КЛАССИКИ ПСИХОЛОГИИ XX ВЕКА

FOUNDATIONS OF

PSYCHOHISTORY

LLOYD DEMAUSE

CREATIVE ROOTS, INC. P.O. BOX 401 Planetarium Station New York, New York 10024

ПСИХОИСТОРИЯ

ЛЛОЙД ДЕМОЗ

ББК88 Д31

Lloyd deMause Foundations of Psychohistory

Перевод с английского Шкуратова А.

Д31 Ллойд Демоз Психоистория Ростов-на-Дону: «Феникс», 2000. — 512 с

Психоистория - новая самостоятельная наука об исто­рической мотивации. Она убедительно доказывает, что от прогрессивного развития стилей воспитания детей зависит ход исторического процесса в прошлом, а так же предлагает методику прогнозирования на ближайшую историческую перспективу.

Эта книга будет интересна не только историкам, психо­логам, политологам, социологам, но и широкому кругу чи­тателей,

ISBN 5-222-005380 ББК 88

© 1982, Lloyd deMause (ch. 1-7)

© 1990, 1991, 1998, Lloyd deMause (ch. 8-10) © 1999, перевод: Шкуратов А. В. © 2000, оформление издательства «Феникс»

Рубен Файн, моим коллегам психоисторикам

и моей, жене Сюзан Хеин

ПРЕДИСЛОВИЕ Именно теория решает, что мы мо­жем наблюдать.

Альберт Эйнштейн

Психоистория есть наука об исторической мотивации - не боль­ше, не меньше.

Надеюсь, что эта книга даст теоретическую основу новой науке психоистории.

Мало кто осознает, что психоистория - единственная новая социальная наука, которой суждено появиться в двадцатом веке, так как социология, психология и антропология - все отделились от философии в девятнадцатом веке.

Первая задача любой зарождающейся науки - формулиров­ка смелых, четких и доступных для проверки теорий. Необходи­мо, чтобы эти теории обладали внутренней цельностью и чтобы на их основе можно было делать прогнозы, проверяемые и час­тично опровергаемые новым эмпирическим материалом. Провер­ка и частичное опровержение теории - цель любой науки и единственная основа, на которой формулируются новые, обеща­ющие быть лучше теория и предсказания.

Формулировка, проверка, опровержение и переформулиров­ка психоисторической теории являются, таким образом, моей единственной целью в этой книге.

7

Каждая глава представляет собой новый научный эксперимент, в котором я пытаюсь отождествить себя с действующими ли­цами исторической драмы и исследовать свое собственное бессознательное с тем, чтобы постичь историческую мотивацию. Лишь сумев осуществить внутренний акт открытия, я смогу дви­нуться вглубь к новому историческому материалу, чтобы прове­рить модели мотивации и групповой динамики, которые, как мне кажется, я обнаружил. Как признал еще давно Дильтей, это един­ственный путь творения психоистории. В конце концов, психе мо­жет открывать мотивы других, лишь исследуя самое себя. Моти­вы других видов, будучи по сути совершенно отличными от наших, в буквальном смысле непостижимы. Только открыв «Гитлера в себе», мы сможем понять Гитлера. Кто отрицает «Гитлера в нас», тот не способен творить психоисторию. Я, как и Гитлер, был за­битым, запуганным ребенком и злопамятным юношей. Я признаю, что он есть во мне, а при известной доле храбрости могу почув­ствовать в своих поджилках тот ужас, который испытывал он, когда способствовал европейскому Gotterdammerung-y.

Необходимость погружения в глубины собственного психе в процессе психоисторического исследования часто заставляет критиков путать интроспекцию с галлюцинацией. Политический психолог Ллойд Этередж признается, что не может понять, «то ли работа Демоза - откровение смелого, провидческого гения, то ли это взбудораженная фантазия умалишенного». Историк Лоуренс Стоун по прочтении моей работы не знает, «как решить пробле­му отношения к такой смелой, такой дерзкой, к такой догматич­ной, к такой воодушевляющей, к такой извращенной и со всем тем так обстоятельно документированной модели». А Дэвид Стэннэрд высказывает опасение, что интроспекция - это всего лишь регрессия, и считает, что моя работа находится «далеко за пределами даже самого снисходительного определения учености», поскольку, говорит он, я выполняю свои исследования, «в тече­ние сотен часов ползая под постельным бельем в двухлетних поисках ответов на загадки истории». Конечно, интроспекция -опасная задача, и тот, кто пытается применить ее в психоисто­рии, рискует быть обвиненным в том, что сам является един­ственным источником тех фантазий, которые исследует.

Поскольку интроспекция - такой важный инструмент в исследовании исторической мотивации, то личная жизнь психоисторика должна быть тесно связана с темой, которую он

8 ллойд ДЕМОЗ

или она выберет. «Ничего не любя и не ненавидя - ничего и не поймешь» — это трюизм в психологических науках. Поэто­му никого не должно удивлять, что то десятилетие моей жиз­ни, когда я занимался исследованиями и писал эти главы, я сам прожил эти главы: об эволюции детства писал, когда рос сын, об истоках войн - во время развода, о фетальном происхожде­нии истории - во время беременности новой жены. Кроме того, я могу проследить влияние на эти очерки моего первого и вто­рого курсов психоанализа, или развития нашего Института пси­хоистории, либо «Журнала психоистории», где очерки были впер­вые опубликованы. Все это имеет отношение к открытию. Но в конце концов о теории судят по тому, насколько хорошо она объясняет материал. Я систематически изучал свои собствен­ные сновидения, чтобы лучше понять как свою роль в психо­исторических группах, так и исторический материал - ведь история, как и сновидения, обретает совершенно определенный смысл, когда знаешь законы ее символической трансформации. Однако истинная ценность моих психоисторических теорий выводится не из моих сновидений, а из способностей объяснить разделяемые мотивы индивидов в исторических группах.

«Психогенную теорию истории», которую я излагаю в этой книге, легко понять, хотя часто в нее трудно поверить. Вкратце ее можно охарактеризовать как теорию, гласящую, что история включает проигрывание взрослыми групповых фантазий, ос­нованных на мотивации, которая в исходном виде является ре­зультатом эволюции детства.

Я называю эту теорию «психогенной», а не «экономической» или «политической», поскольку она рассматривает человека ско­рее как homo relatens* , а не как хомо экономикус или хомо по-литикус - то есть, ищущего взаимоотношений, любви больше, чем денег или власти. Теория утверждает, что реальным бази­сом для понимания мотивации в истории являются не экономи­ческий или социальный класс, а «психокласс» - разделяемый стиль воспитания детей. Таким образом, неофициальный девиз на­шего «Журнала психоистории»: «нет детства - нет психоистории», как бы он ни был труден для осуществления, должен постоянно напоминать нам о первоочередной психогенной цели, когда мы выковываем свою новую науку.

* человек общительный (лат.) - здесь и далее прим. ред.

ПРЕДИСЛОВИЕ 9

В качестве раздела научной психологии психоистория пред­ставляет собой просто психологию очень больших групп. Она основана на психоанализе, поскольку это самое значительное направление глубинной психологии двадцатого века - в проти­воположность социологической теории, которая основана на ас-социационизме. восемнадцатого века или на его варианте девят­надцатого века, бихевиоризме. Однако, как постоянно подчерки­вал психоисторик Рудольф Бинион, психоисторические законы являются sui generis*, их нельзя вывести на основе клинической практики, но только из исторического наблюдения. Ведь, вытекая из законов индивидуальной психологии, они выходят за преде­лы последних, характеризуя динамику, свойственную исключи­тельно большим группам, и сводятся к клинической психологии не больше, чем астрономия - к атомной физике. Таким образом, в поле зрения моей работы целая «история психе», а не просто «использование психологии в истории». Это значит, что психо­история, которая пишется теми из нас, кто связан с Институтом психоистории, происходит не столько из знаменитого «следующе­го задания» Уильяма Лангера историкам «использовать психоана­лиз в истории», сколько из изначальной надежды Фрейда на то, что «мы можем рассчитывать, что однажды кто-нибудь отважится заняться патологией культурных сообществ».

Высказанное Фрейдом предположение, что целые группы могут быть патологичны, тревожит историков. Британский исто­рик Э. П. Хеннок, исходя из исторического релятивизма, порицает мою работу за «грубость и полнейшее сумасбродство»:

«То, что человек других эпох мог вести себя совершен­но не так, как мы, и в то же время быть не менее ра­зумным и здоровым, уже давно является основопола­гающей концепцией среди историков. Однако к мен­тальному миру Демоза это не относится... нормальные обычаи обществ прошлого постоянно объясняются в терминах психозов».

Хотя на самом деле я никогда не применял слова «психоз» к группам, я знаю, что он имеет в виду. Это тот же самый исторический релятивизм, который был предложен Филиппом Ариесом, сказавшим, что люди прежних времен, прибегавшие к сексуальному насилию над детьми, нормальны, потому что

своего рода, своеобразный (лат.)

10

«широко распространенный обычай играть с половыми органами детей составлял часть широко распространенной традиции». Такого рода релятивизм был популярен среди антропологов в 30-х - «любую культуру можно судить только с точки зрения ее собственной системы ценностей» - пока не пришла вторая ми­ровая война, когда уже дико было говорить, что нацизм - лишь отражение культуры, одобряющей сожжение младенцев в печах. Нет просто никакой возможности исключить ценности из пси­хоистории - любить детей лучше, чем бить детей, в любой куль­туре, даже если психоисторик путем эмпатии может попытать­ся избавиться от этноцентризма. Поскольку главное, на что я де­лаю упор в этой книге, - это идея, что психологическая зрелость является историческим достижением, то каждая страница того, что вы собираетесь прочитать, проникнута моей системой цен­ностей, и вам следует приготовиться подвергать сомнению не только факты, но и мои ценности. Конечно, как и в случае с любой исторической теорией.

Система ценностей любой социальной науки запечатлена в са­мих ее основах. Когда зарождалась социология, Конт и Дюркгейм считали, что лишь ограничивают предмет изучения, постулируя первый принцип: «общество предшествует индивиду». Однако с тех пор, как Поппер показал, что это холистическое заблуждение, ко­торое нa самом деле является оценкой группы (я бы даже ска­зал «групповой фантазии») как более важной по сравнению с индивидом, социология дрейфует без теоретической базы. В самом деле, понятие «общества» придумано ради отрицания индивидуаль­ной мотивации в группах. Дюркгейм был нетерпим к этому пе­реходу от психологии, заявляя, что «всякий раз, когда социальное явление объясняется непосредственно как психологическое явле­ние, мы можем быть уверены, что это объяснение неверно». По­этому я никогда не использую слово «общество» (принимая вместо него непредметный термин «группа»), поскольку считаю его еще одной проективной оцекой, как и «Бог» или «ведьма», освобожда­ющей индивида от ответственности. «Обществом вызвано то-то и то-то» - всегда или тавтология, или проекция, и в этой книге я со­знательно намереваюсь дать теоретическую систему, основанную на методологическом индивидуализме в качестве альтернативы холистической социологии Дюркгейма и Маркса,

Означает ли это, что психоистория полностью сводит предмет своего изучения к «психологическим мотивам»? Да. Только у психе

11

могут быть мотивы - у фабрики их не может быть, у ружья не может быть. Является ли в таком случае психоистория «истори­ей, сведенной просто к личным мотивам»? Снова да. Все мотивы персональны, пусть даже слово «просто» - отрицание их значимо­сти. А обвинение в «редукционизме», которое часто направляют в адрес психоистории, выдвигается просто невпопад, поскольку сведение внешне сложных и несопоставимых процессов к более простым и основным силам и принципам является на самом деле не недостатком, а научной целью. Все остальные науки уже дав­но поняли, что мир имеющихся «фактов» почти бесконечен; лишь историки по-прежнему верят, что могут узнать что-то новое, лишь накапливая все новые и новые повествовательные «факты».

Историков воспитывают на теории уникальности любого ис­торического события. Большинство повествующих историков убеждены в этом принципе по отношению к человеческой исто­рии не меньше, чем средневековый человек - по отношению к естественной истории. Современные историки в лучшем случае изложат некоторые политические события, а затем некоторые эко­номические события и после простого сопоставления придут к вы­воду, что эти два повествования составляют теорию. Но нарратив­ная история - не наука и не предназначена ею быть. Нарратив­ная история описывает ход исторических событий; психоистория открывает законы исторической мотивации. Нарративная история полна «случайностей» и «ошибок»; психоистория имеет дело лишь с закономерностями, особенно «случайностей» и «ошибок». Писа­ная история сосредоточена на периодах, и считается, что любой историк должен специализироваться на каком-нибудь периоде или стране; психоистория же — сравнительная наука, и не может спе­циализироваться на одной области истории, так же, как астроном не может специализироваться на одной области неба. Когда я в своих лекциях скачу по периодам, студенты жалуются: «Не похоже, что вы действительно занимаетесь историей». Они правы.

Но как же отличается эта новая научная модель от привычно­го взгляда на историю! То, что вы прочтете в этой книге, перевер­нет с ног на голову почти любое представление об истории, кото­рое вы когда-либо черпали из других источников. Вместо влия­ния общественных событий на частную жизнь вы увидите, как частные фантазии проигрываются на публичной сцене. Вместо де­ятельности главным образом взрослых мужчин вы увидите,, что история определяется прежде всего в семьях женщинами и детьми

12 ллойд ДЕМОЗ

в не меньшей степени, чем мужчинами, и лишь потом отражает­ся в публичной деятельности взрослых. Вместо нескольких лиде­ров, удерживающих власть над массами индивидов, вы обнаружи­те, что сами группы дают лидерам поручения, так что «власть» ста­новится главным образом проблемой группового мазохизма, а не силы. Вы обнаружите, что войны являются на самом деле не ужас­ными «ошибками», а желаниями. Вы увидите, что прогресс, позво­ливший нам преодолеть магию и суеверия, является следствием не накопления знаний, а роста психологической зрелости в резуль­тате эволюции детства. Вместо спокойного и уверенного традици­онного человека и помешанного современного человека вы уви­дите, что традиционный человек стоит гораздо ближе к шизоид­ному типу, а современный - к счастью и целостности, и узнаете причины. Вопреки представлению о традиционной семье как о сильном когда-то, а сейчас терпящем упадок институте, вы станете свидетелем роста семьи, с любовью к детям и между супругами, как новейшего приобретения, которое со временем все крепнет. Вы придете к мнению, что цивилизация - это не растущее со вре­менем отречение от удовольствий, связанных с инстинктом, а на­оборот, все большее удовлетворение потребностей. И наконец, вы обнаружите, что история - не победа морали, суперэго, а победа же­лания и разума, ид и эго над суперэго.

Если после всего этого я кажусь оптимистом, то я не хотел бы оставлять вас в заблуждении. Эволюционисты не всегда оптимисты. Поскольку я не пытаюсь идеализировать историю, то это уже лишает меня важнейшего качества, необходимого, чтобы быть оптимистом. А раз вигская интерпретация истории основана на идее неотвратимого прогресса в результате накопления зна­ний, то моя теория не может быть вигской. В чем я действительно убежден, так это в том, что, каких бы высот зрелости мы ни достигли в ходе медленной эволюции детства, это достижение находится сейчас под угрозой нашей технологической способно­сти к саморазрушению, способности, которая доходит сейчас до пятнадцати тонн тротила на каждого мужчину, женщину и ребен­ка на Земле. Если мы не поймем, каким образом к этому при­шли и почему все еще нуждаемся в периодических жертвенных очищениях, то вскоре осуществим свою инфантильную группо­вую фантазию уничтожения всего мира.

13

Если моя книга поможет это понять, то я буду считать, что она удалась.

11 июля 1981г. Ллойд Демоз, директор Института психоистории, 2315, Бродвей, Нью-Йорк, Нью-Йорк, 10024

Глава 1

ЭВОЛЮЦИЯ ДЕТСТВА* Слышите детей стенанья, О мои братья...

Плач детей Элизабет Баррет Браунинг

История детства - это кошмар, от которого мы только недавно стали пробуждаться. Чем глубже в историю — тем меньше заботы о детях и тем больше у ребенка вероятность быть уби­тым, брошенным, избитым, терроризированным и сексуально оскорбленным. Моя задача состоит в том, чтобы рассмотреть, на­сколько история детства может быть извлечена из тех свиде­тельств, которые остались нам.

Такая возможность не была прежде замечена историками, потому что серьезная история долгое время рассматривала све­дения о событиях публичной, а не частной жизни. Историков очень занимала шумная песочница истории, где сооружались вол­шебные замки и устраивались великолепные битвы, но они со­вершенно игнорировали то, что происходило в домах вокруг этой игровой площадки. Мы же, вместо того, чтобы искать причины сегодняшних событий в песочных сражениях прошлого, зададим­ся вопросом, как поколения родителей и детей создавали между собой то, что в дальнейшем было разыграно на арене публичной жизни.

* Материал этой главы впервые был опубликован в The History of Childhood, New York: Psychohistory Press, 1974.

ЭВОЛЮЦИЯ ДЕТСТВА 15

ПРЕДЫДУЩИЕ РАБОТЫ ПО ИСТОРИИ ДЕТСТВА

Хотя я считаю свою попытку первым серьезным исследова­нием по истории детства на Западе, историки, безусловно, и рань­ше время от времени писали о детях.1-5 Несмотря на это, я счи­таю, что изучение истории детства только начинается, посколь­ку в большинстве этих работ очень сильно искажают факты о детстве в периоды, которые рассматриваются. Официальные биографы - наихудшие из лжесвидетелей; детство обычно иде-ализируется, и только немногие биографы дают какую-то полез­ную информацию о первых годах героя. Исторические социоло­ги наловчились выпускать теории, объясняющие изменения детства, даже не потрудившись изучить хотя бы одну семью про­шлого или настоящего.6 Историки литературы, путая книги с жизнью, рисуют воображаемую картину детства, как будто мож­но узнать, что действительно происходило в американском доме девятнадцатого века, почитав «Тома Сойера».7

Но отчаяннее всего защищается от фактов, которые он под­нимает, социальный историк, чья работа - раскапывать реальность социальных условий прошлого.8 Когда один социальный историк обнаружил широко распространенное детоубийство, он объявил его «восхитительным и гуманным».9 Когда другая описывает ма­терей, которые регулярно бьют своих детей палками еще в ко­лыбели, она добавляет без малейшего правдоподобия, что «если эта дисциплина была и суровой, то она была равно и справедли­вой, и осуществляемой с добротой».10 Когда третья обнаружила матерей, которые купали своих детей в ледяной воде каждое утро,

чтобы «закалить» их, и дети от этого умирали, она говорит, что «они не были намеренно жестокими», но «просто читали Руссо и Локка».11 Нет такой практики в прошлом, которая не показа­лась бы добром социальному историку. Когда Лэзлетт находит родителей, регулярно отправляющих своих детей в семилетнем возрасте в другие дома в качестве слуг и берущих других де­тей для прислуживания себе, он говорит, что это действительно доброе дело, так как «показывает, что родители, может быть, не желали подчинять собственных детей трудовой дисциплине дома».12 Согласившись, что жестокое избиение маленьких детей различными предметами «в школе и дома, кажется, было приня­то в семнадцатом веке и позднее», Вильям Слоэк чувствует себя

16

обязанным добавить, что «дети тогда, как и позднее, иногда за­служивали избиения».13 Филипп Ариес, собрав так много свиде­тельств открытых сексуальных развлечений с детьми, что допус­кает даже, что «игры с интимными местами детского тела состав­ляли часть широко распространенной традиции»,14 берется описать «традиционную» сцену, где .чужак в конном кортеже на­брасывается на маленького мальчика, «грубо шаря рукой внутри коляски с мальчиком», в то время как отец улыбается. И он заключает: «Все, что происходило, было игрой, от чьей скабрез­ной природы мы склонны уклоняться или преувеличивать ее».15

Масса свидетельств скрыта, искажена, смягчена или проигнори­рована. Ранние годы детства исключены из игры, бесконечно изучается формальное содержание образования, а эмоциональное содержание опущено за счет подчеркивания законодательства о детях, домашний обиход опущен. И если характер книги таков, что никак нельзя проигнорировать повсеместность неприятных фак­тов, придумывается теория о том, что «хорошие родители не ос­тавляют следов в письменных свидетельствах». Когда, например, Алэн Валентайн изучает письма сыновьям от отцов за 600 лет и среди 126 отцов он не может найти ни одного, кто не был бы бесчувственным, морализирующим и озабоченным только собой, он заключает: «Несомненно, бесконечное число отцов писало своим сыновьям письма, которые бы согрели и порадовали наши сердца, если бы мы только смогли найти их. Самые счастливые из отцов не попали в историю, а люди, бывшие не в ладах со своими детьми, сподобились написать разрывающие сердце пись­ма, которые приводятся».16 Так же и Анна Барр, просмотрев 250 автобиографий, отмечает отсутствие счастливых воспоминаний о детстве, но тщательно воздерживается от выводов.17

Из всех книг по истории детства книга Филиппа Ариеса, ви­димо, самая известная; один историк замечает, что по частоте она «цитируется, как Священное Писание».18 Центральный тезис Ари­еса противоположен моему: он утверждает, что раньше ребенок был счастлив потому, что имел свободу смешиваться с другими возрастными группами, а особое состояние, известное как детство, было «изобретено» в начале нового времени, породив тираничес­кое представление о семье, разрушившее дружбу и общительность, лишившее детей свободы и бросившее их под розги и в карцеры.

Чтобы доказать этот тезис, Ариес использует два основных аргумента. Во-первых, он говорит, что понятие детства не было

ЭВОЛЮЦИЯ ДЕТСТВА 17

известно раннему средневековью. «Средневековое искусство почти до двенадцатого века не знало детства или не пыталось изображать его, потому что художник не был способен рисовать ребенка иначе как уменьшенным взрослым».19 Отброшено не только искусство древности, но и проигнорированы многочислен­ные свидетельства того, что средневековые художники могли на самом деле реалистически изображать детей.20 Этимологический аргумент в пользу того, что отдельное понятие детства отсутство­вало, также неприемлем.21 В любом случае понятие «изобрете­ние детства» столь легковесно, что даже непонятно, как такое число историков клюнуло на него.22 Его второй аргумент, что со­временная семья ограничивает свободу ребенка и увеличивает су­ровость наказания, прямо противоречит очевидному.

Гораздо более приемлема четверка книг, только одна из кото­рых написана профессиональным историком: «Ребенок в про­грессе человечества» Джорджа Пэйна, «Делатели ангелов» Дж. Рэтри Тэйлора, «Родители и дети в истории» Дэвида Ханта и «Ребенок с эмоциональными нарушениями - тогда и теперь» Дж. Луизы Десперт. Пэйн, писавший в 1916 г., первым изучил ши­рокое распространение детоубийства и жестокости по отноше­нию к детям в прошлом, особенно в древности. Богато докумен­тированная книга Тэйлора представляет собой ученое психо­аналитическое прочтение детства и личности в Англии конца восемнадцатого века. Хант, подобно Ариесу, сосредоточен на уни­кальном документе семнадцатого века, дневнике Эроара о детстве Людовика XIII, но делает это с большой психологической чутко­стью и сознанием психоисторических приложений своих откры­тий. И Десперт, давая сравнительный психиатрический анализ плохого обращения с детьми в прошлом и настоящем, обозревая ряд эмоциональных установок по отношению к детям со времен древности, выражает свой растущий ужас от открытия истории

непрерывной «жестокости и бессердечия».23

Но, несмотря на появление указанных книг, центральные воп­росы сравнительной истории детства пока еще только ставятся, а до ответов далеко. В следующих двух разделах этой главы я изложу некоторые из психологических принципов, применимых к отношениям взрослого и ребенка в прошлом. Использован­ные примеры достаточно типичны для жизни детей в прошлом; не показывая их распространения в соответствующие периоды, я выбрал их как нагляднейшие иллюстрации описываемых

18

психологических принципов. Только в трех идущих далее раз­делах с обзорами истории детоубийства, выбрасывания, вскарм­ливания, пеленания, побоев и сексуального насилия я начну рас­сматривать, как широко распространялись указанные практики в каждый период.

ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ПРИНЦИПЫ ИСТОРИИ ДЕТСТВА: ПРОЕКТИВНАЯ И ВОЗВРАТНАЯ РЕАКЦИИ

Изучая детство многих поколений, важнее всего сосредото­читься на тех моментах, которые более всего влияли на психику следующего поколения. Во-первых, на том, что происходит, когда взрослый находится лицом к лицу с ребенком, который чего-то хочет. В распоряжении взрослого, по-моему, имеются три спосо­ба реагирования:

1) он может использовать ребенка как сосуд для проекции содержания своего собственного бессознательного (проек­тивная реакция); 2) он может использовать ребенка как заместителя фигу­ры взрослого, значимого для него в его собственном дет­стве (возвратная реакция); 3) он может сопереживать потребностям ребенка и дей­ствовать, чтобы удовлетворить их (реакция сопережива­ния).

Проективная реакция, конечно, известна психоаналитикам под рядом терминов, от проекции до проективной идентификации, а более конкретно - навязчивой формы эмоционального опорож­нения на других. Психоаналитикам, например, хорошо знаком тип, используемый пациентами в качестве «сливной ямы»24 для сво­их обильных проекций. Такое положение существа, используемого как сосуд для проекций, обычно для детей в прошлом.

Возвратная же реакция известна исследователям родителей, избивающих своих детей.25 Ребенок существует лишь для того, чтобы удовлетворять родительские потребности. Неспособность ребенка в качестве родительской фигуры дать ожидаемую от него любовь всегда вызывает наказание. Как рассказывала одна такая мать: «Меня никогда в жизни не любили. Когда ребенок родился, я думала, что он будет любить меня. Если он плачет, то, значит, не любит меня. Поэтому я бью его».

ЭВОЛЮЦИЯ ДЕТСТВА 19

Третий термин, эмпатия, используется здесь в более узком смысле по сравнению со словарным определением - это спо­собность взрослого регрессировать к уровню потребностей ре­бенка и правильно распознать их без примеси своих собственных проекций. Кроме того, взрослый должен в определенной степе­ни дистанцироваться от потребности ребенка, чтобы быть способ-. ным удовлетворять ее. Эта способность идентична с используе­мым психоаналитиками бессознательным «свободнотекущим вниманием», или, как Теодор Райк называет его, «слушанием тре­тьим ухом».26

Проективная и возвратная реакции у родителей прошлого часто смешивались, производя эффект, который я называю двой­ным образом. В этом случае ребенок одновременно рассматри­вается как полный проективных желаний, подозрений и сексуаль­ных мыслей взрослого и в то же время как отцовская или ма­теринская фигура. То есть одновременно плохим и любимым. Кроме того, чем дальше вглубь истории, тем более «конкретны» или реифицированы эти реакции, что порождает все более сбив­чивые установки по отношению к детям, сходные с установками родителей современных избиваемых или шизофренических детей.

Первой иллюстрацией этих явно смежных понятий, которые мы будем изучать, является некая сцена между взрослым и ре­бенком из прошлого. Год 1739-й, мальчик Никола четырех лет. Случай ему запомнился и подтверждался его матерью. Его дед, который был довольно внимателен к нему предыдущие несколь­ко дней, решает «испытать» его и говорит: «Никола, сынок, у тебя много недостатков, и это огорчает твою мать. Она моя дочь и всегда почитала меня; повинуйся мне и ты, исправься, а не то я исполосую тебя, как собаку, которую учат». Никола, рассержен­ный предательством «со стороны того, кто был так добр к нему», швыряет свои игрушки в огонь. Дед кажется удовлетворенным.

- Никола... я сказал это, чтобы испытать тебя. Неужели ты действительно думаешь, что твой дедушка, который был так добр к тебе вчера и днем раньше, может обращаться сегодня с тобой, как с собакой? Я считал тебя разумным... - Я не животное, как собака. - Нет, ты не такой разумный, как я считал, иначе бы ты понял, что я тебя только испытывал. Это была только шутка... Подойди ко мне.

Я бросился к нему на руки.

20

- Это не все, - продолжал он, - я хочу, чтобы ты по­дружился с матерью; ты огорчал, глубоко огорчал ее... Никола, твой отец любит тебя, а ты любишь его? - Да, дедушка! - Представь, что он в опасности и, чтобы спасти его, тебе надо положить руку в огонь. Ты сделаешь это? По­ложишь... туда, если будет необходимо? - Да, дедушка. - А ради меня? - Ради тебя? Да, да. - А ради матери? - Ради мамы? Обе руки, обе руки. - Мы хотим увидеть, говоришь ли ты правду, посколь­ку твоя мать очень нуждается в твоей маленькой помо­щи! Если ты любишь ее, ты должен доказать это.

Я ничего не спросил, но, подытожив все, что было ска­зано, подошел к очагу и, пока они делали друг другу знаки, сунул правую руку в огонь. Боль исторгла из меня глу-бокий вздох.27

Что делает такого рода сцену столь типичной для отношений взрослого и ребенка в прошлом, так это существование столь противоречивых установок со стороны взрослых без окончатель­ного разрешения. Ребенок любим и ненавидим, вознагражден и наказан, дурен и обожаем одновременно. Помещение ребенка в «двойную связку» противоречивых сигналов (что Бэйтсон28 и другие считают основой шизофрении) происходит само собой. Но противоречивые сигналы исходят от взрослых, которые силятся показать, что ребенок одновременно очень плох (проективная ре­акция) и очень любим (возвратная реакция). Функция ребенка -умерить растущие тревоги взрослого; ребенок действует как за­щита взрослого.

Именно проективные и возвратные реакции делают невозмож­ной вину за жестокие избиения, столь частые в прошлом. Все потому, что избивают не реального ребенка. Наказывают или собственную проекцию взрослого («Посмотрите, как она строит глазки! Как снимает мужчин - она настоящая секс-штучка!» — говорит мать о побитой дочери двух лет), или порождение воз­вратной реакции («Он думает, что он - босс, все время хочет двигать делами! Но я показал ему, кто тут командует!» - гово­рит отец, раскроивший череп своему девятилетнему сыну).29

ЭВОЛЮЦИЯ ДЕТСТВА 21

В исторических источниках избивающего и избиваемого часто смешивают и поэтому вину теряют. Американский отец (1830 г.) рассказывает, как он избивал своего четырехлетнего сына хлыс­том за то, что тот не мог чего-то прочесть. Голый ребенок свя­зан в подвале:

«Так вот его изготовив, в горе, с моей дражайшей поло­виной, хозяйкой моего дома, с упавшими сердцем, стал я работать розгой... Во время этого весьма нелюбезного, самоотрицательного и неприятного дела я часто останав­ливался, назидая и пытаясь убеждать, заглушая извине­ния, отвечая на протесты. Я ощущал всю силу боже­ственного авторитета и особую власть, как ни в одном деле за всю мою жизнь... Но при такой степени все под­чинявшего злого чувства и упрямства, каковую мой сын изъявлял, неудивительно, что он думал, что отколотил бы меня, хилого и робкого, каким я был. И в знании того, что он поступал так, я изнемогал от избиения его. Все это время он не чувствовал жалости ни ко мне, ни к себе».30

Именно с такой картиной слияния отца и сына, где отец сам жалуется, словно избиваемый, и нуждается в сострадании, мы столкнемся, когда спросим, почему побои были столь широко распространены в прошлом. Ренессансный педагог говорит, что, наказывая ребенка, вы должны ему сказать, «что вы наказывае­те себя, наказываете сознательно, и требуете от него не ввергать вас больше в таковые труд и боль. Поскольку, если ты так по­ступаешь [говорите вы], ты должен страдать частью моей боли и потому ты должен будешь испытать и подтвердить, что эта боль для нас обоих». Мы не должны так легко пропускать такие

слияния и затушевывать их ложь.31

На самом деле, родитель видит ребенка настолько переполнен­ным частями его, родителя, что даже несчастья с ребенком пе­реживаются им как собственные раны. Нэнни, дочь Коттона Мэзера» упала в огонь и сильно обожглась, а он объявляет: «Увы, за мои грехи справедливый Бог бросил мое дитя в огонь!»32 Он выискивает, что он накануне сделал плохого, но, веря, что нака­зан сам, не испытывает вины перед ребенком (например, за то, что оставил его одного) и ничего не предпринимает. Скоро еще две дочери жестоко обожглись. В ответ он читает проповедь: «Какой вывод должны извлечь родители из несчастий, свалив­шихся на их детей».

22 ллойд ДЕМОЗ

Несчастные случаи с детьми заслуживают внимательного рассмотрения, так как в них скрывается ключ к пониманию того, почему взрослые в прошлом были такими плохими родителями. Я оставляю пока в стороне желание смерти ребенка, об этом дальше. Несчастные случаи в больших количествах происходи­ли из-за того, что детей оставляли одних. Дочь Мэвера Нибби об­горела бы до смерти, «не проходи возле окна случайный прохо­жий»,33 так как никто не слышал ее криков. Для колониального Бостона это обычный случай:

«После ужина мать уложила детей в комнате, где они спали одни, и родители отправились в гости к соседу. По возвращении... мать подошла к постели и не нашла младшего ребенка (девочку около пяти лет). После дол­гих поисков ее нашли упавшей в колодец в их под­вале...»34

Отец увидел в происшествии наказание за работу в празд­ник. Дело не только в том, что до двадцатого века маленьких детей было принято оставлять одних. Важнее, что родители не заботились о предотвращении несчастий, поскольку не видели в том своей вины: наказывались-то якобы они сами. Поглощенные проекциями, они не изобретали безопасных печей и часто даже не отдавали себе отчета в том, что за детьми надо просто сле­дить. Их проекции, к несчастью, делали неизбежными повторения происшествий.

Использование ребенка как «туалета» для родительских про­екций стоит за самим понятием первоначального греха. Восем­надцать столетий взрослые были согласны, что, как отмечает Ричард Олестри (1676 г.), «новорожденный полон пятен и выде­лений греха, который наследует от наших прародителей через наши чресла...»35 Баптизм практиковал настоящий экзорсизм, а вера, что ребенок, который кричит во время крещения, испускает дьявола, надолго пережила официальное разрешение экзорсизма при Реформации.36 Даже когда религиозные власти не распрос­траняются о дьяволе - он здесь. Вот картина еврейского рели­гиозного обучения в Польше девятнадцатого века:

«Оно получало сильную радость от агоний маленькой жертвы, трепетавшей и дрожавшей на скамье. И оно практиковало телесные наказания холодно, медленно, обдуманно... от мальчика требовали снять одежду, лечь поперек скамьи... и налегали на кожаную плеть..,

ЭВОЛЮЦИЯ ДЕТСТВА 23

«В каждом человеке находятся добрый дух и злой дух. Местообитание доброго духа - голова. Есть свое место и у злого духа - по нему вас и хлещут».37

Ребенок прошлого был так перегружен проекциями, что ему-то даже много плакать или просить было опасно. Существует

' большая литература о детях, оставленных эльфами взамен.по­хищенных.38 Обычно недопонимают, что убивали не только урод­ливых детей, «подкидышей эльфов», но также и тех, о ком пи­шет св. Августин: «...страдают от демона... они под властью дья­вола... некоторые дети умирают в такой напасти».39 Некоторые отцы церкви полагали, что постоянный плач ребенка свидетель­ствует о грехе.39 Шпренгер и Кремер в своем руководстве по охоте на ведьм «Malleus Maleficarum»* утверждают, что под­кидышей эльфов можно распознать по тому, что они «всегда жалобнее всех ревут и никогда не растут, даже если будут со­сать сразу четырех или пятерых матерей». Лютер соглашает­ся: «Это правда: они часто берут у женщин детей из кроваток и ложатся туда сами, а когда оправляются, едят или орут, то не­сноснее десяти детей».41 Гвиберт Ножанский, писавший в две­надцатом веке, считает свою мать, возившуюся с приемным ре­бенком, святой:

«...ребенок так изводил мою мать и ее слуг безумными воплями и криком по ночам, хотя дни он очень мило проводил в играх и сне, что никто в этой маленькой . комнате не мог заснуть. Я слышал от нянь, которых она нанимала, что ни на одну ночь они не могли опустить погремушку, таким капризным был ребенок. Не по своей вине, а из-за дьявола, сидевшего в нем. Все усилия про­гнать оного были напрасны. Добрая женщина была му­чима крайней болью, и ничто не могло помочь ей среди этих пронзительных криков... Все же она и не подума­ла выбросить ребенка из своего дома».42

Из-за веры в то, что ребенок на грани превращения в абсо­лютно злое существо, его так долго и так туго связывали, или пеленали. Этот мотив чувствуется у Бартоломеуса Англикуса

(ок.1230 г.): «Из-за нежности члены ребенка могут легко и бы­стро согнуться и скривиться и принять разные формы. И посе­му конечности и члены подлежит связывать повязками и дру­гими подручными средствами, чтобы они не были изогнуты и не

* «Молот ведьм» (лат.)

24

принимали дурной формы...»43 Ребенок пеленался потому, что был полон опасными, злыми родительскими проекциями. Пеленали по тем же причинам, что и сейчас в Восточной Европе; ребенка надо связать, иначе он исплачется, поцарапает себе глаза, сломает ножки или будет трогать гениталии:" Как мы увидим скоро в разделе о пеленании и стеснениях, все это часто выливалось, в надевание всякого рода корсетов, спинодержателей, кукольных шнуровок; детей привязывали к стульям, чтобы те не ползали по полу «подобно животным».

Но если взрослый проецирует все свои неприемлемые чувства на ребенка, то ясно, какие жестокие меры, вроде пеленаний, он должен применить, чтобы удержать своего «нужникового ребен­ка» под контролем. Я еще рассмотрю, какие методы контроля использовались родителями на протяжении столетий, но сейчас я хочу дать иллюстрации только одного - запугивания привиде­ниями - чтобы обсудить проективный характер этой меры.

Имя всяческого рода привидениям, которыми детей запугива­ли до недавнего времени, - легион. У древних были свои Ламия и Стрига, которые, подобно еврейскому прототипу Лилит, пожи­рали детей живьем. Они, вместе с Мормоной, Канидой, Пойной, Сибарис, Акко, Эмпузой, Горгоной и Эфиальтой, «были изобрете­ны на благо детей, чтобы сделать их менее опрометчивыми и непослушными», как считает Дион Хризостом.45 Большинство древних соглашалось, что было бы хорошо постоянно держать пе­ред детьми изображения ночных демонов и ведьм, всегда гото­вых их украсть, съесть, разорвать на куски, выпить из них кровь и костный мозг. В средние века, конечно, ведьмы и колдуны, вме­сте с обязательным евреем, перерезывателем детских глоток, вме­сте с ордами других монстров и страшилищ, «какими няни лю­бят пугать детей», - на переднем плане.46 После Реформации же сам Бог, который «обрекает вас геенне огненной, как вы обрека­ете пауков или других отвратительных насекомых огню»,47 был главным страшилищем для запугивания детей. Трактаты были написаны понятными для детей выражениями с описанием мук, которые Бог приберегает для них в аду: «Маленький ребенок в раскаленной печи. Слушай, как он молит выпустить его оттуда. Он топает маленькими ножками об пол...»48

Когда церковь перестала возглавлять кампанию по запугива-нию детей, стали использоваться более «семейные» персонажи: вервольф, глотающий детей. Синяя Борода, который рубит их на

ЭВОЛЮЦИЯ ДЕТСТВА 25

куски, Бонн (Бонапарт), пожирающий детское мясо, черный чело­век или трубочист, крадущий детей по ночам.49 Эти традиции стали подвергаться нападкам лишь в девятнадцатом веке. Один английский родитель сказал в 1810 г.: «Когда-то господствовав­ший обычай запугивания юных созданий теперь осуждают все, ибо нация поумнела. Однако и сейчас страх сверхъестественных сил и темноты можно считать настоящим несчастьем детей...»50

Даже в наши дни во многих европейских селениях родители про­должают пугать детей такими персонажами, как loup-gary (волк-оборотень), bаrbи (бородач) или rатопеиr (трубочист), или гро­зятся бросить в подвал на растерзание крысам.51

Потребность создания персонажей, олицетворяющих наказание, была столь велика, что взрослые, следуя принципу «конкретизации», для устрашения детей разряжали кукол вроде качинов.* Один английский автор, объясняя в 1748 г., каким образом страх пер­воначально исходит от нянек, пугающих детей историями об «окровавленных скелетах», писал:

«Нянька взяла моду утихомиривать капризного ребенка следующим образом. Она нелепо наряжается, входит в комнату, рычит и вопит на ребенка мерзким голосом, раздражающим нежные детские уши. В это же время, подойдя близко, жестикуляцией дает понять ребенку, что он будет сейчас проглочен».52

Эти страшные фигуры были излюбленным средством нянек и в том случае, когда надо было удержать в постели ребенка, норовившего ночью оттуда сбежать. Сюзен Сиббальд вспомина­ет привидения как действительно существовавшую часть ее дет­ства в восемнадцатом веке:

«Появление привидения было обычнейшим делом... Я прекрасно помню, как обе няньки в Фоуви однажды ве­чером решили выйти из детской... Мы замолкли, .пото­му что услышали жуткий стон и царапанье за перего­родкой возле лестницы. Дверь распахнулась, и - о ужас! - в комнату вошла фигура, высокая и закутанная в белое, а из глаз, носа и рта, похоже, полыхало пламя. Мы почти что бились в конвульсиях и несколько дней были нездоровы, но не осмелились рассказать».53

* г

* качины (качина) - духи предков у некоторых индейских племен ' Северной Америки; также фигурки, изображающие этих предков.

26

Дети, которых путали, не всегда были такими взрослыми, как Сюзен и Бетси. Одна американская мать говорила в 1882 г. о двухлетней дочери своего друга, нянька которой, отправившись однажды вечером развлекаться в компании других слуг, пока ро­дителей ребенка не было дома, обеспечила себе спокойный вечер тем, что рассказала маленькой девочке о страшном черном че­ловеке, который...

«...спрятался в комнате, чтобы схватить ее в тот момент, когда она выйдет из постели или поднимет малейший шум... Няня хотела быть вдвойне уверенной, что во время вечеринки ее ничто не отвлечет. Она соорудила огром­ную фигуру черного человека со страшными вытара­щенными глазами и огромным ртом и поместила ее в ногах кровати, где крепко спало маленькое невинное дитя. Как только вечеринка в комнате для прислуги за­кончилась, няня вернулась к своим обязанностям. Спо­койно открыв дверь, няня увидела, что маленькая девоч­ка сидела в постели, широко раскрытыми глазами гля­дя в агонии ужаса на страшное чудовище перед собой, обе руки судорожно схватились за белокурые волосы. Она просто окаменела!» 54

Вот некоторые доказательства того, что использование чучел для устрашения детей уходит далеко в древность.55 Тема запу­гивания детей масками была излюбленной для художников,

Илл. 1 - Дети, играющие с маской ужаса (Жак Стелла, 1657).

ЭВОЛЮЦИЯ ДЕТСТВА 27

от авторов римских фресок до создателя гравюр Жака Стеллы (илл. 1), но поскольку об этих ранних драматических событиях го­ворилось крайне сдержанно, я еще не смог установить в точнос­ти их древние формы. Дион Хризостом говорил, что «устрашаю­щие образы сдерживают детей, когда те не вовремя хотят есть, иг­рать или что-нибудь еще». Обсуждались теории наилучшего использования разнообразных страшилищ: «Я полагаю, что каждый юнец боится какого-то своего пугала, которым его обычно страща­ют. Разумеется, те мальчики, которые робки от природы, не требу­ют проявления изобретательности при их запугивании...»56

Когда детей запугивают чучелами, если они просто кричат, хотят есть или играть, сила проекций и потребность взрослого держать их под контролем достигают огромных размеров, обна­руживаемых в наши дни лишь у явных психотиков. Точная ча­стота использования стращилищ в прошлом до сих пор не под­дается определению, хотя о них часто говорят как об обычном деле. Тем не менее можно показать, какие формы были привыч­ными. Например, в Германии до недавнего времени перед Рож­деством в магазинах появлялись штабеля метел с жесткими щет­ками на обоих концах. Ими били детей; во время первой недели декабря взрослые наряжались в устрашающие костюмы и разыг­рывали из себя посланника Христа, так называемого Пелъц-Ни-келя, который наказывает детей и сообщает, получат ли те по­дарок на Рождество или нет.57

Вся сила этой потребности взрослых в создании устрашающих образов открывается, лишь когда видишь внутреннюю борьбу ро­дителей, решивших от этого отказаться. Одним из самых ранних защитников детства в Германии девятнадцатого века был Жан Поль Рихтер. В своей популярной книге «Леванна» он осуждает родителей, поддерживающих дисциплину своих детей «при помо­щи устрашающих образов». При этом Рихтер приводит медицин­ские свидетельства того, что такие дети «часто становятся жерт­вами умопомешательства. Однако, его собственное стремление по­вторить травмы своего детства было столь велико, что он был вынужден придумать их более мягкий вариант для своего сына;

«Поскольку человека нельзя дважды запугать одним и тем же, я думаю, что ребенка можно подготовить к дей­ствительности, в форме игры ставя его в тревожные си­туации. Например: я иду со своим маленьким девяти­летним Полем на прогулку в густой лес. Неожиданно

28 ллойд ДЕМОЗ

из кустов выскакивают три одетых в черное вооружен­ных головореза и набрасываются на нас, ведь за день до этого я нанял их за небольшое вознаграждение устро­ить нам это приключение. Мы вооружены лишь палка­ми, а у банды грабителей шпаги и незаряженный писто­лет... Я хватаю руку с пистолетом, чтобы стреляющий промахнулся, и палкой выбиваю кинжал у одного из нападающих... Однако (добавляю я во втором издании), польза от всех этих игр сомнительная... хотя подобные плащи и кинжалы... могут быть с успехом опробованы ночью, чтобы с помощью ночных кошмаров привить лю­бовь к обычному дневному свету».58

Другую реальную возможность для воплощения потребности в запугивании детей дает использование трупов. Многие знако­мы со сценами из романа г-жи Шервуд «История семьи Фэр-чайлд»,59 где детей водят на экскурсии к виселице, чтобы они посмотрели на висящие там гниющие трупы и послушали нази­дательные истории. Люди часто не понимают, что эти сцены взяты из действительности и в прошлом составляли важную часть детства. Детей часто выводили всем классом из школы, чтобы они посмотрели на повешение, родители также часто брали детей на это зрелище, а по возвращении домой секли для лучшего запоминания.60 Даже педагог-гуманист Мафио Веджо, в своих книгах протестовавший против битья детей, вынужден был при­знать, что «показывать детям публичные наказания иногда очень не мешает».61

Конечно же, это постоянное созерцание трупов сильно вли­яло на детей. После того как мать показала своей маленькой дочери в назидание труп ее девятилетней подруги, девочка ста­ла ходить вокруг со словами: «Они положат дочь в глубокую яму, а что будет делать мать?»62 Мальчик проснулся ночью с криками, увидев во сне повешение, пошел и «потренировался, повесив соб­ственную кошку».63 Одиннадцатилетняя Гарриет Спенсер в сво­ем дневнике вспоминает, что повсюду видела тела повешенных и колесованных. Отец брал ее смотреть на сотни трупов, кото­рые он выкапывал, чтобы уложить более тесно для захоронения других.

«...Папа говорит, что это глупость и суеверие - бояться вида мертвецов, и я пошла за ним вниз по темной, узкой и крутой лестнице, которая все шла и шла спиралью

ЭВОЛЮЦИЯ ДЕТСТВА 29

очень долго, пока они не открыли дверь в большую пе­щеру. Она была освещена лампой, висевшей посредине, а монах нес факел. Сначала я не могла смотреть, потом едва осмелилась взглянуть, потому что со всех сторон были страшные черные фигуры мертвецов: одни ска­лились, другие показывали на нас пальцем, третьи, каза­лось, корчились от боли, они были в самых разных по­зах и такие страшные, что я едва сдержала крик и поду­мала, что они все двигаются. Когда папа увидел, как мне плохо, он не рассердился, а был очень добрым и сказал, что я должна побороть себя, пойти и прикоснуться к од­ному из них, а это было шоком. Их кожа вся была тем­но-коричневой и совсем высохла на костях, она была очень твердой и на ощупь похожей на мрамор».64

Доброжелательный отец, помогающий дочери преодолеть бо­язнь трупов, — пример того, что я обозначу как «проективную за­боту», в отличие от настоящей эмпатической заботы, которая есть результат эмпатической реакции. Проективная забота в качестве первого шага всегда требует проецирования взрослым собствен­ного бессознательного на ребенка, от эмпатической заботы ее от­личает неуместность и неспособность полностью удовлетворить подлинные потребности ребенка. Мать, которая в ответ на лю­бое выражение недовольства со стороны ребенка начинает кор­мить его грудью, мать, уделяющая большое внимание одежде ре­бенка перед тем, как отправить его к кормилице, и мать, тратящая целый час, чтобы запеленать ребенка по всем правилам — все

это примеры проективной заботы. Тем не менее, проективной заботы достаточно, чтобы вырас­

тить ребенка. В самом деле, антропологи, изучающие детство примитивных народов, часто говорят о «хорошей заботе», но пока сведущий в психоанализе антрополог не провел новое исследо­вание этого же народа, трудно было понять, что оценивается про­екция, а не настоящая эмпатия. Например, изучая апачей,65 им всегда дают наивысшую оценку по шкале «орального удовлет­ворения», столь важного для развития чувства безопасности. Апачи, как и многие примитивные племена, в первые два года кормят ребенка по требованию, на чем н была основана оцен­ка. Лишь когда это племя посетил антрополог-психоаналитик Л. Брайс Бойер, обнаружилась истинная проективная основа этой заботы:

30

«В настоящее время забота апачских матерей о детях отличается ужасающей непоследовательностью. Матери обычно очень нежны и чутки в том, что касается физи­ческих взаимоотношений с малышами. У них очень тес­ный физический контакт. Время кормления определяет, как правило, ребенок своим криком, и по какой бы при­чине ребенок ни кричал, ему подставляют сосок или бу­тылку. В то же время у матерей очень ограниченное чувство ответственности в том, что касается заботы о ребенке, и создается впечатление, что нежность матери к своему малышу основана на ее собственных желани­ях взрослого, вложенных в заботу о ребенке. Огромное множество матерей бросают или отдают детей, которых с любовью нянчили всего неделю назад. Апачи очень метко называют это «выбрасыванием ребенка». Они не только не чувствуют ни малейшей осознанной вины за такое поведение, но даже открыто радуются, что избави­лись от обузы. В отдельных случаях матери, отдавшие ребенка, «забывают», что он когда-то у них был. Обыч­ная апачская мать считает, что физическая забота - все, что требуется ребенку. Если она и испытывает угрызе­ния совести, то очень слабые, когда оставляет ребенка с кем попало, если вдруг захочется посплетничать, поиграть в карты, выпить или «пошататься». В идеале мать вручает дитя сестре или старшей родственнице. В первобытные времена такое соглашение было возможно почти в лю­бой момент».66

Даже такой простой акт, как сочувствие избиваемому ребен­ку, для взрослых прошлых времен был трудным делом. Даже немногие педагоги того времени, которые не советовали бить де­тей, как правило, аргументировали это вредными последствиями, а не тем, что ребенку будет больно. Однако без этого элемента эмпатии - сочувствия - совет совершенно не действовал, и де­тей как били, так и продолжали бить. Матери, отправлявшие детей к кормилицам на три года, наивно огорчались, когда дети не хо­тели по истечении этого срока вернуться назад, но не могли по­нять причину. Сотни поколений матерей туго пеленали младен­цев и спокойно смотрели, как те кричат в знак протеста, пото­му что этим матерям не хватало психического механизма, необходимого для проникновения в ощущения ребенка. Лишь

ЭВОЛЮЦИЯ ДЕТСТВА 31

когда медленный исторический процесс эволюции взаимоотноше­ний родителей и детей создал эту способность в течение многих поколений, стало очевидно, что пеленание абсолютно не нужно. Вот как Ричард Стил в «Болтуне» (1706) описывает ощущения ново­рожденного, как он их себе представляет:

«Я лежу очень спокойно; однако ведьма, из совершенно непонятных побуждений, берет меня и обвязывает голову так туго, как вообще только может; затем она связыва­ет мне ноги и заставляет глотать какую-то ужасную микстуру. Я подумал, что это суровое вступление в жизнь должно начинаться с принятия лекарства. Когда меня таким способом одели, то понесли к кровати, где прекрасная молодая дама (я знал, что это моя мать) чуть не задушила меня в объятьях... и швырнула в руки де­вочке, нанятой заботиться обо мне. Девочка была очень горда, что ей доверили женское дело. Поскольку я рас­шумелся, она принялась раздевать меня и снова одевать, чтобы посмотреть, что у меня болит; при этом она ко­лола булавкой в каждом суставе. Я продолжал кричать. Тогда она уложила меня лицом себе в колени и, чтобы успокоить меня, вколола в меня все булавки, похлопы­вая по спине и выкрикивая колыбельную.,.»67

Я не нашел других описаний с такой же степенью эмпатии, сделанных раньше восемнадцатого века. Они появились вскоре после того, как два тысячелетия пеленания подошли к концу. Мне скажут, что примеры этой недостающей в прошлом способности к эмпатии на самом деле можно найти где угодно. Разумеется, первым делом мы должны заглянуть в Библию: может быть

здесь мы найдем эмпатию в отношении детских потребностей, ибо разве Иисус не изображается всегда с маленьким ребенком? Однако когда читаешь свыше двух тысяч упоминаний детей в «Полном алфавитном указателе слов к Библии», этот благород­ный образ исчезает. Здесь мы находим многочисленные приме­ры того, как детей приносили в жертву, избивали камнями, про­сто били, упоминания строгого послушания детей, их любви к ро­дителям, их роли носителей родового имени, но не обнаружим ни

одного примера, показывающего хотя бы слабую степень эмпа­тии к детским потребностям. Даже хорошо известные изречения: «Отпусти свое дитя, не запрещай ему идти ко мне» относится к распространенной на Ближнем Востоке практике экзорсизма

32

путем возложения рук, практиковавшейся многими святыми людьми для удаления внедренного в детях зла: «Тогда приве­дены были к Нему дети, чтобы Он возложил на них руки и по­молился... И возложив на них руки, пошел оттуда». (Матф, 19.13, 19,15)

Все это вовсе не означает, что родители прошлого не люби­ли своих детей, поскольку это не так. Даже те, кто в наши дни бьет детей, - не садисты; они часто по-своему их любят и иног­да способны выражать нежные чувства, особенно если ребенок не слишком требовательный. То же можно сказать о родителях прошлого: нежность к ребенку чаще всего выражалась, когда он спал или был мертв, то есть, ничего не просил. Гомеровское «как мать отгоняет мух от спящего дитя, когда он покоится в слад­ком сне» перекликается с эпитафией Марциала:

Не обнимай ее слишком крепко, дерн — Она была так нежна и любила простор. Будь легкой над нею, добрая мать-земля -Она легко ступала по тебе маленькими ножками.68

Лишь когда ребенок уже умер, родитель, до того неспособный к эмпатии, рыдая, обвиняет себя, как мы это находим у Морел-ли (1400): «Ты любил его, но своей любовью никогда не пытал­ся сделать его счастливым; ты обращался с ним, как будто это посторонний, а не сын; ты ни разу не дал ему и часа отдыха... Ты никогда не целовал его, когда он этого хотел; ты изводил его школой и жестокими побоями».69

Разумеется, это не любовь (родители прошлого имели о ней смутное представление), а скорее эмоциональная зрелость, выраженная в потребности смотреть на ребенка как на само­стоятельную личность, а не часть самого себя. Трудно сказать, какая часть нынешних родителей достигает и более или менее последовательно придерживается эмпатического уровня. Однаж­ды я провел неофициальный опрос нескольких психотерапевтов, желая выяснить, какая часть их пациентов в начале анализа была способна отделить личности своих детей от собственных спрое­цированных потребностей. Все говорили, что на такое способны очень немногие. Как выразился один из них, Амос Гансберг: «Это­го не происходит до некоего поворотного момента психоанали­за - когда они приходят к образу самих себя как чего-то отдель­ного от собственной всеобволакивающей матери».

ЭВОЛЮЦИЯ ДЕТСТВА 33

Проективной реакции сопутствует возвратная реакция, когда родитель и ребенок меняются ролями, зачастую с причудливыми последствиями. Перестановка начинается задолго до рождения ребенка. В прошлом такая реакция была мощным стимулом иметь ребенка. Родители всегда задавались вопросом, что дадут им дети, и никогда - что они сами дадут им. Медея перед тем, как убить детей, жалуется, что некому будет позаботиться о ней:

Зачем же вас кормила я, душой За вас болела, телом изнывала И столько мук подъяла, чтобы вам Отдать сиянье солнца?... Я надеждой Жила, что вы на старости меня Поддержите и мертвую своими Оденете руками. И погибла Та сладкая мечта...70

Как только ребенок рождается, он становится родителем ма­тери и отца, со всеми положительными и отрицательными ка­чествами, при этом возраст ребенка не учитывается. Ребенка, не­зависимо от пола, часто одевают в одежду примерно того же покроя, которую носила мать родителя, то есть, мало того что длинную, но и устаревшую, по меньшей мере, на одно поколение.71

Мать в буквальном смысле возрождается в ребенке; детей не только одевали как «миниатюрных взрослых», но и совершенно от­четливо - как миниатюрных женщин, часто с декольте. Идея, что родители родителей действительно возрождаются в ребенке, обыч­на для античности,72 и близость слова «бэби» и различных слов, обозначающих бабушку (baba, Babe) намекает на их сходство.73

Однако для многих возвратных реакций в прошлом существуют доказательства их галлюцинаторной природы. Например, взрослые часто целовали или сосали грудь маленьких детей. Маленькому Людовику XIII часто целовали пенис и соски. Хотя Эроар, кото­рый вел дневник Людовика, всегда считал, что тот активно этого добивался (в тринадцать месяцев «он заставляет гг. де Сувре, де Терм, де Лианкура и Заме целовать его половой член»),74 позднее становится ясно, что им просто манипулировали: «он никогда не хотел, чтобы маркиз трогал ему соски; нянька сказала ему: «Сир, не давайте никому трогать ваши соски или половой член, они их отрежут».75 Однако руки и губы взрослых по-прежнему тянулись

34 ЛЛОЙД ДЕМОЗ

к его пенису и соскам. И то и другое для них было вновь обре­тенной материнской грудью.

Другом примером «ребенка в роли матери» было распростра­ненное убеждение, что у детей в груди есть молоко, которое необходимо удалить. Итальянская balia (кормилица) должна была «обязательно время от времени давить грудь, чтобы выжать мо­локо, беспокоящее младенца».76 Впрочем, этому поверью можно дать обоснование, хотя и слабое: в некоторых редких случаях из груди новорожденного выделяется внешне похожая на молоко жидкость - вследствие действия остаточных женских гормонов матери. Однако одно дело - спонтанное выделение этой жидко­сти, а совершенно другое - «противоестественный, но распрост­раненный обычай насильственного сдавливания нежной груди новорожденного грубыми руками няньки, служивший наиболее ча­стой причиной воспалений в этой области», как писал еще в 1793 году американский педиатр Александр Гамильтон.77

Целование, сосание и сдавливание - это еще не все, чему подвергался «ребенок в роли материнской груди». Среди разно­образия подобных обычаев мы находим, например, следующий, от которого предостерегает Гамильтон в начале девятнадцато­го века:

«Но самый вредный и отвратительный обычай - кото­рый я видел у многих нянек, теток и бабушек, позволя­ющих ребенку сосать их губы. У меня была возможность наблюдать, как дитя захирело оттого, что больше полу­года сосало губы своей больной бабушки».78

Я даже находил несколько упоминаний о родителях, которые облизывают детей. Вот, к примеру, высказывание Жоржа дю Морье о своем только появившемся на свет сыне: «Нянька каж­дое утро приносит его ко мне в постель, чтобы я мог его поли­зать. Для меня это такое удовольствие, что я буду продолжать, пока он не войдет в ответственный возраст».79

Создается впечатление, что идеальным ребенком было бы такое дитя, в которое бы в буквальном смысле кормило грудью родителей. Древние так и считали. Здесь нельзя не вспомнить историю Валерия Максима, которую излагает Плиний:

«О чувствах детей к родителям можно бесконечно рас­сказывать истории, собранные со всего мира, но ни одна из них не сравнится с историей, случившейся в Риме. Женщина-плебейка, недавно родившая ребенка, получи-

ЭВОЛЮЦИЯ ДЕТСТВА 35

ла разрешение навещать свою мать, за проступок поса­женную в тюрьму. Предварительно женщину обыскива­ла тюремная стража, чтобы она не могла передать матери еду. Однажды женщину застали, когда она кормила мать собственной грудью. За этот удивительный поступок преданная дочь была вознаграждена: ее мать выпустили, и обеим назначили содержание. На месте, где все это произошло, выстроили храм соответствующей богине и посвятили его любви детей к родителям...»80

Эту историю веками приводили в качестве наглядного при­мера. Петер Шаррон (1593) называет ее •возвращением реки к своему истоку».81 Сюжеты этой истории мы находим в карти­нах Рубенса, Вермеера и других.

Желание воплотить образ «ребенка в роли матери» часто оказывается непреодолимым; вот вам типичный случай, шутка, разыгранная над шестилетней девочкой кардиналом Мазарини и другими взрослыми в 1656 году;

«Однажды он посмеялся над ней за то, что она сказала, что у нее кавалер, и в конце концов упрекнул, что она беременна... Время от времени они расширяли ей пла­тье и убеждали, что она действительно затяжелела, и живот растет с каждым днем... Когда подошло время рожать, она утром обнаружила у себя в постели ново­рожденного ребенка. Вы представить себе не можете ее удивление и горе при виде ребенка. «Такое,- сказала она,- пока не случалось ни с кем, только с Девой Ма-рией и со мной, ведь я не почувствовала никакой боли». Ее приходила утешать королева и предлагала быть кре­стной, многие приходили поболтать с ней как с рожени­цей, только что разрешившейся от бремени».82

Дети всегда совершенно определенно ухаживали за взрослы­ми. Со времен Рима мальчики и девочки всегда прислуживали родителям за столом, а в средние века все дети, за исключени­ем разве что членов королевской семьи, использовались как слуги, как дома, так и в других местах, часто прибегая из шко­лы домой в полдень, чтобы обслужить родителей за обедом.83 Я не буду касаться здесь обширной темы детского труда, однако следует помнить, что дети много работали задолго до того, как в девятнадцатом веке использование детского труда стало пред­метом обсуждения (речь шла по большей части о четырех- и

36

Илл. 2 - Семья эпохи Елизаветы за обедом. Обратите вни­мание, что самый маленький ребенок ест стоя, более старший прислуживает семье.

пятилетних детях). Однако наиболее четко возвратная реакция проявляется в эмоциональном взаимодействии взрослого и ре­бенка. В наши дни социальные работники, посещающие матерей, которые бьют своих детей, часто поражаются, насколько малень­кий ребенок отзывчив к желаниям родителей:

«Я помню одну восемнадцатимесячную девочку, которая утешала свою крайне взволнованную и заплаканную мать. Прежде всего она вынула изо рта бутылку, кото­рую сосала, потом потихоньку подошла и прикоснулась к матери, которая в конце концов успокоилась (я как-то не успел этого сделать). Когда она почувствовала, что мать снова успокоилась и развеселилась, то удалилась на свое место, подняла бутылку и стала ее сосать».84

В прошлом дети часто принимали такую роль. Один ребенок «никогда не кричал и всегда был спокоен... еще младенцем он, часто бывало, протянет руку и вытрет слезу со щеки матери...»85

Когда доктора уговаривали матерей вскармливать детей самим, а не отправлять их к кормилицам, то соблазняли обещаниями «ты­сячи удовольствий, которыми вознаградит ее ребенок... он будет целовать ее, гладить волосы, нос и уши, льстить ей..,»86 Я соста­вил перечень свыше пятисот картин из всех стран с изо­бражением материй и детей и обнаружил, что дети на них смот­рят на мать, улыбаются матери или ласкают ее, в то время как

ЭВОЛЮЦИЯ ДЕТСТВА 37

Илл. 3 - Ребенок в качестве любовника матери. Как прави­ло, чопорные средневековые портреты матери с ребенком иногда перемежаются портретами наподобие этих, кото­рые показывают желание, чтобы ребенок был любовником и страстно обнимал бы мать.

картины, где мать смотрит на ребенка, улыбается ему или ласка­ет его, являются редкостью, и появились они в более поздний период.

В способности ребенка по-матерински заботливо относиться ко взрослым часто было его спасение. В 1670 году мадам де Севинье решила не брать восемнадцатимесячную внучку в пу-тешествие, которое могло оказаться для ребенка роковым.

«Мадам дю Пюи-дю-Фу не хочет, чтобы я брала внучку с собой. Она сказала, что не стоит подвергать ребенка опасности, и в конце концов я уступила. Я не хотела бы рисковать жизнью маленькой госпожи - я очень ее люблю... она многое умеет: рассказывает, ласково гладит, крестится, просит прощения, делает реверансы, целует руку, пожимает плечами, танцует, умеет задобрить и вып­росить что-нибудь, ласково потрепать по подбородку. Ко­роче говоря, она чудо как мила, я могу с ней забавлять­ся часами. Я не хочу, чтобы она погибла».87

Потребность родителей в материнской заботе огромным бре­менем ложилась на растущего ребенка. Иногда это даже приводи­ло к его смерти. Одной из наиболее частых причин смерти детей

38 ллойд ДЕМОЗ

было то, что ребенка «заспали», то есть, задушили во время сна. Это часто было лишь прикрытие для детоубийства. Но и в тех случаях, когда родители не обманывают, педиатры говорят, что ви­новата мать: она отказывается уложить ребенка в отдельную кро­ватку. «Не желая отпускать дитя, она во сне тесно прижимает его к себе. Своим носом ребенок уткнулся ей в грудь».88 Воз­вратный образ ребенка как защитного покрова - вот о чем идет речь в обычном для средневековья предостережении: не бало­вать ребенка «подобно плющу, который, обвивая деревья, душит их, или как обезьяна, прижимающая детеныша, в порыве нежно-

89

сти может раздавить его». *

ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ ПРИНЦИП

ДВОЙНОГО ОБРАЗА

Длительное чередование проекции и перестановки, ребенка-дьявола и ребенка-взрослого, дает эффект «двойного образа», причину многих причудливых черт детства в прошлом. Мы уже видели, как чередование образа взрослого и проективного обра­за становится предпосылкой для битья. Но если мы исследуем некоторые особенности детства в прошлом, то увидим более пол-тую картину двойного образа. Наиболее достоверный документ досовременности, касающийся детства — дневник Эроара, докто­ра Людовика XIII. Он вел почти ежедневные записи о ребенке и окружающих его людях. Многие места дневника позволяют мельком увидеть чередующийся в уме Эроара двойной образ, кар­тину чередования проективных и возвратных образов.

Дневник начинается с рождения дофина в 1601 г. Тут же по­являются черты, присущие скорее взрослым, чем новорожденно­му. Ребенок выходит из чрева, держась за пуповину «с такой си­лой, что ее с трудом у него отняли». Он описан как «сильный и мускулистый», а крикнул так громко, что «крик совсем не был похож на детский». После тщательного изучения пениса было объявлено, что в этом «его природа не обделила».90 Поскольку это был дофин, эти первые проекции качеств взрослого на ребенка можно пропустить как проявления гордости за нового короля, но вскоре образы начинают нагромождаться, и вырисовывается двой­ной образ ненасытного ребенка и взрослого одновременно.

«На следующий день после рождения... он кричит, но дети никогда так не кричат; а когда сосет грудь, так рас-

ЭВОЛЮЦИЯ ДЕТСТВА 39

крывает челюсти и делает такие глотки, что в его глот­ке будет три глотка обычного ребенка. В результате у кормилицы уже почти нет молока... Он ненасытен».91

Недельный дофин попеременно видится то маленьким Герак­лом, задушившим змей, то Гаргантюа, которому для насыщения требовалось 17913 коров, что совершенно не похоже на болез­ненного спеленутого младенца, который проглядывает из запи­сей Эроара. Из всей массы людей, приставленных к Людовику, чтобы о нем заботиться, никто не был способен удовлетворить простейшие запросы ребенка - накормить и успокоить. Были постоянные ненужные замены кормилиц, долгие прогулки и поездки.92 Когда дофину исполнилось два месяца, он был бли­зок к смерти. Беспокойство Эроара нарастало, и как защита про­тив тревожности более определенно стала проявляться возврат­ная реакция:

«Когда кормилица спросила его: «Кто этот человек?», он с удовольствием ответил на своем языке: «Эруа!» [Эро­ар]. Видно, что его тело уже не развивается и не подпи-тывается. Мышцы грудной клетки совершенно истоще-ны, а в большой складке под подбородком не осталось ничего, кроме кожи».93

Когда дофину было почти десять месяцев, к его платьицу привязали помочи. Предполагалось, что они предназначены для обучения ребенка ходьбе, но на самом деле они чаще использо­вались для манипулирования ребенком, как куклой, и для контроля над ним. Это в сочетании с проективными реакциями Эроара затрудняет понимание происходящего, в частности, не дает по­нять, что окружающие маленького Людовика взрослые им мани­пулировали. Например, в дневнике сказано, что в возрасте один­надцати месяцев ему очень нравилось фехтовать сЭроаром: «Он

гоняется за мной, хохоча на всю комнату». Но только через ме­сяц Эроар сообщает, что ребенок «начинает уверенно ходить, держась за мою руку».94 Ясно, что в тот период, когда он «гоня­ется» за Эроаром, к нему привязаны помочи. Лишь гораздо поз­днее он сможет произносить предложения, и Эроара можно за­подозрить в галлюцинациях, когда в дневнике появляется запись о том, как кто-то пришел навестить четырнадцатимесячного до­фина: «он оборачивается и оглядывает всех присутствующих, вы­строившихся вдоль балюстрады, подходит к ним, выбирает прин­ца и протягивает ему руку, которую тот целует. Маркиз д'Окур

40

входит и говорит, что пришел поцеловать одежду дофина. Дофин поворачивается и сообщает, что в этом нет необходимости*.95

В этот же период ребенок описывается как чрезвычайно активный в сексуальном отношении. Проективная основа при­писывания ребенку сексуального поведения взрослого отчетли­во проступает в заметках Эроара: «Дофин (которому одиннад­цать месяцев) подзывает пажа и с возгласом «О!» задирает ру­башку, показывая детородный орган... он заставляет каждого целовать его туда... в компании маленькой девочки он поднимает рубашку и показывает ей свой половой член с таким пылом, что в этот момент он совершенно не в себе».96 Лишь когда вспоми­наешь, что перед тобой на самом деле пятнадцатимесячный малыш, которым, возможно, манипулируют посредством помочей, можно ра­зобраться в следующей сцене, отделив действительность от про­екций Эроара:

«Дофин идет за мадемуазель Мерсье, которая кричит, потому что он бьет ее по ягодицам. Он тоже кричит. Она укрывается в спальне; за ней входит г-н де Монгла, же­лая чмокнуть в заднюю часть. Она очень громко кри­чит, это слышит дофин и тоже принимается громко во­пить; ему нравится то, что происходит в спальне, ноги и все тело дрожат от удовольствия... он подзывает жен­щин, заставляет их танцевать, играет с маленькой Мар­гаритой, целует и обнимает ее; он валит ее и бросается на нее трепещущим тельцем, скрежеща зубами... Девять часов... Он старается ударить ее розгами по ягодицам. Мадемуазель Белье спрашивает его: «Мосье, а что сде­лал г-н де Монгла с Мерсье?» Внезапно он начал хло­пать в ладоши и широко улыбаться, и так воодушевля­ется, что уже не помнит себя от радости. Почти четверть часа он смеялся и бил в ладоши, и бодал мадемуазель головой. Он был похож на человека, который понял шутку».97

Лишь изредка Эроар отмечает, что дофин в действительнос­ти - пассивный предмет сексуальных манипуляций: «Маркиз часто кладет ее руку себе под камзол. Дофин сам ложится в постель рядом с няней и часто кладет ее руку себе под курточ­ку».98 Еще чаще в дневнике попадаются описания, как дофина раздевают и кладут к себе в постель король или королева, или оба лежат с ребенком, или его берут к себе в постель разные

ЭВОЛЮЦИЯ ДЕТСТВА 41

слуги. При этом с ним проделываются разнообразные сексуаль­ные манипуляции, начиная с младенчества и кончая тем време­нем, когда ему было по меньшей мере семь лет.

Другой пример двойного образа мы находим в обрезании. Общеизвестно, что евреи, египтяне, арабы и другие народы об­резают крайнюю плоть мальчиков. Необходимость этой процеду­ры объясняют по-разному, но все эти объяснения - продукт двойного образа проекции и возвратности. Прежде всего, это ка­лечение детей взрослыми всегда подразумевает проекцию и на­казание для контроля за проецируемыми эмоциями. Вот что го­ворит об обрезании Филон в первом веке: «Обрезание не­обходимо для освобождения от страстей, опутывающих ум. Сильнейшая из всех страстей - та, что возникает между мужчи­ной и женщиной, и законодатели рекомендуют увечить инстру­мент, служащий этой страсти, указывая, что эта могущественная страсть должна быть обуздана, и полагая, что не только эта, но и другие страсти будут тем самым сдержаны».99 Моисей Маймо-нид соглашается:

«Я полагаю, что одним из доводов в пользу обрезания было уменьшение числа половых сношений и ослабле­ние половых органов; его целью было ограничить актив­ность этих органов, чтобы они как можно больше оста­вались в покое. Истинной целью обрезания было при­чинить половому органу тот род физической боли, который не сказывается на его естественной функции или потенции человека, но умеряет силу страсти или че­ресчур сильного желания».100

Возвратную реакцию можно наблюдать в одном из вари­антов ритуала обрезания, головка пениса выступает здесь в роли соска груди. Пенис младенца трут до тех пор, пока не возникает эрекция, тогда крайняя плоть рассекается ногтем мохеля или ножом, а затем рвется вокруг головки. После этого мохель от­сасывает из-под головки кровь.101 Делается это по той же при­чине, которая заставляла всех целовать пенис маленького Людо­вика: ведь пенис, а особенно его головка - это вновь обретен­ный сосок материнской груди/а кровь - ее молоко.102 Идея о том, что младенческая кровь обладает свойствами волшебного моло­ка, стара, как мир, и лежит в основе многих обрядов, связанных с жертвоприношениями. Однако мы не будем вдаваться в эту сложную проблему, а сосредоточимся на идее обрезания как

42 - ллойд ДЕМОЗ

проявления «комплекса головки и соска». Не все.знают, что об­нажение головки пениса было проблемой не только тех народов, которые делали обрезание. Греки и римляне считали ее священ­ной; вид головки «вселял страх и удивление в сердце мужчи­ны»,103 поэтому крайнюю плоть привязывали тесемкой, так назы­ваемой «кинодесме», или прищепляли застежкой под названием «фи6ула», а всю процедуру называли «инфибуляция».104 Есть сви­детельства, что инфибуляцию проделывали иногда и в эпоху Воз­рождения, и продолжают в наше время, для «благопристойности» или «чтобы обуздать похоть».105

- Когда крайняя плоть была недостаточной для прикрытия голов-ки, иногда делали операцию: кожу подрезали у основания пени­са и оттягивали вперед.106 В античном искусстве головка обыч­но изображается закрытой, причем на рисунке часто бывает четко обозначена тесемка, привязывающая крайнюю плоть даже в со­стоянии эрекции. Я столкнулся лишь с двумя случаями, когда изображалась головка пениса: в одном случае она по замыслу должна была вызывать ужас (на рисунках, которые вешались на дверь); другие изображения показывали сосание пениса.107 Таким образом, и у евреев, и у римлян возвратный образ лежал в ос­нове их отношения к головке пениса как к материнскому соску.

ДЕТОУБИЙСТВО И ЖЕЛАНИЕ СМЕРТИ РЕБЕНКА

В паре книг, богатых клинической документацией, психоана­литик Джозеф Рейнгольд исследует желание матерью смерти своего ребенка108 и обнаруживает, это это явление распростра­нено гораздо шире, чем мы думаем, а происходит от сильного соблазна «аннулировать» свое материнство, чтобы избежать во­ображаемого наказания со стороны собственной матери. Рейн­гольд показывает нам женщин, которые после родов умоляют своих матерей не убивать их. Он прослеживает истоки детоубий-ственных желаний и послеродовых депрессий и находит причину не во враждебности к ребенку, а скорее в потребности принести дитя в жертву, чтобы умилостивить свою мать. Больничный пер­сонал хорошо осведомлен о распространенности детоубийствен-ных желаний и часто некоторое время не допускает контакта матери с ребенком. Открытия Рейнгольда, подтвержденные Блоком, Зильбургом и другими, сложны109 и имеют далеко идущие послед-

ЭВОЛЮЦИЯ ДЕТСТВА 43

ствия; в этой книге я лишь укажу, что детоубийственные поры­вы современных матерей - чрезвычайно частое явление, и фан­тазии закалывания, изнасилования, обезглавливания, удушения по­стоянно обнаруживаются психоаналитиками у матерей. Я думаю, что, чем дальше в историю, тем чаще детоубийственные импуль­сы воплощались родителями на деле.

История детоубийства на Западе еще ждет того, кто ее напишет, но я не стану этого делать в настоящей книге. Обычно считают, что убийство законных или незаконных детей - проблема ско­рее Востока, чем Запада. Однако накопленных сведений доста­точно, чтобы доказать, что убийство как законных, так и незакон­ных детей было системой в античности, что законных детей не намного реже убивали в средневековье, а убийство незаконных детей было обычным делом вплоть до девятнадцатого века.110

Детоубийство в античности обычно игнорируют, несмотря на буквально сотни ясных указаний античных авторов на повсе­дневность и общепринятость этого акта. Детей швыряли в реку, в кучу навоза, в помойную яму, сажали в кувшин, чтобы умо­рить голодом, оставляли на пригорке или на обочине дороги «на растерзание птицам и диким зверям» (Еврипид, Ион, 504).

Ребенка, который не был безупречен по форме или размерам, который слишком мало или слишком много кричал или по каким-то признакам не подходил к описанию в гинекологическом трак­тате «Как определить, стоит ли воспитывать новорожденного»,111

как правило, убивали. Однако первому ребенку в семье обычно сохраняли жизнь,112 особенно если это был мальчик. Девочки, ко­нечно, ценились меньше, и указания Илариона жене Алис (I в. до н. э.) типичны открытой манерой обсуждения этой темы: «Если повезет и ты родишь ребенка, то, если это будет мальчик, пускай живет, если же девочка, брось ее».113 В результате мужчин было гораздо больше, чем женщин, и такая ситуация была типичной для Запада до самого средневековья, когда число убийств законных детей, вероятно, сократилось. (Убийство незаконных детей не ска­зывается на соотношении полов, так как в этом случае обычно в равной степени убиваются и мальчики, и девочки.) Доступные нам статистические данные по античности показывают большой избы­ток мальчиков по отношению к девочкам. К примеру, в 79 семь­ях, получивших гражданство Милета около 228-220 гг. до н. э., было 118 сыновей и 28 дочерей; в 32 семьях было по одному ребенку, в 31 - по два. Как пишет Джек Линдсей:

44

«Иметь двух сыновей не было необычным, иногда их было и трое, но больше, чем одна дочь в семье - тако­го практически не бывало. Посейдипп сообщает, что «даже богатые люди всегда бросают дочь». Из 600 се­мей, о которых остались надписи второго века в Дель-фах, лишь один процент имел по две дочери».114

Убийство законных детей даже состоятельными родителями было настолько привычным, что Полибий считает это причиной обезлюдения Греции:

«В наше время во всей Греции - низкая рождаемость и общее снижение народонаселения, из-за этого города при­шли в запустение, а земля перестала давать урожай, хотя не было ни длительных войн, ни эпидемий... ведь люди впали в такие причуды, скупость и праздность, что не хо­тят жениться, а если женились - растить детей, которых имеют обычно не больше одного-двух...»115

До четвертого века н. э. ни закон, ни общественное мнение не осуждали детоубийство в Греции или в Риме. Так же отно­сились к нему и крупные философы. Те немногие места в их сочинениях, которые расцениваются как осуждение детоубийства, по моему мнению, имеют как раз обратный смысл, как, например, высказывание Аристотеля: «Что касается того, бросить или вос­питать родившихся детей, должен быть закон, по которому неурод­ливого ребенка надо воспитывать; но что касается числа детей, если действующие законы препятствуют тому, чтобы кто-нибудь из рожденных был выброшен, должен существовать предел воспроизведению потомства».* На Мусония Руфа, которого иногда называют римским Сократом, тоже часто ссылаются как на про­тивника детоубийства, однако в его сочинении «Следует ли вос­питывать каждого рожденного ребенка?» совершенно очевидно говорится лишь о том, что братьев не следует убивать, посколь­ку их совместное воспитание очень полезно.116 Большинство же античных авторов открыто одобряет детоубийство. Так, Аристипп

* Эта цитата в переводе С.А. Жебелева: «Относительно выращивания новорожденных детей и отказа от их выращивания пусть будет за­кон: ни одного калеку выращивать не следует. Что же касается чис­ла детей, то, в том случае, если установившиеся обычаи воспрещают отказ от выращивания кого-либо из новорожденных (а ведь количе­ство деторождении строго определено), он и не должен иметь мес­та» («Политика», 1335Ь20-25).

ЭВОЛЮЦИЯ ДЕТСТВА 45

говорит, что мужчина может делать со своими детьми все, что ему заблагорассудится, ибо «разве мы не сплевываем лишнюю слю­ну или не отшвыриваем вошь, как нечто ненужное и чужерод­ное?»117 Некоторые, как Сенека, допускают убийство лишь боль­ных детей:

«Мы разбиваем голову бешеному псу; мы закалываем неистового быка; больную овцу мы пускаем под нож, иначе она заразит остальное стадо; ненормальное потом­ство мы уничтожаем; точно так же мы топим детей, ко­торые при рождении оказываются слабыми и ненормаль­ными. Так что это не гнев, а разум, отделяющий больное от здорового».118

Масштабы этого явления вырисовываются в мифах, траге­диях, в Новой комедии, где сюжет часто строится на «смешных» моментах детоубийства. В менандровской «Девушке с Самоса» веселый сюжет состоит в том, что один мужчина пытается на­резать ребенка на кусочки и поджарить. В его же комедии «Тре­тейский суд» пастух подбирает брошенного ребенка, решает вырастить его, но потом передумывает, говоря при этом: «Вос­питывать ребенка слишком хлопотно». Он отдает его другому человеку, но при этом возникает спор, кому достанется ожере­лье ребенка.119

Однако следует заметить, что детоубийство было, судя по все­му, широко распространено и в доисторические времена. Анри Валлуа составил таблицу всех известных ископаемых останков доисторического периода от питекантропа до мезолитического человека и обнаружил соотношение полов 148 к 100 в пользу мужчин. Греки и римляне были настоящим островом просвеще­ния среди моря народов, находившихся еще на той ступени раз­вития, когда детей приносят в жертву богам. Напрасны были усилия римлян искоренить этот обычай. Лучше всего докумен­тировано жертвоприношение детей в Карфагене, которое описы­вает Плутарх:

«...с полным сознанием происходящего они сами при­носят в жертву собственных детей, а те, у кого детей нет, должны купить маленького ребенка у бедных. Детям перерезают горло, будто птичкам или ягнятам, а мать присутствует при этом без слез и причитаний. Если бы она издала хоть малейший стон или проронила хоть одну слезу, ей пришлось бы платить денежный штраф, а ее

46 ЛЛОЙД ДЕМОЗ

ребенка все равно принесли бы в жертву. Все про­странство перед статуей заполнено громким гомоном флейт и барабанов, чтобы крики горя не доходили до ушей толпы».121

Детские жертвоприношения - это конечно, наиболее четкое воплощение и подтверждение рейнгольдовского тезиса об убий­стве своих детей как жертве, которую мать приносит своим ро­дителям. Такой обычай существовал у ирландских кельтов, у гал­лов, у скандинавов, египтян, финикийцев, моавитов, амманитов, а в некоторые периоды - у евреев.122 Археологами обнаружены ты­сячи скелетов принесенных в жертву детей, часто с надписями, гласящими, что жертва - первый сын знатной семьи. Эти над­писи в Иерихоне прослеживаются до 7000 г. до н. э.123 Замуро­вывание детей в стенах, в фундаментах при закладке зданий и мо­стов, чтобы сделать их крепче, было также обычным делом — это практиковалось не только при постройке Иерихонской стены, но даже в Германии в 1843 г.124 В наши дни, когда дети играют в «Лондонский мост обрушился», то изображают жертвоприношение речному божеству, хватая кого-нибудь из играющих в конце игры.125

Даже в Риме детские жертвоприношения полулегально су­ществовали. Дион говорит о Юлиане, который «убил множество мальчиков ради магического обряда»; по словам Светония, из-за предзнаменования Сенат «постановил, что ни один младенец мужского пола, родившийся в этом году, жить не будет»; а Пли­ний Старший говорит о людях, которые «стараются раздобыть ко­стный мозг из ноги и головной мозг младенца».126 Еще больше был распространен обычай убивать детей своих врагов, часто массово,127 так что дети из знатных семей не только были сви­детелями расправ над детьми на улицах, но и сами постоянно на­ходились под угрозой гибели, связанной с политической неуда­чей отца.

Насколько я могу судить по доступным источникам, Филон — первый, кто ясно высказался против ужасов детоубийства:

«Некоторые совершают это собственными руками; с чудовищной жестокостью и варварством они душат новорожденное дитя, едва успевшее сделать первый в жизни глоток воздуха, бросают в реку или в море, при­вязав что-нибудь тяжелое, чтобы дитя как можно

. . быстрее погрузилось в пучину. Другие оставляют их в

ЭВОЛЮЦИЯ ДЕТСТВА 47

каком-нибудь пустынном месте, надеясь, как говорят сами, что кто-нибудь спасет ребенка, на самом же деле обес­печивая ему ужаснейшую участь. Ибо все звери, пита­ющиеся человеческим мясом, собираются и беспрепят­ственно пируют над телом ребенка - прекрасный зва­ный обед, устроенный зверям единственными опекунами ребенка, которые призваны беречь его и охранять, его от­цом и матерью. Хищные птицы тоже слетаются и жад­но расклевывают остатки...»128

В течение двух веков после Августа делались попытки воз­награждать тех родителей, которые сохраняли детям жизнь, и тем самым поддержать сокращающееся население Римской импе­рии.129 Однако явных изменений не было до четвертого века. Умерщвление детей стало рассматриваться законом как убийство только в 374 г. н. э.130 Даже отцы церкви противодействовали детоубийству, похоже, не из тревоги за жизни детей, а заботясь о душах их родителей. Такое отношение видно в утверждении св. Юстина Мученика, что христианин не должен бросать своих детей, чтобы потом не встретить их в публичном доме: «Что­бы мы не причинили никому неприятностей и сами не впали в грех, нас учат, что нехорошо бросать ребенка, даже новорожденно­го, и прежде всего потому, что почти все, кого в детстве бросают (не только девочки, но и мальчики), оказываются потом прости­тутками».131 Когда же самих христиан обвиняли в убийстве де­тей ради тайных обрядов, они не медлили с ответом: «Многие ли, по-вашему, из присутствующих здесь жаждут христианской крови? Ведь таких много даже среди вас, судей, так справедливо нас на­казывающих. Воззвать ли мне к их совести за то, что они обре­кают собственное потомство на смерть?»132

После Везонского собора (442 г. н. э.) о нахождении брошен­ного ребенка следовало объявлять в церкви, а около 787 г. Да-тео из Милана открыл первый приют исключительно для бро­шенных детей.133 В других странах развитие шло примерно по той же схеме.134 Несмотря на большое количество литературных свидетельств, медиевисты обычно отрицают широкое распрост­ранение детоубийства в средние века, поскольку это не явству­ет из церковных записей и других количественных источников. Однако если судить по соотношению полов 156 к 100 (ок. 801 г.) или 172 к 100 (1391 г.), которое указывает на убийство за­конных дочерей, и если учесть то, что незаконных детей обычно

48

убивали независимо от пола, истинная частота детоубийства в средневековье представляется существенной. Несомненно, Инно­кентий III, открывая больницу Санто Спирито в Риме в конце двенадцатого века, превосходно знал, какое количество матерей бросает своих малышей в Тибр. В 1527 г. один священник при­знает, что «отхожие места оглашены криками выброшенных в них детей».136 Подробные исследования только начинаются, но, скорее всего, до шестнадцатого века детоубийство наказывалось лишь в. единичных случаях.137 Когда Винсент из Бове в тринад­цатом веке пишет, что один отец вечно беспокоился о дочери, которая «душила свое потомство», когда врачи жалуются, что «находят детей на морозе, на улицах, выброшенных злыми мате­рями», когда, наконец, мы обнаруживаем, что в англосаксонской Британии действовала презумпция, что умерший ребенок был убит, если не доказано иное, для нас все эти сообщения должны послужить сигналом для самого энергичного изучения сред­невекового детоубийства.138 Формальные записи показывают немногие случаи рождения вне брака, и именно поэтому мы не должны довольствоваться допущением, что «в традиционном об­ществе люди остаются в целомудрии до брака», поскольку мно­гие девушки ухитрялись скрыть беременность от матерей, с ко­торыми спали в одной кровати, не то что от церкви.

Илл. 4 - Детей варят. Инфантицидные действия родите­лей обычно проецировались на евреев или ведьм, как на этой картинке Гуаццо из «Compendium Maleficarum»,

ЭВОЛЮЦИЯ ДЕТСТВА 49

По мере приближения к восемнадцатому столетию материал становится полнее,140 и уже не остается сомнений во все-охватности детоубийства, существовавшего в любой европейской стране. Когда в каждой стране открыли дома для найденышей, туда отовсюду поступали малыши, и дома очень быстро переполнились. Хотя Томас Корэм. и открыл свой госпиталь для найденышей в 1741 г., потому что не мог выносить вида мерт­вых детей в лондонских канавах и навозных кучах, в 1890-х годах мертвые дети на лондонских улицах все еще были обыч­ным зрелищем.144 В конце девятнадцатого столетия Луи Адамик описывает существо, выросшее в восточноевропейской деревне, где были «няньки для убийства»! Матери отправляли к ним де­тей, когда хотели убить, и няньки «выставляли их на мороз пос­ле горячей ванны; кормили чем-то, вызывающим спазмы желудка и кишечника; подмешивали в молоко гипс, буквально оштукату­ривавший внутренности; закармливали после того, как в течение двух дней заставляли голодать...» Адамика самого должны были убить, но по какой-то причине нянька пожалела его. Его наблю­дения за тем, как она разделывалась с другими младенцами, ко­торых ей приносили, дают нам правдивую картину эмоций, лежа­щих в основе многовековой традиции детоубийства.

«Она любила всех своих подопечных странной, беспомощ­ной любовью... но когда незадачливые родители или другие родственники ребенка не имели возможности за­платить небольшую сумму, причитающуюся за содержа­ние ребенка, она распоряжалась ребенком по-своему... Однажды она вернулась из города с маленьким про­долговатым свертком... страшное подозрение закралось мне в душу. Ребенок в люльке должен был умереть!.. Когда ребенок кричал, я слышал, как она встает и нян­чит его в темноте, приговаривая: «Бедный, бедный ма­лыш!» Впоследствии я не раз пытался понять, как она должна была себя чувствовать, прижимая ребенка к груди и зная, что вскоре убьет его своими руками... «Ах ты бедный, бедный малютка!» Она специально говорила от­четливо, и я слышал: «...плод греха, сам ты безгрешен... скоро ты уйдешь, очень скоро, мой малютка... и уйдя сей­час, ты зато не попадешь в ад, как попал бы, если бы остался жить, и вырос, и стал бы грешником». На сле­дующее утро ребенок был мертв...»142

50

В прошлом, как только ребенок рождался, его обычно окру­жали аурой смерти и мерами против нее. Изгнание злых духов, очищение и волшебные амулеты издревле считались необходи­мыми для охраны от полчищ смертоносных сил, подстерегавших ребенка. Для этого пользовались холодной водой, огнем, кровью,

вином, солью и мочой.143 Изолированные греческие деревни по сей день сохраняют этот дух борьбы со смертью:.

«Новорожденный ребенок спит, крепко спеленутый, в покачивающейся деревянной люльке, которая обернута одеялом так, что ребенок оказывается в своеобразном шатре, темном и душном. Матери боятся действия злых духов и холодного воздуха... после наступления темно­ты дом или лачуга похожи на осажденную крепость: двери заперты на засов, окна заложены досками, а на стратегических точках, например, у порога, разложены соль и ладан для отпугивания Дьявола, который будет стремиться вторгнуться.»144

Согласно Рейнгольду, старые женщины символизировали бабушку, чье желание смерти ребенка необходимо было отвес­ти. Поэтому считалось, что у них «дурной глаз» и от присталь­ного взгляда старой женщины ребенок может умереть. Чтобы ребенок не стал жертвой желаемой ему смерти, ему давали амулеты, обычно в форме пениса, часто это был похожий на фаллос коралл.145 Ребенок рос, а желания его смерти продолжа­ли проявляться, Эпиктет говорит: «Разве нанесет какой-то вред то, что, целуя ребенка, вы будете шептать про себя: «Завтра ты умрешь?»146 Один итальянец, живший в эпоху Возрождения, имел обыкновение замечать, когда ребенок говорил что-нибудь умное: «Этот долго не проживет».147 Во все времена отцы го­ворили своим сыновьям, как Лютер: «Пусть уж лучше у меня будет мертвый сын, чем непослушный».148 Фенелон рассказывает, как однажды задал ребенку такой вопрос: «Дал бы ты отрезать себе голову, чтобы попасть на небеса?»149 Вальтер Скотт гово­рит, что его мать призналась, как однажды чуть не поддалась «сильному искушению перерезать мне горло и бросить в бо­лото».150 Леопарди рассказывает о своей матери: «Заметив, что кто-нибудь из ее детей скоро должен умереть, она была безмерно счастлива, и пыталась скрыть свою радость лишь от тех, кто мог бы поставить ей это в упрек».151 Источники полны подобных примеров.

. *

ЭВОЛЮЦИЯ ДЕТСТВА 51

У людей прошлого потребность изуродовать, обжечь или сжечь, заморозить, утопить, с силой швырнуть или тряхнуть ребенка постоянно находила проявление. Ханс резал щеки новорожденным мальчикам. Роберт Пемелл рассказывает, что в Италии и в других странах в эпоху Возрождения родители, бывало, «прижигали шею горячим железом или капали воском с горящей свечи» на новорожденного ребенка, чтобы он не за­болел «падучей болезнью».152 В не столь давние времена акушер­ка обычно перерезала уздечку под языком новорожденного мла­денца, причем часто делала это ногтем,153 это было что-то вроде обрезания в миниатюре. В любую эпоху изувеченные дети вы­зывали у взрослых смех и жалость, на чем и было основано широко распространенное использование детей для выпрашива­ния подаяния.154 Упоминание об этом мы находим еще в про­изведении Сенеки «Опровержение», в котором он делает вывод, что нет ничего предосудительного в поступке того, кто калечит брошенного родителями ребенка:

«Посмотри на слепого, который бродит по улицам, щупая дорогу тростью, и вон на тех с раздробленными ногами, а еще посмотри на тех со сломанными конечностями. У одного нет рук, у другого вырваны плечи, чтобы его не­лепый вид вызывал смех... Давайте посмотрим, откуда возникают все эти уродства - отправимся в мастерскую по производству человеческих развалин, пещеру, завален- -ную руками и ногами, вырванными из живых детей... Наносит ли это какой-то вред Республике? Нет, и более того, разве эти брошенные родителями дети не пристро­ены и не приносят пользу?»165

Обычным делом было швыряться спеленутыми детьми. Брата Генриха IV для забавы перебрасывали из одного окна в другое,

уронили, и он разбился.166 Примерно то же случилось с малень­ким графом де Марлем: «Приставленная к ребенку нянька и один из камергеров развлекались, перебрасывая его друг другу через окно... Иногда они притворялись, что не могут его поймать... маленький граф де Марль падал и ударялся о камень, который лежал внизу».157 Врачи жаловались на родителей, ломавших ко­сти своим детям в ходе «обычной» игры в подбрасывание мла­денца.158 Няньки часто говорили, что корсет, надетый на ребенка, необходим потому, что иначе «его нельзя будет подбрасывать». Я помню, как один выдающийся хирург рассказывал случай из

52 ллойд ДЕМОЗ

своей практики: ему принесли ребенка, у которого «несколько ре­бер были вмяты в тело руками человека, подбрасывавшего его без корсета».159 Кроме того, врачи часто с осуждением упоминали другой распространенный обычай - с силой встряхивать ребенка, «вследствие чего ребенок оказывается в оглушенном состоянии и некоторое время не доставляет хлопот тем, кто его нянчит».160

В восемнадцатом веке детские люльки стали подвергаться напад­кам; Бачэн пишет, что он противник люлек потому, что обычай укачивать дитя на руку многочисленным «раздражительным нянькам, которые вместо того, чтобы уговорить ребенка спать, успокоить его, часто приходят в ярость. Доведенные до бешен­ства, они стараются грубой и громкой бранью, треском неистово качающейся колыбели заглушить крики младенца и заставить его задремать».161 Иногда детей почти замораживали ради соблюде­ния самых разных обычаев, начиная от баптистских, когда ребен­ка постепенно погружали в ледяную воду и валяли в снегу, и заканчивая «глубокой ванной», при которой ребенка регулярно и по многу раз с головой погружали в ледяную воду, и «открытый рот жадно ловил воздух» при выныривании162. Элизабет Грант вспоминает в начале девятнадцатого века о «большой бочке на заднем дворе, покрытой сверху льдом, который надо было ломать каждый раз, когда нам предстояло ужасное купание... Как я кри­чала, молила, упрашивала, чтобы меня пожалели... В почти бес­сознательном состоянии меня внесли в комнату экономки...»163

Отступим назад во времени и посмотрим обычаи древних - гер­манцев, скифов, кельтов, спартанцев (но не афинян, у них были другие методы закаливания).164 Все они купали детей в холод­ной речной воде, а холодные ванны со времен Рима считались для детей целебными,165 В целях лечения и закалки детей даже укладывали спать, завернув в мокрое холодное полотенце.166 Не­даром великий педиатр восемнадцатого века Уильям Бачэн го­ворит: «Почти половина человеческого рода погибает во младен­честве из-за неправильного ухода или его отсутствия».167

ОСТАВЛЕНИЕ, КОРМЛЕНИЕ И ПЕЛЕНАНИЕ

Хотя из общего правила существует множество исключений, примерно до восемнадцатого века обычный ребенок состоятель­ных родителей проводил ранние годы в семье кормилицы, по возвращении домой переходил на попечение других слуг, а в семь

ЭВОЛЮЦИЯ ДЕТСТВА 53

лет его отправляли в ученики, на службу или в школу. Время, которое зажиточные люди уделяли воспитанию своих детей, оказывалось сведенным к минимуму. Влияние этой и других форм отказа родителей от детей редко становится предметом обсуждения.

Наиболее отчетливо выраженной и древнейшей формой отказа от детей является открытая торговля детьми. Торговля детьми разрешалась законом во времена Вавилона и, вероятно, была рас­пространена у многих народов античности.168 Хотя Солон и пы­тался наложить ограничения на право родителей торговать детьми в Афинах, неизвестно, насколько этот закон был действенным.169

Герод приводит сцену, когда мальчика бьют, приговаривая: «Ты скверный мальчишка, Коттал, такой скверный, что никто еще не смог сказать о тебе ничего хорошего, даже человек, который тебя продавал».170 Церковь веками пыталась пресечь торговлю деть­ми. Теодор, архиепископ Кентерберийский, в седьмом веке за­претил мужчинам продавать в рабство сыновей старше семи лет. Если верить Гиральду Камбрейскому, норманнское завоевание

Англии было божьей карой за торговлю рабами; в двенадцатом веке и раньше англичане часто продавали своих детей в рабство ирландцам.171 Продажа детей встречалась и в новое время: на­пример, в России торговля детьми не запрещалась законом до девятнадцатого века.172

Другой формой отказа от детей было их использование в качестве залога исполнения политических или долговых обяза­тельств, что тоже восходит к эпохе Вавилона.173 Сидни Пэйнтер описывает средневековый вариант этого явления: «Сплошь и рядом маленьких детей отдают в залог выполнения условий соглашения, и им приходится расплачиваться за вероломство ро­дителей. Когда Эсташ де Бретейль, муж внебрачной дочери Ген­риха I, вырвал глаза сыну одного из королевских вассалов, король разрешил взбешенному отцу точно так же изуродовать дочь Эсташа, которую Генрих держал как заложницу».174 Сходным образом Джон Маршалл отдал сына Уильяма королю Стефану, сказав: «Я не очень огорчусь, узнав, что Уильяма повесили, ибо в распоряжении у меня есть молот и наковальня, с помощью ко­торых я выкую еще лучших сыновей». Франциск I, будучи узни­ком Карла V, отдал своих сыновей в обмен на собственную сво­боду, но, оказавшись на свободе, не стал выполнять оговоренных условий, и сыновей бросили в тюрьму.176 На самом деле, далеко

не всегда можно разобрать, отдают ли ребенка в другой знатный дом как пажа или слугу, или же его оставляют политическим заложником. . • Сходные мотивы лежали в основе обычая отдавать детей на

воспитание в чужую семью, распространенного во всех со­циальных классах у валлийцев, англосаксов и скандинавских народов. Ребенка отправляли в другую семью, где он воспитывал­ся до семнадцати лет, а потом возвращался к родителям. В Ир­ландии так было принято до семнадцатого века, а в средние века англичане часто посылали детей на воспитание в ирландские семьи.176 Это был фактически крайний вариант средневекового обычая посылать детей знати в возрасте семи лет и младше в другой знатный дом или в монастырь в качестве слуг, пажей, фрейлин, послушников или писарей - обычая, еще распростра­ненного в начале нового времени.177 Что касается аналогичной традиции низших сословий посылать детей в ученичество,178 то обширная тема детей-работников в чужом доме изучена настоль­ко плохо, что у меня, к сожалению, нет возможности осветить ее в этой книге, несмотря на огромную роль ученичества в жизни детей прошлых времен.

ЭВОЛЮЦИЯ ДЕТСТВА 55

Помимо форм отказа от детей, вплоть до девятнадцатого века были распространены и неофициальные формы передачи роди­телями своих детей другим людям. Какие только объяснения не придумывали родители своему поступку, когда отдавали детей: «чтобы он научился говорить» (Дизраэли), «чтобы перестал ро­беть» (Клара Бартон), ради «здоровья» (Эдмунд Берк, дочь г-жи Шервуд), «в награду за оказанные медицинские услуги» (паци­енты Джерома Кардана и Уильяма Дугласа). Иногда родители признаются, что отдают детей просто потому, что не хотят их (Ричард Вакстер, Йоханн Вутцбах, Ричард Севидж, Свифт, Йетс, Август Хэр, и т.д.). В словах матери г-жи Хэр видна обычная небрежность в отношении этого вопроса: «Да, конечно, дитя надо будет отправить, как только мы отнимем его от груди; и если кто-нибудь захочет малыша, будь добр, вспомни, что у нас есть еще».179 Разумеется, мальчики были предпочтительнее; в девятнадцатом веке одна женщина пишет брату, осведомляясь у него насчет следующего ребенка: «Если это мальчик, я заяв­лю на него права; если девочка, придется ждать следующего раза».180

Однако преобладающей формой узаконенного отказа от детей в прошлом было все-таки воспитание детей у кормилицы. Кор­милица - привычное действующее лицо в Библии, в Кодексе Хаммурапи, в папирусах египтян, в греческой и римской лите­ратуре. Труд кормилиц был хорошо организован с тех пор, как римских кормилиц объединили в ассоциацию под названием «Колонна Лактария».181 Доктора и моралисты от Галена до Плу­тарха осуждали матерей, отдававших детей кормилицам. Однако их советы не пользовались успехом, ибо до девятнадцатого века большинство родителей, которые могли позволить себе оплачи­вать услуги кормилицы, отдавали ей детей немедленно после родов. Так же поступали и многие родители, не располагавшие большими средствами. Даже матери из бедных слоев, которые не могли платить кормилице, часто отказывались кормить ребенка

грудью и давали ему кашицу. Вопреки предположениям боль­шинства историков, искусственное питание младенцев грудного возраста во многих областях Европы восходит по меньшей мере к пятнадцатому веку. Одна женщина, уроженка района северной Германии, где было принято самостоятельно вскармливать мла­денцев грудью, в Баварии стала считаться «грязной, непристой­ной свиньей» именно за то, что сама кормила свое дитя. Муж

56 ллойд ДЕМОЗ

угрожал ей, что не прикоснется к еде, пока она не оставит эту «от­вратительную привычку».182

Что касается богатых, то они фактически на несколько лет отказывались от своих детей. Некоторые эксперты находили этот обычай вредным, но, как правило, ссылались при этом в своих трактатах вовсе не на то, что ребенку будет плохо без родите­лей. По их мнению, ребенка не следует отдавать кормилице по­тому, что новорожденный «теряет достоинство от вскармливания чуждым и вырожденным молоком другой женщины».183 Иначе говоря, нельзя, чтобы кровь женщины низшего класса вошла в тело ребенка высшего сословия, ведь молоко считалось той же кровью, только взбитой до белого цвета.184 Иногда моралисты (ра­зумеется, только мужчины) не могли полностью подавить обиду на мать за то, что она в свое время отослала их к кормилице. Как жалуется Авл Геллий: «Когда дитя кому-то отдают и убирают прочь с глаз матери, пыл материнской любви постепенно угаса­ет... и, наконец, ребенка почти забывают, как будто он давным-давно умер».185 Но, как правило, обиду и возмущение удавалось пересилить, и родителей превозносили до небес. Тем временем история повторялась вновь и вновь. Все прекрасно знали, что у ребенка гораздо больше шансов умереть, если он находится у кор­милицы, а не дома, В то же время родители, погоревав об очеред­ном умершем ребенке, передавали кормилице следующего, как будто кормилица была неким ненасытным мстительным боже­ством, требующим все новых и новых жертв.186 Сэр Симон Д'Эве уже потерял по вине кормилицы нескольких сыновей, но он по­сылает на два года следующего малыша к этой «бедной женщи­не, замученной злым мужем, почти уморенной голодом. Характер у нее гордый, беспокойный и переменчивый. Все это вместе взя­тое и привело в конечном счете к гибели нашего самого люби­мого и нежного ребенка...»187

За исключением тех случаев, когда кормилица жила тут же, в семье родителей, ребенок оставался в доме кормилицы на срок от двух до пяти лет. Условия жизни ребенка в этот период во всех странах были сходные. Жак Гийомо пишет, что ребенка, пока он находится на попечении няньки, могут «задушить, заспать, уро­нить, погубить как-нибудь иначе, его может утащить, сожрать или искалечить какой-нибудь дикий зверь, волк или собака, а потом нянька, в страхе перед наказанием за недосмотр, заменит этого младенца другим».188 Роберт Пемелл передает рассказ одного

Илл. 6 - Кормление детей: фантазия и реальность. Две ти­пичные ренессансные щепы грудного кормления с левой стороны изображают фантазию - мать, кормящую соб­ственных детей, а на сцене справа показана реальность -младенец сосет грудь кормилицы, в то время как груди ма­тери сохранены для зрителя (отца). Заметьте, что на двух рисунках слева художник, по-видимому, не знает точно, где расположить груди матери, поскольку на самом деле никогда их не сосал.

приходского священника: когда тот приступил к своим обязан­ностям, приход был полон «грудными детьми из Лондона и дру­гих мест, в возрасте до года; с тех пор он похоронил их всех, кро­ме двоих».189 Однако традиция была столь сильна, что, несмотря на все это, существовала в Англии и в Америке до восемнадца­того века, во Франции - до девятнадцатого, в Германии - до двад­цатого.190 Англия в этом отношении сильно обогнала материк: уже в семнадцатом веке191 многие очень зажиточные матери вскармливали своих детей сами. Вообще суть проблемы не в аморальности богатых; в 1653 г. Роберт Пемелл жалуется на ма­неру «женщин как высокого, так и низкого положения отдавать своих малышей на откуп безответственным женщинам из дерев­ни», в 1780 г. глава парижской полиции дает такие ориентиро­вочные цифры: каждый год в городе рождается 21000 детей, из них 17000 посылают в деревни кормилицам, 2000 или 3000 от­правляют в дома для младенцев, 700 вынянчиваются кормилицами в доме родителей, и лишь 700 кормят грудью матери.192

Длительность грудного кормления варьировала в широких пределах во всех странах и в любую эпоху. В таблице 1 сведе­на вся информация по этому вопросу, которую я сумел собрать.

58 ллойд ДЕМОЗ

:щ . Таблица.! " .. ДЛИТЕЛЬНОСТЬ ГРУДНОГО КОРМЛЕНИЯ

•

Источник193

• *

Возраст ребенка при отнятии от груди, мес.

Дата (прибл.) •

Нация

Договор с кормилицей

Соранус

Макробий

Барберино

Мстлингср -

Джейн Грей Джон Грин

Э. Ресслин

Сабина Джонсон

Джон Ди

Г. Мсркулиалис

Джон Джонс

Людовик XIII

Джок Ивлин

Ральф Джссслии

Джон Пэчи

Джеймс Нельсон

• Николас .- Кульпепер Уильям Кадоган

Х.Б. Тайтлср

СТ. Колеридж

Эдиза Уоррен

Калеб Тикнср

Мери Маллард

Статистические исследования в

24 12-24

35

24 . 10-24

18 9

12

34

8-14- •

15-30

7-6

25

14

12-19

10-12

3-4

12-48 4

6 , 15

12

10-12

15 *

•

367 г. до н. э. 100 г. н. э.

400

1314 ••

1497

1538

1540 - • •

1540

1540

1550

1552 •

1579

1603

1620

1643-1679

1697

1755 •

1762 1770

•

1797

1807 •

1810

1839

1859

Греки Римляне

Римляне

Итальянцы

Немцы Англичане

Англичане

Немцы

Англичане

Англичане

Итальянцы

Англичане

Французы

Англичане

Англичане

Англичане

Англичане

Англичане Англичане

Англичане

Англичане

Англичане

. Англичане

Американцы

Германии 1-6 1878-1882 Немцы

Если эта таблица может служить показателем общего направ­ления изменений, то, пожалуй, к началу нового времени стали реже встречаться случаи затянутого кормления грудью, которые были результатом проективной заботы. Правда и то, что утвер-

ЭВОЛЮЦИЯ ДЕТСТВА 59

ждения о возрасте, в котором ребенка отнимают от груди, ста­ли более точны, потому что детей уже не так часто отсылали к кормилицам; например, Ресслин говорит: «Авиценна советует кормить ребенка грудью два года, у нас же дети сосут грудь обыч­но один год...»194 Алиса Райерсон, несомненно, делает огульное заявление, утверждая, что «возраст отнятия от груди очень сильно уменьшился в период, предшествующий 1750 году».195 Считалось, что в период кормления нянька должна воздерживаться от по­ловых связей, на самом же деле так бывало редко, и отнятие младенца от груди обычно предшествовало рождению очередного собственного ребенка кормилицы. Поэтому вскармливание ребен­ка в течение такого долгого срока, как два года, на Западе все­гда было исключительным явлением.

Искусственное кормление было известно еще в XX в. до н.э.; использовалось коровье или козье молоко, которым ребенка по­или из разнообразных сосудов или просто подносили его к вы­мени животного.196 С первых же недель жизни младенца грудное кормление дополнялось или заменялось кашицей, сделанной обыч­но из хлеба или муки на молоке или воде. Ее иногда запихива­ли ребенку в горло, пока его не начинало рвать.197 Любая дру­гая пища сперва пережевывалась кормилицей, а потом только давалась ребенку.198 На протяжении многих веков было приня­то регулярно давать детям опий и спиртные напитки, чтобы они не кричали. В еврейском папирусе говорится об эффективнос­ти для детей микстуры из маковых зерен и мушиного помета:

«Действует моментально!» Др. Хьюм в 1799 г. жалуется, что каждый год няньки губят младенцев тысячами, «вливая им в гор­ло напиток Годфри, который в конечном счете оказывается не менее губительным, чем мышьяк. Они хотят успокоить ребенка, и действительно, многие успокаиваются навсегда...» А ежеднев­ные порции спиртных напитков, которые «вливаются в рот ма­лышу, а он не может отказаться и показывает свое отвращение судорожными попытками уклониться и гримасами!»199

Источники постоянно дают указания на то, что дети всегда и везде плохо питались. Разумеется, дети бедноты часто ходили голодными, но ведь и в богатых семьях считалось, что рацион детей, особенно девочек, должен быть очень скудным, а мясо лучше давать в очень небольших количествах или не давать вовсе. Плутарховское описание «голодной диеты» спартанского юноши известно достаточно хорошо, но после просмотра огромного числа

60 ллойд ДЕМОЗ

упоминаний о скудном питании детей прошлого, о двух-трехра-зовом кормлении грудных детей, о специальных детских постах, о дисциплинарном лишении еды может создаться впечатление, что в прошлом родители не могли спокойно выносить зрелища сытых детей,200 как и некоторые родители современности, любя­щие держать детей в черном теле. Августин и Бакстер в сво­их автобиографиях признаются в грехе обжорства: в детстве каждый из них воровал фрукты; но никто и никогда не задал вопрос, не были ли они голодны, раз поступали подобным об­разом.201

Почти всемирным обычаем было ограничение свободы движе­ний ребенка различными приспособлениями. Важнейшей стороной жизни ребенка в его ранние годы было пеленание. Как мы уже отмечали, взрослым оно казалось необходимым из-за их же проек­ций на ребенка: так, считалось, что, оставшись без присмотра, рас­пеленатый ребенок вырвет себе глаза, оторвет уши, переломает ноги, искривит кости, испугается вида собственных конечностей или же начнет ползать, как животное, на четвереньках.202 Традиционное пеленание почти одинаковое в любой стране и в любую эпоху: оно «состоит в том, чтобы не дать ребенку свободно распоряжать­ся своими конечностями, замотать их в нескончаемо длинную лен­ту, а то ведь они такие неумелые, что похожи на поленья. При пе­ленании бандаж иногда оставляет на коже ссадины, она сдавлива­ется, дело доходит почти до гангрены. Кровообращение чуть ли не останавливается, ребенок не может и пошевельнуться. Его малень-

Илл. 7 - Пеленание ребенка. Англия (1633).

ЭВОЛЮЦИЯ ДЕТСТВА 61

кая талия стиснута корсетом... Голова сжата, с тем чтобы придать ей такую форму, которую считает нужной акушерка; эту форму стараются сохранить путем тщательно выверенного сдавлива­ния...» 203

Пеленание зачастую представляло собой такую сложную процедуру, что занимало до двух часов.204 Взрослым пеленание давало неоценимые преимущества - когда ребенок уже был спе-ленут, на него редко обращали внимание. Как показали последние медицинские исследования, спеленутые дети крайне пассивны, сердцебиение замедленно, кричат они меньше, спят гораздо боль­ше, и в целом настолько тихи и вялы, что доставляют родите­лям очень мало хлопот.205 Исторические источники подтвержда­ют эти наблюдения; уже античные врачи соглашаются, что «у детей не бывает бессонницы ни от рождения, ни приобретенной, ибо они всегда спят». Часто встречаются описания, как детей кладут на несколько часов за горячую печь, подвешивают на гвоздик в стене, кладут в кадушку и вообще «оставляют, как сверток, в любом подходящем углу».200 Почти все народы пеле­нали своих детей. Считается, что в Древнем Египте пеленания не было, потому что египетская живопись изображает детей на­гими, но, по свидетельству Гиппократа, египтяне пеленали детей, и изредка попадаются статуэтки со спеленутыми младенцами.207

В тех немногих районах, где пеленание не было принято, напри­мер, в Древней Спарте или у шотландских горцев, были зато са­мые суровые методы закалки, как будто не было иного выбора, как между тугим пеленанием и полным оголением младенца, ко­торого носили в таком виде, по холоду, а потом заставляли бе­гать голышом по снегу.208 Необходимость пеленания считалась

•

настолько очевидной, что до начала Нового времени мы встре­чаем очень противоречивые сведения о возрасте, когда дитя уже надо освобождать от пеленок. Соран утверждает, что римляне окончательно распеленывали детей в возрасте 40-60 дней. Хо­телось бы верить, что он более точен, чем Платон, говоривший о двух годах.

Детей часто не только туго пеленали, но и привязывали рем­нями к специальной носильной доске, и так продолжалось в те­чение всего средневековья.210 Однако мне пока еще не удалось установить, до скольких месяцев дети подвергались этой проце­дуре. Те немногочисленные сведения, которые приводятся в ис­точниках шестнадцатого-семнадцатого веков, и исследования по

62

Илл. 8 — Спеленутые дети. Иллюстрация медленного про­гресса в устранении бандажей для пеленания (Греция, Vв. до н.э., Италия, XV в.t Англия XVI в.).

искусству того "времени показывают, что дети в возрасте одно-го-четырех месяцев спеленывались полностью, снаружи остава-лась только голова, затем им освобождали руки. Туловище и ноги оставались в пеленках до шести-девяти месяцев.211 По части прекращения традиции пеленания впереди была Англия, как и в случае с отсылкой детей кормилицам. В Англии и в Америке обычай пеленания начал сходить на нет в конце восемнадцато­го века, а во Франции и в Германии - в девятнадцатом веке.212

Когда ребенок выходил из пеленочного возраста, к нему при­меняли другие способы ограничения подвижности, в каждой стра­не и для каждой эпохи свои. Иногда детей привязывали к сту­льям, чтобы они не могли ползать. До девятнадцатого века к одежде ребенка привязывали помочи, чтобы лучше следить за ним и направлять в нужную сторону. И для мальчиков, и для девочек часто делали корсеты из китового уса, дерева или же­леза. На время занятий детей иногда привязывали к спинодер­жателю, а ноги ставили на подпорку. Для «улучшения осанки» служили и железные ошейники, и другие приспособления. При­мер такого устройства описывает Фрэнсис Кембл: «Страшная пыточная машина, разновидность спинодержателя, сделанная из стали и покрытая красным сафьяном, представляла собой плос­кую доску, которая помещалась за моей спиной и привязывалась

ЭВОЛЮЦИЯ ДЕТСТВА 63

Илл. 9 - Спеленутый средневековый ребенок. Спеленутому ребенку по виду больше года (Reuner Musterbach, 1210).

к талии ремнем, а вверху закреплялась двумя эполетами на пле­чах. Посреди доски торчал стальной стержень или шип со сталь­ным воротничком, который опоясывал шею и застегивался сза­ди».213 Может создаться впечатление, что такие приспособления

Илл. 10 - Детский ремень для сна. Использовался, чтобы обеспечивать прямое положение тела во сне, одно из дю­жин ограничительных приспособлений, придуманных не­мецким педагогом 19-го века Д.Г.М. Шребером.

64 л л о й д Д Е М О З

были более обычны для шестнадцатого-девятнадцатого веков, чем для средневековья, но это лишь из-за немногочисленности сред­невековых источников. Два обычая были, скорее всего, распрост­ранены во всех странах с античных времен. Первый из них - это плохо одевать ребенка в целях «закалки». Второй - использова­ние специальных приспособлений в виде табуретки, которые, как утверждалось, помогали ребенку научиться ходить, на самом же деле были нужны, чтобы не давать ему ползать - к этой «звериной» привычке относились с осуждением. Феликс Вюрц (1563 г.) рассказывает об одном из вариантов таких табуреток:

«.„есть такие табуретки для детей, в которых надо стоять. Пока за ребенком наблюдает мать или нянька, он может хоть как-то поворачиваться, но потом его оставляют одного, идут по своим делам, совсем не думая о страданиях, кото­рые бедный ребенок испытывает... бедняга... он будет сто­ять не один и не два часа, в то время как полчаса-час -это уже слишком долго для ребенка... Хочу, чтобы все эти стоячие табуретки сожгли...»214

ВОСПИТАНИЕ НАВЫКОВ ТУАЛЕТА, ДИСЦИПЛИНА И СЕКС

Хотя стулья со встроенными горшками существовали уже в античности, до восемнадцатого века мы не встречаем никаких

ЭВОЛЮЦИЯ ДЕТСТВА 65

упоминаний о том, чтобы в первые месяцы жизни ребенка его приучали к пользованию туалетом. Несмотря на то, что родите­ли постоянно, как Лютер, жаловались, что дети «пачкают углы», несмотря на то, что врачи прописывали разные средства, в том числе битье, чтобы ребенок «не писался в постель» (дети обыч­но. спали вместе со взрослыми), взрослые лишь относительно недавно, в восемнадцатом веке, стали вести борьбу с детьми за возможность контроля их дефекации и мочевыделения. Причи­на - в наступлении следующей психогенной стадии.215

Разумеется, дети всегда отождествлялись со своими же ис­пражнениями, Новорожденных младенцев называли ескете, а по латыни rnerda, то есть «экскременты», откуда и произошло фран­цузское merdeux, что означает «маленький ребенок».216 Но до восемнадцатого века детей не приучали ходить на горшок, а ста­вили им вместо этого клизмы и свечи, давали слабительное и рвотное, независимо от того, были ли они здоровы или больны. В одном авторитетном источнике семнадцатого века говорится, что грудным детям необходимо прочищать кишечник перед каж­дым кормлением, потому что молоко не должно смешиваться с калом.217 Дневник наблюдений Эроара за Людовиком XIII полон

подробных описаний всего, что выходило из маленького Людо­вика, а прочитав его, видишь, что в детстве ему не одну тыся­чу раз делали прочистки, ставили клизмы и свечи. Мочу и кал детей часто изучали для определения их внутреннего состояния. Из описания этой процедуры, которое дает Дэвид Хант, видно, что взрослые проецируют на ребенка свои же нежелательные стремления - это и есть то, что я обозначаю термином «ребе­нок-уборная»:

Илл. 12 - Сцена с клизмой. Типичное для Германии 18-го века изображение ребенка, которому делают клизму.

66

«Считалось, что в кишечнике детей таится нечто дерз-кое/злобное и непокорное по отношению ко взрослым.

То, что испражнения ребенка плохо пахли и выглядели, означало, что на самом деле где-то в глубине он плохо относится к окружающим. Каким бы спокойным и по­слушным он ни был внешне, его кал всегда рассматри-

. вался как оскорбительное послание некоего внутренне­го демона, указание на «дурное расположение», скрыва- • емое ребенком».218

До восемнадцатого века клизма считалась важнее горшка. Когда детей стали учить ходить в туалет уже в раннем возрасте (отчасти благодаря тому, что менее употребимо стало пеленание), когда ребенок получил возможность сам контролировать выход продуктов своего тела, открылось большое эмоциональное зна­чение такой самостоятельности, о котором до тех пор не знали. Когда родителям приходилось бороться с волей ребенка в его первые месяцы, это было показателем их вовлеченности в жизнь ребенка, в психологическом отношении это был прогресс по срав­нению с царством клизмы.219 В начале девятнадцатого века ро­дители обычно начинали всерьез приучать ребенка к туалету уже в первые месяцы его жизни, а к концу столетия их требования чистоты стали такими строгими, что идеальный ребенок описы­вался так: «Он ни на мгновение не потерпит грязи на себе, на сво­ей одежде или вокруг себя».220 В наши дни большинство англий­ских и немецких родителей начинают приучать ребенка к туалету прежде, чем ему исполнится шесть месяцев; в Америке этот возраст в среднем составляет около девяти месяцев и варьи­рует больше.221

Собранные мной свидетельства о методах наказания детей склоняют меня к мысли, что до восемнадцатого века очень боль­шой процент детей регулярно били. Я просмотрел свыше двух­сот советов и мнений о воспитании детей, относящихся к разным годам до восемнадцатого века. Большинство авторов одобряет суровые побои, некоторые не против побоев в определенных си­туациях, а против выступают лишь трое - Плутарх, Пальмьери и Садолето, обращаясь к отцам и учителям, но ничего не говоря о матерях.222 Я нашел описания детства семидесяти человек, жив­ших до восемнадцатого века, из них не били только одного ре­бенка - дочь Монтеня. Очерк Монтеня о детях настолько полон противоречий, что поневоле колеблешься, принимать ли его

ЭВОЛЮЦИЯ ДЕТСТВА 67

утверждения всерьез. Взять хотя бы его знаменитый рассказ об отце, который был так к нему добр, что нанял музыканта, каждое утро будившего ребенка звуками музыки, чтобы не травмировать нежный детский мозг. Если это правда, то такая необычная до­машняя жизнь могла продолжаться лишь два-три года: когда Мон-тень родился, его тут же отправили на несколько лет к корми­лице, а с шести до тринадцати лет он учился в школе в другом городе - отец отдал его туда, найдя слишком «вялым, медлитель­ным и плохо запоминающим уроки». Когда Монтень утверждает, что его дочери «сейчас уже больше шести лет, и ни разу ею ник­то не руководил и не наказывал за шалости... иначе, как слова­ми», ей было на самом деле одиннадцать. В другом месте, гово­ря о своих детях, он признается: «Я без особой охоты терпел их присутствие, когда их приводили ко мне».223 Так что нам, по­жалуй, лучше воздержаться от суждений насчет этого единствен­ного небитого ребенка. (В своем обширном обзоре литературы на тему битья детей Пеппер приходит примерно к тем же выво­дам, что и я.)2 2 4

Орудиями битья были разнообразные кнуты и хлысты, кош­ки, совки, палки, железные и деревянные прутья, связки прутьев, специальные плети из небольшой цепи (так называемые «дисцип­лины*), специальные школьные изобретения, как, например, коло­тушка с грушевидным расширением на конце и круглой ямкой, чтобы вскакивали волдыри. Сравнительная частота использова­ния разных методов видна из списка одного немецкого школь­ного учителя, который подсчитал, что в общей сложности отве­сил 911527 ударов палкой, 124000 ударов плетью, 136715 шлеп­ков рукой и 1115800 пощечин.225 В источниках говорится, как правило, о суровых побоях, с синяками и кровоподтеками, кото­рые начинались в раннем возрасте и составляли неотъемлемую часть жизни ребенка.

Детей били, они вырастали и в свою очередь били собствен­ных детей. Так повторялось век за веком. Редко звучали откры­тые протесты. Даже те гуманисты и педагоги, которые славились своей добротой и мягкостью, как, например, Петрарка, Ашэм, Ко-менский, Песталоцди, одобряли битье детей.226 Жена Мильтона жаловалась, что не выносит криков своих племянников, когда муж их бьет; Бетховен хлестал учеников вязальными спицами, а иног­да колол.227 Даже принадлежность к королевской семье не осво­бождала от побоев, чему пример — детство Людовика XIII. За

68 ллойд ДЕМОЗ

обедом рядом с его отцом лежал кнут, а сам дофин уже в 17 месяцев прекрасно знал, что, если ему показали кнут, надо замол­кнуть. В 25 месяцев его начали бить регулярно, часто по голо­му телу. Время от времени ему снились кошмары на тему би­тья, которое начиналось утром, как только он просыпался. Уже будучи королем, Людовик часто в ужасе просыпался по ночам, ожидая утренней порки. В день коронации восьмилетнего Людо­вика высекли, и он сказал: «Лучше я обойдусь без всех этих почестей, лишь бы меня не секли».228

Когда ребенок не был спеленут, его усиленно закаляли раз­ными способами. Это наводит на мысль, что одной из функций пеленания было сдерживание негативных наклонностей родите­лей в отношении ребенка. Я еще не слышал о родителе, кото­рый бил бы спеленутого младенца. В то же время даже очень маленьких детей, когда они находились не в пеленках, били сплошь и рядом - верный признак «синдрома рукоприкладства». Сюзанна Уэсли говорит о своих детях: «Примерно в год их учили бояться палки и кричать тише». Джованни Доминичи замечает, что бил младенцев «часто, но не сильно...» Руссо рассказывает, как младенцев уже в первые дни били, чтобы успокоить. Одна мать пишет о своем первом сражении с четырехмесячным мла­денцем*. «Я лупила его, пока рука не устала, буквально живого места не оставила, а он хоть бы на йоту уступил». Таких приме­ров сколько угодно,229

Странному наказанию подвергался в детстве священник Ал-куин, живший в раннем средневековье. Ступни ног резали или кололи инструментом, напоминающим сапожный нож. Это напо­минает привычку одного из епископов Элии колоть молодых слуг стрекалом, которое всегда было у него в руке. Когда Джейн Грей говорит, что родители угощали ее «щипками и уколами», а Томас Тассер жалуется: «Мои захватанные уши, я как затравленный медведь, что за насмешливые губы, что за щипки, что за толчки, что за уколы», - возможно, речь идет об использовании стрека­ла. Если бы дальнейшие исследования показали использование стрекала в воспитательных целях в античности, это в новом свете представило бы убийство Эдипом Лая на пустынной до­роге - ведь Лай в буквальном смысле «подстрекнул» сына к убийству, ударив его «прямо по голове двужальным стрекалом».230

Хотя в самих ранних источниках мы находим лишь отрывоч­ные упоминания о педантично-суровых наказаниях для детей, в

ЭВОЛЮЦИЯ ДЕТСТВА 69

Илл. 13 - «Кобыла» для школьника. Эти римские (Герку-ланеум) и средневековые (1140) школьные сцены иллюс­трируют одну популярную при порках школьников пози­цию, которую в английских школах 19-го века называли «horsing» (кобыла).

каждую эпоху на Западе наблюдается заметное улучшение. В античности полно было приспособлений и методов воспитания, неизвестных в более поздние времена: кандалы на ноги, наруч­ники» кляпы, три месяца в «колодках», кровожадные спартанские порки, когда юношей часто забивали до смерти.231 Стиль мышле­ния взрослых в те древние времена проявляется в одном анг­ло-саксонском обычае. Фрапп говорит: «Когда хотели, чтобы какая-нибудь церемония надолго осталась в памяти потомков, на нее приводили детей и тут же, на месте, устраивали им необыч­но жестокую порку; предполагалось, что это придаст в глазах ребенка дополнительную значимость происходящему».232

Для средневековья найти сведения о конкретных способах наказания еще труднее. Один закон тринадцатого века относит избиение детей к общественной сфере: «Если ребенка бьют до крови, это будет ему хорошая память, если же его забивают до смерти, тут дело касается закона».233 Большинство средневековых авторов описывает очень суровые сцены избиения, хотя св. Ан-сельм, отличавшийся передовыми взглядами не только в вопро­сах воспитания, требовал у одного аббата, чтобы тот бил детей

70

помягче, ибо: «Разве они не люди? Разве они не из крови и пло­ти, как и вы?»234 Только в эпоху Возрождения стали всерьез поговаривать, что детей не следует бить так жестоко, и то люди, говорившие это, обычно соглашались с необходимостью битья в разумных пределах. Как говорил Бартоломью Бэтти, родители должны «держаться золотой середины», то есть им не следует «бить детей по лицу или по голове, молотить ребенка, как мешок с солодом, дубинками, досками, вилами или кочергой», потому что так можно и убить. На самом деле надо «стегать ему бока... розгами, тогда он не умрет».

Попытки ограничить телесные наказания для детей делались и в семнадцатом веке, но самые крупные сдвиги произошли в восемнадцатом столетии. Самые ранние биографии людей, кото­рых в детстве не били, по моим сведениям, относятся к периоду между 1690 и 1750 годами.236 В девятнадцатом веке старомод­ные порки начали терять популярность в большей части Евро­пы и Америки. Наиболее затяжным этот процесс оказался в Гер­мании, где до сих пор 80% родителей признаются, что бьют сво­их детей, из них 35% - палками.237

Когда наказание битьем стало выходить из моды, потребовалась замена. К примеру, в восемнадцатом и девятнадцатом веках ста­ло очень популярном запирать детей в темноте. Детей сажали в «темный чулан, иногда оставляли там на несколько часов». Некая мать сажала трехлетнего сына в ящик шкафа. Один дом представлял собой «маленькую Бастилию. В каждом чулане или шкафу сидело по арестанту - одни всхлипывали и повторяли урок, другие ели свой хлеб с водой...» Иногда ребенка оставляли в комнате взаперти на несколько дней. Когда один французский пятилетний мальчик впервые увидел новую квартиру семьи, он сказал: «Мама, так же не может быть: здесь нет темного чула­на! Куда ты посадишь меня, когда я буду баловаться?»238

Что касается истории секса в детстве, то здесь добраться до фактов труднее всего. Современные источники предпочитают умалчивать об этой стороне детства, а большинство книг и ру­кописей, составляющих основу такого исследования, недоступны. Викторианское отношение к сексу все еще господствует в боль­шинстве библиотек, и огромное количество книг о сексе в ис­тории остается под замком в библиотечных книгохранилищах и музейных подвалах по всей Европе даже для историков. Тем не менее, в доступных на данный момент источниках достаточно

ЭВОЛЮЦИЯ ДЕТСТВА 71

свидетельств, чтобы увидеть, что сексуальные оскорбления детей в прошлом были гораздо более обычны, чем сейчас, а наказание детей за сексуальные желания в последние два столетия - про­дукт новейшей психогенной стадии. На этой стадии взрослые ис­пользуют детей скорее для сдерживания собственных сексуаль­ных фантазий, чем для их удовлетворения. При сексуальном ис­пользовании, как и вообще при плохом обращении, ребенок был лишь случайной жертвой, выполнял определенную роль в защит­ной системе взрослого.

В античности ребенок первые годы жизни рос в окружении использовавших его в сексуальном отношении людей. Детство в Греции или в Риме часто подразумевало использование со стороны мужчин более старшего возраста. Конкретные формы и частота были разные в зависимости от области и времени. На Крите и в Беотии были приняты гомосексуальные свадьбы и медовые месяцы. Сексуальное использование мальчиков из ари­стократических семей в Риме было менее распространено, но во­обще детей в той или иной форме использовали везде.239 Пуб­личные дома, где проститутками были мальчики, процветали во всех городах, а в Афинах можно было даже взять мальчика на­прокат. Там, где закон запрещал гомосексуальные отношения со свободными мальчиками, для этого были рабы, и свободно­рожденные дети, бывало, видели, как их отцы спят с мальчиками. Иногда детей продавали в сожительство. Музоний Руф вопро­шает, не следует ли оправдать мальчика, если он отказывается уча­ствовать в такой сделке: «Я знал одного отца, настолько испор­ченного, что, имея редкостно по-юношески красивого сына, он продал его, обрек на позорную жизнь. Если юноша, которого будет вот так же продавать родной отец, откажется и не пойдет на это, станем ли мы упрекать его в непослушании?»240 Главное воз­ражение Аристотеля против идеи Платона о совместном содер­жании детей состояло в том, что мужчины не смогут отличить своих детей от чужих, а заниматься сексом со своими детьми, го­ворит Аристотель, «не пристало».241 Плутарх объясняет, почему свободнорожденные маленькие мальчики в Риме носили на шее золотой шарик: когда голые дети собирались группой, мужчины должны были знать, кого не следует трогать.242

Плутарх - только один из авторов, указывающих, что сексуаль­ное использование детей не ограничивалось детьми старше 11-12 лет. На протяжении всей античности учителя и воспитатели

72

Илл. 14 - Греческий мужчина, играющий с пенисом маль­чика.

детей младшего возраста сплошь и рядом прибегали к сексуаль­ному насилию над ними. Принимались всевозможные законы, ограничивающие домогательства взрослых, но, пригрозив своей крепкой тяжелой палкой, педагог мог делать все, что хотел. После многих лет преподавания в Риме Квинтилиан предупреждает родителей, рассказывая, насколько часто учителя насилуют детей, и исходя из этого, критикует битье детей в школах:

«Когда ребенка бьют, боль и страх часто приводят к та­ким последствиям, о которых неприятно говорить и ко­торые бывают источником стыда, лишающего присут­ствия духа и угнетающего ум до такой степени, что ре­бенок начинает ненавидеть весь мир и дичиться людей. Кроме того, следует очень внимательно выбирать учителя и заведующего школой, ведь можно сильно ошибиться, от­дав ребенка к какому-нибудь почтенному наставнику. Я краснею, вспоминая о бесстыдстве, с которым негодяи злоупотребляют порой своим правом применять теле­сные наказания и возможностью запугивать ими жерт­ву. Я не буду распространяться на эту тему, моего объяс­нения более чем достаточно».243

Эсхин цитирует некоторые из афинских законов, которыми пытались ограничить сексуальные домогательства учителей:

«...что же в случае с учителями... ясно, что законода­тель им... не доверяет... им запрещается открывать

ЭВОЛЮЦИЯ ДЕТСТВА 73

классную комнату или гимнастический зал до восхода солнца, а закрывать школу они должны не позже, чем солнце зайдет; законодателю крайне подозрительным кажется, если учитель остается с мальчиком наедине или в темноте».244

Эсхин преследовал по закону Тимарха, продавшегося в каче­стве мальчика-проститутки, и как свидетелей привлек несколько мужчин, которые признались, что заплатили Тимарху за услуги. Эсхин признает, что в детстве многие, в том числе он сам, под­вергались сексуальному использованию, но не за деньги, иначе это было бы противозаконным.245

Литература и искусство подтверждают эту картину сексуаль­ного использования маленьких детей. Петроний любит описывать ощущения взрослого, чувствующего «маленький незрелый инст­румент» мальчика. Его рассказ об изнасиловании семилетней девочки, когда женщины плотным кольцом окружили кровать и хлопали в ладоши, показывает, что женщины тоже играли здесь определенную роль.246 Аристотель говорит, что «те, кого с дет­ства использовали», сами часто привыкают к гомосексуализму. Обычно считают, что маленькие нагие дети, прислуживающие взрослым, - мы видим их в эротических сценах на расписных вазах - это слуги, но, учитывая, что дети из знатных семей очень часто выполняли роль прислуги, можно предположить, что на

Илл..15 - Дети, прислуживающие взрослым на оргии; Гре­ческий рисунок, изображающий пиршество-симпозиум.

74

изображениях дети из семей пирующих. Как говорит Квинтили-ан о знатных римских детях:

«Мы веселимся, когда они позволяют себе очень воль­но высказываться; если бы мы услышали подобные

i

выражения из уст какого-нибудь александрийского слу­ги, он был бы наказан, а эти дети награждаются взры­вом смеха и поцелуем... они слышат эти слова от нас,

, . они видят наших любовниц и любовников; каждая пи-рушка оглашается непристойными песнями, а детские глаза видят такое, о чем мы не должны говорить, не краснея».

