Книги раздела Электронная библиотека Информация о книге

Иоффе О.С. Избранные труды по гражданскому праву: Из истории цивилистической мысли. Гражданское правоотношение. Критика теории "хозяйственного права" Маковский А. Л. Предисловие

Из истории цивилистической мысли. Юриспруденция Древнего Рима

Цивилистическая доктрина феодализма

Цивилистическая доктрина промышленного капитализма

1. Общая характеристика

2. Правовой дуализм и его доктринальное отражение

3. Основные специальные проблемы буржуазной цивилистики

А. Правосубъектность

Б. Право собственности

В. Договор

Цивилистическая доктрина империализма

I. Общая характеристика

II. Гражданская правосубъектность

III. Право собственности

IV. Договоры

Развитие цивилистической мысли в СССР (часть I)

Глава I. Общая характеристика

§ 1. Источники советской цивилистической теории

§ 2. Основные направления и этапы развития советской цивилистической мысли

Глава II. Учение о сущности советского гражданского права

§ 1. Первая кодификация советского гражданского законодательства и определение понятия советского гражданского права

§ 2. От первой до подготовки второй кодификации советского гражданского законодательства

§ 3. Развитие учения о гражданском праве в условиях подготовки и проведения второй кодификации советского гражданского законодательства

Глава III. Учение о гражданской правосубъектности

§ 1. Правосубъектность граждан

§ 2. Правосубъектность социалистических организаций

Развитие цивилистической мысли в СССР (часть II)

Глава 1. Учение о праве собственности

§ 1. Понятие и виды права собственности

§ 2. Социалистическая собственность

§ 3. Личная собственность

Глава 2. Учение об обязательствах

1. Понятие и виды обязательства

§ 2. Договоры

§ 3. Ответственность

ГРАЖДАНСКОЕ ПРАВООТНОШЕНИЕ

Правоотношение по советскому гражданскому праву

Глава I. Общественная природа правового отношения. Правовое отношение как особый вид общественных отношений

Глава II. Основные черты и структурные особенности гражданского правоотношения. Отношения административного и гражданского права

Глава III. Содержание гражданского правоотношения. Воля и интерес в отношениях гражданского права

Глава IV. Объект. Гражданско-правовое значение вещей и их свойств

Глава V. Субъектный состав гражданских правоотношений. Абсолютные и относительные права

Глава VI. Юридические факты. Основания возникновения гражданских прав и правоотношений

Спорные вопросы учения о правоотношении КРИТИКА ТЕОРИИ "ХОЗЯЙСТВЕННОГО ПРАВА"

Правовое регулирование хозяйственной деятельности в СССР

Введение

§ 1. К истории вопроса

§ 2. Хозяйственное законодательство и система советского права

§ 3. Хозяйственное законодательство и система советской юридической науки

§ 4. Хозяйственное законодательство и практика

Иоффе О. С., Красавчиков О. А. "О критике науки и научности критики"

Список трудов О.С. Иоффе

Оглавление | Следующая »

Иоффе О.С. Избранные труды по гражданскому праву: Из истории цивилистической мысли. Гражданское правоотношение. Критика теории "хозяйственного права"

Маковский А. Л. Предисловие Не так давно мысль о необходимости предварить издание работ Олимпиада Соломоновича Иоффе какими-либо словами, кроме слов благодарности ученика Учителю, показалась бы странной.

Но сегодня весьма вероятно, что те, кому меньше сорока, не видят за охотно цитируемыми работами профессора О.С. Иоффе их живого автора и не вполне представляют влияние, которое он оказал и продолжает оказывать на отечественное право. Причина этого - в том полузабвении, в котором имя О.С. Иоффе оказалось на родине после его вынужденного отъезда в 1981 г. в США. В полном соответствии с официальными нравами того времени выдающийся ученый был подвергнут остракизму. Всякое упоминание о нем в литературе, мягко говоря, не поощрялось, а новые книги, которых за это время Олимпиад Соломонович написал, наверное, больше десяти, в советские библиотеки не допускались. Из науки пытались вычеркнуть имя человека, чьи многочисленные труды, обширная научная и педагогическая деятельность во многом определяли лицо советской цивилистики 50 - 70-х годов и продолжают влиять на развитие этой науки по сей день, ибо , а многочисленные ученики О. С. Иоффе работают в самых разных местах бывшего СССР.

* * * По очевидным всем обстоятельствам в первые послевоенные годы среди преподавателей юридического факультета Ленинградского университета почти не было молодых. Ядро кафедры гражданского права составляли люди по нашим тогдашним представлениям вполне преклонного возраста - А. В. Венедиктов, С. И. Аскназий, В. К. Райхер, Н. В. Рабинович, Л. И. Картужанский, а многообещающая молодежь (А. К. Юрченко, Ю. К. Толстой и др.) ходила еще в аспирантах. Уже по одной этой причине молодой преподаватель, недавно в чине капитана вернувшийся с фронта, в 27 лет блестяще защитивший диссертацию и оставленный на кафедре, вызывал интерес у студентов, среди которых было много не только его сверстников, но и людей старше него. К тому же студенческая молва, возможно что-то немного преувеличивая, доносила слухи о даре молодого О.С. Иоффе читать лекции интересно и необычайно ясно.

Поэтому, когда стало известно, что вместо скоропостижно скончавшегося профессора И. И. Яковкина римское частное право начнет читать О.С. Иоффе, большинство нашего курса, собравшегося в одной из первых аудиторий знаменитого университетского коридора (кажется, 85-ой), ждало появления нового лектора с любопытством и интересом.

Не помню дату, но осталось впечатление от яркого солнца, освещавшего другую сторону Менделеевской линии, контрастирующего с ней сумрака аудитории и светлого костюма молодого и какого-то очень ладного О.С. Обращали на себя внимание спадавшая на лицо прядь черных волос, чуть-чуть полноватые губы и глубоко посаженные и немного прищуренные глаза.

