«ДЕЛО» ЖЕБРАКА И ДУБИНИНА*ihst.ru/projects/sohist/papers/viet/2000/1/34-68.pdf · 2010-02-08 · 34 Социальная история отечественной

34 Социальная история отечественной науки и техники

А. С. СОНИН

«ДЕЛО» ЖЕБРАКА И ДУБИНИНА*

Кампания по борьбе с космополитизмом в науке началась двумя громкими де-лами — делом Клюевой и Роскина и делом Жебрака и Дубинина.

Дело Жебрака и Дубинина непосредственно связано с широко известной кам-панией по борьбе с менделизмом-морганизмом в биологической науке, и поэтомудля его понимания необходимо напомнить некоторые моменты самой этой кампа-нии [1 — 4]. Она началась в 30-е гг. под флагом утверждения «единственно верного»мичуринского направления в биологии и генетике. Возглавляемые Т. Д. Лысенко«мичуринские» биологи отрицали основные положения дарвиновской теорииэволюции, а также реальность существования генов и передачу по наследству ди-скретных признаков. При этом для подтверждения своих идей они не гнушалисьпрямой фальсификацией экспериментальных результатов.

Естественно, что большинство советских биологов достаточно быстро разо-бралось в «научных» достижениях Лысенко и его последователей, которые в науч-ных дискуссиях 1935 — 1936 гг. и 1939 г. проявили свою полную несостоятельность инаучную некомпетентность. Но победа все же оказалась на их стороне.

Лысенко удалось убедить партийное руководство и лично И. В. Сталина в том,что его «открытия» позволят в кратчайший срок поднять разрушенное коллекти-визацией сельское хозяйство страны. Поэтому власти предприняли беспрецедент-ное давление на противников Лысенко — их стали увольнять с работы, обвинятьво вредительстве и арестовывать. Были арестованы и погибли ведущие биологистраны: Н. И. Вавилов, Г. К. Мейстер, С. Г. Левит, Г. Д. Карпеченко, Г. А. Левит-ский, И. И. Агол, В. Н. Слепков и другие.

Лысенко стал полным хозяином советской биологии и агрономии. Однако егомногочисленные, часто противоречащие друг другу, рекомендации не приносилисельскому хозяйству реальной пользы. Особенно это сказалось сразу после окон-чания войны, когда разрушенное сельское хозяйство было потрясено чудовищ-ным неурожаем 1946 г. В связи с этим во властных структурах стало наблюдатьсяохлаждение к Лысенко.

Особенно негативное отношение к нему демонстрировал Н. А. Вознесенский,молодой государственный деятель, председатель Госплана и член Политбюро ЦКВКП(б). Ему, как никому, был известен реальный размер провалов в сельском хо-зяйстве, в том числе и благодаря деятельности Лысенко. Вознесенский и другиемолодые партийные руководители Д. Т. Шепилов, Ю. А. Жданов, С. Г. Суворовзнали и о негативном отношении общественности и ученых Запада к поддержкегосударством таких безграмотных людей, как Лысенко. Только благодаря такойситуации стали возможны публикации в 1945 г. и 1947 г. статей советских ученыхв популярном американском журнале «Science», в которых Западу было недву-смысленно продемонстрировано негативное отношение ученых к Лысенко и егосоратникам.

Первую статью написал академик АН БССР А. Р. Жебрак, видный генетик, хо-рошо известный в США; вторую подготовил член-корреспондент АН СССРН. П. Дубинин, также известный на Западе генетик.

* Работа выполнена при поддержке Российского гуманитарного научного фонда (кодпроекта 96-03-04540).

ВИЕТ. 2000. № 1. С. 34 — 68. © А. С. Сонин

А. С. СОНИН 35

* * *

Антон Романович Жебрак родился в 1901 г. в деревне Збляны Гродненской гу-бернии Белоруссии [5]. Он участвовал в гражданской войне и, вступив в 1918 г. вВКП(б), всю жизнь оставался убежденным коммунистом.

Жебрак получил отличное образование. В 1925 г. он окончил Тимирязевскуюсельскохозяйственную академию (ТСХА) и в 1929 г. Институт Красной Профессу-ры, готовивший партийных руководителей советской науки. В эти годы Жебракзаинтересовался молодой тогда генетикой и решил посвятить ей свою научнуюжизнь. Для углубленного изучения этой дисциплины он был в 1929 г. командиро-ван в Колумбийский университет в Нью-Йорке, где работал у известного генетикаЛ. Денна. Потом два года Жебрак стажировался в Калифорнийском технологиче-ском институте у основателя хромосомной теории наследственности Т. Моргана

Вернувшись на родину, Жебраксразу выдвинулся в первые ряды со-ветских генетиков. Он стал профес-сором генетики и селекции Акаде-мии социалистического земледелияв Москве, а в 1934 г. возглавил ка-федру генетики Тимирязевскойсельскохозяйственной академии.Его успешная научная работа каса-лась в основном генетических ис-следований, имеющих целью выве-дение новых сортов пшеницы.

В 1940 г. Жебрак был избран чле-ном Академии наук БССР, а в 1947 г.стал ее президентом. В 1945 — 1946 гг.Жебрак по совместительству рабо-тал в ЦК ВКП(б) в должности заве-дующего Отделом управления про-паганды и агитации [6], оставаясьзаведующим кафедрой генетикирастений Тимирязевской сельско-хозяйственной академии.

С самого начала борьбы с лысен-ковщиной Жебрак был одним изпринципиальных противников но-вой «мичуринской» биологии. Еговыступления в защиту генетики все-гда вызывали большое раздраже-ние приверженцев Лысенко.

Будучи хорошо знакомым с тех-нологией управления советской на-укой, Жебрак понимал, что ликви-дировать засилье Лысенко и егосторонников можно, лишь убедив

партийные органы в том, что борьба с генетикой наносит большой материальныйущерб стране и серьезно подрывает ее международный авторитет. По поводу раз-вала сельского хозяйства и провала всех нововведений Лысенко в ЦК ВКП(б) пи-

Антон Романович Жебракперед отъездом в США. Москва, 1929 г.

Из семейного архива Э. А. Жебрака


сали многие крупные ученые. Жебрак же решил акцентировать внимание властейна падении международного авторитета советской науки, благо повод к этомулегко нашелся.

В январском номере американского журнала «Science» за 1944 г. была опубли-кована статья председателя Американско-советского общества, учителя Жебракапрофессора Колумбийского университета Л. Денна, посвященная развитию гене-тики в СССР [7]. Статья была написана в весьма доброжелательном духе. Но начи-налась она с утверждения о единой мировой науке — утверждения, всегда раздра-жавшего советские власти:

Всякая современная наука... является частью одного переплетенного целого,основывающегося на общих основных принципах, с общим прошлым и общим бу-дущим и было бы неестественным и обманчивым стараться разбивать ее на отде-льные национальные единицы... В то же время у советских биологов есть свои на-циональные особенности — большая жизненная активность, темперамент, юно-шеский задор и оригинальность.

Как образно выразился Денн,

если западные биологи при решении научных проблем склонны входить черезтрадиционную «дверь», наши советские коллеги по временам врываются череззадний ход или даже проникают через пол [7, с. 65].

Денн высоко оценил успех советских генетиков Н. И. Вавилова, С. С. Четвери-кова, Н. П. Дубинина, Н. В. Тимофеева-Ресовского, но тактично указал, что даль-нейшему развитию генетики мешает чрезмерный бюрократизм советской науч-ной системы. А вывод он сделал и вовсе удивительный:

Развитие биологических исследований в Советском Союзе научило нас одномуочень ценному уроку, а именно, что контроль и организация науки всем обще-ством... не убивают научного духа и инициативы и не поглощают индивидуальногоученого в мертвом уровне анонимности [7, с. 67].

И это написано в то время, когда Лысенко и его соратники, поддерживаемыевластями, искореняли советскую генетику, а ее глава Вавилов уже умер от голода всаратовской тюрьме.

Естественно, что в среде американских ученых, хорошо осведомленных об ис-тинном положении советской биологии, такой панегирик не остался без ответа.Вскоре в апрельском номере того же журнала «Science» появилась небольшая ста-тья профессора Гарвардского университета К. Сакса под тем же названием «Со-ветская биология», в которой он осветил истинное положение дел в нашей гене-тике [8].

Причину появления своей статьи Сакс видел в том, что Денн «не коснулся наи-более важной особенности биологических исследований в СССР, состоящей вприслуживании науки перед социальной и политической философией» [8, с. 298].Это влияние «советской политической философии» начало сказываться на биоло-гической науке десять лет назад и достигло наивысшей точки во время дискуссии ороли влияния окружающей среды на наследственность, прошедшей в 1939 г.

В этой дискуссии, — пишет далее Сакс, — оппонентом Вавилова выступал Лысен-ко, рассуждения которого, даже если бы они были написаны в 1800 г. не являлисьбы ни оригинальными, ни еретическими, а просто архаическими [8, с. 298].


Его прием «яровизации», которым он так гордился, был применен в США ещедо гражданской войны и вскоре был оставлен по причине неэффективности.

Лысенко и его коллеги, — пишет далее Сакс, — по-видимому, убедили политиче-ские власти, что только влияние окружающей среды имеет значение для улучше-ния растений. С 1939 г. советские селекционные журналы заполнены статьямиучеников Лысенко, но мы ничего не слышим о Вавилове, Карпеченко, Навашине имногих других [8, с. 298].

Сакс видит, по крайней мере, несколько причин подавления генетики в СССР.Первая — генетика «иностранная наука», т. е. не социалистическая, а буржуазная,и поэтому чуждая советскому обществу. Вторая — искажение принципов генети-ки фашистами, использование ее выводов для утверждения расового превосходст-ва немецкой нации. И, наконец, третья причина политическое давление. О нейСакс пишет:

Особенно замечательно то, что Митин, директор института философии Академиинаук, говоря о дискуссии Лысенко — Вавилов, сказал, что Лысенко более, нежелидругие комментаторы, выразил точку зрения советского правительства [8, с. 299].

Заканчивая свою статью, Сакс пишет:

Наши восхищения русским народом и военной мощью Советской республики недолжны нам закрывать глаза на то обстоятельство, что наука не свободна в тота-литарных странах, где должна приспосабливаться к политической философии[8, с. 299].

* * *

Статьи Денна и Сакса, по мнению Жебрака, явились хорошим предлогом ещераз обратить внимание советского руководства на ненормальное положение в со-ветской биологической науке. В конце 1944 г. или в самом начале 1945 г. он на-правляет секретарю ЦК ВКП(б) Г. М. Маленкову обширное письмо*, где излагаетсодержание статей Денна и Сакса. (Сами статьи и их переводы приложены к пись-му.) [9]. Жебрак обращает внимание Маленкова на то, что борьба Лысенко противгенетики хорошо известна в Америке и Англии и создает неблагоприятное впечат-ление о нашей стране. В то же время Жебрак категорически не согласен с утверж-дением Сакса о том, что генетика находится под политическим давлением.

Что касается борьбы против генетики, то она ведется в СССР только академиком Лы-сенко, — пишет Жебрак. — Эта борьба имела известные результаты. Приходитсяпризнать, что деятельность ак. Лысенко в области генетики, «философские» выска-зывания его многолетнего соратника т. Презента, утверждавшего, что генетику надоотвергнуть, так как она якобы противоречит принципам марксизма, и выступлениет. Митина, определившего современную генетику как реакционное консервативноедвижение в науке, привело к падению уровня генетической науки в СССР [9, л. 9].

В конце письма Жебрак высказал ряд предложений, способствующих, по егомнению, развитию советской генетики. В частности, он предлагает снять Лысенкос поста директора Института генетики АН СССР, обеспечить публикацию генети-ческих работ, командировать в Америку и Англию советских генетиков для обме-на опытом.

* Письмо без даты.


Это письмо осталось без ответа. В начале февраля 1945 г. Жебрак снова пишетМаленкову:

Глубокоуважаемый Георгий Максимилианович!Несколько недель тому назад я послал Вам две статьи американских профессоровДенна и Сакса, напечатанных в журнале «Наука». Так как в статье Сакса содержит-ся ряд неверных общеполитических выводов, то, по-видимому, на них нужно отве-тить в том же самом журнале. Я составил начальный проект ответа Саксу, которыйпосылаю Вам на рассмотрение. Возможно, что и другие наши биологи напишутвозражения. Если будет признано необходимым такой ответ послать за границу,то я могу взять на себя обязанность перевести окончательный ответ на английскийязык и собрать подписи. Мне кажется, что такой ответ должен быть подписан не-сколькими лицами из тех, которые упоминаются в статьях Денна и Сакса [9, л. 5].

В письме также содержится просьба принять Жебрака для сообщения информа-ции о деятельности Лысенко и его последователей.

На этом письме имеется резолюция Маленкова, адресованная Г. Ф. Александро-ву — начальнику Управления пропаганды и агитации ЦК: «Прошу ознакомитьсяс этими записками и переговорить со мной» [9, л. 5].

К письму приложен первоначальный вариант статьи Жебрака [10]. Он весьмаинтересен своим тактическим построением. В нем, высказав свое отношение к иде-ям Лысенко, Жебрак, как убежденный коммунист, отвергает влияние идеологиина советскую науку.

В начале статьи он говорит о роли Ленина и советского правительства в подъе-ме советской науки и, в частности биологии. Жебрак подчеркивает, что и сегоднясоветская биология развивается весьма многообразно и Сакс не вправе сводитьвсю советскую биологию «к личности акад. Лысенко и больше того... отождеств-лять личность акад. Лысенко с советским государством» [10, л. 83].

Сакс утверждает, — пишет далее Жебрак, что акад. Лысенко якобы убедил поли-тическое руководство России в правильности его взглядов, что и является причи-ной якобы имеющего место политического давления на генетическую науку в на-шей стране. Это утверждение Сакса является заблуждением [10, л. 84].