Даже иудеи, которые старались суровыми наказаниями пре­секать гомосексуализм среди взрослых, очень снисходительно относились к гомосексуальному использованию маленьких маль­чиков. Несмотря на запрет Моисея растлевать детей, только со­домия с детьми старше девяти лет предусматривала смертную казнь через побитие камнями, но совокупление с детьми меньшего возраста не считалось половым актом и наказывалось всего лишь поркой «для поддержания общественного порядка».248

Следует отметить, что широкое распространение сексуального насилия над детьми невозможно без одного условия — соучастия, пусть даже неосознанного, родителей ребенка. В прошлом дети находились под полнейшим контролем родителей, которые только и могли дать согласие на их сексуальное использование и пере­дать в руки насильника. Плутарх размышляет о важности это­го решения для отца:

«Я терпеть не могу допускать и терпеть не могу прого-- нять... как же правильнее поступать; позволять ли по­

клонникам наших мальчиков общаться с ними и прово­дить вместе время или, наоборот, гнать и не допускать к близости с нашими детьми? Когда я смотрю на сурово говорящих отцов, которые расценивают близость сына с любовником как невыносимое оскорбление для ребенка, я стараюсь не показать себя защитником этого обычая. Однако Платон утверждает, что мужчине, который пока­зал себя с достойной стороны, надо позволить ласкать любого приглянувшегося ему юношу. Если так, то любов­ников, вожделеющих лишь к телесной красоте, надо гнать прочь, зато тем, кого привлекает душа, следует давать свободный доступ».249

ЭВОЛЮЦИЯ ДЕТСТВА 75

Мы уже видели, как вели себя взрослые по отношению к маленькому Людовику XIII: их руки так и тянулись к интимным местам ребенка. То же относится и к римлянам и грекам. Я поднял лишь некоторые свидетельства того, что эта привычка распространялась, как в случае с Людовиком, на самые ранние годы детей. Светоний осуждает Тиберия за то, что тот «детей самого нежного возраста, которых называл «мои маленькие рыбки», заставлял играть у него между ног, пока купался в ван­не. Тех же, кто еще не вышел из грудного возраста, но был кре­пок и здоров, он брал для фелляции...» Светоний мог это и при­думать, но у него явно были основания рассчитывать на доверие читателей. Такую же историю рассказывает Тацит.250

Все же излюбленным способом сексуального использования детей были не оральные, а анальные сношения. Марциал говорит, что во время акта с мальчиком «не следует возбуждать его, ко­паясь у него в паху рукой... Природа разделила мужской орга­низм: одна часть предназначена для женщин, другая - для дру­гих мужчин. Используй только свою часть». Причину, по кото­рой мальчика нельзя возбуждать мастурбацией, Марциал видит в том, что она «ускоряет возмужание», — наблюдение, сделанное несколько раньше Аристотелем. Когда на вазах изображаются эротические сцены сексуального использования неполовозрелых мальчиков, их пенис никогда не рисуют в состоянии эрекции.251

Дело в том, что античные мужчины, как мы знаем, были на самом деле не гомосексуалистами, их было бы правильнее назвать «ам-бисексуалами» (сами они говорили об «амбидекструальности»). Ам-бисексуальность - более низкий психический уровень, чем насто­ящая гомосексуальность. Гомосексуалист убегает к мужчинам от женщин, защищаясь от эдипова комплекса, а при амбисексуально-сти эдипов уровень никогда не достигается, женщины и мальчи­ки используются почти без разбора.252 Как отмечает психоанали­тик Джоан Макдауголл, фактически главная цель этого извраще­ния - доказать, что «между полами нет различий». Она полагает, что, ставя ребенка в беспомощное положение, взрослый пытает­ся тем самым справиться с собственными сексуальными трав­мами детства. Кроме того, это попытка побороть страх кастрации, доказав себе, что «кастрация не причиняет вреда, она только способствует сексуальному возбуждению».253 Это объяснение хорошо подходит к античному мужчине. Часто говорилось, что сношения с кастрированными мальчиками особенно возбуждают,

76 ллойд ДЕМОЗ

это было излюбленным развлечением сластолюбцев в Римской империи, а младенцев кастрировали «в колыбели» и отправля­ли в публичные дома. Марциал восхваляет Домициана, издавшего закон, запрещающий кастрировать младенцев для публичных домов: «Тебя любили мальчики... теперь же, Цезарь, тебя любят и младенцы».254 Павел Эгинета описывает стандартный метод ка­страции маленьких мальчиков:

«Иногда нас против воли заставляли делать операцию особы высокого чина... это делается при помощи сдав­ливания; детей, в еще очень нежном возрасте, помеща­ют в сосуд с горячей водой; когда яички размягчатся, их надо сдавливать пальцами до полного исчезновения».

Другой способ, говорит он, посадить на скамейку и отрезать яички. Многие античные врачи упоминают эту операцию, а Юве-нал говорит, что врачам часто приходилось ее выполнять.255

В античности ребенок повсюду встречал намеки на кастрацию. В каждом поле или саду он видел Приапа с огромным напря­женным пенисом и серпом - символом кастрации. Кастратами могли быть его учителя, везде попадались кастраты-заключеннные, кастратами часто были слуги родителей. Св. Джером пишет о людях, которые сомневались: благоразумно ли позволять моло­дым девушкам купаться с евнухами? И хотя Константин издал закон против кастрации, при его преемниках явление достигло таких масштабов, что вскоре знать стала кастрировать своих детей, чтобы обеспечить им карьеру. Мальчики кастрировались и в целях «лечения» от различных болезней, а Амбруаз Паре жалуется, что много развелось «кастраторов», жадных до детских яичек, которые поедаются в магических целях с согласия роди­телей.256

С приходом христианства появилось новое понятие - детская невинность. Когда Христос советует людям «стать как маленькие дети», Клемент Александрийский предостерегает от неправильного понимания этого изречения: «Не поддавайтесь безрассудному за­блуждению. Мы маленькие дети не в том смысле, что должны дурачиться, кататься по полу и ползать, как змеи», Христос под­разумевает, что люди должны стать «непорочными», как дети, чи­стыми, свободными от сексуального опыта.257 В средневековье хри­стиане стали подчеркивать, что дети совершенно невинны в от­ношении удовольствия и боли. Ребенок «не испытал чувственных наслаждений и не имеет понятия о мужских инстинктах... мож-

ЭВОЛЮЦИЯ ДЕТСТВА 77

но стать ребенком в смысле гнева и в смысле горя, то есть, сме­яться и играть в то самое время, когда отец, мать или брат при смерти».258 К сожалению, идея о невинности детей и о невозмож­ности их совратить - обычная уловка взрослых, не желающих при­знать, что их сексуальные домогательства вредят ребенку. Поэто­му средневековая выдумка о невинности детей лишь напускает еще больше тумана и ничего не дает в понимании того, что происхо­дило в действительности. Аббат Гвиберт Ножанский говорит, что дети блаженны, ибо лишены сексуальных стремлений и способно­стей; однако потом он признается в «злых поступках в дет­стве...»269 В насилии над детьми обвиняются чаще всего слуги; даже прачка могла «сделать злое дело». Слуги часто «позволяют себе непристойные выходки... в присутствии детей [и] развращают их». Няньками не должны быть молодые девушки, «ибо многие из них преждевременно разжигают огонь страсти, как явствует из правдивых рассказов и, смею сказать, из собственного опыта».260

Джованни Доминичи в 1405 г. попытался положить предел вседозволенности, проистекающей из «невинности» ребенка. Он пишет, что после трех лет ребенку не следует видеть нагих взрос­лых, поскольку в ребенке «до пяти лет исключено желание и

даже намек на него, однако предосторожности нужны, ибо, видя поступки окружающих, он привыкнет к ним и впоследствии уже не будет их стыдиться...» То, что родители часто сами домогались своих детей, можно понять из намеков, которыми полон следую­щий отрывок:

«Ему следует спать в длинной ночной рубашке, закры­вающей колени, тщательно следя, чтобы они не остава­лись неприкрытыми. Не позволяй матери и отцу, а тем более кому-нибудь постороннему трогать его. Стараясь не показаться скучным в перечислении этих правил, я сошлюсь на древних, которые следовали им в полной мере, чтобы не воспитать ребенка рабом своей плоти».261

В эпоху Возрождения в сексуальном использовании детей происходили дальнейшие сдвиги. Это видно не только по возрос­шему числу моралистов, предостерегавших от такого обращения с детьми (Жан Герсон, как и нянька Людовика XIII, считал, что пресекать домогательства обязан сам ребенок), но даже и в искусстве того времени. Живопись Возрождения часто изобра­жала не только нагих риtti, или купидонов, снимающих с глаз по­вязку перед обнаженными женщинами, но и будничные сцены с

78

детьми, треплющими мать по подбородку или заносящими над ней ногу. Каноническая иконопись тоже была полна признаков сек­суальной любви: руки матери, например, часто изображались почти в генитальной области ребенка.262

Кампании против сексуального использования детей продол­жались в течение всего семнадцатого столетия, а в восемнадца­том веке приняли совершенно новый оборот: наказание малень­ких мальчиков и девочек за прикосновение к собственным гениталиям. Как и приучение к туалету, это было результатом наступления новейшей психогенной стадии. Подтверждение мож­но найти в том факте, что детям не запрещали мастурбировать ни в одном из девяти примитивных обществ, исследованных Уай-тингом.263 Отношение большинства людей к детской мастурбации до восемнадцатого века видно из совета Фаллопия родителям «в детстве усердно увеличивать пенис мальчика».264 Хотя мастурба­ция у взрослых считалась, хотя и незначительным, но все же гре­хом, запрет на нее в средневековье редко распространялся на де-

Илл. 16 — Бабка Христа, играющая с его пенисом. Как пока­зываем изображение Анны на картине Ханса Бальдунга Грина (1511), предполагалось, что бабушки мастурбиру­ют своих внуков.

ЭВОЛЮЦИЯ ДЕТСТВА 79

тей. До нового времени на первом плане была борьба с гомосек­суализмом, а не с мастурбацией. В пятнадцатом веке Герсон жалуется на взрослых, которые удивляются, услышав, что мастур­бация - это грех. Он учит исповедников прямо спрашивать у взрослых: «Друг, трогал ли ты и тер ли ты свой орган, как это обычно делают дети?»265

Лишь в начале восемнадцатого века, когда попытки оградить ребенка от сексуальных домогательств достигли высшей точки, родители начали сурово наказывать детей за мастурбацию, а врачи стали распространять миф, что мастурбация приводит к болезни, к эпилепсии, к слепоте, наконец, к смерти. К концу девятнадца­того века эта кампания достигла невероятного накала. Бывало, что врачи и родители вооружались ножами и ножницами, грозились отрезать ребенку гениталии; в качестве наказания порой исполь­зовались обрезание, клитороэктомия, инфибуляция; детям пропи­сывали различные ограничительные приспособления: гипсовые повязки, клетки с шипами. Особенно большое распространение получило обрезание. Как говорил один американский детский пси­хиатр, если двухлетний ребенок трет свой член и ни минуты не может посидеть спокойно, тут может помочь только обрезание.

Илл. 17 - Металлические антимастурбационные приспособ­ления. Французские (Ж. Жаладе-Лафон, 1818) и немецкие (В. Шейнлейн, 1831).

80

Другой врач девятнадцатого века, чья книга стала настольной во многих американских домах, советует установить тщательное наблюдение за ребенком, и если обнаружится,-что он мастурби­рует, приводить к нему, врачу, для обрезания без анестезии: та­кой метод лечит безотказно. Просмотрев 559 источников, Шпитц построил диаграмму сравнительной.частоты различных советов насчет мастурбации. Диаграмма показывает пик хирургического вмешательства в 1850-1879 гг., а бум использования ограничи­тельных приспособлений, надеваемых на ребенка, - в 1880-1904 гг. К 1925 г., после двух столетий жестокой и совершенно бес­смысленной атаки на детские гениталии, эти методы почти пол­ностью отжили.266

Илл. 18 - Кольца для пениса. Надевались мальчикам на ночь, чтобы предотвратить эрекцию во время сна.

После восемнадцатого века дети подвергались сексуальным домогательствам гораздо чаще со стороны слуг, других взрослых и подростков, чем со стороны родителей. Однако условия для это­го создавались родителями. Например, огромное число родителей продолжало класть детей на ночь в одну кровать со слугами после того, как предыдущие слуги были замечены в пристава­нии к детям. Вспоминая свой собственный детский опыт, карди­нал Берни предупреждает родителей: «Ничто так не опасно для морального и, возможно, физического здоровья детей, как остав­лять их под присмотром горничных или даже молодых дам, вос­питанных в замке. Добавлю, что даже лучшие из них часто бы­вают очень даже опасными. Они проделывают с ребенком такие штучки, на которые не осмелились бы с молодыми людьми».267

Один немецкий врач говорит, что няньки и прислуга «ради заба­вы проделывают все виды половых актов» с детьми. Даже Фрейд рассказывал о том, как нянька совращала его в двухлетнем возра­сте, а Ференци и другие психоаналитики сочли неразумным реше-

ЭВОЛЮЦИЯ ДЕТСТВА 81 -

ние Фрейда в 1897 г. рассматривать большинство рассказов пациентов об их совращении в раннем детстве как плод фан­тазии. Как писал психоаналитик Роберт Флисс: «Еще никто не заболевал только из-за своих фантазий». Даже в настоящее время многие пациенты психоаналитиков сообщают, что в дет­стве их совращали, хотя один только Флисс сделал этот факт частью своей психоаналитической теории. Когда узнаешь, что даже в 1900 г. еще находились люди, верящие, что венерические болезни можно вылечить «посредством половых актов с деть­ми», начинаешь яснее представлять масштабы проблемы.268

Разумеется, для детей последствия такого жестокого обра­щения были огромны. В этой главе я назову лишь два из них. Во-первых, это ночные кошмары и галлюцинации, о которых часто

Илл. 19 - Девочка, подвергаемая экзорсизму. Обычные тог­да у детей истерические припадки часто лечили изгна­нием из них дьявола, как на этом рисунке Грюневальда (1620).

82 ллойд ДЕМОЗ

говорится в источниках. Те немногие письменные свидетельства, в которых говорится об эмоциональной жизни детей, обычно указывают на постоянные ночные кошмары и даже настоящие галлюцинации. Начиная с античности, в педиатрической литера­туре обычно был целый раздел о лечении детских «страшных снов», а детей порой даже били за то, что они видят кошмары. Дети не спали по ночам, боясь привидений, демонов, «ведьму на подушке», «большую черную собаку под кроватью» или «криво­го пальца, ползающего по комнате».269 Кроме того, история кол­довства на Западе изобилует сообщениями об истерических при­падках у детей, потере слуха, речи или памяти, галлюцинаторных видених чертей, признаниях в половой связи с дьяволом, об об­винениях детей в колдовстве против взрослых, в том числе соб­ственных родителей. Наконец, углубляясь еще дальше в средне­вековье, мы столкнемся с такими явлениями, как танцевальная мания у детей, детские крестовые походы и детские паломниче­ства - тема настолько обширная, что мы попросту не имеем воз­можности обсудить ее в этой книге.270

Другое вероятное следствие плохого обращения с детьми в прошлом, которого я коснусь лишь вкратце, — это задержка их фи­зического развития. Хотя само по себе пеленание обычно не влияет на физическое развитие ребенка, сочетание тугого пеле­нания, отсутствия заботы и вообще плохого обращения с деть­ми в прошлом, похоже, часто приводило к тому, что ребенок вырастал недоразвитым. Один из показателей отставания детей в прошлом: сейчас большинство детей начинает ходить к 10— 12 месяцам, а раньше дети начинали ходить, как правило, в бо­лее позднем возрасте. Вся найденная мной информация о возра­сте, в котором дети начинают ходить, сведена в таблице 2.

Таблица 2 ВОЗРАСТ, КОГДА РЕБЕНОК НАЧИНАЕТ ХОДИТЬ

Возраст, когда Ссылка271 ребенок Дата (прибл.) Нация

начинает ходить, мсс.

Макробий 28 400 г. до и. э.

Федерико д'Эстс 14 1501

Яков VI 60 1571

Айна Датская 108 1575

Ребенок Атпш Клиффорд 34 1617

Римляне

Итальянцы

Шотландцы Датчане

Англичане

ЭВОЛЮЦИЯ ДЕТСТВА 83

Таблица 2 (продолжение)

Ссылка271

Джоя Гамильтон

Август Хэр Марианна Гаскслл

Сын X. Тайна Трикси дю Морьс

Сын У, Прейсра Франклин Рузвельт

Дочь Дж. Дирбориа

Амер. инст. ребенка

Увив. Миннесоты -23 ребенка

Возраст, когда ребенок начинает'

ходить, мес. 14

17 22

16 12

15

15

15

12-17

15

Дата (прибл.)

•

1793

1834

1836

1860

1865

1880

1884

1900

1913

1931

Нация

Американцы

Англичане Англичане

Французы

Англичане

Немцы

Американцы

Американцы

Американцы

Американцы

П Е Р И О Д И З А Ц И Я ТИПОВ О Т Н О Ш Е Н И Й Р О Д И Т Е Л Е Й И Д Е Т Е Й В И С Т О Р И И

Пытаясь выделить периоды с разными стилями воспитания детей, следует признать, что психогенная эволюция с неодинако­вой скоростью протекает в разных генеалогических линиях, что многие родители как будто «застряли» на более раннем этапе, что даже в наши дни есть люди, которые бьют, убивают и насилуют детей. Кроме того, существуют классовые и региональные разли­чия, ставшие особенно важными в новое время, когда высшие. классы перестали отсылать своих детей кормилицам и начали воспитывать их сами. Поэтому, составляя схему периодизации, которая приводится ниже, я ориентировался на наиболее разви­тых в психогенном отношении родителей в наиболее развитых странах, а датировку привожу по самым ранним упоминаниям в источниках того или иного стиля отношений с детьми. Шесть последовательных этапов показывают постепенное сближение ребенка и родителя по мере того, как поколение за поколением родители медленно преодолевают свои тревоги и начинают раз­вивать способность распознавать и удовлетворять потребности ребенка. Кроме того, мне кажется, что схема дает еще и класси­фикацию современных стилей воспитания детей.

Илл. 20 - Схема психологической эволюции.

1. Стиль детоубийства (античность до IV века н. э.) Над античным детством витает образ Медеи, поскольку миф в дан­ном случае только отражает действительность. Когда родители боялись, что ребенка будет трудно воспитать или прокормить, они обычно убивали его, и это оказывало огромное влияние на вы­живших детей. У тех, кому повезло выжить, преобладали проек­тивные реакции, а возвратные реакции находили выражение в го­мосексуальных половых актах с детьми.

2. Оставляющий стиль - abandoning (IV-XIII века н. э.). Родители начали признавать в ребенке душу, и единственным способом избежать проявления опасных для ребенка проекций был фактический отказ от него - отправляли ли его к кормилице, в монастырь или в заведение для маленьких детей, в дом дру­гого знатного рода в качестве слуги или заложника, отдавали ли навсегда в чужую семью или окружали строгой эмоциональной холодностью дома. Символом этого стиля может быть Гризель-да, которая охотно отказалась от своих детей, чтобы доказать любовь к мужу. Или, может быть, одна из популярных до тринад­цатого века картин с изображением суровой Марии, которая крепко, почти до удушья сжимает в руках младенца Иисуса. Проекции по-прежнему очень сильны: ребенок полон зла, его надо все время бить. Однако возвратные реакции значительно ослабевают, что видно из уменьшения числа гомосексуальных связей с детьми.

5. Амбивалентный стиль (XIV-XVII века). Ребенку было позволено влиться в эмоциональную жизнь родителей, однако он по-прежнему был вместилищем опасных проекций взрослых. Так, задачей родителей было «отлить» его в «форму», «выковать». У философов от Доминичи до Локка самой популярной метафорой было сравнение детей с мягким воском, гипсом, глиной, которым

ЭВОЛЮЦИЯ ДЕТСТВА 85

надо придать форму. Этот этап отмечен сильной двойствен­ностью. Начало этапа можно приблизительно датировать че­тырнадцатым веком, когда появилось много руководств по вос­питанию детей, распространился культ Марии и младенца Иису­са, а в искусстве стал популярным «образ заботливой матери».

4. Навязывающий стиль (XVIII век). Этот стиль стал воз­можен после грандиозного ослабления проективных реакций и фактического исчезновения возвратных реакций, что стало завер­шением великого перехода к новому стилю отношений. Ребенок уже в гораздо меньшей степени был отдушиной для проекций, и родители не столько старались исследовать его изнутри с по­мощью клизмы, сколько сблизиться с ним более тесно и обрес­ти власть над его умом и уже посредством этой власти конт­ролировать его внутреннее состояние, гнев, потребности, мастур­бацию, даже саму его волю. Когда ребенок воспитывался такими родителями, его нянчила родная мать; он не подвергался пелена­нию и постоянным клизмам; его рано приучали ходить в туа­лет; не заставляли, а уговаривали; били иногда, но не системати­чески; наказывали за мастурбацию; повиноваться заставляли часто с помощью слов. Угрозы пускались в ход гораздо реже, так что стала вполне возможной истинная эмпатия. Некоторым педиатрам удавалось добиться общего улучшения заботы роди­телей о детях и, как следствие, снижения детской смертности, что положило основу демографическим изменениям XVIII века.

5. Социализирующий стиль (XIX век - середина XX). Поскольку проекции продолжают ослабевать, воспитание ребен­ка заключается уже не столько в овладении его волей, сколько в тренировке ее, направлении на правильный путь. Ребенка учат приспосабливаться к обстоятельствам, социализируют. До сих пор в большинстве случаев, когда обсуждают проблему воспитания детей, принимают как нечто само собой разумеющееся социали­зирующую модель, этот стиль отношений стал основой всех пси­хологических моделей двадцатого века - от фрейдовской «кана­лизации импульсов» до скиннеровского бихевиоризма. Особен­но это относится к модели социологического функционализма. В девятнадцатом веке отцы стали гораздо чаще выказывать инте­рес к своим детям, иногда даже освобождая мать от хлопот, свя­занных с воспитанием.

6. Помогающий стиль (с середины XX века). Этот стиль основан на допущении, что ребенок лучше, чем родитель, знает

86

свои потребности на каждой стадии развития. В жизни ребенка участвую" оба родителя, они понимают и удовлетворяют его ра­стущие индивидуальные потребности. Не делается совершенно никаких попыток дисциплинировать или формировать «черты». Детей не бьют и не ругают, им прощают, если они в состоянии стресса устраивают сцены. Такой стиль воспитания требует ог­ромных затрат времени, энергии, а также бесед с ребенком, осо­бенно в первые шесть лет, потому что помочь ребенку решать свои ежедневные задачи невозможно, не отвечая на его вопросы, не играя с ним. Быть слугой, а не повелителем ребенка, разби­раться в причинах его эмоциональных конфликтов, создавать ус­ловия для развития интересов, уметь спокойно относиться к пе­риодам регресса в развитии - вот что подразумевает этот стиль, и пока еще немногие родители со всей последовательностью испробовали его на своих детях. Из книг, в которых описываются

979

дети, воспитанные в помогающем стиле, видно, что в итоге вырастают добрые, искренние люди, не подверженные депресси­ям, с сильной волей, которые никогда не делают «как все» и не склоняются перед авторитетом.

ПСИХОГЕННАЯ ТЕОРИЯ:

НОВАЯ ПАРАДИГМА ИСТОРИИ

Как мне кажется, психогенная теория может дать исследо­вателям истории совершенно новую парадигму.273 Она отменяет привычное «ум как tabula rasa»*, а вместо этого ставит «мир как tabula rasa». Каждое поколение рождается в мире лишен­ных смысла предметов, которые приобретают то или иное зна­чение в зависимости от того, как ребенка воспитывают.274 Как только происходит достаточно масштабное изменение стиля вос­питания, книги и другое наследие предков отметаются как не­соответствующие устремлениям нового поколения, а общество начинает двигаться в непредсказуемом направлении. Нам еще предстоит разобраться, каким образом изменения в стиле вос­питания детей влекут за собой исторические изменения.

Если мерой жизнеспособности той или иной теории являет­ся ее способность ставить интересные проблемы, то психогенной теории предстоит захватывающее будущее. Еще очень смутно мы представляем себе развитие ребенка в прошлом. Одной из на-

* чистая доска (лат.)

ЭВОЛЮЦИЯ ДЕТСТВА 87

ших первоочередных задач будет выяснить, почему эволюция дет­ства с разной скоростью протекала в различных странах, в раз­ных социальных классах и генеалогических линиях. Однако мы знаем уже достаточно, чтобы ответить на некоторые важнейшие вопросы, касающиеся изменений системы ценностей и поведения в истории Запада. Прежде всего, нашей теорией можно восполь­зоваться при изучении истории колдовства, магии, религиозных движений и других иррациональных массовых явлений. Кроме того, психогенная теория в дальнейшем поможет понять, поче­му те или иные изменения в устройстве общества, в политике, в технологии происходили именно в тот момент, а не в другой, и именно в том направлении. Возможно, добавив в историю па­раметр детства, историки перестанут, наконец, избегать психоло­гии, как делают это уже целое столетие вслед за Дюркгеймом, и вдохновятся на создание научной истории человеческой приро­ды, которую когда-то предвидел Джон Стюарт Милль в качестве «теории причин, определяющих тип характера людей определен­ной нации или эпохи».275

ПРИМЕЧАНИЯ*

1. Peter Laslett, The World We Have Lost (New York, 1965), p. 104. 2. James H. S. Bossard, The Sociology of Child Development (New York,

1948), p. 598. 3. Geza Roheim, «The Study of Character Development and The Ontogenetic

Theory of Culture», in Essays Presented to C. G. Seligman, E. E. Evans-Pritchard, et al., eds. (London, 1934), p. 292; Abram Kardiner, ed. The individual and His Society (New York, 1939), p. 471; in Totem and Taboo; Фрейд обошел проблему, постулировав «наследование психических склонностей»; Sigmund Freud, The Standard Edition of the Complete Psychological Works of Sigmund Freud, vol. 13, James Strachey, ed. (London, 1955), p. 158.

4. Enid Nemy, «Child Abuse: Does It Stem From the Nation's Ills and Its . Culture?» New York Times, August 16, 1971, p. 16; по некоторым под­

счетам, число детей, испытывающих плохое обращение, достигает 2,5 миллионов, см. Vincent J. Fontana, Somewhere a Child is Crying (New York, 1973), p. 38.

5. Оценку некоторых самых новых работ можно найти у John С. Sommerville, «Towards a History of Childhood and Youth*, Journal of

* Примечания автора соответствуют надстрочным цифрам в каждой главе; содержат ссылки на литературные источики и краткие коммен­тарии.

88

Interdisciplinary History,3 (1972),438-47; и Edward Saveth,«The Prob­lem of American Family History», American Quarterly, 21 (1969), 311-29.

6. См. особенно Neil J. Smelser, Social Change in the Industrial Revolution; An Application of Theory of the British Cotton Industry (Chicago, 1959); Fred Weinstein and Gerald Piatt, The Wish to Be Free: Society, Psyche, и Value Change (Berkeley and Los Angeles, 1969); and Talcott Parsons and Robert F. Bales, Family Socialization, and Interaction Process (New York, 1955).

7. CМ. Peter Coveney, The Image of Childhood: The Individual and Society: A Study of the Theme in English Literature (Baltimore, 1967); Gillian Avery, Nineteenth Century Children: Heroes and Heroines in English Children's Stories 1780-1900 (London, 1965); F. J. Harvey Darton, Children's Books in England: Five Centuries of Social Life (Cambridge, 1966); и Paul Hazard, Books, Children & Men (Boston, 1944).

8. Лучшие работы по истории детства : Grace Abbott, The Child and the State, 2 vols. (Chicago, 1938); Abt-Garrison, History of Pediatrics (Philadelphia, 1965); Philippe Aries.Centuries of Childhood: A Social History of Family Life (New York, 1962); Sven Armens, Archetypes of the Family in Literature (Seattle, 1966); David Bakan, Slaughter of the Innocents (San Francisco, 1971); Howard Clive Barnard, The French Tradition in Education (Cambridge, 1922); Rosamond Bayne-Powell), The English Child in the Eighteenth Century (London, 1939); Frederick A. G. Beck, Greek Education: 450-350 B.C. (London, 1964); Jessie Bedford (pseud., Elizabeth Godfrey), English Children in the Olden Time (London, 1907); H. Blumner, The Home Life of the Ancient Greeks. Alice Zimmern, trans. (New York, 1966); Bossard, Sociology: Robert H. Bremner et al., eds., Children and Youth in America: A Documentary History, 3 vols. (Cambridge, Massachusetts, 1970); Elizabeth Burton, The Early Victorians at Home 1837-1861 (London, 1972); M. St. Clare Byrne, Elizabethan Life in Town and Country (London, 1961); Ernest Caulfield, The Infant Welfare Movement in the Eighteenth Century (New York, 1931); Oscar Chrisman, The Historical Child (Boston, 1920);

Phillis Cunnington and Anne Boch, Children's Costume in England: From the Fourteenth to the End of the Nineteenth Century (New York, 1965); John Demos, A Little Commonwealth: Family Life in Plymouth Colony (New York, 1970); J. Louise Despert, The Emotionally Disturbed Child-Then and Now (New York, 1967); George Duby, La Societe aux XIе et XIIе Siecles dans la Region Maconnaise (Paris, 1953); Alice. Morse Earle, Child Life in Colonial Days (New York, 1899); Jonathan Gathorne-Hardy, The Rise and Fall of the British Nanny (London, 1972); Willystine Goodsell, A History of Marriage and the Family (New York, 1934); Sister Mary Rosaria Gorman, The Nurse in Greek Life: A Dissertation (Boston, 1917); E. H. Hare, «Masturbatory Insanity: The History of an Idea», Journal of Mental Science, 108 (1962), 2-25; Edith Hoffman, Children in the Past (London, n.d.); Christina Hole, English Home-Life, 1450 to 1800 (London, 1947); David Hunt, Parents and

ЭВОЛЮЦИЯ ДЕТСТВА 89

Children in History (New York, 1970); Anne L. Kuhn, The Mother's Role in Childhood Education: New England Concepts 1830-1860 (New Haven, 1947); W. K. Lacey, The Family in Classical Greece (Ithaca, New York, 1968); Marion Lochhead, Their First Ten Years: Victorian Childhood (London, 1956); Alan Macfarlane. The Family Life of Ralph Josselin: A Seventeenth-Century Clergyman (Cambridge, 1970); Morris Marples, Princes in the Making: A Study of Royal Education (London, 1965); H. I. Marrou,A History of Education in Antiquity (New York, 1956); Roger Mercer, L'enfant dans la societe du XVIII siecle (Dakar, 1951); Edmund S. Morgan, The Puritan Family: Religion & Domestic Relations in Seventeenth-Century New England (New York, 1966); George Henry Payne, The Child in Human Progress (New York, 1916); Lu Emily Pearson, Elizabethans at Home (Stanford, California, 1957); Albrecht Peiper.Chronik der Kinderheilkunde (Leipzig, 1966); Henricus Pecters, Kind en juegdige in hot begin van de modern tijd (Antwerpen, 1966); Ivy Pinchbeck and Margaret Hewitt, Children in English Society, vol. 1: From Tudor Times to the Eighteenth Century (London, 1969); Chilton Latham Powell, English Domestic Relations, 1487-1653 (New York, 1917); F. Gordon Roe, The Georgian Child (London, 1961); F. Gordon Roe, The Victorian Child (London, 1959); John Ruhrah, ed.(

Pediatrics of the Past: An Anthology (New York, 1925); Alice Ryerson, «Medical Advice on Child Rearing», Ed.D. thesis, Harvard University Graduate School of Education, 1960; Paul Sangster, Pity My Simplicity: The Evangelical Revival and the Religious Education of Children 1738-1800 (London, 1963); Levin L. Schiicking, The Puritan Family (London, 1969); Rene A. Spitz, «Authority and Masturbation: Some Remarks on a Bibliographical Investigation», The Psychoanalytic Quarterly, 21 (1952), 490-527; George Frederic Still, The History of Paediatrics (London, 1931); Karl Sudhoff, Erstlinge der Paddia-trischen Llteratur: Drei Wiegendrucke uber Heilung und Pflege des Kindes (Munich, 1925); Gordon Rattray Taylor, The Angel-Makers: A Study in the Psychological Origins of Historical Change 1750-1850 (London, 1958); Bernard Wishy, The Child and the Republic: The Dawn of Modern American Child Nurture (Philadelphia, 1968).

9. Charles Seitman,Women in Antiquity (London, 1956),p. 72. 10. Daniel R. Miller and Guy E. Swanson, The Changing American Parent:

A Study in the Detroit Area (New York, 1958), p. 10. 11. Bayne-Powell. English Child, p. 6. 12. Laslett, World, p. 12; E.S. Morgan согласен, что пуританские родите­

ли отсылали прочь своих детей в малом возрасте лишь потому, что «боялись избаловать их слишком большой любовью», Puritan Family, p. 77.

13. William Sloane, Children's Books in England and America in the Seven­teenth Century (New York, 1955), p. 19.

14. Aries, Centuries of Childhood, p. 103. 15. Там же, р. 105.

90 ллойд ДЕМОЗ

16. Alan Valentine, ed., Fathers to Sons: Advice Without Consent (Norman, Oklahoma, 1963), p. xxx.

17. Anna Robeson Burr, The Autobiography: A Critical and Comparative Study (Boston, 1909); см. так же Emma N. Plank, «Memories of Early Childhood in Autobiographies», The Psychoanalytic Study of the Child, vol. 8 (New York, 1953).

18. Frank E. Manuel, «The Use and Abuse of Psychology in History», Daedalus, 100 (1971), 203.

19. Aries, Centuries of Childhood, pp. 33, 10. 20. Огромную библиографию и массу примеров изображений детей в

раннесредаевековом искусстве можно найти в Victor Lasareff, «Studies in the Iconography of the Virgin, «Art Bulletin», 20 (1938), pp. 26-65.

21. Natalie Z. Davis, «The Reasons of Misrule», Past and Present, 50 (1971), 61-62. Frank Boll, Die Lebensalter: Ein Beitrag zur antiken Ethologie

• und zur Geschichte der Zahlen (Leipzig and Berlin, 1913) дает луч­шую библиографию по «Возрастам человека»; что касается всех ва­риаций слова «child» в староанглнйском, см. Hilding Back, The Synonyms for «Child», «Boy», «Girl» in Old English (London, 1934).

22. Richard Sennett, Families Against the City (Cambridge, Massachusetts, 1970); Joseph F. Kelt, «Adolescence and Youth in Nineteenth-Century America»,The Journal of Interdisciplinary History,2 (1970,283-99; John and Virginia Demos, «Adolescence in Historical Perspective», Journal of Marriage and the Family, 31 (1969), 632-38.

23. Despert, Emotionally Disturbed Child, p. 40. 24. Donald Meltzer, The Psycho-Analytical Process (London, 1967); Herbert

A. Rosenfield, Psychotic States: A Psychoanalytical Approach (New York, 1965).

25. Brandt F. Steele, «Parental Abuse of Infants and Small Children», in F. James Anthony and Therese Benedek, eds., Parenthood: Its Psycholo­gy and Psychopathology (Boston, 1970); David G. Gil, Violence Against Children: Physical Child Abuse in the United States (Cambridge, Massa­chusetts, 1970); Brandt F. Steele and Carl B. Pollock, «A Psychiatric Study of Parents Who Abuse Infants and Small Children», in Ray E. Heifer and С Henry Kempe, eds.. The Battered Child (Chicago, 1968), pp. 103-45; Richard GaJdston, «Dysfunctions of Parenting: The Battered Child, the Neglected Child, the Exploited Child», in John G. Howells, ed., Modern Perspectives in International Child Psychiatry (New York, 1971), pp. 571-84.

26. Theodor Reik, Listening With the Third Ear (New York, 1950); см. также Stanley L. Olinick, «On Empathy, and Regression in Service of the Other», British Journal of Medical Psy etiology, 42 (1969), 40-47.

27. Nicholas Restif de la Bretonne, Monsieur Nicolas; or. The Human Heart Unveiled, vol. 1, R. Crowder Mathers, trans. (London, 1930), p. 95.

28. Gregory Bateson, Steps to an Ecology of Mind (New York, 1972). 29. Barry Cunningham, «Beaten Kds, Sick Parents», New York Post, February

23, 1972, p.14.

Э В О Л Ю Ц И Я ДЕТСТВА 9 1

30. Samuel Arnold, An Astonishing Affair! (Concord, 1830), pp. 73-81. 31. Powell, Domestic Relations, p. 110. 32. Cotton Muther, Diary of Cotton Mother, vol. 1 (New York, n.d.), p. 283. 33. Там же, р. 369. 34. Carl Holliday, Woman's Life in Colonial Boston (Boston, 1922), p. 25. 35. Richard Allestree, The Whole Duty of Man (London, 1766), p. 20. 36. Keith Thomas, Religion and the Decline of Magic (New York, 1971), p. 479;

Beatrice Saunders, The Age of Candlelight: The English Social Scene in the 17th Century (London, 1959), p. 88; Traugott K. Oesterreich, Possession, Demoniacal and Other Among Primitive Races, in Antiquity,the Middle Ages, and Modern Times (New York, 1930); в «Святом Кириаке» Грю­невальда изображена девочка, которую подвергают экзорсизму, ее зас­тавили открыть рот, чтобы выпустить наружу дьявола.

37. Shmarya Levin, Childhood in Exile (New York, 1929), pp. 58-59. 38. Carl Haffter, «The Changeling: History and Psychodynamics of Attitudes

to Handicapped Children in European Folklore», Journal of the History of the Behavioral Sciences, 4 (1968), 55-61 содержит лучшую биб-лиографию; см. также Bayne-Powell, English Child, p. 247; и Pearson, Elizabethans, p. 80.

39. St. Augustine, Against Julian (New York, 1957), p. 117. 40. William E. H. Lecky, History of the Rise and Influence of the Spirit

of Rationalism in Europe (New York, 1867), p. 362. 41. Haffter, Changeling, p. 58. 42. Abbot Guibert of Nogent, Self and Society in Medieval France: The

Memoirs of Abbot Guibert of Nogent, John F. Benton, ed. (New York, 1970), p. 96.

43. G. G. Coulton, Social Life in Britain: From the Conquest to the Refor­mation (Cambridge, 1918), p. 46.

44. Ruth Benedict, «Child Rearing in Certain European Countries», American Journal of Orthopsychiatry, 19 (1949), 345-46.

45. Dio Chrysostom, Discourses, J. W. Cohoon, trans. (London, 1932), p. 36. 46. Maffio Vegio, «De Educatione Liberorum», in Maria W. Fanning, ed.

Maphei Vegii Laudensis De Educatione Liberorum Et Eorum Claris Moribus Libri Sex (Washington, D.C., 1933), p. 642.

47. Carl Holliday, Woman's Life in Colonial Boston (New York, 1960), p. 18. 48. Brigid Brophy,Black Ship to Hell (New York,1962),p. 361. 49. Marc Soriano, «From Tales of Warning to Formulettes: the Oral

Tradition in French Children' Literature», Yale French Studies, vol. 43 (1969), p. 31; Melesina French, Thoughts on Education by a Parent (Southampton, not published, 181-?), p. 42; Roe, Georgian Child, p. 11; Jacob Abbott, Gentle Measures in the Management and Training of the Young (New York, 1871), p. 18; James Mott, Observations on the Educa­tion of Children (New York, 1816), p. 5; W. Preyer, The Mind of the Child (New York, 1896), p. 164; William Byrd, Another Secret Diary (Richmond, 1942), p. 449; Francis Joachim de Pierre de Bernis, Memoirs and Letters (Boston, 1901), p. 90.

92 ллойд ДЕМОЗ

50. French, Thoughts, p. 43; см. также Enos Hitchcock, Memoirs of the Bloomsgrove Family, vol. 1 (Boston, 1790), p. 109; Iris Origo, Leopardi: A Study in Solitude (London, 1953),p. 24; Hippolyte Adoiphe Taine, The Ancient Regime (Gloucester, Massachusetts, 1962), p. 130; Vincent J. Horkan, Educational Theories and Principles of Maffeo Veggio (Washington, D.C., 1963), p. 152; Eiien Weeton, Miss Weeton: Journal of a Governess, Edward Hall, ed. (London, 1936), p. 58.

51. Laurence Wylie, Village in the Vauciuse (New York, 1957), p. 52. 52. Dialogues on the Passions, Habits and Affections Peculiar to Children

(London, 1748), p. 31; Georg Friedrich Most, Der Mensch in den ersten sieben Lebensjahren (Leipzig, 1839),p. 116.

53. Francis P. Hett, ed., The Memoirs of Susan Sibbaid 1783-1812, p. 176. 54. Rhoda E. White, From Infancy to Womanhood: A Book of Instruction

for Young Mothers (London, 1882), p. 31. 55. Strabo, The Geography, vol. 1, Horace L. Jones, trans. (Cambridge, Massa­

chusetts, 1960), p. 69; Epictetus, The Discourses as Reported by Arrian, vol. 1, W. A. Oldfather, trans. (Cambridge, Massachusetts, 1967), pp. 217, 243; and vol. 2, p. 169.

56. Dio Chrysostom, Discourses, vol. 1, p. 243; and vol. 5, p. 107. 57. Anna С Johnson, Peasant Life in Germany (New York, 1858), p. 353.

Несколько информаторов сказали мне, что этот обычай продолжал существовать и в двадцатом веке.

58. John Paul Friedrich Richter, Levana; or the Doctrine of Education (Boston, 1863), p. 288.

59. Mrs. Mary Sherwood, The History of the Fairchild Family (London, n.d.). 60. Taylor, Angel-Makers, p. 312; Most, Mensch, p. 118; Frances Ann Kemble,

Records of a Girlhood (New York, 1879), p. 27; Horkan, Educational Theories, p. 117; Dr. Courtenay Dunn, The Natural History of the Child (New York, 1920), p. 300; E. Mastone Graham, Children of France (New York, n.d.), p. 40; Hett, Memoirs, p. 10; Ivan Bioch, Sexual Life in England (London, 1958), p. 361; Harriet Bessborough, Lady Bessborough and Her Family Circle (London, 1940), pp. 22-24; Sangster, Pity, pp. 33-34.

61. Maffio Vegio, «De Educatione Liberorum», p. 644. 62. Memoir of Elizabeth Jones (New York, 1841), p. 13. 63. C. S. Peel, The Stream of Time; Social and Domestic Life in England

1805-1861 (London, 1931), p. 40. 64. Bessborough, Bessborough Family, pp. 23-24. 65. John W.M. Whiting and Irvin L. Child,'Child Training and Personality:

A Cross-Cultural Study (New Haven, 1953), p. 343. 66. L. Bryce Boyer, «Psychological Problems of a Group of Apaches:

Alcoholic Hallucinosis and Latent Homosexuality Among Typical Men», in The Psychoanalytic Study of Society, vol. 3 (1964), p. 225.

67. Asa Briggs, ed., How They Lived, vol. 3 (New York, 1969), p. 27. 68. Horace E. Scudder, Childhood in Literature and Art (Boston, 1894), p. 34. 69. Giovanni di Pagalo Morelli, Ricordi. V. Branca, ed. (Florence, 1956),

p. 501.

ЭВОЛЮЦИЯ ДЕТСТВА 93

70. Euripides,The Medea, 1029-36; Язон тоже жалеет только себя, 1325-7.

71. Aries, Centuries of Childhood, p. 57; Christian Augustus Struve, A Familiar Treatise on the Physical Education of Children (London, 1801), p. 299.

72. Agnes C. Vaughan, The Genesis of Human Offspring: A Study in Early Greek Culture (Menasha, Wisconsin, 1945), p. 107; James Hastings, ed., A Dictionary of Christ and the Gospels (New York, 1911), p. 533.

73. Kett, Adolescence, pp. 35, 230. 74. E. Soulie and E. de Barthelemy, eds., Journal de Jean Heroard sur

I'Enfance et la Jeunesse de Louis XIII, vol. 1 (Paris, 1868), p. 35. 75. Там же, р. 76. 76. Francesco da Barberino, Reggimemo e costume di donne (Torino, 1957),

p. 189. 77. Alexander Hamilton, The Family Female Physician: Or, A Treatise on

the Management of Female Complaints, and of Children in Early Infancy (Worcester, 1793), p. 287.

78. Struve, Treatise, p. 273. 79. Albrecht Peiper, Chronik.p. 120; Daphne Du Maurier,ed.,The Young

George du Maurier: A Selection of His Letters 1860-67 (London, 1951), p. 223.

80. Pliny, Natural History, H. Rockham, trans. (Cambridge, Massachusetts, 1942), p. 587.

81. Sieur Peter Charron, Of Wisdom, 3rd ed., George Stanhope, trans. (London, 1729), p. 1384.

82. St. Evremond, The Works of Monsieur de St. Evremond, vol. 3 (London, 1714), p. 6.

83. W. Warde Fowler, Social Life at Rome in the Age of Cicero (New York, 1926), p. 177; Edith Rickert, ed., The Babee's Book: Medieval Manners for the Young (London, 1908) p. xvili; Mrs. E. M. Field, The Child and His Book (London, 1892), reprint (Detroit, 1968), p. 91; Frederick J. Furnivall, ed.. Early English Meals and Manners (1868), reprint (Detroit, 1969), p. 229; Pearson, Elizabethans, p. 172.

84. Elizabeth L. Davoren, «The Role of the Social Worker», in Ray E. Heifer and С Henry Kempe, eds., The Battered Child (Chicago, 1968), p. 155.

85. Ruby Ann Ingersoll, Memoir of Elizabeth Charlotte Ingersoll Who Died September 18, 1857 Aged 12 Years (Rochester, New York, 1858), p. 6.

86. Jacques Gullimeau,The Nursing of Children (London, 1612),p. 3. 87. H. T. Barnwell, ed., Selected Letters of Madame de Sevigne (London,

1959), p. 73. 88. Most, Mensch, p. 74. 89. Charron, Wisdom, p. 1338; Robert Cleaver, A godlie forme of household

government... (London, 1598), p. 296. 90. Soulie, Heroard, pp. 2-5. 91. Там же, pp. 7-9.

9 4 Л Л О Й Д ДЕМОЗ

92. Там же, р. 11. 93. Там же, pp. 14, 15. 94. Там же, pp. 32, 34. 95. Там же, р. 36. 96. Там же, pp. 34, 35. 97. Там же, pp. 42, 43. 98. Там же, р. 45, Одним лишь сексуальным использованием дофина

невозможно впитать его королевскую харизму, поскольку ее разде-, ляют, кроме того, король и королева.

99. Felix Bryk, Circumcision in Man and Woman: Its History, Psychology and Ethnology (New York, 1934), p. 94.

100. Там же. р. 100. 101. Там же, pp.57, 115. 102. Даже люди, которые в настоящее время занимаются самокале­

чением, воспринимают струю крови как молоко; см. John S. Kafka, «The Body as Transitional Object: A Psychoanalytic Study of a Self-Mutilating Patient», British Journal of Medical Psychology, 42 (1969), p. 209.

103. Eric J. Dingwall. Male Infibulation (London, 1925), p. 60; and Thorkil Vanggaard, Phallos: A Symbol and its History in the Male World (New York, 1969), p. 89.

104. Dingwall, Infibulation, p. 61; Celsus, De Medicina, vol. 3, W. B. Spencer, trans. (Cambridge, 1938), p. 25; Augustin Cabanes, The Erotikon (New York, 1966), p. 171; Bryk, Circumcision, pp. 225-27; Soranus, Gynecology (Baltimore, 1956), p. 107; Peter Ucko, «Penis Sheaths: A Comparative Study», Proceedings of the Royal Anthropological Institute of Great Britain and Ireland for 1969 (London, 1970), p. 43.

105. Там же, pp. 27, 56-58; Count de Buffon, A Natural History, vol. I, William Smellie, trans. (London, 1781), p. 217.

106. Paulus Aegineta, The Seven Books of Paulus Aegineta, 3 vols, Francis Adams, trans. (London, 1844—47), vol. 1, p. 346; Celsus, Medicina, p. 421.

107. Otto J. Brendel, «The Scope and Temperament of Erotic Art in the Greco-Roman World», Studies in Erotic Art, Theodore Bowie and Cornelia V. Christenson, eds. (New York, 1970), plates 1, 17, 18, 20.

108. Joseph C. Rheingold, The Fear of Being a Woman: A Theory of Maternal Destructiveness (New York, 1964); and Rheingold, The Mother, Anxiety, and Death: The Catastrophic Death Complex (Boston, 1967).

109. Dorothy Bioch, «Feelings That Kill: The Effect of the Wish Гог Infanticide in Neurotic Depression», The Psychoanalytic Review, 52 (1965); Bakan, Slaughter Stuart S. Asch, «Depression: Three Clinical Variations», in Psychoanalytic Study of the Child, vol. 21 (1966) pp. 150-71; Morris Brozovsky and Harvey Falit, «Neonaticide: Clinical and Psychodynamic Considerations», Journal of Child Psychiatry, 10 (1971); Wolfgang Lederer, The Fear of Women (New York, 1968); Galdston, •Dysfunctions», и библиография у Рейнгольда.

Э В О Л Ю Ц И Я ДЕТСТВА 9 5

110. Библиографию см. в Abt-Garrison, History of Pediatrics; Bakan, Slaughter; William Barclay, Educational Ideas in the Ancient World (London, 1959), Appendix A; H. Bennett, «Exposure of Infants in Ancient Rome», Classical Journal, 18 (1923), pp. 341-45; A. Cameron, «The Exposure of Children and Greek Ethics», Classical Review, 46 (1932), 105-14; Jehanne Charpentier, Le Droit de Fenfance Abandonee (Paris, 1967); A. R. W. Harrison, The Law of Athens: The Family and Property (Oxford, 1968); William L. Langer, «Checks on Population Growth: 1750-1850», Scientific American (1972), 93-99; Francois Lebrun, «Naissances illegitimes et abandons d'enfants en Anjou au XVIIIе siecle», Annaies: Economies, Societies, Civilisations, 27 (1972); A. J. Levin, «Oedipus and Sampson, the Rejected Hero-Child», International Journal of Psycho-Analysis. 38 (1957), 103-10; John T. Noonan, Jr., Contraception: A History of Its Treatment by the Catholic Theologians and Canonists (Cambridge, Massachusetts, 1965); Payne,

' Child: Juha Pentikainen, The Nordic Dead-Child Traditions (Helsinki, 1968); Max Raden, «Exposure of Infants in Roman Law and Practice», Classical Journal, 20 (1925) 342-43; Edward Shorter, «Illegitimacy, Sexual Revolution, and Social Change in Modern Europe», The Journal of Interdisciplinary History 2 (1971),237-72; Edward Shorter, «Infanticide in the Past», History of Childhood Quarterly: The Journal of Psychohistory 1 (1973), 178-80; Edward Shorter «Sexual Change and Illegitimacy: The European Experience», in Modern European Social History, ed., Robert Bezucha (Lexington, Massachusetts, 1972),

pp. 231-69; John Thrupp, The Anglo-Saxon Home: A History of the Domestic Institutions and Customs of England. From the Fifth to the Eleventh Century (London, 1862); Richard Trexler, «Infanticide in Florence», History of Childhood Quarterly: The Journal of Psycho-history, I (1973), 98-117; La Rue Van Hook, «The Exposure of Infants at Athens», American Philogical Association Transactions and Proceedings, 51, (1920), pp. 36-44; Oscar H Werner, The Unmarried Mother in German Literature (New York, 1966); G. Glotz, ^Exposition des Enfants, Etudes Sociales et Juridiques sur Fantiquite grecque (Paris, 1906); Y.-B. Brissaud, «L'infanticide a la fin du moyen age, ses motivations psychologiques et sa repression»,Revue historique de droit francais et etranger, 50 (1972), 229-56; M. de Gourolf (Antoine J. Duguer), Essai sur Fhistoire des enfants trouves (Paris, 1885);

• William L. Langer, «Infanticide: A Historical Survey», History of Childhood Quarterly: The Journal of Psychohistory I (1973), 353-67.

111. Soranus, Gynecology, p. 79. 112. Lacey, Family, p. 164. 113. John Garrett Winter, Life and Letters in the Papyri (Ann Arbor,

Michigan, 1933), p. 56; Naphtali Lewis and Meyer Reinhold, Roman Civilization: Source Book, 2 (New York, 1955), p. 403; Gunnlaugs saga ormstungu in M. H. Scargill trans.. Three Icelandic Sagas (Princeton, 1950), pp. 11-12.

114. Jack Lindsay, The Ancient World (London, 1968), p. 168. 115. Polybius, The Histories, vol. 6, W. R. Paton, trans. (London, 1927), p. 30. 116. Cora E. Lutz, «Musonius Rufus The Roman Socrates*», in Alfred R.

Bellinger, ed., Yale Classical Studies, vol. 10 (New Haven, 1947), p. 101; в то же время его ученик, Эпиктет, резче возражает против ин-фантицида в Epictetus, Discourses, chapter 23. См. также одобре­ние инфантицида законом в The Gortyna Law Tables, IV:21, 23, R. Dareste Ed., Recueil des Inscriptions Juridiques Grecques (Paris, 1894), p. 365.

117. Bartholomew Batty, The Christian Mans Closet, William Lowth, trans. (1581), p. 28.

118. Seneca, Moral Essays, John W. Basore, trans. (Cambridge, Mas­sachusetts, 1963), p. 145.

119. Menander, The Principal Fragments, Frances G. Allinson, trans. (London, 1921), p. 33; Philip E. Slater, The Glory of Hera: Greek Mythology and the Greek Family (Boston, 1968).

120. Henri V. Vallois, «The Social Life of Early Man: The Evidence of Skeletons», in Social Life of Early Man, Sherwood L. Washburn, ed. (Chicago, 1961), p. 225.

121. Plutarch, Moralia, Frank C. Babbitt, trans. (London, 1928), p. 493. 122. E. Weilisch, Isaac and Oedipus (London, 1954),pp. 11-14; Payne.Child,

pp. 8, 160; Robert Seidenberg, «Sacrificing The First You See», The Psy­choanalytic Review, 53 (1966), 52-60; Samuel J. Beck, «Abraham's Ordeal: Creation of a New Reality», The Psychoanalytic Review, 50 (1963), 175-85; Theodore Thass-Thienemann, The Subconscious Language (New York, 1967), pp. 302-6; Thomas Platter, Journal of a Younger Brother, Jean Jennett, trans. (London, 1963), p. 85; TertuIIian, «Apology», The Anti-Nicene Fathers, vol. 3 (New York, 1918), p. 25; P. W. Joyce, A Social History of Ancient Ireland, vol. 1, 3rd ed. (London, 1920), p. 285; William Burke Ryan, M.D., Infanticide: Its Law. Prevalence, Prevention, and History (London, 1862), pp. 200-20; Eusebius Pamphili, Eclesiastical History (New York, 1955), p. 103; J. M. Robertson, Pagan Christs (New York, 1967), p. 31; Charles Picard, Daily Life in Carthage, A. E. Foster, trans. (New York, 1961), p. 671; Howard H. Schlossman, «God the Father and His Sons», American Imago, 29 (1972), 35-50.

123. William Ellwood Craig, «Vincent of Beauvais, On the Education of Noble Children», University of California at Los Angeles, Ph.D. thesis, 1949, p. 21; Payne, Child, p. 150; Arthur Stanley Riggs, The Romance of Human Progress (New York, 1938), p. 284; E. O. James, Prehistoric Religion (New York, 1957), p. 59; Nathaniel Weyl, «Some Possible Genetic Implications of Carthaginian Child Sacrifice», Perspectives in Biology and Medicine, 12 (1968), 69-78; James Hastings, ed., Encyclopedia of Religion and Ethics, vol. 3 (New York, 1951), p. 187; Picard, Carthage, p. 100.

124. H. S. Darlington, «Ceremonial Behaviorism: Sacrifices For the Foundation of Houses», The Psychoanalytic Review, 18 (1931); Henry

ЭВОЛЮЦИЯ ДЕТСТВА 97

Bett, The Games of Children: Their Origin and History (London, 1929), pp. 104-5; Joyce, Social History, p. 285; Payne, Child, p. 154; Anon., «Foundations Laid in Human Sacrificed-, The Open Court, t. 23 (1909), 494-501.

125. Henry Bett, Nursery Rhymes and Tales; Their Origin and History (New York, 1924), p. 35.

126. Dio's Roman History, vol. 9, Earnest Сагу, trans. (London, 1937), p. 157; Suetonius, The Lives of the Twelve Caesars, Joseph Gavorse, ed. (New York, 1931), p. 108; Pliny, Natural History, vol. 8, H. Rockham, trans. (Cambridge, Massachusetts, 1942), p. 5.

127. Suetonius, Caesars, p. 265; Livy, Works, vol. 12, Evan T. Sage, trans. (Cambridge, Massachusetts, 1938), p. 9; Tacitus, The Annals of Tacitus, Donald R. Dudley, trans. (New York, 1966), pp. 186, 259.

128. Philo, Works, vol. 7, F. H. Colson, trans. (Cambridge, Massachusetts, 1929), p. 549; also see Favorinus in J. Foote, «An Infant Hygiene Campaign of the Second Centurv», Archives of Pediatrics, 37 (1920), p. 181.

129. Lewis and Reinhold, Roman Civilization, pp. 344, 483. 130. Noonan, Contraception, p. 86, 131. St. Justin Martyr, Writings (New York, 1949), p. 63; also Dio

Chrysostom, Discourses, p. 151;Tertullian, Apology, p. 205; Lactantius, The Divine Institutes, Books 1-8 (Washington, D.C. 1964), p. 452.

132. Tertuitian, Apologitical Works (New York, 1950), p. 31. 133. Hefele-Leclercq, Histoire des conciies, t.II. pt. 1 (Paris, 1908), pp. 459-

60; St. Magnebode (606-654) согласно Леклерку, Св. Магнебод (606-654) мог учредить приют еще раньше.

134. Dictionnaire d'archeologie chretienne et de liturgie (Paris, 1907-1951), tome I, article on «Alumni» by H. Leclercq, pp. 1288-1306; Thrupp, Anglo-Saxon Home, p.81.

135. Emily R. Coleman, «Medieval Marriage Characteristics: A Neglected Factor in the History of Medieval Serfdom», The Journal of Inter­disciplinary History,2 (1970,205-20; Josiah Cox Russell,British Medieval Population (Albuquerque,New Mexico, 1948),p. 168.

136. Trexler, «Infanticide», p. 99; Brissaud, «L'infanticide», p. 232. 137. Там же, р. 100; F. G. Emmison, Elizabethan Life and Disorder

(Chelmsford, England, 1970), pp. 7-8, 155-7; Pentikainen, Dead-Child: Werner, Mother, pp. 26-29; Ryan, Infanticide, pp. 1-6; Barbara Kellum, «Infanticide in England in the Later Middle Ages», History of Childhood Quarterly: The Journal of Psychohistory, 1 (1974) 367-88; Brissaud, «L'infanticide», pp. 243-56.

138. Craig, «Vincent of Beauvais», p. 368; Thomas Phayer, The Regiment of Life, including the Boke of Children (1545); Thrupp, Anglo-Saxon Home, p. 85; William Douglass, A Summary, Historical and Political, of the First Planting. Progressive Improvements, and Present State of the British Settlements in North America, vol. 2 (London, 1760), p. 202.

98 ллойд ДЕМОЗ

139.John Brownlow, Memoranda: Or Chronicles of the Foundling Hospital (London. 1847), p. 217.

140. Shorter, «Sexual Change»; Bakan, Slaughter: Shorter, «Illegitimacy»; Shorter, «Infanticide»; Charpentier, Droit: Robert J. Parr, The Baby Farmer (London, 1909); Lebrun, Naissances; Werner, Mother; Brownlow, Memoranda; Ryan, Infanticide; Langer, «Checks»; и огром­ная библиография Лангера, предполагается, подкрепляет эту статью, которая, однако, существует только в ротапринтном виде, хотя и воспроизводится частично в его статье «Infanticide: A Historical Survey», History of Childhood Quarterly: The Journal of Psychohistory, 1 (1974), 353-65.

141. С. Н. Rolph, «A Backward Glance at the Age of 'Obscenity'», Encounter, 32 (June, 1969), 23.

142. Louis Adamic, Cradle of Life: The Story of One Man's Beginnings (New York, 1936), pp. 11,45, 48.

143. Royden Keith Yerkes, Sacrifice in Greek and Roman Religions and Early Judaism (New York, 1952), p. 34; Ernest Jones, Essays in Applied Psycho-Analysis, vol. 2 (New York, 1964), pp. 22-109; German, Nurse, p. 17.

144. J, K. Campbell, Honour, Family and Patronage (Oxford, 1964), p. 154. 145. Walton B. McDaniel, Conception, Birth and Infancy in Ancient Rome

and Modern Italy (Coconut Grove, Florida, 1948), p. 32; J. Stuart Hay, . . ..The Amazing Emperor Heliogabalus (London, 1911), p. 230; Peiper,

Chronik, p. 95; Juvenal and Persius, G. G. Ramsay, trans. (Cambridge, Massachusetts, 1965), pp. 249, 337; Barberino, Reggimento, p. 188; Raphael Patai, The Hebrew Goddess (New York, 1967), p. 210; Alan Macfarlane, Witchcraft in Tudor and Stuart England (New York, 1970), p. 163; Hole, English Home-Life, p. 41; с иконографией смерти дети были связаны с античности,

146. Epictetus, Discourses, vol. 2, p. 213. 147. Iris Origo, The Merchant of Prato (London, 1957), p. 163. 148. Ewald M. Plass, сотр., What Luther Says: An Anthology, 2 vols. (St.

Louis, 1959), p. 145. 149. H. С Barnard, ed., Fenelon On Education (Cambridge, 1966), p. 63. 150. Edward Wagenknecht, When I Was a Child (New York, 1946), p. 5. 151. Origo, Leopardi, p. 16. 152. Margaret Deanesly, A History of Early Medieval Europe (London, 1956),

p. 23; Robert Pemell, De Morbis Puerorum, or, A Treatise of the Diseases of Children... (London, 1653), p. 8, практика, напоминающая японский обычай прижигать кожу ребенка моксой, который до сих пор используется как в оздоровительных, так и в дисциплинарных целях; см. Edward Norbeck and Margaret Norbeck, «Child Training in a Japanese Fishing Community», in Douglas C. Haring, ed., Personal Character and Cultural Milieu (Syracuse, 1956), pp. 651-73.

153. Hunt, Parents and Children, p. 114; Robert Cleaver, A godlie Form of householde government... (New York, 1598), p. 253; Hamilton, Female Physician, p. 280-.

Э В О Л Ю Ц И Я ДЕТСТВА 9 9

154. См. библиографию в Abt-Garrison, History of Pediatrics, p. 69. 155. Payne, Child, pp. 242-3. 156. Graham, Children, p. 110. 157. Nancy Lyman Roelker, Queen of Navarre: Jeanne d'Albret (Cambridge,

Massachusetts, 1969), p. 101. 158. Ruhrah, Pediatrics, p. 216; Bayne-Powell, English Child, p. 165; William

Buchan, Advice to Mothers (Philadelphia, 1804), p. 186; The Mother's Magazine, 1 (1833), 41; Paxton Hibben, Henry Ward Beecher: An American Portrait (New York, 1927), p. 28.

159. James Nelson, An Essay on the Government of Children (Dublin, 1763), p. 100; Still, History of Paediatrics, p. 391.

160. W. Preyer, Mental Development in the Child (New York, 1907), p. 41; Thomas Phaire, The Boke of Chyldren (Edinburgh, 1965), p. 28; Pemeil, De Morbis, p. 23; Most, Mensch, p. 76; Dr. Heinrich Rauscher, «Volkskunde des Waldviertels», Das Waldviertel, 3 Band (Volkskunde), Verlag Zeitschrift «Deutsches Vaterland», (Vienna, n.d.), 1-116.

161. Buchan, Advice, p. 192; Hamilton, Female Physician, p*. 271: ' 162. Scevoie de St. Marthe, Paedotrophia: or The Art of Nursing and

Rearing Children, H. W. Tytler, trans. (London, 1797), p. 63; John Floyer, The History of Cold-Bathing, Sixth ed. (London, 1732); William Buchan, Domestic Medicine, revised by Samuel Griffitts (Philadelphia, 1809), p. 31; Ruhrah, Pediatrics, p. 97; John Jones, M.D., The «arts and science of preserving bodie and soule in healthe (1579), Univ. Microfilms, 14724, p. 32; Alice Morse Earle, Customs and Fashions in Old New England (Detroit, 1968), orig. published 1893, p. 2; The Common Errors in the Education of Children and Their Consequences (London, 1744), p. 10; William Thomson, Memoirs of the Life and Gallant Exploits of the Old Highlander Serjeant Donald Macleod (London, 1933), p. 9; Morton Schatzman, Soul Murder: Persecution in the Family (New York, 1973), p. 41; Hitchcock, Memoirs, p. 271.

163. Elizabeth Grant Smith, Memoirs ofa Highland Lady (London, 1898), p. 49.

164. Aristotle, Politics, H. Rackham, trans. (Cambridge, Massachusetts, 1967), p. 627; Robert M. Green, trans., A Translation of Galen's 'Hygiene' (De Sanitate Tuenda) (Springfield, Illinois, 1951), p. 33; Peiper.Chronik.p. 81.

165. Horace, Satires, Epistles, Ars Poetica, H. Rushton Fairclough, trans. (Cambridge, Massachusetts, 1961), p. 177; Floyer, Cold-Bathing; Jean

* Jacques Rousseau, Emile, Barbara Foxley, trans. (London, 1^11), p. 27; Earle, Child Life, p. 25; Richter, Levana, p. 140; Dorothy Canfield Fisher, Mothers and Children (New York, 1914), p. 113; Marian Harland, Common Sense in the Nursery (New York, 1885), p. 13; Earle, Customs, p. 24; Mary W. Montagu, The Letters and Works of Lady Mary Wortley Montagu, vol. 1 (London, 1861), p. 209; Nelson, Essay, p. 93.

166. Isaac Deutscher, Lenin's Childhood (London, 1970), p. 10; Yvonne Kapp, Eleanor Marx, vol. 1-Family Life (London, 1972), p. 41; John Ashton, Social Life in the Reign of Queen Anne (Detroit, 1968), p. 3.

100 ллойд ДЕЛШЗ

167. Buchan, Domestic, p. 8. 168. Robert Frances Harper, trans., The Code of Hammurabi King of Babylon

about 2250 B.C. (Chicago, 1904), p. 41; Payne, Child, pp. 217, 279-91; Bossard, Sociology, pp. 607-8; Aubrey Gwynn, Roman Education: From Cicero to Quintillian (Oxford, 1926), p. 13; Fustel de Coulanges, The Ancient City (Garden City, New York, n.d.), pp. 92, 315.

169. Harrison, Law, p. 73. 170. Herodas, The Mimes and Fragments (Cambridge, 1966), p. 117. 171. Thrupp. Anglo-Saxon Home, p. 11; Joyce, History, pp. 164-5; William

Andrews, Bygone England: Social Studies in Its Historic Byways and Highways (London, 1892), p. 70.

172. John T. McNeill and Helena M. Garner, Medieval Handbooks of Penance (New York, 1938), p. 211; последний аукцион по продаже детей в Америке описывается в Grace Abbott, The Child and the State, vol. 2 (Chicago, 1938), p. 4.

173. Georges Contenau, Everyday Life in Babylon and Assyria (New York, 1966), p. 18.

174. Sidney Painter, William Marshall: Knight-Errant, Baron, and Regent of England (Baltimore, 1933), p. 16,

175. Там же, р. 14; Graham, Children, p. 32, 176. Joyce, History, vol. 1, pp. 164-5; vol. 2, pp. 14-19. 177. Marjorie Rowling, Everyday Life in Medieval Times (New York, 1968),

p. 138; Furnivall, Meals and Manners, p. xiv; Kenneth Chariton, Education in Renaissance England (London, 1965), p. 17; Macfarlane, Family Life, p. 207; John Gage, Life in Italy at the Time of the Medici (London, 1968), p. 70.

178. O. Jocelyn Dunlop.English Apprenticeship and Child Labour (London, 1912); M. Dorothy George, London Life in the Eighteenth Century (New York, 1964).

179. Augustus J. C. Hare, The Story of My Life, vol. 1 (London, 1896), p. 51. 180. Betsy Rodgers, Georgian Chronicle (London, 1958), p. 67. 181. Harper, Code of Hammurabi: Winter, Life and Letters; I. G. Wickes,

«A History of Infant Feeding», Archives of Disease in Childhood, 28 (1953), p. 340; Gorman, Nurse; A Hymanson, «A Short Review of the History of Infant Feeding», Archives of Pediatrics, 51 (1934), 2.

182. Green, Galen's Hygiene, p. 24; Foote, «Infant Hygiene», p. 180; Soranus, Gynecology, p. 89; Jacopo Sadoleto, Sadoleto On Education (London, 1916), p. 23; Horkan, Educational Theories, p. 31; John Jones, The art and science of preserving bodie and soule in healthe (London, 1579), p. 8; Juan de Mariana, The King and the Education of the King (Washington, D.C., 1948), p. 189; Craig R. Thompson, trans., The Colloquies of Erasmus (Chicago, 1965), p. 282; St. Marthe, Paedotrophia, p. 10; Most, Mensch, p. 89; John Knodel and Etienne Van de Walle, «Breast Feeding, Fertility and Infant Mortality: An Analy­sis of Some Early German Data», Population Studies 21 (1967), pp. 116-20.

ЭВОЛЮЦИЯ ДЕТСТВА Ю1

183. Foote, «Infant Hygiene», p, 182. 184. Clement of Alexandria, The Instructor, Ante-NIcene Christian Library,

vol. 4 (Edinburgh, 1867), p. 141; Aulus Gellius, The Attic Nights of Aulus Gellius, vol. 2 (Cambridge, Massachusetts, 1968), p. 357; Clement of Alexandria. Christ the Educator (New York, 1954), p. 38.

185. Aulus Gellius, Attic, p. 361. 186. Moreill, Riccordi, pp. 144, 452. 187. James O. Halliwell, ed., The Autobiography and Correspondence of

Sir Simonds D'Ewes (London, 1845), p. 108; see.also William Bray, ed., The Diary of John Evelyn, vol. 1 (London, 1952), pp. 330, 386; Henry Morley, Jerome Cardan: The Life of Girolamo Cardano of Milan, Physi­cian, 2 vols. (London, 1854), p. 203.

188. Guillimean, Nursing, p. 3. 189. Wickes, «Infant Feeding», p. 235. 190. Hitchcock, Memoirs, pp. 19, 81; Wickes, «Infant Feeding», p. 239; Bayne-

Poweil, English Child, p. 168; Barbara Winchester, Tudor Family Portrait (London, 1955), p. 106; Taylor, Angel-Makers, p. 328; Clifford Stetson Parker, The Defense of the Child by French Novelists (Menasha, Wisconsin, 1925), pp. 4-7; William Hickey, Memoirs of William Hickey (London, 1913), p. 4; Jacques Levron,Daily Life at Versailles in the Seventeenth and Eighteenth Centuries, Elxiane Engel, trans. (London, 1968), p. 131; T. G. H. Drake, «The Wet Nurse in the Eighteenth Century», Bulletin of the History of Medicine, 8 (1940), 934-48; Luigi Tansillo, The Nurse, A Poem, William Roscoe, trans. (Liverpool, 1804), p. 4; Marmontel, Autobiography, vol. 4 (London, 1829), p. 123; Th. Bentzon, «About French Children», Century Magazine, 52 (1896), 809; Most, Mensch, pp. 89-112; John M. S. Allison, ed., Concerning the Education of a Prince: Correspondence of the Princess of Nassau-Saarbruck 13 June-15 November, 1758 (New Haven, 1941), p. 26; Mrs. Alfred Sldgwick.Home Life in Germany (Chatauqua.New York, 1912), p. 8.

191. Lucy Hutchinson, Memoirs of Colonel Hutchinson (London, 1968), p. 13-16; Macfarlane, Family Life, p. 87; Lawrence Stone, The Crisis of the Aristocracy: 1558-1641 (Oxford, 1965), p. 593; Kenneth B. Murdock, The Sun at Noon (New York, 1939), p. 14; Marjorie H. Nicolson, ed., Conway Letters (New Haven, 1930), p. 10; Countess Elizabeth Clinton, The Countesse of Lincolness Nurserie (Oxford,

' 1622). 192. Wickes, «Infant Feeding», p. 235; Drake, «Wet Nurse», p. 940. 193. Hymanson, «Review», p. 4; Soranus, Gynecology, p. 118; William H.

Stahl,trans.,Macroblus: Commentary on the Dream of Scipio (New York, 1952), p. 114; Barberino, Reggimento, p. 192; Ruhrah, Pediatrics, p, 84; Pearson, Elizabethans, p. 87; Macfarlane, Family Life, p. 87; Euch Roesslin, The byrth of mankynde (London, 1540), p. 30; Winchester, Tudor, p. 106; MacFarlane, Family life, p. 87; Still, History of Paediatrics, p. 163; Jones, Arts, p. 33; Soulie, Heroard, p. 55; John

102 ллойд ДЕМОЗ

Evelyn, The Diary and Correspondence of John Evelyn, ed., William Bray, n.d., p. 3; Macfarlane, Family Life, p. 87; John Peckey, A General Treatise of the Diseases of Infants and Children (London, 1697), p. I I ; Nelson, Essay, p. 20; Nicholas Culpepper, A Directory for Midwives: or, a guide for women in their conception, bearing, and suckling their children (London, 1762), p. 131; Still, History of Paediatrics, p. 390; St. Marthe, Paedotrophia, p. 98; Valentine, Fathers, p. 93; Eliza Warren, How I Managed My Children From Infancy to Marriage, p. 20; Caleb Tickner, A Guide for Mothers and Nurses in the Management of Young Children (New York, 1839), p. 37; Robert M. Myers, ed., The Children of Pride (New Haven, 1972), p. 508; Knodel, «Breast Feeding», p. 118.

194. Roesslin, Byrth, p. 30. 195. Ryerson, «Medical Advice», p. 75. 196. Wickes, «Infant Feeding», pp. 155-8; Hymanson, «Review», pp. 4-6;

Still, History of Paediatrics, pp. 335-6; 459; Mary Hopkirk, Queen Over the Water (London, 1953), p. 1305; Thompson, Collo­quies, p. 282.

197. The Female Instructor; or Young Woman's Companion (Liverpool, 1811), p. 220.

198. W. O. Hassal, How They Lived: An Anthology of Original Accounts Written Before 1485 (Oxford, 1962), p. 105.

199. Cyril P. Bryan, The Papyrus Ebers (New York, 1931), p. 162; Still, History of Paediatrics (London, 1931), p. 466; Douglass, Summary, p. 346; Rauscher, «Volkskunde», p. 44; John W. Dodds, The Age of Paradox: A Biography of England 1841-1851 (New York, 1952), p. 157; Abt-Garrison, History of Pediatrics, p. 11; John B. Beck, «The effects of opium on the infant subject». Journal of Medicine, (New York, 1844); Tickner, Guide, p. 115; Friendly Letter to Parents and Heads of Families Particularly Those Residing in the Country Towns and Villages in America (Boston, 1828), p. 10; Buchan, Domestic, p. 17; Pinchbeck, Children, p. 301.

200. John Spargo, The Bitter Cry of the Children (Chicago, 1968), Xenophon, Minor Writings, E. С Marchant, trans. (London, 1925), p. 37; Hopkirk, Queen, pp. 130-5; Plutarch, Moralia, p. 433; St Basil, Ascetical Works (New York, 1950), p. 266; Gage, Life in Italy, p. 109; St. Jerome, The Select Letters of St. Jerome, F. A. Wright, trans. (Cambridge, Massachusetts, 1933), pp. 357-61; Thomas Platter, The Autobiography of Thomas Platter: A Schoolmaster of the Sixteenth Century, Elizabeth A. McCoul Finn, trans. (London, 1847), p. 8; Craig, «Vincent of Beauvais», p. 379; Roesslin, Byrth, p. 17; Jones, Arte, p. 40; Taine, Ancient Regime, p. 130; D. B. Horn and Mary Ranson, eds., English Historical Documents, vol. 10, 1714-1783 (New York, 1957), p. 561; Lochhead, First Ten Years, p. 34; Eli Forbes, A Family Book (Salem, 1801), pp. 240-1; Leontine Young, Wednesday's Children: A Study of Child Neglect and Abuse (New York, 1964), p. 9.

Э В О Л Ю Ц И Я ДЕТСТВА Ю З

201. St. Augustine, Confessions (New York, 1963); Richard Baxter, The Auto­biography of Richard Baxter (London, 1931), p. 5; Августин перед этим упоминает, что был вынужден красть еду со стола, р. 18.

202. Hassali, How They Lived, p. 184; Benedict, «Child Rearing*, p. 345; Geoffrey Gorer and John Rickman, The People of Great Russia: A Psychological Study, p. 98; Peckey, Treatise, p. 6; Ruhrah, Pediatrics, p. 219; Green, Galen's Hygiene, p. 22; Francois Mauriceau, The Diseases of Women With Child, and in Child-Bed, Hugh Chamberlin, trans. (London, 1736), p. 309.

203. William P. Dewees, A Treatise on the Physical and Medical Treatment of Children (Philadelphia, 1826), p. 4; остальную библиографию по пеленанию см. в Wayne Dennis, «Infant Reactions to Restraint: an Evaluation of Watson's Theory», Transactions New York Academy of Science, Ser. 2, vol. 2 (1940); Erik H. Erikson, Childhood and Society (New York, 1950); Lotte Danziger and Liselotte Franki, «Zum Problem der Functions-reifung», A. fur Kinderforschung, 43 (1943); Boyer, «Problems», p. 225; Margaret Mead, «The Swaddling Hypothesis: Its Reception», American Anthropologist, 56 (1954); Phyllis Greenacre, «Infant Reactions to Restraint», in Clyde Kluckholm and Henry A. Murray, eds., Personality in Nature, Society and Culture, 2nd ed. (New York, 1953), pp. 513-14; Charles Hudson, «Isometric Advantages of the Cradle Board: A Hypothesis», American Anthropologist, 68 (1966), pp. 470-4.

204. Hester Chapone, Chapone on the Improvement of the Mind (Phila­delphia, 1830), p. 200.

205. Earle L. Lipton, Alfred Steinschneider,and Julius B. Richmond, «Swaddling, A Child Care Practice: Historical Cultural and Experi­mental Observations», Pediatrics, Supplement, 35, part 2 (March, 1965), 521-67.

206. Turner Wilcox, Five Centuries of the American Costume (New York, 1963), p. 17; Rousseau, Emile, p. 11; Christian A. Struve, A Familiar View of the Domestic Education of Children (London, 1802), p. 296.

207. Hippocrates, trans. W. H. S. Jones (London, 1923), p. 125; Steffen Wenig, The Woman in Egyptian Art (New York, 1969), p. 47; Erich Neumann, The Great Mother: An Analysis of the Archetype (New York, 1963), p. 32.

208. James Logan, The Scotish Gael: or, Celtic Manners, As Preserved Among the Highlanders (Hartford, 1851), p. 81; Thompson, Memoirs,

• p. 8; Marjorie Plant, The Domestic Life of Scotland in the Eighteenth Century (London, 1952), p. 6. *

209. Soranus, Gynecology, p. 114; Plato, The Laws (Cambridge, Massa­chusetts, 1926), p. 7.

210. Dorothy Hartley, Mediaeval Costume and Life (London, 1931), pp. 117-19.

211. Cunnington, Children's Costume, pp. 35, 53-69; Macfarlane, Family Life, p. 90; Guillimeau,Nursing, p. 23; Lipton, «Swaddling», p. 527;

104 ллойд ДЕМОЗ

Hunt, Parents and Children, p. 127; Peckey, Treatise, p. 6; M. St. Clare Byrne, ed., Tfie Elizabethan Home Discovered in Two Dialogues by Claudius Hoilyband and Peter Erondell (London, 1925), p. 77. Интерес­но отметить, что более чем за сто лет до кампании Кандогана про­тив пеленания матери стали прекращать пеленать своих детей в более раннем возрасте, а врачи того времени, например, Глиссон, были против этих изменений, что доказывает их психогенное за­рождение в самой семье.

212. Cunnington, Children's Costume, pp. 68-69; Magdelen King-Hall, The Story of the Nursery (London, 1958), pp. 83, 129; Chapone, Improvement, p. 199; St. Marthe, Paedotrophia, p. 67; Robert Sunley, «Early Nineteenth-Century Literature on Child Rearing», in Childhood In Contemporary Cultures, Margaret Mead and Martha Wolfenstein, eds. (Chicago, 1955), p. 155; Kuhn, Mother's Role, p. 141; Wilcox, Five Centuries; Alice M. Earle, Two Centuries of Costume in America, vol. 1 (New York, 1903),p. 311; Nelson,Essay, p. 99; Upton,«Swad­dling», pp. 529-32; Culpepper, Directory, p. 305; Hamilton, Female Physician, p. 262; Morwenna Rendle-Short and John Rendle-Short, The Father of Child Care: Life of William Cadogan (1711-1797) (Bristol, 1966), p. 20; Caulfield, Infant Welfare, p. 108; Ryerson, «Medical Advice», p. 107; Bentzon, «French Children», p. 805; Most, Mensch, p. 76; Struve, View, p. 293; Sidgwick, Home Life, p. 8; Peiper, Chronik, p. 666.

213. Cunnington, Children's Costume, pp. 70-128; Tom Hastie, Home Life, p. 33; Preyer, Mind, p. 273; Earle, Costume, pp. 316-17; Mary Somerville, Personal Recollections, From Early Life to Old Age, of Mary Somerville (London, 1873), p. 21; Aristotle, Politics, p. 627; Schatzrnan, Soul Murder; Earle, Child Life, p. 58; Burton, Early Victorians, p. 192; Joanna Richardson, Princess Mathilde (New York, 1969), p. 10; Bentzon, «French Children», p, 805; Stephanie de Genlis, Memoirs of the Countess de Genlis, 2 vols. (New York, 1825), p. 10; Kemble, Records, p. 85.

214. Xenophon, Writings, p. 7; Horkan, Educational Theories, p. 36; Earle, Child Life, p. 26; Nelson, Essay, p. 83; Ruhrah, Pediatrics, p. 220; Soranus,

" Gynecology, p. 116. О сходном мнении см. в Gregory Bateson and Margaret Mead, Baiinese Character: A Photographic Analysis, vol. 2, Special Publications of the New York Academy of Sciences (1942).

215. Т. В. L. Webster, Everyday Life in Classical Athens (London, 1969), p, 46; J. T. Muckle, trans., The Story of Abel'ard's Adversities: Historic Calamitatum (Toronto, 1954), p. 30; Roland H. Bainston, Women of the Reformation in Germany and Italy (Minneapolis, 1971), p. 36; Pierre Belon, Les Observations, de plusieurs singularitez et choses memorables trouvees en Grece, Judee, Egypte, Arabic, et autres pays estranges (Antwerp, 1555), pp. 317-18; Phaire, Boke, p. 53; Pemell, De Morbis, p. 55; Peckey, Treatise, p. 146; Elizabeth Wirth Marvlck, «Heroard and Louis XIII»,Journal of Interdisciplinary History, in press; Guillimeau, Nursing, p. 80; Ruhrah, Pediatrics, p. 61; James Benlgnus

ЭВОЛЮЦИЯ ДЕТСТВА Щ

Bossuet, An Account of the Education of the Dauphine, In a Letter to Pope Innocent XI (Glasgow, 1743), p. 34.

216. Thass-Thienemann, Subconscious, p. 59. 217. Hunt, Parents and Children, p. 144. Раздел о прочистках написан у

Ханта наиболее проницательно. 218. Там же, pp. 144-5. 219. Nelson, Essay, p. 107; Chapone, Improvement, p. 200; Ryerson, «Medical

Advice», p. 99. 220. Stephen Kern, «Did Freud Discover Childhood Sexuality?», History of

Childhood Quarterly: The Journal of Psychohistory, 1 (Summer, 1973), p. 130; Preyer, Mental Development, p. 64; Sunley, «Literature», p. 157.

221. Josephine Klein, Samples From English Cultures, vol. 2, Child-rearing Practices (London, 1965), pp. 449-52; David Rodnick, Post War Germany: An Anthropologist's Account (New Haven, 1948), p. 18; Robert R. Sears, et al., Patterns of Child Rearing (New York, 1957), p. 109; Miller, Changing American Parent, pp. 219-20.

222. Plutarch, «The Education of Children», in Moses Hadas, trans., Plutarch: Selected Essays on Love, the Family, and the Good Life (New York, 1957), p. 113; F. J. Furnivall, ed., Queen Elizabethes Achademy, Early English Text Society Extra Series no. 8 (London, 1869), p. 1; William Harrison Woodward, Studies in Education During the Age of the Renaissance 1400-1600 (Cambridge, Massachusetts, 1924), p. 171.

223. Michel de Montaigne, The Essays of Michel de Montaigne, trans., George B. Ives (New York, 1946), pp. 234, 516; Donald M. Frame, Montaigne: A Biography (New York, 1965), pp. 38-40, 95.

224. Peiper, Chronik, pp. 302-345. 225. Preserved Smith, A History of Modern Culture, vol. 2 (New York, 1934),

p. 423. 226. Morris Bishop, trans. Letters From Petrarch (Bloomington, Ind., 1966),

p. 149; Charles Norrls Cochrane, Christianity and Classical Culture (London, 1940), p. 35; James Turner, «The Visual Realism of Comenius», History of Education, 1 (June, 1972), p. 132; John Amos Comenius, The School of Infancy (Chapel Hill, N.C., 1956), p. 102; Roger DeGuimps, Pestalozzl: His Life and Work (New York, 1897), p. 161; Christian Bee, Les marchands ecrivains: affaires et humanisme a Florence 1375-1434 (Paris, 1967), pp. 288-97; Renee Neu Watkins, trans., The Family in Renaissance Florence (Columbia, S.C., 1969), p. 66.

227. Christina Hole, The English Housewife in the Seventeenth Century (London, 1953), p. 149; Editha and Richard Sterba, Beethoven and His Nephew (New York, 1971), p. 89.

228. Soulie, Heroard, pp. 44, 203, 284,436; Hunt, Parents and Children, pp. 133ff. 229. Giovanni Dominici, On The Education of Children, Arthur B. Cote,

trans. (Washington, D.C., 1927), p. 48; Rousseau, Emile. p. 15; Sangster, Pity, p. 77.

230. Thrupp, Anglo-Saxon Home, p. 98; Furnivall, Meals and Manners, p. vi; Roger Ascham, The Scolemaster (New York, 1967), p. 34; H. D.

106 ллойд ДЕМОЗ

Traill and J. S. Mann, Social England (New York, 1909), p. 239; Sophocles, Oedipus The King: 808.

231. Herodas, Mimes, p. 117; Adolf Erman, The Literature of the Ancient Egyptians (London, 1927), pp. 189-91; Peiper, Chronik, p. 17; Plutarch, Moralia, p. 145; Plutarch, The Lives of the Noble Grecians and Romans, John Dryden, trans. (New York, n.d.), p. 64; Galen, On the Passions and Errors of the Soul, Paul W. Harkins, trans., Ohio State University Press, p. 56.

232. Thrupp, Anglo-Saxon Home, p. 100. 233. Peiper, Chronik, p. 309. 234. Eadmer, R. W. Southern, trans. The Life of St. Anselm-Archbishop of

Canterbury (Oxford, 1962), p. 38. 235. Batty, Christian, pp. 14-26; Charron, Wisdom, pp. 1334-9; Powell,

Domestic Relations, passim; John F. Benton, ed., Self and Society in Medieval France: The Memoirs of Abbot Guibert оГ Nogent (New York, 1970), pp. 212-41; Luella Cole, A History of Education: Socrates to Montessori (New York, 1950), p. 209; Comenius, School, p. 102; Watkins, Family, p. 66.

236. Bossuet, Account, pp. 56-7; Henry H. Meyer, Child Nature and Nurture According to Nicolaus Ludwig von Zinzindorf (New York, 1928), p. 105; Bedford, English Children, p. 238; King-Hall, The Story of the Nursery, pp. 83-11; John Witherspoon, The Works of John Witherspoon, D.D. Vol. 8 (Edinburgh, 1805), p. 178; Rev. Bishop Fleetwood, Six Useful Discourses on the Relative Duties of Parents and Children (London, 1749).

237. В отношении американских условий см. Lyman Cobb, The Evil Tendencies of Corporal Punishment as a Means of Moral Discipline in Families и Schools (New York, 1847), and Miller, Changing American Parent, pp. 13-14; что касается нынешней Германии, см. Walter Havernick, Schlage a!s Strafe (Hamburg, 1964).

238. Smith, Memoirs, p. 49; Richard Heath, Edgar Quinet: His Early Life and Writings (London, 1881), p. 3; Lord Lindsay, Lives of the Lindsays: or, a Memoir of the Houses of Crawford and Barcarros, vol. 2 (London, 1849), p. 307; L H. Butterfield, ed., Letters of Benjamin Rush, vol. 1: 1761-1792 (Princeton, 1951), p. 511; Bentzon, «French Children», p. 811; Margaret Blundell, Cavalier: Letters of William Blundell to* his Friends, 1620-1698 (London, 1933), p. 46.

239. Библиографию см. в Hans Licht, Sexual Life in Ancient Greece (New York, 1963); Robert Flaceiiere, Love in Ancient Greece, James Cleugh, trans. (London, i960); Pierre Grimal, Love in Ancient Rome, Arthur Train, Jr., trans. (New York, 1967); J. Z. Eglinton, Greek Love (New York, 1964); Otto Kiefer, Sexual Life in Ancient Rome (New York, 1962); Arno Karlen, Sexuality and Homosexuality: A New View (New York, 1971); Vanggaard, Phallos; Wainwright Churchill, Homosexual Behavior Among Males: A Cross-Cultural and Cross-Species Investi­gation (New Yoirk,'1967). -

Э В О Л Ю Ц И Я ДЕТСТВА 1 0 7

240. Lutz, «Rufus», p. 103. 241. Aristotle, Politics, p. 81. 242. Grimai, Love, p. 106;.Karlen, Sexuality, p. 33; Xenophon, Writings, p. 149. 243. Quintilian, Institutio Oratoria, H. E. Butler, trans. (London, 1921),

p. 61; Karlen, Sexuality, pp. 34-5; Lacey, Family, p. 157. 244. Aeschines, The Speeches of Aeschines, Charles Darwin Adams, trans.

(London, 1919), pp. 9-10. . 245. Там же, р. 136. 246. Petronius, The Satyricon and The Fragments (Baltimore, 1965), p. 43. 247. Aristotle, The Nicomachean Ethics (Cambridge, 1947), p. 403; Quint­

ilian, Institutio, p. 43; Ove Brusendorf and Paul Henningsen, A-History of Eroticism (New York, 1963), plate 4.

248. Louis M. Epstein, Sex Laws and Customs in Judaism (New York, 1948), p. 136.

249. Plutarch, «Education», p. 118. . 250. Suetonius, Caesars, p. 148; Tacitus, The Annals of Tacitus (New York,

1966), p. 188. 251. Martial, Epigrams, vol. 2, Walter C. A. Kerr, trans. (Cambridge,

Massachusetts, 1968), p. 255; Aristotle, Historia Antmalium, trans. R. Cresswell (London, 1862), p. 180.

252. Vanggaard, Phallos, pp. 25, 27,43; Karlen, Sexuality, pp. 33-34; Egiinton, Greek Love, p. 287.

253. Joyce McDougall, «Primal Scene and Sexual Perversion» International Journal of Psycho-Analysis, 53 (1972), p. 378.

254. Hans Licht, Sexual Life in Ancient Greece (New York, 1963), p.'497; Peter Tomkins, The Eunuch and the Virgin (New York, 1962), pp. 17-30; Vanggaard, Phallos. p. 59; Martial, Epigrams, pp. 75, 144.

255. Paulus Aegeneta, Aegeneta, pp. 379-81. 256. Martial, Epigrams, p. 367; St. Jerome, Letters, p. 363; Tomkins, Eunuch,

pp. 28-30; Geoffrey Keynes, ed., The Apologie and Treatise of Ambroise Pare (London, 1951), p. 102.

257. Clement of Alexandria, Christ, p. 17. 258. Origen, «Commentary on Mathew», The Ante-Nicene Fathers, vol. 9,

Allan Menzies, ed. (New York 1925), p. 484. 259. Benton, Self, pp. 14, 35. 260. Craig, «Vincent of Beauvais», p. 303; Cleaver, Godlie, pp. 326-7;

Dominici, Education, p. 41. 261. Там же. 262. Aries, Centuries of Childhood, pp. 107-8; Johannes Butzbach, The Auto­

biography of Johannes Butzbach: A Wandering Scholar of the Fifteenth Century (Ann Arbor, 1933), p. 2; Horkan, Educational Theories, p. 118; Jones, Arts, p. 59; James Cleland, The Instruction of a Young Nobleman (Oxford, 1612), p. 20; Sir Thomas Elyot, The Book Named the Governor (London, 1962), p. 16; Erwin Panofsky, Studies in Iconology: Humanistic Themes in the Art of the Renaissance (New York, 1972), pp. 95-166; Leo Steinberg, «The Metaphors of Love and

108 ллойд ДЕМОЗ

Birth in Michelangelo's Pietas», Studies in Erotic Art, Theodore Bowie and Cornelia V. Christenson, eds. (New York, 1970), pp. 231-339; Josef Kunstmann, The Transformation of Eros (London, 1964), pp, 21-23.

263. Whiting, Child-Training, p. 79. 264. Gabriel Falloppius, «De decoraturie trachtaties», cap. 9, Opera Omnia,

2 vols. (Frankfurt, 1600), pp. 336-37; Soranus, Gynecology, p. 107. 265. Michael Edward Goodich, «The Dimensions of Thirteenth Century

Sainthood», Ph.D. dissertation, Columbia University, 1972, pp. 21Ы2; Jean-Louis Flandrin, «Mariage tardif et vie sexuelle: Discussions et hypotheses de recherche», Annales: Economies Societes Civilisations 27(1972), 1351-78.

266. Hare, «Masturbatory Insanity», pp. 2-25; Spitz, «Authority and Masturbation», pp. 490-527; Onania, or the Heinous Sin of Self-Pollution, 4th ed. (London, n.d.), pp. 1-19; Simon Tissot, «L'Onanisme: Dissertation sur les maladies produites par la masturbation», (Lausanne, 1764); G. Rattray Taylor, Sex in History (New York, 1954), p. 223; Taylor, Angel-Makers, p. 327; Alex Comfort, The Anxiety Makers: Some Curious Preoccupations of the Medical Profession (London, 1967); Ryerson, «Medical Advice», pp. 305ff; Kern, «Freud;» pp. 117-141; L. Deslander, M.D., A Treatise on the Diseases Produced by Onanism, masturbation, self-pollution, and other excesses, trans, from the French (Boston, 1838); Mrs. S. M. I. Henry, Studies in Home and Child Life (Battle Creek, Michigan, 1897), p. 74; George B. Leonard, The Transformation (New York, 1972), p. 106; John Duffy, «Masturba­tion and Clitoridectomy: A Nineteenth Century View», Journal of the American Medical Association, 186 (1963), p. 246; Dr. Yellowlees, «Masturbation», Journal of Mental Science, 22(1876),p. 337; J. H. Kellogg, Plain Facts for Old and Young (Burlington, 1881), pp. 186-497; P. C. Remondino, M.D., History of Circumcision from the Earliest Times to the Present (Philadelphia, 1891), p. 272.

267. Restif de la Bretonne, Monsieur Nicolas, pp. 86, 88, 106; Common Er­rors, p. 22; Deslander, Treatise, p. 82; Andre Parreaux, Daily Life in England in the Reign of George III, Carola Congreve, trans. (London, 1969), pp. 125-26; Bernard Perez, The First Three Years of Childhood (London, 1885), p. 58; My Secret Life, (New York, 1966), pp. 13-15, 61; Gathorne-Hardy, Rise and Fall, p. 163; Henri E. Eilenberger, The Discovery of the Unconscious (New York, 1970), p. 299; Joseph W. Howe, Excessive Venery, Masturbation and Continence (New York, 1893),p. 63; C. Gasquoine Hartley, Motherhood and the Relationships of the Sexes (New York, 1917), p. 312; Bernis, Memoirs, p. 90.

268. Dr. Albert Moll, The Sexual Life of Children (New York, 1913), p. 219; Max Schur, Freud: Living and Dying (New York, 1972), pp. 120-32; Robert Fleiss, Symbol, Dream and Psychosis (New York, 1973), pp. 205-29.

269. Mrs. Vernon D. Broughton, ed., Court and Private Life in the Time of Queen Charlotte: Being the Journals of Mrs. Papendiek, Assistant

ЭВОЛЮЦИЯ ДЕТСТВА Ю9

Keeper of the Wardrobe and Reader to Her Majesty (London, 1887), p. 40; Morley, Cardan, p. 35; Origo, Leopardi, p. 24; Kemble, Records, p. 28; John Greenleaf Whittier, ed., Child Life in Prose (Boston, 1873), p. 277; Walter E. Houghton, The Victorian Frame of Mind, 1830-1870 (New Haven, 1957), p. 63; Harriet Martineau, Autobiography, vol. 1 (Boston, 1877), p. 11; John Geninges, The Life and Death of Mr. Edmund Geninges, Priest (1614), p. 18; Thompson, Religion, p. 471.

270. Chadwick Hansen, Witchcraft at Salem (New York, 1970); Ronald Seth, Children Against Witches (London, 1969); R C. Erik Midelfort, Witch Hunting in Southwestern Germany (Stanford, 1972), p. 109; Carl Holliday, Woman's Life in Colonial Days (Boston, 1922), p. 60; Jeffrey Burton Russell, Witchcraft in the Middle Ages (Ithaca, New York, 1972), p. 136; George A. Gray, The Children's Crusade (New York, 1972).

271. Stahl, Macrobius, p. 114; Julia Cartwright Ady, Isabella D'Este: Marchioness of Mantua, 1474-1539 A Study of the Renaissance (London, 1903), p. 186; Mary Ann Gibbs, The Years of the Nannies (London, 1960), p. 23; Agnes Strickland, Lives of the Queens of England, 6 vols. (London, 1864), p. 2; Lady Anne Clifford, The Diary of Lady Anne Clifford (London, 1923), p. 66; Allan McLane Hamilton, The Intimate Life of Alexander Hamilton (London, 1910), p. 224; Hare, Story, p. 54; Elizabeth Cleghorn Gaskell, «My Diary»: the early years of my daughter Marianne (London, 1923), p. 33; Mrs. Emily Talbot, ed.t Papers on Infant Development (Boston, 1882), p. 30; Du Maurier, Young Du Maurier, p. 250; Preyer, Mind, p. 275; James David Barber, The Presidential Character: Predicting Performance in the White House (Englewood Cliffs, New Jersey, 1972), p. 212; George V. N. Dearborn, Motor-Sensory Development: Observations on the First Three Years of a Child (Baltimore, 1910), p. 160; William B. Forbush, The First Year in a Baby's Life (Philadelphia, 1913), p. 11; Mary M. Shirley, The First Two Years: A Study оГ Twenty-Five Babies (Minnea­polis, 1931), p. 40. См. также Sylvia Brody, Patterns of Mothering: Maternal Influence During Infancy (New York, 1956), p. 105; and Sidney Axelrad, «Infant Care and Personality Reconsidered», The Psychoanalytic Study of Society, 2 (1962), pp. 99-102, где описыва­ется аналогичное отставание в развитии у спеленутых детей в Ал­бании.

272. A. S. Neill, The Free Child (London, 1952); Paul Ritter and John Ritter, The Free Family: A Creative Experiment in Self-Regulation for Children (London, 1959); Michael Deakin, The Children on the Hill (London, 1972).

273. Хотя в книге и описывается одна-единственная линия эволюции, психогенная теория истории не однолинейна, а многолинейна, и условия, внешние по отношению к семье, тоже в определенной степени влияют на ход эволюции отношений родителей и детей в любом обществе. В данной работе я не претендую на сведе­ние всех остальных источников исторических изменений к пси-

11О ллойд ДЕМОЗ

хогенному. Психогенная теория - пример не психологического редукционизма, а намеренного применения «методологического редукционизма», описанного в F. A. Hayek, The Counter-Revolution of Science (Glencoe, Illinois, 1952); Karl R. Popper, The Open Society and Its Enemies (Princeton, 1950); J. W. N. Watkins, «Methodological Individualism and Non-Hempelian Ideal Types», in Leonard I. Krimerman, ed., The Nature and Scope of Social Science (New York, 1969), pp. 457-72. См. также J. О. Wisdom. «Situational Indivi­dualism and the Emergent Group Properties», Explanation in the Behavioral Sciences, Robert Borger and Frank Cioffi, eds. (Cambridge, Massachusetts, 1970), pp. 271-96.

274. Цитата из Calvin S. Hall, «Out of a Dream Came the Faucet», Psychoanalysis and the Psychoanalytic Review, 49 (1962).

275. О неудачной попытке Милля создать историческую науку о при­роде человека см. в Maurice Mandelbaum, History, Man and Reason: A Study in Nineteenth Century Thought (Baltimore, 1971), chapter 11.

Глава 2

ПСИХОИСТОРИЯ КАК САМОСТОЯТЕЛЬНАЯ НАУКА

L *

Со времени основания журнала -«История детства: ежеквар­тальный журнал психоистории» он успел привлечь внимание как научной, так и массовой прессы, будучи цитированным и атако-ваннным в «Нью-йоркском книжном обозрении», «Харперс», «Комментариях», «Психологии сегодня», в «Поведении человека» и в «Лондонском литературном приложении к «Тайме».1 В боль­шинстве нападок использованы аргументы историка Жака Бар-зуна в его последней книге «Клио и доктора: психоистория, кван-

тоистория и история»,2 где яростно оспаривается мнение, что пси­хоистория - вообще раздел истории, поскольку история, как он говорит, есть повествовательная дисциплина, рассказывающая, что произошло, в то время как психоистория стремится быть нау­кой, сконцентрированной на том, почему это произошло. Насто-

, ящая книга и ее первоначальная версия в качестве статьи в «Американском историческом обозрении»3 были широко раскри­тикованы психоисториками как содержащие слишком узкую концепцию роли письменной истории. Хотя я подозреваю, что Барзун должен был в данном случае оказаться правым, а пси­хоисторики ошибаются в отношении того, является ли психоис­тория чем-то совершенно отдельным от истории со своей мето­дологией, своими собственными задачами, своими стандартами совершенства.

112 ллойд ДЕМОЗ •

Даже после того, как в 1942 г. философ Карл Гемпель опуб­ликовал свой очерк «Функции общих законов в истории»,4 боль­шинством философов истории принималось, что история не мо­жет считаться наукой в строгом смысле этого слова и что ис­тория никогда не сможет рассматривать как часть своей задачи установление закономерностей в гемпелевском смысле. Писа­ная история в ходе своих повествований может использовать некоторые законы, установленные другими науками, но ее соб­ственной задачей остается установление реальной последователь­ности исторического действия и в качестве истории говорить, что произошло, а не почему.6

Психоистория, мне кажется, наоборот, специально занята установлением закономерностей и раскрытием причин точно в гемпелевском понимании. Соотношение между историей и психо­историей аналогично таковому между астрологией и астрономи­ей, или, в случае, если данное сравнение покажется чересчур уни­чижительным, между геологией и физикой. Астрология и геология ищут последовательный порядок на небе и на Земле, в то время, как астрономия и физика лишены всякой описательности и пы­таются установить закономерности, каждая в своей области. Пси­хоистория, наука об исторической мотивации, может рассматривать те же исторические события, что и повествовательная история, но ее цель совсем не в том, чтобы рассказывать, что* происходило день за днем. Когда явились первые астрономы и нашли астрологов, описывающих положение светил день за днем и пытающихся объяснить все отношения между ними, они произвели революцию, сказав: «Забудьте о последовательностях звезд. Нас как ученых интересует одна лишь световая точка, и если она движется по кругу или по эллипсу, то почему. Чтобы решить этот вопрос, мы отбро­сим повествовательную задачу астрологии».

Более того, наука никогда не вернулась к этой задаче пове­ствования, потому что не могла этого сделать. Астрономия, даже если она в конечном счете открывает все законы Вселенной, не станет рассказывать о расположении светил, точно так же как психоистория никогда не станет рассказывать о событиях того или иного периода. Психоистория как наука всегда сосредоточена на проблеме, в то время как история - всегда - на периоде. У них просто разные задачи.

Из сказанного, конечно, не следует, что психоистория просто использует факты прошлого, добытые историками, для выведения

ПСИХОИСТОРИЯ КАК САМОСТОЯТЕЛЬНАЯ НАУКА 113

закономерностей исторической мотивации. Подобно астрономии или физике, психоистория считает необходимым проводить соб­ственные исследования и искать материал, соответствующий ее специфическим интересам, черпая его не только в прошлом, но и в настоящем. Целые разделы повествовательной истории не представляют для психоисторика большой ценности, в то время как обширные области, забытые историками - история детства, содержательный анализ исторического воображения и т. д., -неожиданно распространяются от периферии к центру концепту­ального мира психоисторика просто потому, что встающие перед ним вопросы часто требуют материала, который не найдешь в книгах по истории,

Я прекрасно понимаю, что, передавая область исторической мотивации исключительно в ведение психоисториков, я вступаю в противоречие с часто повторяемым утверждением историков, которые заявляют, что всегда работали с исторической мотива­цией, так что ничего нового в этом нет. Я очень часто слышу подобные заявления в последние два десятка лет, прошедшие с тех пор, как я впервые принялся за изучение философии истории, так что наконец решил подсчитать, насколько часто историки на самом деле анализируют мотивацию в своих работах. Читая 100 исторических книг разного характера, я отмечал в специальной тетради, сколько предложений посвящено мотивационному ана:

лизу - не только психоанализу, а вообще любым попыткам объяснить мотивы, любым проявлениям внимания к этой теме. В итоге предложения с мотивационным содержанием ни разу не составили даже 1 % от всего текста книги, так что тема истори­ческой мотивации остается бесхозной, следовательно, нашей. Если простое изложение последовательности событий уступало мес­то рассуждениям, то, как правило, это оказывалось перечисление экономических обстоятельств в надежде, что их можно просто сопоставить с историческим повествованием и результат выдать за объяснение.

Всякий, прочитавших какую-то часть из более чем 1300 книг, включенных в «Библиографию психоистории»,6 скоро заметит, что психоистория изменила соотношение I к 99 на обратное, и психоисторические труды сосредоточены на мотивационном анализе, в то время как физические события истории упомина­ются лишь в качестве фона. Например, если взять трехтомную «Историю крестовых походов» Рансимэна,7 то там мотивации

114 ..": ЛЛОЙД ДЕМОЗ

посвящена одна лишь страница в начале книги, где рассказыва­ется, как было решено начать четырехсотлетние войны, а ос­тальные несколько тысяч страниц посвящены маршрутам войск, битвам и другим событиям, которые и составляют «историю» кре­стовых походов. Если бы за изучение крестовых походов взял­ся психоисторик, он потратил бы десятилетия и. написал бы тысячи страниц ради выяснения одного из самых захватывающих вопросов психоистории: что побудило такое количество людей отправиться в путь ради спасения мощей. Историк, пожалуй, об­винит такого психоисторика в том, что тот «игнорирует» целую историю крестовых походов, но это заденет психоисторика не больше, чем Галилея - обвинение со стороны астролога в «пре­небрежении» целым звездным небом ради описания траектории одной-единственной планеты. Это не его задача, а повествователь­ная история - не наша область.

Почему психоистория «игнорирует» другие области, специали­зируясь исключительно на своем предмете, - вопрос достаточно важный, поскольку историки часто ставят это в упрек, критикуя психоисторические работы. Например, на мою долю выпало обви­нение, что в своих работах я игнорирую экономику (несмотря на то, что я являюсь основателем и председателем совета компании, издающей несколько профессиональных экономических еже­недельников); меня обвиняют в незнании социологии (хотя я по образованию социолог и был ассистентом Ч. Райта Миллза в Колумбийском университете), в том, что я не умею использовать статистику в анализе данных (хотя я пять лет зарабатывал себе на жизнь, работая профессиональным статистиком); наконец, я слышу упреки, что пренебрегаю политическими факторами, (хотя моя аспирантура была по политологии). Критикам психоистории не приходит в голову, что мы, возможно, именно потому выбира­ем своим предметом историческую эволюцию психе, что рассчи­тываем тем самым приблизиться к решению проблем тех же самых политологии, экономики и социологии, которые не сумели стать достоверными науками из-за нерешенности своих психоис­торических проблем. Специалисты в перечисленных областях прекрасно это понимают и даже признают это друг перед другом в своих журналах. И только историки не догадываются о шаткой психологической основе тех областей, из которых без всякой кри­тики заимствуют положения, воображая, что «экономические, по­литические и социальные факторы» в истории почему-то суще-

ПСИХОИСТОРИЯ КАК САМОСТОЯТЕЛЬНАЯ НАУКА 115

ствуют совершенно отдельно от «психологических» факторов. Один пример: возможно, верно, что моя работа по эволюции дет­ства была, по крайней мере, отчасти, ответом на проблемы, с кото­рыми столкнулась теория экономического развития, поставленная в таких книгах, как «К теории социальных изменений: как начи­нается экономический рост» Эверетта Э. Хэйгена, где решающим звеном, необходимым для запуска экономического развития, как было показано, является тип личности, который позднее я сумел вывести из истории детства как результат «навязывающего сти­ля» воспитания. Точно так же, как и категории, интимно сопряжен­ные с эволюционирующими психоисторическими паттернами до­минирования и подчинения, и изучение власти, зависящее от по­нимания мотивов и защитных механизмов групповой фантазии. Так что едва ли в чем так мало повинна психоистория, как в том, что она «игнорирует» экономическую, социологическую и полити­ческую науки.

Когда «Литературное приложение к «Тайме» нападает на «Жур­нал» за то, что он «за каждым действием видит скрытые мотивы»,8

то все, что можно ответить, это: «Конечно! Действия — это просто поведение, а поведение невозможно без мотивов, явных или скры­тых. И поскольку только психическое может иметь мотивы, моти­вация - скрытая или нет - должна быть изучена изнутри и в своем собственном праве давать значение всякому действию». Историки обычно не считают нужным проводить такое исследо­вание. Вот, например, как А. Дж. П. Тейлор объясняет причины, по которым Гитлер не был намерен довести дело до войны в 1939 году:

«Многие считают, что Гитлер был современным Атти-лой, любил разрушение как таковое и потому просто хотел войны, не думая о политике. Такая догма ни на чем не основана. Действительно, Гитлер был необы­чайным человеком. Однако его политика поддается рациональному объяснению, ведь на этом и строится история... Если мы посмотрим на состояние вооружен­ных сил Германии в то время, нам удастся избежать об­суждения мистических слоев психологии Гитлера, по­скольку ответ мы найдем среди реальных обстоя­тельств. Ответ очевиден. Состояние немецкого вооружения в 1939 г. ясно показывает причины, по ко­торым Гитлер не рассматривал всерьез возможность

116 ЛЛОЙД ДЕМОЗ

начать всеобщую войну и, вероятно, не собирался всту­пать вообще в какую-либо войну».9

Ловкость рук, которую демонстрирует такой способ сочине­ния истории, на самом деле не имеет отношения к изучению под­линных мотивов деятеля, а только к обстоятельствам материаль­ной действительности, в данном случае вооружения. При этом исключается возможность, что Гитлер мог намереваться начать войну, несмотря на состояние вооружения, однако автор предпо­читает смотреть на это сквозь пальцы. Для историков предоп­ределена невозможность «психологизирования», которое, по мень­шей мере,, «мистично», поэтому они вынуждены принимать наи­более «рациональные» объяснения, ведь на этом и строится история.

Эти и многие другие причины, логически вытекающие из сущности психоистории, приводят меня к мысли, что психоисто­рия рано или поздно должна будет отделиться от истории и оформить свое академическое ведомство, подобно тому, как со­циология отделилась от экономики, а психология от философии в конце девятнадцатого века. В этом есть практический смысл, ведь психоистория никогда не была исключительно или главным образом в ведении исторических факультетов: большая часть книг и статей, включенных в «Библиографию психоистории» на­писана учеными из других областей, а не профессиональными историками; в «Журнале» сотрудничает не меньшее количество психиатров, политологов, педагогов, психологов, психотерапевтов и антропологов, чем историков. Среди подписчиков «Журнала» историки в меньшинстве. Курсы психоистории в настоящее время читаются на самых разных факультетах, но даже на ис­торическом факультете их нередко ведут совместно историк и психоаналитик. Поэтому мое предложение об отдельных фа­культетах психоистории продиктовано не столько сепаратист­скими стремлениями, сколько желанием объединить разоб­щенные части науки, чтобы все, кто работает на самом деле в одной области, могли контактировать друг с другом, а не состав­лять меньшинство на разных факультетах, называя себя «поли­тическими психологами», «психоаналитическими социологами», «прикладными психоаналитиками» и т.д. Нашу дисциплину оп­ределяет выбор проблемы, а не изучаемый материал, а все на­званные исследователи занимаются одними и теми же про­блемами.

ПСИХОИСТОРИЯ КАК САМОСТОЯТЕЛЬНАЯ НАУКА 117

Мне кажется, что, объединяя эти многие области, психоисто­рия впервые придает некоторый смысл чересполосице отдельных дисциплин, в настоящее время изучающих «психологию обще­ства», Можно счесть, конечно, что «психоистория» не более уз­кое понятие, чем «психосоциальное» и что, на деле, термин «пси­хосоциальное» просто излишен, так. как «социальное» не «вне чего-то», а только «в чем-то», в голове. Обычное обвинение, что психоистория «сводит все к психологии», философски бессмыс­ленно: конечно, с этой точки зрения психоистория действитель­но склонна к редукционизму, потому что изучает исключитель­но историческую мотивацию. Только когда «социальное» принято частью «психологического», вырисовывается следующая парадигма психоисторического исследования:

Эта парадигма определяет три раздела психоистории и об­ладает двумя чертами, несвойственными другим общественным наукам, особенно социологии. Во-первых, она изменяет соотно­шение физической и психологической реальности на противо­положное, так что, вместо материального прогресса, диктующе­го поступь истории, и кое-как ковыляющей позади психики, че­ловеческая психология стала первичной - Маркс перевернут на голову, а Гегель опять на ноги - и материальная действи­тельность рассмотрена, прежде всего, как результат человечес­ких решений, осознанных или не осознанных, в прошлом или в настоящем. Во-вторых, за основу исторических изменений

118 • ллойд ДЕМОЗ

принимаются взаимоотношения личностей, не забывая отно-шения между поколениями, а человек в первый раз рассматри­вается не как homo faber* а как homo relatens.* *

У психоистории есть и другие особенности, которые только сейчас начинают обнаруживаться. Прежде всего, психоистория развивается не путем упорного накопления груды фактов. Сна­чала определяются проблемы, интересные с точки зрения внут­реннего развития психоистории; затек на основе имеющегося материала формулируются смелые гипотезы, призванные решить эти проблемы; наконец, попытка проверить и отклонить (не подтвердить - подтверждение есть удел студентов-химиков) ги­потезы, исходя из нового свидетельства, усердно разрабатываемо­го. Поистине психоистория несет двойной груз, ведь она должна не только соответствовать обычным стандартам исторического исследования, но и быть психологически озвученной - в отли­чие от привычной никчемной психологии, гнездящейся сейчас в каждом историческом журнале и трубящей на каждой страни­це: «Еще никто не работал в этом направлении!» Такое бремя двойных требований создает необходимость особой подготовки, досконального изучения всего арсенала методов исторического исследования и психологии развития; чтобы разгрызть твердый орешек исторической мотивации, необходимо и то, и другое.

Как совершенно верно указывают историки, у психоистории нет специального метода доказательства, которым для этой цели не могла бы воспользоваться история или другая дисциплина. Но, если на то пошло, их нет ни у истории, ни у других дисциплин... Как и в любой науке, в психоистории концепция может быть признана ясной и заслуживающей доверия или наоборот, теория - узкоспе­циальной или универсальной, эмпирический материал - широким или нет, и т.д. Если говорить об особых методах психоистории, то это своя методология открытия, которая пытается решить про­блемы исторической мотивации при помощи уникального сочета-ния исторических документов, опыта клинической практики и собственного эмоционального опыта исследователя. Это и есть главный инструмент открытия в психоистории. В качестве иллю­страции приведу пример из своей личной практики..

В последние десять лет меня сильно интересовала литерату­ра о причинах войн. Ее было мало, но количество нарастало, и

* человек умелый (лат.) ** человек общительный ( лат.)

ПСИХОИСТОРИЯ КАК САМОСТОЯТЕЛЬНАЯ НАУКА Ц9

писали ее специалисты по самым разным общественным наукам. Я уже давно обнаружил, что историки, погрузившись в изучение специфических черт отдельных войн или периодов, не пытаются делать обобщения. Похоже, что после слов «жажда власти» ис­торики уже не считают нужным пускаться в дальнейшие рас­суждения, как будто поступок миллионов людей, которые года­ми организуются и убивают миллионы своих враждебных сосе­дей, жертвуя при этом собой, - нечто настолько понятное и очевидное, что не требует никаких пояснений и поисков моти­вации. Те немногие историки, которые идут дальше простого повествования, тут же пускаются в экономические «объяснения», которые давать несложно, ведь пока что во всех войнах удава­лось найти экономический спор, подвешенный где-то поблизос­ти. Но они никогда не доходят до того, чтобы спросить, почему именно война становилась средством разрешения того или иного экономического разногласия. Не замечают они и того, что вой­ны на самом деле никогда не были экономически выгодны, что лидеры, решив начать войну, никогда не составляли список эко­номических выгод, выраженных в долларах за вычетом стоимо­сти войны, и не.выступали с «Отчетом о военных доходах» (сама рациональность такого акта делает его смехотворным). Однако историки продолжают наполнять целые библиотеки описаниями экономических условий перед войной, не затрудняя себя анали­зом слов и поступков лидеров, развязавших войну, который помог бы понять, действительно ли экономические факторы ока­зали какое-то влияние на их мотивацию.

Трудно найти здравый смысл и в других типах объяснений, которые историки дают войнам. Эти объяснения не только пси­хологически наивны, но и нередко грешат против логики. Возьмем, к примеру, «дипломатическое» толкование. Разные предпосылки приводят здесь к одним и тем же результатам. Причиной первой мировой войны была «негибкость» системы союзов, так что одна маленькая драка втянула в себя всю Европу, в то время как вто­рая мировая война разразилась из-за «сверхгибкости» системы союзов, позволившей Гитлеру захватывать страну за страной, не боясь, что вмешаются другие. «Социальные» объяснения страдают точно такими же противоречиями: революционная смута во Фран­ции стали причиной франко-австрийской войны в 1772 г.*, а война

* ошибка автора: Франция вступила в войну с Австрией в 1792 г.

120 ллойд ДЕМОЗ

Франции с Англией в 1803 г. была вызвана окончанием револю­ционной смуты, что позволило направить энергию наружу.

Мои собственные исследования причин войны держат в цен­тре внимания мотивы поступков тех, кто принимает решение, а также тех, кто создает атмосферу ожидания и способствует тем самым решению о войне. В. течение последнего года я собрал большое количество фотокопий и записей того, что говорили лидеры и люди вообще в период, когда выносилось решение о войне, - задача не столь простая, как может показаться, поскольку историки обычно убирают из своих повествований большую часть материала, который необходим психоисторику для опреде­ления мотивов: персональные образы, метафоры, оговорки, заме­чания со стороны, шутки, пометки на полях документов и т.д., а все это не так просто раскопать в оригинальных источниках в ограниченное время. Все же к концу года я накопил обширный материал и узнал кое-что новое о войне.

Во-первых, я понял, что лидер - это скорее не отцовская фи­гура в эдиповом смысле, а что-то вроде главного мусорщика, который уполномочен теми, кто возле него, справляться с огром­ными количествами эмоциональных проекций, сдерживать кото­рые средствами обычных интрапсихических защитных механиз­мов люди не могут. Большие группы представляют для психи­ки другой уровень проблемы по сравнению с межличностными отношениями: поэтому эффективность интрапсихической защи­ты снижается, а психика отбрасывается на более низкую ступень отношений, преобладающую в доречевом детстве, когда пробле­мы регулируются проецированием на материнское тело и обрат­ной реинтроекцией в собственное «я». Так же и отдельный че­ловек устанавливает связь с большой группой посредством мощ­ных проекций, а лидеру поручает помогать в этой задаче. Это относится ко всем большим группам, когда-либо существовавшим в истории; чтобы проделать все это и в итоге защититься от примитивных тревог, большой группе требуются специфические групповые фантазии. Чего от лидеров групповых фантазий ожидают, так это чтобы они нашли место для сброса огромного количества эмоциональных проекций - я назваю это внутрен­ней или внешней «уборной». То, что сбрасываемые эмоции по происхождению принадлежат младенческому периоду, не подле­жит сомнению, но, к своему удивлению, я обнаружил, что они от­носятся ко всем уровням психической организации, так что в

ПСИХОИСТОРИЯ КАК САМОСТОЯТЕЛЬНАЯ НАУКА 121

1914 г. правители Германии могли называть сербов не только «цареубийцами» (эдипова стадия), что еще можно понять, но и «от­вратительными» (оральная стадия), «грязными» (анальная стадия) и «распущенными» (фаллическая стадия).10 Как только лидеры намечали те или иные страны в качестве уборной для эмоцио­нальных проекций - эмоциональный сброс начинал функциони­ровать как регулярная часть политической системы, и задачей дипломатии было держать под контролем эти внезапно ставшие опасными объекты, точно так же, как детей, излюбленную убор­ную взрослых, держат под контролем, то наказывая, то ставя на колени, то заставляя учить урок. Пока нет угрозы того, что вне­шняя уборная выйдет из-под контроля, войны избегают и дают действовать «дипломатии».

И все же обязательно происходит нечто, нарушающее тонкий процесс сброса эмоций, и групповая динамика начинает неизбежно вести к войне, даже если будущие противники стараются ее не допустить. Такой «беспомощный дрейф» к войне преобладал в эмоциональном настрое людей перед всеми изученными мной войнами. Создавалось впечатление, что воплощается некая чрез­вычайно мощная групповая фантазия, и процесс уже не в состо­янии остановить даже самый сильный лидер. Приведу еще один. пример из истории Германии. Когда кайзер Вильгельм II, подстре­кавший Австро-Венгрию вести дело к войне с Сербией, узнал, что Сербия согласилась фактически на все чрезмерные требования Австрии, он так удивился, что объявил: «Тогда все причины для войны отпадают», и приказал Вене вести примирительную поли­тику. Но позывы групповой фантазии были слишком сильны. Его подчиненные сделали вид, что просто не слышали, что он ска­зал, и война все равно началась. Как замечает Бетман-Гольвег, «все правительства... и подавляющее большинство населения всех стран были настроены миролюбиво, но управление было потеряно и камень покатился».11 Судя по всему, война - это эпизод группового психоза. При этом способы мышления, уро­вень воображения, степени распада и проекции, которые обнару­живаются в индивидуальных случаях ограниченных психотичес­ких эпизодов, со временем, более или менее скоро, у этих людей совершенно исчезают. Маниакальный оптимизм и неизбежная недооценка длительности и жестокости войны, усиление паранойи при оценке мотивации противника (придуман даже «индекс па­ранойи» и построен график12), полное отсутствие сознания того,

122 ЛЛОЙД ДЕМОЗ

что идущие на войну реальные люди будут по-настоящему уми­рать- эти и другие явные иррациональности служат примета­ми того, что начала воплощаться могущественная групповая фан­тазия. Но что же из себя представляет эта неумолимая группо­вая фантазия? Этот.-вопрос совершенно поставил меня в тупик. Меня не раз сбивал с толку материал. Какой-то контролирующий процесс связывал вместе все образы и представления, которые я извлекал из наличного материала. Я не имел ни малейшего понятия о непреодолимой силе, побуждающей к действию всех участников процесса.

Как и в предыдущих случаях, когда я запутывался в мате­риале, я решил, что за моей неспособностью найти- ответ стоят мои личные защитные побуждения, и разными способами пробо­вал сломать защиту. Я попытался отождествить себя с лидера­ми, о которых располагал наиболее полным материалом, читая все биографии лидеров от Наполеона до Гитлера, какие только мог достать, прислушиваясь к их «свободным ассоциациям» с окружающими событиями. Я на целые недели погружался в ма­териал и каждое утро анализировал сны на предмет своих соб­ственных «ассоциаций» и защитных механизмов. Ничто не помо­гало. За несколько месяцев я ничуть не продвинулся.

В январе 1976 года я читал «Бизнес Уик» и обратил внима­ние на интервью с Генри Киссинджером. Он говорил, что понял, «насколько легче ввязаться в войну, чем выйти из нее», и США будут отныне вступать в войну только «под угрозой настояще­го удушения». Эта символика показалась мне поразительно зна­комой. Слова Киссинджера особенно напомнили мне императо­ра Вильгельма, который вместе со своим окружением непре­станно повторял: «Монархию взяли за горло. Нам приходится выбирать: или мы дадим, чтобы нас задушили, или будем бить­ся до последнего, чтобы защититься от нападения», и: «На нас неожиданно накинули сеть. Мы корчимся, пытаясь из нее выпу­таться».13 Я вспомнил, как впервые прочитал эти слова. Меня потрясла тогда их неуместность. Германия уж никак не была по­хожа на страну, которую душат, а Англия, обвинявшаяся в на­брасывании сети, была в то время очень дружественно настрое­на к Германии. Для меня уже не были в новинку теории типа «мы окружены врагами», которыми нации пытаются оправдать начало войны, и я снова поддался искушению выдать образы за разумный довод, как вдруг сказал себе: «Стоп! Ведь и Генри, и

ПСИХОИСТОРИЯ КАК САМОСТОЯТЕЛЬНАЯ НАУКА 123

Вильгельм, кажется, вполне искренни. Они говорят, что чувству­ют, как страну удушают, и поэтому надо начинать войну. У меня же нет основании не верить их ощущениям». Я снова достал кипу своих записей и вскоре убедился, что действительно за этим всем стояла фантазия, а я ее проглядел - каждая страница ле­жавшего передо мной материала буквально пестрела образами «удушения», кричала об этом. Более того, эти образы, похоже, вызывались фантазией прохождения через родовой канал, в ко­тором «мы не можем вздохнуть с облегчением», «нам не уви­деть свет в конце туннеля», но в то же время «против нашей воли» начинается «неотвратимое скатывание к войне» - снача­ла «разрыв дипломатических отношений», а в итоге «война, це­ной которой мы обретем свободу».

Стоит ли говорить, что мне крайне не хотелось принять су­ществование такой маловероятной, неправдоподобной, даже при­чудливой групповой фантазии, как эта, отождествляющая войну с родами. Но даже предварительное принятие этого основного тезиса о родах совершенно меняло дело и выводило исследование из тупика. Например, теперь я мог пустить в ход свое знание пси­хоаналитической литературы об образах, связанных с родами, ко­торые часто появляются в снах. Клаустрофобия и ощущение удушья в снах всегда обозначают попадание в родовой канал, но этот факт ускользал от внимания в течение всего предыдущего года, пока я пытался понять исторический материал. Разумеется, я замечал, что во время скатывания к войне лидеры, по их сло­вам, чувствуют себя «маленькими и беспомощными», но не при­давал большого значения этим образам. Было очевидно, что борь­ба не на жизнь, а на смерть идет за «некоторую передышку». Так, Бетман-Гольвег говорит рейхстагу об объявлении войны 4 авгус­та 1914 г.: «Тот, кто подобно нам под угрозой вступил в борь­бу за высочайшее достояние, может рассуждать лишь о том, как пробить себе дорогу».14 Но здесь налицо была и образность ви­дений рождения, так хорошо известная психоаналитикам, - уду­шение, утопление, повешение, раздавливание в комнатах или тун­нелях. В психоанализе эти образы символизируют попытку па­циента путем повторения ситуации справиться со страхами, идущими от огромного давления родовых схваток и первых су­дорожных попыток вдохнуть воздух после рождения. Пережи­вание этой ситуации вновь говорит о том, что родовая травма очень актуальна для большинства взрослых, а особенно для тех,

124 ллойд ДЕМОЗ

чье регрессивное желание вновь пережить слияние с матерью не удовлетворялось из-за неправильного воспитания и потому ос­тавалось актуальным.16 Не только психоаналитики традиционно находят эти образы в снах.16 Совсем недавно Артур Янов об­наружил, что в примальной терапии у пациентов постоянно бывают «родовые первины», в которых заново переживается в общих чертах собственное рождение, после чего происходят огромные психологические и физические изменения.17

Пытаясь во всем этом разобраться, я заметил, что дей­ствительность - физическая действительность - судя по все­му, не является тем фактором, который заставляет лидера чув­ствовать себя ребенком, задыхающимся в родовом канале. Ког­да Генри Киссинджер или кайзер начинали делиться подобными ощущениями, их страны на самом деле находились под угрозой войны не в большей степени, чем за год до этого. Если уж на то пошло, в «удушении» экономики США гораздо большую роль сыграли военные расходы - 1,5 триллионов долларов, чем си­туация с нефтью до войны, а страх, что маленькая Сербия «заду­шит» Центральную Европу, был просто смешным. Просматривая материал, я обнаружил, что нации» которые действительно нахо­дились в загоне, как та же Сербия или Польша в 1939 г., не изъяснялись подобными образами. Аналогично и те страны, ко­торые в начале войны кричали, что окружены врагами, как Гер­мания в 1939 г., переставали делать такие утверждения, когда вой­на оборачивалась не в их пользу и они впрямь оказывались в окружении (например, в гитлеровских «Тайных беседах», охва­тывающих период с июля 1941 г. по ноябрь 1944 г., нет ни од­ного родового образа). Групповая фантазия - это не матери­альная, а психическая реальность, и именно она заставляет нацию выплескивать на лидера ощущение сдавленности в удушливом родовом канале, а лидеру внушает чувство, что облегчение может принести лишь крайнее решение - война, что лишь она поможет пробить дорогу.

Вскоре я понял, что война и роды протекают в одной и той же последовательности. Война развивается из состояния, похожего на беременность. При этом сам воздух насыщен великими надеждами и ожиданиями. Вильям Янси, глава алабамской делегации на се-цессионистской Демократической Конвенции в 1860 г,, перед принятием умиротворяющего заявления говорит о «спящем вул­кане», грозящем «прорваться грандиозным извержением»18. Через

ПСИХОИСТОРИЯ КАК САМОСТОЯТЕЛЬНАЯ НАУКА 125

некоторое время он описывает свои ощущения так: «Каждый день чреват новыми событиями».19 Лидеры стран находятся в состоя­нии, которое император Вильгельм определяет так: «Европа испы­тывает нервозное напряжение, последние несколько лет она как будто сжата в тисках»,20 а адмирал Ямада на заседании перед на­падением на Перл-Харбор. описал ситуацию следующим образом: «Трудная, напряженная обстановка. Ощущение западни». Вскоре нация чувствует необходимость «освободиться из-под неумолимо­го гнета... выпутаться из отчаянного положения... хоть на корот­кое время свободно вздохнуть».21 Создается впечатление, что нация находится, как сказал в 1917 г. конгрессмен Брайнтон, под гнетом «невидимого энергетического поля». «В воздухе, джентль­мены,- говорил он своим коллегам,- витает нечто настолько сильное, что мы даже не можем себе представить. Оно сильнее любого из нас, физически действует на каждого и буквально за­ставляет голосовать за объявление войны».22 Очень скоро дип­ломатические отношения «порваны», «прошлое протягивает лапы к настоящему и толкает его в безрадостное будущее».23 Нация начинает свой «последний бросок в пропасть».

Когда решение о войне принято, неизбежно наступает чувство громадного облегчения. Когда Германия в 1914 г. объявила вой­ну Франции, отмечает кронпринц, это было воспринято как желан­ный конец нарастающему напряжению, кошмару вражеского коль­ца. «Это счастье - вступить в бой, почувствовать, что ты жи­вешь»,- радовалась в тот же день немецкая газета; Германия «ликовала от счастья».24 Когда в Америке полувеком ранее пал Форт-Самтер, и Север, и Юг испытали огромное облегчение, почув­ствовав «конец чего-то невыносимого». Толпы народа хохотали как безумные, размахивали флагами, в возбуждении носились взад и вперед. «Горит вереск. Раньше я не знал, что такое взбудора­женный народ»,- пишет бостонский лавочник, глядя на ликующие толпы, а корреспондент «Лондон Тайме» описывает то же самое на Юге: «Разрумяненные лица, горящие глаза, орущие рты», заглу­шавшие оркестры, игравшие «Дикси».25

Если объявление войны эквивалентно моменту рождения, спрашивал я себя, то насколько конкретны будут детали?

Например, чтобы новорожденный с криком втянул первый глоток воздуха, его шлепают по спине. Если я начну искать ана­логии в историческом материале, не будет ли это притянуто за уши? Мне не надо было ходить далеко за подтверждением своих

126 ллойд ДЕМОЗ

догадок. Вновь просмотрев записи в поисках упоминаний об Ощу­щениях в первые минуты и часы после объявления войны, я на­шел несколько недвусмысленных случаев слуховых галлюцина­ций «крика*. Например: когда Линкольн выпустил воззвание, в котором призывал войска защитить Соединенные Штаты, - все признают, что этим поступком он положил начало гражданской войне, — он уединился в комнате «и почувствовал себя очень оди­ноким и беспомощным... вдруг он услышал звук, похожий на гром орудийного залпа... Он спросил у коменданта Белого дома, но тот ничего не слышал... По дороге [на улице] он встретил несколько человек, и некоторых спрашивал, не слышали ли они чего-нибудь похожего на пушечный выстрел. Никто ничего не слышал, и он решил, что это, скорее всего, каприз воображения».26 В 1939 г. Чем-берлен объявил перед кабинетом министров Великобритании: «Правильно, джентльмены, это означает войну», а один из присут­ствовавших впоследствии вспоминал об этом эпизоде: «Едва он успел это сказать, как раздался оглушительный удар грома, и весь зал осветился ослепительной вспышкой молнии. Никогда я еще не слышал таких раскатов грома. Здание буквально сотряслось».27

Судя по всему, «крик новорожденного» раздается лишь после эмо­ционального осознания конца родового кризиса - ведь роль кри­ка не сыграл первый настоящий выстрел при осаде Форт-Самте-ра. Галлюцинации «крика новорожденного» могут появляться, даже если известие о начале войны ошибочно. Когда в 1938 г. Гитле­ру вручили сообщение, что чешские вооруженные силы в состо­янии боевой готовности, а война в Европе, которой так долго из­бегали, похоже, вот-вот начнется, переводчику Паулю Шмидту показалось, что в наступившем на несколько минут гробовом мол­чании послышался «громкий бой барабанов».28 «Крик новорожден­ного» был настолько необходим, что лидеры, включая Вудро Виль­сона и ФДР,* всегда под любыми предлогами старались отложить вступление нации в войну до тех пор, пока не чувствовали экзальтацию, соответствующую началу вдоха при первом крике. Вот что ответил Вильсон в начале 1917 г., когда в кабинете ми­нистров ему сказали, что Америка под его руководством соглас­на хоть сейчас идти на войну:

«Все равно это еще не то, чего я жду, этого недостаточно. Вот когда они будут готовы бежать с криками «ура», я воспользуюсь их готовностью».29

*Франклин Делано Рузвельт.

ПСИХОИСТОРИЯ КАК САМОСТОЯТЕЛЬНАЯ НАУКА 127

Чем больше я анализирую слова лидеров, тем больше прихо­жу к выводу, что все их понимание войны — это групповая фан­тазия рождения, и бороться против нее почти бесполезно. Во вре­мя Кубинского ракетного кризиса, например, война между США и СССР была предотвращена лишь после миротворческого письма Хрущева к Кеннеди, в котором содержался призыв не уподоб­лять нации «двум слепым кротам», дерущимся до смерти в тун­неле.30 Еще более показателен шифр, использованный японским послом Курусу, когда он позвонил в Токио, чтобы сообщить, что переговоры с Рузвельтом потерпели неудачу и что самое вре­мя начинать бомбежку Перл-Харбора. Пытаясь иносказательно

. передать информацию, из которой Токио сделает вывод о необ­ходимости начала войны, Курусу объявил, что «ребенок вот-вот родится» и спросил, как обстоят дела в Японии. «Насколько ве­роятно, что ребенок родится?» «Очень вероятно, — последовал ответ. - Ребенок вот-вот родится». Единственная проблема была в том, что американская разведка, подслушивавшая разговор, сразу поняла смысл такого шифра.31

Похоже, что образ войны как родов уходит далеко вглубь истории. Нума воздвиг бронзовый храм Януса, римского бога дверей и ворот, и когда римляне шли на войну, огромные двой­ные двери храма были открыты - образ рождения, который час­то появляется в снах. Другие нации впоследствии заимствова­ли римскую символику, и, начиная войну, объявляли, как «Чика­го Трибюн» в тот день, когда Линкольн написал воззвание к войскам: «Ворота Януса открыты. Надвигается буря». Ни одна американская война не обходилась без родовой символики, начи­ная с Американской революции, полной родовых образов отде­ления от материнской страны - Сэмюэль Адаме характеризует ее как борьбу «ребенка за независимость... он борется за право

родиться»32 - и заканчивая Вьетнамской войной, которая внача­ле представляет собой «засасывающую дыру в болоте», потом превращается в «бездонную яму», из которой надо как-то выз­волить «перепачканного ребенка»,33 и заканчивается извлечени­ем ребенка на свет божий. . Некоторые образы военной символики совершенно ясны и недвусмысленны. Так, не надо быть психоаналитиком, чтобы проинтерпретировать сообщение, отправленное по телеграфу президенту Трумэну. В нем сообщалось, что сборка первой атом­ной бомбы прошла успешно: «Ребенок родился». То же можно

128

сказать и о названии бомбы, сброшенной на Хиросиму - «Ма­лыш*, или о названии самолета, из брюха которого эта бомба полетела, - ему было присвоено имя матери пилота. Однако мно­гие образы становятся понятны лишь после знакомства с клини­ческими исследованиями психотерапевтов на тему снов о рож­дении. Мне и до этого были известны многие книги на эту те­му, от очерков Ранка о родовой травме до обширной работы Янова о переживании рождения заново во время примальной терапии. Однако, начав более близко знакомиться с такой лите­ратурой, я научился находить символы там, где до этого их не за­мечал, и открыл целый ряд новых образов. Я обнаружил мало­известную книгу, написанную 25 лет назад психоаналитиком Нандором Фодором и озаглавленную «Поиски любимого: кли­ническое исследование родовой травмы и пренатальная профи­лактика». В свое время книгу проигнорировали только потому, что она далеко опережала эпоху. Там есть и полное описание насиль­ственных моментов «нормальных» родов, в каждом пункте пред­восхищающее работу Фредерика Лебойера,34 и план лечения ро­довой травмы для психотерапевтов, опережающий многие рабо­ты Артура Янова.