Вниманием аудитории О.С. Иоффе завладел сразу же, отвлекая ее от обычных занятий вроде переписывания пропущенных лекций или игры в "морской бой". Его речь заставляла слушающих следить за ней, тянуть вслед за лектором нить собственной мысли и в то же время не требовала особого напряжения, чтобы понять сказанное, и легко ложилась в конспекты студенческих тетрадей.

. В души моего и десятков последующих студенческих поколений (вероятно, и в далеком Хартфорде, где он читал лекции до последнего времени) О. С. вошел прежде всего своим устным словом, тем, чтó и как он говорил, и об этом даре О. С. надо сказать чуть подробнее.

В среде юристов 50-х годов, было немало людей, блестяще владевших словом. На том же юридическом факультете С. И. Аскназий так читал общую часть обязательственного права, что о нем говорили: "Аскназий из гражданского права делает поэму". Неизгладимое

впечатление оставлял М. Д. Шаргородский, как бы размышляющий перед аудиторией о проблемах общей части уголовного права. В Москве пользовались заслуженной славой превосходных ораторов Е. А. Флейшиц, И. Б. Новицкий, Д. М. Генкин. Уже тогда ни в сравнении с ними, ни в состязании (что иногда случалось) О. С. никому из них не уступал. В то же время он не был похож ни на кого из наших "стариков".

Как ни к кому другому, к О. С. применимо старое русское выражение "говорит как по писаному" в его исконном похвально-восторженном значении. Устная речь О. С. имеет столь же совершенную форму, какую обычно удается достичь лишь на письме. Она лишена красивых метафор и броских сравнений, О. С. не вкрапляет в нее лишних слов или привычных выражений, почти никогда не подчеркивает сказанное жестом. Слушателей он увлекает тем, что делает их соучастниками процесса объяснения и доказывания истины. Ставится очередной вопрос, излагается очередная гипотеза, и за этим в нескольких точных фразах возводится логическое построение, объясняющее, почему правом избрано то, а не другое решение. Сами фразы и слова в них четко отделены друг от друга, на решающем аргументе повышается голос и ... Все очевидно, голос немного понижается и О. С. мысленно уже переходит к следующему вопросу...

Удивительная четкость (если не сказать, чеканность) фраз и формулировок не делает речь О. С. скучной. Ее выразительность достигается разнообразием и часто неожиданностью логических средств, используемых оратором - среди них и простейшие приемы логики, и доказательство ad absurdum, и обращение к парадоксам и ко всем способам толкования закона, и многое другое.

На одной из первых лекций произошел не совсем обычный казус. Когда О. С. писал на доске что-то по латыни, из дальнего конца аудитории раздалось негромкое, но всеми услышанное: . Ответ О. С. последовал мгновенно: "hic Rhodus, hic salta!" Поднявшийся из задних рядов Валя Харин - невысокий студент в мешковатом кителе и очках подошел к доске и указал на ошибку. После секундного раздумья О. С. поправил написанное. Мгновенная готовность к спору, обращение в его преддверии к ставшему крылатым выражению из басни Эзопа и спокойное признание своей ошибки перед двумя сотнями студентов - все это сразу увеличило наши симпатии к молодому преподавателю.

* * * Сколь же значительным должно было быть впечатление от О. С., чтобы подвигнуть студента, еще не прослушавшего общий курс гражданского права, на покупку только что появившейся в университетском киоске книги, которая даже по названию не сулила легкого чтения - "Правоотношение по советскому гражданскому праву"! Книга была прочитана от корки до корки, снабжена массой самонадеянных помет и вызвала жгучее эпигонское желание написать что-нибудь не менее значительное. Кажется, с этого все для меня и началось ...

И сегодня, по прошествии полувека, думаю, что "Правоотношение..." (1949), публикуемое в настоящем издании, - одна из самых удачных работ О. С. и одна из самых интересных монографий в советской цивилистике. В книге же этой самое интересное - монистическая теория объекта гражданского правоотношения. И хотя впоследствии не без влияния консервативной критики О. С. смягчил ригоризм этой теории, допустив существование материального объекта правоотношения, сказанное им в диссертации и в "Правоотношении ..." никем всерьез не опровергнуто. Прельщает в "Правоотношении ..." и то, что книга написана молодым ученым. Отсюда и свежесть взгляда на вечные проблемы гражданского права, и цельность авторской конструкции правоотношения, и важная для науки преемственность взглядов О. С. позициям его учителя - Якова Мироновича Магазинера.

Когда вслед за "Правоотношением ..." стали выходить одна за другой работы О. С. о вине, о деликтной ответственности и вскоре появилась докторская диссертация по главной проблеме гражданского права, могло возникнуть ощущение, что О. С. движет стремление побыстрее на научной стезе. Защищать докторскую диссертацию в тридцать четыре года, да к тому же всего через несколько лет после кандидатской, было непринято. Но вскоре стало ясно, что в науку пришел человек, не просто талантливый, но и безоговорочно исповедующий принцип "nulla dies sine linеa", и что хотя сделано О. С. уже много - это лишь начало.

В то время - в первой половине 50-х годов, - когда О. С. вошел в науку, ее сердцем, мозгом и лицом были те, кто не только учился, но и начинал преподавать и печататься еще до революции, - прежде всего Д. М. Генкин, И. Б. Новицкий, И. С. Перетерский, В. И. Серебровский, Е. А. Флейшиц - в Москве, С. И. Аскназий, А. В. Венедиктов - в Ленинграде, В. М. Корецкий и С. Н. Ландкоф - в Киеве, С. И. Вильнянский - в Харькове. Люди очень разных характеров, с разной степенью конформизма относившиеся к существовавшему строю, но в человеческих отношениях глубоко порядочные и безмерно преданные своему делу. Эти два качества больше всего ценились ими в учениках и товарищах. В О. С. они почувствовали талантливого достойного преемника. Кто-то, конечно, на тот предмет, что уж, дескать, очень О. С. торопится, но в круг он был принят бесповоротно и на равных, как раньше это было сделано в отношении С. Н. Братуся.

