Олег Шовкуненко.

ОРУЖЕЙНИК.

Книга вторая.

Азартные игры со смертью.

Глава 1.

Я сидел прямо на полу. Только лишь подсунул под себя жесткую, выломанную с мясомсидушку, а то ко всем "прелестям" жизни не хватало еще добавить геморрой или того хужепростатит. Несколько раз пробовал умостить задницу на более подходящее местечко. Это

было совсем несложно, так как стульев и легких пластиковых кресел вокруг валялосьпредостаточно. Да только вот беда, на них я моментально засыпал. И даже не в томпроблема, что засыпал, а в том, что уж очень крепко засыпал. После того как пару раздовелось спикировать на пол и хорошенько хрястнуться башкой о "мягкий" ковер изгрязного бетона, от дальнейших экспериментов пришлось отказаться.

Вдруг по-соседству, в углу, где были свалены старые изувеченные стулья и столы что-тонегромко зашуршало. Я тут же повернул голову и поглядел в темноту. Свет от стоящейрядом керосиновой лампы не мог соперничать с густым сумраком заброшенногобомбоубежища и пробиться дальше нескольких шагов. Так что зрение оказалось не приделахи его пришлось компенсировать вялым, под стать всему моему состоянию, мозговымштурмом.

Кто бы это мог быть? Слизняк? Нет, слизняки передвигаются медленно и плавно, словносползающая по стене здоровенная темно-бурая капля слегка подсохшего столярного клея.Тогда может циклоп, маленький трехногий краб, на панцире которого имелся странныйнарост, своим видом очень напоминающий выпученный человеческий глаз? Припоминая какпроворно, но вместе с тем очень осторожно ползают эти мерзкие кровососы, я отрицательнопокачал головой. Повадки совсем не как у циклопов. Мое одиночество решил скраситькто-то более наглый и бесцеремонный, не страшащийся человеческого присутствия.Цирк-зоопарк, кто же это мог быть?

Именно в этот момент я и услышал новые звуки. Ко все незатихающему шуршаниюдобавилось тоненькое попискивание, а затем и едва слышный цокот маленьких коготков,быстро-быстро барабанящих по бетонному полу. Крыса! Цирк-зоопарк, это же наша обычнаяземная крыса!

Открытие мигом повлекло за собой соответствующую реакцию организма. Я чуть незахлебнулся слюной, а брюхо скрутили жуткие голодные колики. И это только лишь приодном кратком, можно даже сказать мимолетном воспоминании о жаренном крысином мясе.Да... крысятинка! Это вам ни какая-то инопланетная дичь, вечно смердящая аммиаком илитухлыми рыбьими потрохами, это то самое мясо, вкус которого желает вновь почувствоватькаждый из уцелевших жителей нашей планеты, а в особенности та их часть, котораяпоследние сутки перебивалась лишь несколькими заплесневевшими сухарями.

Чувство прямо таки зверского нестерпимого голода, сдобренное охотничьим инстинктом,боролось во мне со здравым смыслом. Ну, скажите на милость, какие шансы имелись у меня,раненного и обессиленного, на то, чтобы поймать юркого и осторожного зверька? Дапрактически нулевые! Правда, это если глядеть на проблему с колокольни обычного,закостенелого в своем мышлении обывателя. На самом же деле сегодня крыса повстречаласовсем иного противника -- полковника Российской Армии Максима Григорьевича Ветрова,хитрого и находчивого оружейника.

От слова "оружейник" ниточка рассуждений сама собой протянулась к автоматуКалашникова, который лежал рядом на полу. Подстрелить голубушку и на вертел! План немудреный и, в общем-то, легко выполнимый, вот только имеется одно маленькое "но"...Попасть в крысу я должен с первого выстрела, иначе потом ищи-свищи ее. Стрелок я впринципе неплохой, да только руки сейчас слабые, глаз мутный, да и вдобавок ко всемутемно тут. Так что шансы обзавестись завтраком тире ужином примерно один к десяти, ипритом совсем не в мою пользу. Хотя возможно существует и другой выход? Какая-нибудьхитрость или ловушка?

Пока я раздумывал, дичь вконец обнаглела. Под грудами битой мебели она явнообнаружила что-то пригодное в пищу и теперь, будто издеваясь надо мной, хрумтела и

чмокала, запихиваясь этим деликатесом. Или это мне так показалось, с голодухи-то?

Как бы там ни было, крыса оставалась моей единственной возможностью утолить дикийголод, и я не должен был ее упустить. Вот только как это сделать? Ответ возник в моеммозгу словно яркая вспышка. Если боишься промазать мимо цели, то сделай так, чтобыпромах стал невозможен. Сократи расстояние, а уж затем бей наверняка.

Я попытался унять нервную дрожь в пальцах и, следуя ниспосланной свыше инструкции,поднял Калаш, тихо снял его с предохранителя и перевел на автоматический огонь. Все-такина одиночный выстрел надеяться не приходилось, а вот очередь... Кто знает, может хотьодна из пуль все же настигнет свою цель.

На счастье автомат был взведен, и пугать мою гостью громким щелчком затворной рамыне пришлось. Это хорошо. У крысы будет больше доверия к тому фантастически вкусномулакомству, которым с ней собирался поделиться щедрый полковник Ветров.

Я запустил руку в карман и добыл оттуда последний, самый заплесневелый сухарь, мудроприпасенный на крайний, вконец уж безвыходный случай. Положив сухарь на пол, сталстволом автомата подталкивать его к убежищу, в котором скрывалась моя потенциальнаяжертва. Когда до груды битой мебели оставалось не более полуметра, пришлосьостановиться. Сухарь находился на краю освещенного участка, АКС лежал рядом,практически утыкаясь в него дульным тормоз-компенсатором. Ловушка готова. С расстоянияв пару сантиметров я уж как-нибудь не промажу.

Мои действия не остались незамеченными. Тихий срежет, с которым Калашников полз побетону, спугнул зверька, заставил его прекратить возню и затаиться. Только бы не сбежал!Крыса не сбежала. В одной из чернильно-черных нор, образованных деталями староймебели, мелькнули два светящихся, крохотных как бисеринки глаза.

Крыса очень долго разглядывала меня, не решаясь выбраться из своего убежища. А бытьможет, это я себе льстил? Может объектом внимания зверька был тот аппетитный сухарь,который лежал между нами? Очень на то надеюсь.

-- Ну, давай, чего же ты медлишь? -- одними губами прошептал я, обращаясь скорее ксамому себе, чем к своей жертве. -- Ведь вкусно же... Ах как вкусно!

Словно поддавшись внушению, крыса двинулась к приманке. Всего через пару секунд яуже мог разглядеть ее высунувшуюся на свет тушку. Большая... сантиметров двадцать вдлину.

-- М-м-м... -- я замычал от вожделения. Если как следует приготовить с солью и перчиком,пальчики оближешь.

Тот самый палец, который я и собирался облизывать, напрягся, готовый вот-вот надавитьна спусковой крючок. Но я приказал себе держаться и ждать, когда дичь вплотнуюподберется к приманке. Вот тогда-то...

Нервы у крысы оказались куда слабее моих. Приблизившись к пище, почувствовав еезапах, она громко взвизгнула и буквально прыгнула на затертый по карманам, похожий наобмылок сухарь.

Наконец-то! -- мысленно воскликнул я. -- Попалась родимая!

Меня уже ничто не сдерживало. Я чувствовал себя победителем. Разум человека, как иполагается, торжествовал над разумом животного, над разумом чужих. И это символично.

Так было, есть и будет. Будет! Именно на этом слове я и нажал на спуск.

Короткая очередь прогрохотала под сводами старого бомбоубежища. От вспышеквыстрелов я на секунду ослеп. Когда же грохот стих, а зрение восстановилось, я глянул напол и от удивления открыл рот. Ни сухаря, ни крысы. Одни лишь дымящиеся стреляныегильзы.

-- Цирк-зоопарк, куда же все поде...

Я так и не закончил фразы. Взгляд упал на противоположную стену. Там мелкими,влажными капельками поблескивало небольшое красное пятно, по которому ленивосползали грязные клочки серой шерсти.

-- Твою мать... -- протянул я задумчиво. -- Человек, ты в очередной раз перехитрил всех, втом числе и самого себя.

Пустой желудок всегда и везде располагал к философствованию. Именно этому занятию яи предавался, пока не расслышал гулкий топот частых шагов. Люди приближались бегом, находу взводя оружие. Неужели их кто-то преследует? Или...

Я быстренько опер АКС о стену и, сложив руки на груди, уселся так, чтобы всем своимвидом продемонстрировать невозмутимость и полный контроль над ситуацией, причемтакой, при котором не требуется даже оружие.

Первым в зал ворвался Леший. Мой приятель поводил стволом Калаша из стороны всторону, готовый в любое мгновение открыть огонь.

-- Все нормально, -- произнес я ровным, даже с некоторой ленцой голосом.

-- Кто стрелял? -- Леший немного успокоился, но все же не настолько, чтобы опуститьоружие.

-- Ну, я стрелял... Кто же еще? -- пришлось разыграть недоумение, вызванное такимдурацким вопросом.

-- Какого рожна, Максим?!

-- Прикончил паразита, -- я взглядом указал на кровавое пятно на противоположной стене.-- Совсем от рук отбились гады.

Леший посветил фонариком в указанном направлении. Опустил луч на пол, гдеобнаружились клок шерсти и длинный тонкий хвост.

-- Крыска... -- мечтательно произнес кто-то стоящий за спиной у Лешего. По-моему, этобыл Сергей Чаусов, здоровенный морской пехотинец, моя, так сказать, надежда и опора.Опора в прямом смысле этого слова. Именно Сергей чаще всего таскал раненого полковникаВетрова на своем горбу.

Слова морпеха, вернее тот мечтательный тон, с которым они были произнесены, вновьнапомнили о голоде:

-- Пожрать чего-нибудь принесли? -- без всяких предисловий поинтересовался я.

-- Порядок, -- Леший обнадеживающе подмигнул. -- Попрыгунчика подстрелили.Здоровенный попался. Всей нашей компании мяса на целый день хватит.

Пожалуй только теперь мой приятель расслабился. Он махнул своим людям, и те вошли взал. Было их трое, Леший четвертый. Все угрюмые и усталые, припорошенные серой пыльюи таким же серым унынием.

-- Как там остальные? -- я попытался спросить так, чтобы голос прозвучал ровно и невыдал моих чувств, моего волнения.

-- Успокойся, с ней все в порядке, -- Леший не стал деликатничать, он прекрасно понял, чтоили вернее кто именно меня интересует.

-- Ночь скоро.

-- Нам удалось отыскать надежное укрытие. Они смогут в безопасности переночевать.

-- Точно надежное?

-- Не хуже этого, -- заверил Леший. -- Гарантирую.

-- Тебе верю.

Словам подполковника ФСБ, опытного разведчика Андрея Кирилловича Загребельногодействительно можно было верить, и я почувствовал, как в душу приходит благословенныйпокой. Еще бы утихомирить этот проклятущий голод!

Леший как будто прочел мои мысли. Он извлек из своего вещмешка целлофановый пакет,внутри которого виднелся небольшой бумажный сверток. На бумаге обильно проступалимногообещающие жирные пятна.

-- На вот... ешь, -- целлофан зашуршал у меня перед носом, и от него пахнуло дурманящимзапахом пищи. -- Она жарила. Специальное блюдо для раненых танкистов.

Дрожащими руками я взял пакет, разорвал его и вытянул пластинки еще теплого мяса. Онибыли завернуты в листки в клеточку, вырванные из старой ученической тетради.Попрыгунчика доводилось есть много раз. Мясо не ахти какое, жилистое и безвкусное.Однако, эти куски... они особенные. Их готовила Лиза, готовила специально для меня.

Я впился зубами в коричневатый и морщинистый, словно кусок дубовой коры, ломотьмяса, откусил и стал энергично пережевывать. Черт побери, как вкусно! И дело совсем не втом, что я голоден как кентавр. Лиза действительно сотворила маленькое кулинарное чудо.

Наблюдая за тем, как я жадно запихиваюсь, Леший прыснул:

-- Не знал, что ты такой прожорливый.

От этих слов кусок стал поперек горла. Я медленно поднял голову и пристально погляделна приятеля.

-- Андрюха, а сами-то вы ели?

-- Некогда было.

-- Чтоб меня...

Я обвел виноватым взглядом бойцов, которые расселись рядом. Все они пытались попастьв круг света, создаваемый коптящей керосиновой лампой.

-- Налетай, мужики, -- я протянул им бумажный сверток с едой.

-- Да вы не волнуйтесь, товарищ полковник, -- улыбнулся мне черноволосый парень сазиатскими чертами лица, по-моему, его звали Мурат. -- Мы о себе тоже не забыли.

Слова Мурата сработали как команда: "Приступить к принятию пищи!", которую все вновьприбывшие выполнили с превеликим удовольствием. На свет сразу же появились котелки,каждый из которых где-то наполовину был заполнен жареным гуляшом. Больших кусков впайках видно не было, и это сразу бросилось в глаза. Видать вырезка досталась толькоодному мне. Поняв это, я смутился, замешкался. Как поступить? Ведь невозможно скаменной рожей жрать мякоть, когда другие давятся едва поддающимися пережевываниюобрезками.

-- Не парься, Максим, -- Загребельный успокаивающе потрепал меня по плечу. -- Мякоти упопрыгунчика, сам знаешь, раз-два и обчелся. Поэтому общим решением она и былапередана в полное твое распоряжение. Так что, приятного аппетита.

-- Тоже еще, нашли калеку! -- фыркнул я. Хотя, если честно говорить, от такой заботы вгруди разлилось сладкое тепло, словно от стакана горячего глинтвейна.

-- Калека он и есть калека, -- без стеснения рубанул правду-матку Леший.

-- Мне уже полегчало, -- я сурово зыркнул на приятеля.

-- Полегчало ему, -- подполковник хмыкнул. -- Ври больше, отбивная несчастная! Ещевчера на ногах не стоял, а сегодня уже...

Я не дал Загребельному договорить. Отложил в сторону свой надкушенный кусок и,цепляясь за стену, стал подниматься с пола.

-- Э-э-э... Хорош дурака валять! Будет тебе, я сказал!

Андрей протянул ко мне руку, чтобы поддержать, но я решительно отверг эту помощь.

-- Сам справлюсь. Не мешай.

Хотя сломанные ребра продолжали надсадно болеть, но ссадин и гематом я уже нечувствовал. Жар прошел, рваная рана на ноге, ранее грозившая мне гангреной, не гноилась ине кровила. А часа два назад я обнаружил, что из мочи ушла кровь. Честно говоря, чудеса!Хотя как я теперь стал догадываться, чудес в мире не бывает. Каждое чудо имеет свое вполнелогическое объяснение, своего заказчика и исполнителя.

Поднявшись на ноги, я все же не удержался от соблазна и оперся спиной о бетонную стену.Это было маленькое отступление, которое, на мой взгляд, никак не могло подпортитьощущение от общей победы.

-- Ну и как вам это? -- я обвел взглядом сидевших вокруг бойцов.

-- Так ты, братец, симулянт, -- с наигранным возмущением воскликнул Леший. -- И нестыдно перед Сергеем? -- он тут же кивнул в сторону улыбающегося морпеха.

-- Тело восстанавливается. Само, без медикаментов, и причем быстро, невероятно быстро.

Я произнес это очень серьезно, испытывающе глядя в прищуренные глаза подполковникаФСБ. Я надеялся, что мои слова его заинтересуют. Так оно и вышло. Загребельный сразу всепонял.

-- Ладно... Раз такое дело, то давай отойдем... поговорим.

Разговор мы продолжили в одной из соседних комнат. Там было пусто и тихо. Любой звук,пусть даже шорох, порождал зловещее, шипящее как ядовитая змея эхо. Пошарив лучомфонарика, Леший обнаружил старую, продырявленную аудиоколонку. Большую... ватт надвести. Он усадил меня на нее, а сам расположился рядом на полу. Когда мы покидали зал, вкотором продолжали пировать члены нашей группы, Загребельный захватил с собой нетолько автомат, но и вещмешок. Мотив этого поступка стал ясен лишь теперь.

-- Подсвети, -- Андрюха передал мне фонарик, а сам стал рыться в своих пожитках.

-- Что ты там потерял? -- я направил луч точно на руки приятеля.

-- У нас тут дармовой источник света, -- с этими словами Загребельный вытянул извещмешка уже знакомый мне клетчатый узелок.

Как только Леший развязал его, перед нашими глазами засиял маленький ледяной костер.Горка круглых размером с крупный лесной орех кристаллов светилась мутным голубоватымсветом. Возможно свечение, исходящее из недр кристаллов, было бы более чистым и ярким,не гасись оно фильтром из бесчисленных царапин и сколов, которые словно скорлупапокрывали всю поверхность искусственных самоцветов.

-- И вправду, -- я протянул руку и потрогал едва ощутимо вибрирующие чудо-камни,созданные технологией всемогущих ханхов. -- Совсем о них позабыл.

-- Пока иного применения этому добру не нашлось, пусть хоть светит, -- Андрей тут жевыключил свой фонарь.

-- Жаль, еду не прихватили, -- задумчиво протянул я, уставившись на голубые огоньки. --Можно было бы разговаривать и одновременно жевать.

-- Ты можешь думать о чем-нибудь кроме жратвы?! -- возмутился Леший.

-- Могу, но с напрягом, -- сознался я. -- Похоже, мой организм активно восстанавливается,и для этого ему позарез необходима энергия.

Загребельный внимательно поглядел на меня, а затем с усталым вздохом поднялся на ноги.

-- Жди. Сейчас принесу. -- С этими словами подполковник поплелся к выходу.

-- Спасибо, Андрюха, -- я выкрикнул вслед другу слова искренней благодарности.

Оставшись один, я вновь уставился на холмик из сияющих кристаллов. Сделал я это нетолько, вернее не столько потому, что в смолянисто-черной темноте старого бомбоубежищабольше не на что было глядеть, а потому, что голубые огоньки каким-то невероятнымобразом растормаживали, заставляли мозг работать, воскрешали воспоминания. Возможновсе это весьма и весьма субъективно, возможно мне просто надо было за что-то зацепиться,найти ту самую точку опоры, которая и позволит перевернуть весь мир... мир моих знаний,убеждений, надежд.

Кстати, его уже переворачивали неоднократно. Первый раз это произошло в концедевяносто первого года, когда огромная крепость, именуемая великим и могучим СоветскимСоюзом, в мгновение ока превратилась в груду мелких кирпичиков, пригодных лишь длястроительства уродливых заборов, разделяющих некогда дружный и единый народ. Второйраз мир полетел в тартарары два года назад. Именно тогда на Землю пришли ханхи, ичеловечество погрузилось в пучину хаоса, ужаса и смерти. Да, это оказалось страшным,невиданным по мощи и разрушительности ударом, но тогда хоть все было понятно. Мы --

хорошие, они -- плохие. Мы стремились выжить, они -- ограбить, начисто выпотрошитьпланету. И нам было не договориться, ни за что и никогда. Я тогда по своей наивностиполагал, что чего-нибудь иного, этакого, способного затмить экспансию ханхов, уже никогдане произойдет. Но, как выяснилось, ошибся. Вчерашний день перечеркнул прошлое,перевернул все с ног на голову.

Приход Загребельного оторвал от воспоминаний. Подполковник сунул мне еду и уселся напрежнее место. Свой котелок Леший тоже притащил, только открывать не стал. Поставилрядом, всем своим видом демонстрируя, что еда для него сейчас не главное. Ну, это, в концеконцов, его личное дело. У меня же сейчас ломка, ломоть мяса мне сейчас как доза длянаркомана.

Наблюдая за тем, как я жадно терзаю сразу два куска, Леший задумчиво произнес:

-- Говоришь, восстанавливаешься?

-- Ага. Заживает как на собаке, даже еще быстрее, -- прошамкал я с полным ртом.

-- И как это прикажешь называть? Чудом что ли?

-- Вообще-то до моментального чудотворного исцеления процесс слегка не дотянул, но, вобщем-то, ход твоих мыслей мне нравится.

-- Еще одно доказательство... -- Загребельный окинул меня внимательным, оценивающимвзглядом, так, будто выбирал морскую свинку на птичьем рынке.

-- Доказательство чего?

-- Того что мы не сошли с ума. Того что наша встреча с НИМ произошла на самом деле.

-- С НИМ... -- я словно попробовал это слово на вкус, и оно мне не очень понравилось. --Мы так и будем величать ЕГО с помощью безличного местоимения?

-- А как ты предлагаешь? -- пожал плечами Леший. -- Всевышний, Создатель, Творец? Аможет Иисус, Будда, Мухаммед?

-- Ну, если учесть, что настоящего своего имени ОН так и не назвал... -- я призадумался. --А что если Начальник?

-- Замечательно! Твоему другу милиционеру очень понравится, -- хохотнул Загребельный.

-- Тогда Главный. Просто Главный, -- я помедлил, после чего уточнил: -- Нам все равноЕГО придется как-то называть. А мне вовсе не светит прослыть конченым идиотом, услышькто, что мы обсуждаем встречу с богом.

-- Или с тем, кто он есть на самом деле, -- угрюмо уточнил Леший.

-- Ты прав, -- мне ничего не оставалось, как согласно кивнуть.

После этих слов сама собой образовалась короткая пауза. Один день это уж очень малыйсрок, чтобы оправиться от шока, в который нас поверг рассказ... Главного. Тут я мысленносебя похвалил. Хорошее все же имечко я ему подыскал. Нейтральное. Оно не будет смущатьсвоим, пожалуй, уже заложенным в гены суеверным трепетом, и одновременно с этим нестанет напоминать о расе, с ног до головы обагрившей себя человеческой кровью. И этоправильно. Холодный разум -- вот что сейчас самое главное, вот что поможет выполнитьвозложенную на нас миссию.

-- Сейчас, наконец, появилась возможность спокойно и трезво поразмыслить над всемпроисходящим, -- конечно же Андрюха думал о том же самом.

-- Давай поразмыслим, -- я прикончил первую порцию мяса и тут же приступил ко второй.

-- Что такого этот конспиратор нам поведал? Что нам может помочь?

-- Главный, -- поправил я приятеля.

-- Ладно, пускай будет Главный, -- согласился подполковник ФСБ. -- Так что мы узнали изего рассказа?

-- Из рассказов, -- уточнил я.

-- Из рассказов? -- Загребельный почесал затылок. -- Пожалуй. У нас было две встречи. Впервый раз мы не знали всей правды, но все же Главный делился кое-какой информацией. Недумаю, что тогда он лгал.

-- Похоже, что не лгал, -- я красноречиво покосился на сияющую горку голубыхкристаллов. Ведь об их существовании мы впервые узнали именно от него... Главного,значит.

-- Но все же самая интересная, самая важная часть нашего разговора эта та, что состояласьвчера, -- Леший последовал моему примеру и тоже уставился на камни. Он помолчалнемного, а затем, будто разговаривая сам с собой, произнес: -- Не думал я, что все так...

-- Не думал?! -- я с жаром перебил приятеля. -- Ври больше! Ты прекрасно все знал. Ты ився твоя гребаная контора. Пока Главный рассказывал, я следил за тобой. У тебя, друглюбезный, все на роже было написано.

-- Вот сейчас ты на меня всех дохлых собак повесишь, -- спокойно, без всякой обидыпарировал Леший. Его вид, его печально-усталое спокойствие заставили меня устыдитьсясобственной горячности.

-- Прости, Андрюха, я не то хотел сказать, -- пришлось поспешно извиниться.

-- Да теперь-то чего уж...-- задумчиво протянул Загребельный. -- После драки кулаками немашут.

-- Расскажи, -- попросил я. -- Главный сказал, что виновниками всему этому... -- тут якрасноречиво обвел взглядом едва различимые в темноте стены заброшенногобомбоубежища, словно это была крошечная модель всего нашего погибающего мира, -- ...чтовиновники мы, люди.

-- Я думал над его словами, -- кивнул Загребельный. -- Конечно сложно сказать что бы тами как было дальше, не вмешайся ханхи, но заваруха намечалась конкретная.

-- Даже так? -- я удивленно приподнял бровь.

-- Именно, -- подполковник ФСБ тяжело вздохнул. -- Когда началось вторжение, я, честнопризнаться, даже вздохнул с облегчением. Только борьба с внешним, общим для всех страни народов врагом могла остановить все это безумие.

-- Да говори же, черт тебя побери! -- все эти хождения вокруг да около мне уже порядкомначали действовать на нервы. Требовалась конкретная информация и желательнопобыстрей.

-- Ладно уж, слушай, -- было видно, что Загребельный решился, сорвал со своей памятипечать с надписью "Совершенно секретно" и впервые поведал постороннему то, о чем былдолжен молчать до конца своих дней.

Глава 2.

Леший задумчиво глядел на горку светящихся голубых кристаллов и медленно говорил.Казалось, что эти таинственные артефакты магическим образом контролируют его сознание,своим мерцанием задают ритм его голосу. Все это, конечно же, было не так, и магии вистории, которую излагал подполковник ФСБ, присутствовало даже меньше, чем в строевомуставе.

-- На самом деле события развивались несколько иначе, чем их описывал Главный. --Вспоминая прошлое, Андрюха поморщился, словно препарировал мерзкую протухшуюжабу. -- Да оно и понятно. У Главного вряд ли имелась возможность распутать весь этотклубок. Чтобы понять все происходившее тогда, надо быть человеком, мыслить как человек,знать нашу суть и глубину того безумия, в которую мы готовы низвергнуть себя и весь своймир.

Я слушал не перебивая. Хотелось верить, что Загребельный оставит без вниманияморально-этическую сторону вопроса, выслушивать которую у меня, прямо сказать, недоставало сил, и обратится к фактам. Слава богу, так оно и вышло.

-- С климатическим и тектоническим оружием экспериментировали давно, примерно сначала семидесятых, -- продолжил мой приятель. -- Кое-какие успехи были достигнуты, нопостоянно возникали побочные эффекты, приносящие беды соседям. Хотя на них неочень-то обращали внимание. Ну, скажи на милость, разве какие-нибудь Филиппины илиТайвань осмелятся открыть пасть на Великий Китай? А острова Океании, как и чахлыелатиноамериканские страны сидели тише воды и ниже травы, когда их трясло по волемогущественных Соединенных Штатов.

-- А мы, Россия, я имею в виду?

-- Ну, мы потихоньку раскачивали Среднюю Азию и гоняли облака над Уралом. Но этотак... ученые баловались. На серьезные проекты им денег все равно не выделяли. У нас ведьзнаешь, пока гром не грянет, мужик не перекрестится.

-- И когда грянул гром?

-- В конце 2009-го америкозы добились серьезного прорыва в инициировании подводныхземлетрясений. Ими была создана мобильная подводная система "Гнев Аида". -- ТутАндрюха раздраженно хмыкнул. -- Знаешь, а ведь основные выкладки для нее разработалнаш русский эмигрант, осевший за океаном после развала Союза. Смешно, да? Можносказать сражаемся сами с собой.

-- Не сами с собой, а со своей всегдашней глупостью и близорукостью, -- поправил я.

-- Можно и так сказать, -- Загребельный тяжело вздохнул.

-- Ты не вздыхай, а давай бухти дальше. Что там с этим твоим гневом божьим?

-- Установку смонтировали на базе одной из атомных субмарин класса "Морской волк".Первые испытания прошли в южной акватории Тихого Океана. Эффект превзошел всеожидания. Два импульса -- два десятибалльных землетрясения, плюс небольшое цунами. --Леший призадумался, копаясь в воспоминаниях. -- Тогда наше командование поставило всех

на уши. Любой ценой требовало немедленных сведений по этой разработке. Тоже самоетворилось и в ГРУ.

-- Ну и как, раздобыли? Что дальше-то было?

-- А дальше было то, о чем даже страшно вспоминать. Дальше и началось оно -- началоконца. После выполнения задания "Гнев Аида" снялся и направился на базу Мэйпорт воФлориде. Только лодка туда не дошла.

-- Катастрофа? -- попытался угадать я.

-- Хуже. Намного хуже. Субмарина перешла под контроль так сказать третьей силы,которая ее тут же и применила. Помнишь жуткое землетрясение на Гаити? -- Загребельныйвопросительно поглядел мне в глаза.

-- Что-то такое... очень смутно, -- я наморщил лоб. Врал, конечно. В моей памяти стерлисьдаже малейшие упоминания о тех событиях.

-- Что-то такое... -- негодующе перекривил меня Загребельный. -- Я был там, и этот кошмармучает меня до сих пор.

-- До хрена людей осталось под завалами?

-- До хрена наших парней осталось под водой, -- с железом в голосе ответил старыйчекист.

-- Под водой? -- мне показалось, что я ослышался. -- Ты это о чем?

-- "Гнев Аида" продолжал оставаться в районе Гаити, и наши спецгруппы,замаскированные под спасателей МЧС, тут же вылетели туда. Не сидели сложа руки и"спасатели" из Соединенных Штатов. Сюда же стоит добавить боевиков той самой третьейсилы, а так же всех акул Карибского моря. -- Леший тяжело вздохнул и продолжил: -- Япомню дни, когда в заливе Гонав вода была красной. Это было самое большое, самоежестокое подводное сражение в истории человечества.

Я слушал Лешего и представлял себе сотни боевых пловцов, которые стреляли и резалидруг друга, стремясь приблизиться к стометровой сигаре американской субмарины,неподвижно замершей на каменистом дне. Вместе с ними в жутком хороводе смертикружились стаи кровожадных акул. Сперва твари охотились, вырывая людей из медленноплывущих подводных шеренг, но вскоре эта необходимость у них отпала. В заливе Гонавуже накопилось полным-полно мертвого человеческого мяса, которое можно было жрать неопасаясь выстрелов из смертоносных подводных автоматов. Но бойня продолжалась. Всеновые и новые мертвецы оседали на морское дно. За трупами тянулись длинные красныешлейфы, и вечно голодные океанские хищники буквально сходили с ума, купаясь в сладкойчеловеческой крови.

Бр-р-р, жуть какая! Чтобы отделаться от этого леденящего кровь кошмара, пришлосьинтенсивно помотать головой. Андрей заметил.

-- Ты чего?

-- Да так... представил. -- Мой аппетит куда-то вмиг испарился, и я отложил откушенныйкусок. -- Чем все закончилось?

-- Вышибли нас. Янки открыто ввели боевые корабли и "котиков". Все якобы дляподдержания порядка, борьбы с преступностью и мародерством в разоренной стране.

-- А как же с подлодкой?

-- Была возвращена, так сказать, законным владельцам. Мнимые террористы за нее неочень-то и боролись.

-- Не понял, -- я развел руками. -- Почему "мнимые"? Зачем было похищать?

-- Вот то-то и оно, -- Леший сделал артистическую паузу, прежде чем поведать главное: --Похитили для одной-единственной акции, для того чтобы в щепки разнести Гаити.

-- Гаити... -- Я покопался в воспоминаниях. -- Цирк-зоопарк, на кой хрен этопотребовалось? В Гаити ведь сплошная нищета. Чего там валить?

-- Буквально на следующий день после землетрясения весь мир начал собирать бабки. Нидо, ни после Гаити такого бешеного всплеска благотворительности не наблюдалось. А тогдавсе будто с ума посходили. Вот что творит грамотно построенная пропагандистская шумихаплюс настоятельные рекомендации кое-каких важных политических персон. Знаешь,Максим, порой до смешного доходило. Некоторые, в общем то совсем не богатые страны,приостанавливали свои программы господдержки основных экономических отраслей иотправляли деньги на Гаити. А все почему? Из-за океана позвонили и намекнули, что оченьи очень надо помочь, -- Леший интонацией выделил это "очень и очень".

-- И эти деньги... -- я понял куда клонит приятель.

-- И эти деньги по сей день ищут, да только никак найти не могут. А сумма между прочимполучилась солидная. Хватит новый остров намыть, а на нем не то что Гаити, Монте-Карлопостроить можно. -- Тут Загребельный невесело ухмыльнулся. -- Мы... Россия, я имею ввиду, тоже заплатила.

-- Иди ты, -- я был искренне удивлен. -- Мы же знали, что дело нечисто?

-- Знали, да только доказательств не было. "Гнев Аида" мы ведь так и не получили. Вотчтобы не противопоставлять себя всему остальному миру, пришлось забашлять. Выкинутыемиллионы, а что делать... политика, будь она неладная!

-- Мерзко, -- я скривился от гадливости. -- Развалили и без того нищую страну, угробилисотни тысяч людей, и все из-за жалких кусков бумаги, даже не бумаги, а из-за циферек вкомпьютере, денег, блин, электронных... из-за ничего, из-за пустоты.

-- Деньги и купленная на них власть ослепляет, заглушает разум. Организаторы этой аферыдаже не попытались выяснить у всяких там ученых голов, а можно ли вообще трясти Гаити?

-- Из твоих слов напрашивается вывод, что нет.

-- Угадал, -- Леший сокрушенно вздохнул. -- "Гнев Аида" послал импульс в какой-то оченьделикатный разлом земной коры. Я не специалист, но знаю, что после него всятихоокеанская зона пришла в движение. И не только она. На противоположной сторонеземного шарика, точно супротив Гаити, оказался не кто-нибудь, а Китай, его южныепровинции. Там вообще началось светопреставление: землетрясения за землетрясением,сели, обвалы, огромные участки почвы в считанные секунды проваливались в недрапланеты.

-- Китайцы поняли, откуда ветер дует?

-- Моментально. Они же не дураки. -- Леший уставился в пустоту и принялся вспоминать.-- Янки тогда отмазывались, мол, это не мы... мол, террористы. Но дети Великого Мао

крепко держали их за яйца. Осуществить акцию по захоронению Гаити было простоневозможно без волосатой руки, может даже и не одной, тянущейся из мягких кабинетовВашингтона. "Гнев Аида" это не прогулочная яхта, просто так ее не захватишь, а главное неиспользуешь. Так что все готовилось заранее, и коды доступа были получены неоткуда-нибудь, а прямо из Пентагона. Помнится, тогда даже проскользнула версия, чтоамериканцы разыграли очередную комедию, типа атаки на Нью-Йоркские башни-близнецы.Ведь в те годы свирепствовал экономический кризис. Даже у самой богатой страны мирасредств было в обрез. Вот Дядя Сэм и отыскал экспресс-метод финансирования своейвоенной компании в Ираке и Афганистане.

-- А что было дальше? -- я жадно впитывал каждое слово, ведь такие откровения простымсмертным доводится слышать далеко не каждый день. И хоть все это дела давно минувшие...все равно жуть как интересно!

-- Дальше вроде как все улеглось. Штаты задобрили китайцев офигенными льготами поимпорту их товаров. Те вроде как удовлетворились, но обиду все же затаили, и повернулисвою программу климатического оружия против звездно-полосатого флага.

От долгого повествования у Загребельного пересохло в горле. Он снял с пояса флягу,отвинтил крышку и промочил горло. Насколько я помнил, раньше во фляге у него былспирт.

-- Дай и мне чуток, -- попросил я.

-- Держи, -- Андрюха без промедления протянул мне старую армейскую флягу образца ещетех, далеких советских времен.

Я пригубил и почувствовал вкус воды. Хотя алкоголем она и отдавала, но все же это былаобычная аш-два-о. Видать Леший заправил флягу водой, так до конца и не опустошив ее отспирта. Я его понимал. Не выливать же ценный продукт.

Сделав вид, что именно вода и являлась пределом моих мечтаний, я глотнул пару раз.Затем посидел с полминуты, прислушиваясь как в металлическом сосуде плещется жидкость.Эх, все же жаль, что там не спирт! Градусы это как раз то, что требуется после таких вотжутких историй.

-- А дальше... Что было дальше? -- я даже не заметил, как задал вопрос. Язык сам произнесего.

-- Второй раунд начался в Азии. -- Леший словно ждал этого вопроса. -- Союзники поНАТО пронюхали, что в Афганистане готовится серьезная акция. Да что там акция, прямосказать наступление, результатом которого могла стать полная потеря северных провинций.Основные силы талибов готовились на территории Пакистана. До удара оставалось меньшемесяца. -- Загребельный вернул себе флягу и вновь сделал из нее жадный глоток. -- Сампонимаешь, атаковать Пакистан, они не могли. Как-никак суверенное государство, да ещечлен ядерного клуба. Кто ж туда сунется? Оставался вариант сотворить что-нибудь этакое,что никак невозможно было расценить как прямую агрессию. Англичане предложилииспользовать свои наработки по управлению погодой.

-- Грандиозное наводнение в Пакистане я помню.

Я точно помнил. Вернее не сообщения в новостях, а слова некоторых моих сослуживцев.Прошедшие Афган офицеры, которые прекрасно помнили через какую именно границу шлик духам караваны с оружием и свеженьким, только что взращенным в Пакистанскихтренировочных лагерях подкреплением... Так вот эти самые офицера с досадой вздыхали:

"Эх, поздно дождичек пошел! Вот тогда бы... годков так двадцать пять назад... Чтобы все этисуки захлебнулись, нахрен!".

-- Хорошо что помнишь, -- Леший вернул меня с горных перевалов Афганистана в глубиныстарого, заброшенного бомбоубежища. -- Мне меньше работы. Если о начисто смытыхгородах ты знаешь, то осталось поведать тебе лишь ту часть истории, о которой в миредогадывались единицы.

-- Интересно.

-- Пронырливые ребята из китайской разведки пронюхали о готовящемся потопе. Иханалитики и метеорологи просчитали, что стихия такого масштаба не может бытьлокализована на одном сравнительно малом участке, она обязательно затронет соседниерегионы, в том числе западный Китай. О своих выводах китайцы поставили в известностьСША и Англию. Они потребовали не применять климатическое оружие вблизи их границ.

-- И что те ответили?

-- Те? -- Загребельный горько усмехнулся. -- Те послали азиатов подальше. Дали понять,что не они в этом мире правят бал.

-- Ого! -- я аж присвистнул. -- Это оскорбление. Это вызов. Зная китайцев, могу сказать,что такое стерпеть они не могли.

-- И не стерпели. После того как северо-запад Китая залило водой и переколошматилооползнями, Поднебесная стала готовить достойный ответ.

-- Знаешь какой? -- ожидая чего-то уж очень невероятного, я уставился на Андрея.

-- Еще бы не знать, -- тот зло хмыкнул. -- Они остановили Гольфстрим.

-- Что?! -- я не поверил своим ушам. -- Так та нефтяная платформа в Мексиканскомзаливе...

-- Нет, платформа "Бритиш Петролеум" взорвалась раньше, и чисто по халатностибурильщиков. Но эта авария послужила хорошим прикрытием, если не сказать помощником.Пытаясь связать, абсорбировать нефть, янки буквально заполнили залив всякой химией.Китайцы поглядели на это и добавили к коктейлю несколько своих ингредиентов. Врезультате плотность воды в нижних слоях резко возросла. Она превратилась в настоящийклейстер, который, сам понимаешь, течь уже никуда не мог. -- Леший горько усмехнулся. --Мы перехватывали радиограммы американских субмарин, которые попав в этот кисельтеряли до восьмидесяти процентов своего хода.

-- Тогда говорили, что остановка Гольфстрима станет трагедией для всего мира, --припомнил я.

-- По расчетам китайских специалистов их стране ничего не грозило. Зато проклятые янкинавсегда забудут, что Флорида когда-то именовалась американским раем, а их Британскихсоюзников ждала еще более веселая перспектива. Англии грозил такой холод, что впорубыло приступать к разведению пингвинов.

Я представил себе эту картину, но смешно мне не стало. Снежные заносы на улицахЛондона, Мадрида и Парижа. Лютый мороз пожирает Кастильские оливковые рощи, сады ипарки Версаля, превращает в тундру территории Скандинавских стран. Цирк-зоопарк, и всеэто не случайность, не выбрык своенравной природы, а результат приказа, чудовищная воля

нескольких человек. Хотя чего еще можно было ожидать от разгневанных Китайцев? Глаз заглаз, зуб за зуб. Как говорил Главный, типичная человеческая логика, человеческийпоступок. И на него непременно должен был последовать ответ.

-- НАТОвцы не успели ответить, -- Леший словно прочел мои мысли. -- Их опередили.

-- Кто?

-- А как ты думаешь?

-- Ханхи, наверное.

-- Погоди ты с ханхами! До них был еще наш, Российский выход, -- сообщил мой приятель.-- Россия она ведь не на другой планете находится. И ее, естественно, вся эта котовасиякоснулась, да еще как коснулась! Вспомни ту жуткую жару и вызванные ею пожары лесов иторфяников летом 2010-го. Она между прочим накатила на нас именно в те дни, когдаангличане выплеснули полагающуюся России воду на многострадальный Пакистан. А послеГаитянских событий весь Дальний Восток и Камчатка ходили ходуном.

На все это мы должны были как-то реагировать, защищаться. Самой большой занозой взаднице был конечно же "Гнев Аида". Его то и решили тихо и по возможности натуральноликвидировать.

-- И как, ликвидировали?

-- Ликвидировали, -- подполковник ФСБ закивал, но как-то не очень радостно. -- Только ябы не сказал, что уж очень тихо. "Гнев Аида" засекли в двухстах милях от восточногопобережья Японии. Субмарина шла в сопровождении еще одной подлодки класса"Вирджиния". Судя по всему эта парочка направлялась к побережью Китая, куда-то в районШанхая. Медлить было нельзя, и нашим подводникам приказали "Фас!". "Вирджинию"накрыли первым же залпом, но она прикрыла собой главную цель и тем самым дала "ГневуАида" фору. Хотя, если честно говорить, какая там, к дьяволу, фора, когда за ними шли две"Щуки-Б" вооруженные "Шквалами"!

О характеристиках подводных лодок класса "Щука-Б" я конечно же ничего не знал. Ноназвание "Шквал" вспомнил. Реактивная торпеда, летящая под водой со скоростью тристапятьдесят километров в час, это была легенда, символ военного и научно-техническогомогущества нашей страны.

-- Так вот... -- тем временем продолжал Леший. -- Понимая, что им не уйти, американцыприменили установку против наших подводных лодок. Это был их единственный шанс. --Предвидя мой вопрос, Андрюха пояснил. -- Очевидно какой-то из режимов "Гнева..."позволял использовать его на ближних дистанциях как тактическое оружие. Правда, судя повсему, это был не опробованный режим. После первых же импульсов в том районе началосьчёрти что. Океан в прямом смысле ходил ходуном. Пошли подземные толчки, возниклоцунами. Японцы надолго запомнили эти дни, ведь именно в результате всех этихкатаклизмов и рванула АЭС в Фокусиме.

На фоне гибели всего мира катастрофа на японской атомной станции сейчас выгляделапросто легким недоразумением. Неудивительно что я не особо на нее прореагировал. Кудалюбопытней показался исход подводного сражения.

-- А что исход? -- Загребельный ответил на мой вопрос. -- Я же в самом начале сказал,избавились мы от этого чуда вражеской техники. Правда и одну подлодку потеряли.Международный скандал из конфликта раздувать не стали. Не мы, не американцы. Сам

понимаешь, замешано секретное оружие массового уничтожения, плюс разоренноепобережье Японии, плюс АЭС. Кто его знает, на чьей стороне окажется мировоеобщественное мнение? А лодку нашу объявили погибшей в ходе учений на Баренцевомморе.

-- Да-а-а... ну и дела... -- протянул я и тут же спохватился. -- Слушай, друг Андрюха, апочему Главный обо всем этом не вспоминал? Неужели не знал?

-- Знал конечно же, -- подполковник ФСБ кивнул. -- Может не во всех подробностях, но всеже знал. А не вспоминал потому, что не от этого старушке Земле досталось больше всего.

-- Все-таки были украденные технологии, опьяненные новыми возможностями диктаторыи террористы?

-- Были, -- авторитетно подтвердил чекист. -- Разборки сверхдержав наглядно показали, чтоклиматическое и сейсмическое оружие это не вымысел, не детские игрушки, а мощное,эффективное средство глобальной войны. Вот тогда-то и понеслось! Удар за ударом, смерчи,ливни, ураганы. Пока применялись атмосферные средства, мир еще держался. Но когдаИзраиль ответил с помощью подземного, возможно термоядерного взрыва, который былпроизведен на стыке каких-то там тектонических плит, все стало очень плохо.

-- Полагаю, именно тогда человечество и познакомилось с ханхами?

-- Именно тогда и познакомилось, -- подтвердил Загребельный. -- Пришельцы непозволили людям и дальше измываться над планетой.

После этой фразы мы надолго замолчали. Не знаю о чем думал Андрюха, но я... В которыйраз за минувшие сутки меня придавило ощущение своей собственной ничтожности иникчемности. Да пожалуй не только своей. Всеобщей. Ничтожности и никчемности всехлюдей на Земле. Это чувство складывалось как бы из двух частей, двух компонентов.

Во-первых, знать что человеческую расу создали, слепили словно из пластилина чужие, этосамо по себе унизительно. Раньше заслуга появления на свет божий принадлежала намсамим. Сперва мы были амебами, потом рыбами, позднее ящерицами и обезьянами. Затемсамостоятельно, абсолютно самостоятельно превратились в гомосапиенсов. Никому недолжны и никому не обязаны. Все сделали сами: родились, возмужали, развились ипоумнели, построили общество и цивилизацию. Так мы думали раньше. Однако теперь вдругвыяснилось, что все это совсем не так. Мы, как и вся наша планета, созданы великимиконструкторами и изобретателями, творцами жизни во вселенной по имени ханхи. Обидно.Цирк-зоопарк, до слез обидно!

Но куда хуже этого известия стала новость под номером два... Мы оказались дефектными,ущербными, умственно неполноценными. Соперничая друг с другом, стремясь к наживе ивласти, мы начали разрушать мир, в котором сами же и живем. Понятно ханхи не моглиравнодушно наблюдать на то, как гибнет творение их рук. Не отягощенные чувствомжалости, живущие одной рациональностью, они приняли решение -- сменить арендаторовпринадлежащей им собственности. Человечество пошло под нож, быстро освобождаяплощади для новых обитателей голубого шарика под названием Земля.

Мы, последние из уцелевших, отчаянно сражаемся за свою жизнь, на что-то надеемся.Вернее надеялись. После встречи с Главным стало понятно, что шансов у нас нет. Не думаетже он, в самом-то деле, что мы вместе с Лешим, вооруженные знанием всей правды, сможемчто-нибудь изменить? Утопия! Настоящая утопия!

-- Главный сказал, что у нас два месяца.

Прозвучавший в тишине бомбоубежища голос Загребельного прервал мои мысли. Был онровный и бесцветный. Сразу стало понятно, что Андрюха никак не может сложитьсобственное отношение к тому предложению, которое мы с ним получили.

-- Фигня все это! -- я предельно кратко озвучил суть своих последних рассуждений.

-- Спасти мир за два месяца...

Леший словно не расслышал моего восклицания. Голос его продолжал оставатьсябесстрастным и задумчивым. Мой приятель явно говорил сам с собой. На такой ответ, посути и не являющийся ответом, я мог прореагировать двояко. Либо психануть, что вобщем-то соответствовало моему нынешнему настроению, либо расслабиться и предатьсяфантазиям о том, как два супергероя спасают целую планету. Слава богу у меня хватиломозгов пойти по второму пути.

-- Как будем спасать?

На этот раз Леший прореагировал:

-- Подумаем. Для начала вспомним о том, что говорил Главный, к чему он насподталкивал.

-- Дорога, -- протянул я, покопавшись в воспоминаниях. -- Помнится от сказал: "Неважнокуда идти, главное для чего".

-- Очередная тень на очередной плетень, -- подполковник ФСБ вмиг расшифровал уловкуГлавного. -- Он прекрасно знал и куда идти, и для чего. Только напрямую сказать не мог.Боялся гнева своих собратьев.

-- Логично, -- я согласился со словами приятеля. -- Итак, идти нам следует...

-- В Белоруссию, под Могилев, -- закончил за меня Загребельный. -- Именно об этом местерассказывал Главный. Он пытался убедить всех своих собеседников, что пришел именнооттуда, наталкивал на мысль, что дорога проходима.

-- Так... с местом, кажется, разобрались, -- это расследование понемногу начало менязанимать. -- Теперь попытаемся выяснить, что мы там потеряли, под Могилевом-то?

-- Верной дорогой идете, товарищи! -- похвалил меня Загребельный. -- А сам-то чтодумаешь по этому поводу?

-- Платформы! Там находятся две боевые платформы ханхов, которые якобы сбили бойцыбелорусского сопротивления.

-- Ну, насчет "сбили"... да и существования самого сопротивления я, откровенно говоря,очень сомневаюсь, -- хмыкнул Леший. -- А вот что Главному удалось умыкнуть и спрятатьдва инопланетных корабля, так это очень даже походит на правду.

-- Для чего?

-- Пока непонятно. Хотя... транспорт он ведь и предназначен для того, чтобы на немкуда-то отправиться.

-- Куда?

-- Я тебе что, справочное бюро? -- возмутился Андрюха. -- Не знаю куда. Может поймем,

когда доберемся до места.

-- Ты и вправду думаешь, что это реально, добраться я имею в виду? -- я в упор поглядел наприятеля. -- Километров так с полтысячи будет, причем почти весь маршрут проходит поПроклятым землям.

-- Только не говори, что обгадился со страха. -- Леший хитро прищурил один глаз. -- Тооружие и боеприпасы, которыми ты снабжал нас все эти годы... Где ты их брал? Если бысклады находились в пустошах, то их бы уже давно нашли. Пустоши хожены и перехоженывдоль и поперек. Единственное место, где могло сохраниться оружие, это Проклятые земли.

Что тут скажешь? От проницательного чекиста было сложно что-либо утаить. Поэтомупришлось сознаться:

-- Я забирался в зону не более, чем на двадцать километров. А что там дальше, в глубине...один дьявол ведает.

-- Печально, -- Загребельный сокрушенно покачал головой. -- Мне думалось, что полковникВетров с Проклятыми землями на "ты".

-- Думалось ему... -- я возмущенно фыркнул.

То ли от нервов, то ли бессознательно пытаясь раздобыть энергию, столь необходимую длязаживления ран, я опять почувствовал жуткий голод. Бумажный сверток зашуршал, и зубывновь впились в кусок уже абсолютно холодного мяса. Оно остыло очень быстро, и теперьприобрело температуру окружающего воздуха. Холодного воздуха. Это могло означать лишьодно -- на землю пришла ночь.

Я поежился, чувствуя себя весьма неуютно в футболке, одетой поверх нее легкойдемисезонной куртке, спортивных штанах и натянутых на босу ногу кирзаках. Да, конечноже, на мне были еще и бинты! Но даже при таком утеплении выдержать ночь, когдатемпература падает до пяти-шести градусов... дело, прямо скажу, непростое.

-- Костерок бы развести... Как думаешь? -- предложил я, поеживаясь.

-- Дыму здесь выходить некуда, вентиляция не работает, -- Леший огляделся по сторонам.-- Все, что можно жечь, либо синтетика, либо покрыто синтетикой. Чадить будет будьздоров. Так и задохнуться недолго. Бывали уже случаи.

-- Холод собачий, -- пожаловался я.

-- Будем греться друг об друга. Иного выхода нет, -- Загребельный кивнул на свой котелок.-- Сейчас проглочу все это, и двинем спать.

Когда мы вернулись в главный зал, там уже во всю шла подготовка к ночи. Бойцыобшарили бомбоубежище, которое в предвоенные годы использовалось как ночной клуб. Ихдобычей стали куски какой-то толстой черной ткани, похоже, раньше служившиесветонепроницаемыми шторами, охапки цветной, поблескивающей в свете керосинкиполиэтиленовой пленки и целая кипа бухгалтерских бумаг. Навалив весь этот мотлох поверхоторванных от столов крышек, они соорудили примитивную лежанку, на которой впритиркумогли уместиться четверо. О мягкости сего ложа говорить не приходилось, зато онодовольно пристойно изолировало от холодного бетонного пола.

Когда все приготовления наконец были закончены, четверо моих товарищей, отбросивчины и должности, на равных стали тянуть жребий. Короткий кусочек провода достался

Сергею Чаусову, а вместе с ним и "почетное" право первым заступить на дежурство.

-- Повезло, -- хихикнул Мурат. -- А то от этого бегемота житья нет, то храпит, товорочается.

-- Не волнуйся, Муратик, часика через два я юркну тебе под бочек, -- в ответ пообещалморпех.

-- Чаусов, Ертаев, а ну, отставить эти ваши любимые пидарские шуточки! -- рявкнулЗагребельный. -- Ишь, блин, взяли моду!

Лешего данная тема всегда раздражала. Оно и понятно, человеку, вышедшему из колыбелирабоче-крестьянской Красной Армии, слушать о сладкой мужской любви к своему же полу...это почти что оскорбление. Я его понимал. Испокон веков в воинских частях сотни, тысячимужиков жили все вместе, одной большой семьей. Порой доводилось спать по три человекана матрасе, укрывшись одним тощим одеялом. А уж тереть друг другу спины в общей банена сотню человек или целым взводом сидеть на дырках в сортире без кабинок, так этовообще -- самое обычное дело. И никогда ни у кого не встал при взгляде на гологоволосатого соседа. Не видел я такого! Конечно, всегда были придурки и недотепы, но толькотогда им еще не рассказали, что можно подкрасить глазки и шикарно, по-заграничному,наречься геями.

Вспоминая те старые времена, я по-доброму улыбнулся. Сразу накатила приятная теплаяволна, повеяло спокойствием, надежностью, уверенностью в завтрашнем дне. А может делосовсем не в воспоминаниях? Может мне передалось тепло и забота моих новых товарищей?Последнее, что я запомнил перед тем как погрузиться в сон, были слова Загребельного:

-- Полковника положим в середину. Самому ему не согреться. Одежонка вон какая дохлая.

Спасибо, мужики, -- это был мой ответ, только вот не уверен, что сподобился произнестиего вслух.

Спал я довольно беспокойно. И дело было не только в холоде. Всю ночь с невероятнойнастойчивостью снился один и тот же сон. Раза три он прерывался. Когда менялись часовыеи место рядом занимал кто-то другой, я вздрагивал и открывал глаза. Но все успокаивалось,и я вновь проваливался в сон, чтобы досмотреть очередную серию жуткого фильма,повествующего о судьбе моего сына.

Командир зенитного пушечно-ракетного комплекса "Тунгуска" старший сержант ОлегВетров вел бой с боевыми челноками ханхов. Его установка прикрывала колонну техники, вкоторую входили большие пассажирские паромы, такие как обычно курсировали по Балтикемеж Питером и Хельсинки. Корабли вытянули из воды и поставили на гусеничную тягу. Этитысячи тонн металла, до отказа набитые вопящими от ужаса людьми, медленно ползли попыльной проселочной дороге.

"Тунгуска" стояла на абсолютно лысом, открытом со всех сторон холме, и без усталимолотила по заходящим для атаки челнокам. Ханхи словно не замечали колонну. Ониатаковали только установку моего сына. Причем использовали для этого какие-то невидимыелучи. Инопланетные летательные аппараты образовали гигантский смерч, вращающийсяпрямо над холмом. Они кружились и облучали, облучали и кружились. Я видел как наустановке вспыхнула краска, однако та все равно продолжала стрелять. Созданная людьмибоевая машина пока еще выдерживала натиск инопланетных агрессоров, а вот земля, накоторой она стояла, кажется, нет. Грунт под гусеницами "Тунгуски" стал размягчаться,быстро превращаясь в расплавленную лаву. Тяжелая боевая машина начала тонуть в ней какв жерле только что проснувшегося вулкана.

Я прекрасно понимал, что ни Олег, ни кто-либо другой из его экипажа уже не сможетспастись. Я видел лицо сына. Оно было мокрым от пота, грязным от копоти, по нему плясалибагровые отблески страшного пожара. Олег что-то кричал. И это были отнюдь не словакоманд. Он кого-то звал, протягивал к кому-то руки. И моему сыну ответили. К Олегупротянулись худенькие женские ладони. Их руки встретились. Олег привлек к себе девушку.Знакомые темно-каштановые волосы, маленький, чуть вздернутый носик, огромные кариеглаза. Лиза! Господи боже мой, это была Лиза! Мой сын крепко обнял девушку. То былопрощальное объятие двух любящих друг друга людей, которым вот-вот предстоялорасстаться с жизнью.

В этот миг огонь, пожирающий двух детей, словно переметнулся ко мне в грудь, соскворчанием обжег все внутри. Я совершенно не думал о том, что увидел своювозлюбленную в объятиях сына. Я понимал лишь одно: я теряю их... навсегда теряю ихобоих! И поделать ничего нельзя. В моих силах лишь кричать, выть от боли и горя.

-- Ты чего, Максим? Очнись!

Леший крепко держал меня за руки. На его щеках играли оранжево-желтые блики, оченьпохожие на те, что я только что видел на лице у своего погибающего в огненной пучинесына. Может именно поэтому я не сразу очнулся, понял что со мной и где нахожусь.

-- Мы в "Бункере". Опасности нет. Успокойся, -- Загребельный не утешал, а скорееприказывал.

-- В "Бункере"... -- запинаясь, повторил я и перевел взгляд на огонек керосиновой лампы,которую прямо над нами держал Саша Клюев, светловолосый, лет тридцати пяти от родугранатометчик из группы Лешего. -- Да-да... конечно... я помню.

Почувствовав как мои руки расслабились, Леший их отпустил. После чего Андрюхасокрушенно покачал головой, тяжело вздохнул и вновь улегся на свое место. С другойстороны меня подпер морпех. Клюев же, с раскачивающейся лампой в руках, стал медленноудаляться. Он явно направился к выходу из зала, тому месту, где и дежурили нашикараульные. Никто не проронил ни слова. Все прекрасно понимали -- после того, чтодовелось перенести полковнику Ветрову, сны у того просто не могут быть светлыми ипо-детски безоблачными.

Оказавшись в темноте, я попробовал вновь заснуть. Куда там! Лицо Олега вставало впамяти всякий раз, как только я смыкал веки. Страшное обожженное лицо. Он беззвучнопереносил страдания. Он не звал меня, ни о чем не просил. Он никогда меня ни о чем непросил...

Промучившись где-то с полчаса, я решил, что уже не засну. Кроме того на часах сейчасстоял Клюев, последний в списке сегодняшних караульных. И это означало, что близитсяутро.

Я постарался встать как можно тише и осторожней, так чтобы никого не разбудить.Встать... Еще вчера такой трюк у меня бы вряд ли получился. Еще вчера на ноги меняподнимали с помощью подъемного крана, ну или сильных рук кого-нибудь из моихтоварищей -- бойцов спецгруппы подполковника Загребельного. Зато сейчас все изменилось,причем в лучшую, гораздо лучшую сторону. Я не чувствовал ран, сломанные ребра болелитак, словно это были всего лишь синяки, полученные в прозаической автобусной давке. Ичто самое замечательное -- в мое тело понемногу начали возвращаться силы. Чудо!Настоящее чудо! Пол часа, проведенные в компании Главного, сделали с моим организмомто, на что самая современная медицина потратила бы не один месяц. Интересно, а шрамов на

мне тоже не осталось?

Ответ на этот вопрос я решил выяснить как-нибудь в другой раз. Сейчас же я поднялся, незабыв прихватить с собой автомат, с которым по привычке спал в обнимку. Не скажу, что всеэти упражнения дались мне очень уж легко. Однако опыт по преодолению постпохмельногобудуна имелся, и я воспользовался им как инструкцией к действию, тем более, что симптомыоказались весьма похожи. Повесив автомат на шею, я вытянул вперед руки и небольшиминеуверенными шашками поплелся в направлении легкого свечения, которое виднелось напротивоположном конце темного подземного зала.

Когда я добрался до двери, то обнаружил там Клюева, сидящего на той самой дырявойаудиоколонке, которую вчера трамбовал своим задом я сам. Керосиновая лампа стояларядом, и гранатометчик занимался тем, что придирчиво осматривал свой РПГ-32, продувая ипротирая мягкой тряпочкой все его, так сказать, деликатные места.

-- Здравия желаю, товарищ полковник, -- Александр сделал попытку подняться.

-- Сиди, -- буркнул я и протопал мимо бойца в направлении одной из примыкающихкомнат.

Провел я там пару минут и вернулся, чувствуя несказанное облегчение в мочевом пузыре.За время моего отсутствия во владениях Клюева кое-что изменилось. Рядом с аудиоколонкойпоявился пластиковый стул, один из тех, что в превеликом множестве валялись в зале.

-- Товарищ полковник, вы спать или посидите со мной? -- поинтересовался боец.

-- Ну раз ты уж стул приволок... -- вместо того чтобы договорить я опустился на удобноепластиковое сиденье, после чего поплотнее запахнул куртку. -- Сам-то чего на ящикемучаешься? Ведь неудобно.

-- Вот и хорошо, что неудобно. Всякое желание уснуть пропадает, -- ухмыльнулся Саша. --Сейчас уже почти пять утра. Самое гадкое время. Вы, поди, и сами знаете.

-- Знаю, -- согласился я, припоминая те далекие времена, когда еще заступал дежурным почасти. Час, два, три ночи -- сна ни в одном глазу. Ну а как пробьет четыре утра, вот тут иначинается... Внутри словно батарейка садится, причем моментально так, за считанныеминуты. Сил едва-едва хватает, чтобы держать веки открытыми.

-- Мне частенько приходилось ходить начальником караула, -- продолжил свой рассказКлюев. -- Вот и понапридумывал всяких хитростей и уловок, чтобы, значит, службу тащитьисправно. Я ведь, не ради хвастовства будет сказано, человек обязательный.

-- Начкаром ходил? -- переспросил я. -- Так ты...

-- Прапорщик, -- помог мне Клюев. -- Прапорщик воздушно-десантных войск. Свосемнадцати годков в армии, и до тех самых пор, пока не сократили как прапорщиков, так именя самого. -- Тут Александр тяжело вздохнул, очевидно припоминая те не веселыевремена, когда тысячи офицеров и прапорщиков вышибли из армии, лишили части ихжизни, их души.

-- Ханхи нас всех сократили, -- я попытался утешить своего боевого товарища. -- Так чтотеперь чего уж сетовать.

-- Это верно, -- Клюев кивнул. -- То, что произошло... Просто в голове не укладывается.Жили себе тихо, мирно, спокойно, и вдруг бац... Ничего этого уже нет.

-- Хорошо сказал... тихо, мирно и спокойно, -- с горечью в голосе повторил я, со всех силстараясь удержаться от сарказма.

Однако проницательный прапор все же что-то такое почувствовал, потому какнабундючился и подозрительно умолк. Сидели мы так минут пять, безмолвно уставившисьна колеблющийся огонек лампы. Каждый думал о своем. Я в значительной степени все ещенаходился под впечатлением ночного кошмара и вспоминал сына. То, как мы провожали егов армию. То, как вместе с женой ездили на присягу, в учебку под Оренбург. Тогда никтодаже не мог предположить, что это будет наша последняя встреча.

-- Товарищ полковник, разрешите вопрос? -- мысли Клюева наконец нашли себе выход.

-- Да, -- я перевел взгляд на прапорщика.

-- Про утро вчерашнее спросить хочу. Почему кентавры нас отпустили? Я что-то плохопомню, будто в отключке был. -- Десантник помотал головой, словно до сих пор так и непришел в себя.

-- А что ты помнишь?

-- Помню, что когда отходили, многолапые вроде не двигались, -- прапорщик покопался ввоспоминаниях. -- Или это мне так казалось? Я же говорю, с головой у меня что-то неладнобыло.

-- А ты этот вопрос Загребельному задавал?

-- Конечно, задавали.

Клюев сказал "задавали", из чего сам собой напрашивался вывод, что вся группанаходилась в недоумении от нашего чудесного спасения.

-- И что он ответил? -- я не хотел, чтобы моя история шла в разрез с рассказом Лешего.

-- Помогли, говорит, нам. Парализовали кентавров газом, да только эта штука чуток и насзацепила. Кто именно нам помог, подполковник так и не сказал... -- тут Клюев счел своимдолгом оговориться: -- Да и, если честно, мы особо не допытывались. Времени на этиразговоры совсем не было.

Ой, спасибо тебе, друг Андрюша! -- мысленно поблагодарил я Загребельного. -- Ляпнулпервое, что на ум взбрело, а мне теперь пыхтеть, выкручиваться.

Тут до меня вдруг дошло, что Леший счел преждевременным открывать людям всю правду.Я хорошо знал подполковника ФСБ и сразу понял, что, видать, на то у него имелись своисерьезные резоны. Что ж, раз так, то и мне пока следует держать язык за зубами.

-- Да, нам помогли, -- начал я не очень уверенно. -- Другая группа. Видел издалека. Скореевсего не местные. У них имелись гранаты с газом, и полагаю, что газ этот был не нашегопроизводства. Наверняка разработки ханхов. По-другому быть просто не может. Уж оченьбыстро эта вещество подействовала на кентавров. -- Моя заключительная фраза должна быланаправить мысли Клюева в нужном, правильном направлении. Поэтому я с недоумениемпроизнес: -- И где они их только отыскали?

-- Ну, дела!

Десантник тут же начал что-то себе шифровать. Может и впрямь пытался понять откудавзялось это спецсредство, а может перебирал в памяти всех известных ему кандидатов на

роль наших спасителей. Именно благодаря этой паузе у меня и появилась возможностьподумать над продолжением разговора. Пожалуй, сейчас Клюева следовало огорошитьпростым и ненавязчивым вопросом, что-то типа "Как пройти в библиотеку?". На примете уменя как раз имелся один такой:

-- Боязно мне что-то, -- как бы разговаривая сам с собой, протянул я.

-- Боязно? -- Клюев среагировал моментально. -- Почему боязно?

-- Кто знает, как там наши наблюдатели?

-- Призраки до них не доберутся, а больше ночью вроде как страшиться некого.

-- Некого говоришь... -- я тяжело вздохнул. -- Тут, понимаешь ли, дело такое... Подопечныемои, Лиза с Пашкой, они не очень-то долюбливают Сергея... Блюмера, я имею в виду. Еслисцепятся...

-- А-а-а, это... Вы не волнуйтесь, товарищ полковник, -- прапор широко улыбнулся. --Загребельный с ними капитана Соколовского оставил. Этот всяких там глупостей недопустит, уж поверьте мне. Костя не человек, а кремень. У него, между прочим, четыребоевых ордена.

-- Солидно.

Я вынужден был согласиться. И только я это сделал, как в темноте убежища послышалсязвук открывающейся двери. Через мгновение в глубь коридора проник серый, словно плотнонашпигованный пылью свет предрассветных сумерек.

Мы с прапорщиком тут же схватились за оружие, да только напрасно. Опасности не было.Со стороны входа в "Бункер" послышался хорошо знакомый голос:

-- Свои! Не стрелять! -- затем Соколовский добавил: -- Подымайтесь! Скорее! Они ушли.

Глава 3.

Все обстояло именно так, как мы и предполагали. Ворота Одинцовской колонии оказалисьоткрытыми, причем не просто открытыми, а я бы сказал распахнутыми настежь, есликонечно такое определение можно применить к их конструкции. Старый оранжевый"Камаз", к задку которого был приделан запирающий щит, виднелся далеко в глубинепериметра. Так что пятиметровый, сложенный из бетонных блоков и кирпича, коридор,именуемый Северными воротами, теперь был полностью свободен. В такой ситуацииоставалось лишь надеяться, что мы успели первыми, и внутрь поселения еще не успелипробраться хищные, вечно голодные твари.

-- Как говорится, с возвращеньицем, -- Костя Соколовский бросил на нас с Лешим быстрыйвзгляд и горько усмехнулся.

-- Да уж... -- кивнул я, припоминая наше показательное, обставленное по всем правиламизгнание из поселка.

-- Нечего время терять. Двинули! -- Загребельный первым сделал шаг вперед.

Приближаясь к воротам, я внимательно оглядывался по сторонам. Сейчас периметрнапоминал крепость, которая пала после яростного штурма. Серые стены, словно ожогами,разукрашены черными подпалинами ядовитой инопланетной плесени, через которыепроложили себе путь грязно-белые известковые потеки -- следы едких кислотных дождей.

Витки спиралей Бруно, идущие по верхнему краю стены, кое-где оказались оборванными исвисали вниз огромными, слегка покачивающимися на ветру пружинами. Несколько битыхпрожекторов уныло глядели на мертвый город пустыми черными глазницами. Испортили их,видать, когда в спешке пытались снять, да так и бросили, добив вместо того, чтобы тратитьвремя на ремонт. Дополняли картину уныния и разорения клубы черного дыми, которыеподнимались от чего-то, что все еще тлело за стеной.

Я глядел на все это, и сердце мое сжималось. Сколько сил положено, сколько жизнейпринесено в жертву, и все зря! Ушли, бросили, оставили во владении тупых тварей, которыеи так уже заполонили весь мир.

Только я подумал о монстрах, как они не замедлили появиться. Два наездниканарисовались на фоне оранжевого силуэта грузовика. Твари замерли, словно не зная чтопредпринять. Они явно были голодны, но противников было много, слишком много.Секундное замешательство обошлось хищникам очень дорого. Среди нас оказался человек,который по некоторым причинам недолюбливал именно этих отвратительных, похожих навысокие пятиногие табуретки, бестий. И на их беду этот человек в совершенстве владелоружием.

Короткая очередь перевернула одного из наездников и заставила его гулко шлепнуться орешетку радиатора старого "Камаза". Вторая тварь попыталась бежать. Она совершилаотчаянный высокий прыжок, после которого грохнулась на землю... грохнулась ужесмертельно раненой. Наездник попробовал уползти, отталкиваясь слабеющими, длиннымикак спицы ногами, но ему, конечно же, это не удалось. Лиза прикончила врага двумяодиночными выстрелами.

-- Да-а-а... -- только и протянул Загребельный, глядя на то, как девушка опускает автомат.

-- Лизонька, выходи за меня замуж, -- жалобно попросил здоровяк морпех. -- Буду за тобой,как за каменной стеной.

Шутка понравилась, и все дружно заржали, не скажу, что очень уж весело, скорее нервно.

-- Отставить смех, -- приказал Леший. -- Входим внутрь. Всем внимание. Получается, чтомы тут не первые. Внутри уже имеются гости.

Пока преодолевали входной туннель, я то и дело поглядывал вверх. Все казалось, чтокакая-нибудь тварь вот-вот бросится со стены. Однако бог миловал. Мы без проблем вошливнутрь поселка.

Первый же взгляд по сторонам заставил меня вздрогнуть. Колония больше не походила наоазис мира и спокойствия. Практически все теплицы оказались разрушенными. Деревянныеконструкции и полиэтиленовую пленку с них свалили в несколько огромных куч иподожгли. Именно дым от этих, уже практически догоревших костров, мы и видели наподходе к поселку. С одной стороны, конечно же, варварство, но с другой... С другой японимал Крайчека. Восстанавливать почву больше никто не будет, так что и теплицы ужевроде как ни к чему. Зато свет... Свет жителям Одинцово прошедшей ночью был необходимпозарез. Электрическое освещение периметра уже демонтировали, и огромные, до самогонеба костры, это единственное, что могло защитить от призраков, дать возможностьподготовиться к дальней дороге.

Но не только разрушенные теплицы да чадящие головешки создавали ощущениебезысходной тоски и конца всего сущего. Немалую роль здесь играли вещи. Огромноеколичество разнообразных человеческих вещей, разбросанных по земле. Одежда, обувь,детские игрушки, книги, всякие там пузырьки и склянки. Было понятно, что все это добро не

потеряли, а специально выпотрошили из рюкзаков и котомок у отправляющихся в изгнаниеодинцовцев. Однако и это, наверняка совсем непопулярное решение, я тоже понял. Нельзябыло отягощать себя лишним грузом. Люди и так слабы, поэтому полное безумие разрешитьим тащить с собой зачастую бесполезный балласт. Обзаведутся новым, если конечноостанутся живы.

-- Увидишь что-нибудь подходящее тебе по размеру, бери, -- негромко обратился ко мнеЗагребельный. -- Иначе загнешься от холода. Одежда пока чистая, а пролежит день-другой...Ну, короче, сам знаешь что с ней будет.

После общения со мной Леший стал раздавать приказы своим людям:

-- Рассредоточиться. Цепью. Дистанция десять метров. Двигаемся в сторону убежища.Смотрите, не вляпайтесь в кровь наездников. Бегом...

Я не дал ему произнести "марш".

-- Андрей, ворота...! Запереть бы.

Леший отрицательно покачал головой:

-- Вдевятером мы "Камаз" не сдвинем. Надо скорее добраться до убежища. Глядишь, иотыщем помощников для этой работенки.

-- Не пойдет, -- заупрямился я. -- Пока будем мотаться туда-сюда, внутрь периметра всякойнечисти видимо-невидимо набьется. Так что лучше оставайтесь здесь и держите вход. А я...-- дойдя до этого места, я оттолкнул плечо Сергея Чаусова, который, несмотря на все моиуспехи, продолжал подстраховывать и опекать покалеченного полковника бронетанковыхвойск, -- ... а я тем временем попробую постучаться в убежище.

На лице Загребельного отразилось сомнение. В этом предложении конечно же был свойрезон, но отпускать меня самого Леший не решался. Пара наездников на входе это далеко невсе твари, которые могли просочиться внутрь.

-- Ничего со мной не случится. Убежище ведь вон оно... -- я мотнул головой в сторонублочной четырнадцатиэтажки, выглядывающей из-за трехэтажного здания, в котором ещевчера размещался штаб Крайчека. -- Метров двести пятьдесят, не более.

Я очень надеялся, что мое предложение будет принято. И это не только потому, что оно повсем статьям обставляло план Лешего. Был у меня тут и личный интерес. Там, в убежище,вполне вероятно находился один человек, с которым я бы хотел выяснить отношения с глазуна глаз, без косых оценивающих взглядов Лешего и его команды.

-- Один не пойдешь, -- Загребельный все же сдался, но поставил свое условие.

-- Ну тогда дай мне... -- я помедлил, подбирая подходящую кандидатуру.

-- Товарищ командир, разрешите, я пойду с дядей Максимом? -- звонкий мальчишескийголос заставил всех обернуться.

Пашка стоял рядом со своей сестры и носком ботинка колупал землю.

-- У ворот, от меня толку мало, -- пояснил пацан. -- Автомат у меня короткий. Он дляближнего боя, а совсем не для того, чтобы издаля зверей бить. Только патроны зря тратитьбуду.

Это конечно была правда, но всем сразу стало понятно, что основная причина Пашкиногорвения кроется совсем в ином. Скучно ему тут в охранении. Куда приятней прогуляться вубежище, и, если там остались его старые знакомые, произвести на них эффект своимнеожиданным появлением.

-- Годится, возьму Павла, -- не раздумывая, согласился я. Парень частично был в курсемоей истории и при беседе с Нестеровым не станет задавать ненужных вопросов.

-- Ладно, шуруйте. Только быстро, -- Леший поморщился. -- А то что-то не нравится мнеэта тишина.

-- Во-первых, рано еще, только-только рассвело, -- я постарался успокоить приятеля. -- Аво-вторых, Главный пообещал, что кентавры пока нам досаждать не будут.

-- Это я помню, -- Андрюха кивнул. -- Но все равно как-то беспокойно на душе. Чутье чтоли? -- После этого, заданного самому себе вопроса, Загребельный махнул рукой, как быотгоняя дурные предчувствия. -- А, ладно... черт с ним. Все к воротам! Живо!

Бойцы мигом кинулись исполнять приказ командира. Все, кроме одного. Лиза, слегкаприхрамывая, подошла к нам.

-- Максим, поосторожней там, пожалуйста, -- юный снайпер обняла меня, прижалась иукрадкой прошептала на ухо: -- Я так соскучилась.

-- Я тоже, -- шепнул я в ответ, и это по сути стало нашим первым объяснением в любви.Затем я оторвал девушку от себя и, заглянув ей в глаза, шутливо пояснил: -- Нам, междупрочим, надо всего лишь в соседний дом сходить, так что все эти прощания ни к чему. Черезполчаса увидимся.

-- А я с тобой не прощаюсь. Я с тобой здороваюсь, -- не растерялась Лиза. -- А то как-топри всех неудобно было.

-- Тогда ладно.

Я притянул девушку к себе и быстро поцеловал. В губы поцеловал. И это был наш первыйнастоящий поцелуй. День видать сегодня такой, многое делается впервые.

-- Еще, -- попросила Лиза.

Я поцеловал ее еще, но только на этот раз в курносый носик.

-- Ой, началось! -- простонал скучавший рядом Пашка. Сказано это было так, словно онуже основательно устал от наших вечных нежностей. Получилось забавно, и мы с Лизойпрыснули от смеха.

-- Пора, товарищ полковник, -- пятнадцатилетний пацан напустил на себя важности.

-- Ну, пошли, коль пора, -- я подмигнул девушке, поудобней перехватил "Калаш" и сделалпервый шаг вглубь поселка.

Пару минут мы шли молча, пока не добрели до места, где начиналась россыпьконфискованных у Одинцовцев вещей.

-- Павел, мне нужна одежда, -- напомнил я пацану. -- А то у меня уже сейчас зуб на зуб непопадает. Представляешь, что будет ночью?

-- Что искать? -- осведомился пацан.

-- Брюки, какой-нибудь свитер, куртку потеплее... да, и что-нибудь годное на портянки. -- Яопустил взгляд на свои ноги. -- Сапоги, что ты мне раздобыл, хорошие, спору нет, но не векже их на босу ногу носить.

-- Сейчас поищем, -- с готовностью согласился мой напарник и направился к тому месту,где вещи лежали гораздо гуще.

Как говорится, на напарника надейся, а сам не плошай. Руководствуясь именно этимпринципом, я тоже взялся за поиски. Естественно, сперва внимательно огляделся посторонам. Тихо. Ничего подозрительного. Единственное место, где могла притаитьсяопасность, это соседние многоэтажки, в которых еще вчера жили люди. Но до них сполсотни метров. Вполне сумею среагировать и вовремя открыть огонь. Так что пока частьсвоего внимания вполне можно сосредоточить на поисках.

Я медленно брел вперед, пиная ногами баулы и подушки, вороша стволом автомата кучи содеждой и мелкой домашней утварью. Ох, эти глупые людишки, неужели вот все это онинамеревались переть на своем горбу ни много ни мало, а три сотни километров?!

В поисках мне повезло сразу. Уже через пару шагов обнаружился полиэтиленовый пакет сэмблемой "BMW", в котором лежали две пары джинсов. Не новые, но целые, чистые иглавное вроде бы моего размера. Это хорошо. Мне давно не терпелось избавиться от синихспортивных штанов, до неприличия растянутых в мотне и на коленях -- непременногоатрибута алкоголика, который поутру натянул первое, что попалось под руку, и пулейкинулся в ликероводочный отдел ближайшего гастронома.

Долгое время джинсы оставались моей самой удачной находкой. Дальше я почему-тонаходил лишь женскую и детскую одежду. Один раз на глаза попался вполне приличныйджемпер, но он оказался связан словно на какого-то пигмея. У Пашки дела шли не намноголучше. Я видел, что пацан раздобыл две хлопчатобумажные косынки, одна голубая, другаяжелтая. Такс-с-с... выходит портянки у меня будут в цветах украинского флага, -- эта невестьоткуда взявшаяся мысль меня немного развеселила. -- Ничего, Украина не обидится, темболее что ее уже и нету вовсе. Проклятые земли всю под себя подобрали.

Возможно кто-либо другой поискал бы еще, но я категорически запретил себе даже думатьоб этом. Пока мы двигались в направлении убежища, можно было краем глаза осматриватьброшенные пожитки Одинцовцев, но специально заниматься этим делом... Нет уж, увольте!Не сейчас. Тем более что странная необъяснимая тревога Лешего как инфекция передалась имне. Где-то в глубине души зашевелились старые страхи, подозрения и тревоги.Подталкиваемый ими, я прибавил ходу.

Когда мы уже покидали обширное "поле чудес", я и увидел ее. Темно-серая стеганаятелогрейка лежала рядом со стопкой книг. Типично интеллигентское соседство. Ватник былнемного порван на рукаве, возможно именно поэтому был брошен, предпочтен какой-тоболее целой и новой одежонке. Вот лохи! Лишь только тот, кто никогда не промерзал докостей, предпочтет настоящей русской телогрейке что-то новомодное. Так что вопрос братьили не брать передо мной даже не стоял. Дырка не беда. Дырку залатаем. Будет как новая. Япочти вприпрыжку подбежал к ватной стеганой куртке и тут же сгреб ее в охапку.

Завладев своей добычей, я стал отряхивать ее от пыли. Особо измаравшиеся местапришлось выбивать рукой. Во время одного из таких шлепков моя ладонь хлопнула покарману. Сразу тало понятно, что там что-то лежит, что-то тяжелое и, похоже, плоское.

Честно говоря, сразу же подумалось о фляге. Знаете, есть такие плоские металлические

фляги, в которые любители крепких напитков наливают марочный коньячок, а затем прячутсосуд с драгоценным эликсиром в карман дорогого костюма. Владелец телогрейки,естественно, наполнил емкость кое-чем попроще... А то, что наполнил, в этом не было нималейшего сомнения. Предмет казался достаточно тяжелым.

Стремясь поскорее выяснить верна ли моя догадка, я сунул руку в карман ватника. Первоеже касание обнадежило: металл, гладкий, габариты примерно соответствуют моемупредставлению о... Предвкушая удачу, я вытянул находку на свет божий.

В моей руке оказалась толстая прямоугольная пластина размером чуть побольше ладони.Сделана она была из похожего на бронзу металла. Точно в центре располагался круглыйэкран, стеклянная поверхность которого была так плотно прилажена к металлическомукорпусу, что казалось составляла с ним одно целое.

Несколько секунд я тупо пялился на это чудо техники и безуспешно старался понять чтотакое таскал в кармане неведомый владелец телогрейки. То что у меня в руках какое-тоустройство, в этом не было сомнения. Но только вот для чего оно предназначено и каквключается? Я повертел в руках пластину. Может, сенсорное управление? Но тогда черт егознает куда давить, ни единого символа, ни единой метки.

Только я об этом подумал, как в центре экрана вспыхнула зеленая точка, которая вмигпородила такую же зеленую волну. Она прокатилась от центра экрана к его краям, словнокруг на поверхности воды, расходящийся от только что брошенного камня. Длилось все эторовно мгновение, после чего экран вновь стал черным и таким же мертвым, как и раньше.

Любопытно. Очень даже любопытно! Если учитывать, что после мощнейшихэлектромагнитных бурь в самом начале воны вся электроника начисто выгорела, то этотприбор является уникальным образцом. Правда не ясно для чего его применяли, но все равнофакт интересный. Надо будет показать другим, Лешему, Нестерову...

Вспомнив о них, я встрепенулся. Цирк-зоопарк, какого ж я тут стою! Следует поскорееразыскать оставшихся в лагере людей и закрыть ворота. Иначе... Что произойдет иначе, мнеобъяснили буквально в ту же секунду. Грохот автоматных очередей прорезал тишинумертвого города.

Я оглянулся на ворота, через которые мы только что вошли. Никого из заградительногоотряда видно не было. Оно и понятно. Леший и его люди сейчас находятся с другой стороныстены. Они истребляют хищников на подходе, не давая им приблизиться ко входу в поселок.

-- Зверье поперло, -- прозвучал рядом спокойный, даже с некоторой ленцой голос Пашки.

-- Дружно палят... короткими очередями, -- я прислушался.

-- Если короткими, то значит стая пожаловала, -- предположил юный разведчик. -- Квакухидолжно быть. Наши их уделают, вы не сомневайтесь, дядя Максим.

-- Не сомневайтесь... -- буркнул я и стал быстро скидывать свою тощую демисезоннуюкуртку.

Произойти могло что угодно, а бросать заветную телогрейку уж больно не хотелось. Такиевещи на дороге не валяются, разве что сейчас подфартило. Кстати найденный прибор я сунулназад в карман. Тоже ценная находка. Будет время, разберусь.

Только я застегнул последнюю пуговицу, как со стороны ворот раздался громкий вой.Услышав его, я весь похолодел. И не один я. Пашка глядел на меня с побелевшим от страха

лицом. Кентавры! Это и впрямь был разъяренный вой кентавра. Сразу за ним прогремелмощный взрыв, и над стеной поднялось облако серой пыли. Стрельба стихла, и нам смальчуганом вдруг показалось, что произошло самое страшное, непоправимое.

Позабыв о себе, обо всем на свете, мы кинулись к воротам. Возможно это было безумие.Если заградотряд погиб, то и нам грозила неминуемая смерть. Что мы могли вдвоем?Кентавры разорвут нас на куски. Но все же мы бежали со всех ног. У ворот были нашидрузья, наши близкие, и мы отчаянно желали либо помочь им, либо умереть вместе с ними.

Автоматная пальба возобновилась, и у меня отлегло от сердца. Живы! Хвала всевышнему,они живы! Лиза жива!

Своих товарищей мы увидели, когда обогнули замерший перед воротами "Камаз". Бойцыприжались к обеим стенам кирпичного коридора и поливали плотным огнем жиденькуюгруппку кентавров, пытавшуюся прорваться через ровную пятидесятиметровую площадку,которую Одинцовцы предусмотрительно расчистили перед воротами. Правда жиденькимнаступающий отряд ящеров стал только теперь. Около десятка дохлых шестилапых тушсвидетельствовали, что вначале ряды нападавших были куда более плотными. Междупрочим, и вооружены они были по самому последнему слову кентаврской военной техники.У ворот торчал целый частокол из толстых металлических дротиков, которые ящеры металив наших бойцов. Удача, что вреда от них не было никакого, вернее, почти никакого. Язаметил, что у Сергея Чаусова на плече разорван бушлат. Выгоревшая камуфлированнаяткань вокруг дыры окрасилась алой кровью, однако морпех словно не замечал ранения ипродолжал угощать упрямо наползавших бестий все новыми и новыми порциями стали.Стоявший рядом с Сергеем Клюев готовил свой "Хашим" для нового выстрела.

-- Саша, стой! -- завопил я, пытаясь перекричать грохот боя. -- Не трать гранату. Мы ужездесь. Мы поможем!

Не дожидаясь реакции гранатометчика, я вскинул АКС и поймал на мушку чешуйчатуюгрудь одного из монстров. Нажал на спуск и с превеликим удовольствием заметил, как тварьвся задергалась, "наслаждаясь" отправленными мной приветами. Рядом застрекоталаАКСУха Пашки, и второй кентавр завертелся на месте. Вокруг него плясал десяток пыльныхфонтанчиков, выбитых пулями из сухой растрескавшейся земли.

-- К стене! Жи... -- взревел Леший, но так и не договорил, вынужденный переключиться наснайпера: -- Лиза, справа!

Девушка резко развернулась и тут же всадила три одиночных пули в кого-то, ктонаходился за пределами моей видимости. В тот же миг рядом гулко стукнуло что-то весьмаувесистое. Оглянувшись, я увидел обломок бетонной перемычки, из которого торчали кускиржавой арматуры. Метнула его здоровенная хитрая тварь, которая подкралась к нашимпозициям справа, прижавшись к самой стене. Страшно даже представить, что произошло быудайся кентавру этот прорыв. Но Лиза остановила ящера. Одна пуля вошла в его короткуютолстую шею, а две другие легли прямо меж огромных фасеточных глаз. Обычно желтые онисейчас стали черными и выпученными как два пушечных ядра. Что ж, тварь так и подохнет смогильным мраком в глазах.

Бой продолжался уже минут пятнадцать. Яростный и ожесточенный в самом начале теперьон будто выдохся, превратился во что-то рутинное и плавно текущее. Кентавры недемонстрировали свою обычную дьявольскую изобретательность и расторопность. Онипросто перли на нас из руин напротив. Ползли словно через силу, словно чувствовали, чтоидут на заклание. Мы их убивали, но на смену павшим приходили все новые и новые твари.

Глядя на это нелогичное странное сражение, мне представилась длинная цепочка муравьев,которую наверняка видел каждый. Они ползут друг за другом, и кажется, что это движениене может остановить никто и ничто. Эта аналогия вдруг помогла понять: идет бой наизнурение, если конечно так можно выразиться. Победит тот, у кого окажется большересурсов: у нас патронов, а у них... Цирк-зоопарк, а ведь они в расходный материалзачислили самих себя, свои собственные жизни! Что-то новенькое. Никогда раньше незамечал со стороны кентавров такого полного пренебрежения своей шкурой. Они как и всепрочие живые существа ценили жизнь, прятались, стараясь уйти из-под огня, хитрили. Чтоже изменилось сейчас?

Понять я так и не успел. Меня отвлек крик Мурата:

-- Командир, патроны! Я расстрелял весь боекомплект!

Вот оно, началось! -- пронеслось у меня в голове. -- Количество патронов у нас оказалоськуда меньше, чем количество кентавров, бродящих в окрестностях Москвы. И что теперь?Пока еще мы не на полном нуле отступать? Пытаться вломиться в наглухо закупоренноеубежище? Успеем ли? сможем ли домчаться туда раньше, чем наши разъяренныепреследователи?

Вопросы... вопросы... вопросы. Но ни на один из них мне, слава богу, не пришлосьотвечать. И все потому, что неожиданно откуда-то сверху, со стены, ударила длиннаяочередь. В хриплом голосе оружия я с восторгом узнал акцент ручного пулеметаКалашникова. РПК поддержали как минимум полтора десятка автоматных стволов. Грохотвыстрелов и визг пуль разом наполнили все окружающее пространство. На миг мне дажепоказалось, что воздух стал тяжелым и плотным от нашпиговавшей его стали.

Удар, который я неожиданно получил, показался следствием этого ощущения. Я неудержался и рухнул на бок. Неужто зацепило? Чем? Копьем? Камнем? Черт, как обидно! Всамом конце боя.

Ко мне тут же кинулась Лиза:

-- Максим, что с тобой?! -- девушка вцепилась в меня мертвой хваткой, поддержалаголову.

-- В бедро попало. Вот невезуха, -- я прижал ладонь к тому месту, куда по моимощущениям угодил выпущенный кентаврами метательный снаряд.

-- Дай посмотрю, -- Лиза оторвала мою руку.

Мы вместе с ней пристально и удивленно оглядели абсолютно целую полу телогрейки, а,приподняв последнюю, и гладкий трикотаж спортивных штанов.

-- Точно сюда попало? -- засомневалась моя подруга.

-- Да вроде... -- я не знал что и ответить.

-- Чего разлегся? -- к нам подскочил Леший в сопровождении Мурата и Сергея Блюмера. --Ранен что ли?

-- Все нормально. Ударило только чем-то, -- успокоил я приятеля.

-- Вечно тебя угораздит! Причем под самый конец, -- прошипел Загребельный и тут жеприказал своим помощникам: -- А ну, забирайте полковника. Будем закрывать ворота.

Глава 4.