Однако вопреки фактам Жебрак говорит, что советское правительство остает-ся в стороне от спорных вопросов биологии, награждая как сторонников Лысен-ко, так и его противников.

Не понимая сущности советской системы и методов развития науки в нашейстране, — пишет далее Жебрак, — Сакс заявил, что в СССР это влияние осущест-влялось не в условиях свободной борьбы мнений и научных принципов, а так, както изобразил проф. Сакс.

Не понимая сущности советской системы и методов развития науки в нашейстране, Сакс заявил, что в условиях централизованного социалистического госу-дарства, которое он неправильно называет тоталитарным, наука якобы не можетбыть свободной. Как показано выше, это неверно.

Не понимая сущности советской концепции о связи науки, практики и филосо-фии, по которой общая материалистическая философия природы может развивать-ся только на основе развития отдельных наук, Сакс ошибочно заявляет, что будто внашей стране наука прислуживает перед политической философией [10, л. 86].

Окончательный вариант статьи, который был опубликован в «Science», немно-гим отличается от первоначального [11].


Академик Лысенко, — пишет Жебрак, — будучи ученым агрономом, сделал рядпрактических предложений, которые были оценены советским правительством.Кроме того, акад. Лысенко сделал попытку пересмотреть ряд основных положенийсовременной генетической науки. Его взгляды многими советскими генетиками нетолько не были поддержаны, но, напротив, подвергнуты были резкой критике...Критика генетики академиком Лысенко, основанная на чисто умозрительных и на-ивных заключениях, при всей энергичности натиска, не может нарушить успешно-го развития генетики в СССР [11, с. 357].

И опять о связи идеологии и науки:

Из сказанного можно сделать вывод, что наука может быть свободной в социали-стическом государстве, которое д-р Сакс направленно называет тоталитарным.Проф. Сакс не понимает сущности советской концепции о связи науки, практики ифилософии, по которой общая материалистическая философия природы можетразвиваться только на основе развития отдельных наук, он направленно заявля-ет, что будто бы в нашей стране «наука прислуживает перед политической фило-софией». Вследствие этого непонимания проф. Сакс не осознал, что заявлениеакад. Лысенко относительно отрицания им менделевского расщепления, базиру-ясь якобы на принципах философии диалектического материализма, имеет малообщего с серьезным развитием философии в Советском Союзе. Диалектическийматериализм базируется на реальных фактах и никогда их не отрицает. Поэтомуфилософия диалектического материализма, при правильном ее понимании, неможет препятствовать развитию генетики [11, с. 357].

И в заключение:

Работая в области биологической науки, мы вместе с американскими ученымистроим общую мировую биологическую науку. Мы надеемся, что это досадное не-понимание основных идей нашей страны и путей развития нашей науки будет ско-ро рассеяно и что в будущем ученые обеих стран будут совместно двигаться впе-ред в атмосфере взаимного понимания и товарищества [11, с. 357].

Статья Жебрака вызвала резкую ответную реакцию Сакса. В своей статье в томже журнале «Science» [12] он ясно высказался, что не верит утверждениям Жебракао невмешательстве государства в дела советской биологической науки, что генети-ки «не подвержены влиянию» властей.

Что случилось с Карпеченко, — спрашивает Сакс, — где Вавилов, один из выдаю-щихся ученых и великих мировых генетиков. Нам сообщили, что Вавилов умер.Как он умер и почему? [12, с. 649].

Вряд ли Жебрак решился бы ответить на эти вопросы. Итак, последнее словоосталось за Саксом.

Поместить любую статью в американском журнале в 1945 г. без согласия влас-тей, естественно, было невозможно. Статья Жебрака, конечно, не была исключе-нием. Она родилась в недрах Антифашистского комитета ученых при Совинформ-бюро, членом которого состоял Жебрак. Ее редактировал член этого комитетаПилипчук, а одобрил член Совинформбюро Кружков [10, л. 39, 103].

Несколько позже в «Science» была опубликована статья Н. П. Дубинина «Рабо-ты советских биологов: теоретическая генетика» [13]. Она прошла такое же согла-сование с Совинформбюро (Осьмин) и такую же редактуру (Сендик). Статья быланаправлена секретарем Антифашистского комитета ученых Тер-Арутюнянцем


[10, л. 39, 103]. Таким образом, все формальности были тщательно соблюдены, аиначе и быть не могло.

Статья Дубинина была посвящена развитию теории советской генетики. Ее на-чало положили работы С. С. Четверикова и Д. Д. Ромашева. Они заложили осно-вы советской школы эволюционной генетики. Подробно Дубинин говорил опрактических достижениях советских генетиков, не исключая и Вавилова. Осо-бенно большое внимание он уделял последним предвоенным и послевоенным ра-ботам Жебрака, Белозерского, Рапопорта, Астаурова и других. Однако в статьенет фамилии Лысенко и его единомышленников и ни слова об их работах.

* * *

Статьи Жебрака и Дубинина не вызвали никакой реакции в Советском Союзе,да их, по-видимому, у нас никто и не читал, кроме, разумеется, соратников Лысен-ко. Но наступил 1947 г., и ситуация серьезно изменилась — началась кампания поборьбе за идейность в искусстве и против преклонения перед заграницей, иниции-рованная известными идеологическими постановлениями ЦК ВКП(б). Этим ре-шили воспользоваться сторонники Лысенко и нанести удар по генетикам.

6 марта 1947 г. в газете «Ленинградская правда» появилась статья ближайшегосподвижника Лысенко И. Презента «Борьба идеологий в биологической науке».Статья начиналась весьма определенно:

Последние решения Центрального Комитета партии по идеологическим вопросамко многому обязывают партийный актив и советскую интеллигенцию. Они обязы-вают вытравить какие бы то ни было остатки низкопоклоннического отношения кзарубежным идейным влияниям, смело разоблачать буржуазную культуру, нахо-дящуюся в состоянии маразма и растления [14].

Руководствуясь этими решениями, Презент решил «вытравить» Жебрака. Онсообщил, что «фашистский журнал "Наука"» в Америке опубликовал статью«профашистского мракобеса» Сакса о положении советской генетики, в которойтот «злопыхает против марксизма».

Карл Сакс не заслуживал бы какого бы то ни было внимания, — писал Презент. —Однако, пожалуй, более интересно, до каких пределов низкопоклоннического пре-смыкательства перед заграницей может дойти профессор, живущий в советскойстране и в то же время тянущий одну и ту же ноту с г-ном Саксом. А ведь именно такпоступил профессор Тимирязевской академии А. Р. Жебрак, который в статье,опубликованной им за границей по поводу выступления Сакса, по существу соли-даризуется с профессором Саксом в оценке теоретических достижений нашей со-ветской передовой школы биологов, мичуринской школы, возглавляемой акаде-миком Лысенко [14].

Итак, обвинение было предъявлено, но не в том, что Жебрак не защищал «ми-чуринскую генетику», — это ушло на второй план, а в соответствии с духом време-ни — в «низкопоклонническом пресмыкательстве».

Эти же обвинения Презента прозвучали и в большой статье в журнале «Агробио-логия» [15]. Однако они не вызвали общественного резонанса, возможно, потому,что эти статьи были опубликованы не в центральной печати, а в областной газетеи специальном журнале. По-видимому, Лысенко и его сторонники провели опре-деленную работу и почти одновременно в «Литературной газете» (30 августа) и«Правде» (2 сентября) появились статьи, обвиняющие Жебрака и Дубинина в ан-типатриотизме и предательстве «интересов Родины».


Хотя эти статьи были напечатаны всего через полгода после первых обвиненийПрезента, они появились уже совсем в другой политической обстановке. 14 мая1947 г. И. В. Сталин в беседе с А. А. Фадеевым, Б. Л. Горбатовым и К. М. Симоно-вым дал указание развернуть борьбу с преклонением перед иностранщиной. Си-монов буквально записал слова вождя:

А вот есть такая тема, которая очень важна, которой нужно, чтобы заинтересо-вались писатели. Это тема нашего советского патриотизма. Если взять нашу сред-нюю интеллигенцию, научную интеллигенцию, профессоров, врачей, у них недо-статочно воспитано чувство советского патриотизма. У них неоправданное пре-клонение перед заграничной культурой. Все чувствуют себя еще несовершенно-летними, не стопроцентными, привыкли считать себя на положении вечных учени-ков. Эта традиция отсталая, она идет еще от Петра. У Петра были хорошие мысли,но вскоре полезло слишком много немцев, это был период преклонения перед не-мцами. Посмотрите, как было трудно дышать, как было трудно работать Ломоно-сову, например. Сначала немцы, потом французы, было преклонение перед ино-странцами-засранцами.

Простой крестьянин не пойдет из-за пустяков кланяться, не станет ломать шап-ку, а вот у таких людей не хватает достоинства, патриотизма, понимания той роли,которую играет Россия. У военных тоже было такое преклонение. Сейчас сталоменьше. Теперь нет, теперь и они хвосты задрали.

Почему мы хуже? В чем дело? В эту точку надо долбить много лет, лет десятьэту тему надо вдалбливать. Бывает так: человек делает великое дело и сам этогоне понимает. Вот взять такого человека, не последний человек, а перед каким-топодлецом-иностранцем, перед ученым, который на три головы ниже его, прекло-няется, теряет свое достоинство. Так мне кажется. Надо бороться с духом само-уничижения у многих наших интеллигентов [16, с. 111 — 112].

Эти сентенции Сталина не были экспромтом. Это было указание о начале тща-тельно разработанной кампании по борьбе с преклонением перед иностранцами внауке, толчком к которой, несомненно, послужило «дело» Клюевой и Роскина. Наэто указывает тот факт, что сразу после приведенной выше тирады Сталин пока-зал писателям документы об этом деле, предложив им написать о нем.

О серьезности задуманной кампании говорит и то, что еще 28 марта 1947 г. Со-вет Министров СССР и ЦК ВКП(б) приняли постановление об организации судовчести для рассмотрения «антипатриотических, антигосударственных и антиобще-ственных проступков и действий» [17; 18]. И уже 5 — 7 июня 1947 г. состоялся показа-тельный Суд чести Министерства здравоохранения СССР над профессорамиН. Г. Клюевой и Г. И. Роскиным, обвиняемых в антипатриотическом поступке —передаче американским ученым сведений о новом противораковом препарате [19].

В такой обстановке обвинения Жебрака и Дубинина в антипатриотизме приоб-рели совершенно другое политическое звучание.

Статья в «Литературной газете» [20] была подписана известными поэтамиА. Сурковым, А. Твардовским и драматургом Г. Фишем, известным поклонникомЛысенко. Она имела хлесткое название «На суд общественности». И написанабыла тоже хлестко.

В американском журнале «Science» появилась статья советского ученого, пре-зидента Академии наук Белорусской ССР, проф. А. Жебрака, — пишут авторы ста-тьи. — Можно было думать, что советский ученый использует свое выступление виностранном журнале для популяризации достижений передовой советской нау-


ки, для борьбы с враждебными, лженаучными, буржуазными теориями или хотябы для деловой информации.

Нет! Проф. А. Жебрак решил посвятить свою статью унижению и охаиванию пе-редового советского ученого, известного всему культурному человечеству своимитрудами в области физиологии растений и генетики, академика Т. Д. Лысенко. Подвидом объективного изложения состояния генетики в СССР А. Жебрак целикомсолидаризируется с наиболее реакционными американскими профессорами воценке теоретических достижений советской мичуринской школы, возглавляемойТ. Д. Лысенко.

В своем низкопоклонстве перед зарубежной наукой проф. Жебрак доходит дотого, что фактически предлагает американским ученым нечто вроде единого сою-за для борьбы против советского ученого Т. Лысенко [20].

Вспомнили писатели и о том, что Жебрак назвал Лысенко агрономом, что еготеоретические взгляды основаны на наивных и чисто умозрительных заключени-ях и что Жебрак собирается строить общую биологию мирового масштаба с аме-риканскими профессорами.

Мы уверены, — заключают авторы статьи, — что среди советских ученых факты та-кого рода не могут быть терпимы и найдут ясную и недвусмысленную оценку [20].

Статья в «Правде» [21] была написана никому не известным кандидатом эконо-мических наук И. Д. Лаптевым, который в газете фигурировал как профессор. Какутверждает Сойфер, статья Лаптева была написана по прямому указанию секрета-ря ЦК ВКП(б) М. А. Суслова [1]. Она мало чем отличалась от статьи писателей, то-лько лишь более разухабистым стилем и большим количеством ругательных эпи-тетов. Говоря о статье Жебрака, Лаптев писал:

Надо потерять чувство патриотизма и научной чести, чтобы заявить, что извест-ный всему миру ученый — новатор в области генетики академик Лысенко не имеетотношения к советской биологии... Выходит, по утвеждению Жебрака, чтоЛысенкотормозит прогрессивное развитие генетики?! Далеко зашел Жебрак... Только че-ловек, потерявший всякое чувство гражданского долга, мог пойти на такой шаг [21].

Не оставил без внимания Лаптев и статью Дубинина в журнале «Science». Ихотя в этой статье зацепиться было вроде бы не за что, антипатриотизм Лаптев на-шел и здесь:

Прежде всего вызывает настороженность: почему этот журнал, враждебно на-строенный к советским биологам, помещает статью Дубинина на первое место.Ответ приходит сам собой. В статье обойдены все основоположники советскойбиологии. Кого же считает Дубинин советскими биологами. Оказывается, здесьпревозносятся такие «советские биологи», как Добжанский, Тимофеев-Ресов-ский — открытые враги советского народа [21].

А в заключение фраза, напоминающая риторику 1937 года:

К суду общественности тех, кто тормозит решение этой задачи (в кратчайший срокпревзойти достижения науки в зарубежных странах), кто своими антипатриотиче-скими поступками порочит нашу передовую советскую науку [21].

В 1937 г. слова о суде общественности воспринимались иносказательно, суд об-щественности легко заменялся Особым совещанием. В 1947 г. суды общественно-сти (суды чести) уже реально существовали и статью в «Правде» с таким призывомследовало воспринимать со всей серьезностью.