Складывавшееся же к О. С. отношение научной и околонаучной юридической молодежи далеко выходило за рамки простого интереса и доброй симпатии. Человек с бесспорным научным авторитетом, твердый в принципиальных спорах, надежный в обещаниях, блестящий оратор, острый полемист, ироничный и интересный собеседник, веселый и остроумный участник застолья и к тому же почти ровесник - О. С. просто притягивал к себе людей. Этому

способствовало то, что легкий на подъем О. С. охотно откликался на просьбы оппонировать по диссертации (хотя никто не числил его в оппонентах!) или сделать доклад на научной конференции, которых в те годы было великое множество. Вместе с женой Евгенией Лазаревной побывал он едва ли не во всех городах бывшего Союза, имевших юридические вузы. Прежде всего к О. С. тянулись те, кто, он будучи ненамного моложе его, тоже хлебнул военного лиха и увидел потом смысл жизни в нелегком служении науке гражданского права.

Называя имена, можно ошибиться, но я все же рискну сказать, что наши цивилисты первого послевоенного поколения - и ушедшие из жизни Ю. Х. Калмыков, О. А. Красавчиков, А. А. Пушкин, В. И. Кофман, и ныне, слава Богу, здравствующие Ю. Г. Басин и С. С. Алексеев, М. И. Брагинский и К. Б. Ярошенко, А. Ю. Кабалкин и В. А. Рахмилович, Я. А. Куник, В. Ф. Чигир, Ш. Д. Чиквашвили, В. Ф. Яковлева и многие другие - твердо стали в науке на ноги, чувствуя надежную дружескую поддержку О. С.

Для тех же, кто шел следом за этим поколением, О. С. Иоффе стал подлинным кумиром.

* * * В 60 - 70-е годы, вплоть до изгнания из университета и из страны, О. С. Иоффе оставался одной из самых ярких фигур, а в последнее десятилетие - самой крупной и яркой фигурой в отечественной цивилистике. И, конечно, это объясняется не только ораторским и полемическим даром О. С. и его свойством располагать и притягивать к себе людей, и даже не просто длинным рядом непрерывно выходящих серьезных научных работ.

Не претендуя на объяснение феномена О. С. Иоффе, все же должен обратить внимание читателей его работ на три обстоятельства.

Первое. В отечественной цивилистике давно уже не было человека, сделавшего больше О. С. для осмысления и даже возвеличения теории гражданского права. Речь идет не о той теории, которой все мы занимаемся, анализируя правовую норму, сопоставляя ее с другими и рассматривая ее практическое действие. Речь идет о цивилистической мысли человечества в целом и собственного отечества в частности как об огромном достижении цивилизации.

Почему-то мне кажется, что путь исследований О. С. в этом направлении начался еще тогда, когда он читал нам небольшой спецкурс под названием (1952). Не знаю, возвращался ли О. С. к этому спецкурсу в последующие годы, но уже в тех его лекциях присутствовало изложение социально-нравственных начал цивилистики в преломлении к конкретике гражданско-правового инструментария.

Затем, на протяжении пятнадцати лет (1962 - 1978), О. С. создает серию работ по истории цивилистической мысли. Впервые собранные вместе в настоящем издании эти работы О. С. не имеют аналогов в отечественной науке. Было бы, наверное, хорошо, если бы когда-нибудь они были изданы вместе с переводом написанной О. С. уже за границей книги (1989).

Параллельно с созданием этих работ О. С. готовит и издает трехтомный учебник гражданского права (1958, 1961, 1965), который до предела насыщает современной отечественной теорией. При этом будущим юристам преподносится не сухая сумма чьих-то точек зрения, а живая цивилистическая мысль, в которой присутствует и сам автор с его взглядами, позициями и критикой. С момента выхода в свет этого учебника и переиздания его первого тома (1967) существенно изменилось законодательство, появилось много новых, в том числе и серьезных работ, но я и по сей день продолжаю рекомендовать этот учебник своим аспирантам как лучшее введение в нашу науку.

Второе. Гражданское право настолько усложняется и разветвляется, что время энциклопедистов в этой области, кажется, проходит. Все меньше становится людей, которые за массой деталей текущего законодательства и судебной практики продолжают видеть в целом огромный массив гражданского права и свободно в нем ориентироваться. К таким людям относились наши учителя, относится к ним и О. С. В чем-то он даже превосходит их. После Г. Ф. Шершеневича никому из отечественных цивилистов, кроме О. С. , не удавалось создать одному полноценный учебник гражданского права, который к тому же явно выходит за рамки вузовского учебника. Нет до сих пор аналогов книге О. С. об ответственности в гражданском праве (1955) и его (1975). Вслед за многими выдающимися цивилистами О. С. неоднократно обращается к проблемам общей теории права, а позднее - уже за границей - к экономике и политологии. Когда оглядываешь созданное О. С. , невольно закрадывается мысль - не ставил ли автор сам себе задачи и испытания, обращаясь к столь разным предметам своей науки и к столь разным жанрам юридической литературы?

Может, нам и идущим за нами не удастся сохранить этот присущий российской цивилистике энциклопедизм, но то, что вслед за своими учителями делал и делает О. С. , будет всегда к этому побуждать.