Мы стояли на краю стены и молча глядели на мертвый город. На этом же самом месте янаходился два дня назад, когда мы все вместе отбивали штурм наползавших на колониюполчищ. Два дня... Прошло только два дня, хотя мне почему-то казалось, что минула целаявечность. Вон и здания на противоположной стороне Можайского шоссе совсем обветшали.Их стены заметно потемнели, из серых стали почти что черными.

Не соглашаясь с самим собой, я отрицательно покачал головой. Выдумываешь ты все,уважаемый Максим Григорьевич. Померещилось тебе. За два дня серьезных измененийпроизойти просто не могло. За это время даже ни одного кислотного дождя не было. Так чтоцарящие вокруг кладбищенские серость и тоска они только у тебя в башке. И причинойэтому та напряженность, которая царит сейчас в отношениях двух людей, когда-топоклявшихся друг другу в вечной дружбе.

-- Ты мне ничего не хочешь сказать? -- пожилой майор милиции по имени АнатолийНестеров первым нарушил молчание.

-- Пожалуй, ничего, -- я продолжал задумчиво глядеть на погибший город.

-- Ну и правильно, -- согласился Нестеров. Затем он секунду подумал и добавил: -- Я бы,наверное, тоже выбрал девчонку.

-- Вас двоих мне было не спасти. И я посчитал, что у нее больше шансов, -- я неоправдывался, я просто вспоминал.

-- Знаешь, а меня даже гордость прошибла, -- неожиданно заявил милиционер, и япочувствовал, что он улыбнулся. -- Нет, не за тебя, не надейся. Когда злость внутриперекипела, подумалось какой же я все-таки молодец! Получается, что без всякойпосторонней помощи выкарабкался из лап смерти, оттуда, откуда не смог вырваться никтодругой. Совсем неплохо для старого мента!

-- Неплохо, -- согласился я и не стал напоминать Анатолию, что без моей помощи он бытак и остался лежать в глубоком, наполненном трупами и ядовитыми испарениями подвале.

Нестеров как бы не расслышал моих слов и продолжил, обращаясь больше к самому себе:

-- Теперь бы еще выбраться из всего этого дерьма.

Да уж... Я прекрасно понимал, что дерьмо тут конкретное. Опасаясь нового штурма,Крайчек увел жителей поселка на запад. Они погнались за призрачной мечтой, именуемой"Плавучий город", мирно покачивающийся на волнах где-то у побережья Финляндии.Одинцовцы сделали свой выбор, спасительный для подавляющего большинства исмертельный для нескольких десятков раненых, которые не смогли отправиться в путь.

-- Толя, почему ты не ушел вместе с Крайчеком? -- Я глянул в глаза майору. -- Ты ведьвполне прилично держишься на ногах.

-- Это мой город, -- не задумываясь, ответил Нестеров. -- Я здесь родился, здесь хочу ипомереть. Да еще и раненные... Кто же им поможет, если не я, человек, знающий всю округукак свои пять пальцев?

Честно говоря, примерно такого ответа я и ожидал, а спросил скорее чтобы уловитьнастроение Анатолия. Готов ли он изо всех сил сражаться за себя и своих людей или это вселишь благородный жест отчаяния -- помирать, так всем вместе. Как выяснилось, боевой дух

в груди старого милиционера был по-прежнему силен.

-- Оружием, я так понимаю, вы обеспечены? -- теперь я решил выяснить состояниеместного арсенала. Боевой дух это, конечно, хорошо, но еще лучше, когда в комплекте с нимидут автоматы и пулеметы.

-- Стволы и боеприпасы пока имеются, гранаты тоже. Крайчек просто физически не смогвсе унести. Да и спешили они очень. Брали только самое необходимое.

-- Идиоты! -- само собой вырвалось у меня. -- Я же говорил Томасу, что у него в запасеимеется целых два месяца. Если уж надумали уходить, то это можно было сделать безспешки. Да и раненные вполне успели бы оклематься. Не пришлось бы бросать их здесь,практически на верную смерть.

-- Ты же не сказал, откуда у тебя такая информация, -- разъяснил ситуацию Нестеров. -- Аучитывая тот факт, что вас выдворили из поселка, существовала довольно большаявероятность, что вы намеренно подсовываете нам липовые сведения, желаете поквитаться.

Услышав эти слова, я аж заскрежетал зубами от злости:

-- Неужели ты, Крайчек, Нина, Горобец... Неужели все вы могли так подумать?!

-- Я не верил, Нина тоже... -- понизив голос, признался майор. -- Остальные колебались, ноих убедили.

-- Кальцев, заместитель твой, небось постарался? -- прорычал я. -- Встречу суку, убью!

-- Ну почему же... Вам не доверял не только один Кальцев.

-- А кто еще?

-- Тебе так важно этот знать?

-- Скорее интересно. Конечно не со всеми я в десна целовался, но врагов точно не заимел.И вдруг такое... -- я скорчил гримасу отвращения. Подобное отношение к моей персонеказалось тупостью и нелепостью.

-- Не думаю, что мнение Кальцева и Скубы касается тебя лично, -- Нестеров отрицательнопокачал головой. -- Вы ведь и знакомы-то были едва-едва. Скорее они рассматривали чистогипотетическую возможность мести с вашей стороны. Подстраховывались, не хотелиошибиться.

Скуба... Скуба... Скуба... -- повторил я про себя слегка подзабытую фамилию. Как-то этатемная личность выпала из поля моего зрения. Столько всего приключилось, что думать ободноглазом прототипе Главного не было времени. А может зря? Кто он такой этот лесник?Зачем притащился в Одинцово? При нашей встрече у меня мелькнула мысль, что онагитатор... ну, или если хотите, вербовщик. Что его послали хозяева "Плавучего острова".Так ли это на самом деле? И так ли хорошо и безопасно на Балтике, как он рассказывал? Япочесал затылок. Надо будет грузонуть данной темой одного знакомого подполковника ФСБ.Это его специальность, пусть пораскинет мозгами.

Только я подумал о Лешем, как тут же приметил его мощную широкоплечую фигуру.Загребельный шагнул на стену номер шесть через основательно расширенную балконнуюдверь третьего этажа жилого дома. Эта двенадцатиэтажка как и семь других окрестныхдомов входила в состав периметра. Здание являлось крайней угловой точкой огромногопрямоугольника оборонительных сооружений и смотрело на юго-восток, прямо на

кольцевую развязку Можайское шоссе -- улица маршала Неделина. Важнейшеестратегическое направление. Именно с этой стороны и была предпринята последняя,пожалуй, самая опасная атака на поселок. Не удивительно, что Леший решил посетитьоборудованный на крыше наблюдательный пункт и оттуда как следует осмотреться.

Вволю налюбовавшись окрестностями, он наконец спустился на стену. Направляясь к нам,Андрюха еще раз глянул на город, правда, в отличие от меня, в его взгляде не было нипроблеска лирики, один пристальный, выверенный и взвешенный практицизм. Им жеоказались наполнены и слова подполковника:

-- С этой стороны все чисто.

-- А что с севера? -- в голосе Нестерова звучали тревога и неуверенность.

-- Мы прошли до улицы Жукова, кентавров нет. Ушли.

-- Но они в любой момент могут вернуться, -- продолжал сомневаться милиционер.

-- Майор, нам нужен этот БТР, -- жестко и требовательно произнес Леший.

-- Не должны они вернуться, -- я поддержал Загребельного. -- По нашим сведениям...

-- По вашим сведениям?! -- фыркнул Анатолий. -- Ты говорил, что в ближайшие два месяцаатак больше не будет. А что же, позвольте спросить, мы наблюдали всего пару часов назад?

Хороший вопрос. Как говорится, прямо серпом по яйцам. Попробуй, ответить на такой... Япопробовал:

-- Это была какая-то... -- пришлось потратить пару секунд на поиск подходящегоопределения, -- какая-то аномалия, что ли.

-- И причину этой аномалии ты конечно же знаешь? -- Нестеров выжидательно на меняуставился.

-- Увы, не знаю, -- пришлось бессильно развести руками.

-- Прекрасно! -- милиционер хотя и улыбнулся, но и коню было понятно, что ему сейчассовсем невесело. -- Допустим, разберем мы баррикаду на Южных воротах, а кентавры тут ипожалуют.

-- Не скрою, шансы на такую неприятность остаются, -- согласился Леший. -- Но давайтеподойдем к делу с другой стороны. К примеру, сможем ли мы остановить эту атаку ипродержаться пока заграждение не будет восстановлено? -- Загребельный задал вопрос и самже на него ответил. -- Сегодняшний бой показал, что да. Крупных сил противник собрать неуспеет, так что полтора десятка стволов должны справиться. Кроме того на подступах кворотам растяжек можно понатыкать. Они зверье будь здоров останавливают.

Нестеров надолго задумался, а когда вновь поднял на нас глаза, то спросил:

-- Куда вы собираетесь ехать, когда откопаете машину?

-- Есть одно дело... -- я мельком переглянулся с Андрюхой. -- Несколько странное дело...Оно больше походит на самоубийство.

-- Исчерпывающий ответ, -- улыбнулся майор. Затем он в сердцах махнул рукой. -- Эх,ладно. Разрешу вам ломать периметр, но только при одном условии.

-- Каком?

-- Пообещайте, что перевезете раненых в Подольск.

-- Да мы уже и сами думали... -- начал было я, но Нестеров решительно перебил.

-- Так какого рожна тянете? День-то не резиновый. Живо приступайте к работе!

Когда из-под груды кирпичей, досок и кусков старого железа показалась башня моей"восьмидесятки", я едва не прослезился. Грязная и ободранная, с битыми смотровымиприборами, расплющенными пусковыми установками "Тучи" и погнутыми пулеметнымистволами. В моем восприятии БТР сейчас был трупом родного человека, которыйэксгумировали в присутствии близкого родственника, меня, значит. Чтобы с чувствительнымсвидетелем не случился сердечный приступ, его само собой не допустили к могиле, а лишьразрешили смотреть издали. Высоты восьмиметровой оборонительной стены для этоговполне хватило. Отсюда не видно крови и не слышно ужасной трупной вони.

Я вдруг понял, что это не только ассоциации или всякие там метафоры, рожденные в моем,наверное, уже немного подвинутом мозгу. Это правда, это страшная реальность. Ведь там, наброне...

-- Осторожней, мужики! -- мои мысли прервал прозвучавший внизу возглас Лешего.

-- Кто-нибудь, принесите брезент, -- это был уже голос Кости Соколовского.

Я увидел как один из Одинцовцев, тот, что ближе других стоял к краю баррикады,спрыгнул на землю и потрусил в сторону мастерских. В это время Загребельный иСоколовский вытянули ножи и стали резать веревки, которыми к крыше БТРа был надежнопривязан бурый, приплюснутый, словно измазанный в солидоле, сверток или мешок. Толькоочень присмотревшись в нем можно было узнать человеческое тело.

-- Эх, Лёха-Лёха... не повезло тебе, брат, -- простонал я, вспоминая улыбающееся лицопулеметчика. -- Очень многим в тот день не повезло...

Когда принесли брезент, бойцы аккуратно переложили на него останки погибшеготоварища, а затем спустили с баррикады и отнесли подальше. Потом его похоронят, ну асейчас лучше не слышать этот тошнотворный запах разложения, запах гибели.

Видать отвратный лик смерти подействовал не только на полковника Ветрова. Все,включая моих напарников -- автоматчиков, засевших на стене номер шесть, заметнозанервничали. День уже давно перевалил за полдень, а заветный БТР-80 все еще оставался вкаменном плену. Но добыть его оттуда это только пол дела. После этого еще следоваловосстановить барьер, защищающий нас от визитов разнообразной хищной нечисти.

-- Полковник! -- неожиданный окрик заставил меня вздрогнуть, и не мудрено. В своихмыслях Максим Ветров уже начинал бой с наползающими из сумрака бестиями.

-- Чего тебе? -- я встал с небольшого кирпичного штабеля и поглядел на мощную фигуруЗагребельного, стоящего на практически очищенной крыше бронетранспортера.

-- Если разобрать завал только позади БТРа, ты сможешь его выдернуть? Задним ходом?Иначе... -- подполковник невесело покачал головой. -- Иначе до ночи прокопаемся.

-- Только позади...?

Я призадумался, вспоминая чем именно завалили мою машину в тот самый день, когда онасвоей бронированной грудью закрыла поселок от неистовой атаки кентавров. Вроде спервакидали только кирпичи из тех штабелей, что были приготовлены для достройки Южныхворот. Это уже потом в ход пошли части строительных лесов, металл с разобранных гаражейи оборудование, доставленное из мастерских. Очень хорошо. Значит чего-то объемного,способного намертво заблокировать колеса, в основание баррикады не запихнули. Так чтовполне может и получиться.

-- Попробуем! -- я не стал более раздумывать. -- Разбирайте! Я уже иду!

Прежде чем покинуть огневую позицию на стене номер шесть, я наклонился, обнял заплечи и поцеловал в висок сидящего рядом бойца:

-- Я пошел, Лизок. А ты тут держи оборону, как говорится, за себя и за того парня.

-- Тебе помочь спуститься? -- девушка сделала попытку подняться.

-- Не надо, -- остановил я ее. -- Я почти в порядке. Кроме того не по лесам полезу, а черездом, по лестнице.

-- Только лифт не вызывай, -- сострил какой-то мужичок с перебинтованными ногами,сосед Лизы с другой стороны. -- А то долго ждать придется.

-- Не волнуйся, я грамотный. Когда поднимался, видел табличку "Лифт на ремонте", -- безвсякой злобы отшутился я, прекрасно понимая, что люди, которые вот уже пятый часожидают вражеской атаки, просто должны время от времени выпускать пар.

Внутри здания царил серый пыльный полумрак. Я оставил за спиной одну из квартир и,шагнув за ее порог, оказался на лестничной площадке. Маленькие окошки здесь и раньше-тоне особо способствовали подобающему освещению, а уж теперь-то, в эпоху "Большоймряки", когда небо надежно зашторено гардинами из плотных серых облаков, и подавно.Короче, интим обеспечен.

Проходя мимо лифта, я улыбнулся. Естественно, никакой таблички тут не было, а вотаккуратная надпись "Без парашюта не входить!", выведенная черным маркером прямо напластике двери, присутствовала. Вообще в подъезде было полным-полно всяких изречений идовольно похабных рисунков. Эпоха всеобщей грамотности не прошла для нашего народадаром. Он так завелся, что не мог остановиться даже теперь, когда ценителей этоготворчества явно поубавилось, разве что если авторам везло и удавалось отыскать козырноеместечко, куда все еще время от времени забредали люди. Здание, которое являлось частьюпериметра, для этого годилось как никакое другое.

Не скажу, что по мере спуска меня уж очень занимало чтение адресов побывавших здесьлюдей, их сердечные излияния, выраженные в классической форме "Маша + Витя...", а также разглядывание неумелых карикатур, изображающих большинство жизненных форм изновейшей истории Земли. Однако кое-какие надписи все же заставляли на мгновениезамедлить шаг. Вот в штукатурке глубоко выцарапана строка, очень походящая на какое-тобиблейское изречение: "Спаси если не тело, то душу...". Рядом менее напыщенный и кудаболее легко выполнимый совет: "Трахай все, что движется". Целая серия рисунков поднадписью наглядно объясняла как именно это следует делать.

Двумя пролетами ниже я обнаружил столбик стихов: "Зачеркнуть бы всю жизнь, да сначаланачать...". По-моему это был Есенин, хотя могу и ошибаться. Не был я большим знатокомпоэзии. Хорошие стихи мог слушать сколько угодно, но только вот имена авторов в головепочему-то не держались.

Находясь под впечатлением, вернее окунувшись в воспоминания, которыенежданно-негаданно нахлынули от только что прочитанных строк, я спустился на первыйэтаж. И вот тут-то замер как вкопанный. Прямо передо мной на квадрате стены, освещенномпадающим из окна снопом света, поблескивала большими печатными буквамитемно-красная надпись. Всего три размашисто, будто в спешке написанных слова: "Помни окораблях". Вроде бы ничего не значащая фраза, и ко мне она никакого отношения не имеет.Написал какой-то моряк смерть как тоскующий по морю. Но только вот почему я уже целуюминуту стою здесь и как заклинание повторяю: "Помни о кораблях"? Что это за надпись?Что в ней такого? Кто написал? Когда?

Словно пытаясь ответить на последний из своих вопросов, я подошел к стене иприкоснулся к первой букве. Палец слегка прилип к краске, а когда я оторвал его, оказалсяизмазанным в красную субстанцию. Субстанция... Именно субстанция. У меня язык неповорачивался назвать это краской. Скорее... Цирк-зоопарк, да это действительно походилона кровь. Достаточно свежую, не успевшую еще до конца свернуться кровь.

Первым моим порывом было облизнуть палец и попробовать ее на вкус. Но я вовремяодумался. Мало ли чья это кровь. Ну и что, что она красная. У некоторых тварей в венахтечет такое, что... Стоп! -- Приказал я самому себе. Что это ты, Григорич, понавыдумывал?Откуда здесь взяться крови, да еще свежей? Краска это. Понял, краска! Так что засунь кудаподальше эту свою идиотскую фантазию и шуруй заниматься делом.

Точно... Заниматься делом... Я вспомнил о БТРе, о том, что меня ждут и устыдился своеймнительности и впечатлительности. Повернулся к выходу из подъезда, сделал пару шагов, новсе же не удержался и оглянулся назад. "Помни о кораблях", -- прочитал я в последний разстранную надпись. Что же это все-таки могло значить? Так и не отыскав ответа, я пожалплечами и резонно рассудил, что неизвестный автор обращался явно не ко мне.

Прохладный ветер и дневной свет быстро отогнали все посторонние мысли. Осталась лишьодна, главная -- каким таким макаром вырвать бронетранспортер из каменных тисков?

Когда я подошел к воротам, то понял, что времени поразмыслить у меня будетпредостаточно. Завал позади БТРа разобрали только наполовину. Загребельный и Нестеров,рыча и матерясь, ворочали камни, бревна и листы железа, заодно подгоняя своихвзмыленных подчиненных.

Глядя на милиционера я немало удивился. Цирк-зоопарк, человек только-тольковыкарабкался с того света, а как работает! Майор иногда хватался за такие предметы,которые были не под силу даже здоровяку Лешему. И самое удивительное, что он ихподнимал, выдергивал из тела баррикады и отшвыривал прочь. Правда, справедливости радиследует отметить, что потом Анатолий долго отдувался. Но черт побери, от этого еготрудовые подвиги выглядели ничуть не мельче.

Само собой, оставаться в стороне и безучастно взирать на то, как надрываются моитоварищи было просто невозможно. Тогда я повесил автомат за спину и принялся как могпомогать. За большие и тяжелые предметы, естественно, не хватался, а вот кирпичи мнебыли вполне под силу. Глядя на эти старания, Леший ничего не сказал, только лишьнеопределенно покачал головой. Зато милиционер поинтересовался:

-- Ну, ты как? В порядке?

-- Нормально.

Я был благодарен Анатолию за этот вопрос. Все-таки в нем содержалось не тольконедоумение, а еще и беспокойство за раба божьего Максима. Данный факт вселял надежду,

что, может быть, когда-нибудь мы снова сможем назваться друзьями.

Как ни странно мое появление привнесло в коллектив некое спокойствие иуравновешенность. Дальше работали молча, размеренно и слаженно, как хорошоотрегулированная машина. Результат этого не замедлил проявиться. Где-то минут черезтридцать на свет показалась заслонка водометного двигателя. А за следующие четверть часамы, наконец, высвободили задние колеса.

Глянув на правую шину, я сокрушенно вздохнул. Вся она была в глубоких рытвинах ипорывах, из которых торчали нити стального корда. Вьюнок, гад, постарался! Именно отцепкой хватки его вредоносных щупалец и остались эти отметины. Хорошо, что поврежденотолько заднее колесо, которому сейчас не предстояла жестокая схватка с грудами острыхкамней.

-- Все, Максим, пора пробовать, -- Леший похлопал меня по плечу. -- Давай, танкист,заводись!

-- Угу, -- я кивнул и, даже не поглядев на приятеля, полез на спину своей старой боевоймашины.

В уме я перебирал проблемы, которые могли возникнуть. В каком состоянии двигатель?Подвеска... Как перенесла она схватку с многотонным весом баррикады? И толькопоследним в этом списке стоял вопрос преодоления завала. Сперва завестись, стронуться, ауж там будет видно.

Попасть внутрь бронетранспортера сейчас было возможно только лишь через двадесантных люка, расположенных позади башни. Слава богу, они не были заперты изнутри.Когда мы в спешке покидали БТР, естественно, никому даже в голову не пришло это сделать.Я с ходу кинулся к тому из них, что находился справа. Протянул руку к рукояти напрямоугольной крышке да так за нее и не ухватился. Сам люк и часть бронированной крышивокруг него оказались покрыты отвратной слизистой пленкой. Местами она былапрозрачной, а местами уже взялась мутными грязно-серыми разводами.

До меня мигом дошло что это такое. Цирк-зоопарк, здесь лежало тело пулеметчика, иброня "302-го" оказалась измазана в продукты разложения, которыми истекало его мертвоетело. В подтверждение этому я почувствовал запах. Ветер на мгновение стих, как быспециально предоставляя мне возможность окунуться в океан тошнотворных испарений.

Черт побери, как быстро сейчас трудятся гнилостные бактерии! Словно весь воздух нашейпланеты это для них благодатная питательная среда. Остается лишь дождаться, когда в неговпрыснут катализатор под названием смерть. Вот тут-то и начинается пир!

Я вздрогнул, будто каждой клеточкой своего организма почувствовал присутствиесмертоносных микроорганизмов. Победить их не так легко. Да какой там нелегко?Практически невозможно! Существует лишь одно средство -- повернуть время вспять,возродить нашу планету. Как когда-то говорил мистер Крайчек в одной из своихпропагандистских речей: "...согретая солнцем, вычищенная соленым морским ветром,напоенная ароматом целебных трав...". Хорошо сказал, мерзавец! Все это так ипредставилось. За все это сразу захотелось бороться.

Проклиная себя за преступное промедление, я ринулся ко второй бронированной дверце.Распахнул ее и тут же сиганул вниз. Во время этого чересчур резвого спуска ударился бокомо край люка. Боль в еще не до конца сросшихся ребрах заставила тело изогнуться и мелкозадрожать. Скрипя зубами, я перетерпел приступ и уже более осторожно полез вводительское отделение.

Внутри БТРа я почувствовал себя дома. Это был мой мир, на сто процентов понятный,проверенный и надежный, согретый жаром мотора, продезинфицированный металлом,напоенный целебным ароматом пороха и солярки. В этом мире богом был я, и он крутился вту сторону, в которую я пожелаю, жил по установленным мною законам.

Оказавшись на водительском сидении, я без малейшего колебания включил зажигание.Двигатель должен запуститься. Он не может не запуститься, ведь этого требует полковникВетров -- человек, который своими руками перебирал его, весь, до последнего винтика,холил и лелеял как арабского жеребца за миллион баксов.

-- Заводись, родная! -- рявкнул я, и в ответ тут же послышалось басистое с некоторойпростуженной хрипотцой рычание.

Порядок! Благодаря за службу, я погладил машину по приборной панели. Когда двигательпрогрелся, пару раз надавил на педаль газа, вслушиваясь, как он набирает обороты. Вродевсе нормально. Вот именно теперь настало время выяснить, не отвалятся ли у меня колесапри первом же рывке.

Прежде чем коснуться рычага переключения передач я развернулся на сидении, запустилруку в прикрепленную за спинкой сумку и вытянул оттуда старый танкистский шлем. Новыйпропал вместе со всеми остальными вещами, когда я гостил у кентавров, а вот этот,хранившийся только потому, что было жалко выкинуть, уцелел. Я надел шлем и тут жеощутил какая мягкая и приятная у него подкладка, как она отдает легким запахом курева итройного одеколона. Сразу почувствовал себя малость поспокойней и вместе с темпорешительней. Наверное это свойство всех старых, верой и правдой служивших нам вещей.Слышал когда-то, что спортсмены на самые ответственные старты старались одевать своюстарую "боевую" форму. Она не только не давит и не жмет, она придает уверенность,напоминает, что месяцы тренировок не прошли даром, что ты готов, что ты это можешь.

Вот как раз сейчас именно такой случай. Старт ответственней некуда. И тебе уважаемыйМаксим Григорьевич придется продемонстрировать все свое мастерство.

-- Хватит тянуть! -- приказал я себе, -- Поехали!

Я включил заднюю передачу и аккуратно попытался стронуться. Машина дернулась, но таки осталась стоять на месте. Кроме скрежета трущихся о резину и броню кирпичей другихзвуков слышно не было, ничего не хрустнуло, не затрещало. Не плохо для начала. С душисвалился огромный камень. Надежная торсионная подвеска выдержала выпавшие на ее долюиспытания. Ну, а если такая великолепная машина цела и исправна, то грех не использоватьвсе ее замечательные возможности.

Во время следующего предпринятого мной отчаянного рывка БТР ревел мотором исудорожно маслал проскальзывающими колесами, но с места почти не двигался. Еще одна,третья по счету попытка оказалась не намного удачнее двух предыдущих. Что-то не пускало,что-то надежно держало машину в каменной ловушке.

Именно когда я раздумывал об этом, в люк над моей головой настойчиво забарабанили. Япривстал и открыл крышку. Ну, конечно же, это был Леший.

-- Ты чего остановился?! -- прокричал подполковник. -- Давай! Осыпаются ведь! Вон, ужепол морды освободил. Даже крышки смотровых люков теперь можно открыть.

Я немедленно последовал совету приятеля и открыл крышки. Внутрь кабины тут жеворвался дневной свет. Однако от него я даже не зажмурился. Странные фокусывыкидывают мои глаза. А может дело вовсе не в глазах? Может это сам свет? Он уже не

такой яркий, и это первый звонок, первый намек на приближающиеся сумерки.

-- Андрюха, держись! -- прокричал я и вновь заставил мотор взреветь.

На этот раз я применил новую методу. То рвал вперед, то сдавал назад, пытаясь раскачать,расшатать машину, словно это был ржавый гвоздь, плотно засевший в старой доске. Что изэтого выходило, было видно плохо, но наблюдатель у меня над головой все подначивал иподначивал:

-- Давай-давай! Кажись, получается! Еще чуток и пойдет!

Цирк-зоопарк, ну когда же пойдет? Я злился на БТР, на Лешего и на самого себя.

-- Пошла, родимая! -- вдруг громко завопил Загребельный. -- Поддай газку, Максим!

Мне ничего не оставалось как послушаться. Мотор взревел как сумасшедший,бронетранспортер заходил ходуном, снаружи послышался оглушительный грохот, визг искрежет. Что там происходило я так и не понял, но только баррикада впереди началаудаляться. Машина, покачиваясь, медленно отползала назад.

Глядя на два вдрызг разорванных колеса, я сокрушенно покачал головой.

-- Кто ж знал, что там железобетонные балки, да еще и арматура из них торчит? -- пожалплечами сконфуженный Леший. -- И когда только эту дрянь успели туда скинуть? Я, покрайней мере, не видел.

-- Бой был, -- напомнил я. -- Ты что, сильно обращал внимание из чего строили баррикаду?

-- Вообще не обращал, -- признался Загребельный.

-- Так чего ж треплешься тогда?

-- Сказать то чего-то надо. Отмазаться. А то ты сейчас на меня с кулаками кинешься.

-- Не кинусь, -- пообещал я. -- Самому думать надо было, когда этот скрежет пошел. Можеттогда бы только одним колесом поплатились.

-- На двух доедем? -- поинтересовался мой приятель.

-- Зачем же на двух? -- я почесал затылок. -- Переставлю одно с левого борта. По триполучится с каждой стороны. На трех доедем.

-- Тогда начинай, -- Леший глянул на часы. -- А мы тем временем строительствомзаймемся, время-то поджимает.

-- Чаусова ко мне пришли, -- потребовал я. -- Мне сейчас колеса ворочать, откровенносказать, не по силам.

-- Ладно, пришлю, -- пообещал подполковник, явно расстроенный утратой такого ценногоработника.

На месте Лешего я бы не жался и отдал в мое распоряжение не одного морпеха, а еще какминимум человека два. Баррикада ведь теперь не главное. На кой черт ее строить на века!Этому редуту Одинцовской обороны, как впрочем и самому поселку, осталось продержатьсявсего один день. А вот БТР... Сейчас "302-ой" это самая большая, если не единственная нашанадежда.

Глава 5.

В убежище теперь было далеко не так спокойно и уютно как прежде. Оставшийся безтоплива, дизель-генератор молчал, а, стало быть, об электричестве можно было забыть. Встоловой горели лишь пара керосиновых ламп, да пяток масляных коптилок. Собственноговоря, и сама столовая уже не походила на тот зал, где обычно собиралась шумная толпапоселенцев, где стоял гул сотен голосов, звучали шутки и смех, разгорались жаркие споры.Она превратилась в мрачную вонючую пещеру, своды которой тонули во мраке. Почти всестолы и стулья были сдвинуты к стенам и для пущей экономии места поставлены один надругой. Освободившееся пространство, которое по большей части примыкало к проходу накухню и коридорам, ведущим в жилые помещения, было занято лежавшими прямо на полуматрасами, подушками и прочими частями от мягкой мебели. На них сидели и лежали люди.Практически все они были перемотаны окровавленными бинтами, подвязаны самодельнымишинами. Полумрак и неверный трепещущий свет делал всех кто находился в убежищеучастниками какого-то жуткого спектакля, повествующего то ли о конце света, то ли кудахуже -- о самой преисподней.

Подавленный этим зрелищем, я тихо спросил:

-- Сколько человек осталось в поселке?

Нестеров медленно и устало повернул ко мне голову:

-- Тридцать шесть раненых и шестеро здоровых, включая меня. -- Милиционер тяжеловздохнул. -- Еще утром раненых было тридцать восемь, но мне сообщили, что двое ужеумерли.

-- Почему вместе с Крайчеком не ушли здоровые люди? -- поинтересовался слышавшийнаш разговор Загребельный.

-- Есть пара придурков типа меня, -- Анатолий грустно усмехнулся. -- Остальныеродственники раненых.

-- Все люди здесь, в этом зале? -- уточнил подполковник.

-- Да, здесь, -- майор кивнул. -- Перебазировали санчасть в столовую. Так удобней. Всевместе, все на виду. Рядом еда, вода и отхожие места.

-- И выход, -- встрял в разговор Костя Соколовский.

-- И выход, -- согласился Нестеров.

-- Кстати, насчет выхода... -- Леший резко обернулся к капитану. -- Костя, пока еще нерасположились на ночлег, надо кое-что тут модернизировать.

По усталому лицу Соколовского пробежала болезненная волна, но Загребельный ее словноне заметил.

-- Входную дверь видел? -- продолжил он. -- Это не дверь, а ворота прямо какие-то, да ктому же весьма хилые. Так что возьми ребят, и завали их как следует.

-- Нормальная дверь, подполковник. Чего ты... -- начал было милиционер, но Леший не далему договорить.

-- Это когда она внутри освещенного и охраняемого периметра была, тогда да... тогданормальная. А вот сейчас... -- Окончание фразы Загребельный заменил на сокрушенное

покачивание головой.

-- Делайте как хотите, -- сдавшись, махнул рукой Нестеров и тут же проворчал себе поднос: -- От больной головы ногам покоя нету.

Анатолий обессилено пожал плечами и поплелся к старому обшарпанному столу, накотором стояла большая масляная коптилка, сделанная из стеклянной пол-литровой банки.Глядя ему вслед, я подумал, что майор очень устал. Пятьдесят пять лет плюс недавноперенесенная... Как бы это так лучше выразиться? Довольно близкое знакомство спризраком. Да уж... Анатолий держится на ногах только благодаря невероятно сильномучувству долга и пролетарской злости. Как тогда... в ангаре, где мы с ним прятались.

Завязнуть в воспоминаниях мне не дал голос Соколовского:

-- Я пошел, товарищ подполковник. -- Костя уже хотел повернуться, но на секундупритормозил. -- Андрей Кириллович, вы разузнайте тут, пожалуйста... Может пожрать у нихчего найдется? Вкалывали ведь как лошади. А попрыгунчик, он уже того... давнопереварился.

-- Я узнаю, Костя, -- пообещал Леший.

Мы разошлись в разные стороны. Константин отправился поднимать людей, а мы с Лешимна негнущихся ногах подковыляли к милиционеру. Нестеров сидел за столом. Он сложилруки перед собой и уткнулся в них лбом. На мгновение даже показалось, что пожилойодинцовец уснул.

-- Э... милиция, подъем, экстренный вызов, -- Загребельный не стал церемониться.

-- Чего еще? -- пробубнил майор не поднимая головы.

-- Хотели узнать. С оружием у тебя воде как порядок, а вот как насчет харчей?

-- На кухне... Все, что есть... -- голос Анатолия стал еще на пол тона тише, и я понял, что они в самом деле отключается.

Проявить заботу об одинцовском ветеране мне не дал Леший. Он остановил мою руку,протянутую к плечу Нестерова, и отрицательно покачал головой:

-- Оставь.

-- Его лучше уложить.

-- Оставь, -- повторил подполковник. -- Сперва накормим, а то утром у него сил и вовсе небудет.

Резонно. Мне ничего не оставалось как согласно кивнуть головой.

На кухне оказалось гораздо темнее, чем в общем зале. Свет исходил лишь от одноймасляной коптилки да от грубо сваренной железной плиты, заслонка на которой оказаласьраспахнутой настежь. Сразу стало понятно, что здесь уже кто-то хозяйничает. Но только воткто? Мы с любопытством огляделись по сторонам. Из мрака выглядывали стеллажи скастрюлями, жаровнями и сковородками, разделочные столы, какие-то шкафчики, похожевзятые от обычных кухонных гарнитуров, мойка, емкости с водой, по углам грязныекартонные коробки и засаленные мешки. И ни единой живой души.

-- Кто-то должен был разжечь огонь и поставить на плиту кастрюлю, -- Леший кивнул на

уже начинавшую парить двадцатилитровую алюминиевую емкость с полустершейсянадписью "салаты".

-- Согласен.

Я отыскал большую крышку и накрыл кастрюлю, закипит быстрее и парить не будет. А тотут и так дышать нечем. То что на кухне стоял спертый тяжелый дух, наполненный дымом,влагой, запахами прогорклого жира и гнили, это была истинная правда. Единственный плюс,который я обнаружил, так это то, что здесь было тепло.

-- Ладно, -- принял решение Загребельный, -- начнем тут кашеварить, а нагрянутпомощники... что ж, милости просим. -- Подполковник бросил вещмешок и автомат на одиниз разделочных столов.

-- В наряде по кухне я уже лет так двадцать семь как не бывал, -- я устало усмехнулся.

-- Это ты намекаешь, что жрать готовить не умеешь? -- сделал вывод Леший, снимаябронежилет, а затем и камуфлированный бушлат.

-- Все зависит из чего готовить. Суп из топора у меня получается отменный, -- я последовалпримеру приятеля. Повесил автомат на вделанный в стену крюк и стал расстегиватьтелогрейку.

-- Сейчас поглядим, что тут у нас имеется в наличии, -- Леший принялся за ревизиюместных запасов и жестом пригласил меня ему помочь.

Буквально через пять минут мы поглядели друг на друга с некоторым недоумением,которое все больше и больше пропитывалось горечью и возмущением.

-- Здесь почти ничего нет, -- я первым обрел дар речи.

-- Крайчек им ничего не оставил, -- подполковник ФСБ более точно обрисовал ситуацию. --Только соль и немного перловки.

-- Может в подвале... -- начал было я, но осекся, видя как Андрюха отрицательнопокачивает головой.

Несколько минут мы молчали. Булькала закипевшая вода, в плите потрескивали дрова,где-то в районе главного входа слышался размеренный стук. И все... больше ничего. Толькохолодные атрибуты неживой материи. Это место словно само открещивалось от людей. Всечеловеческое покинуло его навсегда.

-- Может не стоит...? -- Загребельный заговорил первым.

-- Что не стоит?

-- Не стоить спасать этот гребаный мир. Сдохнем, так нам и надо. Не достойны!

-- Запасов провизии в Одинцово было совсем мало. Именно поэтому местные с такимрвением и принялись искать тот проклятущий магазин, -- я не оправдывал Крайчека, япросто пытался поставить себя на его место.

-- Поэтому они подчистую списали своих тяжелораненых? -- вспылил Загребельный.

-- Тихо ты! Чего орешь? -- я рявкнул на приятеля, а сам покосился в сторону раздаточногоокна. Ни к чему людям в зале слышать такие речи, такой страшный приговор.

-- Я знал, что Крайчек уйдет, -- продолжил Леший уже более спокойным тоном. -- Знал, чтооставшиеся здесь раненные обречены. Единственное, чего я не мог предвидеть, так это точто они умрут от голода. Вспомни, Максим, ведь всегда так было, если ты оставляешьраненного товарища, то отдаешь ему все: оружие, еду, одежду. А сам уж перебьешься, сам ужкак-нибудь... Возможно это глупо, бессмысленно и нелогично, но это по-человечески. Тыоставляешь товарищу не только все эти вещи, ты даришь ему надежду. А как поступилиэти... -- тут Загребельный запнулся, захлебнувшись гневом. Когда приступ ярости прошел, онс горечью добавил: -- А мы ради них еще жизни свои ложить собирались. Нет уж, всех наудобрение!

-- Ишь ты, разошелся, -- сердцем я чувствовал правоту приятеля, но умом понимал, что невсе так просто. -- Крайчек хотел увеличить шансы идущих с ним людей. Они могли не найтипропитание.

-- Они здоровы, сильны и до зубов вооружены, прокормились бы одной охотой.

Едва Леший произнес это, как в дверь кухни ввалились две взмыленные личности. Однаженского пола лет восемнадцати, другая мужского, не старше пятнадцати. В руках и упервой и у второй были грязные холщевые мешки, родные братья тех, что валялись по угламкухни.

-- Здрасьте, -- пролепетал Пашка. Он явно не ожидал встретить нас на кухне.

-- Виделись уже, -- пробурчал Леший. -- Где пропадали?

-- Тут дело такое... -- замялся пацан.

Зная этого юного прохвоста, я сразу заподозрил, что дело нечисто.

-- Что в мешках? -- не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять -- тайна скрываетсяименно там.

-- Тут это... -- ища поддержки, Пашка покосился на сестру.

-- Крестовики, -- девушка собралась с духом и ответила за брата.

-- Кто?! -- Загребельный скривился как если бы вместо водки он всадил стакан ослиноймочи.

-- Крестовики, -- второй раз Лиза произнесла название тварей уже более уверенно и даже скакой-то обидой, мол, мы не оценили всю ценность и полезность их трофея.

-- Где вы наловили эту гадость?

Я с отвращением вспомнил здоровенных волосатых пауков. При взгляде сверху, кажетсячто четыре их лапы образуют крест. Видать отсюда и название.

-- Крестовиков есть, между прочим, можно, -- проинформировал Пашка. -- Только знатьнадо какие места. Не все в них ядовито.

-- Рыба фугу, только инопланетного разведения, -- сумничала Лиза.

-- Я сейчас вам такую фугу устрою! -- я прекрасно понял, что мои юные друзья потихонькупытаются съехать с темы "откуда взялись крестовики" и пытаются заменить ее информацией"ах как вкусно!".

Загребельный тоже об этом догадался.

-- За периметр лазили, -- Леший даже не спросил, а просто поставил меня в известность.

-- А что, лучше с голоду пухнуть? -- Пашка обижено засопел. -- Лизка сказала, что виделаих, когда растяжки ставили. Вот мы и решили... Для всех же старались!

-- Наружу? И всего вдвоем... -- начал было я.

-- В первый раз что ли? -- Лиза очаровательно улыбнулась.

-- Да там сейчас зверья... -- попробовал я снова.

-- Нету никого. Одна мелочевка шастает, -- девушка была готова и к этому вопросу.

-- А кентавры нагрянут? -- в ход пошел последний аргумент.

-- Поздно уже, да и не крутится она, -- Лиза опустила свой мешок на пол и полезла вкарман "Аляски". Оттуда она ловко выудила маленькую квадратную коробочку. Подпрозрачным пластиком безжизненно повисла сделанная из искрящегося голубого металлаажурная рамка. -- Видите, туннелей поблизости нет.

-- Лучше тебе, Максим, у нее эту штуку отобрать, -- глубокомысленно произнесЗагребельный. -- Спокойней будет.

Лиза тут же среагировала и спрятала приборчик за спину:

-- Нет уж... подарок, а подарки назад не забирают.

Как бы стараясь выработать отношение ко всему этому безобразию, мы с Андрюхойпереглянулись. Я так и не выработал, о чем засвидетельствовал беспомощно разведя руками.Глядя на всю эту сцену, подполковник от души рассмеялся:

-- Чего ржешь? -- я вмиг насупился.

-- Будем.

-- Не понял?

-- Я говорю, будем спасать мир. Ради них будем, -- Загребельный кивнул насконфуженных, ничего не понимающих Лизу и Пашку. -- Ради таких как они.

-- Ну, слава богу, одумался, -- пришел мой черед улыбнуться. -- Как ты думаешь, а спасениенас от голода может стать первым шагом к спасению мира?

-- Вполне, -- Леший кивнул и, обращаясь к брату и сестре Орловым, приказал: -- Давайте,попробуем что-нибудь приготовить. Время-то идет.

Лиза тут же спохватилась:

-- Вода уже закипела? -- девушка задала вопрос и быстрым шагом направилась к плите.

Я проводил ее взглядом и подумал, что она уже почти не хромает. Может помог рецептЗагребельного, понукавший Лизу не жалеть себя, не отсиживаться по углам, а постояннотренировать, расхаживать ноги. А может... Лиза ведь тоже находилась неподалеку отГлавного. Правда не так близко, как я, но все же... Его непонятная, можно даже сказатьсверхъестественная энергия вполне могла подействовать и на нее.

Пока я предавался размышлениям, подполковник ФСБ принялся помогать юнымохотникам, не забывая между делом расследовать все обстоятельства совершенного имипроступка:

-- Вы когда ушли? -- поинтересовался Загребельный, подкидывая в плиту дрова, они жекуски порубленной на части мебели.

-- Минут тридцать назад, -- Лиза кинула в кастрюлю несколько больших ложек соли. -- Тутплита не очень... Вода долго закипает. Так что...

-- Тридцать минут... -- Леший не дал девушке договорить. -- Главные двери убежища тогдауже были закрыты.

-- А мы через резервный ход, -- простодушно объяснил Пашка. -- Вы же помните, товарищподполковник, вы с дядей Максимом сами им пользовались.

-- Помним мы, помним, -- я подтянул к плите мешок с перловкой, хотя "подтянул" этослишком сильно сказано, скорее поднес, так как крупы в нем оставалось от силы килограммдесять.

-- А дальше через лаз, -- по тону Лешего можно было подумать, что он разговаривает сам ссобой.

-- Лаз как раз с этой стороны, в здании рядом с Южными воротами, -- Лиза выдала тайну,которая раньше хранилась за семью печатями. Теперь-то этот секрет уже оказалсяполностью бесполезным, и девушка это прекрасно понимала.

-- Вот и сказочке конец, -- подвел я итог допросу, так как дальше вроде все было яснееясного.

-- Не совсем.

В голосе Загребельного прозвучали грозные нотки, и Лиза, черпавшая мерной кружкойкрупу, замерла в предчувствии неприятностей.

-- И где только ваши головы были?! -- прорычал Андрюха. -- Услышь кто вашу пальбу...Весь лагерь на уши поднялся бы. А нам это надо?!

Как ни странно после этого обвинения девушка, как впрочем и ее брат, заметнорасслабилась, я бы сказал, вздохнула с облегчением.

-- Зачем же стрелять? -- моя подруга возобновила прерванную работу.

-- Как зачем? -- удивился я. -- А как же вы тогда этих тварей добыли?

-- Крестовиков руками можно ловить, -- пояснил пацан, гордый тем, что может хотьчему-то поучить взрослых дядек.

-- Руками?! -- по-моему, мы с Лешим задали этот вопрос одновременно.

-- Ну, не совсем руками... -- после того, как должный эффект был произведен, Пашкапошел на попятную. -- Набросишь на них какую-нибудь тряпку... куртку или, к примеру,одеяло, крестовики сразу и замирают. А потом прямо через ткань хрясь прикладом, и готовголубчик!

-- Все! -- своим восклицанием Лиза оповестила, что перловка загружена. -- Вариться каша

будет долго, мясо добавим под самый конец, а то разварится и распадется.

Мясо? Где ж там у них мясо? -- подумал я, представляя гадких волосатых созданий. Каквыяснилось, вспоминать их было вовсе не обязательно. Через минуту крестовики во всейкрасе предстали перед нашими глазами. Развязав один из мешков, Лиза вывалила на полпяток перемазанных в бурую кашу тарантулов.

-- Фу, гадость какая! -- я скривился.

-- Когда желудок пустой, пойдет и такое, -- со знанием дела заявила девушка.

-- Никогда бы не подумал, что их можно есть, -- Загребельный пнул носком ботинкаближайшую из тварей.

-- Мы тоже не думали, -- согласился Пашка. -- Но дядя Витя Сотников научил.

При упоминании об этом человеке я вздрогнул. День нашей с ним встречи был не самымлучшим днем на моей памяти. Так уж вышло, что жизнь Виктора Сотникова оборвал я,размазав его по асфальту колесами своего БТРа. Но другого выхода не было. Я только лишьоборвал мучения несчастного.

Жуткая отвратительная сцена из прошлого словно получила свое продолжение внастоящем. Естественно не столь ужасное, как смерть человека, но не менее отвратительноена взгляд каждого кто ее наблюдал. Лиза голой рукой схватила здоровенного паука затолстую волосатую лапу и подняла его с пола. Тварь размером с крупного дальневосточногокраба повисла в воздухе, безвольно свесив остальные три конечности.

-- Пашка, поднеси сюда коптилку, -- приказала девушка.

Мальчишка со светильником в руках подошел, и Лиза начала урок зоологии:

-- У крестовика самое опасное место это лапа с ядовитым шипом. Вот она, я сейчас как разза нее и взялась. -- Лиза поднесла конец волосатой конечности к свету и продемонстрировалаострый, слегка изогнутый коготь сантиметра четыре длиной. -- Поэтому всегда лучшедержать за нее. Крестовик даже если и дернется, в смысле если он еще не до концапришибленный, то все равно ударить не сможет.

-- Этот-то, дохлый? -- спросил я, беспокоясь за свою подругу.

-- Этот... -- Лиза подняла инопланетного паука повыше, так чтобы круглое туловище тогооказалось как раз напротив ее глаз. -- Этот точно дохлый.

-- Дальше, -- потребовал Загребельный.

Лицо подполковника выражало неподдельный интерес... и еще некоторое сожаление,может даже досаду. Я сразу смекнул, что в памяти у Лешего прокручиваются фрагменты изего героического прошлого, и подполковник очень жалеет, что тогда ничего не знал обисточнике пищи под названием крестовики.

-- Съедобны у них только лапы, -- тем временем продолжила Лиза. -- Три лапы, -- тут жепоправилась она. -- Ту, на которой шип, трогать ни в коем случае нельзя. Внутри проток сядом. Как ни старайся, все равно его раздавишь.

-- Только три лапы... -- задумчиво произнес я, намекая, что от такой дичи не очень-торазжиреешь.

-- Мяса получается всего грамм триста, но это хорошее мясо.

Лиза сперва пояснила, а затем, выудив откуда-то из темноты небольшой топорик, ловкоотделила три съедобные конечности. Она отшвырнула бесполезное, теперь уже одноногоетуловище и стала обухом топора, словно орехи, колоть покрытые хитином лапы. Внутрикаждой из них обнаруживались продолговатые кусочки белого мяса, очень похожие на давнопозабытый деликатес под названием крабовые палочки.

-- Если в углях запекать, то надо лапы целиком ложить, а уж потом колоть и есть, --проинформировал Пашка, опуская коптилку на пол.

-- Но сейчас-то мы кашу с мясом готовим, -- заметила его сестра. -- А значит, спервачистим, а уж потом варим.

-- Давай помогу, -- предложил я и стал подыскивать на полках что-либо похожее накухонный топор Лизы.

Не скажу, что мне очень уж хотелось копаться в паучьих потрохах, но, во-первых, долгджентльмена, а во-вторых, надо же было доказать самому себе, что я тоже могуприкоснуться к этой мерзости. Когда под руку подвернулся тяжелый хорошо оточенныйтесак, стало понятно, что испытание моей выдержки начинается.

Ощущая под пальцами колючую щетину, вымазываясь в бурую жижу с резким запахомаммиака, я рубил многосуставные, как гибкая телескопическая антенна, конечности. Затемпереворачивал тесак тупой стороной и крошил твердую оболочку. Хватаясь за каждуюновую лапу, я заставлял себя не кривиться. После разделки третьего или четвертогокрестовика это стало получаться, ну или почти получаться. Гримасу отвращения на моемлице сменило что-то совсем иное.

-- Ты сейчас на маньяка похож, -- пошутил Загребельный. -- Такой же тупой икровожадный взгляд. -- Подполковник на пару с мальчишкой занимались тем, что ножамивыковыривали мясо и собирали его в кривую, битую эмалированную миску.

-- Ха-ха, как смешно, -- огрызнулся я. -- Ты давай, работай и не умничай.

Сказал я это так... чтобы отмазаться. На самом деле подгонять Андрюху не было нужды.Они с Пашкой трудились куда проворней, чем мы с Лизой, и в миске уже накопилоськилограмма два паучьего мяса. Вот только вид и аромат у него были весьмаподозрительными.

-- Когда промоем от крови, почти весь запах уйдет, -- Лиза перехватила мой озабоченныйвзгляд. -- А когда сварится, вообще ничего такого не аппетитного чувствоваться не будет.

-- Надеюсь, -- я подкинул Лешему последнюю из обработанных мной паучьих конечностейи с несказанным наслаждением наконец распрямил спину.

Пока ужин варился, у нас появилось немного свободного времени. Лиза хотела употребитьего на уборку, но Загребельный не позволил.

-- Незачем суетиться и попусту тратить силы, -- пояснил он. -- К завтрашнему вечеру здесьвсе равно не останется ни одной живой души. Так что и посуда, и уборка... К дьяволу их!Убежище, как и все Одинцово, это уже прошлое.

Лиза знала о наших планах по перемещению раненых в Подольск, а поэтому поняла чтоимел в виду подполковник и возражать не стала. Общими усилиями мы собрали очистки в

мешки, сунули их в грязную миску и запихнули все это в дальний угол кухни. Авось до утране завоняются.

Основательно вымыв руки, благо дефицита воды в убежище не наблюдалось, мы сталиодеваться.

-- А мне уходить нельзя, -- сообщила девушка. -- Кто же будет за едой приглядывать?

-- И я останусь, -- Пашка повернулся спиной к своим пожиткам. -- Тепло тут.

На кухне стало действительно тепло, почти жарко. И эту благодать даже не мог испортитьчад, который исходил от плиты. С вытяжкой явно что-то произошло, поэтому часть дыматеперь шла внутрь помещения. Он подымался к закопченному потолку, словно цеплялся занего и призрачными извивающимися червяками полз в направлении входной двери ираздаточного окна.

Я вспомнил слова Загребельного. Кажется, тот говорил, что в наглухо закрытыхпомещениях огонь лучше не разводить. Однако это он имел в виду костры, которые жгут всюночь. Сейчас же огонь в плите развели только, чтобы приготовить пищу. Всего черезкакие-нибудь полчаса его затушат или он погаснет сам. Подумав о приближении холода, япоежился.

-- Знаешь, Андрей, давай и мы останемся. Костер, хорошая компания... Что еще надочеловеку? -- произнося эти слова, я взъерошил Пашкину белобрысую шевелюру.

-- Почему нет? -- Лешего не пришлось долго уговаривать. -- А ну, молодежь, сгоняйте застульями, а то старые дядьки едва на ногах держатся.

Стоило Лизе с Павлом покинуть кухню, как я зашипел на приятеля:

-- Э... ну ты, полегче с определениями. Какие же мы старые?

-- Что, седина в бороду, бес в ребро? -- осклабился Загребельный. -- Скажи ей, что тебетридцать, а выглядишь на полтинник потому как... -- Леший прыснул и припомнилбородатую шутку: -- У верблюда два горба, потому что жизнь борьба.

-- Лиза знает сколько мне, -- я уже и сам был не рад, что начал этот разговор.

-- Тогда вообще не вижу смысла обижаться, -- мой приятель в недоумении развел руками.

Когда я угрюмо промолчал, Андрюха пошел на попятную:

-- Ладно уж, больше ни слова о возрасте. Обещаю. -- Леший помедлил и добавил: -- Толькоодин совет...

-- Ну.

-- Побрейся. А то рожа у тебя, прямо как у криминального элемента с Кавказа, -- слово"Кавказ" Загребельный произнес с колоритным грузинским акцентом.

Вот чего-чего, а грузином меня никогда не величали. Может именно поэтому я тут жеподнес руку к лицу и ощупал его словно слепец. Худые впалые скулы и квадратный, слегкатяжеловатый подбородок поросли недельной щетиной. Однако не думаю, что это уж оченьделало меня похожим на горячих горных абреков. Насколько я помнил, их основнымиотличительными чертами всегда были орлиный нос и кепка-аэродром.

Цирк-зоопарк, нос! Я мигом коснулся своей переносицы и обнаружил на ней хорошопрощупываемый горб. Вот блин, проклятый ФСБшник, накаркал таки со своим верблюдом.Один горб у меня уже образовался. Притом все как и говорил Леший... борьба тогда была нена жизнь, а на смерть. Я тут же припомнил часы, проведенные в плену у кентавров. Мнетогда переломали не только нос, но и ребра. А о сотрясении мозга и прочих поврежденияхмоего бренного тела не стоит и вспоминать.

-- А вот и мы!

На кухню протиснулись брат и сестра Орловы. Каждый из ребят тащил по два стула.

-- Садись, Максим.

Лиза поставила рядом со мной просторное и удобное пластиковое кресло, такие обычновыставляли на открытых летних площадках или кафе. Остальные три стула были простымидеревянными, сконструированными без особых претензий на удобство.

-- Везет же некоторым, -- с наигранной завистью вздохнул Загребельный, и я понял, что онне только о кресле.

Минут пять мы сидели молча. Просто наслаждались покоем и видом весело горящего огня.Кроме этого кухня потихоньку наполнялась запахом готовящейся пищи, что само собойподнимало настроение, способствовало некоторой расслабленности и мечтательности.Нажраться и на боковую! А что, вполне приличная мечта для мира, в котором удачей ужесчитается дожить до следующего дня.

Все испортил Леший. Подполковник ФСБ не мог не думать о проблемах:

-- Никак не могу взять в толк, почему они сегодня напали? -- протянул он задумчиво.

-- Ты о кентаврах? -- переспросил я, с трудом возвращаясь из сладкого мира грез.

-- О них, родимых. О ком же еще?

-- Да, странно, -- согласился я. -- ОН не обещал, что шестилапые воспылают к нам горячейлюбовью, но гарантировал, что в течение двух месяцев атак не будет.

-- Кто "ОН"? -- громко спросил Пашка.

-- Тс-с-с... -- я приложил палец к губам, давая пацану понять, что не стоит влезать вразговор старших как по возрасту, так и по званию.

-- Давай просто послушаем, -- Лиза поняла мой намек и осадила брата.

-- Вот это правильно, -- похвалил ее Загребельный и тут же вернулся к прерванной теме: --Сегодня кентавры нападали уж очень прямолинейно, почти как год назад, когда мывстретились с ними впервые. Это странно, ведь с тех пор они серьезно эволюционировали,многому научились.

-- Обкурились наверное, -- я отшутился, так как свежих мыслей по этому поводу почему-тоне родилось.

-- Смешно, -- ответил подполковник ФСБ даже не улыбнувшись. -- Неужели в этом изаключалась помощь Главного? Погрузить этих тварей в полусонное состояние и дать намвозможность валить их как в тире.

Услышав имя "Главный", Лиза с Пашкой переглянулись, но на этот раз удержались отрасспросов.

-- Честно говоря, я надеялся что он имел в виду нечто совсем иное, -- мне ничего неоставалось, как сокрушенно покачать головой.

-- Я тоже, -- Леший со злостью сплюнул. -- Все-таки сволочь этот Главный. Никому веритьнельзя!

В тот самый момент, когда Андрюха произносил эти слова, через порог кухни перешагнулКостя Соколовский.

-- Вкусно пахнет, -- на его лице заиграла счастливая улыбка. -- Вы этим ароматом раненыхпрямо на ноги подняли. Вон, стоят за стеной, вдыхают будто живительный эликсир.

Услышав эти слова, подполковник ФСБ резко развернулся и глянул в сторону раздаточногоокна. Снаружи и впрямь стоял человек. Только к тому моменту, когда на него глянул я,раненый уже повернулся и медленно удалялся прочь. Все, что удалось разглядеть, так этостарую солдатскую шинель и перевязанную окровавленным бинтом голову. Бежать за ним ирасспрашивать кто такой и что делал около окна казалось глупостью. Что он тут мог делать?Просто голодный, причем настолько, что пришкандыбал сюда в надежде первым получитьзаветную пайку.

Придя к такому выводу, я слегка успокоился и решил посоветовать Андрюхе сделать тожесамое. Однако, глянув на приятеля, я понял, что мой совет вряд ли подействует.Загребельный сидел хмурый, с плотно сжатыми губами и сдвинутыми бровями.

-- Ты чего? -- я попробовал его растормошить.

Леший медленно перевел на меня взгляд и негромко произнес:

-- У него ранение в голову. Половина лица изувечена и нет левого глаза.

При этих словах я вздрогнул. Это действительно было словно предупреждение,напоминание о прошлом.

Глава 6.

Ужинать мы сели в отдельной комнате, которая находилась в глубине убежища. Чтобыдобраться сюда из общего зала, предстояло преодолеть метров пятнадцать узкогоизвилистого коридора с темными, жутковатыми в своем безмолвии и своей бездонностипровалами дверей. Это помещение Леший выбрал не случайно. Сегодня он хотел наконецповедать членам группы о наших дальнейших планах, после чего предложить им сделатьсвой выбор. На всякий случай мы с подполковником решили, что эта информация не должнакоснуться чужих ушей. Как говорится, береженного бог бережет.

По периметру небольшой комнаты стояли грубо сколоченные двухярусные нары, в центрекруглый, когда-то полированный стол и четыре стула. Это было именно то помещение, вкотором обычно ночевал Крайчек вместе с другими ответственными лицами колонии.Отсюда и столь роскошная меблировка. В других жилых комнатах убежища кроме матрасов,лежащих прямо на полу, вряд ли можно было отыскать что-либо еще.

-- Приступить к принятию пищи! -- для порядка скомандовал Загребельный.

На него с любопытством покосились восемь человек, которые в этот момент уже доедалисвои порции.

-- Спасибо, что разрешил, -- хмыкнул... нет, скорее зевнул я.

-- Порядок есть порядок, -- ответил подполковник.

-- Хорошо пошло, -- смачно отрыгнул Сергей Чаусов. -- Что за мясо такое? Раньше никогдане ел.

-- Тебе лучше не знать, -- я улыбнулся и сделал это специально, чтобы не скривиться.

-- Так точно, лучше не знать, -- мигом согласился громила морпех.

По его физиономии стало понятно, что Сергею глубоко наплевать чем набивать желудок.Если скомандуют "можно", он будет жрать крестовиков прямо живьем. Замечательноекачество для солдата, а для солдата мрачной эпохи постапокалипсиса так вообще -- сказка.

Стук ложек по мискам и котелкам постепенно стихал. Его сменило бряцанье кружек.Запивали просто кипятком, наливая его из пузатого закопченного чайника. Горячаяжидкость текла по горлу, согревала и расслабляла. Понимая, что еще чуть-чуть и у людейначнут слипаться глаза, я подтолкнул своего соседа плечом:

-- Давай, начинай.

-- Угу, -- Загребельный запихнул в рот последнюю ложку каши и принялся спешнозапивать ее кипяченной водой.

Именно в этот момент в коридоре отчетливо послышались шаги. Обычные человеческиешаги. Вроде обращать на них внимание или чего доброго опасаться причин не было, однакопочему-то все бойцы Красногорского спецназа мигом напряглись. А Соколовский дажепотянулся за автоматом.

-- Капитан, мы в убежище, -- вполголоса напомнил я.

-- Да, конечно... -- Костя кивнул и убрал руку с оружия.

Все молча ожидали появления гостя. Шаги приближались. Вслушиваясь в них, я сталразличать шарканье то ли усталого, то ли больного человека. Больного или раненого?Раненый! Подобно вспышке молнии в мозгу родилось предчувствие. Я был почти уверен,что знаю кто сейчас появится на пороге. Это будет тот человек с изуродованным лицом,одноглазый в окровавленных бинтах. Это судьба! Это просто не может быть никто иной!

-- Вижу, вы не спите, -- под аккомпанемент знакомого, слегка охрипшего голоса изтемноты появился Анатолий Нестеров. -- Свет горит... Голоса...

Фух! Я вздохнул с облегчением. Слава богу, никаких сюрпризов.

-- Ну, свет, допустим, мы гасить не собираемся, -- ответил Костя Соколовский. -- И вам несоветуем.

-- Понятное дело, не будем, -- согласился с предложением капитана милиционер. -- Какможно, у нас ведь раненые.

-- Толя, проходи, садись. Чего в дверях стоять? -- я указал на свободную койку.

-- Собственно говоря, я не надолго, -- Нестеров секунду поколебался, но затем все жевошел и сел. -- Пришел для того, чтобы спасибо сказать, -- майор мял пальцы на руках инеотрывно глядел в пол перед собой. -- Вы нам жизнь спасаете. Без вас бы нам полный

каюк.

Майор запнулся. Было понятно, что он собирается с духом перед тем, как сказать что-товажное, хотя и весьма для него болезненное.

-- Я понимаю, вас вышвырнули из Одинцово, но...

-- Раненные поели? -- перебил я милиционера.

-- Что? -- Нестеров не сразу понял вопрос. -- А... да... поели.

-- Ну вот и славно, -- я поднялся на ноги. -- Все остальное чушь собачья. Забудь. Завтрапереберемся в Подольск, и все будет просто замечательно.

Анатолий хотел что-то ответить, но я ему не позволил. Остановил жестом руки,одновременно обращаясь к Загребельному:

-- Ваша очередь, товарищ лектор.

Леший внимательно поглядел на Нестерова, а затем угостил вопросительным взглядом именя.

-- Хочу, чтобы Толя тоже послушал, -- настоятельно потребовал я.

Подполковник продолжал колебаться. Чтобы дать ему время и это не выглядело нажимом смоей стороны, пришлось пойти на маленькую хитрость:

-- Дай закурить. У тебя ведь, кажись, еще оставалось?

Леший полез за кисетом, а я, пользуясь моментом, незаметно наступил ему на ногу. Тотвздрогнул и поднял на меня глаза. В ответ пришлось состроить страшную рожу, давай, мол,не выпендривайся.

Свернув самокрутку, я направился к двери.

-- Не хочу отравлять легкие двух юных созданий, -- объяснил я и поглядел на этих самыхсозданий. Что-то они неестественно тихо отнеслись к моей шутке.

Причина этой тишины стала ясна с первого взгляда. Лиза с Пашкой спали, прижавшисьдруг к другу, на одной из коек нижнего яруса. Там же где до этого и ели.

Участников нашего полуночного военного совета стало на двоих меньше. А может оно и клучшему? Честно говоря, я вовсе не горел желанием тащить детей на Проклятые земли. Атак придумаю что-нибудь, попрошу их подождать меня в Подольске.

С души свалился тяжеленный камень. И теперь, облокотившись о дверной косяк, я снаслаждением затягивался горьковатым дымом, ждал, когда Леший начнет.

-- Значит так...

Первые слова подполковника были произнесены довольно громко, и Соколовский поймалего за локоть. Костя взглядом указал на спящих Пашку и Лизу, и Загребельный согласнокивнул.

-- Значит так, -- продолжил он уже значительно тише. -- То, что сейчас будет сказано,является истиной правдой и вопросы "откуда мы это знаем?" здесь неуместны. Все поняли?

Леший обвел пристальным взглядом своих бойцов, Блюмера и милиционера. Пятеро изних тут же согласно закивали, а Нестеров неопределенно пожал плечами. Загребельномуреакция майора не очень-то понравилось, но Андрюхе пришлось ее проглотить.

-- Перед нами стоит непростой вопрос: "Что делать дальше?", -- подполковник справилсясо своим недовольством и продолжил: -- Кое-кто скажет, что это не вопрос. Перебраться вкакую-нибудь колонию поюжнее, в Чехов или Серпухов, например, и жить там мирно, долгои счастливо. Так?

-- Лучше в Домодедово, -- буркнул себе под нос Соколовский. Вырвалось это у негосовершенно случайно, поэтому капитан, извиняясь, тут же приложил руку к груди.

Все Красногорцы поглядели на Соколовского с пониманием, а у Лешего на лице дажепроскользнула легкая тень вины. Я сперва не понял почему, а затем все же догадался. Ни окаком Домодедово, Чехове или Серпухове речь идти не будет. В наши планы входилосовершенно иное.

-- Короче так... -- Леший собрался, чтобы случайно не соскочить с начатой им линииразговора. -- О "мирно" и "счастливо" можете забыть. Насчет "долго", тоже очень и оченьсомневаюсь.

-- Это я так понимаю, товарищ подполковник намекнул, что ситуация все ухудшается иухудшается, -- сделал вывод милиционер. -- И от этого, как там в песне поется: "...неспрятаться, не скрыться".

-- Совершенно в дырочку, -- подтвердил Андрюха.

-- И откуда все это известно?

-- Я знаю что говорю, -- произнес Леший, добавляя в свой голос побольше металла. --Поверьте опыту и чутью старшего офицера ФСБ, которые к тому же основываются накое-каких сведениях.

-- Ты ФСБшник? -- удивился милиционер и это удивление, как мне показалось, даже непозволило ему расслышать главное -- словосочетание "кое-какие сведения".

-- Толя, ты пожалуй единственный из здесь присутствующих, кто этого не знает, -- подалголос я, выпуская очередное кольцо дыма.

-- Теперь знаю, -- Нестеров с иронией хмыкнул себе под нос: -- Надо же, угораздило...

Однако в данный момент личное отношение милиционера к Службе Безопасности малокого интересовало. Все были угрюмы, напряжены и ждали самых скверных новостей. И онине замедлили прозвучать:

-- Где-то через два месяца атаки кентавров возобновятся... а может и не только кентавров.Сперва все это начнется здесь, а потом докатится и до юга. Сто процентов. Голову наотсечение даю.

-- Мы знаем как бороться с кашалотами. Кентавры больше не смогут захватить нашипоселения, -- вставил свои пять копеек Сергей Блюмер, правда сделал он это очень робко.

-- Молодец, сообразил! -- по-отечески похвалил его Леший. -- Хорошо, пусть даже мынадежно укроемся за стенами. Только теперь подумай и скажи, как людям, живущим за счетсобирательства и охоты, выдержать длительную осаду. Может мяско радиоактивное повечерам собирать?

Блюмер тут же втянул голову в плечи и умолк. Мне показалось, что после такого наезда унего пропало всякое желание высовываться. А вот старого битого милиционера смутитьоказалось гораздо сложнее:

-- Я так понимаю, подполковник, ты нам собираешься что-то предложить?

-- Вообще-то это предложение касалось только моих людей, -- Загребельный испытывающесверлил взглядом Анатолия. -- Но твое, майор, мнение нам тоже интересно.

-- Буду рад помочь.

Нестеров иронично улыбнулся и тут же поглядел на меня. Старый лис сразу же смекнул,что это "нам" относится не ко всем присутствующим, а конкретно ко мне и Лешему. Так онои было. Загребельный даже не подумал это скрывать. Наоборот, он тут же передалинициативу в мои руки.

-- Начнет пожалуй полковник Ветров. Эта история как раз по его части.

Теперь уже не только Нестеров, но и Блюмер, и все Красногорцы уставились на меня. Чтож, нечего тянуть. Вступительной части не требовалось, поэтому я тут же начал с главного:

-- Сомнений нет, мы проигрываем. Договориться с противником невозможно. Отступлениеэто лишь временная мера. Так что остается лишь один-единственный выход: отыскать новыесредства борьбы, новое оружие. Тогда мы будем уничтожать кентавров прямо на выходах изтуннелей, а затем затыкать и сами порталы.

Произнеся заранее подготовленную и отрепетированную речь, я вдруг подумал о том, какона сочетается с наставлениями Главного: "разум, человечность, любовь, доброта...". Честноговоря, особой связи пока не обнаруживалось. Может дальше что-либо выплывет? Кпримеру, буду мочить этих гадов из какого-нибудь лучемета и рыдать от горя, любви,человечности и доброты. И еще... Главный оставил на Земле не простые транспортныемодули, а именно боевые платформы, тобишь летательные аппараты с мощнымвооружением. А это ведь неспроста. Это ведь должно что-то означать.

Такие рассуждения добавили уверенности. Мне даже стало казаться, что мы на верномпути, что я понял сделанный нам намек.

-- Какие еще туннели? -- Нестеров перебил все мои мысли.

Ах да, Анатолий ведь ни сном ни духом! Он не в курсе, что кентавры попадают к нам черездыры в пространстве... Ладно, я потом ему объясню. Не пересказывать же на ночь глядя всюэту длиннющую историю.

-- Потом, Толя, расскажу потом, -- я поспешил озвучить свои мысли. -- Сейчас главныйвопрос это оружие.

-- И где его взять? -- как-то хмуро, через силу что ли, выдавил из себя Соколовский.

-- В Белоруссии, где-то под Могилевом, спрятаны две боевые платформы ханхов... -- началбыло я.

-- Ага, знаю, -- зевнул милиционер.

-- Откуда? -- сразу среагировал подполковник ФСБ.

-- Эта байка гуляла по Одинцово почти целый месяц, -- Анатолий очень медленно, устало

пожал плечами. -- Ума не приложу, кому в голову пришло сочинить такую чушь?

Я сделал вид, что не расслышал слов милиционера... или даже не так, притворился, что ихвообще не было. А посему продолжил в прежнем тоне:

-- Предлагаю добраться туда, поднять платформы в воздух и перегнать их в наши края.

-- Звучит заманчиво, -- Соколовский говорил тихо и задумчиво, тупо уставившись впустоту. -- Только до Могилева еще нужно дойти. Потом разобраться с устройством иуправлением платформ. А затем не мешало бы не угробиться на обратном пути. Получается,что шансы практически равны нулю.

-- Другого выхода просто нет! -- я отшвырнул давно уже погасший окурок, который все этовремя мусолил в руках, и тяжелым, усталым шагом вышел на середину комнаты. -- Итак мы сподполковником Загребельным решили смотаться в Белоруссию. Дело это сложное и, небуду скрывать, опасное. Вдвоем нам его не осилить. Так что потребуется команда.Приказывать мы никому не хотим. БТР в состоянии взять десять человек. Двое, как выпонимаете, уже есть. Может, кто из вас и пожелает составить нам компанию...

-- Я с тобой! -- звонкий девичий голос прозвучал как эхо от моих слов, и Лиза тут же селана койке.

-- Я тоже! -- поддержал сестру Пашка, подымаясь рядом с сестрой.

-- Цирк-зоопарк, вы же спали! -- само собой вырвалось у меня.

-- Не спали, а делали вид, что спим, -- сознался пацан.

-- Павел, какого черта... -- я сурово сдвинул брови.

-- Лизка сказала, что вы нас вышвырнете за дверь, если серьезный разговор начнется. А такмы сможем остаться и все услышать.

-- Ну и умная у тебя сестра! -- похвалил Лизу Соколовский.

Окружающие поддержали капитана улыбками и дружными кивками, во время которыхиспытывающе поглядывали на меня. Ждали, подлецы, что же такого я отвечу. Интересно им,видите ли. Ох, человеки-человеки... хлебом не корми, дай сунуть нос в чужие дела. Я,конечно же, не дал:

-- Заявления принимаются начиная с завтрашнего утра. Подумайте. Хорошенько всевзвесьте. Шагнем за границу Проклятых земель, назад дороги уже не будет.

Упоминание о запретных территориях подействовало на всех удручающе. Даже те скупыеулыбки, которые все еще задержались на губах, вмиг исчезли. Проклятые земли они ведьпотому и называются проклятыми, что обычным живым людям там не место. Это царствостраха и смерти.

-- А теперь всем спать! -- Загребельный закрыл собрание. -- Идти с нами или не идти, безразницы что вы выберете, но день завтра будет нелегкий.

-- А когда они бывали легкие-то? -- пробурчал Клюев, растягиваясь на койке около самоговхода.

Все остальные тоже стали располагаться на ночлег. Ранее ни я, ни Леший не планировалиночевать именно в этой комнате. Но раз уж оказались здесь, нагрели ее теплом своих тел и

своего дыхания, какого черта искать что-либо иное, тем более что коек здесь оказалосьпредостаточно.

-- Поспим сегодня как белые люди, на кроватях, -- с вожделением высказался СергейЧаусов и сладко зевнул.

-- Смотри, занозу в мягкое место не загони, -- Мурат стукнул носком ботинка по доскам, изкоторых была сделана доставшаяся ему лежанка. -- У нас из такого дерева даже загоны длябаранов не строили. Оно прямиком в печку шло.

-- Не нравится, спи на полу, -- буркнул Клюев.

Примерно в таком же "конструктивном" ключе протекали и все прочие разговоры усталых,измученных тяжелым трудом людей.

-- Пойду, пожалуй, -- Анатолий Нестеров уперся руками в колени, готовясь подняться скойки.

-- Погоди!

Я взял в руки коптилку, подковылял к нему и сел рядом. Поставив светильник у наших ног,негромко заговорил:

-- Спросить хочу.

-- Спрашивай, -- милиционер обессилено облокотился о стойку второго яруса.

-- В ту ночь... Я имею в виду, когда мы пробивались к поселку...

-- Угу, -- майор слабо кивнул, давая понять, что он понимает о каком событии идет речь.

-- Мы выскочили из погрузчика и на нас тут же накинулись призраки... Помнишь?

-- Кое-что помню, -- Нестеров закрыл глаза.

Он очень хотел спать. Я понимал, что мучаю усталого немолодого человека, но тем неменее мне необходимо было знать... Видел или не видел? Помнит или нет? Нестеров былмне глубоко симпатичен, на него можно было положиться. Так что если майор вспомнитГлавного, нам сразу найдется о чем поговорить. Анатолию будет легче все объяснить, легчево все поверить. Когда он узнает всю правду, у нас с Лешим появится еще один союзник. Яверил в это. А может даже повезет, и Нестеров изъявит желание отправиться с нами. Егознания и опыт в экспедиции ох как бы пригодились!

-- Толя, а то как мы спаслись... ты...

Я глянул в лицо милиционеру и понял, что тот меня уже не слышит. Он глубоко испокойно дышал, сопровождая каждый выдох негромким сипением, которое вот-вот грозилоперерасти в настоящий храп.

-- Хорошо поговорили, -- с досадой протянул я. Затем ухватил Анатолия за плечи и сталмедленно опускать его на койку.

-- Пойду я... -- пробормотал тот так и не открыв глаза.

-- Куда ж ты пойдешь? -- проворчал я. -- Спи уже здесь.

Я позволил милиционеру плавно повалиться на бок, сунул ему под голову какую-то

грязную, похоже набитую ветошью подушку, а затем закинул на кровать его ноги.

-- Спи.

Напоследок я еще раз оглядел плоды своих стараний, поднял с пола коптилку и поплелся всторону свободной койки нижнего яруса. По приказу Лешего ее оставили свободнойперсонально для меня.

Когда я уже собирался опуститься на матрас, прямо возле моего уха послышался шепот:

-- Максим, наконец, ты пришел.

Подняв глаза, я увидел перед собой лицо Лизы. Оказывается она заняла койку прямо надмоей и до сих пор не спала. Девушка ждала моего прихода.

Я протянул руку и запустил пальцы в ее густые каштановые волосы. Лиза потерлась о моюладонь, как трется домашняя ласковая кошка.

-- Хочешь, я спущусь к тебе? -- прошептала она, и я заметил как у моей подруги блестятглаза. Голодный такой блеск молодой волчицы.

Возбуждение девушки передалось мне. Я не касался женщины уже месяца полтора, да и течто у меня были не шли ни в какое сравнение с Лизой, и по возрасту, и попривлекательности, а главное по чувствам. Может именно благодаря им -- чувствам, мне иудалось обуздать вставшие на дыбы гормоны, запустить мозг. Все это должно произойтисовершенно не так. Мы должны заниматься любовью, а не сексом. Горячее дыхание, стоныЛизы должны принадлежать мне и только мне. Я не желаю делиться ими еще с десяткомпосторонних людей.

-- Пойдем, -- я потянул девушку к себе и буквально сдернул ее с койки. И откуда толькосилы взялись?

Но как бы мне этого не хотелось, нести Лизу я все же не смог. Резкая боль в боку заставилазадрожать и заскрипеть зубами.

-- Я тебя опущу, малышка, -- очень тихо произнес я.

-- Конечно, -- девушка сразу все поняла. -- Тебе больно? Прости, я не подумала...

-- Что ты... Ничего страшного... Уже все прошло.

-- Может не сейчас...? -- Лиза словно опомнилась.

Какой там "не сейчас"?! Меня уже трясло как от лихорадки, а джинсы были готовы вот-вотлопнуть от давления в районе ширинки. В такие мгновения не отступают, в такие мгновениянеудержимо несутся вперед.

Вперед... Куда вперед? Не смотря на пылающий во всем теле дикий огонь желания, у менявсе же хватило мозгов, чтобы задать себе этот вопрос. В другую комнату? В точно такой жегадюшник, насквозь пропитанный запахом сырости, плесени и человеческого пота?Прижимать нежное тело Лизы к грязным, смердящим матрасам? Нет, она достойна лучшего.Мы достойны лучшего!

-- Иди за мной.

Я сжал своей пылающей рукой не менее горячую и влажную ладонь девушки и потянул ее

за собой. И Лиза пошла, покорно и не раздумывая. Я понял, она пойдет со мной куда угодно,она сделает все, что я потребую, она полностью в моей власти. От этих мыслей я завелся ещесильнее. Благодарю тебя, судьба! Ты сделала мне воистину королевский подарок!

Я потащил Лизу по коридору. Впереди колебалось желтоватое свечение общего зала.Конечно же, мы направлялись не туда. Мы только пройдем через него и доберемся довходного тамбура. Там есть маленькая дверка, и ведет она в примитивную бойлерную. Впоселке использовали только кипяченую воду, и грелась она именно в этой комнатушке.

Я разведу огонь, и у нас с Лизой будут свет и вода. Много-много теплой, чистой как слезаводы. Я омою тело девушки, а потом, покрывая его поцелуями, буду вдыхать дурманящийаромат ее кожи. Сладостные видения нахлынули, и я задышал часто и шумно, как паровоз,внутри которого вовсю пылала раскаленная топка.

В зале на нас никто не обратил внимания. Мы прошмыгнули у самой стены, оставшись внеполя зрения большинства находящихся там людей, половина которых к тому же уже спала.Вот и славно. Мы не мешаем им, а они не должны мешать нам. И все будут довольны.

Однако, в тот самый момент, когда мы с Лизой уже готовились юркнуть в тамбур, япочувствовал чей-то взгляд. В затылок будто ударил ледяной порыв ветра, от которого потелу поползли мелкие противные мурашки.

Резким рывком я обернулся и пристально оглядел тускло освещенное помещение. Вродевсе как и раньше. Ничего такого... необычного. В нашу сторону по-прежнему никто несмотрел. Цирк-зоопарк, должно быть просто померещилось.

Как бы там ни было, но это происшествие, или вернее сказать наваждение, оставило на мнесвой отпечаток. Черт бы его побрал! Да, я по-прежнему хотел Лизу, но только вот желаниеэто слегка трансформировалось. Если раньше на свою подругу должен был наброситьсяголодный, ни в чем не ведающий страха лев, то теперь к спариванию готовился хищникпоменьше и послабее, вынужденный прислушиваться к каждому шороху окружающихджунглей.

Слава богу, в джунглях пока было все тихо. Где-то вдалеке слышался приглушенныйчеловеческий голос, где-то тихий, вырвавшийся во сне стон, где-то капала вода, где-топотрескивало попавшее в огонь масло. Все это были сугубо мирные звуки, которые скорееуспокаивали, чем вселяли тревогу. И я действительно расслабился.

Уже через несколько секунд мы оказались перед дверью бойлерной. Я подмигнул своейподруге и рванул ручку на себя. Добротная деревянная дверь дернулась, стукнула, но неоткрылась.

-- Что за цирк-зоопарк! -- прошипел я и, нагнувшись, пригляделся к дверному косяку.

Сантиметров на двадцать ниже ручки красовался небольшой висячий замок. Повесили его,судя по всему, совсем недавно, причем сделали это скорее для порядка, чем для сохранностинаходящихся внутри дров, труб, вентилей и железных емкостей с водой. Два стальныхкольца, одно из которых было вделано в дверной косяк, а другое в саму дверь, мог выдернутькто угодно. Не руками, конечно. А вот засунуть под замок какой-нибудь металлический прути надавить как следует... Кольца вылетят как миленькие.

-- Нестеров... -- Лиза взглядом указала на замок и назвала автора сего усовершенствования.

-- Как пить дать он, -- согласился я. -- Вот старый...

-- Тогда пойдем поищем другое место, -- Лиза одной рукой уцепилась за пояс моихджинсов, а второй как бы невзначай провела по вздувшейся ширинке.

Лучше бы она этого не делала. Тогда бы может и ушли. А так... Видение горячего костра иструй воды, текущих по ее обнаженному телу заставило меня действовать. Какого хрена ядолжен отказываться от этого наслаждения, от этой красоты?!

Я тут же стал оглядываться по сторонам. Искал то, что могло бы стать рычагом, фомкой, спомощью которой можно вырвать этот проклятущий замок. Первое, что попалось на глаза,была конечно же баррикада, воздвигнутая Соколовским и его людьми. Красногорцыразобрали одну из внутренних перегородок и добытым из него кирпичом завалили входнуюдверь. Чтобы построенный штабель был как можно устойчивее и устоял против натискаизвне, капитан приказал поставить распорки. Три длинные обеденные стола, взятые изобщего зала, подошли как нельзя лучше. Одной своей стороной они уперлись в штабель, адругой в мощный простенок, который находился напротив входа. Что ж, нормальная идея!

Когда я заметил, что два стола имеют тонкие, сваренные из квадратного профиля ножки,мне эта идея понравилась вдвойне. Вот где можно раздобыть необходимый мне инструмент!

-- Подожди минутку. Сейчас все устроим, -- я чмокнул девушку и плавно высвободился изее объятий.

Работа действительно казалась пустяковой. Главное без особого шума оторватьнеобходимую железяку, а то еще чего доброго подумают, что это баррикада трещит поднатиском какого-то монстра, который рвется снаружи. Я улыбнулся, представив какой можетначаться переполох и поудобней ухватился за стальную ножку крайнего стола, затемподнапрягся и потянул. Именно в этот момент мне и показалось, что массивный кирпичныйштабель слегка покачнулся.

Вообще-то чисто теоретически, в густом полумраке тамбура я не мог этого заметить.Сейчас здесь были различимы лишь крупные предметы. Ну, а чтобы разглядеть колебаниестен... Я вновь почувствовал, что штабель содрогнулся. Это был удар, причем абсолютнобеззвучный. Складывалось впечатление, что само пространство в этом месте изогнулось, ивсе предметы, находящиеся в нем, будь то толстая железная дверь или тонна силикатногокирпича, пришли в движение.

Ошарашенный всем происходящим, я замер. Цирк-зоопарк, да что тут творится в самом-тоделе? Явь или галлюцинация? Видела ли все это Лиза? Я уже начал поворачивать к нейголову, когда рядом со мной в темноте вспыхнула яркая зеленая точка. Она тут же создалавокруг себя зеленую светящуюся окружность, которая стала быстро увеличиваться.Распухнув до размера чайной сушки, свечение вдруг пропало, не оставив после себя и следа.

В этом огоньке, в порожденной им световой волне было что-то знакомое, виденное совсемнедавно. Пытаясь вспомнить, я стоял неподвижно, глядел в ту точку, где только что сияламаленькая зеленая мишень. Я не верил, что она вновь зажжется, я просто соображал, пыталсяизловить то и дело ускользающее воспоминание. Но тут произошло неожиданное. Огонеквспыхнул вновь, и все повторилось: тот же зеленый круг и в том же месте.

На этот раз я среагировал моментально. Протянул руку и накрыл еще не успевшуюпогаснуть зеленую окружность. Пальцы прикоснулись к гладкой полированной поверхности.Ощупав ее, я обнаружил толстую прямоугольную пластину, прикрепленную прямо ккирпичному перестенку точно напротив входной двери.

Пластина... Зеленый огонек... Бегущая по круглому экрану зеленая волна... Я вспомнил!Цирк-зоопарк, точно такой прибор лежал в кармане найденной мной телогрейки. Различие

заключалось лишь в том, что этот работает в каком-то ускоренном режиме. Импульсыпосылаются гораздо чаще.

Словно прочитав мои мысли, прибор послал новую волну, и погруженный в сумрак тамбурмоментально на нее отреагировал. Посыпались кирпичи, заходили ходуном подпиравшиештабель столы, а главное и самое ужасное, жалобно заскрипела входная металлическаядверь.

-- Что это? -- вскрикнула испуганная Лиза.

Что это? Хороший вопрос. Кабы я знал что это такое? Было ясно лишь одно, все этонепонятное движение и маленький, испускающий световые сигналы прибор связаны.Отсюда сам собой напрашивался вывод: если я хочу остановить разрушение баррикады, а то,что она разрушается, в этом уже не было ни малейшего сомнения, я должен вырубить этотпроклятый прибор.

Мои пальцы тут же вцепились в края пластины, попробовали оторвать ее. Ага, черта с два!Полированный металл словно сросся с кирпичом кладки, и голыми руками его было неотодрать. Вот тут-то я и вспомнил о первоначальной цели своего похода. Металлическаяножка от стола! Вот что мне поможет! Вот тот инструмент, с помощью которого я смогураздолбать ненавистный маяк! Определение "маяк" само собой всплыло в мозгу, и я понял,что так оно и есть. Это устройство действительно служило ориентиром. Оно-то и наводилона нас жутких инопланетных чудовищ.

С этого момента я уже не думал о соблюдении тишины. С грохотом перевернул самыймассивный стол и уцепился за его толстую, сделанную из никелированной трубы ножку.Рычаг оказался достаточный. Ножка с хрустом вырвала все четыре шурупа, которыепривинчивали ее к столешнице.

Как только в руках оказалось оружие, я тот час нанес первый удар. В темноту, наугад, туда,где, как мне казалось, и находился зловещий маяк. Но я ошибся. Зеленый огонек загорелсясантиметров на двадцать ниже и левее.

-- Лиза, свет! Мне нужен свет! -- заорал я во всю глотку. -- Неси лампу! Немедленно!Бегом!

Я не слышал ответа и не понял, подчинилась ли девушка моему приказу. Накатилокакое-то затмение. Единственное, что отчетливо доходило до моего мозга, так это то, что яостервенело, с воплями молочу по кирпичной стене, молочу не видя и не слыша ничеговокруг. И как, словно надсмехаясь над этими моими потугами, из мрака все мигал и мигалхищный зеленый глаз.

В чувства меня привел довольно сильный удар по ноге. Я взвыл от боли и инстинктивнопоглядел вниз. Это был всего лишь кирпич. Темной громады штабеля за моей спиной уже несуществовало. Он разваливался, даже не смотря на поддержку мощных деревянныхстолешниц. Открывшееся позади штабеля пространство сейчас заполняло что-то черное,гладкое и, как мне показалось, выпуклое. Цирк-зоопарк, неужели так теперь выглядиттолстая металлическая дверь убежища?

Когда невдалеке заплясали отблески огненных языков, я убедился в своей правоте.Железная створка выгнулась внутрь, словно вздувшаяся водянка. Это выгляделоневозможным, нереальным. По стальному листу не били, его не гнули, его простопостепенно продавливали внутрь, в результате чего металл становился все тоньше и тоньше.Я не верил своим глазам. Это же металл, а не резина! Что может привести его в такоесостояние? И вдруг я вспомнил: грязное зарешеченное стекло... плотно облепившая его

ткань, спутанная, ветхая, словно от древности, очень похожая на саван давно истлевшегомертвеца... Эта дрянь тогда растворила кабину погрузчика за считанные секунды.

Вспомнив о призраках, я весь похолодел. И вот как раз в это самое мгновение, как видно,чтобы накативший на меня страх превратить в настоящий ужас, из-за двери послышалось тосамое шипение. Странное дребезжащее эхо делало его похожим на заунывные женскиеголоса, нараспев тянувшие одно и тоже слово "шабаш... шабаш...". Загипнотизированныйэтими голосами, я стоял неподвижно. И черт его знает чем бы все это закончилось, непрозвучи рядом девичий вскрик:

-- Максим!

Лиза высоко подняла керосиновую лампу и в ужасе оглядела картину царящего в тамбуреразорения. Рядом с ней стояли еще два человека. Я узнал их. Эти мужики весь день работалис нами у Южных ворот.

-- Призраки! -- выдохнул я, указывая на медленно, но уверенно вздувающуюся дверь.

-- Ты зачем баррикаду ломаешь?! -- рявкнул на меня один из пришедших.

-- Идиот...

Я начал и осекся. Тут некогда было разговаривать и объяснять, тут следовало действовать,причем действовать немедленно. Развернувшись к стене, на которой с доводящей добешенства настойчивостью пульсировал невесть откуда взявшийся маяк, я вновьразмахнулся своей стальной дубиной и нанес удар. Теперь отлитая из неизвестного металлапластина был прекрасно видна, и она, будто издеваясь надо мной, продолжала мигатьненавистным зеленым оком. Ах ты, зараза! Вслед за первым я нанес второй, третий ичетвертый удар. Все без толку. Ни на стекле экрана, ни тем более на металле не появилось ниединой, даже малейшей царапины.

-- Держи его! -- с этим воплем на меня накинулся один из мужиков. -- Держи, а то он тутвсе разнесет!

Дополнительного приглашения его напарнику не требовалось. Тот факт, что полковникпоехал мозгами и теперь среди ночи пытается вырваться наружу не вызывал ни малейшегосомнения. Допустить этого, конечно же, никто не мог. А посему на меня навалились сразудвое.

-- Призраки! Призраки рвутся внутрь! Смотрите! Смотрите на дверь! -- орал я, взывая к ихрассудку.

