Геннадий Михеев

ЖИВОЕ

Кто докапывается до корней обычая, тот его уничтожает.

Блез Паскаль

Перед Вами вторая часть дилогии о традиционной (духовной и материальной) культуре русского народа. Первая, носящая режущее слух название «Убытое» имеет кабинетный характер. «Живое» - результат полевого труда, эта половина создана, как говорят силовики, «на земле». Отсюда – землистость и приземленность текста. На самом деле перед Вами большой репортаж, причем, читать его можно начинать с любого места.

Меньше всего хочется спорить о том, что такое «русский народ». Поскреби русского – найдешь татарина (угро-финна, скифа, сармата, гиперборейца – варианты прилагаются…)? Этногенез – процесс непростой, и, пожалуй, не найдешь на планете Земля «чистой» нации – даже если взять в расчет пигмеев или евреев. Люди, называющие себя русскими и говорящие по-русски, весьма широко расселились по Евразии, да и в некоторых иных частях Света. Но ведь то же самое можно сказать и о китайцах, и об армянах. Мемы «он русский и этим все сказано» и «умом Россию не понять» не шибко актуальны – потому как «все сказать» можно и про немца, и про грека, а умом не понять даже Папуа Новую Гвинею. В общем, к чему все это: не буду я в этой книге идеализировать и впадать в квасной патриотизм. Просто расскажу о том, что видел и слышал. Книгу я назвал «Живое» - потому что традиции, о которых я поведаю, - имеют место быть в наше время.

Я нарисую картину русской традиционной культуры на примере аутентичных явлений. И здесь можно поспорить. «Аутентичность» подразумевает незыблемую основу. К примеру, Александр Афанасьев в своем фундаментальном труде о духовности славянского народа вывел, что русская (а вкупе и восточнославянская) культура имеет арийские корни. Но разве все это принципиально, коли доказано, что у всех нынешних gomo sapiens имеется одна пра-матерь, которую вполне можно назвать Евою?

Давайте все же условимся: русские не хуже и не лучше иных народов. У нации есть особенности, о которых мне и хотелось бы поговорить с Вами, уважаемые читатели.

Соглашусь: если материал я черпал исключительно в Глубинке, значит, полноценной картины русской традиционной культуры мне нарисовать не удалось. Подавляющее большинство населения России проживает в «спальных районах» больших и средних городов, с этим стоит считаться. Урбанистическая культура – даже если она русская – имеет немало характерных особенностей, две из которых оказывают существенное влияние на тему, за которую я взялся. Я имею в виду пренебрежение в «деревенщине» и… мечта о «домике в деревне». Подобная шизофрения горожан – следствие комплекса выходца с периферии, ведь на самом деле все мы имеем сельские корни, чего зачастую стыдимся.

Итак, объект моего внимания – русская деревня (отчасти, правда, и малые города). Но именно так поступают и фольклористы, и этнографы. Это закон: только консервативные пласты сохраняют самое древнее и архаичное. Не сомневаюсь, что интересное содержится и в пластах городской культуры – даже мегаполисов. Например, это касается традиций странничества и поминальной обрядности. Искать надо везде. Только следует знать, какая «порода» наиболее ценна, и насколько она нуждается в «обогащении» (то бишь, отделению ценного материала от «руды»). Насколько мне удалась эта весьма благородная работа, судить Вам, любезные читатели.

Самой большой проблемой при переработке материалов стала для меня классификация, или, если угодно, структурирование. В первую руку я хотел рассказать о промыслах (не только художественных – это важно!), после – о православных традициях, ну, а в конце – о праздниках. Очень скоро я понял: темы пересекаются и даже переплетаются. Так что, деление получилось у меня весьма условным. Очень непросто было так же понять, где проходит грань между христианством и язычеством: оказалось, ее нет. И еще один момент. Я коснулся как очень древних традиций, так и относительно молодых. Это в бОльшей мере касается промыслов: традиция, как и всякое органическое создание (явление) - рождается и умирает. Мне лично было любопытно постичь генезис и все, что следует за ним. Ну, не с панталыку же я назвал книгу: «Живое»!

По поводу черно-белых изображений. Приблизительно 15% фотографических материалов сняты на черно-белую пленку, в связи с чем я решил нивелировать визуальный ряд, причесав его под «одну гребенку» оттенков серого. Считайте, это мой бзик – не люблю эклектики, когда черно-белое перемешено с цветным (хотя, оным страдает первая часть дилогии, «Убытое»). Если Вам интересно посмотреть материалы в цвете, добро пожаловать на мой сайт, в проект «Письма из Глубинки»:

https://sites.google.com/site/mikheevgennady/pisma-iz-glubinki

Там Вы найдете россыпи, содержащие громадное количество иллюстраций – как материалов, которые есть в этой книге, так и много другого не менее занятного.

Приятного Вам познания мира русских традиций! И пожалуйста – не ругайте автора за ошибки. Я все же журналист, а не корректор, а врожденной грамотностью не обладаю. Зато текст, не знающий карающего меча корректора или редактора, несет живую частичку моей души!

Тайная история холуйского искусства

Однажды известный собиратель народных слов Владимир Иванович Даль направлялся в село Холуй, что при впадении реки Тезы в Клязьму, собирать эти самые слова. На мосту его поджидали довольно нервно настроенные мужики. Они мягко так намекнули гостю: “Ты, барин, такую-то твою маму, вали-ка отсюда подальше, пока ноги не поотрывали!”. Владимир Иванович быстренько прикинул, что “свалить” будет гораздо выгоднее, нежели разбираться. Не знал он, что столь агрессивны мужики были, потому что приняли его за... налогового инспектора. Старинный их промысел - писание икон - был весьма прибылен и государственному презрению подвергался туго. Возможно, настоящего налогового чиновника им не удалось так быстро отвадить, но, тем не менее, бессмертный словарь Даля остался без словечек из села Холуй.

Кстати, об ударении. Это больная мозоль холуян. Почему-то упорно ставят это самое ударение на втором слоге - какое, мол, государство, такое и ударение. Но правильно - на первом. Холуй - старинное название разновидности рыболовной снасти, а в финно-угорских языках так назывались песочные наносы на реке. Для любителей исторической романтики: приблизительно так на древнеиндийском звучит “болото”. Есть в Холуе рыба, регулярно наносится песок, а уж болото - так вообще со всех сторон. Но, как водится, относительно происхождения названия села ученые к единому мнению не пришли.

Еще в первые набеги монголо-татар здесь скрывались русские люди. Точное начало иконописного промысла датировать трудно, но по рассказам в прошлом веке в Холуе иконы не писали только два человека - смотритель моста и мельник. Представьте себе: в год здесь производилось до двух миллионов (!) икон. Холуй был крупнейшим в России иконописным центром; на четырех годовых ярмарках наезжающие офени (коробейники) закупали “доски” крупным оптом и развозили товар по всей стране. А еще в Холуе зародились традиции “халтуры”. В целях повышения производительности (не случайно я к иконописи применил слово производство) и снижения себестоимости товара мастера, так сказать, узко специализировались. Были “личники” (писали лики святых), “доличники” (расписывали пейзаж, одежду и прочие детали), драпировщики, позолотчики. В какой-то момент времени поняли, что в иконе, предназначенной под оклад, вовсе не нужна работа доличника - и это при той же цене за икону. Производительность труда растет, прибыль - тоже. А Бог… может, не выдаст?... Если вам подобные “иконы” - где только лица - встречались,

знайте, откуда они... В общем, минуя несколько звеньев логической цепочки, заключим: случилась революция.

Холуйских богомазов революция 1917-го заставила искать иную работу. Они красили вагоны, баржи, верстовые столбы. Пока не сказал своего слова в истории пролетарский писатель Максим Горький, тоже, между прочим, обиженный холуянами. Будучи еще Алешей Пешковым и скитаясь по Руси, попросился он в Холуе переночевать. Как водится, его не пустили, Алеша прошел еще тридцать верст и приютили его в Палехе. С подачи Горького в трех селах - Палех, Холуй и Мстера - промыслы возродили, но на другом качественном уровне. По завезенной из Германии технологии стали расписывать ларчики из папье-маше. Только холуяне остались как бы в тени двух других центров лаковой миниатюры. Старинный стиль, основанный еще на традициях Троице - Сергиевой лавры, не мог так запросто выветриться: к примеру, крестьянок, протыкающих вилами стога с сеном, изображали так, как когда-то писали архангелов, поражающих копьями всякую нечисть.

Холуян в округе довольно зло называют “фараонами”. Кличка пристала давно и толком никто не помнит ее происхождения. Одни говорят, это оттого, что в селе стояло 28 часовен (мода такая была). Другие вспоминают, что так называлась рыболовная сеть. Третьи же утверждают, что в Холуе не принято было самим пахать и сеять. Делали это крестьяне соседних деревень. Вне зависимости от того, какая версия верна, “фараонов” не любят. Считают их богатеями. Лет десять назад на них действительно обрушился денежный дождь.

Помните: “Перестройка, матрешка, балалайка...”. Открыли занавес и к нам хлынул интурист. Экзотичная для иностранцев лаковая миниатюра оказалась идеальным сувениром: маленькая по размеру и полезная в быту. В Холуй зачастили новоявленные “офени” - перекупщики. Себя они называли коммерсантами, художники их именовали более точно - “барыгами”. Товара брали много, платили исправно - долларами. Их навар так же был известен - “накидывали” по два - три “конца”, то есть где-нибудь на Невском проспекте ларчик стоил триста долларов, в то время как художник получал за него сто. Но и это в глубинке были фантастические деньги. У многих закружилась голова, они ушли из мастерских на вольные хлеба, покупали машины, строились, отдыхать ездили в экзотические страны, вот только... из их жизни ушло творчество. Как и столетие назад, художники стали копиистами - тиражировали затасканные сюжеты. Постепенно наши перманентные реформы привели к тому, что у цивилизованных народов Россия вместо чувства эйфории стала вызывать состояние, близкое к омерзению. Холуяне поняли это так, что рынок их продукцией насытился. Но жизнь не кончилась. Барыги приезжают, заказы есть. Немного, но на жизнь хватает. Машин уже не покупают, домов не строят, а вот выращивать картошку потихоньку начали учиться. Такова внешняя канва истории села Холуй.

Оно до сих пор считается зажиточным. На полторы тысячи жителей здесь двести (!) художников. Большая часть из них за ничтожно маленькое содержание трудится в ТОО “Холуйские художественно-производственные

мастерские”. Остальные - свободные художники. Есть здесь училище, где готовят миниатюристов. Но настоящих художников, творцов - немного. Расскажу об одном из них.

Володю Карлова я встретил на пресловутом мосту. Они с женой Ольгой везли домой только что купленную соль. Кризис в Холуе встретили традиционно: скупили все, что было в сельмаге. Было немного, поэтому и ажиотаж прошел быстро. То, что Володя художник нетрадиционный, понимаешь сразу. Вот работа: ребенок держит в руках магический кристалл; сзади деревня, утопающая в закате, две ангелоподобных фигурки пытаются защитить от ветра такой ранимый цветок одуванчика... (какая все-таки дурацкая задача - словами передавать живопись). Снизу стихи:

...Память, память, дым осенний тихо голову кружит.То бедой, а то спасеньем суд над разумом вершит. Замечаю, что вещь написана на очень старой доске, видимо, когда-то

это была икона. -Верно. - Подтверждает Володя. - Это была икона, но утрачена она

почти полностью. Старую доску, понимаешь, не ведет. Эта липка уже лет сто сохнет, теперь уж точно не погнется.

Смотрим дальше. Следующая работа называется: “снова месяц взошел на трон...”. Содержание ее словами уже не передашь. Для Володи это материализация споров с другом Левкой о том, можно ли выразить чувство в миниатюре. Писалась она полгода, с трудом и муками, но Карлов считает, что спор у друга он выиграл. Или вот еще миниатюра: “Молчание внутри

себя - вот путь познания, ключ к спасению...”. Все-таки таинственный Володя художник. Непонятный. Он оправдывается:

-Как и многие из нас, прошел путь восточной философии. Ну, не мог я больше повторять заезженные сюжеты! Один начальник как-то говорит: “Ну, чего ты, мол, выеживаешься, пиши как все! А я не хочу. В этом я вижу свою свободу. В этот период я был в поиске, в сомнении, каждой работой пытался уяснить себе что-то. Вытащить образы из подсознания. Я вот завидую музыканту Гребенщикову. Он уже прошел эту дорогу, Его процесс творчества крепко ассимилирован с его “я”. И он просто живет своими песнями. Я считаю, что это высший пилотаж в творчестве, когда, не думая ни о чем бренном, полностью самовыражаешься.

Сам Володя не холуянин. В детстве, когда жил в Иваново, он на выставке впервые увидел лаковую миниатюру и был покорен ей навсегда. Не мог поверить, что можно создавать такую сказку. Учился в холуйском училище, немного поездил по стране, расписывая кафе и рестораны, но вскоре осел в Холуе окончательно. Видно, экспериментатором ему суждено было стать. Друзья смеялись: вот, мол, чудак - ходит, камешки на дороге собирает! А Володя искал цветные минералы. И в результате, после пяти лет поисков, полностью воссоздал технологию письма натуральными красителями. Все пишут химическими, они яркие и веселые. Но они выцветают рано или поздно. А вот Володины работы, получается, вечные. Блажь? Может быть... Между прочим, у Карлова есть целая программа возрождения холуйского искусства.

Программа большая. Володя хочет вернуть духовность в лаковую миниатюру. Возможно, снова вытащить художников из своих закутков (сам он работает в маленьком уголке на кухне). Мечтает он уговорить какого-нибудь “крутого” вложить деньги в промысел. Даже предлагал кое-кому, только пальцем у виска крутили. Некоторые “крутые” вышли из “барыг”.

