делам о разжигании межнациональнойрозни и призывам к экстремистской деятельности входит решениедвух задач. Первая из них заключается в квалификации речевогоповедения говорящего как оскорбления, но уже не по отношению кконкретному физическому лицу, а по отношению к группе лиц,объединенных по признакам пола, расы, национальности и т.п.Решение первой задачи ничем не отличается от того, как онарешается по делам об оскорблении (см. раздел 2.1.5.). Наличиеоскорбления как речевого действия способно являтьсядоказательственным фактом по отношению к составампреступлений, предусмотренным статьями 280 и 282 УК РФ.

На второй задаче стоит остановиться более подробно. Этазадача также направлена на установление формы речевогоповедения говорящего и может быть сформулирована (и частоименно так и формулируется) в виде следующего вопроса:«Присутствуют ли в спорном речевом произведении призывы?». Напервый взгляд составы названных преступлений различны, нопринятие в 2002 г. Федерального закона «О противодействииэкстремистской деятельности», вероятно, сделало избыточнымупоминание в тексте УК РФ состава преступления,предусмотренного ст. 282 и, как нам кажется, породилоопределенные проблемы в подследственности этих дел: вся«словесная» проблематика стала относиться к подследственностиорганов прокуратуры.

Основанием для того, чтобы утверждать об избыточностистатьи 282 УК РФ (или, по крайней мере, одной из статей)является, по нашему мнению, следующее определениеэкстремистской деятельности:

«Экстремистская деятельность (экстремизм):- насильственное изменение основ конституционного строя и

нарушение целостности Российской Федерации;- публичное оправдание терроризма и иная террористическая

деятельность;- возбуждение социальной, расовой, национальной или

религиозной розни;

135

- пропаганда исключительности, превосходства либонеполноценности человека по признаку его социальной,расовой, национальной, религиозной или языковойпринадлежности или отношения к религии;

- пропаганда и публичное демонстрирование нацистскойатрибутики или символики либо атрибутики или символики,сходных с нацистской атрибутикой или символикой до степенисмешения;

- публичные призывы к осуществлению указанных деянийлибо массовое распространение заведомо экстремистскихматериалов, а равно их изготовление или хранение в целяхмассового распространения» [О противодействии…, 2002].

Более того, норма, сформулированная в статье 282, неисключает призывов, так как призывы – это тоже вид действий.Таким образом, какая-то из названных статей, возможно, лишняя.Думаем, что никто не будет утверждать, что цель статьи 280 –регулировать призывы к призывам к разжиганию розни, тогда какцель статьи 282 – регулировать просто призывы к разжиганию. Мытакже понимаем, что действия, направленные на разжигание, могутбыть не только призывами, но тогда они все очевидноэкстремистские, и думаем, что при принятии нормы,сформулированной в ст. 280, никто не руководствовалсяследующим: к последственности ФСБ будут относиться всепризывы к экстремистским действиям, тогда как кподследственности прокуратуры будут относиться публичныедействия, направленные на разжигание, за исключением действий,которые являются призывами к разжиганию социальной,религиозной, межнациональной вражды.

Эти вопросы, безусловно, носят юридический характер, и ихрассмотрение в данной работе необходимо лишь для того, чтобыеще раз показать, что установление объективных характеристикпродуктов речевой деятельности не связано напрямую сюридическими проблемами, которые являются проблемамипринятия решений по поводу конкретных фактов. Так, фактналичия в речевом поведении говорящего призыва рассматриваетсякак по делам, предусмотренным 280 статьей, так и по делам,предусмотренным 282 статьей УК РФ.

136

В рамках рассматриваемой категории дел перед экспертамиставятся и вопросы пропозиционального содержания, а такжевопросы, связанные с квалификацией действительных(=некоммуникативных) намерений говорящего, юридическинаправленные на установление формы вины лица, обвиняемого всовершении преступления. Еще раз отметим, что данные вопросывыходят за рамки компетенции лингвиста-эксперта, этот тезисобоснован нами в разделе 1.4.2. Поэтому в данном разделе мыописываем только одну задачу, которая связана с квалификациейречевого поведения говорящего. Вероятно, решение этой задачидействительно требует привлечения специальных познаний вобласти лингвистики, так как речевой акт призыва способен кнейтрализации в отдельных видах речевых произведений, но приэтом, находясь в позиции нейтрализации, способен оказыватьфоновое воздействие на адресата, пример такой ситуации описан вработе Н.Д. Голева [Голев, 2007].

3..53. Призыв как речевой актУчастники. Участник 1 – говорящий, Участник 2 –

воспринимающий (воспринимающий может представлять собойнеопределенную группу лиц).

Иллокутивная цель. Говорящий, произносявысказывание, делает это для того, чтобы побудить слушающего копределенным действиям.

Условие искренности. Говорящий хочет, чтобы цель быладостигнута и слушающий выполнил действия, к которымпризывает говорящий.

Условия успешности. Для говорящего и слушающегонеочевидно, что то, к чему говорящий побуждает слушающего,произойдет само собой (без побуждение слушающего к тому, чтобыон сделал Х).

Высказывание-побуждение. Высказывание, в которомвыражается побуждение слушающего к выполнению определенныхдействий. В ядерных случаях это высказывание, в которомприсутствуют формы повелительного наклонения глагола, либодругие средства, которые способны выступать в функциипобуждения (инфинитив, интонационные конструкции и т.п.).

137

Данные средства достаточно подробно описаны в пособииА.Н. Баранова.

Таким образом, структура речевого акта призыва имеетследующий вид:

А) Хочу, чтобы было ХБ) Знаю, что Х не может произойти самоВ) Знаю, что если делать У, то, возможно, что будет ХГ) Знаю, что ты знаешь, что делать, чтобы было ХД) Знаю, что если буду говорить тебе, что необходимо,

чтобы было Х, возможно, что ты будешь делать так, чтобы было ХЕ) Говорю тебе: необходимо, чтобы было ХЖ) Говорю это тебе для того, чтобы ты делал так, чтобы

было Х.

Рассмотрим каждую из частей описанного выше речевогоповедения.

А) Если говорящий неискренен в том, что он хочетнаступления А, то его целью является то, чтобы слушающийпоступил так, чтобы его действия были направлены на то, чтобынаступило А. Например, говорящий знает, что слушающий, делаятак, чтобы наступило А, потерпит неудачу, тогда его цельюявляется неудача слушающего. Вполне также можно представитьсебе ситуацию, когда говорящий не хочет, чтобы слушающийвыполнил те действия, которые отмечаются в призыве, это можетнаблюдаться, например, в случаях, когда говорящего принуждаютпризывать.

Б) Об условии Б необходимо сказать следующее. Если дляслушающего очевидно, что событие произойдет само (при этомговорящий может думать, что это не так), то налицокоммуникативная неудача в перлокутивном отношении. Пояснимсказанное: слушающий может воспринимать слова говорящего какпризыв, но не реагировать на него как на призыв, то есть считатьэтот призыв лишенным смысла. Если же сам говорящий считает,что действие произойдет «естественным» образом, когдаслушающий об этом не знает, то налицо факт неискренней

138

коммуникации, осуществляемой, например, в целях повышениясвоего статуса в будущем.

В,Г) Эти условия объясняют тот факт, что указание наконкретные действия в речевых актах призыва необязательно,призывающий всегда может употребить достаточнонеопределенное высказывание, относительно которого нельзя точносказать, к каким конкретным действиям оно призывает, также этообъясняет возможность ситуации, когда говорящий не ожидает тогоперлокутивного эффекта, который имеет место после призыва.Например, если говорящий высказывает следующее: «Давайтесделаем так, чтобы эта власть перестала наглеть» и не имеет в видутого, что после произнесения слов все должны вооружитьсяподручными средствами и идти свергать власть, то, вероятно,все-таки имеется возможность именно такого развития событий,какова причина этой возможности – другой вопрос.

Содержание компонентов Д, Е, Ж очевидно и не требуеткомментариев.

Тот тип призывов, который мы описали выше, можноназвать неопределенными призывами, призывами, в которыхконкретно не указаны действия, ведущие к достижению желаемогорезультата. Определенные призывы, вероятно, являются частнымслучаем, в котором действия конкретизируются. Структураопределенных призывов будет выглядеть, вероятно, следующимобразом:

А) Хочу, чтобы было ХБ) Знаю, что Х не может произойти самоВ) Знаю, что если делать У, то, возможно, что будет ХД) Знаю, что если буду говорить тебе, что необходимо,

чтобы было Х, возможно, что ты будешь делать так, чтобы было ХЕ) Знаю, что если буду говорить тебе, что нужно делать,

чтобы было Х, возможно, ты будешь делать то, что говорю тебе, инаступит Х.

Ж) Говорю тебе: необходимо, чтобы было ХЗ) Говорю тебе: делай УИ) Говорю это тебе для того, чтобы ты делал так, чтобы

было Х.

139

В данном разделе мы не будем подробно рассматриватьвопрос о типологии призывов, считаем, что решение этого вопроса,основанное на принципах естественной классификации, сдостаточно большой степенью подробности освещено в [Баранов,2007].

2.4. Судебная лингвистическая экспертиза по делам,связанным с угрозой

2.4.1. Общая характеристика экспертных задачУгроза как форма речевого поведения является наименее

разработанным в юридической лингвистике явлением. Связываетсяэто, безусловно, с внешними причинами – с малым количествомдел, по которым фактически привлекается эксперт для дачизаключения. На глубинном уровне, вероятно, это связано сотсутствием необходимости в привлечении специальных познанийпри расследовании правонарушений, в состав которых входитугроза. Это, по нашему мнению, определяется тем обстоятельством,что угроза как форма речевого поведения, во-первых, достаточночетко противопоставляется другими формам поведения, во-вторых,угроза может принимать и невербальные формы, к которым, вчастности, относится демонстрация оружия, поэтомудоказательства наличия / отсутствия угрозы в большинстве случаевне представляет большой трудности. Поэтому при описании угрозыв аспекте юридико-лингвистической экспертологии необходимо вбудущем указать на круг тех ситуаций, в которых квалификацияречевого акта угрозы представляет собой определенную«трудность» и в связи с этим может потребовать привлеченияспециалиста-лингвиста. Другими словами, требуется ответить навопрос: «Какие ситуации, когда говорящий использует угрозу, несмогут быть квалифицированы как угроза без привлечения лица,обладающего специальными познаниями в области лингвистики?»Рассматривая угрозу в разделе, посвященном исследованиюэкспертных задач, а не в разделе, посвященном описанию задач,которые не требуют привлечения познаний из областилингвистики, мы исходим из гипотетической возможности

140

нейтрализации угрозы в определенных типах контекстов, а потомусохраняется возможность, что рядовой носитель языка будетквалифицировать однозначно то, что только обладаетвероятностью.

В делах, связанных с угрозой, лингвист может решать, понашему мнению, только одну задачу, которая связана сквалификацией речевого поведения говорящего как являющегося /не являющегося речевым актом угрозы. Задачипропозиционального тождества такие, например, как квалификацияугроз как угроз применением насилия или нанесением тяжкоговреда здоровью и т.п. не входят в компетенциюлингвиста-эксперта.

2.4.2. Угроза как феномен праваУгроза как определенное действие (вербальное и

невербальное) трактуется современным правом как юридическийфакт, относящийся к типу неправомерных действий. Такимобразом, угроза – это вид неправомерного поведения, котороеявляется запрещенным. Угроза различными способами входит всостав правовых норм. Так, например, в гражданско-правовомаспекте наличие угрозы влечет недействительность сделки (ст. 179ГК РФ), так это нарушает принцип автономии воли участниковрегулируемых гражданским законодательством отношений (ст.ст.1, 2 ГК РФ). Сюда же относится и норма семейного кодекса,определяющая возможности обратного истребования алиментов, вчастности, при условии совершения сделки об уплате алиментовпод влиянием угрозы (п. 2 ст. 116 ГК РФ). В трудовом праве,направленном на регулирование трудовых отношений, наличиеугрозы входит в состав понятия принудительного труда, которыйсогласно ст. 4 ТК РФ запрещен.

Но максимально разнообразно угроза оценивается вуголовном праве. Наличие / отсутствие события угрозы способноотягчать и смягчать (вплоть до исключения преступности деянияст. 40 УК РФ) наказание. Угроза образует квалифицированныйсостав таких преступлений, как нарушение неприкосновенностижилища, воспрепятствование осуществлению избирательных правили работе избирательных комиссий, фальсификация

141

избирательных документов, грабеж, хищение либо вымогательствонаркотических средств или психотропных веществ, превышениедолжностных полномочий и т.п.

Угроза образует основной состав таких преступлений, какдоведение до самоубийства, изнасилование, угроза убийством илипричинением тяжкого вреда здоровью, вымогательство и многихдругих.

Под угрозой в праве понимается способ действия,используемый в целях оказания психологического давления наобъект угрозы. Угроза является способом достижения преступногорезультата или сама является преступлением, в том смысле, чтодействие, называемое словом «угроза» образует состав такогопреступления как угроза убийством или причинением тяжкоговреда здоровью (ст. 119 УК РФ).

Угроза может быть вербальной и невербальной(демонстрация оружия), может иметь как устную, так иписьменную формы, высказываться непосредственно, а также припомощи третьих лиц.

Помимо самого речевого (шире – семиотического)действия, которое называется словом «угроза», юридизируютсятакже следующие характеристики этого действия:

1. Перлокутивный эффект угрозы. Угроза должна обладатьпризнаком «реальности». Угроза реальна, если у воспринимающегоугрозу имелись основания опасаться ее осуществления, при этомневажно, намеревался ли угрожающий исполнить ее или нет.«Однако кассир Г.Н., услышав шум, заперлась в кассовомпомещении. Тогда С., действуя в осуществление их общего с К. иХ.З. преступного умысла, направленного на похищение чужогоимущества путем разбойного нападения, потребовал от Г.Н.открыть дверь в кассу, угрожая при этом применением к Г.насилия, опасного для жизни и здоровья, высказывая в его адресугрозы убийством. Воспринимая указанные угрозы убийством вадрес Г. как реальную опасность для его жизни и здоровья, Г.Н.,действуя под принуждением, впустила С. и Х.З. в кассовоепомещение, откуда они открыто похитили деньги в сумме 12902руб. 40 коп. и зарядное устройство к сотовому телефону

142

стоимостью 500 руб., завладев чужим имуществом на общуюсумму 13402 руб. 40 коп» [Постановление, 2007]

2. Пропозициональное содержание высказываний,входящих в речевой акт угрозы, констатация намеренийговорящего при условии невыполнения слушающим требуемого отнего говорящим.

А) Пропозиции, содержащие информацию о жизни издоровье Х-а.

Эти пропозиции образуют, например, самостоятельныйсостав преступления ст. 119 УК РФ. «Объективная стороназаключается в двух альтернативных действиях:

1) угроза убийством;2) угроза причинения тяжкого вреда здоровью.«Если имела место угроза причинения вреда здоровью

средней тяжести, легкого вреда, уничтожения имущества и т.д., тодеяние не может быть квалифицировано по комментируемойстатье» [Постатейный комментарий…, 2006].

Б) Пропозиции, содержащие информацию ораспространении негативной информации о лице, независимо отистинности и ложности такой информации, определяются какшантаж и входят в объективную сторону, например, преступления,предусмотренного ст. 133 (Понуждение к действиям сексуальногохарактера).

В) Пропозиции, содержащие информацию о применениинасилия по отношению к объекту угрозы. (Основной состав такихпреступлений, как принуждение к изъятию органов или тканейчеловека для трансплантации, изнасилование, насильственныедействия сексуального характера).

Г) Пропозиции, содержащие информацию об уничтожении,повреждении или изъятии имущества. Ст. 133. Понуждение кдействиям сексуального характера

Д) Пропозиции, содержащие информацию о совершениевзрывов, поджогов или иных действий, создающих опасностьгибели людей, причинения значительного имущественного ущербалибо наступления иных общественно опасных последствий (Ст.205 УК РФ Террористический акт)

143

В) Если одним из компонентов речевого акта угрозыявляются высказывания о требовании передачи имущества, тоугроза входит в состав преступления, предусмотренного ст. 163 УКВымогательство.

Еще раз отметим, что мы не ставили цели – датьисчерпывающее описание феномену угрозы в праве, но хотелипоказать, что правом угроза оценивается как отдельный виднеправомерных действий, и если привлечение специалистов вобласти лингвистики к решению дел, относительно которыхнеобходимо установить факт наличия / отсутствия угрозы, будетносить системный характер, то мы должны быть готовыми к тому,что в законодательстве нет четкого определения слову «угроза» иэто, по существу, не является его (законодательства) целью. Мытакже должны быть готовы к тому, что вопросыпропозиционального содержания не будут входить вкомпетенцию-лингвиста эксперта, так как в большинстве случаевон не может установить, была ли конкретная угроза угрозойпричинения тяжкого вреда здоровью, либо она была угрозойпричинения вреда здоровью средней тяжести.

2.4.3. Угроза как речевой актСтруктура речевого акта угрозы:1. Участники. Участник 1 – тот, кто высказывает угрозу,

Участник 2 тот, в отношении кого высказывается угроза. Участник-3 третье лицо (канал передачи информации).

2. Условия успешности. У2 не желает наступлениянегативных состояний.

3. Условия искренности. У1 произносит высказывание сцелью побудить У2 к совершению определенных действий.

По А. Вежбицкой речевой акт угрозы описываетсяследующей формулой:

говорю: я хочу, чтоб ты знал, что если ты сделаешь Х, то ятебе сделаю нечто плохое

думаю, что ты не хочешь, чтобы я это сделалговорю это, потому что хочу, чтобы ты не сделал Х

[Вежбицка, 2007].

144

Думаем, что содержательно данный речевой акт должен бытьрасширен за счет введения условия о знании коммуникантов, чтоговорящий в состоянии выполнить Х. Таким образом, более полноепредставление речевого акта угрозы будет таково:

А) Думаю, что ты не хочешь, чтобы я сделал тебе нечтоплохое

Б) Думаю, что ты знаешь (или можешь думать), что я могусделать тебе нечто плохое

В) Хочу, чтобы ты знал (думал), если ты сделаешь Х, то ясделаю тебе нечто плохое

Г) Говорю: если ты сделаешь Х, то я сделаю тебе нечтоплохое

Д) Говорю это для того, чтобы ты не делал Х.

Такая структура объясняет возможность игрового(суггестивного) функционирования угрозы, когда угрозаупотребляется, например, в среде друзей, при такой «угрозе» пунктБ трансформируется в следующее условие: «Знаю, что ты знаешь,что я не могу сделать тебе чего-то плохого». Пункт В, выделенныйв качестве отдельного объясняет наличие таких случаев, какиенами были описаны в разделе, посвященном оскорблению, и вслучае угрозы также имеют место, это случаи отказа от угрозы илиугрозы «про себя».

Угроза, как и оскорбление, возможно в двух формах –контактной и дистантной. При дистантной угрозе автор речевогоакта знает и желает, чтобы его слова были переданы Участнику 3.

Угроза как речевой акт способна к нейтрализации,нейтрализуется она с речевым актом «предостережение»[Вежбицкая, 2007, с. 73].

Компоненты, которые способны к нейтрализации, имеютотношение к способу возникновения негативного события. Тогдакак при угрозе негативное событие представляется как результатдеятельности говорящего, при «предостережении» фактнаступления события не зависит от говорящего, но зависит толькоот будущего поведения слушающего.

145

Нейтрализацией этого речевого акта будут являться речевыепроизведения, содержание которых соотносимо с безличнойконструкцией «С вами может случиться, что угодно». Очевидно,данное содержание соотносимо как с угрозой, так и спредостережением. Если в результате исследования выявленоименно такое содержание, то возможны только вероятностныевыводы.

Угроза может быть прямой и косвенной. Косвенная угрозавыражена на импликативном уровне структуры текста, инымисловами, текст имплицирует содержательные компоненты,соотносимые с угрозой.

В общем случае косвенная угроза выражаетсяконстатирующими высказываниями о будущих негативныхсостояниях мира.

Говорю: я хочу, чтоб ты знал, если ты сделаешь Х, тонаступит нечто плохое

думаю, что ты не хочешь, чтобы это наступилоговорю это, потому что хочу, чтобы ты не сделал Х.

Естественно, что последний смоделированный намивариант речевого поведения является особым случаем описанного в[Вежбицка, 2007] речевого акта угрозы. В этом случаеинтерпретация определенных высказываний как угрозы связана свозможностью извлечения из общего контекста смысла «сделаютак» или «могу сделать так».

Приведем примеры косвенной угрозы и ее квалификации:- Бери свои манатки, в машину садись. Мы тебя не тронем,

я тебе слово даю. Слово пацана. Тебя никто не тронет. Бери м-,пожитки, поехали в машину. Я тебе слово даю, никто тебя нетронет ни пальцем. Жень. Поверь мне. Я с тобой разговариваю.Приехали бы сейчас панкратионовцы, они бы тебя сломали бы. Тызнаешь, что такое вид спорта панкратион? Пошли.

В данном тексте для говорящего и для слушающегоочевидно, что всегда сохраняется возможность наступлениянегативного последствия, которое может быть названо «приездпанкратионовцев с целью «сломать» слушающего», при этом для

146

слушающего очевидно, что говорящий способен сделать так, чтобыприехали панкратионовцы. Говорящий знает, что слушающийзнает об этом, и использует это как способ заставить слушающегопойти в машину.

2.5. Некоторые задачи, решение которых, не требуетпривлечения специалиста, обладающего познаниями в области

лингвистикиЗадачи пропозиционального содержания [Баранов, 2007, с.

439-442] имеют общую формулу, которая в общем виде выглядитследующим образом: «Представлена ли в тексте информация…?».Вместо многоточия могут быть поставлены различные пропозициитакие, например, как «о неправильном неэтичном поведении лица»,«о нарушении лицом действующего законодательства». Задачи наустановление пропозиционального содержания могут бытьразделены на две группы. В первую из них входят задачи, которые,не входят в компетенцию лингвиста-эксперта. Это такие задачи,как задачи на установление наличия / отсутствия информации онеэтичном неправильном поведении лица, информации онарушении лицом действующего законодательства, информация оприсвоении властных полномочий, информация о насильственномизменении конституционного строя и т.п. (см. раздел 1.4.2.). Вовторую группу входят задачи, решение которых не требуетпривлечения специалиста-лингвиста, это такие задачи, как задачи,направленные на выявление наличия / отсутствия информации исбыте психотропных веществ, о наличии негативной и позитивнойоценки в тексте. И те, и другие могут быть решены приопределенных условиях любым носителем языка.

Рассмотрим отдельные виды задач на установленияпропозиционального тождества.

2.5.1. Установление наличия / отсутствия негативнойинформации о лице / группе лиц

Данная задача является общей для различных категорийдел (Клевета (ст. 129 УК РФ), оскорбление (130 УК РФ),распространение не соответствующих действительности сведений(152 ГК РФ), призывы к разжиганию межнациональной ненависти

147

и вражды (ст. 282 УК РФ)). Таким образом, установление фактаналичия / отсутствия негативной информации о лице или группелиц не «привязано» к какой-либо отдельной категории дел. Еще разотметим, что отсутствие такой связи вполне естественно, так как врезультате лингвистической экспертизы устанавливаются факты,но не осуществляется юридическая оценка этих фактов. Сюридической точки зрения наличие этих фактов значимо дляюридической оценки событий относительно различных категорийправонарушений, так установление негативной информации о лицев рамках дел, разрешаемых по статье 152 ГК РФ, необходимо дляоценки объективной стороны гражданско-правового деликта, тогдакак наличие негативной информации по отношению к группе лиц,выделяемых на основе национального признака важно с точкизрения установления наличия / отсутствия состава уголовногопреступления.

Относительно этой задачи необходимо отметитьследующее. Лингвист не компетентен в этической и юридическойоценке негативной информации, он не может ответить на вопрос,является ли информация информацией о неэтичном поведении илинечестном поступке. Лингвист также не может ответить на вопрос отом, является ли информация, отраженная в спорном речевомпроизведении, информацией о нарушении гражданиномдействующего законодательства. Пожалуй, этот факт очевиден –лингвист не является специалистом в праве и не может даватьюридические квалификации.

Но лингвист способен установить характер оценки, котораяпредставлена в речевом произведении «негативная / позитивная /нейтральная», квалификация информации как неэтичной или какинформации о нарушении действующего законодательства входитв компетенцию других специалистов (например, юриста испециалиста в области этики).

Относительно выдвинутых тезисов возможно одновозражение, которое, безусловно, должно быть рассмотрено.Вполне вероятна такая ситуация, когда говорящий ведет себя так,что утверждает истинной пропозицию, описывающую какую-тоситуацию, которая считается в обыденном сознании нарушениемзакона, но в юриспруденции такая ситуация не является ситуацией

148

нарушения действующего законодательства. Можно по-разномуквалифицировать такие ситуации, можно, например, их признать вкачестве информации дискредитирующей лицо, можно поступитьпо-другому (это проблема выбора и решений, но не проблемафактического характера). Но все-таки как аспект установлениятакой информации, так и аспект юридической квалификациитакого фактического положения de jure принадлежитправоведению, когда de facto он разрабатывается в лингвистике.Этот аспект «юридичен» в том смысле, что ментальныепредставления людей о праве являются, скорее, предметомисследования правоведения, нежели лингвистики. (Кстати, они иописываются такой категорией, как «правосознание», «правоваякультура» и это предмет специальных познаний и компетенцииюриста).

Анализ проблемы выражения оценки в спорных речевыхпроизведениях закончим следующим тезисом: вопрос о наличии /отсутствии негативной информации о лице или группе лиц неявляется юридически значимым. Поясним данный тезис.Очевидно, что в этом случае компетенция лингвиста-экспертаограничена квалификацией модальной оценки в спорномвысказывании, а этим навыком, как мы полагаем, обладает любойноситель языка, и для квалификации информации в этом аспектене требуются специальные познания в области лингвистики, таккак все и лингвисты и нелингвисты имеют опыт употреблениянегативной оценки в своих речевых произведения, а также речевойи неречевой опыт реакции на негативную оценку, высказанную вих адрес.

