ПутирусскогобогословияI.Кризисрусскоговизантинизма

1.Молчаниеилираздумье?2.Синтезвизантийской“сухости”иславянской“мягкости.”3.Русскийэллинизм4.АпокалиптическиемотивыврусскомбогословииXIV-XVвеков.ВзглядвсторонуЗапада5.Борьбасересью“жидовствующих.”ЕщебольшийповороткЗападу6.“Осифляне”и“заволжцы”–дварелигиозныхзамысла,дварелигиозныхидеала7. Победа “западничества” – под знаком “старины” и“собирания.”

II.ВстречасЗападом1.Нараспутье2.СтарецАртемийикнязьА.М.Курбский3. Начало печатания богословской литературы на ЗападнойРуси4.ПротивУнии5.ПетрМогила6.Эпохазападно-русскогобогословия7.Заключение

III.ПротиворечияXVII-говека1.Неспячка,скорееоторопь..2.“Книжнаясправа.”3.РеформыпатриархаНикона4.Трагедияраскола5.Иноземцы6.Началарегулярногообразования

IV.Петербургскийпереворот1.СмыслцерковнойреформыПетраВеликого2.ПрограммаРусскойреформации3.“Реформаторство”ФеофанаПрокоповичаиборьбапротивпротестантства4.Духовноеобразованиепоформе–двоевериепосути5.ВекХVIII-ый–векэрудитовиархеологов.Богословиенасваях

6.Масонство7. Собирание духа в ответ на рассеяниеПросветительскоговека

V.Борьбазабогословие1. Пробуждение сердца, но не пробуждение мысли.Теократическийутопизм2. Император Александр – символ своей эпохи, эпохирелигиозно-утопической3.Возрождениемистицизма4.Преобразованиесистемыдуховногообразования5.РоссийскоеБиблейскоеобщество6.РусскийпереводБиблии7.СвятительФиларет,митрополитМосковский8.БогословскиевоззрениясвятителяФиларета9.“Сердечноебогословие”и“неологизм.”10. Немецкое направление – “облегченное, уклончивое изыбкоебословие.”11.Путиреформированиядуховногообразования12. Итоги Александровско-Николаевских преобразований вдуховно-образовательнойсфере

VI.Философскоепробуждение1.Начало“великоголедохода”русскоймысли.2.Рождение“русскоголюбомудрия.”3.Философскийподъемтридцатыхисороковыхгодов4.Историософиярусскойсудьбы5.Западничествовсредеславянофилов6.РелигиозныевоззренияГоголя7.А.С.Хомяков–идеологславянофильства8.ОместеиролиЦеркви9.Трипериодарусскойфилософии10.Религиозныйкризис“возбужденныхсемидесятых.”11. Владимир Сергеевич Соловьев – трехчленная схема“вселенскойтеократии.”12. Николай Федорович Федоров – “блеск мечты не естьпламеньблагодати...”13.Заключение

VII.Историческаяшкола1.Общиепредпосылкицерковныхпреобразований2. Русская духовная журналистика и подготовка

общественногомненияквосприятиюцерковнойреформы3.Столкновениекосностиимечтательности4.НовыепопыткипереводаБиблиинарусскийязык5.Реформадуховнойшколы6.НачалонаучногоосмысленияИсторииЦеркви7.Историческийметодсистематическогобогословия8.Влияниефилософскогокризиса60-хгодовнабогословие.ФеофанЗатворникиИоаннКронштадтский9.Религиозныйкризис60–70годов.ЛевТолстой,какзеркалорусскойинтеллигенции10.ЭпохаПобедоносцева11. Проблематика христианской совести. АнтонийХраповицкий12. Морализм в русском богословии. Михаил МихайловичТареев13. Опыт антропологического построения богословскойсистемы.ВикторИвановичНесмелов14.Заключение

VIII.Накануне1.Времяисканияисоблазнов2. 90-е годы Соловьева. (От религиозной мысли крелигиознойжизни)3. Петербургские “Религиозно-философские Собрания”1901–1903годов4.Планыцерковнойреформы5.Религиознаяфилософияначалавека6.Заключение

IX.Разрывыисвязи1. Русская душа на роковом перекрестке. Завязка русскойтрагедиикультуры2.Ересьновыхгносимахов.Ненужноебогословие3. Выпадение из богословского преемства – трагедияРусскогоПравославия4. Кризис обличительного богословия. “Православиепризываетсявосвидетельство.”5.Новоебогословскоеисповедание6.Подвигсвидетельствовать,творитьисозидатьБиблиография

Примечания

123456789101112131415161718192021222324252627282930313233343536373839

404142434445464748495051525354555657585960616263646566676869707172737475767778

798081828384858687888990919293949596979899100101102103104105106107108109110111112113114115116117

118119120121122123124125126127128129130131132133134135136137138139140141142143144145146147148149150151152153154155156

157158159160161162163164165166167168169170171172173174175176177178179180181182183184185186187188189190191192193194195

196197198199200201202203204205206207208209210211212213214215216217218219220221222223224225226227228229230231232233234

235236237238239240241242243244245246

Введение

«Яко весть Господь путь праведных, и путь нечестивых погибнет...»(Пс. 1:6)

Изданиевторое,исправленноеидополненное,2003год.Интернет-версияподобщейредакциейЕгоПреосвященстваАлександра(Милеанта),ЕпископаБуэнос-АйресскогоиЮжно-АмериканскогоСодержаниеПредисловиеПредисловиеавтораЧастьI.Историярусскогобогословия.ЕгостановлениеЧастьII.Напутиккатастрофе(Кризисцерковнойкультуры)

Предисловие

(Крепринту1983года,YMKA-PRESS,Paris)Книга“ПутиРусскогоБогословия”протоиереяГеоргияФлоровского,

плод его огромной эрудиции и выражение церковно-историческогомировоззрения, справедливо признается – и, вероятно, всегда будетпризнаваться – его главной научной заслугой. Книга была написана впоследниепредвоенныегодывПарижеиявиласьзавершениемработынадполной историей православного Предания, начиная с раннего

христианства и кончая нашей эпохой. Его книги “Восточные ОтцыЧетвертогоВека”и“ВизантийскиеОтцы,”т.е.перваячастьегоглавноготруда, вышли за несколько лет до “Путей Русского Богословия” и в своевремямоглисчитатьсязамечательнымвведениемвсвятоотеческуюмысльсправославнойточкизрения.Однако,нипооригинальностиподхода,нипоновизнесодержания,нипообъемуинформациикнигиотцаГеоргияоботцахдревнейЦерквинеобладаюттойсилойиисчерпывающейглубиной,с какими написаны “Пути.”От древних отцовФлоровский воспринималнормы и критерии суждения, а обращаясь к истории русскогоПравославия, он прилагал эти нормы к живой реальности, к опыту тойкультуры, к которой он сам принадлежал и к которой принадлежим всемы.

Отец Георгий родился в 1893 году в семье одесского протоиерея,ректора одесской семинарии, но учился в светских школах. ВНовороссийском университете (в Одессе) он окончил историко-филологический факультет, но изучал также историю философии иестествознание.Студентомонбылблестящими,какмногиедругиевгодывойныиреволюции,искалосмысленияреальностинапутяхфилософии.В1920 году он был утвержден в звании приват-доцента, но тогда жеэмигрировал. В Праге, где нашли приют многие представители русскойинтеллигенции,онзащитилмагистерскуюдиссертациюоГерцене.

В области богословия Флоровский был блестящим самоучкой. Необладаяформальнойбогословскойподготовкой,оннетолькопогрузилсявизучение отцов Церкви, но и приобрел известность как патролог.Постепенно вырабатывавшееся у него мировоззрение было неспекулятивно-философским, как у большинства религиознойинтеллигенции, попавшей за границу, а богословски-традиционным. Наэтом пути у него установилась, довольно, впрочем, непродолжительная,связь с “евразийством,” в котором его, по-видимому, привлекалонастороженно-отрицательноеотношениекЗападуизападно-европейскойфилософии. В 1926 г. он принял приглашение на кафедру патрологии втолько что образовавшемся в Париже Богословском Институте. Впреподавательский состав Института вошли как профессорадореволюционной духовной школы (А. В. Карташев, еп. ВениаминФедченков), так и видные представители “вернувшейся в Церковь”интеллигенции (о. С. Булгаков, В. В. Зеньковский и др.). Среди нихГеоргий Васильевич занял особое место, трудно определимое с точкизренияобычныхстереотипов.Онбылсолидаренсколлегамивстремлениик оживлению православного богословия и к участию в экуменических

встречах с инославными, но всегда находился в оппозиции кдоминировавшему тогда религиозно-философскому движению,связанномус “софиологией”1 ВладимираСоловьева. В 1932 году он былрукоположен в священный сан митрополитом Западно-ЕвропейскимЕвлогием(Георгиевским).

Годы преподавания в Париже оказались самыми плодотворными вжизниотцаГеоргия: именно тогда он опубликовал две книги об отцахи“Пути Русского Богословия.” Для того, чтобы всецело понять смысл еголитературноготворчествавэтигоды,можновспомнитьодноизнаиболеечастых замечаний отца Георгия на его лекциях по патрологии: “ОтцыЦеркви, – говорил он, – чаще всего богословствовали для опроверженияеретиков. Отправляясь от “неверного” выражения христианскогоблаговестия,онинаходили“верные”слова,приэтомне“создавая”Истину,– которая и является Истиной только в силу своей божественности, – авыражая и объясняя ее.” В таком подходе состоит основнойпсихологический метод Флоровского в его критике русской культуры.Консервативный подход к богословию у о. Георгия был, однако,совершенно чужд всякого мракобесия. Будучи историком, он всегдаотвергал тупое поклонение прошлому как таковому. Чтобы убедиться вэтом, достаточно прочесть его анализ русского старообрядчества в“Путях.” Его основной заботой было не идолопоклонство прошлого, апроблемы настоящего. Психологическим импульсом, вдохновлявшимФлоровского при написании его книг, было отвержение так называемой“софиологии” во всех ее видах, особенно в трудах ее главныхпредставителей, В. С. Соловьева, С. Н. Булгакова и о. П. Флоренского.Русская софиология представлялась ему разновидностью немецкогоидеализма, своеобразным гностицизмом и вообще незаконнымиспользованием философии для выражения христианских догматов. По-видимому, Флоровский и начал заниматься святыми отцами именнопотому, что “софиологи” пытались представить свою мысльтрадиционной, а своепользованиефилософией– освященнымпримеромотцов.ДляФлоровскогоже,ниразуневступившеговоткрытуюпечатнуюполемику со своим старшим (и уважаемым) коллегой, о. СергиемБулгаковым, основной смысл занятий патристикой заключался в том,чтобынайтиверныйключксоотношениюмеждусветскойфилософиейибогословием. Этот ключ, с его точки зрения, был неверно определенсофиологами, но может быть найден в примере греческих отцов, т. е. вхристианском эллинизме, отказавшемся от чуждых христианству начал,осудившемсвоегожеродоначальникаОригенаисумевшемпреобразиться

изнутри,статьвоистинухристианским.“Отеческаяписьменность,–писало.Георгий,–естьнетольконеприкосновеннаясокровищницапредания...Отеческие творения являются для нас источником творческоговдохновения, примером христианского мужества и мудрости... (путем) кновому христианскому синтезу, о котором томится и взыскуетсовременнаяэпоха.Насталсроквоцерковитьсвойразумивоскреситьдлясебя священные и благодатные начала церковной мысли.” (“ВосточныеОтцыЧетвертогоВека”,стр.5;ср.такжезаключительнуюглаву“Путей”).

“Пути Русского Богословия” являются трудом монументальным имогут служить основным библиографическим справочником по историидуховной культуры в России. Автор не ограничивается изучением чистобогословских произведений, но охватывает всю литературу, имеющуюотношениекПравославию.Несмотрянато,чтозапоследнеедесятилетиепоявилось множество исследований по древнерусской – допетровской –литературе, взгляды и оценкиФлоровского почти никогда нельзя назватьустаревшими. С ними можно не соглашаться, но их нельзя простоотбросить за ненужностью. А главы о старообрядческом кризисе, олатинствующей киевской школе семнадцатого века, о “западномпленении,” захватившем всю официальную церковность после Петра, и,наконец, исчерпывающий анализ русского богословия и религиозноймысли в предреволюционной России являются единственным инезаменимымоценочнымсправочником.

Н.А.Бердяевписал,чтозаглавиекнигиФлоровскогодолжнобылобыбыть “Беспутья Русского Богословия.”Действительно, во всем огромномколичестве авторов и писателей девятнадцатого века, рассмотренных вкниге, только немногие, например, А. С. Хомяков (отчасти) и особенномитрополит Филарет (Дроздов), находят положительную оценку. Неотрицаяниума,ниталанта,ниспособностейотдельныхавторовивсегдарисуя яркую картину каждой эпохи, о. Георгий ко всем и ко всемуприлагает раз навсегда им принятую святоотеческую или византийскуюнормативность,котораядлянегоявляетсяединственноправославной.

Здесь не место обсуждать вопрос о том, прав ли былФлоровский всвоемподходекисториирусскойрелигиозноймысли.Конечно,невовсемправ.Так,православныйбогословможетпоставитьвопрос,неслишкомлиузко Флоровский понимает святоотеческое предание. Если критиковатьрусское православие во имя “византинизма,” не следовало бы такжеподвергнутькритикеисамвизантинизм?РавнозначенлионСвященномупреданию как таковому? А литературовед или историк мысли может вряде случаев не согласиться со справедливостью отдельных – всегда

острыхиинтересных–портретов,нарисованныхавтором.Но подобные вопросы можно ставить всегда, по поводу любой

значительной книги, особенно исторической. Неоспоримая и поистинеогромная заслуга о. Георгия заключается в целостности его труда и всамом его критическом подходе. В наши дни русская Церковь и самаРоссияпостепенновосстаютизпеплареволюционногопожара,который,казалось, разрушил все культурные основы. Необходимо строить заново.Но что это будет за постройка? Сама идея возврата к каким-торелигиозным ценностям прошлого в защите почти не нуждается: онаочевидна для большинства мыслящих людей. Но именно поэтомусуществует опасность как безрассудного поклонения прошлому, так иневежественного отвержения самого главного в нем. Необходимокритическое осмысление истории, низлагающее предрассудки иопределяющее истинные ценности. Такая критика невозможна безпредварительного определения иерархии ценностей. Именно это мы инаходим в “Путях” Флоровского. Для тех, кто согласен (или почтисогласен)сегоиерархиейценностей,егокнигабудетещедолгослужитьосновным руководством для изучения русской Церкви, русскогобогословия и русской духовной культуры. Те, кто эту иерархию неприемлет, должны будут достичь уровня Флоровского в знанииисточников,иначеихотказследоватьегопутембудетнеубедительным.

Летом 1939 года, вскоре после окончания работы над книгой, о. Г.Флоровский был в Белграде, где его застало начало войны. Складиздательства был сожжен немецкими бомбами, и книга сталабиблиографической редкостью. Проведя в Югославии годы войны, о.ГеоргийпозднееоказалсявПрагеубрата,новконцеконцовемуудалосьвернуться в Париж. Поскольку кафедра патрологии была занята(архимандритом Киприаном Керном), он преподавал нравственноебогословие, а в 1948 году, по приглашениюмитрополитаАмериканскогоФеофила,переехалвНью-Йорк,гдесталпрофессором,азатемидеканомСвято-ВладимирскойДуховнойАкадемии.

Сразуубедившисьвтом,чтоПравославиевАмерикеужедавностало“американским,” т. е. соответствующим американским академическимнормам и требующим системы духовного образования на английскомязыке,о.Георгий–несмотрянавсюсвою“русскость”иукорененностьврусскойсреде–ревностноиуспешнопринялсязапреобразованиешколы,котороеибыловзначительноймередостигнутовтечениеегопребыванияее главой (1948 – 1955). Одновременно он, как признанный иавторитетный православный богослов, принял активное участие в

университетскойжизниАмерики,читаялекцииипечатаястатьи.Крупныхисследований он, однако, больше не писал. В экуменическом движенииего признавали почти единоличным и самодостаточным голосомПравославия. В этом качестве он, будучи членом исполнительногокомитетавновьорганизованногоВсемирногоСоветаЦерквей,сталоднимизосновныхегосоздателей.

Признанным авторитетом он стал не только в церковных иэкуменических кругах. Слависты и историки России, знакомые с“Путями,” признали его исторические заслуги и исключительнуюэрудицию. Это позволило ему, когда он покинул пост декана Свято-ВладимирскойАкадемии, занять кафедру в ГарвардскомУниверситете, апосле отставки продолжить преподавание в Принстоне. Ему былоприсвоенонесколькопочетныхстепеней,онбылпостояннымучастникоммногих научных и академических съездов. Скончался о. Георгий вПринстоне11августа1979года.Егоотпеваниебылосовершеновцерквисв. князя Владимира в Трентоне, где он часто служил, при участиимногочисленныхколлегиучеников.

Новое издание “Путей Русского Богословия” – лучший памятник о.Георгию. Эта книга уже имеет и несомненно будет иметь в будущемважноезначениевчаемомвсеминамиПравославномВозрождении.

Прот.И.Мейендорф1980г.

Предисловиеавтора

(Кизданию1937года,Париж).Памятиродителей.Эта книга задумана, как опыт исторического синтеза, как опыт по

историирусскоймысли.Синтезупредшествуютгодыанализа,многиегодымедленного чтения и размышлений, еще с давних юношеских дней. Ипрошлая судьба русского богословия была для меня всегда историейтворимойсовременности,вкоторойнужнобылонайтисамогосебя.Этимне нарушается историческое беспристрастие. Беспристрастие не естьбезучастие, не есть равнодушие, не есть отказ от оценок. История естьистолкованиесобытий,вскрытиеихзначенияисмысла.Историкникогдане должен забывать, что изучает он и описывает творческую трагедиючеловеческой жизни. Не должен, ибо и не может. Беспредпосылочнойисторияникогданебывает,инебудет...

Изучение русского прошлого привело меня и укрепило в том

убеждении, что православный богослов в наши дни только всвятоотеческом предании может найти для себя верное мерило и живойисточниксозидательноговдохновения.Умcтвeнныйотрывотпатристикиивизантинизмабыл,яуверен,главнойпричинойвсехперебоевидуховныхнеудачврусскомразвитии.Историяэтихнеудачрассказанавэтойкниге.Ивсеподлинныедостижениярусскогобогословиявсегдабылисвязаныстворческим возвращением к святоотеческим истокам. В историческойперспективесособеннойочевидностьюоткрывается,чтоэтотузкийпутьотеческогобогословияестьединственныйверныйпуть.Ноэтотвозвраткотцам должен быть не только ученым, не только историческим, нодуховным и молитвенным возвратом, живым и творческимвосстановлением самого себя в полноте церковности, в полнотесвященногопредания…

Намданожитьвэпохубогословскогопробуждения,сказывающегосяуже повсюду в разделенном христианском мире. С тем большимвниманиемприходитсятеперьпересматриватьиприпоминатьвсеурокиизаветыпрошлогоиногдажестокие,иногдавдохновительные.Ноподлинноепробуждениеначинаетсятолькотoгдa,когдаивпрошлом,ивнастоящемслышатсянетолькоответы,ноивопросы.Инеистощимаясилаотеческогопреданиявбогословиивсегоболееопределяетсятем,чтодлясвятыхотцовбогословие было делом жизни, духовным подвигом, исповеданием веры,творческим разрешением жизненных задач. Этим творческим духомнавсегдаоживленытедревниекниги.Итолькочерезвозвращениекотцамможет восстановиться в нашем церковном обществе та здороваябогословская чуткость, без которой не наступит искомое православноевозрождение. Среди церковных служений в наше время богословскоеисповедничество приобретает особенную важность, как воцерковлениемыслииволи,какживоевхождениевразумистины.Vosexemplariagraecanocturna versate manu, versate diurna... В отеческом истолкованииПравославие вновь открывается, как побеждающая сила, как сила,перерождающаяи утверждающаяжизнь, и не только как тихаяпристаньдляусталыхиразочарованныхдуш,–нетолько,какконец,нокакначало,началоподвигаитворчества,“новаятварь.”

Оканчивая эту книгу, я с благодарностью вспоминаю всех тех, ктопомогалилипомогмневмоейработе,примеромилисоветом,книгамиисправками, возражениями, сочувствием или упреком. С благодарностьювспоминаюиотехбиблиотекахиликнигохранилищах,гостеприимствомкоторых пользовался за долгие годы своих занятий. Одно имя я долженздесьназвать,дорогоедляменяимяпокойногоП.И.Новгородцева,образ

верности, никогда не умирающий в памяти моего сердца. Ему я обязанбольше,чемсколькоможновыразитьсловом.“Законистиныбылвоустахего”(Малах. 2:6).

UptonRectory,Berks.2(15).IX.1936.

Путирусскогобогословия

I.Кризисрусскоговизантинизма

1.Молчаниеилираздумье?

Висториирусскоймыслимногозагадочногоинепонятного.Ипреждевсего, – что означает это вековое, слишком долгое и затяжное русскоемолчание?..Какобъяснитьэтопозднееизапоздалоепробуждениерусскоймысли? .. С изумлением переходит историк из возбужденной и частомногоглаголивойВизантиинаРусь,тихуюимолчаливую.Инедоумевает,чтоэто.Молчитлионаибезмолвствуетвнекоемраздумьи,впотаенномбогомыслии,иливкосностииленидуховной,вмечтанияхиполусне?..

Сейчас уже никто не решится вместе с Голубинским сказать, чтодревняяРусьвплотьдосамогоПетровскогопереворотанеимеланеточтообразованности,нодажеикнижности,амного-многоразвеграмотность.Сейчас это только курьезно, даже не задорно и не остро.И вряд ли ктоповторит теперь с Ключевским, что древне-русская мысль, при всей ееформальнойнапряженностиисиле,такиневыходиланикогдазапределы“церковно-нравственной казуистики.” Ведь во всяком случае, кроме“Вопрошаний Кирика” есть и Поучение Мономаха... За молчаливые до-Петровские века многое было испытано и пережито. И русская икона скакой-то вещественной бесспорностью свидетельствует о сложности иглубине, о подлинном изяществе древне-русского духовного опыта, отворческой мощи русского духа С основанием говорят о русскойиконописи,какоб“умозрениивкрасках”...

И все-же древне-русская культура оставалась безгласной и точнонемой.Русскийдухнесказалсявсловесномимысленномтворчестве...

Этаневысказанностьинедосказанностьчастокажетсяболезненной.Иногда здесь видели простую отсталость и примитивность, и объяснялиэто византийскими связями древней Руси, роковым влиянием жалкойВизантии,–таковабылавсущноститочказренияЧаадаева(“lamiserableByzance”). Такое толкование во всяком случае недостаточно. ВХ-м векеВизантия вовсе не была в упадке. Напротив, это была одна из эпохвизантийскогорасцветаивозрождения.Иболеетого,вХ-мвекеВизантиябыла,строгоговоря,единственнойстранойподлиннокультурнойвовсем“европейском” мире. Да и много позже Византия остается живымкультурным очагом, творческое напряжение не падает, и в самый канунполитического распада и крушения Византийская культура ирелигиозностьпереживаютновыйподъем,отблесккотороголожитсяинавсе итальянское Возрождение. Во всяком случае, приобщение к

Византийской культуре никак не могло замыкать или изолироватьДревнююРусьот“великихсемействродачеловеческаго,”кактоказалосьЧаадаеву...Вообщенельзя объяснять трудности древне-русского развитияизбескультурности.Древнерусскийкризисбылкризисомкультуры,анебескультурности или некультурности... Мысленнная нераскрытостьдревне-русскогодухаестьследствиеивыражениевнутреннихтрудностейили“апорий.”Этобылподлинныйкризискультуры,кризисВизантийскойкультуры в русском духе. В самый решительный момент русскогонационально-исторического самоопределения Византийские традициипрервались.Византийскоенаследиебылооставленоиполузабыто.Вэтомотречении“отгреков”завязкаисуществоМосковскогокризисакультуры...

Сейчас уже не нужно доказывать, что в истории древнерусскойкультурыиписьменностиесть“хронология.”Сейчаспередвнимательнымисториком настолько открывается все многообразие явлений и взаимнаянесоизмеримостьотдельныхисторическихмоментовиформаций,чтоуженеприходитсяискатьединойобщей“формулы”илиобозначениядлявсей“Древней России,” точно действительно она была на одно лицо – отВладимираСвятогодоТишайшегоЦаря.Вдействительности,этонеодин,номногомиров.Икрометого,никакнельзястроитьитолковатьрусскуюисторию, как некий обособленный и замкнутый исторический процесс.Русская история вовсе не так уже была изолирована и разобщена с“великимисемействамиродачеловеческого.”

2.Синтезвизантийской“сухости”иславянской“мягкости.”

История русской культуры начинается с Крещения Руси. Языческоевремяостаетсязапорогомистории.Этосовсемнезначит,будтонебылоязыческогопрошлого.Онобыло,ипобледневшие,аиногдаиоченьяркиеследыегоивоспоминаниянадолгосохраняютсяивпамятинародной,ивбыту, и в самом народном складе. И более того, с основанием Влад.Соловьев говорил о Крещении Руси Владимиром, как о национальномсамоотречении, как о перерыве или разрыве национальной традиции.Крещениедействительноозначалоразрыв.Язычествонеумерлоинебылообессилено сразу. В смутных глубинах народного подсознания, как вкаком-то историческом подполье, продолжалась своя уже потаеннаяжизнь, теперь двусмысленная и двоеверная. И в сущности слагались двекультуры: дневная и ночная. Носителем “дневной” культуры было,конечно, меньшинство, – впрочем, ведь так всегда бывает, и уравнениедуховных потенциалов не есть свидетельство жизнедеятельности ижизнеспособности исторических формаций. Заимствованная византино-христианская культура не стала “общенародной” сразу, а долгое времябыла достоянием и стяжанием книжного или культурного меньшинства.Это было неизбежной и естественной стадией процесса. Однако, нужнопомнить,историяэтойдневнойхристианскойкультурывовсякомслучаееще не исчерпывает всей полноты русской духовной судьбы... Вподпочвенных слоях развивается “вторая культура,” слагается новый исвоеобразный синкретизм, в котором местные языческие “переживания”сплавляютсясбродячимимотивамидревнеймифологииихристианскоговоображения. Эта вторая жизнь протекает под спудом и не частопрорываетсянаисторическуюповерхность.Новсегдачувствуетсяподней,как кипящая и бурная лава... Грань между этими двумя социально-духовными слоями всегда была подвижной и скорее расплывчатой. Еепостоянно размывало осмотическими процессами, которые шли с двухсторон. Но не в полной независимости раздельность слоев. Важнееразличиедуховныхидушевныхустановок.Эторазличиевданномслучаеможнотакопределить:“дневная”культурабылакультуройдухаиума,этобыла и “умная” культура; а “ночная” культура есть область мечтания ивоображения...

В сущности, внутренняя динамика культурной жизни всегда

определяется взаимодействием таких установок и устремлений.Болезненностьдревне-русскогоразвитияможноусмотреть,преждевсего,в том, что “ночное” воображение слишком долго и слишком упорноукрывается и ускользает от “умного” испытания, поверки и очищения.Страннуюживучестьсинкретических“басен”замечалиужесамидревниеполемисты и проповедники. Впоследствии, в этой вольности народноговоображенияусмотрелиоднуизосновныхчертрусскогонародногодуха.Этоиверно,исразунуждаетсявоговорках.Вовсякомслучае,здесьпереднами историческая величина, а не доисторическая и уж никак невнеисторическая. Иначе сказать: продукт развития, итог процесса,исторический сросток, а не только и не просто врожденная черта илисвойство,сохранившеесянесмотрянапереливыистории...

Можно еще и так выразиться. Изъян и слабость древне-русскогодуховного развитая состоит отчасти в недостаточности аскетическогозакала (и совсем уже не в чрезмерности аскетизма), в недостаточной“одухотворенности” души, в чрезмерной “душевности,” или“поэтичности,” в духовной неоформленности душевной стихии. Еслиугодно, в стихийности... Здесь источник того контраста, который можноописать, как противоположность византийской “сухости” и славянской“мягкости...”

Нужноразличать:речьидетсейчаснеонедостаточности“научного”рационализма, – разложение “душевности” рассудком или рассудочнымсомнениеместьсноваболезнь,инеменьшая,чемисамамечтательность;речьидетодуховнойсублимацииипреображениидушевноговдуховноечерез “умную” аскезу, через восхождение к умному видению исозерцаниям...

Путь идет не от “наивности” к “сознательности,” и не от “веры” к“знанию,”инеотдоверчивостикнедовериюикритике.Ноестьпутьотстихийной безвольности к волевой ответственности, от круженияпомыслов и страстей к аскезе и собранности духа, от воображения ирассуждения к цельности духовной жизни, опыта и видения, от“психического”к“пневматическому.”Иэтотпутьтрудныйидолгий,путьумногоивнутреннегоподвига,путьнезримогоисторическогоделания...

В кругу таких духовно-психологических апорий разыгрывается,преждевсего,трагедиярусскогодуха...

Разрывдвухслоев есть толькооднои самоеформальноепроявлениеэтоготрагизма.Инеследуетсводитьегоктакимформальнымкатегориям,к морфологии или структуре народного духа. Историческая судьбаисполняется в конкретных событиях и решениях, в нерешимости или

решительностипередконкретнымижизненнымизадачами...

3.Русскийэллинизм

Русь приняла крещение от Византии. И это сразу определило ееисторическую судьбу, ее культурно-исторический путь. Это сразувключило ее в определенный и уже сложившийся круг связей ивоздействий. Крещение было пробуждением русского духа, – призыв от“поэтической” мечтательности к духовной трезвости и раздумью. Ивместестем–черезХристианстводревняяРусьвступаетвтворческоеиживое взаимодействие со всем окружающим культурным миром...Конечно,никакнельзяинеследуетпредставлятьсебеКрещениеРуси,какединичноесобытие,длякоторогоможноназватьопределеннуюдату.Этобыл сложный и очень многообразный процесс, длительный ипрерывающийся, растягивающийся даже не на десятилетия, а на века. ИначалсяонвовсякомслучаераньшеВладимира.

“Христианство до Владимира” есть гораздо большая и болееопределенная величина, чем то привычно думать. И уже до Владимираначинают устанавливаться культурные и религиозные связи Киева сСимеоновской Болгарией, может быть – и с Моравией. Это быловхождениемвправанаКирилло-Мефодиевскоенаследство.Византийскоевлияние не было только прямым и непосредственным, – и, кажется,именно непрямое влияние было и первым по времени, и самымзначительным, и решающим. Решающим было принятие Кирилло-Мефодиевского наследства, а не прямое восприятие Византийскойкультуры. Непосредственное духовно-культурное соприкосновение сВизантиейисгреческойстихиейбылоужевторичным.Можно,кажется,говоритьдажеостолкновениииборьбестихийивлияний,болгарскогоигреческого, в древнем Киеве... Однако, историю этой борьбы вподробностях мы во всяком случае не знаем и не можем ее разгадать ивосстановить.Инеследуетпреувеличиватьразличиеирасхождениеэтихсоперничающихвлияний.

В недавнее время была брошена мысль, что “греческая вера” и“болгарская”всущностисовсемнесовпадали,чтонасамойзарерусскогохристианствасталкиваютсядварелигиозныхидеалаилидведоктрины,ипобеждаетнеторадостноеЕвангельскоехристианство,которымзажегсяивозгорелся Владимир Святой, но какая-то иная и “мрачная религиознаядоктрина” – т. е. богомильство (Н. К. Никольский, отчасти Приселков).Против этого смелого домысла многое можно сразу же возразить. Во-

первых, есть непонятное недоразумение в попытках выводить “веруВладимира,” это “жизнерадостное и торжествующее христианскоемировоззрение,”“свободноеотаскетическогоригоризма,”–изБолгарии...

Из Болгарии времен Косьмы пресвитера уместнее выводить именно“мрачную доктрину,” – ведь богомильство было как раз “болгарскойересью.” Во-вторых, вряд ли дозволительно стилизовать все Печерскоеблагочестиеподстатьэтой“мрачнойдоктрины”исводитьвсеПечерскиеподвиги к изуверству. Во всяком случае в такую характеристику неуместитсясампреподобныйФеодосий,менеевсего“мрачный,” а,междутем, несомненный грекофил, прямо связанный со Студийской обителью.Даи“греческуюверу”неприходитсявоображатьсебенаоднолицо.Здесьнужна большая осторожность и точность в различении (срв. СимеонНовый Богослов и его противники, тот же ХI-ый век)... В третьих,возбуждаетсясомнениеосамомделеКириллаиМефодия,небылолионоскорее ошибкой или большой неосторожностью (Г. Г. Шпет, Г. П.Федотов).НеозначаетлиславянскийязыкЦеркви“отрывотклассическойкультуры,”–переводзаслоняеторигинал,устраняетсянеизбежностьзнатьпо-гречески, подобно тому, как на Западе латинский язык Церкви былобязательным.

Отом,что“отсутствиеклассическогонаследия”естьоднаизглавныхчертразличиямеждурусскойи“европейской”культурами,говорилиужедавно, говорили именно славянофилы, в частности Иван Киреевский.Однако, и здесь не годится упрощать. То верно, что в древнемКиеве незналиниГомера,ниВиргилия.Нониоткуданевидно,чтоэтомупомешалименно славянский язык богослужения. И во всяком случае, это уже неответственная гипербола говорить, что на Руси получили из Византиитолько Библию, “одну книгу,” изо всего богатства христианскогоэллинизма.ВедьвовсякомслучаебылапереведенанетолькоБиблия,ноидлинный ряд других и довольно разнообразных памятников и творений.Верно и то, что “научная, философская, литературная традиция Грецииотсутствует” в древне-русском культурном запасе. Но опять-таки неславянскийязыктомувиною...

И самое главное, нельзя так принижать сам факт или процесспереводов. Ведь перевод Библии всегда бывал подлинным событием внародной судьбе, означал всегда известный сдвиг и подвиг. Постоянноеслышание Евангелия на близком языке за богослужением, конечно,заставляло и очень помогало памятовать о Христе и хранить Его живойобраз в сердце.Нои вообщедля перевода требуется большое творческоенапряжение, великая изобретательность и находчивость, и не только на

слова.Переводить, это значитмысленнобдитьииспытывать.Этосовсемне только простое упражнение или формальная гимнастика мысли.Подлинныйпереводвсегдасоозначаетистановлениесамогопереводчика,еговхождениевпредмет,т. е.обогащениесамогоегособытия,нетолькорасширение егокругозора...Вотв этоми состоитнепреложное значениеКирилло-Мефодиевского дела. Это было становление и образованиесамого “славянского” языка, его внутренняя христианизация ивоцерковление, преображение самой стихии славянской мысли и слова,славянского“логоса,”самойдушинарода.“Славянский”языксложилсяиокрепименновхристианскойшколеиподсильнымвлияниемгреческогоцерковного языка, и это был не только словесный процесс, но именносложениемысли.Влияниехристианствачувствуетсязначительнодальшеиглубжесобственнорелигиозныхтем,чувствуетсявсамойманеремысли...

ТаквначалеXI-говеканаРусивобращенииоказываетсявдругцелаялитература на близком и вполне доступном языке. В сущности длярусскаго книжника стал и был доступен весь письменный запасСимеоновской Болгарии. Ягич в свое время говорил о письменностиСимеоновавека,чтоона“моглапобогатствулитературныхпроизведенийцерковно-религиозного содержания смело стать наряду с самымибогатыми в то время литературами, греческой и латинской, превосходя вэтом отношении все другие европейские литературы.” Современныйисторик славянской письменности вполне может присоединиться к этойоценке...

Вовсякомслучаекругозордревне-русскогокнижниканельзяназватьузким. Скорее была противоположная трудность и опасность: переносцелой литературы мог подавлять русского книжника и книгочия, –открывалсяпереднимновыйиоченьбогатый,ноичужойещемир,скорееслишком богатый, слишком далекий от окружающей и родной жизни.Снова требовалось, прежде всего, психологическое самопреодоление исамоотвлечение...

Усвоениеболгарскойписьменности,конечно,неследуетпредставлятьсебе, как единократный акт или некое единичное событие. Вдействительности это “усвоение” означает вот что: болгарскаяписьменность становится своей для русского книжника, источником, изкоторого можно было черпать, когда понадобится. Болгарскаяписьменность, впрочем,не заслоняла греческой, вХI-мвеке,покрайнеймере.ПриЯрославе,вовсякомслучае,вКиеве(и,кажется,приСофийскомсоборе) работает целый кружок переводчиков с греческого, и с работойэтого кружка связано вхождение в славянский оборот длинного ряда

памятников,неизвестныхвСимеоновскойБолгарии.“ИбеЯрославлюбяцерковные уставы, попы любяше повелику, излиха же черноризцы, икнигам прилежа, и почитая я часто в нощи и во дни... И собра писцымногы, и прекладаше от грек на словенское письмо, и списаше книгымногы,исниска...”

Интересно отметить: принесенная из Болгарии литература быласвязана, главным образом, с богослужебным обиходом (СвященноеПисание и отеческие творения тоже для чтения в храмах), а при двореЯрославапереводилискореекнигиисторическиеимирские.Киевстоялнабольшой дороге, на перекрестке путей. Нельзя представлять себеКиевскуюЦерковь,какнечтозамкнутоеиуединенное.ВXIиXIIв.в.онадовольно тесно связана и с Цареградом, и с Афоном, и с удаленнойПалестиной,бывшейтогдаврукахкрестоносцев.ИсЗападомсвязибылипостояннымиидовольноразвитыми.Мыможемдовольнотвердосудить,как отозвалось на Руси это усвоение Византино-христианскойписьменности, это приобщение христианской культуре. Ведь именно наэтой литературе воспитались и первые русские летописцы, и первыерусскиеагиографы,этибытописателиновойисвятойРуси.Этобылилюдис определенным и чутким миросозерцанием, совсем не наивныепростачки. В развитии русского летописания мы чувствуем всегдаопределеннуюрелигиозно-историческуютенденциюилиидею...

Особогоупоминаниятребуютнесколькоимен.Митр.Иларион,лучшевсего известный именно как автор замечательного слова “О законе,Моисеомданном,иоблагодатииистине,”окоторомдажепридирчивыйГолубинский принужден был отозваться, как о “безупречнойакадемической речи, с которой из новых речей идут в сравнение толькоречи Карамзина,” – “не ритор худших времен греческого ораторства, анастоящий оратор времен его процветания” (Голубинский напоминает иставит рядом еще “Слово о полку Игореве”). Это, действительно,превосходныйобразецораторскогоискусства,–языксвободныйигибкий,чувствуетсянапряженностьхристианскихпереживаний,оченьстройныйипрозрачныйплан...

К тому же литературному типу относятся проповеди КириллаТуровского...

О самостоятельности этих писателей говорить не приходится. Онинаходятся под определяющим влиянием Византийской письменности,повторяютчужиетемыидостаточноизвестныйматериал.Ноименноэтоважноипоказательнодляисторика.КириллТуровскийисамнапоминал,чтоучитонипишет“неотсебя,нооткниг.”Икакумелоикаксвободно

пишет он “от книг,” – риторическая изысканность не подавляет живогосердечного чувства, в проповедях Кирилла много драматизма. Конечно,это только компиляция, – но компиляция вдохновенная и живая. НужноназватьещеКлиментаСмолятича,–“быстькнижникифилософтак,якожевРусскойземлинебяшет,”отзываетсяонемЛетопись;писал“отОмира,отАристотеляиотПлатона...”ЕщепреподобногоАвраамияСмоленского...

Всеонипринадлежаликменьшинству,конечно.Этобылацерковнаяинтеллигенция,еслиугодно.Богослововнебыловеерядах,вэтиранниевека.Нобылилюдиподлиннойцерковнойкультурностиикультуры...

Этобылипервыепобегирусскогоэллинизма.

4.АпокалиптическиемотивыврусскомбогословииXIV-XVвеков.ВзглядвсторонуЗапада

Татарское нашествие было народным бедствием и государственнойкатастрофой. “Погибель земли русской,” по выражению современника, –“навождениепоган.”“Приденаныязыкнемилостив,попустившуБогу,иземлю нашу пусту створиша.” И не следует смягчать красок визображении этого разгрома и разрухи. Однако, в истории русскойкультурыТатарскоеигонебылоразделомэпох.Ненаблюдаемнирабочогоперерыва, ни перелома творческих настроений и стремлений. Культурасдвигается или смещаетется к северу, это верно. Развиваются новыецентры, а старые запустевают. Но это было именно разрастанием ужеранее образовавшихся и сложившихся очагов, а не тем “переносомпросвещения”скультурногоКиевскогоюганаполудикийСеверо-восток,окоторомещенетакдавнолюбилиговоритьисторики.Севердавноуженебылдикимидевственным.Суздальскаяземлявовсенебылазахолустьем,–напротив,лежаланаперекресткепутей...

Вовсякомслучае,висториирусскойкультурыиписьменностиХIII-ый век не был временем упадка и оскудения (срв. у В. М. Истрина).Именно к XIII-му веку относится ряд значительных идейно-культурныхначинаний: Патерик Печерский, Толковая Палея и ряд других сводовпротиво-иудейскойполемики,неговоряужеоразвитиилетописания.УжевпамятникахХIII-говекачувствуютсяновыесвязисославянскимюгом,сДалматинским побережьем. В XIV-м эти связи усиливаются иумножаются.Можноговоритьоновомприливеюго-славянскихвлияний.Иэтобылонетолькоотражением,нопрямымпродолжениемтогоновогокультурного движения в Византии, которое удачно называют“Возрождением Палеологов.” Оно захватывает новые юго-славянскиедержавы.СЕвфимиевскойБолгариейвХIV-мвекеРусьсвязанатесно.

В этом отношении интересен образ митр. Киприана. Родом изТырнова,онподвизалсявСтудийскоммонастыреинаАфоне,инарусскойкафедре он был греческим ставленником и избранником. Не сразу и сбольшой неохотой приняли его в Москве. Но это не помешало емуоставитьоченьзаметныйследвисториирусскойкультуры.Киприанбылбольшой книжник и книголюб, сам занимался переводами, не очень

удачно,впрочем,–“всепо-сербскинаписал.”Всегозначительнеебылиеголитургические труды и заботы, – он старался провести на Русилитургическую реформу патр. Филофея Константинопольского,известногопаламита.Кажется,ковремениКиприанаотноситсяпринятиепразднования Григорию Паламе в русской Церкви. Киприан былубежденнымнестяжателем.Онбылчужакомипришельцем вМоскве.Ивместестемоноченьтипичендляначинающегосядвижения,котороенеонвозбудил.

ВХIV-мвекерусскиесвязисКонстантинополемисАфономкрепнути оживляются. Вновь образуются и оживают здесь русские поселения.Многие живут здесь и занимаются перепиской книг. В русскихмонастырскихкнигохранилищахмыможемотметитьпритокрукописейисписков именно этого времени. Важнее, конечно, приток новыхпамятников.Иснова,этобылацелаялитература,–наэтотразмистическаяи аскетическая. Ведь новое переводческое возбуждение на Афоне и вБолгарии связано с движением исихастов, с созерцательнымпробуждением и подъемом. Именно в списках этого времени намстановятся в славянской письменности известны творения аскетическихотцов, – “Постничество” Василия Великого, творения блаженногоДиадоха, Исаака Сирина, Исихия, Лествица, Максима Исповедника “Олюбви к Еладию попу,” “главизны” и отдельные “божественных песнижелания”СимеонаНовогоБогослова,ещеДиоптраинокаФилиппа.Особонужно отметить перевод Ареопагитик со схолиями, сделанный инокомИсаией на Афоне в 1371 году по поручению Серрского митрополитаФеодосия...

НаРусибыло комучитать этимистико-аскетические книги.ХIV-ыйвек был временемотшельническогоимонастырского возрождения, – этовекпреподобногоСергия...Втежедесятилетиямынаблюдаемисильноенапряжение нового Византийского влияния в русском церковномискусстве, в иконописи прежде всего. Именно в ХIV-м веке начинаетсятворческий расцветНовгородской иконописи. Достаточно назвать толькоизумительногоФеофанаГрекасеговзыграниемкрасок.Ионбылнеодин,унегобылидостойныеегоученики...

Такимобразом,вХIV-миотчастиещевХV-мвекерусскаякультурапереживаетновыйприступВизантийскихвоздействий.Ноэтобылканункризисаи разрыва.Правда, этот кризисназревали разрывподготовлялсяне в культурном самосознании. Прежде всего, это был национально-государственныйкризис,связанныйсгосударственнымростомМосквы,спробуждением национального политического самосознания, с

потребностью в церковно-политической независимости отКонстантинополя. В ХIV-м веке с перерывами, но все время с большойостротой и напряженностью, на эти темы идет спор между Москвой иЦареградом. Этот спор скорее обрывается, чем заканчивается. Повод кразрыву дает Флорентийский собор и поездка присланного из Грециимитрополита Исидора, впоследствии кардинала, на этот “осмойнеблагословенныйсобор.”Греческоеотступничествонаэтомсоборедалооснование и повод провозгласить русскую независимость. Это былцерковно-политическийакт.Ноонимелсвоиотраженияипоследствияивкультурномделании.Былипричиныиповодыусомнитьсяиобеспокоитьсяо греческой вере. Падение Константинополя показалосьапокалиптическимзнамениемисвидетельством(итакеговоспринялинетольконаРуси).УжемногопозжеКурбскийписал: “якоразрешенбыстьСотонаоттемницысвоей...”Инужнопредставитьсебе,насколькоивХIV-м, и в ХV-м веках религиозное сознание было встревожено и смущеноэсхатологическим ожиданием и предчувствием вообще: “грядет нощь,житиянашегопрестание...”

“Се ныне оуже прииде отступление,” скажет вскоре ИосифВолоцкой...

Именно в таких перспективах апокалиптического беспокойствавырисовываютсяпервыеочертанияизвестной“теорииТретьегоРима.”Этобыла именно эсхатологическая теория, и у самого старца Филофея онастроговыдержанавэсхатологическихтонахикатегориях.“ЯкодваРимападоша,атретийстоит,ачетвертомунебыти...”

Схемавзятапривычнаяизвизантийскойапокалиптики:сменацарствили, вернее, образ странствующего Царства, – Царство или Град встранствии и скитании, пока не придет час бежать в пустыню... В этойсхемедвааспекта:миноримажор, апокалиптикаихилиазм.2Врусскомвосприятии первичным и основным был именно апокалиптическийминор.ОбразТретьегоРимаобозначаетсянафоненадвигающегосяконца– “посем чаем царства, емуже несть конца.” И Филофей напоминаетапостольское предостережение: “приидет же день Господень, яко тать внощи...”

Чувствуется сокращение исторического времени, укороченностьисторической перспективы. Если Москва есть Третий Рим, то ипоследний, – то есть: наступила последняя эпоха, последнее земное“царство,” конец приближается. “Твое христианское царство инем неостанется.”Стембольшимсмирениемис“великимопасением”подобаетблюсти и хранить чистоту веры и творить заповеди. В послании к

великому князю Филофей именно предостерегает и даже грозит, но неславословит. Только уже вторично эта апокалиптическая схема былаиспользована и перетолкована официальными книжниками впанегирическом смысле. И тогда превращается в своеобразную теориюофициозного хилиазма. Если забыть о Втором Пришествии, тогда ужесовсеминоеозначаетутверждение,чтовсеправославныецарствасошлисьи совместились в Москве, так что Московский Царь есть последний иединственный, а потому всемирный Царь. Во всяком случае, даже и впервоначальной схеме Третий Рим заменяет, а не продолжает Второй.Задача не в том, чтобы продолжить и сохранить непрерывностьВизантийскихтрадиций,нов том,чтобы заменитьиликак-топовторитьВизантию,–построитьновыйРимвзаменпрежнего,павшегоипадшего,на убылом месте. “Московские цари хотели быть наследникамивизантийских императоров, не выступая из Москвы и не вступая вКонстантинополь”(Каптерев)...

В объяснении падение Второго Рима говорится обычно о насилииагарян,–и“агарянскийплен”воспринимается,какпостояннаяопасностьдля чистоты греческой веры, откуда и эта острая настороженность инедоверчивостьвобращениисгреками,живущими“вообластибезбожныхтурокпоганскогоцаря...”

Такпроисходитсужениеправославногокругозора.Иуженедалекоидо полного перерыва самой греческой традиции, до забывания и огреческой старине, то есть об отеческом прошлом.Возникает опасностьзаслонить и подменить вселенское церковно-историческое преданиепреданиемместныминациональным,–замкнутьсявслучайныхпределахсвоей поместной национальной памяти. Влад. Соловьев удачно называлэто “протестантизмом местного предания.” Конечно, не все такрассуждали, и подобные выводы были сделаны не сразу, – скорее ужетолько позже, к середине ХVI-го века. Но очень показательно, что приэтом ведь доходило до полного выключение и отрицание греческогопосредства и в прошлом, – ведь именно в этом весь смысл сказание опроповедиапостолаАндреянаРуси,каконоповторялосьиприменялосьвХVI-мвеке...

Вовсякомслучае–постепенноидовольнобыстроне толькопадаетавторитет Византии, но и угасает сам интерес к Византии. Решающимбыло скорее всего именно националистическое самоутверждение.А в тожевремяразвиваютсяиукрепляютсясвязисЗападом.ДлямногихвконцеXV-го века Запад представляется уже более реальным, чем разоренная изавоеванная Византия. Такое самочувствие довольно понятно и

естественноу“реальныхполитиков,”улюдейполитическогодействия;новскореимпроникаютсяидругиеобщественныеслои...

Частокажется,чтобракИванаIIIсСофиейПалеологозначалновыйподъем Византийского влияние на Москве. А в действительности,напротив, этобылоначаломрусского западничества.Ведь этобыл “бракЦарявВатикане.”Конечно,ЗояилиСофиябылаВизантийскойцаревной.НоведьвоспитанаонабылавУнии,поначаламФлорентийскогособора,иопекуномеебылкардиналВиссарион.ИбракбылдействительновенчанвВатикане, а папский легат был послан сопровождать Софию в Москву.Легату пришлось сравнительно скоро уехать, но завязавшиеся связи сРимом и с Венецией не перервались. Этот брак привел скорее ксближению Московии с Итальянской современностью, нежели коживлению Византийских преданий и воспоминаний. “Раздрал завесумежду Европою и нами,” говорит об Иване III уже Карамзин.“Издыхающая Греция отказывает нам остатки своего древнего величия,Италия дает первые плоды рождающихся в ней художеств. Народ ещекоснеет в невежестве, в грубости; но Правительство уже действует позаконамумапросвещенного...”

ИванIIIимелнесомненныйвкусисклонностькИталии.Отсюдаонвызывает мастеров обстраивать и перестраивать Кремль, и дворец, исоборы.More Italico, отзываетсяГерберштейноб этихновыхмосковскихпостройках. Достаточно известны имена Аристотеля Фиоравенти,Алевиза,ПьетроСолари.Всегоменьше сказывается в это время влияниеВизантии...

Русские дипломаты в начале XVI-го века больше были занятыпроектами о союзе с Солиманом, чем грезами об “отчинеКонстантиновой”иликрестовомпоходенаЦареград.Обэтомнапоминалискорее с Запада, где со всем вниманием учитывали силу Москвы вмеждународномобороте...

ЕстьвсеоснованиесчитатьИванаIIIзападником.ЕщеболееВасилияIII, сына “чародеицы греческой” (так называет Софию Курбский),женатого во втором и спорном браке на Глинской, воспитанной ужевполне по западному. “А здесь у нас старые обычаи князь великийпременил,” это относится не только к политическим или социальнымпеременам.“Иноземлянашазамешалась...”

Интересноотметить,любимыйлекарьВасилияIII,НиколайНемчин,ведет беседы и даже переписку на темы о соединении церквей. По-видимому, у него былонемало единомысленниковнаМоскве (“короткиесвязи”ввысшемцерковномобществе,каквыражаетсяГолубинский),–и

МаксимуГрекупришлосьвступитьснимвполемикуиспор.Любопытно,чтоНиколайНемчинобращался,междупрочим,кархиепископуВассиануРостовскому (родной брат Иосифа Волоцкого), как будто в расчете насочувствие или хотя интерес. Кроме того, Немчин прилежал извездозаконию...

Забелиннебезоснованиеговорил,чтовдействияхИвана IIIмногоезаставляетвспоминатьоМаккиавели.ОВасилииэтоможноповторитьтемболее.Вегожесткомивластномединодержавстве,накотороетакропталив боярских кругах, чувствуется скорее подражание современнымитальянскимкнязьям,нежелидавнимвизантийскимвасилевсам.

5.Борьбасересью“жидовствующих.”ЕщебольшийповороткЗападу

Уже в ХIV-м веке в Новгородских краях проявляется какое-торелигиозноеброжение,–эта“ересьстригольников”была,кажется,преждевсегопротиво-иерархическимдвижением.ВконцеXV-говекавстречаемсяс другим и более сложным движением. Это – ересь жидовствующих. ВНовгороде она захватывает верхи клира, перекидывается на Москву, издесь“прозябает”подблаговолительнымпокрытиемДержавного.Обэтомдвижениимызнаемнедостаточно,ибольшевсегоотсвидетелейнеоченьдостоверных, от пристрастных противников и врагов, от ГеннадияНовгородского и особенно от Иосифа Волоцкого. И к тому же,“Просветитель” Иосифа Волоцкого, наш главный источник, издан был впоздней редакции (хотя и по очень надежному списку, рукописьпринадлежала Нилу Полеву), и многих важных известий не находим вредакции первоначальной, сохраненной в Макариевских Минеях. Ивообще в описаниях полемистов нелегко различить, что было главным ичтовторостепенным,илидажетолькослучайным.

Гораздо надежнее и показательнее книги, вышедшие илиобращавшиеся в жидовствующих кругах. Это были отчасти библейскиепереводы с еврейского, отчасти астрологические книги, еще переводыизМаймонода и Ал-Газали. По языку эти переводы “литовского,” т. е.западногоилиюжно-русскогопроисхождения.ИменноизКиеваиприбылв Новгород тот Схария жидовин, от которого пошла смута. Остаетсянеясным, из какой среды вышел этот Схария, – исследователидогадывалисьиоКрымскихкараимахиоКонстантинопольскихсвязях.Вовсяком случае, он был представителем еврейской учености. Библейскиепереводы“жидовствующих”быливсегоскореесделанывеврейскойсредеи для синагогального употребление (срв. в книге Даниила разделениетекстанагофтарыилипараши,поднямнедели)...

“Ересьжидовствующих”былапреждевсегоброжениемумов.“Явисяшатание в людех и в неудобнех словесех о Божестве,” читаем вНиконовской летописи. “Ныне и в домех, и на путех, и на торжищех,иноци имирстии вси сонмятся, вси о вере пытают,” писал преподобныйИосиф. По первым сообщениям Геннадия Новгородского о ереси можемзаключить, что брожение и сомнение началось именно с чтения книг.Геннадийищеткниг,которыеестьуеретиков:“Селиверст,папаРимский”

(т.е.“ВеноКонстантиново”),АфанасийАлександрийский,СловоКозьмынабогомилов,ДионисийАреопагит,Логика,Пророчества,Бытие,Царства,Притчи, Менандр... Довольно пестрый и бессвязный список, в котором,впрочем, ясно выделяются библейские книги... Может быть, “сомнение”началось именно с толкование текстов, – “псалмы Давыдова илипророчества испревращали,” пишет Геннадий. Именно поэтомупреподобный Иосиф в своем “Просветителе” почти что и не выходит запределы разъяснение спорных текстов. Жидовствующие, по-видимому,затруднялись признавать прообразовательный смысл в свидетельствахВетхого Завета. Стало быть, пророчества еще не сбылись, еще подлежатисполнению...Затем,НовгородскиееретикиненаходиливВетхомЗаветесвидетельства о Пресвятой Троице,– снова экзегетическая тема,истолкование Ветхозаветных теофаний. Возможно, что все этиэкзегетическиетрудностибылиуказанысостороны,именносеврейскойстороны. И следует вспомнить, что ведь именно в это самое время вНовгороденавладычнемдворешлаработанадбиблейскимсводом...

Особоеместовучении“жидовствующих”занималиастрологическиетемы.“Извездозакониюучахуипозвездамсмотретиистроитирожениеижитие человеческое,” обвиняет Иосиф дьяка Курицына и протопопаАлексея.ИвозводитэтозвездозакониексамомуСхарии:“изученвсякогозлодейства изобретению, чародействуже и чернокнижию, звездозакониюже и астрологии...” Одну из астрологических книг, которую называетГеннадий, мы знаем: это Шестокрыл, астрономические таблицы,составленныеитальянскимевреемИммануэль-бар-Яковом,XIVв...

ЗвездозакониемвообщеоченьинтересовалисьвМосквевначалеXVIвекаиещеМаксимуГрекуприходитсяписатьо“властиистроениизвезд,”о“немецкойпрелести,глаголемейфортунеиоколесеея...”ВНовгородесозвездозаконием жидовствующих Геннадию пришлось столкнуться всегоострее, кажется, по поводу вычисление пасхалии, в связи с окончаниемСедьмой тысячи лет и ожиданием апокалиптической катастрофы. Поеврейскому исчислению шла еще только Шестая тысяча и то в самомначале...

Нетнадобностиприпоминатьвнешнююисторию“жидовскойереси”и стараться восстановить еретическую “систему” в целом. Всего вернее,что еретического сообщества и вообще не было. Были известныенастроения, именно “шатание умов,” вольнодумство... Историческийсмысл “жидовского” движения станет яснее, если его сопоставим сдругимиобстоятельствамитогдашнейНовгородскойжизни.Преждевсего,можно догадываться, чтоНовгородские еретики стояли, по-видимому, на

Московской точке зрения, почему Иван III и вывел “душевредныхпротопопов”напервыеместавКремлевскихсоборах.ПокровительствоиподдержкуеретикинаходилиименновМоскве.АвНовгородевэтовремяпроизводиласьбольшаяиоченьважнаябогословскаяработа,–составлениеи обработка первого полного славянского библейского свода. И вотнеожиданнымобразом эта работа оказывается в латинскихруках.Общеесмотрение и руководство официально принадлежало владычнемуархидиакону Герасиму Поповке. Но в действительности решающеевлияниеимелнекийдоминиканецВениамин(м.б.прибылизКраковаилиПраги), “презвитер, паче же мних обители святого Домника, именемВениямин,родомсловенин,авероюлатынянин.”ВрядлиэтотВениаминоказалсявНовгородеслучайно.Естьоснованиепредполагать,чтоонбылине одинок. Уже при Евфимии архиепископе (1430–1458) в Новгородесобирались иноземцы, – “от странных же или от чуждых странприходящих всех любовию приимаше, всех упокоиваше” (Пахомий). Вовсякомслучае,приГеннадиимынаблюдаемвНовгородецелоедвижениелатинского стиля. По-видимому, Вениамин имел с собой готовыебиблейские тексты (влияние хорватского глаголита чувствуется в языке).Никгреческимрукописям,нидажекгреческимизданиямвНовгороденеобращались. Не были в достаточной мере использованы и вполнедоступные славянские материалы (из богослужебных книг). Зато оченьчувствуетсявлияниеВульгаты.Иныекнигиивообщепростопереведеныслатыни: Паралипоменон, 3 Ездры, Премудрость, 1 и 2 Маккавейские.ВводныестатьивзятыизнемецкойБиблии,изд.1500г.Всводвключеныивторо-каноническиекниги,тожеполатинскомупримеру.“Пестрыйхитон,сшитый из разнообразных лоскутьев и заплат,” характеризуетГеннадиевскуюБиблиюсовременныйееисследователь,И.И.Евсеев,–иснедоумением говорит о неком “невидимом сближении” с латинством(“сдвиг славянской Библии с греческого русла в латинское”), о “весьмасгущенной католической атмосфере” вокруг Геннадия, даже о прямом“проявлении воинствующего католического духа в русской церковнойжизни...”

“ВАрхиепископскомдому”приГеннадиивообщемногопереводятслатинского. Очевидно, для справок во время работы над новымбогослужебнымУставомбылапереведена(покрайнеймере,визвлечении)знаменитая книга Дурантия, Rationale divinorum officiorum (по языку впереводчике приходится угадывать иностранца, не был ли это тот жеВениамин?). Для спора с жидовствующими по поручению Геннадиеизвестный Герасимов переводит снова с латинского книги знаменитого

НиколаяДе-ЛираиСамуилаЕвреина“набогоотметныхжидов.”Ктомужевремени относится очень характерное “Слово кратко противу тех, иже ввещи священные, подвижные и неподвижные, сборные церквивступаются,” – слово в защиту церковных имуществ и о полнойнезависимостидуховногочина,которыйимеетпритомправодействоватьи“помощиюплечиймирских” (т.е.brachiumsaeculare).Этонесомненнопереводслатинского.

Очень интересно проникновение латинских настроений в обработкужитийных и назидательных сочинений. В этом отношении характеренособый извод известной повести оВарлааме иИоасафе вМакариевскихМинеях, – здесь чувствуется очень острая тенденцие показатьпревосходстводуховнойвластинадмирской;напротив,смягченновсе,чтов обычной редакции говорится о ничтожестве благ земных. Оба этипамятника относятся как раз к тому времени, когда вспыхнул спор оцерковных имуществах и о соотношении властей, и “осифляне” былинедовольны попустительством великого князя. Геннадий и Иосифобратились в самооправдание к латинским источникам. Нужно ещеотметить: когда в борьбе с жидовствующими Геннадию понадобиласьноваяпасхалия(или“миротворныйкруг”),онвыписываетиполучаетееизРима...

Врядливсеэтотолькослучайныесовпадения.Иостаетсянапомнитьеще раз об острой постановке вопроса о градской казни еретиков соссылкойна “спанскогокороля,” о которомцесарскийпосолрассказывал,как он “свою очистил землю.” Когда-то Ор. Миллер так отозвался: “повнутреннему смыслу, по духу, собор на еретиков в Москве при ИосифеВолоцкомбылвторымФлорентийским собором.”Это, конечно, слишкомрезкоисильносказано,иоченьнеточно.НовизвестноймереМиллербылправ: “латинское становилось нам тогда ближе греческаго.” И взнаменитомспореосифлянизаволжцевмывсущностинаблюдаем,междупрочим,этостолкновениеновогоистарого,латинскогоигреческого...

Геннадия в Новгороде сменил Серапион, человек совсем другогостиля,известныйпосвоемутрагическомустолкновениюсИосифом,когдаон был сведен с кафедры и заточен. А потом архиепископия долгопустовала. Но сложившаяся при Геннадии церковно-культурнаяобстановка, очевидно, не изменялась, продолжала существовать та жекультурная среда, продолжалась работа. В этом отношении особеннохарактеренобразДимитрияГерасимова,известногопосольскогодьяка,нераз ездившего в Европу, в том числе и в Рим, с ответственнымипоручениями, а в молодости работавшего в Новгороде под руководством

Вениамина.ВпоследствиионбылпереводчикомприМаксимеГреке.Ужев 1536 м году, “во старости мастите,” повелением Макария, тогдаНовгородскогоархиепископа,онпереводит“отримскогописаниеиречи”Толковую Псалтирь Брунона Гербиполенского (т. е. Вюрцбургского), какбудто в восполнение того греческого свода толкований, переводитькоторыйбылвызванМаксим.ЭтобылэпилогкГеннадиевскимработам...

6.“Осифляне”и“заволжцы”–дварелигиозныхзамысла,дварелигиозныхидеала

Остолкновениииспорах“осифлян”и“заволжцев”говорилииписалискорее слишком много, а смысл этого спора и этих “нелюбок” средирусских подвижников все еще не раскрыт вполне. Внимание историковпривлекал обычно больше всего спор о монастырских селах, ещепререкание о казни еретиков. Но это только поверхность, а подлиннаяборьба проходила в глубинах. И спор шел о самых началах и пределаххристианскойжизни и делания. Сталкивались два религиозных замысла,два религиозных идеала. Вопрос о селах был только внешним поводом,разрядившим внутреннее напряжение. В этот внутренний спор быливовлечены самые религиозныемассы.Происходит поляризация народнойстихии…

Здесь было бы неуместно вдаваться в подробное исследование этойроковойисторическойборьбыираздвоения.Нужнотолькоопределить,чтоозначает это противоборство и раздвоение в истории русской культуры.Главная трудность истолкование в том, что здесь сталкиваются двеправды. И всего труднее понять преподобного Иосифа и его правду,котораятакпотускнелаотмалодушияиподатливостиегопреемников.Ноправда здесь была. Это была правда социального служения. Иосиф былпрежде всего исповедником и властным проповедником строгогообщежития.Онбылсуровирезок,нобольшевсегоксамомусебе.Вегообителижизньбылажестокаитяжела,почтинепосильна.Ипреждевсеготребоваласькрайняясобранностьволи,последняянапряженность.Сэтимсвязана мерность, нарочитая чинность, уставность жизни. Всемировоззрение преподобного Иосифа определяется идеей социальногослуженияипризванияЦеркви.ИдеалИосифа,этосвоегородахождениевнарод.Ипотребность в этом была велика в его время, – и нравственныеустои в народе были не крепки, и тягота жизни скорее сверх сил.Своеобразие Иосифа в том, что и саму монашескую жизнь онрассматривалипереживал,какнекоесоциальноетягло,какособогородарелигиозно-земскуюслужбу.Вего“общежительном”идеалемногоновыхне византийских черт. Неточно сказать, что внешний устав или обряджизни заслоняет у него внутреннее делание. Но самое молитвенноеделание у него изнутри подчиняется социальному служению, деланиюсправедливости и милосердия. Самого Иосифа всего меньше можно

назвать потаковником. И никак не повинен сам он в равнодушии или вневнимании к ближним. Он был великим благотворителем, “немощнымспострадатель,” и монастырские “села” защищал он именно из этихфилантропическихисоциальныхпобуждений.Ведь“села”онпринимаетотвладущихибогатых,чтобыраздаватьиподаватьнищимибедным.Инетолькоотстраха,инетолькоизчувствадолга,ноименноизмилосердияИосиф благотворит, и обращает свою обитель то в сиропитальницу, то встранноприемныйдом,иучреждает“божедомье”впогребениестранным.Самого царя Иосиф включает в ту же систему Божия тягла, – и Царьподзаконен, и только в пределах Закона Божия и заповедей обладает онсвоей властью. А неправедному или “строптивому” Царю вовсе и неподобаетповиноваться,онвсущностидажеинецарь,–“таковыйцарьнеБожий слуга, но диавол, и не царь, амучитель.” ЗдесьИосифпочти чтосоприкасаетсясмонархомахами3...

Нетрудно показать, как замысел преподобного Иосифа бледнеет иискажается в следующих поколениях “осифлян,” как слово у нихрасходитсясделом, такчтооченьучительныепастыриоказываютсяв тоже время потаковниками. Но не в этих искажениях острота вопроса. Всамом замысле и задании преподобного Иосифа есть внутренняяопасность,нетольковегожитейскихискаженияхилиприспособлениях.Эта опасность – перенапряженность социального внимания. И отсюдаизвестноеопрощение,–можетбытьинедлясамогосебя,ноименнодлянарода, – известный минимализм. Сам Иосиф был несравненнымначетчиком,4 и в Волоцком монастыре было богатое собрание книг.“Богодухновенныеписаниявсяпамятиюнакрайязыкаимый,”говорилионем. И не так уже важно, что эту начитанность он приобрел скорее изразных сборников и отечников, чем из полных собраний отеческихтворений. Но при всей своей книжности Иосиф равнодушен к культуре.Или точнее сказать, в культуре он только то приемлет, что подходит подидеалблагочинияиблаголепия,нонесампафоскультурноготворчества.Вот почему осифляне совсем не редко воздвигали величественные ихудожественныехрамы,иукрашалиихвдохновеннымиконнымписьмом.Но к богословскому творчеству оставались недоверчивы и равнодушны.Именно от этого равнодушие и самИосиф не выходит за пределы своейначитанности,остаетсятольконачетчиком.Весьего“Просветитель”ведьпочтибезостаткаразлагаетсяврядывыборокисвидетельств.“Книгуэтуедва ли даже можно назвать самостоятельным или в строгом смыслерусским произведением,” заметил даже сдержанный казанский издатель.

Свое сказывается только в выборе или подборе чужого. В этом выбореИосиф был скорее смел, не останавливается и перед новизной, дажезападной,готовподходящеевзятьииззападногоисточника...

Здесь не место разбирать и устанавливать, какое значение имелапроповедь и деятельность осифлян в истории религиозно-политическоймысли и жизни XVI-го века. Важно отметить только, что она неблагоприятствовала культурному подъему. Всегда “хождение в народ”ведетскорееккультурномуравнодушию,покакимбымотивамвнароднеуходили.Изамыселсоциальнойсправедливостилегкоможетвыродитьсявидеалравновесияиуравнения,противкотороготворческийпафосвообщепокажется опасным беспокойством... Богословский запас писателей-осифляннебылмалилиузок.Впервоисточникахвероучения,вПисанииив отцах, лучшие из них были опытны и искусны. Сам Иосиф, ещесвободнее митр. Даниил, располагали достаточным богословскимматериалом. Нельзя говорить о скудости данных. И не исчерпываетвопроса и ссылка на то, что они были только начетчиками, – ибо и ихпротивники, в известном смысле, были ведь тоже начетчиками. И нетолько “Просветитель,” но и “Предание ученикам” преподобного Нилапостроены скорее как сборник или “цепь,” чем как самостоятельноерассуждение...

Несколько позже именно осифлянину, митрополиту Макарию,принадлежитзамыселисамопредприятие–собратьвсекниги,чтомыевРусской земле. “Вторым Филадельфом”5 называет его один из егосотрудников.Макарий умел выбирать литературныхработников, которыебывыполнялиегопланомерныезадания.Изэтого“Макарьевскогокруга”нужноназвать:пресвитераАндрея,впоследствиимитрополитаАфанасия,составителя Степенной книги, – пресвитера Агафона, составителяизвестного “Миротворного круга,” – Савву, впоследствии епископаКрутицкого, работавшего над составлением житий, – Ермолая-Еразма,автора многих интересных произведений, в том числе “Книги о СвятойТроице,” писанной в духе мистического символизма, – кроме того, отпрежнихвременещеоставалсяГерасимов...

Однако, осифляне всегда именно собираютили строят, – никогданетворятинесозидают...

Неверно изображают их традиционалистами, – Византийскойтрадициейонивовсякомслучаемалодорожили,аместнаятрадициебылаи не очень давней, и довольно случайной. Гораздо крепче приверженыстарине именно противники осифлян, заволжцы.Осифлян скорее нужнопризнать новаторами, – в иконописи это во всяком случае очевидно.

Победа осифлян означала, прежде всего, перерыв или замыканиеВизантийской традиции. Конечно, Заволжское движение никак неисчерпываетсяхранениемипродолжениемВизантийскихтрадиций(какиобратно,ЗаволжскоедвижениенеисчерпываетВизантинизма).Заволжскоедвижениебыло,преждевсего,живымиорганическимпродолжением (нетолькоотражением)тогодуховногоисозерцательногодвижения,котороеохватываетвесьгреческийиюго-славянскиймирвХIV-мвеке.Этобыло,преждевсего,возрождениесозерцательногомонашества.ВосновахсвоихЗаволжское движение есть новый опыт, аскеза и искус духа. Заволжскоедвижение в начале было, больше всего, исканием безмолвия и тишины.Это был решительный выход и уход из мира, бдительное преодолениевсякого “миролюбия.” Потому и образ жизни избирается скитский,уединенный, – “общежитие” кажется слишком шумным и слишкоморганизованным.Нестяжаниеиестьименноэтотпутьизмира,–неиметьничеговмиру...

Правда Заволжского движение именно в этом уходе, – правдасозерцания,правдаумногоделания...Носразунужнооговорить–этобылоне только преодолением мирских пристрастий и “миролюбия,” но инекоторым забвением о мире, не только в его суете, но и в его нужде иболезнях.Этобылонетолькоотречение,ноиотрицание.СэтимсвязанаисторическаянедейственностьЗаволжскогодвижения...

Вмируосталисьдействоватьосифляне...Конечно,неследуетдумать,чтоЗаволжцысовсемуходилиизмира,–

вовторомпоколенииониоказалисьзапутаныивполитическуюборьбу,идаже в политическую интригу (достаточно назвать имя “князя-инока,”Вассиана Патрикеева). Однако, приходят или возвращаются в мирзаволжцы не для того, чтобы в нем строить, но чтобы спорить, чтобыборотьсясобмирщениемисамойцерковнойжизни,чтобынапоминатьинастаивать на монашеском исходе, – таков был смысл этого памятногоспораоцерковныхименияхсосифлянами.Именноэтототказотпрямогорелигиозно-социального действия и был своеобразным социальнымкоэффициентомЗаволжскогодвижения...

Заволжское движение былонесравненнойшколойдуховного бдения.Это был процесс духовного и нравственного сложения христианскойличности. Это был творческий путь к созерцанию. Это была аскетико-мистическаяподготовкакбогословию...

Трудно говорить о Заволжском богословии, в собственном смысле,–но само Заволжское движение означало пробуждение богословскогосознания. В глубинах духовного собирания открывается умозрительная

потребность...Преподобный Нил был, прежде всего, безмолвником, не имел

потребностиговоритьиучить.Оннебылнимыслителем,ниписателем,ни богословом. В историю он входит, однако, именно как “старец” илиучитель, учитель безмолвия, учитель и руководитель в “мысленномделании,” в духовнойжизни.Нового у преподобногоНиламыничего ненайдем, по сравнению с общей созерцательной традицией Греции иВизантии, – по сравнению с “Добротолюбием.” И не всегда легкораспознатьивыделитьеголичныевзглядыимыслиизнепрерывнойтканивыдержекиссылок...

Может быть, у преподобного Нила несколько резче обозначенынравственные мотивы, и слабее умозрение.. Впрочем, если у Нила мало“своего” в отличие от общепринятой духовной традиции, то все у негосамостоятельное. Он живет отеческой традицией, она жива и оживает внем. Только по совершенному недоразумению историки русскойлитературы нередко находили у преподобного Нила Сорского началарационалистической критики и разложение церковной традиции. Толькопридействительномнезнании этой традицииможнобыло строить такиеудивительныедомыслы...

НилСорскийтолькоизаскетико-созерцательнойтрадициидревнейивизантийскойЦерквииможетбытьпонятдоконца.Следуетпомнить,чтота“свобода,”которойвсегдатребуетпреподобныйНил,означаетвместестем и полное отсечение “самоволия.” И если Заволжцы остаютсяравнодушными к внешней дисциплине и послушанию, тем не менееименнопослушаниеявляетсяидлянихосновнойаскетическойзаповедьюи задачей. “Свяжи себе законы божественных писаний и последуй тем,”вот основной завет преподобного Нила. И оговорку его: “писанием жеистинным, божественным” не приходится толковать ни в смысле“критики” традиции, ни даже в смысле сужения объема “Писания” допределов “священногоПисания.”Напротив, в данном случаеНилимел ввиду всего скорее “божественные” писания аскетических учителей, итребовал только разборчивости в довольно пестрой аскетическойписьменности. При этом преподобный Нил особое значение придаетстарческомуруководству,опытуисовету“разумныхидуховныхмужей...”

ОрестМиллерназвалкак-тоЗаволжцев“духовнымополчением.”Этобыл некий духовный отбор, – по очень высокому и четкому мерилу. Пожитиям заволжских подвижников и святыхмыможем составить ясное ияркое представление о том, как прелагалось и претворялось вжизнь и вделанравственноеучениеЗаволжскихстарцев.Главноездесьбылоименно

вовнутреннемустроении...Разногласие между осифлянством и заволжским движением можно

свестиктакомупротивопоставлению:завоеваниемиранапутяхвнешнейработы в нем или преодоление мира через преображение и воспитаниеновогочеловека, через становлениеновойличности.Второйпутьможноназватьипутемкультурноготворчества...

В истории борьбы осифлян и заволжцев самым ярким ипоказательнымэпизодомбыло,конечно,делоМаксимаГрека.Правда,суднаднимиегоосуждениевдействительностиопределялосьбольшевсегособственно политическими мотивами, – сам Максим вошел в прямыеполитические затеи в связи со своими мечтами (а, может быть, на то унегобылоипрямоепоручение)получитьрусскуюпомощьпротивтурок,тогдакаквМосквевсяческидомогалисьвечногомираисоюзаименностурками; и к тому же Максим слишком прямо и резко высказывалсяпротивРусскойцерковнойавтокефалии…

В судьбеМаксима Грека есть характерное противоречие. Его звали,как греческого эксперта для проверки и исправление переводов. Но приэтом, строго говоря, только с трудом могли воспользоваться егоэкспертизой. СамМаксим по-русски в начале совсем не умел, а людей,знавших по-гречески, в Москве не нашлось. Это кажется почтинеправдоподобным,–однако,всамомделеМаксимпереводилсгреческогона латинский, а уже с латинского толмачи переводили по-русски: “онсказывает по-латински, а мы сказываем по-русски писарем.” ОбразМаксима Грека вообще очень интересен. Это был не только афонскиймонах, но и человек гуманистического образования: “Если бы МаксимосталсявИталииизанялтамоднуизкафедр,то,какмыуверены,вчислепрославившихсятогдавИталиигреческихученыхипрофессоровонзанялбыодноизсамыхвыдающихсямест,”замечаетонемГолубинский.УчилсяМаксим в Венеции, в Падуе, во Флоренции: “понеже не обретох вГречестейстранефилософскогоучениерадивеликиескудостикнижные.”Сильное впечатление на него произвел Савонарола. СочувственновпоследствииМаксимрассказывалвМосквеиокартузианскихмонахах.Максим не был гуманистом в западном смысле слова, но его можноназвать византийским гуманистом. Во всяком случае, он был человекподлинной словесной культуры, – знакомство с его греческимирукописями показывает, что писал он на своеобразном учено-литературном языке, близком к языку Священного Писания, а не наразговорном.Самонотмечалсладость“доброглаголаниякекропидского.”СсобойизИталиионпривезАльдинскиеиздания,–вВенецииончасто

хаживалкАльдупокнижнымделам,встречалздесьизнаменитогоИоаннаЛаскаря.Характернодлянегорезкоеотрицаниезападнойсхоластики,–онбыл откровенным почитателем Платона, “внешних философовверховного,” и “Аристотелевское художество” было для него синонимомереси. О схоластике он так отзывался: “никакая догма в них крепканепщуется, ни человеческая, ни Божеская, аще не Аристотельскиесиллогисмыутвердятсиюдогмуиащенесогласуетсясхудожественнымпоказанием”.РелигиозныйстильМаксиматожетипичновизантийский...

В Москве он занимался (или его занимали), главным образом,переводами. Но, кроме того, он много спорил, прежде всего, против“звездозрительнойпрелести,”затемпротивлатинскойпропаганды,противагарянского нечестие и против жидовствующих, еще против армянскогозловерия.МногописалМаксиминазлободневныенравственныетемы...

ВокругМаксимаобразоваласьтольконебольшаягруппаучеников,новпечатление он произвел вообще очень большое и сильное, а егострадальческаясудьбаизаточениетолькоподавалановыйповодчтитьегодолготерпение.Потомуибылонтакскороканонизован,ужеприФеодореИвановиче, в 1591 году. Это было запоздалым, но недвусмысленнымобличением “вселукавых мнихов, глаголемых осифлянских,” зазиравшихпреподобноговсвоевремявересяхисвоемыслии...

Осуждение Максима означало и свидетельствовало отрыв отВизантийскогопреемства,отречениеотеготворческогопродолжения.ВсеразличиемеждуМаксимомиегорусскимиобвинителямиможнопояснитьтаким сопоставлением. Для “осифлян” стоял Третий Рим – Москва,строилось великое и новое христианское царствие. А для Максима,напротив, Град в странствии. “Шествуя по пути жестоце и многих бедисполненяем, обретох жену, седящу при пути и наклонну имущу главусвою на руку и на колену свою, стонящу горце и плачущу без утехи, иоболчену во одежду черну, якоже есть обычай вдовам женам, и окрестбешазвери,львыимедведи,иволциилиси...Василиеимяестьмне...Чесорадиприпутисемпустеседишиобступаематольлютымизверии?Ионапаки ко мне: пуст убо путь сей, о преходниче, окаянного века сегопоследнягообразует…”

7.Победа“западничества”–подзнаком“старины”и“собирания.”

Виппер в своей известной книжке о Грозном остроумно сравниваетвремямитр.Макария с “католическойреформацией,” а вСтоглавевидитнекое подобие Тридентского собора. В этом сопоставлении естьнесомненная правда. В эпохуМакария вМоскве стремятся и стараются“строить культуру, как систему.” Это было время собирания. Собиралистарину, – при том именно местную, русскую старину, к греческимобразцам зановонеобращались. “ВXVI-мвеке греческийисточниксталзаменяться своим, древнерусским,” верноотмечаетИстрин.Нужно сразуотметитьиещеоднуособенность.СобираниеначалосьвНовгороде,–неследует ли вести его уже от Геннадия? В известном смысле это“собирание” XVI-го века было обобщением и закреплением именноНовгородскихнавыков,обычаевипреданий.НеслучайноинаСтоглавевцарских речах и вопросах напоминаются, прежде всего, Новгородскиеслучаи и примеры. С этим связано и то, что в начинаниях Макария иСильвестра ясно чувствуется влияние Запада (именно немецкое влияние,прежде всего). Взаимное отношение “Избранной Рады” и митрополитаостается неясным, – политически Сильвестр и Макарий не былиединомышленниками, но в культурном отношении они принадлежалискорее к одному типу.Отрыв от греков (наСтоглаве и не ставился вовсевопрос о греческом примере) и соблазн бытом, – вот культурный ирелигиозно-психологический итог XVI-го века. Побеждает бытовой или“социальный”идеал,ивдуховномобиходесреднегомосквитянинавторойполовины ХVI-го века уже нет места для созерцательного делание (срв.характерное вырождение молитвы Иисусовой в Домострое, гл. 13). ВМосковский охранительный синтез не входит лучшее и самое ценное изВизантийских преданий, не входит созерцательная мистика и аскетика,наследие исихастов XIV-го века. Это был синтез избирательный,тенденциозный,–нестолькодажесобирание,сколькоименновыборилиподбор, определяемый предвзятой идеей или решением воли. Впрочем,АреопагитикивафонскомпереводевошливМинеиМакария,ивообщеэтакнига имела неожиданное распространение и популярность (ГрозныйоченьлюбилАреопагитики)...

ОМакариевских Великих ЧетьихМинеях, об этом замысле собратьвоедино“всесвятыекнигичтомые,которыеврусскойземлеобретаются,”

вряд ли нужно напоминать подробно. Следует только отметить, чтоМакарийнетолькособирал,ноиперерабатывалжития,иприлаживалихдруг к другу, чтобы получался сводный и собирательный образблагочестия... Минеи были не единственным литературно-энциклопедическимпредприятиеммитр.Макария.Неменеехарактеренизначителен грандиозный Библейский свод, в котором библейскоеповествование соединяется с Палеей и с Хронографом, и в частностиПятокнижие дается в свободном пересказе. Любопытно, что библейскийтекст здесь вообще не совпадает с Геннадиевским. Свод сопровождаетсяобильной иллюминацией, и эти многочисленные и до сих пор неизученныевдостаточноймереиллюстративныеминиатюрыпредставляютособыйкультурно-историческийинтерес,какбесспорноесвидетельствоипоказатель укрепляющегося западного влияния. Вообще вМосковских иНовгородских рукописях XVI-го века очень заметно влияние немецкойгравюры (срв. характерный растительный орнамент, показательный дляпоздней немецкой готики), и тоже нужно сказать и о Московскихпервопечатныхкнигах.СамоезаведениекнигопечатаниевМосквесвязаноснемецким(м.б.,идатским)влиянием,шедшимчерезНовгород...

Еще заслуживает упоминание “Торжественная книга,” составленнаяпопоручениюМакария,вдополнениеивпараллельМинеям,скорееподюго-славянскимвлиянием...

Нужнонапомнитьо“Степеннойкниге...”Особо нужно сказать о Стоглаве. Это одна из самых трудных и

сложныхтемвисториидревне-русскогобытаиправа.Главнаятрудностьздесьвтом,чтоестьизвестноенесоответствиеиочевиднаяневязкамеждувопросами и ответами. Вопросы ставил царь, т. е. его тогдашниесоветники, “Избранная Рада.” И в общем эти вопросы имели скореелиберальный и, во всяком случае, преобразовательный характер. В нихочень много резких обличений. Вместе с тем ясно стремление кединообразию,–“шатание,”накотороежаловалсяцарь,означалоименнопестрое разнообразие местных обычаев. Но вопрошавшие как-то неразочли, кого они спрашивают, и кто будет отвечать. И в ответахчувствуетсяименноэтонедовольствоспрошенных,ихупорноеиупрямоестояниевпривычнойстарине.Врядлиисаммитрополитбылрасположенкдействительнымпреобразованиям...

Стоглавбылзадуман,как“реформационный”собор,иосуществился,какреакционный...

Однако,вэтом“собирании”50-хгодовестьинечтоновое,–именно,эта воля построить и закрепить определенный порядок. В частности,

“Домострой,” такой типический памятник этой эпохи, был ведь скореепартийной программой или проектом, примерным и идеализованнымзаданием,своегородаутопией,ивсегоменеепозволительновидетьвнембытовуюкартину,изображениеснатуры...

Это книга дидактическая, не описательная, и в ней начертываетсятеоретическиидеал,анеизображаетсяповседневнаядействительность.И,вместе с тем, многие из элементов несомненной старины в это времяотвергаютсяиосуждаются.ВэтомотношениивсегохарактернеесуднадБашкиным, к которому был привлечен и ряд видных заволжцев, не то вкачестве свидетелей, не то единомышленников, – во всяком случай, сочевидной целью – их осудить. Так были осужденыАртемий, незадолгоперед тем еще Троицкий игумен, Феодорит Кольский, просветительлопарей. Для историка в этом деле не так важны отдельные пунктыобвинения, – и, конечно, в заволжских скитах укрывались идействительные вольнодумцы, в своих “сомнениях” заходившие слишкомдалеко (как, напр., Феодосий Косой). Гораздо показательнее самое этостремление судей как-то обобщить следствие и производство,распространить его на целое направление... Особенно интересно ихарактерноделодьякаИ.М.Висковатого.Этобылвидныйивлиятельныйпосольский дьяк, главаПосольского приказа.Онимел смелость открытозаговорить о новшествах, вводимых митрополитом и Сильвестром. Речьшла о новшествах в иконописи. Висковатый соблазнился о тех новыхиконах, что были написаны в Благовещенском Кремлевском соборепсковскими и новгородскими иконниками по заказу именноСильвестра,приобновлениисоборапослепожара1547года.Крометого,Висковатогосмущала и новая роспись Царских палат, устроенная тогда же. Во всехобстоятельствах этих лет Висковатый выступает, как противникСильвестра,которогоонподозреваетиобличаетвновшествах.Однако,зановшестваосудилиегосамого...

Висковатогонасобореобвиниливересиивбесчинстве,–нонаеговопросыинедоумениесобордостаточногоответатакинедал...

Смысл этого спора об иконахшире и глубже, чем то было принятодумать. Висковатого не следует представлять себе каким-то коснымревнителем омертвелой старины, отрицающим допустимость всякоготворческогообновлениевиконописномделе.В“сомнениях”Висковатогослышитсяоченьглубокаяиоченьрезкаярелигиознаямысль...

ХVI-ый век был временем перелома в русской иконописи. Этотпереломсказывается,преждевсего,вНовгородеивПскове,иоттудановоевеяние распространяется и вМоскве. Смысл этого перелома или сдвига

определить не трудно. Это был отрыв от иератического6 реализма виконописи и увлечение декоративным символизмом, – вернее,аллегоризмом. Внешне это сказывалось в наплыве новых тем икомпозиций, “богословско-дидактических,” как их удачно называлБуслаев. Это решительное преобладание “символизма” означало распадиконного письма. Икона становится слишком литературной, начинаетизображатьскорееидеи,чемлики;самаярелигиознаяидеяслишкомчастотонет, теряется и расплывается в художественной хитрости и узорочьиформ. Икона в это время нередко обращается в прямую иллюстрацию клитературным текстам, иногда библейским, иногда житейским иапокрифическим. Иногда это попросту миниатюра, переписанная надоску. В этом литературном или иллюстративном символизмескрещиваютсяразныевлияния.Многоеприходитсославянскогоюга,какпоследняя волна Византийского Возрождения. Но поверх ложитсяусиливающеесязападноевлияние,–влияниезападныхгравюр...

Висковатыйвернопочувствовалипонял этот сдвиг виконописании:“и аз увидел, что иконы по человеческому образу Христа Бога нашегосняли,акоторыхписмяесминевидал,тепоставили,велмиужассяесмииубоялсяльстиивсякогозлокознства...”

Висковатого смущает совсем не сама новизна, как таковая, – егобеспокоитсамзамыселэтойновойиконографии.Онувиделвнейкакбыотступление в Ветхий Завет, от Евангельской “истины” к пророческим“образам” или “сеням.”Он исходил из Трулльского правила: “вображатипо плотскому смотрению.” И напоминал: “неподобает почитати образапаче истины.” Поэтому его не мог успокоить ответ митрополита, что вАнгельском образе Христа пишут де “по Исаиину пророчеству,” а двакрылабагрянаописуются“повеликомуДионисию.”

Ответ был невпопад. Ибо в том и заключалось “сомнение”Висковатого, что писать подобает не по пророчествам, которые ужесбылисьипревзойдены,нопоЕвангелию,тоестьвполнотеисторическогоВоплощения, – “да не умалится слава плотского образования Господанашего Иисуса Христа.” Висковатый ревновал не о старине, но об“истине,” то есть об иконографическом реализме. Его спор смитрополитом был столкновением двух религиозно-эстетическихориентаций: традиционного иератического реализма и символизма,питаемоговозбужденнымрелигиознымвоображением.Ивместестем,этобыла встреча Византийской традиции и усиливающегося Западноговлияния.Парадоксальнымобразом,побеждаетэто“западничество,”ноподзнаком“старины”и“собирания...”

ЭтопарадоксальноесочетаниеоченьясноусамогоГрозного.“Быстьже и в словесной премудрости ритор естествословен, и смышлениемостроумен,” отзывается о нем современник. Грозный не был толькоизрядным книжником или начетчиком, у него был подлинныйписательский дар. Он писал смело и выразительно, хотя бы излоупотреблял ссылками и выдержками, – приводил их “паремьямицелыми и посланьми,” по язвительному замечанию Курбского. “Мужчудного разумения в науке книжнаго поучения и многоречив зело,”говорит о Грозном позднейший летописец. “В слоге его естьживость, вдиалектикесила,”говоритКарамзин...

УГрозногобыланесомненнаяпытливостьрелигиозноймысли.Унегобыло продуманное религиозное мировоззрение, которое он выстрадал иперестрадал, мрачное, тяжелое, надрывное. Но Грозный оборачивался нетольконастарину.ЕговсегдапривлекалилюдиЗападнойверы,хотябыони обрушивался на них с неистовым обличением и прещениями, –достаточноприпомнитьегоизвестныйспорсРокитой,“министромзборабратьев чешских.” И не случайно ведь именно при Грозном начинаетсяэтот массовый наплыв “западно-европейцев” в Московскую землю.Современникам бросилась в глаза эта склонность Грозного к Западу и кзападным людям. Несколько позже, известный дьяк Иван Тимофеев совздохом вспоминает: “увы, вся внутренняя его в руку варвар быша,” –варварами называет иноземцев. Не только политически, но и культурноГрозный обращен был именно к Западу, не к Византии. Историческойзависимостиот грековоннепризнавал, ине хотелбыпризнать... “Нашаверахристианская,анегреческая,”ответилонПоссевину...

Среди писателей XVI-го века совсем обособленное место занимаетЗиновий Отенский, автор очень примечательной книги: “Истиныпоказание, к вопросившим о новом учении,” составленной в ответ нанедоумения, вызванные пропагандойФеодосияКосого. Зиновий пишет сбольшимподъемом,сподлиннымписательскимтемпераментом,хотяслогегоинеоченьлегок,амысльневсегдадостаточноподвижна.Чувствуетсяунегобольшаяначитанность.Нооннетолькосвидетельствует,новсегдаирассуждает, – это у него новая черта. Его главный довод всегда отбогословского соображения, в связи с библейскими текстами, взятыми вненарушенномконтексте...

ПоложениеЗиновиявтогдашнихспорахиразделенияхопределитьнепросто. Он близок к Максиму Греку, предание называет его “ученикомпреподобного старца.” Очень сильно чувствуется у него и духНовгородскойнезависимости.Сбольшойрешительностьюиубеждением

cудит он и обличает современную жизнь, и в этих обличениях так ислышатся отголоски Максима Грека. Однако, в очень важном вопросеЗиновийрасходитсяисМаксимом,исовсейзаволжскойтрадицией,–онне был нестяжателем, и отстаивал монастырские имение почти чтоосифлянскимидоводами,небезирониинадкнязем-иноком...

Из заволжского направления Зиновий усвоил всего больше именнодух богословского рассуждения, эту живость богословских интересов,освеженных опытом духовной жизни, и еще общую религиозно-нравственнуютребовательностьвотношениикокружающейжизни...

В этом он разошелся со своей эпохой, – потому, вероятно, книгаЗиновияоеретикахосталаськак-товтени,–ссылаетсянанееодинтолькоНикон... Именно в эту смутную эпоху мятежей и казней слагается иукрепляется наМоскве этот дух косности и недвижности. “Сие ересь вМосковскои земли носится между некоторыми безумными, блядословятбо: непотреба рече книгам много учитис, понеж в книгах заходятсячеловецы,сиречбезумеют,абовересьупадают”...

Правда, так говорит Курбский, и этой характеристики не следуетобобщать. Однако, преобладающим и торжествующим к концу векастановилосьименнотакоенастроение.ИвсамыйканунСмуты,прицареФеодоре, были сделаны решительные церковно-политические выводы из“теории Третьего Рима,” которая в это время уже окончательнопереродилась из апокалиптической догадки в правительственнуюидеологию. Было установлено Московское патриаршество восвидетельство независимости и преобладание скорее Русского Царства,чемсамойРусскойЦеркви(срв.доводывучредительнойграмоте).Этобылакт политический, прежде всего, и он отозвался в самых глубинахнародногодуха.ЭтобылорешительнымотречениемотВизантии...

II.ВстречасЗападом

1.Нараспутье

В жизни русского Запада XVI-й век был временем трагическим итревожным. Это было время напряженной религиозной борьбы ибогословских споров. В середине века вся Польша и особенно Литваохвачена реформационным возбуждением. Это возбуждение ибеспокойствооченьчувствовалосьивправославнойсреде...

Всюду являются кальвинские проповедники и министры. Ихподдерживают местные магнаты, особенно в Литве (достаточно назватьимяРадзивилов).Ещераньшеобразуютсяобщины“чешскихбратьев…”

ВПольше в это время находят себе приют и убежище разного родарелигиозные вольнодумцы, гонимые у себя на родине. В частности,широко распространяется учение антитринитариев или социниан (у насназывалиобычно“арианами”).Польшастановитсякакбывторойродинойи новым центром антитринитарианского движения. И в самой Польскойреформациивсегосильнеебылиименно“либеральные”мотивы...

Католическая церковь сравнительно скоро локализовала этопротестантское брожение. Решающим было вмешательство иезуитов,призванных в помощь знаменитым кардиналом Ст. Гозием, одним изглавных деятелей Тридентского собора. От обороны отцы-иезуиты сразуперешли в наступление. В короткий срок им удалось разрешитьпоставленнуюзадачу:религиозноперевоспитать (нетолькопереубедить)католическоеобществоисамыйклир.Проповедьишколабылиглавнымисредствами борьбы и пропаганды. И, кроме того, иезуиты получаютпреобладание при дворе, особенно в правление Сигизмунда III (1587–1632).КконцувекаПольшасновабылавполнекатолическойстраной...

РусскаяЦерковьнебылаготоватогдакэтойвоинственнойвстречесЗападом. Современники с горечью говорят о “великом грубиянстве инедбалости” местного клира.И всего менее была подготовлена к борьбевысшая иерархия. Политические вопросы интересовали западно-русскихепископовтогдабольше,чемвопросыверы,–“ивместобогословияучатсяхитростям человеческим, адвокатской лжи и диавольскомупразднословию”(отзывИоаннаВишенского)...

ХVI-ый век кончается почти повальным отступничеством иерархии,отпадением в Унию... Вся тяжесть православной самозащиты падает нацерковный народ. И в соборном творчестве крепнет церковноесамосознание ... Задача предстояла сложная и трудная. Строго говоря,

нужно было разобраться во всех исторических разногласиях Востока иЗапада.Инайтиилиопределитьправославноеместосредипротиворечийтогдашнего Запада. Иначе сказать: решить вопрос о Риме и рассудитьреформационныйспор...Конечно,такаязадачаинемоглабытьразрешенавдруг и сразу. Это программа для многих поколений. Нужно былопредвидеть,чтопервыеопытыполемикинебудуточеньудачны.Ктомужевборьбемешалоневольноеразъединениемирянииерархии.

2.СтарецАртемийикнязьА.М.Курбский

Средизападно-русскихписателейХVI-говекаособонужноотметитьмосковскихизгнанников(скореебеглецов).Это–старецАртемийикнязьА. М. Курбский. Артемий, бывший Троицкий игумен, был осужден вМоскве за ересь (“внекоторыхлюторскихрасколах”).ИзСоловков, кудаонбылсосланподначало,емуудалосьбежатьзаЛитовскийрубеж.Здесьонсразувтягиваетсявспориборьбуспретестантамииарианами.ЗахарияКопыстенский впоследствии так говорил о нем: “преподобный инок,споспешствующуемуГосподу,многихотересиарианскойилюторскойвЛитвеотвернул,ичрезнегоБогсправил,жевесьрусскийнародвЛитвевереситыесянеперевернул...”

Особенно интересны послание Артемия к Симону Будному,влиятельному кальвинскому и позже социнианскому министру(принадлежал к крайней левой польского арианства, к т. наз. “нон-адоранцам” и сочетал библейский критицизм с началами деизма, срв.влияние Спинозы). В них поражает дух терпимости, дух евангельскойкротости. Чувствуется, что пишет ученик заволжцев. Будного Артемийназывает братом, “для общаго человеком прирожениа,” – и этой связи,чувствуетАртемий,неможетразрушитьисамое“зловериелжеименногоразума…”

По условиямполемикиАртемий всего больше должен был говоритьоб обрядах, о внешнем благочестии вообще. Но сам он очень далек отвсякогообрядоверия.Длянегохристианствоестьпреждевсеговнутреннееделание, “деяние Креста,” – аскетический подвиг, путь безмолвия исобираниядуха.Чаще всего он ссылаетсянаИсаакаСирина, наВасилияВеликого,наАреопагитикиинаДамаскина...

Артемийнебылтольконачетчиком,онживетвотеческихпреданиях.И, подобно преподобному Нилу Сорскому, настаивает на испытанииписаний…

ВдругомстиледействовалКурбский(1528–1583).Онневелпрямойполемики. Встревоженный успехом “скверных ересей,” он не менее былвстревожен беспечностью и неподготовленностью православных: “а мынеискусны и учитися ленивы, а вопрошати о неведомых горды ипрезоривы.” И, прежде всего, ревновал об общем укрепленииправославного сознания. Для этого звал вернуться к истокам, кпервоисточникам вероучения. Курбский был ревнителем отеческих

преданий.Егосмущало(ивозмущало),чтоправославныетакмалознаютимало читают творение отцов: “наших учителей чуждые наслаждаются, амыгладомдуховнымтаем,насвоизряще...”

Он удивляется, что не все отеческие творения переведены по-славянски. И прежние переводы его не удовлетворяют. Он решаетсяпереводить снова. При этом вспоминает Максима Грека, котороговосторженночтилиназывал“превозлюбленнымучителем...”

Курбскийпереводилслатинского,не с греческого,–инарочитодлятого учился по латине. Он обращался на Запад, – ибо туда после взятиеКонстантинополя вывезены все греческие книги, “вся газофилакиякнижная,” и там переведены по латине. Так понял он рассказ МаксимаГрека. Именно по Максиму и судит Курбский о Западе, ищет тамгреческиепредания...

КурбскийнетолькоспорилсЦаремМосковскиминетолькосводилсним сословно боярские счеты. Он был не только ехидным и ядовитымпамфлетистом. Курбский был искренним ревнителем православнойкультуры...

КругозорКурбскоготипичновизантийский.Егоможноназватьскореевсего византийским гуманистом. Отеческое богословие и эллинскаямудрость смыкаются для него в единое целое. Он напоминает, что“древние учителя наши в обоих научены и искусны, сиречь, во внешнихучениях философских и в священных писаниях.” И сам он кроме отцовЦерквиизучаетвнешнихфилософов,Аристотеляпреждевсего(ФизикуиИфику), ещеЦицерона.Вероятно, отЦицерона у него (стоическая) идеяестественного права. К Аристотелю он пришел, конечно, черезДамаскина...

У Курбского были большие переводческие планы. Он собиралсяперевести великих отцов IV-го века. Для этого собирает и организуеткружок переводчиков или “бакаляров,” как сам их называет, дляклассическогоучения. Родственника своего, кн. Мих. Оболенского онпосылает в Краков и в Италию учиться “вышних наук.” Курбскийприобретает (а Западных изданиях) “все оперы” Златоуста, Григория,КириллаАлександрийского,Дамаскина...Перевестиудалосьсравнительнонемногое. Начал Курбский со Златоуста и перевел сперва сборник егопоучений (“Новый Маргарит”). Затем переводили Дамаскина, –Богословие, Диалектику, “Небеса,” мелкие сочинения. Из других отцовбыли переведены только отдельные статьи и поучения, еще отрывки изистории Евсевия. По-видимому, Курбскому принадлежит еще рядинтересных экзегетических сводов: Толковый Апостол особого состава,

“Сокращение толковых пророчеств” (обычно, но неосновательноприписывается Максиму Греку), Толковая Псалтирь догматическогосодержания, составленная главным образом по Феодориту и псевдо-Афанасию,носумелымибогатымподборомидругихотеческихтекстов.Всеэтикнигирассчитаныдляспоровс“арианами.”Ивнихсказываетсяживойдогматическийинтерес,ясностьитрезвостьсознательнойверы...

Важно не столько то, что Курбскому удалось сделать и закончить.Важно уже само намерение, один уже замысел его и план работы...Курбский не был только книжником или только эрудитом. У Курбскогобыло живое чувство современности. Он стремился к творческомуобновлению отеческих преданий, к оживлению и продолжениювизантийской традиции. У него чувствуется цельный религиозно-культурный идеал, и это был идеал словено-греческой православнойкультуры(егоонпротивопоставляет“польскойбарбарии”)...

3.НачалопечатаниябогословскойлитературынаЗападнойРуси

Курбский не был одинок в своих литературно-богословскихначинаниях. В середине XVI-го века в Литве развивается православноекнигопечатание. И эта издательская деятельность вдохновлялась преждевсегоапологетическимизаданиями.Преждевсегонужнобылоборотьсяспротестантской и особенно с “арианской” пропагандой. Важноподчеркнуть: в целях борьбы издают не столько обличительные книги,сколькоименнопервоисточники...

В ряду издательских предприятий того времени всего важнее,конечно,ОстрожскаяБиблия(1580).Этонетолькопросветительный,ноибогословский памятник. Издание было задумано с полемическимрасчетом,–этопрямовидноизпредисловия,гдечитателяпредостерегаютпротив тех, кто “злохулно с Арием исповедати дерзают,” якобы наоснованииСвященногоПисания.КтомужеведьивообщенациональнаяБиблия везде бывала одним из средств реформационной пропаганды;большинство западно-русских библейских переводов выходит именно изпротестантской среды. Известный перевод Фр. Скорины (1520-е годы)связан с гуситством. Курбский о нем отзывался резко: “с препорченныхкниг жидовских,” и отмечал его сходство с “Люторовым Библием.” ВдействительностиСкоринапереводилпочешскойгуситскойБиблии1509года, при помощи латинских постилл известного Николая де-Лиры.Другие переводили тоже с чешского или чаще с польского. Таковыпереводы русских социниан: Евангелие Василия Тяпинского (около 1580г.) с польской Библии Симона Будного, Новый Завет ВалентинаНегалевского(1581)спольскогоизданияМ.Чеховича.Ичастоэтобывалнестолькоперевод,сколькопересказилипереложение,–идовольноясночувствовалась инославная тенденцие и в самом тексте, и еще более вобъяснительныхпримечаниях.Вовсякомслучай,всеэтизападно-русскиепереводыотрывалисьот восточнойбиблейской традиции.Ив этой связизначениеОстрожскойБиблииопределяетсяужетем,чтоонасознательноикритически обоснована на греческом тексте. В основу издание былположенГеннадиевскийсвод(списокудалосьполучитьизМосквынебезтруда). Но текст был заново и с большим вниманием пересмотрен, наосновании сличение многих славянских списков, и еще раз сверен сгреческой Библией (вероятно, по печатным изданиям, Альдинскому и

Комплютенскому). При этом латинизмы Геннадиевского текста были вовсяком случае сглажены и смягчены, хотя и в Остроге пользовалисьВульгатой...

По-видимому, в Остроге был под руками достаточно богатый иразнообразный материал. Судить о нем приходится по самому текступеревода. Князь К. К. Острожский собирал рукописи повсюду, – и впределах Римских и в славянских землях, и в монастырях греческих,болгарских,сербских.ПисаливКонстантинополь,кпатриарху,ипросилего прислать “людей, наказанных в писаниях святых эллинских иславянских,” и еще “изводов добре исправленных и порока всякогосвидетельствованных.”ЕмуудалосьсобратьвОстрогекружок“различныхлюбомудрцев,” которые и работали над изданием. “Найдовалися тут имовцы, оному Демосфенови ровный. Найдовалися тут и докторовеславный вгреческом, славянском и латинском языках выцвечоныи.Найдовалися мафематикове и острологове превыборныи” (Зах.Копыстенский). Не всех мы знаем: Герасим Смотрицкий, первопечатникИван Федоров, священник Василий Суразкий, автор книги “О единойвере,” священник Демьян Наливайко, брат известного гетмана – особонужноназватьЯнаЛятоса,бывшегоКраковскогопрофессора,математикаи астронома, принужденного уйти из Кракова из-за своего бурногосопротивлениевведениюНовогостиля...

Работа над Библией была сложная и кропотливая. В предисловииОстрожские издатели отмечают несовершенства рукописного предания,“но токмо разньствия, но и развращения,” и, при всех своих большихнеcовершенствах, Острожская Библия в общем исправнее и надежнеелатинской Вульгаты по знаменитому Сиксто-Климентову изданию. Этоодно показывает всю значительность культурно-богословского подъема вЗападнойРоссииконцаXVI-говека...

Но всего важнее при этом ненарушенная и живая связь свизантийским преданием. В Остроге вдохновлялись тем же заданиемсловено-греческой культуры, что и Курбский. Известное Острожскоеучилище было устроено скорее всего по греческому образцу, в числеучителей мы встречаем греков. У Острожского была мысль и надеждысоздать в Остроге славяно-греческий культурный центр, превратитьтамошнее училище (“трехязычный лицей”) в подлинную Академию, какбывпротивовесРимскойуниатскойколлегиисв.Афанасия(такоценивалзамыслыОстрожского униатскиймитрополитРутский).Этот замысел неосуществился,исамаОстрожскаяшколасуществоваласлишкомнедолго.Болеетого,этотзамыселоказалсянеосуществимым!..

Для того было много причин. Время было смутное и трудное, нехватало сил, не хватало людей. Но всего важнее – настроение вОстрожскихкругахбылонеустойчивымидвоилось.Кн.КК.Острожскийбыл непохож на кн. Курбского, который и за рубежом осталсянепреклонным москвитянином и филэллином, как ни мало любил онсовременнуюМосквуикакмногониработалонпозападнымилатинскимкнигам.Острожскийбылуже скорее западнымчеловеком.Икроме того,он был общественным и национально-политическим деятелем преждевсего,потомуслишкомчастобывалнеостороженишелслишкомдалековвопросах примирение и соглашения, был способен на компромисс.Бесспорныйревнительправославия,онвместестемпринимализвестноеучастие в подготовке Унии, и дал повод и основание ссылаться на егосочувствие. Женат он был на католичке (Тарновской), и старший сын,князьЯнуш, был окрещен по католическому обряду.И в тоже время онбыл настолько близок с социнианами, которых уважал за умелуюпостановку и развитиешкольного дела, что не колебался прибегать к ихпомощи в своих начинаниях. Так опровержение на книгу Скарги “огреческом отступлении” Острожский поручил писать социнианинуМотовиле, к величайшему негодованию и возмущению Курбского, длякоторого Мотовила был “помощником Антихриста,” как последовательнечестивогоАрия,ФотинаиПавлаСамосатского. “Втаковуюдерзостьистультицию начальницы христианские внидоша, иже не токмо техядовитых драконов в домех своих питати и ховати не стыдятся, но и заоборонителейипомощниковихсебемнимают.Ичтоещедивнейшего:задуховных бесов духовную церковь Божию оброняти им рассказуют икнигисопротивполуверныхлатиновписатиимповелевают…”

С ригоризмом Курбского соглашались вряд ли многие. Казалось:почему же не радоваться, что даже “геретики” заступаются заправославнуюверу?!...

Ивспорахиборьбеведьнельзябыломедлитьивыжидать...Вобщейборьбе за веротерпимость и за религиозную свободу православные ипротестантыоказалисьневольными“конфедератами,”илатинскийнатискотвлекал внимание от протестанской опасности. Очень характеренВиленский съезд православных и кальвинистов в 1599 году, когда нетолькобылзаключенрелигиозно-политическийсоюзмеждуними,нобылпоставлен и вопрос о соглашении в вере, причем сходство или единствоопределялось от противного, по противоположности латинской вере.Кстати заметить, переговоры с “разноверцами” входили в свое время впрограммулиберальныхкатоликоввПольшеиЛитве,вэпохуСигизмунда

Августа...Дальнейшегодвиженияпроектсоглашениянеимел,нобогословское

сотрудничествоспротестантамипродолжалось.Православныеполемистыпользовалисьзападнойобличительнойлитературой,особенноповопросуо папском главенстве, – на эту тему нередко повторяли доводы большихреформационных соборов (Базельского и Констанцкого), имела большуюпопулярность известная книга сплетского архиепископа Марка АнтонияГосподнечича, de Dominis (обращалась и в местных рукописныхпереводах,впрочем,позже)...

Социниане часто выступали в защиту православия, – правда, подчужими именами, как бы под маской... В этом отношении особеннохарактерен “Апокрисис,” изданный под именем ХристофораФилалета в1587 г., в ответ на книгу Скарги о Брестском соборе. Автор прикрылсялитературной маской, греческим псевдонимом, выдавал свою книгу заперевод. Вряд ли этому многие верили. Кажется, автора узнавали и подложнымименем.Современнымисследователямузнатьегомноготруднее.Во всяком случае, авторне былни русским, ниправославным.Можно сдостаточнымоснованиемдогадываться, что этобылМартинБроневский,секретарь Стефана Батория и дипломат, дважды ездивший послом кКрымскому хану, автор ценного труда “Описание Тартарии.” (DescriptioTartariae, ColoniaeAgripp. 1545).Он был хорош и близок сОстрожским,принимал деятельное участие в конфедерациях православных иевангеликов.Каз.Несецкийвсвоемизвестном“гербовнике”отзываетсяонемоченьлестно...

В “Апокрисисе” по местам чувствуется очевидная близость кInstitutiones christianae Кальвина. Еще автор пользовался тогда совсемновой книгой Сибранда Любберта: De papa Romano (1594). Ею жепользуетсяМелетийСмотрицкий...

Неследуетпреувеличиватьглубинуэтого“протестантского”влияния.Однако, известный налет “протестантизма” навсегда остался наукраинском народном складе, несмотря на сильнейшее воздействиелатинизма впоследствии. Всего важнее и опаснее было то, что русскиеписателипривыклиобсуждатьбогословскиеирелигиозныевопросывихзападной постановке. Опровергать латинизм ведь совсем еще не значитукреплять православие. Между тем в полемический оборот в это времявливаются доводы реформаторов, далеко не всегда совместимые справославнымипредпосылками...

Нужно прибавить: и на греческую помощь не всегда можно былоположиться. Ведь греческие учителя обычно приходили с Запада, где

училисьсами,вВенециииливПадуе,илидажевРиме,иливЖеневеилив Виттенберге, и приносили оттуда не столько византийскиевоспоминания, но чаще западные новшества. В ХVI-м веке это бывалиобычнопротестантские симпатии, позженапротивприкрытыйлатинизм.Само греческое богословие переживало в то время глубокий кризис.Достаточно напомнить о Кирилле Лукарисе и его “Исповедании,”кальвинистическомнетолькоподуху,нодажеипобукве...

Исторически эта прививка протестантизма, может быть, и быланеизбежна.Ноподэтимзападнымвлияниемидеалправославнойкультурымутитсяитускнеет...

И был еще выход: воздержание от спора. Такой образ поведениепредлагал известный Иоанн Вишенский, афонский инок (“во святейафонстейгорескитствующий”),тожеотвечавшийСкарге,попредложениюКонстантинопольского патриарха Мелетия. Он называет себя простаком(“голяк-странник”) и западному мудрованию противопоставляет“простоту голубиную” и “глупство пред Богом.” Впрочем, не следуетВишенскому верить на слово. Сравнительный анализ его писанийпоказывает в нем человека, стоящего на уровне и в курсе идейных илитературных движений польского и западно-русского общества, –“писатель с темпераментом и с литературной опытностью” (срв. у неговлияниеАреопагитик)...

И тем более характерно у него это резкое отрицание “поганскоймудрости” и “машкарного разума.” Вишенский прям и резок. “Чи тилепше тобе изучити часословец, псалтир, охтоих, апостол и евангелие синшими,Церквисвойственными,ибытипростымбогоугодником,ижизньвечнуюполучити,нежелипостигнутиАристотеляиПлатонаифилософоммудрымсявжизнисейзвати–ивгеенуотъити...”

Вишенский отвергает именно схоластику, схоластический стиль иметод, .художество риторского ремесла,” “плотское и внешнеемудрование.” Иначе сказать, увлечение внешней культурой икультурностью, культурным блеском и лоском. “Ты же, простой,неученный и смиренный Русине, простого и нехитрого Евангелия сякрепкодержи,внемжеживотвечныйтебесокровенноесть...”

Поганским хитростям схоластики Вишенский противополагаетпростотуверы,“смиренно-мудривыйохтаик.”И,конечно,онбылправ,чтоуниатскуюопасностьможнопреодолетьтольковдуховномподъеме;–невхудожествевнешнегонаказания,носмиренномудрии...

В аскетической верности и в молитвенном напряжении, а не вспорах... Но подлинная трудность была в том, что из спора нельзя было

выйти.Инужнобылоотвечатьи ответитьна заданныевопросы, –иначемогло создаться впечатление, что ответить нечего. Молчать иотмалчиваться нельзя было постоянно... И приходилось равняться спротивникомхотябывродеоружия...Победабыланеввоздержании,новпреодолении...

4.ПротивУнии

Уния в действительностибылаи оказалась расколом.Она раскололазападно- русскую Церковь, разъединила иерархию и народ. Это былопрежде всего клерикальное движение. Уния была делом епископов,действовавших в отрыве от церковного народа, без его свободного исоборногосогласияисовета,“скрытоипотаенно,безпоразуменьянародухрестьянскаго.” И создавалось странное положение: во главеправославногонародаоказываласьуниатскаяиерархия.Вместес темэтиуниатские епископы свое подчинение Римской власти и юрисдикциисчитали “соединением церквей.” А потому противление народарассматривали, как каноническое своеволие и мятеж, как восстаниенепокорной паствы против законной иерархической власти. Конечно,напротив, православные видели в этом непослушании и в этойнеизбежной антииерархической борьбе только исполнение своегохристианскогодолга,долгаверностииверы.“Непопыбонасспасут,иливладыки, или митрополиты, но веры нашея таинство с хранениемзаповедей Божиих, тое нас спасти мает,” писал с Афона ИоаннВишенский.Онрезкообосновываетправоцерковногонароданизлагатьиизгонять епископов-отступников, – “да не с тым блазненным оком илипастыремвгеенувнидут...”

Борьба против Унии и была прежде всего проявлением соборногосамосознание церковного народа... Это сказывается в образовании идеятельности знаменитых братств... Как церковные и “религиозно-оборонительные”учреждения,братстваорганизуютсяужев80-хгодах,–вВильне в 1586, во Львове в 1586. И сравнительно скоро сеть братствраскидываетсяповсему западномукраю.Братскиеуставыполучалисвоеутверждение от Константинопольского патриарха, а на местахзакреплялись королевскими привилеями. В своей деятельности братствабыли самостоятельны.Ставропигальныебратства даже вовсене зависелиотместногоепископа,подчиняясьнепосредственнопатриарху.Малотого,Львовскому братству одно время было даже предоставлено правонаблюдение и суда над епископами, и при том суда “без всякогопрекословия”(т.е.безправаапелляции),напередскрепленногоанафемойчетырех восточных патриархов. Это было вызвано обстоятельствамивремени, когда именно иерархия была в Западной Руси всего менееустойчиваинадежна.Однако,былаздесьинекотораядвусмысленностьи

опасность. Разъединение и разрыв иерархии и мирян не могли неотражаться болезненно и на мирянском самосознании и самочувствии.Отсюда частые недоразумение и столкновение братств с местнымицерковными властями. “Восстановление” православной иерархии(иерусалимским патриархом Феофаном в 1620 г.) не сразу разрешилоболезненное напряжение в Западно-русской Церкви... Ставропигиейпользовалисьстарейшиебратства,ВиленскоеиЛьвовское,одновремяещеи братства Луцкое, Слуцкое и Киевское, позже Могилевское. ПослеБрестского собора именно братства становятся опорными точками врелигиозно-общественной борьбе, становятся очагами литературнойполемикиибогословскойработы.Братстваорганизуютшколы,открываюттипографии,издаюткниги…

Первые братские школы были устроены по греческому образцу.Греческое население в южно-русских и молдавских городах было тогдазначительным (здесь проходил один из путей греческого рассеяния), исвязисКонстантинополембылипостоянными.Греческоевлияниевовсемчувствовалось,слабеетонотолькововторуюполовинуXVII-говека...

Во Львове школа была организована известным Арсением,архиепископомЕлассонским,впоследствииСуздальским.Греческийязыкзанимал здесь видное место в преподавании. Учителя назывались“дидаскалами,” ученики “спудеями.” Во Львове, и в Вильне, и в Луцке,ученикинередконаучалисьговоритьпо-гречески...

Проповедники того времени позволяли себе приводить библейскиетексты иногда по-гречески, и вообще тогдашний западно-русскийлитературный язык перегружен греческими словами. В братскихбиблиотеках было довольно много греческих книг, и в описях мывстречаем и Аристотеля, и Фукидида... Весь дух преподавания былгреческим.Правда,ссамогоначалакгреческомуязыкуприсоединяетсяилатинский. Но большинство относилось к латинской науке сдержанно иопасливо, как к опасным “выкруткам” и “софистиям.”Очень характеренотзывЗ.Копыстенского: “латинниковесиллогисмовиаргументовсяучатлюбопретисяиединдругогопрепирати,агрековеироссоведержатправуюверу и доводят правды ей з писма святого.” Копыстенского никак неследуетсравниватьсостарцемФилофеем,идажеисВишенским.Поегокнигам мы можем судить, как велика была его начитанность и каксвободно и сознательно распоряжался он своим материалом.Копыстенский хорошо знал отеческие творения, читал византийскихисториковиканонистов,читалиновыекнигиоВостоке,напр.,известную“Турко-Грецию” Мартина Крузия, читал и латинские книги. Это был

ученый, не начетчик, – но ученый византийского типа. Он сознательноотвергал западную схоластику. Собственно, он говорил об этом почтидословнотоже,чтовсвоевремяМаксимГрек...

Уния была скорее актом культурно-политического, нежелирелигиозного самоопределения. Не религиозные и не догматическиемотивы были решающими в отступничестве иерархов. И есть известнаяпсихологическая правда в утверждениях первых униатов, что они “неменяли веры.”Имказалось, что онименяют толькоюрисдикцию, а верулатинскуюигреческуюонисчиталисобственноэквивалентными.(Вэтомосновная мысль и ранних униатских памфлетов: “Уния, албо выкладпреднейшихарътикулов,”Вильна,1595;Harmonia,alboconcordantiawiary,sakramentow у ceremoniyCerkvi SOrientalniey zKosciolem S. Rzymskim,Wilna 1608). Тогда многим казалось, что можно оставаться“православным” и “под Римским послушанием.” Во всяком случае, всамом соглашении была оговорена неслиянность Унии с латинскойЦерковью, – иначе сказать, обрядовая и иерархическая обособленностьУнии; и большего тогда не требовал и кн.Острожский.ПротивУнии онборолсятогданепотому,чтовиделвнейизменуверы,нопотому,чтоонабылапроведенапотаенноибезведомаисогласияКонстантинопольскогопатриарха и вне сношений с Москвой, почему и не могла иметь ниобщецерковногозначения,ниавторитета...

ПервыхустроителейУнии соблазняланадеждаподримской властьюнайти “безмятежный покой,” т. е. защиту польского закона. Хотелосьтакже освободиться от зарубежной власти Константинопольскогопатриарха. Очень привлекало культурное сближение и соединение сЗападом. В этом отношении характерен ответ Ипатия Поцея, второгоуниатскогомитрополитаиодногоизглавныхустроителейУнии,вписьмекалександрийскомупатриархуМелетиюПигасу...

“Греческийберегнеможетбытьнадежнымпутемжизнивечной...”Евангелие у греков искажено, отеческие предания поруганы и

перерваны,святостьоскудела,–всерасстроилосьираспалосьвтурецкойневоле...

ВАлександриивместоАфанасиятеперьКальвин,вКонстантинополеЛютер,ивИерусалимеЦвинглий(намекнаКириллаЛукарисаинасамогоМелетия,учившегосявАугсбурге).ИПоцейпредпочитаетРим.НаЗападетеперь “студенец правды,” чистота веры и твердый порядок... Еще П.СкаргавсвоейкнигеОjednoscikosciolaBozegopod jednympasterzemiоgreckiem od tej jednosci odstapieniu (Вильна, 1577) говорил не столько одогматических разногласиях, сколько о “греческом отступлении” и о

славянскойотсталости.“Сославянскимязыкомнельзясделатьсяученым.На этом языке нет ни грамматики, ни риторики, да и не может быть.Именно из-за славянского языка у православных нет иных школ, кроменачальных, для обучения грамоте. Отсюда общее невежество изаблуждение.” И Скарга видел и указывал единственный выход влатинскойкультуре...

Защитникиславянскогоязыкавсегдаподчеркиваютпреждевсегоегоблизость к греческому: “отколь беспечнейшая есть речь и увереннейшаяфилософию и феологию славянским языком писати и з грецкогопреводити, нежли латинским, который оскудный есть, же так реку дотрудных, высоких и богословных речий недоволный и недостаточный”(“предмова” Захарии Копыстенского к его переводу бесед Златоуста напосланиеaпостолаПавла,Киевскоеиздание1623года)...

Так с самого начала вопрос об Унии был поставлен, как вопроскультурного самоопределения.Уния означала самовключение в западнуютрадицию. Это было именно религиозно-культурное западничество. Ипреодолеть Унию можно было только через верность и крепостьвизантийскимипатристическимпреданиям.Такименноипонималисвоюзадачу первые борцы за православие в конце XVI и в начале XVII века.(Срв. защиту греческой культуры уже в брошюре “Ключ царстванебесного,” 1584 г., которую обычно приписывают ГерасимуСмотрицкому,ив“Палинодии”)...

Нет нужды входить в подробную характеристику писанных илиизданных тогда книг. Время было смутное, время междоусобных смут ивосстаний, время войн и набегов, – “великий сполох.”После Брестскогособора польская власть рассматривала неприятие унии, как отрицаниесуществующего порядка, и полемику против нее, как противлениегосударственному закону. “Греческая вера” не была признана законом.Авторам полемическик книг не только возражали, их преследовали инаказывали,–асамикнигиотбиралисьиуничтожались.Втакихусловияхтруднобыломногосделать,труднобылосоздаватьправильнуюшкольнуюсетьисистему,налаживатьсистематическуюработу,сохранятьясностьиспокойствие мысли. И, однако, сделано было совсем не мало. Трудно вдостаточной мере оценить все историческое значение тогдашнихизданий...

Сперва главнымиочагамиправославной самозащитыбылиВильна иОстрог, затем вскоре выдвигается Львов, в начале XVII-го века Киев.Изменяется и та социальная среда, на сочувствие и поддержку котороймогли опираться православные апологеты. В эпоху Курбского и

Острожского это было высокородное шляхетство. Но уже в следующемпоколении начинается массовое отпадениешляхетских фамилий в Униюили прямо в латинство. Большое значение все время имеет городскаяСреда. В XVII веке выступает казачество, “рыцарские люди” ВойскаЗапорожского...

Около 1615 года мы находим в Печерской Лавре как бы колониюученых иноков, собранных здесь новым архимандритом ЕлисеемПлетенецким (главным образом из Львова). В том же году возникаетзнаменитое Киевское братство. В Лавре устраивается типография (былакуплена и перевезена Стрятинская типография Балабанов), и, начиная с1617 года выходит ряд изданий – отеческих творений и богослужебныхкниг. Особо нужно назвать Памву Берынду (автора книги: “Лексиконславено-российский и имен толкование,” 1627 года, был родом изМолдавии); Тарасия Земку, ученого издателя литургических книг исоставителяпохвальных“вершей;”ЛаврентияЗизания,авторанеудачногоКатихизиса,издаватькоторыйавторездилвМоскву,гденебезтрудаемуудалось очиститься от подозрений в не правомыслии, но отпечатанныйужеКатихизисбылвсе-такисожжен(1627г.)...

Всеонистаралисьработатьпогреческимиславянскимматериалам,вихработечувствуетсябольшоекультурноевоодушевление...

ОдновременноучреждаетсяБратскаяшкола,присодействииказаков,гетманомкоторыхбылтогдаСагайдачный,человекшкольногообразованияи культурных вкусов (“шол потом доОстрога, до на к уцтивых которыитамквитли”)...

ОбэтойшколеКиевскиебратчикитакписаливМоскву:“иучилищеотрочатом православным милостию Божиею языка славено-росского,еллино-греческогоипрочиихдидаскаловвеликимиждивениемустроихом,данеотчуждогоисточникапиюще,смертоносногоядазападныесхизмыупившеся,комрачнотемнымримляномуклонятся.”Вэтойсвязиуместноотметить, что в своих изданиях тогдашние деятели очень охотнопользуются разговорным языком (“русским диалектом”), т. к. книжныйславянскийневсембыллегкопонятен.Можнодогадыватьсядаже,чтоивхрамовом богослужении иногда употребляли современное наречие (срв.ПостнуюТриодь1627года).ТогожеприемадержалсяиП.Могила...

Из оригинальных трудов киевских писателей этого времени всегозначительнее“Палинодия”ЗахарииКопыстенского(с1624годаПечерскийархимандрит,преемникПлетенецкого).ЭтобылответнакнигуЛ.Кревзы:Obrona jednosci cerkiewney (Вильна, 1617). Копыстенский развивает всвоей книге “восточное” понимание церковного единства и с большим

искусствомобосновываетегоотПисанияиототцов.Чувствуетсябольшоеи свободное знание материала, эта была работа многих лет. ОтчастиКопыстенский пользовался и книгой Марка Антония, но весь материалпроработал заново. Книга написана спокойно и отчетливо. В свое времяона издана не была, вряд ли случайно. Копыстенский рано умер. Егопреемник на Печерской архимандрии был человек уже совсем другогодуха. Это был Петр Могила. Книга Копыстенского не могла ему непоказатьсяслишкомрезкойипрямолинейной...

Впрочем,неследуетпреувеличиватьрезкостьпереворота.Настроенияменялись скорее постепенно.По необходимости обращались к западнымкнигам. Новое поколение проходило уже вполне западную школу.Привлекализападный,латинскийпример...

Кажется, и самЕлисейПлетенецкий следовал западному примеру изадумывал создать православный орден (по чину Василия Великого) дляборьбы с Унией, – не случайно, восстанавливая общежитие в Лавре, онвводитздесьуставВасилияВеликого,анеболееобычныйСтудийский...

Латинскиемотивывстречаеми у другихчленовПечерского кружка,иногда из греческих источников. Так, Тарасий Земка в своихлитургическихработахпользовалсякнигойизвестногоГавриилаСевираотаинствах (вышла в Венеции, 1600), здесь влияние западных воззренийсказываемся очень ясно.В частности здесь встречаемужеμετουσίωσις, –Земкаперевел:“преложениесуществ...”

Удругихписателейтоговременилатинскоевлияниесказывалосьещерезче. В этом отношении особенно характерен образ КириллаТранквиллиона Старовецкого. В его “Зерцале богословия” (издано вПочаевеужев1618г.)чувствуетсявеяниетомизма,отчастиплатоническиемотивы. Эта книга, как и его “Учительное Евангелие” (1619), былавстречена недоброжелательно и осуждена, в Киеве и в Москве, “заеретические составы,” что не помешало ее распространению ипопулярности.СамКириллвпоследствииперешелвУнию...

Вполне томистический характер имеет книга “О душе” другогописателятойжеэпохи,КассианаСаковича,тожеотпавшеговУнию.ОдновремяонучилвКиево-братскомучилище.

5.ПетрМогила

Есть что-то загадочное и двусмысленное в образе Петра Могилы.Труднопонять,быллионискреннимревнителемправославияилискорееискусным соглашателем... Между тем, его историческое влияние былорешающим.ИобоснованноегоименемобозначаютцелуюэпохувисторииЗападно-русскойцерквиикультуры...

Могила был вряд ли не самым сильным и властным из западно-русских церковных деятелей XVII-го века. У него был подлинныйдержавный пафос, умение и охота властвовать и побеждать. Сынмолдавского господаря, “воеводич земель молдавских,” он и в званииКиевского митрополита оказался всего скорее господарем, правителемскорее,чемпастырем...

Точнонезнаем,гдеучилсяМогила.Всеговероятнее,чтовЗамойскойакадемии.Во всяком случае, воспитан он был вполне в западном, т. е. впольскомдухе.М.б.,накороткоевремяпобывалонивГолландии.Этобылубежденный западник, западник по вкусам и привычкам. После смертиотцаопекунамиПетраМогилыбылиизвестныйканцлерСт.Жолкевский,апотомгетманХодкевич.УМогилвообщебыликрепкиеиродовыесвязивпольскомаристократическомобществе.СочувствиеисодействиепольскихмагнатоввпоследствиинемалопомоглоМогилевегоначинаниях...

В очень и очень молодые годы Могила оказывается Печерскимархимандритом,–по-видимому,именнодляэтогоонвообщеипоступилвЛавру; кандидатура его в архимандриты была подсказана Польскимправительством. И сразу же Могила стал действовать по своему. ВсегояснееирезчеэтосказалосьвустроенииЛаврскогоучилища.ПозамыслуМогилыэтодолжнабылабытьлатино-польскаяшкола.ИМогиласоздавалеенетолькорядом,ноивпротивовесужесуществовавшемуБратскомуиславяно-греческому училищу. Потому так и встревожились в Киеве. “Отнеученых попов и казаков велие было негодование: на што латинское ипольскоеучилищезаводите,чегодотудунебыло,испасались.БылохотелисамогоПетраМогилуиучителейдосмертипобити, едваихуговорили.”Такрассказываетсовременник(СильвестрКоссов).Изэтогостолкновенияи спора победитетем вышел Могила. Братчикам пришлось признать его“старшимбратом,опекуномифундаторомтогосвятогобратства,обителии школ,” и передать братское училище в его ведение. Братская школарастворилась во вновь заведенной, в новой латино-польской “коллегии,”

котораяибылавскореперемещенаизЛаврывБратскиймонастырь...Программаэтойновойшколыбылавзятаизиезуитскихшкол.Идля

преподаваниябылипривлеченыивызванывКиевлатинскиевыученики,–Исаия Трофимович Козловский, первый ректор Киевских школ, иСильвестр Коссов, первый префект, оба учились, по-видимому, вЛюблинскойиезуитскойколлегии,апотомвЗамойскойакадемии(м.б.,ивВене,вЦесарскойакадемии).Одновременнобылаучреждена“коллегия”ивВиннице(несколькопозжебылаперенесенавГощанскийилиГойскиймонастырь на Волыни). Можно догадываться, что у Могилы был планраскинуть по всему краю сеть латино-польскихшкол для православных,создатьнечтовродецерковно-учебногоордена,сКиевскойколлегиейили“академией”воглаве(срв.“Пиарский”орден,Ordopiarumscholarum)...

Могила и его сподвижники были откровенными и решительнымизападниками.Онистремилисьобъединитьрусскихинерусскихзаединойкультурнойработой,вединойпсихологииикультуре...

И та глухая, но очень напряженная борьба, которую мы все времянаблюдаем вокруг всех начинаний и предприятий Могилы, означаетименно эту встречу и столкновение двух религиозно-психологических ирелигиозно-культурных установок или ориентаций, – западнической иэллино-славянской…

Могиланебылодиноквсвоихзамыслахизатеях.Унегобыломногодрузей, – это было новое поколение, прошедшее западную школу, длякоторого именно Запад, а не восток был своим. И были поводыподозревать,чтоэтозападничествоестьсвоеобразноеуниатство,скрытыйроманизм. Во всяком случае, представители этой западническойориентациивсе сноваи снова сговаривалисьи совещались с униатами, врасчете создать такой компромисс, на котороммогли бы согласиться обеспорющие стороны. Не раз выдвигался план соединить униатов и“дизунитов”под властьюособогои единого западно-русскогопатриарха,которыйбылбысразувобщенииисКонстантинополем,исРимом.Ивпатриархилатино-униатскаяпартиявсегдавыдвигалаименноМогилу,врядли без его ведома. Рутский считал, что он вполне “расположен” кУнии.Действительно, догматических возражений против Рима у Могилы небыло.ОнличнобылужекакбывдогматическомединомыслиисРимом.Потому так легко и свободно он и обращался с латинскими книгами.Именно то, что он находил в них, он и принимал за православие, какдревнеепреданиe.Длянегостоялтольковопросюрисдикции.Иврешенииэтого вопросарешающимибылимотивытактикииполитикицерковной,мотивы“успокоения,”т.е.Церковно-политическогомираиблагостояния,

дажеблагосостоянияиблагоустройства.Здесьвсеказалосьусловным,всемоглобытьусловленоиобусловлено...

НеслучайнобылМогилаблизоксМелетиемСмотрицким,вгодыеговосточной “перегринации.” И у Смотрицкого были основания ожидатьсочувствия и содействия от Могилы и от самого митрополита ИоваБорецкоговегоуниональныхпланах.СмотрицкийбылоднимизархиереевФеофановского посвящения. В историю общей культуры он входит какавтор “грамматики славянския,” очень замечательной для того времени(1619). Свою церковную деятельность он начал, как ярый боец противУнии. Достаточно отметить его “Плач” θρήνος to jest Lament (1610), –книга написана с большим возбуждением и остротой. Позже уСмотрицкого возникают какие-то сомнения, в связи с доктринальнымиразногласиями в среде православных полемистов. Он отправляется наВосток. На пути в Константинополь он совещается в Киеве сМитрополитом и получает его согласие и благословенье просить упатриархаотменыбратскихставропигий.ВстречасКирилломЛукарисомне успокоила, но еще более смутила Смотрицкого, – он прочел вКонстантинополе его известный катихизис. “Из краев восточных” онвозвращается с намерением добиваться соглашения с униатами. ВначавшихпереговорахпринимаютживоеучастиеиМогила,имитрополитИов.Сполнымдоверием,какединомышленникам,Смотрицкийпосылаетим свою “Апологию” (Apologia peregrynacyi do krajewwschodnick,Derm.1628) и не встречает как будто возражений. На соборном совещании вГродкевесной1628-гогодасоображенияСмотрицкогооразностяхмеждуРимомиВостокомбылипринятысовниманием,исновабезвозражений.Обострение на осеннем соборе 1628 г. в Киеве, когда Смотрицкомупришлось принести формальное покаяние и отречься, было вызвано вовсяком случае неМогилой и не митрополитом, – они сами подпали подподозрение. “Апология” же была тогда сожжена публично. РазошлисьМогилаиСмотрицкийвобразедействий,невобраземысли,–притомнебезстороннегодавления;униатскиеавторыговорилио“страхеказаков...”

В очень двусмысленной обстановке совершилось и вступлениеМогилынаКиевскуюмитрополию.Вапреле1632 г. умерСигизмунд III.Православным удалось воспользоваться королевской элекцией для того,чтобы провести на сейме “Пункты успокоения религии греческой,” иполучить на них согласие нового короля Владислава. Это было оченьчувствительноеприобретение,какбынибыливпоследствиипрактическиурезаныэти“пункты”1632года.Вчастности,былоразрешенозаместитьепископские кафедры, в том числе Киевскую. Здесь была явная

двусмысленность. Ибо в действительности все кафедры были заняты,епископамиФеофановскогопосвящения.Польскийзаконихнезналинепризнавал.Ведьвсвоевремяэтипоставлениябылисовершенытайно,безвсякой публичности и огласки, как бы крадучись, в ночное время, внеосвященном храме, чтобы не помешали. Впрочем, на деле польскаявласть как будто примирилась с совершившимся фактом. Но теперь и справославной стороны не было сделано никакой попытки легализоватьужесуществующуюиерархию.Напротив,всепрежниеепископыдолжныбыли оставить свои кафедры и сдать их новым “упривилегованным”избранникам. Не потому только, что они были нелегальными, не имеликоролевского утверждения. Гораздо важнее другое. “Привилегий”добилисьтеперьпредставителипротивоположнойцерковно-политическойориентации, и они вовсе не имели интереса закреплять легализациейположение своих противников. В сущности, “восстановление”православного епископата на основании “пунктов” 1632 года былоупразднениеми отменойФеофановойиерархии...В спешномпорядке (ипри том самими сеймовыми депутатами, а не на местных епархиальныхсобраниях) были выбраны новые епископы, и утверждены королем.Могила был избран митрополитом, и князь А. Пузина в Луцк, – обапринадлежали к полонофильской аристократии, и оба участвуют вближайшиегодывуниональныхпереговорахисговорах,вместесАдамомКиселем...МогиланерасчитывалнамирныйприемвКиеве.ВедьвКиевебылмитрополит.ЭтобылИсаияКопинский,всвоевремярукоположенныйпатр. Феофаном в Перемышль и переизбранный в Киеве после смертиБорецкого.По-видимому,МогилаужесталкивалсясИсаией,повопросуозаведении латинской коллегии, еще раньше во время переговоров соСмотрицким... Поэтому хиротония Могилы была назначена во Львове;совершал ее, кажется, волошский митрополит. В то же время Могилапросил патриаршего утверждения, Кирилл Лукарис дал ему и звание“экзарха святаго апостольскаго Константинопольскаго трону.” С такимдвойным авторитетом “упривилегованнаго” митрополита и патриаршегоэкзарха, Могила явился в Киев. У него было здесь не малоединомышленников. Но ему пришлось выдержать и очень неприятнуюборьбу со своим “деградованным” предместником, которого нужно былоудалять не только силой, но именно прямым насилием. Спор и борьбапродолжалисьидальше.Этонебылтолькоспоровласти,этобылименноспор об общей церковно-культурной и церковно-политическойориентации.Исаия,человекпростойисильнойверы,отчастинапоминаетВишенского.Онвесьвпреданияхвосточногобогословияиаскетики,ико

“внешнеймудрости”относилсявесьманедоброжелательноинедоверчиво.“Ин бо есть разум мира сего, ин же духовен. Духовного бо разума отПресвятогоДухаучишасявсисвятииипросветишасяякосолнцевмире.ДнесьженеотДухаСвята,ноотАристотеля,Цицерона,Платонаипрочихязыческих любомудрцев разума учатся. Сего ради до конца ослепошалжею и прельстишася от пути правого в разуме. Святии заповедейХристовихиумногоделаниеучишася,сиижеточиюсловесиглаголанийучатся;внутрьдушимракитма,наязыцежвсяихпремудрость...”

Это сразу и о латинянах, и еще больше о новой ориентацииправославных...

“Алфавитдуховный”ИсаииКопинского(или“ЛестницадуховногопоБозе жительства”') и “Православное Исповедание” ПетраМогилы, – этоочень показательная антитеза. И в этом источник споров о власти... Взвании митрополита Могила с новой настойчивостью продолжалосуществлять свою церковно-культурную программу. Это быладеятельность организатора прежде всего. И она привела к осязательнымрезультатам. Всего важнее, конечно, организация школы. Очень важнобыло и составление “Православного Исповедания” по латинскимисточникам и в противовес исповеданию Кирилла Лукариса.Возобновилась и работа по пересмотру и изданию богослужебных книг.Здесь прежде всего нужно назвать Λίθο, изданный под псевдонимомЕвсевияПимена в 1664-м году. Это был ответ перешедшему в латинствоКассиану Саковичу в защиту восточного обряда и православногобогослужения вообще. Здесь собран большой литературный материал,преимущественно из латинской литературы. В 1646-м году вышелзнаменитый требник или “Евхологион,” в котором отдельные чины ипоследования сопровождаются пояснительными статьями. Эти статьивзятыобычноz lacinskieyagendy,т.е.изримского“Ритуала”папыПавлаV-го. Отсюда довольно острая латинизация обряда, – на это обращаливнимание даже униаты. Впрочем, не Могила первый начал этулатинизацию,–латинскиелитургическиемотивыиидеиусваивалисьужеи раньше, и усваивались постепенно. Могила выделяется только своейнастойчивостьюипоследовательностью.По-видимому,уМогилыврукахбыл хорватский перевод, “Ритуала,” сделанный далматинским иезуитомКассичем (изд. в Риме, 1637). Это позволяет и все его предприятиесвязыватьсиллирийскимуниатством(откудаприходитпозжеКрижанич)...