Один из родовых символов, на которые Фодор призывает об­ратить внимание, - это образ огня, а еще чаще связанные с ним кошмары. Согласно Лебойеру и Фодору, кожа новорожденного крайне чувствительна, и в течение тех долгих часов, пока длятся роды, а также непосредственно после рождения ребенок чувст­вует себя так, будто его кожу палят огнем, особенно если тем­пература в комнате выше 98°F или ребенка закутывают в гру­бую ткань.35 Осознав этот факт, становится легче понять исто­рический образ «опустошительного огня» войны. Кроме того, как в снах распространенным родовым символом является попа­дание в горящий дом, так и приемы ведения войны включают предание огню людей и домов, даже если затраты при этом не оправдывают себя, как в случае со «стратегической бомбарди­ровкой» Европы во второй мировой войне. Между войной и со­жжением существует тесная связь, заставлявшая войска сжи­гать даже те деревни, которые предположительно принадлежа­ли союзнику, - так было во Вьетнаме. Порыв, побуждающий предавать огню людей, деревни и города, не связан с военными целями, он стоит за их пределами. В книге Фодора говорится и о другим сновидческом образе, связанном с рождением, - па-

ПСИХОИСТОРИЯ КАК САМОСТОЯТЕЛЬНАЯ НАУКА 129

дение или прыжок с башни. Конечно же, это повторение самого момента рождения: когда ребенок падает вниз головой, в нем включаются инстинктивный страх высоты, и он начинает рефлек-торно хвататься руками за опору. Лишь тому, кто настроил свое «умственное ухо» на восприятие этих образов, становится ясно, что в решающий момент лидеры используют именно символи­ку «прыжка с башни», когда сообщают о войне. Например, когда Япония уже решила начать войну с Америкой, ее правительству был представлен объемистый документированный доклад, из ко­торого следовало, что военная мощь Америки по всем характе­ристикам по меньшей мере в 10 раз превосходит японскую, и что поражение Японии предопределено. Но страна находилась уже на стадии неотвратимого «скатывания к войне», и Токио, имея бесчисленные доказательства грядущего поражения Японии, объя­вил: «Сейчас такой момент, когда мы должны набраться муже­ства и совершить нечто неслыханное — как прыжок с закрыты­ми глазами с веранды храма Кийомицу!»36 Министр иностранных дел Франции при подписании Мюнхенского соглашения также сравнил войну с «прыжком с Эйфелевой башни».37

Когда я закончил заново анализировать свой исторический материал, мне уже было ясно, что убийство (впрочем, иногда и спасение) «невинных младенцев» во время войны было не про­сто побочным следствием войны, случайностью. Напротив, дети составляли сердцевину фантазии войны. Посмотрите, как часто войны начинались «потрошением беременных женщин» врага, турецкими ли штыками, деревянными ли кольями красных кхмеров.38 Посмотрите, как часто войны завершались миссия­ми по «спасению детей», было ли это «детским мостом» в Аме­рику из Вьетнама или нацистскими Лебенсборн-проектами в Европе, когда дети из оккупированных стран подвергались из­мерению специальными инструментами типа акушерских и от­бирались по признаку расовой чистоты - одних убивали, дру­гих признавали истинными арийцами и отправляли в Германию на воспитание. Посмотрите, как часто убийство детей - как, на­пример, в процессе Келли - становится в эмоциональном смыс­ле поворотным пунктом войны. Обратите внимание, осознав, что американцы действительно убивали детей (что они, конечно, делали всегда), общественное мнение стало отрицательно отно­ситься к войне. Как обнаружил Фодор в исследованиях снов о рождении39 и как вывела Мелания Кляйн из клинической

5.

130 ллойд ДЕМОЗ

практики,40 выход из родового канала при рождении связан с одновременным внедрением в материнское тело. Слияние этих двух фантазий и составляет сущность фантазии, отождествляю­щей войну с родами, в соответствии с которой страна должна подвергнуться оккупации, чтобы вырваться из «окружения», а страна-оккупант испытывает потребность в контроле и уничто­жении плохих детей в материнском теле, ненавистных конкурен­тов, ущербное содержимое чрева. Плохие дети - содержимое чужой страны, и их следует удалить, а может быть, спасти. Такой взгляд продиктован не только моей приверженностью теории Кляйн. Исторический материал полон подобной символики. На­пример, Гитлер начал вторую мировую войну не только потому, что чувствовал потребность Германии в «лебенсраум», жиз­ненном пространстве, но и потому, что считал необходимым спас­ти хороших (немецких) детей в соседних государствах и убить плохих детей (еврейских, польских и т. д.). Образ матери, свя­занной узами кровного родства с детьми, которых надо спасти, ясно виден в словах Гитлера из «Майн кампф»:

«Немецкая Австрия должна вернуться к великой мате­ри Германии, и не только по экономическим соображе­ниям разного рода... Общая кровь принадлежит обще­му рейху. Пока германская нация не может даже собрать в единое государство своих собственных детей... она не вправе думать о колонизации...»41

Но помимо тех немногих хороших детей, которые заслуживают спасения, существует скверное большинство, ненавистные жиль­цы материнского тела, которые должны быть ликвидированы. В самом.деле, те же газовые камеры, служившие целям геноцида, первоначально (в начале 1939 г.) использовались для уничтоже­ния психически больных и увечных детей, и лишь два года спу­стя в них стали загонять евреев и других,42 которые были все равно что плохие дети. Скверными детьми они стали вследствие сброса эмоций, "описанного выше, в разделе о внутренних и вне­шних уборных. В конечном итоге ребенок должен умереть, и со­временные войны удовлетворяют детоубийственные импульсы человечества не менее эффективно, чем детские жертвоприноше­ния и убийство детей в прошлом.43

Продолжая экскурс в методологию психоистории, остановимся на одном обстоятельстве, которое вносит гораздо больший вклад в специфический момент психоисторического открытия, чем тех-

ПСИХОИСТОРИЯ КАК САМОСТОЯТЕЛЬНАЯ НАУКА ,131

ническая подготовка психоисторика. Конечно, мне помогли позна­ния и в истории, и в психоанализе - без них я не смог бы сориентироваться в литературе по этим двум областям. Одна­ко настоящим прорывом в осознании родовой символики войны я обязан своему собственному эмоциональному развитию. Зада­ча выходила за рамки моего интереса к причинам войн в послед­ние два десятка лет и не имела ничего общего с теоретизирова­нием на тему образов родовой травмы, ведь я не являюсь после­дователем ни Ранка, ни Янова.

Гораздо важнее теоретических знаний оказались, к примеру, мои личные занятия психоанализом, особенно седьмой-восьмой год этих занятий, когда я проводил долгие часы в попытках за­ново пережить и понять значение сновидений, в которых тонешь, либо тебя засасывает водоворот или зыбучие пески. Или же, когда сыну исполнилось два года, проводил с ним сотни часов, играя в «мамин живот». Мы ползали в темноте под одеялом, а потом притворялись, что падаем с кровати, с криками: «Помогите! Спа­сите!» Эта бесконечная игра доставляла ему явное удовольствие, он чувствовал себя хозяином положения. Психоистория, как и психоанализ, - наука, в которой личные чувства исследователя не менее, а может, даже более важны, чем его глаза или руки. Как и глаза, чувства страдают погрешностями, они не всегда дают точную картину. Но ведь психоистория имеет дело с мотивами людей, поэтому оценка мотивов во всей их сложности только выиграет, если психоисторик начнет идентифицировать себя с действующими лицами истории вместо того, чтобы подавлять чувства, как проповедуется и практикуется в большинстве «наук». Разучившись ставить себя на место объектов изучения, психо­историк окажется в положении биолога, забывшего, как пользо­ваться микроскопом. Поэтому эмоциональное развитие психо­историка - не менее важная тема обсуждения, чём его (ее) ин­теллектуальное развитие. Само собой, оно подразумевает в качестве важнейшей предпосылки занятия личным психоанали­зом - для психоисторика они не менее значимы, чем для психо­аналитика. И все же, я думаю, не стоит делать из этого формаль­ное требование..

Раньше я думал, что историки обладают эмоциональными на­выками использования собственных чувств как инструмента пси­хоисторического исследования, может быть, даже обучаются это­му. Но, честно говоря, пообщавшись за последние десять лет,

L

132 ллойд ДЕМОЗ

пожалуй, с тысячью историков со всего мира по поводу проек­та по истории детства или основания «Журнала», я убедился, что о большинстве традиционных историков этого не скажешь, хотя целое новое поколение психоисториков уже владеет методом. Ожидать от среднего историка успехов в психоистории - все равно, что пытаться сделать астронома из слепого, настолько сильное отвращение он питает к любому психологическому про­никновению в него самого или в исторический материал, идет ли речь о школьной психологии или о современных психологи­ческих представлениях. Это обусловлено сложными историчес­кими причинами, связанными с самоотбором в университетах в последние десятилетия и с другими процессами, вследствие которых факультеты истории потеряли так много эмоционально открытых студентов, ушедших в психологию. Поэтому всякий раз, когда я рассказываю ученым об эмоциональном развитии, необходимом психоисторику, чтобы из него вышел хороший ис­следователь, и ловлю бессмысленные, непонимающие взгляды, я пытаюсь перевести разговор с психоистории на что-нибудь дру­гое. Мои слушатели, как правило, живут в другом мире, там счи­тается, что эмоциональные реакции не играют никакой роли в результате.

В доказательство важности эмоционального момента иссле­дования приведу еще один, последний, пример. Многие годы я не мог понять, почему меня, радикалами антинационалиста, почти до слез трогает зрелище марширующих отрядов, когда мы с сыном стоим на параде. Было искушение проигнорировать эти чувства или навесить успокоительный ярлык, но меня так заинтересова­ло это ощущение - когда военная музыка возносит ввысь - что я приобрел привычку вставать из-за своего стола в Нью-Йоркс­кой публичной библиотеке и бежать к окну каждый раз, когда вниз по Пятой авеню проходил военный оркестр: я пытался схва­тить суть ощущений и установить, что же за сила на меня дей­ствует. Не беда, что я казался малость чудаковатым в глазах работавших тут же коллег, - я должен был попытаться ответить на этот исторический по своей сути вопрос. Лишь после откры­тия образа войны как рождения я вернулся к вопросу, почему меня так трогают военные оркестры, - теперь у меня было пред­чувствие, что я знаю ответ. На следующий парад я взял секун­домер и прохронометрировал ритм оркестра. Оказалось - око­ло 110-130 ударов в минуту. Затем я прохронометрировал не-

ПСИХОИСТОРИЯ КАК САМОСТОЯТЕЛЬНАЯ НАУКА Д 33

которые успокоительные мелодии из популярной музыки, кото­рые передавались по радио. Их ритм был от 70 до 80 ударов в минуту. Справившись у акушерки моей жены, я узнал, что нор­мальная частота сердцебиения - около 75 ударов в минуту, а во время родовых схваток сердцебиение у женщины учащенное -110-150 ударов в минуту. Ясно, что, глядя на парад, я становился рождающимся ребенком, которого подхватило и понесло биение сердца матери, а слезы в моих глазах были по поводу неминуе­мого отделения от матери! При этом я мог даже и не чувство­вать себя ребенком. Может быть, мое открытие не столь уж важ­ное, зато чисто психоисторическое. Подтвердить его мог кто угодно, используя привычные для науки критерии истины, но его открытие было доступно только психоисторику со специфичес­кой моделью личности и даже стилем жизни, необходимыми для использования собственных эмоций в качестве инструмента ис­следования групповой фантазии.

Все это не означает, что я чувствовал себя удовлетворенным тем, что нашел основную «причину» войны, придя к парадигме войны как родов. Наука ведь нацелена в основном не на поиск причин - она пытается решить проблемы, интересные с точки зрения ее внутреннего развития, а открытие причин часто быва-

•

ет побочным следствием решения проблем. Я думаю, что своим исследованием я совершил нечто гораздо более важное для пси­хоистории, чем обнаружение причины: я изменил постановку вопроса, который сам же задал. Я очертил новую проблему, составившую важную часть новой теоретической структуры, которая, чувствовал я, будет плодотворна и поддается эмпиричес­кой проверке. Теперь я мог задать целый ряд новых вопросов, на­пример: почему национальные проекты в одни моменты исто­рии вызывают в лидерах чувства, связанные с рождением, а в другие моменты не вызывают? Посредством чего передаются эти проекции? Являются ли образы, связанные с рождением, защитой от других психических состояний руководящих групп или наций? Бывают ли войны, не подчиняющиеся парадигме рождения, и если да, то какая символика приходит на смену родовой? Имеем ли мы здесь дело с разными моделями эволюции военной символики? Почему групповые фантазии разворачиваются с такой преувели­ченной медлительностью: оригинальный процесс занимает часы; те же образы в сновидениях уплотняются, в несколько минут; групповая фантазия воплощается в течение месяцев и лет?

434 ллойд ДЕМОЗ

Именно способность порождать новые вопросы является от­личительным признаком науки. Наука физика стала так быстро развиваться в семнадцатом-восемнадцатом веках не потому, что ученые были по каким-то причинам смышленее, чем окружающие люди. Образование тех первых ученых было довольно ограни­ченным, зато знание окружающего мира - обширным. Этот прин­цип имеет силу и для психоисториков, которые надеются преус­петь там, где историки потерпели неудачу в попытке дать науч­ное объяснение исторической мотивации. Психоисторики имеют шансы на успех не потому, что более остроумны, чем историки, а потому, что совершенно иначе представляют себе задачу и владеют инструментами исследования и научными моделями, которых нет у историков. Даже самые эрудированные из астро­логов не могли понять движение планет, пока а) считали своей задачей, в сущности, повествование, а не решение научных про­блем и б) не признавали телескоп. Точно так же самые эруди-рованные историки не смогут понять причины, определяющие историю, пока а) считают своей задачей повествование, а не ре­шение научных проблем, и б) не признают научное эмоциональ­ное отождествление в качестве одного из основных инструмен­тов исследования,

Я полагаю, что другие психоисторики нашли близкие к моим способы эмоционального самоотождествления и ломки защитных механизмов. Рудольф Бинион, исследуя психобиографии Лу Ан-дреас-Саломе и Гитлера, несколько лет накапливал горы матери­ала по их мотивационным моделям, а потом на несколько ме­сяцев засел с этим материалом и стал читать и перечитывать каждый фрагмент до тех пор, пока «части не соединились в еди­ное целое, все факты расположились по порядку: один-единствен­ный факт принес окончательную уверенность».44 Генри Эбель на несколько часов погружается в исторический материал и окру­жает себя «первинами», когда строит свободные ассоциации с материалом и сосредоточенно пытается добраться до более глу­бокого уровня мотивации, чем тот, который обнаруживается при простом чтении. Как и мое толкование снов в целях устране­ния защиты, мешающей открытию, все эти методы являются

попытками психоисториков сформировать инструменты иссле­дования, которые подобно микроскопу или телескопу откроют доступ к материалу, ранее отвергаемому. Психоисторикам свой­ственно скорее делать «переоткрытия», чем открытия - они

ПСИХОИСТОРИЯ КАК САМОСТОЯТЕЛЬНАЯ НАУКА 135

открывают то, что мы все уже знаем и чему следуем в сво­их поступках. Наши открытия касаются внешних обстоятельств, но целиком зависят от нашей способности сломать внутреннюю защиту, мешающую признать то, что мы делаем все время. Каж­дый, кто идет на войну, говорит на языке родовой символики, от­зывается на барабанный бой родовых схваток, общается с други­ми идущими на войну посредством родовых символов; у любо­го историка в книге можно найти сколько угодно фраз типа: «Все громче и чаще становился пульс надвигающегося насилия, и на­ция неотвратимо приближалась к родовым мукам войны». Все это знают - и никто этого не знает. Лишь психоисторик, научив­шись использовать то, что у него «внутри», для понимания тво­рящегося «снаружи», может рассчитывать на успех там, где тол­пы его предшественников потерпели неудачу, пытаясь постичь и удержать под контролем те самые групповые фантазии, кото­рые мы решили назвать нашей историей. •

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Geoffrey Barraciough, «Farewell to Hitler», New York Review of Books, April 3, 1975, pp. 11-16; «Freud's Pop», Harpers, April, 1975, pp. 9-10; Gertrude Himmelfarb, «The 'New History'», Commentary, January, 1975, pp. 72-78; Lloyd deMause, «Our Forebears Made Childhood a Night­mare», Psychology Today, April, 1975, pp. 85-90; «The Baby Killers», Human Behavior, July, 1974, pp. 70-71; Elie Kedourie, «New Histories for Old», London Times Literary Supplement, March 7, 1975, pp. 2-4; Gertrude Himmelfarb, «Clio and Oedipus», London Times Literary Supplement May 23, 1975, p. 565.

2. Chicago: University of Chicago Press, 1975. . 3. «History: The Muse and Her Doctors», American Historical Review 77

(1972), 36-64. 4. Carl Hempel, «The Function of General Laws In History» in Herbert

Feigel and Wilfred Sellars, eds., Readings in Philosophical Analysis. New York: Appleton-Century-Crofts, 1949.

5. Alan Donagan, «Explanations in History», in Patrick Gardiner, ed., Theories of History. New York: The Free Press, 1959.

6. Lloyd deMause, ed., Psychohistory: A Bibliographic Guide. New York: Garland Publishing, 1975.

7. Steven Runciman, History of the Crusades. 3 Vols. Cambridge: Cam­bridge University Press, 1950.

8. Kedourie, TLS, p. 3. 9. A. J. P. Taylor, The Origins of the Second World War. New York:

Atheneum, 1968, pp. 216, 217.

136 ллойд ДЕМОЗ

10. Max Montgelas and Walter Schucking, eds., Outbreak of the World War: German Documents Collected By Karl Kautsky. Oxford: Oxford University Press, 1924, pp. 63, 307, 266, 161.

11. Montglas, Outbreak, pp. 250 ff. Неотвратимость скатывания к войне, как и вообще большинство иррациональных черт военного процес­са, наилучшим образом суммированы и снабжены хорошо подобран­ными ссылками в Geoffrey Blainey, The Causes of War. New York: The Free Press, 1973.

12. Ole R. Holsti and Robert С North, «The history of human conflict» in Elton B. McNeil, ed., The Nature of Human Conflict. Engiewood Cliffs, N.J.: Prentice-Hall, 1965, p. 166.

13. Luigi Albertinl, The Origins of the World War of 1914. Vol. 11. Oxford: Oxford University Press, 1952, p. 132; Imanuel Geiss, ed., July 1914: The Outbreak of the First World War: Selected Documents. New York: Charles Scribner's Sons» 1967, p. 295.

14. Ralph H. Lutz, Fall of the German Empire 1914-1918: Documents of the German Revolution. Vol. I. Stanford: Stanford University Press, 1932, p. 13. .

15. Что касается различных уровней родительской заботы о детях, см. Lloyd deMause, ed., The History of Childhood. New York: The Psycho-history Press and Harper & Row, 1974 and 1975.

16. Nandor Fodor, The Search for the Beloved: A Clinical Investigation of the Trauma of Birth and Pre-Natal Conditioning. New Hyde Park: University Books, 1949, pp. 35-45.

17. Arthur Janov, The Feeling Child: Preventing Neurosis in Children. New York: Simon and Schuster, 1973, pp. 41-81.

18. Bruce Catton, The Coming Fury. Garden City. N.Y.: Doubleday & Co., 1961, p. 32.

19. William Eddis, Letters from America, Cambridge. Mass.: Harvard University Press, 1969, p. 151.

20. Max Montgeias and Walter Schucking, eds., Outbreak of the World War: German Documents Collected By Karl Kautsky. New York: Oxford University Press, 1924, p. 56.

21. Herbert Feis, The Road to Pearl Harbor. Princeton: Princeton University Press, 1950, pp. 293, 265.

22. Richard W. Leopold and Arthur S. Link, eds. Problems in American History. New York: McKay, 1965, p. 762.

23. Feis, Pearl Harbor, p. 293. 24. Barbara Tuchman The Guns of August. New York: The Macmillan Co.,

1962, p. 121 25. Catton, Fury, p. 325. 26. Carl Sandburg, Abraham Lincoln: The War Years. Vol. 1. New York:

Harcourt, Brace & Co., 1939, pp. 236-7. ' 27. Sidney Aster, 1939: The Making of the Second World War. New York:

Simon and Schuster, 1973, p. 387.

ПСИХОИСТОРИЯ КАК САМОСТОЯТЕЛЬНАЯ НАУКА 137

28. Paul Schmidt, Statist auf diplomatischer Buhne 1923-45. Bonn, 1949, p. 413.

29. Joseph P. Tumulty, Woodrow Wilson As I Knew Him. New York; Doubleday, 1921, p. 235.

30. Robert F. Kennedy, Thirteen Days: A Memoir of the Cuban Missile Crisis. New York: W. W. Norton. 1969. p. 89.

31. Toland, Rising Sun, pp. 174-5. 32. Henry Steele Commager and Richard B. Morris, eds., The Spirit of

Seventy-Six Vol. I. New York: Bobbs-Merrill Co., 1970, p. 294. 33. David Halberstam, The Best and the Brightest. New York: Random

House, 1969, pp. 249, 601, 617. 34. Frederick Leboyer, Birth Without Violence. NY: Alfred Knopf, 1975. 35. Личное сообщение д-ра Лебойера на Тэррнтаунской конференции

по ненасильственным родам 19 апреля 1975 г.; Fodor, Search, pp. 16, 93-103.

36. John Toland, The Rising Sun: The Decline and Fall of the Japanese Empire, 1936-1945. New York: Random House, 1970, p. 112.

37. Laurence Thompson, The Greatest Treason: The Untold Story of Munich. New York: William Morrow & Co., 1968, p. 112.

38. Robert Sam Anson, «Withdrawal pains», New Times, March 21, 1975, p. 25. 39. Fodor. Search, p. 253ff. 40. Melanie Klein, Narrative of A Child Analysis. New York: Basic Books, 1960. 41. Adolf Hitler, Mein Kampf. New York: Reynal & Hitchcock, 1939, p. 3. 42. Lucy S. Dawidowicz, The War Against The Jews 1933-1945. New York

Holt, Rinehart and Winston, 1975, p. 132. 43. Заканчивая эту статью, я обнаружил, что больше года назад встре­

тил указание на сущность детской образности в The First Part of the Revelation of Moses the Son of Jehoshar (Fort Lee, N.J.: Argonaut Books, 1973, pp. 58-9, 102, 106) в блестящем афоризме Генри Эбе-ля, который описывал как «из Дрездена, Берлина и Хиросимы тоже сделали удушливую жаркую матку» и как «люди удивлялись без­застенчивому зверству, с которым нацисты убивали младенцев и вообще детей. Но в этом и была вся соль. Беззащитные взрослые, которых убивали нацисты, тоже были для них «детьми». Чем более безжалостными детопожирателями они были, тем меньше станови­лась вероятность, что их самих сожрут как младенцев. Чем боль­ше малышей они втолкнули бы в удушливую жаркую матку, тем скорее Мама пощадила бы их самих».

44. Rudolph Binion, «Hitler's Concept of Lebensraum», History of Childhood Quarterly: The Journal of Psychohistory 1 (1973): 196; «My life with Frau Lou» in Perry Curtised., The Historian's Workshop. New York: Knopf, 1970, pp. 293-306.

45. Henry Ebel, «Primal therapy and psychohistory» History of Childhood Quarterly: Tlie Journal of Psychohistory 2 (1975): 563-70; and The First Part of the Revelation of Moses the Son of Jehoshar.

Глава 3

ФОРМИРОВАНИЕ АМЕРИКАНСКОЙ ЛИЧНОСТИ ПУТЕМ ПСИХОЛОГИЧЕСКОГО ВИДООБРАЗОВАНИЯ

История - действительно театр. Этот сценарий она отстаивала до конца.

•

*

Что породило Америку? Что превратило группу тоталитарных и фанатичных англичан, охотников за ведьмами и за головами, в нацию неистово независимых янки за срок меньший, чем столе­тие? Какие же внезапные психические изменения в мире, приспо­собленном к по-зимнему медленным переменам в историческом типе личности, сорвали с европейского человека его застывшую феодальную маску и высвободили неистовый индивидуализм, который в конце концов привел к созданию первой в мире современной демократии?1 Что-то новое произошло с личностью в Америке. Кондорсе думал, что американцы «вышли из истории», Тюрго называет их «надеждой человечества». Многие соглаша­лись, что это произошло. Но что вызвало это? -

Последние 200 лет историки отвечали на этот вопрос одно­сложно: Америку породили' деревья. Деревья и открытое про­странство дали колонистам эту свободу начать с нуля, сменив

ФОРМИРОВАНИЕ АМЕРИКАНСКОЙ ЛИЧНОСТИ 139

сложную европейскую иерархию на безначальственную амери­канскую простоту.2 К сожалению, такое «природное» объяснение сталкивается с двумя проблемами. Во-первых, важнейшие обще­ственные институты в нетронутом виде принесли в Америку сами колонисты в своих головах, и два поколения колонистов после высадки пуритан в Новой Англии были такими же тота­литарными, кастовыми и нетерпимыми, как везде в Европе. Не­смотря на эти деревья. Во-вторых, если деревья, открытое про­странство и бодрое начало могли породить демократическую личность, то почему же этого не произошло в Бразилии, в Мек­сике или в Сибири?

В поиске причин, породивших Америку, историкам больше все­го мешает их обязательное допущение, что «исторические собы­тия» вызываются предшествующими «историческими событиями». Поэтому большинство исторических объяснений по сути и ныне повествовательны. Америку породило историческое событие -столкновение колонистов с Природой. На самом деле ошибоч­но изначальное методологическое допущение: в научном смыс­ле историческое действие не обрекает группу людей на опреде­ленное действие в будущем и не может, следовательно, быть его причиной. Наша война с Японией была вызвана не Перл-Харбо-ром - будь мы другими, не стали бы давать сдачу. Научное объяснение причин исторического события в любом случае дол­жно включать описание того, как формировался исторический тип личности, в том числе в детстве. Таким образом, по своей на­учной сути вопрос «что породило Америку?» оказывается бли­зок к вопросу «что породило жирафа?» И тот, и другой требуют эволюционного ответа. Жираф - продукт биологического видо-образования, обособления от определенного предкового млеко­питающего путем отбора в изолированной ответвившейся попу­ляции на определенном этапе биологической эволюции в неко­торых условиях естественной среды. Америка - это продукт психологического видообразования, обособления от определен­ной предковой в психологическом отношении нации путем от­бора в изолированной ответвившейся популяции на определен­ном этапе эволюции детства в некоторых условиях групповой среды. Как биологическая структура передается через гены, так и психическая структура передается через «психогенные» вза­имодействия ребенка и родителя. Как современные комплексные исследования по эволюционной биологии изучают процесс

140

генетического мутирования как основной источник новых гено­типов,3 так и современная научная психоистория изучает психо­генное взаимодействие между матерью4 и ребенком как исходный источник психотипов - новых исторических типов личности.

Самое неожиданное - то, что психологическое видообразование, как и биологическое, оказывается строго закономерным процессом. Психические изменения проходят через стадии, которые можно назвать «психогенными стилями». Они аналогичны стадиям эво­люции биологических таксонов. Каждое новое поколение матерей воспитывает очередное поколение детей и пытается удовлетворить их потребности новыми, более передовыми способами, чем те, ко­торые испытали в детстве сами.

Каждый шаг вперед в психогенном стиле уменьшает эмо­циональную дистанцию между матерью и ребенком. Потребно­сти ребенка вызывают у взрослого тревоги. Свойственный антич­ности стиль детоубийства справлялся с этими страхами благо­даря таким мерам, которые постоянно ставили под угрозу жизнь ребенка. Очень часто доходило до детоубийства, совершавшего-

ФОРМИРОВАНИЕ АМЕРИКАНСКОЙ ЛИЧНОСТИ 141

ся в равной степени богатыми и бедными. Средневековый стиль отказа не убивал, но постоянно отвергал ребенка, отправляя его к кормилице, на воспитание в чужую семью или в монастырь. Стиль двойственности, распространившийся в эпоху Возрожде­ния, рассматривал ребенка как безнадежного грешника, носите­ля зла, и в. то же время сильно идеализировал его. В восемнад­цатом веке благодаря распространению навязывающего стиля появились матери, которые могли уделить ребенку толику своей любви, но лишь при условии полного контроля его эмоций. В на­стоящее время преобладает социализирующий стиль, при котором родители в неявном виде манипулируют ребенком, главным обра­зом заставляя его почувствовать вину или проникнуться роди­тельскими целями.

Каждый психогенный стиль, в свою очередь, дает историчес­ки новый психотип взрослого: типичный для античности шизоид­ный характер уступает место аутичному характеру средневековья, порожденному отказом от детей; за маниакально-депрессивным характером позднего средневековья идет компульсивный харак­тер начала нового времени - результат навязывающего воспи­тания; и, наконец, для современного общества обычны различные типы тревожного характера. .

Каждый из этих стилей отношения родителей к детям явля­ется историческим достижением. Дарвин первым обратил вни­мание на то, что эволюционное древо вполне может служить и схемой классификации, поскольку эволюционные ступени не от­мирают, а существуют в виде современных представителей. Это справедливо для любой эволюционной схемы, поэтому последо­вательность психогенных стилей прошлого - это одновременно и перечень современных психоаналитических типов личности, представляющих собой результат нынешней неоднородности сти­лей воспитания, в которой найдешь и битье, и сверхконтроль, свойственный навязывающему стилю. Почти все современные типы воспитания - это «психологические ископаемые», преобла­давшие каждый в свою историческую эпоху аналогично тому, как современный класс рептилий в свое время был преобладающей группой позвоночных на Земле.

Параллелизм биологической и психологической эволюции не ограничивается тем, что и там, и здесь в соответствии с опре­деленными закономерностями появляются новые формы. Неко­торые из важнейших механизмов, определяющих различные

142 ллойд ДЕМОЗ

эволюционные пути, тоже оказываются одинаковыми. Так, два эво­люционных механизма - отбор и изоляция - оказываются в центре не только современной теории биологической эволюции, но и психогенной теории истории, особенно в нашем случае с эволюцией американской личности. Что касается процесса появ­ления новых вариантов путем мутирования или психогенного взаимодействия матери и ребенка, это лишь половина разговора. Не менее важны закономерности, определяющие рост и сохра­нение нового варианта. Теперь, когда мы уже сказали о механиз­мах отбора и изоляции, оставим тему «происхождения психови­дов» и вернемся к нашему вопросу: «Что породило Америку?» Когда биологический вид колонизирует новую местность, то в географическую изоляцию попадает ограниченное число особей, и отклоняющиеся варианты не «разбавляются», как в большой популяции-родоначальнике. Так же и в Америку, в географичес­кую изоляцию, первоначально попало небольшое число матерей из европейской популяции, поэтому отклоняющиеся психогенные варианты не «растворились» среди менее продвинутых стилей взаимоотношения родителей и детей. Таким образом, американ­ские колонии были обогащены представителями новых психови­дов - нечто вроде Галапагосских островов психоистории.

Давайте взглянем на этих необычных матерей. Это был сем­надцатый век, его эволюционный момент мы определим как за­кат амбивалентного стиля воспитания.

Из маленьких девочек все чаще и чаще вырастали матери нового типа, и этот процесс достиг такого размаха, что в исто­рии детства наступил поворотный момент, когда детей женского пола практически перестали убивать как якобы недостойных жизни, второсортных. А ведь практика убийства девочек восхо­дит даже не к античности, а к еще более глубокой древности — к нашим палеолитическим истокам. (Что касается ссылок на де­мографию здесь и в дальнейшем, смотрите приложение.) К со-жалению, те маленькие девочки, которые знают об убийстве ро­дителями их братьев или сестер, очень часто вырастают плохи­ми матерями. В античности детей убивали открыто, поэтому даже у богатых родителей «практически никогда не было больше од­ной дочери». В средние века детоубийство встречало слабое про­тивостояние церкви, но его уровень снижался очень медленно, при­чем от девочек избавлялись гораздо чаще.5 Убивали либо откры­то, либо отправляя к «нянькам-убийцам» с оплатой всего лишь

ФОРМИРОВАНИЕ АМЕРИКАНСКОЙ ЛИЧНОСТИ 143

на несколько недель вперед, либо очень короткое время вскарм­ливая девочек грудью (меньше, чем мальчиков), отчего они ста­новились восприимчивыми к болезням и умирали. Эти и другие формы избавления от детей преимущественно женского пола широко практиковались в то время. Как правило, в современ­ном обществе девочки биологически выносливее мальчиков и умирают реже, но на графике, составленном по данным перепи­сей населения в разные исторические эпохи, мы видим, что маль­чиков примерно в полтора раза больше, чем девочек, и только в семнадцатом веке их становится примерно поровну. Это мо­жет служить доказательством убийства детей женского пола.

Даже в то время соотношение мальчиков и девочек сильно варьировало по областям и классам, что отражало разнообразие психогенных стилей в Европе семнадцатого века. Англия на сто­летие опережала Францию и на два столетия - остальную Ев­ропу по таким ключевым показателям, как снижение детоубий­ства, отказ от тугого пеленания, от передачи ребенка кормилице. Во Франции даже в восемнадцатом веке 80% парижских детей

Илл. 3 - Соотношение мальчиков и девочек как показатель филицида. ..

144 ллойд ДЕМОЗ

отдавались на несколько лет специально нанятым кормилицам в деревни, а по возвращении домой почти сразу отправлялись в школу или в ученики. Многие французы поэтому совершенно искренне говорили, как Талейран, что не провели под отцовским кровом и недели.6 В этот же период в Германии и в Италии родители еще кастрировали маленьких мальчиков, примерно каж­дого сотого, надеясь потом заработать на их певческих способ­ностях. В России в это же время новорожденных детей полага­лось «закалять», надолго окуная в ледяную воду. В Италии мла­денцев еще прибивали к телегам и выставляли на всеобщее обозрение в религиозной процессии: матери отдавали их на мучительную смерть в надежде, что их чадо, послужив религии, попадет на небо.7

Да, в начале семнадцатого века Англия опережала всю Европу по части заботы о детях, но особенно это касалось английского среднего класса, из которого вышли очень многие американские матери, которым первым принадлежало историческое достиже­ние - новое отношение к детям. Когда английская знать по-пре­жнему отправляла детей к кормилицам, некоторая часть матерей среднего класса, особенно пуритан, стала брать на себя смелость лично присматривать за детьми и заниматься их воспитанием и вскармливанием. Эти матери впервые в истории не стали боять­ся огромных тревог и страхов, неизбежных при попытках истин­ной эмпатии к эмоциональным потребностям ребенка, которого кормишь грудью. Например, когда ребенок плакал оттого, что не хотел лежать спеленутым, такая мать не жаловалась, что «чело­век рождается в кандалах» - фраза, которая до тошноты повто­рялась всеми, начиная с Плиния,8 - а проявляла эмпатию и оставляла его распеленутым, невзирая на устрашающие преду­преждения врачей. Французы говорили о неспеленутых англий­ских младенцах, что это «весьма плачевное зрелище» и возмуща­лись «вседозволенностью матерей... в Англии».9

Такие матери и стали фактором, сформировавшим американ­скую личность. Американские матери первые в истории вплот­ную испытали двойственные чувства к ребенку и начали форми­ровать навязывающий стиль воспитания - черту нового време­ни. Следуя этому стилю, мать относилась к ребенку с большими вниманием и последовательностью, больше времени уделяла его воспитанию и лучше сдерживала свои эмоции, чем при всех предыдущих стилях. Подтверждений этому масса.

ФОРМИРОВАНИЕ АМЕРИКАНСКОЙ ЛИЧНОСТИ 145

В колониальной Америке наблюдалась наилучшая пропорция числа девочек по отношению к мальчикам в мире, там меньше, чем во всех остальных странах того времени, от" детей отказы­вались или избавлялись путем убийства. Америке не требовалось ни одного из тех громадных приютов для детей, которых так много было по всей Европе. В 1685 г. Сэмюэл Сьюолл расска­зывает в дневнике, как увидел «первого из детей, которые были когда-либо... брошены в Бостоне*,10 а в это время в сточных канавах Лондона или Парижа каждое утро можно было найти сотни детей. Вдобавок Америка первой стала вводить всеобщее школьное обучение11 и первой начала кампанию против битья детей в школе и дома,2 первой прекратила отсылку детей к кор­милицам13 и тугое пеленание14 и первой стала выпускать лите­ратуру по борьбе с мастурбацией у детей15 - верный знак, что навязывающий стиль начал распространяться всерьез. Нетрудно догадаться, что гости из Европы, глядя на такое воспитание, при-нимались горько сетовать, что детей в Америке «балуют», что из-за крайней «безнаказанности» они «становятся маленькими до­машними тиранами» - отчасти из-за того, что американская мать не отдавала все свое внимание безраздельно отцу семейства и его гостям, а уделяла какую-то его часть детям.16

Дорогой ценой доставалась эмоциональная близость матери к ребенку при навязывающем стиле воспитания. Если парадиг­ма предыдущего двойственного стиля звучала следующим обра­зом: «Ты - то плохое, что внутри меня, я должен связать тебя и бить, ведь ты просто вместилище всего плохого, что во мне есть, спроецированного на тебя», то для матери нового навязывающе­го стиля она уже поменялась: «Ты плохой, но если я признаю тебя и подчиню твою внутреннюю жизнь полному контролю, то тебе будет позволено быть ко мне ближе». Поэтому американс­кие матери оказались первыми людьми, страдающими манией тотального контроля, доходившего до такой степени, которая в наше время наблюдается лишь в редких клинических случаях. «Необходимо полностью подчинять их волю нашей, - заявил один американский родитель, - они обязаны в точности выполнять все, что мы потребуем».17 Ребенку еще не исполнялось года, а родите­ли уже учиняли над ним «постоянный надзор», пытаясь «сломить его волю». Мать «боролась с волей» маленького ребенка до тех пор, пока тот не приучался подчиняться безоговорочно - немед­ленно реагировать на команды и полностью подавлять крик;

146 ллойд ДЕМОЗ

Джонатан Эдварде назвал это «замечательным образцом послу­шания».18 При амбивалентном стиле воспитания мать устраива­ла ребенку постоянные клизмы, чтобы вычистить из него «вся­кую дрянь», в то время как мать навязывающего стиля впервые в истории начала приучать ребенка к туалету, причем довольно рано - с четырехнедельного возраста, тем самым устанавливая режим тотального контроля даже над его сфинктерами.

Поскольку матери старались ограничить применение битья как метода воспитания, чаще приходилось прибегать к крайним психологическим мерам. Так, детям постоянно грозили, что сер­дитый Бог покарает их за непослушание смертью: «Он держит тебя над адской бездной, как держат над огнем паука или какое-нибудь отвратительное насекомое».19 Даже на уроках чистописа­ния порой надо было писать по многу раз одну и ту же фразу: «Запомни, что ты родился, чтобы умереть».20 Естественным ре­зультатом такого воспитания был ребенок, который, как Давид Феррис, чувствовал смерть «привычной подругой своих мыслей», или, как двухлетняя Элизабет Батчер, лежа в колыбели, размыш­лял над своей «грешной развращенной природой»,21 Жизнь этих детей изобиловала психотическими эпизодами. Так, парижские дети иногда «начинали вести себя очень странно... залезали в отверстия, заползали под стулья или принимали разные причуд­ливые позы, делали странные жесты...»22

Когда мать чувствует, что ребенок достаточно запуган и на­ходится всецело под ее контролем, наступает счастливый момент: ребенок наконец допущен к матери, и это сладостное слияние с ней в воображении ребенка часто превращается в слияние с Христом. Эдварде рассказывает о четырехлетней Феб Бартлет (1735 г.). После бесконечной молитвы в чулане вместе с мате­рью она выслушала поучительный рассказ о наказании, ожида­ющем ее в аду, а потом отправилась снова в чулан молиться в одиночестве:

«Господи, пошли мне спасение! Молю, прости мне мои грехи!» Закончив молитву, девочка вышла из чулана, по­дошла к матери, села рядом и громко зарыдала... Мать спросила, боится ли она, что Бог не станет посылать ей спасение. Девочка ответила: «Да, я боюсь попасть в ад!» .. Мать попыталась ее утешить и сказала: «...Ты должна. . быть хорошей девочкой» ...Девочка продолжала плакать и что-то говорить; затем перестала и начала улыбаться;

ФОРМИРОВАНИЕ АМЕРИКАНСКОЙ ЛИЧНОСТИ 147

наконец, сказала с улыбкой на лице: «...Мама, мое будет Царство Небесное!.. Я люблю Бога!»23

Процесс обращения и у ребенка, и у взрослого состоит из стадий ужаса, унижения и, наконец, слияния с близкой, неотступ­ной матерью - фантазии возвращения в адское чрево и «рож­дения снова» в симбиотическом состоянии единства с «нежным и любимым» «Светом вечным»24. Этот свет - слияние с материн­ским теплом - который прежде в истории был достоянием лишь мистиков с отшельническим образом жизни, теперь, с распрост­ранением навязывающего стиля, стал целью человека в детстве, юности и зрелом возрасте. Более того, к 1740 г. этот стиль рас­пространился среди американцев настолько, что фантазия группо­вого возвращения в чрево стала собирать их в религиозные груп­пы - историки называют это «Великим пробуждением». Тысячи людей устремлялись слушать проповедников, которые играли ма­теринскую роль - запугивали и позволяли собравшейся толпе пережить фантазию возвращения в чрево и рождения заново. Во­обще религиозные переживания постоянно сопровождали людей с семнадцатого века, но лишь в восемнадцатом веке, когда появилось достаточное количество родителей с навязывающим стилем воспитания, по всей Америке стали собираться огромные толпы, чтобы послушать про адские муки, «трястись, кричать и визжать от дикого страха и падать в обморок» - все это долж­но было очистить души от зла и приблизить к чудесному слия­нию с Богом.25

Американцы навязывающего стиля, достигшие процесса сли­яния с матерью через возвращение в чрево и рождение зано­во, называвшие себя Новым Светом, и стали в конце концов силой, вызвавшей Американскую революцию, которая сама по себе была групповой фантазией регрессии и рождения заново.26

Только в результате навязывающего стиля воспитания личность могла освободиться от чувства беспомощности и затерянности в непостоянном окружающем мире, вызванного жестокостью и непостоянством предыдущих стилей воспитания. Только та­кой человек мог начать развивать в себе сильное «я» и яркую индивидуальность - одна из главных целей личности нового вре-мени. Благодаря навязывающему стилю, приблизившему мать к ребенку и сделавшему ее более последовательной, стала исче­зать потребность в проективном самоотождествлении с ребен­ком - ведь в семнадцатом столетии исчез целый мир колдунов,

148 ллойд ДЕМОЗ

привидений, ведьм и чертей - отколовшихся частей собственного «я» взрослых, и произошло это до внедрения научных знаний.27

Новое отношение к детям стало причиной ограничения семьи и бурного развития педиатрии - двух главных факторов велико­го демографического изменения, сыгравшего такую роль в исто­рии Запада.28 Наконец, тирания родителей - надежная опора любого другого вида тирании, и поэтому только воспитанные в навязывающем стиле взрослые могли пренебречь «божествен­ным правом повелевать и властвовать»,29 отказаться от пассив­ного подчинения и сделать революцию, бунт против авторитета главной целью жизни.30

Лишь недавно историки начали прислушиваться к мнению, что у Американской революции не только экономические, но и психологические корни.31 В личных дневниках и письмах 1775-1776 гг.32 полностью отсутствуют упоминания об экономических выгодах революции (например, о предполагаемом разногласии по поводу налогов). Очень неправдоподобным представляется предположение, что десятки тысяч людей схватились за мушке­ты и пушки только ради того, чтобы не платить грошовый на­лог в английскую казну - 1,2 доллара в год.33 Нет, прежде всего Американская революция была групповой фантазией, за­щитой независимости от матери-Англии, психотическим груп­повым процессом возвращения в чрево и рождения заново, похожим на Великое пробуждение с той разницей, что там мать символизировал Христос, а здесь Америка.

В предреволюционное годы путь групповой регрессии мож­но проследить в символике, применявшейся для описания мате­ри-Англии. Главной групповой фантазией колониальной Амери­ки было представление об Англии как о матери, дающей жизнь, но от которой полностью зависишь. В 1741 г., несмотря на от­носительную независимость Америки в экономическом и поли­тическом отношении, характерная метафора звучала примерно следующим образом:

«Все-таки колонии - не грудные дети, которые не могут кормиться иначе, как от материнской груди, и не в со­стоянии обойтись без покровительства страны-матери».34

Фантазия, рисовавшая картину зависимости от «нежной ма­тери» Британии, служила отрицанием враждебного отношения к Англии, защитой от собственной враждебности. Например, возра­жая против размещения британских войск в Америке, пускали

ФОРМИРОВАНИЕ АМЕРИКАНСКОЙ ЛИЧНОСТИ 149

в ход такой аргумент: это нелепо, все равно, что «поставить у детской колыбельки двух лейб-гвардейцев его Величества, что­бы ребенок не вылез и не перерезал глотку своему отцу».35

В 1760-х гг., когда уже большое количество воспитанных в навязывающем стиле взрослых начало осознавать и открыто выражать свою подсознательную враждебность, символика ста­ла меняться, и групповая фантазия постепенно продвигается ко все более и более ранним детским травмам. Первым делом вспомнились соперники - братья и сестры. Джон Отис Младший выражает недовольство:

«Каждый житель Америки содержит по меньшей мере двоих ленивых собратьев, живущих в праздности... в лоне матери Британии».36

Затем всплыли в памяти некоторые специфические приспо­собления, применявшиеся к детям. Американцы изображаются в рабстве у Британии, которая держит их на «помочах» (илл. 4). Обычай надевать маленьким детям на шею железные ошейни­ки, чтобы они прямо держали голову, трансформируется в жа­лобы, что американцы «покорно подставляют шею под ярмо», и что ради «будущих поколений мы не должны допустить, чтобы на наши шеи надели рабские оковы».37 В 1765 г. Джон Адаме во­прошает: «Если Британия - мать, а мы - ее дети... разве не име­ют дети права протестовать, когда родители начинают ломать им члены...» - указание на битье, еще широко применявшееся в детстве автора.38 К 1773 г. групповая фантазия, испытывая даль­нейший регресс, доходит до анальной символики, теперь мать-Ан­глия «вонзается... во внутренности собственных детей», а к 1775 г. достигает оральной стадии - на сей раз мать рассматривает­ся не только как кормилица, но и как «отравительница», она те­перь не чистая и нежная, а «старая распутница и проститутка», не покровительница, а убийца «с руками, обагренными кровью детей».9

Политические события следовали регрессивному пути группо­вой фантазии. Англичане все еще воображали себя строгими, но справедливыми родителями, а американские лоялисты, воспитан­ные еще в амбивалентном стиле, оставались верны иерархии и неспособны были воспринять образ новой нации-матери, по­этому настаивали на необходимости подчинения, иногда даже призывая мать-Англию «наказать своих непокорных, неблагодар­ных детей».40

tSO ллойд ДЕМОЗ

Илл. 4 - Анон.: Старая бедная Англия силится исправить своих злонравных американских детей. Веревки — это по­

мочи, которые прикреплялись к одежде детей и использова­лись для контроля над ними. Кроме того, веревки символизи­руют пуповину. Настоящим поворотным моментом этой групповой фантазии

стало Бостонское чаепитие. В то время подобные бунты сотня­ми происходили и в Британии, и в Америке, но это происшествие имело символический смысл.41 Детско-материнская символика была очевидна обеим сторонам - Англия впихивала пищу в рот Америке, подобно тогдашним матерям, впихивавшим кашицу в рот младенцам42 пока тех не начинало тошнить (см. илл. 5-7). На этот раз колонисты не стали безропотно это сносить. «Бос­тон ивнинг пост» назвала чай «отравленным», и американцы выплюнули его - в гавань. Британию это привело в ярость. Раньше англичане довольно равнодушно относились к потере миллионов фунтов стерлингов налога, но когда их товар был выплюнут «этой маленькой жалкой провинцией», их же «соб­ственноручным творением»,43 в Америку были посланы войска. Последовала битва при Лексингтоне, и американская групповая фантазия претерпела окончательную регрессию к главной трав­ме - рождению.

В 1775-1776 гг. повседневный политический язык был про­питан символикой рождения. Как и во всех войнах, символика эта была связана с акушерскими приемами того времени.44 У нас

ФОРМИРОВАНИЕ АМЕРИКАНСКОЙ ЛИЧНОСТИ 151

Илл. 5 - Анон.: Ловкий врач, или Америка, глотающая горь­кое лекарство. Опубликовано Полом Ревером в 1774 г. после Бостонского чаепития. Чай подобен детской кашице, вливаемой в горло, только здесь наоборот, мать принимает ее сама. Изображение Америки в виде матери дает художнику возможность слияния с другой темой - родов, и врач загля­дывает обессиленной женщине под юбку.

Илл. 6 - Уильям Томпсон: посуда для кашицы (papboat). Эта посуда, иллюстрирующая типичный колониальный стиль, ис­пользовалась для вливания кашицы из хлеба, размоченного в воде или в молоке, прямо в горло ребенку.

152 ЛЛОЙД ДЕМОЗ

Илл. 7 - Филип Доус: Плата бостонцев акцизному чинов­нику, или линчевание. Британское изображение реального со­бытия, когда колонисты заставили сборщика налогов глотать чай. Чай, высыпаемый в гавань, дополняет сравнение.

роды принимают в больнице, и на войне мы наносим «хирурги­ческие воздушные удары», а в то время американские матери рожали дома, теряли много крови, поэтому история Американс­кой революции пестрит образами типа: «невинная кровь младен­цев», «ноги, скользящие по окровавленным камням», «улицы, за­литые кровью». Один писатель использовал в метафоре даже простыню, на которой происходили роды: он сравнил надвигаю­щуюся революцию с «большой простыней... которая трещит под тяжестью горя и притеснений... под тяжестью разрухи...»4б Дру­гому писателю показалось, что «[британские] солдаты тащили на­гую женщину, которая в этот момент рожала, по улице» в Кон­корд.46 Даже изобретение того времени - линчевание смолой и перьями - было заимствовано из сцены рождения ребенка, ведь толпа фактически превращала жертву в ребенка-какашку, когда измазывали смолой и часто вываливали вдобавок в коровьем или свином навозе.47

ФОРМИРОВАНИЕ АМЕРИКАНСКОЙ ЛИЧНОСТИ 153

Вот так, по выражению Джеймса Отиса Младшего, «родился ребенок Свобода»: «роды приняли» американцы, воплощая группо­вую фантазию войны как рождения; они пробили себе путь нару­жу из страшного материнского чрева, отождествляя себя с «ре­бенком Независимостью, борющимся за право родиться».48 Вот почему по словам Эдмунда Берка, «Америка бросилась в ужас­ную пропасть» войны.49 Американская революция, как и любое историческое событие, дает нам возможность осознать психоген­ный закон, гласящий, что история - последнее пристанище, куда мы загоняем свои детские травмы, и групповая фантазия в го­раздо более крупном масштабе повторяет то, что мы стараемся забыть и отвергнуть - наше детство.

ПРИЛОЖЕНИЕ: О ДЕМОГРАФИИ ДЕТОУБИЙСТВА *

Большинство положений моей психогенной теории истории вызвало озабоченность исторического сообщества, но ничто не привело в такой гнев, как мое утверждение о длительном суще­ствовании детоубийственных наклонностей родителей по отноше­нию к собственному потомству. В тех редких случаях, когда смерть ребенка попадает в поле зрения академической науки, это рассматривается как несчастный случай, просто побочное след­ствие небрежного отношения, бедности или отсталости медици­ны - в общем, что угодно, только не результат желания родите­лей. Как неоднократно показывали в своих работах Дороти Блок и Джозеф Рейнгольд,50 если даже ребенок знает, что родители хотят его смерти, он изо всех сил это отрицает и охотнее взва­лит на себя самые тяжкие грехи, чем признает, что его просто не желают. Во мнении историков как раз и звучит глубокое оттор­жение того факта, что родители часто хотят смерти своих детей.

Один пример: Джозеф Кетт, делая обзор моей работы в «Аме­риканском историческом обозрении»,61 замечает, что мое мнение о широком распространении в прошлом плохого обращения с детьми «в корне неверно», потому что

«Он приходит к выводу о том, что от детей женского пола часто избавлялись, ссылаясь всего лишь на несколько слу­чаев сильно разбалансированного соотношения полов. При этом он игнорирует работы серьезных демографов, которые гораздо осторожнее относятся к свидетельствам о детоубийстве».

154 ллойд ДЕМОЗ

Я не знаю, что это за безымянные «серьезные демографы», о ко­торых говорит Кетт: факты доказывают совершенно обратное -из пятидесяти трех статей о детоубийстве и соотношении полов, написанных историческими демографами, все, за исключением одной, приходят к тому же мнению, что и я: уровень детоубий­ства действительно.был высок на протяжении античности и сред­невековья и только в новое время стал медленно снижаться, Исключением является демограф средневековья Давид Хэрлиги, и поскольку он, несомненно, и есть тот самый авторитет, на ко­торый ссылается Кетт, говоря о «серьезных демографах», разбе­рем его утверждения поподробнее, прежде чем приступим к рас­смотрению свидетельств о неуклонном снижении уровня дето­убийства на протяжении истории (см. илл. 3).

Заявление Хэрлиги, что «бросать младенцев женского пола, судя по всему, не было принято» в Италии пятнадцатого века, основано на одном-единственном предположении, что мальчики преобладают в переписи населения «преимущественно потому, что что о девочках реже сообщали».62 Эта странная склонность ошибаться именно в отношении девочек загадочным образом уменьшалась после эпидемии чумы, когда девочки ценились боль­ше. Свое допущение о равном количестве мальчиков и девочек Хэрлиги объясняет тем фактом, что «дошедшие до нашего вре­мени проповеди, в которых перечисляются все грехи того вре­мени, не уделяют особого внимания такому преступлению, как убийство девочек».53 Преступление могло и не привлекать «осо­бого внимания» - эту возможность Хэрлиги почему-то не учи­тывает.

Данные, которые приводит Хэрлиги, показывают значительное преобладание мальчиков в Пистойе эпохи Возрождения: соот­ношение полов среди детей до 15 лет как для деревенского, так и для городского населения, составляет 125 мальчиков на 100 девочек. Это может отражать особенности рождаемости. Напри­мер, Джованни Биллани сообщает, что в 1330-х гг. во Флорен­ции из 5500-6000 младенцев, которых крестили каждый год, маль­чиков было на 300-500 больше, чем девочек. Если его сообще­ние достаточно точно, то такое распределение может привести к тому, что отношение всех мальчиков к девочкам разных воз­растов достигнет 118%.54 Такой избыток мальчиков (ведь нор­мальное соотношение полов у новорожденных - 105 мальчиков на 100 девочек55) - еще одно опровержение идеи Хэрлиги о «не-

ФОРМИРОВАНИЕ АМЕРИКАНСКОЙ ЛИЧНОСТИ 155

правильном подсчете» девочек, потому что при крещении вряд ли можно избирательно ошибиться в отношении какого-то од­ного пола. Кроме того, девочки всегда биологически выносливее мальчиков, более устойчивы к болезням,56 поэтому соотношение полов 125 к 100 в возрасте от 0 до 15 лет означает убийство порядка одной трети (или даже больше) всех рождающихся де­вочек.57

Во всех работах Хэрлиги лишь один пример действительно поддерживает столь часто повторяемое положение об отсутствии детоубийства. Комментируя две каролингские хартии, он говорит о населении Сен-Виктуар-де-Марсель, где было 106 девочек и только 99 мальчиков, соотношение 93,4%, и делает из этого вы­вод, что «на убийство девочек крестьянами Сен-Виктуар указа­ний нет».58 В своем выводе Хэрлиги, однако, умудряется пройти мимо одного очень важного обстоятельства: больше чем для трети детей пол не указан. В данном случае мы имеем дело с маленькими выборками, поэтому заключение, что соотношение полов в той группе, где пол не указан, будет таким же, как и в группе детей с известным полом, совершенно необоснованно. Второй источник каролингского времени, на который ссылается Хэрлиги, - хартия Санта-Мария-дель-Фарфа, где детей с неука­занным полом гораздо меньше, а общая численность выборки выше, так что для демографа этот источник намного надежнее. В нем говорится о превышении числа мальчиков с соотношени­ем 136 к 100. Хэрлиги ничего не остается, как прокомментиро­вать это следующим образом: «Едва ли заслуживает доверия... Это еще одно указание, что о детях сообщали не всегда».59 По Хэрлиги, низкое соотношение полов в неполном отчете од­нозначно доказывает отсутствие детоубийства, в то время как высокое соотношение в более полном отчете служит указани­ем на «несообщение о детях».

.

Таблица 1 СООТНОШЕНИЕ ПОЛОВ СРЕДИ ДЕТЕЙ ПРИ КАРОЛИНГАХ

Хартия

Сен-Виктуар-де-Марсель

Санта-Мария-дель-Фарфа

Мальчики

99

328

Девочки

106

242

Соотношение полов 93,40

135,54

Пол не указан

155

123

156 ллойд ДЕМОЗ

В отличие от Хэрлиги, точный и обширный анализ соотноше­ния полов при Каролингах проводит его бывшая студентка Эмили Коулмэн60 и соглашается с моим тезисом о широком распро­странении детоубийства. В своей работа по полиптиху Сен-Жер-мен-де-Пре (ок. 801 г.), включающей использование корреляци­онного анализа, она приходит к заключению, что соотношение полов у детей - 136 мальчиков к 100 девочкам - нельзя объяс­нить недостатками подсчета, потому что оно находится в корре­ляции (обратной) с размерами крестьянских хозяйств, а следова­тельно, избирательное убийство девочек, несомненно, практикова­лось.61 Это и есть причина преобладания мальчиков на наших таблицах и графиках, ведь трудно представить себе такую «склон­ность к неправильному подсчету», которая бы зависела от раз­меров участка земли и повышалась бы или понижалась соответ­ственно перед и после эпидемий чумы.

Источники, на которые ссылаются другие историки, дают ту же картину убийства детей родителями, распространенного до нового времени. Демографические данные по античности редки и отры­вочны, и может возникнуть соблазн усомниться в достовернос­ти сведений из работы Кирхнера «Prosopographica Attica», где приводится соотношение пять мальчиков на одну девочку в 346 семьях.62 Однако, более свежие работы тоже подтверждают мас­совое убийство детей в античности. Так, Уильям Тарн подводит итог данным по Элладе:

«До нас дошли подробные сведения о 79 из нескольких тысяч греческих семей, получивших гражданство Миле-та. В этих семьях было в общей сложности 118 сыно­вей и 28 дочерей (соотношение полов 421/100), многие были несовершеннолетними. Никакие естественные при­чины не могли вызвать такое соотношение. Из семей Эпиктета в 32 было по одному ребенку и в 31 по два; после двух сыновей детей обычно не было. Это доказы-вают надписи. Двое сыновей были обычнейшим явлени­ем, иногда в семье было трое; в Эретрии в третьем веке из 19 семей по крайней мере в двух было больше од­ного сына - меньше, однако, чем у милетских иммигран­тов. Но все источники сходятся с дельфийскими надпи­сями в том, что... в семье практически никогда не вос­питывали больше одной дочери, доказывая правоту утверждения Посейдиппа, что «даже богатые люди все-

ФОРМИРОВАНИЕ АМЕРИКАНСКОЙ ЛИЧНОСТИ 157

гда бросали новорожденного, если это была девочка». Из 600 семей, о которых остались сведения в дельфийских надписях, лишь у 1% было по две дочери; это согласу­ется с информацией о милетских семьях, а запечатлен­ные во всем огромном количестве эллинских надписей случаи, когда у женщин были родные сестры, можно пере­считать по пальцам...»63

• В объемистой книге «Людские ресурсы Италии» демограф-классик П. А. Брунт подтверждает существование массового избирательного убийства девочек:

«Многие, наверное, слышали о «законе Ромула», по кото­рому граждане были обязаны под страхом конфискации

, половины имущества (санкция, не имевшая силы против пролетариев) оставлять жизнь и воспитывать всех де­тей мужского пола и первую дочь, за исключением тех случаев, когда ребенок рождался уродливым или увеч­ным, что должны были подтвердить пятеро соседей, -после этого его бросали. Судя по всему, избавление от калечного ребенка являлось обязательным по закону двенадцати таблиц и вообще считалось нормальным».64

Демограф Дж. С. Рассел, всю жизнь изучавший античное и средневековое население, согласен, что численную диспропор­цию полов в римскую эпоху можно объяснить только более или менее высоким уровнем убийства девочек, и ссылается на мате­риал Джона из Гастингса (Англия, 1391—1392 гг.), где просле­живается тот же процесс в средневековый период (соотношение 170 мальчиков на 100 девочек).66

Такого же мнения придерживается специалист по демографии Возрождения Ричард Трекелер,66 которому принадлежит подроб­ный анализ источников пятнадцатого века по Флоренции, осве­щающий важные различия между открытым детоубийством предыдущих эпох (инфантицид) и пришедшим ему на смену де­тоубийством позднего средневековья (филицид). Трекслер при­водит выдержку из флорентийского кадастра 1427 г., демонстри­рующего диспропорцию между полами, растущую по мере уве­личения возраста (см. табл. 2).

Такая ситуация, когда диспропорция в соотношении полов возрастает по мере того, как дети растут, была противополож­на современной демографической ситуации в большинстве стран, обусловленной большей выносливостью девочек, и, как

158 ллойд ДЕМОЗ

Таблица 2 СООТНОШЕНИЕ ПОЛОВ СРЕДИ ДЕТЕЙ ВО ФЛОРЕНЦИИ ( 1 4 2 7 Г.)

Возраст

Новорожденные »

0-1

1-2

2-3

3-4

Соотношение

115

118 +

119

120

119 •

показывает Трекслер, наблюдалась только среди детей, которых воспитывала кормилица. В приютах для детей девочки выжива­ли ничуть не хуже мальчиков, в то время как у кормилиц дево­чек до годовалого возраста гибло почти в два раза больше, чем мальчиков. Причиной было или разное обращение кормилиц с де­вочками и с мальчиками, или склонность родителей отдавать к плохо оплачиваемым нянькам скорее девочек, а не мальчиков, или и то, и другое. К новорожденным, чаще к девочкам, применяли прямой инфантицид - их душили, топили или где-нибудь броса­ли; в более позднем возрасте девочек чаще посылали к «нянь­кам-убийцам», снабжая суммой, рассчитанной лишь на несколько недель, - няньки прекрасно понимали намек, и вообще чаще от­правляли к кормилицам- Все это и давало общий уровень дето­убийства,67 отраженный в моем графике (илл. 3).

В позднесредневековых метрических книгах изредка попада­ются случаи очень высокого отношения числа новорожденных мальчиков к числу девочек (Фошер: соотношение 162/100 у французской знати - самое высокое из всех, что я встретил),68

но обычно соотношение полов у новорожденных варьирует в пределах 110-120. В то же время данные переписей населения показывают еще более высокое соотношение полов, так что в такой повсеместно наблюдавшейся диспропорции полов пови­нен как избирательный инфантицид новорожденных, так и даль­нейший филицид, действовавшие в сочетании. Пожалуй, наибо­лее обширное исследование этого сочетания избирательного ин­фантицида новорожденных и дальнейшего филицида проведено Урсулой М. Каутилл, биологом в Йеле. Она не только опреде­лила точный уровень избирательного инфантицида и филицида в Йорке (Англия) в течение трех столетий, но и непосредствен-

ФОРМИРОВАНИЕ АМЕРИКАНСКОЙ ЛИЧНОСТИ 159

но пронаблюдала действие этих механизмов в Гватемале. Ра­ботая с приходскими книгами Йорка 1538-1812 годов, Каугилл ввела в компьютер 33000 случаев рождения и составила ди­аграмму детской смертности, по которой было видно, что девочек в любом возрасте умирало больше, чем мальчиков. По мнению Каугилл, это «свидетельствует о том, что родители в Йорке луч­ше заботились о сыновьях, чем о дочерях».69 Такое разное об­ращение плюс инфантицид новорожденных (в шестнадцатом веке соотношение полов новорожденных было 110,8)70 приво­дило к общему соотношению полов 136/100. В паре прекрас­ных статей, написанных совместно с Дж. Э. Хатчинсон,71 Кау­гилл описывает наблюдения за жителями индейской деревни в Гватемале, где соотношение полов 178/100. Такая диспропор­ция, говорит Каугилл, объясняется исключительно склонностью родителей «благоволить к мальчикам... дольше вскармливая гру­дью мальчиков, чем девочек. Попадаются, например, мальчики, которых еще кормят грудью, в то время как их младшие сест­ры уже отняты от груди. Если пожить среди индейцев, созда­ется сильное впечатление, что о мальчиках и после отнятия от груди заботятся лучше, чем о девочках». Упоминания о более длительном грудном вскармливании мальчиков по сравнению с девочками встречаются в исторической литературе, как и другие сообщения о неодинаковом обращении с детьми разно­го пола. Интересная деталь: филицидальные индейцы Гватемалы, как и филицидальные европейцы, жившие полтысячи лет назад, одевают своих детей наподобие миниатюрных взрослых, в от­личие от соседних племен, делающих меньше различий между девочками и мальчиками. Каугилл и Хатчинсон фактически вы­сказывают идею, что сексуально провоцирующее поведение ма­леньких девочек по отношению к взрослым мужчинам могло служить эволюционным механизмом предотвращения «демогра­фической катастрофы» - они вызывают к себе интерес в столь враждебной к ним культурной системе и тем самым спасают­ся. Выражая ту же мысль менее деликатным языком, малень­ким девочкам приходилось соблазнять мужчин, чтобы те сохра­няли им жизнь!

Несмотря на то, что в пьесе «Макбет» у Шекспира есть строч­ки, явно подразумевающие, что аудитория хорошо знакома с та­ким явлением, как убийство новорожденных, к началу нового времени избирательный собственно инфантицид почти полностью

160 ллойд ДЕМОЗ

сменился избирательным филицидом уже немного подросших детей (все это относится только к законным детям).72 Особен­но ощутим этот процесс был в Англии и в Америке. По сло­вам Ф. Дж. Эммисона, инфантицид имел «прискорбно широкое распространение»73 в Миддлсексе и Эссексе шестнадцатого века, а Кейт Райтсон в обзорной статье по инфантициду в Англии семнадцатого века пишет, что избавление от детей «иногда при­нимало более привычную форму убийства непосредственно после рождения», и все же Райтсон приходит к выводу, что убийство детей в семнадцатом веке в Англии совершалось в основном «при кормлении грудью путем умышленной небрежности - фор­ма детоубийства, которая, судя по всему, не рассматривалась как явное преступление».74

. Величины соотношения полов, использованные мной при по­строении графика на илл. 3 (см. выше), подтверждают главный тезис моей психогенной теории эволюции детства: практика убий­ства детей, сознательного или неосознанного, на протяжении ис­тории сходила на нет очень постепенно (см. табл. 3).76-91

Какие же выводы можно сделать из этой длинной истории де­тоубийства? Во-первых, было бы ошибкой заключить, что это был результат бедности. Из источников становится ясно, что богатые не меньше, чем бедные, убивали своих детей. Например, данные Коулмана о зависимости уровня детоубийства от размеров зе­мельного участка показывают, что богатые крестьяне убивали де­вочек ненамного реже, чем бедные, а соотношение полов даже среди детей богатых фермеров достигало 130-140, не доходя лишь до самого высокого уровня - 150-200, который иногда можно было обнаружить у бедняков. Из флорентийского кадас­тра выводится даже более высокое соотношение для богатых (об­лагаемых налогом выше 400 флоринов), чем для бедных!92 Сте­пень преобладания мальчиков отражает уровень детоубийства, и можно заключить, что рождение в богатой семье если и давало какие-то преимущества, то очень незначительные, ведь богатые родители чаще отсылали детей к кормилицам, а вся обширная литература на эту тему свидетельствует о повышенной смертно­сти детей, находившихся на попечении кормилиц.93

Не следует также воображать, будто убивали только неза­конных детей. Даже если бы у нас не было прямых свидетельств о родителях, распоряжавшихся об убийстве собственных закон­ных детей,94 то все равно почти все дети, отправлявшиеся под

ФОРМИРОВАНИЕ АМЕРИКАНСКОЙ ЛИЧНОСТИ 161

Таблица 3 ВЕЛИЧИНЫ СООТНОШЕНИЯ ПОЛОВ, ИСПОЛЬЗОВАННЫЕ В ГРАФИКЕ НА ИЛЛ. 3

Место

Сен-Жермен, Франция

Спалдинг, Англия

Гастингс, Англия

Флоренция, Италия

Поццуоли, Италия

Йорк, Англия

Сорренто, Италия

Илинг, Англия

Падуя, Италия

Флоренция, Италия

Клейворт, Англия

Личфилд, Англия

Австрия

Плезанс, Италия

Испания

Испания

Испания

Франция

США

Источник: номер

ссылки 7S

76

77

78

79

80

81

82

83

84

85

86

87

88

89

89

89

90

91

Год

801-829

1268-1269

1391-1392

1427

1489

1538-1600

1561

1599

1634

1622-1642

1688

1695

1754

1758

1768

1787

1797

1776

1703-1774

Соотношение: мальчики/девочки

136

120

170

125

170

136

91

128

104

109

134

108

107

110

104

105

104

102

101-104

присмотр кормилиц, были законными (утверждение, что в Евро­пе всегда «терпимо» относились к незаконным детям, конечно, совершенно неверно), а последствия такого содержания вне дома были очевидны - например, в Лионе родители половину своих новорожденных отправляли в деревню к кормилицам, и из них половина умирала.95 Поэтому мне остается придерживаться сво­его изначального утверждения, что на протяжении античности и раннего средневековья законных детей убивали в огромном ко­личестве, в позднее средневековье это явление пошло на убыль, но лишь к семнадцатому столетию детоубийство стало ограни­чиваться главным образом незаконными детьми.

Проанализировав все эти демографические свидетельства, к каким выводам можно прийти относительно той атмосферы

б.

162 ллойд ДЕМОЗ

филицида, которая пронизывала жизнь детей в прошлом? Во-пер­вых, что касается масштабов детоубийства, то мои самые скром­ные подсчеты указывают на то, что это явление по-прежнему очень сильно недооценивают. В античности и в раннем средневековье убивали, вероятно, от одной трети до половины всех рождавших­ся детей, а к началу нового времени это число уменьшилось нена­много. Судя по всему, всех незаконных детей убивали, девочек и мальчиков в равной степени,96 а если прибавить сюда убийство не меньше трети законных детей, из которых большую часть со­ставляли девочки, то, оценивая эмоциональное воздействие де­тоубийства на остававшихся в живых, следует иметь в виду бук­вально миллионы убитых детей. Приведем иллюстрацию разме­ров детоубийства, которые могут скрываться за соотношением полов детей. Недавнее подробное исследование одной японской деревни 1717-1830 годов дало относительно низкий показатель соотношения полов новорожденных - 114 мальчиков на 100 де­вочек. Примерно такое соотношение наблюдалось в большинстве стран Европы в начале нового времени, когда убийство законных детей перестало быть массовым. Однако более тщательный ана­лиз возрастных групп показал, что истинные масштабы детоубий­ства были намного больше, чем. показалось на первый взгляд, ведь уничтожению подвергался большой процент мальчиков (как явст­вует из результатов вероятностного анализа возрастов), так что инфантицид был «скорее не частью борьбы за выживание, а спо­собом планирования половой структуры, чередования детей разного пола, промежутков между ними, их максимального числа».97 Маль­чиков убивали как во избежание раздела имущества, так и про­сто потому, что у родителей уже было достаточно сыновей. Дис­пропорция между мальчиками и девочками наблюдалась из-за того, что девочек все равно убивали чаще. По моим оценкам на осно­ве приведейных диаграмм, в этой деревне избавлялись примерно от четверти всех законных детей, но сюда надо еще приплюсовать почти всех незаконных, и в итоге получится наверняка больше трети всех детей. В обществах более ранних психогенных стадий убийство детей могло достигать еще большего размаха. Например, убийство половины всех рождающихся детей - вполне правдопо­добная цифра для античности.98

Вряд ли можно представить себе все последствия этого яв­ления для уцелевших детей. На них не могла не оставить отпе­чатка царившая вокруг атмосфера филицида, они видели реки,

ФОРМИРОВАНИЕ АМЕРИКАНСКОЙ ЛИЧНОСТИ 163

канавы и общественные уборные, заполненные мертвыми и уми­рающими младенцами, наблюдали крещения в проруби, бывали в деревнях «нянек-убийц». Наши демографические и литературные свидетельства очень редко дают понять значимость тех, например, моментов, когда разъяренный отец кричит сыну: «Я могу тебя за­просто убить, ты это знаешь»; лишь такие литературные гении, как Луи Адамик, способны были описать свой ужас, когда твоя корми­лица, держа у груди другого младенца, напевает о том, как задушит его этой ночью." Теперь у нас достаточно свидетельств, чтобы убе­диться в правоте моей мысли, изложенной в основной части гла­вы: маленькие девочки (более выносливые, чем мальчики, как и самки любого биологического вида)100 росли в атмосфере фили-цида и прекрасно осознавали всю дешевизну собственной жизни; они знали, что таких же, как они, детей, убивают миллионами, пря­мо или косвенно; и снижением уровня детоубийства к началу Но­вого времени мы обязаны тому, что эти же выросшие маленькие девочки стали более по-матерински относиться к собственным детям.

*

ПРИМЕЧАНИЯ

1. В качестве лучшей работы о том, почему Америка действительно заслуживает название первого современного демократического госу­дарства, в котором «согласие руководимых» впервые приобрело ак­туальность, см. Gordon S. Wood, The Creation of the American Republic 1776-1787. Chapel Hill: University of North Carolina Press, 1969. Кроме того, в этом отношении полезна работа Richard L. Bushman, From Puritan to Yankee: Character and the Social Order in Connecticut,

. 1690-1765. Cambridge: Harvard University Press, 1967. 2. Лучший образец стойкости, с которой историки даже в настоящее

время держатся за идею, будто психические и социальные изменения были вызваны в основном влиянием окружающей среды, вы можете найти в David W. Nobile, Historians Against History: The Frontier Thesis and the National Covenant in American Historical Writing Since 1830. Minneapolis: University of Minnesota Press, 1965. Самая попу­лярная книга, утверждающая тезис о зависимости от окружающей среды, - это Frederick Jackson Turner, The Frontier in American History. New York: Henry Holt, 1920. Конечно, большинство истори­ков совершенно избегает вопросов о причинах, оставаясь на уров­не чистого повествования и описывая не причины, а «предпосылки», т.е. предшествующие исторические события среди взрослых, как, на­пример, в Jack Greene, «An Uneasy Connection: An Analysis of the Preconditions of the American Revolution» in Essays on the American

L

164 ллойд ДЕМОЗ

Revolution, edited by Stephen G. Kurtz and James H. Hutson. New York: W. W. Norton, 1973, pp. 32-80. Тем не менее, даже в этом случае вкрадывается средовой аргумент, который у Грина принимает форму утверждения, что для диких американских лесов требовались «муже­ственные» личности, и что впоследствии это переросло в необходи­мость «мужественной» революции.

3. Мутация - это «основной источник», но не «единственный.источник» генетической изменчивости в современной синтетической биологи­ческой эволюционной теории. «Рекомбинация... это, безусловно, важ­нейший источник генетической изменчивости», - пишет Ernst Mayr в своей окончательной формулировке современной синтетической теории, Animal Species and Evolution. Cambridge: Harvard University Press, 1963, p. 179. Так же обстоит дело и с психогенной изменчиво­стью, «рекомбинация» достигается здесь посредством браков.

4. Отцы начинают принимать участие в заботе о ребенке в наиболее критический для его формирования период, примерно семь первых лет жизни, только в девятнадцатом веке, поэтому для эволюции детства по большей части подходит термин «мать», который используется и здесь, наилучшим образом характеризуя ситуацию в колониальной Америке. Об этом и о дополнительных элементах психогенной тео­рии истории см. мою статью «The Evolution of Childhood» In deMause, Editor, The History of Childhood. New York: The Psychohistory Press, 1974 and Harper & Row, 1975.

5. P. A. Brunt, Italian Manpower 225B.C.-A.D. 14. Oxford: Oxford University Press, 1971, p. 151.

6. Charles Maurice de Talleyrand, Memoirs. Vol. I. Paris, 1895, p. 8. Насчет передачи кормильцам 80% парижских детей см. мою главу «Evolution» в The History of Childhood, p. 8; а также Maurice Garden, Lyon et les Lyonnais au XVIIIе Siecle. Paris, 1970; George D. Sussman, «The Wet-Nursing Business in Nineteenth-Century France». French Historical Studies a(1975); 304-28. Что касается остальной части предложе­ния, то доказательства см. в Приложении к статье; в моей статье «Evolution»; в главе Elizabeth Wirth Marvick о Франции семнадцато­го века, «Nature Versus Nurture: Patterns and Trends in Seventeenth-Century French Child-Rearing» в The History of Childhood; Roger Mols, Introduction a la demographic historique des villes d'Europe du XIV* au XVII* siecle. Louvain, 1955; Leon Lallemond, Histoire des enfants abandonees et delaisses: etudes sur la protection de Tenfance aux diverses epoques de la civilisation. Paris, 1885, pp. 161ff.; Louis Henry, «The Population of France in the Eighteenth Century», в D. V. Glass и D. E. Eversley, Population in History: Essays in Historical Demography. London: Edward Arnold, 1965; William L. Langer, «Infanticide: A Historical Survey» History of Childhood Quarterly I (1974): 353-365; Edward Shorter, The Making of the Modern Family. New York: Basic Books, 1975; и Оlwin H. Hufton, The Poor of Eighteenth-Century France 1750-1789. Oxford University Press, 1974, pp. 329-345.

ФОРМИРОВАНИЕ АМЕРИКАНСКОЙ ЛИЧНОСТИ 165

7. William Roscoe, Trans., в его Introduction to Luigi Tansillo, The Nurse, A Poem. Liverpool, 1804; Maurice Andrieux, Daily Life in Papal Rome in the Eighteenth Century. London: George Alien & Unwin, 1968, p. 164; Anon., Praeputii Incisio. New York: ThePanurge Press, 1931, p. 129; Albrecht Peiper,Chronik der Kinderheilkunde. Leipzig: Veb Georg Thieme, 1966, p. 147; Patrick P. Dunn, «That Enemy is the Baby': Childhood in Imperial Russia» в deMause, The History of Childhood. New York: The Psychohistory Press, 1974, p. 389; Giorgio Vasari, Le Vite de' Piu Eccellenti Pittori Scultori e Architettori. Vol. 6. Novara, 1967, p. 152; Henrietta Caracciolo, Memoirs of Henrietta Carracciolo. London, 1865, pp.14-15.

8. Pliny, Natural History. Cambridge: Cambridge University Press, 1942, p. 509.

9. Mary Rowsell, The Life Story of Ch. de la Tremoille, Countess of Derby. London, 1905, p. 105; Guy Miege, The Present Slate of Great Britain. London, 1907, p. 222.

10. John Brownlow, The History and Objects of the Foundling Hospital. London, 1865; Marvick, «Nature versus Nurture», p. 286; «Diary of Samuel Sewall», Collections of the Mass. Historical Society, Vol. V, 5th Ser., 1878, p. 103; David Stannard, «Death and the Puritan Child» The American Quarterly 26 (1974): 456-76.

11. Catherine Fennelly, Town Schooling in Early New England. Sturbridge, Mass.: Old Sturbridge Village, 1962.

12. Benjamin Rush, The Selected Writings of Benjamin Rush. Edited by Dagobert D. Runes. New York: Philosophical Library, 1947, pp. 11Iff: L.H. Butterfield, editor. Letters of Benjamin Rush. Vol. I: 1761-1792. Princeton: Princeton University Press, 1951, pp. 511-12; Edmund S. Morgan, Virginians at Home: Family Life in the Eighteenth Century. Williamsburg: Colonial Williamsburg, 1952, pp. 7ff; J. William Frost, The Quaker Family in Colonial America: A Portrait of the Society of the Friends. New York: St. Martin's Press, 1973, p. 77.

13. Сравнение практики внесемейного вскармливания младенцев в Америке см. в Enos Hitchcock. Memoirs of the Bloomsgrove Family. Vol. I. Boston, 1790, pp. 19, 81-87 and John F. Walzer, «A Period of Ambivalence: Eighteenth-Century American Childhood» в deMause, History of Childhood, pp. 353-5.

14. Вопреки часто повторяемому утверждению John Demos, что в ко­лониальной Америке детей никогда не пеленали («Developmental Perspectives in the History of Childhood» The Journal of Inter­disciplinary History 2 (1971): 17), пеленание в Америке продолжа­лось до середины восемнадцатого века; сравните с концом восем-. надцатого века для Англии и с девятнадцатым веком для Франции и Германии. См. An American Matron, The Maternal Physician; a Treatise on the Nurture and Management of Infants... New York, 1811, p. 136; William P. Dewees, A Treatise on the Physical and Medical Treatment of Children. Philadelphia, 1826, p. 64; Hugh Smith, Letters

w

166 ЛЛОЙД ДЕМОЗ

to Married Ladies. New York, 1832, pp. 125, 265, 271; RTurner Wiicox, Five Centuries of American Costume. New York: Charles Scribner's, 1963; Alice Morse Earle, Two Centuries of Costume in America. Vol. I. New York, 1903, p. 311; The Winthrop Papers. Vol. I, 1498-1628. Mass. Historical Society, 1929, p. 263; Alice Judson Ryerson, Medical Advice on Child Rearing, 1650-1900. Unpublished Harvard Thesis, 1960; Claire E. Fox, «Pregnancy, Childbirth and Early Infancy in Anglo-American Culture: 1675-1830». University of Pennsylvania doctoral dissertation, 1966, pp. 210-211.

15. Cotton Mather, The Pure Nazarite, Boston, 1723. В таких работах, как Е. Н. Hare «Masturbation Insanity: The History of an Idea» Journal of Mental Science 108 (1962): 2-25 и G. J. Garker-Benfield, The Horrors of the Half-Known Life: Male Attitudes Toward Women and Sexuality in Nineteenth-Century America. New York: Harper and Row, 1975. p. 166, в качестве первой антимастурбационной книги для детей цитируется анонимная французская книга «Onania» и пред­полагается, что благодаря ей «новая» идея стала безудержно рас­пространяться по другим странам. Однако эти авторы упускают разницу между сочинениями о способах не допустить потерю спер­мы, которые восходят к Аристотелю (и, конечно, применимы толь­ко к юношам, уже достигшим половой зрелости), и теми трактата­ми, которые направлены против чувственности при манипуляци­ях с собственным телом и применимы к детям, а поэтому могут указывать на движение в сторону навязывающего стиля.

16. Charles H. Sherrill, French Memories of Eighteenth-Century America. New York, 1915, pp. 71-72. Те, кто впоследствии посещал Америку, продолжали на это жаловаться, об этом см. в Richard L. Rapson, «The American Child As Seen By British Travelers, 1845-1935» in Michael Gordon, Editor, The American Family in Social-Historical Perspective. New York: St. Martin's Press, 1973.

17. Из Banks' Journal (1712), цитируется по Frost, Quaker Family, p. 77. 18. DeMause, «Evolution»; Frost. Quaker Family, chapter 4; Robert С

Moore, «Justification Without Joy: Psychohistorical Reflections on John Wesley's Childhood and Conversion», History of Childhood Quarterly 2 (1974): 31-52; Paul Sangster, Pity My Simplicity: The Evangelical Revival and the Religious Education of Children 1738-1800. London, 1963; G. Rattray Taylor, The Angel-Makers: A Study in the Psycho­logical Origins of Historical Change 1750-1850. London, 1958; Jonathan Edwards* in Philip J. Greven,Child-Rearing Concepts, 1628-1861. Itasca. UK: F. E, Peacock, 1974, p. 72.

19. Fox, «Pregnancy», p. 247; deMause, «Evolution», pp. 541 ff. 20. Stannard, «Death and the Puritan Child», pp. 459ff; Carl Halliday,

Woman's Life in Colonial Days. Boston, 1922, p. 18; Ernest CauIHeld, «Pediatric Aspects of the Salem Witchcraft Tragedy» American Journal of Diseases for Children 65 (1943): 792.

ФОРМИРОВАНИЕ АМЕРИКАНСКОЙ ЛИЧНОСТИ 167

21. Memoirs of the Life of David Ferris. Philadelphia, 1825, p. 16; Holliday, Woman's Life, p. 31.

22. Holliday, Woman's Life, p. 60. 23. Jonathan Edwards, Representative Selections. Boston, 1935, p. 86. 24. Hugh Barbour, The Quakers in Puritan England. New Haven: Yale

University Press, 1964, p. 98; Nathan Cole, цитируется по Richard L. Bushman, Editor, The Great Awakening: Documents on the Revival of Religion, 1740-1745. New York: Atheneum, 1970, p. 70. Стадии про­цесса рождения заново, а также яркое описание процесса регрессии в чрево см. в Stanislav Grof, Realms of the Human Unconscious: Observations From LSD Research. New York: The Viking Press, 1975 and Francis J. Mott, The Universal Design of Birth Philadelphia: David McKay, 1948.

25. Edwin S. Gaustad, The Great Awakening in New England. Gloucester: Peter Smith, 1965, pp. 49ff.

26. Подробное описание взаимосвязи религии и политики в этот пе­риод и, в частности, доказательства того, что психология Нового Света была движущей силой, приведшей к революции» см. в Alan Heimert, Religion and the American Mind: From the Great Awakening to the Revolution. Cambridge: Harvard University Press, 1966. Кроме того, см. Richard L. Bushman, From Puritan to Yankee: Character and Social Order in Connecticut, 1690-1765. Cambridge: Harvard University Press, 1967, pp. 286ff.

27. Тот факт, что исчезновение магии не было вызвано интеллектуаль­ными или экономическими изменениями, убедительно доказывает­ся Keith Thomas, Religion and the Decline of Magic. Harmondsworth, England: Penguin Books, 1973.

28. Приоритет мотивационных факторов в демографическом перехо­де подчеркивается в Robert V. Wells, «Family History and Demo­graphic Transition» Journal of Social History 9(1975): 1—19. Способ­ность Америки быть «современной» задолго до того, как она стала урбанистической или индустриальной, подчеркивается Richard Brown в его «Modernization and the Modern Personality in Early America: 1600-1865: A Sketch of a Synthesis». Journal of Interdisciplinary History 2(1972): 201-228.

29. Bushman, Puritan to Yankee, p. 286. 30. В качестве работы по типичному клиническому случаю современ­

ного навязывающего родителя см. David L. Rubinfihe, «Maternal Stimulation, Psychotic Structure and Early Object Relations: With Special Reference to Aggression and Denial» Psychoanalytic Study of the Child 17 (1962): 274ff.

31. Начиная с Bernard Bailyn, The Ideological Origins of the American Revolution. Cambridge: Harvard University Press, 1967. Описание ин­терпретаций историков вы найдете в Edmund S. Morgan, Editor, The American Revolution: Two Centuries of Interpretation. Englewood

168 ллойд ДЕМОЗ

Cliffs: Prentice-Hall, 1965. Представление об экономической эксплу­атации Англией Америки полностью разрушает Lawrence H. Gipson, The Coming of the Revolution. New York, 1954 and Oliver M. Dickerson, The Navigation Acts and the American Revolution. Philadelphia, 1951. Строгое количественное опровержение идеи вли­яния экономики на внешнюю политику дает Rudolph J. Rummel, «The Relationship Between National Attributes and Foreign Conflict Behavior» in J. David Singer, ed. Quantitative International Politics: Insights and Evidence. N.Y.; 1968, pp. 204ff. Обширное исследование, выполненное Lewis F. Richadson в его Statistics of Deadly Quarrels показывает, что из всех войн после 1820 г. лишь 29% были в той или иной степени экономически обусловлены, даже при самом ши­роком определении слова «экономический» (Pacific Grove, Calif., 1960, pp. 207-9.)

32. Thomas Fleming. 1776: Year of Illusions. New York: W. W. Norton. 1975, p. 7.

33. Peter D. McClelland, «The Cost to America of British Imperial Policy» American Economic Review 59(1969): 382ff. Еще труднее представить, чтобы люди шли на войну потому, что начитались Джона Локка. Что

. же касается представительства, то Merrill Jensen заключает; «Боль­шинство американских лидеров... не собирались просить о предста­вительстве в парламенте». The Founding of a Nation. N.Y., 1968, p. 86.

34. Edwin Burrows and Michael Wallace, «The American Revolution: The Ideology and Psychology of National Liberation» Perspectives in American History 6(1972): 190. Эта блестящая статья богата мета­форами на тему отношений родителей и детей, употребленными в политике.

35. Там же. 36. Там же, р. 193. 37. James T. Flexner, George Washington and the New Nation, 1783-1793.

Boston: Little Brown & Co., 1969, p. 316; William Goddard, «The Constitutional Courant» in Merrill Jensen, editor. Tracts of the American Revolution. New York: Bobbs-Merrtil, 1967, pp. 85-6.

38. John Adams, «A Dissertation on the Canon and Feudal Law» in The Works of John Adams. Vol. 3. Boston, 1853, p. 460-1.

39. Burrows and Wallace, «American Revolution», pp. 205, 202. См. также Jensen, Founding of A Nation, p. 131.

40. Там же, pp. 218-223. 41. Richard M. Brown, «Violence and the American Revolution» in Kutz

and Hutson, Essays, p. 90. Кроме налога на чай, существовавшего уже 6 лет, были еще гораздо большие налоги на мелассу, сахар и прово­локу, но протестующие их просто проигнорировали,

42. DeMause, «Evolution», p. 538. 43. John C. Miller, Origins of the American Revolution. Stanford: Stanford

University Press, 1959, pp. 344, 356. Один бостонский врач предла-

ФОРМИРОВАНИЕ АМЕРИКАНСКОЙ ЛИЧНОСТИ 169

гал дать «медицинское свидетельство», что чай ядовит, Jensen, Founding of a Nation, p. 440.

44. Насчет гипотезы войны как родов см. Lloyd deMause. «The Independence of Psychohistory» History of Childhood Quarterly 3(1975): 163-83. Политическая теория того времени поневоле под­тверждает представленный здесь тезис, что групповая регрессия к родам была необходима для перенесения вассальной зависимости от Британии на Америку: например, общепризнанно было, что, возвра­тившись к «природному состоянию» (с обертонами наготы и родов), колонисты «порвут узы» с Британией и возродятся в качестве аме­риканцев.

45. Philip Davidson, Propaganda and the American Revolution. 1763-1783. Chapel Hill: University of North Carolina Press, 1941, pp. 9, 94, 120ff.; Merrill Jensen, Editor, English Historical Documents. Vol. IX. American Colonial Documents to 1776. New York: Oxford University Press, 1955, p. 756.

46. Там же, р. 829. См. также Jensen, Founding of a Nation, p. 591. 47. Brown, «Violence», pp. 103-4; Ann Huiton In The American Tory.

Morton and Penn Borden, eds. Englewood Cliffs: Prentice-Hall, 1972, p. 28.

48. Samuel Adams, цитируется по Henry Steel Commager and Richard B. Morris, eds., The Spirit of Seventy-S.x. Vol. 1. New York: Bobbs-Merrili, 1970, p. 294; Jeremiah Durnmer, Defence of the New England Charters. London, 1765.

49. Jensen, Founding of a Nation, p. 579. 50. Dorothy Block, «Feelings that Kill: The Effect of the Wish for Infanticide

, in Neurotic Depression». Psychoanalytic Review, 52 (1965); Dorothy Bloch, «Some Dynamics of Suffering: The Effect of the Wish for Infanticide in a Case of Schizophrenia». Psychoanalytic Review 53 (1966); Dorothy Bloch, «Fantasy and the Fear of Infanticide», Psychoanalytic Review 61 (1974); Joseph C. Rheingold, The Fear of Being a Woman: A Theory of Maternal Destructiveness. New York, 1964; Joseph C. Rheingold, The Mother, Anxiety and Death: The Catastrophic Death Complex. Boston, 1967,

51. The American Historical Review 80 (1975): 1296. 52. David Herllhy, Medieval and Renaissance Pistoia: The Social History

of an Italian Town, 1200-1430. New Haven, 1967, pp. 80-81. 53. Там же, р. 80 54. Там же. 55. Даже 105/100, современное соотношение новорожденных в Аме­

рике (Vital Statistics of the U.S. - 1970. Vol. I - Natality. Rockviile, Md., 1975, p. 1-19), ниже, чем в прежние времена (Mortimer Spiegelman, Introduction to Demography. Rev. Ed. Cambridge, Mass., 1965, p. 395).

56. United Nations. Department of Economic and Social Affairs. Demographic Yearbook - 1973. New York, 1974, pp. 263ff.

170 ллойд ДЕМОЗ

57. С. Klapisch («L'infance en Toscane au debut du XV siecle» Annales de demographic historique (1973):103) дает соотношение полов 129 для 0-1 лет, 120 для 1-7 лет и 116 для 8-14 лет.

58. David Herlihy, «Life Expectancies for Women in Medieval Society» in Rosemarie T. Morewedge, ed. The Role of Women in the Middle Ages. Albany, 1975, pp. 5-6.

59. Там же, pp. 6-7. 60. Основными работами Emily Coleman являются «Medieval Marriage

Characteristics: A Neglected Factor in the History of Medieval Serf-dom»,JournaI of Interdisciplinary History, 2(1971): 207-215; «A Note on Medieval Peasant Demography», Historical Methods Newsletter 5(1972): 53-58; «L'infanticide dans le Haut Moyen Age», Annales: economics, societes, civilisations, 1974: 315-335 (In English Women in Medieval Society, Susan Stuard, ed. Philadelphia, 1976, pp. 47-70.)

61. Coleman, «L'infanticide», pp. 329 ff. 62. Цитируется по Sarah B. Pomeroy, Goddesses, Whores, Wives and Slaves:

Women in Classical Antiquity. New York, 1975, p. 70. 63. William Tarn, Hellenistic Civilization. (3rd ed.) London, 1952, p. 101. 64. P. A. Brunt Italian Manpower 225 B.C.-A.D. 14. Oxford, 1971, p. 149. 65. J. С Russell, British Medieval Population. Albuquerque, 1948,p. 1968. 66. Richard С Trexier, «Infanticide in Florence: New Sources and First

Results». History of Childhood Quarterly 1 (1973): 98-116. 67. См. МОЮ трактовку нянек-убийц в моей «Evolution of Childhood» in

DeMause, ed. The History of Childhood, pp. 25-29 и Elizabeth Wirth Marvick, «Nature Versus Nurture: Patterns and Trends in Seventeenth-Century French Child-Rearing» in the same volume, pp. 282-287.

68. P. Feuchere, «La noblesse du Nord de !a France» Annales 6(1951): 306— 318. О диспропорции в соотношении новорожденных см. также в John Knodel, «Two and One Half Centuries of Demographic History in a Bavarian Village». Population Studies 24(1970): 359.

69. Ursula M. Cowgill, «The People of York: 1538-1812». Scientific American, Jan. 1970, Vol. 222, No. 1, p. 108.

70. Ursula M. Cowgill, «Life and Death in the Sixteenth Century in the City of York». Population Studies 21(1967): 61.

71. Ursula M. Cowgill and G. E. Hutchinson, «Sex Ratio in Childhood and the Depopulation of the Peten, Guatemala». Human Biology 35(1963): 90-104; Ursula M. Cowgiil and G. E. Hutchinson, «Differential Mortality Among the Sexes in Childhood and Its Possible Significance in Human Evolution». Proceedings of the National Academy of Sciences 49 (1963): 425-429. Другие южноамериканские общества демонстрируют благоприятное соотношение полов, но они все еще находятся на более ранней психогенной стадии открытого инфанти-цида; см., например, James V. Neel, «Lessons from a 'Primitive* People» Science, Nov. 20, 1970. Vol. 170, p. 816.

72. R. Thompson, «Seventeenth-Century English and Colonial Sex Ratios: A Postscript». Population Studies 28(1974): 153-165 дает обзор на-

ФОРМИРОВАНИЕ АМЕРИКАНСКОЙ ЛИЧНОСТИ 17 \

писанной ранее работы Герберта Моллерз и приводит соотношение полов 107/100 из таблиц Гронта для Лондона за период с 1629 по 1664. D. Е. С. Eversley, «A Survey оГ Population in an Area of Worcestershire from 1660-1850 on the Basis of Parish Records». Population Studies 10(1957): 253-279 говорит, что «в Англии уже в семнадцатом веке детская смертность была самой низкой в Евро­пе». В девятнадцатом веке в Европе повсюду наблюдалось соотно­шение полов детей, близкое к 100/100; хартии с этим материалом можно найти в Sweden. Statistiska Centralbyram. (Gustav Sundharg, ed.) Apercus Statistiques Internationaux. Vol. 11 «Stockholm. 1908,p. 118; Michael G. Mulhtll. The Dictionary of Statistics, 4th Ed. London, 1899, p. 443: Alexander von Oettingen. Die Moralstatistik in ihrer Hedeutung fur eine Socialethik. ERIangen, 1882, pp. 60—61: и в Statistica del regno d'ltalia. Populazione Censimento degli antichi stali Sardi e censimenti de Lombardia. Torino, 1862.

73. F. G. Emmison, Elizabethan Life: Disorder. London. 1970, p. 156. 74. Keith Wrightson, «Infanticide in Earlier Seventeenth-Century England».

Local Population Studies, 15(1975): 10-21. 75. Emily Coleman, «Infanticide in the Early Middle Ages» in Stuard.

Women in Medieval Society, p. 58. 76. H. E. Hallam, «Some Thirteenth-Century Censuses». Economic History

Review, 2nd ser. 10(1957): 353. аккумулирует данные переписей в Вестоне, Моултоне и Сполдинге.

77. Russell, «Late Ancient and Medieval Populations», p. 168. 78. Herlihy, Pistoia, p. 80. 79. Russell, «Late Ancient and Medieval Populations». Табл. З. Здесь, как

и для всей илл. 3, я подсчитал соотношение для возрастов, по возмож­ности близких к интервалу 0—14 лет, насколько позволяли данные.

80. Cowgill, «York», pp. 106ff , подсчитано для 16-го века на основе зна­чений соотношения полов, приведенных для 16-го века в Cowgill, «Life and Death in York», p. 61 и использованных в графике на стр. 108, «Йорк».

81. Russell, «Late Ancient and Medieval Populations», Table 34. 82. D. E. C. Eversley, et al., An introduction to English Historical

Demograpliy: From the Sixteenth to the Nineteenth Century. London, 1966, p. 204.

83. Karl Julius Beioch, Bevolkerungsgeschichte Italiens, Vol. 1. Berlin, 1939, p. 37.

84. Beioch, Italiens, Vol. 1, p. 43; Vol. 2, pp. 144-5. 85. Peter Laslett and John Harrison, «Clayworth and Cogenhoe» in H. EL

Bell and R. I. Ollard (eds.), Historical Essays 1600-1750 Presented by David Ogg. London, 1963, pp. 157-184.

86. D. V. Glass, «Two Papers on Gregory King», in D. V. Glass and D. E. C. Eversley (eds.) Population in History. London, 1965, p. 181.

87. Roger Mols, Introduction a la demographic historique des villes d 'Europe du XIV' siecle. 2nd vol. Louvain, 1955, p. 191. Я вывел сред-

172 ллойд ДЕМОЗ

нее между районами, для которых давался примерный размер попу­ляции.

88. Beioch, Italiens, Vol. I, p. 45. 89. Massimo Livi Bacci, «Fertility and Nuptiallty Changes in Spain from

the Late 18th to the Early 20th Century». Population Studies 22(1968): 93.

90. Louis Henry, «The Population of France in the Eighteenth Century», in Glass and Eversley, Population in History, pp. 500, 502.

91. Компиляция всех государственных переписей, где приводится пол и возраст детей, с анализом этих данных и усреднением для трех четвертей столетия, из U.S. Bureau of the Census. A Century of Population Growth 1790-1900. Tables 81-103. Washington, D.C., 1909; Herbert Moller, «Sex Composition and Correlated Culture Patterns of Colonial America». William & Mary Quarterly 2(1945): 113-153; Evarts B. Greene and Virginia D. Harrington, American Population Before the Federal Census of 1790. Gloucester, 1966.

92. Trexler, «Infanticide», p. 101. 93. См. ссылки к моему очерку «Evolution», pp. 34-5 и Табл. 5 в John

Knode!, Etienne Van de Walle «Breast Feeding, Fertility and Infant Mortality: An Analysis of Some Early German Date». Population Studies 21 (1967): 118. См. также George D. Sussman, «The Wet-Nursing Business in Nineteenth-Century France». French Historical Studies 9(1975): 304-28.

94. DeMause «Evolution», pp. 25ff; Marvick, «Nature», p. 282. 95. Pierre Gouhert, «Historical Demograph and the Reinterpretation of Early

Modern French History: A Research Review». Journal of Inter­disciplinary History 1(1970): 47.

96. Доля незаконнорожденных детей, которым позволили жить, но пе­редали в заведения, во Франции 18-го века составляла около одной трети (Louis Henry, «The Population of France in the Eighteenth Century» in Glass, Population In History, p. 451). Поэтому истинный процент незаконно рождавшихся детей должен был быть выше. Конечно, этот процент был неодинаков в разных обществах, но идея, которой придерживаются некоторые демографы, будто в эпоху хри­стианского средневековья и позднее незаконнорожденных детей фактически не появлялось, столь же фантастична, как и их вера в отсутствие инфантицида, происходящая из того же источника. «В за­явленных случаях убийства детей не наблюдается выраженной по­ловой дифференцировки», а «из шестидесяти двух детей пятьдесят три недвусмысленно обозначены как бастарды», - указывает

. Wrightson, «Infanticide», p. 12, про Эссекс семнадцатого века, 98. В некоторых районах Индии в 19-м веке соотношение полов до­

стигало 248 мальчиков на 100 девочек. См. Kanti В. Pakrasi, Female Infanticide in India. Calcutta, 1971, pp. 88, 235. См. также J. Hajnal, «European Marriage Patterns in Perspective» in Glass and Eversley,

ФОРМИРОВАНИЕ АМЕРИКАНСКОЙ ЛИЧНОСТИ 173

Population in History, p. 127, for more on India, China and Eastern Europe.

99. Louis Adamic, Cradle of Life: The Story of One Man's Beginnings. New York, 1936, p. 23.

100. Robert D. Rutherford, The Changing Sex Differential in Mortality. Westport, Conn. 1975, p. 9.

Глава 4

ПСИХОГЕННАЯ ТЕОРИЯ ИСТОРИИ

Теории как сети: только тот, кто закинет - поймает.

Новалис

1. Психоистория - наука о моделях исторической мотивации, и она основана на антихолистической философии методологичес­кого индивидуализма.

1А. Психоистория - наука, а не повествовательное искусст­во, как история.

1А.1. Любое психоисторическое исследование должно быть сравнительным и стремящимся к утвержде­нию закономерностей.

1А.2. Как и любая другая наука, психоистория продвига­ется вперед благодаря открытию новых парадигм и пытается их опровергнуть.

1А.З. Психоистория, как и психоанализ, использует в ка­честве главного инструмента открытия самонаблю-

СИХОГЕННАЯ ТЕОРИЯ ИСТОРИИ 175

дение исследователя, изучение им собственных эмо­циональных откликов; невозможно что-то открыть «вне», пока не прочувствуешь это «внутри».

1Б. Психоистория индивидуалистична, а не холистична, как со-. циология и антропология.

1Б.1. Холистическое заблуждение, будто группа - это некая сущность, стоящая выше составляющих ее ин­дивидов, само подлежит исследованию с точки зре­ния психоистории, поскольку является фантазией, рассматривающей группу как материнское тело с собственными целями и мотивами.

1Б.2. Социология, как парсоновского, так и марксистского направления, основана на холистическом утверж­дении Дюркгейма, что «социальные явления следу­ет рассматривать как материальные предметы, т. е. нечто существующее вне индивида» и, как призна­ет Парсонс, «исходно телеологична».

1Б.З. Антропология основана на сходном холистическом понимании «культуры». Когда Стюард утверждает, что «личность формируется культурой, но еще никто не продемонстрировал влияние на культуру лично­сти», тавтологичная форма утверждения обусловлена непониманием того факта, что термин «культура» лишается всякого смысла в отрыве от термина «личность».

1Б.4. Любое утверждение типа: «X социально (или куль­турно) детерминирован» является тавтологией и подразумевает некую холистичную сущность, сто­ящую над индивидом.

1Б.5. Такие понятия, как «общество», «культура», «государ­ство», «социальная структура», «власть» все до еди­ного холистичны. Их индивидуалистичной заменой служат термины «группа», «личность», «правитель­ство», «групповая фантазия» и «сила».

176 ЛЛОЙД ДЕМОЗ

1Б.6. Главный метод социологии и антропологии - уста­новление корреляций между двумя сторонами лич­ности взрослого, а затем объявление их причинной связью; главный метод психоистории - найти при­чины мотивационных моделей в ранних событиях жизни личности и их реструктурирование в груп­пе взрослых.

1В. Принцип методологического индивидуализма гласит, что групповые процессы можно полностью объяснить (а) пси­хологическими законами, управляющими мотивацией и поведением индивида, и (б) текущей исторической ситу­ацией в физическом смысле, которая, в свою очередь, це­ликом является результатом предыдущих мотивов, через поступки повлиявших на материальную действительность.

i

1В.1. Схемы, приведенной ниже, вполне достаточно для объяснения любого исторического процесса. «Груп­повая фантазия» - термин, обозначающий общие фантазии индивидов в группе.

1В.2. Социологическое правило Дюркгейма: «Когда соци­альное явление прямо объясняется психологичес­ким явлением, можно не сомневаться, что объясне­ние ложно» мы заменяем следующим правилом: «Все групповые явления имеют психологическое

ПСИХОГЕННАЯ ТЕОРИЯ ИСТОРИИ 177

объяснение; индивиды в группе и поодиночке дей­ствуют по-разному лишь потому, что по-разному решают свои психические конфликты, а не из-за дей­ствующей на них «социальной» силы».

18.3. Если отвлечься от некой бессмертной сущности под названием «общество», оказывается, что все группо­вые ценности - это всего лишь человеческие опы­ты, подверженные изменению в каждом поколении; сомнительными кажутся не изменения, а, наоборот, постоянство.

18.4. Психоисторическому объяснению поддается не толь­ко иррациональное в истории. Вся история с ее сильными и слабыми сторонами, моментами едине­ния и разобщенности, имеет причины, уходящие в детство, и осуществляется групповыми движущими силами.

2. Главная причина всех исторических изменений - психогенез, закономерная смена стилей воспитания детей под давлением поколений,

2А. Психогенез зависит от способности родителей или того, кто выполняет их функции, регрессировать к психическому возрасту своего ребенка и второй раз преодолевать страхи этого возраста, причем более эффективно, чем в первый раз, в своем собственном детстве.

•

2А.1. Регрессивно-прогрессивный процесс своей причиной имеет врожденное стремление обеих бывших час­тей двойственного единства установить друг с дру­гом связь. Таким образом, мы имеем дело с един­ственной исторической теорией, ставящей любовь в основе механизмов изменения.

*

2А.2. Регрессивно-прогрессивный процесс - это те же са­мые изменения, которых добиваются психотерапев­ты, Поэтому историю можно рассматривать как психотерапию поколений.

178 ллойд ДЕМОЗ

2Б. Эволюция детства протекает с разной скоростью как на индивидуальном, так и на популяционном уровнях.

2БЛ. Различная скорость психогенной эволюции на индивидуальном уровне объясняется: (а) биологичес­кими различиями (наследственностью и внутриут­робными событиями), (б) тем, что ребенок может быть разным по счету в семье (а чем более поздний ребенок, тем, как правило, меньше внимания ему уде­ляют родители), и (в) случайностью (раннее сирот­ство, обида, другие сугубо личные обстоятельства жизни).

2Б.2. На популяционном уровне психогенная эволюция идет с неодинаковой скоростью по причине: (а) от­бора и изоляции (эмиграция людей с более или ме­нее сходными стилями воспитания), (б) иммиграции (когда происходит приток в популяцию людей с новыми для нее стилями воспитания), (в) отсутствия воспроизведения (у непригодных к этому людей, пси­хотиков или других людей более низких психоген­ных стилей, у которых реже бывают дети), (г) куль­турных контактов (повышение числа людей с не­стандартными стилями воспитания, замещение родителей другими людьми), (д) материальных усло­вий (лишь в той степени, в какой они влияют на воспитание детей), и наконец, (е) факторов группо­вой фантазии (войны и революции в той мере, в какой они оказывают влияние на детей; доля учас­тия в воспитании ребенка матери и отца и т.д.).

2В. Эволюция детства представляет собой ряд все более тес­ных контактов между взрослыми и детьми. С каждым шагом эволюции все больше сглаживаются противоречия, уходят проективные и возвратные реакции и возрастает эмпатия.

2В.1. Вот схема, иллюстрирующая эволюцию психогенных стилей. Что касается дат, ориентиром служат наи­более передовые страны.

ПСИХОГЕННАЯ ТЕОРИЯ ИСТОРИИ 179

Таблица I

Стиль Желание родителей

1 2

Детоубийства Мать: "Я хочу, чтобы ты умер. Тогда я избавлюсь от страха, что меня убьет моя мать"

Отказа Мать: "Я должна тебя покинуть, чтобы избежать искушения сделать тебя предметом своих проекций"

Амбивалент- Мать: Ты плохой из-за ный моих же эротических и

агрессивных проекций"

•

Навязываю- Мать: Ты можешь щий рассчитывать на мою лю­

бовь, но только при условии моего полного над тобой контроля"

Проявления в истории

3

Детские жертвоприношения и детоубийство; пенис ребенка как замена материнской груди; нетерпимость к проявлению гнева у детей; закаливание; призраки Я колдуны; торговля детьми; педерастия Длительное пеленание; отдача на попечение кормилицы, в заложники, в монастырь» в ученичество Клизмы; битье в раннем возрасте; более короткий период пеленания; по детям возможен траур; ребенок как эротический объект -предвестие змпатического отношения к нему

Раннее приучение к туалету; подавление детской сексуальности; конец пеленания и отсылки к кормилицам; возможна эмпатия; развитие педиатрии

180

Окончание табл. I

1

Социализи­рующий

•

-

Помогающий

•

2

Мать и отец: "Мы будем тебя любить, если ты станешь добиваться наших целей"

-

Мать и отец: "Мы любим тебя и поможем в достижении твоих целей"

3

В качестве метода воспитания ребенка заставляют почувствовать вину; "моральные наказания" через -унижение; введение обязательного школьного обучения; ребенку внушают родительские цели Права детей; отмена обязательного школьного обучения и свободное посещение школ; терапия для детей; безболезненные роды

28.2. «Амбивалентный стиль» делит весь эволюционный ряд на две половины: до этой стадии прогресс за­ключался в интернализации и подавлении проеци­руемых до того частей личности (магия), зато ког­да двойственность стала переноситься лучше («де­прессивная позиция» по М. Кляйн), прогресс пошел путем ослабления подавления и возрастания авто­номии своего «я».

28.3. В каждом психогенном стиле прогресс зависит от преобладающей в этом стиле тревожности. Напри­мер, при стиле отказа нехватка кормилиц оказывала на родителей гораздо большее влияние, чем в любое другое время, и т.д.

2Г. Биологическая эволюция человека породила в конце кон­цов беспомощного ребенка, инстинктивно стремящегося к установлению тесных личных контактов, требующего от родителей спуститься до его уровня и установить отноше­ния, а не подавлять его и оставаться в стороне.

2Г.1. Идея Фрейда, состоящая в том, что цивилизация раз­вивается благодаря «постепенному отказу от инстин­ктов», справедлива с точностью до наоборот. Циви-

ПСИХОГЕННАЯ ТЕОРИЯ ИСТОРИИ 181

лизация развивается через постепенное принятие по­требностей детей, что позволяет им расти, не приоб­ретая защитные механизмы, уродующие личность.

2Г.2. Идея Гегеля, заключающаяся в том, что история - это «обретение человеком своей собственной природы», несколько ближе к истине, но лишь потому, что каж­дое поколение пытается помочь своим детям обре­сти собственные желания. Следовательно, новые цен­ности возникают эволюционно, а не телеологически.

3. Появление новых психогенных стилей дает новые психоклас­сы, которые представляют угрозу групповым фантазиям пре­дыдущих психоклассов. Возникновение новых психоклассов выражается периодами бунта, триумфа и реакции.

ЗА. Групповые фантазии формируются индивидами как за­щита от детских страхов, каждый индивид играет в них свою роль.

ЗА.1. В группах интрапсихические защитные механиз­мы неэффективны, и им на смену приходят группо­вые фантазии, имеющие свойство регрессировать к детским травмам.

ЗА.2. Чем больше группа, тем большая регрессия в дет­ство ей грозит, тем к более раннему периоду жиз­ни относится источник групповой фантазии, и, тем, следовательно, примитивнее причина раскола.

ЗА.З. В группе человек не становится животным - он ста­новится испуганным ребенком.

»

ЗБ. То, что обычно называют «социальной структурой», -на самом деле разделение больших групп на малые груп­пы-представители, играющие каждая свою специфическую роль в групповой фантазии.

-

ЗБ.1. Группы-представители играют роль выразителей противоречивых чувств, присущих всем членам

182 ллойд ДЕМОЗ

большой группы, но не признаваемых ими и проек­тируемых на группу-представителя.

ЗБ.2. То, что обычно называют «социальными института­ми» - это исторические группы-представители: цер-

. ковь - это групповая фантазия зависимости, армия - групповая фантазия рождения, правительство -групповая фантазия выхаживания, капитализм -групповая фантазия контроля, революция — группо­вая фантазия антизависимости, классовая система — групповая фантазия почтения, школа - групповая фантазия унижения.

ЗБ.З. Группы-представители состоят из индивидов с об­щими защитными стилями, которые организуются в иерархии, чтобы сдержать насилие групповой фан­тазии.

ЗВ. Лидер - это личность, способная стать объектом проти­воречивых проективных идентификаций групповой фанта­зии.

3B.I. Проективная идентификация, главное средство ком­муникации в групповой жизни - это фантастичес­кое перенесение на других отвергнутой части соб­ственной психе.

3В.2. Лидер - это не только родитель. Он играет защит­ные роли, необходимые на любой стадии групповой фантазии, становясь строгим отцом, когда группа от­вергает групповое насилие, заботливой матерью -когда группа стремиться защититься от ощущения покинутости, непослушном сыном - когда его авторитет пошатнулся, и параноидальньм братом (сестрой), когда на него проецируется групповое насилие.

3В.3. Лидер всегда служит вместилищем группового чув­ства униженности — результата деперсонализации

ПСИХОГЕННАЯ ТЕОРИЯ ИСТОРИИ 183

или лишения интрапсихических защитных механиз­мов, что создает для членов группы угрозу снова стать беспомощными детьми. Поэтому, решая воп­росы международной политики, лидеры всегда ис­пытывают чувство, граничащее с униженностью.

ЗГ. Исторические групповые фантазии — результат взаимодей­ствия различных психоклассов.

ЗГ.1. Психоклассы - это группы индивидов со сходным стилем воспитания в детстве, выделяемые в пре­делах одной популяции.

ЗГ.2. Разным психоклассам требуются разные способы групповой защиты, которые часто несовместимы.

ЗГ.З. Чем больше расстояние между психоклассами в по­пуляции, тем острее конфликт их защитных стилей.

ЗГ.4. Чем выше психогенный стиль психокласса, тем меньше для него необходимость открыто вступать в конфликт.

ЗГ.5. Психоклассы лишь частично соотносятся с эконо­мическими классами - это зависит от историчес­кого периода.

ЗГ.6. Политические и религиозные движения связаны больше с психоклассами, чем с экономическими классами.

ЗД. С каждым поколением на историческую арену выходит новый психокласс, нарушающий групповую фантазию более старого психокласса и приводящий к периодам бунта, триумфа и реакции.

ЗД.1. Новый психокласс состоит лишь из той части но­вого поколения, которая испытала новые веяния в воспитании детей.

ЛЛОЙД ДЕМОЗ

ЗД.2. Период бунта имеет место, когда новый психокласс молод, сначала преимущественно в художественной сфере.

ЗД.З. Период триумфа наступает, когда цели группы на-. . чикают в основном диктоваться новым психоклас­

сом, даже если в количественном отношении он еше составляет меньшинство.

ЗД.4. Когда возникает еще более молодой психокласс, и над его целями и стилем жизни довлеет предыду­щий, наступает период реакции.

ЗЕ. Психогенные изменения являются первопричиной всех технологических изменений, которые не происходят сами собой, как часто предполагается, также не пробуждают они психе.

ЗЕ.1. Причина того, что стиль воспитания детей до неко­торой степени согласуется с технологическим уров­нем, заключается в обусловленности второго пер­вым, а не наоборот.

ЗЕ.2. Примитивный стиль родительства всегда дисфункци­онален по отношению к технологическому уровню - так, раннее приучение к туалету в детстве не по­могло первым капиталистам успешнее накапливать деньги, а наоборот, придало им невротические черты, мешавшие продуктивно вкладывать средства, что про­должается и по сей день.

ЗЕ.З. Ни одна экономическая Система не «требует» нали-*

чия какого-либо конкретного психогенного типа - и капитализм, и социализм смогут существовать и с са­дистским типом личности, и со зрелой личностью; и ни одна экономическая система не «требует» ка­кого-либо определенного способа воспитания детей.

*

ЗЕ.4. Изобретение и распространение новых технологий происходит, когда новые психоклассы начинают

ПСИХОГЕННАЯ ТЕОРИЯ ИСТОРИИ 185

меньше отождествлять с материальными предмета­ми части своих психе. Так, поверхностная вспашка могла смениться глубокой, лишь когда образ «мате­ри-Земли» был психически разгружен (decathected); зубчатую передачу смогли изобрести и ввести в употребление, только когда ее зубцы утратили свою эмоциональную тождественность с зубами человека; современная наука смогла зародиться только после того, как была отброшена идея Аристотеля о после­дних сущностях.

ЗЕ.5. Экономическая система изменяется, когда новые пси­хоклассы начинают меньше использовать группу для проективной идентификации. Так, рыночная эко­номика смогла зародиться, когда уменьшилась по­требность во взаимных подарках в качестве защи­ты от примитивного желания смерти; распростра-нение торговли в позднем средневековье стало возможным благодаря отмиранию потребности в феодальных узах как защите от детской травмы, свя­занной с отказом родителей; капиталистическая собственность могла появиться лишь после психи­ческой разгрузки (decathexis) собственности от ее «исторического» происхождения (на деле - от груп­повой фантазии).

ЗЕ.б. Даже те исторические явления, которые, по всеоб­щему мнению, являются «чисто природными», ока­зываются психогенно детерминированными - на­пример, эпидемии чумы были связаны с любовью христиан к грязи, что позволяло размножаться кры­сам, а вместе с ними блохам - переносчикам чумы.

ЗЕ.7. Порядок, в котором делаются открытия и изобрете­ния, определяется не «потребностями общества» -иначе бачок для унитаза придумали бы раньше, чем научную астрономию.

i

ЗЖ. Примитивные племена магически мыслят не потому, что они технологически примитивны. Когда-то очень давно

186 ллойд ДЕМОЗ

они испытали остановку психогенного развития и пото­му не развиваются в технологическом отношении, а лишь вырабатывают групповые фантазии.

ЗЖ.1. По психогенному стилю воспитания детей прими­тивные племена стоят где-то на первых двух стади­ях. Это доказывается отсутствием депрессивных расстройств, связанных с чувством вины и приоб­ретаемых на стадии амбивалентного стиля.

ЗЖ.2. Примитивные племена не приспособили свою лич­ность к суровым условиям окружающей среды - они переселились в эту среду, поскольку она соответство­вала их внутренней жизни.

4. Психогенные стили определяют предельно достижимый уро­вень развития личности и создают типичные для каждого исторического периода конфликты и защитные механизмы, обусловливающие искусство, религию, политику и экономику этого периода.

4А. Любому психогенному стилю соответствует определенный тип личности со своими особенностями, использующий типичные для него защитные механизмы. С каждым пси­хогенным стилем сила эго нарастает (см. табл. 2).

4Б. Все эти типы личности могут давать вариации в преде­лах каждого стиля: от «нормы» до «аномалии», в зави­симости от степени интегрированности личности и от степени оказанной ей поддержки (см. табл. 3).

4Б.1. Лидеры любого исторического периода - люди, об­думанно и осторожно начинающие войну, репрессии или революцию, - это всего лишь те представите­ли группы, которые лучше всех осознают групповую фантазию эпохи.

4Б.2. Люди, которые в каждую эпоху считаются «невро­тиками», часто могут стоять на более высоком пси­хогенном уровне, чем «нормальные». Им просто

ПСИХОГЕННАЯ ТЕОРИЯ ИСТОРИИ 187

Таблица 2

Стиль детоубийства

Стиль отказа

Амбивалент­ный стиль

Навязывающий стиль

Социализирую­щий стиль

Помогающий стиль

Шизоидная личность

Аутичная личность

Депрессивная личность

Компулъсивная личность

Тревожная личность

Ассоциативное мышление; симбиотическое всемогущество; неопределенная локализация эрогенных зон; расщепление и проективная идентификация; садомазохистские расстройства Невключенная; нарциссичсская; эксплуататорская, паразитическая; недоверчивая; оральная агрессия; мегаломания или слабость «Я»; психопатичная; нетерпимая к отсрочкам; отсутствие угрызений совести; идеализация матери; без чувства времени Чувство вины и дспрсссивиость; ненасытная потребность в любви; статусность; сексуальность; громадная сила супер-эго; чувство времени Псевдорациональная; холодная; отчужденная; внутренне самокритичная; фобии; одержимость, компульсивность; симптомы конверсии Менее ригидная защита; свободно блуждающая тревога и неудовлетворенность жизнью из-за позаимствованных жизненных ценностей; потеря индивиду­альности в группе; неполнота чувств Таких взрослых пока еще нет

приходится выдерживать тревогу, связанную с тем, что они не разделяют групповую фантазию эпохи.

7

4В. Главные групповые фантазии каждого исторического пе­риода соответствуют трем уровням защиты:

48.1. Фантазия бедствия - соответствует основной трав­ме, свойственной детству каждого психогенного стиля.

48.2. Защитная фантазия - отрицает эту фантазию основ­ной травмы.

00

Таблица 3 ВАРИАЦИИ ТИПОВ ЛИЧНОСТИ В ПРЕДЕЛАХ ПСИХОГЕННЫХ СТИЛЕЙ

Стиль Норма

Невроз

•

Психоз

Детоубийства Шизоидная личность Расстройства влечения н садомаэох истекая защита

Кататония и гебефреняя

Отказа Аутичная личность Анаклитические (отрицательные) депрессивные расстройства и психопатическая защита

Параноидальная шизофрения

Амбивалентный Депрессивная личность Интросктивные (связанные с виной) депрессивные расстройства и маниакальная защита Маниакально-депрессивный психоз

Навязывающий Компульсивная личность Обсессивно-компульсивные расстройства и конверсивная защита

•

Социализирующий Тревожная личность Истерические расстройства и психо-сексуальная защита

•

Таблиц ЭВОЛЮЦИЯ ФАНТАЗИЙ НА ЗАПАДЕ

Стиль

1

*

Отк

аза

(IV

-X

IV B

В.)

А

мби

вале

нтн

ый

(XIV

-XV

II

BB

.)

Уровень Личностный уровень фантазии

2 3 Желаемого Отец спасет меня от смерти

Защиты. Отец убьет меня

Бедствия Мать убьет меня Желаемого Отец/мать не отказались от

меня

Защиты Я отказался от отца/матери

Бедствия Мать отказалась от меня

Желаемого Я люблю отца/мать

4

Защиты Мать будет меня любить, если я буду хорошим

Бедствия Мать ненавидит меня

Исторический уровень

4 Религии реинкарнации и спасения, системы родства и экономика взаимного дарения как противодействие желанию смерти Религии жертвоприношений, Исаак, Христос, кровная месть Стрига, Медея, войны на истребление Феодальные связи, Великая Цепь Бытия, культ Девы Марии, расцвет церкви, мистическое слияние с Христом Монастыри, крестовые походы, паломничества, уныние Экскоммуникация, безначалие, колдовство, чертовщина Рост национального суверенитета, божественность монархии, слияние церкви и государства, упадок магии Протестантизм, очищение церкви, благие труды, призвание, гуманизм, согласие с Богом Предопределение, мстительный Бог, меланхолия Возрождения

1 2 Желаемого Защиты

Бедствия

Желаемого

Защиты

Бедствия

3 Я - контролирующий отец Я приму руководство от матери Мать контролирует меня

Теперь я свободен

Я сделаю группу своим представителем Мать делает меня своим представителем

4 Национализм, империализм, капитализм Революция как борьба против зависимости, утопизм Бог-надзиратель, настоящая классовая система, труд детей Либерализм, свободные рыночные отношения, идеал школьного образования Рост числа национальных государств и расцвет бюрократии Буржуазия как представитель супер-эго, богема как представитель ид, жизнь как "роль"

ПСИХОГЕННАЯ ТЕОРИЯ ИСТОРИИ 191

4В.З. Фантазия желаемого - дальнейшее отрицание, бла­годаря которому формируется групповая фантазия идеального данной эпохи (см. табл.4).

5. Группы вызывают в своих членах «состояние фетального транса», пробуждая особые физические воспоминания о внут­риутробной и перинатальной жизни.

5А. По Аристотелю, человек - политическое животное. При­чина заключается в том, что большинство цивилизован­ных людей, только живя в группе, могут восстановить кон­такт с подавленными фетальными эмоциями.

5Б. Лишь в состоянии фетального транса индивиды способ­ны сформировать групповую фантазию, которая подчиня­ется следующим специфическим правилам фетальной ЖИЗНИ,

5Б.1. По мере роста все более ощущается недостаток места, и требуется все новое физическое простран­ство, которое приобретается через расширение тер­ритории (даже если каждому дураку ясно, что та­кое расширение встретит противодействие, которое сведет на нет результаты роста группы).

•

5Б.2. Другие группы рассматриваются как питающая мать или как высасывающая кровь, отравляющая плацен­та (даже если каждому очевидно, что любая груп­па состоит из индивидов, которые относятся к вам по-разному, со всеми оттенками отношений).

5Б.З. Суть отношения к питающей плаценте - это бла­гоговение перед ее «могучим потоком» (даже если на самом деле он вам вредит).

5Б.4. Суть отношения к высасывающей кровь, отравляю­щей плаценте - ответное стремление сосать из нее кровь и отравлять ее (хотя бы это и повлекло вашу собственную смерть в качестве возмездия).

)2 ЛЛОЙД ДЕМОЗ

5Б.5. Первоначальная цель любой группы - сохранение чрева-среды, хотя бы и ценой жизни индивидов, со­ставляющих группу (даже если бы на войне погиб­ло большинство американцев, этого стоило бы со­хранение «того, что для нас символизирует Аме­рику»). .

5Б.6. «Оболочка» группы-чрева полностью определяет отношения с событиями индивида, находящегося внутри (даже если в соседней стране разразится эпидемия, на первой полосе своей утренней газе­ты вы все равно найдете описание того, что ест на завтрак ваш лидер).

5Б.7. Индивиды связаны с лидером пуповинами, посред­ством которых то лидер питает индивидов, то на­оборот (если лидер будет полностью бездейство­вать или даже вредить группе, ему все равно будут оказывать уважение и доверять руководство).

5Б.8. Группы связаны пуповинами с другими группами, плацентами, и вынуждены отчаянно бороться за «жизненность», проистекающую из их взаимоотно­шений (даже если на двух группах благотворно скажется двустороннее сокращение вооруженных сил, они не смогут его осуществить, потому что это повлияет на «баланс сил», а следовательно, необхо­димо «предотвратить поворот событий», чтобы «си­стема не утратила жизненность»),

5Б.9. Любой непорядок в чреве-среде - это всегда вина отравляющей плаценты, и в ответ на нее начинает «оказываться давление» специально, чтобы навре­дить (даже если это действительно вызовет враж­дебность соседей).

•

5Б.10. Когда групповая фантазия невредимого чрева-окру­жения терпит неудачу («ткань общества растягива­ется и рвется»), группа начинает неотвратимо ска­тываться к групповой фантазии войны-рождения

ПСИХОГЕННАЯ ТЕОРИЯ ИСТОРИИ 193

(даже если в этот момент объективные причины для войны минимальны).

5Б.11. Во время осуществления групповой фантазии вой­ны-рождения группа нагнетает в плаценту-лидера ощущения переполненности, удушья, угрозы голод­ной смерти (даже если при этом в стране превос­ходные экономические условия).

5Б.12. Группа начинает войну, чтобы преодолеть ужас бес­помощного положения ребенка, попавшего в ловуш­ку - родовой канал. С этой целью устраивается са­домазохистская оргия, в ходе которой «пробивает­ся путь наружу» из материнского тела (несмотря на то, что в большинстве случаев наиболее логичный способ устранения военной угрозы - просто ниче­го не предпринимать, насильственные действия ни­когда не удается предотвратить).

5Б.13. Когда группа окунается в войну-рождение, соседи тоже чувствуют себя втянутыми в схожее состоя­ние фетального транса (хотя американцы и пони­мают, что европейские войны лишены разумного начала, они все же чувствуют на себе действие «непреодолимой силы», стоит только войне начать­ся, и тоже с головой ныряют в процесс пережива­ния заново собственного рождения).

5Б.14. После успешного завершения войны группа чувству­ет себя «возродившейся» и переживает период оп­тимизма и энергичного сотрудничества, который рас­ценивается как «лучшие годы нашей жизни» (хотя на самом деле экономика при этом истощена).

5В. Степень погружения группы в состояние полного феталь­ного транса определяется способностью текущей группо­вой фантазии создать такую иллюзию невредимого чре­ва, которая защитит от травм детства. .

Глава 5

ДЖИМ КАРТЕР И АМЕРИКАНСКАЯ ФАНТАЗИЯ

Четыре с половиной года прошло с тех пор, как Америка вы­шла из войны.* Для установления мира это достаточно большой срок - по крайней мере, если предыдущий опыт нас чему-то на­учил и если мы учитываем такие предвоенные ситуации, как Кубинский ракетный кризис. Поэтому первый вопрос о новом президенте очевиден: «Втянет ли он нас в войну?»

Наше исследование дает простой и пугающий ответ на этот вопрос. Наш вывод: Джим Картер к 1979 году, скорее всего, при­ведет нас к новой войне, и причины коренятся как в его личности, так и в больших эмоциональных запросах американской фантазии.

К какому именно кризису мы придем, осуществляя свои фан­тазии, - этого я здесь не касаюсь, поскольку в центре нашего внимания - исключительно Америка. Mы не можем дать точ­ного сценария и расписания очередного кризиса. И все же, с должным уважением относясь к предсказаниям, сделанным в нашей молодой науке психоистории, мы вынуждены прийти к выводу, что Джим Картер, похоже, в недалеком будущем станет очередным нашим военным лидером.

Обычно никто не задает себе резкий, но необходимый вопрос: «Втянет ли нас лидер в войну?» Мы просто боимся услышать сам ответ на вопрос вместо рассуждений о затруднительности

* Эта глава написана в мае 1977 г,

ДЖИМ КАРТЕР И АМЕРИКАНСКАЯ ФАНТАЗИЯ 195

ответа. В конце концов, современная глубинная психология уме­ет определять эмоциональную зрелость личности - по крайней мере, в грубом понимании слова «зрелость», и достаточно убе­дительна в своих выводах.

Современная психоистория на данном этапе тоже способна приблизительно определить общее настроение нации и показать, как меняющиеся эмоциональные потребности нашей нации взаимодействуют с личностью лидера и приводят к нацио­нальным кризисам.1

Но современная психоистория рассуждает главным образом о событиях далекого прошлого - чем более далеких, тем лучше. Как мы можем рассуждать о своих нынешних групповых фан­тазиях, если сами в них участвуем? Настоящее исследование -первая попытка оценить эмоциональную зрелость нынешнего президента, Джимми Картера, соотнести его личность с эмоцио­нальными потребностями американского народа и предсказать результат взаимодействия этих двух действующих сил в бли­жайшем будущем.

ПРЕДПОСЫЛКИ ИССЛЕДОВАНИЯ

Настоящее исследование Джима Картера и американской фан­тазии - пятое из двадцати двух проектов, которое в данный мо­мент субсидируется Институтом психоистории, «Журналом психоистории» и издательством психоисторической литературы.2

Работа над проектом началась летом 1976 г. во время очеред­ной летней конференции института, когда несколько коллег на­чали предварительное обсуждение вступительного доклада Пола Эловитца на тему детства и личности Картера, в котором осо­бое внимание уделялось неосознанным фантазиям, созданным в то время вокруг него: от формы зубов президента до его мес­сианской роли во внешней политике. В прошлом году наши дис­куссии продолжились на институтских заседаниях и на неболь­ших неофициальных собраниях, так что вскоре, как и во всех проектах института, уже невозможно было сказать, где чья идея - настолько свободными и неакадемичными были наши дискуссии и тесным — сотрудничество.

В своем собственном исследовании я сосредоточился на по­вторяющейся модели американских групповых фантазий в поли­тике последней четверти века. Интерес Пола Эловитца заставил

196 ллойд ДЕМОЗ

его посетить Плэйнс, штат Джорджия, ради психоаналитическо­го, интервью с Лилиан Картер и другими ключевыми в эмоцио­нальном отношении фигурами детства Джима Картера. Дэвид Бэйсел больше, чем кто-либо из нас, пытался выработать целост­ный подход, сосредоточившись на сложном взаимодействии меж­ду чертами личностями и запросами американской исторической фантазии. Джон Гартман основное внимание уделил утопичес­ким групповым фантазиям, окружавшим номинацию Картером конвенции, а Генри Эбел подал важную мысль, что все мы нео­сознанно воспринимаем лидеров как всесильных взрослых и сверхдетей одновременно. Однако все исследования сводились к центральной теме тесных динамичных взаимосвязей между нео­сознанными потребностями лидера и не менее глубокими неосоз­нанными потребностями группы, которой он предположительно «руководит».

Как представляем себе мы в Институте психоистории, пси­хоисторическая наука стремится сделать главным предметом исследования модели исторической мотивации. Поэтому в сво­их дискуссиях и исследованиях мы первоначально сосредо­точились на двух темах, которые играют решающую роль в анализе мотиваций Джима Картера. Первая тема - его детство. Кем чувствовал себя сын Лилиан и Джеймса Эрла Картеров в конце 1920-х гг., в Плэйнс, Джорджия? Какие сильные и слабые черты приобрел Картер в годы своего формирования под вли­янием родителей и других людей, которые о нем заботились? Какие черты личности, какие образцы поведения остались с ним на всю жизнь, оказались преобладающими и определили стиль решения огромных эмоциональных задач, возложенных на него в качестве лидера?

Вторая из главных тем исследования - историческая «груп­повая фантазия». Этот термин применяется в отношении неболь­ших групп, когда делаются попытки объяснить их поведение, вы­яснить движущие силы. Из этой области я и заимствовал тер­мин, используя его в особом, психоисторическом смысле. Историческая групповая фантазия — бессознательные установки и допущения, разделяемые всеми членами группы и совершен­но не связанные с «объективной» действительностью, а происте­кающие из осознания индивидом себя членом исторической группы. Групповые фантазии - это и есть то, что пытаются уло­вить опросы общественного мнения, когда периодически опреде-

ДЖИМ КАРТЕР И АМЕРИКАНСКАЯ ФАНТАЗИЯ 197

ляют «настроение» Америки. При этом людей спрашивают, си­лен ли, по их ощущению лидер, чувствуют ли они, что страна в безопасности, или ей угрожает хаос; силен ли, по их ощущению, враг; каковы их предчувствия насчет будущего и т.д. Такие опросы схватывают суть тех изменений общественного сознания, которые не имеют ничего общего с реальной обстановкой в стра­не. Как мы очень скоро обнаруживаем, почти все это - лишь изменение фантазий, созданных людьми и распространенных средствами массовой информации. В центре этих фантазий спо­собность лидера обеспечить воображаемую материнскую забо­ту о тех, кем он «руководит». Эти изменения «настроения» на­ции вполне реальны, их можно оценить, примерно предсказать, и именно они определяют наш выбор, когда стоит вопрос об учас­тии в международном конфликте.

Прежде чем я представлю свои результаты, еще несколько слов по поводу нашего проекта, связанного с Картером. Потреб­ности групповой фантазии нынешней Америке таковы, что боль­шая часть прессы, в том числе обозреватели, скорее всего, рас­ценят данный очерк как «атаку» на Джима Картера. На самом деле все обстоит совершенно иначе. Мне кажется даже, что Кар­тер получит удовольствие и извлечет пользу из чтения этой ра­боты. Практически все мы голосовали за него, а если и не голо-совали, то наша эмпатия - необходимое условие работы профес­сионального психоисторика - позволила нам за год исследования настолько отождествить себя с ним, в качестве ребенка и взрос­лого одновременно, что теперь он кажется нам другом, товари­щем, и уж никак не объектом «атаки». Кроме того, он наш ли­дер - мы пассажиры на корабле, который он проводит через океан международных страстей. Нападая на президента, мы тем самым разделили бы распространенную групповую фантазию, что, пожелав ему зла, можно предотвратить войну. Давайте при­знаем: Джимми Картер - человек порядочный, привлекательный как личность, действует из лучших побуждений. Однако вопро­сы войны и мира затрагивают глубочайшие слои личности. Если в один прекрасный день мы все испаримся от яркого оранже­вого зарева на горизонте, кнопку нажмет, скорее всего, порядоч­ный, благовоспитанный человек, и действовать он будет из луч­ших побуждений.