* * *

А. Р. Жебраку и Н. П. Дубинину были предъявлены нелепые обвинения, осно-ванные на передергивании их утверждений. Действительно, чем как не нелепо-стью можно назвать обвинение в антипатриотизме авторов статей, написанных посути в защиту советской науки. Более того, в своей статье Жебрак с пафосом отри-цал очевидный для западных (да и для многих советских) ученых факт политиче-ского диктата в советской науке. Было совершенно ясно, что причиной обвиненияявляется оценка роли Лысенко в советской биологии.

Все это было настолько очевидно, что, по-видимому, ни Жебрак, ни Дубининне сомневались, что в ЦК ВКП(б) объективно разберутся в этом простом инциден-те. Тем паче, что им было известно о пошатнувшихся позициях Лысенко. Поэтомуони обратились в ЦК за поддержкой.

Уже 5 сентября 1947 г. Жебрак пишет большое письмо на имя секретаря ЦКА. А. Жданова. Весь тон письма — полупризнание своих ошибок.

Я преследовал задачу дать отповедь политическим инсинуациям Сакса и показатьзначение диалектического материализма в разработке биологической науки. Этазадача мною была выполнена. Я руководствовался исключительно патриотиче-скими стремлениями и стремился поднять престиж нашей страны [10, л. 2 — 3].

Но в то же время он признает, что сейчас, в свете идеологических постановле-ний ЦК, ему «особенно стала ясна философская сторона вопроса нашей политикив науке» [10, л. 3]. Что это за «философская сторона», Жебрак поясняет ниже:

Я считаю, что редакция «Правды» правильно ставит вопрос о воспитании совет-ских людей при помощи смелой критики. Особенно вредным для ученого являетсяпреклонение перед иностранщиной [10, л. 4].

Не соглашаясь в целом с критикой Лаптева, Жебрак тем не менее заканчиваетписьмо покаянной фразой:

Если я допустил ошибки, то я надеюсь, что мне помогут их исправить и дадут воз-можность и впредь честно трудиться на пользу своей Родины [10, л. 4].

К этому письму Жебрак приложил «объяснение» [10, л. 16 — 19], содействоватьопубликованию которого в «Правде» он просил Жданова. В этом «объяснении»он писал, что авторы обеих статей тенденциозно, а главное, неверно излагают сутьдела. Жебрак подробно излагает содержание своей статьи, где, как он выразился,«дает отповедь» клевете Сакса на советскую науку.

В то же время, — пишет он дальше, — я вынужден был коснуться своей оценкигенетических взглядов акад. Лысенко, как я их оцениваю в нашей печати [10, л. 17].

Из моей статьи, — заключает Жебрак, — нельзя сделать никакого вывода о ка-ком-либо низкопоклонстве перед иностранной наукой, т. к. я в первую очередь осве-щаю вклад наших советских генетиков, живущих и работающих теперь [10, л. 19].

Ответа на свое письмо Жебрак не получил и в «Правде» его объяснение опубли-ковано не было. Зато в его поддержку, в период с 4 по 10 сентября, Жданов полу-чил письма от кандидата сельскохозяйственных наук Е. Радаевой, директора Ин-ститута биологии АН БССР проф. В. Железнова, проф. Д. Сабинина, проф. П. Ли-сицына и доктора биологических наук И. Рапопорта [10, л. 22 — 37].

Написал Жданову и Дубинин. Его письмо начинается как бы с оправдания, чтостатья написана по заданию Антифашистского комитета ученых, который долго


держал ее на пересмотре, сам выбрал журнал и без уведомления автора послал ееза границу. Далее он опровергал два обвинения Лаптева: «не осветил» советскуюбиологию и «замалчивал» мичуринское направление, а также причислил к совет-ским биологам Добжанского и Тимофеева-Ресовского [10, л. 40 — 53].

По поводу первого обвинения Дубинин напоминает, что в своей статье он на-звал всех старых русских генетиков и 61 — советских. Лысенко же не упомянул по-тому, что тот бесплоден. Что касается второго обвинения, то американский гене-тик русского происхождения Добжанский, живущий в США, и Тимофеев-Ресов-ский, живущий в Германии, в статье упомянуты как иностранные ученые, развива-ющие идеи советских генетиков,

В письме Дубинин защищает Жебрака и резко критикует Лысенко и его спод-вижников.

Во главе клеветнической работы стоит беспринципный псевдофилософ — Пре-зент Исай Израилевич, который, не стесняясь в средствах, давно ведет линию наликвидацию советской генетики [10, л. 44].

В этой фразе стоит обратить внимание на один нюанс — зная, что в стране раз-ворачивается кампания государственного антисемитизма, Дубинин, приводя пол-

ностью имя и отчество Презен-та и подчеркивая, что тот ев-рей, явно надеялся усилить егонегативный имидж.

Говоря далее о статье Лап-тева, Дубинин приводит ха-рактерный пример, что в Воро-нежском университете статьюЛаптева в «Правде» считаютдирективным материалом ирассматривают как указаниена прекращение преподаваниягенетики.

Однако большая часть пись-ма Дубинина посвящена раз-облачению антинаучных кон-цепций Лысенко и его методов«руководства» советской био-логией.

П и с ь м о Д у б и н и н а тожеосталось без ответа. Но реак-ция партийных властей после-довала незамедлительно.

Здесь необходимо неболь-шое разъяснение. Как мы гово-рили вначале, в эти годы пози-ции Лысенко и его последова-телей серьезно ослабли и гене-тики надеялись на свою побе-ду. На этом фоне последовав-шие суровые санкции власти,А. Р. Жебрак. 1944 г.

Фото из семейного архива


направленные против Жебрака и Дубинина, кажутся нелогичными. Но это толькона первый взгляд. В действительности дело Жебрака и Дубинина — это частныйуспех сторонников Лысенко, сумевших перевести свою борьбу с генетики в дру-гую плоскость — в плоскость модной в те годы кампании по борьбе с космополи-тизмом. Не будь этой кампании — статьи Жебрака и Дубинина прошли бы незаме-ченными партийными и советскими властями, не говоря уже о широкой обще-ственности. Этот тонкий ход весьма удался Лысенко и серьезно ослабил позициигенетиков.

* * *

Статья Жебрака и статьи в «Правде» и «Литературной газете» стали предметомобсуждения на партийном комитете Министерства высшего образования СССР[10, л. 55 — 62]. В принятом им постановлении Жебраку инкриминировалось следу-ющее:

1. Раболепствуя и пресмыкаясь перед буржуазной наукой, проф. А. Жебрак неразоблачил клеветы буржуазных реакционеров на передовую советскую науку, нанаш народ, на наш общественный и государственный строй.

Не разоблачил злостной клеветы махрового реакционера Сакса о том, что в со-ветском государстве наука подавлена господствующей политической филосо-фией и не имеет условий для своего развития.

Не показал, что только в условиях социалистического государства всякая нау-ка, в том числе и биологическая наука, окружена заботой и вниманием советскогоправительства, большевистской партии и всего народа, — получает неограничен-ные возможности для своего развития и процветания.

2. Профессор Жебрак в своей статье принизил всемирно известные достиже-ния советской биологической науки, сознательно умолчав о корифеях этой наукиТимирязеве, Мичурине, Вильямсе, учение которых положено в основу работы со-временных советских исследователей в этой области.

3. Профессор А. Жебрак, опорочивая и принижая роль представителей совет-ской биологической науки, вместе с тем призвал к созданию совместно с амери-канскими реакционными учеными «биологии мирового масштаба», чем исказилпринципиальную позицию советской науки, не допускающей сотрудничества с ре-акционерами типа Сакса и ему подобными.

4. Проф. А. Жебрак оклеветал выдающегося советского ученого и новатора ака-демика Лысенко, представив его перед всем миром как человека, научные взгля-ды которого в области генетики основаны на чисто умозрительных и наивных за-ключениях и что «при всей своей агрессивности Лысенко не может нарушитьуспешного развития генетики в СССР».

5. Профессор А. Жебрак перенес теоретическую дискуссию советских ученыхпо важнейшим вопросам развития советской генетики на страницы зарубежнойпечати.

Статья профессора Жебрака «Советская биология», помещенная в американ-ском журнале «Наука», порочит честь и достоинство советского ученого.

Исходя из вышеизложенного партийный комитет считает, что поступок проф.Жебрака попадает под действие Суда чести и просит привлечь проф. А. Р. Жебра-ка к Суду чести Министерства высшего образования СССР [10, л. 61 — 62].

Это постановление подписали секретарь парткома Д. А. Лысенко и члены парт-кома Н. С. Шевцов, Г. К. Служнев, М. В. Михайлов, К. Ф. Жигач, С. К. Колчев,


Д. Я. Токовищев и А. Я. Шпилева. Отсутствует подпись члена парткома замести-теля министра А. М. Самарина, по-видимому, по уважительным причинам, поско-льку в дальнейшем он сыграл свою немаловажную роль на этом Суде чести. Этопостановление было адресовано министру высшего образования СССР Кафтано-ву, который и дал ему ход — направил в Суд чести министерства [22, л. 145].

Суд чести Министерства высшего образования был учрежден в следующем со-ставе: председатель — член коллегии МВО проф. И. Г. Кочергин, члены суда —замминистра, член-корреспондент АН СССР проф. А. М. Самарин, член коллегииМВО проф. А. С. Бутягин, замсекретаря парткома доц. Н. С. Шевцов, член парт-кома доц. Г. К. Служнев, А. А. Нестерова, член президиума ЦК Союза работниковвысшей школы и научных учреждений О. П. Малинина [22, л. 173].

3 октября 1947 г. Кафтанов пишет Жданову:

Я согласен с предложением партийного комитета и со своей стороны считаюнеобходимым провести Суд чести над Жебраком 20 — 21 октября 1947 г. в аудито-рии Политехнического музея. В качестве общественного обвинителя намечаетсяпроф. С. А. Новиков (биолог) и, кроме того, предполагается привлечь для выступ-ления на Суде чести профессоров Опарина А. И. и Юдинцева С. Д. Проф. Жеб-рак А. Р. находится в настоящее время в санатории г. Сочи. Для проведения Судачести в октябре месяце, считаю необходимым проф. Жебрака из отпуска вызвать.

Прошу Вашего согласия на проведение указанных мероприятий [10, л. 54].

Согласие было получено, и 13 октября 1947 г. началось предварительное след-ствие [22, л. 58 — 139]. Фактически это было заседание Суда чести с участием пригла-шенных свидетелей.

Из стенограммы предварительного следствия видно, что Жебрак выбрал следу-ющую тактику защиты: он не согласился с тем, что его статья антипатриотична посвоему содержанию, однако признал в ней ряд политических ошибок. По мнениюЖебрака,

антипатриотический поступок это более... чем отдельные политические ошибки.Антипатриотический поступок это чрезвычайно серьезно, поэтому мне кажется,что эта квалификация моего поступка, в котором я себя признаю виновным, не со-всем подходит [22, л. 77].

Такой политической ошибкой Жебрак считал свои высказывания о Лысенко.На вопрос члена суда Бутягина о том, была ли необходимость говорить в статье оЛысенко, Жебрак ответил:

О моих с ним разногласиях известно за границей, и если бы я о нем не написал,могло показаться отсутствие свободы критики [22, л. 64].

В этой фразе тоже тактика защиты — он вынужден был дать нелестную характе-ристику Лысенко в силу политической необходимости. Однако Бутягин париро-вал этот прием, сказав, что можно было просто упомянуть о своих расхождениях,не углубляясь в детали. И Жебрак был вынужден отступить:

Вы правы, сказал он, все эти места своей статьи я совершенно сознательно про-думал, я сознаю, что здесь допустил грубую политическую ошибку [22, л. 64].

Создается впечатление, что Жебрак уже сдался, поняв всю серьезность предъяв-ленных ему политических обвинений и предчувствуя всю тяжесть последствий.Иначе, как объяснить, что на вопрос Самарина, почему он не осудил в своей статье


Добжанского и Тимофеева-Ресовского, о которых упоминалось в статье Денна,Жебрак ответил:

Я согласен, что следовало бы в отношении Тимофеева-Ресовского и Добжанскогоспециально оговорить, что нельзя давать оценку советской биологии, включатьимена изменников нашей Родины и белогвардейцев, нельзя эти белогвардейскиеимена включать в нашу науку [22, л. 69].

Далее на следствии развернулась дискуссия по поводу яровизации и ее оценки встатье Сакса. В своей статье Жебрак этого вопроса не касался, что было признанотоже антипатриотичным. В своем ответе Жебрак вначале пытался обойти этот во-прос, сославшись на свою некомпетентность, но проговорился, что по этому пово-ду есть большая статья Васильева. Этим воспользовался Самарин.

Профессор Жебрак, — сказал он, — Вы были за границей, Вы знаете, что нам, со-ветским людям, находящимся за границей, иногда приходится пускаться в рассуж-дения по проблемам, которые очень далеки от нашей специализации. И это дела-ется в интересах нашей Родины. Почему Вы не сочли себя обязанным на страни-цах печати коснуться вопроса яровизации? Тем более, что с литературой по этомувопросу Вы могли бы легко познакомиться? [22, л.75].

И Жебрак был вынужден признать, что Сакс оклеветал Лысенко, а «приоритетсоветских ученых в этом вопросе основан на бесспорных фактах»[22, л. 75].

Надо было решительным образом выступить и привести соответствующий мате-риал, — признал Жебрак. — Поскольку я не выступил, я совершил политическуюошибку [22, л. 77].