И третье. На долю каждого юриста, занимается ли он созданием права, его применением, исследованием или преподаванием, не единожды выпадают нравственные испытания именно в связи с избранной им профессией. Парадокс заключается в том, что чем больше масштаб личности, тем серьезней тест на нравственность, выпадающий на ее долю.

Когда недавно я услышал из уст одного академика рассуждения о том, что гражданское право в нашей стране восторжествовало благодаря деяниям Вышинского и репрессиям против

сторонников , а нынешние провалы в экономике объясняются отсутствием , то невольно вспомнил, что случившаяся в истории драма затем повторяется как фарс.

Сегодня уже немногие вспоминают о той острой и неравной борьбе между цивилистами и сторонниками , которая происходила на протяжении почти тридцати лет, начиная с конца 50-х го-дов. Серьезной науке было противопоставлено обвинение в ее идеологической неполноценности, поскольку-де социалистической экономике свойствен новый тип отношений, не поддающихся разделению на административные (властные) и на гражданские (имущественно-равноправные). Неплохо образованные и впитавшие с молоком матери опыт , лысенковщины и других подобных кампаний предводители обоснованно рассчитывали на соблазн для партийной верхушки создать присущее лишь социалистическому строю взамен гражданского права, частноправовую природу которого вытравить никак не удавалось.

Борьба с была неравной не только потому, что они все время апеллировали к социалистической идеологии и политэкономии, но и потому, что не гнушались никакими передержками, подтасовками, откровенной демагогией, вроде рассуждений об отсутствии товаров из-за того, что мешают создать .

Как всякая борьба с лженаукой, борьба с была делом высоко нравственным, хотя и не сулившим дивидендов в виде академических званий. В этой борьбе О. С. Иоффе с самого начала занял абсолютно ясную и принципиальную позицию, вел ее с величайшим искусством и даже с некоторым азартом. Он ни на йоту не отступал от своих взглядов ни тогда, когда кое-кто из его менее принципиальных постоянных сотрудников начал искать , ни позднее, когда в 70-х годах как главная фигура советской цивилистики оказался на острие этой борьбы.

В настоящее издание вошли две работы О.С. Иоффе, достаточно полно характеризующие и истоки "теории хозяйственного права", и ее демагогическое прикрытие, и другие используемые ее сторонниками методы полемики. Работы эти более чем актуальны и по сей день, ибо "академики от хозяйственного права" упорно сражаются за свое прошлое. На память невольно приходят слова из "Золушки" Евгения Шварца: "Ведь когда-нибудь спросят, а что ты можешь, так сказать, предъявить? И никакие связи не помогут тебе сделать ножку маленькой, душу - большой, а сердце справедливым".

Олимпиаду Соломоновичу Иоффе, которому в дни выхода в свет этого издания исполняется восемьдесят лет, есть что предъявить и своим учителям, и своим современникам, и своим потомкам!

* * * Настоящее издание, выходящее, как и планировалось изначально, в задуманной и осуществляемой кафедрой гражданского права Московского университета серии, подготовлено тесно сотрудничающим с кафедрой Исследовательским центром частного права. Не могу не выразить благодарность тем, кто проявил горячую заинтересованность и помог в его подготовке и опубликовании - Олегу Юрьевичу Шилохвосту, Евгению Алексеевичу Суханову, Владимиру Саурсеевичу Ему, Александру Геннадьевичу Долгову, а также давним друзьям и добрым знакомым О.С. Иоффе - Юрию Григорьевичу Басину, Дмитрию Михайловичу Чечоту, Валерию Абрамовичу Мусину, Ларисе Октябриевне Красавчиковой и Ларисе Александровне Казаковой.

Александр Маковский

Книги раздела Электронная библиотека « Предыдущая | Оглавление | Следующая »

Иоффе О.С. Избранные труды по гражданскому праву: Из истории цивилистической мысли. Гражданское правоотношение. Критика теории "хозяйственного права"

Из истории цивилистической мысли. Юриспруденция Древнего Рима А. В. Венедиктов, памяти которого посвящается этот сборник[1], был не только крупнейшим советским ученым-юристом, но и талантливым организатором и педагогом, сыгравшим значительную роль в расширении и укреплении юридического образования в нашей стране. Неустанно борясь за повышение уровня преподавания правовых дисциплин, расширение кругозора студентов-юристов, развитие их общей культуры и углубление их специальных познаний, он явился инициатором включения ряда новых дисциплин в учебные программы юридических факультетов университетов.

В начале 50-х годов по его инициативе на юридическом факультете Ленинградского университета для студентов-выпускников было введено чтение курса . Этот курс состоял из четырех частей: 1) Цивилистическая мысль Древнего Рима; 2) Основные направления средневековой цивилистики; 3) Цивилистические

теории промышленного капитализма и империализма; 4) Основные этапы развития социалистической науки гражданского права. Чтение названного, курса, сохранявшегося в учебном плане юридического факультета Ленинградского университета в продолжение нескольких лет, А. В. Венедиктов поручил автору этой статьи. Возвращаясь сейчас, после значительного перерыва, к той же тематике, я хотел бы в память об А. В. Венедиктове опубликовать в сокращенном виде первую часть задуманного им курса, посвященную цивилистической мысли Древнего Рима.

1 Рабовладельческое общество покоилось на эксплуатации рабов, принадлежавших на праве собственности рабовладельцам. В представлении идеологов этого общества главный и основной работник производства - раб отличается [2]. И если рабовладельцы исходили из того, что рабы составляют их собственность, то [3], а юристы и философы пытались обосновать его незыблемость и непогрешимость.