198 л л о й д Д Е М О З

СТАДИИ АМЕРИКАНСКОЙ ГРУППОВОЙ ФАНТАЗИИ

Политические роли каждого из нас, связанные с изменчивыми групповыми фантазиями нации, проистекают из детских тревог и являются защитой от них.3 Человек может склоняться к ли-беральной или к консервативной роли в зависимости от того, насколько велика была потребность в поддержке и определен­ности в детстве, но существует более высокий уровень фанта­зии, рассматривающий эти две роли лишь как игру в драме, за­мысел которой выходит за пределы обычного право-левого раз­деления современной политики. Так, Америка может разделяться из-за временных разногласий, но, как правило, подавляющее боль­шинство едино в основных моментах политических убеждений: мы едины в желании видеть' нашего лидера и всю нацию силь­ными; мы все чувствуем иногда, что лидер чересчур силен, а пра­вительство слишком раздуто; мы все соглашаемся идти на ком­промиссы в незначительных вопросах, с тем чтобы удостоверить­ся, что никаких существенных перемен не предвидится; у нас одинаковые представления о том, кто наш враг, мы одинаково оцениваем его опасность; у нас нет разногласий в том, когда пора начинать войну или заканчивать ее.

Это и есть тот более высокий уровень групповой фантазии, который я в последние годы пытался свести в схему и оценить. Инструменту такой оценки я дал название «анализ фантазии». Более детальное описание этого метода, который можно приме­нить к любому историческому документу, вы найдете в других моих очерках.4 Здесь же достаточно сказать, что метод предпо­лагает выписывание из текста исторического документа всех слов и выражений, несущих на себе след фантазии: все метафоры, сравнения, прочувствованные места, образы тела и другие слова и сочетания слов, ключевые в эмоциональном отношении. В итоге получается серия слов, описывающая глубинные ощущения тела. Ее можно проанализировать и оценить с точки зрения пси­хоисторической перспективы.

Как один из сотен примеров, проанализированных мной в других работах, приведу выдержку из протокола заседания в се­натском комитете по международным отношениям в 1949 г., где обсуждалась наша позиция в отношении военного присут­ствия русских в Германии:

ДЖИМ КАРТЕР И АМЕРИКАНСКАЯ ФАНТАЗИЯ 199

«Мы понимаем, что существуют мощные силы, тянущие нас в другом направлении, и что русские могут предпри­нять действия, важные в такой ситуации, как эта. Мы не сомневаемся, что русские готовы продать Польшу вплоть до территорий вдоль реки на восточной границе и когда-нибудь пойдут на это».5

Анализ фантазии может выделить из этого отрывка лишь два места: «тянущие... вдоль реки» (обычно анализ фантазии исполь­зует до 1% словаря документов). Остальные слова не могут считаться показательными с точки зрения мотивации, потому что представляют собой, в сущности, защиту, «разумное» прикрытие, которое должно отвлекать внимание слушателей от эмоциональ­но насыщенного языка фантазии, иногда прорывающегося.

На первый взгляд эти рассуждения могут показаться совершен­но произвольными. Действительно, чтобы доказать, что новый метод достаточно точен и заслуживает доверия, мне потребуется по меньшей мере 50 страниц с иллюстрациями. Но даже в слу­чае с заседанием 1949 года слова «тянущие... вдоль реки» звучат эмоциональной темой всей встречи и заключают в себе истори­ческую групповую фантазию, господствующую на заседании: дей­ствия группы по принятию жесткой линии против русских в Германии могут привести к тому, что ее против воли втянут в опасный «давящий» коридор, и может произойти нечто ужасное. Таким образом, хотя весь текст протокола читается ровным, моно­тонным голосом и эмоции сдерживаются, с помощью анализа мы выделяем следующие эмоционально насыщенные фрагменты: .

нанесение вреда... сохранить лицо... парировать удар... лошадиная узда... сдать позиции... подрывать... крайне осторожно... запуганный... страх... страх... втягивают... втянул... тянущие... вдоль реки... навязали... доведен­ный... боясь... тянут... истекать... вдоль реки... война... втягивают... опасение... прорыв... безумный... давящий... коридор... коридор... коридор... коридор...

Проанализировав сотни исторических документов, в том числе газетные и журнальные статьи, протоколы заседаний, речи, пресс-конференции, политические карикатуры, я обнаружил, что сообщения любого жанра имеют под собой мощную эмоциональ-ную основу, связанную с ощущениями тела, и что значительная часть каждого сообщения взывает к той памяти тела, где запе­чатлена первая травма жизни каждого из нас — рождение.

200 ллойд ДЕМОЗ

Хотя открытие ключевой роли рождения в групповой фанта­зии покажется на первый взгляд довольно странным и даже причудливым, на самом деле это результат многолетних ана­литических усилий, основанный на изучении материала, а не на подгонке его под теоретические положения. (Я сам вначале настолько недоверчиво отнесся к результатам, что вновь опробо­вал методику анализа с людьми, не знакомыми с моими преды­дущими работами, чтобы убедиться в беспристрастности вы­водов.) Подборка слов, полученная на основе исторического ма­териала и приведенная выше, соответствует одной из фаз памяти тела, которые обычно выявляются с помощью анализа фантазии. Эта выборка описывает момент, предшествующий рождению, когда плод начинает чувствовать силу, тянущую его «вдоль реки» и втягивающую «в коридор», а сокращения материнских мышц, «давящие» на плод, вселяют в него страх перед тем, что ожида­ет впереди, - плод испытывает огромное давление, и эти несколь­ко часов кажутся бесконечными.

В этой книге я не имею возможности рассмотреть влияние всех стадий рождения на групповые фантазии так же подробно, как в других работах.6 Скажу лишь, что анализ сотен государ­ственных документов современной американской истории пока­зывает одну и ту же закономерную последовательность стадий групповой фантазии, которая повторяется каждые три или четы­ре года:

Таблица I СТАДИИ ГРУППОВОЙ ФАНТАЗИИ

Внутриутробная стадия

1,« Устойчивость»

2. «Трещина»

3. «Обвал» («Крах»)

4. «Переворот»

Фантазия в отношении лидера Сильный лидер

Лидер слабеет

Лидер беспомощен Жесткий лидер

Фантазия в отношении нации (чрева) Чрево цело и невредимо, внутри него надежно Чрево трещит по швам, начинает вытеснять, ненадежно Состояние краха, давление растет Опасный, с боем пробиваемый путь наружу из удушливого чрева

Фантазия в отношении врага

Враг силен, но напасть не смеет

Враг слабеет, неустойчив и опасен

Враг в кризисе, источает яд Враг силен, война началась

ДЖИМ КАРТЕР И АМЕРИКАНСКАЯ ФАНТАЗИЯ 201

Условия каждой стадии отражались в исторических докумен­тах, анализ которых я проводил. На первой стадии, когда лидер силен (чаще всего это бывает в начале президентского срока), нация чувствует себя вне опасности и не дает «врагу» развернуть­ся. При этом средоточием политики кажется воображаемый лидер-наставник, а в политических дискуссиях в основном об­суждается вопрос, насколько он силен, не слишком ли силен, достаточно ли эффективно работает правительство, не слишком ли велик его штат и т. д. Со временем лидер начинает терять способность к своей роли чудесного воспитателя народа и начина­ется вторая стадия, «трещина». Появляется все больше и боль­ше статей о пагубных чертах нашей страны, подтачивающих на­цию, о том, что нам надо бояться внезапного краха ценностей, что враг, похоже, тоже «трещит по швам» (чистейшая проекция), а кризис власти может сделать его неустойчивым и потому опас­ным. Третья стадия, «обвал», часто начинается с определенного события, сигнализирующего о «крахе ценностей», который лидер не в состоянии предотвратить. Это могут быть как внутренние события, например, беспорядки, так и внешние, скажем, перемена внешнеполитического курса. На этой стадии основное беспокой­ство вызывает вопрос: сможет ли беспомощный лидер защитить нас от вероятного переворота или другого катастрофического со­бытия? В прессе появляется масса статей о перенаселенности пла­неты, городов, о переполненности дорог, о скудности пищевых за­пасов, о загрязнении окружающей среды, о полнейшем хаосе, о тупике. Наконец, четвертой стадией, «переворотом», начинается собственно рождение. Нация сама начинает стремиться к кризису, обычно предполагающему войну или угрозу войны. Она чувствует себя в ловушке, тесной и удушливой, и ощущает необходимость «борьбы за свободу», которая поможет найти выход из невыно­симой ситуации. Когда состояние кризиса наступает и начинается война, нация снова чувствует себя сильной, а тревога спадает, ведь теперь, по крайней мере, идет активная борьба за некую цель, а это лучше, чем пассивно страдать под воображаемым невыноси­мым гнетом. (Для этой стадии характерны политические кари­катуры с изображением головы, придавленной огромной тяжес­тью, или растянутого и скрученного тела.) Но если лидер не в состоянии «выиграть» войну, а она длится уже около года, стра­хи нации мало-помалу угасают и могут даже полностью исчез­нуть за время этого кризиса рождения. Тогда все средства

202 Л Л О Й Д Д Е М О З

•

Илл. 1 - Эта карикатура изображает Картера непосредствен­но в виде плода.

ДЖИМ КАРТЕР И АМЕРИКАНСКАЯ ФАНТАЗИЯ 203

массовой информации начинают давать лидеру указания на языке фантазии, что родовым мукам так или иначе пора закончиться. Лидер завершает войну (по крайней мере, в воображении). Те­перь он снова силен, и цикл повторяется заново — в который раз.

Доказательства существования этого цикла групповой фанта­зии более подробно, документ за документом, разобраны в моей. работе «Исторические групповые фантазии», где приводится ана­лиз фантазии средств массовой информации, выступлений, сове­щаний, заседаний конгресса, политических карикатур и других материалов за последние 25 лет истории Америки. Результаты этого анализа подытожены в иллюсрации 2.

За последние 25 лет Америка пережила шесть полных цик­лов групповой фантазии, и каждый раз это в конце концов проявлялось в настоящем конфликте — обычно, хотя и не все­гда, в войне или в состоянии, близком к войне. Надписи над линией - названия конфликтов, которые становились воплоще­нием фантазии рождения, кульминацией каждого цикла. Между­народные кризисы обычно порождались фактором, который в этот момент был удобен в качестве предлога, и во всех случаях фантазия предшествовала реальности. Иначе говоря, на чет­вертой стадии вначале происходило увеличение доли языка фан­тазий, посредством которого нация взывала об избавлении от невыносимого давления, а уже потом начинали говорить о необ­ходимости действий с нашей стороны. Чтобы подчеркнуть этот момент, я поместил под линией некоторые из международных кон­фликтов, происходивших на первых трех стадиях циклов. Поми­мо них имело место множество других конфликтов, но вмешивать­ся мы в них не стали, хотя большинство имело не меньшее, а то и большее «значение» - например, различные арабо-израильские войны. Просто во время этих событий мы не испытывали соот­ветствующего психологического давления, поскольку еще не до­стигли четвертой стадии, или «переворота».

Первый цикл фантазии начался с медленного подъема в пер­вые годы руководства Эйзенхауэра. Наша схема позволяет объяс­нить, почему на третьей стадии Эйзенхауэр спокойно выдержи­вал натиск сил, пытавшихся заставить руководство направить самолеты и даже войска в Дьенбьенфу* , зато спустя неболь­шой промежуток времени, на четвертой стадии, внезапно начал

* место сражения между французскими и вьетнамскими войсками в 1954 г.

ДЖИМ КАРТЕР И АМЕРИКАНСКАЯ ФАНТАЗИЯ 205

приводить нацию в состояние боевой готовности и сделал в кон­грессе запрос относительно установления военных полномочий в связи с несколькими незначительными островами неподалеку от Тайваня. Второй цикл при Эйзенхауэре развивался по той же схеме - сначала строгое воздержание (на второй стадии) и от­каз от военного вмешательства в Суэцкий конфликт, а затем нео­жиданное и почти бессмысленное введение американских войск в мирный Ливан - когда мы снова достигли четвертой стадии и не могли найти другого конфликта» чтобы ввязаться.

Единственный цикл при Кеннеди дошел до четвертой стадии к началу 1961 г., но хотя мы уже были готовы к вооруженной конфронтации с русскими по поводу Берлина, они по каким-то собственным причинам отказались от столкновений, а вместо этого построили Берлинскую стену, положив «конфликту» конец и ос­тавив Америку в подвешенном состоянии на стадии «переворо­та». В 1962 г. по-прежнему испытывали сильнейшую потребность из-за чего-нибудь повоевать, но не подворачивалось войны, в которой можно было бы поучаствовать. В средствах массовой информации стали поговаривать о «странном затишье», от которо­го страдает мир, - когнитивный диссонанс между ужасом внут­ри нас, нагнетаемым групповой фантазией, и «тишиной» во внеш­нем мире, был настолько силен, что мы стали опасаться сума­сшествия. К лету 1962 г. было найдено решение: Куба. Еще задолго до того, как мы заподозрили Кубу в размещении ракет на своей территории, в отношении этой страны начала исполь­зоваться военная терминология. Против Кубы принимались во­енные резолюции, ее называли «раком» на теле Америки, объявля­лась блокада острова, делались заявления, что мы не можем ми­риться с существованием Кастро и «красной Кубы». Наконец, в Кубу послали самолет U-2 - посмотреть, нельзя ли обнаружить что-нибудь компрометирующее.

После всей этой фантазии обнаружение ракет в действитель­ности было воспринято с огромным облегчением, и когда русские согласились убрать их из Кубы при условии, что мы признаем существование своих совершенно ненужных ракет в Турции (мы и так уже собирались их убирать), Америка отклонила предложе­ние и был отдан приказ о захвате острова. Возникал даже риск третьей мировой войны — и все для того, чтобы вовлечь ядови­того «врага» в войну, или по крайней мере, морально уничтожить его и испытать катарсис воображаемого рождения.

206 ллойд ДЕМОЗ

Главным конфликтом при Джонсоне была, конечно, Вьетнам­ская война. Мы могли бы постепенно подготавливать эту вой­ну, но на деле первые войска были посланы во Вьетнам для проведения операции уже через неделю после того, как фанта­зийный язык всей периодики стал свидетельствовать о наступ­лении в стране четвертой стадии групповой фантазии. Однако война во Вьетнаме, как и обе мировые войны перед этим, совер­шенно не удовлетворяла требованиям катарсиса - она не жела­ла следовать фантастическому сценарию и заканчиваться, когда мы «почувствуем необходимость завершения». Поэтому после нескольких месяцев антивоенных протестов и гневных статей, кричавших о гибели «наших мальчиков» на войне (до этого мо­мента на войне как будто никто и не погибал), Джонсон «прекра­тил войну», объявив о ее деэскалации и о собственной отстав­ке. В групповой фантазии сразу произошло две перемены. Во-первых, она вернулась на первую стадию, и для средств массовой информации война фактически прекратилась. Мы как будто уго­ворились считать, что войны больше нет, хотя на самом деле она шла полным ходом, и самые крупные сражения, наиболее разру­шительные бомбардировки были еще впереди. Некоторые еще протестовали, но их осмеивали как сумасбродов и психов, при­чем издевки шли со стороны тех, кто протестовал перед этим, привлекая благосклонное внимание прессы. В самом деле, зачем протестовать, когда война уже закончилась? Выбрали Никсона, и вновь пошел обычный цикл: сначала лидер силен, затем слабе­ет. К 1970 г. мы вернулись к четвертой стадии и снова начали осматриваться в поисках нового конфликта, который позволил бы осуществить фантазию рождения. И вдруг - о чудо! - новый Вьетнам. Через три недели после того, как по фантазийному язы­ку уже можно было определить наступление четвертой стадии, Никсон отдал приказ о вторжении в Камбоджу, и пресса совер­шенно справедливо сообщила о начале «новой войны».

В 1971 г. «новая война» снова стала в тягость, и сенат Со­единенных Штатов сделал то, что с легкостью сделал несколь­кими годами раньше: проголосовал за окончание войны. Фан­тазийный язык тут же отскочил снова на первую стадию (хотя, как перед этим в случае с Кореей, война тянулась еще полто­ра года после своего прекращения в нашей фантазии). Нация поручила Никсону миротворческую миссию, и он объявил о своей чисто символической поездке в Китай - ведь теперь он

ДЖИМ КАРТЕР И АМЕРИКАНСКАЯ ФАНТАЗИЯ 207

снова был «сильным» лидером и мог легко заключать соглаше­ния с «врагом».

Однако к тому времени, как шестой цикл по нашей схеме дошел до четвертой стадии, Никсон обнаружил, что не может найти возможность вступления в новый конфликт — в самом деле, война во Вьетнаме на этот раз действительно подходила к концу. Ближний Восток опять был очень заманчив в этом отношении, но умудрился уклониться от настоящего конфлик­та. Поэтому Никсон пошел на последнюю жертву: если слабый лидер не способен предотвратить кризис, он сам станет кризи­сом, уйдя с поста; уступив место новому лидеру, он даст груп­пе шанс заново пройти через цикл сильного - слабеющего -беспомощного - жесткого лидера. История с Уотергейтом стала центром общественного внимания, и пошел на это сам Никсон. С детства приученный к самопожертвованию, он бросился в этот огонь, чтобы «избавить от невыносимого давления» нацию. Уотергейтские магнитофонные записи представляют собой нео­ценимое свидетельство развития групповой фантазии в течение месяцев, а обстоятельный анализ этого и других документов по Уотергейтскому кризису составляют часть моей статьи «Исто­рические групповые фантазии», где приводится и обсуждение условий, в которых нация может заменить катарсис войны на смещение лидера. Но даже в уотергейтский период на четвер­той стадии фантазий в 1973 году потребовались действия, приближающиеся к военным. По окончании последней арабо-израильской войны Никсон объявил «полную боевую готов­ность», и двухмиллионная американская армия приготовилась к войне, в том числе вооружилась ядерным оружием - и все из-за совершенно незначительного послания русских относитель­но миротворческих сил Объединенных Наций.7 Разумеется, рус­ские не ответили, и кризис остался на уровне фантазии, пока, на­конец, слабого лидера не сместили через импичмент.

После смещения Никсона нашим лидером первой стадии стал Форд, которого выставляли сильным и заботливым, по крайней мере, пока он сидел в офисе и в него там стреляли две разные женщины. Затем он стал казаться слабым и не способным справ­ляться с обязанностями (вторая стадия) и сделался объектом насмешек. Когда президентом стал Джимми Картер, со времени последнего конфликта прошел уже большой срок, и Картеру при­шлось начинать сразу со второй стадии групповой фантазии -

208 ллойд ДЕМОЗ

чем и объясняется отсутствие «медового месяца», в течение ко­торого он мог бы получить от конгресса программу» как приня­то делать в начале президентского срока. Проведенный через че­тыре месяца после избрания Картера опрос общественного мне­ния по выяснению рейтинга нового президента показал, что его работой довольно лишь 66% опрошенных. Для сравнения.- в аналогичный период своей работы Трумэн получил 82%, Эйзен­хауэр - 74%, Кеннеди - 76% и Джонсон - 73%.8 Такой имидж «слабого» лидера целиком обусловлен стадией групповой фан­тазии, которой требуется слабый лидер именно в мае 1977 г. Если обратиться к действительности, Картер стал президентом в один из лучших для Америки периодов - резкий подъем эко­номики, отсутствие войн и внутринациональной напряженнос­ти. Кроме того, ни один президент так не работал над своим имиджем в первые месяцы президентского срока, как Джим Картер. Но, с точки зрения групповой фантазии, он все равно слабый лидер и будет становиться еще слабее, пока не насту­пит война. Вот почему его законопроекты уже проходят с та­ким трудом, хотя преследуют довольно скромные цели по срав­нению с предложениями других президентов в начале своего срока. Вот почему опрошенные продолжают жаловаться, что до сих пор не могут понять, что же из себя представляет новый президент.

ПРЕЗИДЕНТ КАК ФАНТАЗИЙНЫЙ ЛИДЕР

Для начала следует осознать, что любое подлинное достижение нации и ее руководства приобретается вопреки групповой фан­тазии - она сводит на нет все успехи, сковывает руководство по рукам и ногам, не позволяя проявить свои качества, портит по­ложительные черты нации и держит людей в полной пассивно­сти. Даже войны при ближайшем рассмотрении оказываются пассивными групповыми действиями - они не требуют ни реше­ний, которые не были бы чисто тактическими, ни жертвы цен­ностями, ни психологической зрелости: это всего лишь высвобож­дение эмоций. Америка никогда не была такой пассивной и нетворческой, как в годы Вьетнамской войны (как справедливо выразился Джонсон, эта война убила великое общество, причем не только экономически, а гораздо глобальнее). В других своих работах я приводил доказательства, что президент, его советни-

ДЖИМ КАРТЕР И АМЕРИКАНСКАЯ ФАНТАЗИЯ 209

ки, конгресс, вообще большая часть нации погружаются в состо­яние транса? в котором и происходит общение и осуществле­ние групповой фантазии, - настоящий, неподдельный транс, сход­ное состояние вызывает гипноз или некоторые наркотики. Группа советников президента за круглым столом в Военной комнате, (во время Кубинского ракетного кризиса) или группа конгресс­менов на заседании о полномочиях военного времени (во вре­мя кризиса в Тонкинском заливе) - все эти люди участвовали скорее не в разумной дискуссии, а в спиритическом сеансе. Их близкое к трансу состояние можно даже проследить по докумен­там (хотя для этого и потребуются определенные усилия - сте­нографические протоколы редко ведутся на тех совещаниях, где действительно принимаются решения, а воспоминания о подлин­ных событиях заведомо скудны). Однако все характерные при­знаки транса на этих заседаниях видны довольно четко; повы­шенная внушаемость, повышенная зависимость от лидера, край­няя пассивность обычно сильных людей, требование единодушия группы» эмоциональное мышление вместо логического, потеря памяти на неугодные факты, неспособность выдерживать бездей­ствие. Появляются даже новые физические ощущения - голово­кружение, страх потерять над собой контроль, сухость во рту, дав­ление на голову, учащение сердцебиения и клаустрофобия - в общем, относящиеся к воспоминаниям о собственном рождении.10

Представление о президенте прежде всего как о фантазийном лидере, выразителе настроения нации, совершенно не стыкуется с традиционной моделью политической науки, рассматривающей лидера в первую очередь как обладателя некой субстанции под названием «власть», которой он пользуется, чтобы предпринимать действия. На самом деле работа большинства политиков отве­чает совершенно противоположной схеме: сначала нация разви­вает абсолютно иррациональную групповую фантазию, затем через средства массовой информации и правительственных чи­новников более низкого уровня нагнетает эту фантазию на пре­зидента и его советников, от которых ожидается, что они найдут способ осуществить фантазию и избавить тем самым нацию от фантазийной тревоги. Такая модель справедлива для всех наций, периодов и форм управления.11 В других работах я документаль­но доказал, например, что мощные эмоции, связанные с рождени­ем, - ощущения удушья, западни - находят выражение в словах лидеров многих наций перед войной: от кайзера Вильгельма,

210 ллойд ДЕМОЗ

заявлявшего перед первой мировой войной» что чувствует» как его «душат» во «внезапно накинутой сети», до Гитлера, начавшего войну ради решения стоявшей перед Германией проблемы «ле-бенсраум» (жизненного пространства). Точно так же и войны, ко­торые ведет Америка, проникнуты формулировками наподобие: «ребенок Независимость, отвоевывающий право родиться», «ска­тывания в пропасть», невозможность «увидеть свет в конце тун­неля».12 Как правило, не подлежит сомнению, что причина войны геополитическая или экономическая, хотя было бы точнее назвать это поводом для войны. Истинная причина войны - не завися­щее от внешних обстоятельств психические состояние, общее для всех членов группы. Когда Генеральный штаб Германии в 1914 году заявлял: «Мы должны пойти на крайние меры, чтобы ка­леным железом выжечь рак, постоянно отравляющий тело Ев­ропы», он следовал той же фантазии и пользовался тем же язы­ком, что и Ричард Никсон, который говорил перед Карибским кон­фликтом: «Куба - это рак... если мы не остановим коммунизм и позволим ему распространяться дальше, возникнет угроза войны».13

Обязанность выполнения этой фантазии в конце концов сва­ливается на фантазийного лидера - специалиста по восприятию и истолкованию в самом зачатке мощных и изменчивых фанта­зийных потребностей большой группы людей (это и есть наибо­лее точное определение политика). В соответствующий момент ощущаемое группой «давление» переводится в действия, а стра­хи людей при этом становятся командами лидеру. Огромное облегчение, которое приносят насильственные действия, видно из письма Черчилля жене в 1914 г., когда в Европе началась вой­на: «Все идет к краху и катастрофе. Я крайне заинтересован, воз­бужден и счастлив». Сходное настроение группы выражено в письме одного американца из Вашингтона, округ Колумбия, напи­санном в день, когда Трумэн решил послать американские вой­ска в Корею:

«Двадцать лет я живу и работаю в этом городе и за его пределами. Никогда еще... за все это время я не испы­тывал такого чувства облегчения и единства... Когда президентское послание было зачитано в Доме, вся па­лата зааплодировала».14

Пожалуй, одним из самых удивительных моих открытий ока­залось то, что частота и масштабы войн и других подобных дей­ствий почти не зависят от таких реальных обстоятельств, как со-

ДЖИМ КАРТЕР И АМЕРИКАНСКАЯ ФАНТАЗИЯ 211

стояние вооруженных сил, хотя считается, что они управляют меж­дународными отношениями. Например, срок руководства Трумэна проходил в атмосфере паники, которая завершилась вступлением Америки в кровавую и затяжную Корейскую войну и все это в период, когда на стороне Америки был подавляющий перевес сил, включая средства доставки атомных бомб. В самом деле, Трумэн провозгласил свою доктрину, ставшую основой четвертьвекового вмешательства Америки во внутреннюю политику стран всего мира, в 1947 году, то есть в то самое время, когда Америка пользо­валась атомной монополией, а Россия была совершенно обессиле­на второй мировой войной, причинившей огромный ущерб промыш­ленности и населению. Тем не менее Дин Ачесон определил этот момент как один из величайших кризисов в истории и обвинил Россию в том, что она «вот-вот занесет инфекцию в Африку че­рез Малую Азию и Египет, а в Европу через Италию и Фран­цию».15 По контрасту — в годы руководства Эйзенхауэра Амери­ка уже гораздо меньше вмешивалась в дела других стран, а насто­ящих войн не было, хотя Америка потеряла военное превосходство над Россией в отношении ядерного оружия и ракет. Потребнос­ти нашей фантазии не давали нам увидеть, что внешней полити­кой страны управляют внутренние движущие силы, а не внешняя угроза.

Настоящие горячие войны начались, когда две нации в смер­тельном медленном танце, стадия к стадии, совместили циклы своих групповых фантазий и уговорились вместе решать задачу своего рождения — согласились, как писал Хрущев Кеннеди в разгар Карибского конфликта, уподобиться «двум слепым кротам, столкнувшимся в темноте» и дерущимся в туннеле, пока не погибнут оба.17 Групповые фантазии нового времени имеют цикл, как правило, порядка четырех-пяти лет по длительности, тогда как в настоящие горячие войны переходит лишь каждый четвертый или пятый конфликт. Происходит это в тот момент, когда при-сутствуют соответствующие психологические движущие силы, ар­мия подготовлена к войне и обнаружен «враг», который тоже на­ходится на пике своих родовых тревог. Изучение войн с точки зрения статистики неплохо подтверждает закономерность этого группового процесса, по крайней мере, для большинства индуст­риально развитых стран. Например, за последние двести лет в США войны в среднем происходили каждые 18 лет, в Англии тоже каждые 18 лет, во Франции каждые 20 лет, в Германии

212 ллойд ДЕМОЗ

каждые 24 и в России каждые I8.1 6 Этот смертельный ритуаль­ный танец имеет собственный ритм, увлекающий за собой каж­дое поколение, как только рно достигает расцвета молодости, и бросает его в адскую пучину Молоха.

ЛИЧНОСТИ ПРЕЗИДЕНТОВ .

На этом месте читатель может оглянуться назад, на предыду­щие главы, и задать вполне уместный вопрос: «Допустим, во всех ваших довольно оскорбительных рассуждениях есть зерно правды, и такое раннее событие жизни, как рождение, действительно оп­ределяет политику. Тогда при чем тут все эти обычные психо­исторические свидетельства насчет детства, влияния родителей и развития личности? Вы показали довольно безнадежную кар­тину - извечные циклы рождения вновь и вновь. Так что же может изменить личность президента, если политика настолько зависит от опыта рождения, пережитого каждым?»

Ответ очевиден: рождение - это только часть истории. Ка­ким бы травматичным ни было рождение, связанные с ним вос­поминания очень сильно видоизменяются в течение детства. Чем больше ребенка окружают любовью и эмпатией, чем больше ему дают свободы, тем больше он способен вернуться к своим самым ранним страхам и видоизменить их, даже преодолеть. Теплая атмосфера в семье обеспечивает естественную терапию даже страхов, связанных с рождением, а если на протяжении истории действительно происходит прогрессивное развитие детства, как я утверждаю в работе «Эволюция детства», то у человечества есть шансы со временем излечиться от войн, как излечилось оно от рабства, вендетты, дуэлей, охоты за ведьмами и прочих про­явлений группового психоза. Однако и сейчас у большинства де­тей детство просто ужасно, и поэтому войны, несомненно, будут продолжаться еще некоторое время, пока достаточно большое ко­личество людей не станет эмоционально зрелым настолько, что­бы не испытывать больше в них потребности. Поэтому мы как психоисторики в качестве одной из основных задач должны установить, какого рода личностью обладают наши лидеры и как именно они взаимодействуют с эмоциональными потребностями нации.

К сожалению, исследование личности президента пока едва только началось. Пока лишь два президента исследованы доста-

ДЖИМ КАРТЕР И АМЕРИКАНСКАЯ ФАНТАЗИЯ 213

точно глубоко, с анализом детства, чтобы можно было составить связную психобиографию: Теодор Рузвельт и Ричард Никсон.19 И все же в первичных источниках содержится достаточно инфор­мации, чтобы сделать некоторые обобщения насчет типа личнос­ти людей, которых мы выбирали лидерами в двадцатом веке. Прежде всего, ни у кого из них не было слишком уж травматич­ного детства. Если прибегнуть к шестиуровневой шкале, которой я пользуюсь, определяя степень прогрессивности стиля воспитания (стили детоубийства, отказа, амбивалентный, навязывающий, соци­ализирующий, помогающий), то окажется, что детство всех наших президентов двадцатого века принадлежит к «социализирующему стилю», который соседствует с наивысшим стилем. Исключением является Никсон, чьи суровая мать из квакеров и зачастую жес­токий отец опускали его детство на более низкую «навязываю­щую» ступень. Все это означает, что вы не сможете стать лиде­ром нынешней Америки, если родители постоянно вас били, нео­днократно открыто от вас отказывались, или вы испытали в детстве другие тяжелые травматические события. (Это, однако, да­леко не обязательно относится к другим странам и периодам -например, Гитлер был классическим «избиваемым ребенком», как и многие из его поколения австрийцев; он представлял собой про­дукт постоянных кровавых порок, по нескольку сот ударов за раз.)20 В целом стиль воспитания, который испытали на себе аме­риканцы, в нашем веке достаточно высок, чтобы в психопатич­ном лидере потребности не возникало.

И все же, в пределах названного мной стиля детство почти всех наших президентов отличает одна черта - эмоциональная отдаленность от матери. Ребенок, например, проходит сквозь че­реду нянек или другой прислуги, которым мать поручает многие свои функции по заботе о сыне - это можно сказать о Теодоре Рузвельте, Франклине Делано Рузвельте, Джоне Ф. Кеннеди.21

Создается впечатление, что матери наших президентов долж­ны были быть «достаточна хорошими», чтобы придать ребенку сильное эго, необходимое для победы в состязании за лидерство, но и «достаточно отстраненными», чтобы создать у сына щемя­щее чувство одиночества, пустоту под ложечкой, которую он станет заполнять потребностями и низкопоклонством огромных толп людей. Не побывав в роли фантазийного лидера настоя­щей группы, невозможно представить себе груз, возлагаемый на человека, от которого требуется, чтобы он находился в тесном

214 ллойд ДЕМОЗ

соприкосновении с глубочайшими и очень противоречивыми тре­вогами «руководимых» и успешно эти тревоги разрешал. И, как правило, лишь очень одинокий человек, которому с детства при­ходилось добиваться даже самой малой толики одобрения и тепла, достававшегося в награду за удовлетворение потребностей ма­тери и за поведение, в точности соответствующее ее желаниям, имеет шансы стать профессиональным политиком. Фантазийный лидер, выполняющий наши эмоциональные команды, - настоль­ко банальное зрелище, что мы не будем больше приводить при­меры. Дэвид Фрост говорит Никсону по ТВ, что государствен­ному мужу необходима соответствующая шумиха вокруг свое-го имени, и Никсон тут же становится всемогущим лидером свободного мира. Фрост говорит ему, что надо «извиниться пе­ред народом» - он плачет и извиняется.

Один президент, однако, выделяется среди всех остальных необычной чертой своего детства - это Дуайт Эйзенхауэр, ко­торый рос без эмоциональной отстраненности от матери. Его детство не исследовал ни один биограф, но в его произведени­ях попадается достаточно упоминаний о ранних годах жизни, которые заставляют психоисторика навострить уши и заподоз­рить нечто нетипичное. Рос Эйзенхауэр на стыке веков, и отец его время от времени «брался за ремень», как и во всех семьях того времени. Но мать его была очень необычной женщиной: по своей внимательности к детям, теплоте отношений с ними, последовательности и настоящему счастью с детьми она пред­ставляла собой уникальный случай среди матерей президентов. Рассказы о ней Эйзенхауэра, хотя бы уже употреблением при­лагательных, совершенно не похожи на все остальные автоби­ографические сочинения лидеров стран мира, которые я когда-либо читал. Он называет ее «теплой», «ласковой», «спокойной», «терпимой», с «открытой улыбкой» и приводит достаточно много подробных историй, что доказывает, что это не защитная уста-новка. Когда ее обманывали, она, чувствуя себя крайне оскорб­ленной, могла что-то предпринимать (например, однажды, когда ее на чем-то надули, придя домой, принялась за изучение зако­нов). Мать Эйзенхауэра обладала, казалось, необычайной способ­ностью «делать жизнь семьи из восьмерых человек счастливой и полной смысла», проводя «каждый день по много часов» с деть­ми.22 Из всех фотографий матерей президентов, которые я об-

ДЖИМ КАРТЕР И АМЕРИКАНСКАЯ ФАНТАЗИЯ 215

наружил, только на ее фотографиях можно видеть настоящую улыбку. (На своих мальчишеских портретах Эйзенхауэр тоже улыбается, представляя собой редкое исключение, единственное счастливое лицо среди хмурых лиц своих школьных товарищей.)

. Это необычное внутреннее счастье давало Эйзенхауэру до­полнительное преимущество в военной карьере, с его ранних схваток с авторитарным Макартуром до оппозиции остальному военному руководству по вопросу о десантах из Африки (план Эйзенхауэра немедленного вторжения во Францию, который мог бы ускорить окончание второй мировой войны на два года, если бы не был решительно отвергнут Черчиллем).23 Эйзенхауэр был единственным в своем роде президентом, что явственно по­казывает схема американской групповой фантазии. Другие пре­зиденты реагировали на растущее давление групповой фантазии тем, что находили настоящую войну, в которой фантазия могла осуществиться, но Эйзенхауэр сопротивлялся всем попыткам сде­лать его обычным фантазийным лидером. Его политические взгляды были очень нестандартны, но где-то в глубине он нахо­дил в себе силу, зрелость и чувство достоинства, которые помо­гали ему удержаться от действий и сначала подумать, когда боль­шая часть страны взывала: «Мы чувствуем, что умираем, — ты должен что-нибудь сделать, чтобы избавить нас от страхов». В самом деле, когда на пике двух циклов фантазии он снимал тре­воги действиями, похожими на военные, но до настоящей войны дело не доходило. Первый такой случай имел место в 1955 г., когда конгресс, уязвленный его отказом начать войну в Индо­китае, дал президенту резолюцию об официальной военной вла­сти над Тайванем в надежде, что это послужит началом войны с Китаем. Однако, несмотря на жесткие высказывания, Эйзенха­уэр в действительности воспользовался вооруженными силами США лишь для того, чтобы убрать войска националистов с ост­ровов, служивших предметом разногласий, и положить тем самым конец кризису. В 1958 г. групповая фантазия достигла нового пика, и Эйзенхауэр ввел войска в тихий Ливан и вывел их от­туда, причем сделал это так, чтобы показалось, что мы одержа­ли еще одну победу над коммунизмом. Такая рекордно легкая победа далась ему нелегко - выразителем нашего недовольства зрелостью Эйзенхауэра был Маккарти - и все же мнимая победа была продемонстрирована достаточно успешно.

216 ллойд ДЕМОЗ

Следует помнить, что сценарий этой самой мирной декады в истории Соединенных Штатов был написан за пятьдесят лет до этого одной счастливой матерью в Эйбелин, штат Канзас.

ЛИЧНОСТЬ ДЖИММИ КАРТЕРА

Как же оценить личность Джимми Картера в сравнении с другими современными американскими президентами по основ­ным параметрам, приведенным выше? Каким было его детство, как он развивался до настоящего момента и что может сказать нам характер его взаимодействий с американской групповой фанта­зией о вероятности воплощения еще одного родового кризиса -еще одной войны?

Доступные нам свидетельства о детстве Картера, представ­ленные в разных источниках, позволяют без колебаний причис­лить его к большинству последних американских президентов, по­скольку это тоже продукт воспитания «на расстоянии* от мате­ри. Большую часть времени его мать работала, она считала, что детям вообще не стоит слишком долго находиться с матерью, и заботу о своих детях в значительной степени поручала другим. Разумеется, Джимми Картер хорошо адаптировался к такой эмо­циональной бесприютности, как это происходило и с другими пре­зидентами в детстве, но в глубине души он был очень одинок. В этом и заключалась главная движущая сила его политической карьеры, источник его часто провозглашаемой и чуть ли не мис­тической «тесной связи с американским народом». Его головок­ружительный взлет от «Джимми... кто?» до президента основан не на традиционной политической машине, а на образе мессии-«аутсайдера», который культивировался с самого начала, чтобы удовлетворить любые проецируемые на него групповые фантазии американцев. (Знаменитое замечание Пэта Кэдделла насчет Кар­тера - что незнание людьми политических целей Картера пред­ставляет собой преимущество, поскольку тогда «значительная часть электората может проецировать на Картера свои собствен­ные желания» - дает лучшее из определений фантазийного ли­дера, которые я встречал.)24 Как показывает подробный анализ, проведенный в работе Давида Бэйсела, Картер победил на вы­борах благодаря тому, что сыграл на интимной теме утраты лиде­ра - нация чувствовала себя «покинутой» низложенным лидером - и включил сюда элементы своей собственной биографии, миф

ДЖИМ КАРТЕР И АМЕРИКАНСКАЯ ФАНТАЗИЯ 217

Илл. 3 - Эта карикатура отражает две темы групповой фан­тазии. Первая - это способность Картера ходить по воде, как Христос. Вторая - изображение кампании в виде спокойно­го моря, символа Хорошего Чрева.

Илл. 4 - В марте 1977 г. утопическая групповая фантазия начинает приходить в упадок. На этой журнальной облож­ке Картер изображен святым, но заголовок предупреждает, что от него нельзя ожидать слишком многого.

2 1 8 л л о й д Д Е М О З

о «безупречной* семье. Каждая черта его личности присуща на­шим военным лидерам прошлых годов. Детский опыт по истол­кованию не всегда ясных намеков матери крайне обострил его чувствительность к скрытым потребностям групповой фантазии; желание оправдать невыполнимые, судя по всему, ожидания обо­их родителей сделали из него классического трудоголика; нако­нец, популистский имидж и «активно-позитивная» политическая роль наводят на мысль, что он будет склонен действовать, когда придет время осуществить эпизод рождения. По отношению Джимми Картера к войне в нем легко угадывается наш будущий военный лидер. Он был вьетнамским орлом до самого конца войны и редко упоминает о задаче установления мира на планете, считая ее второстепенной.

С момента инаугурации он не сделал, я считаю, ничего, чем мог бы компенсировать названные черты своей личности. Начал он с того, что набрал себе штат для внешнеполитических дел из под­держиваемой Рокфеллером Трехсторонней комиссии; затем по­следовало охлаждение отношений с Россией, и целые годы уси­лий по разоружению пошли насмарку; Картер обнаружил, что вооружение НАТО «уже 12 лет находится в упадке», и настоял на очередном усилии по укреплению сил НАТО, забыв обеща­ние сократить бюджет американской армии; наконец, чтобы не прекратился постоянный и неуклонный подспудный рост атом­ного оружия, он добавил еще некоторое количество атомных боеголовок к десяткам тысяч ныне существующих, причем не­которые из новых боеголовок изготовлены в «более приемле­мой» форме полевого атомного оружия. Это новое милитарист­ское настроение практически не замечено либеральной прессой, и следует ожидать, что о реальных изменениях в американской групповой фантазии психоисторики узнают из «Ю-Эс ньюс энд уорлд репорт», а не из «Нью-Йорк Тайме». Заголовки последнего выпуска «Ю-Эс ньюс» звучат следующим образом: «Президент высказался жестко... Более жесткая линия с Россией», а выска­зывания Картера приводятся такие:

Африка: «Как мы видим, всегда присутствует вероятность войны в северной части Африки».

Ближний Восток: «Американцы не станут терпеть прямые или кос­венные угрозы применения нефтяного эмбарго».

Панамский канал: «Существует потенциальная угроза каналу...»

Советский Союз: «Между нами и Советским Союзом по-прежнему существуют очень серьезные разногласия». 25

ДЖИМ КАРТЕР И АМЕРИКАНСКАЯ ФАНТАЗИЯ 219

(В выпуске «Нью-Йорк Тайме» той же недели помещено уди­вительное сообщение эксперта этой газеты по Ближнему Вос­току Дрю Миддлтона, озаглавленное «Обе стороны ближневос­точного конфликта, не сговариваясь, заявляют о войне как о вы­нужденном переходе от политического к насильственному способу решения проблемы», но эта статья похоронена где-то на внутренних страницах, хотя заслуживает того, чтобы ее помес­тили на первой странице.)26

Как показывает обширный фантазийный анализ выступлений Картера, его язык буквально пронизан символикой страха и вой­ны. В контексте внутренних разногласий энергетическая програм­ма становится «моральным эквивалентом войны», а пресса под­хватывает и повторяет образы, прозвучавшие в выступлении: заголовки кричат о всемирном нефтяном кризисе, требующем «по-военному безотлагательного»27 решения, а карикатуры изоб­ражают Картера в одежде Иисуса с вывеской, гласящей: «Конец близок». Когда выступление Картера посвящено внешней поли­тике, оно изобилует образами агрессии и страха, тщательно за­маскированными среди благородных фраз, что я неизменно нахо­дил, проводя фантазийный анализ речей других президентов пе­ред военными действиями. Вот, к примеру, анализ его обращения в Нотр-Дамском университете 22 мая 1977г.:

слепая вера... нити, связывающие... доверие... отделился... сила... оружие... страх... страх... борьба огня с огнем... огонь скорее победит воду... доверие... сдерживаемый... расшатал основы... война... кризис... подкопаться... напря­жение... ослабевший... кризис... опасность... насилие... бой... страх... пробуждение... мощный... сильный... война... затравить... война... ненависть... убытки, голод и болезни... кровь... отчаяние... укрепить связи... доверие... опасный... заморозить... оружие... нападение... смерть...взрыв... во­енное вмешательство... военная сила... опасность... ору­жие... взрывы... взрывы... оружие... оружие... война.28

Разумеется, не следует отрицать, что во многих словах и по­ступках Картера, ведущих к росту напряжения, есть положитель­ная сторона. Да, у него, например, есть глубокое чувство ответ­ственности за человеческие права, но форма и особенно момен­ты, которые он выбирает для своих нападок на Россию с требованием уважения к правам человека, являются частью фантазии «жесткого лидера». Между прочим, его выступления

220 ллойд ДЕМОЗ

против России ничем не помогают диссидентам, которых он за­щищает. То же относится к форме и выбору момента его заяв­лений в отношении Палестины, Африки и т. д.

Кроме того, я думаю, что американский народ прекрасно по­нимает скрытую символику, преподносящую Джимми Картера как будущего военного лидера. Главный символ Картера - его зубы, но они же играли важную роль в образе другого лидера, избран­ного за свой военный настрой, - Теодора Рузвельта, особенно ког­да он был в роли «Большой палки» и зубы символизировали его агрессивную, кусачую роль.29 Даже двойственность Картера, когда он выказывает себя то либералом, то консерватором, способствует усилению напряжения. Картер идеально подходит на роль «ту­пикового» президента. Консерваторы могут противостоять ему, видя в нем демократа, либералы могут стать в оппозицию, со­чтя консерватором, и можно поспорить, что эта тупиковая ситуа­ция станет главной темой обсуждения в 1978 г., пока будет длить­ся третья стадия - такие ситуации часто возникали на третьей стадии и в других циклах. Если судить по последним нашим двадцати годам, четвертая стадия достигнет пика напряжения где-то в 1979 г.

Учитывая, что нынешнее положение на Ближнем Востоке -больной вопрос для всего мира, и учитывая, что американцы рас­сматривают любую попытку наложить нефтяное эмбарго в бу­дущем как стремление «задушить» рождающегося ребенка, можно даже попытаться предсказать сценарий предстоящего конфлик­та. Генри Киссинджер заявлял, что Америка решится на войну на Ближнем Востоке только в том случае, если ее «действитель­но будут душить». Джеральд Форд высказывался так: «В случае, если нас подвергнут экономическому удушью, нам придется го­товиться к принятию мер, необходимых для самосохранения. Когда тебя душат, речь идет о жизни и смерти». (В фордовском определении термина «удушение» родовая символика проступа­ет еще явственнее: «Удушение, если растолковать смысл этого слова, означает, что ваше развитие хотят повернуть вспять».)30

Стоит ли говорить, что когда в 1979 г. я узнаю, что слово «уду­шение» повторяется и обсуждается, я посажу семью и собаку в машину и уеду в Канаду, чтобы не быть на пути преобладающих ветров и радиоактивных осадков.

Если даже висящий на волоске ближневосточный меч и не станет механизмом осуществления очередного кризиса, я почти

ДЖИМ КАРТЕР И АМЕРИКАНСКАЯ ФАНТАЗИЯ 221

уверен, что драма начнется именно с военных событий. Еще не­ясны обстоятельства, которые определят, примет ли родовой кри­зис форму войны, революции или другого кризиса власти, но по пути Никсона Картер не пойдет по складу своей личности. Не свойственна ему и саморазрушительная сила и готовность к не­счастью, побудившие Кеннеди ехать в Даллас, когда пресса уже вовсю говорила языком насилия, и медленно проезжать по цен­тру города в открытом автомобиле. Так что единственное, что поможет Картеру удержаться и не ответить на наши очередные призывы к войне, когда нарастающее «давление» снова станет не­выносимым, - это его зрелость. Означает ли всем известная не­зависимость Картера, что он независим и от нас в том числе? Сможет ли человек, который на людях не скрывает сердечных отношений с женой, открыть у себя в сердце щедрый источник человеческого тепла сейчас, когда деньги обесцениваются, а мы вот-вот погрузимся в свое очередное адское рождение? Сможет ли человек, проводящий целые дни с дочерью, когда она распоря­жается каждой минутой его времени, вспомнить, что на войне гиб­нут дети?

Будем надеяться - ведь от этой тонкой ниточки надежды зависит существование всего человечества.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Последние психоисторические работы, в которых делается попытка определить стадии развития национальной фантазии, включают Lloyd deMause, «Formation of the American Personality Through Psycho-speciation» The Journal of Psychohistory 4 (1976): 1-30; Rudolph Binion, Hitler Among the Germans. New York: Elsevier, 1977; Lloyd deMause, ed. The New Psychohistory. New York: The Psychohistory Press, 1975; and Glenn Davis, Childhood and History in America. New York: The Psychohistory Press, 1976.

2. В настоящее время Институт психоистории субсидирует следующие двадцать два проекта: проект «История детства» (Ллойд Демоз и дру­гие); проект «Новая психоистория» (Ллойд Демоз и другие); проект «Детство и история в Америке» (Гленн Дэвис); проект «Психобио­графия Гитлера» (Хельм Штерлин); проект «Картер» (настоящая ра­бота); проект «Цикл англо-американской семьи» (Мартин Квитт и Вивиан Фокс); проект «Журнал психологической антропологии» (Артур Хипплер и другие); проект «Английское мученичество» (Сей­мур Баймэн); проект «Психоистория образования в Америке» (Барбара

222 ллойд ДЕМОЗ

Финкельштейн и другие); проект «Американский милленаризм» (Дзо-жеф Доулинг); проект «Психокультурная эволюция» (Артур Хипплер); проект «Фетальное происхождение истории» (Ллойд Демоз); проект «История колониальной Виргинии» (Мартин Квитт); проект «Первое милленарийское движение» (Генри Эбель); проект «Психоистория современных социальных служб» (Генри Лоутон); проект «Психоис­тория как профессия» (Рудольф Бинион и другие); проект «Погранич­ная семья» (Элис Эйхгольц); проект «Эволюция исторической лично­сти» (Демоз); проект «Немецкий национализм» (Дэвид Бэйсел); про­ект «Проблемы перенесения в психоисторических проектах» (Пол Эловитц); небольшой проект «Групповой процесс» (Джон Гартман); проект «Психоистория Бисмарка» (Жак Шалюта).

3. Мою теорию исторических групповых фантазий см. в Lloyd deMause, «The Psychogenic Theory o[ History» The Journal oа Psychohistory 4 (1977): 253-267. Применение этой теории- к войнам см. в Lloyd deMause «The Independence of Psychohistory», The Journal of Psychohistory 3 (1975): 163-183 and Lloyd deMause «Formation of the American Personality». Одну из последних библиографий по полити­ческой социализации см. в Fred I. Qreenstein and Michael Lerner, eds. A Source Book for the Study of Personality and Politics. Chicago: Markham Publishing, 1971.

4. См. главу 6 этой книги. 5. Reviews of the World Situation, 1949-1950. Hearings Held in Execu­

tive Session Before the Senate Committee on Foreign Relations, U.S. Senate, Eighty-First Congress, First Session. Washington, D.C.: U.S. Government Printing Office, 1974.

6. Обзор и библиографию литературы по телесной памяти о рождении и их связи с историей см. в Special Birth Issue of The Journal of Psychohistory (Winter 1977, Vol. 4, No. 3), главным образом в моей статье, в статьях Станислава Грофа, Лесли Фехера, Френсиса Дж. Мотта, Генри Эбеля, Элис Эйхгольц и Генри Лоутона. Мою теорию фетального происхождения истории см. в моих работах, ссылки на которые даются выше, под цифрами 3 и 4.

7. Историю о том, как психоисторики предсказали Красную тревогу 1973 г., а затем стали отрицать, что это случилось, см. в Lloyd deMause, «Psychohistory and Psychotherapy», History of Childhood Quarterly: The Journal of Psychohistory, 2(1975): 408-414.

8. «Polls in Perspective: Carter—A Popular President, But—» U.S. News and World Report, May 30, 1977, p. 24.

9. Подробно о состоянии фетального транса см. в моих статьях «Psycho­genic Theory» и «Fetal Origins».

10. Один проницательный политический психолог называет такое состо­яние группового транса «групповой мыслью» (groupthink); см. Irving L. Janis, Victims of Groupthink: A Psychological Study of Foreign Policy Decisions and Fiascoes. Boston: Houghton, Mifflin, 1972. Дру­гой политический психолог, проведя анализ содержания языка, кото-

ДЖИМ КАРТЕР И АМЕРИКАНСКАЯ ФАНТАЗИЯ 2 2 3

рым пользовались непосредственно перед первой мировой войной, измерил даже нечто вроде индекса паранойи; см. Ole R. Hoisti and Robert С. North, «The History of Human Conflict» in Eiton B. McNeil, ed. The Nature of Human Conflict. Englewood Cliffs, Prentice-Hall, 1965, p. 166.

11. Lloyd deMause, «Independence of Psychohistory», pp. 172—182. 12. Lloyd deMause, «Formation of the American Personality», pp. 13—15. 13. Штаб Германии цитируется по Max Montgelas and Walter Schucking,

eds. Outbreak of the World War: German Documents Collected By Karl Kautsky. New York: Oxford University Press, 1924, p. 307. Никсон ци­тируется no the New York Times, September 19, 1962, p.3.

14. Bert Cochran. Harry Truman and the Crisis Presidency. New York: Funk and Wagnalls, 1973, p. 316.

15. Dean G. Acheson. Present at the Creation: My Years in the State Department. New York: Norton, 1969, p. 220.

16. Maurice N. Walsh, ed. War and the Human Race. New York: Elsevier, 1971, p. 78.

17. Robert F. Kennedy. Thirteen Days: A Memoir of the Cuban Missile Crisis. New York: W.W. Norton, 1966, p. 89.

18. Lloyd deMause, «The Evolution of Childhood» in deMause, ed. The History of Childhood. New York: The Psychohistory Press, 1974.

19. CM. Glenn Davis, «Theodore Roosevelt and the Progressive Era: A Study in Individual and Group Psychohistory» in deMause, ed. The New Psychohistory. New York: Psychohistory Press, 1975, pp. 245-305. В отношении Никсона см. James W. Hamilton, «Some Reflections on Richard Nixon in the Light of His Resignation and Farewell Speeches» The Journal of Psychohistory 4(1977): 491-511 и David Abrahamson, Nixon vs Nixon: An Emotional Tragedy. New York: Farrar, Straus, Giroux, 1977. Другие «психобиографии» содержат мало информации о дет­стве, и их нельзя считать компетентно выполненными психобиогра­фиями. Например, Дорис Керне в «Lyndon Jobnson and the American Dream», целиком полагается на сообщения о своем детстве самого

Джонсона, не делая никаких попыток самостоятельного исследования первоисточников. Брюс Мэзлиш, по его собственным словам, написал свою работу «In Search of Nixon» после того, как соответствующий фонд отказал ему в возможности основательно поработать в Уит­тиере и добыть факты о детстве Никсона. В «The Kennedy Neurosis» Ненси Гагер Клинч одна страница посвящена суровым наказаниям Дж.Ф.К — ребенка, но попыток самостоятельного исследования источ­ников, опять же, не делается. Книга Фрейда о Вильсоне - это бедствие. И так далее. Чтобы хотя бы началось формирование общего мнения о личностях американских президентов, должны пройти годы.

20. См. Rudolph Binion, Hitler Among the Germans. New York: Elsevier, 1976; Helm Stierlin, Adolf Hitler: A Family Perspective. New York: Psychohistory Press, 1977; Robert Waite, The Psychopathic God: Adolf Hitler. New York: Basic Books, 1977.

224 ллойд ДЕМОЗ

21. Glenn Davis, Childhood and History in America. N e w York: Psychohistory Press. 1976.

22. Dwight D. Eisenhower. At Ease: Stories I Tell to Friends. Garden City: Doubleday & Co., 1967, pp. 32-37, 76.

23. Peter Lyon. Eisenhower: Portrait of the Hero. Boston: Little, Brown & Co., 1974, pp. 78, 128ff.

24. Caddell цитируется в Henry Fairlie, «Sweet Nothings» The New-Republic, June 11, 1977, p. 18.

25. U.S. News & World Report, June 6, 1977. pp. 17, 19. 26. New York Times, June 7, 1977, p. 3. 27. New York Post, May 16, 1977, p. 1. 28. New York Times, May 23, 1977, p. 12. 29. Особенно см. карикатуры Т.Р. «Зубы» в Stephen Hess and Milton

Kaplan, The Ungentlemanly Art: A History of American Political Cartoons. Rev. Ed. New York: Macmillan, 1975, p. 130.

30. Форд цитируется по Terence McCarthy, «The Middle East: Will We Go To War?» Ramparts, April 1977, p. 21.

Глава 6

ИСТОРИЧЕСКИЕ ГРУППОВЫЕ ФАНТАЗИИ

-

ПОНЯТИЕ И С Т О Р И Ч Е С К И Х ГРУППОВЫХ ФАНТАЗИЙ

В предыдущих главах1 я ввел и использовал понятие «исто­рические групповые фантазии» как часть моей психогенной те­ории, описывающей, каким образом ценности, созданные в ходе эволюции отношений детей и родителей, претворяются в исто­рические изменения. В данном разделе исторические групповые фантазии определяются как такие разделяемые членами группы фантазии, которые являются (1) вытесненными на публичную сцену чувствами, связанными с индивидуальном поиском любви, и (2) позволяют людям использовать группу для высвобождения разделяемых индивидуальных чувств, (3) осуществлять подавлен­ные желания, гнев и запреты, имеющие происхождение в схо­жем для всех детстве, и обеспечивать защиту от них. При этом (4) используются те же механизмы зго - расщепления, конден­сации, реактивной формации и т. д. — что и в личных фантази­ях, только (5) на групповом уровне фантазии выковываются в публичных дискуссиях (6) из материала недавних исторических

8.

226 ЛЛОЙД ДЕМОЗ

событий, (7) распределяя групповые роли посредством психоклас­сов и (8) производя групповую динамику, которая может вести к краху групповой фантазии и к периоду параноидного коллап­са, а также к намеренному ее восстановлению путем формиро­вания групповой иллюзии, которая (9) проявляется в состоянии группового транса, могущего потребовать разрядки в насиль­ственных исторических действиях.

Каждый из этих пунктов получит развернутую эмпирическую иллюстрацию в ходе дальнейшего изложения. Однако прежде всего, во избежание смешения понятия исторических групповых фантазий с такими понятиями, как «миф», «групповое сознание» и «национальный характер», я коротко разъясню, что подразуме­ваю под каждым из девяти элементов моего понятия.

(I) «Являются вытесненными на публичную сцену чув­ствами, связанными с индивидуальным поиском любви». С тех пор, как Фрейд написал первую в мире психоисторическую ста­тью «Леонардо да Винчи и воспоминания о его детстве» почти семьдесят лет тому назад,2 утверждение, что исторические груп­повые фантазии есть перенесенные на публичный уровень лич­ные эмоции, стало банальностью. Но было далеко не столь оче­видно, что в основе своей эти вытесненные чувства происходят от поисков человеком любви, что это перемещение, выходящее на уровень политики и религии, начинается в семье. Как многие психотерапевты до сих пор не признают, что их задача - помочь пациенту пройти «путь самораскрытия, цель которого - любовь» (слова Рубена Фаина3), так же и большинство историков до сих пор не признают, что предмет их исследования включает пере­несенные на другой уровень эмоции, которые постоянно порож­даются все теми же попытками дать и получить любовь.

Нетрудно представить людей, желающих получить любовь от лидера или группы или дать им свою любовь, но гораздо труд­нее вообразить, каким образом такие кровавые исторические события, как войны и революции, могут быть результатом поис­ка индивидом любви. Однако, если поразмыслить, это, быть мо­жет, покажется не сложнее, чем представить убийство или самоубийство составной частью поиска любви индивидом - к этому уже пришла психология личности. Только осознав, какое количество людей страдает внутренней пустотой, отчаянно цепляется за возможность любви, одержимо безудержной ярос­тью - печальный результат отсутствия любви в большинстве

ИСТОРИЧЕСКИЕ ГРУППОВЫЕ ФАНТАЗИИ 227

семей на протяжении всей истории — психоисторик начинает оце­нивать всю значимость переноса на публичный уровень этой драмы неосуществленной любви, разочарования и враждебности.

Перенос влияния семьи на политическую и религиозную де­ятельность происходит двумя путями: (а) непрямым путем -

стиль воспитания детей каждой эпохи дает определенный тип личности, который, в конечном счете, определяет групповые фан­тазии данного поколения, и (б) прямым путем - психосексуаль­ные конфликты между мужчинами и женщинами, мужчинами и мужчинами в любой период истории являются источником ис­торических групповых фантазий, в какой бы искаженной фор­ме ни предстали эти эротические фантазии, спроецированные и нашедшие проявление в историческом событии.

Я долго ломал голову над проблемой основных движущих сил, меняющих исторические групповые фантазии. В предыдущих статьях я пользовался рабочей теорией, что само течение вре­мени служит достаточной причиной упадка и краха групповых фантазий, когда фантазийный лидер начинает восприниматься как слабый - явления, обнаруженные мной в ходе исследования эм­пирического материала. Обоснование приводилось следующее: поскольку у групповых фантазий такая важная защитная функ­ция, они по своей природе неустойчивы и, подобно защитным образованиям на уровне личности, подвержены разрушению -как из-за того, что подавляемое все равно выбивается в конце концов из-под заслона, так и из-за несоответствия действитель­ности требованиям фантазии. В последнем из этих двух факто­ров особенно важную роль играет неспособность реального ли­дера оправдать ожидания, которые возлагаются на него как на фантазийного лидера — ведь группе требуется что-то вроде вол­шебного родителя, без всяких усилий справляющегося с эмоци­ональными потребностями и конфликтами группы. Вот почему в этой работе я до сих пор был склонен рассматривать взаимо­отношения лидера и группы в более или менее материнском, доэдиповом ключе.

. По мере исследования этого доэдипового материала в пре­дыдущих статьях с использованием модели «лидера, терпяще­го неудачу в роли родителя» я подходил ко все более и более ранней символике в историческом материале, пока, наконец, в очерке «Джимми Картер и американская фантазия» не набро­сал теорию стадий групповой фантазии — «сила», «трещина»,

228 ллойд ДЕМОЗ

«крах» и «переворот» - и не провел параллель этих стадий с этапами самого раннего доэдипового события - рождения. Однако, чем больше я работал с историческим материалом, тем больше убеждался, что эта параллель с этапами рождения -лишь часть более сложной картины. Эти четыре стадии груп­повой фантазии, открытые мной эмпирически на историческом материале, проявляются не только в образных сравнениях, свя­занных с родами, они охватывают всю основную гамму ощуще­ний группы, которые в конце концов сводятся к убежденнос­ти, что лидер ведет ее к краху. Обнаруженную мной символику «рождения заново» теперь можно поместить в более универ­сальную и всеобъемлющую схему. Теперь уже не актуален вопрос, присутствует ли родовая символика в историческом ма­териале, ведь ее настолько много, что ни один психоисторик не сможет не обратить внимания на желание исторических групп родиться заново. На этот раз перед нами стоит вопрос, какое значение имеет групповая фантазия рождения, какую функцию она выполняет для группы. Начиная со стадии «краха», использование связанной с насилием символики рождения воз­растает - как и связанной с насилием оральной, анальной и эдиповой символики - и причина этого в крушении сдержива­ющей групповой фантазии, которая держала в узде подавлен­ные желания и обеспечивала защиту от них.

Мои предыдущие экскурсы в доэдипов материал были по­лезны для понимания символического содержания регрессивных фаз исторических групповых фантазий, но ограниченность рабо­чей модели, использованной в предыдущих статьях, стала причи­ной того, что я делал акцент на отношениях группы с лидером как с заботливой матерью. Будучи воспитанным на фрейдовском психоанализе, я часто задавал себе вопрос: «Где же в истории проявления эдипова комплекса?» Ведь в религии и политике нет в явном виде матери, которой надо добиваться, и отца, которого следует убить, и непохоже, чтобы история была открыто эротич­на. Если всех врагов, внешних и внутренних, рассматривать как отцов, то в политике только отцы. (А в религии только матери?) Такая ситуация долго приводила меня в замешательство. Лишь когда я подверг сомнению основную модель, рассматривающую лидера прежде всего как кормильца и воспитателя, а также тра­диционную модель политики как распределения благ, я стал скло­няться к более всеобъемлющей модели, которая содержала бы

ИСТОРИЧЕСКИЕ ГРУППОВЫЕ ФАНТАЗИИ 229

трактовку движущих сил групповой фантазии помимо идеи «ес­тественного ослабления заботы».

Ответ найти нетрудно, если задан правильный вопрос, зву­чащий так: «Если исторические группы регрессируют к различ­ным доэдиповым ролям, связанным с материнской заботой, то что же является тем пунктом, от которого начинается регресс?» От­вет .такой же, как и в случае с индивидуальными неврозами: эдипов конфликт.

Но кто же в исторических групповых фантазиях отец и кто мать? Ответ вряд ли будет столь уж очевиден; на его поиск уй­дет вся остальная часть главы. Сейчас я полагаю, что вообража­емый отец - это обычно фантазийный лидер, а матерью явля­ется обычно сама группа. Стало быть, главная сила, благодаря ко­торой групповая фантазия движется с одной стадии на другую, и которую, следовательно, можно объявить основным источником движения всей истории - это постоянный перенос эротичес­ких фантазий, в том числе доэдиповых, организуемых эдипо­вой драмой убийства лидера-отца ради завоевания группы-матери.

Был ли лидер выбран группой, или он пришел к власти ина­че и правит «силой», не столь уж важно. Если он и избирается, то выбирают его для того, чтобы потом сместить. Если говорить более точно, он должен каким-то образом справиться с неизбеж­ным разочарованием группы и с ненавистью - то ли приняв героическую оборонительную позу, то ли отведя гнев на врагов, то ли путем своей собственной символической смерти. Не име­ет значения и то, что отдельные члены группы в принципе не могут «завоевать» группу как мать. Лидер-отец воспринимается как «обладатель» группы-матери, и любое действие индивида в истории носит след влияния этой основной групповой фантазии. Нарастание разочарования и гнева в адрес лидера - причина краха эффективной групповой фантазии и ощущения, что лидер слабеет; избежать этого лидер может, только если предпримет меры по укреплению своей кажущейся власти над группой, пред­станет ее героическим спасителем или сумеет отвести гнев от себя на кого-нибудь другого.

Различные альтернативные пути, выбираемые фантазийными лидерами и историческими группами в попытке решить личные эмоциональные проблемы, будут в центре внимания после­дующих эмпирических разделов этой главы. В этой вводной

230 ЛЛОЙД ДЕМОЗ

теоретической части я хотел бы подчеркнуть странную роль лидера в нашей психогенной модели исторических групповых фантазий. В таких общепринятых моделях истории, как те, что предлагает политическая наука или социология, под лидером по­нимают соответственно источник власти или распределителя заботы. В моей же психогенной модели имеют место и та, и другая роли, но только в регрессивной позиции. Они имеют лишь побочное значение в разыгрывающейся первоначальной драме сдерживания от эдипова конфликта и защиты от него. Поэтому роли, связанные с властью и с материнской заботой, меняются в истории в зависимости от эволюционной стадии, достигнутой групповой фантазией, — иными словами, в зависи­мости от формы эротической жизни, характерной для данной ис­торической стадии. .

Что представляют собой эти изменения формы исторических групповых фантазий, станет ясно дальше. Прежде всего, я хотел бы сделать одно замечание по поводу эмоциональной задачи фантазийного лидера. Конечно, лидер должен быть в достаточ­ной мере мазохистом, чтобы принять на себя постоянную эдипову ненависть индивидов, составляющих группу, но ему надо быть в достаточной степени и садистом, чтобы солидаризироваться с не­навистью группы и убедить ее перевести этот гнев на кого-то другого. Разумеется, такой перенос негативных чувств часто подразумевает принятие лидером ответственности за чудовищ­ные действия, предпринимаемые людьми, так что той толики са­дизма, которая в норме присутствует в каждом из нас, недоста­точно для эффективного фантазийного лидера. Вдобавок лидер должен находить достаточное удовольствие, в «безумных» мыслях и поступках, чтобы позволить себе быть приемником постоянных психотических проекций группы - различной степени потери реальности, раскола личности, параноидальной подозрительности, мании величия, безудержной ярости и других форм психотичес-кого страха. Единственное, что действительно не нужно фантазий­ному лидеру - так это зрелость. Сплошь и рядом лидеры «успеш­но» руководят, несмотря на крайнюю эмоциональную расстроен-ность своей личности - тому доказательством служат Наполеоны и Сталины всех времен и народов.

Как станет видно из дальнейших разделов, тот факт, что груп­повая фантазия эпохи определяется меняющейся формой эроти­ческой жизни, ставит для психоистории одну из важнейших ее

ИСТОРИЧЕСКИЕ ГРУППОВЫЕ ФАНТАЗИИ 231

задач: определить уровень взаимоотношений между полами, до­стигнутый в ходе исторического развития личности, в каждую эпоху и в каждой группе. Психоистория пола существует еще только в проекте, но мы обладаем достаточным материалом, чтобы проследить, как эволюция сексуальных отношений отра­жается на истории. Любой шаг вперед в сексуальных отноше­ниях между мужчинами и женщинами, будь это новая идеализа­ция женщины в куртуазной любви средневековья, попытки исследовать сексуальность в браке в начале нового времени, из­менения семьи под влиянием викторианского движения за пра­ва женщин или эмоциональные последствия современного феми­нистского движения - это всегда источник тревог, желаний, гне­ва и чувства вины, которые в любую эпоху переносятся в сферу политики и религии. По мере эволюции стилей воспитания де­тей, конфликты, вызванные эдиповым комплексом, решаются на все более высоком уровне, а следствием и индикатором этого процесса являются сексуальные отношения, меняющиеся от эпохи к эпохе, от группы к группе. Это справедливо и в отношении психоисто­рии гомосексуальных чувств, до которых докопаться еще труднее, но которые играют решающую роль в понимании всех отноше­ний власти между мужчинами. В самом деле, при изучении «вла­сти» оказывается, что она является вопросом не столько воен­ной силы, сколько степени и формы гомосексуального подчине­ния большинства меньшинству в разные эпохи - то есть это один из предметов психоистории пола.

Психогенная теория исторических групповых фантазий меняет направление каузальных связей между социальными института­ми и частными эмоциями людей, любовью и ненавистью, приня­тое в других теориях истории, на обратное. С точки зрения пси­хогенной теории личные эмоции не «отражают» экономическую или социальную «базу» определенного периода, а определяют эко­номические и социальные формы каждой эпохи. Например, ав-торы, утверждающие приоритет социальных явлений, - от Фрид­риха Энгельса до Стивена Маркуса - приходят к выводу, что соб­ственническое обращение мужей с женами было отражением экономической собственности на материальные блага, а сексуаль­ное отношение к женщине, выражающееся капиталистическими терминами наподобие «сохранение» и «потребление», тоже пошло из экономической сферы. По моему мнению, дело обстоит как раз наоборот. В семьях подрастающих детей приучают так относиться

232 ллойд ДЕМОЗ

к своему телу, что те боятся собственной сексуальности и сле­дуют определенному сексуальному кодексу, по которому надо «приберегать» желания для брака (а уже отсюда следует береж­ливость относительно товаров). Став взрослыми, эти дети про­ецируют эти сексуальные установки на экономическую сферу и вырабатывают групповую фантазию эротического материализ­ма, помогающего им справиться с собственными сексуальными страхами. Идея «сбережения» и «растраты» мужской спермы постоянно присутствует в истории сексуальности, начиная с Аристотеля, поэтому вряд ли нова в капиталистическом пери­оде. В данном случае новым для групповой фантазии является то, что с сексуальной фантазией переплетаются деньги, и схема перераспределения денег служит защитой от страха кастрации. В реальном мире значительному количеству людей только в половой сфере действительно приходится бороться с желанием «растратить», а капиталисты на самом деле редко «копят» для укрепления своего капитала, как рисует их капиталистическая групповая фантазия. Так что стрелка причинно-следственной связи идет от психосексуальной сферы к экономической, а не наоборот.

Этот же принцип, разумеется, справедлив и для проекций эди­повых конфликтов, ненависти и любви на другие исторические групповые фантазии разных эпох. Одно из главных преимуществ исторических групповых фантазий — то, что перенос интрапсихи-ческих конфликтов на исторический уровень позволяет исполь­зовать групповое разделение для удовлетворения чувственных влечений (либидо) с помощью «хорошей» части группы и одно­временного высвобождения подавленного возмущения против «плохой» ее части; при этом нет той раздражающей двойствен­ности, которая неизбежна в межличностных отношениях.

Все это имеет непосредственное отношение к тому психоис­торическому открытию, что конечным результатом всех суще­ствовавших до сих пор в истории стилей воспитания детей были взрослые, которые в личной жизни более или менее сурово осуж­дали свои самые глубинные чувства и использовали историчес­кий уровень для проекции этих чувств на других людей и дру-гие группы, осуждая их уже в других людях. Таким образом, именно от умения психоисторика осознать ключевую роль пере­носа любви и ненависти на историческую арену зависит, сможет ли он (или она) разглядеть закономерность за ошеломляющей

ИСТОРИЧЕСКИЕ ГРУППОВЫЕ ФАНТАЗИИ 233

пестротой исторических событий, часто обманчивых и странных, удастся ли обнаружить в символах различных эпох - от Хрис­та на кресте до ядерного гриба Хиросимы - их эротические груп­повые фантазии. Неспособность осознать это важнейшее поло­жение приведет ко взгляду на исторические события как на уни­кальные явления, недоступные для научного исследования. Упором на вытесненные эмоциональные конфликты психоисто­рик радикально отличается от тех, кто при изучении истории под­черкивает потребность в равновесии внутри общества (со­циология) или понятие «культуры» как причины (антропология), или же считает, что исторические события - это прежде всего реакция на предыдущие исторические события (повествователь­ная история).

(2) «Позволяют людям использовать группы, чтобы осво­бождать разделяемые индивидуальные чувства». Одна из ос­нов психоистории - принцип, гласящий, что индивиды получа­ют большую психологическую выгоду, организуясь в группы и формируя, а затем воплощая групповые фантазии - такой выго­ды не могут дать просто личные фантазии. Для психоисторика недостаточно одного лишь признания того факта, что в ходе групповой жизни каким-то образом формируются новые, разде­ляемые всеми фантазии, ведь такая формулировка затрагивает очень важный вопрос: какие же преимущества получают инди­виды, организуясь в группы?

Едва ли можно усомниться, что для психического благополучия индивида исторические групповые фантазии просто необходимы. Люди, лишенные важнейших своих групповых фантазий, пусть даже их личная фантазия останется в полном порядке, почувству­ют себя близкими к помешательству. Пожалуй, самые трагичес­кие примеры можно найти в докладах антропологов о группах, внезапно «декультурированных» в результате травматичного контакта с Западом или другими цивилизациями, потерявших свои ритуалы и верования. Трагическая утрата традиционных групповых фантазий ведет обычно к такому взрыву личных стра­хов, что, как правило, им на смену быстро приходят новые груп­повые фантазии апокалиптического содержания.6 Судя по всему, опаснее всего для человека - остаться без групповой фантазии, хуже положения не бывает.

Например, Германия и до первой мировой войны терпела по­ражения, но в тот раз проигрыш наступил так неожиданно, что

234 ллойд ДЕМОЗ

большинство немцев, как говорит в своей работе Бинион, почув­ствовала «парализующий ужас», «настоящую панику», «полнейшее моральное крушение» со «столь катастрофическими и роковыми последствиями», что даже групповая фантазия об «ударе в спи­ну», о коварном внутреннем враге не спасла от взрыва страхов.6

Это было не просто поражение в войне, а внезапное устранение фантазии о непобедимости Германии — другие военные пораже­ния не приводили к таким жестоким групповым травмам. Как пишет Бинион:

«Красноречивая запись сделана о поражении в дневни­ке одного немецкого моряка в октябре 1918 г.: «Мы проиграли войну, и как будто наступила ночь... немец­кий народ оказался в кромешной тьме. Что с нами бу­дет теперь? Поражение обрушилось на нас сразу всей тяжестью...» Есть масса других поразительных свиде­тельств моральных последствий провала. Вот что гово­рит Франц Шаувекер: «В один миг рассеялись самые грандиозные мечты. Внезапно оказалось, что все было зря. Мир теперь кажется бессмысленным». Эрнст Юн-гер сначала почувствовал себя слабым и ранимым, по­том развились «симптомы, которые, как при хронической болезни, проявлялись то более, то менее четко, но пол­ностью не исчезали. Было, например, такое чувство, как будто что-то очень сильно давит...»7

Итак, группа понесла скорее не материальный, а психологи­ческий урон, который, по всеобщим ощущениям, был гораздо опас­нее, хотя и утрачены были «всего лишь фантазии». Здесь следу­ет подчеркнуть, что я никоим образом не хочу сказать, что че­ловеческая история - это проекции личных страхов, и ничего больше, или что история определяется исключительно историчес­кими групповыми фантазиями. Как и любые группы, историчес­кие группы должны выполнять достаточно большую реальную работу, а не только иметь дело с фантазиями, и эта работа опре­деляется материальной действительностью в не меньшей степени, чем психологической. Когда группа страдает от эпидемии чумы, извержения вулкана или от нашествия монгольских орд, эти ма­териальные события, несомненно, влияют на историю группы, и для выяснения их причин следует обратиться к наукам эпидеми­ологии, вулканологии и демографии. Психоистория же, в качестве самостоятельной науки об исторической мотивации, посредством

ИСТОРИЧЕСКИЕ ГРУППОВЫЕ ФАНТАЗИИ 235

теории исторических групповых фантазий может объяснить, чего можно ожидать в различных ситуациях от групп различного пси­хосексуального уровня, с различным типом личности, с разной силой эго, страхами и способами решений конфликтов. Что же касается вопроса, что «важнее» в какой-либо момент истории для группы - психологическая или материальная действительность, то все зависит от того, что является для нее более грозным -извержение Везувия или свои собственные групповые фантазии.

(3) «Осуществлять подавленные желания, гнев и запреты, имеющие происхождение в схожем для всех детстве, и обес­печивать защиту от них». То, что одна из главных функций ис­торических групповых фантазий - помочь справиться с подав­ленными желаниями, гневом и запретами, коренящимися в дет­стве, является, пожалуй, самой полемичной частью понятия, ведь историки в общеупотребимом смысле ни в чем так не увере­ны, как в том, что публичные действия взрослых обусловлены предыдущими историческими действиями взрослых, а не харак­тером отношений в семье. Одна нация выигрывает войну у дру­гой, та строит фантазию мести... конечно же, причиной фантазии становится военный разгром. Однако здравый смысл в данном случае ошибается, ведь военное поражение очень часто не приво­дит к фантазии мести. Лишь когда историческое событие ре­шает важную подсознательную задачу, оно действительно имеет большие последствия. (То же относится и к личным со­бытиям, ведь если событие детства, каким бы оно ни было «дра­матичным», не вплетается в личную фантазию, которой движет желание, оно не оказывает влияния на дальнейшую жизнь.) Если военное поражение не будет подсознательно связано с подавлен­ным гневом чисто личной сферы, то оно не вызовет у народа фантазий национальной мести, люди просто скажут друг другу: «Слава Богу, что наконец-то это все позади. Давайте не будем больше ввязываться в эти ужасные войны».

Все это не означает, что исход исторического события сам по себе «не имеет значения». На самом деле, это достаточно важ­но - победила или проиграла Германия в первой мировой вой­не. Вопрос в том, насколько это было важно и что это означа­ло. Строго говоря, утверждать, что поражение Германии в пер­вой мировой войне стало причиной второй мировой войны, настолько же ошибочно, как утверждать, что человек развелся во втором браке потому, что этим же окончился первый — на самом

236 ллойд ДЕМОЗ

деле оба брака окончились неудачей по причинам, связанным с детством этого человека, его психосексуальным развитием и чертами личности в настоящий момент. Одна из наиболее насто­ятельных, но в то же время наиболее благодарных задач психо­историка - найти истоки исторической групповой фантазии в детстве и проследить схему ее развития, сходную для членов. группы. Задача эта требует досконального знания истории дет­ства исследуемой группы, эмпирического исследования типичных для группы схем психосексуального развития, скрупулезной ра­боты по изучению биографий характерных фигур, сыгравших важную роль в формировании и осуществлении групповой фан­тазии, и мастерства в прослеживании связей между обстоятель­ствами детства и замаскированным содержанием групповой фантазии.

(4) «При этом используются те же механизмы эго - расщеп­ления, конденсации, реактивной формации - что и в личных фан­тазиях». Чтобы расшифровать историческую групповую фанта­зию, психоисторик должен в совершенстве знать все защитные механизмы эго, с помощью которых интерпретируют личные фантазии, сновидения и мифы, как это описывается в психоана­литической литературе за последние восемьдесят лет, а кроме того, уметь открывать новые механизмы, характерные только для групповой фантазии. Иногда эти искажения очевидны, по край­ней мере, тому, кто сам не участвует в исследуемой групповой фантазии - ведь легче всего анализировать фантазии других людей, которые сам не разделяешь.' Но в большинстве случаев буквально годы уходят на разгадку и разоблачение нескольких уровней маскировки, под которыми скрывается суть таких с виду простых, а на самом деле крайне запутанных и нагроможденных исторических групповых фантазий, как «крестовые походы», «охо­та за ведьмами», «божественное право королей», «протестантское мученичество», «сецессия Юга», «Дело Дрейфуса», «ноябрьские пре­ступники», «еврейские отравители», «Кубинский ракетный кризис» и т. д. Кроме того, исторических групповых фантазий в один и тот же момент присутствует несколько, они связаны друг с другом и, подобно личным фантазиям, могут быть классифицированы в со­ответствии со своими психологическими взаимосвязями в эмоци­ональной жизни обладающих ими людей.

(5) «Выковываются в публичных дискуссиях». Чтобы фан­тазия считалась исторической групповой фантазией, недостаточ-

ИСТОРИЧЕСКИЕ ГРУППОВЫЕ ФАНТАЗИИ 237

но, чтобы она всеми разделялась, - она должна еще сформировать­ся в течение некоторого периода времени через публичное обще­ние. Люди, лежащие на пляже, могут в какой-то момент все сразу разделять фантазию, будто занимаются на солнце любовью, но она остается на уровне личной фантазии, просто появившейся одно­временно у большого количества людей. Групповая фантазия открыто развивается в течение некоторого времени, когда раз­ные люди предлагают различные ее варианты, пока не будет най­дена оптимальная формулировка, отвечающая подсознательным потребностям наибольшего числа людей в данный исторический момент.

Тем, кто не понимает всей грандиозности эмоциональной рабо­ты, идущей, пока формируется групповая фантазия, идея ее публич­ного обсуждения покажется просто смешной. Мой излюбленный пример работы, идущей в период формирования исторической груп­повой фантазии - первые теологические диспуты христиан, как, например, Никейский собор в 325 г. н.э., где можно отчетливо пронаблюдать процесс выковывания такого образа христианско­го божества, который удовлетворил бы эмоциональные потреб­ности людей того времени. Был ли Христос богом или челове­ком; как он страдал; как умер; насколько он был отделен от Бога; испражнялся ли он; как он родился; осталась ли девственная плева его матери в целости после его рождения и т. д. - все эти вопросы были обусловлены страхами и затрагивали мощные личные фантазии детства, разделявшиеся тогда всеми. Наблюдая диспуты по вопросу, был ли Христос «единосущен по плоти», на­чинаешь осознавать, какая мелочно-педантичная, но в то же время очень важная работа по формированию групповой фантазии идет на ее ранних стадиях.

Конечно же, публичный характер дискуссий в период форми­рования фантазии облегчает работу психоисторика, потому что дает документальные свидетельства, без которых не разглядеть конфликтующие эмоциональные течения внутри групповой фан­тазии, ведь ожесточенные споры из-за мелких разногласий в начале процесса формирования часто бывают проявлением под­сознательных конфликтов, которые в окончательной формули­ровке предстают в сглаженном и полностью замаскированном виде. В нашем примере за никейской формулой - Христос «из одной субстанции с нами по его человечности» - скрывается сгусток личных фантазий, в котором весьма трудно, если вообще

238 ллойд ДЕМОЗ

возможно, разобраться, зная лишь эту окончательную формули­ровку. Точно так же психотерапевт не разберется в том сгуст­ке, который представляет собой сновидение, если не прибегнет к свободным ассоциациям. Психоисторик часто пользуется обшир­нейшей документацией, которая, как и свободные ассоциации, по­зволяет обнаружить фантазии и страхи, скрывающиеся за окон­чательной формулировкой, - в данном случае никейской форму­ле предшествует вся история арианской полемики.

Разумеется, факт «публичных дискуссий» на стадии формиро­вания групповой фантазии не означает, что подсознательное со­держание фантазии всегда проявляется в них в явном, незамас­кированном виде. Как мы подробно разберем вскоре, общение по поводу групповых фантазий происходит посредством зашиф­рованного языка: эмоционально сильных образов, метафор, срав­нений, языка тела и других словосочетаний и выражений с боль­шой эмоциональной нагрузкой, которые тщательно спрятаны среди более нейтрального контекста, с тем чтобы отрицать вы­ход этих эмоций на уровень сознания.

(6) «Из материала недавних исторических событий». Ос­новной догмат повествующей истории, гласящий, что любое исто­рическое событие - это просто реакция на предыдущие истори­ческие события, оказывается рациональным обоснованием группо­вой фантазии, поддерживающим ее существование. Насколько очевидным кажется человеку, участвующему в групповой фанта­зии, что нации просто реагируют на события «единственным воз­можным для них образом», настолько трудно психоисторику показать подсознательный выбор, скрытые цели и мотивацию исторических «ошибок». Исторические «ошибки», как и «обмолв­ки» в частной жизни, мотивированы. В самом деле, ведь по'нятие «Мюнхенской ошибки», которое можно найти в любом труде по истории второй мировой войны, тоже является частью групповой фантазии. Кто, как не психоисторики, изобретет науку об ошибках, которая докопается до скрытой мотивации ошибок вместо того, чтобы принимать мнение общественности той или иной эпохи.

Как я уже заметил раньше, исторические события только в том случае приобретают эмоциональную значимость, если зани­мают определенное место в формирующейся впоследствии груп­повой фантазии. Иначе историческое событие не оставит следа, каким бы ни было его «реальное» значение, - оно уйдет, как зыбь на воде, если только не потребуется в дальнейшем для каких-

ИСТОРИЧЕСКИЕ ГРУППОВЫЕ ФАНТАЗИИ 239

либо новых групповых фантазий. Люди удивляются» почему, например, интерес к Холокосту растет и падает, как будто удов­летворяя какие-то скрытые потребности каждого поколения, но на самом деле это не исключение, а закономерность, применимая к любому историческому событию. Она становится наиболее оче­видной, когда имеешь дело с далекими историческими события­ми (все кажется более очевидным в отдаленном прошлом, ведь чем сильнее наше детство отличается от детства людей какой-либо эпохи, тем меньше мы разделяем их групповые фантазии). Услышав, например, как англичане в 1066 г. объяснили успех вторжения Вильгельма - они, англичане, слишком часто отправ­ляли своих детей в Ирландию, и поэтому Бог на них прогневал­ся - мы улыбнемся: какую абсурдную связь они установили между двумя историческими событиями. Однако сами мы посто­янно делаем то же самое, пытаясь скрыть фантазийные мотивы своих нынешних исторических действий.

Один свежий пример: когда Америка узнала, что на 38-й ши­роте идут бои между Северной и Южной Кореей, последовал вывод, что Северная Корея предприняла одностороннее вторже­ние в Южную Корею под командованием русских. В этом да­же мало кто усомнился. Доказательства обратного просто проиг­норировали — что Северная Корея не была мобилизирована для войны, что президенту Южной Кореи Ли Сын Ману угрожало смещение законодательной властью, и поэтому у него был резон спровоцировать войну, что Россия только перед этим вышла из Совета Безопасности ООН и явно не ожидала этих боев - все эти доводы оставили без внимания в «порыве единства и чув­стве облегчения», которое испытала вся Америка, узнав о войне.8

На американского союзника «напали» — как же можно было не «ответить»? На самом деле у Америки было много вариантов, как поступить, а виновниками того, что конфликт проявился, были мы сами, несколькими неделями раньше объявив Корею вне своего

* *

оборонного периметра, — но это все были неприятные факты, отброшенные групповой фантазией, которой нападение было стимулом, а передвижение наших войск ответом. Задача модели «стимула - ответа», как и бихевиористских рассуждений, - на са­мом деле скрыть, а не выявить мотивы; в данном случае типич­ный повествовательный историк со своим бихевиористским под­ходом маскирует внутренний источник нашего желания воевать в Корее.

240 ллойд ДЕМОЗ

(7) «Распределяя групповые роли посредством психоклас-сов». Историческая драма, вызываемая последовательными циклами групповых фантазий, включает разделение различных групповых ролей, которое, как я считаю, отражает скорее психо­классы (стили воспитания детей), чем экономические классы. Ос­новной тезис, на котором базируется психогенная теория исто­рии, гласит, что эволюция стилей воспитания дает новые истори­ческие типы личности, из нескольких таких типов личности состоит общество в любой момент времени, ценности наиболее передового психокласса сталкиваются с ценностями остальных, более старых, и это-то столкновение ценностей и отражается затем в каждой новой групповой фантазии. В этих драмах ис­торические роли распределяются между психоклассами, кото­рые лишь очень приблизительно совпадают с экономическими классами.

В этом контексте весьма показательным будет сравнение ролей в революциях, приведших к созданию современных национальных государств. Во Франции в восемнадцатом веке стили воспитания детей серьезно отличались в разных экономи­ческих классах, поэтому во Французской революции разделение ролей сильнее, чем в других странах, совпадало с экономичес­кими классами (что и дало Марксу эмпирическую основу для экономической теории истории). А вот в Англии, где разные сти­ли воспитания детей были привязаны больше к различным религиозным группам, в гражданскую войну раскол пошел ско­рее по религиозному» чем по экономическому признаку. В слу­чае же с Американской революцией все признают, что ни эко­номическими, ни религиозными причинами не объяснить, почему тот или иной индивид становился повстанцем или роялистом; только изучив семьи и установив, чем отличалось детство чле­нов двух групп, можно понять групповые роли. В американской гражданской войне страна раскололась на Север и Юг в первую очередь не из-за экономических интересов, а потому, что такое географическое разделение очень точно совпало с разделением на психоклассы - Север изначально заселялся более передовы­ми психоклассами, главным образом, целыми семьями, бежавши­ми от преследования за свои передовые религиозные взгляды, в то время как поселенцы Юга в большинстве своем были (1) хо­лостыми мужчинами, (2) поздними сыновьями, отвергнутыми сво­ей семьей и получившими меньше родительской заботы по срав-

ИСТОРИЧЕСКИЕ ГРУППОВЫЕ ФАНТАЗИИ 241

нению со старшими братьями, и (3) каторжниками, слугами и другими личностями низкого психогенного уровня. Таким обра­зом, даже когда группа на первый взгляд кажется расколотой по экономическому, религиозному или географическому признаку, на самом деле раскол объясняется распределением ролей между психоклассами.

Распределение ролей между психоклассами является, несом­ненно, главным открытием большого числа научных работ по при­кладному психоанализу с тех пор, как Адорно в своей «Авторитар­ной личности» продемонстрировал связь авторитарного воспита­ния детей с авторитарной политической позицией. И все же законченная теория психоклассов как основного механизма рас­пределения ролей в любой исторический период еще ждет свое­го часа - я считаю, в равной степени из-за трудностей концеп­туализации такой фундаментальной идеи и из-за недостатка эм­пирического материала по историческим стилям воспитания детей и типам личности.9

Как бы то ни было, в моей психогенной теории заложено представление об истории как об эволюции исторической личнос­ти - которую я расцениваю как прогрессивную, направленную на повышение зрелости личности, - выраженной в циклах груп­повой фантазии, что в сочетании дает спиральную модель ис­тории (вместо более простых линейной или циклической), где каждый виток спирали представляет собой попытку более зре­лого решения проблемы сосуществования в группе. На каждом витке представители более передового психокласса становятся «либералами» данного периода, отождествляясь с ид (отрицая в то же время его инфантильное содержание), опасаясь больше все­го внутреннего раскола и ища гарантии своей сохранности в мя­тежах, а члены менее передового психокласса становятся «кон­серваторами», отождествляются с суперэго (отрицая его инфан­тильное содержание), боятся главным образом «благодарности» потомков, а гарантии своей сохранности ищут в порядке. Каж­дая из этих подгрупп является частичным выразителем психо­логической правды, и вместе они выполняют эмоциональные за­дачи, связанные с решением исторических проблем группы.

(8) «Производя групповую динамику, которая может вес­ти к краху групповой фантазии и к периоду параноидного коллапса, а также к намеренному ее восстановлению путем формирования групповой иллюзии». Групповая фантазия требует

•

242 ллойд ДЕМОЗ

от фантазийного лидера, чтобы он постоянно выдерживал атаки на свою «власть» над группой; в то же время попытки лидера противостоять им, поддерживая свой имидж магическими и геро­ическими усилиями, обречены на неудачу. Поэтому любая груп­повая фантазия в конце концов приходит к стадии «краха», когда лидер воспринимается как крайне слабый, неспособный к мате­ринской заботе о стране и все более бессильный сдержать рас­тущие гнев и страх в группе. Крах защитных механизмов это высвобождает связанный до того материал на всех психосексу­альных уровнях - группа приходит к состоянию, которое анало­гично предпараноидальному состоянию индивида как раз перед формированием параноидного расстройства.10 У предпараноидных индивидов часто какая-нибудь новая жизненная ситуация удаляет из эмоциональной жизни фигуру важного «авторитарного» лидера, который направлял и организовывал его или ее жизнь и прида­вал ей смысл. Такое отсутствие руководства и сдерживания вызывает коллапс структуры индивида, а затем формируется

новая параноидная вспышка - попытка замены." В отношении этого коллапса структуры плодотворным может оказаться под­ход с любой теоретической позиции: его можно рассматривать как коллапс функции эго (дезинтеграция страхов по Фрейду), как коллапс структуры личности (страх самораспада по Кохуту), как коллапс альфа-функции (рассеяние контактного барьера по Био-ну) или коллапс чревного окружения (основные перинатальные матрицы по Грофу, стадия 2). В случае с историческими группами такой «параноидный коллапс» важной групповой фантазии дает исторический момент крайней тревоги, нарциссического гнева и замешательства, поскольку одна из функций исторических груп­повых фантазий - перераспределение страхов посредством раз­дачи исторических ролей. Коллапс действующей фантазии гро­зит как высвобождением связанных до того элементов ид и суперэго, так и тотальной дезинтеграцией личности. Группу ох­ватывает беспредметный параноидный ужас, часто с религиозным апокалиптическим оттенком. В этот период «параноидного кол­лапса» наиболее резко проявляется страх сексуальной вседозво­ленности и политической анархии; оральные, анальные и эдипо­вы конфликты, долгое время до того скрытые, прорываются на уровень публичного сознания и проявляются в языке публичных выступлений; резко распространяются фантазии рождения заново и фантазии тысячелетнего царства.

ИСТОРИЧЕСКИЕ ГРУППОВЫЕ ФАНТАЗИИ 243

Такие периоды «параноидного коллапса», когда групповые фан­тазии анархии, сексуальной вседозволенности и рождения зано­во расцветают пышным цветом, наиболее ярко были выражены в период Реформации и в начале нового времени. Например, во время Английской Реформации крах католической мифологии привел к широкому распространению страха того, что изменение ритуала вызовет взрыв дикой «звериной свободы плоти» анабап­тистов, анархическое насилие сакраментариев (многие из кото­рых на самом деле были пацифистами) и т.д.12 Сходным обра­зом перед Английской гражданской войной опасались всплеска адюльтеров и инцеста среди «людей пятой монархии» и других,13

Французской революции предшествовал параноидный «Великий страх»14, а Американской революции - беспочвенные фантазии насчет заговоров, присутствовавшие у обеих сторон, и т.д. Как мы подробно разберем чуть позже, любая связанная с насилием груп­повая иллюзия в истории всегда предваряется периодом «пара­ноидного коллапса», который может носить название папистско­го заговора, галльской опасности, желтой опасности, действий иностранцев, подрывной деятельности или коммунистической чистки. Все это несет функцию конкретизации беспредметного гнева и страхов группы после краха групповой фантазии.

В период краха группа часто раскалывается на противо­стоящие лагеря, более враждебные друг другу, чем это обычно бывает. Каждая подгруппа объявляет другую настоящей угрозой порядку, иерархии и авторитету, проецируя на нее весь матери­ал ид, а сама отождествляет себя с моралистическим супер эго. В других случаях группам милленариев, составляющим меньшин­ство, часто неприкрыто эксцентричным в том, что касается член­ского состава и целей, поручается задача осуществления страхов периода коллапса — до этого момента большое общество уделя­ет мало внимания этим группам, но теперь проявляет явный ин­терес и даже благоговеет как перед представителями эмоциональ­ного состояния большинства. Поскольку фантазийный лидер на этой стадии кажется крайне слабым и беспомощным, эти «су­масшедшие» группы-представители выглядят одновременно бесконтрольными и по каким-то причинам крайне важными -группы ли это нацистской молодежи, милленарии, революционно настроенные большевики или параноидные маккартисты, они при своих скромных размерах способны загипнотизировать, осталь­ное большинство, поскольку отражают главные эмоциональные

244 ллойд ДЕМОЗ

конфликты момента параноидного коллапса гораздо лучше, чем будничный фантазийный лидер.

Что касается периода параноидного коллапса, следует пре­достеречь: он не имеет ничего общего с периодами экономичес­кого коллапса, как постулирует большинство социологических те­орий. Действительно, экономические спады почти всегда сопровож­даются снижением параноидного содержания, а лидеры в периоды низкой экономической активности относительно бездеятельны в отношении внешней политики. Лишь когда эмоциональные цен­ности группы терпят крах, начинается поиск фантазийного лидера, который был бы активен во внешней политике и провоцировал другие нации с тем, чтобы вызвать как можно больше кризисных областей, на основе которых будут сформированы групповые ил­люзии в целях восстановления психологической стабильности группы.

Групповая иллюзия - это особенно иррациональная и свя­занная с насилием групповая фантазия, принимаемая индивида­ми, чтобы избавиться от ощущений параноидного коллапса и снять невыносимое состояние эмоционального диссонанса меж­ду относительно спокойным внешним миром и той сумятицей, что царит во внутреннем мире. Невыносимая двойственность стадии коллапса теперь преодолевается путем раскола: подавлен­ный нарциссический гнев направляется на врага, в то время как неосуществленная любовь и мания величия проецируются на саму группу. Страна теперь рассматривается как бесконечно любимая и лучшая, но которой угрожают извне - опасность видят не в собственной враждебности.

Поскольку устранение «грешных» чувств играет центральную роль в групповых иллюзиях, совсем не случаен тот факт, что они часто принимают форму крестовых походов. Крестовые походы средневековья являются классическим примером насильственных групповых действий, предпринимаемых с объявленной целью очи­щения души от всех грехов, ведь эти походы собирали столько участников благодаря обещанию такого очищения. Психологи­ческая цель групповой иллюзии на самом деле та же, что и у всех жертвоприношений и обрядов с козлом отпущения в примитив­ных и древних обществах - очищение от скверны и грязи (то есть, сексуальных и враждебных желаний) путем их переноса на жертву-заменитель, что предпринимается для восстановления ста­бильность группы.15

ИСТОРИЧЕСКИЕ ГРУППОВЫЕ ФАНТАЗИИ 245

Как и индивидуальные иллюзии, групповые иллюзии всегда формируются с восстановительной целью. Они часто форми­руются в ходе драматического происшествия, которое можно определить как «момент группового психотического инсайта»,16

когда какие-то определенные враги внезапно начинают воспри­ниматься в качестве причины конкретной тягостной ситуации данного момента. Вот как описывает аналогичный момент фор­мирования параноидной иллюзии индивида психоаналитик О. А. Уилл:

«Когда общение не удается, изоляция нарастает, и стра­далец оказывается втянутым в какой-то кошмар, обуре­ваемый ощущением, будто необходимо срочно придать смысл непостижимым явлениям, с ним происходящим. Он ищет простую формулу, которая все расставит по местам, и если он неудачик, то может выработать пара­ноидное решение с характерной манией величия, распре­делением вины среди окружающих и постоянным пере­смотром взгляда на прошлое и настоящее - тем самым он пытается вновь обрести и защитить «систему», кото­рая ослабит страхи».17

Затем эта групповая иллюзия заимствует и структурирует необходимый авторитарный компонент старой групповой фанта­зии, на этот раз в новой, менее рациональной, более навязчивой и насильственной форме. Если групповая иллюзия сосредо­точивается на внешнем по отношению к группе враге, и группа начинает войну, некогда слабый фантазийный лидер начинает теперь считаться «жестким», «боевым», а его ненавистные эдиповы аспекты отщепляются и переносятся на внешнего врага. Если групповая иллюзия обращается на внутреннего врага, лидер мо­жет стать «жестким», принявшись за искоренение «еврейских отравителей», «внутренних коммунистических заговоров» или «буржуазных врагов народа». Если это милленаристская груп­повая фантазия, группа может объединиться вокруг «жесткой» мессианской фигуры/которая с легкостью разделит весь мир на тех, кто достоин спасения, и тех, кого погубит грядущий Апока­липсис.

Наконец, если это цареубийственная групповая фантазия, то старый «слабый» лидер, вероятно, будет уничтожен, на самом деле или в фантазии, под руководством нового «жесткого», револю­ционного лидера. Как бы то ни было, групповая иллюзия дает

L

облегчение от страхов, замешательства и двойственности парано­идного коллапса, утверждая новую авторитарную фигуру, которая организует групповую фантазию, правда, на этот раз ее компоненты более иррациональны - она более параноидная, менее гибкая, бо­лее непреложная и делающая упор на власть, более нетерпимая, с большей склонностью к насилию и с мегаломанией.

Такой «момент группового психотического инсайта» может занимать большой отрезок времени, на протяжении которого раз­личные элементы иллюзии вырабатывается разными группами-представителями,18 отколовшимися для развития групповой ил­люзии. Однако, групповая иллюзия может сформироваться и до­вольно быстро, особенно если группа долго искала иллюзорный выход из состояния коллапса. Например, эффективным органи­затором групповой иллюзии часто бывает убийство. Оно может повлечь войну, как «выстрел в Сараево», или внутриполитичес­кие преследования — так убийство вызвало Хрустальную ночь и усилило гонения на евреев, ведь после затяжного периода пара­ноидного коллапса убийства будят совершенно определенные чувства вроде: «А-а-а! Ведь я знал, что враг действительно есть, что он не только у меня в голове!», которые как раз и необхо-димы, чтобы оправдать соответствующую групповую иллюзию, что «Германию действительно душат враги» и «евреи на самом деле отравляют кровь». Может показаться, будто драматические внешние события играют роль пускового механизма для иллюзор­ного решения — к примеру, распространившийся после пожара рейхстага вымысел, что это результат действий заговорщиков, по­зволил Гитлеру объединить под своей властью Германию — од­нако на самом деле момент психотического инсайта наступает

уже после того, как групповая иллюзия сформировалась. Напри­мер, как мы вскоре разберем подробнее, групповая иллюзия, будто Фидель Кастро - опасный представитель власти русских и под­лежит уничтожению американскими силами, на самом деле сфор­мировалась в июле 1962 г. Лишь в сентябре, уже после того, как конгресс дал Кеннеди особые военные полномочия по отношению к Кастро, Америка послала на Кубу самолеты U-2, которые и об­наружили ракеты, сыгравшие роль пускового механизма в раз­витии конфронтации, основанной на иллюзии и известной под на­званием Кубинского ракетного кризиса.

Вот почему для психоисторика, изучающего периоды, в кото­рые основная групповая фантазия претерпевает распад, так важ-

ИСТОРИЧЕСКИЕ ГРУППОВЫЕ ФАНТАЗИИ 247

но внимательно приглядываться к признакам того, что парано­идный коллапс мог уже произойти и групповая иллюзия уже могла сформироваться. Как впервые указал Салливэн,19 у ин­дивидов этот переход к иллюзорной фазе сопровождается чув­ством сверхъестественной жути, подозрительностью и замеша­тельством - все эти ощущения исчезают, когда происходит иллю­зорный инсайт, поскольку все слабости и недостатки, которые в фазе коллапса индивид чувствовал «в себе», в иллюзорной фазе начинают проецироваться на врага, так что мир снова обретает смысл, каким бы опасным ни стал в результате настоящий враг. Такая групповая динамика объясняет остававшийся до сих пор без объяснения факт, обнаруженный политическими психолога­ми Хольсти и Нортом20: когда они построили график изменения «индекса паранойи» и провели анализ содержания сообщений не­мецких средств массовой информации перед первой мировой вой­ной, то увидели, что параноидное содержание достигло высшей точки в тот самый момент, когда было принято решение о вступ­лении в войну, - то есть в момент психотического инсайта, фор­мирования групповой иллюзии- Затем, согласно их графику, страхи резко спадали, поскольку мир вновь «обрел смысл», раз уже был установлен внешний враг и принято решение с ним бороться, пусть даже до объявления настоящей войны еще не дошло. Ка­кими бы бедственными ни были предстоящие четыре года кро­вавой бойни, они казались уже меньшим несчастьем по сравне­нию с ужасными чувствами внутреннего коллапса и беспредмет­ного гнева, оставшимися позади.

(9) «Которые проявляются в состоянии группового транса, могущего потребовать разрядки в насильственных исторических действиях». Чем больше я изучал исторические групповые иллюзии последних десяти лет и пытался проникнуть­ся чувствами индивидов, которые прослеживал по документам, тем больше понимал, что во время этого исследования во мне самом происходит нечто весьма странное. Работая с важнейши­ми документами, я чувствовал, как голова моя будто наполняет­ся ватой, память притупляется, и я начинал осознавать, что чув­ствую себя крайне беспомощным перед проблемой, которую пытаюсь решить, - словно в изучении групповых иллюзий, особенно войны, было нечто, все время пытавшееся от ме­ня ускользнуть и ставившее предмет изучения в особый раз­ряд, за пределы всего круга проблем, с которыми я когда-либо

248 ллойд ДЕМОЗ

сталкивался. Я начинал чувствовать себя словно в трансе, в со­стоянии, которое я каким-то образом разделял с изучаемыми людьми. У меня появилось подозрение, что люди, участвующие в групповой иллюзии, сами пребывают в групповом трансе, когда нормальные законы логики как бы временно теряют силу.

Очень хорошо передал это состояние группового транса Сол Беллоу. Пытаясь обдумать проблему войны, Беллоу заметил, как становится

«очень сонным... бодрое состояние приходит и уходит по каким-то таинственным причинам... Иногда мне кажет­ся, будто я сам нахожусь под неким страшным гипно­тическим влиянием - я одновременно видел и не видел беды нашего времени. Я собственной персоной испыты­ваю и терплю это чередующееся разгорание и угасание и вижу, что другие тоже этому подвержены. Я хорошо знаю историю первой мировой войны и русской рево­люции, видел Освенцим и Гулаг, Биафру и Бангладеш, Буэнос-Айрес и Бейрут, но вернувшись к фактам, я сно­ва обнаруживаю, что теряю нить. Тогда я опять начинаю подозревать влияние некой отвлекающей силы - бесов­ской воли, затрудняющей наше понимание. Я напрягаюсь, как могу, стараясь обдумать... не бродим ли мы, слегка одурманенные хлороформом».21

Групповой транс включает все атрибуты основных процессов индивидуального иллюзорного мышления, используя многие из тех механизмов, которые Кляйнианская школа называет парано­идно-шизоидной позицией, но только здесь алогичное мышление единодушно поддерживается группой. Вот почему групповое сумасшествие гораздо сильнее - и менее изучено - по сравне­нию с индивидуальным. Вот лишь некоторые из наиболее общих правил мышления в состоянии группового транса;

(а) Противоположности никогда не противоречат друг другу. Евреи могут одновременно быть и презренными слабака­ми, и всемогущими отравителями - эти два образа не влияют друг на друга; Россия может рушиться и быть неэффективной, но в то же самое время находиться на пике могущества и стремлений к экспансии; можно считать (что мы и делаем в настоящее время), что в истории войны происходят регулярно, и в какой-нибудь другой стране война, раз произойдя, вскоре обязательно повторится, но в то же время планировать свою жизнь, исходя

ИСТОРИЧЕСКИЕ ГРУППОВЫЕ ФАНТАЗИИ 249

из аксиомы, что на нашем веку войн не будет. Противополож­ные утверждения, которые при нормальном, здравом мышлении видоизменились бы под влиянием друг друга, в трансовом мыш­лении просто сосуществуют бок о бок.

(б) «Ошибки» плодятся. Когда, например, Трумэн разрешил Макартуру продолжить наступление на север в Корее, несмот­ря на предупреждения Китая, что он ответит военными действи­ями, это назвали «ошибкой», вопреки массе свидетельств, доказы­вающих, что «ошибки» такого рода мотивированы. Мюнхен -«ошибка», Перл-Харбор — «ошибка», залив Свиней - «ошибка», Вьетнам - «ошибка», все это «ошибки», а не желания.

(в) Два плюс два равняется ноль. Чем больше риск, тем меньше он осознается в групповом трансе. Говоря словами Эйх-мана: «Когда гибнут сотни - это катастрофа. Когда пять милли­онов - это статистика». Когда президент Кеннеди во всеуслы­шанье объявил нам по телевидению, что отклонил предложение Хрущева обменять кубинские ракеты на наши устаревшие турец­кие ракеты и намекнул, что вскоре будет вынужден предпринять вторжение в Кубу, хотя при этом сто миллионов американцев могут погибнуть от русских ракет, мы все кивнули в знак одоб­рения из глубин своего группового транса - конечно, цифра была чересчур грандиозна, чтобы иметь личную значимость.

(г) Личные затруднения заменяют политику. Вот как президент Кеннеди резюмировал отношения Америки с Россией в начале своей бытности президентом: «Если Хрущев захочет макнуть меня носом в грязь, между нами все кончено». Со сво­ей стороны, Хрущев во время Кубинского ракетного кризиса признает, что Россия мыслит такими же сумасшедшими «пер­сонализированными» категориями:

«Когда я спросил военных советников, могут ли они дать гарантию, что эти ножницы не повлекут гибель пятисот миллионов людей, они посмотрели на меня как на сумас­шедшего или, того хуже, как на предателя... Самая боль­шая трагедия, по их мнению, заключается не в том, что наша страна может быть полностью разорена и раз­рушена, а в том, что китайцы или албанцы могут обви­нить нас в примиренчестве или в слабости. Поэтому я сказал себе: «К черту этих маньяков. Если я добьюсь от Соединенных Штатов гарантии, что они не станут свер­гать правительство Кубы, я уберу ракеты». Так оно и

250

вышло. И поэтому сейчас меня ругают китайцы и албан­цы. Они говорят, будто я испугался вороньего пугала. Ка­кая все это чепуха! Какая мне будет радость от того, что в последние часы своей жизни я буду знать, что, хотя наша великая страна и Соединенные Штаты полностью лежат.в развалинах, национальная честь Советского Со­юза сохранена?»22

Все «персонализированные» реакции, свойственные состоянию группового транса, принимают за аксиому, что внешний по отно­шению к группе мир внезапно становится полон «другими», ко­торые из кожи вон лезут, стремясь унизить нацию, а особенно ее лидера. По сути, в периоды группового транса внешняя по­литика настолько связана с унижением, что поиск группового пси-хотического инсайта обычно принимает форму «поиска способа унизить другого». Это результат двух групповых процессов ста­дии коллапса. Во-первых, лидер чувствует по отношению к себе растущий гнев группы, в том числе постоянные атаки на его чув­ство собственного достоинства, но не признает, что этот гнев ис-

t

ходит от его собственной группы, а приписывает его внешнему миру: «Не американский народ пытается меня унизить, а рус­ские». Внимательный анализ обвинений, которым, по мнению ли­дера, он подвергается со стороны внешних групп, показывает, что многие из них - почти в точности те же обвинения, что он слы­шит от членов собственной группы. Параллельно протекает и второй процесс, в котором как группа, так и ее фантазийный ли­дер, сталкиваясь с крахом защитной структуры, с саморазруше­нием личности, испытывают крайнюю степень нарциссического гнева и приобретают склонность к унижению. «Унижающий чу­жак» - это просто критический, обвинительный, преследующий отклик суперэго, спроецированный на других: «Американские цен­ности рушатся, и все, что мы из себя представляем - это лишь масса эгоистических желаний - русские видят, как низко мы пали и пытаются унизить нас».

(д) «Ничто не реально, все — фантазии». В групповом трансе процесс дереализации настолько силен, что я не знаю ни одного примера, чтобы какая-либо нация, вступая в войну, удо­сужилась бы подсчитать, какие жертвы, человеческие и матери­альные, повлекут за собой такие действия. Смерти представля­ются чем-то совершенно нереальным организаторам этих дей­ствий, ведь ими движет иллюзорный транс. Например, за время

ИСТОРИЧЕСКИЕ ГРУППОВЫЕ ФАНТАЗИИ 251

Вьетнамской войны Пентагон ни разу не попытался сделать точ­ный подсчет жертв среди мирного населения» даже той его час­ти, которую мы, подразумевалось, защищали. Когда в 1966 г. один студент Гарвардского университета спросил госсекретаря по обо­роне Макнамару, слывшего человеком, знающим истинные циф­ры, сколько мирных жителей погибло во Вьетнаме, тот признал­ся, что просто не имеет об этом понятия.

Человеческие жертвы имеют свою функцию в состоянии группового транса - они обосновывают свойственное групповой иллюзии внутреннее насилие. Если по каким-то причинам лю­дей погибает недостаточно для соответствия внутренней фанта­зии, начинает казаться, что что-то не на месте. Вот что сказал Никсон, когда людские потери американцев резко пошли на спад к концу Вьетнамской войны: «Показатели американских потерь во Вьетнаме снова достигли очень низкого уровня. Но я-то знаю, что это могут быть происки коммунистов, которые добиваются эскалации боев, что дастся мне гораздо тяжелее».23

(е) Историческая амнезия - это правило. В наш век на войне погибло 100 миллионов человек, а на планете находится разрушительная сила мощностью в 10000 тонн тротила на душу населения, включая мужчин, женщин и детей, но когда просто на­поминаешь, что нас, возможно, ждет страшная катастрофа, как правило, встречаешь пустые взгляды и рискуешь прослыть не­уравновешенным типом. Историческая амнезия - один из пер­вых симптомов группового транса. То, что войны и революции всегда случаются неожиданно, может быть связано вовсе не с тем, что насилие трудно предсказать, а с тем, что на библиотеч­ных полках после таких событий все равно оказывается больше книг о ювелирном искусстве, чем о войнах — настолько сильна в нас потребность отрицать само существование своих группо­вых иллюзий.

(ж) Цели исчезают, а действие становится неотврати­мым. Один из самых поразительных результатов мышления группового транса - это то, что ни одна революция, война или другая групповая иллюзия не начинается с какой-то определен­ной целью, которой призвано достичь данное действие. Логичес­кое допущение, что каждый военный лидер имеет план действий на тот момент, когда война будет выиграна, на самом деле неверно. Хотя и предполагается часто, что войны и революции имеют экономическую причину, никогда еще группа не составляла

252 ллойд ДЕМОЗ

документ, в котором излагались бы экономические последствия предполагаемого действия. Если бы на самом деле так и было, этих действий не было бы, поскольку это крайне неэкономичный способ добиваться желаемого. Целью является действие само по себе, а не его последствия. Когда в Японии проигнорировали со­общения разведки, единодушно содержавшие один вывод: «США в любом конфликте победит Японию», когда в Германии проиг­норировали предупреждения разведки о том, что война как с Рос­сией, так и с Англией неизбежно закончится поражением Гер­мании, когда президент Джонсон проигнорировал прогноз ЦРУ: «Массированная бомбардировка Северного Вьетнама не принесет победы», то во всех этих случаях мы сталкиваемся не просто с «оптимизмом». Целью здесь являлось насилие и эмоциональная отдушина, которую представляет собой само действие, а не его вероятные последствия, выраженные в осязаемом результате, хотя даже самые ревностные сторонники войны могли считать главным именно, материальный результат. В групповом трансе действие становится неотвратимым, поскольку в нем осу­ществляются иллюзорные мотивы. Начинает господствовать мышление, в буквальном смысле свойственное сумасшедшим -оно допускает такие идеи, как «предупредительная война» или «лучше смерть, чем коммунизм».

(з) Насилие как императив. Поскольку на стадии группо­вой иллюзии враг, внутренний или внешний, служит в качестве вместилища проекций, побуждение к действию подразумевает потребность в уничтожении носителя этих спроецированных чувств. Весь беспредметный гнев фазы параноидного коллап­са теперь ставится на службу организованной групповой иллю­зии, и враг расценивается хуже преступника, он существует лишь для того, чтобы его убить. Разумеется, официальный враг - не единственная жертва - кроме него, группа косвенно убивает множество собственных представителей ид, свою молодежь, которая находится в наиболее сексуальной и агрессивной жиз­ненной фазе.

Групповая иллюзия столь сильна, что успешный результат насильственных действий группы, который явно зависит лишь от силового перевеса, группой всегда рассматривается как подтвер­ждение превосходства моральных ценностей самой групповой фантазии. Так, успех или неудача Америки в «войнах против коммунизма», например, в Корее или во Вьетнаме, расценивают-

ИСТОРИЧЕСКИЕ ГРУППОВЫЕ ФАНТАЗИИ 253

ся как указание на успех или неудачу американских либераль­ных ценностей; различные победы древних Афин или Спарты почему-то считаются доказательством преимуществ соответству­ющей политической системы; разгром испанской армады указы­вает на величие елизаветинских ценностей; поражение американ­ского Юга в войне против Севера связывается с моральным превосходством аболиционизма и т. д. Все военные триумфы принято объяснять мужеством и превосходством «победившей» системы групповой фантазии, но такие объяснения фактически утверждают, что прав сильнейший, и отрицают посылку, соглас­но которой любое насильственное действие - это по сути про­вал, а не триумф истинных человеческих ценностей.

Подведу итог. Концепция исторической групповой фантазии включает теорию истории, разворачивающейся в циклах попы­ток индивидуумов сформировать большие группы вокруг разде­ляемых систем фантазии, основанных на переносе личных пси­хосексуальных конфликтов психоклассов все более и более высокого уровня, причем каждый цикл достигает высшей точки в момент параноидного коллапса групповой фантазии и вопло­щения групповой иллюзии для освобождения от разделяемых чувств внутреннего хаоса и гнева. Эти циклы имеют место бла­годаря психоисторической динамике группы, которая относится к сфере психе, существующей независимо от индивидуального не­вроза, но вытекающей из его содержания. Независимость стадий исторической групповой фантазии от стадий индивидуального не­вроза вызывает странное ощущение разрыва между публичной и индивидуальной сферами, которое отражается в дискуссиях ти­па: «Были ли немцы действительно больны, пойдя за Гитлером?» или «Сошла ли Америка с ума во время Вьетнамской войны?» Одна и та же совокупность индивидов - с одним и тем же уров­нем зрелости, с одними и теми же индивидуальными психически­ми расстройствами и степенью психотичности - в один момент цикла групповой фантазии могут успешно справляться с задачей связывания своих страхов при «сильном» фантазийном лидере, а несколькими годами позже уходить на войну, при полном отсутствии изменений индивидуальной психодинамики, или «лич­ного здоровья». Мы «дружно сходим с ума» по ходу цикла груп­повой фантазии, занимающего от нескольких лет до нескольких десятков лет, следуя психоисторической групповой динамике, которая совершенно не зависит от циклов индивидуальных

254 л л о й д ДЕМОЗ

расстройств, от изменений в моделях воспитания детей или от каких-либо других критериев.

В отличие от той «естественной терапии», которая, я считаю, происходит на протяжении истории в семьях, когда следующие поколения взрослых пытаются лучше воспитывать своих детей, чем это делали их собственные родители, прохождение через по­следовательные циклы групповых фантазий, по моему мнению, не является терапевтическим. На самом деле связанное с группо­вой иллюзией насилие травмирующе действует на индивида, на семью и на способность родителей перейти к более зрелой пси­хической структуре следующего поколения. Таким образом, ис­торию можно рассматривать как состязание между терапией, происходящей по мере эволюции семьи, и травмами, причиненны­ми насилием групповой иллюзии.

Задачей остальных разделов этой главы будет дать эмпи­рический материал, доказывающий мою теорию о том, что истори­ческие группы время от времени бросает от устойчивой группо­вой фантазии к параноидному коллапсу, а затем к групповой ил­люзии в соответствии с групповой динамикой, как это уже было мной описано. Однако, прежде всего я хотел бы ознакомить чита­теля с новым техническим приемом - фантазийным анализом, который, я полагаю, может помочь в задаче выявления конкрет­ных исторических групповых фантазий, скрытых в массе доступ­ного психоисторику эмпирического материала.

ФАНТАЗИЙНЫЙ АНАЛИЗ НИКСОНОВСКИХ МАГНИТОФОННЫХ ЗАПИСЕЙ

Частью понятия исторической групповой фантазии является предположение, что основная масса публичных выступлений, ко­торые постоянно анализируют психоисторики, имеет защитный характер, и функция их - обмануть рассудок, заставить его при­нять рационалистические доводы, под которыми на самом деле скрывается разделяемое членами группы фантазийное послание. Хотя это чисто защитное содержание само по себе представляет интерес, и игнорировать его нельзя, скрытую за ним групповую фантазию можно с легкостью разглядеть, лишь выбрав и после­довательно выписав большинство слов с сильной эмоциональ­ной окраской - тогда только всплывут темы и взаимосвязи, кото-

ИСТОРИЧЕСКИЕ ГРУППОВЫЕ ФАНТАЗИИ 255

рые в противном случае остаются погребенными под массой защитного материала,

Один полезный, как я убедился за последние несколько лет, прием заключается в тщательном разборе исторического доку­мента - будь это газетная статья, речь президента или протокол заседания.комиссии конгресса, в выписывании метафор, сравне­ний, телесных образов, слов, выражающих сильные чувства, повто­ряющихся фраз и символических выражений, а затем в анализе их содержания- Такую процедуру, которой я дал название «фан­тазийный анализ», проводить довольно легко, если сначала оце­нить оригинальный материал с точки зрения очевидного содер­жания и удовлетворить свое разумное желание - знать, что же автор хочет сказать о «реальных» событиях. Затем, когда доку­мент полностью уложится в уме, его следует пересмотреть ис­ключительно с точки зрения фантазийного содержания. Фанта­зийное содержание документа редко составляет больше одного процента от общего текста, и вычленить его можно с помощью следующих восьми правил:

1. Фиксируйте все метафоры и сравнения независимо от кон­текста. Сказать это проще, чем выполнить — история этимо­логии показывает, что все идиоматические выражения внача­ле имеют метафорический оттенок и лишь после долгого употребления приобретают совершенно конкретный смысл. Пограничные случаи лучше фиксировать, чем оставлять без внимания - например, выражение «отрезать руки» начинает приобретать фантазийный оттенок (на совещании по разору­жению) в сочетании с другими фантазийными словами, в буквальном смысле выражающими идею отрезания человечес­кой руки.

2. Фиксируйте все телесные образы, слова, выражающие силь­ные чувства, яркие эмоциональные состояния. Слова «убить», «смерть», «любовь», «ненависть» и т.д. явно представ­ляют собой важные эмоциональные сообщения, но какую за­мечательную картину мы увидим, когда соотнесем частоту их повторяемости в тексте с одновременным отрицанием их важности и защитой от эмоциональной значимости этих слов. На заседаниях, где решается вопрос о вступлении в войну, ча­сто большая часть времени тратится на обсуждение процедур­ных вопросов на очень скучном и неэмоциональном языке, но как только присутствующие начинают засыпать, дискуссия

256 ллойд ДЕМОЗ

переходит к выражениям типа: «прикончить спорный законо­проект» или «продвижение законопроекта зашло в мертвый тупик», здесь психоисторик должен быть настороже, чтобы уловить слова «прикончить» и «мертвый».

3. Фиксируйте все повторяющиеся, необычные или неумест­ные использования слов. Это требует полного сосредоточения, особенно при анализе большого документа, ведь повторения часто оказываются на большом удалении друг от друга в тексте, а «необычность» слова или фразы зависит от контек­ста. Например, когда в одном документе, относящемся к рус­ской революции, несколько раз повторяется слово «дебют» (обозначающее революцию), его следует зафиксировать как важное необычное слово, которое является носителем особен­но мощного эмоционального послания.

4. Фиксируйте все слова и выражения явного символическо­го характера, особенно политические термины - флаги и т.д., хотя и на семейную символику следует обращать внимание, а также на любые другие выражения с явным символическим смыслом.

5. Исключите все отрицания. Оратор, который выходит на трибуну и начинает: «Сегодня я не хотел бы говорить о вой­нах, революциях, смерти, страхе и разрушении», конечно, выра­жает то самое позитивное послание, которое отрицает. Все отрицания составляют часть защитной, а не фантазийной структуры: как сказал когда-то Фрейд, подсознание не знает отрицаний.

6. Исключите все субъекты и объекты. Основной защитный прием включает проекцию субъекта и (или) объекта, поэто­му при выяснении истинного субъекта/объекта фантазии не следует ориентироваться на оратора. Если в документе гово­рится «русские трещат по швам», выписываются лишь слова «трещат по швам»; а трещат ли действительно русские по швам или это сам оратор (и его группа) чувствует, будто трещит по швам, выяснится из другого источника.

7. Фиксируйте все открытые реакции группы: смех, моменты спада напряжения на собраниях и заседаниях, обмолвки, сло­ва в сторону, напряженное молчание и т.д., везде, где это толь­ко возможно.

8. Обращайте внимание на длительное отсутствие образов. Если в протоколе собрания или заседания идут целые стра-

ИСТОРИЧЕСКИЕ ГРУППОВЫЕ ФАНТАЗИИ 257

ницы диалога без единого образа, сделайте в скобках помет­ку в своем анализе, ведь это указывает на отсутствие груп­пового развития и означает, что групповая фантазия по каким-то причинам строго подавляется. Чтобы проиллюстрировать, какого рода новые темы и взаимо­

связи можно обнаружить благодаря данному методу, в этом разделе главы я воспользуюсь свежим историческим докумен­том, никсоновскими магнитофонными записями, и на следующих нескольких страницах представлю каждое отдельное слово фан­тазийного языка, обнаруженное при помощи перечисленных правил, — результат полного фантазийного анализа 800 страниц магнитофонных записей, впоследствии дополненных и исправлен­ных в докладе судебной комиссии, сличившей версию Белого дома с доступным оригиналом магнитофонных записей.24 В ка­честве неформальной проверки на надежность я сверил свой спи­сок отобранных слов и выражений с версиями нескольких кол­лег, следовавших тем же правилам. У всех был практически тот же список фантазийных слов, лишь в некоторых случаях у них оказывалось несколько дополнительных слов, которым я не при­дал значения. (Предлагаю читателям самим проверить надеж­ность метода на легко доступном тексте магнитофонных запи­сей.)

Ниже я целиком воспроизвожу все прозвучавшие на двух первых совещаниях, в сентябре 1972 г. и в феврале 1973 г., предложения, где появлялись фантазийные слова, и выделяю эти слова жирным шрифтом, так что читатель может исследовать и соседствующий с ними материал. Кроме того, в скобках я ука­зываю номер страницы, с тем, чтобы дать представление о встре­чаемости в тексте фантазийных слов, которая не столь уж велика. Вот что дает анализ первых двух совещаний, оба происходили между Никсоном и Джоном Дином:

15.09.72 г.: Ничто не грозит с треском рухнуть... Как вы знаете, это помойное ведро с червями — то, что творится... спо­соб, которым вы со всем этим справлялись, напоминает мне очень искусное затыкание пальцами течи, которая появилась здесь и появляется там(61). Поэтому вы лишь изо всех сил пы­таетесь застегнуться на все пуговицы(бб).

20.02.73 г.: ...похоже, что здесь-то оно и всплывет и они за это ухватятся(70). Они бы ему устроили горячее сиденье (72). ...Оно будет жарким, я думаю, что они настроены жестко.

9.

258 ллойд ДЕМОЗ

Я думаю, что каким-то образом они собираются пролить кровь, но я также абсолютно уверен, что если кто-нибудь будет равнять на это их весло...(81)... Врачи говорят, что у бедного старого джентльмена опухоль... у него мозговая опухоль (82)...Я даже самого смутного представления не имею. История с Салливэ-ном - вот где могла произойти утечка относительно истории с «Тайм Мэгэзин», вокруг которой мы выстраиваем сплошную ка­менную стену (84). Из моей канцелярии никогда не было утеч­ки. Из моей канцелярии никогда не будет утечки. Я не соби­раюсь допытываться, как происходит утечка, и я не хочу узнать, что утечка происходит через вас (86)...Я пытался вдолбить это в его толстый череп. Он не твердолобый...(90) ...Я плани­рую серию мозговых штурмов с некоторыми людьми из прес­сы... Вы знаете, я мелкая рыбешка(91).

Первое, на что обращаешь внимание, следя за номерами стра­ниц, — это спорадический характер фантазийного содержания. Это выглядит так, будто участники совещания несколько минут ста­раются удерживаться от применения фантазийного языка, затем позволяют себе несколько ярких эмоциональных фраз - корот­кую вспышку, и опять на несколько минут возвращаются к от­рицанию или к решению рабочих задач. (Я обнаружил, что это вообще свойственно большинству совещаний и заседаний, не только тем, которые я изучаю по протоколам, но и тем, в кото­рых участвую сам. Каждый раз, когда группа в течение пяти или десяти минут обходилась без какого бы то ни было фантазий­ного языка, я чувствовал неловкость, эмоциональную неопреде­ленность, ощущал себя выброшенным из группового развития, пока новая вспышка фантазийного языка не снимала напряжение и не возвращала мне контакт с текущей групповой фантазией, выраженной в очень сжатой форме.)

При изучении выделенных жирным шрифтом фантазийных слов из приведенного выше текста обнаруживается несколько тем и образов, на которые раньше я лично не обращал внимания, хотя и до этого несколько раз прочитывал текст магнитофонных записей от начала до конца. Разумеется, каждый, кто прочтет ре­зультаты фантазийного анализа какого-либо текста, станет тол­ковать их по-своему, приписывая их различным чувствам и те­мам, однако существование этих тем должно будет признать большинство психоаналитиков. В данном тексте прежде всего внимание привлечет упоминание чего-то маленького («мелкая

ИСТОРИЧЕСКИЕ ГРУППОВЫЕ ФАНТАЗИИ 259

рыбешка», «черви»), ощущение плавания в жидкой среде («течь», «весло», «всплывет»), идея вместилища («ведро», «застегнуться на все пуговицы»), угроза краха («с треском рухнуть») и, быть мо­жет, две дополнительные темы - раненая голова («толстый че­реп», «твердолобый», «мозговая опухоль», «мозговые штурмы», «каменная стена») и уязвимый тыл («горячее сиденье»). Разуме­ется, сопоставлять эти темы каждый будет в зависимости от своей теоретической ориентации. Одни психоаналитики сделают, возможно, упор на протекающую плотину. Другие могут обратить внимание прежде всего на детские образы уязвимости, на стрем­ление застегнуть свои чувства на все пуговицы, на ощущение гро­зящей опасности, а кто-то может углядеть здесь фантазию, свя­занную с образом плода, плавающего в протекающей матке. Однако какой бы ни была интерпретация, исходная тема четко различима и будет развита дальше по ходу совещаний: ее суть в том, что ограничения, которые до этого сдерживали группу, те­перь оказались под угрозой разрушения, и может хлынуть поток опасных чувств.

Следующее совещание, в марте 1973 г., в котором участво­вали Хэйлдмэн, Дин и Никсон, демонстрирует нам уже гораздо более богатую символику на те самые темы, с которыми вы те­перь знакомы (здесь и далее я буду воспроизводить лишь фан­тазийные слова каждого совещания):

13.03.73 г.: ...в ящике комода.-.рывок и ткань...прятать-...тянет вниз... рывок и ткань... кусающий ядро... взры­вом развеять над ним дымку... застрять на этом... перейти по этому мосту... небольшая бомба... кусок динамита... уб­рать щит... трещина... операция по очищению... удар-трудный орешек... высохшая яма... дорога под уклон»! дорога под уклон... дорога под уклон... лягаться... под уклон... под уклон... ситуация, как в домино... последний глоток воздуха... доносчик... доносчик... доносчик... они вышвырнули его в ад... истэблишмент гибнет... растет, снося стены... медвежий капкан... настоящая бомба... рас­каленный.

Теперь групповые чувства, похоже, достигли четвертой стадии своего развития. Первоначальные мягкие образы чего-то просто горячего, с легкими трещинами и утечками, превращаются в символику настоящего взрыва («динамит», «настоящая бомба», «взрыв», «раскаленный», «медвежий капкан»), а сдерживающие

260 ллойд ДЕМОЗ

группу ограничения предстают гораздо более уязвимыми («истэб­лишмент гибнет», «убрать щит», «трещина», «под уклон», «снося стены», «спрятать», «доносчик», «последний глоток воздуха»). Насильственный характер символики прошел еще несколько делений воображаемой шкалы, начинает чувствоваться растущий гнев и страх, а также символика краха и опасности, характерная

для четвертой стадии. То, что участники ощущают эти гнев и опасность одновре­

менно и как что-то внешнее по отношению к себе, то есть, как часть групповых чувств, и как внутреннее, то есть, как часть соб­ственной подсознательной фантазийной системы, станет ясно по ходу изложения. Следует заметить, что по крайней мере один из участников, Дин, как раз на это и указывал, когда впоследствии вспоминал этот период при даче секретных показаний по пово­ду тех совещаний перед юридическим комитетом Белого дома. Во время этих показаний Дин дважды говорил, что чувствовал себя в этот период «беременным». Один из членов комитета решил, что ослышался, и переспросил: «Мистер Дин, я рискую показаться нетактичным, но правильно ли я понял: во время по­казаний вы по крайней мере два раза сказали, что были беремен­ны?» «Да, я употребил эту фразу», - ответил Дин. Члены комис­сии, будто не веря ушам, повторили по складам: «Бе-ре-мен-ны?» «Я был беремен тайной, когда начинал давать показания, я гово­рил, что чувствую себя дамой, которая поначалу сопротивлялась, но потом все равно оказалась беременна»,— ответил Дин. В даль­нейших показаниях он снова подтвердил, что чувствует уотергей­тскую тайну внутри себя, и снова сказал, что чувствует себя так, будто действительно зачал через «изнасилование».26 В ходе дальнейшего анализа этого и других совещаний станет очевидно, что высказанные Дином чувства относятся прежде всего к расту­щим внутренним гневу и тревоге, и только во вторую очередь к воспринимаемой им внешней «реальной» обстановке в группе.

Неделей позже Дин начал свое совещание с Никсоном зна­менитой речью о «раковой опухоли, разрастающейся на институте президентства» - образ, на самом деле введенный в групповой процесс самим Никсоном, употребившем его в ходе процитиро­ванного выше февральского совещания: Никсон сказал о «моз­говой опухоли», и Дин продолжил этот образ. (В действитель-ности Никсон часто использовал образ «рака» на протяжении своей карьеры, правда, чаще всего, как и большинство политиков,

ИСТОРИЧЕСКИЕ ГРУППОВЫЕ ФАНТАЗИИ 261

по поводу внешнеполитических дел. Так, в 1962 г. он сказал: «Куба - это рак»,25 и это выражение могло получить распрост­ранение.) Вот как звучит фантазийный анализ этого совещания (советую читателю прочитать весь этот фрагмент вслух):

21.03.73 г.: ...рак внутри... растущий... растущий... рас­тущий... взрыв... взрыв... бедствие... рыба или готовая на-живка... удары... удар... безжалостно толкает... Белому дому не везет... Белый дом... Белый дом... толкающий... прорваться на свободу... сдерживание... удерживать... взорваться... растущий рак... взрывающийся... пробку на бутылку... удары... растущий... растущий... удары... скрыть... ломающий... они оберегают собственный зад... защитить мою задницу... испуганный... взрывается... сло­манный... куски... над этой пропастью... удар... горячий... удары... вниз по дороге... тянет назад... скрыть это... за­хоронить... накаляться... накаляться... куски и ошметки... сломанный... куски и ошметки... истечь кровью и погиб­нуть...висящий...выдувая свист...опускаться в дым... рас­крыться... вырваться на свободу... упирающийся дракон... разъедание... разъедание... долгая дорога... они защища­ют собственный зад... взрываться,., крах... растущий рак... вычистить его... вычистить рак... вырезать рак... удар.

Первое, что следует заметить по поводу этого совещания, ко­торое замечательно своей выразительностью и эмоциональным единством, - это то, что в марте 1973 г, ситуация с Уотергей-том на самом деле была далека от «накала», так что язык сове­щания никоим образом не был обусловлен страхом перед раз­глашением тайны. И действительно, Никсон был только что пере­избран огромным большинством, Уотергейт не был доведен до судебного разбирательства, и последствия этого дела удалось све­сти к минимуму. После этого самого совещания Ханту заплати­ли за молчание, и тайну успешно удавалось скрыть. Как разбе­рем мы в этой статье, язык, свидетельствующий о лавинообраз­ном нарастании внутреннего насилия, в своем появлении на несколько дней, недель или месяцев упреждает реальную, внеш­не опасную ситуацию. Как постулирует наша теория групповых исторических фантазий, коллапс групповой фантазии и зарожде­ние фантазий растущего внутреннего насилия вначале лишь ощущаются внутренне (и об этом свидетельствует язык приве­денного выше фрагмента) как «рост раковой опухоли», которая

262 ллойд ДЕМОЗ

вот-вот «взорвется» кровоточащими «кусками и ошметками» — образы «параноидного коллапса», характерные для этой стадии -и только потом, когда группа превращает фантазию в реаль­ность, переходят в разряд внешних обстоятельств.