-- Да утихни ты, полковник. В порядке дверь! -- мне ответили со злостью и раздражением,причем ни один из Одинцовцев даже не глянул в сторону входа.

Ну что тут поделаешь? Мужики попались крепкие, а я был не в самой лучшей форме. Такчто ткнуть их мордой словно слепых щенков не получалось... никак не получалось! Да икроме того, кто ж из нас, русских, отвлечется на такие пустяки, как какая-то там дверь, когдапредставилась завидная возможность засадить по рылу, причем не кому-нибудь, а целомуполковнику?

Судя по всему, у меня оставался лишь один-единственный выход:

-- Лиза, помоги!

Я надеялся, что девушка не зачислила меня в буйно помешанные, а значит по-прежнему

любит и верит. Раз так, то должна помочь, обязательно должна!

Рядом послышался глухой удар, и один из моих противников, тот, что справа, как-то сразуобмяк.

-- Колюня, ты чего? -- забеспокоился крутивший мне левую руку мужик.

-- Сдулся твой Колюня, -- прорычал я и немедленно пошел в атаку.

Избавившись от одного противника, я смог развернуться и со всей дури засадить коленом вживот другому. Когда тот согнулся пополам и ослабил хватку, я просто оттолкнул его всторону. У нас же тут не турнир по рукопашному бою и не уличные разборки, а простомелкое недоразумение. Кроме того мы все тут на волосок от смерти, и если не предпринятьчего-либо немедленно...

-- Лиза, оружие! -- я вдруг в ужасе понял, что поддавшись любовному затмению, нарушилсвое главное железное правило -- ни шагу без оружия.

-- Я не взяла... -- девушка глянула на меня расширенными от ужаса глазами.

Черт! Стрелять в дверь, конечно же, безумие. Кто же своими руками рушит последнююпреграду, отделяющую нас от самого жуткого кошмара современно мира? А вот для этогогребанного маяка я бы ей богу не пожалел целого рожка!

Вот только пришлось все свои желания засунуть куда подальше и пойти по единственновозможному пути -- делать ноги.

-- Бежим! -- я схватил Лизу за руку и рванулся к выходу из тамбура.

В голове вертелась лишь одна мысль -- остановить! На вопрос "как?" находящийся награни паники мозг подсказывал лишь одно, самое примитивное, самое прямолинейноерешение -- восстановить завал, а лучше нарастить его, свалить в тамбур все, что тольковозможно. Хвала всевышнему, это помешательство длилось недолго. Через несколько секундя задал себе вопрос: "Разве баррикада из стульев и столов сможет остановить призраков?". Ина него я вынужден был ответить отрицательно: "Нет, конечно же, не сможет". Тогда чтосможет? Чего призраки боятся как огня? Огонь! Свет! Эти слова и стали настоящимозарением. Заполнить тамбур огнем. Сжечь там все, что может гореть.

-- Тревога! -- вскричал я, когда мы с Лизой влетели в зал. -- Призраки! Всем немедленно...

Я осекся, глядя на перемотанных бинтами людей, которые от такого известия начали состонами и криками ползти вглубь убежища. Те несколько человек, что составлялидобровольную обслугу, тут же принялись искать своих близких и помогать им. Ни о чемдругом все эти люди не могли даже думать.

Цирк-зоопарк, что ж так хреново! Я понял, что кроме группы Лешего здесь вряд ли накого-нибудь можно рассчитывать. А посему...

-- Лиза, поднимай наших! -- я тут же толкнул девушку в черный проем ближнего коридора,того самого, что вел к месту ночлега Красногорцев, того самого, по которому мы с нейпрошли всего несколько минут назад.

Едва я успел это сделать, как со стороны тамбура послышался приглушенный хлопок.Вслед за ним огоньки всех без исключения светильников дружно заколыхались. Ну вот иконец! Оборона прорвана. В убежище хлынул студеный воздух ночи, а вместе с ним иполчища ужасных летучих демонов. Я словно кожей почувствовал их присутствие, и не я

один. Вопль ужаса прозвучал из тамбура. Я не хотел туда смотреть, но голова сама собойповернулась, и я увидел...

Масляные светильники гасли один за одним. Мрак, ранее таившийся по углам, хлынул вцентр зала. Он был необычайно густой, но вместе с тем подвижный. Казалось, что этоволны... или нет, гигантские, бьющиеся на ветру паруса, сотканные из антрацитовой, тонкой,словно марлевка, ткани. Самое страшное, что увиденное мной не было галлюцинацией, и ялучше других знал это.

-- Максим, сюда! -- Лиза не оставила меня. Она вцепилась в мою руку и с неожиданной длядевушки силой втянула вглубь темного портала. -- Призраки! Призраки! -- перекрикиваягрохот беспорядочной пальбы и дикие вопли обезумевших от страха людей, кричала она. --Призраки ворвались!

Мы успели пробежать метров десять, когда почувствовали, что в коридоре уже не одни.Первородный, глубинный мрак мчался по нашим следам, и будто шорох невидимых крыльевузкую каменную нору наполняло непрерывное хищное "шабаш... шабаш...".

-- В сторону! С линии огня!

Команду прогорланили откуда-то спереди. Хорошая команда! Я не привык игнорироватьтакие и всегда выполнял их с максимальным проворством и резвостью. Вот и сейчас, нераздумывая, толкнул Лизу в ближайший дверной проем, черное пятно которого неожиданнопрорисовалось в окружающем полумраке. Толкнул, а затем прыгнул сам. Что там и какразбираться было некогда. Все что успел заметить покидая коридор, это силуэт человека споднятым на плечо гранатометом.

Будь что будет! -- таковой была моя последняя мысль за миг до того, как где-то рядомпрогремел мощный взрыв.

Глава 7.

-- Максим, Лиза, вы живы?

Далекий, неестественно глухой голос пробился сквозь плотное облако пыли, клубящегосявокруг нас. Вслед за ним в глубину этого грязно-серого океана пробился узкий луч света.Собственно говоря, некоторое бледное сияние и раньше маячило где-то сбоку, но только ононе гарантировало что все окружающее, все видимое мной это реальность. А вот луч, голос...Они никак не могли принадлежать вечному миру спокойствия и забвения, в который мы сЛизой едва не угодили.

-- Помогите, черт бы вас побрал! -- собравшись с силами, я наконец сумел прохрипетьответ.

Мой сиплый крик услышали, причем не только искавшие нас люди. Лиза, которую яприкрывал своим телом, пошевелилась, застонала. Мое лицо как раз утыкалось ей в ухо.Воспользовавшись этим, я торопливо зашептал:

-- Потерпи, малышка. Все будет хорошо. Сейчас я тебе помогу... сейчас нам помогут.

Это оказалось истинной правдой. Уже через несколько секунд я почувствовал как менясхватили подмышки и стали аккуратно поднимать.

Та же комната с двухярусными нарами, тот же стол со стоящей в центре одинокой

коптилкой и даже та самая койка, на которую, уходя, я зашвырнул свою телогрейку.Единственное, что появилось нового, так это пыль. В воздухе медленно оседала сераяцементная пыль. Только ее никто не замечал. Все внимание было приковано к нам с Лизой.

-- Как ты?

Леший приподнял мне голову, а затем влил в рот пару глотков воды. Я проглотил и,скривившись, пожаловался:

-- Голова гудит.

-- Это его взрывом глушануло, -- поставил диагноз стоящий рядом Саша Клюев.

-- Главное, чтоб без дырок, -- я словно молил о чуде, -- а то сколько же можно...

-- Крови вроде не видно, -- Леший еще раз окинул меня взглядом, а затем, подняв глаза награнатометчика, одобрительно тому кивнул: -- Хороший выстрел, прапорщик.

-- Я фугасом бил, -- пояснил десантник. -- Старался подальше от той двери, в которую онишмыгнули. А то бы не откопали.

-- Да уж, вполне мог нам могилку оформить, -- пробурчал я и тут же протянул Клюеву руку.-- Спасибо.

-- Не за что, -- прапорщик крепко стиснул мою пятерню.

-- Как Лиза? -- воспользовавшись рукопожатием как страховкой, я попытался подняться.

-- Я в порядке, -- девушка подала голос с соседней койки.

-- Это хорошо, что в порядке.

Мне все-таки удалось сесть. Обхватив голову руками, я не только боролся с головнойболью, но и пытался собраться с мыслями, вспомнить, понять. Первое, что смогло пробитьсяв пришибленное сознание, оказалась горечь утраты. Сорок человек! Призраки прикончилисорок человек! Тут вдруг до меня дошло, что кроме Лешего и Клюева в комнате большеникого нет, ни Соколовского, ни Пашки, ни остальных наших ребят.

-- Где все? -- я почти что закричал.

-- Не паникуй, живы. -- Загребельный схватил меня за плечо и не дал вскочить на ноги. --Нестеров увел. Они перекрывают соседний коридор. Призраки не должны прорваться вглубьубежища. Иначе до утра нам не дожить.

-- Андрей, а если они не смогут? Если...

Я не успел договорить. Глухой взрыв докатился до нас из чрева темного туннеля.Прислушавшись к нему, Леший одобрительно кивнул:

-- Кажется смогли.

Эх, мне бы его спокойствие и уверенность! А вдруг что-то пошло не так, и этот взрыв несмог закупорить проход? Тогда... Неизвестность и наше полное бездействие начали серьезнодействовать на нервы. Продолжалось это ровно до тех пор, пока в коридоре не загрохоталитяжелые шаги.

-- Порядок, -- вошедший в комнату Соколовский бросил на стол автомат.

Следом за ним появились Нестеров, Блюмер, Пашка и Мурат. Последним в дверной проемпротиснулся громила морпех. Все мрачные и понурые, словно пеплом припорошенные серойцементной пылью. Они молча рушились на стулья и койки. Все, кроме Пашки. Пацанподошел к сестре, погладил ее по руке, а затем забился в угол около койки. Усевшись прямона пол, он уткнул голову в руки. Было темно, а поэтому плохо видно, но мне показалось, чтоПашка плачет.

-- Не могу понять, как такое могло произойти? -- Нестеров первым нарушил тягостноемолчание. -- Как призраки прорвались?

-- Дверь дерьмовая, я же говорил! -- прорычал Загребельный. Продолжением этогогневного вердикта стал вопрос адресованный капитану: -- Костя, какого хрена...? Я жеприказал...!

-- Мы все сделали, -- спецназовец пожал плечами. -- Все было надежно, на совесть.

-- Это правда. Все было очень надежно, -- подтвердил я. -- Видел баррикаду собственнымиглазами.

-- Тогда я ни черта не понимаю, -- Леший обескуражено развел руками.

-- Зато я, кажется, понимаю.

Пошарив рукой по койке, я нащупал свою телогрейку. Подтянул ее, зажал под мышкой инаправился к столу, возле которого все еще оставался один свободный табурет. Стол, вцентре которого стоит зажженная коптилка -- это как раз то, что и надо. Ровная поверхностьи света вполне достаточно. Годится, чтобы все могли разглядеть. Моя находка была наместе. Я мог судить об этом по слегка оттопыренному карману и общему весу ватника. Этозамечательно! Ни у кого не возникнет подозрения, что я брежу или чего хуже лгу.

Тяжело опустившись на стул, я обвел всех взглядом и громко объявил:

-- Сейчас покажу кое-что интересное.

В напряженном молчании мои товарищи следили, как я залезаю в карман телогрейки, каквытягиваю руку и, разжимая кулак, высыпаю на стол пригоршню поблескивающихметаллических опилок.

-- Ну, и что это такое? -- наморщил лоб Леший. Он во всю силился понять, как эта трухамогла быть связана с прорывом призраков.

-- Это все, что осталось от прибора, -- я был растерян, подавлен, но все же сумелсообразить.

-- Именно эту дрянь ты и хотел нам показать? -- в восклицании Нестерова было большераздражения, чем стремления понять в чем, собственно говоря, суть проблема.

-- Я хотел показать вам сам прибор.

Наезд милиционера словно пробудил меня, заставил сопротивляться несправедливости,причем всем ее формам, начиная с недоверия, сквозившего в голосах верных товарищей, изаканчивая непостижимым разрушением моего единственного доказательства.

-- Что-то, товарищи офицеры, я не возьму в толк, о чем вы тут толкуете? -- в разговорстарших по званию бесцеремонно вмешался сержант морской пехоты.

Честно говоря, это он вовремя сделал! Во-первых, потому что не дал мне вспылить.Во-вторых, Чаусов напомнил, что важнее самой металлической игрушки были те события,которые с ней связаны.

-- Слушайте, -- я повысил голос, вложив в него побольше уверенности. А как же иначе? Безуверенности безумные истории просто не рассказывают.

Вообще-то в начале моего повествования не было ничего сногсшибательного. Ну, нашелкакую-то электронную штуковину... Ну, каким-то непостижимым образом она потихонькуработала... Ну и что с этого? У слушателей не возникло ни малейшего желания вызыватьрассказчика на бис. Зато когда события переместились в тамбур убежища и выяснилось, чтооколо построенной Красногорцами баррикады мигало точно такое же устройство...равнодушных в комнате не осталось. Правда большинство решило, что это былапрозаическая бомба. И только Леший покосился на меня с немым вопросом в глазах. Яответил ему легким кивком и только тут заметил, что наша пантомима находится подвнимательным оценивающим взглядом милиционера.

-- И кто ж это нам такую гадость сотворил? -- здоровяк морпех сжал кулачища. -- Своимируками придушил бы падлу!

-- Неужто Крайчек приказал? Вот сволочь! -- предположил прапорщик ВДВ, которыйоткровенно недолюбливал Одинцовского лидера, особенно после истории с гранатометом,который у него едва не отобрали.

Почему-то о существовании первого, найденного мной устройства, равно как и о егопредназначении, все позабыли. Хотя оно и понятно. Эта штуковина ничего плохого людямне сделала... или вернее не успела сделать.

-- Теперь расхолаживаться не придется, -- угрюмо заявил Костя Соколовский. -- Будем всевремя начеку. Нам вполне могут еще один такой же подарочек подсунуть.

-- Да кто?! -- не выдержал Чаусов.

-- Кто-кто... конь в пальто! -- рявкнул в ответ капитан. Через пару секунд он взял себя вруки и уже более спокойным тоном добавил: -- Не нравится мне это место. Что-то в нем нетак.

-- Разберемся, -- Леший уцепился за слова капитана. -- Всем сидеть здесь. Выставитьохрану. Можете спать, если, конечно, заснете. А мы с полковником пойдем, глянем что там ик чему. -- Загребельный уставился на меня и поинтересовался: -- Ты как, сможешь?

-- Вдвоем? -- удивился Соколовский. -- Товарищ подполковник, возьмите ещекого-нибудь.

-- Хватит и нас двоих, -- я как можно уверенней поднялся на ноги.

После такого ответа все без исключения поняли, что наш поход совсем не разведка, аскорее разговор с глазу на глаз. Я надел телогрейку, подсумок, взял в руки АКС, подбодрилЛизу далеко не бодрым кивком и двинул вслед за Лешим.

Лабиринт комнат и коридоров, спертый воздух, запах плесени, мрак и конечно же пыль.Этот поход навевал тягостные ощущения. Мы шагали по огромному склепу. Да, конечно, егопостроили живые люди, но сделали они это исключительно, чтобы затем передать своетворение в полноправное владение смерти. Она была тут, точно тут. Только пока не вышланавстречу дорогим гостям.

-- Не заблудимся? -- я с подозрением оглядывал все новые и новые помещения.

-- Идем по стрелке.

Леший ткнул пальцем в надпись на стене. Пляшущие черные буквы на ней сообщали:"Выход N2". Рядом располагалась неряшливая стрелка, на которую у автора этойкомпозиции едва хватило краски.

-- Андрей, ты действительно хочешь проверить запасной выход?

-- И это тоже.

-- Полагаю, того кто ставил маяки, в убежище уже нет.

-- Маяки? -- Леший резко затормозил и осветил меня фонариком. -- Дай посмотреть, --Андрей протянул руку.

-- Что посмотреть?

-- Труху эту... Ту, что осталась от прибора.

-- Сколько угодно, -- я высыпал ему на ладонь немного металлического песка.

-- Маяк, говоришь... -- подполковник покатал меж пальцев крупные колючие песчинки.

-- На его сигнал твари перли как очумелые, без страха, без колебаний. Они даже делали то,что в обычных условиях им вовсе не свойственно. Кентаврам было запрещено нас атаковать,но против этой дьявольской машины они устоять не смогли и кинулись на штурм периметра.Призраки не умели взламывать укрытия, однако сегодня им этому пришлось научиться, итоже не по своей воле.

-- Похоже, -- Загребельный согласно кивнул. -- Вот почему кентавры вели себя так странно.Вначале бездумно шли на смерть, а ровно через секунду в панике кинулись наутек.

-- Если мы не ошибаемся насчет прибора, то наутек шестилапые могли кинуться толькопосле его отключения, -- тут я наморщил лоб. -- Что-то плохо помню концовку боя, меняведь тогда зацепило.

-- Зацепило? -- с иронией в голосе Леший меня передразнил. -- Это чем же тебя зацепило?

-- Черт его знает! Будто что-то взорвалось рядом.

-- Не рядом, а прямо у тебя в кармане, -- подполковник сокрушенно покачал головой. -- Непонял что ли? Это твой прибор рванул, самоликвидировался.

-- Точно!

Я словно прозрел. Но Загребельный не обратил на это никакого внимания. Он о чем-токрепко задумался. О чем именно, я понял когда Андрюха спросил то ли у меня, то ли усамого себя.

-- Не могу понять, почему, для какой цели все это понадобилось Главному? Он ведьобещал...

-- Ты думаешь Главному? -- я с сомнением поглядел на друга.

-- А кому еще?

-- Допустим, его противникам. Тем, кто желает видеть Землю кишащую кентаврами,призраками или еще какими-нибудь мерзкими склизкими гадами.

-- Слушай, друг мой Максим, -- Леший вдруг переменился в лице. -- А как бы событияразвивались дальше, не заверни мы в Одинцово? Ведь наша группа, к примеру, преспокойномогла двинуть на юг, к Подольску или еще куда-нибудь.

-- Могла, -- чуток поразмыслив, согласился я.

-- Кентавры сквозь открытые ворота беспрепятственно могли проникнуть в лагерь, и воттогда из убежища уже точно никто и никогда бы не вышел.

-- Из всего этого может следовать лишь одно, -- я почесал затылок. -- Хотели прикончитьсовсем не нас, а тех, кто остался в поселке.

-- Для чего? -- Андрюха наморщил лоб. -- Они бы и так... -- Загребельный оборвал фразу наполуслове и прислушался, словно сторожевой пес. Затем зыркнул на меня: -- Кто-то идет, --прошептал он тихо и взял автомат наизготовку.

Шаги слышались с той стороны, откуда мы только что пришли. Я был почти уверен, чтознаю кто отправился вслед за нами. Когда человек оказался уже совсем близко, я прокричалв темноту:

-- Толя, ты что ли?

-- Я, кто же еще.

Нестеров показался на пороге комнаты, в которой мы с Лешим притормозили.Милиционер заслонился от бьющего в его сторону луча света.

-- Убери, какого дьявола в глаза светишь? -- потребовал майор.

-- Ты без фонаря? -- удивился Загребельный, отводя в сторону луч.

-- Для меня тут дом родной. Даже если с завязанными глазами и спиной вперед, то всеравно не заблужусь.

Услышав такой ответ, мы с Лешим переглянулись. Андрюха промолчал, а я неопределеннопожал плечами, мол, это его дело, как хочет, так и ходит. Хоть, как он выразился, "спинойвперед".

-- Мог бы у ребят фонарь одолжить, -- в конце концов буркнул Леший. -- Со светом-тоудобней и быстрее.

-- А я не спешил. Дал вам спокойно пообщаться, -- милиционер невесело улыбнулся. -- Нучто, все выяснили? Теперь расскажите мне. А то держите за идиота. Раз тут у нас такоепаскудство началось, то я должен знать все.

Паскудством Анатолий явно окрестил случай с подсунутым в убежище маяком. И чистопо-человечески, вернее сказать по-мужски, я его прекрасно понимал. Какая-то падлаотправила на тот свет всех людей майора, всех, кого тот взялся оберегать и защищать.Такого не прощают.

Не доверять Нестерову причин не было, тем более у меня, человека, которому он спасжизнь. Именно поэтому я выложил все начистоту:

-- Мы тут судили-рядили и выяснили одну очень интересную вещь. Организаторы этойгребаной диверсии хотел свести счеты совсем не с нашей группой. Его основная цель -- вы,люди, оставшиеся в поселке.

-- И чем это вы так помешали ханхам?

Подполковник ФСБ задал вопрос не таясь, не скрывая информацию о присутствии чужих.Нестеров это сразу просек:

-- На Земле еще остались ханхи?

-- Кое-кто остался, -- кивнул Загребельный.

-- Плохо.

В полумраке подземелья было скверно видно, но я был готов поклясться, что в глазахАнатолия мелькнул страх. И я не ошибся. Подтверждением этому стал его тяжелыйгорестный вздох:

-- Они меня обязательно найдут.

Глава 8.

Мы стояли перед небольшой металлической дверью. Я, Нестеров, Соколовский и СергейЧаусов -- первая группа, заданием которой стало высунуться из убежища и произвестиразведку. Все остальные наши товарищи находились за второй внутренней дверьюшлюзовой камеры. Они были должны либо по сигналу отправиться вслед за нами, либосквозь толстый металл двери слушать наши предсмертные вопли. Так было решено. ВокругОдинцово творилось что-то непонятное и зловещее, поэтому снаружи нас могло ожидать чтоугодно, возможно даже такое, с чем люди до сих пор еще не сталкивались.

-- Шесть утра, -- Нестеров сунул мне под нос циферблат своих часов. -- Пора.

-- Пора, -- согласился я, тут же поймав себя на том, что совершенно не гляжу на стрелки егостаренького "Востока".

Взгляд мой словно прикипел к паутинке вен, которая покрывала кисть Анатолия. Напервый взгляд вены как вены, только уж чересчур крупные и симметрично расположенные,этакий правильный веер, расходящийся от запястья к пальцам. Нестеров заметил мой взгляди поспешил убрать руку.

-- Повторяю задачу, -- голос Соколовского оторвал меня от неуместных сейчас мыслей. --Осматриваемся. Проверяем БТР. После этого возвращаемся за остальными. И я бы оченьпопросил, товарищи офицеры, без всякой там самодеятельности.

-- Само собой, -- я хлопнул Костю по плечу. -- Ну что, командир, гасим фонари?

Свет погас лишь на одно короткое мгновение. Ржавая металлическая дверь заскрипела имедленно отворилась, пропуская внутрь грязно-серые утренние сумерки, насквозьпропитанные плотным клубящимся туманом. Все мы как по команде тут же затаилидыхание. Знаем мы эти туманы. Пару вдохов и легких как не бывало, сгниют к чертовойбабушке.

Капитан с морпехом тут же полезли за противогазами. Везет им! А вот у нас с Нестеровыммасок, как назло, не оказалось. И что теперь прикажете делать? Закрыть дверь? Так мы жеэту дрянь уже все равно впустили. Прорываться назад в убежище? Таким поступком можно

не только себя, но и всех остальных на тот свет отправить. Получалось, что единственныйвыход -- просто вдохнуть. Чем черт не шутит, может на этот раз и пронесет.

Собрав все свое мужество, я действительно сделал глубокий вдох. Воздух оказалсявлажным, горьковатым, с легким запахом сероводорода, короче, такой как обычно, какимему и положено быть на умирающей планете. Приученный не доверять первым ощущениям,я сделал еще пару вдохов. Вот сейчас все и выяснится. Если в груди появится тяжесть, а вглотке начнет пересыхать...

-- Нормально, -- рядом прозвучал воодушевленный голос Анатолия Нестерова. -- Простотуман.

-- Тихо! -- Соколовский схватил милиционера за локоть и заставил замолчать. Затемприслушался и, удовлетворенный царящей вокруг тишиной, приказал: -- Пошли. Толькоосторожно. -- Капитан передвинул за спину сумку с так и не понадобившимся противогазоми первым шагнул в неизвестность.

Традиционно хмурое серое утро выдалось сегодня еще и невероятно мокрым. Водныйконденсат размягчил вездесущую черную плесень, и она ожила, превратившись в лужицытемно-бурой слизи. В общем-то, штука не особо опасная, только от нее кажется, что всевокруг замарано потеками сырой нефти, которую лишь минуту назад закончили разливать изпожарного брансбойта. Противно, мерзко, неуютно, жжется если попадет на кожу, да толькочто поделаешь, не ждать же в самом-то деле пока все это высохнет.

Осторожно крадучись вдоль подножья рукотворного холма, в глубинах которого инаходилось убежище, мы стали продвигаться в сторону главного входа. Не знаю как кто, а япорядком нервничал. Что там с "восьмидесяткой"? Цела ли? А вдруг рядом сискореженными воротами валяется точно такой же изувеченный шестиметровый остов,помеченный бортовым номеров "302"? И угораздило же меня оставить машину именно вэтом месте! Вот и вправду говорится: хотелось как лучше, а получилось как всегда.

Только когда в густом сером мареве проступили знакомые очертания боевой машины, яслегка успокоился. Башня, колеса... вроде все на месте. Цела родимая, а значит будем целы имы.

Добравшись до БТРа, группа тем самым выполнила свою первую задачу. Мы никого невидели, нас никто не атаковал, выходит можно предположить, что в округе чисто. Конечноже, по большому счету стоило проверить весь периметр. Только вот сколько на этопотребуется времени? Пару часов как минимум. А вот этих то часов у нас как раз и не было.Скоро на Землю придут кентавры. А учитывая все последние события, мы не могли доверятьзаверениям Главного об их временной лояльности. Мы могли рассчитывать только на себя,на свою изобретательность и расторопность, на свой опыт и свое чутье.

Именно опыт и чутье подсказали командиру нашей группы план дальнейших действий:

-- Начинаем осмотр машины, -- негромко произнес Соколовский. -- Чаусов на башню.Наблюдать за местностью. Не зевать и вертеть головой на триста шестьдесят градусов.Товарищ майор, -- обратился Костя к Нестерову. -- На вас наружный осмотр. Владелецмашины займется осмотром моторного отсека, а я покопаюсь в водительском и десантномотделениях. Большая просьба... -- Соколовский отдернул себя. -- Стоп! Отставить! Этоприказ. Повнимательней, мужики. Повнимательней и поосторожней.

Осматривая машину, я понимал, что мы действуем согласно обычным человеческимстандартам. Ничего такого примечательного мы здесь не обнаружим. Если бы нас захотеливзорвать, то уже давным-давно бы взорвали, причем вместе со всем убежищем и

возвышающимся над ним многоэтажным домом. Однако неведомый противник поступаетсовершенно по иному. Он гадит нам чужими руками, сам оставаясь в стороне, словно он тутвовсе и не причем. Это подтверждает и самоуничтожение маяка. Ведь если науськиваниечудовищ больше не требовалось, прибор можно было просто выключить. А тут нет же, еговзорвали, разнесли в пыль, которую невозможно идентифицировать.

Эта мысль заставила меня покоситься в сторону разрушенных, словно прожженныхкислотой, ворот убежища. Было бы любопытно глянуть как там второй прибор. Цел илиподобно своему брату-близнецу превращен в груду металлической трухи?

Я подавил в себе искушение спрыгнуть с брони и заняться осмотром мертвого убежища.Помогла мне в этом одна страшная мысль, одно жуткое воспоминание. Там, в глубокойкаменной западне, расстались с жизнями десятки людей. Их распылили до молекул, а затемжадно высосали, впитали, как песок пустыни впитывает воду. Кто знает, может часть этойстрашной взвеси, часть этой энергии до сих пор витает под темными сводами? Можетименно она и называется душами умерших? И эти души, все как одна, будут глядеть на меня,корить за то, что выжил, проклинать за то, что не помог.

Бр-р-р! Я поежился как от ледяного пронизывающего ветра и постарался сосредоточитьсятолько на работе. Что там и как думают мертвые, это никому не ведомо, ну а вот живые...Живые все как один желают поскорее убраться из этого места. И вот им-то твоя помощь,Максим Григорьевич, ох как нужна!

Осмотр моторно-трансмиссионного отделения, как я и предполагал с самого начала, ничегоне дал. Никаких сюрпризов. Точно такие же результаты оказались и у моих компаньонов.Так что оставалась лишь самая последняя задача -- завестись и подкатить к аварийномувыходу N2. Вроде бы пустяковая работа, но каждый из нас по-прежнему оставался на чеку.

Памятуя что береженного бог бережет, мы решили, что во время запуска двигателя вбронетранспортере я буду один. Идея принадлежала Нестерову, и с ней все согласились.

-- Не закрывай люки, -- крикнул мне в спину милиционер, когда я уже поднимал ногу,чтобы ступить на подножку распахнутой десантной двери.

-- Отойдите подальше и разойдитесь, а то стоите толпой, -- советом на совет ответил я.

До водительского места я добрался за несколько секунд. Привычно плюхнулся в кресло,пробежался взглядом по приборной доске, погладил черную баранку руля. На первый взглядвсе нормально, все как всегда... да и Костя здесь пошуршал. А от его внимательного ипытливого взгляда вряд ли что-либо укроется. Так что, как говорится, поехали!

Перед тем как включить двигатель, я отыскал свой старый танкистский шлем, надел его, азатем еще раз глянул через водительский смотровой люк. Как там наша команда? Убраласьли на подобающее расстояние? Через замызганное стекло были видны две фигуры: здоровякморпех и сутулый, немного нескладный Нестеров. Они стояли метрах в двадцати от носа"восьмидесятки". Соколовского видно не было. Наверняка капитан занимал позицию правее,тем самым контролируя пространство по правому борту. Ладно, пойдет, -- решил я иположил руку на рычаг переключения передач. Сделал я это чисто автоматически, без всякойзадней мысли, просто ощупывал очередной орган управления, с которым придется работать,напоминал своему телу дистанцию до него.

Как только ладонь легла на черную пластиковую рукоятку, я тут же ощутил какой-тостранный дискомфорт. Что-то было не так, что-то было неправильно. Пытаясь разобраться впричинах этого странного ощущения, я повернул голову и покосился на рычаг переключенияскоростей.

Цирк-зоопарк! Я тут же все понял. Он был переключен в положение "задний ход". Какогохрена? Конечно, вчера я был не в лучшей форме, но, не смотря на это, оставить его вот такпросто не мог. Это противоестественно, тем более для водителя, который провел за баранкойне один год своей жизни.

Раздумывая над загадкой, я нервно теребил рычаг. Само собой, психовать еще не повод.Может Соколовский пробовал, а может и моя вина. Как говорится, и на старуху бываетпроруха. Вот только что теперь делать? Звать подмогу и разбирать коробку передач впоисках того не знаю чего? Полный бред! На это потребуются соответствующиеинструменты, а главное куча времени, которого у нас просто нет. Тогда существует другойвариант -- наплевать и забыть. Цирк-зоопарк, великолепный выход! А главное всеразрешится уже через несколько секунд.

С рыком "Да пошло оно все!" я переключился на нейтралку. Знакомый щелчок и большеничего... Как я ни прислушивался, внутри "302-го" оставалось по-прежнему тихо.

-- Фух, пронесло!

Уже более уверенно я включил зажигание. Сипение стартера мигом переросло вбогатырский рокот мотора. И опять ничего неожиданного. Я несколько раз газанул и, когдапонял что двигатель работает нормально, почти расслабился. Все это чушь собачья! Вотсейчас тронемся, и вообще все забудется.

Именно в этот момент в мозгу промелькнула невесть откуда взявшаяся мысль: "Вперед илиназад?". Вперед это нормально, вперед это как обычно, вперед -- именно так поступил быкаждый на моем месте. А вот назад... Почему назад? Потому, что была включена задняяпередача? И что с того? Я задал вопрос и тут же на него ответил. А вдруг это знак, сигнал? Иговорит он вперед нельзя, только пятиться, только задним ходом.

Почему-то эта уверенность росла во мне с каждой секундой, переполняла, заставлялапальцы нервно подрагивать. Вскоре я уже не мог ничего с собой поделать, не могудержаться. Включив задний ход, я рванул машину с места. Все быстрее и быстрее, вседальше и дальше от того места, где стояли ошарашенные Чаусов и Нестеров.

Тряска меня слегка отрезвила, привела в норму, заставила инстинкты утихомириться поднапором разума. Все нормально, ничего такого не происходит, ты же видишь, что...

Именно в этот момент впереди что-то взорвалось. Это был очень странный взрыв, тусклый,серый и абсолютно беззвучный. Земля вздыбилась, а затем из нее в воздух взметнулся целыйсноп длинных, гибких, как осьминожьи лапы, плетей.

Чтобы разобраться в происходящем, мне потребовалось лишь мгновение. Вьюнок!Цирк-зоопарк, это же вьюнок! Вот тварь ползучая, и откуда выползла?!

Я уже отвел машину достаточно далеко, чтобы не опасаться нападения хищника. Но вотмои товарищи... Сергей, майор, Соколовский, они ведь все еще оставались там... в пределахдосягаемости смертоносных щупалец.

Загрохотавшие автоматные очереди оповестили, что мои товарищи еще живы. Слава богу!

-- Держитесь! Я уже иду!

С этим криком я рванулся наверх, в настежь распахнутый водительский люк. На ходупередернул затвор АКС. Оказавшись снаружи, я буквально взвыл от пронзившей душуострой, жгучей боли. Зрелище было жуткое. Вьюнок праздновал победу. Большая часть его

серых, покрытых россыпью черных точек щупалец сплелась в большой веретенообразныйкокон. В тех местах, где жирные, сочащиеся ядом лапы сомкнулись еще недостаточноплотно, между ними проглядывали лоскутья выцветшего камуфляжа.

-- Сука! -- я заорал и как обезумевший стал палить в похожую на ожившее дерево тварь,которая нежданно-негаданно выползла из старой ливневки.

Кто оказался жертвой чудовища, понять было невозможно. Рассмотреть оставшихся вживых и выяснить кого не хватает слишком долго и немыслимо сложно. Ослепленныйненавистью и злостью мозг требовал лишь одного -- убивать. Немедленно убивать! И явыполнял этот приказ с упрямством и поспешностью умалишенного. Перед глазами стоялолишь пятнистое, поблескивающее, будто мокрая резина тело, которое вздрагивало прикаждом попадании пули. Вздрагивало да и только. Щупальца не разжимались, и человек в ихобъятиях уже практически перестал биться. Сильный был человек, раз так долго боролся стаким могучим врагом... Матерь божья, сильный... камуфляж... рост... До меня вдруг дошло.

-- Серега, нет!

Перед моим мысленным взором совершенно ясно встала рослая фигура морскогопехотинца, его добродушная улыбка, его крепкие руки. Руки запомнились больше всего. Этопотому, что видел я их гораздо чаще, чем лицо Сергея. Слабого и больного Сергей таскалменя на себе, оберегал и защищал. И перед моим лицом всегда были его руки, те самые,которые сейчас растворяет беспощадная едкая кислота.

-- Нет, Серега, нет!

Обезумев от отчаяния и ярости, я кинулся вперед. Скатился по броне, грохнулся наземь,даже не почувствовав боли вскочил и помчался прямо на чудовищную гигантскую актиниютак стремительно расцвевшую посреди мертвого поселка. Я успел пробежать метров десять,расстрелял целый рожок, но тут меня грубо схватили за плечи.

-- Назад, полковник! -- прямо в ухо прогорланил Соколовский. -- Уже все... Уже кончено.

-- Кончено?

Я в гневе повернул к нему лицо и окаменел. По щекам несгибаемого спецназовца теклислезы. Не стесняясь и не вытирая их, Костя прокричал Нестерову:

-- Еще одну очередь, майор... чтобы наверняка.

Выпущенные Анатолием пули ложились точно в центр кокона, который вьюнок свилвокруг тела своей жертвы. Однако на сей раз все они предназначались совсем не длячудовищного инопланетного монстра.

Леший ввалился внутрь БТРа через люк над местом командира, грузно упал на сидениесправа, и мрачно прогудел:

-- Двигаем!

Как эхо от его голоса громыхнула закрывшаяся десантная дверь левого борта, и этоозначало, что все уже внутри.

-- Двигаем, -- согласился я и стронул машину с места.

Туман немного рассеялся, да и новый день медленно, но уверенно вступал в свои права.

Так что с ориентацией проблем не возникло. Серая громада стены и крупная оранжеваяточка, запирающего Северные ворота "Камаза", размеренно покачивались за бронестекломводительского смотрового люка. Под стальное брюхо "302-го" то и дело ныряли какие-тотемные пятна, и мне пришлось поднапрячься, чтобы узнать в них те самые вещи, которыебыли вынуждены бросить отправляющиеся в неизвестность Одинцовцы. Однако всеувиденное лишь на мгновение задерживалось в мозгу. Там сейчас царила полная глухаяпустота, и не находя за что бы зацепиться, картинки уносились прочь, словно опавшиеосенние листья, сдутые резким ледяным шквалом.

-- Всем приготовиться! -- громкая команда Загребельного помогла вернуться к реальности.-- Ертаев, Павел, на выход. Остальным прикрывать. -- После общей команды Андрюхаповернулся ко мне: -- Уверен, что пропихнешь или может все-таки оттянем назад?

-- Уверен, -- я упрямо кивнул головой и тут же нажал на тормоз.

Ловкие и стремительные две невысокие фигуры юркнули в открывшиеся двери бортовыхлюков. Буквально через секунду я уже видел как Пашка с Муратом выбивают колодки из-подколес грузовика. Точку в их задании поставил казах, когда снял "Камаз" с тормоза.

-- Готово! -- помахал он из водительской кабины.

-- В машину, живо! -- прогорланил в ответ Загребельный. Затем он втянул голову в люк ипродублировал это известие персонально для водителя: -- Слыхал? У них все готово!

Я все прекрасно слышал и ждал лишь, чтобы ребята вернулись. Когда оба нашихдесантника оказались внутри, врубил первую передачу и с лязгом вонзил носбронетранспортера в передок самосвала.

Я давил и давил, и тяжелый грузовик начал отступать. Приваренные к его бортам стопоры,которые ранее оберегали машину от выката за пределы каменного коридора, прогнулись и,оставляя глубокие рваные борозды, скребли по кирпичным стенам. Слыша этотоглушительный скрежет, наблюдая как сминается оранжевая кабина, я понимал, что несуразрушения, перечеркиваю старания сотен людей, положивших свои жизни на строительствеэтого оборонительного бастиона, одного из последних форпостов обреченного человечества.Да только видно так уж суждено. Сегодняшний день был последним днем Одинцово.

Глава 9.

Когда мы покинули город и за бортом поплыли поля с колышущейся на ветру мертвойгрязно-желтой травой, мне немного полегчало. И это не потому, что я такой черствый,толстошкурый гад, моментально забывший о погибшем товарище. Просто так всегда бывает.Оставляя за спиной очередной город, мы оставляем в нем и целый ворох воспоминаний.Хороших или плохих, без разницы. Все это происходило там... в прошлом, с которым насуже ничего не связывает, лишь нематериальная эфемерная субстанция, именуемая памятью.Да только вот память, дама ох какая капризная. Что хочет, то и творит. Будто в калейдоскопеона перемешивает самые разнообразные факты и события, а затем, повинуясь какой-тосвоей, частенько непредсказуемой логике, выплескивает их перед нашим мысленнымвзором. А уж если найдется за что зацепиться...

Именно в этот момент моя память зацепилась за полдюжины ржавых, искореженных отвзрывов боекомплектов, угловатых силуэтов. Они появились прямо по курсу. Небольшаяколонна замерла прямо посреди проезжей части. Четыре БТР-90 и два БМП-4. Для менясуществование этой погибшей колонны не являлось новостью. Я много раз проезжал мимо изнал, что она стоит именно здесь, на въезде в Лесной городок. Знал, да только под натиском

последних событий эта информация начисто вылетела из головы. А вот сейчас пришлосьвспомнить.

Так уж вышло, что я стал свидетелем их гибели. Вернее не самого боя, а его окончания.Было это в самом начале войны. Мы не успели всего минут на десять. Когда бронегруппаподошла, челнок ханхов уже скрылся за облаками, а шесть наших боевых машин былиохвачены пламенем. Горело все, включая в теории не горючие шины и краску на бортах. Втех местах, где она уже выгорела полностью, виднелся голый металл, который от разогреватускло светился темно-малиновым цветом. И самое страшное... как всегда... ни одноговыжившего.

-- Полковник!

Из омута тягостных воспоминаний меня вырвала серия несильных, но настойчивых тычковв бок. Очнувшись, я скосил глаза на сидящего рядом Лешего:

-- Чего тебе?

-- Это твой обычный маршрут? -- подполковник кивнул в направлении смотрового люка. --Ничего подозрительного не заметил?

-- Ничего, -- буркнул я.

С полминуты Загребельный молчал. За это время мы успели поравняться с погибшейколонной.

-- Молодец, что машину спас, -- Леший угрюмо глядел на проплывающие за бортом,изъеденные странной зеленовато-бурой ржавчиной остова. -- Заберись эта тварь внутрь...тогда все... тогда бы ножками топали как миленькие. А времени и так, сам знаешь, в обрез.

Слова Андрея заставили меня вспомнить. Включенная задняя передача... Неужели этовсе-таки была подсказка? Если так, то почему такая незначительная, робкая? Ведь окажисьна моем месте кто-либо другой... Другой? Я задумался над этим словом. Разве мог забаранкой "302-го" оказаться кто-то другой? Пока я жив, врядли. Цирк-зоопарк, тогда что жеэто получается? Знак был дан именно мне! Кто мог стать автором этого послания?Вариантов не много. Вернее всего один. Главный! Холера его забери, неужели он вновь взялнадо мной шефство? Или нет? Или это все игра моего разыгравшегося воображения?

Своими мыслями я решил пока ни с кем не делиться, даже с Андрюхой. Уж очень онисумбурные и противоречивые. Ну, а если я все-таки окажусь прав, и Главный играет нанашей стороне, то тем более не стоит расхолаживать коллектив. Как говорится, на Главногонадейся, а сам не плошай.

Когда переезжали железку около Осоргино, Леший завел разговор вновь:

-- Как дальше поступим? Сразу рванем к Нарофоминску или еще какие планы имеются? --подполковник глянул на грязную потертую карту. -- Надо решать, а то для шарканья изстороны в сторону у нас топлива маловато.

-- Утро уже, -- протянул я, задумчиво глядя на дорогу.

-- Ну и...

-- Наш дальнейший маршрут во многом зависит от решения людей. Насколько я помню,время мы им дали до утра. -- Я невесело усмехнулся: -- Или хочешь поступить как в былыевремена? Никакой демократии. Все мобилизованы. Ради великой цели чего не сделаешь!

-- Нет уж, -- Загребельный отрицательно покачал головой. -- Берем только добровольцев.На такое задание из-под палки не ходят.

-- Добровольцы... -- я задумчиво повторил это слово. -- Двоих я, кажется, знаю.

-- Пацан и девчонка, -- догадался Андрюха.

-- Они, -- я кивнул.

Леший крепко задумался, покривился, прокашлялся, а потом выдавил из себя:

-- Положа руку на сердце, скажу: не хочется мне тащить с собой всю эту насквозьштатскую компанию. Двое детей, вечно перепуганный заучка плюс темная-претемнаялошадка по фамилии Нестеров. Я уже и сам не рад, что при них завел весь этот разговор. --Андрюха наклонился ко мне и едва слышно добавил: -- Может лучше высадить их вПодольске, а в группу подобрать пяток крепких надежных парней? -- В конце фразы по лицумоего приятеля вдруг скользнула какая-то мрачная тень, он невесело вздохнул и словно длясебя самого добавил: -- Ну, или больше... если понадобится.

То, что Загребельный усомнился в своих людях я пропустил мимо ушей. Это он так... длястраховки ляпнул. Ребята у него железобетонные, не струсят, не подведут. А вот что касаетсявсех остальных... Оставить их в Подольске -- на первый взгляд вполне разумное решение.Но, правда, только лишь на первый... Если вдуматься как следует, то выходило, что безаспиранта Харьковского Авиационного нам никак не обойтись. Кому еще под силуразобраться в хитроумных инопланетных летательных аппаратах, коли не ему? Получалось,что Сергей Блюмер это не обуза, а невероятно ценное приобретение, настоящая находка.

Теперь Павел и Лиза Орловы. Я сразу вспомнил, что и впрямь хотел оставить их вПодольске. Точно! Так и сделаю! Хотя... Лиза отличный снайпер. Пашка смышленый иверткий разведчик. Единственное, чем они уступали "крепким надежным парням", о которыхмечтал Леший, так это своими возможностями в рукопашной схватке. Да только вряд ли нампредстоит кулачное махалово. С кем махаться то? С кентаврами что ли? Мысль ошестилапых монстрах, а так же куда более серьезных опасностях поджидающих нас наПроклятых землях, заставила опомниться. Нет! Ни за что! Оставлю ребятню в поселке иточка!

Последним в списке стоял Нестеров. Вот к его-то кандидатуре отношение выработатьникак не удавалось. Майор мог одновременно быть как необычайно ценной боевойединицей, так и источником повышенной опасности. Кроме этого, его персона делала насобъектом возможной диверсии. Вопрос "с чьей стороны?" я пока решил опустить. Черт егознает с чьей. Тыкать пальцем в сторону ханхов было несколько преждевременно. Так чтоучитывая все вышесказанное...

Сделать вывод я так и не успел. Из-за спины послышался негромкий окрик:

-- Дядя Максим!

Пашка подобрался совсем близко, его белобрысая, неумело подстриженная головавозникла чуть ли не возле самого моего плеча.

-- Чего тебе? -- буркнул я, наскоро обернувшись назад.

-- Вам товарищ капитан просил передать, -- пацан запнулся, словно припоминая текстдонесения. -- Там... на востоке... Будто горит что-то.

"Там... на востоке", это совершенно иное, чем "там... с левого борта". "Там... на востоке"означало где-то очень далеко. А значит прямой немедленной опасности пока нет. Понимаяэто, мы с Лешим едва заметно друг другу кивнули. Это был еще и знак согласия. Ни у меня,ни у Андрюхи не имелось возражений против короткой остановки.

Парковать БТР у обочины не имело смысла. Остановился прямо посреди широченнойленты Киевского шоссе, на которую мы выкатили минут десять назад. Оглядевшись сквозьлюки, амбразуры и уцелевшие приборы наблюдения, мы не обнаружили ничегоподозрительного. Что ж, раз так, то, пожалуй, будет совсем не грех вдохнуть свежеговоздуха.

Едва приоткрыв крышку люка, я сразу понял, что утро сегодня какое-то не такое, можнодаже сказать особенное. Низкие плотные облака, надежно скрывавшие солнце, отливалиотнюдь не своим обычным грязным золотом. Сегодня в их окрасе преобладали багровыетона. Багровый восход! Кто-нибудь когда-нибудь видел багровый восход? Закат -- да, новосход...! Я поглядел на восток, туда, где по моим расчетам, сейчас и находилось дневноесветило. Горизонт пылал красками расплавленного металла. Воздух там был плотным итяжелым. Он будто состоял из миллионов раскаленных нитей. Желтые, оранжевые икрасные, они намертво сшивали небеса с земной твердью.

-- Красиво, -- подал голос Леший. Подполковник полностью выбрался из люка и,распрямившись во весь свой богатырский рост, замер рядом с башней.

-- Это случаем не Подольск горит? -- предположил я, присаживаясь на край люка.

-- Нет, не Подольск, -- Загребельный отрицательно покачал головой. -- Чтобы такрассветить, надо сотню Подольсков сжечь.

Судя по сему наш диалог услышали внизу. С лязгом распахнулись десантные люки позадибашни, хлопнула откинутая дверь левого борта. На броню вскарабкались Нестеров иСоколовский, а все остальные члены нашей команды дружно высыпали на клейменыйпунктиром дорожной разметки асфальт.

Сперва все молчали. Величие и масштабность зрелища к сему очень даже обязывали.Только ведь так не могло продолжаться вечно. Насладившись багровой мистерией,попривыкнув к ней, неугомонный человеческий мозг стал искать себе новое занятие. Теперьему позарез требовалось выяснить: а что ж это за диво такое тут нарисовалось? Версия спожаром уже прозвучала и была отвергнута, поэтому следовало срочно измыслитьчто-нибудь иное, этакое...

-- Прямо вулкан какой-то! -- воскликнул Клюев, обернувшись к нам.

-- Э..., прапор, ты когда-нибудь вулкан видел? -- толкнул его в спину Мурат Ертаев.

-- По телеку только, -- сознался десантник.

-- А я видел, на Курилах, -- казах потер лоб, припоминая. -- Не похоже ни хрена.

-- Солнце это восходит, мужики, -- подал голос Соколовский. -- Ничего кроме солнца бытьне может.

-- Солнце? -- пожал плечами Мурат.

-- Скорее всего солнце, -- согласился Сергей Блюмер.

-- Точно солнце, -- Нестеров приложил ладонь ко лбу, соорудив тем самым

солнцезащитный козырек.

Все продолжали смотреть, как восток все больше и больше окунается в кроваво-красноесвечение. И было в этом что-то сверхъестественное, опасное, но вместе с тем притягательноеи завораживающее. На такое зрелище хотелось смотреть и смотреть, может даже до тогопоследнего мига, когда самого тебя поглотит великое благодатное пламя.

-- Никогда не видела такого восхода. Будто мы и не на Земле вовсе. --Лиза произнесла этоочень задумчиво, можно даже сказать печально.

-- Что-то подобное обнаружили автоматические станции, которые изучали Венеру, --поддержал девушку Блюмер. На пару секунд Сергей задумался, а затем добавил. -- Но мы жене на Венере. Земля и Венера планеты совершенно не похожие друг на друга.

Для кого-то слова аспиранта ХАИ стали намеком на тайну, для кого-то отголоском староймечты о покорении далеких звезд, а вот на такого старого скептика и прожженного реалистакак я они возымели совсем иное действие. Я вздрогнул и не удержался от негромкогопроклятия:

-- Твою мать, это ведь...

-- Что еще?

Леший спросил очень тихо, но с таким напором, с каким умеют спрашивать толькоопытные чекисты, люди, которым отвечают все и всегда. Хорошо что мне нечего былоскрывать:

-- Возможно светятся инертные газы или еще какие-нибудь другие примеси в верхнихслоях атмосферы, -- я поднялся на броню и встал рядом с приятелем. Разговаривать так былогораздо удобней.

-- И что это значит? -- Загребельный сразу насторожился. Чутьем старого матерого волкаон почувствовал, что происходит что-то неладное, нехорошее, да только пока не мог въехатьчто именно.

-- Их чересчур много. Необычайно много для Земли.

-- Нас травят? -- подполковник непроизвольно сжал кулаки.

-- Полагаю, дела обстоят гораздо хуже. -- Так вышло, что сказано это было достаточногромко, а потому на меня тут же уставились еще и Соколовский с Нестеровым. Пришлосьрасширить круг участников разговора до четверых: -- Какая-то хрень твориться сатмосферой... она меняется, подстраивается под что-то...

-- Или под кого-то, -- добавил Мурат Ертаев, оповещая, что за ходом нашей беседы следяти внизу.

Похоже мы и впрямь стали говорить слишком громко. Неведомый, невидимый нектоподслушал. Он тут же решил лишить полковника Ветрова всех доказательств его смелойгипотезы. Багровый восток стал быстро тускнеть. Краски выцвели, картинка смазалась.Складывалось впечатление, что художник, набросавший этот смелый эскиз, вдругопомнился, устыдился своих фовистских экспериментов и тут же кинулся приводить пейзажк канонам грязного, серого и до тошноты жизненного импрессионизма. Буквально черезнесколько минут вокруг уже простирался тот самый мир, который мы так хорошо знали.

-- Все, представление окончено, -- мне оставалось лишь констатировать очевидный факт. --

Солнце поднялось выше. Очевидно под таким углом эффект не наблюдается.

Мне никто не ответил, да и вообще вокруг повисла гробовая тишина. Слышалось лишьдыхание стоящего рядом Лешего. Он глубоко втягивал ноздрями воздух, как видно стараясьуловить в нем новые незнакомые примеси. Зря старался. Очень немногие газы можно вот такзапросто учуять на нюх.

-- Почему мы не видели этого раньше? -- наконец осмелилась подать голос Лиза.

Как по команде все повернулись ко мне. От этих жаждущих правды глаз, от горящей в нихнадежды, что сейчас подскажут и научат я почувствовал себя Лениным на броневике.

-- Наверное, это стало заметно совсем недавно. Может свою роль сыграли температураатмосферы, всплеск солнечной активности или еще что... -- Пришлось отвечать первое, чтовзбрело на ум. Скорее всего именно поэтому уверенности в моем голосе было малостьпоменьше, чем у вождя мирового пролетариата.

-- А мы то, идиоты, надеялись, что воздух очищается, -- горестно и вместе с тем злопрорычал себе под нос Нестеров. Милиционера словно оставили последние силы, и онгрузно опустился на башню.

-- Видать нас и вовсе вычеркнули из списка... окончательно и бесповоротно, --Загребельный задумчиво пробурчал у меня за спиной. -- Если дело уже и до атмосферыдошло...

Это было сказано только для меня. А если бы кто и услышал, то все равно вряд ли понял.Зато я понял, ох как понял!

-- Но мы ведь до сих пор не чувствуем этих изменений, -- из группы, стоящей у бортабронетранспортера, донеслось негромкое восклицание Сергея Блюмера.

-- Пока не чувствуем, -- поправил аспиранта Соколовский, -- только лишь пока.

От этого замечания авиастроитель как-то сразу скис. Похоже, у него имелась какая-тотеория, но капитан одним махом вышиб из-под нее весь фундамент.

-- И чего теперь делать? -- несколько потерянным голосом поинтересовался прапорщикВДВ. -- Эта хрень... она ведь происходит повсюду, от нее ведь не спрячешься, не сбежишь.

Не знаю как кто, а я воспринял этот вопрос напрямую адресованным именно ко мне. И нанего у меня имелся лишь один вариант ответа:

-- Сперва найдем эти чертовы платформы, а потом видно будет.

-- Платформы? -- Нестеров поглядел на меня, как на маньяка-взрывателя, который собралсявоспользоваться своей бомбой на борту ввинчивающегося в штопор авиалайнера.

-- На кой хрен нам теперь это оружие, пусть даже и суперсовременное? -- развил идеюмилиционера Клюев. -- Застрелиться можно и из нашего, проверенного.

Что я мог на это ответить? Рассказать им правду? Пересказать туманные намеки Главного,мол, "не важно куда идти, главное для чего". Потребовать немедленно, сию секунду,проявить разум, человечность, любовь и доброту? Убеждать, что если исполнить все это, тона Землю снизойдет прощение, и мы заживем как и прежде? И самое приятное -- уже непридется никуда идти!

Когда я оторвался от своих раздумий и вернулся к реальности, то обнаружил, что всесмотрят на меня и ждут объяснений.

-- Я точно знаю, что надо идти в Белоруссию.

Объяснение у меня получилось не ахти какое. Серое вещество еще вроде как несинтезировало ответ, а язык его уже вытолкнул. И произошло этот как-то очень быстро илегко, словно вовсе и не я говорил, словно слова произнес кто-то другой, стоящий у меня заспиной. Захотелось даже оглянуться и поглядеть туда, правда сделать этого я так и не успел.

-- Ну, товарищ полковник... Ну, вы ты точно того... -- позабыв о всякой субординации,Клюев повертел пальцем у виска. -- Не в себе маленько.

Сразу стало понятно, что это "не в себе маленько" -- самое мягкое выражение, котороепрапорщик сумел подобрать. На самом деле ему жуть как хотелось выдать кое-чегопокрепче.

Тут меня и клемануло. Цирк-зоопарк, думаю, ради тебя же, червяка ничтожного, стараюсь,ради всех вас! А вы вон как! Развели мы тут с Лешим демократию, хочу -- не хочу... В жопувсе это! Построить всех и бегом марш исполнять приказ...

-- Товарищ полковник, -- тихий и какой-то слегка потерянный голос Кости Соколовскогопрозвучал совсем рядом, -- подкиньте до Подольска, очень прошу.

Вот и все! После этих слов у меня внутри что-то сразу сломалось. Пропала и злость, ирешимость, и боевой запал. Стало как-то пусто и уныло. Пришло понимание: мы сАндрюхой теперь одни, никто в нас не верит, никто за нами не пойдет. Даже Лиза с Пашкой,казалось бы самые верные и преданные друзья, и те призадумались.

-- Грузитесь, -- произнес я обреченно. А когда никто не двинулся с места, с сердцемгаркнул: -- В машину, я сказал!

Стараясь заглушить душевную боль и разочарование, я гнал БТР на полной скорости. Ястремился слиться с машиной и в этом единении обрести хоть немного покоя, хоть каплюбылой уверенности и рассудительности. Как там с покоем, не знаю, но рассудок ко мнепонемногу стал возвращаться. Именно это и позволило заметить, что "восьмидесятка" как-топодозрительно раскачивается. Пришлось тут же сбросить скорость.

Сидевший на соседнем сидении Леший узрел в моих действиях совершенно другой мотив:

-- Да, вот там, метров через полста, сворачивай.

Загребельный указал на расположенный по центру автомагистрали отбойник. Метровдвадцать заграждения было начисто снесено, а стальные стойки, которые его удерживали,смяты и вдавлены в асфальт. Во всем этом безошибочно угадывался автограф, оставленныйколонной тяжелой бронетехники.

-- Сворачивать? -- я не сразу понял, что Андрюха имеет в виду.

-- Не обязательно тащиться аж до Алабино, -- подполковник еще раз сверился со своейзамусоленной километровкой. -- На Подольск можно свернуть и здесь, как раз развязкабудет. Тогда двинем через Троицк. Дорога может и похуже, зато вдвое короче.

Голос у Загребельного был спокойный, такой как всегда, будто ничего и не произошло. Аможет и впрямь ничего? От этой неожиданной мысли я сперва даже опешил. Однако когдапри съезде на разбитый большак нас хорошенько тряхнуло, мозг, наконец, сумел преодолеть

ступор и заработал в нужном направлении.

Задача перед нами стояла особая, такую еще никто и никогда не решал. Значит и командадля нее должна подобраться тоже не совсем обычная. Кто знает, вдруг какая-нибудьстарушка божий одуванчик с ее тихой житейской мудростью будет нам в сто раз полезней,чем этот узколобый прапор с гранатометом? Ну, про старушку это я, конечно, загнул, но ходмыслей в общем-то правильный. Спасать мир должен тот, кто этого достоин, а не какие-тотам совершенно случайные люди, пусть даже великолепно владеющие оружием.

Твердо решив перетрясти весь Подольск сверху донизу, но разыскать таких, я вновьпочувствовал себя человеком, на которого возложена необычайно важная миссия. И еепервая часть -- добраться до Подольска. Осознав это, я тут же сосредоточился на дороге.

В этих местах я бывал всего один или два раза, и то очень давно, в самом начале моей, таксказать, коммерческой деятельности. Раньше в Троицке тоже жили люди. Вернее не в самомгороде, а в каком-то селе на подъезде к нему. То ли Ильинка, то ли Игнатовка, короче, будемпроезжать, вспомню. Я как-то пробовал предложить им свои услуги, да только все зря. Тогдав послевоенное время с оружием и боеприпасами проблем не было, а о пушках икрупнокалиберных пулеметах еще никто даже и не помышлял, нужды просто не возникло. Вдобавок ко всему среди местных оказалось довольно много военных из тех частей, чтостягивали к Москве. Так что учитывая все вышеперечисленное, мне отказали. Дали водынабрать, и на том спасибо.

Кстати, уже потом, где-то через полгода, в Подольске повстречал я одного майора, тогосамого, с которым общался в селе под Троицком. Поведал он довольно жуткую историю опоследнем дне, вернее ночи, их маленького поселка. Вот именно так я и узнал о появлениина Земле ночных чудовищ под названием призраки. Это уже потом они стали обыденным,чуть ли не привычным злом. А тогда это был шок, леденящий ужас для всех, кто вместе сомной слушал сбивчатый, приправленный соплями, слезами и самогонным перегаром рассказчудом уцелевшего офицера.

Оставив за спиной покосившийся дорожный знак с перечеркнутой надписью "Верховье",мы продолжили путь среди когда-то тучных и плодородных крестьянских полей. Впоследний предвоенный сезон их засеяли каким-то злаком, может даже и пшеницей. Боже тымой, какие воспоминания! Пшеничные поля! Ветер гоняет золотистые волны, и туго налитыеколосья тихо шуршат, будто ласковый и нежный прибой. Да... все это было когда-то. Совсемв другой жизни и в другом мире. Сейчас же взгляду открывались темно-коричневые заросли,очень похожие на спутанную собачью шерсть грязного и нечесаного чао-чао.

Цвет старой ржавчины контрастно оторачивала линия черного леса. Она отделяла мертвоепшеничное поле от тяжелой свинцово-серой пелены низких облаков. Эта чернота казаласькакой-то противоестественной, нереальной, словно не принадлежащей этому миру. Должнобыть именно так чернеют врата преисподней.

Лес сейчас и впрямь представлял из себя серьезную опасность. Его облюбовали такиетвари, о которых и услышать-то страшно, не то что увидеть. Именно поэтому никто изздравомыслящих людей туда и не совался.

Сразу вспомнилось как однажды, двигаясь по Волоколамскому шоссе, я услышал рев,прозвучавший из лесной чащобы. От него задрожала земля, а БТР закачался. Собственноговоря, это был даже не рев, а что-то непонятное. С таким звуком стонут гигантские трюмыстарых ржавых сухогрузов, когда неистовый шторм заставляет их тереться о пирс. Ну истраху я тогда натерпелся! Вот такие леса нынче, что тот под Истрой, что этот, вблизиТроицка.

Я еще раз вгляделся в черную стену, и мне вдруг показалось, что она движется, что онаожила. Мрак, смерть и ужас хотели вырваться за пределы своих владений. Они уже дажепредприняли первые попытки. Местами на полусгнившем пшеничном поле виднелисьподозрительного вида черные округлые подпалины. Когда в одной из них я разглядел дваискореженных авиационных двигателя и торчащий над ними обломок киля, на котором всееще тускло алела красная звездочка, все прояснилось. Какая-то истребительная эскадрильяприняла бой в небе над Троицком. Им еще повезло. После того как самолеты развалились ввоздухе, у пилотов оставался шанс спастись на парашютах. Мне же доводилось видеть такиевоздушные сражения, в которых наши крылатые машины исчезали моментально, беззвучно ибезвозвратно. Легкое биение воздуха, короткая белая вспышка и все... конец.

Помимо воли я покосился на небо. Конечно же, ни серебристых молний краснозвездныхистребителей, ни угрюмых громад инопланетных боевых платформ там разглядеть неудалось, однако этот взгляд все же кое о чем поведал. Новый день уже во всю вступил в своиправа.

-- Который час? -- я нарушил гнетущую тишину и глянул на сидящего рядом Лешего.

-- Десять скоро, -- ответил мой приятель и тут же переспросил: -- Ты думаешь о том же, очем и я?

-- Если ты о туннелях, то да. Они должны были уже давно открыться. Кентавры пошлигулять по нашей планете.

-- Мне кажется, на северо-западе их открывается гораздо больше, чем здесь.

-- Похоже, -- я кивнул. -- Это подтверждает уже то, что первые стада кентавров пришлиименно со стороны Новгорода и Питера.

Теперь кивать настала очередь моего приятеля. Он так усердно опускал и поднимал голову,что раскачал "восьмидесятку". Шутка, конечно, мне это просто так показалось.

-- Дорога здесь ни к черту! -- прорычал Леший. Подполковник инстинктивно поднял руку иуперся ею в броню, тем самым пытаясь противостоять неожиданным рывкам и качке.

-- Дорога нормальная, -- мрачно ответил я. -- Амортизаторы ни к черту. Масло теряем.Видать ничего в этом мире не проходит бесследно, в том числе и пребывание под прессомбаррикады.

-- Починимся... -- начал было Андрюха.

-- Сложно. Амортизаторы менять надо, -- произнося это, я снизил скорость. Хоть мотылятьне так будет.

-- Грех было ребят не подкинуть, -- Загребельный словно подбадривал меня, проявлялсолидарность с решением доставить людей в безопасное место.

-- Ничего, подкинем. Мы уже почти в Троицке.

В этот момент на глаза мне попался знак "Ильичевка". Ах, да... конечно... Ильичевка! НеИльинка или Игнатовка, а Ильичевка. Именно в деревне, названной в честь... В головепромелькнул идиотский вопрос: А в честь кого названа? Ленина или Брежнева? Скореевсего, Ленина. Хотя если учесть патологическую тягу многозвездного генсека ко всяческомупревознесению своей ненаглядной персоны... Э, куда это меня понесло? Не все ли равно вчесть кого названа эта деревушка? Важно, что именно здесь жили те люди, те несчастные,

чью жизнь выпили, высосали до капли чудовища, пришедшие из потустороннего мира.

Стоило лишь подумать о чужом, жутком, враждебном нам мире, как он немедленноматериализовался, возник у меня перед глазами, будто немой укор за неосторожные мысли,за необдуманные поступки. Троицк! Собственно говоря, я знал, что город такой, толькопозабыл. Минуло ведь полтора года, срок немалый, особенно по теперешним меркам. За этовремя уже было столько всего видено-перевидено...

-- Тут что, пожар был? -- громким удивленным возгласом Леший прервал мои мысли.

-- Говорили, тут горел даже воздух, -- я пересказал приятелю слова одного из безвременнопочивших жителей Ильичевки.

-- Странно. Не слышал о таком, -- всматриваясь в окрестности, Андрюха буквальноприкипел к бронестеклу.

С западного направления, того самого, с которого мы и въезжали, Троицк был застроенпривычными глазу любого современного человека типовыми многоэтажками.Привычными... Н-н-да... Как же... Привычные они! Сейчас все здания были черными,абсолютно черными, и глядели на мир сотнями пустых оконных глазниц. И еще... Конечно,может это какой-то оптический эффект, но мне вдруг показалось, что высотки Троицка стоятне вертикально, как им и полагалось, что все они слегка наклонены примерно на север,северо-восток. От этого возникало странное, очень неуютное ощущение инопланетногопейзажа. В немалой степени его подпитывало еще и то, что огромные, словно вырубленныеиз цельных антрацитовых глыб, кубы и параллелепипеды располагались посреди такой жечернильно-черной, идеально гладкой пустыни. В округе не было видно ни то что деревьев, адаже традиционных, встречающихся везде и всегда автомобильных остовов. Неужторасплавились? Я поймал себя на том, что ищу бесформенные лужицы застывшего металла.Ищу, но, увы, не нахожу.

Таинственное исчезновение местного металлолома меня занимало совсем не долго.Нашлось иное, куда более важное занятие, а именно сориентироваться и вспомнитьмаршрут.

Впереди показалась развилка. Улица, по которой мы ехали, распадалась на три другие,точно такие же черные и мертвые городские магистрали. Моя память нашептывала, чтоследует направиться прямо, то есть к центру Троицка. Однако путь через начистосожженный город это не самая короткая дорога к Подольску. Тут получится крюккилометров в тридцать, а то и тридцать пять. А вот если напрямик, то где-то пятнашка.Заманчиво, очень даже заманчиво.

Я притормозил прямо перед перекрестком.

-- Проблемы? -- Загребельный метнул быстрый взгляд на амбразуру в лобовом бронелисте.

-- Лучше глянь по карте, что там у нас на востоке?

-- На востоке? -- переспросил подполковник и отложил в сторону свой АКС.

-- Ищу срезку на Подольск. Шоссе туда не ведет, это точно. А вот мелкие автодороги,может даже грунтовки...

-- Да понял я, -- Леший тут же полез за планшетом.

Получив несколько секунд передышки, я оглянулся на сидящих сзади людей. Язык не

поворачивался назвать их нашей командой. Так... попутчики. Ертаев, Соколовский и Клюев,являясь людьми действия, строили какие-то планы. Это было видно по их лицам.Красногорцы почти не переговаривались. Из чего следовало что эти самые планы у каждогосвои, персональные и других они не касаются. Блюмер с Нестеровым о чем-то спорили.Похоже, майор выпытывал у Сергея детали наших недавних приключений. Что ж, пустьвыпытывает. Человек с научным складом ума по большей части расскажет ему своигипотезы, а никак не правду, потому как в правду он еще долго не сможет поверить и сам.Что касается Лизы и Пашки, то они единственные, кто не заморочивался сложнымимыслями. Толкаясь возле уцелевших смотровых приборов, они рассматривали диковинный,никогда не виденный ими город.

-- Проехать в принципе можно, -- Загребельный толкнул меня в бок, заставляя обернуться кнему. -- Вот только большая часть пути проходит через лес. -- Андрюха скривился. --Рискнем?

Новость, прямо скажем, не вдохновляла. Услышав ее, я вдруг подумал о Блюмере. ВОдинцово его приговорили к изгнанию, а я сжалился над парнем и пообещал подкинуть егодо Троицка. Дальше, мол, сам дойдет. Вот дурень! Нет чтоб сперва на карту поглядеть! Хренбы Сергей дошел. Пятнадцать километров по лесу это все равно, что тридцать по минномуполю.

Наверняка именно это воспоминание и помогло мне выбрать правильное решение.

-- Рисковать нам, пожалуй, ни к чему. Машина на ладан дышит, оба пулемета мертвые. Нетуж, лучше потерять время, чем жизнь.

Эта уверенность завладела мной с такой силой, что я даже не стал дожидаться ответасвоего приятеля. Рванул вперед и быстро преодолел широкий перекресток.

Улица, по которой катил "302-ой", словно делила Троицк на две части, или вернее будетсказать демонстрировала две стороны, два лица одного и того же города. Слева это былообычное российское захолустье с выгоревшими, покосившимися домишками, которому народу было написано почернеть если не от огня, то от времени. А вот справа... Справаоткрывался вид на современный, некогда цветущий город, которому и впрямь как нельзялучше шло имя наукоград. Наукоград! Надо же, в моей памяти отыскался даже этотнеофициальный титул Троицка.

От наукограда ниточка протянулась к воспоминаниям о каком-то невозможно большомколичестве научных институтов, которые слили сюда из Москвы, так сказать, от грехаподальше. Еще бы не слить, ведь большинство этих НИИ занималось ядернымиисследованиями. Даже ускоритель свой здесь построили.

Мысль о ядерной энергии, причем о ее недоброй, разрушительной силе, как нельзя лучшесочеталась с окружающим нас пейзажем. Конечно, не Хиросима с Нагасаки, но все же издесь что-то было... какая-то страшная, кем-то и когда-то выпущенная на волю сила. Кем-то?Я горько усмехнулся. Известно кем. Ханхи видать хотели...

Именно на этом месте пришло прозрение. Ханхи под корень выкосили не только нашвоенный потенциал, но и научный. Троицк сожгли для того, чтобы эти сумасшедшиечеловеки не лазали куда не положено, не совали свой длинный нос в основы мироздания, а,стало быть, и в основы могущества истинных властителей мира.

Следствием этого открытия стали обида и злоба. В груди аж зашкварчало. Но странноедело, параллельно со всей этой гремучей смесью пришло и понимание горькой правды.Никто не мог дать гарантии, что эти самые гомосапиенсы, разобравшись в гигантской

машине под названием вселенная, не решат в ней чего-нибудь подкрутить.

Раздираемый противоречивыми чувствами, я зыркал по сторонам. То ли подсознательносилился отыскать улики, подтверждающие мои догадки, то ли просто, получив по башкеувесистой дубиной правды, пытался очухаться и понять: кто я и где я?

-- Э... полковник, ты точно знаешь куда едешь? -- на вопрос "кто я?" мне помог ответитьЛеший. -- С километровкой, сам понимаешь, я тебе в городе не помощник.

-- Сейчас повернем направо, и будет широкий проспект, -- вопрос "где я?" пришлосьрешать самолично.

Память не подвела. Уже через какие-то пять минут мы катили по широкой, спекшейся втвердый черный монолит, прямой, как аэродромная взлетка, магистрали. С юго-востокапроплывали густо натыканные разномастными домами и домишками кварталы. Ссеверо-запада выстроилась шеренга, торчащих словно зубы исполинского дракона, высоток.За ними не было ничего, ни дорог, ни каких-либо иных сооружений, толькомногокилометровый выжженный пустырь. Что там раньше находилось, возделанные поляили густая дубрава, одному богу ведомо... Точно, только ему одному, поскольку другихочевидцев в этом "милом" городке мы вряд ли отыщем.

-- Максим!

От резкого окрика я вздрогнул. И, надо сказать, было от чего. Голос Лизы переполнялитревожные нотки.

-- Что случилось? -- я резко дал по тормозам, а когда БТР остановился, рывком обернулсяназад.

-- Рамка! -- Лиза держала в руке маленькую коробочку из прозрачного пластика. -- Онавертится!

Глава 10.

Определить место, где возник портал, можно лишь по скорости вращения рамки.Приближаемся -- она крутится быстрее, удаляемся -- замедляет свое вращение. Правдасуществовала еще одна возможность отыскать направление, та самая, о которой лучше невспоминать. Довольно примитивный такой способ, но зато чертовски точный. С какойстороны кентавры попрут, там и проход, там и дверка.

-- Что делать? -- Лиза переводила испуганный взгляд с меня на Лешего и обратно.

-- Уж точно не стоять на месте, -- я демонстративно положил руку на рычаг переключенияскоростей.

-- Поворачиваем? -- Загребельный нахмурился.

-- Пока нет. Туннель может оказаться где угодно, справа, слева, сзади, спереди. Так какогодьявола метаться из стороны в сторону? Продолжим движение. Авось и пронесет.

-- Я хочу поговорить об этих ваших долбаных туннелях!

Нестеров прервал свой разговор с Блюмером и подобрался вплотную к водительскомуотделению. Он занял место пулеметчика, которое ранее принадлежало Пашке и теперьвосседал прямо за командирским креслом Лешего. Милиционер явно надеялся вытянуть изнас то, чего не добился от аспиранта ХАИ. Надо сказать зря надеялся. Момент для этого был

самый неподходящий.

-- Подполковник, давай наверх, -- игнорируя требование майора, я указал Загребельному налюк у него над головой. -- И поставь еще двоих в десантные люки. Глядеть в оба! Говорят,кентавры сейчас не особо агрессивные. Если вовремя заметим, может и разойдемсяполюбовно.

Своим "говорят" я намекнул на слова Главного, и Леший это понял. Скомандовав: "Мурат,Павел, наверх!", он сам полез наружу. Только когда наблюдатели заняли свои места наброне, я наконец обернулся к Нестерову.

-- Толя, прости, кентавры где-то рядом, -- на разговоры меня не пробило, -- так что всевопросы потом.

-- Потом... -- раздосадовано пробурчал милиционер. -- Вечно у тебя это "потом". -- Потерявко мне всякий интерес, Нестеров взглядом нашел Лизу: -- Орлова, а ну, дуй сюда! -- онпостучал ладонью по пустующему сейчас сиденью башенного стрелка. -- Раз полковникунекогда, значит, будем снимать показания с тебя.

Лиза послушно села напротив, и я подумал, что это, пожалуй, лучший из вариантов.Анатолий еще раз выслушает тот же самый рассказ и убедится, что все это не бредсумасшедшего. За компанию ведь с ума не сходят.

Перед началом их разговора, я отобрал у протестующей девушки коробочку с рамкой ипередал ее наверх с четкой и ясной инструкцией:

-- Андрюха, будешь следить и докладывать.

После этого я распахнул над собой люк, подрегулировал сиденье так, чтобы наружуторчала лишь половина моей головы, и стронул БТР с места.

Метров через пятьсот стало понятно, что пора сворачивать в сторону Калужского шоссе.Оно находилось где-то слева и, судя по карте Лешего, проходило параллельно проспекту, покоторому сейчас двигалась моя "восьмидесятка". Сказано-сделано. Выбрав самое широкое изподходящих по направлению ответвлений, я свернул на него.

К сожалению сразу выскочить на шоссе не получилось. Я уперся в закопченные бетонныезаборы и гаражи. Хотя основное внимание и было сосредоточено на поиске дороги, но всеже какой-то его частью я смог обнаружить перемену в окружающем пейзаже. Местностьвокруг уже не была такой угольно-черной как раньше. Цвет ее стал темно-серым, пепельным,с рыжими как у дворняги подпалинами. В добавок к этому вся округа оказалась густоутыкана невысокими обугленными пнями -- все что осталось от некогда великолепногопарка или леса. Кое-где сохранилось и железо. Остовы трех ЗРК "Тор", застывшие в наскоровырытых капонирах, да крыши видневшихся вдали ангаров стали тому нагляднымподтверждением.

Взгляд на погибшую ракетную батарею заставил меня задуматься над двумя вопросами.Во-первых, Троицк обороняли... ну или, по крайней мере, пытались это делать. Странно,далеко не все городишки аналогичного, прямо сказать, скромного калибра удостаивалисьтакой заботы. Во-вторых, и это сейчас являлось куда более важным, эти зенитные комплексыя раньше не видал. Именно из второго пункта напрашивался незатейливый, но упрямый каквозвратная пружина автомата Калашникова вывод -- раньше я тут не проезжал.

Такс-с-с, значит, все-таки заплутал! -- поздравил я себя и призадумался куда двигатьдальше. Правее, примерно в ста пятидесяти метрах от развязки, на которой замер "302-й",

виднелись какие-то боксы, а за ними проглядывала дорога, как мне показалась очень дажеподходящего направления. По ней и поедем, -- решил я. Однако прежде чем тронутьсяследовало выяснить, что нового у товарища из ФСБ. Чем порадует. Приближаемся мы ктуннелю или удаляемся от него.

-- Как там рамка? -- я задрал голову и поглядел на приятеля.

-- Вертится помаленьку, будь она неладная! -- отрапортовал тот.

-- Как вертится? Быстрее? Медленнее?

Подполковник прищурился, уже в который раз пытаясь определиться с показаниямисамопального прибора.

-- Шут ее знает! -- Леший явно потерял всякую надежду разобраться. -- По-моему, так жекак и раньше.

-- Что за цирк-зоопарк! Мы уже больше километра отмахали, а она "как и раньше"! --раздраженно бросил я.

-- Сам не пойму, -- Загребельный пожал плечами. -- Туннель тут какой-то странный,слабый и словно по всей окрестности равномерно размазан.

Слова, а вернее чутье опытного разведчика заставило меня хорошенько задуматься. Авдруг это не туннель? Вдруг сам город так фонит? Поди знай чего эти гребанные ханхи сним сотворили! Почти убедив себя в этом, я еще раз оглядел окрестный пейзаж.

Что-то кольнуло краешек глаза, что-то быстрое, неуловимое, будто мелькнувшая тень. Яеще не успел повернуть голову и понять, что бы это могло быть, а Пашка уже спешилдоложить:

-- Товарищ подполковник! -- как и положено пацан обращался к своемунепосредственному начальнику. -- Я что-то видел. Там...

Парнишка указывал в сторону трех промышленных корпусов, видневшихся наюго-востоке, как раз в том направлении, в котором и пролегал наш путь. Хотя нет, их былочетыре. Только четвертый корпус, самый большой и высокий, находился позади трех своихсобратьев и поэтому просматривался лишь частично. Здания практически уцелели. Дажекое-где в них поблескивали оконные стекла.

-- Что там? -- Леший проследил за рукой мальчишки.

-- Движение какое-то, -- Пашка с трудом подбирал нужные слова. -- Словно вихрьзакружился, только черный.

-- Когда видел?

-- Да только что, -- пацан продолжал тыкать пальцем в сторону промзданий. -- Вон, надтеми домами. Появился, завертелся, а потом будто внутрь, сквозь крыши ушел.

-- Метров четыреста будет, -- Леший обратился уже ко мне. -- С такого расстояния вряд личто-либо разглядишь.

-- Предлагаешь подъехать?

-- Предлагаю свалить отсюда и побыстрее. Нам что, заняться больше нечем? Еще нарвемся

здесь по глупости, кто тогда дело до конца доведет? Нет уж, друг мой Максим, давай лучшекругом. Объедем эту хрень, причем объедем подальше!

С аргументами подполковника ФСБ было трудно не согласиться, и я повел машину вобход. Как мне показалось, дорога, которую я приметил аккурат до начала всей этой тревоги,вполне удовлетворяла этому самому "в обход". Двигаясь по ней, мы могли держаться отместа непонятного феномена как раз за триста-четыреста метров. Ничего опасного, удалениепримерно такое же как и сейчас.

Однако после первых же двухсот метров стало понятно, что четыре промышленныхкорпуса начали приближаться. Они подкрадывались словно коварные хищники, медленно,но уверенно. Естественно, прямиком к этому странному комплексу мы не направлялись, новсе же могли проехать близко, очень близко. Поняв это, Леший одарил меня суровым, можнодаже сказать гневным взглядом, и тут же приказал:

-- Всем внимание! Оружие к бою!

Я сам весь напрягся. И угораздило же так вляпаться! Когда впереди замаячила алея,ведущая прямо к непонятным зданиям, это напряжение достигло апогея. Я уже почти неглядел на дорогу. Глаза сами собой косили в сторону. Только бы ничего не пропустить!Только бы вовремя среагировать! И вот именно одним из таких быстрых взглядов я изацепил ИХ.

Возле входа в крайний, самый ближний к нам корпус, стояли два человека. Мужчина иженщина. Оба были одеты в белые лабораторные халаты, полы которых развевал легкийветерок. Они курили и о чем-то увлеченно беседовали. Мужчина грозил указательнымпальцем и, важно переваливаясь, ходил взад-вперед, очевидно кого-то копируя. Женщинавесело смеялась, живо реагируя на шутку.

Увиденное меня ошеломило. Встретить здесь людей казалось просто невероятным, да ещетаких, чистых, опрятных, счастливых, точь в точь как до войны. Казалось, им абсолютно нетдела до всего происходящего вокруг. Они даже не замечали, что стоят на заваленном грязью,пеплом и битым стеклом крыльце, опираются о ржавые покореженные перила. Просто чудо,мистика!

Я резко затормозил и буквально выскочил из люка. Дар речи куда-то испарился, и язамахал руками, указывая в сторону странной парочки. Однако Лешему и всем остальныммои суфлерские потуги были абсолютно ни к чему. Они тоже видели, прекрасно все видели.

-- Э-ге-гей! -- прогорланил Загребельный. -- Люди!

Странно, но те, к кому он обращался, не прореагировали. Они по-прежнему продолжалиболтать. Складывалось впечатление, что мимо научных сотрудников, я почему-то сразупонял, что это были именно они, каждый день мотаются десятки БТРов. Боевые машинывместе с их назойливыми экипажами так осточертели людям научного труда, что те ихтеперь старались просто не замечать.

-- Эй, глухие что ли! -- Леший поднял вверх ствол автомата и дал короткую очередь,патрона на три, не больше.

Реакция последовала, но весьма необычная. Мужчина отшвырнул в сторону докуреннуюсигарету, взял свою собеседницу под руку, и они вместе, вразвалочку, двинулись к разбитым,сорванным с петель дверям.

-- Мать вашу, что за чертовщина здесь творится?! -- Загребельный мигом спрыгнул на

землю. Складывалось впечатление, что ничем неоправданное пренебрежение людей в беломон воспринял как личную обиду.

Вслед за командиром немедленно последовал Мурат, а за ним и Пашка. Надо ли объяснять,что после этого не смог удержаться и я. Именно возня и толчея, возникшие возлебронетранспортера, и отрезвили подполковника. Он резко обернулся.

-- А ты куда собрался? -- Леший пристально глянул мне прямо в глаза. -- Кто насприкрывать будет в случае чего?

-- В каком это случае? От кого прикрывать? -- я мигом нашелся с ответом. -- Э, ты чего,ослеп? Там же внутри живые люди. Опасности нет.

Аргумент был конечно весомый, железный, но Андрюха все же продолжал упорствовать:

-- Люди? Ты видел как они себя вели? Чисто психи. Кто знает что да как тут было! Вдругпо ним какой-то психотропной дрянью отработали: излучением или газом? Может онитеперь и не люди вовсе, а зомби, к примеру. Набросятся, только тронь, только забреди на ихтерриторию.

Этого еще только не хватало! Я проглотил застрявший в горле ком. В памяти мигомпонеслись кадры из голливудских фильмов ужасов. Цирк-зоопарк, а ведь и вправду, в нихчастенько в роли мутировавших монстров выступали сотрудники всяких там секретныхлабораторий, люди, блин, в белых халатах.

Леший воспользовался моим замешательством и безапелляционно стал навязывать свойплан:

-- Беру только своих людей. Мы вчетвером проникаем внутрь. Пока будем выяснять чтотам и как, вы сидите тихо и держите под прицелом главный вход и окна первого этажа.Через двадцать минут мы вернемся.

-- А если не вернетесь? -- сам того не замечая, я согласился играть в историю про зомби.Наверняка сказалось дурное влияние ФСБшника. Этот жучара просто так болтать не станет.Он знает много такого, что...

-- Если через двадцать минут не вернемся и знак не подадим... -- Леший попробовал этислова на вкус, и они ему не понравились. -- Тогда уходите. Слышишь, не смей соватьсявнутрь!

Произнеся этот приказ, мой приятель повернулся к "восьмидесятке" и пару раз грохнулавтоматом по броне.

-- Эй, Сокол, Клюев, заснули что ли, бродяги? А ну, бегом на выход!

Соблюдать тишину Андрюха, похоже, не собирался. Оно и понятно. Мы и так ужепорядком нашумели: и рев мотора, и крики, и пальба. Куда уж больше?

Ответом подполковнику стало отворившаяся дверь левого борта. Но еще до того какстальное чрево произвело на свет мрачного прапорщика ВДВ, с брони спрыгнул КостяСоколовский. Я не обратил внимание, а капитан оказывается все это время стоял на броне.Он выбрался через десантный люк, как только его освободил Пашка.

-- Ставь задачу своим людям, а мы, пожалуй, двинем, -- Леший огляделся по сторонам икак бы для самого себя добавил: -- Что-то не нравится мне тут... Смертью пахнет.

Тот сладковатый металлический запах, который примешался к горечи пепелища, яклассифицировал как озон. Модификация кислорода серьезной опасности, конечно же, непредставляла. Но я не понял, его ли имел в виду Загребельный или это опять он о чем-тосвоем, волчьем.

Подчиняясь приказу Лешего, прапорщик всучил Пашке свой гранатомет, и они ушли. Янесколько секунд отрешенно глядел в камуфлированные спины четырех удаляющихсялюдей, а затем опомнился. Следовало срочно заняться делом.

Высыпавших из БТРа людей, я загнал обратно. Нечего подставлять свои головы поддурацкие пули. Ты чего гонишь, откуда тут пули? -- я одумался и спросил сам себя. Вопросконечно интересный, но и на него отыскался достойный ответ: всяко может случиться,глядишь, и стрельнет какая-нибудь падла.

Я возложил на Пашку охрану тыла, с его то "укоротом" все равно много не навоюешь, азатем рассадил трех оставшихся стрелков у амбразур. Сам же занялся Клюевским РПГ-32,ведь кроме меня с ним все равно никто обращаться не умел. Я уселся на свое коронноеводительское место и заменил картридж с фугасным зарядом на термобарический. Покончивс этим делом, я решил что готов ко встречи с неведомым, пусть оно только появится вперекрестье моего прицела.

Минуты ожидания текли медленно и мучительно. О времени приходилось осведомляться уНестерова. При этом я каждый раз вспоминал не злым тихим словом проклятых шестилапыхуродов, которые в ходе моего к ним "неофициального дружеского визита" сперли всюэкипировку, включая именные "Командирские" часы. После трех или четырех таких,становящихся все более и более нервными и раздраженными, вопросов "сколько?"милиционер по собственной инициативе решил выполнять роль кукушки и докладыватьвремя.

-- Пятнадцать минут!

Именно после этого выкрика, сообщившего, что группа Лешего пробыла внутри ужечетверть часа, и моей, произнесенной про себя фразы: "Что ж так дерьмово на душе?" вокнах второго этажа заплясали вспышки автоматных выстрелов. От взрыва гранаты одно изогромных окон со звоном вылетело наружу.

Что делать? Приказ Загребельного категорически запрещал соваться внутрь. Выходит, намследовало просто сидеть и ждать пока эти выродки в белых халатах порвут на части нашихпарней?! А вот хрен вам! И Леший мне не указ, тоже еще нашелся командир долбаный!

Двигатель запустился словно сам собой.

-- Идем на выручку!

Я рванул с места боевую машину, одновременно поворачивая в неширокую аллею,отмеченную двумя ровненькими рядками обгоревших пней. Именно по ней ушелЗагребельный, именно она вела к зловещим корпусам, ставшим смертельной западней дляего группы. Те, кто выжили в мясорубке под Красногорском, те, кто бесстрашно шли насмерть под Одинцово, сейчас бессмысленно и бездарно отдавали свои жизни в каком-тобетонном сарае на окраине мертвого богом забытого города. Их заманили туда, будто глупыхмышей на кусочки отравленной колбасы.

Во мне мигом вскипела дикая ярость. Ах вы, уроды, гниды, твари, думаете, у вас всеполучилось, все срослось? Ошибаетесь! Сейчас вы у меня выгребете, сейчас узнаете, ктотакой есть полковник Ветров!

Я с таким жаром и с такой яростью взялся за дело, что едва за это не поплатился. С ходуналетев на один из пней, который на самом деле оказался не таким уж и горелым, я могспокойно выломать правое переднее колесо. БТР подпрыгнул от удара, однако сознаниелишь мельком отметило этот досадный промах. Ничего больше. Сейчас я не жалел ни себя,ни машину. Где-то рядом гибли мои товарищи, и я очертя голову мчался им на помощь.

Когда "302-ой" выскочил на асфальтированную площадку перед двумя сцепившимися другс другом корпусами, доселе пустынный пейзаж вмиг ожил. Из распахнутых дверей ивыбитых окон первого этажа прямо на нас ринулась бурлящая и шипящая масса. Нет, этобыли совсем не зомби, в которых мое сознание уже достаточно уверенно превратилосотрудников данного учреждения. Это были существа ростом сантиметров так подсемьдесят, на двух жилистых цыплячьих ножках, с круглыми, как арбузы, головами изубастыми пастями. Не узнать этих "милых" зверюшек было просто невозможно.

Квакухи! Да, это были именно квакухи, правда какие-то странные. Гораздо более мелкиечем те, что довелось встречать ранее, и вдобавок с абсолютно черной шкурой. Да и вели онисебя тоже довольно неожиданно. Вместо того чтобы, пользуясь своим численнымпревосходством, сходу броситься в атаку, твари со всех лап кинулись наутек. Врассыпную,кто куда, как тараканы, застигнутые врасплох светом зажженной лампочки. Не доверяя этойнеожиданной трусости, мы выпустили по ним несколько очередей. Но и после этогоагрессии не последовало. Квакухи помчались прочь еще резвее.