После этого, естественно, допрос свелся к выяснению отношения Жебрака кличности Лысенко. Вспомнили и «ученого агронома», на что Жебрак ответил:«Это не низкое понятие. Все мы ученые агрономы» [22, л. 82]. Он вынужден былпризнать, что хотя Лысенко имеет неправильные взгляды в области генетики, «онявляется прекрасным ученым, развивающим какую-то область знания» [22, л. 82].Более того, Жебрак признал, что Лысенко занял пост президента Сельскохозяйст-венной академии (СХА) «по научным заслугам, но ряд его личных качеств привелк тому, что СХА мало сделала» [22, л. 84].

И в конце допроса на вопрос Самарина, признает ли Жебрак свою вину в том,что использовал страницы буржуазного журнала, чтобы выступить против Лы-сенко и возглавляемого им направления, он ответил:

На это я должен дать положительный ответ, в том смысле, что я действительно от-несся субъективно, так получилось, и вынес на суд мирового общественного мненияте научные разногласия, которые у меня были с академиком Лысенко [22, л. 85].

Суд добился своего. И хотя Жебрак не признал антипатриотичности своей ста-тьи и не признал научными взгляды Лысенко в области генетики, он согласился счленами суда, что совершил ряд политических ошибок, публикуя свое мнение вбуржуазном журнале. Свое мнение следовало излагать в советском журнале, а недавать повод буржуазным ученым издеваться над назначенным правительствомруководителем советской биологии.

15 и 16 октября 1947 г. состоялся допрос свидетелей. Первым выступал Дубинин[22, л. 85 — 89]. Он сразу же заявил, что не находит в статье Жебрака «антипатриоти-ческих мотивов». Что же касается оценки Лысенко, то тут Дубинин проявил завид-


ную гибкость. Он согласился с мнением Самарина, что Лысенко, конечно, ученыйи награжден орденом не как агроном, а за «успехи в развитии сельскохозяйствен-ных наук». «Даже, — добавил он, — надо было: биологических наук» [22, л. 87].

Относительно статьи Жебрака, к политической оценке которой подталкивалиДубинина члены суда, он признал, что «в этом смысле статья недодумана, она по-ставлена в академическом плане» [22, л.88].

Свидетель Варунтян квалифицировал статью Жебрака как «антипатриотическуюбез сомнения». При этом, по его мнению, Жебрак «сознательно принизил роль» Ми-чурина и Лысенко, представив их как простых садовода и агронома [22, л. 89].

Следующий свидетель, Глущенко И. Е., — ближайший соратник Лысенко. Онсделал следующее характерное заявление:

К характеристике профессора Жебрака можно добавить следующий факт: однааспирантка из Югославии с возмущением рассказывала, как ей работник институ-та говорил о том, что когда один из прикрепленных к Жебраку аспирантов сообщилему с радостью, что он нашел книгу Лысенко, Жебрак заявил, что «эту дрянь я быникогда в руки не брал» [22, л .93].

Свидетель профессор Борисенко (тоже последователь Лысенко) на вопросычленов суда ответил, что, по его мнению, Жебрак в своей статье солидаризуется сСаксом в оценке роли Лысенко в советской биологии. То же самое утверждал исвидетель доцент ВАСХНИЛ Лоза. А на вопрос члена суда Бутягина, были ли уЖебрака «элементы преклонения перед иностранной наукой», Лоза ответил, чтодва года пребывания Жебрака за границей повлияли на его взгляды больше, чемдесятилетнее пребывание на Родине.

Его преклонение перед буржуазной наукой, сказал Лоза, дошло до того, что он надвери своей квартиры повесил вывеску, составленную из заглавных букв, выре-занных из иностранного журнала [22, л. 104].

Академик ВАСХНИЛ П. И. Лисицын определил свое отношение к делу Жебра-ка так:

Я считаю все это одной бузой. Ошибок у проф. Жебрака много — не дописал, недосказал, сказал неясно, но со всяким смертным могут быть ошибки, но все же восновном я здесь ничего преступного не нахожу [22, л. 124].

Вместе с тем в результате массированного давления членов Суда чести он вы-нужден был признать, что Жебрак зря апеллировал к буржуазным ученым по по-воду своих разногласий с Лысенко.

Профессор ЛГУ Н. В. Турбин в начале допроса зачитал свое пространное заяв-ление, в котором обрушил на Жебрака все мыслимые и немыслимые обвинения:присоединился к Саксу в охаивании советской науки, потерял приоритет в вопро-се о яровизации, умолчал о заслугах Лысенко и т. д. Турбин закончил свое выступ-ление так:

Таким образом, объективно в этой статье Жебрак совершил антипатриотическийпоступок, не помог пропаганде достижений советской науки за границей, а наобо-рот, по существу, обезоружил себя перед лицом реакционного, идеалистического,враждебного деятеля, каким является Сакс [22, л. 128].

Суд чести допрашивал и других свидетелей профессоров Сабинина, Презента,Васильева, Константинова, доцента Воробьева, старшего научного сотрудника


Радаеву и Никитина. Однако в краткой стенограмме, отправленной в ЦК ВКП(б)[22], их показания отсутствуют. Но и из доступной части стенограммы ясно виднапредвзятость и тенденциозность суда. Весь допрос шел в обвинительном ключе, изсвидетелей просто выжимались признания виновности Жебрака в антипатриоти-ческом поступке. Но иначе и быть не могло, ибо весь этот театр был задуман в по-казательных целях.

* * *

Еще шло предварительное следствие, а 17 октября 1947 г. уже состоялось закры-тое заседание Президиума АН БССР, на котором рассматривался антипатриотиче-ский поступок Жебрака. О том, что происходило на этом заседании, дает представ-ление выдержка из доклада нового президента АН БССР Н. И. Гращенкова на рас-ширенном заседании Президиума АН БССР, посвященном положению и задачамбиологической науки в БССР, проходившем 3 — 4 сентября 1948 г. Гращенков сказал:

Особенно яркую защиту буржуазно-реакционной идеологической, вейсманист-ско-моргановской концепции Жебрак осуществил на закрытом заседании Прези-диума АН БССР 17 октября 1947 г. при рассмотрении его антипатриотических по-ступков раболепия и низкопоклонства перед буржуазной наукой, которые Жебракпроявил в своей статье, напечатанной в американском журнале. В этой статье, какизвестно, содержались клеветнические утверждения в отношении передового,прогрессивного, мичуринского направления и его продолжателя академикаТ. Д. Лысенко. На этом заседании все руководящие работники АН БССР подверглижесткой критике эти поступки и резко осудили их. В ответ на это, в свое оправданиеЖебрак приводил такие аргументы (цитирую по протокольной записи): «Жебракуказывает на свою приверженность к теории противоположной Лысенко. Жебрак итеперь не признает в отношении Лысенко допущенной им ошибки, он говорит, чтоучение Лысенко неправильное и что Лысенко через несколько лет будет пустымместом в науке, а что будет развиваться то учение, которому он, Жебрак, служит.Теория его, Жебрака, и Лысенко всегда останутся на разных полюсах». На прямойвопрос, уточняющий его отношение к мичуринскому учению, Жебрак отвечает:«Относительно школы Лысенко я дал правильную оценку в печати, эту школу яоцениваю, что она ничего положительного не вносит в нашу науку, и я считаю еетеорию абсолютно ошибочной». На уточнение вопроса в этой связи Жебрак отве-чает: «Я в корне не согласен с Лысенко, хотя он и наносил удары по той области, вкоторой я работаю. Что они (т. е. взгляды Т. Д. Лысенко) прямо противоположнымоим убеждениям. Моя школа совсем другая, противоположная Мичурину и Лы-сенко». И далее Жебрак утверждает: «В Америке сейчас вынесен спор в отноше-нии биологии на международную арену, и для меня как для ученого, я считаю недо-пустимым проявлять двурушничество; всякий серьезный ученый не может иметьдва мнения: одно — для себя, другое — для заграницы. Мое убеждение одно, ионо правильное. Я работал у проф. Денна и у проф. Моргана, я выполнял у них ра-боту и защищал докторскую диссертацию» [23, л. 29 — 30].

Из этого текста видно, что Жебрак более резко и откровенно отзывается о Лы-сенко, чем это он сделал на предварительном следствии. По-видимому, он рассчи-тывал, что его, как президента АН БССР, поддержат члены Президиума. Однакоэтого не случилось. Поддержки он не получил и был снят с поста президента.

Об обстановке на этом заседании свидетельствует письмо члена-корреспонден-та АН БССР директора Института клинической медицины проф. С. Г. Мелких за-местителю Председателя Совета Министров СССР К. Е. Ворошилову. Он пишет:


После пространного объяснения проф. Жебрака началось обсуждение его по-ступка. Обсуждение продолжалось 5 часов.

Проф. Жебрак мужественно выслушал обвинения; признал, что совершил рядполитических ошибок, но никак не мог признать, что он — член партии с 30-летнимстажем, сын белорусского народа, обязанный своими научными достижениями исвоим ученым званием советскому народу и большевистской партии — совершилпроступок против своей Родины.

Все заседание велось в резких выражениях, а под конец некоторые из выступа-ющих перешли всякие грани резкости и нанесли такую душевную травму проф.Жебраку, что этот мужественный человек не выдержал, разрыдался, залился сле-зами и долгое время не мог прийти в себя. После этого начались сжимающие болив области сердца и за грудиной, по всему нему пробегала дрожь и проф. Жебрак несмог заснуть всю ночь.

Обращаюсь к Вам, Клемент Ефремович, как свидетель происшедшего и какврач и прошу Вас оградить в дальнейшем проф. Жебрака от душевных травм, по-добных только что им перенесенной [10, л. 63].

К письму было приложено заключение на личном бланке Мелких, где он удос-товеряет, что припадок у Жебрака случился «после тяжелой душевной травмы, на-несенной во время 5-часового закрытого заседания президиума» [10, л. 65]. В за-ключении указывается, что по состоянию своего здоровья Жебрак нуждается в по-кое и преимущественно постельном режиме в течение 2 — 3 недель.

На письме Мелких Ворошилов начертал резолюцию для секретаря ЦК Кузне-цова: «Направляю для сведения, и если найдете нужным, то и для принятия кое-ка-ких мер» [10, л. 64]. Что за меры имел в виду Ворошилов, сказать трудно, но вряд лиони предполагали облегчить состояние Жебрака.

Здесь возникает вопрос, почему это письмо было адресовано Ворошилову, а некому-либо из секретарей ЦК? Вероятно, потому, что Ворошилов знал Жебрака сгражданской войны, и можно было рассчитывать, что как человек, далекий отидеологических баталий, он сможет повлиять на судьбу этого дела. Увы, Вороши-лов не захотел вмешиваться в судьбу Жебрака.

Закрытое заседание Президиума Академии наук БССР могло иметь для Жебра-ка еще более серьезные последствия. Как утверждает Дубинин (со слов Э. А. Жеб-рака), сразу после заседания Жебрак не поехал домой, а вместе со своим ученикомЕ. И. Багреевым скрылся на своей скромной даче в Комарове, в одноэтажном до-мике барачного типа, которых в ту пору в Минске было очень много [2]. Никем незамеченный он провел там два дня, а затем уехал в Москву. В эти дни, как потомсообщали белорусские друзья Жебрака, им очень интересовались сотрудникиМВД БССР. А Сойфер даже утверждает, что пока Жебрак скрывался на даче, в егогородскую квартиру нагрянули сотрудники МВД, а министр Л. Ф. Цанава настой-чиво предлагал ему приехать в Минск на пару дней, но Жебрак не подчинился [1].И Сойфер, и Дубинин предполагают, что Жебрака хотели арестовать.

Однако эта версия вряд ли справедлива. Партийными органами была запуще-на грандиозная общесоюзная кампания — Суд чести над антипатриотом Жебра-ком — и испортить ее никакому министру было не дозволено. Если бы действи-тельно было принято решение арестовать Жебрака, то это было бы сделано безпромедления.

Вернувшись в Москву, Жебрак продолжал бороться. Сейчас его главная цельсостояла, если не добиться отмены Суда чести, то хотя бы оттянуть его начало,чтобы немного улеглись страсти.


20 октября 1947 г. он пишет Молотову большое письмо с приложением статейДенна, Сакса и своей первоначальной и окончательной [10, л. 66 — 70]. Жебрак по-дробно описывает историю со своей статьей. Он выражает недоумение, почему безразбирательства партийных органов, как это обычно делается, выступила газета«Правда». Жебрак квалифицирует это как грубый политический шантаж, органи-зованный Лысенко и «Исаем Израилевичем Презентом»*.

В заключение Жебрак пишет, что осознал все недостатки своей статьи и готовисправить их в нашей и иностранной печати «с разоблачением бредней поджига-телей новой войны, использующих в своих целях некоторые "теории" буржуазнойгенетики» [10, л. 68].

Жебрак обращает внимание Молотова на такой факт. Его статья была написанав 1945 г. и всеми партийными инстанциями одобрена. В последующие два года онстал депутатом Верховного Совета БССР, членом Президиума Верховного СоветаБССР, президентом АН БССР и никто не вспомнил об этой статье. Более того, приутверждении его кандидатуры на пост президента АН БССР в ЦК ВКП(б) его ста-тью вновь внимательно просмотрели ответственные работники ЦК Бараненков,Балезин, Суворов, Иовчук, и все одобрили. Что же случилось, почему сейчас егостатья признана антипатриотической и наносящей вред государству? Жебрак выра-жает искреннее недоумение, хотя ему, конечно, ясно, что он был намечен и стал жер-твой очередной идеологической кампании, инициатором которой был сам Сталин.

Жебрак не согласен с решением Президиума АН об освобождении его с постапрезидента. Говоря же о попытке учинить над ним Суд чести, Жебрак пишет, что«министр Высшего образования СССР тов. Кафтанов распорядился поступить сомной как с обывателем» [10, л. 70]. Реакции на это письмо не последовало.