К данной категории задач имеет отношение и установлениеконтрастивной предикации [Баранов, 2007, с. 455]. Думаем, что нетникакой возможности отказывать рядовому носителю русскогоязыка в том, что в высказывании «Кавказцев – на Кавказ!»существует оценочное противопоставление кавказцев и других, нато, что в данных случаях носителя языка не могут ошибитьсяуказывает и сам А.Н. Баранов, анализируя фразу «Россия дляроссиян» [Баранов, 2007, с. 456].

149

2.5.2. Квалификация информации на предмет ееотношения к наркотическим и психотропным веществам

Данная задача ставится при расследовании преступлений,предусмотренных статьями 228, 228.1 УК РФ. В рамках этих делустановление фактов, основанных на тексте, не имеет практическиникакого значения..

Особо стоит остановиться на имплицитных контекстах, вкоторых нет прямого указания на наркотические и психотропныевещества. Наличие контрпримеров позволяет нам утверждать, чтопри таких контекстах вывод о покупке / продаже / употреблениинаркотических и психотропных веществ может быть тольковероятностным. Контрпримеры связаны с возможностьюзаполнения актантных мест у предикатов «продажа / покупка /сбыт» лексемами из поля «товар», которые не принадлежатмикрополю «наркотические и психотропные вещества». Так,следующий текст может быть интерпретирован как продажапиротехники: «Возьмешь? Возьму. Сколько? Половину. Деньгисразу отдашь, под реализацию не дам…». Возможен и обратныйконтрпример: «Ну, пойдем, наркотики купим, поторчим» (о водке).

При наличии специальных терминов, относящихся к сбытунаркотических средств таких, например, как «ханка», «ляпа»,«чек», «наркотики», «наркота», «анаша» «выборка» и др. данныелингвистической экспертизы, по нашему мнению, избыточны, таккак знание значений данных лексических единиц входит впрофессиональную компетенцию следователя.

150

Глава ΙΙΙ. Решение экспертных задач в рамках различныхкатегорий дел

3.1. Решение экспертных задач по делам об оскорблении3.1.1. Экспертная ситуация 1

А) Формулировка экспертных задачМировой судья судебного участка №5 М. с участием

частного обвинителя Б., защитника Е. при секретаре Г., рассмотреввопрос о назначении судебно-лингвистической экспертизы поуголовному делу частного обвинения по заявлению Б. пообвинению З. в совершении преступлений, предусмотренных ч.1ст. 130, ч. 1 ст. 129 УК РФ,

УСТАНОВИЛ:Частным обвинителем Б. обвиняется З. в совершении

оскорбления и клеветы при следующих обстоятельствах.16 июля 2008 ода около 20 час. 00 мин., находясь на

детской площадке, расположенной возле дома №3 по ул… З.оскорбила грубой нецензурной бранью потерпевшую, чем унизилаее честь и достоинство в неприличной форме, а, кроме того,оклеветала Б., то есть распространила в отношении нее заведомоложные сведения, порочащие честь и достоинство Б. иподрывающие ее репутацию.

В судебном заседании на разрешение участников процессапоставлен вопрос о назначении и проведении по данномууголовному делу судебной лингвистической экспертизы.

Выслушав мнение частного обвинителя и защитникаподсудимой, мировой судья полагает необходимым назначитьпроведение по делу судебной лингвистической экспертизы, темболее, что в рамках настоящего уголовного дела судебнаялингвистическая экспертиза по произнесенным З. в адреспотерпевшей словам и приведенным потерпевшей и свидетелями Г.и Д. в судебном заседании не проводилась.

Учитывая изложенное, руководствуясь ч.1 ст. 283, ст.ст.120-122, 200, 253, 255, 256 УПК РФ, мировой судья

ПОСТАНОВИЛ:

151

Назначить по уголовному делу З., обвиняемой всовершении преступления, предусмотренного ч.1 ст. 130, ч. 1 ст.129 УК РФ – судебную лингвистическую экспертизу. Наразрешение экспертов поставить следующие вопросы:

1. Какие типы лексики современного русского языкаотносятся к оскорбительной лексике?

2. Относятся ли следующие слова и словосочетания изначение этих слов: «бл*дь», «сука еб*нная», «пошла на х*й»,«тварь», «кобыла», «заткни свой рот», «проститутка» к одному илинескольким типам оскорбительной лексики?

3. Имеется ли в вышеуказанных приведенных словах исловосочетаниях отрицательная оценка личности Б., если имеется,то выражена ли такая отрицательная оценка в циничной,неприличной форме, противоречащей правилам поведения,принятым в обществе, носят ли данные высказыванияоскорбительный характер?

Поручить руководителю экспертной организацииразъяснить экспертам права и обязанности, предусмотренные ст. 57УПК РФ, и предупредить экспертов об уголовной ответственностипо ст. 307 УК РФ за дачу заведомо ложного заключения.

В) Решение поставленных экспертных задачРешение поставленных задач связано с исследованием

косвенных источников: факты, имеющие значение для разрешениядела, установлены на основе свидетельских показаний. Поэтомувыводы по решению экспертных задач целесообразноформулировать как условные: «Если в адрес Х-а были высказаныданные фразы и слова, то…».

Первые два вопроса не имеют какого-либо существенногозначения как для рассмотрения дела, так и для описания тогоречевого события, которое имело место. Эти вопросы имеютклассификационный характер и заданы, по-видимому, с цельюполучить дополнительное подтверждение или опровержениегипотезы о приличности / неприличности слов, которыеупотреблялись в конкретном речевом произведении (в этом смыслеэти вопросы направлены на установление доказательственныхфактов).

152

Поясним тезис о том, что вопросы о классификацииоскорбительной лексики не имеют практически никакого значения.Любая классификация по отношению к теории, в которойописываются явления, выполняет мнемоническую функцию и невыполняет более никакой функции, таким образом, если у нас естьтеория явления, то возможна и классификация, хотя и этонеобязательно. Когда же у нас нет теории объекта, то все нашиклассификации – эмпирические обобщения наблюдаемыхпризнаков того или иного явления. Пока эти признаки необъяснены, наши классификации содержательны толькоотносительно наших органов чувств или особенностей восприятия.Таким образом, наши классификации являются утверждениями онаших восприятиях явлений, а не о самих явлениях, поэтому влюбой науке возможно успешное применение несимметричныхклассификаций. И это применение успешно до тех пор, пока ониприменяются только в номинативных целях, а именно их функцияограничивается обозначением (выделением) несхожих в каком-тоотношении эмпирических объектов. Конечно, судья в данномслучае мог полагать, что в лингвистике есть классификацииоскорбительной лексики, которые вытекают из какой-либо теории(такие же, как классификация химических элементовД.И. Менделеева), но, если он так полагал, то очевидно, что оношибался.

1. Перейдем к решению задач, поставленных передлингвистом. В рамках вопроса 2, несмотря на то, что он носитклассификационный характер, существенным является тообстоятельство, что слова «с*ка» и «бл*дь», несмотря на то, что ониимеют в определенном отношении нетабуированную сферуупотребления, (например, слово «с*ка» включено в Словарьрусского языка: В 4-х т. / РАН, Ин-т лингвистич. исследований;Под ред. А. П. Евгеньевой. — 4-е изд., стер. — М.: Рус. яз.;Полиграфресурсы, 1999.), принадлежат к разряду обсценных словрусского языка. Это вытекает из известных намэкспериментальных данных. Относительно слова бл*дьэкспериментов не проводилось, но нет никаких сомнений, что онотакже является обсценным, по крайней мере, очевидно, что всеродители будут объяснять детям, если услышат от последних это

153

слово, что оно матерное. Нет также никаких сомнений, что в составсловосочетаний «пошла на х*й» и «сука еб*нная» входятобсценные лексемы «х*й», «еб*нная».

Слова «тварь», «кобыла», «проститутка» и словосочетание«заткни свою глотку» обсценными не являются. По нашемумнению, этих фактов достаточно для ответа на второй вопрос.

Перейдем к ответу на третий вопрос, который по существусвязан с установлением наличия / отсутствия речевого актаоскорбления и формы выражения оценки приличная / неприличная.

Такие словосочетания и слова, как «заткни свой рот», «сукаеб*нная», «пошла на х*й», «тварь», «кобыла», «бл*дь», если ониадресуются конкретному лицу, то употребляются в составеинвективного высказывания в речевом акте оскорбления (речевойакт – вид поведения говорящего). Напомним, что оскорбление какречевой акт имеет следующую структуру:

А) Знаю, что Х способно причинить тебе психологическийущерб

Б) Хочу, чтобы ты знал, что я говорю ХВ) Говорю Х, чтобы причинить тебе психологический

ущербГде Х – оскорбительное высказывание.

Наличие речевого акта оскорбления вытекает изследующего: оскорбительная направленность данных слов нетеряется ими ни в каком контексте, то есть в любом типеконтекстов данные слова употребляются с целью реализацииустановок описанного выше речевого акта оскорбления.

Естественно, что, если данные слова адресованыконкретному лицу, то они являются оскорбительными.

Наличие речевого акта оскорбления предполагает наличиеотрицательной оценки поступков, действий человека, а также еголичности.

Слова «проститутка» и «бл*дь» способны употребляться и всоставе речевого акта утверждения.

154

Если говорящий употребляет данные слова в составеутверждения, то его речевое поведение имеет своей цельюснижение статуса адресата (человека, который воспринимаетвысказывание). Речевое поведение в этом случае можно пояснитьследующей формулой:

А) Знаю, что ты сделал Х или занимаешься ХБ) Знаю, что Х считается негативно ценнымВ) Говорю тебе, что ты сделал Х или занимаешься ХГ) Говорю это тебе для того, чтобы ты знал, что твой статус

ниже моего

Подобные речевые акты производятся, как мы отмечали вразделе 2.1.6., с целью утверждения о своем превосходстве поотношению к адресату сообщения. Таким образом, если в адрес Х-абыли произнесены высказывания «Ты проститутка» и «Ты бл*дь» иэти высказывания являлись частью речевого акта утверждения, тоговорящий имел в виду, что Х – женщина, занимающаясяпроституцией. Случаи утверждения, как правило, маркируются(=акцентируются) говорящим (хотя, вероятно, это необязательно).Например, к высказыванию: «Ты бл*дь» в этом случае можетприбавляться поясняющее высказывание «Со всеми мужикамипереспала».

Слова «бл*дь» и «проститутка» могут употребляться и какчистая инвектива (в этом смысле они не выполняют описательнойфункции, то есть не утверждают о поведении человека), входя всостав речевого акта оскорбления. Для такого употребления,например, характерно то, что бранные слова употребляются подрядбез каких-либо пояснений. Например, типовым случаем такогоупотребления является простое перечисление известныхговорящему ругательств, сопровождающееся паузами иинтонацией, маркирующей речевую агрессию говорящего: «Тысука еб*нная… тварь… проститутка!».

Из представленных к экспертизе материалов невозможнооднозначно установить, с какой коммуникативной целью былиупотреблены слова «проститутка» и «бл*дь», однако болеевероятным является предположение о том, что эти слова не

155

выполняли информативную функцию, но являлись составнойчастью речевого акта «оскорбление» в той форме, как он описанвыше.

Последний вопрос, на который необходимо ответить врамках данной экспертной ситуации – это вопрос о приличности /неприличности употребленных инвектором форм. Так как выше мывыяснили, что слова и словосочетания «сука еб*нная», «бл*дь»,«пошла на х*й» являются обсценными, то они являются инеприличными.

Слова «тварь», «кобыла» и словосочетание «заткни свойрот» не являются обсценными, не несут непристойных смыслов,потому не являются неприличными.

Если слово «проститутка» было употреблено не винформативном значении (другими словами, если говорящий неимел в виду, что адресат занимается проституцией), то оносодержит непристойный смысл и является неприличным.

Представим выводы по решению экспертных задач,поставленных в рамках данной экспертной ситуации:

1. Если слова и словосочетания «с*ка», «пошлана х*й», «тварь», «кобыла» и выражение «заткни свой рот» былиадресованы Х-у, то они содержат отрицательную оценку личностиХ-а. Данные слова и выражения входят в состав речевого актаоскорбления, поэтому являются оскорбительными.

2. Более вероятно, что слова «бл*дь» и «проститутка» такжеявлялись составной частью речевого акта оскорбления и неупотреблялись информативно в исследуемой речевой ситуации.

3. Слова словосочетания «с*ка *банная», «бл*дь», «пошлана х*й» являются обсценными и потому являются неприличными.

4. Если слово «проститутка» было употреблено не винформативном значении (другими словами, если говорящий неимел в виду, что адресат занимается проституцией), то оносодержит непристойный смысл и является неприличным.

3.1.2. Экспертная ситуация 2А) Постановка экспертных задач

156

Х обратилась с заявлением о возбуждении уголовного делав отношении У-а, за нанесения ей оскорбления путемопубликования статей в газете «НЖ» № 2 от I0.0I.2008 года (Однимплясать, другим сосать), № 4 от 24.01,2008 года (Звезда Бурлы). №11 от 3.03.2008 года (Еще таманда). № 14 от 03.04.2008 года(Вчетвером в одной постели). Х считает что информация,отраженная в вышеуказанных статьях, является для нееоскорбительной

Учитывая, что для определения того, является лиотраженная информация, в вышеуказанных статьях негативнойоценкой личности, выраженной в неприличной форме необходимыспециальные познания. Руководствуясь ст.80, 195,199.283 УПК РФмировой судья

ПОСТАНОВИЛ:1 .Назначить по настоящему уголовному делу

лингвистическую экспертизу.2.Поставить перед экспертом вопросы:

По статье («Еще таманда»), опубликованной в газете «НЖ»за №11 от 13.03.2008 года.

1. Содержит ли текст информацию о конкретном лицеХ-е?

2. Можно ли по имеющимся в тексте различнымноминациям установить, что речь идет о конкретном человеке Х-е?

3. Имеется ли в тексте негативная информация о лице.Каково содержание этой информации?

4. В какой форме – утверждение (сведение), мнение данаинформация в тексте?

5. Как представлена прямо или косвенно негативнаяинформация в тексте?

6. Имеется ли в тексте негативная оценка личности,выраженная в неприличной форме противоречащей правиламречевого поведения, принятым в обществе?

7. Имеется ли в тексте негативная (бранная, неприличнаялексика)?

157

По статье (Вчетвером в одной постели) опубликованной вгазете «НЖ» за № 14 от 03.04.2008.

1. Содержит ли текст информацию о конкретном лицеХ-е?

2. Можно ли по имеющимся в тексте различнымноминациям установить, что речь идет о конкретном человек Х-е?

3. Имеется ли в тексте негативная информация о лице.Каково содержание этой информации?

4. В какой форме – утверждение (сведение), мнение данаинформация в тексте?

5. Как представлена прямо или косвенно негативнаяинформация в тексте?

6. Имеется ли в тексте негативная оценка личности,выраженная в неприличной форме противоречащей правиламречевого поведения, принятым в обществе?

7. Имеется ли в тексте негативная (бранная, неприличнаялексика)?

В) Решение поставленных задачПо статье (Еще таманда), опубликованной в газете НЖ

за №11 от 13.03.2008 годаНа экспертизу были представлены четыре спорные

публикации, относительно которых были поставлены одинаковыевопросы, таким образом, источником информации о поведенииговорящего выступали печатные тексты (=непосредственныеисточники экспертной информации).

Первый вопрос направлен на выяснение фактаотнесенности / неотнесенности негативной информации кконкретному лицу (истцу). Текст, безусловно, содержитинформацию об Х-е. Лицо идентифицируется в тексте при помощиноминаций «Х», «худрук Х», таким образом, в статье речь идет очеловеке, который носит имя Х и является худруком.

Постановка третьего вопроса очевидно избыточна, так каксудья, являясь носителем русского языка, способен понять, чтоосновная цель статьи – оценка публикации Х-а в связи сконфликтной ситуацией, которая произошла в РДК 6-ого января.Судья способен понять, что автор статьи считает, что оценка,

158

данная Х-ом его публикации необоснованна, а также неверноизложена фактическая сторона дела события, происшедшего 6-огоянваря. Поэтому автор рассказывает о действительных событиях(со своей позиции, конечно), которые произошли, перемежая свойрассказ, сообщением мотивов, почему произошло искажениеинформации. Так, например, автор утверждает, что он невкладывал непристойного смысла в заголовок и текст публикации«Одним плясать. Другим сосать», а то, что Х увидела в немнепристойный смысл только в меру своей испорченности. В целомв статье создается негативный образ Х-а как пошлого, сексуальноозабоченного, не подчиняющегося никому человека. Такимобразом, мы полагаем, что судья в общих случаях способен именнотаким образом пересказать текст статьи и то, что он способен этосделать, скорее, говорит о том, что решение поставленного вопросане требует привлечения специалиста-лингвиста.

Вопрос 4 не типичен по делам об оскорблении, и мы неможем сказать, какую цель преследовали участники процесса,ставя этот вопрос перед лингвистом. Однако ответим и на этотвопрос. Очевидно, негативная информация выражена как в формеутверждения о фактах, так и в форме оценки. В тексте присутствуетследующие утверждения о фактах:

1. От Х- а 6-ого января доносился запах алкоголя.2. Х 6-ого января была пьяна.3. В статье Х-а указаны лжефакты (не соответствующие

действительности факты).4. Существуют факты из сексуальной жизни Х-а, которые

можно интерпретировать как аморальное поведение.В тексте присутствуют следующие оценки:1. Х сексуально озабочена.Оценки и факты выражены в тексте прямо и косвенно.

Утверждение о том, что от Х-а доносился запах алкоголя выраженов тексте прямо: «доносился алкогольный запах и со стороныхудрука».

Утверждение о том, что Х была пьяна, выражено в текстекосвенно. Это утверждение вытекает из наличия следующегофрагмента: «Это единственное объявление среди ни одного десяткадругих нашла, внимательно рассмотрела трезвая Х…».

159

Утверждение о том, что в статье указаны лжефакты,выражено в тексте прямо: «Не совсем радуют некоторые лжефактыуказанные худруком Х-ом».

Утверждение о том, что существуют факты из сексуальнойжизни Х-а, которые можно интерпретировать как аморальноеповедение, выражено в тексте косвенно при помощи намека.Выражено в следующих фрагментах текста:

А) «Это единственное объявление среди ни одного десяткадругих нашла, внимательно рассмотрела трезвая Х, хотя у нее естьработа – худрук. И судя по странным заявлениям в статье, по всейвидимости, очень заинтересовалась объявлением. А возможно, ееразозлили некоторые воспоминания из своей активной,прекрасной жизни».

Б) «Но каждый думает в меру интеллектуальнойозабоченности, все понимает в меру своей испорченности. По всейвидимости, как пишет худрук «сногсшибательный заголовок»(спасибо за комплимент) и заметку «Одним плясать,другим…сосать» Х поняла по-своему. Возможно, что-тонапомнило ей из ее жизни».

В) «К сожалению, мы еще только учимся высокойнравственности, но, возможно, будем такими же, как прекрасный,доброжелательный человек Х. Мы еще, как она, не прошли все азыи позы жизни, чтобы быть высоконравственными. Да и худрук Х нетакой, как есть, родилась, а постепенно становилась и дошла довысоконравственной морали». Последний фрагмент являетсяцитацией (точной или неточной) другого материала и представляетсобой фигуру иронии, содержанием которой выступает смысл,прямо противоположный буквальному (ср. «Ну ты и герой!» = «Тытрус») [Доронина, 2004, с. 274].

Выявленная оценка представлена в тексте косвенно припомощи намеков и обыгрывания непристойного выражения «м*нда(п*зда) чешется», а также обыгрывании различных значений слова«член».

Выражено во фрагментах:А) «На дворе весна, март, март… Что-то у кого-то

чешется… Старики советуют»;

160

Б) «Возможно о слове «член» Л. тоже думает в меру своейинтеллектуальной озабоченности».

Перейдем к анализу иллокутивных свойств текста в аспектеналичия / отсутствия в нем речевого акта оскорбления инеприличной формы выражения оценки.

Очевидно, что в тексте присутствует бранное неприличноеслово «м*нда» – нецензурное, наружные женские половые органы(В.В. Химик Большой словарь русской разговорной речи,С-Петербург, 2004, с. 307). Заголовок текста «Еще таманда…»носит игровой характер, игровой характер возникает в результатевзаимодействия в тексте слов «тамада» и «м*нда» и выражений:нейтрального: «Еще тамада» и бранного: «Еще та м*нда» (типовоебранное оценочное высказывание «Еще та... (гнида, с*ка, сволочь ит.п.)»).

Данное высказывание входит в речевой акт оскорбления,структура которого такова:

А) Знаю, что Х способно принести тебе психологическийущерб

Б) Хочу, чтобы ты знал, что я говорю ХВ) Говорю Х, чтобы нанести психологический ущерб.Где Х – оскорбительное высказывание.

Субъектом речевого акта в данном случае выступает авторстатьи, объектом Х.

При этом слово «м*нда» относится к типу «инвективножестких» лексических единиц, направленность на принесениевреда оппоненту у которых не нейтрализуется ни в каком типеконтекстов. Другими словами, контексты: «Ты м*нда?» (вопрос),«Наверное, ты м*нда» (предположение), «Да ты м*нда!»(удивление) равны простому «констатирующему» инвективномуконтексту «Ты м*нда!» Таким образом, игровой характер контекстане влияет на оскорбительность данной фразы.

Наличие неправильного написания «таманда» вместо«тамада» не может быть объяснено опечаткой, так как смысл,связанный с данным словом, возникает и в других фрагментахтекста. 1. «У кого-то что-то чешется». 2. И как тамада, она

161

«привела» всех к затяжной конфликтной ситуации. Последнеепредложение, интерпретированное буквально, может означатьследующее: «Х, выполняя функции, тамады привела всех кконфликтной ситуации», что является бессмысленным в контекстевсей публикации. Тогда как предложение: «И как та м*нда (=и какм*нда или эта м*нда) привела всех к конфликтной ситуации»является осмысленным предложением данного текста.

Резюмируем выводы, полученные в ходе решенияэкспертных задач:

1. По имеющимся в тексте номинациям возможноустановить, что речь идет об Х-е.

2. Негативная информация об Х-е выражена в формеутверждения о фактах и оценки (мнения).

3. Негативная информация представлена в тексте прямо икосвенно.

4. В тексте имеется негативная оценка личности,выраженная в неприличной форме. В тексте также присутствуетнегативная оценка поведения лица, выраженная в неприличной инепристойной форме.

5. В тексте присутствует бранное неприличное слово«м*нда».

По статье (Вчетвером в одной постели) опубликованнойв газете «НЖ» за № 14 от 03.04.2008.

Второй из представленных к экспертизе текстов интересенв том отношении, что под ним была подпись Лилия П. Имя изаглавная буква подписи совпадали с именем и начальной буквойфамилии истца, при этом истец полагал, что данный материал былопубликован намеренно, с целью дискредитировать личностьистца. Мы рассматриваем данную экспертную ситуацию для того,чтобы смоделировать условия ситуации дискредитации, о котороймы говорили в разделе, посвященном оскорблению, при этом ещераз подчеркнем, что наличие дискредитации как в языковом, так ив юридическом плане не влечет факта наличия событияоскорбления и соответственно – вынесения «положительного»решения по статье «Оскорбление» (насколько бы ни был оскорбленистец), но, возможно, влечет факт нанесения морального вреда,

162

который может быть компенсирован в порядке, указанном в ст. 151ГК РФ.

Перейдем к решению конкретных экспертных задач поданному тексту.

В отношении идентификационных возможностейноминаций в тексте необходимо сказать следующее:

1. Если текст был создан самим Х-ом, то номинация ЛилияП. тождественна имени собственному Х-а.

2. Если текст был создан другой женщиной, то номинацияЛилия П. может являться сокращением от ее фамилии илиотчества. В этом случае, очевидно, возможен и вариант спридуманным именем собственным и всеми именами текста (Макс,Настя, Виктор и т.п.).

3. Если текст был создан с целью дискредитации Х-а, тосокращение Лилия П. введено в текст с целью отождествленияавтора материала Лилии П. и Х-а. «Степень предрасположенности»к отождествлению зависит от количества женщин, могущих податьматериал в газету, которые носят имя Лилия и фамилию (илиотчество) которых начинаются с буквы «П». Этапредрасположенность к отождествлению вытекала из того, чтотекст был помещен в одной из районных (сельских) газет,лингвист, естественно, не знал, конкретных условийфункционирования собственных имен в этой ситуации, так как естьи большие сельские районы, но есть и районы, где «все друг другазнают». Сам истец, например, настаивал на том, что этот материалбыл создан специально, и указывал на тот факт, что рядом с этимматериалом помещены фотографии истца и другого человека,который фигурировал в роли прототипа главногоперсонажа-мужчины в спорном тексте.

Очевидно, что в тексте отсутствует негативная информацияо лице. Текст написан в жанре исповеди. Особенностью этогожанра является то, что автор делится с адресатом сообщениясвоими личными переживаниями, рассказывает о значимыхситуациях из своей жизни. Текст помещен в соответствующуюрубрику «Откровенно. Личная жизнь» и является не единственнойисповедью в этом номере газеты. В тексте описывается ситуация,которая касается интимной жизни Лилии П., и порожденное этой

163

ситуацией психологическое состояние героини. Ситуацияописывается от имени Лилии П.

Однако если текст был создан искусственно, то егофункция – дискредитировать лицо. Например, если текст былсоздан работником газеты и подписан именем собственным ЛилияП., то цель текста – дискредитировать конкретное лицо, сообщая оподробностях сексуальной жизни этого лица.