Наиболее яркое и последовательное выражение подобные взгляды получили в римском праве, серьезное влияние на формирование и развитие которого оказала римская юриспруденция, превратившаяся впоследствии в его составную часть в пределах, в которых высказывания отдельных юристов были санкционированы государством. Но историческая роль римского права, а следовательно, и римской юриспруденции далеко не исчерпывается одним только тем фактом, что основной принцип рабовладельческого общества - принцип принадлежности раба на праве собственности рабовладельцу был выражен здесь наиболее последовательно и прямолинейно. Это - всеобщий принцип рабовладельческой правовой системы, присущий отнюдь не одному только римскому праву.

Римское право, прежде всего и главным образом римское частное право, приобретает огромное историческое значение, далеко выходящее за пределы рабовладельческой формации, потому что в нем представлена [4], что его создатели [5], что оно отличается [6]. Именно поэтому римское частное право, видоизмененное и переработанное применительно к новым историческим условиям, оказалось способным к обслуживанию потребностей, возникавших на почве новых товарно-денежных отношений как при феодализме, так и в условиях капитализма. По тем же причинам отдельные институты римского частного права, пережив эпоху разложения и гибели рабовладельческого общества, в той или иной мере и в той или иной форме превратились в действующие институты новых исторических систем права, покоящихся на частной собственности и эксплуатации.

Относительно высокому уровню развития частного права в Риме соответствует и развитие римской юриспруденции, характеристика которой может в значительной мере явиться характеристикой юриспруденции рабовладельческого общества в целом.

Творчество римских юристов не содержит теоретического обобщения законодательства и практики. Оно носило сугубо казуистический характер, осуществляясь преимущественно в форме обсуждения конкретных споров, в связи с которыми предлагались соответствующие решения частно-правовых вопросов. Тем не менее и в этой своей форме их творчества вполне удовлетворяло потребностям развитой экономической жизни, связанным со значительным усложнением способов юридического опосредствования отношений оборота и многообразием средств эксплуатации рабов, крестьян и других неимущих или малоимущих слоев населения.

В качестве представителей господствующего класса и идеологов рабовладельческого общественного строя римские юристы, исходившие из принципа незыблемости частной собственности, и в первую очередь собственности на раба как основного работника производства, должны были разрешить главную стоявшую перед ними задачу - выработать юридические формулы, максимально приспособленные для целей охраны и закрепления частной собственности и эксплуатации, для целей урегулирования и оформления возникавших и развивавшихся товарно-денежных отношений. Разрешению этой задачи и было посвящено творчество римских юристов, прошедшее в своем развитии три основных исторических этапа: 1) период доклассической юриспруденции, совпадающий в основном с эпохой республики; 2) период классической юриспруденции, начинающийся в эпоху принципата и завершающийся в III веке н. э.; 3) период послеклассической юриспруденции, завершающийся в первой половине VI века кодификацией Юстиниана.

Обращаясь к периоду доклассической юриспруденции, надлежит прежде всего отметить, что первыми юристами Древнего Рима были жрецы, объединявшиеся в замкнутую, построенную по кастовому принципу корпорацию - так называемую коллегию понтификов (collegium pontifi-cum). Формально понтифики признавались советниками магистратов и римских граждан по вопросам религиозного культа и правилам, которыми регулировались отношения к культу (jus sacrum). Фактически же они были единственными знатоками и истолкователями римского права[7], чрезвычайный формализм и казуистичность которого исключали возможность решения даже самых простых юридических вопросов без участия и помощи

понтификов[8]. Свое монопольное положение знатоков и истолкователей права понтифики поддерживали и утверждали всяческими способами, сохраняя под покровом тайны все известные им сведения юридического характера, которые передавались из поколения в поколение лишь в пределах их собственной касты.

Само собой разумеется, что такое положение могло сохраняться только в условиях замкнутого патриархально-натурального хозяйства, когда юридические сделки заключались спорадически, от случая к случаю, в весьма незначительном масштабе. Однако по мере развития товарно-денежных отношений осведомленность относительно существующих правовых норм и порядка их применения должна была становиться все более широкой, а самые правовые нормы должны были приобрести тот элемент гласности, при отсутствии которого не могло быть и речи об удовлетворении потребностей гражданского оборота, развитого хотя бы в минимальной степени. К концу IV века до н. э., когда эти условия оказываются достаточно созревшими, монопольное господство в области права коллегии понтификов уступает место вытеснившей его светской юриспруденции.

Возникновение последней источники связывают с именем Флавия[9], который, как сообщают те же источники, выставил на форуме календарный список дней, установленных для предъявления различного рода исков, а также опубликовал формулы их предъявления, получившие впоследствии наименование Флавианова права (jus Flavianum). С другой стороны, широкому распространению юридических знаний способствовал первый плебейский pontifex maximus Тиберий Корунканий - лицо, которое, по утверждению Помпония, впервые предпринимает публичное обсуждение споров и казусов, представленных на его рассмотрение (primus publice jus civile professus est)[10].

Разумеется, процесс широкого распространения правовых сведений в Древнем Риме был более длительным и не исчерпывался теми немногочисленными фактами, о которых сообщают источники. Однако и эти факты весьма показательны как с точки зрения классового характера римской доклассической юриспруденции, так и с точки зрения исторических тенденций ее развития. И в эпоху, следующую за образованием Флавианова права, так же как в эпоху коллегии понтификов, юриспруденция продолжает составлять монополию господствующего класса, интересам и потребностям которого она служит и отдельные представители которого (Флавий был курульным эдилом) способствуют ее распространению, идя навстречу запросам и отражая в своей деятельности требования класса рабовладельцев. Однако потребности развивавшегося товарно-денежного оборота обусловили перемещение юриспруденции из коллегии понтификов, содержавших ее в тайне, в руки светских юристов, сделавших ее достоянием гласности.