Трудно дать четкую характеристику Петра Могилы. Есть что-тонечеткоевсамомегообразеивовсехегоделах.Онсделалмного.ПринемЗападно-русскаяЦерковьвыходитизтойрастерянностиидезорганизации,

вкогорыхонастрадаласовремениБрестскогособора.Ивместестемвсепронизаночуждым,латинскимдухом...

ЭтобылаостраяроманизацияПравославия,латинскаяпсевдоморфозаПравославия.Наопустевшемместе строитсялатинскаяилатинствующаяшкола, и латинизиции подвергается не только обряд и язык, но ибогословие, и мировоззрение, и сама религиозная психология.Латинизируется сама душа народа. Эта внутренняя интоксикациярелигиозным латинизмом, этот “крипто-романизм” был вряд ли неопаснее самойУнии.Обычно делается оговорка, что “чистота веры” приэтой “романизации” не пострадала. Вернее сказать так: при всем этомвнутреннем латинизме была удержана каноническая независимость.Странным образом, латинизировались часто именно ради внешнейнационально-политической борьбы с Римом. Но внутренняя свобода инезависимость были потеряны, и было утрачено и само мерило длясамопроверки...Восточныесвязибылиперерваны.Утверждаетсячуждаяиискусственная, неорганическая традиция, и она как бы перегораживаеттворческиепути...НеверновинитьвэтомодногоМогилу,процессначалсядонего,исамМогиласкореевыражалдухвремени,чемпрорубалновыепути. Однако, именно он сделал больше других для того, чтобы этот“крипто-романизм” укрепился и удержался в жизни Западно-русскойЦеркви.

6.Эпохазападно-русскогобогословия

“ПравославноеИсповедание,” это основной и самый выразительныйпамятникМогилянскойэпохи.Трудноточносказать,ктобылавторомилисоставителемэтого“катихизиса,”–обычноназываютсамогоМогилу,илиИсаиюКозловского, – этобыла скорееколлективнаяработа. “Катихизис”предназначался, прежде всего, для ясного разграничения спротестантизмом, в связи с изданным в 1633 году “исповеданием”КириллаЛукариса,окоторомвэтигодыидетсмутаиволнениеповсемуВостоку.В1638г.исамЛукарис,иего“исповедание”былиосужденынасоборе в Константинополе (не без Римского содействия и влияния). НаУкраине смущение началось много раньше, нужно припомнить ужетревогуМелетияСмотрицкого...В1640году“ПравославноеИсповедание”было представлено ПетромМогилой на суждение и одобрение собора вКиеве. Уже здесь обозначились некоторые разногласия, в частности, повопросу о загробной судьбе и пути душ (вопрос о “земном рае” и очистилище),ещеовозникновениидуши.Могилазащищалкреационизми,по-видимому, прямо говорил о чистилище. Кроме того, долго спорили овремени преложения Святых Даров. Характерно, что первоначально“Православное Исповедание” было составлено по латыни. Ведь ононазначалосьдлябогослововибогословствующих...

В 1642 году “Исповедание” снова подвергалось обсуждению ипересмотру на “соборе” (вернее назвать его совещанием) в Яссах,созванномпоинициативемолдавскоговоеводыВасилияЛупула,близкогос Могилой. Из Константинополя были присланы сюда со званиемпатриарших экзархов Порфирий Никейский и Мелетий Сириг, один изсамыхзначительныхгреческихбогослововXVII-говека.ИменноМелетийСириг и выдвинул ряд общих и частных возражений. Он перевел“исповедание” по-гречески и в своем переводе сделал чувствительныеизмененияипоправки.По-видимому,Могиланебылудовлетворенновойредакцией. Во всяком случае, “Исповедание” не было издано в Киеве, aвместотогов1645годувыпущенбылт.наз.“малыйКатихизис”Могилы,сразу по-польски и на местном наречии, – “Zebranie krotkiey nauki оartykulachwiaryprawoslawnokatholickieychrzescianskiey,”–гдедалеконевсепоправкиСиригабылипринятыкисполнению.Впрочем,этот“малыйКатихизис” был предназначен для другой среды, dla cwiszenia Mlodzi, –потомуиязыкбылизбранразговорный...

“ПравославноеИсповедание”по-греческибылоизданотольков1667в Голландии, и вторично с латинским переводом вЛейпциге в 1695 г. Сэтого именно издания сделан и словено-российский перевод,напечатанный вМоскве с благословения патр. Адриана в 1696-м году, –“малыйКатихизис”былпереизданвМосквеужев1649...

Неподлежитникакомусомнению,что“Исповедание”составленополатинским книгам и схемам. Это видно уже в самом плане книги, в ееразделениинатричасти:овере,онадежде,олюбви,–т.е.потремт.наз.“богословским” добродетелям; опять-таки, вероучение излагается впорядке объяснения Символа веры, нравоучения под видом объясненияМолитвы Господней, Заповедей Блаженства и Десятисловия Моисеева.Конечно, составитель имел под рукой не один только единственныйлатинскийобразец.Вовсякомслучае,онпользовалсяпостоянно“РимскимКатихизисом” (по-гречески переведен и издан уже в 1532-м) еще“Суммой”илибольшимКатихизисомПетраКанизия, “Компендием”илималымКатихизисомП.Сото,О.Р.Нетнадобностиперечислятьиотмечатьвсе отдельные случаи заимствования или подражания.Всего важнее, чтоименно в целом “Православное Исповедание” есть только как бы“приспособление”или“адаптация”латинскогоматериалаиизложения.Всущности,этоестьодноизантипротестантскихвероизложений,которыхтакмногоявилосьибылоиздановэпохуконтрреформацииилиБарокко.“ПравославноеИсповедание” во всяком случае гораздо больше связано сримско-католической литературой, чем с духовнойжизньюПравославия.Отдельныеримскиеученияздесьотвергаются,напр.,опапскомпримате.Общий стиль остается все же римским. Его не изменила и цензураМелетияСирига,–ведьисамонучилсявлатинскойшколе,вПадуе(этообычноеместообучениягрековвXVIIв.),ипридерживалсяБеллармина...

С “Православным Исповеданием” поучительно сопоставить другиелитературные опыты сподвижников Могилы. Всего интереснее в этомотношении “Экзегезис” Сильвестра Коссова, изданный в защитуправославныхлатинскихшкол(1635),иегоже“Дидаскалиеалбонаукаоседми сакраментах” (1637). На подозрения римских противников впротестентизмеКоссовспешитответитьнаязыкелатинскогобогословия.Многоговоритозагробнойсудьбедушчеловеческих,затемотаинствах.Вотделе о таинствах Коссов пользуется известной книгой П. Аркудия.Именно в этом отделе особенно чувствительны и очевидны латинизмы:различение “материи” и “формы” таинств: “транссубстанциация,”“установительные слова,” как “форма” Евхаристии, “сокрушение,” какматерии таинства покаяния... Этой литургической догматике

соответствовалаилитургическаяпрактика,закрепленнаяиотчастивновьвведенная в Евхологии П. Могилы (здесь следует отметить изменениеформулыотпущениявчинеисповеданияна:“иазнедостойныйиерей…”вместо прежнего безличного: “отпущаются” – еще Елеосвящение, какultimaunctio).

В следующем поколении латинское влияние становится еще глубже,латинскиесвязиинавыкикрепнут.ВовременаМогилыКиевскаяКоллегияещенебылабогословскойшколой,–привилейВладиславаIVот18марта1635 года обуславливал само дозволение школ требованием, чтобыпреподаваниенепростиралосьдальшефилософии,uthumanioranonultraDialecticametLogicamdoceant...Идействительно,досамогопочтиконцаXVII-го века богословие не преподавалась, как особая дисциплина, –отдельные богословские темы входили и захватывались в курсахфилософии...Ноивесьпланобщегообразованиябылснятсиезуитскогообразца, и учебники были приняты те же, начиная Альваром и кончаяАристотелемиАквинатом.Весьраспорядокшкольнойжизни,всеприемыи средства преподавания были те же, что и в Коллегиях или Академияхиностранных. Язык преподавания был латинский, и всего хуже былопоставленопреподаваниегреческого...

Таким образом усваивались и перенимались не только отдельныесхоластические мнения или взгляды, но и сама психология и душевныйстрой. Конечно, это была не “средневековая схоластика,” но –возрожденная схоластика контрреформациионной эпохи, сразу и “ложноклассицизм”–Тридентинскаясхоластика,богословскоеБарокко…

Кругозор Киевских профессоров и школяров в XVII-м веке не былузким...

Однако,ведьБарокковцеломестьименноупадочнаяинетворческаяэпоха...СерединаXVII-гoвеканаУкраинебылавременемоченьтяжелым.“И Киевский Коллегиум умалился, стал как малый Закхей” (выражениеЛазаряБарановича).Запустевшаяиразореннаяшколабылавосстановленауже в 70-х годах, в ректорство Варлаама Ясинского, бывшего затемКиевским митрополитом. Сам Варлаам учился за рубежом, в Ельбинге,Оломоуце, в Краковской академии... Другие учились в Ингольштадте, виезуитской академии, и в самом Риме, в греческой коллегии святогоАфанасия.Из-засмутымногиеуходилизарубеж.Новэтуэпохуобучениевиезуитских школах было связано с обязательным принятием Унии. И омногих из Киевских деятелей конца XVII-го и начала XVIII-го в. в. мызнаем прямо и достоверно, что в годы учения они действительнопереходили“вРимскоепослушание.”Вчастности,этоизвестнооСтефане

Яворском,–вунииегозвалиСтаниславом.Любопытно,чтосовременныйиезуитский наблюдатель так прямо и называет академический Братскиймонастырьуниатским.“Многоестьмонаховуниатов,илиблизкихкУнии,еще больше таких, что имеют наилучшее мнение о нас, – sunt multimonachi vel uniti, vel unioni proximi, plurimi de rebus nostris optimesentientes... В Киеве есть целый монастырь из одних униатов, – Kyoviaeunumtotummonasteriumestunitorum”(изписьмамосковскогоиезуита,о.Емилиана,1699г)...

С этим отзывом совпадает резкий отклик известного Досифея,патриархаИерусалимского (писано в 1686 г.). “В той стране, глаголемаяКазацкая земля, сутьнеции,ижевРимеиПольшеотлатиновнаучениибяху архимандриты, игумены и прочитают неподобные мудрования вмонастырях, и носят иезуитские ожерелья…Дабудет повелено, дабыпосмерти предреченных архимандритов и священников, уже от сих, ижеходят учиться в папежскиеместа, архимандритов, игуменов и епископовнепоставлять...”

В последующие годы Досифеей особенно смущался о СтефанеЯворском,обвинялеговлатинстве,итребовалотнегопрямогоотказаотпритязанийнаМосковскоепатриаршество.ИвообщеДосифейнастаивал,“чтобывпатриархинебылвыбрангрек,илииныекакиепородычеловексиречьилиотмалыеилибелыеРоссии, которыевскормилисяиучатсявстранахишколахлатинскихиполонских...”

“Занесовокупленислатинамииприемлютмногиенравыидогматыоных,”заключаетИерусалимскийпатриарх...

Обэтихперенятыхулатинов“нравах”и“догматах”мыможемсудитькак по сохранившимся записям лекций или уроков, преподанных вКиевской коллегии в разные годы, так и по литературным трудамнаставников и питомцев этой коллегии. Достаточно нескольких имен.Иоанникий Галятовский (ректор в 1658–1662), писатель оченьпроизводительный, проповедник и полемист, и сам не скрывает, чтоработает по латинским пособиям, приспособляя их для своих целей. Кодному из своих проповеднических сборников, “Ключ разумения,”Галятовский приложил краткое руководство о составлении проповедей:“Наука короткая албо способ зложеня казаня” (первое изд. 1659, впоследующих расширено). Для Галятовского так характерен этотупадочный классицизм, вся эта натянутая и напыщенная риторическаясимволика в толковании и выборе текстов, “с фемами да наррацыями.”Особеннохарактеренсовет“читатькнигиозверях,птицах,гадах,рыбах,деревах,травах,камнях,оразныхводах,которыевморях,рекахиколодцах

находятся, узнавать их натуру, свойства и отличия, и то себе отмечать иприменять к той речи, которую хочешь сказывать.” Это загружало речьмнимымианалогиямиипримерами.ЕщеМелетийСмотрицкийиздевалсянад привычкой православных проповедников повторять латино-польскиеобразцы.“ОдиннакафедрусОссорием,другойсФабрицием,атретийсоСкаргою.” Всего сильнее и привлекательнее был пример ФомыМлодзяновского,польскогопроповедникаXVI-говека...

Правда, Галятовский резко спорит и состязается с иезуитскимиполемистами, но спор касается только отдельных вопросов (о папскойвласти, еще об исхождении Духа Святого), стиль же богословствованияостается у Галятовского римский. Еще болезненнее это чувствуется уЛазаря Барановича (ректор в 1650–1658, позже Черниговскийархиепископ). Он тоже борется с иезуитской пропагандой и отвечает наспорныетемы(см.егоNowamiarastareyWiary,1676).НопотипумыслиисловаонвполнеостаетсявпределахпольскогоБарокко.“Обилиеостротииграсловами,”–“концепты”и“перлки,”тоесть,выдумкиизабавки,–этохарактернонетолькодляеголитературнойманеры,ноидляегоманерыили навыка мысли. “Тогда не считалось неприличным святые преданияЦерквимешатьсбаснословиямимифологическими...”

Назовем еще Антония Радивилловского, составлявшего свои“предики” или “казания” по таким же латинским образцам. Книга его“Огородок Марии Богородицы” (1676) вполне укладывается в рядтогдашних многочисленных латинских риторических и аллегорическихупражненийнаМарианскиетемы...

Особо стоят в ряду тогдашнихюжно-русскихдеятелейдвапрусскихвыходца, оба из Кролевца, или Кенигсберга, прошедшие протестантскуюшколу. Это были Иннокентий Гизель, Печерский Архимандрит,преподававший одно время философию в Киевской коллегии (его Opustolius philosophiae, 1645–1647, остался в рукописи), и Адам Зерникав,авторзнаменитоготрактатаDeprocessioneSpiritusSancti(изданужемногопозже Самуилом Миславским, в Кенигсберге, 1774–1776). ОбразЗерникава очень интересен. Зерникав приходит в Православие черезученое исследование преданий веры и богословия. В Чернигове оноказывается после долгих ученых или учебных странствий по западнымкраям(работалвОксфордеивЛондоне).Егокнигаидосихпоростаетсяполезным пособием, как ценный свод умело и внимательно собранногоматериала...

Из ряда Киевских книжников XVII-го века нужно выделить поисторическойзначительностидвоих.Это,во-первых,святительДимитрий

Ростовский (1651–1709). Его главный труд – Житие святых (первоеизданиивыходилов1689–1705гг.).Составленыони,главнымобразом,позападным источникам. За основу для работы был принят латинскийсборник Л. Сурия, Vitae sanctorum Orientis et Occidentis, 7 томов, 1573–1586, – это латинская обработка Метафрастовых житий. Пользовалсясвятитель Димитрий и вышедшими томами Acta Sanctorum в изданииболландистов, еще “Анналами” кард. Барония (в обработке Скарги), ноособенно польским сборником житий П. Скарги, Zywoty swietych, –влияниеСкаргиоченьчувствуетсявсамомязыкеистиле(идосвятителяДимитрия “Жития” Скарги были очень популярны среди православных,как показывает многочисленность русских переводов, рукописных).Гораздо меньше был привлечен и использован славянский и греческийматериал...Западническийхарактеримеютипроповеди(особеннораннихлет), еще более школьные драмы святителя Димитрия (уже Ростовскогопериода).Оченьлюбопытенсоставегобиблиотеки(сохранилась“росписькнигкелейных”),–это типическийподборкниглатинского эрудита тоговремени. Кое-что из Аквината, Корнелиус а Ляпиде, Канизий,М. Бекан,Acta Sanctorum, проповеди Млодзяновского, много книг по истирии,немного из отцов (в западных изданиях, конечно), Киевские и другиеюжныеиздания...

Внутренний опыт святителя Димитрия не вмещался в этих тесныхграняхбогословскоголожно-классицизма,нокакписательонзаэтигранине переступал, – и даже с некоторым упрямством отстаивалнеприкосновенность Киевскихшкольных навыков и традиций. В особыхобстоятельствахвеликорусскойцерковнойжизнионнеразбирался,такчтораскол воспринял только с точки зрения народного невежества (см. его“Розыскораскольничьейбрынскойвере”ит.д.)...

Несколько моложе был Стефан Яворский(1658–1672). Учился он уиезуитов,воЛьвовеивЛюблине,вПознаниивВильне.Вэтовремяонбыл “в римском послушании.” Затем он возвращается в православие,принимаетпостригвКиеве,становитсяучителем,префектомиректоромвАкадемии. Стефан был даровитым проповедником, проповедовал “совластию” и с большим темпераментом. Но это была все та же ложно-классическая проповедь. Особенно характерен главный полемико-богословский труд Стефана, его “Камень веры” (первоначально по-латыни), написанный, впрочем, уже не в Киеве. Всего менее этосамостоятельное произведение. В действительности, это есть только“извлечение” (часто буквальное) или “сокращение” из очень немногихлатинских книг, – из Беллармина, из его Disputationes de controversiis

christianae fidei adversus hujus temporis haereticos, a затем из Бекана (егоOpera изданы в 1649 г.). В другой своей книге, “Знамения пришествияАнтихриста,” 1703, Стефан столь же близко использовал книгуМальвенды, De Antichristo, пo изд. 1647. Деятельность ДимитрияРостовского и Стефана Яворского не вмещается вполне в историюКиевскогобогословия.Большаячастьихдеятельностипринадлежитужекистории “великорусского” богословия. Но оба образа так типичны дляисходаМогилянскогопериода...

НачалоXVIII-говекабыловременемрасцветаМогилянскойшколыикультуры. Гетманство Мазепы есть вершина украинского Барокко и вбогословии. Одно время сама Академия полуофициально называлась“Могило-Мазепианской...”

Ивместестемэтобылужеиэпилог...Очень характерен для эпохи образ Иоасафа Кроковского, ректора и

второго организатора Киевской коллегии (впоследствии Киевскогомитрополита). Иоасаф учился в Риме. Может быть, больше, чем ктодругой, выражает он в своей деятельности и мировоззрении всюдвойственностьидвусмысленностьКиевскойкультурнойпсевдоморфозы.Иоасафтакнавсегдаиосталсяпритоммировоззрении,котороеприобрелкогда-то, в котором воспитан был в коллегии святого Афанасия в Риме.Богословие в Киеве он читал по Аквинату. В его литургическомблагочестииглавноеместопринадлежалопочитаниюНепорочногозачатияПриснодевы (оно вообще характерно для всего Барокко). Именно приИоасафе окончательно сложились студенческие конгрегации в Киевскойакадемии, и именно как Sodalitas Mariana. Членыэтого “содальства”посвящали себя “Марии Деве, без первородного греха зачатой,” VirginiMariae sine labe originali conceptae. И в особой присяге обязывалисьисповедовать, защищать от еретиков, “что Мария не только без грехадействительного смертного или простительного, но и без первородногоесть.”Впрочем,втекстеприсягиестьоговорка:“обаченесутьеретикиисии,ижевгресепервородноммнятбытирожденную...”

Здесьпереднами,конечно,несвободноеилислучайноебогословскоемнение, но именно прямое заимствование или подражание римскомубогословию...

Иоасаф закрепляет уже давно сложившуюся традицию (срв. оНепорочном зачатии у названных выше писателей XVII-го века, в томчислеи у святителяДимитрия).УчениеоНепорочном зачатии связано сопределенным уклонением в понимании и истолковании первородногогреха. Но, что важнее, оно отзывалось в самом религиозном чувстве и

настроении. От этого украинского Барокко идет в “малороссийском”религиозном воззрении эта характерная эмоциональная нетрезвость,мечтательная возбудимость, какая-то своеобразная религиознаяромантика. Отчасти это чувствуется уже в этих полузаимствованных синославного благочестивых и назидательных книгах, которых так многобыло составлено и издано в Киеве и в Чернигове, в конце XVII-го и вначале ХVIII-го веков. Очень интересно сопоставить эти книжныенастроения с одновременными памятниками церковной архитектуры иживописи,–ихмногоименнозавремяМазепы...

7.Заключение

С культурно-исторической точки зрения, Киевская ученость естьнесомненное и значительное событие, не только явление. Это первая иоткрытаявстречасЗападом.Можнобылобысказать,свободнаявстреча,–еслибыонанеокончиласьнетолькопленом,ноименносдачейвплен.Ипотому эта встреча не могла быть творчески использована. Сложиласьшкольная традиция, возникла школа, но не создалось духовного итворческого движения. Сложилась подражательная и провинциальнаясхоластика, именно “школьное богословие,” theologia scholastica. Этообозначилонекуюновуюступеньрелигиозно-культурногосознания.Новто же время богословие было сорвано с его живых корней. Возниклоболезненное и опасное раздвоение между опытом и мыслью. КругозорКиевских эрудитов был достаточно широк, связь с Европой была оченьоживленной, и до Киева легко доходили вести о новых движениях иисканиях на Западе. И, однако, была некая обреченность во всем этомдвижении. Это была псевдоморфоза религиозного сознания,псевдоморфозаправославноймысли...

III.ПротиворечияXVII-говека

1.Неспячка,скорееоторопь..

ХVII-ый век открывается Смутой в Московском государстве. Сизбранием новой династии Смутное время еще не кончается. Весь векпроходит в крайнем напряжении и в беспокойстве, в разноголосице, впререканияхиспорах.Этобылвекнародныхмятежейивосстаний...

Но Смута была не только политическим кризисом, и не толькосоциальной катастрофой. Это было еще и душевное потрясение, илинравственныйперелом.ВСмутеперерождаетсясаманароднаяпсихея.ИзСмуты народ выходит изменившимся, встревоженным и оченьвзволнованным, по-новому впечатлительным, очень недоверчивым, дажеподозрительным. Это была недоверчивость от неуверенности. И этадушевнаянеуверенностьилинеустойчивостьнародабыламногоопаснеевсех тех социальных и экономических трудностей, в которых сразурастерялосьправительствопервыхРомановых...

ДосихпорещепринятоизображатьХVII-ыйвеквпротивоположенииПетровской эпохе, как “времядореформенное,” как темныйфонвеликихпреобразований, столетие стоячее и застойное. В такой характеристикеправдыоченьнемного.ИбоХVII-ыйвекужебылвекомпреобразований...

Да,ещемногиеживутвэтовремяпостаринеиобычаю.Иумногихчувствуется даже обостренная потребность всю жизнь заковать илиобратить в некий торжественный обряд, освященный, если и несвященный. Однако, еще свежа память о разрухе. И старину приходитсяуже восстанавливать; и обычаи приходится соблюдать уже с большойнаходчивостью и рассуждением, точно прописи отвлеченного закона. Встиле Московского XVII-го века всего меньше непосредственности ипростоты. Все слишком умышленно, надуманно, нарочито. Онерушимости отеческих устоев и преданий резонировать беспокоитьсяначинают обычно именно тогда, когда быт рушится. И вот, в бытовомпафосеХVII-говекачувствуетсяскорееэтазапоздалаясамозащитапротивначавшегосябытовогораспада,некоеупадочное“бегствовобряд,”нежелинепосредственная целость и крепость быта. Мы имеем слишкомдостаточно прямых свидетельств о повсюдной расшатанности именнобытового склада. Об “исправе” в это время открыто говорят самыеупорные охранители и ревнители старины. Даже они чувствуют ипризнают, что уже нельзя прожить одной инерцией предания илипривычки.Нужнаименнорешимостьинастойчивость.Ипод“исправой”

именно ревнители всего чаще разумеют покаяние, нравственноеобращение и собранность (срв. Неронова или Аввакума). Притупилсяинстинкт,потерянобылоорганическоечувствожизни.Потомутакнуженсталобряд,образец,пример,некаявнешняяскрепаимерило.Впроцессеростабандажнебываетнужен,“бытовоеисповедничество”естьсимптомбессилияиупадка,несилыиверы...

XVII-ыйвекбыл“критической,”не“органической”эпохойврусскойистории. Это был век потерянного равновесия, век неожиданностей инепостоянства, век небывалых и неслыханных событий. Именно вексобытий (а не быта).Век драматический, век резких характеров и яркихлиц. Даже С. М. Соловьев называл этот век “богатырским.” Кажущийсязастой XVII-го века не был летаргией или анабиозом. Это было скореелихорадочное забытье, с кошмарами и видениями. Не спячка, скорееоторопь...

Все сорвано, сдвинуто с мест. И сама душа сместилась.СкитальческойистраннойрусскаядушастановитсяименновСмуте..

Совсем неверно говорить оМосковской замкнутости вХVII-м веке.Напротив, это был век встреч и столкновений, с Западом и Востоком.Историческая ткань русской жизни становится в это время как-тоособенно запутанной и пестрой.И в этой ткани исследователь слишкомчастооткрываетсовсемнеожиданныенити...

Кончается этот испуганный век апокалиптической судорогой,страшнымприступомапокалиптическогоизуверства.Вдругпоказалось:анесталлиужеиТретийРимцарствомдиавольским,всвойчеред...

В этом сомнении и в этой догадке исход и тупик Московскогоцарства. Надрыв и душевное самоубийство. “Иного отступления уже небудет,здебобыстьпоследняяРусь...”

Вбегахивнетях,вотисходXVII-говека.Былиболеежуткийисход:“древянгробсосновый,”–гарьисруб...

2.“Книжнаясправа.”

Роковая тема Московского XVII-го века, книжная справа, была вдействительности гораздо труднее и сложнее, чем то кажется обычно.Книжная справа была связана с началомМосковского книгопечатания.Иречь шла об “исправном” издании книг, чинов и текстов, пережившихвековую историю, известных в множестве разновременных списков, даеще переведенных.Московские справщики сразу были вовлечены во всепротиворечие рукописного предания. Они много и часто ошибались,сбивались, но не только от своего “невежества.” Очень часто ониошибались,сбивалисьизапутывалисьвдействительныхтрудностях,хотяиневсегдасамизналиипонимали:вкакихименно...

Понятие “исправного издания” очень многозначно и двусмысленно.“Древнийобразец”естьтожевеличинанеопределенная.Возрасттекстаивозраст списка далеко не всегда совпадают, и нередко первоначальныйсостав текстамыимеемименно в сравнительнопоздних списках.И самвопрососоотношенииславянскогоигреческоготекстовнетакведьпрост,инеможетбытьсведенкпроблеме“оригинала”и“перевода.”Невсякийгреческий текст тем самым старше и “оригинальнее,” и не всякогославянского.Всего опаснее доверие к отдельным рукописям и изданиям,хотябыи“древним...”

Но ведь историю или генеалогию текстов восстанавливать вХVII-мвеке не умели не в одной Москве. А вне исторической “стеммы”7рукописи слишком часто оказываются в неразрешимом и необъяснимомразногласии,такчтоневольноявляетсядогадкао“порче...”

Работу московских справщиков очень осложняла ее принудительнаяспешность. Книги “правились” для практической нужды, и радинемедленного употребления. И нужно было сразу же дать “стандартноеиздание,”надежныйиоднозначныйтекст.“Чин”идолженбытьвполнеиточно определенным. В понятии “исправности” и оттенялся преждедругихмоментединообразия...

В такой спешке для работы по рукописям у справщиков времени нехватало, да и выбор списков для сличения есть задача очень нелегкая.Греческие рукописипрактически оказалисьнедоступными, понезнаниюпалеографиииязыка.Приходилосьидтилегчайшимпутем,т.е.опиратьсянапечатныекниги.Ноздесьначинаетсяновыйрядзатруднений...

К книгам т. наз. “Литовской печати” в Москве в начале века

относилисьоченьнедоверчиво,какиксамим“белорусцам”иличеркасам,которых на соборе 1620-го года ведь решено было крестить вновь, какнедокрещенных обливанцев. Правда, эти “литовския” книги были, по-видимому,всамомширокомупотреблении.Ив1628-мгодувеленобылосоставить им опись по церквам, чтобы заменить их московскимиизданиями,–ayчастныхлицлитовскиекнигидолжныбылибытьпростоизъяты.Вдекабре1627-гогодапришлосьсжечьрукойпалача“УчительноеЕвангелие” Кирилла Транквиллиона, “за слог еретической и составы,обличившиеся в книге.” Напечатанный тогда же на Печатном дворе“катихизис”Л.Зизаниянебылвыпущенвобращение...

И с не меньшей осторожностью относились тогда и к греческимкнигам “новых переводов,” т. е. печатанным в “латинских городах,” вВенеции,вЛютеции,ивсамомРиме–“абудетвнихприложеноново,имытехнеприемлем,хотионии греческимязыкомтиснуты.”Ведь самигреческие выходцы обычно предостерегали от этих “переводов,” какпорченных,–“имеютдепапежиилюторыгреческуюпечать,ипечатаютповседневно богословные книги святых отец, и в тех книгах вмещаютлютоезелье,погануюсвоюересь...”

По практической неизбежности справщики пользовались этимиподозрительными, Киевскими или “литовскими” и Венецианскими,книгами. Епифаний Славинецкий откровенно работал, напр., поФранкфуртским и Лондонским изданиям Библии конца XVI-го века. Нонеудивительно,чтоэтовызывалотревогувширокихцерковныхкругах.Вособенности когда это приводило к отступлениям от привычногопорядка...

ПервыйтрагическийэпизодвисториибогослужебнойсправыХVII-говека стоит особо. Это дело Троицкого архимандрита ДионисияЗобниновского со товарищи, осужденных запорчу книг в 1618-м году.Вэтомделеневсеясно.Струдоммыможемсообразить,почемусправщиковсудили и осудили с таким надрывом и возбуждением. ИсправлялиПотребник. Был принят метод сличения списков, в том числе греческих(впрочем, справщики по-гречески сами не знали, и к греческому текстуобращались через чужое посредство только в немногих отдельныхслучаях). “Исправление” сводилось, в большинстве случаев, квосстановлению смысла. Повод к обвинению подала одна поправка: вКрещенской водосвятной молитве читалось по неправленному тексту –“освятиводусиюДухомТвоимСвятымиогнем;”справщикивычеркнулиэтопоследнееслово,–ихобвинили,чтоонинепризнаютДухаСвятого,“якоогньесть,”ихотятвывестиогньизмира...

Одним невежеством и личными счетами всего в этом деле необъяснишь. И ведь против справщиков были не только недоученныеЛоггин и Филарет, уставщики, но и все московское духовенство, и самКрутицкий митрополит-местоблюститель. Ученый старец АнтонийПодольский написал против Дионисия обширное рассуждение “О огнипросветительном,” в котором можно распознать отдаленные отголоскиПаламитского богословия. Во всяком случае, тревога была поднята нетолькоиз-завнешнегоотступленияотпрежнегоипривычноготекста...

От конечного осуждения и заточения Дионисия избавило толькорешительноепредстательствопатр.Феофана,ужеприФиларете...Первоевремя работа на Московском Печатном дворе велась без определенногоплана.Правилиипечаталикниги,вкоторыхбыланужда,накоторыебылспрос.Толькопозжекнижнаясправаполучиласмыслцерковнойреформы,уже с воцарением Алексея Михайловича. Вокруг молодого царяобъединяется влиятельный кружок ревнителей или “боголюбцев,” средикоторых всего более выдавались Стефан Вонифатьевич, благовещенскийпротопопицарскийдуховник,иещебояринФ.М.Ртищев.Вэтомкружкебыл продуман связный план действительных церковных исправлений идаже преобразований. В этом плане было две главных точки упора:благочиниевслужбецерковнойиучительство.Идлятого,идлядругогобыли нужны исправные книги. Так книжная справа включаетсяорганически в системуцерковного возрождения.Столичные “ревнители”находили,чтопутьэтоговозрожденияилиобновлениеестьпутьвгреки.Впоисках мерила для приведения расстроенной русской церковнойдействительности к единству они останавливаются именнона греческомпримере,неразличаяпритоммежду“греческим”прошлыминастоящим.В ХVII-м веке русское общение с Православным Востоком сновастановитсяживымипостоянным;Москвавэтовремяполна“греческих”выходцев,иногда в оченьвысокомсане. “Греки”искалинаМоскве всегочаще дачи и милостыни. Их спрашивали в ответ о церковных чинах иправилах.Имногиеизнихбывалиоченьсловоохотливывсвоихрассказах.Изэтихрассказовстановилосьясно,чтогреческиеирусскиеобрядыоченьнесходятся.Какэтослучилось,оставалосьнеясно.Вокругэтоговопросаивспыхивает вскоре трагический и страстный спор. “Ревнители” былиубеждены, что равняться следует по греческому примеру. У них былоподлинное влечение или пристрастие к греческому. Сам царь любил“греческое,” и эта любовь сочеталась с его природным вкусом кблагочинию, к мерности, внутренней и внешней (срв. неогреческиемотивывмосковскойиконописиXVII-говека,напр.,иуСимонаУшакова).

Исрелигиозно-политическойточкизрения“греческое”какправославное,тем самым входило под область единого православного царя, который визвестном смысле становился ответствен и за греческое православие.Обращениекгрекамнебылонислучайным,нивнезапным...

Прежде всего интерес к “греческому” удовлетворялся с Киевскойпомощью. Из Киева приглашают “учителей,” старцев монастырских,искусных по-гречески, “для справки библеи греческия на словенскуюречь.” Тогда прибыли Епифаний Славинецкий, Арсений Сатановский (в1649),ДамаскинПтицкий(в1650).ВтожевремяпереиздаютсявМосквеКиевские книги: грамматикаСмотрицкого, и даже “короткий” катихизисПетраМогилы(1649).ВКормчей1649–1650г.такназываемая51-аяглававзята из Требника Могилы (западного происхождения). В те же годысоставленабылат.наз.“Кирилловакнига”ипереизданакиевскаяКнигаовере.КакбудтовМосквехотелиповторитьилиприменитьКиевскийопытобрядовойикнижной“реформы,”проведеннойприМогиле.ВсвоевремясамМогила предлагал устроить вМоскве как бы некое ученое подворьедляКиевскихмонахов,изБратскогомонастыря,гдеонимоглибыобучатьграмоте греческойиславянской (1640).Вовсякомслучае,упридворногокружка “ревнителей” были прямые связи с могилянским Киевом (срв. икиевских, или “польских,” певчих в Андреевском монастыре, и вообщезаселенномюжно-русскимииноками,апотомуНикона)...

Инужносопоставить:всеэтобыловгодыУложения,всамыйразгаробщегосударственногопреобразовательногонапряжения...

ОдновременноразвиваютсяипрямыесношениясВостоком.Ноздесьсразужеоткрываютсятрудности.АрсенийСуханов,посланныйнаВостоки в Святую Землю наблюсти и описать тамошний быт и обряды, уже вЯссах вдается в бурное пререкание с греками и приходит к выводу, чтогреческие “разности” в обрядах знаменуют их отступление и в вере. НаАфоне,напротив,вэтовремяжгутрусскиекниги...

ДругойАрсенийГрек, оставленный вМоскве патр.Паисием в роли“учителя,” оказалось, самвыучился вРимскойколлегии, одно времябылуниатом, а то становился или прикидывался даже “басурманином,” радитурок, – его пришлось удалить в Соловки. Но и позже не разобнаруживаласьтакаяжебеспокойнаясвязь“греческого”и“латинского...”

Инициатива церковных преобразований исходила от царя, присдержанном упорном противлении патриарха. И вот, восточныхпатриархов спрашивают, как высший авторитет. Так, в 1651-м годувводится т. наз. “единогласие” в церковную службу именно по отзыву исвидетельству Константинопольского патриарха, в отмену не только

старого обычая, но и недавнего решения, соборно принятого в Москвевсеготольков1649-мгоду,когдаэтопредложениебылосделановпервые.Введение“единогласия”небылотолькодисциплинарноймерой.Этобылнетольковопросблагочиния.Этобылаещеипевческаяилимузыкальнаяреформа,переходотт.наз.“раздельноречнаго”пенияк“наречному,”чтотребовало и предполагало очень нелегкую переработку всего нотногоматериалаиновоесоотнесениетекстаимузыки...

Не Никон, патриарх с 1652-го года, был начинателем илиизобретателем этого обрядового и бытового равнения по грекам.“Реформа”быларешенаипродуманаводворце.ИНиконбылпривлеченкуже начатому делу, был введен и посвящен в уже разработанные планы.Однако, именно он вложил всю страсть своей бурной и опрометчивойнатурывисполнение этихпреобразовательныхпланов, такчтоименно сего именем и оказалась навсегда связана эта попытка огречить Русскуюцерковь во всем ее быту и укладе. В этой “никонианской” реформескрещиваютсядвамотива:церковное“исправление”иравнениепогрекам.И “реформа” так обернулась, что именно второе оказалось главным.Казалось,чтоименнострогийиединообразныйчинвсегоскореесможетостановить начавшееся “качание” мира. Властный указ и точный уставказались лучшим и самым надежным средством борьбы противразноголосицы и разлада... Позади книжной и обрядовой справыоткрывается очень глубокая и сложная культурно-историческаяперспектива...

3.РеформыпатриархаНикона

Опатр.Никоне (1605–1681) говорили и писали слишкоммного ужеего современники. Но редко кто писал о нем бескорыстно ибеспристрастно, без задней мысли и без предвзятой цели. О нем всегдаименно спорили, пересуживали, оправдывали или осуждали. Его имя досих пор тема спора и борьбы. И почти не имя, но условный знак илисимвол. Никон принадлежал к числу тех странных людей, у которыхсловно нет лица, но только темперамент. А вместо лица идея илипрограмма. Вся личная тайна Никона в его темпераменте. И отсюдавсегдашняяузостьегогоризонта.Унегонебылонетолькоисторическойпрозорливости, но часто даже простой житейской чуткости иосмотрительности. Но в нем была историческая воля, волеваянаходчивость,своегорода“волезрение.”Потомуонисмогстатькрупнымисторическим деятелем, хотя и не был великим человеком. Никон былвластен, но вряд ли был властолюбив. Он был слишком резок и упрям,чтобы быть искательным. Его привлекала возможность действовать, а невласть.Онбылдеятелем,нонебылтворцом...

Конечно,не“обрядоваяреформа”былажизненнойтемойНикона.Этатемабылаемуподсказана,онабылавыдвинутанаочередьужедонего.Искакимбыупорствомоннипроводилэтуреформу,внутренненикогдаоннебылеюзахваченилипоглощен.Начатьстого,чтооннезналпо-гречески,и так никогда и не научился, да вряд ли и учился. “Греческим” онувлекался из-вне. У Никона была почти болезненная склонность всепеределывать и переоблачать по-гречески, как у Петра впоследствиистрастьвсехивсепереодеватьпо-немецкиилипо-голландски.Ихродниттакже эта странная легкость разрыва с прошлым, эта неожиданнаябезбытность,умышленностьинадуманностьвдействии.ИНиконслушалгреческих владык и монахов с такой же доверчивой торопливостью, скакой Петр слушал своих “европейских” советчиков. При всем томНиконово “грекофильство” совсем не означало расширение вселенскогогоризонта.Здесьбылонемалоновыхвпечатлений,нововсенебылоновыхидей. И подражание современным грекам нисколько не возвращало кпотерянной традиции. Грекофильство Никона не было возвращением котеческим основам не было даже и возрождением византинизма. В“греческом”чинеегозавлекалабольшаяторжественность,праздничность,пышность, богатство, видимое благолепие. С этой “праздничной” точки

зренияонивелобрядовуюреформу...ВсамомначалесвоихпреобразовательныхдействийНиконобращался

с длинным перечнем обрядовых недоумений в Константинополь, к патр.Паисию, и в ответ получил обширное послание, составленноеМелетиемСиригом (1655). Здесь совершенно прямо и ясно проведен взгляд, чтотольков главноминеобходимомтребуетсяединообразиеиединство,чтоотноситсяквере;ав“чинопоследованиях”ивовнешнихбогослужебныхпорядках разнообразие и различие вполне терпимы, да исторически инеизбежны. Ведь чин и устав слагались и развивались постепенно, а небылисозданысразу.Иоченьмногоев“чине”церковномвполнезависитот“изволения настоятелева.” “Не следует думать, будто извращается нашаправославная вера, если кто-нибудь имеет чинопоследование, нисколькоотличающеесяввещахнесущественныхиневчленахверы,еслитольковглавномиважномсохраняетсясогласиескафолическойцерковью...”

Невсе“греки”такдумали.ИнеэтомугреческомусоветупоследоваливМоскве...

Предупреждение Константинопольского патриарха всей тяжестьюпадает, прежде всего, на другого восточного патриарха, МакарияАнтиохийского, который с неким увлечением и не без самодовольствауказывал Никону на все “разнствия,” и вдохновлял его на спешное“исправление.” По-видимому, именно Макарий открыл, что двуперстиеесть арменоподражательная ересь. И именно заезжими архиереями это“несторианское” перстосложение и было анафематствовано в Москве, вденьПравославия,в1656-мгоду...

“Исправлял” Никон церковные чины по современному печатномугреческомуЕвхологию,радипрактическогосовпадениясгреками.Этонебыловозвращениемк“древности”илик“старине,”хотяипредполагалось,что “греческое” тем самым древнее и старше. И того же порядкадержались при Никоне и в книжной справе. За основу для новогославянского текста принималась обычно новопечатная греческая книга.Правда,кнейподводилисьзатемвариантыипараллелипорукописям.Новедьтолькопечатныйтекстобеспечивалдействительноеединообразие.Даи то оказывалось чувствительное различие между разными изданиямиодной и той же книги, именно потому что во время работы привлекалиновый рукописный материал. “Шесть бо выходов ево Никоновыхслужебников в русийское государство насильством разослано; а все теслужебникимежсобойразгласуютсяинеединсдругимнесогласуется...”

ПротивникиНиконовойсправысоснованиемнастаивали,чторавнялиновые книги “с новопечатанных греческих у немец,” с книг хромых и

покидных,–“имытотновыйвводнеприемлем.”Итакжевернобылоито, что иные чины были “претворены” или взяты “с польскихслужебников,” т. е. “ляцких требников Петра пана Могилы и с прочихлатынских переводов.” Рукописи, привезенные с Востока Сухановым, небылиинемоглибытьупотребленывделовдостаточноймереисдолжнымвниманием...

Однако, главная острота Никоновой “реформы” была в резком иогульном отрицании всего старорусского чина и обряда. Не только егозаменяли новым, но еще и объявляли ложным, еретическим, почтинечестивым.Именноэтосмутилоипоранилонароднуюсовесть.УНиконаохуление “старого обряда” срывалось в пылу и в задоре, да притом и счужого голоса. После Никона русские власти отзываются о “старомобряде”сдержанноиосторожно,даженасоборе1666-гогода.ДлясамогоНикона его реформа была именно обрядовой или церемониальной, и оннастаивалнанейвсегобольшерадиблагообразияиливоимяпокорности.Новыймотивбылпривнесенуже“греками.”Решениеи“клятвы”большогособора1667-гогодабыливнушеныиизобретеныгреками.Из30епископовнаэтомсоборе14былоиноземных... “Восточные”держатсяидействуютна соборе, как призванные и признанные судьи всей русскойжизни, как“вселенскиесудьи.”Именноонивводятвоборотиутверждаютэтомнениео русском “старом обряде,” как о “несмысленном мудровании,” и дажеереси. К “грекам” в этом презрительном охуждении примыкают“киевляне”(такСимеонПолоцкий)...

Особенно важно и типично сочинение об обрядовых разностях,составленное к собору греком Дионисием, архимандритом с Афонскойгоры,которыймноголетпрожилвМосквеиработалтакжеинаПечатномдворе,покнижнойсправе.Дионисийпрямоутверждает,чторусскаекнигистановятся порченными и развращенными с тех самых пор, как русскиемитрополитынесталиболееставитьсяизКонстантинополя.“Итогорадиначашабытиздесиепрелестьосложенииперстов,иприлогвсимволе,иаллилуиа и прочее. Остася земля сие не орана, и возрасте терние и инадикиезизания,итемнымомрачениемомрачишася...”

И Дионисий настаивает, что все эти русские прилоги и разнствияимеют именно еретический смысл: “сие несогласие и прелестивозрастоша от неких еретиков, кии от греков отлучишася, и с ними несовопрошахуся,ниочесомже,радитогдашниясвоеясуемудрия...”

ИменнопоДионисиюгрекуисудил“большойсобор,”ичастоегожесловами. И на соборе весь старый русский обряд был заподозрен иосужден, под страшным прещением. Как образец и мерило, был указан

современныйчинВосточныхцерквей...БылиснятыиразрешеныклатвыСтоглава:“итойсоборневсобор,и

клятву не в клятву, и ни во что вменяем, якоже и не бысть, зане тойМакарий миторополит и иже с ним мудрствоваша невежеством своимбезрассудно...”

Так охуждается и осуждается русская церковная старина, какневежество и безрассудство, как суемудрие и ересь. И под предлогомвселенскойполнотыстарорусскоезаменяетсяновогреческим.Этонебыломнениемгреческойцеркви,этобыломнениестранствующих“греческих”архиереев...

ТаковбылфиналНиконовойреформы...НонатомжесобореисамНиконбылнизложениизвержен.Длятого

исоборбылсобран...И Никона обвиняли здесь, между прочим, и в том, что он древние

обычаипорушилиразорил,аввел“новыетомыиобряды”(см.уПаисияЛигарида).Никонвответупрекалсвоихгреческихобвинителей,чтоонивводят новые законы “от отверженных и недоведомых книг” (он имел ввидуименноновыеизданиягреческихкниг).Сновавопросокнигах...

В суде над Никоном спуталось слишком многое: личные страсти,злобаиместь,обманилукавство,растеряннаямысль,темнаясовесть.Этобылсуднад“Священством,”ивэтомжизненнаятемаНикона...

“За великою теньюНикона затаился призрак папизма” (словаЮрияСамарина). Вряд ли это так. Скорее напротив. В делеНикона мы видимскорее наступление “Империи.” И Никон был прав, когда в своемзащитительном“Разорении”обвинялцаряАлексеяиегоправительствовпокушении на церковную свободу и независимость. Это чувствовалосьуже в “Уложении,” котороеНикон и считал бесовскими антихристовымлжезаконом. Никону приходилось бороться с очень острым“эрастианством” руководящих правительственных кругов. Этим всегобольшеобъясняетсяегорезкостьи“властолюбие...”

И снова, свою идею священства Никон нашел в отеческом учении,особенно у Златоуста. Кажется, он и в жизни хотел бы повторитьЗлатоуста. Может быть, не всегда он выражал эту идею удачно иосторожно,ипользовалсяиногдаи“западными”определениями.Ноонневыходилприэтомзапределыотеческоговоззрения,когдаутверждал,что“священство”выше“царства...”

В этом вопросе против него оказались не только греки, “азиатскиевыходцы и афонские прелазатаи,” – они защищали Царство противСвященства. В этом вопросе против Никона были и ревнители русской

старины,“старообрядцы.”Идляних“Царствие”осуществлялосьскореевЦарстве,чемвЦеркви...

Этоибылатемараскола...Темарасколане“старыйобряд,”ноЦарствие...

4.Трагедияраскола

Костомароввсвоевремяверноотметил:“Расколгонялсязастариною,старалсякакбыточнеедержатьсястарины;норасколбылявлениеновой,анедревнейжизни...”

ВэтомроковойпарадоксРаскола...РасколнестараяРусь,номечтаостарине.Расколестьпогребальная

грустьонесбывшейсяиуженесбыточноймечте.И“старовер”естьоченьновыйдушевныйтип...

Раскол весь в раздвоении и надрыве. Раскол рождается изразочарования. И живет, и жив он именно этим чувством утраты илишения,нечувствомобладанияиимения.Расколнеимеет,потерял,нождетижаждет.Врасколебольшетоскиитомления,чемоседлостиибыта.Раскол в бегах и в побеге. В расколе слишком много мечтательности, имнительности, и беспокойства. Есть что-то романтическое в расколе, –потомуипривлекалтакрасколрусскихнеоромантиковидекадентов...

Раскол весь в воспоминаниях и в предчувствиях, в прошлом или вбудущем, без настоящего. Весь в истоме, в грезах и в снах. И вместо“голубогоцветка”полусказочныйКитеж...

Силарасколаневпочве,новволе.Расколнезастой,ноисступление.Раскол есть первый припадок русской беспочвенности, отрыв отсоборности,исходизистории...

И совсем не “обряд,” но “Антихрист” есть тема и тайна русскогоРаскола.Расколможноназватьсоциально-апокалиптическойутопией...

Весьсмысливесьпафоспервогораскольничьегосопротивлениянев“слепой”привязанностикотдельнымобрядовымилибытовым“мелочам.”Но именно в этой основной апокалиптической догадке. “Время близесть...”

Все первое поколение “расколоучителей” живет в этом элементевидений,изнамений,ипредчувствий,чудес,пророчеств,обольщений...

Этобылискорееэкстатики,илиодержимые,непеданты…“Видим,якозимахощетбыти:сердцеозяблоиногизадрожали...”Достаточно перечесть задыхающегося в волненииАввакума. “Какой

тутХристос.Ниблизко.Нобесовполки...”И не для одного Аввакума “Никонианская” Церковь представлялась

уже вертепом разбойников. Это настроение становится всеобщим врасколе:“суетнокадилоимерзкоприношение...”

Раскол есть вспышка социально-политического неприятия ипротиводействия,естьсоциальноедвижение–ноименноизрелигиозногосамочувствия.Именноапокалиптическимвосприятиемпроисходившегоиобъясняется вся резкость или торопливость раскольничьего отчуждения.“Паническое изуверство,” определяет Ключевский. Но паника былаименноо“последнемотступлении...”

Спрашивается, как создалось и сложилось такое впечатление. Чембылвнушениоправданэтотбезнадежныйэсхатологическийдиагноз:“яконынешняя церковь несть церковь, тайны божественные не тайны,крещениенекрещение,писаниялестна,учениенеправедное,ивсясквернаинеблагочестна...”

Розанов однажды сказал: “Типикон спасения, – вот тайна раскола,нервегожизни,егомучительнаяжажда...”

Неследуетлисказатьскорее:спасение,кактипикон...Иневтомсмыслетолько,чтокнига“Типикон”необходимаинужна

для спасения.Но именно так: спасение и есть типикон, т. е. священныйритм и уклад, чин или обряд, ритуал жизни, видимое благообразие иблагостояниебыта...

Вот этот религиозный замысел и есть основная предпосылка иисточникраскольничьегоразочарования...

Мечта раскола была о здешнем Граде, о граде земном, –теократическая утопия, теократический хилиазм. И хотелось верить, чтомечтаужесбылась,и“Царствие”осуществилосьподвидомМосковскогогосударства.ПустьнаВостокечетырепатриарха.НоведьтольковМосквеединыйи единственныйправославныйЦарь (срв. уАрсенияСуханова, вего“статейномсписке,”оегоспоресгреками)...

Иэтоожиданиебылотеперьвдругобманутоиразбито...“Отступление” Никона не так встревожило “староверов,” как

отступлениеЦаря.Ибо именно это отступлениеЦаря в их понимании ипридавало всему столкновению последнюю апокалиптическуюбезнадежность.“Вовремясенестьцаря;единбыстьправославныйцарьназемли остался, да и того, не внимающего себе, западные еретицы якооблацы темнии, угасиша христианское солнце. И се, возлюбленнии, неявнолиантихристовапрелестьпоказуетсвоюличину”(диаконФеодор,непозже1669г.)...

КончаетсяиТретийРим.Четвертомунебыть.Этозначит:кончаетсяистория. Точнее сказать, кончается священная история. История впредьперестаетбытьсвященной,становитсябезблагодатной.Мироказываетсяиостается отселе пустым, оставленным, Богооставленным. И нужно

уходить, – из истории, в пустыню. В истории побеждает кривда. Правдауходитвпресветлыенебеса.СвященноеЦарствиеоборачиваетсяцарствомАнтихриста...

ОбАнтихристеврасколеидетоткрытыйспоротначала.Иныесразуугадывают уже пришедшего Антихриста в Никоне, или в царе. Другиебылиосторожнее.“Делотоегоинынеужеделают,толькопоследнийетчортнебывалеще”(Аввакум)...

И к концу века утверждается учение о “мысленном” или духовномАнтихристе.Антихристужепришеливластвует,ноневидимо.Видимогопришествияивпредьнебудет.Антихристестьсимвол,ане“чувственная”личность. Писание толковать подобает таинственно. “Аще сокровенныетайны наречены, то тайно разумевати и подобает, мысленно, а нечувственно...”

Здесь уже новый акцент.Антихрист открывается и в самойЦеркви.“И своим богомерзким действом вместился в потир, и нарицается нынеБогиагнец”(безымянноепосланиевТюмень,около1670г.).Нодиагнознеизменяется:“настатиепоследнегоотступления...”

Ипервыйвыводотсюда:перерывсвященствавНиконианскойцеркви,прекращениетайнодействий,оскудениеблагодати.Ноперерывсвященствау Никониан означал тем самым и прекращение священства вообще, и всамом расколе. И неоткуда было “восстановить” оскудевшую благодать.“Бегствующее священство” не было решением вопроса, а принятием“беглых попов” нового поставления предполагалось признаниедействительногоинеиссякшегосвященстваиуНикониан.Освященствеврасколе очень рано начинается разногласие и спор. Сравнительно скорорасходятся и разделяются “поповцы” и “беспоповцы.” Но магистральраскола только в беспоповстве. Не так показательны компромиссы иуступки.Доконцапоследовательнымбылтольковыводбеспоповцев...

СнастатиемАнтихристасвященствоивовсепрекращается,благодатьуходит из мира, и Церковь на земле вступает в новый образ бытия, в“бессвященнословное” состояние, без тайн и священства. Это не былоотрицанием священства. Это был эсхатологический диагноз, признаниемистическогофактаиликатастрофы:священствоиссякло...

Этот вывод был принят не всеми. И степень наступившейбезблагодатностирассчитывалипоразному.Крестить(и“перекрещивать,”или “исправлять”)могут по нужде ведь имиряне.Однако, значимо ли иполноликрещениебезмира?..

Евхаристиявовсякомслучаеневозможна:“побогословскимчислам,поисполнении666лет,жрениеижертвавозмется...”

Но вряд ли возможна и исповедь, – осторожнее ограничиватьсявзаимнымпрощением,ибонекомудаватьразрешение...

Особенно страстные споры вспыхивают о браке. Возможен ли ещебрак,как“тайна?...”

И возможны ли вообще чистый брак и нескверное ложе внесвященническогоблагословения?...

Да и подабает ли брачиться в эти страшные дни Антихриста, когданадлежитстатьскореесмудрымидевами?!.

В“бракоборном”решениибыласвоясмелостьипоследовательность.Возникал и общий вопрос: как править службу без священников. Идозволительно ли по нужде совершать или довершать некоторые тайныпростецамичернцам,неставленным...

Какподобаетпоступить.Хранитьнетронутыминеизменнымдревнийчин и обряд, и править службу неставленныммирянам, по силе некоего“духовного”священства.Иливернеепокориться,ипримиритьсястем,чтовзятаблагодать...

Самый крайний вывод был сделан в т. наз. “нетовщине.” Это былмаксимализм апокалиптического отрицания. Благодать взята и отнятавовсе. Потому не только тайны не совершаются, но и служба Божиявообще уже невозможна, по книгам. Да и молитва в словах вряд лиуместна, разве еще воздыхать. Ибо все осквернено, даже вода живая.Спасаютсятеперьуженеблагодатией,идаженеверой,скорееупованиемиплачем.Слезывменяютсявместопричастия...

Здесьноваяантиномия8Раскола.Когдаблагодатьвзята,всезависитотчеловека, от подвига или воздержания. Эсхатологический испуг,апокалиптическая мнительность, вдруг оборачивается своего родагуманизмом, самоуверенностью, практическим пелагианством. И самобряд получает в это исключительное время оставленности особуюважность. Ведь только быт и обряд теперь и остаются, когда благодатьотходит и тайны оскудевают. Все становится в зависимость от дел, иботолько дела и возможны.Отсюда эта неожиданная активность Раскола вмирскихделах, этаистовостьвбыту,–некийопытспасатьсяобломкамидревностногожития.Расколсмиряетсяпередоскудениемблагодати,ностем большим исступлением и упорством держится за обряд. Благодатьугасла и оскудела в расколе тоже, но раскол стремится своимчеловеческим усердием как-то возместить этот уход благодати. И этимвыдаетсебя.Расколдорожитидорожитсяобрядомбольше,чемтаинством.Потому легче терпит безблагодатность, чем новый обряд. Ибо “чин” и“устав”представляютдлянегонекуюнезависимуюпервоценность...

ИдажевбегствеотАнтихристаРасколстремитсясорганизоватьсявидеальное общество, хотя у иных и возникало недоумение, возможно лиэтововременапоследнегоотступничества...

Раскол уходит в пустыню, исходит из истории, поселяется заграницамиистории.“ВоединыхтокмопустынехискитахБогживет,тамообратилестьлицесвое...”

Расколстроитсявсегда,какмонастырь,в“киновиях”иливскитах,–стремится быть неким последним монастырем или убежищем средипорченногоипогибающегомира...

В этом отношении особенно характерен Выговский9 опыт, этараскольничьяФиваида,“благочестиваяУтопияраскола...”

Выговское общежительство строилось уже вторым поколениемраскольников, именно по началу строжайшей общности (чтобы и дополмедницы не было своего), и в настроении эсхатологическойсобранности:“ничимжепекущесяоземных,занеГосподьблизестьпридверех...”

Иэтобыл,кажется,самыйвысокийподъемвисторииРаскола.“Ибовсей выговской пустыни ораторствоваша проповедницы, просияшапремудрые Платоны, показашася преславнии Демосфени, обретошасяпресладкииСократи,взыскашасяхрабрыиАхилесы”(ИванФилиппов)...

Выговская пустынь была не только значительным торгово-промышленным центром, – сам Петр очень ценил работу Выговцев порудномуделунаПовенецкихиОлонецкихзаводах…

Выговское “всепустынное собрание” было действительно большимкультурнымочагом, особенноприжизниАндреяДенисова, этого самоготонкогоикультурногоизовсехписателейилибогослововраннегоРаскола,“хитрого и сладостного словом.”Денисов весь вАпокалипсисе (срв. его“плачевное” слово “О невесте Христовой,” т. е. о Церкви, сущей встранствиии в скорбях).Но онне теряет от того ясностимысли, у негочувствуется большой умственный темперамент. Денисов был не тольконачетчиком. Его нужно признать богословом. “Поморские Ответы” –богословскаякнига,иумнаякнига.НаВыгубылахорошоподобраннаяибогатая библиотека. Здесь изучали Писание, отцов, “словесные науки.”Сам Андрей Денисов “сократил Романдолюллия философию ибогословие” (очень ходкая книга, если судить по числу сохранившихсясписков). Особенно интересно, что братья Денисовы, Андрей и Семен,взялись усердно за переработку Четьих-Миней, чтобы противопоставитьсвойновыйсводагиографическомутрудуДимитрияРостовского,которыйслишком многое брал с западных книг. Работали на Выгу и над

богослужебнымикнигами.Здесьбылииконныеидругиемастерские...Всего меньше можно говорить о “дебелом невежестве” Выгорецких

раскольников. У них в пустыне был культурный уголок. И, однако, этобылотолькоубежище,гдеукрывалисьдовремени,отпришедшегогнева,внетерпеливоможиданиипоследнегосрока.Ивсяделовитость,ивесьэтот“религиозно-демократический пафос” здесь от покинутости. Вбезблагодатной оставленности беспоповец знает, что зависит он сам отсебя,идолженпотомустатьсамонадеянным...

Это был тихий уход из истории. И был другой и мятежный уход,“новоизобретенныйпутьсамоубийственныхсмертей…”

В проповеди самоуморения скрещиваются разные мотивы:аскетический надрыв (срв. “запощеванцы”10), “страх прелестиАнтихристовой,” идея огненного крещения (“все просят второгонеоскверняемого крещения огнем,” у тюменского попа Дометиана, 1679г.)...

Этанововводнаяпроповедьмногихприводилавужасиомерзениеиврасколе.Вэтомотношенииособоважно“Отразительнееписание”инокаЕвфросина(1691).НоАввакумодобрилпервыхсамосожигателей:“блаженизволсейоГосподе,”инаегоавторитетвсегдассылались...

“В словемых Капитоновых, ученицех первое умыслисясамоубийственных смертей изображение. Преже горения в Вязниках и вПонизовьиморениеначася,отмужиковзлобасиязачася”(Евфросин)...

Капитонбыл грубыйизувер,неистовыйпостникижелезоносец,иоего“плутнях”и“неистовстве”ещев1639-мгодубылнаряженрозыск.Егоученики и “сопостники” продолжали неистовствовать, – “богомерзкиепустынники...”

И в условиях этого аскетического надрыва и неистовства началасьпроповедь поста до смерти. Однако, сразу же были приведены и другиедоводы. “Законодавцем самоубийственных смертей” называют ВасилияВолосатого. “Исповеди и покаянию не учил, вся полагал во огни:очиститеся огнем и постом от всего греха, ту бо и сущим крещениемкреститеся...”

Не он один так учил. Некий поп Александрище тоже настаивал: “внынешнее де время Христос не милостив, пришедших на покаяние неприемлет...”

Средипервых“капитонов”былодининоземец,Вавила.Какзаписаноо нем в “Винограде Российском,” “бяше рода иноземческа, верылюторския, вся художественные науки прошед, в славней Парижстейакадемии учився довольна лета, языки же многими добре и всеизрядне

ведый глаголати.” В Россию он прибыл еще в 30-х годах, здесь принялправославие,“терпениевсекрасныйадамантпоказася...”

Не то важно, что некие “богомерзкие пустынники” в надрыведодумалисьдосамоуморения.Ноихизувернаямысльбыласхваченакак-тона лету в самых разнородных слоях старообрядствующего раскола. И“смертоносная язва” сделалась сразу каким-то жутким мистическимповетрием.Этобылсимптомапокалиптическогоужасаибезнадежности:“смертьоднаспастинасможет,смерть...”

Выговская Пустынь была основана учениками Поморскихморельщиковизажигателей…

Весь раскол в чувстве отчуждения и самозамыкания. Раскол ищетэтойвыключенностиизисторииижизни.Онрветсвязи,хочетоторваться.Всего менее это “старообрядчество” было хранением и воскрешениемпреданий. Это не был возврат к древности и полноте. Это былапокалиптический надрыв и прельщение, тяжелая духовная болезнь,одержимость...

Раскольничийкругозорбылузок…Это был русский донатизм.11 И здесь уместно вспомнить слова

блаженногоАвгустина.Поле–мир,анеАфрика.Ижатваестьконецвека,аневремяДоната...Agerestenimmundus,nonAfrica,–messisfinissaeculi,nontempusDonati(Adv.litt.Petiliani,III,2,§3)...

5.Иноземцы

После смуты участие иноземцев в русской жизни становится всеболее чувствительным. “За годыСмутыонинастолько распространилисьпо Московскому государству, что стали знакомы каждому русскому”(Платонов).Иречьидетнетолькоо“мастеровыхлюдях,”илиоратных,ине толькоо купцахи торговыхпосредниках.Мывстречаеминоземцевитам,гдевсегоменьшеожидалибыихвстретить...

В Оружейной палате, в сидение там боярина Б. М. Хитрово, мынаходим“немецких”мастеров,работающихнетолькопопарсунному,ноипоиконномуписьму.Ивлияние западныхгравюрврусскойиконописивсередине века становится настолько сильным, что Никону уже силойприходилось отбирать эти нечестивые иконы “фряжского письма,” – иотдавалиихемусявнойнеохотой,такпоспелиужекнимпривыкнутьипривязаться. Аввакум заодно с Никоном возмущался этими иконами,“неподобственными церковному преданию.” Однако, живописцы незахотелиотказатьсяотэтойтакполюбившейсяим“фрязи” (ср.посланиеИосифа изуграфа к Симону Ушакову); и в конце века целые храмырасписываютсяпо“заморскимкунштам”(срв.вЯрославлеиливВологде),–чащевсегопоголландскимгравюрам,напр.,потаблицамиззнаменитойлицевой Библии Пискатора (“Theatrum Biblicum etc.”), затрепанныйэкземпляркоторойнередкостьнайтикак-нибудьневзначайвгрудесырьянаколокольнекакой-нибудьуезднойцеркви...

Идругойпримерглубокогозападноговлияния–вцерковномпении.УРтищева вАндреевскоммонастыре, и уНикона вНовомИерусалимемывидим “польских” певчих, которые поют “согласием органным;” Никонвыписывает для своего хора композиции Мартина Мильчевского,знаменитоготогдадиректоракапеллырорантистоввКракове.“Изаконыиуставы у них латинские, руками машут и главами кивают и ногамитопочут,какдеобыклиулатинниковпоорганом”(отзывАввакума)...

При Феодоре Алексеевиче для организации церковного пенияприглашен был из Польши “иноземец,” Н. П. Дилецкий, (он управлялздесь,кажется,хоромГ.Д.Строганова),ионоткровенновводитьвобороттеорию и опыт “творцов пения римския церкви” (срв. его “Грамматикупениямусикийского;” с польского оригинала для русского издания былаприспособлена и переработана диаконом И. Тр. Кореневым). ВлияниеДилецкого было в Москве очень чувствительно, он создал здесь целую

школу,“западническую”(срв.диакаВ.П.Титова,его“канты”и“псалмы,”больше всего на слова Симеона Полоцкого и др.). Здесь перед нами неслучайныеи бессвязныефакты, но именно связьфактов.Ине то важно,чтовХVII-мвекевМосковскийоборотвходятразныезападныемелочииподробности. Но изменяется сам стиль или “обряд жизни,” изменяютсяпсихологические навыки и потребности, вводится новая “политес.”Западное влияние все усиливается в самой церковнойжизни. И главныйпутьэтоговлиянияидетизКиева.“Западно-русскиймонах,выученныйвшколелатинскойиливрусской,устроеннойпоеяобразцу,ибылпервымпроводникомзападнойнауки,призваннымвМоскву”(Ключевский)...

Впрочем,первоепоколение“Киевскихстарцев,”вызванныхнасевер,еще не было западническим. Самым видным среди них был ЕпифанийСлавинецкий, соединявший ученость и любовь к просвещению сподлинной иноческой кротостью, тихостью и благочестием. Это былчеловеккелейногоиликомнатного,необщественноготемперамента.Инемыслитель,скореекниголюб,словесник,переводчик.ПоотзывуЕвфимия,его ученика, “мужмногоученый, не токмо грамматики и риторики, но ифилософии и самые феологии известный бысть испытатель иискуснейший рассудитель, и опасный претолковник греческого,латинского, славенского и польского языков.” И зван он был в Москвускореекакпереводчик,чем“дляриторскогоучения.”Переводилонмного,–Библию,особенноНовыйЗавет,богослужебныекниги,отцов,икое-чтоиз мирских: напр., “книгу врачевскую анатомию с латынска от книгаАндреаВессалияБрукселенска.”ГреческийЕпифаний зналпревосходно.Не знаем точно, где он учился. Но есть в нем что-то типичное дляевропейского эрудита-гуманиста того времени.Работалонвсегочащепозападным изданиям, не по рукописям. Кажется, в молодости и онпрельщался было “латинским мудрованием,” но поборол этот соблазнчерезуглублениесвоихгреческихстудий,ивпоследствиик“силлогисмамлатинским” относился с прямымосуждением (срв. его спор сСимеономПолоцким). Во всяком случае, самого видного из своих учеников,чудовскогоинокаЕвфимия,Епифанийвоспиталвисключительном,почтинадрывном эллинизме. Ученик и учитель, оба они в словесном плену угреков,ипереводилиони “необыкновенноюславянщиною,пачежерешиеллинисмом”(отзывФеодораПоликарпова)...

Совсемдругогодухаи стилябылиКиевскиеи “литовские”выходцыпозднейших приездов. Среди них самым типичным и влиятельнымоказался Симеон Полоцкий (1629–1680). Это был довольно заурядныйзападно-русскийначетчик,иликнижник,нооченьловкий,изворотливый,

и спорый в делах житейских, сумевший высоко и твердо стать возадаченном Московском обществе (он является здесь в 1664-м году),вернееприМосковскомдворе,какпиитиливиршеслагатель,какученыйчеловекдлявсякихпоручений.Сперваонучилприказных“полатиням,”по неизбежому Альвару, – потом стал учителем царевичей, Алексея иФеодора.Он составлял речи для царя, писал торжественные объявления.Ему было поручено “соорудить” деяния соборов 1666–1667 годов. Емупоручали переводить полемические трактаты Паисия Лигарида. Егособственнаяполемическаякнигапротивраскольников,“Жезлправления,”вышла не очень удачной, – схоластические и риторические аргументывсего менее могли убеждать тех, для кого книга должна была бытьнаписана. Полоцкий весь в напыщенности и высокомерии, риторичен,многословен. В этом отношении особенно характерны сборники егопроповедей или поучений: “Обед душевный” и “Вечеря душевная,”изданные уже после его смерти (1682–1683). По черновым рукописямСимеона можно проследить, как он перерабатывал западные книги. Вотнесколькоимен.ИоаннМеффрет,мейссенский,проповедникXV-говека,–егокнигуоЦеркви,Hortulusreginae,царьАлексейдалдляпереводастарцуАрсениюСатановскомуещев1652-мгоду;ИоаннФабер,венскийепископначалаXVI-говека,писавшийпротивЛютера,malleushaereticorum;ИоаннКартагена, испанский богослов XVI-го века, писавший о таинстваххристианскойверы;Беллармин,Герсон,Бароний,ПетрБессий,Сальмерон,ИоаннПинеда...

ПолатинскимкнигамСимеонсоставлялисвоиучебныекнижки.Таккнига Евангельской истории, “Житие и учение Христа Господа и Боганашего,”сокращенаизсводаГерардаМеркатора,сдополнениямиизкнигизнаменитогоКембриджскогоплатоника,ГенриМора...

Полоцкий был по своему благочестив, строг, но и молитвы егосоставлениевыходилинапыщенными...

Полоцкийбылодностороннимлатинистом,греческого,видимо,вовсенезнал,–“нижемалейшечтолибознаяше”...

“Книги латинские токмо чтяше, греческихже книг чтению не бящеискусен; того ради мудрствоваше латинская новомышления права быти”(Остен). Он всегда работал по латинским и польским книгам: “отизмышленийСкотовых,Аквиновых,Анзельмовыхитемподобных,”вэтихобвинениях его противники были правы. И даже Библия была для негоболее привычна в латинском, а не в славянском тексте... “Белорусец”родом, учился он, кажется, в Киеве, – и был здесь учеником ЛазаряБарановича, с которым остался близок на всю жизнь. От Барановича он

получилвводноеписьмокПаисиюЛигариду, когда тотпереехал сюга вМоскву.ИвпериодсуданадНикономСимеонособенноблизоксПаисием,служитдлянеготолмачем,–слатинского,конечно...

Паисий Лигарид (1609–1678), – образ очень показательный дляМосковской растерянности XVII-го века. Воспитанник коллегии святогоАфанасиявРиме,учившийсясбольшимблеском,рукоположенныйздесьзападно-русскимуниатскиммитрополитомРафаиломКорсаком,“готовыйпролитькровьиотдатьдушусвоюзакатолическуюверу”(повпечатлениюи отзыву Алляция), Паисий вернулся в Левант миссионером. ОтПропаганды он был послан и позже в Валахию. Здесь, однако, онвстретился и сблизился с Иерулимским патриархом Паисием, и с нимуехал в Палестину. Вскоре он становится Гасским митрополитом. Всевремя Лигарид играет двойную роль. Корыстолюбие было его главнойстрастью. Он старается убедить Пропаганду, что остается ей верен, ивыпрашивает восстановление прекращенной миссионерской стипендии.Емуневерят.Нонедоверяютемуиправославные,видятвнемопасногопапежника. Он вскоре подпадает под запрещение... Он был подзапрещением,когдаприехалвМоскву...

Во время суда над Никоном, Константинопольский патриархДионисий, спрошенный о Паисии из Москвы, так отозвался о нем: “аЛигаридиялозанеКонстантинопольскогопрестола,ияегоправославнымненарицаю,чтослышуотмногих,чтоонпапежникилукавчеловек...”

ЭтонепомешалоЛигаридуна“большомсоборе”1667-гогодасыгратьрешающуюроль.Егоиспользовалабоярскаяпартиядляобоснованиясвоейцерковно-общественной позиции и программы (т. наз. “вопросыСтрешнева”).ИНиконнесовсембылнеправ,когдавответобзывалсамогоцаря “латинствующим,” а бояр и архиереев “преклонившимися клатинским догматам.” Говорили за них, во всяком случае, очевидныелатинники,–СимеониПаисий...

Наверху слагалась западническаяобстановка.СынипреемникцаряАлексеяоказалсявоспитаннымужевполне“зманерупольского.”Поворотидажепереломбылочевиден...

Разногласиевскрылосьещесначалавека.“Овииквостокузрят,овиик западу,” отмечал еще дьяк Иван Тимофеев. Не мало было тогда и“пестрых.” С усилением западного влияния возрастает и тревога о нем.Подконецвекавспыхиваетиоткрытыйспор...

Повод к спору был очень характерный, разногласие вскрылось повопросу о времени преложения Святых Даров на литургии. Тема спорабыла ограниченной. Однако, в действительности, это был спор о самых

первых началах или принципах.Это было столкновение двухшкол, двухтиповмысли,двухрелигиозно-культурныхнаправлений,какбымногонибыло примешано в нем политических и личных страстей, и прямогонедомыслия.Именноэтапринципиальнаясторонаспоравсегоинтереснее.И отдельные доводы спорящих сторон интересны не сами по себе, нопосколькуонипозволяютраспознатьдвижущиеначаласпора...

Западное мнение о тайносовершительной силе т. наз.“установительных слов” на литургии становится в ХVII-м векеобщепринятым и обычным наюге и на западе (срв. уже “Катихизис”Л.Зизания и “Учительное Евангелие” Транквиллиона, Виленскиеслужебникиеще1617г.,“Лифос,”ТребникикороткийКатихизисМогилы,особенно же “Выклад” Феодора Сафоновича). “От Киевскихновотворимыхкниг”этомнениераспространяетсяинаСевере.Особеннонастойчиво его распространяют и защищают здесь Симеон Полоцкий иегоученикСильвестрМедведев.Иужев1673-мгодуобэтомпроисходитдиспут,или“разглагольствие,”междуСимеономПолоцкимиЕпифаниемСлавинецким, в Крестовой у патриарха, и в присутствии патриарха ивластей.Открытыйспорвспыхиваетпозже,ужепослесмертиПолоцкого.Против Медведева выступает инок Евфомий и вновь прибывшие греки,“самобратиеЛихудиевы.”Наихсторонестоитипатр.Иоаким...

“Хлебопоклоннаяересь”быланестолькопричиной,сколькоповодомдляспораистязания.Споршеловлияниях,латинскомилигреческом...

Лихудыбылитожелюдьмизападногообразования,училисьвВенециии Падуе, и вряд ли не были в свое время так или иначе связаны сПропагандой. Но в Москве они являются открытыми противникамилатинизма,достаточнопринципиальнымииосведомленными,–являютсяносителями греческой культурной идеи (срв. в житии преподобногоВарлаамия Хутынского лихудиевой редакции характерное отступление оФаворском свете, в паламитском смысле, – “безначальное испущениеБожества”)...

Даже Евфимий работал часто по западным и Киевским книгам, и,напр., “Воумление” служащему иерею при Служебнике он составил поТребникуМогилы и по соответственной статье Виленского служебника,тоже латинизирующей. Однако, при всем том он оставался упрямымэллинистом...

Полоцкий и Медведев не только разделяли отдельные “латинские”мнения, но у них было нечто латинское в самом душевном складе илистрое.ВшколеПолоцкогоиМедведевсталточно“белорусцем…”

Киевляне стали открыто на латинскую сторону (срв. книгу инока

ИннокентияМонастырского)...Стороны несколько раз обменялись полемическими памфлетами,

содержательными и достаточно предметными, при всей бранчливости игрубости методов и тона спора. Латинская группа была побеждена иосуждена,насоборе1690-тогода...

Медведев оказался запутан в стрелецком бунте 1691-го года, былрасстрижениказнен...

Стороннемунаблюдателюсуровостьпатр.Иоакимаможетпоказатьсяпреувеличенной и необоснованной. Была ли надобность раздувать этот“Сикилийскийогнь”хлебопоклонногоспора!..

Ивот,во-первых,–спорначатбылслатинствующейстороны.Сказатьточнее, с этой стороны началось наступление, – кажется, в связи спроектомоткрытиявМосквешколыили“академии.”

Во-вторых, в этом столкновении незримо, но вполне действительно,участвовалииподлинныелатиняне,–современникиотомпрямоговорят.

ВМоскву приезжал не толькоЮрий Крижанич. В 80-х годах здесьобразоваласьужесильнаякатолическаяячейка.В1690-мгодумосковскиеиезуиты были изгнаны именно в связи с “хлебопоклонными спорами.”Впрочем, спустя несколько лет деятельность иезуитов в Москвевозобновляется и развертывается с несомненным успехом. “И римляневсякими способы промышляют в российском царстве чрез науку ввестисвоя ереси,” говорит современник.В эти годыдвоеиноземцев католиковзанимаюточеньвидноеивлиятельноеположениевМосковскомобществе,–ПавелМенезий,дипломат,ездившийпосломкпапе,иизвестныйгенералПатрикГордон.В самыепоследние годыXVII-го векаиезуитывМоскведажеоткрываютшколу,врасчетенадетейМосковскойзнати.Впрочем,вобстановке Петровских преобразований и войн эта школа не смоглаукрепиться...

Во всяком случае, “ксенофобию” последних патриархов, Иоакима иАдриана, вполне можно понять и объяснить из слагавшейся тогдаисторическойобстановки...

В Москве стало уже известно, что русские и киевские выходцыдолжны были за границей, во время обучения в тамошних иезуитскихшколах, принимать унию. Правда, обычно они объясняли впоследствии,что действовали при этом вполне неискренно, “не сердцем, но единымиусты...”

Однако, оставалось небезосновательное сомнение, когда же онибывалидействительнонеискренними,–принимаялиунию,илиотрекаясьотнее...

И,вовсякомслучае,какговорилсовременник,“аите,чтонепадают,познаваетсявнихостанкиезувическия...”

Дьякон Петр Артемьев перешел в католичество во время недолгойпоездкипоИталии,кудаонсопровождалИоанникияЛихуда...

ОсобеннохарактернасудьбаПалладияРоговского.Всвоевремя,ужебудучи монахом и диаконом, он бежал из Москвы за рубеж, – по-видимому,ужеприсоединенныйкРимскойцерквиместнымииезуитами.Затем он учился у иезуитов вВильне, вНейссе,Оломоуце, наконец, и вРиме, в коллегии святого Афанасия, где он был рукоположен воиеромонаха. Из Рима он уезжал, как миссионер, – и увозил с собойбогатуюбогословскуюбиблиотеку,составленнуюнасредстваПропагандыи еще герцога Флорентийского. Однако, уже в Венеции он проситгреческого митрополита восприсоединить его кПравославию. ВМосквеон обращается к патриарху с покаянным письмом. В то же времямосковскиеиезуитыпродолжают его считать своими сочувствуют ему вегоделикатномположении...

Палладиюудалосьвосстановитьксебедовериевправящихцерковныхкругах, и после удаленияЛихудов он был назначен ректоромАкадемии.Палладийпрожилслишкомнедолго,изаметноговлиянияоказатьнеуспел.О действительном его умонастроении мы можем судить с полнойочевидностью по его сохранившимся проповедям, – в них он вполнеостаетсявкругуримскойдоктрины...

Палладийбылпервымврядумногих.ИвПетровскоевремяповсейРоссии школьная сеть раскидывается в духе того же полуприкрытогороманизма...

ЕщераньшестолкнулисьвМосквеспротестантизмом.Преждевсего,нужно припомнить долгие споры русских уполномоченных спротестантскими пасторами, при обсуждении предположенного бракадатского королевичаВольдемара, в 1644 г.В этом споре были затронутыразные вопросы, с достаточной резкостью и полнотой. Во вторуюполовину века мы находим в обращении ряд памятниковпротивопротестантской полемики, полусамостоятельных и переводных,что свидетельствует о жизненном характере этой полемической темы.Среди выходцев из- за рубежа попадались люди, которых не без поводовилиоснованийподозреваливкальвинскихилилюторскихпротивностях.Таков был, например, некий Ян Белободский, приехавший из западногокрая, по-видимому, в надежде получить место в задуманной ипредположенной к открытию Академии. Он был встречен оченьнедоброжелательнолатинофронамиизкружкаПолоцкого,былразоблачен

ими,апозжеЛихудами…Вконцевека“Немецкаяслобода”небылаужетакстрогоотделенаи

замкнута. Фантастическое дело Квирина Кульмана, осужденного ипреданного сперва именно своими единоверцами, послужило лишнимповодомвзглянутьглубжевжизньэтойразноверческойколонии.Кульманбыл одним из тех мистических авантюристов, мечтателей и пророков,которыхсовременТридцатилетнейвойнывсебольшеявлялосьвЕвропе.Кульман много странствовал по всей Европе и был в связи с разнымимистическимиитеософскимикругами.Онмногописал.ИзмистическихавторитетовонвсегобольшечтилЯкобаБема,(егокнига“NeubegeisterterBohme”вышлав1674),–нужноотметитьивлияниеКоменского(его“Luxetenebris”)...

ВМоскву он приехал как-то неожиданно, – и начал проповедыватьтысячелетнее царство, monarchia Jesuelitica. Сторонников он нашел немного. Но возбуждение было сильное. Кульман и сторонники его былиобвиненыввольномыслии...

В 1689-м году двое, сам Кульман и Кондратий Нордерман, былисожженывМоскве...

6.Началарегулярногообразования

Московское“невежество”XVII-говеканеследуетпреувеличивать.Нехваталонестолькознаний,сколькоперспективы,культурнойидуховной...

Во вторую половину века ставится и решается вопрос о школе. Иподымается спор: должна ли эта школа быть славяно-греческой илилатинской. Этот вопрос сразу же осложнялся и обострялсясоперничествомзаезжихгрековиКиевскихвыходцев.Вобщем,конечно,Киевляне были выше этих греческих скитальцев, слишком часто толькоискателей приключений и выгод. Но завести они могли и хотели школулатинскую,–инетолькопоязыку,ноиподуху...

Грекиже,дажеиявныелатинофроны,всегдаподчеркивалирешающеезначениегреческогоязыка.“Оставившегреческийязыкинебрегущеонем,отнегожеимеетепросвещениевашеввереправославной,оставилиестеимудрость,” говорил Паисий Лигарид. Правда, это скорее против русскойстарины,анепротивлатинства...

В 1680-м году, по поручению царя Феодора, Симеон Полоцкийсоставил“привиллегию”илипроектучреждениявМосквеАкадемии,пoтипу Киевской и западных латинских училищ. Это должна была бытьвсеобъемлющаяшкола, “всехсвободныхучений,”отнизшейграмматики,“дажедобогословии,учащейвещейбожественныхисовестиочищения.”Из “диалектов,” кроме словенского и еллино-греческого, предлагалосьизучатьнетольколатинский,ноипольский.Иэтодолжнабылабытьнетолько школа, но и некий учено-распорядительный центр, с оченьширокими полномочиями для наблюдения за культурной деятельностьювообще. Академии предполагалось усвоить право и обязанностьиспытывать ученых иностранцев, не только в знаниях, но и в вере.Конечно,ицензуракниг.Особострогаяоговоркабыласделанаобучителяхестественной магии и о богоненавистных гадательных книгах. С. М.Соловьев по этому поводу остроумно заметил: “Это не училище только,это страшный инквизиционный трибунал: произнесут блюстители сучителями слова: “виновен в неправославии,” и костер запылает дляпреступника...”

СоставленнаяПолоцким “Привиллегия” была встречена у патриархасуровой критикой, и переработана с эллинистической точки зрения, –только этот переработанный текст мы и знаем, о первоначальном жеприходитсядогадываться...

“Привиллегия,”впрочем,утвержденанебыла.Академиябылаоткрытапозже,в1687-мгоду,скромноибезвсякой“привиллегии,”илиустава.Этобыла словено-греко-латинская школа. Открыли ее и вели в первые годыбратья Лихуды. Они учили здесь по-гречески, прежде всего, затемриторике и философии, в обычном тогда схоластическом типе. Добогословского класса Лихуды не продержались. После них школазапустела,заменитьихнебылокому.УжепозжесталректоромПалладийРоговский,аблюстителемопределенбылСтефанЯворский...

Особого упоминания заслуживает школьный опыт митр. Иова вНовгороде.Здесьпроисходиласвояборьбалатинской“части”(т.е.партии)и“восточной”(архим.ГавриилДомецкийииеродиаконДамаскин).ШколавНовгороде была основана в греко-славянском типе и учить в ней былипозваны Лихуды. Латинский язык здесь не преподавался вовсе. ВНовгородеподчеркивалирасхождениесМосквой.СназначениемФеофанаПрокоповича архиепископом в Новгород эти Новгородские школы былиупразднены...

С окончанием века наступает псевдоморфоза и в Московскомпросвещении...

Москва борется с наступающим из Киева латинофильством. Нонечего было противопоставить из своих залежавшихся и перепутанныхзапасов. Призываемые греки оказывались мало надежными, при всей ихэрудиции...

ИпобеждаетКиев...

IV.Петербургскийпереворот

1.СмыслцерковнойреформыПетраВеликого

В системе Петровских преобразований Церковная реформа не быласлучайным эпизодом. Скорее напротив. В общей экономии эпохи этареформабылаврядлинесамойпоследовательнойипринципиальной.Этобыл властный и резкий опыт государственной секуляризации(“перенесение к нам с Запада т. ск. еретичества государственного ибытового,”заметилоднаждыГолубинский)...

Опыт этот удался. В этом весь смысл, вся новизна, вся острота, всянеобратимостьПетровскойреформы...

Конечно, уПетра были “предшественники,” и реформа уже до него“подготовлялась.” Однако, эта подготовка еще не соизмерима с самой“реформой,” – иПетр слишкоммалопохожна своихпредшественников.Несходствоэтонетольковтемпераменте;иневтом,чтоПетр“повернулкЗападу.”Взападничествеоннебылпервым,небылиодинокимвМосквеконца XVII-го века. К Западу Московская Русь обращается иповорачивается уже много раньше. И Петр застает в Москве уже целоепоколение, выросшее и воспитанное в мыслях о Западе, если и не взападных мыслях. Он застает здесь уже прочно осевшую колониюКиевскихи“литовских”выходцевивыученников,ивэтойименносреденаходит первое сочувствие своим культурным начинаниям. НовизнаПетровской реформы не в западничестве, но в секуляризации. Именно вэтом реформа Петра была не только поворотом, но и переворотом.“Сочинил из России самую метаморфозис или претворение,” повыражению современника. Так реформа была задумана, так она былавоспринятаипережита.СамПетрхотелразрыва.Унегобылапсихологияреволюционера.Онсклоненбылскореепреувеличиватьновизну.Онхотел,чтобы все обновилось и переменилось, – до неузнаваемости. Он сампривык и других приучал о настоящем думать всегда впротивопоставлении прошлому. Он создавал и воспитывал психологиюпереворота.ИименносПетраиначинаетсявеликийиподлинныйрусскийраскол...

Раскол не столькомежду правительством и народом (как то думалиславянофилы), сколько между властью и Церковью. Происходит некаяполяризация душевного бытия России. Русская душа раздваивается ирастягиваетсявнапряжениимеждудвумясредоточиямижизни,церковнымимирским.ПетровскаяРеформаозначаласдвигидаженадрыввдушевных

глубинах...Изменяетсясамочувствиеисамоопределениевласти.Государственная

власть самоутверждается в своем самодовлении, утверждает своюсуверенную самодостаточность. И во имя этого своего первенства исуверенитетанетолькотребуетотЦерквиповиновенияиподчинения,нoистремится как-то вобрать и включить Церковь внутрь себя, ввести ивключить ее в состав и в связь государственного строя и порядка.Государство отрицает независимость церковных прав и полномочий, исама мысль о церковной независимости объявляется и обзывается“папизмом.” Государство утверждает себя самое, как единственный,безусловный и всеобъемлющий источник всех полномочий, и всякогозаконодательства,ивсякойдеятельностиилитворчества.Вседолжностатьи быть государственным, и только государственное попускается идопускается впредь. У Церкви не остается и не оставляетсясамостоятельного и независимого круга дел, – ибо государство все деласчитаетсвоими.ИвсегоменееуЦерквиостаетсявласть,ибогосударствочувствует и считает себя абсолютным. Именно в этом вбирании всего всебя государственной властью и состоит замысел того “полицейскогогосударства,”котороезаводитиучреждаетвРоссииПетр...

“Полицейскоегосударство”естьнетолькоидаженестольковнешняяскольковнутренняяреальность.Нестолькострой,сколькостильжизни.Нетолько политическая теория, но и религиозная установка. “Полицеизм”есть замысел построить и “регулярно сочинить” всю жизнь страны инарода,всюжизнькаждогоотдельногообывателя,радиегособственнойи“общей пользы” или “общего блага.” “Полицейский” пафос есть пафосучредительный и попечительный. И учредить предлагается не меньшеечто, как всеобщее благоденствие и благополучие, даже попросту“блаженство.” И попечительство обычно слишком скоро обращается вопеку...

В своем попечительном вдохновении “полицейское государство”неизбежно оборачивается против Церкви. Государство не только ееопекает.ГосударствоберетотЦеркви,отбираетнасебя,беретнасебяеесобственныезадачи.Беретнасебябезраздельнуюзаботуорелигиозномидуховномблагополучиинарода.И, если затемдоверяетилипоручает этузаботу снова духовному чину, то уже в порядке и по титулугосударственной делегации (“vicario nomine”), и только в пределах этойделегации и поручения Церкви отводится в системе народно-государственной жизни свое место, но только в меру и по мотивугосударственной полезности и нужды. Не столько ценится или

учитывается истина, сколько годность, – пригодность для политико-техническихзадачицелей.Потомусамогосударствоопределяетобъемипределы обязательного и допустимого даже в вероучении. И потому надуховенствовозлагаетсяотгосударствамножествовсяческихпорученийиобязательств.Духовенствообращаетсявсвоеобразныйслужилыйкласс.Иотнеготребуетсяименнотакитолькотакосебеидумать.ЗаЦерковьюнеоставляется и не признается право творческой инициативы даже вдуховных делах. Именно на инициативу всего более и притязаетгосударство,наисключительноеправоинициативы,нетольконанадзор...

“Полицейское” мировоззрение развивается исторически из духаРеформации, когда тускнеет и выветривается мистическое чувствоцерковности, когда в Церкви привыкают видеть только эмпирическоеучреждение, в котором организуется религиозная жизнь народа. С такойточки зрения и церковность подпадает и подлежит государственнойцентрализации. И “князю земскому” усваивается и приписывается всяполнота прав или полномочий и в религиозных делах его страны инарода... Такая новая система церковно-государственных отношенийвводится и торжественно провозглашается в России при Петре, в“ДуховномРегламенте.”Смысл“Регламента”оченьпростислишкомясен.ЭтоестьпрограммаРусскойРеформации...

2.ПрограммаРусскойреформации

“Регламент”былобщимделомФеофанаПрокоповичаисамогоПетра.ВФеофанеПетр нашел понятливого исполнителя и истолкователя своихпожеланий и мыслей, не только услужливого, но и угодливого. Феофанумел угадывать и договаривать не только недосказанное, но инедодуманноеПетром.Иумелнетолькодосказывать,ноиподсказывать.В“Регламенте” многое подсказано Феофаном. Но не всегда сразусообразишь,гдездесьподсказ,игдечтениевмыслях...

По форме и по изложению “Регламент” всего менее регламент. Это“рассуждение,”анеуложение.Ивэтомименноегоисторическийсмыслисила.Этоскорееобъяснительная запискак закону,нежелисам закон.Нодля Петровской эпохи вообще характерно, что под образом законовпубликовалисьидеологическиепрограммы. “Регламент” есть в сущностиполитическийпамфлет.Внемобличенийикритикибольше,чемпрямыхиположительных постановлений. Это больше, чем закон. Это манифест идекларацияновойжизни.Иснамерениемподтакимпамфлетомипочтисатиройотбиралисьитребовалисьподписиудуховныхвластейичинов,–и при том в порядке служебной покорности и политическойблагонадежности. Это было требование признать и принять новуюпрограмму жизни, – признать новый порядок вещей и принять новоемировоззрение. Это было требование внутреннего перелома иприспособления...

Петровское законодательство вообще отличалось попечительнымрезонерством. И само доказательство превращалось в своеобразноесредство приневоливания и принуждения. Не позволяется возражатьпротив внушительных указных “понеже.” Правительство спешит всеобдумать и рассудить наперед, и собственное рассуждение обывателейоказываетсятогданенужнымилишним.Ономожетозначатьтольконекоенеблагонадежное недоверие к власти. И составитель “Регламента”поторопился все рассудить и обосновать наперед, чтобы не трудилисьрассуждатьдругие,чтобыневздумалирассудитьиначе...

Петровский законодатель вообще слишком любил писать желчью иядом (“и кажется, писаны кнутом,” отзывался Пушкин о Петровскихуказах). В “Регламенте” много желчи. Это книга злая и злобная. В нейслишком много брезгливости и презрения. Отвращение в “Регламенте”сказывается еще больше, чем прямая ненависть. И чувствуется в нем

болезненная страсть разорвать с прошлым – и не только отвалить отстарогоберега,ноещеисломатьсамыйберегзасобой,чтобыидругойктоненадумалвернуться...

ПетрвРоссиихотелцерковноеуправлениеорганизоватьтак,какбылооно организовано в протестантских странах. Такое переустройство нетолько отвечало его властному самочувствию, и не только требовалосьлогикой его общей идеи власти или “воли монаршей.” Оносоответствовало и его личному религиозному самочувствию илисамомнению. В своем мировоззрении Петр был вполне человекомРеформированного мира, хотя в быту и сохранял неожиданно многопривычекилиприхотейМосковскойстарины.Ибылочто-тонескромноеинечистоевегоприкосновениикосвятыне,–неговоримужеоприпадкахего кощунственного буйства, в которых изливались тайные подполья егонадорванной души. Есть что-то демоническое во всей обстановкеПетровскойэпохи…

Феофан составил “„регламент” именно для такой “коллегии” или“консистории,” какие для духовных дел учреждались и открывались вреформированных княжествах и землях. Это должно было бытьгосударственное,нецерковноеучреждение,–орган власти и управленияГосударевавцерковныхделах.Всамом“Регламенте”,вобъяснениетого,“что есть Духовное Коллегиум,” Феофан ссылается не на церковныепримерыиненаканоны.ОнназываетСинедрион,Ареопаг,разныйиные“дикастерии,” в частности “коллегии,” учрежденные Петром. Феофанобычно аргументирует от соображений государственной пользы. Инеобходимость введения коллегиального начала в церковное управлениеФеофандоказываетв “Регламенте”именнодоводамиот государственнойбезопасности. “Велико и се: что от соборного правления не опасатисяотечеству мятежей и смущения, яковые происходят от единогособственного правителя духовного. Ибо простой народ не ведает, какоразнствует власть духовная от самодержавной, но великою высочайшегопастырячестиюиславоюудивляемый,помышляет,чтотаковыйправительесть то вторыйГосударь, самодержцу равносилныйили и болший его, ичтодуховныйчинестьдругоеилучшеегосударство.”Особеннонеудобносудить и сводить злых “единовластителей” духовных, – ведь для этогонужен “собор вселенский.” Феофан и не скрывает, что стремитсяподорвать и пресечь “высокое мнение” о церковных предстоятелях внароде. Нужно, чтобы не было на них “лишней светлости и позора.” Инужнодляэтогопоказыватьподчиненностьдуховногочина.“Акогдаещевидит народ, что соборное сие Правителство монаршим указом и

сенатским приговором установлено есть, то и паче пребудет в кротостисвоей,ивесьмаотложитьнадеждуиметьпомощькбунтамсвоимотчинадуховнаго.” Феофан подчеркивает и напоминает: “КоллегиумправителскоеподдержавнымМонархоместьиотМонархауставлено.”Ивсепредостерегает,какбыкто,подвидомревностицерковной,невосстална “Христа Господня.” Ему доставляет явное удовольствие этасоблазнительная игра словами: вместо “Помазанника” называть Царя“Христом.”Удивлятьсяли,чтовстревоженныепротивникиотозвалисьнаэто:ужескорееАнтихрист!Впрочем,неодинФеофантакговорил,инеониз киевлян первый начал в Москве эту недостойную игру священнымисловами...

Возвеличениецарскойвластиидоказательствоеебеспредельности,–вот любимая тема Феофана. С наибольшей резкостью и полнотой онвысказался по этому вопросу в “Правде воли Монаршей.” Почтиодновременно с “Регламентом”Феофан составил еще одну любопытнуюкнижечку под таким неуклюжим, но очень характерным заголовком:“Розыск исторический, коих ради вин, и в яковом разуме были инарицалися императоры римстии, как язычестии, так и християнстиипонтифексами или архиереями многобожного закона; а в законехристианстем христианстии государи могут ли нарещися епископи иархиереи,ивкакомразуме”(1721).НаэтотпоследнийвопросФеофаннеколеблется ответить утвердительно. “Ина сие ответствуем, чтомогут нетолько Епископами, но и Епископами Епископов нарещися.” Феофанопять двусмысленно играет словами. Ведь “епископ” значит буквально“надсмотритель.” И вот, “Государь, власть высочайшая, естьнадсмотритель совершенный, крайний, верховный и вседействительный,тоестьимущийсилуиповеления,икрайнегосуда,инаказания,надвсемисебеподданнымичинамиивластьми,какмирскими,такидуховными.Ипонеже и над духовным чином государское надсмотрительство от Богауставлено есть, того ради всяк законный Государь в Государстве своеместь воистину Епископ Епископов.” Здесь софистическая играмногозначными словами. И создается впечатление, что и христианскиеепископытакназываютсятолькопосвоейнадзирающейдолжности,анепо своему сану или достоинству. Так Феофан и думал вдействительности...

Феофанразделялиисповедовалтипическуюдоктринувека,повторялПуффендорфа, Гроция, Гоббса. Это были, в известном смысле,официозные идеологи Петровской эпохи. Феофан почти веровал вабсолютность государства, – есть только “власть,” и вовсе нет никакой

особойдуховнойвласти (“папежскийседух”).Онисходитизизвестногореформационного принципа или постулата: cujus regio, ejus regio.Государь, и именно как государь (Landesherr), есть “хранитель обеихскрижалей,” custos utriusque tabulae. И ему принадлежит вся полнотавласти над его землей и на его земле, “верховенство над землею”(Landeshoheit),всеобъемлющее jus territorii...ИЦерковьведьвнутриэтойегоземли...

Очень нетрудно и в подробностях обнаружить близость русскогоРегламента к тем “регламентам” или “церковным уставам”(“Kirchenordnungen”), какихмного было составленопослеРеформации вразных княжествах для вновь заведенных местных “генеральныхконсисторий...”

Иностранцысразупоняли,чтовРоссиипроводитсяиинсценируетсяименноРеформация.ОченьхарактернозамечаниеБуддеяобупразднениирусскогопатриаршестваПетром:quodetearationefecit,utse ipsumcaputsupremumqueecclesiaeinRussiagubernatoremdeclararet...

Это в книге: Ecclesia romana cum ruthenica irreconciliabilis (1719),написаннойповызовуФеофанаипосправкам,отнегодоставленным...

СамаринвернозаметилоПетре:“оннепонимал,чтотакоеЦерковь,онпростоеяневидел,ипотомупоступал,какбудтобыеянебыло...”

Источник церковных “реформ” Петра именно в этом религиозномневеденииинечувствии...

Нужноразличатьзамыселиисполнение.ПетровскаяРеформавцеломне удалась. “Духовный Регламент” есть только программа реформы.Именнопрограмма, не итог.Ине всяпрограммабылаисполнена, не всяоказалась исполнима. Сбылось сразу и больше, и меньше, чем что былозадумано...

“Реформация” осталась внешним насилием, – она заставилацерковное тело сжаться, ноненашла симпатическогоотзвука в глубинахцерковногосознания.Феофанбылнасильником,нонесталвождем.Да,всвоем эмпирическом составе и в историческом образе жизни РусскаяЦерковь была глубоко встревожена и сотрясена этой “реформацией.” Ивременами,припреемникахПетра,государственное“попечение”оЦерквиоборачивалось откровенным и мучительским гонением, – под предлогомгосударственной безопасности и борьбы с суеверием. Но никогдаПетровская Реформа не была скреплена или воспризнана церковнымсогласием или волей. Петровская Реформа проходила совсем не безпротестов.Нужнобылонемаломужества,чтобысвойпротестидажесвоемнение высказать самому ближнему своему, – в этот век розысков и

доносов.Иещебольшемужестваисмелостибылонужно,чтобыположитьсвой протест на бумагу. Вот почему историку протест и недовольствослышитсяскорее,какнекийневнятный,хотяибурныйшорохбеспокойнойстихии, нежели как словесное обличение. Однако, это недовольствопиталось вовсе не только слепым пристрастием к старине, но идействительной ревностью о вере. И ведь многие вполне принималиполитическуюреформуПетраиготовыбылиидтисним,нонемоглиинехотели принять его Реформацию. Таков был, прежде всего, СтефанЯворский,–онсравнойискренностьюторжествовалвсвоих“предиках”или “казаниях” славные подвиги и виктории Петра, и обличалнезакономерные или несправедливые вторжения мирских властей вцерковные дела, как и нарушение самим царем церковных уставов.Именно поэтому Петр и терпел от него дерзкие слова. Стефан был доконцауверенвсвоемправеидолжностиобличатьипечаловаться.Оннемогзабытьсядотого,чтобызабыть,чтоонпоставленблагодатьюБожией,а не только “от державногоМонарха,” чтобы почувствовать себя толькогосударевымприказчикомилислужилымчеловеком.Вовсякомслучае,неиз пристрастия к чужой для негоМосковской старине, и не из рабскогопристрастия к “папежским” образцам Стефан противился и спорил ссамимПетромисФеофаном.Оннестоялзастарину,онбылзаРеформу.НоонбылзаЦерковь,ипротив“Реформации.”ИСтефанбылнеодин...

Фактически установился в России некий “цезарепапизм” в духеРеформации. Филарет Московский говорил, что задуманную спротестанского образца обер-консисторию “Провидение Божие ицерковныйдухобратиливСвятейшийСинод.”Этоверно,конечно;Синоди “Коллегиум” различаются не только по имени. И, однако, в принципезамыселПетровскойРеформынебылниоставлен,низабыт,ниотменен.“Регламент”осталсяактомгосударственногозаконодательстватолько,инеимелникакогоканоническогодостоинства.Нонебылотменен,хотябыонемвспоминаливпоследствииибезохоты.ЧленыСинодапривступлениив должность продолжали приносить по установленному еще при Петреособомуформуляруверноподданническуюприсягу,ивнейисповедовалии провозглашали самого Монарха Всероссийского и Государя своегоВсемилостивейшего “крайним судиею Духовной сей Коллегии” (этотформуляр присяги был скорее оставлен, чем отменен, только в 1901-мгоду). Синод действовал всегда именно как имперское присутственноеместо,“своеюотЦарскогоВеличестваданноювластию,”–“поуказуЕгоИмператорскогоВеличества...”

Этотфактический“цезарепапизм”никогданебылосвоен,принятили

признан самим церковным сознанием или совестью, хотя отдельныецерковныелюдиидеятелиемуподдавались,нередкодажевдохновлялись.МистическаяполнотаЦерквинебылаповреждена...

Петровская Реформация разрешилась протестантскойпсевдоморфозойцерковности.Создаетсяопаснаяпривычканазыватьили,скорее, прикрывать вещи именами, им заведомо не соответственными.Начинается“вавилонскоепленение”РусскойЦеркви...

Духовенство в России с Петровской эпохи становится “запуганнымсословием.”Отчастионоопускаетсяилиоттесняетсявсоциальныенизы.А на верхах устанавливается двусмысленное молчание. Лучшиезамыкаются внутри себя, – уходят во “внутреннюю пустыню” своегосердца,ибововнешнююпустынювXVIII-мвекеуходитьнедозволялось.Этазапуганнаяскованность“духовногочина”естьодинизсамыхпрочныхитоговПетровскойРеформы.ИвдальнейшемРусскоецерковноесознаниедолгое время развивается под этим двойным торможением –административнымприказомивнутреннимиспугом...

3.“Реформаторство”ФеофанаПрокоповичаиборьбапротивпротестантства

Феофан Прокопович (1681–1736) был человек жуткий. Даже внаружности его было что-то зловещее. Это был типический наемник иавантюрист, – таких ученых наемников тогда много бывало на Западе.Феофанкажетсянеискреннимдажетогда,когдаонповеряетсвоизаветныегрезы, когда высказывает свои действительные взгляды.Он пишет всегдаточно проданным пером. Во всем его душевном складе чувствуетсянечестность. Вернее назвать его дельцом, не деятелем. Один изсовременных историков остроумно назвал его “агентом Петровскойреформы.” Однако, Петру лично Феофан был верен и предан почти безлести,ивРеформувложилсявесьсувлечением.Ионпринадлежалктемнемногим в рядах ближайших сотрудников Петра, кто действительнодорожил преобразованиями. В его прославленном слове на погребениеПетрасказалосьподлинноегоре,нетолькострахзасебя.Кажетсявэтомтолько и был Феофан искренним, – в этой верности Петру, какПреобразователюигерою...

УФеофана были свои преимущества. Он был умен и учен. Он былобразован,былистымлюбителемиревнителемвсякого“просвещения.”Кнауке относился он почти что с подобострастием.Онмного знал,многочитал, любил читать, – и из своих не скудных, но чаще неправедныхприбытковдовольнощедротратилсянасобираниебиблиотеки.Онавышлаочень богатой и составлена умело (по позднейшей описи в ней 3192названия). И вот, вся эта бесспорная ученость отравлена и обезпложенакакой-то внутренней бесчестностью мысли. “Христианство хорошоизвестно было уму его, он знал его отчетливо и полно; но оно не былогосподствующим началом жизни его; хитрый и дальновидный, он умелнаходить себе счастие, не справляясь с совестию” (ФиларетЧерниговский).Неонодин.Втевремена“совесть”вообщенепочиталасьуместной,неточтообязательнойдлямужейгосударственных...

Феофан учился и доучивался в латино-польских школах, потом вРиме, в коллегии святого Афанасия. Кажется, что в Риме он учился подчужимименем,ибежалоттудадоокончаниякурса,безвидимогоповода,sineullacausa,cumscandaloomnium.Boвсякомслучае,вернулсяонвКиевоткрытым и возбужденным противником “папежского духа.” КакпреподавательКиевскойакадемии,Феофанвкурсахпиитикиириторики

ещенеотступаетотпрежнихпринятыхруководств,пиитикучитаетпоЯ.Понтану и Ю. Скалигеру. Однако, он сразу же показывает себярешительным противником установившихся с польского риторическихманериприемовпроповедничества,ивпоследствии,в“Регламенте,”оченьедкоизлоотзываетсяобэтих“казнодеишкахлегкомысленных,”польскихикиевских.СамФеофанпроповедовалпоиному.Накафедруонвсходилвсего чащедля того, чтобыпроповедоватьПетровскуюреформу.В своихпроповедях он сразу сходит или на панегирик, или на памфлет, иливдается в злободневную политическую сатиру. Так и в “Регламенте” оночерчивает “должность” проповедника. “Проповедали бы проповедникитвердо,сдоводовсвященногописания,опокаянии,оисправлениижития,о почитании властей, пачеже самой высочайшей власти Царской, одолжностях всякого чина.” Вместо польских казнодеишков ФеофансоветуетчитатьЗлатоуста...

Романистическую ученость, это “привиденное и мечтательноеучение,” Феофан отвергает с какой-то ненавистью. С великимраздражениемговоритонвсегдаобэтих“неосновательныхмудрецах,”обэтих “скоморохах,” ludimagistri. В особенности его возмущают киевскиероманисты, – “школярики, латиною губы примаравшие.” Эта мнимаяученость опаснее самого невежества, ибо притязательнее. Сам ФеофанвесьвРеформацииив“новой”учености,втеорияхXVII-говека...

Сохранилисьегодогматические“трактаты,”читанныеимвКиевскойакадемии.Изданыони были уже только после его смертии в Германии,уже в семидесятых годах (полное издание под редакцией и сдополнениями Самуила Миславского, сперва Киевского ректора, позжемитрополита, в Лейпциге, в 1773–1775 г.г.). В “Регламенте” Феофанговорит о верной постановке богословского преподавания. “Чел быучительбогословскийсвященноеписание,иучилсябыправилкакпрямуюистую знать силу и толк писаний; и вся бы догматы укреплялсвидетельствомписаний; а в помощь того дела чел быприлежно святыхотец книги, да таковых отец, которые прилежно писали о догматех, зануждураспрьвцерквеслучившихся, сподвигомнапротивныеереси.”Иеще деяния соборов. Можно пользоваться и новейшими книгамииноверных авторов, но под непременным условием проверкисвидетельством Писания и преданием отцев, даже и в изложении техдогматов, где нет у нас с “иноверцами” прямого разногласия. “А однакдоводомихнелегковерить,нопосмотреть,естлитаковоевписаниииливкнигах отеческих слово, и тую ли имеет силу, в яковой они приемлют.”Конечно, под “иноверцами” Феофан разумеет здесь “римлян,” и все его

предосторожности против “римского” богословия. “Да и то беда, чтопанове школярики, что ни услышат от папежских поговорок, высокоставят,имнятбытинепогрешителное...”

Сам Феофан “новейшими” и “иноверными” книгами пользовалсяобильно и охотно; но это были книги протестантские. В своихбогословских лекциях Феофан всего ближе к Аманду Поланскому(Amandus Polanus a Polansdorf, базельский реформатский богослов, –Syntagma theologiae christianae вышла в Ганновере, в 1609). Часточувствуется пользование сводом И. Гергарда (Loci communes, первоеиздание в 1610–1622 г.г.). В отделе оСвятомДухеФеофан почти толькоповторяет Зерникава. Всегда под рукой у него “Диспутации” кард.Беллармина,–инетолькодляопровержения...

Феофана нужно назвать эпигоном,12 но компилятором он не был.Материаломонвладеетвполне,иперерабатываетилиприспособляетегопосвоему.Онбылхорошоначитанисвободноразбиралсявсовременнойбогословскойлитературе,особеннопротестантской.Былиунегоиличныесвязиснемецкимибогословами...

Ивотчтоприходитсясразужесказать.Феофаннеточтопримыкает,он принадлежит к протестантской схоластике XVII-го века И егосочинения вполне умещаются в истории немецкого реформированнаябогословия.НебудьнаФеофановых“трактатах”именирусскогоепископа,их автора всего естественнее было бы угадывать в среде профессоровкакого-нибудь протестантского богословского факультета. Все здесьпронизано западным духом, воздухом Реформации. Это чувствуется вовсем,–впривычкахмысли,ввыбореслов.Переднамидаженезападник,но попросту западный человек, иностранец. И не даром всего легчеФеофану было именно с иностранцами, с иностранными министрами, сученыминемцамиизАкадемииНаук.Направославныймирсмотрелонсостороны.Ивоображалегосебе,каксколоксРима.Православнойжизнионпросто не чувствовал. Он весь в западных спорах. В этих спорах он доконцаспротестантами...

ВсистемеФеофана,строгоговоря,нетученияоЦеркви.ОпределениеЦеркви он дает явно недостаточное. “Бог восхотел верных Своих,восстановленных через Христа, объединить в некое гражданство илиреспублику,чтоиназываетсяЦерковью,–inquandamcertamrepublcamseucivitatem compingere, quae dicitur ecclesia, – чтобы тем лучше своипознавали своих, взаимно помогали друг другу, сорадовались, и спомощьюБожиейзащищалисьпротивврагов...”

Феофан не чувствует, не замечает мистической реальности Церкви.

Для него это словно только некий союз христианской взаимопомощи иединомыслия. Отсюда становится понятна и вся его церковно-политическаяпрограммаидеятельность...

Начинает свою систему Феофан трактатом о Писании, как опервоисточникевероучения,самодостоверномисамодостаточном.Онидетздесь близко за Гергардом, у которого отдел оПисании как бы заменяетотделоЦеркви.ФеофанревнивоотстаиваетполнотуисамодостаточностьПисанияпротивримскихавторов.ВПисаниизаключенаиисчерпанавсяполнотанеобходимыхистиниверы.ИтолькоПисаниеестьвбогословииив самой вере principium cognoscendi. Только Писание обладаетавторитетом, как Слово Божие. Человеческие домыслы и рассуждениямогут иметь не больше, чем силу довода или “аргумента,” и никак немогут возрасти до меры “авторитета.” Писание подлежит толкованию иразбору. Надежнее всего толковать Писание само через себя, чтобысторонним и человеческим пособием не снизить уровня достоверности.Соборыимеютподчиненноеправотолкования.Дажеconsensuspatrumестьдля Феофана только humanum tesimonium. Это только историческоесвидетельство о бывшем, о церковных мнениях определенной эпохи.ЗадачабогословасводитсядляФеофанаксопоставлениюираспределениютекстов. В этом смысле, вслед за своими западными руководителями,Феофанговорито“формальном”характереисмыслебогословскойнауки.Привсейсвоейненавистикримской“схоластике,”Феофансамостаетсясхоластическим богословом, как и большинство протестантскихбогослововXVII-говекаираньше,начинаяещесМеланхтона.Ипривсемсвоемзнакомствес“новой”философией(читалДекарта,Бэкона,Спинозу,Лейбница,Вольфа)ФеофанвсежеближекСуарецу,закоторымшлотакмногопротестантскихпродолжателей.Феофаннигдетакиневыходитиззачарованногокругазападнойшкольно-богословскойполемики,вкоторойокоченеваетивсятрагическаяпроблематикаРеформационныхспоров...

Из специальных “трактатов”Феофана особенно важны и интересныVI-ойиVII-ой,–очеловекеневинномипадшем.НатужетемуФеофанписалипо-русски:“РаспряПавлаиПетраоигенеудобоносимом”(писаноещев1712,ноизданотольков1774,всобраниисочиненийФеофана).Иименно учение Феофана об оправдании в этой книжице подало первыйповодегопротивникамзаговоритьоего“церковныхпротивностях,”чтодезаражен он “язвой калвинскою,” что вводит он де в мир российскиймудрования реформатские. Для таких упреков и подозрений былодостаточно оснований. Феофан исходит из самого строгогоантропологическогопессимизма,почемудлянегозаранееобесценивается

вся человеческая активность в процессе спасения. Именно поэтому онограничиваетизначимостьбогословскогорассуждения.Человекразбитиопороченгрехопадением,пленениопутангрехом.Плененаиобессиленасама воля. “Оправдание” Феофан понимает вполне юридически, –justificatio forensis. Это есть действие благодати Божией, которымкающийся и уверовавший во Христа грешник туне приемлется иобъявляетсяправым,ине вменяются ему грехи его,но вменяетсяправдаХристова (gratis justum habet et declarat, non imputatis ei peccatis ejus,imputataveroipsijustitiaChristi).Феофанподчеркивает,что“совершается”спасение верой, и дела человека не имеют никогда совершительнойсилы…

НетнадобностивдаватьсявподробныйразборФеофановойсистемы.Гораздо важнее почувствовать ее внутренний общий стиль. И здесь неможетбытьспораиликолебанияввыводе:“да,Феофанбылдействительнопротестантом”(А.В.Карташов)...

Обэтомнераззаговаривалисовременники.ОбэтомписалФеофилактЛопатинский (в книге “Об иге Господнем благом”) и особенноМаркеллРодышевский. Оба жестоко пострадали за свою смелость. Феофан былизворотлив и ловок, и сумел отвести от себя богословский удар.Возражениянесогласнымподегоперомкак-тонезаметнопревращалисьвполитический донос, и Феофан не стеснялся переносить богословскиеспорынасудТайнойКанцелярии.Самымсильнымсредствомсамозащиты,–ноисамымнадежным,–былонапомнить,чтовданномвопросемнениеФеофана одобрял или разделял сам Петр. Тогда под обвинениемоказывалась особа самого Монарха, и обвинитель Феофана оказывалсяповиненвпрямомоскорбленииВеличества,чтоподлежалоужерозыскуиразбору Тайной Канцелярии, а не свободной богословской дискуссии.“Сам Петр Великий, не меньше премудрый, как и сильный монарх, впредиках моих не узнал ереси.” Эта ссылка на Петра не была толькоотводом.Ибо и в действительностиПетр был ведь вомногом согласен сФеофаном...

Борьба с “суеверием” начинается уже при Петре, начинается самимПетром,открытообъявляетсяв“Регламент.”ИФеофанпротив“суеверий”писал всегда с особым вкусом. В этом отношении очень характерна еготрагедокомедия: “Владимир, Славенороссийских стран князь иповелитель, от неверия тьмы в свет евангельский приведенный ДухомСвятым.” Это – злая и злобная сатира на “жрецов” и на жреческие“суеверия,” полная самых прозрачных намеков на современность. Кдуховному чину вообще Феофан относился с неприкрытым презрением,

особенно к великороссийскому духовенству, в кругу которого чувствовалсебя всегда пришельцем и иноземцем. Феофан был типическим“просветителем.” Он не скрывал своего отвращения от обрядности, отчудес, от аскетических подвигов, от самой иерархии. И со всеми этими“забобонами”боролсясупрямствомзаносчивогорезонера.Вэтойборьбеонбыл,еслиинеискренним,вовсякомслучае–откровенным.“Лучшимисилами своей души я ненавижу митры, саккосы, жезлы, свещницы,кадильницы и тому подобныя забавы,” – правда, это из дружеского иинтимногописьма...

Суеверий в русской жизни и в быту было тогда, действительно,слишкоммного.Но ведьФеофан и самПетр хотели бороться с ними нестольковоимяверы,скольковоимяздравогосмыслаи“общегоблага...”

До самого воцарения Елизаветы Петровны протестантизм в Россиибыл как бы под неким особым и преимущественным покровительствомгосударственной власти и даже государственных законов. Петровскоеправительство, и не только по соображениям государственной пользы итерпимости, слишком часто готово бывало отожествить интереспротестантов со своим, старалось создать впечатление, что православиеестьнекийсвоеобразный,умеренныйиритуалистическийпротестантизм,чтоправославиеипротестантизмлегкосогласимы,–facillimelegitimequeuniantur,какдоказывалПетербургскийакадемикКолий,другПрокоповича,вкнигеподхарактернымназванием:Есclesiagraeca lutheranisans (Любек1723). Впоследствии Екатерина II утверждала, что нет “почти никакогоразличия”междуправославиеми лютеранством, – “le culte exterieure esttres different, mais l'Eglise s'y voit reduite par rapport a la brutalite dupeuple...”

В Аннинское время, т. е. при Бироне, отношение власти к Церквибыло особенно острым. “На благочестие и веру нашу православнуюнаступили, но таким образом и претекстом, будто они не веру, нонепотребное и весьма вредительское христианству суеверие искореняют.О, коль многое множество под таким предлогом людей духовных, анаипачеученых,истребили,монаховпорасстригалииперемучили.Спросижзачто.Большеответанеуслышишь,крометого:суевер,ханжа,лицемер,никчемугодный.Сиежевседелалитакоюхитростиюиумыслом,чтобывовсе в России истребити священство православное и завесть своюнововымышленную беспоповщину.” Так вспоминал о времени АнныпроповедникприЕлизавете(АмвросийЮшкевич)...

Сам Петр был недоволен Стефаном Яворским за поднятое им делоТверитинова, за слишком резкую и прямую постановку вопроса о

лютеранскихпротивностях.“КаменьВеры”небылизданприжизниПетраименно из-за резких в нем полемических выпадов против протестантов.Издана была эта книга впервые уже только в 1728-м году, с дозволенияВерховного Тайного Совета, под смотрениемФеофилакта Лопатинского.Этимизданием“Камня”былимногиезадетывГермании.В1729-мгодувИене был напечатан “апологетический” ответ Буддея, – молваприписывала этот ответ Феофану. В 1731-м году против “Камня” писалМосгейм. А на защиту Яворского стал в России доминиканец Рибейра,состоявший при Дуке Лирийском, после испанском. Спор запутался иосложнился,–оканчивалиегоужевТайнойКанцелярии...

Указом19-гоавгуста1732-гогода“КаменьВеры”былсновазапрещени изъят из обращения, все издание было схвачено и запечатано. “Врагинаши домашние внутренние какую стратегему сочинили, чтобу веруправославную поколебать, готовые книги духовные в тьме заключили, адругиесочинятьподсмертноюказниюзапретили.Нетокмоучителей,ноиучения и книги их вязали, ковали и в темницы затворяли, и уж к томуприходило, что в своем православном государстве о вере своей устаотворять было опасно: тотчас беды и гонения надейся” (АмвросийЮшкевич)...

В свободное обращение книга Яворского была выпущена только в1741-мгоду,поВысочайшемуповелению...

Под гонениеми запретом “КаменьВеры”былименнопотому, что внем чувствовалась полемическая обращенность против Реформации. И,напротив, именно за это и дорожили книгой Стефана Яворского те изправославных,ктоклатинизмамЯворскогоникакойсимпатииивлечениянеимел.Таковбыл,например,Посошков. “Ирадиутверждения в вереиради охранения от люторския и калвинския и от прочих иконоборцевнапечатать книг колико надлежит Камень Веры, иже блаженные памятиПреосвященныйРязанскиймитрополитСтефанЯворскийсочинил,икнигпо пятишти в школу отослать; и чтобы тот многоценный Каменьжелающиепресвитерствазатвердилиегонапамять,чтобыовсякомответепомнить изуст сказать.” Посошков искренно тревожился и смущался об“иконоборной” опасности, о “люторском безумном мудровании,” о“ветренной премудрости” лютеранской. Посошков был прямымревнителем Петровских преобразований, но не считал нужным ивозможнымради этого обновления и “общего блаженства” отрекаться ототеческойверыилизаменятьеекакой-тонововымышленнойилегчайшей.НемягчеФеофанаилисамогоЦаряПосошковотзываетсяорелигиозномневежествеисуевериинарода,дажеисамогоклира,онароднойскудости

инеправде,–инастаиваетнаповсеместномзаведениишкол,требуетдажеотсоискателейдиаконскогосана“граматическогоразумения,”приглашаетиночествующих поступать в учение, “и в доспытацыях подтверждатися.”Однако, идеалом для Посошкова остается “духовное житие,” но немирское или светское. Потому и чувствовал он близость и доверие кСтефану Яворскому, при всех его латинизмах. И у Стефана он находилмногоматериалапреждевсего...

Так складыва.лись обстоятельства, что Стефан, богословствуя отБеллярмина,темсамымвдействительностиоберегалРусскуюЦерковьотвводимойвнееРеформации...

И обстоятельства так сложились, что историческая судьба Русскогобогословия в ХVIII-м веке решалась в порядке спора между эпигонамизападнойпореформационнойримскойипротестантскойсхоластики...

В этом споре на время победил Феофан, но не сразу. До серединыXVIII-го века даже во вновь заведенныхшколах, по некой историческойинерции, еще держатся прежние романистические Киевские традиции.Оченьнесразувходятвобщийоборотновыеидеи...

Победил Феофан, как эрудит. Это была победа школьно-протестантскогобогословия...

4.Духовноеобразованиепоформе–двоевериепосути

В Регламенте Феофан начертывает связную и резонированнуюпрограммуновогошкольногоучения(весьраздел:“Домыучилищные,ивних учители и ученики, також и церковные проповедники”). “Когда нетсвета учения, нельзя быть добромуЦеркви поведению, и нельзя не бытьнестроению,имногимсмехадостойнымсуевериям,ещежеираздорам,ипребезумнымересем...”

ОбразцомилипримеромидляФеофанаостаетсяКиевскаяАкадемия.“Академию”онпредлагаетучредитьинаСевере.Этодолжнабытьединаяивсеобщаяшкола,многолетняяимногостепенная,ивсеступенидолжныбыть вместе. Это общеобразовательная школа, с философским ибогословским классами, как завершением. При Академии должна бытьоткрыта семинария, т. е. общежитие, “образом монастыря,” – именно сэтогоинужноначинать,помнениюФеофанаОнсноваопираетсяздесьназападныйпримерили опыт, – “какие вымышленонемало во иноземныхстранах; скорее всего он имел здесь в виду Римскую коллегию” святогоАфанасия,гдеисамучился.Образжизнивтакойсеминариидолженбытьзамкнутыйиотрешенный, снаивозможнымотдалениемиотделениемотокружающей жизни (“не в городе, но в стороне”), от влияния родных истарой среды. Ведь только так и можно взрастить и образовать новуюпороду людей. “Таковое младых человек житие кажется бытистужительное и заключению пленническому подобное: но кто обвыкнеттакжити,хотячрезедингод,томувесмасладкобудет:кактоипосебеиподругихискусомведаем...”

Феофансразужеисделалпопыткузавеститакуюсеминариюиужев1721-мгодуоткрылшколуприсвоемдоменаКарповке.Этобылатольконачальнаяшкола,училивнейиноземцы(акад.Байер,известныйСеллий).СосмертьюФеофанаэташколабылаупразднена.

На Севере главным училищем становится Спасская Академия вМоскве(вЗаиконоспасскоммонастыре).Ужев1700-мили1701-мгодуонабыла перестроена по Киевскому образцу в латинскую школу, подпротекторатом Стефана Яворского. С основанием упрекал его патр.Досифей,чтосвелдеонвсена“латинскияучения.”Ивтожевремяонемсочувственно отзываются московские иезуиты, у которых тогда былазаведена вМоскве своя школа, для сыновей московской знати. Ученики

обеих школ находились в дружеских отношениях, устраивалисьсовместные схоластические собеседования. Кажется, и сам Стефан одновремябылсиезуитамивдобрыхотношениях...

Преподаватели вАкадемии были все изКиева.Из них особо нужноназвать Феофилакта Лопатинского. Позже он был архиепископомТверскимиприАннеИвановненесноснопострадалотлукавыхчеловек.От самого Феофана всего больше, – его он винил и обличал впротестантизме.Феофилактбылчеловекбольшихзнанийисмелогодуха,но в богословии типичный схоластик. Преподавал он по Аквинату (егоScientiasacra,1706–1710,врукописи:срв.запискиИ.Кроковского);позжеиздал“КаменьВеры...”

Вообщесказать,школывВеликороссиизаводятсяиоткрываютсявэтовремя обычно только архиереями из малороссиян (был период, когдатолько малороссиян и было позволено ставить в архиереи иархимандриты), – и они учреждали всюду именно латинские школы, попримеру и на подобие тех, в каких сами учились. Обычно и учителейпривозили с собой или вызывали потом из того же Киева, иногда даже“польской породы.” Бывало, что и учеников привозили с юга. Это былопрямоепереселениеюжноруссовили“черкасс;”наСевереоночастотакивоспринималось, как иноземческое засилие. В истории духовной школыПетровская реформа означала именно “украинизацию,” в прямом ибуквальном смысле. Ученикам в Великороссии эта новая школапредставлялась вдвойне чужой, – как школа “латинских учений,” и какшкола“черкасских”учителей.Знаменскийвсвоейзамечательнойкнигеодуховных школах в ХVIII-м веке так говорит об этом: “Все этиприставникибылидляучениковвсобственномсмыслесловалюдичужие,наезжие из какой-то чужой земли, какой тогда представляласьМалороссия,ссвоебразнымипривычками,понятиямиисамоюнаукой;сосвоеймалопонятной,странноюдлявеликорусскогоухаречьюипритомжеонинетольконехотелиприноровитьсякпросвещаемомуимиюношеству,и призвавшей их стране, но даже явно презирали великороссов, какдикарей, над всем смеялись и все порицали, что было не похоже на ихмалороссийское, а все свое выставляли и навязывали, как единственнохорошее.” И о многих из этих пришельцев прямо известно, что они иоставались навсегда в российском диалекте необычны, а употреблялинаречие малороссийское. Только в Екатерининское время положениеизменилось. Но к этому времени уже подросли поколения местныхвеликороссийских латинистов. Школа оставалась латинской. “Колония”окрепла,ноколониейнепересталабыть...

Не слишком сильно сказать: “та культура, которая со времен ПетраживетиразвиваетсявРоссии,являетсяорганическиминепосредственнымпродолжениемнемосковской,акиевской,украинскойкультуры”(кн.Н.С.Трубецкой).Однутолькооговоркуздесьнужносделать.Этакультурабыласлишком искусственна, и слишком насильственно вводилась, чтобыговоритьоб“органическомпродолжении...”

В конструкции новойшколы была большая неясность и невязка.Позаданию это была школа, прежде всего, “сословная,” и для “духовногочина” принудительная, – детей духовных набирали сюда силой, какрекрутов, под угрозой солдатчины, острога и телесного нещадноговзыскания. В Малороссии, напротив, эта школа носила характервсесословный; даидуховенствоне обособлялось тамв особое сословие,вплоть до Екатерининских времен. Кроме Киевской Академии, в этомотношенииоченьхарактеренХарьковскийколлегиум,преобразованныйв1726-м году из семинарии, основанной еще в 1722-м году Белгородскимепископом Епифанием Тихорским, при большой материальной помощикнязейГолицыных.Иногда называли его дажеТихорианскойАкадемией.Богословскийклассздесьбылоткрытужев1734году...

Вовсякомслучае,заводитьновыешколыобязаныбылиархиереи,инаместном иждивении, монастырском или церковном. Учреждались этишколы с профессиональным расчетом, “в надежду священства,” длясозиданияивоспитанияновойпородыдуховенства...

Однако, по программе это были общеобразовательные школы,богословие изучалось в одном только последнем классе. И вот, до этогопоследнего класса, через многолетний и многотрудный курс, доходилитольконемногиеизвзятыхвнауку;большинствовыбывалоизсеминарийтакинекоснувшисьбогословскихученийвовсе.Уходилипреждевременине только худшие (“за невзятием науки,” или “за непонятием учения”).Слишкомчастоименнолучшихотзывали“всветскуюкоманду,”внадеждудругих профессий или просто “в приказный чин.” Ведь в продолжениивсегоXVIII-говекаэтобылаединственнаяуженалаженнаяираскинутаяшкольнаясеть...

Раскинуть и развернуть сразу и вдруг всю эту сетьмногостепенныхшколоказалосьневозможно,кактоиследовалопредвидеть.Преждевсего,негдебылосыскатьисобратьпотребноечислоучителей,ктомудовольныхидостаточноискусных,вособенности“длясовершеннейшихучений,”т.е.богословского и философского. Во всяком случае, из 26 семинарий,открытыхдо1750года,тольковчетырехвэтомгодуужебылклассученийбогословских, и еще в четырех – классфилософский.Даже в столичной

Александро-Невскойсеминариипреподаваниеналадилосьдалеконесразу,все также за неимением и неумением учителей. Очень трудно былонабиратьиучеников,хотяуклонениеотявкившколуиприравнивалоськвоинскомудезертирству.Вполицейскомгосударственеразличаютучениеислужбу.Самоучениеестьужеслужбаилиповинность.Наученика(дажесовсем малолетнего) в это время смотрят именно как на служащегочеловека, отбывающего повинность и обязанного исполнять всепредназначения своего звания под страхом собственно даже недисциплинарного, а уголовного наказания. Потому даже совсемнеуспевающих от отбывания учебной службы освобождают с крайнейнеохотой(развеокажетсядетинанепобедимойзлобы,свирепый,додракискорый),ивместоучениявтакомслучаесдаютвсолдаты.“Семинаристыбыли в этом отношении чем-то в роде церковных кантонистов.”Неявившихся, убылых и беглых полагалось разыскивать и приводитьсилой,иногдадажевкандалах,–“дляобученияиупотреблениянаднимиизображенноговДуховномРегламентеискушения.”Ивсеэтовсе-такинеостанавливалопобегов.Бывало,чточутьлинеполсеминарииразбегалось,ивученическихспискахэпическизначилось:semperfugitiosus...

Это паническое бегство и укрывательство учеников не былоолицетворениемтемноты,лениилимракобесиявдуховномчине.Причинаэтогозапирательствабыланевтомневежествеилисуевериидуховенства,о котором так красноречиво умели декламировать Петр и Феофан.Причинакроетсявтом,чтоэтановаяшколабылачужойичуждой,былакакой-тонеожиданнойлатино-польскойколониейвроднойземле,идажессамой “профессиональной” точки зрения не без основания моглапоказатьсятолькобесполезной.

“В латинской грамматике, да в каком-нибудь “обхожденииполитичном, до семинарии относящемся,” практический ум не виделникакого проку и вовсе не находил резонов менять старые, привычныесредствакприготовлениюнацерковныедолжностиусебядоманановые,непривычныеисомнительные.Ещедалеконебылодоказано,ктобольшебылобыкновенноприготовленксвященнослужительству,псалтырниклисдетстваслужившийприцерквиипрактическиизучившийчтениеипение,и устав, или латынник изшколы, заучивший только несколько вокабул и“латинскияфлексии”(Знаменский).

Отславянскогоязыкапочтичтоотвыкаливэтойлатинскойшколе,–ведь даже тексты Писания на уроках чаще приводились по-латыни.Грамматика, риторика и пиитика изучались латинские, российскаяриторика присовокупляется к ним только поздно. И не трудно понять

потому, что и родители с таким недоверием отсылали детей “в этупроклятую серимарию на муку,” а дети предпочитали попасть хоть вострог,лишьбыизбытьэтойучебнойслужбы.Ибосоздавалосьгнетущеевпечатление,чтовэтойнововводнойшколеменяют,еслиещеиневеру,тонациональность...

В Петровское время не столько усваивались “общечеловеческиеначала” европеизма, сколько попросту вводилась западная рутина.Вводилась мерами принуждения, и средствами слишком часто моральноунижающими, что в особенности чувствовалось при той “всеконечнойскудости,”т.е.прямойнищете,которыепреобладалившколахивначалеследующего века, – духовное юношество, говорил уже о своем времениФиларет Московский, “более терпением и неутомимостью, нежелиобилием пособий приготовлялось к служению Церкви, в самыхобыкновенныхстепеняхвесьмаважному...”

Правда, во вторую половину века положение несколько смягчается,выдвигается другой и более показной, более педагогический идеал.Вводитсявпрограммудажефранцузскийязык...

Этотидеалвжизнислишкоммалоотразился...Само учреждение школ было бесспорным и положительным

приобретением. Однако, это перенесение латинской школы на русскуюпочвуозначалоразрыввцерковномсознании.Разрывмеждубогословской“ученостью”ицерковнымопытом...

И это чувствовалось тем очевиднее, что молились ведь еще по-славянски, а богословствовали уже по-латыни. Одно и то же Писание вклассезвучалонаинтернациональнойлатыни,авхраменародномязыке...

Вотэтотболезненныйразрыввсамомцерковномсознанииесть,бытьможет, самый трагическийиз итоговПетровской эпохи.Создается некоеновое“двоеверие,”вовсякомслучае:двоедушие...

“Вступившиоднаждывнемцы,выйтиизнихоченьтрудно”(Герцен)...Строитсязападнаякультура.Дажебогословиестроитсязападное...В ХVIII-м веке под именем науки разумелась обычно ученость,

“эрудиция.”Ивотэташкольно-богословскаяэрудициярусскихлатинскихшколХVIII-говекаизнутрицерковнойжизниибытавоспринимается(-ине без достаточного основания), как нечто внешнее и ненужное, чтосовсемневызваноорганическимипотребностямисамойцерковнойжизни.Эта эрудиция не была нейтральной. Изучение богословия по Феофануприучало все вопросы ставить и видеть по-протестантски. Заодно сэрудициейперенималасьипсихология,“реформировался”исамдушевныйсклад. В этом вряд ли не самая мощная причина того недоверия и того

упрямогоравнодушиякбогословскойкультуре,которыеидосихпорещене изжиты вшироких кругах церковного народа и самого клира.В этомпричина и того тоже еще не изжитого отношения к богословской науке,как к иностранному и западному изобретению, навсегда чуждому дляправославного Востока, которое так трагически мешало и мешаетоздоровлению русского религиозного сознания и освобождению его отпредрассудковстариныиновизны...

Это исторический диагноз, не оценка. “Примечено и во многихсеминаристах, которые, обучаясь латинском языку и наукам, вдругпочувствовали в себе скуку” (из очень любопытного “вопля купецких иразночинческих детей,” поданного в Твери архиеп. Платону Левшину в1770 г., о заведении вновь русского учения). Эта “скука,” а часто даже“скорбь”(т.е.повреждениеврассудке),рождалисьотдушевногоушибаинадрыва. Не только при самом Петре, еще больше после него, длянедоверия и подозрений было подано слишком достаточно и поводов, иоснований. Наука применялась против суеверий, а под этим одиознымокриком “суеверие” слишком нередко понималась именно вера и всякоеблагочестие.Ведьтобылов“векПросвещения...”

В борьбе с этими суевериями делеческий утилитаризм Петровскоговремени предупреждает пышное вольнодумство и либертинажЕкатерининского...

В борьбе с “суевериями” самПетр был даже решительнееФеофана,ибогрубее,–Феофанвсе-такинебылмастеровым...

В этом отношении особенно показательно Петровскоезаконодательство омонастыряхимонашестве.ВмонашествеПетр виделодно толькоплутовствои тунеядство, – “когда к греческимимператорамнекоторыеханжиподошли,апачекихженам...”

“Сиягангренаиунасзелобылораспространятьсяначала...”В России монашество Петр находил вполне неуместным, уже по

климатическим условиям. Наличные монастыри он полагал обратить врабочие дома, в дома призрения для подкидышей или для военныхинвалидов, монахов превратить в лазаретную прислугу, а монахинь впрядильщицыикружевницы,выписавдлятогомастерицизБрабанта...

“Ачтоговорятмолятся,тоивсемолятся.Чтожеприбыльобществуотсего...”

Особенно характерен запрет монахам заниматься книжным иписьменным делом. Это из “правил” о монашестве, приложенных кРегламенту.“Монахамникакихпокельямписем,каквыписокизкниг,такиграмотоксоветных,безсобственноговедениянастоятеля,поджестоким

на теле наказанием, никому не писать и грамоток, кроме позволениянастоятеля,непринимать,иподуховнымигражданскимрегуламчернилибумаги не держать, кроме тех, которым собственно от настоятеля дляобщедуховной пользы позволяется. И того над монахи прилежнонадзирать, понеже ничто так монашеского безмолвия не разоряет, каксуетнаяихитщетнаяписьма...”

Поповоду этого запрета очень верно заметил в свое времяГиляров-Платонов.“КогдаПетрПервыйиздалуказ,запрещавшиймонахудержатьусебявкеллиипероичернила,когдатотжегосударьуказомповелел,чтобыдуховный отец открывал уголовному следователю грехи, сказанные наисповеди: духовенство должно было почувствовать, что отселегосударственнаявластьстановитсямеждуниминародом,чтоонаберетнасебя исключительное руководительство народною мыслию и стараетсяразрушитьтусвязьдуховныхотношений,товзаимноедоверие,какоебыломеждупаствоюипастырями...”

Правда, в то же время Петр хотел заняться и обучением монахов,преждевсегоистинномуразумуПисания.Спервабылопредположеновсехмолодыхмонахов(т.е.ниже30лет)собратьвЗаиконоспасскуюАкадемиюдлязанятий(указ1сент.1723г.).Иэтодолжнобыловызватьтольконовоебеспокойство. Это можно было понять только так, что и на монаховраспространяется учебно-служилая повинность (это было вполне в духе“реформы”), да еще в латинских школах. Несколько позже Петрпроектировал переустроить монастыри вообще в рассадникипросвященныхдеятелей,авособенностидляполезныхпереводов...

Новая школа была воспринята прежде всего, как некийгосударственный захват и вмешательство. И новые “ученые” монахилатино-Киевского типа, каких только и хотели готовить Петр и Феофан(срв.в“объявлении”1724г.),навязывавшиеивбивавшиевнедоуменныеивстревоженныеголовыэтубезжизненнуюлатинскуюнауку,врядлимогликого примирить с упразднением и закрытием старых и богомольныхобителей, с замолканием в них службы Божией (срв. позже об этомоткровенноесуждениемолодогоПаисияВеличковского)...

Петровское правительство вымогало приятие самого религиозно-психологического сдвига. Именно от этого вымогательства религиозноесознаниевXVIII-мвекетакчастосъеживалось,сжималось,укрывалосьвмолчание,вотмалчиваниеизамалчиваниевопросовдлясамогосебя...

Утрачивалсяединыйиобщийязык,теряласьтасимпатическаясвязь,без которой взаимное понимание невозможно. И этому еще болеесодействовали те насмешки и издевательства, в которых так любовно

изощрялисьрусскиекультур-трегерыипросветителиХVIII-говека...В истории русского богословия и русского религиозного сознания

вообще все эти противоречия и ушибы ХVIII-го века отозвались исказалисьсбольшойсилойиболезненностью...

5.ВекХVIII-ый–векэрудитовиархеологов.Богословиенасваях

В школьном преподавании прямое влияние Феофана сказалось несразу. Сам он преподавал в Киеве недолго и учеников не оставил. Его“система”осталасьнеокончена,егозапискибылиприготовленыкпечатииизданыужетолькомногопозже.ВшкольныйобиходФеофановасистемавходит приблизительно в середине века (в Киеве, при митр. АрсенииМогилянском, с 1759-го года). В первую половину века богословскоепреподавание всюду продолжается в прежнем романистическом типе(Феофилакт, Гедеон Вишневский и отчасти даже Кирилл Флоринский вМоскве; Иннокентий Поповский, Христофор Чарнуцкий, ИосифВолчанский, Амвросий Дубневич в Киеве; здесь же уместно назвать иАрсенияМацеевича).Вновыхсеминарияхбогословиеизучаютобычнопоконспектам Иоасафа Кроковского или Феофилакта, т. е. по Аквинату.Философия в это время преподается всюду перипатетическая,13Philosophia Aristotelic-Scholastica, и обычно по тем же учебникам, что упольскихиезуитов...