В данном случае возможны различные варианты такойдискредитации:

1. Приведенные факты не соответствуют действительности(факта группового секса не было).

2. Приведенные факты соответствуют действительности(групповой секс был).

И в том и в другом случае намерением автора являетсянанесение психологического ущерба конкретному лицу.

Таким образом: 1. По тексту невозможно установить однозначно,

содержится ли в нем информация об Х-е.2. В тексте отсутствует негативная информация о лице.

Однако если текст был создан искусственно, то его функция –дискредитировать лицо. Отсюда вытекает и ответ на вопрос оботношении номинаций текста к Х-у. Отнесенность информации кХ-у зависит от установления автора текста.

3. В тексте отсутствует негативная оценка личности,выраженная в неприличной форме.

4. В тексте отсутствует бранная, неприличная лексика.

С) Объекты исследования

Текст 1

Еще таманда…С момента образования и выпуска газеты «…» я 6олее 4-х

лет ждал, когда же в муниципальной газете «…» хоть что-нибудьбудет написано о газете «…» и ее редакторе. Наконец-то Т. З.нарушает обет молчания и решилась, чтобы в её газете былосказано о другой местной газете – средстве вой информации «НЖ»

164

Я доволен, добился, что хотел. Публикация в «…» от 07.07.07.«…за что наказали предпринимателя» не положительная. Ноотрицательная реклама – это тоже реклама. Еще радует, чтопубликация занимает часть страницы формата A3. Не для каждоговыделяется столько газетной площади. Статья осталась не безвнимания многих жителей района. А те, кто в селах не знал осуществовании скандально-известной газеты-СМИ, удивляются еёсуществованию. Многие читатели приходили в редакцию, чтобыприобрести газету с заметками, которые обсуждает в своей статьехудрук Л П. о конфликтной ситуации в РДК с редактором газеты«…». Я сегодня герой дня. Кто «не видел» меня – «увидел», кто незнал меня - узнал, кто не вспоминал меня – вспомнил, кто не думал– подумал. И если обо мне и газете ещё говорят, значит еще непокойник. И это радует. Но вернемся, как говорится к нашимбаранам, а точнее звездам…

После конфликта в редакции обсуждался вопрос опредъявлении иска за нарушение закона о СМИ. Но не успели этосделать, т.к. в последнее время я часто находился в командировке вНовосибирске. По этой же причине не успели в 10-дневный срокоспорить, обжаловать решение мирового судьи о штрафе. Анапуганная конфликтом Л.П. первая обратилась за судебнойзащитой. Разбирательство было на скорую руку. С нашей стороныне опрошены свидетели. Отсутствовал редактор в Бурле... всесыграло свою роль, особенно время и обстоятельства. Но закон естьзакон. Все шло по закону. К сожалению, мы в этом плане несработали как надо. Что ж, все, что не делается, делается клучшему. Это урок впрок. Спасибо звезде Бурлы за то, что теперьдля читателей многое прояснится. Особенно за то, действительноявляюсь предпринимателем и редактором газеты «НЖ». По законуо СМИ, чтобы выпускать газету – средство массовой информациитиражом до 1000 экземпляров, нужно зарегистрироваться какиндивидуальный предприниматель и владелец и редактор СМИ.Имеется и удостоверение. А штрафы – это норма нашей жизни.Недавно оштрафован и директор РДК. Но сейчас не об этом речь.

Не совсем радуют некоторые лжефакты указанныехудруком Л.П. Так о чем же идет речь? Все произошло впраздничный день 6 января во время проведения рождественского

165

бала (!) в РДК. В этот день были жалобы на проведение этогомероприятия. Мы пришли на бал: посмотреть и написать о нем вгазете. Со мной были коллега и его жена из Новосибирска, и ещеодна женщина. А худрук П. странным образом, как нерезвыйчеловек, увидела в них каких-то дружков, о чем заявила в статье. Вэтот праздничный день большинство вокруг были в алкогольномопьянении, доносился винный запах и со стороны худрука. Несекрет, что работники РДК весело любят корпоративно отметитьлюбые праздничные мероприятия, особенно в период руководстваП. и Ш. Внимательно рассмотрев, о понятной причине, меня имоих спутников, П. стала показывать не «кузькину мать», «кто вдоме хозяин…». Мои спутники купили билет и прошли, а япопросил на несколько минут, т.к. пришел не веселиться иотдыхать. Л.П. не признала мня редактором газеты, представителемСМИ, а увидела во мне процветающего предпринимателя…Произошел конфликт. Худрук была проинформирована, за такиеномера «художественной» самодеятельности в Монтекарлоувольняют. «В этот вечер я много нового узнала, - пишет П., - и осебе, и о РДК, даже о начальнике отдела по культуре Ш.». Что ж небыло для нее новостью, если бы Л.П.читала в нашей газете нетолько объявление о высокооплачиваемой работе девушек ипошлые анекдоты, но и остальные страницы, где неоднократнокритиковали Ш. и сообщали о его своеобразной местной газете«НЖ». Но Л., по всей видимости, больше интересуют в газетеобъявления о высокооплачиваемой работе девушек. В «НЖ»публикуется ни один десяток вакансий работы а Новосибирске. Этов основном специальности по строительству, трактористы,машинисты, водители, охрана. Многие с помощью нашихобъявлений устроились на работу и благодарят за это газету. Средиобъявлений было и одно о высокооплачиваемой работе девушек спредоставлением жилья. Рекламодатель, как и другие, изъявилжелание платно разместить объявление в газете, и мы по закону оСМИ, напечатали его. Это единственное объявление среди ниодного десятка других нашла, внимательно рас смотрела трезваяЛ.П., хотя у нее есть работа - худрук. И судя по страннымзаявлениям в статье, по всей видимости, очень заинтересоваласьобъявлением А возможно, её разозлили некоторые воспоминания

166

из своей активной, прекрасной жизни. Из-за своеобразных амбиций худрука пришлось опрос

газеты о бале проводить в фое РДК и на улице, возле РДК втечении 20 минут, а не 40, как сообщает Л. Многие былинедовольны проведением бала, но об этом мы так и неопубликовали материал, как пишет худрук «кляузный». Послеконфликта в РДК вышла информация «Одним плясать, другим …сосать», где в её заключении было образное сравнение с сосаниемлапы медведя единой России (еще можно было предпологать -зима, медведь, одни пляшут, другие лапу сосут). Но каждый думаетв меру интелектуальной озобоченности, все понимает в меру своейиспорченности. По всей видимости, как пишет худрук,«сногсшибательный» заголовок (спасибо за комплимент) и заметку«Одним плясать, другим .., сосать» Л. поняла по-своему, возможночто-то наполнило ей из ее жизни. В другой не «кляузной» заметке«З Б», хвалили Л. П., как лучшего культработника ивысоконравственную женщину. К сожалению, мы ещё толькоучимся высокой нравственности, но, возможно, будем такими же,как прекрасный, доброжелательный человек Л. П. Мы ещё, как она,не прошли все азы и позы жизни, чтобы бытьвысоконравственными. Да и худрук Л. не такой, как есть, родилась,а постепенно становилась и дошла до высоконравственной морали.А «кузькину мать» с нашей стороны в тот вечер никто никомупоказывать не со бирался, не было желания, а тем более Л., нехотели мы её в тот вечер обижать, любить, т.к. жалели ее идогадывались, что ей ни раз в жизни приходилось видеть Кузькинумать, поэтому ее теперь и не веселит юмор «ниже пояса», каклюбила говорить Т. З., когда я работал под ее руководством. Л.теперь все видится в газете, как также заявила она, «ниже пояса».Это и понятно. На дворе весна, март, март.… Что-то у кого-точешется... Старики советуют: «нужно почесать и всё пройдёт».Складывается впечатление, что Л. сегодня не хватает любви. Авообще она хорошая ещё тамада и не плохой бы получился с неежурналист! Умеет писать и вести банкеты.

Другими словами - худрук Л.П. всем показала не«кузькину мать», а кто в доме - РДК хозяин, что ей никто и ничтоне страшны, не указ – ни П., ни Ш. И как тамада, она «привела»

167

всех к затяжной конфликтной ситуации, которая, по всейвидимости, долго ещё будет продолжаться. А всего лишьтребовалось беспрепятственно без билета пропустить редактора послужебной необходимости на несколько минут на проводимоемероприятие в РДК. Следите за развитием событий теперь уже вобеих газетах, местных средствах массовой информации - «НЖ»,«БГ»

Вместо постскриптума отмечу, что я член и не простой членпартии «Справедливая Россия», а почти все герои статьи члены илипочти члены партии «Единая Россия» (возможно о слове «член» Л.тоже думает в меру своей интелектуальной озобоченности иотносит его к теме «Ниже пояса»?). Итак. Худрук Л. официальноподчиняется директору РДК П., а П. подчиняется начальникуотдела по культуре администрации района Ш., а Ш. подчиняетсяглаве района А.. Ему же подчиняется и З. (От неё, кроме «нижепояса», есть и другие высказывания, домыслы, слухи…) Всё внашей жизни взаимосвязано, И кто кому показывает Кузькинумать? Чья команда «фас»? В чём единство и где справедливость?Где и у кого юмор «ниже пояса»? А вообще политика-это грязноедело. Я выбрал курс, на справедливость. За это и за моипубликации единоросы ещё ни один раз «обольют грязью». Нотакова наша жизнь и принимать ее нужно спокойно, с улыбкой итогда все будет хо-ро-шо.

С уважением редактор СМИ «НЖ».

Текст 2Откровенно.

Личная жизнь.

Вчетвером в одной постелиПодруга меня пригласила в гости к приятелю, а оказалось –

на групповой секс. Когда мы приехали домой к Максу, приятелюмоей подруги Насти, там уже был его друг Виктор. Он сразу началза мной ухаживать, я была не против – парень мне понравился.Жарили шашлыки, пили пиво, танцевали – ну как обычно проводятвремя в таких компаниях. Потом Витя пригласил меня уединиться.Мы заняли комнату и замечательно провели время. Я надеялась,

168

что теперь мы с Витей будем встречаться – он оказался хорошимлюбовником, а я как раз три месяца назад рассталась со своимбывшим. Когда мы вышли из комнаты и увидели, что на диванеНастя с Максом занимаются сексом. Я повернулась и хотела уйти,но Настя позвала нас присоединиться: «Вчетвером веселее!» Онивтроем буквально силой заставили меня подчиниться. В какой-томомент я все же удрала, взяла вещи и собралась уходить. Максзаявил, что я веду себя глупо и некрасиво и, раз уж согласиласьпринять участие – нечего изображать недотрогу. Тут меня осенило:Настя специально пригласила меня для этого. Она и раньшенамекала, что вдвоем в постели неинтересно и можно придуматьчто-то покруче. Теперь с Настей я не общаюсь. Проблема в том, чтомне постоянно звонит Витя, хочет встретиться, говорит, что я емуочень понравилась. Но как можно ему доверять после того, чтобыло.

Лилия П.3.2. Решение экспертных задач по делам о распространении не

соответствующих действительности порочащих сведений

3.2.1. Экспертная ситуация 1А) Постановка экспертных задач

У обратился в суд с иском к Х-у о защите чести,достоинства и взыскании морального вреда, ссылаясь на то, что12.08.2007 г. на территории СО «Комета Березка» расположенногов Октябрьском районе г. Новосибирска за домом 31 поул. Высоцкого, проводилось отчетно-выборное собрание садоводов.На данном собрании председателем СО «Комета-Березка» Х-омбыли высказаны оскорбления в его адрес, а именно, что он: 1)«очень страшный человек»; 2) «алкаш и пьяница»; 3) «разворовалвсе садовое общество, ездишь на машине с прицепом и собираешьметаллолом».

В судебном заседании представителями истца И. и Б.заявлено ходатайство о назначении по делу судебнойлингвистической экспертизы, с целью определения носят лиданные высказывания негативный, оскорбительный характер,унижающий честь и достоинство гражданина.

169

Ответчик Х и ее представитель К. возражали противпроведения экспертизы, полагают, что необходимости впроведении экспертизы не имеется, т.к. тех доказательств, которыеимеются в материалах дела, достаточно для рассмотрения дела посуществу.

Выслушав мнение участников процесса, проверивматериалы дела, суд находит ходатайство обоснованным иподлежащим удовлетворению.

Согласно ч.2 ст. 79 ГПК РФ при возникновении в процессерассмотрения дела вопросов, требующих специальных знаний вразличных областях науки, техники, искусства, ремесла, судназначает экспертизу.

Поскольку для выяснения вопроса, носят ли высказыванияответчика Х негативный, оскорбительный характер, унижающийчесть и достоинство гражданина, суд считает необходимымназначить по делу судебную лингвистическую экспертизу, наразрешение которой поставить следующие вопросы:

Содержат ли следующие утверждения; высказанные Х-омна общем собрании 12.08.2008 г. «страшный человек» и«разворовал все садовое общество, ездишь на машине с прицепом исобираешь металлолом», неправильного, неэтичного поведения вотношении истца У-а, которые носят оскорбительный характер,унижают честь и достоинство У -а?

Содержатся ли в приведенном тексте высказываний,сведения, содержащие негативную оценку У-а или его действий,унижающие честь и достоинство гражданина?

На основании изложенного, руководствуясь ст. ст. 79, 80,166, 216 п. 3 ГПК РФ, суд

ОПРЕДЕЛИЛ:Назначить по делу по иску У-а к Х-у о защите чести и

достоинства, взыскании морального вреда - судебнуюлингвистическую экспертизу.

На разрешение экспертов поставить вопросы:Содержат ли следующие утверждения, высказанные Х-ом

на общем собрании 12.08.2008 г. «страшный человек» и«разворовал все садовое общество, ездишь на машине с прицепом исобираешь металлолом», неправильного, неэтичного поведения в

170

отношении истца У-а, которые носят оскорбительный характер,унижают честь и достоинство У-а?

Содержатся ли в приведенном тексте высказываний,сведения, содержащие негативную оценку У-а или его действий,унижающие честь и достоинство гражданина?

В) Решение поставленных задачНа прилагаемом к материалам гражданского дела диске с

записью собрания спорные высказывания обнаружены не были,поэтому данная экспертная ситуация связана с анализом косвенныхисточников. Лингвист при ответе на вопрос полагает, что судомустановлен факт, что словосочетание «страшный человек» и фраза«разворовал все садовое общество, ездишь на машине с прицепом исобираешь металлолом» относятся к У-у. Это необходимо указать вэкспертном заключении или формулировать свои ответы такимобразом, чтобы они не зависели от их отнесенности к конкретномулицу, в данном случае достаточны условные выводы: «Если фраза,в состав которой входит словосочетание «страшный человек», былаадресована У-у, то…».

Есть еще одна презумпция, важная для обоснованиявозможности проведения экспертиз подобного рода: фразы,установленные судом, отражают содержание речевого поведенияговорящего, а потому для категорического заключенияотносительно речевого поведения степень точности отраженияреальной ситуации может быть различной (для достаточнобольшого числа случаев, например, не является необходимойфиксация интонационных параметров спорного высказывания).Так, например, ответчик в судебном заседании пояснил, что когдаон использовал словосочетание «страшный человек», то оценивалопределенное событие, по словам ответчика, истец когда-топредлагал поджечь садовый домик Z, за то, что Z ведет себяопределенным образом. Из материалов дела следовало, что истецничего не мог возразить на такую интерпретацию ответчика в томсмысле, что он не мог ничего добавить относительно содержаниясловосочетания «страшный человек» кроме того, что, так как онникогда не предлагал такого, то не является страшным человеком.С другой стороны, по поводу фразы о краже металлолома ответчик

171

ничего не мог добавить относительно ее содержания в том смысле,что он просто не возражал относительно содержания данной фразы.Если бы ответчик не выражал именно такого содержания, тоочевидно, что он пытался бы его оспорить, хотя, конечно, это неявляется необходимым, и в общем случае лингвист должен описатьусловия двух ситуаций, которые являются возможными в данномслучае, эти ситуации также могут быть сформулированы вусловных выводах.

Перейдем к решению конкретных вопросов.Очевидно, что вопрос о том, содержат ли представленные к

исследованию фразы информацию о неэтичном, неправильномповедении истца, не входит в компетенцию лингвиста. Лингвист неявляется специалистом в области этики, а потому не может решатьпоставленную задачу. Поясним этот тезис: решения лингвиста вданном случае содержательно и юридически эквивалентнырешениям любого человека (с юридической точки зрения – этомнение частного лица), и нет никакого обоснования, что решениялингвистом этого вопроса будут обладать относительно решений,например, врача или рабочего, какими-то преимуществами.

Вопрос о том, унижает ли данная информация честь идостоинство У-а, также не входит в компетенцию лингвиста. Этотвопрос может пониматься как поставленный относительнопсихологии, и тогда устанавливается факт: нанесли ли этисведения моральный вред У-у или он ничего не испытал, но,пользуясь правом подавать иски, решил выиграть дело для того,чтобы получить деньги от ответчика. Или этот вопрос можетпониматься юридически как такой, который касается установленияобстоятельств, образующих состав правонарушения, в соответствиис этим необходимо установить, были ли высказаны фактическиеутверждения, имел ли место факт их распространения, были ли этиутверждения сообщениями о нечестных поступках или нарушениизаконодательства, соответствуют ли эти утверждениядействительности. Естественно, что установление всех этихобстоятельств не входит в компетенцию лингвиста.

Таким образом, из поставленных вопросов лишь два (оналичии / отсутствии негативной информации о лице и об

172

оскорбительности высказывания) входят в компетенциюлингвиста-эксперта.

Вопрос об оскорбительности в данном случае может бытьрешен однозначно. Напомним, что этот вопрос решается неотносительно фактических эмоциональных состояний истца, а поотношению к речевому поведению ответчика в смысле кодируемойответчиком в его сообщении информации. Очевидно, чтословосочетание «страшный человек» может являться частьюречевого акта «оскорбление» только при вполне определенныхусловиях. Предположим, что действительно ответчик произносилфразу «Ты страшный человек» с целью оскорбить истца, тогда ондолжен был по меньшей мере повысить силу голоса либо выбратьагрессивную интонацию, но и в этом случае его ожидаеткоммуникативная неудача, так как словосочетание «страшныйчеловек» ивективно слабое и имеет очень низкуюпредрасположенность вызывать перлокутивный эффектоскорбления. Это, кстати, подтверждается поведением истца всудебном заседании, истец оспаривал эту фразу не в аспекте того,что был факт оскорбления, а в аспекте ее несоответствиядействительности (своим поведением в суде истец показывал, чтоон не реагирует на произнесенную в его адрес фразу как наоскорбление). Реакция же на оценочные высказывания, как если быони были высказываниями фактическими, согласуется синформативными свойствами анализируемого высказывания (см.раздел 2.2.3.3.).

Несмотря на то, что вопросы поставлены так, чтобольшинство из них выходит за пределы компетенции лингвиста,эксперт может воспользоваться правом экспертной инициативы ивключить в свои выводы информацию об обстоятельствах, которыеимеют значение для разрешения дела по существу, но относительнокоторых ему не были заданы вопросы (п. 2 ст. 86 ГПК РФ).

В данном случае лингвист может решить вопрос о речевомповедении говорящего: утверждал ли говорящий фактическуюинформацию о мире либо о своем ментальном состоянии иливысказывал оценку. Традиционно этот вопрос формулируетсяследующим образом: «Являются ли данные высказыванияутверждением о фактах или субъективным мнением (оценкой)

173

говорящего?» Этот вопрос, очевидно, может быть решенлингвистом-экспертом.

Словосочетание «страшный человек» может являтьсячастью фразы «Ты страшный человек», «Он страшный человек»,«У страшный человек». В словосочетании слово «страшный»реализует следующее значение: «вызывающий страх (о событияхили предметах, вызывающих чувство боязни, ужаса)» (С.И. ОжеговТолковый словарь русского языка М., 1987, с. 687). При любыхусловиях (то есть в любых контекстах) данное словосочетаниевыражает оценку действий того лица, которое оцениваетсяговорящим.

Фраза «разворовал все садовое общество, ездишь намашине с прицепом и собираешь металлолом» также не содержитинвективных средств, потому не является оскорбительной. В томвиде, в каком фраза представлена к исследованию, она должнабыть обращена к У-ку и представлять собой речевой акт обвинения.

Анализируемая фраза состоит из двух частей: 1)«разворовал все садоводство» и 2) «ездишь на машине с прицепоми собираешь металлолом». Данные части относятся друг к другу,как объясняющее и объясняемое. Во второй части утверждается офакте, что Х на своей машине собирает металлом в садоводстве, впервой – его действия квалифицируются как воровство. Условияложности содержания всей фразы будут заключаться в следующем:1) Х не собирает металлолом в садоводстве; 2) Х собираетметаллолом в садоводстве, но имеет на это право.

Таким образом, данная фраза содержит следующиеутверждения о фактах:

А) Х собирает в садоводстве металлолом.Б) Использует для этого свою машину с прицепом.В) Делает это (собирает металлолом) самовольно, без

согласования с кем-либо.

Представим выводы, полученные в ходе решенияпоставленных экспертных задач:

174

1. Словосочетание и фраза, представленные кисследованию, не содержат инвективных лексических средств,потому не являются оскорбительными.

2. Вопрос о том, содержат ли представленные кисследованию фразы информацию о неэтичном, неправильномповедении истца, не входит в компетенцию лингвиста.

3. Вопрос о том, унижает ли данная информация честь идостоинство Х-а, не входит в компетенцию лингвиста.

4. Словосочетание «страшный человек» не может входить всостав фактических утверждений, но может являться толькооценкой.

5. Если в адрес Х-а была произнесена фраза «разворовалвсе садовое общество, ездишь на машине с прицепом и собираешьметаллолом», то говорящий утверждал факты:

А) Х собирает в садоводстве металлолом.Б) Использует для этого свою машину с прицепом.В) Делает это (собирает металлолом) самовольно, без

согласования с кем-либо.6. Словосочетание и фраза, представленные к

исследованию, содержат негативную оценку Х-а.

3.2.2. Экспертная ситуация 2А) Постановка экспертных задач

1. Содержат ли следующие утверждения, опубликованные встатье «Х-ом по нацпроекту», напечатанной в региональномеженедельнике «…» № 37 за 15.09.2006 г. о том, что «группакомпаний РАТМ берет бюджетные деньги на доступное жилье, ностроит элитные коттеджные поселки»; «удивляет, что бюджетныеденьги, по сути дела, вовлекаются в оборот не социальных,национальных или стратегически важных для области проектов, аработают на чисто коммерческий карман»; «понятно, что никакогоотношения к национальному проекту «Доступное и комфортноежилье - гражданам России» коттеджный проект Х-а не имеет. И нафоне борьбы за удешевление жилья, даже как-то неудобнополучается: одной рукой лезешь за деньгами в бюджетный карман,другой повышаешь цены на цемент для всех остальных, третьей -дешево строишь для себя. Рук, конечно, не хватает, зато как

175

выгодно!» во взаимосвязи с остальным текстом статьи, заголовкомстатьи и карикатурой сведения о недобросовестности Х-а ивозглавляемой им группы компаний РАТМ, неправильного,неэтичного поведения в отношении третьих лиц, которые порочатчесть, достоинство и деловую репутацию Х-а?

2. Содержатся ли в заголовке статьи «Х-ом понацпроекту», а также в иллюстрации к данной статье в видекарикатуры с изображением трех свиней, кирпичногодома-дворца с вывеской «Ратм-Ратм» и двух соломенных хижин снадписями «Ниф-Ниф», «Нуф-Нуф» во взаимосвязи с текстомстатьи, где упоминается фамилия истца Х-а, а также с подписьюпод иллюстрацией: «А для вас, братья, я реализовал национальныйпроект «Доступное жилье», сведения, унижающие честь иоскорбляющие человеческое достоинство истца Х-а,противопоставляющие его лично и возглавляемую им группукомпаний РАТМ обществу, порочащие деловую репутацию Х-а?

3. Содержатся ли в тексте: «удивляет, что бюджетныеденьги, по сути дела, вовлекаются в оборот не социальных,национальных или стратегически важных для области проектов, аработают на чисто коммерческий карман», «понятно, что никакогоотношения к национальному проекту «Доступное и комфортноежилье - гражданам России» коттеджный проект Х-а не имеет. И нафоне борьбы за удешевление жилья, даже как-то неудобнополучается: одной рукой лезешь за деньгами в бюджетный карман,другой повышаешь цены на цемент для всех остальных, третьей -дешево строишь для себя. Рук, конечно, не хватает, зато каквыгодно!» сведения о фактах и событиях, или эти высказыванияносят оценочный характер?

4. Допускают ли языковые формы высказываний вприведенном тексте оценку с точки зрения их достоверности,соответствия действительности?

5. Содержатся ли в приведенном тексте сведения,порочащие честь и умаляющие достоинство Х-а?

6. Исходя из общепринятых норм морали и нравственности,какие выводы (в свете опубликованных в статье выражений ивысказываний) могли сделать читатели газеты об Х-е, как о

176

человеке, о руководителе, о его поведении, поступках, моральныхкачествах, свойствах характера?

Б) Решение экспертных задач1. Рассматриваемая экспертная ситуация связана с

исследованием непосредственного источника, несущегоинформацию о речевом поведении субъекта речевой деятельности:на экспертизу представлен цельный печатный текст, поэтомувыводы о том, относится ли негативная информация к истцу ивыводы о содержании речевого поведения говорящего могут бытьсформулированы в безусловной форме. Очевидно, что тексткасается Х-а и группы компании РАТМ, также очевидно, что то,что написано в тексте отражает содержание речевого поведенияговорящего.

