НОВАЯ ЛОКАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ МАКРОРЕГИОНАscienceport.ru/upload/medialibrary/f48/f4884728fccb36be0... · 2017. 2. 7. · 2 УДК 94(470.63) (075.8) ББК

Н

МИНИCTEPCTBO ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ АВТОНОМНОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ

УЧРЕЖДЕНИЕ ВЫСШЕГО ОБРАЗОВАНИЯ

«СЕВЕРО-КАВКАЗСКИЙ ФЕДЕРАЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ»

НОВАЯ ЛОКАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ

МАКРОРЕГИОНА

Практикум

Направление подготовки 46.04.01 – История

Магистерская программа «Отечественная история»

Магистратура

Ставрополь

2016

2

УДК 94(470.63) (075.8)

ББК 63.3(235.7) я73

Н 73

Печатается по решению

редакционно-издательского совета

Северо-Кавказского федерального

университета

Н 73 Новая локальная история макрорегиона: практикум / авт.-

сост.: Т. А. Булыгина, К. Р. Амбарцумян. – Ставрополь: Изд-

во СКФУ, 2016. – 205 с.

Пособие составлено в соответствии с требованиями основ-

ных образовательных программ магистратуры согласно ФГОС ВО,

учебным планом и программой дисциплины и разработано в рам-

ках реализуемого в Северо-Кавказском федеральном университете

инновационного образовательного проекта «Формирование рос-

сийской идентичности и правовой культуры студенческой моло-

дежи в полиэтничном регионе».

Содержит основные теоретические сведения курса, вопросы

и задания, приложения, литературу.

Предназначено для студентов магистратуры, обучающихся

по направлению подготовки 46.04.01 – История, магистерской

программе – «Отечественная история».

УДК 94(470.63) (075.8)

ББК 63.3(235.7) я73

Авторы-составители:

д-р истор. наук, профессор Т. А. Булыгина,

канд. истор. наук, доцент К. Р. Амбарцумян

Рецензенты:

канд. филос. наук, профессор А. Б. Багдасарова,

д-р истор. наук, профессор С. Б. Калинченко (СтГАУ),

© ФГАОУ ВО «Северо-Кавказский

федеральный университет», 2016

3

Предисловие

Целью освоения дисциплины является формирование профес-

сиональных и социальных компетенций: не только способности

овладеть новейшими методологическими подходами и современ-

ным исследовательским инструментарием профессиональных ис-

ториков, в частности приемами «новой локальной истории», но и

умения использовать их в общественно-политической жизни тако-

го полиэтничного макрорегиона, каким является Кавказ, для

укрепления безопасности его жителей.

Дисциплина относится к обязательным дисциплинам вариа-

тивной части магистерской программы «Отечественная история».

Изучение дисциплины способствует решению следующих задач:

– выработка умения применять знания методов «новой ло-

кальной истории» в своей педагогической и исследовательской

деятельности;

– овладение навыками конструирования моделей историче-

ской памяти для формирования исторического сознания, способ-

ствующего совершенствованию межэтнических, межконфессио-

нальных, межкультурных отношений на различных уровнях – от

локальных сообществ до этносов и регионов;

– использование профессиональных навыков при формировании

коллективной памяти, наиболее благоприятной для обеспечения без-

опасности макрорегиона и углубления позитивных контактов между

народами и локальными сообществами, его населяющими;

– формирование культуры взаимоотношений в социуме поли-

этничного макрорегиона, основанной на толерантности, знании

исторического опыта социокультурного, политического и эконо-

мического взаимодействия различных локальных, этнических и

других субъектов макрорегиона;

– выработка готовности использовать профессиональные

компетенции при выработке единой российской идентичности,

гражданственности, социальной ответственности и патриотизма;

– выработка умения использования инновационных подходов

в профессиональной и общественной деятельности.

Методическая новизна дисциплины обеспечивается использо-

ванием на лекциях и семинарских занятиях инновационных образо-

вательных технологий: коммуникативно-диалоговых форм в виде

4

дискуссий и фокус-групп, а также проблемно-поисковых форм, спо-

собствующих развитию логического, креативного мышления. На

занятиях широко применяются интерактивные средства – лекции-

презентации, задания с помощью интерактивной доски, подготовка

и презентация творческих проектов на основе широкого использо-

вания Интернет-ресурсов на русском и иностранном языках.

Дисциплина носит междисциплинарный характер и реализует-

ся кафедрой истории России Северо-Кавказского федерального

университета. В основу практикума положены научные разработки

межвузовского научно-образовательного центра «Новая локальная

история», созданного в 2002 г. на базе Ставропольского государ-

ственного университета. Большинство исследований выполняется в

сотрудничестве с ведущими специалистами Российского государ-

ственного гуманитарного университета, Московского государ-

ственного областного гуманитарного института, Научно-педагоги-

ческой школой источниковедения. Ежегодно в преподавание курса

включаются новейшие разработки московских и ставропольских

ученых, что обеспечивает интеграцию науки и образования.

Компетенции обучающегося, формируемые в результате изу-

чения курса:

– готовность к коммуникации в устной и письменной формах

на государственном языке Российской Федерации и иностранном

языке для решения задач профессиональной деятельности (ОПК-1);

– готовность руководить коллективом в сфере своей профес-

сиональной деятельности, толерантно воспринимая социальные,

этнические, конфессиональные и культурные различия (ОПК-2);

– способность использовать знания в области гуманитарных,

социальных и экономических наук при осуществлении экспертных

и аналитических работ (ОПК-3);

– способность использовать в познавательной и профессио-

нальной деятельности базовые знания в области основ информати-

ки и элементы естественнонаучного и математического знания

(ОПК-4);

– способность использовать знания правовых и этических

норм при оценке своей профессиональной деятельности, при раз-

работке и осуществлении социально значимых проектов (ОПК-5);

5

– способность к инновационной деятельности, к постановке и

решению перспективных научно-исследовательских и прикладных

задач (ОПК-6).

В результате освоения практических занятий дисциплины

студент должен знать: – историю возникновения новой локальной истории в системе

зарубежного и российского социогуманитарного знания.

– основные теоретическое положение новой локальной исто-

рии, направления и подходы; уметь: – применять основные теоретические концепции и методоло-

гические принципы при анализе различных типов и видов источ-

ников;

– вступать в диалог с авторами источников, «вживаясь» в

прошлое систематизировать и интерпретировать информацию ис-

точников с позиций современной историографии;

– применять знания по теории источниковедения при решении

конкретных задач практического источниковедения;

– адаптировать теоретические положения новой локальной

истории к местным источникам; владеть: – навыками систематизации источников по истории региона;

– понятийный аппаратом курса;

– современным исследовательским инструментарием анализа

источниковой базы исторического нарратива;

– основными методами, используемыми в рамках новой ло-

кальной истории.

Приступая к изучению курса, необходимо создать папку «Но-

вая локальная история» для накопления электронных заданий и

формирования портфолио по выполненной работе, которая предо-

ставляется преподавателю при зачете. Внутри этой папки можно

создать папки по номерам занятий. В каждой такой номерной пап-

ке помещаются файлы с планами, персональными заданиями и

выполняемыми заданиями.

Необходимо начинать подготовку к каждому занятию с выяс-

нения главных понятий и основных терминов темы в различных

бумажных и электронных словарях и справочных изданиях – от

этимологии до современного содержания этих терминов и понятий.

6

Одно из этих значений или самостоятельно сформулированное по-

яснение следует заносить в отдельный файл «Словарь понятий».

При подготовке к занятию нужно выделить главные проблемы

занятия и к каждому из них составить план и тезисы выступлений.

Такие планы с обозначением проблем и тезисы ответов (1–3 пред-

ложения) необходимо занести в файл «Планы».

Результаты выполнения заданий, данных в конце плана семи-

нарского занятия, следует вносить в отдельные файлы, в соответ-

ствующую номерную папку. К итоговым занятиям, помимо вы-

полнения творческих работ, необходимо на основе файлов из но-

мерных папок составить общие файлы «Словарь понятий» и «Ав-

торские тезисы».

7

Практическое занятие 1

1. НОВАЯ ЛОКАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ:

ВОЗНИКНОВЕНИЕ, ПОНЯТИЯ, МЕСТО

В СОВРЕМЕННОЙ ИСТОРИОГРАФИИ

Цель: формирование компетенции компаративного исследо-

вания по ключевым позициям классических форм исследования

местной истории, включая краеведческую традицию, и исследова-

тельских практик новой локальной истории, а также развитие спо-

собности определять основные признаки познавательной модели

новой локальной истории и оценивать её место в современном со-

циогуманитарном знании.

Знания и умения, приобретаемые в результате освоения те-

мы практического занятия, формируемые компетенции или их

части. В результате выполнения заданий практического занятия

обучающийся должен знать:

– содержание периодов «постмодернизма» и «постпостмодер-

низма», особенности трансформаций, переживаемых в их контек-

сте (ОК-5);

– основные этапы возникновения и институализации «новой

локальной истории» (ОК-5);

уметь:

– анализировать зарубежный и российский опыт исследования

проблем «новой локальной истории» (ПК-23);

– обобщать практические и познавательные возможности «но-

вой локальной истории» (ОК-5);

владеть:

– основными понятиями «новой локальной истории» (ОК-5);

– навыками сравнительного анализа направлений изучения

истории полиэтничного региона (ПК-24).

Актуальность темы практического занятия: в рамках изуче-

ния темы рассматривается состояние современной исторической

науки в целом и «новой локальной истории» в частности. Акту-

альность темы обусловлена этнокультурным разнообразием реги-

она и насущной потребностью обновления методологического ин-

струментария изучения его истории.

8

Теоретическая часть В контексте сравнения «старой» и «новой» исторической

науки неизбежно обращение к постмодерну, поставившему под

сомнение профессиональность ремесла историка. «Новая» история

заставляет вспомнить «старую», «традиционную» историческую

науку, стимулируя исследовательские усилия для сравнительного

анализа «старого» и «нового». При этом процесс появления «ново-

го» и, следовательно, переосмысления «старого» – одна из основ-

ных парадигм развития современного научного сообщества, о чём

замечает Ребекка Спэнг: «Клиометрия пришла и ушла; новая соци-

альная история стала «старой шляпой» (old hat); нарратив был вос-

становлен… тотальная история (total history) уступила место мик-

роистории (micro history)»1.

При подготовке к занятию следует выяснить смысл понятий

«безопасность региона» и «национальная безопасность». При этом

необходимо определить место изучения истории Северного Кавка-

за в исследовательских полях «новой локальной истории» в реали-

зации задач безопасности Северокавказского региона.

На основе рекомендованной литературы и Приложений необ-

ходимо раскрыть понятия «позитивизм», «неокантианство» «пост-

модернизм», «постпостмодернизм». Кроме того, необходимо вы-

явить причины формирования «новой исторической науки» в кон-

тексте кризиса мировой и отечественной историографии в конце

XX века. В рамках нового поворота в исторической науке следует

понять особенности исследовательской парадигмы «новой локаль-

ной истории», опираясь на рекомендованную (Л. П. Репина,

С. И. Маловичко).

Применяя указанные в списке интернет-ресурсы, особое вни-

мание обратите на зарубежный опыт изучения локальной истории.

В то же время, чтобы уяснить различие в теоретико-методоло-

гических подходах к изучению местной истории «новой локальной

истории» и исторического краеведения, необходимо изучить совре-

менные представления историографии и дискуссии о краеведении.

1 Маловичко С. И., Булыгина Т. А. Современная историческая наука и изуче-

ние локальной истории // Новая локальная история. Вып. 1. Ставрополь, 2003.

9

Вопросы и задания 1. Раскройте особенности исторической науки в традицион-

ной исследовательской парадигме и в контексте постмодернизма.

2. На основе рекомендованной литературы (учебное пособие

Л. П. Репиной, С. И. Маловичко, М. Ф. Румянцева, Т. А. Булыгина)

раскройте пути институализации «новой локальной истории» как

самостоятельной субдисциплины в мировой отечественной исто-

риографии.

3. Дайте географическую и историческую характеристики та-

ких понятий, как регион, макрорегион, локус, локальное сообще-

ство, микросообщество.

4. Изучите зарубежный опыт разработки проблем локальной

истории в Великобритании (см. сайт общества локальной истории)

и определите отличия во взаимоотношениях профессионального

научного сообщества с любительскими в Великобритании и со-

временной России.

Литература

Основная: 1.

Дополнительная: 1, 6, 10, 27, 28, 29, 31, 33, 34, 35, 36.

Интернет-ресурсы: 2, 5, 6, 8, 10, 13, 14, 15, 16, 17.


2 (1). ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЕ ПРИНЦИПЫ

И МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЙ ИНСТРУМЕНТАРИЙ

«НОВОЙ ЛОКАЛЬНОЙ ИСТОРИИ» (2 ЧАСА)

Цель: освоение междисциплинарного подхода к изучению ис-

тории полиэтничного макрорегиона и приобретение профессио-

нальной компетенции определять предмет и объект исследования с

учетом перспективы методологического взаимодействия различ-

ных дисциплин социогуманитарного знания



10


обучающийся должен:

знать специфику исследовательской модели новой локаль-

ной истории (ПК-23);

уметь определять и характеризовать исследовательские

подходы новой локальной истории (ПК-24);

владеть понятийным аппаратом темы (ОК-2).

Актуальность темы практического занятия: понимание

сущности новой локальной истории невозможно без изучения её

методологии. Тема актуализируется развитием исторической

науки и сменой подходов. На современном этапе развития со-

циогуманитарного знания междисдициплинарность перестала

быть инновацией, став неотъемлемой частью исследовательских

практик историков.

Теоретическая часть

В рамках первого вопроса необходимо дать сравнительную

характеристику экстравертного и интровертного типов историопи-

сания, определить, к какому из них относится новая локальная ис-

тория. Проследить основные признаки можно по следующим фа-

зам историографической операции: документальной, объясне-

ния/понимания и литературной, или нарративной.

Во втором вопросе требуется разъяснение сути «понимающей

истории», которая предполагает не только методологическую спе-

цифику, но и особый подход к источникам. «Новая локальная ис-

тория» изучает деятельность и отношения людей в их социальном

и личностном взаимовлиянии в локальном и общероссийском про-

странстве. Это сообщество отличается относительной автономно-

стью, что позволяет при изучении локальной истории увидеть ее

особенности, уникальные проявления, свойственные именно мест-

ной социокультурной истории. В этой связи необходимо показать

«понимающую» сущность «новой локальной истории».

Третий вопрос предполагает рассмотрение полиэтничного ре-

гиона как предмета междицисциплинарного анализа. Исследова-

ния сосредотачиваются на объектах и процессах, объединенных

общностью пространства не только географического, но и куль-

турного. Сложность и многогранность таких исследований требует

междисциплинарного взаимодействия. Изучение регионального

11

культурного пространства может стать примером междисципли-

нарного исследования, где многообразие связей типологически

подобно общероссийскому, но в силу локализованности во време-

ни и пространстве они более очевидны.

Начинать подготовку к занятию следует с составления слова-

ря по всем новым терминам, а затем изучить основные и дополни-

тельные учебные тексты. В рамках подготовки к занятию необхо-

димо выработать понимание различий между понятиями «меж-

дисциплинарность», «полидисциплинарность», «кроссдисциплир-

ность». Также нужно овладеть сведениями о принципах и много-

образных исследовательских подходах к изучению истории поли-

этничного региона, которую используют в проведении широкой

дискуссии. Занятие проходит в форме мастер-класса, проводимого

преподавателем совместно с одним из студентов.

Вопросы и задания

1. Охарактеризуйте интровертный (антикварный) и экстра-

вертный типы историописания. Продемонстрируйте открытость

исследовательской модели «новой локальной истории».

2. Покажите возможности «новой локальной истории» как

«понимающей» истории.

3. Расскажите о принципе междисциплинарности примени-

тельно к полиэтничному макрорегиону.



Дополнительная: 2, 6, 9, 12, 13, 16, 25, 28, 33, 39, 40.

Интернет-ресурсы: 2, 5, 12, 14.

12


2 (2). ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЕ ПРИНЦИПЫ


«НОВОЙ ЛОКАЛЬНОЙ ИСТОРИИ» (2 ЧАСА)

Цель: освоение междисциплинарного подхода к изучению ис-

тории полиэтничного макрорегиона и приобретение профессио-

нальной компетенции определять предмет и объект исследования с

учетом перспективы методологического взаимодействия различ-

ных дисциплин социогуманитарного знания





знать специфику исследовательской модели новой локаль-

ной истории (ПК-23);

уметь определять характеризовать исследовательские под-

ходы новой локальной истории (ПК-23);

владеть понятийным аппаратом темы (ОК-2).

Актуальность темы практического занятия: понимание

сущности новой локальной истории невозможно без изучения её

методологии. Тема актуализируется развитием исторической

науки, сменой подходов. На современном этапе развития социогу-

манитарного знания междисдициплинарность перестала быть ин-

новацией, став неотъемлемой частью исследовательских практик

историков.


В первом вопросе предполагается обращение к характери-

стике антропологического поворота в историческом знании в XX

веке. В этой связи популярность получила и локальная история.

Государство перестает быть универсальным субъектом историче-

ского процесса, поэтому предметом новой локальной истории

становится субъект исторического действия, не тождественный

государству.

Во втором вопросе следует дать определение предлагаемых

понятий, показать их различия и нюансы функционирования по-

13

лидисциплинарности, кроссдисциплинарности и междисципли-

нарности в русле новой локальной истории.

Третий вопрос следует начать с определения понятия «социо-

культурный контекст». Границы возможностей историка при по-

пытке помещения объекта в социокультурный контекст отметила

Л. П. Репина: «При этом он постоянно меняет ракурс, в котором

рассматривает свой объект: последний то разбухает, занимая все

видимое поле (и даже не вмещаясь в него целиком), то «теряет ли-

цо» в длинном строю «фактов» поглотившей его совокупности».

В этой связи следует проиллюстрировать конкретными примерами

как исследователи показывают влияние контекстов на изучаемое

локальное сообщество.


1. Раскройте и проиллюстрируйте антропологическую

направленность новой локальной истории.

2. Раскройте содержание полидисциплинарности, кроссдис-

циплинарности и междисциплинарности локальной истории.

3. Поясните в чем заключается значение социокультурного кон-

текста в исследовательских практиках «новой локальной истории».


Основная: 1, 2.

Дополнительная: 2, 6, 9, 12, 13, 16, 28, 39, 40.



3 (1). ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЕ ПОЛЯ НОВОЙ

ЛОКАЛЬНОЙ ИСТОРИИ

Цель: приобретение профессиональных компетенций по кон-

струированию исследовательского пространства с позиций «новой

локальной истории» и овладение исследовательским инструмента-

рием «новой локальной истории».



14



знать аналитические возможности каждого из полей новой

локальной истории (ПК-24);

уметь идентифицировать исследовательские практики в

связи с полями новой локальной истории (ПК-23);

владеть навыками аналитической работы с научными тек-

стами (ПК-24).

Актуальность темы практического занятия: освоение мето-

дологического инструментария «новой локальной истории», пол-

ноценное и результативное использование его исследовательского

потенциала невозможно без знаний об исследовательских полях

данного направления. Кроме того, «новая локальная история» как

открытая модель познания чувствительна и восприимчива к изме-

нениям, происходящим в социогуманитарной науке. Поэтому ана-

лиз ее исследовательских полей способствует восприятию иннова-

ционного опыта.


Рассматривая вопросы дискуссии, обратите внимание на ана-

литические возможности каждого из исследовательских полей

«новой локальной истории» для изучения местной истории и исто-

рии локальных обществ.

При подготовке к дискуссии следует четко себе представлять

границы исследовательских полей «новой локальной истории» и

помнить, что это открытая исследовательская модель, ведущая ис-

торика от изучения локальных микрособществ местной истории к

национальной и мировой истории.

В необходимо сравнить историографические традиции и под-

ходы «новой исторической науки», при этом помня о сочетании

преемственности и инновационных тенденций.

Студенты в группе самостоятельно выбирают в качестве ос-

новной темы одну из источниковедческих парадигм, среди кото-

рых обязательна источниковедческая компаративистика. По всем

остальным вопросам также избираются различные, порой проти-

воположные направления указанных исследовательских полей. Вопросы и задания

15

1. Представьте основные черты компаративного источникове-

дения. Соотнесите его с источниковедением местной истории.

2. Объясните различие и соотнесите культурно-интеллек-

туальную историю, историю общественной мысли, культурную

историю.



Дополнительная: 1, 6, 8, 28, 29, 33, 34, 35, 36, 42, 43.

Интернет-ресурсы: 5, 9, 10, 11, 18.


3 (2). ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЕ ПОЛЯ

НОВОЙ ЛОКАЛЬНОЙ ИСТОРИИ










локальной истории (ПК-24);


связи с полями новой локальной истории (ПК-23);


стами (ПК-24).








16




В первом вопросе следует обратиться к соотношению практик

микро- и макроанализа в историческом исследовании. В «новой

локальной истории» эти микроанализ в изучении человеческих

общностей выглядит следующим образом.

1. Изучение истории со стороны индивидов, составляющих

локальные сообщества.

2. Раскрытия внутренней организации и функционирования

социальной среды в самом широком смысле этого слова.

Как отмечает Л. П. Репина, уход на микроуровень в рамках

антропологической версии социальной истории изначально подра-

зумевал перспективу последующего возвращения к генерализации

на новых основаниях (что ориентировало на последовательную

комбинацию инструментов микро- и макроанализа), хотя и с от-

четливым осознанием труднопреодолимых препятствий, которые

встретятся на этом пути2.

Во втором вопросе следует охарактеризовать «историю повсе-

дневности». Внимание современной исторической науки к Человеку,

переориентация на изучение его внутреннего мира, частного

и общественного поведения, а также его повседневной жизни привели

к вычленению из рамок исторической антропологии истории повсе-

дневности (и близкой по проблематике истории частной жизни).

Прекрасные перспективы в рамках новой локальной истории

имеет устная история, предметом изучения является коллективная

память и ставропольская идентичность, а также роль устной исто-

рии как посредника между памятью и историей. Отдельно могут

быть рассмотрены вопросы о роли памяти в социальной (коллек-

тивной) идентичности, существовании разных моделей воспоми-

наний об одних и тех же событиях и их интерпретация и т. д.

В третьем вопросе можно подробно остановиться на конкретных

исследованиях, выполненных с использованием источников уст-

ной истории.

2 Репина Л. Н. Историческая наука на рубеже XX–XXI вв. социальные теории

и историографическая практика. М., 2011.

17

Вопросы и задания 1. Дайте характеристики макро- и микроанализу в историче-

ском исследовании. Расскажите об их сочетании в рамках «новой

локальной истории».

2. Представьте основные практики исторического исследова-

ния повседневной жизни.

3. Выявите главные особенности устной истории и специфику

её источников. Каковы перспективы развития этого направления?



Дополнительная: 1, 6, 8, 28, 20, 33, 34, 35, 36, 42, 43.



3 (3). ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЕ ПОЛЯ

НОВОЙ ЛОКАЛЬНОЙ ИСТОРИИ (2 ЧАСА)










локальной истории (ПК-24)


связи с полями новой локальной истории (ПК-23)


стами (ПК-24)




18








При подготовке по первому вопросу учесть, что новая био-

графика предполагает как традиционное исследование персональ-

ной истории, так и изучение персоналий локальной истории с по-

мощью методов генеалогии, биографики, просопографии, герме-

невтики и др. Применение метода новой биографики к исследова-

нию локальной истории, т. е. описание социокультурной инфор-

мации через мировосприятие отдельных представителей опреде-

ленного социокультурного пространства. Следует выявить разли-

чия между исторической биографией и «новой биографической

историей». В связи с новой локальной историей особый интерес

будет представлять «персональная история», основным исследова-

тельским объектом которой стали персональные тексты, а предме-

том – история конкретной жизни, причем в контексте определен-

ного социума.

Во втором вопросе принципиальное значение имеет характе-

ристика такого направления как «история пограничных областей».

Его операционные возможности помогают изучать историю струк-

тур этнических и полиэтнических областей, их демографическое,

культурное, хозяйственное и т. д. развитие, а также взглянуть под

другим углом зрения на основе междисциплинарного подхода не

только на источники дореволюционного периода, но и на доку-

менты новейшего времени. Полидисциплинарные и компаратив-

ные подходы, историческая и культурная антропология позволяют

исследовать процессы взаимовлияния народов, опыты совместного

проживания, хозяйствования, природопользования и влияния на

ландшафт, историю диаспорных отношений, миграционные про-

цессы и т. д.3

3 Колесникова М. Е., Маловичко С. И. Новые направления изучения регио-

нальной истории: история пограничных областей Северного Кавказа [Электрон-

ный ресурс]. URL: http://www.newlocalhistory.com/node/16 (01.03.2015).

19


1. В чем сущность персональной истории, исторической био-

графики и «история героев» как формы познания человека в мест-

ной истории, истории локального сообщества и национальной ис-

тории?

2. Раскройте содержание понятий «региональное пограничье»,

«фронтир». Используя примеры из зарубежного исследователь-

ского опыта, расскажите об изучении истории социокультурного

пограничья.



Дополнительная: 1, 6, 8, 28, 20, 33, 34, 35, 36, 42, 43.



4 (1). ПОНЯТИЕ ПОЛИЭТНИЧНОГО МАКРОРЕГИОНА

И ОСНОВНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ В ИЗУЧЕНИИ

ИСТОРИИ СЕВЕРНОГО КАВКАЗА (2 ЧАСА)

Цель: развитие профессиональной компетенции экстраполи-

ровать приобретенные ранее знания в изучение истории Северного

Кавказа и определять перспективу применения исследовательских

полей «новой локальной истории» и междисциплинарного подхода

при анализе исторического прошлого полиэтничного макрорегио-

на. Выработка способности видеть слабые места в безопасности

такого полиэтничного макрорегиона, как Кавказ, и его региона –

Северного Кавказа.





знать основные понятия и категории, основные историо-

графические тенденции в изучении региона (ОК-5);

20

уметь использовать методы и подходы новой локальной ис-

тории применительно к изучению исторического прошлого регио-

на (ПК-24);

владеть навыками проведения контент-анализа (ПК-23).

Актуальность темы практического занятия: процессы гло-

бализации вызвали к жизни потребность на локальном уровне уси-

лить и закрепить множество своих идентичностей, в этой связи

возрастает необходимость в постоянном обращении к истории ре-

гиона и в привлечении новых методов ее изучения. Те теоретиче-

ские и практические достижения, которыми располагает «новая

локальная история», дают возможности с разных ракурсов по-

смотреть на проблему полиэтничного северокавказского региона.


Для понимания сути первого вопроса важно уяснить, что в

наибольшей степени распространенное представление о регионе

связано с его территориально-географическими и административ-

ными характеристиками. Поскольку регион в его словарном тол-

ковании – эᴛᴏ «территория, выделенная по совокупности каких-

либо взаимосвязанных признаков и явлений», то определяющим

для его истории чаще всего будет территориальное измерение, а не

изучение данных связующих «совокупностей» и их более широкий

контекст4. Локус при этом будет общностью, основанной на опре-

деленных отличиях.

Для выполнения остальных заданий предварительно необхо-

димо освоить методику проведения контент-анализа, который за-

тем используется при анализе различных трудов исследователей

истории Северного Кавказа XIX – начала XXI веков.

В ходе подготовки и участия в занятии нужно акцентировать

внимание на том, какие общественные и историографические тен-

денции способствуют укреплению безопасности Северного Кавка-

за, а какие – его ослаблению, каким образом необходимо исполь-

зовать исторический опыт совместного проживания людей в поли-

этничном регионе и примеры множественной лояльности.

4 Булыгина Т. А. Региональная история: поиски новых исследовательских

подходов // Запад – Россия – Кавказ. Научно-теоретический альманах. Ставро-

поль – Москва, 2003.

21

Вопросы и задания 1. Определите дефиницию «полиэтничный регион» в рамках

исторического исследования. Как соотносятся понятия «локус» и

«регион»?

2. Проследите процесс эволюции образа северокавказского

региона в российском общественном сознании и исторической

науке в конце XIX–начале XXI веков.

3. Систематизируйте основные традиции историографии Се-

верного Кавказа.

4. Опираясь на современные исследовательские практике, про-

демонстрируйте принцип конструирования исследовательского

пространства полиэтничного региона в социогуманитарном знании.


Основная: 1, 2.

Дополнительная: 3, 4, 9, 15, 22, 23, 26, 28, 35, 41, 44.

Интернет-ресурсы: 1, 4, 5.


4 (2). ПОНЯТИЕ ПОЛИЭТНИЧНОГО МАКРОРЕГИОНА

И ОСНОВНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ В ИЗУЧЕНИИ


Цель: развитие профессиональной компетенции экстраполи-

ровать приобретенные ранее знания в изучение истории Северного

Кавказа и определять перспективу применения исследовательских

полей «новой локальной истории» и междисциплинарного подхода

при анализе исторического прошлого полиэтничного макрорегио-

на. Выработка способности видеть слабые места в безопасности

такого полиэтничного макрорегиона, как Кавказ, и его региона –






22

знать основные понятия и категории, основные историо-

графические тенденции в изучении региона (ОК-5);

уметь использовать методы и подходы новой локальной ис-

тории применительно к изучению исторического прошлого регио-

на (ПК-24);

владеть навыками проведения контент-анализа (ПК-23).

Актуальность темы практического занятия: процессы гло-

бализации вызвали потребность на локальном уровне усилить и

закрепить множество своих идентичностей, в этой связи возраста-

ет необходимость в постоянном обращении к истории региона и в

привлечении новых методов ее изучения. Те теоретические и

практические достижения, которыми располагает «новая локаль-

ная история», дают возможности с разных ракурсов посмотреть на

проблему полиэтничного северокавказского региона.


При подготовке к первому вопросу следует снова обратиться

к соотношению микро- и макроанализа в новой локальной исто-

рии. Широкой распространение микроистория получила в связи с

интересом к истории повседневности. Микроистория позволяет

увидеть место и роли конкретных людей и их локальных сооб-

ществ в исторических процессах; чтобы понять социальную при-

роду этих процессов. История повседневности благодаря микрои-

стории выявляет восприятие людьми происходящих событий, их

поступки в этих обстоятельствах, что, в свою очередь, связано с

культурными традициями, ментальностью, социально-психологи-

ческими мотивами. Внимание в этом случае сосредоточено на

единичном, которое одновременно содержит многозначные смыс-

лы и символы, отражающие разнообразие социальных связей ис-

следователя, обращенное на единичные ситуации. Задача исследо-

вателя – расшифровать эти символы и приблизиться к постижению

смыслов с тем, чтобы постичь более общие черты макроистории5.

В рамках второго и третьего вопросов следует отметить, что

новая локальная история позволяет поднимать имагологические

проблемы истории региона. Являясь экстравертным типом знания,

5 Булыгина Т. А. История повседневности и «новая локальная история»: ис-

следовательское поле и исследовательский инструмент // Новая локальная исто-

рия: по следам Интернет-конференций. 2007–2014. Ставрополь, 2014. С. 117.

23

она позволяет более адекватно подходить к конструированию об-

раза «другого», больше концентрироваться на проблемах культур-

ного многообразия.


1. Выявите особенности макро- и микроанализа в изучении

истории Северного Кавказа, проиллюстрируйте примерами кон-

кретных исследований.

2. Расскажите об источниковедение истории полиэтничного

макрорегиона. За счет чего происходит расширение круга истори-

ческих источников и каковы новые методики изучения источников

по истории Северного Кавказа?

3. Охарактеризуйте новые познавательные возможности изу-

чения истории полиэтничного региона в контексте исследователь-

ских полей «новой локальной истории».



Дополнительная: 3, 4, 9, 15, 22, 23, 26, 28, 33, 35, 41, 44.

Интернет-ресурсы: 1, 4, 5.

24


5 (1). ИСТОРИЯ СЕВЕРНОГО КАВКАЗА В КОНТЕКСТЕ

«НОВОЙ ЛОКАЛЬНОЙ ИСТОРИИ»: СООТНОШЕНИЕ

ГЛОБАЛЬНОГО И ЛОКАЛЬНОГО (2 ЧАСА)

Цель: развитие профессиональных компетенций в инновацион-

ных подходах к изученным и новым сюжетам истории полиэтнич-

ного региона, умение выявлять неосвоенные тематические узлы;

анализировать и объяснять политические, социокультурные, эконо-

мические факторы истории локальных сообществ северокавказского

региона. Развитие общекультурных компетенций по выработке рос-

сийской идентичности, применению полученных знаний в социаль-

ной практике Северного Кавказа для сохранения мира и строитель-

ства гражданского общества в полиэтничном регионе.





знать содержание понятия «глокальность», особенности его

применения в контексте новой локальной истории;

уметь выявлять глобальную, локальную и глокальные пер-

спективы в изучении исторического прошлого региона;

владеть навыками анализа комплекса факторов истории ло-

кальных сообществ северокавказского региона.

Актуальность темы практического занятия: значимость

изучения предложенной темы обусловлена необходимостью вы-

страивания в историческом исследовании связи и взаимозависимо-

сти между макро- и микроуровнями с целью выявления общего и

особенного в развитии локальных сообществ северокавказского

региона в контексте российской истории.


Подготовку к занятию следует начать с диалектики локальль-

ного и глобального в процессе развития общества. В этой связи

возникает понятие глокальности, которое стало часто использо-

ваться при описании жизни современного общества.

25

При выполнении третьего задания следует все положения

подтверждать конкретными примерами, подтверждающими мно-

гомерность изучения северокавказской истории, а также единство

и многообразие социокультурного пространства региона.

Четвертый вопрос предполагает обращение к истории Север-

ного Кавказа в контексте истории России. Необходимо показать

противоречивость процесса, когда даже конфликтность сочеталась

с мирным взаимодействием на локальном уровне.

По вопросам семинара студенты избирают при помощи пре-

подавателя темы докладов на конференцию как докладчики, содо-

кладчики и оппоненты по каждой проблеме (6–7 чел.). Докладчик

и содокладчик готовят, каждый по своей теме, презентации и ис-

пользуют их на семинарах. Оставшиеся вопросы готовят осталь-

ные студенты, разделившись на 3 подгруппы. В подгруппах по

предложенным вопросам следует также подготовить собственные

групповые презентации, которые будут продемонстрированы во

время обсуждения основных докладов и содокладов. «Оппоненты»

выявляют слабые стороны и спорные позиции не только докладов

в целом, но и презентаций.


1. Охарактеризуете понятие глокальности в глобализирую-

щемся мире. Каковы познавательные и социальные задачи совре-

менных исследователей истории Северного Кавказа?

2. Представьте глокальность и глобализм как контексты изу-

чения истории северокавказского региона.

3. Покажите Северный Кавказ а) как часть глобального мира;

б) как целостный регион общероссийского пространства; в) как

пространство взаимосвязанных локальных сообществ.

4. В чем специфика развития локальных сообществ полиэт-

ничного региона, если рассматривать их сквозь призму российской

истории?



Дополнительная: 11, 20, 22, 23, 25, 26, 28, 29, 30, 32, 33, 35, 44, 46.


26


5 (2). ИСТОРИЯ СЕВЕРНОГО КАВКАЗА В КОНТЕКСТЕ

«НОВОЙ ЛОКАЛЬНОЙ ИСТОРИИ»: СООТНОШЕНИЕ

ГЛОБАЛЬНОГО И ЛОКАЛЬНОГО (2 ЧАСА)

Цель: развитие профессиональных компетенций в инновацион-

ных подходах к изученным и новым сюжетам истории полиэтнич-

ного региона, умения выявлять неосвоенные тематические узлы;

анализировать и объяснять политические, социокультурные, эконо-

мические факторы истории локальных сообществ северокавказского

региона. Развитие общекультурных компетенций по выработке рос-

сийской идентичности, применению полученных знаний в социаль-

ной практике Северного Кавказа для сохранения мира и строитель-

ства гражданского общества в полиэтничном регионе.





знать содержание понятия «глокальность», особенности

его применения в контексте новой локальной истории;

уметь выявлять глобальную, локальную и глокальную пер-

спективы в изучении исторического прошлого региона;

владеть навыками анализа комплекса факторов истории

локальных сообществ северокавказского региона.

Актуальность темы практического занятия: значимость

изучения предложенной темы обусловлена необходимостью вы-

страивания в историческом исследовании связи и взаимозависимо-

сти между макро- и микроуровнями с целью выявления общего и

особенного в развитии локальных сообществ северокавказского

региона в контексте российской истории.


Первый вопрос связан с обращением к этапам вхождения ре-

гиона в состав России, при этом на процесс следует посмотреть с

позиций новой локальной истории, предполагающей рассмотрение

инкорпорации на всех уровнях, вплоть до эволюции в повседнев-

ной жизни.

27

Из этого положения вытекает особое понимание мультикуль-

турной сущности региона, которая отмечена этническим, религи-

озным, хозяйственным и др. разнообразием локальных сообществ.

Выполнение третьего задания носит практический характер.

Следует остановиться на проблеме множественной лояльности,

охарактеризовать имагологический аспект истории региона и его

влияние на современность.

По вопросам семинара студенты с помощью преподавателя

выбирают темы докладов на конференцию (как докладчики, содо-

кладчики и оппоненты) по каждой проблеме (6–7 чел.). Каждый

докладчик и содокладчик готовят по своей теме презентации и ис-

пользуют их на семинарах. Оставшиеся вопросы готовят осталь-

ные студенты, разделившись на 3 подгруппы. В подгруппах следу-

ет также подготовить по предложенным вопросам собственные

групповые презентации, которые необходимо продемонстрировать

во время обсуждения основных докладов и содокладов. Те, кто

выбрал роль оппонентов, выявляют слабые стороны и спорные

позиции не только докладов в целом, но и презентаций.


1. Представьте особые черты социокультурного контекста ис-

тории Северного Кавказа. В чем особенности его инкорпорации в

общероссийское пространство в сравнении с другими регионами?

2. Какова специфика изучения истории локальных сообществ

в контексте мультикультурного разнообразия Северного Кавказа?

3. Охарактеризуйте исследовательские практики «новой ло-

кальной истории» и определите их место в решении проблемы

безопасности жителей полиэтничного макрорегиона.



Дополнительная: 11, 20, 22, 23, 25, 26, 28, 29, 30, 32, 33, 35, 44, 46.

Интернет-ресурсы: 1. 4, 5, 7.


28

6 (1). КОНСТРУИРОВАНИЕ НОВОГО

ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКОГО ПРОСТРАНСТВА


Цель: сформировать профессиональные компетенции в сфере

использования парадигмы новой локальной истории применитель-

но к изучению истории Северного Кавказа.





– знать содержание процесса формирования нового исследо-

вательского пространства истории Северного Кавказа (ПК-24);

– уметь выявлять источники, необходимые для работы в рус-

ле того или иного исследовательского поля (ПК-23);

– владеть навыками исследовательской работы с историче-

ским источником (ПК-23).

Актуальность темы практического занятия: изучение темы

актуализируется потребностью обновления исследовательских

подходов и методов, используемых на региональном уровне.

В этой связи представляется важным освещение сложившихся ис-

ториографических традиций с целью выявления традиции и инно-

вации. С другой стороны, актуально рассмотрение имеющегося

зарубежного и отечественного опыта «новой локальной истории» с

целью его позитивного заимствования.


В первом вопросе большое значение придается переориента-

ции местной истории с фиксации событий прошлого на изучение

внутреннего мира частного и социального поведения, на Человека,

который формировал социокультурную локальную целостность

Северного Кавказа. В этой связи выделяется история повседневно-

сти. В «новой локальной истории» мир человеческой повседневно-

сти позволяет лучше понять прошлое всех народов Северного

Кавказа.

Второе задание основано на понимании персональной исто-

рии как направления, в основе которого лежит восстановление

«истории одной жизни» во всей ее уникальности и в достижимой

29

полноте. Л. П. Репина полагает, что персональная история должна

прояснять социальный контекст, а не наоборот, как это происхо-

дит в традиционных биографических исследованиях6.

Третий вопрос связан с процессом привлечения нового иссле-

довательского инструментария к изучению сельского и городского

пространства. Город и село в новой локальной истории не являют-

ся административными пунктами, они становятся локальными со-

циокультурными пространствами.

При подготовке к данному занятию необходимо использовать

научно-исследовательские компетенции, приобретенные в резуль-

тате работы над темой, посвященной исследовательским полям

«новой локальной истории». Сравнить традиционные подходы и

методы «новой локальной истории» на примере конкретных сюже-

тов истории региона. Важно представлять перспективы рекон-

струкции истории Северного Кавказа в новых исследовательских

полях. В этой связи необходимо вспомнить содержание каждого

исследовательского поля и попытаться адаптировать к сюжетам

северокавказской истории и местной источниковой базе с точки

зрения соотношения глобального и локального. В этом контексте

можно выявить неосвоенные тематические узлы, реализация кото-

рых возможна в рамках «новой локальной истории».

Для выполнения заданий следует использовать материал из

собственной магистерской диссертации или сюжет, близкий к ней

по проблеме или хронологии.


1. Проанализируйте исследовательские практики истории по-

вседневности жителей Северного Кавказа с позиций «новой ло-

кальной истории».

2. Оцените возможности персональной истории при изучении


3. Охарактеризуйте историю крестьянства, историю села, ис-

торию города и подходы «новой локальной истории» в связи с

изучением городской и сельской истории Северного Кавказа.


6 Репина Л. П. От «истории одной жизни» к «персональной истории» // Исто-

рия через личность: историческая биография сегодня. М.: Квадрига, 2010. С. 56.

30


Дополнительная: 6, 28, 33, 35, 36, 38, 41, 43, 44.

Интернет-ресурсы: 1, 4, 5, 7, 9, 11, 17, 18, 20.


6 (2). КОНСТРУИРОВАНИЕ НОВОГО

ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКОГО ПРОСТРАНСТВА


Цель: сформировать профессиональные компетенции в сфере

использования парадигмы новой локальной истории применитель-

но к изучению истории Северного Кавказа.





знать направления формирования нового исследователь-

ского пространства истории Северного Кавказа (ПК-24);

уметь выявлять источники, необходимые для работы в рус-

ле того или иного исследовательского поля (ПК-23);

владеть навыками исследовательской работы с историче-

ским источником (ПК-23).

Актуальность темы практического занятия: изучение темы

актуализируется потребностью обновления исследовательских

подходов и методов, используемых на региональном уровне.

В этой связи представляется важным освещение сложившихся ис-

ториграфических традиций с целью выявления традиции и инно-

вации. С другой стороны, актуально рассмотрение имеющегося

зарубежного и отечественного опыта «новой локальной истории» с

целью его позитивного заимствования. Теоретическая часть

Дать определение «новой социальной истории» сложно, она

охватывает широкий спектр проблем. Данное направление поста-

вило задачу интерпретации исторического прошлого в терминах

социологии, описывающих разные аспекты внутреннего состояния

общества. В связи с многообразием региона в акцент исследовании

31

должен быть смещен на изучение реально существовавших соци-

альных организмов локального уровня, только в этом контексте

можно увидеть все горизонтальные и вертикальные перемещения.

«Новая экономическая история» стала следствием социологи-

ческого вызова 1950-х годов. Во втором вопросе следует подробно

рассказать об истории направления. Возникло оно в США, и од-

ним из основателей стал американский ученый Д. Норт. Отличи-

тельной особенностью является внимание к институциональной

среде и действующим экономическим агентам. В рамках вопроса

необходимо осветить основные положения «новой экономической

теории» и попытаться приложить её исследовательскую модель к

истории региона.

Этнокультурное многообразие породило разнообразные мо-

дели половозрастного взаимодействия. Гендерная и семейная про-

блематика уже не новы для исследовательских практик региона,

интерес к ним породил целый пласт работ в разных отраслях со-

циогуманитарного знания. В этом контексте ученые могут видеть

черты общего и особенного в развитии локальных сообществ.

При подготовке к данному занятию необходимо использовать

научно-исследовательские компетенции, приобретенные в резуль-

тате работы над темой, посвященной исследовательским полям

«новой локальной истории». Сравнить традиционные подходы и

методы «новой локальной истории» на примере конкретных сюже-

тов истории региона. Важно представлять перспективы рекон-

струкции истории Северного Кавказа в новых исследовательских

полях. В этой связи необходимо вспомнить содержание каждого

исследовательского поля и попытаться адаптировать к сюжетам

северокавказской истории и местной источниковой базе с точки

зрения соотношения глобального и локального. В этом контексте

можно выявить неосвоенные тематические узлы, реализация кото-

рых возможна в рамках «новой локальной истории».

Для выполнения заданий следует использовать материал из

собственной магистерской диссертации или сюжет, близкий к ней

по проблеме или хронологии.


32

1. Разъясните, как «новая социальная история» способствует

изучению проблем социальной мобильности и социальных лифтов

в локальных сообществах северокавказского региона.

2. Покажите возможности «новой экономической истории» в

изучении хозяйственных укладов и хозяйствования местных жите-

лей локальных сообществ Северного Кавказа.

3. Продемонстрируйте исследовательский потенциал гендер-

ной истории и истории семьи в северокавказском контексте.



Дополнительная: 6, 28, 33, 35, 36, 38, 41, 43, 44.

Интернет-ресурсы: 1, 4, 5, 7, 9, 11, 17, 18, 20.


7 (1). ФЕНОМЕН СЕВЕРОКАВКАЗСКОЙ

ИДЕНТИЧНОСТИ И РОССИЙСКАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ

В ПОЛЕ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОЙ ИСТОРИИ

ПОЛИЭТНИЧНОГО МАКРОРЕГИОНА (2 ЧАСА)

Цель: развитие способности применять в исследовательской

работе современные методики и методологический инструмента-

рий при анализе северокавказских источников; формирование

умения видеть северокавказский макрорегион как часть общерос-

сийского и мирового социокультурного пространства.





знать значение основный дефиниций (идентичности, има-

гология, образ чужого, своего, другого, историческая память и т.

д.) (ПК-24);

уметь использовать их в исследовательских практиках

(ОК-5);

владеть навыками анализа исторического источника с по-

зиции имагологии (ПК-23).

33

Актуальность темы практического занятия: в современном

социогуманитарном знании широко представлены исследования,

связанные с изучением идентичности, в этом же контексте рас-

пространение получила имагология, вышедшая из литературове-

дения и направленная на изучение образов «своего – другого –

чужого» в различных контекстах. Изучение темы позволит рас-

смотреть различные варианты междисциплинарности в историче-

ском исследовании.


Занятие проводится в форме коллоквиума. При подготовке к

занятию следует не просто готовить ответы на поставленные во-

просы по указанной ниже литературе, а раскрыть позиции авторов

рекомендованных к коллоквиуму работ по каждому из обозначен-

ных выше вопросов. В ходе коллоквиума необходимо выдвигать

аргументы в защиту тех или иных положений из этих научных ра-

бот. Конкретные задания и работы, по которым проводится колло-

квиум, можно найти в методическом пособии по организации са-

мостоятельной работы по данному курсу. Необходимо для само-

стоятельной подготовки к коллоквиуму использовать 1 текст и

2 текста по смежным дисциплинам (социологии, политологии,

культурологии). Важно, чтобы на этом примере были показаны

возможности междисциплинарных связей для исторической ре-

конструкции прошлого региона.

Приступая к работе над вопросами коллоквиума, не следует

забывать о работе с новыми понятиями и словарями, в частности

по определению таких понятий, как «идентичность», «самоиден-

тификация» и пр. Необходимо уяснить и показать, что любое ло-

кальное сообщество пронизано «сеткой» идентичностей и их пере-

сечением, а также на исторических примерах раскрыть социальные

последствия различных форм самоощущения жителей Северного

Кавказа.

