Les énigmes et les mystèresdu Caucase

Загадки и тайныКавказа

Екатерина СоснинаCatherine Sosnina

СЕРИЯ

«Рассказы экскурсовода» Выпуск 5

ИДЕЯ ПРОЕКТАТВОРЧЕСКАЯ МАСТЕРСКАЯ «БЛГ»

ЗАГАДКИ И ТАЙНЫКАВКАЗА

Екатерина Соснина

Ессентуки2006

Малоизвестныестраницы историиСеверного Кавказа

и района КавказскихМинеральных Вод

Книга посвящена истории Кавказа и рассказывает о многих интересных событиях кавказской старины. Иссле-дования автора охватывают значительный исторический период – от глубокой древности до конца XIX века. Речь идёт о загадочном слове «Кавказ», о кавказских амазонках, о легендарном завоевателе Тимуре, о карте Кавказа XV века, о многих иностранных путешественниках, побывав-ших в нашем крае, об их рисунках, выполненных с натуры, некоторые из них публикуются впервые. Многие страницы книги посвящены кавказской биографии М.Ю.Лермонтова, всё ещё полной загадок и тайн (неизвестное стихотворение Лермонтова, обстоятельства его последней дуэли, родс-твенные связи поэта с французским художником Анри Ту-луз-Лотреком). Авторский взгляд на изложенные события всегда оригинален и необычен. Материал для книги собран в результате долгой и серьёзной работы автора в библио-теках и архивах России и Франции.

ББК 84. Р7С 85

ISBN X-XXXXXX-XX-X © Е. Л. Соснина, 2006© Оформление Творческая мастерская БЛГ, 2006

Перепечатка вошедших в издание материалов полно-стью либо частично запрещена. Всякое их коммерческое использование возможно исключительно с разрешения автора текста.

Фото на последней странице обложки - «Вид на Эльбрус с верши-ны Бештау», 2005 г. из коллекции творческой мастерской БЛГ.

5

ОБ АВТОРЕ

Соснина Екатерина Леонидовна – кандидат ис-торических наук, сотрудник Государственного музея-заповедника М. Ю. Лермонтова в г. Пятигорске, доцент Пятигорского Государственного Технологи-ческого университета, автор многочисленных публи-каций по лермонтоведению и истории Северного Кавказа, обладатель исследовательского гранта пра-вительства Франции 2001 года, издательского гран-та Российского гуманитарного научного фонда (РГНФ) (проект № 03-01-000737д) 2003 года. До-кторант высшей школы социальных наук по изуче-нию русского мира советского и постсоветского пе-риода Национального Центра научных исследований при Парижском университете Сорбонна.

6

БЛАГОДАРНОСТИ АВТОРА

Осуществление данного издания стало во мно-гом возможно благодаря тем многочисленным зна-ниям, которые в своё время мне передал мой учи-тель, известный учёный-кавказовед Владимир Алек-сандрович Кузнецов.

Редкий изобразительный и архивный материал, используемый в книге, мне помог разыскать во Франции профессор Канского университета госпо-дин Кристиан Пиле.

Добрым советом и подбором иллюстраций для издания помогал главный хранитель Государс-твенного музея-заповедника М. Ю. Лермонтова Николай Васильевич Маркелов.

Выход же этой книги в свет стал возможен бла-годаря блестящему организатору и неутомимому общественному деятелю Лазарю Георгиевичу Бер-берову.

Этим людям приношу глубокую благодарность и признательность за публикацию.

7

ЧАСТЬ I

ЗАГАДОЧНОЕ СЛОВО «КАВКАЗ»

«Кавказ! Название, которое рож-дает в уме столько мыслей,

столько исторических воспоминаний, с которыми связаны самые невероятные верования. Кавказ! Здесь историки воз-вращаются к первым годам сотворения мира, к первобытным племенам, послу-жившим началом таким великим наци-ям. К нему относится все беспредельное, поэтическое из тех эпох, которые мы можем рассматривать только сквозь причудливую вуаль античности и осо-бенно воображения».

Так писала о нашем крае французская путешественница Адель Оммер де Гелль, по-бывавшая на Кавказе, на Юге России в 1840 г. Но что же означает столь пленившее её слово «Кавказ»? Многие задавались этим

8

вопросом. В разное время по-разному отве-чали на него.

Попытку объяснить это название мы на-ходим в труде ученого польского происхож-дения, почётного члена Российской Академии наук, археолога, историка, естество-испытателя, литератора, автора романа «Ру-копись, найденная в Сарагосе» – графа Яна Потоцкого, совершившего путешествие к подножию Кавказского хребта более двухсот лет тому назад, в 1797 – 1798 гг., «Путешес-твие в астраханские и кавказские степи». Этот труд был опубликован другом и учени-ком Я. Потоцкого – известным ориенталис-том Г. Ю. Клапротом – после смерти автора в Париже в 1829 г.

На страницах этой книги Потоцкого, на-писанной по-французски и до сих пор пол-ностью не переводившейся на русский язык, мы и нашли попытку объяснить этот тер-мин – «Кавказ».

Я. Потоцкий ссылается на слова древне-греческого философа Клеанфа, который го-ворит о том, что название «Кавказ» идет от имени одного пастуха, убитого Сатурном, замаскированным под крокодила. Но сам же возражает, утверждая, что это название

9

должно произноситься как Кох-Каф и персы его произносили именно так. На их языке это означает «Гора Кафа». Впрочем, гора Кафа, опоясывающая землю, на вершине которой живет птица Анка, известна у них с древно-сти. Интересно, что священная птица, живу-щая в раздвоенной седловине Эльбруса, упо-минается и в древних кавказских легендах. По преданию, когда народы Кавказа ссорят-ся между собой и начинают враждовать, свя-щенная птица трясет своими когтями скалы и здесь происходят страшные землетрясе-ния. А когда на вершину Эльбруса в 1829 году поднялась первая экспедиция под предводительством генерала Емануеля, участников экспедиции поразила скала, на-поминающая своими очертаниями огромную птицу.

Позднее, почти так же, как Я. Потоцкий, объяснял происхождение слова «Кавказ» и известный французский романист Александр Дюма. «Происхождение же слова «Кавказ» известно. Кавказ обязан своим названием убийству, совершённому одним из самых древ-них богов. Когда Сатурн, изувечивший свое-го отца и поглотивший собственных детей, был разгромлен в грандиозной битве Юпи-

10

тером, своим сыном, он скрылся с поля боя; странствуя, встретил пастуха по имени Кав-каз, направлявшегося со стадом на гору Пи-фак, отделяющую Армению от Ассирии (по Страбону, с этой горы берет начало Тигр). Кавказ имел неосторожность преградить путь беглецу, но Сатурн убил его ударом меча. Юпитер, желая увековечить напоминание об этом убийстве, дал имя жертвы всей Кавказ-ской горной цепи, к которой горы Армении, Малой Азии, Крыма и Персии относятся очень условно – как некие отроги...». (А. Дю-ма, «Кавказ», Брюссель, 1860).

Предложенное Я. Потоцким объяснение происхождения названия «Кавказ» вряд ли приемлемо, хотя окончательного решения данный вопрос пока не получил, несмотря на ряд попыток. Например, такой исследователь, как П. К. Услар, отрицал местное туземное происхождение термина «Кавказ» и писал: «Остается решить вопрос, откуда взяли его греки». Известный востоковед Г. Ю. Клапрот полагал, что название Кавказ произошло от Коф-Каф, то есть горы Каф, или Касп. Воз-ражая ему, П. К. Услар возводил термин «Кав-каз» к «Каугаз», то есть «Горы азов», считая эту версию более правдоподобной.

11

Арабские авторы Кавказские горы име-нуют «Кабх» или «Хребет Кабх». Еще одна версия предложена в комментариях к сочи-нению Плиния: по скифски «Кроу-касис» – горы, «белые от снега». Можно также найти упоминание о том, что кавказские туземцы называли свои горы Каспием.

Наконец, существует и такое мнение: якобы название «Кавказ», занесённое, по-ви-димому, извне, связано с этнонимом древнего народа кашк. Но это мнение представляется спорным.

Много загадок еще хранит Кавказ – этот волшебный край. И одна из них – само про-исхождение этого названия – ещё ждет окончательного решения.

12

ДУКА-БЕК, или

ТАЙНА ДРЕВНЕГО ИЗВАЯНИЯ

Дука-бек и другие каменные изваяния ук-рашали некогда Пятигорск, они находи-

лись в так называемом «музее под открытым небом», что располагался ниже нынешней Академической галереи. Сегодня памятник, известный под названием Дука-бек, хранит-ся в Москве, в Государственном Истори-ческом музее, но история этого загадочного изваяния до сих пор будоражит умы исследо-вателей-историков. В данной главе мы попы-таемся восстановить ее основные вехи.

Вид Пятигорского музея под открытым небом (гравюра XIX в., опубликованная в кн.: Князь Туркестанов Ф.Н. «Вояж

господина незабудки». – СПб., 1875).

13

Первым исследова-телем, кто описал это изваяние, был И. А. Гюльденштедт, посе-тивший Большую Ка-барду в мае–июне 1773 года и увидевший па-мятник на берегу реки Этоко – правого при-тока Подкумка. Извая-ние воина стояло на кургане, рядом вытекал источник и проходила дорога. Сопровождав-шие Гюльденштедта ка-бардинцы называли из-ваяние Дука-бек, но откуда взялась статуя, сказать не могли.

Вторым видел па-мятник на его первона-чальном месте граф Ян Потоцкий, совершив-ший путешествие по Кавказу в 1797 – 1798 годах. В своей книге «Путешествие в Астра-ханские и Кавказские степи», где описыва-ется это путешествие, он рассказывает о двух

Статуя Дука-Бек.Рис. И.Гюльденштедта, 1773 г.

14

поездках, совершённых им из Георгиевска на реку Этоко. Здесь старый кабардинец по имени Шабаз показал ему древнее каменное изваяние. Ян Потоцкий подтвердил местное название статуи Дука-бек, а также дал ее описание – это вооруженный мужчина в чер-кесском одеянии, высотой 14–15 футов, с надписью греческого характера. «Абазины и черкесы не имеют никакого предания о про-исхождении статуи», – говорит Я. Потоцкий, полагая, что имя Дука-бек наводит на мысль о генуэзцах, занявших Крым, но язык надпи-си на статуе не был итальянским. Вряд ли можно принять версию Потоцкого о генуэз-ско-итальянском происхождении памятника, хотя первый компонент названия Дука-бек фонетически близок латинскому социально-му термину «дукс» – «вождь», итальянскому «duce» – «герцог», что явилось бы латинс-кой калькой тюркского термина «бек». Но во всех остальных отношениях Дука-бек к ита-льянской экспансии на Кавказ XIV – XV ве-ков не имеет отношения.

В 1850 г. было опубликовано письмо чи-новника гражданской канцелярии в Тифлисе М. Токарева к известному кавказоведу М. Броссе с комментарием самого М. Броссе.

15

Учёный даёт краткое описание этокского па-мятника и называет его «памятником бакса-на, сына Дауда».

Броссе указал и источник: кабардинская песня. Рисунок же греческой надписи на ста-туе Дука-бек, опубликованный М. Броссе, судя по всему, был получен от архитектора Кавказских Минеральных Вод И. Бернардац-ци. Не исключено, что рисунок И. Бернардац-ци можно отнести к 1830 году, когда после эльбрусской экспедиции Академии наук он заинтересовался памятниками древности, с целью их изучения совершил две поездки в Карачай и уведомил Академию наук о своём намерении вновь предпринять поездку в район Эльбруса, а затем представить новые рисунки и виды Кавказа. Но, независимо от даты ри-сунка, он сделан с натуры, а И. Бернардацци был профессиональным рисовальщиком, по-этому ему можно вполне доверять.

В середине XIX века активную археоло-гическую работу на Северном Кавказе вёл А. С. Фиркович. Его несомненной заслугой является то, что по настоянию А. С. Фирко-вича Дука-бек в 1849 году был привезён в Пятигорск, что спасло изваяние от возмож-ной гибели в последующем: здесь оно нахо-

16

дилось в «музее под открытым небом» вмес-те с другими памятниками: двумя каменными крестами (также с надписями греческого ха-рактера) и двумя половецкими каменными «бабами». К концу 50-х годов XIX века све-дения о Дука-беке проникли в Западную Ев-ропу, чем мы обязаны Флориану Жиллю, писавшему о том, что статуя «остаётся зага-дочной», и сообщавшему устные рассказы не названных им лиц, где говорилось о том, что в ущелье реки Кефар в 6 верстах от бывшего аула Сидова существует 300 подобных ка-менных фигур. Впоследствии Дука-беком заинтересовалось английское археологичес-

Христианские статуи. Гравюра XIX в. по рис. Ф.Жилля, 1858 г.

17

кое общество в Лондоне и предлагало за него весьма большую сумму. Но памятник оста-вался собственностью Пятигорска вплоть до 1881 года, когда изваяние было перевезено в Москву, в Государственный Исторический музей, где остается до сих пор.

Какому народу принадлежал Дука-бек, до сих пор остается неясным. В литературу Дука-бек вошел как памятник-надгробие знатному воину-кабардинцу. Начало этому представлению положили М. Броссе и Ш. Б. Ногмов. Такая интерпретация изваяния весь-ма вероятна – к этому времени данная тер-ритория уже была заселена кабардинцами и абазинами. Но кажется странным, что уже во время путешествий И. А. Гюльденштедта и Я. Потоцкого местные жители не могли найти объяснения статуе и «не имели никакого представления о её происхождении». Нет и каких-либо аналогий кабардинской матери-альной культуры.

Иконографический анализ изваяния не дает однозначного ответа на вопрос о её про-исхождении. Но, несомненно одно: в любом случае статуя Дука-бек уникальна и навсегда связана с историей Пятигорья, района Кав-казских Минеральных Вод.

18

КАВКАЗСКИЕ АМАЗОНКИ – МИФ И РЕАЛЬНОСТЬ

Район Кавказских Минеральных Вод издавна привлекал к себе внимание

исследователей и путешественников. На этой земле высились причудливые горы, возле которых били целебные источни-ки; почва здесь была плодородна и тут с древности выращивали лучших лошадей; а народы, жившие в этом удивительном крае, были малоизучены, жили по своим законам и слагали чудесные легенды и пре-дания, запечатлённые в фольклоре. По-истине все это было похожим на сказку! Не потому ли так стремились сюда чу-жеземные путешественники, маститые учёные и просто горячие головы, не бояв-шиеся рискнуть собственной жизнью?

В прошлых веках путешествие из Москвы или Санкт-Петербурга до предгорий Кавказа занимало более месяца и действительно было трудным и опасным.

Путешественники, отправлявшиеся с се-вера на юг, чаще всего выбирали водный путь – по Волге. Но там на них нападали пи-

19

раты. Разбойников было много и на Кавказе. Достаточно вспомнить, что российский ака-демик С. Г. Гмелин погиб в плену у Кайтагс-кого уцмия, а академик И. П. Фальк застре-лился во время путешествия по Кавказу, не выдержав сложностей пути. Но на смену по-гибшим приходили новые исследователи и снова открывали для себя Кавказ.

Находясь в районе Кавказских Мине-ральных Вод, многие путешественники про-шлого проявили огромную заинтересо-ванность в получении сведений о местных преданиях и сказаниях. Интерес этот был не случаен – порой только так можно было бо-лее полно изучить историю этой земли, – ведь многие народы Северного Кавказа в то время не имели своей письменности.

Одна из легенд, привлекших внимание западноевропейских путешественников про-шлого, – сказание о «скифском» царе Туль-ме и об амазонках «еммечь». Первым эти сведения записал на Кавказе Якоб Рейнеггс (1744 – 1793), служивший при царе Грузии Ираклии XI. Но не все считали его вполне достоверным автором, и в 1797 – 1798 годах сюда отправляется один из крупнейших ис-следователей конца XVIII – начала XIX ве-

20

ков – граф Ян Потоцкий, одной из своих це-лей имевший намерение сведения Рейнеггса проверить и уточнить. Видимо, у учёного были для этого свои основания, в частности то, что «скифский» царь Тульм в древних письменных источниках неизвестен. Не было о нём никаких упоминаний ни у Геродота, ни у Страбона, труды которых Я. Потоцкий во-зил с собой. Находясь в районе Пятигорья (Бештаугорья), Потоцкий пытается прове-рить записанные Рейнеггсом древние преда-ния. Для поисков информатора среди кабар-динцев им был приглашён пристав Кабарды Лаба. С его помощью, не без усилий, удалось найти старика, знавшего упомянутые сюже-ты. Все другие кабардинцы, к которым обра-щались Лаба и Потоцкий, этих легенд не знали. При более внимательном рассмотре-нии оказалось, что у Я. Рейнеггса Тульм на-зван не скифским, а черкесским предводите-лем, а старик-информатор считает его ногай-ским вождем. К скифам и их истории данный персонаж явно не имел отношения, а в лите-ратуре Тульм назван чисто условно «ски-фом», то есть варваром.

Вот как легенду о Тульме и женщинах-во-ительницах «еммечь», живших когда-то на

21

Кавказе, передает другой исследователь XIX века, по национальности швейцарский фран-цуз, по специальности геолог, натуралист, археолог – Фредерик Дюбуа де Монпере: «В те времена, говорят кабардинцы, когда наши предки обитали по берегам Черного моря, они часто воевали с эммечами, народом жен-щин, которые жили в местности, где горы Черкесии и Сванетии образуют угол, и рас-пространялись до современной Малой Ка-барды. Они не допускали в свою среду ника-ких мужчин, но принимали каждую смелую женщину, если она желала участвовать в их походах и вступить в их товарищество.

После одной длительной войны без вся-кого решительного успеха для той или иной стороны оба войска снова встретились для того, чтобы начать битву, когда вдруг предво-дительница эммечей, владевшая даром про-рочества, потребовала тайного свидания с Тульмом, вождем черкесов, который также обладал даром провидения. В пространстве между двумя войсками раскидывают шатер; туда отправляются пророк и пророчица; не-сколько часов спустя пророчица выходит и объявляет своим воинственным подругам, что она побеждена и желает взять Тульма

22

себе в мужья; вражда прекращена, и она со-ветует им поступить так же, как она, и из-брать себе мужа среди врагов; так и случи-лось: черкесы, наши предки, радостные вер-нулись со своими новыми подругами в свои жилища».

Дюбуа де Монпере говорит о том, что ему представляется поразительным то обстоя-тельство, что у черкесов можно найти такое причудливое разобщение мужчин и женщин, причём именно в той стране, где, по мнению древних, находились амазонки и савроматы. Амазонки здесь были зафиксированы также археологически, как, впрочем, и в степях на Дону, где были найдены погребения молодых вооружённых женщин VII в. до н. э. Так что это явление – женщины-воительницы – за-фиксировано не только в фольклоре, но и в реальной действительности. По Геродоту, Гиппократу, Эфору, Страбону и другим анти-чным авторам, амазонки – это женщины сав-роматов. У них было особое положение жен-щины – воительницы или жрицы, что отра-зилось в экзотических легендах, сложенных о них соседними народами.

Но, оказывается, здесь существовали не только древние амазонки, но и так называе-

23

мые «позднейшие еммечь». Речь идет о со-вершенно разных исторических эпохах, от-далённых друг от друга почти двумя тысячами лет. Так, Прокопий Кессарийский, византий-ский писатель VI века, хорошо осведомлен-ный о Кавказе, свидетельствует: «Теперь в окрестностях Кавказского хребта нигде не осталось ни воспоминания, ни имени амазо-нок». Зато они снова зафиксированы в этих местах в XVIII веке. Как мы уже говорили выше, предания о женщинах-воительницах собирались такими исследователями XVIII – XIX вв., как Я. Рейнеггс, Я. Потоцкий, Ф. Дю-буа де Монпере.

В современных изданиях фольклора на-родов Северного Кавказа «еммечь» не встре-чаются, создается даже впечатление, что сведения, записанные западноевропейскими путешественниками, случайны и недостовер-ны. Но в нартском эпосе Осетии выявлены столь яркие амазонские сюжеты, близкие по содержанию текстам древних авторов, что недооценить их невозможно. Кроме того, амазонские мотивы отражают легенды и эпос каракалпаков, причем сюжетно и генетичес-ки они связаны с Северным Кавказом. Нет особых сомнений в том, что социальная сущ-

24

ность этих легенд одна и та же и объяснима особым положением незамужних женщин в архаичных общественных структурах. Леген-ды об амазонках были широко распростране-ны у разных народов, являясь либо местной фольклорной традицией, либо влиянием гре-ческой культуры. Если мы вспомним древне-русские предания об отважных степных жен-щинах-наездницах «поленицах», то также сможем их сопоставить с легендами об ама-зонках. Причём встреча русского богатыря с поленицей не всегда заканчивалась его побе-дой. Во многих былинах могучие женщины, ставшие женами богатырей, утрачивали свои богатырские качества. Стремление проявить их могло закончиться для женщины, бывшей поленицы, трагически. Таким образом, рус-ские былины также унаследовали данную фольклорную традицию.

Упоминания же западноевропейских пу-тешественников о девушках-воительницах свидетельствуют о сохранении этой устной традиции на Северном Кавказе, в частности в районе Пятигорья, в конце XVIII – начале XIX вв.

Итак, как мы видим, предания и реаль-ность тесно переплелись на кавказской зем-

25

ле. Но фольклор всегда помогал глубже уз-нать историю родных мест. То же можно ска-зать и о легендах земли Пятигорья, района Кавказских Минеральных Вод.

ДРЕВНЯЯ КРЕПОСТЬ В ОКРЕСТНОСТЯХ ВОД

Сегодня многие говорят о том, что ви-дели миражи, находясь в окрестностях

Кисловодска. Листая же страницы старых источников, повествующих об этих местах, вдруг понимаешь, что тебя преследуют мира-жи прошлого, миражи истории этой обжитой еще в древности земли...

Многие путешественники прошлого свидетельствовали о том, что узнали здесь о существовании древнего разрушенного города Боргустан. Насколько реальны эти сведения? Первое письменное упоминание древней крепости Боргустан восходит к се-редине XVII века и принадлежит турецкому путешественнику Эвлия Челеби, писавше-му: «Она подвластна Кабарде... эта кре-пость – могущество силы... эта бесподоб-ная крепость с четырех сторон окружена

26

неприступными горами и подобными колод-цам глубочайшими ущельями... У входа в эти ущелья Искандер Зулькарнейн (Алек-сандр Македонский) поставил в три ряда небольшие арки с воротами, через которые рядом могли пройти лишь два человека. Вначале это были железные ворота, ныне же ворот нет, остались лишь арки»... Ти-мур-шах, увидев крепость Боргустан и это ущелье, сказал: «Как жаль, что в наших владениях нет столь укрепленной крепости и такого ущелья, иначе я был бы властели-ном вселенной...».

Итак, город и древняя крепость Боргус-тан находились в горной или предгорной зоне и сравнительно недалеко (в пяти часах езды) от горы Бештау к западу. Более определён-ные данные мы находим в письме А. А. Вель-яминова к Ф. А. Бекович-Черкасскому от 29 мая 1825 г., где Боргустан упомянут близ Кисловодска. Следует полагать, что это историческое имя сохранила казачья станица Боргустанская, возникшая близ одноименно-го укрепления.

Говоря о древнем Великом шелковом пути, такой исследователь, как Дюбуа де Монпере, – швейцарский француз, побы-

27

вавший на Кавказе в 1833 г., указывает, что разветвление этого большого торгового пути шло к долине Подкумка, достигая его выше Боргустана, большого города, развалинами которого была заполнена эта долина. «Кре-пость этого города, – пишет он, – располо-женная на уединенной скалистой горе зеле-ного цвета песчаника, имела около одной версты в длину; к ней вели две или три лест-ницы, высеченные в скале; вход на главную из них закрывался дверью, укрепленной в расселине». Автор пишет, что в его время на покрытой щебнем и развалинами жилищ вершине скалы, были произведены неболь-шие раскопки; здесь были найдены различ-ные предметы, в том числе маленькие медные кресты.

Согласно преданию местных жителей вре-мен Палласа, эта уединённая крепость слу-жила убежищем для франков или европей-цев.

В тринадцати верстах ниже Боргустана, все время спускаясь по долине реки Подку-мок, дорога достигала насыпи, за пределами которой располагались многочисленные гро-ты, где, как указывает Страбон, в древние времена жили троглодиты, обитавшие из-за

28

холода в пещерах и уже тогда имевшие в изо-билии хлеб.

За Боргустаном, по словам одного из пер-вых историков Кавказа А. Ф. Реброва, начи-нались абазинские и черкесские аулы. Окон-чательные разъяснения мы находим в сочи-нениях Ф. Жилля «Записки о Кавказе и Кры-ме» и Ш. Б. Ногмова «История адыгейского народа». Первый указывает, что Боргустан расположен в 17 верстах от Кисловодска на берегу Подкумка. Заметим, кстати, что Жил-лю уже было известно и другое название древнего городища-крепости: Рим-гора.