-- Да что ж тут за цирк-зоопарк такой! -- теперь уже пришла моя очередь повторить этотвопрос. И теперь уже я, как полчаса назад Леший, был готов кинуться внутрь проклятогоздания, чтобы матом, пинками, а если потребуется, то и огнем своего автомата расставитьвсе точки над "i".

Однако я лишь успел вылезти на броню. Из разбитого окна второго этажа высунуласьголова капитана Соколовского. Лиза среагировала на движение и мигом вскинула автомат.Костя тут же юркнул назад, а затем из темноты укрытия послышался его крик:

-- Отставить огонь! -- сообразив, что команда услышана, капитан вновь появился на свету.-- Уже все! Чисто! Мы спускаемся.

Что значит чисто? Где, черт побери, люди? Я не мог так быстро поверить в безопасностьэтого непонятного, неизвестного объекта. Хотя почему неизвестного? Попавшая на глазалитая, а потому хорошо сохранившаяся табличка, объяснила все.

-- "Физический институт имени П.Н.Лебедева. Российская Академия Наук", -- прочитал явслух.

Звук моего голоса был не единственным что нарушало окружающую тишину. К немупрактически сразу добавились шаги нескольких человек. Битое стекло громко скрипело подих ботинками, пробуждая в пустых помещениях гулкое эхо. Группа разведчиков во главе сосвоим славным командиром вынырнула из мрака мертвого здания.

-- Пусто. Никого нет, -- отчитался Леший и тут же на меня накинулся: -- А вы чего сюдаприперлись?! Ведь сказано было ждать!

-- Как никого нет? -- я пропустил мимо ушей раздражение приятеля. -- А люди где? Мы жевсе их видели!

-- Видели, -- подтверждая мои слова, закивали пришедшие со мной Одинцовцы.

-- Я же сказал, нет никого, -- упрямо повторил Загребельный и стал спускаться со ступенек.

-- Одни эти зубастые и пучеглазые. Мы когда их обнаружили чуть в штаны со страху неналожили. Куда нам четверым против этакой-то аравы? А когда Сокол гранату кинул,выяснилось что вся эта компания и сама нас порядком боится. Видали, как они драпанули?

-- Квакухи тут пуганые, -- высказал свое мнение следующий за командиром Мурат. --Точно пуганые. Человека знают и боятся.

-- Мелкие они тут, другой породы, потому и боятся, -- буркнул Клюев. Оказавшись возлеБТРа, прапорщик нашел глазами Пашку. -- Гранатомет мой куда подевал?

-- У меня он. В кабине валяется, -- ответил я за мальчугана, чтобы прапор не надоедал и немешал разговору. -- Вы хотите сказать, что те двое это наша коллективная галлюцинация?

-- Не бывает такого, -- поддакнул мне Нестеров.

-- Тут кто-то внутри ходил, -- продолжал гнуть свою линию упрямый казах. -- Недавноходил. Аппаратуру кое-какую из лаборатории забрали.

На это замечание Мурата Леший ничего не ответил, только насупился.

-- Это правда? -- я не дал Андрюхе отмолчаться.

-- Вроде правда, -- Загребельный пожал плечами. -- Только я в толк никак не возьму, на койчерт она кому-то нужна? Вся электроника ведь гавкнулась уже давным-давно.

-- Вы совершенно не правы, молодой человек, в этих лабораториях еще много чегополезного осталось. Ведь не ширпотреб какой-нибудь базарный. Передовые научныеразработки, все-таки.

От скрипучего, слегка насмешливого голоса мы все тут же оглянулись. Из двери, черезкоторую только что прошла группа Лешего, абсолютно бесшумно появился невысокийхудощавый старик. Ну, прямо граф Лев Николаевич Толстой, только в изгнании. Длинныеседые волосы переходили в не менее длинную, спутавшуюся бороду. Одежду его составлялигрязные лохмотья, в которых с трудом угадывались рубашка и темный, должно быть,когда-то синий рабочий комбинезон на лямках. Обут старик был в заношенные сандалии набосу ногу.

Как ни странно, от холода незнакомец вовсе не трясся. Наоборот, он словно наслаждалсяпрохладным летним деньком эпохи "большой мряки". Когда, мол, еще настанет такаяблагодать? Лучшие дни для начала закаливания!

Индикатором энергии, исходящей от этого человека, были его глаза. Они сияли лучистымголубым светом. И была в них та сила, которая возносит гения над серостью и уныниемнашего грешного мира.

-- Добрый день, товарищи. Хорошо, что заехали! -- старик подал руку первому, кто попалсяему на пути, и оторопевшему Косте Соколовскому ничего не оставалось, как ее пожать.

Глава 11

Даниил Ипатиевич Серебрянцев в свои далеко не юношеские шестьдесят семь лет был… нет,совсем не академиком или профессором, а всего лишь младшим научным сотрудникомотдела квантовой радиофизики. Когда мы вместе с ним сидели у костра на плоской крышеглавного лабораторного корпуса, жевали вяленое мясо из запасов хозяина и пили кипяток,заправленный каким-то сладковатым чудо-снадобьем, он честно признался, что вряд ли могдослужиться до больших должностей и званий. Большинство работников института считало

Серебрянцева пусть не полоумным, но точно человеком со странностями. Считало, втихаряпосмеивалось в спину, сочиняло анекдоты, но, тем не менее, терпело, так как обойтись немогло.

Дело в том, что Даниил Ипатиевич был изобретатель, технарь, этакий Левша, без умелых руккоторого все эти солидные ученые с мировыми именами самое большое, что могли открыть,так это банку с кильками, так как на красную икру им бы до смерти не заработать. Сперваподумалось, что Ипатич попросту хвастает, однако я тут же задал себе вопрос: и где они, этидоктора с академиками? Нету. Сдулись. А Серебрянцев, вот он, живой и, судя по всему, дажездоровый. Так скажите на милость, кто прав? Кто по-настоящему дружен с этим миром, а ктолишь до поры до времени испытывает его терпение?

Я подбросил в огонь новую порцию дров и с уважением покосился на старика.

— Даниил Ипатич, и все-таки как же вы уцелели во всем этом… — необходимое слово нехотело подбираться, и мне пришлось красноречиво обвести взглядом окрестности.

— Аду! — помогла мне Лиза.

— Именно аду,— я кивком поблагодарил свою подругу за помощь.

— Предвидел я, что так все и получится, вот и спустился в бомбоубежище. Знаете, товарищи,оно у нас тут надежное, противоатомное.— пожилой ученный упорно продолжалиспользовать обращение «товарищи».

— А все остальные? — прищурился как обычно недоверчивый Загребельный.

— Да к тому времени технопарк уже почти опустел. Кто же тут сидеть станет, а главное длячего? Все оборонные заказы вон, Курчатовцам перекинули, или как их стали величать,Институту инновационных и термоядерных исследований.— При этих словах Ипатичкивнул в сторону центра города, где очевидно и располагалось данное научное учреждение.— А нас прикрыли. Вот народ и разъехался, к семьям, знаете ли, в Москву.

— А вы почему остались? — тихо спросила Лиза, и я подумал, что она как-то сразупрониклась симпатией к этому человеку.

— А я, дочка, один,— старик тоже это почувствовал и благодарно улыбнулся девушке.—Жену еще в двухтысячном похоронил. Детей бог не дал. Так что работа — все что у меняосталось.

Все эти сентиментальные разговоры ничуть не зацепили подполковника ФСБ. Он уверенно иметодично продолжал собирать всю возможную и невозможную информацию, выкачивая ееиз нашего нового знакомого.

— Так вы, Даниил Ипатиевич говорите, что та парочка, которую мы все видели, это, как ихтам… нейтронные фантомы?

— Нейтринные,— поправил Загребельного ученый.

— Надо же, а выглядят как живые,— восхищенно воскликнул Мурат.— У меня глаз зоркий.Я их хорошо разглядел. Женщина красивая, высокая, черноволосая, а этот индюк возле неепротивный такой, наглый, и окурок прямо на землю бросил.

— А-а-а, понимаю,— закивал головой старик.— Это вы, наверное, Аллочку Понамаревувидели и профессора Ходульского. Имелась у них такая привычка, на крылечке покурить, насолнышке. Говорят, роман у них был, служебный. Хотя оба люди то семейные.

Не знаю как у кого, а у меня от слов Серебрянцева аж дыхание сперло. Просто чудо,настоящее чудо! Прошлое увидеть! Факт сам по себе невероятный, а если еще учесть, чтозрелище выглядит не кином каким-нибудь по телевизору, а самой что ни на естьреальностью… Сразу защемило сердце. Подумалось, вот бы увидеть своих. Хоть на миг,хоть одним глазком. У меня ведь от них даже фотографии не осталось, ни от Олежки, ни отМашеньки. Вспомнив жену, я робко покосился на Лизу. Тут же почувствовал себя подлецоми предателем, причем по отношению к ним обеим. К жене это и дураку понятно почему, авот к Лизе… С Лизой сложнее. Наверное, вина моя перед ней заключалась в знании,понимании того, что эта девочка никогда не заменит мне Машу.

Погруженный в свои мысли, я чуть не пропустил очень важную часть разговора. Блюмерподсел поближе к старику и стал донимать его всякими научными вопросами. Почувствовавродственную душу, Даниил Ипатич словно скинул десяток годков, воспрял духом,приободрился и из немногословного технаря превратился в профессионального лектора,такого каких когда-то взращивали в хорошо всем известном обществе «Знание».

Половины из беседы Блюмера с Серебрянцевым я не понял, все остальные слушатели и тогоменьше. Однако даже той информации, которую нам удалось выхватить в просветах межмудреных научных определений хватило, чтобы от удивления открыть рот. Оказываетсянейтринные фантомы возникали здесь не сами по себе. Они являлись побочным эффектомпри работе той установки, которую в одиночку собрал младший научный сотрудник отделаквантовой радиофизики.

В этом месте рассказа я вдруг понял почему, пережив огненный катаклизм, Серебрянцев неушел из города, не перебрался хотя бы в ту же самую Ильичевку. Он просто не смог все этобросить. Даниил Ипатич вдруг стал единовластным владельцем четырех корпусов до отказанабитых самым современным оборудованием. Все, к чему раньше его даже близко неподпускали, теперь оказалось доступным. В гениальной голове этого человека тут жевсплыли все его старые гипотезы, теории и фантастические проекты, которые он так и нереализовал. И Серебрянцев решил: пусть все рушится, пусть весь мир летит в тартарары,пусть ему тоже суждено умереть, но напоследок он все же осуществит то, о чем мечтал всюсвою жизнь, он откроет тайну мироздания. Цирк-зоопарк, тут мои губы дрогнули в едваразличимой ухмылке, ни много ни мало, а тайну мироздания!

Конечно же, прежде всего ученый нуждался в энергии, в большом количестве энергии.Ипатич решил эту проблему очень незатейливо. Он просто построил собственный атомныйреактор. Ядерный костер горел на заднем дворе института в железобетонной яме, заваленнойплитами теплообменников и термоэмиссионных генераторов личной конструкцииСеребрянцева.

Узнав об этом, мы все, не сговариваясь, покосились в сторону отдельно стоящего склада ипримыкающих к нему хозяйственных построек. Старик заметил эти взгляды и улыбнулся,демонстрируя нам два ряда желтоватых, но на удивление целых зубов.

— Не волнуйтесь, товарищи, источник полностью безопасен, если не разбирать, конечно.

— Он что, одноразовый? — смекнул Блюмер.

— Вот именно,— кивнул Серебрянцев.— Как батарейка. Выгорит, придется новый пососедству строить.— Тут старик невесело вздохнул: — Это если придется.

— Вы, Даниил Ипатиевич, уже тоже заметили? — авиаконструктор сразу же среагировал наэто его «если придется».

— Что именно?

— Изменения в атмосфере,— Сергей поднял глаза к небу.

— Разве ж только в атмосфере? — старик сокрушенно покачал головой.

После этих слов наступила звенящая тишина, только костер потрескивал. Мы все поняли,что Серебрянцев знает что-то, и это что-то куда более неприятное, чем изменения в газовойсмеси, которую мы сейчас вдыхали. Так оно и было. Старик обвел нас внимательнымвзглядом, после чего поинтересовался:

— Ну как, товарищи, поели уже?

Я сразу понял, что такое вступление может иметь только лишь одно продолжение, а именнорассказ о чем-то таком, от чего сразу же пропадает аппетит. Но я ошибся. В ответ на нашикивки младший научный сотрудник поднялся на ноги и предложил:

— Пойдемте, покажу мое детище.

Когда мы спускались по лестнице, Леший поинтересовался:

— Вы свои исследования давно начали? Еще небось во время войны?

Зная профессию моего приятеля, я слегка напрягся. Не хватало еще, чтобы именно сейчас уЗагребельного взыграло чувство долга, и он начал выяснять законность действийтоварища… тьфу ты черт, заразил… господина Серебрянцева. Присвоение государственнойсобственности, так сказать, причем в особо крупных размерах. Слава богу, эта глупостьпришла в голову лишь мне одному. Загребельный имел в виду нечто совсем иное:

— Ханхи вас не беспокоили? — продолжил Андрюха.— Могли ведь и засечь вашу,фигурально выражаясь, термоядерную деятельность.

— Раза три-четыре видел их летательные аппараты,— припомнил старик.— Один дажепрошел довольно близко, да только тем все и ограничилось.

— Повезло,— встрял я в разговор.— А то вполне могли вкатить из чего-нибудь плазменного.Они ведь в Троицке за институтами гонялись?

— Ошибаетесь,— Ипатич галантно поддержал Лизу, когда та споткнулась об арматурину,торчавшую из битой ступеньки.— Наш институт не тронули, спектроскопию тоже, да и вонускоритель стоит, целехонький.

— За что же тогда город? — удивился я.

— А город это наша вина,— припоминая прошлое, старик весь сник.— Я же говорил,военные заказы институту Курчатова передали. Пушку они там какую-то строили, то лимезонную, то ли аннигиляционную, слухи разные ходили. Ясно только, что эта установкадолжна была пробить защитные поля ханхов. Как там у них дела продвигались не знаю,полностью была готова установка или частично. Факт только, что когда над Троицком зависинопланетный корабль, Курчатовцам приказали ее применить.

— Сбили? — мрачно поинтересовался Загребельный.

— Кого? — не понял Серебрянцев.

— Корабль, говорю, сбили?

— Скорее всего, нет,— Даниил Ипатич пожал плечами.— Не видел я обломков. Да и боя как

такового тоже не видел. Вовремя в бомбоубежище спустился. А когда вибрация от стенпошла, тут и стало понятно, дела там наверху невеселые. Включил я тогда наш старенькийдизелёк, начал очистку воздуха, да так и просидел под землей целую неделю. Подойду кнаружной двери, проверю, попробую и снова возвращусь назад. Сажусь ждать.

— А что дверь сильно нагрелась? — полюбопытствовал Леший.— Не похоже чтобы вблизивашего института уж очень полыхало. Вон, вы даже говорили, что и аппаратура кое-какаяуцелела.

— Ошибаетесь, молодой человек,— старик притормозил и в упор поглядел на Андрюху.— Втом то и дело что дверь была холодная, ледяная, я бы сказал.

По превратившемуся в шепот голосу ученого, по тому как он весь съежился и задрожал, японял, что те дни стали самыми жуткими моментами в его жизни. И, скорее всего, Ипатичнам далеко не все рассказал. Полагаю, кроме лютого холода было что-то еще… гораздоболее страшное.

— Ничего не понимаю,— удивленный возглас подполковника ФСБ прервал мои мысли.—Поему холод? В городе ведь все горело?

— Это кто вам сказал? — старик встрепенулся.

— Однажды повстречался мне один свидетель… — я пришел на помощь приятелю.—Местный он, из Ильичевки. Рассказывал, что Троицк был покрыт куполом плотного и яркогоогня, будто сам воздух горел.

— Любопытно,— кивнул Серебрянцев.— А что он еще говорил?

— Да вроде бы все… — я пожал плечами.— Через несколько дней огонь исчез, и городпредстал таким, каким мы его видим сейчас.

— Не думаю, что это можно назвать огнем,— Даниил Ипатиевич говорил то ли для нас, толи просто рассуждал вслух.

— А что же? — Блюмер нахально протиснулся поближе к пожилому ученому.

— Свечение ионных потоков. Портал.

— Что?! — эхо от моего возгласа отправилось гулять по пустынным лабораториям.

— Город побывал где-то… — пояснил старик.— В каком-то другом мире. Я в этомполностью уверен.

От слов Серебрянцева по спине поползли мурашки. Сразу вспомнилась давешняя прогулкапо кажущимся нереальными, рожденными в кошмарном сне улицам. Черный город посредичерной пустыни. Если он стал таким за несколько дней, проведенных в чужом мире, то какже тогда должен выглядеть сам этот мир? Наверное, ад… настоящий ад, место, в которомгнездится весь ужас вселенной, где обитают невиданные монстры.

Сознание сразу зацепилось за слово «монстры» и выдало их портрет. Трехметровыегрязно-зеленые шестилапые ящеры. Передняя часть их омерзительного чешуйчатоготуловища поднято вверх как у кобры. Оно высоко вздымает над землей две тонкие, словнозмеи, хватательные конечности и маленькую голову, которая, казалось, состоит только лишьиз чудовищной кровожадной пасти и двух огромных желтых фасеточных глаз. Кентавры!Именно кентавры приходят к нам из параллельного мира. Может даже именно из того, вкотором побывал Троицк. Интересно, знает ли что-нибудь об этом Серебрянцев?

Спросить я не успел. Мы уже спустились на первый этаж и оказались в широком коридоре,ведущем в соседний корпус. Здесь, как и везде, пол был устлан ковром из битого стеклавперемешку с кусками штукатурки. Около стен валялись обрывки почерневшей минеральнойваты и покореженные оконные профиля. Однако я отметил это лишь краем глаза. Все моевнимание было сосредоточено на кое-чем ином. На одной из стен, прямо поверх трещин ивыбоин черной краской было написано: «Отыщи Джулию». Увидев эту надпись, яостановился. Что-то в ней было. Она чем-то меня затронула. Нет, не сам смысл. С Джулией язнаком не был и искать ее конечно же не собирался. А вот большие печатные буквы… стиль,в котором они были написаны… Где-то я уже видел этот небрежный размашистый почерк.

— Понятия не имею откуда она взялась,— Даниил Ипатиевич заметил мой интерес кнастенной росписи.— Давно уже здесь. Наверное кто-то из прохожих написал.

— И много здесь прохожих? — поинтересовался Леший.

Старик поскреб затылок:

— Да, пожалуй, за последние полгода вы первые будете.

— Оживленное местечко, ничего не скажешь! — присвистнул Клюев.

— Согласен,— Ипатич смущенно улыбнулся.— Только другого у меня все равно нет. Это идом, и работа, и вся моя жизнь.

Будто стараясь поскорее подтвердить это, ученый принялся нас поторапливать:

— Идемте, она там, в производственном корпусе.

Лабораторно-производственный корпус походил на сборочный цех небольшого заводишкипо выпуску холодильников или стиральных машин. Но опытный глаз сразу мог определить,что не все так просто. Судя по некоторым признакам, наряду с основным производствомздесь втихаря подрабатывали сборкой межпланетных космических кораблей. Несколькоименно таких конструкций я и разглядел в темных закутках обширного крытого павильона.Само собой большая часть оборудования и экспериментальных образцов несли печатьразрухи и запустения. Темно-серая пыль, мутные, неопределенного происхождения потеки,лохматая ржавчина, разорванные и сгоревшие кабеля, расплавившиеся пластиковые панели.Все мертво и недвижимо.

Однако, преодолев два десятка метров, продравшись сквозь железные заросли мертвыхустановок и агрегатов мы с удивлением обнаружили, что и в этом темном царстве имелсясвой персональный лучик света. В глубине мрачного зала, по соседству с переходом втретий, самый большой корпус, горел свет. Было необычайно сложно поверить, что ядействительно вижу электрический свет. После адовой черноты погибшего города, послелипких пут пустоты и забвения, саваном спеленавших весь институт, после основательноразгромленного главного лабораторного корпуса, это и впрямь казалось настоящим чудом.

При ближайшем рассмотрении чудо оказалось тремя небольшими прожекторами.Водруженные на самодельные, грубо сваренные треноги, они были расставленытреугольником и освещали цилиндрическую, похожую на колонну древнего, давноразрушенного храма установку. С первого же взгляда детище Серебрянцева вызывалоуважение и даже какой-то внутренний трепет. Естественно мне и в голову не приходилопредназначение всех этих обмоток, датчиков, электромоторов, тяжелых защитных экранов,труб и кабелей. Однако, как человек тесно связанный с техникой, я отметил, что конструкцияладно скроена, может даже настолько ладно, что ее следует назвать совершенной. Это быланастоящая магия, незримый контакт инженера с машиной. Далеко не всем такое дано.

— Вы тоже видите? — Даниил Ипатиевич перехватил мой восхищенный взгляд.

— Что это? — прошептал я.

— Черная дыра, капкан, ловушка,— Серебрянцев уже в который раз маня огорошил, причемнастолько что я даже не смог что-либо ответить или спросить. Просто глядел на старикашироко открытыми глазами и беззвучно открывал и закрывал рот. Ни дать, ни взять — рыба,выброшенная на берег.

— И кого вы собираетесь ловить? — поинтересовался оказавшийся рядом Нестеров.

Ну что тут скажешь, мент он и есть мент. Еще бы поинтересовался списком задержанных!

— Вселенную,— без тени смущения ответил старик.— Вернее не всю вселенную, а еекрошечный кусочек. Это как кровь на анализ брать.

— И как успехи?

Леший осматривал установку, обходя ее по кругу. Очевидно он оценивал степень опасности,исходящей от этого подозрительного агрегата. Самоделка все-таки. Серебрянцеву, видать, насвою жизнь наплевать, а вот наши… На счет наших у подполковника все же имелиськое-какие планы.

— Кое-что есть.— Даниил Ипатиевич гордо сложил руки на груди.— И это не смотря на то,что исследования лишь в самом начале. Сборка установки закончена всего неделю назад.—Чтобы до слушателей дошел весь масштаб проделанной им работы, ученый уточнил: —Больше года трудился, не покладая рук, так сказать.

— Да-а-а, машина очень даже серьезная,— подтвердил наконец обретший дар речи Мурат.

— Еще бы! — купаясь в похвалах, которых он не слышал уже как минимум полгода, Ипатичрасцвел.— Только запустил ее, а уже таких результатов добился… О-бал-деть! Как разсегодня хотел на новый режим перейти. Только-только начал, а тут взрыв. Граната вашавзорвалась. Пришлось прервать эксперимент, чтобы выяснить причину этого безобразия.

— Простите, Даниил Ипатиевич, мы не хотели.

Перед Серебрянцевым извинялась Лиза, и, должно быть, именно поэтому он добродушно,нет, не снисходительно, а именно добродушно улыбнулся:

— Ничего страшного, ваш приезд для меня не менее важное событие, подарок судьбы можносказать. Хоть с людьми поговорю, а то одичал. Ведь одни звери кругом.

На этом месте мне безумно захотелось выяснить, как только старик здесь существует?Почему эти самые звери до него еще не добрались? Но находясь перед огромной, мерногудящей установкой, вопрос этот показался как бы не в тему. Да и Серебрянцев помешал. Онтут же ошарашил нас неожиданным предложением:

— А давайте я прямо сейчас ее запущу, при вас, с двойной нагрузкой? Вы все станетесвидетелями необычайного события. Наука еще такого не знала!

— Нет-нет! — начавшего было распаляться ученого мигом охладил подполковник ФСБ.—Нам до темна еще до Подольска добраться надо. Спешим мы.

— Жаль,— ученый огорченно вздохнул.

— Даниил Ипатиевич, вы что-то говорили об изменениях, происходящих на Земле,—неожиданно подал голос угрюмо молчавший до этого Костя Соколовский. И этим своимвопросом он на всех нас словно ушат ледяной воды вылил. Мы очнулись, вспомнили в какоммире живем.

— Ах, да-да… конечно… — поник плечами Серебрянцев.— Пойдемте, присядемгде-нибудь, поговорим.

Это самое «где-нибудь» оказалось уже хорошо знакомое крыльцо главного лабораторногокорпуса. Выбор на него пал сразу по нескольким причинам. Во-первых, от посещенияжилища радушного хозяина, оно же институтское бомбоубежище, мы деликатно отказались.Хватит, насиделись под землей! Во-вторых, под открытым небом было гораздо теплее.Солнце хотя и пряталось за плотной пеленой низких облаков, но присутствие его все-такичувствовалось. Это вам все-таки не выжигающий кислород, пересушивающий воздух,смердящий электрокалорифер. И последнее, третье, я не хотел надолго оставлять БТР безприсмотра. Мало ли что за твари могут объявиться. Территория то не охраняемая. А остатьсябез транспорта мне совсем не улыбалось. Леса кругом, если кто забыл.

Рассевшись кто на чем, мы выжидательно уставились на Серебрянцева. Старик натянулвзятую из цеха коричневую болоньевую куртку, пригладил бороду, почесал макушку, набралв легкие побольше воздуха и только после этого начал:

— Понимаете, товарищи, то, над чем я работаю, это принципиально новая теориямироздания. Ведь как вы знаете, ни Общая Теория Относительности, ни квантовая теорияполя не дают целостного описания вселенной. А объединяющая их Стандартная модельописывает только три из четырех фундаментальных взаимодействий — сильное, слабое иэлектромагнитное. Гравитационное взаимодействие по-прежнему описывается только врамках Общей Теории Относительности. Из этой ситуации стремились выйти путемсоздания иных моделей, таких как теория струн, М-теория, теория супергравитации ипрочие.

Цирк-зоопарк, ну вот как грамотный человек популярно растолковал, так сразу все сталояснее ясного! Вон и сотоварищи мои поняли, особенно Пашка да Клюев. Один толькоБлюмер чего-то не догоняет. Сидит насупившись, лоб морщит. Покосился я на него, перевелвзгляд на Серебрянцева и подумалось вдруг: Эх, будь моя воля, я бы всех этих ученыхумников держал за колючей проволокой, в закрытых академгородках, чтобы, не дай бог, невырвались, не травмировали общество. А то обычные нормальные люди рядом с ними себяпридурками чувствуют, да что там придурками, полными дебилами.

Я постарался, чтобы эти мысли никак не отразились на моем лице, и продолжал взирать наИпатича с видом глубокой заинтересованности. Наверное, это была ошибка, ибо ученый тутже сосредоточил все свое внимание именно на мне.

— Все эти теории невероятно сложны, они выглядят синтетическими, высосанными изпальца. Кроме того, они стиснуты рамками бесчисленных ограничений и случайностей.Именно поэтому они не могут быть верными. В природе все должно быть предельно простои надежно, иначе вселенная не смогла бы существовать. Она бы рассыпалась, как хрупкийпесочный домик.

Ну, хоть тут все понятно! Я поймал себя на том, что киваю в такт словам ученого.

— Вот поэтому в своих рассуждениях я пошел по совершенно другому пути,— подытожилпоймавший кураж лектор. Правда коню понятно, что это лишь итог краткой вступительнойчасти. Страшно было даже представить, что нас ждало впереди.

— Даниил Ипатиевич,— я взял на себя смелость прервать старика,— извините конечно, номы люди военные, а поэтому прежде всего нас интересует та часть вашего открытия, котораяпроливает свет на последние события, на ту угрозу, о которой вы упоминали.

— Да, я понимаю,— кивнул младший научный сотрудник.— Но для того чтобы понять сутьвсего происходящего, вам все же придется представить вселенную Серебрянцева.

Это гордое «вселенная Серебрянцева» окончательно убедило меня, что лекция продолжится.

— Только кратко,— попросил или скорее потребовал Загребельный.

— Я буду предельно краток и лаконичен,— Ипатич понимающе кивнул и вновь настроилсяна обычную для себя преподавательскую волну: — Каждый школьник знает, что все в миресостоит из молекул, атомов, а если заглянуть глубже, протонов, нейтронов, электронов ипрочих элементарных частиц. Все эти частицы ведут себя очень и очень странно, то какволна, то как твердое тело, превращаются друг в друга при столкновениях, порой проявляютнепонятные, абсолютно не свойственные им качества. Разве все это не наталкивает вас наопределенный вывод?

Ответом ученому стала тишина. Именно она неоспоримо свидетельствовала, что ни на какиетаки выводы слушатели не сподобились. А, впрочем, был один — день уже давно перевалилза полдень, и становилось прохладно сидеть на голом бетоне.

— Вывод же напрашивается следующий,— Серебрянцев словно не заметил инертностиаудитории,— вся вселенная состоит из единого универсального строительного материала, иэто совсем не материя, это энергия.

— Погодите, вы хотите сказать, что материи не существует?! — выдохнул Сергей Блюмер,похоже единственный из всех нас человек, который хоть как-то мог следить за мысльюлектора.

— Не существует! — подтвердил Даниил Ипатиевич, гордый произведенным эффектом.

— Не может быть! — пришло время и мне продемонстрировать, что и мы не лыком шиты.Мне ведь еще в училище накрепко вдолбили в голову: «Лобовая броня тяжелого танкаматерия толстая и практически не пробиваемая, поэтому вернее бить под башню».

— А вот мне как-то все параллельно,— буркнул себе под нос Клюев.— Энергия… материя…какая разница, все одна хрень.

Однако не все оказались столь темными, как прапорщик. Лиза к примеру. Видать в школеона была не последней ученицей.

— Даниил Ипатиевич, но ведь энергия это… это… что-то неощутимое, это ведь свойство,мера, из нее ведь ничего нельзя сделать!

— «Сделать…»,— старик хохотнул, повторяя это слово. Затем он по-отечески погладилдевушку по голове.— Вот в этом-то, дорогуша, и заключается основное заблуждениечеловечества. Вся вселенная это энергия, мы это энергия. Разница лишь заключается в еесостоянии.

— Короче, бетон, на котором мы сейчас сидим, это энергия, только концентрированная, авоздух, которым мы дышим, это та же энергия, только гораздо пожиже,— сообразил Леший.

— Ну-у-у… если очень упрощенно, то да,— Скрепя сердце Ипатич вынужден былсогласился.

— Бренд какой-то! — не выдержал аспирант ХАИ.— Никогда не слышал ничего глупее.

О-о-о, видать мальчик то из консервативных,— понял я.— Успел закостенеть, не смотря намолодость. А вот мне как-то совершенно по барабану, типа как Клюеву. Нет, пожалуй,Клюев отморозился потому, как ни хрена не понял, а вот я… Я хоть и уловил суть проблемы,да только мне на нее насрать. Все эти умные теории ничего в нынешней ситуации не меняют.Или может я не прав?

— Лучшее доказательство любой теории, юноша, это что? — Серебрянцев не сталдожидаться пока Блюмер сообразит и сам ответил на вопрос.— Правильно, эксперимент. Ниодна из существовавших ранее теорий так и не была доказана экспериментально.

— А ваша? — не выдержал авиастроитель.

— Там, в соседнем корпусе, находится установка… — напомнил старик.— И я ее уже, междупрочим, запускал.

Все, включая даже Сергея, притихли, ожидая продолжения. Дальше дело от теории, то бишьпустопорожней болтовни, переходило к практике или другими словами к вещам, которыеможно попробовать на зуб. А это уже было куда интересней.

— Внутри установки пустота, вакуум, стопроцентное отсутствие любых материальных, покадля ясности сохраним это определение, объектов. Единственное, что там присутствует, такэто энергия электромагнитного и гравитационного полей. Это довольно чистая энергия, я бысказал, не закапсулированная. Трансформацию именно энергии поля я и попробовалосуществить.

— Трансформацию во что? — я начал догадываться о цели проводимых Серебрянцевымэкспериментов.

— В другой вид энергии,— старик подтвердил мои догадки.— В то из ее состояний, котороебудет доступно нашим обычным органам чувств, в плазму, газ, а может и в нечто болееплотное.— При этих словах по губам Ипатича проскользнула таинственная улыбка.

— Круто,— с горькой мечтательностью протянул Леший.— Сотворить бы сейчас, к примеру,пару водки, да упиться до бесчувствия. Чтобы хоть на время все это позабыть.

— Лучше сразу ящик. Пара бутылок здесь не поможет,— поддержал мрачную шуткукомандира Соколовский.

Тоска из слов капитана, будто облако ядовитого газа, мигом обволокла крыльцо, на котороммы все стояли. Для тех, кто еще сегодня утром заглядывал в глаза смерти, хватило всегоодного вдоха. Лица людей сразу стали серыми, каменными, взгляды жесткими и колючими.Пожалуй, только лишь Серебрянцев, этот божий одуванчик от науки, продолжал излучатьнездоровый оптимизм.

— Ну, товарищи, насчет водки не знаю… — Ученый видел, что одного за другим теряетсвоих слушателей и, похоже, лихорадочно соображал как остановить этот процесс. Вернутьнаше внимание теперь могло лишь чудо, и оно у Серебрянцева нашлось: — Водку не могу,—более уверенно заявил он.— Пока получилось только вот это…

Произнеся эти слова, старик полез в карман своей засаленной болоньевой куртки.Снедаемый нашими недоверчивыми взглядами, он добыл оттуда затертый спичечныйкоробок. Ипатич открыл его, двумя пальцами залез внутрь и выудил оттуда маленький,размером не больше ногтя, кусочек какого-то вещества очень похожего на рваный осколок

от артиллерийского снаряда. Кусочек был ярко голубого цвета, причем настолько яркого, чтоказалось будто он светится изнутри. Ничего не говоря, Серебрянцев опустил коробок рядомс собой на бетонную ступеньку, а затем как на постамент водрузил на него неоспоримоедоказательство своей правоты.

Вот это действительно был номер! Металл, а то, что это именно металл, не оставалось нималейших сомнений, был точно такой же как и на рамке в том маленьком приборчике,который подарил мне Главный. Только у Серебрянцева он был грубый и необработанный,будто золотой самородок. А вот в подарке нашего таинственного знакомого его превратили внастоящее ювелирное изделие. Это понял не только я. Это поняли все. Удивление вовзглядах стало наглядным тому доказательством.

— Это вещество получено по большей части из энергии гравитационного поля нашейпланеты. Оно уникально. Я пока не имею возможности его исследовать, но ясно одно этокакой-то новый вид материи.— Тут Ипатич отчаянно замотал головой.— Тьфу ты,дьявольщина! И как привязалась! Конечно же не материи. Энергии. Новый видэнергетического вещества. Очень необычный вид. И кто знает, может при дальнейшихтрансформациях из него можно будет получить даже живую ткань.

— Уникально, говорите? — я перевел взгляд на Лешего.

Андрюха подчинился моему немому приказу. Не проронив ни слова, он вытянул из-подбронежилета маленькую пластиковую коробочку, наклонился и поставил ее возле образца,добытого пожилым ученым.

Серебрянцев казалось целую вечность смотрел на этот предмет, а затем медленно, словно неверя своим глазам, протянул руку и взял приборчик.

— Откуда это у вас? — прошептал он.

— Это секретная информация.

Подполковник ФСБ даже не подумал объясниться. В ход пошел стандартный ответ изарсенала всех спецслужб всех стран мира. И наверное сейчас это было правильно. Сейчаснастала наша очередь задавать вопросы. Однако прежде чем я успел раскрыть рот, в разговорвмешалась Лиза:

— Посмотрите, рамка больше не вертится,— девушка пальцем указала на зажатую в рукеСеребрянцева коробочку.

— Поле, на которое она реагировала, исчезло,— я озвучил сам собой напрашивающийсявывод.

— Это что значит? Каналы закрылись? — неуверенно поинтересовался Нестеров, которыйсам всего лишь час назад узнал о существовании проходов между мирами.

— А они тут вообще были? — взглядом полным подозрения и скепсиса я обвел пустынныеокрестности, которые с этого места просматривались почти на километр.

— На что же тогда реагировала рамка? — Лиза растерянно хлопала ресницами.

— Имеется у меня одна догадка… — я смерил Серебрянцева взглядом.— Полагаю, причинакроется в установке уважаемого Даниила Ипатиевича.

— В моей установке? — старик явно не понимал о чем это мы все толкуем.

— В вашей, товарищ изобретатель, в чьей же еще!

— Давайте разбираться,— тут же потребовал Ипатич.— Вы говорите, что вот эта рамка,—ученый потряс приборчик,— реагирует на вторичное поле, создаваемое моей установкой?Так?

— Угу,— я кивнул.

— Еще вы утверждаете, что аналогичное действие наблюдается при приближении к объекту,именуемому «канал»?

Я еще раз кивнул, но теперь молча.

— Не спорю, все может быть. Но я гораздо лучше понимал бы суть явления, если бы знал,что именно вы подразумеваете под понятием «канал».

— Канал, туннель или, если вам так нравится, портал это дыра между нашим и каким-тодругом миром,— пояснил я.— Из него то и сыплются на наши головы кентавры. Слышали отаких? А может и не только они, может и все остальные твари, которых мыстреляем-стреляем да никак перестрелять не можем.

В моем голосе не было интонаций. Я как бездушная машина просто сообщал хранящуюся вней информацию. Это был верный ход. Крохотная как искорка догадка, вспыхнувшая вглазах пожилого ученого, не была задута. Наоборот, она разгорелась в пламя истинногопрозрения.

— Да-да, я кажется начал понимать,— задумчиво произнес старик.

— Так поделитесь,— предложил я.

— А заодно не забудьте рассказать об угрозе, которая нависла над Землей,— напомнилЛеший.

— Это все связано. Это все очень связано,— закивал Серебрянцев.— Понимаете, мояустановка, хоть я и не планировал такого, позволила смоделировать процессы,происходящие сейчас на Земле. Как я вам уже говорил, весь мир это энергия. Она ни откудане берется и ни куда не исчезает, она просто переходит из одного вида в другой. Вот и сейчасвся Земля перетекает в другой вид энергии. Я не знаю как планета будет выглядеть вбудущем. Может она станет океаном из жидкого азота, может газовым облаком, может ещечем-нибудь. Только совершенно ясно одно — она не будет такой как раньше. Из всего этогосамо собой следует, что и нам, людям, на ней не будет места. Процесс трансформации такоймассы, как целая планета, довольно длительный. По самым скромным расчетам он займет неменее ста лет.

— Сто лет? — мы все стали переглядываться. И во взглядах этих я уловил некотороеоблегчение, мол, на наш век хватит, а там хоть потоп.

— Именно сто лет,— Серебрянцев тоже заметил.— Мгновение в масштабах вселенной и всяжизнь по человеческим меркам. Только здесь стоит сделать небольшую поправку. Сто летэто приблизительный период полной трансформации планеты. А вот проживание человекакак биологического вида будет возможно еще лет так двадцать. А потом все… мы то лисгорим от радиации, то ли не сможем дышать… одному богу ведомо, что будет потом.

— А каналы? Откуда берутся каналы? — вспомнил Блюмер.

— Изменение и перемещение таких энергий всегда сопровождается

пространственно-временными флуктуациями. Искривление времени можно наблюдать дажевокруг моей не такой уж и мощной установки.

— Эти фантомы… — догадалась Лиза.

— Да, именно они,— подтвердил старик.— Ну а о многомерности вселенной догадывалисьеще Эйнштейн, академики Сахаров, Марков и многие другие. Так что… — старик развелруками, показывая тем самым, что существование параллельных миров это дело обычное,можно даже сказать заурядное.— При нынешней ситуации границы между мирамистановятся невероятно тонкими. Там, где они прорываются, наверняка и возникают эти вашидыры или каналы.— Тут Даниил Ипатиевич призадумался.— Хотя странно… Странно, чтосмычка происходит лишь на каком-то ограниченном участке пространства.

— Туннеле,— то ли напомнил, то ли спросил Загребельный.

— В туннеле или канале, без разницы как называть,— подтвердил ученый.— Хотя раньше япредполагал нечто другое. Как мне казалось миры должны были не соприкасатьсяотдельными точками, а буквально наползать друг на друга, перекрывать друг друга. Вот ився эта живность… — Ипатич кивнул в сторону чернеющего на горизонте леса.— В такомколичестве она не могла поместиться на кораблях ханхов. Но и через эти ваши каналы зверитоже не особо пойдут, разве что кто погонит.

Насчет «погонит» Серебрянцев высказался конечно же фигурально, не особо задумываясь,однако мы с Андрюхой тут же переглянулись. Но ученый был слишком увлеченразмышлениями, чтобы это заметить.

— Вот я и предполагал,— старик уставился в пустоту перед собой.— Предполагал, что когдаодин мир проходил через другой, в нем, как в сачке, оставалась часть чужой фауны, причемне обязательно современной. Может древней, давно вымершей. Это, конечно, если мызацепляли далекое прошлое одного из параллельных миров.

— Каша какая-то получается! — Нестеров потер ладонями виски.

— Каша она и есть,— хмыкнул я.— Эй, Толя, погляди вокруг. Какие еще, к бесу,доказательства требуются?

После моих слов все приутихли. Каждый думал о своем, каждый решал где и как емупровести оставшиеся годы жизни. Скорее всего именно эти мысли и подтолкнули Клюева кновому вопросу:

— Товарищ ученый, а вы случаем не знаете, куда эти ваши изменения доберутся позжевсего? — Чтобы до младшего научного сотрудника как можно лучше дошел смысл еговопроса, прапорщик пояснил: — Может Земля меняется не вся разом, а местами, как гнильяблоко затягивает? Сперва одна червоточинка, потом другая, третья и так дальше-дальше,пока все бурой коркой не покроется. Может и с Землей точно также? Вдруг есть такие места,куда вся эта зараза не через двадцать, а, к примеру, через двадцать пять лет доберется илилучше через тридцать?

— Лучше через пятьдесят,— невесело пошутил Соколовский.

— Хочешь выгадать пяток лишних лет? Облапошить смерть? — обращаясь к прапорщику,поинтересовался Нестеров.

— А почему нет? — Клюев скрипнул зубами.— Я бы даже за год, за месяц, за деньпоборолся.

— Вы знаете, я тоже задавался этим вопросом,— неожиданно поддержал десантникаСеребрянцев.— Конечно же не для того, чтобы жизнь себе продлить, я и двадцать то лет непротяну. Просто интерес был научный.

— Ну и…? — Загребельный выжидательно поглядел на ученого, а за ним и все остальные.

— Конечно же, эпицентрами изменений являются так называемые Проклятые земли. Именнов них находится что-то, что стимулирует, я бы сказал, подталкивает энергетическиепреобразования. Естественно, чем дальше от этих зон, тем позже туда доберутсясмертоносные метаморфозы.

— А ну, стоп! — я резко прервал пожилого ученого.— Повторите, что вы сказали?

— Что именно? — Ипатич улыбнулся.— Я тут много чего наплел.

— Вы сказали, что внутри Проклятых земель находится что-то, из-за чего и происходит весьэтот кошмар.

— Ну-у-у, это логично предположить,— старик пожал плечами.— Многие факторы на этоуказывают. Ведь во вселенной ничего не происходит само по себе. Для всех измененийтребуется действие какой-нибудь силы.

— Погодите, профессор, не сбивайте меня с мысли.

Сам не знаю почему я назвал Серебрянцева профессором, и это ему польстило. Ипатич тутже приосанился и гордо запрокинул голову. Я отметил это краем глаза и тут же позабыл,сосредоточившись на главном.

— Итак, если подобный объект или объекты действительно существуют, то это очень дажехорошо, просто замечательно!

— Что ж тут хорошего? — вытаращился на меня Серебрянцев.

— Это значит, что его можно отключить или уничтожить. И вот тогда, кто знает, может всяэта история будет иметь не столь печальный финал.

— Товарищ полковник, но это же наверняка не машина какая-нибудь,— ученый врастерянности развел руками.

— Кто знает… кто знает… — задумчиво протянул я, припоминая, что великие и всемогущиеханхи почему-то все же использовали именно машины: гравимодули, челноки, боевыеплатформы. Да и сами их корабли не выглядели какими-то там эфемерными светящимисяоблачками. Это были гигантские пирамиды из самого что ни на есть настоящего металла.

Так-с… идем дальше. В голове моей начала складываться схема современного мира.Проклятые земли разбросаны по всей планете. Они как бы образуют сеть, покрывающую ееповерхность. Зачем нужна сеть? А сеть нужна для того, чтобы все ее составляющие работаливместе, четко и слаженно. Сбой в одном из элементов может привести к разбалансировкеили даже отключению всей сети. Ну а если элементы не все одинаковые? Если есть более именее важные? Центральные, отвечающие за работу целых секторов размерами с Европу илиАфрику, и второстепенные, лишь транслирующие сигнал или что там у них есть? У-у-у,какая замечательная мысль! Выходит удар надо нанести именно по такому головномуобъекту.

— Даниил Ипатиевич,— я буквально рванулся к старику.— Мне просто необходима вашапомощь.

— К-конечно, я готов,— от моего неожиданного напора Серебрянцев попятился и скореевсего, зацепившись за ступеньку, растянулся бы на бетоне, но его вовремя поддержалБлюмер.

— Мне необходимо знать ваше мнение. Проклятые земли они все одинаковые или все-такиотличаются? Может у них различная активность или мощность, или я не знаю что…Подумайте.

— Знаете, товарищ полковник, а ведь вы совершенно правы,— закивал ученый.— Онидействительно отличаются друг от друга. Еще до того, как была запущена установка, язанимался исследованием аномалий. Так вот, после ряда наблюдений и экспериментов япришел к выводу, что существуют, я бы так выразился, первичные и вторичные зоны. Еслимоими приборами регистрировались какие-либо изменения в зоне, скажем, под литерой «А»,то спустя какое-то время сигналы о таких же аномалиях поступали и с севера, и с востока, тоесть из зон «В» и «С». Порядок всегда сохранялся неизменным, сперва «А», затем «В» и «С».

— А зона «А» это…

— Предполагаю, что ее эпицентр находится на юго-западе. Отсюда километров так пятьсот.На границе с Белоруссией, где-то недалеко от Могилева.

— Во как! — присвистнул Загребельный.— С каждой минутой все интересней и интересней!

Глава 12

Я сидел на броне и опять ел. Серебрянцев сунул мне слегка заплесневелый кусок какого-товяленого мяса, сообщив, что это последнее из его запасов. Возможно в другое время и придругих обстоятельствах я бы поблагодарил радушного хозяина и вежливо отказался, мясоведь имело, мягко сказать, несколько нездоровый вид, однако сейчас я схватил его чуть ли недрожащими руками. Видать капитальный ремонт в помещении моего многострадальногоорганизма все еще не закончился, и занятые в нем невидимые рабочие срочно потребовалиновой порции стройматериалов.

Пережевывая жесткую, жутко соленую на вкус массу, я старался не глядеть на белесое,кое-где окрашенное ржавыми разводами пятно на броне. Надо сказать, это было не легко, таккак оно находилось в каком-то метре от меня. Здесь лежал трупп пулеметчика. Мы, конечно,смыли следы разложения водой и засыпали все это место добытой в санчасти хлоркой, новсе равно… память-то не вымоешь и не продезинфицируешь.

— Товарищ полковник, прикажите вашим людям погрузить всю ту аппаратуру, которую яотобрал.

Голос Серебрянцева очень удачно отвлек от пасмурных воспоминаний. В который разподивившись тому, как тихо подходит ученый, я повернул голову. Старик стоял возле БТРа.Седой, худощавый, в грязной мятой одежде и очках, оправа которых ремонтировалась какминимум сто раз. Маленький, щуплый человек, совсем не геройского вида, даже не такой какя и уж точно не такой, каким был пулеметчик Лёха. Сердце сжалось от боли. Что он делает?!Куда прет?!

— Даниил Ипатиевич, может зря вы все это… может передумаете? — я будто не расслышалпросьбы ученого.— Из наших вон, и то не все согласились.

— Максим Григорьевич, дорогой вы мой, ну как же вы не понимаете? — старик театральновсплеснул руками.— У меня же это единственная возможность попасть туда, своимисобственными глазами увидеть ту силу, что перестраивает целые миры. Какой же ученый от

этого откажется?

— Тот, который хочет подольше прожить.

— Да будет вам,— Ипатич раздраженно отмахнулся.— Как будто вы не видите, что жизни уменя практически не осталось ни в прямом, ни в переносном смысле. Вся моя теперешняяжизнь это ублажение вечно голодного к знаниям мозга. Так могу я его побаловатьнапоследок?

Что ж, вольному воля. Я подумал, что выполнил свой долг перед этим упрямцем. Когдасердобольность, жалость и человеколюбие во мне наконец приутихли, левое полушариемозга поздравило правое с ценным приобретением. Серебрянцев сейчас являлся пожалуйединственным человеком на Земле, который мог что-либо понять, разобраться в аномалияхПроклятых земель. Все остальные горе-сталкеры вроде меня просто шарили там, можносказать на ощупь, уповая лишь на удачу и свое собственное чутье. Но и первое и второе раноили поздно их подводило.

— Так что вы там говорили насчет аппаратуры? — я поглядел в сторону огромных воротлаборатоно-производственного корпуса, из которых только что появился Мурат, несущийкакой-то, судя по всему, увесистый ящик.

— Ваши люди берут только элементы питания и энерговизоры. Все остальное подполковникприказал оставить.

— А сколько весит это ваше «все остальное»? — я запихнул в рот последний кусок и сталспускаться вниз.

— Какая разница? Мы же на колесах!

— Э нет, уважаемый Даниил Ипатиевич, это мы пока на колесах,— я наставительно покачалголовой.— Может так случиться, что БТР придется бросить и дальше пробираться пешком.Тогда как быть со всеми вашими изобретениями?

Над ответом Серебрянцев раздумывал не более секунды:

— При помощи приборов, я, вероятно, смогу указать самую безопасную дорогу. Глядишь, ибронемашину бросать не придется.

С логикой у младшего научного сотрудника было все в порядке, и я сдался.

— Идемте, поговорю с Загребельным.

В этот самый момент до нас дотопал Мурат Ертаев.

— Товарищ полковник, куда складывать? — запыхавшись, прокричал он.

— В десантное отделение. Складывайте на сидения и вдоль бортов. Потом разберемся чтокуда.— Отдав указания, я вновь повернулся к ученому.— Идемте, Даниил Ипатиевич, времядорого.

Не успели мы сделать и шага, как вдруг откуда-то издалека раздался звук. Услышав его, явесь похолодел. Еще бы не похолодеть, ведь это был тот самый неправдоподобныйметаллический скрежет, который я слышал неподалеку от Истры. Слава богу, что хоть наэтот раз его источник находился не так близко.

В ушах еще продолжало гудеть, когда сзади прозвучал глухой удар упавшего на землю

ящика и последовавший за ним щелчок взводимого автомата.

— Это оттуда… из леса! — Мурат подскочил к нам и указал на восток.

— Ясно, что оттуда,— буркнул я и тоже взвел АКС.

— Что это? — казах переводил донельзя встревоженный взгляд с меня на Серебрянцева иобратно.

— Шут его знает! — процедил я сквозь плотно сжатые зубы.

— Это Хозяин леса,— пояснил пожилой ученый.

Странно, но в отличие от нас с Муратом он не проявлял особого беспокойства. Сразустановилось понятным, что Серебрянцев что-то знал. Я уже собирался спросить его об этом,но тут ворота лабораторно-производственного корпуса распахнулись, и из них буквальновылетели Леший с Нестеровым, а вслед за ними и остальные члены нашей команды. Все онидержали оружие наготове и испуганно озирались по сторонам.

— Что у вас тут творится?! — закричал Загребельный и в три огромных скачка покрылразделяющее нас расстояние.

— А вот это уважаемый Даниил Ипатиевич нам сейчас и расскажет,— я требовательнопоглядел на ученого.

— Говорите, это опасно? — Леший решил выяснить самое главное.

— Нет, не опасно,— очень уверенно ответил старик.

От этой уверенности все мы даже опешили. Было сложно поверить, что в этом миресуществует хоть кто-то, не желающий нашей гибели. А если учитывать размерытаинственного существа, то в это не верилось вдвойне. Ну не мышонок же в самом-то делетак орет!

— Рассказывайте, только быстро,— тоном, не терпящим возражений, приказалподполковник ФСБ.

— Не знаю, правильно ли я выражусь,— Ипатич начал очень нерешительно,— но я бысказал, что это создание мой друг.

— Друг?! — выдохнули сразу несколько глоток.

— Оно и помогло мне здесь выжить,— старик с сожалением развел руками.— Из меня ведьдобытчик или охотник прямо сказать никудышный, и воевать я не умею. В самом начале самчто-то находил, помогали люди из Ильичевки, прохожие, которые в Подольск направлялись.А вот когда ситуация ухудшилась, когда людей в округе не стало, а из за хищников отубежища было не отойти… вот тогда-то и возникла проблема. Начал я тогда всякие ловушкида капканы конструировать и расставлять их прямо тут, на территории института невдалекеот корпусов. Думал, может, какая-никакая глупая зверушка сунется,— дойдя в своемрассказе до этого места, Серебрянцев смущенно улыбнулся.— Только опыта у меня в этомделе не было абсолютно, да и с материалами проблема. У нас в институте гораздо легчеотыскать контейнеры с радиоактивными изотопами, чем моток обычной веревки. Вотнаверное именно поэтому ловушки у меня получались неправильные какие-то, мудреные чтоли. Не шел в них зверь. И я уже решил, что с голоду придется помирать, совсем отчаялся. Нов один из дней, когда уже чисто по инерции, практически без надежды поплелся проверятьсвои охотничьи приспособления, обнаружил, что они все сработали. Нет, дичь в них не

попалась, а вот сработали все, как будто игрался кто. Не понятный случай, но хотьсработали. Видать какое-то зверье возле них все же крутилось. Выхода у меня другого небыло, я их снова взвел, положил последние крохи приманки и ушел к себе отлеживаться.Сил чтобы работать тогда уже совсем не было.

Тут Ипатич замолчал, задумался. Наверное, вспоминал и вновь переживал те не оченьвеселые дни своей жизни.

— А дальше? — тихо произнес Пашка и потянул старика за рукав. По всему было видно, чтопацану уж больно интересно узнать чем дело закончилось.

— А дальше… — старик положил руку мальчишке на плечо.— А дальше я проснулся вот отточно такого же звука, его даже в убежище было слышно. Не верилось, что это реальность.Подумал, показалось, слуховая галлюцинация. Чего не бывает с голоду? Но ведь ужепроснулся. Думаю надо в последний раз удачу попытать, ловушки, в смысле, проверить.Высунулся наружу, а там утро, только-только светать стало. Не помню уж как добрел допервого из изобретенных мной орудий убийства. Оно вон там, не доходя до столярноймастерской стояло.— Старик указал в сторону небольшого домика с обвалившейся внутрькрышей.— Так вот добрел, почти дополз туда и вижу: ловушка, как и вчера, захлопнулась. Икак вчера в ней никого нет. Зато рядом лежит окорок, свежий такой, только освежованый. Иеще… вот это меня очень поразило, круглый дорожный знак, на котором, как на тарелке,клубни какие-то, очень похожие на батат. Я его, правда, только на картинках видел, но сразусообразил, что очень похожие. Раздумывать над тем съедобное это все или нет не былоникакой возможности. Я уже тогда сознание от голода терял. Помню, что на сырое мясо ненакинулся, должно быть табу в подсознании все же какое-то имелось, а вот пару клубнейсжевал прямо с кожурой. Сжевал и вырубился. Когда пришел в себя, понял что день уже всамом разгаре. Лежу на земле рядом со своими, невесть откуда взявшимися дарами. Кактолько до меня это дошло, сразу страх прошиб. А ведь меня так самого в дары ккакому-нибудь хищнику преспокойно могли записать. Тогда в наших краях уже как разпервые стада кентавров появились, твари, я вам скажу, те еще… Поднял я голову и вдругосознал, что о кентаврах это я не зря подумал. Вот они, родимые, тут как тут.

— И как же вам выжить удалось? — не выдержала Лиза.

— Удалось… — будто устыдившись чего-то, Ипатич опустил взгляд.— Мертвые они всебыли. Стадо — голов десять, и все мертвые.

— Значит с тех самых пор этот, как его… хозяин леса, что ли, вас кормит и защищает? —поинтересовался Загребельный.

— С тех самых пор. Около года уже,— кивнул ученый.— Да и не только это… Зимой делобыло. Облако ядовитое с юго-запада пришло, а я его проворонил. Завозился, знаете ли, вмастерской. Спохватился когда дышать тяжело стало и перед глазами темные кругипоплыли. Кинулся к убежищу… Да какой там! Упал на полпути и потерял сознание.— Тутстарик как-то странно на нас покосился, словно прикидывал поверим или нет. Похоже, ккакому-либо определенному выводу Ипатич так и не пришел, но только вот раз начал,пришлось историю до конца излагать: — Умер я тогда,— тихо, будто стесняясь своих слов,произнес младший научный сотрудник.— Видел и темный туннель, и свет, и души другихлюдей… все было. Было, да вдруг исчезло. Открыл я глаза два дня спустя в убежище насвоей лежанке. Рядом мясо и клубни лежат. Это был единственный раз, когда Хозяин ихвнутрь занес. Наверное боялся, что сходить за пропитанием сил у меня не будет.

— Это получается, что он вас из мертвых поднял? — уточнил я.

— Получается,— старик пожал плечами.— Другого объяснения я никак не нахожу,

— Хозяин оказывается и это может… — ошарашено прошептала Лиза.

— Выходит, может,— ученый сперва замялся, а затем все же решился: — Вы знаете, мнеиногда кажется, что все мои открытия, все мое переосмысление мироздания, все это пришлоот него. Я даже грешным делом подумал, а может он тоже ученый и нашел во мне, таксказать, родственную душу?

— Да уж, история… — задумчиво протянул майор милиции.

— И вы его ни разу не видели? — с досадой в голосе спросил Пашка.

— Нет, молодой человек, не видел. Он приносит еду перед самым рассветом и оставляет еевсегда на одном и том же месте. А потом голосом сообщает мне, что паек, так сказать,доставлен.

— Но сейчас же не утро,— Нестеров спохватился и с подозрением огляделся по сторонам.—Какого рожна он вдруг разорался?

— Не знаю,— Серебрянцев пожал плечами.— Может вас приветствует.

— Или наоборот, предупреждает,— опыт и чутье офицера ФСБ требовало от Лешего бытьвсегда начеку.

— Предупреждает о чем?

— Мало ли… Например, что это его территория, и долго он нас здесь терпеть не собирается.

— Не думаю… — начал было Серебрянцев, но его уже никто не слушал.

— Уходим! Немедленно! — скомандовал Загребельный.

— Я подгоню БТР к самым воротам, а вы в темпе загружайте все, что подготовил ДаниилИпатиевич,— мои слова прозвучали как приказ.

— Да там полтонны будет, не меньше,— фыркнул Андрюха.

— Пока берем все. Потом разберемся,— я дал понять, что знаю о чем говорю.

— Ладно уж,— Леший сдался.— Только быстро. Очень быстро!

Выехали мы через полчаса, хотя погрузка заняла минут десять или может чуток поболее.Остальные двадцать минут потребовались чтобы определиться с маршрутом. Большинствоздравомыслящих людей, а по совместительству и опытных бойцов, стояло за объездплотного лесного массива на востоке и выдвижение в сторону Красной Пахры. Уже тамследовало сориентироваться и решить то ли продолжать двигаться по Калужскому шоссе аждо пересечения его с Малым Московским кольцом, то ли двинуть напрямую к Ознобишено.Деревня эта находилось уже под самым Подольском, от него до города было не более пятикилометров.

Этому варианту упрямо противился Серебрянцев, которому совершенно неожиданно сталаподдакивать Лиза, а за ней и Пашка. Они предлагали двигаться к Подольску напрямую черезлес. Само собой прогулка под сенью мертвых деревьев была значительно короче, но лес, вкотором властвовало некое неведомое существо… Этот лес вполне мог стать нашей могилой.Именно поэтому, не смотря на все старания младшего научного сотрудника и его группы

поддержки, мы двинули в обход.

Следуя подсказкам Серебрянцева, который знал все окрестности как свои пять пальцев, ябыстро вывел машину на широкую, хорошо сохранившуюся ленту Калужского шоссе.Первый же взгляд по сторонам вселил в душу некоторое спокойствие и оптимизм. С обеихсторон дороги лежали заброшенные сельскохозяйственные угодья. Слева, средираспаханного поля, на котором уже никогда и ничего не вырастит, двумя высокимикурганами возвышались обнесенные колючей проволокой могильники. Никакого тебе леса, астало быть, никаких неожиданностей. Любого врага мы могли заметить заранее и, преждечем он доберется до нас, угостить хорошенькой порцией стали.

Только я подумал об этом, как сидевший рядом Загребельный воскликнул:

— Черт побери, а это еще что такое?

— Где? — я резко сбросил скорость.

— Да вон, слева. В лесополосе, что к дороге подходит.

Я присмотрелся к тому месту, на которое указывал мой зоркий приятель. Вроде ничегонеобычного. Широкая полоса черных деревьев, под ними подлесок из такого же черногодавным-давно погибшего кустарника. Будь на всех этих растениях листва, лесополосавыглядела бы сплошной, непроницаемой для взора стеной. Но сейчас это были лишь черныерваные кружева, через которые просвечивала уродливая нагота соседнего мертвого поля.

— Ничего такого не вижу,— я вопросительно покосился на Андрюху.

— И я,— согласился тот.

— Цирк-зоопарк, так какого ж рожна орал? Соколиный глаз, хренов!

— Сейчас не вижу, но всего минуту назад там что-то было… — Загребельный призадумался,— или кто-то.

— И куда подевалось?

— Похоже, ушло.

— Как ушло? Куда ушло?

Мы с Андрюхой говорили довольно громко, и сидящие в десантном отделении люди сталиприслушиваться. Нестеров, так тот вообще чуть ли не сунул голову между нами. ОднакоЗагребельный этого будто не заметил.

— Вся лесополоса была будто туманом затянута. Не скажу что плотным… — Лешийотрицательно покачал головой и сразу же поправился: — Да, пожалуй, и не туман это былвовсе. Скорее тень какая-то. Будто в небе что-то висело, и эту вот рощицу от солнцазаслоняло.

— Ох и объяснил! — проворчал я.— Ну и где теперь тень эта твоя? — Я до рези в глазахвглядывался в медленно приближающуюся черную стену.

— А вот только я тебе крикнул, так она тут же и унеслась. Словно поезд курьерский. Туда,вдаль, по лесополосе, как по железной дороге.

— Значит сейчас там никого нет? — спросил я.

— Похоже, нет,— кивнул Загребельный.

— Ну, раз похоже, тогда… К бою! — прогорланил я, перекрикивая рев мотора.— Всевнимание на левый борт.

Во мне вдруг пробудился… нет, не скажу что страх, скорее противный нервный мандраж,который накатывает на каждого бывалого танкиста, когда тот узнает, что какая-то падласкрытно шарилась около дороги. Конечно же глупо полагать, что в гуще полусгнившегокустарника неведомый некто спрятал кумулятивную ТМ-ку или, к примеру, зарыл в обочинудистанционно подрываемый фугас, но все же как-то…

Это самое «как-то» словно ударило под дых, когда я и впрямь увидел крупные комья земли,раскиданные по левой стороне дороги. Что за цирк-зоопарк! Нога судорожно вдавила педальтормоза. Присмотревшись, я понял, что там впереди не только земля, но еще и кускиизодранного асфальта. Складывалось впечатление, что в этом месте Калужское переползаланекая огромная сороконожка со стальными лапами. Это именно она перепахала гладкоедорожное покрытие шоссе.

Леший тоже заметил. Он приблизил лицо к бронестеклу и внимательно изучал непонятныйфеномен. Так длилось недолго. Секунд через десять-пятнадцать он принялся открывать люку себя над головой.

— Ты куда? Сдурел что ли?! — я схватил приятеля за край камуфлированного бушлата.

— Надо проверить,— мощная фигура подполковника ловко протиснулась в люк, и я не смогего удержать.

Целую минуту ничего не происходило. Все мы просто сидели, прикипев к амбразурам.Каждый ожидал нападения и готов был стрелять в первую же тень, в любое непонятноешевеление ветвей или травы. Однако окрестный пейзаж казался по-прежнему пустынен,безмолвен и недвижим. Даже ветер стих. Негромкий рокот работающего на холостыхоборотах мотора был единственным звуком, наполнявшим этот переполненныйнапряжением вакуум.

Точку во всем этом поставил голос Лешего, немного странноватый, лишившийся своейвсегдашней уверенности голос.

— Эй! А ну, давайте все наверх! Тут кажется есть кое-что интересное, особенно длятоварища Серебрянцева.

Уговаривать никого не пришлось, и наш боевой экипаж ринулся в десантные люки. Передвсеми остальными у меня имелось явное преимущество — а именно, свой персональныйвыход. Поэтому не удивительно, что первым рядом с Загребельным очутился именнополковник Ветров.

— Что тут у тебя… — начал было я, да так и замер с открытым ртом.

Увиденное просто лишило меня дара речи. Сейчас я мог лишь выпученными глазами глядетьна огромную надпись, которая пересекала три из четырех полос шоссе. Корявыми, глубокопроцарапанными в асфальте буквами там было написано: «ЧЕЛОВЕК, ПРОЩАЙ».

Глава 13

С того самого момента, как колеса «302-го» перекатили через процарапанные в асфальтебуквы, я не проронил ни слова. Все думал, прикидывал так да этак. Цирк-зоопарк, это что же

получается? Выходит, на Землю занесло не только эту мерзкую разномастную нечисть,которая только и норовит выпустить нам потроха, но еще и нормальных разумных «ребят»,разумных настолько, что они даже смогли осилить наш язык. С одной стороны я, конечно,порадовался такому соседству, но с другой… С другой подумалось, а соседство ли это?Хозяев леса случайно занесло к нам в гости или так пожелали ханхи? Если верен второйвариант, то получается что они нам никакие не соседи, а самые что ни на есть конкуренты, скоторыми рано или поздно придется схлестнуться не на жизнь, а на смерть.

Во мне все же что-то противилось этой мысли. Да видать и не только во мне. Вся нашакоманда сразу прониклась доверием к этому существу, причем настолько, что даже незахотела вновь забираться внутрь «восьмидесятки». Вся она, в том числе и старик-ученый,теперь ехали на броне. Ну прямо как в старые добрые времена. Возможно, я должен былзагнать всех внутрь… Да какой там возможно, как пить дать должен! Только вот жуть как нехотелось красть у людей их и без того хрупкую и зыбкую веру в добро.

Проведение словно решило испытать мою правоту. Зрелище, которое открылось послеплавного изгиба шоссе, похоже, предназначалось именно для того, чтобы окончательновыяснить, что в этом мире главенствует добро или зло.

На мосту через Пахру и дальше, уже практически заглубившись в поселок, стояла длиннаяавтомобильная колонна. Увидев машины, я ни мало удивился. Ведь не было их! Когда я тутпроезжал в последний раз, колонны точно не было! Выходит, она пришла позже.

Присмотревшись, я понял: — Да, так оно и есть. Все грузовики, автобусы или легковушкибыли старых советских моделей. То есть никаких инжекторов, компьютеров и прочейэлектроники под капотом. Простенькие, сработанные с помощью лома, кувалды и какой-томатери, аппараты. Только они и выжили после невиданных по своей силе электромагнитныхбурь, во время которых от статического электричества, растворенного в воздухе, светилисьтелевизионные антенны, башенные краны и опоры ЛЭП. Только они и могли доставить сюдабеженцев.

То, что колонну составляли именно беженцы, не было ни малейшего сомнения. Огромноеколичество всевозможных теперь уже практически разложившихся вещей валялось как наасфальте, так и в кюветах по обеим сторонам дороги. Небольшая, очень небольшая частьсумок и баулов догнивала на окрестных косогорах. Сами они туда попасть никак не могли,следовательно туда их оттащили люди. Только туда и смогли, только туда и успели прежде,чем…

— Всех перебили,— восклицание Лешего стало одновременно и окончанием моей мысли, иего собственным страшным вердиктом.

— Кто ж это их так?

— Стоят здесь уже давно! — прокричал мне Андрюха.— Тогда кентавров еще былонемного. На такую большую колонну они бы напасть не решились.

Соглашаясь с приятелем, я кивнул и тут же назвал кандидатуры следующих наиболеевероятных убийц:

— Тогда значит призраки. Видать эти бедолаги залезли в ночь. Тут-то их и накрыли.

— А вариант с Хозяином леса ты не рассматриваешь?

Как выяснилось, подполковника ФСБ терзали те же невеселые мысли, что и меня. Не успел яответить, как Леший подкинул в костер сомнений еще дров, да что там дров, словно

бензином из канистры плеснул.

— Слыхал я, в этих лесах под Троицком не один караван сгинул.

Что я мог ответить? Ведь такая информация доходила и до меня. А тут еще и эта колонна…

— Поживем, увидим,— буркнул я и слегка добавил скорость. Сорок километров в час этовсе, что я мог позволить. При большей скорости БТР начинал раскачиваться, рыскать подороге, становясь плохоуправляемым.

Увидеть нам довелось уже через несколько минут, когда «302-ой» поравнялся с когда-тошедшим в конце колонны «ЗиЛ-131». Армейская машина с высоким кунгом-будкой. Должнобыть передвижная ремонтная мастерская или связь. Правильно, что ее поставилизамыкающей. Бронетехники, способной прикрыть колонну с тыла, у переселенцев конечноже не было. Так что для этой работенки лучше всего подходил «131-ый». Многослойныйкунг выдержит первый натиск хищников, а сквозь узкие словно бойницы окна можно вестиогонь. Так что пока зверье подойдет, да вскроет…

Оказавшись борт о борт с грузовиком, я понял, что никто его не вскрывал. Весь кунг, всяводительская кабина были густо изрешечены пулевыми отверстиями. Дырки обнаружилиськак маленькие от «пятерки», так и толщиной в палец — четкая и ясная подписьдвенадцатимиллиметрового пулемета.

— Твою мать! Вот это номер!

Я видел как на скулах у Лешего заходили желваки. Как свирепым испепеляющим огнемзагорелись его глаза. Загребельного охватила ярость, и держал он себя в руках толькоблагодаря неимоверному усилию воли.

В полном молчании мы медленно продвигались вдоль мертвой колоны. Практически всепроплывавшие мимо автомобили несли на себе пулевые отметины. Некоторые стеклаизнутри были измазаны во что-то темно-бурое, поросшее пятнами давно высохшей плесени.Я догадывался, что это такое, а потому старался не заглядывать внутрь истерзанных пулямисалонов.

— Притормози! — попросил Загребельный, когда мы проезжали возле начисто сожженного«ЛАЗа».— Хочу осмотреться.

— Понимаю,— я как можно плавнее остановил машину.

— Сокол, Мурат, Клюев, за мной! — Леший первым спрыгнул на растрескавшийся асфальт.— «Хашим» оставьте полковнику.

Разумеется, я и так готовился прикрывать, только из автомата, стоя в люке. Теперь жеполучалось, что в мое распоряжение вновь перешла наша «карманная» артиллерия. А раз так,то и позиция для нее требовалась соответствующая. Руководствуясь именно этимисоображениями, я вылез на броню и только тогда положил гранатомет на плечо.

С такого возвышения можно было беспрепятственно контролировать подступы к дороге какслева, так и справа. Наблюдая за окрестностями, я все же время от времени приглядывал и заКрасногорцами, а то мало ли что… Вначале те изучали повреждения, которые получилавтотранспорт в процессе перестрелки. Затем Леший отправил Мурата и Клюева проверитьпридорожную лесополосу. Сам же подполковник в сопровождении Соколовского направилсяв голову колонны. По пути они бегло осматривали то, что когда-то составляло скудный скарбпереселенцев.

— Товарищ полковник, что случилось? Почему мы остановились? — голос Серебрянцевапрозвучал у меня за спиной.

Я мельком глянул через плечо и вместо ответа приказал:

— Сядьте, Даниил Ипатиевич, а то если придется стрелять, выхлопом вас снесет.

— Неужели придется стрелять? — в голосе ученого прозвучало недоумение, но все же онбыстро сделал шаг в сторону и присел за башней.

— Всяко может случиться,— я кивнул, тем самым благодаря ученого за понимание.

— И все-таки, почему остановились? — младший научный сотрудник вернулся к своемупервому вопросу.

— Колонна очень странная,— мой взгляд уже в который раз пробежался по нестройнойцепочке ржавых искореженных автомобилей.— Давно таких не видел.

— Колонна? — удивился Серебрянцев.— Да таких брошенных машин на всех дорогахполным-полно!

— Не таких, уважаемый Даниил Ипатиевич, совсем не таких,— я мрачно покачал головой.—Эта колонна пришла сюда уже после ухода ханхов. А ее здесь поджидали…

— Да-да, я вижу,— старик будто только теперь разглядел пулевые отметины на облезлых,взявшихся рыжими пятнами кузовах, паутинки трещин, которые расходились от ровненьких,аккуратных отверстий в грязных стеклах.

— Все это, можно сказать, аномалия,— я покосился в сторону лесополосы, проверяя как тамдела у разведчиков, и только после этого принялся объяснять: — Наша цивилизация погиблаочень быстро. Целые города за несколько часов. Все это я видел своими собственнымиглазами. Что же касается выживших… Выжившие это отнюдь не те, кто самый ловкий,изворотливый и приспособленный. Это скорее те, кто самый удачливый, те, кому всегда ивезде везет.

Тут я подумал, что это истинная правда. Существует этакая порода чертовски удачливыхлюдей. Им все сходит с рук, как мне, когда спер у коллег Загребельного десять тысяч вечнозеленых американских баксов. Удачливым уготовлена спокойная жизнь, когда вокругбушует море перемен. Я, к примеру, один из немногих старших офицеров, сохранивших своеместо, когда реформаторы с остервенением кромсали героическую Кантемировскуюдивизию. Удачливые всегда оказываются в нужном месте, как и я в тот черный день. Скореевсего, если бы полковника Ветрова не вызвали в бункер к командующему то…

На этом месте я вдруг опомнился и вернулся к реальности. Выяснилось, что закончив совступительной частью, я уже довольно долго молчу. Но не смотря на это, Серебрянцев меняне подгонял. Ученый молча ждал, а вместе с ним Лиза, Пашка и Сергей Блюмер. Что ж,пусть слушают. Им урок новейшей истории тоже не помешает.

— Так вот, это я все к тому, что бы вы уяснили. Вместе с цивилизацией погиб и преступныймир. Какой бы ты ни был суперкрутой криминальный авторитет, тебе конец, если конецтвоему городу, району, округу или области. Уцелели в основном обычные, нормальные,простые люди. Они сплотились, объединенные общим стремлением выжить. Они ни за что иникогда не убивали друг друга. И это не только вопрос морали, это вопрос выживания. Какговорили на Украине «вмести и отца бить легче».

— Но тогда что же произошло здесь? — старик снял очки и стал с энтузиазмом протирать ихгрязным мятым носовым платком добытым из кармана куртки. Складывалось впечатление,будто он старался соскрести со стекол нарисованную на них картинку кровавого побоища.

— А вот в этом то и проблема,— кивнул я.— Тот, кто устроил весь этот беспредел, онбесспорно преступник, и собрал вокруг себя всякое отребье. Они очень опасны. Опасны подвум причинам. Во-первых, потому что легко и не задумываясь убивают себе подобных.Во-вторых, они также как и мы из породы удачливых.

Больше меня никто ни о чем не спрашивал, да я и сам не особо горел желанием смаковатьэту мерзкую тему. Настроение из паршивого вдруг стало очень паршивым. Именно в такомрасположении духа, угрюмый и молчаливый, я наблюдал за возвращением Лешего и егогруппы.

Подойдя к «восьмидесятке», подполковник сообщил:

— Работа, конечно, не супер, но кое-какое понятие о засадах народ все же имел. Первуюмашину накрыли из «семерки», последнюю из крупнокалиберного пулемета. Когда колоннастала, ее поделили и просто расстреляли. В живых никого брать не хотели. Били даже поавтобусам с женщинами и детьми. Вон они, насквозь изрешеченные, полные сумочек иигрушек.— Загребельный поделился первыми впечатлениями и тут же обернулся к своимлюдям: — Давайте на броню, бродяги! Будем двигать, а то уже и вечер не за горами.

Когда все расселись, и мы тронулись с места, я поинтересовался:

— Андрей, что-нибудь выяснилось? Из за чего весь этот сыр-бор?

— Ближе к голове колонны два грузовика… А вот, кстати, и они.

Леший ткнул стволом автомата в сторону двух «ГАЗ-66», которые как раз именно сейчаспроплывали по нашему правому борту. Грузовики были бортовые, выкрашенные в зеленыйармейский цвет — самое что ни на есть распространенное цветовое решение для этоймодели. Лохмотья прорванных тентов шевелились на ветру, отчего создавалось впечатление,будто внутри кузовов ворочаются какие-то огромные невидимые монстры. Напростреленных дверцах кабин просматривались полустертые эмблемы: овал, в центркоторого было вписано схематическое изображение земного шара. На эту основунакладывался тонкий зигзаг молнии. Под рисунком виднелась крупная надпись НПО«Молния». Научно-производственное объединение, аббревиатура была знакома дажеребенку. Что касается названия «Молния», то кантора с таким именем могла с одинаковойвероятностью заниматься как сборкой боевых самолетов, так и производством шариков дляпинг-понга. Потеряв интерес к дальнейшим исследованиям, я вернул свой взгляд на дорогу.

— Так вот,— продолжил мой приятель.— Они пустые. Дырки от пуль только в кабинах.Соображаешь, куда клоню?

— Соображаю,— я кивнул.— Там что-то ценное везли.

— Либо оружие, либо продовольствие,— предположил Загребельный.— Что еще сейчасможет быть ценного?

— Вот твари! — выругался я.— Человек ведь двести положили, не меньше.

— Да, где-то так,— согласился Леший.— Между прочим, мертвецов тоже обыскивали. Всесумки резаные, а чемоданы разбиты. Так что налет банда учинила, настоящая банда.

— Дело давненько было. Полгода назад, может больше,— предположил я.— Наверное ушлиони после этого. Если бы в наших краях остались, то рано или поздно все равно бызасветились. Как говорится, шила в мешке не утаишь, особенно такое острое.

— Это точно,— Леший на мгновение задумался.— А если бы не ушли, мы бы этих гадовнашли и прикончили. Я бы первый пошел.

Красная Пахра, как я и помнил, была во всех смыслах серым, унылым, безликим поселком.Таких сейчас тысячи по всей России, да что там России, по всему миру. Хотя была здесьодна достопримечательность, которую мы никак не должны были пропустить. Этадостопримечательность именовалась развилкой на сорок пятом километре Калужскогошоссе. Именно отсюда и начиналась дорога, которая прямиком выводила нас к Подольску.Получив знак благосклонности со стороны Хозяина леса, мы посчитали нецелесообразнымрастягивать путешествие, тем более что день, как и топливо в баках, медленно, но уверенноприближался к своему концу.

Развилка отыскалась без проблем. На нее указывали как облезлые дорожные знаки, так иржавые искореженные остовы по меньшей мере дюжины войсковых «Уралов». Ониукрашали собой обочины по обеим сторонам съезда. Машины оказались здесь во времяудара ханхов. А может этот удар как раз и предназначался именно им. Кто ж его теперьразберет? Вот только результат, как говорится, налицо: развороченные взрывами кузова,начисто выгоревшая резина, мутные капли расплавленных стекол, бесформенные наплывывместо водительских кабин. Чтобы расчистить путь на Подольск, всю эту массу пришлосьбуквально соскребать с дорожного покрытия. Работу выполнил бульдозер или, может,саперный танк.

Как ни парадоксально, но глядя на место трагедии, я испытал облегчение. Хоть тут всепонятно, я бы сказал правильно. Люди сражались не друг с другом, а с чужими, которыепришли отобрать у них будущее, счастье, родной дом и саму жизнь. Повернув в коридор измертвого железа, я… нет, не помолился, ибо молиться был не обучен. Я просто пожелалмоим братьям вечной памяти и спокойного сна.

Дорога на Подольск далеко не сразу вывела нас на широкие и раздольные Российскиепросторы. Вначале она представляла собой обычную сельскую улицу, которая бежала средиодноэтажных домишек с покосившимися крышами, почерневших садов и огородов. Наодном из поворотов я даже разглядел болтавшуюся на одном гвозде табличку «улицаСоветская». Надо же, Советская!

Вдруг подумалось, а как бы все обернулось, если бы не только эта улица, а и вся нашаогромная страна по-прежнему именовалась Советской? Конец света наступил бы раньше илипозже? А может вообще бы пронесло? И этот наш гений-эмигрант, создавший «Гнев Аида»,тихо и мирно сидел бы себе в каком-нибудь НИИ и за зарплату в двести рублей с превеликимудовольствием изучал зависимость роста ягеля где-нибудь в Ямало-чукотском автономномокруге от землетрясения в Австралии.

Я уж было совсем собрался улыбнуться этой своей шутке, как глаз царапнуло угрюмоетемное пятно прямо по курсу. Вообще-то крутой холм, на который взбиралась асфальтоваялента шоссе, мне был виден уже давно, впрочем, как и деревья, росшие на его вершине. Ното, что их довольно много и растут они чересчур густо… эта истина дошла до меня лишьсейчас. Цирк-зоопарк, похоже, лес или большой парк, такой как в старые временавысаживали вокруг помещичьих усадеб. Дорога шла по самой его кромке. Целая сеть домов,домиков и домишек располагалась по обеим сторонам шоссейного полотна. Те, что стоялисправа на ровных открытых участках, конечно же, не стоило сбрасывать со счетов, но особоони меня не беспокоили. Совсем другое дело — строения, упрятанные под сенью мрачных,

обожженных кислотными дождями крон.

— Неприятное местечко! — Леший тоже был начеку.

— Согласен,— кивнул я.— В таких местах и гнездится всякая, самая отвратительнаянечисть.— Заметив, что Андрюха смотрит на меня, я мотнул головой в сторону башеннойпулеметной установки и всех, кто за ней находился.— Передай там назад… Пусть нерасслабляются.

Загребельный послушно прогорланил приказ и тут же вернулся к изучению местныхдостопримечательностей, время от времени посвящая меня в свои мысли:

— Сейчас речушка будет,— сообщил он.— Берега топкие, кустарником заросли. Самоеместо для мокриц.

Я представил себе двухметровых, плоских червей все брюхо которых словно щетка утыканосотнями, если не тысячами, тонких, но довольно проворных отростков. Они заменяютмокрицам лапы, ими же твари и впиваются в тела своих жертв, практически срастаясь сними.

— Нам мокрицы пофигу! — я не стал скрывать отвращение, вызванное воспоминаниями обэтих отвратительных тварях.— БТР им не по зубам!

— А вон и церквушка! — когда мы проскочили небольшой мост, Загребельныйпереключился на новую потенциальную угрозу.— Рядом, как водится, и кладбище должнобыть!

— Типун тебе на язык! — я даже поплевал через левое плечо.— Какое еще, нахрен,кладбище! Ты что, не видишь, вон кругом коттеджей понатыкали. А кто из богатеев захочетстроиться рядом с кладбищем?

— Тоже верно,— подполковник ФСБ пристыжено почесал затылок.

В этот момент мы уже поднялись на холм и оказались как раз напротив самой чащобы. Излеса тянуло сыростью и каким-то подозрительно воняющим теплом, что-то от смесимертвечины с ацетоном. Самый дрянной запах! Логова наиболее опасных тварей именно таки смердят. Только я об этом подумал, как за спиной загрохотали автоматные очереди.

Когда здоровенной многоногой змее разнесло голову, ее тело вмиг обмякло. Тварь повислана ветвях, словно старая елочная гирлянда. Это была какая-то неизвестная разновидностьмногоногих змей с длинными, почти паучьими конечностями. Я таких раньше никогда невидел.

— Она что, хотела броситься? — Загребельный обернулся к стрелкам.

— Неизвестно! — сквозь рев мотора пробился голос Соколовского.— Сперва мы ее незаметили, а когда зашевелилась… Мурат сразу среагировал. А потом и Лиза подключилась.

— Ладно, молодцы! — похвалил Андрюха.— В таких местах всегда надо быть настороже идействовать очень быстро.

Восприняв слова приятеля как указание к действию, я поддал газку, и вскоре неприветливаялесная чащоба оказалась далеко за спиной. «302-ой» вновь катил меж чистых полей, накоторых то и дело появлялись убогие деревушки, чередующиеся с шикарными коттеджнымипоселками. Только вот теперь разницы между ними не было никакой. И у первых, и у вторыхтеперь был один и тот же новый хозяин, вернее хозяйка, и звалась она — смерть.

Миновав расположенную слева от дороги группу небольших промзданий, то ли склады, толи какой-то мини-завод, мы стали приближаться к очередной стене черного леса. На этот разона вставала прямо на нашем пути, и выбора не было. Мы должны были войти в пасмурныйкоридор из огромных черных деревьев.

Я прекрасно понимал это, и готовился к встрече. Единственное чего очень и очень хотелось,так это чтобы она оказалась как можно более краткой. Приметив, что Леший полез за своейзамызганной километровкой, я прокричал ему:

— Погляди там… большой этот чертов лес или нет?

— Сейчас выясним,— Леший с ловкостью фокусника вертел карту в руках, разворачивалодну ее часть и тут же сворачивал другую, стараясь добраться до нужного квадрата.— Ага,нашел! — Андрюха огляделся по сторонам, а затем вновь опустил взгляд к грязному, кое-гдепорванному и затертому плану.— Значит так… Лес километра на полтора, потом коттеджи,за ними еще километр ёлок-палок. Затем мы попадаем…

Тут Загребельный неожиданно умолк. По его вмиг помрачневшей физиономии сталопонятно, что то место, в которое согласно карте мы попадаем, оно женского рода иначинается с буквы «Ж».

— Ну и что за жопа там впереди? — я озвучил свои худшие подозрения.

— Если бы жопа,— Леший невесело хмыкнул,— а то Шаганино!

— Что, то самое? — от удивления я даже надавил на тормоз.

— Должно быть то самое,— чтобы не вывалиться, мой приятель ловко вцепился в ободлюка.— Название-то старое. Не Пионерское или Октябрьское, каких на каждом шагуполным-полно понатыкано. Да и коттеджный поселок на подъезде… Короче, все какрассказывали.

О коттеджном поселке на подъезде к маленькой деревушке Шаганино болтали давно имного. Гиблым это место, конечно же, не называли. Караваны там не пропадали, да ипутники кое-как пробирались. Но вот только чертовщина в этом поселке творилась этоточно. Все рассказывали, причем все разное. Только я слышал версий шесть-семь. То рядом стобой на дороге неизвестный караван окажется, а может даже и колонна боевой техники. Ине откликаются они, сколько не кричи. Идут себе или едут по соседней полосе аж до самоговыхода из поселка, а потом пропадают, как и не бывало. Другие рассказывали о существахочень на людей похожих. И вроде они даже в коттеджах, тех, что от посельчан остались,поселились. Выходят на крыльцо и зазывают к себе путников. Вот только не знаю, ходил ктоили нет. А третьи… трепачи, ну вот надо же такое придумать, клялись, что видели на этомместе совсем другой поселок, вернее горд, а еще вернее часть города. Будто ее гигантскимножом из тела какого-то мегаполиса вырезало и перенесло сюда. Это же надо, нашли центрвселенной ― Шаганино!

Пока я копался в воспоминаниях мы заглубились в царство лесных великанов. Загребельныйпокосился по сторонам, зябко поежился и громко приказал:

― Глядеть в оба!

— А может всех внутрь загнать? — предложил я.— От греха подальше!

— Изнутри никакого обзора! А если подкрадется кто?

Кто подкрадется? Вопрос я задал сам себе и тут же об этом пожалел. Это потому что понял — в этом месте подкрасться может не только «кто», но и «что». С такими вещами довелосьхорошо познакомиться во время экскурсий по Проклятым землям. И вот в это самое «что» тыхоть из пушки, хоть ракетами, хоть атомной бомбой… да только все будет без толку. Еслиуж оно пришло за тобой, то сопротивление, как говорится, бессмысленно. Единственноеспасение — заранее заметить и не вляпаться. Или свалить пока оно медленно и грузнонакатывает из пустоты. Так что может Леший и прав. Глядеть тут надо не в два, а в три глаза.Ей, где там он, мой спящий третий глаз?

Для того чтобы увидеть ЭТО третьего глаза не потребовалось. Асфальтовая лента сделалакрутой поворот и открыла взгляду стоящий поперек дороги танк. Казалось бы, ничегоособенного, мало ли всякой-разной сожженной боевой техники раскидано сейчас по всемдорогам. Только вот это был необычный танк, не тот, что стоял на вооружении нашейродной Российской армии. Им оказался фашистский «Тигр» времен Великой Отечественной.Типичный тигр, с коричнево-зеленой камуфляжной раскраской и черно-белым крестом наборту. И это было еще не все. Танк замер накренившись вперед, да так, что его задние каткиповисли в воздухе. Передняя часть тяжелой боевой машины, включая ствол пушки, тонула васфальте. Складывалось впечатление, что монстра, семьдесят лет назад наводившего ужас насоветских бойцов, специально так наклонили и аккуратненько заасфальтировали, причемдаже между катками. Цирк-зоопарк, монумент такой получился, символ. Типа «Помните,именно наши дороги их и доконали».

― Началось, ― прошипел Леший, провожая взглядом стального гостя из прошлого.

― Что-то не слышал я о такой диковине! ― прокричал я, когда «Тигр» остался позади. ―Странно. Его ведь нельзя не заметить!

― Я тоже не слышал! ― Андрюха кивнул. ― И на мираж не похоже. Слишком уж реальная,основательная штука.

Первая встреча с Шаганинскими чудесами словно сдернула с глаз поволоку, помогла увидетьто, что раньше ускользало от моего внимания. И эти открытия не стоило где-то там искать.Они были прямо здесь, рядом.

Лес! Я вдруг понял, что окружающий нас лес уже вовсе не такой, каким был на въезде.Угольно-черные стволы как-то все сразу раздались, словно разбухли. Я, конечно же, не знал,что за деревья росли здесь раньше, однако теперь это были многовековые дубы или какие-тотам экзотические баобабы, гиганты, кроны которых доставали прямо до небес. Поддавшисьэтому ощущению, я и впрямь взглянул вверх.

По телу поползли крупные колерованные мурашки, когда я понял что где-то там, в вышине,ветви теряли свой привычный облик. Они будто… Почему будто? Они совершенно точнорастворялись, становясь густым чернильно-черным газом. Огромные монстры словносжигали многострадальную планету, превращали ее в едкий дым. Этот дым формировалгустое плотное облако, которое стремительно отнимало у нас последние и без того скудныепроблески уходящего дня.