Историческое сочинение самостоятельно, в качестве домаш-

ней работы, по одному из известных исторических сюжетов из ис-

тории Северного Кавказа. Этот сюжет должен быть описан в кате-

гориях интеллектуальной истории и с использованием понятий

идентичности и самоидентификации.

34

Более подробно с методикой организации данного коллокви-

ума, а также с методикой подготовки исторических сочинений

можно ознакомиться в методическом пособии по организации са-

мостоятельной работы по данному курсу.


1. Представьте главные элементы интеллектуального про-

странства жителей северокавказского региона в исторической ре-

троспективе.

2. Покажите процесс становления и функционирования наци-

ональной, региональной и локальной идентичностей в контексте

истории жителей Северного Кавказа.

3. Разъясните особенности и принципы кавказской самоиден-

тификации в российском социокультурном пространстве на раз-

личных исторических этапах.

4. Продемонстрируйте динамику и специфику локальной

идентичности микросообществ Северного Кавказа в истории реги-

она. В чем особенности национальной и этнической идентичности

в разных исторических условиях?



Дополнительная: 5, 14, 21, 24, 28, 33, 37, 41.

Интернет-ресурсы: 1, 3, 4, 5, 7, 20.

35


7 (2). ФЕНОМЕН СЕВЕРОКАВКАЗСКОЙ

ИДЕНТИЧНОСТИ И РОССИЙСКАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ

В ПОЛЕ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОЙ ИСТОРИИ

ПОЛИЭТНИЧНОГО МАКРОРЕГИОНА (2 ЧАСА)

Цель: развитие способности применять в исследовательской

работе современные методики и методологический инструмента-

рий при анализе северокавказских источников; формирование

умения видеть северокавказский макрорегион как часть общерос-

сийского и мирового социокультурного пространства.





– знать значение основный дефиниций (идентичности, има-

гология, образ чужого, своего, другого, историческая память и

т. д.) (ПК-24);

– уметь использовать их в исследовательских практиках (ОК-5);

– владеть навыками анализа исторического источника с пози-

ции имагологии (ПК-23).

Актуальность темы практического занятия: в современном

социогуманитарном знании широко представлены исследования, свя-

занные с изучением идентичности, в этом же контексте распростра-

нение получила имагология, вышедшая из литературоведения и

направленная на изучение образов «своего – другого – чужого» в раз-

личных контекстах. Изучение темы позволит рассмотреть различные

варианты междисциплинарности в историческом исследовании.


Занятие проводится в форме коллоквиума. Необходимо не

просто подготовить ответы на поставленные вопросы по указан-

ной ниже литературе, а раскрыть позиции авторов рекомендован-

ных к коллоквиуму работ по каждому из обозначенных выше во-

просов. В ходе коллоквиума следует выдвигать аргументы в защи-

ту тех или иных положений из этих научных работ. Конкретные

задания и работы, по которым проводится коллоквиум, можно

36

найти в методическом пособии по организации самостоятельной

работы по данному курсу.

Необходимо подобрать для самостоятельной подготовки к

коллоквиуму 1 текст и 2 текста по смежным дисциплинам (социо-

логии, политологии, культурологии). Важно, чтобы на конкретном

примере были показаны возможности междисциплинарных связей

для исторической реконструкции прошлого региона.

Приступая к работе над вопросами коллоквиума, не следует

забывать о работе с новыми понятиями и словарями, в частности

по определению таких понятий, как «идентичность», «самоиден-

тификация» и прочих. Необходимо уяснить и показать, что любое

локальное сообщество пронизано «сеткой» идентичностей и их

пересечением, а также на исторических примерах раскрыть соци-

альные последствия различных форм самоощущения жителей Се-

верного Кавказа.

Историческое сочинение готовится самостоятельно, в каче-

стве домашней работы, по одному из известных сюжетов из исто-

рии Северного Кавказа. Этот сюжет описывается в категориях ин-

теллектуальной истории и с использованием понятий идентично-

сти и самоидентификации.

Более подробно с методикой организации данного коллокви-

ума, а также с методикой подготовки исторических сочинений

можно ознакомиться в методическом пособии по организации са-

мостоятельной работы по данному курсу.


1. Покажите феномен исторической памяти как коллективной

модели общественного сознания. Как соотносится коллективная

память жителей Северного Кавказа и локальных сообществ севе-

рокавказского региона и российская национальная память?

2. Проанализируйте положение Кавказа как культурно-психо-

логического феномена и цивилизационной составляющей в рос-

сийском общественном сознании.

3. Продемонстрируйте сущность феномена кавказской идентич-

ности в условиях глобализации и в контексте безопасности региона.


37


Дополнительная: 5, 14, 21, 24, 28, 33, 37, 41.



8 (1). СЕВЕРНЫЙ КАВКАЗ В ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКОМ

ПОЛЕ ИСТОРИИ ПОГРАНИЧНЫХ ОБЛАСТЕЙ (2 ЧАСА)

Цель: овладение профессиональными компетенциями исполь-

зования новейших методов мировой исторической науки для ис-

следования истории Северного Кавказа на примере borderlands

history и умением работать в междисциплинарном поле науки;

освоение социальных компетенций работы в условиях полиэтнич-

ного поликультурного пространства Северного Кавказа с учетом

исторического опыта мирного проживания различных локальных

сообществ полиэтничного региона.





знать особенности изучения истории в рамках borderlands

history (ПК-24);

уметь использовать ее методы и подходы применительно к

истории Северного Кавказа (ПК-23);

владеть навыками работы в междисциплинарном поле

науки (ОК-2).

Актуальность темы практического занятия: заимствование

позитивного опыта зарубежной науки стало значимым трендом в

развитии российской исторического знания, что дает положитель-

ные результаты в исследовательской работе. Обращение к этому

опыту, рассмотрение основных механизмов, а также продолжение

адаптации новейших методов и подходов к сюжетам северокавказ-

ской истории позволит придать её изучению новый импульс.


38

При подготовке к занятию нужно четко представлять разницу

между географическим, региональным и символическим содержа-

нием «пограничья». Кроме того, необходимо познакомиться с раз-

нообразием трактовки понятий «граница», «контактные зоны»,

«фронтир», «социокультурное пограничье». Наряду с этим следует

обращать внимание на исторические примеры решения проблем

«пограничных» районов. Не следует экстраполировать их в совре-

менную действительность и иметь собственную позицию в отно-

шении вопросов взаимодействия контактных зон. В ходе подго-

товки кейс-заданий, которые можно выполнять микрогруппами

или индивидуально, необходимо изучить текст предложенного

преподавателем источника, определить историческую ситуацию в

контексте истории социокультурного пограничья Северного Кав-

каза и проанализировать ее последствия.


1. Дайте характеристику «истории пограничных областей»

(borderlands history) как направлению современной гуманитарной

науки.

2. Покажите северокавказский регион как сообщество ло-

кальных социокультурных миров.

3. Продемонстрируйте разницу в понимании «границы» в ис-

торическом, социокультурном, семиотическом и географическом

контекстах.



Дополнительная: 7, 11, 17, 18, 19, 20, 28, 41, 45.


39


8 (2). СЕВЕРНЫЙ КАВКАЗ В ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКОМ

ПОЛЕ ИСТОРИИ ПОГРАНИЧНЫХ ОБЛАСТЕЙ (2 ЧАСА)

Цель: овладение профессиональными компетенциями исполь-

зования новейших методов мировой исторической науки для ис-

следования истории Северного Кавказа на примере borderlands

history и умением работать в междисциплинарном поле науки;

освоение социальных компетенций работы в условиях полиэтнич-

ного поликультурного пространства Северного Кавказа с учетом

исторического опыта мирного проживания различных локальных

сообществ полиэтничного региона.





знать особенности изучения истории в рамках borderlands

history (ПК-24);

уметь использовать ее методы и подходы применительно к

истории Северного Кавказа (ПК-23);

владеть навыками работы в междисциплинарном поле

науки (ОК-2).

Актуальность темы практического занятия: заимствование

позитивного опыта зарубежной науки стало значимым трендом в

развитии российской исторического знания, что дает положитель-

ные результаты в исследовательской работе. Обращение к этому

опыту, рассмотрение основных механизмов, а также продолжение

адаптации новейших методов и подходов к сюжетам северокавказ-

ской истории позволит придать её изучению новый импульс.


При подготовке к занятию нужно четко представлять разницу

между географическим, региональным и символическим содержа-

нием «пограничья». Кроме того, необходимо познакомиться с раз-

нообразием трактовки понятий «граница», «контактные зоны»,

«фронтир», «социокультурное пограничье». Наряду с этим следует

обращать внимание на исторические примеры решения проблем

40

«пограничных» районов. Не следует экстраполировать их в совре-

менную действительность и иметь собственную позицию в отно-

шении вопросов взаимодействия контактных зон. В ходе подго-

товки кейс-заданий, которые можно выполнять микрогруппами

или индивидуально, необходимо изучить текст предложенного

преподавателем источника, определить историческую ситуацию в

контексте истории социокультурного пограничья Северного Кав-

каза и проанализировать ее последствия.


1. Проиллюстрируйте примерами существование контактных

зон этнокультурного взаимодействия в регионе и покажите их

многослойность.

2. Как реализуется междисицплинарный подход в изучении

контактных этнических зон? Возможно ли и осуществляется ли

преодоление евроцентристкого взгляда на историю Кавказа?

3. Продемонстрируйте на примере исторических и историо-

графических источников процесс конструирования образов «свое-

го» – «чужого», «своего» – «другого» в представлениях локальных

сообществ северокавказского региона.

4. Охарактеризуйте уникальный опыт совместного прожива-

ния локальных обществ Северного Кавказа. Покажите его много-

образие: конфликты и опыт хозяйственного и социокультурного

сотрудничества в условиях северокавказского пограничья.



Дополнительная: 7, 11, 17, 18, 19, 20, 28, 41, 45.


41


9. ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЕ ПРАКТИКИ ИЗУЧЕНИЯ

ЛОКАЛЬНЫХ СООБЩЕСТВ ПОЛИЭТНИЧНОГО

МАКРОРЕГИОНА (2 ЧАСА)

Цель: выработка профессиональных и общекультурных ком-

петенций на основе развития навыков использования иностранно-

го языка в профессиональной деятельности как одного из средств

профессионального роста и включенности в мировую культуру.

Формирование творческого инновационного подхода в исследова-

тельской и преподавательской работе на основе современных ме-

тодик и методологического инструментария при анализе северо-

кавказской истории. Формирование профессиональной компетен-

ции логично структурировать собственную исследовательскую

концепцию. Выработка общекультурных компетенций, предпола-

гающих использование профессиональных знаний для влияния на

коллективную память жителей региона, на социально политиче-

скую действительность Северного Кавказа для укрепления без-

опасности его населения.





– знать методы, подходы и категории новой локальной исто-

рии (ПК-24);

– уметь адаптировать их собственным исследованиям (ПК-23);

– владеть навыками использования методологического ин-

струментария в исследовательской практике (ПК-23).

Актуальность темы практического занятия: данный раздел

дисциплины предполагает практическую реализацию освоенных

методов и подходов «новой локальной истории». В этой связи об-

ращение к зарубежному опыту, а затем адаптация его к темам соб-

ственных исследований и конкретной источниковой базы пред-

ставляется необходимым условием полноценного освоения дисци-

плины.

42

Теоретическая часть На первом этапе подготовки к творческому отчету следует в

соответствии с темой своей магистерской диссертации выявить

вначале иностранные, а затем отечественные сайты, связанные с

работой и одновременно близкие к методам «новой локальной ис-

тории». На втором этапе необходимо подготовить презентацию

избранных иностранных сайтов, совместив их с отдельными ис-

следовательскими полями «новой локальной истории». При этом

содержание сайтов необходимо перевести на русский язык, так как

презентация должна быть сделана на русском языке. Кроме того,

содержание выбранных отечественных и зарубежных сайтов необ-

ходимо проанализировать на предмет отбора материала для твор-

ческого отчета.

На последнем этапе необходимо подготовить электронный

творческий отчет-презентацию по теме магистерской диссертации,

включив туда контекст отдельных исследовательских полей «но-

вой локальной истории» при освещении объекта, предмета цели,

задач, источниковой базы и авторской концепции.


1. Представьте систему аргументов в пользу избранных для

изучения студентом иностранных и отечественных сайтов и вы-

явите их соотношения с «новой локальной историей».

2. Подготовьте на русском языке электронную презентацию

избранных иностранных сайтов, связанных с полями «новой ло-

кальной истории».

3. Подготовьте электронную презентацию магистерской дис-

сертации в контексте одного или нескольких исследовательских

полей «новой локальной истории».

4. В рамках презентации изложите авторскую концепцию ма-

гистерской диссертации с указанием предмета, объекта, цели, за-

дач, источниковой базы, основных положений с позиций «новой

локальной истории».

5. Структурируйте материалы отобранных сайтов для общей

презентации магистерской работы.

6. Обсудите каждую презентацию по следующей схеме:

а) научная обоснованность темы; б) убедительность применения

исследовательской концепции «новой локальной истории»; в) ло-

43

гичность структуры построения презентации и презентуемой рабо-

ты; г) источниковедческая и историографическая обоснованность;

д) степень владения интерактивными методами изучения темы;

е) качество презентации (зрелищность, качество восприятия, ин-

тернет-грамотность, качество знания иностранного языка).



Дополнительная: 6, 27, 28, 33, 35, 36, 43.

Интернет-ресурсы: 2, 5.

44


Основная

1. Поршнева О. С. Междисциплинарные методы в историко-

антропологических исследованиях: учебное пособие. М.: Директ-

Медиа, 2013. 161 с. [Электронный ресурс]. URL: http://biblio-

club.ru/index.php?page=book&id=143849(21.04.2015).

2. Ракитов А. И. Историческое познание: Системно-

гносеологический подход. М.: Директ-Медиа, 2014. 305 с. [Электрон-

ный ресурс]. URL: http://biblioclub.ru/index.php?page=book&

id=222494 (21.04.2015).

Дополнительная 1. Анкерсмит Ф. Возвышенный исторический опыт. М., 2007.

2. Барков Ф. А., Тхагапсоев Х. Г., Черноус В. В. Этносы в

глобализируемщеся мире. Ростов-на-Дону, 2009.

3. Боров А. Х. Северный Кавказ в российском цивилизацион-

ном процессе. Нальчик, 2007.

4. Булыгина Т. А. Новое исследование по кавказоведению //

Новая локальная история: по следам Интернет-конференций.

2007–2014. Ставрополь, 2014.

5. Булыгина Т. А. «Говорящие» источники: социальная исто-

рия Ставрополья в измерениях «новой локальной истории» // Го-

лоса из провинции: жители Ставрополья в 1917–1929 гг. Ставро-

поль, 2009.

6. Булыгина Т. А. Граница в категориях классической геогра-

фии и в исследовательских полях «новой локальной истории» //

Историческая география: пространство человека VS человек в

пространстве. Материалы XXIII Международной научной конфе-

ренции. Москва, 27–29 января 2011. М., 2011.

7. Булыгина Т. А. История повседневности и «новая локаль-

ная история»: исследовательское поле и исследовательский ин-

струмент // Новая локальная история: по следам Интернет-

конференций. 2007–2011. Ставрополь, 2014.

8. Булыгина Т. А. Компаративное источниковедение и источ-

никоведческие практики межвузовского НОЦ «Новая локальная

история» // Диалог со временем. Альманах интеллектуальной ис-

тории. 44. М., 2013.

45

9. Булыгина Т. А. Подходы «новой локальной истории» к

изучению местной истории // Ставропольский альманах Россий-

ского общества интеллектуальной истории. Вып. 11. Ставрополь,

2010.

10. Булыгина Т. А. Проблемы исследования культурного по-

граничья Северного Кавказа // Кавказ – Карпаты – Балканы: Гео-

политические, этноконфессиональные, региональные и локальные

компоненты национального менталитета XVIII–XX вв. Материалы

международной конференции (Ставрополь, 26–29 июня 2014 г.).

Ставрополь, 2015.

11. Булыгина Т. А. Пространственно-временные формы взаи-

модействия историка и прошлого (размышления над книгами

М. Бахтина) // Вестник Ставропольского государственного уни-

верситета. 2011. № 76. Ч.2.

12. Булыгина Т. А., Маловичко С. И. Новая локальная исто-

рия: новые исследовательские практики // Новая локальная исто-

рия. Вып. 3. Ставрополь. 2006.

13. Верменич Я. В. Локальность в системе понятий историче-

ской науки // Российская история. 2011. № 6.

14. Взаимодействие народов и культур на Юге России: исто-

рия и современность: Сборник научных статей. Ростов-на-Дону,

2008.

15. Гуревич А. Я. История в человеческом измерении (Раз-

мышления медиевиста) // Новое литературное обозрение. 2005.

№ 75.

16. Дегоев В. В. Введение в политическую историю Северного

Кавказа (XVI век – 1917 год). М., 2009.

17. Дегоев В. В. История, опрокинутая в политику. Три досье

«до востребования». М.: «МГИМО-Университет», 2013. 522 с.

(Кавказский архив). [Электронный ресурс]. URL: http://biblio-

club.ru/index.php?page=book&id=214593 (29.11.2015).

18. Дегоев В. В. Кавказ и великие державы.1829–1864 гг. М.,

2009.

19. Дегоев В. В. Северный Кавказ: С древнейших времен до

воцарения Екатерины II: курс лекций / Московский государствен-

ный институт международных отношений (Университет) МИД

России, Центр проблем Кавказа и региональной безопасности ин-

ститута международных исследований МГИМО (У) МИД России;

46

отв. ред. А. В. Серегин. М.: «МГИМО-Университет», 2014. Т. 1.

652 с. (Научная школа МГИМО). [Электронный ресурс]. URL:

http://biblioclub.ru/index.php?page=book&id=426660 (27.11.2015).

20. Замятина Н. Ю., Пилясов А. Н. Россия, которую мы обре-

ли. Исследуя пространство на микроуровне / Н.Ю. Замятина. М.:

«Новый хронограф», 2013. 548 с. [Электронный ресурс]. URL:

http://biblioclub.ru/index.php?page=book&id=228568 (29.11.2015).

21. Колесникова М. Е. История изучения Северного Кавказа

во второй половине XVIII – начала XX в. в отечественной исто-

риографии: основные этапы // Вестник Ставропольского государ-

ственного университета. 2012. Вып. 78 (1).

22. Колесникова М. Е. Краеведение как форма изучения исто-

рии городского и сельского сообщества (на материалах ставро-

польской истории) // Новая локальная история: Сб. научных ста-

тей. Вып. 4. Ставрополь – Москва, 2009.

23. Кортунов С. В. Становление национальной идентичности:

Какая Россия нужна миру: учебное пособие. М.: Аспект Пресс,

2009. 376 с. [Электронный ресурс]. URL: http://biblio-

club.ru/index.php?page=book&id=104351 (29.11.2015).

24. Маловичко С. И. Глокальная перспектива новой локаль-

ной истории // Новая локальная история. Вып. 3. Ставрополь. 2006.

25. Маловичко С. И., Мохначева М. П. Опыт центра «новая

локальная история» в изучении социокультурных конфликтов //

Локальные сообщества имперской России в условиях социальных

конфликтов (подходы и практики в современных региональных

исследованиях). Омск, 2009.

26. Маловичко С. И., Румянцева М. Ф. Краеведение: дисци-

плина исторической науки как форма общественного сознания //

Краеведение как феномен провинциальной культуры. Омск, 2011.

27. Медушевская О. М. Теория и методология когнитивной

истории: монография. М.; Берлин: Директ-Медиа, 2015. 362 с.

[Электронный ресурс]. URL: http://biblioclub.ru/index.php?page=

book&id=258896 (21.04.2015).

28. Медушевский А. Н. Региональная история в глобальном

измерении // Российская история. 2009. № 3.

29. Нации и этничность в гуманитарных науках / под ред.

А. Х. Даудова, С. Е. Федорова. СПб: Алетейя, 2015. 544 с. [Элек-

47

тронный ресурс]. URL: http://biblioclub.ru/index.php?page=book&

id=363295 (27.11.2015).

30. Новая локальная история: по следам Интернет-конфе-

ренций. 2007 2014. Ставрополь, 2014.

31. Орлова И. Б. Социальное конструирование исторического

знания: сборник статей. М.; Берлин: Директ-Медиа, 2015. 123 с.

[Электронный ресурс]. URL: http://biblioclub.ru/index.php?

page=book&id=426556 (27.11.2015).

32. Ракитов А. И. Историческое познание: Системно-

гносеологический подход. М.: Директ-Медиа, 2014. 305 с. [Электрон-


id=222494 (21.04.2015).

33. Репина Л. П. Историческая наука на рубеже XX–XXI вв.: со-

циальные теории и историографическая практика. М., 2011. 560 с.

34. Репина Л. П. Исторические мифы и национальная идентич-

ность: к методологии исследования // Национальная идентичность в

проблемном поле интеллектуальной истории. Ставрополь – Пяти-

горск – Москва, 2008.

35. Репина Л. П., Зверева В. В., Парамонова М. Ю. История

исторического знания: учебное пособие для вузов. М., 2008

36. Российский Кавказ. Книга для политиков / под ред.

В. А. Тишкова. М., 2007.

37. Румянцева М. Ф. К вопросу об источниковой базе и мето-

дах изучения сельской истории // Новая локальная история: по

следам Интернет-конференций. 2007–2014. Ставрополь, 2014.

38. Румянцева М. Ф. Новая локальная история и современное

гуманитарное знание // Новая локальная история. Вып. 3. Ставро-

поль. 2006.

39. Румянцева М. Ф. Парадигмальные механизмы современ-

ного историографического исследования // йикьсвiкраХ iсторио-

графiчний збiрник. ,вiкьраХ 2010. .01 .пыВ

40. Северный Кавказ в составе Российской империи: учебное

пособие. М., 2007.

41. Слава и забвение: парадоксы биографики / под ред.

Л. П. Репина. СПб: Алетейя, 2014. 544 с. (Человек второго плана в

истории). [Электронный ресурс]. URL: http://biblioclub.ru/index.php?

page=book&id=233260 (29.11.2015)

48

42. Стрекалова Е. Н., Реброва И. В. Историческая память и

устная история в исследовательском поле Великой отечественной

войны // Память о Великой Отечественной войне в социокультур-

ном пространстве современной России. СПб., 2008.

43. Ткаченко Д. С., Колосовская Т. А. Военно-историческая

история Северного Кавказа. Ставрополь, 2009.

44. Челеби Э. Книга путешествий. Земли Северного Кавказа,

Поволжья и Подонья. М.: Директ-Медиа, 2011. 548 с. [Электрон-


id=67110 (29.11.2015).

45. «Человек исторический» в системе гуманитарного

знания. М.: НИУ Высшая школа экономики, 2012. – 192 с. [Элек-

тронный ресурс]. URL: http://biblioclub.ru/index.php?page=book&

id=136799 (01.03.2015).

46. Шнайдер В. Г. Советское нациестроительство на Северном

Кавказе (1917 – конец 1950-х гг.): закономерности и противоречия:

монография. М.; Берлин: Директ-Медиа, 2015. 417 с. [Электрон-


id=276548 (27.11.2015).

Интернет-ресурсы

1. http://grants.rsu.ru/osi/Don_NC – История Дона и Северного

Кавказа с древнейших времен до 1917 года (электронный учебник).

2. http://ivid.ucoz.ru/ – Источниковедение.ru.

3. http://journal.iea.ras.ru – Этнографическое обозрение.

4. http://kvkz.ru – Кавказ (материалы по истории и культуре

народов Северного Кавказа).

5. http://newlocalhistory.com – НОЦ «Новая локальная исто-

рия».

6. http://regionsar.ru – журнал «Регионология».

7. http://ruskav.ru/ – Кавказ в истории России (политика, эко-

номика, люди).

8. http://www.balh.co.uk – British association for local history.

9. http://www.el-history.ru – История повседневности.

10. http://www.essex.ac.uk – Centre for Local and Regional Histo-

ry (University of Essex).

11. http://www.history.ox.ac.uk/ – International society for intel-

lectual history.

http://regionsar.ru/

http://www.balh.co.uk/

49

12. http://www.history.vuzlib.net – История на VUZLIB.NET.

13. http://www.le.ac.uk – Center for urban history (University of

Leicester).

14. http://www.local-history.co.uk – Local history online.

15. http://www.lvivcenter.org – Центр городской истории Цен-

трально-Восточной Европы.

16. http://www.lwmfhs.org.uk – London Westminster and Middle-

sex family history society

17. http://www.nottingham.ac.uk – Centre for local history (Uni-

versity of Nottingham).

18. http://www.ohs.org.uk/ – Oral history society.

19. http://www.sbiblio.com/ – Библиотека Российского гумани-

тарного интернет-университета.

20. http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/kavkaz.html – Во-

сточная литература.

http://www.le.ac.uk/

http://www.lvivcenter.org/

http://www.lwmfhs.org.uk/

http://www.nottingham.ac.uk/

50

Приложения

1. «НОВАЯ ЛОКАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ»: ВОЗНИКНОВЕНИЕ,

ПОНЯТИЯ, МЕСТО В СОВРЕМЕННОЙ ИСТОРИОГРАФИИ

I

…В последние 20 лет позиции скептиков существенно укре-

пились благодаря крупному интеллектуальному сдвигу в области

гуманитарных наук, отвергающему историзм в качестве базы для

истории и других дисциплин, имеющих текстуальную основу.

Речь идет о постмодернизме. Его отличительной чертой является

приоритет языка над опытом, ведущий к открытому скептицизму

относительно способности человека к наблюдению и истолкова-

нию внешнего мира, особенно человеческого мира. Постмодер-

низм имеет потенциально серьезные последствия для статуса про-

фессии историка, и потому это явление следует тщательно проана-

лизировать.

…Творческий подход к интерпретации текстов – то шаловли-

вый, то ироничный, то провокационный – является отличительной

чертой постмодернистской науки.

Однако, с точки зрения большинства выразителей лингвисти-

ческого поворота, свобода «прочтения» текстов несколько ограни-

чивается воздействием «интертекстуальности». Согласно этой

точке зрения, тексты прошлого не должны рассматриваться в изо-

ляции, поскольку ни один текст никогда не создавался таким обра-

зом. Все авторы используют язык, который уже служил тем же

целям, что ставят они, а аудитория, возможно, истолкует написан-

ное ими в соответствии еще с какими-то другими правилами при-

менения языка. В любой конкретный момент мир текстов состоит

из разнообразных видов производства, каждый из которых имеет

собственную культурную обусловленность, концептуальные кате-

гории и образцы использования. Короче говоря, каждый текст яв-

ляется частью «дискурса», или массива языковой практики

…Максимум, что способны признать постмодернисты – это

то, что прошлое можно систематизировать как множество расска-

Во всех приведенных текстах сохранена авторская орфография и пунктуа-

ция. – Прим. ред.

51

зов, подобно тому, как отдельный текст открыт для множества

прочтений.

…Во второй идее постмодернизма историк рассматривается

как вектор направленности диапазона политических позиций, свя-

занных с текущим моментом. Поскольку документальные «остат-

ки» прошлого подвержены столь многочисленным прочтениям и

поскольку историки используют идеологизированный язык, созда-

ние исторических трудов ни в коей мере нельзя считать невинным

занятием.

…Говорят, что историки не раскрывают прошлое, они его вы-

думывают; в результате проверенная временем разница между

фактом и вымыслом сходит на нет.

…Как историки должны реагировать на этот натиск? Одна из

задач, с которой они могут хорошо справиться – это поставить сам

постмодернизм в исторический контекст, то есть признать, что он

принадлежит конкретному культурному моменту. Как видно из

самого названия, постмодернизм – явление реактивное.

…Как это часто случалось в прошлом, непримиримые крити-

ки исторической науки часто воюют с ветряными мельницами.

Историки всегда отличались способностью воспринимать некото-

рые аргументы критиков «правдивости» своей дисциплины. Они

далеко не так привержены единому историческому субъекту, как

предполагают некоторые критики; сейчас уже очень редко иссле-

дователи выстраивают концепции своих книг вокруг «нации» или

«рабочего класса» без тщательного анализа меняющегося и проти-

воречивого значения подобных ярлыков.

…Историки также вполне сочувственно относятся к утвер-

ждению, что тексты содержат ряд смысловых уровней и что имен-

но скрытый или неосознанный смысл придает тексту силу

…серьезные историки-аналитики понимают, что историческое

знание не всегда включает в себя состязание прошлого и настоя-

щего, где настоящее порой слишком давит на прошлое. Они зна-

ют, что источники ничего не «говорят» напрямую, что факты от-

бираются, а не просто выставляются для обозрения, что научное

объяснение связано с ретроспективным мышлением и что каждая

историческая работа в каком-то смысле формируется эстетически-

ми и политическими предпочтениями автора. В основе выстраива-

емой ими защиты лежит тезис, что если в теории все эти черты

52

компрометируют работу историков, то на практике они могут

быть сведены – и сводятся – к разумным пропорциям. История –

не образец реализма, но и не жертва релятивизма. Она занимает

промежуточное положение, при котором научные методы совер-

шенствуются с целью, как можно больше приблизить уровень ис-

следования к «реальности» и максимально удалить его от «относи-

тельности». Одной из главных функций профессии историка явля-

ется внедрение научных стандартов исследования и ограничение

интерпретационного своеволия. Оценка работы со стороны коллег

служит мощным инструментом, гарантирующим, что в избранной

ими сфере исследований историки будут, насколько возможно,

точно придерживаться имеющихся свидетельств о прошлом.

…Во-первых, историк должен проанализировать собственные

взгляды и убеждения, чтобы понять, как они соотносятся с прово-

димым исследованием. (…) Во-вторых, риск спутать ожидаемые и

реальные открытия уменьшается, если направленность исследова-

ния выражена в виде ясной гипотезы, подтверждаемой, отвергае-

мой или модифицируемой в свете фактов – и автор должен первым

искать прорехи в своей концепции. …Наконец, в-третьих – и это

самое важное, – исследователь должен помещать свою работу в

строго исторический контекст».

Тош Джон. Стремление к истине.

Как овладеть мастерством историка.

М., 2000. С. 169–183.

II

Это слово (постмодерн. – Т. Б.) появилось на свет на амери-

канском континенте из-под пера социологов и критиков. Оно обо-

значает состояние культуры после трансформаций, которым под-

верглись правила игры в науке, литературе и искусстве в конце

XIX века.

…Упрощая до крайности, мы считаем «постмодерном» недо-

верие в отношении метарассказов. Оно является, конечно, резуль-

татом прогресса науки; но и прогресс, в свою очередь предполага-

ет это недоверие.

…Наша рабочая гипотеза состоит в том, что по мере вхожде-

ния общества в эпоху, называемую постиндустриальной, а культу-

ры – в эпоху постмодерна изменяется статус знания. Этот переход

53

начался, по меньшей мере, с конца пятидесятых годов, обозна-

чивших Европе конец ее восстановления. Он был более или менее

быстрым в зависимости от положения страны, а внутри нее – от

сектора активности; отсюда его общая рассогласованность, за-

трудняющая изображение целого

Часть описания не может не носить гипотетического характера.

…Чем пытаться выстраивать картину, которая все равно не

может быть полной, мы будем отталкиваться от характеристики,

непосредственно определяющей наш предмет.

Научное знание – это вид дискурса. Поэтому можно сказать,

что на протяжении сорока лет так называемые передовые науки и

техники имеют дело с языком:

…В форме информационного товара, необходимого для уси-

ления производительной мощи, знание уже является и будет важ-

нейшей, а может быть, самой значительной ставкой в мировом со-

перничестве за власть. Также как национальные государства боро-

лись за освоение территорий, а затем за распоряжение и эксплуа-

тацию сырьевых ресурсов и дешевой рабочей силы, надо полагать,

они будут бороться в будущем за освоение информации.

…допустимо изображать мир знания эпохи постмодерна как

мир, управляемый игрой с исчерпывающей информацией, в том

смысле, что она в принципе доступна для всех экспертов: здесь нет

научного секрета. При равной компетенции дополнительное уве-

личение эффективности в производстве знания, а не в его приоб-

ретении, зависит в конечном итоге от этого «воображения», позво-

ляющего либо выполнить новый «прием», либо поменять правила

игры.

Жан-Франсуа Лиотар. Состояние постмодерна.

М., СПб., 1998. С. 11–16, 219.

III

Постмодернизм – одно из современных направлений в социо-

логической теории. Впервые этот термин появился в архитектуре,

а в конце 80-х гг. XX века им стали пользоваться философы, поли-

тологи, экономисты и социологи. Создатели этого направления –

французский теоретики Ж.-Ф. Лиотар и Ж. Бодрийяр. Понятие

«постмодерн» характеризует особенности современного состояния

развитых обществ в эпоху информатизационной и научно-

54

технической революций. Лиотар полагал, что наиболее коренные

социальные изменения происходят в сфере языка. Он ввел понятие

«языковые игры». Социальная жизнь организована вокруг этих

языковых игр, служащих оправданию или же легитимации пове-

дения людей в обществе.

Нарративы (рассказы, повествования), понимаемые как стрем-

ление говорящего самолегитимироваться, помогают закрепить пра-

вила, на которых основан социальный порядок, они играют ключе-

вую роль в социализации. Когда с помощью текстуальных повест-

вований самолегитимируется социальный институт, то речь идет о

мета-нарративах. Лиотар считает, что мета-нарративы освобожде-

ния, эмансипации человечества, самореализации и социального

прогресса были подорваны с пришествием постмодерного обще-

ства. Развивается «недоверие к метанарративам». Люди уже больше

не верят, что разум может победить суеверие, человек может со-

вершенствоваться, а политические изменения могут создать совер-

шенное общество. Постмодерн отказывается от поиска истины.

Знание оказывается фрагментом множества различных языковых

игр, специфичных для конкретной областей науки или социальной

жизни, по мере того как люди теряют веру в поиск одной великой

истины, объединяющей и обосновывающей все знание.

Социологический словарь /

отв. ред. Г. В. Осипов, Л. Н. Москвичев.

М, 2014. С. 347–348.

IV

На наш взгляд, наиболее методологически корректно и эффек-

тивно рассмотреть историографический процесс в сфере местного

(локального) историописания в соотнесении с классической – неклас-

сической–постнеклассической моделями науки. Такой подход обу-

словлен теоретико-познавательным credo авторов, принадлежащих к

Научно-педагогической школе источниковедения, восходящей в сво-

их эпистемологических основаниях к русской версии неокантианства

(А. И. Введенский, А. С. Лаппо-Данилевский)…

…Историческое краеведение как самостоятельная область ис-

торического знания, предметом которого является история места

(локуса), конституируется в неклассической науке, в условиях

кризиса линейной модели национально-государственного исто-

55

риописания и начала разрушения иерархической структуры исто-

рического знания. Это происходит в конце XIX – начале XX в.

Краеведение уже не подчинено жестко национально-государст-

венному нарративу, понимается (чаще имплицитно) как равно-

правная, рядоположенная «большой» истории область историопи-

сания и – что важно подчеркнуть – пытающаяся ориентироваться

(по крайней мере, в отдельных своих проявлениях) на критерии

профессионализма исторической науки, или – как минимум – де-

кларирующая себя как часть научной историографии.

…Мы будем использовать понятие «местная история», что, на

наш взгляд, точнее выражает суть обращения жителя определенного

места к прошлому своего локуса для конструирования местной ис-

торической памяти. По замечанию Дж. А. Амато, местная история

удовлетворяет врожденное человеческое желание на получение

знания о месте, в котором он живет, причем знание, формирующее

не критическое, а лояльное отношение к образу этого места7. Мысль

современного американского историка можно подтвердить словами

российского местного историка конца XIX в., указавшего: «Мы хо-

тели главным образом дать местному населению сбор таких фактов,

из которых более или менее была бы ясна для него историческая

роль родного города и его судьбы, а потому полная оригинальность

и самостоятельность, а тем более строгая научность не были пре-

имущественной целью нашего труда»8.

…На наш взгляд, выделение местной истории из таких иссле-

довательских практик, как региональная или национальная исто-

рии не может основываться на традиционном взгляде на простран-

ственную значимость: место (локус) – регион (совокупность локу-

сов) – государство (совокупность регионов) и т. д. Трансформация

в XX веке исторического знания от линейного (стадиального),

представленного государственной историей, к принципиально не-

линейным предметным полям заставляет, в первую очередь, гово-

рить не о иерархической значимости, а о рядоположенности таких

предметных полей как история семьи, локальная история, город-

7 Amato J.A. Rethinking Home:ACase forWriting Local History. Berkeley & Los

Angeles, 2002. P. 4. 8 Виноградов И. П. Исторический очерк города Вязьмы с древнейших времен

до XVII в. (включительно). С прилож. плана города 1779 г., родословной князей

Вяземских, описания древней крепости и мног. друг: составил И.П. Виноградов,

преподаватель Александровской Вяземской гимназии. М., 1890. С. III.

56

ская история, региональная история и пр. Следует прислушаться к

мнению Л. П. Репиной о том, что местная и региональная истории

«сегодня рассматриваются в двух несоизмеримых культурных

контекстах, имеющих разную идейную ориентацию: с одной сто-

роны, как способ мобилизации исторической памяти, а с другой–

как эффективный инструмент исторического познания, в котором

находят применение теории, методы и концепции смежных дисци-

плин» К первой практике историописания Л. П. Репина отнесла

историко-культурное краеведение, ко второй – региональную и

новую локальную историю9.

… важное, на наш взгляд, принципиальное обстоятельство,

дополняющее вывод Л. П. Репиной, состоит в том, что такие прак-

тики следует относить к разным типам исторического знания, где

местная история (являющаяся самодостаточной, но использующей

аппарат научный истории) принадлежит к практике социально

ориентированного историописания, а региональная и новая ло-

кальная истории к практике научно ориентированной истории.

… классической модели исторической науки местная история,

во-первых, включена в структуру исторического знания, во-

вторых, в качестве таковой подчинена национально-

государственному нарративу и, в-третьих, в силу своего позицио-

нирования на нижнем уровне иерархии исторического познания

допускает непрофессиональное / любительское отношение к мест-

ному историописанию.

Маловичко С., Румянцева М. История локуса

в классической, неклассической и постнеклассической

моделях исторической науки.

Статья первая: (1) Постановка проблемы. (2) Местная ис-

тория в классической модели историописания / К.: Регіональна

історія України. Збірник наукових статей. Випуск 6. 2012. С. 9–22.

V

… вместо традиционной истории, представленной линейным

повествованием, в зарождающейся неклассической исторической

науке акцент сделан на горизонтальное измерение культуры, и од-

ной из проблемных областей становится история отдельного реги-

9 Репина Л. П. Историческая наука на рубеже XX–XXI вв.: социальные теории

и историографическая практика. М., 2011. С. 183–192.

57

она/регионального процесса в национальном (а нередко и между-

народном) контексте.

Несмотря на то, что практика изучения прошлого одного ре-

гиона еще не была отрефлексирована в исторической науке, в Рос-

сийской империи профессиональные историки, выбирая в качестве

объекта изучения историю региона, отмежевывали от научных ис-

следований работы местных историописателей, как это сделал,

например, Д. А. Корсаков10.

…Региональная история вырастала уже из неклассической ис-

ториографии, поэтому ее научная модель имеет намного меньше

точек соприкосновения с непосредственными потребностями со-

циума и особенно его первичной социальной потребностью в фор-

мировании своей идентичности на основе общей социальной (ис-

торической) памяти, поскольку региональная история в большей

степени отвечает на актуальные вопросы трансформирующейся

науки, а не ставит целью поиск локальной или региональной иден-

тичности.

…Еще в середине XX в. (1959 г.) В. Г. Хоскинс заметил о

местном британском историописании, что оно, во многом, оста-

лось в рамках антикварного типа письма истории, что «много

местных историков продолжают писать … без осознания фунда-

ментальных вопросов, на которые они должны дать ответ. Все

факты о прошлом их сельского населенного пункта или округа

имеют равную ценность; поэтому их истории выглядят как пере-

числение глав без особой объединяющей темы, а каждая глава –

собрание больших или меньших несвязанных фактов»11.

… мы предположили, что речь идет не о противоборстве двух

парадигм (в широком понимании этого слова), а о параллельном

сосуществовании социально ориентированного историописания,

на основе нарративной логики, и научно ориентированной истории

– истории как строгой науки. … постнеклассическая модель науки предполагает, в первую

очередь, признание конструирующей деятельности познающего субъекта; в исторической науке это приводит к разрыву социально ориентированной и научно ориентированной истории, а в области

10 Корсаков Д. А. Меря и Ростовское княжество: Очерки из истории Ростово-

Суздальской земли. Казань, 1872. С. 7-8. 11 Hoskins W.G. Local History in England. L., 1972. P. 27.

58

истории локусов – к разрыву краеведения как социально ориенти-рованного историописания, целенаправленного на формирование локальной социальной памяти, и собственно локальной истории (новой локальной истории) как предметного поля в структуре ак-туального научного исторического знания.

… положение местной истории и исторического краеведения в историческом знании оказывается не столь уж однозначным, как кажется некоторым авторам. Сам факт существования под видом изучения истории модели историописания, которая по своим ис-следовательским параметрам не соответствует критериям профес-сионализма современной науки, провоцирует историков к тому, чтобы задуматься о том, чтобы переквалифицировать местных ис-ториков и краеведов в специалистов в области региональной исто-рии. Именно такой вопрос относительно местных историков задал А. Дж. Х. Джексон12. Однако он оказался не первым, на несколько лет ранее утвердительно на такой вопрос уже отвечали. По мне-нию Т. А. Бэрнхэрта, предпринималось много усилий, чтобы смяг-чить существующие между исторической наукой и местной исто-рией противоречия. Поэтому, в качестве рецепта избавления по-следней от провинциализма, Т. А. Бэрнхэрт еще в 2000 г. предло-жил принять местным историкам исследовательскую практику ре-гиональной истории13. О том, что мы сейчас приводим не отдель-ные высказывания зарубежных историков, а ведем речь о тенден-ции, присутствующей в современной историографии, свидетель-ствует аналогичное мнение, высказанное об историческом краеве-дении. Почти десять лет назад Л. А. Егорова предложила отказать-ся от термина «историческое краеведение» в пользу исторической регионалистики. Краеведение, по ее мнению, можно «оставить для любителей местной истории и старины, разграничив, тем самым, поля деятельности»14.

12 Jackson A.J.H. Process and Synthesis in the Rethinking of Local History: Per-

spectives Contained in Essays for a County History Society, 1970–2005 // International

Journal of Regional and Local Studies. 2006. Vol. 2. № 1. P. 7. 13 Barnhart T. A. Of Wholes and Parts: Local History and the American Experience

[Electronic resource] URL: http://thekeep.eiu.edu/localities/1/ 14 Егорова Л. А. Перспективы развития и использования методов школы исто-

рического краеведения в сфере локальных исторических исследований // Гори-

зонты локальной истории Восточной Европы в XIX–XX веках. Челябинск, 2003.

С. 51–52.

59

Мы же, в свою очередь, еще раз со всей определенностью

подчеркнем, что новая локальная история реализует модель пост-

неклассической науки, историческое краеведение, по-прежнему

ориентируясь на классическую модель научного знания и нарра-

тивную логику историописания, удовлетворяет общественную по-

требность в обеспечении идентичности на основе коммеморации –

общей исторической памяти социума15. Их сравнение вне понима-

ния трансформаций научного знания от классической к некласси-

ческой и далее – к постнеклассической модели, а также соотнесе-

ния социально ориентированного историописания и истории как

строгой науки…

… между местной и региональной историями (даже в период

начального вызревания последней) не было ничего общего. Мест-

ная история, эволюционировавшая в направлении краеведения,

и региональная история выполняют разные функции. Первая целе-

направленно (хотя, возможно, и неотрефлексированно) конструи-

рует ориентированное на удовлетворение потребностей локально-

го социума историческое знание о его прошлом, которое не бази-

руется на исторической науке (но задействует ее аппарат). Мест-

ная история могла и может существовать, только подражая линей-

ной модели классической европейской историографии, только в

таком виде возможна ее трансляция в массовое сознание.

… Сложность взаимоотношений новой локальной истории и

исторического краеведения как частного варианта соотнесения

социально ориентированного историописания и постнеклассиче-

ской исторической науки ярко проявляется, на наш взгляд, в про-

блеме так называемой профессионализации местной истории.

… изменение идеологии не влечет вытеснения локальной ис-

торической памяти, формируемой историческим краеведением,

общегосударственной исторической конструкцией, но усложняет

15 Недавно мы уже рассматривали проблему модификации функций краеведе-

ния как социально ориентированного историописания при переходе от постмо-

дерна к постпостмодерну и трансформации его взаимоотношений с новой ло-

кальной историей (см.: Маловичко С. И., Румянцева М. Ф. Краеведение: дисци-

плина исторической науки vs форма общественного сознания // Краеведение как

феномен провинциальной культуры: мат-лы Всероссийской научно-практической

конференции, посвященной 125-летию со дня рождения Андрея Федоровича Па-

лашенкова (1886–1971) (Омск, 27–29 октября 2011 г.). Омск, 2011. С. 32–38).

60

структуру исторического знания, порождая, в лучшем случае,

множественность идентичностей.

Маловичко С., Румянцева М. История локуса

в классической, неклассической и постнеклассической

моделях исторической науки.

Статья вторая: (3) Региональная история vs историческое

краеведение в неклассической науке, (4) Новая локальная история

vs историческое краеведение в постнеклассической модели

исторического знания /

К.: Регіональна історія України. Збірник наукових статей.

Випуск 7. 2013. С. 39–54.

VI

История эволюции культуры XX–XXI вв. может быть рас-

смотрена как фундированная последовательными переходами от

одних моделей субъективности к другим и представлена, в целом,

такими этапами, как модерн, постмодерн и пост-постмодерн.

…Фундаментальной презумпцией постмодернистского пони-

мания означивания текста является, таким образом, его центрация

не на фигуре субъекта (классическая герменевтическая и психо-

аналитическая традиции) и не на объективных гештальтных харак-

теристиках текста (модернистская традиция структурализма), –

классическая идея интерпретации сменяется в постмодернизме

идеей «экспериментации» (Ж. Делез), основанной на видении про-

цедур генерации смысла как принципиально вариативного и плю-

рального самодвижения текста (Дж. В. Харрари).

…Современная культура, будучи, безусловно, культурой

постмодернистской, тем не менее демонстрирует такую специфи-

ку, которая позволяет зафиксировать своего рода поворот в эво-

люции самого феномена постмодерна и оценить наличную куль-

турную ситуацию как новый этап в его развитии, который может

быть условно назван пост-постмодерном (аfterpostmodern).

…Прежде всего, современная культура как культура постмо-

дерна характеризуется таким феноменом, как аксиологический

(ценностный. – Т. Б.) ацентризм, т. е. отсутствие иерархично вы-

строенной в аксиологическом отношении культурной среды, что в

философском постмодернизме выражено презумпцией «заката ме-

61

танарраций». Как отмечает Ж.-Ф. Лиотар, в постмодернистском

культурном контексте «все прежние центры притяжения, образуе-

мые национальными государствами, партиями, профессиями, ин-

ституциями и историческими традициями, теряют свою силу».