Ш. Б. Ногмов древний город Боргустан помещает на правом берегу Подкумка на горе, имеющей форму продолговатого четы-рехугольника с крутыми склонами, а также упоминает каменную лестницу, ведущую на вершину горы, и отдельные археологические находки. Он свидетельствует о том, что была и станица Боргустан или Подкумок, но она переведена на реку Бургунту. Действительно, станица Боргустанская была образована по приказу генерала А. П. Ермолова от 14 мар-та 1825 г. и располагалась в 18 км от Кисло-водска между реками Подкумок и Эшкакон, близ Рим-горы. В 1847 – 1849 гг. станица

29

была переведена на новое место на р. Бур-гунту.

Таким образом, древний город Боргустан, известный западноевропейским путеше-ственникам прошлого, – это крупнейшее средневековое городище района Кавказских Минеральных Вод (административно сей-час – это территория Карачая) – «Рим-гора».

Это городище хорошо известно в специ-альной археологической литературе. Но не-обходимо подчеркнуть, что археологически Рим-гора изучена все еще слабо, цитадель и открытое поселение, ныне застроенное ау-лом Джага, раскопкам не подвергались. Да и само состояние комплекса в настоящее вре-мя катастрофическое. Между тем, упомина-ние города-крепости Боргустан западноевро-пейскими путешественниками XVIII – XIX веков говорит о популярности и широкой известности городища Рим-гора не только в регионе Кавказских Минеральных Вод и восточного Карачая, но и на всем Северном Кавказе.

30

ГЕНИАЛЬНЫЙ ФАНТОМ

Пожалуй, немного найдётся в истории российской историографии фигур столь

блестящих и загадочных, как граф Ян Потоц-кий (1761 – 1815). В своё время современ-ников потрясла смерть этого человека. Он убил себя серебряной пулей, отлитой из руч-ки сахарницы и освящённой у капеллана. Но имя его не кануло в безвестность. Учёные тру-ды с поразительными научными прозрениями позволили назвать этого человека впоследс-твии гениальным фантомом (выражение Жана-Пьера Сикра). Он беседует с нами се-годня, рассказывает о своих замечательных открытиях, об удивительных путешествиях, совершённых в различные концы света...

«Деятельная и полная опасностей жизнь, – писал о нём один из его биогра-фов, – постоянная подвижность, страсть к новому и неизведанному составляли сущность этого человека». Заслуги Потоцкого высоко оценили современники. На Мальте его про-извели в рыцари, открытый в Жёлтом море архипелаг назвали его именем. Адам Мицке-вич считал его самым великим и наиболее глубоким славянским историографом.

31

ПортретЯ. Потоцкого.

32

Тем не менее, в области кавказоведения до сих пор существует определённая недо-оценка трудов Потоцкого. Более того, иные исследователи (М. О. Косвен), даже упрека-ли учёного в дилетантизме. Возможно, при-чиной тому был языковый барьер: Потоцкий писал и публиковал свои труды на француз-ском языке, и они до сих пор не переводились на русский. К тому же учёный был весьма далёк от мысли приобрести какую-либо по-пулярность и часто издавал свои работы, со-держащие смелые изыскания в области ис-тории, археологии, этнографии, в количестве двух или пяти экземпляров! Естественно, что ещё при жизни автора эти книги становились библиографической редкостью.

Наибольшую известность Потоцкому принёс его роман «Рукопись, найденная в Сарагосе», переведённый на немецкий, анг-лийский, сербский и русский языки. Рукопись этого романа, признанного впоследствии од-ним из лучших произведений мировой фан-тастической литературы рубежа XVIII – XIX веков, была утрачена. Известно, что А.С.Пушкин пытался её разыскать, но без-успешно. Интересовался Пушкин и учёными записками потомка польских магнатов, счи-

33

тая, что его учёные изыскания «столь же за-нимательны, как и испанские романы» («Пу-тешествие в Арзрум»).

Но Потоцкий никогда не ограничивал себя одними книжными знаниями. Свои ис-торические разыскания он всегда стремился подтвердить наблюдениями над жизнью на-родов многочисленных стран, которые посе-тил. Египет, Испания, Португалия, Англия, Шотландия... Где только не побывал учёный! Он объездил страны Средиземноморья, Ев-ропы, Африки, Азии. Долгое время Потоцкий жил в Париже, при Александре I служил в российском министерстве иностранных дел. После падения Речи Посполитой (1795 г.) принял подданство России, поселился в Санкт-Петербурге, стал почётным членом Российской Академии наук. В России он про-вёл последние годы своей жизни, редактиро-вал первую в стране правительственную га-зету на французском языке «Journal du Nord» («Северные известия»), совершал путешес-твия к границе с Монголией, к предгорьям Кавказа.

В 1796 г. в Вене вышла книга Я. Потоц-кого, содержащая новые сведения по древней географии и истории Северного Причерно-

34

морья, выявленные исследователем в разных книгохранилищах Европы. Эта работа Я. По-тоцкого была опубликована на русском язы-ке после смерти автора. Впервые в истори-ографии Потоцкий вводит в научный оборот интереснейшие сведения, почерпнутые из старинных генуэзских карт, приуроченных территориально к Северному Причерномо-рью, хронологически – к итало-генуэзской экспансии в северо-восточное Причерномо-рье. Как известно, возможность проникнове-ния на Чёрное море для генуэзцев открылась после Нимфейского мира и договора с визан-тийским императором Михаилом Палеоло-гом в 1261 г., когда генуэзцы получили право беспошлинной торговли и организации своих факторий в причерноморских владениях Ви-зантии. Но пик генуэзской экспансии прихо-дится на XIV в. (Несколько раньше – с нача-ла ХIII в. сюда проникают конкурирующие с генуэзцами венецианцы). Карты, используе-мые Я.Потоцким, представляют собой морс-кие портуланы, из которых наиболее ранние карты Санудо и Весконте относятся к 1320 и 1327 годам. Интересна опубликованная Я.Потоцким часть морской карты Фредуче Анконского. На ней в районе современного

35

Таганрогского залива помечен населённый пункт «Cabardi». Жили ли в ХIV-ХV вв. здесь кабардинцы? Однозначно ответить на этот вопрос мы не можем, так как он не изучен, но отдельные факты здесь следует привести. Так, Фредерик Дюбуа де Монпере, повествуя о Крыме, свидетельствует о том, что кабар-динцы жили «среди татар между Качем и Бельбеком, которого верхняя часть называ-ется нынче Кабарда», а на равнине «Черкес-туз» видны развалины замка «Черкес-Кер-ман». О том же сообщал путешествовавший по Крыму в 1793-1794 гг. П.С.Паллас, что археологически сейчас подтверждается адыг-скими тамгами на позднесредневековой баш-не «Кыз-кулле» в 24 км. от г. Бахчисарая. Наконец, Ф.К. Брун в «Черноморье» приво-дит сведения об обитании кабардинцев не только в Крыму, но и в районе Таганрога, что делает ценной информацию карты Фредуче Анконского.

После третьего раздела Польши имя По-тоцкого, как и многих других польских рефор-маторов, оказалось в списке «преступников», и только вмешательство влиятельного при русском дворе родственника, Феликса По-тоцкого, спасло его. Эти же связи помогли

36

ему позже, в 1797–1798 гг., после смерти Екатерины II, совершить путешествие на Кавказ. Это путешествие, предпринятое гра-фом Потоцким на собственные средства, не было вояжем в погоне за экзотикой, его, ско-рее, можно приравнять к научному подвигу. Учёный побывал здесь на заре кавказоведе-ния. Его поездка продолжила научные экспе-диции С.Г.Гмелина, И.А.Гюльденштедта и П.С.Палласа.

Описание этого путешествия долгое вре-мя было неизвестно, так как попало в библи-отеку философского общества в Филадель-фии, но многочисленные его копии ходили по рукам, а фрагменты одной из них были напе-чатаны Булгариным в «Северном архиве» в 1828 году. Полностью же этот труд Потоцко-го был издан на французском языке в 1829 году Г.Ю.Клапротом.

Позднее публикация, помещённая в «Се-верном архиве», была воспроизведена в сборнике «Исторические путешествия». Не-которые небольшие по объёму отрывки тек-ста Потоцкого были переведены с француз-ского и приводились в современных кавказо-ведческих сборниках, но они отнюдь не дава-ли полного представления о труде учёного и

37

о значимости его наблюдений для развития кавказоведения.

Г.Ю.Клапрот, экстраординарный акаде-мик Российской Академии наук, снабдил пуб-ликацию собственными комментариями, не потерявшими научного значения по сей день. Таким образом, рассматриваемое нами здесь сочинение о Кавказе появилось в результате усилий двух российских академиков начала XIX века – Я.Потоцкого и Г.Ю.Клапрота. Но ни труд Потоцкого, ни комментарии Клапро-та к нему до сих пор полностью на русский язык не переводились. Они остались неиз-вестными не только широкому кругу россий-ских читателей, но и узкому кругу специалис-тов. Между тем, сочинение Потоцкого содер-жит интереснейшую историческую информа-цию, к сожалению, не используемую современными кавказоведами.

Труд Я.Потоцкого по форме изложения представляет собой путевой дневник с опи-санием не только увиденного, но и авторским комментарием, раскрывающим его научные интересы и взгляды, а также состояние науки в конце XVIII – самом начале XIX века. По-тоцкий порывает с традиционным жанром «учёного путешествия», с его канонами, ог-

38

раничивавшими авторскую свободу. Его на-учные труды теряют замкнутый, профессио-нальный характер, и начинают походить на очерк, в котором даны не готовые выводы, а процесс их постижения. Так, например, Я.Потоцкий выдвинул версию, согласно ко-торой осетины рассматривались им как часть алано – асов – ясов, продвинувшихся на Се-верный Кавказ с берегов Дона, и как потом-ки осилов Птолемея и «сарматомидян» Дио-дора и Плиния.

Почти 200 лет прошло с того времени, как было сделано это предположение. Конеч-но, накопление новых материалов, развитие исторической мысли вносят сегодня в теорию Я.Потоцкого свои коррективы. Но, блестяще подтвердившаяся версия учёного, в наше время получила мировое признание.

Особого исследования требует изобрази-тельный материал, помещённый в качестве иллюстраций к изданию книги Я.Потоцкого 1829 года.

В XVIII – XIX вв. возрос интерес запад-ноевропейских художников к изображению сцен из жизни народов России, по своему дипломатическому весу стремительно вы-шедшей на одно из первых мест среди евро-

39

пейских держав. В начале XIX века получили широкое распространение гравированные издания, посвященные России и Кавказу, они составили целое направление в графике. В Европе издавались как отдельные листы, так и альбомы, посвященные изображению жиз-ни народов российских провинций и, конечно же, экзотического Кавказа.

Обычно гравюры на русские темы изоб-ражали уличных торговцев или представите-лей тех или иных народов страны. Одиночные фигуры в национальных одеждах, снабжён-ные атрибутами, характеризующими их заня-тия, были расположены на сравнительно нейтральном фоне. Такими были, например, рисунки Ж.Б Лепренса, который в 1760 – 1770-х годах создавал костюмные изображе-ния. И хотя кавказская тема не прослежива-ется в работах Лепрепса, мы не можем не вспомнить это имя, так как именно с него на-чинается «живописное изучение» России. Стойкий интерес к русской теме, высокий художественный уровень рисунков сделали Лепренса основоположником формы русских изображений «костюмного рода». Позже ху-дожники, выпускавшие серии гравюр, посвя-щенные народам России, восполняли недо-

40

статок собранного фактического материала заимствованиями из Лепренса. Российский исследователь Н.Н.Гончарова отмечает, что это относится и к М.Ф.Дамаму – Демартре и к другим западноевропейским художникам, обращавшимся к российской тематике. (Н. Н. Гончарова. Е.М.Корнеев. Из истории русской графики начала 19 века. – М.: «Ис-кусство», 1987. – С.79).

Художественный уровень массовой про-дукции западноевропейских художников, изображавших бытовые сцены из российской жизни, был невысок. Гравюры начала XIX века пассивно фиксировали внешнюю сторо-ну жизни народа, его облика, не раскрывая ни психологической, ни социальной стороны сюжета, и в первую очередь служили позна-вательным целям. Обычно художники, изоб-ражавшие бытовые сцены, исходили из гол-ландской жанровой живописи. Они ограни-чивались простейшим, этнографически обос-нованным сопоставлением мужчины и женщины, или же продавца и покупателя, один из которых протягивает руку другому, – композиция, ведущая свою традицию от зна-менитых «Криков Парижа» («Cris de Paris») – французских изданий середины

41

XVIII века. Произведения типажно- костюм-ного характера чаще всего решались как сценки из двух фигур. То же можно сказать и о рисунках, помещённых в издании труда Я. Потоцкого о его кавказском путешествии. Этот изобразительный материал требует особого исследования. Учёные – этнографы, кавказоведы справедливо обращали внима-ние на его ценность и считали его принадле-жащим Я. Потоцкому. Как свидетельствует сам путешественник, он делал наброски с на-туры во время своего вояжа по Кавказу. И всё же вопрос об авторстве рисунков, помещён-ных в книге Потоцкого, остаётся открытым. Издавший этот труд уже после смерти автора Г. Ю. Клапрот, из семи рисунков, помещён-ных им в качестве иллюстраций, лишь один, изображающий статую Дука-бек, приписал И.Гюльденштедту, так как, по его словам, ри-сунок Потоцкого не был приложен к рукопи-си текста книги, полученной им из Филадель-фии. Подлинное происхождение остальных рисунков не ясно, но сравнение их с работами Х.Гейслера, сопровождавшего экспедицию П.С.Палласа, позволяет сделать вывод о не-сомненной близости сюжета и техники ис-полнения. Впрочем, для данного временного

42

периода было характерно допущение заимс-твований, реминисценций фрагментов из ри-сунков других художников при создании гра-вюр на этнографические сюжеты. Так, напри-мер, русский художник Е.М.Корнеев при создании собственного листа пользовался сепией Бальтазара де ла Траверса «Соколи-ная охота», выполненной в 1787 году.

Потоцкий же, по его же словам, сделал, кроме двух рисунков мавзолеев древнего зо-лотоордынского города Маджары, также ри-сунок Дука-бека, к тому же зарисовал вид кавказских гор и Эльбрус, представителей животного мира Юга России, бурханы – кал-

Соколиная охота. Гравюра Лемерсьепо рис. Ксавье Оммера де Гелля – 40-е годы XIX в.

43

мыцкие идолы, интерьер калмыцкого жилища, портреты гелюнгов – калмыцких священников. Но все эти работы не были приложены к тексту его рукописи и не вошли в издание 1829 года. Тем не менее, безусловно, что рисунки, помещённые Г. Ю. Клапротом в книге Потоцкого о его кавказс-ком путешествии, отра-жают этнографический материал и представляют определённый интерес. Они представляют собой раскрашенные гравюры, четыре из которых имеют двухфигурную компози-цию. Это: «Туркмены», «Черкесы», «Ногайцы», «Ингуш и осетин», один из рисунков представляет колоритный порт-рет предводителя тюркского племени.

Этнографические же описания самого Я. Потоцкого подтверждаются рисунками ху-

Ингуш и осетин.Рис. Я.Потоцкого ?

Черкесы.Рис. Я.Потоцкого ?

44

Черкес, стреляющий из лука.Рис. Е.М.Корнеева.

45

дожников рубежа XVIII – XIX веков, совер-шивших поездки по Кавказу в это время. Пу-тешествия, организованные Российской Ака-демией наук, привлекали внимание таких художников – современников Потоцкого, как Е. М. Корнеев и Х.-Г. Гейслер. Ими ис-пользовались этнографические описания пу-тешествий И. Г. Гмелина, И. Г. Георги, П. С. Палласа и других. Кроме того, худож-ники пользовались и собственными наблю-дениями, сделанными во время поездок по Югу России. Так, Е. М. Корнеев в 1802-1803 гг. принял участие в экспедиции, снаряжён-ной по приказу Александра I «объехать с це-лью военно-стратегического осмотра Азиат-скую и Европейскую Россию», после чего им был издан двухтомный альбом гравюр, по его рисункам «Народы России...», где автор за-дался целью создать научный труд по этног-рафии народов, населявших Россию. Так как этот альбом не был переведён с французско-го языка на русский и является огромной ред-костью, имеет смысл кратко охарактеризо-вать его текстовую часть.

Этот альбом вышел в 1812–1813 годах в Париже (Rechberg C-te. Ch. de. Les peuples de la Russi, ou description des moeurs, usages

46

et costumes des diverses nations de l’Empire de Russie, accompagnee de figures coloriees. -T 1-2.-Paris, 1812-1813).

Издатель альбома баварский посланник граф К. Рехберг имел и собственные наблю-дения: он побывал на Кавказских Минераль-ных Водах, видел народы, населявшие этот край. При составлении этого издания он об-ратился к смежным дисциплинам – истории, географии, языкознанию, которое в то время ещё не оформилось как наука, дающим выход к вопросам о происхождении народов и их расселении. Заметим, что в начале XIX в. ин-терес к различным народам определялся про-светительскими задачами. Отдельные рисун-ки из этого альбома воспроизведены в совре-менном издании Н. Н. Гончаровой, упоми-навшемся нами выше. В этом же издании помещён рисунок X.-Г. Гейслера «Ингуш и трухмянский татарин» (1803), на котором изображение ингуша практически идентично с изображённым ингушом на рисунке из кни-ги Я. Потоцкого. Гейслер, как известно, путешествовал по Кавказу вместе с П. С. Палласом в 1793 – 1794 гг. Исходя из вышеизложенного, мы и делаем вывод о свя-зи материалов, публикуемых Г. Ю. Клапро-

47

том в издании труда Я.Потоцкого с материа-лами экспедиции П.С.Палласа.

Рисунки Х.Гейслера в настоящее время находятся в собрании Государственного Ис-торического музея в Москве, а частично опубликованы в книге П. С. Палласа. Среди, них – чёрно-белые и цветные зарисовки представителей различных народов Кавказа. Изображение ингуша, как уже отмечалось выше, очень близко в деталях к рисунку в ра-боте Я. Потоцкого. Впервые это было отме-чено Н. Г. Волковой (Волкова Н. Г. Изобра-зительные материалы как источник изучения материальной культуры народов Кавказа в ХIХ-ХХ вв.- М.: Наука, 1971.- С.100). Ин-гуш изображён в плотно запахнутой верхней одежде, спускающейся ниже колен и подпо-ясанной кожаным поясом с металлическим набором; на ногах чувяки, на голове круглая стёганая шапка тёмного цвета с узким белым ободком. На рисунке детально передано и вооружение: на поясе кинжал в ножнах, на ремне, перекинутом через плечо, висит ружьё, в левой руке круглый щит с фаларом посередине, в руках длинное сучковатое ко-пьё с ромбическим наконечником. Археоло-гические раскопки подтверждают достовер-

48

ность этого рисунка, так как многие предме-ты, изображённые на нём, встречаются в средневековых наземных ингушских склепах. Так Д. Ю. Чахкиев, со ссылкой на Я. Потоц-кого, отмечает, что «короткие дротики, с уз-ким гранёным остриём наконечников и суч-коватыми древками», можно видеть у ингуш-ских воинов конца XVIII в. (Чахкиев Д. Ю. Копья и дротики у позднесредневековых вай-нахов // Новые материалы по археологии и этнографии Чечено-Ингушетии. - Грозный, 1987). Но в данном случае речь идёт не о дро-тике, а о длинном копье.

Таким образом, цикл зарисовок художни-ков Академических экспедиций даёт матери-ал преимущественно по костюму народов Кавказа конца XVIII в. Эти рисунки впервые дали наглядное представление об этнографи-ческих особенностях большой группы наро-дов Северного Кавказа. Зарисовки дают на-иболее богатый материал по вооружению, костюму, обуви, головным уборам кавказцев, но почти не отражают другие стороны куль-туры народов Кавказа: поселения, жилище, сельскохозяйственные и другие орудия.

На одном из рисунков, приложенных к труду Я.Потоцкого, изображён осетин в ко-

49

роткой черкеске без выреза на груди, её бор-та стянуты тремя парами завязок. Исследо-ватель Е.Н.Студенецкая говорит о том, что эти признаки датируют подобные черкески концом XVIII в. (Студенецкая Е.Н. Одежда народов Северного Кавказа XVIII-ХIХ вв.-М.: Наука, 1989.- С. 28) и подчёркивают осо-бенности осетинской одежды.

Изобразительные материалы по ингушам вообще более бедны, чем по другим народам. В книге Я. Потоцкого имеется выше упоми-навшийся рисунок, на котором изображён ингуш в черкеске со стоячим воротником, причём черкеска напоминает некоторые изоб-ражения адыгских черкесок. В склепах «го-рода мёртвых» у осетинского селения Даргавс В. Х.Тменов обнаружил черкески со стоячим воротником и без газырниц. Подобные чер-кески у осетин, иногда у балкарцев и у вайна-хов встречались вплоть до начала XX в. Они считались рабочими в отличие от празднич-ных – с открытой грудью и газырями.

Ещё более беден изобразительный мате-риал по чеченцам. В альбоме, изданном в Париже в 1813 г. с рисунками Е.М.Корнеева, чеченцы изображены в коротких до колена черкесках с узкими рукавами. Беггров изоб-

50

ражает чеченца в короткой шубе с отдельной, висящей на ремне газырницей. У Д. Л. Ми-лютина чеченец изображён в короткой, но нараспашку черкеске с узкими рукавами. В ряде случаев авторы XVIII – начала XIX вв. приводят местные термины, называя подоб-ную одежду, хотя и в искажённом виде. Так, Г.Ю.Клапрот называет верхнюю одежду ады-гов «цей», И.Ф.Бларамберг «цши», Дюбуа де Монпере – «циш». В этих терминах уга-дывается кабардинское наименование чер-кески «цен», дошедшее до наших дней. Ка-рачаево-балкарское (тюркское) слово чепкен (черкеска) давно вошло в русский язык в форме «чекмень». В.И.Марковин пишет: «Воин-вайнах всегда имел при себе холодное оружие (кинжал, а то и саблю), лук и набор стрел с железными наконечниками. Если же дело доходило до настоящей брани, он обла-чался в кольчужную рубаху с короткими ру-кавами из хорошо прокованных железных колечек, надевал цельнокованый железный шлем и брал круглый щит. Налокотники в виде лотков, скреплённых ремешками, за-вершали его экипировку. Судя по рисунку путешественника Яна Потоцкого, примерно так вооружался ингушский воин ещё в нача-

51

ле XIX века». (Марковин В.И. Каменная ле-топись страны вайнахов.-М.: Русская книга, 1994.- С. 140).

Французский исследователь Ярослав Ле-бединский в книге «Оружие казаков и кав-казцев...» (Lebedynsky J. Les Armes Causa-ques et Caucasiennes et les armes traditionnel-les d’Europe orientale.-Paris, 1990) пишет о том, что черкесы, согласно рисунку Потоц-кого, носили чувяки, бешмет, черкеску. Этот костюм дополняла шашка, замеченная рисо-вальщиком. Он обращает внимание на то, что рисунок интересен своей поздней датиров-кой. Архаичная же экипировка включала в себя кольчугу, шлем, налокотники. На рисун-ке Е. М. Корнеева «Черкес, стреляющий из лука», изображены черкесские воины в та-кой одежде. Этот рисунок соотносится с опи-санием черкесов, сделанным Я. Потоцким, где он говорит о том, что впервые увидел чер-кеса, стреляющего из лука: «Инал, черкес-ский князь, выпустил несколько стрел по воронам... Впервые я увидел черкеса, стре-ляющего из лука с лошади; и, конечно, это было прекрасное зрелище».

Таким образом, можно сделать вывод о том, что хотя изобразительные материалы,

52

помещённые в книге Я.Потоцкого, требуют специального тщательного исследования, ценность и значимость этих графических ра-бот отрицать сегодня невозможно.

Остается добавить, что недавно в одном французском издании (Rosset, Francois; Triaire, Dominique. Jean Potocki. Biogra-phie. – Paris, 2004), была опубликована акварель Я. Потоцкого «Пейзаж с видом на Эльбрус», а также шаржированная зари-совка – портрет графа де Бельфора, встре-ченного путешественником во время его поездки по Кавказу. Безусловно, на Западе, в частных коллекциях хранятся и другие его рисунки. Будем надеяться, что когда-ни-

Пейзаж с видом на Эльбрус.Рис. Я.Потоцкого, 1797-1798 гг.

53

будь они будут известны и нам.