- Один из них недавно приезжает. - Продолжает Володя. - Тоже на миниатюре раскрутившийся, весь на взводе: “Да блин, вы тут сидите, как упыри, у нас там восстание поднимается, государство в анусе, ну чего вы такие спокойные?!”. Ну, как ему объяснить, что мы давно не понимаем, что там, наверху происходит. Ведь каждый дурак знает, что надо делать - производство поднимать. Мы тут как в театре, наблюдаем на сцене сплошной ор, а делать что-то - у них руки до того не дойдут. Да потому мы такие и спокойные, что уже ничего не ждем от этих...

Карлов часто спорит со своим тезкой, холуйским священником отцом Владимиром. Так получилось, что эти два человека сошлись, несмотря на то, что придерживаются совершенно разных взглядов на жизнь и на Бога. Сам я стал невольным участником их спора о книге Зенона Косидовского о Ветхом Завете. Отец Владимир, укачивая на руках своего младшего ребенка, страстно говорил о праве человека на покаяние, про догмат о заслугах, о принятии Святого духа. Володя же, выслушав приятеля, только буркнет задумчиво: “Ну, не согласен я...”. Почему - он и сам не может порой объяснить. Ну, да художнику простительно, он мыслит образами, и выражает

мысли в своих произведениях. Пока же они спорят (в сущности, между ними происходит то самое духовное общение), оставим их и отойдем на восемьсот метров от села в местечко, носящее название “Борок”.

В эпоху расцвета Холуя монахи основали при селе Борковско-Николаевскую пустынь. С переориентацией промысла, как водится, сменились и жители монастыря, а точнее основали здесь детский дом. В последние годы свозят сюда детей с диагнозом “олигофрения степени дебилизма”. В сущности, дети как дети. Большинство из них просто сильно отстают в развитии - такова их плата за то, что родились они в семьях

пьяниц. Монахи умели выбирать место и в Борке детям действительно хорошо. Они сыты, не обижены вниманием воспитателей и учителей. А то, что в меня, как в нового человека, постепенно вонзаются напряженные детские взгляды - “Дяденька, вы за мной?” - естественно. Дом-то казенный.

Директор детдома Александр Васильевич Бормотов старательно скручивает перед разговором “козью ножку”. На сигареты денег нет. Выясняется, что детское благополучие только внешнее. Государство его детей практически забыло. Да что там государство - большое, считающееся зажиточным село вообще не помнит о том, что рядом живут сироты. Правда, директор сам уже привык надеется только на себя. Картошку, другие овощи выращивают в Борке сами. Опять же цены взлетают: договаривался в колхозе мясо по одной цене покупать, а сейчас - только счетчик стрекочет. Естественно, никто не шевелится, чтобы подкинуть хоть сколько-то денег, зато в главке в Иванове чиновники растут, как на дрожжах. И каждый бумажки какой-нибудь требует: не воруете ли, мол? Собственно, занесло меня в Борок не только любопытство. Хотелось мне по-педантски проверить, верен ли рассказ Володи Карлова о том, что он ходил в детдом и предлагал организовать для детишек что-то вроде кружка рисования, на что получил отказ (хотел уж, извините, сделать из хорошего художника к тому же и филантропа). Оказалось, Володя присочинил. Не был он в Борке. Как и другие холуяне. Тот же отец Владимир здесь тоже редкий гость. Каждый из них утопает в своих проблемах. Карлову надо самосовершенствоваться, да еще и поднимать двух дочек, священнику - расширять свой приход (в церковь ходят только несколько старушек) и тоже растить и кормить своих четырех детей. Может быть, потом, когда все устаканится...

Ивановская область

P.S. Данный текст был написан мною в сентябре 1998 года, аккурат после дефолта. Перечитал… ну, ёкарный бабай! Злободневность-то не потеряна… Кое-что изменилось в фактологии. Володю Карлова назначили директором Музея холуйского искусства. Потом со скандалом (за нерадение и бесхозяйственность) выгнали. Он все так же продолжает писать странные вещи. Недавно был в Холуе, Володя со мной напрочь отказался встретиться. Признаюсь: я горд. Ибо предвосхитил взлет и падение Художника, поймал его на большой лжи. С отцом Владимиром вообще приключилась отвратительная история. Из холуйского храма пропали несколько самых ценных икон. Часть из них обнаружили на Украине (о. Владимир оттуда родом) и следствие установило, что причастен к воровству холуйский батюшка. Его с треском выперли из Холуя и теперь он пропадает в неизвестности.

Теперь глобальный вывод: системный кризис в стране - нормальный способ существования. Мы живем НЕ в эпоху перемен! Мы существуем в "дурной бесконечности", составленной из шестерок…

Прекрасный дар Валдая

Ох, и ославил Александр Радищев валдайцев... третий век расхлебывают, а расхлебать не могут. Я немножко провоцировал жителей этого прекрасного города, напоминая им про главу “Валдай” из “Путешествия из Петербурга в Москву”. Самое мягкое, что я слышал, было: “Поймать бы этого зас..., да я…. Оторвать!”

Дело в том, что Радищев написал книгу, имеющую цель донести до императрицы Екатерины правду о народной жизни, прозябающей вне Садового кольца (ой, простите - перепутал эпохи! - вне Зимнего дворца...) Каждая глава радищевкого путешествия была посвящена какой-то стороне жизни русского общества, и не вина Валдая в том, что глава об этом городе была посвящена не колокольчикам, а другим “дарам Валдая”: женщинам... легкого поведения.

Писано Радищевым даже не в сарказмом, а со злостью: “...Всякого проезжающего наглые валдайские и стыд сотрясшие девки останавливают и стараются возжигать в путешественнике любострастие...” Каково? И это патриархальная, целомудренная Россия? Это еще что: “...Путешественник, условясь о пребывании своем с услужливою старушкою или парнем, становится во двор... раздевается, идет в баню, где его встречает или хозяйка, если молода, или ее дочь, или свойственницы ее, или соседки. Отирают его утомленные члены, омывают его грязь. Сие производят, совлекши с себя одежды, возжигают в нем любострастный огонь, и он препровождает тут ночь, теряя деньги, здравие и драгоценное на путешествие время. Бывало, сказывают, что оплошного и отяготченного любовными подвигами и вином путешественника сии... чудовища предавали смерти...” Чуть ниже находим авторскую ремарку: “...Не знаю, правда ли сие, но то правда, что наглость валдайских девок сократилася...”

Картины, нарисованные русским дворянином, зараженным французским вольнодумством, могли развернуться в любой точке Российской империи. Если отбросить временные препоны, нечто подобное можно найти и в современных криминальных хрониках - поэтому судить Радищева за клевету так же глупо, как обвинять современного журналиста в том, что тот “художественно” перерабатывает криминальные сводки. Но что же было на самом деле?

А было вот, что. Помимо литья колокольчиков, в Валдае существовал еще один, не менее знаменитый по тем временам промысел: печение баранок. Даже Александр Пушкин, давая в письме своему другу Соболевскому инструкцию к путешествию между двумя столицами, советовал:

У податливых крестьянок,(Чем и славится Валдай)

К чаю накупи баранок,И скорее поезжай...“Податливость” крестьянок - разговор отдельный, но заметьте главное:

Пушкин советует Соболевскому не задерживаться в Валдае. Может, Радищев был отчасти прав? Научный сотрудник местного музейного комплекса Надежда Яковлева утверждает, что автор “Путешествия...” все-таки лгал:

- Наш ситный хлеб и теперь туристы увозят на память в Москву - такого аромата вы не изведаете нигде! Те баранки, которые пекли в Валдае (да и сейчас пекут) особенные, они, мне кажется, несут память десятков поколений. Дело здесь в целом комплексе, который соблюдался веками. Например, печь их надо в ночь с четверга на пятницу; это самая женская ночь. А в пятницу женщина не работает. Или работает “валдайской женщиной”... Проституция здесь не при чем. Баранок в Пушкинские и Радищевские времена пекли много, тракт был оживленный и нужно было умело их продать. “Валдайских девок” выбирали самых лепых, самых языкастых, причем были они не из бедных семей. Женщина побелила лицо, нарумянила щеки, одела красное платье, вышла на улицу - и она королевна!.. Здесь, вдоль “красной линии”, женщины стояли ухоженные, нарядные, веселые - ведь человек, который устал, не захочет смотреть на смурное лицо. А продавать они умели...

Но столичные и провинциальные представления о красоте и благородстве несколько разнились. Европейски образованный путешественник наблюдал такую картину: девушки стайкой вьются у

станции и нагло (не будем скрывать), бесцеремонно навязывают свой товар осоловелым от дороги господам: “Барин, милинькай, красивинькай, купи баранок!” Как нынешние цыганки! Или исполнительницы рекламных акций у станций метро. Ну, может, кому чего и наобещают... Практиковалась “продажа баранок с поцелуями”. Девушки целовали всех покупателей, как бы в “нагрузку” - прямо через бараночную дырку. Если путник покупает маленький “баранок”, то и поцелуй мимолетный; ежели баранок великий - поцелуй соответствующий.

К Радищеву Надежда Петровна, как и все валдайцы, относится с презрением:

- Если проанализировать книгу (вообще читать ее надо на сытый желудок, а то изжога появится), видно, что писал ее больной человек, который постоянно забывается в дреме под звон валдайских колокольчиков. Потому-то совершенно ничего и не понял. За семь лет до написания книги у Радищева умерла жена, и у него от этого немного потемнился ум. В ссылку, уже после приговора, к нему приехала сестра покойной жены, они поженились - и он стал писать стихи о бабочках, о цветах. Но и она умерла, и после этого Радищев окончательно лишился рассудка. Потому что без женской “подкрепы” остался. Радищеву повезло, что он стал пионером в жанре русских “Путешествий” и все последующие заметки (особенно если описывался Валдай) опирались на его мнение. Получается, он нас заклеймил... Теперь туристы приезжают - обязательно им подай “валдайскую девку”! А все наши “девки” теперь - это бабушки, которые к туристическим автобусам приносят продавать клюкву...

Надежда Петровна - один из главных колоколоведов России и, без сомнения, она самый компетентный знаток валдайского колокольчика. В городе, кстати, есть единственный в стране Музей колокольчика. Он расположен в Екатерининской церкви, которая и сама имеет форму колокола. А история валдайского колокольчика очень интересна.

Легенда о его рождении удивительно красива. Отсылает она нас в 1478 год. Тогда по приказу великого князя Ивана Третьего с Софийской звонницы Новгородского Детинца был снят вечевой колокол. Его отправили в Москву. Русскому самодержцу не по душе было, что в Новгороде существует такая вольница, что любой гражданин мог позвонить в вечевой колокол, собрать народ и рассказать люду, какая мысль “тут к нему пришла”. Нет: колокол есть символ власти и только один единственный человек может притронуться к нему: Великий князь Московский. По дороге, на одном из крутых склонов Валдайских гор, сани с колоколом покатились вниз, кони понеслись вскачь, колокол сорвался и, свалившись в овраг, разбился. Местные мужики, собрав осколки, отлили из них маленькие колокольчики. И с той поры в каждом валдайском колокольчике хранится частичка свободолюбивого духа Новгородской республики.

Как выяснила Надежда Петровна, это - не более чем легенда. На самом деле вечевой колокол благополучно добрался до Москвы, где был перелит в другие колокола. Первый колокол на Валдае был отлит мастером Александром Григорьевым в 1656 году для колокольни здешнего Иверского монастыря, основанного патриархом Никоном по подобию Иверской обители, что на Афонской горе в Греции. Валдайские колокольчики распространились где-то в конце 18 века и вышеописанное сказание придумали колокольные мастера в рекламных целях. Конкурентов валдайским колокольчикам долгое время не было, но во второй половине 19 века возникли другие колокололитейные центры: Пурех, Слободской, Касимов, Тюмень, Елабуга, Тула, Кунгур, Баранча. Прошло много лет, но в истории остались только “валдайские” колокольчики - и виноваты в этом не только русские поэты, воспевшие их “однозвучный и утомительный” звон. Дело все-таки в особенной “ауре” которой они были окружены.

Колокололитейные заводики в Валдае то возникали, то исчезали - в разное время их насчитывалось от одного до четырех - и особенно долгожительным и славным стал завод братьев Усачевых. Места производства колоколов считались особенными, зареченными. Валдайские колокола славились не только звоном, но и надписями на них. Кроме стандартного “Дар Валдая”, старинные колокольчики и доселе несут на себе целое литературное наследие. Любимая надпись на свадебных колокольчиках: “Кого люблю - того дарю”. Разнообразных подписей можно насчитать сотни и сотни: что ни мастер - своя. Мастер-то был провинциальный, малограмотный, отсюда и жанр подписи - разговорный, что так умилительно смотрится в долговечном материале - бронзе. И все же эти

строчки, отлитые в бронзе, необычайно добродушны: "МЕНЯ СОБОЙ ВОЗМИ ОТЪ МАСТЕРА БАСКОВА", "ЗВЕНЮ ПОТЕШАЮ ЕДУ ПОСПЕШАЮ", "КУПИ МЕНЯ Я УВЕСЕЛЮ ТЕБЯ", "ДЕШЕВО ЛЮБО ДАРЮ ДРУГУ". Были "мысли" и более пространные: "ПРОЩАЙ МИЛЫЯ МОЯ ЕДУ В ДАЛЬНЫЯ КРАЯ". И целые поучения: "ВОТЪ СТАРЫ ДРУХ ЛУТЧИ НОВЫХ ДВУХ"...

Сочетание “дар Валдая” к концу ХIX столетия стало настолько распространённым и даже устойчивым, что Достоевский в шутку предлагал воспринимать его в составе песни как глагольную форму — деепричастие — и, соответственно, предлагал новый глагол “дарвалдаять”. Он объяснял свою идею следующим образом: “Смешнее представить себе нельзя чего-нибудь, как город Валдай, дарящий колокольчики. К тому же глагол этот известен всей России, трём поколениям, ибо все знают тройку удалую, она удержалась не только между культурными, но даже проникла и в стихийные слои России...”