Важнейшей характеристикой такой культурной среды выступает

принципиальное отсутствие центра: как в общем аксиологиче-

ском…, так и в специально идеологическом … смыслах. По оценке

Р. Рорти, из актуализирующихся в постмодернистском социуме

стратегий «ни одна ... не обладает привилегиями перед другими в

смысле лучшего выражения человеческой природы. Ни одна из

этих стратегий не является более гуманной, чем другая», – они

просто плюральны и вариативны.

… Фундаментальной характеристикой культурны постмодер-

на выступает плюрализм, вариативность, своего рода перемешива-

ние в конкретных культурных контекстах как национальных тра-

диций (как пишет Ж.-Ф.Лиотар, «эклектизм является нулевой сте-

пенью общей культуры: по радио слушают реггей, в кино смотрят

вестерн, на ланч идут в McDonald’s, на обед в ресторан с местной

кухней, употребляют парижские духи в Токио и одеваются в стиле

ретро в Гонконге»), так и традиций идеологических (когда в еди-

ном социокультурном контексте оказываются совмещенными та-

кие аксиологические системы, которые, казалось бы, по определе-

нию являются несовместимыми: например, российский фашизм

или компьютерные неокульты).

… В этом отношении культура предполагает возможность

взаимодействия и диалога различных (не исключая альтернатив-

ных) традиций, более того – именно такой диалог (коммуникация

и кооперация) и осмысливается ею в качестве базового механизма

собственного развития, позволяющего реализовать творческий по-

тенциал культурного плюрализма.

… культура постмодерна описывается Ж.-Ф. Лиотаром как

«монстр», образуемый переплетением радикально различных, но

при этом абсолютно равноправных мировоззренческих парадигм, в

рамках взаимодействия которых – в свете презумпции «заката ме-

танарраций» – невозможно выделение универсальных аксиологий.

62

… Культура постмодерна, как известно, оценивается как

культура нарративная16

… Классической сферой возникновения и функционирования

нарратива выступает история как теоретическая дисциплина (и в

этом философия постмодернизма парадигмально изоморфна кон-

цепции нарративной истории: А. Тойнби, П. Рикёр, Дж. Каллер,

А. Карр, Ф. Кермоуд и др.).

В рамках нарративной истории смысл события трактуется не

как фундированный «онтологией» исторического процесса, но как

возникающий в контексте рассказа о событии и имманентно свя-

занный с интерпретацией.

История как теоретическая дисциплина конституируется в

постмодернизме в качестве нарратологии: рефлексия над про-

шлым, по оценке Х. Райта, – это всегда рассказ, нарратив, органи-

зованный извне, посредством внесенного рассказчиком сюжета,

организующего повествование. По оценке Й. Брокмейера и

Р. Харре, нарратив выступает не столько описанием некоей онто-

логически артикулированной реальности, сколько «инструкцией»

по конституированию последней (подобно тому, как правила игры

в теннис лишь создают иллюзию описания процессуальности иг-

ры, выступая на самом деле средством «вызвать игроков к суще-

ствованию»).

…коммуникативная программа, смещающая акцент с реаль-

ности на реальность коммуникативную и центрирующуюся, в свя-

зи с этим, вокруг феномена Другого.

В основе этой программы лежит фундаментальная для нее

идея о том, что расщепленное Я может обрести свое единство

лишь в контексте субъект-субъектных отношений – посредством

Другого.

Современная культура обозначается Ж. Бодрийяром как куль-

тура «экстаза коммуникации» …современный постмодернизм зада-

ет концепту «Другой» новую (коммуникационную) интерпретацию,

16 Нарративный – повествовательный; строящийся по специфическим прави-

лам организации речи (устной или письменной) или художественного изображе-

ния и имеющий своего рассказчика, от лица которого ведется повествование

(напр., нарративные тексты, нарративная проза), в рамках которой событие как

таковое теряет свою онтологическую определенность, размываемую плюрально-

стью рассказов о ней.

63

в системе отсчета которой реальность языка перестает быть для

постмодернизма самодовлеющей. Иными словами, по формулиров-

ке пост-постмодернизма, фрагментированный субъект может быть

собран только посредством Другого.

… тезис Ж.-П. Сартра «мне нужен другой, чтобы целостно

постичь все структуры своего бытия, Для-себя отсылает к Для-

другого», – подлинное бытие Я возможно лишь как «бытие-с-

Пьером» или «бытие-с-Анной», т. е. «бытие, которое в своем бы-

тии содержит бытие другого» (Ж.-П. Сартр). Способ бытия есть,

по Ж.-П. Сартру, «быть увиденным Другим».

Можейко М. А. От постмодерна к пост-постмодерну:

современные социокультурные трансформации

и новейшие тенденции. Философия языка

[Электронный ресурс]. URL: www.idildergisi.com

(Дата обращения: 11.09.2015)

VII

В эпоху мирового господства национальных и интернацио-

нальные сил я постарался возбудить интерес к изучению местного,

к реконструкции специфики людей, мест и событий.

На Юго-западе в Штате Миннесота при Государственном

университете в Маршалле, функционирует изданном Общество

изучения местной и региональной истории.

… Тема для этой книги – преобразование сельской местности.

Современная цивилизация через индустриальные, коммерческие,

и демократические процессы изменила пейзажи и народы. Так,

заселение прерии произошло в конце Гражданской войны с по-

стройкой железной дороги. Началось строительство колодцев,

осушение заболоченных земель, возведение мостов и дамб, позже

устройство водопровода и канализации. Появились церкви, шко-

лы, газеты, полиция, т. к. колонисты стремились стать «цивилизо-

ванными людьми».

В начальных главах я исследую процесс формирования есте-

ственных и человеческих окружающих сред местного сообщества.

Я последовательно рассматриваю историю чувств и смыслов, эмо-

ций, тайных и иррациональных явлений. В завершение проводится

анализ литературы и идеологии как интеллектуальный продукт по

64

истории сельской местности. Я привожу примеры прежде всего на

базе истории региона юго-западного Штата Миннесота…

В ряде мест повествования я действительно обращаюсь к ис-

тории других регионов, чтобы предложить некоторые приемы ис-

следования применимость к другим местам, особенно сельским

областям…

Поскольку я взял сельскую жизнь и ее окружающую среду,

чтобы выявить ее специфику, я обошел вниманием местную исто-

рию в городах, несмотря на связь и соседство между городскими и

сельскими общинами.

В основе этой книги лежит понимание того, что местная исто-

рия требует передачи изменений… Всюду место заменяется и из-

меняется. Дом, локальное сообщество и регион, пейзаж – они все

вместе представляют форму, которая вступила в стадию преобра-

зования.

… Расширяющийся и глобализирующийся мир объединяют

многообразные окрестности, взрывая своими масштабами и инно-

вациями локальный традиционный мир. Технологии, рынки, зако-

ны и ожидания разрушают, изменяют и преобразовывают сель-

скую жизнь. Эти преобразования ускоряются с середины двадца-

того столетия.

…На этом фоне изменений, бурь, преобразований и метамор-

фоз, я предлагаю заново обдумать образ дома и переписать мест-

ные истории и региональную историю.

… Только местные и региональная истории удовлетворяет по-

требность помнить самые интимные и родные ощущения, вещи

детства. Местная история несет потенциал, позволяющий восста-

новить каждодневное бытование наших предков: товары, машины

(механизмы), и инструменты, используемые в их работе, а также

группы, в которых они выросли, среди которых был заложен их

социальный статус свой, в которых сформировались их амбиции,

интересы, обусловившие их судьбы. Это возвращает их в мир, где

они познавали действительность через их чувства, где они позна-

вали смыслы, сообщество, повлиявшее на их мысли, эмоции, на их

преклонение и непримиримость, гнев и радость, их безумие и бла-

гополучие, их любовь и смерть.

…Историки на местном уровне рассматривают драматическое

столкновение перемен местных сообществ и бюрократии. Истори-

65

ки выясняют, что влияло на эти изменения – новый социальный

заказ или культурные запросы, отличные от тех, которые суще-

ствовали столетие назад. Это явление французский мыслитель

Paul Valery отметил как «взаимозаменяемость, взаимозависимость

и однородность в обычаях, манерах, и даже в мечтах».

… Традиции, менталитеты и манеры изменились, ремесла ис-

чезли. Местные сообщества стали многолюдными, они менялись

под влиянием требований коммерческой цивилизации.

… Местная история сосредотачивается на лаборатории изме-

нений. Это определяет факты, сравнения, и контексты для пони-

мания абстрактностей современных социальных наук.

… Однако местная история служит большему, чем личное же-

лание и индивидуальная ностальгия.

… Lewis Mumford указал: «Каждая старая часть страны за-

полнена памятными датами нашего прошлого; надгробными пли-

тами и домами, и церквами, содержат легенды, старые дороги и

следы, оставленные шахты, так же как вещи, которые мы исполь-

зовали вчера. Все эти памятные даты приближают нас к прошло-

му, и, таким образом сближают прошлое с настоящим. В течение

нашей жизни история записывает наши воспоминания как наши

ожидания».

…Это подтверждает идею о том, что собственный дом являет-

ся достойным изучения и, снова по словам Mumford, вызывает

«высокое чувство собственного достоинства». Местная история –

именно та «форма самопознания, которая является началом обще-

го знания о других».

Темы местной истории неисчислимы в их комбинациях. Они

возникают от желания знать, чтобы объяснить, чтобы сохранить, что-

бы понять, и праздновать. Они вытекают из интереса и любопытства

приходов, бизнеса, и гражданских и социальных организаций.

…местная история сосредоточена вокруг местных документов

и эпизодов. События местной истории вызывают интерес местных

историков. Их главное побуждение – любопытство.

…Эти поиски уникальных эпизодов в местной жизни заменя-

ют местным историкам желание написать критическую историю и

часто отдаляют их от обязательств профессионального историка

построить структурированный рассказ. Поводом к рассказу и объ-

яснению у местных историков являются уникальный человек, ис-

66

ключительное место или специфический эпизод. Интересы мест-

ных историков состоят в традициях, легендах, и ритуалах…

Все же местные историки обычно сторонятся теории. Они

проявляют преданность не к идеологии или методологии, к слож-

ным гипотезам, тонким обобщениям или длительным дебатам об

источниках, но к деталям, анекдотам и особенностям. Их взгляд на

историю локального сообщества узок… Они рискуют упустить то,

что относится обычно к эпохе в целом и целой нации и перепутать

это с исключительностью местной истории. Они не используют

возможности локальной истории заново продумать прошлое и, та-

ким образом, избежать повторного рассмотрения настоящего. Ка-

кая же история без пересмотра?

По всей вероятности, неподвижность местной истории сохра-

нится так долго, как местные историки старались не обращать

внимания на мутацию, метаморфозу и даже уничтожение совре-

менной сельской местности. Они не испытывают недостатка в

стимуле, минимальном теоретическом аппарате, и модели рекон-

струкции.

… Область местной истории по ее природе глубоко фрагмен-

тирована. Примером может служить местное историописание о

Томасе Джефферсоне Charlottesville в области Вирджинии.

Здесь, местная история – во власти биографии отдельного

индивидуума.

… Много мест на Среднем Западе аналогично известны и вы-

ражаются в приверженности к сложившимся ранее стереотипам к

идеолизируемым портретам из прошлого… Такие привязанности

могут исказить полную историю места.

… подобно предшествующим поколениям при так их подходах

мы будем не в состоянии схватить подробно, что мир делает из нас.

Очевидно, что historiographers редко пишут хорошую исто-

рию, а теоретики редко проводят хорошую исследовательскую

практику, чтобы создать новую и яркую местную историю. Она не

возникает у тех, кто приспосабливает места действия для их широ-

ких представлений об истории человечества.

… Местные историки лелеют не теорию и обобщения, но раз-

личие и дифференцирование.

… Если местная история должна быть обновлена, то,

в первую очередь,

67

историки должны понять, что история места не может быть

изолирован от настоящего и ее изменений… Эта история должна

черпать вдохновение в профессиональной истории, например в

экологической истории, в культурной истории в ее новой интер-

претации

… Местные историки должны переосмыслить историю рас-

тущего проникновения внешних полномочий в местные умы и

пейзажи и господство первых. Они должны описать агентов влия-

ния и эффекты изменения локального сообщества.

Местные историки должны … охватывать развитие концеп-

ции региона и его относительность. При изучении локальной ис-

тории они должны обратиться к учениям антропологов о месте

племен и их обычаях, о разделении национальных пространств.

Необходимо привлечь работы лингвистов, которые, в свою оче-

редь, определяют различия в языке регионов, а демографов – в ча-

сти их количественных и качественных характеристик людей.

Надо использовать physiography, чтоб изучить естественные или

экономические ресурсы региона. Профессиональные историки

изучают политические и культурные границы места.

Использование современных географии и демографии, мест-

ные историки могут оценить и представить изменяющиеся силы,

учреждения региона, и развитие их культуры.

Наконец, при помощи других историков, местные историки

могут установить контексты и рассказы, которые связывают пред-

меты их изучения с другими областями и миром в целом.

Местная история требует разъяснения соотношения между

местной и региональной историей. Я рассматриваю регион как ис-

ключительную микрообласть – сельскохозяйственную зону в пре-

делах Штата Миннесота. Она рассматривается в контексте боль-

ших областей, например, северная прерия или область Озера Пре-

рии. Это помещается еще в более крупном регионе – северо-

западный угол Среднего Запад, пограничной областью между пре-

рией и равниной, засушливой и влажной зонами.

… Иногда я рассматриваю местный и региональный аспект

местной истории как синонимы, а в другом случае я подчеркиваю

их оппозицию. Места действия (локус) принадлежат к регионам,

а регионы состоят из мест действия. Таким образом, они являются

объектом соответственно местной и региональной истории. При

68

общем рассмотрении они идентичны. При близком рассмотрении

эти понятия противоречивы.

В одном случае регион может быть юридическим лицом, гео-

графическим, экономическим, политическим или культурным цен-

тром. …В другом регион может быть понят как макроединица,

охватывающая целые государства, нации и даже обширные и раз-

нообразные географические территории, в которой индивидуаль-

ные места действия (локус) имеют особенности географии, клима-

та, культуры, исторический опыт. Широкий диапазон их разнооб-

разия становится частью определения региона.

Amato, Joseph A. The Concept and the Practitioners of Local

History. Berkeley, University of California Press, 2002.

VIII

… В 2002 году в Ставропольском государственном универси-

тете был организован региональный научно-образовательный центр

«Новая локальная история» в рамках которого ведется выполне-

ние… исследовательской программы… «Локальная история: ком-

паративные подходы и методы изучения»… Речь идет о «новой ис-

торической науке» как способе изучения конкретной истории в

рамках рефлексии историографии о самой себе, на основе полидис-

циплинарности, обуславливающей многообразие методологий.

Под «новой локальной историей» мы подразумеваем изучение

истории региона, в данном случае Северного Кавказа, в исследова-

тельском поле общероссийской истории, с позиций междисципли-

нарного подхода, т. е. посредством применения к историческому

объекту методов, выработанных гуманитарными науками в конце

XX – начале XXI вв. При этом история Северного Кавказа рас-

сматривается, прежде всего, как диалог с российской и мировой

исторической наукой. Таким образом, «новая локальная история»

выступает открытой моделью исторического познания.

Прежде всего, социокультурные процессы являются контек-

стом нашей исследовательской и образовательной деятельности.

В этом случае «Регион» выступает не столько как территориально-

географическое понятие, сколько как «микросообщество» в социо-

культурном пространстве, выступающее как единая система, обу-

словленная жизнедеятельностью человека в предложенных усло-

69

виях историко-природного ландшафта и усилиями человека по

изменению этого ландшафта. «Новая локальная история» изучает

деятельность и отношения людей в их социальном и личностном

взаимовлиянии в локальном и общероссийском пространстве. Это

сообщество, в том числе и северокавказское, отличается относи-

тельной автономностью, что позволяет при изучении локальной

истории увидеть ее особенности, уникальные проявления, свой-

ственные именно местной социокультурной истории. В рамках

предлагаемого проекта его авторы стремятся не только освоить на

теоретическом уровне «понимающую» историографическую куль-

туру, но попытаться реализовать ее в своих исследовательских

практиках.

… Нам представляется, что путь к новому восприятию исто-

рии нашего региона сквозь призму «новой локальной истории»

должен начинаться с разработки новых представлений об источ-

никах местной истории. Именно источниковедение как теоретиче-

ское направление исторической науки, а не вспомогательный

практикум по обработке исторических источников позволяет

овладеть новыми исследовательскими приемами, новым теорети-

ческим взглядом на историю Северного Кавказа.

В практические задачи работников Центра входит выявление

специфики видов источников по истории региона в рамках их об-

щепризнанных классификаций, определение эволюции источнико-

вого корпуса по северокавказской истории, факторов этой эволю-

ции в различные исторические периоды. В совокупности с серьез-

ным источниковедческим анализом отдельных сюжетов этой ис-

тории с точки зрения «новой исторической науки» решение этой

задачи позволит расширить информационные возможности, каза-

лось бы, хорошо известных источников. В первую очередь, речь

идет о диалоговом характере изучения источника, когда текст яв-

ляется лишь звеном в сложной цепи взаимодействия «автор – ис-

точник – историк», о социокультурном контексте источника,

о структурной его характеристике. В этом отношении методы но-

вой локальной истории позволяют по-иному посмотреть и на па-

мятники этнографии, когда от их скрупулезного описания мы пе-

реходим к активному их использованию в реконструкции повсе-

дневной жизни локальных сообществ в многообразии умонастрое-

70

ний, ценностей и норм, настроений и поведения людей, составля-

ющих эти сообщества.

Новый взгляд на местные истории, с другой стороны, позво-

ляет выявить и ввести в научный оборот неиспользованные или

слабо использованные группы источников, репрезентирующие

различные области человеческой деятельности. К ним можно от-

нести продукты визуальной и устной истории, эпистолярного жан-

ра, памятники художественной культуры и т.п. В результате этой

работы предполагается определить видовой состав корпуса источ-

ников, их гносеологические и онтологические свойства, а также

классификационные ступени их структуры. В частности, с этой

точки зрения очень актуально встает вопрос не только об изучении

источников устной истории, но и пополнения этого вида источни-

ков. При этом мы имеем в виду не только их количественный при-

рост, но и разработку методик сбора, выявления специфики этих

источников.

… Целью проекта «Новой локальной истории» является пере-

ориентация местной истории, которая в традициях краеведения

больше фиксировала события прошлого, на изучение внутреннего

мира частного и социального поведения, миропредставлений, по-

вседневного бытия Человека, который собственно и создавал со-

циокультурную локальную целостность Северного Кавказа.

Одной из важнейших задач деятельности Центра явится адап-

тация реализуемых им элементов новых подходов и научных

наработок по истории Ставрополья в контексте общероссийской

истории в образовательный процесс на историческом факультете

СГУ посредством принципа «образование через науку». Это отра-

жается и в преподавании основных учебных дисциплин, и в со-

держании специальных курсов, и в расширении теоретической и

методологической проблематики в преподавании истории, и в те-

матике работ студентов различного уровня, и в исследовательской

тематике послевузовской подготовки, при написании кандидат-

ских и докторских диссертаций.

Выделение основных научных направлений Центра не означа-

ет их изоляцию от других исследовательских направлений местной

истории. Успешное исследование любой темы предполагает взаи-

модействие подходов, методов и приемов, включенных во все обо-

значенные направления. Историки НОЦ не только не претендуют

71

на замещение традиционных подходов исторического краеведе-

ния, а предполагают занять свою нишу в изучении истории Север-

ного Кавказа. Более того, они предполагают активное сотрудниче-

ство с краеведами при сохранении права на научную дискуссию и

собственную методологическую автономность.

Булыгина Т. А Кавказоведение: опыт исследований //

Материалы международной научной конференции

(Владикавказ, 13–14 октября 2005 г.) [Электронный ресурс].

URL: http://kvkz.ru/ (Дата обращения: 11.09.2015)

IX

Исследовательские направления, обозначенные в концепции

новой локальной истории, с которой можно ознакомиться на од-

ноименном сайте, декларируют социокультурный и антропологи-

ческий подходы. Они включают в себя и историческую биографи-

ку, и новую социальную историю, и новую культурно-интел-

лектуальную историю, и методику устной истории, и историю по-

вседневности, но первым по счету и значению определено источ-

никоведческое направление. В его основе – теоретические поло-

жения компаративного источниковедения. Дело в том, что сторон-

ники «новой локальной истории» видят основы приращения зна-

ния в исторической науке не столько в открытии новых неизвест-

ных источников, сколько в освоении новых методов исследования

исторических источников.

Сотрудники НОЦ «Новая локальная история» солидаризиру-

ясь с Научно-педагогической школой источниковедения, исходят,

во-первых, из понимания источника, как культурного продукта

целенаправленной человеческой деятельности, по фрагментам ко-

торого возможно реконструировать прошлое человеческой куль-

туры. Источником в данном случае является любой объект челове-

ческой культуры и, таким образом, расширяются возможности ис-

торического познания. Кроме того, источник здесь – это фрагмент

единого, генетически связанного и социально обусловленного

корпуса источников. Поэтому его необходимо изучать, опираясь

на системный метод, что, в свою очередь, позволяет классифици-

ровать источники по структурным свойствам (структура включает

72

не только форму, но и содержательные моменты) и по функциям

их практического назначения…

Согласно теории когнитивной истории О. М. Медушевской

речь идет о целеполагании. Она отмечала, что источник как «реа-

лизованный продукт человеческой деятельности определенной

эпохи, которую он выражает, представляет и изучение которой

делает возможным», является историческим явлением.17 Следова-

тельно, именно источник, как материальное выражение эпохи,

поддающийся системному и структурному анализу, является глав-

ным основанием характеристики истории как строгой науки.

Антропологический взгляд на источник, как произведение че-

ловека, приводит к пониманию необходимости диалоговой ком-

муникации исследователя и источника, за которым непременно

стоит его мнимый или подлинный создатель. Мы должны всегда

иметь в виду, что при интерпретации любого источника историк

играет активную роль. Как отмечал Ю.М. Лотман, современная

наука от ядерной физики до лингвистики «видит ученого внутри

описываемого мира и частью этого мира. Но объект и наблюда-

тель, как правило, описываются разными языками». Поэтому, по

мысли ученого, возникает общая научная проблема перевода. 18

Историк – не наблюдатель, а собеседник наблюдателей, которые

зафиксировали свои наблюдения в определенном тексте. При та-

ком подходе любой текст – от архитектурного, художественного,

официального до фальшивки или мистификации становится цен-

ным источником информации о своем времени. Как подчеркивал

Ю. М. Лотман, «искаженный текст при выявлении коэффициентов

искажения также может превратиться в ценный исторический ис-

точник».19 Так происходит рождение новых смыслов, расширяю-

щих наше знание о прошлом…

В диалоге с источником исследователь не только вживается в

положение его автора, но и осмысливает это положение с позиций

современного знания. М. М. Бахтин писал о несовпадении теоре-

тического бытия ученого и прошлого бытия «другого» не могут

17 Медушевская О. М. Теория и методология когнитивной истории. М., 2008.

С.352. 18 Лотман Ю. М. Возможна ли историческая наука и в чем ее функция в си-

стеме культуры? // Внутри мыслящих миров. М., 1996. С. 381. 19 Лотман Ю. М. К вопросу об источниковедческом значении высказываний ино-

странцев о России // История и типология русской культуры. СПб., 2002. С. 683.

73

совпадать. Историк всегда видит «избыточно», за счет чего строит

объяснение этого прошлого. Однако в этом кроется опасность

подменить многообразную объективность исторического бытия

теоретическими построениями исследователя. Чтобы избежать

этого, по мнению М. М. Бахтина, историку надо «вчувствоваться»

в этого «другого», «ценностно увидеть изнутри его мир так, как он

его видит, стать на его место». Этот процесс он назвал «вживани-

ем».20 Говоря современным историографическим языком, речь

идет о «понимающей» истории, которая наряду с «вживанием»

включает осмысление историописателем «чужого» пространства

прошлого. Об осмыслении историком этого «чужого» историче-

ского пространства М. М. Бахтин как о «моем ответственном по-

ступке» изнутри «участности».21

Одним из перспективных направлений исторических исследо-

ваний является историческая компаративистика. Именно метод

исторической компаративистики позволяет вписать национальную

историю в мировой исторический процесс, не теряя при этом уни-

кальности национальной истории. О. М. Медушевская сравнение

различных человеческих сообществ по их видовой конфигурации

определяла как типологическую компаративистику, а сравнение

различных этапов видовой конфигурации одного сообщества – как

эволюционную22. В более поздней литературе применяются также

термины «синхронный» и «диахронный» способы сравнения.

… В современных условиях глобализации и поисков само-

идентификации обществ и отдельных индивидуумов такой крите-

рий может дать компаративистское источниковедение, которое

предстает как особый метод наук о человеке. Ряд современных

исследователей рассматривают общее источниковедение как еди-

ную основу гуманитарных наук, по отношению к которому исто-

рическое источниковедение есть частный случай. Общегумани-

тарный характер источников определяет междисциплинарный

принцип построения историописания. Поле современного гумани-

тарного знания, в том числе, в истории, получило широкие воз-

можности междисциплинарных методов и подходов, что обеспе-

20 Бахтин М. М. Собр. соч. Т. 1.Философская эстетика 20-х годов. М., 2003. С. 106. 21 Там же. С.20. 22 Медушевская О. М. Теория и методология когнитивной истории. М.: РГГУ,

2008. С. 353.

74

чивает историку возможность обратиться к междисциплинарным

теоретическим ресурсам историописания.

… Сотрудники НОЦ «Новая локальная история» предлагают

использовать эту модель компаративистского метода при изучении

источников местной истории и локальных сообществ. Речь идет о

сравнительном анализе на указанных выше принципах источни-

ков, представляющих национальную историю в целом, с источни-

ками, представляющими историю местных локальных сообществ.

На практике речь идет, прежде всего, о сравнении письменных

источников, представленных в центральных и местных архивах,

центральной и региональной печати, столичной и провинциальной

беллетристики, делопроизводственные акты центральных и мест-

ных органов управления. Такое сравнение позволяет увидеть, как

реализовались общенациональные тенденции в региональном раз-

витии. В то же время компаративный анализ таких источников

позволяет выявить информацию об уникальности региона и исто-

рии конкретного локального сообщества.

В то же время возможности источниковедческого метода

компаративистики применительно к локальным сообществам этим

не исчерпываются. Есть, по крайней мере, еще два пути примене-

ния сравнительного источниковедения в рамках «новой локальной

истории». Это, во-первых, сравнительное изучение источников по

истории региональных и локальных обществ разных националь-

ных сообществ определенной эпохи.

… На наш взгляд, такое сравнительное изучение тех или иных

локальных сообществ регионов на основе компаративистского ис-

точниковедения будет более продуктивным, если подобные иссле-

дования будут выходить за рамки макрорегионов. Перспективным

представляется сетевое изучение комплексов одновидовых источ-

ников по отдельным историческим проблемам, связанным с ло-

кальными сообществами, в рамках целых макрорегионов. Напри-

мер, изучение таких локальных сообществ, как церковные прихо-

ды может начаться с изучения видовых характеристик их источни-

ков в определенное историческое время в регионах одного макро-

региона – Северного Кавказа, Сибири, Нечерноземья и др., а затем

сравнения этих источников в макрорегионах. Так сформируется

сетевая структура источниковедческого анализа, которая может

способствовать не только выявлению особенностей формирования

75

и жизни приходов в различных регионах, но и более глубоко по-

нять процессы складывания национальной структуры приходов.

В итоге от абстрактных разговоров о компаративной истории

можно перейти к исследовательской практике применения источ-

никоведческого метода при анализе конкретных исторических

сюжетов локальной истории. …Базисом подлинно компаративного

исследования может быть целостное произведение, основанное на

источниковедческом методе, который обуславливает весь процесс

от выбора темы, реконструкции и до интерпретации полученных

данных.

Булыгина Т. А. Компаративное источниковедение и

источниковедческие практики межвузовского НОЦ

«Новая локальная история» // Диалог со временем.

Альманах интеллектуальной истории. 44.

М., 2013. С. 97–104.

X Новая локальная история – предметное поле постнекласси-

ческой исторической науки, изучает локальные объекты не в тра-диционных границах, заранее заданных территориальными рамка-ми, но выявляет социокультурные локусы и конструирует истори-ческое целое на основе компаративистики и понимания глобаль-ной перспективы: обращает пристальное внимание на научно-методологический инструментарий и контексты локальной исто-рии; получила распространение в британской и российской исто-рической науке. С середины XX в. в британской историографии наметилось размежевание между традиционной локальной исто-рией, характеризующейся любительским и заказным продуциро-ванием коллективной (локальной) памяти, и научно-ориентиро-ванной локальной историей, производившей новое историческое знание на уровне современной исторической науки. Британские историки уже в 1960–1980-е гг. стали обращать внимание на соци-альные группы и общности, вовлеченные в различные процессы как в масштабах страны, так и на уровне локальной и региональ-ной истории. Объектом внимания становились отдельные аспекты экономической, социальной, интеллектуальной жизни разных сло-ев локальных сообществ (графство, город, приход и пр.). Кризис исторического метанарратива и утрата среди историков интереса к

76

национально-государственной истории подорвали традиционное различие между тем, что представлялось «главным» в историче-ских исследованиях (государственная история) и тем, что счита-лось «периферийным» (локальная история). Поэтому в 1980-х гг. локальная история, имевшая богатейшие традиции в британской историографии, переживает свое второе рождение в процессе ста-новления «новой исторической науки» и трансформируется в «ло-кальную социальную историю», а затем и в новую локальную ис-торию, которая стала анализировать развитие локальных общно-стей, функционировавших, главным образом, как естественные формы личных связей людей. Исследовательская практика новой локальной истории предоставила историкам богатые возможности для практического осуществления их стремления к целостному подходу в изучении общественной жизни прошлого на локальном объекте – таком, как деревня, приход, небольшой или среднего размера город. Исследователи приняли принцип контекстуализма, ориентируются на компаративный анализ разных вариантов ло-кального развития, изучают системы взаимосвязей как внутри микро- и мезо-социума, так и вне его.

Схожие принципы легли в основание предметного поля новой локальной истории, разрабатываемого российскими историками с начала XXI века. В его теоретическую основу был заложен прин-цип широкого контекстуализма. Историографическая практика новой локальной истории основывается на способности видеть целое прежде составляющих его локальных частей, воспринимать и понимать контекстность, глобальное и локальное, отношения исторических макро- и микроуровней. Новая геополитическая и социокультурная ситуация заставляет историков осмыслить мир в единстве его многообразия на основе компаративных подходов и делает необходимым поиск нового – «глокального» субъекта исто-рического действия. «Новая локальная история» сосредоточивает внимание на «пространстве» и «пространственных образах», про-являет интерес к «образу жизни», «культурному значению» и т. д. Историко-культурный подход помогает переносить акцент с ана-лиза процессов на анализ структур, с линейного исторического метанарратива на локальные социокультурные пространства и их включенность в пространство глобальное, в глокальную перспек-тиву. Предмет новой локальной истории – субъект исторического действия, не тождественный государству, и его существование как

77

в историческом (собственно историческое знание), так и в коэкзи-стенциальном (социокультурная составляющая) пространстве. От-сюда следует, что государство, нация, локальная общность рас-сматриваются не как территориально-генетические «закономерно-сти», а как изобретении и / или конструкции, в истории которых важно выявлять поддерживающие их культурные факторы, связь социального и культурного пространства, пейзажа и идентично-сти. Конструирование новой локальной истории идет не от объек-та исследования (локуса), ее организация основывается на методо-логических процедурах. Н. л. и. – это «способ видеть» локальные объекты не в традиционных границах, а наблюдать связи поперек административных, политических и культурных границ

Теория и методология исторической науки. Терминологический словарь / отв. ред. академик

Л. О. Чубарьян. М., 2014. С. 337–339.

XI

Постмодернизм в историческом познании – 1) направление

современной историографии, в которой знание о прошлом рас-

сматривается как недоступное нашему пониманию (П. X. Хаттон);

2) критика принципов модернистского исторического мышления,

требующая вернуть прошлому его собственное достоинство и

предполагающая «плотное описание» вместо конструирования

теории (И. Рюзен); 3) парадигма, поставившая под сомнение «свя-

щенных коров» историографии: а) само понятие об исторической

реальности, а с ним и собственную идентичность историка, его

профессиональный суверенитет, стерев казавшуюся нерушимой

грань между историей и литературой; б) критерии достоверности

источника, размыв границу между фактом и вымыслом и, наконец,

в) веру в возможности исторического познания и стремление к

объективной истине (Л. П. Репина); 4) ризомный метапаттерн ис-

тории [П. К. Гречко].

П. – это интеллектуальное течение эпохи постмодерна, эпи-

стемологические претензии которого в историческом познании

сводятся к следующему: 1) историческая реальность не существу-

ет сама по себе, она начинает существовать только в интерпрета-

78

циях; 2) историческая реальность раскрывается в соответствии с

представлениями или ценностями, на которые опирается интер-

претатор; 3) в историческом познании достойны внимания только

единичные исторические факты; 4) возможны различные прочте-

ния исторических источников и интерпретации исторических фак-

тов, поэтому тексты, создаваемые историками, являются субъек-

тивными вариантами множества возможных дискурсивных страте-

гий; 5) знание об исторической реальности появляется не в резуль-

тате взаимодействия субъекта и объекта исторического познания,

а в ходе сопоставления мнений и взглядов исследователей по той

или иной проблеме, поэтому историческая реальность не воспро-

изводится, а создается в процессе исторического дискурса; 6) ис-

торическое познание является дискурсивной практикой позволя-

ющей историкам с определенных позиций, связанных с текущим

моментом, отправляться в прошлое, думая о современности, и пе-

рестраивать его в соответствии со своими потребностями, исполь-

зуя ангажированный язык; 7) методологический плюрализм – им-

ператив исторического познания, в котором существует множе-

ство по питательны, парадигм, ни одна из которых не может пре-

тендовать ил монополию; 8) множественность познавательных

парадигм порождает плюралистическое видение исторический ре-

альности; 9) стремление к объективной истине в историческом по-

знании – атрибут репрессивного мифологического сознания;

10) язык историка – это не зеркало, отражающее историческую

реальность, а ее конструктор; 11) исторические труды представ-

ляют собой вид литературного творчества, который функциониру-

ет в рамках определенных риторических правил, и поэтому харак-

тер исторических произведений определяется не столько принци-

пами научного исследования, сколько эстетическим выбором ав-

тора, формирующего дискурсивную стратегию исторического тек-

ста (А. В. Лубский). Базовым принципом постмодернизма, отрица-

ющим возможность получения объективного знания, является ко-

гнитивный конструктивизм, который реализуется в форме ради-

кального конструктивизма. Радикальный конструктивном исходит

из того, что историческая реальность является лишь продуктом

аутопоэтического сознания историка и такого стиля его мышления,

79

основным принципом которого выступает положение «affirmo –

ergo est» («утверждаю, значит, так есть»).

В настоящее время в исторической науке сложилось особое

течение критический реализм, представители которого, с одной

стороны, подвергают критике эпистемологические претензии

постмодернизма как угрозы профессиональной историографии.

С другой стороны, они отмечают, что распространение идей пост-

модернизма в историческом познании привело к осознанию того,

насколько специфическими были те инструменты, с помощью ко-

торых историки пытались расшифровать прошлое, и что в истори-

ческом познании большое значение культурно-эпистемологи-

ческие фильтры, опосредующие интерпретацию его предмета.

Представители критического реализма, с одной стороны, отверга-

ют постулат постмодернизма о том, что историческая реальность

является лишь продуктам сознания, с другой, признают, конструк-

тивистское начало присутствует во всяком научном познании.

В результате в историческом познании после постмодернизма по-

лучили распространение идеи конструктивного реализма, сторон-

ники которого, преодолевая оппозицию реализма и конструкти-

визма, исходят из того, что познающий субъект не столько отра-

жает, сколько конструирует историческую реальность в рамках

определенного культурно-эпистемологического контекста, но

такую реальность, которая в определенной мере соответствует

исторической действительности. Разновидностью конструктив-

ного реализма в историческом познании выступает конструктив-

ный альтернативизм, согласно которому историческая реальность

может интерпретироваться историками разными способами на

основе «конструктивных альтернатив», или моделей историче-

ского познания.

Теория и методология исторической науки.

Терминологический словарь / отв. ред. академик

Л. О. Чубарьян.

М., 2014. С. 402–404.

80

2. ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЕ ПРИНЦИПЫ


«НОВОЙ ЛОКАЛЬНОЙ ИСТОРИИ»

I

Антикваризм характеризуется тягой историописателя к мел-

кому, ограниченному, зачастую устаревшему; эрудитский тип –

страстью к любым, даже недостоверным сообщениям источников,

чужим текстам и вообще сбору большого объема «фактов» без их

серьезного анализа. Говоря о современном краеведении,

В. Н. Козляков отмечает как раз присущие ему эрудитские и анти-

кварные черты, подчеркивая, что с научной точки зрения в тради-

ционном краеведении присутствует «ограниченность предмета

исследования и, как следствие выводов <…> Имея под руками

только «свой» материал, краеведы мало интересуются общей ис-

торией России [выделено нами. – С. М., М. Р.]23, их работы имеют

лишь служебное, прикладное значение»24.

Маловичко С., Румянцева М. История локуса в классической,

неклассической и постнеклассической моделях исторической

науки. Статья вторая: (3) Региональная история vs историческое

краеведение в неклассической науке (4) Новая локальная история

vs историческое краеведение в постнеклассической модели

исторического знания /

К.: Регіональна історія України. Збірник наукових статей.

Випуск 7. 2013. С. 39–54.

II

…Историк рассуждает по аналогии с настоящим, он перено-

сит в прошлое способы объяснения, доказавшие свою пригодность

в каждодневном социальном опыте всех и каждого. Это, кстати,

одна из причин успеха, которым история пользуется у широкой

публики: чтобы вникнуть в содержание книги по истории, от чита-

теля не требуется никакой специальной подготовленности.

23 Напомним, что в предыдущей статье мы обращали внимание на то, что в

классической модели местная история была подчинена национально-государст-

венному нарративу. 24 Козляков В. Н. Провинциальный «мир»: очерки истории и культуры. Ря-

зань, 2002. С. 5.

81

…В связи с этим вопрос о расширении сферы личного опыта исто-

рика – весьма важный вопрос: чем она шире, тем больше у исто-

рика шансов понять различные исторические ситуации. …Однако

у историка только одна жизнь, значительную часть которой он

проводит в библиотеках и архивах. Он не может последовательно

побывать министром, монахом, рыцарем, банкиром, крестьянином

или проституткой; не может он и, одно за другим, познать войну,

голод, революцию, кризис или познакомиться с деятельностью

органов разведки. Следовательно, он вынужден опираться на опыт

других».

… Историк, если он стремится к объективности, должен со-

противляться искушению заставить историю служить чему-либо,

кроме нее самой. Ведь он хочет понять, а не преподать урок или

прочесть мораль».

… Чтобы быть пригодным, метод должен быть вдвойне пра-

вомерным: во-первых, по отношению к поставленным вопросам,

во-вторых, по отношению к используемым источникам

… Вызов, который должны сегодня принять историки, состо-

ит в том, чтобы превратить в историю спрос своих современников

на память… Нам без конца внушают, как важен долг памяти: но

напоминание о событии ничему не служит, даже тому, чтобы оно

не повторилось вновь, если при этом его не объяснять. Надо разъ-

яснять, как и почему происходят те или иные вещи. И тогда перед

нами открываются все те сложности, которые несовместимы с

очистительным манихейством торжественных поминовений…

Память оправдывает себя в собственных глазах своей морально-

политической правильностью и черпает силу в тех чувствах, кото-

рые она пробуждает. История же требует доводов и доказательств.

Идти навстречу истории – это прогресс: лучше бы человечество

вело себя в соответствии с доводами, а не с чувствами. Вот почему

история не должна идти в услужение к памяти; она должна, ко-

нечно, считаться со спросом на память, но лишь для того, чтобы

превратить этот спрос в историю.

Про А. Двенадцать уроков по истории.

М., 2000. С. 22–319.

82

III

…О месте локальных и региональных сообществ решать тоже

будет уровень заботливости о коллективной идентичности и от-

крытость для внешних культурных и общественных ценностей.

И, наконец, влиять тоже будет степень распада прежней системы

классов и слоев, а особенно возникновение созидательных групп

среднего и метрополитального классов. Анализ процессов суще-

ствования и распада региональной идентичности, нахождения ре-

гиона на периферии или, наоборот, его центральное место должен

учитывать роли новых групп среднего класса, сокрушающих тра-

диционную слоевую систему.

…сохранит свою ценность такой фундаментальный термин

как локальное сообщество, хотя его будут вытеснять более акту-

альные и более емкие – локализм или малая родина. Мы живем во

времена постмодернизма, который характеризуется, между про-

чим, разрушением значений, понятий и изменением их смыслов и

являемся свидетелями глобализации локальности и, в то же время,

попыток сохранить закрепленные ценности и локальные структу-

ры. От отношения конкретных людей к региональной и локальной

идентичности во многом зависит, будут ли сохранены их обще-

ственные ценности или они растворятся в процессе глобализации.

Слиз А., Щепаньский М.С. Локальная и региональная иден-

тичность в процессе глобализации // Вісник СевДТУ. 2009. Вип. 94.

IV

…Принцип различия между прошлым и настоящим занимает

центральное место в утверждениях о социальном значении исто-

рической науки. В качестве банка памяти о вещах незнакомых или

чуждых история – это наш самый важный культурный ресурс. Она

является способом, несовершенным, но незаменимым, позволяю-

щим воспользоваться опытом, который мы просто не можем по-

черпнуть из собственной жизни.

…Интерпретация текстов, выполняющих несколько функций

и относящихся к эпохе, духовная жизнь которой резко отличалась

от нашей, требует критических навыков самого высокого уровня.

Письменным источникам свойственны одновременно наибольшая

отдача и (чаще всего) наибольшая полнота, поэтому неудивитель-

но, что историки в основном ими и ограничиваются. …Первый

83

тест, который должен пройти любой исторический труд: насколь-

ко содержащаяся в нем интерпретация прошлого соответствует

всей совокупности имеющихся даны; после обнаружения новых

источников или нового прочтения старых даже самая престижная

книга может оказаться на свалке. Короче, современная историче-

ская наука основана не на достижениях предшественников, а на

постоянном переосмыслении оригинальных источников

… Понимать прошлое – значит находить объяснения событи-

ям и процессам, представляющим важность по прошествии време-

ни, и они отличаются таким масштабом, что ни один исследова-

тель не в состоянии охватить их без посторонней помощи… Даже

если вы всю жизнь изучали относящиеся к вашей проблеме перво-

источники, завоевав право проявлять разборчивость при использо-

вании трудов других историков, вы все равно будете вынуждены

принимать немалую часть их доводов на веру.

… Историков, в конце концов, волнует не только объяснение

прошлого; они также стремятся реконструировать или воссоздать

его – показать, какой стала жизнь, а не только попытаться ее по-

нять, – а без воображения нельзя проникнуть в менталитет и атмо-

сферу прошлого… Второе, еще более принципиальное различие

между исторической и естественными науками, состоит в том, что

весомость объяснений, выдвинутых историками, куда меньше, чем

естественнонаучных объяснений. …в случае с объяснениями исто-

риков научный консенсус едва ли возможен. Известные факты

может быть и не подвергаются сомнению, но их интерпретация

или объяснение становятся предметом бесконечных споров…

… Именно наше положение во времени относительно объекта

исследования позволяет нам осмыслить прошлое – выделить пред-

посылки, о которых современники и не подозревали, и разглядеть

подлинные, а не желательные с точки зрения участников событий

последствия. Строго соблюдение принципа «история ради исто-

рии» ведет к отказу от много из того, что придает самой дисци-

плине притягательность, без достижения желаемой цели – полной

отстраненности от современности. Уход в прошлое ради самого

прошлого не позволяет избежать столкновения с проблемами

научной объективности.

… Литературоведческая теория учит историков сосредоточи-

ваться на тексте как таковом – ведь его ценность состоит не столь-

84

ко в отражении действительности, сколько в раскрытии категории

восприятия этой реальности. С этой источник зрения первоисточ-

ник является, прежде всего, культурным свидетельством о рито-

рических построениях, кодах изображения, социальных метафорах

и т. д. Литературоведческая теория позволяет историку чувство-

вать себя уверенно вне пределов буквального смысла текста (тра-

диционного объекта исследования), дает ему возможность услы-

шать целый хор голосов, выходящий далеко за пределы формулы

Марка Блока об источниках как «невольных очевидцах» … Вни-

мательное или «углубленное» чтение – дело еще более трудоем-

кое, чем проверенные временем методы исторической науки,

и поэтому оно, как правило, применяется в отношении небольших

по объему, но богатых текстуально источников.

… Интерес к изучению истории во многом связан с тем, что

она является как бы перекрестком, где сходятся задачи многих

дисциплин. Историки превращают эти задачи в свои собственные,

помещая их в рамки исторического контекста и исторического

процесса.

Тош Джон. Стремление к истине.

Как овладеть мастерством историка.

М., 2000. С. 36–179.

V …Глобализационные процессы современности побуждают

обратиться к переоценке роли культурного ландшафта в формиро-

вании территориальной идентичности локальных сообществ. Уже

в 1970-е гг. зарубежные географы пыталась предвидеть послед-

ствия экономической и культурной трансформации мира. Показа-

тельно название одной из программных работ этого направления:

«Место и безместье»25. С этого времени основными темами лока-

листских исследований становятся территория, сообщество людей,

время, приватность, значимость семейных корней, дом, чувство

места (sense of place). Антоним «безместье» маркирует негативные

последствия глобализации и унификации мира. Широкое распро-

странение средств массовой коммуникации, коммерциализация

жизни, централизация власти и «большого бизнеса» способствуют

25 Relph T. Place and placelessness. London: Pion ltd, 1976.

85

редукции разнообразия и значения конкретных мест, отрывая че-

ловека от его «корневой системы».

… Концептуализация локального сообщества в американской

географии центрирована на трех основных аспектах: во-первых,

это набор социальных отношений, во-вторых, группа людей и,

в-третьих, воплощения социальных отношений в конкретном ме-

сте, представляющем территориальный референт социальной и

культурной специфики группы. Локальное сообщество, или

локэйл – в трактовке Э. Гидденса, выражает сопряженность кон-

кретного природного ареала с пространством социального взаимо-

действия населяющей его группы людей26. Это базовая составля-

ющая социо-природного взаимодействия. Социологи и географы в

настоящее время фокусируются на качественной специфике ло-

кальных сообществ.

В отечественной географии территориальная общность – «ло-

кализованная в социально-географическом пространстве группа

людей, тесно связанная множеством территориально опосредован-

ных социальных, экономических, политических и духовных отно-

шений»27. Понятие «локальное сообщество» является одним из

важнейших маркеров дефиниции культурного ландшафта у

В. Н. Калуцкова: под ним понимается целостная культура местно-

го сообщества, сформировавшаяся как результат жизнедеятельно-

сти в определенных природных условиях28.