Почти одновременно в богословском преподавании переходят отАквината к Феофану, и в философии от схоластического Аристотеля кВольфу, – учебник Баумейстера надолго становится обязательным иобщепринятым (обычно в издании Н. Бантыш-Каменского, BaumeisteriElementa philosophiae, M. 1777, но в Киеве уже с 1752 года). Наступаетгосподстволатино-протестантскойсхоластики.Школаостаетсялатинскойпо языку, метод преподавания и учебный быт не изменяются. КромеФеофановых записок еще пользуются непосредственно протестантскимисистемамиисводами:Гергардом,Квенштедтом,Голлазием,Буддеем...Ивтом же стиле составляют компиляции, “сокращения” и “извлечения” изэтих протестантских пособий, как перед тем из романистических.Немногиеизэтихкомпиляцийбылиизданы:лекцииСильвестраКулябки,Георгия Конисского или Гавриила Петрова изданы не были. Уже позднопоявился ряд компендиев:14 Doctrina Феофилакта Горского (в Лейпциге,1784)–поБуддеюиШуберту;CompendiumИакинфаКарпинского(Лейпц.1786);CompendiumСильвестраЛебединского(СПБ.1799;М.1805);иужев1802г.компендийИринеяФальковского,–всепоФеофану.Вовсехэтихкнигах и компендиях напрасно искать свободного движения мысли. Это

были книги для заучивания, недвижное “предание школы,” грузэрудиции...

ХVIII-ыйвекбылвекомэрудитовиархеологов(скореефилологов,чемисториков). И это сказывается и в преподавании. Все значение учебногоискусаXVIII-го векаименно в этомнакоплениии собиранииматериала.Даже в провинциальных семинариях лучшие ученики читают много.Читаютдревнихисториковинередкоотцов,чащевлатинскихпереводах,чемпо-гречески.Ибогреческийязыкнепричислялсяк“ординарным,”т.е. главным,предметампреподаванияинебылдажеобязательным (срв. вуставеМосковскогоуниверситетапожелание, “чтобыобучать греческомуязыку”). Уже только в 1784-м году было обращено внимание напреподавание греческого языка, “в рассуждении, что книги священные иучителейправославнойнашейгреко-российскойЦерквинанемписаны.”Скорее,впрочем,пополитическимвидам,всвязисизвестным“Греческимпроектом,” – почему и предлагалось учиться говорить. Прямогопрактического последствия это напоминание не имело, и даже у такогоревнителя,какПлатонМосковский,веголюбимойиоченьимопекаемойТроицкой семинарии по-гречески обучалось желающих человек 10–15всего-навсего. Сам Платон учился по-гречески уже после школы. Отсеминаристов он надеялся добиться именно способности говорить на“просто-греческом”наречиииумениячитатьпо“эллино-гречески.”Этогоон добивался: у него в семинарии писали даже греческие стихи. И вТроицкой семинарии, как и вСпасскойАкадемии, переводили отцов – сгреческого и с латинского, а также и другие книги. Обязательнымгреческий язык был сделан только при преобразовании 1798-го года,вместесеврейским...

Из русских эллинистов XVIII-го века нужно назвать, прежде всего,СимонаТодорского (умерАрхиепископомПсковским), большого знатокаязыков греческого и восточных, ученика знаменитого Михаэлиса.Учениками Тодорского были в КиевскойАкадемииИаков Блонницкий иВарлаамЛящевский, – оба работали потом над Славянской Библией длянового издания (“Елизаветинская Библия” вышла в 1751-м году, изданиебылоповтореноподрядв1756,1757и1759).Этонебылалегкаязадача.Отсправщиков требовался подлинныйфилологический такт и чутье.Нужнобылорешить,какиеизданиявзятьзаоснованиедлясверки–принятабылаПолиглоттаВальтона,пользовалисьиКомплютенскимизданием.Несразурешено было, как быть в случаях ошибочного перевода в прежних ипривычныхизданиях.

Возникала даже мысль, не печатать ли сплошь и полностью оба

переводапараллельно,прежнийивновьисправленный.ВпечатнойБиблиидан только большой указатель сделанных перемен. Правили по текстуСемидесяти. Феофан был против сличения перевода не только севрейским, но и с другими греческими текстами, “каковые в восточнойЦеркви в обычное употребление не вошли.” Этот довод будут повторятьстолетиемпозжеревнители“обратного,хода...”

Иаков Блонницкий был одно время учителем в Твери и в Москве.Библейскойсправыдоконцанедовел, тайноушелнаАфон,прожилтамдесятьлет,вболгарскомЗографе,продолжаясвоиграмматическиезанятияпо-славянскиипо-гречески...

Положительнойсторонойновогобогословскогопреподаваниябылегобиблейский реализм, стремление взять и понять священный текст в егоконкретнойсвязиидажевисторическойперспективе.ВэкзегетикеXVIII-го века был очень силен аллегоризм, моралистический и назидательный.Но все же Библия воспринималась, прежде всего, как книга СвященнойИстории.Уженачинаетслагатьсяцерковно-историческаяапперцепция15...

В1798-мгодуцерковнаяисторияужевводитсявпланпреподавания.За неимением “классической” (т. е. учебной) книги ее предлагалосьпреподавать по Мосгейму, Бингаму или по Лангию. В МосковскойАкадемиив60-хгодахмногозанимаютсяисторическимипереводами.ТакПавелПономарев (ректор с 1782, впоследствииАрхиепископТверской иЯрославский) перевел Memoires Тиллемона, но перевод встретилцензурноепрепятие.ИеронимЧернов(префектс1788)издалсвойпереводБингама.МефодийСмирнов (ректорв1791–1795 гг.,потомАрхиепископТверской)начиналсвойбогословскийкурсисторическимвведением.Ужев 1805-м году вышла его книга: Liber historicus de rebus in primitiva sivetrium primorum et quarti ineuntis seculorum ecclesia christiana, – первыйочерк церковной истории в России. По типу и стилю эта книга всецелопринадлежитXVIII-мувеку.ВМосковскомуниверситетемноголетподрядпреподавал Петр Алексеев, архангельский протоиерей, член Российскойакадемии, человек слишком передовых взглядов. Его главный труд,“Церковный словарь,” т. е. объяснение церковных вещей и терминоввыдержалтрииздания(М.1773;3изд.1819).В1779-мгодуонприступилкизданию“ПравославногоИсповедания;”былаужеотпечатанавсяперваячастьи30вопросовизвторой,нозатемвсеизданиебылоостановлено–“за некие смелые присовокупленные примечания.” Был остановленвпоследствиииегособственный“Катихизис...”

НужноназватьещеименаВениаминаРумовского(скончалсяв1811,всане архиепископа Нижегородского), известного довольно широко, как

автор “Новой Скрижали” (впервые в Москве, 1803), – кроме того, онперевел и “Евхологий” Гоара, – и еще Иринея Клементьевского (в санеархиепископа Псковского скончался уже в 1818 г.), известного своимитолковательнымикнигами,такжеиотеческимипереводамисгреческого...

К влиянию старо-протестантской схоластики очень раноприсоединяетсяновоевеяние,–веяниепиетизма.16В этойсвязиещеразнужно назвать имя Симона Тодорского (1701–1754). После КиевскойАкадемии, как сам он о себе сообщает, “отъехал за море в АкадемиюГаллыМагдебургския.”Галлебылтогдаглавнымиоченьбурнымцентромпиетизма(срв.изгнаниеоттудаВольфав1723г.).Тодорскийучилсяздесьвосточным языкам, языкам Библии всего больше. И для пиетизма этотповышенный интерес к Библии очень характерен, в нем довольнонеожиданно амальгамируются филологические и моралистическиемотивы (срв. Collegium philobiblicum, основанный А. Г. Франке вЛейпциге; самФранке был профессором еврейского языка). Одно времяТодорскийбылдажеучителемвзнаменитом“Сиротскомдоме”пиетистовв Галле. Именно здесь и тогда перевел он книгу Иоанна Арндта “ОбистинномХристианстве”(изданавГаллев1735г.).Крометого,онперевел“АнастасияпроповедникаруководствокпознаниюстраданийСпасителя”и неизвестного автора “Учение о начале христианского жития.” Все этикнигибыли запрещеныиизъятыиз русскогообращения в 1743-м году, стемчтобыивпредьтакихкнигнадиалектроссийскийнепереводили...

Из Галле Тодорский вернулся домой не сразу. “А оттуду выехавши,полтора года между езуитами пробыл на разныхместах.” Затем где-то вВенгрии учительствовал у православных греков. В Киеве он был сноватолькоужев1739-мгоду...

Во вторую половину века пиетическое и сентиментальное мнениестановится очень чувствительным, оно скрещивается с мистическимвлиянием масонства. В духовных школах влияние этого мечтательногоморализма было очень заметно. Всего заметнее оно было, вероятно, вМоскве, во времена Платона. Самое “вольфианство” былосентиментальным,–соснованиемназываютсистемуВольфа“догматикойсентиментальногочеловека...”

В самом строе или организации духовных школ за весь вексущественных изменений не происходило, хотя лицо века и оченьменялосьнераз.ВначалеЕкатерининскогоцарствованиябылаобразовананебольшая комиссия “об учреждении полезнейших духовных училищ вепархиях.” Она состояла из Гавриила, тогда епископа Тверского,Иннокентия Нечаева, епископа Псковского, и Платона Левшина, еще

иеромонаха.Этобылов1766-мгоду.Комиссияненашланужнымизменятьлатинский типшколы и проектировала только внести большую полноту,единообразиеипоследовательностьвшкольнуюсистему(ивпрограммы).Предполагалось расчленить последовательные ступени обучения,выделитьчетыресеминариисрасширеннымкурсом(вНовгороде,Санкт-Петербурге, Казани и Ярославле), а Московскую Академию возвести настепень “духовного университета,” с универсальным курсом. Ясно былпоставлен вопрос о необходимости повысить социальный уровень иобстановку духовного чина (“установление к большему учащихсяободрениюиклучшемуученогодуховенствасодержанию”ит.д.).Вовсемпроекте чувствуется новый дух, – оттенены интересы общего развития,предлагается смягчение дисциплины и нравов. Предлагается “вперять вучениковблагородноечестолюбие,которымбыони,якопружиною,былиуправляемы в поступках.” Предлагается введение новых языков. Оченьхарактерно предложение вверить все духовные школы попечению двухпротекторов, светского и духовного, чтобы придать школам большуюнезависимость. Становилось ясно, что нельзя действительнореформировать духовную школу без “улучшения” и обеспечениядуховенства. На это указывала в своих предположениях уже Комиссия1762-гогодаоцерковныхизмениях(вкоторойруководящееместозанималТеплов)...

Практического последствия проект Комиссии 1766-го года не имел.Новтомжегодубылпосланзаграницудляученыхзанятийрядмолодыхлюдей, из духовных воспитанников. Они были распределены междуГеттингеном, Лейденом и Оксфордом. В связи с возвращениемзаграничных стипендиатов из Геттингена в 1773-м году еще раз былвозбужден вопрос об открытии, под смотрением Синода, в МосквеБогословского факультета, где бы вернувшиеся специалисты могли бытьупотреблены в преподавании. В 1777-м году был разработан подробныйпланфакультета. Но и на этот раз дело не двинулось. В свое время приучреждении Московского университета, в 1755-м году выделениебогословия было оговорено: “хотя во всяком Университете, кромеФилософскихНаукиЮриспруденции,должнытакождепредлагаемыбытьБогословския знания, однако попечение о Богословии справедливооставляетсяСвятейшемуСиноду”(Проектп.4)...

Из Геттингенских стипендиатов только один был определен вдуховно-школьную должность. Это был Дамаскин Семенов-Руднев,впоследствии епископ Нижегородский и член Российской Академии. ВГеттингене,будучитамвдолжностиинспекторапримладшихстудентах,

онучилсянебогословию,нофилологиииистории,переводилНесторапо-немецки.Впрочем, слушал богословские лекциии даже издалФеофановтрактат“ОбисхожденииСвятогоДуха”сдополнениямииприложениями(1772). По возвращении он принял монашество, был профессором иректоромМосковскойАкадемии.ДажепоЕкатерининскимвременамэтобыл “либеральный” архиерей, воспитавшийся в началах вольфианскойфилософии и естественного права. Поговаривали, что митр. Гавриил“внушилемуоставитьвсегерманскиябредни,толпившиясявегоголове,апринятьсялучшезаисполнениеобетовиночества...”

Из учившихся в Лейдене один, Вениамин Багрянский, былвпоследствииепископомИркутским(†1814)...

Приблизительно в те же годы подымался вопрос о преобразованииКиевской Академии в Университет с изгнанием монахов и подчинениемсветским властям на общем основании (мысль Разумовского, Румянцева,пожеланияКиевскогоиСтародубскогошляхетствавКомиссии1766–1767г.г.) или об открытии новых факультетов (предположения Киевскогогенерал-губернатораГлебовав1766г.).Академияосталасьпо-старому,нопреподаваниевнейсветскихпредметовиновыхязыков,“дляобщежитиянеобходимых,” было в ближайшее время усилено (впрочем, французскийязыкпреподавалсяужес1753-гог.).Оченьхарактерно,чтовуправлениимитр.СамуилаМиславского (ученого издателя и продолжателяФеофана,1731–1796),кандидатоввучительскиедолжностипосылалидоучиватьсявВиленском Университете или в Слуцк, в тамошний протестантскийконвент(впрочем,ивМосковскийуниверситет)...

Духовно-школьная реформа 1798-го года тоже не затронула началшколы. Были возведены в достоинство “Академий” семинарии вПетербурге и Казани, с некоторым расширением и восполнениемпреподавания,–былиоткрытыновыесеминарии,–впрограммахещеразкое-чтобылообновлено.

Среди деятелей церковного просвещения ХVIII-го века самымзначительным и ярким был, конечно, митр.ПлатонЛевшин (1737–1811).Это был “свой Петр Могила для Московской Академии,” очень удачносказаноонем(С.К.Смирновым).Платонбылтипическийчеловексвоеговремени, этого пышного, мечтательного и смутного века. В его образесгустились и отразились все противоречия и недоумения эпохи. Plusphilosophe que pretre, отозвался о нем Иосиф II; этим именно Платонпривлекал и Екатерину. Во всяком случае, он был достаточно“просвещенным,”ио“суевериях”отзывалсяименновдухевремени.Привсем том,Платон был человеком вполне благочестивым и молитвенным,

был большой любитель церковного пения и устава. Человек горячий итвердый сразу, прямой и мечтательный, слишком легко возбудимый инастойчивый, он всегда был открыть и откровенен – с собой и другими.Долго при Дворе он не мог удержаться, и влияния сохранить тоже неумел...

Выдвинулся Платон всего больше, как проповедник, – это снова встиле той риторической эпохи. Даже придворных он умел заставитьвздрогнуть и прослезиться. Но в проповедях Платона очень живочувствуется вся искренность и напряженность его личного теплогоблагочестия. В искусственных формах красноречия все же чувствуетсяупругость воли и убеждения. Монашество Платон принял (уже будучиучителемриторикивЛаврскойсеминарии)повнутреннемуубеждениюивлечению. “По особой любви к просвещению,” говорил он сам. Омонашестве Платон рассуждал довольно своеобразно. Весь смыслмонашества для него в том, что это есть безженное пребывание. “Омонашестверассуждал, чтоононеможетвозложитьболееобязательствана христианина, как сколько уже обязывало его Евангелие и обетыкрещения.”Ещеболееегоувлекалалюбовькуединению–нестолькорадимолитвы,сколькорадиученыхупражненийидружбы.Платонсознательноизбралпутьцерковный.ОнотрексяотпоступлениявУниверситет,какиотдругихсветскихпредлагаемыхемусостояний.Оннехотел терятьсявнапрасной суетемирскогожития. Есть черты своеобразного руссоизма вего стремлении даже из Москвы уйти в Лавру, и там он строит свойдружескийприют–Вифанию...

Платон был великим и увлеченным ревнителем учености ипросвещения.Унегобыласвояидеяодуховенстве.Онхотелсоздатьвновьученое и культурное духовенство, через гуманитарную школу. Он хотелподнятьивозвыситьдуховныйчиндосоциальныхверхов,–ввек,когдаегостаралисьснизитьирастворитьв“третьемроделюдей”идажевбезликойподатноймассе.ВотпочемуПлатонтакзаботилсяприменитьобучениеивоспитаниевдуховныхшколахковкусамилипонятиям“просвещенного”общества.ОсобенномногосделалондляТроицкойЛаврскойсеминарии.И в истории Спасской академии время Платона было время расцвета.НовымсозданиемПлатонабылаВифанскаясеминанария,учрежденнаяпообразцуЛаврскойв1797-мгоду,нооткрытаяужетольков1800-м...

Идеалом Платона было просвещение ума и сердца, – “чтобы вдобродетели преуспевали.” Это был сентиментальный искус и оборотцерковного духа. Под влиянием Платона обозначился новый типцерковногодеятеля...

Эрудитилюбительпросвещения,Платоннебылмыслителем,нидажеученым.Онбылименноревнительили“любитель”просвещения,–оченьхарактернаякатегорияХVIII-говека...

Платон был больше катихизатором, чем богословом. Однако, его“катихизисы,” беседы “или первоначальное наставление в христианскомзаконе,” веденныйим вМоскве еще вмолодые годы (в 1757 и 1758 г.г.),обозначилипереломивисториисамогобогословия.Егоурокисвеликимкнязем, изданные в 1765-м году под именем “Православного учения илисокращенной христианской Богословии,” это был первый опытбогословскойсистемыпо-русски...

“Легкостьизложения–лучшеевэтомсочинении,”замечаетФиларетЧерниговский.Этадвусмысленнаяпохваланесовсемсправедлива.Платонбыл не столько оратором, сколько именно учителем, – о просвешениидумал он больше и прежде, чем о красноречии, – “о витийственном ииспещренном слоге я никогда много не заботился.” У него есть твердаяволя убедить и просветить, отсюда выразительность и ясность его речи:“ибо правды лице само по себе прекрасно, без всяких притворныхприкрасов.” В этом отношении очень показательна его полемика состарообрядцами, в которой его “просвещенная”мягкость и уступчивостьне предохраняют от поверхностных упрощений (срв. вряд ли удачныйзамыселт.наз.“единоверия”)...

Вовсякомслучае, товерно,что“катихизисы”Платонанедостаточносодержательны... Платон стремился сблизить богословие с жизнью. И вдухе времени он расчитывал сделать это, растворяя богословие внравоучение,внекийэмоционально-моралистическийгуманизм.“Разныесистемы богословия, ныне в школах преподаваемые, пахнут школами имудрованиемчеловеческим...”

Всеэтовсилетойэпохи,когдавместо“веры”предпочиталиговоритьоб“умонаклонениикдобру...”

Платон ищет живого и жизненного богословия. Его можно найтитолько в Писании. И в толковании Писания всего больше нужноостерегаться натягивания и принуждения, – “отыскивать буквальныйсмысл” и не злоупотреблять исканием таинственного смысла, “где егонет.” Нужно сопоставлять тексты между собой, чтобы Писаниеобъяснялось прежде всего через себя. “Держись притом лучшихтолкователей,”–Платонразумелприэтомиотцов;влияниеЗлатоуста (иАвгустина) у самого Платона очень явно. О догматах Платон торопитсясказать покороче. И его доктринальное “богословие” очень малоотличается от неопределенного и моралистически эмоционального

лютеранизма того времени. Очень недостаточно показан всюдусакраментальный смысл церковности и слишком переразвитынравственные приложения (схоластический usus). Очень неточноопределениеЦеркви: “собраниечеловеков, воИисусаХриста верующих”(в другом месте добавлено: “и по закону Его живущих”), – и это оченьхарактернаянеточность...

ПлатонвесьвновойРоссииивзападномопыте,оннебылдостаточноцерковенпривсемсвоемблагочестии.Вэтомегоограниченность,чтонеослабляетинеотменяетдействительнойважностидругихзаслуг...

Важное значение имело и то, что Платон обратился и обратилвнимание к изучению русской церковной истории (срв. историческиеработы еще Никодима Селлия, ум. 1746), и первый издал очерк этойистории (уже только в 1805-м году). Много позже это сочувственноевозвращениевисторическоепрошлоепривелоикуглублениюцерковногосамосознания...

Особенно ясно историческая ограниченностьПлатона сказывается вего отношении к русскому языку. Сам он по-русски не толькопроповедовал, но и издал “богословию.” Однако, для школьногоупотребления его книгу переводили по-латыни. Так было, например, вТульскойсеминарии...

Платон заботился об улучшении преподавания родного языка вмладших классах (введение русской грамматики и риторики, поЛомоносову, сверх латинских). И все-таки боялся, что простое обучениерусской грамоте и письму может помешать успешности латинскихучений...

“Самая большая вольность против латыни, до какой только моглидойтивТроицкойсеминариивбогословскихлекцияхужекконцуXVIII-го столетия, состояла в том, что в их латинский текст стали вставлятьтексты Священного Писания по славянской Библии без перевода налатинскийязык”(Знаменский).ПервымрешилсянаэтоМефодийСмирновужев90-хгодах...

Редкиепробыделалисьираньше.КогдаПлатонбылназначенвТверь(в 1770), он застал здесь в богословскомклассепреподаваниепо-русски.Это новшество ввел здесь в 1764-м г. ректорМакарий Петрович (родомугорский серб, из Темешвара, но учившийся в Киеве и в Москве, одновремя проповедник и префектМосковской академии, 1734–1766). КнигаМакариябылаизданапослеегосмерти(“ЦерквивосточныеПравославноеучение,содержащеевсечтохристианинусвоегоспасенияищущему,знатьиделатьнадлежит”Спб.1783).Макарийишкольныедиспутыпереводил

на русский, старался превратить их в собеседования с инакомыслящими,притоминаотеческойоснове(“кудачтениесвятыхотецпринадлежит”).Макарию следовал и его преемник Арсений Верещагин (изМосковскойАкадемии,позжеархиепископТверской)...

С назначением Платона все это было отменено и восстановленлатинскийпорядок...

Много позже, уже в 1805-м году, при обсуждении нового планадуховнойшколы,Платонрезковысказалсяпротивпереходавпреподаваниинарусский.Онбоялсяпаденияученостииособенноученойчести.“Нашидуховныеитакотиностранцевпочитаютсяпочтинеучеными,чтонипо-французски, ни по-немецки говорить не умеем. Но еще нашуподдерживаетчесть,чтомыговоримпо-латынеипереписываемся.Ежелиже латинскому учиться так, как греческому, то и последнюю честьпотеряем,поеликуниговорить,нипереписыватьсянебудемнинакакомязыке.Прошусиеоставить...”

В этом рассуждении очень ясно сказывается, насколько вниманиеПлатона ущемлено школьной традицией и как мало он чувствуетцерковныепотребности...

Между тем самое слабоеместо духовнойшколыXVIII-го века былоименновеелатинскомхарактере.НесколькопозжеЕвгенийБолховитинов,сам тоже человек просветительного века, с полным основанием говорилтак:“Нынешнийнашкурсдосамойфилософииотнюдьнеестькурснаук,акурстольколатинскойлитературы...”

В ХVIII-м веке о русском языке преподавания говорили всюду скакой-тостраннойнеуверенностью,каконесбыточноймечте,иврядлинеопасной. Осталось неисполненным смелое пожелание, объявленное вграмоте об учреждении Харьковского Коллегиума (16 марта 1731): “аучить всякого народа и звания детей православных, не токмо пиитики,риторики,ноифилософииибогословииславяно-греческимилатинскимязыки, такожда стараться, чтобы такия науки вводить на собственномРоссийскомязыке...”

Латинскийязыкиздесьбылпреобладающим...Когда в 1750-м году в Киеве митр. Арсений Могилянский

распорядился “Православное Исповедание” читать по-русски, этораспоряжениебылопринято,какнапраснаяуступкаслабостиинезнанию.Основной богословский курс продолжали читать все- таки по латыни,“сохраняя чистый латинский штиль и оберегаясь грубого простогонаречия...”

Недляшкольногоупотреблениябылаизданапо-русскиужевсамом

началеновоговека“Системахристианскогобогословия”архим.ЮвеналияМедведского(3части,М.1806)...

В этом упорном школьном латинизме, прежде всего, действовал,конечно, западный пример, – впрочем, уже с некоторым опозданием.Последствием была отсталость русского языка. “Русский научно-богословскийязык,образчиккоторогоможновидеть,например,втезисахдля публичных диспутов в Московской Академии, был до того малоразвит, что стоял несравненно ниже даже языка наших старинныхпереводчиков святых отцов и оригинальных богословских произведенийдревнейРуси”(Знаменский)...

“Кто какие аргументы говорил, кто какой именно фундаментподложилсвоейопугны,каксольвованотдефендентаиегоучителявсякийаргумент...”

Доходило до того, что ученики не умели сразу писать по-русски, адолжны были выразить свою мысль по-латыни, а затем перевести. Дажерусскиеобъясненияучителейученикизаписывалипо-латыниисизряднойпримесьюлатинскихслов...

“От сего происходили священники, которые довольно зналилатинскихиязыческихписателей,номалозналиписателейсвященныхицерковных”(замечаниеФиларетаМосковского)...

Идажеэтонебылосамымхудшим...Ещехужетотнеорганическийхарактервсейшкольнойсистемы,при

которомпреподаваниебогословскоенебылоинемоглобытьоживляемонепосредственнымвоздействиемилиопытомцерковнойжизни...

Не следует уменьшать объем и значительность ученых и дажеучебных достижений ХVIII-го века. Во всяком случае, это был оченьважный культурно-богословский опыт. И по всей России раскинуласьдовольносложнаяшкольнаясеть...Новсеэто“школьное”богословиебылов собственном смысле беспочвенным. Оно взошло и взросло на чужойземле...

Точнонадстройканадпустымместом...ивместокорнейсваи...Богословиенасваях,–вотитогXVIII-говека.

6.Масонство

Масонство было событием в истории русского общества, – тогоновогообщества,котороеродилосьисложилосьвПетровскомпереполохе.Это были люди, потерявшие “восточный” путь, и потерявшиеся назападных. Вполне естественно, что новый путь они нашли с западногоперекрестка...

ПервоеПетровскоепоколениебыловоспитанонаначалахслужилогоутилитаризма.Новыйкультурныйклассслагаетсяиз“обратившихся,”т.е.приявших реформу. Именно этим приятием или признанием иопределяетсявтовремяпринадлежностькновому“классу.”Иновыелюдипривыкают и приучаются все свое существование осмысливать в однихтолько категориях государственной пользы и общего блага. “Табель орангах”заменяетисимволверы,исамомировоззрение...

Сознание этих новых людей экстравертировано17 до надрыва. Душатеряется,растеривается,растворяетсявэтомгорячечномприбоевнешнихвпечатлений и переживаний. В строительной сутолоке Петровскоговремени некогда было одуматься и опомниться. Когда стало свободнее,душаужебыларастраченаиопустошена.Нравственнаявосприимчивостьпритупилась.Религиознаяпотребностьбылазаглушенаизаглохла.Ужевследующем поколении начинают с тревогой говорить “о повреждениинравов в России.” И скорее не договаривают до конца. То был векзанимательныхавантюринаслажденийповсюду...

ИсториярусскойдушивХVIII-мвекеещененаписана.Мызнаемизнеетолькоотрывочныеэпизоды.Ноивнихтакяснослышитсяиотдаетсяэтаобщаяусталость,иболь,итоска...

От лучших людей Екатерининского времени мы знаем, какойопаляющийискусприходилосьимпроходитьвисканиисмыслаиправдыжизни,вэтотвеклегкомыслияибеспутства,черезстремниныхолодногобезразличия и самого жгучего отчаяния. Для многих из нихвольтерианствобылоподлиннойболезнью,нравственнойидушевной...

Во вторую половину века начинается духовное пробуждение. Этобыло пробуждение от тяжкого духовного обморока. Не удивительно, чтослишком часто оно походило на истерику. “Пароксизм совестливоймысли,”говорилобэтоммасонскомпробужденииКлючевский...

Но это не был только пароксизм. Вся историческая значительностьрусского масонства была в том, что это была психологическая аскеза и

собирание души. В масонстве русская душа возвращается к себе изПетербургскогоинобытияирассеяния...

Это был не только эпизод, но этап в истории нового русскогообщества. К концу семидесятых годов масонское движение охватываетпочти что весь тогдашний культурный слой, – система масонских ложсвоимипобегаминасквозьпрорастаетего,вовсякомслучае...

В истории русского масонства было много споров, разделений,колебаний. Первые русские ложи были, в сущности, кружками деистов,исповедовавших разумную мораль и естественную религию,стремившихся к моральному самопознанию (таковы были ложи первогоЕлагина союза, – срв. еще “Конституции” Андерсона). Сперва не былоразличия и разделения между “фармазонами” и “вольтеристами.”Мистическая струя пробивается несколько позже (срв. искание “высшихстепеней”уРейхеля,такназ.“системаслабогонаблюдения”).Ноименнокружок московских розенкрейцеров18 и был самым важным ивлиятельнымизрусскихмасонскихочаговтоговремени...

Масонство есть некий орден, прежде всего, – светский и тайный, соченьстрогойдисциплиной,нетольковнешней,ноивнутренней.Именноэта внутренняя дисциплина или аскеза (не только здравая душевнаягигиена)иоказаласьвсеговажнеевобщейэкономиимасонскогодействия,– тесание “дикого камня” сердца человеческого, как говорили тогда.И вэтой аскезе воспитывался новый тип человека. С этим типом мывстречаемсявследующуюэпоху,в“романтическом”поколении,–сейчасужебесспорно,чтоуромантизмавообщебыли“оккультныеистоки...”

Это было сентиментальное воспитание русского общества, –пробуждениесердца.Вмасонствевпервыебудущийрусскийинтеллигентопознает свою разорванность, раздвоенность своего бытия, и начинаеттомиться о цельности и тянуться к ней. Это искание, тоска и тяга,повторяются позже в поколении “тридцатых годов” (и сороковых), вчастности, у славянофилов. Психологически славянофильство вырастаетименноизЕкатерининскогомасонства(исовсемнеизусадебногобыта)...

Масонскаяаскезавбираетвсебяоченьразныемотивы.Здесьбылоирассудочное равнодушие стоического типа, и утомление житейскойсуетой, и докетическая брезгливость, иногда “прямая любовь к смерти”(“похоронный экстаз”), и подлинная трезвость сердца. В масонскомобиходе была разработана сложная методика самонаблюдения исамообуздания. “Умереть на кресте самоотвержения и истлеть в огнеочищения,” так определял задачу “истинного франк-масона” И. В.Лопухин.Борьбассамостьюирассеянием,собираниечувствипомыслов,

отсечениестрастныхжеланий,“образованиесердца,”“насилованиеволи.”Ибокореньиседалищезлаименновэтойсамости,вэтомсвоеволии...

“Ниочемстольконеприлежи,какчтобыбытьвдухе,вдушеивтелесовершеннобезя...”

И в этой борьбе с самим собой снова необходимо избегать всякогосвоеволияисамолюбия.Неискатьилиизбиратьдлясебякрест;нонестиего, если и когда он дан. Не столько устраивать свое спасение, скольконадеятьсянанегоирадостносмирятьсяподволюБожию...

Масонство проповедывало строгость и ответственность жизни,нравственную самодеятельность, нравственное благородство,воздержанность и бесстрастие, самопознание и самообладание,“добродетель” и “тихую жизнь” – “посреди сего мира, не прикасаясьсердцемксуетамего...”

Нужно высвободить в самом себе “внутреннего человека” из-подзасилия плотяности, “совлечься ветхого Адама,” – “ищи в самом себеистину...”

Номасонствотребовалонетольколичногосовершенствования,аещеидеятельнойлюбви,–“первоеявление,началоиконеццарстваИисусовавдуше.”Ифилантропическаядеятельность русскихмасонов того временидостаточнохорошоизвестна...

Мистическое масонство было внутренним противодействиемПросветительному духу. В “теоретическом градусе” весь пафособорачивался против “измышлений слепотствующего разума,” против“лжемудрованийВолтеровойшайки.”Ударениепереноситсянаинтуицию.ЭтобылвторойполюсXVIII-говека.Этотскептическийвекбылвместеивекомпиетическим.ФенелонвэтовремябылпопуляреннеменьшесамогоВольтера. И “философия веры и чувства” для этой эпохи не менеехарактерна, чем сама “Энциклопедия.” То была эпохасентиментализма19...

Сентиментализм смасонством связанорганически.Сентиментализмне был только литературным направлением или движением. Это былосперва именно мистическое движение, это был религиозно-психологический сдвиг. И его истоки нужно искать в испанской,голландскойифранцузскоймистикеХVI-гоиXVII-говеков...

Это было воспитание души вмечтательности и чувствительности, вкакой-топостоянной задумчивости,и внекой “святоймеланхолии” (срв.душевныйпутьмолодогоКарамзина,позже–развитиеЖуковского).Иневсегда это бывало собиранием души. Привычка слишком пристально

следитьзасамимсобойгораздочащеоказываласьквиетивом20воли.Людитехпоколенийлегкоичастозаболевали“рефлексией,”ивсложениитипа“лишнего человека” вряд ли не всего сильнее повлияло именно это“сентиментальноевоспитание.”В“святоймеланхолии”всегдаестьнекийпривкусскептицизма...

Людитехпоколенийпривыкалижитьвэлементевоображения,вмиреобразовиотражений,–инетоонипровиделитайны,нетогрезилинаяву.Не случайно в эту эпоху повсюду пробуждается с таким напряжениемтворческая фантазия, вся эта сила поэтической пластики и лепки.“Прекрасная душа” становится парадоксально впечатлительной, всявздрагивает и трепещет от всякого малейшего шороха в бытии. С концаXVII-го века уже сильны апокалиптические предчувствия. Для эпохитипично т. наз. “пробуждение” (“Erweckung”) именно в массах.Теоретическая апелляция к сердцу уже вторично свидетельствуем о егопробуждении. “Прибой благодати,” Durchbruch der Gnade, как говорилипиетисты, – этобыло,преждевсего,непосредственноепереживание, даропыта...

С такой мечтательностью “бесстрастие” вполне совместимо. Втогдашнем мистицизме была сдержанность воли, но не было трезвостисердца и воображения... Так вырастало новое душевное поколение. НеслучайнорозенкрейцерА.М.Кутузовперевел“Нощныемысли”Юнговы(The Complaint or Night-thoughts). Это не только исповедьсентиментальногочеловека,ноимистическийпутеводительэтогоновогопробужденногоичувствительногопоколения.“Тогдажедваразапрочиталякакблаговестие,некакпоэму,“Юнговыночи,”вспоминалодинизлюдейтоговремени...

Следуетоговорить,этамеланхолическая“философиявздоховислез”была только преображенным гуманизмом. “Будь человеком, ты будешьбогом,ипритомнаполовинусоздавшимсамогосебя,”–Оbeaman,andthoushaltbeagod!Andhalfself-made...

Толькочеловекпризваннеквнешнейактивности,ноквнутренней,к“серафическим грезам,” – “не для обширного знания и не для глубокогопонимания создано человечество, а для удивления и для благоговейныхчувств.” То был призыв ко внутреннему собиранию. “Наши внешниедействия стеснены, – властвоватьнадоненад вещами, а надмыслями, –охраняйкакможнолучшесвоимысли,имвнемлетНебо...”

Такое настроение становилось психологическим заслоном противвольнодумства...

ОШварцерассказывают,чтонасвоихлекцияхоченьчастозанимался

он именно разбором “вольнодумческих и безбожных книг,” – Гельвеция,Спинозы,Руссо,–ирассеевал“сиивосстающиемраки.”КаквспоминаетА.Ф. Лабзин, “простое слово Шварца исторгало из рук многихсоблазнительные и безбожные книги, и поместило на их место СвятуюБиблию...”

В мистическом обороте была богатая литература, печатная ирукописьменная, всего больше переводная (срв. деятельность“Типографической Компании,” открытой в Москве с 1784-го года, итайных типографий). Здесь были, прежде всего, западные мистикинедавнегопрошлого.ВсегобольшечиталиБема,СенМартена,ещеИоаннаМасона. С. И. Гамалея перевел всего Бема (перевод не был издан).ПереводилиВал.Вейгеля,Гихтеля,Пордеча.Оченьмногобылопереведено“герметических” авторов: Веллинг, Кирхвегер, Vividarium chimicum,“Химическая псалтырь” Пена, Хризомандер, Р. Р. Флудд. Кроме того,довольно пестрый подбор книг, старых и новых, –Макарий Египетский,Августина избранные сочинения, Ареопагитики, даже Григорий Палама,книга “о Подражании,” ИоаннаАрндта “Об истинном христианстве,” Л.Скуполи, Ангел Силезий, Бениан, Молинос, Пуарет, Гион, Дузетаново“Таинство Креста.” В ложах читали много, и предписывался строгийпорядок или последовательность чтения, под смотрением и ведениеммастеров. Но не меньше читали и сторонние люди.Издания московскихмасоноврасходилисьхорошо...

Так вдруг и сразу рождавшаяся русская интеллигенция получилацелую систему мистических возбуждений, и включилась в западнуюмистико-утопическуютрадицию,вритмпореформационногомистицизма.Приучались и привыкали читать квиетических мистиков и пиетистов,отчасти же и отцов (у Елагина в его последние годы целая системаотеческогочтения,–кажется,впротивовесШварцу)...

Культуройсердцамасонствонеисчерпывалось.Вмасонствеестьсвояметафизика,своядогматика...

Именно в своей метафизике масонство было предвосхищением ипредчувствием романтизма, романтической натурфилософии. И опытмосковских розенкрейцеров (а потом Александровского масонства)подготовил почву для развития русского шеллингианства, прораставшегоот тех же магических корней (срв., прежде всего, образ кн. В. Ф.Одоевского).Вэтоймагическоймистике,вэтой“божественнойалхимии,”особенноважныдвамотива.Во-первых,живоечувствомировойгармонииили всеединства, мудрость земли, мистическое восприятие природы.“Всегда у нас перед очамиОтверста книга естества. В ней пламенными

словесамиСияетмудростьБожества”...Во-вторых,остроеантропоцентрическоесамочувствие,–человекесть

“екстрактизвсехсуществ...”Натурфилософия не была случайным только эпизодом или каким-то

наростом в масонскоммировоззрении, – это была одна из основных еготем (срв. “Пастырское Послание” графа Гаугвица, 1785, в переводе А.Петрова). Это было пробуждение религиозно-космического чувства, –“натура есть дом Божий, где живет сам Бог.” Это было пробуждениепоэтическогоиметафизическогочувстваприроды(срв.оживаниеприродыв “сентиментальном” восприятии того же XVIII-го века). Однако, впоследнем счете эта масонская мистика тяготеет к развоплощению.Символическим истолкованием весь мир настолько истончается, чтопочтиперерождаетсявнекуютень...

Догматически масонство означало, в сущности, возрождениеплатонизированного гностицизма, обновившегося уже со временРенессанса. Основным было здесь понятие падения, – “искорка света,”плененнаявотьме.Длямасонстваоченьхарактерноэтоостроечувствонестолько греха, сколькоименнонечистоты.Иразрешается ононе столькопокаянием, сколько воздержанием. Весь мир представляетсяповрежденным и больным. “Что есть мир сей! Зеркало тленности исуеты...”

Отсюдажаждаисцеления(иисцелениякосмического).Этойжаждой,преждевсего,ивозбуждается“исканиеключактаинствамнатуры...”

Среди Екатерининских масонов самостоятельных писателей илимыслителей не было. Шварц, Новиков, Херасков, Трубецкой, А. М.Кутузов, Ив. П. Тургенев, Ф. Ключарев, И. Вл. Лопухин, Зах. Карнеев,Гамалея, – все они только подражатели, переводчики, эпигоны. Этим,впрочем, нисколько не умаляется их влиятельность. В 80-х годах весьМосковский университет стоял, собственно, под знаком масонства.“Набожно-поэтическое” настроение сохранилось и в УниверситетскомБлагородномпансионе,учрежденномпозже...

Оригинальное претворение все это мистическое веяние получилотольковтворчествеГ.С.Сковороды(1722–1794).Онсамврядлисостоялкогда-либовмасонскихложах,носмасонскимикругамибылблизок.Вовсяком случае, он принадлежит к тому же именно мистическому типу.Всего ближе созвучен он именно с немецкоймистикойXVI-XVII в. в., сВалентиномВейгелембольше,чемсЯ.Беме.Вместе с темунегооченьсильныэллинистическиемотивы...

Ковалинский в своем “житии” Сковороды перечисляет его

любимейших писателей: Плутарх, Филон иудеянин, Цицерон, Гораций,Лукиан, Климент Александрийский, Ориген, Нил, ДионисийАреопагитский, Maксим, – “а из новых относительные к сим.”Патристические воспоминания скрещиваются у Сковороды с мотивамиплатоническогоРенессанса...

ОченьсильноуСковородывлияниелатинскихпоэтов,втомчислеиновых,напр.,Мурета,которогоончастотолькопереводил.Вэтомможновидеть влияние школы. Впрочем, его поэтика, которую он составил дляПереяславскойсеминарии,показаласьсовсемнепривычной...

Вовсякомслучае,влатыниСковородабылсильнее,чемвгреческом.Это отмечает и Ковалинский: “говорил весьма исправно и с особливоючистотою латинским и немецким языком, и довольно разумелеллинской...”

Латинский его стиль легок и прост, а в греческом он и вообще нетверд. Любопытно, что пользуясьПлутархом в двойном греко-латинскомиздании,ончитаетименнолатинскийперевод...

Эллинизм Сковороды не был прямым и непосредственным, и егофилологическоевдохновениепреувеличиватьнеприходится...

Библию он всегда приводит по Елизаветинскому изданию, а вся егомистическаяфилологияпопростувзятауФилона...

КакслагалосьмировоззрениеСковороды, сказать трудно.Не знаемвточности,гдебывалонискемвстречалсяонзаграницей.Вероятно,чтоужевКиевеонвошелвовсеэтистоические,платоническиеипиетическиеинтересы...В образеСковородыособенно характерно его странничество,его безбытность (“сердце гражданина всемирного”), почти чтопризрачность. Особенно сильно чувствуется в этом аскетический пафос,собирание мыслей, погашение волений (как ненасытности), уход из“пустоши” этого мира в “сердечные пещеры.” Мир Сквородавоспринимает и толкует в категориях платонизирующего символизма, –“онвсегдаивездеприсвоемначале,кактеньприяблоке...”

Тень и след, его любимые образы... Для Сковороды основным былоименно это противопоставление двух миров: видимого, чувственного иневидимого,идеального,–временногоивечного...

СковородавсегдасБиблиейвруках(“главажевсемБиблия,”замечаетКовалинский).НоБиблияестьдлянегоименнокнигафилософскихпритч,символов и эмблем, некий иероглиф бытия. “Мир символичный, сиречьБиблия,”говоритсамСковорода.ОбисторическомпониманииБиблиионотзывается резко: “сии исторические христиане, обрядные мудрецы,буквальныебогословы.”Онищет“духовного”разумения,видитвБиблии

руководство духовного самопознания. Любопытно, что к монашествуСковородаотносилсясовершенноотрицательно.“Вмонашестве,”говоритьКовалинский,“виделонмрачноегнездоспершихсястрастей,занеимениемисходасебе,задушающихбытиесмертоносноижалостно...”

Странничество Сковороды в известном смысле было именно егоуходом из Церкви, из церковной истории (“потенциал сектанта” уСковородыпризнавалдажеЭрн),–ивозвращениемк“натуре,”своегородапиетический руссоизм. У него была доверенность к природе: “всяэкономиявовсейприродеисправна...”

Масонский опыт дал много новых и острых впечатленийрождавшейсятогдарусскойинтеллигенции.Вполнесказываетсяэтоужевследующемпоколении,награниновоговека...

Этот опыт был опытом западным. И в последнем счете этотбесцерковный аскетизм был пробуждением мечтательности ивоображения. Развивается какая-то нездоровая искательность духа,мистическоелюбопытство...

Вторая половина века вообще отмечена каким-то мечтательным имистическим подъемом и в народных массах. Это было время развитияили возникновения всех основных русских сект, – хлыстовства,скопчества,духоборства,молоканства...

В Александровскую эпоху эти два потока, верхний и низовой,многообразноскрещиваются.Тогдавскрываетсяихвнутреннеесродство,–общим было именно это “томление духа,” иногда мечтательное, иногдаэкстатическое…

Следуетотметитьеще,чтоужевЕкатерининскоевремясоздаютсявРоссии крепкие поселения или колонии немецких сектантов разныхтипов, – гернгутеров, менонитов, “моравских братьев.” Их влияние вобщей экономии душевнойжизни эпохи до сих пор не было достаточнораспознано и учтено, – хотя в Александровское время оно былосовершенноочевидным.Большинствоизэтихсектантовпринеслиссобойименноэтуапокалиптическуюмечтательность,частоипрямойадвентизм,склонностькиносказаниями“духовному”толкованиюСловаБожия...

Любопытно, что поселение гернгутеров в Сарепте было одобреноособойкомиссией,приучастииДимитрияСеченовамитр.Новгородского,рассматривавшейидогматическоеучение“евангельскихбратьев;”иСинодпризнал, что это братство в своей догматике и дисциплине более илименееприспособляетсякпорядкампервоначальныххристианскихобщин(наэтоблагоприятноезаключениеСинодаестьпрямаяссылкавименномуказе 11 февр. 1764 о переселении братьев). Синод не признал удобным

открыто разрешить переселенцам миссионерскую деятельность средиинородцев, как они того настойчиво просили; это и было им разрешенонеформально.Впрочем,этадеятельностьбольшогоразвитиянеполучила.

ОтношениеЕкатерининскогомасонствакЦерквибылодвойственным.Во всяком случае, внешнего благопочтения масоны никогда явно ненарушали. Многие из них исполняли все церковные “должности” иобряды. Иные прямо настаивали на совершенной неизменности инеприкосновенности чинов и обрядов, “наипаче религии Греческой.”Однако, привлекал их православный обряд богатством и пластичностьюсвоих образов и символов. Масоны ценили в Православии именно этутрадицию символов, уходящую своими корнями все в ту же античнуюдревность. Но всякий символ есть для них только прозрачный знак,путеводная помета, – и нужно восходить к означаемому. Это значит: отвидимого к невидимому, от “исторического” христианства к духовномуили “истинному,” из видимой Церкви в Церковь “внутреннюю.” Такой“внутреннейЦерковью”масоныисчиталисвойорден,ивнейбылисвоиобряды и “тайны.” Это снова александрийская мечта об эзотерическомкругеизбранниковипосвященных,хранящихтайныепредания,–истинаоткрывается только немногим и избранным, в порядке чрезвычайногоозарения...Вмасонскихложахбываличленамиидуховныелица,–правда,оченьредко...

Когда в 1782-м году московские масоны открыли свою“переводческую семинарию” (т. е. составили особую группу своихстипендиатов), в нее кандидатов они выбирали из провинциальныхсеминарий,посношениюсместнымиархиереями...

Прирозыске1786-гогодамитр.ПлатоннашелНовиковаобразцовымхристианином. Но мерило у Московского митрополита не было оченьтвердым...

7.СобираниедухавответнарассеяниеПросветительскоговека

Конецвекабылнепохожнаначало...НачиналсяХVIII-ыйвекпопыткойРеформациивРусскойцеркви.При

Екатеринебылпредложенипроект“реформы”вдухеПросвещения(срв.пункты обер-прокурора Мелиссино в 1767-м году, при составленииСинодального наказа для Законодательной комиссии, не имевшие,впрочем,практическогодвижения)...

НокончаетсяХVIII-ыйвекмонашескимвозрождением,несомненнымнапряжениемиподъемомдуховнойжизни.Восстанавливаютсяиоживаютзапустелые или разоренные монастырские центры: Валаам, Коневец идругие. Любопытно, что об этом монастырском восстановлении оченьревнует митр. Гавриил Петров. Этот великолепный и важныйЕкатерининский архиерей (которому сама императрица посвятила свойперевод Мармонтелева “Велисария”) про себя был строгим постником,молитвенником и аскетом, и не только в замысле, но и в жизни. И егоименно тщанием было издано славяно-российское Добротолюбие, впереводе старцаПаисияи его учеников (первое издание вМоскве, 1793;перевод сделан с греческого Венецианского издания 1782-го года и былпересмотренвАлександро-НевскойАкадемииивТроицкойлавре)...

Так на рассеяние Просветительного века Церковь отвечаетсобираниемдуха...

На общем фоне ХVIII-го века ярко выделяется образ святителяТихона.Вэтомобраземногосовсемнепривычныхинеожиданныхчерт...

Тихон Задонский (1724–1782) по своему душевному складу былчеловекомужеэтойновой,послепетровскойэпохи.Училсяипотомучилвлатинской школе (в Новгороде и в Твери). Кроме отцов читал и любилновыхзападныхписателей.Особеннолюбилон“Арндтапрочитывать.”Ивряд ли случайно его главная книга носит то же название, что и книгаАрндта: “Об истинном христианстве.” Другая книга святителя Тихона“Сокровище духовное, от мира, собираемое,” как указывал еще ЕвгенийБолховитинов,оченьблизкапосодержаниюклатинскойкнижечкеИосифаГалла, англиканского епископа, времен Карла I-го, MeditatiunculaeSubitaneae eque re nata subortae, изданной позже и в русском переводе:“Внезапныеразмышления,произведенныевдругпривоззрениинакакую-нибудь вещь” (Москва, 1786). В самом языке святителя Тихона очень

чувствуется новое время. И в оборотах нередки латинизмы, что впрочемтолькоусиливаетвыпуклостьивыразительностьречи.УсвятителяТихонабыл великий дар слова, художественного и простого сразу. Он пишетвсегда с какой-то удивительной прозрачностью. Вот эта прозрачностьбольше всего и удивляет. В образе святителя Тихона поражает эта еголегкостьиясность, егосвобода,–инетолькоотмира,ноивмире.Этолегкое чувство странника и пресельника, ничем не завлеченного и неудерживаемоговэтоммире,–“ивсякживущийназемлиестьпутник...”

Но эта легкость завоеванная, достигнутая в болезненном искусе иподвиге. В прозрачности Тихонова духа особенно резко видно, какнабегаютнанегочерныеволнытяжелойскукиилиуныния.“Комплекциион был ипохондрической и часть холерики была в нем,” говорит оСвятителеТихонеегокелейник.Иэтаособеннаяподверженностьунынию,этаособаяискушаемостьтоской,какая-тобезбытнаяобнаженностьдуши,–всеэтосовсемнеобычноврусскомподвиге.Всеэтонапоминаетскорее“темнуюночь”поИоаннуотКреста,Nocheoscura,NochedelEspiritu(срв.и у Таулера, также у Арндта). Временами Тихон впадал в какое-тобеспомощное оцепенение, скованность и недвижность, когда кругомтемно и пусто, и безответно. Иногда он не мог себя заставить выйти изкелии.Иногдаонпробовалкакбыфизическиубежатьоттоски,переменойместа. Весь дух Тихона переплавлен в этом искусе. Но искус этот неоставилследовилирубцов.Толькоочистиласьиобнажиласьпервороднаясветлостьдуши...

Иэтонебылтольколичныйподвиг.ИскушениясвятителяТихонанебыли только ступенью его личного восхождения. В своеммонастырскомуходеТихон оставался пастыреми учителем.Он оставался вмире своейчуткостьюисостраданием.Онписалдляэтогомира,свидетельствовалоСпасителе погибающему миру, и не ищущему спасения. Это былапостольский отклик на безумие вольнодумного века. Это была перваявстречасновымрусскимбезбожием (срв.известныйрассказо заушенииСвятителя помещиком вольтерьянцем). Это тонко почувствовалДостоевский, когда хотел именно Тихона противопоставить русскомунигилизму и в этом противопоставлении вскрыть мистическуюпроблематикуверыибезбожия...

Иещеодначерта,характернаядляТихона:онписал(чащедиктовал)всегда во вдохновении, под наитием. Келейник его так об этомрассказывает:“Какяотустегослышал,даипомоемузамечанию,когдачто-либояписывалунего, словоегостольиногдаскоротечноизустегопроистекало,чтоянеуспевалписать.АкогданестольДухСвятыйвнем

действовал, то от непространных его мыслей, или от задумчивости,отсылал он меня в свою келлию, а сам, став на колена, а иногдакрестообразно распростерт, маливался со слезами Богу о ниспосланииВседействующего.Призвавжепакименя,начнетговоритьтакпространно,чтоянеуспевалиногдарукойводитьпера...”

СвятительТихонпостоянночиталПисаниеиодновремяподумывалвзяться за перевод Нового Завета “на нынешний штиль,” с греческого.Считал полезным заново перевести “Псалтирь” с еврейского. Из отцоввсегобольшеонлюбилМакарияЕгипетского,Златоуста,Августина...

У Тихона мы встречаем все эти подражательные идеи обИскупительном “удовлетворении,” различение формы и материи втаинствах (“вещь”и“совершение,”каконпереводил)ит.д.Этоегоданьшколе и времени. Гораздо важнее, что и в самом его опыте мы находимнекоторые западные черты. Разумею, прежде всего, его постоянноесосредоточение в памяти и размышлении о страстях Христовых. Он ивидел Христа, “всего ураненного, всего уязвленного, умученного,окровавлена.”ИпризывалвсматриватьсявЕгострадания.“ОнвеликойбылстрастейСпасителевыхлюбитель,инеточиюумозрительно,новсепочтистрасти Его святые были изображены у него на картинах” (картины,писанные на парусине). Есть особенная настойчивость и некийимпрессионизмуТихона,когдаонговоритобУничижениииСтрастях...

И с тем большей силой чувствуется в его опыте обновлениеВизантийскихсозерцаний.Этисветозарныевидения,озаренияФаворскогосвета,пафосПреображения,предчувствиеВоскреснойвесны...

Эта мысль о Воскресении мертвых всегда у него обновляется. Иименно под образом весны. “Весна есть образ и знамение воскресениямертвых.”Тобудетвечнаявеснабогозданногомира.“Отсейчувственнойвесны да возведет вера ум твой к прекрасной и желаемой весне, южеобещапреблагийБогвПисаниисвоемсвятом,вкоторойтелесаотначаламираусопшихверныхизземли,якосемена,силоюБожиеюпрозябнувше,восстанут и облекутся в новый, прекрасный вид, в ризу бессмертияодеются,приймутвенецдобротыотрукиГосподни.”Этонебудетидиллияапокатастазиса. Напротив: почернелое от грехов естество еще болееобличитсявсвоейсухостиичерноте,ипаческареднейшийвидвозымеет.Вечность не для всех равна: есть вечность блаженная и есть вечностьплачевная.УсвятителяТихонаэтиФаворскиевидениябывалиоченьчасто,иногда даже повседневно: разверзались небеса и загорались сияниемнестерпимым. Иногда видел свет он и в келии своей, и сердце егоувеселялосьотэтихсозерцаний...

Напряженная собранность духа сочеталась у Тихона Задонского скакой-тоисключительнойсилоймилующеговниманияилюбви.Олюбвикближним, о социальной правде и милосердии он говорит не мягче и неслабееЗлатоуста…

СвятительТихонбылбольшимписателем.Вегокнигахувлекаетэталегкость и пластичность образов. В особенности книга “Об истинномхристианстве” имела историческое значение. Это не догматическаясистема,скореемистическаяэтика,илиаскетика.Ноэтобылпервыйопытживого богословия, и опытного богословия, – в отличие и в противовесшкольнойэрудиции,безподлинногоопыта...

Немного общего у Тихона Задонского и у старца ПаисияВеличковского,–подушевномутипуонималопохожи,ноделоунихбылоодно...

СтарецПаисий (1722–1794)небылсамостоятельныммыслителем;ибыл вообще скорее только переводчиком, чем даже писателем.Однако, висториирусскоймыслиунегоестьсвоеместо,ивидноеместо...

Есть что-то символическое в том, что, совсемюноша, он уходит изКиевскойАкадемии,гдеучился,странствуетиидетвМолдавскиескиты,идальшенаАфон.ВКиевеонтвердоотказываетсяиперестаетучиться,ибоне хочет учиться той языческой мудрости, какой только и учили вАкадемии: “слыша бо в нем часто воспоминаемых богов и богиньеллинских и басни пиетическия, возненавидех от души таковое учение”(здесьразумеется,очевидно,просточтениедревнихавторов,–ПаисийнепошелвАкадемиидальшесинтаксимы,“точиюграмматическомуучениюлатинского языка отчасти научился бех”). Это было в ректорствоСильвестра Кулябки; по преданию, Паисий упрекал его за то, что вАкадемиималочитаютотцов...

Из латинскойшколыПаисий уходит в греческий монастырь. Это небыл уход или отказ от знания. Это был возврат к живым источникамотеческогобогословияибогомыслия...

Паисий,был,преждевсего,устроителеммонастырей–наАфонеивМолдавии. И в них он восстанавливает лучшие заветы Византийскогомонашества. Он как бы возвращается в ХV-ый век. И не случайно такблизок был старец Паисий к преподобному Нилу Сорскому: онвозобновляет и продолжает именно его прерванное дело (литературнаязависимостьстарцаПаисияотпреподобногоНилавполнеочевидна).ЭтобыловозвратноедвижениерусскогодухакВизантийскимотцам...

Еще на Афоне Паисий начал собирать и проверять славянскиепереводыаскетическихпамятников.Эгооказалосьтруднойработой,–по

неискусству древних преводителей и еще более по нерадениюпреписателей. Очень нелегко оказалось собрать и греческие рукописи.НашелПаисийнужныеемукнигиневбольшихобителяхилискитах,новнебольшом и удаленном ските святого Василия, недавно перед темустроенном пришельцами из Кесарии Каппадокийской. И там емуобъяснили,“якокнигисиясамымчистымеллино-греческимязыкомсутьнаписаны, егоже ныне кроме ученых лиц едва кто от Греков мало чторазумеет,множайшижеиотнюдьнеразумеют;тогорадиикнигитаковыемалоневвсесовершенноеприидошазабвение...”

С переселением в Молдавию переводческая работа старца Паисиястановится планомерной особенно в Нямецком монастыре (с 1779 г.).Паисий очень ясно понимал все трудности переводческого дела и всюнеобходимость глубокого знания языков для этого. В первое время онопирался на молдавские переводы. Он собирает у себя большой кружокписцов и переводчиков, посылает своих учеников учиться по-греческидажевБухарест.Исамсбольшимувлечениемвходитвэтулитературнуюработу.“Какожеписаше,удивлятисяподобает:немощенботеломотнюдбяше,ивовсемправомбокубяхуемураны:наодреубо,идежепочиваше,окрестоблагашесебекнигами: туположенибяхусловариразноязычнии,Библия Греческая и Словенская, Грамматика Греческая и Словенская,книга из нея же превод творяше, посреди же свещи: сам же аки малоеотроча, седя согнувшеся всю нощь писаше, забывая и немощь тела итяжкияболезниитруд...”

Старец был очень строг к своим переводам, боялся их широкораспространять,–“акиповсемухрамлющиинесовершенни...

Переводилиунегоислатинского...Нямецкий монастырь становится при старце Паисии большим

литературным центром, очагом богословски-аскетического просвещения.Литературная деятельность органически здесь сочеталась с духовным и“умным деланием.”О старцеПаисии списательжития замечает: “умжееговсегдасоединенбелюбовиюсБогом,свидетельсемуслезы...”

И в тот век душевной раздвоенности и разорванности проповедьдуховного собирания и цельности получала особую значительность.Издание словено-русского Добротолюбия было событием не только висториирусскогомонашества, нои висториирусскойкультурывообще.Этобылсдвигитолчок...

Интересно сравнить.ФеофанПрокопович был весь в ожиданияхи вновизне,вбудущем,впрогрессе.ИстарецПаисий,–онвесьвпрошлом,впреданиях,впредании.Ноименноонбылпророкомипредтечей...

Возврат к истокам был открытием новых путей, был обретениемновыхкругозоров...

V.Борьбазабогословие

1.Пробуждениесердца,нонепробуждениемысли.Теократическийутопизм

Вся значительность Александровского времени в общей экономиинашегокультурногоразвитияещенебылаопознанаиоцененадосихпор...

Это был момент очень взволнованный и патетический, периодвеликоготворческогонапряжения,когдастакойсмелойнаивностьюбылаиспытанаипережитаперваярадостьтворчества...

ИванАксаковудачноговоритобэтомсвоеобразноммоментерусскогоразвития, когда вдруг именно поэзия на время становится каким-тобесспорным историческим призванием, – “имеет вид какого-тосвященнодействия...”

Во всем тогдашнем поэтическом творчестве чувствуется какая-тоособая сила жизни и независимость, “торжество и радостьхудожественногообладания…”

Этобылопробуждениесердца...Носразужеприходитсяпродолжить:ещенепробуждениемысли...Ивоображениеещенебылообуздано,ещенебылозакаленовумном

искусе, в интеллектуальной аскезе. Потому так легко и так часто людитого поколения впадают в прелесть, в мечтательность или визионерство.То была эпоха мечтаний вообще, эпоха грез и вздохов, видений,провиденийипривидений...

Длявсейэпохитакхарактерноименноэтирасторжениеумаисердца,мыслиивоображения,–нестолькодажебезвольность,сколькоименноэтабезответственность сердца. “Эстетическая культура сердца, заменявшаянравственныеправилатонкимичувствами”(словаКлючевского)...

Именно в этом изъяне сердца вся слабость и немочь пиетизма. Ирусская душа проходит через этот искус или соблазн пиетизма в началепрошлоговека...

Это была вряд ли не самая высшая точка русского западничества.Екатерининскаяэпохакажетсясовсемпримитивнойпосравнениюсэтимторжествующим ликом Александровского времени, когда и сама душаточно отходит в принадлежность Европе, – это случилось не раньше“Русского Путешественника,” во всяком случае. Розанов удачно заметилоднажды: “в Письмах русского путешественника впервые склонилась,плакала,любилаипонималарусскаядушачудныймирЗападнойЕвропы,тогдакакраньше,втечениевека,онасмотрелананеготусклыми,ничего

не фиксирующими глазами.” А в следующих поколениях уже крепнет“славянофильская” оппозиция, не столько национально-психологическая,ноикультурно-творческая...ЗападничествоАлександровскоговременинебыло денационализацией в прямом смысле. Напротив, то был скореепериод националистического подъема. И, однако, душа становится в этовремяточноЭоловойарфой21...

В этом отношении так характерен образ Жуковского, с егогениальным диапазоном сочувственных и творческих перевоплощений, сего напряженной чуткостью и отзывчивостью, с его свободным инепосредственнымязыком.НоЖуковскийбылиосталсянавсегда(всвоихлирических медитациях) именно западным человеком, западныммечтателем, немецким пиетистом, всегда смотревшим “сквозь призмусердца,какпоэт.”Потомуименноонумелтакизумительнопереводитьснемецкого.Этосаманемецкаядушасказываласьпо-русски...

Оченьхарактерно,чтоэтотприступмечтательностиразыгрываетсявсамой батальной обстановке. Ведь в начале XIX-го века чуть ли не всяЕвропастановитсятеатромвоенныхдействий,обращаетсявнекоеподобиевооруженного лагеря. То было время великих исторических переломов ипеределов, исторических гроз и сотрясений, время нового некоегопереселениянародов...

Отечественная война и Наполеон, “нашествие Галлов и с нимидвадесятявык...”

Все было вокруг точно заряжено беспокойством. Сам ритмпроисшествий был лихорадочным. Сбывались тогда самые несбыточниеопасения и предчувствия. Душа в недоумениях двоилась междуожиданиемистрахом.Сентиментальнаявпечатлительностьскрещиваетсясэсхатологическимнетерпением.Оченьмногимказалосьтогда,чтоживутониужевнутрисомкнувшегосяАпокалиптическогокруга.“НетихоеутроРоссии,нобурныйвечерЕвропы,”сказалоднаждыФиларет...

Искус этих горячечных лет был слишком трудным испытанием длямечтательногопоколения людей с такимнеустойчивыми слишкомлегковозбудимым воображением. И возбуждалась какая-то апокалиптическаямнительность...

Общим становится чувство какого-то совсем осязательноговодительства Божия, как бы снимающего или растворяющего в себеотдельныечеловеческиеволи.ИдеяПровиденияполучаетвсознаниитехпоколений некий суеверный и магический отблеск. Человек не веритбольшевсвоюсобственнуюдееспособность...

Отечественная война многими была пережита и осмыслена именно

как Апокалиптическая борьба, – “суд Божий на ледяных полях.” ИнизложениеНаполеонабылоистолковано,какпобеданадЗверем.“Всюдуивовсембылочувствуемоприсутствиечего-товысшегоивсесильного.Япочтиуверен,чтоАлександриКутузовЕгопрозрели,ичтодажесамомуНаполеонублеснулгневныйликЕго”(Вигель)...

Дух мечтательного отвлечения и отрешения от “внешнего” или“наружного” в христианстве сочетается в тогдашнем самочувствии ссамым несдержанным чаянием именно видимого наступления ЦарствияБожиянаэтойздешнейземле...

Нужнопомнить,–РомантикаиПросвещениеравностоятподзнакомхилиазма.Мечтательныйутопизмромантическойэпохибылотчастиещеи наследием от XVIII-го века, с его верой в близкое и скороеосуществлениеконечныхидеалов.ВекРазумаилиЦарствиеБожие,–ноподразнымиименамивсеожидаливновьзолотоговека...

ДеваАстреявернется...ЗемнойРайсноваоткроется.“ТогдасойдетназемлюистинныйНовый

Год…”Вернопонятьипредставитьпсихологическуюисториютехвремени

поколений можно только в этой перспективе возбужденных, социально-апокалиптических ожиданий, в обстановке всех этих тогдашних ивселенских ошеломляющих событий и свершений... Это была полосатеократическогоутопизма...

2.ИмператорАлександр–символсвоейэпохи,эпохирелигиозно-утопической

ИмператорАлександрсправомможетбытьпризнанэпонимомсвоейэпохи.Он типичен для нее, – по своему душевному складу и стилю, посвоимвкусаминамерениям....

Александр был воспитан в началах сентиментального гуманизма.Отсюдапереходкмистическойрелигиисердцанебылдалекилитруден.ИотначалаАлександрпривыкалжитьвэлементегрезиожиданий,внекойумственной“мимике,”внатяженииивмечтахоб“идеале.”Тобылоужев1804-м году, это патетическое братание двух монархов над гробомВеликогоФридриха...

Вовсякомслучае,вкруг“мистических”интересовАлександрвошелмногораньше,чем“пожарМосквыпросветилегосердце.”СперанскийизПерми напоминал Государю об их беседах на мистические темы, вкоторыхвиднобыло,что“предметихсообразенссердечнымичувствами”императора.Сильнеебыло,впрочем,влияниеРодионаКошелева22 (1749–1827),старогомасона,личносвязанногосЛафатером,23Сен-Мартеном,24

Эккартсгаузеном,25иособеннокнязяА.Н.Голицына...В 1812-м году Александр составил для любимой сестры своей,

Екатерины Павловны, очень характерную записку “О мистическойлитературе.”Онповторяетздесьилипересказываетскореечужиесоветыичужую программу. Но сразу чувствуется, что он ее уже освоил, ужевтянулся в этот стиль, привык к нему, что у него уже сложилисьопределенные личные вкусы и пристрастия. На первое место здесьвыдвинутыФрансуадеСаль,Тереза,26книгаПодражаний,Таулер27...

Отечественная война была для Александра только каталитическимударом,разрешившимдавнеенапряжение...

В самый канун Наполеонова вторжения он впервые читает НовыйЗавет, и в нем всего более был взволнован именно Апокалипсисом. ВВетхомЗавететожеегопривлекалипророческиекниги,преждевсего.Истех пор и навсегда стал он доверчив и любопытен ко всякого родатолкованиям и толкователям неразгаданного и символического“Откровения.” Именно этим его привлекали Юнг-Штиллинг,28

Крюденер,29 пастор Эмпейтаз,30 Оберлин,31 “моравские братья,”32

квакеры,33гернгутеры.ПозжеименнодлятолкованияАпокалипсисабыли

вызваны в столицу из Балты два священника, Феодосий Левицкий иФеодорЛисевич(онисамисчиталисебя“двумясвидетелямиверными”изОткровения).Кажется,исамогоФотияимп.Александрготовбылслушатьименно потому, что и он толковал Откровение, прорекал и грозился отАпокалипсисаивсехпророк.Втогдашнейисторическойобстановкенетакстраннобылоповерить,чтоприближаетсяконец...

Александр не любил и не искал власти. Но он сознавал себяносителем священной идеи, и с волнением радовался об этом. Здесьименно источник егомечтательно-политического упрямства (скорее, чемупорства). В тех поколениях многие чувствовали на себе знак особогопредназначения...

ВтакомнастроениибылзадуманизаключенСвященныйСоюз.Этотзамысел предполагал такую же веру во всемогущество благородногоЗаконодателя, изобретающего или учреждающего вселенский мир ивсеобщееблаженство,чтоиполитическиетеорииПросветительноговека.ЭтойидеиненужнобылоподсказыватьАлександру.Онсамееподслушалв хитросплетении событий. “Искупитель Сам внушил нам мысль иправила,намиобъявленные...”

СвященныйСоюзбылзадуман,какнекоепредварениеТысячелетнегоцарства. “Но всякому тому ощутительно, кто хочет видеть: что сей актнельзя не признать иначе, как предуготовлением к тому обещанномуЦарствию Господа на земли, которое будет яко на небеси” (словаГолицына)...

Акт “Братского Христианского Союза” подписан был “в летоБлагодати1815-ое,”1426 сентября.И, конечно, вряд ли случайнобылдлятого избран день Воздвижения, по восточному календарю. АктСвященного Союза от Синода было предложено выставить всюду настенах, в храмах городских и сельских.И ежегодно в день Воздвиженьянадлежалоегоперечитыватьвновьсамвона,вместесданнымтогдажеманифестом,–“дабывсемикаждомуисполнитьобетслуженияЕдиномуГосподуСпасителю,изреченныйвлицеГосударевезавесьнарод...”

Именно во исполнение этого обета и было устроено особоесоединенное министерство, “Министерство духовных дел и народногопросвещения” (указ от 14 октября 1817 года), – “величайшийгосударственныйакт,какойтолькоотсамоговведенияхристианскойверыбыл постановлен” (Сперанский). Строго говоря, это было министерстворелигиозно-утопической пропаганды. Соединенное министерствоучреждалось с тем, “дабы христианское благочестие было всегдаоснованием истинного просвещения.” Иначе сказать, это был замысел

религиозного возглавления или сосредоточения всей культуры, –“спасительное согласие между верою, ведением и властию.” Этотпоследний элемент синтеза всего более характерен. Замысел был –согласить“веру”с“ведением”силой“власти...”

Новое министерство было в значительной степени личнымведомством князя Голицына. Это был личный режим больше, чемведомство. И с “падением” Голицына и самое “сугубое министерство”было упразднено, отдельные ведомства были опять разъединены ивосстановленывсвоейраздельности...

Кн. А. Н. Голицын (1773–1844), быть может, самый характерныйчеловекэпохи,самыйотзывчивыйивыразительный,вовсякомслучае.Еговпечатлительность была почти что болезненной. Он страдал прямыммистическимлюбопытством.ЭтобылчеловекПросветительноговека,уженевраннеймолодостивдругобратившийсясердцем.Ночувствительностьвновь обратившегося сердца сочеталась с нечувствительностью и некойсухостьюума.Мечтательностьивластностьврелигиозномтемпераментекн. Голицына как-то неожиданно сплавлялись в живое целое, –вельможностьостропроступаетвсамойегосентиментальности.Человекдоверчивого и впечатлительного сердца, Голицын умел и хотел бытьдиктатором. Он и был действительным диктатором немало лет. И этасвоего рода “диктатура сердца” была очень навязчивой и нетерпимой, –фанатизмсердцабываетвособенностипристрастен,илегкосочетаетсяспрезрительной жалостливостью. Голицын обратился в “универсальноехристианство”, в религию сердечного воображения и опытов сердца, –этим только он и дорожил в христианстве. Отсюда его интерес ксектантским “обращениям” и “пробуждениям,” – сущность религииименноздесь,казалосьему,явленабезнапрасныхоболочек.Во“внешнем”богопочтении и в церковности он ценил и понимал только символику,только эту чувствительно-таинственную внушительность обряда. В этихпределах Голицын был вполне искренним и чутким. Это был человекищущий до конца дней своих. И для этого типа благочестия духпропаганды или прозелитизма очень характерен. Голицын нашел самогосебяименновдолжностиминистра...

“Сугубое министерство” явилось вместе с тем новым звеном вразвитии церковной реформы Петра Великого, в осуществлении тогоновогоцерковно-политическогорежима,которыйбылзаведентогда.ЕщераньшеГолицын,силойличнойблизостииличногоблаговолениякнемуГосударя,какдруги“наперсникЦарев,”успел,вдолжностиСинодальногообер-прокурора, поставить себя в положение главноначальствующего в

“синодальномведомстве.”Правда,вотдельныхслучаяхонстановилсяназащиту Церкви от государственных притязаний (отклонение мыслиСперанского о предоставлении права развода светской власти). Теперь, сучреждением министерства, его явочный успех закрепляется всей силойрегулярногозакона.Синодформальновводитсявсистемугосударственнойадминистрации“духовныхдел,”какособое“отделениегреко-российскогоисповедания.”Вучредительномманифестеэтотакбыловыражено.“Самособоюразумеется,чтоконому(т.е.министерству)присовокупятсяиделаСвятейшегоПравительствующегоСинодастем,чтобыминистрдуховныхделинародногопросвещениянаходилсяподеламсимвтакомжеточнокСиноду отношении, в каком состоит министр юстиции кПравительствующемуСенату,кромеоднакожеделсудных...”

Основное в замысле “сугубого министерства,” как и во всейконцепции Священного Союза, это – религиозное главенство иливерховенство “князя,” властвующего и управляющего не только “Божиеймилостью,” но и Божией властью. Как сказано в “трактате” СвященногоСоюза,“исповедуятакимобразом,чтоСамодержецнародаХристианскаго,коегоОнииихподданныесоставляютчасть,неинойподлинноесть,какТот, Кому принадлежит Держава.” Интересно с этим сопоставитьхарактерный проект определения из “Уставной грамоты” Новосильцева:“как Верховная глава православной греко-Российской церкви, Государьвозводитвовседостоинствадуховнойиерархии”(ст.20)...

И это был шаг вперед, дальше Петра и Феофана. Петровскоегосударство подчинило себе Церковь скорее извне, и во имя мирскогозадания, ради “общего блага,” вымогало терпимость к обмирщениюжизни. При Александре государство вновь сознает себя священным исакральным, притязает именно на религиозное главенство, навязываетсобственную религиозную идею. Сам обер-прокурор как бы “вступает вклир Церкви,” в качестве “местоблюстителя внешнего епископа” (такприветсвовал Голицына, при его назначении, Филарет, будущиймитрополит Московский). И это была “великая химера универсальногохристианства,”поязвительномузамечаниюДе-Местра.34Имп.Александрисповедовал некое смешанное христианство, и во имя этой “всеобщей”религии и притязал властвовать и управлять. Тем самым и всемисповеданиям в Российской империи внушалось применяться к этойвсеобщей идее, приспособляться к своему частичному месту в системе.“Сугубоеминистерство”должнобылоеслиинесоединить,тообъединитьвсеисповеданияили“церкви”нетолькозаобщимделом,ноивкаком-тоединомвдохновении...

В этом отношении очень показателен замысел храма ХристаСпасителя, развернутый Витбергом в очень сложный и многозначныйсимволическийпроект.“Незданиехотелосьмневоздвигнуть,номолитвуБогу.” Этот храм должен был быть не только православным, он долженбыл воплотить и выразить “мысль всеобъемлющую.” Как говорил самВитберг, “самое посвящение егоХристу показывало его принадлежностьвсемухристианству...”

Режим “сугубого министерства” был жесток и насильствен.“Мистицизм” облекался при этом всей силой закона, со всейрешительностьюсанкцийпротивнесогласныхилитолькоуклончивых.Впреступление вменялось и простое несочувствие идеям “внутреннегохристианства,”ипритом–какпротивлениевидамправительства...

Вотоднаизстатейтогдашнегоцензурногоустава.“Всякоетворение,вкотором, под предлогом защиты или оправдания одной из церквейхристианских, порицается другая, яко нарушающее союз любви, всеххристианединымдухомвоХристесвязующей,подвергаетсязапрещению.”По силе такой статьи оказывалось непозволительным разбиратьпротестантские взгляды с православной точки зрения, – это уже бывалозапрещаемоираньше,приПетреиприБироне...

РежимСвященногоСоюзаозначалзакрепощениесовестиидуха.Этабыласамаяпритязательнаяформаэтатизма,35–этатизмтеократический.И“сугубое министерство” слишком часто оказывалось “министерствомзатмения,” как о нем отзывался Карамзин... Но вотименно в этой оченьспутанной и двусмысленной исторической обстановке начинаетсяпробуждение...

Государство стремится усилить и обострить религиозныепотребностивмассах.“СтремлениякнязяГолицына,”говорилонемещеЧистович, “наклонялись к тому, чтобы вывести русский народ из тогоусыпления и равнодушия в деле веры, какое казалось ему почтиповсюдным, пробудить в нем высшие духовные инстинкты, и чрезраспространениесвященныхкнигввестивнегоживуюструювнутреннегопониманияхристианства...”

“Время свободного существования Библейского Общества,” говориттот же историк, “было с самого начала XVIII столетия единственным,когдасветскоеобществосживыминапряженныминтересомустремилоськрелигиознымпредметам,выдвинулонапервыйпланинтересыдуховно-нравственногоразвитиянарода...”

Проповедь“внутреннего”христианстванепроходилабесследно.Этобылпризывксамодеятельности,религиознойинравственной.Ивовсяком

случае, это было диалектическое выравнивание просветительскогообмирщения предыдущего века. Тогда сознательно старались оттеснитьдуховенство в социальные низы, растворить его в “среднем роде людей”(срв. обсуждение этого вопроса в Екатерининской комиссии). Теперьвыдвигаетсяидеалученогоипросвещенногодуховенства,которомуместоименнона верхах.И в программунового режима входит дать носителямрелигиозной идеи и вдохновения побольше места или участия во всейсистеме народно-государственной жизни. Дисциплина при Петре,воспитаниеприЕкатерине,теперьзнакомэпохистановитсятворчество...

В тогдашнем мистическом синкретизме36 были и римско-католические элементы. Ж. Де-Местр в известном смысле сампринадлежалкисториитогдашнегорусскогомистицизма...

В молодости он прошел через масонский опыт, в своеммировоззрении многим был обязан Сен-Мартену, и в русские годыпродолжал думать, что масонство не опасно для веры и государства, встранахнекатолических.Оченьопаснымсчиталон,напротив,библейскоедвижение,котороеонмогнаблюдатьвживомдействииименновРоссии.И эти впечатления сказались на его теократическом синтезе. Как удачнозаметилГойо,когдаДе-Местрписалсвоюкнигу“Опапе,”ондумалодвухстранах,оФранциииоРоссии...Вкругахрусскойзнатиеговлияниеоченьчувствовалось(срв.егописьмакгр.А.К.Разумовскому,тогдаминистру,онародномобразовании)...

И вообще в первые годы нового века сильно чувствовалось влияниеиезуитов. Достаточно припомнить имена аббатовНиколя и Розавена. Накороткое время иезуитам удалось даже достигнуть учреждения особогоучебного округа для своих школ в империи, с Полоцкой академией вкачестве административного центра (1811–1820). На юге Одессастановитсяочагомпрозелитизма,ивней“благородныйинститут,”вскорепреобразованный в Ришельевский лицей, – директором быль здесьНиколь...

Однако,ужев1815-мгодуиезуитыбылиудаленыизобеихстолиц,ав1820-м и вообще из пределов империи, и их школы закрыты илипреобразованы...

Латинскоевлияниеэтим,впрочем,небылоостановленовполне...Александровскаяэпохавсявпротиворечиях,всявдвусмысленностии

двуличии.Вседвоитсявжизниивмыслях...Ивпервыезавязываетсяоткрытый(хотяинесвободный)религиозно-

общественныйспор...Тобылоначалоновойэпохи,бурнойизначительной...

3.Возрождениемистицизма

Мистическое напряжение чувствуется в обществе с самого началавека. Оживают и вновь открываются масонские ложи. Возобновляетсямистическое книгоиздательство. Это было возрождение Новиковскихтрадиций. Вновь выступают и продолжают действовать люди,сложившиеся еще тогда: Лопухин, З. Карнеев, Кошелев, И. Тургенев,Лабзин...

ДляначалавекавсегохарактернеедеятельностьЛабзина(1766–1825).Уже в 1800-м году он, тогда конференц-секретарь Академии Художеств,открывает в Санкт-Петербурге ложу “Умирающего Сфинкса.” Это былзамкнутый и обособленный кружок розенкрейцеров. Сам Лабзин был всвоевремявосторженнымслушателемШварца.ПриПавлеонпереводилснемецкого историю Мальтийского ордена (совместно с А. Вахрушевым,изд.1799–1801г.г.).Теперьонповторяетмосковскийопыт80-хгодов...

Лабзин действительно сумел повторить типографический опыт тоговремени. Уже в 1803-м году он возобновляет издание мистическихпереводов,Юнга-ШтиллингаиЭккартсгаузенабольшевсего.Этобылиегоглавныеавторитетыили“образцы,”–иещеБеме37иСен-Мартен,отчастиже и Фенелон.38 В 1806-м году Лабзин предпринимает издание“СионскогоВестника.”Вэтигодыобщаяполитическаяобстановкаещенебыла благоприятна для такого издательства. Лабзин принужден былприостановить свой журнал. Лабзин сам указывает образец, которомуследовал, – это были “Христианский магазин” Пфеннигера и Эвальда“ChristlicheMonatsschrift...”

Действительный размах мистическое книгоиздательство вообщеполучает у нас уже только после Отечественной войны, в связи сдеятельностью Библейского общества. “Сионский Вестник”возобновляетсяужетольков1817-мгоду, “поВысочайшемуповелению,”носнованенадолго...

Наэти“мистическиекниги”былтогдадостаточныйспрос.Этикнигибыли тогда в руках умногих (мыможем о том судить по признаниям ивоспоминаниям современников). Для той эпохи характерно, чтомистицизм становится общественным течением и одно время дажепользуется правительственной поддержкой. Создается мистическоесиловоеполе.Ивбиографияхлюдейтоговременимыобычновстречаем“мистический”периодилихотьэпизод...

Проповедь Лабзина была проста и типична. Это смесь квиетизма ипиетизма,–проповедь“пробуждения”или“обращения”преждевсего...

Этобылпризывксамонаблюдениюираздумью.Ивсевниманиебылососредоточено именно на этом моменте “обращения.” Это былединственный “догмат,” который в новом учении признавалсясущественным.ОтречениеотгорделивогоРазумавбогословииприводилокагностицизму39 (иногдапочтичтокафазии40).Весьрелигиозныйопытрасплывалсявкакую-тозыбьпленительныхитомительныхпереживаний.“ВСвященномПисаниимывовсеневидимникакихусловийсостороныпонятий о вещах Божественных.” Разуму с его понятиямипротивопоставляетсяОткровение.НонестолькоОткровениеисторическоеили писанное, сколько “внутреннее,” т. е. некое “озарение” или“иллюмннация.” “СвященноеПисаниеестьнемойнаставник,указующийзнакаминаживогоучителя,обитающеговсердце...”

Нетакважныдогматыидажевидимыетаинства,сколькоименноэтажизнь сердца. Ведь “мнениями” нельзя угодить Богу. “Мы не найдем уСпасителя никаких толков о догматах, а одни только практическиеаксиомы, поучающие, что делать и чего удаляться.” И потому всеразделениямеждуисповеданиямиот гордостиразума.ИстиннаяЦерковьширеэтихнаружныхделенийисостоитизвсехистинныхпоклонниковвдухе,вмещаетвсебяивесьродчеловеческий.Этоистинно-вселенскоеили“универсальное” христианство расплывается в истолковании Лабзина внекуюсверхвременнуюисверхисторическуюрелигию.Онаоднаитажеувсех народов и во все времена, и в книге Натуры и в Писании, и упророков,ивмистерияхимифах,ивЕвангелии.Единаярелигиясердца...

У каждого есть свое тайное летосчисление, своя эра, – от днярождения или обращения, от дня рождения или вселения Христа всердце...

Длявсейэтоймистикиоченьхарактернорезкоеразличениеступенейили степеней, и эта несдержанная стремительность и торопливость висканииилиприобретениикаких-то“высших”степенейилипосвящений.Только“низшийкласслюдейедваоглашенных”довольствуетсяобрядовымблагочестиемвисторическихцерквах...

Вэтоймистикемечтательностьирассудочностьстранносплетаются,есть в ней прекраснодушное упрощение всех вопросов, чрезмернаяпрозрачность и ясность. “Его разум представлял все ясно и просто,основывал все на законах необходимости, и на законе, соединяющемвидимое с невидимым, земное с небесным. Итак, думал я, есть наукарелигии, – это было для меня большое и важное открытие” (М.А.

ДмитриеввсвоихвоспоминанияхоЛабзине)...О Лабзине мнения расходились.Многих привлекало и примиряло с

ним его резкое и решительное выступление против вольтерианства ивсякого вольнодумства.Это отмечает о нем дажеЕвгенийБолховитинов:“многих отвратил если не от развращения жизни, то от развращениямыслей, бунтующих против религии.” Филарет признавал за Лабзинымчистоту намерений. “Он был добрый человек, только с некоторымиособенностямивмненияхрелигиозных...”

Другие судили о нем гораздо резче и совсем непримиримо.ИннокентийСмирновсчиталпереводческуюдеятельностьЛабзинавполневредной и опасной, и у него были единомысленники. Фотий видел вЛабзине одного из самых главных начальников ересей. Действительно,Лабзин был очень нескромен, настойчив и навязчив в своей пропаганде.Оннебылтерпим,унегобылпафособращения.Ионимелуспех.Веголожувходили, кажется,идуховныелица (называютдвух архимандритов,Феофила и Иова). В ложу Лабзина входил и Витберг. Любопытно, чтоименно для Лабзинской ложи “Умирающего Сфинкса” был написанХерасковым известный гимн “Коль славен,” этот типичный образецмистико-пиетическогостихосложениятоговремени.

Другим очень стильным представителем тогдашних “мистических”настроений был Сперанский (1772–1834). Как и Лабзин, это был всущности человек еще предыдущего века. Оптимист и резонерПросветительной эпохи в нем чувствуется очень остро. СовременниковСперанскийудивлялидажепугалсвоейкрайнейотвсегоотвлеченностью.Онбылсиленисмелтольковэлементеотвлеченныхпостроений,схемиформ,–авжизнисразууставалитерялся,невсегдаумелсоблюстидаженравственныйдекорум.ОтсвоейприроднойрассудочностиСперанскийнетолько не освободился через многолетнее чтение мистических иаскетическихкниг,новэтомискусемедитацийегомысльсталаещесуше,хотябыитверже.Ондостигнестолькобесстрастия,сколькобесчувствия.В этой рассудочности вся сила Сперанского, и в ней же его немочь. Онстал неподражаемым кодификатором и систематиком, он мог бытьбесстрашным реформатором.Но егомысли неживут.Они часто бываютяркими,ноостаютсяитогдаледяными.Ивсегдаестьчто-тонестерпимориторическое во всех его делах и речах. В его ясности и прозрачностибылочто-тооскорбительное,потомуегониктонелюбил,даисамонврядли кого любил. Это был очень умышленный и надуманный человек. Онслишком любил симметрию, верил во всемогущество уставов и вовсесилиеформ(вэтойоценкесходятсяФиларетиНик.И.Тургенев).При

всей смелости своего логического проектирования Сперанскийсамостоятельных идей не имел. Его ясный ум не был глубоким. Егомировоззрениебылокаким-тобеззвучным,вялым,внемнехватаетименномужества или живости. Само страдание он воспринимает как-томечтательно...

Сперанскийнебылмыслителем...И тем характернее, что человек такого типа и стиля был увлечен и

вовлеченвмистическийводоворот...Сперанскийбылиздуховногозвания,прошелобычныйкурсдуховной

школы, потом был учителем и даже префектом в той же Александро-Невскойглавнойсеминарии,гдеучился.Нобогословиемзаинтересовалсяонтолькопозже.Около1804-гогодаонсближаетсясИ.В.Лопухинымиподегоруководствомвдаетсявмистическоечтение.Вэтигодыончитаетвсего больше “теософические” книги, – Беме, Сен-Мартена,Сведенборга.41 Только позже, уже в ссылке, в Перми и в Великопольи,переходитонк“мистическомубогословию,”т.е.кквиетическоймистике,отчасти, и к отцам, переводит книгу “ОПодражании.”В тоже время онучится по-еврейски, чтобы читать Библию по-еврейски, – еще позженачинаетучитьсяпо-немецки,ужевПензе...

Для Сперанского очень характерно типическое тогда различение“внешнего”и“внутреннего,”скореедажеразрывмеждуними.КисторииСперанскийбылболее,чемравнодушен,об“историческом”и“внешнем”христианстве отзывался неприязненно и резко: “сие обезображенноехристианство, покрытое всеми цветами чувственного мира.” Своемушкольномудругу,П.А.Словцову,онписалоднажды:“искатьвСвященномПисаниинашихбесплодныхипустыхисторическихистинисуесловногопорядка нашей бедной пятичувственной логики, это значит ребячиться,забавлять себя безделками учености или литературы.” Библия дляСперанского была книгой притч и таинственных символов, книга скореемифическая или “теоретическая,” чем историческая. Такое восприятиеБиблии очень характерно для всего тогдашнего мистицизма и пиетизмавообще.УСперанскогоудивляетегорассудочноевизионерство,играсхем,даже не образов. Любопытно, что кЮнгШтиллингу и к апокалиптикевообщеСперанскийотносилсясдержанно,–вапокалиптикедлянегобылослишкоммного,жизнииистории...

Сперанскийбылмасоном.Ноонпримкнулнекрозенкрейцерам,ак“сциентической” системе Фесслера. Де-Местр считал Сперанского“почитателем Канта,” без достаточных к тому оснований... ВызовФесслера очень характерен. Видный масонский деятель, реформатор

немецкого масонства на более рационалистических и критическихоснованиях, он был вызван Сперанским для занятия кафедры во вновьтогда открытой Санкт-Петербургской духовной академии. Сперанскийподчеркивал впоследствии, что Фесслер был вызван “по особомуВысочайшему повелению.”Вызван он был на кафедру еврейского языка,которыйипреподавалраньшевоЛьвове(тамегослушалЛодий,которыйиуказал на негоСперанскому).Но с прибытием егоСперанский открыл внемотличныесведенияфилософские,икромееврейскогоязыкаемубылавверена и кафедра философская, “протектором” которой считалсяСперанский...

Даже старый и официальный биограф Сперанского, барон Корф,догадывался,чтобылиискрытыевидыввызовеФесслера.СтехпорсталидоступныоченьинтересниезаметкиГауеншильда,служившегоодновремяпри Сперанском в Комиссии законов. Гауеншильд рассказывает омасонской ложе, учрежденной Фесслером в Петербурге, куда входил иСперанский, – собиралась она в доме известного барона Розенкампфа.“Предполагалось основать масонскую ложу с филиальными ложами повсейРоссийскойимперии,вкоторуюбылибыобязаныпоступатьнаиболееспособные из духовных лиц всех состояний. Духовные братья были быобязаны писать статьи по известным гуманитарным вопросам, говоритьпроповеди и т. д., и эти бумаги должны были затем препровождаться вглавнуюложу...”

Гауеншильд припоминает, что при первом же с ним свиданииСперанскийзаговорило“преобразованиирусскогодуховенства...”

Можнодумать,чтоименносэтимумысломибылпризванФесслеривведенвАкадемию...

Фесслер был вольнодумцем, не мистиком. Он примыкал к идеямЛессинга42 иФихте,43 задачу истинного масона он полагал в созиданииновой гражданственности, в перевоспитании граждан для наступающеговека Астреи. Московские розенкрейцеры встретили весть о Фесслере снегодованиеми страхом: “ибо этоподкрадывающийсявраг, отвергающийбожество Иисуса Христа, а признающий его только великим мужем”(отзыв Поздеева в письме к гр. А. К. Разумовскому). Враждебно еговстретилиивПетербурге.Однако,ивеголожувошливидныелюди,–С.С. Уваров, А. И. Тургенев, ряд карпато-россов из Комиссии законов –Лодий,Балудьянский,Орлай,лейб-медикСтоффреген,известныйврачЕ.Е. Эллизен, филантроп Пoмиaн Пезаровиус, основатель “РусскогоИнвалида”иАлександровскогоКомитетаораненых...

ВАкадемииФесслерпреподавалнедолго,–скоробылобнаруженего

социнианскийобразмысли.Конспектыегопредположенногокурсабылинайдены “темными.” И вскоре Фесслер был перемещен на службу“корреспондентом” в Комиссию законов, а вслед затем Сперанский,защищавший и его, и его конспекты, и бывший до тех пор самымдеятельным членом “Комиссии духовных училищ,” вовсе пересталприходить на собрания, и даже просил его уволить. Это было в 1810-мгоду.В1811-мгодуФесслердолженбылуехатьвПоволжье,ктамошнимгернгутерам. В1818-м он снова вернулся в Петербург в должностилютеранского генерал-суперинтендента, и пользовался здесьблагосклонностьюкнязяГолицына...

Этотэпизодоченьхарактерендлятогдашнихсмутныхлет,–такясносказывается здесь вся сбивчивость и двусмысленность религиозныхпредставлений.

4.Преобразованиесистемыдуховногообразования

В первые же годы Александровского царствования было начатопреобразование духовных школ. Это было связано и с общимпереустройствомвсейшкольной системы, с открытиемнового ведомстваилиминистерства“народногопросвещения”(в1802г.);ив1804-мгоду,5ноября, было опубликовано и введено в действие новое “учреждение”Университетов и прочих гражданских училищ. Первое “предначертание”нового устройства духовных училищ было составлено в 1805-м годуЕвгением Болховитиновым (1767–1837), тогда викарным епископомСтарорусским (в 1822 г. митрополит Киевский). Ему были переданы иотзывы,полученныесместнавопросжелательныхусовершениях.Вполнеотрицательно к самоймысли о преобразовании отнесся, кажется, толькоПлатонМосковский.Впрочем,иниктоизспрошенныхпреосвященныхнепредложил большего, чем только отдельные поправки и изменения впределахпривычногопорядка.ЕдинственнымисключениембыломнениемосковскаговикарияАвгустина(Виноградского),епископаДмитровского,который предлагал разделить ступени преподавания и построитьАкадемию, как школу одних только “вышних наук,” хотя и не толькобогословских. Он же предлагал перенести Московскую академию вТроицкуюлавру...

И самЕвгенийбылоченьнетребователен в своихпредложениях.Онпредлагалосвежитьпрограмму,ослабитьзасилиелатынивпреподавании,оставив ее только для богословия и философии (“да и оные лучшепреподаватьспереводом,какунасвсегдаипоступали”).ВтомжесмыслевысказывалосьтогдаиправлениеНевскойакадемии...

Евгенийвнесвсвоеначертаниетолькооднуинтереснуюподробность,– впрочем, тоже скорее в старом вкусе. Он предложил образовать вокружных Академиях особое ученое (точнее, учено-административное)отделение, или “ученое общество,” с довольно смешаннымиобязанностями и компетенцией, – “поощрять богословскую ученость,”издавать и цензуровать книги, следить за прочими духовными школами,заботиться об учебных пособиях. Эта мысль перешла и в позднейшийпроект (срв. устав Московского общества истории и древностейРоссийских,открытогоименнов1804-мгоду)...

Евгений был и остался вполне человеком предыдущего века. Поличным вкусам это был человек мирской. Он и не скрывал, что

монашествопринялрадислужебногодвижения,ипостригсвойописывал(правда, в дружеских письмах) с какой-то неопрятной развязностью(“монахи,какпауки,опуталименявчернуюрясу,мантиюиклобук”)...

ЕвгенийучилсявсвоевремявМоскве,былотчастисвязантогдаис“Дружеским обществом,” – во всяком случае, лекции Штадена онпредпочитал урокам Академии. Богословием и тогда он малоинтересовался,–егопредметбылаистория.Висториионоставалсятожетолько собирателем, – “ум регистратурный,” по отзыву ИннокентияБорисова; “статистик истории,” назвал его Погодин; “в Евгении сколькоизумляет собоюобширность сведений, столькоже поражает бездействиеразмышляющейсилы,”замечаетФиларетЧерниговский...

Евгений не был силен даже в критике. Он не пошел дальшелюбознательности,–онбылантикварибиблиограф.Ивэтихобластяхунегомногобесспорных заслуг,ноневисториибогословия.Неслучайновпоследствии Евгений оказался в рядах ревнителей “обратного хода.”БогословияоннелюбилибогословскихинтересовустудентовКиевскойакадемии, в бытность там митрополитом, не поощрял. Он считал болеенадежнымотвлечьлучшиесилывархивнуюработуивбиблиографию.Всвоевремяонувлекалсяновойлитературой,читалШефтсбери,44ДидроиДаламбера, Руссо, любил Расина и Вольтеровы трагедии, любилтрогательныероманыичувствительныеповести,сампереводилПопа.Нокфилософиивсегдаотносилсясвраждебнойсдержанностью...

Понятно,чтооннемогбытьдостаточноподвижениизобретателенвсвоих преобразовательных “предначертаниях.” В дальнейшей работе попереустройствушкольногоделаЕвгенийуженеучаствовал...

В1807-мгоду,ноября29,былобразован,поВысочайшемуповелению,особый“Комитетаоусовершениидуховныхучилищ.”Внеговошлимитр.Амвросий (Подобедов), епископФеофилакт (тогда Калужский), князь А.Н.Голицын,Сперанский,идвапротоиерея,государевдуховникивоенныйобер-священник.РешающуюируководящуюрольвэтомКомитетесыгралименноСперанский...

Комитет закончил свои работы очень скоро, – уже через полгодаобщий план реформ получил Высочайшее утверждение, под именем“Начертания правил о образовании духовных училищ.” 26 июня 1808-гогода Комитет был распущен и учреждена была, в прежнем составе, ужепостоянная “Комиссиядуховныхучилищ,”высшийипочтинезависимыйглавныйоргандуховно-школьногоуправления...

ВэтойстремительностиужечувствуетсянастойчивостьСперанского.Его влияние так явно в систематическом размахе и строгой

геометричностивсегопланадуховно-школьнойсети...Вводитсясистемаступенейиониобособляютсявраздельныеучебные

заведения. Это было прямой противоположностью старому порядку.Ступенейустановленобылочетыре,–считаяснизу:приходскиеучилища,уездные училища, (епархиальные) семинарии, академии, – за одно изоснований деления взят здесь территориальный признак.Последовательныеступенисомкнутывединствоотношениемподчинения.ВсяшкольнаясетьразделенабыланаокругасАкадемиейво главеиливцентре. Таким образом, местные учебные заведения высвобождались отместнойвласти...

Весь этот план очень напоминает общую систему “народногопросвещения” по уставу 1803–1804 года. И всего вернее, что в образецбылапринятаНаполеоновскаяреформа(организацияUniversitedeFrance,–закон10марта1806г.).ЭтооченьподходитковкусамСперанского(срв.впрочемобакадемическихокругахужеив“предначертании”Евгения)...

Прежде всего, нужно было обосновать независимое существованиевторойипараллельнойсетишкол.Главныйдоводбылвзятотособойцелидуховных училищ.Сам “род просвещения” в соответствии с иной цельюздесь особый. Эта школа должна готовить на служение Церкви, а негосударству.Практическинеменьшуюубедительностьимелужесамфактдолголетнегосуществованияоченьразвитойдуховно-школьнойсети,тогдакакгражданскиеучилищаещетолькопредстоялозаводитьвновь...

Одна неожиданная оговорка была сделана уже в первоначальном“Начертании”–семинариидолжныподготовлятьнетолькоксвященству,ноидлямедико-хирургическойакадемии(еслибытопонадобилось)...

“Цель просвещения духовенства есть без сомнения твердое иосновательное изучение Религиии. К познанию Религии, основанной вдогматах ее на Священном Писании и преданиях древних, нужно знатьсамые сии древние источники и части наук, непосредственно к нимпринадлежащие. Части сии суть: изучение древних языков, и наипачегреческого и латинского, основательное познание языка славянского иславяно-российского,познаниедревнейисториииособливосвященнойицерковной,познаниелучшихобразцовдуховнойсловесности,и,наконец,учение богословское во всех его отделениях. Из сего открывается, чтоглавной целью духовного просвещения должна быть ученость (eruditio),собственнотакназываемая.Cиeестьпервоеначало,накоемдолжныбытьоснованыДуховныеучилища...”

Высшие ступени старойшколыпревращались в отдельнуюсреднююшколу, под именем семинарий. Курс семинарский распадался на три

двухгодичных класса или “отделения,” – низшее словесное, среднеефилософское, высшее богословское Программа восполнялась введениемнаукисторическихиматематических...

Академиянадстраиваласьнадвсейстаройсистемойсовсемзаново.Поновому плану Академия есть очень сложное учреждение. Во-первых, –высшаяшкола.Во-вторых,–ученаякорпорацияиликоллегия,–дляэтойзадачи организовывалась особая “Конференция” с участием внешнихчленов, из числа любителей и покровителей просвещения. В-третьих, –административный центр, и для целого учебного округа (Правление,внутреннееивнешнее)...

Высшая школа теперь впервые выделяется в самостоятельнуюучебную единицу. “По разделению сему Духовные академии, непрепинаясь в поприще, им предназначенном, первоначальным и таксказать стихийным обучением наук грамматических и исторических,займут в науках философских и богословских пространство, имприличное, и станут на чреде просвещения, высшему духовномуобразованиюсвойственной.”

В составленном затем уставе в связи с этим было увеличено числопреподавателей: по штату положено было 6 профессоров и к ним 12бакалавров...

Комитетразработалтолькопланпреобразования,установилдлянегопринципы и задания. Вновь учрежденная Комиссия, прежде всего, идолжна была разработать Устав. В работах комиссии духовных училищдействительное участие Сперанский принимал недолго; за это время онуспелобработатьтолькочастьАкадемическогоустава,разделоееучебнойорганизации и управлении. Очень скоро он отстранился от работы вКомиссии. Академический Устав был докончен и разработанФеофилактом, человеком умным и влиятельным (и “не по сануотважным,” как отозвался о нем Платон), – он внес в работу Комиссиисвою жизненную опытность, но вместе и не очень строгий, скореесветский дух. Отчасти он напоминает Евгения, только его увлекала неистория,акрасноречиеиэстетика,вдухетогожепредыдущеговека...

УставАкадемийбылпринят,какпробный,ис1809-гогодавведендляиспытания в Санкт-Петербургской Академии. Одна только Академия ибыла открыта в первую очередь. Еще Сперанский заметил: “скольтщательно собираемы и соображаемы были все предметы к делу семупринадлежащие, но один опыт может положить на них печатьдостоверности.”НаоснованииопытапервогокурсаСанкт-ПетербургскойАкадемии (1809–1814) и замечаний ее тогдашнего ректора Филарета

пробный Устав был еще раз исправлен, в 1814-м году утвержден ираспубликован, и тогда же введен для второй, в этом году открытойАкадемии,Московской,помещеннойтеперьвЛавре.КиевскаяАкадемиябыла открыта еще позже, только в 1819-м году. Открытие КазанскойАкадемиизадержалосьещебольше,онабылаоткрытаужетольков1842-мгоду. Главная причина такого постепенного устроения Академическихцентров была в недостатке учителей и профессоров. ПредупреждениеПлатонасбывалось,–людейнехватало.Учившиевдореформеннойшколевредкихслучаяхмоглибытьупотребленыдляновых:учитьприходилосьтому,чемусаминеучились,–вКиевеивКазаниподходящихлицвообщененашли...

ПривсехсвоихневязкахипробелахновыйАкадемическийУставбылнесомненным успехом Вместо служилой идеологии XVIII-го века всясистемапостроенатеперьнаподлиннойпедагогическойоснове.Изадачапреподаванияопределяетсятеперьневтом,чтобысообщитьучащимсяизаставить их запомнить или усвоить определенный объем сведений илипознаний. “Добрая метода учении заключается в том, чтобыспособствовать к раскрытию собственных сил и деятельности разумавоспитанников:апосемупространныеизъяснения,гдепрофессорытщатсяболеепоказатьсвойум,нежеливозбуждатьумслушателей,добройметодепротивны.Посейжесамойпричинепротивнодобройметодедиктованиеуроковвклассе.”Поэтомуновыйуставособоезначениепридавалчастымсочинениям и вообще письменным упражнениям учащихся, на всехступенях учебного плана. Вместе с тем поощрялось возможно обильноечтениевнеучебныхисточников.Отэтогопостулатаприходилосьотступатьдовольно часто – в виду недостаточности книг и учебных пособий. Этобыл общий и самый худший изъян нового устава, – законодатель непосчитался в достаточной мере с состоянием средств, наличных длявоплощенияегоидеала...

Оченьважнобылои то, чтопринципиальнобылоосуждено засилиелатыни. “Введениевучилищахлатинской словесности, хотя внекоторомотношении принесло им великую пользу, но исключительное в нейупражнениебылопричиноютого, что вомногихизнихучениеписьменсловенскихиеллинских,толикодляЦерквинашейнеобходимых,малопомалу ослабевало.” Впрочем, латинский все еще оставался языкомпреподавания, переходить на русский дерзали немногие и позже.Греческийоставалсятолькопредметомпреподаванияврядумногих...

“Классические книги” еще долгое время пo необходимостиоставались прежние, а из вновь составленных не все бывали лучше

бывших. Между тем, новый Устав бесстрашно требовал, чтобыпреподаватели и учебники “всегда держались на одной линии споследнимиоткрытиямииуспехамикаждойнауки...”

Кроме этих трудностей встретились сразу и друие. В 1809-м годубылаоткрытапоновомууставуСанкт-ПетербургскаяАкадемияиисторияпервого в ней академического курса (1809–1814) была жизненнымкомментариемвотвлеченнойпрограммепреобразователей...

“То была особая милость Провидения, что первый курс академииокончилсяблагополучно,”говорилвпоследствииФиларет,ректорс1812г.Он имел в виду дело Фесслера, больше всего. Фесслер (1756–1839)преподавал в Академии достаточно, чтобы произвести впечатление изавязать связи, тем более, что был он оратор вдохновенный и умелый,говорил “языком пламенного, восторженного одушевления,” вводилстудентоввтаинствасовременнойнемецкойфилософии,проповедовал“облаженном ясновидении истины чрез внутреннее око ума.” В своихпозднейших воспоминаниях Фесслер причисляет сам к своему кругу изсвоих академических слушателей Павского (связь уже и по-еврейскомуязыку)иИродионаВетринского45...

“Фесслер прельщал студентов ученостью,” вспоминалФиларет; “нодолжно почитать благодеянием Провидения, что вскоре, по случаюнекоторыхраспрейизапутанностей,удаленотакадемии,потомучто,какдознанопосле,былчеловекопасногообразамыслей...”

Неменееопаснымбылоимистическоевеяниеилиповетрие...Латинский плен мог смениться немецким или даже английским,

вместо схоластики угрожало теперь засилие немецкой философии ипиетизма.Теньнемецкойученостисэтихпорнадолголожитсянарусскоебогословие,ксоблазнумногих.Темнеменее,духовно-школьнаяреформаэтих смутных лет внесла подлинное оживление в богословскую работу.Начинается творческое беспокойство и возбуждение. Болезнь была кжизни и росту, не к смерти или вырождению, – хотя и было тодействительнаяболезнь,иизопасных...

Носредикрайностеймистическихифилософскихувлечени,соднойстороны,иопасенийилиподозрений,сдругой,постепеннообозначаетсяузкийигорныйпутьцерковногобогословия...

Тобыловремяспоров,столкновений,борьбы.Иборьбызабогословие,–противтех,ктоегобоялсяинелюбил,ктобоялсямыслиитворчества...

ПервоедействиеэтойборьбыбылспорорусскойБиблии...

5.РоссийскоеБиблейскоеобщество

Второе десятилетие нового века в России все проходит под знакомБиблейскогообщества...

ЭтобылкакбыавтономныйотделнезадолгодотогосоставившегосяBritish and Foreign Bible Society (открыто в 1804-м году). И открытоРоссийское Библейское общество было под внушением и с деятельнымсоучастием агентов Британского. Замысел и идеология были воспринятывполне...

Устав был утвержден 6-го декабря 1812-го года, первое общеесобрание произошло 11-го января 1813-го, и на нем председателем былизбран кн. Голицын, тогда уже Синодальный обер-прокурор, а позже иМинистр“сугубогоминистерства.”Практически,Библейскоеобществоипревратилосьвовторойинестольофициальныйликведомствадуховныхдел,сталонекимдвойником“сугубогоминистерства...”

Общество было открыто под именем Санкт-Петербургского, всентябре1814г.переименованоРоссийским...

Сперва задачаОбществабылаограниченараспространениемБиблиисреди иностранцев и инославных, “оставляя неприкосновенным изданиекнигСвященногоПисаниянаславянскомязыкедляисповедующихгреко-российскую веру, принадлежащее в особенности и исключительноведомствуСвятейшегоСинода.”Ноужев1814-мгодуОбществопринялонасебяизданиеираспространениеиславянскойБиблии,особоиНовогоЗавета.ОдновременновсоставсоветаОбщества, гдедотогоучаствовалитолько светские лица, были введены в звании вице-президентов идиректоров иерархи и другие духовные персоны, православные иинославные (даже Римско-католический митрополит Сестренцевич). Вначале1816-гогодабылорешеноизданиерусскойБиблии...

Первая задача Библейских обществ, Российского и Британскогоравным образом полагалась в том, чтобы “приводить в большееупотребление”СловоБожие,хотябыивпрежнихиличужихизданиях,стем,чтобыкаждыйсамсмогиспытатьспасительноееговоздействие,ивэтом непосредственном восприятии познать Бога, “как открывает ЕгоСвященное Писание.” С этим и было связано твердое правило издаватьсвященныекниги“безвсякихнаоныепримечанийипояснений,”чтобынезаслонить человеческим толкованием, всегда по необходимостичастичным,универсальноймногозначностисамогоБожественногоСлова,

неисчерпаемогоибеспредельного.Заэтимстоялатажетеорияо“немых”знаках и о “живом Учителе, обитающем в сердце.” В “библейской”идеологии всего резче сказывалось тогда влияние “общества друзей”(Societyoffriends),т.е.квакеров.Общениерусскихбиблейскихдеятелейсанглийскимивэтипервыегодыбылооченьтеснымиживым.Особонужноотметить миссионерские поездки английских миссионеров в областинекрещеных инородцев (срв. английскую миссию за Байкалом дляобращения бурят, или шотландскую миссионерскую колонию в Каррасе,на Кавказской линии, от Эдинбургского общества миссионеров).ДеятельностьОбщества развивалась очень быстро и с большимуспехом,повсейИмпериисразужераскинуласьсетьотделений.Запервыедесятьлетработыбылоиздано(иприобретено)книгна43-хязыкахинаречияхвобщемколичестве704.831экземпляра.Этотуспех,впрочем,всегобольшезависелотправительственнойподдержкиидажеинициативы.РоссийскоеБиблейское общество, в отличие от Британского, вовсе не былообщественным начинанием, и держалось совсем не общественнымсочувствиемиливниманием.Успехсоздавалсяименноадминистративнымвнушением или приказом, “благовестие” слишком часто передавалосьточно по команде. “Во всех обнаружилась ревность к Слову Божию истремление просвещать седящих в сени смертной. Губернаторы началиговоритьречи,совершеннопохожиенапроповеди;городничиеиградскиеголовы, капитан-исправники с успехом распространяли СвященноеПисание и доносили о том по начальству в благочестивых письмах,переполненныхтекстами...”

Во всем этом было много показной казенщины, казенной шумихи(своегорода“Потемкинскиедеревни”).БиблейскоеОбществопрактическипревращалось в особое “ведомство,” и вырабатывалось особоеведомственно-библейскоелицемерие,достаточнослащавоеинеприятное.Однако,неследуетипреувеличиватьэтитемныестороны.Созидательныепоследствия библейской работы не менее очевидны и достоверны. И сБиблейским обществом был сразу же связан ряд других“человеколюбивых”начинаний,отчаститожеанглийскогообразца,нотемне менее живых и нужных. Особого упоминания требует издательскаядеятельность княгини С. С. Мещерской, обычно переводившей илиприспособлявшей для народного чтения брошюры или памфлеты,изданныет.наз.Religious-Tract-Society,основанногов1799-мгоду(т.наз.“Мейеровские” брошюры, от имени книгопродавца Мейера, бывшего икорреспондентомБританскогоБиблейскогообществавСанкт-Петербурге).Можно спорить о степени доступности и пригодности этих брошюр,

“сочиненных некоторою благочестивой дамою,” для “простого народа”(впрочем, было издано и кое-что оригинальное – выборки из СвятителяТихона и из проповедеймитр.Михаила).Но принципиальную важностьэтогоначинанияврядлиможнооспаривать.Тожеприходитсясказатьиозаведениишколпо“Ланкастерской”системе.Ещеважнеебылозаведение“Императорского человеколюбивого Общества,” работа в тюрьмах (срв.деятельность В. Веннинга, члена Лондонского общества попечения отюрьмах, основавшего подобное общество и в Санкт-Петербурге, в 1819г.)...

Всеэтобылопроявлениемодногоитогожеанглийскоговлияния.Иэтаволнаангло-саксонскойNonconformityсливаласьсволнойнемецкогопиетизма и старого масонского мистицизма. Из прежних масонскихдеятелей в Библейском Обществе усердно участвовали Кошелев, 3.Карнеев, Лабзин, Ленивцев. В Московском отделе к этой группепринадлежал Бантыш-Каменский,46 этот “белый монах, светскийархиерей,” как его остроумно определяет Вигель. Может быть, такоеопределение ещебольшеподходит к самомукнязюГолицыну, которыйисам себя чувствовал именно неким “светским архиереем,” тем болеезначительнымоттого.ИздательскаядеятельностьЛабзинабыла,вовсякомслучае, согласована с работами Библейского общества, – и его изданияраспространялисьобычноименночерезналаженныйаппаратБиблейскогообщества, так что легко и естественно могли быть приняты в качестверекомендуемого от самого Общества комментария к его собственнымизданиям. Рассылка этих книг облегчалась и тем, что в Почтовомдепартаменте главноначальствовал также Президент БиблейскогообществаиМинистр“сугубого”ведомства,асредичиновниковпочтовоговедомстваредкийнебылвключенилихотьвписанвкакую-нибудьложуили отдел. Это издание “мистических” книг видными членамиБиблейского общества ложилось роковой тенью и на само библейскоедело. Не без поводов Библейское Общество могло представлятьсяучреждением двусмысленным. В составе Общества, и при том вположениях или ролях руководящих и ответственных, было слишкоммноголюдейкрайнегообразамыслей,которыедажеинескрывалисвоихнадежд и намерений. По уставу и по замыслу Библейское Обществодолжно было быть всеконфессиональным, так, чтобы все “конфессии”быливнемпредставлены,какравновладеющиесвятынейСловаБожия.НаделесамоБиблейскоеОбществостановилоськакой-тоновойконфессиейили сектой, по крайней мере – психологически, с особой кружковой,эсотерическойиэкзальтированнойпсихологией.Стурдзанебезоснования

говорил о некоей “англо-русской секте” (la secle anglo russe) и называлБиблейскоеобщество“экзотическим...”

Многие видные члены Библейского общества участвовали в кружкеили“духовномсоюзе”Татариновой,вчастности,В.М.Попов, секретарьБиблейскогоОбщества...

Веротерпимость и всеконфессиональность слишком частообертывались покровительством сектантам (особенно духоборам имолоканам, даже и скопцам, – в этой среде хорошо расходились“мистические” книги, особенно Юнг-Штиллинг и Эккартсгаузен; срв.библейскуюсекту“духоносцев,”основаннуюнаДонуКотельниковым).И,вовсякомслучае,слишкомчастотогдадекламировалипротив“наружнойцерковности,”внадеждесорватьэти“обветшавшиепелены”систинногоивнутреннегохристианства.УЮнга-Штиллингаможнобылопрочитатьио“тьме нелепостей и суеверий, называемых Греко-КатолическимВосточным исповеданием,” которую подобает разогнать “светомБожественной книги.” Уже одна эта административная навязчивостьбиблейскихпредприятийнемоглане раздражать.СвободноеобсуждениеБиблейскогоделаневходиловвидытогдашнегоправительства.Ионосамобыло виновато, если у многих создавалось впечатление, будто подпокровом санкций административных, цензурных и полицейских,правительством подготовляется какой-то сверхконфессиональныйпереворот, на который согласие будет также вымогаться и вынуждаться.Редкие попытки критически высказаться встречали столь бурноепротиводействиевластей,чтоподозрениямоглитолькосгущаться...

ВэтомотношенииособеннохарактерноделоИннокентияСмирнова(1784–1819), тогда архимандрита и ректора Санкт-Петербургскойсеминарии. Иннокентий с 1815-го года был членом и директоромБиблейского общества, принимал участие в переводческом комитете; идажевПензе,ужепослевысылки,поднялвопросомордовскомпереводе.Искренняя и крепкая дружба связывала его с кн. Мещерской. И был ончеловексердечногоблагочестияистрогойдуховности,любилстранникови юродивых. Его смущал только этот дух притязательноговсеконфессионализма,которымвоодушевлялисьвсегоболееЛабзинисамГолицын.Вконце1818-гогодаИннокентий,вкачестведуховногоцензора,разрешил к печати книгу некоего Евстафия Станевича, “Разговор обессмертии души над гробом младенца.” Грек по крови, СтаневичвоспитанбылвРоссии,вполнеобрусел,былфанатическимприверженцемШишкова и членом “Беседы,” но вместе и почитателемЮнга и другихаглицких писателей. Книга его, как о ней отзывался Стурдза, была –

“сочинениеслабое,нобезгрешное.”Всяумышленнаяостротакнигибылавоткровенномосужденииидей“СионскогоВестника”иподобных,иещеврезких намеках на двоящиеся намерения “сугубого министерства.”Филарет говорилвпоследствииобэтойкниге: “вней заключалосьмноговыражений слишком оскорбительных для придержащей власти и вообщедля духа правления того времени.” Потому Филарет и остерегалИннокентия от пропуска этой книги, но тот не послушался. Это былопринятоименнокаквызов...

Книга Станевича была остановлена и изъята по Высочайшемуповелению, спешно испрошенному Голицыным, и автор был выслан изстолицы в 24 часа. Любопытно, что и освобождена от ареста книгаСтаневича была тоже по Высочайшему повелению, уже в 1824-м году,послепаденияГолицына,чтоипомеченововторомиздании...

Иннокентий, несмотря на заступничество митр.Михаила, был тожеудален из Санкт-Петербурга, при первом же благословенном случае, впочетную ссылку, назначенный без ведома Синода по единоличномупредставлениюГолицынанаосвободившуюсякафедрувОренбург.Толькос большим трудом удалось изменить это назначение и Иннокентий былназначен в Пензу. Здесь через несколько месяцев он скончался, отнервногопотрясенияигорькойтревоги...

Очень показательныпункты сужденияГолицына о книгеСтаневича.“К суждению о бессмертии души привязано защищение Восточнойцеркви, тогда как никто на нее не нападает, и ежели бы что подобноеслучилось,тонечастномучеловекубратьнасебясиезащищение.Автор,понимаяпревратно,нечувствует,чтоможетпривестиумывбеспокойство,что подлинно Церковь в опасности.” Конечно, именно с тем книгаСтаневичаибыланаписана,чтобыпосеятьтакуютревогу...

“Судит,ктоболееправ,святойИоаннЗлатоустилисвятойАвгустин,иотдаетпреимуществоЗлатоустутолькопотому,чтоонВосточнойцеркви,хотя в проповедях и в сочинениях духовные особы часто указуют наАвгустина...”

Ещехарактернее: “Авторопорочивает такие книги, кои гражданскаяцензура пропустила, как, напр., сочинения Дютуа, и именноХристианскуюфилософию, и опасается, что и Божественнаяфилософияне вышлабы, котораяоднакоже выходитна русскомязыкеинапечатанаиждивением Вашего Величества.” И, наконец: “Под видом защищениянаружной церкви вооружается против внутренней, т. е. хочет отделитьтелоотдуши...”

Отсюда вывод, – “одним словом, книга сия совершенно противна

началам, руководствующим христианское наше правительство погражданскойидуховнойчасти...”

УтверждаядокладГолицына,Государьвыразилнадежду,“чтовпредьКомиссия духовных училищ возмет меры, чтоб сочинения, ищущияистребить дух внутреннего учения христианского, никоим образом немогливыходитьизеецензуры...”

Этобылооченьясноеиоткровенноезаявление...Важно отметить, что беспокойство захватывало и людей, вполне

сочувствовавшихбиблейскомуделуи соучаствовавшихвнем.Таковбыл,напр., Михаил (Десницкий), тогда митрополит Новгородский, человектеплого благочестия и мистического склада, из воспитанниковНовиковской семинарии. В свое время он выдвинулся, как проповедникдляпростогонарода,будучиприходскимсвященникомвМоскве.Вопросывнутреннейжизнибылипредметомегопреимущественноговнимания,онпризывал уйти из Египетского рассеяния в “пустыню внутреннегоуединения.”Говорилонпростоисердечно,иоченьлюбилпроповедовать.В Синоде митр. Михаил возмущался всего больше самоуправствомГолицына в делах церковного управления. И, конечно, никак не могодобрить той истерической и сектантской экзальтации, которой такувлекалисьГолицынидругие,–впроповедяхЛиндляиГосснера,47иливписанияхпиетистов, илидаже в “проказливых таинствахМихайловскогозамка”(какостроумноВигельназываетраденияТатариновскогокружка).Митр. Михаил скончался уже в 1824-м году, усталый и истощенный вборьбе со “слепотствующим министром.” Незадолго перед смертью оннаписал Государю откровенное письмо, предостерегая, что Церковь вопасностии в гонении, –Государьполучил этописьмовЛайбахе, когдамитрополита ужене было вживых.МолваназывалаГолицына “убийцеймитрополита.” Очень характерно, что против Голицына и против егорежима выступали и такие люди, какМихаил. “Пустота и сиротство имоставленноевелико,”писалтогдаФиларет,бывшийвикариемМихаила.Имолился:“чтобыГосподьдаровалнамчеловекасдухомисилоюИлииною,ибо надобно проповедовать покаяние и суд, и с любовию и терпениемХристовым, ибо надобномиловать и утешать, без надежды собственногоутешения...”

Эти тревоги о засилии и самоуправстве “ложных” мистиков былипрелюдией к открытому “восстанию” против Библейского общества,противрусскойБиблиивособенности...

“Но что простираться вдаль. Библейские общества не заменяют лиуже некоторым образом видимую церковь?.. Трудно ли уразуметь, что

смешениевихсобранияхвсехвероисповиданийхристианскихестьтолькообразецтойвсеобщейрелигии,которуюонизатевают?..”

Это“единоесословиебиблейское”многимпредставлялосьужекакой-то противо-Церковью. Библейское Общество слишком напоминало“тайные общества,” – “и есть тоже уметодистов,48 иллюминатов,49 чтофранк-масоновложа...”

Архим.Фотий выражался еще более решительно: “и готовили врагикакую-тобиблейскуюрелигиюввести,смесьверсделатьиправославнуюверуХристовуутеснить...”

Эта “новая” вера казалась ему прямым обманом. “В наше время вомногих книгах сказуется и многими обществами и частными людьмивозвещается о какой-то новой религии, якобы предоставленной дляпоследнихвремен.Сияноваярелигия,проповедуемаявразныхвидах,топодвидомновогосвета,тоновогоучения,топришествияХриставДухе,то соединения церквей, то под видом какого-то обновления и якобыХристова тысячелетнегоцарствования, товнушаемаяподвидомкакой-тоновой истины, есть отступление от веры Божией, Апостольской,отеческой, православной. Эта новая религия есть вера в грядущегоантихриста, двигающая революцией, жаждущая кровопролития,исполненная духа сатанина. Ложные пророки ее и апостолы – Юнг-Штиллинг, Эккартсгаузен, Гион, Беме, Лабзин, Госнер, Фесслер,методисты,гернгутеры...”

Во всех этихпугливыхдогадках и подозрениях, однако, не все былонапрасным. Поводов и оснований тревожиться было более, чемдостаточно.Духовнаяобстановканебылаздоровой,вовсякомслучае...

Но случилось так, что это полуоправданное “восстание” обернулосьнечестной придворной интригой, и тревога разрешилась болезненнымприпадком.Чувствомерыитрезваяперспективабылипотеряны...

Вразыгравшемсяспореиборьбеобестороныбылитолькополуправы,иобебылиоченьвиноваты...

6.РусскийпереводБиблии

Орусскомбиблейскомпереводеоткрытозаговориливпервыев1816-мгоду.Голицын,какпрезидентРоссийскогоБиблейскогообщества,получилВысочайшее изустное повеление, “дабы предложил Святейшему Синодуискреннее и точное желание Его Величества доставить и россиянамспособ читать слово Божие на природном своем российском языке, яковразумительнейшем для них славянского наречия, на коем книгисвященногописанияунасиздаются.”Предполагалосьприэтом,чтоновыйперевод будет издаваться со славянским текстом совокупно, как ещераньше уже было выпущено послание к Римлянам, с дозволенияСинода(имелась в виду книга архиепископа Мефодия Смирнова, перевод итолкование;первоеизданиеещев1794г.,третьев1815)...

“Само собою разумеется, что церковное употребление славянскоготекстадолженствуетостатьсянеприкосновенным...”

Российскийпереводназначалсятолькодляприватногоупотребления,длячтениядома...

Голицын в оправдание предположенного перевода на современныйязыкссылался,междупрочим,инато,чтовподобныхизъясненнымздесьобстоятельствах в церкви греческой патриаршей грамотой одобренонародучтениесвященногописанияНовогоЗаветанановейшемгреческомнаречии,вместодревнего(самаграмотапатр.КириллабылаприпечатанавотчетеР.Библейскогообществаещеза1814-ыйгод)...

Синоднепринялнасебяруководствабиблейскимпереводоминевзялзанегоответственностинасебя,–можетбыть,такойобраздействийбылиподсказан свыше... Перевод был отдан в ведение Комиссии духовныхучилищ, которой надлежало избрать надежных переводчиков в местнойДуховной Академии. Изданный перевод должен был быть от Р.Библейскогообщества...

Перевод был поставлен под охрану Высочайшего имени. Замыселпринадлежал самому Государю, или был ему приписан. “Не токмоодобряет все споспешествующее сему спасительному делу, но иодушевляетдеятельностьОбществавнушениямисобственногосердца.Онсамснимаетпечатьневразумительногонаречия,заграждавшуюдонынеотмногихизРоссияневангелиеИисусово,иоткрываетсиюкнигудлясамыхмладенцев народа, от которых не ея назначение, но единственно мраквремен закрыл оную.” Правду сказать, “невразумительное наречие”

закрывалоБиблиюнестолькоотнарода,сколькоименноотвысшегокруга,отсамогоимператора,преждевсего,–онсампривыкчитатьНовыйЗаветпо-французски (в известном переводе Де-Саси), и не изменил этойпривычкиисизданием“российского”перевода...

Ведение перевода от Комиссии духовных училищ было порученоФиларету,тогдаархимандритуиректоруСанкт-ПетербургскойАкадемии,и он имел избрать переводчиков по своему усмотрению. Считалось, чтопереводпроизводитсяприАкадемии.ФиларетсамвзялнасебяЕвангелиеот Иоанна. От Матфея переводил Павский, от Марка архим. Поликарп(Гайтанников), тогда ректорСанкт-Петербургской семинарии, а вскоре иМосковской Академии, и от Луки архим. Моисей (Антипов-Платонов),ректор Киевской семинарии, а потом и Академии, бывший перед тембакалавром в Санкт-Петербурге, впоследствии Экзарх Грузии. Работаотдельныхсотрудниковпересматриваласьи сверяласьвособомкомитетеиз членов Библейского общества, – в нем участвовали митр. Михаил(Десницкий), впосл. митрополит Санкт-Петербургский, Серафим(Глаголевский),тожебудущиймитрополит,Филарет,Лабзин,В.М.Попов,директор департамента в “двойном министерстве” и секретарьБиблейского общества, человек крайних мистических взглядов,переводчик Линдля и Госнера, член кружка Татариновой, окончившийжизньсвоювЗилантовоммонастыревКазани,какзаточенный,“кроткийизувер,” как его остроумно называет Вигель. Этот неожиданно пестрыйсоставнаблюдающегокомитетаоченьхарактерен...

Правила для перевода были составлены Филаретом, это сразучувствуется уже в их стиле. Переводить надлежало с греческого, какпервоначального, преимущественно перед славянским, с тем, чтобы впереводе удерживать или употреблять слова славянские, “есть ли ониближе русских подходят к греческим, не производя в речи темноты илинестройности,” или если соответственные русские “не принадлежат кчистому книжному языку.” В переводе всего важнее точность, затемясность, наконец, чистота. Очень характерны некоторые стилистическиедирективы. “Величие священного писания состоит в силе, а не в блескеслов;изсегоследует,чтонедолжнослишкомпривязыватьсякславянскимсловам и выражениям, ради мнимой их важности.” Еще важнее другоезамечание. “Тщательно наблюдать должно дух речи, дабы разговорперелагатьслогомразговорным,повествованиеповествовательным,и такдалее...”

Эти положения литературным “архаистам” показались дурнойстилистической ересью, и это был один из решающих моментов

взволнованного “восстания” или интриги против русской Библии в 20-хгодах...

РусскоеЕвангелиебылозаконченоивыпущенов1819-мгоду,ивесьНовыйЗаветужев1820-м...СразужебылначатрусскийпереводиВетхогоЗавета.ПреждевсегобылапереведенаПсалтырьивыпущенаотдельно, –одинроссийскийтекст,безславянского,–вянваре1822-гогода.Втожевремя началась работа надПятокнижием.Филарет в своих “Записках накнигуБытия”(первоеизданиеужев1816г.)всюдудаетбиблейскийтекств русском переводе, с еврейского. К переводческим работам былипривлеченыивновьоткрытыеАкадемии:МосковскаяиКиевская,такжеинекоторые семинарии. Сразу же встал трудный и сложный вопрос осоотношении еврейского и греческого текстов, о достоинстве идостоинствахпереводаСемидесяти,о значенииМасоретскихчтений,–иэти вопросы обострялись тем, что всякое отступление от Семидесятиозначало практически и расхождение со славянской Библией,остававшейся в богослужебном употреблении, а потому нуждалось внарочитых оправданиях и оговорках. Для начала вопрос был решенслишком просто. В основу был положен еврейский (масоретский) текст,как “подлинный,” а в объяснение расхождений со славянской Библиейбыло составлено особое предисловие, убедительное и для незнающихдревних языков. Составил его Филарет, и подписано оно было митр.Михаилом, митр. Серафимом, тогда еще Московским, и самимФиларетом,тогдаархиепископомЯрославским...

Окончательная корректура Пятокнижия была поручена о. ГерасимуПавскому. Печатание и было закончено в 1825-м году, но – поизменившимсяобстоятельствам–изданиенетольконебыловыпущеновсвет, но было арестованои вскоре сожжено.СамобиблейскоеделобылоостановленоиБиблейскоеобществозакрытоизапрещено...

Этот злополучный финал библейского начинания требуетобъяснения...

Русский перевод Библии в общем привлек к себе внимание исочувствие.Вслухиоткрытобылосказаноинаписаномногопохвальных,пылких, восторженных слов. Не все они были искренними, было оченьмногоофициальнойриторикиипрямойлести.Нонемалобылосказаноисловотсамогосердцаисполнымубеждением.ИзданиерусскойБиблииотвечало несомненной потребности, утоляло действительный “гладслышаниясловаБожия,” каквыражалсяФиларет.И, вспомним, ещеведьТихонЗадонскийпрямоговорилонеобходимостирусскогоперевода...

Перевод Российского Библейского общества не был безупречен,

конечно. Но трудности и погрешности перевода были таковы, чтоисправить их можно было только через гласное обсуждение и широкоесотрудничество,аникакнечерезиспуг,запретилиподозрение...

Строго говоря,подлиннымпредметомтревогинападениябылкнязьГолицын,“мирскойчеловекверетическомплатье,”анерусскаяБиблия...

В окончательном “восстании” против Библейского общества и деласоединилисьлюди,врядлиоченьблизкиеилипохожиеодиннадругогоподушевному складу и стилю. Идеология всей антибиблейской интригипринадлежитдвоим,–архимандритуФотиюиадмиралуШишкову.Здесьбылособственнодверазныхидеологии...

Архимандрит Фотий (в миру Петр Спасский, 1792–1838) оченьтипичен для своей взбаломученной и смутной эпохи, для всей этойтогдашней подозрительной неразберихи. Изуверный обличительмистическихипрочихзловерныхпроисков,Фотийбылприэтомчеловектого же психического склада, что и его противники, и страдал тем жеэкстатическим недугом. Фотий написал впоследствии своюавтобиографию,–оченьубедительныйиоченьжуткийавтопортрет.Переднамиэкстатикивизионер,почтичтововсепотерявшийчувствоцерковно-канонических реальностей, и тем более притязательный, совсем несмиренный.Этообразсамозванногохаризматика,оченьсамомнительногои навязчивого, всегда создающего вокруг себя атмосферу какого-тоизолирующего возбуждения. Это типический образ прелести, страшныйзакоулокилитупикложногоаскетизма.Фотийвесьвдушевности,весьвовпечатлениях и переживаниях, у него нет ни духовной перспективы, ниподлинной глубины, ни созерцательного размаха. Он весь в испуге и встрахах,–онпрячется,боитсягласности,–иеслинаступает,тоименносперепуга.Вэтомответнатрудныйвопросоегоискренности.Нет,оннебылнечестнымлицемером,онцеленвсвоихдействияхиразоблачениях,–онвосставалнаБиблейскоеобществовдействительнойуверенности,чтоборется с самим Велиаром (“архангельское подвизание”). Но для такоготипа изуверов, действительно, характерно это своеобразное самомнение,самочувствие пророка, призванного или посланного, самочувствиечрезвычайноймиссииилипосольства,некийэкстатическийэгоцентризм.Скорее можно говорить об одержимости, чем о лицемерии. Во всякомслучае,всегоменееслышитсявнеистовыхвоззванияхивыкрикахФотияголос церковной стариныили древнего предания.Он для этого слишкоммало знал, с отеческими и даже аскетическими творениями был малознаком, и на них почти не ссылается. “Святых отец не имею,” писал онсам, – “одну святую Библию имею и оную читаю.” В этом отношении

Фотий не отступает от привычек тогдашнего “библейского” времени.Фотийнебылистрогимревнителемилихранителемцерковныхобычаевипреданий.Онлюбилвседелатьпо-своему,потомуиссорилсяпостоянносцерковнымивластями.Аргументируетонобычноотличныхпрозренийивдохновений, видений, явлений, снов. Фотий был не столько суеверен,сколькобылизувер...

ФотийучилсявПетербурскойакадемии,“подтонкимвзоромархим.Филарета,” – и не доучился, по болезни. Это был какой-то пароксизмстрахов и душевное изнеможение. Фотий смутился и разбился отогдашний общественный мистицизм.Юнга-Штиллинга слишком многочиталимногиевАкадемии,ядовитыекнигиэтоговраляибогоотступника.“В академии было позволено читать вновь вышедшие сочинения, как то:Штиллинга, Эккартсгаузена и прочие романические и вольномысленниекниги...ВыходилиспорыотысящелетнемцарстованииназемлиХриста,овечности мучений и других вещах духовных; некоторые любилиуклонение от Священного Писания, а другие таинственность везденаходить. Святых отцов не давали читать из академической библиотеки,ибо никто совета не подавал и примера. Толковники на СвященноеПисаниебылирекомендованыивыдаваемынемецкиеипрочиеиноверные,болеековреду,нежелинавсеполезные...”

Фотийрастерялсявтакойобстановке.Однако,немаломуинаучилсяздесь,затотгодснебольшим,чтопробылвАкадемии.Врядлинездесьименно научился и приучился он “таинственность всюду находить.” Иврядлине здесь заразилсяэтойтогдашнейболезненноймодойтолковатьАпокалипсис,ипоапокалиптическимтекстам,какпознакам,разгадыватьсовременность, – и когда его действительные или воображаемые врагивычитывали оттуда Тысящелетнее царствие, он всюду разгадывалАнтихриста.“Теперьдроваужеподкладены,иогньподкладывается...”

ВыйдяизАкадемии,ФотийпоступилучителемвНевскоеучилищеибыл здесь под смотрением ректора Иннокентия. В 1817-м году Фотийпринял монашеское пострижение и сразу же был определензаконоучителемв2-ойкадетскийкорпус.Поленаблюденийрасширилось.Фотий продолжал собирать обличительные материалы, – перечитывал иобозревал зловерные книги, вновь печатанные, “и особенно явно исокровеннореволюционныеизлодейские.”Подборипереченьоказалсяунего довольно пестрым и беспорядочным. Сюда входили и книгиматериализма английского, и книги сквернословия французского,масонские и магические, немецкие философские, волшебской Беме,Штиллинг и подобные “книги бесовские,” “революционные, злые,”

“худые, масонские,” “масон-еретик” Фенелон и “скверная женафранцузская” Понша, и прочие, “излагающие учение методистов иквиетистов,50т.е.жетогоякобинстваифилософииличинойхристианствазакрытые...”

К“новоученым”духовнымлицамуФотиянавсегдаосталосьглубокоенедоверие:“небылодажениединогосотрудникактомугодного,всякбылготовпродатьистину.”НаэтомфонеявляетсязатемирусскаяБиблия...

СперваФотийдействовалпротивдействительныхмасонов,–каксамонговорит,“действовалсопасностьюжизнипротивСионскогоВестника,Лабзина,ложмасонскихиересей,старалсяходрасколовихостановить.”ВомногомФотийбылправ,ноотзывалсяоннавсесоблазнывкаком-тоистерическомнадрыве,ипотомускореераздражал,чемубеждал.Ибылаунего какая-то экстатическая мнительность, искажавшая и верныенаблюдения примесью воображаемых и незримых черт. Митр. Михаилпоручил Иннокентию успокоить Фотия. Иннокентий вряд ли неразволновалегоещеболеесвоимисобственнымигорькимиречамиосетяхбесовских. Фотий впоследствии написал “Житие” Иннокентия, которогосчитал своим учителем, – но в нем он стилизовал действительногоИннокентия под самого себя или под свой воображенный идеал.Иннокентий был в действительности много тоньше и глубже, хотя и небыло у него достаточно самообладания и терпения.Фотия вскоре нашлислишком шумным для столицы, и его услали в Новгородское удаление,настоятелем сперва в Деревяницкий монастырь, затем в Сковородский,наконец,ивЮрьевархимандритом.Кэтомуименновременииотноситсязнакомство и сближение Фотия с графиней А. А. Орловой, – этотрешительный факт его жизни. Неожиданным образом, именно в эти жегодыичерез“графинюАнну”ФотийсближаетсяискняземГолицыным.Сохранились их письма, они имеют сердечный и задушевный характер.Фотийвсвоей“автобиографии”вспоминаетодолгихидлинныхбеседахсвоих с Голицыным, у Орловой, иногда даже до девяти часов кряду, иподчеркивает, что Голицын горячо полюбил его и был готов исполнитьлюбуюегопросьбу.ПоподлиннымписьмамГолицынамыможемсудить,чтоФотийнепреувеличивал.ИонсумелпримиритьнавремяГолицынаимитр. Серафима. Голицын увлекался Фотием как Златоустом и “юнымстарцем”(Фотиюбылотогдаснебольшимтолько30).ИФотийнескрывалсвоихдружескихчувств:“Атыия–два,кактелоидуша,какумисердце;одномы,ибоХристоспосреденас...”

“Восстание”вспыхнулов1824-мгоду.Филареттаквспоминалонем.“Восстание против министерства духовных дел и против Библейского

обществаипереводасвященныхкнигобразовалилюди,водимыеличнымивидами, которые чтобы увлечь за собою других добронамерных,употребляли не только изысканные и преувеличенные подозрения, но ивыдумкииклеветы...”

НетнуждымногоговоритьобучастиивэтойинтригеАракчеева.Длянего это был сходный повод и средство удалить от власти иправительственного влияния соперника, сильного личной связью сГосударем...

Предлогом и поводом к решительным действиям был взят русскийпереводкнигиГоснера“ОЕвангелииотМатфея”(внемецкомподлинникекнига называлась: Geist des Lebens und der Lehre Jesu Christi, inBetrachtungen und Bemerkungen ueber das ganze Neue Testament, IBd.,MatthausundMarcus).Этобылтолькоповод,таккаксамакниганичемневыделяласьизрядамногочисленныхтогдашнихназидательно-пиетическихизданий. Фотий несколько раз писал Государю об опасности, вполне влихорадочном стиле. Он писал в сознании и убеждении, что послан ипосвященвосвидетельство,назащитуосажденнойЦерквииотечества.ВВербноевоскресеньебылпосланкнемуАнгелБожий,–предсталемувовремясна,имелврукекнигуразгнутую,апонейбылосверхуначертановряд: “сия книга составлена для революции и теперь намерение еяреволюция.”Оказалось, тобыло“Воззваниекчеловекамопоследованиивнутреннему влечению Духа Христова” (перевод с французского, вышелеще в 1820-м году; переводчик, И. И. Ястребцов, служил в Комиссиидуховных училищ, правителем дел). “Весть к отступлению от верыХристовойикпеременегражданскогопорядкаповсемчастям,”такФотийопределяетосновнуюидеюэтойлукавойинечестивойкнижицы...