2. Как и в первой экспертной ситуации, вопросы о том,содержат ли данные высказывания информацию онедобросовестности Х-а и группы компаний «РАТМ»,информацию об их неправильном, неэтичном поведении вотношении третьих лиц, порочит ли данная информация честь,достоинство и деловую репутацию, Х-а не входят в компетенциюлингвиста-эксперта (здесь справедливо такое же обоснование, как иотносительно Экспертной ситуации 1).

3. В пределы компетенции лингвиста-эксперта не входиттакже и вопрос о верифицируемости / невирифицируемостиутверждений (см. раздел 2.2.3.). Наличие у высказывания значений«истинно» или «ложно» не означает наличия эффективногоспособа проверки этого высказывания на предмет его соответствиядействительности. Так, например, предикат «определять ценовуюполитику» не является оценочным, объем и содержание данногопредиката не образованы оценочными категориями «хорошо /плохо», «можно / нельзя». Высказывание, в котором фигурируетэтот предикат, не выполняет функцию вывода, не являетсяинтерпретацией каких-либо ситуаций или фактов. Эти признакипозволяют квалифицировать данный предикат как употребленныйв дескриптивной функции, т.е. как утверждение о фактах. Данныйпредикат является истинным, когда группа компаний «РАТМ»действительно определяет ценовую политику на рынке цемента,

177

при этом лингвисту неизвестно, существует ли эффективныйспособ доказательства этого утверждения. Таким образом, знаниетого, проверяемо ли данное высказывание (=имеет лиэффективный способ проверки), не входит в компетенциюлингвиста-эксперта.

4. Анализируемые фразы содержат негативные сведения обХ-е и группе компаний «РАТМ». Данные сведения являютсявысказываниями, которые представляют собой как утверждения офактах, так и оценку событий и фактов. Противопоставлениефактов и оценок имеет значение для рассмотрения дела посуществу, хотя, как мы уже отмечали, установление факта, чтоданные сведения оформляются в рамках негативной модальности,не требует специальных лингвистических познаний, тогда какустановление отнесенности этих сведений к типу сведений онарушении законодательства и этических норм не может бытьустановлено лингвистом-экспертом.

5. Одной из экспертных задач, поставленных передлингвистом, является задача по установлению наличия / отсутствияоскорбления. Безусловно, что в том виде, как она (задача)поставлена в вопросах она, скорее, принадлежит психологии,нежели лингвистике, и лингвист не способен оценить иопределить, способна ли эта статья принести моральный вред(=психологический ущерб) истцу. Но лингвист может пониматьэтот вопрос как вопрос, связанный с наличием / отсутствием втексте речевого акта оскорбления.

Очевидно, что как в тексте, так и в заголовках иподзаголовках к нему этот речевой акт отсутствует.

А) В подзаголовке публикации «Группа компаний «РАТМ»берет бюджетные деньги на доступное жилье, но строит элитныекоттеджные поселки», нет ни одного инвективного слова илисловосочетания. Подзаголовок выполняет функцию сообщениятого, что является основным утверждением публикации. Имеятакие средства, подзаголовок был бы оформлен иначе, например,«Мошенники из группы компаний «РАТМ» берут бюджетныеденьги на доступное жилье, но строят элитные коттеджныепоселки».

178

Б) Заголовок публикации «Х-ом по нацпроекту»представляет собой языковую игру, основанную на созвучиилексем русского языка: имени собственного «Х», обозначающегофамилию центрального героя публикации Х-а и именинарицательного «таран», имеющего семантический компонент«использоваться для разрушения, нанесения вреда, урона».

Цель заголовка – негативная оценка деятельности Х-а всвязи с реализацией национального проекта «Доступное икомфортное жилье – гражданам России». Деятельность Х-аоценивается как приносящая ущерб названному проекту, этотсмысл вытекает из актуализации значения слова «таран» какнарицательного имени.

В) В основе иллюстрации лежит сюжет сказки «Трипоросенка». Иллюстрация используется для передачи в другойсемиотической (знаковой) системе информации, которая вербальновыражена в подзаголовке статьи (см. анализ подзаголовка), чтослужит усилению значимости этой информации. Иллюстрация недает оснований для интерпретации ее в качестве несущейинвективную информацию: «Х – свинья», так как остальныеперсонажи иллюстрации также изображены в качестве поросят(свиней), что говорит о нейтрализации данного инвективногосмысла. Другими словами, наличие такого смысла в публикации неявляется необходимым.

Функция заголовка, подзаголовка текста и иллюстрации кнему – выразить в свернутом виде основной тезис публикации:«Группа компаний «РАТМ», возглавляемая Х-ом, используетбюджетные деньги для реализации своих коммерческих проектов,что негативно сказывается на реализации национального проекта«Доступное и комфортное жилье – гражданам России»». Даннаяинформация выражена вербально (при помощи словесных средств)в заголовке («Х-ом по нацпроекту») и подзаголовке («Группакомпаний «РАТМ» берет бюджетные деньги на доступное жилье,но строит элитные коттеджные поселки»), а также графически –при помощи иллюстрации к статье. В семиотическом (=знаковом)аспекте выражение указанного тезиса достигается за счета) противопоставления «плохого» жилья (на рисунке изображено ввиде шалашей) «хорошему» (на рисунке изображено в виде

179

кирпичного трехэтажного строения, огражденного забором снадписью «РАТМ-РАТМ»), б) реплики персонажа иллюстрации,свиньи, находящейся в центре.

Таким образом, в заголовке, подзаголовке и иллюстрации кпубликации присутствуют негативные сведения о группе компаний«РАТМ» и Х-е. Анализ данных фрагментов текста не выявилналичия в них инвективных языковых форм и смыслов.

6. Перейдем к ответу на вопрос о фактитивности /оценочности высказываний, которые перечислены в разделе«Постановка экспертных задач» в рамках ответа на вопрос 3.

А) Фраза «Удивляет, что бюджетные деньги, по сути дела,вовлекаются в оборот не социальных национальных илистратегически важных для области проектов, а работают на чистокоммерческий карман» содержит следующее утверждение о фактах:

«Бюджетные деньги используются на реализацию проектапо постройке поселка из 100 коттеджей в районе Бердского залива».

Это вытекает из следующего.- Данная фраза находится в отношениях объясняемое /

объясняющее с последующим фрагментом текста, которыйначинается фразой «Совсем недавно «РАТМ-Девелопмент»…» изаканчивается фразой «Понятно, что никакого отношения кнациональному проекту…». При этом в тексте объясняетсяследующее: коттеджный проект является исключительнокоммерческим. Суждение о том, что к реализации коммерческогопроекта привлекаются бюджетные деньги, не является выводом изкаких-либо других высказываний текста, но утверждается авторомпубликации как факт. Следующий после фразы фрагмент текстасвязан с предыдущими фрагментами текста смыслом «еще одинпример использования бюджетных денег в коммерческих целях».

- Содержательно суждение состоит из двух пропозиций«Проект является коммерческим», «Для реализации проектаиспользуются бюджетные деньги». Подстановка смысла «мнение»к первой пропозиции: «Считаю, что проект являетсякоммерческим» придает высказыванию интерпретационный смысл,что соответствует тому смыслу, в котором оно употреблено втексте. Проект коммерческий, потому что а) покупателями станутбизнесмены с месячным доходом от $5000, которые рассматривают

180

коттедж как второе жилье и б) первые дома обещают начатьпродавать уже летом следующего года по цене 1200 за 1кв. м.

- Подстановка смысла «мнение» ко второй пропозициипридает ей смысл, который не соответствует смыслу этойпропозиции в тексте. Высказывание «Считаю, что для реализациипроекта используются бюджетные деньги» означает отсутствиезнания о высказываемом и наличие каких-либо ситуаций,служащих источником для формирования мнения о том, что дляреализации проекта используются бюджетные деньги. При условииактуализации смысла «мнение» без специальных слов,указывающих на предположительный или выводной характерсведений («предполагаю», «возможно», «вероятно», «уверен») текстнеобходимо предполагал бы наличие описаний ситуаций,являющихся источником мнения автора. В тексте не выявлено ниодного высказывания, являющегося описанием ситуации, котораяпридавала бы анализируемому высказыванию статус вывода.

- Данная фраза в цельном контексте публикацииэквивалентна подзаголовку статьи «Группа компаний «РАТМ»берет бюджетные деньги на доступное жилье, но строит элитныекоттеджные поселки».

Б) Фраза «Удивляет, что бюджетные деньги, по сути дела,вовлекаются в оборот не социальных национальных илистратегически важных для области проектов, а работают на чистокоммерческий карман» содержит следующую оценочнуюинформацию:

«Постройка коттеджного поселка является исключительнокоммерческим проектом».

Соединение двух названных суждений (=из соединениядвух суждений) выводится (имплицируется) третье суждение«Бюджетные деньги используются в коммерческих целях»,«Бюджетные деньги используются не по их целевому назначению».Данные суждения являются суждениями-выводами и представляютсобой оценку (интерпретацию) фактического положения дел: «Напостройку коттеджей используются бюджетные деньги».

Фраза 2 «Понятно, что никакого отношения кнациональному проекту «Доступное и комфортное жилье –

181

гражданам России» коттеджный проект Эдуарда Тарана не имеет»содержит следующие утверждения о фактах:

А) существует проект Х-а по постройке коттеджей;Б) существует национальный проект «Доступное и

комфортное жилье – гражданам России»Фраза 2 содержит следующую оценочную информацию:Проект Х-а не имеет никакого отношения к национальному

проекту «Доступное и комфортное жилье – гражданам России».Данное суждение является высказыванием-выводом из следующихвысказываний текста:

А) Директор компании Олег Килин рассказал газете«Ведомости», что покупателями станут бизнесмены с месячнымдоходом от $5000, которые рассматривают коттедж как второежилье.

Б) Первые дома обещают начать продавать уже летомследующего года по цене 1200 за 1кв. м.».

Из предложений под буквами А и Б автор выводит:«Коттеджный проект не имеет отношения к национальномупроекту».

Фраза 3 «И на фоне борьбы за удешевление жилья как-тонеудобно получается: одной рукой лезешь за деньгами вбюджетный карман, другой – повышаешь цены на цемент для всехостальных, третьей – дешево строишь для себя. Рук, конечно, нехватает, зато как выгодно!» является заключительной в тексте. Еефункция – подвести итог утверждениям, оценкам и размышлениямавтора. В аспекте разграничения утверждений о фактах иоценочных высказываний данная фраза содержит оценочнуюинформацию – исследуемое высказывание является выводом изпредшествующих в публикации оценочных и фактологическихвысказываний. При этом данные выводы содержат негативнуюоценку деятельности компании «РАТМ» и Э.А. Тарана.

Анализируемое высказывание состоит из следующихпропозиций:

1. Существует борьба за удешевление жилья.2. Получается неудобно.3. Лезешь в бюджетный карман.4. Повышаешь цены на цемент для всех остальных.

182

5. Дешево строишь для себя.6. Это выгодно.Смысловая структура всей фразы такова: «Существует

борьба за удешевление жилья, компания «РАТМ используетбюджетные деньги, повышает цены на цемент, дешево строит длясебя» последние три ситуации оцениваются автором статьи каквыгодные для компании «РАТМ» и Х-а. Соотношение всехназванных ситуаций получает оценку «негативно ценно».

А) Пропозиция «Лезешь в бюджетный карман» являетсянегативной оценкой следующего факта: «Бюджетные деньгииспользуются на постройку поселка из 100 коттеджей в районеБердского залива».

Словосочетание «лезть в карман» относится к классуидиоматичных словосочетаний русского языка и имеет следующеезначение: Залезать / залезть в карман чей, к кому - незаконнораспоряжаться чужим имуществом; присваивать что-л. нагло илитайком (А.М. Малерович, В.Н. Мокиенко Фразеологизмы русскойречи. М., 2001, с. 856). Таким образом, автор публикацииоценивает ситуацию «Бюджетные деньги используются напостройку поселка из 100 коттеджей в районе Бердского залива»как ситуацию незаконного распоряжения чужим имуществом, аименно распоряжение Х-ом и группой компаний «РАТМ»бюджетными средствами.

Б) Пропозиция «Повышаешь цены на цемент для всехостальных» является высказыванием-выводом из следующихутверждений в публикации:

1. Утверждения о факте, что ценовую политику на рынкецемента определяет компания «РАТМ», выражено во фрагменте«Известно, что ценовую политику выстраивают не«центроцементовцы» или «новомировцы», а группа компаний«РАТМ», плотно опекающая единственный в Новосибирскойобласти цементный завод».

2. Утверждения о факте, что «Цена цемента составляла25000-2700 рублей за тонну». Выражено во фрагменте «Цемент,который летом заливали в фундаменты, обходился строительныморганизациям в 25000-27000 рублей за тонну».

183

3. Утверждения о факте, что был звонок вфирму-посредник, где сказали, что цена цемента составляет 36000за тонну. Выражено во фрагменте «В одной из фирм-посредниковможно услышать следующее: «Вам навалом? Тогда 36000 затонну»».

4. Утверждения о факте, что «ПредставителямиАлтайского края искитимский цемент покупался по цене27000-28000 рублей». Выражено во фрагменте «При этом соседямиз Алтайского края через одну посреднеческую фирму все жеудается получать искитимский цемент по тысяче тонн в день поцене 27000-28000 руб.».

В) Пропозиция «Дешево строишь для себя» являетсявысказыванием-выводом следующего утверждения в публикации:

Высказывания-вывода (=оценочного высказывания), чтоцена цемента для коттеджного проекта составляет 11000-12000тысяч рублей за тонну. Выражено во фрагменте «Маржа обещаетбыть хорошей, поскольку для собственного проекта (посебестоимости) цемент обойдется в 11000-12000 рублей за тонну».

Маржа (финанс.) – Сумма, образующаяся между ценойпродаваемого и покупаемого товара (Большой толковый словарьрусского языка, С-Пб, 2003, с. 521).

Г) Пропозиция «Это выгодно» представляет собой оценкуситуаций «брать бюджетные деньги», «повышать цены для всехостальных», «дешево строить для себя».

7. В рамках экспертной инициативы лингвист можетквалифицировать и другие утверждения текста на шкале оценка /факт, хотя относительно этого не было задано соотвествующихвопросов. Так, например, к фактам будут относиться следующиевысказывания текста

А) Группа компаний «РАТМ» берет деньги на доступноежилье. Данное утверждение может быть истолковано двояко.Первая интерпретация такова: группа компаний «РАТМ» беретденьги, предназначенные для реализации проекта «Доступноежилье». Вторая интерпретация такова: группа компаний «РАТМ»берет деньги с целью построить доступное жилье. Обеинтерпретации вероятны, более вероятной является вторая, так какона более соответствует нормам интерпретации предложений в

184

русском языке. Это не исключает интерпретации №1, однако такаяинтерпретация связана с признанием ненормативности фразы, сналичием в ней речевой ошибки. Общий контекст статьи непозволяет установить, какая из двух интерпретаций являетсялингвистически необходимой.

Б) Бюджетные деньги используются на постройку поселкаиз 100 коттеджей в районе Бердского залива.

В) Существует проект Х-а по постройке коттеджей.Г) Существует национальный проект «Доступное и

комфортное жилье – гражданам России».Д) Директор компании К. рассказал газете «Ведомости»,

что:- покупателями станут бизнесмены с месячным доходом от

$5000, которые рассматривают коттедж как второе жилье;- первые дома обещают начать продавать уже летом

следующего года по цене 1200 за 1кв. м.».Е) Ценовую политику на рынке цемента определяет

компания «РАТМ».Ж) Цена цемента составляла 25000-2700 рублей за тонну.З) Был звонок в фирму-посредник, где сказали, что цена

цемента составляет 36000 за тонну.И) Представителями Алтайского края искитимский цемент

покупался по цене 27000-28000 рублей.8. Анализируемая статья формирует следующее восприятие

читателей. Фактологический уровень: все факты в публикациидостоверны. Оценочный уровень: все оценки в статье обоснованны.Из последнего факта выводится: оценка, данная деятельности Х-а,справедлива. Из публикации возможно сделать следующиевыводы:

1. Х использует бюджетные деньги (в одной извозможных интерпретаций данного предложения – см. анализвыше) для постройки коттеджей. Из этого выводимо: Х используетбюджетные деньги не по назначению, но с целью получить выгодудля себя.

2. Группа компаний «РАТМ» без необходимостиповышает цены на цемент. Данный вывод вытекает из фрагментов

185

текста, посвященных теме повышения цен на цемент на рынке.Логика автора такова:

Известно следующее:А) - Цемент стоил 25000-2700 рублей за тонну.- Затем цена цемента повысилась и составила 36000 за

тонну.- Покупателям из Алтайского края цемент отпускался по

цене 27000-28000 рублей.- Для реализации собственного проекта цена цемента

составляет 11000-12000 тысяч рублей за тонну.Из данных высказываний выводится высказывание

«Возможна более низкая цена на цемент, чем цена, за которуюпредлагают купить цемент в настоящее время».

Б) - Ценовую политику определяет группа компаний«РАТМ» во главе с Х-ом.

- В иркутской области при повышении цены на цементосуществлялась борьба с производителем, в которой участвовалиобластные власти, включая губернатора, антимонопольноеуправление и общественность. В Новосибирске нет фактарегуляции цен производителя.

Из данных высказываний выводится утверждение: «Ценуна цемент определяет только группа компаний «РАТМ»,возглавляемая Х-ом.

Из высказываний «Возможна более низкая цена на цемент,чем цена, за которую предлагают купить цемент в настоящеевремя», «Цену на цемент определяет только группа компаний«РАТМ» выводится высказывание «Группа компаний «РАТМ» безнеобходимости повышает цены на цемент».

3. Из совокупности всех высказываний вытекает: «Ценаповышается с целью получения выгоды».

Таким образом, читатель может сделать следующие выводыХ, возглавляя группу компаний «РАТМ», имеет отношение кповышению цен на цемент, которое (повышение) не являетсянеобходимым, но преследует цель – получение выгоды Х-ом какруководителем группы компаний «РАТМ». Х строит на бюджетныеденьги элитный коттеджный поселок, используя бюджетные деньгине по назначению, получая при этом выгоду. При этом читатель

186

может квалифицировать оценку деятельности Х-а как руководителякомпании «РАТМ», характеризующуюся как незаконноеприсвоение чужого, в качестве справедливой оценки, т.е. читательможет сделать следующий вывод: «Действительно, Х и группакомпаний «РАТМ» присваивает, незаконно распоряжается,бюджетными деньгами».

Представим выводы, полученные в ходе решенияэкспертных задач по анализируемой ситуации.

1. Не входит в компетенцию лингвиста.2. Данные фрагменты публикации не являются с

лингвистической точки зрения оскорбительными. В заголовке,подзаголовке и иллюстрации к публикации присутствуютнегативные сведения о группе компаний «РАТМ» и Х-е.Квалификация сведений, представленных в заголовке,подзаголовке и иллюстрации к тексту как унижающих честь,оскорбляющих человеческое достоинство, порочащих деловуюрепутацию Х-а, не входит в компетенцию лингвиста-эксперта.

3. Анализируемые фразы содержат следующиеутверждения о фактах:

А) На постройку поселка из 100 коттеджей в районеБердского залива используются бюджетные деньги.

Б) Существует проект Х-а по постройке коттеджей.В) Существует национальный проект «Доступное икомфортное жилье – гражданам России».4. Оценка фраз на предмет их проверяемости (=наличия

отсутствия эффективного способа проверки) и их соответствиядействительности не входит в компетенцию лингвиста.

5. Не входит в компетенцию лингвиста.6. Текст способен породить следующие выводы: Х,

возглавляя группу компаний «РАТМ», имеет отношение кповышению цен на цемент, которое (повышение) не являетсянеобходимым, но преследует цель – получение выгоды Х-ом какруководителем группы компаний «РАТМ». Х строит на бюджетныеденьги элитный коттеджный поселок, используя бюджетные деньгине по назначению, получая при этом выгоду. При этом читательможет квалифицировать оценку деятельности Х-а как руководителякомпании «РАТМ», характеризующуюся как незаконное

187

присвоение чужого, в качестве справедливой оценки, т.е. читательможет сделать следующий вывод: «Действительно, Х и группакомпаний «РАТМ» присваивает, незаконно распоряжается,бюджетными деньгами».

В) Объекты экспертного исследования

ТЕКСТ СПОРНОЙ ПУБЛИКАЦИИ

Х-ОМ ПО НАЦПРОЕКТУНОВОСИБИРСКИЕ строители встревожены: на

мелкооптовом рынке существенно выросла цена искитимскогоцемента. «Каток» удорожания пройдется и по тем, кто возводитжилые массивы, отвечая за реализацию национального жилищногопроекта.

Цемент, который летом заливали в фундаменты домов вНовосибирске, обходился строительным организациям в 2500-2700рублей за тонну. Но если, например, сегодня позвонить на«Искитимцемент» и представиться потенциальным покупателем,то вам откажут — продукции на всех желающих не хватает,говорят, что на заводе сломалась печь, к тому же возник дефицитшлака, используемого в производстве, и вообще: «Обращайтесь вторговый дом». Из торгового дома вас отправят дальше — кпосредникам. В одной из фирм-посредников можно услышатьследующее: «Вам навалом? Тогда 3600 за тонну».

«Навалом» — это не про количество цемента, а про видотгрузки: в отличие от «тарированного», цемент «навалом»отгружают в специальные машины. А что касается дефицита, тотут картина такая. Совсем недавно гендиректор «Искитимцемента»М. рассказывал журналистам, что в этом году на показательмиллион тон завод вышел на месяц раньше, чем в прошлом. Тоесть цемента действительно было навалом, в смысле, много. И вотв разгар строительного сезона в Новосибирской области, которая итак не числится в лидерах по реализации жилищного нацпроекта,устраивается дефицит и резкий скачок цен.

При этом соседям из . …Алтайского края через

188

Цены пляшут, а проверить, сколько одну посредническуюи куда отгружается довольно фирму

сложно все же удается получать искитимский цемент по

тысяче тонн в день по цене 2700-2800 руб., то есть дешевле, чемсегодня могут купить новосибирские строители. В общем, ценыпляшут, а проверить, сколько и куда отгружается, довольно сложно,— не на всех заводских пунктах отгрузки есть промышленныевесы. Когда в Иркутской области начал дорожать ангарскийцемент, к борьбе с производителем подключились как областныевласти, включая губернатора и антимонопольное управление, так иобщественность — Союз строителей — в лице его председателяЮрия Шкуропата. У нас пока молчат и власти, и строители.Небольшим строительным фирмам на эту тему рот разевать опасно:«Искитимцемент» у нас один. Реализацией продукции занимаетсяодноименный торговый дом, но и к нему не подступишься — восновном, сбыт идет через группу посредников: «Центр-Цемент»,«Корпорация Цемент» и фирму «Новый Мир» (последняя, кстати,была даже замеша на в уголовном деле по по воду хищенийпродукции ОАО «Искитимцемент»). Известно и то, что ценовуюполитику выстраивают не «центроцементовцы» или«новомировцы», а группа) компаний «РАТМ», плотно опекающаяединственный в Новосибирской области цементный завод. Глава«РА'ГМа» Х имеет хорошие отношения с губернатором Т. ПроектыХ-а и сегодня получают преференции от власти: даже журнал«Форбс» в сентябрьском номере сообщил о том, что «властиодобрили проект «Искитимцемента» по строительству новогозавода и согласились выделить компании средства на вы платучасти долгов». Так что строители еще десять раз подумают, преждечем критиковать действия человека, на проекты которогогубернатор дает миллионы рублей бюджетных денег.

Группа компаний «РАТМ» берет ВПРОЧЕМ,деньги на доступное жилье в сегодняшней ситуации

но строит больше всего удивляетэлитные коттеджные поселки не системаработы через посредников, не использование лоббистскихвозможностей (кто этим не пользуется?), и даже не сам рост цен.

189

Удивляет, что бюджетные деньги; по сути дела, вовлекаются воборот не социальных, национальных или стратегически важныхдля области проектов, а работают на чисто коммерческий карман.Совсем недавно «РАТМ-девелопмент" объявил о постройке врайоне Бердского залива поселка из 100 коттеджей, который станеткрупнейшим в Новосибирской области. Директор девелоперскойкомпании К. рассказал газете "Ведомости», что покупателямистанут бизнесмены с месячным доходом $5000, которыерассматривают коттедж как второе жилье. Первые дома обещаютначать продавать уже летом следующего года по цене $1200 за 1 кв.м. Маржа обещает быть хорошей, поскольку для собственногопроекта (по себестоимости) цемент обойдется в 1100-1200 руб. затонну. Понятно, что никакого отношения к национальному проекту«Доступное и комфортное жилье — гражданам России»коттеджный проект Х-а не имеет. И на фоне борьбы заудешевление жилья даже как-то неудобно получается: одной рукойлезешь за деньгами в бюджетный карман, другой — повышаешьцепы на цемент для всех остальных, третьей — дешево строишьдля себя. Рук, конечно, не хватает, зато как выгодно!

190

С) Рисунок-иллюстрация к спорной публикации

191

3.3 Решение экспертных задач по делам о разжиганиинациональной, религиозной, социальной розни и призывам к

экстремистским действиям

3.3.1. Экспертная ситуация 1А) Постановка экспертных задач

В сети Интернет действует сайт, содержащий правила игры«Сломай систему», цель которой изменить существующий строй вРоссии. Игра предусматривает конкретные задание для ееучастников, в том числе размещение оскорбительных изображенийлиц различные национальностей, нанесение знака «сварога» надома, автомобили представителей действующей власти и т.п.

В связи с изложенным на основании ст.6, ч.1 ст.22Федерального закона «О прокуратуре Российской Федерации»прошу провести исследование печатного текста правил игры«Сломай систему», по результатам которого дать заключение последующим вопросам:

1. Направлена ли игра на насильственноеизменение основ конституционного строя и нарушениецелостности Российской Федерации? Содержит ли игра призыв кнасильственному изменению основ конституционного строя инарушению целостности Российской Федерации?