… В концепциях культурного ландшафта преодолеваются со-

циальные, идеологические, культурные противоречия разных

групп, корпораций, государств, дискурсивных сообществ. К нача-

лу XXI в. в исследовании культурных ландшафтов усилилось

стремление к синтезу: «ландшафты содержат и природные и куль-

турные размерности. Они многомерны, мультифункциональны и

должны расцениваться как холистические динамические системы,

которые состоят из взаимодействующих геосферы, ноосферы и

биосферы. Эти размерности равнозначны. Взаимная зависимость

26 Giddens A. Time, space and regionalisation / Social relations and spatial struc-

tures, D. Gregory and J. Urry eds. London: St Martins Press, 1985. P. 531–533. 27 Трофимов А. М., Чистобаев А. И., Шарыгин М. Д. Теория организации про-

странства. Сообщ. II. Социально-географическое пространство и территория //

Изв. РГО. 1993. Т. 125. Вып. 3. С. 9–17. 28 Калуцков В. Н. Ландшафт в культурной географии. М.: Новый Хронограф,

2008.

86

человеческих сообществ и ландшафта – наиболее важный связую-

щий фактор между естественными и гуманитарными науками»29.

Рагулина М. В. Локальное сообщество и культурный

ландшафт в современном мире // Современные проблемы

науки и образования.

Географические науки. 2013. № 6. [Электронный ресурс].

URL: http://www.science-education.ru/113-10893


VI

Бюргьер называет следующие «принципиальные направления»

исторической антропологии: 1) материальная и биологическая ан-

тропология, касающаяся истории тела, восприятия жизни и смерти,

сексуальных отношений и т. д.; 2) экономическая антропология,

изучающая, по словам французского историка, «экономические

привычки», формируемые часто под воздействием факторов неэко-

номического порядка: социальных, моральных, религиозных; 3) со-

циальная антропология, в центре внимания которой – семейные и

родственные структуры; 4) культурная и политическая антрополо-

гия: в этой рубрике Бюргьер объединяет изучение народных веро-

ваний и обрядов, с одной стороны, и антропологический подход к

истории власти – с другой. Однако такое объединение кажется мне

искусственным: каждое из этих двух направлений настолько важ-

но, что заслуживает отдельного рассмотрения.

… Физическая антропология (это название, на мой взгляд,

лучше передает смысл того, что А. Бюргьер обозначил как «мате-

риальную и биологическую антропологию») представляет собой

сегодня постоянно расширяющееся поле исторических исследова-

ний. Рассматриваемые здесь проблемы предполагают активный

диалог историков не только с другими гуманитарными (психоло-

гией, этнологией), но и с естественными науками (прежде всего,

биологией и медициной). Сюда относится, в частности, история

питания, история болезней и т. д. …Все эти проблемы имеют как

биологические, так и социально-исторические аспекты. Централь-

ное положение в этом разделе исторической антропологии занима-

ет «история тела».

29 Tress B., Tress G., Decamps H. Bridging human and nature sciences in landscape

research // Landscape and Urban Planning. 2001. Vol.57. P. 139–151.

87

Экономическая антропология фокусирует внимание на моти-

вах экономического поведения людей в прошлом.

… Главный урок, который извлекли для себя исследователи

экономической истории из работ М. Мосса и других этнологов,

заключается в том, что к пониманию хозяйственных отношений в

традиционных обществах нельзя подходить с мерками «класси-

ческого капитализма» … их участники были озабочены отнюдь

не только извлечением прибыли. Напротив, для них не менее

важны были соображения престижа, религии, морали; и любые

хозяйственные операции непременно приобретали личностный

характер...

… Одна из центральных проблем историко-экономической

антропологии – изучение разных типов рациональности хозяй-

ственной деятельности в прошлом.

… Основным предметом социальной антропологии в трактов-

ке А. Бюргьера выступает изучение семейно-родственных связей;

при этом отмечается большое влияние на эту область историче-

ских исследований «структурной антропологии» К. Леви-Строса…

Однако, на мой взгляд, если уж выделять социальную антрополо-

гию как особое направление внутри исторической, то имело бы

смысл понимать ее более широко: как изучение микросообществ,

основанных на родственных или, например, соседских связях.

… Обширным полем исследования является в последние де-

сятилетия история народной культуры, понимаемой антропологи-

чески, т. е. как «система разделяемых всеми значений, отношений

и ценностей, а также символических форм, в которых они выра-

жаются или воплощаются».

… Наконец, как результат применения антропологического

подхода к изучению отношений власти и подчинения возникло

такое направление, как политическая антропология…акцент пере-

носится с традиционного для политической истории исследования

институтов власти на изучение их функционирования в опреде-

ленном историко-культурном контексте. Историки изучают цере-

монии коронации, королевские въезды в города, традиционные

ритуалы и изобретение новых… Не менее важно исследование по-

вседневности, рутины управления, а также распределения власти

на разных «этажах» общества… предметное поле данного раздела

исторической антропологии, охватывающего различные аспекты

88

традиционного политического сознания и поведения, может быть

определено как изучение политической культуры общества в ту

или иную эпоху.

Кром М. М. Историческая антропология //

Панорама современных историко-антропологических исследований:

Направления и проблематика [Электронный ресурс].

URL: http://www.countries.ru/library/antropology/krom/ideas.htm.


VII

Аксиология в историческом познании – ориентация такого по-

знания на выбор существенных фактов прошлого с точки зрения

их значимости для современных эстетических, этических, право-

вых, идеологических, политических ценностей, а также – на цен-

ностную оценку этих фактов (см.: ценностный подход в истори-

ческом исследовании). Как особая отрасль философского знания

аксиология (учение о ценностях) возникает в начале XX века. Ав-

торами самого термина «аксиология» считаются французский фи-

лософ П. Лапи и немецкий философ Э. Гартман.


Терминологический словарь /

отв. ред. академик Л. О. Чубарьян. М., 2014.

VIII

Антропология историческая – направление в исторической

науке, изучающее общественные структуры прошлого. Некоторые

специалисты (в частности, М. М. Кром) ставят знак равенства

между исторической антропологией, антропологическим подхо-

дом к истории и историческим изучением отдельного человека

или небольших групп (микроисторией). Представляется, однако,

что радикальная трансформация предметного поля, характерная

для историографии XX в., является не самостоятельным явлением,

а только Воплощением глубинных изменений в мировоззрении,

сопровождавших переход от нового времени к новейшему. Зарож-

дение исторической антропологии следует связывать с масштаб-

ным кризисом европейской культуры после Первой мировой вой-

ны. Традиционная историческая наука нового времени исходила

из того, что люди всех эпох руководствуются сопоставимой логи-

89

кой и действуют в рамках одной и той же системы ценностей; раз-

личия между историческими периодами сводились к степени экс-

пликации этой универсальной системы. В противовес этому взгля-

ду историки первой половины – середины XX в. (О. Шпенглер,

А. Тойнби, М. Блок, JI. Февр, Й. Хёйзинга и др.) сформулировали

представление об историческом процессе как о процессе измене-

ния ценностных структур, постижение динамики которых оказа-

лось первоочередной задачей науки о прошлом. Теоретико-

методологический инструментарий, необходимый для решения

подобных задач, был сформирован в 1950 60-е гг. благодаря ак-

тивному развитию этнографии, этнологии, социальной и культур-

ной антропологии. Применение к историческому материалу

структуралистских подходов дало основания для построения син-

тетической картины прошлого, основанной на представлении о

«больших длительностях», на протяжении которых сохраняется

преемственность ценностных структур (Ф. Бродель, Ж. Ле Гофф,

А. Я. Гуревич). В настоящее время наблюдается отход от идеи

«больших длительностей» в сторону детализированного изучения

отдельно взятого человека и его интеллектуального опыта, в связи

с чем и. а. уступает место таким направлениям, как микроистория,

интеллектуальная история и т. п.



отв. ред. академик Л. О. Чубарьян. М., 2014. С. 21–22.

IX

…существует несколько вариантов понимания междисципли-

нарности и междисциплинарного подхода.

1. Исследователь использует язык описания одной области

для описания другой области. Например, этнограф использует фи-

лологические термины для объяснения этнических феноменов.

В этом случае мы имеем метафоризацию, которая очень важна в

эвристическом плане для поиска нетривиальных объяснений. Эв-

ристический потенциал культурологических штудий во многом

связан именно с этим случаем.

2. Исследователь использует различные языки для описания

различных сегментов сложного комплекса. Например, маркетинго-

вое исследование пользуется понятиями, терминологией и концеп-

90

циями экономики, психологии, социологии и других наук на раз-

личных стадиях и участках анализа. Но это не окрошкообразный

пицца-метод, а выстроенный комплекс специализированных подхо-

дов и методик. Я думаю, что эта версия междисциплинарности

весьма плодотворна применительно к дискурсу лиминальности.

3. Исследователь создает новый синтез, который открывает

новую реальность. И тогда он пользуется новым языком. Этот

случай есть случай создания новой дисциплины.

Проективный философский словарь: новые термины и понятия /

под ред. Г. Л. Тульчинского, М. Н. Эпштейна. М., 2003.

[Электронный ресурс]. URL: http://hpsy.ru/public/x3066.htm


X

...О. М. Медушевская выделяет три основных компонента в

любой науке: метадисциплинарные (теоретические, эпистемологи-

ческие) представления о реальных объектах, наличие которых и

создает возможность их изучения со стороны различных научных

дисциплин; те свойства объекта, которые рассматривает в качестве

своего предмета данная дисциплина, те основания и те методы,

которые она при этом использует, соответственно им выстраи-

вая свои критерии и нормативы, позволяющие представить науч-

ные результаты своему дисциплинарному научному сообществу

профессионалов-специалистов; те методики, исследовательские

техники и умения, которые позволяют научному коллективу ве-

сти изучение отдельных вопросов и достигать при этом возмож-

ности синтеза полученных результатов.

… метод исторического исследования в широком смысле

включает в себя следующие компоненты:

теоретические идеи и принципы, определяющие пути ис-

следования объекта с учетом его специфики и характера постав-

ленных целей и задач

нормы и правила исследования

процедуры, техники исследовательской работы с источни-

ками

… Специфика исторического познания заключается, как из-

вестно, в том, что историк имеет дело с «отсутствующим объек-

91

том», изучает людей прошлых эпох, человеческий опыт и соци-

альные процессы ушедшего времени по их следам, оставленным в

вещественных, письменных или устных источниках. Поэтому

ключевое значение в определении метода исторического исследо-

вания имеет понимание характера взаимоотношения историка (по-

знающего субъекта), источника и социальной реальности прошло-

го. Различия в оценке и характеристике этого отношения опреде-

ляют не только разницу в мировоззренческой, философской ори-

ентации историка, но и несовпадения в подходах к работе с исто-

рическим источником, правилах и процедурах его исследования.

… Методологической основой междисциплинарных исследо-

ваний является прежде всего наличие общего объекта гуманитар-

ных и социальных наук (при различии их предмета), которым яв-

ляется человек как продукт культуры во всех проявлениях его

жизнедеятельности. В то же время специфика предмета социаль-

ных и гуманитарных дисциплин определяет и различия в их мето-

де. Они по-разному трактуются исследователями. Так, Т. Шидер

отмечает, что к методам социальных наук принадлежат «все фор-

мы привлечения людей для выявления данных, необходимых для

научного анализа. Это интервью, опрос, в первую очередь репре-

зентативный, все виды наблюдения социальных процессов и их

носителей и другие методические приемы. …Историк занимается

«вторичным анализом», так как все данные, которыми он опериру-

ет, это «остатки» прошлых событий»30.

…Как отмечают И. М. Савельева и А. В. Полетаев, «последо-

вательные и постоянные контакты с социальными и гуманитарны-

ми науками и даже с литературой и другими видами искусства мо-

дифицировали облик истории, давали ей возможность проникать в

закрытые для нее самой зоны знания, использовать новые методы,

экспериментировать с историческим материалом. Благодаря тако-

му синтезу история всегда соответствовала своему времени, т. е.

последовательно отражала основные научные парадигмы эпохи»31.

Примером таких междисциплинарных парадигм, помимо упомя-

нутых выше, являются структурализм, постструктурализм, пост-

модернизм и некоторые другие.

30 Савельева И. М., Полетаев А. В. История и время. В поисках утраченного.

М., 1997. С. 58. 31 Савельева И. М., Полетаев А. В. История и время … С. 97.

92

… Междисциплинарное сотрудничество ведет не к измене-

нию целей исторического исследования, а к переориентации его

интереса, «фокуса», пересмотру как вопроса о границах возможно-

го, так и исследовательских процедур. Не всякий историк имеет

возможность реализовать такой подход на практике, и не каждое

историческое исследование может быть выполнено в междисци-

плинарном ключе. Однако, как вопрос общей тенденции в разви-

тии гуманитарного и социального знания междисциплинарная ко-

операция становится той сферой, знакомство с которой каждого

историка все более входит в круг его профессиональных интере-

сов. Особенную значимость это приобретает в тех случаях, когда в

смежных дисциплинах используются аналогичные источники и

серии документальных данных. Методы их обработки, выработан-

ные в этих дисциплинах, могут быть применены в практике исто-

рика, обогащая его исследовательский инструментарий. При этом

подходы и методы смежных дисциплин должны применяться в

случае появления реальной перспективы приращения историче-

ского знания, сопровождаться проверкой их достоверности и

надежности, не предвосхищая выводы исторического исследова-

ния. Преимущество детальной разработки вопроса не только в вы-

явлении возможностей анализа конкретных типов документальных

и других данных, имеющихся в арсенале смежных дисциплин, но

также в том, что она делает необходимым критическое пере-

осмысление фундаментальных проблем природы истории как од-

ной из отраслей гуманитарного знания.

Поршнева О. С. Междисциплинарные методы

в историко-антропологических исследованиях:

учеб. пособие. Екатеринбург, 2005.

XI Полидисциплинарность, или как ее называют в международ-

ном сообществе мультидисциплинарность (multidisciplinarity), яв-ляется характеристикой такого исследования, когда какой-либо феномен или объект (планета Земля, человек и т. д.) изучается од-новременно и с разных сторон несколькими научными дисципли-нами. Полидисциплинарность – это неинтегративная смесь дисци-плин, в которой каждая дисциплина сохраняет собственную мето-дологию и собственные теоретические допущения, не видоизменяя и не дополняя их, подвергаясь воздействию со стороны других

93

дисциплин. Полидисциплинарность отличается от междисципли-нарности характером отношений, которые устанавливаются между различными дисциплинами. Внутри полидисциплинарного ком-плекса знаний кооперация может быть взаимной и кумулятивной, но она не является интерактивной. Междисциплинарность же сплавляет различные теоретические допущения, методологии и практики, которые приходят от вовлекаемых в научное исследова-ние дисциплин. «Междисциплинарность» означает прежде всего кооперацию различных научных областей, циркуляцию общих по-нятий для понимания некоторого явления. Междисциплинарность как термин и мощное движение в научных исследованиях – плод развития науки XX в.

… Трансдисциплинарность характеризует такие исследова-ния, которые идут через, сквозь границы многих дисциплин, вы-ходят за пределы конкретных дисциплин, что следует из смысла самой приставки «транс».

… Трансдисциплинарные исследования характеризуются пе-реносом когнитивных схем из одной дисциплинарной области в другую, разработкой и осуществлением совместных проектов ис-следования. Трансдисциплинарность как термин первоначально начала использоваться научными центрами во франкоговорящем мире. В первую очередь это Центр Эдгара Морена (Центр совре-менной антропологии) в Париже. Следуя Морену, целесообразнее говорить о полидисциплинарных исследовательских полях, меж-дисциплинарных исследованиях и трансдисциплинарных страте-гиях исследования32.

Князева Е. Н. Трансдисциплинарные стратегии исследований // Вестник ТГПУ (TSPU Bulletin). 2011. 10 (112). С. 193.

XII В современном науковедении в качестве общего названия

различных форм исследования, выходящего за рамки одной дис-циплины, принят термин кроссдисциплинарность («кроссдисци-плинарные исследования», «исследования, ставящие кроссдисци-плинарные задачи»). Коллективные «кроссдисциплинарные иссле-дования» различаются по своим организационным формам. Выде-ляются мультидисциплинарные, интердисциплинарные и транс-

32 Morin E. La tête bien faite. Repenser la réforme ↔ Réformer la pensée. P.:

Editions du Seuil, 1999.

94

дисциплинарные исследования. В таком порядке указанных форм кроссдисциплинарность варьируется по степени интеграции со-трудничающих дисциплин: от низшей ступени к высшей. Как мультидисциплинарные обозначаются исследования, участники которых работают практически независимо друг от друга (парал-лельно или последовательно), опираясь на собственную дисци-плинарную базу для решения общей проблемы. Кроссдисципли-нарная задача решается как бы «по кусочку», по дисциплинарным частям, перед каждым специалистом ставится какая-то частная задача, которая и решается им отдельно от остальных. Для прове-дения интердисциплинарных исследований создается смешанная команда. Специалисты работают совместно, изучая взаимосвязан-ные аспекты общей проблемы, но все еще опираются каждый на свою дисциплинарную базу. В таком случае обычно предприни-маются попытки выстроить общую перспективу, но при этом не-которые важные дисциплинарные поля могут быть опущены. Что касается трансдисциплинарных исследований, то участвующие в них специалисты работают совместно, используя общий концепту-альный аппарат, объединяя теории, концепции и подходы отдель-ных дисциплин для решения общей проблемы. Здесь непременно имеет место попытка определить исследовательскую проблему в ее целостности, с учетом всех ее сторон и направить соответству-ющие дисциплинарные перспективы, методы, концепции в русло разработки общего подхода. Сложность как раз и состоит в том, что исследователям предстоит разработать общую методологию, создать общую базу данных и определиться с подходом к их ин-терпретации. Впрочем, рассматривая типологию так называемых кроссдисциплинарных исследований, необходимо помнить о ее условности: речь не может идти о непроходимых границах между их различаемыми по степени интеграции формами. Кроме того, некоторые современные так называемые «дисциплины» или даже «субдисциплины» сами по себе уже являются интердисциплинар-ными образованиями, что в полной мере относится и к системе социогуманитарного знания.

Репина Л. П. Опыт междисциплинарного взаимодействия и задачи интеллектуальной истории //

Диалог со временем. Альманах интеллектуальной истории. 2005. Вып.15. С. 10.

95

XIII …Кроссдисциплинарность – это не простая междисципли-

нарность. Она не объединяет уже существующие дисциплины, чтобы изучать и получать лучшие ответы на уже существующие вопросы. Она исследует проблемы, которые идут вразрез с суще-ствующими дисциплинами, изучаются в них с различными акцен-тами и перегибами и, возможно, даже говорят о необходимости создания новых дисциплин, субдисциплин или новых институцио-нальных единиц, таких как программы и отделения.

… Будем называть кроссдисциплинарной такую стратегию междисциплинарного взаимодействия, при которой некоторое ис-следование проводится в рамках одной дисциплины с позиций другой дисциплины.

…Есть одна кроссдисциплинарная проблема, которая в по-следнее время стала заметна особенно в связи с различными экс-тремальными событиями... Это проблема травмы. И теория трав-мы, ее изучение не только проходит сквозь дисциплинарные гра-ницы, существующие внутри гуманитаристики, но включает в себя естественные и социальные науки (нейрофизиологию, социальную психологию, психоанализ, психиатрию и нарративную медицину). Можно было бы сказать, что, подобно травме, наиболее суще-ственные проблемы в гуманитаристике – как раз те, что не были присвоены ни одной из имеющихся гуманитарных дисциплин. Они часто изучаются, порой вызывая тревожные и жуткие (uncanny) эффекты, различными дисциплинами, включая и те, ко-торые обычно не считаются гуманитарными. Это также проблемы, которые не заключены в рамках академии, но имеют влияние на публичную сферу и на общество.

… Отличительная особенность произведений и текстов, с ко-торыми имеют дело гуманитарии, заключается в том, что их зна-чение не ограничивается рамками данной дисциплины. Их ценят, читают и изучают и вне академии. В самом деле, степень их при-сутствия в публичной сфере является показателем общей культу-ры, а также богатства и разнообразия той культуры, которая про-являет равный интерес к распространенным популярным и медий-ным формам. Связь с так называемой высокой или элитарной культурой призывает популярные медиа к ответу, делает их более живыми и привлекательными, равно как и наоборот.

Лакапра Д., Олейников А. А. Что существенно для гумани-тарных дисциплин? // Вопросы образования. 2006. № 4. С. 242.

96

XIV

Кроссдисциплинарность – акт преодоления дисциплинарных

границ для объяснения одного предмета понятиями другой. Общие

примеры кроссдисциплинарных подходов являются изучения фи-

зики музыки или политика литературы.

Бушковская Е. А. Феномен междисциплинарности

в зарубежных исследованиях // Вестник Томского

государственного университета. 2010. № 330. С. 154.

XV

… Социокультурный подход, понимаемый в социально науч-

ном плане, предполагает в первую очередь выделение и комплекс-

ное изучение институциональных и внеинституциональных сторон

социальной жизни. При этом культура рассматривается как основ-

ная предпосылка или условие возникновения и существования ин-

ституциональных (стандаризированных и нормативно узаконен-

ных) структур социальной организации, а личность – как предпо-

сылка формирования ее внеинституциоальных структур.

… Антропологический аспект социокультурного подхода ак-

центирует свое внимание, во-первых, на выявлении и описании

«высших» родовых сил человека как основы его внеинстицио-

нальных изменений и процессов, коренящихся в глубинах челове-

ческой природы. Во-вторых, антроологический ракурс означает

вместе с тем рассмотрение культуры как способа саморазвития

субъектов и пространства их свободной самореализации. Человек

выражает и реализует свою родовую сущность при помощи уни-

версальных способов и образцов деятельности, совокупность ко-

торых чаще всего именуется культурой.

… По мнению антропологов, чтобы понять социальную орга-

низацию данного народа, его институты и обычаи, необходимо

вначале выявить и изучить различные внеинституциональные фе-

номены человеческого общежития. Поэтому культура выступает в

качестве основы, конституирующей не только социальную органи-

зацию, но и тип человека.

… Таким образом, в процессе применения социально-научных

аспектов социокультурного подхода выявляются и обосновывают-

ся две взаимосвязанные тенденции социокультурных изменений:

институционализация, осуществляемая посредством определенных

97

социокультурных механизмов, и универсализация как процесс

раскрытия сущностных сил и способностей и сил человека, реали-

зуемых в процессе антропосоциогенеза.

… в отличие от социологии, которую интересуют структуры,

проотличие от социологии, которую интересуют структуры, про-

цессы и институты современного индустриального (и постинду-

стриального) общества, взятых в их взаимосвязи, антропология

занимается систематическим изучением различных жизненных

форм людей, т. е. тем, что удерживает разные социальные группы

в состоянии равновесия с «внешней» (как природной, так и соци-

альной) средой) общества, взятых в их взаимосвязи, Это и высту-

пает для нее главной зоной научного поиска. Непосредственно со-

циокультурная антропология занимается изучением культурных

аспектов жизненных форм.

… Исторический метод позволяет рассматривать жизненные

формы с точки зрения истории обычаев, идей, форм искусства и

т. д. История охватывает цепь событий, выстроенных в хроноло-

гическом порядке. Поэтому для нее значим в первую очередь фак-

тор времени.

… Социальная (социокультурная) реальность рассматривается

главным образом как результат символического конструирования

субъектом собственной проблемной и познавательной ситуации.

При этом исследователь имеет дело с двумя аспектами конструи-

руемой реальности: – анализ текстовой, в т. ч. вербальной инфор-

мации, содержащейся в описаниях (картинах) социального мира и

фактически сложившихся моделях поведения действующих субъ-

ектов; – анализ контекста как определение соответствия между

конкретным фрагментом текста (содержанием деятельности) и ре-

альными условиями деятельности субъекта.

… Теоретико-методологической основой качественных соци-

окультурных исследований выступают, прежде всего, феномено-

логический подход и экзистенциальный анализ, которые ориенти-

руют исследователя на раскрытие смыслов существования различ-

ных жизненных форм.

… методология социокультурного анализа представляет собой

многоуровневую систему подходов, принципов и методов иссле-

дования, разработанных и апробированных в разных областях со-

98

циально научного знания – социологии, социальной и культурной

антропологии, пси хологии и лингвистике.

Резник Ю. М. Социокультурный подход

как методология исследований //

Вопросы социальной теории.

2008. Том II. Вып. 1(2). С. 305–328.

XVI

Междисциплинарности принцип – методологический под-

ход, способ получения нового знания, основанный на заимствова-

нии теорий н методов других наук для решения проблем истори-

ческого исследования. Принцип междисциплинарности предпола-

гает соблюдение ряда правил, главными из которых являются: об-

новление объекта, объяснительных моделей, инструментария ис-

следования; адаптация, «историзация», совершенствование мето-

дов других дисциплин в соответствии со спецификой и подходами

исторической науки, адекватность заимствуемых идей, понятий и

методов логике, предмету, задачам и источниковой базе историче-

ского исследования.

М. п. утвердился во второй половине XX в., сформировался на

основе анализа опыта взаимодействия истории с другими гумани-

тарными и социальными науками в Новое и Новейшее время.

В результате специализации наук о человеке и обществе и оформ-

ления в XIX – первой половине XX в. целого ряда новых научных

дисциплин (социология, историческая и социальная психология,

антропология, экономика, демография) ими разрабатываются про-

дуктивные объяснительные модели, методы, новые виды истори-

ческих источников, которые оказались востребованными истори-

ческой наукой.

Феномен междисциплинарности, зародившись в конце XIX ве-

ка, отражал потребность исторической науки в постоянном обнов-

лении и обогащении своей проблематики и методов исследования,

позволял историкам проникать в прежде закрытые для них зоны

знания, использовать новые методы, экспериментировать с истори-

ческим материалом (М. М. Кром, И. М. Савельева, А. В. Полетаев).

Методологической основой применения принципа междисципли-

нарности является наличие общего объекта гуманитарных и соци-

99

альных наук (при различии их предмета) – человека как продукта

культуры во всех проявлениях его жизнедеятельности.

Применение принципа междисциплинарности в историческом

исследовании обосновали основатели школы «Анналов» (Л. Февр,

И. М. Блок). В 1970–1980-е годы в рамках «новой исторической

науки» история стала интердисциплинарной за счет конструирова-

ния самого объекта исследования как поли-/мультидисципли-

нарного, что привело к расширению предмета истории, круга ис-

точников и методов исследования, вызвало появление множества

новых «гибридных» субдисциплин и значительное усложнение

структуры исторической науки (Л. П. Репина). Влияние неопози-

тивистской, структуралистской, марксистской парадигм, концеп-

ций социологии, теории системного анализа, расширение предмета

истории обусловили применение в исторических исследованиях во

второй половине XX века математических, статистических мето-

дов, компьютерных технологий. В 1980–1990-е годы в рамках об-

щего сдвига от социально-структурной к социокультурной истории

роста популярности исторической антропологии происходит рас-

пространение применения методов культурной антропологии, соци-

альной психологии, лингвистики. Обоснование когнитивно-инфор-

мационной теории современного гуманитарного познания, поста-

новка вопроса об истории как строгой науке (О. М. Медушевская,

А. Н. Медущевский) актуализировали поиск междисциплинарных

научных методик. техник и инструментов, направленных на дости-

жение обоснованных результатов исторических исследований. Кол-

лективные кроссдисциплинарные исследования подразделяются на

мулътидисциплинарные, интердисциплинарные и трансдисципли-

нарные. различающиеся по своим организационным формам и сте-

пени интеграции сотрудничающих дисциплин: от низшей ступени к

высшей (Л. П. Репина).



отв. ред. академик Л. О. Чубарьян.

М., 2014. С. 259–261.

100

3. ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЕ ПОЛЯ

НОВОЙ ЛОКАЛЬНОЙ ИСТОРИИ

I

Повседневность – это мир всех людей, в котором исследуется

не только материальная культура, питание, жилье, одежда, но и

повседневное поведение, мышление и переживания. Противоречия

между абстрактностью общих законов науки (в том числе истории)

и конкретной жизни обычных людей послужило основанием для

поисков новых подходов в историческом познании. История отоб-

ражает общее, отвлекаясь от частностей, обращая внимание на за-

коны и общие тенденции развития. Простому человеку с его кон-

кретными обстоятельствами и подробностями жизни, с особенно-

стями его восприятия и переживания мира не оставалось места, он

отсутствовал. Из поля зрения ученых-историков выпадала индиви-

дуализированная повседневная жизнь человека, сфера его пережи-

ваний, конкретно-исторические аспекты его бытия. Историки об-

ратились к исследованию повседневности как одному из возмож-

ных путей разрешения названного выше противоречия. Ситуация,

сложившаяся в настоящее время в истории, также способствует

этому. Современная историческая наука переживает глубокую

внутреннюю трансформацию, которая проявляется в смене интел-

лектуальных ориентаций, исследовательских парадигм, самого

языка истории.

… Следует помнить о том, что нельзя не учитывать опыт за-

падной историографии – Англии, Франции, Италии и, конечно,

Германии. В 60–70-е гг. XX в. возник интерес к исследованиям,

связанным с изучением человека, и в связи с этим немецкие уче-

ные первыми начинают заниматься историей повседневности.

Прозвучал лозунг: «От изучения государственной политики и ана-

лиза глобальных общественных структур и процессов обратимся к

маленьким жизненным миркам, к повседневной жизни обыкно-

венных людей». Возникло направление «история повседневности»

(Alltagsgeschichte) или «история снизу» (Geschichte von unten).

Многие разработки, которые относят к исследованиям по ис-

тории повседневности, охватывают следующие темы: проведение

свободного времени, культура рабочих, праздники и традиции,

которые открывают исторической науке некоторые новые поля для

101

исследований. Но все же вопрос о значимости таких исследований

получит неудовлетворительный ответ, так как очень часто у чита-

теля возникает впечатление, что он находится в музейных остатках

универсама, в котором как на толкучке, предлагаются мелочи, что

продаются во время движения ностальгической волны. Остается

опасность, что история повседневности будет рассматриваться

только как история маленького человека и как продолжение рабо-

чей истории или как история героических действий маленького

человека…. Ведь и буржуазия, и дворянство, и «большие люди»

имеют будний день.

… Исследования повседневности помогают выявить не только

объективную сферу бытия человека, но и сферу его субъективно-

сти. Вырисовывается картина того, как укладом повседневности

детерминированы поступки людей, влияющие на ход истории.

Вамбольдт Н. В., Шубина М. П. Повседневность в истории

[Электронный ресурс]. URL: http://www.omsk.edu/article/vestnik-

omgpu-27.pdf. (Дата обращения: 11.09.2015).

II

По мнению Жана Эрара, история идей состоит из трех видов

истории: «собственно истории больших мировых систем, истории

такого коллективного и широко распространенного феномена, как

общественное мнение, а также из структурной истории форм

мышления и чувствительности». С точки зрения Роберта Дарнто-

на, интеллектуальная история включает:

... историю идей (изучение систематических форм мышления,

представленных, как правило, в философских трактатах), соб-

ственно интеллектуальную историю (изучение неформальных ви-

дов мышления, состояния общественного мнения и литературных

движений), социальную историю идей (изучение идеологий и рас-

пространения идей) и культурную историю (изучение культуры в

антропологическом смысле, включающее изучение картины мира

и коллективных mentalitОs)

… во-первых, если следовать за Люсьеном Леви-Брюлем

(«Первобытное мышление», 1922), то категории мышления не яв-

ляются универсальными и поэтому не могут быть сведены к катего-

риям, используемым ХХ столетием; и во-вторых, формы мышления

зависят, прежде всего, от материальных инструментов (техники)

http://www.omsk.edu/article/vestnik-omgpu-27.pdf

http://www.omsk.edu/article/vestnik-omgpu-27.pdf

102

или концептуальных средств (науки), которые и делают эти формы

возможными. Наконец, в противовес представлениям наивного эво-

люционизма, не существует непрерывного и обязательного прогрес-

са (определяемого как переход от простого к более сложному) в це-

пи различных видов ментального инструментария.

Жак Ле Гофф предложил два определения этого термина:

«Ментальность любого исторического индивида, сколь бы значи-

мым он ни был, представляет собой то общее, что этот индивид

разделяет с другими людьми своего времени». И еще одно: «Исто-

рия ментальностей существует на уровне повседневного автома-

тизма поведения. Ее объектом является то, что ускользает от исто-

рических индивидов, поскольку открывает безличное содержание

их мышления». Тем самым эта история конституирует в качестве

фундаментального объекта исторического исследования нечто

прямо противоположное тому, что является объектом для тради-

ционной интеллектуальной истории. Ментальность, имеющая

неизбежно коллективный характер и определяющая представления

и суждения социальных агентов помимо их собственного знания

об этом, последовательно противопоставлена сознательному кон-

струированию индивидуализированного разума.

… Историк стремится к тому ... чтобы определять и интерпре-

тировать свой предмет внутри временных отношений, в поле, где

пересекаются две линии. Одна линия – вертикальная, или диахро-

ническая, посредством которой он устанавливает отношение тек-

ста или системы мышления к предшествующим формам выраже-

ния в той же самой области культурной деятельности (живопись,

политика, и т. д.). Другая линия – горизонтальная, или синхрони-

ческая; за счет нее он определяет отношение содержания интел-

лектуального объекта к тому, что появляется в то же самое время в

других областях или аспектах культуры [Карл Шорске].

Шартье Роже. Интеллектуальная история

и история ментальностей: двойная переоценка?

[Электронный ресурс] // Новое литературное обозрение. 2004.

№ 66. URL: http://magazines.russ.ru/nlo/2004/66/shart2.html

(Дата обращения: 11.09.2015).

http://magazines.russ.ru/authors/s/sharte/

103

III

Едва ли какая-то из новаций в написании истории так сильно

повлияла одновременно на публичную и профессиональную сфе-

ру, как микроистория. Такие историки, как Эмманюэль Ле Руа Ла-

дюри и Карло Гинзбург, не просто произвели переворот в понима-

нии профессиональными историками того, как нужно рассказы-

вать истории, как говорить о прошлом, но также завоевали неожи-

данно огромную аудиторию.

…Издавна ведутся исторические исследования на микро-

уровне, по большей части вне академических стен, под грифом «ло-

кальная история», не говоря уже о биографиях, семейных историях

или об историях отдельных деревень. Но как признает большинство

читателей, отличие локальной истории от микроистории – в том,

что микроистория обязана выходить на какой-то уровень обобще-

ния, до которого локальной истории не дойти. Микроуровень ста-

новится средством утверждать что-то на более общем уровне, хотя

и не является самоцелью. Как говорил Джованни Леви, перефра-

зируя Клиффорда Гирца, «историки не исследуют деревни – они

ведут исследования в деревнях».

… мы вычленим три других более общих уровня. Это «слои

значения», из которых микроисторическое исследование и извле-

кает своеобразную прибавочную стоимость в сравнении с истори-

ями локальными.

Когнитивный слой – самый первый и простой слой, на котором

реализуется труд по микроистории. Как использование микроскопа

помогает биологу изменить его гипотезу о работе организма, так и

более пристальный взгляд на определенную историческую ситуа-

цию может открыть прежде неведомые сведения о том, как подоб-

ная ситуация работала, и поневоле привести к формулированию но-

вой гипотезы. Джованни Леви приводит пример из собственных

исследований. Долгое время историки думали, что сделки с землей

в итальянских крестьянских обществах раннего Нового времени

регулировались чем-то вроде свободного рынка, основанного на

индивидуальных коммерческих интересах. Но когда мы пригляды-

вались внимательнее к социальным и семейным связям между аген-

тами, беря для рассмотрения какой-то один регион, то оказывалось,

что все эти сделки с землей были на самом деле способом усиливать

социальные связи – актом дарения в гораздо большей степени, чем

104

обменом на основании коммерческих интересов. Вот пример того,

как микроистория, изучая социальные отношения в отдельном ре-

гионе, может вести нас к общему выводу…

Микроисторию часто рассматривают в подобном свете как

изучение глобального через локальное. Центральным понятием

тогда становится «густое описание», по Клиффорду Гирцу, образ-

цом которого стала собственная книга Гирца «Глубокая игра: за-

метки о петушиных боях на Бали».

… Так называемое «тонкое описание» изображает то, что

происходит на глазах у всех, с той точки зрения, что срод-

ни фиксации объективом. Тогда как «густое описание», которым

так гордится интерпретирующая антропология, есть описание в

терминах значения. Его цель – выявить, извлечь на свет, что дан-

ное событие значит (или значило) для аборигена. В ходе этого «гу-

стое описание» проникает внутрь символической «архитектуры»

индивида или общества.

Опытный слой.

Адриан Джоунс в одной из последних статей заметил, что есть

существенное различие между текстами, в которых что-то заявля-

ется или утверждается, и текстами, цель которых – передать смысл

или ощущение. Клиффорд Гирц также заметил как-то, что успех и

качество антропологического исследования зависит в первую оче-

редь не от качества когнитивных предпосылок, но скорее от спо-

собности передать ощущение того, что «ты там был».

…цель представления антропологических данных в антропо-

логическом труде – не убедить читателя в правильности какого-то

утверждения, но передать ему чувство, «как там все должно было

происходить». Разумеется, для достижения этой второй цели нуж-

на не меньшая добросовестность в обращении с фактами, чем для

достижения первой.

… Я убежден, что микроистория в самом общем смысле близ-

ка к тому, что Гирц называет «антропологией». Цель большей ча-

сти микроисторий – передать чувство, а не доказать какой-то те-

зис; и множество отличительных особенностей этого жанра стано-

вится понятно только в этом свете, почему они буквально создают

эффект «живого присутствия» …

105

Другими словами, чем больше мы знаем прошлое, тем меньше

мы можем чувствовать его и ощущать его на опыте. Это означает,

что исторический опыт должен искать обходной путь мимо гос-

подствующей историографии.

… разведя знание и чувство прошлого, нужно учитывать и

другой важный аспект воззрений Хёйзинги и Анкерсмита: истори-

ческий опыт никогда не сводится просто к чувству прошлого. Он

всегда сопровождается идеей исторической дистанции – мыслью,

что, хотя прошлое и может в какие-то моменты казаться прямо

«готовым к употреблению», всегда существует непреодолимый

разрыв между настоящим и прошлым. Хотя прошлое нас и может

увлекать, но это всегда будет только увлечение, опосредованное

исторической дистанцией. Хёйзинга поэтому описывает историче-

ский опыт как подобный опыту сновидческому: прошлое прямо у

нас в руках и при этом бесконечно от нас далеко. Такое сочетание

близости и дистанции, чувства, что историческую реальность

можно потрогать руками, и вместе с этим опыта непреодолимого

разрыва между настоящим и прошлым, и определяет специфиче-

скую природу и исторического опыта, и исторического чувства.

Этический слой

… Я считаю, что микроисторики ставят несколько другую

цель. Это «нечто другое» лучше всего описать как этическое дей-

ствие (ethical agenda). Более того, я докажу, что они это делают

двойным образом. Во-первых, микроисторики совершают этиче-

ское действие по отношению к своим современникам. Они каким-

то образом хотят изменить общество, в котором живут. Во-вторых,

микроисторики имеют свое этическое отношение к прошлому, ре-

ализуя идеал исторической справедливости и исторической ответ-

ственности.

… микроисториками движет другое – чувство исторической

справедливости. Спасая этих людей от забвения, мы хотя бы мини-

мальным образом исправляем допущенную прежде историческую

ошибку. Это означает, что микроисторики и, возможно, мы все от-

вечаем перед умершими; иначе говоря, есть этический призыв, об-

ращенный к прошлому. Эта идея не нова: Антоон де Баетс убеди-

тельно писал об этическом отношении к умершим. Гинзбург тоже

однажды заметил, что историки должны говорить истину, потому

106

что это этический долг перед умершими, а не потому, что историк

таким образом подтверждает свой профессиональный статус.

… Конечно, это только гипотеза, но она позволяет понять две

вещи. Прежде всего, почему микроисторики предпочитают тех, кто

потерпел поражение в истории. Затем, почему микроисторики – ис-

торики, а не авторы художественной прозы, почему они так бе-

режно обращаются с реальностью прошлого. Если бы они только

хотели рассказывать вдохновляющие истории о героях рабочего

класса в прошлом, они могли бы сочинить вымышленные характе-

ры – но это не так.

Фрёйман Энтон. Три слоя значения в микроистории

[Электронный ресурс]// Гефтер. Электронный журнал.

URL: http://gefter.ru/ (Дата обращения: 11.09.2015).

IV

Прежде всего, микроистория не обязательно имеет дело либо

с отдельными судьбами, либо с «маленькими людьми». На самом

деле, это не то выражение, которое бы использовал я, но, что более

важно, префикс «микро-» относится не к релевантности, значимо-

сти, социальному статусу или метафорическим измерениям субъ-

екта. Такое ошибочное понимание, к сожалению, широко распро-

странено, но может увести в совершенно другом направлении.

«Микро-» относится к пристальности взгляда. Речь, в самом деле,

идет о масштабе, но о масштабе наблюдения. Вы можете под мик-

роскопом рассмотреть кусок кожи слона или же крылышко мухи.

Микроистория выбирает не между мухами и слонами, микроисто-

рию выделяет пристальность взгляда [на предмет исследования].

Идея состоит в том, чтобы понимать, что находится за исто-

рическими обобщениями. Поэтому я бы не стал противопостав-

лять микроисторию – макроистории – это не так. Я не против

обобщений, генерализаций. Одна из целей микроистории – прийти

к другим обобщениям, более солидным и глубоким, анализируя

взаимодействия между микро и макроуровнями в различной пер-

спективе.

Повторяющимся элементом в отдельных кейс-стадиз было

взаимодействие между тремя элементами: истиной, ложью и вы-

мыслом. Позитивисты имеют тенденцию игнорировать вымысел;

http://gefter.ru/archive/author/froeyman

107

новые скептики – ложь. Те и другие слишком упрощают слож-

ность исторического исследования – и писательского ремесла.

Демина Н. «История – не крепость, а открытое пространство

для дискуссий». Интервью с Карло Гинзбургом 10 октября 2006

[Электронный ресурс]. URL: http://polit.ru/article/2006/10/10/ginzburg/.


V

Понимание исторического контекста как ситуации, задающей

не только социальные условия любой деятельности, но также кон-

кретные вызовы и проблемы, которые требуют разрешения в рам-

ках этой деятельности, получило широкое распространение. В по-

следние годы все более очевидной становится правота довольно

смелого для конца 1990-х годов утверждения известного француз-

ского историка Мориса Эмара о том, что «в конечном счете исто-

рический контекст все-таки одержал верх над тягой некоторых

историков к абстракциям»33.

… Что касается интеллектуальной истории, то, например,

британский историк Роджер Смит относит к причинам, которые

привели к контекстуализации в истории знания, следующие: тре-

бование объяснять значение высказываний намерениями говоря-

щих, а также их практическим использованием; желание подо-

гнать исследование в области истории социально-гуманитарного

знания под обычные стандарты академической истории; стремле-

ние выявить ценностный и политический контекст утверждений о

знании; намерение показать, как знание конструируется в чисто

социальных категориях; предположение о том, что утверждение о

знании чего-либо – это лишь часть дискурса34.

… Фокусировка на проблемах, а не на учениях и теориях, поз-

волила включить идеи и тексты в их исторический контекст, сов-

местить их с целью понять высказывание или текст как событие,

результаты которого определяются как мыслительным процессом,

так и внешними обстоятельствами. Подчеркнем: речь идет о по-

рождении идеи, помогающей решить проблему, как о реакции

33 Эмар М. История и компаративизм // Новая и новейшая история. 1999. № 5. C. 94. 34 См.: Смит Р. История и история наук о человеке: чей голос? // Коллаж-3. Соци-

ально-философский и философско-антропологический альманах. М., 2000. С. 6–26.

108

мыслителя на вызов контекста. Именно такой подход, интегри-

рующий содержание оставлять мысль в динамике – как ответ на

конкретные проблемы и меняющиеся ситуации».

Впрочем, «помещение мысли в контекст времени и установ-

ление связей с тем, что было до нее, и что пришло после» является

главной задачей не только интеллектуальной истории, но и «исто-

рии вообще».

… Первейшая задача интеллектуального историка – понять

исторический текст (будь то письменный текст, созданный сред-

ствами языка, феноменологический текст как социальная репре-

зентация или же текст, порожденный поведением субъекта), то

есть – понять выраженную в тексте идею. Но это, в свою оче-

редь, означает – выявить во всех его конкретных деталях тот «кон-

текст, в котором эта идея возникла, ограничения, которые эта идея

как форма накладывает на исторический текст, и вызванное этими

ограничениями воздействие «объективной истории» на состояние

воспринимающего субъекта.

… Интеллектуальная история включила в свое исследователь-

ское пространство изучение не только рождения идей, но и их рас-

пространения (как в синхронном, так и в диахронном измерении),

охватив, таким образом, наряду с каноническими фигурами вели-

ких ученых и мыслителей, авторов второго и третьего плана, и еще

более скромных медиаторов.

… Переосмысление теоретических, критических и аксиологи-

ческих оснований интеллектуальной истории приводит к суще-

ственному расширению ее проблемного поля, развитию вопросни-

ка: как и почему те или иные идеи или теории возникали, как и

почему менялся их смысл, как, кем и в какой форме они распро-

странялись, какое оказывали воздействие в череде сменяющих

друг друга конкретно-исторических контекстов, почему одни идеи

распространялись быстрее, чем другие, как и почему некоторые

становились «вечными», в то время как другие были обречены на

скорое забвение, почему одни тексты становились каноническими,

а другие маргинализировались, как устанавливались и менялись

взаимосвязи между издавна существующими и вновь возникаю-

щими идеями, концепциями, теориями, учениями, культурными

традициями, системами знания, ценностей, смыслов. Этот посто-

109

янно расширяющийся круг вопросов стягивает в неразрывный узел

«внешние» и «внутренние» аспекты интеллектуальной истории.

Репина Л. П. Контексты интеллектуальной истории //

Диалог со временем. № 25. Ч. 1. 2008. С. 6–11.

VI

Многочисленные методологические искания в западноевро-

пейской историографии привели к появлению целого ряда новых

направлений, одним из которых стала устная история (Оral

Нistory).

Данное направление исторической науки сложилась после

Второй мировой войны. Однако еще в 1938 г. профессор Колум-

бийского университета, специалист по истории Гражданской вой-

ны в США Алан Невинс призвал своих коллег создать организа-

цию, «которая систематически собирала бы и записывала устные

рассказы, а также мемуары видных американцев об их участии в

общественной, политической, экономической и культурной жизни

страны за последние шестьдесят лет». Весной 1948 г. по его ини-

циативе был создан Кабинет устной истории для записи мемуаров

людей, сыгравших значительную роль в жизни Америки.

… признанный классик устной истории Пол Томпсон факти-

чески дает определение данному направлению в истории только в

предисловии к третьему изданию. Он пишет: «Это записанная на

магнитофон историческая информация, полученная из личных

знаний говорящего; ее использование или интерпретация являtтся

предметом научного исследования»35. Стоит отметить, что данное

определение получило наиболее широкое распространение в ан-

глоязычной историографии. Единственное, на что часто указыва-

ется – это на ценность именно личного опыта интервьюированного

(people's testimony about their own experiences)36. Кроме того, часто

устные свидетельства или даже человеческая память рассматри-

ваются просто как исторические документы (personal memoirs as

historical documentation)37, т. е. само интервью не является «исто-

рией», т. к. выступает лишь частью сырого материала, который

35 Томпсон П. Голос прошлого. Устная история. М., 2003. С. 11. 36 Moyer J. Step-by-Step Guide to Oral History [Electronic resource]. URL:

http://dohistory. org/on_your_own/toolkit/oralHistory.htm. 37 Fundamentals of Oral History. Texas Preservation Guidelines. Austin. 2004. P. 2.