Все это совершенно ясно просматривается в данном совеща­нии от 21 марта. Сначала группа испытывает внутренний гнев и чувство краха, и лишь под конец совещания президент гово­рит «возьмите это» - о взятке за молчание, которую надо пере­дать Ханту, - то есть совершает преступление против правосу­дия, одно из основных обвинений, за которые ему будет грозить импичмент. Участники совещания вначале лишь испытывали чув­ство параноидного коллапса и только потом перешли к совер­шению незаконного акта, посредством которого под паранойю была подведена реальная основа и определено иллюзорное реше­ние - фантазийная смерть лидера, «дымящийся пистолет», из ко­торого он сам выстрелит себе в висок. Остальные члены груп­пы, присутствовавшие на совещании, «не пошли» с Никсоном; они приказали ему найти выход из невыносимого состояния гнева и коллапса, которое все они на себе испытывали.

Вторая достойная внимания особенность в языке этого со­вещания - сильный анальный оттенок той жажды насилия, ко­торая в нем выражается: очевидная анальная направленность слов «защитить мою задницу», «оберегают собственный зад» и т. п., или замаскированная символика «толкания», «дутья», «выхо­да» и «вычищения». А также удаленные из текста бранные сло­ва, которые, по всеобщему признанию, содержат главным образом анальную символику. Это полностью справедливо и для нынеш­них политических выступлений, как показывает их фантазийный анализ: анальная враждебность составляет основу, с которой уже комбинируются оральный и эдипов компоненты. Группы более низкого психогенного уровня личности, например, прими­тивные племена, обладают менее строгим анальным воспитани-

i

ем и могут заменять анальную символику на более раннюю -к примеру, все большее и большее осквернение группы опасной менструальной кровью. Однако, в данном случае туалетное вос­питание начиналось рано и было строгим в 20-30-е гг., когда рос­ло большинство американцев, составляющих психокласс, поэто­му символика в значительной степени анальная. Все участники совещания (примерно в середине к Дину и Никсону присоеди­нились Эрлихман и Хэйлдмэн), независимо от предмета обсуж-

ИСТОРИЧЕСКИЕ ГРУППОВЫЕ ФАНТАЗИИ 263

дения (а предметы были очень разными), подбирая метафоры, срав­нения или эмоционально яркие выражения, выказывали одни и те же чувства, одну и ту же фантазию, которая к концу совеща­ния превратилась в решение: «Мы должны как можно быстрее вычистить взрывоопасное дерьмо-гнев, или мы все взорвемся кро­воточащими кусками и ошметками».

Чувства, характерные для параноидного коллапса в совре­менных групповых фантазиях, те же, что и в момент «жертвенно­го кризиса»27 в примитивных группах. Чувство нарастающего осквернения группы - главным образом ощущение растущего насилия - требует очищения через принесение в жертву заме­нителя, козла отпущения, чтобы восстановить «социальную фаб­рику», эффективную групповую фантазию. Выступает ли в роли священной жертвы настоящий козел отпущения (животное или человек), или враг (внешний или внутренний по отношению к группе), или сам лидер (как в ежегодном жертвоприношении божественных королей, которых проносят под очистительным дождем, чтобы группа избавилась от скверны) - этого мы здесь касаться не будем, ведь объект нашего внимания — стадии груп­повой фантазии, а не возможности, предоставляемые историчес­кой ситуацией. В нашем случае причиной выбора такого иллю­зорного решения, как «самоубийство лидера», была отчасти личность самого Никсона; кроме того, сразу после окончания Вьетнамской войны еще одна война вряд ли пришлась бы кому-нибудь по вкусу. Никсон фактически начал свое движение к су­ицидальному варианту уже на следующий день после перевы­боров, когда сказал, что чувствует себя близким к краху и «по­добным исчерпавшемуся вулкану»,28 и попытался побороть это состояние, попросив разрешения на отставку всего штата Бело­го дома и кабинета и начав тем самым программу, которую пла­нировал как полную «реорганизацию»; она обеспечила от­чуждение целой исполнительной ветви, вызвала утечки и приве­ла к падению Никсона. В разгаре уотергейтского кризиса Никсон почти ухитрился было найти внешнего врага, необходимого, что­бы направить гнев наружу: октябрьская красная тревога, когда он вообразил, что Советский Союз планирует высадить на Ближ­нем Востоке экспедиционные войска, и в первый раз после Ку­бинского ракетного кризиса привел американские войска в боевую готовность к широкомасштабным действиям. Однако никсоновский «кризис» был слишком искусственным, Россия

264

уклонилась от конфронтации, и перед Никсоном снова не оста­валось никакой иной групповой иллюзии, лишь политическое са­моубийство. Здесь я хотел бы подчеркнуть, что цареубийство, са­моубийство, война, революция, хилиазм - это все групповые ил­люзии, к которым прибегают в случае надобности, и все они выполняют функцию ритуала группового очищения, ритуала, пред­назначенного переводить на кого-нибудь растущий гнев, очищать группу от насилия и возрождать ее с новой, более устойчивой групповой фантазией.

Следует обратить внимание и на третий момент. Каждый из четырех участников совещания 21 марта разделял групповую фантазию и вносил вклад в ее развитие, несмотря на то, что личности их были совершенно разные. Обстоятельное изучение помогло бы понять, каким образом каждый вносил в символи­ку каждой стадии групповой фантазии вклад из своего личного психосексуального опыта. Например, подсознательная гомо­сексуальность Джона Дина часто становилась ясна из его вкла­да - когда он признавался, что чувствует себя «изнасилованным»

и «беременным» Уотергейтом. Никсон, со своей стороны, часто выказывал сильную личную озабоченность смертью, и корни здесь кроются в его подсознательном чувстве вины за смерть брата,29 поэтому он находился в числе тех, кто в наибольшей степени был автором символики смерти в развивающейся груп­повой фантазии - «система управления гибнет», «растущий рак» и т;д. Сходным образом можно проследить — и это очень хорошо удалось Ротенбергу30 - что озабоченность Никсона кражами со взломом, подслушиванием, соглядатайством, записью разговоров на магнитофон, подозрения в слежке, в незаконном вскрытии почты, постоянное устранение «утечек» восходит к его детским вуайеристским желаниям. Наш фантазийный анализ магнитофон­ных записей в данный момент фокусируется на изменениях структуры и содержания, чтобы описать стадии развития, и может показаться, что пренебрегает биографическими величина­ми в групповом процессе, которые при полном психоисторичес­ком исследовании группы, несомненно, должны быть включены в рассмотрение. И все же, несмотря на то, что мы исследуем все­гда только личный гнев и не считаем, будто существует группо­вой гайст, или «невидимая рука», направляющая групповые «по­требности», каждый член группы вносит в развитие групповой фантазии вклад из собственного кладезя подсознательных эмо-

ИСТОРИЧЕСКИЕ ГРУППОВЫЕ ФАНТАЗИИ 265

ций способом, который всегда соответствует стадии групповой динамики.

Что касается материала, фантазийным анализом которого мы до сих пор занимались, - тайных разговоров, происходивших в Овальном кабинете, то самым неожиданным здесь является то, что эмоции, разделявшиеся и развивавшиеся президентом и его помощ­никами, разделялись и развивались одновременно всей Америкой как единым целым. Проводя фантазийный анализ газетных пере­довиц, статей в еженедельниках, карикатур и другого разделяемого эмоционального материала, обнаруживаешь ту же самую смену содержания от стадии «трещины» в конце 1972 г., с ее страхом перед нарастающим гневом, до параноидной стадии «краха» в марте-апреле 1973 г. уже с более открытым и яростным гневом.

Как и в случае с магнитофонными записями, в средствах мас­совой информации символика первоначально не связана с дис­куссиями по поводу уотергейтских событий - национальные сред­ства массовой информации в тот момент еще не обратили на них внимания (расследование комиссии сената началось позднее). Групповая фантазия в то же время разделяется на подсозна­тельном уровне всеми в безобидной на первый взгляд форме. В сентябре фантазийный язык прессы в заголовках статей, пе­редовицах и карикатурах сосредоточивается на образах трещи­ны, растущего давления и на страхе грядущего взрыва - в точ­ности ту же картину дает нам фантазийный анализ разговоров в Овальном кабинете. К примеру, еженедельники используют в заголовках передовиц фантазийный язык, делая на нем акцент: «Растущее давление вследствие длительного контроля», «Даем трещину под натиском преступности», «Где деловые трения наи­более горячи», или помещают карикатуры, изображающие ти­кающую бомбу с ярлыком: «Повышение федерального налога, установленное на взрыв после выборов».31 «Ю-Эс ньюс» за 18 сентября, со своими типичными обложкой и передовицей, поме­щает на видном месте вопрос: «Сколь велик ожидающий нас бум?», выражающий страх перед грядущим «великим бумом»; фантазийный анализ статьи под таким заголовком звучит сле­дующим образом:

бум... бум... бум... опасность... суперстимул... бум... пар... безудержный... давление.32

Следует напомнить, что в сентябре 1972 г. американскими самолетами и танками уничтожались тысячи мирных жителей

Вьетнама, но этот факт почти не упоминался в национальных еженедельниках. Групповая фантазия была, как обычно, сравни­тельно равнодушна к действительности, сосредоточившись на своей символике стадии «трещины» и на страхе перед «гряду­щим бумом», когда эдипов гнев, адресованный фантазийному лидеру, грозил выйти из-под контроля, вызывая чувства, которые удобнее было спроецировать на обыденные домашние дела, чем на Вьетнам, находившийся на последней стадии.

2 октября «Ю-Эс ньюс» взволнован предполагаемым «рас­колом» Демократической партии, и в статье под заголовком «Сумеют ли демократы возродить свою партию? Раскол коали­ции Нового курса» следующим образом проецируют разделяе­мое всей страной внутренние чувство трещины и грядущего на­силия:

раскол... оползень... водораздел... распад... спаянный... откол... скольжение... война... нависшая беда... потерпев­ший крах... слабость... бедствие.33

Тут я хотел бы заметить, что не раскол Демократической партии был на самом деле тем самым «грядущим бедствием», которого так боялся республиканский еженедельник, а «беда», ис­ходящая от скрытого внутреннего эмоционального состояния на­ции. Аналогичным образом и язык выступления Никсона, когда он произносил речь в День труда, еще находился на более мяг­кой стадии «трещины», и символика этой фазы использовалась в том смысле, что «ценообразование трещит по швам»:

труд робота... как роботы... война... трещина... резать... сдавливать... калечит... отрезать от пирога... выпечь пирог побольше... ненависть... страх... фундамент... пе­ресидеть.34

По контрасту с этой речью в двух выступлениях Никсона, сделанных восемью месяцами позже, в апреле и мае 1973-го, звучат страх перед насилием и взрывом и потребность вычис­тить групповую скверну, характерные для стадии «коллапса».

Первое выступление в День вооруженных сил кажется скучным и лишено моментов оживления (вспомним, что к этому време­ни Вьетнамская война уже завершилась и на планете царил мир):

войны... кризис... похоронили... спинной хребет... вой­на... война... взрывоопасный кризис... война... войны... рубить сплеча... ломать... отрезать... война... отрезать... режущий... отрезать... удар... война... война... война...35

ИСТОРИЧЕСКИЕ ГРУППОВЫЕ ФАНТАЗИИ 267

Второе выступление перед конгрессом в мае 1973 г. посвя­щено энергетической политике, теме на первый взгляд скучной; однако в нем скрыто множество посланий об очистке группы от опасной скверны (по моему наблюдению, на стадии краха в циклах групповой фантазии возрастает внимание прессы к вопросам загрязнения окружающей среды):

кризис... кризис... очистить... очистить... очистить... опасность... очистить... очистить... столкновение... за­грязненные... накаляться... опасность... очистить... уда­ление отходов... захоронение... отходы... очистить... раз­рушительный... опасный... фрагментированный.

Обратите внимание, что многие из этих слов совершенно не относятся к самой энергетике. Суть предлагаемого энергети­ческого законодательства была вовсе не в «очищении от загря­знения», на которое делался особый акцент в выступлении; сло­ва «разрушительный» и «опасный» относятся к утверждению Ник­сона, что США добьются большего «путем взаимовыгодного сотрудничества, чем через разрушительную конкуренцию или опасную конфронтацию»; слово «фрагментированный» - из фра­зы Никсона о текущем состоянии правительственной организа­ции, отвечающей за энергетику, и т.д. Однако фантазийный язык замаскированных посланий явно свидетельствует о сдвиге в сторону стадии «параноидного коллапса», что показывают и со­вещания в Овальном кабинете.

К весне 1973 г. еженедельники тоже заполняются языком, в котором насилие выражено куда сильнее, чем перед этим в сен­тябре. В некоторых статьях растущее насилие открыто защища­ется, например, в статье под заголовком: «Большой толчок к применению смертной казни». Однако по большей части фан­тазийные послания по прежнему замаскированы, особенно в сфере экономики. В период, когда уровень инфляции в Америке был еще приемлем и составлял однозначное число, «Ю-Эс ньюс» поместил на самом видном месте статью, где предполагается «Ра­стущий ажиотаж вокруг цен... Потребители, профсоюзы, зако­нодатели — все готовы к борьбе», и рисунок, изображавший разъяренного быка с надписью «цены на мясо», подчеркивав­ший «гнев и отчаяние» нации. 9 апреля еженедельник поме­стил другую статью о том, что национальное «Отчаяние по поводу цен на продукты доходит до предела», в которой было не меньше трех карикатур с разъяренными быками, один из них

268 ллойд ДЕМОЗ

с пронзенной головой, а другого закалывали разгневанные домо­хозяйки. Самое интересное, что всех этих разъяренных быков и кипящих гневом домохозяек независимо друг от друга рисова­ли три карикатуриста - в Колумбусе, штат Джорджия, в Вашин­гтоне, округ Колумбия, и в Луисвилле, штат Кентукки - которые ориентировались лишь на «настроение нации».

Телесные образы, используемые карикатуристами данной на­ции, как правило, наилучшим образом помогают определить ста­дию групповой фантазии нации. Так, на стадии «трещины» в сентябре 1972 г. Хэрблок берет символику трещины за основу своих карикатур - посвященную карикатурам главу в книге, на­писанную о том периоде, он озаглавливает «Трещины в дамбе»36

и изображает запертые двери Белого дома, готовые рухнуть (ил­люстрация 1). В июне, на стадии «коллапса», его карикатуры изоб­ражают падающие стены и хлынувшие в зал очистительные потоки воды — главу об этом периоде он назвал «Потоп» (ил­люстрация 2).

Оставив теперь анализ национальной прессы и вернувшись к никсоновским магнитофонным записям, мы увидим с помощью фантазийного анализа, что следующие три совещания в Оваль­ном кабинете продолжают, и даже в еще более явной форме, тему «вычищения скверны накопившегося гнева»:

22.03: на цыпочках... перейти мост... бой... отодранный... выудить крупную рыбу... раскатанный... высовываться... высовываться... высовывается... тяжкий груз... затушить пожар... заколоченный... выйти наружу... из-под колпа­ка... очистить... хороший малый... очистить... очистить-очистить... 27.03: вырезать... осел в этом деле... апель­сины и яблоки... разболтанный... щекотливое положе­ние... апельсины и яблоки... большая анфилада... отвле­кающий маневр... кровоточащий... прыгнуть вниз... по­ток... встречные течения... почистить, как чистят собаке зубы... 30.03: утечка... в руках... скрыть... скрыть.

К этому моменту Ханту уже была уплачена взятка за молча­ние, и кто-то должен был сделать следующий шаг, поручив не­которым членам группы разоблачить беззаконие, о чем говорит

приведенный выше фантазийный язык, с тем, чтобы «выудить крупную рыбу» и «вычистить» грязь, «как чистят собаке зубы», после чего все станут «хорошими малыми». Тема снятия невы­носимого эмоционального гнета, «вытаскивания пробки из сосу-

ИСТОРИЧЕСКИЕ ГРУППОВЫЕ ФАНТАЗИИ 269

June 16.1973

ИЛЛ. 1 - «Трещина». Илл. 2 - «Коллапс». 17 сентября 1972 г. 26 июня 1973 г.

да», в котором было закупорено накопившееся дерьмо-гнев, очи­щения группы от скверны замаячила в самом начале решающего совещания от 8 апреля, фантазийный анализ которого звучит следующим образом:

вытащил пробку... вытащил пробку... вытащить пробку. В тот день Джон Дин, подсознательно действуя как предста­

витель потребностей группы, переходит на сторону расследу­ющих уотергейтское дело и рассказывает им все, что знает сам. Перед этим Дин даже сообщает по телефону о своих намере­ниях Хзйлдмэну, но, разумеется, не говорит, что выполняет ко­манду «вытащить пробку», сдерживающую чувства группы. За­пись следующего совещания, которое происходит в тот же день, 8 апреля, между Никсоном, Хэйлдмэном и Эрлихманом, в тот самый момент, когда Дин разбалтывает секреты, показывает, что участники отлично знают, что происходит между Дином и сле­дователями, - они начинают воображать, каким «болезненным» будет процесс «очищения», что это «вскрытие нарыва» будет как «отравление ядом», как «колоссальной силы взрыв», как «разор­вавшаяся бомба»:

8.04: накрыть... накрытый-., удар... отрезать... работа для мешочника... разжалованный... я выше своей головы не прыгну... накрыть... накрыть... соломинка, подкосившая

270 ллойд ДЕМОЗ

слона... кусать ядро... убивает... убивает... лишить по­следней соломинки... поймать за хвост... вращает глаза­ми... тайна... тайна... кусать ядро... принять яд... сдать­ся... сдаться... ведет на скамью подсудимых... тайна-тайна... тайна... изнасилования не избежать... рушится... сдержать... колоссальный взрыв... глотнуть газа... очи-ститесь сами... кусать... бить... взрыв бомбы... боль... болезненный... испортить весь пирог... нарыв следует вскрыть... накалиться... вскрыть нарыв... спрятать... при­липший... деньги пропадают.

В последующих совещаниях продолжает фигурировать аналь­ная символика гнева, который следует спустить «в канализацию», признается даже, что настроение у группы такое, будто она «во­семь месяцев страдала запором и вдруг получила возможность сходить в туалет, что и собирается с удовольствием сделать»:

14.04: в канализацию... рухнуть... удар... лайковые пер­чатки... рыболовная сеть... чистая совесть... заморажи­вание... замораживание... собачья драка... драка... выта­щить из меня... растрезвонить... большой мешок... на гвоздике... накалиться... щекотливое положение... погиб в этой воде... дал течь... равнодушный индюк... плюнь­те на него... плюньте... держать под полным контролем... тащить орущего и брыкающегося... крупная рыба...во­семь месяцев страдали запором и вдруг получили воз­можность сходить в туалет, что и собираются с удоволь­ствием сделать... бить по плечам и по голове...выле­теть... чепуха на постном масле... зловоние... липкий... дикарь... мешок со всякой разностью... машинка для выжимания белья... обтекает и просачивается... прогло­тить... убрать мусор... сиамские близнецы... 15.04: круп­ная рыба... связаться... к этому пупу... мелкая рыбеш­ка... отлив... большой прилив.

Анальное насилие отчетливо проступает в приведенной выше символике смывания нечистот: «зловонная» и «липкая» «крупная рыба», «чепуха на постном масле», «туалет», содержимое которо­го следует спустить в «канализацию» и смыть «большим при­ливом», покончив тем самым с «восьмимесячным запором» (во­семь месяцев прошло с момента создания первого комитета Белого дома, Банковского дела Пэтмана и комитета по денежно­му обращению, которые приступили к расследованию Уотергейта).

ИСТОРИЧЕСКИЕ ГРУППОВЫЕ ФАНТАЗИИ 271

Следующее совещание от 14 апреля отражает резкое ослабле­ние гнева и параноидной тревоги, испытываемые группой после упомянутого очищения. Несмотря на то, что для публики никаких изменений в ситуации с Уотергейтом не произошло, это первое из записанных на ленту совещаний, где вообще нет фантазий­ного языка! В последующих двух совещаниях очень мало фанта­зийного языка («Чистая работа...шлепнулся в грязь...ногами в огонь... шлепнулся в грязь...шлепнулся в грязь...вырезать рак»), а затем идет второе по счету совещание (16 апреля), в котором полностью отсутствует фантазийный язык. В этот момент в Овальном кабинете господствует групповая фантазия, что нарыв вскрыт. Как в Германии «индекс паранойи» резко пошел на спад после решения кайзера о войне, что продемонстрировали Холсти и Нортон в цитируемой выше работе, так и здесь иллюзорное ре­шение снимает тревогу фазы параноидного коллапса.

К сожалению, если лидеру суждено быть для группы козлом отпущения, если он подлежит замене новым «сильным» лидером, способным организовать новую групповую фантазию, которая по­может нации эффективно связать свои эмоции, то принесение в жертву второстепенных фигур, окружающих лидера, лишь на ко­роткое время снимает гнет. Карикатуры Хэрблока опять подво­дят итог происходящему, когда наиболее приближенных к лиде­ру лиц одного за другим сбрасывают со скалы жертвоприноше­ний (иллюстрация 3).

Илл. 3 - Жертвенный утес. 25 января 1974 г.

272 ллойд ДЕМОЗ

Ясно, что Никсон неосознанно помогал столкнуть каждого из своих помощников, чтобы отсрочить день своей собственной от­ставки. Он даже признал это сам, допустив «оговорку по Фрей­ду», когда 17 ноября выступал перед Ассоциацией главных редак­торов Ассошиэйтед Пресс и заявил, подразумевая Хэйлдмэна и Эрлихмана: «Я считаю, обоих, как и других обвиняемых, виновны­ми,..» - в «Тайме» сочли нужным поместить примечание: «Здесь м-р Никсон оговорился - он хотел сказать наоборот».37 Если необходимо было жертвовать тем или иным из друзей, Никсон чувствовал, что это единственный способ отсрочить свою соб­ственную политическую смерть. В «Мемуарах» он сравнивает свое решение отправить в отставку Хэйлдмэна и Эрлихмана с самокастрацией: «Я чувствую себя так, будто отрезал себе снача­ла одну руку, а потом другую. Ампутация [была] необходима, что­бы выжить...»38

Фантазийный анализ последней недели, запечатленной на магнитофонных лентах, показывает, что после принесения в жерт­ву всех заменителей группа вновь начала испытывать давление, и потребность в «вытаскивании пробки», и хотя была надежда, что это произойдет без «боли», что сам лидер не «шлепнется в грязь», все знали, что в конце концов лидеру придется «признать пора­жение» и выдержать мучительную «смерть»:

16.04: чистоплотный... отбивать удары...отбивать уда­ры... подвешенный... по дороге... вытащить... равнодуш­ный индюк... равнодушный индюк... тянуть веревку... связать по рукам и ногам... связать по рукам и ногам... в шесть рядов... в шесть рядов... чистить... горящий... гореть...боль...выкрикивать... мой хвост... хлынувший... крупная рыба... шлепнуться в грязь... идти по доске... шлепается... в шесть рядов... отбросы... удар... кишки... в шесть рядов... в шесть рядов... заткнуть дыру... вы­тащил пробку... полная грудь... кусать ядро... болезнен­ный... признать поражение... уладить... уладить... полная тарелка... 17.04: обгрызенный... тащить вверх... вытас­кивать... спасти свою шею... выйти наружу... выйти на­ружу... съеденный живьем... дал течь... дал течь... зад­ница... в супе... бомбоубежище... обгрызенный... гнию­щие отбросы... максимальное давление суда... толкать вверх вагоны... связывающий нам руки... крупная рыба... мелкая рыбешка... перелетающий с цветка на цветок...

ИСТОРИЧЕСКИЕ ГРУППОВЫЕ ФАНТАЗИИ 273

оставляющий свою пыльцу... задница... задница... утеч­ка... разъеденный... разъеденный... рак в сердце... реши­тельное хирургическое вмешательство... в шесть рядов... ерунда на постном масле... шкура... дает течь... проте­кает и протекает... дает течь... вниз по трубе... вытащить пробку... выгнать из.всех нас злое начало... плакал, как ребенок... разрушил... разрушил... кричать... удар... про­текает... протекает... протекает... яд... протекает... про­текает... выпихнули его... из кармана... скрутить... под­вешенный... напуганный... дыба... заколоченный... ме­шок... ураган... смерть... ранит... состряпал... кричал... ломается... изнасилования нельзя было избежать... смыть... 18.04: протекающий... протекающий... протекаю­щий... пороховая бочка... выйти наружу... 19.04: уби­тый... смерть... убивает... убивает... убивает... овечка на заклание... паника... 27.04: задница... убивать... убивать... вырвать из него злое начало... игра в кости... крупная рыба... давление... разрубить гордиев узел... убить... убить... тот же мешок... тот же мешок... чистить... 30.04: сердце... ловушка.

По мере приближения конца рабочим термином группы, ко­нечно, становится слово «убивать». Нагляднее всего передает настроение группы опять-таки Хэрблок, удачно пользуясь обра­зом песочных часов, чтобы изобразить опорожнение от дерьма-гнева, низложение фантазийного лидера и даже символ рождения.

Илл. 4 - Скольжение к смерти. 12 марта 1974 г.

а

274 ллойд ДЕМОЗ

Таким образом, драма групповой фантазии Никсона заверши­лась, гнев группы убил слабого фантазийного лидера, принесе­ние его в жертву сыграло для группы роль очищения, нацио­нальные чувства будто возродились, и новый, сильный фантазий­ный лидер взялся за работу по упорядочению эмоциональных конфликтов группы,

Здесь читатель может возразить, сказав, что мой выбор Ник­сона в качестве иллюстрации того, как лидер групповой фанта­зии слабеет и терпит крах, - это просто подтасовка, ведь Ник­сон - единственный президент в истории Америки, которого вы­гнали из Белого дома. Что же происходит с сильными лидерами, таким как Эйзенхауэр или Кеннеди, которые пользовались дове­рием нации и лично не были готовы к саморазрушительным дей­ствиям? Несомненно их нация не воспринимала как слабеющих и умирающих; несомненно, нация не испытывала в 50-х и в на­чале 60-х гг. циклы нарастающего осквернения, параноидного кол­лапса, групповых иллюзий и связанных с ними действий и сим­волического возрождения. Кроме того, не могла ли нация в ник-

соновский период по каким-то причинам характеризоваться особой расположенностью к анальным образам очищения, состав­ляющих пока что большую часть нашего материала? Уотергейт­ское дело ведь касается секретов» а хранение семейных тайн, согласно психоаналитику Теодору Джейкобсу, возбуждает фан­тазии, которые ращаются вокруг проблемы анального контроля.39

Чтобы ответить на эти возражения, в следующем разделе я со­бираюсь привести примеры из своего фантазийного анализа об­щественных документов тех лет, когда у руководства были Эй­зенхауэр и Кеннеди, а также проследить основные стадии тех трех циклов групповой фантазии, которые, как я обнаружил, имели место на протяжении этого одиннадцатилетнего отрезка американской истории.

ТРИ ЦИКЛА ГРУППОВОЙ ФАНТАЗИИ ПРИ ПРЕЗИДЕНТАХ ЭЙЗЕНХАУЭРЕ И КЕННЕДИ

Избирательные кампании Эйзенхауэра и Кеннеди, как и изби­рательные кампании вообще всех кандидатов в президенты, были насыщены эдиповыми групповыми фантазиями о том, что «пода­ющие надежду» стараются «добиться благосклонности» и в кон­це концов «завоевать сердце» группы. Даже не погружаясь в под-

ИСТОРИЧЕСКИЕ ГРУППОВЫЕ ФАНТАЗИИ 275

робный анализ символики их избирательных кампаний, можно по­чувствовать, что вокруг их избрания создалась какая-то особая атмосфера, что большие ожидания нации по их поводу стали при­чиной приписывания им «харизматических» лидерских черт, бла­годаря чему этих двух президентов в большей степени идеали­зировали в качестве «мужей» материнской группы, чем всех ос­тальных. По американским политическим традициям победившего кандидата показывают по телевидению и в газетах чаще всего в момент, когда он обнимает жену, а не когда он жмет руку канди­дату на пост вице-президента или организатору избирательной кампании. (Снимки чаще всего делаются с высоты трех футов от пола, а эдипов комплекс относится к возрасту пяти лет.) И конеч­но же, первые несколько недель после избрания этих лидеров ха­рактеризовались как «любовь с народом», «медовый месяц», полный надежд и ожиданий. Группа в роли матери - это и невидимый наблюдатель, и главный приз во всех политических действиях, а вопрос, кто добьется группы в роли матери - лидер или оппози­ция - является подоплекой повседневной политики.

Разумеется, популярность американских президентов тщатель­но определяет Институт общественного мнения, проводя в мас­штабах нации опросы о доверии людей к лидеру. Постоянное снижение популярности лидера после его выборов, составляющее часть моей психогенной теории - это нормальный процесс, без которого не обходится ни один президентский срок. Результаты опросов, проведенных Институтом общественного мнения на про­тяжении тех трех президентских сроков, которые мы будем рас­сматривать в данном разделе, приведена на иллюстрации 5. Во всех трех графиках я добавил вертикальную черту, отмечающую аналогичный для всех графиков момент, который, по моим наблю­дениям, становился поворотной точкой — военная групповая ил­люзия, переходящая в период параноидного коллапса: Тайвань­ский кризис. Ливанский кризис и Кубинский ракетный кризис. Как можно видеть на графиках, в каждом случае доверие нации к лидеру на некоторое время восстанавливалось после того, как предпринимались групповые иллюзорные действия, но потом снова падало.

Хотя три групповые иллюзии были связаны с военными пере­движками и с риском войны, во всех трех случаях как-то удава­лось избежать открытого насилия, и намек на объяснение можно найти в том факте, что и Эйзенхауэр, и Кеннеди были поздними

276 ллойд ДЕМОЗ

сыновьями. Как показал Ирвин Харрис,40 самой короткой и наи­менее кровопролитной в истории Америки войной оказалась та единственная, которой руководил поздний ребенок - испано-аме­риканская война под руководством Мак-Кинли. Во всех остальных случаях нация выбирала своим военным лидером героического первого сына, воспитанного с типично родительской позиции, а не более миролюбивого позднего ребенка, с которым общались как с равным. Хотя то, каким по счету родился в семье лидер, вряд ли может служить гарантией мира или войны, данные, которые приводит Харрис, несомненно, статистически значимы.

В этом разделе главы я собираюсь привести подборку под­вергнутых фантазийному анализу документов и ими проиллюс­трировать, как давление национальной групповой фантазии на Эйзенхауэра и Кеннеди стало причиной трех кризисов, которые играли роль группового иллюзорного выхода из повторяющейся ситуации потери доверия к лидеру. Из всех президентов, чьи пуб­личные выступления я изучал с точки зрения фантазийного ана­лиза, Эйзенхауэр отличается несравненно более спокойным сти­лем речи, чем все остальные. Доля фантазийного содержания в его выступлениях обычно очень низка - одно фантазийное сло­во на тысячу, по сравнению с другими президентами, у которых этот показатель в десять раз выше. Его спокойствие нагоняло скуку на репортеров, но оно успокаивающе действовало на стра­ну и помогло ему стать единственным за полвека президентом, сумевшим избежать войн и опасных конфронтаций. Эйзенхауэр прекрасно осознавал последствия групповых фантазийных про­екций на свою личность и на пресс-конференциях отвечал на тре­вожные вопросы репортеров в таком духе: «Тот или иной не­значительный инцидент меня не смутит. Меня больше напугало мнение экспертов по вопросу мира и войны, так что этого я не боюсь».41 Своей способностью маневрировать в самый разгар того, что другие называли «кризисом», он как бы подшучивал над нацией, но это была, тем не менее, наиболее зрелая черта его в качестве лидера.

Победа Эйзенхауэра на выборах с подавляющим числом го­лосов помогла ему окончить Корейскую войну, оставаясь при этом «сильным» лидером в начале 1953 г. Даже когда у рус­ских в августе 1953 г. появилась ядерная бомба - пожалуй, самое важное из всех «реальных» событий 50-х гг. - Эйзенха­уэр сумел сохранить относительное спокойствие, отвечая на

ИСТОРИЧЕСКИЕ ГРУППОВЫЕ ФАНТАЗИИ 277

Илл. 5 - Падение доверия на протяжении президентского срока и его временное восстановление после групповой ил­люзорной акции.

278 ллойд ДЕМОЗ

пресс-конференции на тревожные вопросы следующим образом: «Не стоит никого в этом мире до смерти пугать... напуганные люди неспособны к разумным решениям. Поэтому следует осо­знать нашу собственную силу - силу свободного мира, силу Америки - и в то же время взвесить опасности и риск».42 Пол­ный фантазийный анализ этой пресс-конференции, от которой многое зависело, начинается с официального отклика Эйзенхау­эра на известие о ядерной бомбе, содержащего небольшое коли­чество фантазийных слов типа «война...смерть», но очень скоро в его речи начинает отмечаться стандартная символика «напря­женности» и «ломки», свойственная стадии «трещины»:

30.09.53 г.: сердце... напряженность... война... война... война... смерть... смерть... утечка... утечка... утечка... в мельнице... напряженность... сломанный... сломанный... сломанный... напряжение у преграды... ломать.43

В начале 1954 г. Эйзенхауэр, несмотря на снижение своей по­пулярности с 75% в предыдущие шесть недель до 65%, продол­жал относительно спокойно реагировать на давление конгресса, пытавшегося навязать военное вторжение в Индокитай. Когда в апреле Франция действительно попросила Америку направить по­мощь, Эйзенхауэр ошеломил всех, заявив, что это невозможно без официального объявления войны конгрессом!

Даже после майского поражения в Дьенбьенфу Эйзенхауэр указал, что остальной Индокитай не рухнул, «как карточный до­мик». Адмирал Рэдфорд на это ответил, что мы должны сбросить на Вьетнам атомную бомбу, а «Ньюсуик» возвестил, что «амери­канским руководством достигнут критический момент послевоен­ной эры».44 Заголовками наподобие «Западный альянс дает тре­щину, политические деятели, похоже, беспомощны» или «Адми­нистрация Эйзенхауэра шагала осторожно, малейшая ошибка может стать политически роковой» пресса нагнетала ощущение грядущего краха групповой фантазии и доверия нации к фантазийному ли­деру. Усиливались нападки на попытки Эйзенхауэра мирно дого­вориться с Россией, а за кампанией Маккарти по «ослаблению коммунизма» все следили с одобрением и восхищением.

В конце 1954 г. популярность Эйзенхауэра упала до низшей точки. Некоторые конгрессмены боялись, что Америка окажет­ся «в атомном тупике с коммунизмом», а некоторые сенаторы начали ратовать за военную блокаду Китая в отместку за обстрел нескольких крошечных островков в открытом море. На пресс-

ИСТОРИЧЕСКИЕ ГРУППОВЫЕ ФАНТАЗИИ 279

конференции 2 декабря Эйзенхауэр впервые стал интенсивно ис­пользовать символику «параноидного коллапса»:

2.12.54 г.: война... война... провал... уничтожение,., ос­корбительный... гнев... фрустрация... как следует выру­гаться... война... война... веселье... война... война... гнев... возмущение... война... война... война... война... война... война... война... жесткий... любовь... застрелить.

• Большая часть этого фантазийного языка на пресс-конферен­ции 2 декабря относится к комментариям Эйзенхауэра для корреспондентов, которые следует привести полностью, посколь­ку в них выражено удивительно четкое понимание того факта, что истоки фантазии войны - в национальном настроении, и цель ее — восстановительная:

«У нас есть две линии поведения, и я хотел бы сказать несколько слов лично от себя: во многих отношениях самая легкая линия поведения для президента, для адми­нистрации — это усвоить себе резкий, дерзкий, почти ос­корбительный тон. Президент испытывает точно такой же гнев, такое же возмущение, такое же чувство, близ­кое к фрустрации, что и другие американцы, и прежде всего его тянет как следует выругаться. Но я хочу, чтобы все поняли, что человек, взявший на се­бя ответственность за дела государства, уже не может давать волю таким чувствам; он должен подумать о по­следствиях. Итак, это был бы самый легкий путь, но та­кое поведение приводит к войне. А теперь давайте по­думаем о войне. Когда нация вступит в войну, автома­тически произойдет объединение народа. Если мы возьмем на себя беды и тревоги, связанные с войной, нация по традиции построится в колонны и пойдет за лидером. Наша задача, таким образом, сводится к тому, чтобы просто понять это, что и означает выиграть вой­ну. Сейчас нация начинает буквально переполняться

* рвением, вы можете почувствовать это повсюду. Это фактически смешение разных вещей - дела и веселья. Великий Ли сказал: «Хорошо, что войны так ужасны; иначе мы бы слишком к ним пристрастились...»45

Благодаря четкому осознанию этого давления, направленного на вступление в войну, в которой нация объединилась бы и очи­стилась, Эйзенхауэр мастерски нашел выход из фазы параноидного

коллапса в конце 1954 г. Начал он с того, что обратился к кон­грессу со специальным военным посланием, в котором запро­сил полномочия военного времени, удовлетворив таким образом потребность в высвобождении фантазии насилия. Однако, вы­ступая с публичным заявлением о «готовности к борьбе», в тон с выступлениями Джона Фостера Даллеса, угрожавшего Китаю атомной бомбой (Даллес заявил перед Национальным советом безопасности, что «существует по крайней мере равная вероят­ность того, что Соединенным Штатам придется вступить в вой­ну и применить атомное оружие»46), Эйзенхауэр в то же время эвакуировал войска с островов в Тайваньском проливе, чего и хотел Китай! Групповая иллюзия, что Америка наконец-то пове­ла себя с кем-то «жестко», была получена с помощью одних лишь слов и военной возни, а Эйзенхауэр сумел направить враждеб­ность нации за пределы страны и в то же время рассчитывал, что Китай не ответит на военные маневры. На следующий день Эйзенхауэр и Даллес угрожали Китаю атомной бомбой, а Дал­лес, фанатик холодной войны, у которого голова кружилась от успеха военного маневра, заявил, что у китайцев «голова кружит­ся от успешного курса агрессивного фанатизма», подобного кур­су Гитлера, и что Китай «опаснее и провоцирует войну больше», чем даже Советский Союз.47 Пресса принялась еще дальше раз­вивать фантазию насилия, возвещая в заголовках, как «Ньюсу-ик»: «Рождение политики», «На боевые посты» или «Размыш­ления Айка о войне», или рассуждая о нашем вероятном стре­мительном броске в мировую катастрофу.48

После эвакуации войск с островов пресса ожидала возмез­дия китайцев за наши фантазии насилия («война может быть че­рез несколько недель»), но на самом деле все по-прежнему было спокойно. «Ньюсуик» объявил, что противник «трепещет», и по-пулярность Эйзенхауэра начала взбираться на новый пик. По­скольку страна в фантазийном отношении вернулась на стадию «сильного лидера», отпала необходимость делать кого-либо пред­ставителем своего параноидного гнева, и Маккарти исчез из центра внимания прессы.

После переизбрания Эйзенхауэра в конце 1956 г. его сила в качестве лидера снова начала истощаться, но когда обострился ближневосточный конфликт, а русские послали войска в Восточ­ную Европу, он еще мог вторично удержать Америку от военного вмешательства, поскольку фантазийный язык в национальных

ИСТОРИЧЕСКИЕ ГРУППОВЫЕ ФАНТАЗИИ 281

средствах массовой информации находился еще на довольно устойчивом уровне. Например, когда Китай вновь обстрелял Куе-май и Мацу, еженедельники помещали об этом событии крохот­ные статьи, едва удостоивая вниманием столь остро стоявший незадолго до того вопрос о применении атомной угрозы. В сере­дине 1957 г. в статьях под заголовками «Популярность Айка - . скольжение вниз?» вновь стал фигурировать язык, свойственный состоянию коллапса и нарастающего гнева, только на этот раз гнев проецировался на Россию - «Ньюсуик» на первой странице поме­стил историю о хрущевском «Скандале в Кремле», о вообража­емом «взрыве» и «чистке кадров» в Москве.49 В свою очередь, Соединенные Штаты изображались «В боевом настроении», но когда в октябре 1957 г. Россия запустила спутник, американская вера в собственные «ценности» была полностью подорвана. Мы «шагнули в новую эру» благодаря «завоеванию красных», и стра­на предалась мазохистской оргии на тему «унизившей» нас побе­ды русских в «мировой войне науки».50 Унижение исходило от проецируемого критического суперэго, в буквальном смысле ма­териализованного в русском спутнике, как писал портландский «Орегонец», «честно говоря, ужас берет от того, что этот спутник таращится на нас сверху».51 «Такого единства цели на Западе не было со второй мировой войны»52, - обнадеживала пресса, но че­рез несколько месяцев, в начале 1958 г., стали возникать сомне­ния в «единстве цели», пресса вопрошала: «Интеллектуальный вызов: готовы ли мы к нему?», и, наконец, вернулась к главному вопросу: «Сердимся на Айка?»53

К маю эти постоянные параноидные послания уже настоль­ко повлияли на Эйзенхауэра, что по стилю своей речи он начал приближаться к прессе. Фантазийный анализ его обращения на обеде для Республиканского национального комитета начинает­ся с образа некой «злой силы», которая «вырисовывается» перед Америкой:

6.05.58 г.: угроза... злая сила... враждебный... разруше­ние... взрывоопасный... уничтожить... убить... смертель­ная угроза... связаны по рукам... дезинтеграция... ослаб­ление... волна... отбросить назад... стрелять... война... война.

Поскольку на международной арене в то время было довольно спокойно, начался поиск группового иллюзорного выхода из си­туации параноидного коллапса. Через три недели случились два

282 ллойд ДЕМОЗ

незначительных происшествия, которые и стали искомым спус­ковым крючком. Первый - это драка, устроенная в Венесуэле демонстрантами, угрожавшими Никсону во время его визита в страну. Эйзенхауэр направил туда американские войска «на слу­чай, если полиция Венесуэлы не сможет его защитить». Второй и более важный произошел в Ливане: несколько обычных улич­ных демонстраций против своего проамериканского президента. На эти два происшествия американцы отреагировали так, будто не слышали об уличных акциях протеста, происходивших ранее, а «Ньюсуик» озаглавил статью об этих инцидентах: «Взрывная волна: глобальный кризис ударил и по США».55 Высвободились эмоции такой силы, что ими оказались заражены и другие стра­ницы еженедельника: обычная для «Ньюсуик» статья о статуса Аляски получила заголовок «Сердце Аляски забилось быст­рее. Царит ожидание решительного часа», а заголовок ста­тьи о заурядном расследовании в конгрессе «Мания в Вашин­гтоне» был вынесен на обложку.56

В течение недели Эйзенхауэр направил эту «ударную вол­ну, от которой быстрее бьется сердце», в русло военной акции: он направил в тихий тогда Ливан американскую морскую пе­хоту - акция, которая, по словам Питера Лайона, официального биографа Эйзенхауэра, сильно удивила продавцов мороженого и пляжников, принимавших солнечные ванны на тихом побережье страны».57 Согласно сообщениям прессы, Америка «ступила на грань войны» потому, что «интервенция не так рискованна, как бездействие, чреватое катастрофой». Огромное облегчение испы­тала нация, когда «катастрофа, с минуты на минуту грозившая разразиться, была предотвращена».58 И как нетрудно было пред­сказать, рейтинг Эйзенхауэра снова возрос.

Однако к тому времени, как на пост президента стал пре­тендовать Джон Ф. Кеннеди, популярность Эйзенхауэра опять ста­ла снижаться, и Кеннеди смог победить на выборах благодаря антиэйзенхауэровской программе, в которой обещал «снова при­вести Америку в движение». Избрав Кеннеди с имиджем бор­ца, Америка тем самым провозгласила, что с нее довольно миротворческих попыток пятидесятых годов. Если возникали новые границы, которые следовало завоевывать, то американцам надо было еще найти «новых индейцев», чтобы было с кем сра­жаться, так что оставался еще маленький вопрос - против кого Америка хочет «направить свое движение». Значительная часть

ИСТОРИЧЕСКИЕ ГРУППОВЫЕ ФАНТАЗИИ 283

символики «новых границ», которые следует завоевывать, отража­ет глубинные чувства отчаяния и одиночества, ведь они состав­ляют часть символики границы - изолированного аванпоста с очень слабой связью с цивилизацией - удачного символа пове­дения Америки в тот период, зачастую варварского, нецивилизо­ванного. Итак, депрессивные пятидесятые сменились маниакаль­ными шестидесятыми — десятилетием, породившим угрозу ядер­ного Холокоста, самую долгую из американских войн, которая явилась отражением маниакального личностного содержания, и, наконец, обширнейшую экономическую экспансию, невиданную еще в мировой истории. Такое чередование депрессивных и маниакальных периодов национальной групповой фантазии — явление, хорошо известное политологам59 (до сих пор, однако, из­бегавшим давать ему рациональное объяснение) — нация испы­тала на себе сразу же после избрания Кеннеди. Решения действо­вать «висели в воздухе» уже в самом начале президентского срока Кеннеди, они нашли отражение в мегаломании мессианс­кого образа, который проецировался на нового президента.

Фантазийная символика в прессе и на пресс-конференциях Кеннеди обнаруживала гораздо более стремительное движение к стадии краха, чем обычно, - возможно, этому способствовал провал операции по вторжению на Кубу (в то же время Кенне­ди не смог бросить туда американские войска, потому что груп­повая фантазия в начале его срока находилась еще на слишком стабильной фазе, не было еще необходимого группового гнева, ко­торый мог бы высвободиться). Возможно, первоначальные вели­кие ожидания по поводу Кеннеди были на самом деле защитой от жестокого отчаяния, и в таком случае следовало ожидать бы­строго разочарования и потери доверия в течение всего одного года. Как бы то ни было, в концу августа первого года руковод­ства Кеннеди, когда русские возвели Берлинскую стену, фантазий­ный язык прессы уже достиг стадии параноидного коллапса, и Кеннеди отреагировал тем, что отправил на действительную во­енную службу резервистов и направил на Фридрихштрассе аме­риканские танки. Пресса снова объявляла, что «мы стоим на гра­ни войны». Карикатуры на обложках некоторых еженедельников намекали, что ООН распадается, сообщалось, что школьники видят по ночам кошмары атомного уничтожения, начались Великие де­баты по поводу бомбоубежищ, а «Ю-Эс ньюс» начал регулярно печатать статьи на тему: «Война — ее вероятность сегодня».60

284 ллойд ДЕМОЗ

Чувства Америки, связанные с состоянием параноидного кол­лапса, на этот раз проецировались на Россию, о которой вдруг начали говорить, что ее «тянет во все стороны», что «в Кремле крупные неприятности», что она «в состоянии напряжения и неопределенности и как будто отягощена каким-то бременем».61

В этот период, в первые месяцы 1962 г., пресса высказывалась о Кубе очень мягко. Русские войска и техника уже были на ост­рове, но этот общепризнанный факт, казалось, никого не заботил, а статья под названием «Взгляд Фиделя Кастро на Кубу изнут­ри» показывала лишь фотографии счастливых кубинцев и рус­ских в плавательных бассейнах.62 Кеннеди сам сказал тогда Бену Брэдли, что русские войска и техника на Кубе представляют для нас небольшой интерес, ибо мало чем отличаются по значению от присутствия наших собственных войск в Турции:

«Президент сказал, что присутствие семнадцатитысячных советских войск на Кубе, в 90 милях от США, рассмат­ривают как отдельный факт, но ситуация меняется, если знаешь, что в Турции размещены двадцатисемитысячные войска США, причем у самой границы Советского Со­юза. Он предупредил меня, что эту информацию разгла­шать не следует... для него было бы политическим са­моубийством приравнивать эти две силы. «Политичес­ки неблагоразумно истолковывать проблемы Хрущева только в таком ключе», - сказал он спокойно».

Однако внутренние групповые фантазийные чувства краха, гнева и параноидного страха, которые испытывались в этот момент, не могли долго оставаться беспредметными. Рейтинг Кеннеди сни­жался быстро, а каждый новый номер «Ю-Эс ньюс» объявлял о «крахе» какой-либо из враждебных наций - Китая, России, Вос­точной Германии, всегда обязательно с типичным параноидным ощущением сверхъестественной жути: «Тайна Хрущева: что кроет­ся за спокойным тоном Кремля?», «Растущая тайна хрущевского спокойствия - готовит ли он скрытую западню?»64

Такого рода параноидные подозрения не могли больше подав­ляться. На Кубе или в России не произошло ничего существенно нового, но фантазийный анализ пресс-конференции Кеннеди в июле 1962 г. выявляет скрытый язык, совершенно отчетливо сообщающий о наступлении коллапса (хотя единственным собы-тием, которое могли представить как «бедственное», было голо­сование по medicare):

ИСТОРИЧЕСКИЕ ГРУППОВЫЕ ФАНТАЗИИ 285

23.07.62 г.: опасность... опасность... ныряет... бедствен­ный... сточная труба... сточная труба... ослабший... хаос... хаотичный... опасный... взрыв.65

Чувства хаоса и гнева не могли больше сдерживаться, и Кенне­ди неожиданно «обнаружил», что на Кубе тысячи русских, и те же самые 90 миль расстояния внезапно стали казаться провока­цией. В начале сентября Кеннеди предупредил Хрущева, чтобы тот не присылал на Кубу «наступательное вооружение», и допол­нительно призвал на действительную службу 150000 резервис­тов, хотя знал, что на Кубе имеется лишь «оборонительное воо­ружение» в виде обычных установок «земля-воздух» (SAM) с радиусом действия 25 миль. Средства массовой информации по­лучили, наконец, «психотический инсайт», благодаря которому теперь знали, за счет какой страны будет найдено иллюзорное решение; до сих пор Куба практически отсутствовала на их стра­ницах, теперь же обложки запестрели такими статьями, как: «Война на Кубе? Война на Кубе, между США и Россией, все ближе - Советский Союз имеет военную базу с передовым оснащением у самого берега Флориды».66

На самом деле в это время на Кубе не было никаких насту­пательных русских ракет (как показывает тщательное воссозда­ние засекреченного ранее материала, в сентябре у США не было ни доказательств, ни даже оснований подозревать наличие на Кубе русских наступательных ракет), и самое большее, что мог­ла предположить пресса, — это присутствие поблизости русских ракетоносных подводных лодок. Разведка самолетами U-2 дава­ла отрицательные результаты, как и другие наблюдения ЦРУ, од­нако жребий был брошен, и страна двигалась к групповому трансу. 17 сентября собралась секретная объединенная комис­сия по международным отношениям и вооруженным силам, что­бы обсудить резолюцию, дающую президенту полномочия силой предотвращать создание Россией военной базы на Кубе. Пол­ный фантазийный анализ этого долгого заседания выявляет ис­тинное настроение нации до обнаружения русских наступатель­ных ракет:

. 17.09.62: нападение... нападение... слабеть... нападение... вторжение... вторжение... умереть... стерпеть... страх... возведение ... блокада... блокада... война... вторгнуться... крах... потерпел крах... крах... падать... возведение... сила... блокада... блокада... блокада... война... война...

286 ЛЛОЙД ДЕМОЗ

война... блокада... война... колючки... огонь... гореть... сердце... нападение... война... бой... бой... Холокост... сердитый... сердце... покрывать... опасность... угроза... опасность... нос к носу... горячий... горячий... война... война... блокада... блокада... война... блокада... война... блокада... блокада... война... война... война... война... страх... страх... война... блокада... блокада... блокада... война... блокада... война... блокада... война... война... война... война... война... война... война... блокада... бло­када... война... война... война... блокада... удушить... за­путанный... война... война... война... сражение... об­стрел... погиб... погиб... война... цыпленок и яйцо.67

Напечатанный в «Ю-Эс ньюс» обзор мнения американского народа тоже был исполнен сильных выражений, и единственный вопрос, который, судя по всему, остался без ответа, - это следует ли Америке объявить блокаду Кубы или вторгнуться на остров без предупреждения: «Вторгнуться и вышвырнуть русских вон... Нам надо что-то предпринять... Наступило время пресечь разгул этого изменника и его красной банды. Надо устроить полнейшую блокаду Кубы... используя весь арсенал имеющихся в нашем распоряжении средств, вычистить это процветающее гадючье гнездо... Куба уподобилась раку. Если русских придется убивать, то они сами на это напросились».68

Лишь 14 октября, спустя целый месяц, после частичной блокады, осуществленной под давлением прессы и большинства конгресса, требовавших полной военной блокады и/или втор­жения, пилотом самолета U-2 была обнаружена гипотетическая русская база наступательных ракет.69 Наконец-то Америка по­лучила «объективное основание» для своей групповой иллюзии. Не то чтобы вновь обнаруженные русские ракеты грозили из­менить баланс сил - каждый, от Кеннеди до любого военного, был согласен, что вызов чисто психологический. Как недавно выра-зился Юджин Ростоу, бывший вице-секретарь государства: «По­чему нас так взволновал Кубинский ракетный кризис? Ведь ра­кеты были и на советских подводных лодках. Кроме того, США можно было обстрелять ракетами и из самого Советского Союза, а также с бомбардировщиков. Но кубинский эпизод заслужива­ет изучения тем, что тогда мы были готовы туда отправить­ся. В стране царил гнев и ощущение угрозы, и это было крайне опасно».70

ИСТОРИЧЕСКИЕ ГРУППОВЫЕ ФАНТАЗИИ 287

«Психотический инсайт», будто кубинские ракеты представ­ляют для Америки невыносимую угрозу, которую следует немед­ленно устранить военными действиями, а не дипломатическими мерами, подразумевает наличие по крайней мере двух основных иллюзорных элементов - рациональных обоснований, каждое из которых требует от Кеннеди явной лжи по отношению к аме­риканской публике. Во-первых, он заявил, что Америка вынуж­дена прибегнуть к военным действиям, поскольку переговоры займут время, а ракеты в это время могут прийти в боеготов­ность - это и само по себе опасно для Америки, и ослабит по­зицию Кеннеди на переговорах. Такое рациональное обоснова­ние оказывается лживым в свете рассекреченного недавно со­общения ЦРУ, из которого становится ясно: не позднее чем 22 октября Кеннеди знал, что ракеты уже находятся в состоянии боеготовности, и он просто солгал американской публике, утвер­ждая обратное.71 Так что не было причин для спешки, для вол-нителькых военных столкновений в открытом море с советскими судами - не было, если не считать, конечно, потребностей груп­повой иллюзии.

Второе рациональное обоснование, необходимое для поддер­жания иллюзии, заключалось в отсутствии приемлемого варианта взаимного соглашения при той игре в кошки-мышки, в которую играли две страны и которая неизбежно должна была закончиться обменом ядерными ударами. На самом же деле Хрущевым был предложен прекрасный вариант соглашения: Россия уберет свои ракеты с Кубы при условии, что Америка уберет свои ракеты из Турции, от советских границ. К тому времени правительство уже признало американские ракеты в Турции совершенно бесполез­ными, а Кеннеди несколькими месяцами раньше даже намекал на возможность их одностороннего устранения, поэтому с точки зрения американских интересов такое соглашение было бы очень даже разумным, Эдлай Стивенсон предлагал такое решение ExComm-группе еще до предложения Хрущева, 20 октября, но многие сочли его «трусом», и это обвинение преследовало его до конца работы в ООН.72 Раз уж целью было военное унижение иллюзорного врага, то любое мирное решение посчитали бы «тру­состью». Реальная значимость ракет в Турции была столь неве­лика для членов ExComm-группы, что в ходе обсуждения мно­гие из них высказались в поддержку, как сказал один историк, «безумной схемы... сначала разоружить ракеты в Турции и

288 ллойд ДЕМОЗ

известить об этом Советский Союз, затем бомбардировать точ­ки размещения советских ракет и вторгнуться на Кубу».73 Такой сценарий, по которому сначала решается проблема, а потом про­исходит насильственное вторжение, несомненно, разоблачает ил­люзорную мотивацию всей затеянной истории!

Столь сильно было влияние группового транса, что, когда Кен­неди сказал американцам о невозможности принять предложение России обменяться ракетами, вся страна поверила в это без во­просов, предпочитая рисковать десятками миллионов жизней. Лишь 16 процентов населения страны было против военных действий при всем том, что трое из пяти считали, что «обстре­лы» в таком случае неизбежны, а каждый пятый полагал, что это приведет к третьей мировой войне. При опросах общественного мнения ответы в основном звучали так: «Давно пора было» или «Нас слишком долго притесняли». Такое настроение нации сде­лало Кеннеди чрезвычайно щедрым на военные угрозы. Он не только готовился к вторжению и сосредоточил на юге Флориды четверть миллиона людей и 180 кораблей, но и 156 готовых к пус­ку ICBM, а также, по словам офицера военно-воздушных сил, обязанностью которого в тот момент было передавать американ­ские послания, отправил в Россию сообщение об этом:

«В послании говорилось» что у США есть 1300 ядерных ракет, и названы они в честь советских городов, на ко­торые наведены. [Генерал] Киган утверждает, что в мо­мент, когда Никита Хрущев на своей черноморской даче получил это послание (через несколько часов после его отправления), у него был с визитом один офицер с Ближ­него Востока. Этот офицер потом сказал, что Хрущев побледнел. На столе стояло четыре телефона, и он пы­тался звонить по всем сразу, вызывая Москву. В тот же день русские корабли повернули назад».74

Военное «унижение» Хрущева со стороны Кеннеди, должен­ствовавшее привести к смещению русского лидера и предпри­нятое Кеннеди для того, чтобы самому не подвергнуться униже­нию, длилось, тем не менее, слишком короткий промежуток времени, чтобы полностью удовлетворить потребность амери­канского гнева в эмоциональном очищении. Хотя мне и не впол­не ясно, в чем конкретно в данном случае состояло надлежа­щее очищение эмоций, пресса явно недоумевала по поводу бы­строты случившегося и вопрошала, действительно ли Америка

ИСТОРИЧЕСКИЕ ГРУППОВЫЕ ФАНТАЗИИ 289

«победила». «Ю-Эс ныос» задавал волнующие каждого вопро­сы: «Обойдется ли теперь без настоящей войны? Мир вдруг снова стал спокоен... Великие вопросы: почему он спокоен? что бы это значило?»75 Рейтинг популярности Кеннеди, резко под­прыгнувший во время кризиса, скоро снова упал до предыдущего уровня, и открытые нападки на него возобновились с полной силой. Сказывалось недостаточное эмоциональное очищение. Результаты опроса общественного мнения в масштабах нации преподносились под такими заголовками: «Большая головолом­ка: странное настроение Америки сегодня. Люди сбиты с тол­ку и не знают, чему верить... причудливое настроение...»76 Это-то «странное настроение» и побуждает меня предположить, не могло ли убийство Кеннеди в конце года, связанное в уме Освальда с Кубой, быть в некотором смысле актом, выполнен­ным по поручению нации, пусть даже мы никогда и не узнаем истинных мотивов Освальда.77 Вспомнив газеты, полные напа­док на Кеннеди за то, что он чересчур мягко поступил с Кубой, как раз в то время, когда тот отправлялся в Даллас, вспомнив его утверждение после ракетного кризиса, что, если бы не во­енные перемещения, «не миновать было бы импичмента», так и хочется задать вопрос: насколько американский фантазийный гнев способствовал его смерти? И каким образом групповая фантазия осуществилась через помраченный рассудок больно­го убийцы?

После убийства Кеннеди очередной американской групповой иллюзией была, несомненно, Вьетнамская война. Когда в 1964 г. доверие к Джонсону начало неудержимо снижаться, страх по по­воду «неминуемого краха» стал настойчиво проецироваться на «гибнущую империю Хрущева»,78 и появились точь-в-точь та­кие же карикатуры,79 что и приведенные на иллюстрации 1 ка­рикатуры Хэрблока «коллапсного» содержания, изображавшие дверь в кабинет президента, которая ломается от давления снару­жи. Немного спустя во Вьетнаме начали воевать первые аме­риканские войска. Более того, Никсон, которому война досталась от предшественника, тоже начал вскоре (в 1969 г.) получать от страны послания о коллапсе, придумал им же самим так назван­ную «Теорию безумца»: «с виду иррационален... с пальцем на ядерной кнопке»,80 и оккупировал Камбоджу, тем самым погру­зив Америку в еще одну групповую иллюзию. Однако, я не хотел бы здесь приводить документальные свидетельства того, как месяц

290 ллойд ДЕМОЗ

за месяцем развивались эти два цикла групповой фантазии, при­ведшие к войнам во Вьетнаме и в Камбодже, ведь они повторя­ют все ту же схему военной групповой иллюзии, которую мы уже подробно разбирали, а предпочел бы проанализировать один-един­ственный за последние 25 лет пример, когда президент попытал­ся выйти из ситуации краха своей популярности путем мирных переговоров. Хотя мы и видели выше, как Эйзенхауэр использо­вал мирную эвакуацию войск с принадлежавших Китаю остро­вов, чтобы предстать перед нацией героем и восстановить дове­рие к себе, эта акция все же таила в себе опасность - ведь это был, в конце концов, военной маневр. Тот единственный случай за рассматриваемый здесь 25-летний период, когда президент успешно восстановил доверие к себе исключительно путем мир­ных усилий - это организованная Джимми Картером в Кэмп-Дэвиде встреча в верхах по Ближнему Востоку.

ДЖИММИ КАРТЕР: ВТОРОЕ РОЖДЕНИЕ В КЭМП-ДЭВИДЕ

В то время, когда пишутся эти строки (начало 1979 г.), уже не вернуть того настроения идеализации и мессианских надежд, которое царило во время избрания Джимми Картера. В нашей книге «Джимми Картер и американская фантазия»,81 в своей гла­ве «Картер и утопическая групповая фантазия» Джон Гартман показал, что съезд демократов был пронизан утопической сим­воликой слияния с идеальной матерью, а также групповыми фан­тазиями милленаристских и мессианских ожиданий рождения заново, которые лишь во вторую очередь следует приписать лич­ной религиозной истории Картера. Широко распространились карикатуры, изображавшие Картера ребенком внутри арахисового орешка, готовым вот-вот родиться, или Христом, гуляющим по воде, или другие мессианские намеки - например, Джимми Кар­тер в роли «спасителя», J.C. Исчезновение этой идеализации можно видеть на графике рейтинга популярности президента, который неуклонно падает вплоть до мирных переговоров по Ближнему Востоку (см. иллюстрацию 6). Месяц за месяцем рассматривая историю этого падения, а затем восстановления, мы увидим, что это нечто замечательное.

Как показывает график, до сентября 1977 г. не наблюдалось отчетливой поворотной точки, начиная с которой рейтинг попу-

ИСТОРИЧЕСКИЕ ГРУППОВЫЕ ФАНТАЗИИ 291

Илл. 6 - Рейтинг Джимми Картера по опросам обществен­ного мнения, показывающий падение и восстановление дове­рия к нему.

лярности начал бы падать. Это отражено и в моем фантазий­ном анализе прессы и пресс-конференций президента, которые как раз в это время и начинали подавать первые признаки па­дения. Важнейшим символическим событием, возвестившим о наступлении этой стадии, было дело Берта Ланса, незначительный инцидент, который был использован ради целей групповой фан­тазии и приковал к себе внимание всей нации в сентябре. От­носительно идеализированного сверх всяких пределов лидера главный вопрос стоит обычно так: «Бросит ли он нас?», поэто­му и дело Ланса было воспринято как проблема оставления: «бросит ли» Джимми Картер «своего самого близкого друга» (уполномоченного представителя нации), и «лишится ли» Кар­тер, в свою очередь, «своего ближайшего и самого надежного наперсника».82

Драма раздулась до невероятных размеров. Ланса расписыва­ли как ребенка, которого хотят бросить, хотя это был «здоровен­ный мужчина, который заполнял собой все свидетельское крес­ло и смотрелся в нем, как медведь на детском стульчике».83

Вскоре в этой драме оставления начала использоваться симво-лика рождения, выражавшая страх по поводу разлучения.

У меня есть привычка проводить фантазийный анализ вечер­них теленовостей, припоминая образы, появившиеся на «Эн-Би-Си найтли ньюс». (Чтобы проделать фантазийный анализ телевиде­ния, я всегда выключаю звук и пропускаю изображения только

292 ллойд ДЕМОЗ

Илл. 7 - Джимми Картер на стадии «силы».

говорящих людей, вспоминая лишь те сцены, которые непосред­ственно отражают телесные образы, несущие фантазийное содер­жание.) 21 сентября, когда Картер еще обдумывал, «бросить ли» ему Ланса, вечерние новости начались с торжественного за­явления Картера по поводу дела, а затем стали развивать группо­вое фантазийное содержание в «Третьем разделе», который по замыслу «более светлый», но, по моим наблюдениям, используется для передачи скрытых фантазийных посланий по поводу новостей, открывающих передачу. В тот особенный день показали самку гориллы, преждевременно родившую детеныша; камера задержа­лась на горилле, когда она подняла детеныша, и в это время шли рассуждения, должна ли она его вскармливать; наконец, самка опустила детеныша на землю, Удивляясь легкости, с которой мы все приняли идею потратить миллионы телевизионных долларов только на то, чтобы провести съемку кормящих горилл и пока­зать это десяткам миллионов людей в качестве «развлечения», я подумал, что на следующий день Картер примет решение. На-

ИСТОРИЧЕСКИЕ ГРУППОВЫЕ ФАНТАЗИИ 293

завтра утренние газеты сообщали: Картер бросил Ланса, а в «Нью-Йорк тайме» Картера показали на первой странице плачу­щим (до сих пор снимки на первой странице изображали исклю­чительно «сильного» Картера). Сгорая от нетерпения узнать, ка­ким же на этот раз будет групповое фантазийное послание, я включил «Эн-Би-Си найтли ньюс» и снова посмотрел «Третий раздел». Конечно же, длинный отрывок был посвящен разлучению, на этот раз двух малышей - сиамских близнецов, соединенных в пояснице, этот образ совершенно отчетливо символизировал Картера и Ланса так же, как и взаимоотношения фантазийного лидера и группы. Камеры сосредоточили внимание на няньке, которая показала всем телезрителям, как малыши спокойны вместе и как они плачут после разлучения.

В этот момент в средствах массовой информации и начала появляться символика «коллапса». «Ньюсуик» и «Тайм» в одну и ту же неделю независимо друг от друга вышли с одинаковы­ми карикатурами на обложках, изображавшими превосходный

Илл. 8 - Джимми К;

294 ллойд ДЕМОЗ

символ коллапса: бьющееся яйцо, Берт Ланс в виде Шалтая-Бол-тая, падающего со стены. В «Нью-йоркском книжном обозрении» Картера изображали «близким к краху», статья носила заголовок «Картер проткнут пикой».* По данным опроса общественного мнения, проведенного перед решением по делу Ланса, 67% на­селения считало, что Ланс должен уйти, а 21% - что ему следу­ет остаться,84 так что решение, несомненно, было популярным. Ланс был, само собой, и символом оставления, и козлом отпуще­ния, на которого гнев переводился с фантазийного лидера. На ка­рикатурах он предстает как объект священного жертвоприноше­ния, как жертва, которую сталкивают с вершины (иллюстрация 9), так же точно, как Никсона изображали сталкивающим со ска­лы своих помощников (иллюстрация 3).

Илл. 9 - Ланса сталкивают с жертвенного утеса.

Хотя драма оставления и была вызвана запросами нации, ее окутывала печаль, которая и осталась после того, как все завер­шилось. Джозефа Крафта интересовало, почему дело Ланса раз­дули «вне всякой меры», но он не смог постичь, почему оно ос­тавляло такой печальный осадок. Что важнее всего, доверие к Картеру, по данным опросов, начало стремительно снижаться. Приведем результаты фантазийного анализа статьи в «Ю-Эс ньюс» под названием «Картеровы горести» (с карикатурой Кар­тера, тонущего в болоте):

* Игра слов: фамилия Ланс означает в переводе на русский «пика».

ИСТОРИЧЕСКИЕ ГРУППОВЫЕ ФАНТАЗИИ 295

7.11.77 г.: увязнуть... болото... борется... резкое паде­ние... разъеденный... нанесен ущерб... в тисках... со­гнул.... потоп... барахтанье... в темноте... вода.

«Вашингтон пост» под заголовком «Трещины в сенате» со­общил, что «тщательно выстроенный фасад сената разбился на кусочки».85 Эванс и Новак назвали Картера «некомпетентным.в политике» и заявили, что его «разбитый» имидж оставляет инсти­тут президентства в «опасно ослабленном состоянии».86 А обо­зреватель «Нью репаблик» заметил: «Со времен Трумэна я еще не видел, чтобы репортеры и обозреватели так покровительствен­но и снисходительно относились к президенту».87 Сам Картер начал использовать фразы типа: «Мировая экономика может развалиться» (когда не прошло его энергетическое законодатель­ство), а 8 ноября зачитал специальное телевизионное обращение на тему энергетики, фантазийное содержание которого составляла типичная символика стадии коллапса:

8.11.77 г.: схватиться в борьбе... последняя стадия... дав­ление... жертвоприношение... критический... критичес­кий... сточная труба... болезненный... толкает... давле­ние... действовать.88

В «Ю-Эс ньюс» было проективно объявлено, что «В России грядет кризис»,89 а в начале 1978 г. средства массовой инфор­мации непрестанно подстегивали Картера «пойти в решительное наступление» на безработицу, на инфляцию, на энергетическую проблему, на кого-нибудь, на что-нибудь.

На пресс-конференции Картера 8 марта 1978 г. символика коллапса была выражена еще более четко и передавала вопль всей страны, взывающей о действиях, которые только и помогут снять «чудовищное давление». Все это выявляет фантазийный анализ пресс-конференции:

Вопрос: ухудшение... крах? Ответ: ухудшение... быстрое нарастание... быстрое нараста­

ние... ухудшение. О: мертвая точка. В: мертвый? В: напряжение? О: вооруженный до зубов... напряжение... сцепленный. В: действия... действия? О: действовать... действовать немедленно... страшное давле­

ние... кризис.

296 ллойд ДЕМОЗ

В карикатурах и заголовках преобладали образы удушаемых страны и Картера - так, Картера на карикатурах душили горил-лоподобные коммунисты или драконы всех сортов, подписанные «инфляция», или же он учреждал министерство энергетики с надписью «ЗАДУШЕНО ПРИ РОЖДЕНИИ».90 Во избавление от ощущения удушья страна непрестанно требовала от Картера, что­бы тот на кого-нибудь рассердился, - так один обозреватель в статье под заголовком «Если бы только бедный Картер мог рассердиться» призывал его «родиться заново, на этот раз в ка­честве жесткого, решительного президента».91

Потеря реальности и эмоциональный диссонанс, связанные с групповой фантазией, усугублялись по мере того, как неосо­знанные групповые чувства неразберихи, хаоса, гнева и осквер­нения все больше и больше приходили в противоречие с реаль­ной обстановкой в стране, которая характеризовалась самыми высокими за всю историю показателями валового национально­го продукта и дохода на душу населения, наименьшим процентом людей за чертой бедности и отсутствием войн или внутренних неурядиц. Вот как резюмирует ощущения этого момента «Уолл стрит джорнэл»:

«Мы все разок-другой испытали это на себе. В доме все прекрасно, семья здорова, дети в школе успевают, дела на работе как нельзя лучше. И все же мы просыпаемся по ночам с тревожным чувством, что вот-вот случится что-то плохое. Психологи называют это «свободно пла­вающей тревогой».92

Летом, когда процент людей, одобряющих политику Картера, снизился, по данным опросов, с 67% до 39% - после Трумэна еще ни один президент не котировался так низко в аналогичный момент своего срока - необходимость для Картера совершить что-нибудь героическое достигла высшей точки. Но когда в сфере внешней политики подвернулся случай ввести в действие воору­женные силы США - вторжение катангцев в Заир — Картер воздержался от этого. Средства массовой информации призыва­ли к немедленным действиям, выпуская карикатуры, на которых Картер бил Брежнева кулаками по лицу, и объявляли: «Мы на грани конфронтации с Советским Союзом, самой серьезной с на­чала семидесятых, когда был кризис за кризисом по поводу Бер­лина, и Советский Союз подло разместил в Кубе наступательные ракеты».93 Однако в языке, который употреблял Картер, все еще

ИСТОРИЧЕСКИЕ ГРУППОВЫЕ ФАНТАЗИИ 297

делался упор на «скованность», как, например, на пресс-конферен­ции, состоявшейся в разгар заирских событий:

26.05.78 г.: насилие... убийство... смертоносная атака... бремя... скованность... скованность... скованность... ско­ванность... скованность... ущерб... накалять... удар... сер-дце... связаны по рукам.» связывает руки... скован­ность.94

Очень важен вопрос, почему Картер в это время воздержался от каких-либо военных действий. (В нашей книге «Джимми Кар­тер и американская фантазия» я предсказывал, что групповая фан­тазия как раз в это время достигнет крайней стадии коллапса, а потому нужно ожидать, что Картер сдастся перед подсознательным давлением нации, подталкивающей к поиску повода для военной конфронтации.) Прежде всего следует заметить, что эти мелкие аф­риканские раздоры, в которых к тому же многое было неясно, не были подходящим объектом, на который можно было бы проеци­ровать национальный гнев. Картер попытался убедить всех, что к этим событиям сильно приложил руку настоящий враг, Куба, но самое большее, что сумел - заявить, что «Куба знала о планах Катанги по вторжению, но не сделала ничего, чтобы удержать его от пресечения границы» - то есть, обвинить ее просто в бездей­ствии. Во-вторых, согласно И. Ф. Стоуну,95 Картер на самом деле попытался вовлечь США в вооруженный конфликт (и это пред­ставляется вполне возможным), однако столкнулся с поправкой Кларка-Танни, запрещающей прямое или косвенное вмешательство в дела Анголы без специального разрешения конгресса. Как со­общается, затем он попытался сговориться как с сенатором Клар­ком, так и с сенатором Берчем Бэйхом и добиться поддержки, до­статочной, чтобы можно было говорить, что вопрос об интервен­ции с конгрессом выяснен. И Кларк, и Бэйх отказались пойти навстречу, что и могло быть причиной постоянного использования Картером фантазийных слов: «скованность... руки связаны... ско­ванность» на цитированной выше пресс-конференции по поводу событий в Заире. Когда африканский инцидент миновал, оказав­шись совершенно незначительным событием, каковым на самом деле и являлся, Картер 7 июня выступил с большой речью, преду­преждая Советский Союз: если он не «прекратит тактику кон­фронтации», то рискует «усугубить» напряженность в отношени­ях с Америкой - выступление настолько изобиловало проекция­ми, что даже Советский Союз нашел его «странным».96

298 ллойд ДЕМОЗ

Как бы то ни было, возможность совершить героический по­ступок ушла, и популярность Картера снова скатывалась вниз. Страна не простила Картеру упущенный момент, на него со всех сторон сыпались обвинения в крайней слабости. Вот как резюми­ровал настроение нации в конце июня один комментатор:

КАРТЕР, ПРЕЗИДЕНТ-ФЛЮГЕР На стене в офисе одного из его советников висит

графическая иллюстрация его слабости - диаграмма, на которой вычерчена кривая его популярности на фоне кривых популярности других президентов в аналогич­ный период своего срока. Шестнадцать месяцев в Бе­лом доме - и он установил новый рекорд, опустившись ниже Гарри Трумэна и Джерри Форда.

Мало кто в Вашингтоне сомневается в слабости пре­зидента. Весь его аппарат принимает это как факт. На Капитолийском холме это учитывают как друзья, так и недруги. Уровень непопулярности президента измеряют службы общественного мнения; большая часть прессы хватается за эту тему и делает ее поводом для веселья; русские пользуются слабостью президента, или мы прос­то этого боимся.97

В мире не происходило ничего, что могло бы послужить пред­метом проекций, и единственным поприщем, где Картер мог бы исполнить свою мессианскую роль, оставались теперь мирные переговоры по Ближнему Востоку. Хотя инициатива в ходе этих переговоров принадлежала в основном Садату, американская пресса расценила их результат — достижение договоренности -как мессианский триумф Картера. На обложке «Ньюсуик» Кар­тер показывал зубы в громадном оскале, его увенчивала надпись: «РОДИЛСЯ СНОВА!»; похожий портрет Картера поместил и «Тайме», тут же была показана растущая кривая его популярно­сти и красовался заголовок: «КАРТЕР ПРОРВАЛСЯ». «Нью ре-паблик» подытожил мессианские чувства по поводу Кэмп-Дэви­да следующим образом: «Картер работал в Кэмп-Дэвиде днем и ночью, подбадривая, умасливая, убеждая. Хмельные от пунша ре­портеры начали понимать смысл происходящего: «Да, это прав­да. Красное море расступилось. Джимми Картер ведет их через него».98 В следующий месяц от пунша была пьяна вся страна. Опросы Института общественного мнения показывали скачок рейтинга Картера на 11 пунктов; Джордж Уилл в «Ньюсуик»

ИСТОРИЧЕСКИЕ ГРУППОВЫЕ ФАНТАЗИИ 299

Илл. 10 - Преждевременное возрождение Джимми Картера. i

сказал: «Переговоры подействовали на Вашингтон, как чистый кислород на потухающие уголья, [как] вспышка эйфории», и «Ньюсуик» озаглавил свой материал о переговорах так: «МОЖЕТ ЛИ ВОЛШЕБСТВО ПРОДОЛЖАТЬСЯ ДАЛЬШЕ?»99

Разумеется, волшебство долго не продлилось - такова судьба всех магических решений эмоциональных проблем. Кривая по­пулярности снова заскользила вниз. К своему удивлению, Картер обнаружил, что второй мирный триумф не дал ему ничего; фак­тически результаты переговоров в начале 1979 г. расценивались как отрицательные, а не положительные — статья об этом собы­тии Джозефа Крафта носила название «Ближневосточный триумф Картера указывает на слабость США».100 В то время, когда пишутся эти строки (март 1979 г.), фантазийный язык, как и следовало ожидать, по своей символике вернулся к тем же самым коллап­су и гневу, которые предшествовали Кэмп-Дэвиду, популярность Картера упала до 36%, еще ниже того уровня, который был перед

юо ЛЛОЙД ДЕМОЗ

Илл. 11 - Образы американского гнева. Начало 1979 г.

ИСТОРИЧЕСКИЕ ГРУППОВЫЕ ФАНТАЗИИ 301 •

Кэмп-Дэвидом, передовые статьи предсказывают «сложение» Кар­тером «полномочий», а на карикатурах (три из них приводятся на иллюстрации 11) беспомощный Картер не может ничего по­делать с ревущим великаном, который, как бы он ни назывался, олицетворяет наш собственный огромный гнев.

Героическая роль миротворца явно лишь на короткое время . приостановила развитие групповой фантазии. Сейчас, в начале 1979 г., я не могу предсказать, как будет вымещаться при­сутствующий в нас в данное время гнев, характер и сроки это­го процесса. К тому времени, когда вы будете это читать, вам, наверное, уже станет известно, каким образом разрешился пара­ноидный коллапс 1979 г. и кто стал козлом отпущения нашего национального гнева.

ВОСЕМНАДЦАТЬ ОСНОВНЫХ ЦИКЛОВ ИСТОРИЧЕСКОЙ ГРУППОВОЙ ФАНТАЗИИ В АМЕРИКЕ

История похожа на длительный курс психотерапии. Можно выбрать для рассмотрения короткий промежуток времени и ме­сяц за месяцем прослеживать колебания групповой тревоги и гне­ва, в том числе все войны, конфронтации и моменты незначитель­ного восстановления доверия к лидеру - так до сих пор посту­пал в этом очерке я. А можно взять большой отрезок истории, опустить все ненасильственные конфронтации и смещения лиде­ров и рассматривать лишь основные войны и революции, наи­более важные ритуалы очищения, насильственные групповые иллюзии, освобождающие нацию от гнева в достаточной степе­ни, чтобы обеспечить хотя бы несколько мирных лет. В этом последнем разделе главы я дам краткий обзор восемнадцати основных циклов групповой фантазии в американской истории, начиная с ее истоков, с рассмотрением важнейших параноидных эпизодов, которые предшествовали каждой насильственной групповой иллюзии.

Направление, изучающее циклы насилия в истории наций, только-только начинает развиваться, но уже можно с уверен­ностью установить многие закономерности. Новейшие исследо­вания периодических всплесков национального насилия, выпол­ненные Дентоном и Филипсом101 и основанные на оригинальных

статистических данных по периоду 1480-1900 гг., перемежаю­щихся с материалом Квинси Райта, пионера в изучении войн, под­держивают более ранние исследования в разных странах в том, что существует основной 25-летний цикл насилия. Таблица 1 на стр. 306-308 охватывает период в 365 лет и показывает 17 ос­новных американских войн, дающих в среднем 21-летний цикл, то есть, более короткий по сравнению со средним 25-летним миро­вым циклом. Мирные периоды в Америке имели минимальную длительность четыре года - в конце 18-го века, и максимальную 34 года - когда наша страна только начинала свою историю как колония. Однако в среднем войны происходили каждые 21 год, то есть, как только очередное новое поколение достигало боеспо­собного возраста, американскую молодежь швыряли в пасть Мо­лоху в качестве жертвоприношения, удовлетворяющего нацио­нальную потребность в групповом очищении.

То, что войнам и революциям предшествуют основные пара­ноидные эпизоды - идея, только-только начинающая доходить до сознания тех историков, мышление которых открыто влиянию психоанализа. Первый из таких историков, Ричард Хофстадтер, более десяти лет назад обрисовал в общих чертах то, что назы­вал «параноидный стиль в американской политике», и описал, как параноидное «брожение, связанное с подозрительностью и неудовлетворенностью... накатывает волнами различной силы» на протяжении большей части американской истории.102 Хотя Хофстадтер дал лишь несколько примеров таких брожений и не связал их с войнами и революциями, его противоречивый анализ повторяющегося употребления в политической жизни типичной параноидной символики - все же хорошее начало для психоис­торического исследования нашей темы.

Однако, самое интересное явление, происходящее в послед­нее время среди американских историков, - это медленное осо­знание традиционными исследователями важности параноидных процессов в их собственном предмете исследования. Напри­мер, американские историки долгое время считали абсурдным утверждение, что лидеры Американской революции вынашива­ли теорию заговора против них. Для историков не составля­ло труда эмпирически опровергнуть тот факт, что колонии счи­тали себя жертвами «постоянного, упорного и неослабного» за­говора со стороны Британии - полагая лидеров революции разумными людьми, историки игнорировали их параноидные те-

ИСТОРИЧЕСКИЕ ГРУППОВЫЕ ФАНТАЗИИ 303

ории. Когда Бернард Бэйлин написал серию книг, в которых высказывал мысль, что историкам следует принимать теории заговора всерьез, что это были «реальные страхи, настоящие тревоги», что идеология колоний была по большей части «нездо-ровои, патологической, параноидальной», он произвел а аме­риканской историографии собственную революцию. Такие ис­торики, как Джек Грин, Ричард Бушмен и Гордон Вуд пытались подвести разумную основу под эти теории заговора, но тайна была окончательно раскрыта молодым историком Джеймсом Хатсоном, опубликовавшим недавно статью «Американская революция: триумф или иллюзия?»:

«Историки не могут позволить себе признать, что изу­чаемые ими идеи патологичны, ведь в таком случае они рискуют лишиться контроля над предметом своих иссле­дований, который перейдет к психологам. [Кроме того] поскольку американская нация - продукт Американской революции, теория, дискредитирующая революцию, на первый взгляд опровергает американский опыт. Была ли революция вызвана пандемией преследования? Если это так, то Соединенные Штаты были зачаты не на сво­боде, как хотел Линкольн, а в безумии — идея, которая своей «кощунственностью» повергает в шок большую часть историков».104

Аналогичным образом, когда другой молодой историк, Джордж Форджи, недавно издал книгу «Отцеубийство в поделенном доме: психологическая интерпретация Линкольна и его века»,105 доволь­но точно изобразив Американскую гражданскую войну как пе­ренесенный ритуал братоубийства, в котором «хорошие» братья убивают «плохих» братьев в качестве козлов отпущения, он ре­шил, что открыл нечто уникальное, присущее только этому пери­оду и происходящее от особой потребности свергнуть «отцов-основателей», а не один из примеров групповой фантазийной ди-намики, которая свойственна вообще всей истории. Но даже имея такой недостаток, книга Форджи мастерски объясняет психоди­намику, лежавшую в основе теории заговора как южан, так и се­верян, а также собственной теории заговора самого Линкольна, на которой строилось все его политическое мышление, — эта те­ория, по словам Форджи, «озадачивает ученых и даже приводит их в замешательство, настолько мало имеет общего с события­ми, которые призвана объяснять».106

304

В настоящее время некоторые историки принимают идею, что параноидные чувства могут фигурировать в истории, но они все же далеки от понимания, что всем войнам и революциям пред­шествуют параноидные периоды, и что сами войны и револю­ции представляют собой восстановительную попытку справиться с эмоциями, порожденными в параноидный период. В настоя­щей статье я не стану приводить погодовые свидетельства раз­вития каждого из основных циклов американской групповой фантазии, перечисленных в таблице 1, - эту задачу оставлю для своей следующей книги «Психоистория Запада». Здесь я могу показать лишь некоторые варианты эпизодов параноид­ного коллапса, породивших семнадцать основных американских войн и революций.

Наиболее ранние периоды параноидного коллапса, имевшие отношение к американским колонистам, разумеется, были сосре­доточены на политический и религиозной обстановке в Англии. Начались они с широкого распространения страхов по поводу папистского заговора в армии и среди королевского двора, ко­торые подогревали лондонскую чернь в 1640 г., а в 1642 г. при­вели к вспышке насилия - английской гражданской войне. Как уже было упомянуто, апокалиптические милленаристские докт­рины в то время получили широкое распространение как в Англии, так и среди колонистов, а некоторое время спустя та­ким группам, как Люди пятой монархии, было поручено выра­жать параноидный страх перед неминуемыми бедствиями и пе­реворотами, которые, как ожидалось, должны были сопровождать «содрогание Земли и Неба» вслед за казнью короля Карла.107

Здесь даже не обязательно пользоваться фантазийным анали­зом - на любого, кто прочтет памфлеты, речи и проповеди, со­чиненные и произнесенные перед гражданской войной, не мо­жет не произвести впечатления навязчивость символики па­раноидного коллапса, а ведь американские колонисты шаг за шагом разделяли групповые фантазии своих английских собратьев. Центром оставалась Британия - это было правилом вплоть до приобретения Америкой независимости. Внутреннее возбуждение, вызванное Славной революцией 1688 г., колонис­ты выместили, напав на Канаду, что получило название Войны короля Уильяма; европейская война за испанское наследие на рубеже столетий в Америке воплотилась в виде Войны коро­левы Анны в южных колониях, и т. д.

ИСТОРИЧЕСКИЕ ГРУППОВЫЕ ФАНТАЗИИ 305

Хотя в этот ранний период страхи, присущие параноидному коллапсу, были связаны с политической обстановкой в Англии, долгий мирный промежуток — с 1714-го по 1738 г., при королях Георге I и Георге II - вызвал в колониях накопление огромной эмоциональной напряженности. Дойдя до высшей точки, эта на­пряженность вылилась в настолько полный крах старых ценно­стей, что у историков этот период получил название Первого Великого пробуждения Америки. Начавшись с широко распро­страненных личных переживаний обращения в 1720-х, в коло­ниях 30-х годов оно переросло в массовые собрания, на кото­рых переживалось возрождение - благодаря им «крах старых ценностей» и «бунт против заветов отцов» привел к «глубоко­му ужасу перед приближающейся смертью и Страшным Су­дом»108 и к травматичной потере самоограничений - явлениям, типичным для любых сильных переживаний обращения. Пожа­луй, самое интересное, что замечаешь, анализируя таблицу 1, - то, что все три Великих пробуждения Америки происходили под конец долгого периода мира: Первое пробуждение - после 24 мирных лет (1714-1738 гг.) при королях Георгах, второе - пос­ле 30-летнего мирного периода (1815-1845 гг.), начавшегося при Мэдисоне и Монро, а третье — после 31 года мира (1866-1897 гг.), последовавших за гражданской войной. Все три пробужде­ния включали типичные для параноидного коллапса групповые фантазии, которые могли строиться на личном опыте обраще­ния (первое), на перфекционистской безгрешности и нацио­нальных политических акциях (второе) или на социальном ре­формизме (третье). Предшествуют ли движениям Великого про­буждения наций долгие периоды мира или нет - интересный вопрос, который мы оставим для дальнейшего сравнительного психоисторического исследования, однако в случае с Америкой можно сказать, что так оно и было.

Проблема состоит, конечно, в том, чтобы определить, какова должна быть степень эмоционального переворота, чтобы можно было говорить о пробуждении, ведь в моей психогенной теории исторических групповых фантазий все периоды параноидного коллапса носят черты, свидетельствующие о существовании фан­тазий «пробуждения», в явной или скрытой форме. Так, когда историк изучает период перед войнами с французами и индей­цами, он находит неоспоримые доказательства, что в это время происходило то, что мы называем «американским гражданским

Таблица 1 18 ОСНОВНЫХ ЦИКЛОВ АМЕРИКАНСКОЙ ГРУППОВОЙ ФАНТАЗИИ

Основная групповая фантазия

1

Патерналистский абсолютизм (амбивалентный психокласс)

*

Даты Фантазийные (мир) лидеры

2 3

О) 1607-1641 Иаков I, Карл

(2) 1661-1675 Карл II

(3) 1678-1689 Карл II, Иаков II

(4) 1698-1701 Вильгельм и Мария

(5) 1714-1738 Георг I Георг II

(6) 1749-1753 Георг III

Основные параноидные эпизоды

4

Папистский заговор, пуританский миллениаризм Страх перед дикими индейцами

Папистский заговор

Франкофобия

Первое Великое пробуждение

Галльская опасность

Основные групповые иллюзии

5

Английская гражданская война Война короля Филиппа Восстание Бэкона Война короля Уильяма Салсмская охота на ведьм Война королевы Анны

Война за ухо Джснкинса Война короля Георга Французская и индейская война

Даты (война)

6

1642-1660

1675-1677

1690-1697

1702-1713

1739-1748

1754-1763

Продолжение табл.

1

Расистский национализм (навязывающий психокласс)

2

(7) 1764-1774

(8) 1784-1793

(9) 1795-1798

(10) 1800-1811

(11) -1815-1845

(12) 1849-1860 •

* *

3

Георг III

Вашингтон

Адаме

Джефферсон, Мэдисон

Мэдисон, Монро, Адамс, Джексон, Гайлер, Полк Гэйлор, Филлмор, Пирс, Бьюкснсн

4 5

Налогофобня, Бостонская Революция бойня, вера в заговоры Фобия акцизных сборов Водочный бунт

Страх перед французским Морская война с вторжением, законы о Францией чужестранцах и о подстрекательстве Закон об эмбарго, акт о Война 1812-го года прекращении отношений

Второе Великое Мексиканская война пробуждение, милленаризм

Ревавализм, страх перед Гражданская война восстанием рабов, заговор рабовладельцев, аболиционизм

6

1775-1783

1794

1799

1812-1814

1846-1848

1861-1865

Окончание табл. 1

1 ) 2

Эротический материализм (социализирую­щий психокласс)

(13) 1866-1897

1

(14) 1899-1916

(15) 1919-1940

(16) 1946-1949

(17) 1954-1964

(18) 1973-

3

Джонсон, Грант, Хейс, Гарфильд, Артур, Гаррисон, Кливленд, Мак-Кинли Мак—Кинли, Рузвельт, Тафт, Вильсон Гардинг, Кулидж, Гувер, Рузвельт Трумэн

Эйзенхауэр, Кеннеди, Джонсон Никсон, Форд, Картер

4

Третье Великое пробуждение, Золотая/Серебряная паника, пропаганда опасности популистского заговора

Паника по поводу подводных лодок, депеша Циммермана

Страх перед японцами

Коммунистические чистки, доктрина Трумэна Кубинофобия, убийство Кеннеди

•

5

Испано-американская война

Первая мировая война

Вторая мировая война

Корейская война

Вьетнамская война

6

1898

1917-1918

1941-1945

1950-1953 J

1965-1972

а

ИСТОРИЧЕСКИЕ ГРУППОВЫЕ ФАНТАЗИИ 309

100

милленаризмом», и упорно пытается отделить эти апокалипти­ческие милленаристские групповые фантазии от таких же фан­тазий первого Великого пробуждения за десяток лет до того, счи­тая, что групповые фантазии пробуждения к тому времени «ми­новали». Однако фантазии параноидного коллапса - это не болезни, которые то «вспыхивают», то «проходят»; это периоди­ческие разделяемые эмоциональные состояния. Когда американ­цам в 1750 г. стала мерещиться «галльская опасность» и появил­ся страх, что, по. словам Джона Меллена, «земли будут отданы ди­ким зверям, жители - преданы мечу, праведники - огню мученичества, наши жены - изнасилованы, а наши сыновья и до­чери - подвергнуты пыткам и смерти»,110 это было выражение спроецированной циклической параноидной фантазии, обычной для многих периодов американской истории, только изложенной в данном случае на милленаристском языке колониального пе­риода. То же можно сказать и о наступившем вскоре после этого кризисе закона о гербовом сборе, о котором историки заключа­ют: «В ответе правительства как на закон о гербовом сборе, так и на попытку учредить американскую епархию, следует отметить использование навязчивой идеологии гражданского милленариз-ма»111 1750-х годов — говоря так, они на самом деле отмечают сходство символики параноидного коллапса обоих периодов и апокалиптического с изрядной долей мании величия чувства бо­гоизбранности для жизни в эпоху конца и для борьбы с Анти­христом в космической войне между добром и злом. Изменил­ся лишь объект иллюзий. Перед этим война с Францией рассматривалась как уничтожение Антихриста, теперь же, в ре­волюцию, велась апокалиптическая борьба с сатанинским заго­вором против свободной Америки.

Как было замечено ранее, традиционные историки постоянно обнаруживают, что их исследования ведут к психологическому объяснению этих воин и революций, но они резко останавли­ваются каждый раз, когда открывают такого рода факты. Напри­мер, Эсмонд Райт, ведущий историк Американской революции, завершает свой труд по этому периоду112 вопросом: «Что же вызвало Американскую революцию?», делая вывод, что она не была вызвана ни налогами, ни отсутствием представителей в парламенте - этого хотели немногие колонисты, ни задолженно­стью плантаторов, ни желанием колоний участвовать в приня­тии решений, ни британской политикой в отношении каких-либо

разногласий. Он признает, что поставлен в тупик, и приходит к выводу, что революция обусловлена в первую очередь не «мо­тивами», а «слабостью исполнительной власти», не тиранией, а ее противоположностью - крахом авторитета. Однако конста­тация слабости и краха правительства - это лишь описание ис­торической обстановки, а не объяснение ее причин. Когда Джеймс Хатсон, наконец, вопрошает, не следует ли «распрост­ранение параноидных иллюзорных идей» во время революции назвать «коллективным безумием»113 он оказывается един­ственным, кто подходит вплотную к моему понятию историчес­ких групповых фантазий. Остальные эпизоды параноидного коллапса, перечисленные в таблице 1, по большей части хоро­шо знакомы любому, кто изучал американскую историю. Нет нужды заново разбирать параноидное содержание, например, заговора иллюминатов, дела X-Y-Z, законов о чужестранцах и о подстрекательстве, принятых перед началом необъявленной морской войны с Францией в 1799 г.; «военной лихорадки» перед войной 1812 года, которая порой, кажется, не имеет отно­шения к вопросу, следует ли напасть на Англию или Францию «ради национальной славы»,114 или аналогичной военной лихо­радки перед Мексиканской войной 1846 года и перед «блестя­щей маленькой войной» (по выражению Джона Хэя) с Испанией в 1898 г. О риторике аболиционизма, проникнутой чувствами личной греховности и вины, ощущением краха национального единства, параноидными теориями заговора и потребностью, по словам самого Линкольна, в «искуплении национальной кро­вью»/15 в настоящее время написано достаточно, чтобы заподоз­рить, что Американская гражданская война была иллюзорным крестовым походом ради очищения. Точно так же можно предположить вслед за психоисториком Майклом Полом Род-жином, что американские индейцы при их насильственном по­корении играли роль козлов отпущения - особенно при Энд­рю Джексоне, которого преследовали образы «младенцев, заре­занных, искромсанных, зверски убитых, разорванных на куски» индейцами,116 - и что они служили «отдушиной», по которой направлялось параноидное насилие в долгий мирный период между войной 1812-го года и Мексиканской войной.

Наконец, две мировые войны, в которых участвовала Амери­ка, а особенно вторая мировая война, на первый взгляд, в наиболь­шей степени подвергают сомнению мою теорию внутренней груп-

ИСТОРИЧЕСКИЕ ГРУППОВЫЕ ФАНТАЗИИ 311

повой фантазии как источника войн и революций. Обе войны кажутся «хорошими» крестовыми походами Америки во имя спа­сения европейской свободы, и наше эмоциональное участие в этом образе столь велико, что в настоящей работе я не хотел бы даже вскользь затрагивать вопрос о групповой фантазии как причине вступления Америки в эти войны. (Как раз этой зада­чей и занимается в настоящее время мой коллега Дэвид Бэйсел в своих психоисторических исследованиях истоков второй ми­ровой войны.) Цель данной главы - лишь показать, что теория применима к большинству американских войн, но ее примени­мость ко всем войнам остается поп liquet*, пока не будут про­ведены дальнейшие исследования.

В таблице 1 есть еще одна часть, заслуживающая упоминания в рамках данного очерка об исторических групповых фантази­ях. В первой колонке приводятся «Основные групповые фанта­зии» каждого периода американской истории. Термины, дающие­ся под этим заголовком, объясняются далее, в таблице 2. Развер­нутое обсуждение этих обширных исторических категорий я хотел бы опять-таки перенести в свою будущую книгу «Психо­история Запада», однако считаю нужным обрисовать основные пути формирования групповых фантазий в каждый историчес­кий период.

В античности детоубийственный стиль воспитания давал ши­зоидную личность, использовавшую примитивное расщепление и массивную проекцию на богов, привидения и магические предме­ты. Когда такие люди формировали группы, их фантазии строи­лись на системе магии родства, которая постоянно защищала от инфантицидных воспоминаний посредством самых разных жер­твенных ритуалов, когда воспоминания снова и снова проигрыва­лись и уничтожались в ходе символического жертвоприношения и рождения заново. Результатом оставляющего стиля воспита­ния детей, с античности до позднего средневековья, был пси-

i

хокласс с типом личности, который я называю аутичным, - он примерно соответствует «пограничной» личности в терминоло­гии современных психоаналитиков и отличается чувством оди­ночества, легкостью перехода в психотические состояния и вы­хода из них, сознанием незначительности своего влияния на дей­ствительность, эмоциональной вязкостью, беспомощностью при * вопрос неясен (лат.) - юридическая формула воздержания от суж­

дения.

Таблица 2 ИСТОРИЧЕСКИЕ ГРУППОВЫЕ ФАНТАЗИИ

Психокласс и тип личности

И нф антицид н ы й (шизоидный)

Оставляющий (аутичный)

Амбивалентный (депрессивный)

Навязывающий (ком пул ьс ив ны й)

Социализирующий (тревожный)

Основная групповая фантазия Родовая магия

Феодальная иерархия

Патерналист­ский абсолютизм

Расистский национализм

Эротический материализм

Главный очистительный ритуал

Магическое жертвоприношение предкам ослабляет инфантнцидные страхи Феодальные узы и церковные ритуалы отрицают страх оставления

Повиновение идеальному монарху-отцу защищает от амбивалентной матери

Контроль национальных границ и контроль над другими расами обращает отношения навязывающего воспитания Покупка товаров ослабляет страх кастрации

Проекция группового ид

На магические объекты и призраки

На вашего господина

На правящие династии

На другие расы и нации

На высшие или низшие экономические классы

«Моя душа была бы спокойна, лишь если бы каждый...» «... подчинялся законам семьи, регулирующим секс и насилие» «...был тесно связан со своим господином и своим Богом» «...повиновался Королю, который является хорошим отцом» «...держал все плохое за пределами нашей чистой нации»

«...покупал бесчисленные материальные блага»

СО

ИСТОРИЧЕСКИЕ ГРУППОВЫЕ ФАНТАЗИИ 313 •

отсутствии авторитета, неспособностью контролировать свои им­пульсы, а кроме того, нарциссической манией величия и сверхи­деализацией. Поскольку средневековая личность уже в меньшей степени использует примитивное расщепление и проекцию, она не является главным образом магической, а свои исторические групповые фантазии строит на феодально-иерархической, а не ро­довой структуре. Феодальные узы - или другие личные узы там, где феодальная система была формально менее развита, - позво­ляли закрепиться и тем самым избавится от чувства брошенно-сти в детстве, а большинство ритуалов церкви и государства вра­щаются прежде всего вокруг фантазий слияния с группой член­ства - феодальной или монашеской. В эпоху Возрождения, при амбивалентном стиле воспитания, забота о ребенке была доста­точно последовательной, чтобы избавить подрастающего ребен­ка от резкого разделения матери на идеализированную (Мария) и греховную (Ева) части. Благодаря этому люди впервые смог­ли почувствовать настоящую вину по отношению к матери как к целому (открытая Кляйн депрессивная позиции; протестантизм, положивший конец культу Девы Марии). Так появилась депрес­сивная личность, которая впервые в истории интернализовала конфликты в своей личной жизни, подавляя их, а не проецируя, и первыми людьми нового времени стали пуритане.

С этого момента меняется задача эволюции исторической личности - до этого она шла в направлении интернализации про­ецируемых частей самого себя, теперь ее задачей стало ослабле­ние интрапсихических конфликтов. В этот период основные груп­повые фантазии организуются вокруг патерналистского абсо­лютизма, в котором абсолютистский король впервые в истории выступает в качестве идеализированного отца, который позволяет отделиться от амбивалентной матери, позволяет расти и со все­ми детьми обращается одинаково, хотя и рискует при этом, что его свергнут революционными действиями. В восемнадцатом веке сверхконтролирующий навязывающий стиль воспитания, начало раннего приучения к туалету привели к распространению анально-компульсивной личности, которая сосредоточена не столько на идеализированном лидере (или династии), сколько на групповых границах (нации), так что групповые фантазии расист­ского национализма формируются именно в этот период. На­циональные границы выступают заменой личных границ, а попыт­ка стереть память о раннем анальном навязчивом контроле

314 ллойд ДЕМОЗ

выражается в расистских фантазиях «чистоты группы». Нако­нец, социализирующий стиль детства, в настоящее время преоб­ладающий на Западе, позволяет различным типам тревожной лич­ности избавиться от беспокойства по поводу расовой чистоты и переносит групповые фантазии в экономическую сферу, так что социальная мысль организуется по большей части классовой борьбой (эротический материализм).

Даже из такого беглого наброска видно, как различные сти­ли личности формируют разные исторические групповые фанта­зии. Например, любая группа может переносить оральные стра­хи в свои исторические групповые фантазии, но инфантицидно-му психоклассу огромное кусачее чудовище представится в виде магического призрака, оставляющему психоклассу - в виде черта или ведьмы, амбивалентному психоклассу - в виде Антихриста, для навязывающего психокласса оно воплотится в еврее или негре, а для социализирующего - в коммунисте или капиталис­те. Большинство кусачих чудищ, которых мы видим сегодня на газетных карикатурах, снабжено надписью «ИНФЛЯЦИЯ», и это отражает главную фантазию эротического материализма, будто в настоящее время всех нас делает несчастными просто силь­ная нехватка товаров.

Этим коротким замечанием.-насчет стиля исторических груп­повых фантазий различных эпох я и завершаю эту главу, имею­щую целью обрисовать, теоретически последовательную и эмпи-рически доказуемую лсихогенную теорию истории. Хотелось бы надеяться, что с помощью разработанного мной понятийного ап­парата я смогу теперь завершить свою «Психоисторию Запада», в которой для каждого периода истории Запада подробно разбираются все имеющиеся свидетельства относительно детства, исторической личности - включая сновидения и психосексуаль­ное развитие - и относительно исторических институтов и груп­повых фантазий. Надеюсь, что смогу убедительно показать, как второе следует из первого. В любой период исторический тип личности представлен широким диапазоном, однако писать о ди­намике целого диапазона средневековой личности не сложнее, чем психоаналитику писать о динамике, общей для всего диапа­зона пограничной личности (я считаю эти два понятия тожде­ственными). И хотя основные исторические групповые фантазии расшифровать нелегко, разгадка подсознательного смысла христи­анства, национализма или капитализма становится гораздо более

ИСТОРИЧЕСКИЕ ГРУППОВЫЕ ФАНТАЗИИ 315

легкой задачей, когда собрано много информации о детстве, снови­дениях и сексуальной жизни людей, которые испытывают в дан­ных групповых фантазиях потребность. Но и тогда самая волну­ющая задача психоистории будет еще впереди. Со временем мы сможем осознать исторические групповые фантазии, которые под­сознательно разделяем, передать их друг другу и действовать вме­сте. Возможно, это будет первый шаг по уменьшению их иллю­зорной власти над нами.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Понятие исторических групповых фантазий вводится в Lloyd deMause, «The Independence of Psychohistory», in.deMause, editor, The New Psychohistory. New York; Psychohistory Press, 1975; deMause, «The Formation of the American Personality Through Psychospeciation», The Journal of Psychohistory 4 (1976): 1-30; deMause, «The Psychogenic Theory of History»,,The Journal of Psychohistory 4 (1977): 253-267; deMause, «Jimmy Carter and American Fantasy», in deMause and Henry Ehel, eds. Jimmy Carter and American Fantasy. New York: Psy­chohistory Press, 1977, pp. 9-31.

2. Sigmund Freud, Standard Edition, Vol. XI. pp. 63-136. 3. Reuben Fine, «Search for Love» in Arthur Burton & Associates. Twelve

Therapists. San Francisco: Jossey-Bass, 1972, p. 232. 4. Frederich Engeis, The Origin of the Family, Private Property,^nd the State.

London, 1884. Steven Marcus, The Otherl/ictorians. New York, 1966. Для более современной библиографии см.Fraser Harrison, The Dark Angel: Aspects of Victorian Sexuality- New York,1978.

5. Введение в антропологическую литературу см. в Kcnelm Burridge, New Heaven, New Earth: A Study of Millenarian Activities. New York: Schocken Books, 1969. Лучшую психоаналитическую интерпретацию см. в Weston La Barre, The Ghost Dance: The Origins of Religion. New York: Dell, 1972.

6. Rudolph Binion, Hitler Among the Germans. New York: Elsevier, 1976, p. 80.

7. Там же, pp. 80-81. 8. О противоречиях в интерпретациях причин Корейской войны, см. I.F.

Stone, The Hidden History of the Korean War. New York, 1952, pp. 1-72. Об атмосфере в Вашингтоне в день, когда в Корею были посла­ны американские войска, см. Bert Cochran, Harry Truman and the Crisis Presidency. New York: Funk and Wagnalls, 1973, p. 316.

9. В попытке составить представление об истории как о процессе, дви­жимом психоклассами, дальше всего продвинулся Glenn Davis в Childhood and History in America. New York: Psychohistorv Press, 1976.

316 ллойд ДЕМОЗ

Моя книга, «A Psychohistorv of the West», которая готовится к печа­ти, представит именно такой анализ психоклассов, связав воедино эм­пирический материал по стилям воспитания, историческим типам личности и историческим групповым фантазиям каждого из основ­ных периодов истории Запада.

10. L. Kovar, «A Reconsideration of Paranoia». Psychiatry 29 (1966): 289-305.

11. W. W. Meissner, The Paranoid Process. New York: Jason Aronson, 1978, pp. 136-8.

12. См. психоисторическую статью William Saffady «Fears of Sexual License During the English Reformation», History of Childhood Quarterly: The Journal of Psychohislory 1 (1973): 89-97.

13. См. Robert Ashton, The English Civil War: Conservatism and Revolution 1603-1649. London: Weidynfeld and Nicolson, 1971, p. 155: B, S. Carp, The Fifth Monarchy Men: A Study in Seventeenth Century English Millenarianism. Totowa, N.J.: Rowman and Littlefield, 1972.

14. George Lefebvre, The Great Fear of 1789. New York: Pantheon, 1973. 15. Глубокое проникновение в «жертвенный кризис» ранних обществ,

с понятиями, близкими к моему понятию «параноидного коллапса», см. в Rene Girard, Violence and the Sacred. Baltimore: John Hopkins Press, 1972.

16. Термин «психотический инсайт» принадлежит Арьети; см. главным образом S. Arieti, «Introductory Notes on the Psychoanalytic Therapy of Schizophrenics» in A. Burton, cd. Psychotherapy of the Psychoses. New York: Basic Books, 1961, pp. 68-89.

17. O. A. Will, «Process. Psychotherapy and Schizophrenia» in A. Burton, ed. Psychotherapy of the Psychoses. New York: Basic Books, 1961, p. 18.

18J-0 группах-представителях см. в Llyod DeMause, «The Psychogenic Theory.of-History»vThe Journal of Psychohislory 4 (1977): 259.

19. Harry Stack Sullivan, Concepts of Modern Psychiatry. New York: Norton, 1953.

20. Ole R. Holsti and Robert C. North. «The History of Human Conflict» in Elton B. McNeil, ed. The Nature of Human Conflict. Englewood Cliffs: Prentice-Hall, 1965.

21. Saul Bellow, To Jerusalem and Back: A Personal Account. New York, 1977, p. 111.

22. Norman Cousins, «The Cuban Missile Crisis: An Anniversary», Saturday Review, October 15, 1977, p. 4.

23. Steven Kelman, Push Comes to Shove: The Escalation of Student Protest. Boston, 1970, p. 60; Richard Nixon, The Memoirs оГ Richard Nixon. New York: Grosset & Dunlap, p. 404.

24. The White House Transcripts: Submission of Recorded Presidential Conversations to the Committee on the Judiciary of the House of Representatives by President Nixon. New York: Bantam Books, 1974; дополнено изменениями, обнаруженными в U.S. Congress. «Hearings

И С Т О Р И Ч Е С К И Е Г Р У П Ц О В Ы Е Ф А Н Т А З И И 3 1 7

Before the Committee on the Judiciary. House of Representatives» 93rd Congress. Comparison of White House and Judiciary Committee Transcripts of Eight Recorded Presidential Conversations». Washington: U.S. Government Printing Office, 1974, ser. no. 34.

25. New York Times, September 19, 1962, p. 3. 26. Edward Mezvins, A Term to Remember. New York: Coward, McCann,

Geoghegan, 1977, pp. 167-8. 27. Rene Girard, Violence and the Sacred, pp. 8ff. 28. Nixon, Memoirs, pp. 768-9. 29. О важности для Никсона смерти его брата см. James W. Hamilton,

«Some Reflections on Richard Nixon in the Light of His Resignation and Farewell Speeches», Journal of Psychohislory 4 (1977): 491-511.

30. Alan B. Rothenberg, «Why Nixon Taped Himself: Infantile Fantasies Behind Watergate», Psychoanalytic Review 62 (1975): 201-223. Вклад индивидуальных личностных стилей на стадии развития групповой фантазии особенно хорошо разобран в Richard D. Mann et al., Interpersonal Styles and Group Development. New York: Wiley, 1967.

31. U.S. News and World Report, September 18, 1972, различные заголовки. 32. U.S. News and World Report, September 18, 1972, pp. 13-15. 33. U.S. News and World Report, October 2, 1972, pp. 24-27. 34. Public Papers of the Presidents of the United Stales. Richard Nixon.

1972. Washington, D.C.: U. S. Government Printing Office, 1975. 35. Public Papers of the Presidents of the United States. Richard Nixon.

1973. Washington, D.C.: U. S. Government Printing Office, 1975. 36. Herbert Block, Herblock Special Report. New York: Norton, 1974. 37. Quoted in Rothenberg, «Why Nixon Taped Himself», Psychoanalytic

Review 62 (1975): 202. 38. Nixon, Memoirs, p. 849. 39. Theodore J. Jacobs, paper given at the New York Psychoanalytic

Society, «Secrets, alliances and family fictions: Some psychoanalytic observations». March 13, 1979. Действительно, политические ка­рикатуры с самого появления полны анального материала; см. Herbert M. Atherton, Political Prints in the Age of Hogarth: A Study in Ideographic Representation of Politics. Oxford: Clarendon Press, 1974.

_

40. Irving D. Harris, «The Psychologies of Presidents», History of Childhood Quarterly: The Journal of Psvchohisiory 3 (1976): 337-350.

4 i . Public Papers of the Presidents of the United Stales. Dwight Eisenhower. 1953. Washington, D.C.: U. S. Government Printing Office, 1960, p. 41.

42. Там же, p. 618. 43. Там же. 44. Newsweek, June 7, 1954, p. 41. 45. Public Papers of the Presidents of the United Slates. Dwight

Eisenhower. 1954. Washington, D.C.: U. S. Government Printing Office, 1960. p. 1075.

46. Peter Lyon, Eisenhower: Portrait of the Hero. Boston: Little, Brown, 1974, p. 639.

47. Там же, р. 640. 48. Newsweek, January 31, 1955, p. 19; February 7, 1955, p. 26; February

14, 1955, p. 19. 49. Newsweek, July 15, 1957, обложка. 50. Newsweek, October 14, 1957, p. 38. 51. William Manchester, The Glory and the Dream, Boston: Little, Brown,

1973, p. 789. 52. Newsweek, November 18, 1957, p. 37. 53. Newsweek, January 20, 1958, обложка; March 10, 1958, p. 27. 54. Public Papers of the Presidents of the United States. Dwight

Eisenhower. 1958. Washington, D.C.: U. S. Government Printing Office, 1960, p. 329.

55. Newsweek, May 26. 1958, p. 23. 56. Newsweek, July 7, 1958, p. 9; July 21, 1958, обложка. 57. Lyon, Eisenhower, p. 773. 58. Newsweek, July 28, 1958, pp. 15, 24. 59. CM. Arthur Schlesinger, «Tides in American Politics», Yale Review 29

(1939): 217-30; Frank L. Kiingberg, «The Historical Alteration of Moods in American Foreign Policy», World Politics 4 (1952): 239-273; см. также обсуждение закономерной исторической взаимосвязи между периодами внутренней активности и войнами в David С. McClelland «Love and Power: The Psychological Signals of War», Psychology Today, January 1975, pp. 44-48.

60. Newsweek, October 2, 1961, обложка; November 6, 1961, обложка: U.S. News and, World Report, January 1, 1962, p. 25; January 8, 1962, p. 40.

61. U.S. News and World Report, January 29, 1962. 62. U.S. News and World Repоrt, February, 12 1962, p. 43. 63. Benjamin C. Bradlee «Conversation with Kennedy» Playboy, April, 1965,

p. 176. 64. U.S. News and World Report, May 14, 1962, p. 52. 65. Public Papers of the Presidents of the United States. John F. Kennedy.

1962. Washington, D.C.: U. S. Government Printing Office, 1963. 66. U.S. News and World Report, September 17, 1962, p. 37. 67. U.S. Congress. Senate Committee on Foreign Relations and the

Committee on Armed Services, 87th Congress, 2nd session. Situation in Cuba. Washington, D.C.: U.S. Government Printing Office, 1962.

68. U.S. News and World Report, September 24, 1962, pp. 47-8. 69. David Detzer, The Brink: Cuban Missile Crisis, 1962. New York: Thomas

Y. Crowell, 1979, p. 97; Arthur M. Schlesinger, Jr., A Thousand Days: John F. Kennedy in the White House. Boston, 1965, pp. 799-801.

70. William Whitworth, Naive Questions about War and Peace. New York: W. W. Norton, 1970, p. 24.

71. Barton J. Bernstein, «The Week We Almost Went to War», Bulletin of the Atomic Scientists, February 1976, p. 17.

ИСТОРИЧЕСКИЕ ГРУППОВЫЕ ФАНТАЗИИ 319

72. Detzer, The Brink, p. 157. 73. Barton J. Bernstein,«Kennedy Brinkmanship*,Inquiry,ApriI 2,1979,

p. 21. 74. H. R. Haldeman, The Ends of Power. New York: New York Times Books,

1978, p. 93. 75. U.S. News and World Report, December 17, 1962, p. 54. 76. U.S. News and World Report, February 25, 1963, p. 31. 77. Daniel Schorr, «The Assassins», New York Review of Books, October

13, 1977, pp. 14-21. 78. U.S. News and World Report, October 26, 1964. 79. U.S. News and World Report, December 7, 1964, p. 31. 80. William Shawcross, «Dr. Kissinger Goes to War», Harpers. April, 1979,

p. 40. 81. Lloyd deMause and Henry Ebel, eds., Jimmy Carter and American

Fantasy. New York: Psychohistory Press, 1977. 82. U.S. News and World Report, September 19, 1977, p. 25. 83. The New York Times, September 16, 1977, p. A23. 84. Washington Post, September 25, 1977, p. C7. 85. Washington Post, October 9, 1977, p. A3. 86. Washington Post, October 10, 1977, p. A23. 87. The New Republic, December 17, 1977, p. 1. 88. New York Times, November 9, 1977, p. A20. 89. U.S. News and World Report, December 2, 1977, p. 23. 90. U.S. News and World Report, March 6, 1978, p. 29. 91. New York Post, April 21, 1978, p. 19. 92. Vermont Royster, Wall Street Journal, March 1, 1978. 93. U.S. News and World Report, June 12, 1978, p. 19; Carl1 Rowan, New

York Post, June 5, 1978, p. 23. 94. New York Times, May 26,- 1978, p. A10 95. I. F. Stone, «Carter, Africa and Salt»; New York Review of Books. June

12, 1978, pp. 22-26. 96. New York Times, June 8, 1978, p. Al. 97. The Guardian, June 25, 1978, p. 17. 98. The New Republic, September 30, 1978, p. 3. 99. Newsweek. October 2, 1978, pp. 110,, 22-23. 100. New York Post. March 15, 1979, p. 23. 101. Frank H. Denton and Warren Phillips,«Some Patterns in the History

of Violence», Conflict Resolution 12 (1968): 182-195. 102. Richard Hofstadter, The Paranoid Style in American Politics and Other

Essays. New York: Alfred A. Knopf, 1965, p. 6. 103. Историографию этой полемики можно найти в James H. Hutson,

«The American Revolution: The Triumph оГ a .Delusion?» in Erich Angermann, ed., New Wine in Old Skins. Stuttgart, 1976, pp. 177-194.

104. Там же, р. 177. 105. George B. Forgie, Patricide in the House Divided: A Psychological

Interpretation of Lincoln and His Age. New York: W. W. Norton, 1979.

3 2 0 t

106. Там же, р. 259. 107. В. S. Сарр, The Fifth Monarchy Men: A Study in Seventeenth-century

English Millenarianism. Totowa, N.J.: Rowman and Littlefield, 1972. 108. Проницательный психологический подход к проблеме Великого '

пробуждения Америки демонстрирует William G. McLoughlin, Revivals, Awakenings, and Reform: An Essay on Religion and Social Change in America, 1607-1977. Chicago: University of Chicago Press, 1968.

109. Nathan O. Hatch, «The Origins of Civil Millennialism in America*. New England Clergymen, War with France, and the Revolution», William and Mary Quarterly, 3d ser., 31 (1974): 4070430.

110. John Mellen, The Duty of ail to be ready for future Impending Events. Boston, 1756, pp. 19-20.

111. Hatch, «Origins of Civil Millennialism», p. 428. 112. Esmond Wright, Fabric of Freedom 1763-1800. Rev. Ed. N.Y.: Hill

and Wang, 1968, pp. 96-102. 113. Hutson, «The American Revolution: The Triumph of a Delusion?», p.

188. 114. См. главным образом Bradford Perkins, Prologue to War: England

and the United Slates 1805-1812. Berkeley: University of California Press, 1968.

115. Peter F. Walker, Moral Choices: Memory, Desire and Imagination in Nineteenth-Century American Abolitionism. Baton Rouge: Louisiana State University Press, 1978.

116. Michael Paul Rogin, Fathers and Children: Andrew Jackson and the Subjection of the American Indian. New York: Alfred A. Knopf, 1975, p. 147.

Глава 7

ФЕТАЛЬНОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ ИСТОРИИ

История девяти месяцев, предше­ствующих рождению человека, мо­жет оказаться куда интереснее и содержать более важные события, чем все последующие семьдесят лет.

Сэмюэл Тейлор Кольридж

В данной главе я хочу представить свидетельства, которые привели меня к следующим трем выводам:

1. Психическая жизнь начинается в чреве с фетальнои драмы, которая припоминается и развивается в дальнейших событиях детства.

2. Фетальная драма является основой истории и культуры всех эпох; история видоизменяется в эволюции стилей воспитания детей.

3. Фетальная драма травматична и потому должна до бесконеч­ности повторяться заново в циклах смерти и рождения, ко­торые выражаются в групповых фантазиях, даже сейчас

322 ллойд ДЕМОЗ

продолжающих в значительной степени определять нашу на­циональную политическую жизнь.

Доказательства этих трех утверждений я представлю в трех основных разделах этой главы: в первом будут излагаться аку­шерские доказательства существования внутриутробной психичес­кой жизни, во втором будет дан обзор свидетельств относительно форм фетальнои драмы в прошедшие исторические периоды, на­конец, в третьем будут анализироваться свидетельства касатель­но формы фетальной драмы в современной политике. Перед тем как перейти к этим доказательствам, я хотел бы, однако, подыто­жить свою предыдущую работу по историческим групповым фантазиям.

В пяти предыдущих очерках1 я проанализировал взятые из исторического материала доказательства того, что нация перед принятием решения о начале войны разделяет фантазию рож­дения заново, что групповая фантазия порождается желанием выйти из жестокого кризиса веры в нацию и в ее лидера, и что лидер часто переводит гнев с себя на «врага», чтобы восстано­вить доверие нации к себе. Я не просто открыл, что образы рож­дения разделяются каждый раз перед событиями, ведущими к вой­не, но и обнаружил, что полный политический цикл состоит из четырех стадий, аналогичных стадиям фетальной жизни. Эти четыре фетальные стадии (ФС) я обозначил следующим образом:

ФС1 - СИЛА: В первый год руководства нового лидера фантазийный язык средств массовой информации и телес­ные образы на карикатурах исполнены групповых фанта­зий о великой силе нации и о величии лидера, беспощад­ного, если дело касается зашиты группы, и необходимого группе в качестве источника жизненной силы. Согласно моим данным, лидер рассматривается в первую очередь не как идеализированный родитель, объект любви или фигу­ра, олицетворяющая суперэго, как принимает большинство политических теорий. Он скорее «вместилище»,2 в кото­рое группа опорожняет свои изменчивые чувства, ожидая, что лидер эти чувства поддержит и спустит посредством действий, ориентированных больше не на действительность, а на фантазию. Иными словами, не столь уж важно, чтобы лидер руководил, любил; или дисциплинировал группу -

ФЕТАЛЬНОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ ИСТОРИИ 323

главное, чтобы он был эмоционально доступен и был готов удовлетворить развивающиеся фантазийные потребности группы. На этой «сильной» стадии группа чувствует себя в безопасности в «сильном» чревном окружении, поэто­му любые имеющие место внешние неполадки не рассмат­риваются как угроза настолько серьезная, чтобы надо было прибегать к насильственной реакции. .

ФС2 - ТРЕЩИНА: Обожествление лидера подходит к концу, и начинается поиск козла отпущения, чтобы отвес­ти от лидера враждебность. Появляется ощущение, будто групповые границы дают «трещину», преобладают образы утечки воды и рушащихся стен. Лидера считают слабым и неспособным контролировать события. Все громче слы­шатся жалобы на тесноту, голод и духоту, все чаще выра­жается тревога перед неминуемым крахом и врагами, ко­торые становятся все опаснее. Эта стадия тоже длится около года.

ФСЗ - КОЛЛАПС: На этой стадии группа испытывает чрезвычайно сильную тревогу по поводу краха собствен­ного образа и растущий гнев в адрес лидера, который кажется бессильным прекратить осквернение групповых чувств и голод, не может очистить группу от грехов. В средствах массовой информации распространяются груп­повые фантазии удушья, падения, брошенности, распада, смерти и взрыва - ожидается, что лидер и определенные группы-делегаты выразят эти чувства, а затем предпри­мут действия по снятию напряжения. По мере того, как группа пытается спроецировать собственный гнев вовне и как-то объяснить внутренние чувство сумятицы и не­разберихи,. плодятся свободно плавающие параноидные фантазии насчет безымянного ядовитого врага. Стадия «коллапса» наступает лишь после поиска способа «уни­зить другого»3 - врага, который в момент «группового психотического инсайта» опознается как конкретный ис­точник несчастий группы. Поскольку этот поиск врага, который действовал бы согласованно с группой, требует времени, третья стадия может продолжаться от несколь­ких месяцев до двух лет.

524 ллойд ДЕМОЗ

ФС4 - ПЕРЕВОРОТ: «Групповой психотический инсайт», который определяет иллюзорного отравителя группы» мо­жет принять одну из нескольких форм: (1) Цареубийственное решение. Если лидер склонен к само­

уничтожению или ему не удается найти внешнего врага, лидера самого определят как врага, и произойдет убийство божественного короля под руководством нового героя, который очистит оскверненную групповую атмосферу посредством жертвоприношения. Такой цареубийствен­ный ритуал может осуществиться посредством покушения, революции, импичмента или даже резкого изменения в распределении голосов при переизбрании.

(2) Военное решение. Если найден внешний враг, действую­щий координированно с группой, т.е. унижающий ее, груп­па впадает в похожее на транс состояние садомазохист­ского упоения по отношению к врагу, чья беспросветно злая сущность оправдывает любой гнев и облагораживает любое жертвоприношение. Поскольку гнев группы те­перь отведен от лидера на врага, популярность лидера ощу­тимо возрастает. Однако, такое состояние долго поддер­живать трудно, ведь военные действия против врага под руководством героического ныне лидера кажутся импера­тивом - необходимо уничтожить ненавистного «врага», выйти из стадии переворота, очиститься от скверны и осуществить свое рождение заново, после чего к группе вернутся сила и жизнеспособность.

(3) Суицидальное решение. Суицидальные индивиды часто решают проблему внутренней двойственности благодаря фантазии «скрытого палача», помогающего им в суици­дальной попытке убить плохую, оскверненную часть лич­ности, после чего хорошую, очищенную часть можно лю­бить снова.4 Аналогичным образом нация может спрово­цировать к нападению на себя другую нацию или оставить себя без обороны и без союзников, если суицидальная групповая фантазия предписывает «выжечь» плохую часть нации ради ее очищения и «возрождения национального духа». «Коллапс» Франции в конце 30-х - пример суи­цидального решения. Кроме того, верно, разумеется, и то, что в любой войне присутствует суицидальный компо­нент - в боях погибает часть нации.

ФЕТАЛЬНОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ ИСТОРИИ 325

Эта психогенная теория повторяющихся циклов групповой фантазии была полностью выведена из исторического матери­ала до того, как я стал анализировать акушерские данные, вы­ясняя, существует ли психическая жизнь до и во время рожде­ния. В следующем разделе я построю фетальную психологию на основе акушерских данных и покажу их связь как с дальней­шими событиями детства, так и с психологией взрослых инди­видов и групп.

I. ФЕТАЛЬНАЯ ДРАМА

ПРЕДШЕСТВУЮЩИЕ ТЕОРИИ ФЕТАЛЬНОЙ ПСИХОЛОГИИ

Практически вся современная психоаналитическая теории от­рицает возможность существования психической жизни до или во время рождения. Считается, что новорожденный лишен памяти, эго, объектов или психической структуры. По выражению одного пси­хоаналитика, «психоанализ не спрашивает: «Когда это началось?», он задает совсем другой вопрос: «Когда после рождения это на­чалось?»5 Хотя Фрейд и называл иногда рождение «первичной тревогой», «предшественником тревоги» и т.д.6, он все-таки был твердо убежден, что психическая жизнь начинается лишь после рождения, что «рождение еще лишено психического содержания» и что «рождение не испытывается субъективно как отделение от матери, поскольку плод, будучи совершенно нарциссическим существом, абсолютно не осознает ее существования в качестве объекта».7 С тех пор, как Фрейд более 50 лет тому назад выска­зал это мнение, оно, как эхо, повторяется почти всеми психоана­литиками. Единственный раз Фрейд отступил от этой точки зре­ния, когда в разговоре, как сообщают, предположил, что у ребенка, родившегося через кесарево сечение, тревоги будут другого ха­рактера,8 однако ни в одной печатной работе не признавал такую идею. В самом деле, Гринэйкер делает вывод, что Фрейд связывал рождение с тревогами лишь посредством чего-то вроде коллектив­ного бессознательного, похожего на архетип Юнга. У психоана­литиков были серьезные основания принимать мнение Фрейда без критики,10 ведь он с гневом вышвырнул Ранка из психоаналити­ческого движения за то, что тот в 1923 г. написал, что во время рождения существует настоящая психическая жизнь.9

326 ЛЛОЙД ДЕМОЗ I

Это не значит, что в психоаналитической литературе нет ста­тей о рождении. Действительно, в клинической практике образы рождения встречаются сплошь и рядом, поэтому в литературе есть масса объемных статей на эту тему и сотни клинических ил­люстраций фетального материала. В то же время психотерапев­ты почти всегда расценивают весь относящийся к рождению ма-териал как чистую фантазию, не основанную на раннем опыте. Это единственный клинический материал, который рассматри­вается как комбинация настоящего опыта и фантазии, поэтому фантазии рождения у пациента явно вызывают у психотерапев­тов очень сильное беспокойство. Беспокойство это не столь за-метно, если фетальный материал позитивен - в этом случае его можно истолковать как успокоительную фантазию «регрессии в чрево». Но если пациент выдает пугающий материал с явным фетальным содержанием, оно либо игнорируется, либо интерпре­тируется на основе более поздних орального, анального или фал­лического уровней.

Так, Абрахам, сообщая о пациенте, всю жизнь переживавшем кошмар про паука-кровососа, который вылупляется из яйца, что­бы раздавить его, интерпретирует кровососание как «символ кастрации».11 Когда у Ральфа Литтла пациента одолевали похо­жие кошмары про ужасного паука, который раздавливает его, что сопровождается образом пуповины, связывающей пациента с ма­терью; причем «кровь должна перетечь или к ней, или к нему, и один обязательно умрет, а другой останется жить», психотерапевт тоже называет паука «кастрирующей матерью».12 Чтобы убедить­ся, насколько часто психотерапевты упускают из виду фетальное содержание, не будем пускаться в бесконечное перечисление примеров, а обратимся к скрупулезной работе Калвина Холла с анализом 590 неотобранных снов, из которых 370, или 60%, со­держали явные образы фетальной среды, рождения или возвра­щения в чрево.13 Гринэйкер, несомненно, стоит на правильном пути, когда предполагает, что «борьба, происходящая при рожде­нии, наверное, слишком ужасна для нас и в то же время слиш­ком нас вдохновляет, поэтому не так легко сохранять научное бесстрастие при ее изучении».14

Как бы то ни было, несколько пионеров психоанализа косну­лись возможности существования психической жизни при рож­дении. Большинство из них, подобно Винникоту, неохотно призна­ли такую вероятность лишь после того, как имели дело с деть-

ФЕТАЛЬНОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ ИСТОРИИ 327

ми, переживавшими в фантазии опыт рождения настолько эмоционально, что психоаналитик чувствовал — это «следы вос­поминаний о рождении», а не позднейшие наблюдения.15 Однако даже эти немногие - в их числе Гринакри, Винникотт, Мелания Кляйн, Карл Меннингер, Роджер Мани-Кайрли, П. М. Плойе и другие16 - просто отметили наличие в снах и в фантазийной жизни материала, относящегося к рождению, и осведомились, не исследуется ли другими вопрос о существовании психической жизни раньше, чем это допускает теория.

И все же небольшая группа психологов, в большинстве сво­ем психоаналитиков, всерьез рассматривала возможность суще­ствования психической жизни при рождении: Отто Ранк, Нандор Фодор, Фрэнсис Мотт, Станислав Гроф, Элизабет Фер, другие аме­риканские психотерапевты, занимавшиеся проблемой рождения за­ново, Арнальдо Расковски, еще несколько аргентинских психоана­литиков, а также группа психоаналитиков, основавших вместе с Густавом Грабером в Германии Международное общество по изучению пренатальной психологии. Все эти психотерапевты принимают существование психической жизни при рождении и подчеркивают травмирующее воздействие собственного рожде­ния, прерывающего, по их мнению, уютную внутриутробную жизнь, а в качестве доказательства для своих теорий большинство этих авторов приводит лишь сны и фантазии взрослых. Подытожу вкратце их вклад в фетальную психологию на сегодняшний день.

Отто Ранк начал исследовать опыт рождения в 1904 г., задолго до того, как узнал о Фрейде. Он подчеркивал, что жен­ские гениталии часто бывают источником тревоги, которая дол-. жна быть преодолена посредством сексуального удовольствия, и что этот факт часто находит отражение в сновидениях и мифах, и выводы, сделанные в его книгах, начиная с «Травмы рождения»17 (1923 г.), побудившей Фрейда сказать: «Я не имею с ним больше дела», в настоящее время кажутся бесспорными. Ранк очень тщательно анализировал сновидения, фантазии и мифы на предмет их взаимосвязи со страхом отделения от ма­тери, страхом остаться одному в темноте, играми в заползание в дыру и т. д. Он даже касался связей между ритуалами рож­дения заново, а также другим культурологическим и мифологи­ческим материалом, и опытом рождения - и все это опять-таки в своей открытой манере, которую на сегодняшний день можно позволить себе, публикуясь в любом психоаналитическом

328 ллойд ДЕМОЗ

журнале. О сложности собственной проблемы Фрейда, который не мог признать мать в качестве изначального источника тре­воги и лишь впоследствии неохотно преодолел себя под давле­нием главным образом психоаналитиков-женщин, можно дога­даться по отказу Фрейда двинуться дальше вводной части книги Ранка (1923 г.), вместо того, чтобы дать ее почитать своим па­циентам и спросить их мнение.18

В следующие четверть века анафема, которой Фрейд предал материал, относящийся к рождению, оказалась очень действенной, и даже такой блестящий психоаналитик, как Маргарет Фрис, своими сорокалетними «пренатально-родительскими» исследова­ниями показавшая основные личностные модели при рождении, которые затем сохраняются и по которым можно довольно точ­но предсказать дальнейшее развитие, все же воздерживается от настоящих выводов в отношении своих результатов по прена-тальной психической жизни.19

Вот почему в 1949 г., когда через четверть века после выхо­да в свет работы Ранка в Америке была опубликована книга Нандора Фодора «В поисках возлюбленного: клиническое иссле­дование травмы рождения и пренатального состояния»20, психо­терапевтическое сообщество было еще совершенно не готово вос­принимать его идеи. Большинство выводов, сделанные Фодором и удачно проиллюстрированные богатым материалом - то, что рождение травмирует, и воспоминания о нем всплывают в сно­видениях и фантазиях, что рождение является источником страха смерти, что оно лежит в основе кошмаров удушья, клаустрофо­бии и многих других симптомов, - опять-таки, сейчас вряд ли показались бы удивительными, но тогда большинство психо­терапевтов проигнорировало книгу. Как и Ранк, Фодор принимал, что «физическая среда внутри чрева безупречна», и «после девяти месяцев мирного развития человеческий детеныш принудительно выталкивается в странный мир чудовищными мышечными кон­вульсиями, до самого основания сотрясающими его жилище, как землетрясение».21

Подобно многим позднейшим теоретикам рождения, Фодор верил в парапсихологию, но его рассуждения о телепатии меж­ду матерью и плодом22 легко можно отделить от его же клини­ческого материала по рождению. Иначе обстоит дело с последо­вателем Фодора Френсисом Дж. Моттом, английским психоло­гом, всю жизнь работавшим над системой фетальной психологии.

ФЕТАЛЬНОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ ИСТОРИИ 329 i

Огромная продуктивность Мотта, преданность задаче создания фе-тальной психологии делает его труды (если вы сумеете их най­ти хоть в одной библиотеке)23 богатым источником материала, особенно сновидческого и мифологического, использованного им в большом объеме. Однако Мотт поставил себе мистическую задачу - связать внутриутробную жизнь с астральным вселен­ским замыслом творения, а кроме того, открыто избегал при­влечения фактов из области акушерства (например, постулиро­вал способность плода «чувствовать» выходящую из плаценты кровь, игнорируя тот факт, что пуповина лишена нервов), поэто­му подавляющее большинство его работ совершенно ненадежно.24

Психиатр Станислав Гроф в 1956 г., в Чехословакии, начал использовать ЛСД, чтобы добиться психотерапевтической регрес­сии, и за последнюю четверть века провел в Европе и США свыше 3000 курсов ЛСД-терапии.25 Постоянно наблюдая пере­живание пациентами заново собственного рождения, он постули­ровал четыре «базисные перинатальные матрицы» (БМП), кото­рые, как ему казалось, пациенты обычно и переживали под ЛСД:

•

БПМ 1 (первичное слияние с матерью): пребывание в чреве, фан­тазии рая, единство с Богом или с природой, святость, «океанический» экстаз и т.д.

БПМ 2 (антагонизм с матерью): берет происхождение от эта­па начала родовых схваток, когда шейка матки еще зак­рыта; ощущения, будто попал в западню, все попытки выбраться напрасны, на голову что-то сильно давит, с сердцем неполадки, будто засасывает водоворот или проглатывает ужасное чудовище - дракон, осьминог, питон и т. д.

БПМ 3 (синергизм с матерью): этап, когда открывается шейка матки и плод проталкивается по родовому каналу; фантазии борьбы титанов, садомазохистских оргий, взрыва атомной бомбы, извержения вулкана, грубого из­насилования и суицидального саморазрушения - все это элементы полной насилия борьбы смерти и рож­дения заново.

БПМ 4 (отделение от матери): по окончании борьбы рождения, после первого крика; чувства освобождения, спасения, любви и прощения в сочетании с фантазиями очище­ния и избавления от груза.

330 ллойд ДЕМОЗ

Хотя Гроф вскоре тоже передвинулся в паранормальную сферу (профессиональный риск, связанный с занятием феталь-ной психологией), его оригинальные клинические исследования способности взрослых заново переживать (или фантазировать -Гроф не делает попыток доказать, что это воспоминания) ощу­щения собственного рождения обстоятельны и представляют немалую ценность. Работе Грофа во многих отношениях анало­гичен опыт и других психотерапевтов, обнаруживших, что пере­живание заново своего рождения обладает терапевтическим эффектом. Кроме методики с использованием ЛСД для вызова тех родовых ощущений, что испытывали пациенты Грофа, исполь­зовались и многие другие технологии регрессии, начиная с «на­чальной терапии» Элизабет Фер и включая лечение «родовыми первинами» Артура Янова и др.26 Но мы не будем рассуждать о терапевтической эффективности технологий рождения заново и оставим открытым вопрос о взаимодействии фантазии и воспоминаний. Признаем лишь, что подавляющая часть психоло­гического материала по родовым ощущениям накоплена за по­следние два десятилетия. Материал этот, однако, еще совершен­но не интегрирован в особое направление психологии, психоана­лиза или какой-либо другой науки.