1 ноября 1947 г. Жебрак пишет короткое письмо на имя Суслова. Он опять гово-рит о политическом шантаже со стороны Лысенко и приводит два факта, подтвер-ждающие это. Первый факт — попытка Лысенко узнать через третьих лиц о реак-ции Жебрака и Дубинина на статью Лаптева (куда и кто пишет в их защиту). Вто-рой — письмо Лысенко декану биологического факультета Свердловского уни-верситета с предложением обсудить статью Лаптева и результаты обсуждения по-слать в «Правду». Реакции на это письмо опять никакой.

В этот период Жебрак упорно уклоняется от явки на Суд чести, мотивируя этосвоей болезнью. Об этом Кафтанов сообщает секретарю ЦК А. А. Кузнецову 1 но-ября 1947 г. [10, л. 97]. Он просит согласие на проведение открытого заседанияСуда чести над Жебраком. Резолюция Кузнецова — «согласен». Но Жебрак наСуд чести не явился, и 15 ноября весь состав суда обращается за помощью к Кузне-цову [10, л. 98]. В этой записке есть интересный факт. Оказывается, что ранее Жеб-рак сам назвал дату своей явки на суд — 30 октября, но в тот же день известил по те-лефону, что после обдумывания он пришел к категорическому заключению о не-возможности вообще своей явки на Суд чести.

Суд чести, — говорится далее в письме, — квалифицирует такое поведение проф.Жебрака как сознательное уклонение от ответственности за совершенный им ан-типатриотический поступок и игнорирование Суда чести, просит Вас привлечьпроф. Жебрака к партийной ответственности [10, л. 98].

На этой записке Кузнецов оставил резолюцию: «т. Бараненкову. Предупредитет. Жебрака».

Жебрака предупредили, и он вынужден был явиться на Суд чести.

* Имя, отчество и фамилия специально выделены Жебраком.


* * *

Суд чести над Жебраком состоялся 21 и 22 ноября 1947 г. в большой аудиторииПолитехнического музея. Билеты на суд раздавались студентам, преподавателям инаучным работникам вузов и научно-исследовательских институтов. Всего раздали1266 билетов. В первый день на суде присутствовали 1100 человек, во второй — все-го 800. В сообщении ЦК это снижение «явочной активности» объясняется тем, чтозаседание суда проходило в рабочее время с 11 до 17 часов [10, л. 100 — 101].

Заседание началось с прочтения письма Кафтанова в Суд чести и заключенияпартийного комитета МВО по этому делу (см. выше). Затем было оглашено обви-нительное заключение. Оно удивляет своими противоречиями со здравым смыс-лом. Статья Жебрака, в которой он опровергает выводы Сакса, объявляется...поддерживающей эту статью.

Священный долг советского ученого проф. Жебрака, — написано далее в обвини-тельном заключении, — состоял не в том, чтобы идти по пути Сакса и искажать ис-тинное состояние советской биологии, а в том, чтобы разоблачить Сакса, противо-поставить его лжи показ огромных, известных всему прогрессивному научномумиру достижений советской биологической науки. Выполнил ли проф. Жебракэтот патриотический долг? Нет, он его не выполнил! [22, л. 157].

В обвинении утверждается, что Жебрак описал состояние советской биологии втенденциозно-ложном необъективном виде, не показав роль и значение работ Лы-сенко и его сторонников. В обвинительном заключении говорится:

Проф. Жебрак совершенно сознательно представил в зарубежной реакционнойпечати академика Лысенко в отрыве от современной советской биологии, объявивего взгляды в области генетики умозрительными и наивными [22, л. 163].

Не обошли вниманием в заключении и замечание Сакса об открытии яровизациив Америке сто лет назад. И здесь, оказывается виноват Жебрак, который «обошелмолчанием лживое утверждение Сакса» [22, л. 69]. Ну а заключительный абзац ста-тьи Жебрака о мировой биологической науке вызвал прямо шквал негодования:

Следствием установлено, что проф. Жебрак в своей статье подтвердил буржуаз-ную теорию о надклассовости науки и не показал, что в условиях советского строянаука служит интересам трудящихся, в то время как в буржуазных странах она за-щищает интересы экономически господствующих эксплуататорских классов...Проф. Жебрак, игнорируя основное положение о том, что в современных условияхнет и не может быть единой мировой науки, а всякая наука имеет классово обу-словленный характер, делает чуждое советской идеологии заявление о том, что«вместе с американскими учеными, работающие в этой же области в России, стро-ят общую биологию мирового масштаба». С кем это «вместе» строит Жебрак био-логию мирового масштаба? Жебрак забыл, что в науке о наследственности и из-менчивости организмов, в генетической науке находит свое яркое выражениеклассовая борьба [22, л. 170].

Последнее обвинение трудно отнести к антипатриотизму, но в то же время былоне менее серьезным. Начиная с 30-х гг. партийные руководители стали развиватьтезис о существовании особой прогрессивной советской науки в противовес за-гнивающей буржуазной науке. Этот удивительный вывод вытекал из распростра-нения на науку положения исторического материализма о классовой борьбе. Мар-ксисты считали, что во всех отраслях науки, будь то история, экономика, матема-


тика или биология происходит постоянная борьба между представителями бур-жуазной и пролетарской науки, каждые из которых стремятся использовать выво-ды этих наук для нужд своего класса. Так Лысенко вместе с Презентом постоянномуссировали тезис о том, что хромосомная теория наследственности и внутриви-довая борьба есть атрибуты буржуазной биологии, специально выдуманные пред-ставителями буржуазной науки для оправдания господства капиталистическогостроя. На этом фоне заявления о создании мировой науки рассматривались какполитически вредные по сути и антисоветские по содержанию. Естественно, чтоони безжалостно пресекались. Поэтому это последнее обвинение усугубило поло-жение Жебрака.

В последней части заключения сформулированы собственно пункты обвине-ния. Они переписаны слово в слово из письма парткома МВО (см. выше). Их пять:«не разоблачил клеветы буржуазных реакционеров», «принизил всемирно извест-ные достижения советской биологической науки», «призвал к созданию совмест-но с американскими реакционными учеными биологии мирового масштаба»,«оклеветал выдающегося советского ученого и новатора Лысенко» и «перенес тео-ретическую дискуссию советских ученых... на страницы зарубежной печати»[22, л. 172].

После прочтения обвинительного заключения начался допрос Жебрака. На во-прос председателя суда Кочергина, признает ли он себя виновным в антипатриоти-ческом поступке, Жебрак ответил отрицательно. Как и на предварительном следст-вии, он счел возможным признать некоторые политические ошибки своей статьи.

Для более объективного разбирательства Жебрак попросил зачитать свою ста-тью целиком, но суд отказал ему в этом. Понятно, почему это было сделано. Почтиникто из сидящих в зале не читал статью Жебрака, и поэтому, выхватывая отдель-ные ее фрагменты, члены суда легко придавали нужный обвинению смысл.

Стенограмма допроса Жебрака производит тяжелое впечатление. Весь допросвелся поистине иезуитскими методами. Судьям надо было во что бы то ни сталодобиться признания Жебрака в совершении антипатриотического поступка. Поэ-тому в ход шли совершенно удивительные и лишенные всякой логики умозаклю-чения. Вот один пример. Целью своей статьи Жебрак считает «отвести клеветни-ческие выпады реакционного американского ученого Сакса на наш политическийстрой и на положение генетической науки в нашей стране» [22, л. 176]. Член судаСамарин тут же заявляет, что статья называлась «Советская биология», поэтому,говоря только о положении генетики в стране, Жебрак дает Западу понять, что ни-какой другой биологической науки у нас нет.

Или вот другой пример:

Шевцов: Когда Вы говорите о построении мировой науки, с кем Вы предполагае-те строить совместно мировую науку?

Жебрак: Я думаю, что этот вопрос совершенно ясен, что только с прогрессивны-ми учеными зарубежных стран...

Шевцов: Вы признали, что Сакс является реакционером. Вы отвечаете ему и Выговорите о мировой науке ему, персонально Саксу, реакционеру и фашисту.

Кочергин: С кем же Вы собираетесь строить мировую науку?Жебрак: Если бы это было мое письмо к Саксу, то это можно было бы так толко-

вать, как толкует один из членов Суда чести, но я писал через журнал «Наука»,распространенный во всех странах мира, и обращался к прогрессивным ученым,и, естественно, что это обращение было не к Саксу, а к прогрессивным мировымученым, которые доброжелательно относятся к нам...


Самарин: Проф. Жебрак, Вы не так излагаете этот вопрос в своей статье. Вы пи-шете, что русские ученые высоко ценят ученых Америки и их крупный вклад в со-кровищницу мировой науки и с уважением относятся к демократическим принци-пам американского общества, которому угрожала гитлеровская реакция в одина-ковой степени, как и нашему советскому порядку. И что, работая в области биоло-гической науки, мы вместе с американскими учеными строим общую мировую био-логическую науку. Так что здесь вовсе нет оговорки о том, что мы строим эту науку,во-первых, прогрессивную, во-вторых, с прогрессивными учеными. Вы просто без-лично обращаетесь к американским ученым. Вам нравятся и демократическаястрана Америка, и крупные ученые американские. Так с кем же Вы хотели строитьэту мировую биологическую науку? [22, л. 185 — 187].

Особо агрессивную реакцию суда вызвала та часть статьи Жебрака, котораяпосвящена Лысенко:

Кочергин: Суд считает, что ваша оценка Лысенко и оценка Сакса не отличаютсядруг от друга.

Самарин: Сакс в своей статье опорочивает советского ученого академика Лы-сенко. Если Вы поставили задачу защитить нашу советскую науку, то Вы обязаныбыли защитить и академика Лысенко, отвечая на клевету Сакса. Вы же не тольконе сделали этого, а к отрицательной оценке Сакса Лысенко добавили свою отри-цательную оценку. Спрашивается, выполнили Вы задачу, которую на себя брали?[22, л. 200].

На это Жебрак ответил, что Лысенко должен был бы защищать себя сам. Онеще раз повторил, что не согласен с «наивными и умозрительными» идеями Лы-сенко.

Вспомнили члены суда и характеристику Лысенко как «ученого агронома».Жебраку предъявили Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоенииЛысенко звания Героя Социалистического Труда за успехи «в развитии сельско-хозяйственной науки и поднятии урожайности сельскохозяйственных культур».Поскольку в указе фигурировало слово «наука», члены суда обвинили Жебрака вумалении заслуг Лысенко. Но Жебрак легко парировал это обвинение, сказав, чтоего статья была послана в Америку 25 апреля 1947 г., а указ вышел лишь 12 июня, ио нем Жебрак ничего знать не мог.

Эту полемику можно воспринимать с известной долей юмора, но Жебракубыло не до шуток. В конце заседания суда он почувствовал себя плохо, заболелосердце, и он заявил о невозможности своего участия в заседании. Заседание былоперенесено на следующий день.

* * *

22 ноября 1947 г. после небольшой дискуссии о приоритете в открытии яровиза-ции, начался допрос свидетелей.

Свидетели Борисенко и Лоза не сказали ничего нового по сравнению с предва-рительным следствием. Однако держались они теперь менее уверенно. На вопросЖебрака, читал ли Борисенко в 1945 г. его статью, тот ответил, что не читал. А Ло-за оказывается никогда не читал и статьи Сакса. И если бы председатель не отвелдальнейшие вопросы Жебрака, эти свидетели выглядели бы совершенно несостоя-тельными.

Затем начались выступления. Первым слово взял Дубинин. И хотя он начал сосуждения Жебрака за допущенную им «серьезную политическую ошибку», его


речь была направлена в защиту Жебрака. По мнению Дубинина, статья Саксабыла написана со специальной провокационной целью — столкнуть между собойсоветских ученых, стоящих на противоположных научных позициях генетиков исторонников Лысенко. Жебрак не разглядел этого злого умысла и не показал все-му миру политическое единство советских ученых.

Но в то же время в статье Жебрака Дубинин отметил ряд положительных мо-ментов. Жебрак показал, что советское государство строится на научной основе,что в стране во время войны наука широко развивалась, что советские ученые раз-решают свои споры в свободных творческих дискуссиях. В подтверждение своихслов Дубинин указал, что ни в одной антисоветской статье западных ученых нетссылок на статью Жебрака.

Не мог не коснуться Дубинин и статьи Лаптева. Но стоило ему заикнуться обэтом, как председатель суда прервал его, заявив:

Статья т. Лаптева, напечатанная в центральном органе нашей партии «Правде»,не может подлежать обсуждению в настоящем заседании Суда чести [22, л. 229].

Не дал председатель Дубинину высказать свое отношение и к теоретическимвзглядам Лысенко.

Следующим выступил ректор ТСХА В. С. Немчинов. Как бы оправдываясь, онсообщил, что партком МВО рассмотрел дело Жебрака 10 октября, а парткомТСХА раньше 22 сентября — и независимо от парткома МВО постановил пере-дать дело Жебрака в Суд чести. А 29 сентября это дело разбиралось на расширен-ном заседании Ученого совета, который «единодушно заклеймил» Жебрака.

Немчинов попытался подвести теоретическую базу под дело Жебрака. Он свя-зал идеологические постановления ЦК с дискуссией по книге Александрова «Ис-тория западноевропейской философии» и делом Жебрака, придав этим кампани-ям смысл «наступления на пережитки капитализма в сознании людей», для идеоло-гического вооружения советских людей (на случай новой войны?).

А закончил Немчинов удивительной фразой для сегодняшнего читателя, новполне расхожей для того времени:

Тов. Жебрак не понял, вернее забыл, что в науке о наследственности и изменчиво-сти живых организмов, в генетической науке, находит свое яркое выражение клас-совая борьба [22, л. 241].

Не понял и предложил строить с американцами мировую биологию.И. В. Якушкин, академик ВАСХНИЛ, увидел корни антипатриотического по-

ступка Жебрака в его преклонении перед заграницей.

Одним из корней такого положения, по моему мнению, следует считать еще невсеми советскими учеными изжитую схему, по которой основную славу тому илииному ученому придавали подписи в заграничных журналах и опубликование ихработ в заграничной печати. В одних случаях это приводило к передаче государст-венных тайн или государственных ценных материалов, в другом — в этом выража-лось все еще не изжитое низкопоклонство перед буржуазной наукой со сторонысоветских ученых [22, л. 243].