Есть один исторический факт, которым русский человек может весьма потешить свое болезненное самолюбие. А именно: финны и шведы с радостью делали подделки под валдайские колокольчики. Скандинавы были уверены в том, что каждая буква в колокольной надписи влияет на звучание изделия. Они дословно списывали валдайские колокольные тексты, досконально повторяли и форму валдайского колокольчика. Смысла надписи иностранные мастера не понимали и воспроизводили на своих изделиях даже

свидетельство о том, что отлиты они якобы в Валдае тем или иным мастером. Иногда дотошные компиляторы подправляли или произвольно переставляли местами слова и буквы, выбрасывали некрасивые на их взгляд буквы.

Надежда Петровна убеждена в том, что скандинавы шли в верном направлении. Колокол и в самом деле “говорит” то, что на нем написано. Если на изделии нет надписи, это чревато опасностями, ведь колокол - предмет сакральный. Ямщицкий колокольчик обязательно должен иметь надписи. Вот, к примеру колокольчик, не котором по юбке написано: “Колокольчик дар Валдая звучит уныла паддугой”. Если в надписи исправить грамматические ошибки, к примеру, вместо “уныла” - “уныло”, то колокольчик “потеряет” свою песню. Звучать он, конечно, будет, но та прелесть, присущая колокольчику будет потеряна. Дело в том, что лишний грамм металла на “юбке” колокола влияет на голос.

Вообще, поездка с колокольчиками была придумана не для того, чтобы барину не было скучно, а для элементарной безопасности - чтобы ямщик не заснул. Ямщик, когда садился на облучок, чтобы не чувствовать в ушах дискомфорт от непрерывного звона, постоянно вынужден был орать песни (отсюда - великое множество ямщицких песен). К тому же, при помощи песен выравнивалось давление на ушные перепонки, которое со стороны колокольчиков было довольно приличным.

Последний ямщицкий колокольчик был отлит в январе 1930 года. Тогда на заводе Усачевых собрались мастера и из остатков металла изготовили

колокольчики с простой надписью “Валдай”. Немногим позже всех мастеров ждал “молох” Гулага, где они и сгинули.

Колокольчики с надписью “Дар Валдая” приноровились делать и сейчас. Но не в Валдае, а в Великом Новгороде (их продают в Валдае туристам), но в полной мере колокольчиками их назвать сложно; скорее это “сувенирная продукция”. Вообще, по наблюдению Надежды Петровны, ни в одном из старых колокололитейных центров России колоколов теперь не отливают:

- Все было разорено. У нас не сохранилось ни одной семьи, которая хранила бы традиции, и нет ни одного человека, кто смог бы поднять такое непростое дело. Несколько раз пробовали - но незнание и неумение оказались сильнее желания. Поддужные колокольчики отливать крайне сложно, легче делать большие, церковные. И не нам тягаться с большими производствами; ЗИЛ отливал колокола для храма Христа Спасителя, так этот заказ обеспечил зарплатой всех рабочих завода на год. Самый, на мой взгляд, лучший колокольный мастер сегодня - Пятков Николай Геннадьевич из Каменска-Уральского; но и у него целое большое производство, все на компьютерах рассчитывается.

Нынешний колокольный музей планируется расширить (если, конечно, позволят средства). Сами колокола перекочуют в другое, не менее старинное здание, а в Екатерининской церкви будет находиться концертный зал, в котором желающие могут послушать пение разных видов колоколов и даже целые колокольные концерты. Вообще, будущее родного города Надежда Петровна видит в... возврате к прошлому:

- Нам не надо многоэтажных домов. В свое время в городе построили громадный завод “Юпитер” на две тысячи рабочих, и “высосали” таким образом деревню. При заводе строился микрорайон, так в позапрошлое Рождество теплоцентраль “жахнула” - и весь микрорайон, он у нас Молодежной улицей называется, остался без тепла. В тридцатипятиградусный мороз. А старушки на Народной улице, в стареньких домишках доже не заметили морозов, сидя у своих печек. Завод ныне в упадке - и сейчас у нас в музее смотрителями работают бывшие его работницы. Поэтому, как ни крути, будущее у города - за туризмом...

Кстати, сын Надежды Петровны, Евгений, тоже работает в музее. Он занимается формированием информационно-туристского центра, который как раз и занимается освоением туристического потенциала Валдая.

...А по вечерам с другого конца Валдайского озера, из Иверского монастыря, как из другого, горнего мира, доносится пение колоколов. Колокола небольшие, ведь монахи не обладают значительными капиталами, чтобы заказать себе многотонные гиганты. А потому иногда кажется, что там, вдалеке, из Петербурга в Москву несутся тройки...

Новгородская область

Боги, обжигающие горшки

На своем лбу Василий Григорьевич Снытко носит “поцелуй смерти”. Он был пехотинцем, командиром отделения. В Польше, в марте 1945-го сержант Снытко поднимал свой отряд в атаку - тут то его и нашла пуля фашистского снайпера. Пока падал - еще и очередь автоматная по ногам полоснула. Одежда комсоставовская, мужик еще дышит, хотя у него дыра в голове, но немцы почему то не стали его добивать. Перевязали - и бросили в лагерь для военнопленных. Случилось это на плацдарме и, когда наши наконец взяли левый берег реки Нарев, Снытко спасся.

Вернулся домой, в Синий Колодец солдат через полгода; столько времени наша медицина пыталась поднять его на ноги. Получилось наполовину, ведь к ранения 45-го наложились на тяжелое ранение 43-го, полученное под Жлобиным. На ноги солдат встал, но передвигаться мог только при помощи костылей. К тому же страдал он после ранения в голову “черной болезнью”, эпилепсией. Лишь через много лет он смог избавиться от припадков, и то лишь путем полного отказа от горилки и курева. Всего их, синеколодезских мужиков, с войны вернулись в четверо. А село было немаленькое... Конечно женился - на работящей девчонке Лене, которая в войну трактористкой работала. Вроде Победа, счастье, однако от трактора девчонку никто не отставлял, как и многих других девчат. Так и жила семья Снытко: она в полях, с техникой, он дома, с детьми; ведь они четверых детишек народили - трех сыновей и дочку. Прозвище солдат в селе получил “Ходуль” - потому что едва ходил-то, за женой всегда не успевал, обидно было - вот и догонял, сколь сил хватало. Да и к Елене приклеилось имя “Ходулиха”; впрочем никто обидного смысла в это не вкладывал.

Чем жить инвалиду в разоренном войной селе? Ведь в колхозе денег не платили, а детишкам нужны были витамины. Как и всем, пришлось лепить да обжигать горшки. Все село тогда - после горячки коллективизации и страха раскулачивания - взялось возрождать свой старинный промысел. Благо сохранились у многих мастерские и “горены”, домашние печи для обжига. Умения было маловато, Снытко учился у старика по прозвищу “Отрог”. Вместе с Еленой Григорьевной трудились: она глину заготавливала - ведь для этого тяжелая ножная работа нужна - Василий Григорьевич за кругом сидел. Обожгут горен горшков, на подводу нагрузили - и повезли по деревням. Денег тогда ни у кого не было, меняли посуду на жито и бульбу. На сало или горилку даже не рассчитывали.

Что интересно: сейчас в Синем колодце несколько мастеров, и все они по старинному образцу горшки делают - как деды и пращуры. Ничего менять не собираются потому что горшки и сейчас востребованы - как и русские печи. Нет ничего практичнее для приготовления пищи. Василий Григорьевич

еще четыре года назад преподавал в здешней школе гончарное дело, теперь уж сил нет совсем, передал бразды пестования юных горшечников мастеру помоложе. Но все равно нет интереснее рассказчиков, нежели Снытко и его супруга. Тем более что и терминология горшечного дела не менее интересна, чес старинный манер синеколодезского гончарства.

Главное богатство Синего колодца - глина. Она хотя и глубоко залегает, в шести метрах, зато разнообразная, что очень важно в гончарном деле. Есть например черная глина, “гадюка”. Из нее кстати слеплена хата “Ходуля” и “Ходулихи”; самое ведь подножное средство, зато стоит хатка больше полувека и ремонта не просит. Имеется глина красная, желтая, голубая, “яркая”. А главная в гончарном деле глина - “мыла”, серая глина, отличающаяся особой липкостью и трудно смываемая с рук или одежды. Хитрость в том, что для горшка одна глина не подходит, нужно смешение, но в любом случае “мыла” - главная составляющая.

Глина привозится в дом и кладется в специальное обложенное кирпичом помещение под полом, такое имеется в каждом сенеколодезском доме - “ямка”. Здесь глину заливают водой и начинают “качать”. “Качание” - приготовление глины, доведение ее до пластичного состояния. Ее и бьют громадными деревянными “толкушками” или “куками” (это называется “платцевать”), и “сныткуют” (переминают), топчут ногами. После, когда чувствуют, что глина стала достаточно пластичной, “кочевило” достают яз ямки и начинают доводить до ума на скамейке. Кусок глины сотни раз

пропускают через руки, чтобы очистить ее от малейших камешков, древесных стружек или другого мусора; иначе горшок при обжиге треснет. После уже глина попадает на гончарный круг, где она приобретает знакомые нам формы.

Здесь, в Синем колодце традиционны два глиняных предмета быта: “махотки” и “кувшинчики”. Первые для супа, вторые - для молока. Меньшим числом делают гончары “макатры” (горшки), крынки, миски, цветники, пасочники (паски печь), копилки и кубышки (что-то типа термоса). Готовые изделия сначала высыхают на “пятрях”, деревянных сооружениях, а после их обрабатывают свинцом. Про последнее вещество говорить непросто, ведь вредная штука; однако используют свинец далеко не первый век, он дарит горшкам великолепную эмаль, делая их вечными (при условии аккуратного использования) и водонепроницаемыми. Но об этом на поведал другой, не менее интересный мастер, который несмотря на свой преклонный возраст, можно сказать, в своей классической поре. Николай Васильевич Елиферов (деревенская кличка - “Марыночкин”), тот самый который сейчас ведет занятия с детьми. Он как раз в день нашего приезда в Синий колодец готовился к обжигу, закладывал в “горен” горшки.

Но стоит еще рассказать про историю Синего колодца. Неизвестно точно, когда здесь возник промысел, но есть сведения, что еще до царя Петра Великого промысел здесь был. Глиняными ямами испещрены все окрестности села, причем по многим из них видно, что копали их в глубокой древности (насколько они засыпаны и в каких густых зарослях). Сохранилось предание: пришел в деревню нищий старичок, которого звали Борисов. Его приютили, откормили, и дед приметил, что вокруг деревни много всякого рода глины. Борисов вспомнил, что по молодости горшечному делу его учили и стал он детишек учить глину “качать” да горшки обжигать.

Конечно два удара судьбы Синий колодец сильно подкосили. Первый - война. Второй - чернобыльская катастрофа. Радиоактивная туча в апреле 86-го накрыла село, “подарив” ему статус “зоны отселения”. Многие - особенно молодые - в конце прошлого века естественно отселились. И теперь в здешней школе всего-то 39 учеников, а в детском садике - 4 ребенка.

Николай Васильевич Елиферов из послевоенного поколения, моложе Снытко аккурат на десятилетие. Но ремесло они осваивали в одно время и по все той же “обездоленной” причине. Отец с фронта не пришел мать только игрушки умела лепить. И пошел Колька Елиферов к соседям - смотреть. Сосед по прозвищу “Бабех”, знатный гончар, говорил: “Будешь смотреть и запоминать - ничего у тебя не выйдет. Руками надо ремесло осваивать... Давай-ка нам глинку качай!” Стал Колька глину мять да топтать. А пойдут соседи обедать - он за круг.

“Бабех” пояснял: “Умей чувствовать стенку горшка. В руках у тебя должна быть система, как у скульптора...” Это значит, нужно уметь стенку выдерживать толщино в 2-3 миллиметра и не продырявить изделие. И дальше мастер учил: “Садишься за круг: руки работают, ноги работают, а туловище - монолит. Когда кувшин делаешь - даже дыхание затяни...”

Примерно так же Елиферов учит нынешних детей. Жаль слабенькие они, ручки тонкие, спинки сутулые. Куда уж им глину “качать”, суметь бы только горшок на круге вытянуть! Впрочем мастера всегда ворчат на учеников...

Николай Васильевич вообще-то всю жизнь работал в колхозе трактористом. После войны кустарей за тунеядцев считали, преследовали. “Горены” сельсовет ломал, запрещал использовать свинец. Может он и вправду вредный, но к примеру бабушка Елиферова прожила 102 года, хотя тоже свинец жгла да мазала им горшки. Свинец-то во время обжига в химическое соединение переходит, в чистом виде его не остается. Большое умение нужно, чтобы приготовить свинцовый порошок. Металл пережигать надо, через сито просеивать, с солидолом мешать. А еще медь пережигать можно, или чугун: они особый оттенок горшкам придают. В общем непростое это дело, но в итоге красиво получается, товарно.

Пока Елиферов на своем тракторе на работе, в поле, глину готовила жена, Анна Даниловна. Получалось, вся черновая работа на ней. А обжигали в выходной, коих у колхозников всегда мало. Возили горшки продавать в Новозыбков, Климово, Святск, Клинцы. И так делали многие, несмотря на “партейную” борьбу с горшечниками. Сейчас география продаж снизилась: “подсобил” Чернобыль. Некоторые населенные пункты остались лишь на карте, однако люди в здешнем регионе еще есть, помирать они не собираются, а значит на горшки еще найдется свой потребитель.