Когда-то Потоцкий писал: «Благословляю на-уку, принесшую мне счас-тье, покой и даже наслаж-дение, вопреки ужасному хаосу, в который погруже-но наше время...». Учёный ратовал за то, чтобы «свя-щенное пламя науки не погасло в России во время политических бурь». Удивительным образом эти слова перекликаются с нашим сегодняш-ним днём. Этим пожеланием и хотелось бы закончить рассказ о человеке, творческое на-следие которго мы ещё только начинаем для себя открывать.

ТЕНЬ ХРОМОГО ТИГРА НА КАВКАЗЕ

История нашего края… Сколько интерес-нейших страниц хранит она! Порой

славных, порой трагических. Одна из них – нашествие Тимура на Кавказ, которое исто-

Шаржированный портрет графа де Бельфора.

Рис. Я.Потоцкого.

54

рики оценили как с о к р у ш и т е л ь н ы й удар по тысячелетней культуре Кавказа, по древней торговле Ви-зантии с Востоком.

Таинственная ро-мантика, окружав-шая этого человека при жизни, не разве-ялась и за пять веков! Даже вокруг вскры-тия его могилы архе-ологами люди сплели легенды. Буквально через несколько дней после этого события началась Великая Отечественная война, и белобородые старцы закачали головами: «Великого убийцу выпустили на свободу, и в мире снова потекли реки крови…».

Тимур, сын Таргая, был «барлас» – оту-реченный монгол. Он родился в 1334 году, умер во время китайского похода 1405 года. Его смерть спасла мир от огня и меча, кото-рые он принёс человечеству. Судя по всему, конец его скрывали от народа, боясь возму-щений. Тело Тимура тайно было погребено в Самарканде.

Портрет Тимура. Облик, восстанов-ленный М.М.Герасимовым.

55

Много легенд ходило о Хромом Тигре, как называли великого воина, перед которым в ужасе трепетали народы. Отделить правду от вымыслов сегодня непросто. По-видимому, на двадцать восьмом году жизни он повредил себе ногу в бою с туркменами. Тимур был хромым и сухоруким. Но дух его был деятелен и свиреп. Он покорил себе полмира: Хорезм, Золотую Орду, Турцию, Индию. Он отличал-ся невиданной жестокостью: древние источ-ники свидетельствуют о том, что в малоази-атском городе Сивасе он приказал закопать в землю четыре тысячи живых людей, а при штурме иранского города Исфагана в 1387 г. отдал приказ перебить его жителей, а чере-па их сложить в форме высоких башен в «назидание» врагам. Было собрано 70 ты-сяч голов!

Длительную борьбу Тимур вёл с Золотой Ордой. Первое столкновение с Тохтамышем, ханом кипчакской империи, у него произош-ло в 1387 году. Хромой Тигр разбил Тохтамы-ша, а затем овладел Закавказьем. Тохтамыш снова собрал войска для нападения на азий-ского завоевателя. Тимур нанёс ему страш-ное поражение на берегах Терека в 1395 году. Это сражение имело огромное историческое

56

значение. После него Золотая Орда была по-дорвана, её влияние ослабло. Известный ис-торик Кавказа В.А.Кузнецов считает, что «есть некоторые основания полагать, что в сражении 1395 г. на стороне Тохтамыша в качестве его вассалов принимали участие и северокавказские воинские формирования, в том числе черкесские и алано-осетинские». На это косвенно указывает то, что после раз-грома Золотой Орды Тимур в 1395 году об-рушился на черкесов – племена, жившие в районе горы Эльбрус, на жителей района Бе-штага (Пятигорья – ныне Кавказские Мине-ральные Воды). Страшна картина пребыва-ния завоевателя на Северном Кавказе! 1395 год явился для народов нашего края своеоб-разным «пограничным столбом», отделяю-щим высокую культуру от периода её застоя. Лишь спустя столетия народы Северного Кавказа смогли окончательно оправиться от этого удара.

В 1992 г. в осетинском издательстве «Ир» вышла в свет книга А.Н.Тарасова, повеству-ющая о пребывании Тимура на Кавказе. Вот как её автор описывает взятие Татартупа – золотоордынского города на левом берегу реки Терека – напротив села Эльхотово.

57

«Вскоре они подошли к богатому городу, на-зываемому Татартуп, то есть «татарский го-род». Город… был окружён стенами с круглы-ми башнями; несколько церквей и минаретов высились над домами с плоскими кровлями… азийцы ворвались… город запылал. Началась резня. Через два часа в городе всё стихло… Вечером далёкое зарево указывало место по-гибшего города».

Но один из минаретов Татартупа устоял. Он возвышался на Северном Кавказе до не-давнего времени… Этот уникальный памят-ник эпохи Золотой Орды был построен в пер-вой половине XIV в., в правление хана Узбе-ка (1312 – 1342 гг.). Татартупский минарет, скорее всего, строили азербайджанские мас-тера. Как они оказались на территории ны-нешней Северной Осетии?

Городище Верхний Джулат на левом бе-регу Терека было южным форпостом Золотой Орды на Кавказе, географически входившим в зону военных действий во время длитель-ного противостояния между ордынскими во-инами и иранскими хулагидами. В январе 1319 г. ордынский хан Узбек прошёл Дербент и вторгся во владения Ильхана Абу-Саида, достигнув реки Куры в Азербайджане. Види-

58

мо, тогда и была захвачена группа местных мастеров-строителей и пригнана на Верхний Джулат. Она и построила по приказанию монгольских властей соборную мечеть, боль-шой и стройный минарет. В некоторых источ-никах имеются сведения о том, что ещё на рубеже XVIII-XIX вв. ногайцы из района Пя-тигорья собирались возле Татартупа для того, чтобы встретить здесь Новый год.

Уникальность же этого минарета состоя-ла в том, что он был единственным, сохраняв-шимся до недавнего времени, памятником культовой архитектуры Золотой Орды на Юге России. Судьба Татартупского минарета трагична: простояв в целости более 600 лет

Мечетский пост (Татартупский минарет).Рис. Н.Г.Чернецова. – акварель (сепия), 1829 г.

59

и выдержав все перипетии бурной истории вплоть до боёв за Эльхотово в 1942 г., памят-ник был обрушен… неумелыми реставратора-ми! Это случилось в 1981 году. Грубая работа реставраторов стала своего рода печальной традицией. Не случайно ещё Анатоль Франс писал: «Если бы архитекторы ограничива-лись тем, что укрепляли старинные памятни-ки, а не переделывали их, они заслужили бы благодарность всех, кому дорого наше про-шлое…».

Сегодня, глядя на старинные изображе-ния минарета, невольно вспоминаешь стра-ницы далёкого прошлого, ощущаешь при-сутствие великой тени на Северном Кавказе… Тимур и его войска на своём пути всё сжига-ли, разрушали и уничтожали. Местное насе-ление героически сопротивлялось завоевате-лям. Но ему не удалось устоять под натиском войск Тимура, и вся территория Пятигорья была покорена азийским завоевателем.

В 1400 году Тимур совершил поход в зем-ли овсов (алан). По свидетельству грузинс-кого историка Вахушти, города и строения овсов были разрушены; Овсетия (имеется в виду её равнинная часть) стала называться Черкесией или Кабардой.

60

Таков был итог исторического похода Ти-мура на Кавказ, нанёсшего сокрушительный удар по Золотой Орде, начало распаду кото-рой было положено ещё в 1380 году, когда татары были разгромлены русскими на Кули-ковом поле.

МАЛОИЗВЕСТНЫЕ РИСУНКИО КАВКАЗЕ

Тайна портрета отца Тулуз-Лотрека

Говоря о художниках Франции и о Кавказе, следует отметить удивительное перепле-

тение судеб и имён, украсивших собой этот дикий и прекрасный край. Среди них встре-чаются и великие. Так, в архивных докумен-тах Пятигорска была обнаружена фамилия древнего французского рода, прославленная благодаря гению Анри Тулуз-Лотрека – ху-дожника Франции, ставшего феноменом культуры XIX – XX веков. Первым обратил внимание на это имя Б.А.Антонов – журна-лист из Москвы, изучавший в Пятигорском городском архиве церковные книги. Лишь в 1994 – 1995 годах в региональной периоди-

61

ческой печати появились публикации на этот счёт, сделанные местными историками-кра-еведами Н.Д. Ныренковой и Ю.С.Федотовым. К русской ветви французского рода Тулуз-Лотреков принадлежал граф Александр, из-бравший Пятигорск своим постоянным мес-том жительства возможно из-за красоты здешних пейзажей, возможно из-за целебных источников, позволявших лечить раны, полу-ченные им во время военных действий на Кавказе против турок. Этот Тулуз-Лотрек был профессиональным военным, 20 лет слу-жил в кавалерии, имел награды: медаль «За покорение Западного Кавказа 1859 – 1864 годов», крест «За службу на Кавказе».

Однако кавказская тема прослеживается и в биографии самого гениального Анри Ту-луз-Лотрека. Так, Анри Перрюшо – извест-ный писатель-искусствовед, тщательнейшим образом изучавший биографии художников Франции, сообщает об одной из первых кар-тин художника – портрете его отца на лоша-ди: «Отца Лотрек изобразил в его любимом кавказском костюме: в башлыке, с соколом в левой руке, он сидит верхом на лошади, на которую надета сбруя, принадлежавшая ра-нее знаменитому имаму Кавказа – Шами-

62

Портрет отца Тулуз-Лотрека на лошади.

63

лю». Это утверждение позволяет предполо-жить, что граф Альфонс – отец Анри – бы-вал на Кавказе. Но Перрюшо мало интере-совался Кавказом, поэтому он не сообщает, бывали ли здесь Анри и его отец. И всё же, описывая привычки и увлечения отца вели-кого художника, Перрюшо говорит о том, что он прекрасно знал кавказские обычаи, был увлечён Востоком, много путешествовал, умел готовить шашлыки, любил скакать в кавказском костюме с красным башлыком.

Ещё более интересным может показаться родство российских дворян и французских графов. Исследование русско-кавказской ветви рода Тулуз-Лотреков показывает её пе-ресечение с родом великого поэта России М.Ю.Лермонтова. Символично, что именно на Кавказе, в Пятигорске, ставшим послед-ним приютом русского поэта, его потомки породнились с представителями рода знаме-нитого французского художника. Как устано-вила по сохранившимся архивным докумен-там бывшая заведующая Пятигорским госу-дарственным архивом, историк – краевед Н.Д.Ныренкова, Эмма Фёдоровна Баум – родная сестра жены Дмитрия Алексеевича Философова – родственника М. Ю. Лермон-

64

това по материнской линии (его троюродного брата) – в 1881 – 1882 годах вышла замуж в Пятигорске за представителя старинного французского рода, упоминавшегося нами выше Александра Александровича де Тулуз-Лотрека. И хотя это не прямое родство русс-кого поэта и французского художника, и даже не совсем близкое, оно всё-таки существует, и не учитывать его теперь уже нельзя.

Не исключена также возможность, что Лермонтов был знаком в 1838 году с одним из Тулуз-Лотреков. Однополчанин поэта А.И.Арнольди в своих «Записках», расска-зывая о службе Лермонтова в лейб – гвар-дии Гродненском гусарском полку, упоминает их общего сослуживца, некоего Лотрека де Тулуза. Впоследствии удалось выяснить, что речь шла о Валериане Александровиче Тулуз-Лотреке, который был старше Лермонтова на три года и действительно служил с ним в одном полку. Со временем граф Валериан Тулуз-Лотрек дослужился до звания генерал – лейтенанта и в 1870-х годах командовал Кавказской Кавалерийской дивизией, штаб которой располагался в Ставрополе. Ю.Федотов обращает внимание на то, что под его началом служил полковник Фёдор

65

Иванович Делакруа (имя созвучное с именем выдающегося французского живописца и графика Эжена Делакруа (1798-1863), тяго-тевшего в своём творчестве к восточным мо-тивам). Связаны ли российские Делакруа с родом французского художника? – этот воп-рос ещё ожидает своих исследователей, тем более что в «Кавказском календаре» в тече-ние 30 лет встречается имя ещё одного Де-лакруа, Валериана Ивановича, сделавшего здесь блестящую инженерную карьеру по ве-домству Управления Путей Сообщения на Кавказе.

События и судьбы

Интересно, что потомки французских жи-вописцев разрабатывали архитектурные

проекты для застройки района Кавказских Минеральных Вод. Так, например, архитек-тор Шарлемань, выходец из рода Жана Ба-тиста Боде, мастера резных и живописных дел, в своё время получил заказ составить проекты для КМВ.

Осип (Жозе) Шарлемань (1772 – 1861) впервые прибыл в Петербург в 1777 г. Он работал в Царском Селе, в Зимнем дворце.

66

Его сыновья – Жозе, Луи-Андре, Шарль и Жан-Мишель учились в престижной Петер-бургской академии художеств.

Для Петербургского дворцового прав-ления О.Шарлемань спроектировал не только комплекс зданий, но и надворные постройки, кухни, театр, присутственные места, манеж, казармы и даже тюрьмы. Од-новременно в Генеральном штабе он полу-чил заказ составить проекты для Кавказских Минеральных Вод. Им были спроектирова-ны здание Николаевских ванн, гостиница Ресторация. К чертежам были приложены собственноручные акварельные рисунки. Один из них – рисунок пятигорской Ресто-

Пятигорская Ресторация. Гравюра XIX в.

67

рации – хранится в фондах Пятигорского краеведческого музея.

Шарлемань находился в столице, когда правительство приняло решение о реализа-ции его проектов на Горячих Водах – Ресто-рации и Николаевских ванн. Осуществление архитектурного надзора было поручено Ио-ганну и Иосифу Бернардацци.

Ресторация – первое капитальное казён-ное строение на Водах, было заложено в 1824 г. Бернардацци внесли в проект свои поправки: были добавлены «боковые кры-лья» и флигели под сдачу квартир.

Вот что пишут братья Бернардацци в опи-си работ, произведённых ими на Минераль-ных Водах, о предложенных изменениях к проекту Шарлеманя: «г. ген.-майор Сталь 2-й изволил предпринять надлежащие меры к заготовлению нужных материалов, потреб-ных для исполнения высочайшего проекта для построения ресторации при Горячих Во-дах; по рассмотрении же сего проекта на-шлись следующие недостатки, а именно: сов-сем не было назначено место для кухни и прачечной, также для погребов, ледников и кладовых; тоже не было назначено удобное помещение для содержателя ресторации близ

68

своего хозяйства; в расположении общего же плана сего построения переменено следую-щее: домик, который назначено было выстро-ить посреди двора с квартирами, назначен-ными для отдачи внаймы, – поставить по линии задней улицы…, а кухни поместить на том месте, где назначен был домик…

Все вышеописанные недостатки пред-ставлены были нами начальству, которое, по рассмотрении наших замечаний…, нашли их справедливыми. По сей причине, приказано было нам дополнить оный проект, назначив места означенных недостатков…

Все сии перемены и прибавления к про-екту, высочайше утверждённому для постро-ения ресторации, мы представили на утверж-дение корпусному командиру ген. от инфан-терии Ермолову и производили в дело по ут-верждении оных».

Фасад здания, в соответствии с проектом Шарлеманя, украсили шестью круглыми ко-лоннами в древнегреческом стиле. Заверше-но строительство было в 1828 г.

В это же время, 25 июля 1826 г., в день рождения государя, было заложено здание Николаевских ванн. Это был второй казён-ный объект из камня на Водах. В левом углу

69

фундамента здания были заложены памят-ные доски с высеченными именами А. П. Ер-молова и Иоганна Бернардацци. Имя пос-леднего, вероятно, было включено потому, что он дорабатывал проект: И. Бернардацци увеличил число ванн и добавил два боковых входа.

Ознакомившись с доработкой проекта Бернардацци и согласившись с ним, генерал А.П.Ермолов стал добиваться разрешения на доведение до конца утверждённого государем проекта «в соответствии с нуждами Горячих Вод».

Но вернёмся к событиям, предшествую-щим закладке здания.

Николаевские ванны в Пятигорске. Гравюра XIX в.

70

31 октября 1824 г. Ермолову было высла-но письмо за № 577 с замечаниями, с кото-рыми тот не согласился, настойчиво требуя отдать предпочтение доработанному братья-ми Бернардацци проекту, по которому он уже распорядился вести строительство. По сути дела, речь шла о полной переделке проекта. Шарлеманя обязали увеличить количество ванн с 6-ти до 32-х. Задача была достаточно сложной: Шарлемань до минимума уменьшил размер ванных кабин и комнат отдыха, ис-ключил комнаты для сторожей.

Видимо, с подачи Бернардацци, А. П. Ер-молов отметил, что в обоих проектах госпо-дина Шарлеманя упущены из вида бассей-ны, трубы для провода воды в ванны и канал для её стока. В то же время И. Бернардацци составил свой проект. Он предложил рас-ширить здание на 1,5 аршина, сделать толь-ко 16 кабин и 30 комнат для отдыха. Ермо-лов согласился и 18 октября 1825 г. из во-енного лагеря на Тереке уведомил министра внутренних дел В.С.Ланского о том, что на такой шаг «решился для избежания даль-нейшего промедления времени и по необхо-димости приступить ныне же к закладке зда-ния».

71

Вопрос «по предмету устроения Кавказ-ских Минеральных Вод» рассматривался в Комитете министров. Для разрешения конф-ликта на Кавказ был командирован адъюнкт-профессор П. Н. Савенко и чиновник П. И. Аверин. Строительство ванн к тому вре-мени уже было начато. В итоге было принято следующее решение: сохранить внешнюю (шарлеманевскую) фасадную часть здания, внутри же строить по проекту Бернардацци.

В наше время именно фасад здания со-хранился, внутри же оно было капитально перестроено. До сих пор мастерский почерк Шарлеманя чувствуется в строгих линиях фа-сада Николаевских ванн. Таким образом, по-томку представителя старинного французс-кого рода Пятигорск обязан своими замеча-тельными постройками.

Действительно, сплетение судеб, пересе-чение жизненных путей на кавказских доро-гах поражает, хотя и оставляет множество вопросов. Но, как бы то ни было, кавказская тема отчётливо звучит в творчестве француз-ских художников: великих и малоизвестных, профессионалов и любителей. Глядя на их работы, мы снова открываем для себя те или

72

иные реалии жизни различных народов на Кавказе. И мы благодарны им сегодня за то, что они начали «живописное изучение» юж-ной России.

История одного поиска

Как известно, Северный Кавказ является наиболее сложным и пёстрым в этно-

культурном плане регионом не только Рос-сийской Федерации, но и всего мира. Он характеризуется особой остротой и полити-ческой актуальностью межнациональных и внутрифедеральных отношений. Формиро-вание новой структуры этих отношений не-возможно, по нашему убеждению, без глу-бокого знания истории и культуры данного региона. Огромный вклад, не оценённый в полной мере до сих пор по достоинству, вне-сли в изучение Кавказа франкоязычные ис-следователи и путешественники. Их интерес к этому краю понятен: Кавказ, граничивший с Россией, издавна служил естественным мостом, соединявшим Европу и Азию, хрис-тианский и мусульманский миры. Он также находился в сфере геополитических интере-сов России, Турции, Англии и Франции. По-

73

этому неудивительно, что французы активно изучали Кавказ и оставили со временем цен-ные источники по истории этого края: пись-менные, документальные, изобразитель-ные.

Изучение французских источников о Кав-казе XVIII-XIX вв. привело автора этой кни-ги в архивы и хранилища Парижа, где в фон-дах Кабинета Эстампов Национальной Биб-лиотеки было обнаружено редкое издание: труд Лидии Арамбург «Словарь французских художников-пейзажистов XIX века», вышед-ший в Швейцарии в 1985 году. На одной из страниц этой книги был опубликован рисунок Шарля Ребуля с подписью: «Вид Пятигорска близ Георгиевска, Кавказ, 1894 г.». В слова-ре также имелась пометка, что подлинник рисунка хранится в Муниципальном музее города Драгинян, где также находится и вто-рое, неопубликованное изображение Пяти-горска. К сожалению, рисунок Ребуля был воспроизведён в сильно уменьшенном фор-мате, воспроизведение было нечётким и не-пригодным для дальнейшего копирования. Сам же сюжет рисунка был крайне интере-сен: на нём отчётливо просматривалось изоб-ражение крепости, охраняемой несколькими

74

часовыми. На заднем плане высилась огром-ная гора, покрытая вечными снегами.

Сразу же возникло множество вопро-сов:

- Кто такой Шарль Ребуль?- Что привело его на Кавказ?-Какое именно крепостное сооружение

заинтересовало художника?- Что изображено на втором рисунке Ре-

буля, хранящемся в городе Драгинян?С целью выяснения данных вопросов

нами был сделан запрос в Муниципальный музей этого города. Но ответа, увы, не пос-ледовало. Однако, благодаря помощи фран-цузского учёного, профессора Канского Уни-верситета, господина Кристиана Пиле, всё-таки удалось связаться с музеем города Дра-гинян и получить оттуда высококачественные копии интересующих нас рисунков, а также некоторые сведения об их авторе.

Шарль-Мариус Ребуль (1815 – 1898) был довольно популярен во Франции во вто-рой половине XIX века. Свою молодость он провёл в России, где обучился живописи, со-здав небольшую коллекцию эскизов и этю-дов, написанных маслом или акварелью. Не-которые из этих пейзажных зарисовок по

75

Крепость в Пятигорске с видом на Эльбрус.Рис. Шарля Ребуля, 1894 г.

Публикуется впервые.

76

оценке специалистов являются подлинными произведениями искусства и свидетельству-ют о таланте автора.

Муниципальный музей города Драгинян располагает, как мы уже указывали выше, двумя работами Шарля Ребуля, которые пос-тупили сюда после смерти автора, в 1898 г. Обе сепии датированы 1894 годом, то есть были выполнены за 4 года до смерти худож-ника. Это:

- Вид окрестностей Монблана.- Вид окрестностей Пятигорска на Кавка-

зе с Эльбрусом.Таким образом, утверждение о том, что и

второй рисунок Ребуля, хранящийся в городе Драгинян, изображает окрестности Пятигор-ска, оказалось ошибочным. Конечно, может показаться интересным сравнение изобра-жения Монблана и величавого Эльбруса, французских и кавказских Альп, но нас боль-ше занимает анализ и интерпретация рисун-ка, содержащего определённую историчес-кую информацию по истории Кавказских Минеральных Вод.

Видимо, в 1853 и в 1894 годах Шарль Ре-буль вновь посещал Россию, хотя постоянно он жил в это время во Франции, в городе

77

Драгинян сохранился его дом (Grand-Rue, № 14), имеющий сегодня историческую цен-ность (См.: Mireur, Frederic. Les rues de Draguignan et leurs maisons historiques. – Tome VIII. – Draguignan, 1931. – P. 179-180).

Причём, целью пристального внимания Ребуля были крепости, стратегически важ-ные пункты России на Северном Кавказе. В 1853 г. он опубликовал во Франции работу, посвящённую описанию кавказской крепости Внезапная. (См.: Reboul, Charles. La forteresse de Vnezapne, scenes de la guerre du Caucase. – RDM, 1853, XXIII-e annee, seconde serie, Tome 2. – P. 334-367). Как видно, интересо-вали французского путешественника и собы-тия так называемой Кавказской войны. Впол-не возможно, что в рамках этого интереса он зарисовывает и Константиногорскую кре-пость, находящуюся в окрестностях Пятигор-ска.

Константиногорская крепость начала строиться в 1780 г. Этот год считается офи-циальной датой основания города Пятигорс-ка. Название крепость получила в честь вну-ка Екатерины II Константина Павловича (1779 – 1831). Окончание строительства от-

78

носится примерно к 1783 г. Константиногор-ская крепость была первым в Пятигорье пос-тоянным русским военным укреплением. Но, несмотря на этот факт, история крепости долгое время не была предметом присталь-ного внимания отечественных учёных. Сбо-ром материалов о крепости и их публикацией в периодической печати занимались в основ-ном пятигорские краеведы (Н.М.Егоров, М.И. Рыбенко, Л.Н.Польской). В функции крепости входил военный контроль за пере-движением отрядов немирных горцев по до-лине реки Подкумок, с древности известной как важная торгово-военная дорога в Пред-кавказье. В конце XVIII – начале XIX вв. крепость и её гарнизоны постоянно участво-вали в боевых действиях.

Шарль Ребуль является, пожалуй, единс-твенным иностранным художником, изобра-зившим крепость на своём рисунке. Этот рисунок интересен своей поздней датиров-кой. Известен факт, что во времена управле-ния Кавказом А.П.Ермоловым, жители Кон-стантиногорской крепости были переселены ближе к Водам, где солдатам были построены жилые помещения. Крепость, однако, ещё какое-то время сохраняла военное значение.