И, наконец, последним выступил Н. В. Турбин. Лейтмотив его речи: суд надЖебраком — это показательный процесс над всеми, кто выступает против Лысен-ко. Он сказал:

Главная цель нашего разбирательства, мне кажется, заключается не просто в том,чтобы зафиксировать в юридическом документе осуждение поведения проф.


Жебрака нашей советской общественностью. Главная цель заключается в том,чтобы из выступления проф. Жебрака извлечь правильные политические урокидля советских научных работников и, я бы добавил, в первую очередь для той час-ти наших советских биологов, которые на протяжении многих лет с нескрываемымодобрением относились ко всей предшествующей деятельности проф. Жебрака[22, л. 246 — 247].

Итак, из шести выступивших на Суде чести лишь один Дубинин (правда, с так-тическими оговорками) поддержал Жебрака. Такое соотношение должно былоозначать осуждение широкой научной общественностью антипатриотическогопоступка Жебрака.

В последнем слове Жебрак построил свою защиту следующим образом. Он, каки раньше, признал свою политическую ошибку — «пассивно-оборонительную по-зицию», — но объяснил ее изменившейся политической ситуацией. Статья быланаписана в 1945 г., когда американцы были нашими друзьями. Статью все читали,и никто ее не критиковал. Но сейчас обстановка изменилась, и

перед нашей интеллигенцией поставлена основная политическая задача по прео-долению элементов капитализма в сознании людей, и этим основным элементомявляется низкопоклонство и пресмыкательство перед буржуазной культурой, пе-ред буржуазной наукой. Этому уровню политических задач, стоящих перед нашейсоветской интеллигенцией, моя статья не соответствует. С этой точки зрения я ирассматриваю общеполитическую критику этой статьи [22, л. 260].

Таким образом получается — статья ошибочная, но лишь с точки зрения сегод-няшних указаний партии, и я, Жебрак, в этом не виноват.

После десятиминутного перерыва слово было предоставлено общественномуобвинителю профессору Новикову. Его патетическая речь начиналась так:

Мы слушаем дело по обвинению профессора Жебрака в совершении таких по-ступков, которые явно говорят о нарушении профессором Жебраком нашей совет-ской морали, нарушении долга чести и достоинства советского гражданина-учено-го, об отсутствии у профессора Жебрака присущего сынам нашей Родины совет-ского патриотизма.

Профессор Жебрак забыл про интересы дорогой для всех нас матери-Родины,нашей советской отчизны, забыл, как советский ученый, про свой священный долгвести непримиримую борьбу на идеологическом фронте с теми чуждыми для насфашистскими и реакционными зарубежными учеными, которые, ненавидя создан-ное Лениным и Сталиным наше социалистическое государство, клевещут на него,на наш народ, на наших отдельных соотечественников [22, л. 246].

Если воспринимать эти слова всерьез, а не как традиционную для того времениполитическую риторику, то можно было себе представить, что речь идет по мень-шей мере о предательстве и шпионе, а не о защищающем свой строй твердокамен-ном партийце, позволившем себе иметь свое мнение по частному научному вопро-су. Но тогда любили громкие фразы, часто не соответствующие существу и важно-сти обсуждаемого события. Но эту фразеологию опасно было недооценить. Онакак бы заранее предполагала максимальную степень вины и максимальную меруответственности, а там директивные органы уже сами решали, какое наказание,максимальное или нет, применить к обвиняемому.

Речь Новикова по характеру обвинений не отличалась от письма парткома иобвинительного заключения, и в этом она не была оригинальной. Но в конце свое-


го выступления Новиков позволил себе выдать, так сказать, оригинальнуючасть — «корни антипатриотических поступков проф. Жебрака». По мнению об-щественного обвинителя, их четыре.

1. Жебрак «не сумел впитать в себя всю глубину великой русской советской ку-льтуры. Именно по этой причине чуждая американская культура оказала на негосвое тлетворное влияние» [22, л. 290]. В подтверждение этого Новиков приводитуже известную, по показаниям свидетеля Лозы, байку о том, что, приехав из Аме-рики, он на двери собственной квартиры повесил табличку со своей фамилией наанглийском языке. В самое последнее время в одной из своих статей Жебрак даетопределение вида по Херсту и Бэбкоку. «Профессор Жебрак, — возмущается поэтому поводу Новиков, — решительно обходит русскую науку и разработанныйею анализ видов. Ему не хочется цитировать глубокие русские определения виданашими учеными. Он в плену у американской науки» [22, л. 290].

2. Жебрак принадлежит к генетикам-мутационистам, т. е. к тем ученым, кото-рые считают, что новые виды возникают в результате мутаций в генетическом ап-парате клетки. Поэтому, утверждает Новиков, Жебраку чужд исторический под-ход в биологии, в результате которого возникают новые виды как результат воз-действия окружающей среды.

3. Жебрак страдает зазнайством. Так, говоря о генетической конференции вМГУ, он упомянул только три доклада, в том числе свой, хотя там выступало око-ло 100 докладчиков. Новиков отметил, что и на предварительном следствии Жеб-рак проявил свое зазнайство.

4. У Жебрака явная злобность к Лысенко.Эти «корни» и привели Жебрака к антипатриотическому поступку. Заклеймив

его, Суд чести дает урок всем инакомыслящим.

Пусть тот стыд, — сказал Новиков, — который мы испытываем здесь за поступокпроф. Жебрака будет поучительным примером для всех нас [22, л. 295].

Свою речь общественный обвинитель закончил требованием наказания в видеобщественного выговора.

Из стенограммы не ясно, как закончился Суд чести. К ней приложено лишь реше-ние суда. В его констатирующей части повторяется все ранее звучавшие обвинения вадрес Жебрака. В постановляющей части Суд чести счел доказанным четыре анти-патриотических поступка, формулировка которых дословно совпадает с 1 — 3-м и 5-мпунктами обвинений, выдвинутых в письме парткома МВО (см. выше). Но в реше-нии отсутствует четвертый пункт обвинения парткома. Напомню, в нем говори-лось, что Жебрак оклеветал «выдающегося советского ученого и новатора» Лысен-ко, представив его перед всем миром как человека, взгляды которого в области гене-тики «основаны на чисто умозрительных и наивных заключениях». Вместо него впоследнем пункте было глухо сказано, что, перенеся на страницы зарубежной печа-ти теоретические разногласия, Жебрак «пытался опорочить своих теоретическихпротивников перед лицом зарубежной научной общественности» [22, л. 301].

Почему исчез пункт с упоминанием фамилии Лысенко, можно лишь гадать. Ве-роятно, сыграло свою роль общественное мнение, которое увидело в этом суде яв-ную пролысенковскую ориентацию. Может быть, судьи почувствовали шаткостьположения в эти годы самого Лысенко (см. выше). Возможно, этот пункт был изъ-ят для того, чтобы не раздражать мировую научную элиту. Возможно... Скореевсего, действовали все эти факторы вместе, поскольку ничего случайного в такихдокументах вообще не могло быть.


В решении суда сказано:

Суд чести Министерства высшего образования СССР а соответствии с §11 по-становления Совета Министров и ЦК ВКП(б) от 28 марта 1947 г. за № 758 «О судахчести в министерствах СССР и центральных ведомств» постановляет:

Объявить профессору Жебраку А. Р. общественный выговор.Решение Суда чести окончательное.Копию настоящего решения Суда чести приобщить к личному делу профессора

Жебрака [22, л. 302].

* * *

Интересна реакция на решение Суда чести всех заинтересованных лиц.Уже 24 ноября 1947 г. спустя два дня после Суда чести, заведующий Отделом

высших учебных заведений и научных учреждений Управления кадров ЦК Бара-ненков докладывает секретарю ЦК Кузнецову, что Жебрак не признал себя винов-ным в совершении антипатриотического поступка. По его мнению, это обусловле-но личными качествами Жебрака.

Свидетели в своих показаниях, — пишет Бараненков, — охарактеризовали Жеб-рака как самолюбивого человека, не считающегося с мнением наших ученых ивместе с тем преклоняющегося перед буржуазными учеными, особенно американ-скими... В заключительном слове Жебрак так же, как и при допросе, нередко подсмех присутствующих, продолжал отрицать свою вину в совершении антипатрио-тического поступка [10, л. 100].

Вообще в этой докладной записке написано все, что желал бы услышать руко-водитель идеологического ведомства ЦК ВКП(б). Тут и мнения свидетелей, кото-рые «убедительно показали, что корни этого поступка (статьи Жебрака. — А. С.)кроются в его раболепии перед буржуазной наукой» [10, л. 101], тут и мнение обще-ственного обвинителя, что «Жебрак не имеет настоящего лица советского учено-го» [10, л. 101]. И, самое главное,

заседание Суда чести Министерства высшего образования по делу проф. Жебра-ка было подготовлено удовлетворительно и, несмотря на попытки обвиняемогосмазать существо дела, выступление общественного обвинителя, как и выступав-ших ученых, были встречены присутствующими тепло и нашли большое сочувст-вие. Также тепло было встречено решение Суда чести об объявлении Жебраку об-щественного выговора [10, л. 101].

Итак, мероприятие воспитательного характера состоялось и было, как гово-рится, «тепло» встречено присутствующими. Теперь нужно было внедрить его ре-зультаты в широкие слои научной общественности. Бараненков предлагает по-ручить МВО разослать обвинительное заключение, речь общественного обви-нителя и решение суда во все вузы и научные учреждения для обсуждения на уче-ных советах.

С такой же просьбой к Кузнецову обратился и Кафтанов. Он считал, что обсуж-дение материалов Суда чести позволит «принять необходимые меры для усиленияидейно-политической работы, борьбы с низкопоклонством и раболепием передбуржуазной наукой и культурой» [10, л. 117]. На этом письме есть резолюция Куз-нецова: «Согласен».

Однако рассылка все же не состоялась. 4 марта 1948 г. тот же Бараненков сооб-щает в Секретариат Кузнецову, что, ознакомившись с представленными Кафтано-


вым материалами Суда чести, его отдел счел их рассылку нецелесообразной. «Ма-териал чрезвычайно громоздок, — пишет Бараненков. — Имеют место излишниеповторы. Недостаточно целеустремлен и поэтому не может дать желательных ре-зультатов» [10, л. 303].

Какова истинная причина отмены этой акции, сказать трудно. Но также трудноповерить, что при необходимости в отделе Бараненкова не сумели бы быстро при-вести материалы Суда чести в нужный вид. Видимо, дело не в громоздкости и не-достаточной целеустремленности. Вполне возможно, что работники ЦК поняливсю надуманность и тенденциозность обвинений против Жебрака и явную пролы-сенковскую направленность всего процесса. При обсуждении в институтах и вузахэта тенденциозность могла вызвать у ученых реакцию, противоположную той, ко-торую хотели бы иметь организаторы кампании. Поэтому и сочли лучше не афи-шировать подробности суда. Кстати, и в средствах массовой информации этотпроцесс также прошел незамеченным.

Теперь о реакции Жебрака. 24 ноября 1947 г. он пишет Кузнецову большое пись-мо. Признав ошибки своей статьи — «пассивно-оборонительную позицию», — онтем не менее продолжил борьбу против Лысенко. Жебрак сообщает Кузнецову,что в 1946 г. в США вышел перевод книги Лысенко «О наследственности и ее из-менчивости». Все рецензии на эту книгу были отрицательными. Даже Денн «срав-нил эту работу, в которой Лысенко отвергает современную генетику, с отрицани-ем фактов эволюции в некоторых районах США» [10, л. 121].

Поэтому, — пишет Жебрак, — защищать взгляды Лысенко в области генетики нель-зя без потерь авторитета страны и авторитета ученого, претендующего на элемен-тарные знания фактов данной науки. Взгляды Лысенко в области генетики анало-гичны взглядам человека, который в области химии стал бы отрицать периодиче-ский закон Менделеева и все дальнейшие следствия из этого закона [10, л. 121].

Жебрак просит Кузнецова о личной встрече, на которой он «имеет в виду датьдополнительные объяснения по существу положения в нашей науке», а также из-ложить просьбу о том, чтобы ему «дали возможность своей научной и педагогиче-ской работой восстановить доверие нашей партии и нашей научной общественно-сти» [10, л. 122].

Встреча, конечно, не состоялась, но в связи с этим письмом Жебрак был вызванв Отдел высших учебных заведений и научных учреждений Управления кадровЦК, где ему в беседе были «даны исчерпывающие ответы на поставленные им во-просы» [10, л. 123]. Кроме того, были даны указания МВО о создании ему условийдля научной и педагогической работы.

Какие это «условия», выяснилось очень скоро. В августе 1948 г. Жебрака осво-бодили от преподавания в ТСХА, и он вынужден был перейти на работу в Лесотех-нический институт. Там атмосфера тоже была тяжелой, и он ушел в Фармацевти-ческий институт, где проработал до конца жизни профессором ботаники. Это, ви-димо, и были те «условия», которые предоставил ему ЦК.

В конце января 1948 г. Жебрак пишет письмо Суслову о том, что он не согласен смотивами и решением ЦК КП(б) Белоруссии об освобождении его от обязанно-стей президента АН БССР. Суслов поручил это дело Шепилову. И тот 29 января1948 г. отвечает служебной запиской, где сообщает, что, поскольку

дело Жебрака разбиралось на Суде чести, который признал обвинения, предъяв-ленные ему советской печатью, правильными и объявил ему общественный выго-вор, жалобу т. Жебрака следует оставить без последствий [10, л. 96].


* * *

Прошло всего полгода после суда над Жебраком, и ситуация в биологическойнауке резко изменилась. 31 июля 1948 г. открылась сессия ВАСХНИЛ, и началсянастоящий разгром генетики.