― Давай-ка, Максим, поднажмем! ― Леший тоже заметил.

― Угу, ― я хмуро кивнул и поддал газу.

У этого леса как пить дать имелись и другие, не менее впечатляющие сюрпризы, да тольковот нам почему-то знакомиться с ними категорически не хотелось. Так что я вздохнул соблегчением, когда «302-ой» с ревом вырвался из странного, жутковатого туннеля, потолок вкотором с каждой секундой становился все ниже и плотнее.

Мы покинули лес, но память о нем осталась. И это были отнюдь не диковинные, пугающиекартинки, упрямо засевшие в мозгу, это был все тот же угольно-черный дым. Он буквальнопреследовал БТР. Его становилось все больше и больше. Он подозрительно быстро затягивалвсе небо. Да что там небо, весь воздух наполнился клубами серо-черной гари. Но самоеудивительное, что, старательно втягивая носом воздух, я не чувствовал запаха. И вообщестало казаться, что это никакая не гарь, а тени. Вы когда-нибудь видели воздух наполненныйтенями? Нет? Я тоже, но только до сегодняшнего дня.

Когда видимость упала до полста метров, произошло неожиданное. Дым словно дошел досвоей критической массы и сразу же приобрел новые свойства. Он стал слегка светиться. Этотусклое багровое сияние, напоминало свет тех красных ламп, при которых когда-тодавным-давно фотолюбители колдовали над вонючими ванночками с проявителем изакрепителем. Если это и была аномалия, то ее мы уже никак не могли избежать. Можнобыло лишь тупо и упрямо идти вперед, медленно пробиваться сквозь клубящийся красныйсумрак.

Я зажег фары. Выяснилось, что работает только одна, левая. Что ж, лучше, чем ничего.

Буквально через минуту вдоль дороги поползли покосившиеся штабеля стройматериалов, такхорошо знакомые мне железобетонные колодезные кольца, вагончики-бытовки,раскрашенная пятнами ржавчины строительная техника. Работы в этой части коттеджногопоселка когда-то шли полным ходом. Люди строились с размахом, изо всех силдемонстрируя толщину своего кошелька.

Первый из попавшихся на пути «сиротских» домов оказался двухэтажным особняком смезанином. Построен он был в стиле помещичьих усадьб Пушкинской эпохи. Зданиевынырнуло из багровой дымки, стыдливо приоткрыло роскошь фасада и подмигнулоогоньками окон, горящих цветом расплавленного металла.

Вначале показалось, что это отблески заходящего солнца. Но потом я опомнился.Цирк-зоопарк, какое ж нынче солнце, а тем более здесь и сейчас?

Особняк тут же затянуло туманом. Его словно специально спрятали от наших взглядов,чтобы не дать понять, чтобы не позволить как следует разглядеть. Ладно, шут с ним, ведьбудут и другие!

Следующий не открылся нам полностью. Просто где-то высоко над головой засветиласьцепочка трепещущих красных огней, в просвете между которыми мелькнули массивныекаменные блоки. В этой лишь на мгновение возникшей картинке меня поразили уже совсемне светящиеся окна. Меня прямо таки обескуражил размер здания. Какой там коттедж! Этобыл уже дом этажей так в пять, не меньше.

На сей раз мы с Лешим все-таки обменялись недоуменными, полными тревоги взглядами.Как бы отвечая на мой немой вопрос, подполковник ФСБ растерянно пожал плечами.

Однако эта растерянность превратилась в мелочевку, в пыль, в ничто, по сравнению с темиощущениями, которые накатили на всех нас, когда взгляду открылись все остальныестроения этого странного таинственного места. Неожиданно налетевший шквал заставилбагровую поволоку отступить. Тогда-то мы и поняли, что медленно катим по улиценеизвестного гигантского города.

Это была самая странная улица, которую мне довелось видеть. Казалось, она проступала изпустоты, да только далеко не вся, не целиком, а какой-то странной, неправдоподобной всвоей сюрреалистичности мозаикой. Иногда получалось, что целое здание висело в воздухе,опираясь только на дверь подъезда или часть стены. Иногда над нижними этажами

возвышалось этажей этак десять пустоты, сверху которой вновь громоздились ровные рядыкамня и стекла. Но чаще всего вместо зданий в воздухе висели отдельные пазлы, на которыхвсегда и везде изображалось одно и то же — черный, отливающий синевой воронова крыла,камень и горящие мутным алым светом окна.

Чудилось, что за каждым из этих окон горит жаркий костер, причем строго определенногоразмера, дающий одно и то же количество густого алого света. В голове сразу родиласьмысль, что за этим равновесием, за этим строго соблюдаемым порядком обязательно кто-тодолжен следить. Кто? Вот этого как раз мне и не хотелось узнавать. Как только в окнахближайших к нам домов промелькнули первые еще неясные тени, моя нога, словно самасобой, вдавила педаль газа.

Таинственный город закончился как-то сразу, в одно мгновение. За бортом мелькнулопоследнее из подозрительных, мне не хотелось называть их зловещими, зданий и мывыкатили на оперативный простор. Конечно, я не мог гарантировать, что рядом не окажетсякаких-нибудь строений, но все же это был уже не город и даже не поселок. Беспорядочноторчащие то там, то сям деревья и кусты говорили именно об этом.

― Фух, кажется прорвались! ― прокричал мне Леший.

― Кажется! ― согласился я и в тот же миг резко сбросил скорость.

Впереди по дороге шел человек. Единственная работающая фара «302-го» цепко выхватилаего расплывчатый силуэт. Правда, расплывчатым он оставался совсем не долго. По мере тогокак дистанция между нами сокращалась, все четче становились видны детали. Ужебуквально через несколько секунд я смог разглядеть длинный ниже колен непромокаемыйплащ, закинутое за спину помповое ружье и завязанную на затылке старую выцветшуюбандану цвета хаки.

― Главный! ― воскликнул я, не в силах сдержать удивление.

― Он самый! ― подтвердил Загребельный.

― Не может быть! Как? Откуда? Зачем он здесь?

Наш старый знакомый шел абсолютно спокойно и уверенно. Он словно не замечал ни рокотамотора, ни бьющего ему в спину света. Так когда-то вышагивали чудаки, подвинутые наздоровом образе жизни, а поэтому полностью отказавшиеся от всех видов городскоготранспорта. Да только врядли сейчас можно было игнорировать этот самый транспорт,особенно если учесть, что он один из последних на планете.

Как ни странно, но Главный поступал именно так. Пришлось подъехать к нему впритык ипосигналить. Никакой реакции. Тогда я обогнал пешехода, остановил БТР чуть ли не на егопути и, высунувшись из люка, стал кричать, звать. Результат оказался прежним. Главныйравнодушно промаршировал мимо.

― Да что за хрень тут твориться! ― Андрюха не выдержал и рванулся наружу.

― Стой, там может быть опасно! ― только и успел крикнуть я ему.

― К дьяволу! ― подполковник отмахнулся от меня как от надоедливой мухи.

Я наблюдал, как Леший спрыгнул с брони, как несколькими скачками нагнал ушедшеговперед Главного. Повторяя мою ошибку, Загребельный попытался заговорить с ним.Тщетно. Путник не слышал. Тогда подполковник ФСБ не долго думая просто схватил его за

плече. Вернее хотел схватить. С этим делом Андрюхе не повезло. Я совершенно отчетливовидел, что рука моего приятеля прошла сквозь тело Главного не встретив ровным счетомникакого сопротивления. Получился не хлопок по плечу, а скорее гребок пловцаупражняющегося в кроле.

На несколько секунд Леший замер. Он стоял по колено в клубах красноватого тумана,которому желтый свет фары придавал сходство с языками лениво, неестественно медленноколышущегося пламени. Сперва Загребельный ошарашено глядел на свою ладонь, затемнесколько раз сжал и разжал пальцы. Смысл этих экспериментов я так и не понял, да ивообще был ли он?

Наверное, все-таки был, потому что чекист вдруг осмелел и поднял свой автомат. Нет, он нестал стрелять в Главного, как это было уже когда-то. Андрюха вновь подбежал к путнику истал тыкать в него стволом. При каждом выпаде оружие проходило насквозь ни капли нетормозясь.

Вдоволь наупражнявшись в штыковых приемах под любопытствующими взглядами сидящихна броне людей, Леший вернулся к замершей посреди дороги «восьмидесятке». Протиснув влюк свое массивное тело, он буркнул:

― Давай за ним. Не отпускай далеко.

― Это как там у вас называется? Наружное наблюдение, что ли?

― Оно самое.

― За фантомом, как его… нейтринным, кажется?

― Уходит ведь!

Загребельный проигнорировал пасмурный сарказм, которым был пропитан мой вопрос. Новсе же некое рациональное зерно в его идее было. Я чувствовал это, а поэтому послушнодвинул машину вперед.

По обеим сторонам дороги что-то стало происходить. Трудно было сказать что именно, таккак еще более сгустившийся, ставший уже по-настоящему багровым туман не позволялвидеть дальше обочины. Однако то и дело мелькавшие всполохи, настораживающие,слышные даже сквозь рокот мотора звуки, говорили о многом. И, тем не менее, мыпродолжали медленно ползти за Главным. Почему-то стало казаться, что ничего ужасного неслучится, что он специально пришел в это богом проклятое место, чтобы вытянуть насотсюда, спасти, как уже делал это не раз.

Фантом в сером плаще довел нас до границы лесного массива. То, что вновь начался лес,стало понятно по резко наступившей темноте. Мы вновь оказались в узком туннеле изпричудливых, пугающих, явно не принадлежащих нашему миру деревьев. Обнадеживалолишь одно, это было последнее препятствие, последняя преграда на пути к нормальномумиру. Цирк-зоопарк, да какой же он нормальный!

Дальше этого крика души мои мысли так и не пошли, просто не успели пойти. И все потому,что наш подопечный свернул.

― Давай за ним! ― вскричал Загребельный.

― Куда за ним? В лес что ли?! ― я остановил машину. ― Мы ведь не на танке, да к тому жеэто ЛЕС! ― пришлось выделить слово «лес», чтобы Андрюха опомнился.

― Эх, жалко не узнаем, что он тут делал, ― проворчал подполковник ФСБ. ― Не пешим жетуризмом занимался!

Я промолчал, поскольку все никак не мог определиться со своим отношением кпроисходящему. С одной стороны сам собой напрашивался вывод, что мы наблюдали«видеозапись» давно минувших событий. Шаганинская аномальная зона создаваланейтринных фантомов ничуть не хуже, чем установка Серебрянцева. Но с другой… С другойстороны в башке моей с назойливой настойчивостью скреблось странное подозрение, чтоэтот феномен создан, спроецирован специально для нас. Что это? Предупреждение? Знак?Кончик указки, которой некто водит по огромной карте планеты, тем самым подсказываянам верный путь? А может это и впрямь был тотем, защитный амулет, сегодня и сейчассохранивший нам жизнь?

Последняя из моих версий немедленно получила свое подтверждение. Мысль о том, что суходом Главного мы остались полностью беззащитны заставила с опаской оглядеться посторонам. Хотя в радиусе десятка шагов все равно ничего не было видно, но чутье старогоматерого волка способно на многое. Именно оно и подсказало, что сзади, со стороныпоселка, что-то приближается. И это что-то уже близко, очень близко.

― Да что ж за день сегодня такой! ― с этим воплем я рванул машину вперед.— Всемдержаться! Крепко!

Сцепив зубы, полностью сосредоточившись на управлении и не отвечая ни на какиерасспросы, я гнал машину сквозь плотную стену багрового тумана. Понимание того, что этоне стайерский забег, а короткий спринт, где соперник, а в нашем случае он же смертельныйвраг, буквально дышит тебе в спину, заставило рискнуть и разогнать тяжелую, плохоудерживающую дорогу машину до семидесяти километров в час. Это был максимум,который я мог сейчас позволить. Даже на такой скорости стоило допустить лишь малейшуюошибку и…

Когда впереди забрезжил огромный круг пока еще тусклого белого света, я понял, что мыпрорвались. С каждой секундой он становился все светлее и светлее, а значит темные силы,которые преследовали нас, становились все слабее и слабее. Их власть полностьюзакончилась, когда «302-ой», пробив последнюю дымную завесу, наконец выскочил на свет.Пусть это был совсем не радостный, согревающий душу свет солнечного дня, пусть в немпреобладали одни лишь пасмурные грязно-серые краски и тона, но все равно это был светнашего, можно сказать, родного понятного мира.

Мне очень повезло, что участок автодороги после выхода из леса оказался ровным и прямымкак стрела, да к тому же тянулся как минимум на полкилометра. Как раз то, что надо дляторможения такого непредсказуемого транспортного средства как моя подраненная«восьмидесятка»! Подумав об этом, я снял ногу с педали газа, и позволил обвешеннойброней машине самостоятельно растерять половину своей скорости.

― Там ничего нет! ― Лиза дергала меня за телогрейку сзади.

― Где? ― прокричал я, не оборачиваясь и не ослабляя контроль над машиной.

― Ни дыма, ни тумана! Лес, через который мы проехали, он стал обычным, совершеннообычным!

Известие, которое принесла девушка, леший проверил самолично. Он по пояс высунулся изкомандирского люка и внимательно огляделся по сторонам. Затем Андрюха с высоты своего,так сказать, месторасположения покосился на торчащую рядом голову механика-водителя.

― Где же мы только что побывали? ― прогудел он.

― Где, не знаю, но возвращаться мне туда не хочется!

― Это похоже на Проклятые земли?

― Не очень! ― я позволил себе вымученную улыбку. ― Там бывает и похуже!

― Почему-то я даже не удивлен.

Леший пробурчал себе это под нос и задумчиво уставился на проплывавшее за бортомпепелище — все что осталось от того самого Шаганино. Как выглядело это место раньше,предположить было сложно. Все что осталось от деревни, это невысокие кучки оплавленногокирпича. Именно они указывали те места, где когда-то находились сельские дома.

— Товарищ полковник, вы это видели? — громкий восторженный возглас Серебрянцеванеожиданно прозвучал буквально за самой спиной.

Я оглянулся и понял, что ученый пытается перебраться через башню. Увиденное вкоттеджном поселке так потрясло Ипатича, что тот позабыл об осторожности. Желаниеподелиться мыслями и впечатлениями сподвигло старика на невероятные для его возрастаакробатические трюки. Ну и делился бы себе с Блюмером, Соколовским и всемиостальными! Чего сюда-то поперся? Цирк-зоопарк, еще свалится! Подумав об этом, я сталплавно и осторожно сбавлять скорость.

— Даниил Ипатиевич, вы что сдурели? Жить надоело? — прогорланил я, когда старикнаконец уселся прямо за моим люком и крепко вцепился в погнутый стволкрупнокалиберного пулемета.

— Этот город, он был не фантомом, не проекцией,— Серебрянцев был так занят своимимыслями, что пропустил мои слова мимо ушей,— это был он… туннель, о котором выговорили. Мы видели город из другого мира!

— Ну, об этом мы тоже догадались,— буркнул Леший.

— Так почему же мы уезжаем? Это место надо исследовать!

— Что-то мне не хочется,— Загребельный кисло ухмыльнулся.

Я глянул на Андрюху, он на меня. Обнаружив полное согласие и взаимопонимание в этомвопросе, мы кивнули друг другу.

— Но ведь другой возможности может и не представиться!

— Во-первых, опасно. Во-вторых, вечереет,— я указал взглядом на серое, будтопредгрозовое небо.

— Вряд ли это более опасно, чем наша экспедиция в Белоруссию,— упорствовал ученый.

— Э-э-э, уважаемый, тут никакого сравнения быть не может! В Белоруссии у насконкретный, определенный интерес.— Загребельный произнес это медленно, растягиваяслова. Все это время он не отрываясь глядел вперед на дорогу. Именно увиденное там истало заключительной частью его ответа: — Вот зараза, опять лес! — Слово «лес» былопроизнесено Андрюхой как ругательство, и с этим я был полностью согласен.

На глаз очередной лесной массив выглядел гораздо крупнее всех повстречавшихся нам

ранее. Он лежал впереди, словно огромная подкова. Казалось, что оказавшись внутри нее,мы угодим в страшную западню. Ведь черные великаны, встававшие впереди, это совсем недеревья, а сомкнутые шеренги какого-то грозного древнего воинства. Еще один миг и онипридут в движение. Края огромного полумесяца сомкнутся за нашими спинами, и ловушказахлопнется. Вырваться из этого кольца будет просто невозможно.

Однако чтобы окружить нас, мрачным гигантам даже не пришлось сдвинуться с места. Мысами врезались в их строй и с ходу углубились в самую гущу врагов. Тот жуткий крематорий,который мы видели около Шаганино, оставил неизгладимый черный отпечаток в моейпамяти. Наверно именно поэтому я ждал чего-либо подобного и от этого места. Но зло здесьоказалось воплощено совершенно в другую форму.

Лес около поселка Щапово, а судя как по карте Загребельного, так и по облезлым дорожнымуказателям, мы подъезжали именно к нему… Так вот, лес это оказался весь затянут какой-тобелой паутиной. Черт его знает, что это такое! Может какой-то инопланетный грибок илиплесень, а может чего и похуже. Мысль об этом пришла в голову, когда сквозь мелкое ситоиз тонких белых нитей в глубине лесной чащобы вспыхнуло несколько крупных зеленыхогней. Они ползли вдоль дороги, неотступно следуя за моей «восьмидесяткой». Топоднимались, то опускались, то гасли, то зажигались вновь, но, слава богу, хоть неприближались. Это было по-настоящему жутко. Казалось, что лес кишит огромнымиодноглазыми чудовищами. Они приглядываются и оценивают. Пока наше бесцеремонноевторжение терпели. Но это лишь пока. Страшно было даже представить, что произойдет,если мы ошибемся, сделаем что-либо не так.

Перевести дух я смог лишь когда лес закончился. Хотя и не полностью, только лишь с однойстороны, но все равно это было облегчением. Ну, а когда я заметил, что деревья практическиочистились от подозрительной и до ужаса нервирующей паутины, стала возвращаться иуверенность. Путь до Подольска был почти пройден. Максимум через полчаса мы въедем вгород.

Как бы репетицией этого события стал проезд по улицам Щапово. Поселок был значительнокрупнее всех тех деревень, что мы оставили за спиной. Здесь даже имелось несколькомногоэтажный домов. Невысокие, всего три-четыре этажа, но это был уже прогресс,цивилизация, урбанистический бальзам на душу такого закоренелого горожанина как я.

Щаповские «небоскребы» располагались на самой окарине поселка, так что миновав их мысразу оказались среди обширного пустыря. Пустырь как пустырь. Весь заросший буройполеглой травой, утыканный одинокими кустами и невысокими деревьями, декорированныйкучами всякого, судя по всему, еще довоенного мусора и парочкой ржавых автомобильныхостовов. Благодать! В уме я уже считал оставшиеся километры. Сколько их там до городскойокраины? Семь, в крайнем случае, восемь. Такое нам раз плюнуть!

Эта новость должна была порадовать всю нашу команду, сбить тоску с пригорюнившегосямладшего научного сотрудника. Я уж было совсем собрался поделиться ею, как слева отдороги, среди вуали ржавых оград и бурелома упавших деревьев, мелькнули покосившиесякаменные кресты и обелиски.

Мать твою пе-ре-мать, кладбище!

— Кладбище!

Испуганный крик Лизы перекрыл рокот мотора. Именно он и подтвердил, что все увиденноемной совсем не мираж. Ох, как скверно! Похоже, мы основательно влипли.

Глава 14

Упыри перли с трех сторон. Слева от кладбища, а также спереди и сзади. Они охватывалинас широким полукругом, тем самым лишая возможности двигаться по асфальту. Сразустановилось понятно, что все это неспроста. Твари явно знали что делали, причем делали невпервой. Доказательств тому вокруг было предостаточно. Россыпь всевозможных предметов,большую часть которых составляли рваные тряпки, именовавшиеся когда-то одеждой, прямотаки устилала участок между дорогой и кладбищем. Были здесь и практически не тронутые,только лишь почерневшие от кислотных осадков сумки и чемоданы, велосипеды и детскиеколяски. На ограде кладбища буквально повис древний белый «Форд-пирожок». Скореевсего, кто-то пытался в нем укрыться. Наивные! Трупоеды порвали кузов на клочки, а затемвдоволь полакомились сладким человеческим мясом. Представив это, я скрипнул зубами. Ну,уж нет, сволочи, с нами у вас этот фокус не пройдет. Не на тех напали!

Восемь стволов били практически не умолкая. Пули рвали серые, покрытые грязной слизью,чем-то похожие на собачьи тела, отбрасывали их назад, заставляли визжать и корчиться.Часть из нападавших так и оставалась лежать в придорожной пыли или на исцарапанномсталью асфальте. Но другие упрямо поднимались и с прежним упорством и яростьюпродолжали ползти на нас, волоча за собой перебитые конечности. Их достреливали, правдалишь когда позволяли время и ситуация, или когда изуродованные твари подползали ужочень близко.

— Вперед! Товарищ полковник, вперед! — прокричал насмерть перепуганный Серебрянцев.Он так и сидел у меня за спиной, намертво вцепившись в погнутый ствол КПВТ. — Чего вымедлите?! Скорее! Давите их!

Ага, как же... давите... Я выругался самыми последними словами, проклиная как упырей, таки старого болвана, который лезет со своими идиотскими советами. Да стоит мне наехатьхоть на пяток этих уродов, и все, конец. Мертвые твари мигом превратятся в тягучуюклейкую как смола массу и налипнут на колеса. Еще пяток, и колесные арки будут забиты.Вот тогда мы встанем. Вот тогда точно смерть. Значит, остается лишь один-единственныйвыход — отступать, съехать с асфальта, и уходить вдоль берега видневшегося невдалекеозера или пруда.

— Серебрянцев, живо внутрь! — завопил я, отчетливо понимая, что оставаясь на броне,старик мешает абсолютно всем. — Эй, кто-нибудь, заберите его! — Этот приказ былобращен уже к людям, которые в бою привыкли думать головой, а не задницей перемазаннойв жидком поносе.

Заметив, что ученого, наконец, отодрали от пулемета и запихивают в один из десантныхлюков, я вздохнул с облегчением. Одной головной болью меньше. Теперь займемся главным.Я во всю глотку проорал: «Держитесь!» и тут же рванул «восьмидесятку». Разворачиваясьмолил бога, чтобы никто из моих товарищей не свалился под колеса. И бог видать услышал.Вроде как обошлось. По крайней мере, воплей и отчаянных требований тормозить непоследовало, да и грохот выстрелов не утих ни на секунду.

Краем глаза я мог наблюдать за нападавшими. И то что я видел, мне категорически ненравилось. Упырей пока сдерживали, но они все уверенней и уверенней сжимали кольцо.Это плохо, очень плохо. На круговую оборону у нас не хватит стволов. Понимая это, япоспешил вырваться из окружения.

Однако это место и впрямь было проклято. Низинка, по которой я намеревался промчаться,оказалась затопленной водой. Низкие серые облака отражались в мозаике большихчернильно-черных луж. Их берега терялись в грязно-буром ковре полусгнившей травы,

ныряли под голые ветви чахлого кустарника.

Наличие воды не сулило ничего хорошего. Мой опыт подсказывал, что впереди вполнемогло образоваться топкое болотце, из которого тяжелая боевая машина, к тому жепотерявшая два колеса, просто не выберется. Когда я это понял, было уже слишком поздно.«302-ой» с ходу влетел в черную как мазут жижу и почти наполовину утопил в ней передниеколеса. Дьявольщина! Все что я мог предпринять, так это резко затормозить.

— Вот теперь уже точно приехали! — прошипел я, хватаясь за автомат. Моя работаводителя была завершена, теперь следовало попробовать себя в роли стрелка, ну или мяса,это как карта ляжет.

Оказавшись на броне, я обнаружил, что дела у нас и впрямь невеселые. Упырей на кладбищеоказалось видимо-невидимо, даже не десятки, а сотни. Чтобы попотчевать их всехтребовался грузовик патронов, которого у нас, к сожалению, не было.

Длинной очередью я срезал двух трупоедов, подбиравшихся по краю болотца. Затем перенесогонь правее, в сектор, который защищал Леший. У него там наблюдалось настоящеестолпотворение, и Андрюха едва-едва поспевал останавливать особо ярых любителейчеловечины.

— Почему стоим?! — прогорланил подполковник в перерыве между очередями.

— Топь! БТР на пузо сядет! — крикнул я, приходя на помощь Пашке.

— Внимание, выстрел! — голос Клюева заставил всех нас присесть и судорожно вцепитьсяв железо.

«Хашим» смачно харкнул, и в пятидесяти метрах позади БТРа, в самой гуще нападавшихбестий взметнулось густое облако пыли и дыма. Похожие на лепешки куски мертвых телпосыпались по всей округе.

— Огонь! Плотнее огонь! — вскричал Загребельный, как только этот град прекратился. —Держать! Не подпускать близко!

— А если через болото? Бегом? — Блюмер повернулся к подполковнику.

— Догонят, — Леший вставил в автомат новый рожок.

— Ну не подыхать же! — в крике аспиранта послышались истерические нотки.

— Огонь, солдат! — Загребельный рывком развернул Сергея в сторону наступающеговрага. — Я сказал огонь!

Похоже, только в грохоте автоматных очередей Леший видел спасение от страха, которыйнеотвратимо накатывал на людей. Хороший рецепт, и абсолютно верный диагноз. Когда ямельком взглянул на всю нашу команду, то понял, что страх и отчаяние одного за другимподминают бойцов. Они больше не верили в себя, в силу своего оружия. Они ждали либосмерти, либо чуда. Чудо! Цирк-зоопарк, как же нам необходимо чудо!

Чудеса, они ведь чаще всего творятся совсем не на грешной земле. Чудеса это ведь материянебесная. Не уверен, но должно быть именно эта, вихрем пронесшаяся в голове мысль,заставила меня поднять взгляд к облакам.

Небо стремительно темнело. На западе пелена низких серых облаков уже подернуласьпервыми багровыми разводами. Еще час-полтора и настанет ночь — время, когда на Земле

безраздельно властвуют ужас и смерть, которым верно служат жуткие летучие монстры.Призраки! Воспоминание об этих исчадиях ада заставило призадуматься. А ведь упырибоятся призраков не меньше, чем мы, люди. Трупоеды прячутся под землю с первымисумерками. Выходит, нам необходимо продержаться еще совсем немного, какой-нибудь часили даже меньше. А дальше... А дальше посмотрим!

— Уснул что ли?! — Леший со злостью пхнул меня в бок. — Стреляй, мать твою!

— Давай, всех вниз! — я схватил притаившегося за башней Пашку и толкнул его вдесантный люк.

— Ты что, сдурел? — Андрюха и впрямь глянул на меня как на умалишенного. — Уамбразур ограниченный сектор! А позади БТРа вообще мертвая зона!

— К дьяволу амбразуры! Прячемся! — вторым человеком, которого я запихнул под защитуброни, была Лиза. — Забирайтесь подальше вглубь! Не толпитесь у люков! — приказал я ей.

Лиза растеряно закивала и попятилась в темноту стального чрева.

— Вскроют ведь! — Леший всадил пулю в лоб раненному упырю, который уже практическиподобрался к колесам «восьмидесятки».

— Могут и не успеть. Темнеет, — я красноречиво ткнул пальцем в небо.

Загребельный послушно глянул в указанном направлении, после чего бегло осмотрелся посторонам, кивнул, не понятно то-ли мне, то-ли самому себе и, заглушая грохот выстрелов,проревел:

— Внутрь, бродяги! Только сперва гранатами... Все разом... По команде...

Андрюха первым сорвал пришпиленную к разгрузке РГД-шку, выждал несколько секунд,тем самым давая своим бойцам возможность изготовиться к броску, а затем во всю глоткугаркнул:

— Огонь!

В момент, когда прозвучала команда, я оказался бок о бок с Блюмером, видел, как тотразмахивается и готовится швырнуть... Сердце гулко екнуло, когда в руке аспирантамелькнуло чешуйчатое тело «лимонки». И ведь бросит этот хлюпик ее шагов так надвадцать, не более. Цирк-зоопарк, нас же всех тут, нахрен, осколками посечет!

С криком «Стой!» я кинулся на безмозглого вояку, перехватил его руку и уже собиралсянакрыть ладонью спусковую скобу, как совершенно неожиданно Блюмер разжал пальцы.Граната с шипением полетела вниз. Она ударилась о бронированную крышу«восьмидесятки», подпрыгнула, словно резиновый мячик, и прямиком юркнула враспахнутый настежь десантный люк.

Это было самое жуткое мгновение моей жизни. Я совершенно четким, кристально чистымумом понимал все, что происходит. Через пару секунд в замкнутом пространстве стальногокорпуса прогремит взрыв. И надо же было так случиться, что именно там и именно сейчаснаходятся самые близкие, самые любимые мной люди: Лиза, Пашка, да еще этот мирный,тихий, никогда и никому не причинивший вреда старик.

Что можно было поделать? У меня даже не было времени кинуться вниз, закрыть источниксмерти своим телом. Единственное что я мог, так это орать. До хрипоты, до звенящей боли ввисках, до приступа настоящего безумия я вопил одно и то же слово: «Граната! Граната!

Гра-на-та!».

Когда вокруг загрохотали взрывы, мне показалось, что мир закачался и рухнул. Но самымстрашным, фатальным, тем самым, что вышиб из-под ног опору, был взрыв, прозвучавшийпрямо подо мной. Именно он сорвал меня с места и бросил внутрь черной, дымящейся,пышущей жаром бездны.

То, что мне показалось преисподней, в действительности оказалось десантным отделением«302-го». Я ввалился в него всего через мгновение после разрыва гранаты. Задыхаясь от вонисгоревшего тротила, клипая слезящимися от дыма глазами, я прокричал:

— Лиза!

Мне ответила гулкая вибрирующая тишина. Броня зазвенела от моего вопля, а может в ней,как в колоколе, все еще гуляло эхо недавнего взрыва.

— Лиза!

Я крикнул еще раз и кинулся в сторону водительского отделения. В мозгу вдруг совершенноясно всплыло воспоминание — ведь им было приказано находиться именно там. Яспотыкался о битые пластиковые сидения, коробки и ящики с аппаратурой, бился окронштейны, бонки и скобы, однако не замечая преград, не чувствуя боли, рвался вперед ивсе кричал и кричал.

Распахнувшиеся впереди люки позволили мне увидеть. Справа, около места пулеметчикалежала груда тел. И, хвала всевышнему, она шевелилась.

В этот момент сверху посыпались затянутые в камуфляж фигуры. Оказавшись внутри,Леший и его люди стали быстро захлопывать за собой бронированные дверцы и запирать ихна мощные засовы, которые я в свое время предусмотрительно наварил изнутри. Вокруг вмигвоцарилась кромешная тьма.

— Стой! Ничего не трогай, только навредишь! — прогремел голос Загребельного. — Сейчасбудет свет.

Пока в поисках переключателя Леший шарил по приборной панели, прошли считанныесекунды, но для меня они растянулись в годы. Я слышал как кто-то стонет и приходил вярость от того, что не мог узнать этот голос или даже сказать мужской он или женский.

Два небольших светильника, наконец, вспыхнули. Один в отделении управления, другой вдесантном. Их тусклый желтоватый свет вырвал из темноты, влажную от крови коричневуюкуртку. Серебрянцев! Вот кто лежал сверху. Вот кто прикрывал своим телом две худощавые,по-детски нескладные фигурки. В отличие от старика-ученого Лиза шевелилась, Пашкалежал ничком, но ран на его теле видно не было.

— Помогите мне! — прокричал я, кинувшись к наваленным в узком проходе телам.

Не успел сделать и шагу, как в правый борт что-то гулко ударило. Потом еще и еще раз.Затем от частой барабанной дроби загудел весь корпус. Красногорцы как по командеразвернулись к люкам и наставили на них автоматные стволы.

Я отметил это как бы между прочим. Мысль об упырях отошла куда-то на задний план,потерялась в закоулках воспаленного всклокоченного сознания. Сейчас для менясуществовали куда более важные вещи.

В спине у Ипатича виднелось несколько дыр. И это было скверно, я бы даже сказал хуже

некуда. Даже если ученый все еще оставался жив, то это ненадолго. Такие раны сейчас нелечат, такие раны сейчас — смертный приговор.

Хотя я всем сердцем жалел бедолагу-старика, однако все равно все мои мысли были толькоо Лизе. Она лежала прямо под Серебрянцевым. Наверняка плохо понимая что творит,девушка лишившимися сил руками пыталась столкнуть с себя его тело, выбраться, вдохнутьполной грудью. Я поспешил ей на помощь. Хотел схватить Ипатича за плечи, да вовремяопомнился. Нельзя его сейчас вот просто так шарпать.

— Эй, кто-нибудь, скорее!

Реакции не последовало.

— Да не пяльтесь вы на эти люки! — я стал выходить из себя. — Живо ко мне!

На этот раз активное шевеление за моей спиной оповестило, что приказ выполняется.Буквально через несколько секунд кто-то схватил старика за локоть.

— Не так! — проревел я. — Под руки! Осторожно!

Метнув гневный взгляд на своего неумелого помощника, я вдруг обнаружил, что этоБлюмер. Во мгновение ока в груди вскипела дикая ярость. В голове пронеслось: «Ах ты,гнида! Ведь все это из-за тебя!». Руки затряслись. Еще миг, и я бы вцепился аспиранту вгорло. Но миг пролетел, за ним еще и еще один, а я так и не сдвинулся с места. Подумалось:«Цирк-зоопрак! Ну разве вина этого недотепы, что он не создан для убийств, что трусоват,неуклюж и понятия не имеет чем отличается наступательная граната от оборонительной?».

— Взяли. Все вместе, — бесцветным хриплым голосом приказал я, когда заметил, что к намна помощь пришел кто-то третий. — Я под правую руку, Блюмер под левую, а ты... Наконецстало понятно, что третий это Ертаев. — А ты, Мурат, за ноги. Давайте! Только оченьосторожно!

Под аккомпанемент непрекращающихся ударов, скрежета и визга беснующихся тварей мыперетащили Серебрянцева в середину десантного отсека и положили на левый рядуцелевших строенных сидений. Оставив старика на попечение Блюмера и Мурата, я тут жеметнулся к Лизе.

— Как ты, малышка?

Я стирал кровь с лица девушки и одновременно шарил рукой по ее телу, пытаясь понять,нащупать повреждения. Однако их не было. А те липкие красные пятна, которыеперепачкали полы ее синей «Аляски», были кровью пожилого ученого.

— Голова... кружится... — наконец смогла пролепетать Лиза, и тут же ее стошнило прямосебе на куртку.

— Контузия, — подсказал Соколовский.

— Должно быть, контузия, — согласился я. — А как там пацан?

— Живой, похоже. Дышит. — Проинформировал капитан. — Видать головой здоровоприложился. Пока без сознания.

— Хорошо еще, что люки были открыты, — подал голос Загребельный. — А то быдавлением им барабанные перепонки нахрен порвало.

— А может и впрямь порвало, — прогудел откуда-то сзади Клюев. — Почем мы знаем?

— Лиза... Лизонька, ты меня слышишь? — я вдруг вспомнил, что на ушах и шее своейвозлюбленной и впрямь видел кровь.

— Слышу, — тихо ответила девушка и непослушными руками медленно стала вытиратьгубы и подбородок от рвотного киселя.

— Чудо, что живы остались, — Клюев возился в районе правой десантной двери, видатьпроверял надежность запоров. — «Лимонка» все-таки!

— А может пристрелим его? — вдруг предложил майор милиции. — А то рано или поздноугробит он нас одного за другим.

Хотя имя кандидата на тот свет и не было произнесено вслух, но все прекрасно поняли оком именно идет речь и поглядели на Блюмера.

— Старик еще жив, — как бы не соглашаясь с Нестеровым, сообщил Мурат.

— Надолго ли? — горестно протянул милиционер.

— Он нас закрыл, — неожиданно подала голос Лиза. — Собой закрыл. Спас.

— Геройский оказался мужик, — в голосе прапорщика ВДВ послышались хищные нотки. —А ты его приговорил, сука!

Вслед за этим возгласом послышался звук резкого хлесткого удара. Блюмер отрывистоохнул и осел на пол.

— Прапорщик, отставить! — вскричал я и практически наугад протаранил плечомпространство рядом с местом башенного стрелка. «302-ой» был для меня домом иориентироваться я здесь мог даже с завязанными глазами.

Клюев отлетел в сторону и стукнулся о дверь. На этот удар тут же прореагировали снаружи.По бронированным створкам неистово заскребли десятки когтистых лап.

— Хватит! — поддержал меня Загребельный. — Саша, ну ты, блин, башкой или жопойдумаешь?

— А что, самое время для воспитательных мероприятий, — прорычал взявший себя в рукиКлюев. — Другой возможности может и не представится.

Прапорщик знал что говорил. БТР начал раскачиваться. Сперва плавно, едва ощутимо, азатем все сильнее и сильнее, с каким-то, я бы даже сказал, неистовством.

— Это как же они...? — недоуменно прошептал Соколовский. — Ведь четырнадцать тоннпочти!

— Упырей то снаружи стони, — проревел Леший, цепляясь за спинку водительскогосидения.

— К тому же амортизаторы у нас не держат. Так что качели, а не машина. Завалят к чертямсобачьим! — с этим криком я кинулся к Лизе.

Перспектива оказаться вверх колесами как-то сразу всем не понравилась. Всколупнуть онинас все равно не всколупнут, да только это уже будет без разницы. Когда упыри, не солонохлебавши, заползут к себе под землю, мы не сможем отсюда убраться, а значит останемся в

полной и безраздельной власти призраков. А они придут, обязательно придут. Эти тварилюдей словно нутром чуют.

Внутри бронетранспортера все ходило ходуном, скрежетало и громыхало. Вцепившись вскобы, кронштейны и сиденья, мы сами едва удерживались, чтобы не присоединиться ккатавшимся по полу инструментам, ящикам и цинкам. Каждый новый толчок мог статьпоследним, тем самым, после которого низ станет верхом, а пол потолком.

— Отогнать! Их надо отогнать! — прокричал Загребельный. — Это наш единственныйшанс.

— Гранатой! — нашелся Соколовский. — Через люк! Приоткрыть и кинуть!

— Давай! — Леший согласился. — Мурат, с твоей стороны. Похоже, эти твари как раз там.

— Эй, кто там рядом, всем страховать! — приказал капитан.

— Блюмер, вставай! — я подтолкнул ногой распластавшегося на полу аспиранта. —Помогать будешь!

Когда мы с Сергеем добрались до люка, там уже все было готово. Мурат держал в руке«лимонку», Клюев готовился открыть засов, Нестеров, подняв к потолку ствол «Калаша»,намеревался угостить сталью каждого, кто надумает сунуться к нам в гости. В принципе,если все пойдет гладко, они вполне могли справиться и без нас. Вот именно, если гладко!Только вот в последнее время нам с этим делом что-то не везет.

Новый, пожалуй, самый сильный из доставшихся на нашу долю толчков, едва не стал темсамым, фатальным. Я почувствовал, как машина встала на три колеса, секунду на нихпобалансировала, но затем, слава богу, рухнула назад, в свое обычное нормальноеположение.

— Давайте! Быстрее! — одновременно завопили Леший и Соколовский.

Голоса офицеров еще гремели под бронированным потолком, а на смену им уже пришеллязг отпираемого засова.

Едва между ободом люка и резиновой прокладкой на крышке сверкнула тоненькая, словнолезвие стилета, щель, как бронедверцу рвануло вверх. Клюеву пришлось буквальноповиснуть на ней, и только этим он смог приостановить это движение. Именноприостановить, ибо возможности противостоять неведомой силе, которая будто подъемнымкраном тянула крышку вверх, у десантника просто не было.

— По-мо-гай-те! — прапорщик стонал от перенапряжения.

Первый, кто бросился ему на помощь, был Мурат. В правой руке Ертаева все ещепродолжала оставаться взведенная граната, но левой он цепко ухватился за рукоять на люке,аккурат рядом с ладонями Клюева.

Дверца приостановила свое движение, однако на этот момент щель между ее краем иободом составила уже несколько сантиметров. Этого было вполне достаточно, чтобы упыриначали просачиваться внутрь. Я с ужасом заметил, как сквозь образовавшийся зазорпродавливается серая, поблескивающая слизью масса.

Именно в этот момент на помощь двум своим товарищам пришел Нестеров. Милиционернакрыл ладонями пальцы Клюева, и все вместе они захлопнули крышку.

Хорошо, что возле люка оказался именно Нестеров, — пронеслось у меня в голове. —Окажись там я или кто другой могли ведь и не осилить!

Похожий на прокисшее тесто кусок стек с края люка и шлепнулся на пол. Отрезанный оттела упыря, он несколько раз дернулся, но был тут же растоптан подошвами ботинок.

Победа! Теперь лишь оставалось просто запереть люк. Просто? Вышло все не так уж ипросто. Вот именно этой мелочи мы как раз и не успели сделать. Крышку вновь рвануловверх. На сей раз с такой страшной силой, что всех, кто ее удерживал, буквально оторвало отпола, и они повисли в воздухе, как связка нанизанной на леску плотвы. Люк распахнулсясантиметров на двадцать, и на фоне льющегося из него света тут же мелькнули серые тени.

Возможно, это стало бы нашим концом, не окажись у Ертаева гранаты. «Лимонка» мигомполетела в образовавшийся проем. Мурат будто почуял приближение опасности, и поэтомузаранее отстрелил спусковую скобу. Интересно, чтобы он делал с гранатой, успей Клюевили, к примеру, Нестеров задвинуть засов? Эта мысль мелькнула у меня в головеодновременно со взрывом прогремевшим за бортом.

По броне застучали осколки. Крышка дрогнула и, поддавшись усилиям трех человек, сталазакрываться.

— Налегли, мужики! — прокричал бессильный чем-либо помочь Леший.

Мужики и впрямь налегли, да только и на этот раз человеческих сил оказалось недостаточно. Движение бронированной плиты сперва замедлилось, затем она замерла, а черезмгновение вновь пошла вверх.

Вот тут уж действительно всем стало жутко до усрачки. Мы исчерпали все резервы своейизобретательности, своего столь изворотливого разума. Отныне нашими действиямиуправляли лишь примитивные первобытные инстинкты.

— А-а-а! — с этим криком я попытался четвертым вцепиться в рукоять люка. Тщетно.Пальцы соскользнули с плотного клубка грязных, потных, измазанных в кровь человеческихрук.

— А-а-а! — завопил Блюмер и обеими руками вцепился в край люка.

Все, хана! Теперь полная хана! — пронеслось в голове, когда я заметил этот безумныйпоступок. Только я не мог понять чему хана рукам «космонавта» или всем нам.

Началось все с рук, вернее с одной, левой. В доли секунды кисть Блюмера оказаласьоторвана, словно отрезана работающей на повышенных оборотах бензопилой. Сергейзавопил от боли и, отцепившись от люка, камнем полетел на пол. Только это и позволилоему уберечь вторую руку. Хотя зачем человеку рука, если он, а точнее все мы, вот-вотлишимся своих голов?

Запах крови словно удвоил силы упырей. Они рванули так, что крышка люка буквальнополетела вверх. Вот сейчас! В открывшемся на треть квадратном проеме показались низкиесерые облака, на фоне которых тут же возникли чудовищные безглазые морды.

Однако именно в этот момент, в этот, наполненный холодом обреченности миг, произошлоневероятное. Воздух завибрировал от тяжелого, глубокого, будто металлического скрежета.Звук нашел свое продолжение в стальном корпусе моего бронетранспортера. Резонируя,машина откликнулась долгим протяжным гудением.

Закончилось все грохотом. И это было не что-то там таинственное, неведомое исверхъестественное, это был обычный, привычный для большинства людей грохотзахлопывающейся металлической двери. Упыри отпустили ее. Одновременно, все разом,будто им надоело играть в перетягивание запорной рукояти, будто твари решилипозабавиться и предоставили людям возможность обрушить металлическую плиту на своисобственные головы.

Клюева и впрямь здорово приложило по затылку, а Ертаева и Нестерова сорвало, и ониповалились на пол. Однако Мурат тут же вскочил, отпихнул обхватившего головупрапорщика и молниеносно задвинул засов на люке.

— Все! — в изнеможении выдохнул казах.

В наступившей вдруг тишине был слышен лишь бешеный стук наших сердец да невнятноепоскуливание раненого Блюмера. И больше ничего, ни снаружи, ни изнутри.

— Они что, ушли? — наконец сумел выдавить из себя Соколовский. — Все ушли?

— Похоже, — Ертаев продолжал стоять под люком и прислушиваться.

— Чего тут слушать? — я стал подниматься на ноги. — Вон приборы наблюдения. Кажетсякое-какие все еще целы. Ты возьми да погляди.

Это была правда. Сто шестьдесят пятых ТНП, установленных в крыше корпуса, больше несуществовало. Зато два перископических ТНПО-115 над правой бронедверью все ещегодились для наблюдения. Мурат тут же прильнул к окуляру одного из них.

— Вроде никого, — доложил он после нескольких секунд изучения обстановки.

— Вроде... — пробурчал Леший, пробираясь из водительского отделения. — Сейчас сампогляжу. — Тут подполковник опомнился. — Эй, бродяги, чего стоите? У нас полнораненых. А ну, перевязать всех, живо!

— Что с Даниилом Ипатиевичем? — подала голос Лиза.

Она по-прежнему сидела на полу. При помощи Соколовского девушка смогла подтянуть ксебе брата, белобрысая голова которого теперь покоилась у нее на коленях.

— Мурат, старика в первую очередь, — Андрюха начал очень громко и властно, но в концефразы понизил голос практически до шепота. Именно этим полным горечи и досадышепотом он и добавил: — Если, конечно, жив, ученый наш.

В этом его «наш» проявились те чувства, которые мы все, без исключения, сталииспытывать к этому человеку спустя всего несколько часов знакомства. Если попробоватьнад ними размышлять, начать их перечислять, то получится длинно, сбивчиво и витиевато, аглавное — все равно не точно. Но Загребельный сделал все по-иному. Он подобрал однослово, которое не объясняло ничего и вместе с тем все — «наш». Наш и точка!

Вторым в списке тяжелораненых стоял Сергей Блюмер. Но он молчал, скулил, но молчал.Наверное понимал, что попадись он сейчас под горячую руку, то из груза «триста» легко могпревратиться в «двухсотый». Поэтому, забившись в дальний угол, аспирант оторваннымкуском своей рубахи сам пытался остановить кровь.

— Костя, займись! — Леший кивнул в сторону Блюмера. — Антибиотиков не жалей.Возьми из всех аптечек. Видал ведь, эти твари сплошная гниль и зараза.

— Что делать-то будем, командир? — пробираясь к Блюмеру, поинтересовался капитан.

— А что делать, это мы сейчас выясним, — с этими словами подполковник ФСБ наконецглянул в смотровой прибор.

До этого я не вмешивался в процесс, предоставляя Андрюхе спокойно командовать своимилюдьми, но теперь... Теперь следовало решать главную задачу.

Глянув в небольшой перископ, тот самый, через который до этого наблюдал Ертаев, яобнаружил мертвый, абсолютно неподвижный пейзаж. Ни одного живого упыря.

— Будем выбираться! — не сговариваясь, мы с Загребельным одновременно отдали один итот же приказ.

— Из болота выедем. Это без проблем, — пообещал я. — А вот через дохлых трупоедов...

— Хочешь или не хочешь, а дорожку надо будет расчищать, — Загребельный пожалплечами. — Другого выхода просто нет.

— Это означает, что кому-то придется выйти наружу, — вклинился в разговор майормилиции.

— А как же этот... Хозяин леса? Он ведь там, — Клюев престал наматывать бинт на своюразбитую голову и показал взглядом в сторону правой бронедвери.

— Похоже Ипатич был прав, — я с болью поглядел на лежащего ничком старика. — Хозяинне желает нам зла. Скажу больше, он нас спас. И пришел ведь! Оставил свое прибежище,свой лес!

— И сейчас он там, снаружи, — прапорщик ВДВ упрямо гнул свою линию.

— Да не видать что-то, — Загребельный доложил о своих наблюдениях.

— А может он с другой стороны? — Клюев повернул голову к левому борту, приборы накотором были разбиты полностью.

— Все, хватит думать да гадать! — Леший взялся за рукоять двери. — Надо выходить.

— Командир! — Ертаев остановил Андрюху. — Плохо ему. Очень плохо. Боюсь вот-вотпомрет. — Казах засовывал под промокшую от крови одежду Серебрянцева марлевыесалфетки из медицинского пакета.

— Муратик, ты у нас тут один фельдшер. Так что это твоя работа, — с железом в голосепроскрежетал Загребельный. — Вот и занимайся!

— Не фельдшер я, а сын фельдшера, — Мурат тяжело вздохнул и полез за новой порциейпромедола.

— Пошли! — Леший кивнул мне, вскинул автомат и распахнул стальные створки.

Оказавшись снаружи, я и Загребельный ошеломленно замерли. Цирк-зоопарк, ну и войнабыла! Сколько же тварей мы тут покосили?! Сотню? А может полторы? Вся проезжая часть,обочины, пустырь перед кладбищем были усеяны трупами упырей. Сейчас они превратилисьв скользкие серые лужи. Лишь только человек с фантазией и бурным воображением могразглядеть в них черты тех отвратительных созданий, которые всего несколько минут назадшли на приступ нашей крохотной крепости.

— Да-а-а... — протянул Загребельный. — Хорошо, что упыри, прямо скажем, не гиганты, дак тому же особой живучестью не отличаются, а то бы в жизни не отбились.

— А мы и не отбились. Нам кое-кто помог, если ты, конечно, не забыл, — я пересталпялиться на отвратительные останки трупоедов и настороженно огляделся по сторонам.

— Чисто вроде, — то ли спросил, то ли констатировал очевидный факт Андрюха.

— Да как сказать... — я зябко поежился. — Есть здесь что-то... Как будто в самом воздухе...Тебе не кажется?

Ощущение было такое, будто вокруг нас сейчас находился не легкий невесомый воздух, ажидкость, правда такая же легкая и невесомая. Ее можно было почувствовать только лишьсовершив резкое движение. Тогда невидимая субстанция создавала едва уловимоесопротивление, которое проявлялось не только в давлении, но и в слабом покалывании,потрескивании электрических разрядов, словно при какой-нибудь физиотерапевтическойпроцедуре.

— Думаешь, это он... Хозяин? — Леший поводил стволом Калашникова из стороны всторону, из чего следовало, что Андрюха тоже почувствовал, и это нечто необъяснимоенасторожило моего приятеля.

— Раньше я с таким не сталкивался, — уклончиво ответил я.

— Убираться отсюда надо, и поскорее, — подвел итог нашей короткой разведкеподполковник. Не дожидаясь моего ответа, он тут же переспросил: — Так говоришь, изболта выберешься?

— Постараюсь, — я глянул в сторону черных луж, которые аляповатым узором покрывалипоросшую мертвым кустарником низинку. — Да и не болото это. Похоже речушка здеськакая-то текла. Труба под дорогой засорилась, вот и она разлилась.

— Да мне насрать, ручей, болото, хоть океан, лишь бы мы тут не засели! — Загребельногонервировала неизвестность и шаткость ситуации. Ведь в любой момент могло произойти чтоугодно.

— Выберусь, — повторил я уже более уверенно.

— Хорошо, — у Андрюхи слегка отлегло от сердца. — Теперь надо подумать, как этулипкую дрянь с пути убрать.

— У меня две лопаты имеются, — вспомнил я.

На том и порешили. Загребельный взял себе на подмогу Соколовского и Клюева. Двоедолжны были расчищать путь, третий страховать и достреливать тех тварей, которые все ещемогли оставаться в живых.

Прежде чем забраться на водительское сиденье, я быстро оглядел всех оставшихся внутриБТРа людей. Сквозь открытые двери проникало достаточно света, чтобы увидеть их лица,вглядеться в глаза, понять состояние и настроение. Самым пасмурным и хмурым пожалуйбыл Мурат. Он понимал, что ничем не может помочь смертельно раненому старику, и этамысль, эта тяжесть многотонной глыбой накатывала на него, плющила, заставляласутулиться и прятать глаза.

Недалеко от Ертаева ушел и Блюмер. Он сидел на одном из ящиков, прижав к грудиокровавленную культю, и тупо, обреченно уставился в пустоту перед собой. Я ужаснулся,

лишь только представив себе, что сейчас творится на душе у этого человека. Он практическисвел в могилу Серебрянцева, потерял руку, лишился нашего доверия и расположения. Онсейчас самый настоящий изгой, от которого все отвернулись.

В отличие от неподвижного аспиранта Нестеров проявлял завидную активность. Он пыталсяразобрать завалы из инструментов и по большей части разбитого оборудования. Все, чтоуцелело, складывалось и увязывалось. Все, что не подлежало ремонту и восстановлению,летело за борт. Встретившись с майором взглядами, я кивнул, молодец, мол, продолжай втом же духе.

Однако мой самый долгий и самый внимательный взгляд был адресован конечно же Лизе.Она уже достаточно пришла в себя, чтобы заняться братом. Девушка уложила Пашкупоудобней, сняла с себя куртку и засунула ему под голову.

— Не приходит в себя, — Лиза подняла на меня глаза, в которых застыл ужас.

— Мурат, ты пацана смотрел? — я тут же повернулся к казаху.

— Смотрел, товарищ полковник. Пока без сознания.

— Вижу, что без сознания! А дальше-то что? Когда очнется?

— Череп у него вроде целый, только шишку здоровенную набил. Так что, скорее всего,сильное сотрясение. Я тут ничего поделать не могу. Нету у меня средств, чтобы его вывести.Даже нашатыря нет. Ждать надо.

— Ладно, черт с тобой, лекарь хренов! Будем ждать. — Наклонившись к Лизе, япредупредил: — Сейчас машину дергать буду. Ты проследи, чтобы Пашку не оченьмотыляло. Ему покой нужен. Я знаю, у меня уже такое было.

Лиза кивнула, и я поцеловал ее в лоб.

— Вот и умница.

Когда я пробрался на место водителя, то обнаружил, что часть приборов разбита. Осколкигранаты угодили в аппарат переговорного устройства, разгрохали несколько указателей иконтрольных ламп на щитке приборов, досталось и одному из ТНПО-115, которыйрасполагался в левом скуловом бронелисте корпуса. Вообще-то могло быть и хуже.Поздравив себя с минимальными потерями, я запустил двигатель.

Как и было обещано, «302-ой» своим ходом выбрался из зловонной черной жижи. Далее японемногу сдавал назад, а мои компаньоны расчищали путь. Их брезгливые вопли ичертыхания слышались даже сквозь рокот мотора. Да уж, в том чтобы лопатами черпать всеэто дерьмо, и впрямь нет ничего привлекательного.

Добравшись до проезжей части, где трупы упырей, вернее то, во что они превратились,лежали не так густо, у меня наконец получилось развернуться. Надумай я сделать этораньше, и группе поддержки довелось бы перекидать с пол тонны отвратительной,источающей запах смерти и разложения массы.

Все это мероприятие заняло минут пятнадцать. Очень быстро для такого объема работ. Даоно и понятно, каждого из нас подгонял страх. Нет, это был конечно же не тот липкий ужас,от которого цепенеют руки и ноги, это было какое-то смутное беспокойство, ощущениечьего-то присутствия, настороженного оценивающего взгляда. И ведь черт его знает, с какойцелью на тебя пялятся. Оценивают твои поступки? Хорошо, если так. Ну, а вдруг решают

жить тебе или нет?

Наверное, как раз когда я задавал себе этот вопрос, кто-то другой, там, на небесах,подбросил медный пятак, выясняя тот же самый вопрос. «Орел» — жить, «решка» — нет.Выпала «решка», и это означало, что для одного из нас жизнь оборвалась.

— Товарищ полковник, — меня резко дернули за плечо.

— Что? — я обернулся и увидел хмурое лицо Ертаева.

— Конец... — Мурат опустил голову. — Старик умер.

— Он же только что шевелился! Я видела! — простонала рыдающая возле тела ученогоЛиза.

— Судороги, — пояснил казах, даже не поворачиваясь к ней. — Это были предсмертныесудороги.

— Но ведь он же столько вынес, столько пережил! Как же так? Нельзя же так!

Горе придало девушке силы. Теперь она кричала уже во весь голос, и этот крик разбудил еегнев. Правда Лиза еще не очень понимала на кого хочет его обрушить. То ли на Блюмера, изрук которого вывалилась злополучная граната, то ли на Мурата, который не смог спастистарика. Должно быть, вера в Ертаева угасла еще не до конца, поэтому Лиза и бросиласьименно к нему.

— Да сделай же что-нибудь! — моя подруга замолотила кулаками по спине казаха.

— Все уже! Кончено! — Мурат перехватил ее руки. — Я чудес делать не умею!

Чу-де-са. Произнесенное Муратом слово, будто заблудилось в лабиринте моих извилин. Оностало плутать там, тыкаться в тупики и взывать о помощи. Чу-де-са! Чу-де-са! Все громче игромче звучало у меня в голове. Кто умеет делать чудеса? ОН! Чудеса умеет делать толькоОН! Ответ пришел из самой глубины сознания, оттуда, где обычно зарождаются наиболеебезумные идеи и планы.

— В машину! Все в машину! — заорал я, вспоминая как быстро отмирают клеткилишенного кислорода мозга. Кто знает, может восстановить их для Хозяина это как двапальца... Ну, а если нет, если время будет утеряно безвозвратно? — Быстрее, черт бы васпобрал!

Леший и его люди на бегу отшвыривали измазанные в серую тягучую массу лопаты и рысьюнеслись к распахнутым дверям бронетранспортера. Бывалые солдаты реагируют на такиекоманды очень быстро, без лишних вопросов и разговоров.

Первый, второй, третий... вот все и внутри! Я принял людей на борт и еще до того какзахлопнулись стальные створки рванул БТР вперед. Хотя и старался вести машину почистому асфальту, но все же нескольких трупоедов на колеса навернул. Понял это когдачто-то замолотило по колесным аркам. Ладно, черт с ним, потом отскребу. Сейчас главноеуспеть, побыстрее доставить Ипатича до места.

Где именно находилось это таинственное место, я не имел ни малейшего представления.Ясно только что не здесь, среди трупов упырей, полакомиться которыми вскоре сползутсяцелые полчища всякой-разной, мерзкой, уродливой нечисти. И еще ясно, что в этом местедолжны быть деревья. Может хозяин питается ими или черпает из них какую-то особуюсилу? Ничего, что они мертвые. Может и в мертвых еще кое-что осталось?

Если мои догадки были верны, то опушка видневшегося неподалеку леса являлась как разтем самым заветным местом. А посему, буквально слетев с асфальта, я погнал тяжелуюмашину по заросшим высокой травой кочкам. Скорее туда, где на фоне угрюмой чернойстены леса белеют, будто светятся стволы хрупких изящных берез.

— Держитесь! — мой крик потонул в окружающем шуме и грохоте.

— Куда тебя черт несет?! Что происходит?! — Леший безуспешно пытался уцепиться загладкие стены. В отличие от меня шлемофона у него не было. Хорошенько треснувшись онизкий потолок, он прямо таки взбесился: — Чего молчишь, мать твою!

— Серебрянцев умер! — прокричал я, стараясь удержать неистово скачущую машину.

— Понятно! — подполковник помрачнел. — С такими-то дырками...

Об окончании этой фразы я скорее догадался, чем разобрал ее на фоне надрывного ревамотора, крепкой брани бойцов, лязга и скрежета перекатывающихся по полу предметов.

— Оставим его здесь, на опушке! — я ткнул пальцем в смотровой люк.

— Конечно, надо похоронить! — согласился Загребельный.

— Да не похоронить, черт бы тебя побрал! — возмутился я.

— А как же... — до моего приятеля сегодня как-то все на удивление туго доходило.

— Оставим просто так! Вдруг Хозяин поможет?!

— Ну-у-у... — Леший даже не нашел что ответить.

— Баранки гну! — зло выдохнул я. — Это его шанс! Последний шанс старика!

— Крохотный! Ничтожный! — Андрюха недоверчиво покачал головой.

— Все равно попробуем! — выкрикивая эти слова, я уже давил на тормоз. — Все!Приехали! Выносите его!

Приказ есть приказ. Пока выгружали тело ученого, никто из наших людей не проронил нислова, даже Лиза. Я кинул парням старую, случайно завалявшуюся у меня пращ-палатку, иСеребрянцева положили на нее. Все это происходило на маленькой, размером не болееволейбольной площадки полянке, с трех сторон окруженной стеной мертвых берез. Стволыих благодаря какому-то невероятному чуду остались белыми. И это было удивительно. Белыедеревья в черном-пречерном мире. Как ни странно, но на мгновение я даже позавидовалИпатичу. Навечно остаться здесь это не то, что вперемешку с грудами мусора украшатьсобой помойку в каком-нибудь задрипаном городишке.

— Жаль лопаты выбросили, — прервал всеобщее молчание практичный и доневозможности приземленный Клюев.

Слова прапорщика обожгли меня как удар кнута. Цирк-зоопарк, какие еще к дьяволулопаты!

— Оставляем его так и отходим, — приказал я.

— Что, закапывать не будем? — удивился десантник. — Его же сожрут через полчаса.

— Не по-людски это как-то, — поддержал Клюева милиционер.

— Закапывать не будем, — в моем голосе зазвучал металл. — А ну, живо все в машину!

Я чувствовал, что это решение, мягко сказать, не нашло понимания в душах бойцов. А Лиза,так та вообще смотрела на меня широко открытыми глазами, будто только теперь разгляделакакое я чудовище.

— Выполнять приказ! Времени нет! — сержантским тоном поддержал меня Загребельный,и мы вместе с ним чуть ли не пинками стали загонять людей в стальное брюхо«восьмидесятки».

Минут через пять я вновь вывел «302-го» на дорогу и остановился так, чтобы полянка, накоторой мы оставили старика, просматривалась как можно лучше. Тут же приказал волкомглядящему на меня снайперу:

— Лиза, хватай автомат и марш наружу! Смотри осторожно, не измажься! Броню всю упыризагадили.

Отдавая приказ жестким, не терпящим возражения голосом, я сводил счеты с этой глупойдевчонкой. Вроде как и дочь офицера, а дожила до девятнадцати лет да так и не уяснила двеглавные армейские заповеди. Первая — командир всегда прав. Вторая — если командирнеправ, смотри первую заповедь.

Вместе с Лизой на разбитый асфальт дороги выбрался и Соколовский, а чуть погодя я и всеостальные, естественно, за исключением Блюмера. Аспирант по-прежнему сидел в своемуглу, как приклеенный. Ну и черт с ним! Пока нам его ствол без надобности.

— Значит так, ставлю задачу! — я указал на березовую рощу. — Вон там лежит наш друг.Если к нему хоть какая-нибудь падла сунется, расстрелять к едрени фени, сделать из неерешето. — Я сфокусировал свой взгляд на Лизе: — Боец Орлова, вам все понятно?

— Понятно, — пролепетала сбитая с столку девушка.

Лизе вряд ли что-либо было понятно, но спорить она не решалась. Зато вот Нестеров...

— Григорич, может, объяснишь что все это значит? Что за хрень мы тут творим? — сраздражением в голосе потребовал милиционер.

— Хозяина леса ждем, — совершенно серьезно ответил я. — Только он Серебрянцева исможет поднять.

— Кого?! Хозяина?! — вырвалось сразу у нескольких человек.

— Ого! Круто, товарищ полковник! — тут же восхищенно воскликнул Мурат Ертаев. — Ябы до такого в жизни не додумался!

Глядя на воспрянувшего духом казаха, сразу становилось понятно, что он более чемкто-либо другой желает, чтобы все получилось, чтобы Хозяин пришел, и старик сновавернулся к жизни. Только тогда Мурат сможет снять с души камень. А иначе... Кто знает,может лекарь-самоучка сделал что-либо не так или не сделал то, что ему полагалось.

— Как же он выглядит, Хозяин этот? — Лиза виновато покосилась на меня. — А то я ведь иподстрелить его могу. Не узнаю ведь.

— Мне кажется, что вот кого-кого, а Хозяина мы сразу узнаем. А насчет подстрелить... — яс иронией поглядел на свой АКС. — Думаю, из этой штуки его не возьмешь. А теперьдавайте ждать!

Таковым был мой последний приказ, моя последняя инструкция. Все что я мог придумать,сделать и сказать, уже было придумано, сделано и сказано. Теперь оставалось лишьвыяснить на что годятся все эти старания.

Стоя около БТРа, держа автомат наготове, я вдруг почувствовал, что время распалось. Оностало подобно реке с раздвоившимся руслом. В одном широком рукаве воды текли медленнои лениво, в другом, узком, неслись с дикой умопомрачительной скоростью, вскипаябурунами и водоворотами. Именно в этом бешено несущемся временном потоке и находилсясейчас старик-ученый. Каждая минута промедления для Серебрянцева означала шаг, дакакой там шаг, гигантский скачек по пути, на котором не бывает возврата. Все жеостальные... я, Загребельный, Лиза, люди, стоящие рядом, все твари вокруг, этот гребаный,неизвестно где запропастившийся Хозяин... все мы мирно покачивались в спокойных водах,наслаждаясь их размеренным, неспешным течением. Это было неправильно, это былочудовищно, но поделать здесь уже было ничего не возможно.

— Максим! — голос Лешего вернул меня к реальности. — Четверть часа стоим. — Мойприятель демонстративно взглянул на часы, а затем поднял глаза к быстро темнеющемунебу.

— Не придет он... Хозяин этот, — худший прогноз как всегда прозвучал из уст прапорщикаВДВ.

— Он никогда не показывался людям, — задумчиво протянул Соколовский. — Может исейчас не хочет?

— Давайте отъедем подальше, — тут же нашлась Лиза, — а потом вернемся.

— Когда это потом? — Загребельный хмуро покосился на девушку.

— Часа через пол, — Лиза съежилась под взглядом подполковника ФСБ. — Может Хозяинуэтого времени хватит?

— Часа через пол мы должны быть уже очень далеко, если конечно не хотим составитькомпанию старику. — Слова Лешего прозвучали как приговор, как аксиома, которая, какизвестно, не требует доказательств.

— Но мы же не оставим его вот просто так! — простонала моя подруга.

— Оставим, Лизонька, оставим... — я обнял девушку и прижал ее к своей груди. Лизутрясло, и хотя она была без куртки, не думаю, что это из-за холода. — Давай, иди к брату.Здесь уже ничего не поделаешь, не исправишь, а вот Павлу сейчас как раз нужна твоязабота. — Я стер ладонью текущую по щеке девушки слезу и подтолкнул ее к распахнутойбронедвери. — Иди внутрь. — Вслед за этой просьбой последовал общий приказ: — Всемвнутрь!

Перед тем как вернуться в машину, мы с Лешим последний раз поглядели в сторонуберезовой рощи.

— Перекрестить его напоследок, что ли? — пробубнил Загребельный.

— Он в бога не верил, как и мы, грешники.

— «Спи спокойно, дорогой товарищ», думаешь, лучше?

— Для него, наверное, лучше. Он ведь нас товарищами называл, помнишь?

Леший ничего не ответил, и я понял, что он и впрямь вспоминает. Седые, длинные до плечволосы, нос картошкой, на котором висели перекошенные от старости и перенесенных травмочки, нечесаная, спутанная борода, и улыбка... Добрая, по-отцовски снисходительная улыбкачеловека, который, не смотря ни на что, не потерял веру в жизнь. Как ни горько, но этойулыбки, этого лица мы уже больше не увидим никогда.

— Поехали!

Я протиснулся в дверь и, стараясь не задеть Пашку, пробрался на водительское место.Спустя всего мгновение «302-ой» вздрогнул от голоса взревевшего двигателя.

Через минуту мы уже вновь катили по плотному коридору из мертвых деревьев. Лесоставался все таким же мрачным и неприветливым. Да только на сей раз это как-то совсем непробирало. Вряд ли что-либо могло оказаться чернее настроения людей, которые только чтопотеряли друга.

Каждый молча и угрюмо пытался заниматься своим делом. Я вел машину, а сидящий рядомЛеший сосредоточено штудировал лежащую на коленях карту.

Краем глаза взглянув на извилистые линии рек, многоугольники населенных пунктов,затейливые кренделя высоток и прудов, меня вдруг как током звездануло. Карта, мать твою!Карта!

— Ах ты, чекистская рожа! — заорал я вскипая. — Ты что, на карту поглядеть не мог?Кладбище проворонил! Да знай мы раньше...

Я не успел закончить. Загребельный прореагировал молниеносно. Не беспокоясь осохранности невероятно ценного сейчас плана местности, комкая и без того мятую ветхуюбумагу, он схватил его и резко сунул мне под нос.

— На, смотри! — разъяренный Андрюха тыкал пальцем в карту. — Вот Пахра, вотШаганино, а вот... Что? Правильно, дырка! Ни Щапово, ни окрестностей, ни кладбища этогогребаного!

Леший отдернул километровку от моего лица и несколько секунд упрямо молчал,неподвижно уставившись сквозь стекло смотрового люка. По плотно сжатым губам, по томукак гневно раздувались его ноздри стало понятно какая буря бушует в груди уподполковника. Наконец, огромным усилием воли Андрюха взял себя в руки:

— Мне эту карту, между прочим, совсем не в штабе выдали. Я ее в планшете у одногожмура добыл, которого, кстати, уже наполовину сожрали. Само собой и бумаге досталось.

Тут мне стало стыдно. К горечи потери, к и без того дрянному настроению добавилось ещеи щемящая досада от своего промаха, от своей глупости и несдержанности.

— Ну, ты того... Ладно... Прости уж... — я протянул руку и потрепал приятеля по мощномуплечу.

Тот ничего не ответил, но и не отстранился. Хороший знак. Уже очень скоро до Андрюхидойдет, что это я сглупил и очень раскаиваюсь. Жизнь, такая... собачья можно сказать.Нервы совсем ни к черту!

Пока Загребельный еще полностью не остыл, мы ехали молча. Покрытый лесом участокзакончился, и БТР теперь полз по длинной ровной как стрела дороге. Она была с двух сторонобсажена высокими раскидистыми деревьями и бежала через обширные плодородные

крестьянские поля. Так было когда-то.

Сейчас автодорога напоминало цепочку доминошных костей, небрежно составленную наскомканном одеяле. Каждый прямоугольник, разделенный черными порезами трещин,норовил либо сдвинуться в сторону, либо накрениться, либо загрузнуть в нестабильнуюмягкую поверхность. Проехать, конечно, можно, да только осторожно. Руководствуясьименно этим принципом, я перешел на вторую передачу.

Деревьев по краям дороги практически не осталось. Они были выворочены с корнем итеперь валялись по всей округе. Часть великанов засела в глубоких геометрическиправильных провалах с оплавленными краями. Сеть этих черных, словно продавленных вземле углублений мне кое о чем говорила. Судя по всему, здесь находились заглубленныеобъекты второго кольца противоракетной обороны Москвы. Ханхи нанесли удар, иповерхность земли вмялась, превращая подземные бетонные бункеры в плотноутрамбованные могилы, в которых навечно остались сотни моих братьев по оружию.

Вспоминая об их страшной участи, я поразился тому, какая все-таки сука эта жизнь! Ведьнадо же было так повернуться, чтобы те, кого я так люто ненавидел, и оказались создателямиЗемли. Мы обязаны им как своим появлением на свет, так и своей гибелью. Гибелью... За чтож так сурово? Разве я или Леший, или те офицеры, что лежат здесь под землей, виноваты? Аможет и впрямь виноваты? В том что не хотели ничего видеть и понимать, в том что какбараны подчинялись погонщикам и безмолвно брели куда укажут.

Не знаю как далеко могли завести меня эти рассуждения, если бы не голос Загребельного:

— Вон те развалины, это Ознобышино, — Андрюха указал рукой левее дороги. — Судя покарте, там тоже есть кладбище.

— Да есть, — я поглядел в сторону, куда указывал мой приятель. — Вернее было. Толькосейчас там безопасно. Точно знаю. Подольчане не могли оставить эту мерзость вблизиВаршавского шоссе. Это ведь одна из основных дорог, ведущих в город, сам понимаешь...

Когда Загребельный кивнул, я продолжил:

— Кладбище залили напалмом и сожгли. Причем процедуру эту повторяли три или четырераза. Чтобы, значит, наверняка, чтобы в земле и намека на трупы, на дух разложения неоставить.

— Молодцы, — Леший одобрительно кивнул. — А ты тут часто бываешь?

— Частенько. Порой два-три раза в месяц.

Это была правда. Подольск являлся самым крупным поселением Подмосковья, поэтому,само собой, и работы здесь всегда хватало.

Наконец добравшись до широкой ровной лены Варшавского шоссе, я почувствовал, кактеплеет на душе. Оставшиеся пять километров можно было назвать прогулкой, легкойпрогулкой. На шоссе я знал каждый могильник, каждый столб, каждый брошенный уобочины автомобиль. На самом въезде в город располагался крупный лесной массив.Должно быть это был самый безопасный лес на планете. Даже название у него сохранилосьмирное и доброе — лесопарк «Дубки». Хищных тварей туда просто не пускали. Группыохотников регулярно прочесывали лесные угодья, выслеживали их и убивали. Съедобнаядичь шла на стол Падольчан, а несъедобная... По ночам ее было кому оприходовать.

Такой жесткий, бдительный контроль над прилегающими к поселку территориями был

совсем не случаен. У местных жителей уже имелся горький опыт соседства с обитателямилеса. Обошелся он тогда примерно в девятьсот человеческих душ. Невероятно высокаястрашная цена! Второй раз платить ее никто не собирался.

С появлением многоэтажных домов пригородное шоссе незаметно превратилось в широкуюгородскую улицу. Она носила имя Кирова. Как и полагается улица, нареченная в честьвидного советского деятеля, являлась одной из центральных улиц города. Это вам некакая-нибудь замызганная Садовая или, к примеру, улица Строителей. Здесь все должнобыло, так сказать, соответствовать: шесть полос движения, госучреждения, объектысоцкультбыта, памятники героям войны, банки и дорогие магазины. Все это было... Вотименно, было здесь еще каких-то пару лет назад.

Сейчас Подольск встречал нас руинами. Когда-то на юго-западной окраине города шли бои.Их следы виднелись повсюду. Странные, вызывавшие растерянность, а вслед за ней ихолодный нервный озноб следы. В наступивших сумерках один за другим возникалиизуродованные, превращенные в гигантских чудовищных монстров здания. Основной бойшел где-то далеко за Октябрьским проспектом, но и сюда, до улицы Кирова докатились егострашные отголоски.

Проезжая мимо двух башен-близнецов, ранее принадлежащих центральному архивуминобороны, я уже почти традиционно поднял глаза вверх. Последних этажей у обоихзданий не было. Они испарились, исчезли под ударом высокотемпературной плазмы. Стенытех помещений, что оказались под ними расплавились и вскипели. Этот поток хлынул вниз,превращая многоэтажки в подобие гигантских оплавленных свечей. По пути раскаленнаябурлящая масса застывала, образовывала пугающие сюрреалистические барельефы и целыескульптурные композиции. Все они с неизменным упорством и постоянством изображалиодно и тоже ― ужас, смерть и разрушение. Предзакатные сумерки делали эти изваяния ещеболее зловещими и неправдоподобными. Тени, которые они отбрасывали, походили накогтистые лапы, клешни, щупальца жадно тянущиеся к земле, а стало быть, и ко всем тем,кто по ней ходит.

Далее вдоль улицы стояло три длинных административных здания. Вроде бы корпуса всетого же военного архива и ничего там такого... сверхсекретного... оборонного... Да тольковот странная штука, ханхи их буквально изрешетили. Оплавленные дырки, в которые легко исвободно мог проехать железнодорожный состав, делали здания похожими на кускибаллистического геля, в которые угодили кучные очереди зажигательных пуль. Энергииплазменных сгустков хватило не только чтобы прожечь каменные стены. Так и нерастраченную ярость и мощь они выплеснули на многострадальное тело нашей планеты,покрыв его глубокими черными ранами.

Один из этих оплавленных котлованов поглотил солидный кусок дорожного полотна,оставив для проезда лишь крайнюю полосу. Я помнил это и уменьшил скорость. Не хваталоеще впотьмах не разглядеть и ухнуть в провал вверх колесами.

Именно в тот самый момент, когда я и протискивался по этому узкому мостку, Лешийнарушил тягостное молчание:

― Впечатляет, ― кивнул он в сторону, проплывающего по правому борту купола,покрытого черным камуфляжем нагара.

― Дворец спорта, ― я проследил за его взглядом.

― Похоже на их боевой модуль. Будто все-таки завалили его, проклятого, скинули с небес.

Я ничего не ответил. Подумалось, что ханхи, кем бы они ни были на самом деле и какими

бы высокими принципами не руководствовались, для нас навсегда останутся злом. ДажеАндрюха, человек, знавший всю правду, не может относиться к ним по-иному. Он, данаверное и я, всегда будем тянуться к оружию при одном лишь их упоминании.

О том, что только люди с оружием могут спасти и защитить стремительно гибнущеечеловечество, мне тут же был знак. У дороги, на небольшой вымощенной бетоннымиплитами площади замерли три отливающие сталью фигуры. Солдаты ВеликойОтечественной, с ППШ в руках, под развивающимся флагом со звездой. Не далеко отмонумента лежало опрокинутое на бок противотанковое орудие, знаменитая ЗИС-2. Бойцыиз прошлого, которые насмерть стояли здесь в сорок первом, словно и теперь закрыли городсвоей грудью. Закрепились на огневом рубеже и не позволили смерти проникнуть вглубьжилых кварталов.

Таковой была первая мысль, приходящая в голову при взгляде на это место. Сожженная,разгромленная площадь являлась как бы границей дальше которой разрушения не пошли.Продолжая продвигаться по улице Кирова, мы видели лишь заброшенные жилые дома,большую часть из которых составляли пятиэтажки хрущевских времен. Как и везде ихукрашали пятна черной плесени, по которым лианами извивались полосы сульфитныхпотеков.

Чувствовалось приближение ночи. Улицы были безмолвны и пустынны. Все люди, днемпромышлявшие за пределами периметра, уже вернулись в поселок, а твари, которых местныежители теснили и нещадно уничтожали, еще не успели наползти. Лишь по закоулкам, грудаммусора да салонам разграбленных или сожженных автомобилей шерудили какие-то мелкиепадальщики. Иногда они словно тени, оторвавшиеся от огромного и могучего тела мрака,перекатывались из одного темного угла в другой, выскакивали на дорогу. Тогда я давил ихколесами «восьмидесятки» с наслаждением представляя, как хрустят кости и панцири.

Когда впереди на фоне безвкусного нагромождения кубов и параллелепипедов, именуемогозданием подольской администрации, замаячил светлый продолговатый силуэт, уже почтистемнело. Троллейбус стоял прямо поперек дороги. Он был выкрашен в белый цвет, а наборту красовалась красная надпись: «Поселок „ПОДОЛЬСК“, 300м.». Того же цвета, что инадпись стрелка указывала направление, в котором эти самые 300м. следует пройти, ну илипроехать, если, конечно, есть на чем. Пока, слава богу, мы ехали. Мысленно выразивблагодарность боевому товарищу по имени «302-ой», я свернул направо, с улицы Кирова нане менее широкую Матросскую.

Впереди горел свет. Уже привыкший к Одинцовской экономии я счел это чрезмернойроскошью, но все же в глубине души порадовался. Свет означал ― жизнь. Цирк-зоопарк,сегодня мы будем жить!

Глава 15

Поселок в Подольске значительно отличался от крепости, которую Крайчек возвел вОдинцово. И это не только потому, что был он раз в пять крупнее. Дело в том, чтоПодольчане совершенно по-иному подошли к принципу обороны. Отцы-основатели решили,что для этой цели жилые кварталы годятся куда меньше, чем узкие, покрученные лабиринтыпромышленной зоны. В чем-то они были правы, в чем-то нет, но, тем не менее, именно так ивозник поселок на месте старой промзоны «Зингер».

Получился этакий огромный треугольник, образованный путями Курской железной дороги,улицами Большая Серпуховская и Комсомольская. Весь он был плотно утыкан самымиразнообразными сооружениями, большую часть которых составляли производственныекорпуса, склады, заводские административные здания. Пространство между ними заполняли

крытые переходы, подстанции, гаражи, замершие на подъездных путях вагоны, сетитеплотрасс и трубопроводов, целые поля старых грузовиков и фургонов. Короче, месивополучалось еще то!

Однако существовало одно место, которое кардинальным образом отличалось от всегоостального поселка. Располагалось оно в северном углу треугольного периметра иименовалось когда-то «Центральным рынком города Подольска». Сейчас это походило наогромный железный холм. Все сооружения находившиеся по-соседству с рынком былиобъединены с ним в единую конструкцию зашитую железом, обложенную кирпичом,укрепленную бетоном. От основного тела колонии этот сухопутный броненосец отделялсяширокой улицей Матросской, перегораживать которую баррикадами не стали. Так что наскалистый островок с гордым названием «Рынок» можно было попасть либо через отдельныехорошо охраняемые ворота со стороны Большой Серпуховской, либо через надземныйпешеходный переход, перекинутый через всю ту же Матросскую.

Это специфическое, несколько обособленное расположение рынка сразу отразилось наконтингенте его обитателей. Там стали концентрироваться разнообразные темные личности,которые старались держаться особняком и с большой неохотой принимали участие в жизникоммуны. Вскоре к ним добавились мелкие ремесленники и всякие купи-продай. Воттогда-то на рынке и закипели «рыночные отношения».

Организовал и возглавил их некий Фома. Вообще-то звали этого человека Владимир Фомин,и был он коммерческим директором какого-то небольшого банка. Да только прозвище штукаприлипчивая, вот и приклеилось так, что теперь уж и не оторвать.

Рыночная артель была далеко не единственной в Подольской колонии. Так уж повелось, чтопроживающие рядом люди обычно объединяются в отдельные группы, выбирают себелидера. Тоже самое произошло и в Подольске. Здесь возникли так называемые Дома, воглаве которых стояли старосты. Руководство поселка не видело в этом ничегоненормального или предосудительного. Ведь всегда были кооперативы и домовые комитетысо своими председателями. А если говорить об армии, то без младших командиров онавообще немыслима. Кто, скажите на милость, будет поднимать солдат в штыковую атаку иливыявлять «вшивники» на строевом смотру? Генерал? Черта с два! Эта «вдохновляющая»работенка всегда доставалась все тому же только что ввинтившему звездочки в погонылетёхе, ну или старлею, который уже не только выработал командный голос, но инеоднократно успел его сорвать.

Конечно же Подольские старосты «вшивники» не искали и по карманам не шарили, да ивообще старались в личную жизнь своих подчиненных не соваться. Им с головой хваталовопросов благоустройства жилой зоны, поддержания там порядка и обороны выделенногоДому участка периметра.

Вот так и жили. Днем метр за метром, здание за зданием шерстили все окрестные районы впоисках продуктов, медикаментов и всего того, что могло пригодиться в хозяйстве. Ночьюзорко следили за генераторами, питающими прожектора периметра, да жгли костры в техместах, где электричества не хватало.

Все это вспомнилось, когда я подъезжал к поселку, когда продвигался вдоль длиннойжелезной стены, которой был обнесен бывший троллейбусный парк. Сверху на меня глазеликараульные. Кое-кто из них приветственно махал руками. Иногда я отвечал коротким гудкомклаксона. И это был не только знак вежливости, это была просьба поскорее открыть ворота.

Ворота в Подольске были обычными, не то что у Крайчека. Они бы не выдержали ичетверти того натиска, того давления, которому могли противостоять Одинцовские

грузовики. Но здесь имелось и одно бесспорное преимущество. Открывались эти дверидовольно быстро. Когда я подъехал к ним, стальные створки оказались уже гостеприимнораспахнутыми.

Въехав внутрь, я немного попетлял в лабиринте из старых троллейбусов. Чтобы добратьсядо места, где обычно парковался «302-ой», потребовалось не более пяти минут. Когдавпереди поднялась стена огромного сборочного цеха, я выключил мотор.

— Все, — я поглядел на сидевшего рядом Лешего. — Все! Приехали!

Этот возглас был обращен уже ко всем, кто неподвижно сидел в десантном отделении ичутко вслушивался в неправдоподобную звенящую тишину. Похоже, мои товарищи всеникак не могли поверить, что она больше не таит в себе угрозы, что это просто тишина, вкоторой можно расслабиться, вспомнить, что в мире есть не только война и смерть, но идоброта, счастье, любовь.

Выгружаться начали не спеша. Сказывалось настроение, усталость, безотчетное желаниедвигаться медленно и плавно. Да еще и Пашка... Со все еще находившимся без сознаниямальчишкой приходилось обращаться очень нежно и аккуратно. Именно когда мы вынеслипацана и уложили его на основательно облысевший газон, к нам и подошли. Два человека.Одного из них я хорошо знал. Дима Устинов — староста Дома «Норд-Спринт». Штабнаязона, в которой мы сейчас находились, как раз и являлась доверенным ему участкомответственности и обороны.

Нынешний вид моего БТРа настолько отличался от того, который привык лицезретьПодольский старожил, что вместо традиционного «Наше вам с кисточкой» Устиновошарашено протянул:

— Это чё с вами такое приключилось?

— Это?

Вслед за Дмитрием я критически оглядел свою «восьмидесятку». Темный провал на местевторого колеса, погнутые пулеметные стволы, битые фары и приборы наблюдения.Испещренный царапинами замызганный корпус поблескивал отвратительными,распространяющими зловоние потеками.

— Да много чего, Дима, — я горько усмехнулся. — Задолбаешься рассказывать.

— А люди эти откуда? — Устинова в основном заинтересовала одетая в добротныйкамуфляж, хорошо экипированная команда Лешего.

— Из Одинцово.

— А чё это они? — Дима скривился в ехидной улыбке. — Сперва от нас туда драпали, атеперь выходит назад? Что, не по нутру пришлось американское руководство? — при этихсловах староста пихнул в бок бойца, с которым пришел, и тот согласно закивал.

Я в упор, с ледяным холодом в глазах поглядел на обоих приятелей, и улыбки с их лицначали сползать.

— Нету больше Одинцово, — хриплым голосом я пояснил то, на что до этого намекал мойсуровый взгляд.

— К-к-как нету? — глаза двух Подольчан стали круглыми как блюдца, а приятель Устиноваедва не выронил свой автомат.

— Вот так, — я тяжело вздохнул. — Пустая теперь крепость стоит. Хотите, можете завтраже туда переселяться. Только не советую.

— Не, Григорич, ты растолкуй! Как же так? — Дима даже не прореагировал на моюмрачную шутку. — Куда люди подевались?

— Митрофаныч у себя?

Вместо ответа я покосился на высокое административное здание, до которого было не болееполста шагов. В былые времена там располагался банк и бизнес-центр, а теперь штаб всегопоселка.

— Митрофаныч? — Дима не сразу смог переключиться на новую тему. — Ну да, у себя. Гдеж ему еще быть?

— Тогда давай, устрой моих людей на ночлег, а через часок подгребай к нему, там ипоговорим.

— Лады, — Устинов с готовностью согласился. Наверное, сразу смекнул, что еще до нашегоразговора сумеет потолковать с Одинцовцами, расспросить, выяснить в чем же, в концеконцов, дело.

Безошибочно определив в Загребельном старшего, Дмитрий уже хотел направиться к нему,да только я его притормозил:

— У вас в больничке носилки имеются?

— Имеются. Точно знаю, — Устинов кивнул.

— У меня тут раненый. Без сознания.

— Понял. Сейчас сделаем, — Дима обернулся к своему товарищу. — А ну, Васек, давай,сгоняй. И еще там кого-нибудь в помощь прихвати.

Васек был моложе Устинова и к тому же находился у него в подчинении, потому, самособой, безропотно подчинился.

Ожидая пока из лазарета прибудет подмога, мы с Дмитрием подошли к Лешему.

— Андрей, вот хочу тебя познакомить, — я указал на местного старосту. — ДмитрийУстинов, он отвечает за этот сектор.

— Ну прямо как министр обороны... Был когда-то такой.

Чекист пошутил без тени улыбки. Его пронизывающий цепкий взгляд сканировалПодольчанина с головы до ног и обратно. Мне даже показалось, что под ним Устиновсъежился.

— Подполковник Загребельный. Мы тут к вам в гости, правда ненадолго. — Андрюхапротянул руку.

— Будем знакомы, — услышав окончание фразы, Дмитрий, похоже, вздохнул соблегчением.

— Дима проводит вас, покажет где расположиться на ночлег, — пояснил я приятелю. — Яже устрою Пашку и Блюмера в санчасть, а потом отмечусь у местного руководства.

— Может хватит уже носиться с этим дебилом? — Леший указал взглядом на аспирантаХАИ, как тень стоявшего возле БТРа. — Пусть скажет спасибо, что его сюда доставили вцелости и сохранности. — Тут Загребельный поправился: — Ну, или почти в целости.

— Нет, — я отрицательно покачал головой. — Блюмер теперь наш с потрохами. Теперь оннам должен, за все должен, как земля колхозу. И его уже никто не будет спрашивать чего онтам хочет или не хочет. Обязан, так сказать, искупить... А посему пойдет с нами и точка!

— Да на кой он нам сдался? — Андрюха пожал своими мощными плечами.

— Э, подполковник, ты что и впрямь не понимаешь зачем нам нужен авиационныйинженер?

Леший ничего не ответил, только пристально на меня поглядел.

— Вы чё, в Домодедово надумали? — вывод из моих слов сделал проницательный староста.— Там психов навалом. Все пытаются починить какие-то самолеты. В небо их, видите ли,тянет, орлы тупорылые!

— Одному из наших товарищей как раз туда и надо, — Леший мастерски ушел от прямогоответа. — Когда караван-то будет?

Я не очень понял Андрюха это серьезно или так... стрелки перевел, но выяснять не стал, темболее что со стороны пятиэтажки, примыкавшей к штабной высотке, послышался топот ног.Дима махнул приближающимся людям и прокричал:

— Давайте сюда!

— Так как там с караваном? — Загребельный не забыл про свой вопрос.

— На следующей неделе будет, — Устинов сообщил это уже на ходу.

Василий, тот самый, которого староста отправил за подмогой, привел с собой двухсанитаров в замызганных белых халатах. Небритая физиономия одного из них мнепоказалась смутно знакомой.

— Здравия желаю, товарищ полковник, — приветствие этого худощавого парняподтвердило, что память меня не подвела. Мы с ним действительно где-то и когда-топересекались.