Все перечисленные работы характеризуются двумя особен­ностями: (1) в центре внимания рождение, жизнь в чреве пред­ставляется спокойной и удобной, рождение рассматривается как травма, а рождение заново - как путь преодоления страха отде­ления; (2) все положения строятся на основе клинического ма­териала, полученного на взрослых, акушерская литература анали­зируется редко, хотя большинство исследователей - профессио­нальные врачи. Эти две особенности, как правило, имеют место и в недавно опубликованных работах южноамериканских психо­аналитиков, группирующихся вокруг Арнальдо Расковски,27 так же, как и в работах участников конференций Международного об­щества по изучению пренатальной психологии в Германии28 -хотя изредка акушерские наблюдения за пренатальной жизнью все же используются, поскольку Расковски и некоторые предста­вители немецкой группы начинали как педиатры.

Итак, результаты работ по фетальной психологии за послед­ние шестьдесят лет подкрепляют изначальное мнение Фрейда о рождении как о прототипе всех более поздних страхов, с допу­щением, будто до рождения нет ни эго, ни объектов, ни психичес-

ФЕТАЛЬНОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ ИСТОРИИ 331

кой структуры, а лишь симбиотическое единство с матерью, а рождение - это сильный шок, источник позднейшего страха от­деления. Моей целью будет показать а) что эта теория, урав­нивающая рождение и страх отделения, неверна, б) что теория создана как защита от фактов, доказывающих, что опыт жизни плода в чреве на самом деле индивидуален и часто травмати­чен, а внутриутробная жизнь не симбиотична и вовсе не такая уж спокойная, и в) что рождение - на самом деле освобождение от травматичного опыта жизни в чреве, а не всего лишь «травма от­деления». Чтобы объяснить, что привело меня к этим выводам, обращусь к акушерским данным относительно условий психи­ческой жизни в чреве и во время рождения.

АКУШЕРСКИЕ ДАННЫЕ ОТНОСИТЕЛЬНО УСЛОВИЙ

ПСИХИЧЕСКОЙ ЖИЗНИ ПЛОДА

Медицина лишь в последние годы начала проявлять интерес к изучению плода. Один врач, вопрошая, почему раньше столь мало интересовались жизнью плода, тут же предполагает, что при­чина, возможно, в том, что плод «спрятан в самом недоступном месте, эта область медицины предлагала очень скромные возмож­ности для открытия и не привлекала таланты. Зачем изучать та­кое пассивное, скучное, маленькое и технически труднодоступное создание?... Быть может, роль играет и то, что до некоторой степе­ни оно заменимо».29 Поскольку медицинское исследование дру­гих «труднодоступных» органов насчитывает уже несколько веков, похоже, что наиболее важен последний аргумент, отража­ющий, возможно, инфантицидный стиль мышления. Какими бы ни были причины, в последнее время наука о плоде продвигается такими стремительными темпами, что «студент может сравнить нынешнюю литературу с той, что была двадцать лет назад, и сде-лать вывод, что изучались два разных вида».30

Результаты новейших исследований складывались в одно общее направление: они сдвигали на все более и более ранний этап начало всех стадий развития и возникновения сенсорных возможностей плода.31 Это особенно касается развития мозга, нервной системы и сенсорного аппарата, которое начинается в первый же месяц после зачатия. К концу второго месяца после зачатия плод, достигающий лишь дюйма в длину, уже снабжен, как ни удивительно, бьющимся сердцем, кровеносной системой;

ЛЛОЙД ДЕМОЗ

пищеварительным трактом, изящными руками и ногами, у него есть черты лица, уши, пальцы ног и рук и - центр всего заро­дышевого питания и дыхания - пульсирующая пуповина, в бук­вальном смысле пятая конечность, содержащая две артерии и две вены, через которые кровь качается в плаценту и из плаценты, сообщающейся непосредственно с кровеносной системой матери. Плацента снабжает плод кислородом и питательными вещества­ми и удаляет из его крови углекислый газ и отработанные ве­щества. К концу первого триместра (первые три месяца) нервная система и сенсорный аппарат развиты уже настолько хорошо, что плод реагирует на прикосновение легким волоском к ладони тем, что схватывает его, на прикосновение к губам - сосанием, в от­вет на прикосновение к векам прищуривается.32 Врачи, произ­водящие в это время амниоцентезис - исследование амниоти-ческой жидкости, могут иногда наблюдать, как плод прыгает, и сердцебиение учащается, когда игла касается его тела. Зрение на­столько хорошо развито, что сердцебиение учащается, когда на жи­вот матери светят ярким светом, а при введении врачом ярко светящегося фетоскопа плод часто отворачивает лицо от света.33

Вкус развивается к 14 неделям, и с этого времени плод чувстви-телен к состоянию амниотическои жидкости.

Слух в первый триместр развит даже еще лучше: плод стано­вится активнее, и частота сердцебиения возрастает, когда возле живота матери производится громкий звук, а в многочисленных экспериментах показано настоящее научение плода на основе звуковых стимулов. В их числе проводился эксперимент, в ко­тором четырем плодам in utero проигрывали Дебюсси в тот момент, когда мать и плод находились в спокойном состоянии, и в результате после рождения эти четыре младенца в яслях (но не другие) при звуках Дебюсси успокаивались - это лишь один из множества описанных в литературе экспериментов, в кото­рых четко демонстрировалась пренатальная память и обучение in utero.35

Несмотря на накопленную массу данных о способности пло­да ко второму триместру чувствовать, видеть, обонять, восприни­мать вкус, слышать и помнить события фетальной жизни, основ­ная часть медицинских и психологических трудов продолжает повторять старую точку зрения, согласно которой плод слеп, глух и нечувствителен к боли.36 Те, кто придерживается такой точки зрения, часто отстаивают ее, ссылаясь на исследование Лангвор-

ФЕТАЛЬНОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ ИСТОРИИ 333

си (1933 г.), утверждающего, что «неполная миелинизация сенсор­ных путей»37 не дает плоду получать сообщения от своих орга­нов чувств - хотя и давно известно, что миелинизация вовсе не является необходимым условием функционирования нервного во­локна (она лишь ускоряет проведение импульса), а хорошая орга­низация деятельности мозга возможна задолго до того, как нерв­ные волокна полностью миелинизируются.38 Этот аргумент — не­полная миелинизация - продолжает применяться для отрицания способности плода и новорожденного чувствовать боль во мно­гих областях медицины, начиная от использования абортирован­ного плода, болезненных медицинских экспериментах и заканчи­вая случаями, когда нечувствительностью новорожденного обосновываются безанестезийные обрезание и хирургические опе­рации над ним.39

Во втором триместре, когда плод видит, слышит, воспринимает вкус, чувствует и способен к научению, начинается настоящая психическая жизнь - ее охотно признают у малышей, родившихся преждевременно, но в ней отказывают их ровесникам такого же точно возраста от зачатия, только еще не вышедшим из чрева, как будто доступность нашему взгляду почему-то сразу дает им чувствительность. Что это за окружающая среда, которая дает сенсорные задатки для начала психической жизни? Какой урок о своем первом мире выносит плод из всего, что случается с ним в последние два триместра?

Лилей подмечает разницу между старой и новой точками зрения на окружающую среду в матке, высказываясь следующим образом: «Представление о фетальной жизни как о периоде по­коя и неподвижности, когда терпеливо и вслепую развиваются структуры в предвидении той жизни и тех функций, которые они станут выполнять после рождения, особенно мощную опору на­ходит в идее матки как темного и безмолвного мира... Живот беременной женщины не безмолвен, и матку и амниотическую полость... можно осветить, просто включив светильник в тем­ной комнате».40 Матка на самом деле - очень шумное, изменчи­вое, очень подвижное место, жизнь в котором полна событий и эмоций, как приятных, так и болезненных.

В течение второго триместра, когда амниотическая полость еще довольно просторна для плода, он то спокойно в ней плава­ет, то отчаянно брыкается, кувыркается, икает, вздыхает, мочится, глотает амниотическую жидкость и мочу, сосет пальцы рук и ног,

334 ллойд ДЕМОЗ

хватает пуповину, возбуждается при внезапном шуме, успо­каивается, когда мать говорит спокойно, и засыпает, убаюканный, если она ходит. Модели фетальной активности сейчас изучены хорошо, и этому особенно способствовало развитие ультразвуковой техники. Нормальный плод редко проводит 10 минут без какой-либо явной активности, будут ли это спазматические дыхательные движения во время REM-сна или какие-нибудь другие движения.41

Он выполняет характерные тренировочные движения, а один на­блюдатель сообщает, что видел на ультразвуковых изображениях, как плод «переворачивался с бока на бок, вытягивая, а затем сги­бая спину и шею, поворачивая голову, махал руками и лягался ногами. Было видно, как сгибаются и выпрямляются ноги, когда он лягал боковую стенку матки. У одного плода было видно, как опускается и поднимается челюсть»42. Активность плода под­чиняется совершенно правильному циклу, в среднем около 45 ми­нут, который позднее, в третьем триместре, может очень точно

чувствоваться матерью.43 Эта активность плода до некоторой степени координирована с активностью матери, что показывает его чувствительность к самой разнообразной деятельности и эмоциям матери.44

Когда мать курит, плод курит вместе с ней, и после первых нескольких затяжек его сердце начинает биться быстрее, он чув­ствует понижение количества кислорода (гипоксия) и повыше­ние количества углекислого газа, прекращает двигаться и начи­нает дышать быстрее, пытаясь приспособиться к гипоксии, -последствия таких реакций быстро накапливаются, если мать ку­рит много, и могут привести к рождению мертвого ребенка, к его недоразвитию, к преждевременным родам, а в дальнейшем — к гиперактивности и к отклонениям в поведении.45 Когда мать принимает спиртное, алкоголь попадает напрямую к плоду и ско­ро достигает у него в крови почти того же уровня, что и у ма­тери. Если плод ежедневно потребляет таким образом алкоголь, он медленнее развивается, гораздо больше подвержен выкидышу и преждевременным родам, психическим отклонениям, умствен­ной отсталости и гиперактивности - не говоря уже о крайне болезненных симптомах фетального алкоголического синдрома.46

То же касается, конечно, и сотен других наркотических веществ, в том числе аспирина и кофеина, - все они попадают прямиком к плоду, проникая через так называемый «плацентарный барьер» и оказывая самые разнообразные пагубные воздействия, в том

ФЕТАЛЬНОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ ИСТОРИИ 335

числе посредством гипоксии (снижения уровня кислорода).47 Не менее сильно могут повлиять и различные факторы, связанные с питанием, например, недоедание среди бедной части населения (или среди состоятельных людей, привыкших питаться скудно), которое может привести к самым разнообразным физическим и психическим нарушениям.48 Перечисленные вредоносные вли­яния внутриутробной среды настолько обычны, что плоду редко удается полностью их избежать. Медицинский директор хими­ческой корпорации «Доу» вынужден был даже признать, что «от 30 до 40 процентов всех зачатий обычно завершаются спонтан­ным абортом, рождением мертвого ребенка или живого, но с врожденными пороками, и какая-то доля здесь (еще неизвестно, какая) - результат воздействия некоторых факторов среды».49

Вопреки представлению о матке как об уютном и безопасном пристанище, куда нам всем хочется вернуться, жизнь в ней опас­на и часто мучительна, ведь даже в наше время «в течение де­вяти месяцев беременности жизней обрывается больше, чем в последующие пятьдесят лет постнатальной жизни».60

Однако плод страдает не только, когда мать курит, выпивает или принимает наркотики. На него воздействуют биологически и психологически страх, гнев и подавленность матери. За по­следние тридцать лет накопилось немало литературы, подробно разбирающей механизмы влияния эмоций беременной матери на физическое и эмоциональное развитие плода.

Давно известно, что лабораторное животное, которое во вре­мя беременности по десять минут в день ласкают, производит на свет более здоровое и менее невротичное потомство по сравне­нию с теми животными, которых не ласкали, и что психически нездоровая и угнетенная мать рожает детей малорослых и с по­веденческими отклонениями гораздо чаще, чем нормальные ма­тери.51 В последнее время получена масса прямых статистических данных, что матери, не желающие быть беременными, испытыва­ющие к плоду враждебность, испытывающие тревогу во время бе­ременности или очень незрелые эмоционально — все рожают малорослых детей, которые часто бывают умственно отсталыми, доставляют больше проблем при родах и непосредственно пос­ле родов (по оценкам посторонних наблюдателей), чем в кон­трольных группах.52 Сейчас часто признают, что «материнские страхи, испуг, напряжение, вспышки раздражения, фрустра­ции, шоки, стрессы, депрессии и тому подобные психические

состояния могут повредить развивающемуся плоду». Летальный эффект материнской враждебности сейчас признается настоль­ко широко, что непроизвольные аборты часто и успешно лечат одними только психотерапевтическими методами.54

Существует масса биологических механизмов передачи мате­ринских эмоций на плод. Когда мать чувствует тревогу, ее та­хикардия в считанные секунды вызывает тахикардию у плода, а когда она испытывает страх, плод через 50 секунд может испытать гипоксию из-за изменившегося состава крови в матке. Кроме того, известно, что на плод непосредственно влияют изменения уровня адреналина, плазменного эпинефрина и норэпинефрина, высокие уровни гидроксикортикостероидов, гипервентиляция и многие дру­гие результаты материнской тревоги.55 Теперь уже не остается сомнений, что все это причиняет плоду боль - ультразвуковыми и прочими современными методами показано, что плод страшно мучается, корчится от боли и брыкается во время гипоксии.56 Одна беременная женщина пришла в центр пренатальных исследований непосредственно после того, как муж словесно угрожал ей; плод метался и брыкался так сильно, что женщина чувствовала боль, а учащенное сердцебиение у плода продолжалось еще много часов.57

Такое же неистовое метание и брыкание плода отмечалось у не­скольких матерей, у которых внезапно умерли мужья.58

Супружеские ссоры - одна из наиболее документированных причин нарушений у плода, которая, как показано в нескольких тщательных статистических исследованиях, повинна в том, что ребенок потом оказывается болезненным, слабым, с физически­ми недостатками, тяжелыми психическими расстройствами, гипер­активностью, агрессивностью и неспособностью поначалу учиться в школе.59 Если даже мать сильно испугается, этого может хва­тить, чтобы плод сразу же после этого погиб.60 Как обнаружил Деннис Стотт на больших выборках в Шотландии и в Канаде, сильное эмоциональное напряжение' в семье во время беремен­ности матери «почти стопроцентно коррелирует» с нарушения­ми у плода.61

Большинство таких исследований, как правило, игнорирова­лось как медиками, так и психологами, однако недавно некото-рые акушеры начали приходить к тем же выводам, что и я, когда рассматривал матку в качестве места, настолько же спокойного, насколько и доставляющего боль. Альберт Лилей, снимая на ки­нопленку при помощи рентгена «неистовые», по его выражению,

ФЕТАЛЬНОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ ИСТОРИИ 337

движения плода во время сокращений матки, заключает, что та­кие движения «характерны для человека с сильной болью -плод с силой выбрасывал ноги и руки и как будто нарочно со­противлялся каждому сокращению матки, изгибая тело в самых разнообразных позах».62 Если бы матка была заполнена не во­дой, а воздухом, говорит акушер Роберт Гудлин, можно было бы слышать, как плод значительную часть времени «кричит в мат­ке». В самом деле, говорит он, «когда акушеры делают воздуш­ную амниограмму, часто приходится предостерегать мать от при­нятия вертикального или сидячего положения в течение не­скольких часов после амниограммы, чтобы воздух не попал в горло плоду; в противном случае мать быстро устает от кри­ков своего нерожденного ребенка. Поэтому не будет таким уж

сумасбродным предположение, что плод испытывает дискомфорт в матке (так, что даже кричит) не менее часто, чем вне мат­ки, и болезненным для ребенка является внутриутробный период, а не период новорожденности».63

В течение третьего триместра своего пребывания в матке плод испытывает все нарастающее неудобство. По мере того, как плод в этот период вырастает от 13 до 20 дюймов в длину и увеличивается в весе примерно в три раза, он оказывается в тес­ноте, начинает больше страдать от стрессов, включая гипоксию, меньше двигается и больше спит,64 а также начинает проявлять вполне определенные черты «личности», что чувствует мать, когда он переворачивается и с силой бьет ее изнутри ногами в ответ на определенные действия или позы - например, когда мать спит в позе, неудобной для плода. Важнейшая проблема плода в та­кой новой тесной матке заключается в том, что теперь он слиш­ком большой, чтобы плацента могла полностью обеспечить его пищей и кислородом и очистить его кровь от углекислого газа и продуктов распада. В этот период плацента не только оста­навливается в росте, но и снижает свою эффективность, из губча­той превращаясь в жесткую и волокнистую из-за дегенерации кровеносных сосудов и клеток и появления кровяных сгустков и обызвествленных участков. Все это делает плод гораздо более восприимчивым к гипоксии, чем перед этим.

Начиная с ранних исследований в 1930-х Ансельмино, Хазель-хорста, Бартельса и других,65 медиков озадачивал низкий уровень кислорода в крови плода, который постоянно поддерживается та­ким, что взрослые в сходных условиях теряли бы сознание. Эти

338 ллойд ДЕМОЗ

нормальные условия пониженного уровня кислорода получили на­звание «Эверест в матке», подразумевающее, что развивающий­ся плод последнего триместра подобен альпинисту, восходящему на Эверест и испытывающему постепенное снижение уровня кислорода в крови, как и плод, который все растет и растет, в то время как плацента теряет эффективность. Несмотря на от­крытие, что этот очень низкий уровень кислорода в какой-то сте­пени компенсируется более высокой, чем у взрослых, способно­стью связи с кислородом красных кровяных клеток плода, сей­час многие исследователи признают, что одного этого фактора недостаточно, чтобы полностью компенсировать нарастающий не­достаток кислорода в клетках мозга. Плод на последних стади­ях часто находится «в условиях крайней гипоксии по меркам взрослых». По словам одного исследователя в области акушер­ства, «плод в матке может подвергаться резким изменениям дав­ления 02 и С02», что приводит к частой гипоксии, «наиболее рас­пространенной причине повреждений мозга в перинатальный период».66

В последнее время в медицинской литературе часто призна­ется скудность наших знаний и необходимость новых иссле-дований в отношении «загадочной» способности плода жить в условиях такого низкого уровня кислорода и с такой «неэф­фективной» плацентой, которая, считает Бартельс, среди всех млекопитающих «хуже всех» справляется с задачей транспорти­ровки кислорода.67 Поскольку «плод в условиях асфиксии лишен регуляторных механизмов, направляющих кровь в первую оче­редь к мозгу»,68 а мозг человеческого плода по размерам в не­сколько раз превышает мозг у плода других млекопитающих с такой же массой тела, то «пределы устойчивости против гипок­сии, которыми располагает мозг плода человека, по-видимому, уже»

по сравнению с другими животными, так что любое снижение и без того очень низкого на поздних этапах фетальной жизни уров­ня кислорода действует крайне угнетающе.69

Вот почему по мере приближения родов, когда плацента ста­новится все менее и менее эффективной, а потребность плода. в кислороде, питании, в очистке крови от углекислого газа и отходов жизнедеятельности возрастает, кровь загрязняется все больше, и каждый стресс усиливается, переносясь плодом более . болезненно. С таким низким, уровнем кислорода даже нор­мальные сокращения (какие бывают обычно), когда давление в

ФЕТАЛЬНОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ ИСТОРИИ 339

матке нарастает, а уровень кислорода понижается до 25%,7 0 му­чительны для плода - как будто матка, постоянно «сдавливая» плод, готовит его к более сильным сокращениям в будущем. В течение двух недель перед родами уровень кислорода в крови плода падает еще больше,71 и потребность плода в кислороде доходит до такого критического уровня, что в экспериментах Баркрофта, искусственно задерживавшего рождение детеныша у крольчихи, мать быстро погибала оттого, что плод отнимал у нее кислород.

Во время самих родовых схваток снабжение кислородом ста­новится даже ниже критического уровня, а содержание углекис­лого газа в крови возрастает. Сэйлинг обнаружил, что в нача­ле схваток уровень кислорода в коже головы плода понижает­ся до 23%, а перед самыми родами - до 12% (у взрослых центральная нервная система не выдерживает уровня ниже 63%)7 2 - открытие, приведшее даже самых осторожных аку­шеров к выводу, что «гипоксия определенной интенсивности и длительности - нормальное явление при любых родах».73 Такая тяжелая гипоксия действует на плод сильнейшим образом: нор­мальное дыхание у него прекращается, сердцебиение сначала ус­коряется, затем замедляется, часто плод неистово мечется в ответ на боль от сокращений и гипоксию и вскоре вступает в борьбу не на жизнь, а на смерть за освобождение из таких ужасных условий.74

Хорошо известны многочисленные препятствия, чинимые ма­тери и ребенку в этой борьбе за освобождение: лечение, кото­рое применяется при схватках в каждом пятом случае, продле­вает и усиливает сокращения, вызывая еще большую гипоксию; снимающие боль медикаменты тоже продлевают период гипо­ксии; и т. д. В настоящее время эти воздействия так хорошо изу­чены, что даже для слабой гипоксии, абсолютно еще не повреж­дающей мозг,'доказано наличие ощутимых последствий в даль­нейшей жизни ребенка, отрицательно влияющих на его лич­ность.75 Сомнительно, чтобы опасности, которым подвергается плод в наше время, были по своим последствиям хуже, чем обычаи прошлого, когда мать с силой трясли, подвешивали вверх ногами, били по животу и по наружным половым органам, ис­пользовали ржавые хирургические щипцы.76 Однако, идет ли речь о настоящем или о прошлом, вряд ли можно сомневаться, что био­логические факторы в сочетании с поведением человека делают

340 ллойд ДЕМОЗ

борьбу за освобождение из причиняющей боль матки дей­ствительно опасной и тяжелой битвой.

Итак, следует говорить о борьбе за освобождение, а вовсе не о «страхе отделения» от уютной матки. Тысячи пациен­тов Грофа, Янова и других, переживая заново свое рождение, могли вспоминать его как титаническую, полную катаклизмов борьбу, и не вызывает сомнений, что это была борьба за освобож­дение из адского чрева. И мы не можем считать эти образы «просто фантазиями», внушенными психотерапевтом. Ни Гроф, ни Янов не позаботились обратиться за подтверждением к записям о настоящем рождении пациента, однако многие исследователи, в том числе акушеры, гипнотизировали людей, при родах кото­рых присутствовали за много лет до того, а затем сравнивали вос­поминания человека под гипнозом о собственном рождении с больничными протоколами, со своими записями и с рассказом ма­тери, при этом оказывалось, что многие важные подробности, рас­сказанные под гипнозом, могут быть интерпретированы только как истинные воспоминания.77 Фактически любые акушерские или клинические данные, которые продолжают добавляться к ли­тературе о фетальной жизни, подтверждают реальность воспоми­наний о тех чувствах боли, страха и гнева, которые испытывает плод, борющийся за освобождение из удушливой матки. Каковы психологические последствия этих обстоятельств рождения, что означает тот факт, что психическая жизнь человека начинается с фетальной драмы, полной наслаждения и боли одновременно, мы разберем в следующем разделе.

ПСИХОЛОГИЯ ФЕТАЛЬНОЙ ЖИЗНИ: ФЕТАЛЬНАЯ ДРАМА

Вопреки теории «симбиотического единства»,78 психическая жизнь плода на самом деле начинается с активных взаимо­отношений с одним жизненно важным объектом: плацентой. Все существование плода зависит от плаценты, питающей и постоянно очищающей его кровь, а на любое ослабление функции плацен­ты плод реагирует явным гневом, что проявляется в порывис­тых движениях и учащенном сердцебиении. Можно наблюдать, как плод снова и снова на протяжении ранних этапов феталь­ной жизни проходит через циклы спокойной активности, мучи­тельной гипоксии, периода метания, а затем возврата к спокой­ному состоянию, когда плацента вновь начинает накачивать ярко-

ФЕТАЛЬНОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ ИСТОРИИ 341

красную обогащенную кислородом кровь. Плацентарно-пуповин-ный гештальт является первым объектом плода - уже во вто­ром триместре заснятый на кинопленку плод явственно хватал­ся и держался за собственную пуповину, как будто пытаясь спра­виться с испугом от яркого света внутриматочной камеры.79

Нагнетание в плаценту загрязненной крови, ее переработка в этом органе и возвращение новой свежей крови - процесс настолько насущный ддя плода, что позднее, в детстве, становится физическим прототипом психического механизма проекции и интроекции, когда мать в фантазии ребенка представляет собой «уборную» для его неприятных чувств - аналогичный плацен­те «очиститель», который переработает эмоции ребенка и «вер­нет» их в менее опасной форме.80 Поэтому питающая плацента становится постепенно самым первым объектом фетальной психической жизни, а регулярные перерывы в этих жизненно важных взаимоотношениях вызывают у плода самые первые ощущения тревоги.

На протяжении второго и третьего триместров впервые на­чинается медленная структуризация психической жизни плода. Когда от плаценты поступает ярко-красная кровь, насыщенная питательными веществами и кислородом, она, по ощущениям пло­да, исходит от Питающей Плаценты, как мы будем ее называть в дальнейшем, и плод чувствует себя хорошо; когда же кровь темнеет, загрязняется накопившимися продуктами распада и уг­лекислым газом, она как будто бы исходит от Ядовитой Пла­центы, а плод чувствует себя плохо и бьет ногами источник му­чений. В последний месяц перед рождением плод уже перерас­тает плаценту, которая становится для него малой, загрязненность крови повышается, и фетальная драма приобретает более острый характер. Я полагаю, эмоции удовлетворения и благодарности, свя­занные с Питающей Плацентой, являют собой прототип всех даль­нейших взаимоотношений любви, и точно так же ощущения уду­шья и загрязненности дают чувства страха и гнева по отношению к Ядовитой Плаценте - прототип всех позднейших отношений ненависти: со смертоносной матерью, с кастрирующим отцом, а в конце концов с самим карающим суперэго.

Предложенная мной схема является основной моделью феталь­ной психологии, согласно которой фетальная драма - предшествен­ник эдипова комплекса, причем и в том, и в другом случае три действующих лица, и речь идет о взаимоотношениях индивида

342 ' ллойд ДЕМОЗ

с объектом любви и с объектом страха. Мне представляется вполне вероятным, что плод, подобно Эдипу, чувствует необхо­димость по-настоящему сражаться с Ядовитой Плацентой («Сфинкс» по-гречески означает «душитель»), чтобы отыграть Питающую Плаценту: повторяющийся фетальный опыт учит, что плод должен поколотить ногами, и тогда вновь получит Питаю­щую Плаценту. Как бы то ни было, ясно, что фетальная драма начинается задолго до рождения; что плод узнает о том, что хо­рошие ощущения часто прерываются болезненными, и он бессилен это предотвратить; что матка постепенно становится все более тесной, более загрязненной, питает все хуже, пока, наконец, ребе­нок не освобождается единственным способом - посредством борьбы, которая представляет собой момент переворота в рож­дении.

Один из основных принципов психоанализа гласит, что силь­ная стимуляция, а в особенности острый болезненный опыт, выливается для индивида в тяжелую «травму», тем более если эго еще слишком неокрепшее, чтобы противостоять этим влия­ниям. Едва ли подлежит сомнению травматичность болезненных переживаний плода, ведь он начисто лишен психических защит­ных механизмов, при помощи которых мог бы совладать с мощ­ными тревогой и гневом. Поэтому психе, как давно уже устано­вили психоаналитики в отношении всех травм, от клизм в ран­нем детстве до военных потрясений и концлагерей, нуждается затем в переживании этой травмы вновь бесконечное число раз - особый «позыв к повторению», сходный, как впервые ука­зал Гринэйкр, с «запечатлением» у животных более низкой орга­низации.81 Поскольку психика ни у кого так не уязвима для травм, как у беспомощного плода, то наиболее сильный позыв к повто­рению - тот, который возникает в результате «запечатления» в ходе фетальной драмы повторяющихся ощущений удушья, загряз­ненности крови, а также очищения, достигнутого в титанической борьбе, и освобождения путем мучительного процесса родов. Несмотря на то, что форма, принимаемая в последующей жизни бесконечно повторяющейся фетальной драмой смерти и рожде­ния заново, определяется дальнейшим воспитанием, основная «за­печатленная» фетальная драма обнаруживается тем не менее за всеми наслоениями, доэдиповыми или эдиповыми.

Таким образом, «запечатленная» фетальная драма - это фор­ма, в которую вливаются все более поздние впечатления детства,

ФЕТАЛЬНОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ ИСТОРИИ 343 т

пока ребенок осмысливает важнейшие вопросы, возникшие под влиянием внутриутробных впечатлений: «Поделен ли мир окон­чательно и бесповоротно на питающие и ядовитые объекты? Буду ли я всегда зависеть от жизнетворной крови других? Должны ли все приятные ощущения прерываться мучительными? Должен ли я буду каждый раз драться за то, чтобы получить удовольствие? Получу ли я поддержку и простор, необходимые для моего рос­та? Всегда ли можно положиться на другого? Является ли рост энтропии законом в этом мире, который, как все считают, пере­населяется и загрязняется все больше? Должен ли я всю свою жизнь убивать нескончаемых врагов?»

Чем с большими любовью и эмпатией воспитывается ребе­нок, тем позитивнее ответы на эти вопросы, тем сильнее видо­изменяются жесткие элементы фетальной драмы. В хорошем воспитании каждый шаг способствует смягчению страхов ребен­ка и сглаживает жесткую границу между идеализированным и ядовитым первичными объектами. С другой стороны, каждая ошибка в воспитании оставляет ребенка с архаическими стра­хами и гневом, идущими от фетальной драмы, подтверждает тот урок, что мир полон опасных объектов, и вызывает у детей такие страхи, которые психоаналитикам кажутся преувеличенными и не имеющими ничего общего с реальностью - чтобы их объяс­нить, постулируются врожденные «инстинкты смерти» и «основ­ные проступки».82 «Желание смерти» и «основной проступок» вполне реальны и существуют в момент рождения, но это не ге­нетически наследуемые инстинкты, а результат негативных, свя­занных со страхом, впечатлений фетальной жизни.

Таким образом, предлагаемая мной структура фетальной пси­хологии аналогична схеме, которую Фрейд положил в основу психоаналитической теории: нашему длящемуся всю жизнь по­иску любви, удовольствия и независимости противостоит внутрен­няя карающая сила, суперэго. Однако суперэго начинается вовсе не с внутреннего образа эдипова кастрирующего отца или доэ-диповой пожирающей матери, а с фетального образа Ядовитой Плаценты. Любая психотерапия, как историческая, так и инди­видуальная, сводится к ослаблению внутренней фрустрирующей силы, так что жизнь взрослых может быть основана на присущих ей любви и удовольствии, а не на страхе, ненависти и зависимо­сти, свойственных фетальной и детской жизни.83 Чем лучше вос­питание, тем меньше над человеком в его жизни будут довлеть

344 ' ллойд ДЕМОЗ

ядовитые чудища-кровососы, запечатленные в ходе фетальной драмы, тем свободнее он будет от идеализации, раскола, гнева и пассивности, мешающих в поиске любви и счастья.

ФЕТАЛЬНАЯ ДРАМА КАК ОСНОВА

ИСТОРИЧЕСКИХ ГРУППОВЫХ ФАНТАЗИЙ

Введение в психологию фетального измерения окажет, я по-лагаю, важное влияние на психотерапию. В примере, проци­тированном несколькими страницами раньше, психоаналитик Лестер Литтл, говоря о «кастрирующей матери», лишь только приближается к разгадке повторяющихся сновидений пациента, который видит себя ребенком, пуповиной связанным с пауком-кровососом.84 Как бы то ни было, задача настоящего очерка — обсудить основы истории и культуры, а вовсе не психотерапии. Для психоисторика и психоаналитического антрополога крайне важно понимание фетальной величины в групповой жизни, по­скольку их эмпирический материал пронизан явной символикой фетальной драмы. Фетальная символика страха осквернения, кров­ных уз, существ, дающих питание, и чудовищ, ритуалов рожде­ния заново и переворотных катаклизмов, присущая всем формам групповой жизни человечества, начиная от примитивных религий и кончая современной политикой, слишком сильна и повсемест­на, чтобы ее можно было игнорировать.

Причина здесь не в том, что индивидам в группе легче ре­грессировать к фетальному уровню, а в том, что индивиды фор­мируют группу с целью повторения и преодоления фетальной драмы. Сначала человек присоединяется к группе, чтобы вновь установить контакт с глубочайшей частью своей личности, затем начинает играть в группе определенную роль для проигрывания различных стадий фетальной драмы. Групповой фантазии предше­ствуют задачи, которые она призвана выполнять, и которые состав­ляют суть всех исторических групповых формаций. На выполне­ние реальных задач остается лишь очень небольшая доля энергии по сравнению с той, что уходит на удовлетворение фантазийных потребностей, - это соотношение легко оценить, сравнив общее количество фантазийных религий и военных действий, предприни­маемых каким-либо обществом, с общей продуктивной деятельно­стью. Бион очень точно определил группу как «агрегацию инди­видов, которые все находятся в одном и том же состоянии peг-

ФЕТАЛЬНОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ ИСТОРИИ 345 -

рессии»,85 и я хотел бы лишь добавить, что это регрессия к самым ранним из всех воспоминаний: к фетальной драме. Как было по­казано выше, элементы фетальной драмы видоизменяются под вли­янием событий детства, когда каждое проявление небрежного от­ношения к ребенку усиливает раскол между Питающей и Ядови­той Плацентой, а каждое проявление любви излечивает от раскола и смягчает жесткость этих внутренних объектов. Поскольку зре­лое, любовное отношение к детям — сравнительно недавнее исто­рическое приобретение, то наименее видоизмененный вариант фетальной драмы следует искать в ранних примитивных и арха­ических группах, стоящих еще на инфантицидном уровне по сти­лю воспитания детей. В следующем, и самом важном, разделе настоящей статьи я подробно проанализирую данные, свидетель­ствующие, что в ранних примитивных и архаических группах фе-тальная драма проигрывалась в настолько прямой форме, что бук­вально каждая минута сна и бодрствования этих людей была про­низана конкретной фетальной символикой адского чрева, Ядовитой Плаценты, загрязненной крови и битвы за рождение заново. Од­нако прежде, чем я начну этот детальный эмпирический анализ, не помешает дать обзор основных фетальных элементов групповой жизни каждого исторического периода.

Можно сказать, что эмоционально быть частью группы значит разделять фантазию, будто находишься в матке и связан со все­ми остальными множеством пуповин, то есть в буквальном смыс­ле «кровными узами», посредством которых организуется группо­вая роль человека относительно фетальных символов и проигры­ваются циклы фетальной драмы, в которых за нарастающим осквернением следует очистительное рождение заново путем борьбы с ядовитым чудящем. Эти последовательные циклы рож­дения заново и называют потом «историей» группы. Посвящение в групповую жизнь всегда проводится в виде сурового испыта­ния, которое символизирует'рождение заново, упрочивает группо­вую фантазию и определяет роль посвящаемого в фетальной драме. Стоит человеку «стать частью группы», выпив символичес­кую плацентарную кровь, как каждый элемент групповой фан-тазийной жизни приобретает ореол фетального символизма, где все является «священным» и «харизматическим». Как впервые обнаружил Рудольф Отто, а впоследствии обстоятельно докумен­тировал Мирчеа Элиаде86 человек узнает, что перед ним нечто священное, по чувству благоговейного трепета и ужаса, а также

таинственности и подавляющей мощи, исходящих от предмета, который представляет собой что-то «совершенно иное», не чело­веческое на самом деле, но тесно связанное с очень важной ча­стью личности - прекрасное описание плаценты. Возможно, вы даже уловите это фетальное чувство трепета перед первоначаль­ным священным объектом, попытавшись проникнуться чувства­ми плода, ухватившегося за плаценту на иллюстрации 1. Пупо­вина, ведущая к плаценте, когда-то была вашей насущно необхо­димой пульсирующей «пятой конечностью», которая была у вас еще до появления рук и ног и продолжает ощущаться как «фан­томная плацента», наподобие «фантомной конечности», которую человек часто чувствует после ампутации. Если эмпатия заве­дет вас достаточно далеко, вы почувствуете, быть может, ауру, ко­торая окружает плаценту в качестве прототипа любого божества, «от которого нисходит вся благодать», и любого лидера, «от которого нисходит вся власть». Идея о том, что боги и короли -это плаценты, покажется, несомненно, еще более странной, чем господствовавшее когда-то убеждение, что это родители. Одна­ко, если вы беспристрастно проанализируете черты святости и харизмы, то увидите, что божественные качества заимствованы в гораздо большей степени у плаценты, чем у родителей: само­достаточность, произвольное поведение, скрытость, таинственность, всемогущество, непостижимость, бесполость - эти качества не присущи ни одному живому родителю, зато свойственны живо­му всемогущему «предмету», от которого полностью зависишь, но на чье произвольное поведение не в состоянии повлиять, и с ко­торым постоянно идет безмолвный обмен.

Поскольку любая, группа разделяет фантазию, что ее боги и короли - это плаценты, необходимые для накачивания животвор­ной крови и для очистки плохой загрязненной крови, то все груп­повое пространство становится «священным» пространством, и первое, что делает группа, - устраивает чревное окружение, «на­ходит» его, устанавливая центр в виде специальной чревной дыры или камня (омфалос, «пуп Земли»), или особого места (аксис мунди, ось мира). Именно здесь совершаются жертвоприношения и другие элементы фетальной драмы.87 Каждый священный ша­тер, каждый храм, каждая церковь, каждый трон, считается, стоит в самом центре вселенной и связан с пуповиной, ведущей вверх к центру Неба (Питающая Плацента) и вниз к Великому Змею Преисподней (Ядовитая Плацента).

ФЕТАЛЬНОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ ИСТОРИИ 3 4 7

Илл. 1 - Ядовитая Плацента в.античности. По часовой стрелке, начиная с верхнего левого угла: вид сзади на фи­гурку женщины из Леспуг; раскрашенный бык и плацентарный знак из Ляско; барельеф женщины с рогом из Лоссель; вотивная фигурка ма­тери-земли с лобковым треугольником и свастикой из Гиссарлыка; ро­жающая богиня-леопард из Чатал-Хююк; цилиндрическая печать с пла­центарными символами из Ура; плацента фараона на знамени, дощеч­ка Нармера, Египет; маска Хумбабы/Хувавы, стража кедра, срубленного Гильгамешем; Геката и Сцилла, геммы с врезаным изображением, Рим; итальянский дракон в своем лабиринте; Персей, убивающий Горгону, с Гермесом; Язон, изрыгаемый драконом; датская змея Мидгард.

348 ллойд ДЕМОЗ

Плаценту в качестве Космического Дерева,88 своими ветвями соединяющего группу с Небом, а корнями - с Адом, можно обнару­жить в большинстве религиозных и политических систем, прини­мает ли плацента форму священного дерева (скандинавский Игг-драсиль), священного столба (Ашера древних евреев), священного креста (распятие у христиан) или священного древка (римский век-силлоид или священная роща у кельтов). Космическое Дерево -это, разумеется, Дерево Жизни, растущее «из золотого Пупа Зем­ли», и «души маленьких детей перед рождением рассаживаются на его ветвях, как птички».69 Кровь плаценты-прототипа часто оста­ется в виде следов на Космическом Дереве или столбе. Это может происходить в действительности - например, в ритуале по­мазания священного столба настоящей человеческой кровью, как часто бывает у примитивных племен; может фигурировать в мифах - во многих мифах священные деревья сочатся кровью; может быть отражено на символическом уровне - кровь Христа на распятии. Каким бы ни было плацентарное дерево или столб, оно играет в групповой жизни столь важную роль, что потеря его дезориентирует всю группу, как, например, в случае с одним при­митивным племенем, когда люди легли и стали ждать смерти из-за того, что сломался священный столб,90 или с христианами -участниками крестовых походов, погибавшими без своего креста, или с войсками, покидающими поле боя после потери флага.

Место этого центрального дерева или столба иногда на Свя­щенной Горе, как, например, Гора стран в Месопотамии; Рай, в котором стоит Дерево Жизни; гора Табор (таббур = пуп) в центре Палестины; Голгофа с распятием Христа на вершине.91

Этот фетальный символизм разделялся фактически каждым древ­ним городом, поскольку обычно все считали, что именно их го­род расположен точно в центре земли, окруженной водой, ведь в нем есть храм, зиккурат или пирамида - пуп Вселенной, и здесь родился или возродился фетальный спаситель группы, будь то шаман, фараон, Адам, Заратустра или Христос. Как гласит древ­нееврейское предание: «Великий Единосущный сотворил мир подобным зародышу. Как зародыш растет из пупа, так и Бог начал создавать мир из пупа... Иерусалимская скала... зовется Краеугольным Камнем Земли, то есть пупом Земли, потому что отсюда началось творение всей Земли».92

Глубочайший смысловой уровень всех ритуалов, религиозных или политических, во всех примитивных, архаических или

ФЕТАЛЬНОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ ИСТОРИИ 349

Илл. 2 - Ядовитая Плацента в новое время. По часовой стрелке, начиная с верхнего левого угла: бог войны, 17-й

век; Большой Зверь из Апокалипсиса; два изображения Черчилля в виде осьминога; большевизм как паук; Япония как паук; Черчилль как ось­миног; американское правительство как осьминог; осьминог хватает Картера; немецкий змей заглатывает мир; атомная бомба MIRV в виде многоголового змея,

350 ллойд ДЕМОЗ

исторических группах — это драма страдающего плода, и не важно, сколько в ритуале присутствует элементов из дальнейшей жиз­ни. Когда замечаешь, что всем ритуалам свойственны опре­деленное ограниченное число действующих лиц, стандартная сце­ническая обстановка и сценарий фетальной драмы, то, что казалось с точки зрения истории и этнологии проявлением неистощимой культурной изобретательности, тут же сводится к нескольким ри­туальным групповым фантазиям, до бесконечности повторяемым на различных эволюционных уровнях, в зависимости от дос­тигнутого группой стиля воспитания детей. Вот пять основных элементов этой фетальной драмы: (1) Ядовитая Плацента, (2) Страдающий Плод, (3) Нарастающее Загрязнение (pollution), (4) Питающая Пуповина и (5) Космическая Битва.

(1) Ядовитая Плацента. Любое божество и любой лидер в конечном счете представляют собой Ядовитую Плаценту, ибо даже те, кто предстает под благовидной наружностью, выдают свой грозный аспект уже самим ужасом, который внушают. Лучше всего это видно в примитивных и архаических группах, ведь у них не только напрямую почитаются злые божества-чу­довища, но и добрые божества могут превращаться в чудовищ с такой легкостью, которая смутила бы современного человека. (Внезапный переход от питающих обстоятельств к удушающим, несомненно, является повторением реальных впечатлений плода, внезапно попадающего из хороших условий в плохие, и наобо­рот.) Основная форма, принимаемая Ядовитой Плацентой в груп­повой фантазии, - это змея или дракон, ядовитое морское чудо­вище (вода символизирует амниотическую жидкость) с множест­вом змеиных голов, изображающих пуповину и плацентарное сплетение (см. иллюстрацию 2). В этих образах вы тут же мо­жете узнать Тиамат, Рахав, Бегемота, Хумбабу, Апофиса, Гидру, Гор­гону, Тифона и тысячи других обожествляемых чудовищ антич­ности, в том числе всех тех змей, которым открыто поклонялся примитивный и архаичный человек. Учитывая, что змея «играет в религиозных мифах большую роль», чем любое другое живот­ное, и может «фигурировать даже в мифах тех стран, где змеи не водятся»,93 становятся еще более очевидными фетальные ис­токи этого образа. Змееподобные чудовища на иллюстрациях 1 и 2 - лишь немногие, выбранные мной из потрясающего много­тысячного разнообразия таких изображений в искусстве прошло­го и на современных карикатурах, от ядовитых драконов антич-

ФЕТАЛЬНОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ ИСТОРИИ 351

ности и семиголового зверя Апокалипсиса до рисунков нашего времени, на которых враг изображается в виде осьминога, кото­рый душит вас своими щупальцами. Каждый аспект змеи выда­ет ее происхождение от Ядовитой Плаценты: рождается из яйца, живет в норе или в воде, сторожит Дерево Жизни, у нее живи­тельная кровь, из которой произошло человечество, и ядовитые зубы, она яростно противостоит герою в мифах.94 Если усвоить эту основную схему, не столь сложно уже разглядеть элементы Ядовитой Плаценты в любой недоброжелательной фигуре исто­рической групповой фантазии: в каждом колдуне-отравителе, в каждой опасной менструирующей женщине, в каждой ведьме, пьющей человеческую кровь, или в еврее, портящем кровь, в каж­дом Красном Комми, когда-либо угрожавшем «кровеносной си­стеме нации».

(2) Страдающий Плод. Героями всех групповых фантазий, всех мифов,95 всех ритуалов являемся, разумеется, мы сами в качестве Страдающего Плода. Мы обоготворяем и отождеств­ляем с собой всех, на чью долю выпали страдания и смерть -от Мардука до Таммуза, от Осириса до Христа, от Цезаря до На­полеона, от Жанны д'Арк до Пиаф. Весьма важно то, что герой нашей фетальной драмы в своей основе невинен, какими и мы сами чувствовали себя в чреве: невинен новорожденный младе­нец, брошенный в пасть Молоха, невинен Таммуз, которого в аду секли до крови, безгрешен Христос, страдающий на кресте. Од­нако травматичный ритуал страдания и рождения заново должен,. по аналогии с событиями в матке, повторяться снова и снова, будь' это ежегодные связанные со встречей Нового года ритуалы стра­дания и рождения заново в архаических группах или ежегодные пасхальные ритуалы страдания, смерти и воскресения в христи­анских группах. Поскольку любое важное событие жизни может повлечь за собой возмездие суперэго, то каждое значительное жизненное событие ускоряет, ритуал страдания и рождения за-ново: рождение, достижение зрелости, женитьба, смерть. Иногда инсценируется лишь часть фетальной драмы, например, при кре­щении или обрезании новорожденных, когда повторяется опыт пребывания в амниотической жидкости.при очистительном спа-, сении ребенка от дьявола или при обрезании пуповины-пениса и установлении кровного соглашения с Богом. Иногда повторяет-ся вся фетальная драма, например, в обрядах инициации по, дос­тижении зрелости, когда совершается полный ритуал страдания,

352

смерти и рождения заново. Но самое главное - это то, что все важнейшие групповые события требуют повторения фетальной драмы: конец года, весенний сев, уборка урожая, масл'еница, ка­нун сражения, коронация. Во многих архаических обществах не только совершается регулярное обновление могущества царя и очищение группы посредством ежегодных ритуалов смерти и рождения заново, чему Фрэзер приводит бесчисленное множе­ство примеров в своей работе «Умирающие и воскресающие боги», но и считается необходимым, чтобы лидер каждое утро проходил через драму рождения заново, ибо иначе мир безна­дежно погрязнет в скверне. Христиане имели возможность совершать это очищение группы в виде еженедельных месс со сходным содержанием, включающим смерть и рождение зано­во, а современные нации очищаются, каждые несколько лет пе­реизбирая лидера.

(3) Нарастающее Загрязнение. Единственное в жизни впе­чатление, которое может соответствовать одному из важнейших групповых убеждений, - что миру постоянно грозит загрязнение крови, относится к фетальному периоду. Основной страх, которым проникнута вся групповая жизнь, начиная от примитивных табу и заканчивая современной политической паранойей, - это страх загрязнения и осквернения (pollution). Каким бы иррациональ­ным ни был социальный порядок, он всегда поддерживается с целью предотвратить опасность осквернения групповой жизни нарушителем. Любой ритуал, любой «жертвенный кризис» пред­принимается, чтобы очистить группу от скверны.96 Два противо­положных полюса - святость и грязь - происходят из одного ис­точника - плаценты; латинское слово sacer {священный) пер-

воначально имело двойной смысл: «святой» и «оскверненный». Табу на менструальную женскую кровь - одно из самых универ­сальных на земле, поскольку эта кровь приравнивается к загряз­ненной крови, а образ неистово менструирующей «плацентарной» женщины — основная тема мифов во многих примитивных куль­турах. Примитивные племена часто персонифицируют менстру­альную кровь; из нее, говорят эти люди, может «сотвориться зародыш», поэтому такая кровь опасна для людей.98 Менструиру­ющие женщины считаются опасными для всей общины: они раз­рушают стан, оскверняют целые леса, наносят ущерб стадам, от­нимают у мужчин мужественность, отравляют вино, вызывают не­урожай и навлекают на группу самые разнообразные бедствия.

ФЕТАЛЬНОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ И С Т О Р И И 353

Илл. 3 - Питающая Пуповина в истории. По часовой стрелке, начиная с верхнего левого угла; флаг американ­

ских колоний; гитлеровские плакаты в четырех вариантах; японские плакаты в четырех вариантах.

12.

Однако по сути менструальная кровь животворна, священна и могущественна; инцест между матерью и сыном - сыновнее лич­ное табу - в конечном счете представляет собой мощное жела­ние вернуться к изначальному плацентарному источнику жизни.

Наиболее яркий пример групповой фантазии загрязнения -новогодние ритуалы, совершаемые по всему миру. Нарастающее загрязнение крови достигает кульминационной точки, когда солн­це наиболее низко склоняется над горизонтом, а дни самые ко­роткие. Согласно Элиаде, проигрывание группой своего загряз­ненного состояния заключается в «тушении огней, возвращении душ умерших, социальных беспорядках типа сатурналий, сексуаль­ной вседозволенности, оргий и т.д., что символизирует обратное движение космоса к хаосу. В последний день года Вселенная растворялась в первобытной воде. Морское чудовище Тиамат -символ тьмы, аморфности, непроявленности - воскресало и вновь начинало угрожать. Мир, существовавший целый год, по-настоя­щему исчезал. Космос уничтожался, потому что Тиамат снова была жива, и Мардук обязан был вновь сотворить мир, в кото­рый раз победив Тиамат».99 В настоящее время мы тоже повто­ряем эту фетальную драму нарастающего загрязнения, возвра­щения плацентарного зверя, а затем ритуального очищения, рож­дения заново путем насилия, только у нас это происходит не в религиозной, а в политической сфере, в виде циклов групповой фантазии протяженностью в несколько лет, по схеме, которая описана мной в самом начале настоящего очерка.

(4) Питающая Пуповина. Как я уже ранее заметил, на отсня­тых внутри матки кинокадрах можно видеть, как плод хватается за собственную пуповину, когда испытывает сильный дискомфорт. На иллюстрации 3 вы видите несколько политических плакатов, на каждом из которых человек держит шест, веревку, цепь или

W

другой предмет, выходящий из середины его тела. Это неболь­шая подборка из сотен собранных мной политических плакатов.100

Наиболее распространенный политический символ, используемый в рисунках нациями, вступающими в войну, - это человек, держа­щий у живота шест, - образ, составляющий основу более чем трети всех политических плакатов, которые мне удалось найти.

Разумеется, в большинстве случаев этот шест является древ­ком флага, а образ лидера, держащего в руках длинное древко (пуповина) с полотнищем (плацента), по которому пробегают волны (амниотическая жидкость), окрашенные в красный (арте-

ФЕТАЛЬНОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ ИСТОРИИ 355

риальная кровь), голубой (венозная кровь) или зеленый (Дерево Жизни) цвета, - это символ, который всегда действует на груп­пу успокаивающе. Когда человек «клянется служить верой и правдой», кладя руку сначала на сердце, потом на флаг, он повто­ряет путь собственной артериальной крови от сердца к плацен­те-флагу. Знамя развевается на сильном ветру и как будто бод­рит нас, волнует кровь, а в безветрие «бессильно повисает, как мертвое». Такое состояние флага кажется столь пугающим, что перед началом игры бейсбольные репортеры зловеще замечают: «На левом поле флаг повис, как мертвый», а при водружении аме­риканского флага на Луне специально сделали так, чтобы пока­зать его развевающимся, пусть даже и в безвоздушном простран­стве. На флагах и знаменах обычно присутствовали плацентар­ные звери, змеи или драконы, а самый первый флаг представлял собой, как будет подробно описано в следующем разделе, изоб­ражение настоящей королевской плаценты, со свисающей пу­повиной (см. картинку на правой стороне иллюстрации I). В об­щем, любая соединяющая с чем-либо веревка, шест или лестница символизируют Питающую Плаценту - от веревки или лестни­цы, по которой шаман поднимался на небо, до Радужного Змея в примитивных религиях, радуги Ноа и Иона, лестниц на небо Иако­ва и Мухаммеда и т. д. 101

(5) Космическая Битва. Нарастающее загрязнение группы всегда завершается Космической Битвой героического Страдаю­щего Плода и змееподобной Ядовитой Плаценты. В этом тита­ническом сражении запечатлена вся борьба рождения, вся сокру­шительная сила давления на голову, потоп, который обрушивается на мир после прорыва вод, ощущение отрываемой конечности и уду­шья - плюс, конечно же, все садистские и мазохистские фантазии, которые добавляются потом, в детстве. Эта фетальная битва воспроизводится каждым элементом драмы рождения заново в примитивном обряде инициации; от боя барабанов и бычьего рева кружащих вокруг людей до жестокости самих испытаний.102

О том, насколько прочно запечатлеваются в нашем мозгу эле­менты битвы рождения, можно судить по экспериментам Сэл-ка, который ставил новорожденным детям запись нормального пульса взрослого - 86 ударов в минуту, и это действовало на них так успокаивающе, что дети меньше кричали и быстрее на­бирали вес; когда же частоту ударов попытались увеличить до 120 в минуту (сердцебиение матери по время родовых схваток),

356

дети пришли в такое возбуждение, что эксперимент пришлось прекратить.103 Сходные результаты дает сопоставление успоко­ительного эффекта большинства музыкальных произведений с ритмом около 80 ударов в минуту и будоражащего эффекта во­енной музыки с ритмом 120 ударов в минуту - военные орке­стры, марширующие по длинным, узким, как родовой канал, ули­цам, с развевающимся плацентарным флагом на пуповинном шесте, являются одним из самых мощных атрибутов рождения заново, когда-либо придуманных людьми.

Космическая Битва страдающего героя с плацентарным чудо­вищем лежит в основе мифологических сюжетов любой куль­туры мира и проигрывается в символической форме - в виде шуточных или настоящих сражений по ходу важных ритуалов. С многоглавым плацентарным змеем сражались Гильгамеш и Мардук, Осирис и Тор, Зевс и Геракл, фараон и Ра - даже Ада­ма изгнал из Рая Змий, хотя сама битва в более поздних вари­антах была опущена.104

Битва является не только мифологическим сюжетом, инсце­нируемым в ритуале, но и самим жертвоприношением, пусть даже в иной форме. Основным очистительным ритуалом любой примитивной и архаической группы служит принесе­ние в жертву животного, которое всегда символизирует Ядо­витую Плаценту, убиваемую в ходе фетальной драмы.

Исходный вариант ритуала жертвоприношения описан в клас­сической книге Юбера и Мосса «Жертвоприношение». Соверша­ющего жертвоприношение сперва бреют и очищают от скверны, затем одевают в шкуру животного - «это очень важный момент, когда в нем начинает шевелиться новое существо. Он превра­щается в плод. Ему накрывают голову и заставляют сжать ку­лаки, ибо эмбрион в своем мешке держит кулаки сжатыми. Он должен ходить вокруг очага так же, как двигается плод в чре­ве». После этого он убивает Жертвенного зверя, символически или на самом деле, съедает его тело и выпивает кровь, выливает на жертвенник либо вымазывается в ней сам.105 Зверя предва­рительно наряжают в разнообразные плацентарные символы, от венцов с изображениями чрева и ветвями Дерева Жизни до осо­бого костюма, уснащенного пуповинными лентами. Во время убий­ства совершающий жертвоприношение «сращивается... сливает­ся» с плацентарным зверем, а само убийство представляет собой «преступление, своего рода святотатство... смерть животного

ФЕТАЛЬНОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ ИСТОРИИ 357

оплакивают так, будто умер родственник. Перед тем как живот­ное будет заколото, у него просят прощения... нож предают по­рицанию и выбрасывают в море».106

Каждый раз, когда человек идет на охоту, строит дом, сеет урожай или отправляется на войну, то есть совершает нечто такое, отчего в нем побуждается карающее архаическое суперэго - по сути, его Ядовитая Плацента, он совершает жертвоприношение, то есть превращается в плод и рождается заново через убийство плацентарного зверя. Так же точно и группа каждый раз, когда в ней накапливается скверна, начинает воображать, будто лидер превратился в ненавистного плацентарного зверя, и необходимо уничтожить его самого посредством цареубийственного или ре­волюционного акта, либо найти козла отпущения, на которого можно перенаправить жертвенное насилие. Без знания символов фетальной драмы совершенно невозможно постичь эту основную модель человеческой культуры. Как станет видно из следующих разделов этой главы, вооружившись фетальной психологией, мы сможем по дошедшим до нас свидетельствам из разных перио­дов истории судить об эволюционных формах, принимаемых фе­тальной драмой как в ранних палеолитических культурах, так и в нынешней политической жизни.

II. ФЕТАЛЬНАЯ ДРАМА В РАЗЛИЧНЫХ ПСИХОГЕННЫХ СТИЛЯХ

В этом разделе я проанализирую основные групповые фанта­зии каждого исторического периода с тем, чтобы показать, какие формы принимает фетальная драма, видоизменяясь по мере эво­люции взаимоотношений родителей и детей.107

ДЕТОУБИЙСТВЕННЫЙ СТИЛЬ: САДИСТСКАЯ ФАЗА

В 1962 г. археолог Александр Маршак, задавшись вопросом, способен ли был палеолитический человек фиксировать времен­ную последовательность, исследовал кость с нанесенными на нее отметинами, смысл которых оставался неизвестен, и предположил, что зарубки обозначают дни, составляющие лунные фазы. В тече­ние следующих десяти лет он исследовал под микроскопом ты­сячи таких костей и опубликовал результаты в книге «Истоки цивилизации», которая вместе с работой Андре Леруа-Гурана о

доисторическом искусстве произвела революцию в современных взглядах на доисторического человека.108

Однако в эмпирическом материале Маршака есть несколь­ко необъясненных моментов, менее выразительных, чем сами его исследования, и требующих пересмотра системы интерпретации материала. Эти-то необъясненные моменты и пригодятся нам в качестве предисловия к групповым фантазиям палеолитическо­го человека:

1 Хотя на всех изученных Маршаком костях и запечатлена последовательность фаз, похожих на фазы лунного цикла, их продолжительность очень неустойчива - одни циклы нас­читывают всего 25 дней, а другие целых 35. Поскольку лун­ный цикл на самом деле не подвержен вариациям, а всегда составляет 29,5 суток, Маршак пытается объяснить отклоне­ния облачными ночами и неточностью в определении момента, когда луна начинает убывать или прибывать. Однако даже если отвлечься от того неправдоподобного факта, что человек

палеолита на протяжении 10000 лет был одержим системой, правила которой определялись случайно, объяснение Марша­ка сталкивается с серьезными эмпирическими трудностями. Даже с неточными правилами отсчета в этой системе долж­на была действовать самокорректировка. По замечанию самого Маршака: «Если в исчислении в тот или иной момент допу­щена ошибка на один день, она обязательно будет исправле­на благодаря следующей серии лунных фаз... Таким образом, методу свойственна самокорректировка в течение нескольких месяцев».109 Однако большая часть образцов Маршака, описы­вающих промежуток времени в несколько месяцев, не дает правильной суммы дней, и он просто игнорирует этот факт. Получившееся число в большинстве случаев меньше, чем сумма дней прошедших за это время лунных циклов. Напри­мер, кость из Бланшара, которую Маршак анализирует наибо­лее полно, содержит 69+63+40=172 отметины. Он сравнива­ет это число с суммой дней в шести лунных месяцах - 29,5*6 = 177 и приходит к заключению, что эти числа примерно соот­ветствуют друг другу «плюс-минус несколько дней».110 Но ведь 172 - это на целых 5 дней меньше, чем 177, получается, что в этом шестимесячном периоде каждый лунный месяц состо­ит из 28,7, а не из 29,6 дней.

ФЕТАЛЬНОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ ИСТОРИИ 359

2. Кажется маловероятным предположение, что выгравированные на тысячах костей слегка неточные отметки, обозначающие лунный цикл, являются частью некой важной религиозной системы. Если цель - отмеривание отрезков времени, как полагает Маршак, то для этого достаточно одной-единствен-ной кости со стандартным циклом вместо множества костей с тысячами вариантов.

3. Большинство костей окрашено в красный цвет, и Маршак мимоходом замечает, что это может быть связано со «смер­тью, кровью, рождением или и обновлением», однако не де­лает серьезных попыток согласовать это со своей лунной те­орией.

4. Хотя на костях ни разу не попадалось изображения самой луны, на многих из них были вырезаны животные в течке, стельные кобылы или вагинальные символы, или же кости была придана форма женского торса. Таким образом, в «лун­ных» записях присутствует тема половых отношений. Под конец книги Маршак спрашивает читателя: «Связан ли этот образ с лунным циклом через историю рождения, смерти и рождения заново, а также через сопоставление лунного и мен­струального циклов?»,111 однако не возвращается назад и не анализирует свою исходную лунную теорию в свете этого предположения.

Как теперь уже вполне можно догадаться, я считаю, что с помощью отметин на костях следили за менструальными перио­дами, а не за лунными циклами - объяснение, в которое укла­дываются все описанные выше странности. Менструальные пе­риоды, в отличие от лунных, длятся в среднем 28 дней, а не 29,5, и отклоняющаяся продолжительность одного цикла никак не ком­пенсируется следующими. Красная охра на костях символизиру­ет менструальную кровь, а изображенные на них сексуальные сцены связаны с выбором времени для половых сношений: женщину в менструальный период избегали. На костях выреза­на не луна, а сексуальные сцены, поскольку наблюдению подле­жал не лунный цикл, а ненадежный женский сексуальный цикл. Все это не исключает полностью роли луны - как мы увидим позже, многие группы верили в физическую связь луны с чре­вом - однако средоточием системы являются сексуальные от­ношения и менструации, а не луна.

360 ллойд ДЕМОЗ

Что мог значить для палеолитического человека образ мен­струирующей женщины? Ввиду скудности дошедшего до нас доисторического материала вначале я обращусь к современным племенам охотников и собирателей и проанализирую их груп­повые фантазии, а затем уже перейду к нашим доисторическим свидетельствам и, отдавая себе отчет в вероятных различиях между тем и другим материалом, посмотрю, нельзя ли здесь про­вести какие-нибудь полезные аналогии.

Поскольку из всех групп охотников и собирателей лучше всего документирована жизнь австралийских аборигенов, я опи­шу подробно эту группу, а затем лишь вкратце коснусь других охотничьих племен с тем, чтобы распространить на них модели, обнаруженные среди аборигенов Австралии. Прежде всего, по стилю детства австралийские аборигены, как и все современные охотники и собиратели,112 находятся в детоубийственной фазе. Это значит, что они не только без угрызений совести убивают зна­чительную часть своих новорожденных, но и воспитывают остав­шихся, комбинируя суровое небрежение, физическое и эмоцио­нальное насилие с симбиотической сращенностью. Начнем с того, что до недавнего времени многие австралийские племена поедали своих детей, причем не от голода, а от желания магического об­ладания, настолько мало усматривалось разницы между собствен­ными детьми и всеми остальными. Некоторые поедали плод, при­бегая для этого к аборту - живот беременной женщины сдав­ливали и вытаскивали плод за голову.113 Другие съедали каждого второго ребенка, чувствуя так называемый «голод к младенцам», и заставляли других детей участвовать в пиршестве.114 (То, что антрополог, описав эти обычаи, пришел к заключению, будто ро­дительский каннибализм по отношению к детям «похоже, не вли­яет на развитие личности», и бывают «хорошие матери, [которые] поедают собственных детей»,115 говорит скорее о качестве ан­тропологического исследования, чем об аборигенах.)

В работе Артура Хипплера, которая из всех полевых иссле­дований воспитания детей у аборигенов заслуживает наиболь­шего доверия, делается вывод, что матери «невнимательны» к детям, а «рутинно жестокое» насилие даже над самыми малень­кими детьми перемежается с «открытым небрежением» и исполь­зованием груди для контроля поведения.116 На эмпатию нет и намека. Исследователь отмечает; «Я никогда не видел, чтобы хоть один взрослый йолнгу, любого пола и возраста, прогуливал

ФЕТАЛЬНОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ ИСТОРИИ 361

малыша, начинающего ходить, показывал ему мир, объяснял что-нибудь, проявлял эмпатию к его потребностям. Зная риско­ванность категорических утверждений, в данном случае я пол­ностью уверен в сказанном». Далее он говорит, что любое стрем­ление растущего ребенка к независимости расценивается матерью как попытка бросить ее, а поскольку мир рисуется «враждебным и опасным, полным демонов», индивидуация может иметь место лишь в незначительной степени. Кроме того, обычной практикой является постоянная сексуальная стимуляция растущего ребен­ка обоими родителями, избиение и насилование старшими деть­ми и запугивание со стороны других членов группы, потому не удивительно, что в итоге вырастает взрослый с магическим об­разом мышления, очень примитивный как в психологическим, так и в технологическом отношении.

Благодаря такому инфантицидному стилю отношений с детьми изначальный устрашающий фетальный опыт видоизменяется незначительно, лишь усиливаясь под влиянием столь же устра­шающего воспитания. Поскольку родитель фактически так же инфантилен и беспомощен, как новорожденный, то любой взрос­лый обладает столь же карающим и преследующим суперэго, что и у психотических индивидов в современном обществе. Как у всех охотничьих племен, у аборигенов психика характеризуется скорее массивным расщеплением и проекцией, чем регрессией; использованием архаических защитных механизмов мании ве­личия и всемогущества; неопределенными границами себя как объекта; смешением эрогенных зон и преобладанием фантазий изнасилования, а также обилием во взрослой жизни параноид­ных фантазий, которые требуют постоянных ритуалов уничтоже­ния с целью отвести вездесущую назойливую тревогу.

Групповая жизнь охотничьих племен, подобных аборигенам, -это мир, полный чревных предметов, и протекает она в измере­нии, которые аборигены называют «сном», где любое дерево, яма или камень наделены «священным» мифическим смыслом, то есть фетальной ролью. Большая часть жизни аборигенов - это в прямом смысле кошмар; в самом деле, одно тщательно вы­полненное исследование117 показывает, что во время ритуалов они пребывают буквально между сном и бодрствованием. Лю­бая возможность получить удовольствие пробуждает садистс­кое инфантицидное суперэго, которое требуется умилостивить. Рождение, достижение зрелости, женитьба, охота — практически

362 ллойд ДЕМОЗ

любой потенциальный повод для радости навлекает возмездие Ядовитой Плаценты в ее немодифицированном виде и требу­ет проигрывания целиком фетальной драмы смерти и рождения заново.

Драма инициации совершается по той же схеме, что и у всех примитивных племен, отличаясь чрезвычайно конкретными фе-тальными символами.118 Главной фигурой аборигенных ритуалов является Ядовитая Плацента, которую в одной из ее форм пред­ставляет опасная, но сексуально возбуждающая, обильно менструирующая женщина - так называемая алкнаринтья. Она не только изображается неистово менструирующей; говорят, что ока вымазывается в крови и владеет магическим бычьим голо­сом (тьюурунга) - деревянным диском с плацентарными кру­гами и петлями, который называют «двойником» или «тенью» вновь рождающегося мальчика. Некоторые племена даже назы-вают этот бычий голос «плацентой», а другие — «внутренностью чрева», и он является главным религиозным предметом, который передают вновь рождающемуся посвящаемому. Цель ритуала ини­циации - это (1) побороть чудовищную и Ядовитую Плаценту, представленную в виде бычьего голоса, который, предполагает­ся, хочет проглотить посвящаемого, и (2) воссоединиться с пла­центой - в конце церемонии посвящаемому отдают его бычий голос. В этом ритуале рождения заново присутствуют все объек­ты фетальнои драмы. Пуповину изображает церемониальный шест, воткнутый в яму, куда мужчины сливают немного собствен­ной крови. Чрево - это круглый котлован, на стенках которого вырезан плацентарный Змей; сюда бросают посвящаемого и за­капывают. Ядовитая Плацента - это бычий голос, который затем прикрепляют к пуповинному шесту, а шест вращают так, что все сооружение издает страшный шум: он должен напугать посвя­щаемого. Смертельная борьба за рождение включает множество мучительных испытаний, как, например, радикальное надрезание (пенис надрезается снизу до уретры). В ходе церемонии пуска­ется немало настоящей крови. Кровь из надреза, называемого «влагалищем» мальчика, собирают и размазывают по его телу, что символизирует его рождение, а мужчины племени вскрывают себе вены, чтобы дать еще крови, которая часто выпивается по­свящаемым - это как нельзя яснее символизирует поток плацен­тарной крови, идущей к плоду - посвящаемому. Магическая пла­центарная кровь из раны от надрезания иногда даже используется

ДЕТАЛЬНОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ ИСТОРИИ 363

племенем в качестве средства повышения плодовитости, по­скольку обладает свойством вызывать рождение заново не только людей, но и животных, тем самым обеспечивая группу допол-нительной пищей.

Даже такое краткое описание иллюстрирует как роль пла­центы и ее крови в примитивных ритуалах, так и решающее зна­чение менструирующей плацентарной женщины в мифах и церемониях, гораздо более важное, чем ее же роль в сексуаль­ном табу. В самом деле, само слово «табу» происходит от по­линезийского «тупуа», что означает «менструация», и известно, что в любой примитивной культуре менструальное табу связано с основами основ групповой жизни. «Сильнее страха смерти, по­зора и расчленения на части было уважение примитивного муж­чины к менструальной крови. Меры, которые он принимал, что­бы избежать этого таинственного вещества, влияли на время принятия им пищи, сна и сезона охоты; со своей стороны, при­митивная женщина, неспособная отделить себя от своей крови, знала, что от ее табуированного состояния зависит безопасность всего общества».119

Поскольку кровь Ядовитой Плаценты была доступна зрению в качестве менструальной крови, то последняя в буквальном смысле обладала маной, была sacer - то есть и опасной, и желан­ной одновременно. А раз все родовые узы являются «кровны­ми узами», связывающими членов клана, то обряд инициации, де­лающий человека членом клана, представляет собой буквально приобщение его к плацентарной крови - посвящаемого совер­шенно недвусмысленно вводят в групповую фантазию совмес­тной плаценты. Каждый новый член любой группы инсцениру­ет групповую фантазию своей связи с общей плацентой, выпи­вает ли он при этом плацентарную кровь или клянется в преданности плацентарному флагу либо какому-нибудь другому символическому предмету. Менструирующая женщина представ­ляет собой Ядовитую Плаценту, и в любой когда-либо существо­вавшей группе в качестве одного из центральных объектов груп­повой фантазии можно обнаружить кровавую женщину. Поэто­му все, что верно для австралийских аборигенов на уровне конкретной действительности — верно на фантазийном уровне и для всех остальных групп, даже в наше время. В оставшейся ча­сти этой главы моей задачей будет подкрепить эмпирическими до­казательствами эту на первый взгляд странную концепцию.

364 ЛЛОЙД ДЕМОЗ

Для начала я вернусь к находке Маршака - палеолитическим костям, на которых отмечены фазы менструального цикла. Ис­пользовались ли они в качестве «счетчика» менструальных цик­лов или как часть ритуала, выполняющая функции «рассказчи­ка», — это вопрос второстепенный: кости были менструальные, то есть, по сути, плацентарные. Иногда эти кости могли даже исполь­зоваться как бычий голос, ибо многие из них имеют отверстия, позволяющие подвешивать кость на веревке - аналогично так

называемым «палочкам» (bagguettes) и другим палеолитическим жезлам, на которые, говорит Мэринджер, наносились те же «пет­ли, круги и спирали... как на жезлах австралийских абориге­нов»,120 Лишь плацентарный ключ дает разгадку смысла палео­литических предметов и ритуалов. Широко распространенные «вульвальные диски» с нанесенными на них различными вульво-подобными символами - это тоже Ядовитая Плацента, и исполь­зовались они в ритуалах подобно бычьему голосу. То же мож­но сказать о множестве других вульвоподобных символов, которы­ми изобилуют пещерные рисунки,121 и о знакомых нам статуэтках «Венер», которые не только выкрашены красным, но и состоят почти из одного лишь живота, без ног или лица, а кроме того, иногда даже выполнены так, что со спины статуэтки явственно видны признаки менструации (см. иллюстрацию 1).

Идея, будто гротескные кроваво-красные статуэтки изобража­ют «Венеру», богиню любви, или каким-то образом связаны с возрастанием плодовитости людей - это чисто защитная концеп­ция, придуманная современными людьми. Во-первых, эти статуэтки каждой своей деталью демонстрируют полное сходство с обильно менструирующей алкнаринтьей и аналогичными персонажами у других охотничьих племен - начиная с такой черты, как крас­ный цвет, и заканчивая такими, как пугающее отсутствие лица и обрамление из волос. Во-вторых, эти фигурки не могут иметь отношение к плодовитости людей, потому что современные охот­ничьи племена в высокой степени инфантицидны, и родители ред­ко выказывают желание иметь более одного ребенка сразу. Па­леолитические родители, несомненно, были столь же склонны к инфантициду: об этом говорят не только доисторические иско­паемые находки, демонстрирующие очень непропорциональное соотношение полов - свидетельство избирательного убийства

и 109

детей женского пола, но и дошедшие до нас весомые доказа­тельства, что люди палеолита были ритуальными каннибалами,

ФЕТАЛЬНОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ ИСТОРИИ 365

поедавшими мозг своих детей.123 Одно из самых обычных заблуж­дений во всех антропологических и исторических исследовани­ях архаики - приписывание мотивов «повышения плодовитос­ти людей» элементам, которые на самом деле являются частью фетальной драмы: символическое влагалище или чрево, или фи­гура матери выражают вовсе не желание иметь больше детей, а желание быть плодом. Верно и то, что фетальная драма часто вступает во взаимосвязь с «плодовитостью» стада или плодоро­дием земли, но это уже взрослое наслоение, а не детское жела­ние. И в любом случае это не относится к количеству детей.

Палеолитическая фигура менструирующей Ядовитой Плацен­ты наиболее отчетливо выражена в знаменитом большом ба­рельефе из Лоссель (см. иллюстрацию 1), на котором изображена женщина, вся кроваво-красного цвета, держащая рог со своей менструальной кровью в форме полумесяца и с тринадцатью зарубками, по числу менструальных периодов в году. Вот что говорит об этой фигуре Маккали: «Как и все более поздние бо­гини культа матери-земли, она не предназначена быть предметом любви, ей надо лишь служить, умиротворять ее... принесением в жертву человеческих детей... В правой руке она держит рог бизона. Положение рога придает ему сходство с серпом луны (которая, подобно женской плодовитости, подвержена цикличес­ким изменениям), сам же он служит сосудом для крови. Рог, полный крови, символизирует в культе Критского быка высшую степень плодовитости. Ее левая рука лежит на животе, зоне, име­ющей большое значение в ритуалах плодовитости и плодоро­дия».124 Хотелось бы лишь добавить, что речь идет на самом деле не о рождении, а о рождении заново, и не о «ритуалах плодови­тости», а о фетальных ритуалах. Правая рука, держащая сосуд с наводящей ужас менструальной кровью, и левая, положенная на живот, - это ключ, позволяющий разгадать, что же на самом деле представляет собой вместилище крови.

Обратившись к работе Леруа-Гурана по доисторическому ис­кусству, мы обнаружим, что эти плацентарные символы повто­ряются повсюду в нескольких формах. Основное открытие Ле­руа-Гурана - это то, что в пещерном искусстве все животные и символы выбраны и расположены в соответствии с некой разделяемой всеми символической системой; «женские» живот­ные и знаки в центре, а «мужские» животные и знаки на пери­ферии. Например, в пещерном искусстве бизон всегда является

366 ллойд ДЕМОЗ

«женским» символом, и обнаружено много рисунков, на которых бизоны и женщины изображены в одинаковых позах, как буд­то эти образы могут заменять друг друга.125 Образ зверя-жен­щины - это Ядовитая Плацента, а вспомогательные «мужские» символы - это плод. Драма, изображаемая в глубине темных пещер, - это та же фетальная сцена, что разыгрывается во всех темных соборах такого рода: битва со зверем - Ядовитой Пла­центой, смерть и рождение заново охотника-плода.

Наилучшим примером таких рисунков может служить знаме­нитая композиция из пещеры Ляско (иллюстрация 4).

Илл. 4 - Сцена из пещеры Ляско.

Маршак описывает эту сцену следующим образом: она изображает «нагого мужчину с птичьей головой и пенисом в состоянии эрекции, лежащего или падающего перед раненым бизоном, у которого вываливаются внутренности. Здесь же мы зидим копье в теле бизона, птицу на палке и предмет чрезмер­но разветвленной формы», который обычно называют «копьеме-том».126 Если вы повнимательнее присмотритесь к сцене, то за­метите в такой интерпретации несколько явных ошибок. Прежде всего, копье находится вовсе не в теле бизона - оно наложено поверх тела, а «острием» обращено от бизона, что очень странно, если речь идет о сцене пронзания зверя копьем. На самом деле

ФЕТАЛЬНОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ ИСТОРИИ 367

«копье» - это вовсе не копье. Палеолитические копья - это колья с небольшими камнями на самом конце, здесь же нарисована длинная линия с ответвлением на некотором расстоянии от на­конечника. «Копьемет» на рисунке тоже не похож ни на один из когда-либо виденных палеолитических копьеметов, которые пред­ставляют собой короткие палки с легкими зарубками на конце, в то время как здесь опять изображен ветвящийся символ, очень похожий на само так называемое «копье». И то, и другое - на самом деле варианты стандартного плацентарного символа -ветки с Дерева Жизни, упоминавшегося выше; этот символ в пещерном искусстве часто рисуют рядом со зверем (см. иллю­страцию 1). Человек с птичьей головой - это, конечно, шаман, а вовсе не охотник, и рядом с ним нарисован его шаманский пупо-винный жезл с птицей на верхушке - точно такой же мы обна-руживаем у многих современных шаманистских групп. Пенис у шамана напряжен, совсем как в примитивных мифах, поскольку он родился заново, обновил свои жизненные силы. «Внутренно­сти», вероятно, вовсе не внутренности, потому что это сцена ша­манского ритуала рождения заново, а не охоты; линии изображают менструальную кровь, как на фигурках «Венеры». Сцена факти­чески полностью отображает фетальную драму и содержит все пять ее элементов, описанных выше; (1) Ядовитая Плацента (жен­щина-зверь с «ветвями жизни»), (2) Страдающий Плод (умира­ющий шаман), (3) Скверна (менструальная кровь), (4) Питающая Пуповина (шаманский жезл с птичьей головой) и (5) Космичес­кая Битва (вся композиция, противостояние опасного зверя и шамана).

Все абстрактные знаки доисторического искусства Леруа-Гуран тоже делит на женские и мужские. Главный женский знак узнать легко, потому что это или вульвальный символ (треуголь­ник, овал, прямоугольник), или, в терминах Леруа-Гурана, знак «раны».127 В то же время «мужские» знаки в действительности не являются фаллическими, хотя и возникает мысль, что такими символами могут быть копья или что-нибудь подобное - на са­мом деле это обычно точки или короткие штрихи. Ныне в пси­хоаналитическом символизме точки или короткие штрихи в со­четании с треугольником обозначают детей в чреве, думаю, что это касается и палеолитического искусства. Черты сходства лучше всего выявляются при сравнении детского рисунка с ти­пичным пещерным рисунком.

368 ллойд ДЕМОЗ

Илл. 5 - Палеолитические знаки и детский рисунок.

На иллюстрации 5 слева мы видим два палеолитических «женских» вульвальных знака в сопровождении множества то­чек под ними. Справа рисунок маленького мальчика по имени Ричард, пациента Мелании Кляйн. На рисунке изображен крас­ный «мерзкий осьминог» (сплошной круг) и маленькая рыбка слева под осьминогом. Этот «плохой осьминог», по словам маль­чика, «кипит яростью», «очень голодный» и хочет съесть рыбьих «деток» в воде, которых он, Ричард, должен снова «оживить».128

Графическое описание Ричардом фетальной драмы, неоднократ­но появляющийся в его рисунках красный «плохой осьминог», который сражается в воде с рыбьими детками, соответствуют аналогичной драме, запечатленной в пещерных рисунках. И дей­ствительно, любой, кто преподавал живопись маленьким детям, может подтвердить, что плацента, которую учителя часто назы­вают «солнце» или «мандала» — первое, что рисует большинство детей.129 Обычно такой рисунок очень похож на «осьминога» Ричарда или на «вульвальные» знаки палеолита - думаю, что в обоих случаях мы имеем дело с воспоминаниями о настоящей плаценте.

Итак, палеолитическая пещера — это святилище чрева, где изображается фетальная драма. Леруа-Гуран подытоживает свой исследование следующими словами: «Очевидно, что для людей палеолита сердцевину и суть пещер составляли панно в

ФЕТАЛЬНОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ ИСТОРИИ 369 •

центральной части, на которых преобладали животные женской категории и женские знаки, дополненные животными мужской категории и мужскими знаками. Вход в святилище, обычно уз­кая часть пещеры, украшается мужскими символами, животными или знаками; обратная сторона пещеры, часто в виде узкого тун­неля, украшена теми же знаками...»130 Иными словами, большая центральная полость содержит плаценту, а узкие туннели на обоих концах - рождающиеся плоды. Поэтому не удивительно, что в пещерной грязи обнаруживаются такие отпечатки ступней мо­лодых людей, как будто молодежь плясала в пещерах - тако­вы найденные в Ле Тук д'Одубер пятнадцать отпечатков ступ­ней возле двух вылепленных бизонов - открытие, которое, по словам аббата Брейля, «наводит на мысль о некой церемонии инициации».131

Приравнивание друг к другу опасного зверя и Ядовитой Пла­центы, с которым мы сталкиваемся в пещерном искусстве, можно распространить на весь образ жизни любой группы охотников и собирателей, прошлого и настоящего. Одно из любопытных этнографических открытий, сделанных в последнее время, состоит в том, что, просто собирая необходимую для жизни пищу, мож­но с легкостью укладываться в несколько часов в день. Джек Хэрлан, специалист по ранним формам земледелия, однажды в одиночку вышел в «обширное поле примитивной, дикой пшени­цы», еще растущей в горных районах Ближнего Востока, и, исполь­зуя серп возрастом около 9000 лет, собрал зерно так быстро, что «семейная группа... могла без труда собирать урожай диких зла­ков за три недели или чуть больше и даже, не очень много ра­ботая, делать такой запас зерна, которого хватило бы больше, чем на год».132 Современные группы собирателей могут жить столь же обеспеченно: «отнюдь не голодая... они получают все необ­ходимые калории, не очень много работая. Даже бушмены в таком сравнительно безлюдном районе, как Калахари, по резуль­татам анализа потребления и расхода энергии, получают 2100 калорий в день, а разыскиванием пищи занимаются меньше трех дней в неделю. По-видимому, в более богатых природных усло­виях доисторических времен охотники и собиратели были еще лучше обеспечены пищей».133 Когда современному собирателю по­казывают, как обрабатывать землю, он обычно смеется над самой идеей земледелия, как бушмен, который сказал: «Зачем мы будем сажать растения, когда в мире так много орехов монгонго?»134

370 ллойд ДЕМОЗ -

Разумеется, при этом так и хочется спросить: «Зачем же тогда охотиться?» И оказывается, что охота - на самом деле деятель­ность, связанная с групповой фантазией, ибо она чрезвычайно неэкономична и требует затратить калорий больше, чем доста­нется с добычей. Иначе говоря, охота, как и война, - это группо­вая фантазия, выполнением которой занимаются мужчины в то время, как женщины собирают пищу для поддержания этой ре­лигиозной деятельности. «Убийство зверя» - это главным обра­зом игра, в которую играют по фетальным, а не по пищевым мотивам, независимо от того, где это происходит, в лесу или в пещере. Культ «животного-покровителя», ныне признаваемый историками религии в качестве изначальной религии групп охот­ников и собирателей135 и включающий поклонение «животному-

Духу», который правит над всеми существами и лесами, являет­ся перенесенным культом плацентарного зверя, который питает, держит в страхе, убивает и порождает все живые существа, а самой группе может представляться по-разному - то ли это мед­ведь-дух, то ли Повелительница Животных. Как указывает Эли-аде, убийство этого священного животного каждый раз являет­ся ритуалом - душу животного почитают и обращаются к ней в ритуальной манере, особые ритуалы выполняются с костями, особенно с черепом и длинными костями, часть тела животного часто предлагается богу, ритуальных манипуляций требует кровь животного, и т. д.

Сохраненные в ритуальных целях черепа и длинные кости священных плацентарных животных, а также людей, доходят до нас иногда из очень отдаленных времен, как находка в Шукуть-ен (400 тыс. лет до н.э.), и прежде чем оставить тему палеоли­та, мы уделим им пристальное внимание. Найдено много чере­пов, в основании которых видны явные следы декапитации и увечения с целью извлечения и поедания мозга.130 После этого

череп сохраняли: или выкладывали круг из черепов в особом месте пещеры, или окружали череп кольцом из камней. Многие из этих черепов принадлежали принесенным в жертву детям, и большинство было покрыто красной охрой.137 В подобном состоянии обнаруживали и медвежьи черепа - собирание и ри­туальное поедание мозга из черепов как людей, так и животных было важным древним ритуалом, многие элементы которого те же, что и в ритуалах культа черепов у некоторых современных примитивных народов: у айнов, тунгусов и в племенах охотни-

ФЕТАЛЬНОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ ИСТОРИИ 371

ков за головами Новой Гвинеи.138 Все эти культы черепов ос­нованы на жертвоприношениях плацентарному зверю-духу или Повелительнице Зверей с церемониями, подчеркивающими, что душа зверя или человека находится в мозге. Считается, что хра­нение черепа защищает племя от самых разных несчастий, в том числе и от возмездия за охоту.

Идея, будто черепа тоже могут символизировать Ядовитую Плаценту, кажется странной, однако на деле оказывается справед­ливой, как можно убедиться, рассмотрев детали ритуала. Напри­мер, у охотников за головами асматов поход за головами слу­жит прелюдией ритуалу инициации - рождения заново, а кровью из отрезанной головы вымазывают посвящаемого, совсем как кро-зью из надрезанного пениса у австралийских аборигенов.139 Го­лова - это явно символическая плацента. Ее поджаривают, в основании вырезают дыру, через которую вынимают мозг и за­тем поедают его, что отражает оральный садизм инфантицидно-го стиля воспитания. Затем череп выкрашивают в красный цвет и кладут между вытянутыми ногами или в паху посвящаемо­го - после этого он считается родившимся заново и ползает вок­руг, как новорожденный ребенок. С культом черепа связано много других плацентарных символов, от имени мифического первого охотника за головами («Человек с раной») до церемонии, пред­шествующей охоте, когда «мужчины садятся вокруг каменного диска, который носила на животе мать-прародительница... выпя­чивают животы в сторону диска и вздыхают», как беременная женщина во время родовых схваток.

Все эти символические «плацентарные диски» у примитивных племен, которые могут называть их брюшными дисками или бычьими голосами, кажутся не столь уж удивительной находкой, когда знаешь, что большинство примитивных племен сохраняет и подвергает ритуальным манипуляциям саму плаценту, выхо­дящую вслед за ребенком. Плаценту называют «двойником», «ду­шой», «братом» или «тайным помощником» ребенка и либо ри­туально хоронят в специальном месте, либо прикрепляют на дерево или на верхушку шеста, который становится после этого Деревом Жизни. Иногда плаценту приносят в жертву, а иногда ее или остаток пуповины сохраняют в качестве могуществен­ного магического амулета, который вешают на шею или талию ребенка или хранят в специальных корзинках. В некоторых пле­менах сохраняемый остаток пуповины называют «персональным

372 ллойд ДЕМОЗ •

•

змеем»; если его умилостивить, то он, будучи мостом в чрево, при­носит своему обладателю большое богатство. Иногда плацента новорожденного даже съедается присутствующими при рождении взрослыми- Плацентофагия до сих пор практикуется в разных странах и даже возрождается в последнее время многими при­верженцами здоровой пищи в Калифорнии.140

Ярчайший пример связи между поверьями относительно пла­центы, идеей «души» и групповой фантазией можно найти в ритуалах баганда.141 Плаценту они называют «дух-ребенок» и помещают на банановое дерево, плоды которого затем съедают­ся дедушкой, так что дух ребенка остается в клане. В ходе це­ремонии присваивания ребенку имени пуповину кладут в моло­ко, где она должна плавать (если не плавает, то клан отказыва­ется от ребенка), а затем пуповину сохраняет владелец. Плацента короля, которую называют «двойником» короля, считается, обла­дает смертоносной силой. Ее всегда тщательно высушивают и хранят вместе с пуповиной в запечатанном горшке, который ставят на особый трон в специально для этого предназначенном священном доме. Королевской плаценте поклоняется все племя; люди обращаются к ней «король», медиум передает им «посла­ния» плаценты, и ей приносятся человеческие жертвы. В каж­дое новолуние Королевская плацента смазывается маслом и выставляется под нарождающийся месяц с тем, чтобы придать ей новую силу. Затем начинается семидневное празднование, а по­том, когда луна идет на убыль, проходят менструальные периоды всех женщин. Истинное могущество, или мана, группы заключено именно в Королевской плаценте, ведь новый король начинает счи­таться обладателем королевской власти лишь после того, как ему передадут плаценту старого короля. (Баганда настолько остро чувствуют плацентарную силу «двойника», что любой другой «близнец» человека, например, его собственная тень, считается не менее уязвимым; баганда убеждены, что на тень опасно наступать, увидевший ее на стене погибнет, а любая еда, на которую чело­век нечаянно отбросит свою тень, станет ядовитой. Многие при­митивные племена тоже боятся тени-«двойника».)

Универсальный смысл церемонии обрезания проясняется при сравнении с ритуальными действиями, которые выполняются с плацентой. За очевидным эдиповым смыслом церемонии об­резания, когда ребенку уродуют пенис, скрывается фетальный смысл - сходство между перерезанием пуповины после рожде-

ФЕТАЛЫЮЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ ИСТОРИИ 373

ния и обрезанием крайней плоти во время рождения заново. И крайнюю плоть, и плаценту часто называют «двойником», и то, и другое нередко съедают, и то, и другое часто помещают на дере­во или хранят. В современном еврейском обряде брисе мойель (обрезающий) дает младенцу в качестве компенсации за срезан­ную крайнюю плоть ярмулку (плацентарный диск), а также не­много кроваво-красного вина - совсем как у аборигенов, где по­свящаемый в обмен на свою крайнюю плоть получает бычий голос и настоящую кровь, которую должен выпить. Австралий­ские аборигены даже красят отрезанную крайнюю плоть в крас­ный цвет, а потом или кладут для мальчика в сумку, или веша­ют на тотемное дерево (Дерево Жизни), чтобы тотемное живот­ное размножалось. Таким образом, крайняя плоть, плацента, «двойник», бычий голос и менструальная кровь символичны и выполняют роль плацентарного «Красного Змея», который, по сло­вам аборигенов, «управляет сердцем и кровью человека и его то­темным местом, это источник, из которого люди получают кровь*.142

Когда аборигены рождаются заново в обрядах инициации и по нескольку дней подряд литрами пьют человеческую кровь, они буквально «связывают себя» с кровью тотемного клана, а кроме того, воссоединяются со своими собственными плацентами. Дока­зательство, что эта церемония - не просто символическая «каст­рация», можно найти у тех примитивных племен, где инициацию часто проходят женщины (по окончании своего первого менст­руального периода): их одевают в красное и заставляют пить красную воду, как будто это тоже священная (плацентарная) мен­струальная кровь, объединяющая их с группой.143 У членов одно­го австралийского племени, барди, плацентарные воспоминания настолько четки, что в этом племени берегут свои настоящие пла­центы, как это делают баганда, тоже называют их своими «двой­никами», верят, что плацента живет в крови рук, а по ночам ви­дят сны, в которых плацента является и дает советы.144

Итак, мы видим, что любой элемент групповой фантазийной жизни в группах охотников и собирателей является пережива­нием заново фетальной драмы в совершенно конкретной фор­ме. Когда шаман описывает, как предпринял опасное путешествие, чтобы добраться до Великой Богини Моря, виновницы оскверне­ния группы, он вновь переживает собственное рождение в такой же прямой форме, как и пациент Грофа под ЛСД, от периодичес­ких сокращений матки до прохождения между тазовыми костями

374 •

по родовому каналу. Вот как описывает эти переживания один шаман антропологу:

«Земля разверзается под шаманом, но часто лишь для того, чтобы сомкнуться снова; и долго приходится ему бороться, прежде чем он сможет, наконец, крикнуть: «Те­перь путь открыт»... он на пути к владыке морских зве­рей... слышны лишь вздохи и стоны... как будто духи внизу под водой... Он встретит много опасностей в сво­ем полете вниз ко дну моря, и самые страшные - сто три больших катящихся камня... он должен проскольз­нуть между ними и стараться, чтобы камни его не раз­давили... открывается путь... дорога вниз сквозь землю...» Он почти скользит, как будто падает сквозь трубу, настолько пригнанную к его телу, что он может остано­виться, прижимаясь к стенкам».145

Этот «модифицированный вариант фетальной драмы я обозна­чил как «садистскую» фазу инфантицидного стиля, поскольку пер­воначально он осуществляется в виде ритуалов, символизирующих: садистское убийство опасного зверя-плаценты - здесь я имею в виду и весь охотничий образ жизни. В следующем разделе я пока­жу второй эволюционный уровень фетальной драмы, «садомазохи­стскую» фазу, когда плацентарный зверь становится «Великой Ма­терью», а плод превращается в «Умирающего Сына».

•

ИНФАНТИЦИДНЫЙ стиль: САДОМАЗОХИСТСКАЯ ФАЗА •

Изобретение земледелия, а затем и цивилизованной город­ской жизни, которым отмечен неолит, - достижение, основанное на эволюции воспитания детей. Эта эволюция состояла в том, что родители все внимательнее и последовательнее относились к детям и все больше отождествляли себя с ними.

Земледельческие и городские группы отличаются от охотни­чьих тем, что в них уже произошел переход от бесстрастной ма­тери, которая умеет справляться со своими инфантицидными же­ланиями лишь двумя способами: либо сливаясь с ребенком, либо полностью эмоционально отрешаясь от него, к единству отца и матери, способных к мощной проекции своего бессознательного на ребенка, самоотождествлению с ним, а впоследствии к суро­вой дисциплине и формированию ребенка. Как это ни парадок­сально, признаки первых цивилизаций связаны с изобретением

ФЕТАЛЬНОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ ИСТОРИИ 375

суровых физических наказаний для выработки послушания. Даже в современных группах чем выше уровень культуры, тем пос­ледовательнее проводится воспитание для выработки «послуша­ния, уверенности в себе и самостоятельности».146 Хотя психоан­тропологи принимают обратную причинную связь - как будто земледелие каким-то волшебным образом вызволило на свет божий тот тип воспитания, который был необходим для изобре­тения и поддержания самого земледелия, - на самом деле эво­люция воспитания детей была первой, а за ней уже последовали изменения культуры.

Идея второй фазы инфантицидного стиля воспитания детей кратко суммирована в хорошо известном высказывании из Книги Притчей Соломоновых, 13, 24: «Кто жалеет розги своей, тот не­навидит сына: а кто любит, тот с детства наказывает его». Роди­тель охотничьего периода неспособен к такому постоянству, что­бы последовательно применять к своим детям физические на­казания - он или она, как правило, могут в порыве эмоций побить ребенка, но практика избиения детей с дисциплинарными целя­ми среди охотников не встречается. Систематическое битье специальными орудиями, предназначенными для этой цели, - это прогресс в способности родителей отождествлять себя с ребен­ком, то есть, как говорит Библия, в способности «любить» ребенка. Когда в Кодексе Хаммурапи находишь: «Если сын ударит свое­го отца, ему отрежут пальцы» или: «Если сын сказал своей ма­тери: «Ты мне не мать», ему выжгут клеймо на лбу», когда из древ­них месопотамских повествований узнаешь, что в школе ребен­ка, посмевшего говорить без разрешения, подолгу били палкой, понимаешь, что в данном случае уже началось цивилизованное воспитание детей.147 И египетский учитель, сказавший: «Уши мальчика на его спине - когда его бьют, тогда он и слушает», и школьник, благодаривший учителя за то, что тот «смирил его чле­ны», привязав на три месяца к колоде,148 - оба они уже знали то последовательное внимание, пусть и жестокое, к которому просто не способен примитивный охотник. То же касается и такого изобретения, как тугое пеленание, указания на использо­вание которого я находил в источниках по крайней мере второ­го тысячелетия до нашей эры - это приспособление для «фор­мирования и контроля» ребенка, и охотники не применяли его потому, что не интересовались ребенком настолько, чтобы испы­тывать желание контролировать его,

376 ллойд ДЕМОЗ •

Все это не означает, что ранние цивилизации не инфантицид-ны: в любом городе младенцы грудами лежали на навозных ку­чах, и в любой ранней цивилизации процветали обильные детские жертвоприношения, как подробно описано в других моих рабо­тах,149 Но принесение в жертву новорожденных, обычно первых детей, было само по себе прогрессом в способности отождеств-лять себя с ними, поскольку охотники не считают своих детей полноценными людьми, пока те не достигают половозрелости - тог­да-то они и проходят через испытания фетальной инициации. В ранних цивилизациях испытаниям рождения заново подвергали но­ворожденных младенцев, принося в жертву богу Ядовитой Плацен­ты самого любимого первого ребенка (что было мазохистским актом, ведь любимый - это наиболее отождествляемый с собой), с дикими одобрительными возгласами «пропуская» его «через огонь Молоха», как это делалось в Карфагене, или скармливая свя­щенным крокодилам, как это было в Египте, причем матери, по сло­вам Плутарха, испытывали «гордость» за своих детей.150

Эволюцию от садистской шизоидной личности охотника к бо­лее дисциплинированной, а потому и более интернализованной садомазохистской личности ранних цивилизаций можно на­блюдать еще до изобретения земледелия, в мезолите. Так, в мезолитическом искусстве, к примеру, Испании, распространена рисунки, где изображены человекоподобные существа в некото­рых взаимоотношениях друг с другом, а не с плацентарными зве­рями и неопределенными фигурами, как в палеолите.151 В мезо­лите, до изобретения земледелия, появляется много других достижений культуры, показывающих ослабление мании пресле­дования и усиление эго-контроля: первые емкости, такие как гон­чарные изделия и сети; первые кладбища; первые круглые дома и постоянные поселения; первые религии, сосредоточенные на мужчине» женщине и ребенке; и т. д.152 Поскольку чрево и мать уже не рассматривались как ужасное, гибельное место, то стало возможным изобрести чрево-дом и чрево-сосуд и пользоваться ими без вспышек открыто садистских фантазий. Лишь когда люди достигли нового уровня в воспитании детей, сделав его после­довательным, они смогли оседать на более долгое время и не испытывать больше необходимости все время перемещаться, каж­дый раз покидая едва обжитое место, чтобы спастись от собствен­ных фантазий загрязненной крови, без конца выискивая и убивая плацентарного зверя.

ФЕТАЛЬНОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ ИСТОРИИ 377 •

Когда в мезолите появились оседлые поселения, когда в ка­честве более безопасного чрева были изобретены гончарные изделия и дома, тогда только и возникло само земледелие, потому что семена диких злаков прорастали на кучах отбросов в поселении. По выражению Хока: «Растения искали человека так же усердно, как и он искал растения, ведь им требуются удобрения»153 - иначе говоря, дикие сорняки сами начинают при­спосабливаться к различным пригодным для роста новым мес­там, как только психологические факторы позволяют людям осе­дать и образовывать более постоянные поселения. Эта теория напоминает рассуждения психоаналитика Мелании Кляйн, кото­рая пишет: «Так не могла ли свирепость, с какой ранний чело­век нападал на тело матери, быть причиной интеллектуального торможения? И не могла ли причина того, что земледелие было первым изобретением... состоять в том, что придумали его не мужчины, а женщины, которые сумели исследовать пользу от семян и гибридизацию... Ведь только женщины, которые не ста­рались так сильно разрушить мать, могли не «узнавать» ее тела (почва в качестве объекта возделывания, корзина или глиняный сосуд и т. д.)».154

Земледелие, одомашнивание крупного рогатого скота и пахо­та с помощью крупного рогатого скота могли осуществиться лишь тогда, когда склонность к садизму уменьшилась настолько, чтобы прекратилась охота на плацентарного зверя, а люди начали пе­реходить к оседлости, «спасать зверя» в культе крупного рога­того скота, основанном на идее воскрешения, и «спасать семена-младенцев» в культе урожая, основанном на идее плодородия, -основой обоих культов были ритуалы фетальной драмы.155 Та­кой упадок садистской версии фетальной драмы обусловлен, кро­ме того, переходом от чисто родовой организации (и то, и дру­гое непосредственно связано опять-таки с невидимой священной плацентой) к более иерархической, классовой организации (ког­да, плацентой, также как и плодом, является лидер). Одна из при­чин, по которой я назвал эту фазу «садомазохистской» в том, что способность организовываться и принимать мазохистское со­стояние подчинения - это прогресс по сравнению с садистс­ким равенством в примитивных обществах. Чтобы иметь ли­дера, будь это король, жрец или даже рабовладелец, необходи­мы доверие и значительное ослабление садизма, а для усиления разницы в богатстве и «власти» требуется, чтобы подчиненный

378 ллойд ДЕМОЗ «

*

индивид умел проецировать хорошие и плохие стороны своей личности на других. Строгая стратификация всех архаических цивилизаций, когда большинство часто имело статус рабов, обу­словлена способностью большинства использовать в качестве ме­ханизма психического контроля мазохистское повиновение, а вов­се не усилением «власти» меньшинства. У охотников просто слишком сильны садистские черты, чтобы использовать меха­низм мазохистского повиновения, и слишком сильна идея пресле-дования, чтобы доверять лидеру.

С усилением мазохистской защиты и воспитания детей в ду­хе повиновения архаические цивилизации смогли получить все преимущества, связанные с групповой организацией, такие как ирригационное земледелие, групповая защита и т. д.,156 и начать развивать механизмы эго-контроля, необходимые для избавления от личной мести, постепенно вырабатывая групповое правосудие над преступниками. Эти достижения были связаны с психологи­ческим, а не экономическим прогрессом - экономически ничто всерьез не мешало охотничьим группам иметь королей, жрецов, класс рабов или законы о преступлениях. Единственный автор, понимающий первичность и ключевую роль психического для любой теории, объясняющей эволюцию ранней цивилизации, - это Эли Саган,157 в чьей работе по Древней Греции и ранним слож­ным обществам блестяще разработаны многие положения, кото­рых я смогу лишь бегло коснуться в этой книге.

Центральной фигурой архаической групповой фантазии, так называемой «Великой Матерью», является Ядовитая Плацента, только на этот раз в виде сочетания плацентарных и челове­ческих атрибутов: «Она, придающая форму всем вещам и дающая жизнь морским змеям, острозубая и клыкастая, полная яда вме­сто крови, свирепая, ужасная, она, чья слава наводит ужас».158 Фе-тальный герой очищает кровь группы от скверны и добивается собственного рождения заново, побеждая плацентарную змее­подобную богиню. Классической формой битвы, которая повто­ряется на сотни разных ладов, для каждой группы свой, был ва­вилонский эпос о битве между Тиамат и ее потомком Мардуком. Несомненно, в эти битвы часто вплетается эдипов мотив, ибо Мардук в качестве награды за убийство Тиамат требует верхо­венства над своим отцом. Однако ссылки на эдипов комплекс159

представлены лишь беглыми упоминаниями, это дополнительный сюжет к основной фетальной драме о ярости ядовитого змея

ФЕТАЛЬНОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ ИСТОРИИ 379 •

женского пола, чье сердце пронзает, а артерии перерезает храб­рый герой.

Групповое осквернение и рождение заново через битву с плацентарным змеем Мардуков, Гильгамешей и Зевсов архаи­ческих времен проигрывается, сверх того, в главных групповых ритуалах, в виде публичных процессий и шуточных битв, изоб­ражающих борьбу со скверной за рождение заново. Таковы шумерские новогодние празднества, на которых Великий Змей, угрожавший обратить мир в хаос, ежегодно терпел поражение. Эти ритуалы формируют матрицу для любой другой архаичес­кой групповой деятельности. По выражению Гальперна: «Куль­тура - это труд героя, убийцы матери»,160 а само земледелие, как говорит Элиаде, во всех архаических мифах является «продук­том убийства»161 - вот почему пища священна, а для посадки растений необходимы ритуалы рождения заново, чтобы плацен­тарное Дерево Жизни ежегодно обновлялось. Эти ритуалы рож­дения заново наблюдаются еще до изобретения земледелия, на­пример, в образах грифо- или леопардоподобных богинь, дающих жизнь детенышам животных и человеческим детям, по поверь­ям предземледельческих Чатал-Хююк или Халикар (см. иллюс­трацию 1). Лишь по мере дальнейшей эволюции воспитания детей богиня и ее сын-бык очень медленно и ненадежно прини­мали человеческий облик. Те рисунки на стенах Чатал-Хююк, где изображается грифоподобная богиня, нападающая на безголовых людей, прекрасно дополняются размещенным на соседней стене литым барельефом женских грудей, каждая с красным соском, из которого высовывается клюв грифа.162

По мере того, как рожденный богиней бык-ребенок постепен­но превращался в бога-юношу, который должен был умирать и воскресать, каждый год спускаясь в преисподнюю, множились садомазохистские фетальные мифы и ритуалы, характеризовав­шиеся преданностью (доходящей до самокастрации) молодого бога и его жрецов кровожадной богине-змее.163 Кровь во вре­мя жертвоприношений, как и плацентарная кровь в примитив­ных обрядах инициации, была настоящей и проливалась обиль­но. Кровью окроплялись поклоняющиеся и жрец во время сво­его посвящения в сан. Ее разбрызгивали перед святилищем, вокруг алтаря, на алтарь, на боковые стороны алтаря, на рога «си­денья милосердия», а также разбрызгивали или выливали на сжи­гаемую жертву.164 Во время ритуалов посвящения кровь тоже

380 ллойд ДЕМОЗ

расходовалась очень щедро, как это видно из описания Пруден-цием церемонии в Тавроболиуме:

«Был вырыт ров, над которым перекинули дощатый по­мост с отверстиями и щелями. На помосте зарезали жертвенного быка, и кровь закапала на посвящаемого во рве. Он подставил голову и одежду, чтобы она пропита­лась кровью. Затем повернулся и выставил лицо так, чтобы кровь стекала на губы, глаза, уши и ноздри; он на­мочил язык в крови, которую затем проглотил в каче­стве священного акта. Сопровождаемый приветственны­ми криками зрителей, он вышел после этого кровавого крещения, веря, что теперь очищен от греха и «рожден вновь для вечности».165

Сейчас не вызывает сомнений, что фетальная драма инсце­нировалась в чрезвычайно конкретной форме, с убийством де­тей и молодежи, ибо человеческие жертвоприношения обнаружи­ваются по всему древнему миру, вплоть до принесения детей «в пасть Молоху» в исторические эпохи Карфагена и Иудеи.166

Однако ритуальная групповая фантазия, которая впервые стала включать организацию войн, успешно сдерживала групповое на­пряжение, и фетальная драма могла проигрываться в садомазо­хистских ритуалах, где одинаково подчеркивались, с одной сторо­ны, смерть и страдание плода, а с другой стороны, смерть плаценты

и воссоединение с ней. Проигрывание фетальной драмы могло фактически отменять смерть - например, когда разбросанные части тела Осириса объединялись снова, завернутые в коровью шкуру, которую называли «мешкент», или «плацента». Даже обычный египетский ритуал похорон включает рождение зано­во умершего мужчины или женщины, когда его или ее за­ворачивают в «мешкент» и машут над покойником палочкой в форме плаценты, обращаясь к его амулету ка: «Мое сердце, моя мать, мое сердце, благодаря которому я появился на свет».167 На великом египетском празднестве Сед сам фараон очищает груп­пу от скверны, скорчиваясь, «подобно плоду», в шкуре животно­го, а потом выходят с криком: «Фараон родился вновь!» Во вре­мя этого празднества фараон возглавляет огромную процессию, перед которой несут настоящую плаценту фараона со сви­сающей пуповиной, насаженную на верхушку длинного шес­та (см. иллюстрацию 6) - реальный прототип всех флагов и знамен дальнейшей истории. Плацента фараона, в точности как

ФЕТАЛЬНОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ ИСТОРИИ 381

Илл. 6 — Египетские знамена с плацентой фараона.

у баганда и других упомянутых выше примитивных племен, счи­талась его «двойником», его ка, его «помощником», его «близне­цом», который поможет фараону в битве.168 Для плаценты фа­раона даже сооружалась отдельная пирамида. Считалось, что пла­центарный ка, или двойник, каждого египтянина сопровождает его повсюду, и целью каждого из 500 миллионов мумифицированных египтян было «воссоединиться со своим ка», или плацентой, в за­гробной жизни, для чего и предпринималась мумификация. Такая плацента-близнец, представлена ли она египетским ка, вавилон­ским «пребывающим богом», иранским фравиши или римским гением, у всего человечества является изначальной «душой», из­начальным «духом-хранителем», и в большинстве египетских мо­гил можно найти деревянные модели плаценты, часто со статуя­ми ка.169 Поэтому все флаги и знамена священны, плацентарны, представляют ли они собой настоящую плаценту, тряпку, смочен­ную в крови врага, или символ в виде дракона,170 - причину это­го указывает Графтон Смит: «Священность флага обусловлена тем, что первоначально ему приписывалась функциональная ак­тивность в качестве животворной силы короля и небесного ис­точника всей жизни, представленного плацентой короля».171

В символе плаценты, который может быть свастикой (см. об­ласть лобка у статуи из Гиссарлыка на иллюстрации 1), знаменем

382 ллойд ДЕМОЗ

фараона (иллюстрация 6) или просто кругом в лунном полуме­сяце, содержится сила человека. Египтяне часто приравнивали ка к «сердцу» человека, и каждый египтянин носил амулет в виде «скарабея-сердца», с посланием к своему ка на обратной стороне. Шумерский символ плаценты, лугаль, обозначал, кроме того, «ве­ликого человека» или «короля».172 Для изображения и богинь, и королей часто использовались конкретные плацентарные обра­зы. Например, в Египте, где главная богиня Изида во время про­цессий изображалась как золотая матка/73 символом божествен­ной сущности фараона был плацентарный змей на его лбу - анкх (символ жизни, производный от матки) или скипетр (ветвь плацентарного Дерева Жизни), который фараон носил в руке.174

Те, кто служил фараону, часто назывались «стражами плаценты фараона» а знамя с плацентой фараона связывали его с властью, пожалуй, начиная с самых ранних статуй фараонов и завершая концом египетской истории.175 В сценах рождения фараона час­то изображали двух младенцев, одним из которых был сам фа­раон, а другим - его ка, или близнец, плацента, родившаяся сле­дом, - тем самым хотели показать источник могущества и жиз­ненной силы фараона.

Не следует думать, будто все эти плацентарные образы были просто «символами» королевской власти. Они сами по себе были властью в ее конкретной форме. Как говорит Франкфорт: «Боль­шой класс предметов, состоящий из священных символов, укреп­ляемых на верхушке шеста, откуда свисают вымпелы... - это настоящие фетиши, насыщенные властью и очень тесно связан­ные с королем: сокол, ибис, волк и царская плацента».176 Во вре­мя коронации фараона с гимнами обращались непосредственно К самой Короне Красной Кобры, в которой содержалась богиня Изида, а фараон, заявив сначала, что «вышел из нее», ритуально обращался к плацентарной короне со словами:

«О, Красная корона, о, Ину, о, Великий Единственный, О, Чародей, О, Огненная Змея! Пусть будет ужас для меня, как ужас для тебя, Пусть будет страх для меня, как страх для тебя, Пусть будет любовь для меня, как любовь для тебя. Властвуй надо мной, владыка всех живущих».177

Таким же образом и все лидеры считают, что наделены вла­стью благодаря «коронации», которая совершается, как и с ново­рожденными младенцами, в ритуальной церемонии рождения

ФЕТАЛЬНОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ ИСТОРИИ 383

заново, когда коронуемому даруется кровь-могущество почитае­мой плаценты. С этого момента и впредь лидер становится в буквальном смысле человеком-богом, плодом с могуществом плаценты. В качестве плода ему приходится выполнять роли, связанные со страданием и рождением заново, во всех формах фетальной драмы - в ежедневном рождении вновь солнца, в ежегодных празднествах, в родовых испытаниях войны. Посколь­ку он является божественной плацентой, держателем всех пла­центарных фетишей - короны, скипетра, мантии, знамени, флага, то ему поклоняются как источнику всей крови-могущества, «те­кущей» к людям, - вся жизнь поддерживается благодаря ему. Эти две роли - фетальная и плацентарная - часто смешиваются людь­ми нового времени, но никогда - людьми архаических времен. Как документально показали Фрэзер и другие, когда в группе черес­чур накапливается скверна, король часто обязан умереть, однако это относится к королю-плаценте, в то время, как король-плод может родиться вновь: «Плацентарный король мертв; да здрав­ствует фетальный король». Конечно, чаще, когда группа вообра­жает себя оскверненной, король может посовещаться с некими недрами или удалиться в храм, заснуть там и увидеть во сне один из альтернативных способов очистить группу от скверны — на­пример, получить в грезах приказ бога перестроить часть храма или развязать какую-либо войну.178 Но каким бы ни было иллю­зорное решение групповой фантазии осквернения, любой лидер обладает божественной сущностью, харизмой, «властью» именно в качестве представителя плаценты.

По мере улучшения воспитания детей в античности явно пла­центарное изображение бога и лидера начало вытесняться более фаллической символикой. Ядовитые змееподобные богини стали уступать место мужским богам, все более явно фаллическим, свя­занные с матерью культы змеи начали сменяться культами, свя­занными с отцом,179 шизоидный политеизм - более интегрирован­ным монотеизмом, а религиозные празднества очищения - этичес­кими системами и трагической драмой. Многие авторы, от Бриффо до Рейка, Патаи и Ледерера, документально показали эволюцию такой, к примеру, религии, как иудаизм от ритуалов рождения заново, связанных с кровожадными змееподобными богинями, до ритуалов монистического культа Яхве.180 Однако для изжития жертвенного религиозного стиля была необходима трансформа­ция инфантицидного стиля воспитания детей в «оставляющий

384 ллойд ДЕМОЗ

стиль» - процесс, благодаря которому садомазохистской, феталь-ной драме древнего мира предстояло превратиться в новую ма­зохистскую версию христианского мира.

ОСТАВЛЯЮЩИЙ И АМБИВАЛЕНТНЫЙ СТИЛИ:

ТОРЖЕСТВО МАЗОХИЗМА

Античный мир был оглашен криками новорожденных младен­цев, умирающих в полях и на дорогах, где их бросали родители на съедение стаям голодных собак. Но по мере приближения христианской эры в некоторых греческих и римских городах начали несколько ограничивать право родителей убивать своих новорожденных — в одних городах требовалось согласие пяти соседей, прежде чем убивать ребенка, в других накладывались ограничения на убийство перворожденных младенцев мужского пола, а в Фивах, согласно Элиану, инфантицид запретили вооб­ще.181 Те же, кто перерос инфантицидный стиль воспитания де­тей, образовывали первые христианские общины; как замечено в «Послании Диогнету»:

«Христиане не отличаются от остальных людей по про­изношению или манере одеваться, они придерживаются местных обычаев принятия пищи и жизни. Как и все, они женятся, имеют детей, но не бросают новорожден­ных младенцев».182

Достижением оставляющего и амбивалентного стилей воспи­тания детей христианской эры была способность не так откры­то проявлять инфантицидные желания, вместо этого отдавая не­желанных детей родственникам, в чужие семьи или в монасты­ри (oblation). Христианские родители были способны к более близким, более последовательным и доверительным отношени­ям с детьми, в меньшей степени испытывая необходимость в архаическом расщеплении и массивной проекции на подрастаю­щего ребенка. В результате взамен «шизоидной» личности инфан-тицидного стиля христианская эра породила, выражаясь современ­ными терминами, «пограничную» и «нарциссическую» личности, чья основная тревога касается оставления, а не смерти. В то время, как египтянин всю свою жизнь готовился к смерти, христианин скорее жил в страхе, что «Бог отвернет от него свое лицо». И вместо того, чтобы жить, как древние, в мире психотического сно­видения, полном отколовшихся внутренних объектов, средневеко-

ФЕТАЛЬНОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ ИСТОРИИ 385

вый человек входил и выходил из психотических вспышек, куда его ввергала главным образом угроза оставления. В качестве защи­ты от этих страхов и были созданы основные институты феода­лизма и монастырской жизни, которые были «группами верности» со строго иерархической организацией» полной сублимированных гомосексуальных ритуалов подчинения.

Поскольку в христианской личности расщепление было ме­нее выражено, то теперь стало возможным установление несколь­ко более четких границ между собой и объектом. Хотя на пер­вом месте по-прежнему стояло желание слиться с Богом или с сеньором, впервые в истории смогла установиться «личность», или целостный образ себя самого, в отличие от фрагментированных центров «я» в античности, которые не могли иметь ничего об­щего с организованным образом себя.

Способность к формированию грандиозного образа себя само­го и идеализированного образа родителей была фактически глав-ным историческим достижением тех христиан, которые сумели перерасти инфантицидный стиль воспитания. Ведь только при условии способности к придумыванию идеализированного, забот­ливого родителя (Христа) мог осуществиться христианский три­умф мазохизма, поскольку лишь в присутствии воображаемого заботливого родителя человек может драматизировать свои мазохистские страдания и самоотречение.183 Мазохистские демонстрации всех тех аскетов и святых, что постились в пусты­не или изнуряли себя цепями, самого Христа, подвешенного на плацентарном Святом Распятии, требовали присутствия некое­го наблюдающего родителя, на сострадание которого можно рас­считывать.184

В христианской групповой фантазии по-прежнему присутство­вали все элементы фетальной драмы, но каждый из них трансфор­мировался под влиянием исторического достижения - мазохис­тской личности. Христос был, конечно, Страдающим Плодом, рыбой, жертвенным агнцем, чьи родовые испытания и смерть на Плацентарном Распятии (Дереве Жизни), а затем освобождение из могилы (чрева) являлись центральными фантазиями христи­анского ритуала. (Петр делает родовую символику более нагляд­ной, когда просит распять его вниз головой, и говорит, вися на кресте вниз головой: «Положение, в котором вы меня сейчас ви­дите, - это изображение того человека, который первым появился на свет».185) Аналогичным образом и причастие повторяет все

13.

386

то же очищение от греха через поедание тела и выпивание кро­ви бога. Но в чем же было отличие христианского решения от жертвенной групповой фантазии, господствовавшей в предыду­щие эпохи? А в том, что Плацентарный Зверь не должен был умирать, и потому мог сливаться с плодом, и Сын, принявший свою смерть и гомосексуальный удел в экстатическом отожде­ствлении с Богом, впервые в истории стал равным Богу. Неуди­вительно, что когда Павел предложил эту новую формулировку, его сочли богохульником. Все, что надо делать, говорит Павел, это подавлять свои агрессию и сексуальность, пассивно подчинять­ся, объединяться с мазохистски страдающим Сыном на кресте, и тогда Бог будет сострадательным, не инфантицидным, и поможет восторжествовать над всем, даже над самой смертью. Бог как Ядо­витая Плацента требовал теперь от Христа, чтобы тот умер всего один раз; человек благодаря мистическому союзу с его инфанти-цидной смертью и рождением вновь мог теперь жить вечно.

До какой степени Христос-плод является Богом - было пред­метом ожесточенных споров со стороны гностиков и других, ведь, чтобы христианская формула действовала, он должен был всегда оставаться и смертным, и божественным. Тем не менее, между божественностью Христа и божественностью фараона огромная разница. В то время, как фараон мог лишь носить плацентарную Красную Корону и получать послания от Богов, Христос сам об­ладал заключенной в нем могущественной плацентарной кровью, которую поклоняющиеся могли пить непосредственно из него, не испытывая необходимости убивать жертвенного зверя. Кроме того, Христос должен был погибнуть и снова родиться в историческом времени, лишь один раз, а не повторять это ежедневно, и мог си­деть с Богом одесную в качестве равного, поскольку в триумфе мазохистской покорности принял тот факт, что Бог принес его в жертву.

Стоит осознать это мазохистское решение фетальной драмы, и более понятной становится вся остальная символика хрис­тианства. Например, странную концепцию Троицы, особенно Свя­того Духа, легче понять, если вспомнить, что все «духи», как и египтянские «ка» - это плаценты, и Святой Дух, «которым Хри­стос был зачат в Марии» - тоже плацента, как разъясняет Ип­полит в следующем отрывке:

«Допустим, рай... - это чрево; и правильно учит Писа­ние, когда говорит слова: «Я тот, кто вылепил тебя в

ФЕТАЛЬНОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ ИСТОРИИ 387

чреве матери твоей»... Если же, однако, Бог лепит чело­века в чреве его матери - то есть, как я и утверждаю, в раю, - то пусть рай - чрево, а Эдем - плацента, а «река, текущая из Эдема ради орошения рая» — это, стало быть, пуп. Этот пуп, говорит он, разделен на четыре части; по обеим сторонам пупа расположены две артерии, кана­лы духа, и две вены, каналы крови. [Когда] водная обо­лочка, которой плод окутан, превращается в плод, фор­мирующийся в соседстве с... пупом - эти две вены, по которым кровь течет и сообщается с Эдемом, плацента... питают плод... И таким образом дух, проникая через же­лудочки сердца, вызывает движение плода».180

С осознанием плацентарного происхождения Святого Духа в символике христианских ритуалов многое проясняется. Креще­ние «Святым Духом» в церемонии очищения и рождения зано­во мало чем отличается от ежегодных празднеств очищения в архаических группах, ведь крещение, по словам Иоанна Златоу­ста, «изображает смерть и похороны, жизнь и воскресение... когда мы опускаем голову в воду как в могилу, старого человека по­гружают и хоронят целиком; в тот момент, когда мы выходим из воды, возникает новый человек».187 А когда в литургии гово­рится, что по «воле Святого Духа» Иисус жил в трех земных жи­лищах: в чреве из плоти, в чреве воды для крещения, и в мрач­ных пещерах преисподней»,188 в этих оригинальных жилищах проглядывает скрытая плацента,

Однако наследием плацентарной символики античности явля­ется больше Святое Распятие, чем Святой Дух. В Библии даже говорится о том, как Христа «подвесили на дерево» (Деяния 5, 30) и «сняли с дерева» (Деяния 13, 9), и до пятого века изображали не Святое Распятие, а Дерево Жизни. Даже потом Распятие часто рисовали в форме египетского плацентарного анкха (крест с кругом на вершине) или с языческим Деревом Жизни, наложен­ным на центр, а в византийской литургии Святое Распятие еще называли «деревом жизни, посаженным на Голгофе»189. Однако как бы ни изображалось Плацентарное Распятие, оно преобла­дало в христианских ритуалах, помещалось ли в доме для по­клонения с ниткой пуповинных четок в руках либо на жертвен­ном алтаре базилики или кафедрального собора - в самом пупе Земли, в Небесном Иерусалиме, где под темными, похожими на чрево сводами, увенчанным плацентарным диском пылающей

388 •

Розы, разыгрывается фетальная драма принесения в жертву и рождения вновь Христа.

Стоит ли говорить, что жизнь христианина, пусть лишь отно­сительно чистая и свободная от греха - то есть лишенная сек­суальности и агрессии - требует куда большего самоконтроля и отречения от инстинктов, чем импульсивная и периодически очи­щаемая жизнь античного человека. Поэтому мазохистского иде­ала христианского аскетизма сумели достичь лишь единицы, даже среди духовенства. Однако мазохистская, гомосексуальная покор­ность Христу, священнику и сеньору с целью впитать их фалли­ческую силу могла быть стилем жизни любого. Модель, заложен­ная в детстве, дополнительно укреплялась в юности. В средне­вековье были обычны скитающиеся шайки «юношей», которые практиковали гомосексуальное подчинение старшему в группе и предпринимали по ночам коллективные нападения для изнаси-лования беззащитных женщин. Эти гомосексуальные банды на­сильников, бывало, «взламывали двери дома, где жила женщина, и, не скрывая своей личности, смешивая жестокость с уговорами, угрозами и оскорблениями, насиловали жертву на месте, часто в присутствии двух-трех запуганных свидетельниц, иногда они та­щили жертву по улицам, в конце концов затаскивая в дом, при­надлежавший соучастнику, и там могли делать с ней все, что заб­лагорассудится, целую ночь».190 Молодежи, и в том числе сыно­вьям именитых родителей, редко была свойственна утонченность, и жертву жестокого изнасилования, обесчещенную, по всеобще­му мнению, и вышвырнутую мужем, часто заставляли становиться проституткой. Историки обнаружили города, где в эти банды вхо­дило большинство молодежи, и где они совершали 80% всех сексуальных насилий; они пришли к выводу, что эти жестокие групповые изнасилования «представляли собой настоящий обряд

инициации или вирилизации» для значительной части средневе­ковой молодежи.

Всепобеждающее впитывание фаллического могущества через мазохистское гомосексуальное подчинение грандиозному лидеру наделяет средневековый период характерной смесью смиренной набожности и психопатического насилия. Когда приказывали и священник, и король, вся Европа могла выступить в крестовый поход под плацентарными знаменами с крестами и змеями и принести в жертву некоторое количество мусульман или евре­ев, в награду получив очищение от грехов. Это очищение час-

ФЕТАЛЬНОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ ИСТОРИИ 389

то исходило, по ощущениям людей, от божественного сердца и обычно изображалось как выливание крови, текущей из вагиналь­ных ран Иисуса, а позднее из раны в плацентарном Священном Сердце Иисуса, которое на изображениях пылало жизнью и бо­жественной любовью.

В период позднего средневековья, когда оставляющий стиль воспитания начал перерастать в амбивалентный стиль, а нормаль­ные до того параноидно-шизоидные стили жизни стали неприем­лемы, открыто параноидные эпизоды стали все чаще получать название «сумасшествия» или «безумия» вместо того, чтобы вписываться в нормальную религиозную ритуальную деятель­ность.191 Например, кататоник, «который считал, что мертв и ле­жит в гробу», мог участвовать в египетских погребальных ри-туалах, а теперь получал от врачей диагноз «меланхолика». «Святого человека» эпохи раннего христианства, который посто­янно наносил себе раны, теперь называли, как правило, просто «су­масшедшим». Причина обнаруженного учеными факта, что «пара­ноидная шизофрения была основной формой сумасшествия в те­чение этих нескольких столетий»103 состоит в том, что наиболее продвинутые психоклассы, воспитанные взрослыми, уже вышед­шими за пределы инфантицидного стиля воспитания, теперь раз­деляли такие групповые фантазии и создавали такие групповые ритуалы, которые уже не предназначались для того, чтобы справ­ляться с защитными потребностями шизоидных личностей. Ме­нее продвинутые шизоидные психоклассы, лишенные групповой защиты, часто были вынуждены «болеть» с идиосинкразически­ми параноидными симптомами, похожими на те, которые в антич­ности разделялись всеми членами группы. Это лишь одна из ил­люстраций общего принципа, согласно которому с наступлением каждого исторического периода менее продвинутые психоклас­сы лишаются групповой защиты, и в «сумасшествие» впадают люди, которые перед этим считались «нормальными», поскольку для предотвращения регрессии могли использовать групповые за­щитные механизмы.

Тот же конфликт психоклассов можно назвать в качестве первопричины резкого всплеска и упадка охоты на ведьм в шестнадцатом-семнадцатом веках - предмета оживленной поле­мики. Обвинения против ведьм были вызваны теми же стары­ми фетальными страхами перед Ядовитой Плацентой, которые обсуждались в данном очерке. Ведьмы делали в точности то же,

390 ллойд ДЕМОЗ * •

что и все чудовищные богини и менструирующие женщины во все времена, не более того; как утверждается в печально извест­ной булле папы Иннокентия VIII 1488 года, ведьмы «убивают младенцев еще в чреве матери, равно как и потомство скота, портят плоды земли, винные гроздья, фрукты на деревьях и ме­шают мужчинам совершать половой акт, а женщинам - зачинать от них...»194 То, что Сатана, в общении с которым обвиняли ведьм, тоже являлся Ядовитой Плацентой, видно по его звериным ро­гам, красному цвету и змеевидному пуповинному хвосту. А то, что христианство, как и любая групповая фантазия, было задейство­вано в нескончаемой борьбе с плацентарным Сатаной, вряд ли является чем-то новым для этих столетий. Действительно новым для Реформации был прогресс в воспитании детей, достигнутый

меньшинством и породивший настолько мощный конфликт пси­хоклассов, что он «перевернул мир с ног на голову» и лишил ев­ропейское психе многих важнейших защитных групповых фан­тазий и ритуалов. Этот коллапс христианской групповой фанта­зии, произведенный в шестнадцатом веке более продвинутыми психоклассами, вверг менее продвинутые психоклассы в ужас­ную тревогу по поводу репрессированных желаний, до сих пор связываемых средневековыми христианскими поверьями и риту­алами. Как пишет психоисторик Уильям Сэффэди: «Отказ от ре­лигиозных церемоний... мог породить опасность для личности христианского человека, превращая его в зверя», способного к вспышке массовых инцестуальных и патрицидальных актов, сто-ило традиционным ритуалам прекратиться или измениться. Например, стоило начать подвергать сомнениям пресуществле­ние (наглядную реальность поедания тела Христова и выпивания

его крови во время причащения), как из этой групповой фанта­зии стали высвобождаться оральные каннибальские желания, которые необходимо было спроецировать на ведьм-«каннибалов», которые, по поверьям, поедали маленьких детей на ночных сбо­рищах — пародиях на причащение.196 Аналогичным образом бла­годаря меньшинству из христианских ритуалов и поверий исче­зали многие другие связанные с групповой фантазией защитные механизмы - против фетального, орального, анального или фал­лического материала; это приводило к ужасной тревожности и ре­грессивному поведению большинства.

Таким образом, то, что Тревор-Ропер называет «общим кри­зисом семнадцатого века»,197 с его религиозными и политичес-

ФЕТАЛЬНОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ ИСТОРИИ 391

кими войнами, преследованием ведьм и т. д., есть результат тя­желого конфликта психоклассов. Новые стили воспитания детей, примененные меньшинством, породили типы личности нового времени, которые изменили традиционные групповые фантазии и создали для менее продвинутых психоклассов, составлявших боль­шинство, угрозу возобладания страхов и желаний, которые теперь нельзя было просто спроецировать на еретиков, революционеров и ведьм. Лишь с изобретением новой групповой фантазии - «на­ционального суверенитета», нового «чревного окружения», что помогло связать конфликты личности, смогли, наконец, завершить­ся религиозные войны и охоты на ведьм начала нового време­ни. Доказать, что групповая фантазия национализма, которую, несомненно, разделяет в настоящее время большинство групп, основана на современной версии фетальнои драмы - в этом и будет заключаться задача следующего раздела.

НАВЯЗЫВАЮЩИЙ И СОЦИАЛИЗИРУЮЩИЙ СТИЛИ:

СОВРЕМЕННЫЙ НАЦИОНАЛИЗМ КАК ФЕТАЛЬНАЯ ДРАМА

Благодаря установлению навязывающего стиля воспитания детей, более последовательного и внимательного, основанного глав­ным образом на психологических, а не физических способах кон­троля, мужчины и женщины начала нового времени впервые су­мели достичь, как определила это Мелания Кляйн, «депрессивной позиции»,198 то есть такого ослабления мании преследования и рас­щепления, которое позволило индивиду объединить хороший и плохой образы родителей и столкнуться с чувствами вины и воз­мещения ущерба (reparative feelings). Эта-то новая личность и су-. мела в дальнейшем создать науку нового времени в интеллек­туальной сфере, произвести индустриальную революцию в техно­логической сфере и прийти к любви в браке в личной сфере.

Однако, любые достижения личности нового времени были возможны лишь с развитием матрицы фетальной фантазии, с которой эти достижения были неразрывно связаны. Мы уже ви­дели, что в ранних религиозных системах содержались феталь-ные фантазии географической системы, которая была сосредото­чена на пуповинной центральной оси мира (аксис мунди) или пупе мира (омфалос) и дополнялась мегалитическими конструк­циями для астрономических наблюдений и змеевидными геодези­ческими силами.199 На таких фетальных фантазиях, наполненных

392 ллойд ДЕМОЗ * •

битвами с мировым драконом и солнечной символикой смерти и рождения вновь, древним астрономам приходилось строить свои первые научные системы. Точно так же и первым химикам при­ходилось изобретать свою науку на основе древней традиции алхимии, которая повсюду состояла из элементов фетальной драмы. Алхимики «рассматривали алхимический сосуд как чре­во, где вырастает плод» из таких элементов, как «кровь дракона», а через девять месяцев появляется на свет «королевское дитя», восседающее на Дереве Жизни - «философский камень», родив­шийся в сосуде алхимика из низших металлов.200 Первые уче­ные, такие, как Ньютон и Бойль, были уверены, что в своих ла­бораториях наблюдают эти образы и фетальные драмы, и пона­добилось несколько столетий, прежде чем алхимия и химия стали четко разграничиваться.

Политика нового времени тоже была изобретена на основе матрицы более раннего фетального символизма. Когда центр фан­тазии плацентарного могущества стал смещаться от монарха к «нации», теоретики от политики начала нового времени придумали «интенцио попули, [который] есть центр мистического тела ... сердце, от которого передается к... членам тела, подобно питаю­щему кровяному потоку, политическое обеспечение благососто­яния народа».201 Это мистическое центральное сердце, эта новая плацента, питающая каждого жителя королевства, этот корпус мистикум зародыша, по определению Фортескью, мог распола­гаться как в лидере, так и в небольшой группе представителей, но олицетворял собой королевство, которое поддерживал и кон­тролировал посредством своей питающей крови.

Лишь когда плацентарная символика начала смещаться от монарха в качестве держателя власти к «нации», смогла зародить­ся характерная для нового времени групповая фантазия национа­лизма, с ее акцентом на смежные национальные границы, расовую чистоту и мистическое участие каждого гражданина в националь­ной фетальной драме - особенно в войне. Лидеры нации пери­одически совещаются с этим мистическим центральным «сер­дцем государства», в точности так же, как это делали фараоны, когда удалялись в храм, чтобы им там пригрезились послания плацентарного бога, только теперь эти послания называются «во­лей народа». Такие совещания с «волей нации» (например, засе­дания конгресса по вопросу, вступать или не вступать в войну, во время «кризиса» в Тонкинском заливе) основаны на той же

ФЕТАЛЬНОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ ИСТОРИИ 393 I

фантазии, что и совещания фараона с «волей богов» в храме ви­дений; в них определяется состояние групповой фантазии: на­сколько оскверненной чувствует себя группа, насколько она испытывает коллапс границ эго и насколько велик ее гнев про­тив «центрального сердца». Как мы увидим в заключительном разделе главы, лидеры современных наций очень часто удаляются в символический храм видений для совещания со своим плацен­тарным богом, когда в конце каждой стадии «коллапса» (ФС 3) вы­бирают врага.

Доказательства четырехстадийного фетального цикла в со­временной национальной политике приводятся в моих предыду­щих работах по групповой фантазии, которые резюмированы во вводной части данной главы. Поскольку в современных нациях большая часть людей воспитана в навязывающем и социализи­рующем стилях, то националистская групповая фантазия, в рам­ках которой мы воплощаем сегодня фетальную драму, состоит из культа «национальной воли», в том виде, в каком ее интер­претируют избранные лидеры, из неотвратимо нарастающего ос­квернения этой «национальной жизнетворной крови», коллапса на­циональной воли и жертвенной битвы со звероподобным врагом, часто с другой нацией, с целью очистить национальную кровь и возродить жизненные силы нации. В настоящее время американ­цы, подобно палеолитическому человеку 15 тысяч лет назад, все еще поклоняются Ядовитой Плаценте в виде опасного Велико­го Медведя - мы наполняем журналы его изображениями и немало энергии тратим на то, чтобы его убить, только на этот раз мы охотимся на русского медведя, мы выбираем лидера и верим, что он достаточно могуществен, чтобы держать опасного зверя на расстоянии - поэтому Америка никогда не вступала в войну в первые годы президентских сроков.202 Однако нарастающего осквернения национальной жизнетворной крови не избежать, и неминуем коллапс групповых защитных механизмов, за которым следуют мучительное национальное жертвоприношение и рож­дение вновь. Как сказал Гитлер одному из своих помощников на­кануне вторжения в Польшу, когда они вдвоем смотрели на крас­ные отблески северного сияния: «Это похоже на море крови. На этот раз без силы не обойтись».203

Поскольку все наши «великие» лидеры — от Цезаря и Наполе­она до Черчилля и Рузвельта - были жрецами на жертвоприно­шениях, с руками, обагренными кровью миллионов, мы должны

394 ллойд ДЕМОЗ

очень серьезно относиться к этому центральному ритуалу, не менее серьезно, чем, скажем, ацтеки относились к своим перио­дическим ритуальным жертвоприношениям молодежи богам. Когда наши журналы рисуют Америку, ощетинившуюся атомны­ми ракетами на русского медведя, психоисторик должен понимать, что этот образ в точности передает, какой ощущается в дан­ный момент американская групповая фантазия. А теперь, чтобы исследовать недавний по времени жертвенный кризис американ­ской групповой фантазии, я вернусь к групповым фантазиям и событиям, имевшим место во время президентского срока Кар­тера, и к так называемому Иранскому кризису.