По убеждению Николая Васильевича, гончарное дело - семейная работа. Один “качает”, другой “притирает”, третий “сныткует”, четвертый за кругом сидит. Нанимать приходится посторонних людей только для копания ямы: чтобы до глины сорта “мыла” докопаться - а это яма 3 на 3 метра и глубиной в 6 метров - сколько же надо грунта выбросить! И ведь это в воде по колено, в грязи... Самое ответственное - заложить правильно горшки в печь - чтобы они не потрескались и не покоробились. Эту работу выполняет самый опытный. Здесь же не фабрика с муфельными печами, “горен” топится дровами. И не дай Бог, если на горшок капнет хоть одна капля дождя! Треснет изделие - наверняка. “Горен” топится медленно, температура поднимается постепенно. Всего процесс обжига длится не меньше 14 часов, зато при удачном обжиге какой праздник - вынимание на свет Божий трехсот горшков (именно столько вмещает печь)! Кирпич в “горене” после четырех обжигов оплавляется, ее надо перекладывать.

В общем у гончара в работе не только гончарный круг (а то мы привыкли его только за кругом видеть), но и десятки других не менее важных приспособлений. Николай Васильевич счастлив тем, что пока здоровье позволяет ему заниматься глиной. Пока он горшки делает - живет. Застал я в доме Елиферовых маленькую девочку Настеньку. Оказалось, она правнучка “Марыночкина”. Наверное великое счастье - дожить до правнуков и даже покачать их на руках. Но Николай Васильевич немного другого мнения:

счастье для него - когда правнучка увидит прадеда за гончарным кругом или в “горене” при закладке. Вот уж победа - та победа над злой игрой рока!

У “Ходуля” четыре сына, но никто из них искусства деланья горшков не перенял. У “Марыночкина” сыновей нет. Зато есть четыре дочери, три из которых делают глиняную игрушку. Одна из них, Ольга, хотя и работает простым продавцом в магазине, учит искусству игрушки местных детишек. Название у кружка даже есть: “Центр живой глины”; глина-то в умелых руках и впрямь в живое превращается!

Брянская область

Хохломские узоры

Всем известно, что хохломская роспись – чисто русское достояние и делаются эти замечательные изделия, покорившие весь мир… да, а где же они, черт их дери, делаются?! Ну, конечно же, в самой середине европейской России, в Нижегородской области. Хотя, как некоторые заметят (и вполне здраво!), какая, по сути, разница, какому региону принадлежит это чудо?

Ох, чувствую, как уши у меня горят: представил, как оценит только что сказанное житель города Семенова или поселка Ковернино! Вот, для них-то вопрос владения правом на торговую марку “хохлома” настолько принципиален, что на гербе поселка, придуманном относительно недавно, так и выведено: РОДИНА ХОХЛОМЫ. И это действительно так, поскольку промысел зарождался именно здесь, в глухих деревнях, спрятавшихся в лесах по течению реки Узолы. Но в городе Семенове работает громадное предприятие “Хохломская роспись”, давно и уверенно перехватившее лидерство у истинной родины хохломы. Ко всему, на гербе Семенова вовсе нет отражения того, что город имеет прямое отношение к промыслу; в верхней части щита красуется герб нижегородский (олень), в нижней же – “костер, сложенный пирамидою бревен, по причине той, что в сих местах множество оного заготовляется”. Вроде бы, придраться не к чему, но случился недавно довольно обидный для ковернинцев конфуз: авиакомпания “Бритиш Эйрлайн” для украшения самолетов, курсирующих в Россию, выбрала рисунок семеновской художницы Таисии Берлянцевой.

Дело, конечно, приятное: получается, хохлома – наиболее удачный символ нашей страны. Но ковернинцам-то каково! Тем более что в самой наиистиннейшей родине промысла, в селе Семино Ковернинского района, давно уже существует своя фабрика, носящая название “Хохломской художник”. Я смог побывать и в Семине, и в селе Хохлома (ударение здесь положено ставить на первом слоге), и в некоторых других соседних с ними деревнях. Кстати, и Семенов стороною не прошел. О том, что я увидел, мне и хотелось бы рассказать.

Иностранцы отчасти правы, находя в хохломской росписи восточные мотивы: неслучайно ведь даже в среде россиян популярны представления о нашем особенном, “евразийском” пути. Чем, по сути, отличаются колориты хохломы и восточных ковров? Да, в сущности, ничем! А вы видели внутреннее убранство киргизских юрт? Поверьте: там все представлено в красных, черных, желтых, зеленых цветах. И буддистские монастыри на Тибете такие же! Это тоже неразрешимая загадка хохломы. Но пора бы приступить к повествованию. Попытаюсь сложить четыре “узора” - может

быть, немного и неказистых, – но зато Вы узнаете, как живут люди причастные к самому знаменитому русскому промыслу.

Узор первый. Золотой

Имя промыслу дало село Хохлома, в котором, собственно, ничего подобного не делали; там просто в старину, по средам проходил базар, на котором и продавали изделия народных умельцев. Крашеным там не торговали, а свозили сюда только “белье”, то есть ложки, подставки, солонцы и прочий “щепной” товар, представляющий собой голые деревяшки. Конечно, это всего лишь исторический факт, так как ни о каком базаре ныне и речи нет. Купеческий характер Хохломы, тем не менее, отразился во внешнем облике села: оно вольно раскинулось вдоль речки Хохломки, красуясь великолепными столетними домами с резными окнами. Колхоз – тезка селу – один из богатейших в области, как говорят, оттого, что у него председатель строгий. Это довольно странно, так как промысел возник в описываемой местности… от нищеты крестьян.

Начало хохломе было положено немногим более трехсот лет назад. К сожалению, письменных источников о тех былинных временах не сохранилось, но, согласно официальному преданию, в здешних лесах после церковного раскола в XVIII веке поселился один талантливый московский богомаз. Здесь, в глухих заволжских лесах он продолжал втайне писать иконы. Местность в долине Узолы была скудная, и редкие ее жители кое-

чему у богомаза научились – но они перенесли приемы иконописи на обычные бытовые предметы. Тарелки, крынки, ложки как иконы, грунтовали разведенной на воде глине, натирали льняным маслом, а потом покрывали в первые времена серебряным, а позже оловянным порошком. После того как серебристую поверхность лачили, она в горячей русской печи приобретала вид золотой. По золотому фону и писали. Называлось это “травное верховое письмо”, так как узор строился из травинок и ягодок, легко рисуемых беличьей кистью.

Промысел был семейный, и трудились кустари исключительно по домам. Особенно славились мастерами деревни Новопокровское, Кулигино, Семино, Хрящи, Мокушино. В середине XIX века промысел распространился на город Семенов, куда перебралось много местных умельцев. Городские условия, да еще с железной дорогой рядом, оказались гораздо предпочтительней глубинки отстоящей на сотню верст от больших дорог, и, естественно, в Семенове хохлома получила наиболее благоприятное развитие.

Но и на Узоле хохлома не чахла. Так получилось, что самые “золотые” годы золотой хохломы пришли на времена советской власти. Изначально при деревнях организовались артели, а вскоре производство сконцентрировалось в Семине, на базе артели “Им. Тов. Шверника” (так толком никто и не понял, кто он такой был и какого лешего его имя проникло в Керженские леса) где построена была фабрика. Хохломе выпал “счастливый билетик” – дело в том, что изделия хохломской росписи изготавливались для иностранных

потребителей, что приносило государству стабильный валютный доход. Фабрике, конечно, от этого перепадало немного, тем не менее, художники перебывали во многих странах и достойно представляли русскую культуру. Получали звания заслуженных художников, и даже народных. К сожалению, все хорошее когда-то кончается.

Узор второй. Черный

Нельзя сказать, что в результате некоторых политических событий последних лет промысел пришел в запустение, и все же хорошего сегодня мало. Первое, о чем я узнал, приехав в Семино – это то, что “сейчас хохлому, кому не лень, все делают”. Такое, конечно, было и раньше: большинство из уважающих себя окрестных колхозов имели “красильные цеха”, в которых колхозники, в свободное от сбора картошки или других сельскохозяйственных работ время расписывали травными узорами, что

попроще: подносы, ложки, стаканчики. Особенно хорошо “шли” ложки: их производили не только в “красильнях”, но и в домах. Дело в том, что у некоторых народов (татар, к примеру) существует обычай раздавать на поминках гостям по ложке. И миллионы изделий уходили в Татарстан. Для упрощения процесса росписи из бересты резался специальный “тычок”, штамп, отпечатывающий три цветных точки, что заметно ускоряло работу. Но это – самая примитивная хохлома, которой, наверное, не стоит уделять внимания.

Конечно, на фабрике, которая сегодня называется ТПО “Хохломской художник”, творили (да, и сейчас творят) истинные шедевры. Только вот, число творцов резко сократилось. Фабрика порядочно опустела. Пожалуй, самый сильный участок, где еще кипит настоящая работа, - экспериментальная группа. Здесь собрана самая “элита” и создают они исключительно авторские вещи, стоящие таких денег, которые здесь, в Семине никому и не снились. Кому перепадает разница в стоимости, остается загадкой.

Но главная загадка фабрики сегодня – таинственный цех, в котором делается нечто совершенно секретное. Я просил главного художника фабрики Николая Гущина показать “секрет”, но маэстро, сославшись на то, что у таинственного производства свои хозяева, не позволил. Это мне показалось забавным, так как каждый встречный мог подтвердить, что в секретном цеху… разливают водку. Может быть, выгодное производство перенесено в глубинку потому, что здесь меньше воруют? Но этой (между прочим, очень качественной) водкой, наверняка, отлитой из казенной цистерны, меня потчевали накануне люди, не имеющие никакого отношения к фабрике. Россия…

Из нашего разговора с главным художником мне показалось самым существенным мнение Гущина о взаимосуществовании различных форм бытования промысла. Естественно, Николай фабрику защищал:

- В 1990-м мы отмечали хохломе триста лет. За это десятилетие не было никаких положительных изменений. Те, кто работает на дому, сосредоточились на заказах перекупщиков. Но мы, между прочим, как бы трудно не было обучаем здесь школьников 9-11 классов, они у нас практику проходят. Ведь все идет отсюда и круг надомников пользуется тем, что разрабатывается у нас, на фабрике. Откуда люди узнают, что такое истинная хохлома? Истинные художники остались на фабрике, будет завтра выгодно валенки катать – частники катать станут.

- А что сейчас фабрике приносит доход? - Все токарное, то, что на станке делается: братины, солонки, чайники,

миски, блюда. Резные вещи мы в основном делаем под заказ, или на любителя.

Нет, что-то здесь главный художник хитрит… Если токарные вещи пользуются спросом – то почему тогда токарный цех пуст? Полчаса назад я узнал, что больше всего с фабрики уволилось именно токарей. Но, истина, как в одном кино говорится, где-то рядом.… Тем более что, пообщавшись с

теми, кто на фабрике работает, я составил себе мнение, что времена сейчас настали черные. Но в колхозах-то жизнь еще черней! Вот недавно колхоз “Семинский”, сосед фабрики, вновь открыл “красильный” цех. Простенькие вещи делает, но недорогие, в отличие от фабричных вещей. И покупатели есть.

Узор третий. Красный

И все же многое меняется, возможно, не в худшую сторону. В том же селе Хохлома появилось много надомников, так что укрепившееся мнение о том, что в самой Хохломе никогда не делали хохломы, придется поменять. Ну, а в Семине надомники есть буквально в каждом доме. Просто наобум стучись в калитку, заходи – и…

Но для начала расскажу все-таки, что такое “истинная” хохлома и как отличить ее от подделки, ведь псевдо-хохлома буквально наводнила рынок в

последнее время. Об этом мне поведали Татьяна и Сергей Красильниковы, как раз и относящиеся к разряду “надомников”. Отмечу очень по нынешним временам существенную деталь: кустарная деятельность супругов Красильниковых носит официальный характер, они оформлены, как “ИП”, все положенные налоги платят и проблем с государством не имеют.

Конечно, у каждого из мастеров технология немного разнится, но то, что оформилось за триста лет, в общих чертах выглядит следующим образом (отсутствие одного из ниже перечисленных элементов приведет к тому, что изделие либо потрескается, либо с него облезет краска):

Материал, в основном – береза, потому что она жесткая и не дает смолы. Деревянная чурка тщательно высушивается, потом на станках (частники это делают лобзиком) ей придают надлежащую форму. Полученная заготовка (она де должна иметь сучков!) со всей старательностью шкурится так, чтобы поверхность была идеально ровной, и грунтуется с той стороны, которая предназначена под окраску. После этого поверхность опять шкурится, а потом покрывается олифой, которая варится специально из льняного масла. Третьему слою олифы не дают просохнуть и в поверхность втирают алюминиевый порошок. Дальше – женская работа по росписи, которую выполняет Татьяна. В старину расписывали в основном мужчины, но в наши времена это право полностью перешло к женщинам, мужики же в основном работают с деревяшками. На фабрике мне про мужиков-художников говорили несколько иначе: “Если они обедают – одной рукой ложку держат, другой помогают – руки с похмелья дрожат – куда уж им кисть-то брать…” К нашим героям, по счастью, это не относится.

Красная краска - это краситель киноварь, сернистая ртуть. Штука дорогая и, возможно, вредная, но, если применить другую краску, она потом “вылезет” через лак. Черная краска – газовая сажа. Некоторые травки рисуются зеленой или желтой красками, но они считаются дополнительными. Крашенная вещь покрывается три раза лаком, после чего серебристые элементы приобретают медово-золотистый оттенок. После сушки в печи хохлома считается законченной. Никто лучше Сергея Красильникова, хоть он и не профессионал, не рассказал мне про самую суть хохломы:

- …У нас говорят, семеновская – “не путная” роспись. Все враз: и земляника, и рябина, и цветочки… А у нас если земляника, – то всего три штучки. Никаких цветочков, птичек – только ягоды рябины. Здесь у нас дачник был, классный художник. Такие вещи делает, а попробовал хохлому – три листка – ну, никак не получается! Но… приезжает кооператор: “На фиг мне твои ягодки – давай мне цветочки и птички!” Приходится ради зарабатывания пристраиваться… Да и не знаю, кто сейчас рисует, чтобы рисовать?