110

может быть использован при написании исторического исследова-

ния наравне с другими источниками.

Таким образом, на мой взгляд, устная история многогранна.

Она движима не столько стремлением к поиску фактов, сколько к

интерпретации событий. Если все же попытаться дать определение

устной истории, то это одновременно и метод исторического ис-

следования, и определенный тип исторического источника, и даже

область междисциплинарного исследования. Устная история как

метод – это сознательно выстроенный, исходно предназначенный

для записи разговор двух людей о различных аспектах прошлого,

имеющих (в понимании обеих сторон) историческое значение.

Цифровые и магнитофонные записи этих интервью, а также их

транскрипция – это источники, на которых и базируется устная

история. Проблемы, поднимаемые в русле устной истории, с само-

го начала касались различных областей знаний, поэтому историки,

работающие в данном направлении, постоянно сотрудничают с

социологами, антропологами, этнографами и представителями

других дисциплин. Все это свидетельствует о возможности разви-

тия тесного взаимодействия на основе устной истории, что являет-

ся огромным плюсом довольно молодого направления истории.

Бутько В. Н. Устная история: проблема определения [Элек-

тронный ресурс]. URL: Pravmisl.ru (Дата обращения: 11.09.2015).

VII

Культурная история – направление современной историче-

ской науки; предмет культурной истории – история социокультур-

ных форм, процессов и коммуникаций, культурных значений, кол-

лективных представлений и символов, различных стилей мышле-

ния. К. и. появилась в конце ХIХ в. в неклассической модели исто-

рической науки. Большую популярность приобрела во второй по-

ловине XX в. под влиянием работ К. Гиртца, В. Терйера, М. Фуко,

Ж. Деррида и деконструктивистов, получив название «новая куль-

турная история». Историки стали уделять пристальное внимание

значению / смыслу, признавая, что язык выражает значения, кото-

рые определяются не только семиотическим контекстом, но также

коллективными и ценностно нагруженными предположениями о

людях, которые и составляют общество (J.М. Smith).

111

В последней четверти XX в. новая культурная история стала

доказывать свою самостоятельность и выступать в виде автономно-

го проблемного поля профессионального исторического знания.

Значительная роль в формировании новой культурной истории при-

надлежала историкам-женщинам, участницам феминистского дви-

жения. В многочисленных конкретно-исторических исследованиях

1970–1980-х гг. по проблемам народной культуры, коллективных

представлений и общественных движений Нового и Новейшего

времени феминистки разрабатывали «женскую» и, позже, «гендер-

ную» тематику, которая заметно изменяла предметную область не

только социальной истории, но и историографии в целом.

Институционально новая культурная история выражала себя

менее определенно, чем другие проблемные поля актуального исто-

рического знания. В основном ее изучение и преподавание осу-

ществлялось в рамках тех департаментов, факультетов и центров

университетов и институтов, которые обеспечивали базу новой со-

циальной истории. В процессе становления новая культурная исто-

рия усваивала подходы из социальной и культурной антропологии,

исторической психологии, психоанализа, социолингвистики, семио-

тики, информатики. Исследователи, работавшие в этой области,

назвали общий подход к изучению прошлого «культурным» и меж-

дисциплинарным. Новая культурная история открыто выказывала

свою приверженность методологической и концептуальной эклек-

тике. В нее активно вводились новые понятия и переиначивались

понятия, которые она заимствовала из других дисциплин.

История представлялась культурными историками как нели-

нейной процесс. Тем самым они стремились к преодолению сци-

ентизма, телеологии и экономического детерминизма. Вместе с

тем, для этого направления оставался приоритетным постулат объ-

ективистской историографии – изучать историю такой, какой она

была, хотя эта мысль выражалась в обновленном виде как «диалог

историка с источником». Новая культурная история оставалась

социальной: в содержании ее базовой категории «общество» была

запечатлена идея целого, доминировавшая над принципом страти-

фикации.

Особый резонанс новая культурная история получила в Со-

единенных Штатах, где она привлекла близких к «новому исто-

ризму» историков литературы, историков искусства и науки,

112

а также «простых», или «обычных», историков. Тем не менее, это

движение имеет интернациональный характер. Во Франции выра-

жение «культурная история» («histoire culturelle») не сразу вошло в

язык: там у него были такие соперники, как история ментально-

стей и «история социального воображаемого», однако сегодня Ро-

же Шартье и его коллеги говорит о себе именно как о культурных

историках. Труд Р. Шартье «Культурные истоки французской ре-

волюции» (1990) был написан как ответ на классический опус Да-

ниэля Морне «Интеллектуальные истоки Французской револю-

ции» (1933), что подразумевает противопоставление широкой

культурной истории более узкой интеллектуальной истории.

В Германии и Нидерландах новая культурная история вписалась в

традицию Я. Буркхардта и Й. Хейзинги, дав заметный уклон в так

называемую историю повседневности. В Британии, несмотря на то

что Институт Варбурга работал в Лондоне с 1930-х гг., культурная

история по-прежнему оставалась новинкой. Как отметил в 1989 г.

Кит Томас: «В Соединенном Королевстве такого предмета нет, так

же как. по сути, не существует профессорских или преподаватель-

ских вакансий по чтению курсов культурной истории, кафедр

культурной истории, тематических журналов или конференций».

Хотя ситуация меняется, у последнего поколения британских уче-

ных в большем почете скорее cultural studies, нежели культурная

история (П. Берк).




VII

Новая биографика – предметное поле современного истори-

ческого знания. Наряду с историей ментальностей, историей по-

вседневности, гендерной историей, интеллектуальной историей,

новой локальной историей Н. б. сформировалась в конце XX –

начале XXI вв. при переходе от неклассической к постнеклассиче-

ской модели науки. Возникновение данного предметного поля ис-

торики связывают с антропологическим поворотом в исторической

науке, с тенденцией к персонализации предмета истории. Это

предметное поле называют также «новой биографической истори-

ей», в качестве самоназвания используются понятия «индивиду-

113

альная» и «персональная история» («personal history» в современ-

ной англоязычной историографии). Н. б. – реконструкция личной

жизни и неповторимой судьбы отдельных исторических индиви-

дов, изучение формирования и развития их внутреннего мира. Ос-

новной исследовательский объект – персональные тексты, «эго-

документы». В качестве источников Н. б. использует самые разные

материалы, содержащие как прямые высказывания личного харак-

тера (письма, дневники, автобиографии, мемуары), так и косвен-

ные свидетельства, фиксирующие взгляд со стороны. Задача новой

биографики и основной предмет исследования – «восстановление

истории одной жизни». Новой биографике присущ методологиче-

ский эклектизм. Основная методологическая проблема – проблема

соотношения и совместимости макро- и микроанализа. Н. б. ис-

пользует типологию биографического жанра, разработанную До-

нальдом Уокером для историко-экономических исследований:

1) биография личное, 2) профессиональная биография, 3) библио-

графическая биография, 4) ситуационная биография или биогра-

фия среды. По мнению Л. П. Репиной, отличие персонального

подхода в новой биографике от привычного жанра биографии

«...состоит в том, что ...личная жизнь и судьбы отдельных истори-

ческих индивидов, формирование н развитие их внутреннего мира,

следы их деятельности в разномасштабных. промежутках про-

странства и времени выступают одновременно как стратегическая

цель исследования и как адекватное средство познания включаю-

щего их и творимого ими исторического социума и таким образом

используются для прояснения социального контекста, а не наобо-

рот, как это практикуется в традиционных исторических биогра-

фиях». Н. б. находится в стадии становления, формирования школ

и направлений. При этом Л. П. Репина отмечает: «В целом можно

говорить о «биографическом повороте» в интеллектуальной и

культурной истории...».



отв. ред. академик Л. О. Чубарьян. М., 2014. C. 334–335.

114

VIII

Социальная история – направление исторической науки,

возникло в конце XIX в. в ее неклассической модели как исследо-

вательская практика, противопоставившая себя традиционной по-

литический (национально-государственной) истории. Основатель

С. и. (структурной истории) – немецкий историк В. Конце (Werner

Conze, 1910–1986). Первоначально С. и. изучала историю социаль-

ных структур и социальных процессов. В 1920–1930-е гг. С. и. ста-

ралась найти принципиальные различия между собственным

направлением и политической, экономической и появившейся

культурной историями. В этот период С. и. исследовала условия

труда и быта, особенности образа жизни, элементы материальной

и духовной культуры. Однако уже после Второй мировой войны

историки отметили, что понятие «социальная история» стало

очень неточным по отношению к реальным исследовательским

практикам (P. Steams), в которых часто рассматривались не чисто

социальные, а экономические или социально-экономические во-

просы, а термин «социальная история» нередко использовали из

желания продемонстрировать «прогрессивность» исследования.

Расцвет социальной истории как ведущего направления исто-

рической науки связан с интенсивным процессом обновления ме-

тодологического арсенала и движением к аналитической междис-

циплинарной истории. В русле этого широкого интеллектуального

движения возникла в 1960–1970-х годах т. н. «новая социальная

история», которая первоначально выдвинула задачу интерпрета-

ции исторического прошлого в терминах социологии, описываю-

щих внутреннее состояние общества, его отдельных групп и от-

ношений между ними. В этот период С. и. изучала социальные от-

ношения в рамках историко-социологических исследовательских

практик и ориентировалась на идею школы «Анналов» об изуче-

нии общества как целостности (тотальная история), но уже с ру-

бежа 1970–1980-х годов она проявила интерес к культурной ан-

тропологии, переориентируя свое внимание на обыденное созна-

ние людей прошлого, на символические системы и ценности, на

психологические установки, стереотипы восприятия и модели по-

ведения. В 1980-х гг. С. и. (новая социальная история) становится

ведущим направлением в структуре «новой исторической науки».

Подход социальной истории, который получил название «история

115

снизу» и способствовал изучению народных низов в противопо-

ложность традиционной истории, изучавшей историю известных

государственных лидеров и национальных героев, сыграл решаю-

щую роль в выделении таких научных направлений и предметных

полей, как «новая рабочая история», гендерная история, микрои-

стория, а затем и новая локальная история, способствовал выра-

ботке методики устной истории. Под влиянием лингвистического

и культурного поворотов, усвоив уроки эпистемологического кри-

зиса 1990-х гг. и критики постмодерна, С. и. сумела ассимилиро-

вать новые идеи и выйти на новое исследовательское простран-

ство, сместив исследовательские стратегии в направлении социо-

культурного анализа. Обновленная С. и. (новая социальная исто-

рия) стала применять процессуальный подход к анализу форм со-

циальной жизни и социальных групп сквозь призму их непрерыв-

ной интерпретации, поддержания или преобразования в практиче-

ской деятельности взаимодействующих индивидов.

В настоящее время сосуществуют несколько версий социаль-

ной истории: 1) социологическая, выявляющая условия деятельно-

сти различных социальных групп и социальные процессы; 2) ан-

тропологическая, исследующая сферу сознания социальных групп

и действующих лиц; 3) социокультурная, изучающая социальное

как культурные практики, рассматривает процесс формирования

социального в деятельности культурных субъектов.

Периодические издания по проблемам социальной истории:

Социальная история (ежегодник, с 1997 г.), Journal of Social History

(с 1967 г.); Social History (с 1976 г.).




IX

Микроисторических подход – междисциплинарный методо-

логический принцип исследования, предполагающий максимально

детализированное изучение конкретного человека, его поведения с

тем, чтобы понять, каким образом происходит сопряжение инди-

видуальных стремлений и действий с социально заданным макро-

историческим контекстом. М. п. широко использует методы и при-

емы психологии, этнографии, антропологии, лингвистики и т. д.

116

М. п. предполагает изучение частных явлений, происходив-

ших в жизни отдельных людей прошлого, с целью выявления гос-

подствующих представлений и тенденций в обществе в целом.

Объектом исследования может выступать как отдельный человек,

так и семья, деревня или социальная группа, причем протяжен-

ность исследуемого временного периода также может варьиро-

ваться от моментального казуса до жизненной биографии. Как от-

метил Дж. Леви, «микроистория означает не разглядывание мело-

чей, а рассмотрение в подробностях». В этом смысле М. п. неотде-

лим от макроистории, но обогащает ее, поскольку дает возмож-

ность понять действие исторических сил на индивидуальном

уровне.

М. п. сформировался в 1970-е годы в Италии и получил мето-

дологическое обоснование в трудах Э. Гренди, Дж. Леви и К. Гин-

збурга. Становление микроисторического подхода как самостоя-

тельного научного направления протекает в условиях распростра-

нения постмодернизма в гуманитарных науках.

М. п. предполагает творческий и личностный подход исследо-

вателя к интерпретации фактов, поскольку исторический материал

редко предоставляет исследователю количество данных, достаточ-

ное для этнографически «плотного описания» (К. Гирц). В силу

этого микроистория нередко обвиняется в релятивистском подходе

к исторической действительности. Однако сами основатели

направления подчеркивали стремление сделать получаемое в ре-

зультате применения микрометрического подхода знание, несмот-

ря на уникальность его объектов, научно верифицируемым, и

большие усилия прилагали к теоретическому обоснованию сде-

ланных ими выводов.




X

Макроисторический подход – методологический принцип

изучения истории, направленный на обобщение исторического

опыта на основе генерализации, создания макромоделей, стремя-

щихся к пониманию логики развития общественных систем и ци-

вилизаций в режиме «долгого времени».

117

Основное внимание макроисторических исследований

направлено на познание движущих сил исторического развития,

которые по-разному трактовались историками в различные эпохи

и в разных социально-исторических координатах – от божествен-

ного предопределения до диалектики производительных сил и

производственных отношений (Б.Г. Могильницкий).

М. п. ориентирован на изучение крупных исторических про-

цессов, на построение общих схем исторического прогресса, на со-

здание глобальных концепций истории. Для макроисторического

подхода характерна междисциплинарность и использование социо-

логических и экономических теорий, занятых изучением структур;

опора на «массовые», «проверяемые», не уникальные данные.



отв. ред. академик Л. О. Чубарьян. М., 2014. C. 250.

XI

История повседневности – направление в исторической

науке, одна из областей изучения прошлого, получившая значи-

тельное развитие в последней четверти XX в., и одновременно

один из новых методов научного поиска. В разных языках исто-

рию повседневности называют everyday life history (англ.),

Alltagsgeschichte (нем.), histoire de la vie quotidienne (фран.,).

К проблеме изучения повседневности обращается также история

ментальностей, социология, антропология, социальная, культур-

ная, этническая, историческая психология и прочие; что обуслов-

ливает ее междисциплинарный характер. В центре внимания исто-

рии повседневности увиденный «изнутри» специфический опыт и

поведение индивидов в повседневной жизни, «краткое», «нервное»

время конкретных событий; сфера человеческой обыденности в

разных политико-событийных, историко- культурных, этнических

и конфессиональных контекстах. Индивиды предстают и действу-

ющими лицами, и творцами истории, активно производящими,

воспроизводящими и изменяющими социально- политические ре-

алии прошлого и настоящего, т. е. И. п. ориентирована на прояс-

нение проблем конкретного и общего порядка. Начиналась И. п.

в новейшее время как изучение жизненных историй безымянных и

эксплуатируемых индивидов (рабочих, домашней прислуги и

118

т. д.). При этом в оборот втягивались типы и виды исторических

источников, прежде мало используемые: устные рассказы, изобра-

зительные материалы. Для анализа повседневности важной оказа-

лась тонкая интерпретация исторического источника, проникнове-

ние в его внутренние смыслы, учет недоговоренного и случайно

прорвавшегося. И, п. ставит задачу выяснить мотивацию действий

индивидов и приблизиться к их пониманию через «диалог» с ис-

точником, постановку вопросов, ставших возможными благодаря

современным научным знаниям. Ученые отмечают постоянное

расширение поля истории повседневности за счет включения в

него всех эпох, цивилизационных ареалов и большего числа раз-

ных социальных слоев. Рост направления выражается в появлении

серий популярных книг, написанных профессиональными истори-

ками разных стран на темы повседневной жизни, и их мгновенных

переводах с одного языка на другие.

Среди научных предтеч истории повседневности (Alltagsges-

chichte) социологи Н. Элиас, Г. Маркузе, П. Бергер, Т. Лукман,

Г. Гарфинкель и А. Сикурель, культурологи и антропологи

К. Гирц и А. Лефевр, английский историк Э. Томпсон, исследова-

ния этнологов. И. п. оформилась в германской историографии

1980-х гг., когда страну охватил «исторический бум» – массовый

интерес к изучению пропитого своего города или поселка, истории

своей семьи. Создавались многочисленные «исторические мастер-

ские»; активно развивалась ионная история, особенно записи вос-

поминаний пожилых людей о своей жизни. Интерес к опыту и пе-

реживаниям «маленького человека» дал название направлению –

И. п. (Alltagsgeschichte) или «История снизу» (Geschichte von

unten). Одна из главных особенностей развития ис¬тории повсе-

дневности – слом барьера между академической наукой и люби-

тельской» историей, создание совместных групп. Среди самых из-

вестных зачинателей истории повседневности – А. Людтке и

X. Медик. Затем она в разных вариантах получила развитие в дру-

гих странах Цельной теории истории повседневности пока не со-

здано. В России центром по изучению изучения повседневности,

как и истории ментальностей, обозначил себя Институт всеобщей

истории РАН, где Ю.Л. Бессмертный и А.Я. Гуревич во второй

половине 1980-х гг. создали рабочую группу, начали выпуск аль-

манаха «Одиссей» и – позднее – ежегодника «Казус». Направление

119

притягивает интенсивное внимание исследователей в нестоличных

научных центрах, в том числе специалистов по разным периодам

русской истории.



отв. ред. академик Л. О. Чубарьян. М., 2014. C. 197–199.

XII

Устная история (англ. oral history) – направление в историче-

ской науке, занятое изучением прошлого преимущественно на ис-

точниках устного происхождения, часть исторической практики.

Одновременно – одна из многих форм документирования прошло-

го, «практика научно организованной устной информации участ-

ников или очевидцев событий, зафиксированной специалистами»

(С. О. Шмидт). Устную историю трактуют и как направление в

социальных науках в целом, которое обращено к изучению «про-

стого человека» при признании его ценности как субъекта исто-

рии. Начало устной истории было положено в США: в 1948 г. при

Колумбийском университете открылся Центр устной истории, со-

трудники которого записывали и изучали свидетельства ветеранов

Второй мировой войны. С середины 1960-х гг. возникают Ассоци-

ации устной истории (США, Великобритания); ныне центры уст-

ной истории существуют в большинстве стран, в том числе в Рос-

сии (Санкт-Петербург, Москва, Петрозаводск, Воронеж), с 1996 г.

активно работает Международная Ассоциация устной истории, на

счету которой 16 конференций; издаются десятки журналов. Клас-

сиками устной истории называют А. Невинса, М. Фриша, Р. Грила

(США), А. Портелли (Италия), Я. Вансину (Бельгия), П. Томпсона

(Британия), Г. Розенталя, J. I. Нитхаммера (Германия). В России

одним из первых устных историков стал, по сути, В. Д. Дувакин

(МГУ), который сделал более 800 записей-бесед с профессорами

университета, другими лицами.

Ученые отмечают особые возможности устной истории: со-

здание нового источника, сохранение и возможности использова-

ния в настоящем и будущем информации, которая могла бы быть

потеряна (Б. Зоммер), в том числе – сохранение от забвения имени

и истории жизни рассказчика (А. Портелли); она помогает понять

не только факт, случай, событие, но и уяснить, почему они имели

120

место, как люди понимали случившееся и что теперь думают об

этом; позволяет разрабатывать новые подходы к интерпретации

фактов, вводить компаративные компоненты, подвергать сомне-

нию официальные версии, выверять корректность прежнего ис-

толкования, изучать восприятие событий на индивидуальном

уровне (П. Томпсон).

Главный метод сбора материала устными историками – ин-

тервью, в основе которого лежат заранее продуманные вопросы,

объединенные в группы. Одновременно он позволяет выявлять

письменные и визуальные источники (фото и др.); создавать банки

визуальных и аудиовизуальных записей. При работе с источника-

ми устного происхождения исследователь имеет в виду как тради-

ционные вопросы его «внешней» и «внутренней» критики (в том

числе оценки на достоверность и репрезентативность), так и осо-

бые моменты психологического характера, связанные с записью

интервью, т. е. встречей свидетеля-респондента и специалиста-

интервьюера. Остается проблема выбора технических носителей и

форм каталогизации, хотя уже есть учебники и учебные пособия

(У. Флетчер, 1989, Donald A. Ritchie, 1995, Ф. Декан, 2001 и др.),

особые фонды в библиотеках. Высок междисциплинарный потен-

циал устной истории: ее методы ценны для изучения истории се-

мьи, женщин, вопросов гендера, повседневности, миграций и эми-

граций, досуга и культуры, коллективного сознания и восприятия,

проблем антропологии и пр. Особо отметим возможности «воспи-

тания устной историей», т. е. ее использования в школьных и сту-

денческих исследованиях.



отв. ред. академик Л. О. Чубарьян. М., 2014. C. 503–504

121

4. ПОНЯТИЕ ПОЛИЭТНИЧНОГО МАКРОРЕГИОНА

И ОСНОВНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ В ИЗУЧЕНИИ ИСТОРИИ

СЕВЕРНОГО КАВКАЗА

I

Регион – это «безразмерное» понятие. Оно часто используется

для обозначения любого участка земной поверхности, обладающе-

го набором специфических свойств. Регион – это целостность и

одновременно часть целого.

Американские профессоры П. Джеймс и Дж. Мартин в иссле-

довании «Все возможные миры» под регионом понимают «це-

лостный участок территории, отличающийся некоторой однород-

ностью в своей основе, но не обладающий четкими границами…

На профессиональном языке географов слова «регион» и «район»

применяются по отношению к территориям самой разной площа-

ди, которые характеризуются определенной однородностью, яв-

ляющейся специфической и служащей основанием для того, чтобы

выделить эти территории».

Наиболее строгое и целостное определение понятия «регион»

можно найти в словаре Э. Алаева. Согласно этому определению,

«регион – это территория, по совокупности насыщающих ее эле-

ментов отличающаяся от других территорий и обладающая един-

ством, взаимосвязанностью составляющих элементов, целостно-

стью, причем эта целостность – объективное условие и закономер-

ный результат развития данной территории».

«Хартия регионализма», принятая Европейским парламентом

в 1988 году, определяет регион как гомогенное пространство, при

этом гомогенность устанавливается на основе таких критериев,

как:

физико-географическая общность;

этническая, языковая, конфессиональная или культурная

общность населения;

общее прошлое;

общность хозяйственных структур (хозяйственного профиля).

Таким образом, мы можем сделать вывод, что регион – это

определенный комплекс явлений, которые характеризуются един-

ством и целостностью. Регион – это ни в коем случае не «пустая»

площадка, очерченная некой границей.

122

Понятие «регион» – удобное и содержательное понятие, с по-

мощью которого можно обозначать территорию, выделенную по

определенным признакам и отделенную по этим признакам от

другой территории, то есть другого региона.

Безразмерность понятия «регион», его применимость для тер-

риторий совершенно любого размера и масштаба нуждается, тем

не менее, в оговорках, важных для региональной конфликтологии.

Понятие «регион», например, активно используется в геополитике,

в международных отношениях, где им обозначают крупный терри-

ториальный блок (например, Азиатско-Тихоокеанский регион).

В геополитике регион рассматривается как часть общемиро-

вого политического пространства, то есть под регионом часто по-

нимаются различные объединения стран в блоки, союзы по эконо-

мическим или политическим причинам. Однако изучение кон-

фликтов между такими регионами не является предметом регио-

нальной конфликтологии. Изучение данных конфликтов является

предметом другой научной дисциплины, а именно – вышеупомя-

нутой геополитики. Эти конфликты не подпадают под предмет

региональной конфликтологии в силу своего масштаба.

Понятие «регион» можно рассматривать в узком и широком

смысле этого слова.

В узком смысле «регион» – это одна из единиц территориаль-

ной структуры национального государства, то есть субнациональ-

ного уровня, ячейка сетки административно-территориального де-

ления, где действуют региональные властные институты с опреде-

ленными компетенциями и соответствующими финансовыми ре-

сурсами для их реализации. Это главная формальная, т. е. офици-

ально определенная в законодательстве, ячейка государственного

пространства. В России регионами – единицами первого субнаци-

онального уровня – можно назвать субъекты Российской Федера-

ции, в США – отдельные штаты. Соответственно, единицами вто-

рого субнационального уровня в России будут муниципальные

образования.

В широком смысле «регион» – это часть государственной тер-

ритории, которая характеризуется определенными, специфичными

для нее качествами и характеристиками. В этом случае единый

регион могут составлять различные части разных субъектов, объ-

единенные сходными характеристиками.

123

Таким образом, регион может быть формальным, т. е. суще-

ствовать де-юре, являясь, например, административной единицей,

и регион может быть неформальным, т. е. его существование

определяется самими учеными на основании специальных иссле-

дований территориальной структуры государства.

Также необходимо отметить, что при проведении различия

между понятиями «регион» и «район», последний является уже

частью «региона». То есть «регион» – понятие родовое, а район –

понятие видовое. В российской практике, в частности, понятие

район имеет свой формальный смысл, связанный с администра-

тивным делением. Районами у нас принято называть администра-

тивные единицы, на которые делится субъект федерации. Имену-

ются они муниципальными образованиями. Если использовать

строго формальный подход, то Ярославская область – регион –

субъект РФ делится на районы – муниципальные образования.

Муниципальное образование – это городское или сельское поселе-

ние, муниципальный район, городской округ либо внутригород-

ская территория города федерального значения.

Калинкина И. В., Доева А. Н. Региональная конфликтология:

учебное пособие. Ярославль, 2009. [Электронный ресурс].

URL: http://cito-web.yspu.org/link1/metod/met119/index.html.


II … В ряду пространственно-территориальных идентичностей

макрорегиональный уровень занимает промежуточное положение

между собственно региональным и национальным. С другой сто-

роны, помимо межрегиональных территориальных сообществ

внутри государства макрорегионами часто называют возникающие

наднациональные образования (в частности, Европейский союз),

а также регионы, опирающиеся на общие цивилизационные осно-

вания (Европа, Азия, Америка и др.). Так, классификацию стран на

макрорегионы мира, применяемой в целях статистики ООН можно

считать одним из примеров подобной географической группиров-

ки на макрорегионы (выделение Восточной, Северной, Западной и

Южной Европы и пр.).

… Самым простым определением термина регион является

юридическое толкование феномена, приравнивающее его к субъ-

http://yandex.ru/clck/jsredir?from=yandex.ru%3Bsearch%2F%3Bweb%3B%3B&text=%D0%BB%D0%B8%D1%82%D0%B5%D1%80%D0%B0%D1%82%D1%83%D1%80%D0%B0%20%D0%BE%20%D0%BF%D0%BE%D0%BD%D1%8F%D1%82%D0%B8%D0%B8%20%D1%80%D0%B5%D0%B3%D0%B8%D0%BE%D0%BD&url=http%3A%2F%2Fcito-web.yspu.org%2Flink1%2Fmetod%2Fmet119%2Ftema1%2FEx1.1.html&uuid=&state=PEtFfuTeVD5kpHnK9lio9c4pjZOyFo3kgW5zipJK5d5%2FDGahoBNtxA%3D%3D&data=&b64e=3&sign=9da0d399851a07e42bfbdaaa11dc03b4&keyno=0&cst=AiuY0DBWFJ4EhnbxqmjDhWZXZwFQ1A0SZmSdo1exH7GaQO-q2CDUPw1w-z00_yMzxw_lWTzlMN8DjA6bTBI3Kcq1p49Fwbud9dxUhaNsec0xsSohJHDvUVT8300gLxXl7GzfcdV7AJCInwTlR-SB7fgIz57n2Ivb_hIGoFEKIi3F75B8ujBDuemw7Z7uJlC-DB-L3KOLAwfaWtsA_BFHAxk4Zb9bw__v5C52EcWH5D-4taoxGS2YcPc2xNZK3NmIPu1EJ0cUptVcMQJLkaGbN0wgEJtQ3VcE0lCZVtZ9ryezdGWbaXGWzhFkSrL-G7JNooga1D0yfQBSJMJGV8kgxdwzPzMMG_Qk7gUcONMU0ODslQl4yssVGa-7n2Gl8S7gdlVQT62R2XCHIHDEiz3kmu79cbQkkr6LPUxmkQl61UAPHBZmcFevGOe41IuSWDZF1FBV5yjtAFLtp4cb5O8pjf9PuY88VJCy&ref=orjY4mGPRjk5boDnW0uvlrrd71vZw9kpdRXL7p8oR_j4GdBv5r8yjVM4ygunZvH0Khswf4__xW5wsd7RfkSpJOAjyd4z7xo0EPbFXzioeQmwWdj04Jte59xMvgFh9UXOYqlLN7nz45wFnkqOpbYpuiYzVGtZvHi-RAA23gzTLwPnCR4H3bldQl-VsPjrUSmZ9M35k9-TOpP8qmvg2q3A7s9viB86Y2yufJsVonVOdGSwVCggBxJFcAoJwLoEx0Met6irwj7_grHEWfonUgkvOb8jR2obOjAwvGAB_i2297cPU7Q0oxkY6aV7Udt7lMnWqgi7IgZndMqbgm6zWz4fUZaTglYIOsBdoWSFtmk85AxIKM-H2MToHxyaFoFX7P0pL8dk117DDQ1d_C00OXqa8OcHazDmiffmNoHcMJPbU01AjfxJvE89wleO1AAatlphHqIYsAtrbqJC1mh6NVaE-KdEQFLiAWxJMHfMFr2Wcb5HAA19QgHhNkLRzXeUlzdVDF1D18t1snOhYdVDueXPqA&l10n=ru&cts=1448899618046&mc=4.40560044731688

124

ектам территориальной организации публичного пространства

внутри государства. Другой разновидностью подобной дефиниции

является определение региона как субнационального уровня,

находящегося между собственно государством и местным уров-

нем. Подобное определение, в том числе используется и в полити-

ческой науке, где регион рассматривается как одна из единиц тер-

риториальной структуры национального государства, часть сетки

административно-территориального деления, где действуют реги-

ональные властные институты с определенными компетенциями и

соответствующими финансовыми ресурсами для их реализации,

происходит региональная политическая жизнь38.

… речь идет о субнациональном уровне пространственной ор-

ганизации жизни населения одного государства, которые локали-

зуются внутри него с помощью политических и властных институ-

тов и административных границ. Если пользоваться схемой терри-

ториальной структуры, то к макрорегионам могут быть отнесены

федерального округа и макроэкономические регионы.

… Термин макрорегионы в России часто употребляется по от-

ношению к экономическим районам, под которыми понимаются

части страны с «характерными природными и экономическими

условиями развития производительных сил, зависящими от соче-

тания и концентрации природных ресурсов; исторических факто-

ров хозяйственного освоения и регионального распределения

населения»39.

… часто термин «макрорегион» используется как синоним

федерального округа.

… Владимир Путин еще в конце 2007 году заявил: «Нам нуж-

ны целенаправленные исследования по определению самого поня-

тия «макрорегион», определению его границ, обусловленных тер-

риториальными, природными, инфраструктурными, демографиче-

скими и этнокультурологическими особенностями»40.

38 Бусыгина И. М. Политическая регионалистика. М., 2006. С. 7. 39 Региональная экономика. Глоссарий [Электронный ресурс] URL: http://3ys.ru/re-

gionalnaya- ekonomika/glossarij.html. 40 Кремль готовит передел России: Медведев изменит карту до неузнаваемо-

сти [Электронный ресурс]. URL: http://www.newsru.com/russia/16nov2010/aglo-

mer.html

125

… Конструктивистское понимание макрорегиона основывает-

ся на его понимании как территориального пространства, отделяе-

мое от прочих сложившимися границами, системами коммуника-

ций между людьми и общей для них культурной памятью и «кар-

тиной мира». История освоения территории, общая модель хозяй-

ственной деятельности и уклад повседневной жизни поддержива-

ют представления об общем пространстве поверх административ-

ных границ и, на этой основе, устойчивую макрорегиональную

идентичность (Русского Севера, горнозаводского Урала, Цен-

тральной России и др.). Такой тип в первую очередь строится на

основе соотнесения с группой, сообществом, и, следовательно,

здесь формальные границы территории отходят на второй план,

становятся ментальным символическим конструктом.

… макрорегион предстает как внутристрановое или межстра-

новое объединение чаще всего на объективных факторах и социо-

культурной основе. Такие макрорегионы можно считать «вообра-

жаемыми». Вариантами подобного структурирования территори-

альностей являются:

– макрорегионы, оформленные цивилизационно (Европа и пр.)

– макрорегионы, оформленные исторически, этнически, гео-

графически (юг России, Сибирь и пр.)

– макрорегионы ареального типа (Горнозаводской Урал и пр.).

Назукина М. В. Политическое пространство макрорегиона:

границы и идентичности [Электронный ресурс].

URL: http://g.10-bal.ru/geografiya/17509/index.html.


III

… Все этнические общности Северного Кавказа, вне зависи-

мости от численности, политического положения, возможности

влиять на региональные процессы, хотят быть наконец-то услы-

шанными. «Некогда побежденные и угнетенные, – замечает А. Ве-

лик, – они теперь вносят «вклад в историю», интерпретируя ее, и

восполняя недостаток фактов собственной, защищающей их, ми-

фологией»41. Безусловно, это своеобразные трудности «роста» со-

41 Личность, культура, этнос: современная психологическая антропология /

под. ред. А. А. Велика. М., 2001. С.230.

126

временного кавказоведения, но пропускать их и оставлять без

должной научной оценки нельзя.

Чрезмерная любовь к своей истории, оправданная в идейном

моральном плане, в исследовательском, как правило, приводит к

субъективизму, представлению своего народа как избранного,

противопоставлению другим народам, что влечет негативные по-

следствия как для этноса, так и для общества. Подобный «патрио-

тизм» историков нередко приобретает форму национализма, ха-

рактерного для стран, ведущих борьбу за независимость, утвер-

ждающих свое право на самоопределение, но явно не отвечает

принципу «историзма» и современному политическому положе-

нию народов Северного Кавказа. Порожден он (кризис в историо-

графии. – Т. Б.) не имманентной логикой накопления исторических

знаний и совершенствования исследовательских процедур, а кру-

той переориентацией правящих элит и последующим крахом госу-

дарственной и общественной системы советского строя.

Отсюда вульгарная политизация и безудержная идеологизация

сферы исторического знания, откровенное манипулярство историко-

политическими стереотипами массового сознания, прямое и широ-

кое включение историков в партийно-политическую борьбу42. Это

привело к тому, что под рубрикой «Переосмысление истории» на

страницах газет и журналов десятками, если не сотнями стали

публиковаться статьи, очерки, зарисовки, извращающие многие

события и явления прошлого. Историки-кавказоведы не оказались

сторонними наблюдателями фальсификации истории. Были опуб-

ликованы работы Кузнецова В. А. и Чеченова И. М.43, Матвеева

В. А.44, Рагушняка В. Н.45, Дзидзоева В. Д.46, Хозиева Б. Р и др.,

42 Боров А. X. Историческая наука Кабардино-Балкарии: к постановке теоре-

тико-методологических проблем // Вестник КБГУ. Серия Гуманитарные науки.

Вып. 2. Нальчик, 1996. С. 83. 43 Кузнецов В. А., Чеченов И. М. История и национальное самосознание

(Проблемы современной историографии Северного Кавказа). Пятигорск, 1998. 44 Матвеев В. А. Россия и Кавказ в объективе исторических познаний: от дер-

жавности к «тюрьме народов», национализму, евразийству и росийскости. Арма-

вир – Ростов-на-Дону, 1998. 45 Ратушняк В. П. История Кубани XVI начала XX вв. в отечественной исто-

риографии 1920–1980 гг. // Проблемы историографии и истории Кубани. Красно-

дар. 1994.

127

вскрывающих нечистоплотность отдельных «горе-любителей» ис-

тории. Но манипуляция, «передергивание» известных историче-

ских фактов и манкирование достижениями историографии, как

бы тягостны ни были для научного сообщества, все же затрагивали

частные проблемы исторического прошлого. Главным же был

«именно кризис методологических основ исторической науки,

кризис мировоззренческий». В результате образовался «огромный

и трудно восполнимый пробел, в особенности, если говорить не о

«белых» и «черных пятнах» в истории, а о чем-то, куда более

сложном и важном – о методологии и гносеологии исторического

исследования, которые отвечали бы современной духовной и

научной ситуации и картине мира»47.

В 1999 г. в Ставропольском госуниверситете открыто «Став-

ропольское Межрегиональное отделение» Российского общества

интеллектуальной истории, которое подготовило и выпустило пять

выпусков альманаха «РОИИ». В них, на основе методологической

схемы «новой локальной истории» анализируются теоретические

вопросы историографии, реконструкции как понимания глубинно-

го смысла исторического знания, господствующих стереотипов в

«рациональном письме» историка и социально-психологических

установок, определяющих движение социальной жизни. В разделе

«Исторический процесс в концепциях ученых новейшего времени»

ставропольские ученые предложили интересную интерпретацию

взглядов деятелей науки на человеческую историю, ее отдельные

периоды и проблемы, причем авторы пытались представить такие

взгляды в зависимости от мировоззренческих установок и социо-

культурного контекста времени.

Кузьминов П. А. Кавказоведение: опыт исследований //



URL http://kvkz.ru/ (Дата обращения: 11.09.2015).

46 Дзидзоев В.Д. Борьба против поли гики геноцида», плагиат и историческое

мифотворчество // Вопросы политологии, истории и социологии (Сборник науч-

ных трудов). Вып. 1. Владикавказ, 1999. С. 28–114 47 Гуревич А. Я. О кризисе современной исторической науки // Вопросы исто-

рии. 1991. № 2–3. С. 32.

128

IV

… даже в рамках одной науки Кавказ как объект изучения

предполагает многоцветье проблем, направлений, теоретических

подходов. Это многообразное исследовательское пространство

при изучении Северного Кавказа характерно и для исторической

науки. В этом пространстве значительное место занимают крае-

ведческие изыскания, исследования сюжетов политической исто-

рии Кавказа с использованием политологических подходов, эт-

нологические работы. Свое место в этом обширном и сложном

мире исторических исследовании постарались найти и историки

СГУ, позиционирующие себя как приверженцы «новой локаль-

ной истории».

Булыгин Т.А. Кавказоведение: опыт исследований //



URL http://kvkz.ru/ (Дата обращения: 11.09.2015).

V

Полиэтничность является нашим историческим достоянием и

преимуществом России. Этнокультурное многообразие нашей

страны дает массу возможностей для креативного развития всего

общества, в т. ч. в сфере внутреннего и въездного туризма. Есте-

ственная уникальность способов освоения и устроения среды оби-

тания, органичная укорененность ценностей Труда и Знания, тра-

диций гостеприимства в культуре всех народов России – огромный

потенциал для развития туризма. К тому же именно внутренние

поездки россиян в разные регионы способны существенно влиять

на формирование конкретного образа целостной России.

При этом, разумеется, нельзя не учитывать, что в Рос-

сии проблемы плюрализма и культуры межэтнического согласия

имеют свою конкретно-историческую специфику. Истоки, измере-

ния и последствия происходящих перемен здесь во многом иные,

нежели на Западе. В современном российском обществе плюра-

лизм и дробность интересов являются не столько следствием

постиндустриальных тенденций, сколько результатом системного

129

кризиса 1990-х годов, повлекшего за собой разрушение сложив-

шихся ранее социальных идентификаций и солидарностей.

Аманжолова Д. А. Этнокультурное многообразие и гражданское единство российского общества // Модернизация соц.-эк. сферы

общества и проблемы совр. образования. Сб. мат. Межд. научно-практич. конф.: в 2 ч. Ч. 1. Проблемы подготовки современного специалиста /

под науч. ред. М. Р. Радовеля Электросталь, 2012. С. 29–35.

VI

… Северокавказская историография знания. Зародившись как практика историописания, она прошла непростой путь развития на основе идей романтизма, позитивизма, марксизма, испытала влия-ние «вызовов» модернизма и, преодолев «время сомнений», остро ощутила необходимость установить новые основания историче-ской науки48. Развитие исторической мысли в регионе подошло к такому рубежу, когда дальнейший ее прогресс зависит от степени освоения теоретико-методологических проблем, преодоления рез-кой поляризации различных концептуальных подходов.

… Понятие «северокавказский регион», несмотря на админи-стративные новации, сохраняет более широкое смысловое значе-ние: это сообщество людей в условно фиксируемом пространстве части страны, отличающемся характерной направленностью раз-вития географических, социально-демографических, национально-культурных, экономических и политических структур. При этом границы административных образований, как свидетельствуют современные теоретические исследования, играют лишь второсте-пенную роль49.

… речь идет о северокавказской региональной истории, уже по определению связанной категориями общности, но в то же вре-мя, учитывая этническое многообразие, расширяющей возможно-сти компаративистской историографии. Вне всякого сомнения, исследовательское пространство не может быть ограничено непроницаемыми границами. Историческое пространство связано с историческим явлением, событием, фактом не только тем, что

48 История и социальные науки: поворотный момент? // Анналы на рубеже ве-

ков. Антология. М., 2002. С. 11–12. 49 Мегилл А. Границы и национальное государство: предварительные заметки //

Диалог со временем. 2010. № 30. С. 42–57

130

последние происходят на определенной территории, но и тем, что фактор пространства может их ограничивать или усиливать, усложнять, упрощать, деформировать, гасить50.

… Для северокавказской историографии географический фак-тор стал знаковым явлением. Наиболее ранние представления об особенностях организации географического пространства связаны с Кавказскими горами как доминантной целостностью.

… В XX в. возникло научное направление, сторонники кото-рого бросили вызов модернизационной теории, доказывая необхо-димость скорректировать сложившиеся представления об этно-культурным многообразии, жизнеспособности культурных тради-ций, их взаимодействии и столкновении. С учетом этих идей за-служивает внимания постановка вопроса о культурном пограничье в контексте исторического опыта культурного взаимовлияния народов Северного Кавказа. Вполне логично то, что эпицентром внимания становятся этнические сообщества, традиционно свя-занные культурно-исторической общностью.

… Сегодня научное сообщество выходит на новый уровень понимания принципов и методов познания региональной истории. Важно, чтобы теоретико-методологические искания не привели к образованию новых лабиринтов и, что еще хуже, тупиков. Острота и во многом дискуссионность проблем северокавказской истории определяют необходимость осознания того, какое место она зани-мает в процессе развития исторической науки, как на региональ-ном уровне «работают» базовые концепции, насколько выражена специфика подобных исследований. Развитие региональной исто-риографии не только «не работает» против российской истории, а способствует ее обогащению за счет представлений о вариатив-ности исторического процесса. Причем речь идет не о доминиру-ющем процессе развития исторического знания, а о возможности и значимости региональных исследований.

Шеуджен Э. А. Северокавказская историография: границы и соотношение координирующих понятий //

Научная мысль Кавказа № 1 (77) 2014. С. 126–133.

50 Казаков Р. Б., Маловичко С. И., Румянцева М. Ф. Историческая география в

пространстве современного гуманитарного знания: от вспомогательной дисци-

плины к методу гуманитарного познания // Историческая география: простран-

ство человека vs человек пространства: Мат-лы XXIII междунар. науч. конф.

(г. Москва, 27–29 января 2011 г.). М., 2011. С. 33.

131

5. ИСТОРИЯ СЕВЕРНОГО КАВКАЗА В КОНТЕКСТЕ

«НОВОЙ ЛОКАЛЬНОЙ ИСТОРИИ»: СООТНОШЕНИЕ ГЛОБАЛЬНОГО И ЛОКАЛЬНОГО

I В отличие от американцев французы и англичане – в меньшей

степени немцы, русские, испанцы, португальцы, итальянцы и швейцарцы – имеют давнюю традицию того, что я буду называть в дальнейшем ориентализмом, определенным способом общения с Востоком, основанном на особом месте Востока в опыте Западной Европы. Восток – это не только сосед Европы, но еще и место рас-положения ее самых больших, самых богатых и самых старых ко-лоний, это исток европейских языков и цивилизаций, ее культур-ный соперник, а также один из наиболее глубоких и неотступных образов Другого. Кроме того, Восток помог Европе (или Западу) определить по принципу контраста свой собственный образ, идею, личность, опыт. Однако ничто в таком Востоке не является сугубо воображаемым. Восток – это неотъемлемая часть европейской ма-териальной цивилизации и культуры. Ориентализм выражает и репрезентирует эту часть культурно и даже идеологически как вид дискурса с соответствующими ему институтами, словарем, ученой традицией, образным рядом, доктринами и даже колониальными бюрократиями и колониальным стилем. Напротив, американский способ понимания Востока оказывается значительно менее плот-ным, хотя наши недавние японская, корейская и индокитайская авантюры должны теперь сделать этот образ более трезвым и бо-лее реалистичным.

… Ориентализм – это стиль мышления, основанный на онто-логическом и эпистемологическом различении «Востока» и (почти всегда) «Запада».

…Начиная примерно с конца XVIII века, ориентализм можно считать корпоративным институтом, направленным на общение с Востоком – общение при помощи высказываемых о нем суждениях, определенных санкционируемых взглядах, его описания, освоения и управления им, – короче говоря, ориентализм – это западный стиль доминирования, реструктурирования и осуществления власти над Востоком. Для того чтобы определить ориентализм, мне представ-ляется полезным обратиться здесь к понятию дискурса у Мишеля Фуко, как он развивает его в работах «Археология знания» и «Надзирать и наказывать». Моя позиция заключается в том, что без

132

исследования ориентализма в качестве дискурса невозможно понять исключительно систематичную дисциплину, при помощи которой европейская культура могла управлять Востоком – даже произво-дить его – политически, социологически, идеологически, военным и научным образом и даже имагинативно в период после эпохи Про-свещения. Более того, ориентализм занимал столь авторитетные позиции, что, я уверен, никто из пишущих, думающих о Востоке или действующих там не мог бы заниматься своим делом, не при-нимая во внимание ограничения, накладываемые на мысль и дей-ствие ориентализмом. Коротко говоря, из-за ориентализма Восток не был (и не является до сих пор) свободным предметом мышления и деятельности. Это не означает, что ориентализм в одностороннем порядке определяет все, что может быть сказано о Востоке, скорее, это значит, что существует целая сеть интересов, которые неизбеж-но затрагиваются всегда, когда только дело касается этой специфи-ческой сущности под названием «Восток».

…Восток не является инертным фактом природы. Он не про-

сто есть, так же как есть сам Запад. Нам следует серьезно отне-

стись к глубокому наблюдению Вико о том, что люди творят свою

историю сами, и то, что они могут познать, зависит от того, что

они могут сделать, – и распространить его на географию, посколь-

ку и географические, и культурные сущности (не говоря уже об

исторических) – такие, как отдельные местоположения, регионы,

географические сектора, как «Запад» и «Восток» – рукотворны.

А потому так же, как и сам Запад, Восток – это идея, имеющая ис-

торию и традицию мышления, образный ряд и свой собственный

словарь, обусловившие их реальность и присутствие на Западе и

для Запада. Таким образом, эти две географические сущности под-

держивают и до определенной степени отражают друг друга.

Саид Эдвард Вади. Ориентализм. М., 2006. С. 3–18.

II

Национальная безопасность Российской Федерации – это то,

что обеспечивает потенциал развития страны на длительный истори-

ческий период, а также стабильность и благополучие общества.