Для подавляющего большинства римских юристов эпохи республики, как, впрочем, и последующих периодов, юриспруденция отнюдь не являлась единственной и исключительной профессией. Они занимались ею, наряду с государственной, литературной и иными формами деятельности[11], не говоря уже о том, что всякая прямая оплата их труда, которая в условиях рабовладельческого общества этически низводила бы его до уровня труда рабского, была исключена, если только она не производилась путем выплаты гонорара как единственно доступной формы вознаграждения лиц так называемых свободных профессий. Это обстоятельство само по себе было достаточным как для определения классового состава корпорации юристов, так и для направления их творчества по весьма, определенному руслу. О том же свидетельствуют и сохранившиеся до нашего времени упоминания об их отдельных высказываниях.

Сами римляне, и в частности Цицерон, называют юристов советниками магистратов и граждан по правовым вопросам (domus juris consulti totius oraculum civitatis)[12]. Об этом как будто бы свидетельствуют и функции, ими отправлявшиеся. Однако содержание советов, которые они давали, и характер суждений, ими высказанных, с достаточной определенностью обнаруживают тот факт, что эти советники отнюдь не были беспристрастными как в экономическом, так и в политическом отношении.

Из трех основных функций, осуществлявшихся римскими юристами, непосредственно с ведением судебных дел была связана функция agere. Однако, поскольку институт представительства вообще, в том числе и институт судебного представительства, так и не получил признания в Риме, функция agere сводилась в основном к консультации, предоставлявшейся спорящим сторонам о форме предъявления и способе постановки исковых требований, а также о формах и способах ведения судебных процессов. Что же касается непосредственного ведения самого процесса, то оно всецело и исключительно лежало на обязанностях спорящих сторон. Тем не менее и та помощь, которую они получали от юристов в виде предварительных консультаций, имела для них существенное значение прежде всего ввиду особой роли исковых формул, приобретавших различное выражение и специфический характер в зависимости от того, каким способом было нарушено право, каков характер этого нарушения и каково содержание самого нарушенного права. Допустить малейшее отступление от заранее установленных исковых формул - означало неизбежно потерпеть поражение в процессе. При таких условиях консультация лиц, сведущих в праве, превращалась, естественно, в необходимую предпосылку уверенного и правильного ведения судебного процесса.

Наряду с этим к помощи юристов прибегали также в случаях совершения различного рода юридических актов - завещаний и иных правовых сделок. Поскольку установление правовой связи между контрагентами определялось в первую очередь соответствующей формой, в которую облекались юридические акты, необходимо было заранее предусмотреть все правовые последствия, связанные с данной формой и вытекавшие из нее. Это и составляло содержание второй функции, осуществлявшейся юристами, - функции cavere. Некоторые из

разработанных ими формул были закреплены и типизированы последующей практикой, придавшей им значение, далеко выходящее за пределы конкретных актов, для оформления которых они были первоначально созданы. Объединенные в особые сборники, эти формулы явились прототипом при образовании новых юри-дических норм.

Основной вид деятельности римских юристов охватывался функцией respondere, т. е. ответами на вопросы, обращенные к ним со стороны магистратов, судей и отдельных частных лиц. Responsa включали в себя наиболее богатый правовой материал, поскольку в них затрагивались самые разнообразные юридические вопросы, получавшие обоснованное с точки зрения их авторов и логически аргументированное разрешение. Они оказали значительное влияние и на дальнейшее распространение юридического образования, и на формирование новых правовых институтов и норм. В образовательных целях были использованы устные responsa, предлагавшиеся в результате публичного обсуждения вопросов учителем в дискуссии с его учениками (auditores). Именно в этой форме и производилось первоначальное обучение правовому искусству в Риме, и лишь к концу республиканского периода оно приобрело более или менее постоянный и систематический характер (instituere et instruere)[13].

С другой стороны, независимо от формы их изложения - устной или письменной[14] - responsa оказали огромное влияние на дальнейшее формирование и развитие римского частного права. Формально основываясь на действующих правовых нормах, они фактически видоизменяли их соответственно потребностям времени, максимально приближая эти нормы к новым экономическим условиям. Тем самым окаменевшие правила цивильного права наполнялись новым содержанием. Воплощенные в большей своей части в преторские эдикты, responsa составили основное содержание преторского права (jus honorarium), действовавшего формально на почве цивильного права, а фактически параллельно с ним и даже в противовес ему[15]. Объединенные в единый сборник, они превратились впоследствии в самостоятельную ветвь римского права - juris interpretatio, которая имела равное и параллельное действие с писанными законами, зачастую и превалировала над ними[16].

Какие же конкретные преимущества перед нормами цивильного права обеспечивали столь значительную и все возраставшую роль, которую приобретали responsa римских юристов в правовом регулировании вновь возникших и развивавшихся экономических отношений? К сожалению, мы располагаем очень скудными, почерпнутыми главным образом из более поздних источников сведениями о юристах доклассического периода. Однако имеющиеся у нас данные вполне достаточны для того, чтобы составить совершенно ясное представление о классовой направленности и исторической тенденции развития древней римской юриспруденции.

Рассмотрим в качестве примера stipulatio Aquiliana - институт, автором которого является Aquilius Gallus, претор 66 г. до н. э. Сущность этого института заключается в том, что он предоставлял возможность любое обязательство преобразовать в стипуляционную форму, а затем и прекратить его при помощи стипуляции соответственно существовавшему в римском праве принципу симметричности возникновения и прекращения обязательств (contrarius actus). Как известно, стипуляция представляла собой наиболее легкий способ установления частноправовых отношений по цивильному праву. Придание ей всеобщего значения явилось следствием того факта, что более строгие способы установления обязательств превратились в серьезное препятствие на пути движения отношений частного оборота, ставшего к этому времени настолько подвижным и развитым, что без облегченных и упрощенных юридических форм обойтись уже было невозможно.