79

До какого именно года – нам не известно. По рисунку Ш.Ребуля мы можем судить, что в 1894 г. крепость ещё существовала как ук-репление против немирных горцев, хотя и охранялась сравнительно небольшим коли-чеством солдат. На рисунке французского художника мы видим всего несколько часо-вых (три одинокие фигуры). Впрочем, свою сепию Ребуль мог закончить в 1894 году, а крепость зарисовать с натуры несколько раньше.

Изображение Ребуля также крайне инте-ресно тем, что в левом углу листа на значи-тельном возвышении просматриваются не-сколько надгробий и покосившийся могиль-ный крест. Это означает, что в поле зрения художника попало небольшое кладбище, расположенное рядом с Константиногорской крепостью. Возникает вопрос, насколько до-стоверной представляется историческая ин-формация, содержащаяся в рисунке Ш.Ребуля.

Кладбище действительно существовало возле Константиногорской крепости. Оно было первым русским кладбищем на терри-тории современного Пятигорска. Кладбище было устроено к западу – северо-западу от

80

крепостного сооружения, в 0,5 км. от рва. Высокий уровень грунтовых вод, вероятно, заставил устроить кладбище в насыпях двух древних курганов эпохи бронзы (III – II тыс. до н. э.). Один из курганов имел высоту 8 м., второй – 3 м. Ещё в 1960 г. на вершинах кур-ганов имелись следы захоронений конца XVIII – начала XIX вв. Рисунок Шарля Ре-буля является единственным известным нам изображением кладбища Константиногорс-кой крепости.

К такому неожиданному результату при-вели поиски одного из рисунков французско-го художника, имя которого было основа-тельно забыто российскими историками. Открытие подобных материалов позволяет взглянуть на историю не только как на без-ликий процесс, наполненный сухими цифра-ми и фактами. Оно даёт нам возможность соприкоснуться с судьбами людей, жизнен-ные пути которых пролегли через Кавказ, этот перекрёсток культур, менталитетов, ци-вилизаций. Много нового, а может быть, даже сенсационного, ожидает нас при зна-комстве с наследием французских художни-ков XVIII – XIX вв. Об этом речь пойдёт ниже.

81

Загадки Флориана Жилля

В 1858 году, на Кавказ отправляется чело-век, о котором мы очень мало знаем се-

годня. Его имя Флориан Жилль. И, кроме того, что он был библиотекарем Государя Императора, мы можем также сказать о нём, что он был хорошим рисовальщиком и, при-ехав на кавказскую землю, будучи очарован красотой здешних мест, принялся зарисовы-вать с натуры все понравившиеся ему места. Издание книги Ф.Жилля «Записки о Кавка-зе и Крыме» иллюстрировано тридцатью гра-

вюрами, выполненными по рисункам автора. Мы приводим лишь семь из них: 1) «Таран-тас в степи», 2) «Мост через Подкумок», 3) «Пятигорский Про-вал», 4) «Христианские статуи», 5) «Хумаринс-кий храм», 6) «Боргус-танская церковь», 7) «Линейный казак».

Посетив Пятигорск, Жилль рассказал на

Линейный казак.Гравюра XIX в. по рис.

Ф.Жилля, 1858 г.

82

страницах книги, посвящённой описанию своего путешествия, что видел здесь статую Дука-бек, отметив, что изваяние остаётся загадочным. Но Жилль задаёт нам и другие загадки. Он утверждает, что в Кефарском ущелье могло находиться 300 подобных фи-гур. «Это каменные изваяния, которые нахо-дят на вершинах курганов», – пишет он. По-добное расположение истуканов изображено им на рисунке.

Исследование большинства рисунков Ф. Жилля неизбежно приводит к необходи-мости анализа их содержания, иногда чисто

Мост через Подкумок. Гравюра XIX в.по рис. Ф.Жилля, 1858 г.

83

исторического. Это необходимо, прежде все-го, потому, что автор ставил перед собой именно такие цели и всю свою работу подчи-нял задаче создания документального изоб-ражения.

Так рисунок «Мост через Подкумок» мо-жет показаться несколько сухим и прото-кольным. Композиция робкая, здесь не чувс-твуется преобразующего авторского начала. На заднем плане схематично изображены горы, создавая определённый кавказский ко-лорит. Группа всадников, переправляющихся через мост, оживляет кажущийся безжизнен-ным пейзаж.

Зато полон движения и динамики рисунок «Черкес в степи». Стреляющий на скаку из

Черкес в степи. Гравюра XIX в. по рис. Ф.Жилля, 1858 г.

84

ружья горец вызывает в нашей памяти тыся-чу рассказов о воинственных народах, насе-ляющих Кавказский край.

Глядя на рисунок «Тарантас в степи», мы представляем, что именно так отправлялись в путешествие на Кавказ в XIX веке. Добира-лись сюда из столицы долго: более месяца еха-ли на «перекладных». Степной пейзаж здесь передан лишь условно, да и в целом в данном случае мы имеем дело скорее не с докумен-тальным, а схематичным изображением.

Документальной точностью отличается рисунок «Пятигорский Провал». Проваль-ское подземное озеро с устроенной на нём плавучей купальней, изображено Жиллем

Тарантас в степи. Гравюра XIX в.по рис. Ф.Жилля, 1858 г.

85

Озеро Провал в Пятигорске.Гравюра XIX в. по рис. Ф.Жилля, 1858 г.

86

после того, как в 1858 году к нему был пробит туннель. Гравюра Жилля – первое изобра-жение озера и внутренней площадки Прова-ла, сделанное после этого знаменательного события. До этого посетители Кавказских Минеральных Вод могли любоваться озером Провал лишь сверху, взобравшись на невы-сокий горный отрог. Таким образом, рисунок Флориана Жилля является, пожалуй, единс-твенным источником, изображающим эту достопримечательность Пятигорска в опре-делённый исторический период. И, благодаря своей документальности, источником бес-ценным.

Интересно изображение так называемо-го Хумаринского храма, или храма Шоана (по названию горы, на которой стоит цер-ковь). Он находится на левом берегу Куба-ни, недалеко от современного осетинского села Коста Хетагурова. Автор зарисовал этот купольный храм, построенный в визан-тийском стиле. Рисунок Жилля сделан с се-верной стороны. Этот монументальный храм можно датировать X веком. Он входит в чис-ло пяти купольных храмов Аланской епар-хии, известной по византийским источникам. (Имеется в виду ещё Сентинский храм на

87

Хумаринский храм. Гравюра XIX в.по рис. Ф.Жилля, 1858 г.

88

реке Теберде и три храма в Нижнем Архызе). Сентинский храм упомянут Жиллем: «Выше, на левом берегу Теберды, примерно в соро-ка верстах от места её слияния с Кубанью, находится другая подобная церковь...». Жилль говорит о том, что оба храма были зарисованы в 1829 году архитектором Бер-нардацци.

Архитекторы братья Иосиф и Иоганн Бернардацци прибыли на Кавказские Мине-ральные Воды в 1822 году по контракту, за-ключённому в медицинском департаменте Министерства внутренних дел от 22.08.1822 года. Они многое сделали для застройки ку-

Боргустанская церковь. Гравюра XIX в.по рис. Ф.Жилля, 1858 г.

89

рортных городов Юга России, изучали окрес-тные храмы.

Заканчивая разговор о листах Флориана Жилля, ещё раз следует подчеркнуть, что пе-ред художником, прежде всего, стояла поз-навательная задача. И значение исторических сведений, заключённых в них, с годами всё возрастает.

Откуда появилась христианскаясимволика на Северном Кавказе?

Часто загадки по истории Кавказа нам за-дают классики литературы. Вспомним,

например, заключительные строки лермон-товского «Измаил-Бея»:

Гремучий ключ катился невдалиК его струям черкесы принесли Кровавый труп; расстёгнут их рукоюЧекмень, пробитый пулей роковою;И грудь обмыть они уже хотят…Но почему их омрачился взгляд?Чего они так явно ужаснулись?Зачем, вскочив, так хладно отвернулись?Зачем? – Какой-то локон золотой(Конечно, талисман земли чужой), Под грубою одеждою измятой,

90

И белый крест на ленте полосатойБлистали на груди у мертвеца!..

И хотя некоторые исследователи счита-ют, что черкесы ошибочно приняли за символ принадлежности к христианству георгиевс-кий наградной крест, отметим, что, собствен-но, это и была христианская награда. А сим-волы христианства издавна были известны на Кавказе. Так что бережно хранить христиан-ский символ у горцев были основания.

Много вопросов сегодня вызывает и ин-формация, содержащаяся в рисунках фран-цузских художников, о религиозных верова-ниях и обрядовой стороне жизни кавказцев. Для её осмысления необходимо углубиться в историю изучения верований горцев Се-верного Кавказа в конце XVIII – начале XIX вв.

О религии горцев сообщает Шарль Бе-ланже (1805 – 1878), совершивший путе-шествие в Восточную Индию через Северную Европу и провинции Кавказа в 1825 – 1829 гг. «В Моздоке, – сообщает он, – столько же религий, обычаев и языков, сколько там живёт различных народностей… . Эти народ-ности исповедуют магометанство, христианс-

91

тво или являются язычниками; они обладают большой смелостью, причём эта добродетель у всех племён оправдывает те привилегии, которыми пользуются князья…».

История изучения проблемы «Христи-анство на Северном Кавказе» достаточно сложна. Многочисленные письменные ис-точники по этой теме до сих пор не исследо-ваны с достаточной полнотой, не системати-зированы и не обобщены. Можно указать лишь на один обобщающий труд, опублико-ванный в 1992 году. Это кандидатская дис-сертация, написанная ещё в 60-х гг. Митро-политом Ставропольским и Владикавказским Гедеоном, посвящённая истории христианс-тва на Северном Кавказе. Известно также, что в сборе материалов по данной теме при-нимал участие пятигорский краевед и иссле-дователь Северного Кавказа Л. Н. Поль-ской, черновые записи которого хранятся в фондах Государственного музея-заповедника М. Ю. Лермонтова. Они используются в на-стоящей работе.

Специальную главу своей книги «Закон и обычай на Кавказе» посвящает христианс-тву М.М.Ковалевский. Он рассказывает о многочисленных христианских памятниках,

92

найденных им в различных регионах края. Но явно преувеличивает значение армяно – гру-зинского влияния на горцев Северного Кав-каза.

Западноевропейские исследователи-пу-тешественники свидетельствуют о том, что для верований горцев Северного Кавказа пе-риода конца XVIII – начала XIX столетий был характерен синкретизм. Речь идёт о сме-шении верований языческих, христианских и мусульманских. «Указать религию черке-сов, – писал Ф.Дюбуа де Монпере в 30-х годах XIX в., – очень трудно, настолько тесно слились у них христианство, магометанство и язычество». Он считал, что черкесско-кабар-динские князья были магометанами, явивши-мися из Крыма в XV в., якобы завоевать и подчинить горцев. А борьба между христи-анством и исламом, разгоревшаяся на Кав-казе, привела горцев к возврату к древним суевериям. «Черкес из народа в сущности тот же язычник», – замечает Дюбуа де Монпе-ре.

Сведения о религии горцев Северного Кавказа в XIX в. имеются и у Гамба: «Жите-ли Моздока отличаются по религии, нравам и языку. Русские и грузины – христиане гре-

93

ческого толка. Горцы в большинстве магоме-тане шииты, но они смешивают христианские обряды с теми, которые им предписываются Кораном. Католики, среди которых довольно много армян, грузин, поляков… имеют свою церковь, обслуживаемую 2-мя иезуита-ми…».

Голландский консул в Одессе господин Тейтбу де Мариньи, специально изучавший берега Чёрного моря, описал чрезвычайно интересный обычай, бытовавший у причер-номорских черкесов в начале XIX столетия и свидетельствовавший о сохранении в их ве-рованиях остатков христианской религии в смешении с языческими традициями. «К ве-черу, – пишет он, – мы рискнули совершить прогулку в священный лес, расположенный неподалёку от побережья. Большой крест с закруглёнными в форме трефы концами ос-вящал это религиозное место; здесь не осме-ливаются ни рубить деревья, ни прикасаться к чему-либо вокруг. Этот знак христианства, сохранившийся тут, перешёл к горцам от предков. Теперь они игнорируют его симво-лику, лишь турки им рассказали легенду о том, как великого пророка хотели убить в бане, но через окно к нему явились ангелы,

94

чтобы его спасти, и сделали ему знак следо-вать за ними. Тогда пророк положил свою руку на лоб и сказал, что его голова слишком велика, но ангелы ответили что нет; затем он указал на свой живот и на плечи как на пре-пятствия к побегу, и эти знаки образовали форму креста. Теперь горцы собираются вок-руг него несколько раз в году во время тор-жественных праздников.

Это пожилым и добродетельным людям доверяют возносить молитвы ко Всемогуще-му. Однако священники также принимают в этом участие, хотя в молодости они не щадят своей крови в битвах, имея всегда оружие против врагов. Покрытые бурками, они при-ближаются к кресту среди простого народа, сохраняющего глубокое молчание, и обраща-ются со своими молитвами к Творцу, прося у него сохранить их поля, хорошего урожая и защиты от чумы. Множество маленьких све-чей прикрепляются к кресту. На одной из них сжигают немного шерсти быка, только что принесённого в жертву, на голову которого льют бузу, предлагая её таким образом Богу, а также кладут пресный хлеб, в который за-вёрнут сыр. Церемония заканчивается праз-днеством, во время которого каждый житель

95

кантона развлекается на свой манер танцами и играми».

В кабинете эстампов Национальной Биб-лиотеки Франции нами был обнаружен рису-нок Тейтбу де Мариньи, соответствующий этому описанию. На нём указана дата: «28 июля 1818 года». Подпись под рисунком гла-сит: «Большой праздник Креста в Священ-ном лесу».

Не исключено, что, несмотря на игнори-рование черкесами по свидетельству Тейтбу де Мариньи первоначальной символики крес-та, Большой праздник, наблюдавшийся им, восходит к христианской религии. Известно

Большой праздник креста в священном лесу в присутствии большого количества черкесских князей – 28 июля 1818 г.

Литография Лайстери по рис. Тейтбу де Мариньи.

96

несколько праздников Креста. Они ведут своё начало с IV века, когда в 326 г. равноо-постольная царица Елена, мать императора Константина, решила найти Крест, на кото-ром распяли Иисуса Христа. Только после долгих поисков Святая царица нашла гроб Иисуса и три креста. Нужно было узнать, ка-кой из них Крест Господень. Для этой цели Святитель Макарий прикладывал к ним по-очерёдно вначале больного человека, кото-рый чудесно исцелился, затем покойника (поблизости от Голгофы проходила похорон-ная процессия). Усопший вмиг воскрес. По этим чудесам был определён Крест Госпо-день. Многие захотели его увидеть. Тогда ие-русалимский Патриарх Макарий повелел высоко поднимать, то есть воздвигать Крест.

Но, судя по дате на рисунке – 28 июля 1818 года, Тейтбу де Мариньи наблюдал дру-гой праздник – Изнесения Честных Древ Животворящего Креста. (Или обычай, вос-ходящий к этому празднику). После Обрете-нья Креста Господня в Константинополе был установлен обычай выносить Честное Древо Креста на людные места для освящения. Этот праздник отмечается Церковью и в наши дни:

97

из алтаря на середину храма выносится дере-вянный крест в честь памятного события.

Тейтбу де Мариньи указывает на то, что «...проповедовать христианство у черкесов очень легко, так как они, подверженные вли-янию мусульманской религии, принимают участие в подобных праздниках и имеют к ним огромное уважение. Этот народ отмечает первый день года почти так же, как мы, – рассказывает он. – Они знают Пасху, отме-чая её в честь святого, историю которого не смогли мне хорошо объяснить. В течение 15 дней, предшествующих ей, они воздержива-ются есть яйца.

Ими отмечается также начало каждого сезона. Среди их божеств, свидетельствую-щих об остатках паганизма, одно из глав-ных – Мерисса... (её также называют Мерь-ям – матерью Бога. Безусловно это сокра-щённое Мириам или Мария)».

О религиозных верованиях адыгов свиде-тельствуют В.Рубрук (XIII в.), византиец Ио-сиф Барбаро (XV в.) и Георгий Интериано (XVI в.), – они единодушно подтверждают факт христианских верований горцев Север-ного Кавказа. Согласно этим письменным источникам, в XIII, ХIV и XV вв. черкесы

98

были христианами, причём предпочтение отдавалось ими пра-вославной вере.

Интересно изоб-ражение черкесской княжны, отправлен-ной в посольство Ека-терины II в 1765 г., обнаруженное нами в фондах Национальной Библиотеки Франции, на котором явно про-сматривается крест.

Что касается упоминаний древних церк-вей на Северном Кавказе, интересна запись, сделанная Г.Ю.Клапротом в качестве ком-ментария к труду Я.Потоцкого «Путешествие в астраханские и кавказские степи», где го-ворится о том, что «В 1802 г. мажор Потём-кин, посланный русским правительством к паше Анапы, чтобы спросить у него о разбое со стороны народов Кубани на русской тер-ритории, имел случай посетить места, став-шие в нынешние времена почти недоступны-ми для европейцев. Во время этого путешес-

Черкесская княжна, отправленная в посольство

Екатерины II в 1765 г. Гравюра из фондов Национальной

Библиотеки Франции.

99

твия он составил топографическую карту местности, исследуемой им за Кубанью..., он обнаружил три древние каменные церкви греческой архитектуры, а также погребаль-ный крест; церкви находились в полутора верстах одна от другой. Эти церкви были рас-положены на левом берегу Кубани, на неко-тором расстоянии от того места, где в реку впадает Малый Карделик, и на реке Кефар, левом притоке Большого Инджика, назван-ного ногайцами «Улу Зеленчук».

Потёмкин вошёл в эти церкви и скопиро-вал там изображения. Во всех трёх церквях он увидел фрески, изображения святых, аб-солютно похожие на такие же в русских хра-мах. В первом из этих памятников он даже увидел изображение Святого Николая».

Интересно, что в этих же местах ещё в 60-е гг. XIX в. находили каменные кресты. Некоторые из них затем были установлены в музее под открытым небом в Пятигорске.

В числе христианских архитектурных па-мятников можно вспомнить и знаменитые Маджары – торговый город XIV в., распола-гавшийся на берегу р. Кумы, в настоящее время застроенный г. Будённовском. Он не-однократно упоминается в мусульманских

100

источниках XIV – XV вв. Некоторые из ка-менных строений этого золотоордынского города напоминали христианские храмы. Здесь же были сделаны находки металличес-ких крестов, надгробий с изображением креста, которые говорят о том, что и здесь некогда пустило корни христианское уче-ние.

Таким образом, Северный Кавказ пред-ставляет собой неисчерпаемую сокровищни-цу древних христианских архитектурных па-мятников, многие из которых были запечат-лены французскими художниками.

Маджары. Рис. Я.Потоцкого?

101

Легенды, или реальность?

Долгое время легендой в жизни М. Ю. Лер-монтова считалась вполне реальная жен-

щина-путешественница Адель Оммер де Гелль. Но рисунки её мужа – известного гео-лога – Ксавье Оммера были изначально ре-альностью для всех. Причём реальностью, донёсшей нам колорит своей эпохи.

В типографии Лемерсье был выпущен интереснейший альбом гравюр, выполнен-ных по рисункам, привезённым из кавказско-го путешествия четы Оммер де Гелль.

В работах автора изображений – Ксавье Оммера де Гелль – привлекают тонкость ри-

Восточный танец.Рис. К. Оммера де Гелля.

102

сунка и документальная точность. Рисуя внутренность калмыцкой юрты, художник помещает в центре листа портрет своей суп-руги: она сидит на почётном месте, рядом с родственницей князя Тюменя и смотрит вос-точный танец. Глядя на это изображение, мы вспоминаем строки из описания путешествия четы де Гелль, принадлежащие перу госпоже Адель, позировавшей для этого рисунка: «Как только мы подняли полог палатки, мы очутились в просторной комнате... с полом, покрытым дорогим ковром. В глубине комна-ты, на небольшом возвышении, мы увидели княжну в блестящих одеждах... Двадцать слу-жанок кружком сидели вокруг неё. Это была настоящая сцена из оперы, импровизирован-ная на берегу Волги... Одна из служанок вскочила и стала кружиться..., другая выта-щила балалайку».

Из рисунков Ксавье Оммера де Гелля можно почерпнуть много сведений о жизни на Северном Кавказе, Кавказских Мине-ральных Водах в 40-х годах XIX века. Всё напоминало здесь о том, что где-то рядом происходят военные действия. Повсюду были видны сторожевые казачьи посты (один из них изображает художник), а грозный вид

103

горцев Кавказа, конечно же, навевал ужас на европейских путешественников. Впрочем, после длительного пребывания на Юге Рос-сии, французы, привыкшие к военной обста-новке, любовались жителями гор без задней мысли. Об этом мы читаем на страницах кни-ги супруги Ксавье – Адель Оммер де Гелль: «Прежде чем достигнуть ущелья, где спря-тался Кисловодск, мы ещё раз встретили черкесов. Эти горцы, численностью двенад-цать человек, отдыхали под большим высту-пом скалы. Их привал был живописным зре-лищем в этих уединённых местах. Осёдлан-ные и взнузданные лошади паслись в не-скольких шагах от хозяев, которые даже не

Казачий пост.Рис. К. Оммера де Гелля.

104

подумали освободиться от оружия, прежде чем расположиться на отдых. У одних головы были покрыты башлыками (одежда наподо-бие капюшона из верблюжьей шерсти, кото-рую надевают только в дорогу); на других были меховые шапки (национальный голо-вной убор этой местности), широкие сереб-ряные галуны блестели на их одежде, скро-енной изящно и удобно; все в бурках, также необходимых черкесу, как и его оружие. Ког-да наша повозка приблизилась к ним, кое-кто из них приподнялся со своего ложа и рассматривал нас с видом презрительного безразличия, не проявляя никакой агрессив-ности».

Группа черкесов на отдыхе.Рис. К. Оммера де Гелля.

105

Изображения народов России, выполнен-ные французскими художниками, оказали оче-видное влияние и на творчество российских мастеров, позднее обратившихся к этой теме. Так, ученик Лепренса, Е.М.Корнеев, унасле-довавший от своего учителя живописность, трепетность фактуры рисунка, особенно про-явившиеся в серии его кавказских листов, вы-полнил цикл акварелей по эскизам Бомануара. Уже знакомый нам издатель редчайшего аль-бома Рехберг сообщает о нём, что маркиз Бо-мануар в 1792 году оказался в одном из леги-онов эмигрантских войск, созданном для борь-бы с революционной Францией, с 1798 года служил в Сибирском драгунском полку, ос-мотрел окраины Российской империи и создал свою коллекцию рисунков, которую многие считали превосходной. Таким образом, после Великой французской революции 1789 – 1794 годов в отдалённых уголках России, и в том числе на Кавказе, оказались многие предста-вители французского дворянства, впоследс-твии внёсших свою лепту в освоение, изучение и популяризацию этих мест.

Следует сказать несколько слов и о рисун-ках путешествовавшего по Кавказу в 1832-33 годах Фредерика Дюбуа де Монпере. Нахо-

106

дясь на Кавказских Минеральных Водах, он зарисовал окрестности Железноводска.

Конечно, само качество изображения от-личается от работ художников – профессио-налов. Но сегодня ценна именно докумен-тальная точность этих рисунков, позволяю-щая судить об определённом историческом периоде становления и развития молодых южнороссийских курортов.

Французские художники внесли огром-ную лепту в живописное изучение Кавказа. Благодаря конкретным задачам, стоящим пе-ред художниками-путешественниками, а так-же вследствие документальности, обуслов-

Окрестности Железноводска.Рис. Ф. Дюбуа де Монпере.

107

ленной просветительскими идеалами, многие их работы имеют не только историко-худо-жественное, но и чисто историческое значе-ние. Многие произведения графики француз-ских мастеров являются единственными изобразительными документами, раскрыва-ющими характерные стороны жизни народов Юга России конца XVIII – начала XIX века.

В кабинете эстампов Национальной биб-лиотеки Франции нами была обнаружена гра-вюра Ле Руа, выполненная по рисунку Тейтбу де Мариньи, «Черкесы в бурках и черкесы в кольчугах». Еще архаичная экипировка чер-кесов включала в себя кольчугу, шлем, нало-

Черкесы в бурках и черкесы в боевых доспехах и кольчугах. Гравюра по рис. Тейтбу де Мариньи.

108

котники, все это мы видим на рисунке Тейтбу де Мариньи. Этот костюм дополняло ору-жие – шашка, лук, кинжал. Рисунок интере-сен своей поздней датировкой – 1818 год. Причём, видимо, художник подчеркнул соци-альную дистанцию между изображёнными горцами. Люди низких сословий на Кавказе не могли носить кольчугу, лук и колчан. На войну они отправлялись в повозках и сража-лись пешими. Эти сведения подтверждает и путешествовавший по Кавказу в 1797-1798 гг. граф Ян Потоцкий.