Жебрак выступил на этой сессии, представив только свой экспериментальныйматериал по гибридизации гречихи, проса и пшеницы. Он специально обходил тео-ретические вопросы, однако объяснял свои результаты с позиций общепринятойхромосомной теории. В его выступлении нет не только намека на разоблачениелысенковщины, но даже попытки спорить с этими «учеными» по проблемам био-логии. Это кажется совершенно непонятным на фоне выступлений Б. М. Заводов-ского, И. А. Рапопорта, И. И. Шмальгаузена и др. «менделистов-морганистов».

Однако объяснение предельно простое — Жебрак не хотел дальнейшего обо-стрения ситуации.

15 августа, через неделю после окончания сессии ВАСХНИЛ, в «Правде» поя-вилось письмо Жебрака. Сегодня читать его без боли нельзя. Оно начиналось сле-дующим абзацем:

До сих пор, пока нашей партией признавались оба направления в советской гене-тике и споры между этими направлениями рассматривались как творческие дис-куссии по теоретическим вопросам современной науки, помогающие в споре най-ти истину, я настойчиво отстаивал свои взгляды, которые по частным вопросамрасходились со взглядами акад. Лысенко. Но теперь, после того, как стало ясно,что основные положения мичуринского направления в советской генетике одобре-ны ЦК ВКП(б), то я, как член партии, не считаю для себя возможным оставаться натех позициях, которые признаны ошибочными Центральным Комитетом нашейпартии [24].

Далее Жебрак пишет, что критика Лысенко вейсманизма (учения о соматиче-ской и зародышевой плазме) совершенно правильна и он сам критиковал ее в1936 — 1937 гг. Далее следует цитата из его статьи. По поводу влияния внешней сре-ды на организмы взгляды Жебрака не противоречат мичуринским — опять цитатаиз его статьи. Жебрак пишет, что все его работы «идут в плане признания зависи-мости наследственной основы от внешней среды» [24] — далее опять цитата из ста-тьи 1944 г. А кончается письмо так:

Поскольку священный долг ученых нашей страны идти в ногу со всем народом, вы-полнять жизненно насущные потребности своего государства и запросы народа,бороться с пережитками капитализма, помогать коммунистическому воспитаниютрудящихся и непрерывно двигать науку вперед, то я, как член партии и ученый изнарода, не хочу, чтобы меня считали отщепенцем, не хочу быть в стороне от вы-полнения благородных задач ученых своей Родины. Я хочу работать в рамках тогонаправления, которое признается передовым в нашей стране, и теми методами,которые предложены Тимирязевым и Мичуриным. Отныне я всеми силами будустремиться к тому, чтобы мои работы давали максимальную пользу нашей стране,чтобы они творчески развивали наследие Тимирязева и Мичурина, чтобы они по-могали коммунистическому строительству нашей Родины [24].

Это письмо сопровождается текстом «От редакции». В нем газета не соглашает-ся с главным утверждением Жебрака, приводя в качестве аргументов цитаты изего статей. Там сказано, что партия не поддерживала два направления в генетике,а всегда только одно — мичуринское материалистическое. Критика Лысенко вей-


сманистов-морганистов не совпадает с ее критикой Жебраком, так как он всегдастоял на идеалистических позициях. Жебрак в своих работах не пользовался мичу-ринским методом, морганизм-менделизм расходится с мичуринским методом вкоренном вопросе о наследовании приобретенных под воздействием внешнихфакторов качеств.

Текст «От редакции» фактически дезавуировал смысл письма Жебрака. Бо-лее того, в нем весьма резко и несправедливо было сказано и о практической егоработе:

Жебраком пока что не выведено ни одного ценного сорта, не сделано ни одногопрактически ценного для нашего сельского хозяйства предложения. Так же, как идругие представители вейсманистско-морганистского направления, проф. Жеб-рак подобен бесплодной смоковнице [24].

Эта публикация послужила как бы сигналом к новым гонениям на Жебрака.Через два дня, 17 августа 1948 г., состоялось заседание Президиума АН БССР

по поводу выступления Жебрака на сессии ВАСХНИЛ и его письма в «Правде».Президиум осудил эти выступления «как глубоко ошибочные, идущие вразрез совзглядами и направлениями работ коллектива ученых АН БССР» [25, с. 139]. Пре-зидиум «от лица всего коллектива ученых Академии единодушно осуждает реак-ционные теории в области биологии и считает выступления Жебрака... недостой-ными советского ученого» [25, с. 139].

Но осуждением дело не ограничилось. Для проверки всей деятельности Жебра-ка в институтах АН БССР была создана специальная комиссия.

Через два дня комиссия сделала свое заключение [26]. Ее выводы нетрудно былопредугадать — цель экспериментов Жебрака с полиплоидными гречихой, просоми пшеницей далека от осуществления и достижима только на базе мичуринскихметодов. Поэтому комиссия считает эти работы «сомнительными». А посколькуопыты проводятся на неверной теоретической и методической основе менделиз-ма-морганизма, комиссия сочла нецелесообразным их продолжение.

Работы Жебрака обсуждались и на Ученом совете Института биологии АНБССР.

Ученый совет, — говорится в постановлении, — не может обойти молчанием тотфакт, что А. Р. Жебрак в своем выступлении на сессии ВАСХНИЛ по существуостался на позициях формальной генетики, а в своем неискреннем письме в газету«Правда» от 15 августа с. г. стал на путь отрицания поддержки в своих работахвейсманистского направления и пытался завуалировать свои ошибки, вместотщательного разбора и критики их [27, с. 141].

Жебраку инкриминировали также «пренебрежительное отношение к Ученомусовету», выразившееся... в недопустимой задержке отчета своего отдела за 1947 г.и непредставления в срок научной тематики на 1948 г.

Всех этих грехов оказалось достаточно, чтобы Ученый совет изъял работыЖебрака из плана 1948 г. и из пятилетнего плана. Самого Жебрака, который за по-следние 4 месяца не был в институте ни разу, Ученый совет рекомендовал снять сдолжности старшего научного сотрудника и уволить из института.

20 августа Президиум АН БССР заслушал выводы комиссии и утвердил их. Онпостановил согласиться с заключением комиссии о прекращении работ Жебрака сполиплоидными растениями «как бесплодных и исходящих из реакционно-идеа-листической теории менделизма-морганизма» [28, с. 143].


Жебрака отчислили из Института биологии как ученого, «который не можетвести плодотворную исследовательскую работу, так как исходит из порочных тео-ретических менделевско-моргановских установок» [28, с. 143], и исключили из со-става Ученых советов Института биологии и Института социалистического сель-ского хозяйства. Жебраку было предложено к 15 сентября возвратить весь запассемян, вывезенных им в Москву. Кроме того, Президиум признал ошибочнымпрежнее свое решение об оказании Жебраку помощи в проведении его работ в Мо-скве и выдачи ему 5000 руб., а также «и другие виды помощи». Что касается «дру-гих видов помощи», то ситуация с ними не ясна, но 5000 рублей Жебраку, по-види-мому, пришлось возвратить Президиуму АН БССР.

Окончательную точку в этом деле поставило постановление расширенного за-седания Президиума АН БССР, проходившего 3 — 4 сентября 1948 г. [29]. Оно утвер-дило ранее принятое постановление Президиума АН БССР.

Так закончилось это громкое дело, продемонстрировавшее всем противникамЛысенко, что может сделать система с независимым ученым, если его взгляды про-тиворечат установкам идеологических органов.

* * *

В статье Лаптева в газете «Правда» вместе с Жебраком упоминается и Дубинин,написавший, по мнению властей, антипатриотическую статью в тот же американ-ский журнал (см. выше). Поэтому параллельно с делом Жебрака стало раскручи-ваться и дело Дубинина.

Николай Петрович Дубининродился в 1907 г. в Кронштадте[30]. В 1928 г. он окончил биоло-гическое отделение физико-ма-тематического факультета МГУ.Его учителями были выдающи-еся русские ученые-генетикиН. К. Кольцов, С. С. Четверикови А. С. Серебровский. С 1932 по1958 гг. Дубинин возглавлял от-дел генетики (с 1938 г. — цитоге-нетики) Института эксперимен-тальной биологии АН СССР.Здесь им были сделаны выдаю-щиеся открытия — совместно сСеребровским — эффект дроб-ления генов (явление ступенча-того аллелизма) и совместно сБ. Н. Сидоровым — эффект по-ложения гена (зависимость дей-ствия гена от соседних). За этидостижения Дубинин был изб-ран в 1946 г., несмотря на мощ-ное противодействие Лысенко,членом-корреспондентом АНСССР.

В те годы, о которых идетречь, Дубинин был одним из са-

Николай Петрович Дубинин, 1930-е гг.Из семейного архива Л. Г. Дубининой


мых молодых активно действующих генетиков страны. О его позиции в отноше-нии лысенковщины мы говорили подробно выше.

Статья в «Правде» наделала много шума в руководстве Академии наук СССР.Академик-секретарь Н. Г. Бруевич тут же поручил директору Института цитоло-гии, гистологии и эмбриологии Г. К. Хрущову, где тогда работал Дубинин, назна-чить комиссию для рассмотрения предъявленных Дубинину обвинений. Такая ко-миссия была создана приказом директора в составе В. Н. Шредера, Е. Н. Копыло-вой и В. А. Шолохова.

Комиссия подошла к делу очень ответственно. Она изучила все доступные мате-риалы: статью в «Правде», статью Дубинина, первоначальную рукопись Дубини-на, хранящуюся в Антифашистском комитете, письма комитета в редакцию по по-воду статьи. Кроме того, они заслушали показания самого Дубинина, Бернина, ра-ботника комитета, заказавшего Дубинину статью, а также директора института Хру-щова. В результате 12 сентября 1947 г. комиссия представила свое заключение [31].

В заключении указывалось, что обвинение Лаптева о том, что Дубинин причис-лил к советским ученым Тимофеева-Ресовского и Добжанского, «не совсем соот-ветствует точному тексту статьи». И далее: «Лаптев не совсем прав», когда пишето замалчивании Дубининым мичуринской биологии. Таким образом, хотя и с ого-ворками, комиссия фактически опровергла обвинения Лаптева. Инкриминирова-лось же Дубинину, кроме общепатриотических упреков, лишь факт посылки ста-тьи в Антифашистский комитет без разрешения дирекции института. Правда,Дубинин парировал это обвинение ссылкой на то, что Хрущов в это время был вотпуске.

На основании этого заключения Хрущов составил и послал Бруевичу доклад-ную записку, которую тот тут же переправил в ЦК ВКП(б) Кузнецову. Но смыслэтой записки существенно отличался от заключения комиссии. Хрущов фактиче-ски подтвердил все обвинения Лаптева.

Особенно курьезно подтверждение Хрущовым обвинения в причислении к со-ветским биологам Добжанского и Тимофеева-Ресовского:

Упоминание ученых-невозвращенцев... допустимо для советского ученого в об-зорной статье для иностранной печати, только в случае наличия жесткой и непри-миримой критики их позиций [31, л. 135-136].

В конце своей записки Хрущов анализирует причины «ошибок» Дубинина:

Случайны ли для проф. Н. П. Дубинина те ошибки, которые он допустил... Нет неслучайны. Проф. Дубинин как ученый вырос в атмосфере безусловного преклоне-ния перед зарубежной наукой... Для Н. П. Дубинина продолжает быть характернымпостоянное стремление к дешевой популярности среди буржуазных ученых, ши-рокое саморекламирование и нетерпимость к объективной критике. Ряд поступковН. П. Дубинина никак не могут не обратить на себя внимание в связи с его статьей.Так в 1945 г. им были переданы для опубликования за границей несколько работ(совместно с Г. Г. Теняковым) лично проф. Гексли (Англия), посетившему лабора-торию Дубинина во время празднования 220-летия Академии наук. До этого Дуби-нин через Жебрака, уезжавшего в Америку, тоже передавал статьи для напечата-ния в американских журналах. Все они были напечатаны раньше, чем эти статьипоявились в нашей печати. Все время Дубинин стремился поддерживать личнуюсвязь с рядом буржуазных ученых, в том числе и с Добжанским, ведет с ними пере-писку, рассылает оттиски и, по имеющимся сведениям, получает от них предложе-ния посылать свои работы для опубликования. Как принимались и принимаются эти


предложения Дубининым нужно еще подробно выяснить... очень характерным дляДубинина и его сотрудников было их угодническое поведение, во время посещенияИнститута, перед Ю. Гексли в июне 1945 г., завершившегося организацией ими вы-ступления Гексли на лабораторном коллоквиуме, широко им разрекламированном.Это выступление было организовано без согласования с дирекцией [31, л. 139].

Вот так Хрущов представил Дубинина в вышестоящие органы. Понятно, что вто время — время борьбы с космополитизмом — стремление ученого к контактамс зарубежными коллегами, а тем более передача статей в зарубежные журналы,были более чем серьезным обвинением. Недаром Бруевич в своем письме к Кузне-цову обращает его внимание именно на это: «Я считаю, — пишет Бруевич, — сооб-ражения проф. Хрущова серьезными и убедительными» [31, л. 133]. Бруевич такжесообщает Кузнецову, что по этому вопросу просит высказать свое мнение акаде-мика-секретаря Отделения биологических наук АН СССР Л. А. Орбели.

Последний нюанс очень интересен и важен. В деле Дубинина активно участву-ют сам академик-секретарь АН, директор института, а руководитель Отделения,которому подчиняется институт, отмалчивается. 9 октября 1947 г. Бруевич пишетему [31], через некоторое время — напоминает и просит ускорить ответ. Но Орбе-ли молчит.

* * *

Тем временем события развиваются дальше. 22 октября 1947 г. состоялось за-крытое партийное собрание Института цитологии, гистологии и эмбриологииАН, на котором обсуждалась статья Лаптева в «Правде» [31]. С докладом высту-пил директор Хрущов. Он почти дословно повторил все обвинения в адрес Дуби-нина, изложенные в своей докладной записке (см. выше). Затем были зачитаны вы-воды комиссии. В ее заключении ничего не было сказано о мерах наказания Дуби-нина, и это было хорошим признаком.