Тем же целям должен был служить также институт usucapionis ex Rutiliana constitutione (по имени юриста Rutilus Rufus, консула в 105 г. до н. э.), согласно которому лицо, приобретающее от состоящей под опекой женщины res mancipi, отчужденную ею без согласия опекуна, могло, оплатив стоимость этой вещи, стать собственником по давности владения, независимо от своей добросовестности (bona fides) и правового основания (justus titulus), по которому вещь была им получена во владение. Благодаря этому возможность отчуждения имущества женщинами, состоявшими под опекой, становится более широкой - если и не в силу действительности заключенных ими сделок, то по крайней мере в силу возникновения у приобретателя права собственности по давности владения. Все эти меры, конечно, слишком далеки от признания за женщиной полной дееспособности, но они во всяком случае представляют собой первый и притом весьма значительный шаг по пути вовлечения ее в имущественный оборот при одновременном обеспечении интересов лиц, вступавших с нею в частноправовые отношения.

Вводя эти и им подобные новшества, древнеримские юристы обычно ссылаются на нормы цивильного права, на их смысл, якобы заключающий в себе принципы такого рода. Фактически же благодаря интерпретации юристов цивильное право приобретало во многих своих частях совершенно новое содержание и постепенно приспосабливалось к условиям, значительно отличавшимся от тех, при которых оно было создано. Однако интерпретаторская деятельность древнеримских юристов была направлена не просто на удовлетворение потребностей оборота в целом, но прежде всего на защиту интересов его более богатых и более сильных в имущественном отношении участников.

В этом смысле особенно показателен институт, который разработал юрист Cascellius и который фигурирует в источниках под наименованием judicium Cascellianum. Cascellius считал, что при предъявлении владельческого иска, основанного на интердикте uti possideti, когда каждая из сторон претендует на владение спорной вещью, претор может передать вещь в провизорное (временное) владение той стороны, которая обяжется, в

случае присуждения вещи противной стороне, передать ей наряду с самой вещью определенную денежную сумму. Следовательно, в положение провизорного (временного) владельца может поставить себя лишь то лицо, имущественное состояние которого позволяет ему принять на себя дополнительное денежное обязательство, подлежащее исполнению лишь в случае отсуждения у него вещи в пользу противной стороны. Но тем самым бремя доказывания права на вещь в будущем процессе перелагалось на сторону, которая не могла обеспечить себе временного владения вещью и оказывалась поэтому в более невыгодном юридическом положении, чем ее противник. Таким образом, как видно на примере этого института, римская юриспруденция стояла не только на службе у класса рабовладельцев против угнетенного и эксплуатируемого класса - класса рабов, но и на страже интересов имущих против малоимущих и неимущих слоев населения.

Все эти тенденции и особенности развития римской юриспруденции, проявившие себя уже в творчестве древних юристов, с особенной силой обнаруживаются в эпоху ее расцвета, когда бурное развитие экономической жизни, при значительном усилении способов и средств эксплуатации рабов, а также эксплуатации неимущих слоев населения, поставили перед юриспруденцией новые, более сложные задачи, разрешение которых и привело к созданию римского частного права как классической системы права, основанного на частной собственности и эксплуатации.

2 Эпоха расцвета римской юриспруденции, охватывающая собою период с конца I века до н. э. до конца III века н. э., эпоха, в которую была создана система римского частного права, получившего впоследствии наименование классического права, характеризуется значительными экономическими, социальными и политическими сдвигами в общем развитии римского государства.

Процесс сосредоточения земельных массивов в руках крупных рабовладельцев-землесобственников и образования огромных латифундий, обрабатывавшихся при помощи рабского труда, достигнув своей максимальной остроты в период Гракхов, в основном завершается к концу I века до н. э. Накопление крупных земельных и денежных богатств в руках землевладельцев и ростовщиков, полностью растворивших в себе старую патрицианскую знать, неизбежно должно было привести к широкому распространению торговли, тем более возможной и осуществимой, что к этому времени Рим обладал уже весьма значительными и разнообразными областями и провинциями. Развитие торговли порождает новое отношение к ней со стороны идеологов рабовладельческого общества. Если раньше к торговой деятельности они относились в высшей степени отрицательно, то теперь этот взгляд сохранил свою силу только применительно к мелкой торговле, тогда как торговля крупная в качестве средства снабжения и способа накопления богатств всячески ими поощряется.

Наряду с торговлей, которую, несмотря на прямое запрещение закона, в числе других сословий начинают вести патриции, значительным источником обогащения становится также ростовщичество. Но все эти обстоятельства не могли не послужить толчком для дальнейшего развития юриспруденции, которая должна была разработать новые формы и средства регулирования , возникавших в связи с широким распространением торговли, и среди них прежде всего такие средства и формы, какими являются обязательства вообще, договорные обязательства в особенности. Лишь устремив свои изыскания в этом направлении, римляне могли создать то классическое право, которое Маркс считал первой разработкой права частной собственности вообще, классической формой абстрактного права абстрактной личности.

Но если экономические и социальные сдвиги, пережитые рабовладельческим обществом, обусловили бурное развитие и расцвет юриспруденции, то особые формы, в которых выражалось юридическое творчество, явились результатом порожденных этими сдвигами политических изменений в структуре и в организации римского государства. Аграрное движение, начавшееся во II веке до н. э. и вызванное обезземелением крестьян, дополнялось и переплеталось с восстаниями рабов. Хотя эти восстания и не привели к уничтожению рабовладельческой общественной системы непосредственно, они нанесли ей такой удар и в такой мере подорвали ее основы, что лишь благодаря усилению и централизации государственной власти рабовладельцам удалось отсрочить час своей гибели на некоторое время.