Чрезвычайно интересным представляет-ся то, что на рисунке Тейтбу де Мариньи по-мимо прочего оружия мы видим кистень, – деталь крайне редко встречающуюся на изоб-ражениях кавказских горцев. Кистень был во всеобщем употреблении в России в ХVIII-ХIХ вв. Это оружие, состоящее из металли-ческого шара на ремне, приспособленное для нанесения ударов. По-видимому, оно идёт с Востока и занесено в Европу монголами.

Орудия подобного рода были известны и в более древние эпохи; к их числу можно от-нести и римский бич, состоявший из 2-3х ремней, с вплетенными в них бронзовыми зубчатыми крючками.

109

Карта-схема Пятигорья(1811 г. по Киммелю).

110

Особое разнообразие орудия этого типа получили на востоке: в Китае, Японии, у мон-гольских народов. Сюда относятся турецкий и русский кнут, казацкая нагайка, западноев-ропейская «утренняя звезда».

Большой интерес представляют собой и материалы по истории картографии, собран-ные франкоязычными исследователями (Я. Потоцкий, Ксавье Оммер де Гелль, док-тор Киммель, Гумбольдт и др.) и опублико-ванные ими в разные годы. Так, доктор Ким-мель составил карту-схему, на которой пока-зано местоположение аула Бастунджи, свя-занного с именем легендарного Измаил-Бея, воспетого М. Ю. Лермонтовым, а Ксавье Оммер де Гелль собрал уникальную инфор-мацию по истории картографии и опублико-вал древнюю карту, на которой можно видеть и племена кочевников, и страну амазонок.

Кажется, что слетает пелена времени, скрывающая реалии прошлого, когда мы смотрим на рисунки французских авторов. Снова и снова, вглядываясь в них, мы откры-ваем для себя заново и древние памятники, и архитектурные сооружения, и, порой, при-чудливые обычаи различных народов. Сло-вом, мы всегда находим в них Кавказ. Всегда загадочный и всегда неповторимый.

111

Карта из альбомаК.Оммера де Гелля. XV в.

112

ЧАСТЬ II

«ПОСТИГШИЙУЖАС ПРЕДОПРЕДЕЛЕНЬЯ»

(М.Ю. Лермонтов – самаябольшая загадка Кавказа)

НЕИЗВЕСТНОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ М. Ю. ЛЕРМОНТОВА?

Говоря о французском влиянии в творчес-тве Лермонтова, нельзя не вспомнить имя

Александра Дюма-отца. В 30-е годы XIX века на русской сцене с успехом шли его романти-ческие драмы «Генрих III и его двор», «Анто-ни», «Кин». Исследователями неоднократно отмечалось, что Лермонтов и Дюма обнару-живают сходные черты в драматургии. А в повести «Княжна Мери» русский поэт вы-смеивает затасканность литературного моти-ва спасения как средства знакомства с геро-иней, использованного Дюма в его модной драме «Антони»:

«Помилуйте! – сказал я, всплеснув рука-ми. – Разве героев представляют? Они не

113

Последний прижизненный портрет М. Ю. Лермонтова.С акварели К. Горбунова. 1841 г.

114

иначе знакомятся, как спасая от верной смер-ти свою любезную...».

В свою очередь, Дюма высоко ценил та-лант Лермонтова, восхищался его творчест-вом. Он живо интересовался биографией поэта, что известно из переписки А. Дюма с Е. П. Ростопчиной, лично знавшей поэта. В 1855 году в журнале «Мушкетер» печатался перевод на французский язык «Героя нашего времени». Французский романист, явивший-ся автором этого перевода, выражал огром-ную радость по поводу того, что мог познако-мить «этого гениального человека» со своими соотечественниками, хотя Дюма и не знал, что к этому времени уже появился фран-цузский перевод романа Лермонто-ва, опубликованный А. А. Столыпиным в парижской газете «Democratie paci-fique».

В 1858 году Дюма путешество-вал по Кавказу. Здесь он снова не- Портрет А.Дюма.

115

вольно обратился к Лермонтову. О кавказском путешествии французского романиста сказано сегодня немало. Пожалуй, оно обросло леген-дами. Этот вояж описан Дюма в трех томах его книги «Кавказ», вышедшей в Брюсселе в 1859 году. XX глава носит название «Цитаты» и полностью посвящена М. Ю. Лермонтову. В цикле кавказских стихов талант Дюма-пе-реводчика раскрылся с новой силой. В письме к поэту и романисту Жозефу Мери (1798 –1865) он писал: «Знаете ли, чем занимался мой ум все это время? Невольным воспоми-нанием и невольным переводом на французс-кий язык подобия оды Лермонтова, с которой меня познакомили в Петербурге и о которой я забыл. Ода называется «Дары Терека»».

Очень часто, желая передать впечатле-ния от Кавказа друзьям, Дюма приводит строки кавказских произведений Лермонто-ва, справедливо полагая, что лучше его ник-то не сказал об этом удивительном крае. Вот как он описывает свою работу над переводом «Даров Терека»: «До Червлённой остается еще 21 верста, мы едем берегом Терека. Ни-какой шум не соответствует лучше поэтичес-кому размеру, как шум реки. Я прочту Вам «Дары Терека», стараясь сколь возможно

116

сохранить в переводе оригинальность под-линника». Сохранить «оригинальность под-линника» Дюма старается и в других перево-дах» из Лермонтова. В своих путевых очерках он пишет об огромной популярности Лер-монтова, о музыкальности его стихов и при-водит свои вольные переводы восьми стихот-ворений поэта: «Дума», «Спор», «Утёс», «Тучи», «Раненый», «Моя мольба», «Гор-ные вершины», «Благодарность». Надо ска-зать, что это одни из лучших переводов Лер-монтова на французский язык. Дюма стре-мится сохранить мелодику стиха, количество строк, почти дословно передать смысл про-изведения, старается не менять название стихотворения. Так, заглавие «Утёса» он не меняет, скорее конкретизирует: «Утёс, кото-рый плачет». Стихотворение «Из Гёте» озаг-лавлено Дюма по первой строке русского текста «Горные вершины», но в единствен-ном числе, что легко объяснимо: в русском языке собирательный, обобщающий образ чаще всего имеет множественное число, во французском – единственное.

Одно из четверостиший Лермонтова, уви-денное Дюма, по его собственному указанию, в каком-то альбоме, знаменитый романист

117

озаглавил «Бутад», что в переводе означает «Шутка». Дюма пишет, что цитирует его по памяти. В комментариях к статье С. Дурыли-на, опубликованной в сборнике «Литератур-ное наследство» (тт. 31-32), это стихотворение отнесено к неизвестным в подлиннике произ-ведениям поэта. Но сегодня мы можем с уве-ренностью утверждать, что речь идет о хорошо известном шуточном четверостишии поэта 1830 года «Моя мольба» (автограф без назва-ния, хранится в Институте Русской Литерату-ры). В наши дни известно два варианта этого стихотворения. В первопечатном тексте эпи-грамма раннего Лермонтова читалась так:

Избави бог от летних мушек,От дев, боящихся любви,От дружбы слишком нежной и...От романтических старушек.

В более позднем варианте изменены пер-вые две строки: «Да охранюся я от мушек, // От дев, не знающих любви...».

Причем, даже делая перевод стихов Лер-монтова «по памяти», Дюма переводит на-столько точно, что, читая французский текст, можно без труда узнать не только само сти-хотворение поэта (пусть и озаглавленное по-

118

другому), но даже его вариант (Дюма приво-дит более ранний текст: «Избави бог...»).

Вместе со стихотворением, озаглавлен-ным «Бутад», Дюма видел все в том же зага-дочном альбоме другое произведение поэта, переведенное им под заголовком «Раненый» и ныне, как указывает «Лермонтовская эн-циклопедия», «неизвестное в оригинале».

Здесь, пожалуй, полезно обратиться к самому А. Дюма. «Мы переписали, – указы-вает он, – из одного альбома следующее сти-хотворение, которое сегодня не включено в собрание сочинений Лермонтова...». Далее следует французский текст стихотворения, подстрочный перевод которого необходимо, думается, привести:

Видите вы этого раненого,Корчащегося на земле?Сейчас он умрёт возлеОдинокого леса,И ни одно сердцеНе сжалится надЕго страданиями.Но что их удваиваетИ заставляет кровоточитьЕго рану,Что терзает его сердце,

119

Как жестокий укус, -Это воспоминание о том,Что он забыт.(Перевод наш – Е.С.)

П. А. Висковатый, опубликовавший пе-ревод А. Дюма в собрании сочинений поэта в 1889 году, делает предположение: «Не есть ли этот перевод только весьма вольное под-ражание стихотворению Лермонтова «Заве-щание»?». К словам первого биографа поэта следует отнестись внимательно. К сожале-нию, Висковатый не говорит о том, какое из «Завещаний» Лермонтова он имеет в виду. Сегодня их известно два: «Завещание» 1831 года («Есть место: близ тропы глухой») и «Завещание» 1840 года («Наедине с тобою, брат»). Путем несложных логических раз-мышлений можно прийти к выводу о том, что Висковатый имел в виду именно «Завеща-ние» 1831 года:

Есть место: близ тропы глухой,В лесу пустынном, средь поляны.Где вьются вечером туманы,Осеребренные луной...Мой друг! Ты знаешь ту поляну:Там труп мой хладный ты зарой,Когда дышать я перестану!

120

Впервые это стихотворение Лермонтова было опубликовано в «Саратовском листке» в 1876 году. Поэтому, если вслед за Вискова-тым предположить, что текст, опубликован-ный Дюма, есть лишь «весьма вольное под-ражание стихотворению Лермонтова», мы найдем объяснение и тому факту, почему французский романист не знал этого стихот-ворения среди произведений поэта: ведь Дюма путешествовал по России в 1858 году, когда текст «Завещания» еще не был опуб-ликован.

Кроме того, эти стихи, учитывая допу-щенное предположение, по времени могли оказаться в одном альбоме с четверостишием «Моя мольба», так как оба произведения от-носятся к раннему периоду творчества поэ-та – 1830-31-е годы; все остальные стихот-ворения, отобранные Дюма для перевода, взяты из позднего Лермонтова – 1838-41 го-дов.

Впрочем, «Завещание» Лермонтова таит в себе такую же загадку, как и «Раненый» Дюма. Его заглавие (в копии) сопровождает-ся указанием «Из Гёте». Но когда стали ис-кать немецкий подлинник стихотворения, его не нашли! Сегодня официальной считается

121

версия, согласно которой «Завещание» представляет собой вольное стихотворное переложение предсмертного письма героя романа Гёте «Страдания молодого Вертера» (1774). Однако сходство стихотворения Лер-монтова с письмом Вертера самое общее – тема предчувствия близкой смерти, одино-чества, непонятости. Но ведь эти мотивы сближают «Завещание» и «Раненого» Дюма. Так что предположение первого биографа поэта небезосновательно.

Не менее интересен и другой перевод Александра Дюма из Лермонтова – стихот-ворения «Благодарность»:

Итак, я благодарю тебя за все,О Бог! Я трепещу от сознания того,Что могу ошибочно обвинить тебяВ том, что непристойная улитка ползет по

розе,В том, что отравлен поцелуй.Я тебя благодарю также за то оружие,Которое в темноте поражает врага,Я тебе благодарен ещё за слезы,Что текут из наших глаз, когда нас покидает

друг,Наконец, за загадочность зари нашей жизни,За то, что мир проклинает Вертера,

122

Но постарайся, чтобы ещё недолгоЯ мог благодарить тебя за эти ужасные дары.(Перевод наш – Е.С.)

Этот текст несколько отличается от из-вестного стихотворения позднего Лермонто-ва (1840), в котором в афористичной форме подводится итог отношений поэта с «непри-нявшим» его миром. В текст перевода Алек-сандром Дюма введён образ непристойной улитки, ползущей по розе, упоминается имя Вертера – этого нет в русском оригинале.

После текста перевода А. Дюма сделана приписка: «Желание богохульника исполни-лось: через восемь дней он был убит, и среди бумаг, оставшихся на столе после его смерти, были найдены эти стихи».

Что означает это замечание Дюма? Ведь мы знаем, что «Благодарность» Лермонтова была написана задолго до его смерти и опубликована впервые в «Отечественных записках» № 6 за 1840 год. Быть может, это фантазия или ошибка французского рома-ниста? А может быть, и нечто иное... После трагической гибели Лермонтова у подножья Машука, в домик, где прошли последние дни жизни поэта, пришли чиновники для того,

123

чтобы составить «Опись имения» убитого на дуэли поручика Тенгинского пехотного полка. В этой описи под номером 6 значится: «Соб-ственных сочинений покойного на разных лоскуточках бумаги кусков... семь». Эти семь лоскутов бумаги со стихами поэта исчезли бесследно. Вероятно, их разобрали на память друзья Лермонтова. Что было на этих зате-рявшихся листочках бумаги, мы не знаем. А если предположить, что Дюма в 1858 году видел один из этих листков с поздним вари-антом «Благодарности»? Да, автографы лер-монтовских переводов Дюма таят в себе мно-го загадок. Известно, что сегодня оригиналы их хранятся в частном собрании потомков князя Васильчикова – секунданта Лермон-това на роковой дуэли. Английский исследо-ватель творчества поэта – Лоренс Келли, переписывавшийся с Георгием Васильчико-вым из Женевы (А. И. Васильчиков, секун-дант Лермонтова, был дядей его дедушки по отцу), сообщает в своей книге «Лермонтов. Трагедия на Кавказе», изданной в Лондоне в 1977 году, что Васильчиков оставил том ру-кописных мемуаров, который удалось обна-ружить во время второй мировой войны в Париже. Эти материалы никогда не публикова-

124

лись и в настоящее время находятся в распо-ряжении Георгия Васильчикова. Может быть, эти неопубликованные источники прольют свет на загадки переводов Дюма, ответят на вопросы: каким образом Васильчиков стал обладателем подлинных автографов фран-цузского писателя? Не от Васильчикова ли получил Дюма сведения о стихах, написан-ных, по его утверждению, за восемь дней до гибели поэта? Чей альбом со стихами Лер-монтова видел французский романист? Без-условно, для историков литературы на Запа-де есть возможности для исследований и на-ходок...

Для нас же бесспорно одно: Дюма оста-вил нам изящные переводы на французский язык «священных, по выражению того же Келли, текстов одного из русских проро-ков».

Говоря о трудности литературных перево-дов вообще, можно сослаться на слова анг-лийского переводчика Мориса Баринга, ко-торый во вступлении к своей «Книге русских стихов» говорил о переводах Пушкина на ан-глийский язык как о безнадежной задаче, сравнивая их с попытками передать музыку Моцарта другими средствами (например, в

125

цвете или камне). Немало специалистов се-тует и на переводы лермонтовских стихов, считая преступлением в области искусства пренебрежение оригинальным ритмом лири-ческих произведений поэта, когда печально-изящный амфибрахий превращается в поль-ку. Но в этом нельзя упрекнуть переводы Дюма. Отличаясь необычайным литератур-ным вкусом, в своих переводах он постарался не только передать тончайшие нюансы стиха Лермонтова, но даже применить аналогич-ные лермонтовским языковые средства. Так, например, при переводе «Благодарности» он, где это возможно, старается использовать излюбленную поэтом анафору: в данном слу-чае он настойчиво повторяет в начале строки предлог «за»:

Pour L’impur limagon qui rampe sur la rose,Pour le poison amer qui coule du baiser...

И, наверное, не случайно переводы Дюма столь близки по духу стихам Лермонтова. В характерах этих людей было много общего. И чувство юмора, и необычайная работоспо-собность, и любовь к путешествиям. Жаль, что им не суждено было встретиться. Оста-лись лишь строки переводов стихов русского

126

поэта на французский язык, сделанные сов-ременником (Дюма был старше Лермонтова всего на 12 лет).

ВСТРЕЧА, ПОКРЫТАЯ ТАЙНОЙ

В биографии М. Ю. Лермонтова есть имя, овеянное легендой и тайной. Оммер де

Гелль... Француженка, писательница, жена геолога. В 40-х годах XIX века, путешествуя с мужем по Югу России, она побывала в Ека-теринославле, Мариуполе, Ростове, Ново-черкасске, Астрахани, увидела истоки Маны-ча и берега Кумы, а также посетила Кавказ-ские Минеральные Воды и Ставрополь.

Двадцать лет спус-тя, в Париже ею была издана книга «Путешествие по Прикаспийским степям и Югу Рос-сии», где она опи-сала всё виденное ею в этих местах. Написанная на французском язы-

Портрет Адель Оммер де Гелль.

127

ке, книга появилась и в России, где сразу же стала библиографической редкостью и чита-ема, увы, немногими.

В 1887 г. П.П.Вяземский, сын поэта П.А.Вяземского, современника Лермонтова, в журнале «Русский архив» опубликовал «Письма и записки Оммер де Гелль», якобы представлявшие собой перевод глав этой книги и описывавшие встречи французской путешественницы с Лермонтовым на Кавка-зе и в Крыму осенью 1840 года. В 1933 году издательство «Академия» выпустило полный текст дневников. Факт знакомства Лермон-това с Оммер де Гелль был подхвачен биогра-фами поэта.

Однако уже в 1934 году «Письма и запис-ки» были отнесены к жанру литературной мистификации, а их подлинным автором на-зван... сам Павел Петрович Вяземский!

Но, хотя вопрос о литературной мистифи-кации был решён документально «оконча-тельно и бесповоротно», споры о возможнос-ти встречи М.Ю.Лермонтова и Адель Оммер де Гелль ещё велись долгое время, тем более, что подлинная книга французской путешест-венницы полностью так и не была переведе-на на русский язык до сегодняшнего дня.

128

Однажды, прочтя эту книгу по-француз-ски, я не смогла удержаться от искушения отправиться по следам Оммер де Гелль. Так-же как ей, мне пришлось посетить Старую Сарепту, плыть на корабле по Волге, пере-сечь бескрайние калмыцкие степи. И когда, увлечённая ошеломляющей реальностью, я забывала о том давнем путешествии, строки французской книги внезапно всплывали в моей памяти. Так было, например, когда, под-нявшись на верблюда, я вдруг ощутила на-сколько неприятна эта езда. Но ведь госпожа де Гелль уже рассказала мне об этом! Как я могла забыть! А калмыки снова смеялись над неуклюжим седоком как много лет назад... И было ощущение физического присутствия в реальном мире давно ушедших людей.

Опасные путешествия, приобретённые в дороге знания, встречи с интересными людь-ми, пряная экзотика южной России, – всё это останется в нашей памяти. Но не только это. Останется и множество вопросов, нераз-решённых загадок после прочтения этой кни-ги. Они начинаются уже с определения дат жизни и смерти Адель Оммер де Гелль. Со-гласно французским энциклопедическим из-даниям, она родилась в 1818 и умерла в 1883

129

году. Источники, опубликованные в России, предлагают другие крайние даты: 1817–1871 гг. Путаницу дат мы отмечаем и при оп-ределении времени её пребывания на Кав-казских Минеральных Водах. Сама путешес-твенница сообщает о том, что отправилась на Северный Кавказ в мае 1840 года. Эта дата указана на первой же странице её книги. Но документы говорят о другом. Так С. И. Неду-мов, сделавший выписки из Ставропольского и ныне утраченного Пятигорского архивов, пострадавших во время Второй мировой вой-ны, оставил в своих тетрадях следующую за-пись:

1839 г. «Отношение Астраханского воен-ного губернатора на имя исправляющего должность начальника Кавказской области от 10 сентября 1839 года за № 2720 в Госар-хиве Ставропольского края».

«Французский инженер г. Гомер путешес-твует вообще для геогностических изысканий и в особенности по горной части.

Отправляясь из Астрахани на сих днях, он располагается между прочим посетить Гуй-дукские и Можарские соляные озёра и оттуда отправиться через селение Владимировку в Кавказскую область».

130

1839 годом поме-чены и другие инте-реснейшие докумен-ты, свидетельствую-щие о пребывании четы Оммер де Гелль на Юге России. На-пример, Андрей Ми-хайлович Фадеев, из-вестный деятель Кав-казского гражданско-го управления при

князе Воронцове и князе Барятинском, со-общает в своих воспоминаниях: «Не менее предшествующих годов остался для меня памятен и 1839 год... я провёл несколько времени очень приятно в обществе с учёным французом Гоммер де Гелль, путешествовав-шим с женою своею по России. Это был че-ловек действительно учёный, с обширным запасом сведений; он имел терпение разъ-езжать и обозревать осенью этого года всё степное пространство между Азовским и Каспийским морями, и утвердился в мысли о удобстве и возможности соединения их посредством Маныча и Кумы. Впоследствии это удобство и выгоды, по подробнейшем и

Портрет А.М.Фадеева.

131

ближайшем исследовании, оказались невер-ными».

В историческом сборнике «Старина и но-визна», изданном в С-Петербурге в 1905 году, были опубликованы автографы «известных и замечательных людей» из архива С.Ю.Витте. Среди прочих документов, расположенных в строгом хронологическом порядке, здесь на-печатано и подлинное письмо господина де Гелля из села Владимировки в Астрахань, к Андрею Михайловичу Фадееву: «Милости-вый государь. Пользуюсь случаем отъезда моего унтер-офицера, дабы узнать что-нибудь о вас. Мы приехали вечером во Владимиров-ку. Мне невозможно было исполнить мою работу, как я этого желал. Дурная погода, не-достаток воды во время пути... были препятс-твиями, пред которыми рушилась вся моя энергия и работоспособность. Однако же я произвёл нивелировку между Солёной заста-вой и Каспийским морем... я не отложил на-мерения исполнить мою большую работу: нивелировку между двумя морями, и я наде-юсь получить от русского правительства воз-можность исполнить это будущей весной...

Дорожное утомление лишает мою жену удовольствия написать госпоже Фадеевой.

132

Она просит меня передать ей всю свою при-знательность за радушный приём и ласковое обращение и очень кланяется вашей дочери. Повторяя выражение моей благодарности и моей искренней преданности, имею честь быть

К. Оммер. 1839 г., 28 сентября».Итак, как это понятно из письма, Ксавье

Оммер де Гелль намеревался остаться и (ос-тался!) на Кавказе и в 1840 году. Что это до-казывает? Лишь то, что вопросы остаются вопросами. Первый перевод этого документа на русский язык (подлинник на французс-ком) сделан... Екатериной Шереметевой, дочерью П.П.Вяземского! Вот вам и выход на связь архива Фадеевых с именем Вязем-ского. Сам архив Фадеевых попал со време-нем по наследству к С. Ю. Витте. Он-то и предоставил в 1941 г. в распоряжение Об-щества Ревнителей Русского Исторического Просвещения в память императора Алексан-дра III рукописный сборник под заглавием: «Автографы известных и замечательных лю-дей». Этот сборник, как мы уже упоминали выше, был заведён его дедом по женской ли-нии, известным деятелем Кавказского граж-

133

данского управления при князе Воронцове и князе Барятинском тайным советником Ан-дреем Михайловичем Фадеевым, и продол-жен сыном последнего, не менее известным в то время писателем Ростиславом Андрее-вичем Фадеевым, бывшим адъютантом кня-зя Барятинского. Владелец этого драгоцен-ного сборника получил его по наследству от бабки, Елены Павловны Фадеевой (рождён-ной княжны Долгоруковой, сестры матери Е. А. Сушковой – адресата лермонтовской лирики).

Опубликованы эти материалы были по распоряжению Совета Общества, предсе-дателем которого являлся граф С. Шереме-тев. Его жена Екатерина Павловна Шере-метева (1849 – 1929), стала первым пере-водчиком многих документов, хранящихся в этом замечательном архиве, и была, как мы уже подчеркнули, дочерью князя П. П. Вяземского. Кстати, и сочинения Вя-земского выходят в издании Шереметева, и сам архив кн. Вяземских долгое время на-ходился в подмосковном имении графа С.Д.Шереметева «Михайловском» и лишь в 1921 году был передан в Центрархив, где и хранится в настоящее время.

134

Сам Павел Петрович Вяземский был же-нат на Марии Аркадьевне Столыпиной, сес-тре А. А. Столыпина («Мунго»), родственни-ка Лермонтова. Таким образом, поэт прихо-дился двоюродным племянником жене Павла Петровича. Отсюда понятен тот непомерный интерес, который Вяземский испытывал к биографии поэта, тем более когда имя Лер-монтова набирало всё более и более громкую славу.

Можно также прибавить, что Павел Пет-рович был мистификатором со стажем. И Щёголев П.Е., работавший в его архиве, об-наружил там, а затем вместе со своими уче-никами «разоблачил», написанную им X гла-ву «Евгения Онегина».