“Революция”былаединственнымдоводом,которымещеможнобылопоколебать“двойноеминистерство”вглазахАлександраI,–Фотийпрямооб этом говорит: “на него таковое политическое действие и умышлениебольшеимеловлияния,нежелисамоеблагоЦерквивсея...”ВрелигиозномотношенииАлександрбылврядлинерадикальнеесамогоГолицына...

Фотий свидетельствовал. “Пребывая в сем граде полтора месяца, явслед за Госнером тайно назирал и узнал, что он для приуготовленияреволюцииумывызванучитьивсяческитакогражден,чтониктонесмеетего и коснуться: он вызван потому, что из нашего духовенстваправоверногоникогоненашлосьспособногокумыслам...”

ПисьмаФотиязаинтересовалиГосударяименносвоимистерическимапокалиптизмом.ПотомуизахотелонвидетьФотиялично.ПередтембылунегомитрСерафим...

ПослеаудиенцииуГосударяФотийдваждывстречаетсясГолицыным,инавторомсвиданииегопроклинает...

“Фотий стоит у святых икон: горит свеща, святые тайны Христовыпредстоят,Библияраскрыта(Иерем.XXIIIглава).Входиткнязьиобразомяко зверь рысь является (Иерем. гл. V, ст. 651); протягивает руку дляблагословения. Но Фотий ему не давая благословения, говорит тако: вкниге “Таинство креста” под твоим надзором напечатано: духовенствоесть зверь, а я Фотий из числа духовенства есмь иерей Божий, тоблагословить тебя не хощу, да тебе и не нужно оно (дал ему прочитатьИерем. гл. XXIII). Но кн. Голицын не хотел и убежал, но Фотий в следраствореннойдверизакричал:еслинепокаешься,топопадешьвад...”

ТакрассказываетсамФотий.Шишковвсвоих“Записках”прибавляет:“Фотийвследемукричал:анафема!дабудешьпроклят...”

В этотже день был дан рескрипт о высылке Госнера заграницу и осожжении русского перевода его книги рукою палача, с тем чтобыпереводчикиицензорыбылипреданысуду...

Фотий очень боялся гнева царева за свою дерзкую анафему, нопродолжалпосылать во дворец свои воззвания, – одно с изложением как“плана разорения России,” так и “способа оный план вдруг уничтожитьтихоисчастливо.”ВопросоБиблейскомобществездесьбылпоставленсовсейостротой.“Библейскоеобществоуничтожитьподтемпредлогом,чтоуже много напечатано Библий, и оно теперь не нужно...”Министерстводуховных дел упразднить, а другие два отнять от настоящей особы...Кошелева отдалить, Госнера выгнать, Фесслера изгнать и методистоввыгнать,хотяглавных...

ИФотийсновассылаетсянавдохновение.“ПровидениеБожиетеперьничегоболееделатьнеоткрыло.ПовелениеБожиеявозвестил:исполнитьжевТебесостоит.От1812годадосего1824-горовно12лет.Богпобедилвидимого Наполеона, вторгшегося в Россию. Да победит Он духовногоНаполеоналицемтвоим...”

ВближайшиеднизатемФотийиещенеразписалипересылалсвоивзбудораженные “хартии” к Государю. “Тайна беззакония великая,страшная деется, я и открываю тебе, о, сильный крепостию и духомБожиим...”

Цель была достигнута. 15-го мая 1824-го года Голицын был уволен,“сугубое министерство” упразднено и разделено по-прежнему. Впрочем,Голицын не впал при этом в немилость, и личного влияния не потерял,дажеипосле смертиАлександра.Министромотделенногоминистерстванародного просвещения был определенпрестарелый адмиралШишков, –

“вырылииззабвенияполумертвогоШишкова.”ИШишков,хотяужеинебылминистромдуховныхдел,поинерциипродолжалполитику“сугубогоминистерства,”толькособратногоконца,инастойчивовмешивалсявделаСинода...

Религиозные воззрения самого Шишкова не отличались большойопределенностью. Это был сдержанный вольнодумец XVIII-го века,ограничивавший свой рационализм только народно-политическимисооображениями. Даже по свидетельству лиц, к нему расположенных иблизких, был он причастен “мнений, подходящих близко, если несовершенно следующих социнианству.” Фотий о нем выражаетсяуклончиво: “Церквиправославнойревнитель,поколикуимел сведения...”Фотий хорошо знал, что эти “сведения” были очень скудными, иотносилисьбольшекположениюЦерквивгосударстве,гдеонапризванабытьопоройиоплотомпротивмятежаиреволюции...

Однако,поБиблейскомуделууШишковабылосвоеиоченьтвердоемнение.ДлянегосамамысльопереводеБиблиипредставляласьзлейшейересью, – но это была, прежде всего, “литературная ересь” (поостроумному замечанию Свербеева). Ибо Шишков отрицал самосуществованиерусскогоязыка,–“какбудтобынекийособый,”говорилонв недоумении. “У нас славянский и русский язык один и тот же, онразличается только на высокий и простой,” – это была основнаярелигиозно-филологическая теза Шишкова. Литературный илиразговорныйрусскийязык,вегопредставленииипонимании,есть“толькопростонародное наречие” единого славено-русского языка. “Чтож такоерусский язык отдельно от славянского?Мечта, загадка!.. Не странно лиутверждатьсуществованиеязыка,вкоторомнетниединогослова...”Ибословарь в обоих стиляхили “наречиях” одини тотже. “Мынеиное чтопод славенским языком разумеем, как тот язык, который вышеразговорногоикоторому,следственно,неиначеможнонаучиться,какизчтениякниг;онестьвысокий,ученый,книжныйязык.”ВпоследнемсчетеШишковразличаетдваязыка:“языкверы”и“языкстрастей”–или“языкЦеркви” и “язык театра.” Библейский перевод и представлялсяШишкову“перекладкою”СловаБожияснаречиявысокогоиважногонаэтотнизкийстиль,наэтотязыктеатраистрастей.Этобылоумышленнымумалениемсвященного достоинства Библии, думал он. Отсюда именно все егохлопоты “о наблюдении православия в слоге.”И к томуже перевод былсделан небрежно (“был брошен нескольким студентам академии, сприказанием сделать оный как можно скорее”). Отступление русскогоперевода от славянского наводит тень на этот привычный и освященный

церковным употреблением текст, внушает к нему недоверие. “Гордостькакого-нибудьмонаха или хвастуна ученого скажет: так по-еврейски.Дактоменяуверит,чтоонзнаетвсюсилуеврейскогостольмалоизвестногоязыка,накоторомписаносиев стольотдаленныевеки.”ОнимелввидуприэтомврядлинесамогоФиларета...

Довольно частоШишков выражается так, точно именно славянскийязыкбылоригинальнымязыкомСвященногоПисания:“какжедерзнутьнапеременуслов,почитаемыхисшедшимиизустБожиих...”

В этих религиозно-филологических рассуждениях Шишков был неодин.Любопытно,чтовполнеотрицательнокрусскомупереводуотнессяиСперанский, и по схожим мотивам. Язык и ему показался“простонародным,”нестольвыразительнымиточным.Нелучшелибылобыприучитьвсехкславянскомуязыку?..

Дочери Сперанский советовал в трудных случаях обращаться кпосредству английского перевода, но не русского. Подобным образомрассуждалиимногиедругие(срв.,напр.,убаронаШтейнгеля,декабриста,орусскойБиблии:“подрываетдовериекоднойизсвященныхкниг,чтомыхвЦеркви”)...

Особый умысел Шишков открыл еще в том, что к выпуску былприготовлен отдельный том Пятокнижия Моисеева, “отдельно от книгпророческих.” В действительности, это был первый том полной русскойБиблии, предназначенный к выпуску прежде томов последующих, дляскорости. Шишков догадывался, – не с тем ли это задумано и сделано,чтобыподтолкнутьпростойнародксовращениювересьмолоканскуюилипросто в иудейство. Как бы не понял кто обрядового законаМоисеева вбуквальном смысле, в частности, установление субботы, – не следует лиоговорить,чтовсеэтотолькопрообразыипрошедшиетени...

Споддержкоймитр.СерафимаШишковуудалосьдобиться,чтобыэторусскоеПятокнижиебылосожжено,накирпичныхзаводахНевскойлавры.ВпоследствиииФиларетКиевскийссодроганиемиужасомвспоминалобэтомистребленииСвященныхкниг...

Шишков не видел никакой нужды распространять Библию средимирянивнароде,–“можетлимнимаянадобностьсия,уронивважностьСвященныхПисаний,производитьиное,какнеересиирасколы...”

НеунизительнолибудетдляБиблейскогодостоинстваиметьПисаниевдомах...

“Чтожеизэтогопоследует?..Употребитсястрашныйкапиталнато,чтобы Евангелие, выносимое с такой торжественностью, потеряловажностьсвою,былоизмарано,изодрано,валялосьподлавками,служило

обверткоюкаких-нибудьдомашнихвещей,инедействовалоболеенинадумами, ни над сердцами человеческими.” И даже еще решительнее:“чтение священных книг состоит в том, чтобы истребить правоверие,возмутитьотечествоипроизвестивнеммеждоусобияибунты.”Шишковверил,чтоБиблейскоеобществоиРеволюцияестьодно...

Вполне последовательно, Шишков возражал и против перевода надругие языки: татарский, турецкий, – кто же поручится за верностьперевода...

Шишков опасается и толкования Библии. Кто же будет объяснятьПисание, когда эти книги станут так распространены и доступны?“Рассеиваемыеповсюду в великоммножестве библиии отдельние книгисвященного писания, без толкователей и проповедников, какое могутпроизвестидействие.Присемнеобузданноми,можносказать,всеобщемнаводнении книгами священного писания, где найдут место правилаапостольские, творения святых отцов, деяния священных соборов,предания, установления и обычаи церковные, одним словом – все, чтодоселе служило оплотом православию... Все сие будет смято, попрано иниспровергнуто...”

С той же точки зрения Шишков усматривал злостное покушение виздании“Катихизиса,”–кчемубылотакмногоэкземпляровпечатать,какне для распространения нечистой веры (отпечатано было всего 18.000экз.)...

Всего больше Шишкова пугал здесь опять-таки русский язык.“Неприличнотаковыммолитвам,какВеруювоединогоБогаиОтченаш,быть в духовных книгах переложенным на простонародное наречие.”Катихизис, составленный Филаретом, (первоначально поручение данобыло митр. Михаилу) был выпущен с одобрения Синода и поВысочайшемуповелениюв1823-мгоду.Вконце1824-го,“поотношениюминистра Просвещения,” и под прикрытием Высочайшего имени,Катихизис был изъят из продажи. Кстати, и тексты Писания былиприведены в Катихизисе по-русски. Против этого изъятия Катихизисасразу же заявил протест Филарет, и открыто поставил вопрос оправославии. “Если сомнительно православие катихизиса, стольторжественноутвержденногоСвятейшимСинодом,тонесомнительнолибудетправославиесамогоСвятейшегоСинода...”

Митр. Серафим в своем ответе Филарету настаивал, что вопрос оправославии не подымался, и о православии никакого сомнения и спорунет. Остановлен де катихизис только из-за языка текстов и “молитв.” ИСерафимпродолжает,нонебездвоящихсямыслей.“Выспросите,почему

русский язык не должен иметь места в катихизисе, а наипаче кратком,который предназначен для малых детей, незнакомых вовсе с славянскимязыком,апотомунеспособнымпониматьистинверы,которыяизлагаютсяимнаязыкесем, тогдакакон, т. е.русскийязык,доселеудерживаетсявсвященныхкнигахНовогоЗаветаивПсалмах.Насейинамногиедругиевопросы, которые по сему случаю сделать можно, я удовлетворительноответствоватьВамникакнемогу.Надеюсь,чтовремяобъяснитнамто,чтотеперь нам кажется темно. А время сие скоро, по моему мнению,настанет...”

Этотответмогозначатьито,чтокновомуходуделСерафимличноиактивно непричастен, и то, что кажущаяся непоследовательность будетвскореустраненараспространениемзапретаинарусскийНовыйЗавет,ина само Библейское Общество. Во всяком случае, Серафим говорилпрямую неправду, отрицая, что ставился вопрос о православииКатихизиса.Фотийпрямоиоткрытообзывалегоеретическим,сравнивалего с “канавной водой,” и противопоставлял Катихизису давнее“ПравославноеИсповедание.”Кстати,именновэтовремя“ПравославноеИсповедание” было переведено вновь, под смотрением лично близкого кФотиюкнязяС.А.ШиринскогоШихматова(вскореиеромонахаАникиты),– однако, перевод был остановлен духовно-цензурным комитетом, позаключенно о. Гер. Павского. Если и не официально, то официозно иКатихизис был подвергнут разбору, – кажется, этот разбор был порученпрот.И.С.Кочетову, тогда законоучителюЦарскосельского лицея (1790–1854,измагистровIгокурсаПетербургскойакадемии,былвпоследствиинастоятелемПетропавловскогособора),изаключениебылоданоскорееневпользукатихизиса.Кочетовинтересовалсябольшевопросамиязыка,чембогословием,икакфилологбылчленомРоссийскойакадемиис1828года,а потом ординарным академиком (срв. его рассуждение “О пагубныхследствиях пристрастия к иностранным языкам,” в духе Шишкова,которыйиввелеговакадемию)...

ОченькритическиотнессякКатихизисуимитр.Евгений,вызванныйвтовремякприсутствиювСиноде.СимеонКрылов-Платонов,преемникФиларета в Твери и в Ярославле, называл Катихизис презрительно“книжонкой” и находил в ней неслыханное учение и “нестерпимуюдерзость...”

Вовсякомслучае,обращениеКатихизисабыловосстановленотольковновомиздании,послевнимательногопересмотра,причем,всетекстыицитаты “вместо российского наречия предложены по-славянски,” и самязыкизложениябылнарочитоприближенилиприспособленкславянской

речи. Изменение в содержании были на этот раз, впрочем, тольконезначительные...

Шишков добивался от имп. Александра запрещения русскихпереводовизакрытиясамогоБиблейскогообщества.Однидоводыонсамизобретал, другие ему подсказывались ревнителями, какМагницкий илиА.А.Павлов (состоявший тогда за обер-прокурорским столом вСиноде,“славныйвоин1824-гогода,какегоназываетФотий)...

С Шишковым заодно действовал и митр. Серафим. Впрочем,митрополит действовал больше под внушением. Человек не смелый,Серафим не имел “достаточной светлости в понятиях,” чтобыответственно разбираться в водоворотах тогдашних слухов, страхов,увлечений, подозрений. Лично он настаивал бы только на удалении“слепотствующего министра.” Все дальнейшие выводы были емуподсказаныидажевтеснены.ВсвоевремяСерафимучилсявНовиковскойсеминарии, в Библейском обществе был деятельным членом, и в званииМинского архиепископа, и в должности Московского митрополита. ВМоскве на библейских собраниях он не раз произносил патетическиеречи. В Петербург он переехал уже в новых настроениях. С Голицынымсразужеразошелся.Ставши,поудаленииГолицынаотдел,президентомвБиблейскомобществе,митр.Серафимсталдомогатьсяуимп.Александраупразднения и закрытия библейских обществ вообще, с передачей всехдел, имущества и самого переводческого задания в Синодальноеведомство. Добиться этого удалось очень не скоро, только уже в новоецарствование, под свежим впечатлением декабрьских событий,ответственность за которые Шишков уверенно возлагал именно на“мистиков.”Однако,дажеиврескриптеозакрытииБиблейскогообщества(от 12 апреля 1826 г.) была очень важная оговорка. “Книги священногописания,отОбществауженапечатанныенаславянскомирусскомязыке,равно и на прочих, жителями Империи употребляемых, Я дозволяюпродолжатьпродаватьжелающимпоустановленнымнанихценам.”ДажеНиколай I не был готов следовать за Шишковым. На деле, впрочем,издания Библейского общества были изъяты из обращения, и толькопопечительные о тюрьмах комитеты продолжали из своих запасовснабжатьНовым Заветом в русском переводе ссыльных и заключенных...Любопытно,чтоШишковав1828-мгодузаменилвдолжности“министраПросвещения” князь К. К. Ливен, бывший перед тем попечителем вДерпте,видныйивлиятельныйдеятельбывшегоБиблейскогообщества,отсамого его основания. Позже, в 1832-м году, кн. Ливен стал во главевозобновленного немецкого Библейского общества. Князь Ливен

принадлежал к секте моравских братьев. “Случалось, что присланныйоткуда-нибудь чиновник, с важным поручением, застанет его в зале,громко распевающего псалмы перед налоем. Он обернется к нему,выслушаетего,но,неотвечаяему,продолжаетсвоюлитургию”(Вигель).Конечно, кн. Ливен был немец и протестант, и восстановлено былонемецкое Библейское общество. Но ведь министерством он был призвануправлятьвсероссийским...

“Виды правительства” к этому времени, во всяком случае, опятьпеременились...

7.СвятительФиларет,митрополитМосковский

“Восстание” в 1824-м году было поднято не против Библейскогообществатолько,нопротиввсего“новогопорядка.”ФиларетМосковскийверно определил смысл этого “восстания” – “обратный ход ко временамсхоластическим.”Иглавнымзащитником“новогопорядка”оказалсявэтигодыименносамФиларет...

ФиларетМосковскийпрожилдолгуюжизнь (1782–1867).Буквально:отпокореньяКрымаидо“великихреформ.”НобылончеловекомименноАлександровскойэпохи...

Филарет родился в тихой и глухой Коломне. Он учился в старойдореформенной школе, в которой учили по латыням и по латинскимкнигам.Впрочем,вТроицкойЛаврскойсеминарии,гдеФиларетдокончилсвое школьное обучение и затем был учителем, дух протестантскойсхоластики был смягчен и умерен веянием того воцерковленногопиетизма,типическимвыразителемкоторогобылмитр.Платон(Левшин).Ректор, архим. Евграф (Музалевский Платонов), как вспоминалвпоследствии сам Филарет, преподавал по протестантским пособиям, –“задавал списывать отмеченные статьи из Голлазия.” Уроки в классесводилиськпереводуиобъяснениюэтихсписанныхстатей.“Общиенамспротестантамитрактаты,както:оСвятойТроице,обИскупленииит.п.,пройдены были порядочно; а другие, напр., о Церкви, совсем не быличитаны. Образования Евграф не имел стройного, хотя увидел нуждуизучать отцов и изучал их.” Евграф был представителем переходногопоколения.ОнлюбилиувлекалсямистическимтолкованиемСвященногоПисания (“Царствие Божие не слове, а в силе заключается”), старалсяпереходить в преподавании на русский язык. Впоследствии он былректором преобразованной Петербургской академии, но вскоре умер.Филарет не был слишком суров, когда отзывался: “богословию учил наснезрелый учитель по крайней мере с прилежанием.” По личнымвоспоминаниям Филарет к этой “дореформенной” школе относилсявполнеотрицательно:“чтотамзавидного...”

СамФиларетвынесизшкольногообученияблестящеезнаниедревнихязыков и основательную стилистически-филологическую подготовку.Всем остальным он обязан был собственным дарованиям исамоотверженному трудолюбию. И впоследствии древние языки знал онлучше новых, а по-немецки и вовсе не научился. С основанием, в

известномсмысле,онлюбилназыватьсамогосебясамоучкой...Из тихого Лаврского приюта, обвеянного духом благочестивой

мечтательности, новоначальным иноком иеродиакон Филарет в 1809-мгоду был вызван в Петербург “для усмотрения” и для употребления вовновь образованных духовных училищах. Контраст был слишком резкий,переход был слишком внезапен. Странно показалось Филарету все вПетербурге,–“ходздешнихделвесьмадляменянепонятен,”признавалсяон тогда же в письмах к отцу. В Синоде его встретили советами читать“Шведенборговы чудеса,” учиться по-французски, – повезли смотретьпридворныйфейерверкимаскарад,чтобытам,буквально“средьшумногобала,” представить его синодальному обер-прокурору, кн. Голицыну. НавсюжизньзапомнилисьФиларетуэтипервыеПетербургскиевпечатления.“Вот торопливо идет по двору какой-то небольшого роста человек,украшенныйзвездойилентой,пришпаге,стреугольнойшляпойивчем-то,плащнеплащ,вкакой-тошелковойнакидкесверхвышитогомундира.Вотвзобралсяоннахоры,гдечиннорасположилосьдуховенство.Вертляворасхаживает он посреди членовСвященногоСинода, кивает им головой,пожимаетихруки,мимоходомзапростомолвитсловцотомуилидругому,– и никто не дивится ни на его наряд, ни на свободное обращение его сними.”Филарет был в первыйраз вмаскараде тогда, и не видал доминопрежде. “Смешон был я тогда в глазах членов Синода,” вспоминал он,-“такяиосталсячудаком...”

Филарета встретили в Петербурге не очень ласково, и не сразудопустиликпреподаваниювАкадемию.Ноужевначале1812-гогодаоноказался ректором Академии и архимандритом, с настоятельством вНовгородскомЮрьевоммонастыре.Он выдвинулся, прежде всего, своимусердием и отличием “в проповедывании Слова Божия,” своими“назидательнымиикрасноречивымипоучениямиобистинахверы,”–какпроповедникистилист,ФиларетпривлеквниманиексебеещевТроицкойлавре. Действительно, у него был редкий дар и мера слова. ИзотечественныхпроповедниковунегочувствуетсявлияниеПлатонаиещеАнастасия Братановского (†1806), – в Петербурге он читал французскихпроповедниковХVII-говека,Массильона52иБурдалу,53Фенелонабольшедругих.Но очень слышится и влияние отеческой проповеди, Златоуста иГригория Богослова, которого Филарет всегда как-то особенно любил иценил. Темы для своих проповедей Филарет выбирал современные, –говорил о дарах и явленияхДуха, о тайнеКреста, “о гласе вопиющего впустыне,”- излюбленные темы пиетизма и квиетизма. НередкопроповедоваливдомовойцерквикнязяГолицына,дажевбудни.Ученики

друг Филарета, Григорий (Постников), под конец жизни бывшиймитрополитомНовгородским,довольносуровоотзывалсяобэтихраннихпроповедях. Самому Филарету он писал откровенно, что в этихпроповедях “часто видна была заботливость об игривости в словах, озамысловатости, о выражении другой мысли обиняками, что подлинномоглобытьдосаднымсердцу,ищущемуистиныпрямойиназидательной.”Действительно,впервыегодыФиларетговорилслишкомнапряженнымиукрашеннымстилем;позжеон стал спокойнееи строже,нонавсегда егоязык остался сложным и фразы у него построены всегда точно поконтрапункту. Это не умаляет выразительности его проповедей. ДажеГерценпризнавалзаФиларетомэтотредкийдарслова:“владелмастерскирусским языком, удачно вводя в него церковно-славянский.” В этом“мастерстве”языкаиперваяпричинавлиятельностиегослова,–этобыловсегда живое слово, и мыслящее слово, вдохновительное размышлениевслух.ПроповедьуФиларетавсегдабылаблаговестием,никогданебывалатолько красноречием. И именно к этим ранним Петербургским годамотносятсяегонеподражаемыеиобразцовыесловавВеликийПяток(1813-гоиособенно1816-гогодов)...

Более напряженной была в эти годы учено-педагогическаядеятельность Филарета. Ему достался тяжкий и суровый искус, – “мнедолжно было преподавать, что не было мне преподано.” И за короткийсрок, с 1810 по 1817 год, ему пришлось прочесть и обработать почтиполныйкурсбогословскихнаук,совключениемсюдаиистолковательногобогословия,ицерковногоправа,идревностейцерковных.Неудивительно,что жаловался он на крайнее изнурение. Не удивительно и то, что этипервые опыты не всегда были удачны и самостоятельны, и отдают часторазными, слишком еще свежими впечатлениями, – сказать: “влияниями”было все же бы слишком сильно. Первые книги Филарета: “Начертаниецерковно-библейскойистории”(1816)и“ЗапискинакнигуБытия”(1816)составленыбылипоБуддею,иизБуддеявзятбылиученыйаппарат.Этобылосовершеннонеизбежноприсрочнойиспешнойpaботе,–нужнобылодать студентам учебную книгу и пособие к экзаменам... ПрофессоромФиларет был блестящими вдохновенным. “Речь внятная; говорил остро,высоко,премудро;новсеболеекуму,менеежексердцу.СвободноделализъяснениеСвященногоПисания:какбывселилосьизустего.Привлекалучениковтаккслушаниюсебя,чтокогдачасыкончалисьемупреподавать,всегда оставалось великое усердие слушать его еще более без ястия ипития. Оставлял он сильные впечатления в уме от учений своих. Всемказалосьистинноприятно,совершенноегоучение.Казалосьонвовремя

оно оратормудрый, красноречивый, писатель искусный.Все доказывало,чтоонмноговнаукахзанимался...”

Это отзыв самого архимандрита Фотия. И он прибавляет еще, чтоФиларет был истый ревнитель монашеского чина, “и был весьмасердоболен,” – сердечность Филарета Фотий испытал на себе, в своитрудныеисмутныеакадемическиегоды...

Как рассказывал Стурдза, и Филарет бывал тогда “колебленвнушениямидуховмногоразличных.”Филаретчитал,каквсевтовремя,иЮнга-Штиллинга, Эккартсгаузена, Фенелона и Гион, и книгу оясновидящей Преворстской, и от этого чтения бесспорный след осталсянавсегдавегодушевномимыслительномскладе.Онумелнаходитьобщийязыкне только сГолицыным,нои сЛабзиным,идаже спроезжавшимиквакерами,–егоинтересовалиипривлекаливсеслучаидуховнойжизни.Но при всем том Филарет оставался церковно твердым и внутреннечуждым этому мистическому возбуждению. Он был всегда оченьвпечатлителен,потомуисклоненкподозрительности,–завсемследиливовсякуюподробностьвдумывалсяивсматривался,чтонебылоуютнодляокружающих. Но он был и очень сдержан, себя он сдерживал иограничивалбольшеипреждевсего.ДажеФотий,вомногомукорявшийиоченьнелюбившийФиларета,всвоихзапискахпризнает,чтововременасвоего студентского “житияподтонкимвзоромархимандритаФиларета”он “никогда не заметил и не мог заметить даже единой тени противуучения Церкви, ни в классах в академии, ни частно.” В одном толькоФотий яростно винил Филарета, – в чрезмерной терпеливости, вчрезмерной молчаливости. Иннокентий Смирнов и советовал Фотиюходить почаще к Филарету и у него учиться молчанию. Это,действительно, было очень характерно для Филарета. Он казалсяскрытным и уклончивым. Как говорит Стурдза в своих воспоминаниях,было“нечтозагадочное”вовсемегосуществе.ВполнеоткрытымбылонтолькопередБогом,непередлюдьми,–вовсякомслучае,непередвсемиинеперед каждым. “Филаретникогдане увлекалсяпорывамибеззаботнойискренности...”

Отчасти его можно обвинить в чрезмерной опасливости ипредусмотрительности, он не хотел рисковать, выступая против сильнойвласти(“нам,двумархимандритам,ЮрьевскомуиПустынскому,неспастиЦерковь, если в чем есть погрешность,” говорилФиларет Иннокентию).Новэтойосторожностибылидругоймомент.Филаретневерилвпользуи надежность суровых запретительных мер, не торопился вязать иосуждать.Отзаблужденияонвсегдаотличалчеловеказаблуждающегося,и

с доброжелательством относился он ко всякому искренному движениючеловеческой души. В самих мистических мечтаниях он чувствовалподлинную духовную жажду, духовное беспокойство, которое потомутолько толкало на незаконные пути, что “не довольно был устроен путьзаконный.”Ипотому обличатьнужнонепрещениями только, но преждевсегоучительнымсловом.Преждевсегонужнонаставить,вразумить,–отакойположительнойитворческойборьбесзаблуждениямипреждевсегоидумалФиларет,ивоздерживалсяотнетерпеливыхспоров...

Под покровом мистических соблазнов он сумел распознать живуюрелигиознуюпотребность,жаждудуховногонаставленияипросвещения.Потому и принял он участие в работах Библейского общества с такимувлечением.Его привлекла сама задача, ему казалось, что за библейскоеделодолжнывзятьсяцерковныесилы,–“даинеотыметсяхлебчадом...”

ВобновляющуюсилуСловБожияонтвердоверил...С библейским делом, с русской Библией, он неразрывно и

самоотверженно связал свою жизнь и свое имя. Его библейский подвигтруднооценитьвдолжноймере.Длянеголичноонбылсвязансвеликимииспытаниямиискорбями.Всамыйразгарантибиблейского“восстания”вПетербург Филарет в Москве свидетельствовал, напротив, что “самоежелание читать священные книги есть уже залог нравственногоулучшения.”И, если кто предпочитает питаться кореньями, а не чистымхлебом,неБиблейскоеобществовтомвиновато.Наугадываемыйвопрос,“для чего сие новое заведете в деле столь древнем и не подлежащемизменению,какхристианствоиБиблия,”Филаретотвечал:“длячегосиеновое заведете? Но что здесь новое? Догматы? Правила жизни? НоБиблейское общество не проповедует никаких, а дает в рукижелающимкнигу, из которой всегда истинною Церковию были почерпаемы, нынепочерпаются и православные догматы, и чистые правила жизни. Новоеобщество? Но сие не вносит никакой новости в христианство, непроизводит ни малейшего изменения в Церкви... Для чего сие заведетеиностранногопроисхождения?говорятеще.Вответнасейвопросможнобыло бы указать любезным соотечественникам на многие вещи, с такимжевопросом:длячегоониунаснетокмоиностранногопроисхождения,ноисовершенноиностранные...”

По выражению современника, в то время “самые набожные людиимелинесчастнуюмысль,чтоотчтениясейсвященнойкнигилюдисумасходят.” Одно время чтение Библии было формально воспрещеновоспитанникам военно-учебных заведений – в предотвращениепомешательства, под тем предлогом, что два кадета уже помешались. А

многие другие “почитали ее книгою только дляЦеркви потребной и дляпопов одних годной.” Из страха мистических заблуждений ичрезмерностей тогда вдруг стали избегать и Макария Египетского, иИсаакаСирина,–“иумнаясердечнаямолитвауничтоженаиосмеяна,какзаразаипагуба...”

НесколькопозжеФиларетупришлосьдоказывать,чтопозволительнописатьновыетолкованиянапосланияaпостолаПавла,несмотрянато,чтонанихужедавнонаписалсвоиобъясненияЗлатоуст...

“Дыместглаза,аониговорят:такедоксолнечныйсвет.Задыхаютсяотдыма,иструдомвыговаривают:каквреднаводаотисточникажизни...”

Вот этот дух пугливого неделания в богословии всегда смущалФиларета,вчембыигдебыоннипроявлялся…

“Есть в природе человеческой странная двоякость и противоречиенаправлений,”говорилоноднажды,–“соднойстороны,чувствонуждывБожественном и желание общения с Богом, с другой – какая-то тайнаянеохота заниматься Божественным и наклонность убегать отсобеседованиясБогом...Первоеизсихнаправленийпринадлежитприродепервозданной, а последнее – природе, поврежденной грехом...”Недостаточно иметь веру и хранить ее, – “может быть сомнение в том,точнолитыееимеешьикакимеешь…”

ИФиларетпродолжает.“ПоколикутыимеешьеевСловеБожиемивСимволеверы,потоликуонапринадлежитБогу,Егопророкам,апостолам,отцамЦеркви,аещенетебе.Когдаимеешьеевтвоихмысляхипамяти,тогданачинаешьусвоятьеесебе;нояещебоюсьзатвоюсобственность,потому что твоя живая вера в мыслях, может быть, есть только ещезадаток, по которому надлежит получить сокровище, т. е. живую силуверы...”

Иначе сказать, вера во всей полноте своего догматическогосодержания должна стать живым началом и средоточием жизни. И этосодержание веры каждый должен не столько запомнить, сколько именноусвоить, – взыскующей мыслью и всецелой душой. Филарет не боялсяпробудить мысль, хотя знал о соблазнах мысли. Ибо верил, что этисоблазныпреодолеваютсяипобеждаютсятольковтворческомделании,аневпугливомукрывательстве...

“Довольно необходимости сражаться с врагами, с учениямипротивными догматам,” писал он однажды впоследствии; “какая нуждавоеватьпротивмнений,невраждебныхникакомуистинномудогмату...”

Филарет всегда подчеркивал необходимость богословствовать, какединственное и незаменимое основание целостной духовной жизни.

“Христианство не есть юродство или невежество, но премудростьБожия...”

Сталобыть,никтоизхристианнесмеетостанавливатьсявначалеилиоставатьсяприоднихначаткахтолько.Христианствоестьпуть...

И Филарет постоянно напоминает, “чтобы никакую, даже в тайнесокровеннуюпремудростьнепочитали (мы)длянасчуждоюидонаснепринадлежащею, но со смирением устрояли ум свой к Божественномусозерцанию.” Только в таком постижении и разумении складываетсяхристианская личность, складываетсяи образуется “совершенныйБожийчеловек.”ЛюбимыйоборотФиларета–“богословиерассуждает,”–иэтазаповедь“рассуждения”дананенемногим,новсем...

Слишком подробные учебники Филарет считал вредными. И оченьхарактерныегомотивы.“Студент,имеяприсебеширокуюклассическуюкнигу, видит, что ему и готового не вместить, а следственно не до того,чтобы вырабатывать что-нибудь от себя. Таким образом ум невозбуждаетсякдеятельности,памятьхватаетскорееслова,чеммысли,состраниц книги...” Между тем, нужно именно пробуждать и упражнять“действиеума,”анепросторазвиватьпамять...

Здесь разгадка и объяснение того рвения, с которым Филарет всюжизнь боролся за русский язык, – и в Библии, и в богословскомпреподавании. Он стремился и хотел бы сделать богословиеобщедоступным. Именно это в нем представлялось таким страшным иопасным его противникам. Именно общедоступности они и не хотели.“Дело же перевода Нового Завета на простое наречие вечное инеизгладимоепятнонанегоналожило,”писалФотий...

Зарусскийязыкпреподаваниявдуховнойшколенужнобылоборотьсяна две стороны. С представителями светской власти, во-первых, – вНиколаевскоевремявсякое“размышление”казалосьуженачаломмятежа.И так наз. “Комитет 6 декабря” (1826–1830) отнесся к предложению опреподавании по-русски вполне отрицательно, полагая, что необходимоепри таком нововведении издание учебников догматического иистолковательного богословия на русском же языке может привлечьвнимание (непросвещенных) людейк вопросамверы, – “подать случайкнеосновательным толкам и догадкам.” И, во-вторых, о латинском языкебогословского преподавания приходилось спорить с представителямистарой учености, – их все еще оставалось слишком много. ПослеувольненияГолицынакприсутствиювСинодебылвызванизКиевамитр.Евгений, и ему предполагалось поручить новое устроение духовныхучилищ,–“дляпостановлениядуховныхучилищнатвердоминезыблемом

основанииПравославия,”какписалмитр.Серафим.ЕвгениярекомендовалФотий и прямо противопоставлял Филарету: “и умнее Филарета, и притомправоверен,великийчеловекистолпЦеркви.”(СамогоЕвгенияФотийвосторженно приветствовал). Однако, Евгений и в Петербурге былслишком занят своими личными и археографическими делами, чтобыувлекаться большими вопросами церковной политики. Впрочем, воля кпопятному движению в Комиссии духовных училищ в новом составечувствоваласьдовольносильно.ВэтисмутныегодыФиларетМосковскийне присутствовал в Синоде, занятый делами епархии, – если не считатькраткойсессииСинодавМосквенакоронациюНиколаяI.ВернулсяонвПетербург только в 1827-м году. И в первые же недели ему пришлосьобсуждать вопрос о церковной реформе. Императору кем-то был поданпроектрешительныхпреобразований,–“учредитьнадцерковиюкакую-топротестанскую консисторию из духовных и светских лиц,” так Филаретпередаетсмыслэтогопредложения.Сделаноонобыла,по-видимому,черезгенерала Мердера, воспитателя Наследника престола. Автором проектаФиларет считал А. А.Павлова, этого сподвижника Фотия иШишкова ввосстании1824-гогода...

Синод затруднился представить отзыв по существу этого проекта.Вместо того Филарет представил свою личную записку, которая и былаподанаотСинода,какмнениеодногоизчленов.Государьнаписалнаэтоммнении: “справедливо.” В нем Филарет поднимал снова вопрос оБиблейском переводе. Но эта мысль не смогла получить дальнейшегодвижения в виду безоговорочного сопротивления митр. Серафима.Филаретненастаивал,–“нехочупроизводитьрасколавЦеркви...”

В ближайшие годы Филарет имел еще раз повод изложитьобстоятельносвоивзглядыпоцерковно-школьномувопросу,всвязивсестемжевопросомопреобразованиях...

Филареточеньрезкоотзываетсяостаринномтипешколы,ещерезчеозапоздалых попытках вернуться к этим обветшавшим примерам. “Допреобразования духовных училищ некоторые из сих училищ полагалисвоюславувпреимущественномпереддругимизнаниилатинскогоязыка.Отсюда священники, которые лучше знали языческих писателей, нежелисвященных и церковных, лучше говорили и писали на латинском языке,нежели на русском, более способны были блистать в кругу ученыхотборными выражениямимертвого языка, нежели светить народуживымпознаниемистины.Богословияпреподаваемабылатолькодогматическая,по методе слишком школьной. Отсюда знание сухое и холодное,недостаток деятельной назидательности, принужденный тон и

бесплодностьпоучений,неумениеговоритьснародомоистинах,которыеказались очень знакомыми в училищах... Со времени преобразованиядуховныхучилищ,в1814г.,введенопреподаваниедеятельнойбогословии;таким образом богословское учение сделалось ближе к употреблению вжизни...Дозволенопреподаватьбогословскиеурокинарусскомязыке;отсего,правда,знаниелатинскогоязыкасделалосьслабее,нозатошкольнаятерминологияначалауступатьместоболеечистомуиясномуизложениюистины,распространениесущественныхпознанийусилилосьисообщениеоных народу в поучениях облегчилось.” Филарет подчеркивает:“богословскиепонятия,преподаваемыеналатинскомязыке,основанныяетяжелой школьной терминологией, не свободно действовали в умах вовремяучения,ипослеученияструдомпереносимыбылинарусскийязыкдлясообщениянароду...”

И обращается против новейших распоряжений Комиссии духовныхучилищ.Товерно, соглашаетсяон,чтоневсеучителяудачносоставлялисвои уроки, – следует ли поэтому вовсе запретить преподание“собственных уроков,” и снова сделать обязательной латынь, аклассическойкнигойназначитьбогословиеФеофилакта,“выписаннуюизлютеранскойбогословииБуддея...”

И снова Филарет приводит довод от пастырского воздействия. “Сейобратный ход от внятного учения на природном языке к латинскомусхоластицизму не может способствовать улучшению образованияготовящихся к священству, и удивительно, что во время, особеннохвалящееся ревностью о православии, возвращается пристрастие клатинскомуязыку...”

НаэтунастойчивуюзапискувСинодеответилдругойФиларет,тогдаархиепископ Рязанский, впоследствии известный Киевский митрополит.Не споря прямо с ФиларетомМосковским, он настаивал на сохранениилатинского языка, по разным мотивам, для поддержания учености, ноособенноизпредосторожности,какбычерезрусскиекнигинеполучилиогласкизаблуженияиереси,опровергаемыевдогматиках...

Впрочем, он кое с чем соглашался и предлагал издаватькатихизические книги для общего употребления, по-русски и по-славянски, в частности, “Православное Исповедание.” Богословиедеятельное, он признавал, лучше преподавать по-русски. Наконец,желательно организовать перевод отеческих творений с греческого илатинскогонарусский...

ФиларетуМосковскомупришлосьуступить.Вокончательныйдокладположение о русском языке богословского преподавания включено не

было. “Я предлагал учить в семинарии богословие на русском, чтобыудобнее было и принимать учение и передавать народу, и чтобынедоверчивыенеговорили,зачеммызакрываемсвятоеЕвангелиеязыкомнеправославных. Я говорил, что странно и уродливо в греческойЦерквидатьвладычестволатинскомуязыку,чтоФеофанПрокоповичсимобразомизуродовал учение вопреки общему мнению тогдашней Российскойиерархии, вопреки примеру всей древности восточной; но я должен былзамолчать,чтобыкончитьразногласие,котороезатруднилобынасидело.”Одного, впрочем, он добился, и в Синодальное решение был внесенособыйпункт:“дабыпреподаваемоевдуховныхучилищахучениевернеенаправлять к целинародногонаставления в вере и нравственности черезобразованное духовенство, для сего поощрить способных людей ксоставлениюучебныхкнигбогословскихсизложениемистинточныминезапутанным схоластическими тонкостями, с приспособлением учения ксостояниювосточнойгреко-российскойЦеркви...”

Спор о языке преподавания был разрешен в явочном порядке. Вкороткоевремявсюдуперешливпреподаваниинарусскийязык,несмотряназапреты.ВПетербургскойакадемиипо-русскичиталужесамФиларети после него Григорий (Постников), в Московской – Кирилл(Богословский Платонов), – оба из воспитанников первого выпускаПетербургской академии. В Киеве по-русски преподавал уже ректорМоисей,заним–Мелетий(Леантович),апозже–Иннокентий...

Постепенно и в семинариях латынь выходила из употребления, всороковыхгодахврядлигдеещеучилибогословиюпо-латыни...

Впрочем, переход на русский язык не означал еще действительногоосвобождения от схоластического плена или рабства. И как раз всороковых годах русскому богословию пришлось пережить еще одинрецидивлатинскогосхоластицизма...

Инициатива и на этот раз принадлежала обер-прокурорскомунадзору...

8.БогословскиевоззрениясвятителяФиларета

Филарет писал немного. Обстоятельства его жизни складывалисьнеблагоприятнодляписательства.Тольковранние,вмолодыегодымогонпочти без помех отдаваться ученой работе. Но и тогда он должен былработать наспех. То были для него скорее годы учения, нежелисамостоятельного творчества. Вскоре призванный к высшемуиерархическомуслужению,Филаретуженеимелбольшенисвободы,нидосугадлясистематическихбогословскихисследованийизанятий.ВсвоилучшиегодыФиларетбогословствуеттолькокакпроповедник…

Именно его богослужебные “слова и речи” и остаются его главнымбогословскимнаследством. Богословской системыФиларет не построил.Проповеди – только отрывки. Но и в этих богословских отрывках естьвнутренняя цельность и единство. И больше, чем единство системы, –единство созерцания. В них открывается живой богословский опыт,выстраданныйи закаленный вмолитвенномискусеи бдении.ВисториирусскогобогословиявновоевремяФиларетМосковскийбылпервым,длякого богословие стало вновь задачей жизни, непреложной ступеньюдуховного подвига и делания. Филарет не только богословствовал, – онжил,богословствуя...

Вхраме,сцерковногоамвона,сепископскойкафедрыуместнобылопреподаватьтолькотвердоеучениеверы.ИФиларетбылоченьсдержанвслове.Никогданеговорил,всегдачиталилипроизносилпонаписанному.Этого требовала и та словесная школа, к которой он принадлежал погодам...

Как богослов и учитель,Филарет был, прежде всего, библеистом. Впроповедях своих он, прежде всего, толкователь Слова Божия. НаСвященное Писание он не только ссылается в доказательство, вподтверждение или опровержение, – он исходит из священных текстов.Как удачно выразился о Филарете Бухарев, для него библейские тексты“имеют значение нисшедших из своей неисследимости к нашемуразумениюмыслейсамогоБога,живогоисамопремудрого.”Онмысленноживетвбиблейскомэлементе.Онразмышляетвслух,всматриваясьвчертыбиблейскогообразаилирассказа.НикогдауФиларетабогословствованиене вырождается, замечает Бухарев, в какое-то “разбирательство повероучительному своду законов,” как то бывало до него так обычно, какслишкомчастотоповторялосьвновьивновь,вэпохи“обратногохода...”

В первые же годы своего преподавания Филарет разработал общийплан богословского курса, “обозрение богословских наук” (1814). Планэтот очень характерен для него. Это был план библейского богословия,прежде всего. В понимании Филарета, задача богословской системыименно в том и состоит, чтобы “совокупить в правильный состав”отдельные факты и истины Откровения. “Система” в богословии естьнечто вполне зависимое и производное. История первее системы.Откровениедановживойисторииивсобытиях...

Внешнеевлияниетой“старо-протестантской”богословскойшколы,вкоторой Филарет вырос и был воспитан, чувствуется у него достаточносильно, в ранние годы особенно сильно. Внешним образом Филарет непорывает сразу и с русской традицией Прокоповича. Очень многое вопределениях и в самом способе выражаться внушено или дажезаимствовано Филаретом из протестантских книг, и к таким книгам ипособиям отсылает он и в своем “обозрении.” Отсюда и характернаянеполнотаисхоластическаянеточностьраннихформулировокФиларета.Он имел обыкновение называть Священное Писание “единым чистым идостаточнымисточникомученияверы,”ик этомуприбавлял: “допускатьненаписанное Слово Божие, равносильное писанному, не только вуправлении Церкви, но и в догматах, значит подвергать себя опасностиразорить заповедь Божию за предание человеческое.” Конечно, это былосказано сполемическим заострением.Но со стороныневольноказалось,чтоФиларет,еслиинеотрицает,тоумаляетзначениеПреданиявЦеркви,что он проводит или воспроизводит протестантскую мысль о т. наз.“самодостаточности” СвященногоПисания. В своем раннем “Изложенииразностей между Восточной и Западной церквами в учении веры”(составленном в 1811-м году для имп. ЕлизаветыАлексеевны), и даже впервых изданиях “Катихизиса,” о преданиях и о Предании Филарет неговорил;ивокончательнойредакции“Катихизиса,”ужевтридцатыегоды,вопросоответоПреданиибылвнесенподстороннимвнушением...

Однако, это был скорее только условный язык эпохи, нежелидействительнаянеточностьилиневерностьсозерцания...

Во всяком случае, Филарет никогда не рассматривал Писанияотвлеченно или обособленно. Библия дана и содержится в Церкви, и отЦеркви дается верующим к чтению и руководству. Писание естьзаписанное Предание, и свидетельствуется в своем достоинстве живымведением и разумением Церкви. Писание есть запись Предания, но непростыхпреданийиливоспоминанийчеловеческих,ноименноПреданияСвященного. Иначе сказать: священная память Божественных Слов, “для

непрерывного и единообразного сохранения”, скрепленная на письме.Писание, как говорил Филарет, есть “только продолжение и неизменноупроченныйвидпредания...”

Когда Филарет говорит о Писании, как о “едином и достаточном”источникевероучения,онимеетввидунекнигувкожаномпереплете,ноСлово Божие, живущее в Церкви, оживающее в каждой душе живой,познаваемоеиизъясняемоеЦерковью,–ПисаниевПредании.Идалее,какговорилФиларет,истинноеисвятоеПреданиенеесть“простовидимоеисловесное предание учения, правил, чиноположений, обрядов, но с симвместеиневидимое,действительноепреподаяниеблагодатииосвящения,”– единствоДуха, общение таинств.И в этомдляФиларета главное: не висторическойпамятитолько,ноименновнепреложномвеянииблагодати.ТольковЦерквипоэтомуивозможноподлинноеПредание,–толькотам,гденепресекаемымтокомструитсяблагодатьСвятогоДуха,открывающегоистинуинаставляющеговней...

Напряженный библеизмФиларета тесно и глубоко был связан с егоцерковностью.И это был возврат к патристическому стилюи навыкам вбогословии. Вместе с тем Филарет всегда подчеркивал необходимость вновейших филологических пособиях для точнейшего определения“внешнегосмысла”Писания...

ПисаниеестьСловоБожие,СловосамогоБога,нетолькословооБоге.И не только слово, изреченное или записанное однажды, – но словодейственное и действущее присно и во век. Это есть некое таинствоБожие, непреложное явление благодати и силы. “В каждой черте СловаБожия скрывается свет, в каждом звуке премудрость.” И Филаретприбавлял: “достоверность Священного Писания простирается далеепределовнашегоразумения.”ЭтоестьнекоеБожественноесокровище,–немолчное,творческое,животворящееслово.ИЦерковьестьтасвященнаясокровищница,вкоторойонохранится,особымустроениемДухаБожия...

Подлинное, несомнительное, Священное Предание есть бесспорный“источник”веры.Ноостаетсявопрос,какраспознать,какраспознаватьэто“несомнительное” предание, как отличать предание веры от преданийшколы. Именно этим вопросом и был всегда занят Филарет. СдержанноговоритоннеосамомначалеПредания,нооссылкахна“предания.”Онвозражает против схоластического обычая и привычки обосновывать илидоказывать доктринальные положения простым подбором текстов илиавторитетных свидетельств. Он подчеркивает, что с библейскимисвидетельствами не может быть уравниваемо никакое внебиблейское, –областьпрямойБогодухновенноститочноопределенаграньюканона.“Так

ли верно можно определить минуту, когда церковный писатель сделалсясвятым, и следственно не просто писателем, подверженнымобыкновеннымнедостаткамчеловеческим?...”

Филарет не ограничивает учительных полномочий Церкви. Онограничиваетправомочияшколы...

Историческиепредания,вовсякомслучае,подлежатьпроверке...У Филарета было живое историческое чувство. В этом грань,

отделяющаяегоиотзапоздалыхсхоластов,сихлогическимпедантизмом,иотмистиков,длякоторыхБиблияслишкомчасторазрешаласьвпритчуили символ, как то было и со Сперанским и с Лабзиным, а раньше соСковородою...

ДляФиларетаБиблиявсегдаестькнигаисторическая,преждевсего.Открывается она описанием творения неба и земли, и заключаетсяявлением нового неба и новой земли, – “вся история нынешнего мира,”замечаетФиларет.ИэтасвященнаяисториямираестьисторияЗаветаБогасчеловеком,–темсамыместьисторияЦеркви...

ВпредставленииФиларета,историяЦерквиначинаетсявраю.Идажераньше. “История Церкви начинается вместе с историей мира. Самоетворение мира можно рассматривать, как некоторое приготовление ксозданию Церкви, потому что конец, для которого устроено царствонатуры,находитсявцарствеблагодати...”

Мир создан ради человека, и с творением человека происходитпервобытная Церковь, начало которой положено уже в самом образе иподобии Божием. Человек был введен в мир натуры, как священник ипророк,чтобысветблагодатичерезнегораспространилсяповсейтвари.Всвободеонбылпризванответитьнатворческуюлюбовь,–“тогдабыСынБожий обитал в человеках и царствовал во всем мире открыто иторжественно, и непрестанно проливал свет и силы небесные на землюдотоле,доколенаконецнесоделалбыеесамымнебом...”

ЭтотрайскийЗавет сБогомбылрасторгнут грехопадением,ЦерковьПервозданная разорилась. Человек остановил в себе присноживотноеобращениеславыБожией,итемвовсеммирепреградилтокблагодати.И,однако,впадшеммиретворческоепредопределениеБожиедействуеттемне менее. Действует как обетование и призыв. И Словом Божиим тварьсохраняется, – под бездной Божией бесконечности, над безднойсобственногоничтожества...

Всяистория естьпутьБогакчеловекуипутьчеловекакБогу.Этотсвященный пульс времени и истории в особенности слышится в ВетхомЗавете.Этовремямессианскихожиданийиприготовления.Человечество

ждетичаетобетованногоСпасителя,исамБогточноожидаетдвижениячеловеческой свободы и любви. Оттого так чувствуется здесь этонатяжениевремени,–“тварьпонеобходимостидвижетсявопределенныхкругахвремени,которыхнеможетускорить...”

Веткий Завет, это – время прообразов и предварений, времяБогоявлений, множественных и многообразных, и вместе – возвратноедвижение пробуждающегося человечества, движение избранных вчеловечественавстречу грядущемуБогу. “ОбщееоснованиеБогоявлений,наипаче в образе человеческом, есть вочеловечение Сына Божия, ибокореньиначалоЕгосвятогочеловечестванаходилисьвчеловекахотсамыхпервыхпрародителей.”ВэтомсмыслеВетхийЗаветестьнекоеродословиеСпасителя...

Образ Богоматери резко и ярко вычерчен в богословском сознанииФиларета. И ярче всего светится для него день Благовещения. В деньНазаретскогоБлаговещениякончаетсяВетхийЗавет,иначинаетсяНовый.Разрешается напряжение ожиданий. В лице Богоматери человеческаясвобода откликается. “Она неограниченно вручила себя желанию ЦаряЦарей,иобручениеБожествасчеловечествомнавекисовершилось...”

ИвРождествеХристовомвоссозидаетсяЦерковь,разореннаянекогдапреслушаниемперстногоАдама,ивоссозидаетсяуженерушимоинавек.Открываетсяцарствоблагодати,иужеприоткрываетсяицарствославы...

ВвосприятииФиларетаЦерковьиесть,преждевсего,ТелоХристово,“союз единойжизни” вНем, – не только союз единой власти, хотя быицарственной власти Христа. И Церковь есть продолжающаясяПятидесятница, – единство ДухаХристова. До самого порога грядущегоцарствия славы непресекаемой струей продолжится освящающий токблагодати.“КогдатаинственноетелопоследнегоАдама,котороеныне,ИмСамимбудучи слагаемои составляемо, чрез взаимное сцепление членов,соответственным действием каждого из них, возрастает в своем составе,созиждетсясовершенноиокончательно;тогдавоздвигнутоесвоеюГлавою,проникнутоеДухомСвятым,торжественноявитонововсехсвоихчленахединыйобразБожий,инаступитвеликаяСубботаБогаичеловеков.”Тогдазамкнется круг времен. Воцарится Господь Вседержитель, и откроетсябракАгнчий...

В своих богословских размышлениях Филарет исходит всегда изфактовОткровения,идвижетсясредифактов.Никогданеотрываетсяонотистории, чтобы в отвлеченном умозрении торопливо вознестись “допренебесной высоты созерцания.” Не любил Филарет “холоднойфилософии,” и в богословии руководствовался не столько

умозаключениями, сколько именно историческим видением. ТаинстваБожиионсозерцаетвсегдавихисторическомоткровенииисовершении.Ився история раскрывается перед ним, как единое и великое явлениеБожественнойславы,обращающейсявтвари,иБожественнойлюбви.Темаего богословия есть всегда Завет Бога и человеков, во всей сложности имногообразииегоисторическихсудеб...

Подкакимибывлияниямиивпечатленияминисложилась“система”Филарета, по внутреннему своему строю она принадлежит ксвятоотеческомутипу(срв.вособенностисвятогоГригорияНисского)...

С особенным вниманием Филарет останавливался всегда на двухтемах.Это,во-первых,таинствоКреста,тайнаИскупления.И,во-вторых,описание открывающейся для верующих во Христе благодатной жизни,жизнивДухе...

Христос для Филарета есть, прежде всего, таинственныйПервосвященник,приносящийиприносимый,–АгнецБожийиВеликийАрхиерей(срв.посланиекЕвреям).ВЕвангелиионвидит,преждевсего,КрестнаГолгофе,вБогочеловеке–страждущегоСпасителя.“Судьбамирависит на крестеЕго,жизньмира лежит во гробеЕго.Сей крест озаряетсветомплачевнуюстранужизни,изгробаЕговзыдетсолнцеблаженногобессмертия...”

И тайна Креста есть таинство Божественной любви, – “тако вдуховнойобластитайн,повсемизмерениямКрестаХристова,созерцаниетеряется в беспредельности любви Божией.” В Великий Пяток Филаретпроповедует на слова: “Тако возлюби Бог мир.” Призывает вникнуть впоследнийсмыслКреста. “Что там!..Ничего, кромесвятойиблаженнойлюбви Отца и Сына и Святого Духа к грешному и окаянному родучеловеческому. Любовь Отца – распинающая. Любовь Сына –распинаемая.ЛюбовьДуха–торжествующаясилоюкрестною...”

Филаретвполнесвободенотсентиментальногоилиморалистическогоперетолкования Крестной любви. Он подчеркивает, напротив, что КрестХристов укоренен в неисследимости Божественного благоволения.Таинство Крестное начинается в вечности, “в недоступном для тварисвятилище триипостасного Божества.” Потому и говорится в Писании оХристе, как об Агнце Божием, предуведенном или даже заколенном отсложениямира.“СмертьИисусаестьсредоточиесотворенногобытия...”

“КрестИисусов, сложенныйиз враждыиудеев и буйства язычников,естьужеземнойобразитеньсегонебесногоКресталюбви...”

В своих проповедях, особенно во дни страстных воспоминаний,Филарет подымается до подлинных высот молитвенного лиризма, в его

словах слышится трепет сердца. Этих слов нельзя пересказывать, ихможнотолькоперечитыватьиповторять...

УФиларетамыненайдемсвязнойсистемы,онговоритвсегдаскорее“поповоду.”Ноунегомынайдемнечтобольшее–единствоживогоопыта,глубинуумногосозерцания,“тайныепосещенияДуха.”Ивэтомразгадкаилиобъяснениеегобогословскоговлияния.ПрямыхучениковуФиларетапочти не было. Он не создал школы но он создал нечто большее, –духовноедвижение...

Филарет был всегда внутренне очень сдержан в своих богословскихрассуждениях, и к такой же ответственной сдержанности призывалдругих. В нем поражает, прежде всего, это неусыпающее чувствоответственности, – именно эта черта делала его облик таким строгим.Вэтом чувстве ответственности скрещивались мотивы пастырские ибогословские.ОФиларетевернобылозамечено,что“былонепископомсутрадовечераиотвечерадоутра,”–ивэтомисточникегоосторожности.Но у него была и другая черта, некая инстинктивная потребностьоправдыватьсвоекаждоезаключение.Именноотсюдаобъясняютсявсеегооговорки о преданиях. “Каждая богословская мысль должна бытьпринимаема только в свойственной ей мере силы.” И Филарет всегдапротивился тому, чтобы частные мнения превращать в обязательства,которые более стесняют постигающуюили испытующуюмысль, нежелиее ведут. Именно поэтому бывал он так нетерпим и так неприятен вкачествецензораилиредактора.ХарактеренотзывФиларетао“СтрастнойСедьмице”Иннокентия,–“яжелалбы,чтобыспокойныйрассудокпрошелпо работеживого и сильного воображения, и очистил дело.”Филарет неотвергал“воображения,”ноподвергалегострогойповерке,–инестолькоразумом,сколькосвидетельствомОткровения.“Впредметах,которыеневкруге опытов настоящей земной жизни, не надежно полагаться насобственный философствующий разум, а надобно следоватьБожественному откровению и объяснениям оного, данным людьми,которые более нас молились, подвизались, очищали свою внутреннюю ивнешнюю жизнь, в которых потому более прояснялся образ Божий, иоткрылось чистое созерцание, которых дух и на земли ближе нашегограничил с раем.” Как видно, Филарета не так занимает вопрос обавторитете,сколькоовнутреннейдостоверности...

Именно в силу своей требовательности и осторожности Филаретодним казался слишком уступчивым, другим чрезмерно придирчивым.Одни обвиняли Филарета за “якобинство в богословии,” потому что онвсегдатребовал“доказательств,”ислишкомосторожноразличал“мнения”

и “определения.” “Народ не любил его и называл масоном” (Герцен).Другие считали его мрачным охранителем и, странным образом,предпочитали ему даже графа Пратасова (срв. не только у НиканораБровковича,54ноиуРостиславова)...

Одних смущало, что Филарет не соглашался объявить латинствоересью,анетолькорасколом,оговаривая,чтоэтоестьтолько“мнение,ане определение церковное,” – и в особенности предостерегал отпреувеличений: “поставление Папства на одну доску с Арианствомжестоко и не полезно.” И казалось, не слишком ли он осторожен,разъясняя,чтоВосточнаяЦерковь“неимеетсамовластногоистолкователясвоегоучения,которыйдавалбысвоимистолкованиямважностьдогматовверы,” – казалось, он слишком многое предоставляет “собственномурассуждению и совести” верующих, хотя и “при помощи церковныхучителейиподруководствомСловаБожия...”

Другие не находили слов, чтобы очернить его насильнический итиранический образ. В этом отношении особенно характерны недобрыеавтобиографические“записки”историкаС.М.Соловьева.ВизображенииСоловьева,Филаретбылкаким-тозлымгением,убивавшимвовсехсвоихподчиненных начатки творчества и самодеятельность И, в частности,Соловьев настаивает, Филарет убил творческий дух в МосковскойАкадемии.Обэтомпридетсяговоритьпозже.Здесьдостаточноотметить,что наветам Соловьева можно противопоставить не мало противо-свидетельств.Ограничусьодним,иеготруднозаподозритьвпристрастиик Филарету. Имею в виду отзыв Г. З. Елисеева, известного радикала иредактора “Отечественных Записок,” бывшего в Московской академиистудентом в самом начале сороковых годов, а потом бакалавром ипрофессором в Казани (кстати, кажется, его имел в виду Достоевский,когда творчески создавал образ Ракитина). По отзыву Елисеева, вМосковской академии было скорее слишком много свободы, иисключительнаяобстановкасердечности,мягкости,товарищества...

Соловьев был близорук и очень страстен в своих суждениях. Он неумелинелюбилнаходитьсветлыечертывтех,скемнебылсогласен.Егоособеннораздражалилюди“бессонноймысли,”оскорблявшиесобойуютего право-гегелианского мировоззрения. Не одного только ФиларетаСоловьевтакстрогоосудил.ТолькочерныеигнилыесловаунегонашлисьидляХомякова.КФиларетуСоловьевбылнесправедливдажекакисторик.Он не сумел и не захотел понять, что видимая суровость Филаретапроисходит от скорби и тревоги. “У этого человека горячая голова ихолодноесердце,”–вэтомотзывеобманнаяполуправда.Топравда,чтоум

Филаретабылпылкимигорячим,иэтабессоннаядумаположиларезкуюпечать на его сухом лице. Но то напраслина и прямая неправда, чтохолоднобылоуФиларетасердце.Чуткоеивпечатлительное,горелоионо.Игорелооновжуткойтревоге.Этускорбьитревогу,этупотаеннуюбольтолько от близорукого наблюдателя смогут заслонить видимые удачи иоказательствачести.НапряженнымимужественныммолчаниемФиларетедва покрывал и смирял свое беспокойство о происходившем в России.“Кажется,ужеимыживемвпредместияхВавилона,еслиневнемсамом,”сказалоноднажды...

Филарету приходилось, как выразился однажды Хомяков, управлять“окольными путями,” чтобы не подавать лишнего повода к нападению.“Снисходительность приходилось отодвинуть подальше, атребовательность развивать возможно больше,” свидельствует и другойсовременник, – “чтобы не подстерегли и не нанесли нечаянного удара.”СамФиларетписалоднаждыГригорию:“жаль,еслите,накоторыхищутслучаянапасть,подаютслучайкнападению…”

Филаретнелюбиллегкихиблагополучныхпутей,ибоневерил,чтолегкиепутимогутвестикправде,–узкийпутьврядлиможетоказатьсялегким...

“Боюсьназемлерадости,котораядумает,чтоейнечегобояться...”

9.“Сердечноебогословие”и“неологизм.”

Филарет был самым властным и ярким представителем того нового“сердечного богословия,” которое прежде всего и преподавалось впреобразованных духовных школах. И задача преподавания полагаласьименно “в образовании внутреннего человека,” в том, чтобы внушитьживое и твердое личное убеждение в спасительных истинах веры.“Внутреннее образование юношей к деятельному христианству да будетединственной целью сих училищ” (указ 30 августа 1814-го года). ЗдесьуместноприпомнитьпопулярныйвтегодыафоризмНеандера:pectusestquodfacittheologum,“сердцеобразуетбогослова...”

Впрочем, в русских школах “сердечное” направление не былоединственным. С самого начала мы можем распознать и различить дварасходящихся направления. Одним было это “сердечное богословие.”Другое тогда было принято называть “неологизмом,” – это была школаморально рационализирующего истолкования христианства. В Санкт-Петербургскую академию это именно направление было занесеноФесслером...

Филарета в должности ректора академии в 1819-м году сменилГригорий Постников, из воспитанников первого курса новой академии,впоследствии митрополит Новгородский (скончался в 1860 г.). Григорийбылпродолжателем,последователем,почитателем,дажедругомФиларетаМосковского.Ноличнонанегоонмалопоходил.Этобылчеловекоченьзоркойиясноймысли.Нонебылоунеготакоговнутреннегоувлечения.Унего не было этой бессонной пытливости мысли, перед ним никогда неразвертывалисьголовокружительныекругозоры,вкоторыхФиларетубылотакпривычножить.УГригориядажевпроповедяхсовсемнечувствуетсянапряжения,всеслишкомпрозрачноунего,голосвсегдаровен,ипокоен.Догматических темоннелюбил,предпочиталдеятельные.Иморализма,оченьразмеренногоидажедокучливого,унегобольше,хотяинельзянечувствовать у него большой нравственной силы. “Простота, важность иправда,”отзывалсяонемФотий,которыйегонелюбил...

Характер Григория отражается и в языке его, – никакой риторики,никакихприкрас,скореенекотораятяжестьигрубоватость,опрощенство,Григорийлюбилписать“длянарода,”особенновпоследниегодыжизни.Но всегда у него чувствуется влияние когда-то читанных и прочитанныханглийскихназидательныхкнигиброшюрначалавека.Егомысльокрепла

и воспиталась именно на чтении иностранных авторов, особенноанглийских, – одно время Григорий, кажется, даже сам занимался состудентами по-английски. Вообще был он большой книголюб и оченьпоощрял чтение в студенческой среде. Имел обыкновение предлагатьстудентампереводызаплату,чтобызаставитьчитать...

Как учитель и лектор, Григорий был очень популярен и любим.Преподавал он по-русски, Священное Писание разбирал на лекциях порусскому переводу, не по славянскому. И вообще был он ревностнымзашитником русской Библии, до конца дней своих. В Ветхом Завете онотдавал предпочтение “еврейской истине,” – подчеркивал, чтовосстановитьизразночтенийдействительныйперевод “семидесяти” врядли возможно с точностью, но и к масоретской пунктуации относилсясдержанноикритично...

В 1822-м году Григорий напечатал несколько глав своегобогословского курса, – их просматривал, одобрил и, конечно, исправлялФиларет. Самостоятельного в них мало, но важен был уже сам живойголосиманераавтора...

Много позже Григорий написал свою известную книгу противраскольников или староверов, – “Истинно-древняя и истинно-православная Церковь” (1855), – и опять-таки нового в ней мало, нопривлекает благородный, спокойный и благожелательный тон, – автор,действительно, старается убедить и доказать, терпеливо и сдержанно,старается преуспеть “словом истины.” Григорий был искреннимзащитником религиозной самодеятельности, ревнителем просвещения, унегобылаподлиннаяпастырскаязаинтересованностьинастойчивость...

Особенной заслугой преосвященного Григория было основание приПетербургской академии журнала, – под характерным названием“Христианскогочтения”онначалвыходитьв1821-мгоду.Первойзадачейжурналаибылодаватьматериалдляназидательногочтения,длярусскогочтения, всем ревнителям и церковным книголюбцам. Библейскаятенденция была явно показана выбором эпиграфа: “быв утверждены наосновании Апостолов и пророков (Еф. 2:20), – во всяком случае,впоследствии, во времена “обратного хода,” этот эпиграф показалсяпритязательными и опасным и был заменен другим (с 1842-го года взятбыл1Тим. 3:15,–“чтобы…тызнал,какдолжнопоступатьвдомеБожием,который есть Церковь Бога живого, столп и утверждение истины,” –впоследствииобаэпиграфабылисоединены)...

Впервыегоды“Христианскоечтение”оченьнапоминало“СионскийВестник,”повыборуихарактерустатей.Былзаведенособыйотделсвоего

рода“мистическойхроники.”“ВнашемотечествевесьмаредкоприходятвизвестностьблагодатныедействияСвятогоДухана сердцачеловеческие.Посему пригласить при объявлении о сем издании всех любителейхристианства и наипаче людей духовного звания о таковых действияхизвещать издателей, для соделания оных явными к славе Божией.”Известия о знамениях духовных и чудесах заимствовались и из изданийиностранных. С 1825-го года, впрочем, стиль издания стал строже, –началибольшепереводитьизотцов...

Ссамогоначалаиздания“ХристианскоеЧтение”имелонеожиданныйуспех,числоподписчиковвпервыежегодыдостиглодо2400...

В Московской академии Григорию следовал Кирилл Богословский-Платонов, одного с ним выпуска, впоследствии архиепископПодольский(†1841).Преподавалонпо-русски,философииновейшейнелюбил,читалвдухе аскетическом. “Свойство евангельского учения состоит в утешениисердец, поражаемых скорбью и ужасом правосудия небесного, привоззрении в глубину духовного своего состояния. Но как может тотпостигнуть и другим изъяснить силу и утешение евангельского учения,ктонеиспыталвсебекрестнойлюбви,чьесердценепроникнутопечальюпоБоге,ведущейкоспасению!ВбытностьКирилларекторомМосковскойакадемиистудентыобязаныбыливестикаждыйсвойличныйжурнал,ивнем отмечать и действия свои, и мысли. Сам Кирилл был близок сученикамиМолдавскихстарцев,вбытностьсвоюПодольскимархиереемон интересовался о. Феодосием Левицким в Балте, и отзывался о нем сполнымсочувствиемиодобрением,какочеловекеподлиннодуховном.ВакадемиисвойкурсонзаканчивалтрактатомопреданияхЦеркви...

ВКиевскойакадемиипредставителяминовогобогословиябылиодинза другим Моисей Антипов-Платонов, умерший в должности экзархаГрузин уже в 1834-м году, и Мелетий Леонтович, впоследствииархиепископ Харьковский (†1840), – оба преподавали по-русски. Обапринадлежали к первому выпуску Петербургской академии... Из этогопервого выпуска, вообще очень яркого, следует назвать еще несколькоимен. В. И. Кутневич сразу же был послан бакалавром философии вМосковскую академию, – здесь сразу нашел он себе такого ученика ипреемника, как Голубинский. Сам Кутневич вскоре оставилакадемическую службу, был впоследствии военным обер-священником ичленом Синода (†1865). В Московскую же академию был посланПоликарпГайтанников,бывшийзатемтамректоромвсанеархимандрита(†l837),–онмногозанималсяпереводамиизгреческихотцов...

Алексей Малов (†1855) был протоиереем Исаакиевского собора и

священникомвИнвалидномдоме,славилсякакотличныйитрогательныйпроповедник. Был он типичным искателем “духовного” и “всеобщегохристианства,”–привстречесУ.Пальмером55оченьегосмутилкакой-тобеcплотностьюсвоихпредставленийосоставеипределахЦеркви.Всвоевремя о. Алексей Малов был участником “духовных” собраний уТатариновой,кажется,былидуховникоммногихчленовэтогокружка...

СредиокончившихСанкт-Петербургскуюакадемиювэтиранниегодысамым вдохновенным выразителем и проповедником новых настроенийбылМакарий Глухарев, один из самых замечательных людей той эпохи(1792–1847).ВакадемииГлухаревбылподвсецелымвлияниемФиларета,–“отдалсвоюволюректоруФиларету,ничегонеделалиненачиналбезего совета и благословения, и почти ежедневно исповедовал ему своипомыслы.” Эта духовная связь между наставником и учеником осталасьнавсегда. Глухарев был человек исключительной впечатлительности, новсецело обращенный вовнутрь, действовать в обыденной обстановке емубыло трудно. В академии он много читал мистических книг, Арндтабольше всего, – из них усвоил учение о возрождении и обновлениивнутреннего человека, озаряемого от Святого Духа. Был однажды и уТатариновой,но,испуганный,бежал…

По окончании академии был он послан наставником вЕкатеринославль. Здесь он встретился с местным епископом, ИовомПотемкиным, постриженником Молдавских старцев, и через негосблизилсясдвумямонахамиизМолдавии,о.Ливериемио.Калинником.Под этими влияниями Глухарев решил принять постриг. В этот периоджизни он весь был в искании и беспокойстве. Вскоре его перевелиректором в Костромскую семинарию, но он мучительно тяготился нетолько управлением, но и самим преподаванием. При первой жевозможностиМакарий оставил службу и ушелжить вПечерскую лавру,потом в Глинский монастырь, бывший в то время одним из очаговсозерцательного возрождения, – здесь онмного читал, под руководствомстарца Филарета, и переводил – блаженного Августина Исповедь,Лествицу, беседы Григория Великого, огласительные слова ФеодораСтудита.“ЭтошколаХристова,этаоднаизсветлыхточекназемномшаре,вкоторуюдабывойтинадлежитумалитьсядоХристовамладенчества...”

Переводил Макарий и с французского, – творения ТерезыИспанской,56собиралсяпереводитьПаскаля...

К иным исповеданиям он всегда относился с пытливымблагожелательством. В Екатеринославе молился с “духовными

христианами”(молоканами),инашел,чтосветБожияозарениясияетивих теплой вере. Квакеры, путешествовавшие по России в 1819-м году,ГрельеиАллен,посетили его вЕкатеринославле, с вводнымписьмомотФиларета, и нашли с ним много общего, душевную близость.Впоследствии Макарий мечтал построить в Москве храм с тремяотделами–дляправославных,католиковилютеран...

ВмонастырскомуединенииМакарийпробылнеоченьдолго,онсталтомитьсяоделе...

Этоделооннашелдлясебявпроповедисредисибирскихинородцев.Ивэтомделеоннашелсамогосебя...

ФиларетМосковскийназывалМакария“романтическиймиссионер.”И,действительно,кмиссионерскомуделуМакарийотнессявосторженнои с увлечением. В помощь себе он взял сперва двух тобольскихсеминаристов и составил примерный наказ для первого миссионерскогостана.“Желаем,дабудетунасвсеобшее:деньги,пища,одеяние,книгиипрочие вещи, и сия мера дя будет для нас удобностью в стремлении кединодушию.” Существовала миссия в условиях крайней скудости ибедности...

Миссия была для Макария подлинным апостольским подвигом. Онвложилвнеговесьсвойпыл,всенапряжениедушисвоей.Малодушномумиссионеру может показаться, “что сии племена не созрели дляхристианства.” На это сомнение Макарий отвечает решительно: “Ктотаков я, что берусь судить о незрелости народов для всемирной веры вИисуса Христа, который за всех человеков и во спасение всех пролилПречистуюКровьСвоюнакрестеивкусилсмерть...”

“Нет народа, в котором бы Господь не знал своих, нет той глубиныневежества и омрачения, до которой бы Сын Божий не снисходил,преклонивнебеса,непреклонился...”

СвоиобщиемыслиомиссионерскомделеМакарийизложилвособойзаписке: “Мысли о способах к успешнейшему распространениюхристианской веры между евреями, магометанами и язычниками вРоссийской державе” (1839). Макарий предлагал образовать в Казанимиссионерский центр, создать здесь особый миссионерский институт-монастырь,сострогимобщежительнымуставом,ноисдовольнопестройучебной программой, общеобразовательной и богословской. СвоихсотрудниковМакарийхотелпознакомитьссистемойЛанкастерскихшкол,с основами медицинского ухода, с правилами сельского хозяйства.Созерцательная мечтательность не убивала в Макарии жизненнойтрезвости...

История Алтайской миссии при Макарии, это один из самыхгероическихисвятыхэпизодоввнашейистории...Носредиапостольскихтрудов у Макария родилась новая мысль, охватившая его со всейисключительностьюстрасти.Этобылпланбиблейскогоперевода...

Ужев1834-мгодуМакарийчерезмитр.ФиларетапредставилвСинодзаписку“ОпотребностидляроссийскойцерквипреложениявсейБиблиисоригинальныхтекстовнасовременныйрусскийязык.”Филаретскрылэтописьмо, чтобы укрыть “романтического миссионера” от гнева и карывысших властей, считавших благовременным переводить Писание наязыкиполудикихивовседикихинородцев,ноникакненарусский...

Доводов Макарий не слушал и не понимал. В 1837-м году онпредставил вКомиссиюдуховныхучилищначало своегоперевода, книгуИова,ивместестемписьмонаВысочайшееимя.Делодвиженияопятьнеполучило. В 1839 г. Макарий представил перевод книги Исаии и новоеписьмонаВысочайшее имя.В следующем году он представил теже двекниги в пересмотренном тексте, сличенном с переводом Павского,которогоонраньшенезнал.НаэтотразМакарийотдоводовиубежденийпереходит к угрозам и гневным пророчествам. Раньше он изъяснялнадобностьиполезностьиметьСловоБожиенаживомязыке,нетольконамертвом, – “российский народ достоин иметь полную российскуюБиблию.” Макарий огорчался, “что русские равнодушно остаются безполной российской Библии, между тем как имеют полный Алкоран нароссийском наречии.” Макарий был убежден, что приспело время: “изчистейших, драгоценнейших веществ российского слова создатьсловесныйхрамПремудростиБожиейвтакойпрочности,правильностииточности, в таком вкусе, в таком великолепиии изяществе, что он будетвышевсегопрекрасноговмире,будетистиноюславоюправославиянашейЦерквипредлицемвсехцерквейивеселиемнеба...”

Теперь Макарий скорбит и грозит. “О горе! затворились царскиядвери, которыми из святилища исходили к нам евангелисты один задругим, и Церковь российскую благословляли от лица Иисуса Христа,каждыйсвоимевангелиемнароссийскомязыке...Ивсесокрылось,исталотемно... Сколько лет, как мы слышим, будто все пятокнижие Моисеево,действительно переведенное на чистый русский язык с еврейского, впремногих особях лежит в простом складочном месте, – та святая истрашная книга Закона Божия, которая лежала при ковчеге заветаВсевышнего, во святомсвятых,и которуючиталипредвсемИзраилем, вслухвсегонарода,неисключаяжен,детейипришельцев.НеужелисловоБожие в облачениях славянской буквы перестает быть словом Божием в

одеяниироссийскогонаречия?...”Макарийснаивнойпростотойкасаетсясамыхболезненныхиболевых

точек. Он даже исчисляет знамения гнева Божия: наводнение 1824 г.,восстание1825-го,холера1830-го,пожарЗимнегодворца...

На этот раз ответ был дан. Синод указом изъяснил Макарию, какгорделивоипритязательноставитонсебя“непризваннымистолкователемсудеб Божиих,” и дерзко “преступает пределы своего звания и своихобязаностей.” Потому его определено было подвергнуть “молитвеннойепитимии” при доме епископа Томского. Филарет Черниговский такговорит об этой епитимии. “Его заставили служить каждый деньлитургию, в продолжении шести недель, но это принял он за милостьБожию и был очень доволен епитимиею.” Вероятно, он недоумевал,почему каждодневное служение литургии в Петербурге считаютнаказаниемдлясвященника...

В послужном списке Макария отмечено так: “проходилсорокодневную очистительную епитимию, по случаю представленияправительствумыслейижеланийсвоихврассужденииполнойБиблиинароссийскомязыкевпереводесоригиналов...”

ВскорепослеэтогоМакарийвыпросилувольнениеотмиссииибылназначен настоятелем в Болховский монастырь, Орловской губернии.Здесьонпробылнедолго,носумелстяжатьсердца.Своихпереводовоннепрекращал.ТеперьонмечталуехатьвСвятуюЗемлю,ипоселитьсятамвВифлеемской пещере Иеронимовой, если можно, чтобы довершить иусовершитьсвойпереводВетхогоЗавета.Говорили,чтоонрасчитывалпопутипобыватьвЛейпцигеитамустроитьпечатаниесвоегоперевода.Небез труда получил он дозволение на поездку. И в самый канун отъездазанемогивскорескончался...

Макарий был человек святой правдивости и чистоты.“Осуществленное,живоеЕвангелие,”говорилонемархиепископСмарагд.Лучшиепреданиясозерцательногомонашестваонсочеталвсвоемличномопыте с евангельскими уроками ученой школы. Макарий был человекбольшихзнаний,гебраист57онбылотличный,всвоейработенадБиблиейвсего ближе держался он обычно Розенмюллера, не рабствуя, однако,неверности его. И вместе с тем это был человек духовной простоты,прозрачной души. “Макарий был истинный слуга Христа Бога,” писал онемпосле его смерти, в 1847-м году,ФиларетМосковский. “И, конечно,примечательно, что он во время нескорбное предрекал скорби занебрежениеораспространенииСловаБожия;искорбипотомпришли...”

ОбособленноеположениеМосковскойакадемии,вТроицкойлавре,в

деревенской тиши и даже глуши Сергиева посада, очень способствовалотому, что в этой академии с особенной определенностью воплощалисьруководящие настроения новой эпохи. Этому благоприятствовали,конечно,иподготовка,ипривычкиещеПлатоновскихвремен.Ростиславоввинит в своих воспоминаниях Филарета за то, что он старался Санкт-Петербургскую академию превратить в какую-то “полукиновию.”Московская академия и действительно стала в себе самой некой“полукиновией,” каким-то “сердечно”-ученым монастырем. Здесьсложился именно общий стиль. Этот стиль во всем легко распознать.Взять, например, списки книг, выданных студентам в поощрение или внаграду: даже в 1833-м году это были –французская Библия, в переводеДе-Саси,сочиненияФенелона,илиФрансуаде-Саль,илиАрндта,илиещеИоаннаМасона.Иливоттемыдлясеместровыхсочинений:Овоздыханиитвари; О безразличии вероисповеданий, или о том, можно ли во всякойвере спастись; О внутренней и внешней Церкви (темы 1826 г.); Осостоянии т. наз. духовной сухости, или о повременном оскудениидуховного человека в благодатных утешениях; Почему во временаХристовы и Апостольские более, нежели прежде и после, былобесноватых (темы 1832 г.). По нравственному богословию в 1817–1818году молодой бакалавр рекомендовал студентам, кроме МакарияЕгипетского и блаженного Августина, читать еще Арндта, ФомуКемпийского, Горнбекия, еще и анонимную “Историю возрожденных,” –преподавалонпоБуддею.В1820и1821г.г.студентыпереводилиИоахимаЛангияMysteriumChristietchristianismi...

Самым характерным преподавателем был в эти годы, конечно, прот.Феодор Голубинский, из первого курса после преобразования. Это былтипическийпредставительэпохи...

Из представителей старшего поколения, учившихся еще вдореформенныхшколах,ктомуже“сердечно”-духовномунаправлениювбогословии принадлежали митр. Михаил, архим. Евграф, учительФиларета,ИннокентийСмирнов.Иннокентийвходитвисториюрусскогобогословияикаксоставитель“Начертанияцерковно-библейскойистории”(1816–1818).Книгаэтаписанабыланаспех,инеавторбылвиновен,еслиипослеегосмертиеенасильственнооставлялиучебникомвшколах,кое-где даже в 60-х годах, когда она была уже явно отсталой, устарелой,непригодной (для посмертных изданий она была обработана прот.Кочетовым). Составлена она была, преимущественно, по Вейссману иШпангейму,поБаронию58 иМагдебургскимцентуриям, – план слишкомсухидробен,изложениеслишкомформально...

Преодолеть схоластические навыки нелегко было и такому живомучеловеку, как Иннокентий. В семинарии Петербургской, где он былректором, Иннокентий преподавал по-латыни, – его записки по“деятельному богословию” были изданы после его смерти в русскомпереводе, с его латинских конспектов, под смотрением Филарета. Умногих из этого старшего поколения мы находим такое сочетание“сердечного”благочестияисхоластической“учености...”

Самыйяркийпример,это–ФиларетАмфитеатров,впоследствиивсемизвестный митрополит Киевский (1779–1857). Это был человек теплогоблагочестия,большойсердечности,иподлиннойдуховнойжизни,человекправедный и святой. Но в преподавании он оставался неуступчивымсторонником схоластического прошлого. Сам преподавал он впреобразованныхакадемияхнеоченьдолго,спервавПетербурге,потомвМоскве, как инспектор и ректор, – и преподавал всегда по-латыни.Решительно был он против преподавания богословия на русском.Догматику он читал поИринеюФальковскому, при объясненииПисанияруководилсявсегоболеетолкованиямиВитринги.Слушателиегоотмечаютисключительную сжатость его изложения, “математическую точность” иотчетливостьегоаргументов.Но,вместес тем, этобываливсегдаскореепроповеди, чем лекции в строгом смысле, – “что-то в родеблаговествования...”

К“мистическому”направлениюФиларетотносилсянедружелюбно,–“во время профессорства моего в Московской академии было сильнообщеенаправлениекмистике,иявсемисиламипротивоборствовалему.”Ещенепримиримееотносилсяонкфилософии,–“емупротивныбылинетолькофилософскиеформулы,нодажесамыеименакакого-либоСпинозыи Гегеля.” Даже Филарет Московский, которого он сердечно любил,казался ему слишком ученым и мудрым – соответствует ли этомонашескимобетамисмирению?..

В ранние годы и Филарет Амфитеатров участвовал в Библейскомобществе, даже и в 1842-м году поддерживал Филарета Московского ивместе с ним должен был удалиться из Синода, но еще позже оченьнасторожился и стал резко возражать против возобновления русскихбиблейскихпереводов...

Врядахстаршегопоколениямногобылолюдейцельных.Такимбыл,например, очень влиятельный и всем известный в Москве о. СеменСоколов. “В Москве он известен был как духовник строгий иназидательный, как осторожный путеводитель смущаемых сомнением иропотом в дни скорби и искушений, как глубокомысленный и

проникнутый духовностью мистик,” – так говорит о нем один из егодуховных детей (Н.В. Сушков, в своих записках оФиларете). Учился онещевТроицкойсеминарии,былсвязансчленами“Дружескогообщества,”– прожил он очень долгую жизнь (1772–1860). В назидание своимдуховным детям он перевел и издал Фомы Кемпийского известнуюкнижку, с прибавочным наставлением, как подобные книги подобаетчитать(1834).Самонивболеепоздниегодылюбилчитатьиперечитывать“СионскийВестник,”невозбранялчитатьиЭккартсгаузена...

Таковабыласила“европеизации”впослепетровскойРоссии,чтоикпреданиямдуховнойжизниудалосьвернутьсятолькопозападномупути,по западному примеру. Арндта узнали раньше, чем Добротолюбие, – инадолго так и оставался Арндт для многих и многих в осиянии первойлюбви. Правда, очень рано присоединяется и чтение греческих отцов,отцов-аскетов,вчастности.Нотолькосвосстановлениемсозерцательныхмонастырей в России, с этим живым возвращением к православнымпреданиям духовной жизни, волна западно-мистических увлеченийначинаетспадать...

В духовных школах влияние Александровской эпохи былодлительным и устойчивым. В той же обстановке богословской“чувствительности” слагаются и такие характеры, как ФиларетГумилевский,илио.А.В.Горский.ТолькоиздухаАлександровскойэпохиможнопонятьитрагическуюсудьбуархим.ФеодораБухарева...

10.Немецкоенаправление–“облегченное,уклончивоеизыбкоебословие.”

Иссамогоначалапреобразованныхшколмыможемраспознатьвнихдругое,прямопротивоположноеидостаточноопределившееся,течениевбогословскойработе.Самымяркимегопредставителембыл,скореевсего,о.ГерасимПавский,(1787–1863),извоспитанниковпервогокурсаСанкт-Петербургскойакадемии,замечательныйгебраист,долголетнийпрофессоракадемиипоклассуеврейскогоязыка,бывшийипрофессоромбогословиявПетербургскомуниверситете,потомпридворныйпротоиерей,духовникинаставникЦесаревича,будущегоАлександра II-го.Павскийбылфилолог,прежде всего, – у него был филологический дар и чутье. Он полюбилеврейскуюБиблию,совсемжаромученойстрасти.Училсясемитическойфилологии Павский до напечатания грамматики Гезениуса, – его ученоемировоззрение сложилось под определяющим влиянием авторитетовXVIII-говека.ВпервыежегодысвоегопреподаваниявакадемииПавскийсоставил и напечатал свою грамматику еврейского языка (1818).СоставленныйимвтежегодыеврейскийихалдейскийсловарькВетхомуЗаветуизданнебыл.ПавскийсразупримкнулкБиблейскомуобществуиочень увлекся переводческой работой. “Не язык былмне дорог,” говорилон впоследствии, – “а Священное Писание, чистое, неискаженноетолкованиями; посредством знания языка я хотел дойти до верноготолкования Священного Писания. А известно, что верное пониманиееврейскогоязыкаведеткпониманиюбогословия...”

ДляБиблейскогообществаПавскийперевелПсалтырь(оПсалмахонписал свое курсовое сочинение), он же наблюдал за печатаниемПятокнижия. Переводить он продолжал и после закрытия Библейскогообщества, – в этом и состояли его классные уроки со студентами вакадемии. Уже после выхода Павского из академической службы, постуденческойинициативе,егопереводбылналитографирован,исразужеполучил довольно широкое распространение в духовно-школьной среде.Появление этого “тайного” перевода вызвало тревогу, особенно наСинодальных верхах. Перевод был запрещен, экземпляры егоразыскивалисьиотбирались(этобылов1842-мгоду).Павскийподвергнутбыл следствию и неформальному суду. Для этой тревоги и обвиненийоснования были. Перевод библейский не может оставаться тольколитературнымупражнением,ионнебылтаковымдляПавского.Перевод

естьвсегдаитолкование.Налитографированныйпереводбылразделеннаотделы, с заголовками и объяснениями, со вводными и пояснительнымипримечаниями, – в них Павский всего ближе следовал Розенмюллеру.Получалось впечатление, что Павский очень ограничительно принимаетмессианские пророчества, сомневается в подлинности отдельных книг итекста. Не приходится спорить теперь, – таковы и были действительныевзглядыПавского,хотябыонотнихвполнеиотрекался,спрошенныйподследствием...

И это либерально-критическое восприятие Ветхого Заветасоответствовало его общему религиозному мировоззрению. Философом,или мыслителем, Павский не был. Но у него были очень определенныерелигиозно-философские убеждения. В Университете он читал сперваименно“историюразвитиярелигиозныхидейвчеловеческомобществе,”–при Руниче59 это было заменено преподаванием церковной истории, поИннокентию. В пособие студентам Павский предлагал книгу Дрезеке:Glaube,LiebeundHoffnung...

Впоследствии он сам написал: “Христианское учение в краткойсистеме...”

Павский исповедовал своеобразный религиозно-моралистическийидеализм, довольнонеопределенный. “Религия естьчувство,” определяетон, “коимдух человеческий внутренно объемлетНевидимого,Вечного иСвятого, и в нем блаженствует. Учение религии состоит только в том,чтобычащепробуждать,оживлятьипитать это святоечувство,дабыоноукреплялось, просветлялось и воспламенялось внутри человека, дало изсебя силу, свет и жизнь всему человеку, всем его понятиям, всем егомыслям,желаниямидействиям...”

Так и положительная религия есть уже только некое переложениеэтогопервоначальногочувствавоченьнеадекватномразумно-рассудочномэлементе. Обряды и сами догматы составляют только внешнюю форму,суть только “намек,” и догматы разума могут даже и подавлять илизаглушать это непосредственное “святое чувство.” Религия, в пониманииПавского, сводится почти только к морали. И Христос для него вряд лимногимбольше,чемУчитель...

Павский ограничивал “существенное” в христианстве прямымсвидетельством Писания... “Благодарю Бога, что церковь, в которой ярожден и воспитан, не принуждает меня верить чему-либо бездоказательств. Она позволяет мне углубляться в чистое и святое словоБожие и, если что предписывает, всегда указывает основание своемупредписаниюв словеБожиеми в общем голосепросвещенныхучителей

Церкви...”Церковь, в понимании Павского, объемлет все исповедания, –

поскольку они содержат “истинную сущность” догматов. Пальмер былоченьудивлен,услышавобэтом.ВбеседесПальмеромПавскийбылоченьоткровенен. Священник ничем не отличается от пастора, а потому“преемство”непрервано,напр.,иулютеран.“НевидимоеинедостижимоецарствоХристовоимеет,однакоже,отпечатоквЦерквихристианской.Итаизцерквейхристианскихближексовершенству,котораячищевыражаетвсебеидеюцарствияХристова.Всякаяжецерковьвидимаядолжназнать,что она только на пути совершенства, а полнота совершенства вдали отнее,вцерквиневидимой,вцарственебесном...”

Следует и то еще отметить, что Павский с большой горячностьювысказывался против монашества: “монашество я понимаю деломнечистымипротивнымзаконунатурыи,следовательно,законуБожию,вчемувериламеняицерковнаяистория...”

Павскийбылвиднымдеятелемиоднимиз“директоров”Библейскогообщества,нок“мистике”относилсявсегдавраждебно,–говорил,чтонелюбит“кривыхпутей...”

П. Бартенев удачно заметил о Павском, что был он“представителемоблегченного, уклончивого и зыбкого благочестия,” – и в этом он былдовольнотипичен...

Павский вполне сходился с Жуковским и ген. Мердером, попредложениюкоторого онбылприглашен в законоучителя кНаследнику(этудолжностьондолженбылоставитьв1835-мгоду, всегобольшеподдавлением Филарета, находившего его богословские взгляды весьмапогрешительными)...

Тобылосамоеострое западничествоне тольковбогословии,ноивсамом душевном самочувствии. То было и психологическоесамовключение в немецкую традицию. В особенности сильно это былоименно в Петербургской академии, где не было в должной степениумеряющегокоррективаподлинноймонашескойжизни...

Павскийбылотличнымфилологом,исфилологическойточкизренияперевод егооченьценен.Онумелпередаватьи сам стиль, литературнуюманерусвященныхписателей,ипросодический60стройбиблейскойречи.И запас русских слов у переводчика был достаточно богат и свеж. УПавского был и педагогический дар, слушателей своих он мог многомунаучить.Прямыхучеников,впрочем,унегобыломало.Самостоятельнойработой занимался только один, С. К. Сабинин, бывший все времязаграничным свяшенником при дипломатической миссии в Копенгагене,

потом в Веймаре (1789–1863). Курсовое сочинение Сабинин писал о“ПесниПесней,”вкакомдолжноразуметьеесмысле.ПотомработалнадкнигойИсаии.В“ХристианскомЧтении”поместилонрядэкзегетическихочерков, всего больше о пророчествах. Со времени запрещения переводаПавскогоСабининобращаетсякскандинавскимтемам,издаетграмматикуисландского языка, – и у него филологический интерес былпреобладающим,какуПавского...

В другом смысле к тому же “немецкому” направлению в русскойбогословской науке принадлежит Иннокентий Борисов (1800–1855), изпервого курса воспитанников Киевской академии, потом инспекторакадемии Петербургской и ректор Киевской, наконец, архиепископХерсонский и Таврический. В свое время его настойчиво подозревали иобвиняли в “неологизме,” было однажды наряжено даже “негласноедознание”оегообраземысли.Дляэтогобылиповоды...

Иннокентия самого всего больше интересовала философия. Номыслителем он не был. Это был ум острый и восприимчивый, но нетворческий. Исследователем Иннокентий никогда не был. Он умелзавлекательно поставить вопрос, вскрыть вопросительность внеожиданнойточке,захватитьвниманиесвоегочитателяилислушателя,сбольшим увлечением и блеском пересказать ему чужие ответы. Толькоблестящая манера изложения маскирует этот всегдашний недостатоктворческой самодеятельности. Но всегда это именно изложение только,никогда не исследование. Как говорил об Иннокентии ФиларетМосковский, у него не достает рассуждения, а воображения слишкоммного. Иннокентий именно оратор, прежде всего. И в этом“краснословии” разгадка его влияния и успеха, – и на профессорскойкафедре,инапроповедническомамвоне...

В своих богословских лекциях Иннокентий не был самостоятелен.Догматику он читал применительно к “системе” М. Добмайера, как иархим.Моисей,укоторогоонсамслушалбогословие,–эта“система”втегоды была принята в католических школах в Австрии. Она оченьхарактернадляэтой“переходной”эпохи,–отПросвещениякРомантике,отЛессинга,ГердераиКантакШеллингуилидажеБаадеру.61Основнаяируководящая идея этой “системы” есть идея Царствия Божия,истолкованная скорее гуманистически, как “нравственное общение.”ВлияниеПросвещениявовсемчувствуется,ихристианствоизображается,точно некая школа естественной морали и блаженства. Христологияостаетсяоченьбледнойидвусмысленной...

Все эти черты находим и у Иннокентия. Характерно, что курсовое

сочинениеписалоннатему:“ОнравственномхарактереИисусаХриста.”Знаменитая книга Иннокентия “Последние дни земной жизни ИисусаХриста” (первое издание в 1847 г.) увлекает своими литературнымидостоинствами. Но это именно только литература, не богословие.Иннокентий не выходит здесь за пределы риторического исентиментального гуманизма. Вместо богословия у Иннокентия всегдатолькопсихология,вместоисториириторика.Вдействительныеглубиныдуховной жизни Иннокентий никогда не спускается... Иннокентий былэклектик.62 В его мировоззрении много элементов еще от эпохиПросвещения,нооноченьувлекаетсяиАлександровскиммистицизмом,–в своих лекциях он много говорит о пиетической традиции, с большимсочувствием отзывается о Фенелоне и Гионе, о Штиллинге иЭккартсгаузене,–“сделалимногопользы.”МногоговорилИннокентийинатемыШуберта,основиденияхиосмерти,–конечноиобясновидящейПреворстской.ОттеняетИннокентийикосмическиемотивывбогословии,–“всяприродаестьпортретВсевышнего,совершеннейшийиполный,”–вэтомслышитсяотзвукмистическойнатурфилософии...

Читать Иннокентия и теперь еще интересно, – слушать было ещеинтереснее, конечно. “Некоторые места в лекциях преосв. Иннокентияочевиднорассчитаныбылитольконавпечатление,какоемоглополучатьсяот них при слушании, а не при чтении на бумаге; это были быстрыефейерверкиталанта,накотороеможнобылосмотретьтолькоиздалиинеочень пристально, чтобы, подойдя к ним вплотную, вместо приятноговпачатления световойигре, неполучить впечатленияодногонеприятногокурева”(П.В.Знаменский).ВсякаяпопыткаподражатьИннокентию,илиследовать за ним, оказывалась предательской. Последователей у него небыло,инемоглобыть,хотяибылинеудачныеподражатели...

У Иннокентия был этот дар увлекать, – Филарет Киевский говорилдажео“религиознойдемагогии.”Иннокентийумелсразуувлечьилюдейтакого “твердого духа,” как известный Ростиславов, и религиозныхмечтателей, и искателей спекулятивных откровений. “СлушателиИннокентия видели у него богословскую истину, строгую и важную, втаком блестящем одеянии, какого они никогда себе не представляли,привыкши к прежней схоластической манере изложения.” Поражалаименно эта “живость воображения,”не столько силамысли, – “силаумаразрешаласьбогатствомобразов.”СмелостьИннокентия всегобольшеотего спекулятивной безответственности, от того, что идет он поповерхности.“Нопосамомускладуинастроениюсвоихспособностейоннепроизвелинемогпроизвестьэпохивнауке,которуюпреподавал,онне

подвинулеевперед,ондажевовсееенеобрабатывал...Нет,ненаука,какниблизкаонабылазнаменитомуиерарху,аискусство,высокоеискусствочеловеческого слова, вот в чем состояло его истинное призвание.” ТакписалобИннокентииМакарийБулгаков,вторжественномнекрологедляотчета Академии Наук. И Макарий прибавляет: “но не видно того, чтоназываетсяхристианскимглубокомыслиемибогословскойученостью...”

Странным образом, напротив, Иннокентий с преувеличеннымипохвалами отзывался о догматикеМакария, об этой запоздалой попыткевернутьсяименноксхоластическойманере,причемпоражаетвнейназадэто странное бездействие рассуждающей мысли, отсутствиевопросительности. Когда в сороковых годах возникла мысль заменитьФиларетовский катихизис другим, более церковным, т. е.романизирующим, первым пришло на ум имя Иннокентия. Его старыйучитель, прот. Скворцов, спрашивал его при этом случае: “Ужели и Высудитетакже,какнекоторыеунас:ненужноденамобширныхсведенийфилософских, нужно нам одно богословие откровенное.” В ранние годыИннокентия упрекали именно в том, что под именем догматики вместоположительного богословия он предлагает философские домыслы. Ипривлекалонслушателейименноэтим.Носамонувлекалсяфилософиейтолько эмоционально. Его очень увлекали многозначные ответыфилософов,меньшетревожилиегосамивопросы...

Иннокентий был эрудит и оратор. Не был и историком, егоисторические опыты всегда слабы. Долгие годы готовил он к изданию“догматический сборник,” как сам он его называл, или “Памятник верыправославной.” Это должен был быть именно сборник, – собраниевероучительныхизложенийиисповеданийвхронологическомпорядке.ДоживойидеиПредания,привсейсвоейпытливости,Иннокентийтакинеподнялся.Сборникосталсянедопечатанным...

Несомненной заслугой Иннокентия было основание при Киевскойакадемии журнала, под именем “Воскресного Чтения” (с 1837 г.), – этобыл скорее назидательный, чем ученый журнал. Как проповедник,ИннокентийпримыкалвсегоближекМасийону63...

Вовсемсвязанонименносзападнойтрадицией.Всегоменьшеунегозаметны патристические мотивы. Нужно еще отметить переработку имцелого ряда униатских “акафистов,” в которых его привлекал снова этотдухчувствительности,этаиграблагочестивоговоображения...

В этом отношении Иннокентия можно сопоставить с его Киевскимсверстником и сотрудником, Я. К. Амфитеатровым (1802–1848), очень всвоевремяизвестнымпрофессоромгомилетикивакадемии(его“Чтенияо

церковной словесности” вышли в 1847-м году). От французскихпроповедническихобразцовАмфитеатроввозвращаетсякпатристическойпроповеди.Но как всеже сильна в нем эта чувствительная струя, почтичто“святаямеланхолия,”склонностькгрустиимечтательность,–“солнцесветит,носветегогрустен...”

В известном смысле “западничество” было неизбежно впреобразованныхдуховныхшколах,именновшкольномпорядке.Учитьсяприходилось по иностранным книгам и руководствам. Первой задачейпреподавателейибылоименноэтовведениеврусскийшкольныйоборотсовременного ученого и учебного материала западных богословскихучилищ. И с постепенным переходом преподавания на русский языквопрососоставленииилипереводе“классических”книг,т.е.учебников,сталособенноострым,какимоннебылпередтем,покалатыньоставаласьединым и общим языком богословского преподавания и учености наЗападеивРоссии.Устав1814-гопоощрялпреподавателейксоставлениюсобственныхзаписокилируководств, в эпоху“обратногохода,” этобыловзято,напротив,подподозрение,ибозатруднялсяконтрольипроверка.Впервые десятилетия прошлого века учились по иностраннымруководствам,впереводеиливподлиннике,иногдавпересказе,–первыерусские книги и бывали не более, чем пересказом. По СвященномуПисанию это были книги митр. Амвросия Подобедова (Руководство кчтению Священного Писания, М. 1799, книга Гофмана) и РамбахияInstitutiones hermeneuticae sacrae, – пo Рамбахию была составленадиссертация Иоанна Доброзракова, одно время ректора Петербургскойакадемии, Delineatio hermeneuticae sacrae generalis (1828), которая такжеприменялась в качестве “классической книги.” По богословию“созерцательному” (т. е. теоретическому, или догматическому) все ещеоставались книги предыдущего столетия, – Прокопович, чаще всегоИриней Фальковский, редко русские книги Платона или МакарияПетровича, изредка и святителя Тихона “Об истинном христианстве.” Вакадемияхпоявляютсяиновыеавторитеты.ВКиевскойэтобылДобмайер,вМосковскойректорПоликарпчиталпоЛиберману,пользуясьидругиминовыми курсами, вышедшими в Германии. Несколько позже ФиларетГумилевский читал поКлею и Бреннеру,64 “не без внимания к мнениямгерманского рационализма.” Рекомендовалось при этом обращаться котеческимтворениям,нопрактическивтовремявниманиепочтивсецелопоглощалосьновейшейлитературой.РекторПоликарпимелобыкновениепокаждомувопросуприводить свидетельстваотцовВосточнойцерквиивыпискамиизнихзанималстудентовстаршихкурсов...

По Нравственному или “деятельному” богословию учебником былобычновсеещеБуддей,чашевобработкеФеофилакта,иногдабогословиеШуберта,65 с латинского переведенное костромским протоиереем И.Арсеньевым(1805),илиучебникпрот.И.С.Кочетова“Чертыдеятельногоученияверы,”–этобыларусскаяобработкалатинскихлекцийИннокентияСмирнова, составленных по Буддею66 и Мосгейму; “латинские запискиректора переведены на русский язык, вот и все дело,” замечаетФиларетГумилевский(книгаКочетовавышлав1814году;срв.егоже–Начертаниехристианскихобязанностей,1828).Попастырскомубогословиюосновнымруководством была удачная, хотя и давняя уже книга ПарфенияСопковского, епископа Смоленского, “Книга о должностях пресвитеровприходских” (первое издание в 1776), кое-кто предпочитал переводнуюкнигу Гивтшица (католический учебник). По литургике пользовалисьобычно “Новой Скрижалью” или книгой И. И. Дмитревского“Историческое и таинственное объяснение Божественной литургии”(первое издание в 1804-м году, не раз переиздано) Для сочиненийприходилось опять обращаться к иностранным книгам. “Важнымпособием для составления диссертации, кроме латинских книг, служилипреимущественно немецкие; потому студенты тотчас по поступлении вАкадемиюнапрягаливсесилы,чтобыизучитьнемецкийязыктак,чтобыпонимать книги, писанные на этом языке.” Так рассказывает историкМосковской академии, и так продолжало быть повсюду почти что весьдевятнадцатый век. При таких условиях становилось совершеннонеизбежным самое острое влияние той конфессиональной среды, вкоторой богословское исследование и работа протекали на Западе. Этобыло замечено сразу. И отсюда у многих робость и колебания, иногда ипрямойиспуг,–ненадежнееливовсеотказатьсяотвстречисмыканиясэтимитрадициямизападнойученостиинауки,ивовсеневкушатьотэтогосомнительногоичуждогоисточника?..

И в действительности, постоянное чтение инославных книг непроходило безвредно. Не в том была главная опасность, чтобогословствующаямысльвовлекаласьвтрудныеспоры,илиуклоняласьвсторону. Гораздо важнее было то, что сама душа раздваивалась иотрываласьоттвердыхустоев.Вэтомотношенииособеннопоучительныипоказательныименноинтимныепризнания,которыевстретитьмыможемв дружеских письмах или в студенческих дневниках. Так интересна,например,дружескаяперепискаФиларетаГумилевскогосА.В.Горским.И равновесие можно было восстановить только через аскетический и

молитвенныйискус...Опасностькорениласьвискусственномхарактерешколы,всеещене

связанной органически с жизнью, с самой церковной жизнью. Духовноеюношество годами жило в искусственной изоляции полуправославной иполурусской школы. Поэтому развивались навыки абстрактноготеоретизирования, развивался своеобразный мечтательныйинтеллектуализм. Обстановка Александровской эпохи и начинавшегосяромантизматомублагоприятствовала...

Однако, как ни труден и опасен был этот “западнический” этап, онбылнеизбежен.Инужнобылоегопринятьвэтойегонеизбежностиивегоотносительной правде. Ибо от опасностей мысли нельзя укрыться взапретах,нотольковтворчестве...

11.Путиреформированиядуховногообразования

Падение “духовного министерства” в 1824-м году, “сего игаегипетскаго,”какговорилмитр.Серафим,нискольконеизменилообщегохарактера церковно-государственных отношений. Фотий напраснопоторопился объявить: “Министр наш един Господь Иисус Христос вославуБогаотца.”Ибо“мирскойчеловек”по-прежнемусохранялвластьвЦеркви. И не будучи министром “сугубого министерства,” Шишковпродолжал вмешиваться в дела Синодального ведомства, по вопросамбиблейского перевода и Катихизиса. При обер-прокуроре С. Д. Нечаеве(1833–1836) этот процесс превращения церковного управления в некоеособое“ведомство”дажеиускоряется.Вявочномпорядкеобер-прокурорсосредотачивает в своих руках все синодальные дела и сношения, неостанавливаетсярешатьиныеделасамовластно,неспрашиваяСинод,илидаже переменяя синодские решения, и закрывая путь отступленияВысочайшей конфирмацией своих докладов. Нечаев был масон, кдуховенствуикиерархамотносилсяпрезрительно.“Вдругнистого,ниссего, появились жандармские доносы на архиереев и членов Синода.Доносы оказывались большей частью ложными. Наша канцелярияподозревала, что в доносах участвует сам обер-прокурор, задавшейсяцелью унизить духовное правительство в России. Архиереи и членыоправдывались, как могли. Священный Синод сильно беспокоился,показывал вид беспокойства и обер-прокурор, и, подстрекая членов кнеудовольствию, говорил, что учреждениежандармского досмотра болееделаетвреда,чемпользы.”Такрассказываетвсвоих“записках”Исмайлов,бывший тогда чиновником в Синодальной канцелярии. Под надзоромоказался и Филарет Московский. Удалось вызвать его, в официальномотзыве, на неосторожное заявление, что “данное жандармской командеправо доносить со слухов и безо всякой ответственности за ложныесведениястесняетсвободуадминистрациии,какпохожеенасловоидело,лишает подданных спокойствия.” Это было прямым осуждением самогожандармскогопринципа.ВНиколаевскоевремятакиеречинезабывалисьдажемитрополитам.НеблагонадежнымоказалсебяФиларетещевхолеру1830-гогода,когдавсвоихпроповедях,казалось,слишкоммногоговорилогрехах царей и о казнях Божиих. Наконец, по-видимому, по настояниюименно Филарета пришлось отказаться от мысли назначить Цесаревича,будущего Александра II-го, к присутствованию в Синоде, подобно тому,

как был он введен в Сенат и другие высшие государственныеустановления.Филаретудивительнонеделикатнонапоминаловнутреннейнезависимости Церкви. И даже видеть Филарета имп. Николаюстановилосьнеприятно...

У Филарета была своя государственная теория, теория священногоцарства. Но она совсем не совпадала с официальной и официознойдоктриной государственного суверенитета. “Государь всю законностьсвоюполучаетотцерковногопомазания,”т.е.вЦерквиичерезЦерковь.Ипомазуется только Государь, не государство. Потому органыгосударственной власти не имеют никакой юрисдикции в делахцерковных. Филаретовский образ мыслей был вполне далек и чуждгосударственным деятелям Николаевского времени. Филарет им казалсяопасным либералом. Такое же впечатление было и у стороннихнаблюдателей.“Филаретумелхитроиловкоунижатьвременнуювласть:вего проповедях просвечивает тот неопределенный социализм, которымблисталиЛакордер67идругиедальновидныекатолики,”–такотзывалсяонемГерцен(в“БыломиДумах”)...

НедовольствоНечаевымвСинодедостиглотакойостроты,чторешенобыло просить Государя о назначены другого обер-прокурора, с которымсталабывновьвозможнасовместнаяработа.Вэтомпринималрешающееучастие известный А. Н. Муравьев, состоявший тогда за обер-прокурорскимстоломвСиноде...

Назначен был граф Н. А. Пратасов. Он оказался еще более властен,чемНечаев.Унегобыласвоясистема,свояивполнестройнаяпрограммареформ. И было у него умение подбирать догадливых и умелыхисполнителей своих предначертаний.Пратасов был вернымпроводникомНиколаевскихначалилирежимавцерковнойполитике.Именнопринемзавершается государственная организация церковного управления, какособого “ведомства,” в ряду других, – “ведомством православногоисповедания” именуется Церковь с тех пор. Клир и иерархия состоят вэтом ведомстве. Из органа государственного наблюдения и надзора при“синодальной команде” обер-прокуратура становится теперь органомвласти. Это вполне отвечало духу Петровской реформы, для чего в теименногодыСперанскийвычеканилотчетливыеопределения.“Императоряко христианский государь есть верховный защитник и хранительдогматов господствующей веры и блюститель правоверия и всякого вЦеркви Святой благочиния. В сем смысле Император в акте о наследиипрестола(1797апр.5)именуетсяГлавоюЦеркви.

В управлении церковном Самодержавная власть действует

посредствомСвятейшегоПравительствующегоСинода,еюучрежденного”(ОсновныеЗаконы,ст.42и43,визд.1832г.)...

На дела церковные Пратасов смотрел только с точки зрениягосударственного интереса: “учение, коему отечество наше одолженонравственнымсвоиммогуществом.”ОнстроилИмперию,ивнейцерковь.Воспитанный гувернером-иезуитом, окруживший себя сотрудниками исоветникамичащевсегоизбывшейПолоцкойуниатскойколлегии,всвоейдеятельности Пратасов был выразителем какого-то своеобразного иобмирщенного бюрократического латинизма, в котором склонность кточнымопределениямсочеталасьсобщимказарменнымиохранительнымдухомэпохи.КсамомуРимууПратасовасимпатийвовсенебыло,ипринем совершилось отторжение западно-русских униатов от Рима. Но егособственным вкусам всего больше отвечали именно романизирующиекниги,–вбогословииивканонике...

Пратасов хотел не только властвовать в церковном управлении, ноименноперестроитьилиустроитьеговточномсоответствиисосновнымпринципом абсолютного и конфессионального государства. В этойпланомерностивсяисторическаязначительностьегодеятельности.Передназначением в Синод Пратасов состоял в министерстве народногопросвещения, при Уварове, товарищем министра, как раз в периодразработки Университетского устава и “положения об учебных округах”1835-го года. В министерстве был подготовлен особый проект и опреобразовании духовных училищ, что вполне соответствовалоантиклерикальным и скорее просветительским воззрениям самогоминистра.Неестьлисамосуществованиеособойдуховно-школьнойсетитолько проявление опасного сословного эгоизма, “чрезвычайно вредногоэгоизмазвания?...”

Инеустареллиужевесьэтотустав1814-гогода?...Министерствоподвергалооченьостройкритикевсювоспитательную

систему, опертую на начало страха, подчеркивало недостаток инедостаточностьучебныхпособий,недостаткисамихучебныхпрограмм.Особое внимание обращено было на вред философии, особенно вприложении к богословию, – не тщится ли она превратить всенепостижимоевхристианствевнекиймиф...

Предлагалось приходские и духовные училища слить с уездными ипередатьвведениеминистерства...

Снова Филарет выступил на защиту духовных школ и самогосословия, обвиненного во вредном эгоизме. Вопрос о слиянии илиупразднениишколбылснятсочереди...

Пратасовнастаивал,однако,напреобразованиях.“Комиссиядуховныхучилищ”совсемнебыларасположенарасширятьвопросизадумыватьсяореформе. Она удовольствовалась только пересмотром учебников иклассических конспектов, представленных из разных семинарий. ТогдаПратасоврешилсядействоватьвобход“Комиссии”идажесамогоСинода,ав1839-мгоду,поеголичномуВсеподданнейшемудокладу,“Комиссия”ивовсе была упразднена, а вместо нее учреждалось особое Духовно-Учебное управление, под ближайшим и непосредственным начальствомсамогообер-прокурора...

Это было и логично, так “Комиссия духовных училищ” былаорганическисвязанасовсемпрежнимшкольнымукладом,которыйтеперьпредполагалось существенно изменить. Речь шла именно о переменесамогопринципа,самогоидеалаилизадания.Принципобщегоразвитияикультурногороста,положенныйвоснованиевсехшкольныхмероприятийАлександровского времени, представлялся Пратасову опасным,расплывчатым,искусственным,неполезным.Онхотелбывернутьсяназад,сновавХVIII-ыйвексегослужилымпрофессионализмом.Прежнийуставоткровенно объявлял, что “ученость” есть собственная цель заводимыхшкол. Именно этого и не хотел теперь Пратасов. Именно этусамодовлеющую и “мертвящую ученость” и нужно прежде всегоупразднить,вчастности,философию,эту“нечестивую,безбожнуюнауку.”В прошлом, по мнению Пратасова, “воспитание русского духовногоюношества во многих отношениях стояло на основании произвольном,неправославном, общем с разнородными протестантскими сектами,” этобылдовольноявныйнамекименнонаАлександровскоевремя.Впрежнемуставе ведь прямо и предлагалось “держаться на одной линии споследними открытиями и успехами,” – разумелось, именно этойнеправославной и произвольной науки. Пратасов вспоминает при этомсловаЗлатоуста:“доброеневедениелучшехудогознания...”

Всеминариях,вовсякомслучае,необходимокурснаукисампорядокобучения приспособить к условиям сельской жизни. “Из семинарийпоступают в священники по селам. Им надобно знать сельский быт иуметьбытьполезнымикрестьянинудажевегоделахжитейских.Итак,начтотакаяогромнаябогословиясельскомусвященнику?Кчемунужнаемуфилософия,наукавольномыслия,вздоров,эгоизма,фанфаронства?Начтоему тригонометрия, дифференциалы, интегралы? Пусть лучше затвердитхорошенько катихизис, церковный устав, нотное пение. И довольно.Высокие науки пусть останутся в академиях.” Так передает наставленияПратасова архимандрит Никодим Казанцев, из магистров Московской

академии, тогда ректорВятской семинарии, вызванный обер-прокуроромименно для составления новых уставов (был впоследствии епископомЕнисейским,скончалсянапокоев1874году).ПратасовиКарасевский,егоближайший помощник, всячески внушали Никодиму этотограничительныйпринциппрофессионализма.“Унасвсякийкадетзнаетмарши ружье,моряк умеет назвать последний гвоздь корабля, знает егоместоисилу,инженерпересчитаетвсевозможныеломы,крюки,канаты.Авы,духовные,незнаетевашихдуховныхвещей...”

Подименем“духовныхвещей”Пратасовразумелнетолько“устав”и“нотное пение,” но еще и умение говорить с “народом.” В этойпритязательной “народности” вся острота задуманной реформы.Подсказана она была, кажется, из министерства государственныхимуществ, –Пратасов только развил и применил идеюКиселева.Нужнобылосоздатькадрыэлементарныхучителейнравственностидлянарода,идля этого решено было приспособить духовенство. “Судя по первомуобозрению казалось бы, что сельский священник, имея дело с людьми,готовымивдетскойпростотепринятьвсесказанноепастырем,нестолькоимеетнуждывподробномиглубокомзнаниинаук,каквумениипростоиясно изъяснять христианские истины и евангельскую нравственность,приводя их в положение, доступное для простых умов поселян, иприноравливаяевангельскиеистиныкобстоятельствамсельскойжизни...”

ВесьзамыселПратасовабылнечтоиное,какставканаопрощение...Ивобстоятельствахсельскойжизнинеполезнееливместо“глубокого

знания наук” владеть житейскими и практическими навыками, – знатьначатки врачебного искусства, твердо знать основные началарационального сельского хозяйства! И не эти ли науки нужно ввести иусилитьвсеминарскихпрограммах,засчет“холоднойучености...”

Пратасов предлагал во всем школьном строе усилить “характеробщенародности,” придать всему преподаванию “направление,сообразнейшее с нуждами сельских прихожан.” Задачу духовной школыПратасов таки определял: “образование достойных служителей алтаряипроповедниковсловаГосподнявнароде...”

Предположения Пратасова встретили очень решительноепротиводействие в “Комиссии духовных училищ.” Филарет представилопровержениеихпопунктамипоставилвопрос,насколькосогласимыэтипредположения “с духом церковных правил.” Только в летнее время, вотсутствие Филарета Московского и Филарета Киевского, ПратасовуудалосьпровестичерезКомиссиюпредложениеонекоторыхизмененияхвучебныхпланахипрограммах...

Преподавателю словесности напоминалось, “что прямая цель егостремления есть образовать человека, который бы мог правильно,свободно, вразумительно и убедительно беседовать с народом о истинахверы и нравственности.” Поэтому светское красноречие, правиластихотворстваит.под.могутбытьпроходимылишьбегло...

В преподавании истории предлагалось избегать как “усиленногокритицизма, который оружием односторонней логики покушаетсяразрушить исторические памятники” (т. е. их достоверность), так и“произвольногосистематизма,”когданародыиличностиизображаютсявкачественосителей“какой-нибудьроковойдлянихидеи...”

Несколько неожиданно по философии предлагается латинскаяпрограмма, – “философия привыкла говорить латинским языком.” Необъясняется ли это предпочение латыни скорее тем соображением, чтофилософствовать на общепонятном языке было бы неосторожно врассуждениигласности!...

О преподавании богословских наук даны были только самые общиеуказания, –надлежит такпреподавать, “чтобысиеучение священникбезбольшой работы мог приспособить и употребить, когда получит случайбеседоватьспростолюдином,рожденнымвмагометанствеилиязычестве,или совращенным от христианства.” Не следует разрешать вопросов исомнений, “которых неиспорченный ум и не подозревает.” В основупреподавания предписывалось положить “Православное Исповедание”ПетраМогилы,и“снимповерятьподробностибогословскогоучения.”Вновом русском переводе “Православное Исповедание” и было издано отСинода в том же 1838-м году. Кроме того, введен был в семинарскуюпрограмму новый учебный предмет: “Историческое учение о святыхотцах,” – программу по этому предмету предстояло еще разработать исоставить по нему классическую книгу... Пратасов был озабочен в этовремя всего больше изданием руководственных книг по всем областямцерковнойжизни,накоторыйлегкобылобыбезоговорочноссылаться,какна учение и установление самой Церкви. Кроме “Исповедания” ПетраМогилы в том же 1838-м году были изданы “Царская и патриаршияграмотыоучрежденииСвятейшегоСинода,сизложениемПравославногоИсповедания Восточно-Кафолической Церкви,” – перевод и редакциявзяты были на себя Филаретом Московским, который и внес в текстнемаловажные поправки, в устранение вкравшихся латинизмов (опущензапрет мирянам читать Священное Писание, опущен термин“пресуществление”). Впоследствии от Духовно-Учебного управлениябыло предписано выдавать экземпляр этих “грамот” каждому ученику

семинарииприпереходеввысшееотделение,“стем,чтобы,поокончаниикурса и по выходе из семинарии, они удержали книгу сию у себя длявсегдашнего употребления.” В связи с изданием этих “символическихкниг” встал вновь вопрос о Катихизисе. Пратасов, поддерживаемыйСербиновичем, директором своей канцелярии (окончил Полоцкуюакадемию в 1817 г.), настоял на введении новых вопросоответов: оПредании,опредопределении,–напротив,оестественномБогопознанииизвидимойприродыбылоопущено.Внестивкатихизисизложениет.наз.“заповедейцерковных”Филаретотказался,находяихизлишниминарядусзаповедями Божиими, – вместо того были введены заповеди блаженства(какбылиониив“ПравославномИсповедании”).Существенныхпеременв “Катихизисе” сделано не было, – кажется, в это время обошлось и безспоров. Филарет сам был скорее доволен новой редакцией своего“Катихизиса.”Послеисправленийисосделаннымидополнениямиэтобылуже не только “катихизис,” но и богословская “система” в сокращении.“Поелику нет книги, одобренной для богословия, и богословы наши невсегда право правят слово истины, то побужден я был дополнитькатихизис.”Не были удовлетворены скорееПратасов иСербинович, – вовсяком случае, в ближайшие годы еще не раз подымается вопрос осоставлении нового катихизиса, и новым лицом. В 50-х годах называлиимяМакария...

В 1839-м году была издана “Книга Правил,” взамен Кормчей, –включены в нее были только церковные законы, гражданскиепостановления опущены. Пратасов нашел несвоевременным издавать“полноесобрание”церковныхзаконов,кактобылосделановотношениизаконов государственных при Сперанском, – в виду, как сам он томотивировал, “неблаговидности” слишком многих постановленийПетровского времени и всего предыдущего века, огласка которых теперьвряд ли вполне удобна и скорее может соблазнить. Уже приготовленноепроф.А.Куницыным“ПолноесобраниедуховныхузаконенийвРоссиисовремени учреждения Святейшего Синода” было поэтому оставлено врукописи без движения, как не оказался пригодным и обширныйканоническийсводАвгустинаСахарова,епископаОренбургского.Дажеи“Духовный Регламент” не был переиздан в это время всяческихпереизданий и кодификаций. Был заново составлен “Устав духовныхконсисторий,” и введен во временное употребление все в томже 1838-мгоду,авокончательномтекстеутвержденираспубликованужев1841-м...

В замыслах Пратасова два задания тесно сочетались: польза ипорядок, дисциплина, – профессиональная годность и строгая

определенность всего порядка писанными правилами или законом.Монашества Пратасов не любил, что, впрочем, и логично сгосударственной точки зрения, – он предпочитал бы воспитывать“духовное юношество” в более практическом и светском направлении.Мундир ему нравился больше рясы, во всяком случае. Об этом оченьинтересно рассказывает в своих воспоминаниях Ростиславов (срв. вособенностиглаву:“ОпреобразованииПетербургскойДуховнойАкадемиипреимущественно по образцам, заимствованным из батальона военныхкантонистов”)...

Тольков1840-мгоду,наконец,новыеучебныепланыдлясеминарийбылиразработаныиутверждены.Сосенитогожегодаонибыливведенывокругах Московском и Казанском. При всем своем упорстве инастойчивости, Пратасов слишком во многом принужден был уступить,должен был довольствоваться компромиссом. Новые предметы всеминарскую программу были включены, чего он так добивался, –“общенародный лечебник” и сельское хозяйство. Но общий характерпреподавания был оставлен без перемен. Только русский языкпреподавания был узаконен для всех предметов, а латинский поэтомувыделенвособуюдисциплину.Новыеязыкииеврейскийбылиоставленытолько для желающих, по выбору. В преподавании философии былопредложено ограничиваться психологией и логикой, не включая прочихотделовметафизики. “Общенародным” от этих переменпреподавание нестало, во всяком случае. Но была утрачена та сосредоточенность истройность курсов, которые так выгодно отличали школьные уставыАлександровского времени. Интересным нововведением был “классприготовительный для священства,” для уже окончивших, с болеепрактической программой, куда введено было и посещение градскихбольницвцеляхзнакомстваспростымисредствамиврачевания...

В академических планах существенных перемен проведено тоже небыло.Измененобылораспределениепредметовпокурсам.Введеныновыекурсы и даже учреждены новые кафедры, – патристика, “богословскаяэнциклопедия,” педагогия, русская гражданская история... Однако,изменилосьсамоеважное–духвремени...

Пратасовискалновыхлюдейвдуховномсане,ктобысумелперевестиего замыслы на более технический язык Церкви и богословия. Посленескольких проб и неудач он нашел такого человека. Это былАфанасийДроздов, тогда ректорХерсонской семинарии (в Одессе), из московскихмагистров, – его и перевели в 1842-м году ректором Петербургскойакадемии(впоследствииархиепископАстраханский,скончалсянапокоев

1876 г.). “Граф Пратасов в архимандрите Афанасии нашел некоторыелюбимыеидеиипонесегонасвоихплечах”(словаФиларетаМ.)...

В академии Афанасий не занял кафедры и сам никаких наук непреподавал.Но емубылопорученоруководствовать всехпреподавателей,внушая надлежащие мысли о порученных им предметам. Кроме того,Афанасий был назначен председательствовать в особом комитете оклассическихкнигахиконспектах.Весьударбылсосредоточентеперьнаучебныхпрограммах...

Иперваятема,вокругкоторойзавязалсяспор,письменныйиустный,былаоСвященномПисании...

Афанасий не довольствовался тем, что исчислял два источникавероучения,ПисаниеиПредание,какразнозначныеисловнонезависимые.УнегобылаявнаясклонностьпринизитьПисание.Икакая-толичнаябольчувствуется в той страсти и безответственности, с которой Афанасийдоказывает недостаточность и прямую ненадежность Писания.Современников Афанасий пугал своей заносчивостью и страстностью.“Мнекажется,чтоотнегоблагодатьДухаотступает,иончастолишаетсямира и утешения о Святом Духе,” писал о нем Евсевий Орлинский,сменивший его в должности ректора (впоследствии архиепископМогилевский). “В этом положении он мучится, не знает, что с собоюделать,–ловиткакую-нибудьгорделивуюмечтуизабывает,уноситсяилизаносится, и опять действует жалко.” Весь источник его именнобогословской подозрительности, не только осторожности, в этойвнутренней неуверенности, в этой нетвердости в вере. “Афанасий, да,Афанасий,анедругойкто,проповедует:дляменяисповеданиеМогилыиКормчая все – и более ничего,” писал Горскому из Петербурга ФиларетГумилевский.Кормчая,–даженеотцы,инеБиблия.КормчейАфанасийхотел заслониться от сомнений. Афанасий, записывал Горский со словсамогомитр.Филарета,“веровалвцерковныекнигиболее,нежеливсловоБожие. Со словом Божиим еще не спасешься, а с церковными книгамиспасешься...”

Афанасийбылубежденнымипоследовательнымобскурантом,68иэтобыл пессимистический обскурантизм, от сомнений и безверия, весь всомнении.НиканорХерсонский,ссочувствиемисостраданием,зачертилэтот жуткий и трагический образ. Афанасий не был ни невеждой, ниравнодушным.Этобылчеловекстрастнолюбознательныйилюбопытный,вовсякомслучае,–“умострый,способныйврыватьсявглубьпредметов,”говоритНиканор.Ноумгордыйипрезрительный.РусскихкнигАфанасийникогда не читал, и в более поздние годы литературного оживления, –

“дребедень,братецтымой...”Читалонтолькоиностранныекниги,старыеиновые.Ивсегобольше

его интересовала Библия, был он хороший гебраист. Интересовалсяисторией древних религий, эпохой начального христианства, перечиталотцов всех доФотия. Знал и современную “немецкую христологию,” доБаура69иШтрауса.70 Зналиестественныенауки,–нетолькопокнигам,носамгербаризировал,коллекционировалминералы.Иотэтогоизобилиязнаний и интересов изнемогал и сомневался. Он боялся и подозревалсамого себя. В поздние годы он писал много, “писал огромныеисследования,полныеисодержания,исистематическойважности.”Новсесожигал,–“писал,исожигал...”

Впрочем, кое-что убереглось от этого истребления. Сохраниласьрукописькниги“Христоверыихристиане,”надкоторойАфанасийработалв свои последние годы. Это книга о происхождении христианства. Самозаглавие очень любопытно. Автор различает “христоверие” и“христианство без Христа,” и до Христа Иисуса. Историей этогохристианства,этогоученияипредания,онизанят.Уапологетовищетон“органические остатки” этого “христианства,” “не того христианства,которое возводит свое начало к Иисусу Христу, а некоего иного емупредшествующего.”Ессеи,Ферапевты,Филон–вотзвеньявизучаемойимцепифактов.“Усилияхристоверныхписателейизгладитьизисторическихпамятниковсвидетельстваохристианахзадолгодохристианскойверы”неимели полного успеха. “ЕвангелиеМаркиона” занимало видное место вэтомпроцессепревращенияхристианствав“католическоехристоверие...”

Как объясняет Никанор, Афанасий “подвергался наитягчайшимскорбям внутренним, подвергался от болезней ума, болезней не тех,которые бывают плодом простого умственного помешательства, ноболезней, которые проистекают от избытка знания, от невозможностисочетать умственные антиномии, от разгрома, иногда временного ипреходящего, умственных принципов, всосанных с молоком матери,сросшихсясдушой.”Вотэтотжуткий“разгром”сердечныхверований,этаскорбь во всем усомнившегося сердца, и была той зыбкой почвой, накоторой выросла охранительная тревога Афанасия. “Человек будет жечьлюдей на костре, будет отдавать святыню на поругание, и однако будетоставаться в полууверенности, что он делает все это на пользучеловечества.” Так писал Филарет Гумилевский, обсуждая политикуАфанасия...

СотрудничествоАфанасияиПратасова,этотсоюзмрачногосомненияивластнойсамонадеянности,немогбытьдлительным.Общегомежними

было немного. Они сошлись только в практических выводах, не впредпосылках. И через пять лет Афанасий был услан архиереем вудаленныйСаратов...

Свою охранительную деятельность в Петербургской академииАфанасий начал с того, что запретил Карпову читать по собственнымзапискам,авменилемувобязанностьчитатьстрогопоВинклеру.Правда,Карпов стал читать по Винклеру “критически,” т. е. его безпощадноопровергая,изатемсохотойперешелнаисториюфилософии...

ВпервыйжегодсвоегоуправлениявакадемииАфанасийпредставилчерезакадемическуюконференциювСвятейшийСинодсоставленныйимучебник “Сокращенной Герменевтики,” где излагал основные началасвоего богословского мировоззрения. Филарет Киевский решительноотказался разбирать и рецензировать представленную книгу. ПришлосьтогдапроситьобэтомФиларетаМосковского.Филаретдалотзыврезкийиподробный...

Афанасийбылэтимотзывомоскорбленивозмущен,хотелпривлекатьФиларетаксудувосточныхпатриархов...

Филаретаглубокосмущалаитревожилаэтапопыткадлявозвышениязначения Предания набросить тень на само Писание, которое якобы “неизлагаетобразцаздравогоучения”исодержит“невседогматы.”Афанасийслишком изощрялся показать недостаточность текстов Писания,непонятность, противоречивость или двусмысленность, и даженамеренную их темноту. “Дух Святый изглаголал Священное Писание,чтобыпросвещать,анечтобызатмевать,”возражаетФиларет.РазногласияиразночтенияАфанасийсчиталнесогласимымиибезнадежными.Филаретотвечает. “Если бы принять суждение рассматриваемой герменевтики засправедливое,мынезналибыдостовернонивВетхом,нивНовомЗавете,которое слово есть слово Божие и которое человеческое. Страшно ипомыслить о сем. Слава Богу, что суждение рассматриваемойгерменевтики несправедливо.” Потрясение доверия к Писанию есть лисредство“довольноосторожное,”инеставитсялиэтимидостоверностьПреданияподудар...

“Долг верности перед Богом и святым Его словом и святою ЕгоЦерковиюобязываетсвидетельствоватьздесь,чтосужденияоСвященномПисании, основанные на усиленном внимании открывать в нем мнимыенедостатки, без указания в то же время на истинные его совершенства,скольнесообразнысдостоинствомбогодуховногоПисания,столькомогутбытьопасныдляправославия...”

Так резко и тревожно отзывался не один только Филарет. В 1845-м

году прот. В. Б. Баженову, духовнику Государя, по званию членаакадемической конференции, пришлось читать экзаменские сочинениястудентов. В одном из них он встретил нечто, над чем остановился снедоумением. Это было сочинение Тарасия Серединского (впоследствииизвестныйпосольскийпротоиерейвБерлине).АвторставитьЕвангелиеиотеческие творения под общее обозначение: Слово Божие. И различаеттолькотем,чтоЕвангелиеназваноСловомБожиимписанным,асочиненияпомянутых церковных писателей Словом Божиим изустно преданным.Такая новизна совершенно противна учению православной Церкви икасается важного пункта его, и рецензент счел своей обязанностьюобратить внимание конференции на то, откуда студентСерединскиймогполучитьтакоенеправильноепонятиеоСловеБожием,–виналиэтоегособственнаяилиплодвнушенийсторонних...

ВследзатемБажановдолженбылвыйтиизчленовконференции...Сторонники “обратного хода” стремились сдвинуть Библию далее,

чемнавторойплан.Настойчивоговорилиотом,чтобывовсевоспретитьчтение Слова Божия мирянам, во избежание ложных толкований. “Однамысль о запрещении чтения Священного Писания простым христианамприводит меня в страх,” писал Григорий Постников, тогда архиепископТверской, Филарету Московскому. “Не могу постигнуть, откудапроисходит такое мнение. Не есть ли оно изобретение скрытнодействующих агентов латинства? Или это мнение есть порождениеумножающегосявнашевремявольнодумства,дабыпотом,каконопреждепоступалосдуховенствомзападнойцеркви,смеятьсянаднами?..”

Подымался вопрос и о том, чтобы провозгласить славянский текстБиблии, на подобие Вульгаты, “исключительно самостоятельным,”утвердитьеговобязательномиисключительномупотреблении,храмовом,школьномидомашнем...

Легко себе представить, какими несвоевременными и неуместнымидолжны были казаться в такое время эти повторные и нескромныепопытки Макария Глухарева привлечь сочувствие к новому русскомупереводуВетхогоЗавета,даещеисеврейского...

Подозрительность и ожесточение от такихнапоминаний только ещеболее возрастали. И еще большее возбуждение вызвано былораспространением налитографированного студентами Петербургскойакадемиибиблейскогопереводапрот.Г.П.Павского...

ДелоопереводеПавскогоначалосьсанонимногописьма,посланногоизгородаВладимирактреммитрополитам.Каквскоребылообнаружено,составлено и разослано это письмо было иеромонахом Агафангелом

Соловьевым, инспектором Московской академии (был впоследствииархиепископом Волынским и в 60-х годах откровенно выступал собличениями обер-прокурорского засилия и произвола; † в 1876 г.)Агафангелсовсемнебылпротивникомбиблейскогопереводанарусский,он и сам занимался переводами, и впоследствии издал книги Иова иИисуса,сынаСирахова,по-русски,всвоемпереводе(1860и1861).Именнопоэтому его и встревожило молчаливое распространение перевода,прикрытого авторитетом ученого имени, но слишком неточного с точкизрениядоктринальнойибогословской.“Икогдаавторитетегоученостиислава многоведения грозит обширным распространением переводу, тогданимолчаниенеуместно,нитерпениенеспасительно...”

Автор письма приводит примеры ложного толкования пророчеств,отмечаетнеудачныегрубоватостивпереводе,врядлиненамеренные.Ивцелом отзывается о переводе очень резко: “произведете сего новогоМаркиона;” “не глаголыБогаживого и истинного, но злоречие древнегозмия...”

Однако, вывод от этого автор делает к необходимости лучшегоперевода.“Нетнуждыотбиратьэкземплярырусскогоперевода:сеюмероюможно только вооружить христиан против власти церковной.Распространениюпереводаспособствуетнежеланиечитателейразделитьмыслипереводчика,нообщеечувствонуждывпереводе...Христианиннеможет удовлетворить себя славянским переводом, которого темнота иневерность по местам закрывают от него истину. У него нет другогоперевода; он по необходимости обращается кмутным водам, чтобы чем-нибудь утолить свою жажду. Люди, получившие светское образование,давноуженечитаютславянскогопереводаВетхогоЗаветаиприбегаюткиностраннымпереводам...”

Письмо было разослано в конце 1841-го года. Автор наивно нерассчитал,чтокто-тобудетрасследоватьделоиобсуждатьегодонесениеисоветы.Снаивнойнеосторожностьюондовольнорезкозадеваетивластьимущихсторонников“обратногохода.”ОннастаиваетнаизданиирусскойБиблии. “Справедливо, что при сем деле невозможно избежать роптаниясосторонылюдейсуеверныхилиупорствующихвтемнотеневежества.Ночем же виновны души, ищущие истины, чтобы, из опасения возмутитьпокойсуеверияигрубости,отказыватьимвпище...”

Автор, странным образом, точно забыл, что к числу этих“упорствующих в темноте невежества,” прежде всего, принадлежалиПетербургскиймитрополит,Обер-прокурорСвятейшегоСинодаимногиедругиенаСинодскихверхах...

Филарет Московский пробовал остановить движение поданногодоноса. Но опоздал, и Филарет Киевский уже успел передать свойэкземпляр безымянного письма в руки Пратасова, встревоженныйпревратнымпереводом.ПрипредварительномрассмотренииделавСинодеФиларет Московский выразил свое решительное пожелание, чтобырусский перевод Библии был открыто возобновлен и был издаваем отимени Святейшего Синода. Пратасов предложил ему сделать о томписьменный доклад. И затем, не возобновляя о том суждения в Синоде,Пратасов приказал составить от имени престарелого митрополитаСерафима резкое опровержение мнения Филарета (составлял его,вероятно, Афанасий), легко получил подпись полувменяемого отдряхлости старца, (“писанное полумертвою рукою представлено, какнаписанное живою и сильною,” отозвался об этом Филарет), внес обамнениянаВысочайшееблаговоззрение,исновабезвсякоготрудаполучилВысочайшее согласие с нетерпимым и непреклонным суждением митр.Серафима,–Николай Iболезненнонелюбилразногласийирасхождениямнений,вособенностиподеламцерковным,гдевседолжнобытьрешаемовполнеединомысленноиединогласно,обосновано“ненаумствованияхитолкованиях,анаточномсмыследогматов...”

Филаретвсвоейзапискестоял,строгоговоря,натойжеточкезрения,что и автор неблагоразумного доноса. Вернее сказать, Агафангел,учившийся и служивший в Московской академии, выражал мысли,исходившиеименноотФиларетаивсемипринятыеуТроицывакадемии,итольконебылдовольноостороженвобразесвоихдействий(“дляменянеожиданнаинепонятнаэксцентричностьнекоторыхдвиженийегоума,”отзывалсяонемсамФиларет)...

Филарет подчеркивал: “Одни запретительные средства не довольнонадежны тогда, когда любознательность, со дня на день болеераспространяющаяся,длясвоегоудовлетворениябросаетсявовсестороныитемусильнеепорываетсянапутинезаконные,гденедовольноустроенызаконные...”

Филарет предлагал поэтому ряд положительных мероприятий.Издавать постепенно толкования на библейские книги, начиная спророческих Ветхого Завета и следуя при том тексту Семидесяти, нопринимая в учет и “истину еврейскую,” опираясь на самотолкованиеВетхого Завета в Новом и на изъяснения святых отец. Филаретпроектировал не ученые комментарии, обремененные “тяжелоюученостью,”ноназидательныеобъяснения,направленные“кутверждениюверыикназиданиюжизни...”

Затем,ФиларетпредлагалсделатьновоеизданиеСлавянскойБиблии,отбросив все ненужные прибавочные статьи и отчет о правке текста,включенныевЕлизаветинскуюБиблию,носнабдившитекствпотребныхместах пояснительными примечаниями, облегчающими пониманиетемных слов или выражений, легко поддающихся ложному толкованию.Всеговажнеевнестипоглавамкраткоеобозрениесодержания...

С предложениями Филарета Московского вполне соглашался имитрополит Киевский. О русском переводе в этой записке помянуто небыло...

НоитакоеумеренноепредложениепоказалосьПратасовуиСерафимусовершенно опасным. “В православной церкви сохранение ираспространение спасительных истин веры обеспечивается сословиемпастырей,которым,ссейименноцелию,ипреподаетсядаручительстваикоторые нарочито к тому приготовляются в духовных заведениях. Еслиявившийся перевод есть плод одной любознательности, надобно дать ейдругоенаправление,болеесоответствующеепользамЦеркви...”

Так “любознательность” верующих к Слову Божию объявляетсяизлишнейинеотвечающей“пользамЦеркви...”