2. Содержатся ли в правилах игры признакивозбуждения социальной, расовой, национальной или религиознойвражды, а также призывы к возбуждению социальной, расовой,национальной или религиозной вражды?

3. Содержит ли игра призывы к возбуждениюсоциальной, расовой, национальной или религиозной розни?

4. Содержится ли в правилах игры пропагандаисключительности, превосходства либо неполноценности человекапо признаку его социальной, расовой, национальной, религиознойили языковой принадлежности или отношения к религии?

В) Решение экспертных задач1. Вопрос о том, направлена ли игра на насильственное

изменение основ конституционного строя и нарушениецелостности Российской Федерации не входит в компетенцию

192

лингвиста. Очевидно, что этот вопрос направлен на установлениеналичия / отсутствия прямого умысла на разжиганиемежнациональной розни, о том, что умысел и интенция не равнымежду собой, мы отмечали в разделе 1.3.2. В данном случае мыможем отметить только следующее:

А) При соблюдении условий искренности порождениятекста авторы игры считают, что скоро наступит кризис, властьбудет свергнута, а они (то есть авторы и участники игры) будутспособны перехватить власть и построить на территории Россиигосударство для русских.

Б) При несоблюдении условий искренности порождениятекста цель автора (авторов) игры – привлечение вниманиянеопределенного количества людей либо к самой игре, либо квыполнению тех конкретных действий, которые перечислены вправилах.

2. При соблюдении условия искренности содержаниеспорного текста будет заключаться, по нашему мнению, вследующем.

В игре присутствует следующий призыв: «Сломай системуиграючи!». Из общего контекста игры следует, что слово «система»употребляется в следующем значении – «существующее внастоящее время положение дел в государстве, в его силовых ивластных структурах». Под системой, таким образом, понимаетсясложившееся положение дел в стране. Из смыслов, представленныхв тексте правил и комментариев команды игры по поводу целейигры, следует, что существующее положение делнеудовлетворительно: пришельцы во власти, пришельцы натерритории страны, государство авторитарно, русскиеуничтожаются. Отсюда: идеальное государство – это государстводля русских и управляемое исключительно русскими. Из этоговытекает два структурных элемента призыва.

А) Хочу, чтобы было ХБ) Знаю, что Х не может произойти самоИз контекста вытекает, что автор (авторы) игры считает,

что игра предназначена для отработки навыков перехвата власти вовремя будущего ресурсного кризиса, таким образом, участвуя в

193

игре, каждый игрок способствует слому системы, котораяпонимается в определенном выше смысле.

Игра имеет следующую структуру:Микроуровень:1. Игроки (персонажи) Уличный боец, Интернет боец и

т.п.2. Враги (пришельцы и силовики).3. Цель игры – выполнять действия, разработанные для

различных уровней.4. Система поощрений за выполнение заданий (деньги и

переход на другой уровень).Макроуровень:1. Цель игры (поясняется в комментариях).А) Проспективная (направленная на будущее) – «перехват»

власти в момент ожидаемого кризиса. Это вытекает из следующихвысказываний:

- «Но нам не нужен даже переворот. Лишь перехват послепотери государственными структурами управляемости. Снесутвласть другие, в результате внутриэлитной грызни. Снесутнеконституционно… И развяжут нам руки».

Б) Актуальная (связанная с настоящим) – подготовка кбудущей борьбе и участие в сломе системы. Это вытекает изследующих высказываний:

- «В игре мы отработаем СОТНИ приемов, чтобы бытьготовыми к любому повороту событий, мы отрепетируем сотнисценариев, которые принесут нам победу».

- «Это отработка реальных приемов перехвата власти вусловиях кризиса, когда она будет «валяться на земле».

- «Представьте себе час «Х». К нему мы обязательно будемиметь технические возможности перехвата частот и донесениясвоей информации до общества. Как? А для этого мы и тренируеминформ-атаки».

Авторы игры расценивают игру как форму осуществленияреальных неигровых целей (=слома системы, перехвата власти).Например, в комментариях к игре сказано следующее «Стоит раз инавсегда РЕАЛЬНО ПОКАЗАТЬ, что ВСЕ задания Игры имеютВЕСЬМА РЕАЛЬНЫЙ смысл. Это поистине БОЕВЫЕ УЧЕНИЯ,

194

которые (в этом и есть искусство Команды) для внешнегонаблюдателя видятся лишь стебом».

Автор (авторы) игры формулируют призывы достаточноконкретно и в этом смысле призывы определенны, поэтомуостальные компоненты призыва следующие:

В) Знаю, что если делать У, то, возможно, что будет ХГ) Знаю, что если буду говорить тебе, что нужно делать,

чтобы было Х, возможно, что ты будешь делать так, чтобы было ХЕ) Говорю тебе: делай УЖ) Говорю это тебе для того, чтобы ты делал так, чтобы

было Х.3. В игре и комментариях к ней содержатся признаки

возбуждения расовой и национальной розни.1. В комментариях содержится следующие высказывания:А) «Раз вы читаете эти строки, значит вы уже из той малой

части Белого человечества, что решили сражаться за место подсолнцем, а не сгинуть на задворках истории».

Б) «Система уничтожения Русского народа построена навполне осязаемых принципах и схемах, присущих любомуавторитарному обществу»

В) «Ресурсов 1/7 части суши и прилегающего шельфа намбудет достаточно для обеспеченной счастливой жизни всего народаи построения технократического государства без каких-либопришельцев не только во власти, но и на нашей земле. Мы запостроение Белого государства обеспечивающего технологическое,интеллектуальное преимущество своего народа в условияхглобальной конкуренции за мировые ресурсы».

Г) «Те, кто не находил себе применения наконец то смогиактивно проявить себя в новом сетевом проекте не боясь, чтовыполняют «заказ дяди из Кремля» или, что новую организациюскоро опять захватят жиды».

В первых трех фрагментах белая раса противопоставляетсядругим расам, русский народ – «пришельцам», под которымипонимаются люди, не относящиеся к русской национальности(например, евреи или кавказцы). Утверждается, что в настоящеевремя русский народ целенаправленно уничтожается, из этоговытекает необходимость борьбы с целью выжить (цель белой расы

195

и русского народа – выжить в неблагоприятных для них условиях).Цель первых фрагментов – создать образ врага. Враг – это человек,не относящийся к белой расе и не являющийся русским понациональности.

В третьем фрагменте по отношению к евреям употребленаоскорбительная номинация «жиды». Жид Раз.-сниж.Презрительное, бранное название еврея (Методическиерекомендации по исследованию текстов для выявления призывов косуществлению экстремистской деятельности, М., 2005). В данномслучае справедливо утверждение о наличии речевого актаоскорбления и это фрагмент исследования не отличается отрешения задач, связанных с квалификацией речевого поведенияговорящего по делам, связанным с установлением оскорбления.

Таким образом, в комментариях присутствуют следующиепризнаки возбуждения расовой и национальной розни: создаетсяобраз врага, враг – это человек не белой расы и не русскойнациональности, присутствуют оскорбительная номинация однойиз национальностей.

Сама игра построена по принципу борьбы с врагом. Врагомв данном случае выступают «пришельцы» - люди, не относящиесяк русской национальности и находящиеся на территории России, атакже «силовики» – сотрудники правоохранительных игосударственных органов. Необходимость борьбы с последнимиобъясняется тем, что настоящая власть и государственноеустройство России представляет собой систему, способствующуюуничтожению русских. Существующая система признаетсяавторитарной, во властных структурах этой системы присутствуют«пришельцы», которые являются врагами, таким образом,существующая власть не соответствует принципамгосударственного устройства, при котором русские люди являютсяхозяевами своих территорий, ресурсов и т.п.

Примеры заданий, которые направлены на борьбу с«пришельцами»:

А) Прислать фрагмент кино с броском мощных горящихпетард в торговый киоск пришельцев. По сценарию дверь киоскадолжна быть заблокирована.

196

Б) Придумать 5 интересных и, возможно, смешныхунижающих сценариев постановки пришельца на колени дляпоследующей съемки видеороликов по лучшим сценариям.Описать подробно, с тщательной детализацией, организациюподобного действия и ее исполнения, прикрытия и отхода команды.Осуществить разведку удобной для акции местности и еефотосъемку.

В) Найти 7 автомастерских пришельцев, написать надверях или повесить табличку «Осторожно, дикие звери» соСварожичем. Прислать фото автомастерской с надписью. Еслиудастся заснять на видео выходящих из автомастерскойпришельцев – достаточно 2 адреса.

Г) Прислать 3 видеоролика с нанесением легкогоматериального ущерба пришельцам.

Д) Прислать ссылку на видеозапись пришельцамногократно – не менее трех раз называющего себя «Я пришелец –осло*б».

4. В самих правилах игры не обнаружены призывы квозбуждению расовой, социальной, религиозной, национальнойрозни. Необходимо остановится на анализе самих действий,которые поощряются в игре, это важно, для того чтобы показать,что оценка реальных действий на шкале экстремистские /неэкстремистские не входит в компетенцию лингвиста-эксперта.При анализе можно выделить три группы «игровых» действий.

1. Действия, связанные с увеличением информации обигре (условно – «реклама» игры). «Создать 14 тем о Большой Игрена различных форумах со ссылкой на сайт Х., поддерживатьобсуждение до окончания срока выполнения Задания, в том числе,и создавая себе новые форумные ники. В совокупности должнонабраться 100 сообщений. Выслать ссылки на форумы собсуждением Игры».

2. Конкретные действия, связанные с причинениемматериального или морального вреда «пришельцам». «Прислатьссылку на видеозапись пришельца многократно – не менее трех разназывающего себя «Я пришелец - ослоеб».

3. Действия, связанные с разработкой новых сценариев,которые могут быть положены в основу новых игровых заданий

197

либо связаны с информационным наполнением сайта большойигры.

Очевидно, что лингвист не может ответить на вопрос,необходимо ли считать эти действия запрещенными действиями втом смысле, что запрещены ли эти действия статьями 280, 282УК РФ. И это является одним из доказательств неэффективностирешения вопросов пропозиционального содержания, которыетрадиционно решаются лингвистом в рамках данной категории дел.Естественно, что лингвист как рядовой носитель русской культурыспособен полагать, что эти действия действительно экстремистскиеили содержат признаки экстремизма или в общем смысле – плохиедействия, в том отношении, что если поступать так, как описано вправилах игры, то возможно возбуждение межнациональной розни,но в этом случае его мнение не более ценно, чем мнение любогодругого человека.

Представим выводы, полученные в ходе решенияэкспертных задач:

1. Вопрос о том, направлена ли игра на насильственноеизменение основ конституционного строя и нарушениецелостности Российской Федерации, не входит в компетенциюлингвиста.

2. При соблюдении условий искренности порождениятекста авторы игры считают, что скоро наступит кризис, властьбудет свергнута, а они (то есть авторы и участники игры) будутспособны перехватить власть и построить на территории Россиигосударство для русских.

3. При несоблюдении условий искренности порождениятекста цель автора (авторов) игры привлечение неопределенногоколичества людей к конкретным действиям Направлены ли этидействия на насильственное изменение основ конституционногостроя и нарушение целостности Российской Федерации не входит вкомпетенцию лингвиста.

4. Правила игры и комментарии к игре содержат признакивозбуждения расовой и национальной розни. В игре создается образврага. Враг – это человек, не относящийся к белой расе и русскойнациональности, в комментариях к игре присутствуетоскорбительная номинация евреев. В игре не обнаружены призывы

198

к возбуждению расовой, социальной, религиозной, национальнойрозни.

5. Все перечисленные группы людей выделены понациональному (таджики, евреи, арабы и т.п.) и расовому (негры)признаку. Из контекста правил игры и комментариев к ней следует,что они относятся к категории «пришельцев», то есть врагов, в этомплане анализируемые правила содержат признаки возбуждениярасовой и национальной розни и вражды.

7. Целью игры является побуждение неопределеннойгруппы лиц к выполнению указанных действий. Способны лиданные действия разжечь межнациональную ненависть не входит вкомпетенцию лингвиста.

8. Игра не содержит явно выраженных призывов квозбуждению расовой, социальной, религиозной и национальнойрозни и вражды.

9. Превосходство по признакам расы и национальностипринимается как данное, как необходимое условие осмысленностисамих игровых действий в рамках различных «игровыхперсонажей».

С) Объекты экспертизыТЕКСТ ПРАВИЛ ИГРЫ

Правила уровня «Персонаж «Уличный боец»Первый Уровень1) Распечатать 14 листов со Сварожичами и словами

"Большая Игра". Обклеить ими 14 пакетов от сока или жестяныебанки из под коктейлей или газировки . Разместить заготовку наколесах любых дорогих импортных автомобилей, находящихсятолько на различных открытых парковках или на достаточнооживлённых улицах. Прислать фотографии размещённых изделий.

2) Прислать фото-видеосъёмку 14-ти точек базированиячастных такси пришельцев с указанием их места наинтернет-карте.

3) Придумать 5 интересных и, возможно, смешныхунижающих сценариев постановки пришельца на колени дляпоследующей съёмки видеороликов по лучшим сценариям.Описать подробно, с тщательной детализацией, организацию

199

подобного действа и её исполнения, прикрытия и отхода Команды.Осуществить разведку удобной для акции местности и еёфотосъёмку. Прислать сценарии и фото местности предполагаемойакции.

4) Прислать фото 50 знаков Сварожича, либо сайта Игры,либо её названия нанесённой краской, желательно через трафарет,на любой поверхности в людном месте. Одно изображение наавтомобиле пришельца приравнивается к 5-ти обычным. Одноизображение на автомобиле, либо здании Силовиков Системыприравнивается к 10-ти обычным изображениям.

5) Узнать адрес опорного пункта участкового СиловиковСистемы, его Ф.И.О., телефон опорного пункта, марку автомобиляучасткового и его госномер. Сфотографировать вход в опорныйпункт и автомобиль участкового. По возможности его сотовый и(или) домашний телефоны и адрес проживания. Также узнать адреси телефон дежурной части Силовиков Системы, к которомуотносится данный опорный пункт, Ф.И.О. начальника отделения иего телефон. Сфотографировать вход в дежурную часть. Прислатьдобытую информацию, фотографии и указание адресов наинтернет-карте.

Второй Уровень1) Найти 7 автомастерских пришельцев, написать на дверях

или повесить табличку "Осторожно, дикие звери" со Сварожичем.Прислать фото автомастерской с надписью. Если удастся заснятьна видео выходящих из автомастерской с надписью пришельцев -достаточно 2 адреса.

2) Прислать видео-ролик с постановкой пришельца наколени и его извинениями перед Русскими.

3) Найти любого человека, позволившего себе негативныевысказывания в Интернете в отношении Большой Игры иприменить против него адекватные издевательские мерывоздействия на своё усмотрение.

4) Прислать фото Сварожичей, нанесённых на 10-тиавтомобилях пришельцев через трафарет, либо 40-ка - впригородных электричках.

5) Прислать 3 видео-ролика с нанесением лёгкогоматериального ущерба пришельцам.

200

Третий Уровень1) На торговых палатках, магазинах, ресторанах, кафе

пришельцев обозначать предупреждения землянам: "осторожно -звери", "тут торгуют звери", можно там же нарисовать рекламу"Большая Игра", "www.rusigra.org".

2) Прислать ссылку на видеозапись пришельцамногократно - не менее трёх раз подряд называющего себя "Я -пришелец-ослоёб" и дающего обещания уехать.

Четвёртый Уровень1) Сфотографировать три разбитых витрины магазина или

ресторана пришельцев, уменьшить фото до 320 на 240 точек,разместить фото на любом файлообменнике и прислать нам ссылкина них.

3) Облить краской или разрисовать 14 рекламных баннеров,приуроченных к лохотронским выборам, сфотографировать их,уменьшить фото до 320 на 240 точек, разместить фото на любомфайлообменнике и прислать нам ссылки на них.

4) Сфотографировать три авто пришельцев со спущеннымиколесами, можно дополнительно с иными приколами,сфотографировать их, уменьшить фото до 320 на 240 точек,разместить фото на любом файлообменнике и прислать нам ссылкина них.

5) На подходах к избирательным участкам разрисоватьстены домов и заборы надписями "Лохотрону - бойкот" иwww.rusigra.org. 14 надписей сфотографировать, уменьшить фотодо 320 на 240 точек, разместить фото на любом файлообменнике иприслать нам ссылки на них.

Пятый Уровень1) Сорвать гвоздодёром вывески с номерами двух участков

лохотрона (сразу после его завершения, когда охрана будет снята) иприклеить их к мусорке либо к общественному туалету. Провестифотосъемку с разных ракурсов.

2) Найти интервью пришельца-дворника в оранжевомжилете с его словами о том, что русские настолько чистоплотны,что пришельцам-дворникам здесь нечего делать и что всем им пора

201

уезжать домой. Видео пришельца с увеличивает награду на 50процентов.

Сломай Систему играючи!

Правила уровня «Персонаж – «Интернет-боец»Первый Уровень1) Разместить из интернет-кафе на телефоны 15-ти любых

дежурных частей Силовиков Системы пришельцев по 10рекламных объявлений на бесплатных рекламных сайтах опродаже отечественного автомобиля по очень низкой цене накаждый телефон части. Всего 150 объявлений. ПодписатьсяМамедом. Прислать ссылки на объявления или их SaveScreen.

2) Прислать 150 смешных фотографий, можноскопированных из интернета, с издёвкой над ярко выраженнымипредставителями Системы.

3) Создать 14 тем о Большой Игре на различных форумахсо ссылкой на сайт www.rusigra.org. , поддерживать обсуждение доокончания срока выполнения Задания, в том числе, и создавая себеновые форумные ники. В совокупности должно набраться 100сообщений. Выслыть ссылки на форумы с обсуждениями Игры.

4) Создать 5 своих ЖЖ с информацией об Игре и баннеромИгры, дать на них 5 ссылок на информацию в ЖЖ. Оставить содного из них в 88-ми других дневниках, схожих по интересам,любые ответы на их сообщения, либо рекламно-агитационныесообщения об Игре, если они подходят по контексту.

Второй Уровень1) Собрать сообщения из местных, районных или

региональных СМИ о десяти явлениях кризисного порядка,авариях систем отопления, электроснабжения, закрытиипромышленных предприятий, коррупционных скандалах,межнациональных столкновениях, социальных волнениях за2007-2008 года. Прислать ссылки или изображенияотсканированных печатных изданий с данными сообщениями.Также как за сообщение засчитываются фото полуразрушенныхзакрытых предприятий, фото аварий.

2) Создать 14 тем о Большой Игре на фанатских форумах соссылкой на сайт Х, поддерживать обсуждение до окончания срока

202

выполнения Задания. Выслать ссылки на форумы с обсуждениямиИгры с SaveScreen.

3) Создать 30 адресов e-mail и открытых с них ЖЖ с разнойрекламно-агитационной информацией об Игре. Прислать ссылкина открытые ЖЖ и пароли к ним, и к e-mail.

4) Найти в Интернете и прислать ссылки на 21 видео-роликс акциями против оккупантов

Третий Уровень1) Собрать в Интернете ссылки на 50 нелицеприятных фото

негров, арабов, цыган, таджиков, человекообразных обезьян,евреев. Прислать подобранные ссылки.

2) Собрать сообщения из местных, районных илирегиональных СМИ о 14-ти коррупционных скандалах за2007-2008 года.

3) Отправить всего 50 комплиментарных автору сообщенийв комментариях к статьям "Большая Игра "Сломай Систему","Последнее прибежище негодяев", "Размышления о будущейреволюции", предварительно сообщив Команде Игры свои ники.

4) Создать ЖЖ-копию и отправить 50 рекламныхсообщений об открытии видео вестника Большой Игры со ссылкойна него в 50 интернет-дневников, подобранных посоответствующим интересам. Название сообщения "Видео.Пришелец просит прощения у Русского народа". Прислать ссылкина свои сообщения, пароль к данному ЖЖ и почтовому ящику, скоторого был открыт дневник.

5) Подобрать 100 адресов е-майл силовиков иличиновников системы. Открыть почтовый ящик в е-майл изИнтернет-кафе или другим анонимным способом. Отправить наподобранные адреса приглашение принять участие в Большой Игресо следующим текстом: "Большая Игра приглашает тебя принятьучастие в Операции ТНТ (Твой Начальник - Тыква!) Как только тывключишь его в Игру в качестве Жертвы Игры, и передашь нам егомобильный и рабочий номер телефона с ФИО, ему пойдут десяткизвонков в день с сообщениями о том, что теперь он Тыква, емупридут смс с сообщением "Тыква", ему будут звонить менеджерыфирм и предлагать купить свежую тыкву недорого. На двери егоподъезда нарисуют Тыкву, на капот его машины положат тыкву,

203

его жене позвонят домой и скажут, что она замужем за Тыквой.Потом его жене позвонит любовница и скажет, чтоб жена отдала ейеё любимую Тыкву. Ему пришлют письма, адресованные Тыкве.Твой начальник будет ненавидеть этот овощ больше всего на свете.Но это не предел, потеряв самоидентификацию, Твой начальникначнёт слать шизофренические письма в прессу, подписываясьТыквой, оставляя свои контактные телефоны и данные. Если твойначальник заслужил почетную обязанность наименоваться Тыквой,и если ты искренне желаешь воплощения вышесказанногополностью или частично, то вступай в Большую Игру, выполнивступительное Задание и Задания первых четырёх уровней, изаслужи Право участия в Операции ТНТ. Участие в Операции ТНТв качестве Заказчика Игрокам четвёртого уровня предоставляетсябесплатно.

Если тебе некогда или не хочется становиться Игроком, тоты можешь купить разовое право участия в Операции ТНТ,написав нам на почту. Расходы зависят от продолжительностипогружения твоего начальника в волнующий мир Тыквы и егодолжности. Твои личные данные не нужны. Личные встречи нетребуются. Обеспечивается полная анонимность, только перепискапо электронной почте и оплата с уличного банкомата по карточкеЯндекс-деньги. Прими участие в Операции "Твой Начальник -Тыква!" Успехов! С уважением, Команда Игры" Перешли нампароль от данного почтового ящика с сохранённымиотправленными сообщениями.

Сломай Систему играючи!

ТЕКСТ КОММЕНТАРИЕВ КОМАНДЫ ИГРЫ

Размышления Команды Игры о тактике действий, о вознекритиканов, о грядущей Битве, о страхе трусов и о крахе

СистемыВ этой статье мы постараемся предельно чётко описать

ситуацию с тем, кто мы такие, чего хотим добиться, и чтопредлагаем будущим Игрокам. Мы постараемся освободиться отпривычных важно идеологических клише и штампов, ирассмотреть нас всех, как обыкновенных людей, имеющих те или

204

иные интересы. Что особенно очень схожие интересы. Инаходящихся в одинаковых к внешнему воздействию условиях.Итак. Кто мы? Если рассматривать нас глобальном ракурсе Войныза обладание мировыми ресурсами. Мы все – люди разные вовзглядах и убеждениях, в социальном положении, видеологических воззрениях. Мы проживаем в разных городах идаже странах. НО! Нас всех объединяет одно - мы имеем общегоВрага, приговорившего нас к уничтожению в этой Войне. И нетолько. Раз вы читаете эти строки, значит вы уже из той малойчасти Белого человечества, что решили сражаться за место подСолнцем, а не сгинуть на задворках истории. Вы решили защищатьСвои интересы. И ещё один объединяющий мотив -каждый из наспонимает, что действовать нужно сообща. Мы те, кто решилиобъединить свои усилия в области защиты личных интересовкаждого из нас. Мы действуем в условиях осуществляющегосяистребления «лишнего населения» в преддверии неизбежногоресурсно-экологического мирового кризиса. Наиболее полноситуация с глобальным ресурсным кризисом описанаhttp://www.nordrus.org/ norna/detail.php?I D=1057 Но не всё такплохо как кажется. Иначе бы мы и не рыпались, а спокойнодоживали отпущенные нам дни. Система уничтожения Русскогонарода построена на вполне осязаемых принципах и схемах,присущих любому авторитарному обществу, представляя собойопределённый механизм, имеющий как сильную броню и мощноевооружение, так и легко уязвимые элементы. Мы создали БольшуюИгру, потому что знаем, где находятся эти уязвимые элементы,знаем, как до них добраться, и как рассредоточено, почтиодновременно вывести их из строя. Мы знаем как Сломать Системуизнутри, более того, мы знаем, как сломать её играючи, с самымминимальным риском. Потому мы и назвали наш новый проект:Большая Игра «Сломай Систему!». Мы не ставим глобальныхзадач, мы всего лишь хотим разобраться у себя дома, справедливополагая, что ресурсов 1/7 части суши и прилегающего шельфа намбудет достаточно для обеспеченной счастливой жизни всего народаи построения технократического государства без каких-либопришельцев не только во власти, но и на нашей земле. Мы запостроение Белого государства обеспечивающего технологическое,

205

интеллектуальное преимущество своего народа в условияхглобальной конкуренции за мировые ресурсы. нам Да, мыпрагматики, и не собираемся помогать голодающим странамАфрики и каким-либо ещё, хотя и сможем потом поддержать тех,оказывает поддержку Сейчас. В годы жесточайшего ресурсногокризиса мы сможем быть спасительны для многих и многихгосударств. Но окажем её только тем, кто был полезен нам сейчас.