IIL ФЕТАЛЬНАЯ ДРАМА В АМЕРИКАНСКОЙ ГРУППОВОЙ ФАНТАЗИИ

Я твердо убежден, что психоистория - это наука, и что зада­ча психоисторика - выработать доступные проверке гипотезы и, исходя из этих гипотез, сделать предсказания, с тем чтобы, опро­вергнув часть гипотез, можно было сформулировать новую тео­рию. Соответственно, когда я в начале президентского срока Джимми Картера впервые предложил четырехстадийную модель исторических групповых фантазий, я сделал серию предсказаний относительно будущих событий, которые должны были произойти, если теория верна.204

Вот эти предсказания: 1. В 1979 г. доверие американцев к Картеру потерпит крах. 2. Этот коллапс будет сопровождаться мощной групповой фан­

тазийной символикой распада, удушения и смерти как Карте­ра, так и нации.

3. В конце 1979 г. нация потребует у Картера найти способ «уни­зить другого», на которого можно было бы спроецировать национальный гнев.

4. Этот новый враг, вероятно, будет обнаружен на Ближнем Во­стоке.

5. Поощряемый к тому, чтобы «стать жестким» с этим врагом, Картер ответит военной акцией, которая, вероятно, приведет к войне. В остальной части главы я продемонстрирую, что первые четы­

ре предсказания подтвердились, и так называемый Иранский кри­зис в действительности был хорошо обоснованным решением ста-

ФЕТАЛЬНОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ ИСТОРИИ 395 *

дии «коллапса», а пятое предсказание частично подтвердилось, а ча­стично нет, поскольку военная акция Америки в Иране оказалась «неудачной» и не привела к войне. Но перед тем, как приступить к анализу этих событий, я хотел бы обратить внимание на реак­цию читателей на мои первые попытки психоисторического про-

•

гноза, как на урок, наглядный теми сильными тревогами, которые пробуждает наша новая наука.

Я уже давно привык к оскорблениям со стороны ученых са­мых разных специальностей и часто пытался понять, какие моти­вы стоят за такой реакцией. Но моя короткая 20-страничная статья в нашей книге «Джимми Картер и американская фанта­зия» - возможно, потому, что это была первая моя работа о те­кущих групповых фантазиях, — вызвала бурю гнева, с какой мне никогда прежде не приходилось сталкиваться.

Обозреватели, похоже, особенно негодовали по поводу претен­зий к научной методологии. Гарри Уилс в статье под заголов­ком «Психоистория - болтовня» назвал меня «шарлатаном на­шей «научной эры», человеком, который использует «метод Микки Демауса», способный свести с ума читателей».205 Других приво­дили в негодование «возмутительная» дерзость, с которой я де­лаю прогнозы,206 мои «детерминистские методы»,207 мое «научное высокомерие»208 и мои претензии на написание «научной беллет­ристики», по выражению «Уолл Стрит Джорнэл».209 В «Паблишере Уикли» меня назвали «ничтожеством в роли оракула»,210 в «Нью-Йорк Пост» «злобно бормочущим ревизионистом»,211 а в «Атланта Конститьюшн» было объявлено, что мои прогнозы - это «психолепет... чистейшая ерунда... чепуха... вздор».212

Коллег-психоисториков моя попытка прогноза вывела из рав­новесия еще сильнее: в «Психоисторическом обозрении» прогно­зы были названы продуктом моей «собственной взбудоражен­ной фантазии»;213 Питер Левенберг в разговоре с репортером назвал мои предсказания «безответственным сенсуализмом», поскольку «как история, так и психоанализ имеют дело [лишь] с послесказаниями, с реконструкцией причинных связей в про­шлом»;214 Джон Фитцпатрик сказал, что «психоисторикам не дано точно предсказывать, что будет делать тот или иной президент»;215

другой психоисторик заявил перед репортером: «Я не хочу выставлять напоказ грязное белье психоистории, но упрямство, с которым Демоз настаивает на «научной» природе своего ма­терила, выводит из терпения»;210 Роберт Коулз высказался в

396 ЛЛОЙД ДЕМОЗ *

4

«Ньюсуик» следующим образом: «Одни пишут на стенах непри­личные слова, другие пишут психоисторию»;217 в «Хронике выс­шего образования» моя работа получила название «рака, который пускает метастазы по всему телу исторической науки»;218 а Джон Демос сказал: «Мы должны затормозить такого рода психоис-торию».

Вскоре стало ясно, что призыв к «торможению» моей «рако­вой» деятельности подразумевает не только слова, но и действия: научные журналы стали отказывать в рецензиях на книгу, на­учные общества отклоняли мои заявления о вступлении в чле­ны «по причине спорного характера вашей работы»,220 аспиран­там, которые использовали мою теорию, отказывали в степени доктора, поскольку они общались со мной,221 студентам рекомен­довали прекратить сотрудничать в моем журнале, иначе их не примут в аспирантуру,222 одному из моих соавторов по книге о Картере пригрозили потерей профессорского места в связи с участием в работе над книгой.223

Природа того, что происходит, когда психоисторические ин­терпретации касаются текущих групповых фантазий, а не группо­вых фантазий прошлого, очевидна - разделяющая фантазию группа реагирует так же, как и пациент, когда психоаналитик преждевре­менно дает интерпретацию его случая - с сильнейшим чувством униженности и гнева. Инфантильное содержание, о котором я пи­сал, не могло исходить от групповых фантазий, в которые они верили, поэтому оно должно было исходить от моей собственной инфантильной «взбудораженной фантазии», и инфантильным дол­жен был быть я сам, ребячливый «Микки Демаус», публикующий свои фантазии в журнале, который представляет собой «книгу комиксов для взрослых».224 Как выразился однажды Байон, груп­пы не в состоянии оценить исследование «характеристик боже­ства, чей культ в это время процветает».225 Единственный лест­ный отклик на книгу о Картере мы получили из Германии;226 в Америке лучший прием находят те психоисторики, которые пишут о Гитлере и о немцах.

СТАДИЯ КОЛЛАПСА

ГРУППОВОЙ ФАНТАЗИИ КАРТЕРА

Стадия коллапса президентского срока Джимми Картера нача­лась в 1979 г. Америка, самая богатая и свободная нация в ис-

ФЕТАЛЬНОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ ИСТОРИИ 397

тории, находящаяся на пике процветания, с самым высоким за всю свою историю валовым национальным продуктом и самым низким числом людей за чертой бедности, впервые за последние несколько десятков лет не страдающая от войн и внутренних раздоров, начала разделять групповую фантазию полного краха своего могущества.

За коротким всплеском доверия к Картеру после успешных мирных переговоров по Ближнему Востоку в Кэмп-Дэвиде (их фантазийный анализ см. в моей работе «Исторические группо­вые фантазии»)227 последовало быстрое падение доверия к нему американцев в течение первых восьми месяцев года. Резуль­таты опроса мнения, проведенного в апреле журналом «Тайм» для выяснения «состояния нации», были озаглавлены «Есть при­чины для тревоги»; на пресс-конференциях репортеры стали спрашивать Картера, почему он «проявляет такую слабость и немощность»; Джордж Уилл в «Ньюсуик» заявил, что теперь Картер «движется по пути краха, по мере того, как Америка все быстрее идет к упадку»; «Вашингтон Стар» дал одной из статей заголовок «Скатывание к мировому бессилию»; «Нью-Йорк Тайме» однажды поместил сразу две статьи: в первой от Кар­тера требовали, чтобы он отказался от должности в качестве «самого слабого и некомпетентного президента после Мартина Ван Бурена», а вторая была написана психиатром, утверждавшим, что Картер нуждается в психиатрическом лечении; а в опросе национального масштаба, где надо было определить «самого вы­дающегося по своей некомпетентности» президента в истории Америки, все выбирали Картера.228 Все чаще слышались сомне­ния в психическом здоровье Картера; однажды, когда Картер просто отложил речь, которую должен был произнести перед прессой, «оставшаяся без объяснения отмена заставила всех пред­полагать, что Картер сошел с ума», и его пресс-секретарю при­шлось заверить репортеров, что «Картер здоров, находится при исполнении обязанностей и знает, что делает».229

Карикатуры этого периода изображают Картера падающим, распадающимся или умирающим (см. иллюстрацию 7), выражая одновременно и наши пожелания ему, и чувства, которые мы разделяли в отношении самих себя, ведь в конце концов имен­но американский народ разделял групповую фантазию краха и распада. Но вскоре групповой гнев по поводу потерпевшего не­удачу слабого лидера, который позволяет себя душить, начал

398 ллойд ДЕМОЗ

Илл. 7 - Падение и распад Картера.

Илл. 8 - Картера душит Ядовитая Плацента.

проявляться в карикатурах с плацентарными осьминогами, уду­шающими Картера или нас самих (иллюстрация 8) - карикату­ры стали кишеть удушающими нас осьминогами, которые олицет­воряли ОПЕК, инфляцию, бюрократизм в правительстве - и все они перекрывали нам кислород. (Эти два рисунка типичны для серии из 400 карикатур, изображающих удушение, падение и распад. Эти карикатуры содержатся в моих подшивках за те ме­сяцы, в то время как в газетах и журналах за предыдущие ме­сяцы я сумел найти лишь дюжину таких карикатур, и то ощуще­ние «падения» выражалась там в более мягкой форме.) Жела­ния смерти плацентарного лидера усиливались, про Картера стали говорить, что он «последний раз фигурирует в политике», что он «в числе политических «ходячих мертвецов» и «политически себя похоронил»,230 а одна из крупнейших газет даже поместила на первой странице интервью с одним из рабочих лидеров:

ФЕТАЛЬНОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ ИСТОРИИ 399

- Может ли президент как-нибудь вернуть себе престиж в ваших глазах? - Да, есть один способ. - Какой же? - Умереть.231

Поскольку Америка воображала себя зависимой от своего лидера как от источника жизненных сил и желала его смерти одновременно, то возникало сильнейшее противоречие, из-за ко­торого летом 1979 г. у людей появилось ощущение надвигающе­гося сумасшествия. В статье под заголовком «Летнее сумасше­ствие» Джеймс Рестон объявил о «Нервном срыве в Вашингто­не», еще несколько журналов украсили обложки заголовками «Летнее сумасшествие», а Розалин Картер отправилась в турне

по стране с выступлениями, целью которых, согласно одной га­зете, было «защитить психическое... здоровье своего мужа».232

Столкнувшись с групповым помешательством на почве ощу­щений краха, осквернения и распада, Картер сделал то, что и должен делать в таких случаях любой плацентарный лидер: он удалился «на вершину горы», в храм видений (Кэмп-Дэвид), что­бы посовещаться с богами, как прекратить осквернение. Он сам был таким оскверненным, таким табу - подобно менструирую­щей женщине, таким опасным, что подлежал изоляции. В тече­ние двух недель к нему на гору тянулась процессия советников и других посетителей, а когда он спустился вниз, то объявил о своем открытии: мы проходим через «кризис доверия, который поразил нашу национальную волю в самое сердце и душу и угрожает разрушением социального и политического устройства Америки»..

Диагноз был безупречно точен: «национальное сердце» дей­ствительно было поражено и умирало. Но какое жертвоприно­шение могло удовлетворить чудовищную оскверняющую Ядови­тую Плаценту? Сначала Картер попытался предпринять, по выра­жению «Тайм», небольшое «кровопускание... очищение храма... На прошлой неделе, через три дня после своей медитации в Кэмп-Дэвиде, Джимми Картер прибег к чистке, настолько же полной и кровавой, как и все подобные чистки в новейшей истории президентов - к перевороту, когда за 24 часа почти половина кабинета ушла в отставку».233 Но боги, то есть народ, отклонили кровавую жертву, признав ее недостаточной; было сказано, что это «все равно, что переставлять стулья на «Титанике».234 Корабль

400 ллойд ДЕМОЗ

государства продолжал тонуть в оскверненных водах, и рейтинг Картера опустился до самого низкого показателя, который когда-либо выпадал на долю американских президентов. Что было делать?

Следует помнить: на определенной стадии любая группа и любой лидер понимают, что, отыскав внешнего врага и направив против него обвинения, можно ослабить ощущение осквернен-ности и слабости группы и добиться сплочения группы. В кон­це концов, психоистория всего лишь доводит до сознания то, что постоянно неосознанно разделяют и сообщают друг другу исто­рические группы. Несмотря на искренние предвыборные обеща­ния Картера, что Америка больше не будет полагаться на военное решение своих проблем, несмотря на назначение государственным секретарем противника войн Сайруса Вэнса, Картер все же при­знал, что в дальнейшем от него могут потребовать «повести себя жестко» с тем или иным врагом, тем, что назначил своим совет­ником по иностранным делам Збигнева Бжезинского, хорошо из­вестного ястреба, который, согласно высказыванию одного из советников Белого дома в «Ныосуик», прекрасно знал, как вый­ти из кризиса доверия к Картеру: «На встрече с деятелями кон­гресса в прошлом году он [Бжезинский] согласился с замечани­ем... что «небольшая война» пошла бы на пользу в качестве доказательства жесткости президента».235

Вот почему осенью 1979 г. Бжезинский и Картер неожидан­но обнаружили на Кубе русские войска. Это вызвало бурю яро­стных протестов и призывы к действию в конгрессе, а Картер объявил о новом «Кубинском кризисе», попросив нацию «сохра­нять спокойствие» и заявив: «Сохранение статус-кво меня не удовлетворит».236 Однако обстрела русских за этим не последо­вало, и вскоре стало ясно, что жертвенного козла отпущения в этот момент на Кубе нет, поэтому «поиск объекта для унижения» продолжился..

ГРУППОВОЙ ПСИХОТИЧЕСКИЙ ИНСАЙТ:

ПРИНЕСЕНИЕ В ЖЕРТВУ ЗАЛОЖНИКОВ

в ИРАНЕ

Внешняя политика той или иной нации проводится прежде всего для того, чтобы иметь по всему миру достаточное количе­ство горячих точек, и чтобы лидер мог найти жертвенный кри-

ФЕТАЛЬНОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ ИСТОРИИ 401

зис на чужой земле, когда нация испытает в этом потребность. Хотя осенью 1979 г. под рукой не было по-настоящему полез­ного врага, который сумел бы сыграть роль звероподобной Ядо­витой Плаценты, все же одна точка была очень даже горячей в течение предыдущих месяцев и могла дать необходимый «груп­повой психотический инсайт», выступив в роли унижающего врага, повинного в том, что Америка испытывает чувства осквер-ненности и удушения: Иран. С начала года иранские революци­онеры захватывали в Тегеране американцев, срывали американ­ские флаги и скандировали: «Смерть американцам» на массовых митингах, причем митингующие периодически нападали на американские сооружения и персонал.237 Несмотря на постоян­ные просьбы американцев в Иране переместить сотрудников и оборудование в безопасное место, усилить охрану (что дало эф­фект в Афганистане) и принять другие меры предосторожнос­ти на случай нападений революционеров, несмотря на недвусмыс­ленные предупреждения со стороны американских военных о воз­можности инцидентов (один американский генерал спросил: «Сколько же еще американцев должно погибнуть, прежде чем мы что-нибудь предпримем?»),238 Вашингтон отказывался от лю­бых действий, кроме одного. Этой единственной мерой доказы­валась символичность и жертвенная природа отказа обеспечить американцам защиту. После того как 100 тысяч иранцев 25 мая атаковали огороженную американскую территорию и сорвали американский флаг, были быстро приняты меры по защите флага: флагшток смазали топленым салом, а в 20 футах от вер­хушки сделали преграду, чтобы отбить охоту карабкаться за флагом.239 Неосознанное послание ясно говорило: защитив пла­центарный флаг, защитим «национальную честь», пожертвуем со­трудниками.

Однако иранцы не получили достаточно ясного послания, чтобы приступить к решительным действиям. Стало очевидно: чтобы священное жертвоприношение удалось, американское руководство должно предпринять некие открытые шаги. В тече­ние нескольких месяцев под рукой была возможность явной провокации: изгнанный шах Ирана просил допуска в США. Не­смотря на усилия Генри Киссинджера, Давида Рокфеллера и дру­гих «спасти нашу национальную честь» и впустить шаха в страну, от советников США и от ЦРУ поступали сообщения, в которых решительно заявлялось: «Если шаха примут Соединенные Штаты,

402

американское посольство будет захвачено, и возникнет угроза жизням американцев».240 Снова и снова толпы атаковали амери­канское посольство, и его сотрудники просили о существенном усилении охраны, но каждый раз им отказывали. В августе, ког­да группа Бжезинского, настаивавшая на принятии шаха, стала за­воевывать все новых сторонников, из Ирана в Вашингтон при­шло секретное сообщение: «Угроза захвата заложников в Теге­ране остается. Не следует делать какие-либо шаги по принятию шаха в страну, пока мы не получим и не испробуем более эф­фективную военную охрану для посольства».241 Однако суще­ственного усиления охраны или вывоза сотрудников за этим не последовало. Жертвоприношение было подготовлено: если на американское посольство нападут, а американцев убьют, Амери­ка обретет звероподобного врага, и кризис решится путем воен­ного вторжения.

Оставалось решить одно затруднение: и Картер, и Лэнс упорно противились принятию шаха в страну. Однажды в конце лета, когда Бжезинский и Мондейл давили на Картера, чтобы добить­ся принятия шаха, Картер взорвался: «Сплошной шах! (Слово «сплошной» Картер употребил, предсказывая события.) Я не со­бираюсь распахивать перед ним двери, пока он имеет в распо­ряжении другие места, где может чувствовать себя в безопасно­сти».242 Это сопротивление Картера групповой фантазии, требовав­шей от него «стать жестким» и «спасти национальную честь», впустив шаха в страну, происходило от силы его личности и от решимости не допустить, чтобы Америка ввязалась в войну по пустяковым причинам. Сила личности Картера - вот что я недооценил, делая последнее из пяти предсказаний: из-за от­рывочности нашей информации о его детстве и личности я пред­положил, что на тревоги стадии коллапса он отреагирует скорее как Линдон Джонсон или Ричард Никсон, а не как Дуайт Эйзен­хауэр.243 Вдобавок мне следовало ввести количественно измеря­емый «индекс гнева», относительный показатель уровня насилия, содержащегося в групповой фантазии на стадии коллапса, с ко­торым можно было бы точнее прогнозировать силу давления в сторону насильственных действий. Но как бы то ни было, Кар­тер остался сильным (за что и получил название «слабого») и продолжал отказывать в принятии шаха.

Однако в Белый дом по-прежнему лился поток изъявлений народной воли со всей Америки: «Стань жестким, найди нам

ФЕТАЛЬНОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ ИСТОРИИ 403

врага, мы изнемогаем от удушья, мы изнемогаем от ненависти к тебе!» У окружения Картера не было выбора: им приходилось лгать ему, чтобы добиться его согласия. Несмотря на консульта­ции сотрудников Картера с врачами, где те настойчиво заявля­ли, что непосредственной угрозы здоровью шаха нет, что его болезнь можно легко вылечить в другом месте,244 Картеру го­ворили, что шах «на волосок от смерти» и нуждается в лечении, которое могут предложить только в Нью-Йорке. По сообщению одного из присутствовавших при разговоре, Картер спросил: «Когда иранцы возьмут в заложники наших людей в Тегеране, что вы мне тогда будете советовать?»,245 а по словам другого, сказал, что мы «вероятно, столкнемся с ситуацией, когда амери­канцев захватит группа фанатиков».246 И все же, несмотря на эту явную опасность, Картер согласился принять шаха в страну. Это решение сопровождалось одним решающим обстоятельством, одним очень важным упущением, которое явно было главной уступкой Картера групповой фантазии: американцы в Тегеране должны были оставаться без защиты. Как сказал один репортер «Нью-Йорк Тайме»: «Вопросом, который, как ни странно, ни разу серьезно не рассматривался, была эвакуация сотрудников посоль­ства перед принятием шаха в страну».247 На следующий день шах имел наглость приехать в Нью-Йорк, а еще через девять дней, в точности, как все и предсказывали, иранские революционеры взяли американцев в заложники.

ФС 4 - СТАДИЯ « П Е Р Е В О Р О Т А » :

И Р А Н С К И Й «КРИЗИС»-•

Как должно быть ясно теперь, так называемый «Иранский кризис» был на самом деле вовсе не внешним кризисом, а дол­гожданным и тщательно спланированным решением возникшего ранее настоящего кризиса, связанного с коллапсом групповой фантазии. Теперь гнев против Картера отщепился и спроециро-вался на аятоллу Хомейни и на глумливые толпы демонстран­тов, которые, найдя решение стадии коллапса своей собственной революционной групповой фантазии, были счастливы внести

вклад в унижение Америки, выставляя перед телекамерами свя­занных заложников и символически вешая портрет Картера. Из американской прессы моментально исчезла вся символика

kg

«коллапса». По замечанию «Нью-Иоркера», «рейтинг президента

404 ллойд ДЕМОЗ

Картера... во время кризиса возрос вдвое. Внезапный взрыв при­вязанности народа к своей стране, похоже, распространился и на президента страны».248 Благодаря отщеплению образа Ядовитой Плаценты Картер превратился теперь в Борющийся Плод, пред­ставителя американцев в борьбе со звероподобным унижающим врагом. Вся Америка спроецировала личный гнев на групповое иллюзорное решение. Когда я спрашивал свыше 800 человек, которые присутствовали на нескольких моих выступлениях в первую неделю кризиса, как они себя чувствуют, большинство от­вечало: «Чувствуем себя хорошо... мы чувствуем свою сплочен­ность... хватит нам ото всех терпеть притеснения... как хорошо снова быть американцем... моя личная жизнь и неприятности мне уже не кажутся столь уж важными». Нация перешла в четвер­тую стадию - «переворота», когда предназначение лидера - уни­зить врага. Бывший президент Форд назвал Иран «самым серь­езным кризисом из всех, с которыми сталкивались Соединенные Штаты после второй мировой войны», а на улицы вышли деся­титысячные толпы, чтобы излить свой гнев, сжигая иранские флаги, оскорбляя иранских студентов, обучавшихся в американ­ских колледжах, швыряя камни в окна местных арабских булоч­ных, неся портреты актера Джона Вэйна «как символ полного сил национализма» и выкрикивая: «Отправим морскую пехоту» и «Разделаемся с аятоллой!»249

Америка снова чувствовала себя хорошо. Один обозреватель сказал об этом напрямик. В своей статье «Почему аятолла заслу­жил нашу благодарность» он объясняет: «Аятолла и тот уличный сброд, который считается правительством в этом отсталом, хао­тическом государстве, оказали нашей стране чертовскую услугу. Я уже не говорю, что Джимми Картеру практически гарантирова­но переизбрание. Вклад Ирана заключается в том, что Соединен­ные Штаты получили толчок в сторону возрождения националь­ной гордости и единства, которые мы боялись утратить».250

Даже когда Россия вторглась в Афганистан, это не подорва­ло уверенности американцев в собственных силах. Картер, го­воривший, что действия русских создают «величайшую угрозу для мира со времени второй мировой войны»,251 мог запросто пойти на обострение отношений, начать «новую холодную войну» и пригрозить использованием «военной силы» в Персидском за­ливе, как будто раньше он не обещал воздерживаться от военного решения конфликтов.252 Иллюзорное решение вернуло миру

ФЕТАЛЬНОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ ИСТОРИИ 405

утраченный смысл. В начале 1980 г. нация пребывала в настро­ении спокойной гордости:

«Что представляет собой сейчас Вашингтон? Это потря­сающе. Начнем с президента Картера. Повсюду кри­зис... Он выглядит спокойным. Он приглашает неболь-шие группы репортеров и отвечает на их неофициаль­ные вопросы с такой невозмутимой прямотой, что те, несмотря ни на что, чувствуют себя под защитой... Кар­тер - впечатляющая фигура... Картер выглядит спокой­ным...»253

Карикатура на иллюстрации 9 показывает иллюзорное реше­ние, которое и послужило источником этой силы и спокойствия. Слева нарисован хороший лидер - он теперь молод, силен и реши­телен, обернут в плацентарный американский флаг и одет в белое. Справа показан плохой лидер, Ядовитая Плацента - ста­рый, иностранного вида и одетый в черное. Цена расщепления, которая корчится в родовой агонии, сдавленная пуповинной ве­ревкой, натянутой между двумя лидерами, - это принесенные в жертву заложники. Как сказал Уильям Ф. Бакли, настоящая опасность состояла в том, что их могли освободить без приме-нения силы со стороны Америки:

«Что же случится, если аятолла просто освободит узни­ков? У публики останется ощущение не доведенного до конца дела. Мы будем смотреть на Картера и ждать,

Илл. 9 - Иллюзорное решение путем расщепления.

406 ллойд ДЕМОЗ •

какую форму наказания он выберет для терпеливого пра­вительства Ирана, а тут-то и выйдет осечка. Маловеро­ятно, что, получив заложников назад, США захочет пря-мого военного воздействия из тех, что приводят к гибе­ли мужчин, женщин и детей».254

В первые месяцы 1980 г. неосознанным стремлением аме­риканской политики было удержать заложников в плену, даже спровоцировать их смерть в качестве очистительной жертвы и наказания за наш гнев. По пути в различные военные госпита­ли шаха официально эскортировали самолеты воздушных сил, что приводило иранцев в бешенство, а в прессе постоянно мелька­ли высказывания Картера о его «готовности применить военную силу» невзирая на последствия.255 Когда шах, наконец, покинул Со­единенные Штаты, Картер даже написал, по выражению «Нью-Йорк Тайме», «необъяснимое» письмо сестре шаха, в котором просил уговорить шаха вернуться: «Сейчас мы предпочли бы, чтобы он прошел курс лечения у доктора Дебэйки в Горгасе, аме­риканском госпитале в Панаме, или в Хьюстоне, Техас» - по­ступок, равнозначный смертному приговору для заложников. «Мы были уверены, - вспоминал позднее Гамильтон Джордан, — что, если шах воспользуется своим правом вернуться в Соединен­ные Штаты, часть заложников будет убита. Мы получили на этот счет серьезные предупреждения».256

Однако предстояло еще применить непосредственное воздей­ствие, чтобы вызвать жертвенный гнев и положить конец ста­дии переворота групповой фантазии рождения заново. С точки зрения фантазии дело касалось не только дипломатии: в фанта­зии ужасная Ядовитая Плацента все еще душила нацию и пере­крывала ей кислород. Журнал «Тайм» драматично передавал наши ощущения перед военной акцией против Ирана (иллюст­рация 10): на рисунке были, показаны наши лица, залепленные плацентарными флагами, и пуповинные веревки,'обвязанные по­перек груди - трудно найти рисунок, более непосредственно

изображающий наше переживание заново собственного рожде­ния. Американские репортеры пытались объяснить озадаченным европейцам, которые не являлись частью групповой фантазии рождения, почему «редко бывает столько разговоров о войне, о ее неизбежности, необходимости и желательности».257 Сопровож­даемый требованиями «заострить национальный шип» и «взять командование» с тем, чтобы Америка достигла «света в конце

ФЕТАЛЬНОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ ИСТОРИИ 407

Илл. 10 - Удушение Ядовитой Плацентой во время родов.

туннеля... готовая родиться»,258 после большой «экономической» речи, в которой объявлялось о «потребности в страдании и дис­циплине»,259 и поддержанный общественным мнением - теперь опросы показывали, что большинство американцев одобряет вторжение, даже если заложники при этом будут убиты - Кар­тер решился на «освободительный рейд». В том, что военный рейд ведет к смерти многих, если не большинства заложников, не сом­невались ни Картер, ни Вэнс, ни советники, ни Пентагон. Однако «жертва ради национальной чести»260 в конце концов была при­знана необходимой: следовало разбить ядовитого звероподобно­го врага и прекратить родовой переворот. Как сказал Бжезинс-кий на заседании Национального совета безопасности 11 апре­ля, где было вынесено решение об оккупации, Америка должна «вскрыть нарыв»261, положив тем самым конец заражению, оск­вернению национального тела.

Однако «возрождению американской воли» не суждено было завершиться в тот апрельский день — военная акция «провали­лась». Не были принесены в жертву ни иранцы, ни заложники,

408 * •

не был разгромлен чудовищный враг. Вместо этого лишь наши унижение и разгром и оставшиеся в песках Ирана восемь мер­твых американцев. Картер взял на себя всю ответственность за отвод отряда особого назначения и отказ от использования аль­тернативного плана продолжения штурма с участием сотен са­молетов и кораблей. Сила характера Картера, проявившаяся в решении избежать риска масштабной войны, снова была расце­нена его критиками как «слабость». Как сказал позднее Ричард Никсон, который часто выбалтывает не подлежащие огласке чувства нации: «Одной из крупнейших ошибок, допущенных пре­зидентом Картером, явилось то, что его главной и, как мне кажется, фактически единственной заботой... были жизнь и безопасность заложников».262 Эту «слабость» Картеру не простили. Теперь у всех было ощущение, что у Америки «кость в горле», что она «за­дыхается» от собственного «бессилия».263 Национального воз­рождения следовало достичь иным путем: через очистительную жертвенную смерть самого лидера.

Групповую скверну всегда можно смыть, до смерти забив кам­нями старого бессильного лидера, что и происходило в архаичес­ких обществах, где существовал ритуал принесения в жертву божественного короля. Выборы в 1980 г., где Америка уготовила Картеру поражение, прошли в атмосфере, полной неприкрытых желаний смерти. Карикатуры постоянно изображали, как он гиб­нет или как его убивают. В августе - ровно через 17 лет после убийства президента Кеннеди - 70 миллионов американцев утк­нулись в телевизоры, чтобы узнать, «Кто выстрелил в Дж. Р.?»

Заключительное «обвальное поражение» Картера изобража­лось так: Рейган побивал Картера камнями, и тот в мучениях погибал (иллюстрация 11). Помещенный рядом с карикатурой портрет Картера, казалось, подтверждал факт его смерти (иллю­страция 12).

Что касается мотивов ритуального принесения Картера в жертву Америкой, то они совершенно ясны. В «борьбе между гневом [на Картера] и страхом (перед Рейганом]... гнев победил с огромным перевесом», — говорил один репортер. «Выборов не было. Была лишь гора Святой Елены, сыплющая на политический ландшафт горячий пепел».264 Фантазийный анализ статьи о по­ражении Картера, которую дали после выборов в «Тайме», по­хож на донесение испанского священника, с ужасом наблюдав­шего кровавые жертвоприношения ацтеков: «дикий... сердитый...

ФЕТАЛЬНОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ ИСТОРИИ 409

Илл. 12 - Доказательство смерти Картера.

похоронили... топор... триумф... убит... счастливее... мясо... крас­ный... слезы... агония... рана... ад».265 Джимми Картер отказал­ся смыть нашу скверну, пожертвовав американцами, поэтому в жертву пришлось принести его самого. Ошибка его заключалась в том, что он не признал первичного источника скверны в нас самих. Как сказал Том Вольф:

«Народ ждал от Картера, чтобы тот пришел и сказал: «Вы прекрасно знаете, чем занимались до сих пор, и я тоже это знаю, так что не будем друг друга обманывать.

5д ДЕМОЗ I

Вы все лгали своим женам и мужьям... Вы позволяли обществу тонуть в трясине упадничества и коррупции, вы поощряли разврат и порнографию. И не секрет, что нам пора уже что-то делать с этой помойной ямой без­нравственности».266

Свою статью Вольф озаглавил «Бросим боевой клич». Чело­веком, откликнувшимся на этот боевой призыв к пресечению распада и дальнейшего осквернения безнравственной Америки,

стал Рональд Рейган, который уже несколько десятков лет про­поведовал именно эту тему. Его выступление после зачисле­ния в список кандидатов не позволяло сомневаться, что он осоз­нает свою фантазийную роль в фетальной драме национальной дезинтеграции и возрождения путем жертвоприношения, связан­ного с насилием:

«Разрушить... дезинтегрирующий... ослабший... бед­ствие... жертва... разрушить... возрождение... разъеда­емый... опустошаемый... обновить... обновить... жертва... течет мощным потоком... ущерб... вредить... нацию тош­нит... разрушить... замораживать... истощение... разру­шение... слабость... бедствия... слабость... война... вой­на... война... кипеть...»267

За избранием Рейгана последовал двухмесячный неопределен­ный «промежуточный период», когда, как и в архаические време­на, старого лидера оплакивали, а новый лидер принимал плацентар­ные атрибуты, и время обновлялось снова.268 Наконец, в январе 1981 г. Рейган вступил в должность, что сопровождалось взры­вом символики рождения заново. Его инаугурацию, совпавшую с возвращением заложников, нация приветствовала миллионами плацентарных флагов и желтыми пуповинными лентами - и то, и другое - символы восстановленных уз с новым лидером и с заложниками, вернувшимися к жизни после того, как им желали смерти. Бесстрастные обычно телеобозреватели наперебой воспе­вали национальное возрождение: «После 20 лет пессимизма, пос­ле убийств, Вьетнама и Уотергейта с наших плеч наконец свали­лась тяжесть. Это возродившаяся Америка, Америка, которой открыты все пути!»269 «Это было похоже на свадьбу, где рожде­ние ребенка у подружки невесты отодвинуло жениха на задний план».270 «Это похоже на вынашивание ребенка... на новое рож­дение».271 Чтобы поприветствовать заложников, на улицы выходит процессия, которая «местами состоит в ширину из десяти чело-

ФЕТАЛЬНОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ ИСТОРИИ 411

век, а в длину растянулась на 17 миль - эти люди кричат «ура», смеются, плачут, размахивают флагами и, конечно же, желтыми лен­тами».272 Желтые ленты оказались таким мощным символом пу­повины, что десятки миллионов таких лент были развешаны на деревьях и шестах по всей Америке - точь-в-точь как аборигены подвешивали на дерево саму пуповину. И как примитивные пле­мена ритуально сжигали пуповины новорожденных, так и амери­канские радиостанции призвали присылать желтые ленты в спе­циальный почтовый ящик во Флориде, чтобы потом сжечь их все вместе в особом ритуале в честь родившихся снова заложников.

Рональда Рейгана на карикатурах рисовали гордым отцом, раз­дающим сигары по случаю рождения новых младенцев, плацентар­ным воздушным шаром с желтыми пуповинными лентами, кото­рый сверкает над Белым домом, и благодетелем, который всех кормит. «Нью-Йорк Тайме» объявил его «первым президентом за многие годы, в котором... так и светятся обаяние, благопристой­ность - и профессионализм», а по выражению «Вашингтон Пост», «весь Вашингтон и большая часть Америки будто заключены в

пузырь эйфории, выдутый Рональдом Рейганом...»273

Однако психоисторику вся эта эйфория показалась бы скорее маниакальным приступом, чем радостью. Картер на самом деле не умер, заложники не погибли, никто - за исключением вось­ми быстро забытых солдат — не погиб жертвенной смертью, так что Ядовитая Плацента по-прежнему бушевала неподалеку, жаж­дая крови священной жертвы. Карикатура на иллюстрации 13 драматично изображает состояние американской групповой

Илл. 13 - Ядовитая Плацента, когда Рейган становится пре­зидентом.

412 ллойд ДЕМОЗ

фантазии в день инаугурации Рейгана - Ядовитую Плаценту едва сдерживает меч, которым изо всех сил работает встревожен­ный Рейган.

Хотя «медовый месяц» других президентов обычно харак­теризовался низким уровнем гнева в фантазийном языке, в данном случае проницательным наблюдателям вскоре стало за­метно, что, «несмотря на добродушное подшучивание над прези­дентом на пресс-конференциях и несмотря на одобрение обще­ственности, в стране слышится подлое и гадкое шипение, люди стали огрызаться друг на друга, не скрывая своей злобы».274

Рейган порекомендовал своим сотрудникам проявить в уреза­нии бюджета «скаредность ростовщика», в прессе повсюду за­мелькали заголовки «Урезать, сократить, отсечь», а на карикату­рах стало популярно рисовать человека, разрубаемого пополам топором или мечом, причем в таком виде мог изображаться кто угодно - от служащих правительства до младенцев и стари­ков.275 Несмотря на то, что федеральных правительственных служащих было теперь было на 100 тысяч меньше, чем десять

лет назад, Вашингтон представляли раздувшейся Ядовитой Пла­центой, которая душит народ своими щупальцами. Поэтому в куски надо было изрубить само правительство, и не важно, что результаты были бы «жестоки, бесчеловечны и несправедли­вы»,276 или, как сказали об урезании члены конгресса; «Сердце разрывается. Мы годами трудились над этими программами, и они работают. Теперь же все это идет насмарку».276 Очищения Америки от скверны путем жертвенной смерти пока еще не

произошло. Поэтому само правительство должно было совер­шить акт самокастрации, магический жест, который вернул бы плодородие оскверненной земле - совсем как жрецы Кибелы, которые прибегали к самокастрации, чтобы унять ярость боги­ни. Садистские фильмы ужасов теперь расценивались как «све­жая волна», поскольку там были кровавые сцены «отрезания, обрубания, отсекания», аналогичные карикатурам насчет рейга-новского бюджета.277 Лига против диффамации сообщила об ут­роившемся по сравнению с предыдущим годом количестве ан­тисемитских инцидентов, ЦРУ «словно спустили с цепи», а в пятилетнем бюджетном плане Рейгана выделялось свыше од­ного триллиона долларов дополнительно на страшное новое оружие и свыше четверти миллиона на увеличение личного состава армии - показатель милитаристского подъема, который

ФЕТАЛЬНОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ ИСТОРИИ 413

был «втрое сильнее, чем во время Вьетнамской войны».278 Пла­центарный зверь был еще настолько близко, что Рейган, высту­пая перед американцами, сказал, что его главная задача — «сдер­жать злую силу, грозящую затмить свет, к которому мы стре­мимся 6 тысяч лет».279

Национальные журналы совершенно открыто сообщали о неуклонном росте не нашедшего разрядки гнева американцев. По словам «Харперс», «на нас снова напала лихорадка войны... пос­ледние события дают понять, что в Америке копится эмоциональ­ная сила, благодаря которой мы думаем сейчас о войне так, как не стали бы думать еще год назад»,280 То же говорилось и в «Нью Репаблик», на этот раз изнутри администрации:

«Впервые с 50-х гг. вероятность ядерной войны с Совет­ским Союзом всерьез рассматривается ключевыми фи­гурами в правительстве США и за его пределами. То, что долгое время считалось немыслимым, теперь находит поддержку влиятельных мужчин и женщин в Вашинг­тоне... Один видный специалист Белого дома по внеш­ней политике говорит: «За 30 лет война ни разу не ка­залась мне реально возможной, теперь же я думаю, что это возможно».281

Очистительной жертвенной кульминации фетальной драмы, ка­залось, не достичь. В марте 1980 г. в Америке стала развивать­ся новая групповая фантазия: раз Рейган не способен обеспечить необходимое очистительное насилие, то его тоже следует при­нести в жертву! Возможно, мученическая кровь сможет опло­дотворить и очистить оскверненную нацию. Как показывает иллюстрация 14, в последние недели марта прессу словно про­рвало в какой-то оргии: обложки запестрели намеками на то, что Рейгана надо застрелить, — от угрожающих дул револьверов на обложках «Тайме» и «Ньюсуик» до могил перед зданием конг­ресса на обложке «Нью Репаблик». Обложка «Ю-Эс Ньюс» той же недели изображала, как там было сказано, «сердитых, фруст-рированных» американцев под заголовком «60 миллиардов фе­деральных расходов для Рейгана следующая мишень», в котором таким образом были искусно скомбинированы послание «в расход Рейгана» и не менее четко выраженное поручение «Рей­ган - следующая мишень».282 Со страниц прессы хлынул такой поток образов, намекающих, что Рейгана необходимо застрелить на этой же неделе,-что на собрании комиссии по рейгановской

414 ЛЛОЙД ДЕМОЗ

Илл. 14 - Поручение застрелить Рейгана. Все карикатуры а обложки появились до выстрела в Рейгана.

ФЕТАЛЬНОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ ИСТОРИИ 415

фантазии в нашем Институте психоистории мы не на шутку тревожились по поводу всех этих обложек и статей с бесконеч­ными «застрелить... убить... умереть» - нам казалось, что вско­ре они приведут к покушению.

Когда психотический бандит оттянул курок и выстрелил в президента, команду к этому дали газетные стенды. Поскольку несколькими месяцами раньше Хинкли, будучи при оружии, на­ходился в том же городе, что и президент Картер, но не стрелял, весьма вероятно, что теперь он оттянул курок в качестве упол­номоченного национальной групповой фантазией. Менее устой­чивые личности часто выполняют в истории роль чувствитель­ных рецепторов, воспринимающих скрытые послания. Например, Александр Хэйг, самая неустойчивая личность в команде Рейга­на, скорее всего, тоже уловил послание о выстреле, поскольку начал говорить о порядке, в котором надо было следовать за президентом, за несколько дней до покушения, как будто чувство­вал приближение события. Реакция страны тоже как будто от­ражала неосознанное участие людей в покушении. В несколь­ких газетах сообщалось, что кое-где дети в классах принимались аплодировать, услышав новость о выстреле.

После покушения имя Хинкли исчезло из прессы. Редактор одной газеты недоумевал: «Почему Рейган не сердится? Почему никто из нас не сердится?»283 Действительно, никто не возмущал­ся по поводу выстрела, никто, включая Рейгана и его жену, не настаивал на проверках оружия, потому что все знали - выст­рел был необходим. Разве американцы в течение нескольких месяцев не говорили друг другу со смехом, что Рейган умрет до оставления должности (вроде бы потому, что так было со всеми американскими президентами, избранными в год, кончающийся на ноль)? Разве не красовалось на бамперах многих машин «Пере­изберем Буша в 1984 г.» с самого избрания Рейгана? Как сле­довало застрелить Кеннеди через' год после Кубинского ракетного кризиса, с помощью которого так и не удалось по-настоящему смыть национальные скверну и гнев, так и Рейгана надлежало за­стрелить через год после неудачной попытки очистить нацию посредством Иранского «кризиса». Конечно, разница заключалась в том, что Кеннеди погиб, а Рейган остался жив. Долгождан­ное рождение вновь опять не удалось - и через неделю после выстрела на обложке «Тайм» появился заголовок, выражающий наши чувства в одном слове: «Неудача».

416 ЛЛОЙД ДЕМОЗ

Илл. 15 - Плацентарное священное сердце Рейгана.

Вот почему вскоре национальной групповой фантазии, вероят­но, потребуется другая священная жертва, чтобы разыграть заклю­чительный акт очищения в фетальной драме.* Как христиане многие века застывали в благоговении перед плацентарным свя­щенным сердцем Иисуса, снабженным вагинальной раной и излу­чающим жизнь, так и сейчас американцы после покушения на­ходят на страницах прессы рисунок (иллюстрация 15) плацен­тарного священного сердца Рейгана, распятого, поднявшегося снова, - оно снабжено вагинальной дверью й излучает новую жизнь, являясь символом как плацентарного источника жизни в чреве, так и предстоящего в будущем жертвенного насилия.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. «The Independence of Psychohistory» in Lloyd deMause, ed. The New Psychohistory. New York: Psychohistory Press, 1975; «The Formation of

* Эта глава написана в 1981 г.

ФЕТАЛЬНОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ ИСТОРИИ 417

the American Personality Through Psychospeciation», Journal o[ Psychohistory 4(1976): 1-30; «The Psychogenic Theory of History», Journal of Psychohistory 4(1977): 253-67; «Jimmy Carter and American Fantasy» in Lloyd deMause and Henry Ebelf eds. Jimmy Carter and American Fantasy. New York: Psychohistory Press, 1977; and «Historical

. Group-Fantasies», Journal of Psychohistory 7(1979): 1-70. 2. В психоаналитических терминах лидер - не целостный объект, а "я

- объект" (Heinz Kohut, The Restoration of the Self. New York: International Universities Press, 1977), а "выгребная яма" (Donald Meltzer, The Psycho-Analytical Process. London: William Heinemann Medical Books, 1967), "вместилище" проективных идентификаций (Leon Grlnberg et al., Introduction to the Work of Bion. New York: Jason Aronson, 1977; James Grotstein, Splitting and Projective Identification. New York: Jason Aronson, 1981.)

3. Хотя понятие "унижение другого" принадлежит мне (см. ссылку под номером 1), психоаналитическую литературу по патологическим фан­тазиям унижения см. в Julian L. Stamm, «The Meaning of Humiliation and Its Relationship to Fluctuations in Self-Esteem», International Review of Psycho-Ana lysis 5(1978): 425-33.

4. Stuart S. Asch, «Suicide, and the Hidden Executioner» International Review of Psycho-Analysis 7(1980): 51-60.

5. Emanuel Peterfreund, Information, Systems and Psychoanalysis. New York: International Universities Press, 1971, p. 74.

6. SIgmund Freud, «The Interpretation of Dreams» Standard Edition 4(1900), p. 400; «Inhibitions, Symptoms and Anxiety» Standard Edition 20(1926), p. 137; обсуждение взглядов Фрейда на пренатальную жизнь см. в Phyllis Greenacre, Trauma, Growth and Personality. London: Hogarth Press, 1952.

7. Sigmund Freud, «Inhibitions, Symptoms and Anxiety» Standard Edition 20(1926), pp. 96 and 130.

8. Эту историю рассказывает (не ссылаясь на источник) D. W. Winnicott, Collected Papers: Through Pediatrics to Psycho-Analysis. New York: Basic Books, 1958, p. 175.

9. История предстает в полном виде лишь если скомбинировать Jessie Taft, Otto Rank: A Biographical Study Based on Notebooks, Letters, Collected Writings, Therapeutic Achievements and Personal Associations. New York: The Julian Press, 1958, и Fay B. Karpf, The Psychology and Psychotherapy of Otto Rank. Westport, Conn., 1953.

10. Об источнике проблем, которые были у Фрейда в связи с чувства­ми, окружающими рождение, и связи с рождением его братьев и сестер см. Lucy Freeman and Herbert Strean, Freud and Women. New York: Frederick Ungar, in press.

11. Karl Abraham, «The Spider as a Dream Symbol» Selected Papers on Psychoanalysis. New York: Basic Books, 1957, p. 332.

12. «Spider Phobias» Psychoanalytic Quarterly 36(1967): 52; «Umbilical Cord Symbolism of the Spider's Dropline», Psychoanalytic Quarterly

14.

418 ллойд ДЕМОЗ , •

35(1966): 589з «Oral Aggression in Spider Legends» American Imago 23(1966): 169.

13. Calvin S. Hall, «Prenatal and Birth Experiences in Dreams» Psycho­analytic Review 54(1967): 157-74.

14. Phyllis Greenacre, «The Biological Economy of Birth» Psychoanalytic Study of the Child 1(1945): 40.

15. D. W. Winnicott, «Birth Memories, Birth Trauma, and Anxiety» in his Collected Papers: Through Pediatrics to Psycho-Anafysis. New York: Basic Books, 1958, p. 178.

16. Короткий и недостаточный обзор литературы можно найти в Р. М. Ploye, «Does Prenatal Mental Life Exist?» International Journal of Psycho-Analysis 54(1973): 241-6.

17. Otto Rank, TheTrauma of Birth. New York: Richard Brunner, 1952; см. также Otto Rank, The Myth of the Birth of the Hero and Other Writings, под редакцией Philip Freund. New York: Random Houset1932, и The Double: A Psychoanalytic Study. Chapel Hill: University of North

. Carolina Press, 1971. 18. Jessie Taft, Otto Rank, p. 92. Ранкианская практика проведения пси­

хотерапии исключительно в виде девятимесячного ритуала рожде­ния заново появилась гораздо позже. Более новые психоаналитичес­кие исследования (см. Gilbert J. Rose, «Transference Birth Fantasies and Narcissism» Journal of the American Psychoanalytic Association 17(1969): 1015-29) с лихвой подтверждают частую повторяемость родовых фантазий на протяжении девяти месяцев анализа - конеч­но, не делая из этого вывод, как последователи Ранка, что терапию по этой причине следует считать оконченной.

19. Библиографию этого проекта, который пока еще совершенно не ин­тегрирован в психоаналитическую теорию, см. в Margaret E. Fries, «Longitudinal Study: Prenatal Period to Parenthood», Journal of the American Psychoanalytic Association 25(1977): 115-40 и Margaret E. Fries, Marie Coleman Nelson, Paul J. Woolf «Developmental and Etiological Factors in the Treatment of Character Disorder with Archaic Ego Function»- Psychoanalytic Review 67(1980): 337-52.

20. New Hyde Park, New York: University Books, 1949. 21. Там же, pp. 309 and 3. 22. Описаны в Maarten Lietaert Peerbolte, «Some Problems Connected

With Fodor's Birth-Trauma Therapy», Psychiatric Quarterly 26(1952): ' 294-306.

23. Список основных работ Francis J. Mott's включает The Universal Design of Birth..Philadelphia: David McKay, 1948; The Universal Design of Creation. Edenbridge: Mark Beech, 1964; The Universal Design of the Oedipus Complex. Philadelphia: David McKay, 1950; The Nature of the Self. London: Alien Wingate, 1959; The Myth of the Chosen People. London: Integration Publishing Co., 1953; and Mythology of the Prenatal Life. London: Integration Publishing Co., 1960.

ФЕТАЛЬНОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ ИСТОРИИ 4 1 9

24. Однако я не хотел бы пренебречь своей признательностью Мотту за смелость его фетальных исследований, особенно его клинической и мифологической интерпретации плаценты в качестве «двойника» и «кровососущего монстра». Труды Мотта недоступны, как и труды Дев Сатья Нанд по фетальной психологии, которые свидетельству­ют о его большой плодовитости (70 упоминаний в одном только Psychoanalytic Index Гринштейна), но все находятся в недоступных для меня индийских журналах.

25. Хорошее резюме работы Grof можно найти в его «Perinatal Roots of Wars, Totalitarianism and Revolutions: Observations from LSD Research» Journal of Psychohtstory 4(1977): 269-308; его основная работа о рождении - Realms of the Human Unconscious: Observations from LSD Research. New York: Viking Press, 1975.

26. Leslie Feher, в своей The Psychology of Birth. London: Souvenir Press, 1980; New York: Continuum, 1981, идет дальше других сторонников рождения заново, рассматривая психическую жизнь до рождения, хотя и утверждает, что «первая травма - это рождение». Arthur Janov, The Feeling Child. New York: Simon and Schuster, 1973; John Rowan, Ed. The Undivided Self: An Introduction to Primal Integration. London: Center for the Whole Person, 1978.

27. Arnaldo у Matilde Rascovsky et al.,Nive!es Profundo del Psiquismo. Buenos Aires: Editorial Sudamericana, 1971 н Arnaldo Rascovsky, El Psiquismo Fetal. Buenos Aires: Editorial Paidos, 1977.

28. Частичный список публикаций членов ISSP включает: М. Lietaert Peerbolte, Psychic Energy in Prenatal Dynamics, Parapsychology, Peak-Experiences. Wassenaar: Servere Publishers, 1975; M. lietaert Pierbolte, De Foetale Psyche. Inleiding tot de prenatale psychodynamika. Antwerpen, Soethoudt, 1979; Gustav Hans Graber, Gesammelte Schriften. 4 Bde. Berlin: Pinel, 1975-79; Gustav Hans Graber, Hrsg. Internationale Studiengemeinschaft Fur Pranatale Psychologie. Pranatale Psychologie. Munchen: Kindler Taschenbucher, 1974; Friedrich Kruse, Die Anfange des menschlichen Seetenlebens. Stuttgart: Enke, 1969. Более известные статьи можно найти в Friedrich Kruse, «Nos Souvenirs du corp maternal», Psychologie, July, 1977, pp. 51-6 и Friedrich Kruse «Wann beginnt die Kindheit?» Kindheit 1(1979): 5-27.

29. G. S. Daives, «Revolutions and Cyclical Rhythms in Prenatal Life: Fetal Respiratory Movements Rediscovered». Pediatrics 51(1973): 965.

30. Robert N. Emde and Jean Robinson, «The First Two Months: Recent Research in Developmental Psychobioiogy and the Changing View of the Newborn» in J. Noshpitz, editor. Basic Handbook of Child Psy­chiatry. Vol. I. New York: Basic Books, 1979, p. 72.

31. Существует несколько чудесных книг, где внутриутробное развитие объясняется в непрофессиональных терминах, в том числе Robert Rugh and Landrum B. Shettles, From Conception to Birth: The Drama

- of Life's Beginnings. New York: Harper and Row, 1971; Axel Ingelman-

420 ллойд ДЕМОЗ

Sundberg and Claes Wirsen, A Child Is Born. New York: Dell Publishing, 1965; and Linda F. Annes, The Child Before Birth. Ithaca: Cornell University Press, 1978.

32. Rugh, From Conception to Birth, p. 56; Robert M. Bradley and Charlotte M. Mistretta, «Fetal Sensory Receptors» Physiological Reviews 55(1975): 358; Tryphena Humphrey, «Function of the Nervous System During Prenatal Life» in Uwe Stave, editor, Physio­logy of the Perinatal Period. Vol. 2. New York: Appleton-Century-Crofts. 1970. pp. 754-89.

33. Robert C. Goodlin, Care of the Fetus. New York: Masson Publishing, 1979, p. 1.

34. Robert M. Bradley and Charlotte M. Mistretta, «The Sense of Taste and Swallowing Activity in Foetal Sheep», in Foetal and Neonatal Physiology. Cambridge: Cambridge University Press, 1973, p. 81.

35. J. Bernard and L. Sontag, «Fetal Reactions to Sound», Journal of Genetic Psychology 70(1947): 209-10; J. С Grimwade et al., «Human Fetal Heartrate Change and Movement in Response to Sound and Vibration» American Journal of Obstetrics and Gynecology 109(1971): 86-90; D. K. Spelt, «The Conditioning of the Human Fetus in Utero» Journal of Experimental Psychology 38(1948): 454-61. Подобным же образом и в другой работе плоды после рождения оказывались приучены к громкому шуму и крепко спали под рев взлетающих самолетов, который будил других младенцев. См. Robert Bradley, «Fetal Sensory Receptors», p. 358.

36. См., например, Linda Annes, The Child Before Birth, pp. 49 and 58; M. F. Ashley-Montagu, Life Before Birth. New York: New American Library, 1964, p. 207; L. Carmichael, «The Onset and Early Development of Behavior» in L. Carmichael, editor, Manual of Child Psychology. New York: Wiley, 1946, p. 136; Phyllis Green acre, «The Biological Economy of Birth», p. 41.

37. U. R. Langworthy, «Development of Behavior Patterns and Myelini-zation of the Nervous System in the Human Fetus and Infant» Contri­butions to Embryology, Carnegie Institute of Washington, D.C. Vol. XXIV, No. 139, 1933.

38. W. F. Windle, Physiology of the Fetus. Philadelphia: W. B. Saunders Co., 1940, p. 163; M. Bekoff and M. Fox «Postnatal Neural Ontogony» Developmental Psychobiology 5(1972): 323-41.

39. Maggie Scarf, Body, Mind, Behavior. New York: Dell Publishing, 1976. pp. 23-40; Robert Goodlin, Care of the Fetus, p. 192.

40. A. W. Liley, «The Foetus as a Personality» Australian and New Zealand Journal of Psychiatry 6(1972): 103.

41. A. B. Roberts, D. Griffen, R. Mooney, D. J. Cooper and S. Campbell, «Fetal Activity in 100 Normal Third Trimester Pregnancies» British Journal of Obstetrics and Gynecology 87(1980): 480-4; Williamina A. Himwiek, «Physiology of the Neonatal Central Nervous System» in Uwe

ФЕТАЛЬНОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ ИСТОРИИ 421

Stave» editor, Physiology of the Perinatal Period. Vol. 2. New York: Apple ton-Century-Crofts, 1970, pp. 732-8.

42. L. G. R. Van Dongen, Elizabeth G. Goudie, «Fetal Movements in the First Trimester of Pregnancy» British Journal of Obstetrics and Gynecology 87(1980): 191-3.

43. Menachem Granat, Paretz Lavie,, Daniela Adar, Mordechai Sharf, «Short-" Term Cycles in Human Fetal Activity. 1. Normal Pregnancies».

American Journal of Obstetrics and Gynecology 134(1979): 696-701. 44. Библиографические ссылки можно найти в Christopher Norwood, At

Highest Risk: Environmental Hazards to Young and Unborn Children. New York: McGraw-Hill, 1980 and Child at Risk: A Report of the Standing Senate Committee on Health, Welfare and Science. Quebec: Canadian Government Publishing Center, 1980.

45. Лучшим обзором по курению у беременных матерей является Peter A. Fried and Harry Охоrn, Smoking for Two: Cigarettes and Pregnancy. New York: Free Press, 1980; см. также N. J. Berrill, The Person in the Womb. New York: Dodd, Mead & Co., 1968; and I. Thaler, J. D. S. Goodman, and G. S. Daives, «Effects of Maternal Cigarette Smoking on Fetal Breathing and Fetal Movements» American Journal of Obstetrics and Gynecology 138(1980): 282-7.

46. Roger E. Stevenson, The Fetus and Newly Born Infant: Influences of the Prenatal Environment. 2nd Edition. St. Louis: С V, Mosby, 1977; Child at Risk. pp. 13-15.

47. Raymond D. Harbison, editor, Perinatal Addiction. New York: Spetrum Publications, 1975; D. H. Scott, «The Child's Hazards in Utero», in John G. Howeils, editor, Modern Perspectives in International Child Psychiatry. New York: Brunner Mazel, 1971, pp. 19-60.

48. Child at Risk, pp. 10-12; L. W. Sontag, «Difference in Modlflabiilty of Fetal Behavior and Physiology» Psychosomatic Medicine 6(1944): 151-4; J. D. Lloyd-Still, editor, Malnutrcian and Intellectual Development. Littleton, Mass.; Publishing Sciences Group, 1976; см. также различные публикации the Society for the Protection of the Unborn Through Nutrition.

49. Christopher Norwood, At Highest Risk, p. 6. 50. Roger Stevenson, The Fetus and Newly Born Infant, p. 3. 51. Lester W. Sontag, «Implications of Fetal Behavior and Environment

For Adult Personalities» Annals of the New York Academy of Sciences 134(1965): 782-6; Melvin Zax, Arnold J. Sameroff, Haroutun M. Babigian, «Birth Outcomes in the Offspring of Mentally Disordered Women» American Journal of Orthopsychiatry 47(1977): 218-30.

52. Abram Blau, et at., «The Psychogenic Etiology of Premature Births» Psychosomatic Medicine 25(1963): 201-11; Robert McDonald, «The Role of Emotional Factors in Obstetric Complications: A Review» Psychosomatic Medicine 30(1968): 222-36; Kay Standiey, Bradley Soule, Stuart A. Capans, «Dimensions of Prenatal Anxiety and Their

422 ллойд ДЕМОЗ •

Influence on Pregnancy Outcome» American Journal of Obstetrics and Gynecology 135(1979): 22-6; A. J. Ferreira, «The Pregnant Woman's Emotional Attitude and Its Reflection on the Newborn» Journal of

.Orthopsychiatry 30(1960): 553-61; E. K. Turner, «The Syndrome in the Infant Resulting from Maternal Emotional Tension During Pregnancy» Medical Journal of Australia 1(1956): 221-2.

53. Ernest M. Gruenbergt «On the Psychosomatics of the Not-So-Perfect Fetal Parasite» in Stephen A. Richardson and Alan F. Guttmacher, editors, Childbearing—Its Social and Psychological Aspects. New York: Williams & Wilkins, 1967, p. 54.

54. Elaine Grimm, «Psychological and Social Factors in Pregnancy, Delivery, and Outcome» in Richardson and Guttmacher, eds., Childbearing. p. 2; Antonio J. Ferreira, «Emotional Factors in Prenatal Environment: A Review» Journal of Nervous and Mental Diseases 141(1965): 108-18.

55. Ronald E. Myers, «Maternal Psychological Stress and Fetal Asphyxia: A Study in the Monkey» American Journal of Obstetrics and Gyneco­logy 122(1975): 47-59; Antonio J. Ferreira, Prenatal Environment. Springfield, 111.: Charles C. Thomas, 1969; блестящий обзор литературы по многочисленным эффектам стрессового воздействия в лабора­торных условиях на беременных животных можно найти в Lorraine

Roth Herrenkihl, «Prenatal Stress Reduces Fertility and Fecundity in Female Offspring», paper read at the 86th Annual Convention of the American Psychological Association, Toronto, Canada, August, 1978. Philadelphia: Temple University, 1978, mimeographed. .

56. Antonio Ferreira, Prenatal Environment, pp. 133-6. 57. Lester Sontag, «Implications of Fetal Behavior and Environment for

Adult Personalities» Annals of the New York Academy of Sciences 134(1965): 782-6.

58. Там же, р. 785. 59. D. H. Stott, «Follow-up Study from Birth of the Effects of Prenatal

Stress» Developmental Medicine and Child Neurology 15(1973): 770-87; Lester Sontag, «The Significance of Fetal Environmental Differ­ences» American Journal of Obstetrics and Gynecology 42(1941): 996-1003; и некоторые работы, перечисленные в Child at Risk, p. 16.

60. Robert Goodlin. Care of the Fetus, p. 10. 61. Dennis H. Stott, testimony, in Senate of Canada: Standing Senate

Committee on Health, Welfare and Science. Third Session, Thirtieth Parliament, 1977, «Childhood Experiences of Criminal Behavior», Issue No. 1, Second Proceeding, Nov. 24, 1977. В то же время свидетель­ства, что беременность в большей степени нарушается из-за эмоци­ональных конфликтов матери с основными собеседниками женского пола, см. в Richard L. Cohen, «Maladaptions to Pregnancy», Seminars in Perinatology 3(1979): 15-24.

62. Robert Goodlin, Care of the Fetus, p. 193. 63. Там же, р. 93. Абортируемый плод может кричать уже в возрас­

те 21 недели; см. Tryphina Humphrey, «Function of the Nervous

ФЕТАЛЬНОЕ П Р О И С Х О Ж Д Е Н И Е И С Т О Р И И 4 2 3

System During Prenatal Life» in Stave, Physiology of the Perinatal Period, p. 78.

64. Sepp Schindler, «The Dreaming Fetus», paper given at the International Society for the Study of Prenatal Psychology Congress, Bern, Switzerland, September 17, 1976.

65. Библиографические обзоры дискуссии на тему "горы Эверест in utero" см. в Giacomo Meschia, «Evolution of Thinking in Fetal Respi­ratory Physiology» American Journal of Obstetrics and Gynecology 132(1978): 806-10; Andre E. Helpers, «Placental Exchange of Oxygen and Carbon Dioxide» in H. M. Carey, editor. Modern Trends in Human Reproductive Physiology. London: Butterworths, 1963; Donald H. Barron, «The Environment in Which the Fetus Lives: Lessons Learned Since Barcroft» in Joseph Barcroft, editor, Researches in Prenatal Life. Spring­field, III., Thomas, 1947. -

66. Giacomo Meschia, «Evolution of Thinking», p. 807; Heinz Bartels, Prenatal Respiration. New York: John Wiley and Sons, 1970, p. 47; Lubor Jilek et al., «Characteristic Metabolic and Functional Responses to Oxygen Deficiency in the Central Nervous System» in Uwe Stave, editor, Physiology of the Perinatal Period, p. 987.

67. Heinz Bartels, Prenatal Respiration, p. 123. 68. T. Weber and N. J. Secher, «Transcutaneous Fetal Oxygen Tension and

Fetal Heart Rate Pattern Preceding Fetal Death - A Case Report» British Journal of Obstetrics and Gynecology 87(1980): 165-8.

69. Giacomo Meschia, «Evolution of Thinking», p. 810. 70. C. A. M. Jansen et al., «Continuous Variability of Fetal P02 in the

Chronically Catheterized Fetal Sheep» American Journal of Obstetrics and Gynecology 134(1979): 776-83.

71. Joseph Barcroft, Researches in Pre-Nalal Life. Vol I. Springfield, III.: Charles Thomas. 1947, pp. 209 and 252.

72. Erich Saling, Foetal and Neonatal Hypoxia in Relation to Clinical Obstetric Practice. London: Edward Arnold, 1968; см. также Е. Stewart Taylor, Beck's Obstetrical Practice and Fetal Medicine. Baltimore: Williams & Wilkins Co., 1976, p. 57.

73. Lubor Jilek et al., «Characteristic Metabolic and Functional Responses», p. 1043.

74. Peter Boylan and Peth J. Lewis, «Fetal Breathing in Labor» Obstetrics and Gynecology 56(1980): 35-8; Peter Lewis, Peter Boylah, «Fetal Breathing: A Review» American Journal of Obstetrics and Gynecology 134(1979): 587-98; Hisayo 0. Morishima et al., «Reduced Uterine Blood Flow and Fetal Hypoxemia With Acute Maternal Stress: Experimental Observation in the Pregnant Baboon» American Journal of Obstetrics and Gynecology 134(1979): 270-5; Carl Wood, Adrian Walker and Robert Yardiey, «Acceleration of the Fetal Heart Rate» American Journal of Obstetrics and Gynecology 134(1979): 523-7; Robert Goodlin, Care of the Fetus, p. 193.

75. См. библиографические ссылки в Child at Risk, pp. 20-1; Norman L. Corah et al., «Effects of Perinatal Anoxia After Seven Years»

Л Л О Й Д Д Е М О З

Psychological Monographs: General and Applied, No. 596; 79(4)(1965): 1-34; Ira S. Wile and Rone Davis, «The Relation of Birth to Behavior» American Journal of Orthopsychiatric 11(1941): 320-4; Annemargret Osterkamp and David J. Sands, «Early Feeding and Birth Difficulties in Childhood Schizophrenia: A Brief Study» Journal of Genetic Psychology 101(1962): 363-6; New York Times, April 10, 1975, p. 48; M. Shearer, «Fetal Monitoring: Do the Benefits Outweight the Draw­backs?» Birth and Family Journal 1(1973-4): 12-18.

76. Jacques Gillemeau, Child-birth or The delivery of Women. London: A. Hatfield, 1612; Lisbeth Burger, Memoirs of a Midwife (1880). New York: Vanguard Press, 1934; A. J. Rongy, Childbirth: Yesterday and Today. The Story of Childbirth Through the Ages, to the Present. New York: Emerson Books, 1937, p. 35; Jean Donnison, Midwives and Medical Men: A History of Inter-Professional Rivalries and Women's Rights. New York: Schocken Books, 1977, pp. 11 and 31; Ian Young, The Private Life of Islam. London: Butler and Tanner, 1974; Palmer Finley, Priests of Lucina: The Story of Obstetrics. Boston: Little, Brown, 1939, p. 114; James H. Aveling, English Midwives: Their History and Prospects. London: Hugh K. Elliott, 1967, pp. 13 and 38; Hermann H. Ploss, Max Bartels, Paul Bartels, Woman: An Historical, Gynaecological and Anthropological Compendium. Vol. II. London; William Heinemann, 1935, pp. 714-58.

77. Denys E. R. Kelsey, «Fantasies of Birth and Prenatal Experiences Recovered From Patients Undergoing Hypnoanalysis» Journal of Mental Science 99(1953): 216-23; Marilyn Ferguson, «Using Altered States of Conscious to Improve Recall» Quest 1(1977): 123; T. R. Verney, «The Psychic Life of the Unborn», paper given at the Fifth World Congress of Psycho-Somatic Obstetrics and Gynecology, Rome.

78. Хорошо продуманную атаку на допущение о "недифференцирован­ном" новорожденном см. в Emanuel Peterfreund, «Some Critical Comments on Psychoanalytic Conceptions of Infancy» International Journal of Psycho-Analysis 59(1978): 427-40.

79. CBS-TV, «The Miracle Months», March 16, 1977, 8:00 P.M. EST. 80. James Grotstein, Splitting and Projective Identification. New York:

Jason Aronson, 1981. 81. Phyllis Greenacre, «The Influence of Infantile Trauma on Genetic

Patterns», in S. Furst, editor, Psychic Trauma. New York: Basic Books, 1967; см. также Н. Krystal, editor, Massive Psychic Trauma. New York: International Universities Press, 1968. Превосходную теоретическую сводку и библиографический путеводитель на тему травмы и при­нудительного повторения можно найти в Jonathan Cohen, «Structural Consequences of Psychic Trauma: A New Look at 'Beyond the Pleasure Principle'» International Journal of Psycho-Analysis 61(1980): 421-32.

82. Sigmund Freud, «The Ego and the Id» Standard Edition 19(1923), p. 40; Michael Balint, The Basic Fault: Therapeutic Aspects of Regression. London: Tavistock Publications, 1968.

ФЕТАЛЬНОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ ИСТОРИИ 4 2 5

83. См. Vamik D. Volkan, Primitive Internalized Object Relations. New York: International Universities Press, 1976.

84. Lester Little, «Spider Phobias» Psychoanalytic Quarterly 36(1967): 51-60.

85. Wilfred Bion, Experiences in Groups. New York: Basic Books, 1959, p. 142. 86. Rudolf Otto, The Idea of the Holy. London, 1923; Mircea Eliade, The

Sacred & The Profane: The Nature of Religions. New York: Harcourt, Brace Jovanovich, 1959. .

87. Там же, р. 53; Eliade, Patterns in Comparative Religion. New York: Sheed and Ward, 1958, p. 231.

88. Mircea Eliade, «Methodological Remarks on the Study of Religious Symbolism» in Eliade and J. M. Kitagawa, editors. The History of Religions: Essays in Methodology. Chicago: University of Chicago Press, 1959, p. 93.

89. Mircea Eliade, Shamanism: Archaic Techniques of Ecstacy, Princeton: Princeton University Press, 1964, p. 272.

90. Eliade, Sacred & Profane, p. 33; о вымазывании жертвенного шеста человеческой кровью можно найти в Mircea Eliade, Rites and Symbols of Initiation: The Mysteries of Birth and Rebirth. New York: Harper & Row, 1958, p. 5, а о кровоточащих священных деревьях см. James G. Frazer, The Golden Bough (1): 100.

91. Mircea Eliade, The Myth of the Eternal Return: or, Cosmos and History. Princeton; Princeton University Press, 1954, pp. 12-17.

92. Eliade, Sacred & Profane, p. 44. ' 93. Robert Briffault, The Mothers. New York: Grosset & Dunlap, 1963, p. 306;

Douglas Hill, «Serpent», in Richard Cavendish, editor, Man, Myth and Magic. Volume 18. New York: Marshall Cavendish, 1970, p. 2528; бле­стящий обзор литературы о змиях можно найти в Kenneth A. Adams, Family and Fantasy: Dread of the Female and the Narcissistic Ethos in American Culture, doctoral dissertation, Brandeis University, 1980.

94. Frances Huxley, The Dragon: Nature of Spirit, Spirit of Nature. New York: Collier Books, 1979; Eiiade, Sacred & Profane, p. 48.

95. Eliade, Myth of the Eternal Return, p. 101. 96. Понятие "жертвенного кризиса" блестяще разобрано в Rene Girard,

Violence and the Sacred. Baltimore: Johns Hopkins University Press, 1977.

97. CM. Mary Douglas, Purity and Danger: An Analysis of the' Concepts of Pollution and Taboo. London: Routledge & Kegan Paul, 1966; Eiiade, Patterns in Comparative Religion, p. 14.

98. Mary Douglas, Purity and Danger, p. 96. 99. Eiiade, Sacred & Profane, p. 79. 100. Многие из Stefen Lorant, Sieg Heil! An Illustrated History of Germany

from Bismarck to Hitler. New York: W. W. Norton, 1974. 101. См. Eliade, Shamanism, pp. 487-94; Eliade, The Two and the One.

Chicago: University of Chicago Press, 1965, pp. 160-88; Kenneth Adams, Family and Fantasy, p. 373-5.

426 ллойд ДЕМОЗ

102. Eliade, Rites and Symbols of Initiation, pp. 21-40. 103. Adain Madarlane, The Psychology of Childbirth. Cambridge: Harvard

University Press, 1977, p. 9. 104. Eliade, Myth oF the Eternal Return, pp. 29-39. 105. Henri Hubert and Marcel Mauss, Sacrifice: Its Nature and Function.

Chicago: University of Chicago. Press, 1964, p. 21. 106. Там же, р. 33. 107. Доказательства психогенной теории эволюции отношений ро-.

дителей и детей можно найти в deMause, editor, The History of Childhood. New York: Psychohistory Press, 1974; Glenn Davis, Childhood and History in America. New York: Psychohistory Press, 1976; deMause, «The Psychogenic Theory of History», Journal of Psychohistory 4(1977): 253-67; и свыше 30 статей Демоза и дру­гих о детстве в the History of Childhood Quarterly (в 1976 пере­именован в The Journal of Psychohistory.) Доказательства психо­генной теории в применении к примитивному воспитанию детей содержатся в неопубликованной пока [в 1981 г.] работе Демоза «Primitive Childrearing in Evolutionary Perspective», некоторые де­тали которой появятся в его «A Psychohistory of the West», гото­вящейся к печати.

108. Alexander Marshack, The Roots of Civilization: The Cognitive Beginnings of Man's First Art, Symbol and Notation. New York: McGraw-Hill Book Company, 1972; Andre Leroi-Gourhan, Treasures of Prehistoric Art. New York: Harry N. Abrams, n.d.; психоистори­ческое обсуждение этих двух работ см. в Robert S. McCully, «Archetypal Psychology as a Key for Understanding Prehistoric Art Forms» History of Childhood Quarterly: The Journal of Psychohistory 3(1976): 523-42.

109. Marshack, Roots of Civilization, p. 28. 110. Там же, р. 49. 111. Там же, р. 283. 112. Вывод антропологов наподобие Уайтинга, Чайлда, Бэкона и других,

будто охотничьи группы обладали широким спектром стилей вос­питания детей - от скверных до хороших - к сожалению, основан, по моему мнению (см. ссылку под номером 107), на совершенно неадекватных доказательствах из области антропологии. Мы уч­редили The Journal of Psychological*Anthropology именно для того, чтобы бороться с такой ситуацией и дать антропологам с психо­аналитической подготовкой шанс заново изучить эти группы. Все существующие достоверные свидетельства только подтверждают инфантицидную основу их стиля воспитания детей, и предыдущие антропологи ошибались, именуя «сердечностью» небрежную «позво­лительность» и симбиотическое сцепление.

113. Geza Roheim, «The Western Tribes of Central Australia: Childhood» The Psychoanalytic Study of Society 2(1962): 200.

ФЕТАЛЬНОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ ИСТОРИИ 4 2 7

114. Geza Roheirn, Psychoanalysis and Anthropology: Culture, Personality and the Unconscious. New York: International Universities Press, 1950, p. 62.

115. Там же, pp. 63 and 60. 116. Arthur E. HippIer,«A Culture and Personality Perspective of

Northeastern Arnhem Land: Part I . - Early Socialization». Journal of Psycho logical Anthropology 1(1978): 221-44.

117. Ссылки на работы, заключающие в себе все эти определения «при­митивных» см. в Robert N. Bellah, «Religious evolution» in William A. Lessa and Evon Z. Vogt, Reader in Comparative Religion. New York: Harper and Row, 1965, pp. 76-8; см. также Geza Roheim, The Gates of the Dream. New York: International Universities Press, 1952.

118. Австралийский ритуал лучше всего описан в Geza Roheim, «The Western t r i b e s of Central Australia: The Alknarintja». The Psychoanalytic Study of Society 3(1964): 173-96; Geza Roheim, Psychoanalysis and Anthropology; Geza Roheim, Children o[ the Desert: The Western Tribes of Central Australia. Vol. I. New York: Basic Books, 1974; Geza Roheim, The Eternal Ones of the Dream: A Psychoanalytic Interpretation of Australian Myth and Ritual. New York: International Universities Press, 1945. Тут можно заметить, что настоящая плацента шумная, и основной звук, который слышит плод в чреве - шум крови, приливающей через плаценту. Это соответ­ствует тому факту, что плацентарный бычий голос шумный.

119. Janice Deianey,Mary Jane Lipton, and Emily Toth,The Curse: A Cultural History of Menstruation. New York: E. P. Dutton & Co., 1976, p. 5; см. также William N. Stephens, A Cross-Cultural Study of Menstrual Taboos, Provincetown, Mass.: Genetic Psychology Mongraphs, 1961. Женщины-примитивы часто пьют менструальную кровь в ритуалах собственной инициации, что доказывает плацен­тарные истоки этого явления, а не происхождение от «страха кас­трации»; см. Maria N. Powers, «Menstruation and Reproduction: An Oglala Case». Signs: Journal of Women in Culture and Society

6(1980): 61. 120. Johannes Maringer, The Gods of Prehistoric Man. London: Weidenfield

& Nicolson, 1956, pp. 212 and 60. 121. Marshack, Roots of Civilization, pp. 297, 319. 122. Henri V. Vallois, «The Social Life of Early Man: The Evidence of

Skeletons», in Sherwood L. Washburn, editor, Social Life of Early Man. Chicago: University of Chicago Press, 1961, p. 225.

123. Maringer, Gods of Prehistoric Man, pp. 10-19. 124. McCuIly, «Archtypal Psychology as a Key for Understanding

Prehistoric Art Forms», p. 528-9. 125. Там же, р. 532. 126. Marshack, The Roots of Civilization, p. 277. 127. Leroi-Gourhan, Treasures of Prehistoric Art, pp. 145-6, 173.

428 ллойд ДЕМОЗ

128. Melanie Klein, Narrative of a Child Analysis: The Conduct of the Psycho-Analysis of Children As Seen in the Treatment of a Ten-Year-Old Boy. New York: Delta, 1975, pp. 66-79. Кляйн верно проинтер­претировала сцену битвы как чрево матери, но не смогла понять, чем является красный «осьминог», назвав его «пенисом отца».

129. Rhoda Kellogg, Analyzing Children's Art. Palo Alto: National Press Books, n.d.

130. Leroi-Gourhan, Treasures of Prehistoric Art, p. 144. 131. Там же, р. 181. 132. John E. Pfeiffer, The Emergence of Man, New York: Harper & Row,

1969, p. 366. 133. Kent V. Flannery, «Origins and Ecological Effects of Early

Domestication in Iran and the Near East», in Peter J. Ucko and G. W. Dimbleby, editors, The Domestication and Exploitation of Plants and Animals. Chicago: Aldine Publishing Co., 1969, p. 76.

134. Richard B. Lee, «What Hunters Do For a Living, or, How to Make Out on Scarce Resources», in Richard Lee and Irven DeVore, editors, Man the Hunter. Chicago: Aldine Publishing Co., 1968, p. 33.

135. Ivan Paulson, «The Animal Guardian: A Critical and Synthetic Review» History of Religions 3(1963): 202-19; Mircea Eliade, A History of Religious Ideas. Volume I: From the Stone Age to the Eleusinian Mysteries. Chicago: University of Chicago Press, 1978, p. 8, Упоми­нание игры "Убей зверя" взято, конечно, из William Golding's про­ницательного романа. Lord of the Flies,

136. Alberto Blanc, «Some Evidence for the Ideologies of Early Man» in Sherwood L. Ashburn, editor, Social Life of Early Man. Chicago: Aldlne Publishing Co., 1961, pp. 126-34; E. 0. James, Prehistoric Religion. New York: Barnes & Noble, 1957, pp. 19-21; Joshua A. Hoffs, «Anthropophagy (Cannibalism): Its Relation to the Oral Stage of Development» Psychoanalytic Review 50(1963): 29-49; Carry Hogg, Cannibalism and Human Sacrifice. New York: Citadel Press, 1966; EH Sagan, Cannibalism: Human Aggression and Cultural Form. New York: Harper & Row, 1974-

137. Nigel Davies, Human Sacrifice, pp. 31-3. 138. Maringer, The Gods of Prehistoric Man, pp. 33-9. 139. Gerald A. Zegwaard, «Headhunting Practices of the Asmat of

Netherlands New Guinea», American Anthropologist 61(1959): 1021-41.

140. Литературу по плацентарным обычаям см. в James George Frazer, The Golden Bough. Volume Ir Part I: The Magic Art and the Evolution of Kings. London: MacMiilan, 1951, pp. 182-200; M. E. Crawly, The Mystic Rose. London, 1902, p. 119; Harold Speert, Iconographia Gyniatrica: A Pictorial History of Gynecology and Obstetrics. Philadelphia: F. A. Davis, 1973, pp. 190, 251; William B. Ober, «Notes on Placentophagy» Bulletin of the New York Academy of Medicine, 2nd ser., 55(1979): 591-9; Geza Roheim, «The Thread of Life»

ФЕТАЛЬНОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ ИСТОРИИ 4 2 9

Psychoanalytic Quarterly 17(1948): 471-86; Gertrude Jobes, Dictionary of Mythology, Folklore and Symbols, Vol. 2. New York: Scarecrow Press, 1961, p. 1277; Robert Briffault, The Mothers: A Study of the Origins of Sentiments and Institutions. Vol. II. London: George Alien & Unwin, 1927, p. 590; G. Elliott Smith, Human History. London: Jonathan Cape, 1934, p. 341; Ralph Linton, The Tree of Culture. New York: Alfred Knopf, 1959, p. 461; Karen Janszen, «Meat of Life», Science Digest, November/December, 1980, pp. 78-81, 122.

141. John Roscoe, The Baganda: An Account of their Native Customs and Beliefs, 2nd Edition. New York: Barnes & Noble, 1966; John Roscoe, «Further Notes on the Manners and Customs of the Baganda» Journal of the [Royal] Anthropological Institute 32: 25-80; Tor Irstam, The Kings of Ganda: Studies in the Institution of Sacral Kingship in Africa. Westport, Conn.: Negro Universities Press, 1970.

142. Roheim, Eternal Ones of the Dream, pp. 14, 196. 143. Mara N. Powers, «Menstruation and Reproduction: An Oglala Case»,

p. 59. 144. Roheim, Eternal Ones of the Dream, p. 239. 145. Knud Rasmussen, Report of the Fifth Thule Expedition, 1921-24, Vol.

VI, No. 1, Intellectual Culture of the Iglulik Eskimos. Copenhagen: Gyldendalske Boghandel, Nordisk Forlag, 1929, pp. 124-8.

146. Frances L. K. Hsu, Psychological Anthropology: Approaches to Culture and Personality. Homewood, III.: The Dorsey Press, 1961, p. 387.

147. Robert F. Harper, trans., The Code of Hammurabi, King of Babylon About 2250 B.C. Chicago: University of Chicago Press, 1904, p. 73; George H. Payne, The Child in Human Progress. New York: G. P. Putnam's Sons, 1916, p. 101; Christopher J. Lucas, «The Scribe Tablet-House in Ancient Mesopotamia» History of Education Quarterly 19(1979): 305-32.

148. Adolf Erman, The Literature of the Ancient Egyptians. London: Methuen & Co., 1927, p. 189; Albrecht Peiper, Chronik der Kinderheilkunde. Leipzig; Veb George Thieme, 1966,p. 17.

149. См. ссылку под номером 107. 150. Abt-Garrison, History of Pediatrics. Philadelphia: W. B. Saunders, 1965,

p. 29; Payne, Child in Human Progress, pp. 150-60; E. Weiiisch, Issac and Oedipus. London: Routledge & Kegan Paul, 1954,p. 13.

151. Luis Pericot, «The Social Life of Spanish Paleolithic Hunters as Shown by Levantine Art» in Sherwood Washburn, editor, Social Life of Early Man. Chicago: Aldine Publishing, 1961, pp. 194-213; Miles Burkett, The Old Stone Age. New York: Atheneum, 1963, p. 231; Luis Pericot-Garcia, John Galloway, Andreas Lommel, Prehistoric and Primitive Art. London: Thames and Hudson, 1969, pp. 81-97.

152. Lewis R. Binford, «Methodological Considerations of the Archeological Use of Ethnographic Data» in Richard Lee and Irben DeVore, editors, Man the Hunter. Chicago: Aldine Publishing Co., 1968, p. 272; R. DeVaux, Palestine During the Neolithic and Chalcolithic Periods.

430 "* ллойд ДЕМОЗ -

Cambridge: Cambridge University Press, 1966, pp. 4-14. To( что в мезолите наблюдается усиление изобретательской деятельности и упадок охоты в качестве большой игры, доказывается в Lewis R. Binford, «Post-Pleistocene Adaptations» in Stuart Struever, editor, Prehistoric Agriculture. Garden City, N.Y.: Natural History Press, 1971, pp. 27-33.

153. J.G. Hawks, «The Ecological Background of Plant Domestication» in Peter J. Ucko and G. W. Dimbleby, editors, The Domestication and Exploitation of Plants and Animals. Chicago: Aldine Publishing, 1969, p. 19; Gene Bylinsky, «The Beginnings of Civilized Man», Fortune, October, 1966, pp. 159-236.

154. Melanie Klein, Contributions to Psycho-Analysis: 1921-1945. New York: McGraw-Hill, 1964, p. 259.

155. Charles A. Reed, «The Pattern of Animal Domestication in the Prehistoric Near East», in Peter J. Ucko and G. W. Dimbleby, editors, The Domestication and Exploitation of Plants and Animals. Chicago: Aldine Publishing Co., 1969, p. 373; Erich Isaac, «On the Domestication of Cattle», in Stuart Struever, editor. Prehistoric Agriculture. Garden City, N.Y.: National History Press, 1971, p. 459-61.

156. James L. Peacock and A. Thomas Kirsch, The Human Direction: An Evolutionary Approach to Social and Cultural Anthropology. New York: Apple ton-Century-Crofts, 1970, pp. 156-9.

157. CM. Eli Sagan, The Lust to Annihilate: A Psychoanalytic Study of Violence in Ancient Greek Culture. New York: Psychohistory Press, 1979; Eli Sagan, Double-sided, Double-lounged, Self-contradictory and Antagonistic: The Origins of Civilization» Tyranny, and the State, book-length manuscript, 1981.

158. Joseph Campbell, The Masks of God: Occidental Mythology. New York: Viking Press, 1964, p. 79; фетальная битва превосходно резю­мируется в Joseph Fontenrose, Python: A Study of Delphic Myth and Its Origin. Berkeley: University of California Press, 1959.

159. Campbell, Masks of God, p. 81. 160. Sidney Halper, «The Mother-Killer». Psychoanalytic Review 52(1965):

73. 161. Eliade, History of Religious Ideas, p. 39. 162. James Mellaart, Catal Huyuk: A Neolithic Town in Anatolia. London:

Thames and Hudson, 1967, p. 54. Таким образом, Фрейд был сим-волически прав в своем mut = мать » эквивалент грифа; см. также Noel Bradley, «The Vulture as Mother Symbol: A Note on Freud's Leonardo» American Imago 22(1965): 47-56.

163. Психоаналитическое обсуждение см. в Edith Weigert-Vowinkel, «The Cult and Mythology of the Magna Mater from the Standpoint of Psychoanalysis» Psychiatry 1(1938): 353-76; и Wolfgang Lederer, The Fear оГ Women. New York: Harcourt Brace Jovanovich, 1968. Сочи­нение Юнга и его последователей менее полезны для психоисто­риков, поскольку допущения о «наследовании архетипов» и «кол-

ФЕТАЛЬНОЕ П Р О И С Х О Ж Д Е Н И Е И С Т О Р И И 4 3 1

лективном бессознательном» являются в конечном счете мисти­ческими.

164. Royden К. Yerkes, Sacrifice in Greek and Roman Religions and Early Judaism. New York: Charles Scribner's Sons, 1952, p. 50.

165. S. Angus, The Mystery-Religions and Christianity. New York: Charles Scribners, 1925, p. 113.

166. Nigel Davies, Human Sacrifice: In History and Today. New York: William Morrow, 1981, pp. 37-65. .

167. Eugene Halpert, «Death, Dogs and Anubis» International Review of Psycho-Analysis 7(1980): 392; E. A. Budge, The Book of the Dead. New York: Bell Publishing, I960, p. 240; Richard Reichbart, «Heart Symbolism: The Heart - Breast and Heart - Penis Equations» Psychoanalytic Review 68(1981): 94.

168. C. G. Seligmann and Margaret A. Murray, «Notes Upon an Early Egyptian Standard» Man 11(1911): 165-71; G. Elliott Smith, Human History. London: Jonathan Cape, 1934, p. 331; Frazer, Golden Bough: Taboo and the Perils of the Soul. Vol. 2, p. 68; Ange-Pierre Leca, The Egyptian Way of Death: Mummies and the Cult of the Immortal. New York: Doubleday» 1981.

169. Aylward Blackman, «Some Remarks on an Emblem Upon the Head of an Ancient Egyptian Birth-Goddess», Journal of Egyptian Archeology 3(1916): 199-206; Aylward Blackman «The Pharoah's Placenta and the Moon-Goddess Khons» Journal of Egyptian Archeology 3(1911): 235-49; Otto Rank, The Double: A Psychoanalytic Study. Chapel Hill: University of North Carolina Press, 1971; Grafton Elliot Smith, The Evolution of the Dragon. Manchester: Manchester University Press, 1919, p. 45.

170. Whitney Smith, Flags Throughout The Ages and Across The World. New York: McGraw-Hill, 1975; M. Oldfield Howey, The Encircled Serpent: A Study of Serpent Symbolism in All Countries and Ages. Philadelphia: David McKay, n.d., pp. 97-9.

171. Smith, Human History, p. 343. 172. Clyde E. Keely, Secrets of the Cuna Earthmother: A Comparative

Study of Ancient Religions. New York: Exposition Press, 1960; Clyde E. Keeler, Apples of Immortality from the Cuna Tree of Life: The Study of a Most Ancient Ceremonial and a Belief that Survived

, 10,000 Years.'New York: Exposition Press, 1961; Henri Frankfort, Kingship and the Gods: A Study of Ancient Near Eastern Religion As the Integration of Society and Nature. Chicago: University of Chicago Press, 1978, p. 218.

173. A. A. Barb, «Diva Matrix» Journal of the Warburg and Courtauld Institutes 16: 201; James Clark Moioney,«Oedipus Rex, Cu Chulain, Khepri and the Ass» Psychoanalytic Review 54(1967): 201-47.

174. Wolfgang Lederer, «Oedipus and the Serpent» Psychoanalytic Quarterly 51(1964): 619-44; James Clark Maloney, «The Origin of the Rejected and Crippled Hero Myths» American Imago 16(1959):

432 ллойд ДЕМОЗ •

271-328; Alfred Piaut, «Historical and Cultural Aspects of the Uterus» Annals of the New York Academy of Science 75(1959): 389-411; George Widengren, The King and the Tree of Life in Ancient Near Eastern Religion. Uppsala Universitets Arsskrift 1951: 4.

175. Frankfort, Kingship and the Gods, pp. 70-3. 176. Там же, pp. 91-2. 177. Там же, pp. 107-108. 178. Там же, р. 256. 179. Weston La Barre, They Shall Take Up Serpents: The Psychology of

the Southern Snake-Handling Cult. Minneapolis: University of Minnesota Press, 1962.

180. Robert Briffaul, The Mothers. New York: Macmillan, 1959; Theodore Reik, Mystery on the Mountain: The Drama of the Sinai Revelation. New York: Harper & Brothers, 1959; Raphael Patai, The Hebrew Goddess. New York: Ktav Publishing House, 1967; Wolfgang Lederer,«Oedipus and the Serpent» Psychoanalytic Review 5(1965): 619-44; Andrew Peto, «The Demonic Mother Imago in the Jewish Religion», Psychoanalysis and the Social Sciences 5(1958): 280-7; Andrew Peto, «The Develop­ment of Ethical Monotheism» Psychoanalytic Study of Society 3(1960): 311-75; Geza Roheim, «Some Aspects of Semetic Monotheism» Psychoanalysis and the Social Sciences 4(1965): 169-225; Dorothy Zeligs, «The Role of the Mother in the Development of Hebraic Monotheism» Psychoanalytic Study of Society 1(1960): 287-310.

181. Dionysius of Halicarnaussus,Roman Antiquities. Cambridge,Mass.: Harvard University Press, 1937, p. 355; A. Cameron, «The Exposure of Children and Greek Ethics» Classical Review 46(1932): 105-13; George H. Payne, The Child in Human Progress. New York: G. P. Putnam's Sons, 1916, p. 9.

182. Цитируется по Arnold Toynbee, editor, The Crucible of Christianity: Judaism. Hellenism and the Historical Background to the Christian Faith. New York: World Publishing, 1967, p. 296.

183. Robert D. Stolorow, «The Narcissistic Function of Masochism (and Sadism)» International Journal of Psycho-Analysis 56(1975): 443.

184. Peter Brown, «The Rise and Function of the Holy Man in Late Antiquity» Journal of Roman Studies 61(1971): 80-101.

185. Jonathan Z. Smith, «Birth Upside Down or Right Side Up?» History of Religions 9(1970): 288.

186. Hippolytus, «The Refutation of All Heresies», in Alexander Roberts and James Donaldson, editors, The Ante-Nicene Fathers, Vol. V. New York: Charles Scribner's Sons, 1925, p. 77.

187. Цитируется по Mircea Eliade, Patterns in Comparative Religion. New York: New American Library, 1958, p. 197.

188. Mircea Eliade, Rites and Symbols of Initiation. New York: Harper & Row, 1958, p. 120.

189. Wendell С Beane and William G. Doty, editors, Myths, Rites & Symbols - A Mircea Eliade Reader. Vol. 2. New York: Harper, 1976, p. 44.

ФЕТАЛЬНОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ ИСТОРИИ 433 •

190. Jacques Rossiaud,«Prostitutions,Youth and Society in the Towns of Southeastern France in the Fifteenth Century» in Robert Forster and Orest Ranum, editors. Deviants and the Abandoned in French Society; Sectictions from the Anals: Economies, Societes, Civilisations. Baltimore: Johns Hopkins Press, 1978, p. 6,

191. CM. Judith D. Neaman, «Disorder in the Mind of the Middle Ages» Book Forum 5(1980): 251-8.

192. Там же, р. 251. 193. Там же, р. 255. 194. Janice Deianey, The Curse, p. 39. 195. See William Saffady, «Fears of Sexual License During the English

Reformation». History of Childhood Quarterly l(1973):89-97. 196. Norman Cohn,Europe's Inner Demons: An Enquiry Inspired by the

Great Witch-Hunt. New York: Basic Books, 1975, p. 228. 197. H. R. Trevor-Roper, The European Witch-Craze of the Sixteenth and

Seventeenth Centuries and Other Essays, New York: Harper & Row, 1969.

198. Очерк об этом понятии можно найти в Hanna Segal, Klein. London: Fontana/Collins, 1979, pp. 78-90.

199. См. Nigel Dennick, The Ancient Science of Geomancy: Man in Harmony With the Earth. London: Thams and Hudson, 1979, pp. 45-9.

200. CM. Allison Coudert, Alchemy: The Philosopher's Stone. London: Wildwood House, 1980, pp. 52, 116, 124.

201. Обсуждение Фортескью см. в Eric Voegelin, The New Science of Politics: An Introduction. Chicago: University of Chicago Press, 1952, pp. 42-5.

202. Это справедливо в отношении всех основных войн Америки. Те две войны, которые начались через наиболее короткий срок после избрания нового президента, были незначительными: Мексиканс­кая и Испано-американская; обе начались через 14 месяцев пос­ле выборов соответственно Полка и Мак-Кинли. Заметьте, что хотя Гражданская война официально началась непосредственно после избрания Линкольна, на самом деле его избрание (в качестве во­енного лидера) ускорило войны, которая была выходом из нераз­решенной фазы «коллапса» предыдущей администрации.

203. Цитируется по John Lukacs, The Last European War: September 1939-December 1941. Garden City, New York: Anchor Press, 1976, p. 45. Спасибо David Beisel за его ссылку.

204. In Lloyd deMause and Henry Ebel, editors, Jimmy Carter and American Fantasy. New York: Psychohistory Press, 1977; они были разрабо­таны глубже в моей работе «Historical Group-Fantasies» Journal of Psychohistory 7(1979): 50-6.

205. Washington Star, January 18, 1978. 206. Philip NobiIe,«Taik With a Psycho-Historian», Parade,November

10,1977.

Л Л О Й Д Д Е М О З

207. Kirkus Service, October 1, 1977. 208. Harriet Van Home, New York Post, September 12. 1977. 209. Allan L. Otten, Wall Street Journal, November 10, 1977. . 210. Publishers Weekly, October 3, 1977. 211. James A. Wechsler, «The Fantasy World of 'Psychohistory'», New York

Post, October 21, 1977, p. 31. 212. Bill Shi pp, «Jimmy Carter and the Psychobabblers», Atlanta

Constitution, October 5, 1977. 213. Lloyd S. Etheredge, «Perspective and Evidence in Understanding

Jimmy Carter», Psychohistory Review 6(1978): 54. 214. Patricia OToole, «Embattled Over Clio», Human Behavior, July, 1978,

P- 64. 215. Там же. 216. Там же. 217. «History's 50-minute Hour», Newsweek, April 18, 1977, p. 96. 218. Kenneth S. Lynn, The Chronicle of Higher Education, January 16, 1978,

p. 48. 219. «History's 50-minute Hour», Newsweek, April 18, 1977, p. 100. 220. Letter to Lloyd deMause from Jeanne N. Knutson, Ph.D., Executive

Secretary, International Society of Political Psychology, dated January 10,1977.

221. Letter to Lloyd deMause from Glenn Davis, dated February 25, 1980. 222. Личное сообщение Дэвида Бэйсела Ллойду Демозу. 223. Там же. 224. Kenneth S. Lynn, The Chronicle of Higher Education, January 16, 1978,

p. 48. 225. W. R. Bion, Experience in Groups, and Other Papers. New York:

Ballantine Books, 1974, p. 87. 226. Gerhard Bliersbach, «Der Straus in Uns» Psychologie Heute, March,

1980. 227. Lloyd deMause, «Historical Group-Fantasies» Journal of Psychohistory

7(1979): 50-6. . 228. Time, April 30, 1979, p. 10; New York Times, May 2, 1979, p. A27; TRB,

New Republic, February 17, 1979, p. 37 и March, 1980, p. 3; New York Times, August 7, 1979, p. A15.

229. John Osborn, New Republic, August 4, 1979, p. 13. 230. James Wechsler, New York Post, February 22, 1979, p. 23; Max Lerner,

New York Post, February 12, 1979. . . 231. Village Voice, March 26, 1979, p. 1. 232. New York Times, September 2, 1979, p. El5; Us, July, 1979; New York

Post, July 23, 1979, p. 1. 233. Time, July 30, 1979, p. 22. . 234. New York Times, July 27, 1979, p. 17. 235. Newsweek, June 11, 1979, p. 71. 236. New York Times, September 6, 1979, p. 1.

Ф Е Т А Л Ь Н О Е П Р О И С Х О Ж Д Е Н И Е И С Т О Р И И 4 3 5

237. См. Michael Ledeen and William Lewis, Debacle: The American Failure in Iran. New York: Alfred A. Knopf, 1980.

238. Там же, р. 189. 239. Там же, р. 221. 240. Terence Smith, «Why Carter Admitted the Shah», New York Times

Magazine, May 28, 1981, p. 37. 241. Документ, по сообщению, получен Rep. George Hansen; см. New York

Post, November 28, 1979, p. 2. 242. Terence Smith, «Why Carter Admitted the Shah*, p. 44. 243. См. МОЙ анализ личности президентов в Jimmy Carter and Ame­

rican Fantasy, pp. 22-8. 244. Terence Smith, «Why Carter Admitted the Shah», p. 46; см. также

Roy Childs, Jr., «The Iranian Drama», The Libertarian Review, February, 1980, p. 29; New York Post, December 6, 1979, p. 3; Time, November 26, 1979, p. 37; см. также ложное медицинское заключение врача Шаха. New York Times, May 26, 1981, p. C2.

245. Bernard Gwertzman, New York Times, November 18, 1979, p. 1. 246. Newsweek, November 19, 1979, p. 68. 247. Terence Smith, «Why Carter Admitted the Shah», p. 44. 248. New Yorker, December 24, 1979, p. 27. 249. New York Post, November 9, 1979, p. 2, November 12, 1979, p. 3 и

December 4, 1979, p. 3. 250. James Bradey, New York Post, December 17, 1979, p. 26. 251. См. анализ David Bendor, New York Times, February 3, 1980, p. 10. 252. New Republic, February 16, 1980, p. 10. 253. TRB, New Republic, January 5, 1980, p. 3. 254. New York Post, December 15, 1979, p. 7. 255. New York Post, January 10, 1980, p. 1. 256. Terence Smith, «Putting the Hostages' Lives First», New York Times

Magazine, May 24, 1981, pp. 81 and 92. 257. Nat Hentoff, Village Voice, February 25. 1980, p. 16. 258. New York Times, February 3, 1980, p. 20E; Time, February 4, 1980, p.

12; Mary McGrory, New York Post, February 15, 1980, p. 29. 259. New York Times, May 15, 1980, pp. 1 and 34. ' 260. Terence Smith, «Putting the Hostages' Lives First», p. 96; Drew

Middleton, «Going the Military Route», New York Times Magazine, • May 24, 1981» pp. 103-12. ' "

261. Там же, р. 103. 262. Barbara Waiters Show, ABC, June 10, 1980. 263. Russell Baker, New York Times, May 3, 1980, p. 23 264. Mary McGrory, New York Post, November 8, 1980, p. 9. 265. Time, November 5, 1980, p. 10. 266. TomWoIfe, «Let's Have a Call To Arms», New York Post, January 13,

1981, p. 33. 267. New York Times. July 16, 1980, p. A10.

436 ллойд ДЕМОЗ

268. См. Mircea Eliade очерк «The Regeneration of Time» в его The Myth of the Eternal Return, or, Cosmos and History. New York: Princeton University Press, 1974, pp. 51-92.

269. Independent TV News, January 30, 1981, 10:30 P.M. 270. ABC-TV News, January 18, 1981, 11:30 P.M. 271. Hostage's mother, on NBC-TV news, January 18, 1981, 11:00 P.M. 272. Time, February 9, 1981, p. 15. 273. New York Times, November 20, 1980, p. A34; Washington Post.

February 27, 1981, p. 1. 274. Flora Lewis, New York Times, March 9, 1981, p. A21. 275. Newsweek, February 16, 1981, обложка; Herblock, карикатуры в

Washington Post, February 27, 1981 и March 26, 1981. 276. Sen. Howard Metzenbaum, New York Times, March 13, 1981, p. 1; Rep.

Mario Biaggi, New York Times, June 7, 1981, p. 22. 277. Wall Street Journal, February 11, 1981, p. 29. 278. Newsweek, February 16, 1981, p. 18; Lester Thurow, «How to Wreck

the Economy», New York Review of Books, May 14, 1981, p. 3. 279. «Transcript of President's Commencement Address» New York Times,

May 28, 1981, p. D20. 280. Peter Martin, «Coming to Terms with Vietnam» Harper's, December,

1980, p. 41. 281. Tad Szulc, «The New Brinkmanship», New Republic,November 8,

1980, p. 18. 282. Обложки Time and Newsweek, March 23, 1981, New Republic and U.S.

News,March 30,1981. Ссылкой на U.S. News я обязан Сирилу Ко-хену.

283. New York Post, April 1, 1981, p. 4; Kansas City Star, April 19, 1981, p. 33A.

Глава 8

БАРХАТНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ: ДЕТСКИЕ КОРНИ ДЕМОКРАТИЧЕСКИХ

ДВИЖЕНИЙ В СОВЕТСКОМ СОЮЗЕ И

ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЕ*

Один француз, посетивший в восемнадцатом веке Россию, дал в своем дневнике следующее описание традиционного обряда крещения, на котором присутствовал:

«Мелиссино и я были на необычайной церемонии, про­исходившей на Неве, покрытой в это время пятифуто­вым слоем льда. После благословения воды детей крестили, окуная в большую прорубь во льду. В тот день священнику слу­чилось упустить одного из детей - тот выскользнул из рук. «Другой! - закричал священник, - Давай другого!» Можете представить мое удивление, когда я увидел, что отец и мать ребенка чуть ли не прыгают от радости; они были уверены, что он попал прямо на небо».1

* Lloyd deMause, The Gentle Revolution: Childhood Origins of Soviet and East Democratic Movements, The Journal of Psychohistory, 17 (4), Spring 1990.

438

Этот случай был характерен для русских традиций воспита­ния детей вплоть до нашего века - в этом отношении Россия по сравнению с Западом еще оставалась в средневековье. На­пример, большинство русских родителей верило, что, подвергая младенцев экстремальным жару и холоду, они «закаляют» их и «удаляют негодных». По сообщению одного английского путеше­ственника:

«Москвичи заставляют своих детей терпеть невыноси­мые жару и холод, голод и жажду, а также много рабо­тать. Они купают новорожденных в холодной воде и катают по льду и по снегу, а если ребенок не выживает, мать считает, что нечего проливать слезы».2

Домашнее крещение в ледяной воде обычно продолжалось больше часа. Ломоносов описал одну такую процедуру, на кото­рой присутствовал в 1883 году:

«...большой каменный зал родительского дома, где дол­жно было произойти крещение, не отапливался сутки, [а]

• воду взяли прямо из колодца... ребенок кричал как ре­заный, изо всех сил, прерываясь только в короткие про­межутки, когда переводил дух после полного погруже- . ния... он впал в бессознательное состояние, развились

судороги и лихорадка...»3

Неудивительно, что до недавнего времени детская смертность в России в три раза превышала такую в Западной Европе, ведь больше половины рожденных умирало в детстве.4.

В Западной Европе такие жестокие традиции обращения с детьми вышли из моды несколькими веками раньше. Например, купание в ледяной воде когда-то было обычным делом по всей Европе, но в восемнадцатом веке этот обычай стали уже по­всюду осуждать. В более ранних дневниках часто сообщалось о новорожденных, «умерших от крещения» в ледяной воде,5 а врачи рекомендовали ежедневные ледяные ванны для детей.6

Однако к концу восемнадцатого века родители начали считать такое «закаливание» излишне жестоким. Как писал один из них в 1797 году:

«Зрелище купания маленького ребенка в холодной воде... когда он сам заходится в непрерывном крике, а любящая мать закрывает уши простыней, потому что иначе воплей не выдержать, всегда поражало меня как пример ненужной жестокости».7.;

БАРХАТНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ 439

Однако в России традиционные жестокие приемы воспита­ния детей не встречали настоящего противодействия вплоть до двадцатого века. Я полагаю, двухвековая отсрочка реформы вос­питания детей как раз и является причиной двухвекового запаз­дывания политической реформы в России по сравнению с За­падом. С другой стороны, значительный прогресс воспитания советских детей за последние десятилетия изменил русскую мен-тальность и заложил основу для грандиозных политических пе­ремен, которые мы наблюдаем в последнее время.

РЕФОРМА ВОСПИТАНИЯ ДЕТЕЙ И ПОЛИТИЧЕСКАЯ РЕФОРМА

Главной мыслью моих психоисторических работ за последние два десятилетия было то, что реформа воспитания детей всегда предшествует политической реформе.

Россия дает особенно драматичные примеры, доказывающие этот тезис. Политические кошмары царской и сталинской Рос­сии были точным воспроизведением кошмаров традиционного русского детства.8 Широко распространенные детоубийство, же­стокие побои и другие формы физического насилия над детьми становились моделью психологического насилия со стороны Кремля, КГБ и ГУЛАГа. А черты, которые Натан Лейте называ­ет традиционными для русского характера - страх независимо­сти, перепады настроения, потребность во внешнем контроле9 -являются результатом длительного периода пеленания, эмоцио­нальной заброшенности и холодности со стороны родителей, что было широко распространено до недавнего времени.10 Как спе-ленутые дети плачут, когда их освобождают от бандажа, настоль­ко непривычно такое состояние - так же точно и взрослые, которые физически и эмоционально были спеленуты как дети, требуют возврата тоталитарных оков прежней политической си­стемы.

•

КОШМАРЫ ТРАДИЦИОННОГО РУССКОГО ДЕТСТВА

Традиции воспитания детей в России во многих отношени­ях сближают ее скорее с Индией и другими восточными стра­нами, чем с Западом. Например, в девятнадцатом веке в России

440 ллойд ДЕМОЗ

еще были широко распространены детоубийство и детские свадь­бы.11 Мало того, что большинство девочек выходило замуж и имело сексуальный опыт до половой зрелости12 - отцы часто вступали в половые сношения с новобрачными сыновей. Как со­общал в девятнадцатом веке один путешественник:

«В деревнях отцы очень рано женят сыновей на расцве­тающих девушках, а затем посылают юношу в Москву или Санкт-Петербург искать работу... Через несколько лет сын возвращается домой и обнаруживает, что явля­ется номинальным отцом нескольких детей, отпрысков собственного родителя, который считал своим долгом за­мещать мужа молодой жены. И так по всей России...»13

Длительное тугое пеленание (состоящее в перевязывании ребенка в несколько слоев на протяжении всего первого года жизни) в России сошло на нет всего несколько десятилетий назад. В Западной Европу этот обычай прекратил существова­ние уже в восемнадцатом - девятнадцатом веках.14 Русских детей туго связывали и превращали в пропитанные экскремен­тами колбаски, чтобы они «не выцарапали себе глаза». А что­бы дети не плакали, им постоянно затыкали рты грязными тряп­ками, часто так далеко пропихивая их в горло, что ребенок за­дыхался.15

Даже среди образованных людей считалось нормальным бить детей кнутом ради «искоренения зла и возделывания добродете­ли».16 Как советовала традиционная настольная семейная книга «Домострой»: «Наносите ему побольше ран, и в будущем не пожалеете... ломайте ему ребра, пока еще не вырос, а иначе он окрепнет и перестанет вас слушаться». Даже дочерей зачастую лупили безжалостно: «Беспрекословное повиновение и жесткая дисциплина - таков был девиз нашего отца»,- писала одна женщина-революционер.17 Кнут настолько часто применяли к детям и женам, что его зачастую дарили мужу в свадебной це­ремонии.18

Родители, проявлявшие к своим детям эмпатию, считались грешными. Когда одна расстроенная мать взяла своего больно­го ребенка от груди няньки и стала баюкать сама, тут же по­следовало предупреждение родственницы: «Такая чрезмерная любовь - преступление против Бога, и Он обязательно за это накажет».19 Те родители, которые не били детей и даже довольно хорошо с ними обращались, считались чудаковатыми. В начале

РХАТНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ

Илл. 1 - Словенская бабушка показывает традиционную тех­нику пеленания.

442 ллойд ДЕМОЗ •

девятнадцатого века Григория Белинского, который не бил детей, описывали как «единственного отца в городе, понимавшего, что при воспитании детей нет необходимости обращаться с ними, как со скотом».20

Родители обычно холодно и без эмпатии относились к потреб­ностям детей. На первые годы жизни дворянских детей, как пра­вило, отправляли к кормилицам в крестьянские семьи, а по воз­вращении домой отдавали на попечение слуг. «Дети приклады­вались к руке родителей по утрам, благодарили их за обед и ужин, спрашивали разрешения пойти спать по вечерам»-, - вспоминала одна женщина.21 Даже когда детей не били, им все равно навя­зывали жесткую дисциплину. «Мы боялись [отца] больше ог­ня», - вспоминала другая. «Одного взгляда, холодного и пронзи­тельного, хватало, чтобы мы затрепетали».22 «В отношениях меж­ду родителями и детьми царил дух рабства...» - кратко подвел итог традиционному российскому воспитанию Костомаров.23

ПОСЛЕДНИЕ ПЕРЕМЕНЫ В ВОСПИТАНИИ СОВЕТСКИХ ДЕТЕЙ

Хотя после революции 1917-го года и были сделаны неко­торые попытки изменить традиционные приемы воспитания де­тей24 - особенно путем учреждения детских яслей, в которых психологическое насилие со стороны родителей было сведено до минимума, - прогресс был очень медленным вплоть до 1930-х, когда жизнь советских детей стала больше походить на детство в других современных странах.

В образованных семьях детей перестали туго пеленать,25 пор­ка стала неприемлемой и родительское тепло стало понемногу рассеивать «дух рабства», до тех пор пронизывавший все детство. Образование распространилось на всех, даже на девочек - вер­ный признак улучшения детства. В самом деле, в настоящее время большинство советских трудящихся с высшим образова­нием - женщины.26 В последние тридцать лет стали популярны «семейные клубы», существовавшие в девятнадцатом веке на Западе. В них обсуждается, как лучше воспитывать детей, сохра­няя их свободу и индивидуальность.27 Недавно даже появились феминистские группы, отстаивающие права детей.28

Перемены в воспитании детей сказывались на чертах лично­сти российских лидеров. Мать Ленина, сама испытавшая на себе

БАРХАТНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ 443 •

традиционные приемы «закалки», такие, как регулярное завора­чивание в холодное влажное полотенце, воспитывала его в «спартанской манере», включавшей обычные в то время пелена­ние и участие кормилицы. Сообщается, что он не умел ходить почти до трех лет и считался «буйным, неуправляемым» ребен­ком, «часто приходившим в ярость».29 Он вырос эмоционально холодным человеком, безжалостным к врагам, возможно, был импотентом, а демократические свободы его интересовали мало.30

В свою очередь, у Сталина был отец-алкоголик, который имел обыкновение устраивать жене и детям «страшные избиения», бил их сапогами и пытался убить. Мать тоже била сына.31 Сталин, в свою очередь, бил собственных детей. Можно было заранее ска­зать, что, став лидером, он погубит миллионы сограждан.

По контрасту, родители Горбачева (который родился в 1931 г.) относились к нему как к личности, и детство его, по воспомина­ниям одного товарища тех лет, было «очень счастливым».32 Гор­бачева едва ли можно назвать страстным борцом за демократию, однако чертами характера он очень сильно отличался от предше­ственников. Обладая спокойным и ровным уже в детстве харак­тером и способностью испытывать романтические чувства к жен­щинам, в том числе к своей жене, он может представлять ту часть советского народа, которая не нуждается больше в политическом пеленании и насилии и выдержит демократическую реформу.

В конце концов, лидеры - всего лишь представители жела­ний народа, изменяющихся через несколько десятилетий после перемен в воспитании детей. Когда Горбачев пришел к власти, прошло пятьдесят лет с тех пор, как начал рассеиваться кошмар традиционного русского детства, поэтому в Советском Союзе многие стали считать, что не нуждаются больше в тоталитарных лидерах, насильственной коллективизации и ГУЛАГе.

Немногие обозреватели сумели объяснить синхронность ны­нешних демократических революций в Советском Союзе и Во­сточной Европе. В самом деле, конец коммунизма был вызван не экономическим упадком (на самом деле в предшествующее ему десятилетие наблюдался экономический прогресс) и не милли­ардными затратами Америки на повышение мощности своего во­оружения (как утверждал Рональд Рейган), и не в том дело, что коммунизм «одряхлел и отмер», по выражению одного писателя.33

Мирные революции, в отличие от насильственных, являются результатом того, что в свое время родители стали больше

444 ллойд ДЕМОЗ

любить детей. Это не революции ненависти, а революции любви. Эти революции производятся не экономическими классами, а пси­хоклассами, новыми типами исторической личности. Эти револю­ции, перефразируя Камю,

«спускаются в мир мягко, как голуби... среди грохота империй и наций робкое помахивание крыльев прино­сит ласковое дуновение жизни и надежды».

ВОСТОРЖЕСТВУЕТ ЛИ ДЕМОКРАТИЯ?

Победит ли советская демократия или рухнет, как провалил­ся демократический эксперимент с Думой в 1906-м? Возоблада­ет ли демократическое движение в восточноевропейских стра­нах или не устоит перед потребностью в тоталитарном управ­лении, которая так часто приводила к гибели демократии в прошлом?

К несчастью, в Советском Союзе и Восточной Европе про­гресс в воспитании детей очень неравномерен. И по сей день тугое пеленание, регулярные побои и вообще плохое обращение с детьми распространены во многих советских республиках и во многих областях Восточной Европы.34 В Германии сравнительно недавно, в 1964 году, половина детей регулярно избивалась ро­дителями при помощи палки,36 и там есть много районов, где с детьми обращаются настолько плохо, что это вызывает трево­гу, - например, недавние опросы берлинских школьников пока­зали высокую частоту сексуальных домогательств к детям.36

Такая отсталость в обращении с детьми означает, что успех демократии в Советском Союзе и Восточной Европе еще дале­ко не гарантирован. Чтобы понять, какие страны могут рассчи­тывать на успех, надо проанализировать показатели детской смер­тности в каждой стране, которые могут служить мерой того, на­сколько население ценит собственных детей.37

Из девяти стран, недавно переживших политическую револю­цию, у пяти отмечается низкое число умерших детей на тысячу, а стало быть, они имеют наибольшие шансы провести демокра­тическую реформу мирным путем: ГДР (9,6), Чехословакия (15,3), Болгария (15,4), Венгрия (17,0) и Польша (18,5). Две страны со средним коэффициентом детской смертности тоже идут к демократической реформе, но там этот процесс в большей сте­пени сопряжен с насилием. Это Румыния (23,4) и СССР (26,0).

БАРХАТНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ 445 * *

И, наконец, в двух странах с наиболее высокими коэффициента­ми детской смертности успех демократии пока невозможен. Это Югославия (28,8) и Албания (44,8). На этих примерах мы видим четкую корреляцию между стилем воспитания детей, выражен­ным в детской смертности, и недавними политическими рефор­мами.

МИРНАЯ ЕВРОПА?

И, наконец, может ли демократическая Европа быть мирной? В частности, не будет ли объединенная Германия представлять угрозу для мира в Европе?

Если война, как и другие формы политического насилия, от­ражает способ воспитания детей, то тогда значительные измене­ния, которым подверглось детство большинства людей в Герма­нии и в Восточной Европе со времен второй мировой войны, делают еще одну европейскую войну маловероятной. В наше время детство в Германии изменяется настолько быстро, что ее уже можно рассматривать как хранителя мира в Европе, а не как главного зачинщика европейских войн.

Нации, перешедшие от физического насилия над детьми к формам насилия в большей степени психологическим, не ведут войну на своей территории - они находят отдаленные Фолкленд­ские острова или Вьетнам, где и совершаются человеческие жер­твоприношения. Если это так, то 1990-й «Год демократий» зало­жит основу для 2000-го, для «Века европейского мира», - то есть мира на Европейском континенте с военными действиями где-ни­будь в других местах, по примеру Соединенных Штатов.

Я согласен, что общеевропейский мир кажется утопической мечтой, особенно после века, когда 100 миллионов человек по­гибло в европейских войнах. Однако, чем больше я изучаю войну с точки зрения психоистории,38 тем больше убеждаюсь, что все войны являются извращенными сексуальными ритуалами, цель которых - избавиться от невыносимого чувства, что тебя не любят, результата предшествующих традиций воспитания детей. Война, подобно линчеванию и политической пытке, ослабляет внутреннее напряжение у тех, кто в детстве жаждал и не полу­чил любви и приучен чувствовать вину за свои порывы. Подо­зреваю, что экономические цели войны - просто рациональные оправдания.

446 ллойд ДЕМОЗ I

Если кошмар войны берет начало в кошмаре детства, то новый дух любви и свободы в семье, возможно, превратит Европу из вечного поля битвы в ссорящийся, но миролюбивый конти­нент, подобный Северной Америке.

Если изложенная точка зрения верна, то «Бархатная револю-ция» оправдает надежды.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Arthur Machen,Trans.,The Memoirs of Jacques Casanova de Seingalt. New York: G.R Putnam's Sons, n.d., Vol. V, pp. 511-12.

2. Anon., The Common Errors in the Education of Children and Their Consequences. London, 1744,p. 10.

3. ЕЛ. Покровский, Первоначальное физическое воспитание детей. Мос­ква, 1888, с. 244.

4. Patrick P. Dunn, «That Enemy Is the Baby*: Childhood in Imperial Russia», in Lloyd deMause, editor. The History of Childhood. New York: The Psychohistory Press, 1974, p. 385; Nancy M. Frieden, «Child Care: Medical Reform in a Traditionalist Culture», in David L. Ransel, editor, The Family in Imperial Russia: New Lines of Historical Research. Urbana: University of Illinois Press, 1978, pp. 236-37. Статистические данные, суммированные в этих источниках (например, 69-процентная детская смертность в Москве девятнадцатого века), относятся к наи­более передовым областям; те же цифры для остальной России, не­сомненно, были гораздо выше, особенно если учесть уровень инфан-тицида, который не устанавливался.

5. Alice Morse Earle, Customs and Fashions in Old New England. Detroit: Singing Tree Press, 1968, p. 2.

6. John Fioyer, The Ancient Psychroloysia Revived, or An essay to prove cold bathing both safe and useful. London: Sam Smith, 1702, and The History of Cold-Bathing. 6th Edition. London, 1732; John Jones, The arts and science of preserving bodie and soule in healthe. [15791 Ann Arbor: University Microfilms, 14724, p. 32.

7. Scevole de St. Marthe, Paedotrophia:-or, The Art of Nursing and Rearing Children. London: John Nichols, 1797, p. 63, в примечаниях перевод­чика H.W. Tytler. В доказательство того, что многие игнорировали предупреждения врачей и продолжали купание в ледяной воде, см. Elizabeth Grant Smith, Memoirs of a Highland Lady..London, 1898, p. 49; Mary Elizabeth Haldane, Mary Elizabeth Haldane: A Record of A Hundred Years (1825-1925). London: Hodder and Stoughton, 1925, pp. 6 and 45; William Moss, An Essay on the Management, Nursing and Diseases of Children... 2nd Ed. London, 1794, p. 137; Jean Paul Friedrich Richter, Levana; or, The Doctrine of Education. Boston: Ticknor and

БАРХАТНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ 4 4 7

Fields, 1863, р. 140; The Maternal Physician, A Treatise on the Nurture and Management of Infants, from Birth Until Two Years Old. New York:

, Isaac Riley, 1811, p. 23; Pey Henry Chavase, Advice to a Mother on the Management of her Children... 11th Edition. Philadelphia: William B. Evans, 1871, p. 18; Bogna W. Lorence, «Parents and Children in Eighteenth-Century Europe». History of Childhood Quarterly: The Journal of Psychohistory 2(1974): p. 17.

8. Этот принцип подразумевается, хотя и не сформулирован в явной форме, в Dunn, «Formation», pp. 398-405; Geoffrey Gorer and John Rickman, The People of Great Russia: A Psychological Study. London: The Cresset Press, 1949; и Nathan Leites, A Study of Bolshevism. Glencoe, III.: Free Press, 1953.

9. CM. Nathan Leites, A Study of Bolshevism. Glencoe, III.: The Free Press, 1953, Лейте великолепно документирует черты русской личности, но не затрагивает их детских истоков.

10. Стили эволюции воспитания детей см. в Lloyd deMause, Foundations of Psychohistory. New York: Creative Roots. 1982, pp. 1-83.

11. Что касается инфантицида девочек, который в России сохранялся дольше, сравните соотношение мальчиков и девочек в David L. Ransel, Mothers of Misery: Child Abandonment in Russia. Princeton: Princeton University Press, 1988, с таковым для Западной Европы, ко­торое приводится в Lloyd deMause, Foundations of Psychohistory. New York: Creative Roots, 1982, pp. 117-23.

12. Eve Levin, Sex and Society in the World of the Orthodox Slavs, 900-1700. Ithaca: Cornell University Press, pp. 96-7, 126.

13. Robert Ker Porter, «Traveling Sketches in Russia and Sweden, 1805— 08», in Peter Putnam, editor, Seven Britons in Imperial Russia, 1698-1812. Princeton: Princeton University Press, 1952, p. 327. См. также Peter Czap, Jr., «Marriage and the Peasant Joint Family in the Era of Serfdom», in Ransel, Family in Imperial Russia, p. 105.

14. Dunn, «That Baby Is the Enemy», pp. 36-37; Gorer and Rickman, People of Great Russia; Lloyd deMause, «The Evolution of Childhood», in deMause, Editor, The History of Childhood, pp. 37-38.

15. Dunn, «That Enemy Is the Baby», p. 388; Gorer and Rickman, People of Great Russia, pp. 50 and 97; Frieden, «Child Care», p. 250.

16. Dunn, «That Enemy Is the Baby», pp. 396-7; Max J. Okenfuss, The Discovery of Childhood in Russia: The Evidence of the Slavic Primer. . Newtonville, Mass.: Oriental Research Partners, 1980, p. 5.

17. Barbara Alpern Engle, «Mothers and Daughters: Family Patterns and the Female Intelligentsia», in Ransel, Family in Imperial Russia, p. 47.

18. Levin, Sex and Society, p. 237. 19. Sergei T. Aksakov, Chronicles of a Russian Family. London: Routledge

& Sons, 1924, p. 205. 20. D.P. Ivanov, цитируется по Patrick P. Dunn, «Fathers and Sons

Revisited: The Childhood of Vissarion Belinskii», History of Childhood Quarterly: The Journal of Psychohistory 1(1974): 389.

448 ллойд ДЕМОЗ

21. Engel, «Mothers and Daughters», p. 48. 22. Там же, р. 46. 23. Dunn, «That Enemy Is the Baby», p. 390. 24. H. Kent Geiger, The Family in Soviet Russia. Cambridge: Harvard

University Press, 1968; David L Ransel, Mother of Misery: Child Aban­donment in Russia. Princeton: Princeton University Press, 1988.

25. Urie Bronfenbrenner, The Worlds of Childhood: U.S. and U.S.S.R. New York, Russell Sage Foundation, 1970; Ruth Benedict, «Child Rearing in Certain European Countries», American Journal of Orthopsychiatry 19(1949): 345.

26. N. Vishneva-Sarafanova, Soviet Women - A Portrait. Moscow, Progress Publishers, 1981, p. 116.

27. Sheila Cole, «Soviet Family Clubs and the Russian Human Potential Movement», Journal of Humanistic Psychology 26(1986): 48-83.

28. «The Secret Police vs. Women's Lib», Time, August 4, 1980, p. 41. 29. Isaac Deutscher, Lenin's Childhood. London: Oxford University Press,

1970, p. 10; Stefan T. Possony, Lenin: The Compulsive Revolutionary. Chicago: Henry Regnery Co., 1964, p. 7; Robert Payne, The Life and Death of Lenin. New York: Simon & Schuster, 1964, p. 50.

30. Bruce Mazlish, The Revolutionary Ascetic: Evolution of a Political Type. New York: Basic Books, 1968, pp. 113-41.

31. Daniel Rancour-Laferriere, The Mind of Stalin: A Psychoanalytic Study. Ann Arbor: Ardes Publishers, 1988, pp. 36, 59; Robert С Tucker, Stalin As Revolutionary: 1879-1929 - A Study in History and Personality. New York: W.W. Norton & Co., 1973, pp. 72-74.

32. David Remnick, «The Cultivation of Young Gorbachev», The Washington Post, December 1, 1989, pp. Bl and B8; Gaily Sheehy, «The Man Who Changed the World», Vanity Fair, February 1990, p. 118; Dev Murarka, Gorbachev: The Limits of Power. London: Hutchinson, 1988; Zhores Medvedev, Gorbachev. London: Basil Blackwell, 1986.

33. Lars-Erik Nelson, Daily News (New York), November 12, 1989, p. 1. 34. George A. Krimsky, «The Russian Babushka: Absolut Arbiter of All

Things Baby», Worcester Sunday Telegram, July 18, 1976, p. Dl; Alenka Puhar, Prvotno besedilo zlvljenja. Zagreb: Globus, 1982 and «Childhood in Nineteenth-Century Slovenia», The Journal of Psychohlslory 12(1985): 291-312; Michael Lewis and Peggy Bann, «Variance and Invariance in the Mother-Infant Interaction: A Cross-Cultural Study», in P. Herbert Leiderman, Steven R. Tolkin and Anne Rosenfeld, eds., Culture and Infancy: Variations in the Human Experience. New York: Academic Press, 1977, pp. 329-56; Alice Hermann, Early Child Care in Hungary. London: Gordon and Breach, 1972; Aurel Ende, «Battering and Neglect: Children in Germany, 1860-1978». The Journal of Psycho-history 7(1980): 249-79.

35. Walter Havernick, «Schlage» als Strafe: Ein Beslandteil der heutigen Familiensitte in volkskundlicher Sicht. Hamburg: Museum fur Hamburglsche Geschichte, 1964, p. 49; Gerd Biermann, Kinderzuchtigung

БАРХАТНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ 449

und Kindesmisshandlung: Eine Dokumentation. Munich: Ernst Rein-hardt Verlag, 1969; Ende, «Battering and Neglect».

36. Личное сообщение Детлефа Беренцена, директора Института детства. См. также последний выпуск enfant t.: Zeitschrift fuer Kindheif, Dirk Bange, «Jungen werden nicht missbraucht - oder?» Psychologie Heute, January 1990; and Lloyd deMause, «The Universality of Incest», The Journal of Psychohistory.

37. See Robert B. McFariand, «Infant Mortality Rates as a Guide to How Nationsl Treat Children», The Journal of Psychohistory.

38. DeMause, Foundations of Psychohistory; Lloyd deMause, Reagan's America. New York: Creative Roots, 1984; Lloyd deMause, «A Proposal for a Nuclear Tensions Monitoring Center», in Kenneth Porter, Deborah Rinzler and Paul Olsen, eds., Heal or Die: Psychotherapists Confront Nuclear Annihilation. New York: Psychohistory Press, 1987.

15.

Глава 9

УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ ИНЦЕСТА*

Новый девиз: Что с тобой сделали, бедный ребенок?

из письма Зигмунда Фрейда Вильгельму Флиссу от 22 декабря 1897 года.

(Цитата из Гете после пересказа воспоминаний пациентки о том,

как ее в двухлетнем возрасте изнасиловал отец)

*

С тех пор» как греческие историки впервые стали описывать обычаи других народов, ученые сравнивают традиции разных культур, пытаясь обнаружить важные закономерности человечес­кого поведения.

Однако единственная универсальная черта, которую современ­ные социологи и историки обнаруживают во всех известных культурах - это запрет на инцест. Как говорится в типичном тексте: «Табу на инцест внутри малой семьи является одной из немногих известных универсальных культурных черт».1 По утвер­ждению Кребера, «если попросить десять антропологов указать один универсальный обычай, то, скорее всего, девять из них на-

-

* Lloyd deMause , The Universality of Incest , The Journal of Psychohistory, 19(2), Fall 1991.

УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ ИНЦЕСТА 451 • •

зовут запрет на инцест; некоторые уверенно скажут, что это един­ственный универсальный обычай».2 Утверждение, что «мы не зна­ем племени, в котором когда-либо разрешался бы инцест»3 -трюизм в сравнительно-культурных исследованиях, начиная с первых книг на эту тему Дюркгейма и Вестермарка.4

Более того, те же авторы заявляют, что универсальный запрет на инцест практически всегда эффективен, и поэтому инцест редко обнаруживают в каком-либо обществе. Даже когда обна­руживается, что в том или ином обществе инцест все же одоб­ряют, то такие примеры, по словам Джорджа Мердока, лишь «под­черкивают, а не опровергают тезис об универсальности табу на внутрисемейный инцест».5 Инцестуальные общества просто не могут существовать, поскольку, согласно Талкотту Парсонсу, с эффективностью запрета на инцест «связано функционирование любого общества».6 Инцест окончательно отмер в начале разви­тия человеческой культуры, говорит Лесли Уайт, поскольку ина­че «социальная эволюция человека пошла бы не дальше, чем у человекообразных обезьян».7

Как заключает Леви Стросс: «Запрет на инцест обнаружива­ется уже на заре культуры... Это и есть сама культура».8

Уверенность, с которой заявляется об эффективности запре­та на инцест, заставляет искать доказательства, которые могли бы привести авторы утверждений. Однако вскоре оказывается, что такой поиск - совершенно бесплодное занятие. Большинство авторов вообще не приводит доказательств или направляют к единственному сравнительному обзору Мердока в его книге «Со­циальная структура». Но при этом обнаруживается, что тема работы Мердока - вовсе не инцест, если под инцестом подра­зумевать настоящие сексуальные отношения между любыми членами семьи, кроме супругов. Мердок изучал правила брака. Тем не менее авторы по-прежнему считают, что Мердок доказал существование универсального запрета на инцест как таковой, а не только на внутрисемейный инцест.9

В самом деле, вместо того, чтобы выяснить, действительно ли инцест имеет место в исторических или современных группах, обширная литература на эту тему в основном лишь рассужда­ет, почему предположительно инцест не встречается. Предлага­ется много объяснений: биологическое вырождение из-за близ­кородственного скрещивания; выгодность социальных альянсов; разрушение семьи из-за сексуального соперничества, даже то, что

452 ллойд ДЕМОЗ

сношения между членами семьи скучны. Когда признается, что бывают исключения - королевский инцест в одних обществах,10

инцест между братьями и сестрами среди всего населения в других,11 широко распространенная педерастия в третьих,12 — дискуссия сосредоточивается на вопросе, почему инцест предпо­ложительно редок, и речь не идет о том, редок ли он.

Странность всех этих рассуждений начинаешь осознавать, когда сравниваешь их, скажем, с исследованиями на тему других отклоняющихся действий, например, убийства. Хотя эффективные законы против убийства возникли задолго до законов против инцеста и обычно соблюдались, никто не пишет сотни научных работ о том, почему человечество выработало «универсальное табу на убийство».13

" В этом очерке я собираюсь привести доказательства прямо противоположной гипотезы: у большинства народов в большин­стве стран и эпох универсальным явлением был сам инцест, а не его отсутствие. Кроме того, чем дальше мы углубляемся в историю, тем больше находим доказательств универсальности инцеста, так же, как и других форм насилия над детьми.14

Я рассмотрю два вида инцеста: непосредственный инцест — явная сексуальная активность между членами семьи помимо суп­ругов, и косвенный инцест - потворствование родителей сексуаль­ным домогательствам к их детям со стороны других людей.

По двум соображениям я полагаю, что косвенный инцест сле­дует включить в определение инцестуальной активности. Прежде всего, побуждение детей к сексу с другими домочадцами или соседями обычно вызвано инцестуальными желаниями самого родителя, и в любом случае ребенком это обычно воспринима­ется как что-то близкое к непосредственному инцесту. Во-вторых, клинические исследования показывают, что сексуальное насилие над детьми в наше время обычно подразумевает участие роди­теля или опекуна, которые если и не совершают преступления напрямую, то тайно его подстраивают ради удовлетворения соб­ственных инцестуальных желаний.16

ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКИЕ ВЗГЛЯДЫ НА РЕАЛЬНОСТЬ ИНЦЕСТА

Когда Зигмунд Фрейд обнаружил, что восемнадцать его боль­ных истерией пациентов хранили в памяти детские воспомина-

УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ ИНЦЕСТА 453

ния о сексуальных обольщениях, по большей части со стороны членов семьи, он оказался в теоретическом тупике.16 Он пола­гал, что симптомы истерии могут вызываться лишь подавленны­ми воспоминаниями, тогда как воспоминания, легко и во всех подробностях вызываемые в памяти, не могут быть ее истинной причиной. Поэтому он пришел к выводу, что в каждом из этих случаев должно иметь место еще более раннее совращение, ско­рее всего между двумя и пятью годами, никак не позже восьми, память о котором подавлена.17

Эти события раннего детства следует воссоздавать по фанта­зиям и снам, но даже когда Фрейд проводил для пациентов такую реконструкцию, пациенты, по его признанию, «не испытывали чув­ства, будто вспоминают события».

Как совершенно верно решил Фрейд в 1897 г., эти реконст­рукции событий раннего детства были на самом деле «сценами совращения, никогда не существовавшими ... это были лишь фан­тазии, вымысел моих пациентов, который я, возможно, сам им навязал...»18 Однако отчетливые воспоминания о совращении в более позднем детстве и юности, о которых пациенты рассказы­вали искренне и с полным осознанием реальности происшедшего, никогда не вызывали у Фрейда сомнений, вопреки утверждени­ям критиков типа Массона и Миллера, будто Фрейд не нашел в себе должной смелости и стал отрицать вообще наличие ин­цеста в этих случаях.19 Особая теория истерии, по признанию Фрейда, «рухнувшая под тяжестью собственного неправдоподо­бия»,20 была ни чем иным, как теорией детского совращения, и не допускала сомнений в правдивости воспоминаний пациентов об инцесте.

В самом деле, Фрейд всю оставшуюся жизнь неоднократно выражал убежденность, что эти отчетливые воспоминания об инцестуальных атаках основаны на реальных событиях. В 1905 году он писал;

«Я не могу признать, что в своей статье «Этиология истерии» преувеличил частоту или важность ... послед­ствий совращения, когда ребенок слишком рано рассмат­ривается в качестве сексуального объекта.,,»21

Позднее он снова утверждал, что «сексуальное использова­ние детей с жуткой частотой обнаруживается среди школьных учителей и опекунов... а фантазии собственного совращения представляют особый интерес, потому что часто являются вовсе

454

не фантазиями, а реальными воспоминаниями».22 Кроме'того, ин-цестуальные воспоминания таких пациентов, как Катерина, Ро­залия X., Элизабет фон Р. и Вольф Ман, он считал не фантази­ей, а реальностью, а о травматичном насилии такого рода над ре­бенком говорил:

«Не следует полагать ... что сексуальное насилие над ребенком со стороны близких родственников мужско­го пола целиком относится к области фантазии. Боль­шинство психоаналитиков имеет дело со случаями, когда такие события действительно были, и их наличие мож­но с полной достоверностью доказать...»23

Он даже назвал «подлинными» свои собственные воспомина­ния о том, как маленьким мальчиком подвергался сексуальным домогательствам со стороны няньки, которая не только побуж­дала его к сексуальным действиям и «выражала недовольство по поводу моей неуклюжести», как говорит Фрейд, но и мыла в воде со своей собственной менструальной кровью.24

Поэтому, если читать работы Фрейда беспристрастно, отвле­каясь от всего, что написано на тему инцеста, видишь, что всякий раз, когда Фрейд сталкивался с явным сообщением о сексуаль­ных домогательствах, он называл это совращением, а не фанта­зией. Здесь не было ни «большой перестановки», ни «подавления соблазна», ни «измены ребенка», ни «нападок на истину».