Ноиэтогобыломало.Отклоняетсяиизданиетолкований.Толкованияотцов, правда, принимаются и допускаютя, но сличение отдельныхотеческихтолкованиймеждусобойобъявляетсяделомопасным,–“можетослабить благоговение, питаемое православными к святым отцам, ипредметыверысделатьпредметамиодногохолодногоисследования...”

Примечания к Библии только подадут повод к спорам иразномыслиям,–“зарониввумымысль,чтокакбудтоСловоБожиеимеетнуждувчеловеческомоправданииичтонародможетбытьсудиейвделахверы...”

Расследование по делу Павского производило скорее беспокоящеевпечатление,т.к.Павскийбыл,действительно,слишкомсвободенвсвоихбогословскихвоззрениях,анадопросахпредпочиталвовсемзапираться.Вотношении Павского дело кончилось его увольнением на покой,пастырским внушением и его отречением. Гораздо важнее быловозбуждение следствия о распространении налитографированногоперевода по местам, – перевод отбирали, владельцев перевода строгодопрашивали. Очень немногие имели смелость открыто отказатьсявозвратитьсвойэкземпляр,–вчислеоченьнемногихнужноназватьпрот.М. И. Богословского, преподававшего в Училище Правоведения,впоследствии издавшего в двух томиках Священную Историю, – вофициальном отзыве он объяснил, что это его собственность и что он

“обязанчитатьсловоБожие...”Кое-кто удержал свои экземпляры, объявив, что они затеряны или

дажеуничтоженынамеренно...Общийрезультатэтогорасследованиябылтот,чтопреподавательский

персоналвдуховныхшколах,всеминарияхидажевакадемиях,сновабылзапуганиещебольшепрежнегорасположенкмолчанию.НесколькопозжеЖуковский писал своему духовнику, веймарскому протоиерею Базарову:“В Германии от самотолкования произошло безверие, у нас отнетолкованияпроисходитмертваявера,почтитожечтобезверие.Иедвалимертваяверанехужесамогобезверия.Безвериеестьбешеный,живойвраг;ондерется,ноегоможноодолетьипобедитьубеждением.Мертваявераестьтруп.Чтоможносделатьизтрупа!...”

СразужепоокончаниирасследованияподелуПавскогообаФиларетаоставили Петербург и Синод с тем, чтобы уже туда больше никогда невозвращаться, хотя звание членов Синода они удержали. ОдновременнооставилслужбувСинодеиА.Н.Муравьев...

Состав Синода в ближайшие годы подбирался преимущественно изревнителей “обратного хода.” В вещах Филарета Московского при ихотправкевМоскву,с“поврежденнымзамком,”сделанобыло,каксамонотом говорит “тайное изыскание, не заперты ли в сундуках ереси.” НаФиларета “жаждали клеветы” в Петербурге в эти годы. Он уезжал вМосквусбольшойтревогойопоследствияхдляЦеркви...

Филарет Гумилевский в своих письмах этого времени к ГорскомуоченьоткровенноияркоописываеттогдашнеенапряженноеположениевПетербурге.Толькочтоназначенный,изректоровМосковскойакадемии,ипосвященный во епископа Рижского, Филарет с конца 1841-го года втечениенесколькихмесяцевпринужденбылоставатьсявПетербурге,поканеоткроетсявозможностьехатьвРигу,–былздеськакразвовремявсехспоровподелуПавского.Онмогследитьзаделомсобеихсторон,–черезсвоегомитрополита,которогоискренночтиликкоторомубылвомногомблизок, и от “бритых раскольников,” как он остроумно называл чинов ичиновников обер-прокурорского надзора. Пратасов и Сербиновичрассчитывали и его использовать в своих целях, хотя, как он самиронизирует,“давновнеслиеговспискиупорныхлютеран...”

ОбщеевнечатлениеуФиларетабылосамоемрачное:“тесноевремя,–время,которое заставляет зоркосмотреть закаждымшагом.”Нетенилиэтобродятикружатсявокруг...!

И он прямо и откровенно говорит о гонениях. “Ныне выискиваютгрехинаши,чтобырадиихзабиратьделаправлениявсвоирукииЦерковь

сделатьареноючестолюбивыхподвигов...”Церковьвосаде,–такововпечатлениеФиларета.“Навидкажется,что

хлопочутоделахверы,оделеправославия;дажетолькоисловсчеловекомнезнакомым, чужим, что православие и вера; а все это на языке сердцаозначает: наше дело политика, все прочее дело стороннее... Как странножитьсредитакихлюдей.Боишьсяистрашишьсязасвоюдушу,неунеслибыиеебурипомышленийвпогибельнуюпропастьсуетыземной.Нынеизавтра,сейчасивследующийчасободномзаставляютдумать:тодуматьотом, как бы не запутали тебя в какую-либо интригу, то судить и дажеосуждатьинтриганов,ставящихверуисвятынюнакакую-нибудьленту,ачастоинаулыбкузнативысшей...”

В конце 1842-го года в своей Всеподданнейшей записке от 14-гоноябряПратасовкакбыподводититогитолькочтовыиграннойборьбыинамечаетпрограммудальнейшихдействий.СовершеннооткрытоПратасовобвиняет всю духовную школу в неправомыслии и ереси, именно впротестантизме.Если до сихпор от этогошкольногопротестантизманеприключилось непоправимого несчастья, то это только потому, чтовоспитанники духовных школ, становясь служителями алтаря, в самихприхожанах своих, в обрядах и в правилах Церкви, в самой жизницерковнойвстречаютсовсемдругиеначалаипонятия,вовсеотличныеоттех,вкоторыхонибыливоспитываемывшколах,иподвлияниемжизниоставляютэтидурныеидеишколы...

ИсториюрусскойшкольнойересиавторзапискивозводиткФеофануПрокоповичу.Сособеннойподробностьюостанавливаетсяоннасобытияхнедавнего прошлого, когда действовали библейские общества, и кромеБиблии распространяли еще и книги теософические и мистические.Теперь,однако,принятырешительныемерыпротивинославногозасилия,“чтобы вертограды духовных знаний постоянно озарялись благодатнымсветом апостольского и соборного учения, предохранившегоправославный восток и с ним отечество наше от всех гибельныхзаблужденийзапада...”

В этой критике много верного. Неверен только вывод, – преодолетьзападныесоблазнынельзябылооднимитолькозапретительнымимерами...

Всего вернее, “записка” составлена была для Пратасова сноваАфанасием. Во всяком случае, Афанасий думал именно так. “Будучиректором Санкт-Петербургской академии,” говорил о нем ФиларетМосковский, “преосвященный Афанасий утверждал, что все русскиебогословыдонегобылинеправославны...”

В замысел Пратасова входило спешное издание новой богословской

“системы,” которую можно было бы немедленно ввести в обязательноеобращение, как “классическую” книгу в духовных школах, по меньшеймере. Одно время от самого Филарета Московского “требовали дажеименем Государя” взяться за составление учебной книги. Он за это невзялся,послабостиздоровья...

Пратасов предложил затем взять на себя составление учебникаФиларетуГумилевскому,которыйнашелэтопредложение“льстивымдлясамолюбия, но не льстивым для благоразумения, внимательного кположению дел,” и уклонился. Свой курс догматического богословияФиларет вполне обработал и издал уже много позже, только в 1864-мгоду...

Более сговорчивым оказался Макарий Булгаков (1816–1882), тогдамолодой иеромонах и бакалавр Киевской академии, вызванный в 1842-мгодувПетербургдляпреподаваниябогословскихнауквакадемии,взаменректораАфанасия,которыйотпреподаванияуклонялся,сосредоточиввсевнимание на преподавании других. БогословиемМакарий до тех пор незанимался,чувствовалвлечениеиинтересскореекисторическимтемам.Курсовое сочинение писал он по истории Киевской академии, для негодолжен был он познакомиться со старыми Киевскими рукописнымикурсами и конспектами по богословию, еще времен романистических.Отсюда именно, всего вернее, и его личные симпатии скорее к римско-католическим пособиям и системам. В академии догматику Макарийслушал у Димитрия Муретова (1811–1883), впоследствии (двукратно)архиепископа Херсоно-Таврического. Но никак не у Димитрия могнаучитьсяинаучилсяонсхоластическимприемам...

О богословских чтениях Димитрия мы можем судить только понемногим отрывкам, им писанным, да еще по студенческимвоспоминаниям. Привлекал к себе Димитрий, прежде всего, подлиннойкротостью и смирением сердца, – и привлекал неотразимо. Но эта“сердечность” никогда не превращалась ни в риторику, ни в слащавуюсентиментальность,–сердеченДимитрийбылвдуховном,невдушевномэлементе. В лекциях своих и богословскую проблематику стремился онсвести к ее духовным истокам, к духовному опыту. И всегда у негочувствуется вся вопросительность испытующей мысли. МировоззрениеДимитрия приходится восстанавливать теперь по его проповедям.Проповедоватьоноченьлюбил,и,всегоболее,именнонадогматическиетемы.Говорилоноченьпросто,новпростых,почтинаивных,словахумелвыразить всю точность религиозных созерцаний, вскрыть внутреннююперспективу даже в обыденных мелочах (срв., напр., его проповедь о

времениивечности,наНовыйГод).ДимитрийнапоминаетвсегобольшеименноФиларетаМосковского,–исвоейдогматическойпытливостью,исилой и последовательностью рассуждающей мысли, и своим даромпластических определений.И, кроме того, вДимитрии было очарованиепростотыиблаголепиекротости.ХомяковоченьвысокоценилДимитрия,которого лично знал, когда тот был Тульским архиереем. В известномсмысле, и Димитрия следует причислить еще к Александровскомутечениюврусскойцерковнойжизни,–онвоспиталсянатехжекнигахипод теми же впечатлениями. С Иннокентием его связывает общностьфилософских вкусов и даже пристрастий. В богословии Димитрий былименно философ, прежде всего. Он исходил из данных Откровения, изсвидетельстваСловаБожия,изатемсразужепереходилкспекулятивномураскрытию смысла и силы догмата. Он не был историком, хотя ипридерживался исторического метода в изложении догматики. Изападником никогда он не был, – от этого его предохранила творческаясамодеятельностьума,мистическийреализмсозерцаний...

Прямого влияния на Макария Димитрий не оказал. ФилософскоераскрытиедогматаМакарияпростонеинтересовало...

СамМакарийрассказывал,чтосразужепоприездевПетербургбылонподвергнутАфанасиемстрожайшемуиспытаниювзнаниибогословия,“особенно касаясь пунктов православия.” Он должен был приступить кчтениюлекцийбезвсякойподготовки,черездвенеделипослеприезда.Имало того, он должен был свои лекции писать, сразу же для издания,“чтобыотдаватьвлитографию.”ЧиталМакарий,очевидно,попрограммеАфанасия.Временно,покаподходящейклассическойкнигиещенебыло,предложенобылопользоватьсяподборомвыписокиз творений святителяДимитрия Ростовского, расположенных “по предметам” (они былинапечатаны в “Христианском Чтении” 1842-го года, – “Святого отцанашего Димитрия Ростовского, святителя и чудотворца, догматическоеучение, выбранное из его сочинений”). На первом месте поставлен былотдел:“ОсвятойвереиЦерквивообще.”Афанасийэтимивыпискамибылвполне доволен. Как передает митр. Филарет о нем, Афанасий находил,“что не должно богословие учить систематически, а довольно читатьСвященноеПисаниеиСвятыхОтцов...”

В 1844-м году вновь составленные петербургские “конспекты” подогматикебылиПратасовымпосланынапросмотризаключениеФиларетав Москву. К новому расположению отделов Филарет отнесся вполнеотрицательно,–оннастаивал,чтолучшийисамыйнадежныйпорядокданилиуказанвсимволе...

“Вселенский символ есть не иное что, как сокращенная системадогматического богословия,” – и Филарет подчеркивает: “системавселенскихотцов,”анезападнойшколысеепоздниммудрованием.“Сияестьсистемаапостольскогопредания...”

Ведьпорядоксимволасохраненив“ПравославномИсповедании...”УчениеоЦерквиХристовойврядлиможетбытьизложеносполной

убедительностьюпрежде,чемраскрытоучениеоХристеБоге.Надежнолии осторожно ли выдвигать так настойчиво “разум русской православнойЦеркви,”–непридетсялитогдадопуститьизвестныеправаиза“разумомримско-католической церкви.” Филарет отметил и отдельные случаилатинизирующих нововведений в присланных к нему конспектах(различение “формы” и “материи” в таинствах, например, и другиеподобные)...

В 1848-м году вышло “Догматическое богословие” АнтонияАмфитеатрова (1815–1879), тогда архимандрита и ректора Киевскойакадемии, а впоследствии архиепископа Казанского. Это была книга встаром стиле. Антоний избегал философии и рассуждений, хотел быизбежатьвсякого“свободногослова.”Онпредпочиталдержатьсясловужесказанных,вПисанииивпрямыхопределенияхЦеркви.ЗдесьчувствуетсяипрямоевлияниеФиларетаКиевского,“подруководством”и,кажется,пожеланию которого эта “догматика” была составлена (Антоний был егоплемянником)...

Ученым Антоний не был вовсе. И назначение в ректора академии,после Димитрия и Иннокентия, человека такого склада, как Антоний,былознаменательно...

Но не был Антоний и схоластиком. Это был скорее проповедник инравоучитель,нежелишкольныйученый.Вслушателяхсвоихонстаралсяпробудитьиукрепитьверующуюмысльисердце,призывалихкдуховнойсозерцательности и к нравственному самоуглублению. Когда вышладогматика Макария, Ангоний ее не одобрил, – “составлена как бы пообразцулютеранскому!...”

ЗасвойучебникАнтонийбылвозведенвстепеньдоктора...Пратасовписалемусувлечением. “Выоказалинамвеликуюуслугу.

Вы сняли с нас позор, что доселе не было в России своей системыбогословской...”

Макарий, между тем, продолжал в Петербурге читать лекции ииздавать их по главам в “Христианском Чтении.” В 1847-м году вышлоотдельнойкнигойего“Введение,”вследующиегодыонвыпустилисаму“систему,” в пяти томах (1849–1853). Впоследствии эта “большая

догматика”Макарияпереиздаваласьнераз,вскорежепереведенабылапо-французски,идосихпоростаетсявупотреблении...

Впечатлениеотэтойкнигидвоится,идвоилосьссамогоначала...ЗначительностьМакариевскойдогматикивневсякогоспора,особенно

в исторической перспективе. Богатство материала, здесь собранного исопоставленного, почти исчерпывающее. Конечно, в собирании этогоматериалаМакарийнебылвполнесамостоятельным,ноинедолженбылбыть непременно самостоятелен. У западных авторов, и, в частности, устаринныхлатинскихэрудитов,онмогнайтивсе,чтоемубылонужно,–симфонию библейских текстов, свод отеческих цитаций. И не былонадобностивсеэторазыскиватьзаново...

Важно было уже и то, что впервые такой богатый и строгообоснованный материал был впервые изложен по-русски, вобщедоступномвиде...

ИсэтойсторонывполнеоправданипонятенвосторженныйотзывоМакариевской догматике, данный сразу же после ее выхода в светИннокентием Херсонским, для Академии Наук: богословие этой книгой“введеновкругрусскойлитературы.”Непонятноодновэтомотзыве,–какмог Иннокентий назвать книгу Макария “трудом самостоятельным иоригинальным.” Просто потому, что Макарию не было в чем проявитьсамостоятельность или оригинальность. Ибо он сознательно и не идетдальшепростогосопоставлениятекстов.Онсловноинеподозревает,чтоэти тексты и свидетельства нужно возвести к живому догматическомусозерцанию,копытудуховнойжизни.ВэтомотношенииМакарийсовсемне был похож даже на Афанасия. Афанасий знал, что есть вопросыбогословскойпытливости,живочувствовалвсюреальностьэтихвопросов,и только боялся спрашивать, за себя и за других. Отсюда трагизм инеудачливость Афанасия в жизни. Но ничего трагического не было вМакарии.Кбогословскойпроблематикеоноставалсявполнеравнодушен,просто не восприимчив. В своих личных вкусах Макарий был скорее“светским” человеком, к вопросам “духовной жизни” он был именноравнодушен.ВсороковыеипятидесятыегодыонукрепляетПратасовскийрежим, в семидесятых оказывается руководителем либеральных реформ(срв.известныйпроектпреобразованияцерковногосудавкомиссии1874г.). Есть что-то бюрократическое в его манере писать и излагать. В егодогматике недостает именно “церковности.” Он имеет дело с текстами,даже не со свидетельствами, не с истинами. Потому так безжизненно инеубедительно его изложение, внутренне не убедительно. Это – одниответы без вопросов, – потому они и не отвечают, что ни о чем не

спрашивается. Если угодно, и в этом есть свое преимущество. НиканорХерсонский,ученикМакария,всвоемпоминальномсловеоченьудачнообэтом говорил.ДажеуИоаннаДамаскина,идажеуПетраМогилы, былисобственныевзглядыичастныесоображения.УФиларетаиуИннокентияслишком много гениальности, неповторимого полета. Совсем не так уМакария, – путь его прямой, ясный, “осмотрительно трудовой.” Иначесказать, – у Макария нет собственных взглядов, – он более другихобъективен,потомучтоунегонетвзглядоввовсе.Этобылаобъективностьотравнодушия...

Вот это внутреннее равнодушиеили бездушность в книгахМакариямногихраздражалаприсамомихпоявлении...

Хомяковнаходил“Введение”Макария“восхитительноглупым,”итакже отзывался о нем Филарет Гумилевский: “вздорная путаница,” “нилогическогопорядка,нисилывдоказательствахнет...”

О богословских книгахМакария можно повторить то, что Гиляров-Платонов71 писал о его “Истории:” “ремесленное изделие с наружнымаппаратомучености...”

Гиляров подчеркивал: История Макария имеет всю “видимостьисторическойкниги,нонеестьистория,нотолькокнига...”

Подобным образом, и “догматика” Макария имеет всю видимостьбогословскойкниги,нонеестьбогословие,атолькокнига...“Неистория,идаженекнига,апростоизделие”(словаГилярова)...

МакарийучилсявКиеве, когдав академиивсе ещетак силениживбыл богословский и философский пафос, – для него это прошлобесследно. Но не чувствуется в нем и “Печерского благочестия,” стольявноговФиларетеКиевском,вАнтонииАмфитеатрове...

Именно поэтому Макарий всего больше и подошел к стилюПратасовской эпохи. Он был богослов-бюрократ. Его “догматика” естьтипический продукт Николаевской эпохи. Кроме “большой” догматикиМакарий составил и “малую,” для употребления в училищах.Эта книга,как сам он рассказывал впоследствии, “десять лет провалялась упокойного мудреца Московского,” т. е. у митр. Филарета. Только послесмерти Филарета это руководство смогло быть напечатано и введено вучилища,как“классическая”книга.ФиларетмолчаливоосудилМакария...

Сверстник Макария, бывший после него ректором Петербургскойакадемии, Иоанн Соколов, отзывался о книгах Макария еще резче.“Ученыекнигиавтора,окоторомтеперьречь,сихтысячнымицитатами,как нельзя больше способствует в настоящее (столь важное) времяконечному притуплению и косности наших духовных голов в наших

училищах, именно способствуют отсутствием в своем составе всякойсветлой мысли, всякого сколько-нибудь свежего взгляда, всякойдоказательности,всякойвнутреннейсилы...”

ДогматикаМакария была устарелой уже при самом ее появлении всвет, она отставала и от потребностей, и от возможностей русскогобогословского сознания. Не могла она удовлетворить и ревнителейдуховнойжизни,воспитанныхваскетическихпонятияхилитрадициях.С“Добротолюбием”Макариевскоебогословиедиссонируетнеменьше,чемсфилософией...

УжепрямойученикипомощникМакариявПетербургскойакадемии,Никанор Бровкович (впоследствии архиепископХерсонский, 1824–1890),не мог читать в том же стиле, за что и был слишком скоро удален отакадемической службы, ректором семинарии в Ригу. Макарийприсоветовал ему записки и конспекты его лекций поскорее сжечь.ОпаснымпоказалосьуНиканоракакто,чтоонувлекалсяфилософиейислишком подробно излагал отдел о “доказательствах бытия Божия” (вчастности, в связи с воззрениямиКанта), так и то, что он позволял себесовершенно открыто и с большой подробностью излагать новейшие“отрицательные” теории, хотя и в целях обличения и опровержения.Никанор слишком смело, казалось, касался в своих чтениях самых“щекотливых вопросов,” разбирал Штрауса, и Бруно Бауэра,72 иФейербаха.МакарийжеиосамомКантетолькослыхивал(такутверждаетНиканор).ТакойхарактерпреподаванияуНиканораоченьсимптоматичен.ПосвоемускладуНиканорближекАфанасию,чемкМакарию.Этобылхарактер жесткий и болезненный, мучительный для самого себя и длядругих.Он весь в противоречиях, типический представитель переходнойэпохи. В замыслах своих Никанор всегда был охранителем. ФиларетаМосковскогооннелюбилибоялся.ВПетербургебылопринятовтегоды“пугать Филаретом.” Благодетелем богословского просвещения и наукиНиканор считал, напротив, графа Пратасова. Оказывается, что он дал“благотворный толчок к разработке богословской науки” в нашихакадемиях,иохранял ее здесьотпридирчивойцензуры.Однако, в своихбогословских воззрениях Никанор очень часто близок именно кФиларету...

Никанорбылчеловекфилософскогосклада.Многолетработалоннадсвоей трехтомной философской системой (Положительная философия исверхъестественное откровение, Спб., 3 тома). Этот опыт не удался ему,это только какой-то эклектический свод в духе самого расплывчатого“платонизма.” Но чувствуется подлинная пытливость мысли.

Апологетикой (и спором против позитивистов73) Никанор занимался неслучайно, он для самого себя нуждался в некоем спекулятивно-критическом “оправдании веры.” Никанору пришлось перейти черезтяжелый искус сомнений, через мрак поколебленной веры, – по суду“науки” многое оказывалось не таким, каким выглядело с точки зренияригористическогоправославия.Передлицомтакихвопросовисоблазновбезжизненная книжность Макариевской догматики оказываласьненужной,немощной.ПривидимомсходствевформальномметоделегкозаметитьглубокоеразличиемеждуНиканоромиМакарием.ИзвсехкнигНиканора самая схоластическая – “Разбор римского учения о видимомглавенствевЦеркви”(спервастатьив“ХристианскомЧтении”1852и1853гг., отдельно в 1856 и 1858). Это есть анализ текстов: Новозаветных,отеческих и из историков, за первые три века. Изложение разбито наотделы, подотделы, параграфы, пункты. И, однако, все время виден ичувствуетсясамисследователь,приводящийивзвешивающийаргументыиссылки, -и мысль читателя вовлекается в сам процесс доказательства,вполне живой. Никогда у Никанора изложение не ссыхается в простойперечень, в мертвенную “цепь.” Это, конечно, прежде всего – вопросученоготемперамента…

Ум уНиканора был резкий и решительный. Он был очень смел и всвоих богословских мнениях, даже и в проповедях. В этом отношенииособенноинтересенрядпроповедейоЗаветеБожием (конца70-х годов).ЗдесьНиканороченьнапоминаетФиларета...

Первобытный Завет заключен от века в недрах ТриипостасногоБожества, и уже он был не без крови (срв. Евр. гл. 9 и 10).От века ужепролита кровь Завета вечного, испита чаша беспредельного гнева, и самкрестный возглас прозвучал уже в вечности. И все совершилось: “длявечного Бога тогда же в вечности осуществлено.” Здесь, на земле и всобытиях, только отражения. “Там на небе в вечности совершиласьсущность творческого, искупительного, спасительного Завета.” ИПречистая Дева еще прежде век введена в пренебесный храм Божий.“Прежде века Она стала посредницей между миром, человем,воплощеннымСыномБожиемиБожеством...”

Наряду с Никанором нужно назвать Иоанна Соколова (1818–1860,умер епископом Смоленским). Это был человек крутого нрава и остроймысли, “замечательно образованный, но свирепый человек.” В эпоху“великих реформ” он с неожиданной смелостью и откровенностьюзаговорил о христианском суде и обновлении жизни, о житейской иобщественнойнеправде.В1858-мгодуэтоонподсказалШаповутемудля

актовой речи: “Голос древней русской церкви об улучшении бытанесвободныхлюдей...”

“Толькобынеоставатьсявравнодушномбезмолвиисредивопиющихпотребностейжизнинародной,толькобынасслышали...”

Иоанн был прежде всего канонистом. “Опыт курса церковногозаконоведения”иосталсясамымкрупнымизегоученыхтрудов(дватома,1851).Товерно,чтоэтоне“система”права,нотолькоисточниковедение.“Систему” Иоанн просто не успел построить. Говорили, что рукописьсистематическихтомовбылаостановленавцензуре...

Этимнеумаляетсяважностьегокниги.Впервыйразпо-русскибылипредложены древние и основоположные каноны церковные, собстоятельным и интересным комментарием, более историческим, чемдоктринальным.НаканоническиетемыИоаннпродолжалписатьипозже,продолжаясвой“опыт”вотдельныхстатьях.Изнихособенноговниманиязаслуживает известный его трактат “О монашестве епископов” (в“Православном Собеседнике” за 1863-ий год), составленный попоручению обер-прокурора Ахматова, в связи с толками о возможностибелого епископата (хотя и безбрачного, но без монашеских обетов). Этонаиболее личноеиз егопроизведений, очень яркоеи властное, хотяинеочень убедительное. Филарет Московский находил это исследованиеИоанна неосновательным и натянутым. Иоанн слишком расширяет иобобщаеттезис,подлежащийдоказательству,–онговорито“монашестве”почтичтовпереносном,неформальномсмысле.Всякоеотречениеотмираесть для него уже монашество. Обязательность такого монашествапоказатьнетрудно,ноинетолькодляепископов,чегоИоанннезамечает.Темяснеестановитсяегособственнаямысль:“Нужно,чтобынетольковофициальном, т. сказать, учении, но и в личноммышлении епископ былвыше мира,” – требуется не только плотское и душевное отречение отмира,ноиотречениедуховноеилиумственное,–свободадуха,свободавмыслях,духовноедевство...

В преподавании богословия Иоанн был очень смелым мыслителем.Экзаменовать Иоанн имел обыкновение поМакарию, и с этой книгой врукахприходилваудиторию.НоегособственныелекциисовсемнебылипохожинаМакариевское изложение.Это были скорее свободные беседысослушателями,рассчитанныененасообщениеимвсехнужныхсведенийили знаний, и не на запоминание, но только на то, чтобы пробудить ихмысль и вовлечь ее в исследование и созерцание самого изучаемогопредмета. Как профессор, Иоанн был почти что импрессионистом, невсегдабывалдовольносдержаниточенвсвоихвыражениях,былслишком

беспощадно остроумен. “Мистицизма” он не любил, резко отзывался овнешнейобрядности,важнойскоpеeдлянедоученныхинедоразвитых.УмуИоаннабылслишкомсиленивластен.КакудачноопределяетегоманеруодинизегослушателейпоКазани,Иоаннизлагалнасвоихлекцияхто,что“можетестественныйразумсказатьсамотсебяопредметах,познаниеокоторыхсообщаетсянамОткровением.”Этобываливсегдаскореелекциипо христианской философии, чем собственно по догматике. Иоаннстарался разумом придти к Откровению, а не начинал с него. Тольконемногие из его лекций изданы уже после его смерти, отчасти попросмотренной им беловой записи студентов. Они обращают на себявнимание свежестью и свободой мысли, изложены с замечательнойясностью и простотой. Его даже упрекали, что он слишком увлекаетсяновизной и изяществом построений и не довольно сердечен. ВфилософскомнаправленииИоаннаможно,кажется,угадыватьвлияниеегороднойакадемии,–ИоаннбылизМосковскойакадемии...

В Московской академии за это время самым значительнымпреподавателем догматики был Филарет Гумилевский (1805–1866,скончался в сане архиепископа Черниговского). Эта был человекисключительных дарований, с беспокойной мыслью и тревожнымсердцем. В своих догматических лекциях Филарет сочетал очень умелофилософский анализ и историческую демонстрацию. Он не стремитсявнешним авторитетом пленить разум в покорное послушание вере, ностарается привести его к доступной мере очевидности внутренней, –“показывать разуму, как та или другая тайна откровения, хотя не можетбыть выведена из начал разума, не противоречит умозрительным ипрактическимпотребностямразума,напротив,–помогаеттойилидругойнужде самого разума, врачует ту или другую немощь его, причиненнуюгрехом.” Для Филарета очень характерно это всегдашнее стремлениепоказать догмат, как истину разума. Вместе с тем, догмат показуется вистории...

Как преподаватель, Филарет производил сильное впечатление наслушателей, – этим органическим сочетанием умной пытливости исердечнойверы,преждевсего.Живойличныйопытвсегдачувствуетсязаегобогословскойдемонстрацией.“Вкуситеивидите,–вотспособзнанияхристианскойрелигии,”–этозначит:таинстваимолитва.КбогословиюуФиларета было не только призвание, но подлинное влечение. Это оченьоживляло его лекции. Как говорит о нем историкМосковской академии“он выступил на поприще учения с новыми приемами, – с критикойисточников, с филологическими соображениями, с историей догматов, с

резкими опровержениями мнений, порожденных рационализмом впротестантском западе, что было занимательной новостью для егослушателей…”

В Академии это было началом новой эры. Филарет был сразу ибиблеистом и патрологом (много останавливался в своих лекциях наразборе мессианских текстов, с еврейского). К сожалению, преподаватьФиларету удалось недолго, в молодые еще годы он был отозван дляепископскогослужения,ноипозжеонпродолжалписатьииздаватьоченьмного.ПоинициативеименноФиларетаГумилевскогобылопредпринятопри Московской академии издание творений святых отцов в русскомпереводе;наэтомсосредоточенобылопреимущественноевниманиевсейакадемической корпорации, и сам печатный орган академии был названтолько“прибавлениямикизданию...”

На первоеместо были поставленыименно великие отцы IV-го века,Афанасий и каппадокийцы, еще Ефрем Сирин. Филарет составил иучебникпопатристике,изданонбылтолькопозже:Историческоеучениеоб отцахЦеркви, (1859).Для самогоФиларета отеческие творения быливсегда живым свидетельством Церкви, но он предостерегал отнеобдуманного отожествления “исторического учения об отцах” сучением о предании. Тогда пришлось бы либо все отеческие мненияприниматьвдостоинствеобщецерковногоучения,чтоневозможноввидуразногласий,либоискажатьреальныйобликотцов,отбрасываявсетовихжизни и учении, где они являлись “обыкновенными” людьми. Этопоследнеепрактическиприводилобыкполномупроизволу.“ОтцыЦерквидержались предания, где было нужно, точно так же как благоговейноописывалидеянияЦерквиичастныхлиц.НоонижеразмышлялиословеБожием, о предметах веры, о правилах жизни, они спорили иораторствовали, философствовали, и были филологами, и при том дажеошибались...”

Такое понимание задач патрологии не соответствовало тем целям,ради которых Пратасов вводил в семинариях и академиях “историко-богословское учение об отцах Церкви.” Филарет не случайно опускает“богословское” в заголовке своей книги, – “историческое” должно бытьдано в нетронутой полноте, а там можно будет сделать богословскийвывод,иизученияотцовизвлечьпредание,внемсвидетельствованное...

Потому его книгу и остановили в Синоде. К тому же ФиларетслишкомрезкоотозвалсяоПетреМогилеиего“Исповедании...”

Расчет графа Пратасова повернуть или изменить направлениерусского богословского развития и работы не оправдался. Русская

богословская традиция к этому времени была уже настолько жива исильна, что надуманный и партийный план обер-прокурора разбился обэто внутреннее сопротивление. С совершенной очевидностью этооткрывается при сличении программ и исполнения. Макариевскаядогматикабыла,доизвестнойстепени,именнопрограммой,официальнойили официозной. Но встречена она была весьма недружелюбно, – дажетогда,когдаеебраливруководство,радисобранноговнейбогатогосырогоматериала,редкоктопринималстемвместеисобственныйметодавтора.“Макариевскийметод” восторжествовал толькомного позже, уже в 80-хгодах, при Победоносцеве, когда был открыто провозглашен принципинерции в исторической жизни, “который близорукие мыслители новойшколыбезразлично смешивают сневежествоми глупостью.”Впрочем,итогдаэто“торжество”оставалосьтольковидимым...

Пратасов мог добиться удаления Филарета Московского из Саект-Петербурга и его фактического отстранения от Синодских дел. Но какхарактерно,чтотемнеменееонбылпринужденповсемсущественнымиважнымвопросамспрашиватьотзывимнениеФиларета,ипосылатьемуна просмотр большинство своих проектов и предположений. ИФиларетсохранил достаточно влияния, чтобы своим несогласием останавливатьслишком ретивые начинания обер-прокурора. В Санкт-ПетербургскойакадемииПратасовуудалосьзавестисвоипорядки,водворитьновыйдух.ВМосковской оставалось все без перемен, без тех перемен на новое,которыми так увлекался Пратасов. Продолжалось преподаваниефилософии в прежнем направлении, изучение Писания и еврейскогоязыка. И в то время, когда по всей России производился розыск онезаконном налитографировании перевода Павского, Филарет далМосковской академической конференции официальное предложение:вменитьвсемпреподавателямвобязанностьпредставлятьхотябычастьихуроковвобработанномвидеилитографировать,илипечатать,этизапискидля внутреннего употребления, с одобрения конференции и с ведомаепархиального архиерея. Предложение это не имело практическихпоследствий. Но так показательно, что в то самое время, когда вновьоткрытое Духовно-учебное управление стремилось остановитьсамостоятельную работу преподавателей, вручив им в руководствообязательную “классическую” книгу, Филарет продолжал стоять напрежнейпозииииАлександровскихуставов,чтонужноболеепробуждатьмысль и самодеятельность учащихся, чем связывать их готовымиопределениямиифразами...

В 1815-м году Филарет снова поднял библейский вопрос и внес в

СвятейшийСинодсвоюизвестнуюзаписку“Одогмагическомдостоинствеи охранительном употреблении греческого седмидесяти толковников иславенскогопереводовСвященногоПисания”(напечатанаонабылатолькоуже в 1858-м году, в московских “Прибавлениях”). Записка составленаочень сжато и обдуманно, – предварительно она была просмотренаФиларетомКиевским,ГригориемПостниковымиГаврииломГородковым,тогдаархиепископомРязанским...

Филарет имел в виду предотвратить неправильное пользованиеразличнымибиблейскимитекстами.Оннастаивает,преждевсего,натом,что в Ветхом Завете обязательно соотносительное пользование обоимитекстами, и ни одного в отдельности не следует принимать за“самоподлинный” (т. е. аутентический), хотя начинать следует сСемидесяти. Оба текста подобает принимать “в догматическомдостоинстве.” Филарет предлагал выпустить новое издание СлавянскойБиблии,удобнейшеедлячастногоупотребления,суказаниемсодержанияпоглавамиобъяснительнымипримечаниями...

ВсвоейзапискеФиларетсказалменьше,чемемухотелось,длятого,чтобы достигнуть согласия со своими друзьями, особенно с ФиларетомКиевским,которыебылипротиврусскогоперевода,икеврейскомутекстуотносилисьсдержанно.УбедитьФиларетаКиевскоговрядлиможнобылорасчитывать. Лучше было твердо стать на приемлемом для всехминимуме...

Впоследствии, уже в 60-х годах, спор о библейских текстах сновавспыхнул с большой остротой. Это был запоздалый эпилог к спорамсороковыхгодов...

Ноименно “записка”Филарета былапринята в руководство, когда вновоецарствованиебылвозобновленпереводВетхогоЗавета...

Пратасовский плен для русского богословия не был очень долгим,хотя и оказался изнурительным.Единственная область, гдеПратасовмогторжествовать победу, это – отношения государства и Церкви. Новоеустройство центральных органов управления расширяло и упрочиваловлияниеипрямуювластьИмпериивделахижизниЦеркви...

12.ИтогиАлександровско-Николаевскихпреобразованийвдуховно-образовательнойсфере

Общую характеристику духовной школы Александровского иНиколаевского времен дать далеко не просто. Об этой “дореформенной”школе было сказано и рассказано слишком много дурного и мрачного.ИменнообэтойшколеписалиПомяловский,Ростиславов,Никитин.Исосвидетельством этих “обличителей” вполне совпадает и оценка такогобесспорного “охранителя,” как известный Аскоченский, В. И. СудилАскоченский тоже скорее со “светской” точки зрения. Его смущаланеотесанность “житейского бурсака,” и он брезгливо и злобно обзываетсеминаристов“серойскотиной.”Аскоченскийврядлимногимотличалсявмирозоззрении от Ростиславова. “Убитый характер, неразвитые понятия,опустелое сердце, склонность к грубым порокам, вот что получает внаследство юноша, попавшийся в эту инквизицию мысли и доброгонепритворногочувства.”ТаковбезотрадныйвыводАскоченского...

Инужнопризнать,вэтихобличенияхиосужденияхмногоправды.Втогдашнейшколебыломногосерьезныхизъянов.Иглавнымизнихбыла,действительно,грубостьнравов...

Следуетиотомпомнить,чтодуховныешколывэтовремяоставалисьв большойбедности, неустроенностии необеспеченностиматериальной.Дажеакадемическиепрофессоражиливкрайнейтеснотеискудости...

Процентуспевающихиногдападалпочтидополовины,ивклассныхжурналахвсеещеможнобыловстретитьудивительныеотметкионебытиивклассах“понахождениювбегах”или“понеимениюодежды.”Высокиетребования устава слишком часто оказывались вовсе неисполнимыми.Устав ведь требовал развивать в духовных воспитанниках не столькопамять, сколько разумение.Между тем, именно зубрение и становилосьобычнокакбынормальнымметодомучения.Ивпреподаваниипреобладалформализм,риторика,условность...

Однако, все эти бесспорные недостатки в последнем счете необессиливалитворческихпорывовтогдашнихпоколений...

И общее историко-культурное значение этих “дореформенных”духовных школ приходится признать положительным и оценивать еговысоко. Ведь именно эта духовно-школьная сеть оказалась подлиннымсоциальнымбазисомдлявсегоразвитияирасширениярусскойкультурыипросвещения в ХIХ-м веке. Светская школа окрепла очень не скоро, не

раньшесороковыхгодов,–КазанскаягимназияидажеУниверситет,какихописывал С. Т. Аксаков, были далеко позади тогдашних семинарий, неговоря уже о преобразованных Академиях. Именно “семинарист” втечениедесятилетийоставалсястроителемрусскогопросвещениявсамыхразных областях. История русской науки и учености вообще самымкровнымобразомсвязанаисдуховнойшколой,исдуховнымсословием.Достаточно пересмотреть списки русских профессоров и ученых, полюбой специальности, – здесь две основых социальных категории:“семинарист”и“иностранец”(всегочащенемецкогоилишведского,режепольского происхождения), и сравнительно редкие представитлелидворянстваичиновничества.Иврусской академическойилитературнойпсихологии до самого последнего времени можно было распознаватьявные отзвуки и следы этого духовно-школьного прошлого. Это былоисточником и силы, и слабости, – творческой любознательности, ибеспечногомаксимализма.Именноперваяполовинапрошлоговекабылавэтом отношении решающей эпохой. В это время росли и обучались тепоколения,которымпришлосьдействоватьвсерединевекаипозже,вэтитревожные десятилетия “эманципации” и “оскудения,” когда так быстросталарасширятьсясоциальнаябазарусскогопросвещения,когдапришелт.наз.“разночинец.”Иведь“разночинец”чащевсегоибылсеминарист...

Висториирусскогобогословия,какивисториирусскойфилософии,именноэтаперваяполовинавекабылавременемрешительным...

Первое,чтоположительнобросаетсявглаза,это–обилиеживыхсил.Рядсильныххарактеров,рядяркихлиц,иотзывчиваясредавокругвождей,ученикиипоследователивокругучителей,–такбываетобычновэпохисзначительнымитемами.В ту эпохубыла такая тема.В ту эпохурешалсявопрососамомбытиирусскогобогословия.Ионрешенбылтворческим“да...”Попунктаммыможемперечестьодержанныетогдапобеды...

Бесспорнымитогомэпохибиблейскихспоровистраховбылолучшееи более ответственное знаниеСвященногоПисания.Именно в это времябыло положено крепкое основание русской библейской науки ибиблейского богословия.И этоне было только деломпростой эрудиции,или уделом немногих только. Устав 1814-го года требовал от всехучащихся читать Писание, и сама задача духовной школы здесьопределялась, с характерной неточностью, так: “образованиеблагочестивых и просвещенных служителей Слова Божия” Для чтенияПисания отводились особые часы, и различалось чтение “поспешное” ичтение “медленное,” с объяснениями, причем предлагалось отмечать иразбирать “главнейшие места богословских истин” (т. наз. “sedes

doctrinae”). В основу богословия полагалось именно герменевтика, –theologia hermeneutica или богословие “изъяснительное.” И, кроме того,учащиеся должны были читать Библию “сами собою.” С этим былосвязаноиособоевниманиекязыкамБиблии,нетолькокгреческому,ноик еврейскому.Со времени “обратного хода,” правда, изучение еврейскогоязыка было взято под подозрение, – не есть ли этот язык отступившихтеперьиудееворудиеересиинеологизма?...

И СвященноеПисание стали читать меньше. Всего больше от этогопострадало элементарное преподавание Закона Божия, – и с детьмиопасались читать Евангелие. Тем не менее, библейская основа былаположенапрочно...

Живое чувство Божественного Откровения, – вот первыйположительныйитогпережитогопериода.Илииначе сказать–интуициясвященной истории... Не менее был важен и второй итог. В тогдашнейбогословскойтрадициисмыкаютсяорганическифилософскоеумозрениеисвидетельство Откровения. Другими словами – “богословие” и“философия.”Обэтомнижебудетсказаноподробно...

ИтретийитогбылдажеподкрепленПратасовской“реформой,”–этобылопробуждениеисторическогочувства,–одинизсамыххарактерныхиотличительных признаков всего русского развития в прошлом веке.Отчасти это был еще историзм XVIII-го века, – скорее археологическоелюбопытство к прошлому, сентиментальное переживание ушедшеговремени,чувстворазвалиниопустошения.Но,опять-таки,ужеустав1814-го года советовал делать особое ударение на “том, что называютфилософией истории.” Это был совет пробуждать динамическоевосприятие жизни. Новейшая философия немецкая была для этогобольшимподспорьем.С этим было связано пробуждение и религиозногоинтересакпрошлому.Иначесказать,–чувствоПредания...

Духовнаяшкола была, при всех своих пробелах и немощах,школойклассической и гуманитарной, и это была единственная связь,соединяющаярусскуюкультуруиученостьснаследиемСредневековьяиВозрождения. И в этой школе достигалось все-таки твердое знаниедревних языков, отчасти, и еврейского. Кстати заметить, в общей школесудьба греческого языка была довольно печальной. В 1826-м году егонаходилиизлишнейроскошью,новсе-такивпрограммеоставили.В1851-м году он был вовсе упразднен в гимназиях (кроме университетскихгородов,городовсгреческимнаселениемиДерптскогоучебногоокруга),–нужно было найти часы для естественных наук. Между министромНародного просвещения кн. Ширинским- Шихматовым и товарищем

министраНоровымпоэтомуповодувышлоразногласие,хотяобабыливобщемодногоитогожеклерикальногодуха.Номинистрбоялся,нестанетлимолодежьотклонятьсяотхристианскихначал,начитавшисьязыческихавторов. Напротив, А. С. Норов был уверен, что греческий язык“направляет умыюношей к высокому и изящному,” отвлекает от чтениявредныхисуетныхкниг,ктомужеэтоиестьосновнойязыкправославно-восточнойЦеркви.Вовсякомслучае,впрограммубыливведеныотцы,отКлимента Римского и до Златоуста. В 1871 году греческий былвосстановлен в гимназических программах при крайне преувеличенномчислечасов.Вобъяснительной запискеособоеударение сделанона том,что знание этого языка даст возможность Евангелие, и отцов, ибогослужебныеканонычитатьнаязыкеоригинальном,–“вследствиечегоисаманашаученаяшколастанетдорогадлянарода.”Вдействительностиже всего более преподавалась грамматика, и авторы читалисьнехристианские...

Остаетсяотметитьпоследнийитог.Врассмотренныйпериодначинаетбыстро развиваться богословское издательство. Возникают богословскиежурналы. Выходит немало и отдельных книг. Издаются не толькоучебники,инетолькосборникиназидательныхсловилиречей.Входитвобычай издавать и печатать лучшие курсовые работы, т. е. магистерскиедиссертации. Нужно помнить, что в тогдашней школе вообще, и вдуховных школах, в частности, особое внимание уделялось именнописьменнымупражнениям студентов, искусству сочинять.В академиях вособенности старались развить писательский дар и уменье. Приучали ипереводить: с древних языков, прежде всего, но и с новых также. Вдуховныхшколахрусскаямысльпроходила,такимобразомичерезшколуфилологическуюилитературную...

Это сделало возможным быстрое развитие учено-богословскойжурналистикивследующийпериод...

И,вобщем,к60-мгодамрусскийбогословбылужевполненатомжеисторическомуровне,чтоиегозападныесовременники...

Весьпутьбылпройдензапервыеполвека...

VI.Философскоепробуждение

1.Начало“великоголедохода”русскоймысли.

Гегель очень выразительно описывал процесс философскогопробуждения. В сомнении и муках выходит сознание из безразличногопокоя непосредственной жизни, из “субстанциального образасуществования,”подымаетсянаджитейской суетой, –имироказываетсядлянегомыслительнойзагадкойиливопросом.Естьсвоивременаисрокидля философских рождений. И не вообще наступает времяфилософствовать, но у определенного народа возникает определеннаяфилософия. Такому пробуждению всегда предшествует более или менеесложная историческая судьба, полный и долгий исторический опыт иискус, – теперь становится он предметом обдумывания и обсуждения.Начинается философская жизнь, как новый модус или новая ступеньнародногосуществования...

Такое философское рождение или пробуждение, это распадение“внутреннегостремления”со “внешнейдействительностью,”переживалорусскоесознаниенарубежедвадцатыхитридцатыхгодовпрошлоговека...

Этобылдушевныйсдвиг,преждевсего...Приходитновоепоколение,“людитридцатыхгодов,”–ивсеоностоит

под знаком какого-то беспокойства, какого-то крайнего возбуждения.“Паника усиливается в мысли,” говорит Ап. Григорьев,74 “и болезньнапряженности нравственной распространяется, как зараза.” Это новоепоколение чувствует себя в жизни как-то неуютно, точно не на месте.Лермонтов дал незабываемое изображение тогдашних душевныхсостояний, этой отравительной “рефлексии,” какого-то нравственно-волевого раздвоения личности, не то тоски, не то грусти. Это былядовитый сплав дерзости и отчаяния, безочарования и большойпытливости. И отсюда жадное стремление выйти из настоящего. Так отначала“критический”мотивприходитвфилософскоесамоопределение.Ив разное люди того беспокойного поколения находили выход из этогонеприютногонастоящего,–ктовпрошлое,ктовбудущее.Ктоготовбылотступатьназад,из “культуры”к “природе,” впервобытнуюцельность, впатриархальноеинепосредственноепрошлое,когда,казалось,жизньбылагероичнее и искреннее, (“святое прежде” у Жуковского) – пастораль и“экзотическая мечта” характерны для той эпохи и на Западе. Другиеуносились в предчувствиях небывалого будущего, вдохновенного ирадостного...

Утопизместьвернаясигнатура75эпохи...Важно, однако, что именно философский пафос становится

преобладающим в утопических грезах этих “замечательныхдесятилетий...”

Психологический анализ не исчерпывает вполне опыт тех лет. Инедостаточно объяснять это беспокойство из трудных и тягостныхсоциально-политических обстоятельств эпохи. Сдвиг проходил глубже.Еще менее удовлетворяет ссылка на подражание западной“романтической” моде. В русских исканиях и борениях слишком многочувствуется искренней, подлинной боли и страсти, чтобы можно быловидеть здесь подражание или позировку. Верно, что то была оченьвпечатлительная эпоха, и западные впечатления были у нас тогда оченьдейственными.Ноонивызывалиитворческийотклик.“Книгипереходилиипереходятунаснепосредственновжизнь,вплотьикровь...”

Мысль пробуждается. “Возникает некоторая необходимая для духаанархия,”остроумнозамечаетШпет76...

КаквернозаметилДостоевский,тобылаэпоха,“впервыесознательнонасебявзглянувшая...”

Повседневные загадки и вопросы текущей жизни стремительносгущаютсявфилософскиевопросы...

Философская рефлексия становится неодолимой страстью. “О этимукииболидуши,–каконибылиотравительносладки!О,этибессонныеночи, – ночи умственных беснований вплоть до рассвета и звоназаутрени!”(Ап.Григорьев)Экзальтацияисомнениестранносплавляютсявединыйотравительныйсостав...

Вэтигодыначинается“великийледоход”русскоймысли,какудачноегоназвалГершензон77...

“Было время, когда слово “философия” имело в себе что-томагическое,” именно об этом времени вспоминал впоследствии Ив.Киреевский. Уже в 1830-м году он открыто заявлял: “нам необходимафилософия,всеразвитиенашегоуматребуетее.”Ипредсказывал.“Нашафилософия должна развиваться из нашей жизни, создаться из текущихвопросов, из господствующих настроений нашего народного и частногобытия...”

Киреевскийбылвдвойнеправ,–вхарактеристике,ивпрогнозе...В тогдашнем поколении чувствуется именно некое неодолимое

влечение к философии, какая-то философская страсть и тяга, точномагическоепритяжениекфилософскимтемамивопросам.Впредыдущем

поколении таким культурно-психологическим магнитом была поэзия, –теперьонаужеперестаетимбыть.Начинается“прозаический”периодивлитерауре. Из поэтического фазиса русское культурно-творческоесознаниепереходит вфазисфилософский.Впрочем,Киреевский говорилдаже и так: “уже при первом рождении нашей литературы мы в самойпоэзииискалипреимущественнофилософии...”

И именно “из нашей жизни,” из господствующих вопросов иинтересов родной жизни, рождается в те годы русская философия.Рождается из историософического изумления, почти испуга, вболезненном процессе национально-исторического самонахождения ираздумья.Ирождаетсяименнорусскаяфилософия,нетолько–философияв России. Ибо рождается или пробуждается русское философскоесознание, – некто новый начинает философствовать. Рождается илистановитсянекийновый“субъектфилософии...”

Русскаямысльпробудиласьнаднемецкимидеализмом.Нонеследуетпреувеличивать значение этой “рецепции немецкого идеализма” втворческом сложении русской мысли. То было именно пробуждение,вспышка, увлечение, – дух захватило. Всего скорее можно говорить онекоем симпатическом заражении. “В начале ХIХ-го векаШеллинг былтемже,чемХристофорКолумбвХV-м,–оноткрылчеловекунеизвестнуючастьегомира,окоторойсуществоваликакие-тобаснословныепредания,–егодушу”(В.Одоевский,“Русскиеночи”)...

Философские системы отзываются в загоревшихся душах целымхором отголосков. Вчитайтесь в интимные документы тех поколений, вдневникиивпереписку,вчерновыететради,–истановитсяочевидно,чтоподлинная“паника”захватилаивзволноваладуши...

Вздрогнулаиотклониласьстрелканекоегодушевногосейсмографа...Люди тех поколений не построили своих и новых систем. Они

кажутсясостороныкакими-торастеряннымиэклектиками.Онислишкоммногоспорятиговорят,–говорятбольше,чемпишут.Оченьнемногоеизтогдашнего брожения окристаллизовалось в литературных формах. И,однако,совершилосьсамоеважное–мысльпробудилась...

Это была духовная прививка, оплодотворившая все русскоекультурное творчество, и надолго. Это было философское воспитаниедуха. Отсюда именно эта тончайшая пронизанность всей почти русскойлитературы и всего искусства вообще философской проблематикой ибеспокойством...

Тогданасталаэпохаромантизмаврусскойкультуре,иромантизманевлитературетолько,–ещеболееэтобыловремяромантизмавжизни.Речь

идет,конечно,ожизнипробудившегосяменьшинства...

2.Рождение“русскоголюбомудрия.”

Философиюизучаливрусско-латинскихшколахещесХVII-говека,спервапосхоластическимучебникам,позжепоВольфуиБаумейстеру.Всобранных тогда библиотеках находим немало философских книг, – уФеофанаПрокоповича,взнаменитойАрхангельскойбиблиотекекнязяДм.М. Голицына (у него же подбор рукописных переводов). Учителя иученикимногочитали,особенновКиеве,–иногдаиновыхфилософов...

Однако, в общем взятое, это школьное преподавание, еще невыражавшееникакойсобственнойфилософскойжизни,сравнительномалосказалось во внутреннем становлении русского духа. Важнее былилитературно-философские увлечения, вольтерьянство и масонство. ВЕкатерининское время переводили много, – кажется, скорее впрок, дляискомого читателя. И даже “творения велимудрого Платона,”переложенные на словено-российский язык в 80-х годах того века, длякакого-точитателяужепредназначались,еслииненашлиего...

Все это еще не выходит и не выводит, конечно, за пределы простойфилософскойлюбознательности, хотябыиоченьискренней.Ибоещенебыло собственной философской встревоженности, еще не былособственныхфилософскихвопросов...

И только в Александровское время, в преобразованных духовныхшколах, начинает чувствоваться в философском преподавании болееорганическоеиответственноеобращениеименноквопросам...

Официально, правда, преподавание по-прежнему продолжалось поБаумейстеру,78илиВинклеру,одновремяпоКарпе.“Ихимена,равнокакиглубокомысленныесочинения,знаменитыевнашихсеминариях,никогдавученомсветенебылизнамениты,”ироническизамечаетСперанский.Новсамой программе к этому был дан очень существенный корректив, подвидом преподавания истории философии. Устав 1814-го года предлагалужевсеминарияхвводитьучениковвразногласияславнейшихфилософов,чтобы дать им “понятие об истинном духе философии,”- “приучить ихсамих к философским исследованиям и ознакомить их с лучшимиметодамитакихизысканий.”ВдухеэтогоуставаФиларетМосковскийитребовал:“прииспытаниинаблюдать,чтобыиспытуемыеотвечалиизумаи знания, а не слепо из учебной книги или записок.” Преподавателямвнушалосьнедаватьученикамслишкомподробныхзаписок,отягощающихпамять и не оставляющих места для самостоятельного упражнения

рассуждающей способности. В письменных “задачках” или сочиненияхпреждевсегоитребовалось“рассуждать...”

Верно,чтоУставакадемическийподчинялфилософиюОткровению,–“все что не согласно с истинным разумом Священного Писания, естьсущая ложь и заблуждение, и без всякой пощады должно бытьотвергаемо.” Но этот постулат следует понимать в духе тогдашнего“теософизма” или “пиетизма.” Это было скорее требование внутренней“иллюминации” или просветления разума, чем ограничениесамодеятельности спекулятивной мысли. Преподавателю философиинапоминалосьвуставе:“Ондолженбытьвнутреннеуверен,чтонион,ниученикиегоникогданеузрятсветавысшейфилософии,единоистинной,если не будут его искать в учении христианском.” Это скорее поощрялоискать“высшуюфилософию”всамомОткровении(“философиюИисуса,”каквыражалсякиевскийпрофессорфилософииисоборныйпротоиерей,о.И. M. Скворцов). И рядом с Писанием в качестве учителя “истиннойфилософии” в “Уставе” был рекомендован Платон, с последователямисвоими,бывшимивдревнееивновоевремя..

В академическом преподавании с самого начала всего яснеечувствовалось веяние новейшей германской метафизики. Начало томубыло положено в Санкт-Петербургской академии, откуда вышли первыепреподавателифилософииивакадемияхМосковской(Носов,1814–1815,иКутневич, 1815–1824) и Киевской (Скворцов, 1819–1849). ВМосковскойакадемиидолгие годыпреподавалфилософиюо.ФеодорГолубинский.Всвоеммировоззрении Голубинский своеобразно соединял рационализм ипиетизм ХVIII-го века, “истинную экзальтацию сердца” с “яснымрационализмомума,”–ВольфаиЯкоби,крометого,ЗайлераиБаадера,–очень любил таких мистиков, как Поарет (его система, “дружная иговорящаясердцуивоображению”)иМ.Клодиус(этот“БернардХVIII-говека,” как его называли современники), но ни Беме, ни Сведенборгу несочувствовал. Из новейших больше других ему нравился, но вовсе неудовлетворял, Шеллинг. По истории философии Голубинский следовалскорее Виндишману иди даже Крейцеру, отчасти Дежерандо,79 и в егокурсе “с особенною тщательностию” были обработаны именно трактатыпо философии древних китайцев, индусов и Зороастра. ЧиталГолубинский без строгого плана, Надеждин вспоминает о его“вдохновенныхимпровизациях,”–другиедогадывались,чтооннеготовитлекций; иногда приносил с собой охапку немецких книг и в классепереводил вслух. “Первую лекцию он начинал чтением из книгСоломоновых,” вспоминает один из его слушателей. “Любимым

предметом умственной психологии для христианского мыслителя былоучение о бесплотных духах и о состоянии души человеческой поразрешении от тела. Он собирал древние предания, рассеянные упоследователейТалмудаиКаббалы,рассказыоясновидящих,о явленияхиз духовного мира, в сочиненияхМейера и Кернера. Книгу последнего:Die Seherin von Prevorst он всю перевел на русский язык”(граф М.В.Толстой)...

Кроме философии Голубинский преподавал еще немецкий язык илитературу,иоченьлюбилобъяснятьстудентамФауста.Вовсякомслучае,он“настраивалдуши”своихслушателей...

“Невозможно вообразить, какое одушевление, какая, можно сказать,страсть к философии господствовала тогда в уединенных стенахСергиевской лавры,” вспоминал впоследствии один из тогдашнихакадемическихстудентов.“КогдаяпоступилвстудентыАкадемиив1820-м году, там уже находились целые переводы (в рукописи) КантовойКритикичистогоразума,ЭстетикиБутервека,80Шеллинговойфилософиирелигии и т. под. переводы, которые жадно списывались юношами,собранными из разных концов неизмеримой России.” Переводамизанимался и сам Голубинский, и еще более его друг и академическийтоварищ, о. Петр Делицын, долголетний профессор математики вАкадемии. Еше в студенческие годы они организовали в Академииобщество“Ученыебеседы,”гдезанималисьипереводами.УжевэтигодыстудентывАкадемииинтересовалисьновейшиминемецкимисистемами,–“философствовали,спорили,помогалидругдругувпониманииКантоваучения,трудилисьнадпереводомтехническихсловегоязыкаиразбиралисистемыегоучеников.”ВмолодостиДелицынпереводилслатинскогоиснемецкого,–Энеидустихами,АналлыТацита,кое-чтоизГетеиШиллера;впоследствии он вполне сосредоточился на переводе греческих отцов,всегобольшепоработалоннадГригориемНисским...

Именно в эти годы учился в Московской академии Н.И. Надеждин(1804 – 1856) впоследствии профессор Московского университета,основательиредактор“Телескопа...”

В сходных чертах рассказывает и Ростиславов о Петербургскойакадемии,вовременаИннокентияБорисова,бывшегоздесьинспекторомв1824–1830годах.“ПустьобучавшиесявтовремявАкадемииприпомняттегорячие и оживленные споры о философских, богословских и прочихпредметах, которые тогда происходили у студентов и между собою вкомнатах, и с наставниками в классах. От запальчивости, от горячностиантагонистов истина тут не всегда всплывала наружу, но самая эта

запальчивость и горячность показывали, что она слишком интересоваласпоривших. Далее, сколько было студентов, которые, не зная немецкогоязыка,выучивалисьемувгод,полгодаидажеменьшийсрок,стемтолько,чтобы поскорее читать книги немецкие. Разве мало были тружеников,которые, так сказать, корпели над сочинениями Канта, Шеллинга,Гербарта, Шада, Круга, Вегшейдера, Брейтшнейдера, Розенмюллера,Деветте,Маргеннекеипроч.,ипроч....”

И подобное же философское возбуждение переживало в те годыстуденчество в Киевской академии, куда из Петербурга был переведенИннокентий ректором. “Философия во всей ее силенужна вАкадемии,”писал Иннокентию Скворцов. “Это потребность века и без нее учительЦерквинебудетиметьважностипередсвоимиучениками...”Конечно,неследует переоценивать сознательность и ответственность этихфилософических увлечений и штудий. Многие “усваивали” началаидеализма только из чужих уст, в живой речи и споре. Иные только“переворачивали”немецкиекниги(выражениеПогодинаосебесамом).Итем не менее философское настроение создавалось. Русская душавоспитываласьвэтойстихиинемецкогоидеализма...

Любопытно, что первые проповедники философского идеализма всевышли из духовной школы, дореформенной, – Велланский из Киевскийакадемии, Галич из Севской семинарии, Павлов из Воронежской. Ивпоследствии из Духовных академий долгое время выходили иуниверситетские профессора философии, – прот. Ф. Сидонский (1805–1873) и позжеМ.И. Владиславлев в Санкт-Петербурге, П. Д.Юркевич вМоскве,позжеМ.М.Троицкийтамже(обаизКиевскойакадемии),архим.ФеофанАвсенев,О.Новицкий(1806–1884),С.С.Гогоцкий(1813–1889)вКиеве,И.Михневич(1809–1885)вОдессе,вРишельевскомлицее...

Именно в духовных академиях русская философская мысль впервыеответчивовстречаетсяснемецкимидеализмом.Преподаваниефилософииздесь было обширным. И только в духовных школах философия, какпредметпреподавания,ускользнулаотпогромовизапретовНиколаевскоговремени, когда из университетов эта “мятежная наука” бывала и вовсеизгнана(в1850-мгоду,вуправлениекн.Пл.А.Ширинского-Шихматова)...

ВАкадемияхзаХIХ-ыйвексложиласьсвояфилософскаятрадиция.Вособенности так вышло вМосковской академии, где за все столетие (доначала последней войны) сменилось, собственно, всего только трифилософскихпреподавателя,–о.ФеодорГолубинский(1818–1854),В.Д.Кудрявцев (1854–1891), Алексей Ив. Введенский (1888–1912), – единаялиния религиозного идеализма, связанного всего более с Якоби и еще с

идеалистическим теизмом разных стилей, от Баадера до Лотце.Создавалась обстановка философской наблюдательности и свободы, эточувствовалось и отражалось и в собственно богословской работе.Проблема “философии и богословия” ставилась достаточно остро иоткровенно. И задача “оправдать веру отцов” в целостном религиозно-философскоммировоззренииставиласьпередкаждым...

Голубинский писал очень мало, точно страдал писательскимбезволием; его лекции изданы были только совсем уже поздно, и поненадеждым и неисправным студентским записям. Но тот же стильповторяетсяуегоученикаипреемникаКудрявцева.ВкнигахКудрявцевапокоряет этот стиль внутренней свободы, душевное изящество иблагородство, с каким этот человек недрогнувшей веры ведет своеспекулятивное оправдание или обоснование этой веры, строит свойкритический синтез среди недостаточных решений других философскихшкол. В религиозном мировоззрении он отводит философии роль“советующего друга.” Так характерно для него это спокойное сочетаниеверующейочевидностииметодическогопостроения...

ВКиевскойакадемиисложиласьсвоятрадиция,восходящаяскореекИннокентию, чем к Скворцову. В ряду Киевских философов всего ярчеобраз П. С. Авсенева, затем архимандрита Феофана (1810–1852),принявшего пострижение уже в профессорском звании, по внутреннейсклонности и влечению. В Академии он преподавал психологию,преимущественно по Шуберту, и вообще был очень близок кмистическому шеллингианству и к Баадеру, совмещая этот романтико-теософический мистицизм с отеческой аскетикой (особенно любилМакарияиИсаакаСирина),такжеисПлотиномисПлатоном.Читалонсмелоивдохновенно,многоговорило“ночнойжизни”души,озагадочныхимагическихдушевныхявлениях,оснеилунатизме,оболезняхдуши,“обесновании, магии и волшебстве,” – влияние на студентов имел оннеотразимое, и в Университете (срв. его влияние на т. наз. Кирилло-Мефодиевскийкружок).ЕгозваливКиеве“смиреннымфилософом.”“ЕгоимядолгоевремявовсехокругахДуховноговедомства,послеимениФ.А.Голубинского,былосинонимомФилософа” (изсовременногонекролога).УмеронвРиме,посольскимсвященником...

ИзКиевскойшколы вышелВ.Н.Карпов (1798–1867), бывший затемпрофессором в Санкт-Петербургской академии (с 1833 г.), известныйсвоим переводом Платона, – для него самого Платон был введением всвятоотеческоеумозрение...

Этотинтерескантичномумирунебылслучайным.Темаогреческой

философии рождается из духа времени. И другой киевлянин, сверстникКарпова,О.М.Новицкийпишетпервуюисториюдревнейфилософиипо-русски,–“Постепенноеразвитиедревнихфилософскихученийвсвязисразвитием языческих верований” (четыре тома, 1860–1862). Написаннаяпоисточникам,этакнигаидосихпорсохраняетизвестнуюживость...

Позже из Киевской академии перешел в Московский университетпрофессором П. Д. Юркевич (1827–1874), мыслитель строгий,соединявший логическую точность с мистической пытливостью, – егослушалВлад.Соловьев...

ЕщенужноназватьимяМ.ИКаринского(1840–1917),воспитанникаМосковских семинарии и академии, и затем многолетнего профессораСанкт-Петербургскойакадемии,–этобылтончайшийаналитикикритикфилософских систем, сочетавший эту критическую требовательность снепреклонностьюверы...

Таквдуховнойшколезакладывалисьоснованиядлясистематическойфилософскойкультуры.Инужноприбавить:философияпреподаваласьнетолько в Академиях, но и в семинариях, и по довольно широкойпрограмме. Это был единственный тип средней школы с серьезнымразвитием философского элемента, “En Russie les hautes ecolesecclesiastiquessontlesseulsfoyersdel'abstraction,”писалА.С.Стурдза.“Laserefletentlesspiritualismesgermaniques...”

КогдаСтанкевичначинализучатьКанта,онмечталосеминаристе...“Какое мучительное положение! Читаешь, перечитываешь, ломаешь

голову, – нет нейдет! Бросишь, идешь гулять, голове тяжело, мучит иоскорбленноесамолюбие,видишь,чтовсетвоимечты,всежаркиеобетыдолжныпогибнуть...

Я начал искать какого-нибудь профессора семинарии, какого-нибудьсвященника, который бы помог, объяснил мне непонятное в Канте. Темболее, что это непонятно не по глубине своей, а просто от незнаниянекоторыхпсихологическихфактов,давнопризнанныхизнакомых,можетбыть, всякому порядочному семинаристу, – а мы, люди, воспламененныеидеями, путаемся и падаем на каждомшагу от того, что не мучились вшколах”(письмокМ.Бакунинуот7-гоноября1835-гогода)...

Так именно в церковной школе начинается русское любомудрие; ирусское богословское сознание проводится через умозрительный искус,пробуждаетсяотнаивногосна...

3.Философскийподъемтридцатыхисороковыхгодов

Философское движение начинается в двадцатых годах из Москвы,распространяетсяизМосковскогоуниверситета.Здесьвпервыепроповедьфилософскогоидеализмаполучаетзначениеобщественногособытия.Ибоонабылаздесьуслышана,былавоспринятановымичуткимпоколением.Ни у Галича, ни у Велланского в Петербурге действительныхпоследователей не нашлось. Павлов в Москве взбудоражил целоепоколение “Германская философия, особенно в Москве, нашла многомолодых, пылких, добросовестных последователей,” писал Пушкин в1836-м году; “и хотя говорили они языком мало понятным длянепосвященных, но тем неменее влияние их было благотворно и час отчасустановитсяболееощутительно...”

Идеалистическая проповедь начинается вМоскве не с философскойкафедры. Павлов читал физику и сельское хозяйство. Но начинал он сфилософского введения. “Павлов стоял в дверяхфизико-математическогоотделенияиостанавливалстудентавопросом.Тыхочешьзнатьприроду?..Ночтотакоеприрода?..Чтотакоезнать?(Герцен)...”

Этобылопробуждениеотдогматическогосна...В своих лекциях Павлов показывал недостаточность одной

“опытности” или эмпиризма в познании, показывал конструктивнуюнеобходимость умозрения. У своих слушателей он возбуждал, повыражению одного из них, “охоту и рвение к мышлению,”- внушал им“критический взгляд на науку вообще, на ее начала и основания, на ееразвитиеивыполнение...”

Павлов проповедовал “трансцендентальную философию,” т. е.Шеллинга (первыхпериодов)иОкена.КромеПавловаимелнамолодежьвлияниеИ.И.Давыдов,преподававшийразныенауки,бывшийодновремяинспектором Университетского пансиона. Это был человек бездействительныхфилософских воззрений, слишком скоро перешедший отЛокка и Кондильяка81 к Шеллингу, скорее в порядке приспособления,нежели переубеждения. Однако, Шеллинга он все-таки проповедовал.Погодин вспоминал впоследствии: “Давыдов, инспектор пансиона, былпроводникомшеллинговойфилософиивстаршихклассах,ондавалкнигивоспитанникам,толковалснимионовойсистемеиимелсильноевлияние

наэтопоколение...”Несколько позже присоединяется влияние Н.И. Надеждина, как

профессора и как критика и журналиста… Станкевич признавал, чтоНадеждин“многопробудилвнемсвоимизнаниями...”

Распространялось философское возбуждение от профессорскихкафедр. Но принялись философские идеи не в школьном порядке. Онипринялисьипроросливтехсвоеобразных“кружках,”вкоторыевтегодысобирается университетская молодежь, именно в Москве. Это не былисобрания согласившихся единомышленников, здесь всего больше именноспорили, спорили со страстью.Соединяетне столькообщность взглядов,сколько тожество тем, – соединяет какое-то невесомое “избирательноесродство,” о котором так любили говорить в то время. И члены разныхкружков все-таки чувствовали себя как бы членами некоего единоговысшегобратства,–“мывсехрамовыерыцари,”скажетюныйГерцен.Всебыли они, по очень удачному слову Белинского, – “гражданеспекулятивнойобласти...”

В ряду этих кружков первым по времени было “Обществолюбомудрия,”основанноев1823-мгоду.ВнеговходилиВеневитинов,кн.В. Ф. Одоевский, Ив. Киреевский, Кошелев. Это был внутренний круг,замкнутыйкругромантическойи страстнойдружбы, “тайноеобщество.”Сердцем кружка был Веневитинов, собирались у Одоевского. “Тутгосподствовала немецкая философия, т. е. Кант, Фихте,Шеллинг, Окен,Герресидругие,”вспоминалвпоследствииКошелев.Крометого–Платон.“И новое солнце, восходя от страны древних Тевтонов, уже начинаетлучами выспреннего умозрения освещать бесконечную окружностьпознаний”(Одоевский).Всегоболеезанималиюныхлюбомудроввопросыфилософии искусства, в художнике видели подлинного творца жизни ипророка, через искусство ожидали преобразования и обновлениядействительности.Дветайныостанавливалиихвнимание:тайнажизниитайна искусства, и вторая больше, чем первая, – таинственнаямногомерностьбытия,ивключенныйвнегосимволизм.Самолюбомудриестановится для них новой религией, философия вбирает в себярелигиозный пафос и замещает собой религию, – в этом весь акцентромантизма.Московскиелюбомудрывэтовремяисповедуютименноэтуфилософскую или романтическую религию. “Христианское учениеказалось нам пригодным только для народных масс, а не для нас,любомудров,” рассказываетКошелев. “Мы высоко ценилиСпинозу и еготворения считали много выше Евангелия и других священных писаний”(Спиноза разумеется, конечно, в романтическом толковании). От

религиозной поэтики и пиетизма к положительной вере переходитьприходится через отречение и разрыв (см. “историю обращения” Ив.Киреевского,заметкаиписанаКошелевымсословженыКиреевского;срв.“религиозноеотречение”висториинемецкогоромантизма)...

Вовнешнемкругук“любомудрам”примыкаютмногиеизтогдашнегопоколения, –Шевырев,Погодин,Кюхельбекер, весьпоэтическийкружокРаича...

ВтежегодыскладываетсякружокПолевого,ставшийтожеподзнакшеллингизма(впрочем,ПолевойпредпочиталКузенасамомуШеллингу)иромантики...

Около1830-гогодаслагаютсякружокСтанкевичаикружокГерценаиОгарева. Кружок Станкевича сложился под прямым влиянием Павлова,вокруглитературныхипоэтическихтем,всвязисостаршимпоколениемлюбомудров. КШеллингу присоединяется влияниеФихте. Впоследствиифилософская инициатива в этом кружке переходит к Бакунину. Ссерединысороковыхгодовначинаетсяполосагегелизма...

РаннийкружокГерценатожебылромантическим.ЛекциямиПавловавдохновлялся и восторгался и Герцен, и читал Кузена. В романтическийсплав вполне вбирались и мотивы сен-симонизма, “желание наброситьмиру новую религиозную форму,” как говорил впоследствии Огарев.Проблематика“утопическогосоциализма”восновномбылатаже,чтоивнемецкой философии (это показано еще Лоренцом ф. Штейном в егоизвестной книге), и с таким же эмоциональным акцентом, и с тем жепафосом утопических предвосхищений. Герцен и Огарев, связанныемежду собой страстной романтической дружбой, оба проходят вближайшиегодытипичныйромантическийпуть(срв.перепискуГерценаиНаташи,этотзамечательныйпамятникромантическихпереживаний).Поддвойным влиянием, романтики и сен-симонизма, для обоих с большойостротойвстаетрелигиознаятема,втуманномореолескорбноймечты,–религиозностьтоскии грусти,предвиденийиожиданий.Иобапроходятчерез рецидив Александровского мистицизма. Герцен заражается отВитбергавВятке,ичитаетсувлечениемЭккартсгаузенаидругих;Огаревизучает натурфилософию Шеллинга, Окена, теорию животногомагнетизма, на Кавказских водах встречает он декабриста А. И.Одоевскаго (в1838г.)иполучаетотнегокнигу“ОподражанииХристу.”“Намоей хорошоподготовленной романтическойпочве быстро вырасталхристианский цветок, – бледный, унылый, с наклоненной головкой, укоторогосамаячистаяросапохожанаслезы”(срв.патетическоесвиданиедрузейвоВладимире,передраспятием)...

В сороковых годах обозначаются новые группировки. Именно всороковые годы впервые определяется всеразличие “западников” и“славянофилов.” И разногласие меж ними обостряется в разделение иразрывнесразу,тольковсерединесороковыхгодов...

Гершензон с основанием напоминал: “ключ к истории идей всегдалежит в истории чувства.” Ведь, во всяком случае, воздействуют эти“идеи”черезчеловеческуючуткостьиливосприимчивость...

И вот, в душевном обиходе романтических поколений религиозныечувства были очень сильны. Достаточно напомнить Бакунинскуюпереписку, письма Белинского в московские годы, письма молодогоГерцена. “Замечательные десятилетия” были временем не одних толькоидеологических споров. Это была и очень решительная фаза в развитиирелигиозного чувства. “Вмассе своей русскаяинтеллигенция 30-х годов,несомненно,быларелигиозна”(Сакулин)...

Романтика и “идеализм” открываются в своей двойственности идвусмысленности.Стояниенаперекресткенеможетбытьдолгим,выборпути неизбежен, самое стояние есть уже выбор. В 30-х годах, во всякомслучае, и “западные” были заняты религиозно-нравственнойпроблематикойнеменьшебудущих“славянофилов.”Исоциалистическийзамыселвтовремянеразрывносвязансхристианскойидеологией(срв.ипозже, в кружке “петрашевцев”). То было искание целостногомировоззрения,–Бакунинвэтомотношениихарактернеедругих.Следуетпомнить, что и разделение между “западными” в середине сороковыхгодов произошло на религиозной теме (это был вопрос о личномбессмертии,срв.рассказГерценаобэтом“теоретическомразрыве”воII-м“Былогоидум”).Религиознаяприрода“западнического”самоопределенияв последующей фазе с особенной резкостью открывается в известномписьме Белинского к Гоголю (1847 г.), – весь спор здесь приводитсяименно к религиозному прогнозу. “По вашему, русский народ самыйрелигиозныйвмире:ложь...Приглядитесьпопристальнееивыубедитесь,чтоэтопонатуреглубокоатеистическийнарод.Внемещемногосуеверия,нонетследарелигиозности...Мистическаяэкзальтацияневегонатуре;унего слишком много для этого здравого смысла, ясности иположительности в уме, и вот в этом-то, может быть, огромностьисторическихсудебеговбудущем...”

Здесь атеистическое предсказание прямо противопоставляетсярелигиозному.Однако,саматеизместьответтожеименнонарелигиозныйвопрос.ПроблематикаФейербаханеменеерелигиозна,чемпроблематикаБаадера...

Философский подъем тридцатых и сороковых годов имел двоякийисход. Для одних открылся путь в Церковь, путь религиозноговосстановления, – религиозный апокатастазисмыслии воли.Для другихэтобылпутьвбезвериеидажевпрямоебогоборчество.Этотрасколилиполяризация русской культурной элиты происходил именно нарелигиозномуровне.Такуюжеполяризациюмынаблюдаеми в историинемецкого идеализма: Фр. Шлегель, Геррес и Баадер, с одной стороны,Фейербах и вся гегельянская “левая,” с другой. Это не толькосопоставление,здесьестьпрямаясвязь,зависимостьивлияние.Инужнопомнить, что разделилась “гегелевская школа” именно на религиозныхтемах...

4.Историософиярусскойсудьбы

ВидимымобразомрусскоеобществоразделилосьвсороковыегодывспорахоРоссии.Новэтихисториософическихразногласияхужетолькопроявляетсянесходствовчем-тоболееглубокомиосновном...

Задумыватьсяорусскойсудьбе (илиорусскомпризвании)в те годыповодов и мотивов было достаточно, – после Двенадцатого года с его“всенародным опытом,” после всех этих военных и невоенных встреч сЕвропой... Россия в Европе, – такова была тема действуемой истории вАлександровскоевремя.Исопоставлениянапрашивалисьсамисобой...

“История Государства Poccийского,” эта героическая повесть илиэпопея, при всех своих недостатках, всех заставила тогда почувствоватьреальностьрусскогопрошлого,–реальностьидопетровскойистории...

Тему о национальном призвании или назначении подсказывала иромантика. Возникал вопрос о месте России в общем плане или схеме“всемирнойистории...”

Историософия русской судьбы и становится основной темойпробуждающейся теперь русской философской мысли. И в этомисториософическомпланесновасполнойотчетливостьювстаетврусскомкультурно-общественном сознании религиозный вопрос. В опыте ираздумьи все очевиднее становится русское историческое своеобразие,некая историческая противопоставленность России и “Европы.” Эторазличиеотначалабылоопознано,какразличиеврелигиознойсудьбе.Такименно был поставлен вопрос в роковом “Философском письме”Чаадаева...

Чаадаев (1794–1856) принадлежал к предыдущему поколению, былсверстником декабристов. В идеалистических спорах он стоит, при всейсвоейобщительности,как-тообособленно.Егомировоззрениесложилосьвсегоболееподвлияниемфранцузского“традиционализма,”подвлияниемБональда и Балланша, отчасти де-Местра, – и личные связи соединяютЧаадаева именно с неокатолическими салонами Парижа (Сиркур, баронЭкштейн,–вэтихжекругахвращаетсявтегодыА.И.Тургенев).Позжеприбавляется влияние Шеллинга. В молодости Чаадаев прошел черезувлечениеЮнгом-Штиллингомидругимимистикамитогожетипа.БылиоставалсядруженсА.И.Тургеневым,скн.С.С.Мещерской...

Чаадаева принято называть первым западником, и с него именноначинать историю западничества. Первым назвать его можно только в

непрямомсмысле,–вегопоколениивсебылизападниками,частопростозападными людьми. И западником он был своеобразным. Это былорелигиозное западничество. Магистраль же русского западничествауходитужеивтегодыватеизм,в“реализм”ипозитивизм...

ОбразЧаадаевадосихпоростаетсянеясным.Исамоенеясноевнем,это – его религиозность. В своих дружеских письмах он был, во всякомслучае, достаточно откровенен. Но даже здесь он остается толькоблестящим совопросником, остроумным и острословным. У этогоапологета Римской теократии в мировоззрении всего меньше именноцерковности. Он остается мечтателем-нелюдимом, каких много былоименновАлександровскоевремя,средимасоновипиетистов.Онидеолог,не церковник. Отсюда какая-то странная прозрачность егоисториософических схем. Само христианство ссыхается у него в новуюидею...

Чаадаев не был мыслителем, в собственном смысле слова. Это былумный человек, с достаточно определившимися взглядами. Но было бынапрасноискатьунего“систему.”Унегоестьпринцип,нонесистема.Иэтот принцип есть постулат христианской философии истории. Историяесть для него созидание в мире Царствия Божия. Только черезстроительствоэтогоЦарствияиможновойтииливключитьсявисторию.Отсюда именно и становится понятной вся горечь “Философическогописьма...”

“Мынепринадлежимникодномуизвеликихсемействчеловеческогорода,”–или,иначесказать,“мыпринадлежимкчислутехнаций,которыекакбыневходятвсоставчеловечества...”

Исторический горизонт Чаадаева замыкается Западной Европой...“Ничто из происходившего в Европе не достигало до нас.” В этойисторической обособленности Чаадаев видел роковое несчастье. Он,конечно, никак, не отожествляет культурной обособленности илиобделенности России с первобытной дикостью и простотой. Онутверждаеттольконеисторичностьрусскойсудьбы...

Впоследствии из тех же предпосылок Чаадаев делаетпротивоположные выводы (в “Апологии сумасшедшего”и в рядеписем).Онпонялтеперь,чтобытьисторическимноворожденнымотнюдьещенезначит быть обреченным на всегдашнее младенчество, что иметь впрошлом только белые листы еще не значит, что будущего так и непредстоит. Напротив, ему открывается двусмысленность богатогопрошлого, “роковое давление времен.” Именно свобода от западногопрошлого, кажется теперь Чаадаеву, дает русскому народу несравнимое

преимуществовстроениибудущего,–“ибобольшоепреимуществоиметьвозможностьсозерцатьисудитьмирсовсейвысотымысли,свободнойотнеобузданных страстей и жалких корыстей.” Теперь он видит именно вРоссии“народБожийбудущихвремен...”

Иемукажется,чтовисторииЦарствияБожияуженачинаетсяноваяфаза.“Христианствополитическое”должноуступитьместохристианству“чистодуховному.”Начинаетсяэпохасоциальногохристианства...

В новой оценке русской “неисторичности” в прошлом Чаадаевсходилсясмосковскимилюбомудрами,сОдоевским,преждевсего(срв.уОдоевского в “Русских ночах”). Может быть, именно встреча с ними иповлияланаЧаадаева.ЕщепозжевтомжесмыслеотзоветсяГерцен,подвлияниемЧаадаева…

В диалектике русского религиозно-исторического самосознаниямысль Чаадаева имеет свой смысл и место. Чаадаев остро и резкорассуждал об историческом значении и призвании христианства. У негобылисвоимысливфилософииистории.Ноунегонебылобогословскихидейиливоззрений...

С конца 30-х годов он примыкал к спораммладшего поколения.Онмногое вносит в эти споры, в само движение или развитие вопросов. Тобылоскорееличноевлияние,чемвлияниеопределеннойсистемыидей...

Это младшее поколение вскоре раскололось. “Славянофильство” и“западничество,” – имена очень неточные, только подающие повод кнедоразумениямиложнымтолкованиям.Вовсякомслучае,этонетолькоидаже не столько две историко-политические идеологии, сколько двацелостныхинесводимыхмировоззрения.Двекультурно-психологическихустановки,преждевсего...

Еще П. Г. Виноградов очень удачно сводил это расхождениезападников и славянофилов к “разномыслию в понимании основногопринципа–культуры.”Кажется,следуетпойтиещеглубже.“Западники,”указывал Виноградов, “отправлялись от понятия культуры, каксознательного творчества человечества,” – сразу поясним, таковапостановка вопроса в Гегелевой философии права и общества.“Славянофилы,” продолжает Виноградов, “имели в виду культурународную,котораяпочтибессознательновырастаетвнароде,”–неузнаемли мы здесь основной тезис “исторической школы,” в ее противлениигегельянству?...

Таким противопоставлением все содержание раскола сороковыхгодов, конечно, еще не исчерпывается. Но психологический его смыслразгаданверно.Можносказатьитак:западникивыразили“критический,”

славянофилы же – “органический” моменты культурно-историческогосамоопределения, – потому и не было достаточно учтено вславянофильских схемах созидающее и движущее значение “отрицания”(срв. противопоставление “диалектики” и “эволюции” в общественнойфилософии эпохи). И с этим связано новое разногласие: что признатьпоследнейреальностьювисторическомпроцессе–“общество”(“народ”)или “государство.” Здесь традиционализм “исторической школы”неожиданно смыкается с социалистическим радикализмом (срв.аналогичную близость или сродство “утопического социализма” сфранцузской “теократической школой”). В славянофильскоммироощущении очевиден привкус некоего своеобразного анархизма, этанеприязнь к предумышленному вмешательству в нептунический ходорганических процессов, пафос “незаметных” и мельчайших изменений,слагающихся в непрерывности совокупного. За этим стоит недоверие куединенной или обособляющейся личности (срв. очень характерныйобмен мнений между Кавелиным и Юрием Самариным именно оличности в статьях 1847-го года). В восприятии тогдашних поколенийрелигияопознавалась,преждевсего,именнокаквозвраткцельности,каксобирание души, как высвобождение из того тягостного состояниявнутренней разорванности и распада, которое стало страданием века.Подобный же религиозный постулат обобщался и на историческуюдействительность.Изтогокризиса,вкоторыйвсяЕвропавовлеченабылавсвоей истории, выход представлялся тогда только через такое“возвращение,” через новое скрепление общественных связей, черезвосстановление цельности в жизни. Это не был “археологическийлиберализм,”здесьсказывалосьнепосредственноеиоченьживоечувствосовременности. В романтизме вообще было много историческойнепосредственной чуткости. И после Революции все чувствовали и вобщественной жизни именно этот разлад и распад, размыкание иразобществление индивидуальных путей, атомизацию жизни, –чрезмерность “свободы,” бесплодность “равенства,” и недостаток“братства.” В этом отношении особенно показательна острая критикасовременности у Сен-Симона, очень характерен и весь “позитивный”пафос Огюста Конта, обращенный именно против “отрицаний”революции. И оба с последней резкостью отрицаются Реформации, каквосстания личности, замкнувшейся и обособившейся... В такой оченьсложной и запутанной исторической обстановке воспитывалась новаячуткость к соборному бытию Церкви, пробуждалась и воспитываласьпотребностьичуткостькцерковности...

Церковь воспринимается и опознается теперь, как единственная“органическая” сила среди “критического” разложения и распада всехскреп,вэпохусамогоострогокультурно-историческогокризиса...

На Западе многие именно поэтому и “возвращались” в Церковь, вэпохуромантизма(срв.иуШеллинга:KirchealslebendigesKunstwerk)...

Однако, в этом же “органическом” самочувствии таится и роковаядвусмысленность, которая оказывается постоянным источникомвнутренних колебаний и противоречивости всего романтическогорелигиозногомироощущения...

То верно, что Церковь есть “идеальное общество,” что только вЦеркви вполне разрешается взаимное непреодолимое иначе натяжениеличных своеволий. Но этим “органическим” или социальным мотивомреальностьЦеркви еще не исчерпывается, и не он должен быть признанпервичнымиосновным...

Общественностьицерковность,–привсемсходстве,этидвапорядкане соизмеримы между собой... В славянофильском мировоззрении этанесоизмеримостьнебылараспознанаивоспризнанавполне...

От такой нерасчлененности пострадало не столько богословиеславянофилов, не столько само учение о Церкви, сколько их философияистории,–сказатьвернее,ихфилософияобщества...

В социальной философии славянофилов Церковь замещена“общиной...”

Всярелигиознаяактивностьвмещаетсявпределы“общины...”ГосударствоиЗемля,–нестоитливэтойосновнойиконститутивной

антитезе славянофильской социальной философии “Земля” вместоЦеркви?!..

Иневбираетсяливэтоновоепротивопоставление“правительстваиземства”всеобычноесодержаниепроблемыоботношенияхГосударстваиЦеркви?..

Строго говоря, в этой схеме “государство” и “земля” суть толькоусловные обозначения, – разуметь следует: житейское делание ивнутреннеесовершенство...

“Земля,” во всяком случае, в этой схеме есть этическая категория...Достаточно припомнить несколько основных определений Конст.Аксакова, из его известной записки “О внутреннем состоянии России,”поданнойимп.АлександруII-мув1855-мгоду...

“Русскийнародгосударствоватьнехочет...Онхочетоставитьдлясебясвою не политическую, свою внутреннюю общественную жизнь, своиобычаи,свойбыт,–жизньмирнуюдуха...Неищасвободыполитической,

он ищет свободы нравственной, свободы духа, свободы общественной, –народнойжизни внутри себя... Как единый, может быть, на земле народхристианский (в истинном смысле слова), он помнит слова Христа:воздайте кесарева кесареви, а Божия Богови, и другие слова Христа:Царство Мое несть от мира сего; и потому, предоставив государствуцарствоотмирасего,он,какнародхристианский,избираетдлясебяинойпуть, – путь к внутренней свободе и духу, к царству Христову: ЦарствоБожиевнутривасесть...”

“Земская” или “общественная” жизнь здесь противопоставляетсясуетемирского“государствования”именнокакнекоебывание“неотмирасего”(“путьвнутреннейправды”)...

“Община” в этойфилософии есть не столько историческая, сколькоименносверхисторическаяили,таксказать,внеисторическаявеличина,–и народный элемент идеального инобытия, неожиданный оазис “иногомира,”“неотмирасего,”вкотороминужно,иможноискатьубежищаотполитическойсуеты...

С этим связана и неожиданная пративоречивость славянофильства всамойпостановкефилософско-историческойпроблемы...

Славянофильство задумано было, как философия истории, какфилософия всеобщейхристианской судьбы.Но весьпафос славянофиловведь именно в том, чтобы выйти и даже отступить из истории...Освободитьсамихсебяотисторическогоили“политическая”тягла,иего“предоставить”другим...

Бердяев в свое время отметил эту неожиданную неувязку висторической философии Хомякова. “У него нет пророческогоистолкования истории, и нередко встречается морализирование надисторией.В егофилософииистории этика преобладает надмистикой.Вней есть религиозно-нравственная оценка, но нет религиозно-мистическихпрозрений...”

Одругихславянофилахэтухарактеристикуможнотолькоповторитьиусилить...

Эпический максимализм славянофилов мешал им чувствовать ираспознавать повседневную проблематичность христианской истории ижизни. Отсюда это притязательное намерение размежевать и обособить“государство”и“землю”впорядкенекоего“взаимногоневмешательства,”илисвободыдруготдруга–своегорода“общественныйдоговор...”

Новый вариант “замкнутого” идеального общества... Русский народ,говорит Аксаков, “предоставил себе жизнь, свободу нравственно-общественную,высокаяцелькоторойесть:обществохристианское...”

Отсюда и тот неожиданный натурализм, который так удивляетчитателя в “Записках по всемирной истории” у Хомякова. Здесьдвижущими силами исторического процесса признаются отвлеченнонатуралистическиефакторысвободыинеобходимости,–“духиранский”и“духкушитский...”

Ивэтомпланесамохристианствовключаетсявразвитие“иранскогоначала.” Всю неправду христианского Запада он приводит, напротив, квосстанию“кушитского”начала,вещественного,недуховного...

Нет надобности входить в более подробное изложение или разборславянофильской философии... В ней типически повторяются ипроявляются все апории и неувязки общего романтическогомировоззрения, связанные с односторонностью или исключительностью“органической”точкизрения...

И, однако, “романтизмом” славянофильство не исчерпывается...Привходитинойиновыйопыт,–опытцерковности...

Синтез“церковности”и“романтизма”славянофиламнеудался,даине мог удаться. Остается какая-то душевная черезполосица вславянофильском мировоззрении, постоянные перебои... Об этомдвойственномпроисхожденииславянофильствавсегданужнопомнить...

Славянофильствобылодвижениемоченьсложным.Отдельныечленыкружка во многом и очень чувствительно отличались друг от друга имного спорили, часто в полной непримиримости или несогласии. Неследует все эти живые различия заслонять какой-то воображаемойсредней.Укаждогобылсвойпуть,ижизненнаятеманеувсехбылаодна...

Ив.Киреевскийпришелотромантикиишеллингизма.Хомяковчерезподобный искус сердцем никогда не проходил. Конст. Аксаков и ЮрийСамарин перешли через острое увлечение тогда вновьраспространявшимсяунасгегельянством...

Всеговажнеездесьименноэтанеповторимостьлиц,живаяцельностьличных воззрений... Общим было только некое основное самоощущение,вотименноэтотпафос“соборности…”

Всего менее можно видеть в славянофильстве какое-тонепосредственное или органическое проявление “народной стихии” (както делал в особенности Гершензон).И совсем не прав Бердяев, говоря ославянофильстве: “это – психология и философия помещичьих усадеб,теплыхиуютныхгнезд...”

Во всяком случае, в славянофильстве прозвучал голос именно“интеллигенции,”иникакнеголос“народа,”–голосновогокультурногослоя, прошедшего через искус и соблазн “европеизма.”Славянофильство

естьактрефлексии,анеобнажениепримитива...ОбэтомудачноговоритРозанов.“Славянофилытакстрастнотянуться

прикоснуться к родному, так понимают его и так высоко ценят именнопотому,чтотакбезвозвратно,бытьможет,ужепорвалижизненнуюсвязьсним, что поверили некогда универсальности европейской цивилизации исовсеюсилоюсвоихдарованийнетольковнеепогрузились,ноистрастнокоснулись тех глубоких ее основ, которые открываются только высокимдушам,ноприкосновениеккоторымникогданебываетбезнаказанным...”

Отсюда именно в славянофильстве этот пафос возвращения и этапостояннаянапряженностьвпротивопоставлениях (характернаяпримета“романтического”мировоззрения!)...

Когда-тоАполлон Григорьев писал: “славянофильство верило слепо,фанатическивневедомуюемусамомусущностьнароднойжизни,иверавмененаемувзаслугу...”

Это сказано слишком резко, но в этой резкости много правды...Славянофильство есть звено в истории русской мысли, а не толькорусскогоинстинкта...

Иэтобылозвеновдиалектикерусского“европеизма...”

5.Западничествовсредеславянофилов

Славянофильствобыло,истремилосьбыть,религиознойфилософиейкультуры. И только в контексте культурно-философской проблематикитоговременионоиподдаетсяобъяснению...

У славянофилов с западниками было серьезное несогласие о целях,путяхи возможностях культуры, – но вценности культуры, как таковой,никтоиз“старшихславянофилов”несомневался,какбынисильныбылиуних мотивы романтического критицизма. И в Западе все они видели“странусвятыхчудес”(стихХомякова)...

Самым“западным”средистаршихславянофиловбыл,конечно,ИванКиреевский (1806–1856). Так выразительно было уже само название егопервогожурнала–“Европеец.”Иэтонебылатолькопройденнаяступень.ИмногопозжеКиреевскийподчеркивал:“началарусскойобразованноститолькопотомуособенныотзападных,чтоони–высшаяихступень,анепотому,чтобыбылисовершенноиные...”

Ионмечталотом,чтобызападноепросвещениедоразвилосьдоэтой“высшейступени,”доэтогоПравославногоуровня...Ивсегоменьшедумалонокаком-нибудь“обратномходе...”“Можнолибезсумасшествиядумать,что когда-нибудь силой истребится в России память всего того, что онаполучилаотЕвропывпродолжениидвухсотлет...”

В духовном развитии Киреевского открывается и другая, оченьхарактерная, связь – спредыдущей эпохой, с духомАлександровского (идажеЕкатерининского)мистицизма...

Отец Киреевских, Василий Иванович, секунд-майор в отставке ипрактически филантроп, был убежденным масоном, с увлечениемзанимался химией, как “божественной наукой.” Он был лично близок сЛопухиным, и именно, его и пригласил в крестные отцы к Ивану.ИзвестнуюброшюруЛопухинао“внутреннейЦеркви”крестникполучилотбабушкиужевсамыеюныегоды–“задоброесердце...”Отцаонранолишался, воспитывала его мать. И она имела прочные масонские ипиетическиеотношенияилисвязи,–сЖуковским,сБатенковым...

НеслучайноИв.КиреевскийзаговорилоНовиковеужевпервойсвоейстатье(1830г.),–изаговорилсбольшимподъемом:“подвинулнаполвекаобразованность нашего народа.” Киреевский приготовил о Новикове иотдельнуюстатью,ноонабылаоставленавцензуре...

Мать Киреевских особенно увлекалась французской литературой:

Фенелон,Массильон,Сен-Пьер,Руссо,изсовременныхВине.Переводилаона изЖан-Поля и из Гофмана... Отчим Киреевских, А. А. Елагин, былзнатоком и почитателем немецкой философии, Канта иШеллинга, – онбылдруженсВелланским82...

ИванКиреевскийвыросибылвоспитанподтакимтройнымвлияниемматери, отчима и Жуковского, – в обстановке сентиментальнопиетического напряжения. И тень мечтательной грусти,– печать “святоймеланхолии,”как любили говорить тогда, – легла навсегда на егомировоззрение...

В очень юные годы он прочел не только Локка,83 но даже иГельвеция.84Локка онперечитывали позже. “Локкамычитали вместе,”вспоминает Кошелев о юношеских годах, – “простота и ясность егоизложениянасочаровывала...”

Приблизительно в те же ранние годы Киреевский увлекаетсяполитической экономией, пишет сочинение “о добродетели.” Это былосвязано,кажется,счтениемшотландских,философов,которыхнастойчиворекомендовал Жуковский (вместо заоблачного Шеллинга, к которомуЖуковский чувствовал непреодолимое недоверие), – Дугалда Стуарта,85

Рейда,Фергусона,86Смита,–“ихсветозаряетжизньивозвышаетдушу.”Кстати заметить, интерес к шотландским философам “общего чувства”характерендляФранцииприПервойИмперии, в эпоху “идеологов.”И вразвитииКиреевскогоэтобылфранцузскиймотив...

Ужеповерхложитсяувлечениелюбомудриемнемецким...Кошелев подчеркивает, что в это время, в период этого страстного

юношеского шеллингизма, Ив. Киреевский оставался “совершенно чуждхристианского мировоззрения.” К вере и в Церковь он пришел (скореедаже, чем “вернулся”) только ужепозже, послеженитьбы, под влияниемжены, и особенно ее духовника, известного Новоспасского инока, о.Филарета, с которым она его свела. Позже присоединяется и влияниестарцаМакарияОптинского...

Топравда,чтоо“религии”говоритьКиреевскийначинаеточеньрано,иужевовремясвоейзаграничнойпоездкивдумчивоичуткоразбираетсявбогословских лекциях Шлейермахера. “Мы возвратим права истиннойрелигии, изящное согласим с нравственностью, возбудим любовь кправде,”- мечтал он уже в 1827-м году. Однако, религия в это времяоставалась для него всего скорее только неким романтическим ифилософским постулатом или символом. И от патетических имечтательных провозглашений к действительной вере предстоял еще

долгийидлинныйпуть.ОноказалсядляКиреевскогоитрудным...Кошелев, – кажется, со слов Н. П. Киреевской, – написал вкратце

“историю обращения Ивана Васильевича.” Этот рассказ оченьхарактерен... “В первое время после свадьбы исполнение ею нашихцерковных обрядов и обычаев неприятно его поражало...Онаже со свойстороныбылаещескорбнеепораженаотсутствиемвнемверыиполнымпренебрежениемвсехобычаевПравославнойЦеркви...”

ОнчиталвтовремяКузена,Шеллинга,87–предлагалженечитатьэтикнигивместе.“Икогдавеликие,светлыемыслиостанавливалиих,иИ.В.Киреевский требовал удивления от жены своей, то она сначала емуотвечала, что эти мысли ей известны из творений Святых Отцов...”Киреевскийприучился читать иногда отеческие книги. “Неприятно былоему сознавать, что действительно в святых отцах многое, чем онвосхищалсявШеллинге...”

Воспитан он был, мы знаем, в неопределенной мечтательности иморали.Конечно,сердцемтосковалондавно,ноэтовлечениеиличувствоне было еще верой. Романтическая религиозность вообще, ведь, былатолько настроением, – предчувствие и жажда веры, еще не вера...ИнтересносопоставитьпутиИванаКиреевскогоиВ.Одоевского...

В начальных предпосылках и этапах они совпадают. Но Одоевскийтак и не вышел никогда из замкнутого романтического круга. Правда, идлянего“тридцатыегоды”проходятподмистическимзнаком,подзнакомСен-МартенаиПордеча88(опятьхарактерный“рецидив”александровскихнастроений), – но этот теософический и алхимический мистицизм неоткрывалемуподлинногоирелигиозноговыхода.Одоевскийневыходитзапределы мечтательной и ментальной спекуляции. В сороковых годах онуже начинает сползать в какой-то сентиментальный натурализм (тогдаговорили “реализм”). Из этого тесного круга Киреевский вышел впередтолькосилой“религиозногоотречения,”вопытеверы...

И еще в одном отношении интересно сопоставить Киреевского иОдоевского.Передобоимистоялодинитотжевопрос,–оместеРоссиивЕвропе. Уже в двадцатые годы они угадывают и предчувствуют этоисторическое призвание России, на фоне того кризиса, на фоне того“оцепенения всеобщего,” в котором они видят старые народы Европы.Запад исчерпан, иссякла творческая сила. Киреевский догадывается, чтоименно России суждено стать сердцем Европы в ближайшую и уженачинающуюся эпоху. Одоевский прямо предсказывает “русскоезавоевание Европы,” внутреннее и духовное. “Европейцы чуют

приближениеРусскогоума,каксомнамбулыприближениемагнетизера...”Спрашивается, что сможет внести этот “русский ум” в совместное

творчествокультуры...Одоевский провидит: построить “науку инстинкта,” создать

“теософскую физику,” довести до последних практических приложенийначала новойШеллинговойфилософии.Это значит – явить романтизм вжизни...

Не иначе думал в тридцатых годах и Киреевский. Заголовок егороковой статьи в “Европейце,” – “Девятнадцатый век,” – звучал оченьвыразительно. Ударение Киреевского лежит именно на этомпротивопоставлении “девятнадцатого” века – разрушительному векувосемнадцатому. Довершается развитие мысли отрицательной, и в“требовании” предваряется положительная эпоха, – “в требованиибольшего сближения Религии с жизнью людей и народов” (срв. уОдоевского–“ДевятнадцатыйвекпринадлежитРоссии”)...

Вэтихпатетическихпредчувствияхвседостаточнонеясно.Всясхемапостроена без учета реальности Церкви. И русское своеобразиеКиреевский в это время усматривает скорее в отрицательном признаке:“классического древнего мира недоставало нашему развитию” (срв. уЧаадаева,такжеуПолевого,вего“Историирусскогонарода,”–этамысльвосходит,кажется,кДе-Местру).Исэтимсвязанодругоесоображение.“ВРоссии Христианская Религия была еще чище и святее. Но недостатокклассического мира был причиной тому, что влияние нашей Церкви, вовременанеобразованные, небылони так решительно, ни так всемогуще,каквлияниеЦерквиРимской...”

Впоследствии,напротив,в“классицизме”Киреевскийувидитначалоикореньзападногорационализма,этогозасилия“чистого,гологоразума,на себе самом основанного, выше себя и вне себя ничегонепризнающего...”

Весь смысл западной неправды для Киреевского откроется в этомторжествеформальногоразумаилирассудканадверойипреданием, – вэтом превознесении умозаключения над преданиeм. И весь смыслрусскогосвоеобразиятогдаувидитонименновпредании.ПустьдревняяРоссияимало развивалась, она обладала не даннымна Западе условиемразвития правильного, – “в ней собиралось и жило то устроительноеначало знания, та философия христианства, которая одна может датьправильноеоснованиенаукам.”Киреевскийимеет в видунепрерывностьсвятоотеческойтрадиции...

Всего менее Киреевский хотел бы возвращения во времени,

восстановления старинных форм, – восстанавливать мертвые формы исмешно,ивредно.Важнотолько“внутреннееустроениедуха...”

О переходе на “высшую ступень” Киреевский всегда говорил. Вромантический свой период он не сомневался, что эта ступеньпринадлежитктомуженепрерывномурядуЗападногоразвития.Теперьонвэтомусомнился.“НачалоЕвропейскойобразованности,развивавшеесявовсей истории Запада, в наше время оказывается уженеудовлетворительным для высших требований просвещения.” Кризисевропейскогопросвещенияразрешитсятолькотогда,когда“новоеначало”будетпринятои освоено, – “то не замеченное до сихпорначаложизни,мышления и образованности, которое лежит в основании мираПравославно-Словенского.” Сама западная философия приходит ксознанию, что необходимы “новые начала” для дальнейшего развития(КиреевскийимеетввидуШеллинга;можетбыть,иБаадера),нодальшетребованияилипредчувствиянеуходит...

Киреевский не придавал решительного значения природным иливрожденным свойствам народа. Ценность русской истории и русскогонародного склада определялись для него этим высшим “началом”Православной истины, – цельности и разумности. Киреевский ценил илюбил на Востоке именно эту святоотеческую традицию. “Вырвавшисьиз-под гнета рассудочных систем Европейского любомудрия, русскийобразованныйчеловек,вглубинеособенного,недоступногодляЗападныхпонятий,живого,цельногоумозрениясвятыхотцовЦеркви,найдетсамыеполныеответыименнона те вопросыумаи сердца, которыевсегоболеетревожат душу, обманутую последними результатами Западногосамосознания...”

Киреевский был человек одной темы, если и не одной мысли. Онпостоянновозвращаетсякоднойитойжетеме.“ОхарактерепросвещенияЕвропы и о его отношении к просвещению России,” – это заглавие егоизвестнойстатьив“Московскомсборнике”1852-гогодаивообщедлянегохарактерно. Вопрос перед ним стоит по-прежнему о будущем. Не кхронологическому возвращению Киреевский призывает, но – войти вЦерковную глубину. Всего менее хотел бы он простого восстановлениябыта. Он весь в пафосе делания и созидания, – и в духе цельностицерковной. Он оговаривает все опасности чрезмерного “уважения кпреданию,”котороеприлепляетсябольшеквнешнимвыражениям,чемквнутреннему духу. И возвращение к отцам Киреевский разумеет не всмысле простого повторения или подражания. Следовать не то, чтоповторять...

Киреевский настойчиво разъясняет. “Но любомудрие святых отцовпредставляеттолькозародышэтойбудущейфилософии,–зародышживойиясный,нонуждающийсяещевразвитии...

Ибофилософиянеестьосновноеубеждение,номысленноеразвитиетогоотношения,котороесуществуетмеждуэтимосновнымубеждениемисовременнойобразованностью...Думатьже,чтоунасужеестьфилософияготовая, заключающаяся в святых Отцах, было (бы) крайне ошибочно.Философиянашадолжнаещесоздаться,исоздатьсянеоднимчеловеком,новырастатьнавиду,сочувственнымсодействиемобщегоединомыслия...”

ЭтиоговоркидляКиреевскогооченьхарактерны.Во-первых,онинерасчитывает на все вопросы найти у отцов “готовые ответы,” – гораздоважнее овладеть отеческим методом познания или искания, и затем –искать.“Ониговорятостране,вкоторойбыли...”

Во-вторых, все вопросы Западного просвещения должны бытьпризнаны, разрешены, а не обойдены. “Все плоды тысячелетних опытовразумасредиегоразностороннихдеятельностей”должныбытьучтены.Невисключении,новпреодолениивидитонзадачуПравославногобудущегопросвещения... К современному русскому богословию Киреевскийотносился сдержанно. “Введение” Макария он осуждает за “сухостьшкольного слога,”и отмечаетмнения, с нашейЦерковьюнесогласные, –“например,онепогрешимостииерархии,как-будтоДухСвятыйявляетсявиерархии отдельно от совокупности всего христианства.” Не лучше идогматика Антония (Амфитеатрова). “Если сказать правду,удовлетворительногобогословияунаснет,”писалКиреевскийКошелеву.“Введением” в него всего лучше могут служить проповеди Филарета,(“там много бриллиантовых камушков, которые должны лежать восновании сионской крепости”), или “Духовный Алфавит,” изданный всобрании сочинений Димитрия Ростовского, или творения ТихонаЗадонского.Впоследние годыжизниКиреевский сбольшимувлечениемучаствовал в работе над изданием отеческих, преимущественноаскетических,творений,предпринятомвОптинойПустыни.ВОптинойонипохоронен...

Для Киреевского характерно было сочетание внутренней свободы ссамым строгим послушанием. Свои собственные богословские ифилософские занятия он вполне подчинил старческому суду старцаМакарияОптинского.Истембольшейубедительностьюзвучатегословаосвободе мысли в Православии. “Наша Церковь никогда не выставляланикакой системы человеческой, никакого ученого богословия, заоснование своей истины, и потому не запрещала свободное развитие

мысли в других системах, не преследовала их, как опасных врагов,могущихпоколебатьееоснову...”

ВсвоемличномвоззренииКиреевскийдостигтогосинтеза,окоторомговорил. Для себя самого “сообразил” с духом отеческого предания “всевопросы современной образованности.” Написал Киреевский немного, –только несколько программных статей. Но и в этих набросках сразучувствуется цельность и собранность его мысли, его характера, еголичности...

СостороныИванКиреевскиймогказатьсянеудачником,сломанным,лишнимчеловеком.И,действительно,общественнаядеятельностьемунеудалась.Ноонушёлвовнутреннееделание,замкнулсявсебе,ивподвиге,аневразочаровании.Вэтомвнутреннемзатворекреплаизакаляласьегомысль.“Воляродитсявтайнеивоспитываетсямолчанием...”

ПутьКиреевскоговсегоменьшеможноназватьорганическим.Тобылпуть подвига. Та “цельность” духа, о которой он учил, не есть таврожденная непосредственность, о которой говорили романтики...Киреевский прошел через обращение и отречение. “И во всяком случае,способ мышления разума верующего будет отличен от разума, ищущегоубежденияилиопирающегосянаубеждениеотвлеченное...”

Этонебыло“воцерковление,”нопреодолениеромантизма...

6.РелигиозныевоззренияГоголя

РелигиознаяпроблематикакультурывэтигодысособеннойостротойчувствуетсяуГоголя,–итрудноразграничитьеготворческийпутьотеголичнойсудьбы...

Врядусвоихрусскихсверстников,старшихимладших,Гоголь(1809–1852) занимает очень своеобразное место. Это был сразу писательпередовойиотсталый...

От Гоголя идут новые пути, и не в литературе только. Есть что-топророческоевеготворчестве...Носамонкак-тозапаздываетвпрошедшемвеке...

В этой душевной отсталости, в этом душевном архаизме Гоголя –одинизузловеготрагическойсудьбы...ФилософскиевеянияэпохиГоголянекоснулись,развечерезискусство...

“Споры” его современников, все эти “спорыо наших европейскихиславянских началах,” между “староверами” и “нововерами,” илиславянистами и европистами, представлялись ему сплошнымнедоразумением,– “всеони говоряторазныхсторонаходногоитогожепредмета,никакнедогадываясь, чтоничутьне спорятинеперечатдругдругу...”

Гоголь вращается чаще среди славянофилов, но сам он не былславянофилом.Еговернеесчитатьзападником...

Любилонне тот Запад, что тогдашниерусские западники,ине тойлюбовью. Но о своем мировоззрении и в складе душевном он был весьзападный, с ранних лет был и оставался под западным влиянием.Собственно, только Запад он и знал, – о России же больше мечтал. Илучше знал, какой Россия должна стать и быть, какой он хотел бы еевидеть,нежелидействительнуюРоссию...

В ранние годы Гоголь проходит опыт немецкого романтизма, и самтворит конгениально в этом романтическом духе. То не былоподражанием,инебылотольколитературнойманерой.Гогольовладеваетсамой творческойпроблематикойромантизма, интимновживается в этотромантическийопыт.Идлянеголичнотобылважныйсдвигилиповоротвовнутреннейжизни...

С творческой серьезностью Гоголь пережил и прочувствовал вседемонологическиемотивыромантики,иперевоплотилихвполнозначныхобразах.И чувствуется в этом сила личного убеждения, острота личного

опыта,–мирвовластизлыхсил,втемнойодержимости,ивозлележит...Этому соответствует рано пробуждающееся чувство религиозного

страха, – и то был именно испуг, не столько трепет или благоговение....МолодойГогольирелигиозноживетвкаком-томагическоммире,вмиречарований и разочарований. У него были странные прозрения в тайнытемных страстей. Впоследствии перед ним раскроется “мертваябесчувственность жизни.” Он изображает точно остановившиеся,застывшие, неподвижные лица, – почти не лица, но маски (Розановотмечал,чтопортретуГоголявсегдастатичен)...

ИвернобылозамеченооГоголе,чтовидитонмирподзнакомсмерти,subspeciemortis...

От романтизма у Гоголя и его первое утопическое искушение,искушениетворческойсилойискусства.И затемпервоеразочарование,–само искусство оказывается двусмысленным, и потому беспомощным.“Магическийидеализм”соблазнительнодвоится...

“Дивись, сын мой, ужасному могуществу беса. Он во все силитсяпроникнуть: в наши дела, в наши мысли и даже в самое вдохновениехудожника. Бесчисленны будут жертвы этого адского духа, живущегоневидимо,безобразаназемле.Этототчерныйдух,которыйврываетсякнамдажевминутысамыхчистыхисвятыхпомышлений...”

Этот испуг остается у Гоголя на всю жизнь, до предсмертноймолитвы. “Свяжи вновь сатану таинственной силой неисповедимогоКреста...”Романтическийопытвсегда слагаетсяиз антитезинатяжений.Непосредственностьирефлексия,“соборность”исвоеволие,примирениеипротест,покойитревога,–втакойдиалектическойигревесьромантизм.Мотивы примирения в русском романтизме выражены сильнее,“органические” мотивы преобладали здесь над “критическими.” Этонужно сказать прежде всего о славянофильстве, поскольку оно былоромантическим. Только у немногих звучали тревожные голоса, тольконемногим дано было апокалиптическое ухо слышать. Таков былЛермонтов, творчество которого тем загадочнее, что не досказано. ИособенносиленбылэтотапокалиптическийслухуГоголя...

Но сам в себе романтизм религиозно безвыходен, из романтизманужновернутьсявЦерковь,– топуть“религиозногоотречения.”Внутрижеромантизмаестьтолькомнимыеиложныепути...

Религиозное мировоззрение молодого Гоголя было оченьрасплывчатым. Это был очень неопределенный религиозный гуманизм,романтическая взволнованность, чувствительность, умиленность.РеальностиЦерквитогдаГогольнеощущал,развеэстетически...

“Я пришел ко Христу скорее протестантским, чем католическимпутем,” писал впоследствии Гоголь Шевыреву. “Анализ над душойчеловека таким образом, каким его не производят другие люди, былпричиной того, что я встретился со Христом, изумясь в нем преждемудростичеловеческойинеслыханномудотолезнаниюдуши,апотомужепоклонясьБожествуЕго...”

Итожесновав“АвторскойИсповеди...”“Сэтихпорчеловекидушачеловека сделались больше, чем когда-либо, предметом наблюдений... Яобратил внимание на узнание тех вечных законов, которыми движетсячеловек и человечество вообще. Книги законодателей, душеведцев инаблюдателейзаприродойчеловекасталимоимчтением.Все,гдетольковыражалось познание людей и души человека, от исповеди светскогочеловекадоисповедианахоретаипустынника,менязанимало,–инаэтойдороге, нечувствительно, почти сам не ведая как, я пришел ко Христу,увидевши, что в нем ключ к душе человека, и что еще никто издушезнателей не исходил на ту высоту познания душевного, на которойстоялОн...”

Это признание очень характерно... То был путь пиетическогогуманизма, которым шел Гоголь. И в этом он принадлежит еще кАлександровскому веку... Книги каких “душезнателей” и “душеведцев”читал Гоголь, сказать в точности трудно. Во всяком случае, он читалБиблию. И привык читать ее, как книгу пророческую и дажеапокалиптическую.Библейская торжественностьначинаетпроникатьи встильсамогоГоголя...

“РазогникнигуВетхогоЗавета:тынайдешьтамкаждоеизнынешнихсобытий, увидишь яснее дня, в чем оно преступило пред Богом, и такочевидно изображен над ним совершившийся страшный суд Божий, чтовстрепенетсянастоящее...”

Гоголь говорит об этом в связи с лирическим призванием русскойпоэзии. И отмечает нечто пророческое в русской поэзии. “И звукистановятся библейскими у наших поэтов,” – ибо уже приближается дляРоссии“иноецарство...”

ВдуховномразвитииГоголяРимскиевпечатлениябылирешающими.“Все,чтомненужнобыло,язабрализаключилвглубинудушимоей.ТамРим, как святыня, как свидетель чудных явлений, совершившихся надомною,пребываетвечно...”

Иневтомдело,конечно,чтокнягиняЗинаидаВолконскаяипольскиебратья “воскресенцы” умели или не сумели склонить Гоголя в сторонукатолицизма.“Переменятьобрядысвоейрелигии,”действительно,Гоголь

и не помышлял. И просто потому уже, что тогда не замечал никакойразности между исповеданиями. “Потому что, как религия наша, так икатолическая, совершенно одно и то же, и потому совершенно нетнадобностипеременитьоднунадругую.Таидругаяистинна;таидругаяпризнаетодногоитогожеСпасителянашего,однуитужеБожественнуюПремудрость,посетившуюнекогданашуземлю,претерпевшуюпоследнееунижениенаней,длятого,чтобывозвыситьвышенашудушуиустремитьеекнебу...”

Но от своих римских собеседников Гоголь слышал не только одогматахримскогокатолицизма.Онибеседовалии“ославянскихделах.”Встречался Гоголь и с Мицкевичем. Нужно думать, польские братьярассказывали Гоголю о своем деле, о своем обществе или орденеВоскресения, о польском мессианизме. И то был некий возбужденный“апостолат истины,” программа религиозного действия. Для Гоголя тобылопервымвведениемвкругтогдашнегосоциальногохристианства...

РелигиозныйопытГоголявэтигодынеисчерпываетсяэстетическимипереживаниями. Социальные мотивы тоже достаточно резковычерчиваются в его сознании, – и это вполне понятно на тогдашнемисторическом фоне. В этом отношении очень характерен “Рим” Гоголя.“Страшноецарствословвместодел...”Иэтовсеобщееопустошение–отбезверия...“Иконывынеслиизхрама,–ихрамуженехрам:летучиемышии злые духи обитают в нем...” От обратного подсказывается идеалрелигиозноговозвращения...

Ближайшие друзья Гоголя, – Виельгорские, Смирнова и др., – былисвязаны с католическими кругами в Париже. Смирнова увлекаласьпроповедями Лакордера, Равиньяна,89 бывала в кружке Свечиной90 (вконце 30-х годов). Это был новый источник соприкосновения ссоциальнымкатоличеством...

Весьмавероятно,чтоГогольчиталвРимекнигуСильвиоПеллико,91“Обобязанностяхчеловека”(DeidoveridegliUommi),–онабылаотмеченасочувственноиврусскихжурналах (вышлав1836 г.)...ДляГоголя этогобылоужедостаточно.Своейгениальнойвпечатлительностьюонсхватывалнамекиналету,итворилизнихсладостнуюлегенду,ибобылпоэт...

Следует припомнить, что в последней уничтоженной редакции“Мертвых душ” был выведен священник, и в этом образе личные чертыотцаМатвея были странно сплетены “с католическими оттенками.” Этоговорит о силе “католических” впечатлений Гоголя... В римские годыосновной книгой в душевном обиходе Гоголя была знаменитая книга о

Подражании (срв. ее влияние на Иванова). Эту книгу он прислал иззаграницы своим московским друзьям для ежедневного чтения имедитаций. “По прочтении, предайтесь размышлениям о прочитанном.Переворотитенавсестороныпрочитанное,стем,чтобынаконецдобратьсяиувидеть,какименноономожетбытьпримененоквам...”

Так,очевидно,поступалисамГоголь.“Изберитедляэтогодушевногозанятия час свободный и неутружденный, который бы служил началомвашего дня. Всего лучше немедленно после чаю или кофию, чтобы исамый аппетит не отвлекал вас...” Он читает и советует Смирновойпрочесть кое-что из “Oeuvres philosophiques” Боссюэта92... У Смирновойже он просит: “поищитеТомасаАквинтуса “Somma teologica”, если онатолькопереведенапо-французски...”

ОдновременноГогольчитаети святыхотцов, врусскихпереводах, в“Христианском Чтении” и в московских “Прибавлениях” (книги емупересылалиизРоссии,нокое-чтодавалемуипарижскийпротоиерей,о.Д. Вершинский, из магистров Петербургской академии). Но вот чтолюбопытно, – работая над своими “Размышлениями о Божественнойлитургии” в 1842 и 1843 г. г. в Париже, Гоголь вместе со славянскимтекстомимелподрукойещеилатинский,–очевидно,взаменгреческого,из Гоара. В основу толкования была положена известная книгаДмитревского. Гоголь просил прислать ему и Ареопагитики... Все этиподробностиоченьпоказательны.СтильуГоголяскладываетсязападный...Икогдаончиталсвятыхотцов,егодушевныенавыкиужеустановилисьиотеческиемогивывплеталисьвужеготовуюткань...

ЧиталГогольтогдаиЗлатоуста,иЕфремаСирина,ипреп.Максима“олюбви,”ивсе“Добротолюбие”(Паисиево),иТихонаЗадонского(срв.еговыпискиизсвятыхотцов).Неясно,зачемпросилонприслатьемуСтефанаЯворского (проповеди), Лазаря Барановича (“Трубы Словес” и “Мечдуховный”),“Розыск”ДимитрияРостовского,–иневидно,получиллионэтикниги.Из современныхрусскихавторовончитал словаИннокентия,еще проповеди Иакова Вечеркова, анонимные статьи в “Христианскомчтении...”

С ранних лет у Гоголя была твердая уверенность в своемизбранничестве, в своем призвании и предназначении – чем-то означитьсвое существование, нечто великое или особенное совершить. Такоесамочувствие характерно для всего поколения и даже для всей этойсентиментально-романтическойэпохи.Итобылоченьсложныйсплав...

УГоголяэтосамочувствиепризванногодостигаетвременамистепенинавязчивой идеи, прелестной гордыни, “Кто-то незримый пишет предо

мною могущественным жезлом...” Он убежден, что призвансвидетельствовать и учить. “Властью высшею облечено отныне моеслово,”–“игорекомубытонибыло,неслушающемумоегослова...”Онбылубежденвособойзначительностиисвоеголичногоопытаипримера,и оправдывался против упреков, “зачем он выставил свою внутреннююклеть,” напоминая, “что все-таки я еще не монах, а писатель.” И онпродолжает.“Янесчиталнидлякогособлазнительнымоткрытьпублично,что я стараюсьбытьлучшим, чемя есмь.Яненахожу соблазнительнымтомитьсяисгоратьявно,ввидувсех,желаниемсовершенства...”

У Гоголя была очень опасная теория молитвы. “Как узнать хотениеБожие? Для этого нужно взглянуть разумными очами на себя иисследовать себя: какие способности, данные нам от рождения, выше иблагороднее других. Теми способностями мы должны работатьпремущественно, и в сей работе заключено хотение Бога; иначе они небыли бы нам даны.Итак, прося о пробуждении их, мы будем просить отом, что согласно с Его волей; стало быть, молитва наша прямо будетуслышана. Но нужно, чтобы эта молитва была от всех сил души нашей.Еслитакоепостоянноенапряжениехотянадвеминутывденьсоблюстивпродолженииоднойилидвухнедель,тоувидишьдействияеенепременно.Кконцуэтоговременивмолитвеокажутсяприбавления...Изавопросамивтужеминутупоследуютответы,которыебудутпрямоотБога.Красотаэтихответовбудеттакова,чтовесьсоставужесамсобоюпревратитьсяввосторг...”

Очевидно, что Гоголь практиковал такую молитву. И неудивительнотогда, если он придавал своим творениям почти непогрешительноезначение,виделвнихвысшееоткровение...

Учительная настойчивость Гоголя, его прямая навязчивость оченьраздражала его ближайших друзей. И есть странная чрезмерность воборотах и словах, которые выбирает Гоголь, когда говорит о себе и освоем деле. “Соотечественники, я вас любил, – любил тою любовью,которуюневысказывают,которуюмнедалБог...”

РелигиозныйпутьГоголябылтруден,всвоихизгибахинадломахонне объяснен и вряд ли объясним... Часто прорываются эти судорожныеподергивания религиозного испуга, – страшные видения вдруг встаютперед его взорами, и он внутренне обмирает. “Диавол выступил уже безмаски в мир,” вот его страшное прозрение! “Стонет весь умирающийсостав, мой чуя исполинские возрастания и плоды, которых семена мысеяли в жизни, не прозревая и не слыша, какие страшилища от нихподымутся...”

ВопытеГоголя естьнесомненныеэлементыаскетическогонадрыва,болезненнаяперенапряженностьпокаяннойрефлексии...Ноименновтомсвоеобразие Гоголя, что с этим острым аскетизмом он соединяет оченьнастойчивую волю к общественному действию... В этом весь смыслроковойкнигиГоголя,“Выбранныеместаизперепискисдрузьями...”Каксам Гоголь настаивает в “Авторской исповеди,” в “Переписке” он хотел“заговоритьвпередкоеочемизтого,чтодолжнобыломнедоказатьвлицевыведенных героев повествовательного сочинения” (т. е. во II-м томе“Мертвых Душ”). Очень характерно здесь это выражение – “доказать.”Свои художественные образы Гоголь сознательно обращает вдоказательства...

В “Мертвых Душах,” во второй части, Гоголь хотел показать“возрожденную” или пробудившуюся Россию. В понимании Гоголя этоведь не бытовая повесть, а именно “поэма,” и “душеполезная поэма.” И“Переписка”естьидеологическоепредисловиекэтой“поэме...”

Толькопокрайнемунедоразумениювэтойкнигеможнобылонайтипроповедьличногосовершенствованияиспасения.Вдействительностижетобылапрограммасоциальногохристианства...

Это впервые напомнил, кажется, только Гершензон. “На русскомязыке, быть может, нет другого произведения, так беззаветно, такцелостно, до малейших оттенков мысли и слова, проникнутого духомобщественности…”ИГершензонверноотметилнеожиданноесочетаниеуГоголя нравственного пафоса с самым крайним и мелочнымутилитаризмом. “Бесцельная радость бытия для Гоголя не существует...Его мышление насквозь практично и утилитарно, и именно вобщественномсмысле...”

ОсновнаякатегорияуГоголяестьслужба,–даженеслужение...“Нет,длявастакжекакдляменя,запертыдверижеланнойобители.Монастырьваш – Россия. Облеките же себя умственно рясой чернеца и, всего себяумертививши для себя, но не для нее, ступайте подвизаться в ней. Онатеперь зовет сынов своих еще крепче, нежели когда-либо прежде. Ужедушавнейболит,ираздаетсякрик еедушевнойболезни...”ВсегоменееГоголь был доволен современностью, всего менее довольствовался онсуществующим порядком и положением. Он весь был в пафосеобновления, и была в нем какая-то апокалиптическая нетерпеливость,жаждапрямогодействия.“Инепонятноютоскоюужезагореласьземля...”

Именно потому, что он так обеспокоен современным положениемРоссии, он и настаивает: “кто даже и не в службе, тот должен теперьвступить в службу и ухватиться за свою должность, как утопающий

хватается за доску, без чего не спастись никому...” Вся книга Гоголянаписана, от начала и до конца, об общественном благе... И это былаутопиясвященногоцарства...

“На корабле своей должности, службы, должен теперь всяк из насвыноситьсяизомута,глядянаКормщикаНебесного...Служитьжетеперьдолжен из нас всяк не так, как служил бы он в прежней России, но вдругомнебесномгосударстве,главойкоторогоужеСамХристос...”

Здесьхарактеренужеиэтотоборот:“прежняяРоссия...”Гогольсебявидитужев“иноммире,”вновомтеократическомплане...Инеследуетлисопоставить это самочувствие Гоголя с духом “Священного Союза,” сидеологией Александровских времен и “сугубого министерства...” Образгенерал-губернатора во второй части “Мертвых Душ” весь выдержанименновэтомстиле.“СзавтрашнегожеднябудетдоставленоотменявовсеотделенияприсутствияпоэкземпляруБиблии,поэкземплярурусскихлетописей и три-четыре классика, первых всемирных поэтов, верныхлетописцевсвоейжизни...”

И с этим Александровским духом связано и то, что в религиозно-социальной утопии Гоголя государство ведь заслоняет Церковь итворческаяинициативапредоставляетсямирянам,впорядкеих“службы,”а не иерархии и не духовенству. “Власть государя – явлениебессмысленное,еслионнепочувствует,чтодолженбытьобразомБожиимна земле...”ИвсяБиблияоказываетсякнигойдляцарей, –нужнотолькоподражать самому Богу, как Он царствовал в избранном народе...Призвание царя -“быть образом Того на земле, Который Сам естьлюбовь...”

В мире вокруг все так становится страшно, так много всюдустраданий, “что разорвется от жалости и бесчувственное сердце, и силаеще доселе небывалого сострадания вызовет силу другой, еще доселенебывалойлюбви...”

Гоголь пророчит какое-то небывалое воспламенение сердец...“Загорится человек любовию ко всему человечеству, – такою, какоюникогдаещенезагорался...Изнас,людейчастных,возыметьтакуюлюбовьвовсейсилениктоневозможет;онаостанетсявидеяхивмыслях,аневделе; могут проникнуться ею вполне одни только те, которым ужепостановлено в непременный закон полюбить всех, как одного человека.Все полюбивши в своем государстве, до единого человека всякогосословия и звания, и обративши все, что ни есть в нем, как бы всобственноетелосвое,возболевдухомовсех,скорбя,рыдая,молясьиденьиночьостраждущемнародесвоем,государьприобрететтотвсемогущий

голослюбви,которыйодинтолькоможетбытьдоступенразболевшемусячеловечеству...”ЭтотутопическийобразтеократическогоцаряповторяетсясоченьсходнымичертамиуАл.Иванова(начинаяужес1826-гогода)...

Еще любопытнее позднейшее отражение того же идеала у Влад.Соловьева в его рассуждениях о теократических обязательствах русскогоцаря:прощатьицелитьлюбовью...Здесьестьнекийединыйпотокмыслии настроений, и его истоки можно проследить как раз до временСвященногоСоюза...

Гоголь говорит о великих религиозно-исторических преимуществахВосточной Церкви; “все примирит и распутает наша Церковь...” Это –Церковь будущего: “в ней дорога и путь, как устремить все в человеке водин согласный гимн верховному Существу...” Для новых историческихзадачЗападнаяЦерковьуженеподготовлена.Прежниймиронаещемоглакое-как “мирить со Христом” во имя одностороннего и неполногоразвитиячеловечества.Теперьзадачибезмерносложнее...

И, однако, это историческое призвание нашей Церкви Гогольопределяет снова с государственой точки зрения. “Может произвестинеслыханное чудо в виду всей Европы, заставив у нас всякое сословие,званиеидолжностьвойтивихзаконныеграницыипределыи,неизменивничего в государстве, дать силу России, изумить весь мир согласнойстройностьютогожесамогоорганизма,которымонадоселепугала...”Досих пор эта Церковь как-то таилась, “как целомудренная дева,” но онасозданадляжизни...

И как характерны наставления Гоголя “губернаторам” и “русскомупомещику” взять на себя руководство священниками. “Объявляйте импочащетестрашныеистины,откоторыхпоневолесодрогнетсяихдуша...”“Бери с собою священника повсюду, где ни бываешь на работах, чтобысначалаонбылпритебевкачествепомощника...ВозьмиЗлатоустаичитайеговместествоимсвященником,ипритомскарандашомвруках...”Всеэтосновавполневдухе“сугубогоминистерства...”

Не удивительно, что книга Гоголя понравилась только людям этогоАлександровского духа и стиля, – Смирновой, (“у меня просветлело надуше за вас”), Стурдзе (“беседы наши в Риме отразились потом как взеркале” в этой книге, говорил Стурдза)... И она категорически непонравилась ни о. Матвею, ни Игнатию Брянчанинову, ни ГригориюПостникову, ни Иннокентию. Под “гордостью,” в которой они упрекалиГоголя,разумелиониименноэтотдухутопическогоактивизма...Аксаковынебезоснованияувиделивэтойкнигезападноевлияниеизападноезло...

Вернобылоотмеченоито,чтовкнигебольшеморалииморализма,

чем действительной веры и церковности... В том же стиле написана и“Развязка Ревизора” (с ее моралистическими аллегориями: “нашдушевныйгород,”“казнисобственнойдушинашей”ит.д.)...

Гоголь остается все время в кругу довольно неопределенногопиетизма. Не составляет исключения и его книга о литургии.Догматическое содержание и символика в ней заимствованы (уДмитревского, отчасти из “Новой Скрижали”), и самому Гоголюпринадлежит здесь только этот стиль трогательной и искреннойчувствительности. “Божественная литургия есть вечное повторениевеликогоподвигалюбви,длянассовершившегося...Послышалоськроткоелобзаниебрата...”

Характерно, что в эпоху “Переписки” Гоголь всюду и всегдаподчеркиваетименнопсихологическоезначениеобразаХриста,“Которыйодин из всех, доселе бывших на земле, показал в себе полное познаниедушичеловеческой...”

Ноестьв“Переписке”идругаяструя,струяподлинного“социальногохристианства,” – всего сильнее она пробивается в известном отрывке:“Светлое Воскресение...” “Христианин! Выгнали на улицу Христа, влазаретыибольницы,наместотого,чтобыпризватьЕгоксебевдомы,подроднуюкрышусвою,–идумают,чтоонихристиане!”(впервомизданиибыло опущено цензурой). И как характерно это ударение на оскудениибратства в девятнадцатомвеке. “Позабылбедныйчеловекдевятнадцатоговека,чтовэтотденьнетниподлых,нипрезренныхлюдей,новселюди–братья той же семьи, и всякому человеку имя брат, а не какое-либодругое...”

Не столько славянофилов это напоминает (хотя и замечает Гоголь,“чтоестьначалобратстваХристовавсамойнашейславянскойприроде”ит. под.)... Скорее это напоминает западные образцы, и не слышатся лиздесьскорееотзвукиЛаменне93иего“Словверующего?...”

Очень характерна у Гоголя вся эта характеристика потребностей инужд“девятнадцатоговека.”“Когдаобнятьвсечеловечество,какбратьев,сделалось любимою мечтою молодого человека; когда многие только игрезятотом,какпреобразоватьвсечеловечество…,когдапочтиполовинауже признала торжественно, что одно только христианство в силах этопроизвесть!...когдасталидажепоговариватьотом,чтобывсебылообщее– и дома, и земли...” В таком широком кругу заговаривает Гоголь о“братстве,” и огорчается, что не хватает именно живого братскогочувства...

Междутем,толькочерезлюбовькближнемуиможнополюбитьБога.

“Трудно полюбить Того, Кого никто не видел. Один Христос принес ивозвестил нам тайну,что в любви к братьям получаем любовь к Богу...Идитежевмириприобретитепрежделюбовькбратьям...”Здесьвсясилав этом “прежде,” именно это словечко стоит здесь под патетическимударением...

ВкнигеГоголяперекрещиваютсяипереплетаютсяоченьразнородныенити,иполногоединствавнейнет.Однако,неизменнойостаетсявсегдаэта социальнаяобращенностьиустремленностьволи...Всамомзамыслекниги есть роковая неувязка. Гоголь старается все свести к “душевномуделу.”“Деломое–душаипрочноеделожизни...”Новтомибылазавязкаего творческой драмы, что он всего меньше был психологом, именнопсихологическое обоснование не могло ему удаться. Вместопсихологическогоанализаполучаетсярезонерствоисухойморализм.Ап.Григорьевверноподчеркивал,чтоГогольвесьестьчеловексделанный...

Гогольобъяснялв“Авторскойисповеди,”чтоегокнига(“Выбранныеместа”) есть “исповедь человека, который провел несколько лет внутрисебя.”НоименноэтотвнутреннийопытГоголяибылсмутен,внемибылаего главная слабость... С этим и связан “религиозный кризис” егопоследних лет. Исход для Гоголя мог быть только в отречении отсоциальнойутопииивподлинномаскетическомвхождениивнутрьсебя,–“поворотиться во внутреннюю жизнь” и советовал ему о. Матвей...Внутренно Гоголь меняется в последние годы, и это тяжело дается ему.Творчески он так и не смог перемениться. В последней редакции“Мертвых Душ” он остается в пределах того же мертвенного пиетизма,чтоираньше.Этоибылоегопоследнимкрушением...

ВисториирусскогорелигиозногоразвитияГогольпрямоговлияниянеимел. Он оставался как-то в стороне, он сам себя отстранил от тем иинтересов своего поколения, от тогдашних философских споров. Ирелигиозногоучителявнемузналитолькополвекаспустя.Тольковэпохурусскогонеоромантизмарелигиозно-романтическиемотивыГоголявновьоживают...

От славянофилов Гоголя в свое время отделяла и отдаляла еговстревоженность, его предчувствия социальной грозы и замешательства.ОнслишкомдолгопрожилнаЗападеивсамые“социальные”годы,вгодыутопий и предчувствий, в канун взрыва. И как характерно при этомсочетание апокалиптического трепета с “расчетами” его утопическихпроектов. Именно это и было характерно для “пиетизма” (срв. и уЖуковского)...

ВтворчествеГоголяпроблемахристианскойкультурыбылапоказана

с ее утопической стороны, в ее опасностях и неувязках, как некоеискушение... Это было отчасти и внутренним противодействием томупатриархальному благодушию, которое бывало слишком сильно уотдельныхславянофилов...

7.А.С.Хомяков–идеологславянофильства

Систематиком славянофильского учения был А. С. Хомяков (1804–1860).Впрочем,неследуетслово“система”пониматьвпрямомитесномзначении. Отделанной системы нет и у Хомякова. И он писалфрагментарно, всегда по случаю, крупными мазками. Но ум у него былсистематический, при всей своей постоянной настороженности ивозбужденности.“Он,каксредневековыерыцари,”говоритонемГерцен,“спалвооруженный...”

ОбразХомяковаостаетсянесовсемяснымидлянас.Мынезнаем,каксложилсяеготвердыйдуховныйиумственныйхарактер.Изтого,чтомызнаемоегомолодыхгодах,сложениеегомировоззрениямалообъясняется.Создаетсявпечатление,чтоХомяков“родился,”ане“стал.”Какговоритонем Бердяев, “Хомяков родился на свет Божий религиозно готовым,церковным,твердым...Внемнепроизошлоникакогопереворота,никакогоизмененияиникакойизмены...”

То верно, по-видимому, что Хомяков не проходил через сомнение икризис, что он сохранил нетронутой изначальную верность. Однако, ненужно преувеличивать ровность и спокойствие его духовноготемперамента, и не следует отождествлять этого “церковногоспокойствия” с бытовой успокоенностью. И, во всяком случае, Хомяковбыл прирожденный диалектик. Его мысль развивается и даже впервыестановитсявсегдаименновразговоре, в спорели,иливнаставлении,новсегдавкаком-тообменеиразменемнений.ЭтучертувдушевномскладеХомякова отмечают все, кто говорил о нем. В его складе было что-то“сократическое,”–“илюбилвестиспорыпоСократовойметоде,”говорито нем Кошелев. “Ум сильный, подвижной, богатый средствами инеразборчивый на них, богатый памятью и быстрым соображением, онгорячоинеутомимопроспорилвсюсвоюжизнь.Боецбезусталииотдыха,он бил и колол, нападал и преследовал, осыпал остротами и цитатами,пугализаводилвлес,откудабезмолитвывыйтинельзя”(Герцен)...

ТвердостьХомяковаестьименноверность,мужество,самообладание.Не столько он “родился” твердым, сколько пребыл в твёрдости,напряжением своей верности. Бердяев удачно назвал его “рыцаремПравославнойЦеркви.”ВэтомотношенииестьнаглядноеразличиемеждуХомяковым и Конст. Аксаковым94 или Петром Киреевским,95 у которыхврожденная невозмутимость, действительно, преобладает... Но Иван

Киреевский96 был тоже “непобедимым диалектиком” (как его называетКсен.Полевой97)...

Хомяков был очень сдержан, о своей внутреннейжизни говорить нелюбил, мы его знаем и видим таким, каким он бывал на людях, вмосковских гостинных, на всех этих литературных и нелитературныхвечерах, которых бывало три и больше каждуюнеделю.Иногдаможет ивправдупоказаться,чтоэтобылтолькоумелыйсовопросник,–“Горгиас,совопросник мира сего,” передает Герцен выражение“полуповрежденного”Морошкина,98иотсебяприбавляет:“закалившийсястарый бретер диалектики.” Еще резче отзывается о Хомякове историкСоловьев в своих самодовольно-злобных “Записках.” У Герценаполучалосьвпечатление,чтоХомяковскорееказался,чембыл.Однако,онсумел проверить и исправить это впечатление, сумел почувствовать ипонять,чтобылауХомяковаикакая-тосовсемнепоказаннаяглубина...

Об этой внутреннейжизниХомяковамы знаем слишкоммало.ЧутьлинеединственнымсвидетельствомявляетсярассказЮрияСамарина,–иСамарин тоже подчеркивает, что это был единственный случай, когдаХомяковприоткрылпередниммир“собственныхвнутреннихощущений.”ЭтобылосразужепослесмертиженыХомякова.“Жизньегораздвоилась.Днем он работал, читал, говорил, занимался своими делами, отдавалсякаждому,комудонегобылодело.Нокогданаступаланочьивокругнеговсеулегалосьиумолкало,начиналасьдлянегодругаяпора...Разяжилунего вИвановском. К нему съехалось несколько человек гостей, так чтовсекомнатыбылизаняты,ионперенесмоюпостельксебе.Послеужина,после долгих разговоров, оживленных его неистощимой веселостью, мыулеглись, погасили свечи, и я заснул. Далеко за полночь проснулся откакого-то говора в комнате. Утренняя заря едва-едва освещала ее. Нешевелясьинеподавая голоса, яначалвсматриватьсяи вслушиваться.Онстоял на коленях перед походной своей иконой, руки были сложеныкрестом на подушке стула, голова покоилась на руках. До слуха моегодоходили сдержанныерыдания.Этопродолжалосьдоутра.Разумеется, япритворилсяспящим.Надругойденьонвышелкнамвеселый,бодрый,собычным своим добродушным смехом. От человека, всюду егосопровождавшего,яслышал,чтоэтоповторялосьпочтикаждуюночь...”