Итак, запуск Игры состоялся, ознаменовавшийсямножеством критических замечаний и застарелого нытьяимперцев-патриотов. а потому настала пора дать ответпоявившимся критикам, трусам и сомневающимся, и разъяснитьИгрокам некоторые наши позиции. Игроки любопытныенаблюдатели просто наблюдатели за Игрой могли убедиться,насколько весело, инициативно и динамично развивается Игра. Иэто уже на первых заданиях! Как говорится, то ли еще будет! I.технических недоработок были трудности, они и сейчас есть.Однако быстрые темпы развития Игры, большая посещаемостьсайта, уровень роста количества Игроков показывает, что проектоказался востребован. Те, кто не находил себе применения наконецто смогли активно проявить себя в новом сетевом проекте не боясь,что выполняют "заказ дяди из Кремля" или, что новуюорганизацию скоро опять захватят жиды. Полнаяанонимность, отсутствие прямых указаний и подробных отчётов одействиях Игроков лишь показывают, что интерес не в том, чтобыкого-то "спалить" и нейтрализовать, а точно нацелитьпассионарных Русских на эффективные методы борьбы с общимврагом, не взирая на идеологические или иные разногласия.Однако завистники и недоброжелатели тоже не спят. Уженеоднократно слышались их "голоса", "Разве можно такимиметодами сломать систему?! Это лишь стёб, отвлечение нанегодный объект, самопиар авторов идеи Игры" и т.д. и т.п.

Понимаем, наши соратники и Игроки к таким выпадамотносятся спокойно. Собаки лают -караван идет. Однако стоит рази навсегда РЕАЛЬНО ПОКАЗАТЬ, что ВСЕ задания Игры имеютВЕСЬМА РЕАЛЬНЫЙ смысл. Это поистине БОЕВЫЕ УЧЕНИЯ,которые (в этом и есть искусство Команды) для внешнегонаблюдателя видятся лишь стебом. Разумеется, мы не будем далее

206

всегда демонстрировать набор наших "ноу-хау", но сейчас считаем,что на одном примере это сделать надо. Чтобы укрепитьуверенность Игроков и раз и навсегда заставить замолчать"критиков". Итак, игроки рисуют Сварожичей на авто пришельцевили даже силовиков. Мелкое хулиганство, не имеющее никакойреальной подоплеки? Демонстрация юношеской дерзости? А вот инет! Во-первых – это отличная возможность преодолениявнутреннего страха перед представителями Системы илипришельцами. Нет ничего страшного в том, чтобы подойти ктранспортному средству или любому объекту и проделать с ним тенеобходимые действия и манипуляции, которые Игрок считаетнужными. Естественно при элементарной технике безопасности.Ну, или вот такой, слегка фэнтэзийный, но при определённыхусловиях вполне реальный вариант. Представьте себе час "X". Кнему мы обязательно будем иметь технические возможностиперехвата частот и донесения своей информации до общества. Как?А для этого мы и тренируем информ-атаки. Научимся объявлятьсвою информацию так, что нас услышат обязательно. Отработаемтехнологии в Игре. реальными занимается делами , реальнымперехватом власти, объявляют: "На нашу сторону переходятсиловики и граждане. Все, кто готов поддержать Русскуюреволюцию должны нанести на двери своих офисов, авто и т.п.Знак Сварога" наносим везде, кроме своих машин и квартир. Насвои подъезды. Всем овощам и пришельцам. Люди видят, чтокругом свои. И воодушевляются. А враг, напротив, паникует. Инеизбежно даёт приказ – Сварожичи уничтожать. Их хозяеварестовывать. А Сварожичей всё больше. И нет возможностипонять, кто свой, кто чужой. На фоне непрекращающихся "острыхшуток", отработанных в Игре, времени на нейтрализациюпоследствий в чрезвычайных условиях уйдёт сотничеловеко-машино-часов. Сотни. Под различный саботажгражданских служб и прочие прелести с отключеннымисветофорами. Да это РЕАЛЬНЫЙ БОЕВОЙ УСПЕХ! Боевой,повторим сто, тысячу раз. Рисованию меток при обозначенииврагов сотни и тысячи лет. Этим воспользуемся и мы. Да, такпросто. И вряд ли будет именно так. Но ведь Игра тольконачинается! В Игре мы отработаем СОТН И приемов, чтобы быть

207

готовыми к любому повороту событий. Мы отрепетируем сотнисценариев, которые принесут нам Победу. Ибо, не поленимсяповторять, наши задания это не "агитация" (на хрен агитироватьбиомассу, где ; овощей!), не "политика" (в пользу неких дядей,желающих свой зад угнездить в депутатское кресло") и, разумеется,не стёб. Это отработка реальных приемов перехвата власти вусловиях кризиса, когда она будет «валяться на земле». Какговорят: "Переворот - это не политический вопрос. И даже несоциальный. Это вопрос техники". Но нам не нужен дажепереворот. Лишь перехват после потери государственнымиструктурами управляемости. Снесут власть другие, в результатевнутриэлитной грызни. Снесут неконституционно и развяжут намруки. Вот эту технику перехвата мы и отработаем в Игре. Именнона это мы и нацелены. При этом не играем в военные игры полесам, и не прячем по помойкам пару десятков ржавых стволов, ит.д. и т.п. Мы НЕ ПОДСТАВИМСЯ. Пусть не надеются! Сетевойпроект позволит колоть мелких неповоротливую Системумиллионами уколов. И мы вместе с вами отработаем такойкомплекс приёмов, который позволит нам ВЗЯТЬ ВСЕ. КАЖДОЕнаше Задание имеет вот такое "двойное назначение". ПоэтомуИгроки должны быть уверенными - они участвуют в настоящейборьбе. Причем в борьбе, которая принесет Победу и БОЛЬШОЙПРИЗ всем ее участникам. Однако далее мы свои секретыраскрывать не будем. И даже рады, что они большинству непонятны. Незачем понимание наших ноу-хау врагами,конкурентами и просто завистниками! Но Игроки должны знать -эти секреты есть! играясь, воюете. И все вместе мы трудимся нагарантированную Победу над безмозглым динозавром гнилойрусофобской империи.

НАЦИЯ И СВОБОДА!НАМ ИЛИ НИКОМУ!3.3.2 Экспертная ситуация 2

А) Постановка экспертных задачСтарший следователь следственного отдела юрист 1 класса

З., рассмотрев материалы уголовного дела № 185138,УСТАНОВИЛ:

208

В начале июня 2007 года Е. решил организовать Алтайскоеотделение «Национал-социалистического общества» (НСО). С этойцелью не позднее указанного времени посредством глобальнойкомпьютерной сети «Интернет» на электронный адрес руководстваНСО в городе Москве «…» направил соответствующую заявку, ичерез несколько дней получил утвердительный ответ.

В это же время Е., имея преступный умысел на публичноевозбуждение ненависти и вражды, а также на унижениедостоинства человека, группы лиц по признакам расы,национальности, языка, происхождения, отношения к религии,принадлежности к какой-либо социальной группе, у себя дома поадресу Х на компьютере изготовил два вида листовок (не менее 50штук каждого вида), содержащих высказывания о преимуществеодного человека или группы лиц перед другими людьми нопризнаку национальности, а также высказывания, призывающие квраждебным действиям одной группы лиц по отношению кгруппам лиц, объединенных по признакам расы, национальности, аравно по принадлежности к какой-либо социальной группе, непринадлежащей к группе лиц «фашисты», «скинхеды».

Реализуя свой преступный умысел, осознаваяпротивоправный характер и общественную опасность своихдействий, предвидя неизбежность наступленияобщественно-опасных последствий в виде возбуждения ненавистии вражды, а также на унижение достоинства человека, труппы лицпо признакам расы, национальности, языка, происхождения,отношения к религии, принадлежности к какой-либо социальнойгруппе, совершенного публично, желая наступления данныхпоследствий, в период времени с конца июня до середины сентября2007 года единолично не менее трех раз в вечернее время в п. Ю. г.Б. расклеивал указанные листовки на столбах электропередач, наостановках общественного транспорта, на досках объявлений водворах домов на ул. Чайковского, ул. Дзержинского, ул.Мусоргского, ул. Герцена.

Таким образом, своими умышленными действиями Е.совершил преступление, предусмотренное ч. 1 ст. 282 УК РФ -возбуждение ненависти и вражды, а равно унижение человеческогодостоинства, то есть действия, направленные на возбуждение

209

ненависти и вражды, а также на унижение достоинства человекалибо группы лиц по признакам расы, национальности, языка,происхождения, отношения к религии, принадлежности ккакой-либо социальной группе, совершенные публично.

В целях установления обстоятельств совершенногопреступления необходимы специальные познания в областисоциальной психологии, филологии, психолингвистики.

На основании изложенного и руководствуясь ст. 195 (196),199 и 201 УПК РФ.

ПОСТАНОВИЛ:Назначить комплексную психолого-лингвистическую

судебную экспертизу, производство которой поручить экспертамрегиональной общественной организации «Ассоциациялингвистов-экспертов и преподавателей «Лексис».

Поставить перед экспертами вопросы:- имеются ли в представленных текстах и материалах

высказывания, направленные на возбуждение расовой,национальной, социальной ненависти либо вражды?;

- имеются ли в представленных материалах" высказывания,направленные на пропаганду исключительности, превосходствалибо неполноценности людей, по признаку их национальной,расовой и социальной принадлежности?

В) Решение экспертных задачПрежде чем перейти к решению поставленных экспертных

задач остановимся на обсуждении следующего вопроса:«Насколько целесообразно в рамках данной категории делназначение комплексной психолого-лингвистическойэкспертизы?». Этот вопрос, очевидно, связан со следующимвопросом: «Какую полезную фактическую информацию способенизвлечь следователь или суд из психологической частиисследования?» Последний вопрос возникает, потому что,во-первых, выводы психолога, которые он получает в результатеэкспертного исследования, по нашему мнению, достаточнотривиальны (равно, нужно сказать, как и выводы лингвиста).Во-вторых, они (выводы) зачастую формулируются в форме смодальным оператором «возможно» («Возможно, что листовка

210

способна возбудить межнациональную рознь»). И, наконец,выводы психолога, как правило, посвящены анализу реакцийинформантов в аспекте того, как последние реагируют насодержание текста и какое содержание информанты извлекают изспорного речевого произведения.

Проанализируем каждый из выделенных нами моментов.С точки зрения теории речевых актов призыв – это речевое

действие, иллокутивной целью которого является побуждениекого-то к определенным действиям. Для воспринимающего призыв– это факт, факт, что кто-то призывает к чему-то (=производитопределенное действие). Очевидно, что связь между призывом иреакцией на призыв не носит строго детерминированный характер,то есть не носит характера «стимул / реакция» и не являетсябезусловным рефлексом. Это означает, что тот, кто воспринимаетпризыв, достаточно свободен в решении о том, как относиться кфакту призыва. Это можно переформулировать следующимобразом: когда кто-то призывает, он рассчитывает на то, чтовозможно то, к чему он призывает. Он может, безусловно, верить,что рано или поздно своими призывами (или дискредитацией тех,кто не принадлежит к группе «националисты») он добьется успехаи национализм станет господствующей идеологией, носправедливо также, что этого может не случиться. При этом тот, кточитает текст его листовок, может не разделять нацистские взгляды,но относиться к этим текстам безразлично, несерьезно и т.п.

Таким образом, мы имеем три компонента, которыенеобходимо различать: А) факт определенного речевого действия,Б) социальную или моральную оценку этого действия, В) реакциюна речевое действие. Эти три компонента не связаны между собой,как мы уже говорили, детерминистски. При производствепсихологической экспертизы мы выясняем либо содержаниеречевого произведения (это входит в компетенцию лингвиста),либо устойчивость моральных оценок (=устойчива ли ценность«фашизм – это плохо»), либо реакцию информантов на речевоепроизведение, которая может зависеть или не зависеть отразделяемых конкретным реципиентом оценок. Очевидно, чтоустойчивость оценок не является предметом исследования в рамкахданной категории дел, так как оценка уже сформулирована в норме

211

(«никто не может пропагандировать фашизм»). Решенияинформантов по поводу речевого действия также не могут, понашему мнению, представлять какой-либо ценности.Предположим, что в результате экспериментирования с фразой«Давайте установим фашистский режим!», мы получили врепрезентативной выборке ответ «безразлично», количественноравный ста процентам. Что следует из этого факта? По нашемумнению, ничего. Это не свидетельствует ни о том, что реципиентыне поняли речевое действие, ни о том, что они не разделяютценность «фашизм – это плохо». Таким образом, данные,получаемые в ходе психологического описания спорного материалав каком-то смысле избыточны, более того, они предсказуемы. Сэтой точки зрения достаточно констатации факта наличияпризывов или пропаганды расового превосходства, так какпропаганда как форма речевого поведения рассчитана наопределенный перлокутивный эффект, то факт, что она егодостигает или не достигает, не имеет никакого значения особеннодля описываемых категорий дел, состав преступления которыхформальный.

Но самым важным в данном случае является, по нашемумнению, следующий тезис: ни психолог, ни лингвист, по крайнеймере, на данном этапе развития соответствующих наук (а можетбыть, никогда) не в состоянии ответить на вопрос о том, способноли речевое произведение вызвать, например, межнациональнуюрознь. Думаем, что можно привести сугубо логический аргумент вподдержку этого мнения. Предложения со словом «может» сами посебе практически лишены содержания, их невозможноопровергнуть. Допустим, мы высказываем следующеепредложение: «Дождь, который прошел недавно, способен разжечьмежнациональную рознь». Нет никакой возможности опровергнутьданное утверждение, так как, если после дождя не произошлоразжигание розни, мы всегда можем сказать, что просто не хватилоеще чего-то для того, чтобы способность дождя стала реальностью.Для того чтобы предложения возможности были содержательными,мы должны иметь теорию, которая утверждает и о том, чтоневозможно, а также теорию, которая способна оценивать степенипредрасположенности высказываний порождать события, но

212

очевидно, что такой теории как в лингвистике, так и в психологиинет, может быть, она и невозможна (особенно в ее последнейчасти). Если же пользоваться существующими теориями, то мыдолжны признать, что высказывания «Фашизм – это уродствочеловечества!», «Фашизм – это очень хорошо!», «Фашисты –гады!» способны разжечь социальную рознь.

После того, как мы рассмотрели проблему, связанную сназначением комплексной психолингвистической экспертизы,перейдем к анализу непосредственных экспертных задач в рамкаханализируемой экспертной ситуации.

На наш взгляд, вопрос о том, присутствуют ли в текстевысказывания, которые направлены на возбуждение расовой,национальной, социальной ненависти либо вражды не входит вкомпетенцию лингвиста. Лингвист не может установить реальную(некоммуникативную) цель производства высказывания или,например, листовки. Это вытекает из того, что любое речевоепроизведение (высказывание, текст и т.п.) может быть употребленонеискренне. Например, кто-то может призывать к чему-то, но нехотеть осуществления того, к чему призывает. С другой стороны,вне компетенции лингвиста, как мы уже отметили, находится ивопрос о том, способны ли какие-то высказывания возбудитьрасовую, социальную, межнациональную вражду.

Поэтому при ответе на вопрос мы исходили из следующегопонимания поставленного вопроса:

- присутствует ли в текстах информация о превосходствеодной социальной, национальной, расовой группы людей наддругими?

- какую коммуникативную (информативную) цельпреследуют данные листовки?

Ответим на сформулированные вопросы последовательно.А) В текстах присутствует информация о превосходстве

социальной группы «фашисты», «националисты»,«национал-социалисты» перед другими социальными группами.Все перечисленные названия, очевидно, синонимичны. Думаем,что нет никакой необходимости приводить значения данных слов,которые сформулированы в словаре или словарях, так какпрактически все носители русского языка знают, что обозначают

213

данные слова и способны понимать, что в текстах листовок речьидет о том, что группа, называемая словами «фашисты»,«националисты», «национал-социалисты» противопоставляетсядругим группам людей, поэтому ответ на этот вопрос, по нашемумнению, не требует специального лингвистического анализа. Водном из текстов присутствует слово «скинхед», котороеупотребляется для обозначения молодежных группировок,разделяющих и пропагандирующих идеи расизма и национализма.Судья или следователь, вероятно, могут не знать, что обозначаетданное слово, но принципиален тот момент, что любой судья иследователь способен узнать, что это слово обозначает, и этоявляется частью его (судьи или следователя) языковойкомпетенции, поэтому вопрос о значениях слов является в данномслучае избыточным и несущественным. Избыточен и вопрос оналичии информации о превосходстве одной группы над другой:каждый носитель языка способен адекватно интерпретироватьфразу: «Мы национал-социалисты. Будущее за нами!». Конечно,подозреваемый может утверждать, что он не знает, что значитслово «фашист» и т.п., а также говорить, что он не знает, чтообозначает приведенная фраза, но, вероятно, это легко установить,например, в судебном заседании, задав вопрос о том, видел ли он(говорящий) фильмы о фашистах и так далее.

Б) Тексты всех листовок направлены на привлечениевнимания неопределенной группы лиц к социальной группе«фашисты» в том смысле, что тексты носят агитационныйхарактер: они направлены на то, чтобы тот, кто прочитает текстыэтих листовок, заинтересовался фашизмом, национал-социализмоми т.п. Это вытекает из того, что основными высказываниямитекстов листовок являются лозунги:

1. Мы национал-социалисты. Будущее принадлежит нам! .2. Если в тебе живет долг перед поколениями предков …

значит ТЫ националист. Не стесняйся этого, гордись этим.3. Будущее принадлежит нам!То, что листовки представляют собой агитационный

материал, вытекает еще из того факта, что в нижней части двухлистовок указаны ссылки на адреса в Интернете, которыевыполняют контактную функцию.

214

Речевое поведение того, кто составлял тексты данныхлистовок, если выполняется условие искренности, может бытьописано следующим образом:

А) Знаю (или уверен), что фашизм – это хорошо.Б) Хочу, чтобы ты знал, что фашизм – это хорошо.В) Сообщаю тебе: фашизм – это хорошо, будь фашистом.Г) Сообщаю это тебе для того, чтобы ты знал, что фашизм –это хорошо либо для того, чтобы ты стал фашистом.

Все условия, описанные выше, обязательны для того, чтобытексты листовок воспринимались как цельные, и носители русскогоязыка способны декодировать эти смыслы, исходя извысказываний, их расположения и т.п. в текстах листовок.Очевидно, что эти значения легко декодируемы любым носителемрусского языка, а потому вопрос о проведении лингвистическойэкспертизы текста и относительно этого вопроса остаетсяоткрытым, потому что неясно, как по-другому могутдекодироваться данные тексты. Это весьма интересный вопрос,который ставится в логике фальсификации и, соответственно,доказательства от противного, но его решение – это вопросбудущих исследований.

215

С) Объекты экспертного исследования

216

217

218

219

3.4. Решение экспертных задач по делам, связным сустановлением угрозы

3.4.1. Экспертная ситуация 1А) Постановка экспертных задач

Старший следователь следственного отдела юрист 1 класса,рассмотрев материалы уголовного дела,

УСТАНОВИЛ:13.05.07 Б. и П., действуя при помощи угроз, заперли Л. в

спортивном зале клуба «Х», приковав Л. к батарее цепью. Б. и П.также требовали от Л. денежную сумму, угрожая при этом Л.физическим насилием, а также распространением о нем сведений,которые способны причинить вред законным интересам Л.

В целях установления обстоятельств совершенногопреступления необходимы специальные познания в областилингвистики.

На основании изложенного и руководствуясь ст. 195 (196),199 и 201 УПК РФ.

ПОСТАНОВИЛ:Назначить судебную лингвистическую экспертизу,

производство которой поручить экспертам региональнойобщественной организации «Ассоциация лингвистов-экспертов ипреподавателей «Лексис».

Поставить перед экспертами вопросы:1. Содержится ли в тексте заключения фоноскопической

судебной экспертизы № 6070 от 21.08.2007г. по уголовному делу №151672 информация о насильственных действиях Б., П. поотношению к Л.?

2. Имеются ли в тексте заключения фоноскопическойсудебной экспертизы № 6070 от 21.08.2007г. по уголовному делу №151672 высказывания, указывающие на то, что Б., П. требуют(вымогают) у Л. определенную сумму денег?

3. Какой характер носят эти высказывания (характербеседы, уговоров или угрозы)?

В) Решение экспертных задач

220

На экспертизу был предоставлен текст фоноскопическойэкспертизы с атрибутированными репликами диалогов и проверкойзаписи на предмет наличия монтажа, а также сама аудиозаписьразговоров коммуникантов.

Поставленная в вопросе 1 задача не входит в компетенциюлингвиста-эксперта, а точнее, для ее решения привлечениеспециалиста-лингвиста не является необходимым. Следователь,проводящий расследование данного дела, способен самостоятельноответить на этот вопрос.

Данное экспертное исследование было назначено по делу,возбужденному по ст. 163 УК РФ «Вымогательство». «Объективнаясторона данного преступного деяния характеризуется действием испособом. Действие проявляется в требовании передачи чужогоимущества или права на имущество или совершения действийимущественного характера. Способ вымогательства выражается вугрозе применения насилия либо уничтожения или повреждениячужого имущества, а равно в угрозе распространения сведений,позорящих потерпевшего или его близких, либо иных сведений,которые могут причинить существенный вред правам илизаконным интересам потерпевшего или его близких» [Наумов].Субъективная сторона характеризуется прямым умыслом:«Виновный осознает, что предъявляет незаконное имущественноетребование, причем в качестве средства воздействия напотерпевшего использует угрозу, и желает таким путем добитьсяпередачи ему чужого имущества или права на него. При этом неимеет значения, намерен ли виновный привести свою угрозу висполнение при отказе потерпевшего исполнить его требование»[Комментарий к уголовному кодексу…]. Таким образом, вопросы 2и 3 направлены на установление фактов, имеющих отношение кобъективной стороне данного преступления.

Необходимо отметить, что в языковом плане требованиепередачи имущества способно входить как компонент в речевой актугрозы. Напомним его структуру:

А) Думаю, что ты не хочешь, чтобы я сделал тебе нечтоплохое

221

Б) Думаю, что ты знаешь, что я могу сделать тебе нечтоплохое

В) Хочу, чтобы ты знал, если ты седлаешь Х, то я тебесделаю нечто плохое

Г) Говорю: если ты сделаешь Х, то я сделаю тебе нечтоплохое

Д) Говорю это для того, чтобы ты не делал Х.

Так, в формулу «сделаешь Х» вполне можно подставитьпропозиции «не дашь деньги / не отдашь деньги».

Поставленные в вопросах 2 и 3 задачи по квалификацииречевого поведения говорящих достаточно тривиальны. Вречеязыковом отношении из текста вытекало, что по отношению кХ-у высказываются угрозы, в том числе и соединенные стребованием передачи денег. Приведем конкретные примерыпрямых и косвенных угроз, высказываемых в адрес Л.

Примеры косвенных угроз:1. М1 - Почему ты на встречу не являешься? Когда

тебе люди назначают стрелку почему ты не приезжаешь настрелку? Почему ты прячешься дома? Я спрашиваю, тебе задаювопрос нормально. Почему ты не являешься на стрелки? Тебе людиза- забивают стрелки. Ты их игнорируешь. Почему? Тебе чтоблядь сломать нахуй или что? Панкратионовцев позвать? Я тебееще раз объясняю. Если бы за тобой не было косяков тебя почемукак собаку к батарее привязывали? А? Ты зачем довериемвоспользовался пацанов? В легавую пойдешь. Мы разберемся и слегавыми если надо. Когда ты рассчитаешься с пацанами?Полтинник когда отдашь? Давай на тебя кредит возьмем. Берем натебя кредит и ты в расчете с паца-. Давай Рост на него кредитвозьмем.

2. М1 - Жень. Ты зачем восполь-. Ты спортсмен? Тызанимаешься спортом. Ты зачем крысил? У нас не воруют у наскрысят. Я с братвы. У нас крысят. Это называется крысятничество.Ты воспользовался нашими блядь возможностями. Ты когда слюдьми рассчитаешься? Ты должен пятьдесят тысяч. Когда ты слюдьми? Давай на тебя кредит возьмем.

М* - ... (квартиры).

222

М1 - Берем на тебя кредит. Ты с пацанами отбиваешься ивсе. К тебе претензий нет. Я выставляюсь гарантом что ... получиттебя пальцем никто не тронет. По идее тебя надо сломать. Тыосознаешь что это крысятничество? Да тебя никто не тронет тебеслово даю я тебе отвечаю.

3. М1 - Ну как ты не должен? Ты воровал. Тебя зачемцепями приковывали как крысу. По идее тебя вообще сломать. Этоя еще с тобой разговариваю. Если приехали бы спортсменыони бы тебя сломали. Меня еще раз говорю Виталька Толстыйзвать.

4. М1 - Да сейчас я Дим. Подожди я сейчасразговариваю. Перезвони мне через пять минут. [заканчиваетразговаривать по телефону] Слушай сюда. Я тебе предлагаю такойвариант. Ты выставляешься гарантом. Ой поручителем в банке. Ятвой долг отдаю пацанам. Сколько баба берет. Ты простовыручаешь пацанов. Вернее как отдаешь свой долгкрысятничество. А они работают со мной. Ты. У нас не воруют унас крысят. Ты крыса. Тебя по идее надо взломать вообще тебе.Чтобы тебя сделать инвалидом. Тебе руки за это отрезать надо.Ты себя ведешь как последний гондон. Тебе люди предоставилиработу и ты воспользовался этим. Зачем ты это делал? Женя.Ответь мне на вопрос.

5. М1 - ... сломают. Я же ему объясняю что ... могутсломать просто приехать с тобой сейчас по-людски разговаривают.Люди приехали с тобой разговаривать по-людски.

6. М1 - Тебя что избить что ли или что?В данных фрагментах М1 утверждает, что М2 должен

вернуть деньги, так как он их украл. При этом он подчеркивает, чтоон приехал просто с ним поговорить, постоянно отмечая, чтосуществует возможность иных форм воздействия. На имплицитномуровне это означает следующее: «Если ты не будешь нормальноразговаривать (=не признаешь и не отдашь долг), то вопрос будетрешаться при помощи насилия». Данная угроза не выражена прямов тексте.