Дед Сергея был знаменитым художником, одним из “классиков” хохломы. Но сам Сергей до некоторых пор работал лесорубом, а Татьяна была колхозным бухгалтером. Сейчас они счастливы оттого, что вовремя бросили работу в колхозе и отправились в “свободный полет”. Хоть теперь

рабочий день их порой длится от семи утра и до двенадцати ночи, работают-то они на себя – и никто не посягнет на результаты их труда. Вообще, данной местности сильно повезло, что у нее есть такой “раскрученный” промысел, а ведь есть деревни, где кроме грибов да ягод больше не на чем заработать! Заказов много, только успевай делать. Раз в неделю приезжают перекупщики, москвичи, к которым почему-то прилипла кличка “кооператоры”. Как считает Сергей, для него работа с перекупщиками довольно выгодна:

- Я пробовал сам в Москву ездить, но мне не понравилось. Ну, ставишь под реализацию, через три месяца приехал – ничего не продалось. А эти парни приехали – деньги сразу наличные платят – и никаких забот. Обманешь раз, два, - и не приедут. К нам даже очередь из кооператоров, потому что не обманываем. Частники появились, появилась и конкуренция, и в последнее время халтурщики, красящие нитрокраской (через полгода она лопается), выпадают из рынка…

Примерно то же я услышал из уст Анны Тарасовны Куликовой, заслуженной художницы, бывшей когда-то истинной душой компании на фабрике, заводилой и балагуром. Правда случилось с ней на днях несчастье, руку повредила, но старается она бодрости духа не терять:

- Вот, “запаковали” руку мне на четыре недели, да не знаю, как и выдержать. У меня и дочка хохлому рисует, и внучка учится. Только, все на дому работаем. Там, на фабрике загробили все… Художников совсем мало, только творческая группа и немножко массовое производство. Но ведь то, что сейчас на фабрике, с нашими условиями, в которых мы в молодости работали, не сравнить. Сейчас зайдешь – так бы поработала еще! Печи электрические, лачат из пульверизаторов… я и так шесть лет после пенсии переработала. Это тебе не в русской печи сушить, да кисточкой лачить. Платили бы только…

Узор четвертый. Голубой

Уж чего-чего, а голубого цвета хохлома поныне не знает! Нет, пробовали этот голубой внедрить в колорит промысла, это когда в 1960-х группа столичных художественных умов создавала “хохломской стиль”. До того ведь, честно говоря, хохлома была больше похожа на кустарщину: грубовато и не всегда красиво. Конечно, с той поры заметно улучшилось как техническое, так и эстетическое качество творений мастеров с Узолы. Но голубой тогда художники сразу отмели.

Здесь голубой цвет мы используем, как символ мечты, устремленности в будущее. Что ждет самый знаменитый русский промысел там – в светлом (ну, кто усомниться в том, что оно не темное…) будущем? Ну, конечно, прежде всего, он не умрет. Только, течение ушедшего века наметилась тенденция к тому, что хохлома утратила свое утилитарно-бытовое назначение. Вряд ли кто-нибудь теперь будет использовать прекраснейшую

братину в виде утицы, как емкость для пива. Между прочим, в домах жителей Семина все хохломские творения лежат далеко не на кухнях, а в залах, под стеклом – как и подобает храниться реликвиям.

Будущее, скорее всего, в разнообразии. Пусть делают хохлому и надомники, и профессионалы, и колхозники, - время само разрешит, что лучше. А ведь есть в Семине и еще одна производственная фирма, частное предприятие “Промысел”, которое тоже специализируется на хохломе. Основали его семь лет назад Евгений Соснин со своим свояком Валерием Здоровым. Про Соснина я слышал от многих, но ни супруги Красильниковы, ни Анна Тарасовна, ни другие семинцы не сказали ни единого злого слова о Евгении. Все просто в восторге, как парень смог “из ничего” создать прекрасное предприятие со стабильным ежемесячным заработком. Единственное, в чем Соснин может “подозреваться”, так это в том, что до создания своего дела был он главным инженером на “Хохломском художнике”, то есть, имел бОльшие возможности по сравнению с другими. Сейчас в замечательном двухэтажном здании трудятся сорок человек. Да и смогли на “Промысле” найти свою “нишу”: здесь освоили производство шкатулок. Вроде бы, простая вещь, а не могут такие шкатулки делать ни на фабрике, ни в Семенове. Шутка ли сказать: для изготовления расписной шкатулки необходимо больше семидесяти операций! На поставку продукции заключаются договора с магазинами в Питере, в Москве, в Нижнем.

Евгений считает себя счастливым человеком, так как пока им удается все, что задумано. Заканчивается постройка нового токарного цеха, и это в то время, когда все вокруг имеет тенденцию к развалу. Как признался молодой директор, есть только один сон, от которого он просыпается в холодном поту: это, когда привидится, что он до сих пор работает на фабрике. Но это Евгений, наверное, немного приукрасил…

Нижегородская область

Памятник козе

Для постороннего само словосочетание “памятник козе” звучит как-то дико, как какой-то молодежный прикол, но вот урюпинцы открытие этого памятника, состоявшееся несколько лет назад, восприняли как нечто само собой разумеющееся, и даже должное. Власти проводили конкурс, и победила работа волгоградского скульптора Фетисова. Монолит из серого мрамора, изображающий рогатое животное с прижавшимся к его боку козленочком, - произведение монументальное, поставленное не долгие века. Памятник как-то легко вошел в круг городских достопримечательностей, к нему даже приезжают фотографироваться после загса молодожены. А то как же: памятник-то… кормилице!

Мне говорили: чтобы найти мастера по вязанию, достаточно просто постучаться в любой урюпинский дом - просто так, наугад. И я действительно сделал так. И - представьте себе - застал женщину за работой: она пряла на электрической прялке. Вот он, самый глубинный и обширный слой промысла: так сказать, фундамент...

Антонина Васильевна Сергеева, или, как ее все зовут, тетя Тоня, приняла меня, как и положено потомственной казачке, попросту, без церемоний, но тепло. К тому же, у нее было отличное настроение: сегодня утром на платочном базаре она продала целых семь своих изделий. Не отнимая рук от спиц (мы перешли из веранды, где стояла прялка, в светлицу), тетя Тоня рассказала “за свою жизнь”. Жила их семья не слишком богато, тем не менее, ее отца раскулачили, даже несмотря на то что всего у него было одиннадцать “гавриков”, то есть, ребятишек. Из богатства у них в семье насчитывались один самовар, лошадь, свинья, корова, да каменный сарай, а отец занимался тем, что выращивал хлеб. Все это большевики отобрали, и пришлось семье Нехаевых (ее девичья фамилия) хлебнуть по полной. Вязали в семье все девочки, а иногда помогали и мальчики, и в основном - мелочь, носочки, варежки, шарфы - все, что легко продается. Потом, когда Тоня пошла работать на яйцебазу, стала она осваивать большие вещи - платки и шали. Вязали они так: с утра работают, а в обеденный перерыв быстренько поклюют картошки из банок - и все девчонки садятся за спицы; вечером, дома - снова за спицы.

Постепенно такая работа помогала девушкам приодеться и приобрести “товарный вид” для замужества. Думалось, что настанет время, когда можно будет немного пожить просто так, для себя, но жизнь почему-то складывалась так, что все-то времечко, которое можно отдать досугу, приходилось вязать - да прясть, вязать - да прясть... Казалось, уж на пенсии-

то наверняка можно перевести дух, однако, последние пять лет получается, что тетя Тоня вяжет до 2 часов ночи, чего никогда не делала даже по молодости. Единственное, что подарил опыт - это умение вязать сложнейшие узоры вслепую - это для того, чтобы одновременно смотреть телевизор.

Почти все время держали своих коз, а, когда не стало хватать пуха - стали его покупать. Думают, платки - золотое дно, однако, так получается, что мастерица с каждого платка, жилета, или косынки имеют “навару” по 100 рублей, а то и меньше. Пух продается фунтами, по 300-350 рублей за фунт (этого хватает на небольшой платок), а платок продается по 300-500 рублей, - вот какой получается “бизнес”. С козами - еще круче. Пух коза дает один раз в год, в начале зимы, и вес “козьего богатства”, которым готова поделиться в год одна особь - от 600 грамм до 1 килограмма. Коз надо ведь кормить, пасти, и вообще они любят внимание, и получается, одна коза дает хозяину прибыли рублей 500 за год.

До еще недавно тетя Тоня с дочкой вязали по ночам для того, чтобы купить полдомика, так как они не могли поделить жилплощадь с бывшим мужем, теперь вот бабушка ждет из армии внука - надо же ему иметь какие-то деньги для начала самостоятельной жизни, вот, 7 платков продала, навязано еще и ждет продажи (а продать не так-то и легко) столько же платков и 15 косынок. Вот, и работают женщины опять до первых петухов...

Назавтра, с утра, я решил направится на платочный базар. Но перед тем, как рассказать об этом походе, расскажу немного об особой местной породе коз. Никакого названия у этой породы нет - просто коза - но пух ее обладает поистине уникальными свойствами. Он очень легкий и чрезвычайно теплый, и по-старинке его не срезают, а выдергивают руками. Срезанный пух на базаре продается тоже, но он гораздо дешевле, а обмануть мастеров, которые на этом “собаку съели” (точнее, наверное, “козу”) невозможно. Срок службы платка из такого пуха достигает 10-15 лет (за этот срок пух не сваливается и его на надо начесывать), но он может достигать и 35 лет, но при условии правильного хранения. Условие простое: чтобы моль не одолела изделие, его надо почаще вывешивать, чтобы оно проветрилось и впитало в себя лучи солнца. Удивителен такой факт: урюпинских коз пробовали вывозить в другие области и даже в соседние районы. Результат однозначен: на второй год они попросту лысеют! В чем здесь подоплека, никто не знает.

...Платочный базар в этот день буквально кипел. И здесь меня ждало удивительное открытие. Оказалось, “пуховый бизнес” в Урюпинске контролирует... ну, не знаю, как сказать: группировка, или национальное объединение... короче: цыганская мафия.

Нет, крутых боевиков и всякой устрашающей атрибутики на базаре вы не встретите. Зато характерно вот, что: самые “козырные” места заняты цыганками, разложившими вокруг себя пакеты и мешки с пухом. Цыгане-мужчины стоят неподалеку, весело переговариваются, курят, сзади них стоит бутылка водки и стаканы, а во всем их поведении чувствуется уверенность в завтрашнем дне. Итак, торговля пухом на 100% контролируется цыганами. Они, кстати, легко идут на общение, наперебой рассказывают, что сами разводят коз (на самом деле, они - перекупщики) и что труд ихний - не из самых простых. В, общем, чисто национальная особенность: у этих товарищей правды не допытаешься. Знающие люди (не цыгане) рассказали нам, что цыгане сами ездят по станицам и хуторам и за бесценок скупают у населения пух. Все же это труд, а не жульство – и то приятно.

Правда познается у входа на базар. Здесь плотной толпой стоят урюпинцы, пытаясь продать плоды своих рук, а именно: платки, шали, шапки, кофты, носки и прочую пуховую продукцию. Число продавцов над количеством покупателей преобладает существенно, наверное, именно от этого, на лицах урюпинских мастериц отчетливо читается уныние. Покупатели, как мы заметили, в основном, берут товар мелким оптом, причем, они вполне могут диктовать цену - продающие буквально наваливаются на купцов толпами. Среди купцов опять же преобладают лица цыганской национальности. Кстати, в этническом составе населения Урюпинска цыгане (официально) уверенно занимают третье место.

Но где же, спросите вы, творчество, полет воображения, искусство, наконец? Неужели платочный промысел состоит только из тупого труда и базара? Вовсе нет! Нас познакомили с руководителем частной фирмы ООО “Узоры” Раисой Казимировой (не путать с “Козимировой”! Но все равно совпадение налицо...) Именно здесь занимаются настоящим творчеством.

Раиса Митрофановна всю жизнь проработала в “бытовке”, и перед тем, как к ней пришла идея легализовать пуховый промысел, она была директором ателье. Началось все четыре года назад, когда ее вызвали в администрацию района там одна женщина из области предложила ей заняться пухом (до того в ателье просто шили одежду).

- ...Я тоже вязала, как и все у нас в городе. Ну, сидели себе - и вязали, а потом узнали, что история урюпинского платка гораздо глубже, чем у оренбургского. Вначале мы попробовали комбинировать нашу одежду с пухом, ну, а потом взялись из пуха делать эксклюзивные вещи...

По приблизительной оценке Раисы Митрофановны в городе и районе с пухом работает около 30 000 (!) мастеров. В данный момент “Узоры” привлекают к работе 15 женщин-надомниц. Можно представить, какая это капля, нет - капелька в океане теневого бизнеса!

- ...Мы знаем множество талантов - даже детей - которые прекрасно вяжут. Ведь платки - дело семейное. Мы анализировали и подсчитали, что каждая вяжущая семья в месяц имеет приработка до 9 тысяч рублей. Мы не можем составить им конкуренцию по цене уже хотя бы потому, что платим все налоги (кроме НДС, так как имеем статус “предприятия народных

промыслов”). И мы решили делать такие вещи, чтобы человек не пожалел, что их купил...

Не побоюсь этого слова, мастерицы “Узоров” действительно создают шедевры. Это касается не только платков, но и целых ансамбли одежды. С урюпинцами дружит Дом моды Славы Зайцева, основатель и руководитель которого не раз бывал в “Узорах” и на основе урюпинского пуха создал целую коллекцию. Тем не менее, прибыли пух пока не приносит. Спасает все то же ателье, выполняющее стандартные заказы для населения. Конкурентов у “Узоров” так и не появилось. Причина - стандартная для всех отечественных производителей: отсутствие поддержки со стороны государства. Хотя бы, в плане беспроцентных ссуд. На сей счет Раиса Митрофановна думает вот, что:

- Мы себя чувствуем “Матросовыми”, бросившимися на амбразуру. Иногда сокрушаюсь: и чего ж я такая глупая, что согласилась? Но потом - все

равно сгребаю волю в кулак - и вперед! Ведь пух - это так интересно... Но есть одно “но”, о чем мы частенько жалеем. Из-за того, что наши люди всегда имели приработок, в Урюпинске относительно дорогая жизнь: коммерсанты, зная о платках, безбожно поднимают цены на продукты...