— Вольно, — прочно вбитая в голову команда вырвалась сама собой. — Вон парнишкалежит. Без сознания он. Забирайте.

— Ага, сейчас оформим в лучшем виде, — пообещал второй санитар, и они двинулись кПашке, на ходу разворачивая принесенные с собой армейские носилки.

— Все, Дима, давай веди их в «гостиницу», а потом как договаривались... — я хлопнулУстинова по плечу.

— Двинули, мужики, тут недалече... — Вдруг Дмитрий разглядел среди вновь прибывшихЛизу и поспешил добавить: — Ну, и дамы тоже, конечно...

— Я с Павлом! — девушка решительно глянула на меня.

Такая реакция моей подруги была естественной и предсказуемой. Вряд ли от нее стоилоожидать чего-либо иного. И вряд ли Лизу можно будет переубедить.

— Хорошо, будь с ним, — я кивнул. — Блюмер, а ты погоди пока. Пойдешь со мной.

— Боишься, что она его пристрелит? — ухмыльнулся Леший, глядя как уносят Пашку.

— Эта может, — я кивнул.

— Ладно, мы тоже двинули, — Леший закинул на плечо вещмешок и махнул своим людям,в компании которых стоял и Нестеров.

— Григорич, я с тобой пойду, — неожиданно подал голос милиционер.

— Зачем это?

— Ты же в санчасть?

— Туда.

— Вот и мне надо, — Анатолий приложил руку к животу. — Язва, зараза, болеть стала.Может таблетку какую-никакую не пожалеют.

— Ты, майор, поосторожней там, — предупредил подполковник ФСБ. — А то еще чегодоброго осмотрят тебя. Нам только этого и не хватало!

— Чего там осматривать, — милиционер поморщился. — Диагноз я свой знаю.

— Пошли, что с тобой поделаешь, — мне ничего не оставалось как согласиться.

Мы несколько секунд глядели вслед уходящим Красногорцам. Затем я проверил люки, запердесантные бронедвери на замок и только после этого скомандовал Нестерову и едвадержащемуся на ногах аспиранту:

— Давайте... теперь можно. Двинули.

Подольская больница значительно больше походила на нормальное, привычное всем людямлечебное заведение, чем Одинцовская, упрятанная в недра земли санчасть. Это былообычное здание, административная пятиэтажка, в которой раньше просиживали штанысотни клерков из десятков коммерческих контор. Облезлые рекламные щиты с ихназваниями до сих пор украшали фасад здания.

Конечно на территории поселения имелись и специализированные медицинскиеучреждения, такие как поликлиника и наркодиспасер, но только выбор пал именно на этоздание. Дело в том, что находилось оно в двух шагах от старого противоатомногобомбоубежища. Больных и раненых в случае чего могли переправить туда в считанныеминуты. Ядовитые облака и туманы, которые приходили с Проклятых земель наползали ведьне так быстро. Наблюдатели на крыше высотки могли заметить их заранее, днем зачас-полтора, а ночью, когда луч мощного прожектора пробивал мрак на два-три километра,минут за двадцать. Этого времени вполне хватало, чтобы провести экстренную эвакуациюили надеть индивидуальные средства защиты.

Я вспоминал все это, а сам под руку тащил за собой Блюмера. И без того хилый аспирант отусталости, боли и потери крови вконец раскис. Плюс ко всему этому у него, как мнепоказалось, начинался жар. По крайней мере рука Сергея была неестественно горячей. Вотцирк-зоопарк, неужели все-таки подхватил какую-то заразу?

Мы вошли в здание через черный ход и преодолели несколько ступеней неширокойлестницы. В разоренном, тускло освещенном вестибюле первого этажа обнаружилось

несколько человек. Двое мужиков с автоматами и медик в белом халате, одетом поверхкороткого пальто. Они о чем-то оживленно разговаривали и в упор не желали нас замечать.

— Эй, нам нужна помощь! — я не боялся показаться бестактным.

— Пройдите в манипуляционную, — человек в белом лишь на секунду прервался иповернул ко мне голову.

— И где тут, мать вашу, эта самая манипуляционная?! — я стал выходить из себя. Наглоеравнодушие некоторых служителей культа Гиппократа меня бесило всегда.

То, что незнакомцы оказались совсем не тихонями, троице Подольчан совсем непонравилось. Переглянувшись, они нарочито медленной походкой двинулись в нашусторону. Вот цирк-зоопарк, чего не хотелось, так это устраивать здесь разборки. И ещеНестеров как назло со мной. Если дело дойдет до мордобоя, он же их всех нахрен покалечит.

— Э, мужик, тебе чего неясно сказали, жди, — один из автоматчиков, бородатый громила вкороткой кожаной куртке, немного вырвался вперед. — А не нравится, можешь валить туда,откуда пришел.

Они остановились в шаге от нашей наскрозь болезной компании.

— Кто такие? — бородач опять подал голос.

— Люди, которым нужна помощь, — я изо всех сил пытался держать себя в руках.

— И откуда вы такие взялись? Что-то я твою рожу не припомню.

Тут меня клемануло. Подумалось черт с ним, будь что будет. Я уже сжимал кулак, чтобыоткорректировать зрение этого орангутанга, как вдруг откуда-то сзади послышалсянегромкий окрик:

— Товарищ полковник, вот вы где застряли! А мы пацана вашего уже отнесли. На второмэтаже он. Доктор как раз там. — К нам быстрым шагом подходил тот самый санитар, чьелицо мне было знакомо.

— Полковник? — два автоматчика переглянулись.

В отличие от своих собеседников голова человека в белом варила куда быстрее. Он сразусообразил, что знакомство с товарищем полковником, которого, оказывается, в Подольскекое-кто хорошо знает, пошло как-то не так. Именно поэтому медик поспешил перевестиразговор в более мирное, а главное конструктивное русло.

— Ладно, хватит тут собачиться, — он осуждающе покосился на бородатого мужика. — Такты, Федор, все понял? Ищите в квартирах чистое постельное белье. Простыни там... илипододеяльники. Лучше, конечно же, белые, но если не будет, то хоть в ромбик, хоть вцветочек. У нас перевязочный материал заканчивается. Будем кипятить и рвать на полосы.Так во всех других колониях уже давно делают. Это мы тут пока жировали.

Точно делают, — подумал я и бессознательно коснулся своего бока. Там под одеждой всееще оставалась теперь уже наверняка бесполезная повязка. Человек в белом заметил это моедвижение и не замедлил на него отреагировать:

— Все, идите, мужики. Видите, меня больные ждут.

Не дожидаясь реакции старателей, а как я понял, это были именно они, медик шагнул

вперед и попытался меня поддержать.

— Нет, со мной все в норме, — я плавно отстранил его руку. — Вот он ваш клиент.

Вытолкнув на свет Блюмера, я показал на обрубок его руки.

— Ого! — медик присвистнул. — Где ж это ты, приятель, так влип?

— Упыри отгрызли, — мне пришлось ответить за уже основательно отмороженного Сергея.

— Это шутка? — человек в белом поднял на меня расширившиеся от удивления глаза.

— Мы разве смеемся? Особенно он, — я кивнул в сторону нашего с майором подопечного.

Взглянув в лицо Блюмеру, медик мигом помрачнел.

— Так какого ж вы сразу не сказали!

— Я пытался, — пришла моя очередь делать страшное лицо.

— Живо за мной!

Медик быстрым шагом рванул по полутемному коридору, а мы с Нестеровым поволоклиБлюмера вслед за ним. По пути наш проводник заглянул в одну из комнат и громко крикнул:

— Лидия Сергеевна, у нас раненый! Готовьте операционную!

Кердык тебе, парень... полный кердык! — подумал я, скосив глаза на Блюмера. — Оттяпаютвсю руку. Аспирант, похоже, думал о том же. По крайней мере его и без того не пышущеерумянцем лицо стало и вовсе белым.

Люди, которые появились на крик главврача, а, скорее всего, это был именно главврач,приняли у нас Блюмера. Напоследок, глядя в его покрасневшие глаза, я попросил:

— Ты держись, парень. Ты нам нужен.

— Это я знаю.

Сделав над собой усилие, Сергей слегка улыбнулся, из чего стало понятно, что он слышалнаш разговор с Лешим. В первое мгновение мне даже стало как-то неловко, а потомподумалось: цирк-зоопарк, какого хрена, будем играть в открытую.

Когда Сергея унесли, мы с майором стребовали назад его автомат и подсумок, в которомеще оставалось два полных рожка. Такие вещи просто так не оставляют. У них сразу ногипоявляются, ищи-свищи потом. Получив блюмеровский АК-74, я повесил его себе на плечо ипотянул Нестерова на второй этаж. Там я надеялся отыскать не только Пашку с Лизой, но итаблетки для милиционера.

Расчет оказался верным. Хирургия располагалась на первом, а всех остальных больных иубогих отправляли на верхние этажи. Туда они забирались своим ходом, это в отличие отклиентов хирургии, которых чаще всего приносили чуть ли не в мешке, засыпанных туда,как суповый набор.

Второй этаж, как и полагалось по канонам отечественной архитектуры, являлся точнойкопией первого. Тот же узкий, бесконечно длинный коридор, та же череда одинаковыхдверей. Единственное отличие от нижнего уровня это гораздо более приличное состояние.Керамическая плитка на полу была в основном целой, штукатурка на стенах почти без

трещин и царапин, а главное минимум похабных надписей. Пока я разглядел лишь две:«Верните в хирургию, там классные телки» и «Коли помру, считайте меня онанистом».Мило. По крайне мере автор второго, высеченного на стене перла, был не полный дуболом идаже слегка знаком с родной историей.

— Как их будем искать? — милиционер оглядел пустой коридор.

— Элементарно, методом исключения, — я взялся за дверную ручку первой, ближайшей клестнице палаты.

Комната, в которую поместили Пашку, оказалась пятой или шестой по счету. Освещаласьона одной, болтавшейся на длинном проводе электролампочкой. У противоположной отвхода стены стояли четыре металлические армейские койки, в двух углах тумбочки, рядом свходной дверью обшарпанный стул. Панцирные сетки покрывали лишь грязные ватныематрасы. Конечно же, никакого постельного белья. Подольск хотя и был позажиточней,поцивилизованней остальных колоний, но даже в нем тратить драгоценную, с таким трудомотфильтрованную воду на регулярные стирки считалось роскошью.

Пашка лежал на койке возле окна. Я глянул на парнишку и тут же, среагировав на яркуювспышку, поднял глаза к залитому бурыми потеками, заклеенному крест-накрест оконномустеклу. Внимание привлекли исполинские багровые зарницы. Они сверкали где-то оченьдалеко, должно быть над самыми Проклятыми землями. Такое там иногда бывает. Что-тотипа бури. Странной... очень странной бури. Один раз видел ее совсем близко. Помнится,тогда я чуть не обмочил штаны.

От малоприятных воспоминаний я затряс головой. Лучше не надо... Не думать, невспоминать! Сейчас мы далеко, сейчас мы в безопасности. Пытаясь вернуться к реальности,я перевел взгляд на Лизу. Она сидела в ногах у брата, тихая, подавленная, молчаливая.Помимо моих подопечных в палате находилось еще два человека в белых халатах. Выбравтого, что постарше и посолидней, я обратился к нему с вопросом:

— Чем порадуете, уважаемый?

Пожилой мужчина в очках повернул ко мне голову и, не выказав даже тени удивления отмоего появления, ответил:

— Почти три часа без сознания. Ушиб мозга. Полагаю средней степени. Кое-какиепрепараты мы ему уже ввели. Теперь будем ждать.

— Доктор, а как по вашим прогнозам, очнется он скоро?

По выражению лица медика я понял, что последние пятнадцать минут он только и делает,что отвечает на этот вопрос. Но нервы у старика видать были крепкие.

— Препараты скоро подействуют. Если в течение часа не очнется, то все очень плохо.Боюсь, начнется оттек.

При этих его словах Лиза громко всхлипнула и закрыла лицо руками.

— Понятно, — я тяжело вздохнул.

— Малец на вид крепкий, очухается, — голос, прозвучавший откуда-то сзади, заставил нас сНестеровым обернуться.

В комнату не спеша вошел какой-то мужик в старом спортивном костюме, поверх которогобыл надет такой же как и у меня серый ватник. Вновь прибывший проковылял мимо нас и

грузно опустился на одну из коек.

— Я раньше монтажником-высотником работал, — пояснил мужик. — Видал как люди свысоты падают. Если сразу не убьются и дырок в голове себе не наделают, то значитвыкарабкаются, выживут.

— Раньше выживали, — уточнил второй находившийся в комнате медик, судя по всемусанитар.

— Все от внутреннего стрежня зависит, — не согласился высотник. — Ладно склепанныйчеловек он и не такое выдюжит.

Может этот Пашкин сосед по палате и нес чушь, но на душе от нее чуток полегчало.Вспомнилась сила и проворство мальчишки, его хлещущая через край энергия.Цирк-зоопарк, а ведь может и вправду у смерти руки коротки, чтобы сцапать вот таких!

— Борис Иванович, тебе укол сделали? — врач, похоже, не очень интересовался теориямипациентов.

— Вот оттуда и пришкандыбал, — высотник потер рукой задницу. — Ленка, медсестра этаваша... Ей в Гестапо работать надо.

— Нету у нас больше тонких иголок, — зло, можно даже сказать угрожающе прошипелсанитар. — Так что терпи. Ты и так тут со своей язвой... Устроился как в санатории.

При слове «язва» мы с милиционером переглянулись. Отношение к язвеннику БорисуИвановичу угадывалось вполне определенное. И ясно почему. В нынешние, прямо сказатьвесьма непростые времена болеть очень и очень не рекомендовалось. Те немногиеоставшиеся в живых медработники едва успевали штопать и латать бойцов, вышедших изсхваток с кошмарными чудовищами наводнившими наш мир. А тут еще и астматики,аллергики и всякие там ревматики-неврастеники!

Однако язва это, в конце концов, не простуда, она сама по себе не пройдет. От нее ведь ископытиться можно. Памятуя все это, я решился:

— У нас тут аналогичная проблема. У майора тоже язва обострилась.

Я назвал Анатолия майором и сделал это сознательно. Хотелось поднять его значимость вглазах окружающих. Военные сейчас одни из самых уважаемых людей. Именно военныеглавная надежда и опора поселений, именно военные лучше всех знают, как убиватьненавистных тварей.

— Я по госпиталям отлеживаться не собираюсь, — Нестеров сразу прояснил ситуацию. —Мне бы только таблеток каких-никаких или укол. Утихомирить эту заразу. А то болит спасунет.

— А ты мент, что ли? — высотник первым обратил внимание на серые с кантом штаны итого же цвета бушлат.

— Сейчас вас осмотрим, — пожилому врачу, похоже, было глубоко наплевать кто передним. Человек пришел за помощью, и он должен был ее получить.

От предложения медика в восторг я не пришел, о чем тут же поставил в известностьмилиционера. Сделал я это быстрым хмурым взглядом.

— Зачем осматривать? Только зря время терять!

На удивление Нестеров нашелся очень быстро, а может даже он был готов к такомуразвитию сюжета. Точно готов. Это я понял, когда увидел, что Анатолий лезет вовнутренний карман своего бушлата. Майор добыл оттуда старую затертую записную книжку,развернул ее и выудил сложенный вчетверо листок бумаги.

— Вот, мой лечащий врач написал, — Нестеров передал эпикриз подольчанину. — Здесь всяистория болезни и даже кое-какие анализы имеются.

Фух, кажется, пронесло! У меня отлегло от сердца. Ну, Нестеров, ну, сукин сын! Это женадо, предусмотрительный какой! Перед тем как одинцовская санчасть свернулась,стребовал официальный документ. Осознав все это, я с уважением взглянул на милиционера.Но во взгляде моем было не только восхищение, там появилось еще что-то... какая-тожадность, что ли. Так на призывном пункте «покупатель» смотрит на рослого мускулистогопризывника или альпинист в магазине выбирает горное снаряжение. Как это ни странно,второе сравнение показалось куда более удачным. В нем имелась одна тонкость. От качества,от надежности приобретения всецело зависела человеческая жизнь, и даже не одна. На картуставились жизни всех, кто окажется в связке.

Пока я все это переваривал, врач быстро пробежал глазами историю болезни, кивнул,вздохнул и задумчиво протянул:

— Пожалуй, пока побудете у нас в гостях. Выбирайте койку. Оставьте свои вещи. НиколайВасильевич... — доктор кивнул на санитара, — сводит вас на укол и в столовую. Поешьте. —Тут пожилой медик перевел взгляд на развалившегося на койке высотника. — БорисИванович, ты там овсянку не всю слопал?

— Какой там! — буркнул насупившийся пациент. — На кухне ведро целое сварили, неменьше. Уже второй день ем. Прямо в лошадь превратился!

— Поговори мне еще! — погрозил ворчуну санитар. — Овсянка при язве самое оно, лучшаяеда. Обволакивает все в желудке, помогает язве зарубцеваться.

— Доктор, вы и ее, пожалуйста, накормите, — я положил руку Лизе на плечо.

Вместо ответа врач вопросительно поглядел на своего помощника.

— Может, что и осталось, — тот пожал плечами.

— В случае чего мы с Лизой овсянкой поделимся, — нашелся Нестеров.

— Я потом... мне совсем не хочется, — прошептала моя подруга.

— Сюда можно будет принести? — поинтересовался милиционер. Он прекрасно понял, чтодевушка просто не хочет оставлять брата, особенно сейчас, в период кризиса.

— Можно, — дал разрешение сторожил палаты.

Врач тут же метнул на него суровый взгляд, и высотник в раскаянии опустил голову, всемсвоим видом говоря: «Ну, вырвалось у меня... Чего уж теперь? Каюсь. Больше не буду».

— Можно, — теперь уже врач дал официальное разрешение. — Только глядите, чтобыобъедков или крошек не оставалось. Нечего тут антисанитарию разводить.

— Это мы понимаем, — Нестеров кивнул.

— Ну вот, пожалуй, и все, — врач как бы подвел итог нашей встречи. — Теперь будем

ждать.

Все сразу поняли, что это «ждать» относится к состоянию Пашки, и взгляды тут жеобратились к пацану. Он лежал на койке, укрытый старым, побитым молью клетчатымпледом. Куртку с него сняли, сапоги тоже. Складывалось впечатление, что мальчишкапросто спит. Нагасался в футбол со сверстниками, а потом пришел домой и, не раздеваясь,плюхнулся на кровать. Это светлое, жизнерадостное впечатление портило лишь одно —лицо у Пашки было абсолютно белое, даже с какой-то синевой. И этот неправдоподобнобелый цвет не могло раскрасить даже желтое сияние электролампочки.

— Ждать, — еще раз произнес врач и двинулся к двери.

Проходя мимо Нестерова, он вернул тому его список болезней, заверенный подписьюоднцовского потрошителя кентавров. Я подумал об этом и вспомнил очкарика хирурга изколонии Крайчека. Если у того находились время и силы, чтобы препарировать этих тварей,то, судя по всему, у медперсонала Подольска, обслуживающего почти семь тысяч жителей,такой возможности не имелось. Врач действительно спешил. Это стало понятно по фразе,брошенной санитару:

— Николай Васильевич, проводишь товарища майора, а потом зайди в одиннадцатую. Ябуду там, у Герасимова. Надо с ним что-то решать.

С этим самым Герасимовым видать было совсем плохо. Мысль о нем так крепко захватиламедика, что тот перестал замечать все вокруг. Не попрощавшись, двигаясь словносомнамбула, врач даже не вышел, а скорее вывалился за дверь.

— Э-хе-хе, — горько вздохнул санитар.

— Что, тяжелый случай, с этим вашим... Герасимовым? — поинтересовался милиционер.

— Да скорее непонятный, — отозвался санитар. — Петька Герасимов, разведчик из«Ашана», сегодня днем какую-то штуку раскопал. Вроде как возле самого периметра лежала.Приборчик какой-то. И самое удивительное, что рабочий оказался. Огонек на нем горел иличто-то вроде того. Корче, не знаю, своими глазами не видал.

Приборчик... рабочий оказался... огонек... — от этих слов я почувствовал, что лоб началпокрываться холодной испариной.

— Очень интересно, — Нестеров позабыл о своей язве. Во взгляде, адресованном мне,сквозила нешуточная тревога.

— Так вот я и говорю, — санитар явно рассказывал о происшествии номер один всегодняшнем выпуске Подольских новостей. — Что за штука такая Петька понять не смог.Решил всколупнуть и батарею добыть. Приятель его говорит, к плееру хотел приспособить.Батарейки у него, видите ли, закончились, а душа ну прямо жуть как музыки требует. Вот инаслушался. Как говорится, по полной...

— А дальше? Случилось то что? — я не утерпел.

— Случилось? — санитар переспросил, как будто уже забыл о предмете нашего разговора.— А случилось поражение электрическим током. Долбануло Петра, когда он эту штукупилить стал. — Тут санитар крепко задумался, ни чуть не меньше, чем только чтопокинувший палату врач. В результате этого раздумья на свет появилось окончаниеистории: — Странно как-то его долбануло. Прямо в голову. Сейчас лежит человек. Вродецелый и невредимый. Только молчит и в одну точку выпученными глазами пялится. А из

носа и ушей у него какая-то склизкая дрянь льется. Как будто это мозг размягчился и наподушку помаленьку вытекает.

— Да-а-а, не повезло, — прокомментировал рассказ медика высотник. Судя по тональностиего голоса, он эту историю уже слышал и даже успел по этому поводу выработать своесобственное мнение: — Нехрен было колупать. Штуковина эта, как пить дать, от военныхосталась... от тех, что тут на «Зингере» квартировали. Могло, между прочим, и на кускипорвать.

— Думаешь то, что с ним сейчас творится, лучше? — Санитар болезненно скривился. —Александр Янович, уж на что доктор от бога, но и тот говорит... — Вдруг вспомнивраспоряжение врача, санитар спохватился: — Заболтался я тут с вами! Идемте, товарищмайор, я вас провожу.

По лицу Нестерова было видно, что ему жуть как хотелось обсудить со мной только чтоуслышанную историю, да только, увы, сейчас было не время и не место.

— Завтра... На свежую голову... — пообещал я. — Тогда и поговорим.

— Поговорим, — милиционеру ничего не оставалось, как согласиться.

Он кивнул, затем снял с плеча свой рюкзак и бросил на койку, ту, что стояла рядом сПашкиной. Автомат майор оставлять не стал. Молодец! Видать у нас с Нестеровым одни и теже привычки.

Подумав об оружии, я быстрым взглядом окинул всех обитателей палаты. Пашка, Лиза,язвенник Борис, Нестеров. И только два ствола. Автомат мальчишки остался в БТРе, увысотника кроме лежащей на тумбочке ложки другого оружия не обнаруживалось. Плохо! Вслучае чего...

Я всем сердцем надеялся, что этот самый случай так и не наступит, но все же снял с плечаБлюмеровский АК-74 и вместе с подсумком повесил его на быльце Пашкиной койки.

— «Калаш» пока оставлю здесь. В подсумке два рожка.

Мне никто не ответил. Но этого, собственно говоря, и не требовалось. Пусть просто знают,что оружие у них имеется.

Когда облущенная дверь за спинами Анатолия и сопровождавшего его санитара закрылась,в палате нас осталось четверо. Честно говоря, я все еще находился под впечатлением толькочто услышанного. Тот ли это прибор? Как он оказался здесь, в Подольске? Для чего? Неужтоневедомый враг желает поскорее разделаться со всеми человеческими поселениями? Аможет смерть сюда притащили мы? Может это именно от нас хотят избавиться? Почему?Неужели из-за Нестерова? А вдруг кому-то поперек горла стала наша экспедиция?Вопросы... одни только вопросы! И самое отвратительное, самое мучительное, что ответы наних мы получим только лишь когда что-либо произойдет, только когда снова прольетсякровь.

Как бы желая отыскать того, кто сможет опровергнуть эти мои ох какие невеселыепредсказания, я поглядел в лица находящихся рядом людей. На физиономии высотника, иликак там его... Бориса Ивановича, не наблюдалось ровным счетом никаких отрицательныхэмоций. К случаю с разведчиком он относился как к эпизоду, обычному эпизоду в чередеставших уже привычными несчастий и смертей. Так что язвенник особо не напрягался, несушил себе мозги дурными мыслями. Заложив руки за голову, он просто валялся на койке и сблаженной улыбкой переваривал только что заглоченную овсянку.

Лиза? Она знала достаточно, чтобы как и я начать беспокоиться, да только сейчас все этизнания оказались погребенными где-то очень глубоко. Все мысли, все внимание девушкибыло сосредоточено только на брате. Ну и ладно. Бедолага и так за сегодня успела хватитьвсякого...

Я ласково погладил девушку по волосам и спросил:

— Ну, а сама-то ты как? Голова не кружится? Больше не тошнит?

— Самую малость, — призналась та.

— Это ничего, это пройдет, — успокоил я ее. — Ты только поешь, когда Нестеров кашупринесет. Даже если не захочешь, все равно поешь. Силы тебе нужны.

— Максим, а если он не придет в себя и через час? — Глазами, полными слез, Лизапоглядела на меня.

— Придет, обязательно придет. Он ведь сильный, очень сильный.

Что я мог ответить? Только это, банальность, которую в таких ситуациях говорят все ивсегда.

— Ты со мной останешься? — попросила девушка.

— Мне в штаб позарез как надо, — пришлось скривить кислую мину. — А вот поговорю сместным начальством и сразу к тебе вернусь.

Внутренним чутьем я уловил, что чем дольше остаюсь в этой палате, тем тяжелее мнеотсюда уйти. Поэтому сделав над собой усилие, я произнес:

— Все, пора.

Лиза поднялась с кровати и обняла меня за шею. Она по-детски хлюпала носом и вытираласлезы о ватник у меня на груди.

— Ты возвращайся поскорее.

— Обещаю, — я крепко поцеловал ее в губы.

Глава 16

Чтобы попасть в штабное здание, выходить на улицу даже не пришлось. Крытый переходпривел меня в холл относительно новой девятиэтажки, скорее всего возведенной на бабки«Русстройбанка», Подольское отделение которого здесь и располагалось. Вернее когда-торасполагалось. Сейчас от финансового логова остались лишь вмонтированная в стенуфирменная надпись да висящие на окнах перекошенные и пыльные жалюзи. Вся остальнаяначинка некогда шикарного офиса была порублена и сожжена в кострах, освещавшихпоселок. Синтетика наверняка коптила, трещала и пузырилась, но это не беда, главное, чтогорела, защищая людей от приходящих с небес бестий.

По моим прикидкам сейчас было около десяти вечера. Естественно почти все люди, незанятые в обороне периметра, отправились по своим... хотелось произнести домам, давовремя спохватился. Цирк-зоопарк, да какие же тут дома! У кого закутки, отгороженныежелезными грубо сваренными листами, у кого нары в общей казарме, а у некоторых подвалыили настоящие норы. Вот только у Виталия Митрофановича Надеждина — начальникаПодольского поселения все было по-другому. Он жил и работал здесь, в этом здании.

Покидал его лишь по крайней необходимости, такой как инспекция нового, только чтовозведенного укрепления или газовая атака.

Я вспомнил об этом, когда остановился возле добротной филенчатой двери, на которойбыло выведено слово «Начальник». Не долго думая, я постучал. Ответа можно было недожидаться. Звук через дверь не проходил. Должно быть под роскошным красным деревомскрывались слои металла и изолятора. А как же иначе? Дверь в кабинет финансовоговоротилы просто не могла быть другой.

Отворив тяжелую створку, я сразу увидел Надеждина. Его старенькое инвалидное креслостояло прямо напротив входа. Сидя в нем, Митрофанович чистил ствол уже разобранногоавтомата, такого же маленького АКС-74у, как тот что был у Пашки. При виде этого человекав голове всплыло распространенное в Подольске суеверие. Мол, их начальник счастливчик,удача всегда с ним и с его командой. Даже фамилия у него Надеждин, надежда, значит, длявсего Подольска. Конечно, наивно, по-детски все это звучало. Но с другой стороны какобъяснить, что инвалиду, потерявшему ноги еще до войны, удалось выжить, и не простовыжить, а сплотить вокруг себя людей, создать то, что сейчас и называется «ПоселениемПодольск»?

— А, Максим Григорьевич пожаловать изволили, — Митрофанович аккуратно положилавтомат на расстеленную на столе войлочную подстилку и махнул мне рукой, в которой былазажата основательно промасленная тряпка. — Проходи-проходи, садись, ждем тебя снетерпением.

Ясно, что с нетерпением, понял я, когда обнаружил в кабинете у Надеждина давечавстреченного Устинова, начпрода Коробейникова, главного энергетика Юргайтиса и ещедвух человек. Оба тоже из местного актива, да только с ходу я никак не мог припомнить каких звать-величать.

Пройдя вглубь просторного кабинета, я по очереди прожал протянутые руки, а затемпоискал место, где мог бы устроиться. Стульев в комнате было полно, да оно и понятно, ведьименно здесь порой собиралось более двух десятков человек. Я выбрал самый мягкий стул ипридвинул его к столу.

Митрофаныч ловко развернул свою коляску и оказался лицом к полированной, довольнохорошо сохранившейся столешнице.

— Дима нам вкратце ситуацию обрисовал, — начал Надеждин. — Но имеется ряд вопросов.

— Спрашивайте, — прежде чем сесть, я повесил автомат на спинку стула. Класть оружие наполировку здесь разрешалось только хозяину дома.

— Твой приятель рассказал, что кентавры уничтожили Красногорск.

— Так и есть, — я кивнул.

— Нам очень жаль... — Митрофаныч на несколько секунд замолчал. И эта пауза, которую непосмел нарушить ни один шорох, ни один вздох, стала минутой молчания по всем жителямКрасногорска.

— Да, нам жаль, но их смерть не должна быть напрасной. Она должна нас чему-то научить,что-то подсказать.

— Уже научила и уже подсказала.

Я обвел всех присутствующих пристальным внимательным взглядом, прикидывая какойбудет реакция на мои дальнейшие слова. Цирк-зоопарк, этим людям придется пересмотретькое-какие свои представления об окружающем нас мире.

— Давай, выкладывай, — высокому мужчине в офицерском бушлате показалось, что я ужбольно надолго задумался.

— Значит так, не знаю, поверите вы мне или нет, но все же скажу, — я сосредоточенносочинял историю, в которой будет сказана лишь та часть правды, которая поможетПодольчанам продержаться как можно дольше, это если, конечно, наша миссия потерпитфиаско. — Ханхи сотворили с Землей гораздо большую пакость, чем та, о которой мы зналираньше.

— Куда уж большую! — с очень нехорошей, недоброй улыбочкой прокомментировал этоизвестие Юргайтис.

— Тише, Эдгар, не перебивай, — цыкнул на него Надеждин.

Как бы благодаря начальника за помощь, я кивнул и продолжил:

— На нашей планете оказались не только твари, которых оставили ханхи, есть еще и другие,которые продолжают попадать к нам из параллельных миров.

— Чего?! — не удержался начпрод Коробейников. — Каких еще, к дьяволу, миров?

— Параллельных! — поддакнул Дима Устинов, и по интонации его голоса стало понятно,что он мне сразу и безоговорочно поверил.

— Вот в этом-то и заключается главная пакость ханхов, о которой я упоминал.Пространство вокруг нас сейчас нестабильно, в нем постоянно образуются дыры илипроходы в другие миры.

— Полковник, а ты не перегибаешь? Это ж тебе не фантастическое кино! — вопрос задалшестой участник нашего разговора, мужчина примерно моего возраста с аккуратноподстриженными усиками, одетый в дорогую туристскую куртку из плотной коричневойплащевки с накладными карманами, молниями и лейбами. Такие куртки в крутых магазинахпродавались, долларов по пятьсот за штуку.

— Ты, видать, давно в окно не выглядывал, — с ехидцей хмыкнул я. — Потрудись, сделаймилость. Сразу поймешь, что там его как раз и показывают это самое фантастическое кино.

— Ладно, потом выясним кто во что верит или не верит, — оборвал наш спор Надеждин. —Давайте вернемся к нашим, так сказать, баранам. Что погубило Красногорск? И как нам отэтой пакости уберечься?

Разговор от теоретических сфер опять вернулся к чисто практическим вопросам, которыекуда больше интересовали людей. Именно поэтому все взгляды вновь обратились ко мне.

— Кентавры приходят к нам в гости из параллельного мира. Это совершенно точно. Там жев своем мире они отыскали помощников. Огромных существ с невиданной разрушительноймощью. Это своего рода сверхмощные тараны, стенобитные машины. Именно с их помощьюи был взят Красногорск.

— Их что, не могли остановить? В Красногорске ведь даже ЗУшки на периметре стояли, —подал голос бывший военный.

— Не берет их ничего. Били даже из «Хашимов». Выстрелы просто не взрываются.

— Как не взрываются? — военный поглядел на меня с явным недоверием.

— Вот так, не взрываются и все. Я же говорю, эти твари из другого теста сделаны. Онисквозь дома, как нож сквозь масло проходят.

— Что ж это получается, если эти... — Устинов запнулся не находя нужного слова.

— Кашалоты. Этих тварей прозвали кашалотами, — помог ему я.

— Кашалоты? Пусть будут кашалоты, — согласно кивнул староста. — Так значит если онипришли, то все, амба? Можно даже не пырхаться?

— Так было в Красногорске, так могло случиться и в Одинцово, — тут я позволил себелегкую, едва заметную улыбку. — Но, слава богу, не случилось. Был найден способ.Кашалоты не прорвались. — Кто и при каких обстоятельствах отыскал этот самый способ, яуточнять не стал. Пусть это останется между нами и жителями Одинцово.

Пока я детально излагал технологию борьбы с кашалотами, никто не проронил ни слова.Меня слушали можно сказать с открытым ртом, а всегда аккуратный и обстоятельныйначпрод даже что-то записывал в толстую общую тетрадь, с которой никогда не расставался.Надеюсь это были не подсчеты того количества мяса, которые мы безвозвратно потеряли,вышвыривая кашалотов назад в их мир.

К тому времени, когда я уже начал закругляться, а вышло это минут так через двадцать,народ потихоньку стал приходить в себя. Понял я это по вопросу, который мне задалпроницательный Виталий Митрофанович:

— Если все так легко и просто, как ты говоришь, то почему Крайчек оставил своюзнаменитую крепость и отправился чёрти куда, можно даже сказать в неизвестность?

— Вот-вот, — поддакнул начальнику мужик в военном бушлате. — Стены в Одинцово нечета нашим. За ними вполне отсидеться можно.

— Неделю можно, две, в крайнем случае месяц, — я горестно покачал головой, — а потом иотсиживаться будет некому. Все с голоду передохнут.

— Но это только если зверье из-под стен не уберется, — сообразил Устинов. — А такогоникогда не бывало. Что ему под стенами делать? Если дичь не по зубам, хищники всегдаотправляются искать другую, более легкую добычу. Вот ведь и сейчас ушли, иначе как быОдинцовцы всем табором с детьми и манатками двинулись в путь-дорогу?

Этот вопрос поставил меня в некоторое затруднение. Как бы так обтекаемо объяснить, чтокентавры не самостоятельно сняли осаду, что их, можно сказать, попросили это сделать.Причем очень ненадолго, всего на два месяца. А впрочем, уже меньше. На целых два дняменьше!

Именно ощущение жуткого, фатального, катастрофического дефицита времени и подсказаломне ответ:

— Крайчек ушел потому, что думал также как и я. Он воспользовался первой жеподвернувшейся возможностью, первой же лазейкой. Он и все его люди прекраснопонимали — другого шанса может и не представится.

Тут я не солгал, в точности изложил мотивы Одинцовского руководства. Ну а согласен я с

ними или нет, так об этом пока разговора не было.

— Что, неужели все так плохо? — Митрофаныч словно видел меня насквозь.

— Хуже не бывает.

— Ведь нас кентавры пока еще не особо беспокоят, — с надеждой в голосе заметилначальник продовольственной части.

— Это пока, только лишь пока, — я был вынужден его разочаровать. — Два поселкаперестали существовать. И это мы еще не знаем что творится в Истре. Весьма вероятно чтотам уже тоже никого не осталось в живых. Какие еще нужны доказательства?

— У тебя, Григорич, имеются какие-нибудь мысли по этому поводу? Как нам дальше быть?

— Либо отправляться вслед за Крайчеком, либо уходить дальше на юг, к Липецку иВоронежу.

— А вариант остаться здесь, в Подольске, ты даже не рассматриваешь? — Надеждинуставился на меня исподлобья.

— Рассматриваю, — я горько усмехнулся. — Только вот те, кто рискнут остаться в городе,проживут гораздо меньше тех, кто уйдет.

— Спорный вопрос, — неожиданно слово взял мужик в дорогой куртке. — Здесь мы хотьдома, здесь у нас есть кров, кое-какие припасы, возможность защищаться. А снимемся сместа... Что нас ждет там, в чужих краях? Искать этот мифический железный остров? Пустьдаже он действительно существует. Но смогут ли корабли принять семь тысяч новыхобитателей? Вот в чем вопрос. А что нас ждет на юге, вдали от крупных городов? Голод,нищета и постоянные разборки с местными жителями, у которых наша орава будет отниматьпоследний кусок.

Все сказанное об отступлении на юг напомнило мне слова Крайчека. Помнится и онприходил точно к таким же выводам.

— Твоя правда, Володя, — согласился Надеждин. — Я тоже считаю, что нам следуетостаться. Основательно подготовимся к трудным временам. Снарядим большие усиленныекараваны в Москву. В столице еще много чего осталось. Одновременно с этим усилимпериметр, запасемся торфом и лесом. — Тут Митрофанович испытывающе поглядел наменя: — Нам, товарищ полковник, и оружие, и боеприпасы потребуются. Причем это задачапервоочередная.

— Пока вас особо беспокоить не будут... — начал было я, но мой коллега, тот, что вофицерском бушлате, перебил.

— То говорил, что ситуация хуже некуда, то вдруг «беспокоить не будут». Ты уж,полковник, выбери что-нибудь!

— Мой прогноз — два месяца относительно спокойной жизни. Ну а потом начнется...

— А откуда известно, что именно два? — угрюмо поинтересовался Юргайтис.

— Интуиция, — я почувствовал некий дискомфорт, поскольку доверие к моим словамначало потихоньку пропадать.

Это подтвердил сам Надеждин. Его очередной вопрос так и лучился подозрительностью:

— А почему же Крайчек так быстро сорвался? Ведь два месяца впереди?

— А Крайчек мне не поверил... — эта фраза прозвучала как-то уж очень жалко, как будтоменя прижали к стене и заставили оправдываться.

— Вот и мне что-то не верится, — почувствовав слабину в моем голосе, покачал головойПодольский руководитель. — Что-то ты, Григорич, темнишь. С насиженного места нассорвать хочешь.

— Ничего я не темню.

Мне оставалось лишь горестно вздохнуть. Эх, цирк-зоопарк, сейчас бы выложить им всеначистоту, и про ханхов, и про Главного, и про всю ту веселенькую перспективку, что насждет. Вот бы тогда поглядеть на все эти рожи.

Я действительно представил физиономии всех этих людей, выслушивающих мою исповедь.И мне они ох как не понравились. Нет, пожалуй, ни Надеждин, ни его люди не сочтут меняпсихом. Скорее всего в словах оружейного барона Ветрова они узреют какой-то подвох,какой-то корыстный план. Вот черт, заигрался! Запутался между правдой и частью правды,между тем, что можно говорить и тем, с чем лучше бы обождать. Короче, хотел лучше, аполучилось как всегда.

— Ладно, — угрюмо подытожил Митрофаныч. — За информацию спасибо, а со всемостальным... Со всем остальным мы уж как-нибудь сами разберемся.

— Валяйте, разбирайтесь, — мне не было смысла ни настаивать на своей правоте, нитребовать прислушаться к моим словам. Все это было теперь лишь пустым сотрясаниемвоздуха.

— Ты лучше скажи, — Подольский руководитель слегка развернул свою коляску, чтобыоказаться со мной лицом к лицу. — Заказ наш выполнил?

— Осколочные выстрелы к «семерке» и патроны 12,7милиметров, — я продемонстрировал,что все прекрасно помню.

— Они самые.

— Нет, не привез, — пришлось отрицательно покачать головой. — Я вообще-то к вам непланировал. А когда с Одинцово такое приключилось... тут уж пришлось завернуть, людейзавести.

— А почему эти люди с Крайчеком не ушли? — зацепился за мои слова усач в дорогойкуртке.

— У каждого человека своя голова на плечах, — я решил больше не углубляться вкакие-либо объяснения, а лишь ограничиться общими нейтральными ответами. — Этирешили, что им с Крайчеком не по пути.

— А с кем по пути? — мужик буравил меня глазами.

— Может с вами, — я выдержал этот взгляд. — Если, конечно, они изъявят желание здесьостаться.

— Четверо из них профессиональные военные, — напомнил Дима Устинов. — Бывшийспецназ Красногорска. Они бы нам очень пригодились.

— Весь Красногорск погиб, а их спецназовцы живы, — задумчиво, словно разговаривая самс собой, произнес все тот же зажиточный джентльмен. — Интересно получается...

— Как там все обернулось, можете спросить у них самих, — меня просто бесила ставшаяуже нормой манера в каждом моем слове выискивать потаенную темную сторону.

— Конечно же спросим, не сомневайся, — подписался за своего товарища военный вофицерском бушлате. — Все выясним, не будь я Морозов.

Ах вот это кто! Фамилия Морозов сразу всплыла в памяти. Ну да, конечно, Илья Морозов,героическая личность, командир местной народной дружины, борец с беспорядками,разгильдяйством и пьянством. Им даже детей пугают: «Придет Морозов и отправит тебявыгребать дерьмо из туалетов».

— Ну, а сейчас у тебя хоть что-нибудь для нас найдется? — поинтересовалсяМиторофаныч. — Хоть патроны. 5,45 мы в этом месяце хорошенько потратили.

— Пустой я, — пришлось вновь отрицательно качать головой. — Все запасы в Одинцовоспустил. Сам чуть там не остался. Вы машину то мою видели?

— Это точно. Страшно глядеть. Пулеметы теперь только на металлолом, — подтвердилУстинов, пожалуй, единственный человек в комнате, который продолжал мне всецелодоверять, у которого не возникло и тени каких-либо мерзких подозрений.

— Значит, пустой, говоришь, — Надеждин обменялся короткими быстрыми взглядами сосвоими подчиненными, и надо сказать взгляды эти мне очень не понравились. — А к намнадолго? Когда опять в путь-дорогу?

— Подремонтироваться чуток надо, подзаправиться, — я в упор поглядел на Митрофаныча.— Солярки то дадите? И продуктов малость?

— Времена грядут тяжелые... — начал было Морозов, но Надеждин его перебил.

— Немного дадим, литров восемьдесят. Больше пока не можем, — Митрофаныч ответил навопрос о дизтопливе, но как бы не заметил темы с провизией.

— И на том спасибо.

Я сразу смекнул, что восемьдесят литров это как раз тот минимум, который позволитместной администрации выпроводить меня со спокойной душой. Типа, до соседей Ветровдоберется, а там это его проблемы. Вот цирк-зоопарк, здорово они меня! Показали, знай,мол, свое место. Хотя во времена нашего полного взаимопонимания и дружбы я быопределенно раскрутил их на полные баки, ну а нынче... Нынче все очень и оченьусложнилось. И это я еще не сказал Подольчанам, что в ближайшее время они вообще неполучат никакого оружия, никаких боеприпасов, а может и вовсе это наша последняявстреча. Кто ж его ведает, как там сложится, на Проклятых землях?

Дальше разговор как-то не заладился. Мои собеседники уже практически между собойобсуждали возможность или невозможность существования «Железного острова», проблемыи сложности, которые непременно должны были возникнуть у его жителей. Все этиразговоры я слушал невнимательно. Во-первых, потому что в данный момент эта тема менякак-то совсем не занимала, а во-вторых, потому что чертовски устал. В таком состояниихотелось просто замереть, затихнуть. Не важно сидя или лежа, главное чтобы был покой иникакая сволочь тебя не трогала.

Наверное мой измученный организм так и поступил. Повернув какой-то невидимыйверньер, он уменьшил голоса сидящих рядом людей и позволил мне погрузиться в легкоезабытье. Правда это было лишь забытье от событий, происходящих здесь и сейчас. Что жекасается прошлого... В голове плавно, сменяя друг друга, в строгом хронологическомпорядке стали проплывать картины сегодняшнего дня. Смерть здоровяка морпеха, черный,словно обугленный Троицк, Хозяин леса, Серебрянцев со своей установкой, неизвестно кемрасстрелянная колонна, таинственный город на месте коттеджного поселка, кладбище,полное упырей, взрыв гранаты, контузия Лизы, ранение Пашки... Цирк-зоопарк, Пашка!Вдруг вспомнив о мальчишке, я встрепенулся. Сколько же времени прошло с тех пор, как япокинул местную больничку? В поисках часов мой взгляд пробежал по запястьям соседей.Первым на глаза попался старенький тертый «Полет», красовавшийся на руке Устинова.

— Сколько там на твоих золоченых? — я ткнул Диму в бок.

— Одиннадцать скоро, — тот мельком взглянул на циферблат.

— Спешишь куда? — наше перешептывание не укрылось от Морозова.

— Спешу, — я сперва хотел не углубляться в объяснения и проучить этого местногоЛаврентия Берию, но в комнате вдруг повисла напряженная тишина. Разрядить ее кромеменя больше было некому. — Я тут пацана привез. Без сознания он. Ваш доктор вколол емучто-то и сказал, что через час все выяснится. Так вот час уже давно прошел. — Прояснивситуацию, я счел, что формальности улажены и можно, так сказать, откланяться. — Так что,пожалуй, пойду. Выясню как там дела. А поговорить мы еще успеем. Мне у вас дня два, а тои три погостить придется. Если не выгоните, конечно. — Тут я невесело улыбнулся, темсамым отплачивая всем тем, кого раньше называл товарищами.

Ушел я, как говорится, громко хлопнув дверью. Ну вообще-то не особо громко... А так,умеренно. Все же, как-никак, в гостях. Скандалить не стоит, а то еще чего доброго выпрут. Авот тонко и элегантно намекнуть, что козлы они все, это да, это вполне даже можно.

Подействовал ли грохот закрывшейся двери на местный актив, не знаю. Зато я совершенноясно понял, что разбудил небольшого человечка, прикемарившего прямо на полуполутемного холла. Фигурка вздрогнула и резким рывком села. Мятая бейсболка с головыспала, и по плечам рассыпалась копна густых каштановых волос.

— Лиза?! — я рванулся к девушке. — Ты что тут делаешь? Как Павел?

— Все нормально, — спросонья моя подруга терла кулаками глаза. — Он пришел в себя.

— Фух, слава богу! — я схватил девчонку под руки и одним рывком поднял с пола. В ещенедавно переломанных ребрах почувствовалась легкая ноющая боль, но она уже совсем нетяготила. — А ты чего тут? К тому же на холодном разлеглась! Простудишься, потом еще итебя лечить.

— Я тебя ждала, — Лиза виновато улыбнулась. — Ты же сказал, что ненадолго. Поэтому я ирешила... Даже вот поесть тебе принесла.

Она указала на стоявшую на полу битую эмалированную миску с какой-то мутной клейкоймассой внутри. В ней как свечка в подсвечнике торчала погнутая алюминиевая ложка.

— Овсянка, — догадался я.

— Овсянка, — кивнула моя подруга. — Язвенники поделились. Решили, что чем быстрее еесъедят, тем раньше им что-то другое приготовят.

— Наивные, — я наклонился и поднял с пола миску.

— Холодная уже, — Лиза с сожалением развела руками.

— Солдатам не привыкать, — я выдернул ложку.

— Прямо здесь будешь есть?

— Говорю же, солдатам не привыкать.

С этими словами я быстро стал запихивать в рот ложку за ложкой. Клейкую солоноватуюкашу глотал практически не жуя. Цирк-зоопарк, я только сейчас осознал как голоден! Лизанаблюдала за мной с легкой улыбкой.

— Ты прямо как мой папа. Тот тоже все куда-то спешил и ел на ходу.

Это сравнение меня как-то уж больно проняло. Папа... Все верно, я ей как раз в папы игожусь. И отношение у меня сейчас к этой девчонке по большей части теплое, отцовское.Куда-то запропастилось то чувство зверского голода, которое испытывает самец при видеаппетитной самки. Еще раз прислушавшись к самому себе, я понял что не ошибся. Сейчасмы просто близкие люди, отец и дочь, ну или, в крайнем случае, брат и сестра.

И все же мужское самолюбие, загнанное в дальний глухой угол, пыталось протестовать. Ононашептывало мне, что была страсть, был трепет, что прошлой ночью в Одинцовскомубежище мы неистово желали друг друга.

— Мне его очень не хватает, — Лиза продолжала думать об отце. — Мы с ним частосорились, подолгу не разговаривали. Теперь-то я понимаю, что во многом он был прав, а я...Я была самой настоящей дурой.

Но вот и все, конец! Как женщину я ее сейчас воспринимать не смогу. На сегодня Лизапревратилась в маленькую, усталую, грустную девочку.

— Пойдемка, пожалуй, спать, — одной рукой я обнял девушку за плечи и притянул к себе.

— Я к брату... — начала было она.

— Пашка спит?

— Когда уходила, спал. Ему снотворное дали.

— Вот и хорошо, пусть спит. У него там полная палата народу, тот же Нестеров, к примеру.Так что без присмотра не оставят. А тебе выспаться надо. Вон, еле на ногах держишься.

— Я только на секунду загляну...

— Спать, я сказал!

Я взял из рук девушки ее АКС и закинул его себе за спину. Пусть составит компанию своемубрату-близнецу. Пристроив оба автомата, я взял Лизу за руку и потянул ее к выходу.

Недалеко от штабного здания горел большой костер, у которого дежурили два автоматчика.Конечно же оба из Дома Устинова. Проходя мимо, я зашвырнул в огонь миску и ложку. Немыть же это убожество в самом-то деле! А так обгорят и никаких тварей привлекать нестанут. Караульные поняли мой поступок и благодарно закивали. Еще бы не закивать, ведьименно им вменялось в обязанности вычищать свою зону от всякой мелкой швали. Причемсамо собой патроны на это дело тратить не дозволялось. Вот и молотили они циклопов,

слизняков и прочую вредоносную шушару кирпичами да палками. Переступив через паруименно таких вымазанных в кровь и кишки дубин, мы с Лизой и двинулись дальше.

Мы обогнули огромный производственный корпус и оказались прямо перед местнойгостиницей. Собственно говоря гостиницей это называлось скорее для смеха. В пустых залахстарого наверняка еще сталинской постройки здания валялись груды матрасов, добытых вокрестных жилых домах, так что любой гость Подольска, мог прийти сюда и спокойнопереночевать. Конечно личностей уж очень замызганных в гостиницу не пускали. Не хваталоеще прямо в центре поселка устроить эпицентр какой-нибудь заразы.

На входе под одинокой тусклой лампочкой сидел дежурный. Это был вечно страдающийбессонницей дед Кузя. Я его хорошо знал. Так уж получалось, что практически во время всехмоих визитов на посту оказывался именно он. А может Кузьма Иванович и не сменялсяникогда? Жил где-то здесь, как Надеждин в своем штабе.

— А, товарищ полковник, очень рад! — старик протянул мне свою худощавую пятерню. —Опять значит к нам.

— Опять, — я кивнул.

— А это кто тут у нас? — дед Кузя подслеповато уставился на Лизу.

От того как Кузьма Иванович очень сурово таращился на девушку, мне даже стало смешно.Показалось, что старик вот-вот объявит: «После двадцати трех ноль-ноль посторонние вномера не допускаются».

— Меня Лиза зовут, — моя спутница тоже улыбнулась. — Кузьма Иванович, мы тут у васуже останавливались, когда из Харькова пришли.

— Харьковские? Как же, как же, помню! — старик повеселел. — Хорошие люди. Оченьхорошие. Интеллигентные. Много интересных историй мне тогда понарассказали. А тознаете, товарищ полковник, газет то теперь нет, не печатают, так что новости только так, уживых людей и узнаешь.

— Тут где-то наша команда должна квартировать, — честно говоря, у меня не было ни сил,ни желания задерживаться около пожилого полуночника и чесать с ним языком.

— Военные? Четверо?

— Так точно.

— Тут они. На второй этаж прошли. Тоже хорошие люди. Дров наносили. Костер жгут.

— Костер дело хорошее, — от одного только упоминания о костре по телу побежало тепло.— Пошли, — я потянул Лизу по лестнице.

— Там... направо... — прокричал нам вслед старик.

— Спасибо, разберемся.

Свет костра и впрямь был хорошо различим в полутемных коридорах. Он наполнял мраклегким красноватым свечением, которое колебалось подобно набегающим на берег волнам.Наблюдая за этой картиной, я подумал как все-таки восприятие окружающего мира зависитот состояния человека. Сейчас огненные отблески у меня ассоциировались с ласковымморским прибоем. Но окажись мы не в тихом, полностью безопасном здании внутриохраняемого периметра, а к примеру в каком-нибудь доме на окраине города, и огненные

отблески уже воспринимались бы совершенно по иному. Они бы походили на лапы жуткихневиданных монстров, которые шарят впотьмах, охотясь за своими жертвами.

Наверное именно воспоминания о чудовищах, о том, что они не вымысел, а действительносуществуют в этом, теперь уже далеко не нашем мире и подготовили меня к восприятиюновой картины. Естественно ее персонажами были совсем не жуткие призраки, неомерзительные упыри, не кровожадные кентавры. Я видел большой пустой зал, видел людей,мирно спящих вокруг жарко пылающего костра. И что же в этом такого тревожного,напоминающего об опасности, которая ежеминутно, словно дамоклов меч висела надкаждым из нас? Ответ был очень прост — караульный. Один из Красногорцев не спал.Положив автомат на колени, он сидел на деревянном ящике, потягивал самокрутку изадумчиво глядел на языки пламени.

Стараясь не сильно топать ногами, мы с Лизой приблизились к костру. Леший, а это именноон взял на себя первую смену ночного караула, поднял на нас глаза.

— Явились не запылились, — негромко произнес подполковник.

— Ну как устроились? — очень тихо спросил я, хотя обстановка и так была как на ладони.

— Устроились, — Загребельный кивнул. — Поздно мы. Местное ПХД уже закрылось, такчто жрать нечего. Зато дров дали, и матрасы вроде приличные. — Тут Андрюха едва заметноулыбнулся. — Мы вам двуспальный притащили. Даже почти чистый. Хотите здесьрасполагайтесь, хотите можете в какое-нибудь другое помещение переехать. Сегодня зданиепустое, из постояльцев одни мы.

Испытывая некоторую неловкость от того, что нам в отличие от Красногорцев все-такиудалось кое-что перекусить, я промямлил:

— Тепло тут у вас...

Я все еще колебался, путался и метался в своих чувствах и желаниях. Да и Лиза моглаобидеться.

— А можно наш матрас поближе к огню подтащить? Не загорится? — она не обиделась.Она едва держалась на ногах и мертвецки хотела спать.

— Да, денек еще был тот... — Леший все прекрасно понял.

Я ничего не ответил. Стянул автоматы, передал их Лизе, а сам стал подтягивать поближе ккостру здоровенный пружинный матрас. Тяжелая оказалась штука. Конструкция итехнология вроде как из передовой Европы, да только видать с отечественнымиинновациями. То ли вместо мягкоты туда тырсы напхали, то ли для надежности вагонныепружины поставили.

Но даже если все это и впрямь было правдой, Лиза вряд ли бы заметила. Когда я закончил спереездом, и матрас оказался вблизи костра, моя подруга буквально повалилась на него. Всеэто время она, сжавшись в комок, держалась и только теперь, когда невзгоды на времяпозабыли о нас, позволила себе расслабиться.

— Спи, — я присел рядом с девушкой и погладил ее по волосам.

— А ты? — Лиза произнесла это уже с закрытыми глазами.

— Я скоро, только с Андреем перекинусь парой слов.

— Приходи, — моя подруга уже почти отключилась.

— На вот... вместо подушки будет, — Леший подошел и протянул мне свой уже значительнопохудевший вещмешок.

Я взял в руки зеленый холщевый мешок, покрутил, помял и, усомнившись в его мягкости,отрицательно покачал головой.

— Не хочешь под голову совать, рядом положи. Там узелок с кристаллами. Помнишь, ониведь тебе помогли? У Лизы ведь сотрясение было. Ей такое лечение тоже не помешает.

— Ну, ты голова! — похвалил я друга.

После того как я подсунул вещмешок под голову нечленораздельно мычащей и вялопытающейся протестовать Лизы, мы с Андрюхой смогли отойти. Правда не очень далеко.Кто ж по своей собственной воле отходит от источника тепла в такую ветреную холоднуюночь! За окнами действительно подвывал ветер. Он ритмично стучал кусками пластика ифанеры, которыми закрыли выбитые окна.

Обойдя костер так, чтобы он оказался между нами и спящими, мы присели на битые ящики.Вскоре им суждено было стать топливом для костра, но пока... пока они еще вполнегодились на роль табуретов.

— Как сходил? Что говорит местное руководство? — Загребельный подкинул в костер ещепару досок.

— Дело дрянь, — я тяжело вздохнул. — Топлива дадут только восемьдесят литров, а опродуктах вообще молчат.

— Ты же говорил, что с местными у тебя полная любовь и взаимопонимание?

— Была, — я горько усмехнулся. — Только я им вразумительно не смог объяснить чтовсе-таки происходит. Советы стал давать идиотские. Еще и с насиженного места попыталсясогнать. Тут у них подозрения и возникли.

— Все логично, — подполковник ФСБ кивнул. — Ясное дело, с собой они все добро незаберут. Как минимум половину оставят. Тут и появится пронырливый Ветров со своиммногоколесным грузовиком. Он все это имущество захапает и быстренько по другимпоселкам пристроит. Только бы у покупателей солярка и консервы не закончились.

— Сам такой итиотизм придумал или подсказал кто? — я скривился от отвращения.

— Самый вероятных ход обывательской мысли. Привычка, так сказать. Человеку ведьдаром редко что давалось. В основном все желали его поиметь: государство налогами, банкипроцентами, работодатели дармовыми сверхурочными, сосед по дачному участку забором,который отрезает полметра чужой землицы. — Тут Загребельный сокрушенно вздохнул. —Эх, надо было мне с тобой пойти.

— И что бы ты им сказал?

— Ничего лишнего. Враг, мол, на пороге! Готовьтесь к обороне! А я вам такую штукупривезу... С ней сам черт не страшен!

— А если мы не вернемся? Они же просто бездарно потратят два месяца перемирия. Апотом все... Всем кранты.

— Можно подумать ты лучше сделал? Бездарно тратить эти самые два месяца местные всеравно будут, только вот мы не получим ни топлива, ни продовольствия.

— Может ты и прав, — пришлось пристыжено понурить голову.

— Конечно прав, — в голосе Лешего не прозвучало и тени сомнения.

— Ну, раз такой умный, то посоветуй, как нам действовать дальше?

— Прежде всего держать язык за зубами, — Андрюха полез в карман и вытянул оттудакисет.

— Принимается, — я с тяжелым вздохом кивнул.

— Следующее... — Загребельный взялся за изготовление очередной самокрутки. —Попытаемся извлечь максимальную пользу из нашего пребывания в Подольске. Если уж несложилось с топливом и продовольствием, то хоть подберем новую группу.

Услышав эти слова, я насторожился. Выходит у Лешего для меня тоже имелись новости.Судя по всему, главная из них заключалась в том, что от нашей теперешней командыостались рожки да ножки.

— Поговорили уже, значит? — я кивнул в сторону спящих бойцов.

— Угу... — прогудел подполковник, подкуривая от вытянутой из костра щепки.

— И что, все отказались?

Прежде чем ответить Андрюха передал мне кисет с похожим на перепревшие опилкигрязно-желтым зельем.

— Ертаев пока думает, но, полагаю, согласится. Он со мной уже очень давно. Как ниточка заиголочкой.

— А остальные?

— Клюев в такие игры не играет. Это ты, наверное, и сам понял? Он человек приземленный,основательный, деловой. Сейчас быстренько сколотит себе бригаду человек в пять-шесть и,пользуясь затишьем, уйдет на юг. Обоснуется в каком-нибудь максимально удаленном отПроклятых земель поселке и будет пытаться спокойно и по возможности счастливо прожитьотмерянные Серебрянцевым двадцать лет. — Тут Леший с ироний хмыкнул. — И ведь недокажешь дураку, что при теперешнем положении дел он там и году не протянет. Никто непротянет!

— Ну а Соколовский?

— А что Соколовский? У Соколовского тоже... причина...

Андрюха замолчал и как бы для успокоения жадно, даже как-то судорожно затянулсясамокруткой. Наконец удалось подкурить и мне.

Глядя на клубы белого дыма, поднимающиеся к закопченному потолку я думал о странностии причудливости человеческой сущности. Ведь всего два дня назад мы все, включая Клюева,Соколовского, полностью несовместимого с войной Блюмера и несовершеннолетнегоПашку, шли на смерть. Да какой там шли, бежали со всех ног. Наша жертва спасала жителейОдинцово, и мы приносили ее не задумываясь, не колеблясь. А что же происходит теперь?

Что изменилось?

Задав себе этот вопрос, я сокрушенно покачал головой. Сделал я это потому, что разгляделлишь одно довольно странное различие. Вчера утром у нас не было времени на раздумья. Мырешали скорее сердцем, чем серым веществом. Цирк-зоопарк, это что ж тогда получается?Все мы состоим из двух половинок, двух частей. И это не плохая и хорошая, черная и белая,как частенько утверждали философски настроенные умы. Они именуются совсемпо-другому. Это наша истинная горячая душа и взнузданное, закованное в цепи разумасознание. Никто не говорит, что разум это плохо. Именно разум делает нас теми, кто мыесть. Но только вот разум это еще и ошейник, не дающий нам стать теми, кем бы мы моглибыть.

Не знаю, откуда в моей голове взялась вся эта белиберда, но она тут же улетучилась, когдасидевший рядом Леший заговорил:

— Вот ты, танкист, почту иногда возишь...

— Вожу, — согласился я, не понимая к чему это он. — Только разве ж это почта?

Тут же вспомнились те мятые бумажные листки, которые мне частенько совали во всехпоселениях, через которые лежал мой путь. Это были не письма, это были скорееобъявления: я такой-то и такой-то разыскиваю такого-то и такого-то. И все. Вместо адресатолько Истра, Подольск, Чехов и другие пока уцелевшие, весьма немногочисленныеколонии. Честно говоря, я никогда не слышал, чтобы этим способом кто-то кого-то нашел.Но люди упрямо продолжали писать, и такими вот криками души были завешаны все стеныштабов, общественных столовых, пунктов раздачи воды.

— Почта это, Максим, точно почта, — упрямствовал Андрюха. — Если люди получаютвесточку от своих, то ничем другим это назвать нельзя.

— И ты видал таких счастливцев?

— Вон один, спит себе сном младенца.

— Ты на Соколовского намекаешь? — догадался я.

— На него, — Леший кивнул. — Когда тот пакет, что ты в свой последний приезд оставил,разобрали да вывесили, Костя чуть ли не первый прибежал искать. И надо же, нашел! Нашел,будь я проклят!

— Повезло, — я позавидовал капитану белой завистью. — И кто ему написал?

— Девчушка одна. В аэропорту работала, на регистрации что ли... Они познакомились,когда капитан из очередного своего миротворческого турне возвращался. Не долгий у нихроман получился, но видать бурный, раз она не мамку с папкой, а именно его искала. — ТутЛеший осекся и с тоской в голосе повторил: — Прикидываешь, целых два года искала!

— Да-а-а... — протянул я. — Бывает же такое. — Затем, прокрутив в памяти всю этуисторию, осведомился: — И чего ж он за ней не поехал?

— Собирался. Все уши мне прожужжал. Даже рапорты по всей форме строчил, —Загребельный с горькой иронией хмыкнул: — Чудак человек, какие сейчас, к дьяволу,рапорты!

— Так какого ж вы его не отпустили, ироды? — возмутился я. — Дело то святое.

— Времена сейчас какие? — прорычал подполковник ФСБ и сам же поспешил ответить. —Хреновые, беспокойные. Караваны мы уже давненько не отправляли. А в одиночку идти —это значит пропасть ни за грош. Вот и удерживал я Костю до твоего приезда.

Тут Леший с раздражением сплюнул на пол и смачно выматерился. Последней его фразой,адресованной в адрес падлюки-судьбы, стала: «...дождались, мать вашу!».

Когда ситуация более или менее прояснилась, я поставил себя на место Соколовского.Н-н-да, положеньице... Все вокруг крушится, летит в тартары. И надо же так случится, чтобыименно в этот момент обнаружилось, что ты не одинок, что где-то уцелел человек, которомуты нужен и дорог. Как тут поступить? Гордо вскинуть над головой транспарант «Счастьевсего человечества важнее моего личного» и зашагать по дороге в неизвестность? Или можеткинуться искать свою любовь, соединиться с ней, грудью заслонить ее, защитить от всехужасов этого проклятого мира? Скорее всего, счастье капитана не продлится уж очень долго,но все же оно будет. И умрут эти двое в объятиях друг друга, а не так как мы...

— Итак, пока в нашей команде трое, — Леший выдернул меня из задумчивости. — Ты, я иБлюмер. Блю-ме-р-р-р... — Андрюха скрипучим голосом растянул фамилию аспиранта,наверняка припоминая все его «подвиги». — Кстати, как он там?

— Кажется не очень...

— Понятно, — Загребельный даже не удивился. — Значит Блюмер пока под вопросом.

— Хочу сагитировать Нестерова, — позабыв о раненом харьковчанине, я назвал следующуюкандидатуру.

— Милиционер... — подполковник ФСБ скривил неопределенную мину. — Раньше я бызаговорил о его возрасте. Сколько там ему?

— Пятьдесят пять.

— Вот-вот... по армейским меркам глубокий старик. Да еще и язва эта его... Куда там врейд!

— Это раньше, а сейчас?

— А сейчас и хочется, и колется, — раздумывая, Загребельный мял подбородок. —Конечно, силищей он обзавелся страшной, да только есть вариант, что в любой момент онаможет обратиться против него самого, а, стало быть, и против нас.

— Он что, как бомба взорвется? — я совсем невесело усмехнулся.

— Не исключено, — Леший оставался серьезным. — Или еще чего-нибудь не менеегадостное приключится.

— С такими вещами я еще не сталкивался, да и ты тоже. Поэтому говорить что-либозаранее...

— Заранее надо не говорить, а предвидеть, — чекист меня перебил.

— Не забывай, что Анатолий это не только сила, это еще и опыт, и знания. Не даром вОдинцово он готовил охотников и разведчиков. Между прочим, именно благодаря егонаходчивости и смекалке я все еще жив.

— А как насчет той штуковины, что наводила на нас призраков и кентавров? — Леший

использовал последний аргумент. — Если хотят избавиться именно от милиционера, то закомпанию с ним под удар попадет и вся наша группа.

— Если это так, то притащив Нестерова в Подольск, мы доставили сюда бомбузамедленного действия. Она рано или поздно взорвется и сметет семь тысяч человеческихжизней, — я сокрушенно покачал головой.

— Вот-вот, а ты хочешь тащить его с собой!

— Придется тащить.

— Что-то я тебя не пойму, — Леший угрюмо наморщил лоб.

— Потому что так будет правильно, так будет по-человечески.

— Разум, человечность, доброта, любовь... Ты к этому клонишь?

— Не знаю, — я пожал плечами. — Может это одно из испытаний, которые нам устраиваетГлавный и его собратья?

— Опасное, я тебе скажу, друг Максим, испытание!

— Сейчас других не бывает.

— Даже любовью? — леший хитро прищурился.

— Если ты о Лизе... — начал я, но Андрюха меня перебил.

— Берешь ее с собой или нет?

— Нет, не беру, — я постарался, чтобы мой голос прозвучал как можно уверенней.

— Хороший снайпер нам бы пригодился. А она очень хороший снайпер, — как бы междупрочим заметил Загребельный.

— Я сказал нет! Пусть лучше брата на ноги поднимает. А что касается наших отношений...Будет суждено, свидимся.

— Черт побери, хорошо поговорили! — Леший широко улыбнулся. — Час времени убили, авыяснили всего лишь одну вещь.

— И какую же?

— То что мы с тобой точно идем. Поздравляю. Это гигантский шаг вперед.

— Ладно, как будет, так и будет, — я позволил себе ответную улыбку. — Если что, пойдемвдвоем.

— Лучше бы поехать. А... как думаешь?

Своим замечанием Загребельный тонко намекнул о существовании иной, так сказать,технической стороны вопроса. Здесь состояние нашей экспедиции было куда плачевней.Похоже, добровольцам предстояло протопать большую часть пути пёхом, жевать и пить чтопридется. Единственное, что имелось в избытке, так это оружие. Только вот на своем горбумного его не утянешь.

— Можно будет попробовать еще один вариант, — хроническое неприятие передвижения

пешком заставило мой мозг работать быстрее.

— Ну... — Леший ждал, не выказывая признаков оптимизма.

— У меня бензин имеется. «Восьмидесятый». Где-то с полтонны. Можно будет поменять насолярку.

— Где это у тебя? — Андрюха удивленно приподнял бровь.

— Там... на Проклятых...

— Сколько времени потребуется, чтобы за ним смотаться?

— Пару дней.

— Пару дней... — задумчиво повторил Загребельный. — Мы все оттягиваем и оттягиваемдату выхода. Это мне категорически не нравится.

— А кому нравится?! — я фыркнул.

— Может, лучше к соседям смотаться? Ты больше тупить не станешь. Одного раза хватит.Так что вполне вероятно и разживемся горючкой-то.

— В Климовске и Чехове меня никогда не заправляли. У них там и так... нищета. Так чтопридется тащиться аж до Серпухова. Отсюда это километров шестьдесят. Чтобы вернуться кмоему «Логову» под Нарофоминском в объезд Проклятых земель, еще сотни полторы...Получается, что на все это катание сжигаем половину всего топлива, что нам зальют здесь ив Серпухове. Плюс потраченное время. — Я с сомнением пожал плечами. —Шило на мыло,тебе не кажется?

— Надо подумать, — Леший полез за картой.

— Думай, — я кивнул. — А я, если ты не против, того... пойду, завалюсь на боковую. Дочертиков спать хочется. Да и, как говорится, утро вечера мудреней.

— Ладно, старикан, шуруй, — Леший ехидно осклабился.

За старикана и за эту гадкую улыбочку он должен был получить по уху, да только у меняничего не вышло. Гребаный ФСБшник ловко ушел из под удара. Что ж, по крайней мере япопытался. С удовлетворенным самолюбием я направился к нашему с Лизой, так сказать,семейному ложу.

Прежде чем лечь, потрогал рукой край матраса, который находился ближе всего к огню.Синтетическая обивка была теплая, но не горячая. Хорошо. До пожара дело не дойдет.

Удовлетворившись результатами исследования, я лег рядом с Лизой. Девушка крепко спала,но, не смотря на это, тут же почувствовала мое присутствие и придвинулась ближе. Я обнялее, прижал к себе. В этот миг я был почти счастлив. Не знаю можно ли назвать любовью течувства, что возникли между нами, но тем не менее друг другу мы были нужны. Этосовершенно точно.

Глава 17

Проснулся я от звука голосов, белого дневного света и холода. Несколько минут пробовал нереагировать ни на первое, ни на второе, ни на третье. Просто лежал, поглубже спрятав лицо вворот телогрейки. Но сна уже все равно не было. Так... легкое забытье, которое удерживаешь

своей волей, стараясь подольше не расставаться со сладким и приятным миром грез.

Что же мне снилось этой ночью? Я попытался вспомнить. Явно что-то хорошее. По-моему, ялетал. Нет, не на самолете, а как птица, вернее даже свободней и легче чем птица. И для меняне было границ. Я мог парить над самой травой, а затем отчаянно мчаться к звездам. Да, ямог дотянуться до звезд, даже коснуться их рукой.

— Эй, танкист, вставай уже! Вижу ведь, что не спишь.

Голос Лешего все испортил. Никакого тебе полета, никаких звезд, одна серость очередногобезрадостного дня. А вообще-то была одна радость, и звалась она — Лиза. Подумав одевушке, я пошарил рукой рядом с собой.

— Ушла она, — Загребельный, видать, сегодня подрабатывал моим черным гением. Ну,может не черным, а серым, но и в этом приятного было мало.

— Давно? — поинтересовался я, продолжая черепахой втягивать голову под теплый ватныйпанцирь.

— С полчаса уже. Убежала к Павлу в больницу.

— Угу, — я сонно кивнул, спокойно так кивнул, поскольку именно такого объяснения иожидал.

— Чего угукаешь? Вставай давай! Каша стынет. Ребята тебе принесли.

— Овсянка? — я скривился, все еще не открывая глаза.

— Почему овсянка? Пшено.

— Пшено это хорошо, — мои губы тронула счастливая улыбка, однако с места я все же недвинулся.

— Ну, если ты отказываешься, то я съем, причем с превеликим удовольствием.

— Не сомневаюсь, — для предотвращения реальной угрозы пришлось наконец прозреть.

Первое что бросилось в глаза, это угли догоревшего костра. Они едва дымились, из чегоследовало, что огонь перестали поддерживать еще ночью. Наверняка дрова закончились. Яогляделся по сторонам и впрямь не обнаружил даже намека на хворост и те ящики, которыебыли здесь вчера вечером.

Следующим объектом изучения стал мой приятель. Леший сидел на соседнем матрасе и,держа в руках маленький карманный календарик, старательно тыкал в него иголкой.Вспомнив далекую-предалекую молодость, в которой еще даже не курсант, а рядовойМаксим Ветров отдавал свой патриотический долг Советскому Отечеству, я самымотвратительным голосом старослужащего прогундосил:

— Сколько дней до приказа?

Леший оторвался от своего занятия, поглядел на меня, кисло улыбнулся и отрапортовал:

— Пятьдесят семь, если сегодняшний не считать. А потом все... дембель... всем и навсегда.

Надо ли говорить, что эти слова подействовали на меня как выстрел стартового пистолета. Ятут же сел. От резкого движения в затекшей спине что-то хрустнуло, отчего я негромкойойкнул.

— Что, прихватило? — участливо поинтересовался Андрюха.

— Если тебе за сорок пять, утром встал и ничего не болит, значит ты помер, — когда-то яслышал эту шутку, и она мне жуть как понравилась, потому как чистая правда, черт еепобери!

Поднявшись на ноги, я огляделся по сторонам. Ертаев сидел на своем матрасе и старательнополировал автомат. Соколовского и Клюева видно не было. Видать и впрямь оказавшись вПодольске эти двое стали тем, что именуется отрезанным ломтем. Ну и хрен с ними!

— Здорово, Мурат! — крикнул я казаху и направился к выходу из помещения, в котором мыпровели ночь. Срочно требовалось отлить, да и умыться тоже не помешало.

Проходя мимо Загребельного, я заметил, что календарик, который он терзал, был за 2012год. Игла истыкала первые дни июля.

— Ты уверен, что сейчас июль, причем именно третье число? — я на секунду притормозил.

— А разве есть какая-нибудь разница? Шестьдесят дней они так и будут шестьдесят, откудане начни отмечать. Главное, чтоб не сбиться.

— Железная логика, — я кивнул и почти вприпрыжку выскочил в коридор.

Когда я спустился на первый этаж, то чуть ли не нос к носу столкнулся с Димой Устиновым.Староста Дома «Норд-Спринт» застегивая ширинку выходил из туалетной комнаты.

— А, товарищ полковник, приветствую! — с каким-то усталым, глубоко затаеннымраздражением поприветствовал он меня. — Тебе случаем не икалось? А то мы тебя всю ночьвспоминали.

— Кто это мы? — я насторожился. Не может быть, чтобы наш вчерашний разговор в штабетак сильно подействовал на местное руководство, что оно не расходилось до утра.

— Мы это я и мои ребята... те, что ночью дежурили.

Нет, не то. От сердца слегка отлегло. Но все равно стало любопытно как, а главное когда этоя успел насолить караульным из «Норд-Спринта». Непонятку прояснил сам староста:

— К твоему, Григорич, БТРу столько всяких гадов сползлось... Ужас! Молотили мы их чутьли не до самого утра. Пришлось даже человек десять на подмогу поднять.

— Тогда с вас бутылка, — тут же нашелся я.

— С чего это? — удивленно выпучил глаза Дима.

— Он еще спрашивает! — я прошел мимо Устинова в туалет и уже оттуда пояснил: — Ктовам помог всю эту нечисть на свет божий выманить? Тебе да твоим парням осталось самоелегкое — палками помахать. Тоже еще нашел работу!

Конечно же я шутил, и слава богу Дима это прекрасно понял.

— Ладно уж, остановимся на варианте, что мы в расчете. Просто помогли друг другу. —Устинов дождался пока я вновь появлюсь в коридоре и добавил: — Только ты, Григорич,помой машину все же, а то к вечеру она еще сильнее вонять будет. Тут уж не только нашаместная нечисть нагрянет, а даже из-за периметра приползать начнут.

— Помою, — пообещал я.

— Вот и славно, — староста даже посветлел лицом.

— Еще какие-нибудь новости имеются? — я явно намекал на итоги вчерашних посиделок вштабе.

— Да ничего интересного...

Устинов как-то сразу засуетился и стал поглядывать на часы. Из всего этогонаблюдательный глаз мог легко сделать вывод, что новости действительно были, да тольковот их не всем полагалось знать.

— Заболтался я тут с тобой, Григорич, — Дима как заяц рванул к выходу. — Потомкак-нибудь поговорим.

— Беги-беги, торопыга, — проворчал я ему вслед.

В соседней комнатушке стоял бак с кипяченой водой. Выплеснув себе в лицо пару кружек,прополоскав рот, я решил, что утренний туалет окончен. Теперь следовало запихнуть в себязавтрак и поскорее заняться ремонтом машины. Пулеметы, оптика, фары и прочая мелочь,конечно же, будет заменена в «Логове», но все те повреждения, для ликвидации которыхпотребуется мощность ремонтных мастерских, должны быть устранены именно здесь, вПодольске.

Поприветствовав деда Кузю, который опять занял свой боевой пост, я вновь поднялсянаверх. В нашей «спальне» оказался лишь Леший.

— Куда Мурата дел? — спросил я, вытираясь воротом телогрейки.

— Отправил его на разведку, — Загребельный кивнул в сторону грязных, залепленныхпаутиной окон, за которыми виднелся поселок. — Пусть походит, ознакомится собстановкой, выяснит кто чем дышит. Если не из Надеждинских резервов, то может хоть иззапасов какого-нибудь Дома и удастся кое-чего раздобыть. — Тут Андрюха оговорился. — Яне о соляре, конечно. О жратве. Ведь там, на Проклятых, как я понимаю, особо непоохотишься.

— Скорее на нас поохотятся, — хмыкнул я и посоветовал приятелю: — Ты поосторожней сэтим делом, с разведкой я имею в виду. Местное руководство сейчас будет весьмаподозрительно относиться к нашему чрезмерному любопытству и праздному шатанию полагерю.

— Не парься, — Леший хитро ухмыльнулся. — Мурат знает как себя вести, кому и чтоговорить. — С этими словами Андрюха указал на алюминиевую миску, которая теперьстояла на едва теплых углях костра. — Ешь скорей, а то вообще задубеет. Местные ни хренаготовить не умеют. Ни каша, а клейстер.

Взяв миску в руку, я засунул в рот первую ложку. Пережевывая слегка теплую массу,поинтересовался:

— Слушай, Андрей Кириллович, я все спросить тебя хотел, а Мурат он кто? Чем до войнызанимался? Вижу, выправка у него имеется, но не думаю что строевик.

— Наш он... — подполковник ФСБ уточнил: — из нашего ведомства. Ертаева лет пять повсей Средней Азии гоняли. В Таджикистане Мурата янки срисовали. Чуть не угробили. Едваноги унес. Так что войну он под Москвой встретил, на переподготовке.

— Ну-у-у, теперь понятно почему вы с ним так сроднились. В одном цирке, значит,

выступали, два брата акробата.

— Ешь, давай, и не зубоскаль, а то девять часов уже скоро. — Леший подсунул мне под носциферблат своих часов.

Это точно, время летело как сумасшедшее. Интересно почему так всегда бывает, стоит тебеначать куда-то спешить, и минуты, часы, дни будто сжимаются, спрессовываются,становятся быстрыми и юркими, как тараканы? И, кстати, точно так же разбегаются.Оглянешься, а их уже и след простыл. Один ты ошарашенный и растерянный стоишь,клипаешь глазами и только теперь начинаешь понимать, что уже везде опоздал. Только вотнам сейчас опаздывать было никак нельзя!

Я понял это и поспешил поскорее заглотить последнюю ложку каши. После чего облизнулгубы и повертел в руках блестящую миску. Вещь в принципе была хорошая, нечета томухламу, из которого пришлось запихиваться вчера вечером. Подобрав лежащую около матрасатряпку, я стал старательно вытирать трофеи. Тряпка оказалась та самая, которой спецагентЕртаев драил свой АКС, грязная, вся в пятнах оружейного масла. Ну да не беда! Когда ж этооружейника воротило от запаха смазки?

Ловко справившись с этой работой, я протянул Лешему и ложку и миску:

— На, спрячь к себе в мешок.

Андрюха поглядел на протянутые ему трофеи, потом на меня и скривился.

— Не жлобься, пусти на квартирку бедного человека. У меня ведь ничего не осталось,многолапые все утянули.

— Ладно, хрен с тобой, — Леший взял миску с ложкой и быстро запихнул в вещмешок. —Все? Готов? Больше ничего не желаешь захватить? Матрас, например?

— Остряк! — я первым двинулся к выходу.

Когда мы вышли из здания гостиницы, то обнаружили странное оживление: шум, голоса,туда-сюда шныряли вооруженные метлами и ведрами люди, в воздухе отчетливо смерделопаленым мясом. Причина всей этой движухи стала понятна как только мы завернули за уголпромкорпуса. Взгляду открылся вид на мой БТР. Вокруг машины копошилось человекдвадцать, в основном женщины. Граблями и метлами они соскребали с асфальтарасчвяканные тушки слизняков, циклопов, крестовиков и прочей нечисти, которую за ночьнамолотили караульные. Пятна на асфальте тут же засыпали известкой или хлоркой. Всюсобранную дичь скидывали в большой весело горящий костер. Дров да, пожалуй, и бензинана это дело Подольчане не пожалели.

Я поглядел по сторонам и, не заметив ни одного знакомого лица, вздохнул с облегчением.После этого поглубже втянул голову в плечи и негромко предложил сотоварищу:

— Андрюха, а давай-ка переждем пока они тут все закончат.

— Согласен, — Загребельный кисло усмехнулся. — Мне тоже не хочется общаться с этими«милыми» людьми.

— В больницу что ли заглянуть? — идея возникла не на пустом месте. Мы и так хотелинавестить Пашку, узнать о дееспособности Блюмера.

— Почему нет? — Леший согласно кивнул.

По широкой дуге мы обогнули место зачистки и никем незамеченные юркнули в дверибольницы. Народа хватало и здесь. Медленно ползали клиенты стационара, нарасставленных вдоль стен табуретах сидели пришедшие на прием, привычно перепрыгиваячерез выбоины в полу проносились медицинские работники. Слышалось шарканье ног,возня, приглушенный гул голосов, детский плач, стук и лязг оброненного неумелыми рукамиоружия.

Раз уж мы оказались в хирургии, то логично было сперва узнать о судьбе аспиранта. Лешийпоймал за руку какую-то девчонку в белом халате и по-деловому, без тени заигрыванияпотребовал ответа:

— Где у вас тут лежачие, те, которые после операции?

— Ой! — девчушка ойкнула и, задрав вверх голову, ошалело вытаращилась на схватившегоее великана.

— Девушка, вы не бойтесь, — Андрюха осознал свою ошибку и отпустил жертву на волю.— Мы тут одного безрукого ищем. Вчера вечером доставили.

— С-сергея, наверное? — санитарка наконец опомнилась.

— Знаете его? — подполковник кивнул.

— Он в третьей палате.

— Живой? — в разговор вмешался уже я.

— Вы прямо такие вещи спрашиваете! — возмутилась санитарка. — Конечно живой.

— И как он?

— Жар у него был. Всю ночь бредил. А сейчас вроде получше уже. Уснул.

— Понятно, — Леший кивнул. — Тогда беспокоить его не будем.

— А рука как? Удалось сохранить? — я вспомнил о том, что Леший назвал Блюмерабезруким и санитарка сразу же поняла о ком идет речь.

— Рука цела. Кисть только потерял. Хорошо, что ему первую помощь сразу оказали,антибиотики применили, а то бы не миновать заражения. Гангрена могла начаться.

— Это Блюмер ему должен спасибо сказать, — я ткнул пальцем в своего приятеля.

На этот раз девчонка посмотрела на Загребельного уважительно, почти восхищенно. Тотслегка покраснел и пробубнил:

— Получилось как-то так... Сообразил вовремя.

— А вы правда с упырями сражались? — санитарка переводила взгляд с Загребельного наменя и обратно. — Я их никогда не видела. Страшные наверно?

— Дай бог, чтобы и не увидела, — буркнул я.

— А Сергей как руку потерял? — девушке все было жуть как интересно.

— Люк пытался закрыть, а они его и схватили.

— Ой, смелый какой! — восхищенно воскликнула юная Подольчанка.

— Герой! — подтвердил Леший и многозначительно на меня покосился.

На этом месте наша милая беседа вдруг оборвалась. Одна из выходящих в вестибюль дверейприоткрылась и оттуда высунулась пожилая женщина. Глазами она мигом отыскала нашусобеседницу.

— Татьяна, тебя только за смертью посылать! Ну разве так можно?

— Уже бегу! — девушка поудобней перехватила картонную коробку, которую держала вруках и помчалась на зов.

— Живой, герой наш, — Леший проводил взглядом санитарку по имени Таня.

— Вопрос сколько времени он будет приходить в норму, — в отличие от Загребельного уменя не возникло желания наблюдать за худой задницей этой девчонки.

— А времени у него ровно до нашего отъезда, — когда дверь за санитаркой закрылась,подполковник наконец сосредоточился на серьезном разговоре. — Погрузим в«восьмидесятку» и даже спрашивать не станем. Он нам для дела нужен.

Что ж, я тоже склонялся к чему-то подобному, однако мне все не удавалось сформулироватьплан так четко и однозначно, как это сделал подполковник ФСБ.

Так как посещать Блюмера сейчас не требовалось, то мы сразу поднялись на второй этаж.Отыскав знакомую палату, я сделал жизнерадостную физиономию и распахнул дверь.

В комнате оказались двое: лежащий на койке Пашка и Нестеров. Милиционер сидел рядоми, судя по всему, что-то пацану рассказывал.

— Привет, болезные! — бодро воскликнул я с порога. — Ну-у-у, вижу вы идете напоправку!

Еще только начиная эту свою бравурную тираду, я уже понял, что раздаю комплиментыавансом. Пашка выглядел неважнецки. Болезненная бледность и синие круги под глазами.Рядом с кроватью стояла утка и тазик, на дне которого плавала жидкая белая кашица.Похоже мальчишку только что вырвало.

— Дядя Максим, товарищ подполковник! — Пашка слегка улыбнулся.

— Вот, пришли проведать тебя, — я кивнул майору, быстро подошел к кровати парнишки ивзял его руку. Слабенькую надо сказать руку, совсем не такую как раньше.

— Как ты тут? — этот вопрос задал уже Леший.

— Лучше уже. Намного лучше.

В то время как Пашка произносил эти слова, я глядел на Нестерова. Лицо милиционераоставалось каменным. Хмурый потухший взгляд и ни тени улыбки. Я сразу все понял.

— Андрюха, давай, доставай наши камешки. Да не копайся ты!

Я даже не подумал как вплести этот приказ в общую канву разговора. Требовались действия,немедленные действия. Даже если эти кристаллы и не помогают или помогают очень слабо,я все равно должен был попробовать. Может все это и лженаучный подход, но ничегодругого для мальчишки я сделать просто не мог.

Когда рука Лешего извлекла из вещмешка знакомый клетчатый узелок, я схватил его ипотихоньку подсунул Пашке под голову, причем не под подушку, а именно под саму голову.

— Давит, — пожаловался пацан.

— Ничего. Потерпи, солдат, — приказал я. — Это помогает. Проверил на собственнойшкуре.

— А где Лиза? — Загребельный словно искал того, кто умеет обустроить все так, чтобымальчишке было удобно.

— Убежала куда-то, — за Пашку ответил Нестеров. — Я думал тебя, Григорич, пошлаискать.

— Нет, я Лизу не видел.

Не понятно почему в душе у меня стало зарождаться какое-то нехорошее чувство, смутноебеспокойство. И вроде бы ничего особенного не произошло, а вот нет же, что-тонаваливалось бетонной глыбой, что-то свербело, как старая заноза.

— Ну, убежала так убежала, — похоже Загребельный решил, что девушка отправиласьприпудрить носик. — А врач? Врач-то приходил сегодня? Что сказал?

— Сказал что не все так просто.

Нестеров говорил, старательно подбирая слова. Милиционер явно пытался не ляпнуть чеголишнего. Однако задача эта была не из легких, если даже не сказать из невыполнимых.Именно поэтому после небольшой паузы Анатолий предложил:

— Может выйдем, покурим? Я бы от пары затяжек не отказался. — Майор перевел взглядна Пашку и мягко спросил: — Ты как, Павел, полежишь тут в одиночестве минут такпять-десять?

— Ступайте, дядя Толя, — пацан слабо улыбнулся. — Что со мной может случиться?

— Вот и молодец, — Нестеров похлопал Пашку по руке, поправил на нем плед и мимо нас сЛешим двинулся к выходу.

Мы молча последовали за ним. Я прекрасно знал, что майор не курит, а посему понимал, чтоэто лишь уловка и не ждал от предстоящего разговора ничего хорошего. Как только мыоказались в вестибюле, я потребовал:

— Теперь говори!

— Короче, у пацана какое-то осложнение началось или вот-вот может начаться.Диагностической аппаратуры, сами понимаете, нет, поэтому врачи точно сказать не могут.

— Цирк-зоопарк! — я зарычал в бессильной ярости.

— Но сделать-то что-то можно? — пока я душил в себе растерянность и гнев, подполковникФСБ думал.

— Медикаменты нужны. Какой-то лазикс или маннитол. Маннитол, говорят, намноголучше.

— А его конечно же нет, — Леший понял это по интонации милиционера.

— Уже давно закончился.

— И что делать? — вопрос задал уже я.

— Можно попробовать найти. Говорят, аптеки на окраинах города еще не все перетрясли.