Национальная безопасность предполагает защищенность жизненно

важных интересов личности, общества и государства в различных

сферах жизнедеятельности от внутренних и внешних угроз.

133

…сущность национальной безопасности определяется как со-

стояние защищенности страны, которое возникает в процессе вза-

имодействия органов государственной власти, организаций и об-

щественных объединений для защиты национальных интересов от

угроз. Содержание же этого понятия образуют понятия «нацио-

нальный интерес», «угроза национальной безопасности» и «систе-

ма обеспечения национальной безопасности».

Энциклопедия экономиста [Электронный ресурс].

URL: http://www.grandars.ru/ (Дата обращения: 11.09.2015)

III … Термин «национальная безопасность» впервые был упо-

треблен в послании американского президента Т. Рузвельта кон-

грессу США в 1904 г. В этом послании речь шла о присоединении

к США зоны Панамского канала, причем эта акция обосновыва-

лась интересами «национальной безопасности» США.

В последующие годы проблема национальной безопасности

заняла ведущее место в исследованиях американских политологов.

А с 1986 года президент США ежегодно обращается к конгрессу с

посланием, которое носит название «Стратегия национальной без-

опасности США».

В нашей стране анализ проблем национальной безопасности

развернулся недавно. Первые исследования и публикации по этим

вопросам появились в начале 90-х годов.

… Под национальной безопасностью следует понимать за-

щищенность национальных интересов того или иного общества от

различных угроз.

… Обеспечение национальной безопасности не является са-

моцелью и не сводится только лишь к ликвидации угроз. Безопас-

ность – это не только физическое выживание общества, сохране-

ние суверенитета и целостности государства, единого экономиче-

ского и оборонного пространства, но и создание условий для

устойчивого функционирования и развития общества.

Понятие национальной безопасности [Электронный ресурс]. URL:

http://ipolitics.ru/articles/database/russia/obsherossiijskoe/poniatie__n

atsionalnoij_bezopasnosti..shtmli (Дата обращения: 11.09.2015)

http://www.grandars.ru/

http://ipolitics.ru/articles/database/russia/obsherossiijskoe/poniatie__natsionalnoij_bezopasnosti..shtmli

http://ipolitics.ru/articles/database/russia/obsherossiijskoe/poniatie__natsionalnoij_bezopasnosti..shtmli

134

IV

… Реальность современного мира иная, нежели в периоды, ко-

торые принято называть модерном и сменившем его в самом конце

XX в. постмодерном. Принимая понятие «глобализация» мы тем

самым выражаем наше отношение современной реальности, кото-

рая предлагает историкам новые смыслы, актуализированные не

только всепроникающей глобализацией, но и локализацией. Следу-

ет признать, что «глобальное» и «локальное» становясь новыми

универсалиями и/или моделями пост-постмодернизма (глобализа-

ции) создают совершенно иную шкалу социокультурной злобо-

дневности, которая постепенно вытесняет из исследовательских

практик ученых евроцентристскую привычку смотреть на историю

как на линейную прогрессию, включающую определенные измене-

ния, которые и расценивались как прогресс. Стадиальная схема раз-

вития человеческих обществ через последовательно сменяющие

друг друга дискретные стадии дикость / варварство/ цивилизация

или первобытнообщинный строй / рабовладельческий строй / фео-

дальный строй / капиталистический строй … создала в головах ис-

ториков Европы, в том числе и России логику модернизационного

сравнения. Дональд Р. Келли назвал это типом «эволюционного

компаративизма», который был распространен от Вико и Монтескье

до Шпенглера, Тойнби и Фукуямы, и далее, но сейчас уже являю-

щегося пережитком «прекрасной мечты Просвещения»51.

Историки сравнивали европейские, достигшие «высокой»

гражданственности общества, с «варварскими» обществами Во-

стока, «дикарями» Америки, Сибири и т. д. Стадиальный подход к

изображению хода социокультурного развития, замечает

X. Дж. М. Классен, был отличительной чертой классического эво-

люционизма52. Как нам уже приходилось указывать, такая логика

не могла поставить «Чужого» – представителя неевропейской

культуры в одно историческое время со «Своим», который пред-

ставлялся совершеннее. Поэтому первый («Чужой») всегда мыс-

лился как «пришелец из прошлого», из того прошлого, которое

51 Келли, Дональд Р. Основания для сравнения // Диалог со временем: Альма-

нах интеллектуальной истории. 2001. Вып. 7. С. 92–93. 52 Классен X.Дж.М. Проблемы, парадоксы и перспективы эволюционизма.

Альтернативные пути к цивилизации: Кол. монография / под ред. Н. Н. Крадина,

А. В. Коротаева, Д. М. Бондаренко, В. А. Лынши. М., 2000. С. 19.

135

уже миновало для второго. В отечественном, как и вообще в евро-

пейском историческом письме, установился психологический де-

фицит понимания53.

…Глобальная перспектива современного макро-истори-

ческого исследования уже не позволяет историкам следовать за

прежними метанарративными генерализирующими построениями.

В этом немалая заслуга «глокального» объекта исторического дей-

ствия. Рост желания восстановить «другие» истории, которые не бы-

ли учтены евроцентристскими историями государственного строи-

тельства объединяет исследователей в проекты по созданию «коллек-

тивных историй» и поиску «теней» забытых историй, подвергшихся

европейской колонизации – «неисторических» (с точки зрения мо-

дерна) народов54. С помощью метода, который Антуанетт Бертон

назвала «исторический постмодернизм» (historical method

postmodernism), она пытается установить трансисторические

(transhistorical) и даже супраисторические (suprahistorical) связи меж-

ду классической европейской историографией (историей) и устными

и записанными рассказами о народах Индии и Пакистана55.

Акцентировка внимания историков на постэтатистских про-

блемах и вопросах, связанных с изучением следов, которые оста-

вили мировые державы в разных регионах мира, неслучайна. Как

замечает социолог Н. Е Покровский, в современной России, как и

в других странах, основанных на европейских модернистских тер-

риториально-государственных принципах, происходит упраздне-

ние национально-государственного фактора. «Поэтому, в понятие

«национализм» отныне включаются такие феномены, как нацио-

нальные государства-страны, национальные социокультурные

53 Маловичко С. И., Шумакова Е. В. Евроцентристское историческое время

для «Другого»: психологический дефицит отечественной универсальной и про-

винциальной историографии //Пространство и время в восприятии человека: ис-

торико-психологический аспект: Материалы XIV Международной научной кон-

ференции, Санкт-Петербург, 16-17 декабря 2003 г. Ч. 2. СПб., 2003. С.27. 54 См: Ellis, Steven G. Why the History of «the Celtic Fringe» Remains Unwritten

// European Review of History. 2003. No. 3. September. P. 233–251; Conn, Steven.

History’s Shadow: Native Americans and Historical Consciousness in the Nineteenth

Century. Chicago: Univ. of Chicago Pr., 2004. 55 Burton, Antoinette. Dwelling in the Archive: Women, Writing, House, Home and

History in the Late Colonial India. New York: Oxford Univ. Pr., 2003.

136

традиции, национальные типы сознания и т. д.»56 А. Ю. Согомонов

также указывает, на практически, повсеместно усиливающийся

кризис собственно национальных государств, фрагментацию пра-

вового пространства и регионализацию легальных и социальных

политик57. Наш коллега, один из теоретиков российской «новой

локальной истории» М. Ф. Румянцева добавляет, что сегодня «гос-

ударство перестает быть универсальным субъектом исторического

процесса и силу этого не может уже в полной мере обеспечить

идентификацию индивидуума в историческом пространстве за

счет создания метанарративов национально-государственного

уровня»58.

Дисциплинарная история отказывается от сдерживавших ее

развитие рамок политической истории, которая на протяжении

эпохи модерна выступала как главная опора истории. Ее хроноло-

гия, построенная на основных событиях строительства государств-

наций, предстала лишь как одна из многих возможных схем, каж-

дая из которых могла бы организовать историческое время по-

своему. Сегодня трансформируются даже базовые «факты», на ко-

торых покоятся национальные идентичности. Несколько лет назад

появилось предложение о пересмотре устоявшегося базового со-

бытия национальной истории США. Им является гражданская

война 1861–1865 гг. Сейчас, в эпоху признания множественности

культур, мультикультурализма, историки предлагают расширить

хронологические рамки явления, которое теперь может называться

«Эрой расового насилия 1854–1877 гг.»59.

…Итак, постмодернистское влияние содействовало усилению

«фрагментации» исторического знания, отходу историков от ис-

следовательских полей политической и национальной историй в

56 Покровский Н. Е. Транзит российских ценностей: нереализованная альтер-

натива, аномия, глобализация // Глобализация и постсоветское общество

/«Аспекты 2001» / под ред. А. Согомонова и С. Кухтерина. М., 2001. С.54. 57 Согомонов Ф. Ю. Глокальность (очерк социологии пространственного во-

ображения) // Глобализация и постсоветское общество /«Аспекты 2001» / под ред.

А. Согомонова и С. Кухтерина. М., 2001. С. 74. 58 Румянцева М. Ф. Новая локальная история в проблемных полях современ-

ного гуманитарного знания // Междисциплинарные подходы к изучению прошло-

го: до и после «постмодерна»: Материалы научной конференции 28–29 апреля

2005 г. М., 2005. С. 132. 59 Pencak, William. The American Civil War Did Not Take Place: with apologies to

Baudrillard // Rethinking History. 2002. Vol. 6. No. 2. June. P. 217–221.

137

пределы матрицы деталей. Профессиональные историки обратили

внимание на концепты: «партикуляризм», «локализм», «региона-

лизм», «относительный автономизм» и т. д.

Усиливающаяся перспектива глокальности характеризуется

ослаблением внимания историографии государству, к узконацио-

нальной истории. Национальному тождеству, основанному на кон-

тинуитете с прошлой мифологизированной историей, бросила вы-

зов коллективная память локальных сообществ, не вписанных в

эту национальную историю, но стремящихся выйти на глокальный

уровень. Таким образом, новая историографическая парадигма

подрывает традиционное различие между тем, что представлялось

«главным» в исторических исследованиях (национальная история)

и тем, что считалось «периферийным» (локальная история). Пара-

дигмальный разворот в сторону горизонтальных глокальных

иерархий наша культура уже завершает, а тем самым, преодолева-

ется пространство между «историей» и «не-историей»; теперь Ис-

торией становится всё.

Как мне уже приходилось подчеркивать, новая локальная исто-

рия, выстраивающая свои исследовательские операции на новейших

достижениях мировой историографии, становится естественным ка-

налом интернационализации локальных исследовательских практик.

Однако, говоря о вхождении этих практик в наднациональную исто-

риографию, нужно помнить, что, с одной стороны, следует беречь

национальные историографические традиции, с другой – пытаться

преодолеть существующие в науке барьеры60.

Историографическая практика новой локальной истории по-

коится на рефлексии о глокальной способности видеть целое

прежде составляющих его локальных частей, воспринимать и по-

нимать контекстность, глобальное и локальное, отношения исто-

рических макро- и микроуровней. Мы говорим об изучении ло-

кального, но его изучение предполагает не-локальность, а гло-

кальность, т.к. исследовательская операция строится на признании

глубокой взаимной детерминации «внешнего» и «внутреннего».

Поэтому, само конституирование новой локальной истории, в от-

60 Маловичко С. И. Новая локальная история в России: рефлексия о коммуни-

кативной открытости // Междисциплинарные подходы к изучению прошлого: до

и после «постмодерна»: Материалы научной конференции 28–29 апреля 2005 г.

М.: ИВИ РАН, 2005. С. 132–133.

138

личие от традиционной местной истории, идёт не от объекта ис-

следования (локального), её организация основывается на методо-

логических процедурах актуального глокального пространства.

Маловичко С. И. Глокальная перспектива новой локальной

истории [Электронный ресурс]. URL:

http://www.newlocalhistory.com/node/72.


V

1. Общая черта региональных и локальных «откликов»

на процессы глобализации

Процессы глобализации в текущее время характеризуются по-

следующими важными особенностями:

1) В мире появились вопросы и трудности, которые ни одна

страна и люд не могут решить автономно, изолированно и безот-

носительно друг к другу. Вышло такое уплотнение, сжатие миро-

вого места и времени, что обычные, накатанные методы взаимо-

действия и сотрудничества государств и народов уже не дают

ожидаемого результата и эффекта.

2) Глобализационные проекты содержат внутри себя как по-

ложительные, так и негативные черты. Это принципиальное усло-

вие, так как объектом исследования являются более полные в гра-

ницах нашей планеты системы. В прежние времена идеи и кон-

цепции были бы только положительными, так как все отрицатель-

ное вроде бы «сбрасывалось» в окружающую среду, но скоро пол-

ностью все отходы, в том числе информационные и духовные,

придется только перерабатывать либо нейтрализовывать.

3) В настоящее время в глобализации вперед вырвались эко-

номическая и финансовая сферы, сформировав тем её уродливую

модель. Если в ближнем будущем не произойдет настолько же

бурного развития духовной, культурной и политической сфер, то

гармонической взаимодополнительной планетарной системы не

возникнет, а население земли ждет серия катастроф и деградация. Но глобализационные процессы являются еще более сложны-

ми (многомерными, дуалистичными, неопределенными) по сопо-ставлению с большинством их модельных интерпретаций. Это полностью соответствует «духу постмодерна» с его особенным вниманием к междисциплинарным местам. Необходимо подчерк-нуть, что целый комплекс современных наук столкнулся с одним и

139

этим же феноменом: «Чем посильнее глобализация, тем востребо-ванней оказывается различная локальная специфика».

2. Глокализация: определения, концепции, соответствую-щие черты «Мыслить глобально, действовать локально» – лозунг Римского клуба, в первый раз показавшийся в 60-х годах прошед-шего века, получил в текущее время возможность для всесторон-него и поочередного исследования. Так, британский социолог Ро-ланд Робертсон, предложивший очень успешный термин «глока-лизация», утверждает, что глобальные и локальные тенденции «в конечном счете взаимодополняемы и взаимопроникают друг в друга, хотя в определенных ситуациях могут прийти в столкнове-ние»61. «Глокализация, по определению А. Морита, соответствует сценарию «децентрализованного и справедливого мира», сочетая внутри себя процессы модернизации локальных культур с дости-жениями формирующейся глобальной мультикультурной цивили-зации»62. Естественные процессы развития идут сходу в обе сто-роны, глобальности и локальности, глокализация, в сути, ведет к тому, что глобальность оказывается не каким-то одномерным ме-стом, но транслокальностью, становится мерой возрастающего сближения полюсов глобальности и локальности. Соответственно термин «глокализм» охарактеризовывает собой стратегию сочета-ния глобальных и локальных интересов и ориентаций (в политике, экономике, культуре и т. д.). В почти всех смыслах термин «глока-лизация» соответствует понятию «новый регионализм». В отличие от «регионализма» середины XX столетия он реализуется, обычно, снизу, а не сверху, включает кроме экономических вопросов труд-ности экологии и безопасности, а его действующими лицами вы-ступают вместе с государствами многие социальные и культурные университеты. Новый регионализм ориентирован на поиск хоро-ших методов интегрирования, входящих в региональные соглаше-ния государств в общемировые глобальные процессы (в отличие от интровертности, т. е., сначала, протекционистской направлен-ности старенького регионализма). Глокализацию не следует осо-знавать, как сохранение местных особенностей «доглобальной эпохи». Она выводит эти особенности из-под опеки государствен-

61 Robertson R., Knondker H. Discourses of globalization: Preliminary considera-

tions // International sociology. L., 1999. Vol. 13, № 1. 62 Малиновский П. В. Глобализация 90-х годов: время выбора // Глобализа-

ция: контуры XXI. Ч. 1. М., 2002.

140

ных стран впрямую в глобальный мир, обеспечивая развитие сразу на планетарном и региональном уровне. На многих материках раз-виваются особенные экономические зоны, объединяющие регио-ны, юридически принадлежащие к различным государствам, но фактически еще посильнее связанные меж собой. Соответствую-щими чертами глокализации становятся проницаемость, мгновен-ность, обратимость информационных и энергетических связей от индивидума до планетарного уровня. Соответствующей важной чертой глокализации является её многоуровневость. Глокализация обхватывает большие и различные по нраву региональные макро-структуры (к примеру, ЕС, АТЭС, НАФТА), также разные межре-гиональные дела и, не считая того, внутреннюю структуру каждо-го отдельного регионального образования, включая страны разных типов, также региональные микроструктуры внутри этих стран. До сих пор исследования были ориентированы на самый высочайший уровень глокализации, тогда как другие её уровни имеют более принципиальное значение. Эти уровни могут «по очереди» высту-пать на фронтальный план зависимо от определенных критерий, при всем этом беспрерывно взаимодействуя вместе. Концепция регионального отклика на процессы глобализации содержит по-следующие главные положения:

1. В современных критериях региональный отклик не может

замыкаться в границах каких-либо чисто региональных проблем и

задач. Региональный отклик подразумевает воздействие на всю

формирующуюся планетарную систему. Но для того, чтоб это вы-

шло и чтоб таковой отклик был способен изменять ориентиры всей

структуры глобализационного развития, необходимо выявить ра-

циональные методы (механизмы) этого взаимодействия. В насто-

ящее время в ведущих странах мира начинают формироваться

подходы, рассматривающие глобализацию в плане этики, форми-

рующие каталитические механизмы воздействия на всю совокуп-

ность глобализационных процессов.

2. Процессы глобализации в настоящее время рассматриваются

на 3 уровнях: микро- мезо- и макро. Именно мезоуровень становится

в текущее время более принципиальным для цивилизации и индиви-

дов, так как связывает человеческое и публичное измерения. Именно

на мезоуровне во взаимодействие вступают современная жизнь, гло-

бализационные проекты, имеющиеся традиции, также происходит

корреляция личных и общепланетарных ценностей.

141

3. Любым коммуникационным процессам должна предше-

ствовать самоидентификация природных и публичных систем.

Один из более принципиальных типов таковой самоидентифика-

ции заключается в формировании светского (культурного) аске-

тизма, представляющего из себя связанное состояние для духовно-

сти, инфы, ума. Состояние, соответственное аскетизму, является

ядром хоть какой культуры, и если начинать диалоги меж разными

культурами, отдельными личностями, индивидуумами от таких

ядер, то они будет более действенным, соответствуя главным при-

родным ритмам.

Дальнейшее развитие человечества ставит перед концепциями

глобализма следующие основные задачи.

1) Все этапы и направления предстоящего развития должны

включать в себя механизмы оборотной связи, дозволяющие созда-

вать корректировку этого развития. Более принципиальной посре-

ди таких устройств становится неувязка регионального отклика на

процессы глобализации.

2) Глобализация должна стремиться к формированию целост-

ных, многоуровневых, взаимодополнительных планетарно-

личностных систем.

3) Необходимо обеспечить управление хаотическими тенден-

циями в политике, культуре, межнациональных отношениях, эко-

номической и денежной сферах, что позволяет подходящим си-

стемам отыскать кратчайшие пути к новым устойчивым состояни-

ям и их хорошим структурам.

3. Глокализация и культура

Таким образом, с усилением глобальных процессов растет и

их дифференциация – огромное количество локальных культур и

традиций как будто бы обретают «второе дыхание». Локальные

культуры понимают, что они могут сохраниться и развиваться

только в глобальном пространстве, где любая из их будет играть

свою необыкновенную роль, тогда как изоляционизм губителен

для них. Анализ приведенных выше положений позволяет утвер-

ждать, что глобальная культура должна быть распределена по всей

нашей планете умеренно (так же, как энергия и информация),

формируя в границах собственных регионов, районов, поселков,

городов гармоническое взаимодополнительное взаимодействие

вещественного и духовного, безупречного и реального. Подобные

142

тенденции способны обеспечить выравнивание перекосов, уже

сформировавшихся в глобализационных явлениях. Глокализация –

это возрастание роли локальных местностей, городов, районов,

увеличение внимания к местной самобытности – параллельное

глобализации и направленное на ускорение мирового развития,

гармонизацию общества. Главные участники глокализации – от-

дельные местности, районы, городка, их всестороннее развитие,

повышение пропускной возможности глокальных средств связи.

Концепция регионального отклика на процессы глобализации ис-

ходит из того, что отдельные этносы должны идентифицировать

свои духовность и культуру в рамках кросскультурных ритмиче-

ских взаимодействий, которые обеспечивают скрещение ценно-

стей государственной культуры с духовными ориентирами ин-

формационного общества и с наследием шедевров мировой куль-

туры. Схожая идентификация вероятна исключительно в рамках

динамического равновесия, равномерно трансформирующегося в

равновесие-паутину. Модели глокализации ещё только разрабаты-

ваются, делая упор на сетевые формы самоорганизации и меж-

культурной коммуникации. Глокализация отлично вписывается в

концепцию естественной системы координат, её можно рассмат-

ривать как понятие-посредник между процессами самоидентифи-

кации и взаимодействием с окружающей средой.

Индивид и личность в современных критериях неизбежно

становятся синтетическими, так же, как и связанная с ним культу-

ра. Индивидум и личность обязаны иметь «слой», соответствен-

ный собственной классической культуре, и вести взаимодействие

средством сети-паутины, мезоу-ровеней с другими культурами и

общемировыми ценностями. Глобальная культура должна быть

распределена по всей нашей планете умеренно (так же, как энер-

гия, информация, вещество), образуя устойчивую сеть-паутину

духовности, формируя в границах собственных регионов, районов,

поселков, городов гармоническое взаимодополнительное взаимо-

действие вещественного и духовного, безупречного и реального.

Подобные тенденции способны обеспечить выравнивание переко-

сов, уже сформировавшихся в глобализационных явлениях.

Кожевников Н. Н., Пашкевич Н. Л. Глокализация: концепции,

соответствующие черты, практические нюансы //

Вестник ЯГУ. 2005. Т. 2. № 3. С. 111–113.

143

6. КОНСТРУИРОВАНИЕ НОВОГО ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКО-

ГО ПРОСТРАНСТВА ИСТОРИИ СЕВЕРНОГО КАВКАЗА

I

Российское крестьяноведение, методологически и культурно

самобытная и интеллектуально яркая дисциплина и школа, беру-

щая свое начало в трудах выдающегося российского крестьянове-

да Александра Чаянова (он же – практик «крестьянского дела»,

кооперации, светлый мечтатель и писатель), возобновила свое раз-

витие, продолжила свою историю. Многие десятилетия крестьяно-

ведение развивалось в основном вне России и теперь стало воз-

вращаться на родину и заново укореняться в России.

… Специфика, суть и смысл используемого и излагаемого

подхода, принесшего уже немалые результаты, – глубокое погру-

жение, активное включение исследователя в крестьянский мир как

объект и субъект…

На одном из следующих шагов методологической рефлексии

в крестьяноведении просто обязан появиться (или проявиться)

герменевтический (в том числе эстетический и стилистический)

аспект: порождение и разрешение сложнейших коммуникативных

ситуаций, почти буквально многоязычных, исследование как со-

здание сложных систем коммуникаций и текстов разных жанров,

функций и стилей, проблема текстов интервью как художествен-

ных документов, индивидуальная стилистика исследования, взаи-

модействие стилей исследователей и исследуемых персонажей…

Владимир Каганский. Крестьяноведение России вернулось

на родину // Отечественные записки. 2003. № 2.

[Электронный ресурс]. URL: http://magazines.russ.ru/oz/2003/2/


II Крестьяноведение – это раздел научного знания о крестьянах

и крестьянских обществах. Изучение крестьянства – это не то же самое, что изучение других социальных групп. Крестьяноведение исходит из того, что крестьянство – особое социальное явление и, следовательно, оно должно стать предметом отдельных теоретиче-ских размышлений. Т. Шанин – один из основателей западного крестьяноведения, профессор Манчестерского университета, так образно рассуждает по поводу предмета крестьяноведения. В от-

http://magazines.russ.ru/authors/k/kaganskij/

144

личие от изучения такой категории людей, как кухарки, изучение крестьян и крестьянских обществ позволяет по-новому понять ис-торическое прошлое и настоящее. Дело в том, что многое, свой-ственное крестьянской среде, детерминирует общественные про-цессы в целом.

… Концептуальное оформление крестьяноведения, несмотря на то, что в методологическом плане оно междисциплинарно (ана-лиз крестьянства на «стыке» наук: социологии, истории, филосо-фии, экономики и политических наук), происходит именно в рам-ках исторической науки. Дело в том, что фундаментальные теоре-тические выводы оказываются возможными не только благодаря внимательному системному исследованию крестьян и крестьян-ских обществ в настоящем, но главным образом в результате кон-кретного исторического изучения их прошлого.

… В последние годы концептуальные крестьяноведческие подходы в науке серьезно разрабатываются отечественными исто-риками. Вместе с тем «триумфальное шествие» крестьяноведения на современном этапе представляется маловероятным. Главная трудность для распространения крестьяноведческих подходов к проблемам отечественной истории, по заключению одного им ве-дущих современных специалистов-крестьяноведов В.В. Бабашки-на, связана с тем, что крестьяноведение аполитично, как и его главный объект – крестьянство, что оно не вписывается в теорети-ческие схемы прогресса в какой бы то ни было разновидности. Трудности в становлении крестьяноведения требуют конкретиза-ции и серьезного осмысления с тем, чтобы перманентно перейти к их преодолению.

Толстов С. И. Крестьяноведение: предмет, трудности ста-новления, региональный аспект [Электронный ресурс].

URL: /http://new.hist.asu.ru/biblio/borod2/40-199.html. (Дата обращения: 11.09.2015)

III На стыке этнографии, социологии, истории, экономики и ан-

тропологии в XX в. получили развитие крестьяноведческие иссле-

дования (peasantstudies), или крестьяноведение. Изучение крестьян-

ских обществ в разных регионах мира позволило выделить ряд черт,

общих для всех крестьян. Это семейное хозяйство, хозяйствование

на земле, деревенская традиционная культура, низшее положение в

системе социальной иерархии. Для антропологической характери-

145

стики крестьянина важно подчеркнуть единство природного, хозяй-

ственного и социального – подчинение хозяйственно-трудовой дея-

тельности природным ритмам, тесное переплетение хозяйствования

с отношениями в семье и с соседями, отсутствие ярко выраженной

индивидуальности, преобладание социальных связей личного типа.

В крестьяноведении подчеркивается, что для крестьянина земледе-

лие – не просто занятие или средство получения дохода, оно образ

жизни, признак, который характеризует крестьянство как человече-

ский тип. Иначе говоря, крестьянское отношение к земле – суть об-

раза жизни. Изначально хозяйствование на земле, объединяющее

духовную и материальную сферу, человеческий мир и природу, по

мнению И. Е. Козновой, было сакральным актом, священнодей-

ством, воспроизводимом в обрядах. Крестьянству свойственно ми-

фологическое восприятие мира. Крестьянин воспринимал себя с

землей как единое целое.

Добреньков В. И., Кравченко Л. И. Социальная антропология.

Учебник М., 2005. С. 135–137.

IV

Аграрная история – научное направление, сформировавшее-

ся в конце XIX в., в период кризиса классической и становления

неклассической модели европейской исторической науки. Предмет

А. и. – аграрные отношения в прошлом. Характерная черта А. и. –

междисциплинарный характер исследований, ярко проявившийся

в работах М. Вебера «Римская аграрная история и ее значение для

государственного и частного права» (1891), И. М. Гревса «Очерки

из истории римского землевладения» (1899), М. Блока «Характер-

ные черты французской аграрной истории» (1931) и др. Во второй

половине XX в. наиболее авторитетной научной организационной

структурой по изучению вопросов аграрной истории становится

«лестерская школа» аграрных историков. В Великобритании с

1953 г. издается журнал «Agricultural History Review». В 1967–

2000 гг. был реализован крупный проект британских историков

«Аграрная история Англии и Уэльса» (в 8 т., 12 ч.). В структуре

отечественной исторической науки XX в. А. и. заняла одно из ве-

дущих мест. По вопросам аграрной истории проводились широкие

дискуссии. В 1920-х гг. проходил спор между приверженцами

неонароднической концепции «некапиталистической эволюции»

146

сельского хозяйства России и историками-марксистами, которые

придерживались концепции «капиталистической аграрной эволю-

ции». Дискуссия об особенностях и формах буржуазной аграрной

эволюции России, специфике «прусского» и «американского» пу-

тей развития российской деревни прошла в 1960-х гг. В 1986–

1990 гг. издан подготовленный Институтом истории СССР труд

«История крестьянства в СССР» (в 5 т.). Большое значение в изуче-

нии аграрной истории имеют работы В. П. Данилова, И. Д. Коваль-

ченко, Л. В. Милова; Н. Б. Селунской, Е. Н. Швейковской и др. Ко-

вальченко разработал методологию системного подхода и струк-

турно-количественного анализа аграрного строя России в целом и

его отдельных компонентов. По его инициативе проводились совет-

ско- американские коллоквиумы и издавались научные сборники,

в частности «Аграрная эволюция России и США в XIX – начале

XX в.» (1991), «Quantitative Studies in Agrarian History» (1993). По

инициативе X. X. Крууса, С. Д. Сказкина, В. К. Яцунского с 1958 г.

сначала в Таллине, а затем в разных городах СССР, позже РФ,

проводятся сессии Симпозиума по аграрной истории Восточной

Европы (1958–1972 – ежегодно, 1974–2012 – раз в два года, в 1992

и 1993 гг. не проводился). Среди рассматриваемых на сессиях

Симпозиума вопросов не только темы аграрной истории с древ-

нейших времен до настоящего времени, но и проблемы историо-

графии и источниковедения аграрной истории (Вологда, 2008; Ря-

зань, 2010).



отв. ред. А. О. Чубарьян. М., 2014, С. 11–12.

V

Городская история – область истории, которая исследует исто-

рическую природу городов и городов и процесса урбанизации. Под-

ход часто мультидисциплинарный, пересекая границы в области как

социальная история, архитектурная история, городская социология,

городская история бизнеса географии и археология. Урбанизация и

индустриализация были популярными темами для историков 20-го

века, часто связываемых с неявной моделью модернизации или пре-

образованием сельских традиционных обществ.

http://ru.knowledgr.com/00037857/%d0%a3%d1%80%d0%b1%d0%b0%d0%bd%d0%b8%d0%b7%d0%b0%d1%86%d0%b8%d1%8f

147

… Городская биография – история рассказа города, и часто

достигает широкой аудитории. Городские биографии покрывают

взаимосвязи среди различных размеров, таких как политика, демо-

графия, бизнес, высокая культура, массовая культура, жилье, рай-

оны и этнические группы. Это покрывает муниципальное прави-

тельство, а также физическое расширение, рост и снижение. Исто-

рики часто сосредотачиваются на самом большом и самом доми-

нирующем городе – обычно столице – какие географы называют

«город примата».

… «Новая городская история» появилась в 1960-х в качестве

отделения Социальной истории, стремящейся понять «город как

процесс» и, через количественные методы, узнать больше о не-

внятных массах в городах, в противоположность мэрам и элитам.

Большая часть внимания уделена индивидуальному поведению, и

как смешивание классов и этнических групп, управляемых в осо-

бом городе. Меньшие города намного легче обращаться когда дело

доходит до прослеживания образца людей с более чем десятью

или 20 годами.

Городская история [Электронный ресурс].

URL: ru.knowledgr.com (Дата обращения: 11.09.2015)

VI

Появившись на исторически определенном этапе естественно-

исторического процесса, город становится необходимым момен-

том организации общества и важным фактором его развития. На

разных этапах исторического развития он имеет свои характерные

черты, отражающие особенности социальной организации, разную

социальную базу, соответствующего общества ценностные уста-

новки уровень культуры.

… Именно понимание всеобщности города, его реальной зна-

чимости в организации и развитии обеспечивает возможность рас-

смотрения города как фактора прогрессивного развития.

… Современная наука рассматривает город как систему в

большой системе городов, а еще шире – в территориальных соци-

ально-экономических системах расселения. Город, будучи слож-

ной системой, включающей подсистемы населения, производства,

транспорта, сферы обслуживания, культуры и др., одновременно

является элементом в системе более высокого ранга. Это его дву-

http://ru.knowledgr.com/00155498/%d0%a1%d0%be%d1%86%d0%b8%d0%b0%d0%bb%d1%8c%d0%bd%d0%b0%d1%8f%d0%98%d1%81%d1%82%d0%be%d1%80%d0%b8%d1%8f

http://ru.knowledgr.com/

148

единство очень емко сформулировал еще в 1964 г. американский

географ Б. Берри в известной работе «Города как системы в систе-

мах городов». Такое системное видение города позволило значи-

тельно углубить и расширить не только изучение этого много-

гранного объекта, но и по-новому взглянуть на него представите-

лям градостроительной практики. Город – интеграл человеческой

деятельности, средоточие разнообразных видов выполняемых им

функций, которые определяют «лицо» города. Обычно функции

подразделяют на экономические (промышленные, транспортные,

торгово-распределительные, снабженческие) и неэкономические

(административно-политические, культурные, научные, организа-

ционные.

Бондаренко Е. Ю. История городов. Владивосток, 2002. С. 7–10.

VII

К городам принято относить разноплановые типы человече-

ских поселений, трансформирующиеся под влиянием экономиче-

ского и технического прогресса по таким параметрам, как облик,

функции, правовой статус и социальная структура населения. Во

все времена города объединяет отличность от окружающей мест-

ности, высокая плотность и иной род деятельности населения.

… научную и практическую значимость историческое изуче-

ние городов в новом, отличном от традиционного, контексте,

предполагающем включение в объект исследования тех процессов,

которые ранее виделись сопутствующими: развитие городского

хозяйства, благоустройство, инвестирование в городскую инфра-

структуру, создание условий для развития в городе экономики и

частного бизнеса, снижение издержек, возникающих от низкого

качества городской среды. Результатом научного поиска должно

стать формирование комплекса знаний об историческом развитии

городов, факторах, определяющих качество инфраструктуры, ин-

вестиционную привлекательность и другие показатели, по кото-

рым оцениваются города в настоящем.

… Урбанистика – междисциплинарная научная сфера. Иссле-

дователи из разных отраслей знания привносят в урбанистику

свою методологию, но рассматривают город в узком смысле –

только в контексте своего научного направления, не обращаясь к

опыту других исследовательских моделей. Данная проблема при-

149

сутствует не только в междисциплинарном, но и, по мнению

Т. И. Романдиной, во внутриисторическом дискурсе.

… Историческая урбанистика рассматривает вопросы разви-

тия и функционирования городов в исторической ретроспективе.

… Помимо урбанистики, историческая наука и город взаимо-

действуют в таком динамично развивающемся научном направле-

нии, как городская история. Представляется актуальным сравнить

методологические практики исторической урбанистики и город-

ской истории с целью разграничения их предметных сфер. Город-

ская история предполагает изучение города как сообщества наибо-

лее деятельных людей своей эпохи (управленцев, политиков, уче-

ных, объединенных общим пространством Города) и как результа-

та приложения их творческих и деловых усилий. Таким образом,

локальная городская история наибольшее внимание уделяет дея-

тельности людей, населяющих город или местность, в соответ-

ствии с чем ведущим методом такого исследования становится

локально-исторический.

… Город, рабочий поселок или село превращаются из точки

на карте, локализующие историческое событие или явление. При

этом маркером, в случае невозможности привязать предмет иссле-

дования к населенному пункту, может стать любая координата,

имеющая географическое название, например, водный объект или

горный массив.

… В отличие от городской истории, при рассмотрении состо-

яния города в контексте исторической урбанистики следует исхо-

дить из того, что формирование облика и структуры городов про-

исходит в большей степени под влиянием не исторических деяте-

лей, а объективных экономических и социальных процессов. Ис-

торическая урбанистика транслирует идею исследования города

как социального феномена – особым образом сформированного

пространства для жизни и человеческой деятельности. При этом

город не просто является местом обитания общества, но и интен-

сивно воздействует на него, формируя иную модель межличност-

ных отношений, изменяя образ жизни и менталитет.

Агеев И. А. Методологический ресурс исторической урбанистики

в современных исследованиях городских пространств //

Вестник Томского государственного университета.

2014. № 385. С. 79–84

150

VIII

Социальная мобильность, её формы и флуктуации

1. Концепция социальной мобильности, ее формы.

Под социальной мобильностью понимается любой переход

индивида или социального объекта (ценности), то есть всего того,

что создано или модифицировано человеческой деятельностью, из

одной социальной позиции в другую. Существует два основных

типа социальной мобильности: горизонтальная и вертикальная.

Под горизонтальной социальной мобильностью, или перемещени-

ем, подразумевается переход индивида или социального объекта

из одной социальной группы в другую, расположенную на одном и

том же уровне. Перемещение некоего индивида из баптистской в

методистскую религиозную группу, из одного гражданства и дру-

гое, из одной семьи (как мужа, так и жены) в другую при разводе

пли при повторном браке, с одной фабрики на другую, при сохра-

нении при этом своего профессионального статуса, – все это при-

меры горизонтальной социальной мобильности. Ими же являются

перемещения социальных объектов (радио, автомобиля, моды,

идеи коммунизма, теории Дарвина) в рамках одного социального

пласта, подобно перемещению из Айовы до Калифорнии или с не-

коего места до любого другого. Во всех этих случаях «перемеще-

ние» может происходить без каких-либо заметных изменений со-

циального положения индивида или социального объекта в верти-

кальном направлении. Под вертикальной социальной мобильно-

стью подразумеваются те отношения, которые возникают при пе-

ремещении индивида или социального объекта из одного социаль-

ного пласта в другой. В зависимости от направления перемещения

существует два типа вертикальной мобильности: восходящая и

нисходящая, то есть социальный подъем и социальный спуск.

В соответствии с природой стратификации есть нисходящие и вос-

ходящие течения экономической, политической и профессиональ-

ной мобильности, не говоря уж о других менее важных типах.

Восходящие течения существуют в двух основных формах: про-

никновение индивида из нижнего пласта в существующий более

высокий пласт; или создание такими индивидами новой группы и

проникновение всей группы в более высокий пласт на уровень с

уже существующими группами этого пласта. Соответственно и

нисходящие течения также имеют две формы: первая заключается

151

в падении индивида с более высокой социальной позиции на более

низкую, не разрушая при этом исходной группы, к которой он ра-

нее принадлежал; другая форма проявляется в деградации соци-

альной группы в целом, в понижении ее ранга на фоне других

групп или в разрушении ее социального единства. В первом случае

«падение» напоминает нам человека, упавшего с корабля, во вто-

ром – погружение в воду самого судна со всеми пассажирами на

борту или крушение корабля, когда он разбивается вдребезги.

Случаи индивидуального проникновения в более высокие

пласты или падения с высокого социального уровня на низкий

привычны и понятны. Они не нуждаются в объяснении. Вторую

форму социального восхождения, опускания, подъема и падения

групп следует рассмотреть подробнее.

<…>

2. Интенсивность (или скорость) и всеобщность вертикальной

социальной мобильности.

С количественной точки зрения следует разграничить интен-

сивность и всеобщность вертикальной мобильности. Под интен-

сивностью понимается вертикальная социальная дистанция или

количество слоев – экономических, профессиональных или поли-

тических, – проходимых индивидом в его восходящем или нисхо-

дящем движении за определенный период времени. Если, напри-

мер, некий индивид за год поднимается с позиции человека с го-

довым доходом в 500 долларов до позиции с доходом в 50 тысяч

долларов, а другой за тот же самый период с той же исходной по-

зиции поднимается до уровня в 1000 долларов, то в первом случае

интенсивность экономического подъема будет в 50 раз больше,

чем во втором. Для соответствующего изменения интенсивность

вертикальной мобильности может быть измерена и в области по-

литической и профессиональной стратификации.

Под всеобщностью вертикальной мобильности подразумева-

ется число индивидов, которые изменили свое социальное поло-

жение в вертикальном направлении за определенный промежуток

времени. Абсолютное число таких индивидов дает абсолютную

всеобщность вертикальной мобильности в структуре данного

населения страны; пропорция таких индивидов ко всему населе-

нию дает относительную всеобщность вертикальной мобильности.

152

Наконец, соединив интенсивность и относительную всеобщ-

ность вертикальной мобильности в определенной социальной сфе-

ре (скажем, в экономике), можно получить совокупный показатель

вертикальной экономической мобильности данного общества.

Сравнивая, таким образом, одно общество с другим или одно и то

же общество в разные периоды своего развития, можно обнару-

жить, в каком из них или в какой период совокупная мобильность

выше. То же можно сказать и о совокупном показателе политиче-

ской и профессиональной вертикальной мобильности.

3. Подвижные и неподвижные формы стратифицированных

обществ.

На основании вышесказанного легко заметить, что социальная

стратификация одной и той же высоты, а также одного и того же

профиля может иметь разную внутреннюю структуру, вызванную

различиями в интенсивности и всеобщности горизонтальной и

вертикальной мобильности. Теоретически может существовать

стратифицированное общество, в котором вертикальная социаль-

ная мобильность равна нулю. Это значит, что внутри такого обще-

ства отсутствуют восхождения и нисхождения, не существует ни-

какого перемещения членов этого общества, каждый индивид

навсегда прикреплен к тому социальному слою, в котором он рож-

ден. В таком обществе оболочки, отделяющие один слой от друго-

го, абсолютно непроницаемы, в них нет никаких «отверстий» и нет

никаких ступенек, сквозь которые и по которым жильцы различ-

ных слоев могли бы переходить с одного этажа на другой. Такой

тип стратификации можно определить, как абсолютно закрытый,

устойчивый, непроницаемый или как неподвижный. Теоретически

противоположный тип внутренней структуры стратификации од-

ной и той же высоты, а также одного и того же профиля – тот,

в котором вертикальная мобильность чрезвычайно интенсивна и

носит всеобщий характер. Здесь перепонка между слоями очень

тонкая, с большими отверстиями для перехода с одного этажа на

другой. Поэтому, хотя социальное здание также стратифицирова-

но, как и социальное здание неподвижного типа, жильцы различ-

ных слоев постоянно меняются; они не остаются подолгу на одном

и том же «социальном этаже», а при помощи огромнейших лест-

ниц они en masse передвигаются «вверх и вниз». Такой тип соци-

альной стратификации может быть определен как открытый, пла-

153

стичный, проницаемый или мобильный. Между этими основными

типами может существовать множество средних или промежуточ-

ных типов.

Выделив типы вертикальной мобильности и социальной стра-

тификации, обратимся к анализу различных обществ и временным

этапам их развития с точки зрения вертикальной мобильности и

проницаемости их слоев.

4. Демократия и вертикальная социальная мобильность

Одна из самых ярких характеристик так называемых демокра-

тических обществ – большая интенсивность вертикальной мо-

бильности по сравнению с недемократическими обществами.

В демократических структурах социальное положение индивида,

по крайней мере теоретически, не определяется происхождением;

все они открыты каждому, кто хочет занять их; в них нет юриди-

ческих и религиозных препятствий к подъему пли спуску по соци-

альной лестнице. А это все лишь способствует «большей верти-

кальной мобильности» («капиллярности» – по выражению Дюмо-

на) в таких обществах. Большая социальная мобильность, вероят-

но, одна из причин веры в то, что социальное здание демократиче-

ских обществ не стратифицировано или менее стратифицировано,

чем здание автократических обществ. Ранее мы видели, что это

мнение не подтверждается фактами. Такая вера суть своего рода

помрачение ума, случившееся с людьми по многим причинам,

в том числе и оттого, что социальный слой в демократических

группах более открыт, в нем больше отверстий и «лифтов» для

спуска и подъема. Естественно, все это производит впечатление

отсутствия слоев, хотя они конечно же существуют.

Выделяя значительную мобильность демократических об-

ществ, следует сделать оговорку, что не всегда и не во всех «демо-

кратических» обществах вертикальная мобильность больше, чем в

«автократических». В некоторых недемократических обществах

мобильность была большей, чем в демократических. Это не всегда

заметно, так как «каналы» и методы подъема и спуска в таких об-

ществах не столь явные, как, скажем, «выборы» в демократиче-

ских обществах, да и еще существенно от них отличаются. В то

время как «выборы» суть заметные показатели мобильности, дру-

гие выходы и каналы часто упускаются из виду. Поэтому создает-

ся подчас ложное впечатление устойчивого и неподвижного ха-

154

рактера всех «невыборных» обществ. В дальнейшем будет показа-

но, что этот имидж далек от реальности.

Сорокин П. А. Человек. Цивилизация. Общество.

М., 1992. С. 373–377.

IX

Определение крестьян: общий тип

Есть три причины, по которым обоснованность понятия «кре-

стьянство» подвергалась сомнениям. Во-первых, громадные раз-

личия, существующие между крестьянами (или среди тех, кто обо-

значается в качестве таковых) разных регионов и стран, а также

внутри большинства сельских общностей, как будто свидетель-

ствуют против такого обобщения. Во-вторых, крестьян надо рас-

сматривать в процессе изменения, в движении. А как ухватить

сущность, подверженную очевидным для всех переменам?

И наконец, современные крестьяне составляют часть более крупной

социальной системы. А если это так, то зачем вообще их выделять,

почему не изучать в рамках общих категорий социологии (в соответ-

ствии с количественными показателями, свидетельствующими, что

часть крестьян, как и некрестьян, беднее или менее образованна, или

более «традиционна» и т. д.)? Именно анализ отмеченных сомнений

ведет нас к определению качественной специфики, которая и обу-

словливает правомерность использования термина «крестьянство»

в качестве обобщения и теоретического понятия.

Что касается аргумента по поводу разнородности крестьян-

ства, то существование этого социального слоя как реальности,

а не только как семантической единицы можно обосновать эпи-

стемологически, логикой и материалом сравнительных исследова-

ний. Во-первых, любая попытка рассматривать понятие «крестьян-

ство» как бессодержательное парируется основным положением

методологии общественных наук – банальной, но часто забывае-

мой истиной, что социологическое обобщение – это отнюдь, не

требование однородности или стремления к единообразию. Со-

всем напротив, сравнительные исследования предполагают нали-

чие как подобий, так и различий и без этого любое обобщение,

естественно, было бы бессмысленным. Занимаясь «обобщающей

наукой», социологи действуют иначе, чем представители дисци-

плин, для которых центральным является изучение неповторимо-

155

сти явления, и тем самым легко превращают свой поиск обобще-

ния в каноны веры. В большинстве случаев это происходит по

недоразумению, часть случаев просто иллюстрирует трудности

теоретического осмысления неповторимой социальной реально-

сти. С наибольшей ясностью эту мысль выразил Макс Вебер, ска-

зав, что социологическое исследование, абстрагируясь от реально-

сти, помогает лучше понять ее, вместе с тем абстрагирование ли-

шает социологические понятия полноты конкретного содержания.

Во-вторых, достаточно сопоставить ряд крестьянских иссле-

дований, выполненных на материале тех стран, что претерпели

значительное изменение экологических и социальных условий

своего существования (таких, как Россия, Венгрия, Турция, Китай,

Танзания, Колумбия и др.), или еще лучше изучить их одновре-

менно для того, чтобы заметить существенное сходство. Разумеет-

ся, существуют и важные различия, естественные при различных

условиях и опыте. Однако что поражает, так это «устойчивость

определенных черт, характерных для крестьянства в очень разных

обществах», это «нечто общее в нем... (некий) тип, безотноситель-

ный к конкретной местности». Широко распространенный вывод

практических исследований, что мы имеем дело с «повторяющим-

ся синдромом» (Э. Вольф), стал центральным для обобщения и

возрастающего его использования. Это привело также к усилиям

сделать понятие «крестьянство» особой единицей теоретического

мышления.