Кстати, как попали «уникальные» лер-монтовские материалы в Издательство «Academia», догадаться нетрудно. Изда-тельства, как известно, пассивно усваивают информацию. А активно перерабатывают её и «подают» в готовом виде исследователи – учёные. «Academia» и сотрудничала с ши-роким кругом подобных исследователей. Во всяком случае, по поводу публикации «Пи-сем и записок» А.Оммер де Гелль читаем: «Обнаружение этого материала и инициа-

135

тива его издания, – как сообщает в послес-ловии к публикации мистифицированных «Писем и записок» А.Оммер де Гелль М. Чистякова, – принадлежала покойному П. Е. Щеголеву». Интересно вспомнить, что именно П. Е. Щеголев явился одним из авторов сценария художественного фильма «Кавказский пленник», рассказывающего об обстоятельствах гибели Михаила Лер-монтова. В основу этого сценария легла ис-тория встречи поэта с Оммер де Гелль. (Между прочим, фильм снимался в 1930 году, то есть за 3 года до публикации полно-го текста мистифицированных записок французской путешественницы). Кстати,

«Кавказский плен-ник» не сохранился даже в архивах Гос-фильмофонда. Лен-та погибла во время Великой Отечест-венной войны. Ос-талась лишь не-большая серия фо-тографий с изобра-жением некоторых сцен из фильма. Се-кадр из фильма «Кавказский

пленник».

136

годня эти снимки хранятся в Госфильмофон-де и в фондах Государственного музея-запо-ведника М. Ю. Лермонтова в Пятигорске. Пожелтевшие от времени фотографии стали настоящей реликвией, возвращающей нас в то время, когда зарождался отечественный кинематограф.

Кстати, сама А.Оммер де Гелль, описывая свой вояж, на первой же странице собствен-ной книги ставит дату: 1840 год. Но, судя по документам, приведённым выше, она находи-лась здесь и в 1839 г. 1839 годом французс-кая путешественница датирует и стихотворе-ние, написанное в Кисловодске и опублико-ванное ею в сборнике «Мечтания странни-ка». Но ведь одно не противоречит другому. Просто не надо так ставить вопрос: «или – или». Скорее всего, Адель побывала на Кав-казе и в 1839, и в 1840 годах. Академик Бэр говорит ещё конкретнее: с 1839 по 1841 гг. чета де Гелль находилась на Юге России. Академик Бэр не интересовался ни лермон-товедением, ни литературными мистифика-циями, ни иностранными мемуаристками. Он прежде всего ценил науку. И Ксавье Оммер де Гелль был для него большим учёным ес-тествоиспытателем. К. М. Бэр ездил по его

137

следам в 1853-1857 годах, расспрашивал лю-дей, с которыми встречались Ксавье и его «красавица жена», фиксировал всё, что мож-но было узнать о нём, вплоть до описания внешности (он описывает Оммера де Гелля как человека маленького роста), и с немец-кой пунктуальностью, на немецком же языке, он записывает в одном из своих черновиков: «...доказано, что нивелировка долины Маны-ча К.Оммером де Геллем в 1839 и 1841 гг. недостоверна» (отрицательный результат тоже результат!).

Последний утверждал, что высшая точка долины Маныча находится вблизи Каспийс-кого моря. Оммеру де Геллю помогал управ-ляющий местной Палатой государственных имуществ советник Фадеев...». (Материалы Каспийской экспедиции К.М.Бэра опублико-ваны ленинградским отделением Академии наук СССР в 1984 г.).

Получается, что мистификация П. П. Вя-земского вовсе не основана на пустом месте. Хотя сама французская путешественница имени Лермонтова не упоминает ни разу... Но её стихи! Это настоящая мистика, но, читая их, мы непременно ощутим, что находимся на перекрёстке поэтических судеб.

138

«Это настоящий магический треуголь-ник! – воскликнула заведующая редким фон-дом Астраханской научной библиотеки, где я впервые увидела альбом гравюр с рисунков Ксавье Оммера, глядя на меня поверх оч-ков. – Впервые письма Оммер де Гелль пе-реводила графиня Екатерина Шереметева, наша сотрудница Екатерина Талипова выпол-нила вольный перевод стихотворения, напи-санного Аделью в Астрахани, а Вы вообще замахнулись на всё! Вы не находите, что здесь, всё-таки, отдаёт мистикой?»

Мистикой для меня звучали другие имена: Лермонтов – Оммер де Гелль – Блаватская. Удивительное переплетение судеб, соцветие имён, украсивших собой Кавказ – этот дикий и прекрасный край, уже просматривалось за страницами книги, которую сегодня можно считать ценным историческим источником.

Лишний раз убедиться в том, что книга А.Оммер де Гелль – замечательный документ эпохи, мы можем, отметив упоминание на её страницах супружеской четы Фадеевых, про-живающей во время путешествия автора в Астрахани. Это упоминание крайне интерес-но. Фадеев Андрей Михайлович (1790–1864) был главным наместником, попечителем кал-

139

мыцкого народа. Его жена – Елена Павловна Фадеева происходила из рода князей Долго-руковых. Личность неординарная, увлекаю-щаяся естественными науками (её ученых трудов осталось 50 томов, причём муж её сви-детельствовал в своих воспоминаниях, что многие из этих работ «прельщали учёных на-туралистов, и знаменитый академик Бэр чуть ли не на коленях молил Елену Павловну поз-волить снять с них копию для Императорской академии наук»), она сама занималась веде-нием домашнего хозяйства и воспитанием детей, ставшими со временем знаменитостя-ми. «Елена Павловна, – вспоминал её суп-руг, – воспитывала своих детей с самою не-жною заботливостью, заменяя им большую частью учителей. ... Нас без труда поймут, когда мы скажем, что памятная русской чита-ющей публике талантливая беллетристка Елена Андреевна Ган, писавшая под псевдо-нимом Р–вой, была дочерью Е. П. Фадеевой и воспитана ею, а наш известный военный писатель Ростислав Андреевич Фадеев – сын её». Е. А. Ган – это уже непосредственный круг общения Лермонтова. Живя в 1836 году в Санкт-Петербурге, она встречалась с поэ-том в доме своей кузины Екатерины Алексан-

140

дровны Сушковой. Более того, Елена Андре-евна была посвящена во все перипетии не-удавшегося романа Лермонтова и Сушковой и выражала своё сочувствие в письмах Ка-теньке, «жизнь которой была разбита неудач-ною привязанностью к Лермонтову», как пи-сала впоследствии одна из дочерей Е. А. Ган В. П. Желиховская. Кстати, сама Е. А. Ган, страдая тяжким недугом, в 1837 году (одно-временно с Лермонтовым) побывала на Кав-казских Минеральных Водах, и этот сюжет ещё ждёт своих исследователей. Но то, что имя Лермонтова было на устах у членов се-мейства, с которым познакомилась и, судя по переписке, подружилась Адель Оммер де Гелль – факт неоспоримый, сама история «разбитой» Лермонтовым жизни Екатерины Сушковой (имя Екатерины всё-таки оказыва-ется в этой истории ключевым!), своей три-виальностью напоминает сюжет мистифика-ции П.П.Вяземского. «Образ» поэта один к одному – повеса, интриган, сердцеед, играю-щий женскими судьбами. Не здесь ли кроется разгадка «закрученного» Вяземским сюжета ложных «воспоминаний» французской путе-шественницы? Впрочем, его мистификация – нечто среднее между жалобами сексуально

141

невостребованной Катеньки и затасканной, намеренно используемой Лермонтовым, сю-жетной канвой повести «Княжна Мери». Только весьма доверчивый читатель мог при-нять эти писания за подлинные мемуары Адель Оммер де Гелль. Впрочем, поди разбе-ри, где кончаются светские сплетни и начина-ются истинные факты. Во всяком случае, ин-терес к Лермонтову в дворянском семействе Ган был, об этом свидетельствуют воспоми-нания о русском гении В.П.Желиховской – она не только рассказывает об отношении своей матери к поэту, но и излагает многие факты его биографии, вероятно, собирая эти сведения во время собственного пребывания на Кавказских Минеральных Водах. Так, на-пример, с её слов записаны воспоминания Н.И.Раевского, рассказывающие о последних днях жизни Лермонтова в Пятигорске и о его роковой дуэли.

Но, чтобы закончить разговор об отпрыс-ках семейства Фадеевых, упомянем ещё одну дочь Е.А.Ган – женщину совершенно неве-роятной судьбы – Е.П.Блаватскую. Рано (в 1842 году) потеряв мать, она вместе с сест-рой воспитывалась у бабушки, то есть у Еле-ны Павловны Фадеевой, с которой дружила

142

и переписывалась Адель Оммер де Гелль. По-истине тесен мир!

Основательница нового религиозно-нравственного учения «теософии», базиро-вавшегося на доктринах, почерпнутых у вос-точных мудрецов, Блаватская стремилась к единственной цели: «составить начало Все-мирного братства человечества без различия вер, рас и происхождения». Речь шла о со-здании великого культурного моста, соединя-ющего все народы. Для этой цели необходимо было развивать «сверхчувственные силы че-ловека». Когда мы читаем воспоминания А.Оммер де Гелль, посвященные описанию Юга России, её восхищение мудрецами и на-родами Востока, когда говорим о кросскуль-турных контактах и их истории, хочется ве-рить, что эти идеи родились именно на Кав-казе, где скрестились многие удивительные судьбы.

В наше время на Кавказе, так же, как и во времена Адель Оммер де Гелль, неспо-койно. И сегодняшний кавказский узел не разрубить одним махом. Но нам подсказан путь, по которому мы должны идти, сбли-жая, а не разъединяя народы. Сегодня, со-вершив столько ошибок, мы начинаем по-

143

нимать это. Не случайно Яков Гордин в своей монографии «Кавказ – земля и кровь», вышедшей в Санкт-Петербурге в 2000 году, пишет: «Сегодня любому трезво мыслящему и бескорыстному человеку ясно, что России и Кавказу никуда не деться друг от друга... И единственный путь, не сулящий крови и горя, – путь, предсказан-ный Пушкиным и Лермонтовым. Путь тер-пеливого разгадывания психологических основ существования друг друга, что необ-ходимо для взаимоадаптации. Это медлен-ный и непривычный для нас путь, но единс-твенный». Этот путь подсказан не только Пушкиным и Лермонтовым, но и многими просвещёнными людьми Европы и России, рассматривающими Кавказ как соединение европейского и азиатского миров. К ним относилась и Адель Оммер де Гелль, скру-пулёзно, зримо и беспристрастно донёсшая до нас реалии Юга России середины XIX века. К таким выводам приводит размыш-ление о такой далёкой и почти мистической истории, почти детективное расследование нашумевшей мистификации, воспоминание о почти забытой любви и о совершенно ска-зочном путешествии, удостоенном некогда

144

высшей награды Географического общества Франции.

ЗАГАДКА ОДНОГО ИМЕНИ

Я к одиночеству привык,Я б не умел ужиться с другом,Я б с ним препровождённый мигПочёл потерянным досугом. Обращаясь к имени М.Ю.Лермонтова,

мы часто ловим себя на том, что нам дорого в нём всё. Каждая чёрточка его характера, каждая строка, написанная им, имена людей, на которых падал отблеск гения поэта. Одно-му из таких имён суждено было стать загад-кой в лермонтоведении на достаточно дли-

тельный срок.

Таинственная и противоречивая лич-ность Алексея Аркадь-евича Столыпина (1816 – 1858), родс-твенника и друга М. Ю. Лермонтова, давно и неустанно привлека-ла к себе внимание Портрет А.А.Столыпина.

145

биографов поэта. Но вряд ли и сегодня они смогут найти ответы на загадки, связанные с его именем. Например, почему Столыпин, ближайший свидетель многих важных мо-ментов жизни Лермонтова, не оставил ни одной строки воспоминаний о нём? Действи-тельно ли произошло охлаждение в отноше-ниях Столыпина и Лермонтова в последние два года жизни поэта, как это предположил С.И. Недумов, изучив его письма к родным и письма Афанасия Столыпина к нему? Да и откуда вообще пошло его прозвище – Мон-го, давшее название одной из поэм Лермон-това? Что касается последнего вопроса – об этом мы поговорим подробно. Но сначала вспомним несколько характеристик родс-твенника поэта.

Мнения современников о Столыпине крайне разноречивы. По одним сведениям, он считался образцом благородства и свет-ского рыцарского духа. Другие же мемуа-ристы, как, например, М. Б. Лобанов-Рос-товский, давали ему резко отрицательную характеристику. Неудивительно, что разнят-ся и суждения о нем исследователей – лер-монтоведов. Одни считают, что Алексей Ар-кадьевич был духовно близок Лермонтову,

146

по достоинству оценил его творчество (не случайно же он сделал собственный перевод романа «Герой нашего времени» на фран-цузский язык!). Некоторые же исследовате-ли (Т. Иванова) утверждают, что Столыпин – человек пустой – мог быть товарищем Лермонтова только по гусарским похожде-ниям, приписывают ему некоторую мрачную характеристику как секунданту на обоих по-единках поэта, ну а что касается последней дуэли Лермонтова – тут он, согласно их рас-суждениям, и вовсе играл роль не совсем благовидную.

Мы далеки от мысли давать безапелля-ционные оценки. Лучше обратимся к матери-алам, сообщенным первым биографом поэта П. А. Висковатым. Опираясь на сведения М. Н. Лонгинова и А. И. Васильчикова, П. А. Висковатый писал о Столыпине как о лице, имевшем «особое уважение». Он ци-тирует следующий отзыв одного из современ-ников о нём: «Его не избаловали блистатель-нейшие из светских успехов, и он умер уже немолодым, но тем же добрым, всеми люби-мым «Монго», и никто из львов не вознена-видел его, несмотря на опасность его сопер-ничества. Вымолвить о нем худое слово не

147

могло бы никому прийти в голову и принято было бы за нечто чудовищное».

Алексей Аркадьевич Столыпин, товарищ по школе и близкий друг поэта, приходился Лермонтову двоюродным дядей, но вследс-твие равенства лет их чаще называли двою-родными братьями. «Столыпин был краса-вец, – пишет Висковатый. – Красота его вошла в поговорку. Все дамы высшего света были в него влюблены. Его называли «le beau Столыпин».

Поэта с детства соединяла со Столыпи-ным тесная дружба. В 1835 году Алексей Ар-кадьевич был выпущен из школы юнкеров и поступил в лейб-гвардии гусарский полк. Бу-дучи однополчанином Лермонтова, Столыпин вместе с ним в 1835-36 и 1838-39 годах жил в Царском Селе. К этому времени относится написание Лермонтовым поэмы, одним из героев которой стал его родственник. Поэма была названа по прозвищу Столыпина, дан-ному ему Лермонтовым.

«Почему Столыпина называли «Мон-

го», – сообщает П. А. Висковатый,– неиз-вестно. Кажется, что название это, навсегда оставшееся за ним, было дано ему Лермон-

148

товым, описавшим одну из гусарских шалос-тей. В этом произведении поэт назвал себя «Маёшкой», именем, которое носил в шко-ле. Под каким именем назвать Столыпина, он затруднялся. Но тут ему подвернулось ле-жавшее давно на столе Столыпина сочинение на французском языке: «Путешествие Мон-гопарка». Лермонтов воспользовался первы-ми двумя слогами. Таким образом, происхож-дение имени чисто случайное. Сама поэма получила название «Монго». Она пришлась по вкусу молодежи и во множестве рукописей и вариантов ходила по рукам. Весь Петербург знал её, а за Столыпиным осталось прозви-ще. Сам он назвал им свою любимую и пре-красную собаку, сопровождавшую хозяина по парку Царского Села и не раз прибегавшую искать его во время полкового учения, чем вводила в досаду командира полка, Михаила Григорьевича Хомутого». Закончив этот рас-сказ, первый биограф поэта делает сноску: «О случайном происхождении имени «Мон-го» сообщил нам Дмитрий Аркадьевич Сто-лыпин. Лонгинов производит его прямо от клички собаки». («Русская старина», 1873 г.). Это же объяснение приводится и в «Лер-монтовской энциклопедии» (М., 1981 г.).

149

Но как-то никогда особенно не верилось ни в «собачью» версию происхождения про-звища Столыпина, ни в абракадабру с двумя бессмысленными слогами, «случайно» при-шедшими на ум поэту. У Лермонтова ничто не было случайным, все таило в себе какой-то определённый смысл.

В 1988 году во втором номере журнала «Русская речь» появилась статья О. П. По-пова, бывшего сотрудника лермонтовского музея г. Пятигорска, «Перечитывая Лермон-това» (с. 18-21). Её автор вполне справедли-во замечает, что прозвище «Монго» ничего не объясняет. «Здесь не видно ни меткости, ни остроумия, – пишет он, – и непонятно, почему случайно попавшееся слово сдела-лось вторым именем Столыпина». Да и не было романа с таким названием, как не было и «Монгопарка».

Но зато было реальное историческое лицо – Парк Мунго (1771-1806) – крупней-ший шотландский путешественник по Афри-ке, по профессии хирург.

Описание путешествий этого человека достойно пера Жюля Верна. В 1795 году, по поручению африканского общества в Лондо-не, он предпринял путешествие по малоизу-

150

ченной Африке. Отправившись из Гамбии, он пересек ряд мелких туземных государств, был в плену у мавританского царя, бежал и с большими трудностями достиг Нигера, кото-рый исследовал на значительном протяже-нии. После семимесячной болезни в странах Мандинго Мунго Парку удалось в караване рабов проникнуть вновь в Гамбию, откуда он в 1798 году вернулся в Англию.

Второе путешествие, предпринятое им в 1805 году, окончилось гибелью путешествен-ника в государстве Сокото, где он утонул в Нигере, спасаясь от напавших на его караван негров. Оба эти путешествия, доставившие впервые в Европу сведения об обширных землях бассейна Нигера, явились важными географическими открытиями и наделали много шума.

Насколько популярны были путешест-вия Мунго Парка и упоминания о них на ру-беже XVIII–XIX веков, можно судить но цитируемому ниже пассажу из книги круп-ного ученого, этнографа, историка, архео-лога графа Яна Потоцкого (1761–1815). «Путешествие в Астраханские и Кавказские степи», Париж, 1829 г. (Сегодня эта книга является огромной библиографической ред-

151

костью, до сих пор в полном объеме не пе-реводилась на русский язык, а вначале про-шлого века пользовалась популярностью – её знал А.С. Пушкин). В 1797–1798 годах Ян Потоцкий, являясь почетным членом Российской академии наук, совершил путе-шествие по Кавказу.

Находясь в окрестностях Маджар, – древнего города на реке Куме, он случайно получил от одного калмыка номер «Петер-бургской газеты», в которой сообщалось, как он пишет, о том, что «один англичанин по имени Мунго Парк проник в глубь Африки и нашел там город, такой же большой, как Лондон». Ян Потоцкий говорит о том, что эти новости его сильно заинтересовали.

О рискованных путешествиях Мунго Парка много писали и в лермонтовское вре-мя. Конечно, поэт, особенно интересовав-шийся Шотландией как родиной своих пред-ков, не мог не обратить внимания на эти пуб-ликации. Кроме того, были изданы и сами описания этих путешествий. Первая поездка по Африке была описана в книге «Travels in the interior districts of Africa etc» (Лондон, 1799), вторая – в «The journal ofa mission to the intenor of Africa etc». (Лондон, 1815).

152

Зная интерес Лермонтова к географии и его свободное владение иностранными язы-ками, можно предположить, что эти матери-алы были ему известны. Логично также вслед за О.П. Поповым сделать предполо-жение о том, что именно прозвищем Мунго (а не Монго!) поэт наградил своего родс-твенника. Как было написано в поэме самим Лермонтовым – неизвестно, автограф не сохранился, а в списках могла быть ошибка. Но именно Мунго называет А. А. Столыпина в своих воспоминаниях троюродный брат поэта А. П. Шан-Гирей. Рассказывая о жиз-ни Лермонтова в Петербурге и о наездах его на ученья и дежурства в Царское Село, он сообщает: «В том же полку служил родс-твенник его, Алексей Аркадьевич Столыпин, известный в школе, а потом и в свете, под именем Мунго. Раз они вместе отправились в сентиментальное путешествие из Царско-го в Петергоф, которое Лермонтов описал в стихах:

Садится солнце за горой,Туман дымится над болотом.И вот, дорогой столбовой,Летят, склонившись над лукой,Два всадника, большим налётом».

153

(Кстати, в последней цитируемой лермон-товской строке Аким Павлович сделал ошибку: не «налётом», а «намётом» – так казаки на-зывали бег лошади галопом). Но именно в сло-вах Шан-Гирея «отправились в сентименталь-ное путешествие» и кроется разгадка причины, по которой Лермонтов дал Столыпину прозви-ще. Оказывается, это «путешествие» тоже было достаточно рискованным: в поэме опи-сывается приключение, связанное с поездкой Лермонтова и Столыпина летом 1836 года из села Копорского близ Царского Села на Пе-тергофскую дорогу, где в одной из дач жила славившаяся своей красотой артистка корде-балета Екатерина Пименова, бывшая на со-держании у богатого откупщика Моисеева.

Искателям приключений пришлось спа-саться бегством, и их «путешествие» чуть не закончилось трагически. В одном из списков поэмы, принадлежавших С.А.Андриевскому, после стиха 248 («Прыг, прыг... и были тако-вы») вместо точек следует четверостишие, не цитируемое, как правило, в нынешних изда-ниях:

Так, силой вражеской гонимый,В кипящий Тибр с мечом в руках

154

Прыгнул Коклес неустрашимыйИ тем прославился в веках.

Упоминая здесь о Публии Г. Коклесе из древнего римского патрицианского рода Го-рация, защищавшем мост на Тибре против этрусков, пока мост позади не был разобран римлянами, а затем бросившимся в Тибр, Лермонтов, вероятно, намекает на трагичес-кий конец утонувшего Мунго Парка.

На сравнение же Столыпина с англича-нином прямо указывает и строка из поэмы Лермонтова, характеризующая родственника поэта: «Породы английской он был». Инте-ресно, что прежде в справочном материале против имени А.А.Столыпина указывалось его двойное прозвище: Монго (Мунго). Но в последующих изданиях осталось только Мон-го (видимо, это имя показалось более благо-звучным). И часто на вопрос посетителей: «А что же все-таки означает это имя?» музейные сотрудники просто пожимали плечами... А за этим прозвищем, как, впрочем, и за многими характеристиками, даваемыми Лермонто-вым, открывается целый мир остроты вос-приятия и остроумия, меткости характерис-тик и афористичности выражений.

155

Выше мы говорили о полярности харак-теристик А.А.Столыпина. Быть может, ему в какой-то степени было свойственно и то и другое: и склонность к авантюрным похожде-ниям, и внешняя английская чопорность. Всё это Лермонтов вместил в одном-единствен-ном слове, обратившись к имени знаменито-го путешественника. Впрочем, каждый волен делать свои выводы... Как сказал поэт:

Так повесть кончена моя,И я прощаюсь со стихами,А вы не можете ль, друзья,Нравоученье сделать сами...

ОДНА ИЗ ТАЙНЛЕРМОНТОВЕДЕНИЯ

Как известно, Пятигорск занял очень важ-ное место в жизни и творчестве М.Ю.

Лермонтова. Исследователями неоднократно отмечалось, что без всестороннего изучения материалов, связанных с пребыванием поэта в Пятигорске, невозможно создать его под-линно научную биографию. Нам интересны также люди, занявшие определённое место в истории его жизни. В данной главе речь пой-

156

дёт о пятигорском ок-ружении поэта, среди которого оказались представители рода князей Голицыных.

Среди пятигор-ского окружения М. Ю. Лермонтова можно вспомнить имена двух князей Голицыных:

Голицын Валериан Михайлович (1802 – 1859), декабрист, переведённый на Кавказ рядовым в 1829 г. после сибирской ссылки. Лишь в мае 1837 г. он получил на Кавказе свой первый офицерский чин. С ним Лермон-тов познакомился в Пятигорске летом 1837 года, а в октябре встречал его в Ставрополе. По мнению Д. Д. Оболенского, знавшего Го-лицына в поздние годы, эпизод в романе «Ге-рой нашего времени», когда Грушницкий после солдатских погон надевает офицерские эполеты, взят из жизни Голицына.

И Голицын Владимир Сергеевич (1794–1861). Его имя особенно интересно для лер-монтоведов. Голицын Владимир Сергеевич имел прозвище «Centre», что означает «Цен-

Портрет В. С. Голицына.

157

тральный». Камер-юнкер, флигель-адъютант императора Александра I (с 29 сентября 1817 – по 29 апреля 1825), кавалер ордена Св. Георгия 4 степени (12 декабря 1817) , Св. Станислава (1845) и Св. Анны 1 степени (1847), он был одним из блестящих предста-вителей московского большого света конца 20-х -начала 30-х гг. Князь П.А.Вяземский характеризовал В.С.Голицына как человека очень острого, краснобая, мастера играть словами и весёлого рассказчика, который любил других, и был великий мастер хорошо поесть, а еще больше угощать, устраивать всякие увеселения.