В связи с изменением формы римского государства изменяются также и формы юридической деятельности, формы творчества юристов, поставленных на службу принцепсу. Если раньше высказывания юристов по различного рода правовым вопросам носили чисто консультативный характер и, не имея обязательной силы для суда, оценивались им в соответствии со степенью обоснованности этих высказываний и авторитетом лица, которому они принадлежали, то теперь положение существенно изменяется. Начиная с эпохи Августа выделяется группа привилегированных юристов (их называли juris auctores или juris consultus), которым было предоставлено право властью принцепса (ex auctoritatae principis) давать заключения (responsa)[17], имевшие обязательную силу (jus publice respondendi), независимо от их аргументированности и даже в том случае, когда они вообще не были аргументированы[18]. Первоначально право давать такого рода заключения предоставлялось только юристам из сословия сенаторов, и лишь впоследствии его получили некоторые юристы из рыцарского и иных сословий.

Заключения юристов, обладавших jus respondendi, приобретали, таким образом, официальное значение источников права, причем совпадающие суждения привилегированных

юристов, высказывавшихся по данному вопросу, имели для судьи силу закона (jus receptum), а в случае расхождения во мнениях (jus controversum) судья сам должен был определить, какому суждению он будет следовать[19]. Вначале эти заключения приобретали обязательную силу только для разрешения конкретных споров, являвшихся предметом обсуждения авторов этих заключений. Впоследствии, однако, помещенные в специальные сборники, они приобрели общеобязательное значение для разрешения аналогичных или однородных споров и, при отсутствии разногласий, применялись на тех же основаниях, на которых применяются правовые нормы вообще.

Функция respondere в классической юриспруденции сохраняет такое же важное и решающее значение, какое она имела в творчестве древних юристов. В результате ее осуществления появились многочисленные сборники заключений наиболее видных юристов. Среди них заключения Сабина, Марцелла, Папиниана, Павла, Ульпиана и Модестина представляют самый большой интерес. Построенные по принципу краткого изложения фактических составов, представленных на заключение автора, с приложением к ним самих заключений, они содержат богатейший материал по вопросам частного права, явившийся результатом творчества наиболее видных представителей римской классической юриспруденции.

Одновременно с разрешением конкретных частноправовых споров классические юристы уделяли много внимания чисто догматическому анализу правовых норм, производившемуся в целях их истолкования в наиболее современном для периода деятельности соответствующего автора духе. Результаты этого творчества отражались в произведениях двоякого рода. Если к определенным выводам автор приходил после взаимного обсуждения с другими юристами спорного вопроса, то результаты и самый процесс этого обсуждения запечатлевались в письмах (epistola), которыми они обменивались. Такого рода произведения принадлежат, в частности, Прокулу, Яволену, Нерацию, Цельзу, Гермогениану и др. Если же автор вступал в полемику со своими предшественниками, противопоставляя их выводам новые положения и принципы, он делал это путем написания примечаний к оспаривавшимся им работам. Отсюда появление таких сочинений, как, например , и др.

В своей подавляющей массе произведения классических юристов носили сугубо практический характер и создавались преимущественно в связи с разрешением конкретных практических вопросов. Однако целый ряд работ предназначался для образовательных целей, для целей обучения юридическому искусству тех представителей господствующего класса, которые в той или иной мере решили посвятить себя правовой деятельности.

Так, в частности, подробное изложение своих суждений по рассмотренным ими правовым вопросам Цельз, Африкан, Сцевола, Каллистрат, Тертуллиан и др. выразили в написанных ими Quaestiones, работах, которые специально создавались для образовательных целей. Тем же задачам должны были служить также написанные Трифонином и Ульпианом Disputationes, составленные уже в несколько ином плане - в виде изложения их диспутов со своими учениками, а также критических замечаний направленных против взглядов других юристов. Но наиболее приспособленными для использования в процессе обучения были такие работы, как Institutiones, написанные Гаем, Флорентином, Каллистратом, Павлом, Ульпианом, Марцианом и др., и Enchyridum, в качестве единственного автора которого известен Помпоний. Посвященные преимущественно, если не исключительно, описанию частного права, они излагают его по строгой системе с параллельными ссылками на нормы цивильного и преторского права в связи с характеристикой каждого отдельного частно-правового института. С другой стороны, отказываясь от систематического изложения материала в таких сочинениях, как Regulae, их авторы (Нераций, Помпоний, Гай, Сцевола, Павел, Ульпиан, Марциан, Модестин и др.)[20], пытались переложить этот материал на язык кратких, лаконических формул, превратившихся впоследствии в большой своей части в правовые афоризмы, которые надолго сохранились в юридическом обиходе.

К произведениям этого рода непосредственно примыкают написанные по такому же принципу сочинения, известные под наименованиями Sententiae или Opiniones. Однако они предназначались уже не для образовательных целей, а для непосредственного использования на практике.

Творчеству классических юристов известны также попытки всеобъемлющего и полного изложения системы римского права в целом - не только частного, но и различных отраслей публичного, прежде всего уголовного и уголовно-процессуального, права. Такое изложение характеризует, в частности, дигесты (Digesta) Цельза, послужившие образцом для написания других произведений того же рода.

Об интенсивности творчества классических юристов и напряженной борьбе, в которой оно протекало, свидетельствуют не только многочисленные виды созданных ими литературных произведений, носящих зачастую критико-полемический характер, но и относящееся к концу I века до н. э. образование двух направлений в римской юриспруденции: школы прокульянцев (по имени Прокула, одного из наиболее выдающихся последователей ее основателя - Лабеона) и школы сабиньянцев (по имени Сабина, одного из наиболее выдающихся последователей ее основателя - Капитона)[21]. Разногласия между прокульянцами и сабиньянцами, как об этом свидетельствуют некоторые, правда весьма незначительные, данные, сохранившиеся в источниках, носили, ка