Смелость Фрейда, признавшего широкое распространение сексуальных домогательств к детям, большинство его коллег не разделило. По большей части они, как Юнг, просто уклонились от обсуждения. Те же, кто отмечал, насколько часто у пациентов бывают отчетливые воспоминания об инцестуальном изнасило­вании, обвиняли самих жертв, подобно Абрахаму, утверждавше­му, что домогательства «вызываются подсознательными желани­ями ребенка, причина которых - в его ненормальной психосек­суальной конституции...»25 Со времен Фрейда психоаналитики, как правило, расценивали воспоминания о совращении как подсозна­тельные желания, а детские психоаналитики обычно даже не считали нужным спрашивать пациентов, основаны ли их сооб­щения на действительности.26 В лекциях по психоанализу часто учили, что все воспоминания об инцесте - на самом деле жела­ния. Как вспоминает один психоаналитик:

«В молодости, когда я учился на психиатра, как большин­ство из нас, меня учили очень скептически относиться

УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ ИНЦЕСТА 455

к инцестуальному сексуальному материалу, который вы­давали мои пациенты... Малейшая склонность с моей стороны или со стороны моих коллег во время обуча­ющей ситуации усматривать под материалом пациента какую-либо реальную основу, осмеивалась и считалась признаком наивности...»27

Даже когда аналитики получали такую массу доказательств сексуального и просто физического насилия над детьми, что не могли в это не поверить, в историях болезней все равно уделя­лось обычно мало внимания таким происшествиям. Например, Отто Кернберг в своих обширных работах по пограничным со­стояниям пациентов мало сообщает о насилии над детьми. Когда один исследователь лично сказал Кернбергу, что множество но­вых работ о пограничных состояниях показывает чрезвычайно высокий уровень сексуального и физического насилия над деть­ми, тот признал, что это справедливо и в отношении погранич­ных пациентов, но «неизвестно, что с этим делать».28

Тем не менее, взгляд Фрейда на реальность совращения де­тей не оказался совершенно проигнорирован в ранней психоана­литической литературе. Так, Ференци не только обнаружил у многих своих пациентов отчетливые воспоминания о совраще­нии в позднем детстве, но даже описал, насколько часто взрос­лые пациенты признавались в половых сношениях с детьми, и сделал вывод:

«Настоящее изнасилование девочек, только-только вы­шедших из младенческого возраста, как и половые акты зрелых женщин с мальчиками или принудительные го­мосексуальные акты, на самом деле распространены ,. гораздо шире, чем до сих пор предполагалось».

Многие психоаналитики-женщины, такие, как Бонапарт, Якоб­сон, Гринэйкр и Райх,30 сумели эмпатизировать к своим пациен­там-женщинам и признали реальность их воспоминаний об ин-цестуальном насилии. Рейнгольд сообщал о неожиданно частых случаях инцеста у своих пациентов, в том числе о многочислен­ных примерах открытой мастурбации маленьких детей матерью, оргаистических избиений дочерей отцом, о случаях, когда детей заставляли трогать половые органы родителей или мать поощ­ряла дядю, который насиловал ее детей и т. д.; при этом он удив­лялся, почему остальные обращают на подобные явления так мало внимания.31 Роберт Флисс, всю жизнь занимавшийся проблемой

456 ллойд ДЕМОЗ •

психоаналитического восстановления в памяти ранних воспоми­наний, обнаружил, что проблемы пациентов очень часто коренят­ся в реально имевших место сексуальных домогательствах, и пришел к выводу, что «никто еще не заболевал из-за своих фан­тазий. Лишь подавленные травмирующие воспоминания могут стать причиной невроза».32

За последние десять лет общественность начала осознавать, насколько широко распространено сексуальное насилие над деть­ми в современном обществе, и психоаналитики заговорили о необходимости признания в терапевтических целях того факта, что раннее совращение детей существует. Ставится даже вопрос о том, может ли психоаналитик своим отрицанием инцеста по­мешать лечению в тех случаях, когда повторный психоанализ об­наруживает инцестуальное насилие, не признанное перед этим.33

В одной из последних работ, где расстройства пограничной лич­ности связываются с насилием над детьми, Герман и ее коллеги сообщают, что «у таких пациентов может наступать удивитель­ное улучшение, стоит им осознать связь между своими симпто­мами и травмой».34

В последние годы стали появляться сообщения психоанали­тиков, обнаруживших значительные масштабы сексуального на­силия над маленькими детьми, раньше не признававшегося. Один психоаналитик рассказывает о лечении женщины, изнасилован­ной в возрасте четырех лет:

«Чтобы симптомы исчезли полностью, потребовалось во­семнадцать лет еженедельных сеансов. Если бы эта женщина сразу осознала, что в детстве ее действитель­но изнасиловали, разве это не сэкономило бы нам та­кую массу времени, потраченную на психоанализ?»35

Даже в консервативном «Журнале Американской психоана­литической ассоциации» недавний обзор на тему реальности ин­цеста завершается вопросом:

«Получен ли в результате тысяч клинических исследо­ваний и примеров психоанализа ответ на вопрос, были ли взрослые больные истерией изнасилованы или совра­щены в младенчестве или детстве? Думается, что еще

УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ ИНЦЕСТА 457

СЕКСУАЛЬНОЕ ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ДЕТЕЙ В СОВРЕМЕННОМ ЗАПАДНОМ ОБЩЕСТВЕ

Когда определяешь реальную частоту сексуального использо­вания детей в современном обществе, основной проблемой яв­ляется то, что приходится полагаться на очевидцев, испытываю­щих огромные эмоциональные затруднения, когда надо сообщить о своих наблюдениях - при изучении других психоисторических объектов с такими трудностями сталкиваешься в гораздо мень­шей степени.

Во-первых, большинство авторов, пишущих на эту тему, обыч­но защищают педофилию. Большинство работ об инцесте, начи­ная с ранних исследований таких сексологов, как Саймондс и Эглинтон37 выполнено учеными, стремящимися оправдать сексу­альные отношения с детьми, что показывает, насколько широко распространена эта практика. Многие, как Аллен Эдварде и Р.Э.Л. Мастере, открыто заявляют, что «нет ничего постыдного в том, что человек... педераст или насильник, если он удовлетворен»,38

или утверждают, что инцест может быть «позитивным, здоровым опытом», как это делает социальный работник Леро.й Шульц в пространной работе о детской сексуальности.39 Даже Кинсей писал: «Трудно понять, почему ребенок, если исключить влияние культурной среды, должен быть обеспокоен тем, что его половые органы трогают»,40 а соавтор Кинсея по многим исследованиям, Уорделл Померой, писал, что «инцест между взрослым и малень­ким ребенком может... удовлетворять и обогащать впечатлени­ями обоих...И1

К исследованиям таких ученых следует относиться крайне осторожно, поскольку их главный мотив - показать, что взрос­лые не прибегают к насилию, когда совращают одиноких и нелю­бимых детей. Тем не менее, чтобы докопаться до немногочис­ленных-первоисточников, приходится перебирать поистине го­ловокружительное количество литературы по сексуальности в обществах прошлого и настоящего42 (так, одних только журналов, регулярно публикующих статьи на эту тему, свыше шестидеся­ти), поэтому исследователь не может не ознакомиться с работа­ми адвокатов педофилии.

Статистические исследования частоты сексуальных домога­тельств к детям в США восходят к 1929 г.,43 но эти ранние рабо­ты в большинстве случаев игнорировались общественностью,

458 ллойд ДЕМОЗ • ш

которая обычно не верит обвинениям со стороны детей и при­выкла к тому, что те немногие взрослые, которых арестовывают за домогательства к детям, наказываются далеко не всегда. По официальной оценке Американской филантропической ассоциа­ции, работающей с докладами обществ защиты детей, на 1976 год в США было зарегистрировано лишь 7000 случаев. Хотя в 1985 г. эта цифра, по оценке АФА, выросла до 113000,44 это едва ли один процент всех случаев с детьми в Америке. Кинсей был удивлен, обнаружив, что 24% исследуемых женщин хорошо по­мнят о том, как в детстве они получали сексуальные предложе­ния от взрослых мужчин, но он не придал значения этим сооб­щениям, поскольку большинство из них, по его словам, были всего лишь неконтактными сближениями, по мнению Кинсея, несуще­ственными.45 За исключением единственной работы Ландиса в 1956 г., в которой сообщалось, что из выборки в 1800 студен­тов колледжа около трети вспомнило о сексуальных домогатель­ствах в детстве,46 до конца 70-х и начала 80-х не проводилось тщательных исследований на достаточно большой выборке, что­бы гарантировать достоверность статистического анализа.

Хотя в перечисленных двух десятках исследований уточня­ется определение сексуальных домогательств и возрастные кри­терии, результаты их можно сравнивать,47 лишь исключив из определения неконтактное использование (такое как эксгибици­онизм) и поставив обязательным условием доказанность при­нуждения и разницы в возрасте, по меньшей мере, в пять лет, если жертве больше двенадцати. Если делать такие поправки, то процент людей, сообщающих о контактном сексуальном исполь­зовании в детстве, колеблется среди женщин от 6 до 45%, а среди

мужчин - от 3 до 30%. При ближайшем рассмотрении оказывается, что низкие пока­

затели - следствие метода, использованного в исследованиях. Когда последовательно переходишь от исследований с более низкими цифрами к более высоким цифрам, видишь, что это свя­зано с тем, насколько техника интервьюирования учитывает не­желание респондентов отвечать на такие эмоционально значи­мые вопросы. Низкие цифры соответствуют использованию пись­менных анкет или кратких телефонных звонков, т.е. таких форм контакта, которые респондент расценивает как навязчивые, в то время как высокие цифры в работах таких авторов, как Вайэтт и Рассел,48 являются результатом тщательно продуманного ин-

УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ ИНЦЕСТА 459

тервью с глазу на глаз, продолжительностью от одного до вось­ми часов. Разумеется, чтобы респондент начал рассказывать не­знакомому человеку о собственном совращении в детстве, тре­буется, чтобы он хоть немного ему доверял. Поэтому, обратив­шись к этим двум исследованиям как к наиболее точным на настоящий момент, мы обнаруживаем, что 38% (Рассел) или 45% (Вайэтт) опрошенных женщин носят воспоминания о внутрисе­мейном и/или внесемейном сексуальном насилии, которому подверглись в детстве, и в почти в половине всех случаев речь идет о непосредственном инцесте.

Что касается мужчин, то столь же точные цифры здесь по­лучить гораздо труднее. Самая высокая пока что цифра получе­на Ландисом - 30%. В других исследованиях приводятся более низкие цифры, поскольку получены они в результате короткого анкетирования. Сравнения чаще всего показывают, что мальчи­ки подвергаются домогательствам примерно в три раза реже,50

чем девочки, однако есть данные, что мужчины намного неохот­нее сообщают о таких событиях, отчасти потому, что они стано­вятся жертвами домогательства в более раннем возрасте, чем девочки, отчасти из-за того, что им, возможно, даже труднее об этом вспомнить и рассказать. Те 30%, что получены Ланди­сом, - несомненно, наиболее достоверная цифра из всех, которые мы имеем для мальчиков, поскольку исследование Ландиса про­водилось методом интервью. Вот почему наиболее точной на се­годняшний день оценкой для США числа вспоминающих о сек­суальном насилии над собой в детстве следует считать 40% для девочек и 30% - для мальчиков, причем случаи непосредствен­ного инцеста составляют почти половину всех случаев у дево­чек и около четверти - у мальчиков.51

Тем не менее, даже эти поразительно высокие цифры — лишь часть всей скрытой правды. Еще четыре фактора заставляют предположить, что истинные цифры выше: 1) в опрашиваемые группы входит не много представителей той

части американского населения, где распространенность сек­суальных домогательств гораздо выше среднего: профессио­нальные преступники, проститутки, подростки в приютах, люди с психическими расстройствами и т. д.;52

2) в исследованиях учитываются лишь признания интервьюируе­мых, а ведь вряд ли обходится без таких случаев, когда респон­дент во время интервью скрывает осознанные воспоминания;

460 ллойд ДЕМОЗ

3) в каждом исследовании большой процент людей отказывал­ся от интервью, а ведь среди них могло быть больше всего жертв домогательства;53

4) самое важное: в этих исследованиях учитываются лишь чет­кие осознанные воспоминания о происшедшем - неосознан­ные же, которые обычно выявляются лишь во время психотера­пии, повысили бы эти цифры. В соответствии с этими факторами в показатели следует вне­

сти статистические поправки. Хотя среди респондентов Рассела лишь 11 % вспоминали о том, как стали жертвами насилия до 5 лет,54 в еще одной работе говорится, что в сообщениях властям о сексуальном насилии чаще всего фигурирует возраст четыре года, а, согласно другим исследованиям, в сообщениях о сексуаль­ном насилии от 21 до 50% жертв - дети до пяти лет. Посколь­ку мало у кого откладываются осознанные воспоминания о любых травмирующих событиях, имевших место в возрасте до 5 лет, и поскольку по графику возрастного распределения сексуальное насилие в основном приходится на интервал от 2 до 16 лет,55 то с учетом этих трех факторов цифры следует повысить, по мень­шей мере, еще на 50%.56 Поэтому с учетом поправок частота слу­чаев составляет самое меньшее 60% у девочек и 45% у маль­чиков. Пока кто-нибудь не возьмет на себя смелость прямо спро­сить о домогательствах у самих детей - простая процедура, не проводившаяся ни в одном из опубликованных до сих пор иссле­дований, - 60 и 45% следует считать наиболее достоверными на данный момент показателями частоты случаев для США.

Эти рассказы о совращении в детстве исследователи счита­ют воспоминаниями о реальных событиях, а не фантазиями. Мало того, что большинство исследователей приходит, как Рассел, к выводу, что «важной проблемой было скрыть происшествие, а не сфабриковать ложные воспоминания»,57 но ведь еще в одном исследовании на выборке из 53 женщин, где делалась попытка из независимого источника подтвердить воспоминания об инцесте в детстве, в 74% случаев воспоминания находили непосред­ственное подтверждение, еще в 9% - подтверждались косвен­но, и ни в одном случае воспоминания не оказались просто фантазией.58

После таких достоверных исследований уже нет нужды от­носиться к воспоминаниям о совращении в детстве столь же подозрительно, как во времена Фрейда. Воспоминания, выслушан-

УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ ИНЦЕСТА 461

ные этими исследованиями, не были смутными образами, рекон­струированными в ходе психотерапии, а такие случаи, когда ре­бенку лишь показывали половые органы, или другие варианты неконтактного сексуального сближения, не учитывались. Ни в одной из этих работ не исследовались такие обычные близкие

•

к сексуальным травмы, как постоянные клизмы или регулярные порки -и то, и другое для ребенка часто равноценно гениталь-ному совращению.59 В цифрах же нашли отражение только чет­кие воспоминания о таких явных и непосредственных сексуаль­ных контактах, как половые сношения, сосание пениса и лизание вагины, взаимная мастурбация, анальные сношения и целование либо сосание груди или половых органов ребенка.

Обстоятельства этих актов совращения документированы обширной клинической литературой на тему домогательств, лишь часть которой мы можем суммировать в данном очерке. Рас­сел обнаружил, что «преступники по большей части жили под одной крышей с жертвой».60 Большинство из них (85%) были самое меньшее на пять лет старше своей жертвы.81 При инцес­те с девочками преступниками в 25% случаев оказывались дяди, за ними следовали отцы (15%), братья (12%) и отчимы (8%).62

Женщины (по крайней мере, в Америке) совершают инцест реже, хотя цифры здесь могут оказаться на самом деле выше, чем представляется, ведь работы по раннему детству мальчиков очень отрывочны (обнаружено, что многие матери проявляют сильную склонность к соблазнению своих детей даже под наблю­дением в лабораторной обстановке).63

Даже когда непосредственный преступник не является род­ственником, по меньшей мере, в 80% случаев в деле тем или иным образом замешан родитель или опекун.64 Среди остальных 20% многочисленны случаи, когда родители приглашают спать со своими детьми соседей, либо не мешают старшим братьям домогаться младших сестер или братьев, либо оставляют детей с нянями, обнаружив, что последние домогаются детей, либо про­должают после фактов домогательства разрешать оставаться на­едине своим детям и их друзьям. Из этого следует сделать вы­вод, что большинство случаев домогательства - это или дело рук тех, кто опекает детей, или осознанно либо неосознанно подготав­ливается ими.65

Многие мифы о сексуальном использовании разрушены последними исследованиями.66 Использование имеет место в

ЛЛОЙД ДЕМОЗ •

гораздо более раннем возрасте, чем предполагалось, - у 81% жертв до половой зрелости, а у 42% - до семи лет, и происхо­дит в гораздо менее мягкой форме, чем считалось раньше, - даже совращение детей в большинстве случаев включает оральное, анальное или генитальное проникновение.67 Совращение младших детей тинэйджерами, которое раньше относили к разряду «экс­периментаторства», теперь оказалось очень серьезной проблемой, часто результатом совращения самого тинэйджера или какой-нибудь другой сравнительно тяжелой травмы.68 В самом деле, согласно некоторым работам, в половине всех сообщаемых слу­чаев домогательства к детям и в 20% всех изнасилований ви­новными оказываются лица в возрасте до 18 лет.69

Вопреки высказываемому раньше мнению, что сексуальное использование распространено в основном среди бедных, на самом деле между принадлежностью к тому или иному эконо­мическому классу и частотой использования нет никакой корре­ляции.70 Большинство педофилов - мужчины, хотя в последних исследованиях стало обнаруживаться, что женщины чаще совра­щают маленьких детей, чем сообщалось до сих пор, в частности потому, как указывает Лью, что «сексуальная активность между женщинами и маленькими мальчиками редко расценивается как использование ребенка».71 Вообще же из всех случаев инцесту-ального использования раскрываются лишь 2%, из которых даже в наши дни лишь крохотная доля признается преступлением,72

что заставляет отказаться от мысли, будто общество действитель­но заинтересовано в прекращении этой практики. Наконец, число случаев домогательства к ребенку может на самом деле быть гораздо выше; в то время, как в работе Рассела в 43% случа­ев инцестуальное использование, по воспоминаниям, имело мес­то лишь по одному разу, в другой работе обнаруживается, что средняя продолжительность использования - пять лет.73

О причине педофилии лучше всего говорится в сообщениях из клинической практики психотерапевтов, которые долго зани­мались этой темой.74 Педофил, подобно другим извращенцам, стра­дает от острого недостатка любви и страха индивидуации в ран­нем детстве, он или она одновременно хочет и страшится слия­ния с матерью из-за огромной потребности восстановить единство матери и ребенка. У педофилов обычно обнаруживается исполь­зование в раннем детстве. Став взрослым, педофил должен за­ниматься сексом с детьми, чтобы сохранять иллюзию, будто его

УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ ИНЦЕСТА 463

любят, и в то же время господствовать над детьми, как когда-то господствовали над ним самим, повторять все те же садистские действия, которые когда-то испытывал на себе. Педофил исполь­зует ребенка в качестве заменителя груди, для получения удо­вольствия и как объект садистской агрессии.

Сексуальная активность крайне необходима педофилу, пото­му что избавляет его от постоянно возникающих чувств фраг-ментированности, депрессии и смерти. Это помогает объяснить, почему сексуальная мишень педофила столь легко заменима и почему активный педофил за свою жизнь часто успевает совра­тить сотни детей. Совращение детей - это отчаянная защита от страха собственной дезинтеграции. Вовсе не следует считать это, как делают обычно историки и социологи, «всплеском сексуаль­ных инстинктов» или результатом недостаточного контроля над импульсами» либо «слабого суперэго». Взрослые, домогающиеся детей, обладают чрезвычайно мощным карающим суперэго и часто очень набожны. К такому поведению их подталкивают не сексуальные инстинкты, а непреодолимые интрапсихические тре­воги. Учитывая серьезность извращения, неудивительно, что ус­пешные методы его терапии были разработаны лишь недавно.75

Похоже, что прошло уже время, когда можно было отрицать крайнюю травматичность для детей сексуального совращения. Чем больше выходит работ по последствиям сексуального ис­пользования детей, тем более тяжелым оказывается наносимый ущерб. Ту массу книг и статей, в которой документально отра­жены эмоциональные проблемы жертвы как в детстве, так и в дальнейшей жизни, следует читать внимательно, чтобы оценить глубокое чувство свершившегося предательства и парализующего страха, которое испытывает ребенок, так что даже один-единствен­ный случай может опустошающе сказаться на всей его жизни. Документы свидетельствуют об острых соматических реакциях, де­персонализации, ненависти к себе, истерических припадках, депрес­сии, пограничных формациях личности, половой неразборчивости, сексуальных нарушениях, самоубийствах, членовредительстве, ноч­ных кошмарах, посттравматических стрессовых нарушениях, пре­ступности, булимии, общей эмоциональной и умственной отста­лости - чем раньше и чаще имело место использование, тем тяжелее ущерб.76

За пределами США была опубликована лишь одна сравнитель­но достоверная работа. Выполненный Институтом общественного

464 ллойд ДЕМОЗ

мнения для правительства Канады отчет на 1300 страницах об интервью, проведенных с глазу на глаз с более чем 2000 муж­чин и женщин, который завершается цифрами, показывающими частоту случаев в процентном исчислении, примерно теми же, что и в американских работах.77 Как сообщают антропологи, в

# •

Латинской Америке семейная сексуальная активность и широко распространенная педерастия составляют значительную долю мужской сексуальной активности мачо, хотя достоверных стати­стических данных на этот счет пока нет.78 Например, в Пуэрто-Рико Оскар Льюис обнаружил «опасность совращения со сторо­ны отчимов, сексуальное соперничество между сестрами, между матерьми и дочерьми и сексуальную стимуляцию детей мужс­кого пола своими матерьми и другими членами семьи»,79 Э. Н. Падилья сообщает, как родители, и не только они, регулярно ма­стурбируют пенис младенца,80 а Ромон Фернандес-Марина при­водит пример пуэрториканкских отцов, которые часто мастурби­руют сыновей, чтобы показать друзьям их мужские качества.81

Дж. М. Кэрриэр в Мехико сообщает, что значительная часть мек­сиканских мужчин вступает в сексуальные отношения с племян­ницами, кузинами или соседками, которым от б до 9 лет.82

Европейские страны по технике интервьюирования отстают от США лет на двадцать, и поскольку там все еще пользуются письменными анкетами, выявляемый уровень сексуального ис­пользования оказывается менее одного процента.83 В большинстве европейских работ не делается попыток изучить частоту этого явления с точки зрения статистики, хотя в некоторых - как, на­пример, в серии работ по инцесту в Скандинавии - сообщает­ся о значительном общественном одобрении инцеста в некото­рых сельских районах.84

Хотя для большинства европейских стран достоверная статис­тика отсутствует, благодаря начавшемуся недавно брожению, про­явившемуся в книгах, статьях, в появлении телефонных горячих линий, стало обнаруживаться широкое распространение сексуаль­ных домогательств. Недавно появившаяся на Би-Би-Си програм­ма «Чайлд Уотч» спросила всех слушателей женского пола - боль­шая, хотя и несколько однобокая выборка, - могут ли они вспом­нить о сексуальных домогательствах, и после анализа 2530 ответов оказалось, что 83% помнят о том, как трогали их половые органы, а 62% всей выборки вспоминают о настоящих половых сношени­ях.85 Официальное число немецких детей, которые каждый год под-

УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ ИНЦЕСТА 465

вергаются сексуальному использованию и насилию - свыше 300 тысяч, а горячих линий, по которым можно сообщать о сексуаль­ном использовании, становится все больше.86 С учреждением в Италии горячих линий «СОС - детство», первоначально с негодо­ванием встреченных публикой, началось разоблачение разветвлен­ной сети педофилии, детской проституции, сексуальных домога­тельств в мужских и женских организациях скаутов, а также широко распространенного сексуального использования детей в семьях, с особым упором на педерастическое совращение мальчи­ков.87 Наконец, самым обстоятельным на сегодняшний день иссле­дованием в Европе является еще не опубликованный отчет, вы­полненный немецким Институтом детства - впервые кто-то ос­мелился спросить у самих детей об их сексуальном опыте. Как я уже говорил, исследователи из этого института обнаружили, что среди берлинских школьников 80% подвергались сексуальным

домогательствам.88 Подробно об этой работе можно будет узнать после ее публикации. Вполне возможно, что, напрямую опрашивая детей, вместо того, чтобы полагаться на воспоминания взрослых, можно получить более высокие цифры частоты сексуальных до­могательств, чем 60% и 45% для США.

ПЕДОФИЛИЯ НА ВОСТОКЕ И НА БЛИЖНЕМ ВОСТОКЕ

Каким бы высоким ни оказался уровень сексуального исполь­зования детей в современных странах Запада, аналогичные циф­ры в незападных странах, скорее всего, гораздо выше. Посколь­ку эти страны лишь недавно вышли из той фазы, которую я называю инфантицидным стилем воспитания детей, когда роди­тели убивают около половины всех рождающихся детей,89 то там гораздо шире принято использование детей для удовлетворения эмоциональных потребностей взрослых - отношение, благопри­ятствующее широкому распространению инцеста, как и вообще плохого обращения с детьми. Несмотря на то, что материал раз­бросан и в значительной степени скрыт, его достаточно, чтобы составить представление о масштабах явления, которым, вероятно, когда-нибудь займутся ученые.

Детство многих индийцев начинается с регулярной мастурба­ции со стороны матери, которой подвергается маленький ребенок «высокой касты или низкой касты, девочки - «чтобы хорошо

466

спали», мальчики - «чтобы росли мужественными...» О широком распространении этой практики говорят многие заслуживающие доверия наблюдатели - среди них Кэтрин Майо, - врач,91 этно­лог,92 религиовед93 и социолог,94 чьи обширные исследования в Индии 20-х годов привели к принятию первых законов о детс­ких браках.90 Как фактически в любой незападной культуре, ребенок в течение нескольких лет спит в супружеской посте­ли и постоянно наблюдает половые сношения между родителя­ми. До какой степени индийские родители идут дальше и открыто занимаются сексом с ребенком, определить невозможно. Рампал,

социолог, который недавно провел исследование сексуальных тра­диций современной Индии посредством интервью, построенных по образцу Кинсея, пришел к выводу, что «размах инцеста огромен... Его скрывают вместе с другими секретами семьи так, что тайна редко выходит наружу, как и совращение, к которому приклады­вают руку верные друзья семьи... Попытаться дать хотя бы более или менее удовлетворительную оценку частоты случаев инцес­та - все равно, что разворошить осиное гнездо... никто не испо­ведуется в таком поступке, следовательно, любая попытка собрать материал для статистики в настоящее время бесполезна»95

Как о мальчиках, так и о девочках сообщается, что их мастур­бируют и насилуют мужчины семьи, включая отца, старших бра­тьев, дядей и двоюродных братьев.96 Когда ребенку исполняется четыре или пять лет, его обычно берут к себе на ночь в постель другие члены большой семьи - «дяде должно нравиться, что она спит в его комнате, ведь это считается великим жестом, означа­ющим близость».97 Как описывает одна девочка: «Вряд ли я хоть раз спала со своими родителями после того, как мне исполнилось четыре года. Почти каждую ночь я по очереди спала с разными моими дядями и иногда с бабушкой. Но в ее кровати было очень тесно, потому что там спали все ее внуки... Поэтому я предпо­читала спать в кровати дяди, который был очень добрым и зи­мой обхватывал меня руками»98 Такая практика похожа на тра­диционное обобществление жен братьями, каждый из которых имел свободный сексуальный доступ к жене другого брата — древний обычай, еще принятый в некоторых областях Индии.99

Секс между близкими родственниками в Индии настолько общепринят, что в некоторых индийских группах предпочитают устраивать браки между дядями и племянницами, двоюродными сестрами и братьями.100 Как гласит одна старая индийская поcло-

УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ ИНЦЕСТА 467

вица, «если девочка девственница в десять лет, значит, у нее нет ни братьев, ни кузенов, ни отца». Такой порядок — спать по оче­реди с живущими в доме родственниками — сохраняется даже после свадьбы, поскольку муж часто холоден к жене, и секс с младшими братьями мужа тайно поощряется семьей, которая хочет дать жене кого-нибудь «близкого».101 Деды часто называ­ют маленьких девочек «моя маленькая женка», дарят им лаком­ства и «играют роль старых соблазнителей», дразня словами: «А не хочешь ли ты выйти за меня замуж?»102 Вот как один наблю­датель подытоживает традиционную индийскую сексуальную сти­муляцию детей:

«Маленьких девочек хинди лишают девственности ма­ленькие мальчики, с которыми те играют; они вместе повторяют эротические уроки, которые невольно препо­дают им родители благодаря повсеместному в Индии промискуитету в семье. У маленьких девочек, которым еще нет даже десяти лет, девственная плева никогда не бывает целой... Инцест часто является правилом, а не исключением».103

Вдобавок к непосредственному инцесту со стороны родите­лей, обычным является и совращение маленьких девочек, кото­рых берут в дом под опеку или в качестве слуг. Многие муж­чины, сообщает Рампал,

«опускаются до того, что совращают маленьких девочек, которым дают приют в доме по разным причинам - то ли девочка учится, то ли находится в услужении, то ли она родственница, то ли дочь или сестра близкого дру­га. Они сполна пользуются ее невинностью и неопытно­стью в общении с мужчинами, которые хотят близости с ней. Обычно девочка горько жалеет о такой связи, по­тому что испытывает крайнюю раздвоенность, называя своего тайного любовника «дядей» или «братом» при по­сторонних и предаваясь с ним соитию в уединении спальни...»10*

Отцы иногда поощряют совращение, передавая дочь другу, чтобы тот воспитывал ее, «как свою дочь», и друг «посвящает ее в инцестуальные сношения».105

Сексуальное использование мальчиков и девочек уходит в такую глубь времен, в какую только простираются письменные источники, и охватывает все касты Индии. Как говорит Майо:

468 ллойд ДЕМОЗ

«На протяжении периода столь долгого, что никто не знает, ког­да это началось, брамины старательно культивировали и переда­вали силой своего духовного авторитета страсть к незрелым девочкам, которых сексуально использовали».106 У храмовой про­ституции мальчиков и девочек долгая история, и Майо расска-зывала в 1927 г.;

«Маленького мальчика... если он физически привлека-. телен, отбирают для удовлетворение взрослых мужчин или приписывают к храму в качестве проститутки. Ро­дители, как правило, не видят в этом никакой обиды, им, наоборот, льстит, что их сына сочли привлекательным».107

Мальчиков и девочек сексуально использовали как жрецы, так и посетители, и большинство детей было «хорошей касты». Одна община храмовых проституток, согласно статистике прави­тельства, насчитывала двести тысяч членов.108

Детские браки в Индии были правилом уже по меньшей мере в 300 г. до н. э.109 В качестве рационального объяснения детских браков, так же, как и крайней изоляции девочек (пурда),110 назы­вают необходимость защиты девочки от окружающих ее мужчин-соблазнителей. Индийские матери высших каст признаются, что

«боятся оставлять [одиннадцатилетних] дочерей одних дома, даже на полдня, без материнского присмотра и в досягаемости мужчин из семьи. Ниже по социальной

- лестнице мы обнаруживаем тот же страх. Жена крес­тьянина хинди никогда не оставит свою маленькую дочь дома даже на один час в почти полной уверенности, что тогда ребенок будет обесчещен».111

Вот почему ребенок по традиции выдается замуж в шесть или семь лет.

Находя на уровне сознания оправдание в качестве защиты от совращения мужчинами, детские браки, несомненно, доверша­ют совращение, поскольку тут же переходят в свое логическое продолжение, поскольку жених почти всегда на несколько десят­ков лет старше девочки-невесты.

«Пусть мужчина тридцати лет женится на десятилетней, нагника (то есть на девочке, у которой еще не было мен­струаций), а мужчина двадцати однрго года пусть возьмет в жены семилетнюю».112

Поскольку до закона об ограничении на детские браки боль­шинство индийских девочек выдавались замуж и начинали поло-

УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ ИНЦЕСТА 469 •

вую жизнь до 12 лет, они переходили от семейного инцеста к сексу со старшими мужчинами, которых еще в детском возрас­те выбирала семья113.

Отцов, которые позволяли дочерям достигать половозрелости, не выдавая их замуж, религия осуждала на адские муки. Поэто­му первый ребенок обычно рождался вскоре по достижении матерью половой зрелости и почти всегда умирал во время родов из-за физической незрелости матери.114 Когда в 1929 г. были предприняты попытки объявить детские браки незаконными, ко­миссия по согласованию возраста, большинство членов которой защищали детские браки, опубликовала девять томов показаний. В качестве возражения говорилось, что это основа индийской семьи, поскольку девочка должна «стать дисциплинированной» (изнасилованной) для доведения брака до своей сути, чтобы «смотрела на мужчину... как на своего господина и мужа..»115

Майо говорила, что показания комиссии, настаивавшей на необходимости секса с детьми, по большей части были настоль­ко непристойны, что их нельзя даже повторить. Подавляющее большинство членов комиссии настаивало на том, что дети на­столько переполнены сексуальными желаниями, что, когда им исполняется семь лет, брак является единственным спасением. «Они жаловались, что маленькие дети» как мальчики, так и дево­чки, по своей природе проявляют неестественную, развращенную и изнуряющую скороспелость, находясь под влиянием среды» — то есть семейного инцеста в первые семь лет. Майо приводит многочисленные показания, в которых маленькие девочки обви­няются в собственном изнасиловании, раннее замужество объяв­ляется абсолютно необходимым, поскольку «похоть владеет сер­дцем девочек... в раннем возрасте... Девочка хочет половых сно­шений в восемь раз сильнее, чем мужчина... Когда человек голоден, самое время накормить его...»116

Результатом такого раннего инцеста было общество, где сек­суальность взрослых считалась крайне опасной, где люди мучи­лись чувством вины каждый раз, когда занимались сексом со своими супругами, где любые сексуальные сношения между муж­чинами и женщинами считались оскверняющими и где популяр­ные фильмы до сих пор не обходятся обычно без подробных сцен изнасилования ради удовлетворения мужской аудитории.117 Как и следует ожидать, индийская религия пронизана извращенными сексуальными фантазиями, культом пениса, сильнейшим страхом

470

потерять сперму и включает поклонение инцестуальному богу-пенису, Шиве, когда женщины должны публично целовать поло­вые органы голого жреца. Даже в наши дни такая секта, как Хинду Сакти, пропагандирует инцест как «более высокую ступень половых сношений и большой шаг к религиозному совершен­ству».118

Индийский субконтинент представляет собой настоящие Га­лапагосские острова психоисторических вариаций инцестуального поведения, демонстрируя примеры, которые относятся к самым разным эволюционным уровням и могут пригодиться при срав­нительно-историческом исследовании других обществ. В некото­рых эндогамных индийских группах, таких как байга, практику­ются настоящие инцестуальные браки мужчин с дочерьми, женщин с сыновьями, братьев с сестрами и даже бабушек или дедушек с внуками.119 «У меня создается впечатление, что у боль­шинства из них очень слабо или вовсе отсутствует врожденное отвращение к инцесту», - говорит изучающий их этнограф Эл-вин,120 жизнеспособность же этого общества опровергает все теории о невозможности инцестуальных браков.

У байга встречаются самые разные варианты полностью ин­цестуального образа жизни, а регулярные половые сношения с детьми широко распространены во многих индийских группах. Одной из групп, чья жизнь документирована лучше всего, явля­ются мурия, которые делают маленьких детей частью своей сек­суальной активности в семейной постели. Затем, когда детям исполняется пять-шесть лет, родители объявляют их слишком взрослыми для участия в семейном сексе и отправляют в спаль­ню, отведенную для сексуального использования детей подрост­ками и мужчинами постарше.121 Мурия считают, что это дети виноваты в том, что их приходится изгонять из дома и отправ­лять в сексуальную спальню: «Некоторые дети очень хорошие и понимают [почему их приходится изгонять из семейной посте­ли], а другие, глупые, ломятся обратно в комнату родителей...» Взрослые наблюдают и поощряют любую сексуальную актив­ность в спальнях. Хотя иногда в спальни отправляются дети всего двух лет от роду, от них обычно не требуют участия в сексе до пяти-шести лет, поскольку они, если их принудить к сексу в три-четыре года, часто «мочат кровать и просыпаются с плачем».122

Попавших в спальню детей заставляют трудиться на осталь­ных, их «вколачивают в форму» подростки, поставленные здесь

УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ ИНЦЕСТА 471

за старших. Маленькие дети начинают свою сексуальную дея­тельность с того, что делают детям постарше массаж, и лишь потом их «посвящают» в настоящие сношения. Сношения начи­нают в пять или шесть лет по инициативе одного из подрост­ков или взрослых:

«Взрослая девочка учит маленького мальчика, позволяя ему ласкать ее грудь и обнимать ее. Затем она обнажает свои ноги и заставляет маленького мальчика лечь на ее грудь. Она показывает ему, как раскрывать ее одежду и вставляет маленький пенис своей рукой».123

Есть два типа спален: классическая модель, когда девочкам под угрозой наказания не разрешается спать с одним партнером больше трех ночей подряд, и «парная» модель, когда партнеры на долгий срок вступают в «брак» друг с другом. Обычно детям на­значает партнера тот, кто за старшего. Несмотря на то, что иног­да девочке позволяется выбрать себе партнера, она не может от­казаться от секса, иначе ей грозит групповое изнасилование: «Если девочка отказывается прийти, когда за ней посылают, то за ней отправляют маленьких мальчиков, которые приводят ее си­лой. Когда ее приводят, а она отказывается выбрать партнера, группа мальчиков постарше принимается насиловать ее по оче­реди, пока она не назовет мальчика, которого хотела бы иметь партнером».124

Дети вступают в сношения в присутствии других - некото­рых родственников, таких, как младшие братья, которые замещают старшего брата, если он временно отсутствует.125 «Каждый принад­лежит кому-нибудь другому» - вот дух этих спален; «ты перехо­дишь от девочки к девочке, совсем как кольцо на твоей руке пе­реходит с пальца на палец», а иначе «погибнешь от любви».126 (Ко­нечно, все эти правила устанавливаются и меняются по воле родителей, а не детей.) Старшие женатые мужчины часто посеща­ют спальни и занимаются сексом с детьми, особенно когда у их собственных жен менструации, и они считаются оскверненными.127

Система сексуальных спален мурия, имеющая аналогии у некото­рых азиатских и африканских групп, высоко оценена за свое «за­видно» позитивное отношение к сексу изучавшими эту группу этнологами и другими антропологами, сообщавшими о своих ис­следованиях.129 Этнолог называет эти спальни «счастливым, вол­нующим миром», в отличие от других индийских деревень, где де­тей насилуют чаще, чем в деревнях, где есть такие спальни.130

472 • •

Китай, как и Индия, лишь недавно вышел из инфантицидного стиля воспитания детей, но заслуживающих доверия работ по детской сексуальности здесь несколько меньше, чем по Индии. Хотя родители в Китае традиционно спят со своими детьми, пока те не становятся подростками,131 еще недостаточно исследовано, что конкретно происходит в китайских семейных постелях; впро­чем, некоторые наблюдатели сообщают, что у китайских девочек, как и у индийских, нет и намека на девственную плеву, предпо­ложительно потому, что те, кто о них заботится, «очень тщатель­но... чистят половые органы маленьких детей во время ежеднев­ных промываний...»132

Подобно многим ранним цивилизациям, в древнем Китае были институционализированы педерастия с мальчиками, сожительство с детьми, кастрация маленьких мальчиков ради их сексуального использования в качестве евнухов, браки маленьких невест с оп­ределенным количеством братьев, широко распространенная про­ституция мальчиков и девочек и постоянное сексуальное исполь­зование детей-слуг и детей-рабов.133 В популярной древней системе брака сим пуа родители удочеряли девочку, растили ее как сест­ру своего сына, а затем заставляли их двоих вступать в брак, который со всех точек зрения, кроме генетической, следует рассмат­ривать как инцестуальный. Они могли поступить и наоборот, усы­новив мальчика, чтобы женить на приемной сестре.134 Сексуаль­ное использование удочеренных девочек, как сообщается, было обычным делом.135 Родители часто отправляли сыновей для сек­суального использования в аристократические семьи, если же мальчик вызывался быть евнухом, родители отрезали ему половые органы, и несли за ним в банке.136 В некоторых областях браки мужчин с мальчиками были столь популярны, что сохранились за­писи о пожертвовании сыновей покровителю для педерастии.137

Как это было обычно в других древних цивилизациях, край­ний симбиоз с матерью заставлял китайцев верить, что женщи­ны столь могущественны, что лишают мужчин силы, забирая сперму во время полового акта. Китайцы считали, что во время акта женщина извергает жизненную силу (ин), которую мужчи­на может поглотить и стать сильным, если сам сумеет удержаться от эякуляции. Сочинялись специальные руководства, где описы­вались способы для мужчины удержать свою сперму, прерывая акт, который назывался «битвой», путем вдоха и всасывания слю­ны женщины, которая называлась «врагом»,138 В юношеском воз-

УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ ИНЦЕСТА 473 I

расте мужчин обучали сексу с маленькими девочками с «нераз­витой грудью», чтобы потренироваться в «воздержании», не до­пуская эякуляции.139 У правителей жизненной силы было боль­ше, потому что они забирали ее от большего числа жен и налож­ниц. Заставляло ли это верить, что мужчина может получить жизненную силу через сношения со своими детьми, непосред­ственно не доказано, однако на это может указывать широко распространенная практика покупки маленьких девочек (под ви­дом «удочерения») в популярной системе муй цай - «приемные родители» использовали их после этого в качестве домашних ра­бынь или сексуальных объектов.140 Мальчиков тоже часто усы­новляли ради сексуального использования, перевязывая им ступ­ни, как у девочек, - считалось, что вид перевязанных ступней дей­ствует возбуждающе.141

Перевязывание ног было единственной китайской традицией сексуального увлечения, которое совершалось над девочками всех классов. Как и другие фетишисты, китайцы настолько боялись влагалища, считая его опасным, кастрирующим органом, что мог­ли испытывать эротические чувства только к женской ступне -в основном к большому пальцу. Вот как описывает Чен Куан-Ин процедуру перевязывания ног в девятнадцатом веке: «Ког­да ребенку исполняется четыре-пять или семь-восемь лет, роди­тели начинают резко с ним разговаривать, пугают его своими взглядами и притесняют, как только можно, так, что кости ног могут сломаться, а мясо - загнить».142 Этому крайне болезнен­ному процессу девочка подвергается с пяти до десяти лет, крича от боли каждую ночь, когда выполняет задание, ковыляя вокруг дома и держась за стену.143 Когда кости ломаются, а плоть атро­фируется, ее ступня становится отличным заменителем пениса, часто после потери нескольких пальцев, которые подгибаются под ступню, чтобы подчеркнуть торчащий большой палец.

После этого палец-пенис становится для мужчины главным объектом извращения и основным источником сексуального возбуждения во время сношений.

«Он представлял собой необходимое вступление к поло­вому акту, манипуляции с ним возбуждали и подстеги­вали... Способы обхватывать ступню ладонью были мно­гочисленны и разнообразны; дойдя до высшей степени экстаза, любовник переносил ступню из ладони в рот. Игра включала целование, сосание и засовывание ступни

474 ллойд ДЕМОЗ •

*

в рот так, чтобы почувствовать ее щеками, покусывание и энергичное жевание ступни, любовное прижимание ее к щекам, груди, коленям или мужскому члену».144

Таким образом, даже секс с женщинами для китайских муж­чин мог имитировать гомосексуальные сношения.

Хотя в китайской литературе встречается много описаний того, как кричат девочки, когда им раздробляют ступни,145 источ­ники ничего не говорят о том, полностью ли понимали малень­кие девочки сексуальное назначение своего увечья. Поскольку девочки делили с родителями семейную постель и, по всей ви­димости, наблюдали сексуальные игры отца с пенисом-ступней ма­тери, вполне возможно, что сексуальная цель болезненного урод­ства была им понятна.

Япония начала преодолевать инфантицидный стиль воспита­ния, по меньшей мере, два столетия назад.146 Поэтому для Японии труднее найти достоверную оценку традиционной сексуальной жизни детей. К тому же в настоящее время в Японии существу­ет такой запрет на разговоры о сексуальном домогательстве к детям, что в официальной статистике говорится лишь о несколь­ких сотнях случаев в год по всей стране.147 Некоторые авторы, недавно посетившие Японию, свидетельствуют, что там почти все читают порнографические комиксы (манга), где изображены маленькие девочки, «к которым пристают, нападают, связывают, бьют, режут и пытают»,148 и сомневаются в точности столь низ­ких официальных цифр в отношении использования детей, однако частные письма, которые я писал антропологам, педагогам, психо­аналитикам и прочим, специализирующимся в изучении японс­кой психологии, не дали ничего - все отрицали наличие в со­временных японских семьях сколь-либо значительного сексуаль­ного домогательства к детям.

Что касается институционализации педерастического исполь­зования мальчиков, в стиле древних греков; жрецами и воинами, храмовой проституции мальчиков и девочек и общепринятой дет­ской проституции, включавшей древнюю систему гейш,149 то здесь древняя Япония была похожа на Индию и Китай. В японских пуб­личных домах девочек начинали использовать в возрасте 5-7 лет.150 По меньшей мере с 14-го века подробно документирова­но педерастическое использование аристократией и духовенством маленьких мальчиков, которых родители отдавали самураям и жрецам в монастыри для анальных сношений - такие мальчи-

УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ ИНЦЕСТА 475

ки часто служили объектами поклонения в качестве воплощен­ных богов в религиозных культах, похожих на культ Святой Девы на Западе.151

В Японии, одном из самых эндогамных обществ в мире, даже в исторические времена одобрялись инцестуальные браки в придворных кругах. Браки между родными и двоюродными бра­тьями и сестрами, дядями и племянницами, тетями и племянни­ками были настолько общеприняты и даже предпочтительны, что инбридинг, как обнаружили генетики, влиял на размеры и здоро­вье людей.153 Насколько часто в традиционной Японии пользо­вались такой системой брака, еще недостаточно исследовано. Ука­занием на это может служить выполненная в 1959 г. работа Кубо, в которой говорилось, что в Японии еще остались сельс­кие районы, где отцы, «согласно феодальной семейной традиции», женятся на дочерях после того, как мать умерла или сделалась неспособной к половой жизни.154 Кубо пришел к выводу, что во многих традиционных деревенских семьях инцест считается «по­хвальным поведением». Изучив в Хиросиме 36 случаев инцес­та, он обнаружил, что община часто осуждает с моральной точки зрения семьи, живущие в открытом инцестуальном браке, но сами участники таких браков не считают свое поведение аморальным. В самом деле, в отсутствие отца, возглавляющего семью, эту роль может перенять у него сын, «чтобы положить конец беспорядку в доме», и заниматься сексом со своей сестрой. Другие члены семьи примут этот инцест как нормальное явление.

В традиционной Японии даже очень маленьких девочек посвя­щали в секс мальчики постарше, которые приходили в их спаль­ни по ночам при содействии родителей девочек (так называемые ночные воры, йобай). Мальчики «собирались в общественных хижинах и учили тех, кто чуть моложе, сексуальным подходам и приемам...» Хотя при этом рекомендовалось действовать пу­тем «мягкого убеждения»,155 не было никакой гарантии, что оно действительно будет мягким, хотя родители, в соответствии с тра­дицией, «смотрели с другой стороны» на сношение с маленьки­ми дочерьми старших мальчиков.

Западные наблюдатели даже в наше время часто отмечают, что японские матери все еще мастурбируют своих маленьких детей - днем, публично, и ночью, в семейной постели, «для того, чтобы их усыпить», как говорят сами матери.156 В настоящее время средний японец (или японка) спит со своими детьми, пока

476 ллойд ДЕМОЗ *

тем не исполнится десять-пятнадцать лет,167 а в одной из све­жих работ по Японии обнаружилось, что в 20% случаев дочь даже после шестнадцати продолжает спать с отцом.158 Даже если в доме больше дюжины комнат, родители, а также дед с бабкой чувствуют себя «одиноко», когда спят отдельно от детей, а пото­му каждую ночь ложатся спать с кем-нибудь из детей (в одной работе указывается средний возраст, когда дети начинают спать отдельно - 12,7 лет),159 Учитывая, сколько семей еще практику­ет так называемый совместный сон дакине, когда родители, дед или бабка спят в обнимку с ребенком, - считается, что это бла­готворно сказывается на здоровье взрослого,160 и зная, что боль­шинство японских родителей по-прежнему регулярно вступают в половые сношения с ребенком, когда спят с ним в одной по­стели/61 поневоле удивляешься, каким образом ученые могут заявлять об отсутствии сексуального использования японских детей в семейной постели, тем более что никто еще не спраши­вал самих детей об их сексуальном опыте.

Четыре опубликованные недавно работы до некоторой степе­ни пробили брешь в этой каменной стене, затрудняющей доступ к информации об инцесте в Японии. Первая - это феминистский отчет, построенный по образцу работы Шер Хаит. Около трети опрошенных в этом исследовании вспоминали, что в детстве подвергались сексуальному использованию со стороны родствен­ников или близких друзей - заметно более высокая цифра, чем в аналогичных анкетных исследованиях в Америке.162 В другой работе (1981) большинство опрошенных в городе родителей го­ворили, что в последнее время начинают испытывать беспокой­ство от того, что ребенок, спящий вместе с ними, может узнать об их половой жизни - это растущее чувство вины по поводу инцестуальной активности было характерно для Запада в нача­ле нового времени и привело к тому, что детей впервые стали класть в отдельные кроватки.163

Остальные две работы - это вышедшие недавно книги об инцесте в Японии, которые по-новому освещают проблему. Пер­вая из них - сообщение об организации в Токио «горячей ли­нии» с анализом сотен звонков, связанных с инцестом.164 По­скольку официальная японская статистика отрицала случаи ин­цеста, это стало сюрпризом, когда на линию хлынули такие звонки. Одним из самых удивительных открытий было то, что, вдобавок к обычному на Западе инцесту между отцами и дочерь-

УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ ИНЦЕСТА 477 * •

ми или братьями и сестрами, было 29% звонков, в которых жало­вались на инцест между матерью и сыном. Это чрезвычайно высокая в сравнении с другими странами пропорция, но ее сле­довало ожидать, учитывая, как часто японские матери спят одни с сыновьями, в то время как отец где-то в другом месте зани­мается сексом с другой женщиной - внебрачный секс все еще является правилом для большинства женатых японцев.165

Судя по сообщениям, инцест чаще всего происходит, когда мать видит, что ее сын-тинэйджер мастурбирует, и говорит ему: «Лучше не делать это одному. Твой IQ снизится. Я помогу тебе», или: «Ты не сможешь научиться, если не будешь заниматься сексом. Ты можешь воспользоваться моим телом», или: «Я не хочу, чтобы ты нажил неприятностей с девушкой. Лучше зани­майся сексом со мной».166 Исследователи обнаружили, что япон­ские матери и сыновья часто спят в одной постели и занима­ются сексом друг с другом, хотя точная частота таких случаев среди населения не выяснялась. Если верить телефонным ин­тервью, японские матери учат сыновей мастурбировать, помогая им добиться первой эякуляции, во многом так же, как перед этим приучали к туалету.167 Сыновья по большей части не име­ли сексуального опыта с другой женщиной и ревновали, зная о сексуальных отношениях матери с отцом, чувствуя свое право на единоличное обладание матерью, - возможно, это отчасти объясняет, почему один осведомитель сказал специалисту по планированию семьи: «Мы в Японии не знаем эдиповых про­блем - со стороны отца нет конкуренции».168 Другая недавно вышедшая книга, основанная на сотне сообщений об инцесте, под­тверждает эти наблюдения, в том числе факт необычно высо­кой частоты инцеста между матерью и сыном, хотя тоже не дает никакой информации, по которой можно было бы судить об ис­тинной частоте случаев в масштабах нации.169

Наконец, недавнее психоисторическое исследование японского детства, выполненное Китахарой,170 дает новые сведения об ин­цесте в Японии, например, о широком распространении инцеста между братьями и сестрами в начале исторического времени, об обыденности педерастии вплоть до недавнего времени, о том, что даже в настоящее время взрослые сплошь и рядом спят и мо­ются вместе с детьми, а также о степени зависимости инцеста от обычая спать совместно и от крайне ограниченного контакта отцов со своими семьями.

478 ллойд ДЕМОЗ

Сексуальное использование детей в остальной части Дальнего Востока следует индийской и китайской модели. Например, от­чет по Таиланду (1990) показал, что 75% тайских мужчин пользу­ются детьми-проститутками, от 20 до 40% которых ВИЧ-инфици-рованы, так что Азия на грани того, чтобы стать, по словам од­ного эксперта, «эпицентром эпидемии СПИДа».171 Участившиеся по всему миру случаи СПИДа среди детей - еще один показа­тель истинных размеров их сексуального использования.

Сексуальное использование детей на Ближнем Востоке, веро­ятно, столь же распространено, как на Дальнем Востоке.172 Все институционализированные формы педофилии, которые были привычны для Дальнего Востока, на Ближнем Востоке остави­ли по себе множество исторических документов, которые отно­сятся к более раннему инфантицидному стилю воспитания и опи­сывают детские браки, сожительство с детьми, храмовую прости­туцию мальчиков и девочек, браки между родителями и детьми (у зороастрийцев), браки между братьями и сестрами (у египтян, как в царской семье, так и среди простого народа), сексуальное рабство, ритуализованную педерастию, обычай держать евнухов и широко распространенную детскую проституцию. Кроме того, на Ближнем Востоке, как и в Индии, есть районы, где обычаи

претерпели мало изменений с древнейших времен и доступны изучению в гораздо более полном виде, чем по свидетельствам, дошедшим в документах.

Например, в оазисе Сива матери регулярно отдают своих мальчиков для сексуального использования старшим мужчинам, которые могут быть родственниками, а могут и не принадлежать к роду; отцы постоянно одалживают друг другу своих малень­ких сыновей, что напоминает центральноазиатскую исламскую традицию bacaboz, заключающуюся в том, что большинство от­цов торгует сыновьями для сексуального использования.173 До совсем недавнего времени в Сива были столь распространены педерастические браки и педерастическая проституция, что там является привычным утверждение, будто мужчины в норме лю­бят мальчиков больше, чем женщин: «Они убивают друг друга из-за мальчиков. Из-за женщин - никогда».174 Мусульманские святые (имамы) постоянно имеют в распоряжении мальчиков для секса, утверждая, что поглощение спермы имама необходи­мо, чтобы впитать его духовную мощь; иногда доходит даже до официального брака с мальчиком.

УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ ИНЦЕСТА 479

На Ближнем Востоке половая жизнь начинается для маль­чиков в младенчестве и продолжается в течение всего детства. Родители, и не только они, мастурбируют пенис младенца, что­бы «сделать его больше и сильнее», а старшие дети, по наблю­дениям, часами играют с половыми органами малышей.175 Ког­да мальчики подрастают, среди них, как сообщается, становятся обычны взаимная мастурбация, фелляция и анальные сношения, особенно использование мальчиками постарше в качестве сек­суальных объектов маленьких детей - реакция на сверхстиму­ляцию в семейной постели. Как сообщает один арабский со­циолог, педерастическое использование мальчиков мужчинами внутри и около обширной семьи — обычное явление, посколь­ку «просто взгляд хорошенького мальчика уже считается... вол­нующим и чертовски искусительным».176 Моралисты часто считают долгом давать следующие предупреждения: «Мужчи­не никогда не следует проводить ночь в одном доме с безбо­родыми мальчиками», или: «Не садись подле сыновей богачей и знати: лицами они подобны девам и даже более соблазнительны, нежели женщины»177.

Когда подходит пора обрезания - травматичного ритуала,178

совершаемого обычно в возрасте от 3 до 6 лет, неосознанная цель которого - очистить мальчика и избавить179 от домогательств, которым он подвергался - предполагается, что теперь мальчик перестанет носить похожую на платьице рубашку, которая обес­печивает легкий доступ к его половым органам, и начинает но­сить штаны.

Однако, он нередко продолжает спать в одной постели с ро­дителями, занимается сексом с родными и двоюродными брать­ями и сестрами, подвергается сексуальным атакам в школе и ходит с матерью и сестрами в публичные нудистские бани (hammam), поэтому сексуальная сверхстимуляция часто продол­жается и в период с 7 до 14 лет.180 Инцест может в значитель­ной степени происходить в банях. Бухдиба сообщает:

«Hammam - чрезвычайно эротизированное место -настолько, что это название обозначает для населения сам половой акт... «пойти в hammam» совершенно не­двусмысленно означает «заняться любовью»... Каждый мусульманин может вновь пережить свое детство в свете впечатлений от hammam'a... который заведомо яв­ляется местом гомосексуализма, мужского и женского...

480 ллойд ДЕМОЗ «

где ребенку все время приходится рассматривать, изучать и сравнивать половые органы, [так что] каждый мусуль­манин зациклен на матери...»181

Поскольку на Ближнем Востоке девочек ценят меньше, чем мальчиков, то их инцестуальное использование в детстве, возмож-

• •

но, даже преобладает. В одном сообщении обнаружилось, что из пяти ближневосточных женщин четыре вспоминают, как в воз­расте от 3 до 6 лет их принуждали к фелляции старшие братья и другие родственники.182 Одна арабская женщина-врач, которая провела в последнее время обширное исследование совращения детей, сообщает, что в ранние годы жизни «большинство детей-девочек подвержено... сексуальным атакам со стороны родного или двоюродного брата, дяди по отцу или по матери, дедушки или даже отца. Помимо членов семьи это может быть опекун или швейцар в доме, учитель, сын соседа и любой другой мужчина».183

Потехи, говорит она, начинаются с мастурбации или фелляции и переходят в сношения. «В большинстве случаев девочка подчи­няется и боится кому-либо жаловаться, ибо если кто-нибудь и понесет наказание, то это всегда будет она. Она единственная теряет свою честь и девственность. Мужчина никогда ничего не теряет...» Инциденты «случаются часто, но остаются в тайне, со­храняемые в потайных уголках души ребенка, поскольку девоч­ка никому не смеет рассказать, что с ней случилось...»,

Как сообщается, девочки подвергаются сексуальным атакам в школе и на улице,184 а детские браки во многих областях ока­залось изжить не менее трудно, чем это было в Индии.185 Соглас­но исследованию группы медицинских экспертов при министер­стве юстиции в Каире, изнасилования сопровождаются тяжелым физическим и психологическим ущербом и обычно остаются без­наказанными даже в тех редких случаях, когда привлекают вни­мание властей, - «во избежание скандала».186 Поскольку девствен­ная плева девушки, которую выдают замуж, должна быть в це­лости, иногда требуется хирургическое восстановление, чтобы скрыть потерю девственности в результате изнасилования. Как и на Дальнем Востоке, маленькие служанки часто являются из­любленными сексуальными объектами как для мужчин, у кото­рых жены отсутствуют, менструируют, беременны или фригидны, так и для подростков, которые подчас испытывают меньшее чув­ство вины, если занимаются сексом не с сестрами, а с девочка­ми-служанками.187

УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ ИНЦЕСТА 481

Конечно, арабские женщины часто знают, что их супруги пред­почитают заниматься сексом не с ними, а с маленькими мальчи­ками и девочками. Их месть мужчинам за педофилию обруши­вается на девочку, когда той около шести лет: они хватают жер­тву, раздвигают ей ноги и бритвой отрезают клитор, а иногда и половые губы, тем самым, как правило, навсегда лишая ее способ­ности испытывать сексуальное удовольствие.

Обычай удаления клитора, который не является частью какой-либо религиозной доктрины и даже не упоминается в Коране, восходит, по меньшей мере, к додинастийному Египту;188 даже у мумий отсутствуют клиторы и половые губы.189 В настоящее время во многих ближневосточных и африканских странах про­должает практиковаться обрезание девочек. Недавние исследо­вания по египетским девушкам и женщинам показали, что уда­ление клитора все еще практикуется в 97% необразованных семей и в 66% образованных.190 Этот обычай не угасает; Хос-кен говорит, что «в наши дни девочек уродуют в еще большем количестве, чем на протяжении истории», и дает оценку, по ко­торой в настоящее время в странах, где на этот счет имеется документация, насчитывается 74 миллиона искалеченных детей и взрослых женского пола.191

Вместе с клитором у девочки часто отрезают и половые гу­бы — так называемое «фараонское обрезание», или «инфибуля-ция» - а оставшуюся плоть смыкают и сшивают, оставляя лишь небольшое отверстие для мочеиспускания. Разумеется, перед сно­шением все это следует разрезать, открыв влагалище, а кроме того, женщины часто испытывают большие трудности при родах, и надрез приходится расширять, чтобы младенец мог пройти. За­тем, после родов, вагинальную область зашивают снова, «чтобы мужчины получали больше удовольствия от сношений», а каж­дый раз при родах ее снова приходится разрезать. При нанесе­нии всех этих увечий женщины испытывают мучительную боль, иногда умирают от осложнений, обычно от кровотечений, неред­ко теряют сознание от шока (ведь все это делается без анесте­зии) и часто заболевают столбняком, заражением крови, хроничес­кими инфекциями мочеиспускательного канала и бесплодием.592

Аргумент, который приводится в пользу удаления клитора, со­стоит в том, что маленькие девочки в естественном состоянии столь сексуальны, что необходимо «освобождать их от зависимо­сти от секса» и «удерживать от мастурбации». Один информатор

16.

482 ллойд ДЕМОЗ *

сообщает, что «маленькие девочки падают с велосипедов из-за сексуального возбуждения, если клитор не обрезан».193 Поскольку в результате операции девочка обычно становится фригидной, можно сказать, что заявленная цель - ослабить для девочки сек­суальное удовольствие - тем самым достигается. Мужчины обычно не желают жениться на женщинах с целым клитором, считая, что такая жена будет «сверхсексуальна» и станет изме­нять. В некоторых странах есть обычай, согласно которому в брачную ночь муж ножом взрезает влагалище невесты, затем по­вторяет половой акт, чтобы не дать ему вновь сомкнуться.

Половые органы девочки первоначально увечат, как правило, женщины семьи под надзором матери. Неосознанным мотивом является, по-видимому, месть за сексуальное использование девоч­ки мужчинами, поскольку в ходе интервью очень часто выявля­ются воспоминания о соблазнении в раннем детстве. Вот как вспоминает одна женщина об удалении у нее клитора:

Мне было шесть лет в ту ночь, когда я лежала в постели, теплой и спокойной... Я ощутила, как под одеялом что-

.. то шевелится, что-то похожее на огромную руку, холод­ную и грубую, которая ощупывала мое тело, будто что-то искала. Почти в тот же миг другая рука... накрыла мне рот, чтобы я не могла крикнуть. Они понесли меня в ванную... я помню... резкий метал­лический звук, напомнивший мне, как мясник точит нож... Кровь застыла в моих жилах... Я поняла, что мои бедра развели широко в стороны и что мои ноги дер­жат раздвинутыми так, как только возможно... Я почув­ствовала, как нож или лезвие опускается прямо на мое горло. Потом острый металлический край, похоже, вне­запно упал между моими бедрами и вырезал там из тела кусочек плоти. Я закричала от боли, несмотря на то, что рука крепко зажимала мне рот, ведь боль была не просто болью, она была как огонь, обжигающий все тело. Через несколь-ко мгновений я увидела вокруг бедер красную лужицу крови. Я не знала, что они вырезали из моего тела, и не пыта­лась узнать. Я только плакала и звала маму на помощь. Но самым сильным шоком было, когда я огляделась и увидела, что она стоит рядом. Да, это была она, я не могла

УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ ИНЦЕСТА 483

ошибиться, она в плоти и крови, прямо посреди этих чужих людей, разговаривала и улыбалась им».194

Удаление клитора, подобно всем увечьям, которые соверша­ются над половыми органами детей, несомненно, является актом инцеста, продиктованным извращениями взрослых, наносящих увечье. Хотя нам и непривычно видеть это в таком свете, но матери, которые с ножом нападают на половые органы дочерей, на самом деле столь же инцестуальны, как и насилующие доче­рей отцы.

Поскольку увечение половых органов - один из самых рас­пространенных обычаев в воспитании детей, одно только его наличие делает инцест универсальной практикой - несмотря на наше обыкновение отрицать сексуальную мотивацию этого обы­чая, называя его «обрядом перехода» (хотя часто при этом нет никакого перехода в новое состояние) или «обрядом половой зрелости» (хотя происходит это обычно задолго до половой зре­лости). Кроме того, из виду упускается сексуальное возбуждение взрослых, присутствующих при увечении, даже когда перед уве-чением мать мастурбирует ребенка (как в Сива), или когда на церемонии увечения обычно присутствуют проститутки, которые снимают возникающее сексуальное напряжение (как в Марок­ко), или когда увечению предшествует групповое изнасилование (как в Австралии).195

Уродовать половые органы детей - настолько важная для людей потребность, что на этой практике основаны целые рели­гии и государственные системы. Тем не менее, когда ученые пытаются объяснить, почему на протяжении истории, начиная с самых первых письменных свидетельств, почти всеми предприни­мались массированные атаки на половые органы собственных детей, они старательно доказывают, что это не сексуальное извра­щение и что человек, который так поступает, не желает детям зла.

Арнольд ван Геннеп называет увечение половых органов це­ремонией, «у которой весьма важное назначение - позволить индивиду перейти из одного определенного положения в другое», и никогда не задается вопросом, почему родители не могут отпраз­дновать наступление зрелости своего ребенка более безобидным способом.196 Бруно Беттельхайм заявляет, что маленькие маль­чики хотят, чтобы им отрезали гениталии - из-за врожденной «зависти к влагалищу» - и что увечение было столь «приятно» жертвам, что они сами просили взрослых о кастрации, тем самым

484 ллойд ДЕМОЗ

«выражая свое счастье».197 Другие утверждают, что генитальное увечение совершается «для укрепления социальных связей» (Йе-худи Кохен), «для разрыва чересчур сильной зависимости от ма­тери» (Джон Уайтинг), чтобы дать ребенку понять: «Мы тебя любим, но должны тебя избавить от инфантилизма» (Теодор Райх), и чтобы пенис ребенка выглядел, как у кенгуру (Джон Коут).198

Едва ли можно придумать такую форму увечения гениталий, которая не применялась бы систематически к детям. Половые органы девочек татуируют, отрезают, зашивают, выжигают и рас­парывают пальцами.199 Половые органы мальчиков протыкают различными предметами, зашивают, выжигают, отрезают, обдира­ют, «разрезают так глубоко, что удаляют куски плоти», и надре­зают до уретры так, что «пенис раскрывается, как вареная сосис­ка».200 Тема генитального увечения детей столь значительна, что дальнейшее ее обсуждение приходится перенести в следующие работы - «Кросс-культурное исследование инцеста», где докумен­тально доказывается универсализм инцеста в современных до-письменных группах, и «История инцеста», где представлены сви­детельства исторических стадий эволюции homo eroticus от ин­цеста к любви.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. James L. Peacock and A. Thomas Kirsch, The Human Direction: An Evolutionary Approach to Social and Cultural Anthropology. New York: Appleton-Century-Crofts, 1970, p. 100.

2. Alfred L. Kroeber, «Totem and Taboo in Retrospect» American Journal of Sociology 55(1939): 446.

3. Warner Muensterberger, «On the Biopsychological Determinants of Social life», in Warner Muensterberger, ed.T Man and His Culture: Psychoandlytic Anthropology After «Totem and Taboo». London: Rapp & Whiting, 1969, p. 85.

4. Emile Durkheim. Incest: The Nature and Origin of the Taboo. New York: Lyle Stuart, 1963 (1898); Edward Westermarck, The History of Human Marriage. London: Macmillan. 1921 (1894).

5. George Peter Murdock, Social Structure. New York: Macmillan Co., 1947, p. 13.

6. Talcott Parson, цитируется по Blair Justice and Rita Justice, The Broken Taboo: Sex in the Family. New York: Human Sciences Press, 1979, p. 37.

УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ ИНЦЕСТА 4 8 5 * •

7. Leslie White, цитируется там же, р. 36. 8. Claude Levi-Strauss, The Elementary Structures of Kinship. London:

Eyne and Spottiswoode, 1969, p. 41. 9. Исторический обзор огромной литературы по инцестуальным табу

можно найти в Robin Fox, The Red Lamp of Incest. New York: Dutton, 1980; W.. Arens, The Original Sin: Incest and Its Meaning. Oxford: Oxford University Press, 1986; и David H. Spain, «Incest Theory: Are There Three Aversions?» The Journal, of Psychohistory 15(1988): 235-253. Арене единственный ясно говорит о недостатке исследований по самому инцесту.

10. John М. Goggin and William С. Sturtevant, «The Calusa: A Stratified, Nonagricultural Society (with Notes on Sibling Marriage)». In Ward H. Goodenough, Ed., Essays in Honor of George Peter Murdoch. New York: McGrawHill, 1964, pp. 179-219.

11. J. R. Fox, «Sibling Incest». British Journal of Sociology 13(1962): 128-150.

12. Barry D. Adam, «Age, Structure, and Sexuality: Reflections on the Anthropological Evidence on Homosexual Relations». The Journal of Homosexuality 11(1985): 19-33; Bernard Sergent, Homosexuality in Greek Myth. Boston: Beacon Press, 1984 and L'homosexualile initiatique dans I'еиrоре ancienne. Paris: Payot, 1986.

13. Anthony H. Manchest, «Incest and the Law». In John M. Eekelacer and Sanford N. Katz, eds. Family Violence: An International and Interdisciplinary Study. Toronto: Butterworths,1978,pp. 487-92.

14. Очерк истории детства см. в Lloyd deMause, Foundations of Psychohistory. New York: Psychohistory Press, 1982.

15. J. G. Jones, «Sexual Abuse of Children: Current Concepts». American Journal of Diseases of Children 136(1982): 142-146.

16. Исторически теория совращения лучше всего прослежена в Jean G. Schimek, «Fact and Fantasy in the Seduction Theory: A Historical Review». Journal of the American Psychoanalytic Association 35(1987): 937-65; Norman N. Holland, «Massonic Wrongs», American

. Imago 46(1989): 329-352; Robert A. Paul, «Freud and the Seduction Theory: A Critical Examination of Masson's The Assault on Truth». The Journal of Psychoanalytic Anthropology 8(1985): 161-87; Zvi Lothane, «Love, Seduction, and Trauma». Psychoanalytic Review 74 (1987): 83-105; Elaine Westerlund, «Freud on Sexual Trauma: An Historical Review of Seduction and Betrayal». Psychology of Women Quarterly 10(1986): 297-309; and Richard B. Uiman and Doris Brothers, The Shattered Self: A Psychoanalytic Study of Trauma. Hillsdale, N.J.: The Analytic Press, 1988, pp. 65-78; and Emanuel E. Garcia, «Freud's Seduction Theory». In Albert J. Solnit and Peter B. Neubauer, eds. The Psychoanalytic Study of the Child. Vol. 42. New Haven: Yale University Press, 1987. Однако в каждой из работ есть свой недостаток, и это наводит на мысль, что не стоит подменять чтение Фрейда чем-то другим.

486 ллойд ДЕМОЗ

17. Sigmund Freud,The Standard Edition of the Complete Psychological Works of Sigmund Freud. «The Aetiology of Hysteria». Vol. III, (1986). London: The Hogarth Press, 1955, p. 204.

18. Freud, Standard Edition. «An Autobiographical Study». Vol. XX, (1925), p. 34.

19. Jeffrey Moussaieff Masson, The Assault on Truth. New York: Farrar, Straus and Giroux, 1984; Alice Miller, Thou Shalt Not Be Aware: Society's Betrayal of the Child. New York: Farrar, Straus and Giroux, 1984.

20. Freud, Standard Edition. «On the History of the Psycho-analytic Movement». Vol. XIV (1914), p. 17.

21. Freud, Standard Edition. «Three Essays on the Theory of Sexuality». Vol. VII (1905), p. 86.

22. Freud, Standard Edition. «Three Essays», p. 148; «Introductory Lectures on Psycho-Analysis». Vol. XVI (1916-17), p. 370.

23. Freud, Standard Edition. «Introductory Lectures on Psycho-Analysis». Vol. XVI (1916-17), p. 370. Верно и то, что, продолжая, Фрейд ска­зал, что случилось ли совращение в действительности или в фан­тазии, «результат один и тот же, и до сих пор мы не преуспели, пытаясь указать, чем различаются последствия, и что имеет большую долю в этих событиях детства - фантазия или действительность». Там же. Ныне психоаналитик скажет, что произошел ли инцест в действительности или нет - разные вещи. Например, было бы важно знать, был ли отец Фрейда «извращенным», и как называет его Фрейд, или нет - особенно потому, что Фрейд, как и большинство немец­ких детей того времени, в раннем детстве спал с родителями. Од­нако в данном случае дело не в том, придерживаются ли сейчас

в клинической практике во всем мнения Фрейда. Дело лишь в том, что Фрейд не отрицал, что у его пациентов и в окружающем об­ществе слишком часто имело место реальное совращение в детстве.

24. Sigmund Freud, The Origins of Psychoanalysis: Letters to Wilhelm Fliess, Drafts and Notes: 1887-1902. New York: Basic Books, 1954, p. 220.

25. Karl Abraham, «The Experiencing of Sexual Traumas as a Form of Sexual Activity». In Selected Papers of Karl Abraham. London: Hogarth Press, 1948, p. 48. Обвинение Абрахама в адрес жертвы особенно отчет-ливо в случае с женщиной, изнасилованной своим дядей, в «On the Significance of Sexual Traumas in Childhood for the Symptomatology of Dementia Praecox». In Karl Abraham, Clinical Papers and Essays on Psycho-Analysis. New York: Basic Books, 1955, p. 14.

26. Конечно, это можно установить наверняка только в редких случа­ях, когда сохранены все клинические записи детского психоанали­тика; лучший пример - Melanie Klein, Narrative of A Child Analysis: The Conduct of the Psycho-Analysis of Children As Seen in the Treatment of a Ten Year Old Boy. New York: Basic Books, 1960, где г-жа Кляйн сообщает, что узнав от мальчика о том, как он сосал пе-

УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ ИНЦЕСТА 4 8 7

нис своего пса, и как сосали его собственный пенис, обычно избе­гала спрашивать, не завуалированные ли это воспоминания о реаль­ном инцесте, несмотря на робкие намеки мальчика, что «может быть, это случилось давно с моим братом» (р. 93). Кляйн, как и Анна Фрейд, сочла реальные сексуальные события в детстве маловажными по сравнению с внутренней фантазией.

27. Bernard С. Glueck, Jr., «Early Sexual Experiences in Schizophrenia», in Hugo G. Beigel, Ed., Advances in Sex Research. New York: Harper & Row, 1963, pg. 253.

28. Judith L. Herman and Bessel A. van der Kolk, «Traumatic Antecedents of Borderline Personality Disorder». In Bessel A. van der Kolk, Ed., Psychological Trauma. Washington D.C.: American Psychiatric Press, 1989, p. 116.

29. Sandor Ferenczi, «Confusion of Tongues Between the Adult and Child*. Final Contributions to the Problems and Methods of Psycho-Analysis. New York: Brunner/Mazel, 1980, p. 162; Judith Dupont, Ed., The Clinical Diary of Sandor Ferenczi. Cambridge: Harvard University Press, 1989.

30. Marie Bonaparte, Female Sexuality. New York: International Universities Press, 1953; Phyllis Greenacre, Trauma, Growth and Personality. New York: International Universities Press, 1950; Annie Reich, «Analysis of a Case of Brother-Sister Incest». In Annie Reich. New York: International Universities Press, 1973, pp. 288-311.

31. Joseph С Rheingold, The Fear of Being a Woman: A Theory of Maternal Destructiveness. New York: Grune & Stratton, 1964.

32. Robert Fleiss, Symbol, Dream and Psychosis. New York: International Universities Press, 1973, p. 212.

33. Miriam Williams, «Reconstruction of an Early Seduction and Its Aftereffects». Journal of the American Psychoanalytic Association. 35(1987): 145-163.

34. Judith Lewis Herman, J. Christopher Perry and Bessel A. van der Kolk, «Childhood Trauma in Borderline Personality Disorder*. American Journal of Psychiatry 146(1989): 494.

35. Joseph Peters, «Children Who Are Victims of Sexual Assault and the Psychology of Offenders». American Journal of Psychotherapy 30(1976): 401.

36. Lawrence Z. Freedman, review of Jeffrey M. Masson, The Assault on Truth. Journal of the American Psychoanalytic Association 36(1988): 187.

37. John Addington Symonds, Sexual Inversion. New York: Bell Publishing Company, 1984 (1928); J. Z. Eglinton, Greek Love. New York: Oliver Layton Press, 1964.

38. Alien Edwardes and R. E. L. Masters, The Cradle of Erotica. New York: The Julian Press, 1963, p. 22.

39. Основной доклад Шульца на первой национальной конференции по сексуальному оскорблению детей, цитируется по Sam Janus, The

488 ллойд ДЕМОЗ •

Death of Innocence: How Our Children Are Endangered by the New Sexual Freedom. New York: William Morrow & Co., 1981, p. 126; см. также Leroy G. Schultz, Ed., The Sexual Victimology of Youth. Springfield, III.: Charles C. Thomas, 1980; and LeRoy G. Schultz, «Child Sexual Abuse in Historical Perspective». Journal of Social Work and Human Sexuality 1(1982): 21-35. Другие расхожие научные рабо­ты, защищающие педофилию, включают Daniel Tsand, Ed., The Age Taboo: Gay Male Sexuality, Power and Consent. London: Gay Men's Press, 1981; To'm O'Carroll, Paedophilia: The Radical Case. London: Peter Owen, 1980; Edward Brongersma, Das verfemte Geschlecht. Munich: Lichtenberg, 1970. Brian Taylor, Ed., Perspectives on Paedophilia. London: Batsford, 1981; Fritz Bernard, Pedofilie. Bussum: Aquarius, 1975; Larry L. Constantine,«The Sexual Rights of Children: Implications of a Radical Perspective». In Mark Cook and Glenn Wilson, Eds., Love and Attraction: An International Conference. Oxford: Pergamon Press, 1979; Edward Brongersma, Das verfemte Geshtecht. Munich: Lichtenberg, 1970; Tony Duvert, Le bon sexe illustre. Paris: Editions de Minuit, 1974; Richard L. Currier, «Juvenile Sexuality in Global Perspective». In Larry L. Constantine and Floyd M. Martinson, Eds., Children and Sex: New Findings, New Perspectives. Boston: Lit­tle, Brown & Co., 1981; Tony Duvert, L'enfani au masculin. Paris: Editions de Minuit, 1980; Joachim S. Hohmann, Ed., Paedophilie heute. Frankfurt am Main: Foerster, 1980; Theo Sandfort, The Sexual Aspect of Paedophile Relations: The Experience of Twenty-five Boys. Amsterdam: Pan/Spartacus, 1982; Jeffrey Weeks, Coming Out: Homosexual Politics in England Since the 19th Century. London: Quartet, 1978; Parker Rossman, Sexual Experience Between Men and Boys: Exploring the Pederast Underground. New York: Association Press, 1976; Theo Sandfort, The Sexual Aspect of Paedophile Relations: The Experience of Twenty-five Boys. Amsterdam: Pan/ Spartacus, 1982; Dennis Drew and Jonathan Drake, Boys For Sale: A Sociological Study of Boy Prostitution. New York: Brown Book Co., 1969; а также работы, цитируемые в журнале Paidika.

40. Alfred Kinsey, Wardell Pomery and Clyde Martin. Sexual Behavior in the Human Male. Philadelphia: W. B. Saunders Co., p. 121.

41. Walter B. Pomeroy, «A New Look at Incest». Penthouse Forum, November; 1976, p. 10.

42. Новейшие библиографические пособия включают Mary De Young, Incest: An Annotated Bibliography. Jefferson, N.C.: McFarland, 1985; Rick Rubin and Greg Byerly, Incest: The Last Taboo: An Annotated Bibliography. New York; Garland, 1983; David Finkelhor, Child Sexual Abuse: New Theory and Research. New York: The Free Press, 1984; David Finkelhor, et al., A Sourcebook on Child Sexual Abuse. Beverly Hills: Sage Publications, 1986; Melodye L F. Dabney, Incest: An Annotated Bibliography: Offenders, Victims, Families, Treatment Programs. Eugene, Oregon: M. L. F. Dabney, 1982; Benjamin

У Н И В Е Р С А Л Ь Н О С Т Ь И Н Ц Е С Т А 4 8 9 I

Schlesinger, Sexual Abuse of Children: A Resource Guide and Annotated Bibliography. Toronto: University of Toronto Press, 1982; William Parker, «Homosexuality in History: An Annotated Bibli­ography». Journal of Homosexuality 6(1980/81): 191-210; Wayne R. Dynes, Homosexuality: A Research Guide. New York: Garland Publishing» 1987; William Parker, Homosexuality Bibliography. Second Supplement, 1976-1982. Metuchen, N.J.: Scarecrow Press, 1985; Joan Scherer Brewer and Rod W. Wright, eds., Sex Research: Bibliographies from the Institute for Sex Research. Phoenix: Oryx Press, 1979; Vern L Bullough, W. Dorr Legg, Barrett W. Elcano and James Kepner, eds., An Annotated Bibliography of Homosexuality. Two Vols. New York: Garland, 1976; Thomas M. Horner, Homosexuality and the ludeo-Christian Tradition: An Annotated Bibliography. Metuchen, N.J.: Scarecrow Press, 1981; Carolyn F. Wilson, Violence Against Women: An Annotated Bibliography. Boston: G. K. Hall, 1981; Nancy Sahli, Women and Sexuality in America: A Bibliography. Boston: G. K. Hall Co., 1984; Ulrich Herrmann, Susan Renftle and Lutz Roth, Bibliographic zur Geschichte der Kindheit, Jugend und Familie. Muenchen: Juventa Verlag, 1980; Florence Rush, The Best Kept Secret: Sexual Abuse of Children. Engiewood Cliffs. N.J.: Prentice-Hall, 1980; Vern L. Bullough, Sexual Variance in Society and History. Chicago: University of Chicago Press, 1976; R. E. L. Masters, Patterns of Incest: A Psycho-Social Study of Incest, Based on Clinical and Historic Data. New York: Ace Books, 1970; Luciano P. R. Santiago, The Children of Oedipus: Brother-Sister Incest in Psychiatry,Literature,History,and Mythology. Roslyn Heights, N.Y.: Libra Publishers, 1973; Herbert Maisch, Incest. London: Deutsch, 1973; Parker Rossman, Sexual Experience Between Men and Boys: Exploring the Pederast Underground. New York: Association Press, 1976; Edward Brongersma, Das verfemie Geschlechl. Munich: Lichtenberg, 1970; John Crewdson, By Silence Betrayed: Sexual Abuse of Children in America. Boston: Little, Brown and Co., 1988; Judith Ennew, The Sexual Exploitation of Children. London: Polity Press, 1986; Jill E. Korbin, Ed., Child Abuse and Neglect: Cross-Cultural Perspectives. Berkeley: University of California Press, 1981; Larry L. Constantine and Floyd M. Martinson, Eds., Children and Sex: New Findings, New Perspectives. Boston: Little, Brown & Co., 1981; Joachim S. Hohmann, Ed., Paedophilie heute. Frankfrut am Main: Foerster, 1980; Thomas Marland Horner, Homosexuality and the Judeo-Christian Tradition: An Annotated Bibliography. Metuchen, N.J.: Scarecrow Press, 1981; Wolf Vogel, Berbotene Liebe: Paedophilie und strafende Gesellschaft. Regensburg: Roderer, 1984; Robin Lloyd, Boy Prostitution in America. New York: Vanguard Press, 1976; Gitta Sereny, The Invisible Children: Child Prostitution in America, West Germany and Great Britain. New York: Knopf, 1985; W. Arens, The Original Sin: Incest and Its Meaning. Ox­ford: Oxford University Press, 1986.

490 •

43. Обзоры работ о распространенности явления включают Carolyn Swift, «Sex Between Adults and Children». The Journal of Psychohistory 4(1977): 369-384; Diana E. H. Russell, The Secret Trauma: Incest in the Lives of Girls and Women. New York: Basic Books, 1986, pp. 59-91; Stefanie Doyle Peters, Gail Elizabeth Wyatt and David Finkelhor, «Prevalence», in David Finkelhor el at., A Sourcebook on Child Sexual

- Abuse. Beverly Hills: Sage Publications, 1986, pp. 15-55; and John Crewdson, By Silence Betrayed: Sexual Abuse of Children.in America. Boston: Little, Brown and Co., 1988, pp. 24-41.

44. Susan Diesenhouse, «Child Abuse Victims Face System Made For Adults». The New York Times, March 6, 1988, p. 26E.

45. Alfred C. Kinsey, Wardell B. Pomeroy, Clyde E. Martin and Paul H. Gebhard, Sexual Behavior in the Human Female. Philadelphia: W. B. Saunders Co., 1953, p. 117; сырой материал Кинсея заново анализи­руется в John Gagnon, «Female Child Victims of Sex offenses». Social Problems 13(1965): 176-92.

46. Judson T. Landis, «Experiences of 500 Children with Adult's Sexual Deviance». Psychiatric Quarterly Supplement 30(1956): 91-109.

47. Stafanie Doyle Peters, Gail Elizabeth Wyatt and David Finkelhor, «Prevalence», in David Finkelhor, et al., Eds., A Sourcebook on Child

. Sexual Abuse: Beverly Hills: Sage Publications, 1986, pp. 15-55; Gail Elizabeth Wyatt and Stefanie Doyle Peters, «Methodological Consi­derations in Research on the Prevalence of Child Sexual Abuse». Child Abuse & Neglect 10(1986): 241-51; and Gail Elizabeth Wyatt and Stefanie Doyle Peters, «Issues in the Definition of Child Sexual Abuse in Prevalence Research». Child Abuse & Neglect 10(1986): 231-9.

48. Gail Elizabeth Wyatt, «The Sexual Abuse of Afro-American and White Women in Childhood». Child Abuse & Neglect 9(1985): 507-19; and Diana E. H. Russell, The Secret Trauma: Incest in the Lives of Girls and Women. New York: Basic Books, 1986.

49. Russell, The Secret Trauma, p. 70. 50. Brenda J. Vander Mey, «The Sexual Victimization of Male Children:

A Review оf Previous Research». Child Abuse & Neglect, 12(1988): 61-71.

51. Некоторые авторы полагают, что мальчики могут подвергаться сек­суальным оскорблениям так же часто, как и девочки; обзор лите­ратуры делает Kee MacFarlane? el al.. Sexual Abuse of Young Children: Evaluation and Treatment. New York: The Guilford Press, 1986, pp. 9-10; см. также Robert L. Johnson and Diane K. Shrier, «Sexual Victimization of Boys: An Adolescent Medicine Clinic's Experience». Ms., Newark: University of Medicine & Dentistry of New Jersey, n.d. and Mic Hunter, Abused Boys: The Neglected Victims Of Sexual Abuse. Lexington, Mass.: D. C. Heath, 1990.

52. Обзор доказательств повышенной частоты сексуальных оскорбле­ний детей среди этих групп населения см. в Crewdson, By Silence Betrayed, p. 208; Rush, The Best Kept Secret, p. 5; Adele Mayer, Sexual

УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ ИНЦЕСТА 491 I

Abuse: Causes, Consequences and Treatment of Incestuous and Pedophilic Acts. Holmes Beach, Florida: Learning Publications, 1985, pp. 6-8; M. Serrill, «Treating Sex Offenders in New Jersey». Correc­tions 1(1974): 13-24; Mimi H. Silbert and Ayala M. Pines, «Early Sexual Exploitation as an Influence in Prostitution». Social Work 28(1983): 285-9; Cathy Spatz Wjdom, «Does Violence Beget Violence? A Critical Examination of the Literature», Psychological Bulletin 106(1989): 3-28; Elaine Carmen, Patricia Perri Rieker and Trudy Mills, «Victims of Violence and Psychiatric Illness», American Journal of Psychiatry 141(1984): 378-383.

53. Рассел считает свои цифры заниженными, поскольку 36 процентов семей в ее исследовании отказывались от интервью, а среди них процент жертв, вероятно, был наиболее высок. См. Diana Russell, lecture, May 17, 1988, Waukesha, Wisconsin, reported in Carol Poston and Karen Lison, Reclaiming Our Lives: Hope for Adult Survivors of Incest. Boston: Little, Brown and Co.. 1989, p. 259.

54. MacFarlane, Sexual Abuse of Young Children, p. 7; Crewdson, By Silence Betrayed, p. 162.

55. Robert Dube, «Sexual Abuse of Children Under 12 Years of Age: A Review of 511 Cases». Child Abuse & Neglect 12(1988): 313.

56. Первые два фактора, исключение из исследования групп населения с высокими показателями и подавление воспоминаний, лишь в не­значительной степени могут служить источником прибавки к циф­рам. Третий фактор, повышенные показатели для тех семей, которые отказываются участвовать в исследовании, нельзя количественно измерить, поэтому здесь я не делаю на поправку на этот фактор. Од­нако четвертый фактор измерить можно, ведь восстановление подав­ленных воспоминаний, оцениваемых в 90 процентов в отношении происшествий, случившихся до пяти лет, и в 35 процентов в отно­шении случаев, имеющих место после пяти лет, подняло бы общий показатель до почти 50 процентов. В качестве исследования, где делается вывод, что пациенты, «с которыми плохо обошлись в ран­нем детстве», в большинстве, вероятно, страдали «массивной репрес­сией» воспоминаний, см. Judith L. Herman and Emily Schatzow, «Recovery and Verification of Memories of Childhood Sexual Trauma». Psychoanalytic Psychology 4(1987): 1-14. Вот почему используемые мной цифры следует считать скромными.

57. Russell, The Secret Trauma, p. 35. 58. Herman and Schatzow, «Recovery and Verification», pp. 1-14. Другие

работы находят «сверхестественной» даже способность маленьких детей до пяти лет правильно вспоминать травматические события; см. Lenore Terr, «What Happens to Early Memories of Trauma? A Study of Twenty Children Under Age Five at the Time of Documented Traumatic Events». Journal of the American Academy of Child and Adolescent Psychiatry 27(1988): 96-104. См. также Crewdson, By Silence Betrayed, p. 169.

492 ллойд ДЕМОЗ * •

59. John Leopold Weil, Instinctual Stimulation of Children: From Common Practice'to Child Abuse. 2 Vols. Madison, Conn.: International Universities Press, 1989. Эти тома - наиболее доступное из того, что имеется по последствиям инцеста и других травматичных обычаев плохого обращения с детьми.

60. Russell, The Secret Trauma, p. 101. 61. Там же, р. 100. 62. Там же, р. 216. 63. Alan Sroufe and Mary Ward, «Seductive Behavior of Mothers of

Toddlers: Occurrence, Correlates, and Family Origins». Child Development 9(1980): 1222-29; Clare Haynes-Seman and Richard D. Krugman, «Sexualized Attention: Normal Interaction of Precursor to Sexual Abuse?» American Journal of Orthospychiatry 59(1989): 238-45.

64. J. G. Jones, «Sexual Abuse of Children: Current Concepts». American Journal of Diseases of Children 136(1982): 142-6.

65. Как, например, в историях случаев, описанных в Elizabeth Ward, Father-Daughter Rape. New York: Grove Press, 1985.

66. David Finkelhor, Child Sexual Abuse: New Theory and Research. New York: Free Press, 1984; J. Michael Cupoli, «One Thousand Fifty-Nine Children With a Chief Complaint of Sexual Abuse». Child Abuse & Neglect 12(1988): 158.

67. Там же, р. 160. 68. Gail Ryan, «Juvenile Sex Offenders: Development and Correction». Child

Abuse & Neglect 11(1987): 385-95 69. E. Brown, T. Flanagan and M. McLeod, Eds. Sourcebook of Criminal

Justice Statistics—1983. Washington, D.C.: Bureau of Justice Statistics, 1984; A. Groth and C. Loredo, «Juvenile Sexual Offenders: Guidelines for Assessment». International Journal of Offender Therapy and Comparative Criminology 25(1981) 31-39.

70. Russell, The Secret Trauma, p. 388. 71. Mic Hunter, Abused Boys: The Neglected Victims of Sexual Abuse.

Lexington, MA: D. C. Heath, 1990; Mike Lew, Victims No Longer: Men Recovering From Incest and Other Sexual Child Abuse. New York: Harper & Row, 1990, p. 58.

72. Там же. 73. Henry В. Bill and Richard S. Solomon, Child Maltreatment and

Paternal Deprivation. Lexington, Mass.: Lexington Books, 1986, p. 59.

74. Превосходный библиографический обзор содержится в Charles W. Socarides, The Preoedipal Origin and Psychoanalytic Therapy of Sexual Perversion. Madison, Conn.: International Universities Press, 1988.

75. Там же. 76. John Leopold Weil, Instinctual Stimulation of Children: From Common

Practice to Child Abuse. Two Vols. Madison, Conn.: International

УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ ИНЦЕСТА 4 9 3 ш

Universities Press, 1989; Gail Elizabeth Wyatt and Gloria Johnson Powell, Eds., Lasting Effects of Child Sexual Abuse. Newbury Park, Calif.: Sage, 1988; Brandt F. Steele, «Notes on the Lasting Effects of Early Child Abuse Throughout the Life Cycle». Child Abuse & Neglect 10(1986): 283-91; Liz Tong, Kim Gates and Michael McDowell, «Personality Development Following Sexual Abuse». Child Abuse & Neglect 11(1987); 371-83; Alison Fishman Gartner and John Gartner, «Borderline Pathology in Post-Incest Female Adolescents». Bulletin of the Menninger Clinic 52(1988): 101-113; Anathony P. Mannarino and Judith A. Cohen, «A Clinical-Demographic Study of Sexually Abused Children». Child Abuse & Neglect 10(1986): 17-23; Wendy Maltz and Beverly Holman, Incest and Sexuality: A Guide to Understanding and Healing. Lexington.

77. R. F. Badgley, Sexual Offenses Against Children. 2 Vols. Ottawa: Canadian Government Publishing Centre, 1984.

78. Stephen O. Murray, Ed., Male Homosexuality in Central and South America. New York: GAU-NY, 1987.

79. Oscar Lewis, La Vida: A Puerto Rican Family in the Culture of Poverty—San Juan and New York. New York: Vintage Books, 1965, p. xxvi.

80. E. N. Padilla, «An Agrarian Reform Sugar Community in Puerto Rico». Doctoral dissertation, Columbia University, 1951.

81. Romon Frendandez-Marina, «Brief Communications». Psychiatry 24(1961): 79-82.

82. J. M. Carrier, «Mexican Male Bisexuality». In F. Klein and T. Wolf, eds., Bisexualiiies: Themes and Research. New York Hayworth Press, 1985, pp. 75-85.

83. Jean La Fontaine, Child Sexual Abuse. London: Polity Press, 1990; Crewdson, By Silence Betrayed, p. 33; Jill E. Korbin, Ed., Child Abuse and Neglect: Cross-Cultural Perspectives. Berkeley: University of California Press, 1981; Richard J. Gelles and Ake W. Edfeldt, «Violence Towards Children in the United States and Sweden». Child Abuse & Neglect 10(1986): 501-10; Patricia J. Mrzaek, Margaret A. Lynch, Arnon Bentovim, «Sexual Abuse of Children in the United Kingdom». Child Abuse & Neglect 7(1973): 147-53; Christopher J. Hobbs and Jane M. Wynne, «Buggery in Childhood—A Common Syndrome of Child Abuse». The Lancet, October 4, 1986, p. 792-6; С J. Hobbs and J. M. Wynne, «Sexual Abuse of English Boys and Girls: The Importance of Anal Examination». Child Abuse & Neglect 13(1989): 195-210; Glenn D. Wilson and David N. Cox, The Child-Lovers: A Study of Paedophiles in Society. London: Peter Owen, 1983; см. также биб­лиографию в Dorothy P. Wells, Compiler, Child Abuse: An Annotated Bibliography. Metuchen, N.J.: The Scarecrow Press, 1980.

84. Neil Elliott, Sensuality in Scandinavia. New York: Weybright and Talley, 1970; Svend Riemer, «A Research Note on Incest», American Journal of Sociology 45(1940): 566-75.

494 ллойд ДЕМОЗ

85. Jean S. La Fontaine, «Child Sexual Abuse and the Incest Taboo: Practical Problems and Theoretical Issues». Man n.s. 23(1988): 1-18.

86. Weltlarer Neue Zeitung, October 13, 1988, p. 1; Iris Galey, «Ich weinte nicht, als Vater start. Bern: Zytglogge Verlag, 1988; см. также infant t. issues 1988 to 1990.

87. enfant t, 6(1989): 10-11. 88. Личное сообщение Карин Велленкоттер и Детлефа Беренцена из

Института детства, Берлин. 89. Lloyd deMause, «The Evolution of Childhood». In deMause, Ed., The

History of Childhood. New York: The Psychohistory Press, 1974, p. 51; Lloyd deMause, «Appendix: On the Demography of Filicide». In deMause, Foundations of Psychohistory. New York: Creative Roots, 1982, pp. 117-121; Lloyd deMause, «The History of Childhood in Japan». The Journal of Psychohistory 15(1987): 147-51.

90. Katherine Mayo, Mother India. New York: Harcourt, Brace and Co., 1927, pp. 25-26; см. также многочисленные последующие книги Майо и другие книги, написанные в ответ на ее, библиографию которых можно найти в Harry F. Field, After Mother India. New York: .Harcourt, Brace and Co., 1929; and David and Vera Mace. Marriage: East and West. Garden City, New York: Doubleday & Co., 1959.

91. Mayo, Mother India, p. 26. 92. R. E. L. Masters, Patterns of Incest: A Psycho-social Study of Incest,

Based on Clinical and Historic Data. New York: Ace Books, 1970, pp. 46-47.

93. Ganamath Obeyesekere, The Cult of the Goddess Pattini. Chicago: University of Chicago Press, 1984.

94. S. N. Rampal,: Indian Women and Sex. New Delhi: Printoy, 1978, pp. 69-71.

95. Там же, р. 71. 96. R. E. L. Masters, Patterns of Incest, pp. 46-47. 97. Manisha Roy, Bengali Women. Chicago: University of Chicago Press,

1972, p. 24. 98. Там же. 99. К. М. Kapadia, Marriage and Family in India. Oxford: Oxford

University Press, 1966. 100. L. D. Sanghvi, «Inbreeding in India». Eugenics Quarterly 13(1966):

291-301; P.S.S. Rao and S. G. Inbaraj, «Breeding Effects on Human Reproduction in Tamil Nadu of South India». Annals of Human Genetics a41(1977): 87-98; A. K. Ghosh and P. P. Majumder, «Genetic Load in an Isolated Population of South India». Human Genetics 51(1979): 203-8.

101. Там же, pp. 110-13. 102. Там же, р. 24. 103. Alien Edwardes, The Cradle of Erotica. New York: The Julian Press,

1963, pp. 133-134, цитирует, Dr. Jacobus (поп de plume), L

УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ ИНЦЕСТА 4 9 5

'Ethnologie da Sens Genitaie. Paris, 1935, книгу, которую я не смог разыскать.

104. S. N. Rampal, Indian Women and Sex, p. 69. 105. Там же, р. 23. 106. Katherine Mayo, Volume Two. London: Jonathan Cape, 1931, p. 47. 107. Mayo, Mother India, p. 25;. См. также О. Morris Carstairs, The Twice-

Born: A Study of a Community of High Caste Hindus. Bioomington: Indiana University Press, 1967; Shakuntala Devi, The World of Homosexuals. New Delhi: Vikas Publishing House, 1977; Johann Jacob Meyer, Sexual Life in Ancient India: A Study of the Comparative History of Indian Culture. Two Vols. New York: Dutton, 1930.

108. Katherine Mayo, Slaves of the Gods. New York: Harcourt, Brace and Co., 1929, pp. 137-8.

109. Kamalabai Deshpande, The Child in Ancient India. Poona: Arya Samskrti Press, 1930, p. 193.

110. Patricia Jeffery, Frogs in a Well: Indian Women in Purdah. London: Zed Press, 1979.

111. Mayo, Mother India, p. 112. 112. Johann Jakob Meyer, Sexual Life in Ancient India: A Study in the

Comparative History of Indian Culture. VoL L London: George Routledge & Sons, 1930, p. 58. .

113. A. K. Sur, Sex and Marriage in India: An Ethnohistorical Survey. Bombay: Allied Publishers, 1973; Цифры из переписи 1921 г. я по­правил с учетом преувеличения возраста на 20 процентов, в со­ответствии с материалом, который дается в самой переписи; см. Harry P. Field, After Mother India. New York: Harcourt, Brace & Co., 1929, p. 48-51. О трудности проведения закона о. детских браках в Индии см. David and Vera Mace. Marriage: East and West. Garden City, N.Y.: Doubleday & Co., 1959, pp. 190-201.

114. Eleanor F. Rathbone, Child Marriage: The Indian Minotaur. London: George Alien & Unwin, 1934, p. 37; and Mayo, Volume Two, p. 139.

115. Mayo, Volume Two, p. 63. 116. Там же, pp. 68, 52-3. 117. Moni Nag, «Sex, Culture, and Human Fertility: Indja and the United

States». Current Anthropology 13(1972): 231-7; Wendy Doniger OTIaherty; Women, Androgynes, and Other Mythical Beasts. Chicago: The University of Chicago Press, 1980; «Romance and a Little Rape». Time, August 13, 1990, p. 69.

118. Wendy Doniger OTIaherty, Asceticism and Eroticism in the Mythology of Si'va. London: Oxford University Press, 1973; Nigel Davies, The Rampant God: Eros Throughout the World. New York: William Morrow, 1984; Blair Justice and Rita Justice, The Broken Taboo: Sex in the Family. New York: Human Sciences Press, 1979, p. 38; Alain Denielou, Les Quaire Sens da la Vie a Vlnde Tradilionelle. Paris: Librairie Academique Perrin, 1963.

496 ллойд ДЕМОЗ

119. Verrier Elwin, The Baiga. London: John Murray, 1939. 120. Там же, р. 193. 121. Verrier Elwin, The Maria and Their Ghotul. Oxford: Oxford University

Press, 1947, pp. 322-439. 122. Там же, р. 358. 123. S. S. Shashi, Night. Life of Indian Tribes, Delhi: Agam Prakarhan,

1978, p. 48. 124. Elwin, Muria, p. 340. 125. Там же, pp. 333-338. 126. Там же, р. 343. 127. Там же, р. 369. 128. Edgar Gregersen, Sexual Practices: The Story of Human Sexuality.

New York: Franklin Watts, 1983. 129. Richard L. Currier, «Juvenile Sexuality in Global Perspective». In Larry

L. Constantine and Floyd M. Martinson, Eds., Children and Sex: New Findings, New Perspectives Boston: Little, Brown & Co., 1981, p. 18.

130. Verrier Elwin, The Tribal World of Verrier Elwin: An Autobiography. Oxford: Oxford University Press, 1964, p. 167; S. S. Shashi, Night Life of Indian Tribes. Delhi: Agam Prakashan, 1978.

131. Francis L. K. Hsu, Americans and Chinese: Purpose and Fulfillment in Great Civilizations. Garden City, N.Y.: The Natural History Press, 1970, p. 75; Francis L. K. Hsu, Under the Ancestors' Shadow: Kinship, Personality, and Social Mobility in China. Stanford: Stanford University Press, 1971, p. 221.

132. Heinrich Pioss, Das Weib in der Nalur- and Voelkerkunde. Anthropologische Studien. II, stark vermehrte Auflage, bearbeitet und herausgegeben von Max Bartels. Band 1. Leipsig, 1887; Edgar Gregersen, Sexual Practices: The Story of Human Sexuality. New York: Franklin Watts, 1983, p. 228 сообщает: «Некоторые индусы считают, что сношения с невестой, у которой целая девственная пле­ва, опасны для жениха, в результате некоторые матери практику­ют на своих маленьких дочерях «глубокую чистку» с разрывани­ем плевы девочки».

133. Wou-Chan Cheng, Erotologie de la Chine. Paris: J. J. Pauvert, 1963; Robert Hans van Gulik, Sexual Life in Ancient China: A Preliminary Survey of Chinese Sex and Society from ca. 1500 ВС

. till 1644 AD. Leiden: E. J; Brill, 1961; Michel Beurdeley. The Clouds and the Rain: The Art of Love in China. London: Hammond & Hammond, 1969; Edgar Gregersen, Sexual Practices: The Story of Human Sexuality. New York: Franklin Watts, 1983, pp. 233-44; Vern L. Bullough, Sexual Variance in Society and History. Chicago: University of Chicago Press, 1976, pp. 281-314; Taisuke Mitamura, Chinese Eunuchs: The Structure of Intimate Politics. Rutland, Vermont: Charles E. Tuttie, 1970; Andrea Sankar, «Sisters and Brothers, Lovers and Enemies: Marriage Resistance in Southern Kwangtung». Journal of Homosexuality 11(1985): 69-82; John

УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ ИНЦЕСТА 4 9 7

Barrow, Travels in China. London: T. Cadell and W. Davies, 1804; Pan Kwong-Tan Psychology of Sex. Shanghai: The Commercial Press, 1947; Dennis Drew and Jonathan Drake, Boys for Sale: A Sociological Study of Boy Prostitution. New York: Brown Book Co., 1969, pp. 97-107; Michel Beurdeley, et al, Chinese Erotic Art. Rutland, Vermont: Tuttie, 1969; Arnold С Brackman, The Last Emperor. New York: Scribner's Sons, 1975; Chang Ching-Sheng, Sex Histories: China's First Modern Treatise on Sex Education. New York: Bantam Books, 1972; Jean-Jacques Matignon,«Deux mots sur la pederastie en Chine». Archives d'anthropologie criminelle 14(1899): 38-53; Pan Kwong-Tan, Psychology of Sex. Shanghai: The Commercial Press, 1947; Wang Shu-Nu, Chung-kuo ch'ang-chi shih [The History of Chinese Prostitution]. Shanghai: Sheng-huo shu-tien, 1935; WeiHsing- Shih-Kuan-Ch'i-Chu, Chung-kuo t'ung-hsing-tuan-mi-shih [The Secret History of Chinese Homosexual Practices]. Two Vols. Hong Kong: Chai-you chupan-she, 1964; Akira Ishihara and Howard S. Levy, The Tao of Sex. Yokohama: Shibundo, 1968; Peter Tompkins, The Eunuch and the Virgin: A Study of Curious Customs. New York: Clarkson N. Potter, 1962; Charles Humana, The Keeper of the Bed: The Story of the Eunuch. London: Arlington Books, 1973; Richard Burton, «Terminal Essay». In Burton, The Book of the Thousand Nights and a Night, Vol. X. New York: Burton Club, 1886.

134. Arthur P. Wolf and Chieh-shan Huang, Marriage and Adoption in China, 1845-1945. Stanford: Stanford University Press, 1980; D. C. Buxbaum, Chinese Family Law and Social Change. Seattle: University of Washington Press, 1978.

135. Magnus Hirschfeld, Men and Women: The World Journey of a Sexologist. New York: G. P. Putnam's Sons, 1935, p. 79.

136. Taisuke Mitamura, Chinese Eunuchs: The Structure of Intimate Politics. Rutland, Vermont: Charles Tuttie, 1970.

137. Bret Hinsch, Passions of the Cut Sleeve: The Male Homosexual Tradition in China. Berkeley: University of California Press, 1990, p. 133.

138. Van Gulik, Sexual Life in Ancient China, p. 147. 139. Там же, р. 194. 140. Система mui tsai существовала еще до недавнего времени, хотя

формально была объявлена вне закона после того, как Китай в 1912 г. стал Республикой; см. Lt.-Commander and Mrs. H. L. Haslewood, Child Slavery in Hong Kong: The Mui Tsai System. London: The Sheldon Press, 1930; и Margery Wolf, The House of Lim: A Study of a Chinese Farm Family. New York: Appleton-Century-Crofts, 1968.

141. Robert Brain, The Decorated Body. New York: Harper & Row, 1979, p. 89.

142. Howard S. Levy, Chinese Footbinding: The History of a Curious Erotic Custom. London: Neville Spearman, n.d., p. 70.

•

498 ллойд ДЕМОЗ

143. David and Vera Mace, Marriage: East & West. Garden City, N.Y.: Doubleday & Co., 1959, pp. 75-6; Levy, Chinese Foothinding, pp. 52, 82-88.

144. Levy, Chinese Footbinding, p. 34. 145. Типичный пример, там же, р. 83: «Носки моих ног заострили, подъем

моих ног согнули, /И хоть кричала, я навзрыд Небу и Земле,/ Мать не замечала меня, словно оглохла. /Ночи свои я проводила в му­чениях, /Раннее утро в слезах; /Я сказала Матери у моей посте­ли: /Как беспокоишься ты, когда я больна, /Как пугаешься, когда я упала! /Теперь агония проникает от моих ног в мозг моих кос­тей, /Я погружена в отчаяние, но ты, /Ты ни чуточки мной не ин­тересуешься».

146. Lloyd deMause, «The History of Childhood in Japan». The Journal of Psychohistory 15(1987): 147-51.

147. Yoshiko Ikeda, «A Short Introduction to Child Abuse in Japan». Child Abuse & Neglect 6(1982): 487-492.

148. James Fallows, Atlantic Monthly, September 1986, p. 37; эти пор­нографические изделия в настоящее время исследуют Kenneth Alan Adams and tester Hill, Jr.; см. их «Protest Anality in Japanese Group-Fantasies», The Journal of Psychohistory 15(1987): 113-51; and Kenneth Alan Adams, «Oedipal Themes in Japanese Group-Fantasy». Presentation, International Psychohistorical Association Eleventh Annual Convention, June 11, 1988, and forthcoming in The Journal of Psychohistory:

149. Saikaku Ihara, Comrade Loves of the Samurai. Rutland, Vermont: Charles E. Tuttle Co., 1972 (c. 1680); Louis Frederic, Daily Life in Japan at the Time of the Samurai. London: George Alien & Unwin, 1972; Donald H. Shiveley, «Tokugawa Tsunayoshi, the Gewoku Shogun». In Albert M. Craig and Donald H. Shiveley, Eds., Personality in Japanese History. Berkeley: University of California Press, 1970; H. Paul Varley, The Samurai. London: Widenfeld and Nicolson, 1970; Ian Buruma, Behind the Mask: On Sexual Demons, Sacred Mothers, Transvestites, Gangsters, Drifters and Other Japanese Cultural Heroes. New York: Pantheon, 1984; Margaret Childs, «Japan's Homosexual Heritage». Cai Saber 1(1977): 41-45; Daniel Marc, «Les amants du soleil levant». Arcadie 66(1949): 356-51; Ihara Saikaku, Tales of the Samurai. Tolcyo: Tuttle, 1972; Friedrich Salomo Krauss, Das Geschlechtsleben in Glauben, Sitle, Branch und Gewohnheii der Japaner. Second Ed., Leipzig: Ithnologischer Verlag, 1911; George Ryiey Scott, Phallic Worship: A History of Sex and Sex Rites in Relation to the Religions of All Races From Antiquity to the Present Day. London: Torchstream Books, 1941, p. 228; Michael Czaja, Gods of Myth and Stone: Phallicism in Japanese Folk Religion. New York: Weatherhill, 1974. Что касается возраста гейши, см. J. Е. DeBecker, The Nightless City, or The History of the Yoshiwara Yukwaku. Rutland, Vermont: Charles E. Tuttle Co., 1971 (1899); and

УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ ИНЦЕСТА 4 9 9

Liza Crihfield Daiby, Geisha. Berkeley: University of California Press, 1983, p. 197; Paul Gordon Schalow, «Male Love in Early Modern Japan: A Literary Depiction of The 'Youth'». In Martin Baumi Duberman, Martha Vicinus and George Chauncey, Jr., Hidden From History: Reclaiming the Gay and Lesbian Past. New York: New American Library, 1989.

150. J. E. DeBecker, The Nighttess City, or, The «History of the Yoshiwara Yukwaku». Yokohama: Z. P. Maruya & Co., 1899.

151. Tsuneo Watanabe and Jun'ichi Iwata, The Love of the Samurai: A Thousand Years of Japanese Homosexuality. London: GMP Pub­lishers, 1987; Ihara Saikaku, The Great Mirror of Male Love. Stanford: Stanford University Press, 1990.

152. Michio Kilahara, «Childhood in Japanese Culture». The Journal of Psychohistory 17(1989): 43-72; Luciano P. R. Santiago, The Children of Oedipus: Brother-Sister Incest in Psychiatry,Literature,Histo­ry and Mythology. Roslyn Heights, N.Y.: Libra Publishing, 1973, pp. 83-90.

153. William J. Schuli and James V. Neel, The Effects of Inbreeding in Japanese Children. New York: Harper & Row, 1965; William J. Schuli and James V. Neel, «The Effects of Parental Consanguinity and Inbreeding in Hirado, Japan». American Journal of Human Genetics 24(1972): 425-53.

154. Shunichi Kubo, «Researches on Incest in Japan», Hiroshima Journal of Medical Science 8(1959): 99-159.

155. Howard S. Levy and Michiko Kawatani, Trans. Japan's Dirty Old Man: Sex Adventures of Hirota Kicchomu (1628-17/7). South Pasadena: Warm-Soft Village Press, 1979, p. 3.

156. Robert J. Smith & Ella Lury Wiswell, The Women of Suye Mura. Chicago: The University of Chicago Press, 1982, pp. 68-72; Douglas G. Haring, «Aspects of Personal Character in Japan». In Douglas G. Haring, Ed., Personal Character and Cultural Milieu. Syracuse: Syracuse University Press, 1956, p. 416.

157. Джон Коннор, Такие Сугияма Лебра, Джордж Девос и Алан Роланд, личные сообщения.

158. Joy Hendry, Becoming Japanese: The World of the Pre-School Child. Manchester: Manchester University Press, 1986, pp. 21, 44; Mizushima Kanae, Sbinshitsu Haibun ni Miru Oyako no'shinsosei [Близость ро­дителей и детей рассматривается в качестве приготовлений ко сну]. Ochanomizo Daigaku Kaseigaku-bu, Daigaku-in 75-nendo Shushi Ronbun, 1975; Morioka Kiyomi, Kawku Shoki Ron [Family Cycle]. Tokyo: Baifukan, 1973; Samuel Coleman, Family Planning in Japanese Society: Traditional Birth Control in a Modern Urban Culture. Princeton: Princeton University Press, 1983, p. 177; John W. Connor, «Family Bonds, Maternal Closeness, and the Suppression of Sexuality in Three Generations of Japanese Americans». Ethos 4(1976): 192; William Caudill and David W. Piath, «Who Sleeps by

5 0 0 ЛЛОЙД ДЕМОЗ • •

Whom? Parent-Child Involvement in Urban Japanese Families». Psychiatry 29(1966): 344-66; William Caudill and Helen Weinstein, «Maternal Care and Infant Behavior in Japan and America». Psychiatry 32(1969): 1-43; Takie Sugiyama Lebra, Japanese Women: Constraint and Fulfillment. Honolulu: University of Hawaii Press,

.1984, pp. 176-80. 159. Kitahara, «Childhood in Japanese Culture», p. 54. 160. Lebra, Japanese Women, p. 176. 161. Coleman, Family Planning in Japanese Society, p. 177, обнаружи­

вает, что на вопрос, зачем заниматься сексом в той же постели, где и дети, в большинстве семей отвечают, что поступать иначе было бы «эгоистично».

162. Там же, р. 191. 163. Там же, р. 188. 164. Kimi Kawana. Misshilsu no Haha to Ко (Mother and Child in the

Closed Room). Tokyo: Ushio Shuppan Sha, 1984. Г65. Edgar Gregersen, Sexual Practices: The Story of Human Sexuality.

New York: Franklin Watts, 1983, p. 246, ссылается на работы в стиле Кинсея, которые показывают, что от 60 до 90 процентов японских мужей имеет внебрачные связи.

166. Michio Kitahara, «Incest - Japanese Style». The Journal of Psycho-history 17(1989): 445-50.

167. Machio Kitahara, «Childhood in Japanese Culture», The Journal of Psychohistory 17(1989): 56.

168. Coleman, Family Planning in Japanese Society, p. 178. 169. Mutsuo Takahashi, Ed., Kinjirareta Sei [Forbidden Sex]. Tokyo: Ushio

Shuppan Sha, 1984. 170. Michio Kitahara, «Childhood in Japanese Culture», The Journal of

Psychohistory 17(1989): 43-72. 171. Jim McDermott, «Asia - Epicenter of the AIDS Epidemic». The

Washington Post, June 23, 1991, p. B7. 172. Abeelwahab Bouhdiba, Sexuality in Islam. London: Routledge and

Kegan Paul, 1985; Afaf Lutfi AI-Sayyid-Marsot, Ed., Society and the Sexes in Medieval Islam. Malibu, Calif.: Undena, 1979; Jinoo S. Southgate, «Men, Women and Boys: Love and Sex in the Works of Sa'di». Iranian Studies 17: 413-52; Jefim Schirmann, «The Ephebe in Medieval Hebrew Poetry». Sefarad 15(1955): 55-68; MinDo S. Southgate, «Men, Women and Boys: Love and Sex in the Works of Sa'di». Iranian Studies 17(1984): 413-52; G. H. Bousquet, L'ethique Sexuelte de I'Islam. Paris: Maisonneuve et Larose, 1966; Jacques Duchesne-Guiilemin, Symbols and Value in Zoroastrianism: Their Survival and Renewal. New York: Harper & Row, 1966; J. S. Siotkin, «On a Possible Lack of Incest Regulations in Old Iran». American Anthropologist 49 n.s.(l947): 612-17; Richard Burton, «Terminal Essay». In The Book of the Thousand Nights and a Night, Vol. 10. New York: Burton Club, 1886, pp. 63-302; Samuel M. Zwemer,

УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ ИНЦЕСТА 501

Childhood in the Moslem World. New York: Fleming H. Revell Co., 1915; Marc Daniel, «Arab Civilization and Male Love». Gay Sunshine 32(1977): 1-11; Donald Little, An Introduction to Mamluk Historiography. Montreal: McGillQueen's University Press, 1970; Alien Edwardes and R. E. L. Masters, The Cradle of Erotica. New York: The Julian Press, 1963; Alien Edwardes, The Jewel in the Lotus: A Historical Survey of the Sexual Culture of the East. New York: The Julian Press, 1959, pp. 97-99, 183-253; Jonathan Drake, «L'e Vice» in Turkey», International Journal of Greek Love 1(1966): 13-27; Edgar Gregersen, Sexual Practices: The Story of Human Sexuality. New York: Franklin Watts, 1983, pp. 201-14; Arno Karlen, Sexuality and Homosexuality: A New View. New York: W. W. Norton & Co., 1971, pp. 233-6; David F. Greenberg, The Construction of Homosexuality. Chicago: The University of Chicago Press, 1988, pp. 172—82; Vern L. Bullough, Sexual Variance in Society and History. Chicago: The University of Chicago Press, 1976, pp. 205-44.

173. Ingeborg Baldauf, Bacabozlik: Boylove, Folksong and Literature in Central Asia. Paedika 2(1990): 12-31.

174. Gregersen, Sexual Practices, p. 203; Waiter Cline. Notes on the People of Siwah and El Garah in the Libyan Desert. Menasha, Wise: George Banta Publishing Co., 1936; Edwardes and Masters, The Cradle of Erotica, pp. 245-6.

175. Edwardes and Masters, The Cradle of Erotica, pp. 40, 42, 239-45. 176. Abdelwahab Bouhdiba, Sexuality in Islam. London: Routledge & Kegan

Paul, 1985, p. 32. 177. James A. Bellamy, «Sex and Society in Islamic Popular Literature»,

in Afaf Litfi AISayyid-Marsot, Society and the Sexes in Medieval Islam, p. 37; Bouhdiba, Sexuality in Islam, p. 33.

178. Vincent Crapanzano, «Rite of Return: Circumcision in Morocco». In Warner Muensterberger el at, Eds., The Psychoanalytic Study of Society. Vol. IX. New York: The Psychohistory Press, 1981, pp. 15-36.

179. В силу инцестуальиого детства арабы одержимы идеей очищения и выработали ритуалы, в которых они постоянно моют половые органы и анальную область, а также трут пенис о каменные пред­меты, чтобы освободить нечистый мочеиспускательный канал; см. Bouhdiba; Sexuality in Islam, pp. 46-7.

180. Bouhdiba, Sexuality in Islam, pp. 119, 168. 181. Там же, pp. 165, 169, 171 and 173. 182. Edwardes and Masters, The Cradle of Erotica, p. 300. 183. Nawal El Saadawi, The Hidden Face of Eve: Women in the Arab

World. Boston: Beacon Press. 1980, p. 14. 184. Там же. 185. Zwemer, Childhood in the Moslem World, pp. 98-9. 186. El Saadawi, The Hidden Face of Eve. pp. 20-23. 187. Там же,

502 ллойд ДЕМОЗ

188. Frank P. Hosken, The Hosken Report: Genital and Sexual Mutilation of Females. Lexington, Mass.: Women's International Network News, 1979; Janice Boddy, «Pharaonic Circumcision in Rural Northern Sudan». American Ethnologist 9(1982): 682-98; Edwardes, The Cradle of Erotica, pp. 57-64; Bullough, Sexual Variance, pp. 219-20; El Saadawi, The. Hidden Face of Eve, pp. 7-11, 33-42; Hamed Ammar, Growing Up in an Egyptian Village. London: Routledge and Kegan Paul, 1954; Marie Bassili Assaad, «Female Circumcision in Egypt: Social Implications, Current Research, and Prospects for Change». Studies in Family Planning 11(1980): 3-16; Rose Oldfield Hayes, «Female Genital Mutilation, Fertility Control, Women's Roles, and the Patrilineage in Modern Sudan: A Functional Analysis». American Ethnologist 2(1975): 617-33; S. Mclean and S. E. Graham, Female Circumcision, Excision and Infibulation. London: Minority Rights, 1985; Rafael Patai, The Arab Mind. New York: Charles Scribners Sons, 1983; Hanny Lightfoot-KIein, Prisoners of Ritual: An Odyssey into Female Genital Circumcision in Africa. New York: Harrington Park Press, 1989, Pia Grassivaro, La circoncisione femminile in Somalia: una ricerca sul campo. Milano: F. Angeli, 1986; Lilian P. Sanderson, Female Genital Mutilation, Excision and

*

Infibulation: A Bibliography. London: The Anti-Slavery Society for the Protection of Human Rights, 1986; Olayinka Koso-Thomas, Circum­cision of Women: A Strategy for Eradication. London: Zed Books, 1987; Tobe Levin, «'Unspeakable Atrocities1: The Psycho-sexual Etiology of Female Genital Mutilation». The Journal of Mind and Behavior, 1(1980): 197-210.

189. Marie Bonaparte, «Notes on Excision». Psychoanalysis and the Social Sciences 2(1950): 70.

190. El Saadawi, The Hidden Face of Eve, p. 34. 191. Fran P. Hosken, Female Sexual Mutilations: The Facts and

Proposals for Action. Lexington, Mass.: Women's International Network News, 1980, pp. 6 and 0.

192. Там же, р. 15. 193. Lightfoot-Klein. Prisoners of Ritual, p. 12. 194. El Saadawi, The Hidden Face of Eve, pp. 7-8. 195. Hamed Ammar, Growing Up In An Egyptian Village. New York:

Octagon Books, 1973, p. "121; Vincent Crapanzano, «Rite of Return: Circumcision In Morocco». In Warner Muensterberger and L. Bryce Boyer, Eds. The Psychoanalytic Study of Society. Vol. IX. New York: Psychohistory Press, 1981, pp. 15-36.

196. Arnold van Gennep, The Rites of Passage. Chicago: University of Chicago Press, 1960, p. 3.

197. Bruno Bettleheim, Symbolic Wounds: Puberty Rites and the Envious Male. Glencoe, III.: The Free Press, 1954, p. 84.

198. Yehudi A. Cohen, The Transition From Childhood to Adolescence: Cross-Cullural Studies of initiation Ceremonies, Legal Systems, and

УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ ИНЦЕСТА 5 0 3

Incest Taboos. Chicago: Aldine, 1964; John W. M. Whiting, Richard Kluckhohn and Albert Anthony, «The Function of Male Initiation Ceremonies at Puberty». In Eleanor E. Maccoby, Theodore M. Newcomb and Eugene L. Hartley, Eds.( Readings in Social Psychology. Third Edition. New York: Henry Holt, П958; Theodor Reik, Ritual: Psycho-analytic Studies. Westport: Greenwood Press, 1975, p. 120; John Cawte, N. Djagamara and M. G. Barren, «The Meaning of Subincision of the Urethra to Aboriginal Australians». British Journal of Medical Psychology 39(1966): 245-253. Лучшие психоаналитические обзоры теорий генитального увечения — это Vincent Crapanzano, «Rite of Return Circumcision in Morocco» and Robert Bates Graber, «A Psychocultural Theory of Male Genital Mutilation.1' The Journal for Psychoanalytic Anthropology 4(1981): 413-434.

199. Edgar Gregersen, Sexual Practices: The Story of Human Sexuality. New York; Franklin Watts, 1983, pp. 101, 106-7 and 295; Armando R. Favazza and Barbara Favazza, Bodies Under Siege: Self-mutilation in Culture and Psychiatry. Baltimore: The Johns Hopkins University Press, 1987, p. 159.

200. Robert Brain, The Decorated Body. New York: Harper & Row, 1979, p. 87; Alien Edwardes. The Jewel in the Lotus: A Historical Survey of the Sexual Culture of the East. New York: The Julian Press, 1959, p. 95; Y. V. Chabukswar, «A Barbaric Method of Circumcision Among

. Some оГ the Arab Tribes of Yemen». Indian Medical Gazett 56(1921): 48-49; Favazza, Bodies Under Siege, p. 98; Lloyd deMause, Foundations of Psychohistory, p. 54; Charles Humana, The Keeper of the Bed: The Story of the Eunuch. London: Arlington Books; Peter Tompkins, The Eunuch and the Virgin. New York: Clarkson N. Potter, 1962; Rosalind Miles, The Women's History of the World. Topsfield, Mass.: Salem House, 1988, p. 38.

Глава 10

ФАЛЛИЧЕСКОЕ ПРЕЗИДЕНТСТВО*

Вашингтон, Джексон, Бьюкенен, Кливленд, Вильсон, Хардинг, ФДР, Эйзенхауэр, ДжФК, Джонсон, Буш, Клинтон - прелюбодеи, отцы незаконных детей, борцы с проституцией, сексуально оза­боченные люди.1 Почему американцы так часто выбирают лиде­рами мужчин, которые изменяют женам и унижают их своими навязчивыми любовными похождениями, вместо зрелых людей, которые любят своих жен и не изменяют им?

Не случайно из 12 перечисленных выше президентов, у кото­рых были истории с женщинами, все, кроме троих, руководили также величайшими военными авантюрами - и Клинтон может увеличить это число до двух, если предпримет, как и грозится, бом­бардировку Ирака - остальные же 29 президентов были гораз­до более мирными. Могут ли современные нации в определен­ные моменты неосознанно выбирать лидеров так, как это дела­ют примитивные племена, - по способности покорять как женщин, так и врагов?

Угроза Клинтона подвергнуть Ирак бомбардировке встретила одобрение большинства американцев.2 К тому же, согласно кни­ге Рамсея Кларка «Дети умирают: последствия санкций к Ира-

»

* Lloyd deMause , The Phallic Presidency , The Journal of Psychohistory, 25(4), Spring 1998.

ФАЛЛИЧЕСКОЕ ПРЕЗИДЕНТСТВО 505

ку»,3 своим эмбарго Ирака мы убили один миллион иракских детей - что приближается к числу еврейских детей, убитых в Холокосте - но не заставили Саддама остановить военные при­готовления. Выражая широко распространенное мнение, один обо­зреватель говорит:

«Саддам столь подл и злобен, столь явно иррационален, что у нас просто нет другого выбора, как помешать ему двигаться по намеченному пути... ему следует нанести сильный удар».4

Однако большинство ближневосточных наций не поддержи­вают массированные бомбардировки Ирака,5 как и генеральный секретарь ООН,6 а большинство экспертов признают, что бом­бардировки ни в чем не остановят Саддама. К нашему геноцид-ному эмбарго лишь добавится новое избиение невинных, каковым окажется любая расширенная ближневосточная война, ведь Ирак признал, что располагает биологическим оружием в количестве, достаточном, чтобы «взорвать Тель-Авив» в случае нападения.7

Сексуально компульсивные личности в числе наших лидеров не должны нас удивлять, ведь перед выборами нас очень часто об этом предупреждают. Билла Клинтона, который после рожде­ния был оставлен матерью на два года и имел буйного отчима-алкоголика,8 подозревали в сексуальной озабоченности, когда он был еще кандидатом. Как сказал он однажды репортеру: «Неко­торые люди пристрастились к наркотикам... Некоторые - к сек­су. У каждого из нас какое-то пристрастие».9 Это прекрасно под­ходит к семье Клинтона, у которого отец был привязан к алко­голю, мать - к азартным играм, а брат — к наркотикам. Поскольку после признания в неверности в «60 минутах» он оставался де­мократическим кандидатом, благодаря этим изменам он, возмож­но, только еще больше стал соответствовать в наших глазах должности президента. Средства массовой информации повсюду воспроизводили сексуально недвусмысленный телефонный раз­говор с Дженнифер Флауэрс, и поскольку на магнитофонной

ленте нельзя было не узнать его голос, мы все знали, что это он сказал ей: «Упорствуй... если каждый будет отрицать это на плен­ке, у тебя не будет проблем».10 Поэтому, когда Моника Левинс-ки, по сообщениям, говорит, что он велел ей лгать, поскольку «в комнате было лишь два человека, и если оба скажут, что ничего не было, то значит, ничего и не было»,11 нам не стоит изображать удивление, что Клинтон мог присоветовать ложь для сокрытия

506 ллойд ДЕМОЗ

своих крайне рискованных историй. ДжФК при сокрытии своих связей мог рассчитывать на средства массовой информации, по­тому что у него была «империя зла», и пресса состояла с ним в сговоре по созданию «врага».

Во время разоблачений, связанных с именем Флауэрс, я завел папку «Сексуальная озабоченность Клинтона» и, поскольку пап-ка быстро заполнилась различными признаниями, я не удивился,. когда на пленке Левински процитировала слова Клинтона, что он состоял в связи с «сотнями» женщин. Пусть даже Левински, судя по сообщениям, иногда преувеличивает, она не является клини­ческой больной с психотическими расстройствами,12 непохоже, чтобы то, что она рассказывает на пленке своим испуганным, беззащитным голосом, было обманом в чистом виде. Собирая эти свидетельства, я был особенно потрясен тем, что в заявле­ниях Клинтона о постоянном на протяжении многих лет униже­нии своей жены мог выражаться его неосознанный гнев по от­ношению к своей матери и воспроизводиться заново вероятное ощущение предательства со стороны матери, которая рано его бросила, - с той разницей, что в своих похождениях он менял роли и выступал как предатель, в то время как его жена была жертвой предательства. Клинические работы по сексуально оза­боченным показывают, что эти люди, покоряя женщин, не столько «дают выход энергии», сколько борются с безнадежными чувства­ми брошенности матерью, бессилия и фрагментации «я».13 Тот факт, что в Америке столь многим мужчинам нравятся шутки, в которых сквозит плохо скрытое восхищение перед сексуаль­ными завоеваниями, приписываемыми Клинтону, показывает, как много еще остается мужчин с дисфункциями - 28 процентов американских мужчин в настоящее время признаются во вне­брачных связях.14 Поскольку рейтинг Клинтона и цены на бир­же после того, как разразился скандал, вначале подскочили, до­стигнув нового пика, американцам, быть может, даже нравится на самом деле иметь фаллического президента, который воплощал бы их возмещающие фантазии могущества, и от Клинтона могут потребовать стать жертвенным козлом отпущения нашей вины, расплатиться за шесть лет мира и процветания.

Все американские войны, подобно нынешнему увлечению американцев связями президента, следуют за кампаниями по борьбе за нравственность, которые в большинстве направлены против «излишней сексуальной свободы» и связаны с выбором

ФАЛЛИЧЕСКОЕ ПРЕЗИДЕНТСТВО 507

разнообразных жертвенных козлов отпущения.15 Кампании по борьбе за нравственность проводятся после долгого периода мира и процветания. Самая знаменитая была перед первой мировой войной, когда истерическая комиссия по нравственности закры­вала публичные дома и устанавливала наблюдение за танцпло­щадками. Перед гравданской войной реформаторы нравственно­сти, отреагировав на феминизм и новую сексуальную свободу 1850-х, внезапно решили «защищать сексуальную чистоту Аме­рики», развязав гражданскую войну ради того, чтобы вычистить «один большой бордель» на Юге.

Перед Вьетнамской войной, вслед за первым легальным из­данием книги Генри Миллера, общество «Граждане за благопри­стойную литературу» провело ряд кампаний писем и увешало цепями аптеки, лишь бы остановить распространение «непотреб­ной» литературы. В январе 1964 г. «Тайм» даже поместил на обложке материал, полный шокирующих фактов, подтверждающих, что Америка стала «одним большим ящиком фрейдовского орго-на», порнографии и промискуитета. Наша нынешняя кампания по борьбе за нравственность сосредоточилась на президенте, кото­рый своим на первый взгляд безрассудным поведением согла­сился быть козлом отпущения.

Идея, что нации иногда выбирают своих лидеров благодаря личным эмоциональным дисфункциям последних, кажется стран­ной. Конечно, другие нации часто выбирают лидеров - таких, как Гитлер или Саддам - с серьезными эмоциональными проблема­ми, которые развязывают войны, стоящие миллионы жизней. Но «не мы». Тем не менее, многие учение доказывают, что Америка выбрала ДжФК за его фаллическую, склонную к холодной вой­не личность, поэтому не стоит удивляться, что он отдал распоря­жение о вторжении на Кубу, рискуя жизнями миллионов амери­канцев, которых могли испепелить русские ядерные ракеты, и ска­зав: «Если Хрущев захочет макнуть меня носом в грязь, между нами все кончено».16 В случае с ДжФК существовала глубокая связь между его сексуальной озабоченностью - когда ему почти каждый день требовалось завоевывать любовниц и проституток, и его не менее навязчивой потребностью в завоеваниях холод­ной войны. .

Многими своими политическими проблемами мы обязаны тому, что используем лидеров в качестве вместилищ для сек­суальных и агрессивных фантазий. Это по-прежнему может

508 ллойд ДЕМОЗ

привести к бесполезной бомбежке иракского народа из-за того, что Саддам «макает нас носом в грязь». То, что на карту постав­лены фантазии американского могущества, видно из такого, на­пример, утверждения, которое гласит: атака должна быть масси­рованной, «чтобы полностью обессилить Саддама».17 Даже если не дойдет до применения ядерного и бактериологического ору­жия, на тот случай, если наши бомбы поразят фабрики сибирс­кой язвы, привиты от сибирской язвы только американские вой­ска, а не гражданское население Ирака. Когда пишутся эти строч­ки, американские войска развернуты и готовы к атаке. То, что из-за внутренних эмоциональных проблем Америка может раз­вязать на Ближнем Востоке новую войну, грозящую еще боль­шим количеством невинных жертв, означает, что Билла Клинто­на недостаточно в качестве жертвенного объекта нынешней ма­ниакальной групповой фантазии. Тем временем, пока Америка, затаив дыхание, смотрит, где состоится жертвоприношение - на Ближнем Востоке или в Вашингтоне, округ Колумбия, страна будто парализована и бессильна вырваться из социального транса.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Westey О. Hagood, Presidential Sex: From the Founding Fathers to Bill Clinton. New York: Citadel Press, 1996.

2. Time, February 9, 1998, p. 71. 3. Ramsey Clark, The Children Are Dying: The Impact of Sanctions on Iraq.

New York: World View Forum, 1996. 4. Richard Cohen, «Whacking a Rat: Why Saddam's Got It Coming». New

York Post, February 6, 1998, p. 29. 5. CNN, February 10, 1998. 6. The New York Times, February II, 1998, p. A6. 7. New York Post, January 31, 1998, p. 14. 8. Paul M. Fick, The Dysfunctional President: Inside the Mind of Bill

Clinton. New York: Citadel Press, 1996; David Maraniss, First in His Class: The Biography of Bill Clinton. New York: Simon & Schuster, 1995.

9. Washington Post, цитируется по Hanna Rosin, «Free Willy!» New York: February 9, 1998, p. 28.

10. New York Post, January 22, 1998, p. 6. 11. Там же, р. 4. 12. Charles Krauthammer, M.D., «It's About Truth, Not Sex, and Bill's Lying

Once Again». New York Daily News, February 11, 1998, p. 59. 13. Patrick J. Carnes, Don't Call It Love. NY: Bantam Books, 1992. 14. Samual S. Janus and Cynthia L. Janus, The Janus Report on Sexual

Behavior. New York: Wiley, 1993.

ФАЛЛИЧЕСКОЕ ПРЕЗИДЕНТСТВО 509

15. Lloyd deMause, «American Purity Crusades». The Journal of Psycho-history 14(1987): 346-347.

16. Richard Reeves, President Kennedy: Profile of Power. New York: Simon & Schuster, 1993; Theodore C. Sorensen, The Kennedy Legacy. New York: Macmillan, 1969; James N. Giglio, The Presidency of John F. Kennedy..Lawrence, Kansas: University Press of Kansas, 1991.

17. New York Post, March 22, 1998, p. 53.

Содержание

Предисловие 6

1. Эволюция детства 14 -

2. Психоистория как самостоятельная наука.... 111

3. Формирование американской личности путем психологического видообразования 138

4. Психогенная теория истории 174

5. Джим Картер и американская фантазия 194

6. Исторические групповые фантазии 225

7. Фетальное происхождение истории 321

8. Бархатная революция: детские корни демократических движений в Советском Союзе , и Восточной Европе ; 437

9. Универсальность инцеста 450

10. Фаллическое президентство 504

Серия «Классики психологии XX века»

Ллойд Демоз

ПСИХОИСТОРИЯ

Ответственные

редакторы: Беляев Г. Фролова Ж.

Редакторы: Шкуратов В.

Савченко Т.

Корректоры: Ромашова А.

Милакова В.

Художник: Калинченко 10.

Вёрстка: Кузнецов В.

Лицензия 065194 от 2 июля 1997 г. Сдано в набор 5.08.99.

Подписано в печать 26.11.99. Формат 84х1081/32- Бумага газетная.

Гарнитура Антиква. Тираж 10 000. Заказ № 3216.

Налоговая льгота - общероссийский классификатор продукции ОК-ОО-93, том. 2: 953000 - книги, брошюры.

Издательство «ФЕНИКС» 344007, г. Ростов-на-Дону, пер. Соборный, 17

Отпечатано с готовых диапозитивов в ГУИПП «Курск». 305007, г. Курск, ул. Энгельса, 109.