Самаринзаключаетсвойрассказобщейхарактеристикой.“Небыловмире человека, которому до такой степени (было) противно инесвойственноувлекатьсясобственнымиощущениямииуступитьясностьсознания нервическому раздражению. Внутренняя жизнь его отличалась

трезвостью, – это была преобладающая черта его благочестия. Он дажебоялся умиления, зная, что человек слишком склонен вменять себе взаслугукаждоеземноечувство,каждуюпролитуюслезу;икогдаумилениенанегонаходило,оннарочносамсебяобливалструейхолоднойнасмешки,чтобынедаватьдушесвоейиспарятьсявбесплодныхпорывахивсесилыеенаправлятьнадела...”

ВерностьХомяковаестьзакаленностьегодуха.Егоцельностьнеестьпростая нетронутость, первобытная наивность, – она проведена черезиспытания, через искушения, если и не через соблазны. И не случайноведь Хомяков был убежденным волюнтаристом99 в метафизике. В егомировоззрениипреждевсегоичувствуется этаупругостьмысли,– “воляразума...”

Как ни важна категория “быта” в самом построении Хомякова,вывестиегомировоззрениеизбытовогосамочувствияникакневозможно.У него не было чувства земли. Напротив, слишком часто создаетсявпечатление именно его непочвенности, впечатление чрезмернойнапряженности этого “волящегоразума.”Чрезмернаяпрозрачностьиныхи,преждевсего,историософическихсхемХомяковаименноотсюда,неотбытовойуспокоенности...

Восприятие Церкви у Хомякова всего меньше можно называтьбытовым.СкорееможнобылобыХомяковаупрекатьвобратном,иестьвегомировоззренииизвестныйповоддлятехсомнений,которыетакрезкоформулировал в свое время о. Павел Флоренский. В изображенииХомякова самодостаточность Церкви показана с такой покоряющейочевидностью,чтоисторическаядейственностьееостаетсякакбывтени.Но всего меньше означает это “бесплотность” и “бескровность” егобогословского созерцания. Исторический динамизм в богословскихпостроениях Хомякова недостаточно чувствуется не от его бытовойневозмутимости, но именно от этой мистической преисполненности и“сверхбытности,”–“неотмирасего...”

Вопрос об “источниках” богословскихилирелигиозно-философскихвоззренийХомякованикогданебывалдосихпорпоставленснадлежащейконкретностью. Совершенно очевидно серьезное знакомство Хомякова сотеческимитворениями,систориейдревнейЦерквивообще.Святыхотцоввсороковыегодымногиечиталивславянофильскихкругах,дажелюди,поскладу своему к такого рода чтению и не предрасположенные, какКошелев.ИдажеГерцен, какон вспоминает в “Быломидумах,” долженбыл тогда “прочесть волюминозные истории Неандера100 и Гфререра и

особенноизучатьисториювселенскихсоборов,малознакомуюему,чтобывосстановить равновесие в споре с противником.” Есть основанияпредполагать особое внимание Хомякова к творениям блаженногоАвгустина (хотя он и считал его “истинным отцом схоластикицерковной”)...

Столь же бесспорно и основательное знакомство Хомякова ссовременнойгерманскойфилософией,сГегелемиегопротивниками.НовлияниеШеллинганаХомяковаврядлибылозначительным,какивлияниеБаадера. С “исторической школой” у Хомякова много общего, но к“натурфилософским” и “космогоническим” вопросамХомяков оставалсяравнодушен,–егонезаинтересовалниШеллинг,ниЯкобБеме...

Трудно делать более конкретные сопоставления. Есть несомненноесредство сМелером.101Естьизвестнаяблизость внекоторыхвопросах кВине. Только с оговорками можно, вслед за Влад. Соловьевым,сопоставлять Хомякова с французскими “традиционалистами” (СоловьевимелввидуБональда102иЛаменне,впериодего“Опытаобезразличии”).Бердяев верно отметил: “здесь, у славянофилов, была гениальностьсвободы, – там, у традиционалистов, гениальность авторитета.”Любопытно,впрочем,чтоименновоФранциивэтовремявыдвигаетсяряд“светских богословов,” ревнующих о возрождении и укреплениицерковности, ослабевшей за годы революции. Де-Местр, Шатобриан,Бональд, Монталамбер103... Во всяком случае их положение оченьнапоминает славянофилов. Сходство не следует принимать за влияние,конечно...

Вряд ли имеет смысл выдвигать и “влияние” случайных книг илиавторов, – “никоегоBordas-Demoulin,” о которомСоловьеву с симпатиейговорилСамарин,илидерптскогобогословаСарториуса,потомучтоионобвинял католицизм в рационализме. Вообще сказать, вопрос о генезисесистемыилимировоззрениинельзяподменятьвопросомо“влияниях.”Невсякое влияние есть тем самым зависимость, и зависимость не означаетпрямого заимствования, – “влиянием” будет и толчок, побуждение, –“влияние” может быть и от обратного. Во всяком случае, не следуетссылкой на “влияния” заслонять самодеятельность мыслителя. Вопрос овлияниях может быть верно поставлен и надежно решен только в томслучае, когда генетический процессможет быть восстановлен в целомипрослеженвсменесвоихфаз.Приэтом,конечно,всеговажнеераспознатьисхватитьосновнуюинтуицию,найтиисходнуюточкуразвития,–иначеио“влияниях”говоритьбудеттрудно...

Издесьостаетсявнеспора,–ХомяковисходитизвнутреннегоопытаЦеркви...

Он не столько конструирует или объясняет, сколько именноописывает. В этом и сила его. Как очевидец, он описывает реальностьЦеркви, как она открывается изнутри, через опыт жизни в ней. В этомотношении богословие Хомякова имеет достоинство и характерсвидетельства. Сходство или сродство его с Мелером (и нужно брать врасчетне столько его “Символику”Мелера, сколькоименнораннююегокнигуоЦеркви)следуетрассматриватьневплане“влияний,”новпланеопыта и свидетельства, – как приближение с разных сторон и изразличных исходных точек к той же реальности... Общим для обоихявляетсяпризнаниецерковности,какметодабогословскогоисследованияипознания.БытьвЦеркви,–этонеобходимоепредусловиебогословскогопознания. Христианство познаваемо только изнутри. “Сие исповеданиепостижимо, так же как и вся жизнь духа, только верующему и членуЦеркви...”

Этот опытный характер богословствования уХомякова отметил ещеЮрий Самарин, в своем известном “предисловии.” “Хомяков выяснилобласть света, атмосферу Церкви.” Именно в этом его историческаявлиятельностьизначительность.БогословскиесочиненияХомяковабылиизданывпервыеужетолькопослеегосмерти,вбогословскийобиходонистали входить еще позже, многие отнеслись к ним с недоверием. Этонедовериеинастороженностьвполнеобъясняютсяизновизны,–этобылановизна метода, не новизна содержания. Это был призыв вернуться на“забытый путь опытного богопознания.” Именно это ценили и ценятпоследующие поколения у Хомякова. Именно это в его богословиисмущаетприверженцевстарогометода...

В богословском наследии Хомякова всего важнее его “Опыткатихизического изложения учения о Церкви” (издан впервые только в1864-мгоду).СамХомяковнадписалегопроще:“Церковьодна.”Этосразуитема,итезис,–ипредпосылка,ивывод…

Сразуженужноопределитьтот“литературныйтип,”ккоторомуэтоткатихизический “опыт” относится. Напрасно искать у Хомяковаопределенийилидоказательств.Онставитсебеирешаетдругуюзадачу.Иведьонисключаетотначаласамувозможностьопределятьилидоказыватьс внешней убедительностью, связывающей или обязывающей также иневерующего.Хомяковотрицаетсамувозможностьилинадежду“доказатьистинуидойтидонеесобственнойсилойразума,”-речьидетопознаниихристианскойистины. “Но силыразуманедоходятдоистиныБожией,и

бессилиечеловеческоеделаетсяявнымвбессилиидоказательств...”Хомяков сознательно не доказывает и не определяет, – он

свидетельствует и описывает. Вместо логических определений онстремится,начертатьобразЦеркви.Онстараетсяизобразитьеевовсейеедуховной жизненности и самоочевидности. И еще – он призывает взятьключ и войти в церковные врата. Этот ключ есть вера. “Христианскоезнаниенеестьделоразумаиспытующего,новерыблагодатнойиживой.”АвторитетуХомяковпротивопоставляетсвободу,–ипритомнекакправо,нокакобязанность.Этозначит:формальнойпринудительностивнешнегодоказательства он противополагает внутреннюю очевидность истины.ВсегоменееХомяковдопускаетсвободуличныхиличастныхмнений.Оннастаивает как раз на противоположном. Рациональную убедительностьонпотомуиотстраняет,чторассуждаеткаждыйзасебяиотсебя.Тольковера не есть и не может быть “частным делом,” – ибо вера естьприобщениекоХристу.Вера–отсоединяющегоиединогоДуха,потомувсегдаестьнечтообщее,–общеедело...

“Тыпонимаешьписание, во сколькохранишьпреданиеиво сколькотворишьделаугодныемудростивтебеживущей.Номудрость,живущаявтебе, не есть тебе данная лично, но тебе, как членуЦеркви, и дана тебеотчасти,неуничтожаясовершеннотвоюличнуюложь,–данажеЦерквивполноте, истины и без примеси лжи. Посему не суди Церкви, ноповинуйсяей,чтобынеотняласьоттебямудрость...”

Церковь в изображении Хомякова и есть, прежде всего, единство,–“единствоБожиейблагодати,живущейвомножестверазумныхтворений,покоряющихся благодати.” В этом определении соподчиняются двамотива: “единство” и “покорность” человека, – “дается же благодать инепокорным, не пользующимся ею (зарывающим талант), но они не вЦеркви.” Только в покорности, т. е. в свободном своем приобщении и влюбви, может человек принадлежать и пребывать в Церкви. “Онапринимает в свое лоно только свободных,” замечает Самарин. Впокорностиоткрываетсяиосуществляетсяименносвобода.ИбовЦерквичеловекнаходитнечто-товнешнееичуждоедлянего.“Оннаходитвнейсамогосебя,носебяневбессилиисвоегодуховногоодиночества,авсилесвоего духовного, искреннего единения с своими братьями, с своимСпасителем.” И не в том сила, что раздельное множество собирается вединство, не в простом сложении или сопряжении человеческихвозможностей. Сила от Духа Божия. “Каждый из нас от земли, однаЦерковьотнеба.”Силаединствав том,чтоединитвоистинутолькоДухЖивотворящий.Несогласие,кактаковое,носогласиевЦеркви,тоестьво

ХристеивДухе,обеспечиваетисвидетельствуетистину.КогдаХомяковвсвоей полемике против “западных исповеданий” противопоставляет“личнойотдельности”–“святоеединениелюбвиимолитвы,”онникакнеотделяет этого “согласия всех в любви” от “благодати животворящегоДуха,”силойкоторого“согласие”или“единство”толькоиустрояется.Всяценность “согласия” в том, что оно неопровержимо свидетельствует облагодати, о присутствии Духа, без Которого оно невозможно.Колеблющееся “верование” обращается в непреклонность “веры” толькосилойДухаСвятого.“ВераестьДухСвятый,налагающийпечатьсвоюнаверение.Ноэтапечатьнедаетсячеловекупоегоусмотрению;онавовсенедается человеку, пребывающему в своей одинокой субъективности. Онадана была единожды, на все века, апостольской Церкви, собранной, всвятомединениилюбвиимолитвы,ввеликийденьПятидесятницы,–иоттого времени христианин, человек субъективный, слепой протестант посвоей нравственной немощи, становится зрящим кафоликом в святостиапостольской Церкви, к которой он принадлежит, как ее неразрывнаячасть.” Не потому “становится кафолическим,” что включается вомножественность верующих, но потому, что приобщается единствублагодати. Кафолический или соборный не значит “всемирный.” “Здесьречьне о числительности, не о протяжении, не о всемирности в смыслегеографическом,ноочем-тонесравненновысшем.“Всевашиназванияотчеловеческойслучайности,анашеотсамойсущностиХристианства.”ТакпонимаеткафоличностьсвятойАфанасий...

“Соборность”дляХомякованикакнесовпадаетс“общественностью”или корпоративностью. Соборность в его понимании вообще не естьчеловеческая, но Божественная характеристика Церкви. “Не лица и немножество лиц в Церкви хранят предание и пишут, но Дух Божий,живущий в совокупности церковной.” “Нравственное единство” естьтолькочеловеческоеусловиеизалогэтогособорногопреображенияДухом(ср.именнотакоепонимание“кафоличности”иуВлад.Соловьева,в его“Духовныхосновахжизни”),–“отличительныйпризнакбожественностивЦерквиестьвнутренняявсецелостьикафоличностьеепути,ееистины,еежизни, – всецелость не в смысле арифметической и механическойсовокупности всех частей и членов, каковая внешняя совокупность ни вкаком данном моменте не имеет действительного существования, а всмыслемистической(сверхсознательной)связиидуховногонравственногообщения всех частей и членов Церкви между собой и с общимБожественнымГлавой...”

ТолькопонедоразумениюможнообвинятьХомяковавтом,будтоон

сводитединствоЦерквикоднимтольконравственнымипсихологическимчертам, “преувеличивает значение человеческого согласия илинесогласия,”умаляеттемсамым“достоинствоиценностьИстины.”Такойупрек в последнее время с особой резкостью был высказан о. П.Флоренским. “Из общего смысла системы ни откуда не видно, чтобыблагодатьБожияимелауХомяковазначениесущественное,жизненное,анедекоративное...”

Флоренский считает возможным сводить весь смысл полемикиХомякова против “западных исповеданий” к тому, что “право ипринуждение, – стихию романских народов, – он хочет вытеснитьобщественностью и родственностью, – стихией народов славянских.” Вучении о “соборности” Флоренский угадывает только маскированныйсоциализм (“объяснить все из момента социального”), “осторожныйподходктеориивсечеловеческогосуверенитета...”

Такое перетолкование воззрений Хомякова приходится назватьинвективой104 скорее, чем критикой. Как бы ни двоились социальнофилософские представления славянофилов, в своем учении о ЦерквиХомяков остается верен именно основной и древнейшей отеческойтрадиции...

В своей полемике Хомяков только применяет древне-церковныйобычай противопоставлятьЦерковь и ересь, прежде всего, как любовь ираздор, или общение и одиночество. Так это было уже у Иринея, уТертуллиана,уОригена,всегорезчеублаженногоАвгустина,длякоторогос особенной выразительностью ударение перенесено именно на любовь.Именно с такой точки зрения Августин и вел свою полемику противдонатизма.И вот, в замечательной книгеМелера “О единстве вЦеркви”(первымизданиемвышлав1825-мгоду,переизданав1843-м)Хомяковмогнайтиблестящуюиоченьоструюхарактеристикуэтихпринциповдревне-церковнойполемики.НаэтукнигуМелерассылокмыуХомякова,правда,ненаходим,нодругиекнигиМелераимелиобращениевславянофильскихкругах: и его “Символика,” в которой протестантизм опровергаетсяименно за обособление, и его замечательная монография о святомАфанасии, где его полемика против ариан истолкована в том же духе“соборности,” обращенной против духа расчуждения и раскола.Хомяковвнимательно следил за современной богословской литературой, и труднодопустить,чтоэтазамечательнаякнигаоЦерквиосталасьемунеизвестнаилинедоступна...

ОченьпоказательносамоезаглавиеэтойкнигиМелера:DieEinheitinderKircheoderdasPrinzipdesKatholicismus (1825),–ЕдинствовЦеркви

или начало соборности. Всего точнее передавать здесь термин“католицизм” именно словом “соборность” – и сам Мелер определял“кафоличность” именно, как единство вомножестве, как непрерывностьобщейжизни...

ТакимсопоставлениемсамостоятельностьХомякованеумаляется.Иобраз его становится еще нагляднее в раздвинутых историческихперспективах... У Мелера мог он найти, прежде всего, конгениальноеобобщение святоотеческих свидетельств, – в своей книгеМелер излагалучениеоЦерквиименно“вдухеотцовЦерквипервыхтрехвеков...”

Эта духовная встречаХомякова сМелером очень характерна.Мелерпринадлежал к тому поколению немецких католических богословов,которыеведутвтегодывнутреннююборьбусвекомПросвещения,сдухом“иозефинизма” или т. наз. “фебронианства,” но не ради восстановленияТридентинской схоластической традиции, а во имя духовного возврата ксвятоотеческой полноте. Такова была эта Тюбингенская католическаяшкола, к которой кроме Мелера принадлежали Дрей, Гиршер, вследующем поколении Штауденмайер, Кун, Гефеле. Это былаисторическая школа в богословии, прежде всего, и задача церковнойистории полагалась здесь в том, чтобы изобразить Церковь, этотбогочеловеческийидухоносныйорганизм,веевнутреннемстановлениииросте. Началу внешнего авторитета противополагалось при этом началоблагодатной Жизни. Это было внутреннее преодоление того“романистического” духа, или ультрамонтанства, которого высшимпределом явился впоследствии Ватиканский собор. Именно из духаТюбингенской католической школы питалась старокатолическаяоппозиция...

Восстановление церковно-исторической чуткости сопровождалось иобщим напряжением церковного самочувствия, повышенным чувствомцерковности. К этому присоединяется философский замысел, подобныйтому, какой мы встречаем у Киреевского, – связать и сочетать, или“сообразить,” опыт святоотеческий и опыт современного просвещения,опытновейшейфилософии.УМелера,вчастности,вегоученииоЦерквимынаходимтворческоеприменениеилииспользованиемотивов,взятыхуШеллинга, Гегеля, дажеШлейермахера,105 – и в его позднейших книгахобраз Церкви вычерчивается в прямом и сознательномпротивопоставлении Гегелевскому государству. И нужно все времяпомнить,чтовсвоемсинтезеМелерисходитнеиз“отвлеченныхначал,”неизотвлеченныхфилософскихпредпосылок,ноот конкретногобытия,от благодатной действительности Церкви. Он не строит умозрительную

схему,ноописываетживойопыт...Из глубины церковного самочувствия, из опыта церковности,Мелер

судит и опровергает Реформацию, отвергает именно принциппротестантизма. Есть известное сходство между этой полемической“Символикой” Мелера и полемической программой Хомякова, в егоизвестныхброшюрах“озападныхисповеданиях”(срв.впоследствииукн.С.Н.Трубецкого106расширениекритикиХомякованавсюисториюновойфилософии, как основанной на “принципе личного убеждения,” ипротивопоставленное этому учение о кафолическом или соборномсознании)...

Писало“западныхисповеданиях”Хомяковпочастнымповодам,какбы случайно, откликаясь на чужой голос, – но сама тема органическивырастала из самого духа его системы. Именно потому, что в бытииЦеркви Хомякову самым важным и первичным представлялось ееонтологическое единство, ее соборность или кафоличность, он долженбылсразужеобъяснитьивозможностьразделенийвхристианскоммире,исмыслдействительнопроисшедшихразделенийилиотделений.Именнопотому он и переносит ударение на нравственную сторону, такподчеркивает недостаток любви, как источник Западной схизмы. Онстремится показать или обнажить сам корень схизмы, показать этуосновнуюотделяющуюсилу.Всегоменееможноподозревать,чтоХомяковнедооцениваетзначительностьиважностьдогматическихрасхожденийипогрешностей. В переписке с Пальмером, во всяком случае, на этойнеобходимости предварительного догматического единомыслия иединодушия Хомяков настаивает с совершенной откровенностью,подчеркивает, чтоЦерковь неможет быть “объединением разномнений.”Но при этом он настаивает и на другом: простого единомыслия,умственного, и даже сердечного, согласия с полнотой кафолическихученийЦеркви, еще мало для того, чтобы принадлежать ей в полноте ижизнеспособности.Остаетсяеще“нравственноепрепятствие.”Этоиестьразделяющаяволя...

Хомяков должен был установить основные предпосылки дляобсуждения вопроса об отделившихся “исповеданиях.” И в историиправославной символики, или т. н. “обличительного богословия,”Хомякову принадлежит несравненная заслуга принципиальной иобобщенной постановки самого вопроса, в отмену старинной ибесплодной казуистики. В схемахХомякова слишкоммного стройности.История христианского Запада с некоторым упрощением и насилиемуложена в эту схему распавшихся “единства” и “свободы,” на фоне

оскудевающей любви. Однако, не следует принимать эти полемические“брошюры”Хомяковазато,чемониинепритязалибыть,–этоведьтолькоочерк,набросок,вступление,анесистема.Вовсякомслучае,вопросбылпоставленостроипосуществу.

8.ОместеиролиЦеркви

В системе воззрений Хомякова особого внимания заслуживают егомысли и суждения об историческом раскрытии или самоосуществленииАпостольского предания (что на Западе принято разуметь под неточнымименем“догматическогоразвития”)...

Вначалесороковыхгодовнаэтитемывславянофильскихкругахидетспор.ПоводкнемуподалЮрийСамарин107 (1819–1876), переживавшийтогда острое увлечение философией Гегеля. Он только что выдержалэкзамен на магистра и писал свою диссертацию о Стефане Яворском иФеофане Прокоповиче. В истории русской Церкви при Петре Самаринвиделстолкновениедвухпринципов,–романизмаипротестантизма.Ионвидел в этом столкновении диалектическую встречу. Перед ним вставалобщий вопрос о путях церковно-догматического развития. Он самподчеркивалэтотмотив:“мыжеисповедуемЦерковьразвивающуюся”(онговорилосебеиоКонст.Аксакове,108скоторымвместепереживалтогдагегелианскуюфазу)...

Вскоре, однако, под давлением и убеждением Хомякова, Самаринпеременилвомногомсвойобразмысли,перестроилисвоюдиссертацию,смягчилпрямолинейнуюдиалектичностьсвоихпервоначальныхсхем.Поегочерновымбумагамипо егопереписке сА.Н.Поповым,109 однимизучастников славянофильских собраний, стоявшим всецело на сторонеХомякова, мы можем судить об этих первоначальных предпосылкахСамарина. И в противоположении к ним точка зрения Хомяковастановитсяещеболеепонятной...

ПервыйспорныйвопросбылосоотношениидвухмоментоввЦеркви.Самарин различал и разделял жизнь и сознание, и от этогопервоначального натяжения начинал свой диалектический ряд. Поповпротив этого напоминал слова Хомякова о Церкви, что в ней “учениеживет и жизнь учит.” Так встречаются два разных пониманияисторического движения. У Самарина диалектика, предполагающая висходной точке раздельность (это вполне в гегелианском стиле), – уХомякова органическая точка зрения, предполагающая изначальнуюцельность...

Самарин слишком резко различал эти два нераздельные аспектацерковности: Церковь, как жизнь таинств, – и по этой стороне он недопускал развития, – и Церковь, как школа. “Стремление к возведению

жизнивстройнуюсистемудогматовестьразвитиеЦеркви,какшколы.Этовторая сторона ее, по времени, проявилась позже, по значению своемустоит выше первой. Вселенский собор в развитии Церкви есть высшаяступень, соответствующая в этом отношении тому, что таинства есть вжизни,–следовательно,высшеепроявлениеЦерквивообще...”

В Церкви “борющейся” (т. е. воинствующей) это натяжение, междунепосредственностью жизни и сознанием, никогда не может и не будетснято,–поканенаступитторжество...

Развитие не оканчивается. “Церковь развивается, то есть, – онапостоянно приводит к своему сознанию вечную, неисчерпаемую истину,которой она обладает.” Это не значит, что только в этом процессесамопознания, она впервые только становится Церковью. Она есть отначала. Однако, сознание есть для Самарина высшая ступень. И встолкновении богословских мнений он усваивает судящую рольфилософии. “Изучение Православия,” пасал Самарин Попову, “привеломеня к результату, что православие явится тем, чем оно может быть, ивосторжествует только тогда, когда его оправдает наука, что вопрос оЦеркви зависит от вопроса философского, и что участь Церкви тесно,неразрывносвязанасучастьюГегеля...”

Самарин очень пунктуально мотивирует это неожиданноеутверждение.ВсепреимуществоПравославияонвидитвтом,чтоЦерковьне притязает поглотить в себе науку и государство (как в католичестве),признает их рядом с собой, “как отдельные сферы,” и в относительнойсвободе, – “сознает себя только как Церковь.” Вполне в духе Гегеля,СамаринзамыкаетЦерковьвобособленныймоментверы,ограничиваетееоднимтолькорелигиозныммоментом,кактаковым,–ирелигиянедолжнапритязать становиться философией, это нарушило бы еесамостоятельность.Ноотсюда,считаетСамарин,сочевидностьюследуетпреимущество философии. Ибо только философия может оградитьнеприкосновенность религиозной сферы, провести твердую грань междуразумомиверой.“Онапризналарелигию,какотдельнуюсферу,совсемиееособенностями,стаинствамиичудесами...”

Неправду западных исповеданий Самарин видит именно в этойнерасчлененности “отдельных сфер.” Только Православие может бытьоправдано современной философией. “Философия определит ей место,каквечноприсущемумоментувразвитиидуха,ирешитвеепользуспормежду нею и вероисповеданиями западными.” Под “философией”Самарин разумеет Гегеля, и подчеркивает: “вне этой философииправославнаяЦерковьсуществоватьнеможет...”

НетнадобностивходитьвподробностиспораХомяковасСамариным,да мы и не можем восстановить развитие его в подробностях. Важнеепонятьэтотспорвегопредпосылках.ПрочитавшидиссертациюСамарина,Хомяков так о ней отозвался. “В ней нет любви откровенной кПравославию.Тайникжизнииеевнутренниеисточникинедоступныдлянаукиипринадлежаттольколюбви.”ВэтомикоренитсявсесвоеобразиеХомяковавученииоцерковномразвитии.“ПознаниеБожественныхистиндано взаимной любви христиан, и не имеет другого блюстителя кромеэтойлюбви” (Хомяковссылаетсяздесьнаизвестноепосланиевосточныхпатриархов1848-гогода)...

Церковь сама о себе свидетельствует. “И Церковь унаследовала отблаженных апостолов не слова, а наследие внутренней жизни, наследиемысли,невыразимойи,однако,постоянностремящейсявыразиться...”

Как организм любви, Церковь не подлежит и не может подлежатьсуждению разума, – напротив, “дело разума подлежит решающемупересмотру Церкви, а решение Церкви истекает не из логическойаргументации,аизвнутреннегосмысла,исходящегоотБога…”

Хомяков подчеркивает тожество и непрерывность церковногосознания ... “Мысль современной Церкви,” повторяет он, “есть та самаямысль, которая начертала писания, та самая, которая впоследствиипризнала этиписанияиобъявилаих священными, та самая, которая ещепозднееформулировалаихсмыслнасоборахжеисимволизировалаеговобряде.МысльЦерквивнастоящуюминутуимысльеевминувщихвекахестьнепрерывноеоткровение,естьвдохновениеДухаБожия...”

Богословское определение и толкование вероучительных истинХомяковсчитаетвсегдатолькоусловным,разумеяподэтимнето,чтонеполнаяистинаизрекается,ночтополнотаиистинамогутбытьувиденыиопознанытолькоизнутри...

“Всеслованаши,еслисмеютаквыразиться,сутьнесветХристов,атолькотеньЕгоназемле…Блаженныте,которымдано,созерцаяэтутеньнаполяхИудеи,угадыватьнебесныйсветФавора...”

Хомяков колеблется признать догматическую терминологиюсамодостаточнойи адекватной, вне опыта, т. е. в порядке доказательногоизложения. “Труд аналитическийнеизбежен;мало того, он свят, онблаг,ибо свидетельствует, что вера христиан не простой отголосок древнихформул; но он только указывает на сокровище глубокой и невыразимоймысли, присно хранимое Церковью в своих недрах. Мысль эта неумещается в одной познавательной способности, она почиет в полнотеразумногоинравственногобытия...”

В этих рассужденияхХомяков снова остается вполне верен началамотеческогобогословия(срв.вособенностиукаппадокийцев,всвязисихполемикой против Евномия и его религиозно-гносеологического гипер-оптимизма). Подозревать Хомякова (вслед за о. П. Флоренским) внарочитойуклончивостиотвсякой“онтологическойопределенности”нетникакого повода. “Как же быть православным,” спрашивает Хомяков, иотвечает:“то,чтовсяЦерковьвысказала,томувероватьбезусловно,знать,чтовсе,чтоонакогда-нибудьвыскажет,будетбезусловноистинно,но,чтоонаещеневысказала,тогозанееневысказыватьавторитетно,астаратьсясамомууразуметь,сосмирениемиискренностью,непризнавая,впрочем,надсобоюничьегосуда,покудаЦерковьсвоегосуданеизрекла...”

Вбогословииокончательнаясистеманеданаиневозможна,–вэтомвыводеХомяковиСамаринвстречаютсяисовпадают,ноприходятвточкувстречиониразнымипутямиипоразныммотивам...

Хомяковвоспринимаетбогословиевсегданаживомфонеизначальнойи неизменной перводанности. Откровения в Церкви, – и богословиедолжно и может быть только “аналитическим” свидетельством иподтверждением этого откровения. Для Хомякова богословие естьописаниеэтойблагодатнойдействительности,котораяявленаиоткрытавнепогрешительноминепреложномопытеЦеркви.Самаринвернопередалсамое основное в этом церковном самочувствии Хомякова: “Церковь недоктрина, не система, и не учреждения. Церковь есть живой организм,организмистиныилюбви,илиточнее–истинаилюбовь,какорганизм...”

ГолосХомякова и прозвучал в свое время, как такое напоминание оцерковности, – напоминание о церковном опыте, как первоисточнике имериле всякого подлинного богословствования... Этим был подан знак квозвращению,–изшколывЦерковь...

Потому так и смутил этот призыв даже лучших из тогдашних“школьныхбогословов”(несоставилисключениядажео.А.В.Горский,всвоих не убедительных и не проницательных замечаниях на статьиХомякова).Длянихконтекстсовременнойзападно-европейскойнаукибылболее привычен, чем беспокойные и неожиданные просторы отеческогобогословияиаскетики...

ПризывХомяковапоказалсяслишкомсмелымиотважным,дажеязыкегостатейпоказалсяслишкомживыми,вэтойживости,“неточным.”ЭтоибылоповодомостановитьстатьиХомяковавцензуренаЗападе(такоежевпечатление“неточности”былоушкольныхкритиковоткнигДе-Местра).ИкогдабогословскиесочиненияХомяковабылидопущеныксвободномуобращению, особая заметка предупреждала о школьной неточности:

“неопределенность и неточность встречающихся в них некоторыхвыражений, происшедшие от неполучения автором специально-богословского образования” (эта цензурная, пометка воспроизводиласьвплотьдоиздания1900года)...

Впрочем, очень скородуховнаяидушевнаяобстановкаизменилась...И в 60-х годах влияние Хомякова ясно чувствуется и в стенах духовнойшколы...

9.Трипериодарусскойфилософии

В пережитой истории русской философии можно выделить триосновныхмомента,–триэпохи...

Из них первая охватывает почти точно три десятилетия, от срединыдвадцатыхдосрединыпятидесятыхгодов,отпервогокружкамосковских“любомудров” и до Крымской кампании, – эти “замечательныедесятилетия”русскойромантикииидеализма...

Эта эпоха судорожно оборвалась, была перервана неистовымприступомпротивофилософскихнастроений, восстанием “детей”против“отцов...”

Вторая эпоха в истории русской мысли почти совпадает со второйполовиной прошлого века. Это было время большого общественного исоциально-политическоговозбуждения,времят.наз.“великихреформ,”азатем и “обратного хода.” Это было время очень решительных сдвигов иглубочайших переслаиваний во всем составе и сложении русскогообщества,всегорусскогонарода...

Но, прежде всего, это был снова, как и в “тридцатые годы,” некийдушевныйсдвигили“ледоход,”Обэтомсогласносвидетельствуютсовсемразные люди, люди разных поколений, переходившие тогда этот искус иопыт “эманципации.” Даже слова у них невольно оказывалисьодинаковые...

Страхов110 остроумно называл эти годы сразу после Крымскойкампании временем “воздушной революции.” “То был чад молодости,который зовется любовью,” говорит Шелгунов.111 “То было состояниевлюбленных перед свадьбою,” говорит Гиляров-Платонов. “Метались,словно в любовномчаду,” вспоминаетСтасов. “Япомнюэто время.Это,действительно,былкакой-торассвет,какая-тоумственнаявесна.Этобылпорыв, ничем не удержимый.” Так вспоминает о тех годах и Конст.Леонтьев112...

Такомусогласиюисозвучиюсовременниковнужноверить...“Втом,чтопослеСевастополявсеочнулись,всесталидуматьивсеми

овладело критическое настроение, и заключается разгадка мистическогосекрета 60-х годов. Это было удивительное время, – время, когда всякийзахотелдумать,читатьиучиться,икогдакаждый,укогочто-нибудьбылозадушой,хотелвысказатьэтогромко...”

Шелгунов в таком описании дает почувствовать все своеобразие

тогдашнего сдвига. Это был всеобщий сдвиг. В “замечательныедесятилетия”этогоещенебыло.КакговорилГерценв“БыломиДумах,”“тридцатьлеттомуназад,Россиябудущегосуществовалаисключительномежду несколькими мальчиками, только что вышедшими из детства.”“Общественным”иширокимдвижениестановитсятолькопозже,тольковэти,в“Шестидесятые”годы...

Новоедвижениепредваряетсяотрицанием...Действительныйсмыслтогдашнеготакназываемого“нигилизма”нев

томтолькозаключается,чторвалисустаревшимитрадициямииотвергалиили разрушали обветшавший быт. Нет, “отрицание” было многорешительнее, и было всеобщим. Именно в этом и была егопривлекательность.Отрицалииотвергалитогданетольковотэтоданноеиотжившеепрошлое,ноименновсякое“прошлое”вообще..Иначесказать,–тогдаотвергалиисторию...

Русский “нигилизм” был в те годы, прежде всего, самым яростнымприступомантиисторическогоутопизма...

Всего менее то была “трезвая” эпоха. То было именно нетрезвоевремя, время увлечений, время припадочное и одержимое. И за“критическим” образом внешних действий скрывались своинекритическиепредпосылки,–резонирующийдогматизмПросвещения...

Иэтобыл,впрямомисобственномсмысле,шагназад,кавторитетамXVIII-го века. Есть нарочитый архаизм во всем стиле “Шестидесятых”годов. Всего характернее тогдашний возврат симпатий к Руссо (отчастичерезПрудона)...

Коренное неприятие истории неизбежно оборачивалось“опрощенством,”т.е.отрицаниемкультурывообще,–ибонетинеможетбыть культуры иначе, как в истории, в элементе “исторического,” т. е. внепрерывноститрадиций.“Опрощение”вРоссиипроповедовалиПисаревиВарфоломейЗайцев113раньшеТолстого,–иТолстойвэтомотношениибылтипический“шестидесятник”инигилист...

Это был возврат к “природе” из “истории,” обратное включениечеловекав“естественныйпорядок,”впорядокестества,т.е.природы...

Ивместестем,тобылвозвратот“объективного”идеализмавэтикеименно к “субъективному,” от “нравственности” к “морали” (еслиговоритьвтерминахГегеля),отисторизмаГегеляилиШеллингакКанту,именно к Канту второй “Критики,” с его отвлеченным морализмом, кКантувдухеРуссо.Этобыловновьтосамоеутопическоезлоупотреблениекатегорией “идеала,” злоупотребление правом “морального суждения” иоценки, против чего так горячо и настойчиво возражал Гегель. И ведь

именно в таком догматизировании “отвлеченных” и самодовлеющихидеалов и заключается психологический смысл всякого утопизма,притязающего всегда как-то перекраивать действительность “по новомуштату...”

В этике “категорического императива” есть великая и непреложнаяправда,иморальнаяоценканеможетинедолжнабытьподменяемаилизаслоняема ничем иным. И, однако, как часто эта “императивность”вырождается в мечтательную притязательность, в некую одержимостьнадуманными преобразовательными планами! И утрачивается чувствоисторическойдействительности!..

ЕщеАполлонГригорьевоченьостроумноговорилороли“кряжевогосеминариста”висториирусскогоотрицанияинигилизма.ОнимелввидуИринарха Введенского,114 прежде всего, но этот образ был именнотипичен.Таких“семинаристов”быломного...

“Раз известный взгляд улегся у них в известнуюсхему, будет ли этасхема–хрияинверса,административнаяцентрализацияпофранцузскомуобразцу, как у Сперанского, или фаланстера, как у многих из нашихлитературных знаменитостей, – что им за дело, что жизнь кричит напрокрустовом ложе этой самой хрии инверсы, этого самогоадминистративного или социального идеальчика? Их же ведь ломали вбурсе,гнуливакадемии,–отчегожеижизнь-тонеломать?...”

То была схоластика наоборот. У одного из тогдашних вождейсорвалось примечательное слово: “строиться в пустыне...” Для утопистаочень характерно такое самочувствие: в истории чувствовать себя как впустыне...Ибо“историческое”обрекаетсянаслом...

“Раскол в нигилистах” не нарушал единодушия в этом утопическомморализме... Нет различия в этом отношении и между людьми“Шестидесятых”и“Семидесятых”годов...

То верно, что “нигилисты” 60-х годов отвергали на словах всякуюнезависимую этику и всякую этику вообще, подменяя моральныекатегории началами “пользы,” “счастья” или “удовольствия.” И тем неменее они оставались вполне в плену самого прописного морализма,оставались подлинными педантами и “законниками” в самом своемгедонизме или утилитаризме. Ибо они выдвигали ведь, впротивоположение исторической действительности, некую систему“понятий” и “правил,” здравых понятий и простых правил. Не с“прописями”ливрукахсудилипересуживалПисареввсюисторическуюкультуру, хотяна словахониотвергалпонятиецелииправооценки.Не

быллитипическимзаконникомсамБентам,115азанимиобаМилля.116Ине требовал ли сам принцип “утилитаризма” именно этого постоянногооценочного перемеривания, чтобы с точностью устанавливать эту“наибольшую”пользуилисчастье?..

Напраснопритязалиисамыекрайниеизтогдашних“реалистов,”чтовбиологическом учении об эволюции окончательно снимаются всеоценочные и “телеологические”117 категории, – в действительности,дарвинизмвесьнасквозь оставался учениемкрипто-моралистическим,118только “цель” и “ценность” прикрываются в этой системе термином“приспособление...”

ПотомуибылтаклегокибыстрпереходкоткровенномуморализмуСемидесятыхгодов,когдаслово“идеал”сталосамымупотребительнымизаманчивым, когда говорили всего больше о “долге” и о “жертвах.” Этобылатольконоваявариациянапрежнюютему...

Этотпафосморалистическогоилигедонического“законодательства”психологическибылпережиткомирецидивомПросвещения...

И как странно, что такой запоздалый и отсталый антиисторическийнигилизм,этаисторическая“нетовщина,”могстатьпопулярнымвРоссиив эпоху расцвета исторических работ и исследований, в обстановкебольшойисториософскойвпечатлительности...

Врусскойкультуреименнос60-хгодовначинаетсяпарадоксальныйиоченьболезненныйразрыв.Неразрывтолько,ноименнопарадокс...

В истории русского творчества вторая половина ХIХ-го векаознаменованабылавсегобольшеименноновымэстетическимподъемоминовымрелигиозно-филисофскимпробуждением...

ВедьэтобыловремяДостоевскогоиЛьваТолстого,времяТютчеваиФета в лирике, время Серова, Чайковского, Бородина, Римского, времяВлад. Соловьева, время Леонтьева, Аполлона Григорьева, Фёодорова, иочень многих еще. Именно этими и такими именами обозначается и понимпровешивается творческаямагистральрусскойкультуры.Норусское“самосознание”неравнялосьинеследовалозатворчеством.Инановыйподъем художественного гения было ответом “разрушение эстетики” (отПисарева до Льва Толстого), а религиозной тоске и болипротивопоставляли так часто самый плоский и невежественныйрационализм...

Этобылсноваразрывираспад:“интеллекта”и“инстинкта,”рассудкаиинтуиции...

“Рассудок” слепнет и ссыхается в таком самозамыкании, теряет и

доступкглубинамопыта,–оттогоирезонирует,судитиобличает,всегоменее–познает.Ноименнопередэтимослепшимрассудкомприходится“интуиции”оправдываться...

Сэтимбылсвязаниновыйсоциальныйразрыв:междутворческимитворящим меньшинством и тем коллективом, который принято называть“интеллигенцией.” К философии и к “метафизике” устанавливаетсяпренебрежительное отношение, философов едва терпят. И хотя, вдействительности, все общество томилось именно философскимибеспокойством, предписывалось удовлетворять его не в творчестве, а в“просвещении,”т.е.вдиллетантизме...

Приходитразночинец.Иначинаетсяноваяборьба, подлиннаяборьбаза мысль и культуру. Уже не внешняя борьба только, как прежде, вовременаполитическойреакции,когдафилософию,как“мятежнуюнауку,”польза которой сомнительна, а опасность очевидна, исключали изуниверситетских программ и преподавания. Теперь борьба переноситсявглубь, – приходится бороться не с консерватизмом и не с косностьюзастарелых предрассудков, но с мнимым “прогрессизмом,” сопрощенством,собщимснижениемсамогокультурногоуровня...

“Философия во всей Европе потеряла кредит,” – эту фразупопулярного тогда Льюиса любили припоминать и повторять русские“радикалы” тех времен. И это отрицание философии, – вернее сказать,отречение от философии, – означало именно этот моралистическийподлог,подстановкуилиподменукритерия“истины”критерием“пользы.”Этобылароковаяболезь,–одичаниеумственнойсовести...

Так характерно для всей эпохи это утверждение Михайловского:119“человеческаяличностьширеистины...”

Просто утрачивается потребность в истине, теряется познавательноесмирение перед действительностью и объективностью, – “человеческаяличность” себя освобождает и от действительности, которойпредписывает свои требования или пожелания, “пластичность” которойпредполагает и утверждает. Всего менее настроение тех годов было“реалистическим,”какбымноготогдао“реализме”ниговорили,какбымногонизанималисьтогдаестественныминауками.Втеорияхиученияхвсей второй половины прошлого века чувствуется, напротив, крайняянапряженность отвлекающего воображения, прежде всего. В“шестидесятые годы” книжность и кабинетность были в особенностиразительны.Иведьименновредакциях“толстыхжурналов,”авовсеневлабораториях, и дилетантами, а не творцами, вырабатывалось тогда“культурно-общественноесамосознание...”

Умпривыкаетжить визбранныхрамкахдоктрин, самобрекает себянаодиночное заключение, –неумеет,нелюбит,нехочет,идажебоится“просторов объективной действительности.” Потому и декретируетневозможность и недопустимость бескорыстного познания,невозможность и ненужность “чистого искусства,” объявляет истинутолько “удовлетворениемпознавательныхпотребностей.”Это был самыйдурной доктринаризм. “Сердца пламенели новою верой, но умы неработали, ибо на все вопросы были уже готовые и безусловные ответы”(Влад.Соловьев)...

В этом отношении не было существенного различия междусменявшимися поколениями русской интеллигенции, как бы нирасходились и ни разногласили они между собой в других отношениях.Русский интеллигент всегда, по верному наблюдению С. Л. Франка,120“сторонится реальности, бежит от мира, живет вне подлинной,исторической,бытовойжизни,вмирепризраков,мечтаний,благочестивойверы.”Этоестьхудшийисамыймрачный“аскетизм,”–любовьиволякбедности...

Но это совсем не “нищета духовная,” ибо в этой бедности всегоменьше смирения. Это – бедность очень самодовольная, горделивая,притязательнаяидажезлобная...

Рецидив“просвещенства”ничемтворческимнесказалсяиврусскойкультуре,–немогисказаться,конечно.Ноэтобылаоченьиоченьопаснаяи болезнетворная прививка. “Право философского творчества былоотвергнуто в высшем судилище общественного утилитаризма” (словаБердяева)…

Иэтаутилитарно-моралистическаятравмаоказаласьврусскойдушеособенно злокачественной и ползучей. В этом отношении оченьпоказательнаизвестнаяполемика“Современника”противЮркевича121иЛаврова.122 Впрочем, это не была полемика, но травля, – “смех и свистлучшие орудия убеждения!” Чернышевского тогда с основаниемсравнивали с Аскоченским,123 – и это верно психологически: и тот, идругой были озлобленными семинаристами, прежде всего. И оба нестолькоспорили,сколькосводилисчеты,хотяинеличные.Нонестолькостарались опровергнуть противника, сколько его опозорить и навлечь нанего неприятные подозрения. Для этого не нужно было и читатьопровергаемыхпроизведений,очемрадикалыпрямоисвидетельствовали,вчемипризнавались...

Чернышевский именно “расправляется” со своими противниками, и

не только с ними. Ему очевидно, что Юркевич “порядочных книг” нечитал,–разуметьнадлежало:Фейербаха.СсылкиЮркевичаназападныхавторов Чернышевский с пугающей развязностью отводит:ШопенгауэраонсравниваетсКаролинойПавловой,124МиллясПисемским,Прудонжепросто начитался отсталых и вредных книг. В рассуждение по существуЧернышевскийневходит...

Писаревидетещедальшеипротестуетпротиврассуждениявообще.“Простойздравыйсмысл”лучшевсякогорассуждения,–ичегонеможетпонять сразу и без подготовки любой человек, то заведомо естьизлишествоивздор.ВстатьяхЛавроваеговозмущало,чтоавторзачем-тоопределяет и анализирует понятия, следит за строгостью доказательств.Все это для Писарева только “гимнастические фокусы мысли.” И онспрашивает: “какая естественная жизненная потребность влечет кразрешениювопроса,чтотакоея?...ккакимрезультатамвобластимысли,частной или гражданской жизни может привести решение этоговопроса?... искать разрешения подобного вопроса все равно, что искатьквадратурукруга...”

Нужно было принимать некий самоновейший кодекс именно безрассуждения...

А. Григорьев очень удачно называл тогдашних нигилистов “людьминовейшего пятокнижия,” – то были обязательные Бюхнер125 иМолешотт,126 Фохт,127 редко называли открыто Фейербаха, и толковалиего скорее вкривь, как вульгарного материалиста. Влад. Соловьевостроумноговорилосмене“катихизисов”и“обязательныхавторитетов,”–“покаоставаласьвсилеэтабезусловностьматериалистическойдогмы,ниокакомумственномпрогрессенемоглобытьиречи...”

И в области самого естествознания тогдашние настроения былинесомненным шагом вспять, по сравнению, хотя бы, с известными“Письмами об изучении природы” Искандера. То правда, что вэкспериментальномотношениибыстроидалекоушливперед,носновазаэтим внешним опытом мысль не поспевала... Вот эта отсталостьсамосознанияибылапервымитогом“нигилистического”сдвига...

Инетолькообществораскололось,итворящееменьшинствопотерялосочувствиесреды.Нораскололосьисамоесознание,–творческиепорывыоттеснялись под порог этой цензурой общественного утилитаризма, ивместо того возводились торопливо доктринальные прописи. Культуравообщеоказывалась“неоправданной”вглазахсамихпричастниковидажестроителей, – отсюда все эти настроения раскаяния и чувство

неправедного обладания. “Вся история нашего умственного развитияокрашенавяркийморально-утилитарныйцвет,”справедливоговорилС.Л.Франк. “Русский интеллигент не знает никаких абсолютных ценностей,никаких критериев, никакой ориентировки в жизни, кроме моральногоразграничениялюдей,поступков,состоянийнахорошиеидурные,добрыеизлые...”

Именно отсюда и этот характерный русский максимализм, – этопреувеличенноечувствосвободыинезависимости,необуздываемоеинеограничиваемоеизнутриужепотерянныминстинктомдействительности.Именно от “релятивизма” рождается эта нетерпимость доктринеров,охраняющихсвоепроизвольноерешение...

Иэтот“нигилистическийморализм”легкосочеталсяспиетическиминавыками, унаследованными от предыдущих эпох и поколений. Общимбылоздесьэторавнодушиеккультуреидействительности,эточрезмерноевхождение внутрь себя, преувеличенный интерес к “переживаниям,” –весьэтотбезысходныйпсихологизм...

Острый привкус психологизма чувствуется очень явно и в самомрусском культурном творчестве, до самого конца века. “Метафизика”казаласьслишкомхолоднойичерствой,наееместоставили“этику”илимораль, –подменяливопросо том, что есть, вопросомо том, чемубытьдолжно.В этом уже был некий утопический привкус... В туже сторонуслишком часто сдвигались и богословские интересы. Слишком частопробовали и сами “догматы” растворить в “морали,” переложить их сгреческого “метафизического” языка на русский этический. И в такомстремлении встречались “интеллигенты” и “аскеты,” – аскетическийпсихологизм оказывался восприимчивым к двойному влиянию Канта иРичля,128состоявшимпозадиегофилософскимвдохновителемЛотце.129Правда, этоотноситсяужекпозднейшемувремени.Ноэтобылотпрысквсетехже“Шестидесятых”годов...Преодолениепсихологизмаоказалосьзадачей очень трудной. Ибо, в действительности, то был вопрос овыпрямленииумственнойсовести...

10.Религиозныйкризис“возбужденныхсемидесятых.”

Вся история русской интеллигенции проходит в прошлом веке подзнакомрелигиозногокризиса...

Образ Писарева в этом отношении, быть может, еще характернеедругих.Этобылчеловекдоболезненностивпечатлительный.Вюностионперешел через самый суровый аскетический искус, через подлинныйаскетическийнадрыв.Самымострымиподавляющимвэтигодыбылодлянего впечатление от Гоголевской “Переписки.” И вставал уже этоттипичныйвопрос:какжемнежитьсвято…

Решали его в духе самого крайнегомаксимализма, нужно всецелоинераздельноотдаватьсяипредаватьсяодному...

Напрасные слова и бесполезные разговоры отдаются сразу жебезвыходнымиугрызениямисовести...

На такой психологической почве собирается юное “обществомыслящих людей,” этот характерный кружок Трескина, который сыгралтакуюрешающуюрольвовсемдушевномразвитииПисарева...

Собирался этот кружок “для благочестивых разговоров и взаимнойнравственной поддержки,” – это скорее напоминает Александровскихмистиков и масонов, чем Московские кружки любомудров. Оченьлюбопытно, что в числе основных задач было поставлено угашениеполовой страсти и влечения во всем человечестве. Пусть лучшечеловечество вымрет, и жизнь остановится, чем жить в грехе. Впрочем,оставаласьнадежда,надежданачудо.Вдруглюдистанутбессмертными,“внаградузатакоеподвижничествочеловечества,”–“илибудутрождатьсякаким-нибудьчудеснымобразом,помимоплотскогогреха...”

Весь “нигилизм” Писарева был подготовлен именно такиммечтательно-моралистическим перенапряжением и надрывом. И совсемнезадолгодосвоеговступленияв“Современник”Писаревпредлагалсвойперевод“Мессиады,”песньXI,вдуховныйжурнал“Странник”(напечатаннебыл)...

Срывом религиозного чувства был и кризис Добролюбова, таквыделявшегося в молодые годы именно возбужденностью религиозныхпереживаний. Это был кризис веры в Провидение, потрясенной иразрушенной внезапной и неожиданной смертью родителей. Эта“несправедливость” убедила его, по его собственным словам, “в

несуществовании тех призраков, которые состроило себе восточноевоображение...”

Характерен религиозный кризис Лесевича,130 под впечатлениемФейербаха,носкореепо“логикесердца,”чемпологикеума.Отстрастнойверы он перешел к страстному безверию и богоборчеству, через“гордость,”–чтобынепризнаватьничеговысшегонадчеловеком.Этобылтожесрывилинадрыврелигиозногочувства...

ИначепротекалрелигиозныйкризисЧернышевского.Этобылкризисвзглядов, даже не убеждений, и не верований. Не срыв, скорее какое-товыветривание рассудочных воззрений, такое тягучее и вялое. Такимисерыми выглядят записи его дневников, где он говорит о своихрелигиозных колебаниях. Он и не верует, и не решается не верить.Промежуточной ступенью и у Чернышевского был религиозно-сентиментальный гуманизм; в этом отношении между французскимутопизмом и Фейербахом различие не было столь резко. Ведь и втолкованииФейербахаобразХристаоставалсясимволомбратскойлюбвиичеловеческогоблагородства.“Главнаямысльхристианстваестьлюбовь,”в этомбыло главное дляЧернышевского, – во все другое у негоне былопотребности верить. И он просто перешел к другому “катихизису,” поФейербаху. В 1848-м году Чернышевский ждал нового Мессию, ждалрелигиозно-социального обновления мира. “И жаль, весьма жаль, мнебылобырасстаться сИисусомХристом, которыйтакблаг, такмилдушесвоеюличностью,благойилюбящейчеловечество,итаквливаетвдушумир, когда подумаю о Нем.” Этот гуманитарный сентиментализм оченьдляЧернышевскоговообщебылхарактерен.И,повнушениямсовести,онрешительно и резко отвергал основной “догмат” дарвинизма, борьбу засуществование, как учение безнравственное, в отношении к человеку вовсякомслучае.ЧернышевскийпридерживалсятеорииЛамарка,вкоторойорганическоеразвитиеобъясняетсятворческимприспособлением.Вэтомвопросе Чернышевский, Кропоткин и Михайловский неожиданносходилисьсДанилевским...

Религиозное отрицание не означает равнодушия. Это скореепоказательсдавленногобеспокойства.Исовсемнетакбылвнезапенужевначале Семидесятых годов этот бурный взрыв религиозно-утопическогоэнтузиазма, этот исход или “хождение в народ,”- “в Фиваиду или, поменьшей мере, в монтанистическую Фригию” (уподобление Г. П.Федотова).“Тобылаподлиннаядрамарастущейивыпрямляющейсядуши,тобылимукирождениябольшихдумитревожныхзапросовсердца,”такрассказываетодинизучастниковэтогохилиастическогопохода.“Явидел

не раз, как молодежь, отправлявшаяся уже в народ, читала Евангелие игорько рыдала над ним.Чего она искала вЕвангелии?..Какия струны еедушибылитакзадеты“благойвестью?..”Крестифригийскаяшапка!..Ноэтобыло,было!..УвсехпочтинаходимЕвангелие”(О.В.Аптекман)

Исамавторэтихвоспоминанийпринялкрещениеужевовремясвоих“хождений,”–каксамонговорит,“полюбвикоХристу”(срв.егорассказопребываниивс.Буригах,вгоспиталекн.Дондуковой-Корсаковой)...

И как ни далека была и бывала тогдашняя религиозность отподлинной “Благой Вести,” искренность чувства и действительностьрелигиозной потребности вне всякого сомнения. “Это взрыв долгокопившейся,сжатойподсильнымдавлениемрелигиознойэнергии...Переднами безумие религиозного голода, не утоленного целые века,” хорошоговорит об этом Г. П. Федотов... И важно отметить, то было исканиеименно религии... Только “созданием новой религии” можно былозакрепить этот припадочный энтузиазм и обратить его „в постоянное инеискоренимоечувство...”

Пора наивного материализма 60-х годов уже кончилась, и вСемидесятыхужевозвращалисьвисторию...Историяпереживаласьтогдарелигиозно. “С разных сторон мне приходилось слышать такого родасуждения:мирутопаетвозлеинеправде;чтобыспастиего,недостаточнанаука, бессильна философия, только религия – религия сердца – можетдатьчеловечествусчастье”(Аптекман)...

Это бывала часто религия очень странная, “религия братства,”религиозное народничество, эта странная полувера Шатова, иногда ипозитивная “религия человечества,” и даже “спиритуализм” (т. е.спиритизм). И именно в качестве некоего катихизиса была написана“Азбука социальных наук” Флеровского-Берви131 (1871), одна из самыххарактерныхипопулярныхкнигтойэпохи.“Ястремилсясоздатьрелигиюбратства!...”

Ивсегдабылсиленрелигиозныйпылижажда,хотябытоибылаоднатолько “душевность без духовности” (по удачному выражениюБогучарского). И это не была одна только беспредметная иллюзия ипрелесть, и не одно только кружение помыслов или кипение чувств.Жажда была во всяком случае, подлинной и искренней, хотя бы иутолялась она чаще суррогатами и самовнушением, чем действительнойпищейипитием...

Особо нужно упомянуть о тогдашнем влечении к расколу врадикальных кругах (срв. в частности пребывание А. Михайлова у“спасовцев” под Саратовым). В религиозных движениях стараются

открыть их социальную основу. Но не были ли, напротив,социалистические движения направляемы религиозным инстинктом,только слепым?! “Через 200 лет мученикам двуперстия откликаютсямученикисоциализма”(Федотов)...

Очень характерна проповедь А. К. Маликова (умер уже в 1904 г,),основателя сектыт. наз. “богочеловеков,”проповедника “непротивления”до Толстого, – одно время он имел большое влияние на радикальнуюмолодежь(срв.кружокт.наз.“чайковцев”),сумелмногихувлечьссобойвСоединенныеШтатытамстроитьрелигиознуюкоммуну.Кажется,именноМаликовисамогоТолстоговпервыенавелнамысльонепротивлении.Нотам, где у Толстого мы находим скорее доводы от здравого смысла, уМаликова звучал всегда голос смятенного сердца. То была проповедькакой-то гуманистической религии, почти апофеоз человека, – “все мыбогочеловеки.” Это можно было протолковать и от Пьера Леру,132 и отФейербаха. Но всего важнее в этой проповеди было непосредственнодвижение чувства, экзальтация взволнованной совести. Коммуна вАмерике не удалась, конечно. Сам Маликов впоследствии вернулся вЦерковь, и в полноте церковности нашел разрешение своих тревожныхисканий...

То была апокалиптическая полоса в истории русского чувства, эти“Семидесятыегоды.”Исоснованиемсравнивалитогдашнее“хождениевнарод” с крестовым походом (срв. у Степняка-Кравчинского, в его“Подпольной России”). Психологически в эти годы традицииутопического социализма вновь оживают и обновляются. И в этомтогдашнем увлечении идеалом фаланстера или коммуны не труднораспознатьподсознательнуюизаблудившуюсяжаждусоборности...

И даже – почти что монастырский пафос... Это был оченьхарактерныйсимптом,показательсердечнойтревоги...

Религиозный смысл и характер тогдашнего русского кризиса былраскрыт и показан еще Достоевским (1821–1881). Личный опыт ихудожественное прозрение интимно смыкаются в его творчестве.Достоевский сумел назвать тайну своей современности, распознал тогдаещеневысказаннуюрелигиознуютоску.“Порассказатьтолькото,чтомывсе, русские, пережили в последние десять лет в нашем духовномразвитии,” так определял сам Достоевский заданиe задуманного им“огромного” романа “Атеизм”. Достоевский старался осмыслить весьтогдашнийрусскийопыт.Онбылвзволнованвсемпроисходившимвокруг.Но это не было простое житейское любопытство. Достоевский видел исозерцал, как в сплетении житейских мелочей и обыденных событий

свершается или решается последняя судьба человека. Он изучалчеловеческую личность не в ее “эмпирическом характере,” не в игревидимых причин и следствий, но именно в ее “умопостигаемых,” в еехтоническихглубинах,гдесмыкаютсяиразмыкаютсятаинственныетокипервобытия. Достоевский изучает человека в его проблематике, – иначесказать, в его свободе, которой дано решать, избирать, отвергать ипринимать, которой дано даже и сдаваться в плен или продаваться врабство. Здесь важно подчеркнуть: ведь только через “проблематику” истановитсясвобода“предметной...”

ВсвоихкнигахДостоевскийрассказывалнетолькоосебе,инетолькосвойдушевныйопыт “объективировал”он в своих творческихобразах, всвоих“героях.”Унегобылнеодин,номногогероев.Икаждыйгеройестьнетольколик(илиобраз),ноещеиголос...

Очень рано Достоевскому открылась таинственная антиномиячеловеческойсвободы.Весьсмыслирадостьжизнидлячеловекаименновего свободе, в волевой свободе, в этом “своеволии” человека. Дажесмирение и покорность возможны лишь через “своеволие,” черезсамоотречение. И, однако, не оборачивается ли слишком часто это“своеволие” человека в саморазрушение? Это – самая интимная тема уДостоевского. Он не только показывает трагическое столкновение искрещиваниесвободилисвоеволий,когдасвободаоказываетсянасилиемитираниейдлядругих.Онпоказываетисамоестрашное,–саморазрушениесвободы.Упорствовсвоемсамоопределенииисамоутвержденииотрываетчеловека от преданий и от среды, – и тем самым его обессиливает. Вбеспочвенности Достоевский открывает духовную опасность. Водиночестве и обособлении угрожает разрыв с действительностью.“Скиталец” способен только мечтать, он не может выйти из мирапризраков,вкоторыйроковымобразомегосвоевольноевоображениекак-то магически обращает мир живой. Мечтатель становится “подпольнымчеловеком,” начинается жуткое разложение личности. Одинокая свободаоборачиваетсяодержимостью,мечтательвпленуусвоеймечты...

Достоевский видит и изображает этот мистический распадсамодовлеющего дерзновения, вырождающегося в дерзость и даже вмистическоеозорство.Показывает,какпустаясвободаввергаетврабство,– страстям или идеям. И кто покушается на чужую свободу, тот и сампогибает.ВэтомтайнаРаскольникова,“тайнаНаполеона...”

НоДостоевскийнетолькопоказываетвобразахэтудиалектикуидей-сил, как последнюю и интимную тему современной русской жизни. Онстановится толкователем судеб того “случайного племени,” каким была

радикальная интеллигенция 60-х годов, эти тогдашние “нигилисты.” ИДостоевский хотел показать не столько внешний быт, сколько именнотайную судьбу этого “племени,” свершавшуюся в тогдашних борениях испорах...Одержимостьмечтойещеопаснее,чембытоваянелюдимость...Инебылилирусскиерадикалыинигилистыименноодержимы...

Свободаправеднатолькочерезлюбовь,ноилюбовьвозможнатольков свободе, – через любовь к свободе ближнего. Несвободная любовьвырождаетсянеминуемовстрасть,оборачиваетсянасилиемдлялюбимого,ирокомдлямнящеголюбить...

ВэтомключДостоевскогокегосинтезу...С пугающей прозорливостью Достоевский изображал эту

антиномическую диалектику несвободной любви. И ведь BeликийИнквизиторесть,преждевсего,именножертвалюбви,несвободнойлюбвикближнему,неуважающейинечтущейчужойсвободы,свободыкаждогоединогоизмалыхсих.Такаялюбовьвнесвободеичерезнесвободутольковыжигаетвоспаленноесердце,исожигаетмнимолюбимых,–убиваетихобманом и презрением. И не в этой ли антиномии один из фокусовтрагедиив“Бесах...”

Достоевского не удовлетворяло романтическое решение антиномии.Органическую цельность нельзя обрести через возврат к природе или кземле,какбынибылтакойвозвратпривлекателен.Нельзяпростопотому,чтомирвовлеченвкризис,–органическаяэпохаоборвалась.Ивопросвтом, как выйтииз разлагающегосяи распадающегося быта.Достоевскийизображаетименнопроблематикуэтогораспада.ЕгопоследнимсинтезомбылосвидетельствооЦеркви.Влад.СоловьевверноопределилосновнуюмысльДостоевского–Церковь,какобщественныйидеал...

Свобода вполне осуществима только через любовь и братство, – вэтом тайна соборности, тайна Церкви, как братства и любви во Христе.Этоибылвнутреннийоткликнавсетогдашнеегуманистическоеисканиебратства,натогдашнююжаждубратскойлюбви.Егодиагнозивыводтот,что только вЦеркви и воХристе люди становятся братьями воистину, итолько во Христе снимается опасность всякого засилия, насилия иодержимости,тольковНемперестаетчеловекбытьопасендляближнегосвоего. Только в Церкви мечтательность угашается, и призракирассеиваются...

В своем творчестве Достоевский исходил из проблематики раннегофранцузского социализма. Фурье и Жорж Занд больше других открылиему роковую проблематику социальной жизни. И, прежде всего, –бесплодиеиопасностьсвободыиравенствабезбратства.Этоибылаведь

основная теза всего “утопического” социализма, которую людитогдашнего “по-революционного” поколения полемическипротивопоставляли якобинству революции, всяким “женевским идеям”вообще. И это не был только социальный диагноз, это был диагнозморально-метафизический.Утопизмпритязалбытьименно“религией,”–правда,“религиейчеловечества,”новсежес“евангельским”идеалом.Ивпериод своих социал-утопических увлечений Достоевский оставался ичувствовал себя христианином. С Белинским он так резко порвал тогдавсего больше, за то, что тот “ругал ему Христа.” Как удачно говоритКомарович, “христианский социалист Достоевский ушел от позитивистаБелинского...”

Но к этому мечтательному и книжному опыту слишком скороприбавился жестокий и действительный опыт Мертвого Дома... И в“МертвомДоме”Достоевскийузналнетолькоосилезланадчеловеком,вопровержение гуманистического оптимизма. Важнее другое... “Вкаторжной жизни есть еще одна мука, чуть ли не сильнейшая, чем вседругие. Это вынужденное общее сожительство...” Крайняя мука здесь втом,чтоприходитсянасильножитьвместеисообща,–“вочтобытонистало, согласиться друг с другом.” Ужас принудительного общения слюдьми, – вот первый личный вывод Достоевского из опыта МертвогоДома... Но не есть ли катор жная тюрьма только предельный случайплановогообщества?Инестановитсяливсякоеслишкоморганизованное,хотя бы и по наилучшему штату, общежитие именно каторгой? И ненеизбежно ли в таких условиях развиваться “судорожному нетерпению,”илимечтаниям?..

“Это тоскливое, судорожное проявление личности, инстинктивнаятоскапосамомсебе...”

От “Записок из мертвого Дома” к “Запискам из подполья” переходбыл вполне естественным... От социалистической утопии Достоевскийтеперьотрекается.“Запискиизподполья”написаны,по-видимому,вответна “Что делать,” – у Чернышевского Достоевский увидел темную ипошлуюизнанкусоциальнойутопии,разгадалвнейновоерабство.Ивсеяснее ему становилось, что от рабства освободиться во имя формальнойсвободы нельзя. Такая свобода пуста и беспредметна, потому ивырождается в новое засилие, или одержимость. Власть мечты, илиодержимостьидеей,–этооднаизглавныхтемвтворчествеДостоевского...

Одной симпатии или жалости еще недостаточно для братства. Инельзялюбитьчеловека,простокакчеловека,–этоозначалобыполюбитьчеловека в его данной случайности, не в его свободе. Но еще опаснее

полюбить человека в его идеальном образе, – здесь всегда кроетсяопасность“наклеветать”живомучеловекуегомнимыйидеал,удушитьегомечтой, оковать выдуманной или надуманной идеей. Удушить и оковатьсебямечтойможетикаждыйсамсебя...

От гуманистической мечты о братстве Достоевский переходит к“органическим” теориям общества, передумывает славянофильские иромантическиетемы(здесьнесомненновлияниеАполлонаГригорьева).Ине в том главное, что Достоевский исповедует “почвенничество,” какидеологию. Но именно в его художественном творчестве эта тема о“почве” и о “мечте” становится основной. И вопрос стоит дляДостоевскогоневпланебыта.Еготревожитбеспочвенностьнабольшойглубине. Перед ним стоит пугающий призрак духовного отщепенца, –роковой образ скитальца, скорее даже чем странника. И снова, это –типическая тема романтической метафизики, столь встревоженной этимраспадоморганических связей, этим отрывоми отпадением своевольнойличностиотсреды,оттрадиции,отБога.И“почвенничество”естьименновозвраткпервоначальнойцельности,идеализаданиецельнойжизни.ДляДостоевского, как и для других многих, то был проект еще нераспознанной соборности. Во всем бытии есть некий раскол, вчеловеческомсуществованиивсегобольше.Человекуединяется,–вэтомглавная тревога Достоевского. И в ней по-новому звучат все ещесоциалистическиемотивы, –мечта открыть или создать “органическую”эпоху.Из-подвласти“отвлеченныхначал”вернутьчеловекакцельности,кцельнойжизни...

Между Достоевским и Влад. Соловьевым сродство гораздо глубже,чемтоможновидетьприсличенииразрозненныхтезисовиливзглядов.Ноне следует преувеличивать их взаимного влияния. Их близость – вединстве личных тем... И очень скоро Достоевский понял, что однойцельности переживаний еще очень и очень недостаточно. И нужновернутьсяне столькокцельностичувств,ноименнок вере...ИменнообэтоминаписаныглавныероманыДостоевского...

Достоевский был слишком чутким тайнозрителем человеческойдуши, чтобы остановиться на органическом оптимизме. Opганическоебратство, организованное, пусть изнутри, каким-нибудь “хоровымначалом,”врядлимногимбудетотличатьсяот“муравейника...”

Топравда,чтоорганическогособлазнаДостоевскийдоконцатакинепреодолел. Он остается утопистом, продолжает верить в историческоеразрешение жизненных противоречий. Он надеется и пророчит, что“государство” обратится в Церковь, – в этом Достоевский оставался

мечтателем.Ноэтамечтаотставалаотегоновыхподлинныхпрозренийиразногласиласними.“Гармонии”Достоевскийтребовал.Ноужепровиделиное. История открывалась ему, как непрерывныйАпокалипсис, и в нейрешалсявопросоХристе.ВисториивновьстроитсяВавилонскаябашня...

Достоевский видел, как вновь Христос встречается с Аполлоном,истинаоБогочеловекесмечтойочеловекобоге.Богсдиаволомборется,аполебитвывсердцахлюдей...

Очень характерно, что именно история всего больше интересовалаДостоевскогоужесмолодыхлет,ивсегдаунегобылопредчувствиекаких-тонадвигающихсякатастроф.Висториионвсегдачувствовалименноэтучеловеческуютревогу,встревоженность,иещеболее–тоскубезверия...

Достоевский мечтал о “русском социализме,” но видел “русскогоинока.”Иэтотинокнедумалинехотелстроить“мировойгармонии,”ивовсе не был историческим строителем. Ни святитель Тихон, ни старецЗосима,ниМакарИванович...

Так, мечта и видение у Достоевского не совпадали. И последнягосинтеза он не дал... Одно чувство оставалось у Достоевского всегдатвердымиясным:“Словоплотьбысть...”

Истина открылась и в этой жизни. Отсюда эта торжествующаяОсанна...

Достоевскийверовалотлюбви,неотстраха.Вэтомонтакнепохожни на Гоголя, ни на Конст. Леонтьева, одинаково стесненных в ихдуховномопытекаким-тонерасходящимсяиспугом,почтиотчаянием...Висторию русской философии Достоевский входит не потому, что онпостроил философскую систему, но потому, что оншироко раздвинул иуглубилсамметафизическийопыт...

ИДостоевскийбольшепоказывает,чемдоказывает...Вособенностиважнымбылото,чтоДостоевскийсводилвсеискание

жизненнойправдыкреальностиЦеркви.Вегодиалектикеживыхобразов(скорее, чем только идей) реальность соборности становится вособенностиочевидной.И,конечно,сисключительнойсилойпоказанавсяглубинарелигиознойтемыипроблематикивовсейжизничеловека...

Это было в особенности своевременно в возбужденной обстановкерусскихСемидесятыхгодов...

Конст.Леонтьев(1831–1891)резкообвинялДостоевскоговпроповединовогои“розового”христианства(поповодуегоПушкинскойречи).“ВсеэтинадеждыназемнуюлюбовьинамирземнойможнонайтиивпесняхБеранже, и еще больше уЖ. Занд и у многих других. И не только имяБожие,нодажеиХристовоимяупоминалосьнаЗападепоэтомуповоду

нераз.”ВдругомместеЛеонтьевназываетквакеровисоциалистов,Кабе,ФурьеисноваЖ.Занд...

Влад.СоловьевврядлиудачнозащищалпамятьДостоевскогоотэтихразоблачений Леонтьева, перетолковывая “всеобщую гармонию” изПушкинской речи в духе катастофического апокалиптизма. И Леонтьевуне трудно было такую апологию просто отвести. Не таков был прямойсмыслвыраженийДостоевского,иврядликтопонялеговтакомсмысле…

Действительно, в своемрелигиозномразвитииДостоевскийисходилименно от тех впечатлений и имен, о которых говорил Леонтьев. И отэтого“гуманизма”оннеотрекалсяивпоследствиипотому,чтопривсейдвусмысленности и недостаточности, угадывал в нем возможность статьподлиннохристианским,истремилсяегооцерковить.Достоевскийвиделтолько недоразвитость там, где Леонтьев находил полнуюпротивоположность...

“Сочиненному” христианству Достоевского Леонтьевпротивопоставлял современный монастырский и монашеский быт илиуклад, особенно на Афоне. И настаивал, что в Оптиной “правильнымправославным сочинением” Братьев Карамазовых не признают, а старецЗосима современному монастырскому духу не отвечает. В свое времяРозановпоэтомуповодуоченьвернозаметил.“ЕслиэтонеотвечалотипурусскогомонашестваXVIII-XIXвеков(словаЛеонтьева),то,можетбыть,и даже наверное, отвечало типу монашества IV-IX веков.” К ЗлатоустуДостоевский, действительно во всяком случае ближе (и именно в своихсоциальных мотивах), чем Леонтьев... Розанов прибавляет: “Вся Россияпрочла его “Братьев Карамазовых,” и изображению старца Зосимыповерила.“Русскийинок” (терминДостоевского)появился,какроднойикакобаятельныйобраз,вглазахвсейРоссии,даженеверующихеечастей.”Достоевскийвомногихпробудилэтутягукмонастырю.Подеговлияниеми в самом типе современного монашества обозначился сдвиг “в сторонулюбвииожидания...”

Сейчасмызнаем,чтостарецЗосимаинебылписанснатуры,инеотОптинских образов Достоевский в данном случае исходил. Это был“идеальный”или“идеализированный”портрет,писанныйбольшевсегосТихона Задонского, и именно творениями Тихона вдохновлялсяДостоевский,составляя“поучения”Зосимы.“Прототипвзятизнекоторыхпоучений Тихона Задонскаго,” замечает он сам о главе: О СвященномПисании в жизни о. Зосимы (срв. также еще и “Душеполезные беседы”схимонахастарцаЗосимы(Верховского),подвизавшегосявСибириоколог. Кузнецка). Силой своей художественной прозорливости Достоевский

угадалираспозналэтусерафическую133 струюврусскомблагочестии,инамеченнуюлиниюпророческипродолжил...

Леонтьева ссылки Розанова нисколько бы не успокоили, но именноиспугалибыещераз.Леонтьеввесьбылвстрахе.Онбылстранноуверен,чтоотрадостилюди забываютсяи забываютоБоге.Потомуинелюбилон, чтобы кто радовался. Он точно не знал и не понимал, что можнорадоватьсяоГосподе.Оннезнал,что“любовьизгоняетстрах,”–нет,онинехотел,чтобылюбовьизгналастрах...

Совсем неверно считать Конст. Леонтьева представителем ивыразителем подлинного и основного предания Православной Церкви,даже хотя бы только одной восточной аскетики. Леонтьев толькодрапировался в аскетику.Как удачно определил снова Розанов: “ревущаявстреча эллинского эстетизма с монашескими словами о строгомзагробномидеале.”Аскетика, тобылидляЛеонтьеваименно заговорныеслова, которыми он заговаривал свой испуг. И в эстетизме Леонтьевачувствуютсяскореезападные,латинскиемотивы(егоудачносравниваютсЛеономБлуа).ДляЛеонтьеваоченьхарактерно,чтос“Теократией”Влад.Соловьева он готов был и хотел бы согласиться, очень хотел бы себяоткрыто объявить его учеником, и к католичеству его влекло; ноизвестныйрефератСоловьева “обупадке средневековогомировоззрения”привел Леонтьева в подлинное неистовство, как соглашательство с“демократическимпрогрессом...”

У Леонтьева была религиозная тема жизни, но вовсе не былорелигиозного мировоззрения. Он и не хотел его иметь. Леонтьевтревожился только о том, чтобы его языческий натурализм не был емувменен или поставлен в вину и в грех. Странным образом, у этогопритязаемого “византийца” была совсем протестантская проблематикаспасения, почти без остатка вмещавшаяся в идею вменения или, скорее,невменения.Какуйтиоткарыиливозмездиязагрех?..

Леонтьев не верил в преображение мира, и верить не хотел. Онименно любовался этим непреображенным миром, этим разгуломпервородных страстей и стихий, и не хотел расставаться с этойдвусмысленной, языческой и нечистой, красотой. Но от замысларелигиозного искусства он в испуге отшатывался. Бога надо чтить там,вверху...

СлававвышнихБогу,иназемлимир...“В упор против этой вифлеемской песни Леонтьев, уже монах,

отвечает:ненадомира”(этоопятьизнаблюденийРозанова)...ВсужденииомиреуЛеонтьеватолькоодинкритерий,эстетический.

И для него это совпадает с измерением силы жизни. Он ищет в жизнисилы, пестроты, блеска, всякого “многообразия в единстве.” И во имяэтого великолепия так часто протестует против добра и еще большепротив морали. “Христианство не отрицает обманчивого и коварногоизящества зла; оно лишь учит нас бороться против него и посылает напомощьангеламолитвыиотречения.”ЭтотакхарактернодляЛеонтьева.Онотказываетсяотзла,–тоготребуетЦерковь.Ноонотказываетсятакжеосудить зло, – и даже старается внушить, что отказываться, не осуждая,только труднее, а потому и похвальнее. “Вопреки сухости сердца иравнодушию ума принудительная молитва выше, чем молитва легкая,радостная,умиленная,горячая...”

Всего характернее те “безумные” (в его собственной оценке)афоризмы,которыеоноднаждысформулировалвписьмекРозанову(ужесовсем незадолго до своей смерти). Он открыто признает и показываетрасхождениеобоихсвоихмерил,эстетическогоихристианского...

Сила жизни внешне свидетельствуется “видимым разнообразием иощущаемой интенсивностью.” И вот, “более или менее удачнаяповсеместная проповедь христианства должна неизбежно и значительноуменьшить это разнообразие.” В этом отношении христианство ведет,действительно,тудаже,чтоиевропейский“прогресс.”Мирпотускнеетипоблекнет, если весь обратится в христианство. “И христианскаяпроповедь, и прогресс европейский совокупными усилиями стремятсяубитьэстетикужизниназемле,т.е.самуюжизнь...”

ЕщепоповодуПушкинскойречиДостоевскогоЛеонтьеввосклицалсраздражением: “Окончательное слово!..Окончательное словоможетбытьтолькоодно.Конецвсемуназемле.Прекращениеисторииижизни...”Этозначит не столько то, что история кончится и будет суд... Нет, самоехристианство останавливает, как-то парализует историю, отнимает улюдей силыи увлечение...Из этой коллизии своих двухмерилЛеонтьевзнаеттолькоодинвыход:подчиняться...

“Чтожеделать?..Христианствумыдолжныпомогать,дажеивущерблюбимой нами эстетике, из трансцендентного эгоизма, по страхузагробногосуда...”КакаяядовитаясмесьотНицшеиотКальвинасразу!ивозможна она только в изволенной двусмысленности, в сумеркахумственнойсовести...

Соловьев в свое время верно отметил: “Надежды и мечтанияЛеонтьева не вытекали из христианства, которое он, однако исповедовалкак, универсальную истину. Ему оставалась неясною универсальнаяприродаэтойистиныиневозможностьприниматьеенаполовину.”Вэтом

отношении то была прямая противоположность самому Соловьеву, с егоинстинктомпоследовательности...

У Леонтьева всего неприятнее именно этот постоянный привкусдвусмысленности. У него точно не было врожденного моральногоинстинкта, его как-то не тревожил никогда категорический императив“нравственного закона.”Но у него не было и подлинной познавательнойтоски.Обистинеонтожетревожилсянемного.Христианствонебылодлянего светом разума, – об этом он никогда не говорил, да и о догматахвообщеонупоминалкак-тослишкомредко.НечастоговорилониосамомХристе...

Нет,неистиныискалонвхристианствеиввере,нотолькоспасения...Иименноспасенияотадаипогибели,тамиздесь,–нет,неновойжизни...

Веговосприятиихристианствопочтичтосовпадаетсфилософскимпессимизмом,сфилософиейГартмана,134 – “чтона земле всеневерноиневажно, все недолговечно, а действительность и вековечность настанутпосле гибели земли и всего живущего на ней...” Все кончится, всеоборвется...

Христианство для Леонтьева есть только религия конца...Пророчество о конце, не тема для жизни, – нет в христианстве “благойвести” об истории и для истории... В истории Леонтьев не виделрелигиозногосмысла,висториионоставалсяэстетомибиологом,итемвполнеудовлетворялся...

У Леонтьева встречаем неожиданный гиперэсхатологизм, стольхарактерныйдляРеформации.ЛеонтьевнеожиданносближаетсясКарломБартом,135 при всех своих языческих или “ницшеанских” склонностях ипредпосылках.Всегодальшеонименноотсвятоотеческойтрадиции...

Для Леонтьева христианство было только якорем личного спасения,он сам старался сжать всю свою религиозную психологию в рамки“трансцендентного эгоизма.” Потому у него не могло и быть ясногопонятияоЦеркви,длятогоонбылслишкоминдивидуалистом...

Леонтьев был одним из возвращающихся... Каким тягостным итрудным был для него этот возврат, безрадостный, испуганный, скорее сзакрытымиглазами,“вопрекицелойбуревнутреннихпротестов,”каксамон говорит. Он уверовал, и веровал, с надрывом, с разочарованием игрустью, и вера не стала для него источником вдохновения, оставаласьтолькосредствомсамобичеванияисамопонуждения...

Леонтьевбылразочарованнымромантикомбольше,чемверующим.Итак характерен его образ для тогдашней эпохи религиозного кризиса,

религиозногоразложенияромантизма.Леонтьеванужносравниватьнесостаршими славянофилами, но скорее с такими же нераскаяннымиромантиками, как Герцен или Аполлон Григорьев. У них одинаковоечувство жизни... Это было очарование мощи и просторов, эстетическаярелигия космоса, почитание “творящей природы” (natura naturans). Этобыло восприятие мира даже и не под знаком красоты, но под знакомхудожественногонаслаждения.Ивромантическойэстетикевообщеоченьсиленэтотпривкусгедонизма136...

ОГерценесамЛеонтьевнеразвспоминает,ихроднитвособенностиэтаэстетическаякритикасовременногоЗапада,мелеющегоилиняющего...Но с Григорьевым общего еще больше... Именно от Григорьева идет врусском мировоззрении это эстетическое перетолкование православия,которое уже у Леонтьева так остро и еще больше обостряется унеоромантиковподконецвекаипозже.Втакомвосприятиибытиобрядоказываютсяважнееихарактернее,чемдогмаиучениеверы.Иприэтомведь можно сказать с убеждением, что “жизнь” шире и глубже всякого“учения...”

Григорьев был человек путанный и беспорядочный, неудачник инесчастливец.Ноемуданобыло“счастьеилинесчастьерождатьизсебясобственные,анечужиемысли...”Григорьев(1822–1864)былсверстникоммладших славянофилов.И, подобноАксакову иЮриюСамарину, в годыстуденчества он был восторженным гегелистом (под влиянием новыхпрофессоровюридического факультета: Редкина, Крюкова и др.). Толькопозже он поворачивается к Шеллингу и предается “умственнымсатурналиям”137 этого философского романтизма. К философскимвпечатлениямприсоединялисьлитературные:Байрон,иособенно–“вихриюной французской словесности,” Гюго прежде других. Слабее быловлияниенемецкойлитературы,отчастиШиллер,исовсемслабоГете...

Немецкий идеализм Григорьев переживал с каким-тополурелигиозным подъемом и надрывом сразу, – “скакал по оврагам ибезднам.”Фет,которыйснимтогдажилвместеиучился,свидетельствуетвсвоихвоспоминаниях,что“вэтотпериодвремениГригорьевотсамогоотчаянногоатеизмаоднимскачкомпереходилвкрайнийаскетизм.”Одновремя он принадлежал к какой-то масонской ложе, читал мистическиекниги, Лабзина, между прочим, и в его молодых стихах ясно слышатсяотзвукимасонскихпесенигимнов (срв. его“Гимны”–“словаовеликойрадости,”повыражениюАл.Блока)...

Но подлинной веры у Григорьева не было... Он сам признавался, –

“под православием разумел я просто известное стихийно-историческоеначало, которому суждено еще жить и дать новые формы жизни,искусства...”

Именно эстетически Григорьев воспринимает известного инокаПарфения,ивегокнигеГригорьевапривлекаетсвежестьобразов,яркостьвпечатлений, художественная выдержанность и законченность,“торжестводуши...”

Григорьев очень ценил старших славянофилов, Хомякова иКиреевского, как носителей “органическаго” начала. Очень емупонравиласькнигаархим.Феодора(Бухарева)“ОПравославии.”Новсюдуего привлекает сила жизни, которую он ощущает у писателей, а не ихубеждения...

В 50-х годах Григорьев примыкал к т. наз. “молодой редакцииМосквитянина.” Из других членов кружка нужно назвать Островского,Писемского, Тертия Филиппова. С Филипповым позже Леонтьев былблизок. Бывал здесь и Зедергольм, впоследствии оптинскийпостриженник, иеромонах о. Климент, аскетический друг и собеседникЛеонтьева. Для всех было характерно это сочетание изощреннойромантическойэстетикиссамымреалистическимчувствомживогобыта,с увлечением русской песнью. С этим связано открытие мира русскогокупечествадлярусскойлитературы.УФилипповаименноотсюдаистехпор внимание и интерес к русскому старообрядчеству. Меняется самопонятие “народа.” Иначе поворачивается и вопрос о быте, становитсяболее историчным и образным, менее поддается пасторальномуопрощению. “Город” ведь есть более историчная категория, чем “село”(почтичтосинонимдля“природы”)...

ГригорьевнапримереМосквыпрочувствовалэтуисторичность.“Мнестарый собор нужен, старые образа в окладах, с сумрачными ликами,следы истории нужны, нравы нужны, хоть, пожалуй, и жестокие, датипические...” Свое мировоззрение Григорьев называл органическим, исвязывал его с Шеллингом прежде всего. У него – “громадная рудаорганическихтеорий...

Основным у Григорьева было именно это чувство творческойнеисчерпаемостиинепрерывностижизни,–“чувствоорганическойсвязимежду явлениямижизни, чувство цельности и единстважизни...”Жизньшире логики. Скорее поэма, чем система (так Гайм в своей известнойкниге о “романтической школе” поясняет различие романтизма игегелизма)... Григорьев противопоставляет “историческое чувство” и“историческое воззрение.” Иначе сказать, интуицию и понятие, живое

художественноевосприятиеи–“деспотизмтеории…”Отчасти это напоминает критику Ивана Киреевского, еще больше

Герцена. Кстати, “левой” гегельянской Григорьев сочувствовал больше,чем правой, – и всего острее у него всегда эстетический довод...Шеллингизм был для Григорьева философией мировой красоты, – иоправданиеммногообразия,богатстваицветенияжизни...

“ВысшеезначениеформулыШеллингазаключаетсявтом,чтовсему:инародам,илицам,возвращаетсяихцельноесамоответственноезначение,что разбит кумир, которому приносились требы идольские, кумиротвлеченного духа человечества и его развития...” По мотивамэстетическим Григорьев отстаивает теорию постоянства или, вернее,несводимоститиповилиформпротивметафизическоготрансформизмасегонеизбежнымучениемо“переходныхформах...”

Жизнь мира развертывается в смене и совокупности “типическихциклов,”икаждыйимеетсвойлик,своюформу,свойобраз.Каждаяэпохаесть своего рода “организм,” целое во времени, как каждый народ естьцелоеилиорганизмвпространстве...

“Каждый таковой организм, так или иначе сложившийся, так илииначе видоизменивший первоначальное предание в своих преданиях иверованиях, вносит свой органический принцип в мировую жизнь...Каждыйтаковойорганизмсамвсебезамкнут,сампосебенеобходим,сампо себе имеет полномочие жить по законам, ему свойственным, а необязан служить переходной формой для другого... Единство же междуэтими организмами, единство не измененное, никакому развитию неподлежащее,отначалаодинаковое,естьправдадушичеловеческой...”

Так из предпосылок “органического” мировоззрения выводитсятеория культурно-исторических типов, – в те же годы ее формулируетГерцен (см. его “Концы и начала”), и мотивирует тоже эстетически.Впоследствии ее досказывает Н. Я. Данилевский138 в своей известнойкниге... Неповторимое и своеобразное прежде всего привлекаетГригорьева. И вот, Запад становится однообразен. “Запад дошел доотвлеченноголица,–человечества.Востокверуеттольковдушуживу...”

Западзастывает,Востокещерасплавлен...Сходство с Леонтьевым сразу заметно. И здесь – тожество опыта и

интуиции, единство романтического типа... В философииЛеонтьев и непошел дальше Григорьева, так и не вышел из тесных границромантического натурализма. В истории для него решающим всегдаоставался критерий эстетический, критерий своеобразия имощи...И еготеория “спасения” остается внешней и неорганической пристройкой к

этой не преображенной, языческой философии... То был именно тупикромантизма...

РазногласиеЛеонтьева сДостоевскимнебылоихличнымспоромистолкновением.Здесьвсталтипическийиосновнойвопрос,которымтогдаитревожиласьрусскаясовесть.Этобылвопросорелигиозномдействии.ИменноэтотвопросвсевремячувствуетсяусамогоДостоевского,какиуСоловьева,ещебольшеуФедорова.Этовсетотжевопрос:какмнежитьсвято...

И на него Леонтьев с надрывом и раздражением отвечал: помни осмерти...Дляжизнионоставлялхищнуюмудростьздешнегомира...

Всю остроту такого решения почувствовало только уже следующеепоколение,кконцувека...

11.ВладимирСергеевичСоловьев–трехчленнаясхема“вселенскойтеократии.”

Отрицание и возврат, – это две стороны одного и того жебеспокойного религиозного процесса, в который русское сознание исердце были вовлечены с серединыпрошлого века.Во всяком случае, тобыло время беспокойства... На таком историческом фоне и становитсяпонятен весь смысл философской проповеди Влад. Соловьева (1853–1900)139, начинавшего именно в Семидесятые годы. Хилиазм молодогоСоловьева, весь этот его апокалиптическийоптимизминетерпение, ужене кажется таким неожиданным и исключительным.Это была все таже“вера в прогресс,” хотя и в особом толковании. Л.М. Лопатин140 верноговорилобэтом.“Унегобыланепоколебимаяверавблизкоезавершениеисторическогопроцесса.Вэтомонсходилсясосвоимисовременниками:вера в историю, в прогресс, в скорое и окончательное торжество наджизньювсехкультурныхидеаловиводворениесредилюдейземногорая,представляла своегородарелигиюрусскихинтеллигентныхслоеввторойполовины прошлого века. В годы юности, в эпоху увлеченияматериализмом, эта вера уСоловьева не имела ничего мистического: онпросто был очень последовательным и убежденным социалистом. Нопотом, с общей переменой миросозерцания, она приобретает все болеемистический характер и сливается с преобразованной верой во второепришествие.” Нужно только прибавить, что это “потом” падает тоже насамыеранниегоды,“назаретуманнойюности...”

Вместе со своими сверстниками Соловьев в свое время читалФлеровского141(отомвспоминаетКареев),142ивегоюношескихписьмахможнонайтипрямыенамекивдухерелигиозногонародничества.“Скоропокажет мужик свою настоящую силу к большому конфузу тех, кто невидит в нем ничего, кроме пьянства и грубого суеверия. Приближаютсяславные и тяжелые времена и хорошо тому, кто может ждать их снадеждой,анесострахом”(написанов1873г.).ИвэтойсвязиСоловьевотмечает сектантское движение в народе (срв. о возвращении и осближенииснародомивегоречахвмарте1881-гогода)...

В годы своей первой заграничной поездки Соловьев оченьинтересуется новейшими религиозно-коммунистическими опытами вАмерике, в частности, братством т. наз. “перфекционистов” в Онеиде,

читаеттолькочтотогдавышедшуюкнигуНордгофаобэтихобщинах(срв.воспоминания Янжула). Этот интерес не остывал вполне у Соловьева ипозже...

Ивпервомизсвоих“ЧтенийоБогочеловечестве”Соловьевговорил,преждевсего,именноо“правдесоциализма...”

Весь творческий путь Соловьева может быть понят и объясненименноизэтогоисканиясоциальнойправды...

“Социализмявляется,каксилаисторическиоправданная,”–хотябыто была только правда вопроса или потребности. Осуществить свойзамысел или идеал социализм не может и не сможет, пока останетсядвижением мирским и только человеческим. “Социализм своимтребованиемобщественнойправдыиневозможностьюосуществитьеенаконечных природных основаниях логически приводит к признаниюнеобходимостибезусловногоначалавжизни,т.е.кпризнаниюрелигии.”Кроме того, Фурье в понимании Соловьева принадлежит та великаязаслуга, что он “провозгласил восстановление прав материи,” противодносторонностиспиритуализмаиидеализма.Этаrehabilitationdelachair,в толковании Соловьева, была на пользу христианской истине.“Христианство признает безусловное и вечное значение за человеком некакзадуховнымсуществомтолько,ноикакзасуществомматериальным,– христианство утверждает воскресение и вечную жизнь тел...Христианствообещаетнетольконовоенебо,ноиновуюземлю...”

И в религиозном синтезе этот замысел и “правда” социализмаисполняется...

СвоюфилософскуюдеятельностьилипроповедьСоловьевначиналвтом убеждении, “что философия в смысле отвлеченного, исключительнотеоретическогопознанияокончиласвоеразвитиеиперешлабезвозвратновмирпрошлого.”Новаяфилософиядолжнабытьобращенакжизни,должнапереходитькдействию.“Именнотеперь,вXIXвеке,наступилапорадляфилософии выйти из теоретической отвлеченности, школьнойзамкнутости,изаявитьсвоиверховныеправавдележизни...”

Недостаточность “отвлеченного” теоретического познанияопределяется для Соловьева, прежде всего, именно несовершенствомокружающегомира.В эмпирическом опыте нет и не дано той истиннойдействительности,впознаниикоторойисостоитдействительнаяистина.Эту истинную действительность еще нужно сперва и наново создать.“Конечно, истина вечно есть в Боге, но поскольку в нас нет Бога, мы иживем не в истине: не только наше познание ложно, ложно само нашебытие, сама наша действительность. Итак, для истинной организации

знаниянеобходимаорганизациядействительности.Аэтоужеестьзадачане познания, как мысли воспринимающей, а мысли созидающей илитворчества...”

Философию в глазах Соловьева “оправдывали” именно ее“исторические дела,” – “она освобождала человеческую личность отнасилиявнешностиидавалаейвнутреннеесодержание.”Соловьеврешал,прежде всего, вопрос о путях праведной жизни, – потому и призывалзаниматьсяфилософией,“какделомхорошим,деломвеликимидлявсегомира полезным.” И слушали Соловьева не столько как мыслителя, ноименнокак“учителя,”проповедника,дажепророка.Стечениеслушателейна его лекциях в Петербургском университете удивляло и огорчалоревнителей “положительного” знания. “В шестидесятых годах такуютолпумоглабысобратьтольколекцияпофизиологии,авсемидесятых–по политической экономии, а вот в начале восьмидесятых почти всяуниверситетская молодежь спешит послушать лекцию о христианстве”(отзывсовременника)...

В общественном радикализме своего времени Соловьев угадывалисканиепреображенногомира...Иво всемсекулярномпрогрессеНовоговременивиделточнотайноевеяниеДухаХристова. “Нельзяжеотрицатьтогофакта,чтосоциальныйпрогресспоследнихвековсовершалсявдухечеловеколюбияисправедливости,т.е.вдухеХристове...”

ВновомевропейскомразвитииСоловьевнаходилпредварениеидажепредвосхищение христианской правды. “Если Дух Христов можетдействоватьчерезневерующегосвященнослужителявцерковномтаинстве,почему же он не может действовать в истории через неверующегодеятеля...”

Но это смутное и слепое искание правды нужно теперь ввести в“разум истины,” – нужно его открыто привести или вернуть ко Христу.Церковьдолжнараспознатьвмиреэтотайноевеяниевзыскуемойправды,“возвести его на высшую ступень разумного сознания,” закрепить его ввысшем и преображающем синтезе... В восприятии Соловьевахристианствоестьтематворимойистории.Вполнереальнохристианствотолько, как “всемирно-историческоеначало.”Соловьев твердо верил, чтотолько в историческомдействииЦерковь достигает своегоисполненияиполноты. И, обратно, только в Церкви, т. е. в истине Богочеловечества,историческое творчество или делание впервые получает действительноеоправдание и опору. “Истинное христианство не может быть толькодомашним, как и только храмовым, – оно должно быть вселенским, онодолжно распространиться на все человечество и на все дела

человеческие...”Церковь, в пониманииСоловьева, есть исторический деятель, имеет

творческое задание и призвание в истории, и есть единственныйподлинныйобщественныйидеал.“Сущностьистинногохристианстваестьперерождение человечества и мира в духе Христовом, превращениемирского царства в Царство Божие, которое не от мира сего.” То былакрепкаяинеизменнаявераСоловьева,стерженьвсейегосистемы...

Начинал Соловьев с типичной романтической критикисуществующего.Весьмиронвиделвкризисе,вкритическойфазе,т.е.враспаде и в разладе, во власти “отвлеченных начал.” Все в миреразомкнуто и разобщено. И сама религия в современном мире скорее вупадке, – “в действительности является не тем, чем она должна быть.”Потомувсеипогрузилосьвразлад,чторелигияпересталабыть“началом”жизни. “Современная религия есть вещь очень жалкая, – собственноговоря, религии, как господствующего начала, как центра тяготения, нетсовсем, а есть вместо этого так называемая религиозность, как личноенастроениe, личный вкус.” И вот, теперь предстоит и надлежитвосстановитьэтираспавшиесяпланыжизни,восстановитьихвовзаимнойсвязии в органическойцелости...Философияи должнаподготовитьилиобосновать этот великий синтез, это “всеединство,” это великое и новоевосстановление...

“Когда же христианство станет действительным убеждением, т. е.таким, по которому люди будут жить, осуществлять его вдействительности,–тогда,очевидно,всеизменится...”

Соловьев считал, что главной причиной неверия и отступления отхристианства в новое время было “именно его мнимое противоречие сразумом,” – оно не достаточно “входило в разум,” – являлось в мире “вложнойформе,”идонынеявляется.Соловьев,напротив,твердоверовалиоткрытоутверждал,чтоникакогопротиворечиянетибытьнеможет,чтотольковхристианскомоткровениивпервыеиисполняютсявсепостулатыпознающего разума и взыскующего сердца.Потому и придавал он такоезначение раскрытию христианской истины в адекватной форме, этому“оправданию веры отцов” через философию. Его философия в целом ипритязала быть именно таким исповеданием христианской веры вэлементеистины...

Религиозный синтез еще не дан, но только задан, “есть не данноесознания,азадачадляума,дляисполнениякоторойсознаниепредставляеттолько разрозненные и отчасти загадочные данные.” В этом искомом изаданномсинтезе“элементмистический”естьтолькоодноизслагаемых.

В одностороннем развитии теологический принцип оборачиваетсяотвлеченным догматизмом. То верно, подчеркивает Соловьев, чтофилософия и наука, взятые и развиваемые о себе, неизменно приводят кскептическомуисходу,икобъективностиможновернутьсяоттудатолькочерез“мистический”опыт.Однако,следуетлиизэтого,чтофилософиюинаукуможно,илинужно,попростуоставитьвнесинтеза,ивосстановитьсистему Аквината или восточную патристику? Соловьев отвечаетрешительным“нет.”Здесьониставитвопрос:почемужеумчеловеческийтак неудержимо в истории “отделяется от истинырелигиозного знания,”даже под риском низвергнуться в пустоту и ничтожество бесплодногоскептицизма. Объявить все новейшее развитие только “произвольнымзаблуждением,” только “неким новым грехопадением,”- это было быслишкомлегкимответом.Нет,всамойтрадиционнойтеологииестьповодиоснованиедляэтогоотпаденияилиотступленияразума,–отступлениявременного, уверен Соловьев. Традиционная теология не включаетэмпирического знания природы и не дает разуму творческого простора.“Еслиистинанеможетопределятьсякактолькомысльразума,еслионанеможетопределятьсякактолькофактопыта,тоонаточнотакженеможетопределяться,кактолькодогматверы.Истинапопонятиюсвоемудолжнабыть и тем, и другим, и третьим.” Задача синтеза именно в том, чтобы“ввести религиозную истину в форму свободно-разумного мышления иреализовать ее в данных опытной науки, поставить теологию вовнутреннююсвязьсфилософиейинаукой,итакимобразоморганизоватьвсю область истинного знания в полную систему свободной и научнойтеософии...”

Очень характерно, что уже в самые последние годы Соловьевпродолжал понимать пророчество, что Евангелие будет проповедано повсей земле в том смысле, что Истина будет явлена миру с такойочевидностью, при которой станет неизбежным: либо сознательно еепринять, или также сознательно ее отвергнуть. Вопрос должен быть ибудет сведен к такой окончательной и безусловной форме выражения,чтобыонмогбытьразрешенчастымиволевымактомилиопределеннымрешениемкаждогосамогозасебя, абсолютноморальнымилиабсолютноимморальным. “Пока еще христианское учение не достигло подобнойясности, и предстоит установить христианскую философию, без чегопроповедывание Евангелия не может быть осуществлено” (из письма кЕ.Тавернье,1896)...

То был возврат к метафизике, тем самым и возврат к догматам.Этобылаиреакцияпротиввсякогопсихологизма,пиетизма,морализма...

Соловьев стремился пробудить мысль, прежде всего, – будилумственную совесть... То был возврат к вере через разум. Intelligo, utcredam...

Соловьев был утопическим оптимистом в своих историческихожиданих.“Нежданноесбудетсяскоро.”Подконецжизнионбылзахваченострой апокалиптической тревогой, предчувствием конца. Но с новымчувствомпо-прежнемуждал:сбудетсяскоро...

Творческий путь Соловьева был очень неровен, извилист, дажеизломан.Тобылпутьборений,непрямогоразвития,–путьувлеченийиотречений,сменавспышекиразочарований.ВразныеэпохисвоейжизниСоловьев очень по-разному понимал и представлял смысл своегособственногофилософскогодела...

Кризисневерияразрешился,враннеймолодости,невозвращениемкхристианству, но обращением в философский пессимизм, в веруШопенгауэраиЭ.ф.Гартмана (срв. влияниеШопенгауэрауТургеневаиособенноуФета).К“историческому”христианствуСоловьеввэтовремяотносился скорее отрицательно, и всяким “катихизисам”противопоставлял“истинное”христианствобудущего,котороеещенужнораскрыть. В эти годы, под двойным влиянием новейшего пессимизма иплатонизма, Соловьев склонялся к тому, что впоследствии сам называл“отрешенным идеализмом.” Он стремился тогда силой проповедиубеждатьвничтожествемирасего,силойразумногоубежденияпогашатьэтуслепуюжаждупосюстороннегосуществования.Волюкжизнинужнопогасить, этот мир уничтожить. Теоретически его призрачность ужеразоблачена, в свете философского идеализма, – “мир веществен лишь вобмане.” И этот призрак рассеется некогда без следа. То будетапокатастазис, не нирвана, – явление мира духов. И, когда своююношескую диссертацию о “Кризисе западной философии” Соловьевзаключал провозглашением совпадения и согласия древних “созерцанийВостока”иновейшего“умозренияЗапада,”онговорилнеофилософском“оправдании” христианства, но именно о пессимизме. От сильноговлиянияШопенгауэрадоконцаСоловьевтакникогдаинеосвободился.Кэтомуприсоединялосьувлечениедуховидениемимедиумизмом...

Правда, очень скоро Соловьев перешел к высшему синтезу, к“абсолютному”идеализмуШеллингаиГегеля,сегозамыслом“оправдать”миривявлении.Втомведьибылпафосэтихвеликихидеалистическихсистем,чтобыувидетьипоказатьвсесуществующееsubspecieaeternitatis,т. е. именно под знаком абсолютного обоснования, иначе сказать –логическойнеобходимости...

Так именно и определяет Соловьев задачу метафизики. “Эта задача,очевидно,сводитсяквыведениюусловногоизбезусловного,квыведениютого, что само по себе не должно быть, из безусловно должного, квыведениюслучайнойреальностииз абсолютнойидеи, природногомираявленийизмираБожественнойсущности...”

И через такое “выведение” самое “условное” становитсянепременным...

Без“достаточногооснозания”ведьничегослучитьсянеможет.Всякоеявлениедолжнобыть“хорошообосновано,”таккакиначеоноинемоглобы вовсе случиться. И раз уж что случается, то значит не могло неслучиться.Именно“случайного”вообщенебывает...

УСоловьева этот пафос абсолютного обоснования был всегда оченьострым.Онпрямоиучилопредопределении...Сэтимсвязаноунеготакоестранное нечувствие зла, до самых последних лет жизни. Его раннеемировоззрение с правом можно назвать “розовым христианством,” этобыла очень благополучная утопия прогресса, – “христианство безАнтихриста” (по остроумному выражениюА.С. Волжского). Вся первая“система” Соловьева построена из предпосылок метафизическогооптимизма. В его мировоззрении, странным образом, совсем не былотрагических мотивов, несмотря на все его увлечение философскимпессимизмом.Этометафизическое благодушие всего более определяетсяорганическиммироощущением,–восприятиеммира,как“органическогоцелого,” в котором все соразмерено и сопринадлежно (срв. его учение оМировойдуше,близкоеикШеллингу).Итогдавесьмировойпроцессестьразвитие (кстати заметить, Соловьев был убежденным дарвинистом, нетолькотрансформистом143вообще)...

Зло, в восприятииСоловьева, есть толькоразлад,беспорядок,хаос...Иначе сказать, дезорганизованность бытия... Потому и преодоление зласводитсякреорганизацииилипростоорганизациимира...

И это совершается уже силой самого естественного развития. “Натемной основе разлада и хаоса невидимая сила выводит светлые нитивсеобщейжизни и слаживает разрозненные черты вселенной в стройныеобразы...”

Это есть сразу и логическая, и эстетическая завершенность илиполнота, – космос, эта “темного хаоса светлая дочь,” по поэтическомусловусамогоСоловьева...

В органическом целом ведь не может быть лишних элементов. Этозначит, что нет и недолжных элементов. Зло коренится только в ихраспорядке,т.е.внепорядкеилибеспорядке.Темсамымзлонеустойчиво.

“Разрозненное, бессмысленное бытие существ есть только их ложноеположение,призрачноеипреходящее...”

Источник зла и саму его энергию Соловьев верно усматривал вэгоизме,вэтомстремленииразъединиться,обособиться,замкнутьсявсебеиотдругих,–“этопротивопоставлениесебявсемдругимипрактическоеотрицаниеэтихдругих.”Но,во-первых,этостремлениекрасчуждениюневыполнимо, не осуществимо, – “невольное влечение единящей силы”всегда сильнее (срв. уже закон всемирного тяготения, образующегоестественную солидарность мира). Смысл всегда и непременноторжествует над бессмыслицей. У Соловьева эта неизбежность явнопреувеличена, получает характер натуральной необходимости. Ибо, во-вторых,саморасчуждениевводитсявэтотпроцесссамораскрытиясмысла,как его необходимая предпосылка. “Зачем вмировойжизни эти труды иусилия? Зачем природа должна испытывать муки рождения, и зачемпрежде, чем породить совершенный и вечный организм, она производитстолько безобразных, чудовищных порождений, невыдерживающихжизненнойборьбыибесследнопогибающих?Зачемвсеэтивыкидышиинедоноскиприроды?ЗачемБогоставляетприродутакмедленнодостигатьсвоейцелиитакимидурнымисредствами?...”

Вотнаэтокосмическоезло,наэтобезобразиевприроде,Соловьевиобращаетсвоевнимание,преждевсего...Инасвойриторическийвопросонотвечает“однимсловом,”выражающимнечтотакое,безчегонемогутбытьмыслимыниБог, ни природа, – “это слово есть свобода...”Однако,врядлиздесьнетолькоименнооднослово...

“Для самоотрицания необходимо предварительное самоутверждение:для того, чтобы отказаться от своей исключительной воли, необходимосначала иметь ее; для того, чтобы частные начала и силы свободновоссоединились с безусловным началом, они должны прежде отделитьсяот него, должны стоять на своем, стремиться к исключительномугосподству и безусловному значению, ибо только реальный опыт,изведанная коренная несостоятельность этого самоутверждения можетпривестиквольномуотречениюотнегоиксознательномуисвободномутребованиювоссоединениясбезусловнымначалом...”

Зло есть точно некий выкуп свободы. Падение мировой души естьпутькеесвободномувосстановлению.“Ицельдостигнутазаране,победапредваряетбой...”

Падшаяприрода,тотмир,который“возлележит,”естьдляСоловьева,“только другое, недолжное, взаимоотношение тех же самых элементов,которые образуют и бытие мира божественного,” только “перестановка

известных существенных элементов, пребывающих субстанциально вмире божественном…” Существующее отлично от должного “только поположению...”

Именно отсюда этот замысел всеобщего синтеза, вселенскогопримиренияиливосстановления,черезновуюперестановку.УСоловьевабылоэтоудивительноеутопическоедовериековсякогородасоглашениямиперестановкам...

ТонебылодляСоловьеватолькоубеждениемрассудка.УСоловьевабыл живой мистический опыт. В эти ранние годы то был всего скорее,опытспекулятивнойтеософии.Романтика,ЯкобБемеиегопродолжатели,и дажеПарацельс иСведенборг, – вот тот мистический или теософскийкруг, в котором выращивалось первое мировоззрение Соловьева. Вскореприбавилосьизучениегностиковикаббалы.Именновэтиранниегодыибыли продуманы и даже написаны все главные философские книгиСоловьева (только “Оправдание Добра,” да статьи по “теоретическойфилософии”относятсякпозднимгодам).В”ЧтенияхоБогочеловечестве”(ивофранцузскойкниге)СоловьевоченьблизоккШеллингу,восновнойинтуицииивчастныхдедукциях;в“Критикеотвлеченныхначал”сильночувствуется влияние Гартмана и Шопенгауера, – и всегда сказываетсявлияниеГегеляиегометоды...

В том и было основное и роковое противоречие Соловьева, что онпытается строить церковный синтез из этого нецерковного опыта. Этокасается, прежде всего, и его основной концепции, его учения оСофии.Соловьевивпоследствиитаквсегдаиоставалсявэтомдушномитесномкругу теософии и гностицизма, В 90-ых годах, после крушения своихунионально-утопических надежд и расчетов, Соловьев вторичнопереживал очень острый рецидив этого мечтательного гностицизма. Этобыл, кажется, самый темный период в его жизни, “обморок духовный,”соблазнэротическоймагией,времягнилойичернойстрасти.Новсежетобылужерецидив.Вовсякомслучае,снеоплатонизмомисновойнемецкоймистикой Соловьев всегда был связан больше и теснее, чем с опытомВеликойЦерквиискафолическиймистикой.Особеннохарактерно,чтоуСоловьева вовсе не было литургической чуткости. Церковь онвоспринимал скорее в элементах схоластики и каноники, еще и в плане“христианской политики,” – всего меньше в плане мистическом, всегоменьше–наглубинахтаинственныхидуховных.Унегобываливидения,непостижныеуму(срв.его“Трисвидания”ивсюегомистическуюлирикувообще). Но именно в них, в этих загадочных “встречах” и видениях“ВечнойЖенственности,”СоловьевибылвсегодальшеотЦеркви...

Именно соборность Церкви оставалась для Соловьева мистическизакрытой.Онслишкомбылсвязанспротестантизмом,черезфилософию,черезнемецкийидеализмимистику...

Он всегда не на церковно-исторической магистрали, а на каком-томистическомокольномпути...

Конечно, историю древней Церкви и святых отцов Соловьевдостаточно знал и изучал, – Mansi читал он, кажется, больше, чемMigne’я...Ноиздесьеголичнопривлекаливсегобольшеименногностики(Валентинаонсчиталоднимизсамыхвеликихвисториимысли,особенноегоучениеоматерии),ещеиФилон,влияниекотороговсегдачувствуетсяу Соловьева при толковании Ветхого Завета (и в “Истории теократии”).Дальше Оригена, во всяком случае, Соловьев так и не пошел, хотяОригеновский “универсализм,” после сильного им увлечения, он иотвергнул. В известном смысле, Соловьев так и остался в доникейскойэпохе,вдоникейскомбогословии,сегопропедевтическойпроблематикой.Странным образом, о Богочеловечестве Соловьев говорит много больше,чем о Богочеловеке, – и образ Спасителя остается в его системе толькобледной тенью. Именно христологические главы в “Чтениях оБогочеловечестве” совсем неразвиты. Это удивляло и смущало дажеРозанова...

УСоловьевапоражаетименно эта страннаяневосприимчивостьилиневнимание к мистическим святыням Церкви, равно Восточной иЗападной. Мистика света Фаворского также остается вне его кругозора,какиТерезаИспанскаяилиPoverelloизАссизи.Вегофранцузскойкнигео “Вселенской Церкви” всего меньше трезвой “католической”церковности, вместо того – теософские дедукции догматов. СближатьСоловьева с блаженным Августином нет действительных поводов иоснований.Нетиповодовпредполагать,чтокРимскойцерквимистическипривлекало его почитание Пречистой Девы, theologia Mariana. В еготворчествеэтосовсемнечувствуется,нечувствуетсяивлирике,–перевод“литаний”изПетраркиещеничегонедоказывает...

Оченьхарактерно,чтораскрываяв“ЧтенияхоБогочеловечестве”своеучение о Троичности, Соловьев оговаривает, что не учитывает техчастностей,которыевстречаютсяуотдельныхмыслителей,уФилонаилиПлотина, у Оригена или Григория Богослова, – в существенном иосновномучениеуниходно.“Всамомделе,оригинальностьхристианстване в общих взглядах, а в положительных фактах, не в умозрительномсодержании его идеи, а в ее личном воплощении.” Соловьев точновозвращаетсявспятьктомуместу,скоторогоапологетамII-говекаСократ

иГераклитпредставлялись “своими,” казались “христианамидоХриста”(Соловьев именно этими словами определяет роль Филона и Плотина).“Положительные факты,” к тому же, Соловьев сразу же осложняетспекулятивным толкованием. Богочеловечество в “вечном мире”осуществлено от начала, и Воплощение есть только некое проявлениеэтого вечного единства в мире вещественности и бывания. ВоплощениеСлова, в таком толковании, есть только нисхождение вечного Христа впоток явлений. “В сфере вечного, божественного бытия Христос естьвечныйдуховныйцентрвселенскогоорганизма.Нотаккакэтоторганизм,или вселенское человечество, ниспадая в поток явлений, подвергаетсязакону внешнего бытия и должно трудом и страданиями во временивосстанавливать то, что оставлено им в вечности, т. е. свое внутреннееединствосБогомиприродой,–тоиХристос,какдеятельноеначалоэтогоединства,дляегореальноговосстановлениядолженбылнизойтивтотжепотокявлений,долженбылподвергнутьсятомужезаконувнешнегобытияи из центра вечности сделаться центром истории, явившись вопределенныймомент,–вполнотувремен...”

ЭтонапоминаетОригена,нобледнее,чемунего,ибезтоголичногочувства, которым у Оригена так согрето все построение (срв. учениеСоловьева об “универсальном или абсолютном человеке” или“всечеловеческом организме,” как о “вечном теле Божием”). ОтцерковногодогматаСоловьев,вовсякомслучае,далекоотходит...

Во всех его построениях силен привкус символическогоиллюзионизма...СимволическоетолкованиесобытийилицуСоловьеванестолькоповышаетценностьизначимостьэтихчувственныхзнаков,черезсоотнесение их к горним реальностям, сколько, напротив, обесцениваетих, обращая в какую-то прозрачную тень, – точно новое доказательствоничтожества всего земнородного... В истории лишь показуются,экспонируютсябледныеобразыилиподобияотвечныхвещей...

ТаковибылсимволизмилиаллегоризмуФилонаиОригена...Вэтом“иллюзионизме”коренитсяисточниквсехутопическихнеудач

Соловьева,источниквсехеголичныхразочарованийиотречений...Оригинальныммыслителем, правду сказать,Соловьевне был.Ноон

был мыслитель необыкновенно чуткий... Всегда оставался он толькоистолкователем великой идеалистической традиции, от Платона инеоплатоников и кончая немецким идеализмом.И у него был великий иредкийплатоническийдар–трогатьмысль...

Научиться методу у Соловьева невозможно, но от него можнозагореться вдохновением... Он, действительно, сумел показать

исторические “дела” философии, сумел вовлечь русское сознание в этотсуровый искус философского раздумья. Все его делание былодейственнымиподлиннымоткликомнарелигиозноетомлениеи тревогуего века, на весь этот религиозный ропот и сомнение. То был,действительно,некийдуховныйподвиг...

И во всем духовном складе Соловьева так много рыцарства иблагородства,еслиинегероизма...Оченьубеждаетисамоегостремлениеотхристианскогословакхристианскомуделу...

В разные эпохи Соловьев совсем по-разному строил практическиесхемы.Впрочем, внихпосуществу гораздобольшенеизменного,чемтокажется при наблюдении со стороны... От славянофилов он унаследовалубеждение, что историческая инициатива и решающее влияние перешлиот Запада к России. Недолго мечтал он о вселенском призванииПравославной Церкви, но гораздо тверже веровал в универсальноепризвание Русского Царя. Ведь русскую иерархию Соловьев упрекал вотказеизабвенииосвоемобщественномпризвании,“чтобыпроводитьиосуществлять в обществе человеческом новую духовную жизнь,открывшуюся в христианстве.” И, прежде всего, Церковь должнавосстановить или вновь обрести свою свободу, в духе свободы и мираразмежеватьсясгосударством,впределахнеразложимой,ноисвободнойцелости исторического бытия. “Собор Русской Церкви долженторжественноисповедать,чтоистинаХристаиЦерковьЕгоненуждаютсяв принудительном единстве форм и насильственной охране, и чтоевангельскаязаповедьлюбвиимилосердияпреждевсегообязательнадляцерковной власти.”В особенностижеЦерковь должна вновь привлечь ипритянуть к себе “лучших людей” из образованного общества,“отдаленных от истины христианской тем образом мертвенности ираспадения,которыйэтаистинапринялавнынешнейучащейЦеркви...”

ЭтиожиданияипожеланияСоловьеванесбылисьинесбывались.Норешающим толчком были для него мартовские события 1881-го года.144ВполнерешительноирезкоСоловьевосуждалтогданасилиереволюции,ивиделвнемясноесвидетельствоеебеcсилия,–подлинносильнымможетбытьтолькосвободноедобро.Ноименнопотомуониждал,итребовалотЦарства – простить. Это было его тогдашнее убеждение вообще. “Чтобымолитванебылаязыческимпустословием,необходимаполнаяверавсилуДуха Божия, совершенная преданность всеблагой воле Божией,решительное отречение от всех внешних, вещественных, недостоиныхдела Божия средств и орудий” (см. уже в статье о “Духовной власти вРоссии,”1880).ИменнопоэтомуСоловьевиговорилопрощении.“Веруя,

что только духовная силаХристовой истиныможет победить силу зла иразрушения, проявляемую ныне в таких небывалых размерах, – веруятакже, что русский народ в целости своей живет и движется духомХристовым, – веруя, наконец, что царь России есть представитель ивыразительнародногодуха,носительвсехлучшихсилнарода,–ярешилсяспубличнойкафедрыисповедатьэтусвоюверу!Ясказалвконцеречи,чтонастоящее тягостное время дает русскому Царю небывалую преждевозможность заявить силу христианского начала всепрощения и темсовершить величайший нравственный подвиг, который поднимет еговластьнанедосягаемуювысотуинанезыблемомоснованииутвердитЕгодержаву.Милуявраговсвоейвластивопрекивсеместественнымчувствамчеловеческого сердца, всем расчетам и соображениям земной мудрости,Царь станет на высоту сверхчеловеческую, и самым делом покажетбожественное значение Царской власти, – покажет, что в Нем живетвысшая духовная сила всего русского народа, потому что во всем этомнародененайдетсяниодногочеловека,которыймогбысовершитьбольшеэтогоподвига”(изписьманаимяГосударя).

Подвиг совершен не был. Для Соловьева это было не толькосоциально-политическимразочарованием.Этобылдлянего,преждевсего,духовный или мистический шок. Он теряет веру или доверие кхристианской искренности и серьезности действующих лиц. И тем неменее его вера во вселенское предназначение русского царства так иосталасьнеизменной...

Важно подчеркнуть, – ведь именно эта вера была одной из главныхпредпосылок и его униональной утопии. Ведь под именем “соединенияЦерквей”СоловьевпроповедовалнекийвечныйсоюзРимскогоархиереясРусским царем, – союз высших носителей двух величайшим даров:ЦарстваиСвященства...

БезРусскогоцарстваи самоеПапствонеможетосуществить своеготеократического призвания. Ибо только в славянском элементе можетСвященство найти среду для своего окончательного воплощения. Здесь,очевидно,сказывалосьувлечениеШтроссмаером145...

То будет третья империя, – после Константина и Карла Великого.“После этих двух предварительных воплощений она ждет третьего ипоследнего воплощения своего...” Это из предисловия к “La Russie et1'Egliseuniverselle...”

И тамже о славянскомцарстве...Ваше слово, о народы слова, это –вселенскаятеократия,истиннаясолидарностьвсехнацийивсехклассов,–христианство, осуществленное в общественной жизни, – политика,

ставшая христианской; это – свобода для всех угнетенных,покровительство для всех слабых; это – социальная справедливость идобрыйхристианскиймир...”

Это и есть “правда социализма,” развернутая теперь в“теократический”синтез...

На тему об “Империи” Соловьев упоминает Тютчева и Данте. И сэтимскрещиваетсявлияниехорватскихвпечатлений,особенножевлияниеепископаШтроссмайера...

ВдругомместеСоловьевпрямоназывалславянствоиРоссию“новымдомом Давидовым в христианском мире.” Теократическую миссию ипризваниеславянстваонописывалпоВетхомуЗавету...

ВсинтезеСоловьевабылещеитретиймомент,–служениепророка...В ранних схемах у Соловьева был очень ярко выражен этот

типический мотив романтики, – искусство, как “теургия.”146 И с этимсвязан образ вдохновенного поэта, художника, – творца... “Великое итаинственное искусство, вводящее все существующее в форму красоты,”это был для Соловьева последний, завершающий и высший, моментискомого синтеза. “Полнаяже истинамира – вживом его единстве, какодухотворенногоибогоносноготела...”

ВтаинствахЦерквиСоловьеввиделпреображениеэтойестественной“теургии,”такчто“цельнаяэстетика”идолжнабылабыть,поегозамыслу,именнофилософиейхристианскихтаинств(“тамбудетосемитаинствах,подвлияниемкоторых,послепримиренияЦерквей,весьмирпереродитсяне тольконравственно,нофизическии эстетически,”передаетЛеонтьевпредположения Соловьева о недописанной части “Критики отвлеченныхначал”). И вот “теургический” момент органически вводится в составтеократического синтеза. Преображение или одухотворение самойвидимой природы есть задача и будет достижением “свободнойтеократии...”

ПодбиблейскимвлияниемуСоловьевавычерчиваетсявмыслиобразпророка...

Это есть высшая и самая синтетическая власть, “как полнейшеевыражениебогочеловеческогосочетания,какнастоящееорудиеГрядущегоБога.” В пророческом служении Соловьев всегда подразумевал и“теургический”мотив...

Такслагаласьунегоэтатрехчленнаясхема“вселенскойтеократии,”вкоторой тройственность властей соответствует троякому измерениювремени, – прошедшему, настоящему и будущему. И все эти временаобъединяютсявнекойтаинственнойсовременности...

Уже в 80-х годах Соловьев развил свой “теократический” замысел всвязную систему. Но в своих предпосылках этот замысел понятен изутопического духа Семидесятых годов, когда он и сложился в сознанииСоловьева...

12.НиколайФедоровичФедоров–“блескмечтынеестьпламеньблагодати...”

Вэтойсвязинужноназватьещеодноимя,оченьзначительноеиоченьобособленное,–имяН.Ф.Федорова(1828–1903)147...

Прижизниего,какмыслителя,зналинемногие,запределамиузкогокруга его личных приверженцев. Правда, он был в общении и сДостоевским,исСоловьевым,исЛьвомТолстым,иумелихвовлекатьвдиалектику своих идей. Влияние Федорова на Соловьева особенночувствуется в девяностые годы. Мотивы Федорова легко распознать взамысле “Братьев Карамазовых” (тема отцеубийства, как греха попреимуществу, в противоположении мысли Федорова о воскрешениипредков, и некоторые другие мотивы). Однако, только после смертиФедоровавпервыебылиизданыегорукописи,ито“недляпродажи...”

Федоров не был писателем, даже для самого себя записывать своимысли он начал сравнительно поздно, и все его произведения входят влитературный оборот очень не скоро после написания. Понять его всеголегчевперспективахегоэпохи,вмечтательнойиутопическойобстановкеСемидесятыхгодов...

Федоровбылодинокиймыслитель...Он много и настойчиво говорил о “соборности.” Но сам он был

человек уединенный. И эта уединенность, это духовное одиночествопринадлежит,ксамомуинтимномустроюегомысли.ВученияхФедорова,ивсамойеголичности,былооченьмногоотХVIII-говека.Онархаиченвсвоемопытеимировоззрении,унегокаким-тостраннымобразоможиваетвесь этот слишкомблагодушный, невозмутимыйи счастливый оптимизмПросвещения. В этом отношении Федоров психологически напоминаетЛьваТолстого,какбыонинирасходилисьвсвоихвзглядах...

Федоров был мыслитель острый и тонкий. Он умел вскрыватьподлинные апории и ставить решительные вопросы. Но в его ответахвсегдаменьше, чемв вопросах, – есть вних всегда какая-торассудочнаяупрощенность... Это был мечтатель, – у него мечты всегда больше, чемпрозрения...Да,конечно,онвсегдавозражалпротивотвлеченнойтеории,исам притязал строить философию дела, философию проективную... Ноименно в этом его “проективизме” мечтательство и сказывается всегоострее. Одинокая мечта об общем деле, – вот основной паралогизм

философииФедорова...И со своим “проектом” он точно приступает к действительности

извне, как с неким предписанием, и с предписанием гетерономным...148ЭтооченьнапоминаетзаконодателяиблагодетелявдухеХVIII-гoвека...

ВсегоменееможносближатьФедороваспочвенничеством.Федоровбыл натуралистом в своей метафизике, вся его концепция выполнена вкатегориях природного бытия. Но сам он был беспочвенным, былмечтателем о почве. Подлинная “власть земли” у него совсем и нечувствуется...

Федоровпрожилвсюжизнь,точнобылинеотмираего.Непотомутакслучилось,чтовпредвосхищениионужевосходилвгорниемиры,инепотому, чтоуходилподвизатьсяхотябыи во внутреннююпустыню.Нет,именновэтоммиреонтолькоотгораживался,огораживалсебямечтойилиидеей...

Он вел суровуюжизнь. Но его скорее следует назвать абстинентом,чем подвижником, и древних киников его бедность напоминает больше,чем Франциска Ассизского. Он именно воздерживается, уклоняется,сторонится, но не подвизается. И в его мечтательном “проективизме”очень силен привкус “неделания” и сама его скромность или бедностьесть своеобразный вид неделания, – он выступает из существующегопорядка...

Онпредлагаетсвоеособенноедело...ОченьудачноодинизкритиковговорилопрельщениитрезвостьювмировоззренииФедорова...

СловесноФедоровкакбудтовцерковностиивправославии.Ноэтотолько условный исторический язык. У Федорова совсем не былоинтуиции “новой твари” во Христе, он не чувствовал, что Христос есть“потрясение” для природного порядка и ритмов. О Христе он говориточеньредко,малоинеясно,вкаких-тобледныхинеубедительныхсловах.Строгоговоря,уФедорованетникакойхристологиивовсе...

Вего“проектах”нетвовсепотусторонности,естьпрямоенечувствиепреображения…

Строго говоря, у Федорова была одна всепоглощающая тема, одиннавязчивыйзамысел.Это–темаосмерти.Иэтотзамысел–воскрешениемертвых. И вот в том, что Федоров говорит о смерти и воскресении,поражает егонечувствие.Странно сказать,но в смертионнечувствовалтайнынепочувствовал вней темногожала греха.ДляФедорова тобыласкорее загадка, чем тайна, и неправда больше, чем грех. И эту загадкусмерти он почти что исчерпывает в пределах морали и евгеники.“Воскрешение предков,” восстановление родовой полноты и цельности,

восстановление естественного и психологического братства, – этим иисчерпываетсядлянегодуховнаясторонапобедынадсмертью.Вприроде“воскрешение” означает только переключение и обращение энергии,означает разумнуюрегуляциюпроцессов.СамФедоровподчеркивал, чтоничего “мистического” здесь нет и быть не должно. И всеобщееВоскресение он представляет себе, как некое возвращение к здешнейжизни,тольковвосстановленнойполнотерода...

Нечувствиегреха(только“недомыслие!”)искажалодляФедоровавсеперспективы. Он не мог вместить в свою систему и осмыслить самопонятиеспасения,–“спасаться”собственнобылонеотчего...

Учеловекаестьтолькоодиндействительныйвраг,скоторымФедорови призывал бороться, предполагая, что у человека есть силы этого врагапобороть,–это–природаилисмерть..

Иэтоврагтольковременный...Природаслепаивэтойсвоейслепотегубительнаисмертоносна.Но

стихиясильна,поканеобуздана.Сильна,поканесиленчеловек,покаоннепрозреет.Ичеловексильнееприроды,ионпризвановладетьприродой,обуздать и обратить в покорное орудие смысла и разума. Тогда и смертьпрекратится...

“Природа в нас начинает не только сознавать себя, но и управлятьсобою.Внасонадостигаетсовершенстваилитакогосостояния,достигнувкоторого, она уже ничего разрушать не будет, а все в эпоху слепотыразрушенноевосстановит,воскресит...”

Так природа становится и достигает исполнения в труде и деланиичеловека. Человек не досоздан природой, и сам должен и саму природудосоздать.Ондолженвнестивприродуразум...

В мировоззрении Федорова самым неясным оказывается учение очеловеке. Интересует Федорова собственно только судьба человеческоготела.Иведьименночерезтелочеловекисращенсприродой...Ноостаетсясовсем неясно, каковаже судьба души?..Остается и то неясным, чтожеестьсмерть?..Остаетсянеясным,ктоумираетиктовоскресает,–телоиличеловек?..

О загробной жизни умерших Федоров едва упоминает. Он говоритбольшеобихмогилах,обихмогильномпpaxе.Ивесьфеноменсмертивизображении Федорова сводится собственно к тому, что поколениявытесняют одно другое, что слишком коротки сроки жизни, и всясовокупность человеческих поколений не может осуществиться сразу.Смерть в егопониманииесть тольконатуральныйизъян,недоразвитостьприроды имира. “Нет смерти вечной, а устранение смерти временной –

наше дело и наша задача...” Потому и врачевание против смертипредлагается натуральное, в пределах природы, силами человека иприроды,безвсякоготрансцензуса,безблагодати.“Нужноещеприбавить,чтовоскрешение,окоторомздесьговорится,естьнемистическое,нечудо,аестественноеследствиеуспешногопознаниясовокупнымисиламивсехлюдейслепой,смертоноснойсилыприроды...”

Федоров настойчиво подчеркивает эквивалентность этогоестественноговосстановления...

В изображении “дисгармоний человеческой природы” Федоровстранным образом напоминает Мечникова. Оба решают один и тот жевопрос. У Мечникова, может быть, даже больше тревоги, больше“пессимизма”вначале,ибольшезаботыиливниманиякиндивидуальнойсудьбе. Федоров мало интересуется судьбой отдельной особи илиорганизма о себе. И в воскрешенном мире его интересует не столькополнота лиц, сколько именно полнота поколений, – осуществленная иливосстановленнаяцелостьрода...

Учение о человеческой личности у Федорова совсем не развито.Индивид остается и должен быть только органом рода. Потому и средичувств человеческих выше всего Федоров ценит привязанности и связикровные, “родственные.” В таком же смысле толкует Федоров и самоеучетеоСвятойТроице...

Разгадку смерти Федоров ищет на путях какой-то человеческойбиотехники. И характерно, что органическим процессам онпротивопоставляет технические, естественной силе рождения –человеческий труд и расчет. В природеФедоров не видит и не признаетникакогосмысла,ницелей,никрасоты.Мирестьхаосистихия,потомувнем и нет мира. Смысл в мир привносится только трудом, – нетворчеством...

ЖизненномупорывуФедоровпротивопоставляет трудовойпроект, –своегороданекуюкосмическуюмноголетку...

ЧеловекдляФедороваесть,преждевсего,техник,почтичтомеханикприроды,распорядительираспределитель.Ивысшийобраздействиядлянего-регуляция...

Разумдолженсогласитьисочетатьхаотическиядвиженияипроцессымира, внести в них разумную закономерность.Метеорическая регуляциядля начала, и в будущем – управление движениями самой земли. Мыдолжны стать небесными механиками в прямом смысле, покоритьсознанию космос. “Когда этот вопрос будет разрешен, тогда впервые внебесномпространствеявитсязвездаилипланета,управляемаясознанием

иволею.”ВтомивидитФедоровязвугрехопадения,чточеловекпотерялсвоюкосмическуювластьимощь.Ивчеловекеослепласамаяприрода...

Главноежевтом,чтобывозвратитьиливозстановитьсвоювластьнадсобственнымтелом...

Человек “должен вновь овладеть своим телом изнутри, – .долженнастолькопознатьсебяимир,чтобыиметьвозможностьпроизводитьсебяизсамыхосновныхначал,накоторыяразлагаетсячеловеческоесущество.”Иэтоумение“воспроизводитьсебя”предполагаетсоответственнуювластьи над всяким человеческим телом, над материей вообще, “познание иуправление”всемимолекуламииатомамивнешнегомира,–ибовесьмиресть прах предков. Извлекать частицы умерших тел придется изсидерическихдалей,149изтеллурических150глубин...

ДляФедорова здесь вопрос стоит именно о собирании и сочетаниичастиц,оскладыванииразложившегося(“сложитьвтелаотцов,какиеониимелиприсвоейкончине”)...

Онивообщехочеткосмическийорганизмперестроитьилиобратитьвмеханизм. И ожидает, что от такого обращения и рационализации мироживет и воскреснет, станет бессмертным. “Обращая влияние земноймассывсознательныйтруд,объединенныйродчеловеческийдастземнойсиле, управляемойразумомичувством, следовательно силеживоносной,преобладаниенадслепымисиламидругихнебесныхтелисоединитихводномживоносномделевоскресения...”

Тогдаиоткроется“трудовойрай...”Сила–отзнанияиотсознания.Сила–отразума.Смертьотприроды,

жизнь от сознания, сознания человеческого. И воскрешение есть делочеловеческое, дело науки и дело искусства. Воскрешаются умершиеестественнымисилами,темижесиламиприроды,толькоповороченнымикновымцелям. “Человек ни уничтожить, ни создать ничего неможет, аможетлишьпревращатьивоссоздавать...”

Федоров имел в виду, прежде всего, обращение естественной истихийной силы рождения, “превращение рождения в воскрешение,”использованиеэротическойэнергиирождающегополадлявосстановленияродовой полноты. К рождению Федоров относится с брезгливойстыдливостью и гнушением. “Природному размножению в христианствесоответствует, в отрицательном смысле, – целомудрие, т. е отрицаниерождения, а в положительном – всеобщее воскрешение, т. е.воспроизведениеизтогоизлишка,которыйтратитсянародотворениеиизпраха, произведенного разрушительной борьбой, прежде жившихпоколений...”

В этом странном религиозно-техническом проекте хозяйство,техника, магия, эротика, искусство сочетаются в некий прелестной ижуткий синтез. И Соловьев имел повод спросить не будет ли это“оживлением трупов?” Есть у Федорова несомненный привкус какой-тонекромантии...

И нужно еще раз подчеркнуть: Федоров всегда предпочитаетсделанное – рожденному, и искусственное естественному... Своеобразиерелигиозного построения Федорова не в том, что созерцательному илиаскетическомухристианствуонпротивопоставляет“деятельное...”

Он идет много дальше. Божественному действию онпротивопоставляет человеческое. Он благодати противопоставляет труд.Одновместодругого.Мирзамкнутвсебе...

“Знанием вещества и его сил восстановленные, прошедшиепоколения,способныеужевоссозидатьсвоетелоизэлементарныхстихий,населят миры и уничтожат их рознь... Земля станет первой звездой нанебе,движимойнеслепойсилойпадения,аразумом,восстановляющимипредупреждающим падение и смерть. Не будет ничего дальнего, когда всовокупности миров мы увидим совокупность всех прошедшихпоколений. Все будет родное, а не чужое... Этот день будет дивный,чудный,нонечудесный,ибовоскрешениебудетделомнечуда,азнанияиобщеготруда...”

С этим гуманистическим активизмом у Федорова связано условноепонимание эсхатологических пророчеств Библии, как предупреждений ипредостережений, обращенных педагогически к воображению и волелюдей. Они говорят только о том, что случилось бы под условиемчеловеческого неделания. И для Федорова это, все-таки, только некийcasusirrealis...

Любопытно, что “трансцендентное” воскрешение силой Божией поФедоровуприравниватся“воскресениюсуда,”воскресениюгнева.Вжизньвоскреснуть человек должен и может только собственной илиестественной силой... Федоров вдается в исключительность самогокрайнего оптимистического пелагианства... Догмат Богочеловечества всистеме Федорова совсем не раскрыт. “Религия” Федорова есть религиячеловечества.Это – своеобразный “культ предков,” – так настаивает самФедоров. И “религия всеобщего предприятия,” – опять его собственноеопределение...

Учение Федорова есть своеобразная форма религиозногопозитивизма,утонченнаяформа“позитивнойрелигии.”И,строгоговоря,ничто не изменится, если в нем умолчать о Боге (как многие из

продолжателейФедороватеперьипоступают)...Говорят,Федоровбылцерковнымчеловеком.Ноегомировоззрение,“в

большинстве своих предположений,” не было христианским вовсе, и схристианским откровением и опытом резко разногласит. И это скорееидеология, чем действительная вера... “Христос есть воскреситель ихристианство есть воскрешение; завершением служения Христа быловоскрешение Лазаря...” Это не случайная обмолвка. Христос и был дляФедорова только величайшим чудотворцем, которому духи и стихииповинуются. ТаинствоКреста оставалось для него закрытым, – “и самаякрестнаяказнь,исмертьХристабылилишьбессильныммщениемвраговвоскрешения и врагов Воскресителя...” Вифания, где воскрешен былЛазарь,дляФедоровавышеНазарета,иВифлеема,исамогоИерусалима...

У Федорова остается одно прикладное христианство без основного.Его“проект”нискольконевыводитзапределы“слишкомчеловеческого.”И не в христианском Откровении источник его вдохновений. Федоровисходит из других преданий и традиций. Он строит какое-то “новоехристианство.” Его историческая память своеобразно сужена. Он строитименнонечтоновое...

И очень характерно, что уФедорова оказывается неожиданномноготочек близости и соприкосновения с “Позитивной Политикой” ОгюстаКонта.151 Можно думать, не случайно и Влад. Соловьев взялся вновь зачтение Конта в девяностые годы, когда влияние Федорова на его мысльсказывалось так очевидно. В известной его статье о Конте нетруднораспознатьпрямыенамекинаФедорова...

СоловьеввыделяетуКонтамотиввоскресения.“Контневысказываетпрямо этой мысли, но кто с добросовестным вниманием прочтет всечетыретомаегоPolitiquepositive,тотдолженбудетпризнаться,чтониктоиз знаменитых в мире философов не подходил так близко к задачевоскресениямертвых,какименноАвгустКонт...”И,кстатизаметить,врядлислучайноСоловьевназываетздесьвоскресение“задачей...”

Мысль Конта, действительно, всегда обращена или поворочена кпредкам.И“позитивныйкульт”естьименнокультпредков,преждевсего.О погребении и о кладбище Конт размышлял с таким же вниманием инастойчивостью, как и Федоров. Общественный культ в “религиичеловечества”иприкрепляетсяксвященнымнекрополям...

ПрямоКонтговориттолькооб“идеальномвоскресении,”–впамятииливечномпамятовании,вкультеумерших,всегобольше–вединодушиииединомыслиисменяющихпоколенийсотошедшими.Ноподразумеваетон при этом нечто большее. Он думает все время об оживляющей силе

любви...“ВеликоеСущество”исостоитпреждевсего,изусопших,изпредков.

ИчерезнихВеликоеСуществоидействуетвисторииещестановящегосячеловечества. Усопшие властвуют над живыми тройной силой примера,давности, предания. И ряд предков важнее толпы современников. В томзалог поступания, чтобы власть усопших усиливалась. Непрерывность впредании и времени даже важнее солидарности или согласия средиживущих...

У Конта очень силен этот пафос исторической “непрерывности,”потребность интегрировать всю полноту пережитой истории вдействительное единство. В позитивном “культе предков,” в этой“идеализации” и “адорации” отошедших сказывается самая остраяпотребностьвстретитьсяибытьсумершими,каксживыми,–потребностьпреодолеть этот тягостный разрыв между сменяющимися поколениями,остановить мгновение, остановить само время. И последнее “таинство”позитивного культа есть обряд “включения” или “инкорпорации,” т. е.торжественного причтения усопших к благородному сонму предков, ксоставу“Человечества...”