И наконец, еще раз по поводу вопроса о разнородности кре-

стьянства. Солидная эмпирическая и аналитическая работа, проде-

ланная в последнее десятилетие по проблемам деревенского обще-

ства и крестьянского хозяйства, показала полезность перенесения

применяемых исследователями крестьянства методологий из од-

ного конкретного ареала в другой, сближая страны и континенты.

Методология Щербины, примененная в бюджетных обследованиях

пореформенной России, понятие посредников власти («power

brokers») Э. Вольфа или Марксовы оценки общинной основы кре-

стьянской земельной собственности или семейных хозяйств как

картофелин в мешке – назависимо от того, справедливы они или

нет – все еще активно определяют и направление спора, и предла-

гаемые решения для местностей, удаленных на тысячи миль, и в

ситуациях, иногда разделенных столетиями. Само собой разумеет-

156

ся, что бессмысленное повторение понятий, методов и выводов

вне связи с реальной действительностью – это привилегия дура-

ков. Региональные и исторические особенности требуют коррек-

тировки и разумного применения любого заимствованного где-

либо сравнения или метода. Однако знаменательно, что нет необ-

ходимости начинать каждый раз сначала. Опыт крестьянских ис-

следований частично уже накоплен.

В первом приближении мы можем определить крестьян как

мелких сельскохозяйственных производителей, которые, исполь-

зуя простой инвентарь и труд членов своей семьи, работают –

прямо или косвенно – на удовлетворение своих собственных по-

требительских нужд и выполнение обязательств по отношению к

обладателям политической и экономической власти. Следующий

аналитический шаг ведет к созданию более развернутого общего

типа, отражающего четыре взаимосвязанных грани: семейное хо-

зяйство, хозяйствование на земле, деревенская культура и низшее

положение в системах социального господства. Определение кре-

стьянства по одному-единственному определяющему фактору

«изящнее», однако слишком узко для наших целей.

Хозяйствование на земле как основной источник суще-

ствования

Крестьянское занятие сельским хозяйством включает уста-

новленное традицией специфическое сочетание обязанностей при

относительно низком уровне специализации. (Другими словами,

в крестьянской производственной деятельности «спрессованы»

различные профессии.) С этим связано неформальное профессио-

нальное обучение крестьян в семье. Собственный труд и произ-

водство пропитания в условиях господства естественных произво-

дительных сил превращали крестьянское хозяйство в экологически

обусловленную ячейку производства. Природное воздействие

весьма важно для выживания мелких производственных единиц с

ограниченными ресурсами, какими являются крестьянские хозяй-

ства. Оно определяет их ритм: сезонная цикличность оказывает

сильное воздействие на жизнь семьи, семейные события отража-

ются на динамике хозяйства, а неурожай может привести к его ис-

чезновению. Среди факторов производства центральное положе-

ние занимают земля и семейный труд – они своего рода «патент»

157

на занятие этим видом деятельности и способ определения мест-

ного статуса семьи.

Специфические культурные образцы, привязанные к об-

разу жизни малой сельской общности

Жизнь малой сельской общности, внутри которой удовлетво-

ряются основные потребности крестьян и обеспечивается соци-

альное воспроизводство, создает специфический контекст, в кото-

ром протекает жизнь крестьян. Особенности существования, соци-

альная структура и сознание связаны и взаимозависимы. Культура

крестьянства, в смысле социально обусловленных норм и знаний,

являет такие типичные тенденции, как, например, преобладание

традиционных и конформистских установок (то есть оценка дей-

ствия в категориях прошлого опыта и взглядов соседской группы),

специфические нормы наследования собственности, нормы взаи-

мопомощи и т. д. Крестьянская культура одновременно и отража-

ет, и усиливает специфические стороны и жизненный опыт малой

сельской общности, и прежде всего личностный характер отноше-

ний, сильный взаимный нормативный контроль и общую практику

возникающих в схожих экологических и социальных условиях от-

ношений к чужакам.

Шанин Т. Понятие крестьянства // Великий незнакомец:

крестьяне и фермеры в современном мире: пер. с англ. /

сост. Т. Шанина; под ред. А. В. Гордона.М., 1992. С. 9–13

X

Гендерная история – направление в исторической науке,

изучающее историю формирования и функционирования социаль-

ных отношений, основанных на воспринимаемых различиях меж-

ду полами; историю представлений о «мужском» и «женском» как

категориях социального иерархического порядка; историю гендер-

ных отношений, преимущественно как историю отношений власти

и социального контроля, выраженных в гендерных идеологиях и

представленных в гендерных репрезентациях, а также способы

конструирования «мужского» и «женского» через гендерное вос-

питание и образование и их закрепление в качестве гендерной

идентичности личности. Г. и. характеризуется междисциплинар-

ностью, использованием наряду с собственно историческими ме-

тодами подходов различных дисциплин гендерных исследований:

158

гендерной лингвистики, социологии, психологии и др. Г. и. воз-

никла в 1980-х гг. в рамках истории женщин. Однако если послед-

няя базировалась на феминистской идеологии и была укоренена в

феминистском движении, Г. и. стремилась преодолеть крайности,

которые политика вносила в науку, и представить целостную кар-

тину взаимоотношений полов. Принципиально важной для разви-

тия теоретических оснований гендерной истории стала статья аме-

риканского историка Джоан Скотт «Гендер – полезная категория

исторического анализа» (1986), в которой были определены сущ-

ность и содержание понятия. Она выделила четыре базовые подси-

стемы, в рамках и на пересечении которых может исследоваться

гендер: культурные символы, характеризующие мужчину и жен-

щину; нормативные утверждения, закрепленные в религиозных,

педагогических, научных, правовых и политических доктринах,

определяющие возможные смысловые значения культурных сим-

волов; социальные институты и организации, которые структури-

руются гендером; субъективная гендерная идентичность. Отравля-

ясь от обозначенных Дж. Скотт проблем, современные гендерно-

исторические исследования еще расширили свое предметное поле,

в том числе и за счет переключения внимания с источника на са-

мого исследователя, гендерной экспертизе подверглись не только

тексты, но и работа их создателей.

Ключевая категория гендерной истории – понятие гендер, т. е.

«пол – род», которое в отличие от понятия «пол – секс» отвергает

биологический детерминизм и акцентирует социокультурный ха-

рактер представлений о «мужском» и «женском». Исследования

последних лет подчеркивают множественность и разнообразие

этих моделей. Изучение стереотипных представлений о маскулин-

ном и феминном, точнее – феминностях и маскулинностях, – одна

из наиболее развитых областей гендерной истории. Другими ак-

тивно разрабатываемыми областями исследований являются ана-

лиз гендерных идеологий, история маскулинностей, которая при-

звана преодолеть унаследованный от истории жен наш перекос,

а также конфигурации гендерных отношений и рамках тех или

иных обществ и культур, которые принято определять, как гендер-

ные системы или гендерные режимы.

Различные исследовательские подходы сложились на базе по-

пулярной в качестве методологической основы гендерной истории

159

теории социального конструирования гендера. Макроисследова-

ния анализируют то, как общество через свои институты програм-

мирует гендерную идентичность индивида и готовит его к выпол-

нению той или иной гендерной роли. На микроуровне изучается

формирование гендерной идентичности самого индивида, его осо-

знание себя мужчиной или женщиной с соответствующими пове-

денческими моделями и практиками. Существуют различные трак-

товки степени свободы индивида в этом процессе – от жесткого

программирования до «разыгрывания мили», когда гендер рас-

сматривается как результат коммуникации взаимодействия между

индивидами.



ответ. ред. академик Л.О. Чубарьян.

М., 2014. С. 68–69.

XI

… При нынешнем состоянии исторической науки, её практи-

ческих и теоретических достижениях, семья помещается в различ-

ные контексты. Новая локальная история, демонстрируя интерес к

рядовому обывателю, изучая «историю снизу», формируя про-

странственные характеристики исследования, не может избежать

сообщества семьи. С другой стороны, история семьи, обращается к

пространственной и хронологической локализации, стремясь вы-

являть исторические феномены.

Обращение к локальному измерению более общих процессов,

переориентация с линейного описания событий на изучение струк-

тур человеческого повседневного бытия в контексте события зако-

номерно конструируют семейную повседневность в качестве од-

ного из объектов исследования новой локальной истории. Этот

процесс справедливо можно расценивать как момент оптимизации

изучения семьи в рамках исторического знания.

Инкорпорация семейной проблематики в круг исследователь-

ских практик новой локальной истории логично следует из методо-

логического свойства, заложенного в данную субдисциплину – гло-

кальности. Под нею понимается признание глубокой взаимной де-

терминации «внешнего» и «внутреннего». Эта теоретическая кон-

160

струкция при помещении в неё семейной проблематики способству-

ет разрешению проблемы соотношения микро и макроанализа.

Семья является стратегически значимым объектом историче-

ского анализа, так как именно она требует пристального внимания

к взаимовлиянию процессов, протекающих на микро и макроуров-

нях. Каждое семейное пространство доступное исследовательско-

му взгляду являет собой микромир различных психологических

характеристик, поведенческих стереотипов, помещенный в разно-

образные социокультурные контексты. Он отличается большей

приватностью и уникальностью, нежели пространство других ло-

кальных сообществ, а также чувствительностью. Реакция каждого

из этих локальных миров на импульсы извне, поступающие, в том

числе, с макроуровней, будет незамедлительной и наиболее вариа-

тивной, индивидуальной в каждом конкретном случае.

Как в исторических, так и в социологических исследованиях

тематика семейных отношений адаптирована как микроанализу,

так и макроподходам. Как макрообъект, семья – это институт, рас-

сматриваемый в контексте социальных процессов во взаимодей-

ствии с другими социальными институтами и в масштабах истори-

ческого времени.

Макроистория базируется на общих понятиях и масштабных

процессах, микроаналитический подход к семейной повседневности

позволяет видеть индивидуальность и неповторимость конкретного

внутрисемейного пространства, реконструировать его на уровне

отдельного микросоциума, через историю отдельных персоналий,

что предполагает и специфическое отношение к источнику.

В развитии этих подходов, возможности их адаптации к изу-

чению семьи в русле «новой локальной истории», хронологически

и пространственно локализованной, существует определенная ди-

хотомия, которая, в общем-то, свойственна при изучении любого

явления, но при исследовании семейной повседневности она оче-

виднее. Явственно проступает опасность дисбаланса. Он может

проявляться в отходе от изучения семейной динамики и структур,

массовых стереотипов, в непомерном увлечении нетипичным, ка-

зуальным. И результатом исследовательских усилий тогда станет

набор одиночных житейских ситуаций, занимательных сюжетов,

чем изобилует семейная повседневность. Другой крайностью мо-

161

жет стать чрезмерное обобщение (overgeneralize) с упрощенными

выводами.

Принцип «глобальной локализации» (глокальности), после-

довательно реализуемый исследователями новой локальной исто-

рии, примиряет эти два противоположных подхода, создавая усло-

вия для их плодотворного взаимодействия, даже симбиоза. Конеч-

ным итогом «сотрудничества» становится история семьи, пред-

ставляющая собой «развертывание спирали микроситуаций».

Очередным методологическим аргументом в пользу понима-

ния семьи как части предметного поля новой локальной истории,

а также понимания этой ситуации, как оптимальной, является

междисциплинарность. С одной стороны, её можно назвать родо-

вой чертой семьи как объекта исследования. С другой стороны,

новая локальная история активно использует познавательные про-

цедуры из междисциплинарной сферы. Изучение семьи историче-

ской наукой требует от исследователя понимания обусловленно-

сти свойств данного института социокультурной действительно-

стью. Это стратегически важно и при рассмотрении семьи, и как

социального института, и как малой группы. Так обращение к

опыту социологии и микросоциологии позволяет определиться с

основными дефинициями и направлениями исследования (напри-

мер, взаимоотношения полов и поколений).

Амбарцумян К. Р. Семейная повседневность как часть

предметного поля новой локальной истории [Электронный ресурс].

URL: http://www.newlocalhistory.com/content/ambarcumyan-

kr-stavropol-semeynaya-povsednevnost-kak-chast-predmetnogo-polya-

novoy-lokalnoy. (Дата обращения: 11.09.2015)

162

7. ФЕНОМЕН СЕВЕРОКАВКАЗСКОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ

И РОССИЙСКАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ В ПОЛЕ

ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОЙ ИСТОРИИ ПОЛИЭТНИЧНОГО


I

Память, история. Мы отдаем себе отчет в том, что всё противо-

поставляет друг другу эти понятия, далекие от того, чтобы быть си-

нонимами. Память – это жизнь, носителями которой всегда высту-

пают живые социальные группы, и в этом смысле она находится в

процессе постоянной эволюции, она открыта диалектике запомина-

ния и амнезии, не отдает себе отчета в своих последовательных де-

формациях, подвластна всем использованиям и манипуляциям, спо-

собна на длительные скрытые периоды и внезапные оживления. Ис-

тория – это всегда проблематичная и неполная реконструкция того,

чего больше нет. Память – это всегда актуальный феномен, пережи-

ваемая связь с вечным настоящим. История же – это репрезентация

прошлого. Память в силу своей чувственной и магической природы

уживается только с теми деталями, которые ей удобны. Она питает-

ся туманными, многоплановыми, глобальными и текучими, частич-

ными или символическими воспоминаниями, она чувствительна ко

всем трансферам, отображениям, запретам или проекциям. История

как интеллектуальная и светская операция взывает к анализу и кри-

тическому дискурсу. Память помещает воспоминание в священное,

история его оттуда изгоняет, делая его прозаическим. Память по-

рождается той социальной группой, которую она сплачивает, это

возвращает нас к тому, что, по словам Хальбвакса, существует

столько же памятей, сколько и социальных групп, к идее о том, что

память по своей природе множественна и неделима, коллективна и

индивидуальна. Напротив, история принадлежит всем и никому, что

делает универсальность ее призванием. Память укоренена в кон-

кретном, в пространстве, жесте, образе и объекте. История не при-

креплена ни к чему, кроме временных протяженностей, эволюции и

отношений вещей. Память – это абсолют, а история знает только

относительное.

… Если сделать акцент на материальном аспекте мест памяти,

они расположатся сами собой в соответствии с широкой градацией.

Вот, например переносные места памяти, но отнюдь не самые не-

163

значительные. Народ-память преподносит главный пример этого в

виде «Законов таблиц». Вот топографические места, полностью за-

висящие от их точной локализации и от их укорененности в почву.

… А «великие события»? Из них только два типа входят в ме-

ста памяти, что никак не зависит от их величия. С одной стороны,

события иногда безвестные, едва замеченные в тот момент, когда

они происходили, но которым будущее ретроспективно пожалова-

ло величие истоков, торжественность разрывов, открывающих но-

вые эпохи. И с другой стороны, события, в ходе которых до из-

вестной степени ничего не происходит, но которые мгновенно об-

ретают глубоко символический смысл и становятся в самый миг

их развития своей собственной досрочной коммеморацией. Исто-

рия современности благодаря средствам массовой информации

каждый день множит такие мертворожденные попытки.

Франция-память / П. Нора, М. Озуф, Ж. де Пюимеж, М. Винок.

СПб., 1999. C. 17–50.

II

В современном гуманитарном знании концепция историче-

ской памяти стала одной из самых востребованных. К ней обра-

щаются не только историки, но также социологи, культурологи,

писатели и, конечно, политики. К сожалению, должного понима-

ния сути этого явления нет. Очень часто история и историческая

память воспринимаются как синонимы, однако это не так; более

того, эти два понятия иногда рассматриваются учеными как про-

тивоположные друг другу. Изучение истории направлено на

наиболее точное отражение прошлого, часто на основе теорий и

подходов, заимствованных из других научных дисциплин (напри-

мер, социологии). Наоборот, устная традиция передачи информа-

ции о прошлом мифологична. Она характеризуется тем, что па-

мять сохраняет и «воспроизводит» сведения о прошлом на основе

воображения, порожденного чувствами и ощущениями, вызван-

ными настоящим. Воспоминания о прошлых событиях, как давно

уже установили психологи, воспроизводятся через призму насто-

ящего. Недаром, у древних греков Мнемозина была одновременно

богиней памяти и воображения. Отличие между историей и исто-

рической памятью состоит также в том, как интерпретируются

возможности познания отдаляющегося от нас времени. Хотя исто-

164

рик, изучающий древние эпохи, подчас сталкивается с недостат-

ком источников, в целом доминирует представление: с течением

лет, по мере того, как прошлые события утрачивают непосред-

ственную актуальность, становится возможным дать их более объ-

ективное описание, включающее изложение причин, закономерно-

стей и результатов, к чему и стремится историческая наука.

Наоборот, с естественным уходом людей – современников истори-

ческих событий историческая память меняется, приобретает новые

оттенки, становится менее достоверной и более «насыщенной»

реальностями дня сегодняшнего. То есть в отличие от научного

знания о прошлом историческая память как бы со временем еще

больше политически и идеологически актуализируется.

… историческая память не только актуализирована, но и из-

бирательна – она нередко делает акценты на отдельные историче-

ские события, игнорируя другие. Попытка выяснить, почему это

происходит, позволяет утверждать, что актуализация и избира-

тельность в первую очередь связаны со значимостью историческо-

го знания и исторического опыта для современности, для происхо-

дящих в настоящее время событий и процессов и возможного их

влияния на будущее. В этой ситуации историческая память неред-

ко персонифицируется, и через оценку деятельности конкретных

исторических личностей формируются впечатления, суждения,

мнения о том, что же представляет особую ценность для сознания

и поведения человека в данный период времени.

Соколова. М. В. Что такое историческая память

[Электронный ресурс]. URL: http://freeref.ru/wievjob.php?id=47179


III

Практическая задача идентификации жителей в этом регионе

имеет двойное значение – восстановить и закрепить общую регио-

нальную идентичность как составляющую национальной обще-

российской идентичности. Северный Кавказ сочетает в себе пере-

сечение множества идентичностей – локальных, этнических, кон-

фессиональных, социокультурных, которые до определенного мо-

мента были объединены в северокавказскую, даже шире – в кав-

казскую идентичность, которая воспринималась как органическая

часть советской идентичности. Это определялось общей судьбой,

165

хозяйственными связями, идеологией, в которой особую роль иг-

рала коллективная память.

… Историческая или коллективная память в данном случае

представляет собой конструкт, рожденный сознанием, который

отличается от самого прошлого, т.к. следующие поколения напол-

няют исторические события новым смыслом. Так, А. Ф. Лосев го-

ворил, что поскольку «история есть становление фактов понимае-

мых, фактов понимания, она всегда есть еще тот или иной модус

сознания». Факты, приобретая в слове смысл, становятся фактами

сознания и самопознания63.

… многослойность феномена исторической памяти определя-

ется не только политическими и социальными целями, для дости-

жения которых власть в разные исторические периоды манипулиру-

ет коллективной памятью, но и намерениями тех, кто создает и кто

отражает образы прошлого. Такое многообразие исторической па-

мяти отчетливо проявляется при сравнении картины прошлого,

сложившейся у профессионала и любителя истории, у очевидца со-

бытий и слушателя воспоминаний или читателя текстов о событии.

Булыгина Т. А. Модели исторической памяти

в воспоминаниях о войне // История и историческая память.

Вып. 1. Саратов, 2010. С. 5–20.

IV

Что предопределяет самоотнесение человека к той или иной

национальности, к тому или иному народу? Какова устойчивость

национальной идентичности? Какие факторы оказывают на фор-

мирование такой идентичности наибольшее влияние? Эти и мно-

жество других вопросов обрели в условиях нынешнего переходно-

го периода новый смысл. Их можно объединить в три основные

группы. Первая – вопросы, относящиеся к генезису национально-

го, процессу становления новых национальных и этнических со-

обществ. Вторая включает вопросы эволюции национальной иден-

тичности под воздействием социальных, культурных и иных фак-

торов. Третья объединяет проблемы взаимовлияния идентично-

стей и зарождения предрассудков.

Все многообразие точек зрения на названные проблемы мож-

но объединить в два больших направления. Первое – марксист-

63 Лосев А.Ф. Диалектика мифа. М.. 2008. С. 192, 197.

166

ское: предполагается, что, как и все компоненты сознания, нацио-

нальная идентичность имеет лабильную природу и является фор-

мой воплощения определенных социальных интересов, Содержа-

ние национального детерминируется социальными отношениями,

складывающимися в обществе. Обострение социальной ситуации

приводит к возрождению национальных идей, право на которые

оспаривают социальные группы, соревнующиеся за собственность

и власть. Маркс, который ставил во главу угла идею бескомпро-

миссной борьбы классов, считал роль национального по отноше-

нию к социальному подчиненной. Частично такой подход разде-

ляют современные теоретики национализма, в частности, англий-

ские социологи Е. Геллнер и А. Смит. Они связывают крайние

формы выражения национальной идентичности с рядом социаль-

ных факторов, в том числе с новым качеством социальной струк-

туры современного общества. «Учитывая высокий уровень про-

фессиональной и географической мобильности, высокие требова-

ния, предъявляемые человеку большинством производств, а также

сложившийся уровень компартаментализации жизни, подразуме-

вающей ее разделение на разные сферы, – пишет Е. Геллнер, –

можно сказать, что любой человек, не входящий в какую-либо

культурную парадигму и не способный адекватно войти в нее, бу-

дет систематически подвергаться различным притеснениям и уни-

жениям. В то же время подобное положение не имеет достойной

легитимации»64. Согласно Геллнеру, одним из источников нацио-

нализма является «конкуренция городских классов», а конкретные

формы воплощения национальной идентичности вырабатывает

интеллигенция65. По мнению Геллнера, вклад интеллигенции в

рациональное обрамление для национальной идеи велик в разви-

вающихся странах или странах, включенных в процесс модерниза-

ции, где условия существования людей принуждают их искать

почву для консолидации. Иными словами, питательной средой для

зарождения национальной идентичности является общество, шаг-

нувшее от традиционности к «модерну», отличающееся высоким

уровнем социальной мобильности.

Иные подходы характерны для социологов, работающих в

русле неовеберианской парадигмы. Основные ее составляющие

64 Smith А. The theories of nationalism. Harper and Row, 1971. P. 114–115. 65 Ibid.

167

иллюстрирует концепция американского социолога Л. Гринфельд.

Она полагает, что национальная идентичность – продукт Нового

времени и весьма специфичной ситуации, сложившейся к началу

этого периода в Великобритании. Тогда на смену традиционной

английской аристократии, почти полностью уничтоженной войной

Белой и Алой роз, к власти пришли новые люди, выходцы из ни-

зов. Вчерашние плебеи, мастеровые, городские богачи стремились

утвердить себя в роли новой элиты, обрести твердую почву под

ногами. Такой почвой и стала национальная идентичность, вновь

сплотившая в единую общность верхи и низы английского обще-

ства. По мнению Гринфельд, однажды возникнув, национальная

идентичность остается почти неизменной на всем протяжении

жизни нации. С ее точки зрения, особенность российской иден-

тичности состоит в ее патримониальности, иными словами, в тес-

ной связи с идеей государства и государственности66. <…>

Черныш М. Ф. Национальная идентичность:

особенности эволюции // Социологический журнал. 1995. №2.

С. 114–115.

V

В вопросе о механизмах утверждения национальной идентич-

ности как одной из основ российской государственности царит

путаница, а дебаты, ведущиеся политиками и экспертами, имеют

поверхностный и эмоциональный характер. Вольное жонглирова-

ние такими основополагающими понятиями, как народ и нация,

чревато серьезными рисками для общества и государства. В отече-

ственном политическом языке слову «национализм» придается

отрицательный смысл, между тем как национализм играл ключе-

вую роль в формировании современных государств и во многом

остается важнейшей идеологией современности.

Изучение проблемы национализма и строительства наций в

России основано на старых подходах. В этом кроется одна из при-

чин существования, как минимум, трех разных взглядов на обще-

ство и государство.

66 Greenfeld L. Nationalism and democracy // Research on democracy and society.

New York, 1992. Vol.1. P.327–351.

168

Первый. Россия – государство с населением, состоящим из

многих наций, и в этом ее радикальное отличие от остальных

стран мира.

Второй. Россия – национальное государство русской нации с

меньшинствами, члены которых могут становиться русскими или

же признать государствообразующий статус русских.

Третий. Россия – национальное государство с многоэтничной

российской нацией, основу которой составляют русская культура

и язык и в которую входят представители других российских

национальностей (народов).

Понимание российского народа как исторического целого и

как гражданской нации высказывалось неоднократно, в том числе

экс-президентом Владимиром Путиным, а также новым президен-

том Дмитрием Медведевым. Эта формула была позитивно воспри-

нята многими интеллектуалами и политиками как единственно

возможная для России и как полностью отвечающая апробирован-

ному в мире опыту существования крупных многоэтничных госу-

дарств, а также идеологии государственного (гражданского) наци-

онализма.

Однако в последнее время противники формулы российской

нации и сторонники этнического национализма (прежде всего от

имени доминирующего народа) явно активизировались, объявив о

«провале строительства гражданской нации» в России и выступив

с явно политизированными проектами.

Глобальный контекст

В мировой общественной практике утвердилось представле-

ние о нациях как территориально-политических образованиях со

сложными, но едиными социально-культурными системами. Ка-

кими бы неоднородными по составу ни были государственные со-

общества, они повсюду сами определяют себя как нации и счита-

ют свои государства национальными либо государствами-

нациями. Народ и нация выступают в данном случае как синони-

мы, и именно эти категории придают изначальную легитимность

современному государству.

Представление о едином народе-нации является ключевым

моментом обеспечения стабильности и согласия в обществе,

а также залогом крепости государства в не меньшей степени, чем

Конституция, армия и охраняемые границы. Идеология граждан-

169

ской нации предполагает существование ответственного гражда-

нина, единой системы образования, версии общего прошлого с его

драмами и достижениями, символики и календаря, чувства любви

к Родине и лояльности государству, а также отстаивание нацио-

нальных интересов. Все это составляет то, что называют национа-

лизмом в его гражданском и государственном варианте.

Гражданскому национализму противостоит этнический наци-

онализм, отражающий настроения той или иной этнической общ-

ности. Она может составлять большинство либо меньшинство

населения, но определяет в качестве нации своих членов, а не всех

граждан страны и на этом основании требует «собственной» госу-

дарственности или привилегированного статуса. Различия между

двумя типами национализма существенны, ибо этнический нацио-

нализм основан на идеологии исключения и отрицания многообра-

зия, а гражданский – на идеологии солидарности и признания мно-

гообразного единства.

Особый вызов государству и гражданской нации бросает ра-

дикальный национализм меньшинств, которые желают выйти из

общего государства путем вооруженной сецессии. Этнический

национализм большинства также несет в себе риски, ибо может

объявить государство исключительной собственностью одной

группы. Выступая приверженцем существующей государственно-

сти, такой национализм порождает противников данного государ-

ства среди меньшинств.

Так, например, одной из причин внутренних гражданских

войн в Индии стал индусский национализм, представленный хин-

диязычным большинством. Поэтому в Индии утверждается поня-

тие индийской нации, хотя в стране существует множество боль-

ших и малых народов, языков, религий и рас. Начиная с Ганди и

Джавахарлала Неру, элита страны и государство отстаивают ин-

дийский национализм (название ведущей политической партии –

Индийский национальный конгресс) в противовес национализму

хинди и меньшинств. Благодаря этой идеологии Индия сохраняет

государственную целостность.

В Китае доминирующий народ – ханьцы. Они и китайская

нация (миндзу) численно и культурно почти совпадают. Тем не

менее наличие 55 неханьских народов численностью более 100

миллионов человек не позволяет говорить о ханьцах как государ-

170

ствообразующей нации. «Великоханьский шовинизм», который

подвергал критике еще Мао Цзэдун, представляет угрозу китай-

скому государству, ибо провоцирует сепаратизм неханьцев и мо-

жет привести к распаду страны. Образ китайской нации как сово-

купности всех граждан был сконструирован несколько десятиле-

тий назад и успешно справляется с задачей обеспечения нацио-

нальной идентичности китайцев.

Аналогичная ситуация двух уровней идентичности (граждан-

ская нация и этнонация) существует и в целом ряде других стран

(Великобритания, Индонезия, Испания, Канада, Мексика, Нигерия,

Пакистан и пр.), включая Россию. Все современные нации-

согражданства имеют сложный этнический, религиозный, расовый

состав населения. Культура, язык и религия большинства почти

всегда выступают основой национальной культуры. Например,

английский – компонент британской нации, кастильский – испан-

ской, ханьский – китайской, русский – российской, но нация по-

нимается как многоэтничное образование. Скажем, в состав ис-

панской нации входят как основное население – кастильцы, так и

баски, каталонцы, галисийцы.

В России реальная ситуация сходна с положением в других

странах, но есть особенности идеологии нациестроительства и

практики использования категории «нация». Эти особенности сле-

дует учитывать, но они не отменяют мировую норму строитель-

ства государств. <…>

Тишков В. В. Российский народ

и национальная идентичность.[Электронный ресурс]

URL: http://www.globalaffairs.ru/number/n_11152.


VI

Региональная идентичность – это объективное состояние, ос-

новывающееся на рефлексивном чувстве личной самотождествен-

ности и целостности, непрерывности во времени и пространстве.

Региональную идентичность можно рассматривать как структур-

ное образование со своим содержанием, мерой стойкости и проти-

водействием влиянию извне. Данное состояние предполагает гар-

моничное сочетание индивидуальной самости и включенности ин-

дивида в региональный социум. Современные теоретики в каче-

171

стве одной из главных проблем, возникших в конце XX в., назы-

вают поиск идентичности. Ее актуальность для ведущих стран ми-

ра обусловлена переструктурированием мировой системы, распа-

дом СССР и усилением интеграционных процессов в Западной

Европе67.

Происходящие в мире процессы принято описывать понятием

«глобализация». Открытое информационное пространство, бурное

развитие сетевых взаимосвязей и высокая мобильность людей ра-

дикально изменили на глазах у одного поколения привязанности

включенного в эти процессы человека и его представления о своем

месте в мире. Глобализация, вызвавшая усиление неопределенно-

сти социальных отношений, привела во всех развитых странах ми-

ра к кризису идентичности. «Национальная» (ориентированная на

страну происхождения) составляющая в системе идентификацион-

ных ориентиров стала терять былое нормативное значение для по-

зиционирования индивида как полноправного члена политическо-

го сообщества. В результате продолжали размываться и устойчи-

вые опоры национального государства.

Поэтому тем более значимой для многих людей системой ко-

ординат и важным психологическим компенсатором такого раз-

мывания ориентиров оказывается «идентичность места»: она мо-

жет поддерживать необходимые для самоидентификации человека

эмоциональные или иные символические опоры. Локальная иден-

тичность (самоотождествление человека со своей малой родиной,

с местом проживания) утверждается в открытом информационном

пространстве в ходе сознательного, а порой и неосознанного про-

тивостояния обезличенным глобальным символам. Регионализа-

ция политического пространства (рост значения регионов в соста-

ве национального государства и макрорегионов) наднациональных

объединений как субъектов политического процесса выдвигает

региональную идентичность в качестве одной из важных точек

отсчета в концептуализации социально-политической и социо-

культурной динамики современного мира68.

<…>

67 Тренин Д. Интеграция и идентичность: Россия как «новый Запад». М., 2006. 68 Семененко И. С. Идентичность в предметном поле политической науки //

Идентичность как предмет политического анализа: сб. ст. по итогам Всерос.

науч.-теорет. конф. М., 2011. C. 11.

172

Региональная идентичность как объект социологического ана-

лиза отличается многовекторностью и смысловым разнообразием,

что предполагает комплексное междисциплинарное исследование

этого социального феномена. Во-первых, необходимо отметить

влияние физического пространства (природного ландшафта, клима-

та) на региональное сознание, общее миропонимание жителей и

представление об общности на территории. Следующая важнейшая

проекция рассмотрения региональной идентичности связана с сим-

волическим освоением и репрезентацией пространства, закреплени-

ем региона с помощью установления границ и формирования мен-

тальной карты69, в результате чего происходит «символическая»

связь жителей с пространством, формируется сообщество70.

Региональная идентичность также определяется историей осво-

ения культурного и социального регионального пространства, со-

провождаемой анализом ценностно-окрашенных и эмоциональных

представлений (например, «первичная родина» («отечество»)71,

«малая родина»72, территория проживания отдельного этноса или

народа (часто коренного)), а также коллективной истории и особен-

ностей региональной культуры73. На основе этого формируются

представления об уникальности и самобытности региона.

Результаты ряда исследований показывают, что региональная

идентичность – реальный, а не виртуальный феномен, который

отражает преемственность самосознания местных общностей и не

является следствием компенсаторной реакции, продуцируемой

комплексом неполноценности «провинциала» перед «престижны-

ми» столицами (там, где комплекс неполноценности развит, само-

сознание является пониженным). Детерминанты идентичности но-

сят региональный характер и никак не сводятся к характеристикам

69Ноженко Н. М., Яргомская Н. Б. В поисках нового регионального сообще-

ства: возможная перспектива рассмотрения федеральных округов // Политическая

наука: идентичность как фактор политики и предмет политической науки. М.,

2005. С. 123. 70 Назукина М. В. Граница в дискурсе идентичности региональных сообществ

России // Вестн. Перм. ун-та. Сер. Политология. 2007. № 1. С. 11–17. 71 Реквием по этносу: исследования по социально-культурной антропологии.

М., 2003. С. 444. 72 Крылов М. П. Региональная идентичность в историческом ядре Европей-

ской России // Социол. исслед. 2005. № 3. С. 13. 73Суханов В. М. О некоторых вопросах истории становления региональной

идентичности в России // Вестн. Башкир. гос. ун-та. 2008. № 4. С. 1071–1079.

173

возраста или уровня образования, а традиция не является един-

ственным источником формирования идентичности.

Культурные контрасты, в том числе между соседними регио-

нами, весьма существенны. В то же время внутри регионов наблю-

дается относительная культурная однородность. Такая структури-

рованность пространства осознается населением и представлена

региональными символами, культивированием традиций суще-

ствования территорий в истории.

В региональной идентичности сочетаются аспекты собственно

пространства и внутренней энергетики, «силы» идентичности, где

уместен термин «местный патриотизм». В этом случае региональ-

ная идентичность связана с общими ценностями (например, реги-

ональная гордость) с акцентом на динамике влияния культуры на

формирование регионального самосознания и политические дей-

ствия и установками по отношению к своему месту проживания:

качество жизни, инфраструктура, образование, здравоохранение,

работа, участие в общественно-политической и культурной дея-

тельности и т. д. <…>

С точки зрения социологического подхода, на наш взгляд,

наиболее адекватным является определение региональной идентич-

ности как результата когнитивного, ценностного, эмоционального

процессов осознания принадлежности индивида к своему регио-

нальному сообществу, проявляющихся в созидательной деятельно-

сти на благо своего региона, укреплении его места и роли в системе

территориальных общностей, формировании имиджа региона.

Региональная идентичность устанавливается как результат

двух процессов: объединения и различения. Чтобы идентифициро-

вать региональную общность, необходимо ее для себя «опреде-

лить» (хотя бы на эмоциональном уровне) и одновременно отде-

лить от остальных общностей. Поэтому истинное значение регио-

нальной идентичности связано со всеми сходствами и различиями,

объединениями и противопоставлениями общественной жизни.

При этом подчеркнем, что следует проводить разграничение меха-

низмов позитивной региональной идентификации (личностного

самоотождествления, имеющего положительный оценочный фон)

и негативной региональной идентификации (неприятия, отрица-

тельного отношения к своей региональной принадлежности). Ре-

зультатом негативной самоидентификации, как правило, является

174

негативная идентичность, которая предполагает отрицательную

оценку субъектом своей социально-территориальной позиции.

Еремина Е. В. Региональная идентичность в контексте

социологического анализа // Регионология. 2011. № 3.

[Электронный ресурс]. URL: http://regionsar.ru/node/781?page=0,1


VII Центральное понятие – локальная идентичность. В терминах

оппозиции социальной и личной идентичности, которая положена

в основу вдохновленного Г. Тэджфелом направления эксперимен-

тальных исследований, нам надо было бы говорить о локальном

аспекте социальной идентичности, подразумевая под локусом со-

общество малого города. Однако нужно иметь в виду, что деление

на социальную и личную идентичность носит не принципиальный,

а аналитический характер. Г. Тэджфел, основоположник теории

социальной идентичности, ссылался на некорректность употреб-

ления этого понятия и предлагал под социальной идентичностью

индивида понимать только его «знание о своей принадлежности к

определенным социальным группам и эмоциональную и ценност-

ную значимость этой принадлежности»74. <…>

Различать две трактовки идентичности (самосознания) счита-

ют полезным многие авторы. Например, Л. М. Дробижева: соглас-

но узкому пониманию, идентичность – это простое самоотнесение

к группе, а в широком понимании простое самоотнесение допол-

няется представлениями о своей группе, о ее языке, культуре, ис-

тории, государственности и т. п. Дополнение этого списка пред-

ставлений «интересами, осознаваемыми личностью, группой как

этническими», делает возможным работать с идентичностью как с

установочным образованием, включающим когнитивный, эмоцио-

нальный и регулятивный (поведенческий) компоненты. Это до-

полнение расширяет объяснительные возможности концепта иден-

тичности, позволяет, в частности, объяснять случаи, когда фикси-

руемые, проявляемые вербально когнитивные компоненты, не свя-

занные с соответствующими интересами, могут не реализовывать-

ся в поведении. Широкая трактовка не противоречит узкому по-

74 Tajfel H. La categorisation sociale // Introduction a la psychologie social / dir.

par S. Moscovici. P.: Larousse, 1972. Vol. 1. P. 292.

175

ниманию, но вырастает из него, расширяет объяснительные воз-

можности концепта. Один из вариантов широкого толкования со-

циальной идентичности в диалектике их взаимообусловленного

становления прописан Зигмундом Бауманом. При всех художе-

ственных достоинствах этот текст содержит ряд тезисов об усло-

виях становления социальной идентичности индивида. Эти тезисы

вполне пригодны для систематической интерпретации качествен-

ных данных. З. Бауман, размышляя о специфике социальной ре-

альности – предмете социологии – и о случайности границ между

научными дисциплинами, пишет: «… то, что мы на самом деле

знаем, – это не мир сам по себе, а то, что мы с ним делаем». По его

логике, нет в человеческом мире естественных, данных от приро-

ды границ между пространством социологии и пространствами

других наук; границы порождаются разделением труда между

учеными. И далее автор распространяет эту пространственно-

деятельностную логику на повседневность. «Может оказаться…

что если я, скажем, британец и мой родной язык – английский, то

уютнее всего я чувствую себя дома, среди людей, говорящих поан-

глийски… в другом месте… я не могу свободно общаться, не по-

нимаю смысла того, что делают другие люди, и я не знаю, что мне

самому делать, чтобы выразить свое намерение и достичь желае-

мого результата. Я чувствую себя растерянным… не только при

посещении других стран. Подобно этому выходец из рабочей се-

мьи может чувствовать себя неловко среди богатых соседей из

среднего класса»75. Не будет большой смелостью утверждать, что

в данном случае речь идет не только о камерных сообществах, но

также о большом и очень большом городе. Соответственно, ощу-

щения уюта и неловкости формируются не только в результате

первичной социализации, но и в результате всех последующих

вторичных социализаций. Качество отношений может быть раз-

ным, а переживания от них – сходные.

Тезис 1 – о пространствах уюта и неловкости: в результате со-

циализации индивид де лит социальное пространство на свой и

чужой локусы. <…>

Тезис 2 – о происхождении свободы: свобода происходит из

повседневной, деятельной, групповой идентификации – совмест-

75 Tajfel H. La categorisation sociale ... С. 26.

176

ного (вос)производства, или конструирования принадлежности

индивидов к своей группе. <…>

Тезис 3 – пространственно-деятельностное определение иден-

тификации: идентификация – это социальное (групповое, совмест-

ное, необязательно скоординированное, но ориентированное друг

на друга) повседневное, деятельное (вос)производство и/или кон-

струирование принадлежности индивидов – многих Я – к своей

группе.

Тезис 4 – о границе: свобода действовать на своей территории

означает несвободу вне (вос)производимых (конструируемых)

пределов своей территории. <…>

Оберемко О. Локальная идентичность благотворителя как

представление о «территории свободы» //

Социальная реальность. 2007. № 3. С. 106–109

VIII Память культурная – концепт был разработан гейдельберг-

ским египтологом, историком культуры и одним из ведущих тео-

ретиков memory studies Яном Ассманом и представлен в опубли-

кованной в 1992 году одноименной монографии автора.

В основе подходов автора лежат идеи основоположников ис-

следования коллективной / социальной памяти М. Хальбвакса и

А. Варбурга, концепция культуры как памяти московско-тартуской

семиотической школы Ю. М. Лотмана и Б. А. Успенского, а также

концепция «сакрального» Э. Дюркгейма и понятие «жизненного

мира» феноменологической социологии.

Культурная память, по Ассману, представляет собой специ-

фическую для каждой культуры форму передачи и осовременива-

ния культурных смыслов. Это обобщающее понятие для всякого

знания, которое управляет поступками и переживаниями в специ-

фических рамках взаимодействия внутри определённого общества

и подлежит повторяющемуся из поколения в поколение наставле-

нию и заучиванию. Смысл понятия «культурная память» опреде-

ляется автором через противопоставление ей коммуникативной

памяти. Коммуникативная память функционирует в горизонте

«жизненного мира», который может быть охвачен собственным

опытом индивида и услышанными рассказами. Временной диапа-

зон коммуникативной памяти, таким образом, около 80 лет. В от-

177

личие от неё, К. п. относится ко времени «истоков» к «далёким

временам», о которых никто из ныне живущих не может иметь

личных воспоминаний. К. п. включает в себя «обосновывавшие

воспоминания», утверждающие законность и оправданность суще-

ствующего порядка вещей. Коммуникативная память опирается на

непосредственное социальное взаимодействие, в то время как к. п.

предполагает устойчивые объективации. К. п., в отличие от памяти

коммуникативной, специально учреждается, искусственно форми-

руется. Для её создания, хранения, трансляции в обществе создают

специальные институты. К. п. имеет сакральную окраску, ей при-

суща приподнятость над уровнем повседневности (сфера комуни-

кативной памяти). Воскрешение культурных воспоминаний осу-

ществляется в ритуализированной форме праздника. Поэтому

культурная может быть определена как орган ритуально оформ-

ленного неповседневного воспоминания. Причастность к комму-

никативной памяти по всему социальному целому. Знание, состав-

ляющее её содержание приобретается неспециализированно, в хо-

де повседневности общения. Существование особых специалистов

по коммуникативной памяти в обществе не предполагается.

Напротив, К. п. требует существования профессиональных носи-

телей (шаманов, жрецов, бардов, учёных, поэтов, писателей, ху-

дожников и т. п.). Приобщение к культурной памяти специально

организуется и контролируется этими специалистами. Усвоение

культурной памяти требует желания и усилий со стороны обуча-

ющегося, поэтому овладение ею всегда социально дифференциро-

вано. Одни члены социальной общности или же социальные груп-

пы причастны к ней в большей степени, чем другие. Эти два типа

памяти, коммуникативная и культурная, в разных культурах более

или менее резко отделены друг от друга.

Содержание культурной памяти может по-разному структури-

роваться в зависимости от интересов и видения мира той или иной

социальной общности, в рамках которой создаётся этот «мемори-

альный нарратив». Культурная память может быть «горячей» и

«холодной». «Горячая» культурная память ориентирована на ди-

намику, развитие. Она концентрируется на уникальном, неповто-

римом в истории, переломных моментах взлёта, упадка, становле-

ния. «Холодная» опция культурной памяти, напротив, призвана

сопротивляться изменениям, и поэтому обращается ко всему регу-

178

лярно повторяющемуся, неизменному, создавая образ прошлого

как «вечного настоящего». Стимулировать «горячую» опцию бо-

лее склонны «парии», низшие, угнетённые слои общества, заинте-

ресованные в переменах. Господствующие классы, напротив,

стремятся «охладить» память для увековечивания своего положе-

ния. «Горячая» память имеет для культуры значение ориентирую-

щей силы. Эта сила названа Я. Ассманом «мифомоторикой», а са-

ма «горячая» культурная память – «мифом», т. е. закреплённым и

интериоризированным до состояния «обосновывающей истории»

прошлым вне зависимости от подлинности или же фиктивности

этого образа. Память-миф – это обращение к прошлому, целью

которого является понимание настоящего и поиск ориентиров

дальнейшего развития. В этом качестве она может выполнять две

функции – «обосновывающую» и «контрапрезентную» (контра-

фактическую). В своей обосновывающей функции миф показывает

прошлое как осмысленное и подтверждающее необходимость

настоящего порядка вещей. Контрапрезентная функция связана с

ощущением несовершенства настоящего и обращением к прошло-

му как к «золотому веку», «героической эпохе». Здесь настоящее

критикуется с точки зрения «прекрасного прошлого», сравнение с

которым раскрывает всё несовершенство текущего положения дел.

В определённых условиях обосновывающий миф может превра-

титься в контрапрезентный, а в экстремальных ситуациях (угнете-

ния, обнищания, иноземного владычества) контрапрезентный миф

становится революционным. Тогда образ прошлого превращается

в социально-политическую утопию и может стать целью движении

мессианского, хилиастического типа.

Разработанная Я. Ассманом концепция позволила обозначить

новую область историко-культурологических исследований – изу-

чение «культур воспоминания» различных обществ и их сравни-

тельный анализ. Ещё одним аспектом исторического изучения

культурной памяти является анализ функционирования «образов-

воспоминаний» и последующих культурах, выявление тех куль-

турных смыслов, которые были ими порождены в иных кон-

текстах.

В итоге, Я. Ассман выдвинул проект «истории памяти» – дис-

циплины, изучающей динамику воспоминаний, культурную па-

мять вообще. С точки зрения «истории памяти», прошлое никогда

179

и нигде не передастся просто от поколения к поколению, а всегда

вновь п вновь пересоздаётся, реконструируется, исходя из потреб-

ностей современности. «История памяти» призвана изучать то

прошлое, которое осталось в памяти социальной группы, процессы

его моделирования, переоткрытия в настоящем в зависимости от

актуальной ситуации. «История памяти» задаётся вопросом не об

истинности или ложности тех или иных воспоминаний о прошлом,

бытующих в коллективе, а о причинах создания, поддержания или

изменения определённого образа исторического события, эпохи,

лица. Эта дисциплина стремится обнаружить те обстоятельства,

которые сделали определенный образ прошлого востребованным

для текущей жизни социальной общности, или же, напротив, при-

вели к утрате его актуальности, т. е. – к забвению.




8. СЕВЕРНЫЙ КАВКАЗ В ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКОМ ПОЛЕ

ИСТОРИИ ПОГРАНИЧНЫХ ОБЛАСТЕЙ

I

Имагология (от лат. imago – образ и др.-греч. логос – слово,

знание) – общегуманитарная научная дисциплина, занимающаяся

изучением складывания, восприятия и преобразования образов

чего-либо (страны, народа, культуры и т. д.), а также практическая

деятельность по созданию имиджей. Основным предметом иссле-

дований имагологии является образное восприятие «чужого»

представителями разных культур (стран, народов); предметом

имагологии также являются: устойчивые образы, объективирован-

ные в литературе (в литературоведении); 2) национальные образы

и этнические стереотипы, их влияние на общество (в этнологии);

3) стереотипы в том или ином языке (И. лингвистическая);

4) представления участников культурного диалога друг о друге

(в культурологии); 5) социальные функции представлений (в со-

циологии). Впервые термин И. появился в 1920-е годы в социоло-

180

гии. Широкий интерес И. приобрела в 1950–1960-е гг. благодаря

работам французских литературоведов (Ж.-М. Карре, М.-Ф. Гий-

яр), после которых была воспринята специалистами других гума-

нитарных дисциплин и стран. Единого представления о природе

имагологии, ее целях, задачах и методах в науке не существует.