Участник Отечественной войны 1812 г., при взятии Парижа он был ранен пулей в щи-колотку правой ноги, и рана эта никогда не закрывалась. Каждое лето кн. Голицын при-езжал с семейством своим в Пятигорск, и вокруг него собиралось лучшее общество приезжих из России и из Кавказской армии. В 1841 г. к обществу князя примкнул и М. Ю. Лермонтов.

Среди развлечений «водяного общества» во времена поэта одним из излюбленных были прогулки к пятигорскому подземному озеру Провал. Тогда ещё не было туннеля,

158

ведущего во внутренность Провала, и пуб-лика могла осматривать его только сверху, подойдя к самому краю воронки. Это давало возможность устраивать своеобразное раз-влечение, о котором писала современница поэта Э. А. Шан-Гирей: «Князь Владимир Сергеевич Голицын, умевший хорошо устра-ивать празднества, любил доставлять удо-вольствия молодёжи. Однажды он вздумал сделать сюрприз такого рода: устроил помост над Провалом..., такой обширный, что на нём без страха танцевали в шесть пар кад-риль, этот висячий мост держался долго. Любопытные спускались на блоке до самой воды». Хотя известна гравюра, изображаю-щая спуск по воронке Провала двух человек, под названием «Профиль Голицынского Провала у подошвы Машуки близ Пятигор-ска, снятый с натуры 27 июля 1837 г.», со-общению Э. А. Шан-Гирей не придавалось веры. А между тем в деле № 400 бывшего управления Кавказских Минеральных Вод за 1837 г. имелись некоторые сведения об этой голицынской затее.

Переписка начиналась отношением кня-зя Голицына в Строительную комиссию от 18 июля 1837 года за № 1, в котором он писал:

159

ПрофильГолицынского Провала.

160

«Всеобщее любопытство гг. посетителей обоего пола осмотреть в подробности место, известное под именем Провала, оставалось по сие время неудовлетворённым. Препятс-твия, природой поставляемые, мне казались непреодолимыми, и при всём желании моём способствовать в отыскании средств посе-щать Провал и даже спускаться в него без всякой опасности, я начинал терять на то на-дежду, когда случайно, сообщив мою мысль братьям Бернардацци, нашёл в них художни-ков, совершенно знакомых с кряжем здешней земли и ручающихся за успешное окончание предполагаемых мною работ».

Предлагая пожертвовать для этого со-оружения необходимую сумму, Голицын про-сил компенсировать архитекторов Бернар-дацци привилегией для взимания небольшо-го сбора с будущих посетителей Провала.

По-видимому, Голицын взялся за пост-ройку с такой энергией, что помост был из-готовлен уже к 27 июля 1837 г., о чём свиде-тельствует упомянутая выше гравюра.

Однако, поскольку сооружение на Про-вале было связано с привилегией, вопрос направили на разрешение министра внутрен-них дел. Ответ последнего был получен толь-

161

ко 15 февраля 1838 года (за № 947). В нём заключался отказ о выдаче привилегии, и вы-ражались всякого рода сомнения в отноше-нии прочности сооружения, безопасности спуска и т.п. Вся затея Голицына лишалась, таким образом, материальной базы. Однако мост над Провалом продолжал оставаться в прежнем состоянии и к 1841 г. от серных ис-парений пришёл в ветхость, чем обратил на себя внимание пятигорского коменданта пол-ковника Ильяшенкова и вызвал со стороны Голицына ходатайство о сломе сооружения. Разрешение было получено 24 апреля 1841 года.

Приведённые документы, опубликован-ные впервые С.И.Недумовым, бывшим со-трудником музея «Домик Лермонтова», дают объяснение популярности князя Голицына среди пятигорского «водяного общества», называвшего в то время Провал Голицынс-ким.

Интересен для нас отзыв о Голицыне знакомого А. С. Пушкина по Кишинёву А. М. Фадеева: «В сущности он был умный и добрый человек, хотя жизнь его, исполнен-ная авантюр всякого рода, бросала иногда тень на иные его поступки. Он считался не

162

очень хорошим семьянином, хотя чрезвычай-но ценил свою жену, достойнейшую женщину княгиню Прасковью Николаевну, любил сво-их детей, но своевольная ширь его натуры не допускала... препятствий в его увлечениях. Он был тонкий гастроном..., сочинял стихи, водевили, пел комические куплеты собствен-ного сочинения и сам себе аккомпанировал на фортепиано».

Характерно, что в великосветских кругах В.С.Голицын с конца 10-х гг. считался совер-шенным воплощением традиционного образа «Дон Жуана». Его называли Аполлоном, он имел силу Геркулеса и был ума весёлого, за-тейливого, и оттого вся жизнь его была сцеп-лением проказ, иногда жестоких, иногда пре-ступных, редко безвинных. Одна из любовных авантюр кн. В.С.Голицына – трагическая ис-тория его связи с кн. Туркестановой, фаво-риткой Александра I, отравившейся после родов, – записана в дневнике А.С.Пушкина (8/ III – 1834 г).

Пятигорские старожилы в своё время придавали большое значение размолвке лер-монтовского кружка с Голицыным в начале июля 1841 года из-за устройства публичного бала для местного общества. По одной вер-

163

сии, друзья разошлись из-за того, что отка-зались пригласить на этот бал какую-то даму, которую хотел там видеть Голицын. По другой – Голицын пренебрежительно отозвался обо всём кружке знакомых Лермонтова, заявив: «Здешних дикарей надо учить».

В Пятигорске состоялось два бала: за-помнившийся всем импровизированный бал в гроте Дианы, организованный при участии Лермонтова, и бал в Ботаническом саду, ус-троенный Голицыным, куда никто из друзей поэта не был приглашён. Многие говорили о том, что бал в гроте Дианы был устроен Лер-монтовым в пику Голицыну.

Подробно причины конфликта Лермон-това с Голицыным изложены в рассказе Н.П.Раевского в записи В.П.Желиховской. По его словам, М.Ю.Лермонтов сказал сво-им приятелям:

– Господа! На что нам непременное гла-венство князя на наших пикниках? Не хочет он быть у нас, – и не надо. Мы и без него сумеем справиться.

«Не скажи Михаил Юрьевич этих слов, – свидетельствует Раевский, никому бы из нас и в голову не пришло перечить Голицыну, а тут словно нас бес дёрнул. Мы принялись за

164

дело с таким рвением, что праздник вышел – прелесть».

Большинство биографов М. Ю. Лермон-това ставили в вину Голицыну устройство бала вскоре после смерти поэта (по-видимо-му 18 июля) и даже на этом основании брали под сомнение достоверность его сообщения о гибели Лермонтова. Со слов Голицына А.Я.Булгаков писал А.И.Тургеневу: «Россия лишилась прекрасного поэта и лучшего офи-цера. Весь Пятигорск был в сокрушении, да и вся армия жалеет». Однако, известен факт, что князь Голицын в день смерти Лермонтова (15 июля по старому стилю) не праздновал своих именин. Благодаря его настоянию поэт был погребен по христианскому обряду, в черте кладбища. Так мемуарист И.И.Дроздов свидетельствует: «В день посещения кладби-ща (1895 г.) я встретился с одним стариком – старожилом, священником и, разговорив-шись с ним, спросил, не знает ли он, почему священник Павел Александровский согла-сился предать тело Лермонтова по обряду христианскому лишь после долгих колебаний. Вот его подлинные слова:

«Лермонтов был человек злой... и погиб смертью, причисленной законами к само-

165

убийству. Отец Павел согласен был хоронить Лермонтова с честью, но я возражал против этого, и ежели б не давление кн. Голицына, то он был бы зарыт в яму через палача, как и заслуживал того».

Доказательством того, что кн. Голицын относился к М.Ю.Лермонтову со вниманием и уважением является и то, что он часто бы-вал в гостях у поэта на его квартире в Пяти-горске. Так, хозяин «Домика Лермонтова», В. И. Чилаев, свидетельствует: «Проиграв... несколько ставок, Лермонтов вышел на бал-кон, где сидели не игравшие в карты князь Владимир Сергеевич Голицын, с которым поэт не расходился в то время, князь Сергей Васильевич Трубецкой, Сергей Дмитриевич Безобразов, доктор Барклай де Толли и др...».

По-видимому, именно письмо Голицына к жене являлось первым достоверным ис-точником сведений о дуэли М.Ю.Лермонтова с Н.С.Мартыновым. Это подтверждается свидетельством московского почт-директо-ра Л.Я.Булгакова, который пишет 31.VII. 1841 г. П.А.Вяземскому: «Сообщаю тебе подробности, кои мне известны от Путяты, а он знает их по письму князя В.Голицына к

166

жене». Упомянутое письмо Голицына пока ещё не найдено, и, таким образом, получен-ные через Путяту сведения об обстановке дуэли, приобретают особо важное значе-ние.

Отношения князя В. С. Голицына и М. Ю. Лермонтова испортились непосредс-твенно перед роковой дуэлью последнего. Истинная причина охлаждения их отноше-ний – загадка для лермонтоведов и предмет для продолжения исследований.

ЗАГАДКА ПОСЛЕДНЕЙ ДУЭЛИ М.Ю.ЛЕРМОНТОВА

М. Ю. Лермонтов погиб на дуэли с

Н.С.Мартыновым 27 (15-го по старому стилю) июля 1841 г. в Пятигорске. Каж-дый год город отмечает эту траурную дату. Но вот уже на протяжении полу-тора веков история поединка остаётся загадочной и противоречивой. Тем более, что многие документы, которые могли бы пролить свет на этот трагический исход до наших дней не были введены в научный оборот в полном объёме. До се-

167

годняшнего дня существует множество спорных версий о самой причине дуэли. Когда в 1860 г. появилась одна из первых статей о Лермонтове, её автор, А.В.Дружинин, оставил в своей рукописи чистые листы, на них он собирался впос-ледствии поместить рассказ о событиях, приведших к ранней гибели поэта. Но до сих пор многие страницы биографии Лер-монтова остаются пустыми. Пересмат-ривая коренным образом известные пер-воисточники и основываясь на новых, переводных материалах, мы предлагаем вниманию читателей своё видение цепи событий, приведших к трагедии у подно-жия Машука.

«Счастливый несчастливец»

«Само провидениеуказало им на дуэль»

А.П.Чехов.

«Воистину, есть странные сближе-нья», – писал когда-то А.С.Пушкин,

и невольно вспоминаешь эти слова, когда за-думываешься о том, что в своё время отца

168

будущего убийцы Лермонтова едва не лишил жизни грозный Емельян Пугачёв. В архивах США хранятся интереснейшие бумаги, отно-сящиеся к различным эпизодам русской исто-рии. В том числе и рукописный документ «Воспоминание о Пугачёве», написанный матерью известного церковного деятеля Пет-ра Петровича Зубова и недавно опубликован-ный в книге Александра Кацуры «Поединок чести». Мемуаристка рассказывает о том, что, когда донеслась весть о приближении Пугачё-ва и его необузданных войск до поместья Мар-тыновых Липяги, там случился страшный пе-реполох, «... тем более, что меньше недели перед этим жена Мартынова родила сына. На-пуганные, все кое-как собрались и решили бежать из имения прямо в лес, а оттуда куда глаза глядят. Взяли с собой молодую мать, но оставили новорождённого сына с мамкой-кор-милицей... К вечеру того же дня усталые, злые всадники разбойников подъехали к имению... Мамка-кормилица затряслась.

«А это что? – крикнул Пугачёв, дёргая ребёнка за голову из её рук. – Барчонок, что ли? Давай его!»

«Не тронь! – закричала кормилица, – не тронь его, это мой сопляк!»

169

Этим скверным словом она и спасла мла-денца.

«Напуганная мамка решила окрестить ребёнка до возвращения родителей, – повес-твуют далее воспоминания. – Пошла в цер-ковь.

«А как назвать его?» – спрашивает свя-щенник.

«А бог весть!– отвечает мамка. – Уж и не знаю».

«По святому назовём, – решил священ-ник. – На сей день святой будет Соломон-царь. – Так и назовём».

Так и назвали».«Наш друг Мартыш не Соломон», – ска-

жет через много лет М.Ю.Лермонтов о сыне столь чудесным образом спасённого младен-ца. А свой первый опыт в прозе – неокончен-ный роман «Вадим» посвятит именно описа-нию «пугачевщины без Пугачёва», какой она явилась в Пензенской губернии, где находи-лась усадьба его бабушки в Тарханах, где, впрочем, располагались и мартыновские Ли-пяги. «...Мой роман становится произведе-нием, полным отчаяния, – писал Лермонтов в 1832 г. М.А.Лопухиной, – я рылся в своей душе, желая извлечь из неё всё, что способно

170

обратиться в ненависть; и всё это я беспоря-дочно излил на бумагу». Странные слова. Но более всего странным представляется то, что Мартынов, словно орудие рока, всегда неот-ступно находится рядом с поэтом. В 1829-32 годах Лермонтов проводит летние каникулы в подмосковном Середникове, где, по-види-мому, бывают и члены семейства Мартыно-вых, так как их имение Знаменское-Иевлево располагается снова неподалёку. (Кстати, вероятно, именно здесь Лермонтов и работал над «Вадимом», так что неизвестно, какие семейные предания питали его творчество в этот момент).

В то время, как Лермонтов увлечённо за-нимался своими первыми литературными опытами, Середниково посещали гости. Сре-ди них оказалась и очаровательная мадемуа-зель Сушкова, ставшая предметом юношес-кого увлечения поэта. Черноокая обольсти-тельница не замечала Лермонтова, который был моложе её на два года, а Лермонтов не замечал светловолосую девочку-подростка, совершенно очарованную его поэзией. В ней было «что-то милое и ласковое», – скажет о ней потом А.И.Тургенев. Это трогательное существо впоследствии многие из современ-

171

ников поэта назовут одной из возможных причин его роковой дуэли.

Версия о том, что Мартынов вызвал Лермонтова, защи-щая честь сестры, по-явилась сразу после поединка. В Москву она дошла ещё в ав-густе 1841 года. При-ятели из ближайшего пятигорского окруже-ния поэта утвержда-

ли, что Лермонтов вывел в образе княжны Мери сестру своего будущего убийцы. А. Ела-гин, Т. Грановский, А. Арнольди, А. Смоляни-нов и другие современники поэта, явившиеся непосредственными свидетелями роковых событий, связывали имя Натальи Соломо-новны Мартыновой с последней дуэлью Лер-монтова. Так, студент Андрей Елагин писал 22 августа 1841 года отцу в деревню: «Как грустно слышать о смерти Лермонтова, и, к несчастью, эти слухи верны. Мартынов, ко-торый вызвал его на дуэль, имел на то полное

Портрет Н.С.Мартынова.

172

право, ибо княжна Мери сестра его. Он дав-но искал случая вызвать Лермонтова... У них была картель... я думаю, что за сестру Мар-тынову нельзя было поступить иначе...». И это лишь одно из многочисленных свиде-тельств. А.Ф.Тиран, приятель Лермонтова, в своих воспоминаниях о поэте свидетельству-ет о том, что Н.Мартынов даже сделал выго-вор сестре по поводу того, что она «так вет-рено ведёт себя, что даже Кавказ про неё рассказывает…».

По-видимому, Лермонтов действительно нравился Наталье Соломоновне с юных лет. И привязанность эта была достаточно глубо-кой и долгой, тем более, что жизненные пути Лермонтова и Мартыновых пересекались постоянно. Лермонтов и Николай Мартынов вместе учатся в Школе юнкеров. Летом 1837 года Мартыновы приезжают в Пятигорск, где снова общаются с сосланным на Кавказ поэ-том. Это общение имело самые интересные последствия. Во-первых, вернувшись с Кав-каза, Наталья Соломоновна бредила Лер-монтовым и рассказывала, что она изобра-жена в «Герое нашего времени». А во-вто-рых, всё это совсем не нравилось её матери, Елизавете Михайловне. Поэтому, передав

173

сыну через Лермонтова письма и деньги и узнав, что они загадочным образом пропали по дороге, она тут же выразила подозрение в том, что он умышленно скрыл распечатанный им пакет с её письмами, а, главное с письма-ми её дочерей, доверенный ему для передачи Н.С.Мартынову. Сделал это всё Лермонтов, разумеется, потому (согласно её рассужде-ниям), что горел нетерпением узнать, что же доверительно сообщала Наталья Соломо-новна о нём своему брату.

Однако история с письмами не помешала Лермонтову и Мартыновым общаться и даль-ше. В течение своего пребывания в Москве в 1840 году поэт часто навещал Мартыновых и даже «любезничал» с сестрами своего буду-щего убийцы, в том числе и с мнимой княжной Мери. Об этом записывает в своём дневнике и А.И.Тургенев. Мать Н.С.Мартынова тоже пишет в 1840 году сыну, что Лермонтов часто бывает у них и что его визиты ей неприятны. «Он выказывает полную дружбу твоим сест-рам, – сообщает она, – эти дамы находят большое удовольствие в его обществе».

П.А.Вяземский также отмечает ухажива-нья Лермонтова за сестрами Н.С.Мартынова, но не у него в доме, а в дружественном ему

174

доме Оболенских: «Лермонтов ведёт здесь осаду Трои, – пишет он в это время в Петер-бург, – то есть трёх сестёр».

Хотя ранее ни тот же Вяземский, ни кто-либо другой не замечал заинтересованности Лермонтова барышнями Мартыновыми. Да и была ли такая заинтересованность со сто-роны поэта? Скорее лишь чисто внешние знаки внимания к подросшим и превратив-шимся в очаровательных девушек, знакомым с детских лет сестрам давнего приятеля. Ведь даже отзвука мимолётного увлечения мы не находим в его творчестве. В качестве приме-ра можно вспомнить стихи Лермонтова, ад-ресованные одной из сестёр Мартыновых, написанные в 1830 году:

Когда поспорить вам придётся,Не спорьте никогда о том,Что невозможно быть с умомТому, кто в этом признаётся.Кто с вами раз поговорил,Тот с вами вечно спорить будет,Что ум ваш вечно не забудет,И что другое всё забыл.

Можно ли найти в этом стихотворении хотя бы какой-то намёк на сердечные отно-

175

шения? Видимо, прав был Мартьянов, когда писал: «Очевидно, что все... откровения сен-тиментальной девицы... не что иное, как рia desideria влюблённой барышни, принявшие в её головке форму факта».

Что касается Натальи Соломоновны, видимо, она была увлечена не на шутку. Д. Д. Оболенский свидетельствует: «...когда Лермонтов уезжал из Москвы на Кавказ, то взволнованная Н. С. Мартынова провожала его до лестницы; Лермонтов вдруг обернул-ся, громко захохотал ей в лицо и сбежал с лестницы, оставив в недоумении провожав-шую».

Несмотря на эту выходку, Мартынов про-должает с ним приятельские отношения, ко-торые поддерживаются и в Пятигорске в 1841 году. Взрослый сын Мартынова утверж-дал в 1898 г., что его отец потому не порывал дружеских отношений с Лермонтовым, что ждал от него в 1841 г. в Пятигорске формаль-ного предложения Наталье. Сам Николай Соломонович уверял редактора «Русского Архива» П.И. Бартенева, что незадолго до дуэли Лермонтов приезжал к нему в степь, где у него, недалеко от Пятигорска, стоял шатёр «вроде калмыцкого улуса», и провёл

176

там целый день, желая «отвести душу». О чём говорили? – Не знаем. Поражает лишь резкая перемена в их отношениях. Мартынов становится раздражительным и злым. Теперь любой шутки со стороны поэта для него до-статочно для того, чтобы вызвать Лермонто-ва на дуэль.

Здесь остаётся что-то неясное. Нет како-го-то связующего звена.

Впоследствии слухи обрастают легенда-ми. Но упорно повторяется одно и тоже: по-водом к дуэли послужили шутки и эпиграммы Лермонтова. Вот, например, одна из них:

Скинь бешмет свой, друг Мартыш, Распояшься, сбрось кинжалы, Вздень броню, возьми бердыш И блюди нас, как хожалый.

Здесь, кстати, тоже остаётся много неяс-ного. Ну почему, скажем, «как хожалый»? Известный исследователь творчества и био-графии поэта Эмма Герштейн делает предпо-ложение, что здесь кроется «может быть, глухой намёк на какие-то связи Мартынова с полицией или жандармерией», а в знамени-той фразе Лермонтова, произнесённой по-французски в адрес Мартынова, – «Горец с

177

большим кинжалом», – послужившей, по словам Э.А .Шан-Гирей, фактическим пово-дом к дуэли, французское слово «montagnard» (горец) якобы имеет второй смысл – «рево-люционер», что жестоко обидело Николая Соломоновича и спровоцировало поединок. Так всё-таки «хожалый» или «революцио-нер»? Понятия, надо сказать, прямо проти-воположные. И не слишком ли это политизи-рованная версия? В Пятигорске, так вдруг, после стольких лет знакомства политическая дуэль? Вряд ли... Может быть, дело обстояло несколько проще. Проще и сложнее. Просто молодёжь, как ей и положено в нежном воз-расте, болела адюльтером? А Мартынов всё ждал предложения в отношении сестры...

Тем более, что сестра была бы скомпро-метирована, если бы такого предложения не последовало. Уж слишком многие были пос-вящены в версию с «Княжной Мери». При-мечательно, что впоследствии именно на эту причину гибели поэта указывал и его секун-дант М. П. Глебов, часто беседовавший о Лермонтове с его биографом Фр. Боденштед-том. А ведь Глебов, собственно, и закрыл гла-за своему убитому другу. Кому же верить, как не ему?

178

Сам Мартынов, по свидетельству некое-го Ф.Ф. Маурера, владельца богатого мос-ковского особняка, где бывал убийца поэта, «весь сжимался», если кто-либо заговаривал о Лермонтове. Хозяин предупреждал об этом своих гостей и просил не говорить о поэте в присутствии Мартынова. Но однажды в очень тесной мужской компании «Мартынова про-рвало», и он сказал: «Обиднее всего то, что все на свете думают, что дуэль моя с Лермон-товым состоялась из-за какой-то пустячной ссоры на вечере у Верзилиных. Между тем это не так... Нет, поводом к раздору послужи-ло то обстоятельство, что Лермонтов распе-чатал письмо, посланное с ним моей сестрой для передачи мне. Поверьте также, что я не хотел убить великого поэта... и только не-счастной случайности нужно приписать ро-ковой выстрел».

Версия о распечатанном письме приоб-рела к 90-м годам такие права достовернос-ти, что Д.Оболенский ввёл её в свою статью о Мартынове в Энциклопедический словарь Ф.А.Брокгауза и И.А .Ефрона.

В версию о «Княжне Мери» много лет спустя верили даже сыновья Мартынова, пытавшиеся в 1893 г. выступить в печати с

179

публикацией сохранившихся у них материа-лов, дабы пролить свет на трагический ин-цидент.

Однако, если вспомнить литературный роман Лермонтова, рядом с образом невин-ной, наивной и страдающей Мери, вырисо-вывается другой пленительный образ замуж-ней женщины, которую герой никогда «не в силах был бы обмануть». За ней он готов был мчаться куда угодно, загоняя коня. И речь здесь шла скорее не об обычном адюльтере, а о глубоком чувстве, уберечься от которого герой не смог бы даже под неусыпным взором «хожалого».

Посмотрим, в чём признавался Лермон-тов в 1841 году в разговоре «по душам» с одним из своих приятелей. В лермонтоведе-нии известны крайне редко цитируемые вос-поминания барона фон Майделя, на которые ссылаются первые биографы поэта П. К. Мартьянов и П. А. Висковатый. Е. И. фон Майдель – генерал от инфантерии – до того как стал комендантом Петропав-ловской крепости (1876 г.), почти всю свою военную службу провёл на Кавказе, участвуя в многочисленных экспедициях, куда, впро-чем, был переведён уже после смерти Лер-

180

монтова в 1842 г. Окончив ту же школу гвар-дейских подпрапорщиков, что и поэт, и, бу-дучи знаком с ним, он рассказывал о том, что Лермонтов был с ним откровенен, и в роко-вом 1841 году признался ему в своём увлече-нии одной французской дамой. «Знаете ли, барон, – говорил он, – я прошлой осенью ездил к ней в Ялту, я в тележке проскакал до двух тысяч вёрст, чтобы несколько часов про-быть наедине с нею. О, если бы вы знали, что это за женщина! Умна и обольстительна, как фея. Я ей написал французские стихи...». Е.И.Майдель называет и имя этой женщины – это была супруга французского консула в Одессе, известного учёного-геолога Ксавье Оммера де Гелля. Звали её Жанна-Адель Эрио Оммер де Гелль. В лермонтоведение она вошла под именем Адель Оммер де Гелль. Вопрос «М.Ю.Лермонтов и госпожа А.Оммер де Гелль» в литературе о поэте ос-вещён достаточно широко (начиная с мисти-фикации П.П.Вяземского, появившейся в 1887 г., и заканчивая современными публи-кациями, где говорится о том, что вопрос этот всё-таки открыт для исследования). Хотелось бы упомянуть лишь то, что материалы кас-пийских экспедиций академика К.М.Бэра,

181

опубликованные ленинградским отделением Академии наук СССР в 1984 г., подтвердили факт пребывания четы де Гелль на Юге Рос-сии в 1839, 1840 и в 1841 гг.