— Откуда ж нам знать где эти аптеки находятся? — пробурчал Загребельный. — Мы же неместные.

— Значит следует срочно найти местных.

Я резко развернулся, чтобы кинуться к лестнице и тут увидел ковыляющего по коридорумужчину. Это был сосед Нестерова и Пашки, тот самый высотник-язвенник. Борис... Очествая не помнил хоть убейте, да это сейчас было и неважно. Какое сейчас нахрен отчество!

— Боря! — я пулей кинулся к нему. — Ты ведь из Подольска, верно?

— И вам доброе утро, — высотник вдруг надумал поучить меня хорошим манерам. Прямосказать не вовремя надумал. Глядя на его сытую довольную рожу, у меня прямо крышусорвало.

— Да я тебя, падла, сейчас по стене размажу! — я скинул с плеча автомат. — Отвечай, когдаспрашивают.

Видать в моих глазах и впрямь сверкнуло что-то уж очень кровожадное, поскольку язвенникмигом переменился в лице и попятился.

— Стоп-стоп, Максим, — Леший схватил меня за плечо. — А ну, охолонь! Ты чего человекапугаешь? Он ведь не знает, что мы очень спешим, что дело у нас важное, а не какая-то тампустая болтовня, что мы обращаемся к нему, как к местному, всеми уважаемому старожилу...

Леший говорил и говорил. Очень обходительно говорил, умело завлекая Бориса Хреновичав сети своей доброжелательности. Что этому чекиста долго и старательно учили, у меня небыло ни малейшего сомнения. И вот когда клиент созрел, подполковник ФСБ задал главныйвопрос:

— Где по вашему в городе могли еще сохраниться нетронутые, не разграбленные аптеки?Может знаете какую на отшибе?

— Аптеки? — высотник что-то шифровал в своем гребанном мозгу. — А, так это вы,наверное, для пацана хотите лекарств раздобыть? — Этот тип был в курсе. Ну конечно, онже присутствовал при утреннем обходе. — Так сестра его уже побежала.

— Куда побежала? — Леший опередил меня с вопросом.

— Как куда? На рынок. Я ей обстоятельно обсказал где там лекарства можно разыскать.

— Кто ж ей там эти лекарства просто так отдаст? — словно сам у себя спросил Нестеров. —Это же рынок, только сменять можно. А ведь у нее при себе ничего нет.

— Почему нет? — высотник пожал плечами. — Автомат свой может отдать. — Затем онперевел взгляд на меня и мстительно осклабился: — Правда, автоматом на рынке никого неудивишь, так что вполне могут и другую плату потребовать.

— Какую другую? — проревел я.

— Известно какую. Девчонка фигуристая, симпатичная, на такую у каждого встанет.

Здоровяк Леший едва удержал меня. Если бы не он... Язва Бориски стала бы самойнезначительной из его болезней.

Те несколько секунд, которые я провел в железных лапах Загребельного, позволилиопомниться. Лиза сама не знала куда сунулась. И этот урод высотник прав — рынок этосовсем не то место, где процветают доброта, человеколюбие и порядочность. Там за все надоплатить.

— Пусти! — приказал я Лешему. — Пусти, я в норме.

Когда Андрюха ослабил хватку, я вырвался и сделал шаг к выходу.

— Я с тобой, — Загребельный даже не спросил куда это направляется его приятель. Понялвсе и так.

— Как хочешь, — я буркнул первое что пришло в голову, так как в мыслях был очень иочень далеко от этого места.

— Ну и я, пожалуй, пойду. Эх, люблю рынки! Заскучать менту там не дадут, — словаНестерова долетели до меня уже издалека. А его самыми последними, едва различимымисловами стали: — Боря, ты иди к пацану. Побудь с ним. Подведешь, ноги переломаю, тыменя знаешь.

Откуда высотник успел узнать Нестерова, я так и не понял, да наверное и не старался. Вголове вертелась лишь одна мысль, лишь один вопрос: «Лиза... цирк-зоопарк, где же тебяискать?».

Глава 18

Надземный переход, соединяющий Рынок с телом всего остального поселка, был полностьюзашит железными листами. Лишь через каждые десять шагов в них имелись небольшиезарешеченные окошки. Это были просто прямоугольные дырки, через которые внутрьпопадали не только свет, но и утренний туман, и капли... да какие там капли, целые потокикислотного дождя. Надо ли говорить, что в результате этого, прямо скажем, совсем неполезного для металла воздействия туннель стал походить на сток старого коллектора. Те жержавчина и разляпистые известковые потеки, та же, до поры до времени, засохшая чернаяплесень и вонь сероводорода.

На все это я обратил внимание лишь краем глаза. Мы буквально неслись по широкойполутемной трубе больше глядя себе под ноги, чем по сторонам. Однако движение в концетуннеля Леший все же разглядел.

— А ну, притормозили! — подполковник ФСБ раскинул руки и придержал нас сНестеровым.

— Что еще? — Отдуваясь, спросил милиционер.

— На выходе кто-то стоит.

— Ну и что с того?

— Возможно охрана, — Загребельный уверенно покачал головой. — Не годится, чтобы ониувидели трех вооруженных людей, которые рвутся в их сектор как на пожар. Могутзаподозрить неладное.

— Да откуда внутри поселка охрана? — начал было Нестеров.

— Точно, есть караул, — перебил его я, припоминая свои весьма и весьма нечастые визитыв это место.

— Интересный тут Рынок! — слова майора стали последними словами, прозвучавшими снашей стороны до встречи с двумя здоровенными амбалами.

Они стояли перед уходящими вниз ступенями, которые вели к светлому пятну выхода. Обаохранника курили. Втянув носом воздух, я понял, что это ни какой-то там суррогат, которыйизготовляли местные умельцы, а настоящий табак. Сигареты? Ни фига себе как живетбазарная братва!

Стражи перехода вперили в нас тяжелые пронизывающие взгляды. По мне они лишьскользнули, а вот мощная фигура Лешего, экипированного по самой последней армейскоймоде, да ментовская одежонка Нестерова вызвали у них куда больший интерес. ОсобенноНестеров. Мне даже показалось, что при виде серого бушлата оба аборигена потянулись коружию. Однако на этом все и закончилось. Может охранников и подмывало узнать покаким таким делам столь сурьезные люди явились в их Дом, но спросить они так и нерешились. Во-первых, боязно. Все-таки трое против двух. А во-вторых, рынок как-никак...сюда многие ходят.

Вынырнув из перехода, мы оказались среди крытых торговых рядов. Вернее когда-то этобыли ряды, в которых продавали всякое китайское шмотье. Сейчас поделенные ипеределенные кирпичными и железными перегородками они превратились в целую сетьмаленьких кустарных мастерских. Петляя по узким проходам, мы быстро шагали мимосапожников, столяров, слесарей и стекольщиков. Топот наших ног заглушали урчаниенебольших генераторов, треск сварочных аппаратов, визжание резаков, разноголосаяканонада молоточных ударов. Большая часть того, что изготавливали, а чаще ремонтировализдесь не предназначалось для нужд всего поселка. Это были частные заказы, за которыеприходилось платить.

Я подумал о той плате, которую могли потребовать с Лизы, и буквально ринулся вперед.

— Максим, ты знаешь где искать? — прокричал мне в спину Леший.

— Здесь где-то была...

Я не успел договорить, так как увидел небольшую облезлую надпись «Аптека.Медбиолайн». Вывеска конечно же осталась еще с довоенных времен. Менять ее никому непришло в голову, пусть даже этого самого «Медбиолайна» давно уже нет и в помине. Нопервая часть надписи работала до сих пор. Аптека она и в Африке аптека.

Вломившись внутрь небольшого, но чисто прибранного помещения, мы до смертиперепугали его владелицу: невысокую пожилую женщину в длинной зеленой куртке. Онаойкнула и прямо таки упала на старый колченогий табурет.

— Не пугайтесь. У нас дело, вернее вопрос. Очень важный вопрос, — без лишнихпредисловий сразу начал я. — Мы ищем девушку. Она должна была приходить к вам сегодняутром. Спрашивала лекарство... — я позабыл название и оглянулся ища помощи уНестерова.

— Маннитол, — быстро подсказал милиционер.

— Да-да маннитол, — я закивал. — Вспомните пожалуйста.

— Чего ж тут вспоминать? — женщина немного пришла в себя. — Да, точно, приходила. В

синей куртке такой... грязной... и с автоматом.

— Ну, а дальше? — потребовал я. — Вы дали ей это лекарство? Знаете куда она ушла?

— Откуда же у меня маннитол! — фармацевт всплеснула руками. — Мне старатели тольковсякую дешевку приносят: зеленку, аспирин, витамины кое-какие. Я им только за этоплатить могу. А серьезные медикаменты они Зурабу сбывают.

— Зураб? — переспросил Нестеров. — Так она к нему пошла?

— Пошла, — подтверждая слова милиционера, женщина закивала. — Я ей так и сказала, чтоманнитол только у Зураба можно найти.

— Где его отыскать? — я едва дал ей договорить.

— Как где? — владелица аптеки похоже даже удивилась. Как можно не знать таких вещей?— В «Центральном» он.

— Что еще за... — начал было Загребельный, но я схватил его за рукав.

— Быстрей, я знаю где это!

Наша троица ринулась к двери. Я уже схватился за ручку, чтобы распахнуть ее, как сзадипослышался негромкий окрик:

— Товарищи!

Я вздрогнул от этого слова, от этого голоса. Конечно «товарищем полковником» менячастенько величают и сейчас, но только это, я бы сказал, устойчивое словосочетание, форма,по которой обращаются к военным. Произносящий ее даже не задумывается над смысломслов. Это все равно как сказать главный агроном или просто Семен Семенович... Только вотсейчас в возгласе этой женщины звучало нечто совершенно иное. Она узнала нас, поняла,что мы свои, что мы как бы пришли из прошлого, из того самого мира, где все люди ещебыли друг для друга товарищами.

Я, Нестеров и Загребельный остановились как по команде, а затем дружно оглянулись.Хозяйка убогой фармацевтической лавки глядела на нас с тревогой и какой-торастерянностью.

— Ребята, вы там поосторожней, — наконец произнесла она. — Зураб и все кто с ним... —женщина понизила голос практически до шепота. — Они... они очень нехорошие люди.

— Одним словом бандиты, — милиционер моментально назвал вещи своими именами.

— Сколько их там? — тут же среагировал Леший.

— Человек тридцать, может чуть побольше, — произнеся это, аптекарь тут жеспохватилась. — Только вы им ни-ни про то, что я вам сказала. А то житья не будет. У меняи без них проблем хватает. Вон, крыша прохудилась, дров надо запастись, и за все плати...

— Спасибо, — я рванул входную дверь.

Времени, чтобы утешать бедную женщину или советовать ей бросить всю эту долбаннуюкоммерцию и присоединиться к жизни коммуны, просто не было. В конце концов каждыйрешает для себя сам.

Оказавшись снаружи, я метнул на своих спутников быстрый взгляд.

— Я иду к у Зурабу...

Окончание этой фразы произнесено не было, но оно подразумевалось само собой. Вас, мол,просить не могу, а тем более приказывать. Не дожидаясь ответа, я быстро развернулся ипошел, почти побежал по узкому извилистому туннелю из железа, кирпича, бьющихся наветру кусков замызганной банерной ткани. На ходу передернул затворную раму. Глянул вподсумок. Кроме того рожка, что был вставлен в автомат, у меня оставался еще одинполный. Не густо, но и не пусто. Правда против тридцати амбалов...

За спиной послышались быстрые шаги. Я оглянулся и увидел Лешего с Нестеровым. Ониспешили за мной следом. Ничего не говорили, но тоже готовили оружие к бою.Цирк-зоопарк, вся эта история могла закончиться очень и очень скверно. Плевать, чтоперсонально для меня, но я вел за собой друзей, подставлял их под пули, втравлял в разборкис криминалом. От понимания всего этого меня захлестнуло жгучее чувство вины и стыда. НоЛиза... Самому мне ее не вытянуть, никак не вытянуть!

— Значит так... — подполковник ФСБ прервал мои попытки самомазохизма. — Зайдем вэтот, как его... «Центральный», говорить буду я. Ты рот не раскрывай, а то все испортишь.

— Что-то придумал? — я с надеждой поглядел на друга.

— Посмотрим... — Андрюха пожал плечами. — Может получится обойтись без стрельбы.Кто его знает, а вдруг все еще не так плохо.

Торговый центр «Центральный» находился на западной окраине рынка. Это былздоровенный, метров сто в длину кирпичный павильон. Что там и как внутри, не знаю,бывать не доводилось, а вот снаружи... Здание снаружи походило на огромный ДОТ временПервой Мировой Войны. Строили тогда такие железобетонные крепости, толщина стенкоторых могла свести на нет даже разрушительную мощь полевой артиллерии. Всенаружные входы в «Центральный» были наглухо замурованы. Окна оставили лишь те, чтонаходились под самой крышей. Именно из них и торчали стволы двух крупнокалиберныхпулеметов — «Корды», 12,7 миллиметров. Их можно было узнать по специфическимдульным тормозам, делавшим пулеметы невероятно похожими на знаменитые ДегтяревскиеПТРы времен Великой Отечественной.

Откуда эти машины взялись в Подольске я не знал. И еще один очень любопытный факт:меня ни разу не приглашали их обслужить, никто и никогда не заикался о запчастях. Извсего этого складывалось впечатление, что оба пулемета хотя и поставлены на защитупоселка, однако не входят в Надеждинскую систему. Они чья-то собственность, исобственник этот не нуждается в услугах постороннего оружейника, так как сам прекрасноразбирается в оружии.

Все эти мысли, предположения и подозрения всплыли в моем мозгу пока мыпроталкивались сквозь толпу, наполняющую крытые павильоны. Раньше я даже представитьсебе не мог, что рынок пользуется такой популярностью. Хотя если подумать, то всем ктовыходит за периметр рано или поздно на глаза попадается нечто ценное, полезное вхозяйстве. Если этот предмет, этот осколок погибшей цивилизации необходим тебе лично,то бери его и с полным правом владей. Если же он тебе как рыбе зонтик, то тоже не беда. Этуштуковину можно сменять на что-нибудь другое, куда более полезное. Где именно? Что завопрос? Конечно же на рынке!

Однако, как мне показалось, посельчан сюда гнала не только практическая сторона дела.Попадая на рынок, они словно окунались в прошлое. Мир, где было полно жизни, где звучалчеловеческий гомон, где людей интересовало не только, вернее не столько количество

трупов, появившихся за последние сутки, а еще и такие понятия как цвет, размер,натуральный или синтетический, сладкий или кислый, годится против клопов или только оттараканов.

Я прекрасно понимал нужды и мотивы снующих туда-сюда, в общем-то ничего несделавших мне людей и все же потихоньку начинал их ненавидеть. Казалось, что сегодняони специально притащились сюда, чтобы организовать пробки и толчею, чтобы стать у насна пути и не позволить успеть. Успеть, черт побери! Мы обязательно должны успеть! Лизебольше не на кого надеяться, только на нас.

Температура в моей груди уже приближалась к точке кипения, когда впереди вдруг вырославысокая стена из грязного кирпича темно-песочного цвета. Без сомнения это был«Центральный». И цвет, и кирпич я хорошо помнил, так как бесчисленное количество разпроезжал мимо здания.

— Пришли! — я кивнул в сторону нового укрепленного входа, который пробили ровнопосередине длинной торговой галереи.

— Идем на пролом, по наглому, — Загребельный быстро оценил обстановку. — Что-либоизобретать времени у нас просто нет.

После слов подполковника мы сразу двинули в сторону мощной железной двери, которуювместе с рамой, видать, выколупали в одном из складов рынка. Помимо воли я отметил, кактут все ладно и по уму организовано. Около входа небольшое проволочное заграждение,пуленепробиваемые щиты с амбразурами, часовые. Только вот против кого все это? Не с тойстороны укрепились, мать вашу!

— Здорово, мужики! — Леший предвидел, что без допроса внутрь нас все равно непропустят, а потому заговорил первым.

— Здорово, коль не шутишь, — на нас уставились две пары цепких оценивающих глаз.

— Мне Зураб нужен.

Леший говорил от своего имени. И правильно делал. Сказал бы «нам», и это могловыглядеть будто трое незнакомцев явились на разборки. Конечно так оно и было, да толькознать об этом охране было совсем не обязательно. А так все выглядело будто один серьезныйчеловек пришел по делам к другому не менее серьезному человеку. Что касается нас сНестеровым, то мы эскорт, полагающаяся по статусу охрана.

Вот только все это неспешное развитие сюжета сейчас для меня было настоящей пыткой. Яедва сдерживался, чтобы не рвануться вперед. Но все же сдерживался, понимая, что своейгорячностью могу только все испортить.

— По какому делу? — один из часовых, по одежде вроде как из бывших военных,внимательно оценил оружие и амуницию Загребельного.

— Боец, перед тобой подполковник! — Андрюха очень натурально сыграл гнев, которыйякобы вскипел у него в груди.

Первой реакцией военного было принять стойку «смирно», но усилием воли он подавил всебе это желание, причем настолько, что смог даже ехидно улыбнуться:

— А мне теперь хоть полковник, хоть подполковник, хоть генерал-полковник, на всехположить. Были они все, да кончиись. Лучше говори зачем пришел.

— Хочу у Зураба медикаментов прикупить, — Леший не стал лезть в бутылку.

— Ха, да чё за день такой! — заржал второй часовой, тощая, плюгавая, очень смуглаяличность, на пальцах у которой поблескивали две большие золотые печатки. — У нассегодня чё, типа аптека открылась?

Мы с Нестеровым стояли позади Загребельного, а поэтому сумели быстро переглянуться.Слова этого отморозка могли означать лишь одно — Лиза была здесь.

— Да мне глубоко до жопы какой у вас сегодня день! — оборвал хриплый смехчерноволосого Андрюха. — Мне таблетки нужны, и за них я собираюсь платить.

При слове «платить» смех прекратился. Видать бизнес для братвы был делом святым, с ним,как с богом, не шутят.

— А чем платить думаешь? — поинтересовался военный.

— Мне с тобой что ли разговаривать? — Загребельный проткнул наглеца острым какзаточка взглядом.

— Ладно уж, — часовой наконец согласился. — Только пойдешь один. Люди твои пустьздесь покурят. — Он с сомнением покосился на автомат гостя, помолчал, но все жепотребовать сдать оружие так и не решился. Наверное понял, что это будет уже перебор. —Цыган, проводишь, — военный властно глянул на своего напарника.

— Старшой, ты чё? Зураб же строго-настрого приказал на входе всегда двоим быть.

— Иди, только быстро. Одна нога тут, другая там, — военный смерил нас с Анатолиемдолгим оценивающим взглядом: — А за вход не волнуйся. Я тут в случае чего разберусь.

Тот, кого называли «старшим», был полностью уверен в своих силах. Это меня слегказадело, даже разозлило. Да, он молодой и, судя по всему, совсем не дохляк, но и нас двое,причем оба при оружии.

— Я пошел. Поговорю там, — Леший развернулся ко мне. Взгляд у подполковника былжесткий и сосредоточенный, да и вообще Андрюха напоминал хищника, который готовитсяк атаке. Сейчас он двигался медленно и плавно, но в любой момент мог последоватьмолниеносный, несущий смерть и разрушение бросок.

Перед тем как уйти, Загребельный наклонился к моему уху и шепнул:

— Осторожно, он профессионал. Левша. Под бушлатом еще один ствол.

Леший не скрывался и не пытался замаскировать свое напутствие под дружескоепохлопывание по плечу или, к примеру, просьбу закурить. Я понимал его. Профессионал,каким и являлся наш противник, мигом все это срисует и тут же забеспокоится. А так... а таквсе вроде как играют в открытую. Мы не доверяем им, они не доверяют нам. У них своисекреты, а у нас свои.

Когда в сопровождении Цыгана Андрюха ушел, мы так и остались стоять друг против друга.Нестеров, я и этот бывший офицер, которого сейчас в бандитской шайке кличут не иначе как«старшой». Что перед нами офицер и скорее всего старший лейтенант, было ясно. Теперь немешало бы поделиться этой информацией с Анатолием. Не вызывая подозрений сделать этоможно было лишь одним способом:

— Э, товарищ старший лейтенант, а ты где служил?

Я задал вопрос и вальяжно облокотился о стену, словно предвидел долгий треп и готовилсяк нему. Надо сказать сделать равнодушно-безучастное лицо мне стоило немалых усилий.Внутри все кипело и клокотало. Хотел я того или нет, мысли неизменно возвращались кглавной теме: Лиза! Что с ней? Где она?

— Слыхал такую поговорку: «Меньше знаешь — крепче спишь»?

Старший лейтенант вновь, на этот раз уже более внимательно прошелся по мне своимколючим взглядом. Похоже ему стало жуть как интересно что за умник такой тут объявился.Небритая физиономия, рваная телогрейка и тертые джинсы, заправленные в нечищеныекирзаки, аж никак не выдавали во мне человека, способного разбираться в таких вещах.

— Не хочешь говорить, не надо, — я усмехнулся. — Знавал я вашего брата спецназовца. Всетакие. Рожи каменные, язык в жопу засунут и делают тайну из того, что накануне по ящикуцелый день показывали.

— Спецназовца? — охранник довольно осклабился и тем самым продемонстрировал, что яошибся. — Да я скорее коллега вон, господину полицейскому. — При этих словах старлейкивнул на Нестерова.

— Милиционер я, — поправил собеседника тот.

— Что, не по нутру реформа пришлась?

— Реформа-то была ничего, — пользуясь положением коллеги, Анатолий позволил себеподойти поближе к охраннику. — Только с названием не угадали.

— Что так?

— Понимаешь, любопытная история получается. Во все времена, во всех странах как толькореволюция происходила или народное правительство на выборах побеждало, то сразумилицию образовывали, тоже народную. А вот как буржуи во главе государства становилисьи порядки свои начинали наводить, так вот тут у них даже и вариантов не возникало, толькополицию им подавай.

— Закостенелый ты субъект, — скривил кислую ухмылку старлей. — Вы, старые менты,свою кантору, как бы это так помягче выразиться, дискредитировали, развалили к чертямсобачьим. Ее после этого пришлось на помойку отправлять и строить новую... по всеммировым правилам строить.

— Ты прав, сынок, — Нестеров угрюмо кивнул. — Мы, старые менты, другими были. Подбандитов не ложились и на стреме у них не стояли.

По тому как потемнело лицо старлея стало понятно, что он на пути к бешенству. Толькобешенство это было не импульсивное и яростное, как бывает у несправедливо оскорбленногочеловека, а темное, тягучее, смешанное со страхом и подсознательным желанием избавитьсяот свидетеля своих черных дел.

Чем бы весь этот «милый» разговор закончился, не ведомо, не произойди вдруг одногособытия. Где-то за спиной у охранника, в глубине «Центрального» прогремела длиннаяавтоматная очередь.

Глава 19

Реакция у старлея и впрямь была отменной. Еще не стих грохот первых выстрелов, а он уженаводил на нас свой АКМС. И таки навел бы, как пить дать навел бы, не окажись рядом

Нестерова. С быстротой молнии майор левой рукой отбил ствол автомата, а правой вцепилсяв горло его владельца. Выронив оружие, старлей попытался высвободиться, сбитьудушающий захват, но из этого ничего не вышло. Он лишь судорожно молотил по рукеАнатолия, которая даже не дрогнула. На миг мне показалось, что теперь это и не рука вовсе,а стальной манипулятор промышленного робота, и человеческое тело, пусть даже сильное,закаленное долгими и изнурительными тренировками, просто не в состоянии противостоятьему.

Только я об этом подумал, как Нестеров сжал пальцы. Сделал милиционер это очень легко,как будто в руке у него было зажато не человеческое горло, а мягкая паралоновая губка. Воттолько губка так отвратительно не хрустит. Горло охранника смялось не то чтобы с хрустом,а скорее с каким-то глухим чавкающим хлопком. По пальцам майора потекла кровь.

Кричать, стонать или хрипеть старлей уже не мог, просто было нечем. Все на чтосподобился его сильный организм, так это судорожное биение. Чтобы прервать агонию,Нестеров поступил очень просто: одним быстрым резким рывком он разорвал горло своегоколлеги. Бывшего коллеги, именно бывшего. Старлей как подкошенный рухнул на грязныйасфальт и затих.

Конечно же, столь молниеносная и жестокая расправа меня ошеломила. В другой ситуации ябы наверное еще долго стоял с открытым ртом, но сейчас... Внутри «Центрального» уже непо детски грохотало, а значит времени на растерянность, вздохи и сопли просто неоставалось.

— Входим! — Нестеров щелкнул предохранителем.

— Погоди.

Я наклонился к мертвому охраннику и, стараясь не измазаться в кровь, забрал у него АКМС.Пробивная способность 7,62 могла нам очень и очень пригодиться. После того, как в мойпочти пустой подсумок перекочевали еще и рожки с патронами, подготовка была закончена.

— Готов!

Мои пальцы крепко сдавили цевье. Эх, давненько я не воевал против людей!

Распахнув мощную стальную створку, мы ворвались в огромную торговую галерею.Легкими перегородками и витринами она делилась на несколько довольно обширныхмагазинов. Знакомые по довоенным улицам вывески сразу бросились в глаза. В основномшмотки. Наверное именно отсюда такое пристрастие к стеклу и зеркалам.

Однако нынешним владельцам «Центрального» весь этот глянец, вся эта обзорность инаглядность была не то что до лампочки, казалось она их даже раздражала. Именно поэтомубольшинство витрин были плотно зашиты листами ДВП, тканью от тентов, рекламнымищитами, снятыми со стен торгового центра. Для нас с Анатолием это стало серьезнойпроблемой. Из такого лабиринта мог неожиданно выскочить кто угодно и в каком угодночисле.

Они и появились. Трое. В кожаных куртках, с автоматами, взятыми на изготовку. На ходучто-то дожевывая эта бригада выскочила из «Мужской одежды» и кинулась в направленииправого от нас крыла, того самого, где не переставая продолжали звучать выстрелы. Реакцияподпорченная выжранной самогонкой, подвела. Чужаков они заметили слишком поздно. Мыс Нестеровым не стали выяснять кто перед нами конченные отморозки или слегказаблуждающееся стадо, рады они нашему приходу или не очень. Две очереди, выпущенныепрактически в упор, наделали дырок как в кожаных куртках, так и здоровенном

желто-оранжевом щите «Техносилы», который оказался позади них.

Этим залпом мы громко, можно сказать во всеуслышание заявили о своем присутствии, такчто хочешь или нет, приходилось ждать последствий. И эти самые последствия не замедлилиобъявиться уже через несколько секунд. Мы с Нестеровым еще не сделали и дюжины шагов,когда по нам ударили сразу несколько стволов. Повезло, что стреляли издалека, причемнавскидку, не особо целясь. Разлет пуль получился значительный. Так что нам досталасьвсего одна, и та лишь царапнула по моей телогрейке, вырвав из нее небольшой клок ваты.

Ждать повторного залпа Нестеров не стал. Плечо майора сработало как настоящаястенобитная машина, которой тот протаранил одну из витрин, а заодно и заслоняющий еещит. Меня Анатолий увлек за собой, будто легкую, безвольную тряпичную куклу.

В ушах еще стоял звон разбитого стекла, а к нему уже вновь добавлялся визг пуль и глухиехлопки от лопающегося, разлетающегося на части торгового оборудования. Утешало лишьодно — нас не видели, а потому стреляли наугад. Пока не видели. Только лишь пока!

— Давай вперед! Завалят к чертовой матери! — прокричал милиционер мне в самое ухо.

— Куда вперед?

Я ошалело оглядывал бутик, в котором мы оказались. Грязные витрины и манекены, кое-гдена вешалках все еще висела одежда, по углам громоздились какие-то тюки, ящики, бочки ичто самое скверное — никакого намека на второй выход.

В отличие от меня Нестеров не стал искать дверь. Он просто ринулся к одной из стен ипротаранил ее точно так же, как до этого витрину. Удивляться или восхищаться у меня небыло времени. Все это потом, если конечно останемся живы. Пригибаясь и моля бога, чтобыне оказаться на пути у какой-нибудь шальной пули, я рванулся вслед за ним. Мне повезло.Стрельба стихла. Правда это совсем не означало, что наши противники позабыли о своихнамерениях. Скорее наоборот. Не желая попусту тратить патроны, они кинулись в погоню.Так что вот-вот в магазине замаячат их «милые» бандитские рожи.

От жгучего желания остаться и достойно встретить этих сволочей я даже слегкапритормозил. Однако где-то в глубине «Центрального» продолжали звучать автоматныеочереди. Это Леший ведет неравный бой, а значит задерживаться нельзя. Никак нельзя! Мыдолжны спешить ему на помощь, ему и Лизе. Пальба могла начаться только из-за нее. Знаяопытного чекиста, я понимал, что другого повода для ссоры быть не могло. Андрюха смогбы ее умело избежать. А значит вперед. Вперед что есть духу!

Я ввалился в только что пробитый Нестеровым пролом и очутился в царстве телевизоров,стиральных машин, утюгов и кофеварок. От обилия желтых вывесок и фирменных надписей«Техносила» заребило в глазах. Казалось, что покупатели должны были не столькоприобрести здесь очередной второй или третий в общем-то не особо нужный ноутбук, какпроникнуться фирменным стилем жизни данной компании, сродниться с ней, полюбить доконца своих дней.

Похоже, на Нестерова эта пропаганда подействовала. Ничем другим объяснить его действияя не мог. Майор обхватил руками здоровенный холодильник и пер его прямо на меня.

— В сторону! — задыхаясь, прохрипел он.

Я тут же отскочил, и милиционер грохнул холодильник на пол. Он тут же припихнул его кстене, тем самым загораживая только что проделанный пролом.

— Оставь! — выкрикнул я. — Их это не остановит!

— Холодильник нет, зато кое-что другое... — с этими словами милиционер выудил изкармана «лимонку», выдернул чеку и всунул гранату между стеной и холодильником,аккурат под дырой, через которую мы только что вошли.

— Вот теперь ходу!

Анатолий грузно побежал через торговый зал. Я кинулся вслед за ним. Не успели мыпреодолеть и половины дистанции, как за спиной прогремел взрыв. Ловушка сработала. Нооглянуться назад и злорадно полюбоваться плодами своей работы времени не было. Рвануларучная граната, а совсем не авиационная бомба. Так что «двухсотых» двое, в лучшем случаетрое. Остальные преследователи ошарашены и деморализованы, но это всего лишь нанесколько секунд... несколько очень коротких, быстротечных секунд, за которые мы должныуспеть...

Война застала магазин в стадии реконструкции. То ли он ремонтировался, то ли лишьнедавно переехал на новые площади. Из-за этого нам с Анатолием приходилосьпреодолевать баррикады из не распакованной быттехники, спотыкаться о банки с краской ипрофиля для подвесных потолков. Новые хозяева «Центрального» не очень-то заботились оего благоустройстве, а поэтому оставили все как было. Но именно царящий вокруг хаос ипозволил нам незамеченными добраться до заветной цели — огнестойких двухстворчатыхдверей в глубине магазина.

Прямо на пороге служебного входа я столкнулся с человеком. На бандите был одетполосатый свитер, а поверх него наскоро застегнутый бронежилет. На голове кепкакозырьком назад, в руках СВД. Снайпер намеревался распахнуть дверь и войти в«Техносилу», но мы его опередили. От неожиданности наш противник замер. Винтовку ондержал стволом вниз, а свободной рукой безуспешно пытался дотянуться до дверной ручки.

В отличие от СВД снайпера ствол моего Калаша глядел в нужном направлении. Бандит этопонял и попытался пуститься в переговоры:

— Э, ну вы чего, мужики... — начал было он.

— Того, — ответил я и нажал на спуск.

Очередь из 7,62, выпущенная в упор, отшвырнула моего противника на несколько метров.Бронежилет может и не пробило, да только это уже было неважно. В груди у мужика явновсе перемолотило. Там теперь каша, как после удара о бампер мчащегося самосвала.

— Давай быстрее! — милиционер словно не заметил тела очередного новопреставленного.

— Куда теперь? — я шарил взглядом по довольно обширному подсобному помещению.

— Туда! — Нестеров указал на лестницу, ведущую в подвал.

А ведь и верно, апартаменты Зураба скорее всего находятся именно там. В нынешниевремена чем глубже зароешься, тем дольше проживешь. Догадку Анатолия подтвердилинесколько коротких очередей, прозвучавших именно снизу.

Домчавшись до спуска мы обнаружили, что подвал оказался совсем не простой. Внизу былаоборудована небольшая шлюзовая камера. Тяжелые герметичные двери с колесами запоровнаверняка взяли из какого-то близлежащего бомбоубежища. Цирк-зоопарк, основательноустроились гады! Мое удивление стало еще большим, когда выяснилось, что внутри

подземелья горит электрический свет. Это днем то! Именно свет и позволил разглядетьпятна свежей крови на чисто подметенных бетонных ступенях.

— Веред, Григорич, сейчас они до двери доберутся, — Нестеров с тревогой оглянулся наогнестойкую дверь, возле которой валялся еще тепленький жмур. Говорил он тихо очевидноопасаясь, что нас услышат те, кто засел в подвале.

— Входим, — я первым стал спускаться по уходящим вниз ступеням.

Стрельба стихла, и это меня здорово беспокоило, нервировало до дрожи в руках. Неужеливсе кончено? Неужели опоздали?

Миновав шлюзовую камеру, мы оказались в огромной подземной галерее. От размеров этогопомещения я даже слегка опешил. Выходило что под «Центральным» находился еще целыйэтаж. Похоже по проекту здесь планировали разместить подземную парковку, но что-то тамне срослось и всю эту площадь передали под склад, огромный склад.

Находиться в этом подземном царстве было ох как неуютно. Редкие электролампочкиосвещали лишь небольшой пятачок около шлюзовой камеры да неширокую тропу, котораяуходила вглубь подвала, терялась меж штабелей из ящиков и коробок, нагромождениймешков и тюков, шеренг бидонов, бочек и канистр. Все остальное пространство подземельятонуло в густом мраке, от которого можно было ждать самых серьезных неприятностей.

Только я об этом подумал, как эти самые неприятности не замедлили объявиться:

— А ну, стоять суки! — властный резкий голос прозвучал из темноты. — Руки за голову!Дернетесь, хана вам!

В том что именно так и будет, можно было не сомневаться. Слегка пообвыкшие к тускломусвету глаза стали различать источники движения. Их было четыре или даже пять. Двоесправа, трое слева. Первые скрывались за железобетонными колоннами, вторые оборудовалисебе позицию за невысоким штабелем из добротных деревянных ящиков. Я и Нестеров былиу них как на ладони, даже не шелохнешься.

Чтобы отнять у нас не только возможность, а даже саму мысль о сопротивлении,предательница фортуна вывела на сцену новых действующих лиц. С тыла, со сторонылестницы послышался торопливый топот ног и негромкий, но злобный мат. Четыре человекас ног до головы увешенные оружием появились за нашими спинами. Не стой мы с высокоподнятыми руками, они бы не задумываясь изрешетили и меня, и Анатолия.

— Лысый, ты что ли? — крикнули вновь прибывшим из темноты.

Какая-то небритая обезьяна, от которой за километр разило перегаром, воткнула мне ствол взатылок и лишь затем ответила:

— Ага, я. Кто ж еще?

— Оружие у них заберите! — вновь приказала темнота. — Мы выходим.

— Давайте сюда!

У нас отобрали автоматы и стали ловко шарить по карманам. В ту же секунду, когда осмотрбыл закончен, я получил прикладом по лицу. Перед глазами все поплыло. Падая на колени,заметил, что за Нестерова взялись сразу трое. Их кулаки, кованные сапоги и превратившиесяв дубины автоматы заходили по скорчившемуся телу милиционера.

— Э, хорош! Убьете нахер! — прокричал чей-то голос. Точно сказать было сложно, но мнепоказалось, что говорит тот самый бандит, который командовал засадой.

— Петрович, эти твари Лёлика замочили! Корешка моего закадычного! Я их за Лёлика начасти порву, на ремни порежу!

— Охолонь маленько! Успеешь еще порезать, — приказал тот, кого звали Петровичем. — Ану, давай... поднимай их!

Нас довольно грубо поставили на ноги. Пелена после нокдауна стала понемногурассеиваться. Я даже стал кое-что понимать, строить кое-какие планы мести. Они были нетакой уж и утопией если учитывать, что в рукаве у меня был козырь, сильный козырь извался он Анатолий Нестеров.

Чтобы выяснить насколько этот самый козырь бит, я покосился на напарника. Майорудосталось куда больше моего. Если у меня заплыл лишь один глаз, то у него было разбитовсе лицо. Из уголка рта тянулась тоненькая струйка крови. Она лилась на серыймилицейский бушлат, стекала по нему, оставляя за собой поблескивающий темно-бурыйслед. Не смотря на все побои, милиционер стоял на ногах довольно уверенно, куда увереннейменя. Наверно эта штука, что теперь сидела в теле Анатолия, все же помогла ему, приняла насебя часть жестоких побоев. Если это действительно так, если милиционер не утратил своисилы, своих возможностей, то он должен мне помочь...

Нет, не поможет! Я понял это когда заметил два автоматных ствола, направленныхНестерову в спину. Точно такие же вскинутые стволы я обнаружил и позади себя. Мы былибезоружны, но нас все равно опасались, за нами все равно зорко следили. Ясно почему. Семьили восемь свеженьких покойничков, которых мы оставили на своем пути, послужили намотличной рекомендацией.

— Ведите их! — Петрович отступил в сторону, давая пленным пройти.

Только теперь я сумел его разглядеть. Это был человек лет сорока, круглолицый, чистовыбритый, одетый в камуфляж и легкий бронежилет. На голову у него красоваласьармейская кепка с зеленой офицерской кокардой. Офицер значит. Еще один офицер средиэтой швали! В груди у меня закипела досада, обида и ярость. Но конечно же я не дал ейвыхода. Не в моем положении и не сейчас стыдить кого-то, напоминать о братстве пооружию и офицерской чести. Да и не поймет наверное. Этот человек уже давно сделал свойвыбор.

Нас вели вглубь подземной галереи. Где-то вдалеке слышался рокот работающегогенератора. Движок чихал и давал перебои, от чего те редкие лампочки, что висели подпотолком, то и дело болезненно мигали. Их тусклый желтоватый свет освещал награбленныебандитами богатства и распростертых на полу мертвецов.

Цыгана я узнал сразу. Он лежал с перерезанным горлом и пялился в пустоту выпученнымиостекленелыми глазами. Его руки были густо перемазаны кровью как будто бандит пыталсязажать свою страшную рану. Вид этого ублюдка меня совершенно не тронул. Единственное,что поразило, за что зацепился взгляд, так это отсутствие золотых перстней у него напальцах. Надо же, сняли, сволочи! И не побрезговали измазаться! Только спрашивается накой они сейчас? Кому нужно это гребанное золото?

Вдруг из темноты к нам шагнула человеческая фигура. Еще один бандит. Высокий и тощийкак жердь. Он держал автомат обеими руками, как будто только что покинул огневуюпозицию. Хотя наверное так оно и было.

— Ничего нового, Петрович. Сидят тихо, как мыши, ну и мы не совались.

Слова долговязого подтвердили мою догадку. И еще он сказал «сидят». Это значит Андрюхатам не один. А с кем же ему быть как не с Лизой? Выходит все-таки нашел! Выходит жива!

— Ладно, сейчас мы с ними по-другому поговорим, — офицер кивнул в нашу с Анатолиемсторону. — Давайте этих вперед!

Стволами автоматов нас подтолкнули вперед. Шагов через десять бандиты юрко рассеялисьмежду ящиков и тюков. За нашими спинами остались лишь двое. Еще шагов через пятьнагромождение уворованного имущества закончилось. Перед нами открылась довольнообширная свободная площадка. На ней валялись еще два трупа. Дальше из темнотыпроступала неоштукатуренная кирпичная стена. Прямо напротив того места, где мы стояли, встене виднелась дверь, над которой горела забранная в металлическую решетку лампочка.Дверь была добротная, железная, с крохотным раздвижным окошком в центре. Похоже надверь камеры, — пронеслось у меня в голове. — Все эти выродки никак не могут позабыть ородном доме.

Однако окошко предназначалось совсем для иных целей. Это стало понятно, когда оноприоткрылось и в образовавшуюся щель высунулся автоматный ствол.

— Не стреляйте! — прокричал Петрович откуда-то из темноты. — Мы тут ваших дружковзахватили. Так что у нас есть о чем потолковать.

Щель в окошке увеличилась и знакомый голос прокричал в ответ:

— Давайте... Говорите...

Еще до того как Петрович ответил, я услышал что один из прятавшихся за нашими спинамибандитов шепнул другому:

— Эх, жаль Лёлика нету. Он бы сейчас из своей снайперки залепил в эту дырку. Бля буду,завалил бы этого чмыря нахрен.

— Да, Лёлика грохнули, — промычал второй бандит и немилосердно ткнул меня дуломавтомата.

— Мы предлагаем договориться, — зычный голос Петровича заглушил шепот двухохранников. — вы отдаете нам Зураба, а мы вам этих двоих.

— А дальше что? — Леший понимал, что такой обмен ничего не решит.

— А дальше можете сидеть там сколько влезет!

— Хорошо придумал! — даже через железную дверь и разделявшее нас расстояние в голосеЗагребельного была слышна ирония.

— Твой вариант?

— Мы выходим, забираем наших людей и вместе с Зурабом отправляемся в поселок. Когдапройдем надземный переход, отпустим эту гниду.

Вслед за словом «гнида» послышался хлесткий удар. Кто-то за дверью довольно громкозавопил и начал сыпать проклятиями, причем явно не по-русски. Второй удар ипоследовавший за ним грохот падения положил конец этому безобразию.

— Зурабу очень понравилась моя идея, — тут же сообщил подполковник ФСБ.

— Жди! — Петрович даже не подумал потребовать неприкосновенности своего шефа. —Мы сейчас твое предложение обсудим.

Около минуты стояла тишина, в которой слышались лишь негромкая возня бандитов,урчание электрогенератора да бешенный стук наших сердец. Воспользовавшись затишьем, яслегка повернул голову и покосился на Нестерова. Тот тоже поглядел на меня. Что у меня,что у него в глазах так и светились здоровенные вопросительные знаки. Что делать? Смирнождать дальнейшего развития сюжета или попытаться действовать самим?

Ответ на этот вопрос так и не удалось отыскать. Все мысли перебил голос Лешего:

— Толя, как ты там? Нормально? — прокричал он.

Толя? Загребельный никогда не называл Нестерова Толей. Наверное из-за солиднойразницы в возрасте. И почему он интересуется здоровьем милиционера, а не моим? Ведьприятели кажись мы, а с Нестеровым Леший познакомился всего пару дней назад. Не скажу,что это меня задело. Скорее насторожило. Что-то в этом вопросе было не так. Что-то...

— Руки-ноги целы! — прокричал в ответ милиционер, за что тут же получил пинок отохранника.

Ах вот оно что! Слова Анатолия словно сдернули завесу с моих глаз. Хитроумныйподполковник ФСБ спрашивал готов ли Нестеров к решительным действиям и получил отнего положительный ответ. Опытный чекист не верил в мирное разрешение конфликта. Впоселок нас не выпустят, это сто процентов. Жители Подольска вряд ли придут в восторг,когда узнают, что владельцы «Центрального» имеют их во все дыры. Что получаяобщественный паек, патроны, кров и защиту, люди Зураба своими трофеями не делятся. Иеще надо посмотреть как эти самые трофеи были добыты. Понимая все это, Леший готовилсяк борьбе... борьбе не на жизнь, а насмерть.

— Эй, мужик, слышишь меня? — пока я осмысливал и переосмысливал ситуацию, бандиты,похоже, приняли какое-то решение.

— Говорите! — Леший дал понять что слышит.

— А кто ответит за тех парней, которых вы положили?

Мне показалось, что вопрос был задан без особой скорби по убиенным, скорее для порядка,так сказать, для протокола. Как там раньше по телевизору передавали: «Стороны обменялисьвзаимными претензиями...».

— Новых отморозков наберете. Такого дерьма еще хватает, — Загребельный закрыл этутему.

Справедливого гнева не последовало. Можно было даже подумать, что Петрович согласилсяс доводами своего оппонента.

— Шут с тобой! — бандитская сторона и впрямь согласилась, причем не только с доводами,но и с предложением Лешего. — Выходите! Мы проводим вас к переходу!

— Минут через пять, — прокричал в ответ Загребельный. — Только подготовимся чуток.

Словно сообщая о том, что разговор закончен, окошко со стуком захлопнулось.

Черт, как же так? — я весь напрягся. — Неужели Андрюха лоханулся и прекратилнаблюдение за противником? Ведь подойдут же! Взорвут дверь!

Кто знает, может кое у кого из нападавших и впрямь возникло такое желание или простоодин из них по глупости решил сменить позицию на более выгодную. Как бы там ни было,реакция последовала моментальная. Из укрытия, в котором засели наши друзья, ударилакороткая очередь. Самое неожиданное, что огненный сноп вырвался не из двери, а метрах вдесяти от нее, прямо из кирпичной кладки. Я присмотрелся. Десять метров от освещенноговхода это конечно приличное расстояние, но слава богу на зрение я пока не жалуюсь.Именно благодаря своему зоркому глазу я и разглядел сделанную по всем правиламамбразуру. А стреляла наверняка Лиза.

До меня только сейчас стало доходить что это за место. Кирпичная кладка впереди не моглабыть противоположной стеной подземной галереи, не прошли мы столько. Да и возведенаона совсем недавно. Руководил строительством грамотный фортификатор, которыйпредусмотрел вариант, что укрепление будут атаковать, и причем не только дикие твари.Отсюда и узкие амбразуры, и автономное электропитание. Вот оно, самое сердцебандитского логова.

Скрип открывающейся двери тут же заставил сосредоточиться на обстановке. Нашивыходят. Ну, сейчас начнется!

Как я и ожидал, первым из двери показалась черноволосая личность с крючковатым носом.Она была в комнатных тапках, одетых на босую ногу, в камуфлированных брюках отармейского ХБ и в белоснежной, вернее когда-то белоснежной майке. Руки у Зураба былисвязаны за спиной. Кроме всего этого присутствовала еще одна маленькая деталь, котораяпривлекала к себе большое, самое большое, просто огромное внимание. Деталь этаименовалась РГД-5 или Ручная Граната Дистанционная пятой модели образца 1954 года.Стальное яйцо было вбито бандиту прямо меж челюстей и для пущей надежности примотанок голове толстым мутно-белым скотчем. К чеке гранаты оказался привязан длинный кусокшнура, другой конец которого крепко сжимала рука Лизы.

Лиза! Когда я увидел свою подругу, выходящую вслед за главарем бандитов, сердце в грудирадостно забилось. Однако что-то в ней было не так. Что? Я задал себе этот вопрос и тут жесам на него ответил. На Лизе не было ее обычной, так хорошо знакомой мне одежды.Девушка куталась в какой-то длинный до пола плащ и шаркала не по размеру большимикирзаками. Ее роскошные каштановые волосы сейчас были спутанными и наспех стянутымикуском точно такого же шнура, как и тот, что девушка держала в руках.

Вид моей подруги породил в душе смутное предчувствие. Что-то произошло, что-то очень иочень нехорошее, можно сказать отвратительное. И это чувство росло, медленно, нонеуклонно превращаясь в уверенность.

Третьим из цитадели Зураба показался Леший. Его бушлат был порван на левом плече изабрызган бурой, уже подсохшей кровью. Неизвестно была ли это собственная кровь Андреяили одного из тех, кого подполковник отправил на тот свет. Но даже если чекист и былранен, то несерьезно. Подвижность руки он сохранил. Именно этой рукой Загребельный изадвинул Лизу поглубже за спину бандитского атамана. Сам же Леший оставалсяпрактически открытым.

— Один выстрел, и ему крышка, — прокричал мой приятель. — Будете собирать мозгиэтого ублюдка по стенам.

— Идите вперед! — приказал Петрович.

Хоть все мои мысли и были поглощены Лизой, однако краешком сознания я все же отметил,что в голосе бандита прозвучала растерянность. Видать трюка с гранатой он никак неожидал.

Лиза толкнула Зураба в спину и с ненавистью прошипела?

— Пошел, урод! Быстро!

Они действительно двинулись довольно быстро, почти бегом. Как пить дать Лешийпроинструктировал. Только он мог понять, что действовать следует молниеносно, покапротивник не опомнился и не придумал как живым и по возможности невредимымвызволить своего главаря.

К тому моменту, когда подошли наши, бандиты уже стояли вокруг. Я чувствовал их, зналчто смертоносные стволы направлены нам в спину, но не боялся. Я не мог думать о себе, немог ощущать страх, да и вообще вряд ли я мог что-либо ощущать. Одна пустота. Давящееощущение огромного горя, страшной ошибки, которую уже не исправить. Кто виноват вней? Я, поскольку бессовестно проспал и не пошел вместе с Лизой? Она, потому чтопонадеялась на человеческую порядочность, о которой многие уже давно и прочно забыли?Или может весь этот гребанный мир, в котором даром ничего не бывает, в котором всепродается и покупается, в котором добро делается только если оно не требует особых затрат?Вот именно в таком мире и царствуют Зурабы, а Лизы всегда попадают под раздачу.

— Лиза, как ты? — прошептал я, когда девушка оказалась рядом.

Она не ответила, только повернула ко мне голову и поглядела исподлобья. От этого лица, отэтого взгляда я вздрогнул. Это был взгляд маленького волчонка, которого только что едва незабили до смерти. Губа девушки оказалась разбита, под правым глазом синел большойкровоподтек.

Не могу сказать что со мной произошло, когда я увидел все это. Куда только подевалась тапустота, то оцепенение? Да, изменить я уже ничего не мог, зато покарать... Я покараю всехпрямо здесь и прямо сейчас. Пусть это станет концом, моим последним боем, но я умру спониманием того, что освобождал землю от тварей таких же мерзких как и те, чтопожаловали к нам с небес.

Мой рывок был яростен, неудержим и стал полной неожиданностью для охранников. Резкоразвернувшись, я подбил ствол смотревшего мне в спину АК. Бандит, который его держал,все же среагировал, но с секундным опозданием. Выпущенная им очередь прошла мимо.Мимо меня, а вот чувырле по кличке Лысый досталось. Одна из пуль угодила ему прямо вшею. Так и не успев рассчитаться за убиенного корешка Лёлика, лысый захрипел иповалился на пол.

Все это я заметил лишь краем глаза, потому как был не намерен оставаться в бездействии идожидаться пока меня пристрелит какая-нибудь более расторопная гнида. Я прыгнул наопешившего от своей ошибки охранника. Лысый в банде, похоже, был непростым смертным,а он его завалил. Как же так? Что же теперь будет? Что будет я объяснил этой обезьяневесьма популярно: за всего грехи рано или поздно приходится платить, и для него караименовалась полковник Максим Ветров. Я прыгнул на бандита и обеими руками вцепилсятому в глотку. Не удержавшись на ногах, он опрокинулся на спину. Захват я не отпускал, апотому повалился вместе с ним.

Само собой на мои действия среагировали сразу все, прежде всего бандиты. Естественно,какого-то особого плана у меня не имелось. Но так уж вышло, что мне повезло.Неожиданная, совершенно неподготовленная атака отвлекла внимание противника,

заставила его на секунду позабыть о Лешем, Нестерове и Лизе.

Чекисту и милиционеру не стоило объяснять, что пришел их черед. Загребельный нажал наспуск своего автомата и скосил сразу двоих. Нестеров расквитался со своим охранником,одним ударом сломав тому шею. Лиза тоже отличилась. В свободной руке у нее оказалсявзведенный ПМ, и моя подруга, не задумываясь, выстрелила одному из бандитов прямо влицо. Ведь могла в грудь, а нет же выбрала именно лицо. Это была моя последняяосознанная мысль перед началом остервенелой рукопашной схватки. Все ее участникиоказались настолько близко друг к другу, что автоматическое оружие стало скорее помехой.В ход пошли ножи, кулаки и зубы.

Драка выглядела как сплошное месиво. Бил я, били меня. Слышались отчаянные вопли ихруст ломающихся костей. Несколько раз грохотали пистолетные выстрелы. Казалось весьмир сошел с ума. Убей, загрызи, порви — только в этом сейчас заключались смысл и цельвсе нашей жизни. Одного врага я точно придушил, но на меня накинулись двое других.Правда самый здоровенный из них тут же исчез. Мне показалось, что он унесся куда-то нанебо, а вернулся оттуда окровавленной, завязанной узлом куклой. Спасибо всевышнему, нуили Нестерову. Еще бы кто помог справиться со вторым ублюдком. Я терял силы, а он всенажимал и нажимал, приближая к моему горлу любовно отполированное лезвие выкидногоножа.

Но вдруг что-то произошло. Со всех сторон пошло какое-то непонятное движение, игромкий голос властно приказал: «А ну, прекратить!». Вслед за этим моего врага сорвали сменя. Если это подоспела подмога, то она оказалась довольно странной. Через секунду меняскрутили точно так же, как и моего недавнего противника.

В сильных руках я хрипел, плевался кровавой слюной, извивался как угорь, но освободитьсяне мог. Меня держали трое. Один сзади за шею, двое других за руки. Исчерпав весь запассил, а главное надежды, я наконец сдался. Сквозь мутный кроваво-красный туман огляделсяпо сторонам. Вокруг оказалось довольно много народу. Сколько? Сказать было сложно.Человек двадцать, и это не считая уцелевших в драке бандитов и членов нашей команды.

Подумав о своих товарищах, я лихорадочно стал искать их глазами. Лешего нашел сразу. Онстоял передо мной, всего в паре метров. Андрюху, как и меня, держали трое. Разницазаключалась лишь в том, что горло подполковника поджимала не человеческая рука, а остроелезвие большого охотничьего ножа. Скосив взгляд налево, я обнаружил груду копошащихся,рычащих от напряга человеческих тел. В свалке участвовало человек шесть. Нестерова ясреди них не видел, но понимал, что он там. Оставалась Лиза. Черт побери, где же Лиза?

— Отпусти его! — все тот же властный голос заставил буквально вывернуть шею ипоглядеть направо, в сторону двух больших, поставленных один на другой контейнеров.

Хвала всевышнему, Лиза была там. Она по-прежнему держала Зураба на поводке. Пистолетав руке у моей подруги не оказалось. Очевидно расстреляв все патроны и не имеявозможности перезарядить обойму, она его просто выкинула.

— Я сказал отпусти!

Обращавшийся к девушке человек стоял между ней и мной. Я не мог видеть его лица, ночто-то в нем все же было знакомое. Скорее всего голос и еще... Что-то еще. Я помоталголовой, стараясь прогнать с глаз мутную поволоку. Она не ушла, но резкие движения видатьстронули в мозгу какие-то заевшие шестеренки. Машина заработала, закрутилась, и явспомнил: дорогая туристская куртка темно-коричневого цвета с фирменными нашивками. Явидел эту куртку. Лицо незнакомца присутствовавшего на встрече с руководителем

Подольской колонии мигом всплыло перед глазами.

— Эй! — выкрикнул я.

Человек обернулся. Да, я не ошибся, это был именно он.

— А, полковник... — этот тип меня тоже узнал. — А я все думал кто бы это мог быть?

— Полковник? — рядом с моим знакомым незнакомцем стоял основательно помятыйофицер, тот самый Петрович. — Фома, ты его знаешь, что ли?

— Встречались, — староста Рынка уже полностью повернулся ко мне.

Ага, вот значит как! До меня начало доходить. Передо мной тот самый Владимир Фомин,человек, подмявший под себя весь Рынок, установивший здесь свои законы и порядки. Итеперь я даже знаю кто ему в этом помогал.

— А это кто? — Петрович хмуро указал на Нестерова, которого усилиями полудюжиныздоровяков все же удалось утихомирить. — Он наших прямо напополам ломал, как спички.Не успей вы, черт его знает, может они бы нас тут всех положили.

— Кто это, что это, мы выясним, — пообещал Фома бандиту, а затем обратился ко мне: —Но для начала вели ей отпустить Зураба.

— Для начала вели своим обезьянам убрать лапы от меня и моих друзей, — потребовал я. —А то разговора не получится.

— Ишь вы какие скорые, — хмыкнул Петрович.

— Наручники у кого-нибудь есть? — Фома громко обратился ко всем своим людям.

— У меня есть, — один из бандитов стал копаться в карманах.

— Даже наручниками обзавелись, суки! — слова эти принадлежали Загребельному.Подполковник смотрел на стоявших вокруг людей с выражением гадливости и отвращения.

— Наденьте на мента, — приказал Фомин, когда браслеты наконец были найдены. —Остальных отпустить и на мушку. В случае чего валите их не раздумывая.

После того как на Анатолия надели наручники, ему позволили подняться. Надо сказать отпобоев во время нашего первого по счету пленения майор пострадал гораздо больше, чем вовремя драки. Это меня порадовало ровно как и снисходительная улыбка, мелькнувшая нагубах у милиционера. Возникла она когда взгляд Нестерова упал на цепь, которая соединяладва никелированных браслета.

Меня, Загребельного и Нестерова поставили друг возле друга. Вокруг человек десять савтоматами. Все помятые в драке, а оттого злые как собаки, готовые разделаться с нами припервой же возможности.

— Теперь твоя очередь. Прикажи ей, — Фомин кивнул в сторону Лизы.

— Он нам нужен? — не успел я открыть рот, как голос подала сама девушка. Причем, какмне показалось, спрашивала она совсем не меня.

— Да в общем-то не очень, — ответил Загребельный, чем подтвердил мою догадку.

— Ну тогда прощай, урод!

Лиза резко рванула веревку, которую держала. Со звенящим щелчком чека вылетела, скобаотстрелилась, граната зашипела, и из нее повалил белесый дымок. Зураб замычал,задергался, бешено замотал головой.

На какое-то мгновение все, кто наблюдал за этой сценой, оцепенели. Одна секунда, вторая...Наконец кто-то отчаянно завопил: «Ложись!». Люди кинулись кто куда. На своем местеосталась лишь Лиза. Она с отвращением, как на мокрицу, глянула на брыкающегося атаманаи тут же ногой пхнула его в живот. То ли бандит от страха едва держался на ногах, то ликлокотавшие внутри девушки ярость и обида удесятерили ее силы. Как бы там ни было,Зураб кувыркнулся назад и свалился за контейнеры. Лиза хладнокровно шагнула под защитутолстых деревянных бортов и буквально в то же мгновение грянул взрыв.

— Бум! — само собой вырвалось у меня, после чего я с неподдельным интересомпронаблюдал как в желтых лучах ламп вспыхнуло и заискрилось красное разляпистоеоблачко.

Глава 20

— Ты жива только благодаря словам этого вояки! — Владимир Фомин отвернулся от Лизы иткнул пальцем в сторону Лешего.

— Пальцем показывать некультурно, — совершенно спокойно проинформировал Андрюха.— Глядите мне... Обижусь.

В отношении бандитов и их хозяев Загребельный вел себя вызывающе дерзко. Во-первых,он их ничуть не боялся. Во-вторых, презирал. И в третьих, у Андрюхи имелась небезосновательная уверенность, что все его выходки останутся безнаказанными. И все этопотому, что именно Леший теперь стал единственным наследником тайны покойного Зураба.Правда атаман посвятил его в этот секрет не совсем... или вернее будет сказать совсем не посвоей воле. Но кто же сейчас станет вспоминать о таких мелочах?

Взгляды старосты Рынка и подполковника ФСБ встретились. Они принялись молчабуравить друг друга глазами. Так продолжалось секунду, две, пять, десять... Ни один изпротивников не желал сдаваться и первым прекращать эту дуэль.

— Может уже хватит понты колотить? — Нестеров решил направить разговор вконструктивное русло. — Давайте лучше подойдем к вопросу по-деловому, с выгодой дляобеих сторон. — Тут милиционер прищурился, ехидно ухмыльнулся и добавил: — Да, и ещеФома... Ты не строй тут из себя возмущенного интеллигента. Кто есть кто это мы тожеразбираемся.

Произнося это, Анатолий указал взглядом на левое запястье базарного босса. Я погляделтуда же и обнаружил, что из-под браслета дорогих часов высовывает голову небольшойчерный кот. Татуировка была старая, скорее всего, сделанная еще иглой. Наверняка этотрисунок что-то да означал. По крайней мере, Фомин втянул запястье под манжет куртки, азатем раздраженно хмыкнул:

— Грамотный ты мент, как я погляжу.

Два этих человека прекрасно поняли друг друга. А что касается всех остальных... А всемостальным хватило уже того, что Нестеров сбил спесь с хозяина дома, дал понять, что мыничуть не глупее его. С нами не стоит конфликтовать, с нами надо разговаривать и находитькомпромисс.

О том как договариваться и о чем, Фомин, скорее всего, и задумался. Он откинулся на

спинку кресла и на мгновение его взгляд расфокусировался. Что он там шифровал,неизвестно, но, по крайней мере, перестал орать и запугивать. Не знаю как другие, а я зачетверть часа нашего разговора от этого дела уже порядком притомился.

Переговоры проходили в апартаментах Зураба. Понятное дело из подвала непрошенныхгостей не выпускали. В случае чего, в смысле если не договоримся, мы тут и останемся.Укромное звуконепроницаемое местечко. Никого из посторонних. Так что версию всегопроисшедшего можно будет сочинить любую. К примеру, вконец обуревший Ветров надумалпошуровать в закромах Рынка. Получил отказ у Надеждина, вот и пошел на разбой, побезысходности. Но не тут-то было! На Рынке пацаны тоже не лыком шиты. Вмиг уделалигада.

От такой весьма не радужной перспективы я поежился и решил сконцентрироваться начем-то другом, если уж не более приятном, то хотя бы нейтральном. Тема подвернулась,стоило лишь оглядеться по сторонам. Раньше мне как-то не доводилось бывать в бандитскоймалине, но сразу чувствовалось, что это именно она. Желание жить красиво и богато здесьвыпячивалось, ставилось превыше всего, даже удобства и целесообразности. Этакаяшоколадка, намазанная вареньем и присыпанная сахаром. Правда меня неотступнопреследовало ощущение, что этот сладкий бутерброд уже чуток подкис.

Стены во всех комнатах были оклеены основательно затертыми бумажными обоями сзолотым тисненым орнаментом. Везде висели пожелтевшие от табачного дыма ковры имятые плакаты с изображениями обнаженных девиц в соблазнительных позах. Ощущениедешевого борделя дополняли вазоны с искусственными фикусами и обилие всяких статуэтоквазочек и графинов, по большей части металлических. Чаще всего вазочки были забитыокурками, а графины вымазаны потеками от вина или самопальной бормотухи. Мебель,которую сюда притащили бандиты, была не новая, но дорогая, с завитушками иинкрустацией. Мне даже показалось, что ее позаимствовали из какого-то музея.

Когда нас проводили мимо одной из комнат, я заметил огромную кровать с балдахином.Надо же, с балдахином! Возможно такой находке стоило улыбнуться, но это желание тут жеисчезло, когда я заметил как при взгляде на скомканные простыни затряслась Лиза. Этотгнев, эта боль моментально передались мне, и пальцы на руках скрючились, словно яготовился вцепиться в чью-то глотку. Мне и вправду хотелось кого-то убить. Да почемукого-то? Всех! Всех этих уродов. А затем весь этот гнусный вертеп облить бензином исжечь. Чтобы и памяти не осталось.

Но я переборол себя, заставил следить за переговорами и даже время от времени вставлятькое-какие замечания.

— Подполковник, ты уверен, что сможешь разминировать бункер? — голос Фомина вернулменя к реальности.

Услышав этот вопрос, Загребельный широко улыбнулся:

— Ну, если его этот ваш гребанный минер, солдат срочной службы запечатал, то я старшийофицер, получивший серьезную подготовку в минно-подрывном деле, уж как-нибудьраспечатаю. К тому же Зураб оказался компанейским парнем и обо многом мне рассказал.

— Зураб не сам мины ставил. Он только помогал, — вмешался в разговор офицер сотчеством Петрович. — А Шлыков был отличным минером.

— Что ж не уберегли этого самого Шлыкова? — поинтересовался Нестеров. Сделал он этокак бы между прочим, лишь на мгновение оторвавшись от стирания крови с разбитого лица.

— А это не твоего ума дело, — огрызнулся Петрович.

По интонациям, прозвучавшим в его голосе, я понял, что со Шлыковым офицера многоесвязывало. Возможно они были приятелями или даже друзьями.

— Все равно... — Леший ответил словно перепалки милиционера с бандитом и не было. —По словам вашего Зураба, там на подходах к бункеру два десятка ОЗМок стоит, сюрприз надвери, паутина в главном коридоре. А даже если Зураб чего и запамятовал, то не беда.Ничего особенного они там изобрести не могли. Не было у них на это ни времени, нивозможности, а главное ни к чему такие сложности. Чтобы угробить мародеров и этихприспособух вполне хватит.

— В принципе логично рассуждаешь, — согласился Фомин. Затем он с досадой сплюнул напол. — Нет, ну что за фигня получилась! Какого хера вы сюда приперлись? Все женормально было! А теперь придется в бункере караул держать, чтобы никакая падла туда несунулась.

— Я ведь могу мины и не снимать, — предложил Леший.

— Тогда, мил человек, ты с нами останешься, — осклабился Петрович. — Снимешь, когдабудет пора.

— Уже пора, — прошипел я. — Забирайтесь к себе под землю и сидите там как крысы.Посмотрим, надолго ли вас хватит.

Реакция на мои слова последовала довольно странная. Фомин поглядел на Петровича, тотобвел взглядом всех присутствующих, задержав его только один раз на скованныхбраслетами руках Нестерова, а затем не очень уверенно, но все же кивнул. Судя по всему, всяэта пантомима являлась продолжением какого-то более раннего разговора. Иначе какобъяснить, что Фома все понял?

— А ну, братва, давайте все отсюда, — хозяин Рынка обратился к толпе отморозков,которые со взведенными автоматами стояли за нашими спинами.

— Владимир Павлович, вы чего? — заупрямился один из охранников, здоровенный детиналет так тридцати от роду. — Их же четверо! А вас двое. Они же вас...

— Валите, я сказал! — Фомин не дал своему человеку договорить.

— Ну как знаете, — здоровяк повесил автомат на плече и первым поплелся к выходу. —Пошли, мужики. Раз старшой требует...

Дождавшись пока резная филенчатая дверь за их спинами закроется, Фома, которого, каквыяснилось, величали Владимиром Павловичем, обратился именно ко мне:

— Давай, полковник, рассказывай...

— О чем? — у меня не было особого желания разговаривать с людьми, которые издевалисьнад Лизой.

— О том, что за пургу ты нес в кабинете у Надеждина.

Я промолчал и даже отвернулся от Фомина. Цирк-зоопарк, какого черта я долженвыслушивать все эти гнилые наезды? Фома не обиделся и даже снизошел до объяснения:

— Я таких совестливых как ты, полковник, вдоволь навидался.

— В каком смысле совестливых?

— А в таком... Пронюхают что-нибудь важное и маются потом как неприкаянные. Всерешают самим воспользоваться или еще кому рассказать. Самому вроде как сподручней, но исотоварищей жалко. Воспитывали нас так: один за всех и все за одного.

— На тебе это воспитание особо не отразилось, — деловито заметил Нестеров.

— И слава богу. Благодаря этому в нищете не жил и спину за копейки не гнул.

— Короче, чего тебе от нас надо? — Загребельный положил конец словоблудию.

— Правду.

— Какую правду?

— Ту, которую он знает, — Фомин кивнул в мою сторону. — А может вы ее все знаете?

— Без правды у нас разговор не получится, — подтвердил слова своего шефа Петрович.

Пришла наша с Лешим очередь переглядываться. Сделали мы это скорее выясняя комуначать. Я уже вчера пробовал. Ничего путного из этого не вышло. Так что теперь чередЗагребельного.

— Спрашивайте, — Леший уставился в глаза Фомы.

— Почему вы пытались выгнать людей из Подольска?

— Им здесь не выжить. Никому не выжить. Скоро здесь будет полно кентавров. И бункерваш не спасет.

— Не скажи... — Петрович замотал головой не соглашаясь. — Бункер хороший. Три уровня.Старый КП командующего округом. — Бывший защитник Отечества и народа как-то сразузабыл об этом самом народе и сосредоточился лишь на сохранении своей драгоценнойжизни.

— Кентавры это лишь часть проблемы. Причем ее меньшая часть. Основная угроза совсемне в них. Меняется сама планета. Через несколько лет на поверхности станет невозможножить.

— А под землей? — Петрович цепко держался за идею с бункером. — Мы его для чего-тотакого и готовили.

— Изменения, о которых я говорю, они ведь не на месяц и не на год, они навсегда. — Мнедоставляло истинное наслаждение наблюдать, как сереют лица Фомы и его подручного. —Так что с бункером вы, ребята, прокололись.

— Полковник, ты думаешь если в бега отправимся, то это сможет помочь? — в разговорвновь вернулся Фомин.

— Помочь это вряд ли, зато даст отсрочку.

— Большую или меньшую, чем та, что мы получим укрывшись под землей?

— Почем мне знать? — пожал я плечами. — Но эта отсрочка будет для всех кто живет вПодольске.

— Да ложил я на всех! — вырвалось у хозяина Рынка.

Это раздраженное, полное высокомерия и пренебрежения восклицание заставило нашукоманду угрюмо притихнуть. Разговор длился уже достаточно долго и мы стали... Как бы этовернее выразиться? Привыкать друг к другу, что ли. Может это и называлось Стокгольмскимсиндромом, а может просто усталостью. Как бы там ни было, но острые углы понемногуначинали сглаживаться, белое казалось не таким уж белым, а черное черным. Однако этимсвоим «Да ложил я...» Владимир Фомин вновь отчетливо напомнил кто есть кто.

— Имеется еще один вариант, — в наступившей тишине слова Загребельного прозвучалитак, словно он вдруг принял глубокую жизненную правду, заложенную в изречении бывшегоуголовника.

— Ну? — Фомин медленно перевел взгляд на Загребельного.

— Ты можешь пойти с нами.

От слов Лешего я едва не задохнулся. Сладковатый, наполненный вонью перегара и табакавоздух стал у меня поперек глотки, и его было не выдохнуть, не вдохнуть. Цирк-зоопарк, дачто же это Андрюха творит?

Что творит, я, конечно же, понимал. Загребельный спасал нашу экспедицию. Рынокбесспорно был самым зажиточным из Домов Подольска. А если сюда добавить и сокровищанаграбленные бандой Зураба, то вообще по своим возможностям нагонял Надеждинскуюадминистрацию. У меня даже не возникало сомнений, что здесь можно было раздобыть идрагоценное дизтопливо, и запчасти, и продовольствие, и снаряжение. Только вот однатонкость: по большей части все это будет грязное, замаранное слезами, а может и кровью нив чем не повинных людей. Готовы мы пойти на такое? Леший был готов. Результат любойценой — именно этот железный принцип был накрепко вбит в голову старого чекиста.

— Куда с вами? — Фомина предложение Загребельного явно заинтриговало.

— В Белоруссию, на Проклятые земли.

— Куда?! — оба представителя криминала выдохнули одновременно.

— На Проклятые земли, — подполковник повторил абсолютно спокойно.

— Это что, такой способ покончить с собой? — первым нашелся Петрович.

— Это шанс жить долго и счастливо.

— Та-а-акс... — протянул Фома. — Все-таки мы чего-то не знаем. — Произнося эти слова,хозяин Рынка буравил Загребельного требовательным взглядом.

— Не знаете, — подтвердил Леший.

— Тогда просвети.

— В Белоруссии остались корабли ханхов. Это гарантия жизни для каждого, кто до нихдоберется. Это наш Ноев ковчег.

— Что за бред такой? — выдохнул Петрович.

— Да погоди ты! — на удивление Фомин отнесся к информации серьезно. — Откуда знаешьпро корабли?

— Источник надежный — живой очевидец.

Андрюха говорил очень уверенно. Мне даже стало казаться, что этот план он придумал ужедавно, и сейчас лишь воплощает его в жизнь. Собственное отношение к этой задумке я, самособой, еще не сложил, но похоже оно уже никого не интересовало. Теперь следовало идтивперед, только вперед. Это понимал не только я. Нестеров, для которого боевые платформыханхов всегда были только лишь бредовыми слухами, сейчас с умным видом кивал в тонкаждому слову Загребельного. Лиза просто молчала. Но в этой ситуации ее молчание можнобыло расценивать как полную поддержку. Хотя, конечно же, мыслями моя подруга сейчасбыла далеко.

Первая же попытка представить о чем думает девушка, вызвала у меня в мозгу настоящийвзрыв. Господи, Пашка! Все, что произошло сегодня, это было из-за него, ради него. Такнеужели мы остановимся на полпути и дадим мальчишке умереть?!

— Фомин! — я сделал шаг вперед. — Нам нужно лекарство.

— Какое еще лекарство? — бывший банкир не сразу переключился на новую тему.

— Нам нужен маннитол. Это именно за ним мы сюда пришли.

— Интересный получился поход, — вставил свои пять копеек Петрович.

— Срочно нужен манитол! — я не прореагировал на шутку. — Прикажи кому-нибудь изшестерок Зураба его найти.

Очевидно по мне было видно, что дело серьезное, и Фома не стал упорствовать, тем болееиз-за такой мелочи. Он пожал плечами, а затем кивнул в сторону двери:

— Петрович, а ну поставь задачу. Пусть там пошуруют в аптеке.

Как только дверь за подручным Зураба закрылась, староста Рынка быстро спросил:

— Сколько?

— Что сколько? — не понял Леший.

— Сколько человек я могу с собой взять?

— Вообще-то мы предлагали место только лишь тебе, — Загребельный сразу посуровел.

— Я же не дурак ехать с вами в одиночку. За пределами поселка моя жизнь не будет стоитьи ломаного гроша. Может, вы меня прямо за воротами пристрелите.

— Мразь ты все-таки, — процедил сквозь зубы Нестеров. — И думаешь, что все вокругточно такие же.

— Сколько? — Фомин даже не поглядел на милиционера.

— Сможешь взять еще двоих, — пошел на уступки Леший.

— Мало. БТР ведь на десятерых рассчитан.

— Фома, я хочу, чтобы ты уяснил, — Нестеров вышел вперед. — Возьми ты с собой хотьдюжину, в случае чего тебя это все равно не спасет. — Милиционер протянул впередскованные наручниками руки и без всяких видимых усилий разорвал цепь.

Демонстрация произвела впечатление. Фомин насупился и втянул голову в плечи.

— За жизнь свою не беспокойся. Бери тех, от кого будет польза, — подбодрил его Леший.

— Петровича по-любому взять придется, он ведь в курсе... — Фомин сдался.

— Кто третий?

— Есть тут у меня один «Кулибин».

— Умнеешь на глазах, — сделав комплимент, майор милиции подошел к пустующему стулуи устало на него опустился. — Фух! — Выдохнул он с облегчением, а затем глянул на нас сАндрюхой. — А вы чего стоите? Присаживайтесь, в ногах правды нет. — Милиционерпредлагал нам расстаться с унизительной ролью пленных.

Около большого овального стола, на котором был составлен колоритный натюрморт изкарточного пасьянса, немытых стаканов, недопитой бутылки портвейна и пепельницы,полной окурков, стояли мягкие стулья. Все одинаковые и целые. Редкостное по нынешнимвременам явление.

Поддерживая почин Анатолия, мы опустились на замусоленные бархатные сидушки. Лизу яусадил рядом. Сделать это пришлось чуть ли не силой. Теперь моя подруга была как наиголках. Стыд и боль в душе девушки захлестнуло беспокойство... Да какое тамбеспокойство! Настоящая паника, дикий страх за брата. Мне пришлось буквальноудерживать ее за руку и как можно уверенней повторять: «Все будет хорошо. Сейчас онинайдут лекарство».

Именно за этим занятием нас и застал вернувшийся Петрович. Обнаружив, что все пленникис комфортом расселись, он все понял.

— Договорились, значит... — буркнул офицер себе под нос.

— Ты тоже пойдешь, если конечно захочешь, — успокоил его Фома.

— Маннитол этот ваш уже ищут, — мне показалось, что в голосе Петровича послышалосьоблегчение. — Аптекаря вы очень некстати кокнули. Но ничего, я уже поставил двух самыхсмышленых ребят.

— С лекарством вроде решили, — Фомин развел руками, тем самым подтверждая, что онсделал все возможное.

— Спасибо, — поблагодарил Леший. — Но это еще не все.

— Я и не надеялся что все, — хозяин Рынка саркастично улыбнулся и стал шарить покарманам. — Черт, записную книжку, кажется, оставил. Уж больно спешил с вамипознакомиться. — Прекратив попытки обнаружить блокнот, он обратился к Петровичу: —Эй, Санек, на чем тут у вас записать можно? В смысле бумага нужна.

— Бумагу сейчас отыщем, — с этими словами подручный Зураба подошел к Загребельномуи уже достаточно миролюбиво попросил: — Подвинься чуток, подполковник.

Леший отодвинул стул, освобождая проход к невысокому то ли серванту, то ли комоду, неразбираюсь я в этих тонкостях. Петрович присел на корточки и распахнул нижние дверцы.Насколько я мог видеть, внутри действительно валялись какие-то бумаги. Это были не тоформуляры, не то отчеты, не то какая-то техническая документация. По прямому назначениюее, естественно, не использовали. Сейчас вся эта макулатура превратилась в толстые пачки

салфеток, от которых по мере надобности отрывали листок за листком.

Вытянув одну из подшивок, Петрович грохнул ее на стол и как можно аккуратней сталвырывать верхний листок. Вроде ничего особенного, вроде обычная заурядная процедура.Однако мельком глянув на Лешего, я вдруг заметил, как тот напрягся. Причинна конечно жекрылась не в Петровиче, тот ничего особо предосудительно не делал. Причина явно была вбумагах. Сообразив это, я вытянул шею, чтобы поглядеть на них.

Мой интерес не остался незамеченным. Петрович сразу среагировал. Он весь переменился влице и быстро, словно школьник, уличенный со шпаргалкой, схватил подшивку в руки. Но явсе же заметил. Это действительно были чертежи. В уголке каждого листа красоваласьчерно-белая эмблема: овал, в центр которого было вписано схематическое изображениеземного шара. Перечеркивал эту основу зигзаг небольшой молнии.

Цирк-зоопарк, знакомый рисунок! Где же я его... Ответ был уже где-то совсем близко, номне так и не удалось до него добраться. Помешал Леший. Не вставая со стула, он зарядилПетровичу локтем в живот. Здоровьем Андрюху бог не обидел, поэтому не удивительно чтобандит ойкнул и сложился пополам. Дальше все следовало по заученной, отработанной доавтоматизма схеме. Загребельный вскочил и рубанул Петровича ладонью по затылку. Этогооказалось вполне достаточно. Офицер уж не знаю каких войск ничком повалился на пол.

— Э... ты чего? — Фомин протянул руку к своему автомату.

— Даже и не думай, — предупредил Нестеров, по-прежнему оставаясь на своем месте.

— Мы же договорились... — руководитель Рынка внял совету милиционера.

— Это что такое? — подполковник ФСБ поднял с пола толстую подшивку и, подойдя кФоме, сунул ее ему под нос. — Где взяли?

Фомин перевел взгляд на помятые растрепанные страницы и в глазах его началопросыпаться понимание.

— Вот значит в чем дело, — наконец выдавил он из себя. — Откуда знаете?

— Своими глазами видели.

— Я был вором, а не мокрушником, — глухо произнес Фома.

— Видать все в этой жизни меняется, — парировал Леший. — А это даже не мокруха была,это садизм, зверство настоящее. Там же женщины и дети были! — В этот момент мнепоказалось, что Леший вот-вот свернет Фоме шею.

— Я не приказывал мочить колонну, — Фомин уткнул взгляд в пол.

— Сейчас можно сказать что угодно.

— Я не приказывал мочить колонну! — вор в законе произнес это уже более уверенно.

— Кто же тогда?

— Зураб, падла, проявил инициативу.

— Не верится что-то, чтобы без тебя дело обошлось, — к допросу подключилась нашадоблестная милиция.

— Петрович очухается, можете у него спросить.

— Вроде оживает, — я наклонился и забрал у бандита автомат. — Что-то ты, АндрейКириллович, его слабо приложил.

Петрович ничком лежал на полу. Горе-вояка постанывал и потихоньку начинал шевелиться.До момента, когда он сможет соображать и членораздельно излагать свои мысли, должнобыло пройти еще как минимум минут десять. Чтобы ускорить этот процесс, я зацепил его зашиворот и усадил в углу, аккурат между стеной и боковиной все того же комода сдокументами. Не знаю, может, делал я все это зря. Правду сейчас все равно не узнаешь. Ктож ее родимую скажет, когда всем хочется выглядеть белыми и пушистыми?

— Мы нужны друг другу, — Владимир Фомин подошел к проблеме с практической точкизрения.

— Ты думаешь мы будем спасать убийцу женщин и детей? — Леший скривился отгадливости.

— Для начала, чтобы спасти хотя бы самих себя, следует выбраться из «Центрального». —Фома говорил без тени эмоций. Просто какой-то автомат, перечисляющий факты. — А дажеесли и выберетесь... Надеждин приказал вашу колымагу не обслуживать. Все сделки теперьтолько на коммерческой основе: услуги, топливо, продовольствие в обмен на оружие ибоеприпасы. И главное... — Фомин сделал паузу. — Я не убийца.

— Он правду говорит, — эхом от слов Фомы стал тихий голос, который донесся со стороныкомода.

Все обернулись и поглядели на говорившего. Петрович очухался гораздо раньше, чем япредполагал. Теперь он сидел на полу, обхватил голову руками.

— Говори уж, раз начал, — разрешил Леший.

— Зурабу какой-то урка настучал, что грузовики из Москвы пойдут. — Петрович опустилруки и оперся затылком о стену. Глядел он в пустоту перед собой. — Они какому-то КБ илиинституту принадлежали, тому, что космосом занимался. Везти должны были новую системужизнеобеспечения. Ее вроде как для межпланетного корабля разработали, того, что на Марсдолжен был лететь. Зурабу сказали, что это чудо прямо какое-то. Чистый воздух из пустотыделает, согревает, кормит и поит. Сами понимаете, кто ж сейчас от такого сокровищаоткажется, а Зураб тем более.

— Дальше, — потребовал Леший.

— Оказалось, что институтские грузовики идут не сами, а в колоне со штатскими, — наэтом месте Петрович замолк.

— Как же у тебя, сука, рука поднялась?! — проскрежетал я.

— Я эту колонну до конца жизни помнить буду, — прошептал бывший офицер. —Покрестили меня на ней.

— Как покрестили? — за все время нашего разговора Лиза первый раз подала голос.

— Очень просто. Как всегда крестят. Кровью. Я на пулемете был и стрелять отказался. Амне сунули ствол в затылок и сказали либо нажмешь, либо тут и останешься. И не шутили,между прочим. Коля Шлыков уж на что ценный специалист был, но и его не пощадили.

— Шлыков? Минер что ли? — вырвалось у меня.

— И после всего этого ты с ними так и остался? — брезгливо скривился Нестеров.

— А куда мне? Идти-то некуда.

— В другой поселок, например.

— В другой? — у Петровича на лице появились первые признаки эмоций, и выглядели оникак горькая улыбка. — Зураб гнида злопамятная. Просто так не отпустил бы. Обязательно быместным настучал о «подвиге» моем «героическом».

— Был Зураб, да весь вышел, — с нервным смешком напомнила Лиза.

— Я так понимаю, другие поселки тоже... были, да все вышли, ну или выйдут в самомскором времени, — офицер то ли отвечал девушке, то ли размышлял вслух. — Так что идтимне по-прежнему некуда.

— Со мной пойдешь? — повторил свое предложение Фома.

— С тобой можно и пойти, — кивнул Петрович. — Ты лис хитрый. Выгоду свою за верстучуешь. Это все знают.

Фомин не ответил, а лишь криво усмехнулся. Сперва мне показалось, что ему польстилапохвала сотоварища, однако потом я понял, ухмыляется он, чтобы хоть как-то скрытьсобственную неуверенность, можно даже сказать растерянность. Ведь сейчас Фомаположился только на это самое чутье, не подкрепленное ни фактами, ни доказательствами.

— Так вы значит космическую систему тут приспособили, — Нестеров в отличие от меня нетратил время на физиономический анализ. Его интересовали более конкретные вещи. —Теперь понятно, почему свет жжете не жалея.

— Движок у них в подсобке молотит, отсюда и свет, — разочаровал милиционераЗагребельный. — Я тут уже все осмотрел.

— Значит, в другом месте поставили, — мигом нашелся Анатолий. — Фома, небось у тебя вапартаментах?

Услышав вопрос Нестерова, хозяин Рынка сразу пришел в норму:

— Не нашел Зураб никакой системы.

— Как не нашел? — Леший с подозрением прищурился. — Мы грузовики видели. Пустыеони.

— Там что-то другое было. Мы так разобраться и не смогли. Похоже генератор какой-то илиускоритель разобранный.

— Ускоритель? — удивился я. — Зачем надо было везти ускоритель? На кой он теперьнужен?

В ответ Фомин только пожал плечами, а Петрович вздохнул... нет, скорее простонал:

— Только людей зря перебили. Вот блядство какое!

После его слов наступила тишина. Каждому из участников разговора было о чем подумать.Лично меня зацепила доля Петровича. Я такие истории уже слышал. Кровью крестили восновном в Чечне. Потом брали за человечка выкуп, да только он так на веревочке иоставался. А, впрочем, какой там веревочке? На корабельной цепи. Делай с ним потом что

хош. Тут мне подумалось, что Петрович уж очень легко согласился на смертельно опасноетурне по Проклятым землям. Сказал, что верит Фоме. Отчасти так оно и есть, но толькоотчасти. Наверняка есть и оборотная сторона медали. Теперь мы все знаем правду, и емубольше не надо притворяться и трястись от страха. С нами он тот, кто он есть, с нами онможет попытаться начать жизнь сызнова.

Только я пришел к этому выводу, как заскрипела входная дверь. Стучаться у бандитов,похоже, было не принято. На пороге показался бородатый мужик. В руках он держал двагерметично закрытых медицинских флакона, каждый миллилитров по двести.

— Нашли? — Фома не дал посыльному и рта раскрыть.

— Вот, — мужик протянул вперед обе бутылки, а сам как-то растерянно стал коситься наразвалившегося на полу Петровича.

— Я возьму!

Лиза сорвалась с места. Подскочив к бородачу, она буквально выхватила раствор у него изрук. Бесценное сокровище наконец оказалось у девушки, но только вот что с ним делатьдальше? Как вырваться отсюда?

— Выпустите меня! — в отчаянии закричала она. — Моему брату плохо, очень плохо!

— Фома, дай Лизе уйти, — я требовал, а не просил.

— А она будет держать язык за зубами?

— Не сомневайся, — я повернулся к своей подруге. — Никому ни слова! Ни о чем. Тыпоняла?

— Да, конечно, я все поняла. Никому и ничего. Только пожалуйста скорее!

— Возьми Зотова и проводите ее до больницы, — приказал Фома своему человеку.

— Сделаем, — кивнул бородач. — Только она в таком виде... Люди будут оборачиваться.

— Где твоя одежда?

Вопрос был адресован Лизе, но ответил на него Загребельный.

— Куртка и ботинки где-то валяются, остальное Зураб порвал, — Андрюха не выдержал и всердцах прошипел: — Тварь похотливая!

От этих слов Фомин поморщился, как будто они были адресованы именно ему.

— Давно надо было оскопить эту обезьяну. Проблем бы поубавилось.

Шутка начальника понравилась бородачу, и он довольно осклабился:

— Его уже того... обработали. Только с другого конца.

Фомин зыркнул на не к месту развеселившегося бандита, и тот мигом потух.

— Значит так... Кто там у нас самый мелкий? Чиж, что ли? Пусть отдаст ей свои шмотки. Абудет пузыриться...

— Не-е-е... Чиж не будет, — заверил шефа бандит.

— Вот и ладно, — Фома кивнул. — Тогда давайте, валите.

Бородач приоткрыл дверь, пропустил вперед Лизу и уже хотел выйти сам, да вдруг что-товспомнил.

— Фома, там это... сверху передать просили. Вон его ищут, — бандит кивнул в моюсторону.

— Кто ищет? Надеждин? — староста Рынка напрягся.

— Не-е-е, — посыльный замотал головой. — Дед какой-то.

— Дед? — Фомин приподнял брови.

— Притопал снаружи, из города. Постучал в наши ворота. Седой, лохматый, борода раза втри больше моей. А главное, прикидываешь, из одежды у него только рубашка, портки налямках да сандалии на босу ногу.

Услышав это описание, мы все переглянулись. Безумно хотелось поверить в чудо, но толькоразве оно бывает?

Выходит, бывает! Я понял это, когда бандит припомнил еще одну деталь:

— Говорит, что его зовут... — бандит наморщил лоб. — Серебровский, что ли?

— Серебровский? — Фома покосился на меня. — Это что значит?

— Это значит... — я даже не пытался удержать разливающуюся по губам улыбку. — Этозначит, что твой «Кулибин» только что пролетел мимо места в нашей компании.

Продолжение следует...

Глава 21

Костер был совсем маленьким. Я развел его внутри старого, изрядно изрешеченного пулями,ведра. Металл разогреется и тепла вполне хватит на двоих. Да, на двоих... именно на двоих...на меня и на Лизу. Наконец мы оказались наедине. Мы сидели на том самом двуспальномматрасе, в той самой зале той самой Подольской «гостиницы».

Леший со своими людьми куда-то запропали. Может и впрямь дела, а может просто решилидать нам с Лизой немного времени для личной жизни. Цирк-зоопарк, это они хорошопридумали, а главное вовремя! Не могли что ли подумать об этом на день или лучше на двараньше? А то сегодня, сейчас... Сейчас мне было, ей богу, боязно от ее близости.

Не поворачивая головы, я скосил глаза и поглядел на свою подругу. Лиза сидела молча.Девушка обхватила руками колени и пустым потухшим взглядом уставилась в огонь.Отблески пламени отсвечивали на ее усталом, как-то моментально похудевшем лице,на до сих пор так и не расчесанных волосах, на хорошо знакомой мне синей «Аляске».

Мы играли в молчанку уже достаточно долго и это занятие Лиза, казалось, не думалапрерывать. Я понимал ее, но наряду с этим и отчетливо осознавал, что своими мыслями онаделает себе все больнее и больнее, ранит себя все глубже и глубже. Это следовалоостановить, и как можно скорее!

― Согрелась?