С Контом у Федорова прежде всего тема общая. И тот же духпритязаемой“научности,”такойженатурализмили“физицизм.”Федоровидет дальшеКонта, у него много своего. Но “тип” мировоззрения у ниходинаковый...

Естьидругиеточкисходствамеждуними.ТеориябракауКонтаоченьнапоминает замысел Федорова “обращать” эротическую энергию, и ещебольшенапоминаетКонтаСоловьев(разумеюего“Смысллюбви”).МысльФедороваорганизоватьвпостоянный“вселенскийсобор”представителейдуховенства,наукииискусстваимеетмногопараллелейвпроектахКонтаиещеСен-Симона...

Много общего у Федорова и с Фурье, с его “мистическимпозитивизмом,”гдетакпричудливоперемешанымотивыДидроиРетифа.Роднитихгрезаовозрожденииприродыивоскресенииумерших,притомименно через сознательную регуляцию природы. И, подобно Фурье,Федоров ставил и положительно решал “небесно переселенческийвопрос,” – “вознесениевоскрешенныхпоколенийнанебесныемирыилиземли, которые и будут... воссозидаемы и управляемы вознесенными наних поколениями воскрешенных.” Но на тему о “родстве” Федоров сФурьерезкорасходится...

Мировоззрение Федорова сложилось под французскими влияниями,немецкойфилософиионне любил.Изфранцузскогоутопизмаотчастиу

него и сам пафос социального строительства и “дела.” И все егоразмышления о “неродственном” состоянии мира очень близконапоминают учения французских позитивистов и социалистов об“анархии,” (у Ог. Конта), об оскудении “братства” (у Сен-Симона), о“раздроблении” жизни (у Фурье). Самоутверждению личности во всехэтих системах противопоставляется начало общения и братства, началосогласия и совместного труда. Роднит с ними Федорова и его пафосродовойполнотыицельности,–поддругимиименамионговоритвсегдаименноо “Человечестве...”Вчастности, у самогоФурьеи вфурьеризмебыли очень сильные связи с давней магической традицией. ЭтимагическиетрадициивновьоживаютиуФедорова...

Он и остается до конца в этом безысходном кругу магического итехнического натурализма, этого чудотворчества разума и сознания(“психократия”). В его мировоззрении не остается места для свободноговдохновенияитворчества,нетместаидляумногоделания,длядуховнойжизни, и молитвенных восхождений. О таинствах говорит он как-тодвояко. И магия “всеобщего предприятия” для него реальнее СвятейшейЕвхаристии...

ВсемировоззрениеФедоровапораженонеисцельнымпрактицизмом,подименем“трудовогосознания”онпроповедуетсамыйнасильническийутилитаризм.Личностьподчиняется“проекту.”Онисампроговариваетсяо“тягле”своегопринудительногорелигиозно-магического“проекта.”Подименем свободы он разумеет тоже только труд, – своими руками... ВсистемеФедоровадушно,сколькобыонниговорилонебесныхпросторахипереселенияхпозвездам.Внейчувствуетсязачарованностьсмертью...

УФедорова много ярких и немало верных мыслей, и много чуткихдогадокинаблюдений.Этобылбольшеупрямый,чемсмелыймыслитель.ВкритикеивсвоихисканияхФедоровчастобываетправ.Ипреждевсего,был он прав в этом требовании “делового слова” в этой жаждехристианскогодела.Ноиэтаправдаизнутриобессиленагуманистическойсамоуверенностью...

“Дело” он измыслил себе соблазнительное и напрасное... И “блескмечтынеестьпламеньблагодати...”

13.Заключение

Религиозныйвозвратбылвместеифилософскимпробуждением...Это–оченьхарактерныйизначительныйфактрусскогонедавнегоразвития...Далеко не всегда то бывало возвращение к истинной вере, не всегда вЦерковь, даже не всегда и в христианство. Иногда то бывало толькоисканиеитревога.Томлениябылобольше,чемверности...

Однако, во всяком случае, предельные вопросы бытия и действия скакой-тонеудержимойсилойвдвигалисьтогдавполесердечногоиумноговнимания.Этомыузнаемтеперьпописьмам,дневникам,воспоминаниямлюдей тех поколений. Это сказывалось и в литературе, в лирике.ДостаточноназватьимяЛьваТолстого(срв.его“Исповедь”)…

Влад.Соловьевнебылодиноквсвоейборьбезафилософию.Врядсним нужно поставить немало других и значительных имен... Чичерин,Кавелин, П. Бакунин, Страхов, Дебольский, Козлов, Лопатин, братьяТрубецкие... По-разному, и часто в споре, они все делали одно и то женераздельноефилософскоедело...

То были опыты творческого усвоения, претворения и преодолениявеликих исторических систем филофии, немецкого идеализма, преждевсего,отчасти,ифилософскогоспиритуализма,втипеЛейбница,идажеутопического позитивизма (срв. влияние Фурье у Козлова). Это былаотличнаяшколамысли,ивнейзакалиласьнетолькосила,ноисмелостьрусскогоумозрения...

И настойчивая философская проповедь преодолела, наконец, иобщественное равнодушие, противление и упрямство. В 80-х годах этапроповедь становится совсем открытой и получает размах почти чтообщественнного движения. В этом отношении особенно показательнаистория Московского Психологического общества и образ егодолголетнегопредседателя,Н.Я.Грота.Егоудачноназываливнекрологах“философским скитальцем.” Он так и прожил всю жизнь в сменемировоззрений,втревогеипочтисуетеоколоэтихпредельныхвопросов.Ноунегобыланесравненнаяискренностьбескорыстногоискателя...

Очень интересно пересматривать, год за годом, эти желтоватыекнижки “Вопросов философии и психологии,” журнала, издаваемогоПсихологическим обществом (с 1891 г.), и в них перечитывать также ипротоколысобранийОбщества.Внимательныйчитательипоэтимсухим,часто намеренно высушенным, отчетам сумеет проследить историю

нарастающей мысли или философского пробуждения, историю этогосдвигаиливозвратакидеализму...

ЗдесьСоловьев читал “Об упадке средневекового мировоззрения,” иЛевТолстой–“Чтотакоеискусство...”

Умозрительныйприливвконцепрошлоговеканебылвнезапным,онзадолгоподготовлялсявтиши...

И к концу века философская среда уже сложилась. Философиястановится темой общественного внимания. И в связи с этим новымподъемом оживает и интерес к родному философскому прошлому, кфилософскомуродству...

Такначинаетсятретийпериодвисториирусскойфилософии,скорееоборванный,чемзамкнутыйсоциальнойкатастрофой...

VII.Историческаяшкола

1.Общиепредпосылкицерковныхпреобразований

Вопросоцерковныхпреобразованияхв“эпохувеликихреформ”былпоставлен одним из первых. Положительные программы оченьрасходилисьинебылиясными.Носуществовавшегопорядканиктоуженезащищалинеоправдывал.Ивтребованиикоренныхизмененийсходилисьлюдиоченьразныхнастроенийинаправлений,–достаточносопоставитьименаА.Н.Муравьева,М.П.ПогодинаиМ.Н.Каткова...

Общим было сознание “лжи церковной” и требование свободы игласности…

Очень резко высказывался на эту тему Катков в докладной записке,поданнойминистрународногопросвещенияв1858-мгоду(напечатанаонабылатолькомногопозже).“Нельзябезгрустивидеть;какврусскоймыслипостепенноусиливаетсяравнодушиекинтересамрелигии.Этоследствиетехпреград,которымихотятнасильственноотделятьвысшиеинтересыотживой мысли и живого слова образованного русского общества... Гдевозможноповторятьтолькоказенныеистереотипныефразы,тамтеряетсядоверие к религиозному чувству, там всякий поневоле совеститсявыражать его, и русский писатель никогда не посмеет говорить публикетоном такого религиозного убеждения, каким могут говорить писателидругихстран...Этанасильственнаянедоступность,вкоторуюпоставленыу нас все интересы религии и Церкви, есть главная причина тогобесплодия,которымпораженарусскаямысльивсенашеобразование...”

Такой суровый отзыв были тогда готовы повторить очень многие, –славянофилы прежде других. И именно тема свободы, внешней ивнутренней,становитсяосновнойвовсейславянофильскойпублицистике60-х годов. Еще в 1855-м году Конст. Аксаков писал в своей известнойзаписке “о внутреннем состоянии России” о свободе. “Деятельностьмысли, духовная свобода есть призвание человека... Если найдутсязлонамеренныелюди,которыезахотятраспространятьвредныемысли,тонайдутся люди благонамеренные, которые обличат их, уничтожат вред итемдоставятновоеторжествоиновуюсилуправде.Истина,действующаясвободно, всегдадовольно сильна, чтобы защитить себяиразбить впрахвсякуюложь.Аеслиистинане в силах сама защитить себя, то ееничтозащититьнеможет.Ноневеритьвпобедоноснуюсилуистины–значилобыневеритьвистину...Этобезбожиесвоегорода:ибоБогестьистина...”

К. Аксаков говорит: “истина, действующая свободно, всегдадостаточносильна.”Онподразумеваетбольшее:тольковсвободеистиныиестьсила...

Иэтотребованиесвободыуславянофиловрождалосьоттвердостиввере...

Недовериежеистрахрождаетсявсомнениииневерии...Скепсиснеможет стать источником творческих вдохновений... Вся сила тогдашнейэпохи была именно в этой вере, почти доверчивости или оптимизме, –какойбынаивнойниказаласьэтадоверчивость...Иделобылотогданеводних только настроениях или неопределенных “требованиях.”Определенные пожелания были заявлены от начала. В этом отношенииоченьхарактернызапискиА.Н.Муравьева“остеснительномположенииСинодального действования” и о необходимых преобразованиях,составленные в 1856 и 1857 г.г. С ним соглашался Григорий, тогда ужемитрополит Новгородский, и в особенности Иннокентий Вениаминов,тогда епископ Камчатский, а позже митрополит Московский, преемникФиларета (его назначение в Москву и приписывали внушениямМуравьева),–егоперепискасМуравьевымоченьинтересна…

Муравьевговорилоформализмеибедности,обюрократическомдухевархиерейскомиконсисторскомуправлении,о засилиисветскойвласти.Необходимо восстановить свободу и соборность, самодеятельность вЦеркви, – необходимо как по мотивам каноническим, так и попрактическимпобуждениям.Ибосвязаннаяистинабессильна...

ФиларетМосковский нашел выводыМуравьева слишком резкими ипоспешными. Он увидел здесь торопливое суждение стороннегочеловека...

Филаретменьше всего хотел защищать существовавший порядок, сомногими положительными предложениями Муравьева он соглашался, вчастности – о восстановлении соборного начала. Но он опасалсяпроведения реформ сверху, с неизбежным соучастиеми содействием тойжесветскойилимирскойвласти,откоторойинужнобылоосвободиться.ИнициативаМуравьева, этого “русскогоШатобриана” (как его называлиего сверстники), не была надежным залогом подлинной церковнойсамодеятельности и независимости. От своей прежней службы поСинодальному ведомству, за обер-прокурорским столом, Муравьевсохранил привычку к постоянному наблюдению и прямой слежке задействиями иерархических властей и слишком навязчиво вмешивался вэти дела и действия. Страдал нередко от этой навязчивости и самФиларет...

Строго говоря, Муравьев имел в виду только упразднение“Пратасовскихзахватов,”возвратотнововводных“министерских”приемовк прежним “коллегиальным” порядкам, введение обер-прокурскойканцелярии в нормальные рамки. О действительной самодеятельностиЦерквионинепомышлял...

Филаретже,вообщеговоря,предпочиталмалыеделаширокимпланами громким словам. И это вовсе не от чрезмерной осторожности или отнедостаточногомужества...

Благонадежнеебылобыпостараться,вявочномпорядкевосстановить“совещательные сношения” епископов между собой и таким способомвосстановитьорганическоеединствонераздельногоепископата,–нежелиторопливопроводитьпреобразованиязаконодательнымпорядком.“Можнопредусматривать, что не без затруднения будет собирание от архиереевмнений,идействованиеихнасоборе,отчаститолькоизвестноепоактамдревнихсоборовисовсемнеизвестноемногимизнихнаопыте.”Филаретне был уверен, что русская Церковь готова к собору. Он очень суровооценивал создавшееся положение. “Несчастие нашего времени то, чтоколичествопогрешностейинеосторожностей,накопленноенеоднимужевеком,едвалинепревышаетсилыисредстваисправления...”

ДлятогдашнихнастроенийФиларетаособеннопоказателенслучайсостатьей Н. П. Гилярова-Платонова “О первоначальном народномобразовании,” которую и сам митрополит не усомнился одобрить кнапечатаниюв академическомжурнале (в “Прибавлениях”1862-го года).Этобылаоченьостраякритикасложившихсяпорядков,когдадуховенствопрактически отстранено от всякого общественного действия и влияния.“Православное духовенство есть сословие, намеренно униженное, накотороесамогосударствосмотритспрезрением...”

Не удивительно, что эта статья вызвала раздражение в высокихкругах...

Спрошенный по этому поводу, Филарет признал, что статьясоставленаслишкомрезкоинеосторожно.Ноонподчеркивал,приэтом,что для такого увлечения резкими словами у автора были достаточныеповоды.И с большой откровенностьюФиларет перечисляет ряд случаев,которые могут подать повод говорить о “презрении” и “унижении.” Этиоговорки только усиливают первоначальную резкость самой статьи.Победы Филарет ожидал, во всяком случае, только от прямого итворческогодействия,неотзапретов,–иотцерковногопробуждения,неот государственной опеки. Выбор людей он считал важнее внешнихпреобразований...

Дальнейшее развитие событий только подтверждало опасенияФиларета.ПреобразовательнаяинициативасверхуивлиберальныхформахоказываласьдляЦерквиопасной.ИвремяграфаДм.А.ТолстогобылонелегчевременПратасовских,еслитольконебылоещетяжелее...

2.Русскаядуховнаяжурналистикаиподготовкаобщественногомненияквосприятиюцерковнойреформы

Потребностьвгласностистановитсявтегодывсеобщей.Иоднимизсамых характерных симптомов эпохи было возникновение и развитиерусской духовнойжурналистики. Один за другим возникают по частнойинициативежурналывстолицахидажевпровинции.Оживаютвсвязисэтим и официальные академические журналы. В 1860-м году в Москвеначинаютвыходить“ПравославноеОбозрение”и“ДушеполезноеЧтение,”в Петербурге – “Странник,” в Киеве – “Руководство для сельскихпастырей” (под редакцией о. П. Г. Лебединцева) и “Труды Киевскойдуховной академии.” В Одессе, по предположению еще Иннокентия,возобновленному Димитрием Муретовым, и в Ярославле, по мыслиархиепископа Нила (Исаковича), в том же году основаны были первые“ЕпархиальныеВедомости,” – и данному примеру вскоре последовали ивомногихдругихепархиях.В1861–1864гг.вПетербургевыходитжурнал“ДухХристианина.”В1862-мгодупереданобыловчастныерукииздание“Духовной Беседы,” открытой при Петербургской семинарии еще митр.Григорием с 1857-го года. В Харькове Макарий Булгаков основал“ДуховныйВестник” (с 1862).В 1863-м году было учреждено вМоскве,присочувствиииприучастииФиларета,“Обществолюбителейдуховногопросвещения,” в противовес развивавшемуся тогда просвещению недуховному, но уже только с 1871-го года начало оно издавать свои“Чтения” (в особом приложении печатался русский перевод древнихправилстолкованием,вместесгреческимтекстом)...

Большинство открытых тогда журналов просуществовали допоследнейкатастрофы.Вихизданиибывалиперебои,невсеизданияиневсегда бывали достаточно жизненны и живы. Но никогда не оскудевалинтересчитателей,неослабеваласамапотребностьвчтении,каковбынибыл уровень и характер этого читательского спроса. Очень трудно датьобщуюиисчерпывающуюхарактеристикуэтойдуховнойжурналистики,–периодические издания всего труднее поддаются обобщающейхарактеристике. Можно отметить только несколько основных черт. И,преждевсего,всевремячувствуетсяздесьэтапотребностьвысказаться,–потребностьставитьиобсуждатьвопросы...

“Православиенеестьутверждениемертвойверы...”В этом отношении особенно показательно развитие журнала

“ПравославныйСобеседник,”основанногоприКазанскойакадемииещев1855-м году. По первоначальному замыслу и предположениям митр.Григория,тогдаКазанского,этодолженбылбытьжурналмиссионерскийи особенно противораскольничий. Но с назначением ректором в Казаньархим.ИоаннаСоколовавесьпланбылизменен.Новыйректорзахотелизакадемического органа создать то, что у нас принято было называть“толстым журналом,” только в строго церковном направлении. И доизвестнойстепениемуэтоудалось...

На академическом акте 1856-го года Иоанн говорил “О духовномпросвещении в России” и развивал здесь программу сближения собществоминародом.Церковьидуховнаяшколадолжнывыйтиизсвоегоуединения и войти в мир, войти во всю эту сложность жизненныхтрудностей и интересов. Познание веры не может быть толькопривилегиейклира,ижизньповереестьвсеобщаязаповедь...Иоаннхотелдобиться,чтобыакадемииполучилиобщественноевлияние...

Соченьбольшойсмелостьюисамон,какпроповедник,касалсявсехочередных вопросов общественной жизни, начиная от предположенногоосвобождения крестьян, – и другим он подсказывал и задавал такие жетемы...

Это публицистическое увлечение Казанского ректора было, правда,сравнительно скоро остановлено сверху, – направление, им взятое, былоСинодом признано “не соответствующим достоинству духовногожурнала,” и орган Казанской академии был демонстративно передан введомство Московского цензурного комитета. Однако, краткость сроковнискольконеослабляетвыразительностисимптома...

Сам Иоанн и в последующие годы не отступал от своихпублицистических воззрений. “Церковь должна и готова тысячу разповторять удар этого часа во все колокола, чтобы огласить все концы иуглы России, чтобы пробудить все чувства русской души, и во имяхристианскойистиныилюбвипризватьвсехсыновотечествакучастиюисодействиювобщемвеликомделевозрождения...”

Самым ярким и значительным из тогдашних журналов оказалось“ПравославноеОбозрение”(издавалосьс1860-гопо1891-йгод).Основанооно было тремя учеными священниками в Москве, – это были Н.Сергиевский, Г. П. Смирнов-Платонов, П. А. Преображенский, – к нимпримыкаличетвертый,А.М.Иванцов-Платонов,152московскиймагистр,но в те годы служивший в Петербургской академии, и перешедший в

Москву уже только в 1872-м году, профессором церковной истории вУниверситет. Задачижурнала былиочень убедительноописанывпервомже объявлении об издании: “содействовать возбуждению внимания крелигиознымпотребностямивопросамврусскомобществе.представитьопыты или, по крайней мере, заявить требование живого направлениядуховной науки, возможного в области православной веры, и вообще –быть органом сближения между духовенством и обществом, междудуховнойнаукойижизнью...”

Так с самого начала были четко выражены и поставлены темырелигиозной культуры и церковно-общественного действия... Жизньхристианской истины “не ограничивается областью религиозногосознания.” Христианство, “как созидательное и животворное начало”должно обнять всю современную жизнь... И ударение переносится наобщественную инициативу, на внутреннюю самодеятельность итворчество…

“Здесь по нашему разумению, прежде всего, и помимоправительственных мер, нужен для духовенства собственный подвигнравственного самопреобразования, – нужно, чтобы духовенство в своейсреде и в области своего служения глубже прониклось нравственныминачалами и духом общественности, – нужно, чтобы оно из своейзамкнутостисерьезнопробудилоськсознаниюобщихивысшихинтересовправославия...”

Серьезное внимание обращено было на корреспонденцию с мест.Интересныиписьмаилиобзорызаграничныхсотрудников,священниковвзаграничных церквах (особо нужно отметить статьи о. К. Кустодиева изМадридаио.Е.ПоповаизЛондона)...

“Православное Обозрение” издавалось под сочувственнымсмотрениемиохранойФиларетаМосковского.Ионотносилсясдовериемк основным началам этого общественно-литературного действия...РедакторомписалсявпервыегодыН.Сергиевский,профессорбогословиявМосковскомуниверситете,норуководящиередакционныестатьиписалобычноо.А.Иванцов-Платонов,безподписи.Впоследствииединоличнымиздателемиредакторомстало.П.Преображенский...

А. М. Иванцов-Платонов (1835–1894) не был богословом всобственномсмыслеслова,небылсамостоятельныммыслителем.Онбылисториком по призванию и убеждению. Писал он немного, но былотличнымучителемнакафедре,–исвоихслушателейонвводилвметодработы и приводил их в непосредственную близость к оправдательнымпервоисточникам.Врядумосковскихуниверситетскихисториковонзанял

влиятельноеипочетноеместо(срв.егонекрологи,составленныекн.С.Н.ТрубецкимиМ.Корелиным).Всвоемисторическомпостроениионумелсочетать духовную верность традиции с беспристрастием критическойакривии...

“Не совпадают ли в существе своем начало православия с началамисамойисторическойнауки...”

Верность преданию не столько в охранении старых форм сколько внепрерывности поступательного развития. “Православное начало всуществе своем есть именно историческое начало для науки и жизни,потомучтоправославие в истинном смысле естьни чтоиное какживаяистория Церкви, продолжение вселенско-церковного Предания...”Вселенскоенеследуетподменятьместным...

Иванцов-Платонов был человек очень твердых и действенныхубеждений. И ученая деятельность была для него религиознымпризваниемипотребностью,–“высшийнравственныйдолг,делосовести,служениеживомуБогу...”

Унегобылоченьсиленнравственно-общественныйпафос.Онверилкрепко, что христианство подлежит деятельному осуществлению и вжизниобщественной,нетольковличной...Вреформахсвоеговременионугадывал“путиЦарствияБожия,”узнавалвних“летоГосподнеприятно,”наставшеевсиле...

Он был близок к славянофилам, издавал сочинения Самарина иХомякова, участвовал в изданиях Ив. Аксакова, в “Дне” и в “Руси.” Егоперваянапечатаннаястатьяпоявиласьв“РусскойБеседе”за1858-ойгод:“Оположительномиотрицательномнаправленияхврусскойлитературе.”Невовсембылонсо славянофиламисогласен,ноих соединялироднилэтот дух светлой и свободной веры, этот пафос христианской свободы ихристианскогопросвещения...

У Аксакова Иванцов и напечатал свои замечательные статьи “Орусском церковном управлении,” – строгая и проницательная критикаПетербургскогосинодальногостроя(“Русь”1882г.иотд.).Тамжеспорилон и с Влад. Соловьевым, после его первых статей о “христианскойполитике...”

И вообще, “историческое направление” было характерным для“Православного Обозрения.” По истории статей всегда бывало всегобольше. И с первых же лет начато было издание “Памятников древнейхристианскойписьменности в русскомпереводе,” в особомприложении.Изданы были писания мужей апостольских, апологеты, “Против ересей”святого Иринея Лионского, – начат был, но остановлен, перевод

апокрифических евангелий. Над этим изданием и переводами всегобольшетрудилсяо.П.Преображенский (скончалсяв1893г.).Поличнымсвоим интересам, он был философом, не историком – его самогопривлекала у отцов их ищущая мысль. Одно время подымался вопрос оприглашениио.ПреображенскогонафилософскуюкафедрувМосковскийУниверситет (совместно с Н. П. Гиляровым-Платоновым), – выбран былЮркевичизКиевскойАкадемии...

При “Православном Обозрении” были изданы кроме тогонеканонические книги Ветхого Завета, с греческого... Замысел был тот,чтобыдатьврукиирядовомучитателюсамтекстпамятников,анетолькопересказ или толкование. И текст давался полностью, без всякихсмягчений или сокращений. Это отвечало и мыслиФиларета, – трудныеилисмущающиеместаусвятыхотцовнужнообъяснять,анепропускать...

“Если же встретится выражение, которое имеет неблаговидныйсмысл, надобно найти в нем существеннуюмысль святого отца, котораядолжнабытьчиста,ипонейустроитьперевод,верныйеслинебукве,тоидее святого отца...” Обращает внимание и многочисленностьучаствующихвжурналеипишущихлиц.Обычноэтобывалипрофессораили преподаватели духовных академий и семинарий, из бывшихакадемических воспитанников, и печатали они или свои “курсовыесочинения” (т. е. выпускные или на ученую степень), или свои“классические уроки,” иногда поучения и беседы. Таким образом, этотжурнальный расцвет в 60-х годах отражал развитие духовной школыпредыдущейэпохи...

Чувствуется связь и даже зависимость от западных книг. Но оченьсильно сказывается и живой интерес к родной церковнойдействительности,веепрошломивеесовременности,иинтерескжизнидругихправославныхмиров.Работистатейпорусскойцерковнойисториивжурналах60-хи70-хгодовпоявилосьисключительномного.ЭтосвязанобылоисобщиможивлениемисторическихинтересовизанятийвРоссиив те годы, с обострением исторической любознательности, с общимнапряжениемтогдашнихобщественно-историческихисканий...

Были для того и практические поводы. Вопрос о преобразованиях вцерковнойжизниивсамомцерковномуправлениибылзаданипоставленсовсем открыто. В частности, был очень остро поставлен вопрос спреобразованиицерковногосуда.Всеэтивопросыобсуждалисьвпечати,прямоиликосвенно,сбольшимувлечениемидажегорячностью.ОсобоевозбуждениевызываликнигибывшегопрофессораДм.Ив.РостиславоваикалязинскогосвященникаИ.С.Беллюстина,изданныетогдазаграницей,в

Берлине и Лейпциге. Это была желчная и не добрая критикасуществующих порядков, часто верная в своих фактических основаниях,но ложная и даже лживая в своей нетворческой обличительности.И всяостротаобличениясосредоточенабыланаиерархииинамонашестве,чтои придает критике такой специфический протестантский ипресвитерианский стиль. Это именно обличительство, не церковнаясамокритика. Идеал Беллюстина и складывался под влияниемпротестанскойортодоксиииплохопонятогопримерапервохристианства.

Это был своего рода “протестантизм восточного обряда,” – и в товремяэтонастроениебылооченьраспространенным.Однако,втогдашнемобличительстве не так интересна принципиальная сторона, сколькобытовая.Вэтихспорах60-хгодоввскрываетсязастарелаярозньразличныхслоев русского клира между собой, рознь т. наз. “белого” и “черного”духовенства. И под именем “черного” духовенства нужно понимать,прежде всего, т. наз. “ученое монашество,” этот своеобразный служило-педагогический орден, из членов которого, как правило, избиралиськандидаты в епископы. Это было западническое включение в русскуюцерковно-историческую ткань, очень неудачное повторение западногопримера в несоответственных условиях. Это “ученое монашество”возникает впервые на Юге в ХVII-м веке, в связи с заведением новыхлатинских школ. И вместе с этими школами переходит и на Север. Отживыхмонастырскихпреданийэтоновоемонашествовполнеотрывается.Между монашеством “ученым” и монастырским не было взаимногопонимания и рознь между ними достигала иногда трагической остроты.Восемнадцатый век был временем в особенности неблагоприятным дляздоровогоразвитиямонашества.

Русское “ученое монашество,” как тип, сложилось именно вобстановкеэтогопросветительноговека.ВXIXвекеположениенесколькоисправляется, но преобладающий тип остается таким, каким он уже ктому времени сложился. Среди “ученых” монахов нередко бывалиистинные ревнители и подвижники. Но такими исключениями толькооттеняетсявсяуродливостьосновноготипа.Иглавныйпарадоксвсудьбе“ученогомонашества” связан с тем, что организуется онопод властьюиверховенством обер-прокуpоpa. Ибо духовные школы в XIX векеоказываются под непосредственным управлением обер-прокурора, иназначение епископов остается неприкосновенной прерогативой той жесветской власти. Это было не только обмирщение, но бюрократизациямонашества. “Орден” создается светской властью, как средствовластвовать и в Церкви. В сущности, то было только номинальное

монашество,кромевидимого“образа”илиодеждыздесьмалооставалосьмонашеского. Это ученое “черное” духовенство всегда меньше былоносителем аскетического начала. Обеты молчаливо преступались поневыполнимости. Монашество для “ученых” перестает быть путемпослушанияиподвига,становитсядлянихпутемвласти,путемковластиичести,–вовсякомслучае.ВсерединеXIX-говека“черное”духовенствобылотемпривиллегированнымслоемклира,длякотороговсилуцелибатабылоткрытипроложенпутькпочестямвысшихзваний.Рознь“белых”и“черных” начиналась в области бытовой и житейской, от самого началауже окрашивалась и отравлялась чувствами личной обиды инесправедливого предпочтения. И в таком настроении нелегко былоразглядеть действительные очертания вещей (см. об этом у НиканораХерсонского)...

Этобылаоднаизсамыхзараженныхиопасныхранстарогорусскогоцерковно-общественного строя. И с течением времени взаимноенапряжение скорее возрастает. Тема об “ученом монашестве” постояннообсуждается, открыто или прикрыто, но с неизменным возбуждением.Несколько позже органом либерально-обличительного направления вдуховной публицистике становится “Церковно-общественный вестник,”еженедельный журнал, выходивший (с 1875 г.) под редакцией А. И.Поповицкого, одно время лектора французского языка в Петербургскойакадемии...

Всегохуже,чтоэтавнутрисословнаярозньотражаласьивсобственнобогословской работе, – темы выбирались часто с затаеннымпублицистическим замыслом, в оправдание своего или в опровержениечужогопрактическогоидеала..

Эточувствуетсяужеив60-ыегоды...С большим вниманием в это время обсуждаются и все вопросы,

связанные с устроением или восстановлением приходской жизни, соткрытием братств и сродных им обществ. В этом отношении особеннохарактерна деятельность о. А. В. Гумилевского, одного из соредакторовжурнала “Дух Христианина,” организатора братства приХристорождественской церкви на Песках, в Санкт-Петербурге. Это былпервый открытый опыт социально-христианской работы. Он встретилсопротивление со стороны светской администрации, опасавшейсячрезмерной активности духовенства, и широко задуманный планцерковно-социально-каритативной153работыбылсмят...

Социальные темы обсуждались с особенным вниманием и вславянофильскойпечати,вжурнале“День,”иногдаислишкомсмело.Кн.

С.М.Трубецкойвпоследствииотзывалсяобэтихславянофильскихпланах“демократических”реформвЦеркви,чтоони“большеподходиликкаким-нибудьиндепендентскимобщинам,чемкправославнойЦеркви.”Моментиерархическийбылзатенен,исчрезмернойсилойбылвыдвинутмоментсамодеятельности, почти суверенности церковного народа или “мира,”хотя народ и противопоставляется не столько иерархии, сколькобюрократии. Особую остроту все эти вопросы получали по связи сосвобождением крестьян и новым устроением свободных сельскихобывателей...

В этих церковно-публистических спорах перспективы иногдараздвигались, иногда затуманивались пристрастиями, торопливостью,непримиримостью...

Очень своеобразное положение занял в этих спорах обер-прокурорский надзор. С 1865-го года обер-прокурором становится графДм. А. Толстой,154 совмещая с Синодальной службой и должностьМинистра Народного просвещения, так что на много лет как бывозобновляется опыт “сугубого министерства.” Только на этот раз не вдухе сверхисповедного мистицизма, но в духе сверхисповедногоиндифферентизма155...

“Главный ретроград” в общей и внутренней политике, в делахцерковныхДм. Толстой был, напротив, радикалом и новатором. Человекврядливерующий,ивовсенецерковный,оннеимелникакойсклонностии сочувствия ко всем религиозным пережиткам, и не скрывал своегопренебрежения к клиру и иерархии. “Давление обер-прокурора надуховную самостоятельность Синода при графе Толстом сталоокончательно установившимся порядком вещей, и одновременнообессиливало Церковь, и обезличивало ее иерархов” (отзыв кн. В.Мещерского). Толстой везде и старался прежде всего ослабить иостановитьвлияниеЦерквиидуховенства,–особенноэтобылоочевидноворганизации начального народного образования, от чего духовенствонастойчивоотстранялось (срв. сокращениечислаприходов, задесятьлетбыло закрыто более 2.000 приходов!). Не менее это очевидно и в“Толстовской”реформесреднейшколы,котораядолжнабылавоспитыватьновые поколения в духе какого-то неуловимого “классического”гуманизма, – и “Закон Божий” оказывался в числе второстепенныхпредметов.Но графТолстойпыталсяпреобразоватьи самуЦерковь.Принем был задуман ряд либеральных реформ во всех областях церковногостроя. Самой решительной была, кажется, попытка духовно-судебных

преобразований. Сразу же после издания Судебных уставов и поСинодальномуведомствубылподнятвопрос,ненадлежитлиицерковныесуды перестроить и переобразовать “сообразно тем началам, на которыхпреобразована судебная часть по гражданскому, военному и морскомуведомствам.” Характерна уже сама постановка вопроса, – спрашиваетсясобственно о том, как распространить реформу на последнее из“ведомств,” преобразованием еще не затронутое. Была образованакомиссияподпредседательствомФилофея, тогдаархиепископаТверского(умер Киевским митрополитом). Работы этой комиссии оказалисьбесплодны.Квопросуосудебныхпреобразованияхвернулисьсноватолькочерезнескольколет,–вянваре1870-гогодабылучрежденособыйКомитето преобразовании судебной части, под председательством МакарияЛитовского.Оченьпоказательнобыло,чтоэтоткомитетбылсоставленизсветскихилицбелогодуховенства,икромепредседательствующего,внемнебылониодногомонахаиниодногоепископа.Комитетвыработалсвойпроект к 1873-му году. Он был разослан на отзыв к епархиальнымархиереямивепархиальныеучреждения.Одновременнобылизданоченьострый разбор этого проекта. “О предполагаемой реформе церковногосуда,” – записка эта издана была анонимно, но не было тайной, чтосоставил ее проф. Московской академии по церковному праву, А. П.Лавров (впоследствииАлексий, архиепископЛитовский), членкомитета,оставшийся в меньшинстве. Проект комитета был встречен оченьнеприязненно среди епископата, и архиепископ Агафангел Волынскийответил на него обстоятельным отзывом о незаконности и вреде обер-прокурорской власти (остался в рукописи). От реформы прошлосьотказаться. Основная неправда комитетского проекта кроется внецерковностиисходныхпосылок.Вопросставилсясобственноовведении“судебных уставов” в церковную деятельность, точно не существуетнезависимогоцерковногоправаиправосознания.Втомибылавсятайнаяострота предположенной реформы, что молчаливо отвергалось самосуществованиенезависимойцерковнойюрисдикциииособенносудебныхполномочий. Это и было последовательно с точки зрения Петровскихначал,–несовершаетсяливсеврусскойЦеркви“поуказуИмператорскогоВеличества?…”

Товерно,чтоцерковныесудыисудопроизводствовРоссиинуждалисьв коренном переустройстве. И однако, – не по прописям светскогоправосознания,наивноинасильственновводимымвдействие,ноизначалживого канонического самосознания Церкви. Верно и то, что этосамосознание не было тогда достаточноживыми чутким, – нужно было

егопробудить...НоименноэтогоинехотелграфТолстой.Ондействовалвполне в духе Петровских начал, подчиняя Церковь во всемгосударственныминтересам...

Особенно резко сказывалось при графе Толстом правительственноеотталкивание от монашества. Монашество символически напоминало оцерковной независимости и неотмирности, как бы ни было самомонашество обмирщено. В эпоху Толстого был открыт широкий доступдля лиц белого духовенства к влиятельным положениям в Церкви, –именно по тому мотиву, что белое ближе к миру. К Толстовской эпохевсего ближе и относится резкое замечание Голубинского. “Порабощениечленов Синода обер-прокурором есть господство барина надсеминаристами: будь члены Синода из бар, имей связи в придворномобществе, и прокурор не господствовал бы над ними.” В такомсоотношении социальных моментов и состоит вся острота и силаПетровской реформы. Потому и было государство до временизаинтересованоохранениемсословностидуховногочина...

“Мы живем в век жестокого гонения на веру и Церковь под видомковарногообнихпопечения,”такписалмитр.Арсенийещев1862-мгоду.Этотрезкийотзывбылбыещеуместнеенесколькимигодамипозже...

3.Столкновениекосностиимечтательности

Самым громким эпизодом в истории духовной журналистики 60-хгодов было, конечно, известное столкновение между архимандритом о.Федором Бухаревым (1824–1871) и В. И. Аскоченским, известнымиздателем “Домашней Беседы” (выходила с 1850-го года), на тему “Оправославиивотношенииксовременности”(заглавиесборникастатейо.Феодора,СПБ.1860)...

Об этом трагическом эпизоде говорилимногоимного раз.Врядли,однако,смыслэтогостолкновениябылверноразгадан.Вовсякомслучае,то не был богословский спор, и то не была встреча двух богословскихнаправлений. Это был конфликт психологический, прежде всего, иконфликточеньличный...

В.И.Аскоченский(1813–1879)вмолодостибылбакалавромКиевскойакадемии,попольскомуязыкуипатрологии.Ноизакадемическойслужбыивообщеиз“духовноговедомства”онрановышел,–такаядеятельностьего не удовлетворяла вовсе. По его “дневникам” можно вполне понятьпричиныегоухода.Онвесьвпротестепротивмонашества,противвсякогоаскетизмавообще.“Когдаэтовластьанахоретов156перейдетврукилюдей,которыезнаютсветитребованияпросвещения!Мнекажется,чтопокудабородатыефилософыбудутораторствоватьсустарелыхсвоихкафедр,поканеистребитГосподьэтотнечистыйдуходносторонностии закоренелогобеззубого квиетизма, пока не дадут воли чувству и простора уму, а,главное,поканеотнимутгрозную,бестолковуюферулу157уэтихчерныхгениев, которые,нев гневимбудет сказано,ужаснокакблизоруки,–дотехпоротнашейакадемиинеждидобра.Всевнейбудетгрязно,темно,пошло, и наше просвещение через десять, а много-много через двадцатьлет,станетстрашныманахронизмом...”

ОсвоемпреподаванииАскоченскийоченьоткровеннообъясняет,чтов аудитории он говорит совсем свободно, но к экзаменам сдает записки,невинные, как речная вода. Так прячется он “от неразумной ревностинашихинквизиторов-монахов.”Ипрятаться,действительно,приходилось.“Что мне за надобность, думал я, пища во время оно свои лекции, досвятоститакого-то...Ячитаюегосочинения,разбираюих,каккритик,анебезответный поклонник прославленной Богом и людьми святыни. И вотпричина,отчегочитательмойнайдетвмоихзапискахстолькосмелостиизаподозритменя,бытьможет,вкощунстве...”

Аскоченский не к “ученому монашеству” только относитсяотрицательно, но именно к самой аскезе, к постам, ко всякого родаустарелымобрядамцерковным,втомчислеикчинуПравославия.“Нынеужевременанете.Изразностимненийнасчеттогоилидругогодогмата–нетдраки:тыверишьтак,аяверюиначе,–тыпринимаешьэто,аянет;чтожетут?Вольномуволя,спасенному–рай,адратьсянамнеизчегоиругатьсятоже...”

Аскоченскийвсегдабылсклоненквольныммыслям.Особоевлечениеи интерес чувствовал он всегда к “бедному Иуде,” которого считалоклеветаннымневинно...

Психологически Аскоченский всего ближе напоминает известногоРостиславова, как бы они не расходились в практических выводах. Иодинаковая у них озлобленность, и какое-то злорадство в осуждениях...Аскоченского озлобили житейские неудачи, он чувствовал себя точнозаеденным средой. Ему пришлось пройти почти что через нищету,семейное счастье его было дважды разбито в молодые годы. Из этихискушенийонвышелжесткимижелчным...

В пятидесятые годы он вступает в журналистику, как ярыйохранитель.Ноохранителемсталонотжелчногобезверия.Иохранялонскорее бытовой и гражданский порядок, но не церковное предание,которого и не знал. Сложившийся порядок он отстаивал и сторожил измрачногонедоверияклюдям. “Аскетического”мировоззрениявовсеинеразделял, защитником его только прикидывался. Всю действительностьвоспринималонкак-томелодраматически,вигресветаитеней.Вокругонвсюугадывалзлонамеренных...

Тогдашняявспышканигилизмаирадикализма,казалось,оправдывалаего мрачную недоверчивость. Этим только и объясняется еголитературныйуспех.“ДомашняяБеседа”многимпредставляласьгорькими грубым противоядием против “радикальной” журналистики, которойтогдаведьзаправлялитожевыходцыиздуховноговедомстваишколы.Даисама грубость Аскоченского не так уже и удивительна в одуряющейобстановке тогдашних “полемических красот,” и всех этих “свистковобразованности.”Нонеследуетсчитатьегоединомышленникамивсехтех,ктобыл тогдадоволен егополемикой.В этойполемике слишкоммногоепонятнотолькоизличноготемпераментаполемиста...

Аскоченскийневерилвэмпирическоедобро.Ивархим.Феодореегораздражала, прежде всего, уже эта благодушная доверчивость,благожелательство.Можнодумать, чтораздражали сам егомонашескийсан...

Считать о. Феодора Бухарева “новым человеком” никак неприходится.Посвоему,душевномускладуонвполнепринадлежалкэпохеАлександровскогомистицизма.Длясвоеговременионскореезапоздал.Ивэтомименнозавязкаеголичнойтрагедииисрыва...

С ранней молодости Бухарев был схвачен волей к действию, у негобыла неодолимая потребность строить новый мир и новую жизнь. Онзатем и постриг принял, “чтобы не оставаться в воинстве Христовомрядовым воином.”Монахом и священником он становился с тем, чтобыпролагать новые пути в мире, чтобы расширить поле своего возможноговлияниявжизни.Онсамобъяснил,чтовегопониманиимонашествоестьслужение–т.е.именнодействиеивлияние...

Но у него совсем не было чуткости и восприимчивости кдействительнойжизни.Онеемалозналинеумелузнавать.Онвовсебылнеспособенкжитейскомувидению,именнокпрямомудействиюибылоннепригоден.Унегонеизбежноразвиваласьутопическаямечтательность,ипробуждалосьупрямствовизионера.Всегосильнееэтовегороковойкниге“Исследования Апокалипсиса.” У о. Феодора совсем не было чувстваисторической перспективы, он не чувствовал исторического ритма иинерции, все сроки для него слишком сокращались. Его толкованиеисторическихсобытиймалоубедительно.Онсовсемнебылисториком,онплохо знал историю, следил исторический процесс по случайнымучебникам.“САпокалипсисомиЛоренцомврукахФедортолкуетсудьбымира”(словаГилярова)...

И к его книге можно применить слова Филарета, сказанные подругому случаю о другом опыте Апокалиптических настроений:“некоторыенеясныеявленияАпокалипсическиепринужденосовлекаетназемлюиБожественноепревращаетвполитическое...”

Надуманного в его книге гораздо больше, чем действительноувиденного.Дажевпоследнейобработкекнигаосталасьбледной,–яркихстраницвнейсовсеммало.Итемтрагичнеетотроковойвывод,которыйизцензурного запрещения этой книги сделал архимандрит Феодор.Отречениеотсвященства,сложениеиноческихобетовибрак,–этоникакне“героическийактисповедничества,”ноименносудорогамечтательнойрастерянности.Этобылоподлинноемистическоесамоубийство,особеннострашное у проповедника божественногоАгнца. Это был судорожный ибессильный протест утопической грезы против трагической сложностижизни.ИзмонашестваБухарев уходил теперь с тем, чтобыотыскать длясебя новые и лучшие пути служения и действия. И самообман был темболее трагичен, что никакого пути он не нашел, и не мог найти. Ибо

просто не видел окружающего и происходящего, не умел и не хотелвидеть.Именнопублицистомбытьоннемог.Вовсем,чтотогдаписалонорадикальной и отрицательной журналистике, поражает это наивноеневидение,этонеумениесхватыватьконкретныеочертаниявещей.Потомуонинемог решить этой задачи, которой занимался всюжизнь.То былавеликая задача воцерковления жизни. И было несомненной заслугой о.Феодора,чтоэтузадачуонвыдвигалвсвоемучительствеипреподавании.Но сам он ослаблял впечатление своей проповеди. Его собственныерешения смущают так часто именно этой невидящей наивностью, этойнесерьезностью. Бухарев не только был утопистом, но был и оченьнаивнымутопистом...

Сила была в его искренности. Но сама искренность слишком частобывалапреувеличеннойинадрывной.Унегонебылодуховноймеры.Онвсегда бывал в душевной возбужденности. “Затрудненное дыхание,перерывыголоса,необычайныйблескглаз...”

Слушателей своих он увлекал, волновал, но вести их он совсем неумел. И всегда он был только “по поводу” (срв. очень интересные“записки”онемпрот.В.Лаврского,егоблизкогоученикапоКазани)...

Учился Бухарев в Московской академии, там же был бакалавром,потом профессором и инспектором в Казани. Из академическихпреподавателейвсегобольшеобязанонбыло.Ф.Голубинскому,–отнегоузналонемецкойфилософиии теософии.Из стороннихвлиянийонсамотмечает статьи Белинского, из которых он тоже извлекал философскиеидеи,ипереводилих“наиноеоснование,”т.е.коХристу.Сильноенанеговпечатление производили книги Гоголя, особенно “Переписка.”Впоследствиинанегоимелсильноевлияниеюродивыйсвященнико.ПетрТоманицкий, в г. Угличе, – его считал он “могущественным вождемдуховным.” Но всего ближе в своих взглядах был он к ФиларетуМосковскому, что и сам всегда признавал. Основной замысел его“системы”взятименноуФиларета,всеэтоучениеоКрестнойлюбви.Идаже роковая книга об Апокалипсисе задумана была не без косвенноговлиянияФиларета,–Апокалипсис, этобылалюбимаякнигамосковскогомитрополита.ИвобщемФиларетведьодобрилкнигуБухарева“Мерцаниедесветавидишь...”

И он был вполне прав, настаивая, что не следует такую наивнуюкнигупечатать...

В мировоззрении Бухарева есть подлинный размах. Но это толькоразмахвоображения.ИвэтомонтакнепохожнаФиларета.Филаретумеласкетическисдерживатьпылкостьсвоеговоображенияивзыграниесвоего

сердца.Отсюдатакаяпластичностьимерностьвегосозерцаниях.Именноэтого не было у Бухарева. Он все понимал слишком прямо, потому исхематично. В его изображении всегда чувствуется насилие мечты наддействительностью.Филарета можно назвать трагическим икономистом.Бухаревбылакривист,–утопистакривии158...

Основным в его мировоззрении было очень яркое переживаниесовершившегося спасения. Грех мира взят или снят Агнцем Божиим,преграда греховности сломленаи разорена.Отсюда уБухарева весь этотнесдержанный оптимизм, радость примирения. В христианском опытегреховность теряет свое жало, сердце затоплено этим чувствомискупительного милосердия Божия. Но этой милости нужно бытьдействительным причастником. Нужно и самому стать крестоносцем,спострадатьАгнцу,сопережитьикакбывменитьсамомусебевсечужиепогрешности и заблуждения. Только через такое сострадание, толькосилой такой сострадающей любви и можно войти в силу Отчегоблаговоления и любви Агнчей. И отсюда чувство острой христианскойответственности зажизнь.Ибодля всякогоикаждогоделаилидействиячеловеческогозаданавысшаяцель,посиленепреложногоВоплощения,вобразеБогочеловека...

Бог Слово есть Агнец Божий, в созерцании Бухарева. Именно вЕдинородном и открывается вся полнота Троической любви, через негоизливаетсявмир.ОтсамоготворениямираначинаетсяистощаниеСлова,Егозаколение.ИбоприемлетОннаСебявсепротиворечияинестроениямирового бытия. Вся греховная жизнь мира есть непрерывное заколениеАгнца.ТолькоЕгожертвеннаялюбовьиохраняетмир.ВискупительномВоплощенииэтоистощаниезавершается.ВсмертиКрестнойисполняетсяАгнчая жертва, и ее силой в полноте Церкви оживотворяется и весьсмертныйсоставбытия...

Этот очерк сделан очень смело и увлекательно. И все же в нем нетдостаточной конкретности.Все время только общие определения.Есть иощутительный привкус сентиментального квиетизма. Крестоношение уБухарева скорее в сочувственном воображении, чем в действительномподвиге.Исвоегоподвигаоннеснес,отобетовотрекся,вступилвклятво-преступный брак, отрекся и от священнического долга, – и все во имяпритязательногоимечтательногоактивизма159...

ТворческойсилыуБухареванебыло,небылоунегоиаскетическогомужества.Именнокрестасвоегооннепонес.Отсюдаегокрушение.Этообразтрогательный,ноникакнепророческийинегероический...

Спор сАскоченским завязался вокруг современных событий.Строгоговоря, оба были не правы. Аскоченский – в своей скептическойзлобности,о.Феодор–всентиментальномблагодушии.Егоправдабылавтомтолько,чтоонискалвыходаиуповал,хотязавыходипринялтупик.НоАскоченскиймрачнорадовалсяименнобезысходности...

Спор Аскоченского и Бухарева, – то было столкновение косности имечтательности...Спормогбытьрешентольковдругихизмерениях...

4.НовыепопыткипереводаБиблиинарусскийязык

При самом начале нового царствования, Филарет Московскийвоспользовался изменившимися обстоятельствами, чтобы продвинутьостановленное дело библейского перевода. По случаю коронации новогоГосударя в 1856-м году Святейший Синод, по положению, временнопереносилсвоеприсутствиевМоскву,иэтодалоФиларетувозможность,послеоченьдолгогоперерыва,вновьпринятьличноеучастиевсинодскихдействиях.ПоегопредложениюивнушениюСинодрассуждалвМоскве,между прочим, и “о доставлении православному народу способа читатьСвященное Писание, для домашнего назидания, с удобнейшим повозможности разумением.” Предложение возобновить переводСвященного Писания было принято в Синоде единогласно, и Филаретубылопредоставленоизложитьопределениевокончательномвиде...

Темвременембылназначенновыйобер-прокурор,графА.П.Толстой(интимный друг Гоголя). Человек “оптинского православия” (как егоопределяет Гиляров), граф Толстой не был склонен ни к каким“преобразованиям” вЦеркви; к академическому образованию он вообщенебылрасположен,апротивбиблейскогопереводавособенностикакразперед тем незадолго был настроен в Киеве, митрополитом ФиларетомКиевским.ПоступившийотФиларетаМосковскогопроектсостоявшегосяопределения обер-прокурор посчитал за его личное мнение, в Синод невносил,апослалеговКиев,врасчетенаотрицательныйотзыв.Вскореипоследовал из Киева ответ резкий и очень укоризненный (эту Киевскуюзаписку,подближайшимруководствомсамогопрестарелогомитрополита,составляли архим.Антоний и прот.И.М.Скворцов).Нового здесь быломало,сравнительносдоводами1824-гоили1842-гогодов.Тожеопасение“народного” языка, то же недоверие к еврейской библии, “в Церкви неизвестной,” тот же страх перед прежними “нечестивыми” переводами,Павского иМакария. Присоединилось еще опасение, не вздумал бы ктопослеСвященногоПисаниязаговоритьиопереводебогослужебныхкниг...

Русскийязыкповыразительностисвоейисравнитьсясославянскимне может, потому лучше было бы заняться исправлением самогославянского текста. Полезно издавать толкования, выбранные из святыхотцов.Вместе с тем следует усилитьпреподавание славянского языка вовсехшколахвообще,духовныхисветских,чтобыотнятьповоднезнанием

славянскогоязыкаоправдыватьнуждуврусскомпереводе...Решаться на новый перевод никак невозможно “без соглашения с

греческойцерковью,”котораянедопускаетусебяпереложенияБиблиинапростонародныйновогреческийязык.Невозникнетлимысль,чторусскаяЦерковьотступаетсяотдревнегонаследияПервоучителейСловенских?..

И само дело исправления славянской Библии надежнее поручить неакадемическимпрофессорам,аскореелицам,“совершенносвободнымотучебныхзанятий”и“благонадежнымнетолькопообразованию,анаипачепоблагочестию...”

Идея русского перевода родилась измутного источника. “Этамысльродиласьотнюдьневцерквирусской,нивиерархии,нивнароде,аточнотакже, как и мысль о переводе на новогреческий язык, в Англии,гнездилище всех ересей, сект и революций, и перенесена оттудаБиблейскими Обществами, и принята, первоначально не в СвятейшемСиноде, а в канцелярии обер-прокурора оного, и развита в огромныхразмерахвбывшемминистерстведуховныхдел.Такоеначинание,аравнои последствия сего дела, ясно показывают, что на нем не былоблагословениясвыше...”

В заключение Киевский митрополит вверял все это тревожное дело“благоразумию” обер-прокурора, в надежде, что “державное слово”Государяостановитвсеэтонеблагонадежноеначинание.Однако,ГосударьуказалспроситьзаключениеМосковскоговладыки,азатемвесьматериалобсудитьвСиноде...

Филарет Московский ответил на Киевскую записку решительно испокойно,нонебезгоречи...

И уже только после смертиКиевскогомитрополита (в декабре 1857года) библейское дело получило официальное движение. Синодальноеопределение состоялось 24 января – 20 марта 1858 года, и Высочайшееповеление о возобновлении русского перевода было опубликовано вмае.Вслед затемФиларетМосковский сдал в печать свою “записку” 1845-гогода,какбывнапутствиеновомуделу...

ПереводбылвозобновленсНовогоЗавета,кучастиювработахсновабыли привлечены все академии, а редактирование порученопетербургскому профессору Е. И. Ловягину. Высшее наблюдение ипоследний просмотр были доверены Филарету. Несмотря на свойпреклонный возраст, он очень деятельно участвовал в работе, совниманиемперечитываяипроверяявесьматериал...

В 1860-м году было издано русское Четвероевангелие, а в 1862-м иполныйНовыйЗавет...

Перевод Ветхого Завета потребовал больше времени. Уже с самогоначала 60-х годов в различных духовных журналах стали появлятьсячастные опыты перевода отдельных книг. И, прежде всего, былиопубликованыэтитакнезадолгопередтемзапретныепереводыПавского(в журнале “Дух Христианина” за 1862 и 1863 годы) и арх.Макария (в“ПравославномОбозрении”с1860-гопо1867-ой,особымприложением).Этобылоченьживойияркийсимптомсдвигаиповорота.Былопризнанополезныминужнымпредатьгласностиэтиопыты,чтобычерезсвободноеобсуждение в печати подготовить окончательное издание. С этой цельюбыло предложено и профессорам академии заняться переводамиотдельных книг, с тем чтобы эти новые опыты были в свое времяиспользованыСинодальной комиссией.Нечто подобное предлагал в своевремя о. Макарий Глухарев, – издавать при Петербургской Акадмииособый журнал: “Опыты в переводе с еврейского и греческого,” ирассылать по академиям и семинариям, с примечаниями и сносками, –потомэтотматериалпригодится...

В академических изданиях, в “Христианском Чтении” и в “ТрудахКиевской духовной академии,” в эти годы и появляется перевод многихкниг.ВКиевеособеннопотрудилсяпроф.М.С.Гуляев,вПетербургепроф.М.А.Голубев,всотрудничествесП.И.Савваитовым,Д.А.Хвольсономидр.Появилисьиотдельныеиздания.ИздавалсвоипереводыбиблейскиеиПорфирийУспенский,тогдаепископЧигиринский(сгреческого).Этобылполныйразрывсрежимомпредыдущегоцарствования...

Но встретились и трудности. И не сразу удалось решить вопрос опринципах перевода. Было заявлено мнение, что и Ветхий Заветпереводить нужно с греческого, – к этому мнению удалось склонить имитр.Григория.ФиларетМосковскийнастоял,чтобыпереводделалсяпосличению обоих текстов, и расхождение в важнейших местах былоотмечаемо под чертой.Сперва предположено было начать сПсалтыри, инад исправлением перевода Псалтыри сам Филарет работал в своипоследние годы. Но затем и сам он предложил издавать в порядкеобычного текста, т. к. Пятокнижие легче Псалтыри и по языку.Синодальныйпереводначалвыходитьс1868-гогода,отдельнымитомами,и все издание закончилось в 1875-ом (со включением и книг“неканонических”)...

Синодальное издание не всеми было принято благожелательно.Смутилорасхождениеспривычнымславянскимтекстом,–иначесказать,предпочтение,отданноееврейскойБиблии.ЭтомногимказалосьпрямымотступлениемотПредания...

Основные доводы в защиту Семидесяти приводились обычно отИкономоса.ЗапереводсгреческогостоялдажеДимитрийМуретов,радиединства с современными греками. Если же сносить и соображатьеврейскийтекстигреческий,думалон,“будетнеперевод,асочинение...”

Особенно резким противником еврейского текста был епископФеофанГоворов,тогдаужеВышенскийзатворник.НовыйрусскийпереводВетхого Завета он называл Синодальным сочинением, совсем какАфанасий,имечтал, что эту “Библиюновомоднуюдоведетдо сожженияна Исаакиевской площади.” Употребление еврейского текста, никогда небывшего в церковном употреблении, означало в его понимании прямоеотступничество.“Еврейскаябиблиякнамнейдет,потомучтоникогданебыло ее в Церкви и в церковном употреблении. Поэтому принимать еезначит отступать от того, что всегда было в Церкви, т. е. сдвигаться скоренного основания православия.” Феофан вполне признавал нужду врусском переводе, он возражал только против еврейского образца. Исинодальный перевод считал поэтому соблазнительным и вредным.“Церковь Божия не знала другого слова Божия, кроме 70 толковников, икогдаговорила,чтоПисаниебогодухновенно,разумелаПисаниеименновэтомпереводе.”Обэтомоноченьрезкописалв“ДушеполезномЧтении”(1875 и 1876), ему отвечал в “Православном Обозрении” проф. П. И.Горский-Платонов снеменьшейрезкостью.НоФеофанне ограничивалсякритикой. Он предлагал заняться изданием общедоступных толкованийБиблии по славянскому тексту (и особенно книг учительных ипророческих),чтобыприучитьименнокэтомутексту,т.е.кСемидесяти.“Выйдет,что,несмотрянасуществованиебиблиивпереводесеврейского,знать ее и понимать и читать все будут поСемидесяти, по причине сеготолкования.”Проектэтотнебылосуществлен, самФеофаниздалтолькотолкованиенаПсаломСтоОсмьнадцатый(стовосемнадцатый).ВозниклаунегоимысльсестьзапереводвсейБиблиисгреческого,“сзамечаниямивоправданиегреческоготекстаивосуждениееврейского.”Этонамерениеосталосьтожебезисполнения...

Уже только много позже некоторые книги Ветхого Завета былипереведены с греческого казанским профессором П. А. Юнгеровым(пророки,Псалтирь,Притчи,Бытие,книгинеканонические)...

ТревогиФеофана относятся уже к 70-м годам.Характерно, что весьспоридеттеперьсовсемоткрыто,безвсякогопокроваадминистративныхтайн,–впериодическойпечати,аневсекретныхкомитетах,какпрежде...

И в процессе работы над переводом Ветхого Завета снова и сноваоткрывалось, что соотношение масоретской редакции и Семидесяти

слишкомсложно,чтобыможнобылоставитьвопросовыборемеждунимив общем виде. Можно спрашивать только о предпочтительном илинадежном чтении отдельных отрывков или стихов, и приходится“выбирать” иногда “еврейскую истину,” иногда же греческое чтение.Филологически “лучшим” будет именно сводный текст. Богословскомузаключению о “догматическом” достоинстве определенного текста, вовсяком случае, должно предшествовать подробное исследованиеотдельныхкниг.ПримеромтакойработывтегодыбыладиссертацияИ.С.ЯкимоваокнигепророкаИеремии(1874).СледуетупомянутьиработыД.А.ХвольсонаиИ.А.Олесницкого...

Обнаруживаласьидругаятрудность.Оказывалось,чтои“СлавянскуюБиблию” не приходится в целом приравнивать к Семидесяти, что и самславянский текст есть уже сводный, в известном смысле и пределах. Вэтом и была принципиальная важность описания библейских рукописейГорским и Невоструевым в Московской Синодальной библиотеке.НачинаетсяисторическоеизучениеСлавянскойБиблии.Иуженельзятакупрощенноспрашивать“овыборе”междуславянскимирусским...

Оживает интерес и к вопросам библейской критики. Большинстворусских исследователей придерживались “умеренных” или“посредствующих” взглядов, но и у них влияние западной критическойлитературысказывалосьоченьзаметно.Достаточноназватьработыархим.Филарета Филаретова (ректора Киевской академии, впоследствииепископаРижского,1824–1882).Вдиссертациио“ПроисхождениикнигиИова” (1872) он не только принимал позднюю послепленную датировкукниги, но и разбирал ее скорее, как памятник литературы, нежели каккнигусвященногоканона.Ктомужевсеисследованиебылопроведенопоеврейскому тексту, безо всякого внимания к славянским чтениям. Этопоказалось неосторожным. Митр. Арсений Киевский нашел сам “тондиссертации” несоответствующим богодухновенному характерубиблейской книги, и публичная защита диссертации была запрещенаСвятейшим Синодом. А в следующем (1873) году в “Трудах КиевскойАкадемии” были напечатаны устаревшие лекции по “введению всвященные книги Ветхого Завета,” читанные самим митр. Арсением вПетербургской академии еще в 1823–1825 годах. Впрочем, в краткомпредисловии “от редакции” было оговорено, что читатель сам сможетсудить, “насколько вперед подвинулись у нас библиологическая наука стоговременидонастоящего...”

ДругимвиднымпредставителемновогорусскогобиблеизмабылИ.А.Олесницкий (1842–1907). Это был ученый с оченьшироким кругозором,

сразу и археолог, и гебраист, и богослов; и за долгие годы своегопреподавания в Киевской академии он успел здесь создать традициюбиблейских работ. Всего больше его интересовала история библейскойлитературы и поэзии (срв. его исследования о книге Притч и о ПесниПесней,оритмахиметребиблейскойпоэзии,одревнееврейскоймузыке).Не раз Олесницкий бывал в Палестине для изучения вещественныхпамятников библейской истории и плодом этих его археологическихизысканий явилась его обширная книга о “Ветхозаветном храме вИерусалиме”(1889)...

ИзПетербургских библеистовнужноназвать еще о.Н.ВишняковаиФ.Г.Елеонского...

Настольной книгой у русских библеистов становится в это времяизвестное “введение”К.Ф.Кейля, вКиевской академии его перевелипо-русски (в “Трудах” с 1871 г.). Такие представители ортодоксальногопротестантизма, как Генгетенберг или Геферник, привлекали многихсвоиммессианскимили“христологическим”толкованиемВетхогоЗавета.Этобыло своегородафилософиябиблейскойистории, как евангельскогоприготовления. “В русской богословской литературе утверждаются дозначительной степени и почти становятся традиционными многиеисагогические и экзегетические воззрения, прикрываемые обыкновенноавторитетом великих отцов и учителей Церкви, на самом же делепредставляющие помесь протестантской ортодоксии с средневековымиудейством”(А.А.Жданов)...

ОченьнемногоебылосделановтегодыпоизучениюНовогоЗавета.Преобладалапологетическийинтерес.Чувствоваласьнуждаипотребностьответить на “возражения т. наз. отрицательной критики,” Штрауса и“тюбининской школы,” и особенно Ренана.160 Нужно назвать здесь имяепископа Михаила Лузина (1830–1887), бывшего профессором вМосковскойакадемии,потомректоромвКиевскойиепископомКурским.Онмногописал.Правда,егокнигибылиобычнотолькоторопливая,хотяистарательная, компиляция, почти пересказ и даже просто переводнемногих иностранных книжек, не всегда удачно выбранных, и частоневерно понятых.Но этим не уничтожалось их положительное влияние.Было и то важно, что архим. Михаил отвечал на “отрицание,” а неумалчивал.Веготемахвсегдабыладобраясовременность(срв.егокнигу“О Евангелиях и евангельской истории,” по поводу книги Ренана). Какакадемический преподаватель, он внушал своим слушателям любовь кнаучному чтению и занятиям, стараясь их вовлечь в ученую работу,приучал разбираться в критической проблематике, хотя бы и при чужом

пособии. Это был искренний ревнитель духовного просвещения, и этотблагородныйпафосонумелпередатьсвоимученикам...

5.Реформадуховнойшколы

Сконца50-х годовоткрытообсуждаетсяивопросопреобразованиидуховных школ. Пример подан был из Министерства народногопросвещения.Педагогическаятемабылаостропоставленатогдаивобщейпечати, в связи с известной книгой Пирогова “Вопросы жизни” (1856).Заговорилигромкоиотемныхсторонахдуховнойшколы...

В Синодальном ведомстве дело велось с методическоймедлительностью и оставалось в руках обер-прокурорского надзора.Общественное и общее мнение требовало и ожидало преобразований повоспитательнойчасти,вовсякомслучае.С1857-гогодаДуховно-УчебноеУправление начинает собирать отзывы и мнения у сведущих и уначальствующих лиц. В том же году отправляется во Францию обер-прокурорскийчиновниксполуофициальнымпоручениемпознакомитьсясустройством и бытом тамошних римско-католических семинарий.Собирали сведения о богословскихшколах и вАнглии.Справлялись и отом, “как воспитывается и чему обучается на Востоке юношество,приготовляющеесякслужениюПравославнойЦеркви...”

Сам Государь, во время своей поездки по России в 1858-м году,побывалвнесколькихсеминариях.Ивследующемгоду,поВысочайшемуповелению, была назначена экстренная ревизия духовно-учебныхзаведений. Ревизовать был послан директор Духовно-УчебногоУправления,князьС.Н.Урусов.Ондолженбылопределить,вкакоймеререформа необходима. Урусов осмотрел одиннадцать епархий и закончилсвоеобозрениетолькоужев1861-мгоду.Особеннонеудовлетворительнойнашел он часть воспитательную, – бедность, скудость средств, слабостьнадзора,отсутствиенравственныхсвязей.Ноиучебныепланыоказалисьоченьнепрактичнымиинеудачными.Требоваласькореннаяреформа...

Ещераньше,вначале1860-гогода,былобразованприСинодеособыйкомитетдлярассмотренияпоступавшихсместотзывовиматериалов,подпредседательствомДимитрияМуретова,тогдаархиепископаХерсонского.В этот комитет был передан и отчет Урусова. Комитет должен былсообразить все представленные отзывы и разработать планпреобразовений...

Архиепископ Димитрий сразу же многих удивил и смутилрешительностью своих предложений. В его плане перекрещиваютсядвоякиемотивы.Соднойстороныонсчиталнеобходимымсохранитьвсю

существующую сеть школ, но с тем, чтобы перестроить их вобщеобразовательные гимназии духовного ведомства и приравнять попрограммам и правам к обычным гимназиям. Духовенство сохранитпрежнююудобностьвоспитыватьиучитьсвоихдетей,новоспитанникамэтой сословной школы не будет ни закрыт, ни даже затруднен выход вдругиесостояния.Поразныммотивам,этойсвободы“выходаиздуховногозвания”желалисамиучащиеся,имногиепредставителицерковнойвласти.Филарет Московский был против всяких стеснений и запретов.“Невольникнебогомольник.Икчемуэтопорабощатьсвободных,когдаинесвободнымдаютсвободу…”

С другой стороны, арх. Димитрий считал нужным совершенноперестроить богословские классы существующих семинарий в особыепастырскиешколы.Длянихонудерживалпрежнееимя“семинарий,”ноимелв видувсего скорееримские семинарии.Сюдаследовалодопускатьлюдей уже сложившихся, с установившимся призванием, – из духовныхгимназий в семинарии должны переходить только желающие, по своейдобройволе.Новыесеминариидолжныбылибытьучебнымизаведениямизакрытыми, с очень строгим аскетическим и богослужебным режимом.Арх.Димитрия всего больше смущала внутренняя неприготовленность инетвердость духовенства в исполнении все усложнявшихся задачпастырского служения. Нужно было поднять дух и усилить ревность. Всеминарииследуетдопускатьжелающихииздругихсостояний...

Строго говоря, план Димитрия Херсонского означал молчаливоеупразднение сословности духовенства. И при последовательномпроведении вжизнь этот план в короткое время должен был привести кразложению всей существующей церковно-политической системы, косвобождению Церкви от государства, от его опеки и власти. Трудносказать,насколькоэтопредвиделинасколькотогосознательнодобивалсясамархиепископДимитрий.Ноегопротивникисразупочувствовали,чтоэтот план связан с какими-то решительными переменами во всейцерковной жизни. И казалось опасным так решительно ломатьисторически сложившейся и привычный тип смешанной школы. Такогомнения был и Филарет Московский, которого в комитете представлялГорский. Главная слабость нового предположения была, конечно, в том,чтофинансироватьегооказывалосьоченьнелегким.Государствокновымтратам и ассигновкам вовсе не было расположено. В возможностиувеличить местные средства твердой уверенности не было.И к томужепередача духовныхшкол на местное обеспечивание тем самым означалабы ослабление центральной власти Учебного Управления, т. е. и всего

обер-прокурорского надзора, всей бюрократической системыСинодальноговедомства...

В основном, план арх. Димитрия был все-таки одобрен и принятбольшинством комитета. Светские члены остались при особом мнении.Тертий Филиппов, секретарь комитета, в особенности предостерегалпротив аскетической односторонности, которая его смущала в планеновых “семинарий.” Он предпочитал вернуться к широким игуманистическимпринципамстарогоустава1814-гогода...

Комитет несколько изменил план своего председателя. Решено былосохранить единуюшколу, но с тем, чтобы богословские предметы быливыделеныисосредоточеныводномвысшемцикле.Этобыловдухестаройшкольнойсистемы.Общийдвенадцатилетнийкурсбылтакпостроен,чтопервые восемь классов приводились в соответствие с планами общейшколы. Богословские предметы были отнесены преимущественно квысшейступени,напоследниечетырегода...

С мест высказывались пожелания, чтобы древние языки былипревращены в необязательный предмет, оставлены в программах толькодлятех,ктоимеетввидупродолжатьобразованиеввысшейшколе.Нужныли они для сельского духовенства? Комитет не признал возможнымснижатьобщийобразовательныйуровеньдуховнойшколы.Греческий,какязыкСвященногоПисанияисвятыхотцов,тесносвязанныйктомужеисославянским,долженостатьсявсеминарскомкурсевнеприкосновенности.Латинский же должен быть удержан, как язык классический. Комитетпредполагалсделатьобязательнымеврейский.Сокращенбылтолькокурснаук математических. Преподавание философии было восстановлено вполноймере...

Работы комитета были переданы на рассмотрение и отзывепархиальныхпреосвященных, академических конференцийи отдельныхсведущихлиц.Поступалиэтиновыеотзывысбольшимзапозданием,ужев1864и1865гг.Темвременемвопросошкольныхреформахобсуждалсявпериодическойпечати.В1862-мгодувышлаизвестнаякнигаРостиславова“ОсостояниидуховныхучилищвРоссии,”печатаннаявЛейпциге.Книгаэта вызвала большое возбуждение и к свободному обращению в Россиидопущенанебыла...

Только с назначением в Синодальные обер-прокуроры графа Дм. А.Толстого,в1865-мгоду,вопросошкольныхпреобразованияхбылсдвинутдальше. Это решающее влияние государственной инициативы оченьхарактерно. То была скорее государственная, чем церковная реформа. Тогосударствореформировалосвоюшколу“духовноговедомства...”

Новому обер-прокурору удалось наперед обеспечить значительноеувеличение правительственной ассигновки. Удалось отыскать новыесредстваинаместах.И в 1866-м годубылучрежденновыйкомитет дляразработки духовно-школьных уставов, под номинальнымпредседательством Киевского митрополита Арсения. Обыкновенно жепредседательствовалвкомитетеНектарий,тогдаепископНижегородский,присутствовавший в Синоде, бывший перед тем ректором Санкт-Петербургской академии. В состав комитета были введены снова исветскиечлены,представителидругихведомств...

Комитет почти без споров решил оставить общую схему старыхуставов 1814-го года без изменений. Духовные училища оставлялись вкачестве приготовительной ступени, и семинарии по-прежнему должныбыли быть школой общеобразовательной с богословскими предметами.Планарх.Димитриябылоставленбезвсякогоприменения...

К нему возвращались только “два архимандрита” в своем особоммнении, – Филарет Филаретов, ректор Киевской академии, и МихаилЛузин, инспектор Московской академии. Разделением школыобразовательной и пастырской архимандриты рассчитывали обойтислишком суровое ограничение числа казенных воспитанников илистипендиатов в единой школе, что должно было очень затруднитьдуховенствоввоспитанииихдетей...

Присоставленииокончательногопроектаустава“дваархимандрита”подали свой параллельный проект. В их мотивировке повторяются всеосновные доводы арх. Димитрия. Предлагали они ввести семиклассныегимназии с классическим курсом и трехгодичные несословныепастырские семинарии. Предложение “двух архимандритов” былоотвергнуто комитетом. Казалось опасным обособлять богословскуюстепень. Многих ли такая обособленная богословская школа к себепривлечет?Вгимназияхжеослабеетцерковность,еслислишкомширокооткроетсядоступксветскимсостояниям.Впрочем,подвлияниемпротестаархимандритов, и в общекомитетском проекте устава было строжепроведено разграничение богословских и общих предметов, и послеокончания общих ступеней предоставлялась возможность выходажелающим. Еще в 1863-м году семинаристам был открыт доступ вуниверситеты(закрытбылв1879-мгодупомотивамобщеполитическим).Следуетотметить,чтоприобсуждениипредположенийкомитета1860-гогода Макарий Булгаков, тогда архиепископ Харьковский, решительновысказывалсязаразделениедвухтиповшкол.Ондажепредлагалпередатьпредположенные духовные гимназии в общее ведение с тем, чтобы

содержались они на государственный счет, но преподаватели в нихопределялисьиз духовных академийи епархиальный архиерейоставалсяпочетнымблюстителем.Толькобогословскиеучилищаподобаетсодержатьнацерковныйсчет.Вдуховныхгимназияхследуетвозможноприблизитьсяк светским, чтобы устранить рознь и предубеждения, и даженачальствующих лиц следует определять из светских, однако – сакадемическим образованием. Кроме того, Макарий считал нужнымрасширить власть педагогических советов и ограничить властьначальников...

По проекту большинства новые уставы были приняты Синодом иутвержденыВысочайшей властью вмае 1867-го года.В общем удержанабыла схема 1814-го года. Характерным было, однако, разрешениепринимать в высший богословский класс и желающих со стороны,окончившихсреднююшколу,поиспытаниивбогословскихпредметах запредыдущее классы семинарии. Кроме того, в этот богословский классдопускались и слушатели из людей зрелого возраста, имеющихзначительную церковную начитанность, по личному усмотрениюепархиального архиерея. И то, и другое было предложено обер-прокурором. Это был бледный намек на независимость богословскойшколы...

Из общих перемен в постановке школьного дела особенно важнымбыло широкое применение выборного и совещательного начала.Должность ректора в семинариях становилась выборной, избиралоправление семинарии, но кандидатов намечало общее педагогическоесобрание,–епархиальныйархиерейпредставлялизбранныхкандидатоввСинод,могпредложитьприэтомисвоегокандидата,–Синодбылволенутвердить одного из избранных или назначить своего кандидата. Вбольшинствесеминарийбылиизбранывректоралицабелогодуховенстваили даже миряне, изъявившие согласие принять священный сан.Избирательной стала и должность инспектора. Преподавательскойкорпорации было предоставлено широкое участие в управлениисеминарией. Это было особенно чувствительным отступлением отпрежней системы.Очень важнымбылои то, что к активномуучастиювжизни духовных школ теперь привлекалось и само духовенство, в лицесвоих депутатов, введенных в состав семинарских правлений. Духовныеучилища и вообще поручались ближайшему попечению местногодуховенства. Это связано было, прежде всего, с тем, что духовенствопривлекалось к материальному обеспечению школ из местных средств.Естественно было дать ему и возможность наблюдения. Именно ради

организации сословной денежной самопомощи и были с 1867-го годаорганизованы“епархиальныесъезды”илисобраниядуховенства...

Всеэтиновшестванаделеневсегдаприменялисьвполнесвободно,имногие из них бывали отменяемы гласно или негласно. Да и весьшкольныйрежимбылсерьезноизмененужев1884-мгоду,такчтоуставы“шестидесятыхгодов”быливдействиинеболеепятнадцатилет.Вовсякомслучае,тобылшагнавстречужизни...

Вслед за утверждением новых уставов, по предложению обер-прокурора,былоупраздненоДуховно-УчебноеУправлениеивместонегооткрыт Учебный Комитет при Святейшем Синоде. ПредседателемкомитетабылназначенизвестныйПарижскийпосольскийпротоиерей,о.Иосиф Васильев. Учебный Комитет подчинялся Синоду, но характерно,что писать в Комитет нужно было на имя обер-прокурора. В сущности,духовныешколыпо-прежнемуоставалисьвглавномведениисамогообер-прокурора. Эта зависимость даже усилилась, ибо была ослаблена связьсеминарий с духовными академиями, хотя академиям и былопредоставлено новое право испытывать (“пробными уроками”) ирекомендовать кандидатов на школьные должности, – на практике этосоздавало необычайную путаницу и волокиту. Влияние государственнойвласти в духовных школах стало особенно очевидно с развитием вУчебном Комитете института членов-ревизоров, всегда из светскихчиновников,хотябыисакадемическимобразованиемидуховногозванияпорождению,представлявшихсобственнолицообер-прокурора(подобносекретарямдуховныхконсисторий)...

Ужетолькопослеутвержденияобщихдуховно-школьныхуставовбылдвинут и вопрос о реформе духовных академий. В 1867-м году былиспрошеныипредставленызаключенияакадемическихконференций.СразужебылаобразованакомиссияподпредседательствомНектария,изчленовдуховных и светских, и в 1858-м году она уже представила свой проектнового устава. Проект был сразу же опубликован “для всеобщегообсуждения.” Синод просил представить свои заключения о проектепреосвященныхакадемическихгородов,атакжепреосвященныхМакарияЛитовского,ЕвсевияМогилевского,ЛеонтиятогдаПодольского.В1869-мгодупроектбылещеразпересмотренкомиссиейврасширенномсоставеивнесенвСинод.УставполучилВысочайшееутверждение30мая1869г.Сосени же было решено преобразовать академии Санкт-Петербургскую иКиевскую,ивследующемгоду–МосковскуюиКазанскую...

ИпоновомууставуДуховнымАкадемиям ставилась двоякая задача.Это должна была быть не только богословская высшая школа, но еще и

своегородапедагогическийинститутдуховноговедомства.ИвАкадемияхне столько готовили к пастырству, сколько именно к педагогическойдеятельности.Отсюда неизбежнаямногопредметность и разбросанность.Иныепредметытолькозатемипреподавались,чтобыпонимприготовитьпреподавателей для школ низших ступеней. Многопредметность вучебном курсе новый устав стремился ослабить путем разделения на“факультеты” или отделения, так что только некоторые предметыоставались для всех обязательными, а большинство распределялось погруппам. Таких “отделений” было создано в конце концов три, –богословское, церковно-историческое, церковно-практическое. Во главекаждого был поставлен особый помощник ректора. Групповымраспределением предметов новый устав предполагал облегчитьосновательное изучение избранных предметов. Но цельностьбогословскогообразованияэтимвсежеразбивалась...

Очень характерным нововведением было и положение об ученыхстепенях. На третьем курсе писалось окончательное сочинение исдавались общие испытания. Только лучшие из выдержавших испытаниеоставлялисьиначетвертый год.Получившиев среднемвыводениже4½выпускались сразу же со званием “действительного студента.” Начетвертом курсе студенты занимались только немногими специальнымипредметами, приготовлялись к испытанию на степень магистра иобрабатывали для того диссертацию, и, кроме того, слушали лекции попедагогике с практическими упражнениями. При окончании четвертогокурса сдавался магистерский экзамен. Для получения магистерскойстепенитребовалосьпредставлениепечатнойдиссертациииеепубличнаязащита. Это был решительный и очень важный шаг к публичности игласности академического преподавания и богословской работы вообще.Имелось в виду действовать против распространенного предрассудка оботсталости академической науки и вступить в возможное общение снаукойуниверситетской.Гласностьказаласьлучшимсредствомборьбысложнымимнениямииудобнейшимспособомвнушениямнений здравых.В конце 50-х годов в Петербургской академии даже возникала мысльсделатьакадемическоепреподаваниевообщеоткрытымипубличным,какв Университете, или устраивать при академии публичные чтения побогословскимнаукам.Митр.ГригорийвходилобэтомспредставлениемвСинод. Представление это осталось без всякого движения и десять летспустя было сдано в комиссию арх. Нектария. Казалось, не уместнее лидействоватьпротивневерияпроповедью,анеученымилекциями...

Поновомууставуотординарногопрофессоратребоваласьдокторская

степень, степень доктора должен был иметь и ректор. Наличнымординарнымпрофессорамбылопредложеноприобрестистепеньдокторавтрехлетнийсрок,иливыйтиизакадемии...

Для получения докторской степени нужно было представить ипубличнозащититьпечатнуюдиссертацию...

Важнымизменениемвпостановкеученойчастибылоиограничениесрокапрофессорскойслужбы,–поистечениидвадцатипятилетнегосрокаполагалась новая баллотировка, допускалось дополнительноепереизбрание и еще на пять лет, но никак не долее 35-летнего срока.Имелось в виду обновление личного состава. Для приготовления кпреподаванию открывался при академиях институт приват-доцентов, – кчтению частных лекций допускалисьмагистры и даже кандидаты, но попредставлении диссертации pro venia legendi (так было тогда и вуниверситетах)...

Первоначально предполагалось образовать особое философскоеотделениестем,чтобыакадемиямбылопредоставленоправоприсуждатьученые степени и по философии. Это предложение было тем болееуместно, что в университетах философские кафедры были заняты в этовремяименноакадемическимимагистрамииликандидатами.Однако,онобылоотвергнуто,чтобыненарушатьединообразияшколыбогословской,ифилософские предметы отнесены были к числу общеобразовательных.Вместофилософскогобылообразованоотделениецерковно-практическое,спрограммойоченьпестройинецельной.Этобылонепастырское,скореелитературно-педагогическоеотделение,–оченьхарактернаячерточкадлятого времени.Вряд ли не большинство поступавших записывалось тогданаэто“практическое”отделение,–ноименноне“внадеждусвященства,”арадиучительскогозвания.Ивсамомпастырстведлялюдейтоговремени“власть учить” (вернее, “просвещать”) собой почти заслоняет и сам дарсвященства,само“служениетаинств...”

Предполагалось сперва при С.-Петербургской академии образоватьособое физико-математическое отделение, – снова с педагогическимпредназначением, чтобы готовить преподавателей математики и физикидляшколдуховноговедомства.Приокончательномпересмотреиэтобылоотвергнуто, по особенному настоянию обер-прокурора, отказывавшегосяизыскиватьнаэтокредиты.Тобыловерно,чтонестоилосоздаватьособый(и укороченный) “факультет” ради одной педагогической нужды. Но,страннымобразом,небылапонятавнутренняяпотребностьбогословскойшколывизученииточныхиестественныхнаук.Именновтегоды,когдавоимя этих наук открыт был подлинный поход против христианского

мировоззрения и против всякой веры вообще, было в особенностисвоевременно обратить самое серьезное внимание на изучениеестественных наук. Между тем, оказалось очень нелегким получитьсогласие даже и на учреждение кафедры “естественно-научнойапологетики” в Московской академии с обеспечением ее из средствМосковскойепархии.Кажется,опасались,чтоакадемическаяапологетикаокажется слишком старомодной. Если для таких опасений и былиоснования, следовало ли снимать с очереди саму задачу? ОтапологетическойзадачиЦерковьуйтинеможет,втегодывособенностине могла уйти. Но всего опаснее вдаваться в апологетику безосновательногознаниясоответственныхнаук,иневладеясамимметодом,доверяясь и попадая в зависимость от популярной литературы. Такаяапологетикаизвторыхилитретьихрукникогданебываетубедительной.Отчасти апологетический материал входил в состав философскихдисциплин, метафизики и психологии. Но зияющий пробел все-такиоставался...

Очень характерно было и спешное решение закрыть миссионерскоеотделение в Казанской академии, как не вмещающееся в нормальнуюсхемувысшейбогословскойшколы.Этимрасшатываласьвсяправославнаямиссия на Востоке. И с большим трудом удалось отстоять сохранениемиссионерских предметов в академии, и то в качестве тольконеобязательных,сверхнормальногоплана...

У преобразователей не было живого чувства церковных нужд ипотребностей. И со введением новых уставов духовная школа не была“воцерковлена,”неустановилосьорганическихсвязейсцерковнойсредой.Тогда больше заботились о “сближении” с миром. И реформа быларазработана в духе того неопределенного гуманизма, каким окрашены идругие“великиереформы”техлет...

Дать общую оценку преобразовательного плана очень не просто. Иновый устав слишком недолго был в действии, чтобы судить по плодам.Следует помнить, однако, что новый устав осуществляли и проводили вжизньстарыелюди,учившиесяещепостарымуставам.Ипотомувжизнисказывалосьне только слабостьнового, ноинедостаточность старого.Имногимприходилосьпреподавать,чтоимсамимпреподанонебыло...

Главным достоинством академического устава 1869-го года было,конечно,то,чтоученыйхарактервысшейбогословскойшколыбылтвердоозначен и огражден. Комиссия преосвященного Нектария взяла вруководство университетский устав и по этому образцу перестраивалаакадемическую организацию. Отсюда именно этот дух академических

свобод,расчетнатворческуюсамодеятельностьакадемий...Но даже и лучший устав не может преодолеть душевной инерции

эпохи. То было у нас время практических увлечений, и уже подымаласьволна опрощенства. Идеал той эпохи был распределительный, несозидательный. Не творчество, а именно “просвещение.” Было многолюбознательности или любопытства, но не доставало творческой воли.Торопилисьузнатьипередатьготовыеответыилирешения.Былакакая-товеравэтичужиеответы,ноточнострахпередисследованием.Ислишкоммногие у нас тогда изучали не сам предмет, а западную литературупредмета.Казалось,чтовтомпопростуисостоиточереднаязадачановойрусской науки, чтобы “догнать” западное просвещение. Получаетсявпечатление,чтоунасбогословствовалискореекакбыпозападническойилизападнойинерции,анеизвнутреннейпотребностииубеждения.Изадолгиегодызападноговлияниявшколахнепривыклиспрашиватьсебяодуховных предпосылках богословия. Почти забывали, что строитьпредстоитцерковноебогословие,анебогословиевообще.Тобылвопросодуховном методе. Нужно было научиться богословствовать не из ученойтрадиции или инерции только, и не только из любознательности, но изживогоцерковногоопытаиизрелигиознойпотребностивзнании.Иначеинельзя было вернуть богословскому преподаванию его духовнуюустойчивость и убедительность. В предыдущую эпоху пример такогобогословствования уже был показан Филаретом Московским. Но немногиехотелиинемногиеумелизанимидти...

6.НачалонаучногоосмысленияИсторииЦеркви

Поуставу1814-гогодавакадемияхглавнымпредметомпреподаваниястановится Священное Писание. На втором месте – философия. Вдогматике утверждается библейский или экзегетический метод, – вседоказуетсяидолжнобытьдоказуемотекстами...

Стридцатыхгодовусиливаетсяпреподаваниеисторическихнаук.ПриграфеПратасовевисториивиделилучшеепротивоядиепротивбиблейскихизлишеств.Висториивиделитогдасвидетельствоотпредания.Потомуибыла тогда в семинарскую программу введена патрология, “историко-богословскоеучениеоботцахЦеркви,”какособыйпредмет...

Сказывается и прямое действие западного примера. То было ведьвремя церковно-исторического расцвета в Германии. Это сразу жеотразилось и у нас. Неандера в особенности читали у нас тогда сувлечением. Иногда у нас так прямо и ставили себе задачей: соединитьзападный “гений” и ученость с восточным “авторитетом” и “духомжизни.”Присоединяетсяифилософскийинтерескистории,подвлияниемнемецкогоидеализма...

Всего же важнее было пробуждение живого и непосредственногоисторического чувства, – появление той потребности в историческомвидении, того “стремления быть свидетелем событий,” “знать, как знаетсвидетель,”вкакомБолотоввиделсамосуществоисторизма...

У нас в историческую работу уходят лучшие и сильные люди, повнутреннему влечению, из духовной потребности. И силой их личноговлияния и примера, всего больше, и объясняется это характерноепреобладание церковной истории в системе русского богословскогопреподаваниясполовиныпрошлоговека,вовсякомслучае...

Здесь не место входить в подробное описание всего сделаногорусскими учеными в отдельных областях церковно-исторической науки.Сделано было очень и очень не мало, – и в собирании памятников, и вкритикеисточников,ивисторическомсинтезе.Ноисторикабогословскоймысли интересует только одна сторона этой ученой работы: как этасосредоточенность исторического внимания сказывается в общембогословскоммировоззрении,какотражаетсяонавбогословскомсинтезе.И для этого достаточно отметить только немногие поворотные точки вэтомученомпроцессе...

Историческое веяние в русском богословии начинается из

Московской академии.Именно здесь впервые и создается русскаяшколацерковныхисториков...

Филарет Гумилевский впервые ввел “исторический метод” впреподаваниедогматикиисумелпробудитьусвоихслушателейнетолькоинтерес, но и любовь к историческим занятиям. Филарет былисследователем. Он любил работать по источникам, любил и архивныерозыски.Любилсобиратьисопоставлятьфакты.ТаквозниклиегокнигиоботцахЦеркви,орусскихдуховныхписателях,огреческихпеснопевцах,–почтивтипесловарей.ВХарьковеивЧернигове,вбытностьсвоютамепархиальным архиереем, Филарет занимался “историко-статистическимописанием.”НоФиларетнебыл собирателемв старомстиле, какимбылмитр.Евгений.Онбылнестолькоархеологом,сколькоименноисториком.Унегобылапотребностьвобобщениях.Иунегобылдаристорическогорассказа и исторического синтеза. “История русской Церкви” Филаретабыладлясвоеговременисобытием(изданав5выпускахв1847и1849г.г.).Впервые вся русская церковная история была рассказана и показана, какживоецелое,отКрешенияРусиидо1826-го года,–ирассказанаясноивдумчиво. Эта вдумчивость и вообще отличает Филарета, как историка.Иногда это ему мешает. Ему трудно писать бесстрастно, он размышляетнадсобытиямивслух.Емутрудноскрыватьсвоисимпатиииантипатии.УФиларетабылопочтиболезненноечувствоправдивости,отсюдасмелостьи резкость его суждений о прошлом, его отзывов о недавнем. Историясинодального периода в его изложении оказалась слишком откровенной.ЕщераньшевызвалатолкиегостатьяоСтоглавеиостаромобряде...

Филарет заторопился издавать свою “историю,” когда Макарий в1846-мгодуначалпечататьв“ХристианскомЧтении”главыизсвоейкнигио русском христианстве до Владимира. Филарет испугался, что его ужеопередили. Но Макарий писал совсем в другом темпе и в другихмасштабах. Он задумал многотомное сочинение и писал каждый томотдельно(первоеизданиес1857по1883).Смертьпрервалаего“историю”наXII-мтоме,наописаниисобора1666-гогода...

Филаретторопилсядатьобщийочерк,стремилсяпоказатьединствоисвязьсобытий,понятьисторическийпроцессизнутри.Теперьегорассказне удовлетворяет. Слишком мало говорится о внутренней жизни и оцерковном обществе, все больше о церковном управлении. Слишкоммногое досказывается по соображению. Слишком однообразноповторяются рубрики. Однако, всегда рассказ Филарета перспективен,всегдавнемчувствуетсядыханиежизни...

УМакарияисторическойперспективывовсенет.Онограничивается

повествовательным прагматизмом и дальше хронологического сцеплениясобытий не простирается. Критика источников почти отсутствует.Макарийостаетсяивисториитолькособирателемизвестийитекстов.Егоисториянебольше,чем“историографическаямозаика”(какотзываетсяоней Н.Н.Глубоковский). Фактическая обстоятельность и естьединственное достоинство этого многотомного труда. Это памятникизумительного трудолюбия и благородной любознательности. И наизвестной ступени ученой работы фактическая обстоятельность естьдействительный и важный шаг вперед. Но этим не искупаетсяметодологическая беспомощность. Гиляров-Платонов называл методМакария “механическим.” Вернее сказать, метода уМакария вовсе и небыло.Его“история”написанабезметодаибезруководящеймысли.Это–история, написанная не историком. Историческому рассказу Макарийнаучилсявпроцессеработы,ипоследниетомыживеепервых.Нометодаонтакинеприобрел...

Филарет Гумилевский в первые годы своего преподавания вМосковской академии встретил ученика, который вскоре стал ему идругом.ТобылА.В.Горский161(1812–1875).Надолгиегодыихсоединиланежнаядружескаяприязньиобщаястрастькисторическойнауке.Тобылаименнострасть,захватывавшаявсегочеловека.“Когдадрузьянаукисталислужить вместе, занятие историей сделались для них насущной пищей,”говоритисторикМосковскойакадемии.Онипродолжалиработатьсообщаи тогда, когда уже им не приходилось жить и служить вместе. ПомощьГорского чувствуется почти во всех работахФиларета.Это была помощьбиблиотекаряикритика...

ОбразГорскогоодинизсамыхсветлыхвисториирусскойнауки.Ноесть в нем какая-то трагическая хрупкость. Изящества в этом образебольше,чемсилы...

Со стороны Горский мог показаться человеком запуганным. С. М.Соловьев прямо и обвинял митрополита Филарета, что он своимдеспотизмом заглушил огромное дарование Горского. И этот отзывпринято повторять без проверки. Но это обвинение вполне ложно. Товерно, что у Горского в характере и в его мышлении всегда чувствуетсякакая-то внутренняя связанность и нерешительность. То не был, однако,страх перед чьим-нибудь чужим осуждением или мнением, хотя бымнением Владыки, – то была некая духовная мнительность. “Засушил”ГорскогововсенеФиларет.Онсамсебяостанавливалнакаждомшагу,изкакой-то внутренней боязливости.Это видно сразу по его дневникам, заранниегоды...

“Ксожалению,”писалоГорскомвсвоевремяП.С.Казанский,“чемобширнеестановятсяегопознания,тем,по-видимому,увеличиваетсяиегонедовериексебе.Онотоиостанавливаетиегосамого,ичрезнегодругих,впечатаниитрудов...”

Итонебылобеспомощностьэрудита,знающегослишкоммногоинеумеющего со своими знаниями совладать. У Горского был даристорическойаппрегензии.Онвполневладелсвоимзианием...

То был какой-то глубокий духовный надлом, надлом умственногохарактера. И Горский сам это знал. “Небогатый и без того силоюсамостоятельного разумного мышления, должен каждый шаг делать закем-нибудь другим, и легковерием страшусь увлекаться за добрыми инедобрымиводителями.”Такговорилонсамосебевписьмекдругу.Онвсегдаискал,ккомубыемуприслониться.Самонсчиталтопоследствиемзамкнутогоистрогоговоспитания,“подгрозящимжезломскромности,”вродительском доме. “Лета моего детства текли тихо, скромно, мертво.”Горский жаловался, что в детские годы “в его сердце не потрудилисьраскрытьемуБогаиЕгосвятуюрелигию.”Онтяготилсяэтойвнушеннойемусухостьюсердца.“Рукаотеческойпопечительности,всегдаопасливой,лелеяламеня,ивтужепоруковаламнетяжелыеоковы,которыеглубокозаросливдушу.”Этобыловнутреннееторможение,невнешнийстрах...

ВакадемиюГорскийпоступилпочтимальчиком,шестнадцатилет,изфилософского класса Костромской семинарии, на два года раньшенормальногосрока.Академическийревизорнашелегоразвитиередким,–кстати, то был Афанасий Дроздов, тогда еще бакалавр Московскойакадемии.НовакадемииГорскомуучитьсябылосперванелегко.Онведьвовсенеизучалбогословияв семинарииидолженбылизучатьвпервыйразто,чтодругиеучилиужевовторой...

Отец доверил его покровительству о. Феодора Голубинского, тожекостромичародом.ФилософскихсклонностейуГорскогоникогданебыло,икфилософскимвнушениямГолубинскогооносталсяневосприимчив.НоГолубинский очень на него повлиял своим “теплым благочестием.” Отнего у Горского и эта постоянная религиозная задумчивость. СГолубинскимисо.П.ДелицынымГорскийнавсегдаосталсявдружбе,в“ученом братстве.” От них у него интерес к “мистической” сторонехристианства. Горский читал Фенелона,162 Гамана163 и др. В егорелигиозном облике немало черт Александровского времени:внимательность к снам и приметам, вера в тайное общение душ (срв.“религиозныйэнтузиазм”вмолодостииуП.С.Казанского)...

Поверх этого западнического мистического влияния ложится

отеческая волна. И она была сильнее. Это было влияние ФиларетаГумилевского.Кажется,именноФиларетиобъяснилГорскомувпервыеегопризвание историка. Сблизились они сперва на ученой основе.Вспоминалионивпоследствииодолгихбеседахнаисторическиетемы,очасах,проведенныхвдвоемнадрукописямиилистаропечатнымикнигами.Но сближениепошло глубже.Филарет ввелГорскогои вмиротеческоголюбомудрия и аскезы.Он учил его аскетическоймудрости и работе надсобой. “Дело спасения начинается в нас зимою, именно сокрушениемсердечным, крепким самопогружением и стеснением воли, мыслей ичувств.” Он предостерегал его от умозрительных увлечений, от того“почтигностического”духа,которымможнобылозаразитьсяизнемецкихкниг,–“ноикрепкозапустилвтебякогтиволкнемецкий.”ФиларетучилГорского духу практической церковности и канонического послушания.Остерегал его подчинять веру доводам науки, остерегал и от самойкнижной страсти, – опасной, как и всякая страсть. “Вкусите и видите, –вот способ знания христианской религии,” – таинства и молитва. ЭтотурокГорский твердо запомнил.Онпринял священство впоследствиидляукрепления себя в богословской работе, – и ради радости приноситьбескровнуюЖертву...

Духовной тишины Горский достигал многими скорбями.РодительскийзапретпомешалемупоследоватьзаФиларетомвиноческомпути.Онсгоречьюпокорился.Вместотогоушелвученыйзатвор.Позжеисам уже не хотел расставаться с академией, которой отдал всю своюлюбовь...

В Горском поражает его впечатлительность, его восприимчивость,преждевсего,–егоненасытнаяспособностькпознанию.Онмногочитал.Большелюбилчитать,чемписать.Тонебылопассивностьюиливялостьюмысли.Горскийпредпочиталработатьпопервоисточникам,чтобыизнихстроить самому.Онне только собиралматериалы,но сразужеи строил,хотя бы для самого себя. Это была любознательность исследователя, нелюбопытстволюбителя...

КогдаГорскийзанялвакадемиицерковно-историческуюкафедру,емуприходилосьодномупрочитыватьслишкоммногое:отбиблейскойисториидо позднейших времен. Вскоре, впрочем, библейская история былаотделена и поручена особому бакалавру. Но долгие годы Горскомуприходилосьодномучитатьсразуполныйкурсобщейцерковнойистории,иисторииЦерквирусской.Многовремениуходилонавыработкукурсов...

ВисториивсеобщейГорскийвсегобольшепользовалсяНеандеромиеще Гизелером. Но все было лично проработано им и по источникам.

Очень ценил Горский и Мосгейма. У Неандера его привлекало этостремление и умение находить религиозный смысл происходившихсобытий,этоумениеизображатьисторическийпроцесс,“какодноцелое,встройной и тесной связи всех его частей.” В своих лекциях Горский истремился, прежде всего, показать эту “внутреннюю связь фактов,” недовольствовался внешним прагматизмом, и говорил об органическомразвитии. Всего больше он останавливался на истории догматов.Впоследствииидогматикуончиталисторическимметодом.ИззападныхпособийподогматикеонпользовалсяобычнокурсамиШтауденмайераиКуна, еще Каниса, Филиппи. Из лекций издана только часть, – историяЕвангельская и Апостольская. Это есть, собственно, философияНовозаветной истории, изложенная с редким проникновением, –показуетсячерезвсюисторию,какХристосвозбуждаетверу,вученикахивнароде...

Следуетотметитьещеобразцовыеопытыотеческихжизнеописаний,–ученыежитияАфанасия,Василия,Епифания,Феодорита.ЕгослушателивспоминалиещеегонезабываемуюхарактеристикуОригена...

Но главным предметом Горского была история русской Церкви. И,прежде всего, нужно отметить его работы по описанию славянскихрукописейМосковскойСинодальнойбиблиотеки,–емупомогалвэтомК.И. Невоструев (†1872).164 Плодом напряженной работы нескольких летбыло “Описание” библиотеки вшести томах (I-V, 1855–1869; томVI-ой,отпечатанныйвсвоевремя,выпущентольков1917-мгоду).Этонетолькоописание рукописей в собственном смысле слова, это сразу иобоснованнаяоценкаилихарактеристикапамятниковиих значения, какисторических источников. В том и был замысел митр. Филаретаотносительно Синодального книгохранилища, чтобы ввести весь этотновый рукописный материал в научный оборот сразу же с надлежащимтолкованием. Потому и хотел он это поручить “своему,” и не любилвмешательства чужих, как Погодин165 или Ундольский.166 Горскийвыполнилзадачуобразцово.Втомименнодлящаясяценностьегоработы,что вместо внешнего описания он дал исследование. В особенности этоотносится к описаниюбиблейских рукописей; до сих пор оно сохраняетвсю важность, как опыт по истории славянского текста Библии. Этотименно том и вызвал нарекания. Цензура затруднялась пропустить его.Рассматривал книгу Иоанн Соколов, тогда еще архимандрит. Он нашелздесь укоризну нашей Церкви, – “не имела Слова Божия в чистомцелостном виде, а принимала и читала его в виде поврежденном,” до

временГеннадия.Иоаннасмущало,чтонетниодногосписка “точно”поСемидесяти, его смущали и подробности о Геннадиевом своде, образВениамина-доминиканца. Не лучше ли опустить весь комментарий, всюучено-критическую часть? С согласия Филарета, Горский составил“апологию” против отзыва цензора, защищая свободу историческойкритикидокументоввеесобственнойобласти.Вэтихвопросахунегонебылоколебаний...

Горский был не столько археографом, сколько историком в прямомсмысле.Документыипамятникионвоспринималвзглядомисследователя.Иунегобылопродуманноеисторическоемировоззрение,свояфилософиярусскойистории.ВсегосильнеевпечатлениенанегосделалвсвоевремяПолевой.С этими связан егопостоянныйинтерес ко внутреннейжизнисамогоцерковногонарода,–какпринималосьхристианскоеучениевбытуивжизни.Поэтомуегоинтересовалинестолькоофициальныедокументы,сколько памятники литературы, особенно жития и проповеди,приоткрывавшие доступ в этот внутренний мир. И именно к урокамГорского восходит у Гилярова-Платонова такое определение задачирусского церковного историка: “изложить жизнь Русского народа, какобщества верующих.” В такой постановке и по сейчас история РусскойЦерквиещененаписана...

ВсегобольшетакоепониманиезадачрусскойцерковнойисториивтовремясказывалосьуисториковКазанскойшколы.ДостаточноназватьимяА.П.Щапова167(1831–1876).Ужевегоизвестнойдиссертацииорусскомрасколе очень чувствуется это внимание к бытовой стороне церковнойжизни. И в этом ценность этой книги, при всех ее пробелах ипреувеличениях.Человекнеобузданныйистрастный,Щаповтворилсилойкакой-то вдохновенной импровизации, и к методическому труду не былспособен,несмотрянавсесвоекрайнеетрудолюбиеиработоспособностьдо самозабвения. Вступительную лекцию в академии он читал на тему:Православие и русская народность. Это была программа по историинародной веры. Этой программы он не исполнил, и слишком рано былпотерян для науки. Удачно говорит о нем Знаменский в своей историиКазанской академии. “Щапов пронесся над академией каким-томимолетным метеором, который блестел и освещал предметыфантастическими,пожалуй,фальшивымсветом;носветотнеговсе-такибыл яркий и для людей внимательных успел осветить впереди длиннуюдорогу, которой прежде было не видно.” Ранние работы Щаповахарактерны, как симптом, как показатель пробудившейся потребностистроить историю Церкви, как историю всего тела. Отчасти то было

прямым отражением Московских академических веяний, отчастиобъясняетсявлияниемславянофильства...

Горский был не только исследователем, не только мастером, но иучителем.Был учителемнесравненным, училже словомижитием, училне только на кафедре, но и в библиотеке (он был библиотекарем вакадемиивсевремясвоейпрофессуры,доназначенияректором).Онумелпробуждать у студентов ученый энтузиазм, умел пробуждать в нихисторическоечувство,умелзавлекатьихвисторическуюработу,–ивсегдапоисточникам.Онвнимательноследилзасвоимиизачужимиучениками,помогая им советами или учеными остережениями. Он любил работатьдля других. “В Московской духовной академии ходит предание, чтопоразительный блеск канонического и исторического обоснования взнаменитых резолюциях Филарета во многом обязан Горскому.” МногопоработалГорскийнадрусскимНовымЗаветом.ГорскийпомогалСергию,впоследствии архиепископу Владимирскому, в его работе над “ПолныммесяцесловомВостока.”ОпомощиГорскогоФиларетуГумилевскомуужебыло сказано. Влияние его чувствуется и во многом другом. Именно оннавелГолубинскогонамысльисходитьвреконструкцииустройстваибытадревней русской Церкви из византийского материала, – образцы такогосравнительного анализа он и сам давал в своих лекциях. ГорскимподсказаниметодКаптерева168вегоработахпоисториипатр.Никонаиего времени, – Каптерев использовал и подобранные уже Горскимматериалы...

Горский сумел создать ученое движение в академии. Личнымпримеромсвоимонсвидетельствовалинапоминал,чтонаукаестьподвигислужение...

В Московской академии создалась школа историков. Прежде всегонужно назвать Е.Е. Голубинского169 (1834–1912). Он не любилпризнаваться, сколь многим он обязан в своей работе Горскому. Он былсовсем другого духа. Голубинский принадлежал к тому поколению, изкоторого выходили вожди нигилизма. Есть что-то от этогонеисторического обличительства и у него, в самом его историческомметоде,всамойпсихологииегоисторическойработы.Это,преждевсего,его мнительная недоверчивость, почти подозрительность в отношении кисточникам. Он точно удивляется всякий раз, когда убеждается внадежностиидостоверностисвоихисточниковилипамятников.Онвсюдуожидает встретить подделки, подлоги, искажения, недостоверныесказания, сyeверные слухи, поверия, легенды. Он всегда предполагает

возможность намеренного обмана. Это у него очень яркая черточка отпросветительства...

Житейскую недоверчивость и подозрительность Голубинскийпревращает в исторический метод. “Истории лгущей,” которая другихобманывает, сама не обманываясь, он хочет противопоставить “историюнастоящую,”правдивуюитрезвую...

Голубинский поставил себе задачей написать историю РусскойЦеркви “критическим” методом. Это означало, прежде всего, критикуисточников.НоГолубинскийникогданеразделялкритикиисточниковоткритики самой жизни, событий и порядков. “Критический” для негоозначало “обличительный.” И в первом томе своей “Истории” он изанимается, собственно, некоторым разоблачением недостоверностиисторическихпреданийипринятыхмненийопервыхвременахрусскогохристианства. Впрочем, это только одна сторона его работы. Сисключительной аккуратностью Голубинский подбирает и распределяетпо категориям все сохранившиеся до нас известия и факты, и в итогеполучается,хотяимозаическаяиспробелами,картинавнутреннегобытаистроядревнейрусскойЦеркви...

ФилософскихобобщенийвисторииГолубинскийне любил, законовразвитиятоженеотыскивал,небылоунегоисоциологическогоанализа.Этобылисторик-публицист.Ивовсемчувствовалосьего“воинствующеерезонерство,”какметковыразилсяобисторическойманереГолубинскогоакадемикВ.Г.Васильевский...

У Голубинского был свой церковно-практический идеал, оченьтипический для его времени. Это было своеобразное сочетание самогоострого западничества с духом бытового провинциализма. Крайнееприятие Петровской реформы сочетается с почитанием церковнойдревности, довизантийской. Он ждал реформ в быте русской Церкви,прежде всего. Нужно поднять культурный уровень духовенства, усилитьегоучительнуюдеятельность,–отвлечьотсохиккниге.Этопредполагалоизменение социальныхусловий.Этот личныйидеалГолубинского всегдачувствуетсявегоисторическихоценкахихарактеристиках.Онсчитал,чтоисторикуданоправосудить,казнитьиславить.Висториихотелонвидеть,прежде всего, живых людей, – “поскольку в истории, подобнодействительнойжизни,которуюонавоспроизводит,всякийчеловекимеетзначение только, как живая нравственная личность, и поскольку нашенравственноечувствоищетнаходитьсявживомобщениисисторическимилюдьми и хочет знать, должны ли мы воздавать им почести илипроизноситьнаднимистрогий,т.наз.историческийсуд...”

Голубинскому удалось издать только первый том своей “Истории,”“период домонгольский,” в двух половинах. И это оказалось возможнотолько при горячем содействии Макария, тогда уже митрополитаМосковского, который помог и деньгами на издание, и своимиерархическимавторитетом,когдаподнялисьтолкионеблагонадежностиГолубинского. После смерти Макария у Голубинского не оставалосьвлиятельныхпокровителей,егокритическийметодказалсяопасным,емупришлосьслишкомранооставитьипреподаваниевакадемии.Итольковстаростисмогониздатьпервуюполовинувтороготома,приготовленнуюкпечатизамноголетдотого.Вскорепослетогоонпотерялзрение.Втораяполовина второго тома издана была уже после его смерти, в черновомтексте...Голубинскийнебылмастеромисторическогосинтеза.Егосилавподробностях, в испытании и собирании фактов. Но не осталась безвлияния в русской историографии и его публицистическаявозбужденность.Оннапоминал,чтоисторияестьсамаятворимаяжизнь.ВМосковской академии совместное преподавание Голубинского иКлючевскогоподняловниманиекразработкерусскойцерковнойистории...

С не меньшей напряженностью продолжалась работа и в областидревнейисторииЦеркви.СледуетупомянутьимяП.С.Казанского(1819–1878), писавшего по истории монашества, древнего и русского, – онпринадлежит еще к старшему поколению и к “старой манере” истории.БольшимвлияниемпользовалсяА.П.Лебедев170(1845–1908),занимавшиймного лет кафедру в академии и затем ушедший в Московскийуниверситет, где он заменил прот. Иванцова-Платонова. Лебедевпривлекалксебеучеников.Натемы,имзаданные,былонаписаноиизданомногоценныхисторическихипатрологическихмонографий.ДостаточноназватьименаА.П.Доброклонского171 иН.Н.Глубоковского.172Но самЛебедев не был самостоятельным исследователем. Он больше следил зазападной литературой своего предмета, чемизучал сам предмет.Он былтогомнения,чтопреждевсегонужно“догнать”западнуюнауку.Снейони старался познакомить своих слушателей покороче. И в этом егобесспорная заслуга. Лебедев любил писать, писал он легко и живо, спублицистической остротой и даже задором, и с неизбежным при томупрощением. Всего больше это заметно в истории догматическихдвижений. Лебедев совсем не был богословом, и о богословских спорахрассказывает без всякого внутреннего в них соучастия, как стороннийнаблюдатель,–именнобезучастно,нонебесстрастно.Ивлучшейизегокниг,вегоизвестнойдиссертацииопервыхвселенскихсоборах(1879),не

достает именно этого сочувственного проникновения в смыслописываемыхиобсуждаемыхсобытий.Этовсвоевремяхорошопоказало.Иванцов-Платоноввсвоемобстоятельномразбореэтойкниги...

В своих позднейших работах Лебедев оставался толькопопуляризатором, часто и очень небрежным. Однако, именно своейдоступностью и своей публицистической манерой Лебедев много сумелзаинтересоватьвисторическойработе.Ивисториирусскойнаукиегоимядолжнобытьпомянутосуважением...

К тому же публицистическому направлению в церковнойисториографиипринадлежалФ.А.Терновский (1838–1884), профессор вКиевской академии и университете, работавший тоже больше попособиям... Эта публицистическая манера в историографии оченьхарактернадлятойэпохи...

Совсемдругогостилябылисозидателицерковно-историческойшколыв Санкт-Петербургской академии, И. Е. Троицкий (1832–1902) и В. В.Болотов(1853–1900)...

Троицкий всего больше работал по истории Византии. Это былисследовательвдумчивыйиосторожный,укоторогоможнобылоучитьсяметоду и историческому чутью. Это был историк с очень широкимбогословским и практическим кругозором. В прошлом он умел видетьживыхлюдей,умелпоказатьпсихологиюсобытий.ЕгосамаязначительнаякнигапосвященавопросуоботношенияхЦерквиигосударствавВизантии(“Арсений, патрииарх Никейский и Константинопольский, и арсениты,”СПб. 1873, из “ХристианскогоЧтения”). РешающимфакторомТроицкийсчитает рознь “белого” и “черного” духовенства в Византии, спор“икономистов” и “акривистов.” Эта рознь помогла государству одолетьвлияние духовенства, разделенного, а не сплоченного, как то было наЗападе. В Византии побеждает сперва строгая монашеская группа, новскоре и она подпадает под верховенство государства. Троицкийинтересовался также и внутренней борьбой между сторонникамивосточнойтрадициииноваторамизападническоготипа,вэпохуЛионскойунии и позже. Со вниманием он следил и за жизнью современногоправославногоВостока...

Болотов соединял в себе дар историка и проникновение богослова.Это чувствуется всего более в его первой и молодой книге об Оригене(1879). Это – исчерпывающий и образцовый анализ учения Оригена оСвятойТроице,проведенныйпотекстам,которыеавторумеетоживлять.ИоживаетобразсамогоОригена,какбырассуждающеговслух.Этотобразпоказаннаживомисторическомфоне,вживойчередедревнихписателей

и богословов. Очень тонко прознализирован и сложный вопрос оботношении арианства и оригенизма. Это есть исторический анализ,сделанный богословом. И богословская чуткость делает сам анализособенноубедительным.КнигаБолотовавышлаводингодсдиссертациейЛебедева. Сравнение этих двух книг очень поучительно вметодологическомотношении...

Эта первая книга Болотова осталась и самой значительной в еголитературномнаследстве.Второйкнигионужененаписал.В80-хгодахон работал над источниками по истории несторианства, но в это времябыло запрещенописать о “ересях” и об “еретиках,” и он не довел своихисследованийдо конца.УмерБолотовне в старые годы.Остался отнегорядоченьтонкихэтюдовначастныетемы,преимущественнопоисториинегреческого Востока, – и в них сказывается весь его блестящий дараналитика.Особо нужно отметить его “тезисы” о Filioque, составленныедля Синодальной комиссии по старокатолическому вопросу. Болотовприходиткзаключению,чтоэтозападноеучениеможетбытьдопущеноитерпимо в качестве частного богословского мнения, во внимание кавторитету блаженногоАвгустина, хотя оно и не совпадает по смыслу сосновным восточным (или каппадокийским) “теологуменом,173” – “чрезСына.”Разногласие в богословскомученииобисхожденииСвятогоДухане было главным или решающим поводом к разрыву Византии и Рима.“РазделениемЦерквей”Болотовинтересовалсянетолько,какисторик.Ивмолодости он перевел один из трактатов Г. Овербека о романизме иправославии, с примечаниями, показывающими личный интерес (в“ХристианскомЧтении”1882и1883годов)...

О Болотове, как историке, всего больше свидетельствует егоакадемический курс, изданный по студенческим записям после егосмерти. Особенно важен IV том, посвященный истории богословскоймысливпериодвселенскихсоборов.Здесьсказываетсявполноймередаристорической композициии проникновение богослова, и сразучувствуется, что все построение методически проверено во всехчастностях и подробностях. У Болотова всегда чувствуется эта особаянадежностьидостоверность...

У Болотова всегда было много занимающихся, он любил и умелруководить работами начинающих. Темы выбирал он для них всегда сметодологическимрасчетоми,преждевсего,старалсянаучитьобращатьсясисточниками.Этобылашколаисторическогометодаиопыта...

Историческийметодоткрываетвцерковномпрошломмногообразиеиизменчивость. И на прошлое уже не приходится глухо ссылаться в

доказательство “постоянства.” ВжизниЦеркви на протяжении веков мынаблюдаем, во всяком случае, не только “постоянство,” но ещеи рост, итворчество,иразвитие.Каноническийстрой,богословскоесамосознание,богослужебныйчиниустав,бытиподвиг,имногоедругоевжизниЦерквиоказывается величиной исторической, переменной, растущей и живой,слагающейся во времени. От изменчивости в прошлом естественнозаключить и к изменяемости в настоящем.Археологические розысканияприобретают практическую остроту. И спрашивается, как верностьпреданию согласовать с потребностями творимой жизни. Этот вопросвсегдаслышитсяилиподразумеваетсяувсехрусскихцерковныхисториковужеспятидесятыхгодов...

Литургика становится исторической наукой. Наука о “древностяхцерковных” в стиле старинных эрудитов перестает удовлетворять.Внимание исследователей обращается к позднейшей, византийской идревнерусской,историибогослужебногостроя.Истановитсянеобходимымпривлечениеновогоичастонеизданногоматериала.Этоживочувствовалужео.А.В.ГорскийприописаниилитургическихрукописейСинодальнойбиблиотеки.ИзспециальныхисследованийнужноотметитьработыИ.Д.Мансветова, Н.Ф. Красносельцева, прот. К. Т. Никольского, А. А.Дмитриевского. Уже позже, в 90-х годах, Дмитриевскому во время егопоездок на Ближний Восток удалось собрать исключительно богатый ипочти нетронутый материал по истории византийского богослужения ипривлечь к его разработке своих учеников в Киевской академии.Инициатива рукописных разведок на Востоке принадлежит епископуПорфириюУспенскому(1804–1885).ЕмупришлосьнемалолетпровестивКонстантинополе, на Афоне и в Палестине с официальной миссией.Вернувшись в Россию, он привез с собой богатое собрание греческихрукописей, древних икон и других древностей, до сих пор еще неиспользованноеисследователямивполне.Скорееантикварийиэрудит,чемисследователь, человек острого и скорее беспокойного ума, но безкритической школы, Порфирий, тем не менее, в своих многочисленныхисторических книгах заложил твердый фактический фундамент дляпоследующей разработки византийской церковной истории. Следуетназвать еще имена архим. Антонина Капустина (1818–1894), епископаАрсенияИващенко (1830–1903), епископаАмфилохия Казанского (1818–1893), архиепископа Макария Миролюбова (1817–1894), архиепископаСергия Спасского (1830–1904), – это были скорее собиратели, чемисследователи,новкладихвисториюрусскойнаукинеследуетумалять...

Особый интерес возбуждала история русского “старого обряда,” так

торопливо и неосторожно в свое время осужденного. Исторически этот“обряд” оказывался теперь скорее оправданным. Но тем очевиднеестановилось,чтодействительнаяостротарусского“старообрядчества”нестольковэтом“старом”обряде,скольковболезненномиложномчувствецерковности... Нужно упомянуть еще о работах по истории церковногоискусства, византийского и древнерусского.Это была новая дисциплина,взамен старой “археологии,” созданная всего больше трудами русскихисследователей: Ф. И. Буслаева, Н. П. Кондакова, Н. В. Покровского идругих...

Методологически важен был прием постоянного сопоставленияпамятниковвещественныхилитературных...

Исторический метод был перенесен и в науку церковного права.Отчасти это чувствовалось уже у Иоанна Смоленского, в его анализеканонических источников. Гораздо сильнее это сказывается у егопродолжателей. Особенный интерес возбуждали вопросы по историипокаяннойдисциплины.СледуетназватьименаА.С.Павлова,прот.М.И.Горчакова, Н. С. Суворова, Н. А. Заозерского, Т. В. Барсова, В. Ф.Кипарисова, И. С. Бердникова. И не раз поднимался вопрос об“изменяемости” канонической дисциплины и о “каноничности”существующегоСинодальногостроя...

Таквисторическойшколеперерабатываетсяцерковноесамосознание.Ибогословуоставалосьсделатьсвоивыводыизновогоопыта.

7.Историческийметодсистематическогобогословия

Развитиецерковно-историческихинтересовсразужеотражаетсяинаразработке догматического или систематического богословия. Уже стридцатыхилисороковыхгодоввходитвпривычку“историческийметод.”Впрочем,строгоговоря,далеконевсегдаэтобылметод“исторический”всобственном смысле. Обыкновенно то был скорее метод т. наз.“положительного богословия,” – внимательный подбор и пересмотр всехтекстов и свидетельств в хронологической последовательности. Так и уМакария в его догматике. Не всякое применение “исторического”материалаестьужетемсамымиисторическоеисследование.“Историзм”привходит только тогда, когда показания источников воспринимаются нетолькокакдогматическийдовод,ноикакисторическоесвидетельство,вовсем их временном своеобразии и на живом историческом фоне. Иначесказать,“историзм”вбогословскомметодесвязанспонятием“развития.”Еще мало научиться воспринимать и различать исторический колориттекстов. Нужно научиться еще и тому, чтобы видеть их в органическойсвязи, в единстве раскрывающейся жизни. В этом отношении оченьхарактерен вопрос о “правоверии” доникейскихписателей, апологетов, вчастности,которыйсмущалитревожилэрудитовXVII-говека (срв.спормеждуПетавиемиБуллемосмыследоникейскогословоупотребления),ивпозднейшее время потерял эту остроту с пробуждением подлинногоисторическогочувства...

Врусскойбогословскойлитературевопрособ“историческомметоде”впервые поднялся под видом вопроса об “авторитете святых отцов,” одогматической значимости отеческих свидетельств. В Санкт-Петербургской академии при графе Пратасове были склонны каждуюотеческуюсистемувцеломпринимать,какдогматическоесвидетельство,каквыражениеСвященногоПредания (срв. запискуобэтомбакалавраИ.И.Лобовикова).Против этогоименноизМосковскойшколыраздавалисьпредостерегающие голоса. Митр. Филарет настаивал, что отеческиесвидетельства должны быть приемлемы только в связи с библейскойосновой, а не в самодовлеющем качестве. Филарет Гумилевскийподчеркивал, что творения отцов суть, прежде всего, живое исповеданиеихверыиопыта,ноещенедогматическийпамятник.Сэтойточкизренияв Московской академии опасались превращения патрологии в

богословскую науку. При этом, однако, оттенялся скорее моментисторической относительности и субъективности, нежели моментразвития.НоужеГорскийв своихлекцияхподогматикеотмечалифактразвития.

“Какжесмотретьнахристианскуюдогматику?Ужелионавсегдабылаоднаитажепоколичествуобъясненныхистин,ипоопределенностиэтихистин?Когдарассматриваетсядогмат,какмысльБожественная,онедининеизменен, сам в себе полон, ясен, определен.Но когда рассматриваетсядогмат, как мысль Божественная, усвоенная или еще усвояемая умомчеловеческим, то его внешняя массивность необходимо с течениемвремени возрастает. Он прилагается к разным отношениям человека,встречаетсястемиилидругимимыслямиего,и,соприкасаясь,объясняетих и сам объясняется, противоречия, возражения выводят его изспокойного состояния, заставляют раскрывать свою Божественнуюэнергию. Иногда века, народы его не понимают, отвергают; наконец, онберет верх. Правда, он не был побежден и тогда, когда ложь над нимторжествовала...

Новые открытия ума человеческого в области истины, постепенновозрастающая опытность его, прибавляют ему ясность. В чем преждеможно было еще сомневаться, то теперь было уже несомненным, деломрешенным. Таким образом, каждый догмат имеет свою сферу, которая стечением времени возрастает, теснее и теснее соприкасается с прочимичастямидогматикихристианскойисдругиминачалами,лежащимивумечеловеческом; все это срастается, воплощается в одно тело, оживляетсяоднимдухом;всяобластьумаоттогопросветляется;всенауки,чемболеекоторая соприкосновенна догматике, от того выигрывают в точности,положительности; с течением времени все более и более становитсявозможнойполнаястрогаясистемазнания.Вотходразвитиядогмата,вотжизньего.Этозвезданебесная!”(записьвдневникеГорского)...

С шестидесятых годов “историческое” веяние в преподаваниидогматики становится особенно чувствительным. В уставе 1869-го годабылопрямоуказано,чтодогматическоебогословиедолжнопреподаваться“с историческим изложением догматов” (внесено в устав по настояниюпротоиереевЯнышеваиИ.Васильева).ВСанкт-Петербургской академиидогматику много лет преподавал А. Л. Катанский (1836–1919).Воспитанник Санкт-Петербургской академии, он в начале своейакадемической карьеры провел несколько лет бакалавром в Московскойакадемии, по церковной археологии и литургике, и здесь приобщилсяисторической атмосфере занятий. В своих “воспоминаниях” он сам

отмечает влияние Горского. От Горского он получил и напутственныесоветы, когда был переведен в Петербург на догматику. Из инославныхдогматистовонвсегобольшеследовалКлееиКанису.

Катанскийоткрытоставилвопрособисторическойсторонедогмата.Историю имеет “форма” или “внешняя схема” догмата, и принеизменяемости догмата, как откровенной истины, есть рост поформальнойстороне,–первоначальноданнаяформаилиформулабываласлишком тесна для явленной в ней истины и потому с неизбежностьюрасширялась. Это был рост или выработка более совершенного языка исловоупотребления, “работа догматико-филологическая.” И к этомуделается сразу же вряд ли осторожное примечание: “вполне точныхвыражений не может дать несовершенный язык человеческий.” И ещерезче: “церковно-историческая формула догмата и его доказательства вдогматике–деловторостепенное.”Длядогматическогобогословияважнанебуква,асмыслэтойбуквы,“тотсмыслкоторыйсоединялсясизвестнойистиной и тогда, когда еще не существовала известная формула.” Всеисторическое слишком поспешно отодвигается в областьнесущественного.

ДлясвоеговременистатьяКатанского “Обисторическомизложениидогматов” (в “Христианском Чтении” 1871-го года) была смелымманифестом. Однако, “исторического” в его преподавании было мало.Историзм ограничивался тем, что он тщательно разграничивалсвидетельства по эпохам, отделял “библейское богословие” от“церковного” или “отеческого,” не умаляя, впрочем, их органической инеразрывнойсвязиит.д.,–методологическиэтобылооченьполезно.Этоприучало читать в каждом свидетельстве только то, что в нем есть, и невкладывать в него по аналогии в нем самом вряд ли подразумеваемыйсмысл.ТакойименнохарактеримелиикнигиКатанского,–диссертацияотаинствах по учению отцов и писателей первых трех веков (1879, – вособомприложенииКатанскийотмечает,чтоседмиричныйсчеттаинств–западного средневекового происхождения, и сравнительно поздно былперенятнаВостоке)и особенно егопоздняя книгао благодати (1903, из“ХристианскогоЧтения”запредшествующиегоды).Ценностьэтихработвтом, что с большим вниманием пересматриваются и сопоставляютсяотдельные отеческие тексты, по авторам, – такой “догматико-филологический” анализ, во всяком случае, облегчает последующийсинтез, хотя бы сам аналитик и ограничивался только “сводом” своихданных. Катанский был убежден, что святоотеческие творения есть“единственное средство, чтобы оживить нашу вялую и скудную

богословскуюмысль.”Первоначальноонхотелбылозанятьсяразработкой“библейского богословия,” написать “библейскую догматику” (срв. егостатью “Об изучении библейского новозаветного периода в историко-догматическом отношении” в “Христианском Чтении” 1872-го года); нопобоялсяпрослыть“протестантом...”

ВКиевскойакадемииприновомуставедогматикупреподавалархим.СильвестрМалеванский (1828–1908, позже епископ и ректор академии).Своилекцииониздаливсамомзаглавииоттенил:“Опытправославногодогматическогобогословиясисторическимизложениемдогматов”(1878–1891, пять томов). По-видимому, под влиянием Хомякова, Сильвестрисходит из догматического опыта Церкви, из “общего религиозногосознаниявселенскойЦеркви.”Изадачейисторикастановитсяпроследитьи показать, как этот опыт отвердевает в догматических определениях ибогословскихформулировках.Догматвтакомпониманииоказываетсяуженетольковнешнимданным,ноивнутреннимзаданиемцерковноймысли.Догматист должен идти дальше простых подтверждающих ссылок напрошлое,наисторическиетекстыисвидетельства.Ондолженизобразитьсампроцессопознанияоткровеннойистины,веговнутреннейдиалектике,на конкретном историческомфоне.Истина открывается человеку не длятого,чтобыонеелишьвнешнепризналиохранял,какнекийнедвижимыйклад, не прикасаясь к ней своей мыслительной силой. И верностьапостольскому преданиюне означает, что его следует хранить “только вмертвенной неподвижности.” Догмат дан, как откровение, и приемлетсяверой.Ноещенедостаточнопростогосогласияилиприятиядогматов,какданныхизвне.Спасает толькоживая вера, усвоение откровеннойистины“религиозным чувством” и сознанием, “претворяющее догмат веры вприродунашегодуха.”Итолькочерезтакоеусвоениесознаниемдогматистановится тем, чем он должен быть для человека, “становится для негоистинным светом, просвещающим темные его глубины, и новымжизненнымначалом,вносящимвегоприродуновуюистиннуюжизнь,дляпередачи ее всему духовному составу человеческому.” Иначе догматуподобится семени доброму, падшему на камени. Догмат должен бытьвнутреннеусвоениосвоенсознаниемилимышлением. “Разумнеможетсозидать новых догматов, но силою своей самодеятельности можетготовые, данные догматы вполне усвоять себе, обращая их в своесобственное достояние, в свою природу ижизнь.”И разум “возводит настепень знания,” что непосредственно принято верой. Свидетельствуетдогмат Церковь, облекая истину откровения в самую точную исоответственную форму, и этим “возводит ее на степень несомненной,

непререкаемойистины.”Божественнаяполнотаистиныотсамогоначаласодержится в данном догмате, но она должна быть явлена, раскрыта,признана. И в этом вся важность исторической действенности мысли.“Догматы пред изучающим их разумом являются теперь не в чистом,первоначальномвиде,вкакомзаключеныонивбожественномоткровении,а в виде более или менее развитом и сформированном, как перешедшиеуже чрез длинный и многосложный процесс сознания столько вековсуществовавшейЦеркви…”

Догматист и должен понять или показать догмат во внутренней“диалектике”этогоцерковного“процессасознания...”

Своей программы Сильвестр до конца не осуществил. Егоисторическийанализчастонедостаточноглубок.Сбольшимвниманиемунегособраниобработансвятоотеческийматериал.Нобиблейскойисториидогмата почти нет, и переход от “апостольского проповедания” к“догматам отцов” остается не объясненным. Во всяком случае, это былочень значительный шаг вперед, “от Макария.” “Точно бы в удушливуюкомнату ворвалась струя свежего воздуха и повеяло бодростью ипростором”(АлексейИ.Введенский)...

Новый повод поставить вопрос о смысле догматического развития вдогматике и богословии был подан сношениями со “старокатоликами.”Отдельные представители русской Церкви участвовали на первыхстарокатолических конференциях в Кельне, Констанце, Фрейбурге и вБонне,в1872–1875гг.Обсуждениеусловийвозможного“воссоединения”старокатоликов с православной Церковью естественно приводило кисторико-богословскомувопросуоразвитии,хотябыподвидомвопросаопределах и мерилах “обязательного” и “допустимого” в Церкви.Предстояло определить состав и содержание “вселенского сознанияЦеркви”инайтиспособуверенноразличатьиразграничиватьвпредании“местное” и “вселенское.” Мерилом исповедания было принято учениеотцов. Правда, сразу же обратились к исследованию отдельных случаевдоктринального расхождения или несогласия, и Боннская конференция1875-го года была посвящена преимущественно вопросу об исхожденииДуха Святого. Но все время подразумевается этот основной вопрос осмыслеи границах“изменяемого”или“изменчивого”и “неизменного”ввероучении,охранениипреданийиоправебогословскоготолкования.Врусской литературе эта богословская встреча с Западом отразиласьдовольноживо.Сближениюсостарокатоликамиособенносочувствовалиисодействовали о. И. Л. Янышев, тогда уже ректор Санкт-Петербургскойакадемии,бывшийпередтемприрусскойцерквивВисбадене,проф.И.Т.

Осинин,передтемпсаломщиквКопенгагене,иА.А.Киреев.Характерно,чтообщеемнениебылотогдаскореепротивначаларазвитиявдогматике.Это было отталкивание от “Ватиканского догмата.” Под свежимвпечатлением Ватиканского собора принцип развития и в догматикевоспринимался скорее, как средство раздвигать рамки “обязательного” ввереиобращать“местные”иличастныемненияво“вселенский”догмат.Ипринципу развития настойчиво противопоставлялось начало предания,хранение и охранение “древней веры,” какой она была раскрыта в эпохувселенскихсоборов,в“неразделеннойЦеркви,”доразделенияцерквей...

С новой остротой вопрос о “догматическом развитии” был поднятьуже в 80-х годах Влад. Соловьевым. И снова в том же “римском”контексте, как средство оправдать догматическое развитие Римскойцеркви.Этомногимпомешалоразглядетьсамосуществовопроса.ПравдаСоловьева была в том, что он живо чувствовал священную реальностьисториивЦеркви.

“Исходя из понятия Церкви, как тела Христова (не в смыслеметафоры,аметафизическойформулы),мыдолжныпомнить,чтоэтотелонеобходимо растет и развивается, следовательно изменяется исовершенствуется.БудучителомХристовым,ЦерковьдоселеещенеестьЕгопрославленное,всецелообожествленноетело...

Но и теперь она, какживое телоХристово, уже обладает начаткамибудущейсовершеннойжизни...

ИвисторическомбытиивидимойЦерквиэтобожественноетелоужес самого начала дано все, но не все обнаружено или открыто, а лишьпостепенно открывается или обнаруживается. Согласно евангельскомусравнению, это вселенское тело (царствие Божие) дано нам, какбожественноесемя.Семянеестьчастьилиотдельныйорганживоготела;оноестьвсетело,тольковвозможностиилипотенции,т.е.вскрытомдлянас и нечленораздельном состоянии, постепенно раскрывающемся. Приэтомраскрытиииобнаруживаетсяввещественномявлениилишьто,чтосамо по себе, как образующая форма и живая сила, уже сначалазаключаласьвсемени.”

Развитие не разрушает, но предполагает торжество развивающегося.Развитие есть раскрытие внутренней идеи. И скорее исполнение, чемизменение. Организм живет не сменой, а взаимосохранением своихчастей.Иэтаорганическаяцельность,иликафоличность, вособенностихарактернадляцерковногоразвития...

ТакСоловьевговоритоЦерквиужев“Религиозныхосновахжизни”ибез всякого отношения к вопросу о соединении церквей (глава оЦеркви

первоначальнобыланапечатанав“Руси”1882-гогода,т.е.раньшестатейо“Великом споре”). О “догматическом развитии” он здесь особо неупоминает.Итолькоустанавливаетобщийпринцип.

“Еслинепременноеусловиецерковностиестьто,чтобыничтоновоенепротиворечилостарому,тоэтоневоимятого,чтооностаро,авоимятого, что оно есть произведение и выражение того же Духа Божия,который непрерывно действует в Церкви и который не может себепротиворечить...

МыпринимаемипочитаемпреданноевЦерквинепотомутолько,чтооно предано (ибо бывают и худые предания), а потому, что признаем впреданномнепроизведениеизвестноготольковремени,местаиликаких-либолиц,апроизведениетогоДухаБожия,которыйнераздельновсегдаивезде присутствует и все наполняет, который и в нас самихсвидетельствуетотом,чтонекогдаИмжесоздановдревнейЦеркви,такчто мы выраженную прежде, но всегда единую истину познаемблагодатной силой того же самого Духа, который ее тогда выразил.Поэтому всякая форма и всякое постановление, хотя бы и выраженная визвестноевремяичерезизвестныхлиц,ноеслиэтилицадействовалиприэтом не от себя и не в свое имя, а от всей и во имя всей Церквипрошедшей,настоящейибудущей,видимойиневидимой,–такаяформаитакое их постановление по вере нашей исходит от присущего идействующего во всей Церкви Духа Христова и должно быть поэтомупризнано святым и неизменным, как поистине исходящее не от каких-либочастейЦерквиипоместуивремени,неототдельныхчленовеевихчастности и отдельности, а от всей Церкви Божией в ее неразделенномединстве и целости, как вмещающей всю полноту божественнойблагодати.”

ЗдесьнесомненнадажеисловеснаяблизостькХомякову...ИвтомжесмыслеСоловьеввысказываетсяодогматическомразвитии

в своей загребской книге: “История и будущность теократии” (глава одогматическомразвитиибылапервоначальнонапечатанав“ПравославномОбозрении,” 1885, декабрь, с одобрительной заметкой от редакции).Строгоговоря,издесьСоловьевидетнедальшеВикентияЛеринского174(см.его“Commonitorium,”главы22и23)...

“Догматическое развитие” для Соловьева в том состоит, что“первоначальный “залог веры,” оставаясь о себе совершеннонеприкосновенныминеизменяемым,всеболеераскрываетсяиуясняетсядля человеческого сознания.” Церковь ничего не прибавляла и не моглаприбавить к внутренней истинности этих догматических положений, но

“она делала их ясными и бесспорными для всех православных.” Противэтого еще не стали бы спорить противники Соловьева. Только онипредставляют себе эту историческую усовершаемость церковныхопределений, как нечто вполне относительное и второстепенное, ужепросто в силу их историчности. Для Соловьева был немыслим такойрезкийразрывдвухсторонцерковногобытия:человеческойиблагодатной.Церковь растет и становится, как тело Христово, т. е. именно в своемдвуединстве. “Ибо изменениям человеческой приемлемости неизбежносоответствуют относительные изменения и в действенностибожественных сил, именно насколько эта действенность обусловленачеловеческой приемлемостью.” Это есть простое приложение основнойистиныо“синэргизме”илисодействии“природы”и“благодати...”

Вся подлинная острота спора с Соловьевым именно в вопросе осмысле церковной истории. У противников Соловьева все времясказывается уничижительное представление об истории, упрощенная игуманистическаясхема,–точноБожественноесодействиенеестьфактористорической ткани. И с этим связано какое-то пониженное чувствоцерковности. Особенно в этом отношении характерна полемика сСоловьевым в Харьковском журнале “Вера и Разум.” Интерес этойполемики именно в том, что с Соловьевым здесь спорили люди безоригинальныхвзглядов, спорил здесьснимкакбысреднийчеловек.Ивстремлении оградить неприкосновенность изначального предания, т. е.Писания, противники Соловьева неизбежно приходили к пониженнойоценке Вселенских соборов. С неожиданной резкостью они настаивали,чтонасоборахнебылоникакого“особого”содействияДухаСвятого,инебыло в том нужды. Соборы только охраняли предание и разъясняли егоприменительно“кслучайнымпотребностямживущейвовременаЦеркви.”Соборные свидетельства имеют поэтому значение скорее толькоисторическое и отрицательное, как осуждение и исключениеопределенных ересей или заблуждений. “Чрезвычайные действия” Духапрекратились, когда закончился и заключился Новозаветный канон. Исвятые апостолы передали Божественное учение своим преемникам вустном и письменном предании “всецело.” В понимании СоловьеваВселенские соборы определяли и описывали изначальную христианскуюистинусновойточностьюисвяжущимавторитетом,ивэтойточностииавторитете их важность и новизна, – новая ступень или степеньопределенности.Дляегопротивниковсоборытольконизлагалиеретиков.Для них вся полнота почти буквально сосредоточивалась впервохристианстве, они почти решались говорить об апостольском

“каталогедогматов.”И во всей последующей истории Церкви не оказывалось никакого

роста.Высказываласьдажеещеболеесмелаядогадка,чтодогматическиеопределения показывают некое ослабление церковной жизни.“Справедливо ли видеть развитие истины в том, что у нас ее догматызаписанывточныхопределениях?”Инепотомуливообщепонадобилось“записывать” и “определять,” что была утрачена первоначальная“наглядность” апостольского созерцания? Преемники апостолов,очевидно, “немоглиусвоитьБогооткровеннуюистинутакженаглядноиотчетливо,каксамиапостолы,потомучтоГосподаонисаминевиделииречейЕгосвоимиушаминеслышали;вместесэтимониутратилимногомелких черт непосредственных свидетелей, которые бессознательновходят в душу очевидца и придают живость и силу его впечатлениям.”Процесс забывания продолжался и в дальнейшем. “Так пошло и дальше:конкретнаяживостьистинытерялась,отнееоставалисьформулы,слова,аслова, как известно, никогда не выражают полноты реального явления.”Единственныйвыходизэтогонеизбежногопроцессаибылвзакрепленииапостольскихвоспоминаний.

“Итак, наши догматы, т. е. наши догматические формулы не сутьследы какого-нибудь развития, прогресса, скорее напротив, – они суть,свидетелирегресса,свидетелитого,чтоистинасталабледнетьвсознанииверующих и ее пришлось закреплять словесными определениями” (см.статьюЕ.Л.,“РазвиваетсяливдогматическомсмыслеЦерковь,”вжурнале“Странник,”1889года).

Все это рассуждение есть вариация на типическую схемупротестанской историографии: церковная история, как упадок.ПротивникиСоловьевадоказывалипротивнегослишкоммного...

Правда Соловьева была в том, что он устаналивает метод длядогматическогобогословия.Соловьевбылближекеп.Сильвестру,чемегопротивники,инетакужмногимотнегоотличался.Ихсближаетироднитединое чувство церковности, общее обращение к опыту Церкви. В этомопыте вся полнота истины дана сразу, но опознается и расчленяетсяпостепенно, и описывается в обязательных определениях. Всядогматическаясистемаиесть такое“раскрытие”единогоперводогматаоБогочеловеке.

“Догматическое расчленение единой христианской истины естьгосподствующийфактцерковнойисторииотначалачетвертогоидоконцаосьмоговека.Задачацерковноговероучениясостояланевоткрытииновыхистин,авновомраскрытииоднойитойжепервоначальнойистины.”