Бог, как известно любит троицу. Для завершения картины мы познакомимся еще с одной мастерицей, тем более, что для этого есть повод. Ежегодно в Урюпинске проводится межрегиональный конкурс мастеров художественного вязания изделий из пуха. И мы приехали в этот город не “абы как”, а специально к открытию конкурса. Всего в конкурсе четыре номинации, но, без сомнения, главной по праву считается “классическая” номинация: “шали и палантины” (в номинации, связанной с одеждой, конкуренции “Узорам” никто не составил). Так вот, главной “платочницей” третий год подряд была признана Мария Маренкова.

Эта женщина, которая живет в станице Алексеевкой, как и две предыдущих наших героини, - тоже потомственная казачка. Причем, в своей станице она работает в Центре казачьей культуры. Сообщение о своей победе (а конкуренция в этой номинации была самой жесткой) они приняла стоически, как и подобает “классической” русской женщине. К сожалению, у Марии Владимировны отправлялся автобус, а потому поговорить мы успели до обидного мало. Вот, что она успела сообщить о себе:

- ...Когда я стала методистом по народным промыслам, в том числе и пуховому, я поняла, какие необыкновенные люди у нас живут; в них столько энергии, столько красоты духовной, что общаясь с ними не можешь не начать чем-то заниматься! Я позанималась макраме, крючком повязала, а потом меня “захлестнули” пуховые платки. И когда я узнала, что будет

первая пуховая выставка, я начала к ней готовиться. И, естественно, думала, чем можно удивить такое количество мастеров. Это сделать сложно, так как я работаю в Центре казачьей культуры и не имею права отходить от традиционных рисунков. Надо блюсти традиции и в тоже время постараться внести что-то свое. Поэтому фантазировала я с осторожностью. Каждый платок у меня с чем-то ассоциируется. Например, были у меня заказы из Волгограда, ребята знакомые из ансамбля “Казачья воля” просили что-то связать. А они все разные. Вот, Андрюша красивый, мощный такой, как дуб. Я ему и сделала орнамент “дубовый лист”. Есть там один мужчина, который любит выпить; и я ему вывязала “шумел камыш”... А вообще я больше всего люблю морозные узоры, зимнюю сказку. Или летнюю сказку. Вязать, если качественно, надо очень долго - особенно крупные вещи, палантины, например. У меня на палантин месяц уходит, ведь у меня есть работа, семья. И начинают картинки всякие рисоваться в голове, и с чем-то они у меня всегда связаны, и стали у меня эти картинки вдруг превращаться в стихи. Есть у меня стихотворения, посвященные пуху, вот, такое, например: “За окошком злится вьюга, все тропинки замело \\ Ну, а мне совсем не зябко, в доме тихо и тепло \\ Запою тихонько песню, в руки спицы я возьму \\ И сегодня в день ненастный сказку летнюю свяжу \\ С молодых зеленых листьев я сплету венок большой \\ Кое-где пускай мелькает колокольчик голубой \\ Посередке раскидаю белых ландышей букет \\ В зимний вечер - я-то знаю - ничего милее нет! \\ И узор вязать сегодня мне ни чуточку не лень \\ Пусть согреет моя сказка чью-то душу в зимний день...

Волгоградская область

Золотые сны

История сохранила дату рождения золотного шитья. Придумали его (как и многие другие прекрасные вещи) на Востоке, во Фригии, за 133 года до Рождества Христова. Потом это искусство переняли персы, на Русь же промысел пришел из Византии, когда киевский князь Владимир из целого ряда религий выбрал для своего народа православие. Шитые золотом одежды были неотъемлемой частью Византийского церемониала - как светского, так и церковного, а основным отличием восточно-христианской службы всегда была безмерная пышность.

Изначально с золоченой нитью работали насельницы монастырей (замечу, что в той же Персии вышивали исключительно мужчины, так как женщины для этого дела считались “нечистыми”, но это уже относится к мусульманской традиции). Вскоре золотное шитье стало промыслом простых людей, и особенно прославились у нас рукодельницы купеческого города Торжка. Заказы на ворохи приданых и праздничных облачений неиссякаемо шли к мастерицам, жившим на берегах реки Тверцы. Сверкали на солнце попоны и седла, чепраки и оплечья, праздничные рубахи, шапки, кисейные платки, кокошники, венцы, повойники, девичьи покрывала, пояса, душегреи, кошели, затейливые ферязи, остроносые на высоком русском каблуке

сафьяновые сапожки и туфли. Каждый рисунок был неповторим и похож был на сказочный золотой сон.

Золотные вещи во все времена были недешевы и, естественно, покупались исключительно зажиточными людьми. Потом они передавались из поколения в поколение, как самые дорогие реликвии. Так же обстоит дело и сейчас.

У золотного вышивания есть свои вековые правила. Работать надо двумя руками и в две нитки. В старину мастерицы пропускали золотые нити сквозь ткань, обозначая на обратной стороне вышивки линию рисунка мелкими ровными стежками. Это назвалось шитьем “на проем” или “на прокол”. Позднее стали работать “в прикреп”, то есть, золотные нити накладываются на ткань и крепятся на ней поперечными стежками шелковыми нитями. Придумано множество видов шитья “в прикреп”. Среди них - легендарные торжокские рельефные швы: литой, кованый, чеканный. Узорные прикрепы, в зависимости от образуемого узора, называются “городки”, “перышки”, “ключик”, “ягодки с черенком” и т.д.

Позднее, в 18 веке, в шитье стали применять различные, говоря современным языком, “фенечки”, еще более расширившие спектр продукции торжокских золотошвей. Кстати, к тому времени золотное шитье стало семейным делом новоторжцев (так зовут жителей Торжка) и промысел являлся составной частью семейного воспитания девочек, которых сажали за пяльцы уже с 7-летнего возраста. Девица к своему совершеннолетию должна была вышить минимум сорок полотенец. К “фенечкам”, которые используются до сих пор, причислены: канитель (длинная светлая пружина, очень “канительная” в работе), страда (миниатюрный драгоценный камешек), стеклярус (бисер удлиненной формы) и блестки (тонкие металлические пластины, делавшиеся из слюды).

Технология поза-позапрошлого века современными мастерицами соблюдается строго и ничего нового за последние три века в ручную вышивку не привнесено, за исключением... но об этом мы узнаем немного ниже.

Сейчас же познакомлю Вас с обаятельной женщиной, из уст которой я и узнал об истории торжокского золотного шитья. Зовут ее Тамара Ивановна Амирханова. Сейчас она заведует музеем золотного шитья, существующем при училище; лишь недавно Тамара Ивановна оставила пост директора училища. По причине, как она говорит, возраста и здоровье.

История жизни Тамары Ивановны - просто классический пример того, как золотное искусство просто захватывает человека целиком и уже никогда не отпускает.

Училище было основано еще в 1894 году в результате гениальной денежной аферы, коими наша Россия изобиловала во все времена. Группа весьма предприимчивых жуликов взяла у военно-морского ведомства подряд на изготовление атрибутики для морских офицеров (вообще, пошив погон, ливрей, манжет - в общем, воинских украшений - и по сию пору занимают львиную долю в продукции золотошвей). У государства аферисты взяли 12 тысяч рублей (для 19 века это были бешеные деньги), а новоторкам заплачено было 3 тысячи. Афера вскрылась, жуликов посадили. Времена все-таки были более справедливые: нынче такие “герои” (имена их, слава Богу, история не сохранила) еще бы и в депутаты пролезли.

И земство Торжка стало думать, как защитить себя от повторения такого впредь. Решили отказаться от кустарничества, и новоторок, практикующих золотное дело - таких набралось больше 500 - собрали в артель. А вместе с артелью набрали молоденьких девочек, которых мастерицы первоначально обучали на дому. Потом земство купило у одного врача усадьбу, в которой разместилось “Новоторская земская школа золотного шитья”.

Тамара Ивановна - некоренная новоторка. Сюда ее привезли в возрасте 7 лет родители, которые сюда переехали из деревеньки Бутырки. Удивительно, но первое, что маленькая Тамара увидела в казавшемся ей таким большим городе, был платок, вышитый золотом. Его сказочный рисунок так очаровал девочку, что она сразу решила для себя научиться делать такие же. В училище она поступила в 1956 году. Тогда здесь среднее образование не давали - и приходилось еще по вечерам доучиваться в средней школе. Тогда еще по классам ходила пожилая женщина, слывшая легендой училища. Звали ее Клавдия Васильевна Хилевская, и к тому времени она более полувека возглавляла это заведение. Тамара, как и все ее подруги, поглядывала на старушку с первобытным трепетом, и, естественно не подозревала, что и ей

придется стать директором. Потом. Причем, если Хилевская начинала ХХ век директором, то Амирханова в этой должности век закончила. А всего же за столетие у училища было всего... три директора! Представляете?

После окончания училища Тамару послали по распределению - не куда-нибудь, а в город… Грозный. Тогда город с такой печальной судьбой был не таким уж и грозным а даже очень веселым. Их вышивальный цех находился прямо на шумном базаре, а по вечерам подруги гуляли по его приветливым улицам. На улице Тамара познакомилась с красивым ингушом по имени Заурбек и вскоре они расписались (вот откуда у нее такая фамилия, девичья же ее фамилия: Зорькина). Заурбек был человеком тщеславным и захотел он поступить в институт. Для учебы он выбрал Ленинград, но экзамены незадачливый абитуриент провалил. Кавказская гордость не позволила ему вернуться домой с поражением - и до дома муж не доехал: осел в городе Новочеркасске. Тамара к тому времени уже родила. Он звал к себе в Новочеркасск, и они приехали к нему. Но здесь, на берегах Дона Тамара по особенному ощутила истинную тоску по родному Торжку. И особенно - по золотым снам, которые так ее поразили в детстве.

Вскоре Тамара с дочкой расстались с мужем. Навсегда. Но, когда она вернулась в Торжок, места на фабрике (в которую переродилась артель) не было. Работала кассиром в магазине. Как только освободились место золотошвеи - ринулась туда. Но Тамару постигло новое несчастье: от напряжения у нее постоянно шла кровь из носу. Вышивать очень хотелось, но нормы были такие, что только пяльцы отлетали. Вышивальщиц всегда держали на таком уровне норм, чтобы заработка едва хватало на жизнь. И сейчас золотошвеи на фабрике зарабатывают, ну, очень смешные деньги.

Но помогла Марина Петровна Латышева (второй директор училища). Сначала она Тамару Ивановну взяли секретаршей, потом - мастером, а в 1983-м она сменила на посту директора Марину Петровну.

Сейчас училище золотного шитья выпускает ежегодно около сорока мастериц. Главная проблема: предприятиям они не нужны. Нет работы. Да и резко уменьшившиеся финансовые возможности россиян привели к тому, что очень мало стало иногородних учениц: дорога стала слишком недешевой. Но есть и плюс: если и едут в училище издалека, то только те, кто по-настоящему интересуется золотным шитьем. “Нам с ними интересно - у них же глаза горят!” - Так комментирует Тамара Ивановна. К тому же сейчас по стране образовалась дюжина “фирмочек”, вышивающих золотом, и некоторые из них присылают своих людей в “Мекку” золотного шитья набираться ума-разума. Это, по мнению Тамары Ивановны очень здорово.

Другая проблема училища - золотная нить. Еще лет десять назад для вышивания использовалась настоящая золотая нить, точнее, нить, содержащая от 3 до 10% настоящего золота. Сейчас же это - недоступная роскошь. В древности нить, к слову делалась из чистого золота: “тянутую” нить получали при помощи пропускания золотой проволоки сквозь специальные валики. В нынешних условиях такую нить (пусть и с 3% содержанием драгметалла) умеют делать только на Денисовском заводе, что

под городом Гороховец, но сейчас он “сел в лужу”. Нет сырья. Ездили туда разбираться, но дирекция говорит просто: “Давайте нам слиток золота, и мы вам наделаем нити!” То ли шутят, то ли... Короче, золотное шитье в училище вынуждены вышивать без золота.

Приходится применять суррогаты. Из синтетики делают нити “типа под золото” японцы и турки. К сожалению, качество нити оставляет желать лучшего. Есть еще нить германской фирмы “Мадейра”, которая немного покачественней, но она и подороже. Ради качества в училище стараются все же шить “Мадейрой”.

Но что, собственно, происходит с самим золотошвейным промыслом? В поисках ответа на этот вопрос я подался на фабрику, называемую ныне ОАО “Торжокские золотошвеи”. Ну, думал я, топая живописными улочками на окраину города, уж здесь-то наверняка дела обстоят повеселее: ведь как-никак единственный в мире промысел с такими древними традициями...

Здесь меня одновременно разочаровали и удивили. Первое, что для меня явилось неожиданностью - то, что на Западе золотошвейное дело... не очень понимают. Там давно уже все переведено на машинную вышивку и европейцам невдомек, зачем это вдруг надо руками вышивать. В той же Германии, к примеру, час ручного труда стоит 70 евро. Наши лучшие золотошвеи имеют несколько иные доходы. Рукодельные вещи, хоть и хранят они тепло рук, стоят и по нашим меркам баснословно дорого. Так, небольшое панно с изображением Грифона стоит 35000 рублей. Большое панно по мотивам пушкинских сказок, над которым сейчас работает сразу 6 мастериц, оценивается в 290000 рублей. Благо, что нить настоящая, золотая – того самого Денисовского завода. И берут! Причем, не иностранцы, а наши “новые русские”.