Примеры прямых угроз:1. М1 - Я что ты не должен? Садись в машину. А что ты боишься?Садись в машину. Я тебя сейчас прям здесь сломаю. Ты думаешь

223

я такой хлюпкий что ли или что? В машину садись пойдемпоговорим. Пойдем к машине поговорим. Я тебя, и на хуй ты ненужен. Ни хуя ты не должен. У нас крысят. У нас. Тебя что пацаны... этими. К батарее приковывали зачем? А?2. М1 - Я тебе отвечаю говорю залазь в машину сейчас людиприедут тебя сломают! Я говорю в машину залазь блядь!

Думаем, что последние примеры не требуют каких-либокомментариев, они достаточно очевидны, по нашему мнению, этодолжно быть очевидным, в том числе и для следователя. Хотяданные угрозы, безусловно, уже не связаны с требование передачиденежных средств, вопрос о том, могут ли они бытьквалифицированы по статье 119 УК РФ (Угроза убийством илипричинением тяжкого вреда здоровью) является отдельным,который носит, безусловно, юридический характер.

Таким образом, остается открытым вопрос о необходимостипривлечения специалиста в области лингвистики для решенияпоставленных вопросов: все носители языка, включая следователя,имеют собственно языковой (здесь мы пользуемсяпротивопоставлением собственно языковое / метаязыковое) опытреакции на речевые произведения, если они являются угрозами,поэтому в каком-то отношении следователь, а затем судья могутопределить, что в представленной фонограмме присутствуют какпрямые, так и косвенные угрозы. Еще раз подчеркнем, чтоописание тех случаев, когда следователь или судья могутошибаться является необходимым в том отношении, что без такогоописания невозможно определить целесообразность назначенияэкспертизы по категориям дел, связным с выявлением угрозы.

Однако, по нашему мнению, относительно даннойэкспертной ситуации может быть поставлена и другая задача.Перед лингвистом может быть поставлен вопрос о том,присутствовали ли угрозы в адрес потерпевшего ранее, в тот день,когда подозреваемые заперли потерпевшего в спортивном зале изабрали у него сотовый телефон. В этой ситуации представленныек исследованию материалы являются уже косвеннымиисточниками информации о речевом поведении подозреваемыхтакого-то числа и года. Хотя и то, что эта задача требуетпривлечения специалиста-лингвиста, тоже может вызывать

224

сомнения. Следователь имеет (или должен иметь) навык повыявлению противоречий в текстах, будь то тексты спорныхразговоров или тексты допросов или какие-либо другие тексты.Однако все-таки, так как решение этой проблемы представляеттеоретический интерес, то мы считаем необходимым описать ходрешения этой задачи. Прежде чем приступить к этому, напомним,что слово «теоретический» не означает «неприменимый кописанию того, что было», мы склонны, скорее полагать, что какраз наоборот: мы исследуем, что могут нам дать те теоретическиезнания о языке, которые мы применяем при исследованииконкретных ситуаций.

Из следующих фрагментов текста можно вывести, что вадрес Х-а были высказаны угрозы.

ФРАГМЕНТ 1М1 - Ну там было то что. Вы говорили мы тебя отпустить неможем. Я же. Я предложил бы.М3 - Нет. Потому что ...М1 - Мы тебя отпустить не можем мы тебе не доверяем (вот и все).М3 - Мы потому что мы не можем тебя оставить.М1 - Ну.М3 - С открытым клубом. Мы у тебя забра- забрали ключи.М1 - А почему я остался внутри клуба?М2 - Потому что ты сам это захотел. Ебать в рот. Ты же сказал:давайте оставьте меня здесь нахуй.М3 - Ты сказал ребята я никуда не денусь.М2 - До утра. Я никуда не денусь нахуй. Это чьи слова были?М3 - Твои слова. Жень.М2 - Чьи слова были?М1 - Я точно так же мог бы уехать а потом утром приехать.М3 - А что ты не уехал-то?М1 - Не отпустили.М3 - Как не отпустили?М2 - Тебя что (кто-то) насильно держал что ли?М3 - (Тебя) хоть раз что-то ... ударил или что... сделал Жень?[говорят одновременно]М2 - Тебя кто-то вообще что-то

225

М3 - Хоть толкнул пихнул?М2 - к тебе прикоснулся нахуй когда ты собрался уходить?М1 - Ну зато было сказано многое. Что я решил лучше не уходить.М3 - Как. Как как ... что ... было сказано ...?М1 - (Варлам) там какой-то.М3 - Как?М1 - (Варлам) какой-то.М* - Вар-[смех]М3 - Ой Женя ну ты дурак. Варлам это просто ... бомж это простознаешь это для нас это. Это как клоун. Просто ну как это?М2 - ... ну ни ни низость а г-, грубо выразился в принципемужик-то нормальный.М3 - А что ... (Варлам). А Варлама пригласить?М2 - Ну просто пригласить чтобы он караулил его.М3 - Это вот как типа.М2 - Просто прикол нахуй.[смех]М3 - Ну да страшно наверное звучит.М2 - Ты. Ты бы видел его нахуй ты бы уже ...М3 - Нет. Страшно наверное звучит.М2 - Ну Варлам ну.М1 - Вы же говорили что меня в багажник посадите в какой-то лесотвезете. Что я там останусь.М2 - А ты же говорил что ты деньги должен ...М3 - Жень. Нет. Подожди.

ФРАГМЕНТ 2М1 - Ну мне было сказано что оформишь на свое имя для наскредит. То есть кто там я не знаю.М2 - А-а.М3 - Так ты же сам согласился Жень.М2 - Ты же сам согласился.М1 - Я ничего не соглашался.М3 - Как не соглашался? Ну что ты врешь-то нагло стоишь? Тыстоишь и нагло врешь. ... наглец.М1 - Я ...М3 - Жень. Ты наглец.

226

М2 - Просто наглый (человек) невменяемый и наглый.М1 - Ну когда человеку. Когда человеку. Угрожают.М3 - Ну кто тебе угрожал Жень? Тебя хоть пальцем или что-тотронул (или) что ...М1 - Словесно словесно.М* - Как словесно?М1 - Пальцем это уже не угроза это уже. Пиздить начали. Асловесно было сказано. Что нет так значит лесок там. Оставляют влеску. В леске.М3 - Слушай Жень су- судя по твоей литературе которую тычитаешь. Ты не должен бояться таких слов.

Вероятно, что только относительно первого фрагментаможет быть сделан категорический вывод о том, что в адрес Х-абыла высказана угроза. Подозреваемые сообщают о том, что имибыло произнесено высказывание, в которое входило имя «Варлам»,при этом очевидно, что они сообщают также о том, что это имябыло произнесено в таком контексте, что слушающий(потерпевший) мог воспринять его как угрозу. Это вытекает изследующей реплики спорной фонограммы: «Страшно, наверное,звучит», а также из пояснений подозреваемых потерпевшему о том,кто такой Варлам, из наличия этих объяснений следует, чтопотерпевший ранее не знал о том, кто это такой.

В остальных двух фрагментах, очевидно, нет возможностисделать необходимо истинный вывод о наличии угроз в адрес Х-а.Поясним это. Во фрагменте номер два со стороны М3 присутствуетфакт «косвенного признания» того, что в адрес Х-а былопроизнесено высказывание, которое являлось угрозой, носмысловое соотношение реплик диалога имплицирует дверавновероятных интерпретации высказывания М3 «Слушай Женьсу- судя по твоей литературе которую ты читаешь. Ты не долженбояться таких слов»:

1. Угрозы были высказаны, но, думаю, ты не могвоспринимать их как реальную угрозу.

2. Даже, если были бы высказаны угрозы, думаю, ты не могбы их воспринимать как реальную угрозу.

Обе эти интерпретации совместимы с целевой установкой

227

высказываний подозреваемых: они пытаются доказать Х-у, что Хпризнал долг и добровольно согласился оформить на себя кредит.

Заканчивая анализ, отметим, что мы до конца не уверены вкорректности полученных выводов, более того, мы не уверены втом, что полученные результаты не являются тривиальными. Номы предпринимали этот анализ не для того, чтобы датьисчерпывающее объяснение конкретной ситуации, но скорее, длятого, чтобы еще раз показать, что выяснение эмпирическогосодержания лингвистических теорий является одной изприоритетных задач теоретической лингвистики илингвистической экспертологии как направления, котороеиспользует эти теории для объяснения конкретного речевогоповедения. Знание о том, где они (теории) применимы, а где – нет,представляет ценность для лингвистической экспертологии, азнание о том, каким фактам они «запрещают» существовать – длятеоретической лингвистики.

228

ЗаключениеЛингвистическая экспертология как область юридической

лингвистики и как область практических лингвистическихисследований стимулировала постановку определенного видапроблем, без решения которых дальнейшие исследования в этойобласти, по нашему мнению, могут оказаться неэффективными.Настоящая работа была направлена на выявление этих проблем ивыдвижение предположений по их возможному решению.

Центральной проблемой, которая следует из того, чтолингвистическая экспертология представляет собой прикладнуюобласть лингвистики, является проблема статуса лингвистическойтеории, с одной стороны, в аспекте ее соответствия / несоответствиядействительности, а с другой стороны, в аспекте ее применения дляобъяснения конкретных ситуаций. Сначала остановимся накомментарии второго выделенного нами аспекта.

В настоящее время в лингвистике, по нашему мнению,неявно доминирует взгляд, согласно которому теоретическиезнания – это сорт знаний «для-себя» и «в-себе», и они не имеютникакого значения для решения прикладных задач или, по крайнеймере, весьма слабо с ними связаны.

Разрабатывая концепцию книги, автор исходил из другойпрезумпции, согласно которой не существует ни одной прикладнойзадачи, которая не решалась бы при помощи какой-либо теории,включая теорию, основанную на обыденных представлениях опредмете исследования. Естественно, мы не считаем, чтоприкладное и теоретическое – это одно и то же, но их объединяетдостаточно важная вещь – факт. Любая теория предназначена дляописания и, что более важно, для объяснения существующихфактов, прикладные же исследования, по крайней мере, влингвистической экспертизе, направлены на ситуационноеобъяснение фактов. При этом конкретное ситуационное объяснениене может обойтись без какой-либо теории.

Таким образом, в исследовании мы исходили «из примата»теоретического, считая, что в прикладных исследованияхобязательно применяются существующие лингвистические теории(в том числе и неполные, и внутренне противоречивые, и ad hocтеории) к описанию и объяснению ситуаций или событий, которые

229

происходят в конкретное время в конкретном месте. Эта позицияможет быть обоснована тезисом о невозможности чистогоиндуктивного познания как научно-теоретического, так иобыденно-ориентационного [Поппер, 2002]. Поэтому для того,чтобы описывать какие-то конкретные ситуации необходимовыяснить, какие лингвистические теории в настоящее времякладутся в основание объяснений конкретных фактов. Анализ этоговопроса привел нас к утверждению о том, что существующиелингвистические теории, которые доминируют как в классическойтеоретической лингвистике, так и в одной из ее прикладныхобластей – лингвистической экспертизе – построены, с однойстороны, на субъективной теории истины, а с другой стороны, ониявляются реалистическими теориями. Эти два признака логическине предполагают друг друга, хотя в существующейлингвистической методологии образуют определенное единство, втом смысле, что принятые лингвистические теории ведут ксубъективизации и релятивизации лингвистических описаний.

По отношению к принципу реализма это заключается втом, что принятые теории формулируются не по отношению кфактам (событиям, которые происходят в конкретное время вконкретном месте), но по отношению к названиям этих фактов,вследствие этого в лингвистике как науке доминируетинтерпретационный, а не описательный принцип построениятеорий. Реалистический принцип поддерживается идоминирующей в лингвистике субъективной теорией истины,которая основывается, с одной стороны, на признаниисубъективности естественного языка, в том смысле, что языковаядеятельность – это деятельность, которая «пронизана»субъективным началом, и это в определенном смысле основано нафактическом положении дел, так как, очевидно, что любое речевоепроизведение порождается конкретным человеком. С другойстороны, в лингвистике как науке не ставится вопрос о ложностилингвистических теорий, что является следствием принятияценностей субъективистского плюрализма, который может бытьописан формулой «все истинно» или «все правы с какой-то точкизрения».

230

Работа основана на концепции методологическогономинализма, согласно которой названия классов явлений естьсокращения для обозначения описательных высказываний, поэтомуобщие понятия – это гипотезы, которые могут быть опровергнутыопытом, а, следовательно, вопросы реалистического характераносят словесный характер и не являются важными вопросами.Данные вопросы могут быть переформулированы в вопросы одействительности в том смысле, что при ответе на поставленныйвопрос мы высказываем предложения о действительности, которыемогут быть истинными или ложными. Последний факт (ложностьвысказываний) свидетельствует в пользу того, что мы способныпринимать какие-то высказывания в качестве истинных не потому,что нам это нам нравится или кажется полезным или в силудоговоренности, а потому что мы можем их соотносить с тем, чтопроисходит и не происходит в реальности.

Принятие данной концепции неизбежно ставит вопрос обобъяснительной продуктивности базовой лингвистическойоппозиции субъективного / объективного. С точки зренияконцепции методологического номинализма данная оппозиция неможет быть продуктивной в лингвистике, так как ментальныесостояния, например, говорящего – это тоже определенный сортсобытий, и утверждения об этих событиях являются фактическимиутверждениями в том смысле, что эти утверждения могут и немогут соответствовать фактам. Таким образом, относительноинформации, которая кодируется в конкретном сообщениипринимается гипотеза о том, что в нем (речевом сообщении)кодируется информация как о состоянии мира, так и о ментальномсостоянии человека, производящего это сообщение. Принятие этойгипотезы влечет принятие того, что эти два типа информациимогут быть в теоретическом плане описаны при помощифактических утверждений и ни один из этих типов информации неявляется более реальным или предпочтительным. Укажем также,что развиваемая теория не требует изложения ее в такой форме, вкоторой истина признается истиной относительно категории«сторона» или «аспект», другими словами, нет никакойнеобходимости излагать представленную лингвистическую теориюпримерно в таком ключе: «В любом высказывании кодируется

231

информация, с одной стороны, о мире, с другой стороны, оментальных состояниях субъекта речевой деятельности, и так каксубъект речевой деятельности – это часть мира, то информация оего ментальных состояниях тоже объективна, верно и обратное, таккак мир воспринимается конкретным человеком, иперерабатывается этим конкретным человеком, то информация омире, которая кодируется в речевом сообщении является исубъективной информацией». Такие формулировки, конечновозможны, но они ничего не добавляют к фактическомуположению дел, но касаются только характера употребления слов«субъективно» и «объективно».

Характер принятой в работе теории и определил характеррешения конкретных прикладных проблем, которые поставлены влингвистической экспертологии. Во-первых, мы стремилисьисключить все экспертные проблемы, которые сформулированы вреалистической форме, как, например: «Что такое угроза?» или«Что такое оскорбление?» и попытались переформулировать их вноминалистической форме, представить их как проблемы ореальности и эмпирических фактах. Согласно этойпереформулировке оскорбление, например, – это единица кодарусского языка в том смысле, что если говорящий пользуется этойединицей, то он обязательно вынужден вести себя определеннымобразом и если он этого не делает, то речевое произведение неспособно передать необходимую информацию, следствием этогоявляются коммуникативные неудачи. Тогда как неприличнаяформа не является единицей кода русского языка, и этот типинформации не кодируется в сообщении так же, как кодируется,например, семантический компонент женскости при употреблениислова «врачиха» или кодируется оскорбление при употребленииречевого акта «оскорбление».

Во-вторых, мы пытались обосновать тезис о том, чтореальные речевые события, относительно которых формулируютсяэкспертные задачи, не зависят от определения терминов,называющих эти явления, ни в отношении точности этихопределений (например, в лингвистике) ни относительно сферыбытования этих определений. В последнем случае мы имеем ввиду распространенный взгляд, согласно которому оскорбление

232

зависит от того, как оно определяется в лингвистике илиюриспруденции, и мы (в соответствии с этой позицией) имеем, покрайней мере, два оскорбления – юридическое и лингвистическое.

И, наконец, в-третьих, мы попытались датьноминалистическое описание конкретных явлений языка и речи,которые в настоящее время являются предметами экспертныхисследований в рамках разрешения различных юридическихкатегорий дел. В книге с различной степенью подробности описанытакие формы речевого поведения как оскорбление, угроза, призыв ид.р., осуществлена попытка семантического и прагматическогообъяснения различий между оценочными и фактитивнымивысказываниями.

Естественно, что поставленные проблемы не решены вработе полностью, прежде всего, это объясняется тем фактом, чтоэто невозможно в принципе, так как любое объяснение не являетсяокончательным объяснением, но является системой гипотез,которые совместимы со всеми известными к конкретному периодуфактами, и принимается только на основе того, что является кконкретному времени более эффективным объяснением. Но мытакже способны указать на конкретные слабые стороны вразработанной нами номиналистической концепции описанияфактов языка и речи, являющихся предметом лингвистическойэкспертизы.

Так, очевидно, что в книге до конца не решена проблемаграниц применения в качестве объяснительного принципа дляописания процессов порождения и восприятия речевыхпроизведений такой лингвистической гипотезы, как «речевой акт».Но то, что эта проблема должна быть решена не вызывает никакихсомнений. Необходимо пояснить нашу позицию по поводувысказывания «должна быть решена». Неограниченноеприменение объяснительного принципа, называемогословосочетанием «речевой акт» в итоге может привести кследующей ситуации: ничто не будет «запрещать» нам каклингвистам выделять, например, речевой акт утвержденияконкретного Х-а в конкретное время в конкретном месте.(Например, мы можем выделить речевой акт утверждения Петрова25.05.95 в 13.00 по адресу Х и т.п.), естественно, что при таком

233

подходе речевой акт лишается статуса объяснительной теории, воснове которой лежат общие высказывания формы «для всех Хверно, что…». Однако отметим, что проблема ограничений, понашему мнению, может быть решена. В частности, мы считаем, чтонам удалось обосновать тот факт, что оценка не является речевымактом, а это значит, по крайней мере, что не все является речевымактом. Безусловно, что необходимы дальнейшие разработкилингвистической теории в этом направлении.

Мы уверены, что это не единственный недостаток даннойтеории и считаем, что необходимо критическое обсуждение какможно большей части положений исследования в плане поискаответа на следующие вопросы: «Какие положения исследованияопровергаются эмпирическими фактами, то есть являютсяфактически ложными?», «Какие допускают возможноеопровержение, то есть являются содержательными(содержательными в том смысле, что претендуют на описаниереального положения дел) собственно теоретическимиположениями?». И, наконец, быть может, самый основной вопрос:«Какие положения не могут быть опровергнуты ни при какихусловиях и, соответственно, не являются эмпирическисодержательными утверждениями?»

234

ПриложениеТиповые вопросы и пределы компетенции лингвиста-экспертав рамках решения экспертных задач по различным категориям

дел

4.1. Пределы компетенция лингвиста-эксперта и типовыевопросы по делам об оскорблении (ст.ст. 130, 297, 319 УК РФ)

4.1.1 Компетенция лингвиста.В компетенцию лингвиста входит:1. Установление отнесенности спорного высказывания /

текста к конкретному лицу.2. Установление отсутствия / наличия речевого акта

оскорбления.3. Установление формы передачи информации –

приличная / неприличная.В компетенцию лингвиста не входит:А) Юридическая квалификация материала.В лингвистической экспертизе не допускаются выводы о

том, что Х намеренно (умышленно) оскорбил У, так какквалификация умысла (прямого или косвенного) являетсяюридической квалификацией и не входит в компетенциюлингвиста-эксперта. Не допускаются также выводы обоправданности / неоправданности речевого поведения инвектора.Такие выводы входят в компетенцию суда, лингвист лишь можетуказать в качестве экспертной инициативы на факты, которые, поего мнению, значимы для рассмотрения дела по существу.Например, «По существу дела считаем нужным отметить, чторечевому акту оскорбления Х-ом У-а предшествовал речевой актоскорбления У-ом Х-а». Оправдывает ли такое положение дел Х -а,входит в компетенцию суда.

Б) Определение возможного психологического состоянияинвектума.

Определение возможного психологического состоянияинвектума также не входит в пределы компетенциилингвиста-эксперта. Кроме того, что установление фактапсихологического ущерба входит в компетенцию психологии исуда (при оценке степени причиненного ущерба), вывод,

235

сформулированный следующим образом: «Фраза (слово) Хспособна причинить ущерб (=может быть оскорбительной(=обидной) для лица)», вероятно, бессодержателен. Тот факт, чтодля Х-а фраза может быть обидной не нуждается в обосновании,когда Х написал заявление о возбуждении уголовного дела пооскорблению. В принципе данный ответ мог бы бытьположительным в том смысле, что способен был нести позитивнуюинформацию, когда были бы установлены ситуации, в которых Хне имеет права обижаться, но такой юридический подход кпроблеме оскорбления на данном этапе вряд ли возможен (впринципе остается проблемой, насколько он целесообразен).

4.1.2. Типовые вопросы к лингвисту-эксперту:Выделяются следующие три группы вопросов к

лингвисту-эксперту.1. Первая группа вопросов направлена на установление

факта отнесенности (=адресованности) спорного высказывания кконкретному лицу. Данное экспертное задание формулируется, какправило, в следующих вопросах.

А) Содержит ли текст информацию о конкретном Х -е?Б) Можно ли по имеющимся в тексте различным

номинациям установить что речь идет о конкретном Х -е?В) Относится ли фраза к конкретному Х-у (=адресована ли

фраза конкретному лицу?)?2. Вторая группа вопросов связанна с установлением

наличия / отсутствия речевого акта оскорбления.Сюда входят следующие вопросы:А) Оскорбительна ли фраза Х?Б) Является ли высказывание оскорбляющим честь и

достоинство лица, к которому оно обращено?Б) Представляют ли собой (являются ли) высказывания

оскорблением?Отвечая на вопрос А необходимо учитывать, что его можно

понимать двояко: а) как определение психологического состоянияинвектума (обидно / необидно) и б) как выяснение наличия /отсутствия речевого акта оскорбления. Целесообразно под этимвопросом понимать квалификацию спорного текста / высказыванияс точки зрения наличия / отсутствия в нем речевого акта

236

оскорбления, в силу изложенных в разделе о пределах компетенциилингвиста соображений.

1. Третья группа вопросов связана с установлениемналичия / отсутствия неприличной формы в спорном высказывании(тексте).

А) Имеется ли в тексте негативная оценка личности,выраженная в неприличной форме противоречащей правиламречевого поведения, принятым в обществе?

Б) Имеется ли в тексте негативная (бранная, неприличнаялексика)?

В) В какой форме, приличной или неприличной, быловысказано суждение в адрес Х?

Г) Имеются ли в тексте бранные слова и выражения,словесные конструкции с оскорбительным переносным значениемили оскорбительной эмоциональной окраской?

Д) Носит ли высказывание неприличный характер?При ответе на вопрос о форме выражения

коммуникативного намерения целесообразно учитывать, чтоконцепт «неприличная форма» не имеет в лингвистикеопределенного содержания и фактически не разработан какконцепт, утверждающий что-то о свойствах высказываний илилексем русского языка, но очевидно, неприличными являются:

А) обсценные слова и выражения;Б) непристойные слова и выражения.В связи с тем, что признак неприличная форма является в

уголовно-правовом аспекте квалифицирующим, а именно введендля определения того факта, что деяние относится к разрядупреступлений, так как обладает общественной опасностью, приэтом моральный вред может быть компенсирован и вгражданско-правовом порядке (ст. 151 ГК РФ) рекомендуется вкачестве неприличной формы квалифицировать высказывания,которые содержат два названных выше класса единиц (списоклексем и выражений русского языка, которые являютсянеприличным, приведен в Приложении с….), относительноостальных единиц, которые могут вызвать какие-либо сомнениярекомендуется использовать право отказа от дачи заключения ст.57. п. 3(6) УПК РФ.

237

4.2. Пределы компетенции лингвиста-эксперта итиповые вопросы по делам о распространении не

соответствующих действительности порочащих сведений (ст.152 ГК РФ) и клевете (ст.ст. 129, 298 УК РФ)

4.2.1. Компетенция лингвиста-эксперта. В рамкахданной категории дел предметом исследования является речевоеповедение автора спорного текста. В компетенцию лингвиставходит установление следующих фактов:

1) содержание конкретного спорного высказывания либоконкретной спорной единицы высказывания (текста);

2) наличие / отсутствие негативной информации оконкретном лице / субъекте делового оборота;

3) отношение (относится или нет?) негативнойинформации к конкретному лицу;

4) способ выражения информации оценочное суждение(мнение, убеждение) / утверждение о фактах.

Таким образом, лингвист квалифицирует речевоеповедение в следующих аспектах:

А) автор речевого произведения передает негативнуюинформацию о конкретном лице, негативная информациявыражена в форме утверждения о фактах (утверждается наличиеситуаций, имевших / имеющих место в реальности, негативнохарактеризующих конкретное лицо).

Б) автор речевого произведения передает негативнуюинформацию о конкретном лице, негативная информациявыражена в форме оценочного суждения (производится негативнаяоценка ситуаций, с которыми была связана (или связана в данныймомент конкретная личность) или оценка самой личности нашкалах хорошо / плохо, достоверно / вероятно и т.п.

В пределы компетенции лингвиста не входит:1) Юридическая квалификация речевого поведения.Лингвист не может установить:- порочат ли спорные сведения честь конкретного лица,

238

- умаляют ли спорные сведения достоинство конкретноголица;

- наносят ли (способны ли нанести) спорные сведения вредделовой репутации субъекта делового оборота;

2) Юридическая и морально-этическая квалификациявыраженной в тексте информации.