Изначительностьсоборныхвероопределенийнестольковихстарине(“напротив, в известном смысле оне были новы”), сколько в ихистинности:“онипринималисьвсилусвоейвнутреннейсвязисосновнымданным христианского откровения.” Соловьев сам отмечал, что у него сего противниками действительное разногласие в том, как пониматьапостольскоесвидетельствооЦеркви,какотелеХристове,–впрямомиреальном смысле, хотя и таинственном, или только в переносном. Упротивников Соловьева очень явно сказывается стремление ограничитьвласть церковного учительства; и, напротив, очевидно преувеличиваетсянеподвижность и законченность древних преданий. Соловьев всегдастарается привести богословское разумение к его первоисточникам: копыту и к учительству Церкви. “Православие держится не одной толькостариною,авечноживымДухомБожьим.”ИвэтомСоловьевсходитсясХомяковым.

“ПрямыеиявныерешениявселенскойЦерквиимеютдлянаснеодноформальное значение и не внешний только авторитет. Мы видим здесьреальное и живое проявление богоутвержденной власти, обусловленноереальнымиживымдействиемДухаСвятого...

Каждый истинный член Церкви сам нравственно участвует в еерешениях доверием и любовью к великому, богочеловеческому целому вегоживыхпредставителях.Безэтогонравственногоучастиясамойпаствы,самогонародаБожиявдогматическихактахвселенскойЦерквиипастырине могли бы проявить надлежащим образом свою духовную власть, исамыйДухБожийненашелбывЦерквитогосочетаниялюбвиисвободы,коим привлекается Его действие. Всякое решение вселенской Церкви,будучиеесобственнымдействием,идущимизвнутриотобитающеговнейДуха Божия, составляет положительный шаг на пути ее внутреннегоразвития, ее возрастания и совершенствования в полноту возрастаХристова...

Развитиецерковноговероучения(всвязисобщимразвитиемЦеркви)есть не теория, а факт, который нельзя серьезно отрицать, оставаясь наисторическойпочве...”

ЗаСоловьевымостаетсябесспорнаяметодологическаязаслуга.Толькоисторическим или “генетическим”методом и можно построить системуцерковногобогословия.УпротивниковСоловьеванеоказывалосьименнометода. Об этой методической отсталости или беспомощности русскихдогматистов впоследствии очень резко говорил проф. Алексей Ив.Введенский.175 Он указывал на совершенную недостаточность простыхссылок на тексты или свидетельства, на авторитет и послушание.

Догматикунужностроить“генетическим”методом.Закаждымдогматом,прежде всего, нужно духовно расслышать тот вопрос, на который онотвечает:“это–аналитикаестественныхзапросовдухаотносительнотойили другой истины.” И затем уже нужно установить положительноесвидетельство Церкви, от Писания и из предания: “и здесь отнюдь немозаикатекстов,ноорганическийростпонятия...”

Тогда догмат оживет и откроется во всей своей умозрительнойглубине.Откроется,какБожественныйответначеловеческийзапрос,какнекое Божественное “аминь,” во-первых. Откроется, как свидетельствоЦеркви, во-вторых. И, наконец, окажется “истиною самоочевидной,”которой противоречить духовно немыслимо и мучительно. “Догматика,идущаянавстречусовременнымзапросам,должнапоэтомупостояннокакбы заново создавать догматы, претворяя темный уголь традиционныхформулвпрозрачныеисамосветящиесякамниистинверы...”

Такисторическийметоддолженсомкнутьсясфилософским...

8.Влияниефилософскогокризиса60-хгодовнабогословие.ФеофанЗатворникиИоаннКронштадтский

Философский кризис 60-х годов сказался и в богословии. Темынравственныезаслоняюттемыметафизические...

“Сближение” Церкви “с жизнью,” о котором тогда так многоговорили,можнобылопониматьсовсемразно.ИликаквластьЦерквинадмиром, что впоследствии Вл. Соловьев называл “теократией,” стараясьвоцерковитьитемобновитькультуру.ИликакприспособлениеЦерквикмиру, приятие и усвоение светской и наличной культуры, как онаисторически сложилась. У нас слишком часто и наивно решали этотвопрос во втором смысле. Так складывался русский церковныйлиберализм, более бытовой и житейский, чем богословский. То былонаивное или “догматическое” приятие и оправдание мирского и дажежитейскогоблагополучия,“секулярнаярелигия”всамомпрямомсмысле,безаскетическогоискуса.

И не трудно убедиться, что этот “секулярный” дух из немецкогоисточника, что это простое применение или приложение тогопатриархального пиетизма, того культа домашних добродетелей и уюта,какойбылхарактерендляпротестантскойГерманиивсороковыхидажевшестидесятых годах. Сколько “добродетельных” книг было тогдапереведено по-русски или приспособлено с немецкого. “Христианскуюмораль” у нас в те годы вычитывали именно из немецких книжек.Семинарскаяпрограммапонравственномубогословиюприуставе1867-гогодабыласоставленаприменительнок“системе”Хр.Пальмера,и,крометого,рекомендоваласьочень“Богословскаяэтика”Р.Роте.ВМосковскойакадемии придерживались Зайлера (еще под влиянием о. Ф.Голубинского). В Казанской академии Филарет Филаретов читалнравственное богословие по Де-Ветте.176 Учебник нравственногобогословия Платона Фивейского (впосл. архиепископа Костромского),вышедший в 1854-м году, был составлен преимущественно покатолической системе Штапфа, изданной в сороковых годах сразу по-немецки и по-латыни. Тот же Платон перевел с латинского “Памятнуюкнижку для священника,” изданную в Вене мехитаристами177 (1857, р.пер.М.1860;небылоуказано,чтоэтоперевод).

Изданный в 60-х годах учебник прот.П.Ф.Солярского178 был тожескомпилирован по немецким пособиям, сразу протестантским икатолическим(“ЗапискипоНравственномуправославномубогословию,”3тома, 1860, 1862, 1863; срв. его же “Нравственное православноебогословие,”1869,6-оеиздание1901года).Впоследствиибылапереведенас датского известная система Мартенсена179 (переведена была и егодогматика). Такое же влияние иностранных пособий чувствовалось врусскойлитературепопастырскомубогословию.

Очень характерна обычная переоценка нравственного момента.“Пастырское Богословие” архим. Кирилла Наумова (1853) так и былопостроено, как “систематическое изложение нравственных обязанностейпастыряЦеркви.”Нанеполнотуинеточностьтакогоопределениятогдажебыло обращено внимание: есть у пастыря обязанности выше“нравственных,” именно тайнодействия. А. Кирилл писал не подиностраннымвлиянием,ноонотражалвсвоейкнигедухвремени.Итожеповторяется в последующее время.В практическом пастырскомжурнале“Руководство для сельских пастырей” в 60-х и 70-х годах всего меньшестатей о священнослужении, разве решение запутанных казусов “изпастырскойпрактики,” авсегобольшеоцерковномучительстве.Стакойжетенденциейподбиралсяисвятоотеческийматериал.

Очень характерно, что по уставу 1867-го года в семинарияхПастырское Богословие (введенное в программу, как отдельный предмет,приПратасове,в1838-мгоду)былоупраздненоизаменено“Практическимруководствомдляпастырей.”ВакадемияхПастырскоеБогословиетоженеполучало развития. Любопытно, что очень нередко преподавали егомиряне (как, напр., проф. Киевской академии В. Ф. Певницкий,180занимавшийкафедруоченьдолгиегоды)...

В академическом преподавании самым типическим представителемэтогоморализованногохристианстваиэтойобмирщеннойрелигиозностибыл прот. И. Л. Янышев (1826–1910), назначенный ректором Санкт-Петербургскойакадемиипослепреобразования,впоследствиипридворныйпротопресвитеридуховник.Передтемонбылзаграничнымсвященником,одно время читал богословие и философию в ПетербургскомУниверситете. Его идеалом были богословские факультеты немецкихуниверситетов. В академии для своего преподавания он выбралнравственноебогословиеипедагогику,и самвыбор этотбылдостаточнопоказателен, – ибо принято было до тех пор, чтобы ректор читалдогматику.

НачалЯнышевсвоепреподаваниелекциейосвоихпредшественниках,на текст: “На седалищи Моисеови седоша книжницы и фарисеи.”Слушателипоняли,чтоонимелввидуМакарияиИоанна...

ПреподаваниеЯнышевапоказалосьнеожиданнымислишкомсмелым.Академический совет затруднился одобрить к напечатанию докторскоесочинениесвоегоректора,представленноев1872-мгодуврукописи,подзаглавием: “Состояние учения о совести, свободе и благодати вправославной системе богословия и попытка к разъяснению этогоучения.”СочинениеЯнышевабылонаписановвидекритическогоразборадогматических определений обсуждаемых понятий в патриаршихграматах, в Православном Исповедании и Катихизисе, у Дамаскина и в“известных”русскихруководствах(уМакария).Янышевненаходитвэтихкнигах “достаточно определенного учения” и предпочитает искать этойопределенностидругимметодом,психолого-философским.Официальныерецензенты его рукописи нашли, что его воззрения “иногда, по крайнеймереповидимости,несовпадаютсизложениемученияосихпредметахвнаших богословских системах и символических книгах.”ПоэтомуСоветакадемии и затруднился под своей ответственностью пропустить кизданию книгу, исходной точкой которой служит обсуждение и критика“таких изложений веры, которые авторизованы благословениемСвятейшего Синода” (Протокол Совета от 14 окт. 1872). Сочинение вСиноде было и вовсе остановлено в виду “значительного несходства”развиваемоговнемучениясобщепринятымиссимволическимикнигами(указ 19 марта 1873 г.). Заключение о книге Янышева в Синоде давалМакарий...

СвоилекцииЯнышевсмогиздатьтольковконце80-хгодов,иоченьинтересносравнитьегокурссизложениемнравственногобогословияуеп.Феофана Говорова, который преподавал в Санкт-Петербурской академииперед Янышевым, – см. его “Путь ко спасению.” Это книги совсем оразном, и различие это очень типично. Янышев излагает, в сущности,естественную мораль, и в очень оптимистическом духе, и ее выдает заправославнуюнравственность.Это есть, прежде всего, оправданиемира.“Земные блага” приемлются, как необходимая среда, вне которойневозможно нравственное возрастание, – “то, без чего невозможнадобродетель.”Сюдаотноситсянетолькособственностьилиимуществововсехеговидах,ноисамо“удовольствие,”сопряженноесприобретениемиобладанием,ивсе“земныерадости.”Монашествоиаскетикасэтойточкизрения не могут быть одобрены. В созерцательной мистике аскетовЯнышев находил один только квиетизм. “Аскетизмом” он называл

трудовуювласть разумаи волинад всем внешними невольным, иначе –выработкухарактера(срв.dieinnerweltlicheAskeseвпротестантизме).Ивтаком истолковании “аскетизм” оказывается почти тожественным с“житейскимблагоразумием...”

ВзглядыЯнышевасовсемнебылиоригинальны,онтолькопродолжалтрадицию того “облегченного православия,” которого в предыдущемпоколении самым ярким представителем был прот. Павский.Впоследствииипришлосьперестраиватьнравстненноебогословиезаново,какучениеодуховнойжизни...

СначалапрошлогостолетиявновьоживаетвРоссиисозерцательноемонашество, всего больше под влиянием учеников великого старцаПаисия,расселяющихсятеперьпоразличнымрусскимобителямискитам.Восстанавливается умное деланиеи старчество.И это отвечало какой-тоглубокой потребности. Искание духовной жизни захватывает оченьмногих, и в самых разных социальных пластах русского общества инарода. Очень остро и резко ставится вопрос о личном пути, охристианской личности. И новое веяние очень скоро становится во всемчувствительно и заметно. “Русский инок” в синтезе Достоевскогопоявляется не случайно. И не случайно в Оптиной пустыниперекрещиваются пути Гоголя и старших славянофилов, К. Леонтьева,Достоевского, Влад. Соловьева и Страхова, и даже Льва Толстого,приходившего сюда в час немой предсмертной тоски и непонятоготомления...

Оптина пустынь была не единственным духовным очагом, как и“молдавскоевлияние”небылоединственным,небылоирешающим.Былии тайные посещения Духа. Во всяком случае, начало прошлого века всудьбахрусскойЦерквиотмеченоиознаменованокаким-товнутреннимитаинственным сдвигом. Об этом свидетельствует пророческий образпреподобногоСерафимаСаровского (1759–1833), егоподвиг, егорадость,его учение. Образ вновь явленной святости оставался долгонеразгаданными В этом образе так дивно смыкаются подвиг и радость,тягота молитвенной брани и райская уже светлость, предображение уженездешнего света.Старецнемощныйипритрудный, “убогийСерафим” снеожиданным дерзновением свидетельствует о тайнах Духа. Он былименносвидетелем,скореечемучителем.Иещебольше:егообразивсяего жизнь есть уже явление Духа. Есть внутреннее сходство междупреподобным Серафимом и святителем Тихоном. Но преподобныйСерафим еще более напоминает древних тайновидцев, преподобногоСимеонабольшедругих,сегодерзновеннымпризывомискатьдаровДуха.

ПреподобныйСерафимбылначитанвотцах...В его опыте обновляется исконная традиция взыскания Духа.

СвятостьпреподобногоСерафимасразуидревняяиновая.“Истиннаяжецель жизни нашей христианской состоит в стяжании Духа СвятогоБожьего.”Инетдругихцелей,ибытьнеможет,вседругoeдолжнобытьтолько средством. Под елеем, которогo не достало у юродивых девЕвангельскойпритчи,преподобныйСерафимразумелнедобрыедела,ноименно благодать Всесвятого Духа. “Творя добродетели, девы эти, подуховному своему неразумию, полагали, что в том то и дело лишьхристианское, чтобы одне добродетели делать,… а до того, получена либылаимиблагодатьдухаБожия,достиглилионеее,имиделанебыло...”

Таксовластьюпротивопоставляетсяморализму–духовность.Смысли исполнение христианской жизни в том, что Дух вселяется в душечеловеческой, и претворяет ее “в храм Божества, в пресветлый чертогвечногорадования.”Всеэтопочти,чтословапреподобногоСимеона,ибоопытвсетотже(иненужнопредполагатьлитературноевлияние)...

Дух подается, но и взыскуется. Требуется подвиг, стяжание. Иподаваемая благодать открывается в некоем неизреченном свете (срв.описаниеМотовиловавегоизвестнойзапискеопреподобномСерафиме)...

Преподобный Серафим внутренно принадлежит византийскойтрадиции.Ивнемонавновьстановитсявполнеживой...

В русском церковном развитии святость и ученость оказалисьразомкнуты. В традиции старца Паисия приоткрывалась возможностьнового смыкания и замыкания. Всего важнее было творческоевосстановление перерванной когда-то византийской созерцательной иаскетическойтрадиции.Этовскоресказалосьивлитературе.Всороковыхгодах в “Оптиной Пустыни” было предпринято издание святоотеческихпереводов старца Паисия и его учеников, все еще остававшихся врукописи, хотя и достаточно распространенных в самодельных списках.Инициативаизданияпринадлежалаоптинскомустарцуо.Макарию(1788–1860) и И. В. Киреевскому. Намерение это было поддержано о. Ф. А.Голубинским, который мог быть очень полезен по своему званию идолжности духовного цензора, и проф. С. П. Шевыревым. Оченьсочувственно отнесся и Филарет Московский, хотя его впоследствиинесколько смущало: “уж не слишком ли много вдруг Оптинцы хотятиздавать.”Голубинскийобъяснил,чтоониторопятсявоспользоватьсяегоучастием и помощью, “без чего, вероятно, ничего не было бы издано.”Первым было издано “Житие” старца Паисия, с приложением егонекоторых писем и писаний его и его друга, старца Василия

Поляномерульского (1847); еще раньше в “Москвитянине” появиласьстатьяост.Паисии(в1845году,декабрь).Затембылиизданывпереводестарца Паисия и других лиц: Никифора Феотокия слова огласительные(писатель XVIII-го века, издатель Исаака Сирина в греческом переводе,архиепископ Астраханский), Нила Сорского предание учеником,Варсонофия и Иоанна вопросоответы, Симеона Нового Богослова слова,Феодора Студита оглашения, Максима Исповедника слово о любви(перевод Тертия Филиппова), Исаака Сирина творения, аввы Фалласия,аввы Дорофея (перевод о. Климента Зедергольма), Марка Подвижникаслова, Орсисия слова (с латинского переводил о. Климент), житиепрепподобногоГригорияСинаита и др.Кроменазванных лиц в переводеучаствовали из монастырской братии: о. Климент Зедергольм, о. ЛеонидКавелин (впоследствии наместник Троицкой Лавры), о. ЮвеналийПоловцов (скончался в сане архиепископа Литовского), о. АмвросийГренков (1812–1891), впоследствии знаменитый оптинский старец. Подсмотрениемо.Амвросиябылиздан“полуславянский”переводЛествицы,из русских – две книги святителя ИоаннаМаксимовича: “Царский путьКреста Господня” и “Илиотропион,” кроме того, “Письма ижизнеописание старца Макария” и т. д. Оптинское издательство былонеким повторением дела самого старца Паисия, собравшего вокруг себяпереводческийкружок.Ивкороткийсрокврусскийчитательскийобиходбыл введен ряд образцовых книг для духовного чтения и размышлений.Духовныйспроснаэтикнигиужесуществовал...

К старым и переводным книгам присоединялись новые исамостоятельные опыты. Прежде всего нужно назвать епископа ИгнатияБрянчанинова (1807–1867). Поступив в молодые годы в монастырь, ондовольно быстро прошел обычную лествицу монашеских послушаний имного лет был настоятелем Сергиевской пустыни, неподалеку отПетербурга,потомепископомКавказским (вСтаврополе).Этобылоченьстрогий ревнитель аскетической традиции. Он тоже примыкает ктрадиции старца Паисия, через учеников известного о. Леонида,впоследствии Оптинского старца. “Аскетические опыты” епископаИгнатия написаны с большим вдохновением и очень выразительно.Начертываетсяидеалдуховнойтрезвости,сособеннымпредостережениемпротив мечтательности. Но аскетическое приготовление, смирение исамоотречение, не заслоняет таинственной цели всего пути: стяжаниемираХристова, встреча с небеснымСтранником и Гостем ищущих душ.“Ты приходишь! – я не вижу образа пришествия Твоего, вижу Твоепришествие...”

У Игнатия всегда чувствуется противоборство с мистическимивлияниямиАлександровской эпохи, которые были сильны и в его время.Для него это была прелестная и мнимая духовность, не трезвая,отравленнаягордыней,слишкомторопливаяионнеодобрялвовсечтенияинославныхмистических книг, в особенностиже “Imitation.”Естьнекаяжесткость и в том, как он говорит о светской культуре. “Ученость –светильник ветхого человека.”И он приходит почти что к агностицизму.Естьвсегдаоттеноккакого-торазочарования,почтинадрыва,вегословахоб отречении. Странным образом, в его личном облике нетрудно найтичерты все той же Александровской эпохи. Этим, может быть, иобъясняетсявсярезкостьегоотрицаний,борьбассамимсобой.ВзапискахУ. Пальмера о его русской поездке есть очень интересный рассказ оСергиевскойпустыни,гдеИгнатийтогдабылнастоятелем,–по-видимому,именно с Игнатием Пальмер всего больше и говорил (это было в 1840году). С неожиданной откровенностью Пальмеру рассказывали здесь овнутреннемкризисерусскогодуховенства.

“Наше духовенство чрезвычайно легко поддается новым и странныммнениям,читаеткнигинеправославныхидаженеверующихсочинителей,лютеран и других. Духовная академия заражена новшественныминачалами и даже “Христианское Чтение” заражено ими, хотя в нем ипечатаютсямногиепереводыиздревнихотцов.Россияпожалуй,находитсянедалекоот взрывавней еретическоголиберализма.Унас естьхорошаявнешность:мы сохранили все обрядыи символпервобытнойЦеркви; новсе это мертвое тело, в нем мало жизни. Белое духовенство насильносдерживаетсявлицемерномправославиитолькобоязньюнарода...”

Эта характеристика интересна по той резкости, которой онаокрашена. В ней чувствуется вся мера расхождения, если и не разрыва,двухтрадицийцерковных,монашескойимирской.“белой”и“черной.”Ивтакой перспективе образ еп. Игнатия становится понятнее, со всей егонедоверчивостьюиотчуждением...

И, однако, он оставался вполне современным человеком по своейпсихологии и умственным привычкам. Всего резче это сказалось в егоизвестном споре со святителем Феофаном о природе духов и ангелов.Игнатий решительно отвергал всякуювозможность что-либоиз тварногобытия считать невещественным вполне. Вполне невещественным можносчитатьтолькоБожество,инеподобаетвэтомотношенииуравниватьилиприравнивать тварь и Бога. Ограниченность предполагает известнуювещественность, связь с пространством и временем. И, наконец, душасвязана и сораспростерта телу, – вряд ли можно и саму душу считать

совсем невещественной. Отчасти в этих доводах повторяются некоторыеотеческиемотивы,но ещесильнеечувствуетсявлияниеидеалистическойфилософии.СамИгнатийссылаетсянаотносительностьпонятиявеществапо учению современной науки и отожествляет душевное с эфирным.“Душа эфирное весьма тонкое летучее тело, имеющее весь вид нашегогрубого тела, все его члены, даже волосы, его характер лица, словом,полное сходство с ним.” Это, во всяком случае, гораздо большенапоминает романтическуюнатурфилософию, чем отеческую традицию.Демонывходятивыходятизчеловека,каквоздухпридыхании...

Феофан в своих возражениях подчеркивал, всего больше, простотудуши,–иврядливозможносчитатьсознаниеилисовестьтолькочем-то“эфирным!”Для объяснения связи душии тела нет повода овеществлятьдушу, – достаточно допустить их динамическое сродство. Впрочем,Феофансоглашалсядопустить,чтодуша,какбыодетанекой“оболочкой,тонкой,эфирной.”Ссылкинахимиюиматематикуврядлиубедительнывбогословском рассуждении. Доводы Феофана вполне исчерпываютвопрос...

Неменеехарактерноито,чтоуИгнатияучениеовоскресениителаостаетсянедосказанным.Товерно,чтоонвовсейприродевиделкакое-тотайноезнамениеилисимвол“воскресениямертвых.”Новсеегоизвестное“Слово о смерти” (1863 года) построено так, как если бы не быловоскресения. Развоплощение души изображается почти в платоническихчертах.Смерть естьвысвобождениедушиизуз грубойтелесности.Еслиприпомнить, что для Игнатия уже сама душа тонко вещественна поприроде, то воскресение оказываетсяневозможныминенужным, разве ввиденовогоогрубленияжизни...

Вернымитипическимпродолжателемотеческойтрадицииваскетикеи в богословии был Феофан Говоров (1815–1894), одно время епископТамбовский, позже Владимирский. Правящим архиереем он пробылнедолго,изатемжилнапокоевВышенскойпустыне,Тамбовскойепархии,почтидвадцатьвосемьполныхлет.Образегожизнивпустынибылоченьстрог,ичерезнескольколетпребываниявмонастыреонзамкнулсяпочтивбезусловное уединение, никого к себе не принимая. Поэтому егообыкновенно и называют Затворником. Но самФеофан очень не любил,когда говорили о его “затворе.” “Из моего уединения сделали затвор.Ничего тут затворнического нет. Я заперся, чтобы не мешали, но не ввидах строжайшего подвижничества, а в видах беспрепятственногокнижничества.” Он всегда подчеркивал, что заперся “для книжныхзанятий,” – “так выходит, что я книжник и больше ничего.”Характерно,

что еще в Академии в своем прошении о допущении к постригу онупоминалобогословскихзанятиях:“имеяпостоянноеусердиекзанятиюбогословскимипредметамиикуединеннойжизни,я,чтобысоединитьтоидругоенапредлежащеммнеслуженииЦеркви,положилобетпосвятитьжизнь свою монашескому званию.” И с епископской кафедры он сходитвпоследствиисноварадиуединеннойжизниибогословия.Ноприэтомоннепрерываетписьменногообщениясмиром,продолжаетсвойпастырскийимиссионерский подвиг, как писатель. Его личная переписка была тожеоченьобширной.Дляоченьмногихонсталзаочнымдуховником.Значениявнешнего затвора Феофан не преувеличивал. Напротив, и другимсоветовал не торопиться с затвором. “Когда молитва твоя до тогоукрепится,чтовсебудетдержатьтебявсердцепредБогом,тогдаутебяибеззатворабудетзатвор...

Этого затвора ищи, а о том не хлопочи.Можно и при затворенныхдверяхпомирушататься,илицелыймирнапуститьвсвоюкомнату...”

Феофан окончил Киевскую академию в один год с МакариемБулгаковым, и оба были пострижены почти одновременно. ПочтиодновременноонибылипереведенывПетербургскуюакадемию,Феофанвзвании бакалавра по нравственному и пастырскому богословию. С этоговремени и начинается его систематическая работа над аскетическимипамятниками. Феофан старался все учение о “христианской жизни”перестроитьпоначаламсвятоотеческойаскетики.Своитогдашниелекциив Академии он впоследствии обработал и издал; так составилась егоизвестнаякиига:“Путькоспасению”(первоеизданиев3вып.,1868–1869гг.).Феофан отмечает помощь и одобрениеИгнатия Брянчанинова, тогдаСергиевскогоархимандрита...

ВАкадемии,приПратасовеиректореАфанасии,Феофанубылооченьнеуютно.Ученойдолжностьюон сталболезненно тяготиться.Несколькоободрился он только с назначением в должность ректора ЕвсевияОрлинского,изМосковскойакадемии,близкогодругаА.В.Горского.НовскореонсрадостьюпринялназначениевИерусалим,всоставдуховноймиссии, образованной тогда под начальствомПорфирияУспенского, ещеархимандрита.ВпоследствииФеофанещедваждывозвращалсянаслужбув Петербурскую академию: сперва бакалавром по каноническому праву,совсем ненадолго, и, наконец, – ректором. Поездка на Восток быласобытиемвжизниФеофана.Егоцерковныйкругозороченьраздвинулся.Вмировоззрении Феофана есть какая-то вселенская смелость, большаядуховная свобода и гибкость, свобода от быта. В то же время Феофановладелвполнегреческимязыком...

Литературная деятельность Феофана развивается особенно в годызатвора. Он сразу же намечает целую систему работ. Во-первых, онпринимается за толкование Нового Завета. Во-вторых, он решаетперевести по-русски “Добротолюбие.” Этой работы хватило на двадцатьлет...

Феофан успел истолковать только послания aпостола Павла (безпослания к Евреям). Евангелие, думал он, нужно не столько толковать,сколькоразмышлятьнадним;таксоставиласьего“ЕвангельскаяисторияоБоге Слове.” Феофан всегда опирается на святоотеческие толкования,всегобольшенаЗлатоуста,Феодорита.Нооноченьохотнопользовалсяиновыми западными комментариями, запасал себе книги и “самыхкрутоголовых,” но особенно любил комментарии английские. В егобиблиотекебыломногоиностранныхкниг,вчастности,собранияМиня,инетолькоего“Патрология,”ноидругиеегосерии,словари,проповедники,курсбогословия.ИзцерковныхисториковонлюбилвсегобольшеФлерииоченьнелюбилНеандера.Егоэрудициябыласкореестаромодной.Ноэтовполне возмещалось его чуткостью и умением схватывать духпервоисточников. Толкования Феофана были его вкладом в русскоебиблейскоедело,быливажнымдополнениемкрусскомупереводуНовогоЗавета...

Уже с 1873-го года Феофан начинает работать над переводомаскетических книг. В 1876-м году вышел I-ый том русского“Добротолюбия;”работанадпродолжениемрастянуласьнамноголет,иV-й, последний, том вышел уже только в 1890-м. За ним через два годапоследовалещесборник“Древнихиноческихуставов,”какбыVI-ойтом.Русское “Добротолюбие” Феофана не совпадает с греческой“Филокалией,” а потому расходится и со славянским “Добротолюбием”старцаПаисия,вполневоспроизводившегогреческийобразец.Феофанжекое-что из греческого сборника опустил, очень многое прибавил совсемзаново, иное оставил только в сокращении или пересказе. Он ведьпереводилкнигудлячтенияируководства.Крометого,былипереведены“Слова” преподобногоСимеонаНового Богослова, с новогреческого (двавыпуска, перв. изд. 1879 и 1881). Еще следует упомянуть его перевод“Невидимойбрани”Никодимасвятогорца,тожесновогреческого...

КнигиипереводыФеофанаиздавалиобыкновенноафонцы.Впрочем,иныенаСвятойГоресчиталиегослишкомученым:“побогатствууманедавалосьсокровищепростотысердечной...”

Феофан участвовал и во многих русских духовных журналах,особеннов“ДушеполезномЧтении,”одновремяив“ДомашнейБеседе”

Аскоченского (там были напечатаны, напр., его статьи против ИгнатияБрянчанинова)...

ОченьмноговремениуходилоуФеофананапереписку,инередкоегописьмаразрасталисьвстатьюилипроповедь.Однаизегоглавныхкнигтаки составилась из частных писем: “Письма о христианской жизни” былиписаны первоначально кн. П. С. Лукомской и затем уже приспособленыдляиздания(перв.изд.1860г.).ТакихсборниковсвоихписемсамФеофаниздал несколько. До своего ухода в монастырь Феофан многопроповедовал, всегда также на темы духовной жизни, “и как на неенастроиться...”

ИзсвоегозатвораФеофаноченьвнимательноибеспокойноследилзавнешней жизнью Церкви. Его очень смущало молчание и какое-тобездействие духовных властей. Он боялся: “того и гляди, что вераиспарится,” и в обществе и в народе; “попы всюду спят.” “Черезпоколение, много через два иссякнет наше православие...” И оннедоумевал,почемудругиенетревожатсяинесмущаютсявместесним.“Следовалобызавестицелоеобществоапологетов,–иписать,иписать...”

В действенность официальных миссий и даже миссионерскихобществ он совсем не верил. Он мечтал о подлинном апостольскомхождении в народ. “Поджигатели должны сами гореть. Горя, ходитьповсюду,–ивустнойбеседезажигатьсердца...”

Особенно настаивал Феофан на пересмотре и даже переработкебогослужебныхкниг.Онепонятностииошибкахпринятогопереводаоннераз говорит очень резко: “иные службы у нас такие, что ничего неразберешь;” “наши иерархи не скучают от нелепости потому, что неслышат,сидявалтаре,...потомунезнают,какоймраквкнигах,иэтонепочемудругому,какпопричинеотжившеговекперевода.”Всеголучшебылобы предпринять заново полный перевод всего круга, “упрощенный иуясненный,”инадобыприступитькработесегодня-завтра.Празднование900-летия Крещения Руси в 1887-м году казалось ему подходящим идостаточным поводом. “Новый перевод книг богослужебных неотложнонеобходим.”Иничегонебылосделано.Конечно,вСинодебылонекогдаобэтом думать, все дела. Между тем, именно от неисправностибогослужениярастетсектанство.Феофанидетидальше.

“Книги богослужебные по своему назначению должны бытьизменяемы... У греков ведь идет постоянное поновление Богослужебныхкниг...Ясличаюоктоих...Очень,оченьмногоугрековновенького...”

И такая же творческая свобода постоянно сказывается в отдельныхсоветахФеофана: “Настоящего иночества вам хочется?Но гдеже вы его

найдете? Оно скрыто и невидимо: видимы только всякие послабления.Инойразприходитнамысль,чтолучшеневидетьмонахов,ауединившисьжитьстрогопопримерудревнихиноков.”ВедьистарецПаисийненашел“настоящего руководителя.” Лучше жить общим советом, вдвоем иливтроем,иискатьруководствавкнигах,вСловеБожиемиуотцовсвятых.Важно только одно: стяжать духовнуюжизнь. “Один Бог, да душа, – вотмонах.” “Келлия его окно на небо.” “Когда в сердце монастырь, тогдастроениемонастырскоебудьилинебудьвсеравно.”Важносознательноестояние перед Богом, “умное предстояние Богу в сердце.” Это и естьмолитва, даже без слов. “Хоть никогда не берите в рукимолитвенника...Своя из сердца молитва делает ненужной молитву читательную.” Ненужночужихслов,когдаестьсвои...

В 70-х годах у Феофана вышло разногласие с о. ИоанномКронштадтским о молитве Иисусовой и о призывании имени Иисусова.Феофаннаписалобэтомособуюкнигу,ноизданаонанебыла...

РелигиозныйидеалФеофанавсегоменьшеможноназватьбытовым.Иневприкладныхпримечанияхоб“относительныхобязанностях”христианразныхсостоянийможнораспознатьегозамысел.Этовсегопреждеидеалдуховнойжизни...

ТемаФеофанавсегдаодуше,стоящейпередБогом,всокрушении,ивпокаянии, или в молитве. “Вся надежда тогда Спаситель, а отсюданепрестанное:Господипомилуй...”

ХристианинвосходиткБогу,черезраскаяниеипокаяние,иживетвНем,“ивизумлениипогружаетсявЕгонепостижимойбеспредельности,ипребываетвБожественномпорядке,”благоговейночтитисозерцаетэтотБожественныйпорядокбытияижизни...

ОтеческуюаскетикуФеофансочетаетсромантическойпсихологиейинатурфилософией. В свое время, в студенческие годы в Kиeвскойакадемии, он был слушателем Феофана Авсенева, и его лекций попсихологии (по Шуберту, “История души”) не забывал и в своем“уединении.”Водномизсвоихписем,испрямойссылкойнаАвсеневаиШуберта, Феофан развивает очень любопытные мысли о всеобщейодушевленностимира,о“лествиценевещественныхсил”вприроде.Это–силы,“строящиевещи,”впределахпромыслительногопорядка.И“всякаявещьимеетсвоюневещественнуюсилу,котораяееобразуетидержит,какей положено при создании.” Эти силы “душевного свойства,” вещамприсуща некая “способность инстинктуального чутья.” Совокупностьэтихсилобразует“душумира.”Этоихобщийсубстрат.МироваядушаиестьединственныйобъектпрямоговоздействияБожия,наотдельныевещи

и “силы” Бог воздействует “не непосредственно.” “Идеи всех тварей”вложены в мировую душу при ее создании, и она их “инстинктивно”осуществляет,внадлежащиесроки,или“выделываетих,”“помановениюи возбуждению Божию.” Есть в природе некая отзывчивая и творческаямощь.“КогдаБогговорил:даизведетземлябылиетравное,тоемувнималадушамираиисполнялаповеленное...”

Мирдвойственвсвоемсоставе:“душа”и“стихия,”т.е.материя.Изэтой “стихии” мировая душа и “выделывает” отдельные вещи. “В этойдушеестьинстинктивночуемыйобразтого,чтонадосделатьизстихии...”

Естьградациядуш:“некаяхимическаядуша,”ивыше–растительная,затем–животная.Всеэтидуши,низшиедуха,всвойчеред“погружаютсяв душу мира,” растворяются в своем первичном субстрате. “А душачеловека неможет туда погрузиться, но духом увлекается горе, – это посмерти.” Дух отделяет человека от природы, – и в духе даны человекусознаниеисвобода...

“Когданадлежалосотворитьчеловека,тонеземледаетсяповеление:даизведет,автайнеПресвятойТроицыпроизносится:“Сотворим.”КогдаБог творил человека, то образовал прежде тело из персти. Это тело чтобыло?Онобыложивое тело, быложивотное в образе человека, с душоюживотного. Потом Бог вдунул в него дух Свой, и из животного сталчеловек ангел в образе человека.” Эта двойственность человеческогосостава, естественногои духовного, предопределяет задачу человеческойжизни:духдолженовладетьестеством...

ФеофанотмечаетсходствоизложеннойтеориисучениемЛейбницаомонадах.Этаромантическаятеорияобъясняладлянегоявлениявнушенияиясновидения,которымионоченьинтересовался.“Сэтимудобномиритсяи падение и искупление.”Однако,Феофан подчеркивает, что это толькодогадка. И о материальном мире мы меньше знаем, чем о духовном, инавсегда останемся “наповерхности,” ибонамненужно знать большеиидтивглубь.

“Владение стихиями и силами, действующими на земле, будетрасширяться; но это не ведение, а только умение пользоваться тем, чтооткрываетсясамособою.Сутьделанавсегдасокрытадлянас.”

Впрочем, разум духовный и прозревший может проникнуть до“сокровенной мысли,” вложенной в каждую вещь, как “животворная еесущность.”Этоведениедоступнотолькочеловекуоблагодатствованному:ибо та область “есть собственно область Божественного ума, где лежатумственные сокровища Бога-Царя.” Да не надеется кто туда вторгнутьсянасилиемисамовольно...

Феофан не строил системы, ни догматической, ни нравоучительной.Он хотел только очертить образ христианской жизни, показатьнаправление духовного пути. И в этом его несравненное историческоезначение.ОнпродолжилидокончилподвигстарцаПаисия.Оносуществилрусское Добротолюбие и сумел свое живое мировоззрение построитьвполне в отеческом стиле и духе. Тем резче обозначался с тех пор этоттрагическийрасколврусскомцерковномобществе:расколирасхождение“аскетического” и “облегченного” православия, духовной аскетики иморализма...

В этой связи нужно назвать здесь имя о. Иоанна Сергиева(Кронштадтского)(1829–1908).Егозначениедлярусскогобогословияещедо сих пор вполне не опознано. Сложилась даже привычка видеть в о.ИоаннеКронштадтском только практического пастыря, благотворителя имолитвенника. И редко кто читает его замечательный дневник: “Мояжизнь во Христе,” как богословскую книгу. Конечно, в ней нетбогословскойсистемы,ноестьбогословскийопытионемсвидетельство.Этодневниксозерцателя,анеморалиста.Имолитванелирика,нетолькоустремлениедуши,ноименноеевстречасБогом,веяниеДуха,духовнаяреальность (срв. суждение о. Иоанна о молитве Иисусовой и имениБожием). С дерзновением и властью о. Иоанн свидетельствует о тайнеЦеркви, как единого тела, и том, как она жива и действительна воСвятейшейЕвхаристии.

“МыоднотелоЛюбви...Твердивсе–одно.Мы,говори:одно...”О. Иоанна можно сопоставлять с вождями современного т. наз.

“литургического движения” на Западе. Евхаристия утверждается вновь,как средоточие христианского бытия. Оживает и восстанавливаетсятаинственноеилисакраментальноевосприятиеЦеркви,такослабевшеезапоследние столетия, и всего больше от моралистических соблазнов. И вэтом закладывается вновьоснованиедлябогословия теоцентрического, впреодоление искушений богословского гуманизма. “Все Божие, ничегонашего...”

У о. Иоанна вновь открывается “забытый путь опытногобогопознания...” И в этом “опыте,” духовном и евхаристическом,преодолевается всякий богословский “психологизм.” Духовная жизнь иопыт таинств, таков единственный надежный путь к догматическомуреализму.Этовозвращениекдухусвятыхотцов(срв.связьо.Иоаннавегомолодые годы с Сергиевой пустынью и учениками еп. Игнатия). Ивозвращениеневисторическойсимпатиитолько,иневподражании,новобновлениииливозрождениисамогосвятоотеческогодуха.“Церковьесть

вечнаяистина...”Ноещепредстоялаборьбасприражениямиморализм.

9.Религиозныйкризис60–70годов.ЛевТолстой,какзеркалорусскойинтеллигенции

Семидесятые годы были временем острого религиозно-моралистического возбуждения, на верхах и в низах сразу. “Хождение внарод,” это была одна из вспышек. И еще с 60-х годов усиливаетсясектантское движение в народе. Два мотива скрещиваются. Во-первых,“исканиеправды,”тревогаонеправдеокружающейисобственнойжизни;и к этому часто присоединяется еще какое-то апокалиптическоебеспокойство, испуг или надежда, страх передАнтихристом или чаяниеГрядущего (срв. секту “странников”и адвентистов).И, во-вторых,жаждакакого-то “обращения,” или “пробуждения,” какого-то решающегоповоротаилипереломажизниклучшему.Тобылановаяволнапиетизма,разливающаяся теперь в новых социальных слоях. Южнорусскийштундизмвзначительноймереразвиваетсяподпрямымвлияниемсходныхдвижений в немецких колониях, где ведь селились именно сектанты(между прочим, “пробужденные” из Баварии и Вюртемберга уже в 20-хгодах). Любопытно, что “Победная повесть”Юнга-Штиллинга получилабольшоераспространениеумолокан.

Для всех сект того времени характерна эта нравственнаячувствительность, повышенная впечатлительность совести. Это былрецидив сентиментализма, новый пароксизм этого упрощающегодушевного утопизма, слишком однозначно разрешающего трагическиепротиворечияистолкновенияжизнидобрымичувствамиисоветами...

Подобное же движение наблюдаем и на светских верхах. Таков,прежде всего, “великосветский раскол,” вызванный в Петербурге в 70-хгодах проповедью лорда Г. В. Редстока181 (срв. еще пропагандуирвингиан182 в те же годы). Это была типичная проповедь “обращения”или “возрождения” (“revival”), “пробуждение” сердца, “оправданиеверою,” возбуждение добрых христианских чувств. Сам Редсток всегобольшесочувствовал,кажется,Plymouth-Brothers.183ОченьценилГиониЮнга-Штиллинга,имелапокалиптическиепредчувствия.Интересенотзыво нем графа А. А. Толстого. Она пишет о нем Льву Толстому скорее ссочувствием:“милейший,добрейшийсектант.”Носразужеоткрываетегослабое место: “Природу человеческую он вовсе не знал, и даже необращает на нее внимания, потому что при его системе каждыйчеловек

может в секунду развязаться со своими страстями и дурныминаклонностямитолькопоодномужеланиюидтизаСпасителем...Неwasacompleteunbeliever.Ispokewithhiminthegarden,weprayedtogetherandhewentawayachristian.”ЭтословасамогоРедстока...

Русские последователи Редстока основали в 1876-м году “Обществопоощрения духовно-нравственного чтения” (главные деятели: В. А.Пашков, бар. М. М. Корф, гр. А. А. Бобринской, кн. М. М. Дондукова-Корсакова,Ф.Г.Тернер,отчастиН.С.Лесков).Этобыловстилепрежних“библейских обществ,” но кое-что привзошло сюда и от “хождения внарод,” и очень ярко был выражен филантропический мотив (напр,посещение тюрем и чтение Священного Писания заключенным). Неслучайнобылитеперьпереизданыдляраспространенияразныеброшюры,русскиеипереводные,изданныевАлександровскоевремя.СпервановыепроповедникинеотделялисьотЦерквиоткрыто.Нооченьскороначинаетрасти сектантская исключительность, завязывается связь с другимисектами (с духоборами, баптистами и т. д.). Власти вмешиваются.Молитвенныесобрания“пашковцев”былизапрещеныиглавнымдеятелямв1884-мгодупришлосьуехатьизРоссии...

Втакойисторическойобстановкерелигиозныйкризиси“обращение”Льва Толстого в конце 70-х годов перестает казаться обособленным иединичным эпизодом. И становится понятной психологическаявлиятельностьТолстого...

Всвоей“Исповеди”Толстойсамрассказалсвоюжизньпотипическойсхеме“обращения,”хотяиневнезапного.Онбылразвратенизол,ивот–прозрел,очнулся,ипонял.Этоужеистолкование,нерассказ...

ОбыкновенновсяжизньТолстогоипредставляетсяподзнакомтакогорешительногоперелома.Из“язычника”онстал“христианином,”ивместохудожникапревратилсявпроповедникаиморалиста...

Эта привычная схема очень и очень неточна. И, прежде всего, сама“Исповедь”естьхудожественноепроизведение,аненаивноепризнание,ив манере давно уже свойственной Толстому, начиная с его дневниковмолодости,сего“Франклиноважурнала,”“журналадляслабостей...”

Конечно, в конце 70-х годов он пережил очень значительноепотрясение. Это и был его “религиозный кризис.” Но это был уже непервый“кризис”вжизниТолстого.Иэтобурноедушевноепотрясениенеозначало еще перемены в мировоззрении. То была точно судорога внеразмыкаемом психическом круге. То был мучительный опыт. Но кругтакинеразомкнулся...

В кризисе Толстого два слагаемых. Первое есть некое недоумение.

“Наменясталинаходитьминутынедоумения,остановкижизни,какбудтояне знал, какмнежить, чтомнеделать, и я терялсяи впадал в уныние.Потомэтиминутынедоумениясталиповторятьсячащеичаще,ивсевтойсамойформе.Этиостановкивыражалисьвсегдаодинаковымивопросами:Зачем? Ну, а потом?” Это был острый приступ рефлексии, навязчивоесамовопрошаниеосмыслежизни,осмыслеотдельныхпоступков.Ивсегдабылодинаковыйответ.“Истинабылата,чтожизньестьбессмыслица...”

Второе слагаемое глубже. То была тяга к смерти, именно тяга,влечение, роковая и влекущая сила. “Нельзя сказать, чтоб я хотел убитьсебя. Сила, которая влекла меня прочь от жизни, была сильнее, полнее,общеехотения.Этобыласила,подобнаяпрежнемустремлениюкжизни,тольковобратномотношении.Явсемисиламистремилсяпрочьотжизни.Я сам не знал, чего я хочу: я боялся жизни, стремился прочь от нее, имежду тем чего-то еще надеялся от нее, – и, боясь смерти, должен былупотреблять хитрости против себя, чтобы не лишить себяжизни.” Здесьтак характерен этот двойной аффект страха, аффект метафизическогоотчаяния. “Я не могу видеть дня и ночи, бегущих и ведущих меня ксмерти.Явижуэтоодно,потомучтоэтоодноистина.Остальноевселожь.Аистинаоднасмерть.”Тобылстрахпередконечнымисчезновениемилиуничтожением: “есть ли в моей жизни такой смысл, который неуничтожился бы неизбежной, предстоящей мне смертью?” Это делало исаму жизнь невозможной, – зачем? Ибо “придет смерть, котораяуничтожит все.” То был ужас небытия. То был испуг оставленности,покинутостивмире.“Этобылочувствострахасиротливости,одиночествасредивсегочужогоинадежданачью-топомощь...”

И кризис разрешился тогда, когда родилось новое чувство жизни,когдавернуласьуверенность,чтовмиречеловекнеодин.“Истранно,чтотасилажизни,котораявозратиласькомне,быланеновая,асамаястарая,–тасамая,котораявлекламенянапервыхпорахмоейжизни...”

Это последнее признание особенно важно. Толстой сам признает исвидетельствует, что нового ничего не родилось, что сам он непеременился.Изменилосьтолькосамочувствие.Здесьнебыловстречи,небыломистического опыта, откровения, восторжения.Просто стало вдругясно:“ЗнатьБогаижитьодноитоже.Богиестьжизнь.Живи,отыскиваяБога,итогданебудетжизнибезБога…”

Это предел “самой свирепой имманенции,”184 – никакого просвета,никакогоразрыва,всесплошно...

В опыте Толстого есть одно решительное противоречие. У негонесомненно был темперамент проповедника или моралиста, но

религиозного опыта у него вовсе не было. Толстой вовсе не былрелигиозен, он был религиозно бездарен. В свое время это очень смелоотметил Овсянико-Куликовский.185 В учении Толстого он видел толькосуррогат религии, годный разве “для группы образованных сектантов”Овсянико-Куликовскийсудил,какбезрелигиозныйгуманист,нонаблюдалон верно. “Его учение сухое, рассудочное, рационалистическое. Эторелигиянедуши,асиллогизмов...”

Учение Толстого есть скорее особого рода моральный позитивизм,отчасти напоминающей стоиков. И Толстой действительно ценил иЭпиктета,иСенеку.“Этоазбукахристианскойистины...”

Икогда,послесвоего“кризиса,”Толстойпродолжалискатьверу,онвдействительностинестолькоискал,сколькоиспытывалверованиядругих,исходя из своих давних и не менявшихся предпосылок. Свое“христианское” мировоззрение Толстой извлек вовсе не из Евангелия.Евангелиеонужесверяетсосвоимвоззрением,ипотомутаклегкоонегоурезываетиприспособляет.Евангелиедлянегоестькнига, составленнаямного веков тому назад “людьми малообразованными и суеверными,” иегонельзяприниматьвсецеликом.НоТолстойимеетввидуненаучнуюкритику,апростоличныйвыборилиотбор.

В одной из позднейших статей он предлагает очень характерныйметод.ПустькаждыйчитаетЕвангелиескарандашамивруке,иотмечает,что ему понятно, – красным слова Христа, синим другие места. ТолькоотмеченноесущественновЕвангелии,–“чтовполнепростоипонятно.”Втаком отборе все должны приблизительно совпасть по силе единстваразума.“Преждевсего,надоверитьвразум,апотомотбиратьизписаний,– и еврейских, и христианских, и магометанских, и буддийских, икитайских, и светских современных, – все, что согласно с разумом, иоткидыватьвсе,чтонесогласносним...”

Здесь удивляет это наивное доверие к здравому смыслу. “Ошибкаможетбытьвовсем,нотольконевразуме.Иразойтисьлюдимогуттолькотогда, когда они будут верить разным преданиям человеческим, а неединому, у всех одинаковому, и всем непосредственно от Бога данномуразуму.” У Толстого было несомненное искание духовной жизни, ноотравленное сразу же и искаженное его безудержной рассудочностью.Толстой умел угадать в “Невидимой брани” Никодима Святогорца“прекраснуюкнигу,”номерилеенасильственныммерилом“понятности”и решал, что нужно “выпустить лишнее и неверное.” Толстой читал ижития святых, и творения отцов и аскетов – и снова все отбирал иподбирал, опускаядогматыичудеса.Этоименно системапеределанного

христианства...Характерна однаиз записей в дневникеТолстого еще в 1852-м году.

“Веруювоединого,непостижимого,доброгоБога,вбессмертиедушииввечное возмездие за дела наши. Не понимаю тайны Троицы и рожденияСына Божия, но уважаю и не отвергаю веру отцов моих.” Впоследствииименноэтим“непониманием”Толстойиразлагает“веруотцов.”Этоегоосновнойиповторяющийсядовод...

Любопытно, что его основной религиозный замысел определилсяоченьзадолгодо“кризиса.”Оченьважназаписьвдневнике,под5марта1855 г. “Разговор о божестве и вере навел меня на великую, громаднуюмысль, осуществлению которой я чувствую себя способным посвятитьжизнь.Мысльэта–основаниеновойрелигии,соответствующейразвитиючеловечества, религииХриста, но очищенной от веры и таинственности,религии практической, не обещающей будущее блаженство, но дающейблаженствоназемле.Привестиэтумысльвисполнение,японимаю,чтомогут только поколения сознательно работающие к этой цели. Однопоколение будет завещать эту мысль следующему, и когда-нибудьфанатизмилиразумприведутеевисполнение.Действоватьсознательноксоблазнению людей религией, вот основание мысли, которая, надеюсь,увлечетменя.”Неясно,подкакимвпечатлениемсделанаэтазапись.Естьздесь некоторое сходство с утопическим социализмом французским, новрядлиТолстойимкогда-нибудьзанимался.

Еще неожиданнее отметка в дневнике 1860 года (по случаю смертибрата), – “пришла мне мысль написать материалистическое евангелие,жизньХриста-материалиста...”

Вовсякомслучае,религиознаятемапривлекалаТолстогоужезадолгодоегопоследнего“обращения.”Ивсяегодушевнаяжизньразвертываетсявсменекаких-тополузамкнутыхкругов,разделенных“переворотами”или“остановкамижизни...”

Толстой был писатель очень личный, “эгоцентрический.”Показательно, что к литературе он приходит от дневника, и первый еголитературный опыт имеет автобиографический характер (“Детство”). Иуже сами его “дневники молодости” есть литературное произведение.“Переход к литературе совершается у Толстого непосредственно черездневник и наоборот – дневник тем самым должен рассматриваться нетолько как обычная тетрадь записей, но и как сборник литературныхупражнений и литературного сырья” (Эйхенбаум).186 Для пониманияТолстого это очень важный источник. В этих его молодых дневникахчувствуетсядаженевлияние,носамдухXVIII-гoвека,духПросвещенияи

сентиментализма,точнописалихкакой-нибудьсверстникЖуковскогоилисамого Карамзина. Толстой каким-то странным образом точно запоздалдушевновХVIII-мвеке,ипотомуоказалсявнеисторииисовременности.И он сознательно уходит из современности в какое-то надуманноепрошлое.Всееготворчествоестьвэтомотношениикакая-тонепрерывнаяморалистическая робинзонада. Еще Анненков называл ум Толстогосектантским.

“Онискалпоясненийвсехявленийжизниивсехвопросовсовестивсебе самом, не зная и нежелая знать ни эстетических, нифилософскихпояснений, ни признавая никаких традиций, ни исторических, нитеоретических, полагая, что они выдуманы нарочно людьми длясамообольщенияилидляобольщениядругих.”

ДляТолстогооченьхарактерноэтонечувствиеисторического,потомуониприходиткотрицаниюкультуры,какименноисторическойформацииипреемства,каксвязанностипреемствомопыта.Эгопреемстводлянегоизагадочно. “Весь смысл его позиции и системы был в том, чтобыпреодолеть натиск истории,” верно отмечает новейший исследователь.Толстой борется “с историей, как таковою, – с самым фактомисторическогопроцесса,”он“нехочетснимсогласиться,недопускаетеговозможности,” он протестует против самого существования истории. Ипостольку он последовательный нигилист. Это очень своеобразный“нигилизм,” нигилизм здравого смысла, – “здравый смысл,” против“истории” (Эйхенбаум). Всеми симпатиями своими Толстой в XVIII-мвеке.Это,преждевсего,Руссо,Стерн,БернардендеС.ПьеридажеVicarof Wakefield (любопытно, что Толстой впоследствии предлагал“Посреднику” переиздать “Векфильдского священника” для народа),потом Стендаль, Кс. Де-Местр, Тёпфер, писавшие именно во вкусеСтерна, еще Прудон. О Руссо сам Толстой отмечал: “Руссо был моимучителем с 15-летнего возраста.” И в юности он носил его портрет нагруди вместо нательного креста. Удачно самого Толстого называли: unEmilrealise.

В годы юности он литературно и психологически упражняется всентиментализме, пишет подражания Стерну, письма в жанре m-meЖанлис.ИзрусскихеговсегобольшепривлекаетКарамзин,ещеНовиков,Радищев. Уже в 50-х годах он читает Карамзина и нравоучительныежурналы прошлого века, как напр. “Утренний свет.” Характерна егоремаркавдневнике1853г.–“аправонехудобыкаквбаснеприкаждомлитературном сочиненииписать нравоучение.”В дневникахмолодости уТолстого очень резко сказывается его потребность и склонность к

нравственной peгламентации, своего рода моралистическая казуистика,непрестанныйсамоанализинедовольствособой,проектированиеплановирасписаний. И здесь уже есть эта стилизация своих недостатков, чтопотом в “Исповеди.” Можно сказать, “Исповедь” и написана вморалистическом жанре XVIII-го века, вся разработана в категорияхсентиментализма.

ВтворчествеТолстогосентиментализмвновьпрорываетсявверхниеисторическиепластырусскойкультуры.

Носентиментализместьтолькообмирщенныйпиетизм,этавариациятого же психологического типа. Религиозно-моралистическаявлиятельностьипопулярностьТолстогосвидетельствуетовсейсилеэтихпиетических соблазнов в русской душе, совсем не изжитых и неисчерпанных в свое время. Не случайно Толстой занималсяАлександровскойэпохой,снейвомногомончувствовалзаодно.ИеслиПьерав“Войнеимире”онстилизовалподсвоегосовременника,торазвенехотелонещебольшесамусовременностьисамогосебястилизоватьподпиетиста и моралиста давних времен. Любопытно, что Толстой любилчитатьФенелона,читалвсвоевремяиАнгелаСилезия(ср.ив“Накаждыйдень”)...

В пределах того же XVIII-го века и близость Толстого к Канту,близость в томименно, что у самогоКанта былоот ограниченности еговремени.Здесьнестольковлияние,сколькопрямоесовпадениеводинокомзамысле“религиивграницаходноготолькоразума,”innerhalbdesbloszenVernunft, с изгнаниемвсего “таинственного”и “чудесного,” смертвящей“регламентацией” и законничеством. Под категорией закона у Толстогоисчезает и само добро. “Делай не доброе, но законное. Это одноудовлетворяет.Этооднонужно,иважно,ирадостно.”ИБогдляТолстогоне столько Отец, сколько Хозяин, и человек работник у него. Это шагназад,отсыновствавозвраткрабству...

СилаТолстого–вегообличительнойоткровенности,вегоморальнойтревоге.Унегоуслышалипризывкпокаянию,точнонекийнабатсовести.Но в этой же именно точке всего острее чувствуется и вся егоограниченность и немочь. Толстой не умеет объяснить происхождениеэтой жизненной нечистоты и неправды. Он точно не замечает всейрадикальностиэмпирическогозла.Инаивнопытаетсясвестивсекодномунепониманию или безрассудству, все объяснить “глупостью” или“обманом,” или “злонамеренностью” и “сознательной ложью.” Все этохарактерныечерточкипросвещения.Толстойзнаетоскверневчеловеке,иговорит о ней с брезгливостьюи гнушением (срв. “Крейцерову сонату”).

Ночувствагрехаунегонебыло.Истыдещенеестьраскаяние...Естьразительноенесоответствиемеждуагрессивныммаксимализмом

социально-этических обличений и отрицаний Толстого и крайнейбедностью его положительного нравственного учения. Вся моральсводится у него к здравому смыслу и к житейскому благоразумию.“Христосучитнасименнотому,какнамизбавитьсяотнашихнесчастийижить счастливо.” И к этому сводится все Евангелие! Здесь нечувствиеТолстого становится жутким, и “здравый смысл” оборачиваетсябезумством...

Основное противоречие Толстого в том именно, что для негожизненная неправда преодолевается, строго говоря, только отказом отистории, только выходом из культуры и опрощением, то есть – черезснятие вопросов и отказ от задач. Морализм у Толстого оборачиваетсяисторическим нигилизмом. В этом психологический корень и егорелигиозногоотступничества,егоотпаденияотЦеркви...

Толстойуходилизисториинераз.Впервыйразэтобыловконце50-хгодов, когда Толстой замкнулся в Ясной Поляне и отдался своимпедагогическимэкспериментам.Этобылименноисходизкультуры.ВсегоменееТолстой думал тогда о влияниина народ.Напротив, нужно узнатьволюнарода, и ее исполнить.В самом “противодействиинароданашемуобразованию” он усматривал только справедливый суд над этойбесполезнойкультурой.Ведьмужикудействительноненужнанитехника,ниизящнаялитература,нисамокнигопечатание.НародничествоТолстогоприобретает почти что погромный оттенок. Несколько позже Толстойубеждается,чтоивсяфилософияивсякаянаукаестьтолькобесполезноепустословие. И от него он ищет укрытия в трудовой жизни простогонарода.

В статье: “Кому у кого учиться писать: крестьянским ребятам у насили нам у крестьянских ребят” (1862) Толстой уже предвосхищает восновномсвойбудущийпамфлетобискусстве.Итотжезамыселв“Войнеи мире.” Овсянико-Куликовский очень удачно определял этот жанр, как“нигилистическийэпос.”БольшаяисториядляТолстогоестьтолькоигра.Ивэтойигренетгероев,нетдействующихлиц,естьтольконезримыйроки поступь безликих событий. Все точно снится. Все распадается иразложеновсистемусцениситуаций.Этоскореемаскажизни.Висторииничегонедостигается.Изисториинужноукрыться...

И последним приступом нигилистической борьбы Толстого был егорелигиозныйкризис.ОнотвергЦерковь,ибоотрицалчеловека.Онхотелостатьсянаединесоздравымсмыслом...

Гордостьисамоуничтожениестранносмыкаютсявэтомнигилизмеотздравого смысла. И даже такой наблюдатель, как М. Горький, сумел заэтим“злейшимнигилизмом”распознатьиразличить“бесконечное,ничемнеустранимоеотчаяниеиодиночество...”

УпоследователейТолстогосказываласьтакаяжепотребностьуйтиизистории,ипоселитьсявблагочестивойУтопии,точноужепотусторонуистории. В этом весь замысел толстовских “колоний.” То был приступсвоеобразногоаскетизма,бегствоизгрешногомира,носразужеинадеждасоздать новый мир. Острый привкус апокалиптики в этом движенииочевиден. Движение не удалось. “Культурные скиты” слишком скорозапустели,умерлиотвнутреннегобессилия.Нонеслучайнодлямногих,вих личной, судьбе, “толстовство” оказалось путем возрата в Церковь(достаточноназватьМ.А.Новоселоваипозжекн.Дм.А.Хилкова).Здесьже следует упомянуть и о православномКрестовоздвиженском трудовомбратстве,основанномН.Н.Неплюевымвегочерниговскомимении...

ВлияниеТолстогохарактерно,каквеяниеисимптом...“Не мудрена система переделанного Евангелия, ее также просто

опровергнуть,какимногиедругиезаблуждения,новсеонибудутстрашнозаманчивы и заразительны, пока истина, пока Православие будетсуществоватьтольковкнигах,давпроповедях,аосуществлятьсялишьвдеревенской глуши, да в пустынях Валаама или Афона” (митр. АнтонийХраповицкий).

10.ЭпохаПобедоносцева

Политический поворот с начала 80-х годов сразу же сказался и вцерковныхделах.Главнымидеологомивдохновителемнового“обратногохода,” новой охранительной политики, “главным ретроградом” и был наэтот раз обер-прокурор Святейшего Синода, незадолго перед 1-м мартаназначенныйК.П.Победоносцев(1827–1907).Егоимя–символэпохи...

Есть что-то призрачное и загадочное во всем духовном образеПобедоносцева. “И только тень огромных крыл,” очень удачно о немсказал Блок. Он был очень скрытен, в словах и в действиях, и в его“пергаментныхречах”былотруднорасслышатьегоподлинныйголос.Онвсегда говорил точно за кого-то другого, укрывался в условномблагозвучии и благообразии очень и очень размеренных слов. Своикнижечкиикнигионимелобыкновениеиздаватьбезымянно,точноонихиздаетилисоставляет,точновнихонпередаетилиизлагаетчьи-точужиемненияимысли.Этаусловнаяпсевдонимностьдлянегооченьхарактерна.Онбылврагличноготворчества...

Победоносцев по-своему был народником или почвенником. ЭтосблизилоегосДостоевским.“Уменябылдлянегоотведенчас,всубботупослевсенощной,ионнередкоходилкомне,имыговорилидолгоимногозаполночь...”

НовдохновениеДостоевскогобылоПобедоносцевудуховночуждо.Иобразпророкаскоропомерквегохолоднойпамяти...

Народником Победоносцев был не в стиле романтиков илиславянофилов,скореевдухеЭдм.Бёрка,187ибезвсякойметафизическойперспективы.Оченьмногоевегокритикезападнойцивилизацииипрямонапоминает контрреволюционные апострофыБёрка.Победоносцев верилв прочность патриархального быта, в растительную мудрость народнойстихии,инедоверялличнойинициативе.Онверилвпростойнарод,всилународной простоты и первобытности, и не хотел разлагать эту наивнуюцелостность чувства ядовитой прививкой рассудочной западнойцивилизации.“Народчуетдушой.”Иэточутьевоплощаетсявпреданияхиобрядах. К ним Победоносцев не хотел бы прикасаться испытующимсомнением мысли, – в представлении Победоносцева мысль всегдасомневается, всегда разлагает, никогда не творит. И лучше молчать, ихранить даже суеверие, ибо в них есть эта первичная энергия жизни.Победоносцева радовало и удовлетворяло вполне, что “во всех этих

невоспитанныхумахвоздвигнутнеизвестнокемалтарьНеведомомуБогу.”Он любил растворяться в народной толпе, “исчезать со своим я в этоймассемолящегосянарода.”Иегосовсемнесмущало,чтослишкоммногиев этой молящейся толпе не могут сознательно следить за словамицерковнойслужбы.

“Народ не понимает решительно ничего ни в словах службыцерковной,нидажев“Отченаш,”повторяемомнередкоспропускамиилисприбавками,отнимающимивсякийсмыслусловмолитвы.”

Но ведь истина постигается не разумом, но верой, “стоящею вышевсех теоретических формул и выводов разума.” “Самые драгоценныепонятия,”настаиваетПобедоносцев,“находятсявсамойглубиневолиивполумраке...”

Есть что-то от позитивизма в этом непримиримом отталкиванииПобедоносцева от всякого рассуждения. Умозаключениям он всегдапротивопоставляет “факты.” Обобщений он избегает не без иронии, иотвлеченных идей боится. Мысль убивает, замораживает жизнь. Егоученый курс гражданского права очень удачно называли “межевымпланом”X-готома.Такназываемой“общейчасти”внемпочтинет.Нетисистемы.Победоносцевизбегаети“опасаетсявводитьмысльвпостроениеинститутов...”

И здесь основная двусмысленность его воззрения. Вся эта защитанепосредственного чувства у Победоносцева построена от противного.Сам он всего меньше был человеком непосредственным или наивным.Всего меньше сам он жил инстинктом. Сам он весь насквозьотвлеченность. Это был человек острого и надменного ума,“нигилистического по природе,” как о нем говорил Витте.188 Это былбезочарованный скептик. И в самом себе он ощущал весь этот холодотвлеченноймысли.От него он ищет противоядия в народной простоте.От собственной безбытности он хочет укрыться в быте, вернуться к“почве...”

Икогдаонговоритовере,онвсегдаразумеетверународа,нестольковеруЦеркви.Недогматическуюверу,неучениеверы,ноименно“простуюверу,” т. е. чутье или чувство, некий инстинкт, пресловутую “веруугольщика.” И сама Церковь для него есть, прежде всего, “живое,всенародноеучреждение...”

Вправославнойтрадицииондорожилнетем,чемонадействительножива и сильна, не дерзновением подвига, но только ее привычными,обычными формами. Он был уверен, что вера крепка и крепитсянерассуждением, а искусамысли и рефлексии выдержать не сможет.Он

дорожит исконным и коренным больше, чем истинным. “Староеучреждениетемдрагоценно,потомунезаменимо,чтоононепридумано,асоздано жизнью.” И этого органического авторитета, очевидно, ничемнельзя заменить: “потому что корни его в той части бытия, где всегокрепче и глубже утверждаются нравственные узы, – именно вбессознательной части бытия” (срв. у Бёрка его теорию “давности,”prejudiceandprescription).Поэтомуилегендарныйобразнадежнееясногопонятия.Влегендеестьсилажизни,апонятиебессильно...

Безотчетное чувство правдивее и надежнее, чем любознательныйразум...

Богословия Победоносцев решительно не любил и боялся, и об“искании истины” отзывался всегда с недоброй и презрительнойусмешкой.Духовнойжизнинепонимал,нопугалсяеепросторов.Отсюдався двойственность его церковной политики. Он ценил сельскоедуховенство, немудреных пастырей наивного стада, и не любилдействительныхвождей.Онбоялсяихдерзновенияисвободы,боялсяинепризнавалпророческогодуха.ЕгосмущалинетолькоВлад.СоловьевилиТолстой. Еще больше его тревожили такие подвижники и учителядуховного делания, как Феофан Затворник и даже о. ИоаннКронштадтский. Победоносцев не хотел общественной и культурнойвлиятельностииерархиииклира,ивластноследилзавыборомепископов,не только по политическим мотивам, не только ради охраныправительственного суверенитета. Это расходилось и с его личнымрелигиозным опытом и идеалом. За Победоносцевым остаются егозаслуги: основание церковно-приходских школ, строительствоблагообразных сельских храмов, издательство благочестивых книг имолитвенников дли народа, забота о благочинном пении в церквах,материальная помощь духовенству, усиление церковнойблаготворительности. Он сумел понять и оценить С. А. Рачинского189 иего“сельскуюшколу.”

Но с Рачинским он разделял и его основную ошибку, что “сельскаяшкола”должнабытьокончательнойшколой,неследуетвнушатьученикамбеспокойного и тщеславного желания идти дальше, искать высшего илидругого,и темколебатьустоисоциальныхгруппировок.НароднойшколеПобедоносцев усваивал роль охранительного учреждения: “содержатьлюдей в строгом подчинении порядку общественной жизни.” Школадолжна не столько давать “общее развитие,” сколько развивать навыки иумения, в строгом соответствии наличной среде, – иначе сказать, онадолжнабытьсословнойиполупрофессиональной.

И Победоносцев никак не хотел идти дальше этих начатковприкладногополупросвещения,–“ограждатьсвященныезаветыпредков,”и это все. Он не хотел религиозного пробуждения народа, он не хотелтворческогообновленияЦеркви.Онбоялся,чторелигиозноепросвещениеповедет к протестантизму. И, как замечает Н. П. Гиляров-Платонов,“опасение протестанства и вольномыслия повело к обскурантизму.”Победоносцевверилвохранительнуюпрочностьпатриархальныхустоев,но не верил в созидательную силу Христовой истины и правды. Онопасался всякого действия, всякого движения, – охранительноебездействиеказалосьемунадежнеедажеподвига.Оннехотелусложненияжизни,–“чтопросто,толькотоправо,”–ивэтомпафосеисторическогонеделания он неожиданно встречается сЛ. Толстым.При всем различииисторического настроения и темперамента они сближаются в исходныхпредпосылках,какблизкибылиидейноРуссоиБёрк...

Передают, “ненадо,” этобылпривычныйответПобедоносцева.ЕмуприписываютэтотпронзительныйафоризмоРоссии:“ледянаяпустыня,ив ней ходит лихой человек.” Россия потому и представлялась емупустыней,чтооннеумелузнаватьдобрыхлюдей.Онневериллюдям,онне верил в человека. Он страдал “историческим унынием,”подозрительностью и маловерием. И сам он был ледяной человек. Ив.Аксаков190 остроумно писал ему еще в 1882 г. “Если бы в те временаспросили тебя: созывать ли вселенские соборы, которые мы признаемтеперь святыми, ты представил бы столько основательных критическихрезоновпротивизсозыва,чтоонибы,пожалуй,инесостоялись...

Исторгая плевелы, не следует исторгать и пшеницу, и лучше неисторгатьплевел,чтобынеисторгнутьхотябыодинколоспшеницы...

Такивовсем.Твоядушаслишкомболезненночувствительнаковсемуложному,нечистому,ипотомутысталотрицательноотноситьсяковсемуживому, усматривая в нем примесь нечистоты и фальши. Но без этогоничто живое в мире и не живет, и нужно верить в силу добра, котороепреизбудетлишьвсвободе...Аеслидатьсилуунынию,тонечембудетиосолиться...”

Так показательно, что Победоносцев не сумел почувствоватьсерафической святости преподобного Серафима Саровского. Здесь онрасходилсяиссамымблагочестивым“чутьем”народа...

Онверовалнеотисполнениясердца,аотиспуга.Унегобылобольшепрезрения к человеку, чем даже негодования. Розанов верно назвал егоизвестный “Московский Сборник” грешной книгой, – это грех уныния,безверияипечали...

В том парадокс, что сам Победоносцев был не так далек отсвоеобразного протестантизма. Он всем сердцем принимал Петровскуюреформу. И при всем своем отвращении к современной западнойцивилизации, либеральной и демократической, он оставался западнымчеловеком.Характерно,чтоонпереводилвсе западныекниги:А.Тирша,Христианскиеосновысемейнойжизни(1861),ФомуКемпийского(1869),Ле Пле (1893). Характерен и его выбор авторитетов в его известном“Московскомсборнике”(перв.изд.1896),–Карлайль,Эмерсон,Гладстон,и даже Герберт Спенсер,191 и из романтиков – Карус192 с его книгой одуше.

Победоносцева остроумно сравнивали с “круглоголовыми,” – тотжедух законничества и нетерпимого морализма. И, подобно суровомуанглийскомуПротектору,ПобедоносцевхотелвластвоватьвЦеркви,радинародного блага. Мистической реальности Церкви он как-то нечувствовал.Онбыл типичным“эрастианцем”193 в своейдеятельности.Ивселенских перспектив у него не было. Всего характернее в этомотношенииегоопыт“усовершенствовать”русскийтекстНовогоЗаветанаоснове “славянского подлинника,” и без обращения к греческому (этотопытсовсемнеудался,дажестилистически)...

Победоносцевбылбесчувственнонетерпимнетолькокинославным.Еще деспотичнее был он в “господствующей” Церкви. И ему почти чтоудалось создать вокруг себя эту жуткую иллюзию ледяного покоя.Конечно, далеко не все вЦеркви поддавалось его энергичной регуляции.Но правительствующее значение обер-прокурорской власти в “ведомствеправославного исповедания” при нем еще возросло. НастойчивостьПобедоносцева часто объясняется его страхом перед надвигающейсяреволюцией,иегосравниваютсКонст.Леонтьевым.Сравнениенеточно.

Леонтьев в одном из своих писем 80-х годов осудил со всейбеспощадностьювсеэто“бездарноебезмолвие”испуганныхохранителей.Он ясно видел, что ограничить всю жизнь Церкви одним охранением“значилобыобрекатьЦерковьпочтичтоинаполноебессилие.”Запретнеесть средство убеждения. “Положим, что нам сказано: “под конец”останется мало “избранных,” но так как нам сказано тоже, что верногосрока этому концу мы знать не будем до самой последней минуты, тозачемженампреждевременноопускать рукии лишатьЦерковь всех техобновляющих реформ, которыми она обладала в ее лучшие времена, отсошествия Святого Духа до великой победы иконопочитания надиконоборством и т. д., и т. д.” И Леонтьев настаивает, что теперь время

богословствовать, в особенности же мирянам. Личную жизнь нужносвязатьпослушанием,ивполнеподчинитьволеизбранногостарца.Ноумдолжен оставаться свободным, конечно, в пределах догмата и предания.Ведь есть новые вопросы, и о них подобает писать мирянам, исследуяпути...

Для Победоносцева не было таких “новых вопросов,” которые быстоило решать. Вопрошать опасно. Он избирал именно то “бездарноебезмолвие,” которое Леонтьев осуждал. Победоносцев не хотел, чтобы овереразмышлялииговорили.Онбылнетолькопессимист,ноискептик,–онсоблазнялсянетолькоонеправде,ноиосамойистинехристианской...

Первой пробой новой церковной политики было сновапреобразование духовной школы. Толстовская реформа 60-х годов идействительно не была вполне удачной. Ревизия духовных академийпреосв. Макарием в 1874-м году обнаружила и в академической жизнизначительныепробелыинедочеты.В1881-мгодуприСвятейшемСинодебыла образована комиссия для нового пересмотра уставов подпредседательством Сергия Ляпидевского, впосл. митрополитаМосковского, с участием представителей от академий и от УчебногоКомитета. Предлагалось вернуться к прежней, ведомственной илислужилой,точкезрениянадуховнуюшколу.Раздавалисьголосаивпользупростоговосстановленияпрежнегоустава.ОрганизацияIV-гокурсасегочрезмерной специализацией была признана неудачной. Решено былоотменить приват-доцентуру и вместо того “оставлять при академии”лучшихкандидатовдлянаучныхзанятий..

Любопытно, что преподавание патристики снова объявлялосьизлишним. Но было признано желательным восстановить преподаваниеестественно-научнойапологетики.В.Д.Кудрявцевпредлагал ещеввестипреподавание нравственной философии и философии права. Важнымрешением была отмена публичности академических диспутов, несмотрянаголосавпользугласности.

“Предметы веры делаются поприщем словопрения,” говорил арх.Сергий.

Комиссияимела32заседанияизаканчивалаработыужевнеполномсоставе,безиногородних.ПроектбылвнесенвСинодвмарте1883года.Для его рассмотрения было образовано особое совещание из трехсинодальных архиереев: митр. Иоанникия, Леонтия, впосл. тожемитрополита,иарх.Саввы.Комиссияработаланегласно,доконцаработнедовела.Окончательный “Устав” был разработан в строжайшей тайне, по-видимому, в канцелярии Обер-Прокурора, и проведен через Синод с

крайнейпоспешностью,безвсякогообсуждения.“МитрополитыИсидориПлатон подписали, не заглянувши даже в переписанную набело тетрадь,преосвящ. Ионафан, не участвовавший в нашей комиссии, хотел былопрочитать этот проект, но это ему не удалось.” Так рассказывает арх.Савва. Он сам не со всем соглашался в комиссии и просил дать емувозможностьпредставитьсвоисоображениянаусмотрениеСинода,–этожеланиенебылоуважено,авскореарх.Савваивовсебылосвобожденотприсутствия в Синоде. Академический Устав был утвержден 20 апреля1884г.,иподлежалвведениюужесосенитогожегода.

Академический строй был очень серьезно изменен. УсиливаласьвластьЕпархиальногоепископанадакадемиейиректорувозвращалосьегоначальственноеположение,оннедолженбылчитатьбольшедвухлекцийвнеделю.Отделениябылиупраздненыитольковторостепенныепредметыбыли сведены в группы, которые предлагались на выбор. Специализацияна IV-м курсе отменялась. Выпускное сочинение нужно было писать натему богословского содержания (правило это, впрочем, на деле несоблюдалосьслишкомстрого).

Очень характерно, что отменялась публичность академическихдиспутов. Степень доктора и вообще присуждалась теперь без защитыдиссертации,поодномутолькоотзывурецензентов;вводилосьразличениедокторской степени: богословия, церковной истории или каноническогоправа. Магистерскую диссертацию предоставлялось защищать на“коллоквиуме”взаседанииакадемическогоСоветарасширенногосостава,с участием “и приглашенных Советом сторонних лиц,” но не напубличном диспуте.Нужно было избегать открытого спора, разногласия,напрасной гласности. И открытым возражением ведь только привлечешьизлишнее внимание к противнику. Победоносцев боялся привлекатьвнимание к религиозным вопросам, он боялся споров и несогласий. Онсомневался,готовалиЦерковьксамозащите.Онпредпочиталееограждатьизвнегосударственнойопекойисилой.Победоносцеваскореебеспокоилопробуждение религиозных интересов в русском обществе. Он ценилрелигию,какбыт,нонекакискание...

Впрочем, в 70-х годах он и сам принимал довольно деятельноеучастиевработах“Петербургскогоотдела”ужераньшесуществовавшеговМоскве“Обществалюбителейдуховногопросвещения.”Этот“отдел”былоткрыт в 1872-м году, всего больше в связи со старокатолическимдвижением. Связь с Москвой была скорее только по имени. Почетнымпредседателемотделабылвел.кн.КонстантинНиколаевич,средичленовпреобладали миряне, все больше из высшего круга. Из духовных лиц

нужно назвать протоиереев Янышева, Васильева, П. Е. Покровского.“Отдел”присамомоткрытииполучилважноепреимущество:дозволение“в своей среде,” т. е. в непубличных заседаниях, свободно рассуждать оделах Церкви. Первым обсуждался старокатолический вопрос. “Отдел”издавал свои протоколы по-русски и во французской редакции. В 70-хгодах это был очень значительный очаг богословских интересов. Своимправом“свободного”обсужденияотделпользовалсяширокоикасалсянасвоих собраниях вопросов, действительно, сложных и тонких. И, крометого, устраивались публичные чтения. Нужно отметить выступление Т.Филиппована тему “онуждах единоверия”и его спор сИ.Нильским (в1873и1874г.г.),тезисыФ.Г.Тёрнераосвободесовестиивоспитания(вначале1876г.),чтенияо.И.Л.Янышеваосвободесовестии“осущностихристианства с нравственной точки зрения,” чтения Ф.Г. Тёрнера охристианскоминовыхфилософскихвоззренияхнажизнь (в1878и1879г.г.).Этобылирелигиозно-философскиесобраниясвоеговремени.Кэтомукругу в конце 70-х годов был близок и Влад. Соловьев, переселившийсятогда в Петербург. Нужно отметить и его известные “Чтения обогочеловечестве”(в1878-мгоду)...

В 80-х годах, при Победоносцеве, такие собрания стали уженевозможны...

Победоносцев не сочувствовал и свободе богословской печати.Лучшие из богословских изданий под давлением духовной цензуры вначале 90-х годов прекращаются: “Православное Обозрение,” “ЧтенияМосковского общества любителей духовного просвещения,” даже“Прибавления” Московской академии. Правда, основываются и новыежурналы: “Вера и Разум” в Харькове с 1884 года (инициатива арх.Амвросия Ключарева), “Богословский Вестник,” при Московскойакадемии (с 1892), “Вера и Церковь” вМоскве (с 1899). Но чувствуетсяпринужденная осторожность во всем. Победоносцев сочувствовалразвитию изданий для народа. Возникает ряд журналов: “Воскресныйдень” (издавал свящ. С. Уваров), “Кормчий,” “Пастырский собеседник”(изд. Маврицкого), “Русский Паломник” (под ред. А. И. Поповицкого,несколько неожиданная замена “Церковно-общественного Вестника”), –сюдажепримыкаютинепериодические “ТроицкиеЛистки,”издаваемыеархимандритом Никоном, впоследствии епископом Вологодским.Значениеэтихизданийнеследуетпринижать.Однако,жанрбогословскойлитературынесомненноснижается,доуровняпростойназидательности.Вдействительности это было отступление Церкви из культуры. Спорныевопросы,вовсякомслучае,снимались.Иестественно,чтонанихискали

ответовнастороне.ВлиятельностьЦерквиэтимнесомненноподрывалась.Только под знаком “назидательности” и могло развиваться в Петербурге“Общество распространения религиозно-нравственного просвещения вдухе Православной Церкви,” основанное уже в 1881-м году (по починупетербургских протоиереев Д. Я. Никитина и М. И. Соколова). Следуетотметитьещеновыемиссионерскиежурналы:“БратскоеСлово,”подред.Н.И.Субботина(возобновляетсяв1883),“ПравославныйБлаговестник”(с1893г.),“МиссионерскоеОбозрение”(с1896-гогода).Выдвигалисьвсегобольше нравственные темы. И все сильнее чувствовалось желание навсякий вопрос давать готовый ответ, внушать впечатление совершеннойзаконченности православного мировоззрения, устранять всякуювозможность “недоуменных вопросов.” “От настоящей серьезной борьбыза Православие мы избавлены государственной опекой,” справедливоговорилВлад.Соловьев...

Победоносцева смущал усиленный приток учащихся в духовныеакадемии,усилившийсявособенностипослетого,каксеминаристамбылзакрытьдоступвуниверситеты.Своекоштныестудентыжилипочастнымквартирам, что затрудняло инспекторский надзор и наблюдение. Былоиздано новое распоряжение, предоставлявшее своекоштным студентамжить только в академических общежитиях, поскольку то дозволяет“вместимостьзданий.”Ноивообщемноголюдствостудентоввакадемияхказалось напрасным и беспокойным: для замещения освобождающихсяучительскихдолжностейвсеминарияхидуховныхучилищахкандидатовитак слишком достаточно. Любопытно, что о желательности высшегобогословскогообразованиядляпастырскогослуженияупомянуть забыли.Этобылпрямойвозвраткслужилойточкезрениянабогословскуюшколу.В1887-мгодубылосокращеноичислоказенныхстипендийвакадемиях.Общееколичествоучащихсявскореупалопочтивдвое...

В 1889-м году были изданы особые “Правила для рассмотрениясочинений,представленныхнасоисканиеученыхбогословскихстепеней.”Этооченьлюбопытныйдокумент.ДлямировоззренияПобедоносцеваонвособенностихарактерен.Всепредполагаетсярешенным.Иглавнаязадачаполагается в предупреждении и пресечении богословскойнеблагонамеренности. Предлагалось обращать внимание не только наученыедостоинствасочинений,“ноинасоответствиеобщегонаправленияихсдухомидостоинствомПравославнойЦеркви.”Требовалосьприэтом,“чтобысочинения заключалибывсебетакуюполнотуиопределенностьизложенияподанномупредметуиливопросу,прикоторойнеоставалосьбысомнениявистинностиправославногоучения,атакжетакуюточность

выражений, которые устраняли бы всякий повод к ложным вопросам.”Запрещалось принимать на соискание ученых степеней сочинения оеретиках и “ложных учениях,” так как вредно слишком долгозадерживаться вниманием на подобных темах. В особенности женедозволительно усматривать в ересях какое-то “единство идеи” (срв.напр.,попыткуВлад.Соловьевав“ВеликомСпоре”вывестивсеересиизодного начала); наоборот, следует вскрывать нелепость и бессвязностьересей,–точнонеможетбытьпоследовательностиложногопринципа.

“Не могут быть признаны соответствующими требованию ученогобогословскогосочинениятакиетруды,вкоторыхотрицается,хотябыисвидимостьюнаучныхоснований,достоверностьтакихсобытий,ккоторымцерковное предание и народное верование привыкли относиться, как кдостоверным событиям.” Здесь имелось в виду, прежде всего, известноесказание о хождении апостола Андрея на Руси, совершеннаянедостоверностькоторогобылапоказанаГолубинским,иегожекритикалетописногорассказаокрещениикнязяВладимира.

Запрещалось “неблагонамеренно выставлять в ложном свете какие-либоучрежденияиустановленияотечественнойЦеркви,”–здесьимелисьв виду исследования о происхождении старообрядческого раскола, остаромобряде, оПетровской реформе. Запрещалось объяснять церковно-историческиесобытияигройестественныхтолькопричин,человеческимипобуждениями и стремлениями, часто темными, влиянием школ инаправлений, находить черты благородства у еретиков и язычников итемные пятна у людей благочестивых и т. д. В результате Голубинскийдолжен был отказаться от печатания II-го тома своей истории и дажевыйти из академии, Каптерев должен был остановить свои статьи о п.Никоне, С.Н. Трубецкой подвергся очень резким нападкам за своюдиссертацию о “Метафизике в древней Греции,” где он довольноосторожно и сдержанно говорил о “евангельском приготовлении” вэллинизме...

Мерило ограждения предлагалось, во всяком случае оченьрастяжимое:нужнобылосчитатьсянетолькосцерковнымпреданием,ноиснароднымверованием.Ивсегдаможнобылосказать,чтотаилидругаякнига имеет не “строго-богословский характер,” или “не вполне точновыражаетучениеправославнойцеркви,”ичтотоилидругоерассуждение“по своей неясности и неопределенности” может быть, особеннонесведущими читателями, понято превратно. О всей двусмысленностиподобныхопасенийещевсвоевремярезкосказалФиларетГумилевский.“Боятсякриканевежд!ихне заставишьмолчать тем,чтобудешькричать

неправду; правда сама себе защита, а подмостки человеческие годнытольконато,чтобыихсломаловремя...”НоПобедоносцеввтомименноине был уверен, что “правда сама себе защита.” Она ему всегдапредставляласьскореебеззащитной...

“Правила1889года,”этобылбольшеактгосударственногоибытовогоохранения, чем церковного консерватизма. Это был акт Синодальнойбюрократии,–неиерархии...

ОсобеннохарактернобылоосложнениесмагистерскойдиссертациейЕ.П.Аквилонова,194тогдадоцентаПетербургскойакадемии,впоследствиипротопресвитера военного и морского духовенства. В 1894-м году онпредставил на соискание степени магистра исследование о Церкви:“Церковь,НаучныеопределенияЦерквииапостольскоеучениеоней,како теле Христовом.” По-видимому, тема эта была подсказана Аквилоновуего руководителем, Катанским, и он только развивал мысли учителя.Рецензируяпредставленнуюдиссертацию,Катанскийоценилеевысокоиотметил,междупрочим,что“авторуудалосьдоказатьнесостоятельностьобычного определения Церкви.” Разумеется катихизическое определениеЦеркви, как “общества человеков” (в “Православном Исповедании”определенияЦерквинет,какнетив“Посланиивосточныхпатриархов”).Аквилонов показывает недостаточность этого позднего и школьногоопределения.Вернеесказать,этоинеопределение,нотолькоописание,иоченьнеполное.ИбоЦерковьестьнетолькообщество,ноиорганизм,или“тело,” и к ее составу кроме человеков принадлежит и сам Христос, ееГлава, в котором Церковь и едина. “Тело Христово,” этот апостольскийобраз или имя есть лучшее определение. Это вполне подтверждается исвидетельством отцов. Аквилонов удачно подобрал в своей книгеважнейшиетексты.ИзрусскихавторовонвсегоближекФиларету(поегопроповедям) и к Хомякову. Выковать полное определение ЦерквиАквилонову не удалось. Он дал только многословный пересказ этогоосновногоимени:“тело.”Ивообще,егокниганаписанаязыкомвялым.Ноона могла послужить надежным введением в дальнейшее исследование.Смущалотолько,чтовпервойжеглавеАквилоноваслишкомрешительнониспровергает “принятое” определение Церкви, как “общества.”Показалосьспорнымито,чтовсоставЦерквионвключалиангелов.Иноевкнигеидействительнобылонедосказано...

В ученых степенях утверждал Святейший Синод и обычно кому-нибудьиз епархиальных архиереевпоручалось рассмотреть диссертациюсо стороны вероучительной благонадежности. Книга Аквилонова былапередана на заключение Виссариона Нечаева, епископа Костромского,

бывшего перед тем долгие годы издателем “Душеполезного Чтения.”Виссарион присоединился к отзыву академических рецензентов ивысказал пожелание об исправлении определения Церкви в Катихизисе.Это пожелание вызвало в Синоде беспокойство. И в тоже время противкниги Аквилонова резко выступили единоверческий архимандрит ПавелПрусский и проф. Н. И. Субботин, доверенный корреспондентПобедоносцева. Они говорили от лица “простых верующих.” Еп.Виссарион настаивал на своем заключении. Победоносцев охранял“народные верования.” Вопрос разрешился тем, что московскиймитрополит Сергий (при неожиданной поддержке епископа Сильвестра)отыскал в книге Аквилонова самый опасный рационализм. Авторупришлосьписатьвторуюдиссертацию...

В этом эпизоде характерно искривление перспектив: болееохранялась неприкосновенность катихизиса, чем верностьдействительному отеческому преданию, и всего более во вниманиепринималисьнастроенияревнителейизпростецов.Изэтихсоображений,очевидно, книгу в “правила 1889-го года” был внесен и тот параграф,чтобы богословские книги писались таким образом, чтобы бытьдоступными и лицам, вовсе не знающих по-гречески (это было противцитатизотцоввподлиннике)...

Запретительная политика Победоносцева оказалась вдвойнебесплодной. Внутреннего успокоения он не достиг. Ему удалось создатьиллюзию покоя. Но это было достигнуто дорогой ценой. Создаваласьпривычкалукавогоумолчания.Непринятыхмненийдержалисьпросебя.Вдуховной школе и в богословской литературе устанавливаетсянеискренний и неживой стиль. Основная неправда запретительногорежимавэтойнеискренностиикоренится.Ивдуховныхшколахсистемазапрещений и приказов создала только дух запирательства и двуличия.“Либерализма”и“сомнений”издуховнойшколы,конечно,Победоносцевcовсем не вывел, но приучил учащихся и учащих скрывать своидействительные мысли. А насильственное удержание духовныхвоспитанниковвдуховномведомствеотравлялотойженеискренностьюисамо священство. Это, конечно, общая характеристика, и исключенийвсегда бывало достаточно. Но, несмотря на все запретительный меры,“неблагонадежные” богословские взгляды все-таки распространялись, аневозможность публичного обсуждения означала ведь и невозможностьоткрытогоопровержения.

Блестящая книга московского профессора М. Д. Муретова противРенанабылаостановленацензурой,таккакдляопроверженияемунужно

было “изложить” опровергаемое “лжеучение,” что не представлялосьблагонадежным.Ренанапродолжаличитатьвтайне,акнигапротивРенанаопоздала лет на 15. И создалось впечатление, что причина запретов вбессилиизащищатьсяКтомуже,слишкомчастопробовализащищатьто,чегонельзябылозащитить.Этооченьподрывалодоверие.Падалдух,когдапризваниеучителяподменяласьдолжностьюстража.

Но и этого мало. Вся система была изнутри отравлена едкимскептицизмом. В свое время граф Пратасов уже пробовал приспособитьдуховное образование к сельским нуждам. Но Пратасов был в Синодетолько “добрый офицер” и руководился соображениями государственнойпользы или ненужности. Победоносцев же был скептиком иинтеллигентом.Заданиесельского“опрощения”длянегоозначалосовсеминое. Если он и говорил обычно о пользе или нужде, то вдействительности он всегда думал об опасности “чрезмерного”образования.Икидееупрощенияонприходилдажеинеотпафосавласти,но от самого ядовитого безверия. Поэтому он хотел ослабить“общеобразовательный” элемент в духовной школе, – зачем длясвященникакакая-нибудьалгебраигеометрия...

Опасностиобразованияонхотелпредотвратитьвнешнимзапретом,нерасчитывая победить или преодолеть их открыто и изнутри. И такимобразом полусознательно он оттеснял живые вопросы из церковногокругозора,оттеснялихуспрашивающихподпорогсознания,отравлялихгоречью запрета. Для этого маловерного консерватизма так характернарепликаРозановаводнойизегостатей90-хгодов.

“ДопуститьобсуждениеистинсвоейверыЦерковьнеможет,–непобоязни их колебания, но по отвращению к подобному обсуждению,..отступающийотЦерквидлянеепрезрен,доневыносимостиеговидеть...”

ЗдесьЦерквинавязываютсясовсемнеевангельскиечувстваимотивы.И предполагается, что она действует скорее как карательная власть, чемкак врач и учитель. И такое исступление принималось и выдавалось заревность о вере. Но оно обречено было на бесплодие. Ненависть нерождает, но только любовь. И как часто ненависть только прикрываетстрахибессилие...

Совсем был забыт образ Доброго Пастыря: “оставляет девяностодевять...”195

Однако, охранительный яд проникал еще глубже. И здесь былосознательное снижение религиозного уровня, “опрощение” самогоправославия...Победоносцевуудалосьвнушитьрусскомудуховенству,что“богословие” не принадлежит к существу православия, “русского

православия,”вовсякомслучае,т.е.русской“простой”инароднойверы,ибоведьмассыэтого“простогонарода”спасаютсябезвсякогобогословия,ибезвсякихразмышленийикультуры,и“спасаются”врядлиненадежнее,чем умствующие и пытливые чрез меру интеллигенты. Вера сдвигаласьтакимобразомиснижаласьдоуровнябезотчетныхчувствиблагочестивыхнастроений. Догматы же воспринимались скорее в каноническом, чем вбогословском порядке, как ограждающие слова, не как животворящаяистина. И, строго говоря, это было только своеобразным приложениемтипическихдоводовЛьваТолстоговновойобластицерковнойкультуры.

Толстойотрицалвсякуюзначимостькультурныхблагименнонатомосновании,чтоонисовсемненужнысельскомуобывателю,–нитехника,ни Шекспир, ни само книгопечатание. И отсюда заключал, что вся этакультура есть очевидный излишек, даже излишество, созданноепраздностьючеловека,ибодляжизнионаненеобходима,безнеевполнеможнопрожить,авнейжитьтрудноисложно...

Почти те же доводы теперь и приводятся в защиту “простой веры.”Ведьбаба-богомолка,илимужик-начетчик,илиблагочестивыйстранник,или монах “из простых,” все они совсем не нуждаются в “ученом”богословиииликакой-тофилософии,иливисторическихисследованиях,которых не понимают и знать не хотят, и без них живут правильно ичестно. Не приходится ли заключить, что вся эта богословская ифилософская“проблематика”естьтолькоплоднапраснойискательностиилюбопытства умов праздных и беспокойных. “Для спасения” она нетребуется...

Победоносцеву удалось внушить это подозрение к“богословствующему разуму” тем легче, что оно отвечало упадочным инигилистическим настроениям эпохи. Позитивизм подорвал доверие ксверхопытной метафизике, “агностицизм” стал привычной умственнойпозойдля среднего человека, и под такоеже агностическое воздержаниеподпадали и догматические истины. С мирским агностицизмомперекрещивается теперь и аскетический. Под предлогом смирения инепостижимости внимание верующих от догматов отвлекается, – какпостичьихслабымразумом!...

Но смирение так часто только прикрывает равнодушие или дажемаловерие. И непостижимость божественных истин преувеличиваетсяврядлинеслукавымумыслом,срасчетомуклонитьсяотдогматическойакривии и неправо младенчествовать умом. Внутренним итогом такогодвоякого агностицизма неизбежно оказывается догматическаярастерянность и нестойкость, искушение морализмом. Сердце отвыкает

житьипитатьсядогматом,напрасноогражденным,идогматоказываетсядуховнокакбыненужным.Такс80-хгодоввнашемцерковномсознанииподымается новая волна морализма, сентиментализма, пиетизма.Обличение рассудочности и рационализма в своей чрезмерностиоказывалось не безопасными для самого учения веры. Большеценилисьдобрые чувства и еще дела. Слишком многое в учении веры начиналоказатьсякаким-тонапраснымтонкословием.Пустьлучшедушаостанетсяв полусвете, но соблазнам беспокойного ума не будет дано лишнегоповода.Вераистолковываетсяскорее,какдоверие,чемкакопытдуховнойжизни...

И к этому присоединяется еще один и очень важный фактор.Духовенствооставалосьсословнымивбольшинствевыходилоименноизрядов “сельских обывателей,” и для них деревенская нищета и простотаслишком часто оставались и потом самой привычной и самой понятнойсредой. Отсюда и своеобразная несвобода в обращении с культурнымиценностями: наивная склонность к внешней цивилизации и внутренняянепривычкажить“вкультуре,”вобстановкетворческогонапряжения.Неувсехразвиваласьисамапотребностьвкультуре.Изэтогообщегоуклонабыло не мало исключений. Однако, общий стиль несомненно былсниженным.Сословное обособление духовенства всего более отделяло иотделялоЦерковьоткультуры...

Так складывался этот сниженный тип православной церковности,упрощенный,иоченьобессиленный.Этобылоктомужеиоченьопасныманахронизмом,былосовсемнесовременнымвэпоху,когдауженачиналосьвозвращение интеллигенции в Церковь, когда религиозная пытливостьстановиласьвсеострее.“Сострахомистыдомпойдеммыотдаватьотчетвнашейлености,внашемнерадении,втом,чтосдалисвоюверувСинод,даи сидим сложа руки,” так резко писал в 80-х годах А. А. Киреев. Иоговаривался, что к “народу” это не относится. “Народ наш ни в какуюканцелярию,нивкакойсинодсвоейверынесдавал...”

Попыткаобойтивопросзапретамиокончилсятрагическимсрывом,–оттесненные страсти и сомнения в свой час неистово прорвались изтемныхглубин.Тобылоточновозмездие...

И к этому вполне приложимо слово Тютчева, сказанное по другомуповоду:“Егопогубитроковоеслово:свободасовестиестьбред”...

11.Проблематикахристианскойсовести.АнтонийХраповицкий

Восьмидесятые годы были не только временем общественнойусталости и угнетения, не только временем “малых дел” и“уравновешенных душ.” Современникам могло казаться тогда: “живыепритаились в могилах, мертвые самочинно встали из гробов” (словаСалтыкова). Но это не вся правда. За полвека назад теперь нам ужеочевидно,какмногоетогдазачиналосьизпозднейшегорасцвета.Тобыловремяуженачинающейсямистическойтоскиитревоги,хотябысамасебяеще не узнающей, и в нарастающем нравственном беспокойстве всеопределеннееобозначаютсяметафизическиемотивы,всерезчевыступаетвопрос о последнем смысле. То был и тайный возврат к вере, частоболезненный, половинчатый, немощный: “слишком ранние предтечислишком медленной весны” (известный стих Мережковского, “Детиночи”)...

Для восьмидесятых годов очень характерна религиознаяпублицистика Вл. Соловьева, часто слишком хлесткая, слишком частосовсем несправедливая и духовно близорукая, но всегда внушеннаяподлинным волнением о правде. В тогдашней полемике Соловьева сославянофилами теперь уже только удивляет его напряженный задор,торопливостьвсужденияхиосуждениях,совсемнеожиданнаянечуткость,какая-то странная укороченность перспектив. Этим не умаляетсязначимостьподнятыхСоловьевымтем.Онделалочевиднойвсюживостьижизненностьэтихтем,свидетельствовалобисторическойправде,делахисилеЦеркви,ивэтомапологическаяценностьегосочинений,инетолькодлятоговремени.Онпоказывал,чтоименновхристианствесплетаютсяводинживойузелвсетворческиевозможностиипотребностичеловеческойжизни. В этом психологическая значительность и его известного“реферата” в Московском Психологическом Обществе, “Об упадкесредневекового миросозерцания” (1892). Это все та же проблематикахристианскойсовести...

И таже тема все время выдвигается в работах этого замечательногоМосковскогоОбщества...

ПоказательнаужепрограммнаястатьяН.Я.Гротавпервойжекнижке“Вопросов философии и психологии” (1889). Нужно открыть илипостроить новое “учение ожизни,” как ее оправдание.И, казалось, не в

томлибудетрусскийвкладвкруговоеобщениефилософскихисканий,чтозаново будет выдвинут именно нравственный вопрос. “Не состоит лиисторическаязадачарусскихмыслителейвсинтезеидеаловсточкизрениявысшихинтересовблага?”Инеобэтомлисвидетельствуетнравственнаяобращенность всей русской художественной литературы? “Философияспасениямираот зла, егонравственногосовершенствования,небудетлиименно нашей особой философией? От самой красоты мы ждем“спасения,” от истины тоже.” И в такой перспективе философияШопенгауэранеестьли“пророчествоиуказаниенабудущее?...”

Эти догадки Грота очень точно отражают настроение того времени,всюэтубеспокойнуювопросительность,тревожностьсердцаисовести...И в такой психологической обстановке с новой силой выдвигаласьпастырскаязадачаЦеркви.

“Современный пастырь должен быть хозяином в воззрениях века навсе стороны бытия и жизни, должен ясно сознавать их согласие илинесогласие с учением христианским, должен уметь дать оценку всякойфилософской идее, хотя бы вскользь брошенной в модной повести илижурнальнойстатье,ипотомунесетуйте, еслиемуподробнораскрываютсистемы Канта и Конта. Верьте, что и этого мало для его дальнейшейдеятельности...

Как приблизить кЦерквижизнь и занятия богословских студентов?Должно возбудить в них религиозную и богословскуюсамостоятельность... Вот, пусть бы радетели церковности, вместопоругания академии, ее профессоров и студентов, вместо усиленногоотыскивания ересей в их сочинениях и проступков в их поведении,указалиспособыковведениюэтогоусловия...

Ножизньнеизучаетсявдуховнойшколе!Напротив,юношество,ибезтогоотделенноеотжизнисословностью,ещеболеезакупориваетсяотнеесеминарской педагогикой. Естественно, что не борцы жизни, ревнителиправды, но сухие теоретики, искусственно выращенные резонеры будутвыходитьизшколы:имлиблаговеститьдляжизни,исцелятьсокрушенныхсердцем, отпускать измученных на свободу!” (Преосв. АнтонийХраповицкий)...

Правда,этисловасказанынемногопозже,в1896г.,ноонимоглибытьсказаныираньше...

Здесь пастырская ревность резко сталкивается и расходится софициознымиофициальнымневерием...Ссередины80-хгодовужеоченьзаметно это пастырское пробуждение, обновление пастырского идеала...РаньшевсегоэтосказалосьвПетербургскойакадемии,когдаЯнышевбыл

заменен в должности ректора Арсением Брянцевым, впосл.архиепископом Харьковским. Инспектором академии был переведен изКазани,тогдаещеархимандрит,АнтонийВадковский(1846–1912),впосл.митрополит Санкт-Петербургский. Это был человек большой сердечнойотзывчивости и благожелательства. Вокруг него собирается кружокревнителейиноческогоподвига,т.наз.“дружина.”Последвадцатилетнегоперерыва вновь начинаются пострижения в студенческой среде.Аскетический идеал при этом внутренне срастается с пастырскимпризванием, это было новой чертой. В этом порядке и могло бытьоправдываемо монашество “ученое,” внемонастырское (срв. статьюАнтонияХраповицкого,“Омонашествеученом,”1889г.)...

ПервоепострижениевПетербургскойакадемииотноситсяк1884-мугоду.ПостриженбылМихаилГрибановский (1856–1898), впосл. епископТаврический.Теперьегоназвалибы“белыминоком.”Этовособенностиотносится к его книге “Над Евангелием.” В ней так много какого-товесеннегосвета.Оченьживоеиостроечувствособорности.Онанеснизу,отчеловеческогосоглашения,носверху,какотблескТриединства.

“Отсюдаеебезусловныйавторитет:несамапосебесоборнаявнешняяформа, но Дух Святой, ясно в ней проявляющейся Своими дарами ивнушениями. Соборность есть высший безусловный авторитет послеХриста,какформапроявленияисредствопроявленияСвятогоДуха.”

ИещехарактернодляМихаилаегорелигиозноевосприятиеприроды.Вераоткрываетвприроденовоесовершенство,неулавливаемоевнешнимрассеяннымсознанием.“Земляпрейдетвсвоейгрубойматериальности,ноее формы жизни, отражающие вечную красоту Бога, останутся, чтобы всвоемобновленномрасцветеещегромчеигармоничнееславитьГосподаиуслаждать наши духовные очи и сердца. Природа есть та обновленнаяземля,вкоторуюмывойдемвладыкамиспобедителемИисусом,–войдемвоскресшимииобновленными,какАнгелыБожии...”

В семинарские годы Михаил перешел нигилистический кризис,“скалу всевозможных отрицаний.” К вере вернулся через философию. ВакадемиизанималсяуКаринскогоиписалемудиссертациюоГераклите,который ему напоминал Шеллинга. “Осмыслить философскихристианство, – вот величайшая цель настоящего времени, намеченнаяШеллингом. Не должно быть разлада. Догматы величайшей абсолютнойрелигии должны быть величайшей истиннейшей философией. Нужнотолько понять их и проникнутьфилософским анализом и синтезом.Нетещехристианскойфилософии.Еенужносоздать.Понейтоска,еежаждетчеловечество, неудовлетворяющееся одной верой” (запись в дневнике).

РождаетсямысльофилософскомпризванииЦеркви...Магистерское сочинение Михаил написал под характерным

заголовком:“Опытуясненияосновныххристианскихистинестественнойчеловеческоймыслью”(1888);вышелтолькоодинпервыйвыпуск:ИстинабытияБожия...

К тому же поколению петербургских академических иноковпринадлежит и Антоний Храповицкий (род. 1864), теперешниймитрополит. В духовную академию он пришел из светской школы, внастроениях религиозного славянофильства, под влияниемДостоевского,и с уже сложившимся решением встать на пастырский путь.Преобладающимидлянегобылинтересфилософский.ДляАнтониятожепрежде всего стояла задача сомкнуть веру и философию.Магистерскуюдиссертацию и он писал по философии: “Психологические данные впользусвободыволиинравственнойответственности”(1887),иэтобылаединственнаякнигаимнаписанная.Унегобылтемпераментпублицистаиписалонобычнотолькоочеркиилистатьи.ВоченьмолодыегодыАнтонийбылназначенректоромМосковскойакадемии.Оннебылисследователем,небылученым.Ноунеговсегдабылисвоимыслиимыслиживые,иунегобылособыйдарихпередаватьиливнушать.Онбылпочтичтосверстникомсвоих учеников, и это сразу же вводило какую-то совсем особуюинтимностьвегопедагогическоеобращениеидействие.Иунегобылсвойцелостный замысел и план церковного действия или воздействия. Опастырском призвании Церкви он прежде всего и свидетельствовал, и онем учил. В его пастырском идеале очень чувствуется влияниепророческих книг Ветхого Завета. Пастырь и есть пророк, или“руководительсовести.”

В своем пастырском делании Церковь строит народную совесть. Издесь есть только один путь, путь любви сострадающей и духовнойвзаимности. “Богословие наше должно разъяснять, что жизнь земнаяпредставляетморестраданий,горяислез.Времяли,местолизаниматьсябездеятельным созерцанием наличных своих сил и способностей иуклоняться от служения ближнему под предлогом собственногонесовершенства”...

Лекции и статьи Антония по пастырскому богословию до сих порсохраняютвсенепотускневшееочарованиеубежденностиивдохновения.Илегкопонятьбылуюзавлекательностьегоакадемическогопреподавания.“Мыжили,согретыееголюбовьюилаской.Он,впервые,можетбыть,длямногих из нас раскрыл нам смысл православного пастырства, каклюбовного и самоотверженного приятия в свою душу своей паствы,

переживанияснеювместевсехеегорестейирадостей,всехиспытаний,искушенийипаденийсвоихдуховныхчад,иихдуховноговозрожденияивосстания силою сострадательной Пастырской любви и молитвы” (извоспоминанийученика)...

Пастырство для Антония есть, прежде всего, путь любви, и любвидеятельной, действенной. В самом таинстве священства преподаетсяименно некая сугубая благодать любви, “дар сострадательной любви.”Этот дар, конечно, может окрепнуть и раскрыться только в личномподвиге, в действительном стяжании любви к людям. Но самое этостяжаниестановитсявозможнымтолькочерезблагодатьдуховнойлюбви,внутренне перерождающей и расширяющей пастырское сердце.Это естьспособность“духовногоотожествления”пастыряспасомыми.Унегокакбыисчезаетеголичное“я,”авсегдаивовсемзаменяется“мы”...

Ипастырскоевлияниеосновываетсянатаинственномобщениидуш.“Человек,накоторогообращаетсяэтовлияние,чувствует,каксамый

духпроповедникавходитвегодушу,какбудтобынектодругойпроникаетв его сердце...” Но действует пастырская воля на чужую свободу и всвободе,–здесьобоюдноеобщение:действиеиусвоение...

Возможность такого “таинственного общения душ” обстановка вреальности Церкви. От психологии Антоний восходит к онтологии.Взаимное общение дано нам в опыте. “По каким же законам душевнойжизни часть одного существа переходит в душу другого и сливается снею?” И спрашивается, действительно ли человеческие существа такразделеныодноотдругого?

“Для разъяснения этого явления нужно отвергнуть представления окаждойличности,какзаконченном,самозамкнутомцелом(микрокосме),и поискать, нет ли у всех людей одного общего корня, в котором бысохранялосьединствонашейприродыипоотношениюккоторомукаждаяотдельная душа является разветвлением, хотя бы обладающим исамостоятельностью, и свободой. Человеческое “я” в полной своейобособленности, в полной противоположности “не я,” как онопредставляется в курсах психологии, есть в значительной степенисамообман. Обман этот поддерживается нашим самочувствием,развившимся на почве греховного себялюбия, свойственного падшемучеловечеству.”

Антоний настаивает: “единая природа” человеков не есть толькоабстракция, “отвлеченное понятие,” но именно “реальная сущность.”Антоний здесь вдается в неожиданный волюнтаризм, почти что поШопенгауэру(“мир,какволя,”иволябезликая,темная,слепая).

“Природавсехлюдейодна:этобезличная,носильнаяволя,скотороюкаждаячеловеческаяличностьпринужденасчитаться,вкакуюбысторонуниобратиласьееличнаясвободнаяволя.”

Это“общечеловеческоеестество”двусмысленно.“Мы не можем не замечать в себе проявлений общечеловеческой

коллективной воли, которая не от меня, но во мне, от которой не могуотказатьсявполне,алишьотчасти,итострудомиборьбой.”

Сюда принадлежит, прежде всего, совесть, но сюдаже принадлежаттемныесклонности,похотьит.д.Этонеоченьясноинелегкопонять,каксоотноситсяличнаяиответственнаяволячеловекасэтойподпочвеннойибезличнойволей.Сейчас,вовсякомслучае,этоединствоприродыразбитои искажено. Оно восстанавливается в Церкви, восстанавливается всебольше и “в будущей жизни единство это выразиться сильнее, чеммножественность человеческих личностей.” ПервосвященническаямолитваСпасителяпрямосвидетельствует“осоединениивсехспасенныхв грядущем веке, не в смысле единодушия только, а в смыслесущественного, реального единства, подобно единству лиц ПресвятойТроицы...”

Есть некоторый просвет и в этом мире разделения. Таковаматеринскаялюбовь,иногдаисупружеская:“вдругпотерятьвсякийвкускличной своей жизни,” “своей отдельной личной жизни мать почти нечувствует, не имеет.” Это прообраз пастырской любви, что есть высшаяступень “такого расширения своей индивидуальности.” Апостол Павел“теряет свою личнуюжизнь,” чтобы в нем жилХристос. “Это единствопастырясоХристомиспаствоюнеестьнечтоумопредставляемоетолько,но единство действительное, существенное.” Антоний подчеркивает снеожиданной резкостью. “Это не единодушие, но единство по существу,ибо подобие ему – единство Отца с Сыном.” Это есть некое единствородового бытия, – расстроенное или ослабленное в грехопадении, оновновь явлено и восстановлено в Новом Адаме В Нем люди вновьстановятсяоткрытымидругдлядруга;иктосоединяетсясоХристом,тотможет “входить и в природу ближних,” сообщая им “часть своегосодержания.”Пастырство и есть строение этого таинственного единства,ТелаХристова.

В подтверждение своей интересной мысли о единстве родачеловеческогоАнтоний ссылается на ГригорияНисского, “О том, что нетри бога,” приводит характерную цитату из “Подвижнических уставов”Василия Великого, (гл. 18), еще цитату из Златоуста. Он скорее бросает,чем развивает свои мысли, не досказывает, точно обрубает их. И

оставляютсябезрешительногоиточногоопределениятерминыипонятия,так легко поддающиеся многим толкованиям, как напр, “единствоестества,” “единство рода,” “воля,” “личность” и т. д. Есть достаточноповодов сомневаться, так липрименяетАнтоний своиотеческие ссылки,кактоготребуетцелостнаясвязьвоззренийданногоотца...

Учение Антония о пастырстве органически связано с пониманиемдогматаискупления.

“Вопреки школьным богословским системам, Божественноеискуплениезаключается,главнымобразом,именноввосстановлениисегоновоблагодатного единения любви и послушания людей с Богом, соСпасителем и между собой.” И основным в этом искупительном деленужнопризнатьГефсиманскоеборение.Всвоемпозднейшем“катихизисе”Антоний так определяет: “Почему эти душевные муки Христа очеловеческой греховности явились нашим искуплением? Потому, чтосострадательная любовь таинственно объединила Его дух с нашимидушами и мы почерпаем для них от Духа Христова как бы источниксвятости, и тем побеждаем грех.” Антоний связывает Гефсиманскоеборение с “преестественной молитвой” в XVII гл. Иоаннова Евангелия.Крестнаясмертьоставляетсятакимтолкованиемкак-товтени...

УАнтонияотначалапривлекаетегонравственнаявозбужденностьичуткость, его впечатлительность и внимание к нравственным исканиямсовременного общества и народа. К этим исканиям он относит словаСпасителя: “не далек ты от царствия Божия.” Он имеет в виду инравственныйподъемвобразованномобществе,отраженныйвлитературе,и “мистико-моральное одушевление народа,” которым так умелопользуютсясектанты.“Итак,отнегонедалекивсепочтимирскиетечениянашей общественной и народной жизни: это есть вызревшая жатва,которая только ожидает делателей-сеятелей, чтобы стать пшеницейБожией...”Поэтомуонтакнастаиваетнанеобходимостидляпастырязнать“жизньинауку,”особенно“состороныихзаманчивостидлясовременныххарактеров, а равно и их влияния на нравственную жизнь человека.” ВособенностионподчеркивалзначениелитературыиДостоевскогосчиталучителем жизни. С нескрываемой иронией он отзывается о техревнителях, которые хранят свою веру скорее просто по привычке, “ипотомуонивсебоятсячитатьмирскиекниги.”Онибоятсязасебя,засвоюнеосознаннуюверу.

“Отсюда исключительность и нетерпимость таких религиозныхлюдей, отсюда же и бесконечные речи о противоположности знания иверы, о религии безотчетного чувства, о гибельности любознательного

разума, опасение религиозных споров и даже несочувствие кпринимающимправославиеиноверцам...”

У Антония всего было очень острое чувство внутреннейнезависимости Церкви, как не от мира сего, и отсюда совершенноеотличие всех форм церковного действия от жизни мирской. Пастырьвсяческидолженоберегатьсяотвнутреннегоилидушевногообмирщения,от заражения формализмом или законничеством, и должен еще болееостерегаться духовного насилия. Нужно действовать истиной слов, а неподавлять совесть своим авторитетом. Царствие Божие устрояется наземле только силой духовного возрождения. “Не из учрежденийполитических, но именно из подвига свободных душ идет очищениенравов...” Это приводит Антония к теоретическому столкновению сгосударством.РусскаяЦерковьвпленуугосударства.“Лишеназаконногоглавы и отдана в порабощение мирским чиновникам.” И Синод естьучреждение вполне неканоническое, “неведомое святому православию ипридуманноеединственнодляегорасслабленияирастления,”исовсемнеесть соборное правление. “И этому учреждению отдана в порабощениеПравославнаяЦерковь...”

АнтонийверитвобщественноепризваниеЦеркви,–строитьЦарствиеБожие. Но он слишком решительно размыкает Церковь и мир, и мироказывается особенно беспокойным соперником, когда предоставляетсясвоей особой судьбе. Антоний всегда боялся церковного вмешательства,как обмирщения, но принцип аскетического невмешательства означалпрактическое отступление перед миром, – пусть оно задумывалось, какпобедноевыступлениеизмира...

Но не в этом и прикладном вопросе главная слабость церковно-практической схемы Антония. Гораздо важнее чрезмерность егоморализма, его моралистической психологизм.Утомляет это постоянноеподчеркивание, что христианство есть “религия совести.” И сновапастырствомпочтизаслоненосамосвященство.СакраментальныймоментвжизниЦерквиивпастырскомделанииостаетсясовсемнераскрытымиВсвое время Антоний, упрекал Влад. Соловьева именно за егосакраментализм.

“Мынеможемсогласитьсястемчтоавтор,по-видимому,уделяетнадолю пастырей только священнодействование, на которое он опять жесмотрит не как на акт моральный (“возлюбим друг друга, даединомыслиемисповемы”),нокакнаакттолько“мистический,”т.е.какнакакое-то священноеволшебство.Любимаяегоречь–о таинствах, какматериальныхпосредствахблагодати,одуховно-мистическомтелеЦеркви

ит.п..”Антоний, очевидно, не заметил, что его упрекипоражаютне только

Соловьева, но и весь сонм отцов, от Златоуста и даже от ИгнатияАнтиохийскогосего“врачевствомбессмертия,”идоКавасилыиСимеонаСолунского. Антоний же в пастырском действии выдвигает вперед несвященство,нозаботыоб“общественномблаге”…

Достаточно сравнить пасторологические статьи Антония с“дневником” о. Иоанна Кронштадтского, чтобы почувствовать всюнеполноту и всю духовную нескладность этого одностороннегоморализма. Строго говоря, это все тот же гуманистический идеал“общественного служения,” перенесенный в Церковь, идеал деятельногоальтруизма. Антоний много говорить о молитве, и в ней справедливоусматриваетосновнойустойпастырскогодействия.Ноон слишкоммалоговорит о таинствах. И самую молитву он понимаете как-топсихологически,какпреодолениедуховногоодиночества.Характерно,что,“догматизм” богослужебного чина (у Дамаскина и др.) он считал уже“низшей ступенью,” по сравнению с целостным вдохновением первыхвеков, хотя в этой богослужебной поэзии все еще много духовноговосторга и созерцаний. К позднейшему “византинизму” Антонийотносится скорее сурово и сожалеет, что “наше религиозное сознаниевоспитано совершенно в направлении этого, исключительноотрицательного, склада духовного саморазвития, исчерпывающегося водной борьбе со страстями и мало знающего о положительных плодахцарствияБожия,ожизнирадостнойлюбвиклюдям.”Всегдачувствуетсяэтотнекоторыйпривкусгуманистическогооптимизма...

Антонийвозводитсвоепастырскоемировоззрениексвятоотеческомуисточнику, и не без основания. Но еще сильнее в нем влияниесовременности. Психологически Антоний гораздо ближе кславянофильскойпублицистике,чемдажекрусскому“Добротолюбию.”Ипривсемсвоемотталкиванииот“западнойэрудиции”Антонийостаетсясней слишком связан. Отказаться от западных книг еще не значитьосвободитьсяотзападногодуха.Ужевсвоевремябылаотмеченаблизостьпастырских идей Антония к воззрениям С. А. Соллертинского196 в егокниге: “Пастырство Христа Спасителя” (1887). И здесь мы, с полнойочевидностью, возвращаемся на почву “западной эрудиции.” ДляСоллертинского все пастырство и сводится к “христианскомуучительству,” и самое Искупление истолковывается, как учительство:“сообщениелюдямистинныхпонятийиистинныхцелейдлячеловеческойдеятельности.” Об этом и говорит основное имя: Сын Человеческий.

Нагорная Проповедь и есть для Соллертинского как бы “символ веры”первозданной Церкви, некая программа Царствия Божия. Антонийдвижетсявтомжекругуидей...

Иещеострееегоморализмчувствуетсявегодогматическихопытах.К началу 90-х годов потребность в новом богословском синтезестановилась все более чувствительной. “Схоластическое” богословиедавно уже не удовлетворяло, “исторический” метод не давал именносинтеза,несозидалсистемы.Ивыходасталиунасискатьвнравственномраскрытии догматов. Догматика перестраивается с нравственной точкизрения. Антоний был одним из самых ярких представителей этого тогдановогобогословия.Всегдаунегопросвечиваетапологетическаязадача,онстремитсяоправдатьдогматизнравственногосознания.Оправданиеэтоневтом,чтодогматыимеютнравственноеприложение,новнихзаключаетсянекая“нравственнаяистина,”ивнихименнообосновывается.ТакистинаТриединстваБожияестьпрообразчеловеческогоединстваилюбви,когдаснимаетсянепроницаемость“я”и“нея.”ИвэтомженравственнаяидеядогматаоЦеркви.ДогматТриединствадает“метафизическоеобоснованиенравственного долга любви,” как учение о загробном воздаянииобосновывает добродетель терпения. Добродетель не обоснована ни виндивидуализме,нивпантеизме.

“Здесь то и является на помощьСвятая Троица, то блаженнейшее иистиннейшее бытия, где свободаи вечностьЛицне сокрушает единства,где есть место и свободной личности, но где нет безусловной личнойсамозамкнутости. Учение любви там закон внутренний, а не внешнийдолг, и, однако, любовьлицдруг к другуне есть себялюбие, такчтоонавполнесохраняетзначениелюбвинравственной.”

Было бы напрасно расчитывать победить разделения в бытии и вкаждойдушечеловеческой,еслибынебылооткровенияСвятойТроицы.“Без этого святого догмата Евангельская заповедь о любви была бы.бессильна...”Антонийприводитьдогматнекдуховномусозерцанию,нок“нравственному опыту.” Он гораздо более осторожен в метафизике, чембыли святые отцы. В этом его слабость. И есть у него несомненноесходство с Кантом, с его методом во второй Критике. Не есть ли“нравственныйопыт”Антониявсе тотже“практическийразум”?Иневтом ли оправдание догмата, что в нем осуществлены идеальныепредпосылкидобродетелей?СамАнтонийпризнает заКантом: “онумелотвлечь почти без ошибок от каждой истины веры ее практическуюидею...”

Всянедостаточностьнравственноготолкованиядогматовоченьрезко

открывается в учении Антония об искуплении. За этим учениемчувствуетсяживойиподлинныйдуховныйопыт,некаяличнаявстречасоХристом,какСпасителем...

“ЭтиЕго страданияомоих грехах являютсямоимискуплением, этоЕго долготерпение моим спасением, не в смысле только ободряющегопримера, а в том дёйствительном смысле, что, зная Иисуса Христа,оплакавшегомоюгреховностьполюбвикомне,своимстремлениемидтипутемЕгосветлостиделаюЕгодостояниемсвоегосущества.Имживу,Иможивляювсебеновогочеловека...”

Но при всей подлинности этого опыта в нем есть непобежденныйпривкус психологизма или пиетизма. И не достает объективности, недостаетметафизическойперспективы.Вэтоммитр.Антонийрешительноуклоняетсяотсвятоотеческогопреданияимерила.Онрассуждаетпростовдругом плане. И вопрос ведь не в том, чтобы заменить слишком“юридическое” понятие удовлетворения (“сатисфакции”) болеебогоприличным началом любви. Нужно понять и объяснить местоИскупления в домостроительном плане, как он объективноосуществился...ОченьрезкоинесдержанноАнтонийотвергает“школьно-катихизическое” учение об искуплении, т. наз. “юридическую теорию,”действительноперенятуюиззападнойсхоластики,–“яникогданеназовуегоцерковным.”Ноонидетмногодальше,находитнеуместнымисамоепонятие “жертвы.” Апостольские тексты он толкует в переносном иописательном смысле. И впадает в самый нестерпимый импрессионизм,стараясьобъяснить смыслКрестнойСмерти. “Телесныемукии телеснаясмерть Христова нужна прежде всего для того, чтоб верующие оценилисилу Его душевных страданий, как несравненно сильнейших, нежелителесные муки Его.” Но падший человек одержим нечувствием. Безчувственногопотрясенияоннесмогбыпроникнутьвэтутайнудушевнойскорби.

“Наша природа так груба, так порабощена телесным ощущением истрахом смерти, что проникнуться разумением чисто душевных мук,состоявшихуХриставоплакиваниичужойгреховности,ейоченьтрудно,если это не сопряжено с телесными страданиями и оскорблениями отближних.”

Очистительная кровь, спасительный крест, живоносный гроб, – всеэто толькообразы,означающее“общеепонятие”искупительнойстрасти:“здесьберутсянаиболеевпечатлительныедлянасмоментыЕгоподвига.”Антоний,впрочем,допускает,“чтопосвязидушистеломздесьимеетсяиболее глубокий таинственный смысл.” Однако, для спасаемого всего

важнее именно это впечатление, то чувство умиления, которое в немвызываютраспятиеикрест.“СкорбьХристазанассоединиланассНимиэта самая скорбь, становясь предметом нашей надежды и любви,пересозидаетнас...”

Последовательность мысли приводит Антония и к отрицаниюпервородного греха. Не в согласии со своим собственным учением оединстве человеческого естества он истолковывает человеческуюгреховность совсем атомистически. “Адам был не столько виновникомнашейгреховности,сколькопервымповременигрешником,иеслибынебыли его сынами, то все равно согрешили бы.”Во всяком случае, “нашерождение от грешных предков не есть единственная причина нашегогреховногосостояния.”ЗдесьестьособоеустроениеБожие.“Знаязаранее,что каждый из нас возымеет Адамово своеволие, Он при рожденииоблагает нас смертной и падшей природой, то есть наделеннойгреховными склонностями, от которых мы познаем свое ничтожество исмиряемся.”

Иболеетого:“непотомумывсе,дажепридобромнаправленииволи,являемся грешниками, что мы внуки Адама, а потому Всеведущий даетнамжизньвкачествелюдей(анеангелов,напр.),чтоОнпровиделволюкаждого из нас, как подобную волю Адама и Евы, т. е. по существу незлую, но непослушную и горделивую, а следовательно требующуюисправительнойшколы,которойиявляетсянашаземнаяжизньвтеле...”

Вэтойискусственнойконструкциисразужепоражаетрассудочностьипримитивностьдоводов,какое-тобогословствованиеотздравогосмысла,который упрямо насилует свидетельства откровения. Сам Антонийопределяет свою теорию, как “обращение всего богословия внравственныймонизм.”197Онтологическихпредпосылоксвоегоученияонне проверяет. Он ими точно и не интересуется. Он никак не связываетсвоеготолкованиясХалкидонскимдогматомодвухприродахисоросомVI-го собора о двух волях. И образ Христа Спасителя остается в егоизображении очень неясным. Антония все время занимает только одинвопрос:“почемудлянасспасительныХристововоплощение,страданияивоскресение,”почемуикакнамсообщается,иливменяется,илиусвояетсяЕго жизнь, Его святость, Его победа. И на этот вопрос, ему кажется,удовлетворительно отвечает только “нравственный монизм.” Нашеспасение есть возрождение. И вот возрождает нас “сострадательнаялюбовь,принимающаяпаденияближнегостакоюскорбью,будтогрешитсамлюбящий.”Состраданиеестьстраданиезадругого.ОтчеловеческогоимирскогоопытаАнтонийвосходиткопытуСпасителя.“Должнодумать,

что в ту Гефсиманскую ночь мысль и чувство Богочеловека объяло всехпадших людей в числе их многих миллиардов и оплакало с любовнойскорбью каждого в отдельности, что, конечно, было доступно толькосердцу Божественному, всеведущему. В этом и состояло нашеискупление...”ВмировоззренииАнтония,привсейнедосказанности,естьбольшаяцельность.Носинтезбогословскийемунеудался.“Нравственныймонизм”небылдлятогодостаточнопрочнойосновой...

Склонность к “нравственному” толкованию догматов на времястановится преобладающей в нашем богословии. Нужно отметить ужекнигуА.Д. Беляева, Любовь Божественная, опыт раскрытия главнейшиххристианскихдогматовизначалалюбвиБожественной(1880;2изд.1884).Эта книга написана еще в старой манере. под решительным влияниемнемецкогоспекулятивногобогословия,снеожиданнымпренебрежениемкотеческим творениям. Автор отмечает “скудость и незначительность”данных о любви у отцов, исключая только Августина, и отказываетсясчитатьтворенияотцоввчислесвоихисточников.Вкнигенемалосвежихмыслей и наблюдений. Но поражает в ней рассудочный психологизм.Автор старается разгадать именно психологию жертвы и страданийСпасителя,егопослушанияиогорченияит.д.Иужеунеговыдвигаетсяслишком вперед момент Гефсиманского борения. “Все, что естьмучительноговдуховнойсмертивсехлюдей,всеэтоОниспытал,пережили выстрадал Своим сердцем.” Христос прошел даже через состояние“вечнойсмерти,”т.е.Богооставленности,какнаказания.Именновэтом,по-видимому, “необъятность крестной жертвы.” Так вопрос обуничижении, о “кенозисе,”198 был впервые поставлен в русскойдогматике...

БолееуравновешеннойбылакнигаП.Я.Светлова,“ЗначениеКреставделе Христовом” (1892; 2 изд. 1906). Светлов начинает внимательнымпересмотром и анализом свято-отеческих текстов и свидетельств.Западной “юридической” теории он хочет противопоставить именноучение отцов, Но это отеческое учение он применяет с характернойодносторонностью.УСветловасовсемиетученияочеловеке,какнетегоиуАнтония.Вместоученияочеловеке–нравственнаяпсихология,учениео грехе и возрождении. Здесь всего больше чувствуется психологическоевлияние протестантизма и уход от патристики. Богословие нужноразрабатывать эмпирическим методом, как область фактов. Здесь нетместадляметафизики...

Светлов все время занят психологическим анализом. До Христачеловекнемогповеритьвдобро,влюбовьипрощение,инебылоунего

доверияксамомусебе.ИвотвоХристеоткрылось,чточеловеклучше,чемможнобылодуматьдотого,–“чрезНегомыполюбиличеловека,поверилив него, нашли смыслжизни.” Христос показует в себе истину человека.“Евангелие спасло наше уважение к человеку, веру в его способность кдобру...”

Христос своим учением возбуждает в людях любовь к Себе, и эталюбовьведетк“симпатическомуподражанию...”

Но Христос не только учитель истины. Он еще и “Страдателец заистину и добро;” и ведь в этом мире самое добро уже есть страдание,“доброестькрест.”ДоХристастраданиепугалочеловека,какнаказаниеизнак гнева, но через Христа оно становится радостным, как жертва.“Христианская религия есть религия Креста, т. е. страдания добра дляпобедынадзлом.”ИКрестнельзяпонятьвнеидеижертвы.ЗдесьСветловрешительно расходится с Антонием. Для него именно понятие жертвыесть ключ к догматуИскупления. Высшаяжертва есть любовь, и в этойлюбвисилажертвыХристовой.“Удовлетворение”приноситсяБогуЛюбви,иприносимоеестьсамаялюбовь.

“ХристосвСвоемсвятомсостраданиикчеловечествупереживаетнаСамомСебесуднадчеловечеством,всюсудьбу,определеннуюгрехом,ивэтом сострадании к человечеству, сливая Себя с ним, выражает со всейполнотой и любовь к человечеству, и любовь к Богу Отцу... Христосстрадает за людей, но не отдельно от людей, а вместе с ними... Егострадание было состраданием, и Сам Он не только Страдалец но иСострадалец...”

Это соучастие в жертве Христовой дается нам в СвятейшейЕвхаристии, как жертве и таинстве, “без которого крестноежертвоприношение не было бы закончено.” Здесь снова СветловрасходитсясАнтонием...

Он подчеркивает искупительное значение сошествия в ад,воскресения и вознесения. И завершается наше спасение в основанииЦеркви...

Всего ближе к Антонию примыкает Сергий Страгородский,теперешний митрополит Московский (род. 1867). В своей книге“Православное учение о спасении” (1895) он останавливается нанравственно-субъективной стороне догмата. Православное учениераскрывается в противопоставлении западному. Это естьпротивоположность нравственного и правового воззрений. Сергийстремитсяисключитьвсякийгетерономизмизученияиспасении.Нельзяспрашивать,зачточеловекполучаетспасение,анужноспрашивать,“как

человек содевает спасение.” Очень убедительно Сергий показываеттожество блаженства и добродетели, спасения и совершенства, так чтоздесьинеможетбытьвнешнеговоздаяния.Вечнаяжизньиестьблаго,иона не только ожидает нас, как что-то потустороннее, но и стяжеваетсяуже и теперь. Верно изображен у Сергия и процесс нравственногообращения, от греха к Богу. Но слишком в тени остается объективнаясторонапроцесса.ДажеАнтонийвсвоевремяуказывал,чтоСергийоченьнеосторожноговоритотаинствах,особенноокрещении(“илипокаянии,”ужеодноэто“или”характерно).Получаетсявпечатление,чторешающимвтаинствеиявляетсянравственныйпереворот,решение“прекратитьгрехи.”Покаянием человек обновляется, “нить жизни как бы прерывается.”Содействие благодати только закрепляет решение воли, “дело свободы.”Поэтому не так безусловно нужно и само совершение таинства, “разобразовалось в ком это существо истинного христианина – желаниецарстваБожия.”Мученичество,дажеибезкрови,повнутреннемусмыслутожественнокрещению,–“както,такиэтопроисходятотбесповоротногорешенияслужитьХристуиотреченияотсвоихгреховныхжеланий.”

Иещерезче: “сущность таинствавукрепленииревностичеловекакдобру.Спасаемсямыпомилости – через веру.Верой опознаеммилость,узнаемлюбовьБожию.т.е.чтогрехпрощенинезаграждаетужепутикБогу.УзнаемвБогеОтца,анеГрозногоВладыку...”

Сергий ставил себе задачей богословствовать из опыта, из опытадуховной жизни. И в этом значительность его книги. Очень важно ипринципиальноевозвращениекучениюотцов.Однако,совсемневерновсесодержаниеотеческогобогословиясводитькаскетике,истолкованнойпритомпсихологически.Дляотцовнеменеехарактеренихметафизическийреализм. Морализм и психологизм всего менее можно оправдывать изпатристики. Вряд ли приемлем также и преувеличенный волюнтаризм всамой аскетике. Созерцание ведь остается пределом восхождения. И, вовсяком случае, догматику нельзя заменить аскетикой, и не следует васкетике растворять. Такое искушение всегда бывает показателембогословского упадка. Есть упадочные черты и в русской школе“нравственногомонизма.”Внейнебылосозерцательноговдохновения,ислишком много психологического самоанализа. Это был несомненныйотзвук западных богословских настроений, чрезмерного внимания кпроблемеоправдания.Котцамнужнобыловернутьсяполнееисбольшимсмирением.

12.Морализмврусскомбогословии.МихаилМихайловичТареев

Самым крайним представителем морализма в русском богословиибыл М. М. Тареев (1866–1934).199 В Московской академии он занималкафедрунравственногобогословия.Основныеочертанияегобогословскойсистемыопределилисьужевегопервойкниге.

“Мойпервыйтруд“ИскушениеБогочеловека”представляетужевсюсистему моей христианской философии, и можно поставить знакравенства между этим трудом и “Основами Христианства.” Все моипоследующие сочинения представляют лишь дальнейшую разработкуданныхужевнемтезисов”...

Все содержание христианства Тарееву открылось под знаком“религиозного искушения.” Это один из ключей его системы.“Религиозное” искушение строго различается от искушений“нравственных,” уже предполагаюших похоть и утрату невинности.“Религиозное искушение” есть искушение мысли, искушениежизненными противоречиями. Вернее сказать, здесь не столькопротиворечия, сколько несоответствие между идеалом человека,созданного по образу Божию, и его практической ограниченностью иутеснением. “Искушения религиозные возможны только длябогоподобногоограниченногосуществаипостигаютчеловеканезависимоот его нравственного состояния.” Иначе сказать, это и есть искушениебогочеловеческое, по существу и содержанию. Острота искушения внамерении и желании “нарушить законы этой ограниченности во имясвоего божественного начала, удовлетворить своим бесконечнымстремлениямитакимобразомутвердитьсвоебожественноедостоинствовсвоейданнойограниченнойисключительности.”Этоиестьрелигиозныйгрех самооправдания и самоутверждения, настроение “религиозногопротеста.”Побеждается религиозное искушение верой и покорностью, –“верой в богосыновнее достоинство человека, неколеблемоеограниченностью данной действительности его жизни.” Этуограниченность нужно принять и понести, ибо она не нарушает“божественного закона”личнойвнутреннейжизни.В томи заключаласьпобедаХриста, в этомЕго “уничижении,” вЕго кенозисе, в подчиненииБожественнойЖизниусловиямизаконамчеловеческогосуществования.

“Откровение Божественной жизни во Христе нужно так понимать,что полнота откровения стояла в зависимости от полноты человеческойжизни.”

Образ Христа в начертании Тареева остается очень неясен. Неотвергаядогматовидогматическихформул,Тареевоченьограничиваетихсмысл и приложимость, спешит их отодвинуть, чтобы вернуться к“евангельской истине,” которую они для многих почти заслоняют. Но исамоеЕвангелиедляТарееванеестьисторическийобразХриста,аскореенекая символика Его жизни, “религиозно творческое изображение,”“символическое облачение евангельской идеи.” Это есть откровениеБожественной жизни в ограниченности исторического бытия. Вот эту“евангельскуюидею”Тареевистараетсявскрытьипоказать.

“Евангельский Христос, это – единственный Человек, жившийвсецелодляделаБожия,небесныйчеловек,это–душа,исполненнаяоднойрелигиознойидеей,это–толькоСынБожий,почтинекасающейсяземли,почтибезисторическибытовойокраски,безмалейшейземнойпыли...СамХристос сознавал Свою жизнь в качестве откровения Отца. ЭтосамосознаниеХристанебылоЕгосамообманомилиотвлеченноймыслью,выдумкой. В Нем это самосознание было непосредственно, природно, ионобылонастолькореально,чтоопределиловсюЕгожизнь...”

ЕвангелиераскрываетвсимволахрелигиозныйопытХриста,ивнемвся новизна христианства. То был опыт и (пример) блаженногосамоотречения: “первый дошел до конца жертвы, первый всю жизньпостроилнаблаженствесамоотречения,первыйнасытилсяделомБожиимдополноты,дозабвенияоземнойпище,оземныхблагах.”ИвэтомопытеБожественноеоткрылосьибылопоказано,каклюбовь.ЭтимоткровениемлюбвиилиБогосыновства,собственно,иисчерпываетсявсехристианство.Внемиспасение,дарвечнойдуховнойжизни.

“Любовьпосуществубожественнаитолькобожественна.”И во Христе любовь “была явлением жизни нечеловеческой.” И

потому по человечески любовь и невозможна. Любовь упраздняет иотменяет всю эту внешнюю или объективную действительность.“Христианская любовь, как идеал, как заповедь, совершенно непонятна,немыслима, невозможна. Христианская любовь – духовное дарование,обладающее всего силой страсти, заключающее в себе все упоениемистической красоты...” Каждый христианин должен в себе и для себякак-то повторить кенотический подвиг Начальника жизни, в себепережить опыт Христа, “опыт творческий.” Преодолеть “религиозноеискушение”исмиритьсявбогосыновнейпокорности...

“Евангелие учит, что человек может и в условиях временногосуществования жить божественно-духовной жизнью, – и это естьистинная и вечная жизнь человека.” Тареев подчеркивает: “во всемевангелиинетслова:надежда”...

Этозначит,чтовсеужеданоидоступно,инетнадобностиждать,ибоЦарствие Божие от времени не зависит, “от внешней продолжающейсяистории,”современемнесвязано,новсегдаоткрытов“интимномопыте,”во“внутреннемпереживании,”вовнутреннейабсолютностидуха...

“Есливнутренняярелигиознаяабсолютностьничегонеприобретаетиничего не теряет в грядущих веках, то конечно и грядущая история невытекаетизевангельскойидеи,нетребуетсяею,являетсялишьвнешнимслучайнымпридаткомкней...”

Этот радикальный противоисторизм Тареева связан с его основнойпредпосылкой. Есть два вполне разомкнутых и разнозаконных мира, “инетщелей,которыйпрямобывелиизоднойобластивдругую.”Естьмирвнешнийиисторический, и в немдействуют свои законы, естественный“этический разум,” и для этого мира нет и не может быть евангельскойили христианской нормы, и есть мир личной жизни, религиознойинтимности,ноэтотмиривообщенеимеетисторическойстороны.Иначесказать:христианствувисториисобственнонечегоделать,ибовисторииисделатьничегонельзя.Церковьиз этогомираприобретаетчадсвоих.Новсякое вмешательство во внешнюю жизнь будет уже нарушениеместественной свободы мира. Историческое христианство символическиосвящает мирскую жизнь. Но для мира и это уже есть аскетическоеутеснение, “аскетическое урезывание жизни” (напр, у Соловьева). Дляхристианства же это есть стеснение и подмена, подмена истинысимволами.

И не заменена ли в историческом православии духовная жизньсимволикойбогослужебногообряда?...

Христианствоестьличныйподвиг,анеисторическийпроцесс.Иэтотподвигестьснова“кенозис.”Христианинживетподдвоякойнормировкой,религиозной и естественной, и он должен сочетать свою интимнуюрелигиозностьсполнотоюэтойестественнойжизни...

“Христианскаяисториянеестьпрогрессхристиавства...”И не в истории прогресс христианства. Весь смысл исторического

процесса ведь только в том, чтобы в “ничтожестве” или ограниченностиплотской жизни просияла Божественная слава, явилась Божественнаяжизнь.Осебеисториябеcцельнаилишенасмысла...

Для Тареева церковь есть “второстепенная” или “производная