Коммерческий директор Александр Болобонов поделился некоторыми секретами “Торжокской золотошвеи”. Во-первых, кроме цеха ручной вышивки развиваются еще цеха швейный и строчевышивальный. Причем, самое рентабельное производство - швейное. Детские костюмчики и ночные рубашки с ажурной строчкой очень нравятся потребителям и стоят они, не в пример золотному шитью, вполне пристойно. Это и есть главная перспектива.

Но есть успехи и в золотном шитье. Недавно выполнили редчайший заказ: расшили “досию” - задник для тронного зала Большого кремлевского дворца, а так же спинки для тронных мест. Заказ очень престижный, но тут предприятие чуть было не составило компанию печально известной фирме “Мобитекс”, которая тоже подряжалась реставрировать Кремль. Кремлевская администрация заплатила только половину; пришлось судится, но в отличие от “Мобитекса”, Кремль с “Золотошвеей” расплатился.

Сейчас предприятие судится с МВД: те много задолжали за пошив атрибутики. Но, по мнению Болобонова, у этих товарищей деньги “выцепить” просто невозможно. Так же сложно работать с православной церковью. В Торжке шьют намного дешевле, чем, на специальных предприятиях, принадлежащих епархии. Священники рады бы что-то

заказать здесь, но порядок не велит: по ранжиру, они обязаны пользоваться услугами “своих”.

Все равно, больше проблем с иностранцами. Относительно недавно вели долгие, мучительные переговоры с ливийским лидером Нуамаром Каддафи, чтобы расшить золотом небольшой тираж его “Зеленой книги”. Переговаривались, переговаривались, и в результате выяснилось, что ливийцы поставили себе целью заплатить цену, вдвое меньшую себестоимости работ. Так и разошлись...

Если говорить об училище, то в прошлом году на предприятие оттуда взяли двух девушек. И очень ими довольны. Но в этом году, скорее всего, не будут брать никого. Нет мест, к сожалению.

Но, как говорят, сейчас в Нижегородской области “раскручивается” еще одно предприятие, специализирующееся по золотному шитью. Особенно сейчас промысел этот развивается в монастырях, то есть там, откуда он и пришел в светскую жизнь. То есть, не умирает золотное дело.

Вопрос, как всегда, только в покупательной способности нас, то есть населения. А так же наших вкусов и системы ценностей. Но это уже другая история. Надеюсь, не вечная.

Тверская область

Есть ли у глины душа?

Сейчас у нас мода на юбилеи, вот и в Скопине собираются отметить 400-летие местного керамического промысла. “Плясали” от первого

документального упоминания в отказных книгах некоего “Темки Киреева, сына Бердникова, гончара скопинского”, но на самом деле здешнее гончарное дело старше раза в три.

Все дело в здешней глине. Хотя, в окрестностях Скопина ее уже выкопали и теперь добывают в соседнем районе, равной ей по пластике трудно сыскать. В принципе, скопинские горшки и крынки раньше мало чем отличались от таких же изделий, которые лепятся в других местах, но где-то 150 лет назад в Скопине случилась, не побоюсь этого слова, “художественная революция”. Один из продуктов этой революции хранится в питерском Русском музее: работа неизвестного скопинского гончара изображает ехидного дедульку, который тайком подгладывает за... обнаженной красавицей, моющейся в бане.

Причину творческого переворота, случившегося в среде скопинских гончаров в середине XIX века, так толком никто не раскрыл. Суть его заключалась в том, что простые мужики вдруг отказались делать грубые горшки, и стали проявлять доселе не виданную в России фантазию. Жанровые сценки, изображения реальных и фантастических животных, сатирические портреты современников за последние полтора века, никогда не повторяясь, чередовались с калейдоскопической быстротой.

“Притчей во языцех” стала история взаимоотношений двух гончаров. Надо сказать, гончары в ту пору, когда Скопин еще не стал мрачным шахтерским городком, считались состоятельными людьми: они не только могли нанимать подмастерьев, но и посылали своих детей учиться в Москву и Петербург. Между прочим, скопинский промысел впервые был признан искусством вовсе не в русских столицах, а во граде Париже. В 1900 году на Всемирной торгово-промышленной выставке мастера из “рязанского Суздаля” получили за свое умение несколько почетных дипломов.

Первого из двух знаменитых мастеров звали Иван Оводов. У гончаров Скопина существовал обычай лучшие свои “авторские” творения выставлять на всеобщий показ. В те времена особенно любили лепить чудо-животных и человеческие фигурки (за карикатурные изображения монахов церковь даже собиралась придать гончаров анафеме), а у скопинских львов, слонов и драконов всегда почему-то выходили добрые лица. Так, наверное, мастера выражали свое мировосприятие. Однажды Иван Оводов выставил на своих воротах добролицего льва с глиняными волосами, по тонкости не уступающими настоящим. Современники бились над тайной волосяного покрова долго и только перед смертью мастер раскрыл ее: секрет заключался в том, что глина пропускалась через... обыкновенное сито.

Успех Оводова не давал спокойно спать его соседу и сопернику Михаилу Желобову. Однажды и он смог удивить мир. Скопинцы, проснувшись поутру, обнаружили, что крыша желобовского дома сплошь украшена глиняной черепицей и на каждой из сотен черепичек изображено было какое-то животное, причем, ни один рисунок не повторялся. Чудо просуществовало недолго. Однажды налетевший ураган разбросал черепички

по двору. Мастера неплохо умели управляться с глиной, но не с инженерным устройством крыш они знакомы были слабо.

Ответный удар Оводова был убийственным. На свадьбе своего сына гончар выставил большой золоченый самовар, и, когда гости попили из него чаю, хозяин приподнял его - и с силой бросил наземь! Самовар раскололся на черепки и многочисленные свидетели, среди которых находился и Желобов, признали, что автору глиняного самовара вовек не сыскать соперников.

Теперь скопинские гончары сосредоточены в стенах Фабрики художественной керамики. Есть и мастера, практикующие на дому, но чаще всего бывает так, что гончар творит как на производстве, так и дома. Зарплата гончара на фабрике не слишком и большая, но “держит” технология: керамика требует качественного обжига, а хорошие печи имеются только на фабрике. Хотя, как говорят, число частных мастерских неуклонно растет и их количество уже превысило десяток.

Среди 250 работающих на “Керамике” художников не больше 30 человек. Все-так гончарное дело требует множества операций - от приготовления глиняной массы до покрытия глазурью, и все это делают люди соответствующих профессий. Предприятие в известные времена пережило кризис, но выручил 1998-й год: тогда из-за разницы в ценах скопинская продукция успешно конкурировала с европейской керамикой; теперь же, когда наша экономика типа как выздоравливает (если нам не врут экономисты), по странному парадоксу, фабрика вновь входит в непростой период. Выручает “массовая” продукция: простенькие цветочные горшки - они составляют львиную долю выпуска.

Директор Скопинского музея Алексей Федорович Крылов настоятельно рекомендовал пообщаться с одним из художников-гончаров, Сережей

Красниковым. Впоследствии я имел удовольствие убедиться в том, что совет уважаемого человека имел глубокий смысл. Можно написать много красивых слов о каждом из скопинских мастеров, но судьба Сергея - что-то особенное, неповторимое.

В творческих мастерских, которые имеются на фабрике, Красникова я не нашел. Оказалось, он трудится на одной из примитивных операций массового производства, которая называется “формовка из твердой глины”, а попросту говоря, он занят штамповкой поддонов для горшков. Работа муторная, отвлекаться не велит, а потому договорились, что вечером я приду к Сергею в гости.

...Живет он в полуподвальном помещении старого двухэтажного дома со сводчатыми потолками. Говорят, раньше в нем обитали служители церкви, называемой “комсомольской” (потому что церковь разломали, а улицу, на которой она находилась, назвали в честь юных коммунистов). Сначала Сережа показал мне свои произведения, которые он подготовил к выставке (они все хранятся у него дома). Вся керамика - это реальные и придуманные животные, как на подбор, с добрейшими лицами, и, надо сказать, качество их изготовления несколько даже лучше того, что я еще днем видел на полках фабричного музея. Впечатление - как бы то бы ты попал в какую-то добрую сказку, где в согласии живут лягушки, обезьяны, крокодилы, слоны, цапли, воробьи, в общем, - целый Ноев ковчег.

А потом Сережа рассказал за свою жизнь. Случилось так, что в двухмесячном возрасте мама сдала его в Дом ребенка. Вспомнила она о сыне, когда ему было уже пять лет. К тому времени он так и не научился говорить;

немногим позже он говорить таки стал, но делал это так, что одно слово мог произносить минут пять - сильно заикался. Повлияло то, что его били старшие братья (в многодетной семье, в которой ребятишки рождались от разных отцов, их совершенно не воспитывали). Сергей хорошо помнит, как соседка стучала в стену и кричала: “Сволочи, оставьте малыша в покое!..”

- ...Ты не можешь себе представить, как я переживал. Такие унижения не дай Бог кому-нибудь перенести... Кончилось тем, что отдали меня в спецшколу, как тогда говорили, “для дураков”. И знаешь… я там возродился! В третьем классе я уже нормально тянул на общеобразовательную школу. А что я заикался - это еще не значит, что я был с отклонениями. А забирать меня - не хотели... Пролил я слезы, и остался там учиться. Но маму я люблю и знаю, как она меня любила. В свое время. Просто, я думаю, она не знала, какие ужасы я переживал...

В седьмом классе я начал убегать к одному удивительному человеку: Александру Ивановичу Рожко; он был главным художником фабрики и преподавал в Доме культуры изобразительное искусство. Меня в школе ругали - а я убегал. После школы я понял, что дома мне не жить, и Александр Иванович принял меня учеником. Было очень тяжело, особенно на гончарном кругу, и однажды один из братьев подговорил меня уехать. Меня там хватило на год, после чего я понял, что “мое” - только глина.

Сережа уходил “от глины” еще один раз. Познакомился по переписке с женщиной - и уехал к ней жить. Новая жизнь продолжалась недолго, после чего он вернулся в Скопин без прописки и права на работу, к тому настали кризисные годы - и фабрика увольняла своих работников. Спасла бывшая фабричная сторожиха баба Полина, которая “затак” пустила к себе жить - на два года. Потом была еще одна неудачная женитьба, в результате которой у Сережи родилась дочь. После еще кое-каких странных перипетий он получил вот эту полуподвальную келью, в которой теперь живот в одиночестве и... творит.

На фабрике он делает детали для своих вещей, в деревянной коробке приносит их домой, дома ночами их соединяет, “докручивает”, и потом в той же коробке, пешком (автобусы всегда забиты) несколько километров несет их опять на фабрику: обжигать.

За нехитрым ужином из картошки и дешевой рыбы разговорились о том, в чем ее, глины, суть.

- Сереж, а что для тебя - керамика?- Все. Я просто эти живу...- Но ведь, наверное, бывают и трудности...- Трудно только одно. Это когда работаешь без настроения. Ну, еще,

когда мешаются, суются, учат. Но главное - настроение, желание. Без них глина не раскроет своих секретов.

- А что, у глины есть секреты?- Обязательно! И знаешь, на что я обратил внимание: плохому, грубому,

алчному человеку глина не раскроется. Один старый мастер мне сказал: “Когда лепишь - выкинь все из головы и думай только о том, что перед твоим носом!” Ленивые, жадные до денег, у нас на фабрике не приживаются...

- Но есть же люди, которые прилично зарабатывают керамикой?- Да, Бог с ними. Я живу под этой крышей, леплю - мне этого и

довольно.- А можешь, Сереж, коротко сказать, чем скопинская керамика

отличается от других?- Легко! Это прежде всего народная сказка. У нас ни один автор на

другого не похож, и я бы сказал, общее для всех - точка зрения детей. И еще: наш промысел развивается; десять, и пять лет назад (я уж не говорю про большие сроки) керамика наша была другая и через пять лет будет другой. Тем промысел и живет, что творит его... народ. На моей памяти на фабрике перебывало много людей с высшим художественным образованием - и никто не удержался...

- Тебя послушаешь - создается впечатление, что глина имеет... душу.- А ты думаешь, это не так?..Кстати, угадайте с одного раза: когда Бог пожелал создать человека, из

чего он его слепил?

Рязанская область

Костяное царство

Этому уникальному искусству больше тысячи лет, и, между прочим, еще в XI веке иностранные знатоки называли его “резьбой русов”. Возникновение промысла связывали еще и с принятием восточными славянами христианского учения; специалисты считают, что сама идея резьбы по кости была занесена на Русь из Византии, где существовало древнее ремесло обработки слоновой кости. В северной Двинской земле умельцы осваивали иные материалы: моржовые клыки, зубы кашалотов и даже... бивни мамонтов.

Искусство резьбы развивалось в двух направлениях. Во-первых, каждый уважающий себя помор мог вырезать костяной гребень, уховертку, черенок ножа, рыболовный крючок или шахматную фигурку. Это умение обязательно входило в “джентльменский набор” мужчины наряду с навыками владения острогой или веслом. Во-вторых, издревле существовал особенный клан мастеров, умеющих поражать как современников, так и нас, потомков, редкостной виртуозностью в изготовлении костяных икон, ювелирных украшений и прочих предметов роскоши. До нас дошли сведения о том, как еще при царе Алексее Михайловиче холмогорские умельцы вызывались в Москву для выполнения спецзаказов: инкрустирования оружия, ларцов для хранения святынь и т.п.

В XIX веке промысел пришел в упадок. Тому было несколько причин, но главная - капитализация страны, в результате чего ручной труд стал обесцениваться. Дело дошло до того, что власти открыли бесплатный косторезный класс, в которой могли обучаться дети поморов. Затея обернулась тем, что через несколько лет класс вынуждены были закрыть. Изделия из кости были настолько дешевыми, что крестьяне не хотели, чтобы их дети становились мастерами по кости; морское и охотничье дело считалось более выгодным. В 1912 году чиновники в своем докладе отмечали: “...промысел пал от недостатка сбыта.”