Лингвист не может установить:- содержится ли в тексте информация о нарушении

конкретным лицом или субъектом делового оборота действующегозаконодательства;

- содержится ли в тексте информация о нарушенииконкретным лицом или субъектом делового оборотаморально-этических норм и принципов.

3) Гносеологические характеристики спорныхвысказываний.

Лингвист не может установить:- проверяемо или нет конкретное спорное высказывание на

предмет его соответствия действительности.4.2.2. Типовые вопросы1. Содержатся ли в статье «...» негативная информация о

лице? В каких конкретно высказываниях содержится негативнаяинформация?

2. Можно ли по имеющимся в тексте различнымноминациям установить что речь идет о конкретном Х -е?

3. Относится ли фраза к конкретному Х-у (=адресована лифраза конкретному лицу?)?

4. Содержатся ли в статье «...» негативная информация оделовой репутации юридического лица / общественнойорганизации / фирмы / учреждения «...» (название)?

5. В какой форме – утверждения о фактах или оценочногосуждения – представлена информация?

4).6. Пределы компетенции и типовые вопросы по деламо призывах к экстремистской деятельности, а такжевозбуждении расовой, религиозной, национальной и

социальной ненависти и вражды (ст.ст. 280, 282 УК РФ)

239

4.3.1. В компетенцию лингвиста входит:А) Установление наличия / отсутствия призывов в спорном

речевом произведении.Б) Установление наличия / отсутствия речевых актов

оскорбления по отношению к какой-либо группе лиц,объединенных на основе расовых, религиозных, социальныхпризнаков.

В компетенцию лингвиста не входит:А) Установление содержания призывов:- являются ли выявленные призывы призывами к

насильственному изменению основ конституционного строя РФ;- являются ли выявленные призывы призывами к

нарушению целостности РФ;- являются ли выявленные призывы призывами, ведущими

к нарушению прав, свобод и законных интересов человека игражданина в зависимости от его социальной, расовой,национальной, религиозной или языковой принадлежности илиотношения к религии

- являются ли действия, к которым автор спорного речевогопроизведения призывает неопределенную группу лицэкстремистскими действиями и др.

Данные вопросы имеют отношение к сфере компетенцииюриста, и не входят в пределы специальных познаний лингвиста,так как последний, не имея юридического образования, не знает,например, могут ли конкретные призывы вызвать действия,которые способны привести к насильственному изменению основконституционного строя РФ.

Б) Установление реальных (=некоммуникативных)намерений говорящего:

- Направлено ли спорное речевое произведение нанасильственное изменение основ конституционного строя инарушение целостности Российской Федерации?

- Направлено ли спорное речевое произведение навозбуждение социальной, расовой, межнациональной розни?

- Можно ли утверждать, что автор сознательно ицеленаправленно стремился возбудить ненависть и вражду поотношению к людям той или иной нации, вероисповеданию,

240

унизить их человеческое достоинство, исходя из национальности,происхождения, отношения к религии, если да, то, что об этомсвидетельствует?

Эти вопросы также относятся к сфере компетенции юристаи связаны с установлением формы вины, фактически за этимивопросами стоят следующие вопросы: «Хотел ли говорящийразжечь межнациональную рознь, произнося высказывание Х?»или «Хотел ли говорящий, чтобы были захвачены властныеполномочия, когда произносил высказывание Х?» Лингвист неможет ответить на эти вопросы, поскольку язык можетиспользоваться неискренне, таким образом, из наличия призыва невытекает желание призывать (кто-то, например, может призыватьпод угрозой).

В) Установление способности призывов побуждатьнеопределенную группу лиц к конкретным действиям либоустановление способности действий, к которым призывают вспорном речевом произведении, приносить ущерб общественнымотношениям:

- Способны ли данные действия (призывы к действиям)вызвать социальную, расовую, национальную или религиознуювражду, рознь?

- Какова характеристика речевого произведения в целом сточки зрения возможности, невозможности быть средствомразжигания национальной, расовой и религиозной ненависти ивражды?

В компетенцию лингвиста-эксперта не входит оценкавозможности / невозможности (а также характеристика возможных)негативных последствий, которые способно повлечь исследуемоеречевое произведение. Очевидно, что такая возможность зависит отмногих факторов, в том числе, например, и от экономической иполитической стабильности в стране. Однако, так как составпреступлений, предусмотренных ст.ст. 280 и 282 формальный, товопросы группы В избыточны, так как наступление реальныхпоследствий и установление причинно-следственных связей междуречевым произведением и этими последствиями не являетсянеобходимым.

Типовые вопросы:

241

1. Имеются ли в спорном речевом произведениивысказывания оскорбительного характера по отношению к лицамкакой-либо национальности, этнической или социальной группы?

2. Является ли спорное речевое произведение призывом?3. Создается ли в спорном речевом произведении образ

врага?

4.4. Пределы компетенции лингвиста и типовыевопросы по делам, связанным с квалификацией угрозы

Так же как и в предыдущих случаях, в случае установленияв спорном речевом произведении наличия / отсутствия угрозы,предметом исследования является речевое поведение автораспорного сообщения.

В компетенцию лингвиста в данном случае входиттолько один вопрос: «Содержит ли спорное речевое произведенияугрозы?». Таким образом, лингвист способен установить только тообстоятельство, что говорящий в речевом отношении вел себятаким образом, что высказывал в адрес Х-а угрозы.

В компетенцию лингвиста не входит.1. Оценка состояния воспринимающего угрозу: лингвист не

может установить, воспринимал ли Х угрозу как реальную.2. Содержание угрозы. Является ли угроза угрозой

причинения легкого вреда здоровью или угрозой применениянасилия, опасного для жизни или здоровья и др.

Эти вопросы носят юридический характер и не могут бытьрешены лингвистом-экспертом.

242

Список литературыАверьянова, Т.В. Судебная экспертиза: Курс общей теории

/ Т.В. Аверьянова. – М. : Норма, 2006. – 480 с.Антология речевых жанров: повседневная

коммуникация. – М.: Лабиринт, 2007. – 320 с.Апресян, Ю.Д. Идеи и методы структурной лингвистики /

Ю.Д. Апресян. – М., 1966.Апресян, Ю.Д. Лексическая семантика: синонимические

средства языка / Ю.Д. Апресян. – М., 1974.Артеменко, Н.В., Минькова, А.М. Спорные вопросы

применения нормы об освобождении от уголовной ответственностив связи с примирением с потерпевшим / Н.В. Артеменко,А.М. Минькова // Справочно-правовая система КонсультантПлюс.

Арутюнова Н.Д. Лингвистические проблемы референции /Н.Д. Арутюнова // Новое в зарубежной лингвистике. Выпуск 13. –М., 1982. – С.10-33.

Арутюнова, Н.Д. Предложение и его смысл /Н.Д. Арутюнова – М., 1976.

Арутюнова, Н.Д. Типы языковых значений. Оценка.Событие. Факт / Н.Д. Арутюнова – М., 1988.

Баранов А.Н. Лингвистическая экспертиза текста: теория ипрактика: учеб. пособие / А.Н. Баранов. – М.: Флинта: Наука, 2007.– 592 с.

Белкин, Р.С. Курс криминалистики. – Т 2.– М., 1997. – С.289-345.

Белкин, Р.С. Собирание, исследование и оценкадоказательств / Р.С. Белкин. – М., 1966.

Бринев К.И. Лингвистическая экспертиза: типыэкспертных задач и методические презумпции / К.И. Бринев //Юрислингвистика-9: Истина в языке и праве: Межвузовскийсборник научных трудов./ под ред. Н.Д. Голева. – Кемерово;Барнаул: Изд-во Алт. Ун-та, 2008. – С.232-249.

Бринев, К.И. Реклама в парадигме инвективности /К.И. Бринев // Юрислингвистика 8 : Русский язык и современноероссийское право: Сб. научных трудов / Под ред. Н.Д. Голева. –Барнаул: Изд-во Алт. ун-та,. – Барнаул, 2007. – С.402-405.

243

Бринев, К.И. Судебная лингвистическая экспертиза поделам об оскорблении. Оскорбление в метасознании лингвиста[Электронный ресурс] // http://pusic.ucoz.ru /

Бринев, К.И. Честный юрист в думе (анализ предвыборнойлистовки) / К.И. Бринев // Юрислингвистика 7 : Язык как феноменправовой коммуникации: Сб. научных трудов / Под ред. Н.Д.Голева. – Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2006. – С. 268-275.

Вежбицка, А. Дескрипция или цитация / А. Вежбицка //Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 13. – М., 1982.

Вежбицка, А. Речевые жанры [в свете теорииэлементарных смысловых единиц] / Вежбицка А. // Антологияречевых жанров. – М.: Лабиринт, 2007. – С.68-81.

Венгеров А.Б. Теория государства и права: Учебник дляюридических вузов / А.Б. Венгеров. – М.: Юриспруденция, 2000. –528 с.

Вольф, Е.М. Функциональная семантика оценки /Е.М. Вольф. – М., 1985.

Вригт, Г.Х. фон Нормы, истина и логика / Г.Х. фон Вригт// Логико-философские исследования. Избранные труды. – М.,1986.

Галяшина, Е.И. Лингвистика против экстремизма /Е.И. Галяшина. – М., 2006.

Галяшина, Е.И. Основы судебного речеведения:Монография / Галяшина Е.И. – М.: СТЭНСИ, 2003. – 236 с.

Галяшина, Е.И. Правовой статус судебнойлингвистической экспертизы / Галяшина Е.И. // Цена слова. – М.:СТЭНСИ, 2002. – С. 228-237.

Голев, Н.Д. Антиномии русской орфографии / Н.Д. Голев.– М.: Едиториал УРСС, 2004. – 160 с.

Голев, Н.Д. «Взял для себя все» // Юрислингвистика-5:Юридические аспекты права и лингвистические аспекты языка: Сб.научных трудов / Под ред. Н.Д. Голева. – Барнаул: Изд-во Алт.ун-та, 2004. – С. 246-251.

Голев, Н.Д. «…Восстать, вооружиться, победить…»:Шекспир и экстремизм / Н.Д. Голев // Юрислингвистика 8: русскийязык и современное российское право Межвузовский сборник

244

научных трудов / Под ред. Н.Д. Голева. – Барнаул: Изд-во Алт.ун-та, 2007. – С. 412-416.

Голев, Н.Д. Об объективности и легитимности источниковлингвистической экспертизы / Голев Н.Д. // Юрислингвистика -3 :Проблемы юрислингвистической экспертизы : Межвузовскийсборник научных трудов / Под ред. Н.Д. Голева. – Барнаул: Изд-воАлт. ун-та, 2002. – С. 14-29.

Голев, Н.Д. От редактора: Актуальные проблемыюрислингвистической экспертизы / Голев Н.Д. //Юрислингвистика-3: Проблемы юрислингвистическойэкспертизы: Межвузовский сборник научных трудов / Под ред. Н.Д.Голева. – Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2002. – С. 5-14.

Голев, Н.Д. Юридический аспект языка в лингвистическомосвещении Юрислингвистика: проблемы и перспективы : Межвуз.сб. научных трудов / Под ред. Н.Д. Голева. – Барнаул.: Изд-во Алт.ун-та, 1999. – С. 7-38.

Голев, Н.Д. Юридизация естественного языка какюрислингвистическая проблема / Голев Н.Д. //Юрислингвистика-2: русский язык в его естественном июридическом бытии : Межвузовский сборник научных трудов /Под ред. Н.Д. Голева. – Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2000. – С. 9-46.

Гридина, Т.А., Третьякова, В.С. Принципылингво-когнитивного анализа конфликтного высказывания /Т.А. Гридина, В.С. Третьякова // Юрислингвистика-3: Проблемыюрислингвистической экспертизы : Межвузовский сборникнаучных трудов / Под ред. Н.Д. Голева. – Барнаул.: Изд-во Алт.ун-та, 2002. – С.55-65.

Доронина, С.В. Залежалый товар / С.В. Доронина //Юрислингвистика-5: юридические аспекты языка илингвистические аспекты права : Межвузовский сборник научныхтрудов / Под ред. Н.Д. Голева. – Барнаул : Изд-во Алт. ун-та, 2004.– С. 271-280.

Доронина, С.В. Инвективная функция насмешки ипроблемы ее экспертной оценки / С.В. Доронина //Юрислингвистика-3 : Проблемы юрислингвистической экспертизы: Межвузовский сборник научных трудов / Под ред. Н.Д. Голева. –Барнаул : Изд-во Алт. ун-та, 2002, с. 77-85.

245

Жельвис, В.И. Инвектива / В.И. Жельвис // Антологияречевых жанров. – М.: Лабиринт, 2007. – С. 187-195.

Жельвис, В.И. Слово и дело: юридический аспектсквернословия / В.И. Жельвис // Юрислингвистика-2 : русский языкв его естественном и юридическом бытии : Межвуз. сб. научныхтрудов / Под ред. Н.Д. Голева. – Барнаул. : Изд-во Алт. ун-та, 2000.– С. 223-236.

Зинин, А.М., Омельянюк, Г.Г., Пахомов, А.В. Введение всудебную экспертизу / А.М. Зинин, Г.Г. Омельянюк, А.В. Пахомов– М., 2002.

Ивин, А.А. Логика [Электронный ресурс] //http://psylib.org.ua/books/ivina01/index.

Иссерс, О.С. Свобода слова : две стороны медали(оскорбление в зеркале юриспруденции и лингвистики) /О.С. Иссерс // Юрислингвистика 1: проблемы и перспективы :Межвуз. сб. научных трудов / Под ред. Н.Д. Голева. – Барнаул. :Изд-во Алт. ун-та, 1999. – С. 40-53.

Кирилин, К.А. Опровержение и ответ как механизмреализации информационных прав личности : «де-юре» и«де-факто» / К.А. Кирилин // Юрислингвистика-3 : Проблемыюрислингвистической экспертизы : Межвузовский сборникнаучных трудов / Под ред. Н.Д. Голева. – Барнаул : Изд-во Алт.ун-та, 2002. – С. 172-188.

Комментарий к Уголовному кодексу РоссийскойФедерации, 7-е издание, переработанное и дополненное,ответственный редактор - председатель Верховного СудаРоссийской Федерации В.М. Лебедев [Электронный ресурс] //Справочно-правовая система КонсультантПлюс.

Коряковцев, А.В. Головачева, О.В. К проблемеинвективного функционирования языка и лексикографическогоописания русской инвективной лексики / А.В. Коряковцев,О.В. Головачева // Юрислингвистика-5 : юридические аспектыязыка и лингвистические аспекты права. – Барнаул: Изд-во Алт.ун-та, 2004. – С. 216-226.

Кречетов, Д.В. Честь и достоинство (исторический аспект)/ Д.В. Кречетов // Юрислингвистика-2 : русский язык в его

246

естественном и юридическом бытии. – Барнаул: Изд-во Алт. ун-та,2000. – С. 113-117.

Кусов, В.Г. Коммуникативная перверсия как способдиагностики искажения при оскорблении / В.Г. Кусов //Юрислингвистика-6 : инвективное и манипулятивноефункционирование языка : Межвузовский сборник научных трудов/ Под ред. Н.Д. Голева. – Барнаул : Изд-во Алт. ун-та, 2005. – С.44-56.

Лакофф, Д. Женщины, огонь и опасные вещи. Чтокатегории языка говорят нам о категориях мышления /Дж. Лакофф. – М.: Едиториал УРСС, 2004.

Лакофф, Дж., Джонсон, М. Метафоры, которыми мыживем / Дж. Лакофф, М. Джонсон. – М.: Издательство ЛКИ, 2008. –256 с.

Лебедева, Н.Б. Полиситуативность глагольной семантики(на материале русских префиксальных глаголов) / Н.Б. Лебедева. –Томск: Изд-во Том. ун-та, 1999.

Матвеева, О.Н. Статья «Комментарий «СК»» /О.Н. Матвеева // Цена слова. – М.: СТЭНСИ, 2002. – С.184-190.

Мельчук, И.А. Опыт теории лингвистических моделей«СМЫСЛ ↔ТЕКСТ» / И.А. Мельчук. – М., 1974.

Наумов, А.В. Практика применения уголовного кодексаРоссийской Федерации. Комментарий судебной практики идоктринальное толкование. Под редакцией президента адвокатскойпалаты г. Москвы, заслуженного юриста российской федерацииГ.М. Резника / А.В. Наумов // Справочно-правовая системаКонсультантПлюс.

Остин, Дж. Как совершать действия при помощи слов /Д.ж. Остин // Избранное. – М., 1999.

Понятие чести и достоинства, оскорбления иненормативности в текстах права и средств массовойинформации / Авт.-сост.А.А. Леонтьев, В.Н. Базылев, Ю.А.Бельчиков, Ю.А. Сорокин; Отв. ред. А.К. Симонов. – М., 1997.

Поппер, К.Р. Историческое объяснение / К.Р. Поппер //Эволюционная эпистемология и логика социальных наук: КарлПоппер и его критики — М.: Эдиториал УРСС, 2006. – С 330-340.

247

Поппер, К.Р. Логика и рост научного знания / К.Р. Поппер.– М., 1983.

Поппер, К. Нищета историцизма / К.Р. Поппер. – М., 1993.Поппер, К.Р. Предположения и опровержения: Рост

научного знания / К.Р. Поппер. – М.: ООО «Издательство АСТ»:ЗАО НПП «Ермак», 2004. – 638 с.

Поппер, К.Р. Объективное знание. Эволюционный подход./ К.Р. Поппер. — М.: Эдиториал УРСС, 2002. — 384 с.

Поппер, К.Р. Открытое общество и его враги. Т. 2: Времялжепророков: Гегель, Маркс и другие оракулы / К.Р. Поппер. — М.:Феникс, Международный фонд «Культурная инициатива», 1992. —528 с.

Постатейный комментарий к уголовному кодексуРоссийской Федерации под руководством Н.А. Громова //Справочно-правовая система КонсультантПлюс.

Ратинов, А.Р. Экспертиза текстов массовой информации –необходимое условие подлинного правосудия / А.Р. Ратинов // Ценаслова. – М.: СТЭНСИ, 2002. – С.. 211-221.

Рассел, Б. Философия логического атомизма / Б. Рассел //Избранные труды. – Новосибирск: Сиб. унив. изд-ство, 2007. – С.121 – 223.

Рассел, Б. Человеческое познание его сфера и границы /Б. Рассел. – Киев.: Ника-Центр, 1997. – 560 с.

Россинская, Е.Р. Судебная экспертиза в гражданском,арбитражном, административном и уголовном процессе /Е.Р. Россинская. – М.: Норма, 2008. – 688 с.

Серль, Дж. Р. Классификация иллокутивных актов / Дж.Р. Серль // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 17. – М., 1986.

Сорокотягина, Д.А., Сорокотягин, И.Н. Судебнаяэкспертиза: Учебное пособие / Д.А. Сорокотягина,И.Н. Сорокотягин. – Ростов-на-Дону: Феникс, 2006. – 336 с.

Сыпченко, С.В. Из опыта судебной лингвистическойэкспертизы публицистических произведений (О проблемахлингвистической экспертизы как прикладного направленияюрислингвистики). Юрислингвистика: проблемы и перспективы :

248

Межвуз. сб. научных трудов / Под ред. Н.Д. Голева. – Барнаул :Изд-во Алт. ун-та. – 1999. – С.230-240.

Сыпченко, С.В. О типах инвективных текстов как объектелингвистической экспертизы / Сыпченко С.В. //Юрислингвистика-2 : русский язык в его естественном июридическом бытии: Межвузовский сборник научных трудов / Подред. Н.Д. Голева. – Барнаул : Изд-во Алт. ун-та, 2000. – С. 244-253.

Фомичева, М.А. Угроза как способ совершенияпреступления (основания криминализации, виды и характеристика)/ М.А. Фомичева. – Владимир, 2007. – 176 с.

Цена слова – М.: СТЭНСИ, 2002. – 336 с.Чернышова, Т.В. Стилистический анализ как основа

лингвистической экспертизы конфликтного текста /Т.В. Чернышова // Юрислингвистика-2 : русский язык в егоестественном и юридическом бытии: Межвузовский сборникнаучных трудов / Под ред. Н.Д. Голева. – Барнаул : Изд-во Алт.ун-та, 2000. – С. 236-244.

Чернышова, Т.В. Юрислингвистическая экспертизагазетно-публицистических текстов с неявной коммуникативнойфункцией высказывания / Т.В. Чернышова // Юрислингвистика-3 :Проблемы юрислингвистической экспертизы : Межвузовскийсборник научных трудов / Под ред. Н.Д. Голева. – Барнаул : Изд-воАлт. ун-та, 2002.С. 42-55.

Шляхов, А.Р. Судебная экспертиза: организация ипроведение / А.Р.Шляхов. – М., 1979.

Юрислингвистика–2: русский язык в его естественном июридическом бытии: Межвуз. сб. науч. тр. / Под ред. Н.Д. Голева.Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2000. 273 с.

Юрислингвистика-3: Проблемы юрислингвистическойэкспертизы: Межвузовский сборник научных трудов / Под ред. Н.Д.Голева. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2002. – 263 c.

Юрислингвистика-5: лингвистические аспекты права июридические аспекты языка Сб. научных трудов / Под ред. Н.Д.Голева .- Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2004. – 354 с.

249

Юрислингвистика 6: инвективное и манипулятивноефункционирование языка / под ред. Н.Д. Голева. – Барнаул : Изд-воАлт. ун-та, 2005. – 419 с.

Юрислингвистика 7: язык как феномен правовойкоммуникации / под ред. Н.Д. Голева. – Барнаул : Изд-во Алт.ун-та, 2006.

Юрислингвистика 8 : русский язык и современноероссийское право / под ред. Н.Д. Голева. – Барнаул : Изд-во Алт.ун-та, 2007.

Юрислингвистика-9: Истина в языке и праве :межвузовский сборник научных трудов / под ред. Н.Д. Голева. –Кемерово; Барнаул : Изд-во Алт. ун-та, 2008. – 454 с.

Нормативные акты и судебная практика:Арбитражный процессуальный кодекс Российской

Федерации [Текст] // "Собрание законодательства РФ",29.07.2002, N 30, ст. 3012.

Вопросы организации производства судебных экспертизв экспертно-криминалистических подразделениях органоввнутренних дел Российской Федерации: Приказ МВД РФ от 29июня 2005 г. № 511 [Текст] // Российская газета, №191, 30.08.2005

Гражданский кодекс Российской Федерации (Часть 1)[Текст] // Собрание законодательства РФ", 05.12.1994, N 32, ст.3301,

Гражданский процессуальный кодекс РоссийскойФедерации [Текст] // Собрание законодательства РФ, 18.11.2002, N46, ст. 4532,

Кассационное определение Верховного СудаРоссийской Федерации от 20 ноября 2007 г. N 41-о07-84 [Текст]// Справочно-правовая система КонсультантПлюс.

Об утверждении перечня родов (видов) экспертиз,выполняемых в государственных судебно-экспертныхучреждениях Министерства юстиции Российской Федерации, иперечня экспертных специальностей, по которымпредоставляется право самостоятельного производствасудебных экспертиз в государственных судебно-экспертныхучреждениях министерства юстиции российской федерации:

250

Приказ Министерства юстиции РФ от 14 мая 2003 г. № 114 //Справочно-правовая система КонсультантПлюс.

О государственной судебно - экспертной деятельности вроссийской федерации: Федеральный закон от 30.12.2001 N196-ФЗ // Собрание законодательства РФ", 04.06.2001, N 23.

О противодействии экстремистской деятельности:Федеральный закон от 25 июля 2002 года N 114-ФЗ // Собраниезаконодательства РФ – 2002. – N 30. – Ст. 3031.

О рекламе: Федеральный закон от 13 марта 2006 года N38-ФЗ // Собрание законодательства РФ.– 2006.– N 12.– Ст. 1232.

О судебной практике по делам о защите чести идостоинства граждан, а также деловой репутации граждан июридических лиц: Постановление Пленума Верховного Суда РФот 24.02.2005 №3 [Текст] // Российская газета", № 50, 15.03.2005.

О судебной практике по делам о краже, грабеже иразбое: Постановление Пленума Верховного Суда РоссийскойФедерации от 27 декабря 2002 г. № 29 // Справочно-правоваясистема КонсультантПлюс.

Постановление Президиума Верховного СудаРоссийской Федерации от 19 сентября 2007 г. № 390-п07 //Справочно-правовая система КонсультантПлюс.

Уголовный кодекс Российской Федерации // Собраниезаконодательства РФ", 17.06.1996, N 25, ст. 2954.

Уголовно-процессуальный кодекс РоссийскойФедерации // Собрание законодательства РФ, 24.12.2001, N 52 (ч.I), ст. 4921.

Список условных сокращенийАПК РФ – арбитражный процессуальный кодекс

Российской ФедерацииГК РФ – Гражданский кодекс Российской федерацииГПК РФ – Гражданский процессуальный кодекс

Российской ФедерацииКоАП РФ – Кодекс Российской Федерации об

административных правонарушенияхСК РФ – Семейный кодекс Российской Федерации

251

ТК РФ – Трудовой кодекс Российской ФедерацииУИК РФ – Уголовно-исполнительный кодекс Российской

ФедерацииУК РФ – Уголовный кодекс Российской ФедерацииУПК РФ – Уголовно-процессуальный кодекс Российской

Федерации

252

Научное издание

Константин Иванович Бринев

Теоретическая лингвистикаи судебная лингвистическая экспертиза

Монография

Под редакцией Н.Д. Голева

Ответственный за выпуск Л.В. Скорлупина

Подписано в печать 16.01.2009 г.Объём 15,1 п.л. Формат 60х84/16. Бумага офсетная.

Гарнитура Таймс. Тираж 500 экз. Заказ № 3Отпечатано в типографии «Концепт», г. Барнаул,

ул. Молодёжная, 85,т. 36-82-51