Факт же написания М.Ю.Лермонтовым в это время «французских» стихов также из-вестен. 10 мая 1841 года он пишет из Став-рополя своей приятельнице Софье Карамзи-ной: «Я дошёл до того, что стал сочинять французские стихи, – о, разврат!». Речь идёт о стихотворении «Ожидание». Интересно, что первые биографы поэта приписывали Лермонтову посвящение этих стихов госпо-же А.Оммер де Гелль. Затем это предполо-жение отринули главным образом из-за «ра-зоблачения» литературной мистификации П.П.Вяземского. Но помимо мистификации есть и другие свидетельства. К ним относит-ся, например, эпиграмма, якобы написанная Мартыновым и адресованная Лермонтову.

Mon cher Michel!Оставь Аdel... А нет сил, Пей эликсир...Некоторые исследователи, прочтя её, вы-

двинули версию о литературном соперничес-тве Мартынова и Лермонтова (!) и даже на-

182

шли в ней элементы подражания поэту. Труд-но не согласиться с мнением Э.Герштейн, высказанным по этому поводу о том, что по-добная версия производит парадоксальное впечатление. Само подобное сопоставление выглядит довольно наивно. Пожалуй, траге-дия в Пятигорске вовсе не вписывается в проблему «Моцарта и Сальери».

Однако, та же Герштейн, видимо, не права, называя упомянутую эпиграмму «беззубыми стишками» Мартынова. Эти анонимные вир-ши, обнаруженные исследовательницей И.Гладыш в Центральном Государственном архиве в 1963 г., таят в себе две очень важные вещи: в них упомянуто женское имя «Адель», и под текстом эпиграммы имеется помета: «Подлец Мартышка!». Рукой ли Лермонтова сделана эта надпись, или же, как полагают Д.Алексеев и Е.Рябов, рукой мистификато-ра, – в любом случае здесь содержится явный намёк на то, что отношения поэта с Мартыно-вым должны были испортиться и почему.

В свете подобных рассуждений эпиграм-ма может быть рассмотрена как то недоста-ющее звено, что мешало нам понять резкую перемену во взаимоотношениях двух давних приятелей. А если предположить, что в раз-

183

говоре с Мартыновым «по душам» в его шат-ре, Лермонтов сказал ему то же, в чём при-знался накануне Майделю? Всё становится на свои места – раздражение Мартынова, нелепый повод, приведший к дуэли, упорное молчание секундантов. Ведь здесь была за-тронута честь сразу нескольких женщин: за-мужней французской дамы, Натальи Соло-моновны, да и других сестёр Мартынова – пострадавшая репутация одной из них отбра-сывала тень на всех членов семьи. А одна из сестёр, Елизавета Соломоновна, была заму-жем за самим П. В. Шереметевым!

Отсюда становится понятно, почему ник-то ничего не хотел говорить по поводу траги-ческой дуэли. Русские дворяне кодекс чести соблюдали строго. Но, правда, кое-кто мол-чать никак не мог. И П.П.Вяземский, женив-шийся на родной сестре А.А.Столыпина – родственника и секунданта М.Ю.Лермонтова на роковом поединке, таким образом вошед-ший в эту семью и, вероятно, узнавший мно-гие её тайны, пишет свою литературную мис-тификацию «Поэт Лермонтов и г-жа Адель Оммер де Гелль в 1840 г.», где рассказывает о головокружительном романе русского поэ-та и французской путешественницы.

184

Сам А.А.Столыпин, всё время бывший рядом с Лермонтовым в его последнее лето в Пятигорске, не проронил о дуэли ни слова. Никогда. Никому. Он только сделал одну очень важную вещь. Перевёл именно роман «Герой нашего времени» именно на француз-ский язык.

Госпожа Адель Оммер де Гелль, напротив, запретила свою книгу о путешествии по Югу России к переводу.

Мартынов же после дуэли, говорят, сде-лался мистиком, по-видимому, занимался вызыванием духов, и стены его кабинета были увешаны картинами самого таинствен-ного содержания. Молодёжь его прозвала «Статуей Командора». Но среди своих сов-ременников он был более известен лишь как «Мартынов лермонтовский». Или же, что, наверное, более точно, – «счастливый не-счастливец».

МИСТИКА, ИЛИ ТАЙНАТВОРЧЕСТВА ДВУХ ПОЭТОВ?

Странные совпадения порой случаются в жизни. П.А.Висковатый, первый био-

граф М.Ю.Лермонтова, рассказывает об од-

185

ном загадочном эпизоде из жизни поэта, слу-чившемся с ним незадолго до его гибели:

«...Лермонтов с кем-то из товарищей по-сетил известную тогда в Петербурге воро-жею, жившую у «Пяти углов» и предсказав-шую смерть Пушкина от «белого человека»... Лермонтов... спросил: будет ли он выпущен в отставку и останется ли в Петербурге? В ответ он услышал, что в Петербурге ему во-обще не бывать, не бывать и отставки от службы, а что ожидает его другая отставка, «после коей уж ни о чём просить не ста-нешь».

Когда неожиданно пришёл приказ поэту ехать, он был сильно поражён. Припомни-лось ему предсказание. Грустное настроение стало ещё заметнее, когда, после прощаль-ного ужина, Лермонтов уронил кольцо, взя-тое у Софьи Николаевны Карамзиной, и, несмотря на поиски всего общества, из кото-рого многие лица слышали, как оно катилось по паркету, его найти не удалось».

Посещение предсказательниц, гадалок было модным в XIX веке. Но странно не то, что к пророчествам относились очень серьёз-но, удивительно то, что пророчества эти сбы-вались. Потому они врезались в память на

186

всю жизнь, попадали на страницы мемуаров. Вот, например, что пишет об одном из таких предсказаний судьбы французская путешес-твенница, писательница Адель Оммер де Гелль:

«Цыганка, окинув меня пристальным взглядом, взяла мою руку и, тщательно изу-чив линии на ней, продолжила меня рассмат-ривать, ничего не говоря.

– Что Вы можете ей предсказать?- кри-чали ей со всех сторон. – Её гороскоп, мы хотим знать её гороскоп!...

– Эта девушка, – наконец произнесла гадалка с задумчивым видом, – эта девушка будет иметь единственную участь.

– Какую? Какую? Никаких тайн!Но, не реагируя на все эти требования,

старуха показала мне на птицу, быстро про-летавшую над нашими головами.

– Посмотри на эту птицу, – сказала она мне тихо, чтобы никто, кроме меня, не услы-хал. – Посмотри, она летит к солнцу: так же, как она, ты пересечёшь пустыни и моря, и ты будешь петь, чтобы забыть усталость.

Не удивляйтесь же сегодня, читая стихи, в разные годы вышедшие из-под пера жен-щины. Как то предсказала цыганка, я пере-

187

секла пустыни и моря, и я пела... чтобы за-быть усталость».

(Адель Оммер де Гелль. Париж. 15 сен-тября 1845 г.)

Этой женщине, так же, как М. Ю. Лер-монтову, предсказали судьбу, так же, как и в жизни русского поэта, этому предсказа-нию суждено было сбыться. Она действи-тельно пересекла пустыни и моря, следуя за своим мужем – известным геологом и путе-шественником Ксавье Оммером де Геллем. Она сопровождала мужа в его научных пу-тешествиях. Оставшись в 1848 году вдовой с тремя сыновьями, она стала писать, опуб-ликовав сначала труды мужа, в создании которых принимала участие, затем свои пу-тевые заметки, на страницах которых рас-сказала о своей бродячей жизни в причер-номорских степях, среди калмыков и кирги-зов, на берегах Каспийского моря, на Кав-казе и в Крыму. С ней мы засыпаем в степи под покровом палатки; восхищённые, видим возвышающиеся на горизонте церкви Аст-рахани; трясёмся по дорогам Кавказа; видим землю Пятигорья того славного, ныне ушед-шего времени.

188

Молодая и красивая женщина, полные опасности путешествия, история любви, бу-дущая книга... Всё это могло бы быть увле-кательным приключенческим романом. Но реальность была более удивительной, более прекрасной, чем самый захватывающий ро-ман. Адель Оммер де Гелль, жена блестяще-го инженера, сочетавшегося с ней браком, когда ей было 15 лет, не замкнулась в при-вычных рамках женской судьбы XIX века, она избежала этого, благодаря своей любви к жизни, поэзии, мужчине.

Позднее она станет легендой в жизни М.Ю.Лермонтова. Произойдёт это благода-ря литературной мистификации П. П. Вязем-ского. Факт мистификации будет доказан очень скоро, но факт знакомства французс-кой путешественницы с русским поэтом ос-таётся под вопросом до сих пор. В 1840 году она побывала в Пятигорске в одно время с Лермонтовым – в конце лета – начале осе-ни. На страницах своей книги, посвящённой описанию этой поездки, она не упомянула имени поэта ни разу. Однако есть и другой источник её откровений. Это сборник её сти-хов «Мечтания странника», стихов, написан-ных во время её путешествий по Югу России,

189

Кавказу, Молдавии. Эти стихи никогда не комментировались, не переводились на рус-ский язык. Более того, в одной из публикаций указали на то, что они «не имеют самостоя-тельной художественной ценности». Но ведь это тоже дорожный дневник госпожи де Гелль, иногда даже более откровенный, чем её мемуары. В своих стихах Адель писала о чувствах, охвативших её во время бесконеч-ных странствий, когда она, подобно птице, согласно предсказанию цыганки, пересекала пустыни и моря.

Ах! Если бы я была птицей!Сколько раз я так говорила себе, Глядя в небо,Такое чистое и сияющее: Почему я не могу,Как пролетевшая птица,Затеряться в его лазури?

Адель Оммер де Гелль. Невольно вспоминается лермонтовское:

Зачем я не птица, не ворон степной,Пролетевший сейчас надо мной?Зачем не могу в небесах я паритьИ одну лишь свободу любить?

М.Ю.Лермонтов.

190

Прочтёшь строфы двух поэтов – и уже не хочется верить ни в то, что Адель Оммер де Гелль не была знакома с Лермонтовым, ни в то, что она вообще не слышала его имени. По настроению, эмоциональной выразительнос-ти и даже по стилистическим приёмам твор-чество французской поэтессы близко лер-монтовскому. В поэзии каждого из них были гроза, демон, и даже парус.

Демон с сумрачным взглядом, Уйди, удались от меня; Ты, кто явился из мрака, Когда твой свирепый взгляд Останавливается на моём ложеВ полночный час, Наполняя меня ужасом,И, содрагаясъ от страха,Я трепещу остаток ночи!

Адель Оммер де Гелль.

Он любит пасмурные ночи,Туманы, бледную луну.Улыбки горькие и очи, Безвестные слезам и сну…Когда же кто-нибудь нисходитВ могилу с трепетной душой,Он час последний с ним проводит,Но не утешен им больной.

М.Ю.Лермонтов.

191

Да, безусловно, у каждого из них был свой Демон. И в творчестве каждого была гроза, как один из излюбленных и часто пов-торяющихся образов:

Видели вы грозу,Неистовствующую в своей ярости,Ревущую над бездной,Повсюду оставляющую свои следыИ наполняющую пространство Невероятным громом?

Адель Оммер де Гелль.

Ревёт гроза, дымятся тучиНад тёмной бездною морской,И хлещут пеною кипучей,Толпяся, волны меж собой.Вкруг скал огнистой лентой вьётсяПечальной молнии змея,Стихий тревожный рой мятётся –И здесь стою недвижим я.

М.Ю.Лермонтов. Сходство образов потрясающее! Пора-

жает и фатализм обоих авторов.

Он верил тёмным предсказаньям,И талисманам, и любви,И неестественным желаньямОн отдал в жертву дни свои...

М.Ю.Лермонтов. «Эпитафия», 1830.

192

Адель Оммер де Гелль в 1857 году в Кон-стантинополе напишет странное стихотворе-ние, озаглавленное «Каждому – своё», объ-ясняющее смысл её жизни, предначертанный роком. Интересно, что в нём она уподобит свою судьбу участи паруса. Совсем по-лер-монтовски. Правда, он не столь мятежен и не ищет покоя в бурях, как хрестоматийно из-вестный образ-символ поэта.

Каждому – своё.Я в этот мир приду, растрачивая дни,Пустив мой парус по быстрому течению,Подчиняясь его законам, ненависти и любви,Я буду следовать по нему, согласно

пророчеству.Никто не в силах повернуть назад,чтобы припасть к манящим берегам,Никто не в силах остановиться, если устал,Рок влечёт... И жалобы иссякают.Иди,- говорит он, – оживляй пустыню!Пролей твои воды в пересохший источник,Сделай плодородной эту ниву,Верни жизнь увядшему растению!

Имя Адель Оммер де Гелль, подобно увяд-шему растению, пересохшему источнику, едва не кануло в небытие безвестности. Оно не затерялось на пыльных страницах истории

193

благодаря Лермонтову. Сколько было сказа-но небылиц под видом научных версий о её не существовавших, по-видимому, отношениях с русским поэтом! Её образ использовали в кино, о ней писали романы и научные статьи. Писали в России, писали во Франции. Дохо-дило даже до того, что возникали сомнения: «А была ли вообще такая женщина на све-те?» Но её книги, её строки были реальнос-тью.

Когда я слышуКолокола звон,Когда я вижу распустившийсяЦветок в лесу,Когда, сидя вечеромУ ракитника,Я чувствую зефир,Дыхание любвиНа моей счастливой щекеНежно трепещет.Когда белый парус,Дрожащий на ветру,Кокетливо клонитсяНа плывущем корабле,Когда летящая птица,Застигнутая грозой,Съёжившись в комок,С ещё мокрыми крыльями

194

На пёстрой травеВьёт своё гнездо;Когда странствующая туча,Скользя по небу,Открывает моему взоруРоскошную радугу,Когда безумный ветерДоносит любимый запах,Колыхая цветок;Когда белая лунаРазливает свой свет над дюной,Наконец, когда земля,Как в свой первый день,Небо освящено любовью,Я чувствую в моей душеЖивой огонь,Внезапно меня охвативший,И тайный голосМне говорит: «О поэт,Тебе нужно петь!»

«Кисловодск. Кавказ».Использованием психологического па-

раллелизма и анафорического «когда» (кста-ти, анафора – излюбленный приём Лермон-това) это стихотворение напоминает лермон-товское «Когда волнуется желтеющая нива». Впрочем, при внимательном прочтении, па-раллелей с творчеством русского поэта здесь найти можно много.

195

Лишь одно из стихотворений госпожи Оммер де Гелль получило достаточно широ-кую известность благодаря публикации первого биографа М. Ю. Лермонтова – П. А. Висковатого. Это стихотворение «Со-ловей», которое, как утверждает последний, было посвящено поэту. Впервые оно было опубликовано в «Одесском вестнике» № 104, 31 декабря 1840 года. Стихи имели посвящение: «Л ***» и содержали строки, где говорилось о том, что автора «влекут далёкие воспоминания». В «Лермонтовской энциклопедии» отвергнуто предположение о том, что эти стихи обращены к Лермонтову, и за основу взята версия, согласно которой строки эти, «скорее всего», посвящены французскому поэту Лемэру, с которым гос-пожа Оммер де Гелль встретилась в Одессе, где провела зиму 1840-41 годов. Но почему же тогда «далёкие воспоминания»? Ведь, если верить авторам «Лермонтовской эн-циклопедии», Лемэр находился во время написания стихов рядом! Вероятно, в лер-монтоведении нет убедительных доказа-тельств того, что эти стихи не могут быть адресованы русскому поэту.

196

Всё, что я прошу у Бога, даровавшего мнеТягу к гармонии, любовь и веру,И лишившего дара, желанного для всех поэ-

тов,Наполнится его стихами, его душой, его жиз-

нью...

Чьей жизнью, душой и чьими стихами хо-тела «наполниться» Адель Оммер де Гелль? Вопросы, вопросы..., на которые и сегодня мы не можем дать ответ. Удивительнее всего, что Лермонтову тоже приписывали посвяще-ние его французских стихов «Ожидание» (1841 г.) госпоже Оммер де Гелль. Затем это предположение также отринули. И так же не совсем обоснованно. Сколько же всё-таки сходного в этих двух судьбах!

«Я жду её на сумрачной равнине...» – скажет поэт. И мы снова не можем ответить, кого он ждал, что грезилось ему. Но одно мы можем сказать совершенно точно: много сти-хов было написано в блестящем XIX веке. Но мало где можно найти такое сходство обра-зов, как в творчестве Лермонтова и Оммер де Гелль. Что это? Результат знакомства французской писательницы с поэтическими созданиями «русского Гёте»? А чем объяс-

197

нить странные совпадения событий в их жиз-ни? Мистикой?

Не будем делать опрометчивых предпо-ложений, оставаясь не в силах разъяснить ничего. Но, если верить в то, что есть где-то на высшем уровне, как теперь говорят, "бес-контактное" общение родственных душ, то пусть это будет как у Лермонтова:

Полный горькой тоски,Я ложусь в густую травуИ засыпаю глубоким сном...Вдруг я просыпаюсь дрожа:Её голос шептал мне на ухо,Её уста целовали мой лоб...

«ЭТА ПРЕЛЕСТЬИ ПОЧТИ ЗАГАДКА…»

«Лермонтов скончался, а над его моги-лою громче прежнего поднялись

крики о его легкомыслии… пошлой шаловли-вости, невыносимости характера, кричали много и громко, заглушая голоса, певшие ему хвалу», – писал первый биограф поэта П. А. Висковатый. Уместно напомнить, что по этому поводу заметил великий русский

198

философ В. В. Розанов: «Поэт есть роза и несёт около себя неизбежные шипы; мы на-стаиваем, что острейшие из этих шипов вон-зены в собственное его существо... но роза благоухает; она благоухает не для одного своего времени; и есть некоторая обязан-ность у пользующихся благоуханьем сообра-зовать свое поведение с ее шипами».

Кстати, В.В. Розанову принадлежит ут-верждение о том, что Лермонтов только не-сколько месяцев не дожил до величины Бай-рона и Гёте... «Нет поэта более космичного и более личного», – считал он.

Дважды побывал философ на Кавказе, ставшем поэтической родиной Лермонтова. Первый раз он приехал сюда в 1898 году, второй – десятью годами позже. С именем В.В.Розанова связана и история музея Лер-монтова в Пятигорске. Розанов одним из первых был обеспокоен состоянием послед-него приюта поэта – домика, где прошли последние дни М.Ю.Лермонтова, поднял вопрос о приобретении домика в собствен-ность города. В газете «Новое время» за 1908 год, сотрудником которой являлся Ва-силий Васильевич, появились его публика-ции под общим заголовком «Лермонтовский

199

домик в Пятигорске». «В первый приезд мой на Кавказ, – пишет Розанов, – мне не уда-лось его осмотреть. Обитатель его уехал куда-то, «не изволил обещать скоро вер-нуться», и, несмотря на все мои упрашива-ния, ветхая годами прислуга решительно отказала мне позволить войти в него. С до-садой я видел, что за домиком сад. И туда не пустила старуха: «Мало ли что может быть, и Бог весть, кто Вы такой и чего смотрите! Я за все в ответе».

– Ну что делать? Пошел прочь и без вся-кой надежды еще раз увидеть эту прелесть и почти загадку. Ибо около Лермонтова и в связи с его памятью все кажется прелестным и таинственным».

Увидев домик поэта в 1898 году, философ был удручен мыслью об отсутствующем хо-зяине. В следующую поездку на Кавказ он смог осмотреть это дорогое для его сердца место. Его описания для нас сегодня – исто-рия домика поэта до того, как в нем был ос-нован музей.

«К удивлению и радости, домик Лермон-това в последнюю мою поездку в Пятигорск не оказался пуст... Это – квартирка-домик, рассчитанный на небогатого, нетребователь-

200

ного, но с некоторыми средствами жильца, с привычкой к чистоплотности и вкусом к уе-динению...

Навстречу мне вышел старичок, и мне показалось, что я вижу перед собою Максима Максимовича в старости... «Вот удачный преемник жилища поэта! – подумал я, – кому же и хранить его лучшую реликвию, как не отвергнутому другу Печорина, который, кстати сказать, мне нравится гораздо более самого Печорина...».

Старичок хозяин, о котором пишет Роза-нов, – один из владельцев домика – Павел Семенович Георгиевский, по словам филосо-фа, он бережно хранил память о поэте и по старинному изданию Лермонтова, вышедше-му при его жизни, читал его стихи, показывая сад при домике, хозяин отметил все деревья, что, по его мнению, росли еще при жизни по-эта. «Между ними, – пишет Розанов, – в правом углу сада выдавалось вековое дерево с таким раздвоением ствола у самого основа-ния, которое образовало удобное естествен-ное сиденье, – и где не мог не сиживать Лер-монтов, как не может по крайней мере не примериться посидеть тут каждый даже слу-чайный посетитель. Дерево, сколько пом-

201

ню, – грецкий орешник...». Это дерево со временем погибло, но из его корня, как про-должение жизни, вырос новый орех, и ныне живущий в Лермонтовском музее-заповед-нике.

«Мне кажется, – утверждал когда-то Розанов, – что ценность и интерес лермон-товского домика и сада будут все возрастать со временем». Его предсказание сбылось. Домик поэта стал местом паломничества ты-сяч почитателей лермонтовского гения.

202

ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНОЕ СЛОВО

Наверное, невозможно ответить на все вопросы, которые задаёт нам Кавказ.

Древнегреческие писатели и историки сообщают, что в землях скифов на вершинах гор жили «стерегущие золото грифы», а в расселине Эльбруса поселилась священная птица, которая трясла своими когтями скалы, когда народы Кавказа ссорились между со-бой. Что это? Только сказка? Когда в 1829 году на Эльбрус поднялась первая экспеди-ция под началом генерала Емануеля, все были поражены, увидев в седловине горы скалу, очень похожую на птицу. Вероятно, местные жители не раз поднимались туда. Их знания отразились в легендах.

Что означают таинственные «сарматс-кие знаки»? На каком языке говорили ала-ны? О чём повествуют древние кавказские предания? Потребуется не одно издание, чтобы попытаться отделить вымысел от ре-альности.

И ещё. Пожалуй, одна из самых больших загадок Кавказа – это женщина. Какую роль играла женщина в кавказском обществе?

203

Почему война на Кавказе прекращалась тог-да, когда женщина бросала белый платок? Почему европейские женщины, забыв про всё, невзирая на трудности опасного пути, так стремились открыть для себя Кавказ? Ка-ким виделся им заоблачный край?

О великих женщинах-путешественни-цах, первооткрывательницах Кавказа и о других кавказских историях наш читатель узнает в дальнейшем. А пока постараемся ответить на главный вопрос: для чего же всё-таки мы решаем кавказские ребусы? Наверное, для того, чтобы, возвратившись в далёкое прошлое, мы могли прогнозиро-вать будущее на основе терпеливого разга-дывания психологических основ существо-вания разных культур.

204

СОДЕРЖАНИЕ

Об авторе .......................................................5Благодарности автора ....................................6

ЧАСТЬ IЗагадочное слово «Кавказ» ...........................7Дука-Бек или Тайна древнего изваяния ...... 12Кавказские амазонки – миф и реальность . 18Древняя крепость в окрестностях вод ..........25Гениальный фантом ......................................30Тень Хромого Тигра на Кавказе ....................53Малоизвестные рисунки о Кавказе ..............60

Тайна портрета отца Тулуз-Лотрека ........60События и судьбы ...................................65История одного поиска ............................72Загадки Флориана Жилля ...................... 81Откуда появилась христианская символика на Северном Кавказе? ...........89Легенды, или реальность? ................... 101

ЧАСТЬ II«Постигший ужас предопределенья» (М.Ю. Лермонтов – самая большая загадка Кавказа) .................................................... 112Неизвестное стихотворение М.Ю.Лермонтова? .................................... 112

205

Встреча, покрытая тайной ..........................126Загадка одного имени .................................143Одна из тайн лермонтоведения ..................155Загадка последней дуэли М.Ю.Лермонтова .......................................166«Счастливый несчастливец» ......................167Мистика, или тайна творчества двух поэтов? ...............................................184«Эта прелесть и почти загадка…» ...............197Заключительное слово ...............................202