Представители немецкой литературоведческой школы имагологии

(Э. Менэрт) предложили рабочую терминологию для имагологии.

И. историческая – дисциплина исторической науки; предмет исто-

рической имагологии – представление о другом («чужом»), кото-

рое складывается в общественном сознании той или иной страны

на определённом историческом этапе. В рамках исторической

имагологии сформировалась субдисциплина – изучение образа

власти (И. потестарная). Исследование в рамках исторической

имагологии предполагает широкое привлечение исторических ис-

точников разных типов, в том числе вещественных, изобразитель-

ных, аудиовизуальных. Наиболее известные исследователи имаго-

логии – X. Дизеринк, Д. А. Пажо, М Фишер; отечественные иссле-

дователи – Н. А. Ерофеев, Л. 3. Копелев» Е. Ю. Артемова. Суще-

ствует множество семинаров по имагологии по всему миру, про-

водятся конференции по имагологии.




II

Одним из основных механизмов семиотической индивидуаль-

ности является граница. А границу эту можно определить как чер-

ту, на которой кончается периодичная форма. Это пространство

определяется как «наше», «свое», «культурное», «безопасное»,

«гармонически организованное» и т. д. Ему противостоит «их-

пространство», «чужое», «враждебное», «опасное», «хаотическое».

Всякая культура начинается с разбиения мира на внутреннее

(«свое») пространство и внешнее («их»). Как это бинарное разбие-

ние интерпретируется – зависит от типологии культуры. Однако

само такое разбиение принадлежит к универсалиям. Граница может

отделять живых от мертвых, оседлых от кочевых, город от степи,

иметь государственный, социальный, национальный, конфессио-

нальный или какой-либо иной характер. Поразительно, как не свя-

181

занные между собой цивилизации находят совпадающие выражения

для характеристики мира, лежащего по ту сторону границы.

… Всякое существование возможно лишь в формах опреде-

ленной пространственной и временной конкретности. Человече-

ская история – лишь частный случай этой закономерности. Чело-

век погружен в реальное, данное ему природой пространство. Кон-

станты вращения земли (движения солнца по небосклону), движе-

ния небесных светил, временных природных циклов оказывают

непосредственное влияние на то, как человек моделирует мир в

своем сознании. Не менее важны физические константы человече-

ского тела, задающие определенные отношения к окружающему

миру. Размеры тела человека определяют то, что мир механики, ее

законов представляется для человека «естественным», а мир ча-

стиц или космических пространств он может представить себе

лишь умозрительно и совершив над своим сознанием известное

насилие. …Представление о границе, отделяющей внутреннее

пространство семиосферы от внешнего, дает только первичное,

грубое деление. Фактически все пространство семиосферы пересе-

чено границами разных уровней, границами отдельных языков и

даже текстов, причем внутреннее пространство каждой из этих

субсемиосфер имеет некоторое свое семиотическое «я», реализу-

ясь как отношение какого-либо языка, группы текстов, отдельного

текста (при учете того, что языки и тексты располагаются иерар-

хически на разных уровнях) к некоторому их описывающему ме-

таструктурному пространству. Пронизанность семиосферы част-

ными границами создает многоуровневую систему.

… Пространство, которое в одной системе кодирования вы-

ступает как единая личность, в другой может оказаться местом

столкновения нескольких семиотических субъектов.

Пересеченность семиотического пространства многочислен-

ными границами создает для каждого движущегося в нем сообще-

ния ситуацию многократных переводов и трансформаций, сопро-

вождающихся генерированием новой информации, которое при-

обретает лавинообразный характер.

Функция любой границы и пленки (от мембраны живой клет-

ки до биосферы как – по Вернадскому – пленки, покрывающей

нашу планету, и до границы семиосферы) сводится к ограничению

проникновения, фильтрации и адаптирующей переработке внеш-

182

него во внутреннее. На разных уровнях эта инвариантная функция

реализуется различным образом. На уровне семиосферы она озна-

чает отделение своего от чужого, фильтрацию внешнего, которому

приписывается статус текста на чужом языке, и перевод этого тек-

ста на свой язык. Таким образом происходит структуризация

внешнего пространства.

В случаях, когда семиосфера включает и реально-террито-

риальные черты, граница обретает пространственный смысл в

прямом значении.

… На периферии же располагаются наименее ценимые соци-

альные группы. Те, кто находятся ниже черты социальной ценности,

располагаются на границе предместья, сама этимология русского

слова «предместье» означает «перед местом», то есть перед горо-

дом, на его пограничной черте. В смысле вертикальной ориентации

это будут чердаки и подвалы, в современном городе – метро. Если

же центром «нормального» жилья делается квартира, то погранич-

ным пространством между домом и вне-дома становится лестница,

подъезд. Не случайно именно эти пространства становятся «свои-

ми» для «пограничных» (маргинальных) групп общества: бездом-

ных, наркоманов, молодежи. К пограничным местам относятся ме-

ста общественного пользования в городах, стадионы, кладбища. Не

менее показательна и перемена принятых норм поведения при дви-

жении от границы такого пространства к его центру.

Однако определенные элементы вообще располагаются

вне. Если внутренний мир воспроизводит космос, то по ту сторону

его границы располагается хаос, антимир, внеструктурное икони-

ческое пространство, обитаемое чудовищами, инфернальными си-

лами или людьми, которые с ними связаны. За чертой поселения

должны жить в деревне – колдун, мельник и (иногда) кузнец,

в средневековом городе – палач. «Нормальное» пространство име-

ет не только географические, но и временные границы. За его чер-

той находится ночное время. К колдуну, если он требуется, прихо-

дят ночью. В антипространстве живет разбойник: его дом – лес

(антидом), его солнце – луна («воровское солнышко», по русской

поговорке), он говорит на анти-языке, осуществляет анти-

поведение (громко свистит, непристойно ругается), он спит, когда

люди работают, и грабит, когда люди спят, и т. д.

183

… Мы уже останавливали внимание на процессе перемещения

периферии культуры в центр и оттеснении центра на периферию.

С еще большей силой сказывается движение этих противонаправ-

ленных потоков между центром и «периферией периферии» – по-

граничной областью культуры. Так, после Октябрьской революции

1917 г. в России процесс этот получал многообразную неметафо-

рическую реализацию: беднота из пригородов массами вселялась в

«буржуазные квартиры», из которых выселяли их прежних жите-

лей или «уплотняли» их. Конечно, символический смысл имело

перенесение высокохудожественной кованой решетки, до револю-

ции окружавшей царский сад вокруг Зимнего дворца в Петрограде,

на рабочую окраину, где ею был обнесен сквер в пригороде, цар-

ский же сад остался вообще без ограды – «открытым». В утопиче-

ских проектах социалистического города будущего, в изобилии

создававшихся в начале 1920-х гг., часто повторялась идея о том,

что в центре такого города – «на месте дворца и церкви» – будет

стоять гигантская фабрика.

Лотман Ю. М. Внутри мыслящих миров. Понятие границы.

М., 1996. С. 257–265

III

В строгом смысле фронтир – это зона освоения; точнее, тер-

ритория, социальные и экономические условия которой определя-

ются идущим на ней процессом освоения. Американский историк

Ф. Тернер, введший в науку само понятие фронтира, называл его

«точкой встречи дикости и цивилизации».76

В США подобную зону освоения часто воспринимают как ли-

нию, поскольку освоение территории не слишком задерживалось.

Вслед за первопроходцами быстро приходила цивилизация. Фрон-

тир определяли, например, как границу между проданной и «ни-

чейной» землями, границу резерваций, наконец, границу между

самыми западными штатами и самыми восточными «территория-

ми» (territory – это название административной единицы с особым

статусом; чтобы получить статус штата, та или иная «территория»

должна была иметь определенную численность населения). Тер-

мин «фронтир» официально применялся также для обозначения

76 Цит. по America's Frontier Story. A Documentary History of Westward Expan-

sion. Huntigton, 1980. Р. 18

184

линии, ограничивающей территорию с плотностью населения ме-

нее двух человек на одну квадратную милю.

… Фронтир – зона особых социальных условий, а не граница

территории, находящейся под юрисдикцией государства, и уж тем

более не граница территории, разведанной его жителями (несмот-

ря на этимологию происхождения самого термина и квазилиней-

ность этой зоны в США). Такие зоны в России легко выделяются:

современный Центральный район (Залесская Русь) осваивался

русскими в XI–XIV веках, так называемый Русский Север – в XV–

XVII веках, современный Черноземный Центр – в XVI–XVII веках.

Дон и Северный Кавказ – в XVII – начале XIX века, Урал и Си-

бирь – в XVII–XVIII веках. Дальний Восток – во второй половине

XIX – начале XX века (по периодизации Д. Замятина). Каждую из

этих «порций», пусть и чрезвычайно обширную, в соответствую-

щее время можно было считать зоной фронтира, или, по-русски,

порубежья.

… Пожалуй, самая яркая особенность порубежья, отличающая

его от остальной территории страны, – свобода. Свобода от устоев

и традиций (общество состоит в большинстве из приезжих, еще не

устоялось – нет и устоев), от классовых или сословных условно-

стей, а при желании – и от своего прошлого. Свобода от каких бы

то ни было государственных, общественных, правоохранительных

органов. Свобода для всех: жителям порубежья приходилось ува-

жать свободу друг друга, поэтому в порубежье царила стихийная

демократия. Свобода позволяла легко воспринимать новое (как в

общественных отношениях, так и в быту), ибо с переездом в пору-

бежье был поломан и традиционный образ жизни.

… Привычка к свободе, самоуважение сочетаются в жителях

порубежья с сильнейшим индивидуализмом.

… Можно было бы дать определение фронтира как террито-

рии, исключительно богатой каким-либо ресурсом и потому пол-

ной всяким «алчущим добычи сбродом». Эдакая «речка Вача»

В. Высоцкого: «Я на Вачу еду плача, возвращаюсь – хохоча».

Именно так иногда и делается (например, Р. Биллингтон определя-

ет фронтир как «географический регион ... где низкая плотность

населения и обычно богатые и слабо разработанные природные

ресурсы обеспечивают исключительную возможность для улуч-

185

шения социального и экономического статуса мелких собственни-

ков»77. Однако это не совсем так.

Обратимся к еще одному аспекту взаимоотношений порубе-

жья и остальной части страны – хотя и более спорному, чем

названные выше. Ряд исследователей считают. что окраины «оття-

гивали на себя» массы недовольных. В американском случае – как

принято считать – наличие осваиваемых окраин тормозило разви-

тие рабочего движения, увлекая обездоленных в погоню за при-

зрачной мечтой. В России также вместо открытого бунта всегда

была возможность «утечь» куда-нибудь подальше от притесните-

ля. Как писал А. Герцен: «Если б Россия не была так пространна ...

то без преувеличения можно сказать, что в России нельзя бы было

жить ни одному человеку, понимающему сколько-нибудь свое до-

стоинство».78

…Так мы подошли к основному «родовому признаку» фрон-

тира – его неопределенности, неустоялости, неустойчивости. По-

жалуй, это и стоит принять за основную характеристику фронтира.

Здесь истоки всех перечисленных социально-экономических явле-

ний. Фронтир манил своих будущих обитателей, поскольку был

загадочен, и каждый мог возлагать на новые земли любые, самые

смелые надежды. Как заметил известный исследователь американ-

ского характера Д. Бурстин, «если бы Америка не оставалась таин-

ственным континентом в течение почти всего первого века своего

национального существования, то едва бы американцы смогли

стать столь жизнеспособными и энергичными. Америка питала

такое обилие надежд, поскольку являлась притягательным объек-

том для иллюзий»79. Конечно, фронтир – комплексное, многогран-

ное явление, и ему можно было бы дать развернутую «многоэтаж-

ную» характеристику, где были бы упомянуты многочисленные

экономические, социальные и политические аспекты. Однако я

считаю более предпочтительным комплексный подход к проблеме,

а именно поиск ответа на вопрос: «Почему здесь так?». Наиболее

подходящий, на мой взгляд, ответ уже дан: «Здесь все неустойчи-

77 Billington R. A. America's Frontier Heritage. Albuquerque, 1991. Р.25 78 Герцен А. И. Сочинения: в 2 т. Т. 2. М., 1990. C. 9. 79 Бурстин Д. Американцы. Т. 1–3. М., 1993. Т. 1. С. 285

186

во».80 Отсюда следует определение: фронтир – это зона неустой-

чивого равновесия.

Зона освоения (фронтир) и ее образ в американской

и русской культурах [Электронный ресурс].

URL: http://igor-grek.ucoz.ru/publ/city/zona.


IV

Слово «фронтир» в переводе с английского означает «грани-

ца», «рубеж». Так назывался авангард поселенцев, которые про-

двигались на запад Североамериканского материка, завоевывая

девственные земли. По мере того как с методичной жестокостью

уничтожались целые племена индейцев – коренных обитателей

этих земель, по мере того как пришельцы столь же методично

обосновывались на гигантских пространствах, изъятых из дикой

природы и отторгнутых у людей, что испокон веков жили с этой

природой в согласии,– искусно создавалась легенда о Великом

Американском Духе – духе Фронтира. Люди Фронтира – муже-

ственные, простые, честные и работящие... Они, правда, не расста-

вались с оружием – нужно ведь было охотиться да и защищать

своих жен и детей от набегов индейцев!

Мельвиль А. Ю. Где проходит фронтир? //

Вокруг света. 1984, январь.

V

… Это определяет наши взгляды на культурную историю Се-

верного Кавказа, представляющего сложное пограничное пересе-

чение и взаимовлияние множества самостоятельных культур, со-

циумов, конфессий – культурное пограничье. Представления о со-

циокультурном пространстве, которые мы выработали, основыва-

ясь на подходах современной исторической науки, определяют и

толкование о границе. Это рассуждение о границе весьма актуаль-

но для изучения истории Северного Кавказа. Образ границы с

древности складывался в определенные стереотипы, связанные с

80 Эту неустойчивость следует понимать в физическом смысле: как неустой-

чивое равновесие («когда после малого отклонения от положения, тело все более

и более от него удаляется»). (Большой энциклопедический словарь: в 2 т. М.,

1991. С. 23).

http://igor-grek.ucoz.ru/publ/city/zona

187

географическими понятиями – водными пространствами и горами.

Один из современных исследователей обращает внимание на то,

что издревле существовала устойчивая традиция, которую приме-

нительно к картине мира людей можно обозначить как тенденцию

или даже инерцию, разделять материки, если не по морям, то по

рекам.

Таким образом, можно говорить о «границе-реке» и о культу-

ре берегов. С точки зрения исследования социокультурной исто-

рии Северного Кавказа предстоит изучать мыслительные стерео-

типы и традиции восприятия «границы-горы» и культуры гор и

предгорий различными социокультурными группами при опреде-

лении места-государства, места-нации, места-проживания. Таким

образом, складывался определенный тип отношений отдельных

людей и социумов, который можно характеризовать как погранич-

ную ситуацию. Это предполагает восприятие мира через оппози-

цию «своего» и «чужого». Граница в данном случае отделяет

«наше место» от «их места». Предлагаемые исследовательские

подходы к истории Северного Кавказа как культурному пограни-

чью сформулированы Ю. М. Лотманом. По его мнению, интерпре-

тация деления культурного пространства на внутренний и внеш-

ний миры зависит от типологии культуры в каждом из этих миров,

в зависимости от типа и развития межкультурной коммуникации.

История культурного пограничья сегодня актуализирована

мировым процессом глобализации, которая остро поставила во-

прос о состоянии социокультурных миров в пространстве, много-

кратно пересеченном государственными, конфессиональными, эт-

ническими, социокультурными, географическими границами. На

наш взгляд, ни о какой однородности глобальных событий сегодня

говорить не приходится. Это невозможно из-за многообразия

культурных историй народов, из-за социального неравенства раз-

личных слоев общества, из-за несовпадения локальных точек зре-

ния на эти события. Новая локальная история открывает возмож-

ности сочетать анализ общих тенденций в региональной истории с

изучением местного разнообразия культур.

… Надо согласиться с тем, что культурные границы, связан-

ные с иными параметрами пространства (физические, ланд-

шафтные и т. п.) представляют собой области создания новых се-

миотических, а значит, и культурных процессов. Двусмысленность

188

содержания понятия границы, которая и разделяет, и соединяет,

которая одновременно принадлежит всем пограничным культурам,

содержит в себе механизм перевода «чужого» в «наше», как отра-

жение процесса культурного обмена и взаимовлияния. В то же

время межкультурные контакты отдельных социокультурных об-

ластей должны иметь культурные эквиваленты в «нашей» культу-

ре.5 Изучение Северного Кавказа в контексте культурного погра-

ничья очень важно для исследования точек культурного взаимо-

влияния как условия совместного проживания разных народов и

фактора стабильности на границе культурных влияний.

Таким образом, расположение социокультурного простран-

ства как в пределах социального и культурного понимания, в се-

миосфере, так и в географической оси координат в значительной

степени определяет путь социокультурных образований. При всей

первичности географического фактора в социокультурной исто-

рии, он сам восприимчив к динамике культуры, социума.

Булыгина Т.А. Кавказоведение: опыт исследований //


(Владикавказ, 13-14 октября 2005 г.) [Электронный ресурс].

URL: http://kvkz.ru/ (Дата обращения: 2.10.2015)

VI

М. Блок ввел понятие «человеческое время», которое не под-

дается принципу действия астрономического времени. Это образ

времени в сознании человека или в групповом сознании. Челове-

ческое время имеет собственные единицы измерения в соответ-

ствии с внутренним ритмом, заданным сознанием. Это человече-

ское время носит исторический характер. Ю. М. Лотман обратил

внимание на то, что культура организует себя в форме определен-

ного пространства-времени, которая имеет свое семиотическое

значение81. Время само выступает границей в пространстве –

«Время вспахано плугом», как писал О. Мандельштам. Так, вре-

менная ось определяется символами прошлого, настоящего, буду-

щего. Однако, по мнению М. Блока, в этом историческом челове-

ческом времени нет жесткого деления на отрезки, ибо границы

между отрезками исторического времени обладают нечеткими

81 Лотман Ю. М. Понятие границы // Лотман Ю. М. Внутри мыслящих миров.

М., 1996. С.177.

189

контурами и различной тональностью82. Точнее эти временные

границы представляют собой пограничные зоны.

Пограничье цивилизаций и культур существует не только в

пространстве, но и во времени. Признавая многообразие форм та-

кой универсалии, как граница, которая может носить не только

социальный, национальный, конфессиональный характер, но и де-

лить время: «Граница может отделять живых от мертвых…»,83

Лотман также обращает внимание на двусмысленность понятия

границы: «С одной стороны, она разделяет, с другой – соединя-

ет»84. Эта двойственность может быть определена также в виде

перехода. Как определял Х. Плесснер, в этом варианте граница

представляет собой всего лишь виртуальный промежуток между

телом и примыкающей к нему средой» и в этом смысле «является

чистым переходом от одного к другому, от другого к одному…».85

Именно в таком смысле и рассматривается граница времени в дан-

ной статье.

В общественном сознании прошлое отделено от настоящего

границей, которая превращает образ прошлого в образ «другого».

Конечно, граница между прошлым и настоящим размыта, т.к. каж-

дое мгновение настоящее превращается в прошлое, но при про-

хождении пограничной зоны, определяемой как «исторический

переход», под влиянием совокупности социокультурных, полити-

ческих, экономических факторов в коллективном сознании скла-

дывается символический образ «другого времени». В данном слу-

чае «другое» содержало двоякий смысл. Можно обозначить эту

двойственность как «чужое – образец» (мемориальная история),

и «чужое – плохое», т. е. то, что отрицается новой эпохой. Таким

образом, проявляется двойственность границы во времени, соеди-

няя прошлое с будущим традицией, одновременно помещая это

прошлое в разряд «отжившего».

Именно этот механизм использует всякая новая власть для

собственной легитимации и для очерчивания новых границ ее вре-

мени. Это великолепно демонстрирует советская система в усло-

82 Блок М. Апология истории, или ремесло историка. М.: Наука, 1986. 83 Лотман Ю. М. Понятие границы. С.175. 84 Там же. С. 183. 85 Плеснер Х. Ступени органического и человек: Введение в философскую ан-

тропологию. М.,2004. С. 108.

190

виях ее становления и функционирования. Идеологи системы со-

здавали новый образ прошлого, отбирая из предшествующих со-

бытий «нужное» для формирования нового вектора общественного

сознания, составляющей которого является историческое созна-

ние. По существу, это было актом создания иного исторического

времени, в котором устанавливались новые границы – «до рево-

люции», «при царском режиме» и проч.

Событийная история представляет собой конструирование

цепи взаимосвязанных фактов различного уровня. В данном слу-

чае факты выступают наполнителями исторического времени, ко-

торое определяет характер событий, рассказанных историописате-

лем. С другой стороны, конкретные события, восстановленные

историком в виде фактов, могут стать символом – характеристи-

кой эпохи, и тогда эти события в сознании целых поколений ста-

новятся мерилом времени. Уже в этой бинарности исторического

события заложена неоднозначность свойств исторического време-

ни как условие прерывистости времени в его исторических пара-

метрах в отличие от иных форм темпорального измерения. Люди

сами определяют границы «нового» и «старого», меняя смысловое

значение конкретного события. Они же, согласно их представле-

ниям, об историческом времени и его пограничных зонах, выстра-

ивают связи между прошедшими событиями. Разделение времен,

таким образом, свойство человеческого сознания.

Булыгина Т.А. Человек на границе исторического времени //

Peгioнaльна icтopiяУкраiни. Киiв. Вып. 2. К., 2008. С. 105–113

VII

… основные составляющие среды обитания и развития чело-

вечества определяются в географических категориях. В полной

мере это относится и к понятию «граница». Так, границы Кавказа

определяются Черным и Каспийским морями. В этой горной

стране можно выделить внутренние границы – Предкавказье,

Большой Кавказ и Закавказье. С другой стороны, понятие границы

использовалось и в распределении хозяйственных зон, и в описа-

нии расселения различных племен и этносов, и в истории форми-

рования и функционирования государства.

Вместе с тем, классическая историческая география в своих

объяснениях использовала в основном материальное взаимодей-

191

ствие природных условий – рельефа, воды, почв и климата с мате-

риальной деятельностью человека, без социокультурного контек-

ста. Семиотическая среда географии в исторической динамике, т. е.

подвижность и изменчивость пространственных представлений лю-

дей, выраженной в географической символике, в расчет не бралась.

Граница является элементом механизма формирования не только гео-

графического, территориально-административного пространства, но

и семиосферы86. Граница не только разделяет представления о раз-

делении пространства по эту и ту сторону границы, но и формиру-

ет картину «контактных зон» в районе границы. Следовательно,

речь идет об одновременном процессе противопоставления и объ-

единения. …важной функцией любой границы является ограниче-

ние проникновения во внутреннее пространство элементов внеш-

него и одновременно отбор и трансформация внешнего во внут-

реннее. Любое столкновение двух пограничных зон неизбежно

ведет к созданию нового культурного пространства.

… К примеру, европейская граница России на юге когда-то

проходила севернее Северного Кавказа, что формировало образ

страны за пределами национального пространства. Со временем

граница двигалась дальше на юг, что меняло и образ Северного

Кавказа, который из «чужого» враждебного пространства превра-

щался в форпост империи, в окраину России. Если говорить шире,

то пространство региона постепенно раздваивалось: из-за облика

восточной, «азиатской» цивилизации начинала проглядывать по-

зиция европейской культуры… географическое пространство или

географическая граница в зависимости от культурных, политиче-

ских и экономических горизонтов ожидания трансформировались

в идеологему.

… географическое понятие границы влияет на динамику че-

ловеческих смыслов. Возвращаясь к территории Кавказа, отметим,

что в XIX в. из этого макрорегиона выделялось Закавказье и се-

верная часть – Северо-Западный, Северо-Восточный и Централь-

ный Кавказ. Деление на южную часть и северную оказалась

наиболее устойчивой парадигмой как, в собственно географиче-

ском, так и социокультурном смыслах. Внутри границы определя-

86 Лотман Ю. М. Внутри мыслящих миров. М., 1996. С. 175.

192

ли более мелкие деления – по расселению местных жителей, по

административному делению. Все эти и внутренние, и внешние

границы были весьма неустойчивы не только в территориальном,

но и в социокультурном аспекте. Дагестан и Ставрополье, напри-

мер, то входили, то оставались вне этой территории. Да и знаковая

система менялась. В 1930-е гг. появляется новое географическое

понятие, содержащее единое смысловое поле для северных райо-

нов Кавказа – Северный Кавказ. Наряду с этим уже в 1950-е гг.

в научной литературе вместе с краеведением реанимируется поня-

тие «степное Предкавказье». В постсоветскую эпоху зона Пред-

кавказья стала рассматриваться как географическая часть Северно-

го Кавказа. Все эти изменения связаны не только с территориаль-

ными уточнениями, но и со смысловыми трансформациями.

Создание современной конфигурации административных гра-

ниц в виде Северокавказского Федерального округа (СКФО) изме-

нило географические представления о регионе … Однако дело не

ограничивается изменением географии. Меняются смыслы. В со-

знании славянского и русскоязычного населения округа складыва-

ется образ изолированного от России пространства. С другой сто-

роны, государственный образ этого региона концентрирует в себе

утопическое социокультурное единство, т.к. это, по мнению вла-

сти, должно укреплять взаимозависимость и позитивное взаимо-

действие народов Северного Кавказа. С другой стороны, формиро-

вание округа создает новую семиотическую границу между южно-

российской провинцией и северокавказской окраиной, возрождая

дореволюционные стереотипы. Таким образом, «нарезание» новых

административно-территориальных границ существенно влияет на

социокультурный контекст локального северокавказского обще-

ства и на социально-психологическое состояние его граждан, уси-

ливая позиционирование региональных идентичностей и размывая

национально-государственную идентичность.

Булыгина Т.А. Граница в категориях классической географии

и в исследовательских полях «новой локальной истории» //

Историческая география: пространство человека VS человек

в пространстве. Материалы XXIII Международной научной кон-

ференции. Москва, 27–29 января 2011. М., 2011.

193

VIII

Исследования культурного пограничья и порождаемой им

расколотой, множественной и вечно странствующей идентичности

за два десятилетия своего существования успели выдвинуться на

одно из ключевых мест в мировой науке. Культурное пограничье

как локус существования может быть определено и во временном,

и в пространственном смыслах как изменчивое взаимодействие

традиционного и со временного начал и как транскультурацион-

ный перевод с языка одной инаковости на язык другой. Сегодня

пограничье нередко лишается географической конкретности и пе-

реносится по аналогии на самые разные социокультурные модели,

а также в область этнокультурной, гендерной, квир-маргиналь-

ности, уходя порой целиком внутрь сознания человека границы,

существующего на грани культурной трансгрессии, между культур

и времен, среди языков, в состоянии постоянного пересечения

границ или даже бытия на границе и в качестве границы, когда она

проходит внутри индивида.

… пограничье постепенно выдвинулось в центр современной

рефлексии о человеке и мире. Так, например, в отечественной

культуре и рефлексии о ней граница стала перегруженным смыс-

лами понятием – это и рубеж, и грань, и межпространственность,

которая всегда использовалась в самоопределении российской

культуры и ее неразрешенной западновосточной травмы, а по

мысли ряда ученых, ее застревания на границе как временном ру-

беже. Однако и сегодня редко встречаются попытки ученых по-

нять, почему Россия как граница развивалась иначе и почему сего-

дня, когда весь мир празднует поразительную способность границ

к смыслообразованию, российская пограничность оказывается не в

силах генерировать новые смыслы, и интерпретирует свою соб-

ственную пограничность чаще негативно.

… Постколониальный теоретик Хоми Баба выделяет ключе-

вое для по нимания культурного пограничья понятие «временного

зазора» или «запаздывания» (time lag) – темпоральный разрыв в

процессе репрезентации. Опираясь на Ж. Лакана, он объясняет,

что процесс выработки нового смысла связан с тем, что при запаз-

дывании означающее и означаемое на время разлучаются, знак

лишается своей субъектности и повисает в поле межсубъетности.

Следующим шагом становится новое наделение знака смыслом,

194

уже обогащенным гибридным дискурсом, успевшим выработаться

в поле темпорального разрыва.

…Но граница – это еще и нравственный предел, и ее пересе-

чение – это отход от нормы или канона. В этом смысле пограничье

не равно маргинализму как периферийности по отношению к об-

ществу, его культурным, социальным и этическим ценностям, но

тесно с ним связано, так что граница между пограничной ценност-

ной сферой и этикой пограничья размыта и проницаема.

…Важным свойством культурного пограничья является амби-

валентность, ярче всего проявляющаяся в характеристике усколь-

зающего от определения «пограничного сознания» человека, за-

стрявшего на границе и нередко противостоящего не только без-

местности, но и новому укоренению в одной, двух или более куль-

турах. Центральным понятием в концепции одного из ведущих

теоретиков культурного перевода и пересечения границ Хоми Ба-

бы выступает внедомность. Он подчеркивает ощущение «пойман-

ности» между культурами, непринадлежности ни к одной из них,

а не к обеим сразу, осознания себя в своеобразном ступоре, кото-

рый возникает не из-за личностного психологического расстрой-

ства, но из-за травмы культурной дислокации, в которой суще-

ствует постсовременная личность.

Тлостанова М. В. Культурное пограничье: пересечение,

курсирование, инкорпорация или преодоление //

Вопросы социальной теории. 2011. Том V. С. 119–125

IX

Исторические ареалы, которые складывались в результате

длительных процессов этнического, хозяйственного, торгово-

экономического, социального, религиозного и культурного взаи-

модействия, играли важную роль в судьбах населявших их наро-

дов. Поэтому выявление путей их формирования и последующей

эволюции занимает место в научных исследованиях так называе-

мого регионального (или субрегионального) на¬правления. Можно

констатировать наличие в современной исторической науке целого

историографического пласта, образовавшегося в результате такого

рода исследований, и объём его продолжает увеличиваться. При

этом уточняется терминология и конкретизируется перечень объ-

195

ектов изучения, что прекрасно иллюстрирует пример с так называ-

емыми «контактными зонами».

Тема «контактных зон» весьма неплохо, хотя и не равномер-

но, изучена в антиковедении, медиевистике (в том числе в визан-

тинистике) и русистике на материале нескольких европейских и

азиатских регионов. Наиболее крупной проблемой здесь является

определение самого термина в региональном и субрегиональном

контексте.

… В существующей историко-географической литературе для

обозначения контактных ареалов нередко употребляются термины

«лимес» и «лимитотрофия»... Они описываются как пограничные

области, обладавшие фортификационными сооружениями и сетью

коммуникаций. Внутреннее устройство таких зон соотносилось с

типами государственности, а также с особенностями взаимодей-

ствия государств с соседними народами.

… понятие контактной зоны поначалу применялось только

при анализе социально-экономических особенностей обществ пе-

реходного типа.

… Последующие разработки способствовали обретению сло-

восочетанием «контактная зона» более широкого значения.

…можно констатировать общепризнанность некоторых составля-

ющих его ключевых моментов. Считается за данность, что для

любой контактной зоны характерно совместное проживание раз-

ных этнических групп на протяжении длительного исторического

времени, а также сосуществование культурных, религиозных, ад-

министративных и иных систем, своеобразная языковая ситуация,

неопределённость границ соприкосновения. В связи с этим переч-

нем используемых в науке факторов исследователи трактуют по-

нятие «контактной зоны» то расширительно, то имплицитно (от

полиэтничного поселения до части континента).

… Значительное распространение … имеет трактовка контакт-

ных зон как территорий, разделяющих одно или несколько госу-

дарств или цивилизаций. В определении их системообразующих

элементов в одних случаях главный упор делается на природно-

географические условия, а в других – на этнокультурные и социаль-

ные факторы. В последнее время исследователями выдвигается идея

многокомпонентного анализа с учетом административной структу-

ры, этноконфессиональных признаков и ментальности. Подчеркива-

196

ется также существование в историческом прошлом в качестве по-

добных зон специфических территориальных единиц, имевших

свои демографические, религиозные и прочие особенности.

… для изучения контактных зон имеет определение их про-

странственно-временных параметров. Рубежи таких зон обычно не

совпадали с государственными, этническими, конфессиональными

и иными границами. Они не представляли собой постоянной вели-

чины и могли измениться в зависимости от самых различных об-

стоятельств.

… изучение контактных зон Восточной Европы является од-

ной из актуальных задач исторической науки. Метод ареального

исследования данной проблемы открывает широкие возможности

для выявления характера исторических связей, механизмов адап-

тации, способов передачи и освоения культурного опыта, быта и

традиций. Особенно важное значение оно имеет для осмысления

сложных и противоречивых межцивилизационных процессов и их

роли в истории и современности.

Серов В. В. Понятие контактной зоны в исторической науке

[Электронный ресурс]. URL: http://ashpi.asu.ru/ic/?p=3065.


9. ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЕ ПРАКТИКИ ИЗУЧЕНИЯ

ЛОКАЛЬНЫХ СООБЩЕСТВ ПОЛИЭТНИЧНОГО


I

Актуальность историческая – значимость, потребность, по-

лезность изучения некоей научной исторической проблемы в ин-

тересах науки, устойчивый интерес к ней как в научном сообще-

стве, так обществе в целом. В советской историографии и теории

исторической науки А. и. трактовалась как связь прошлого с

настоящим. способность удовлетворительно отвечать на постав-

ленные современностью вопросы, откликаться на запросы самых

разных её сфер, Отвечая на эти вопросы, история работает на со-

временность. В настоящее время А. и. понимается как то, что вы-

197

деляется самим исследователем, её необходимо обосновать, аргу-

ментировать. Именно доказательство актуальности темы истори-

ческого исследования имеет определявшее значение согласно тре-

бованиям научного сообщества н официальным документам.

В процессе исторического познания изменяется и актуальность

проблематики научного исследования, одна и та же теми освещает-

ся и трактуется по-разному в разные исторические эпохи. Это от-

носится как к историческим явлениям и процессам (Французская

революция, НЭП), так и к историческим деятелям (Наполеон,

Бисмарк и т. п.). Актуальность определяется также и появлением

новых исторически; источников. Нередко общественный интерес

совпадает или вызывается появлением этих новых источников.

Так, в конце 80-х – начале 90-х гг. XX в. открылись многие закры-

тые фонды советских архивов. Это вызвало поток исследований,

посвященных раскулачиванию, сталинским репрессиям, отдель-

ным государственным и политическим деятелям СССР. Актуаль-

ность историческую кс следует путать со злободневностью или

конъюнктурой. Необходимо помнить, что наука не приемлет

конъюнктурных подходов, Центрические исследования, вызван-

ные к жизни политическими причинами или очередным юбилеем,

разделяют судьбу события, их вызывающего – быстро теряют вся-

кую актуальность и забываются.



отв. ред. академик Л. О. Чубарьян. М., 2014. С. 13

II

Предмет истории – 1) происхождение, развитие и свойства

людских союзов (2); 2) человеческая деятельность как естествен-

но-исторический, поступательно-прогрессивный, внутренне обу-

словленный н закономерный процесс во всем его многообразии,

пространственной и временной конкретности (3); 3) сознание лю-

дей (1).

Историческая наука как социальный институт выполняет

функции: 1) производства, хранения и распространения научных

исторических знаний; 2) регламентации научно-исследовательской

деятельности посредством формальных и неформальных ограни-

чений; 3) подготовки научно-исследовательских кадров. Истори-

198

ческая наука представляет собой систему различных научных от-

раслей и дисциплин: а) отрасли, изучающие непосредственно ис-

торическую реальность, б) историография – научная дисциплина,

предметом которой является история исторической науки; в) ис-

точниковедение, изучающее возможности и способы использова-

ния исторических источников в исторических исследованиях;

4) методология истории, предмет которой – процесс историческо-

го исследования. В широком смысле слова п. и. как науки включа-

ет конкретно-исторические, историко-научные источниковедче-

ские и методологические аспекты. В узком смысле предметом ис-

тории являются различные выделяемые историками фрагменты

или ракурсы исторической реальности. В классической историче-

ской науке историческая реальность – это объективная историче-

ская действительность, в неклассической науке – трансцеден-

тальное историческое прошлое, оставившее информационные

«следы» и ставшее доступным, благодаря этим «следам-

посредникам». П. и. историчен его содержание обусловлено куль-

турным, эпистемологическим н методологическим контекстами,

изменение которых сопровождалось трансформацией (или корен-

ной ломкой) представлений о предмете истории. В классической

исторической науке, сложившейся в русле позитивистской эпи-

стемологической традиции, предметом истории выступает целост-

ная надындивидуальная, социально детерминированная, каузаль-

ная историческая реальность. Вследствие этого ее когнитивной

стратегией является реконструкция исторической реальности как

закономерного исторического процесса в виде системы эмпириче-

ского и теоретического знания, адекватного этой реальности и

свободного от оценочных суждений. В неклассической историче-

ской науке, сформировавшейся в первой половине XX в., П. и. –

это индивидуальная, имеющая «человеческое измерение», казу-

альная и уникальная историческая реальность. Ее когнитивная

стратегия состоит в восстановлении смысла чужого индивидуаль-

ного опыта, его коммуникационной и символической природы по-

средством интерпретации. В постмодернистской модели истори-

ческого познания его предметом выступают тексты, специфиче-

ская власть языка которых создает самодовлеющий «мир дискур-

са», в котором конструируется историческая реальность.

В неоклассической исторической науке, возникшей на рубеже

199

XX–XXI вв. и стремящейся преодолеть радикальный конструкти-

визм постмодернизма и предметные ограничения классической и

неклассической исторической науки, предметом истории выступа-

ет надындивидуальная и индивидуальная историческая реаль-

ность, история универсальная и уникальная, каузальная и казу-

альная, человек в истории и история в человеке. Когнитивная

стратегия неоклассической модели состоит в эмпирической рекон-

струкции исторических событий в их уникальной неповторимо-

сти и установлении исторических закономерностей в форме тео-

ретического знания. Неоклассики, признавая объективность исто-

рического исследования, не отрицают и его субъективности, отводя

большую роль деятельности самого ученого, использующего

определенные риторические стратегии в процессе реконструкции

исторической реальности.

Одним из дискуссионных вопросов, связанных с интерпрета-

цией предмета истории, является вопрос о соотношении прошлого

и настоящего в историческом познании, или, иными словами,

в каком смысле современность является предметом истории. В ра-

дикальных презентистских вариантах историю вообще иногда рас-

сматривают как настоящее (или будущее), опрокинутое в прошлое.

В связи с этим следует отметить, что «время историка» носит спе-

цифический характер: в нем одновременно присутствует прошлое

и настоящее, поскольку историк позиционирует себя в разных ис-

торических эпохах. Историк, изучает различные фрагменты про-

шлого, во-первых, зная, каковы были их последствия, во-вторых,

с позиций имеющейся системы исторического знания об этих фраг-

ментах, которая постоянно трансформируются в своих методологи-

ческих и теоретических основаниях. Все это свидетельствует о воз-

можной реабилитации современное ш как предмета истории.



отв. ред. академик Л. О. Чубарьян. М., 2014. С. 407–409

III

Объект исторического исследования – 1) в широком смысле

объектом исторического исследования выступает общество в про-

шлом. О.и.и. определяет специфику исторического познания.

Прошлое нельзя непосредственно наблюдать или воспроизвести в

200

эксперименте, т. е. изучать естественнонаучными методами. Зако-

номерно возникает вопрос о реальности прошлого как объекта и

возможности его познания. Ответ на этот вопрос звучит по-

разному в зависимости от используемых методологических подхо-

дов. В одном случае (Б. Кроче, Р. Коллингвуд и др.) прошлое вос-

принимается как результат мыслительной деятельности, не имею-

щей объективных доказательств и являющейся отражением субъ-

ективных представлений историка. В другом (М. Оукшотт, Л. Гол-

дстейн и др.) – подчеркивается реальность исторических процес-

сов и возможность их познания посредством использования науч-

ных методов; 2) в узком смысле объектом исторического исследо-

вания выступает конкретное явление, процесс, социальная группа

или общество в целом, имеющие свои пространственно-временные

характеристики. И. Д. Ковальченко определяет О.и.и. как «часть

объективной исторической реальности... в ее пространственно-

временном проявлении». Формулировка объекта важна для орга-

низации и проведении исследования, уточнения круга источни-

ком, сбора и систематизации исторического материала.

Характеристика объекта как методического элемента исследо-

ваний связана с его системным описанием, основана на аккумуля-

ции имеющихся теоретических знаний, уточнении системы поня-

тий. В зависимости и от их полноты определяются предмет, цель

и задачи исследования. На начальной стадии разработки темы

важно понять, относится ли изучаемый объект к категории стати-

стических, т. е. являете л массовым или уникальным явлением.

Это уточнение задает исследовательский план, вид исторического

исследования (монографические или выборочное, сплошное или

несплошное), а также влияет на методику.




IV

Историография – дисциплина исторической науки, возникла

как практика критики работ историков, как рефлексия о процессе

конструирования истории. И. (как история истории) появилась

вместе со становлением неклассического типа рациональности,

когда история «вступила в свой историографический возраст»

201

(П. Нора). Слово «историография» первоначально означало «писа-

ние истории». Термин «историография» имеет несколько значе-

ний: 1) изучение исторической литературы по какому-либо вопро-

су, проблеме, периоду; 2) синоним исторических произведений,

исторической литературы вообще; 3) история исторических зна-

ний, исторической мысли, исторической науки в целом (или в од-

ной стране, регионе, в определенный период). С раннего нового

времени в Европе историографами стали называть придворных

историописателей. В России в XVIII – первой половине XIX в. это

звание имели Г. Ф. Миллер, М. М. Щербатов, Н. М. Карамзин и др.

Под названиями «историография», «история истории», «история

исторической мысли», «история исторического письма», «история

историографии», а затем «история исторической науки» этот вид

исторической саморефлексии получил распространение среди

профессиональных историков в национальных историографиях

Европы и США. И. преподается в университетах, сначала как

вспомогательная историческая дисциплина. В национальных ис-

ториографических традициях, под историографией понималась не

только история исторической науки (мысли), но и философия и

методология истории, история исторического образования, исто-

рия историков или истории изучения отдельных вопросов, про-

блем и т. д. Долгое время работы по историографии были прочно

зависимы от традиций политической истории, доминировавшей в

XIX веке и предложившей структуру построения материала, со-

стоящую из цепи последовательно сменяющих друг друга замет-

ных историков, изучавших знаковые эпохи национального про-

шлого. В структуре советской исторической науки И. заняла суще-

ственное место (превращаясь из вспомогательной исторической

дисциплины в самостоятельную дисциплину исторической науки),

что было связано не только с чисто научными задачами, но и с вы-

работкой «правильной» концепции критики дореволюционной и

современной зарубежной исторической науки. В последней чет-

верти XX века традиционный науковедческий взгляд на историо-

графию стал сменяться более широким, предполагающим изуче-

ние историографии в связи с типом культуры, современной тому

или иному периоду историописания, в связи с историческим со-

знанием (М. А. Барг, 1915–1991). С точки зрения современной ис-

торической науки, И. – одна из базовых составляющих историче-

202

ской культуры. Один из факторов актуализации историографии –

поиск эпистемологических оснований истории как строгой науки в

рамках неоклассического типа рациональности, протекающий в

условиях размежевания научного исторического знания и социаль-

но ориентированного историописания. Плодотворной становится

практика изучения историографии в предметном поле интеллекту-

альной истории, где появляется возможность формирования нового

направления исторической критики, все дальше уходящего от опи-

сания и инвентаризации исторических концепций и позволяющего

исследовать не только историографические направления и школы,

но профессиональную культуру в целом (Л. П. Репина).



отв. ред. академик Л. О. Чубарьян. М., 2014. С. 161–163

203

Заключение

Освоение дисциплины не только способствует формированию

набора необходимых компетенций, но и повышает научно-

исследовательский уровень студента. Вынесенные в приложения

определения основных дефиниций и тексты исследователей фор-

мируют представления о динамике развития исторического зна-

ния, о многообразии подходов и методов новой локальной истории

и о возможностях их применения. Междисциплинарный и иннова-

ционный характер дисциплины способствует понимаю Кавказа в

единстве разнообразия социокультурных миров, его составляю-

щих. Привлечение широкого спектра исследований социогумани-

тарного блока позволяет комплексно рассматривать различные

проблемы истории региона, в то же время вырабатывать навыки

научно-исследовательской работы с привлечением традиционного

и инновационного методологического инструментария.

Использование широкого спектра инновационных технологий

при проведении лекций и семинаров направлено на выработку

креативности в решении исследовательских и образовательных

задач. Многообразие исследовательских полей новой локальной

истории изначально предполагает возможность попробовать по-

смотреть на проблематику магистерских исследований с иных ра-

курсов, расширить источниковую базу и привлечь работы ученых

из смежных с историей дисциплин. Таким образом, на занятии

предлагается не только осваивать теорию, но и практически выра-

батывать соответствующие умения и навыки.

Не менее важным представляется решение воспитательных

задач, которые направлены на выработку лояльного отношения к

«чужому – другому», что в условиях полиэтничного кавказского

пространства в целом и Северо-Кавказского федерального универ-

ситета в частности имеет огромное значение.

204

Содержание

3 Предисловие

7 Тема 1. «Новая локальная история»: возникновение,

понятия, место в современной историографии 12 Тема 2. Исследовательские принципы и методологический

инструментарий «новой локальной истории» 15 Тема 3. Исследовательские поля новой локальной истории

19 Тема 4. Понятие полиэтничного макрорегиона и основные

направления в изучении истории Северного Кавказа 24 Тема 5. История Северного Кавказа в контексте

«новой локальной истории»: соотношение глобального

и локального 28 Тема 6. Конструирование нового исследовательского

пространства истории Северного Кавказа 32 Тема 7. Феномен северокавказской идентичностии

российская идентичность в поле интеллектуальной

истории полиэтничного макрорегиона 37 Тема 8. Северный Кавказ в исследовательском поле

истории пограничных областей 41 Тема 9. Исследовательские практики изучения локальных

сообществ полиэтничного макрорегиона

44 Литература

50 Приложения

203 Заключение

205

Учебное издание

НОВАЯ ЛОКАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ


Авторы-составители:

Булыгина Тамара Александровна

Амбарцумян Каринэ Размиковна

Редактор, технический редактор Н. Б. Копнина

Компьютерная верстка Н. П. Чивиджева

_________________________________________________________

Подписано в печать 06.07.2016

Формат 60х84 1/16 Усл. п. л. 11,94 Уч.-изд. л. 11,38

Бумага офсетная Заказ 71 Тираж 20 экз.

_________________________________________________________

Отпечатано в издательско-полиграфическом комплексе

ФГАОУ ВО «Северо-Кавказский федеральный университет»

355029 г. Ставрополь, пр-т Кулакова, 2

Documents

НОВАЯ ЛОКАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ МАКРОРЕГИОНАscienceport.ru/upload/medialibrary/f48/f4884728fccb36be0... · 2017. 2. 7. · 2 УДК 94(470.63) (075.8) ББК