Я медленно, так чтобы Лиза видела и не испугалась, протянул руку и потер девушке плечии спину. Таким весьма не хитрым способом я пытался хоть немного ее отвлечь,растормошить, разогнать кровь. Хотя, откровенно говоря, мне очень и очень хотелосьее обнять, прижать к себе, но... Но я побоялся. Страстных объятий эта пичужка уже сегодняотведала и притом предостаточно. Еще не хватало ненароком ей о них напомнить! Тутв памяти всплыла мерзкая рожа этой скотины Зураба. Повезло ублюдку. Быстро сдох.Не опереди меня Лиза, я бы его прямо там же... Стоп! Я понял, что вновь начинаюзаводиться. Не вовремя и не к месту. Мой гнев, моя злоба не помогут, а наоборот навредятэтой маленькой избитой жизнью девочке.

― Почему все так устроено? ― задумчивый голос Лизы прервал мои мысли.

― Что все? ― я догадывался, о чем именно спрашивает девушка, но захотел, чтобы онапродолжила. Пусть выговорится, выплеснет накопившиеся эмоции, может даже поплачет.Сразу полегчает. Очень надеюсь, что полегчает.

― Почему люди такие разные? ― Лиза даже и не думала плакать.

― Сложный вопрос.

― Наверное, в них все с самого рождения заложено, ― девушка явно меня не слушала. ―А если так, то зло не переделаешь. От него можно лишь избавиться. Как от опухоли. ―Произнося эти слова, Лиза красноречиво посмотрела на мой трофейный АКМС.

― Может ты и права, ― поколебавшись, я кивнул. ― Только вот как узнать кто зло, а ктонет. Пока оно не проявится...

― Когда проявится, будет уже поздно, ― авторитетно заметила моя подруга.

Разумеется, на это я мог бы кое-что возразить, но не стал. Не теперь. Лизе сейчас совсемне нужны морали и лекции о черной и белой стороне человеческой души. Ей немедленно,позарез требуется дружеское тепло и забота. Понимая это, я очень осторожно провел рукойпо спутанным волосам девушки, слегка притянул ее голову к себе и поцеловал висок.На счастье Лиза не отстранилась, только лишь слегка вздрогнула. В этот миг наши лицаоказались очень близко друг к другу, может поэтому Лиза и решилась. Словно опасаясь, чтоее могут услышать посторонние уши, она быстро, сбиваясь на каждой фразе, зашептала:

― Максим, я чувствую себя такой грязной. Я помылась в бане. Мне выдали новую одеждуи белье, но это гадостное ощущение осталось. И я не могу от него избавиться. Прямо хочетсясодрать с себя кожу.

― Ну, ты чего? Не раскисай! ― я выдавил из себя довольно фальшиво наигранноевозмущение. ― Я тебя прекрасно понимаю.

― Нет, не понимаешь, ― Лиза упрямо замотала головой и первый раз хлюпнула носом.

― Нет, понимаю, ― я стал настаивать. ― Со мной тоже было что-то подобное.

― С тобой? ― девушка глянула на меня возмущенно, почти гневно. ― На тебе рвал одежду,тебя бил и унижал какой-то мерзкий, грязный урод?

Вот это глазищи! Чистые и бездонные. Увидев их перед собой, я уже в который раззадохнулся от восторга. В таких глазах хочется утонуть, полностью и окончательно,навсегда, до конца своей жизни.

― Ты чего замолчал? ― Лиза ждала ответа. Ее требовательный взгляд как бы говорил: «Ну,

давай... Раз начал, то и заканчивай».

― Тогда, в Одинцово... Помнишь меня уволокли кентавры. Уроды еще те, почище Зурабабудут. Насчет унижали... не уверен, а вот били это точно, причем, чем попало. Кстатии одежду содрали, гады. У меня потом вся кожа зудела от их радиоактивных лап и пятнапунцовые пошли.

Я не лгал. Так оно все и было. Радиации в тот раз я хватанул изрядно. Не представляю,чем бы все закончилось, не случись встречи с Главным.

― Это ты так пошутил? ― моя подруга скрипнула своими зубками и отвернулась. ― Этоне то, Максим... совсем не то, что случилось со мной.

― А вот тут ты не права, ― я стал донельзя серьезным, так как вдруг совершенно отчетливопонял, что именно должен сказать Лизе. ― Это все одно и то же. Это называется война.Не случись ее, все было бы по-другому, совсем по-другому. Ты бы поступила в какой-нибудьунивер и сидела за книжками. Я бы перебирал кипы бумаг, гонял зеленых летёх и ленивыхконтрабасов. Рядом были бы наши родные и близкие. И мы бы никогда не повстречалини Зураба, ни Фомина, ни кентавров, ни призраков, ни каких других тварей.

Тут я на секунду замолчал. Надо было дать Лизе подумать над моими словами. Надо было,чтобы она поняла их и прочувствовала. После того как девушка едва заметно кивнула,я продолжил:

― Но все изменилось. Наш мир умирает. Все, что от него осталось, это мы. Мы последние,понимаешь? И что бы с нами не происходило, как бы тяжело нам не было, надо держаться.Пока живы мы, жив и он.

― Наш мир? ― выдавила из себя девушка.

― Он самый.

― Но с каждым днем нас становится все меньше и меньше.

― Вот поэтому надо быть сильными, очень сильными. Мы должны жить за себя и за тех, ктопогиб: за твоего отца, за морпеха Серегу, за вашего дядю Витю Сотникова. На нашем путиуже было, и уж поверь мне, еще будет очень много крови и грязи, но мы все равно должныпройти через это, преодолеть. Просто кроме нас больше некому. И если мы справимся,выдержим, то победим.

― Ты думаешь, что все может измениться? Стать как прежде?

― Само по себе в этой жизни ничего не делается. Все зависит только от нас.

Сейчас мне ужас как захотелось ей все рассказать. И о ханхах, и о словах Главногои об истинной цели нашей экспедиции. Но я прикусил язык. Только раскрой я рот, и Лизууже никто и ничто не остановит. Она обязательно пойдет с нами. И куда? В самое сердцеПроклятых земель! Нет, я уже который раз обругал себя за саму мысль об этом.

Мои слова действительно помогли. Лиза немного ожила. На ее губах даже промелькнуламечтательная улыбка.

― Максим, знаешь, а ведь мне и впрямь иногда снится, что все уже закончилось.

― Что ж, хорошие сны, ― я одобрительно кивнул.

― Хорошие и странные.

― Почему странные?

― Ты не перебивай, ― девушка с укоризной поглядела на меня, а когда я, признавая своюошибку, картинно поднял руки, продолжила: ― В моих снах мы совсем другие.Мы свободные и счастливые и еще... еще мы умеем летать.

― Меж звезд? ― спросил я, припоминая один из своих собственных снов.

― Ага.

Лиза устремила свой взгляд куда-то в бесконечность. Именно о том, что она там увидела,девушка и стала мне рассказывать. Сперва она описала безграничный восторг от полета,от невиданных возможностей, от полной власти над своим телом и пространством. Затемя услышал о голубых и красных звездах, о планетах, сплошь покрытых зелеными океанами,в которых бушуют бесконечные штормы. Дальше следовали миры, погруженные в ледянойсон, засыпанные золотым песком, сплошь покрытые лиловым лесом. После них девушкарассказывала о диковинных существах, с которыми, оказывается, очень легко подружиться.

Я слушал и улыбался. Фантазерка! Наверняка большую часть этих историй она додумала ужепотом, когда проснулась. Не могут сны быть столь реальными и насыщенными такимколичеством деталей. Я вот тоже разок летал, но только кроме очень кратковременногочувства восторга в памяти не отложилось ничего. А тут... целый телесериал.

― И давно тебе такое снится? ― мой вопрос стал продолжением этих мыслей.

― Не очень, ― девушка как-то сразу съежилась.

― Что случилось? ― я испугался, что ляпнул что-то не то.

― Первый раз я это увидела, когда... когда потеряла сознание. Ну, помнишь... в том подвалепод магазином. И с тех пор снится постоянно, стоит только закрыть глаза.

Цирк-зоопарк, вовсе не радостное известие. Как пить дать последствие от действия тойдряни, которой кентавры отравили разведчиков. Надо будет спросить у Нестерова. Как таму него с головой? Как спится? Что видится? Эх, Лиза-Лиза, горе ты мое!

Движимый чисто отцовской заботой, я попытался обнять девушку, притянуть ее к себе.Но от моего резкого движения Лиза дернулась как от удара электрического тока и мигомнапряглась. Затем она как-то вся выгнулась, подсознательно стремясь оказаться от меня какможно дальше. В этот момент вся предыдущая доверительность нашего разговора куда-товся разом подевалась.

― Прости, ― Лиза, в конце концов, опомнилась и виновато на меня поглядела. Она поняласвою ошибку, но исправлять ее не спешила.

― Да ладно... Я просто хотел тебя обнять и ничего больше.

Ей надо было, что-то ответить, что-то объяснить, но девушка не знала что. На лице моейподруги отразились неуверенность, растерянность, а может даже и страх. Цирк-зоопарк,кого же она боится? Неужели меня? А может саму себя, своего прошлого, своихвоспоминаний?

Узнать я это так и не успел. Лиза вдруг заторопилась, вскочила на ноги:

― Мне надо... Мне к Пашке! Я не могу его сейчас оставить одного. Я ему сейчас оченьнужна. У него кризис. Доктор сказал...

― Можешь не продолжать. Все понятно, ― я поднял руку, пытаясь остановить потокее перепуганного словоизлияния.

Лиза действительно запнулась. Она стояла в паре шагов от меня, жалкая и потерянная.От одного ее вида сердце мое обливалось кровью. Сделать что-то хорошее для девчонкибыло моим долгом. Да каким там долгом? В этот момент это было целью моей жизни! Воттолько что?

― Тут такое дело... Я у Фомина СВД видел. Похоже теперь уже бесхозная. Попробую длятебя выпросить.

Кажется, я попал в цель. Новость о снайперской винтовке выдернула Лизу из оцепенения.Ее глаза алчно заблестели.

¬― Максим, ты самый лучший! ― девушка наклонилась ко мне и робко чмокнула в щеку.

― Конечно, лучший, ― шутка должна была замаскировать мою темно-зеленую тоску. ―А теперь иди, брат ждет. И передай ему от меня привет. Скажи, что утром обязательно зайду.

Я еще долго смотрел в пустой темный дверной проем, в котором исчезла моя подруга. О чемдумал? Да не о чем конкретно. В голове вертелся калейдоскоп из событий этогосумасшедшего дня. Цирк-зоопарк, сколько в нем сегодня всего намешалось. И горе,и радость, и жизнь, и смерть. В другое время хватило бы на годы, а вот сейчас глядишь ты,всего один день.

Хоть уже и было достаточно поздно, часов девять, полагаю, я поднялся с холодного матраца,затушил уже и без того догорающий костер и поплелся в автомастерскую Рынка, куданесколько часов назад собственноручно перегнал свою многострадальную «восьмидесятку».Похоже, сегодня только она одна и ждала меня, только ей я и был нужен.

Глава 22

Я вытирал руки куском грязной промасленной тряпки и с улыбкой глядел на Серебрянцева,копошащегося на броне «302-го». Цирк-зоопарк, до сих пор не могу поверить, что это он,живой и по всей видимости здоровый. Да и не я один. Несколько раз видел, как Лиза,проходя мимо старика, прикасалась к нему рукой. Просто так, без причины, только чтобыубедиться, что Ипатич существует на самом деле, а не привиделся всем нам. Серебрянцевна это лишь смущенно улыбался. Очень смущенно. Для него ведь событий последних днейпросто не существовало.

Сознание ученого выключилось вместе со взрывом гранаты, прогремевшем в стальном чревеБТРа. Серебрянцев еще помнил, что пытался заслонить ребят, а дальше... Пришел он в себявнутри троллейбуса. Того самого, что стоит поперек улицы Кирова. Выбрался старик наружуи сразу увидел указатель «Поселок „ПОДОЛЬСК“, 300 м.». Всего триста метров!

— И чего это ты такой счастливый? — Леший как всегда подошел очень тихо. И если быя не знал этой его привычки, то сказал бы, что подкрался.

— Выглядит вроде нормально, — ответил я другу.

— Тебе что повылазило? — возмутился подполковник. — Какое там нормально! Башнютеперь не повернуть. У нее теперь сектор обстрела в лучшем случае градусов сто шестьдесят!

Бортовые двери заблокированы намертво. И это я еще не вспоминал, что ты как водительпотерял половину обзора.

— Балда! — покачал я головой. — Серебрянцев выглядит нормально.

— А-а-а, ты о нем... — Загребельный еще несколько секунд изучал цепочки прямоугольныхблоков, которые в трех местах перетянули стальное тело бронетранспортера, а затем перевелвзгляд на человека, который их монтировал.

Наши взгляды не укрылись от пожилого ученого. Но Ипатич не страдал звездной болезнью,а поэтому не отнес их на свой счет. Серебрянцев решил, что в нас вновь закралось сомнениеотносительно этого странного устройства.

— Просто гениальное изобретение! — прокричал он нам. — Этим ребятам из «Молнии»памятник надо поставить.

— Надгробный, — мрачно пошутил Леший.

Старик поник плечами:

— Да... жалко, что погибли.

Слова Серебрянцева мы едва расслышали. Скорее прочли по губам. В мастерской Рынкасейчас было довольно шумно. Особо не поговоришь. Недавно вернулась группа старателей.Фомин отправлял их на юго-западную окраину города, в зону, где когда-то шли бои. Толькотам среди сотен искореженных и расплавленных боевых машин можно было отыскатьзапчасти для моей «восьмидесятки». Мужики оказались настырные и таки откопали десятокрабочих амортизаторов плюс два торсионных вала. Сейчас все это сокровища чистили,смазывали и красили.

Чтобы не напрягать как слух, так и голосовые связки, мы с Андрюхой подошли к самомуборту БТРа. Загребельный помусолил свисающий разъем какого-то еще неподключенногокабеля и поморщился:

— Паршиво как-то на душе. Из-за этой штуки сволочь Зураб две сотни человек положил.А мы как будто его наследники. Пользуемся тем, что папик заготовил впрок.

— Раз уж система оказалась в наших руках, то глупо ею не воспользоваться. Только бысработала.

Я как будто оправдывался и причем не очень уверенно. Наверное потому, что меня тожежгло чувство стыда. Перед мертвыми оно было ничуть не слабее, чем перед живыми.

Лязг открывшегося десантного люка позволил отвлечься. Из него неуклюже, придерживаязабинтованную культю руки, высунулся Блюмер. Белое как полотно лицо, впавшие глаза.По большому счету аспиранту ХАИ было еще рановато вставать с койки. Но прознаво чудесном воскрешении Серебрянцева, Сергей тут же сбежал из больницы. Я видел какзабившись в дальний угол мастерской они долго говорили. Очень долго. Мужики вродестолько времени отношения не выясняют, какими бы сложными те не были. Понимая это,я по праву командира решил вмешаться. Каково же было мое удивление, когда, подойдяк ним, я обнаружил, что оба деятеля от науки увлеченно чертят на полу какие-то схемыи формулы. Вот цирк-зоопарк, бывают же такие люди!

Было это сегодня утром, и с тех пор родственные души, или вернее будет сказатьродственные умы, не расставались и вместе трудились над монтажом, а главное

усовершенствованием энергетического щита. Честно говоря, мне не очень-то верилось, чтоэта штука сможет противостоять аномалиям Проклятых земель. Защита от жесткогокосмического излучения это одно, а вот аномалии... Аномалии, как я понимаю, явлениесовершенно иного сорта. Правда Ипатич обозвал меня неучем и закостенелым скептиком,но из этого еще не следует, что он прав, что эта его всеобщая энергетическая теорияне полное дерьмо.

В который раз я оглядел защитную установку и теперь уже окончательно решил, чтоприменять ее мы будем только в крайнем случае. В самом крайнем случае! Если уж прижметпо настоящему, и дальше только на тот свет.

Странное дело, при мысли о смерти вновь вспомнилась теория товарища Серебрянцева. Вотведь привязалась, проклятая! Теперь и помереть спокойно не даст. Все будет нашептывать,что, лежа на смертном одре, ты перетекаешь из одного состояния в другое. Вот бы всенаоборот! Не мы во что-то, а что-то в нас. Зарядка, как с аккумулятором.

Глупые мысли, наивные желания и я даже знал откуда они возникли в моей башке.Причиной был Пашка, который вопреки всем правилам и законам медицины поднялсяна ноги. Пацану, конечно, влили всю ту химию, что мы раздобыли у бандитов, но онане могла подействовать так быстро. Маннитол это же не живая вода, в самом-то деле!Должны были пройти недели. Однако недель не потребовалось. Пашка уже слоняетсяпо больнице. Я потолковал с врачом и получил ответ, что они ошиблись в оценке травмыи поставили пациенту более тяжелый диагноз. Возможно все это и так, но только странноесовпадение: два кристалла из числа тех, что я подсунул мальчишке под голову, потухли,превратились в бесцветные стеклянные шарики. Энергия их иссякла. Может бесследноулетучилась в космос, а может...

Пока я занимался переборкой, а может подтасовкой фактов, Загребельный, Серебрянцеви Блюмер выясняли стоит ли испытывать щит в условиях закрытой мастерской. К единомумнению они так и не пришли, а поэтому стали искать свежий взгляд на проблему:

— Каково ваше мнение, товарищ полковник? — продолжая восседать на броне, Серебрянцевразвернулся в мою сторону.

— Мое?

— Ну да, ваше. Вы ведь тоже инженер.

— Инженер... спору нет, — я с сомнением почесал затылок. — А когда система будетготова?

— Собственно говоря уже готова, — закивал Ипатич и тут же попросил у Загребельного:— Андрей Кириллович, голубчик, подайте-ка сюда вон тот кабелек... Да-да, тот самый,за который вы давеча так пренебрежительно дергали.

— Да не дергал я...

Леший смущенно взял серебристую экранированную змею за шкирку и подал ее наверх.Серебрянцев поблагодарил и тут же ловко подсоединил кабель к блоку с ничегоне говорящей мне аббревиатурой «ЦДМП» на крышке.

— Вот теперь точно все, — старик потер руки. Затем он повернулся к Блюмеру и попросил:— Сережа, если не сложно, запустите тестирование. Следует выяснить как вписались нашис вами доработки в общую схему.

Блюмер молча кивнул и вновь скрылся в люке. Буквально через несколько секунд к рокотуработающего на холостых оборотах двигателя добавилось низкое тихое гудение, будтоцелый пчелиный рой запустили порезвиться в пустую автоцистерну.

Леший словно прореагировал на появление этого звука и тут же схватился за карман своегобушлата. Лицо его вмиг превратилось в маску из угрюмого серого камня.

— Что за чертовщина? — прошипел он.

— Ты чего? — беспокойство друга передалось и мне.

— Да рамка эта твоя... похоже среагировала, — Андрюха полез в карман.

— Рамка?

— Она самая. Я ее из вещичек Лизы выудил... ну из тех, что она у Зураба оставила.

Загребельный наконец выдернул руку из кармана и продемонстрировал всем нам хорошознакомую пластиковую коробочку. Под прозрачным оргстеклом действительно вращаласьголубая рамка. Причем быстро так вращалась. Но самое интересное заключалось в том, чтоскорость этого вращения явно нарастала.

— Погодите-погодите! — запротестовал Серебрянцев. — Ничего подобного происходитьне должно. Поле щита наоборот противодействует пространственно-временнымизменениям.

— Но ведь происходит, — Леший стал с опаской оглядываться по сторонам.

— Точно что-то происходит, — подтвердил я, когда понял что ангар, в котором находиласьмастерская, начинает понемногу дрожать.

Эту вибрацию заметили и другие рабочие. Они выключали оборудование, откладывалиинструменты и стекались к центру мастерской, подальше от уже ходящих ходуном стен.Кто-то громко и пронзительно выкрикнул «Землетрясение!». Этот вопль вызвал панику,и человек десять ринулись к выходу.

Только уйти они не успели. Отрезая людей от ворот, прямо из пустоты быстро формировалсясгусток чернильно-черного мрака. Складывалось впечатление, что прямо у нас на глазахрвалось пространство, и из этой дыры, шевеля десятками гибких, необычайно подвижныхщупалец, стал выбираться гигантский спрут. Тьма прибывала все быстрее и быстрее. Оназаполнила собой уже чуть ли не треть ангара. Те несчастные, до которых дотянулисьстрашные черные протуберанцы, исчезли. Они словно сгорели в доли секунды, превратилисьв крупные хлопья серого пепла. Пепел! Когда-то я уже видел этот пепел, чувствовал егогорьковатый запах, ощущал его хруст на своих ладонях.

— Туннель! — заорал я не своим голосом.

— Аномалия, — выдохнул у меня за спиной Ипатич.

Что? Аномалия? Несмотря на смертельную опасность, безвыходность ситуациии ничтожный временной запас, эта игра слов меня крепко зацепила. Цирк-зоопарк, а ведьверно! Что аномалии, что туннели, все это одна и та же хрень, словами Серебрянцеваименуемая пространственно-временными изменениями. А раз это так, то и способы борьбыс этой дрянью тоже должны быть сходными. Я тут же переметнул взгляд на блоки щита.Похоже вот и настал тот самый случай. Ты гляди как скоро! А, будь что будет! Или грудьв крестах, или голова... То место, где могла оказаться моя голова, было даже жутко

представить.

— В сторону! Все в сторону!

Я как кошка прыгнул на броню. Черт побери, совсем неплохо для моих-то сорока шести.Будем надеяться, что сил, а главное скорости хватит и для продолжения этой безумнойзатеи.

Следующим этапом было избавиться от помехи, именуемой младшим научнымсотрудником.

— Андрюха, прими его!

Совесть протестовала, но я послал ее подальше и столкнул старика с брони. Загребельныйсреагировал, смягчил удар, и они вдвоем покатились по бетонному полу. Чем закончилосьэто сальто-мортале, я даже не подумал выяснить. В моем распоряжении оставались ужене минуты, а считанные секунды. Бездна, поглотившая половину ангара, не толькоразрасталась, но и трансформировалась. В ее глубинах появилось пока еще бледное багровоесвечение. Я приказал себе не смотреть и не думать о том, что бы это могло означать. Еслине повезет, я и так узнаю ответ на этот вопрос. Мы все его узнаем.

К счастью водительский люк был распахнут, и я буквально рухнул в него. Во время падениясильно ударился коленями о стальной обод. Наверное сильно и наверное было очень больно,только я этого не понял. Мысли вертелись лишь около одного: включить щит и полныйвперед!

Увидев мое перекошенное от гнева, страха и боли лицо, надо же, ведь случается такойкоктейль, Блюмер шарахнулся в сторону, как черт от ладана. Похоже он еще так и не понялчто происходит. Сейчас самым страшным для него являлся маньяк, ну или псих по фамилииВетров.

— Щит на полную мощность! — проревел я. — Быстро, мать твою, если жизнь дорога!

Аспирант даже не рискнул что-либо спросить, а тем более возразить. Негнущимисяпальцами он нажал несколько кнопок и до упора вывернул верньер, расположенный в центреприборной панели. Гул со стороны десантного отделения тут же перешел в высокий,закладывающий уши вой. Одновременно с этим освещение в кабине померкло.

— В таком режиме мы не сможем... — начал было Блюмер.

— К дьяволу! — выдохнул я и рванул машину вперед.

От портала нас отделяло всего метров десять-пятнадцать. Мелочь, ничто, всего каких-топару секунд движения. Наверняка кое-кто соврал бы, что за эти секунды он вновь пережилвсю свою жизнь, повидался с давно преставившейся бабушкой, залез под юбку к своейпервой девчонке, получил в глаз от в жопу пьяного дембеля. Да только я врать не стану.Ничего этого не было. И страха тоже не было. Только оцепенение и какая-то отрешенность.Единственная мысль, которая посетила мою голову, была: «Ох, сейчас как рванет!».

Когда мы влетели в центр черного туннеля, и впрямь тряхнуло. Здорово так тряхнуло.Но все же это был не взрыв. Это было что-то другое. За стеклами смотровых люковвспыхнуло яркое белое пламя. «Восьмидесятку» стало раскачивать, а снаружи послышалсярев неистового, неизвестно откуда возникшего урагана. Первой ассоциацией сталкрематорий — огромная печь, в бушующем пламени которой сгорим мы, расплавитсястальная бронемашина. Однако уже через несколько секунд пришло новое видение. БТР

уцелел. Вместе с ним мы проваливаемся в чужой мир. Вот тут мне и в самом деле сталожутко. Сразу вспомнились исполинские сооружения призрачного города, багровый светв их окнах, зловещие тени, мелькавшие внутри. Нет, к такому повороту сюжетая определенно был не готов. Хотя кто меня будет спрашивать? Дело, как говорится, ужесделано.

Я понял это когда пламя стало утихать. Оно становилось все бледнее и прозрачней, уступаяместо темноте, по которой были размазаны полосы странной белесой дымки. Понять что этотакое мне так и не судилось, поскольку уже через несколько мгновений за бортом вспыхнулонесколько электрических ламп. Я сразу понял, что это они — продолговатыефлуоресцентные светильники, такие как ставят в производственных цехах, такие как виселив мастерской Рынка.

От волнения сердце чуть не выскочило из груди. Хотелось верить, что мы все еще на Земле,что это Подольск, Рынок, старый ржавый ангар. Чтобы как-то успокоиться, я сделалнесколько глубоких вдохов, и только после этого потянулся к крышке люка. Проверитьможно было только так.

— Т-товарищ полковник... — заикаясь, промямлил Блюмер. — Там... Может там...

— Может, — согласился я, и дрожащими руками толкнул крышку.

Над головой оказались ржавые балки и гофрированные плиты профнастила. Невдалекегорели четыре электролампы. От полудюжины других, оказавшихся в зоне действияаномалии остались лишь оборванные искрящие провода. Оборудование вдоль стен, стеллажис инструментами, верстаки, забившиеся по углам люди. Цирк-зоопарк, все понятнои знакомо. Фух, значит дома! Полная уверенность пришла, когда я отыскал глазами Лешегои Серебрянцева. Они сидели на полу и во все глаза таращились на меня.

Я вылез наружу и без сил привалился к башне. Металл был горячий. От него вверхподнимались струйки то ли дыма, то ли пара. Наверное все-таки пар. Дым означал бы, чтосгорела краска, а она вроде была цела.

— Ну, ты даешь, Максим! — возглас Загребельного окончательно вернул меня к реальности.— Как это ты додумался?

— Да так как-то осенило, — пробурчал я и стал медленно спускаться вниз. — Хотелииспытаний? Так получите и распишитесь.

Пока сползал с брони, заметил что «302-ой» стоит в центре черного выгоревшего пятна, краякоторого присыпаны пеплом. Цирк-зоопарк, у этой черты исчезли люди!

Память воскресила те жуткие мгновения: рев воздушных потоков, извивающиесяв конвульсиях люди, ослепительный белый огонь пожирающий их тела, и еще... там былочто-то еще. Что-то или кто-то. Какая-то фигура, силуэт, тень. Она стояла в объятьяхчернильно-черных вихрей. А потом? — Я изо всех сил пытался вспомнить то, чегопрактически не видел. — А потом, когда на своей «восьмидесятке» я уже мчался навстречузловещему порталу... потом она исчезла. Куда подевалась не знаю. Да и была ли вообще?Может все это не реально? Может именно так выглядел мой страх?

— «Двухсотых» человек шесть-семь, — Андрюха вырвал меня из липкого, дышащегомогильным холодом мира воспоминаний. Он подошел, чиркая ногами по серым хлопьям.

— Это если они «двухсотые»... — мрачно заметил я. — А то может забросило мужиковкуда-нибудь...

— А это одно и тоже.

— Пожалуй, — мне оставалось лишь согласно кивнуть.

Там временем уцелевшие после катаклизма люди стали приходить в себя. Они поднималисьна ноги, выбирались из своих убогих укрытий. Все растерянные, подавленные, с печатьюстраха в глазах. По-другому быть и не могло. Никто из них никогда не сталкивался ни с чемподобным. Да и мы, если честно признаться, тоже не сталкивались. Даже аномалииПроклятых земель не шли в сравнение с этим.

— Вот он, значит, какой... туннель, — негромко произнес Загребельный.

— Да-а-а... — протянул я, оглядывая место происшествия.

— Это же надо где открылся, прямо у нас перед носом!

У меня в крови все еще бурлил адреналин, в голове стоял гул, перед глазами сиялочудовищное белое пламя, но тем не менее через все это сумела пробиться подозрительность,сквозившая в голосе друга.

— Полагаешь, туннель открылся не случайно?

— Заверяю вас, что щит к этому не имел ни малейшего отношения, — прихрамывая, к намприближался Серебрянцев.

— А что имело? — нахмурившись, Леший стал внимательно оглядываться по сторонам.Словно что-то искал. Всего через мгновение подполковник ФСБ громко обратилсяк находящимся в мастерской людям: — Всем внимание! Осмотреться! обо всехподозрительных предметах докладывать немедленно!

— Ты полагаешь... — обратился я к приятелю.

— Не исключено, — Леший не дал мне договорить. — Те туннели, через которые приходяткентавры, создаются искусственно. Это факт. Почему бы кому-то не открыть дверцу прямок нам в гости?

— О чем это вы? — не понял пожилой ученый.

— Потом, Даниил Ипатиевич, все потом... — чтобы не обидеть старика отказом, я взялв свою руку его ладонь и крепко пожал. — Поздравляю. Вы правы. Щит действительноможет противостоять аномалиям.

— Мощность генератора маловата, — посетовал старик. — Надо будет что-то с этим делать.

— Только быстрее, Даниил Ипатиевич, — вмешался в разговор Загребельный. — Завтраутром мы должны уйти.

— Как завтра? — Серебрянцев растерянно взглянул на Андрюху. — Вы же говорили...

— Завтра, дорогой профессор... Завтра! — Леший перевел взгляд на меня. — Иначея не уверен, уйдем ли мы вообще.

В нашем разговоре возникла напряженная пауза. То что не было произнесено вслух каждыйдомыслил сам, естественно, по мере своих знаний, склада ума и понимания происходящихсобытий.

Прервал этот процесс топот ног и громкий голос Владимира Фомина:

— Полковник, какого хера у вас тут творится?!

Мы немедленно оглянулись. Фома, Петрович и еще двое из охраны начальника Рынкаворвались в мастерскую. Все четверо имели оружие, но оно было закинуто за спину, из чегоследовало, что местное руководство примчались совсем не для разборок. Исходящий легкимдымком бронетранспортер, лежащие на полу раненные и рабочие, которые в спешкепереворачивали мастерскую верх дном, все это поставило Фому в тупик.

— Я спрашиваю, что здесь взорвалось? — хозяин рынка прямиком направился к нашейкомпании.

— Все плохо, — Леший шагнул ему навстречу. — Аномалии. Как на Проклятых землях. Онидобрались и сюда. Все как мы и предсказывали.

— А может дело совсем не в аномалиях? — прорычал Фомин? — Может всему виной этагребаная установка? Черт меня дернул ее вам дать! Машину едва не угробили. А как же намбез машины?!

Фоме было явно насрать на рабочих, мастерскую, рынок и весь поселок. Вот за чтоон действительно переживал, так это за сохранность транспорта, который должен доставитьего драгоценную персону к обещанному оазису мира и благоденствия.

— Я же тебе не пацан какой-нибудь, чтобы со страху вешать на уши всякое дерьмо! Говорюкак было, — Загребельный свирепо сверкнул глазами. — А не веришь... Вон тут твои людисуетятся... Можешь у них все подробно выспросить.

Фомин ничего не ответил, но метнул быстрый взгляд на одного из своих боевиков, и тоттут же направился к группе рабочих, которые обследовали стеллажи с запчастями. Вот,сука! — пронеслось у меня в голове. И дал же бог попутчика!

— Товарищ подполковник, — Лешего окликнул пожилой мужчина в плотной брезентовойробе сварщика. — Можно вас на минутку? Совет нужен. А то понять никак не могу.

— Иду, Савельич.

Леший направился к воротам ангара, возле которых и находился окликнувший его человек.Перед уходом Андрюха очень выразительно на меня поглядел. Взгляд этот строго-настрогопредупреждал: «Смотри, ляпнешь чего лишнего, убью!».

Слава богу Фомин больше не затрагивал эту тему. Вернее ему просто не дали. В ангарепоявилась новая группа спасателей: Нестеров, Лиза и... цирк-зоопарк, Пашка! Лиза с ходубросилась ко мне.

— Максим, ты цел?

Девушка подбежала и повисла у меня на шее. Ощущая силу с которой она прижимаетсяко мне, я понял, что возникшая между нами стена из стыда, отчаяния, чувства вины, которуюЛиза не могла преодолеть уже целые сутки, вдруг исчезла.

— Мы слышали взрыв, а потом по госпиталю прошел слушок, что автомастерская рынкатого... приказала долго жить, — без излишних эмоций пояснил стоявший рядом Анатолий,которому пришлось экстренно прервать курс лечения.

— Ты это, майор... нервы береги, — не упустил возможность уколоть милиционера бывшийвор. — Говорят, от нервов все проблемы, и язва в том числе.

— Все обошлось, — я не позволил Нестерову вспылить и поспешил перевести разговорна другую тему. — А вы зачем Павла притащили? Рано ему еще.

— Я в порядке, дядя Максим! Честное слово, в порядке! Хоть завтра могу ехать.

— Товарищ полковник, я же говорю вам, до завтра не успею! — погруженный в свои мыслиСеребрянцев не участвовал в разговоре, но бурно прореагировал на слово «завтра».

Вмиг все замолчали и дружно поглядели на старика. Каждый понял, что он что-топропустил. Если мои старые верные товарищи отнеслись к этой новости с пониманием,можно даже сказать с энтузиазмом, то Владимир Фомин воспринял ее как козни, которыестроятся у него за спиной.

— А ну, полковник, давай отойдем, — процедил он, глядя на меня исподлобья.

— Я сейчас, Лизок, — пришлось отстранить от себя Лизу. — Мы поговорим, а вы покаизвлеките Блюмера из кабины. Что-то он там подозрительно притих.

Персонально для брата и сестры Орловых я бы такое задание не дал. Их «любовь» к Сергеюбыла всем хорошо известна, а после последних событий она «возросла» еще больше. Однакосейчас с ними оставался Нестеров, который не допустит всяких там безобразий.

Мельком взглянув, как Лиза с Пашкой карабкаются на броню, я двинулся вслед за Фоминым.Что ж, поговорим, господин жулик-тире-банкир.

Отойдя шагов на десять, Фомин резко обернулся:

— Полковник, я предупредить хочу. Если ты чего удумал, то не советую. Ворота ты своейколымагой пробьешь, спору нет, но на «Центральном» пулеметы. Крупный калибр. Они твоюконсервную банку на ломтики порежут, а о всех вас я даже не говорю.

— Когда же ты перестанешь всех по себе судить? — я с отвращением сплюнул на пол.

— Это я просто предупредил, — напомнил Фома. — Так... из профилактических целей.А теперь выкладывай, что там этот старый хрен стрекотал? Почему мы выходим завтра?И почему я об этом до сих пор ничего не знаю?

Цирк-зоопарк, какие интересные вопросы! И они предусматривают такие же четкиеи однозначные ответы.

— Тебе что не все равно когда выходить? — пока я изобрел лишь один из них. Не плохойтакой ответ. Он поможет утихомирить разыгравшееся воображение Фомы.

— Мне все равно, — хозяин Рынка действительно немного остыл. — Но я не об этомспрашивал.

— Решение уходить завтра утром мы приняли только что, после того как победилианомалию. Сам понимаешь, сообщить тебе мы просто не успели.

— Почему такая спешка?

— Ты веришь в такую штуку как чутье? — я в упор поглядел на Фому.

— Глупо об этом спрашивать у волка, — Владимир Фомин самодовольно ухмыльнулся.

— Тогда поверь мне, человеку, который уже два года ходит по Проклятым землям. ПоверьЗагребельному, командиру Красногорского спецназа, которому удалось выжить в то время,

когда погибали тысячи.

Произнося эти слова, я подумал: эх, слышал бы меня Леший... Точно бы убил. Да толькос Фоминым по-другому нельзя. Фомин других аргументов не понимает.

Я оказался прав. Наши «заслуги», о большей части которых мы с Лешим старалисьне вспоминать, подействовали на бандита.

— Чего вы опасаетесь? — процедил он.

— Того что здесь может начаться с часа на час, с минуты на минуту. Земля изменяется. Делоэто непредсказуемое. Но если аномалии проявились уже здесь и сейчас...

— Я понял, — перебил меня Фомин. — Мы успеем закончить до утра?

— Подналяжем, — я вздохнул с облегчением, так как конфликт был исчерпан.

— Сначала приведите в порядок ходовую часть машины, — в голосе Фомы появилиськомандирские нотки. — Если этот ваш старикашка чего-то там не успеет со щитом... херс ним. Главное доехать.

Я не стал уточнять, что главное не просто доехать, а доехать живыми. И щит, каквыяснилось, нам в этом очень даже поможет. Хотя, как я понял, Владимир Фомин не сильнонадеялся на это устройство. Оно когда-то обмануло ожидания бандитов и сразу былопричислено к разряду всякой там рухляди, которая просто валялась на складе, потому какжалко выкинуть.

Хорошо, что не выкинули! Я покосился на БТР, на гирлянды блоков, которые в трех местахперетягивали его тело. Вдруг подумалось, цирк-зоопарк, а ведь кто-то из гениев «Молнии»,как и Серебрянцев, докопался до истины, до сути всего происходящего. Вот и везли онищит... Куда везли и для чего, об этом уже, увы, никто и никогда не узнает.

— Полковник! — Фомин прервал мои мысли. — Ты уже определился с количеством своихлюдей?

— Почти, — пробурчал я.

Тема была скользкая, и мне не хотелось решать что-либо без помощи и совета Лешего.Но Фомин надумал выяснить все именно сейчас. Черт побери, как некстати!

— У нас десять мест, — не спрашивая моего согласия, Фома приступил к делу. — Одно длятебя, другое для Загребельного, это понятно. Кто третий? — Староста Рынка подождалответа ровно секунду, а затем с пониманием осклабился: — Ну да, конечно, девку ты своювозьмешь и братца ее. Кто ж их на погибель оставит?

Тут у меня в груди похолодело. Цирк-зоопарк, вот оно и решилось! Лиза с Пашкой всервались со мной, а я постоянно уходил от ответа. Все хотел их уберечь, оградить от ужасовПроклятых земель. А теперь что получилось, придется брать? Сейчас мы полностью зависимот Фомина. Да что там мы! Так уж вышло, что весь мир зависит от этого сукиного сына.А он тут же почует неладное, только заикнись я о том, что хочу оставить свою подругуи ее брата. Можно, конечно, попробовать разыграть комедию. Сказать, мол, надоела девкаи все такое прочее... Только тогда уж очень нелогичным будет выглядеть наш вчерашнийштурм «Центрального». Возникнет вопрос, для кого ж это мы так старались?

— Возьму, — словно через силу вдохнул я. — Конечно возьму.

— Кто следующий? Этот однорукий?

— Он авиационный инженер, тот кто может разобраться в устройстве корабля ханхов.

— Святое дело, не спорю, — согласился Фомин. — А вот старик...

— Старик еще круче Блюмера. Энергетика, автоматика, управление. Все может. Да к тому жекрепкий он еще.

— Вижу ты хорошо подготовился, правильных людей насобирал, — похвалил Фома.

— Таких людей сейчас днем с огнем... — подтвердил я. — Я их целый год искал. — Ложьдолжна была придать еще больший вес всему нашему проекту.

— Итак шестеро, — подсчитал Фома.

— Ты забыл Нестерова и Мурата, человека Загребельного.

— Мент... — процедил сквозь зубы бывший вор. Он словно и не заметил кандидатурыЕртаева.

— Нестеров мой друг и не раз спасал мне жизнь.

— И силен как бык, — в устах Фомина это качество милиционера выглядело как серьезныйнедостаток или даже проблема.

— И дружит с головой.

Я напомнил Фоме, что прошлое теперь не в счет. Он понял и ухмыльнулся:

— Рисковый я парень, раз в такую бригаду подписался.

— Выбора у тебя просто нет, — может и зря, но я все же опустил хозяина рынка.

— Выбор всегда есть, — это была угроза, пусть не явная, замаскированная, но все же угроза.

Обменявшись любезностями, мы вернулись к списку кандидатов. Оставалось всего триместа. Два из них были за Фоминым и Петровичем. А вот третье...

— Говорят подполковник потерял своего человека? — Фомин оглянулся, пытаясь отыскатьЗагребельного. — Сегодня с утра бегал по всему поселку и расспрашивал о каком-тоЕртаеве.

Хозяин рынка проявил завидную осведомленность, подозрительную осведомленность.Не удивительно, что я вспылил:

— Если это ты, сука...

— Охолонь, полковник, — Фомин был невозмутим. — Если бы я и захотел от кого-тоизбавиться, то явно не от этого чурки. Мент хотя и здоровый, но против пули все равноне устоит. А постреливают у нас тут, сам знаешь, частенько. Никто бы даже вниманияне обратил.

Довод был железный, а главное произнес его Фома абсолютно спокойно, дажес уверенностью в своих словах, в своей правоте.

— До завтрашнего утра Мурат еще может и объявиться, — я собрался и заставил себя

рассуждать логически.

— А если не объявится?

— Возьмем твоего «Кулибина», — пришлось сдаться. — Надеюсь он специалист не по частивыпиливания лобзиком.

— Сейчас сам увидишь, — Фомин хохотнул и позвал стоявшего невдалеке охранника.— Найди Клима. Он где-то здесь должен быть.

— Клим? — я вдруг понял о ком идет речь. — Ты про Клименко что ли говоришь?

Облик бригадира слесарей невысокого сухощавого мужичка лет сорока тут же возник у меняв памяти. Простой и похоже бесхитростный человек. Ну а то, что работает у Фомы... Такздесь многие работают, и далеко не все из них бандиты.

Пока я все это соображал, прибежал охранник.

— Владимир Павлович, — отдуваясь начал он. — Нету больше Клима.

— Как нету? — раздраженно фыркнул хозяин рынка.

— Его в дыру затянуло. Ну ту самую, которая здесь образовалась. Два человека это своимиглазами видели. Подтвердить могут. Хотите я их пригоню?

Фомин ничего не ответил, только отрицательно покачал головой. Охранник увидел в этомзнак отказа, а мне показалось, что движение это было бессознательным, спонтанным, будторефлекс. Так человек реагирует когда не хочет или не может поверить в происшедшее.

— Это мой водитель был, — наконец произнес он. — Еще с тех времен... еще с банка.Не думал я, что Климу умереть доведется вот так... жутко.

Я конечно же мог сказать, что уже давно не видел ни одной тихой спокойной смерти,добавить, что возможно Клименко еще жив, где-то там, на другом конце вселенной.Да только счел все эти разговоры пустой тратой времени. Все это не самые важные сейчастемы.

— Ну что, убедился? — громкий голос Лешего заставил нас обернуться. — Убедился,я говорю, что аномалия и впрямь была? — Андрюха продолжил прерванный разговор с тогосамого места, на котором его позвал один из слесарей.

Подполковник приближался, и в неверном свете чудом уцелевших ламп стало заметно, чтоон что-то перебрасывает из ладони в ладонь. Иногда этот предмет словно оживал, разбухал,становился облаком, которое вспыхивало сотнями золотистых искр. Когда Леший подошелсовсем близко, я с удивлением понял, что у него в руках совсем не какой-то там цельныйпредмет. Андрюха пересыпал из ладони в ладонь пригоршню крупных металлическихопилок цвета светлой бронзы. Загребельный не очень-то заботился об их сохранности,и часть металлического песка летела на пол при каждом новом броске.

— Что это ты приволок? — Фома прищурился, разглядывая странный золотистый порошок.

— Мусор. Грязно тут у вас. — Загребельный поднял кулак с зажатыми в нем опилкамина уровне лица, а затем, потихоньку разжимая пальцы, позволил сверкающей струйкепролиться на пол.

Я смотрел на это действо с полным равнодушием. Человек привыкает ко всему, даже к такой

штуке, как покушение на свою жизнь. Какая это уже была попытка? Третья или... нет, еслисчитать и тот прибор, что подобрал разведчик из Дома «Ашан», то уже четвертая.Единственная деталь, которая меня все еще продолжала интересовать, так это как он сюдапопал?

Когда металлический песок иссяк, Андрюха демонстративно обтрусил руку об руку.

— Грязно тут у них, — повторил он, обращаясь уже конкретно ко мне.

— Ну уж извини, прибираться мы сейчас не будем, — прорычал Фома. Он не разгляделв поступке Загребельного ничего кроме стремления в очередной раз уколоть его самолюбие.

— Это точно, сейчас уже ни к чему, — согласился подполковник и ботинком расшвырялрассыпанные по полу опилки.

Чтобы отойти от этой непонятной, а потому раздражающей Фому темы, я громко сказал:

— Слушай, Владимир Павлович, раз уж Клименко накрылся, ты проинформируй рабочих,что я остаюсь за главного. И еще скажи, работать будем сколько потребуется, может дажедо утра.

Фому похоже проняло, что я назвал его по имени и отчеству, первый раз назвал за более чемсутки знакомства.

— Скажу, — угрюмо пообещал он.

— А что там у нас с припасами? — напомнил Загребельный. — Кажется это твоя заботабыла?

— За припасы не беспокойся, — отрезал староста Рынка. — Ты лучше человека своегоразыщи, а то у меня желающих полно.

— Человек будет, — ответил Леший. Ответил вроде уверенно, но я догадался, что это всеголишь маска. Я хорошо знал своего приятеля, а потому почувствовал как он весь напрягся.

— Ладно, пойду я.

Узнав о приближении часа Х, Фома явно начал торопиться. Что там у него за проблемы,сказать было сложно. Наверное у каждого отыщутся кое-какие неотложные и незавершенныедела перед дальней дорогой. Очень дальней дорогой. Скорее всего дорогой в один конец.

— Рабочим не забудь сказать! — прокричал я в спину уходящему Фомину.

— Сейчас, — ответил тот не поворачиваясь.

Я видел как Фома отдал приказ Петровичу и двум своим телохранителям, и как те кинулисьсобирать людей.

— Значит о Мурате пока ничего? — произнес я задумчиво глядя на эту суматоху.

— Я Соколовского с Клюевым подключил, — ответил Леший. — Товарищи они ему все же.

— Хоть бы тело найти. Похоронить по-человечески, — я не верил, что Мурат мог просто такпозабыть о нас и осесть в одном из Подольских Домов, нажраться водки, загулятьс девками.

— Если ночью за периметр выкинули, то уже не найдем, — похоже Леший тоже

не испытывал особого оптимизма.

— Да, дела... — из моей груди вырвался тяжелый вздох. — Полагаешь случайность илиопять эта чертовщина? — я кивнул в сторону рассыпанных на полу опилок.

— Все больше склоняюсь что чертовщина, — подполковник ФСБ с подозрением огляделсяпо сторонам. — Так что я пожалуй приступлю к исполнению своих профессиональныхобязанностей.

— В смысле?

— До завтрашнего утра мастерская переходит на осадное положение. Хорошо что все нашиуже здесь. Больше мы никому не позволим пропасть.

— В мастерской полдюжины рабочих, как ты им все это объяснишь?

— А я и объяснять ничего не буду. Дверь на замок. Кому по нужде... в ведро за ширмой.Быстрее закончат, быстрее уйдут, — леший нашел глазами Нестерова. — Вот и майор здесь.Поможет.

В этот самый момент Фомин поднял руку, привлекая наше внимание. Когда мы встретилисьвзглядами, хозяин Рынка прокричал:

— Они ваши! — Фома указал на все еще стоящих рядом с ним слесарей.

Я помахал в ответ, понял, мол, наши.

— Вот теперь можно и приступить, — Андрюха подтолкнул меня в сторону БТРа.

— Ты вот что... — я зашагал рядом с ним. — Пашку устрой где-нибудь. Пусть спит. Послеконтузии ему желательно лежать. Дадим ему хоть ночь провести спокойно.

— Они идут с нами? — Леший спросил «они», явно намекая как на пацана, так и на егосестру.

Мне пришлось притормозить и вкратце объяснить приятелю как все вышло, почему Пашкаи Лиза все-таки оказались в нашей команде.

— Может оно и к лучшему. Под присмотром будут. — задумчиво произнес Загребельный.

— Хорошенький присмотр! — с горечью хмыкнул я. — И место тоже ничего... Проклятыеземли называется.

Андрюха ответил не сразу. Сперва крепко задумался, а уж потом негромко, словно опасаясьчто кто-то подслушает его крамольные мысли, произнес:

— Знаешь, мне иногда кажется, что место играет не такую уж важную роль. Главноемы сами. И пускай этот гребанный мир прогибается под нас, как когда-то пел господинМакаревич.

— Ты уверен, что он пел именно так? — на душе у меня полегчало.

— Примерно, — Леший ободряюще подмигнул.

Возле БТРа собралась вся наша компания. Машина уже остыла, хотя... кое-какое теплоот нее, видать, все-таки продолжало идти. По крайней мере Лиза, Пашка и Блюмер сиделина броне, подсунув под себя руки, это у кого они конечно были.

Серебрянцев с Нестеровым стояли у теперь уже намертво запечатанной боковой дверии о чем-то в полголоса переговаривались. Я даже знал о чем. Конечно же обсуждалипоявление туннеля и причину, которая этому способствовала. Леший ведь не скрывал своюнаходку. Перед тем как подойти к нам с Фомой он продемонстрировал ее милиционеру,Ипатичу, Блюмеру и всем, кто изъявил желание посмотреть. Совсем другой вопрос ктои чего из всего этого понял.

— Так, друзья мои, займемся делом! — я обвел взглядом людей. — Уже и вечерне за горами, так что до выхода осталось часов двенадцать-тринадцать.

Услышав эти новости, народ зашевелился, всем своим видом выказывая полную готовность.Кислыми оставались лишь только брат и сестра Орловы. С них-то я и решил начать:

— Молодежь займется оборудованием кое-каких удобств. — Я видел как в глазах юныххарьковчан появилась смертная тоска, но все же продолжил: — После этогона электроплитке, тут даже и такая штука имеется, сварите чего-нибудь пожевать. Частьприпасов уже принесли. С нас не убудет, а людям чтоб работать силы нужны. Лиза, послевсего этого устроишь брата спать. Нам завтра целый день трястись. Чтобы выдержатьдорогу, Павел должен набраться сил.

На несколько секунд Орловы оцепенели, после чего переглянулись и с воплем «Ура!»скатились с бронированной спины «302-го». Они вдвоем кинулись мне на шею. Я обнималэтих детей, даже улыбался им в ответ, а про себя все думал: «Вот идиоты! Неужели тридцатьлет назад и я был точно таким же?»

Когда Лиза и Пашка отправились на трудовые подвиги, я сконцентрировал взглядна Серебрянцеве.

— Даниил Ипатиевич, как вы себя чувствуете?

— Максим Григорьевич, это вы так деликатно выясняете смогу ли я работать дальше?— старик улыбнулся, отчего стал похож на деда мороза с открытки. Правда очень усталогои помятого.

— Что-то в этом роде.

— Давайте продолжать, — ученый вздохнул. — Раз надо, значит надо.

— Сергей, будешь помогать.

Я даже не поинтересовался самочувствием аспиранта. Если уж седой семидесятилетнийстарик, только вчера вернувшийся с того света, готов работать, то сможет и он.

— Ну, а вы... — наконец очередь дошла до Загребельного с Нестеровым.

— А мы знаем чем заняться, — Леший кивнул своему напарнику и представители силовыхструктур отправились в сторону главных ворот, туда, где были обнаружены следыдеятельности неведомого противника.

Самое последнее распоряжение я приберег для самого себя. Прежде всего отогнать машинувглубь ангара. Там уцелели почти все лампы, приготовлены инструменты и оборудованиедля ремонта ходовой части, и главное... Там нет этого зловещего нагара на полу, нет пепла.Конечно точно я не знаю, но возможно это прах погибших людей. А потому не оченьхотелось копошиться в нем, уподобившись гнусному трупоеду.

Работа с ходовой частью дело в общем-то не особо сложное. Это вам не двигатель. Все

предельно просто и понятно. Если ты специалист, то по большей части трудятся руки,а голова так... иногда контролирует процесс. Все остальное время она может предаватьсяприятным мыслям и воспоминаниям... ну или не очень приятным, это уж по желанию.Выходило так, что сейчас мысли мои были не такими уж светлыми и совсем не приятными.Затягивая гайки, отыскивая трещины и сколы, регулируя дорожный просвет, я все времякосил глазами по сторонам, все пытался обнаружить то, чему здесь быть не полагалось,выискивал в словах своих помощников подозрительные неточности и несоответствия.

В самом начале занимался я этим с превеликим усердием. Воспоминания о черном жерлеразверзшегося туннеля были еще слишком свежи. При одной мысли, что все это можетповториться, по спине ползли крупные мурашки. Однако шли минуты, часы. Ничего такого...из ряда вон выходящего не происходило. На смену страху и напряженности стала приходитьусталость. Как говорится, перегорело. Правда Леший все же разок подлил масла в огонь.Он присел рядом, с видом знатока прокачал еще не установленный амортизатор, а затемнегромко, чтобы слышал только я один, потребовал:

— Ты проверяй тут все самолично, каждую мелочь.

Заряда подозрительности, который передал мне подполковник ФСБ хватило еще часана полтора. К этому времени удалось сменить все протекшие амортизаторы и лопнувшийторсионный вал. В целом качество работы меня удовлетворило, и я разрешил одевать колеса.С этим делом нахомутать было довольно сложно, и я уже хотел расслабиться, но тутпоявился Нестеров, которого Загребельный отправил обжимать гайки. Учитывая потенциалтой штуковины, что сидела внутри у милиционера, я понял, что креплению колес насталполный пипец. Пришлось отогнать майора и, тряхнув стариной, взяться за дело самому.

Полностью работы были закончены далеко за полночь. Мы простились с усталымислесарями, и Леший старательно запер за ними дверь. Причем не просто запер, а с помощьюАнатолия подпер ее здоровенным ящиком с запчастями.

— Все, отбой в танковых войсках.

Пробормотав это, я с вожделением поглядел на ящики, покрытые куском брезента. Именнотам сладко спали Лиза, Пашка и старик-ученый. Метрах в десяти от них пристроилсяБлюмер. Постелью Сергею служила низкая грубо сколоченная лавка. Вид дрыхнущегоаспиранта и его, так сказать, научного руководителя заставил меня подумать: «Говорилине успеем, не успеем, а сами уже час как массу давят!».

— Иди и ты ложись, — словно прочитал мои мысли Загребельный.

— А вы? Небось по очереди дрыхнуть будете? — поинтересовался я, сделав первый шагв сторону импровизированной лежанки.

— Дрыхнуть? — хмыкнул Леший. — Да ты сдурел что ли? Какой там дрыхнуть! Слышишьчто снаружи творится?

Я замер как вкопанный. И правда... стреляют. Вообще-то стрельба на периметре дело вполнеобычное. Да только стрельба стрельбе рознь. Сейчас вместо редких одиночных выстрелови коротких очередей громыхали остервенелые автоматные залпы, которые то и делоподдерживали басовитые голоса «Кортов» и «Утесов». Цирк-зоопарк, и как только я на всюэту войну не обратил внимания?

— Что происходит? — я резко развернулся к своим товарищам.

— По призракам палить не станут, кентавры ночью не появляются, — ответил Андрюха.

— Значит?

— Значит черт его знает. Какие-то другие твари пожаловали. А если учитывать, чтоокрестности Подольска зачищены основательно, то их должно быть не так уж и много.Короче, мой прогноз — отобьются. — Леший лениво махнул рукой в сторону спящих. — Такчто иди спать. Двух караульных вполне хватит, а водитель нам завтра потребуетсясвеженький, как огурчик.

С мыслью о том, что свежести на моей роже утром будет ровно столько же, сколькоу покойника, я и отключился. Этой ночью не снилось ничего, полная пустота и чернота.Хотя может это и была картинка, только демонстрировала она гигантский бездонныйтуннель.

Глава 23

Разбудил меня грохот. Кто-то молотил в ворота ангара. То что это не кентавры, я понялсразу. Кое-какой опыт в этом деле у меня все же имелся. Когда ворота наконец открылии внутрь вломился Фома в сопровождении своей новой тени по имени Петрович, я подумал,что лучше бы это все-таки были кентавры. Мы бы их пристрелили и дело с концом, а так...выслушивать весь этот словесный понос... пытаться юлить, угождая и нашим и вашим... Силу меня на это уже нет!

— Почему заперлись? — начал Фомин.

Я подумал, что вопрос несколько странноват. Как будто он сам не знает почему людизапираются.

— Как с ходовой? БТР готов? — не получив ответ на первый вопрос, староста Рынка тут жезадал два новых.

Такс-с, вопросы по моей части. Я слез с ящиков, закинул автомат на плечо и невернойпоходкой направился навстречу гостям.

— Машина в порядке, — Леший ответил сам, не дожидаясь пока доковыляет главныймеханик.

— На шести колесах... — Фомин завел старую песню.

— Я же говорил, что знаю где взять остальные, — героический полковник Ветров, бывшийзам по вооружению Четвертой Отдельной Танковой Бригады, наконец прибыл на местоутренней летучки.

— Надеюсь, что мы доберемся туда живыми, — встрял в разговор Петрович. По офицерубыло видно, что как и Леший с Нестеровым, ночь он эту провел без сна.

— Что у вас там за цирк-зоопарк всю ночь творился? — Андрюха без зазрения совестииспользовал мою поговорку.

— Уж и не знаю как назвать, — пожал плечами Петрович. — Штурм, что ли? Только вялыйкакой-то. Мы все зверье по одному прямо на линии света срезали.

— И так везде? Вокруг всего поселка? — поинтересовался я.

— С южной стороны вроде потише было. В основном сюда, на Рынок перли.

— Как будто твари прознали о нашем турне и пытались помешать, — попытался пошутить

Фомин.

После слов хозяина Рынка мы все переглянулись. Просто невозможно было удержаться,чтобы не переглянуться. Фома заметил. Он ведь был не слепой и не дурак.

— Что? Я что-то не то сказал? Или опять чего-то не знаю?

Выглядело так, будто вопрос адресовался Лешему. А может так оно и было? Похоже чутьебанкира или вора в законе подсказывало Фоме, что Загребельный подполковник каких-тоне тех... подозрительных войск.

— Это ночное нападение... оно тоже часть аномалии, — не моргнув глазом, заявил мойприятель. — Раньше ведь такого не было?

— Да я уже и сам так решил, — сознался главный на Рынке. — Надо рвать когтии побыстрее.

— Машина готова, — вновь напомнил я.

— Припасы сейчас доставят... — начал было Петрович, но услышав голоса и возню у воротмастерской, уточнил: — Уже доставили.

— Надо будет все это хозяйство проверить, — Загребельный кивнул Нестерову.

— Да ты чего, подполковник?! Хорошая жратва! — возмутился Фомин. — Тушенка,сардины, крупы в полиэтилене... все-таки для себя берем.

— Все равно проверим, — настаивал Загребельный. — Не доверяю я никому, а тем болеетвоим людям.

— Ты моих пацанов не тронь. Мы с ними не первый год тут кантуемся, — прорычал Фомин.

— Да-да, знаю... — Леший усмехнулся. — Кристальной чистоты люди. Интересно как ониотреагируют на то, что их атаман решил дать деру? А что дает деру, это и дураку понятно.Продовольствием припасся, вещички свои собрал, причем их гораздо больше, чем требуетсядля однодневной загородной прогулки.

Староста Рынка ничего не ответил, а только лишь гневно зыркнул на Андрюху. Возникшейв разговоре паузой немедленно воспользовался помощник Фомина:

— Что с десятым делать будем, если этот ваш Ертаев не отыщется?

Похоже идея захватить с собой побольше народу плотно засела в голове Петровича.По своему опыту знаю, есть такие горе-командиры, которые свято уверены, что количествоважнее чем качество.

— Я тут двоих подключил, — ответил Леший и поглядел на часы. — Сейчас должныподойти. Может свежей информацией разживемся.

— Это те, что с тобой приехали? — вспомнил Фома.

— Они самые, — Загребельный кивнул. — Ребята в курсе дел. Только с нами идтиотказались. У них семьи. Мужики с ними хотят остаться. — закрывая эту тему, Андрюхасделал многозначительную паузу, а затем добавил: — Так что подождем еще немного.

— Подождем, — согласился Фомин, которого видать и правда стали донимать подозрениякасательно своих, теперь уже бывших сотоварищей. Словно подтверждая это, он приказал:

— Грузимся! Скоро во двор полно народу набежит, а нам лишние глаза ни к чему.

Утром на рынке всегда было людно. Привычки нашего народа не смогло перешибить дажеинопланетное вторжение. И уж если требовалось что-либо купить или продать, людипланировали это на первую половину дня. Только вот нам столпотворение, до которогооставалось час-полтора, было совсем ни кстати. Понимание этого заставило действоватьбыстро и дружно.

Я выгнал БТР наружу и не удержавшись сделал небольшой круг по двору. Пророкотал подокнами Подольского узла электросвязи, обогнул все еще каким-то чудом уцелевшую мачтуретранслятора и вновь подкатил к воротам мастерской. Только что отремонтированнаяподвеска вела себя нормально, так как я привык, так как ей было и положено. Это хорошо.Это просто замечательно! Приободренный первым успехом, я подумал, что день началсяправильно, удачно. А раз так, то не исключено, что и дальше попрет.

Через люк над водительским местом я выбрался наружу. О боковых дверях теперь можнобыло забыть. Центральное кольцо защитной системы заблокировало их, оставив длявыгрузки и посадки только лишь четыре люка на крыше. Не так удобно, но потянет. Я ужепочти смирился с этим злом тем более после того, как щит доказал свою эффективность.

Ко времени, когда испытание «восьмидесятки» было завершено, Нестеров с Загребельнымуже практически перешерстили все запасы, которые доставили люди Фомы. Работу эту ониникому не доверили, уверенные, что только спецы смогут отличить банку сгущенкиот замаскированной под нее мины. Хотя и я бы наверное смог. Подумав об этом, я попыталсяспуститься вниз и помочь с осмотром.

— Григорич, погоди, не слезай! — прокричал мне майор милиции. — Сейчас мы тебе мешкинаверх подавать будем.

— Все понял!

Я поднял руку в знак согласия да так и остался на броне, только лишь перебралсяк десантным люкам позади башни или теперь уже вернее было сказать позади центральногокольца. Усевшись на один из прямоугольных блоков, который своим видом напоминалслегка увеличенный цинк от патронов, я огляделся по сторонам.

Все как всегда. Унылые дома, покрытые нагаром черной плесени, поверх которогораскинули свои щупальца гигантские известковые спруты. Ржавый металл ангаров, складови гаражей, который не пытались даже красить. Сплошная пелена низких серых облаков, техсамых, что навечно спрятали от нас Солнце. Вся эта картина вселяла в душу уныниеи беспросветную тоску.

Я сразу почувствовал себя маленькой и хилой букашкой. Как только мне взбрело в голову,что я могу что-либо изменить в этом мире? Кто, черт побери, я такой? Кто мы такие?

Со мной все было ясно. Словно попытавшись выяснить силы и возможности всех остальныххрабрецов, я опустил взгляд с небес на грешную землю. Наша группа была как на ладони.Силовики заканчивали осмотр багажа. Серебрянцев с Блюмером будто увлекательныйприключенческий роман читали составленный на кануне список оборудования, по очередивычеркивая из него то, что было уже погружено в БТР. Лиза только что получила наследствоот убиенного, не будем вспоминать кем, снайпера Лёлика. Новенькая СВД. Само собой чтоэта машина смерти сейчас всецело завладела всеми мыслями юного создания. Пашка,которому по причине контузии запретили участвовать в погрузке, просто сидел на одномиз ящиков и пялился на Фомина и десяток его людей, сгружавших около «восьмидесятки»канистры с топливом.

Цирк-зоопарк, какие непохожие, порой диаметрально противоположные люди. Молодыеи старые, мужчины и женщины, мудрецы и бездари, трусы и храбрецы, праведникии грешники. Почему, благодаря чьей непредсказуемой, может даже извращенной воле онисобрались здесь? Неужели мой старый, видавший виды бронетранспортер это модель всегонашего мира, в котором мы должны начать все сызнова, прожить новую, по возможностиправедную жизнь? И вот именно по итогам этого эксперимента и будет вынесен вердикт.

Тут мне вспомнились слова Главного: «Неважно куда идти, главное для чего». Так ли это?А может вообще не стоит никуда идти? Или двинуть на юг, туда, где безопаснее всего?В конце концов не все ли равно где проявлять разум, человечность, любовь и доброту?Подумав об этом, я отрицательно покачал головой. Нет, похоже, не этого от нас ждут. Тогдачего? Зачем нам рассказали про космические корабли? Это что главная, самая заветная цельдля нашего десяти... нет, пока девятиместного мирка? Этакий дубликат бога,предназначенный покорить сердца законченных безбожников? Странный такой бог!Интересно, Главный сам его придумал или это продукт коллективного творчества егособратьев? Леший уверен, что сам. Может быть, особенно если учитывать, что при нашейпоследней встрече Главный намекнул на неофициальность своих действий, своей помощинам.

И все таки, что это может быть? Действительно корабли до отказа набитые оружием,с помощью которого мы сумеем вычистить планету? Нет, такой вариант отпадает сразу, таккак любое оружие просто бесполезно перед всеобщими, глобальными изменениями,превращающими нашу Землю неизвестно во что.

Тогда может прав Серебрянцев и в Белоруссии мы найдем гигантскую машину, котораяперекраивает наш мир? Есть такая вероятность. В этом случае ее следует просто отключить.Просто! Я невесело ухмыльнулся этой своей мысли. Можно подумать устройство, котороеизменяет целый мир, можно выдернуть из розетки словно обычную кофеварку!

Тут мне в голову пришел еще один вариант, тот самый, который Леший преподнес Фомину.Корабли ханхов это Ноев ковчег, который призван сохранить жизнь только лишьдостойным. Если верить в библейские истории, этот способ уже применялся, причем теми жесамыми авторами. Вопрос только почему в достойные выбрали всех нас, включая Петровичаи Фому? А вдруг еще не выбрали? Вдруг мы лишь кандидаты? Вдруг сейчас в сторонуМогилева пробираются сотни вот точно таких же бронетранспортеров со всех уголковмира... ладно, пусть не мира, пусть Европы? Дойдут далеко не все. И вот именно этотсмертельно опасный поход и станет экзаменом, пропуском в мир живых, в командуизбранных?

Углубившись в размышления, я не сразу понял что меня зовут. Точно, зовут. Я обернулсятолько лишь на второй окрик.

— Товарищ полковник!

Костя Соколовский стоял в метре от борта «302-го». Очевидно он прошел через торговыепавильоны, а потому оказался позади БТРа. Почти вся наша команда трудилась с другойстороны машины и видеть капитана просто не могла.

Сразу бросилось в глаза, что Костя один. За спиной у Соколовского уже сновали первыепосетители рынка, но среди них не было никого похожего на прапорщика ВДВ. О том чтоКлюев так и не объявится, говорил камуфлированный чехол РПГ-32, который висел на плечеу офицера.

Я помахал капитану рукой и тут же прокричал Загребельному:

— Андрей, там Сокол пришел!

— Пусть сюда подходит! — Леший заканчивал с последним мешком.

— Обойди машину! — приказал я Косте и сам стал спускаться. Что я дурак куковать здесьв одиночестве, когда внизу будут рассказывать новости!

К Лешему мы подошли практически одновременно. Обменялись рукопожатиями. Покадожидались замешкавшегося Нестерова, капитан предупредил:

— В павильоне буча назревает, — Соколовский кивнул в ту сторону, откуда только чтопришел. — Говорят Фома соляру украл и сейчас в наглую вам ее сливает. А соляра ведьдостояние общественное, ее только для поселковых дизелей берегут. Активисты уже в штабидти намылились.

— Мурата нашли? Клюев где? — Загребельный проигнорировал всю эту историю.

— Прапор ушел, — Костя начал со второй части вопроса. — Сегодня на рассвете отправилсябольшой караван в сторону Серпухова. Так он с ними рванул... пока возможность есть, покатут все к чертям не полетело. — Капитан снял с плеча гранатомет и положил его на мешкис провизией. — Вот, «Хашим» оставил. Сказал не его это вещь. — Поглядев на гранатомет,Костя грустно вздохнул. — Аппарат, конечно, хороший, только выстрелов к нему осталосьвсего два.

— Угу, — Леший с пониманием кивнул.

— Как там с Муратом? — наконец подошел милиционер.

— Вроде видели его вчера днем, около периметра, в районе пожарной части. — Соколовскийпожал плечами. — По приметам сходится, невысокий азиат в камуфляже и легком броннике.

— И это все? — Леший нахмурился.

— Мурат не сам был. С мужиком каким-то. Выше среднего роста, худой, в плаще. Это все.Больше никакой информации.

— Не густо, — вздохнул майор милиции.

— Из всего этого что-нибудь становится ясно? — я поглядел на специалистов, спервана Нестерова, затем на Загребельного.

— Ни хрена из этого не ясно, — подполковник ФСБ отрицательно покачал головой. — Этиммужиком мог оказаться кто угодно, например, прохожий, который угостил Ертаевапапироской или...

Леший не успел договорить. К нам буквально подбежал Владимир Фомин:

— Давайте сваливать быстрее! — выдохнул он. — Тут какая-то падла уже Надеждинаизвестила. Не хватает еще, чтобы Морозов со своими идейными активистами заявился.Конфискация у этого волчары любимое, блин, занятие!

— Морозов это проблема, — подтвердил я. — Так что, мужики, давайте галопом!

Работа закипела с новой силой. Припасы и снаряжение грузили через верхние десантныелюки. Внутри БТРа складированием особо не заморачивались. Это все потом. А сейчасраспихивали ящики и мешки по углам, оставляя лишь узкий проход, по которому экипаж

и десант мог добраться до своих мест. Когда погрузить оставалось лишь несколько канистрс питьевой водой, я улучил момент и высунулся наружу:

— Андрей, мы заканчиваем!

— Я тоже!

Подполковник ФСБ поднес к глазам пол литровую банку, в которой на два пальца быланалита солярка. Посмотрел через жидкость на свет, поболтал ее, проверяя вязкость, понюхали удовлетворенно кивнул. Контроль был пройден, и Загребельный позволил залить в бакпоследнюю канистру.

Я уже в который раз подивился другу. Даже не смотря на невероятную спешку, Андрюхаделал все правильно и основательно. Для него не существовало второстепенных вопросови несущественных мелочей. Цирк-зоопарк, вот у кого надо поучиться! Вот с кого стоит братьпример!

Попрактиковаться в хладнокровии и рассудительности мне не дал Фомин. Он вскарабкалсяна броню и, оказавшись со мной буквально лицом к лицу, прокричал:

— Петровича нет! Пропал! Не могу найти!

— Да что ж за дьявольщина здесь творится! — выдохнул я, вспоминая что и впрямь ужеминут сорок не наблюдаю Петровича ни возле БТРа, ни во всем остальном дворе. Неужелиеще одно исчезновение?

— Грузимся! — прокричал Загребельный и стал помогать Серебрянцеву взобратьсяна броню. — А где этот конченный солдафон?

Мы с Фомой сразу поняли о ком идет речь.

— Пропал! — я был вынужден повторить диагноз Фомина.

— Хреново! — в голосе Лешего мелькнула растерянность, которую подполковник тут жезадавил усилием воли. — Искать некогда. Уходим!

Фомин что-то хотел сказать, может инстинктивно запротестовать, но тут же потух:

— Уходим, — едва слышно повторил он.

Все что происходило потом, воспринималось мной словно ускоренное кино. Рокотзапущенного двигателя, толчея в десантном отсеке, как водится, немного нервови неразберихи. Однако был во всем этом один стоп-кадр. Я видел как Леший и Соколовскийобнялись на прощание. Крепкое товарищеское объятие. Было в нем что-то настоящее,мощное и несокрушимое, то что и называется солдатским братством. Я бы и сам стиснулКостины плечи, да уже не успевал. Просто высунулся повыше, так, чтобы над бронейторчала не только одна голова, но и грудь, и помахал ему рукой. Ровно через минуту, когдаЗагребельный занял место в люке по-соседству, я рванул машину с места.

До периметра было метров шестьдесят: пересечь двор и два раза повернуть в узких проездах.Только тогда в широком коридоре, образованном торцом «Центрального» и зданиемФедеральной Налоговой Службы, передо мной откроются тяжелые двухстворчатые ворота.

Вместо рокота мотора в ушах настойчиво стоял грохот кованных сапог. Я нутром чуял, чтоМорозов со своими дружинниками уже где-то на подходе. Вот-вот они станут у нас на путии отрежут от выхода из поселка. Я отчетливо представлял эту картину, понимал всю

шаткость нашего положения, но тем не менее продолжал продвигаться вперед оченьмедленно. Перед бронированной мордой БТРа то и дело появлялись люди. Газоватьи разгонять их трубным голосом клаксона совсем не хотелось. Не стоит привлекатьизлишнее внимание и оповещать преследователей о месте нашего пребывания. Информацияо том, что мы уже движемся к воротам, мигом добавит Морозову прыти. Все это конечно жетак. Мои действия обоснованы, разумны и логичны, да только в глубине души я все чащеловил себя на мысли, что медлю совсем по другой причине.

Я смотрел в лица прохожих, они смотрели на меня. Мы запоминали друг друга. Возможносейчас наша последняя встреча. И все что останется после, это только лишь память. Онабудет жить во мне и умрет вместе с последним проблеском сознания.

Погруженный в эти мысли я едва успел затормозить, когда под колеса «302-го» буквальнокинулся человек. Офицерский бушлат, разгрузка, вещмешок, «Калашников», армейскаякепка на голове. Еще до того как я разглядел его лицо, сидевший рядом Леший воскликнул:

— Петрович, холера его забери!

— Где эта сука? — сидевший на месте пулеметчика Фомин расслышал. — Сюда его, живо!— Фома хотя и возмущался, но в голосе его явно послышалось облегчение.

— Влезай на броню! — я выбрал самый быстрый способ подобрать нашего компаньона.

— Лады! — Петрович ловко, как человек привыкший это делать, вскарабкался наверхи пристроился рядом с башней. Рукой он схватился за искореженный КПВТ, а нога офицераюркнула в мой люк. Цирк-зоопарк, а он знает что делает! Видать катается на броне далеконе в первый раз.

— Еще пять минут и... — начал справедливый наезд Загребельный.

— Я десятого нашел! — перебил его Петрович.

— Кого? — мы с Лешим выдохнули одновременно. Вдруг показалось что произойдет чудо,и мы вновь увидим Мурата.

— Не парьтесь, не с Рынка. — Петрович по-своему истолковал нашу реакцию. — Охотникодин. Белорус, кстати. Так что человек очень даже полезный.

— Случаем не одноглазый? — невесело пошутил я.

— Почему одноглазый? — не понял бывший офицер. — Нормальный, на оба глаза зрячий.

— Максим, двигаем! Чего застрял? — Загребельный потерял интерес к теме.

Конечно двигаем. Движение сейчас было главным, и я тронул «восьмидесятку» с места.Впереди был последний поворот, за которым и открывался путь на волю.

— Не понравится человек, не возьмете! — подручный Фомина понял, что мы не в восторгеот его инициативы и его кандидата.

— Где он? — Леший спросил скорее для порядка.

— Снаружи будет ждать. Он к нам сюда никак не успевал.

— Или мы его будем ждать, — я подумал, что любому человеку требуется время на сборы.А если учесть, что его завербовали всего пол часа назад...

— Он обычно налегке ходит, так что не задержится, — Петрович словно прочитал моимысли.

На этом обсуждение кандидата прервалось. Я повернул направо и очутился в метрахдвадцати от ворот. Всякий раз когда оказываюсь перед ними, не важно тут ли, в Подольске,или в какой другой колонии... Так вот всегда возникает странное, специфическое чувство.Вроде как ворота это проход в другую реальность. В ней действуют те же самые персонажи,но только по совершенно другим правилам. И эти правила меняют тебя самого. Вот именноэто превращение и происходит, когда ты оказываешься здесь — в точке перехода.

О нашем проезде охрана ворот была предупреждена заранее. Плюс к этому на броневосседал не кто-нибудь, а Петрович, личность на Рынке известная. Не удивительно, чтоне задав ни единого вопроса ворота начали открывать.

Я наблюдал за медленно расползавшимися тяжелыми створками и понимал, что с этого дня,с этого часа, с этой минуты моя жизнь вступает в свою новую стадию. Какой она там будет,неведомо, но уж точно не похожей на все, что было раньше. Я сделал свой выбор и будуне сворачивая идти вперед. Куда? Куда, это ясно. Для чего? Доподлинно мне пока неведомодля чего. Но я обязательно это выясню. От этой мысли в сердце родилась неприклоннаярешимость, и я уверенно надавал на педаль газа.

Сворачивать на Большую Серпуховскую и дефилировать под дулами крупнокалиберных«Кортов» мне почему-то не хотелось. Поэтому я повернул направо и поехал к площадиЛенина. Уже выворачивая на нее, сообразил, что так и не узнал то место, где нас будетожидать знакомый Петровича. Странно, что и он сам молчал, не пытался корректироватьнаш маршрут.

— Где мы встречаемся с твоим белорусом? — я оглянулся и бросил на своего соседабыстрый взгляд.

— На Кирова, — ответил он, перекрикивая рев мотора.

— Где именно? Улица то длиннющая! — я как раз выезжал на Кирова, поэтому смогнаглядно убедиться в справедливости своих слов.

— Не знаю! — не смотря на шум, я смог различить в голосе Петровича растерянность.— Он сказал: «Встречу вас на Кирова». А я спешил и не переспросил где именно.

— Значит этот тип надеется быть там быстрее нас, — подключился к разговору ужедавненько молчавший Леший.

— Не там, а здесь. Мы уже на Кирова, — прокричал я.

— Вон он! — Петрович привстал с места и указал рукой вперед. — Возле троллейбуса!

Хорошо знакомый белый троллейбус, замерший поперек широкой городской магистрали,был виден издалека. До него сейчас оставалось метров сто. С такого расстояния прижавшаяштанги машина выглядела просто белым прямоугольником. Сейчас мы подъезжалисо стороны центра, а поэтому видели тот ее борт, на котором не было ни надписи,ни стрелки. Единственное, что марало белизну краски, это одинокая серая тень.

Расстояние неумолимо сокращалось, и мне все четче становилась видна высокая худощаваяфигура, длинный серый плащ, висящее на плече помповое ружье и обтягивающая черепвылинявшая зеленая бандана. Главный! Цирк-зоопарк, неужели мы встретились вновь?

Я затормозил слишком поздно, и скуластая морда БТРа, на которую словно намордникнадели кольцо из блоков защитной системы, едва не ударила ханха в грудь. Главныйотпрянул назад. Я мысленно обругал себя за оплошность, но тут же вспомнил, что повредитьнашему старому знакомому такое столкновение никак не могло. Он ведь не человек, его телосовсем не из плоти и крови!

Неожиданно мой взгляд коснулся руки ханха, которой тот держал ремень своего ружья.Что б я пропал! Ладонь была замотана полоской затертой, давно уже не белой ткани, черезкоторую проступило небольшое бурое пятно. Это странная, я бы сказал невероятная детальзаставила меня буквально впиться глазами в Главного. В нем что-то изменилось. В нем явночто-то изменилось! Может я еще не привык видеть его без того уродливого шрама, которыйкогда-то затягивал пустую глазницу? Может меня смутили дырки на плаще? Ведь помнитсяпули Лешего не оставили на нем и следа. Но скорее всего мне передалась исходящаяот Главного усталость, невидимая и непонятная тяжесть, которая заставляла его сутулиться,держать голову далеко не так прямо и гордо как раньше.

— Вот это и есть...

Петрович попытался что-то сказать, но я схватил его за разгрузку, рванул и заставилзамолчать. Сейчас совсем не его черед. Сейчас должен говорить кто-то другой. Ханх понялэто. Он пристально поглядел мне в глаза и произнес слова, которые определенно дались емус немалым трудом:

— Вместе мы собрали неплохую команду. Но так уж получилось, что теперь к ней вынужденприсоединиться и я. У меня просто нет другого выхода. Вы — наша последняя надежда.

Глава 24

Стена мертвого леса вздымалась впереди. До него было метров сто, не более. С такогорасстояния я мог отчетливо разглядеть крайние, стоящие на опушке деревья. Обычныес виду деревья. И ничего в них такого особенного сейчас не было. Вот то-то и оно, что лишьсейчас! В моих воспоминаниях лес около начисто сожженной деревушки Шаганиновыглядел несколько иным. Его населяли, сказать «росли» у меня как-то не поворачивалсяязык, так вот его населяли невиданные угольно-черные монстры, взметнувшие своиветви-лапищи до самых небес. Были ли это деревья или что-то другое мне доподлинноне ведомо, но то что я знал о них... Эти создания перекраивали, превращали наш мирв какой-то иной. Я видел это собственными глазами. Вспомнив тот липкий, ледяной ужас,который преследовал нас во время прошлого визита в эти края, я поежился.

— Тебе действительно так необходимо соваться туда? — я повернул голову к высокойхудощавой фигуре в сером плаще и зеленой выгоревшей бандане.

— Мне надо поговорить с Зодчими, — не отрываясь, Главный смотрел на лес.

— Надо так надо, — я пожал плечами.

Почти целую минуту мы молчали. Сперва я тоже пытался что-либо разглядеть меж черныхстволов. Однако тех памятных, наводящих ужас изменений пока, слава богу,не наблюдалось.

Слава богу... Богу... я повторил это слово несколько раз и покосился на Главного.Цирк-зоопарк, даже страшно представить кто стоит рядом со мной. Или это не ОН? У этогочеловека на руке окровавленная повязка, а тот... Тот, насколько я помню, был не уязвим.

— Если сейчас я в тебя выстрелю, то убью? — мои мысли как-то сами собой превратились

в слова.

— Убьешь, — подтвердил Главный.

— Ты теперь человек?

— То тело, которое ты видишь, оно человеческое, точно такое же как у тебя, как у всех вас.

— Понятно... — протянул я. — Значит, человек...

Странное дело знание того, что рядом стоит обычный человек, не принизило Главногов моих... глазах? Нет, не в глазах, в моих ощущениях, не сделало его менее значимыми весомым.

— Ты часто приходил на Землю в теле человека?

— Иногда.

— Зачем?

— Чтобы лучше понять вас.

— А тогда, когда тебя распяли на кресте? — я задал вопрос, но тут же спохватился: — Илиничего такого не было?

— Тогда мне было не столько больно, сколько горько. Те, в кого я вложил часть самого себя,часть своих знаний и сил, те, кого я хотел научить нехитрым жизненным правилам... Ониубивали меня. Жестоко убивали. Изощренней и безжалостней чем самое опасное животное.

— И ты простил?

— Это моя работа, мое предназначение. И я не умею ненавидеть. Я делаю свое дело.

— Зачем ты пришел сейчас? — я в упор поглядел на ханха. — Ведь насколько я понимаю,твоя работа завершена.

— У меня нет другого выхода.

— Это я уже слышал.

Своим ответом я дал понять, что время полуправды и туманных намеков уже прошло.Мы хотим знать все.

— Подождем твоего друга, — Главный не сказал «нет».

— Подождем, — согласился я и буквально тут же расслышал негромкие шаги у себяза спиной.

Загребельный приближался быстрым размеренным шагом. Он шел от БТРа. Машина стояламетрах в тридцати от нас. Одинокая и слегка неуместная здесь, на грязном битом асфальтезаброшенной дороги.

— Там народ беспокоится. Почему стоим и куда это вы запропастились? — Леший начал,когда до нас с Главным оставалось еще шагов пять. — Я приказал ждать и из машиныне вылазить.

— Правильно приказал, — я похвалил приятеля.

— Но надолго терпения у них не хватит. — Андрюха оглянулся и через плечо бросилбыстрый оценивающий взгляд в сторону «302-го». — Там Фомин бузит. Ему видите лисрочно приспичило пообщаться с товарищем из Белоруссии.

— Пусть в очередь становится, — с издевкой улыбнулся я. — Вначале мы поговорим.

По моим словам, по моему тону подполковник ФСБ сразу догадался, что успел вовремя, какраз к самому интересному.

— Так зачем ты пришел? — я повернулся к ханху и повторил свой вопрос, тем самымвозвращаясь к прерванному разговору. — Почему мы вдруг стали вашей последнейнадеждой?

— Три периода назад произошло нечто, — начал Главный.

— Три периода? — Леший удивленно приподнял бровь.

— Двадцать восемь земных часов, — поправился наш собеседник.

— Понятно, — я кивнул. — Так что такого произошло двадцать восемь часов назад?

— Нашу главную базу, космическую станцию «Облако» поразил неизвестный вирус.

— Болезнь? — уточнил я.

— Чтобы ответить на этот вопрос, вначале следует представить кто такие мы, Создатели.

Главный говорил, а сам продолжал смотреть в сторону узкой просеки, по которой стараяавтодорога уходила вглубь черного леса. Казалось будто история, которую рассказывал ханх,была написана именно там, и он читал ее с какого-то невидимого суфлерского экрана.

— Мы энергетические существа, — после секундной паузы продолжил Главный.— Мы бессмертны, так как наша энергия неисчерпаема. Вернее она не совсем наша. Онапринадлежит всей вселенной, но перемещается в ней, перетекает из одной формы в другуюименно через нас. Само собой решать какой ей быть после этого контакта, приходится нам.Звезды, планеты, различные формы жизни, все зависит от нас, все рождается благодарянашему разуму.

— Наглядное подтверждение теории товарища Серебрянцева, — протянул я, обращаяськ Лешему, и тот кивнул.

Ханх конечно же знал как о старике, так и о его открытии, однако останавливаться на нихне счел нужным. Вступление было закончено, и он наконец мог поведать о сути проблемы.

— Как я уже сказал, мы бессмертны и неуязвимы, — на этом месте Главный горькоусмехнулся. — По крайней мере мы так считали до вчерашнего дня. Именно вчера машины,которые используют Создатели в своей работе дали сбой.

— Вирус оказался компьютерным, — сам для себя отметил Загребельный.

— Можно сказать и так, — согласился ханх. — Хотя понятие «компьютер» очень сложноприменить к тому оборудованию, о котором мы сейчас говорим.

— Дальше, — потребовал я, так как неизвестно почему почувствовал жуткий дефицитвремени. Казалось, что наш разговор мог прерваться с минуты на минуту. Ему моглипомешать, и тогда мы еще долго не узнаем правды.

— Машины блокировали доступ внешней энергии к «Облаку». Тела Создателей продолжаютизлучать, но ничем не подпитываются. В таком режиме мы сможем продержаться не болеедвух земных месяцев. Вырваться со станции невозможно, так как отрицательныйэнергетический барьер установок выпьет нас до дна и заставит коллапсировать.Единственное что мы смогли, это общими усилиями создать это тело и отправить егона Землю.

— О, вспомнили о Земле! — с иронией протянул Леший. — Чем же мы обязаны такой чести?

— Нам очень повезло, что я оставил на этой планете резервный модуль общей активности.

— Это еще что такое?

— Сложно и долго объяснять, — ханх на мгновение оторвал взгляд от леса и посмотрелна нас с Андрюхой. — Важно что сейчас это единственное, что может нам помочь.— Не дожидаясь вопроса «как?», Главный пояснил: — Пристыковав модуль к «Облаку»,используя его чистую, не инфицированную систему управления, я могу перехватитьконтроль над станцией и снять блокаду. Все мы будем спасены.

— Почему ты все это рассказываешь нам? — я в упор поглядел на Главного. — Зачем тебенужны мы?

— Сейчас я всего лишь человек. — ханх понурил голову. — Самому мне до модуляне добраться. Мне нужна помощь. Всем нам нужна помощь. От лица Создателей я прошуее у вас.

— Помощь? — Леший невесело усмехнулся. — Нашли у кого попросить!

— Больше не у кого, — ханх произнес это очень твердо, а потому сразу стало понятно чтотак оно и есть.

— Что мы получим в замен? — я понял, что лучшего момента для сделки даже сложно себепредставить.

— Я встречусь с Зодчими и прикажу приостановить трансформацию планеты.

После этих слов ханха мы все, словно по команде, поглядели в сторону сумрачного леса. Ктотакие Зодчие продолжало оставаться тайной, но расспрашивать о них было не с руки.Выясним потом. Сейчас речь шла о куда более важных делах.

— Всего лишь приостановить? — прищурившись, я вопросительно уставился на ханха.После того что эти бестии сотворили с Землей, называть их Создателями язык как-тоне поворачивался.

— Вы поможете нам, а мы обещаем пересмотреть свое отношение к человечеству, дать вамеще один шанс. На мой взгляд это...

Главный не договорил. Он буквально впился глазами в стену черного леса. Что привлеклоего внимание, я так и не понял. Вроде те же самые деревья, оглушающая тишинаи ни малейшего признака жизни. Однако наверное все же что-то было, поскольку ханхс уверенностью произнес:

— Уже пора. Вернусь через час. Своим людям можете сказать, что я ушел на разведку.

Не дожидаясь ответа, Главный поудобней перехватил свое ружье и двинулся вперед. Ханхшагал очень уверенно, будто человек знающий куда и для чего он идет. Около самого леса

наш знакомый сошел с дороги и направился вглубь чащобы. Выходит, Зодчие живут совсемне в призрачном городе, который мы видели. Хотя... Кто его знает. В этом странном местевсе так непредсказуемо, запутано, вывернуто наизнанку, что настоящая, верная дорога можетпролегать где угодно. Не факт что она совпадает с полоской асфальта, которую проложилинаивные, мало что понимающие в секретах мироздания человеки.

— Что скажешь? — Леший первым нарушил тишину.

— Разве тут надо что-то говорить? — удивился я. — Разве у нас есть выбор?

— Выбора действительно нет, но я не об этом.

— О чем же тогда?

— Откуда взялся вирус? — Загребельный нахмурился.

— Вирус... — протянул я, с трудом перестраиваясь на новую тему.

— Их атаковали. Несомненно, их атаковали.

— Атаковали? — я припомнил рассказ Главного. — Да, пожалуй.

— Их атаковали, нас атаковали... Сдается мне, что на этом футбольном поле играют не двекоманды, а три или может даже больше. И все против нас. — Леший скривился. — Везет какутопленникам.

— Может еще не совсем утопленники? Может еще побарахтаемся? — я криво усмехнулся.

— Попробуем, — Загребельный кивнул. — Попробуем спасти этот грешный мир. Вернее,теперь уже два мира.

— Придется, раз больше некому.

Наш уговор мы скрепили крепким мужским рукопожатием.