Обсуждения дела Дубинина практически не было — с его разоблачением высту-пила только член парткома института Н. В. Попова. Она обрушила на голову Ду-бинина массу обвинений, весьма похожих просто на сплетни. Она призвала под-вергнуть Дубинина «широким мерам общественного воздействия» [31, л. 201].

В защиту Дубинина выступил один Рапопорт. Он сказал, что, поскольку статьяДубинина была неофициальная, он мог упоминать тех, кого считал нужным. На-зывать Лысенко было ни в коем случае нельзя, так как его учение аналогично от-рицанию атомов в современной физике. Что же касается Карпеченко и Вавилова,то мы, сказал Рапопорт, «не знаем, виноваты ли они, репрессированы ли они илинет. Их надо упоминать» [31, л. 197].

Вялость и неопределенность в отношении дела Дубинина, по-видимому, объ-ясняются еще и тем, что его в какой-то степени заслонили новые антипатриоти-ческие поступки сотрудников института, о которых на собрании говорили многои охотно.

Дело в том, что накануне, 21 октября, состоялась сессия Общего собрания АНСССР, посвященная выборам Суда чести Академии. На ней с докладом выступилпрезидент Академии наук С. И. Вавилов [32]. Приведя примеры антипатриотиче-ских поступков сотрудников Академии, он упомянул и профессора М. А. Пешковаиз Института цитологии, гистологии и эмбриологии. Пешков без ведома дирек-ции института послал одну из своих статей в зарубежный журнал и показал своюлабораторию двум американским профессорам — С. Мэду и Э. Лесли, подозрева-емым, по словам Вавилова, в шпионаже.


Вокруг дела Пешкова и разгорелись главные страсти на партийном собрании.Та же Попова даже спрогнозировала дальнейшее мрачное развитие событий сле-дующим образом:

Каковы могли бы быть последствия дальнейшей связи Пешкова с американскими«учеными»? Зная из закрытого письма ЦК ВКП(б), кого собой представляют Леслии Мэд*, а также и Ваксман (который посетил лабораторию Пешкова с ведома Пре-зидиума Академии наук), и зная Пешкова, как человека без глубоких политическихпринципов, и его свойство расшаркиваться перед иностранцами, и прекрасноевладение английским языком в разговорной речи, можно предположить, что ино-странная разведка почувствовала в лице Пешкова благоприятную почву для про-ведения разведывательной работы. Результатом же этого и явилось приглашениеего в Америку генетиком Демереком. Можно предположить также, что во время по-сещения Пешковым Америки (если бы оно состоялось) знакомства и связи сталибы более тесными, и Пешков явился бы «питательной средой» для иностраннойразведки. Поездка Пешкова в Америку не состоялась [31, л. 196].

Таким образом, по Поповой, получается, что Пешков лишь чудом не стал шпи-оном!

На собрании были вскрыты и другие антипатриотические факты. Старший на-учный сотрудник А. А. Прокофьева-Бельговская без согласования с дирекциейпригласила в лабораторию профессора Гексли. Профессор Кедровский вот ужедва года добивается опубликования своей книги в Америке. Приведя эти факты,Хрущов сделал такой вывод:

Если мы не примем большевистские меры, если мы не осудим жесточайшим обра-зом поступки наших сотрудников, подобных тем, которые допустили Дубинин, Про-кофьева, Пешков, если мы не поведем решительной борьбы с умонастроениями,подобными соображениям Кедровского, — мы рискуем оказаться перед фактом,что в нашем Институте американские и английские разведчики найдут для себяопорный пункт [31, л. 193].

На фоне таких эмоций дело Дубинина уже не казалось чем-то выдающимся, астало обычным в ряду других антипатриотических поступков. По-видимому, пар-тийное собрание постановило, что ему необходимо вынести общественное пори-цание на Ученом совете института**.

* * *

Однако дело Дубинина на этом не закончилось. Лысенковцы не могли смирить-ся со столь мягким наказанием одного из главных противников и 31 октября1947 г. организовали объединенное партийное собрание работников Отделениябиологических наук Академии и входящих в него институтов: Биохимии, Генети-ки, Микробиологии, Палеонтологии, Эволюционной морфологии и Физиологиирастений [31, л. 206 — 209]. На нем было принято решение о возбуждении ходатайст-

* В докладе С. И. Вавилова [32] указывалось на связь этих ученых с делом Клюевой иРоскина [18].

** Интересный и характерный пример работы системы — после этого собраниямладший научный сотрудник института В. Шолохов направил донос в секретный отделАН СССР, откуда он попал в ЦК ВКП(б) [31, л. 177 — 178]. В нем перечислены все факты«низкопоклонства и преклонения перед иностранщиной», о которых говорилось на со-брании.


ва перед Президиумом АН СССР о рассмотрении антипатриотического поступкаДубинина на Суде чести Академии. Ситуация стала критической. Теперь многоезависело от мнения руководителя Отделения академика Орбели. А тот молчал, не-смотря на неоднократные напоминания ему Бруевичем. И только 26 ноября Бруе-вичу удалось выяснить его устное мнение. О нем он тут же доложил в ЦК Кузнецо-ву [31, л. 151 — 152]. Оказывается, что в разбираемой статье Дубинина Орбели ниче-го антипатриотического не увидел.

На следующий день Бруевич получил и официальный ответ Орбели.

Ознакомившись с делом Дубинина, — писал Орбели, — я прихожу к заключению,что достаточных оснований для предания члена-корреспондента АН ДубининаСуду чести нет... Автор (Дубинин. — А. С.) допустил ряд оплошностей в смысле од-носторонности освещения материала и неполноты представленных данных. Ду-маю, что он руководствовался желанием подчеркнуть те именно проблемы, кото-рые иностранными учеными считаются угнетенными в нашей стране, и таким обра-зом впал в крайность и обошел молчанием другую, не менее важную и оригиналь-ную сторону советской биологии. Едва ли это связано со злым умыслом, а является,вероятно, проявлением известной тенденциозности увлекающегося и довольногособой и своими взглядами научного работника. Ему необходимо поставить на вид[31, л. 176].

Но и это был еще не конец. Окон-чательное решение может принятьтолько президент АН С. И. Вави-лов. Бруевич несколько раз бесе-довал на эту тему с Вавиловым.Последняя беседа состоялась 28ноября. «Академик Вавилов С. И.,всегда и в совершенно определен-ной форме высказывался за то,что никаких оснований для пере-дачи дела Дубинина в Суд честинет», — пишет Бруевич Кузнецовув ЦК и тут же просит у него указа-ний [31].

Кузнецов поручает разобратьсяв этом деле Шепилову. В декабре1947 г. дело Дубинина было окон-чательно закрыто докладной запи-ской Бараненкова и Жданова Куз-нецову. В ней сообщалось, что пар-тийное собрание Отделения биоло-гических наук и его институтов, накотором было решено передатьдело Дубинина в Суд чести, былопроведено по прямому указаниюЦК ВКП(б). Президиум АН СССРрассмотрел это заявление и при-знал обоснованность обвиненияДубинина.Н. П. Дубинин в годы гонений.

Фото из семейного архива


Вместе с тем, — продолжают авторы записки, — Президиум АН СССР (т. Вави-лов С. И.) нашел нецелесообразным передавать дело в Суд чести Академии, мо-тивируя тем, что вторичное проведение Суда чести по одному и тому же вопросувряд ли даст какие-либо положительные результаты. Учеными-биологами, рабо-тающими в области генетики, это может быть понято как поход на научных рабо-тников, не поддерживающих теоретических воззрений академика Лысенко Т. Д.[31, л. 141]. *

Бараненков и Жданов согласны с мнением Вавилова и просят у Кузнецова ука-заний. Кузнецов наложил резолюцию — «согласен». Вот только теперь дело Дуби-нина можно было считать закрытым.

Дубинина не уволили с работы. Это сделали позже, после печально знаменитойсессии ВАСХНИЛ. 24 — 26 августа 1948 г. состоялось расширенное заседание Пре-зидиума АН СССР, на котором было принято решение об упразднении в Институ-те цитологии, гистологии и эмбриологии лаборатории Дубинина, как стоящей наантинаучных позициях. Одновременно был освобожден со своего поста и Орбели.Дубинин был вынужден перейти на работу в Комплексную экспедицию по полеза-щитному лесоразведению при Институте леса АН СССР, где проработал до1955 г., когда начались первые шаги по возрождению генетики.

* * *

В драматической истории борьбы Лысенко и его единомышленников с научнойбиологией «дело» Жебрака и Дубинина всего лишь небольшой эпизод. Но эпизодчрезвычайно важный и интересный. Он ярко характеризует методы партийныхвластей приведения к покорности строптивую интеллигенцию. В данном случае вкачестве жупела использовались идеи преклонения перед иностранцами, недоста-точный патриотизм и отсутствие политической бдительности. В других — в этомкачестве выступали безыдейность, философский идеализм и т. п. Но во всех случа-ях предъявленные обвинения были в той или иной степени фальсифицированы. Вданном конкретном деле Жебрака — Дубинина их никак нельзя было обвинить вантипатриотических поступках. И тот и другой были истинными патриотамисвоей страны, у них и мысли не было причинять ей какой-либо ущерб, они стреми-лись поднять ее престиж. Это ясно видно из приведенного выше фактического ма-териала. И из того же материала видно, с каким упорством во время разбира-тельств доказывалось обратное. И было доказано! Вот это и есть главный признакчудовищной репрессивной системы — способность, вопреки любым фактам и лю-бой логике, доказать то, что доказать невозможно, но нужно. Как тут не вспом-нить политические процессы 30-х гг. и более поздние — «дело Еврейского антифа-шистского комитета», «дело врачей-отравителей» и «ленинградское дело».

Я благодарен Э. А. Жебраку за многочисленные уточнения, которые я внес по его со-ветам в эту статью, а также за фотографии отца. Благодарю Л. Г. Дубинину за неко-торые материалы и фотографии ее мужа.

Литература

1. Сойфер В. Власть и наука. История разгрома генетики в СССР. М., 1993.2. Дубинин Н. П. История и трагедия советской генетики. М., 1992.3. Медведев Ж. Взлет и падение Лысенко. М., 1993.4. Левина Е. С. Вавилов, Лысенко, Тимофеев-Ресовский... М., 1995.5. Антон Романович Жебрак // Генетика. 1965. № 2. С. 181 — 182.


6. Есаков В., Иванова С., Левина Е. Из истории борьбы с лысенковщиной // Известия ЦККПСС. 1991. № 4. С. 125 — 141.

7. Dunn L. С. Science in the USSR. Soviet Biology // Science. 1944. Vol. 99. № 2561. P. 65 — 67.8. Sax K. Soviet Biology // Science. 1944. Vol. 99. № 2572. P. 298 — 299.9. Российский государственный архив социально-политической истории (далее —

РГАСПИ). Ф. 17. Оп. 125. Д. 360. Л. 9 — 10.10. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 548. Л. 81 — 88.11. Zhebrak A. R. Soviet Biology // Science. 1945. Vol. 102. № 22649. P. 357 — 358.12. Sax K. Soviet Biology // Science. 1945. Vol. 103. № 2660. P. 649.13. Dubinin N. P. Work of Soviet Biologists: Theoretical Genetics // Science. 1947. Vol. 105.

№ 2718. P. 109 — 112.14. Презент И. Борьба идеологий в биологической науке // Ленинградская правда. 1947.

6 марта.15. Презент И. И. Дарвинистско-мичуринская биология и зарубежный морганизм // Агро-

биология. 1946. № 5 — 6. С. 48 — 69.16. Симонов К. М. Глазами человека моего поколения. М., 1990.17. Мурин Ю. Суд чести // Известия ЦК КПСС. 1990. № 11. С. 135 — 137.18. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 1064.19. Есаков В. Д., Левина Е. С. Дело КР. Из истории гонений на советскую интеллигенцию //

Кентавр. 1994. № 2. С. 54 — 65; № 3. С. 96 — 118.20. Сурков А., Твардовский А., Фиш Г. На суд общественности // Литературная газета. 1947.

30 августа.21. Лаптев И. Д. Антипатриотические поступки под флагом научной критики // Правда.

1947. 2 сентября.22. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 549.23. Гращенков Н. И. Положение в биологической науке и задачи биологической науки в

БССР // Известия АН БССР. 1948. № 5. С. 15 — 33.24. Жебрак А. Р. В редакцию газеты «Правда» // Правда. 1948. 15 августа.25. В Президиуме Академии наук БССР // Известия АН БССР. 1948. № 5. С. 139.26. Заключение комиссии по обследованию опытов проф. А. Р. Жебрака, проводимых им

в Институте биологии АН БССР в 1948 г. // Известия АН БССР. 1948. № 5. С. 142.27. Постановление Ученого Совета Института биологии по докладу директора института

Дорожкина об итогах сессии ВАСХНИЛ // Известия АН БССР. 1948. № 5. С. 141 — 142.28. Постановление Президиума АН БССР по выводам комиссии, обследовавшей состоя-

ние работ действительного члена АН БССР Жебрака // Известия АН БССР. 1948. № 5.С. 143.

29. Постановление расширенного заседания Президиума АН БССР «О положении и зада-чах биологической науки в БССР» // Известия АН БССР. 1948. № 5. С. 103 — 106.

30. Николай Петрович Дубинин. Биобиблиография ученых СССР. М., 1989.31. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 54.32. Вавилов С. И. О достоинстве советского ученого. Речь на выборах Суда чести АН СССР

21 октября 1947 г. // ВИЕТ. 1991. № 2. С. 104 — 111.

Documents

«ДЕЛО» ЖЕБРАКА И ДУБИНИНА*ihst.ru/projects/sohist/papers/viet/2000/1/34-68.pdf · 2010-02-08 · 34 Социальная история отечественной