Может быть это звучит сейчас и немодно, но помогла... советская власть. В 1929 году в селе Ломоносово, названном так потому, что в нем родился великий русский ученый, создана была школа резьбы по кости, которая позже была переименована в “Художественное профессиональное училище резьбы по кости №27”. Сам промысел из тесных кустарных мастерских перекочевал в стены фабрики “Холмогорская резьба по кости им. Ломоносова”, тоже расположенную в вышеозначенном селе, причем, всего в нескольких десятках метров от места, где родился и вырос Ломоносов (сам дом не сохранился и на его месте построен музей).

Надо сказать, Михаил Васильевич Ломоносов будто знал, где ему надо было родиться. Село находится на острове Куростров, омываемом Северной Двиной, и многие из тех, кто здесь побывал, со мной согласятся: Куростров - одна из жемчужин Русского Севера. Чарующая тишина, обильные снега, спокойные холмы, широкие заливные луга - весь этот неброский, но западающий глубоко в душу колорит будто бы просится, чтобы его

запечатлел художник. И мне кажется, что кость (пусть она не белоснежна, но ведь и снег не всегда бывает абсолютно белым...) создана была специально, чтобы отразить эстетику этих мест.

...Деревянный двухэтажный домик в центре села - и есть та самая фабрика. Мне давно уже хотелось побывать в краю, где режут такие удивительные костяные вещи. Много раз на ярмарках, в сувенирных магазинах, в домах у людей я видел эдакую красоту, и у меня даже сложился образ “таинственной северной страны”, где бородатые такие мужики при свете лучин сидят и режут... и из-под могучих ручищ выходят неповторимые шедевры.

Я не ошибся. Почти. Мужчин на фабрике действительно много (пускай они и не бородатые). Но все-таки, больше - женщин. Для себя я решил так: тот из мастеров, кто первым обратит на меня внимание, и станет моим героем. К моему вящему удовольствию (не скрою) первой со мной заговорила молодая женщина.

Фабрика поделена на комнатки-мастерские, в которых обычно работает по несколько мастеров. В одном помещении с Ольгой Буцикиной трудились, склонившись над столами, еще три женщины. Запах, надо сказать, был весьма специфическим, и, лишь выходя на улицу, я понял: так же пахнет в кабинете у зубного врача. Ольга очень доброжелательно рассказала про то, какие этапы проходит кость, чтобы стать произведением искусства. Рассказывая, она не выпускала из рук напильничек: им она обрабатывала ажурный шарик, и длинные ее пальцы двигались так быстро, что я не успевал за ними даже взглядом.

Кости в промысле используются разные. Самые дешевые вещи делаются из коровьих и свиных костей. Это, так сказать, вариант “ширпотреба”. Другие виды кости - это уже для “благородных” работ. За века, которые существует промысел, мастера в результате проб и ошибок остановились на трех «благородных» материалах: зубе кашалота, клыке моржа и бивне мамонта. Самый дорогой, конечно, последний; мамонтовый бивень, даже если он самого низкого качества, имеет потрясающую фактуру, и по нему легко резать. Но Ольге больше нравится резать по зубу кашалота: он хоть и самый твердый, но зато не имеет полости, а значит, из клыка можно делать даже скульптуры.

…Мастера рассказали, что, когда их делегаты в лучшие времена ездили в Норвегию, тамошние жители вообще не поняли костяного искусства. Они подумали, это пластмасса. Но там есть проблема: в Европе сильны “зеленые” и добыча моржа там запрещена. Кстати, и на фабрику моржовый клык и зубы кашалота давно не поступали – мастера “добивают” старые запасы.

Косторезы всегда не только были уважаемы, но и себя уважали по-особенному. Как-то привезли на фабрику на экскурсию Людмилу Зыкину. Походила она по мастерским, поцокала языком, и уже было захотела было уходить, но один мастер, дядя Саша, окликнул ее: “Да, Зыкина ли ты? Ты, наверное, и петь-то не умеешь...” А она взяла - и запела! Прямо в мастерской. Тоже ведь, в каком-то смысле из народных талантов... А дядя Саша тот недавно умер. Косторезное дело не из самых полезных для здоровья...

Поговорили и о профессиональной болезни костерезов: астме. На фабрике оборудована вентиляция; если бы ее не было, большинство мастеров давно бы перешли на “кустарщину”, стали бы работать по домам. Так сделали многие (у кого позволяют условия), но в основном надомно трудятся пенсионеры, ведь костерезы уходят на пенсию на 5 лет раньше.

А еще в Ломоносове, как я уже говорил, есть училище косторезов. Располагается оно в двух стареньких одноэтажных зданиях и обучается в нем на 3-х курсах всего 44 юношей и девушек. Образование - бесплатное, но, поскольку Ломоносово - глубинка, ажиотажа при поступлении не наблюдается, а вместо экзаменов абитуриенты проходят лишь собеседование. В училище я встретился с человеком, имеющим совершенно другою точку зрения на косторезное искусство, кстати (за исключением японских нецке) не имеющее аналогов на нашей планете.

Галина Калинина, преподаватель спецдисциплин (говоря проще, это рисунок и композиция), тоже неместная; по поморским меркам родом она с далекого Юга, из Тульской области:

- После шестого класса я уже знала, где буду учиться, на кого, знала, что у меня будет двое детей, муж будет непьющий и я у него буду первая. Подруги говорили: “Ну, где ты такого найдешь?” Так оно и вышло! После Абрамцевского училища, где профессионально обучают резьбе по кости, меня направляли по распределению в Калининград. Но меня отговорил преподаватель: “Там, в Калининграде цех при бойне, там пуговицы делают, и

вообще люди там не по твоей натуре. Ты - добрая...” И, поверьте, приехав сюда девятнадцать лет назад, я сразу влюбилась в этот промысел!

- За девятнадцать лет вы, наверное, видели и взлеты, и падения промысла. Мне на фабрике сказали: “упадок”. По-вашему, так ли это?

- Думаю, сейчас все как бы стоит на месте. И еще - настоящее искусство “ушло в подполье”. Подлинные мастера, как они всегда работали - так и работают, но так получается, что этого всего мы как бы не видим. На худсоветах выставляется “мелочевка”. А уровень мастерства, на мой взгляд, теперь даже растет.

- Кто-нибудь оценивал общее количество мастеров?- Только у нас в селе мастеров, наверное, человек двести. Есть и по

округе косторезы. Здесь вот, какая проблема: мы сами наплодили себе конкурентов. Вот, и в Архангельске недавно открыли косторезный класс...

- Ну, а ученики лучше или хуже стали?- В некоторых уже чувствуются будущие художники. Мне знаете, что

больше всего нравится? Здесь есть преемственность поколений! Те из ребят, что принадлежат к династиям косторезов, это все с молоком матери впитывают. Они великолепно чувствуют материал, орнамент... Но были такие времена, которые, наверное, уже и не вернуть. В 1942-м, во время войны, сюда мастеров отзывали с фронтов - для того, чтобы возобновить учебный процесс!

- На фабрике я наблюдал меньший оптимизм...- Вы знаете... мне кажется, люди сильно поменялись. У людей умирает...

душа. Иногда смотришь на людей: они не живут, а “тлеют”. Среди мастеров таких очень мало, но мне хочется понять вот, что. Почему при всей хорошести нашей жизни - ведь на самом деле благосостояние людей выросло (в старину здесь очень бедно жили)! - люди духовно обеднели? Не было раньше у людей такой зависти, и еще идет в обществе сильное расслоение по достатку...

- А как это отражается на промысле?- Вы будете удивлены, но мне кажется, что злость, зависть - двигатель

прогресса... Рождается конкуренция, и соревнование, хоть оно сейчас и “капиталистическое”, настоящему мастеру только на пользу пойдет...

Архангельская область

Поют Кукарские коклюшки...

Слободу Кукарку переименовали в город Советск в 1918 году, как говорят, по всеобщему решению трудового пролетарского народа. Трудно сказать, так ли это было на самом деле – воды в Вятке с тех пор утекло немало - но исторические хроники донесли до нас сообщение о том, что выходец из местных кустарей-валенщиков Михаил Изергин, член ВКП(б), ставший главным человеком в слободе, под звон набата с пожарной каланчи собрал обывателей по типу Новгородского вече (есть сведения, что в древности берега Вятки колонизировали новгородские ушкуйники, как говорится, носители древнерусской демократии).

Народ выдвинул ряд альтернативных вариантов названия, звучащих поблагозвучнее Кукарки, но, когда из толпы донеслось: “Советск пусть будет!”, - споры в одночасье прекратились и обыватели, перекрестившись, признали: “Ну, Советск - так Советск... Даешь Советск!” так и повелось: если «Советск» - значит, тоска зеленая, и ничего в этом захудалом городишке не словишь. А словить, между тем, есть, чего. Причем, в хорошем смысле.

Старая Кукарка издревле славилась изящными мастерами. Еще Максим Горький упоминал об одном редкостном кукарском мастере, творящем из дерева чудные фигурки. Все старинные кукарские промыслы связаны были с каким-нибудь художеством; даже валенки в Кукарке валяли “стильные”. Фабрика валяной обуви работает, кстати, и сейчас. Один из кукарских

промыслов - “опочный камень”. Резчики по камню производили великолепные могильные памятники, которые и по сей день красуются на старом кладбище. Кроме надгробий, опочные мастера резали затейливых слоников и львов для украшения фасадов купеческих домов. К сожалению, промысел ныне забыт. Еще в Кукарке очень любили украшать дома причудливой деревянной резьбой. С установлением советской власти в Советске традиция украшения домов забылась и замечательные образцы деревянного зодчества можно найти лишь на старинных зданиях.

Но главный кукарский промысел - плетение на коклюшках. По счастью, это удивительное искусство живо.

К тому же, есть еще более веский повод написать о кукарском кружеве: недавно две мастерицы из Советска заняли первые места на всероссийском конкурсе. Он проводился в городе Йошкар-Оле и на него съехались представительницы лучших школ не только кружевоплетения, но и других традиционных рукоделий. Соревновались мастерицы из Нижнего Новгорода, Владимира, Уфы, Торжка, Вологды и Казани. Первые места по кружевоплетению заняли Валентина Песикова (среди мастеров) и Лариса

Брагина (среди учениц). Обе - из училища кружевниц, которое в Кукарке существует с 1893 года.

Теперь это училище называется “ПУ-28” и оно является по-своему уникальным. Но вначале неплохо было бы рассказать о том, как в Кукарке появился этот промысел.

Началось все примерно триста лет назад. Тогда в Кукарке возник человек, называвший себя корабельным мастером, якобы сбежавшим в Вятские леса из Воронежа, с Петровских верфей, спасаясь от немилости своих хозяев. Мастер говорил, что долгое время обучался плотницкому делу в далекой стране Голландии, но мужики верили ему не очень, несмотря на то, что с ним была жена, настоящая… голландка. Имени мастера и его жены история не сохранила, зато человеческая память твердо усвоила, что именно жена того плотника впервые ознакомила кукарских женщин с традиционным европейским рукоделием: плетением на коклюшках.

Это ремесло родилось в Италии в конце 15 века и очень быстро распространилось на всем пространстве Старого Света, несмотря на свою очевидную кропотливость. Охвачены были и бескрайние русские просторы. В лучшие времена в Кукарке и прилегающих деревнях работали до 3 тысяч кружевниц. Не самой плохой была и советская эпоха: в городе работала фабрика “8 марта”, производящая замечательные кружевные вещи. Теперь фабрика обанкротилась, мастерицы распущены на “домашние хлеба” и все производство, как и обучение, сосредоточилось в стенах училища №28.

Ну, а теперь познакомимся с лучшей кружевницей России Валентиной Владимировной Песиковой (Лариса Брагина, лучшая среди “юниоров”, - ее непосредственная ученица). Валентина отчасти еще пребывает в страсти недавно закончившейся борьбы:

- ...Я думала, что буду вторая. Нам дали задание: салфеточка и 12 часов работы. Конечно первой должна была стать женщина из Вологды, там все-таки, самое знаменитое кружево. И сделала она на 35 минут быстрее меня.

- И как же получилось, что вы выиграли?- Знаете, мне кажется, - качеством. Вообще-то, у нас, на Вятке всегда

мулине плели, но на конкурсе вдруг дали всем ниточку №10, как в Вологде. Сначала я была в шоке... но немногим погодя опомнилась - и быстренько освоилась.

- А чем вообще ваше, кукарское кружево отличается от вологодского?- Сложностью. И еще оно за сотни лет никогда не менялось. В Вологде

узор более однотипный и в основном он у них состоит из полотняного переплетения. А у нас есть и “полотнянка”, и “сетка”, и различные декоративные тесемки: “крестик с разрывом”, “восьмерка”, “крыжовник”, “с дыркой”, “с корченкой”, и еще несколько. Дальше у нас узор украшается различными видами сканей. Но есть и еще одна “изюминка”: в Вологде идет просто “сцеп”, а у нас - “сцеп с пересцепом”. То есть по одному сцепу нитей у нас идет еще несколько сцепов - это дает плотность и рисунок не

раздваивается. И еще мы отличаемся количеством коклюшечек - у нас их до двенадцати пар, а всего - двадцать четыре. Нигде нет такого количества...

А разговор наш происходит, между тем, в классе. Молоденькие девчонки сидят за “бубнами” (специальными подушками в форме барабанов являющимися, по сути станками для плетения) и по всему помещению разносился легкий, тонкий перезвон коклюшек. Валентина показала мне особенные, кукарские “вересовые” коклюшки. Дело в том, что во всей России эти палочки делаются из березы и только здесь - из можжевельника (здесь он зовется вересом), коего по берегам Вятки произрастает немало:

- Вересовые коклюшечки звон имеют необычный, певучий. А потрогайте, какие они гладенькие! Я не могу грубо называть коклюшки: они для меня “коклюшечки”. Под их мелодию петь хочется...

Валентина, родившись в Вятской глубинке, в Подосиновском районе, не ведала даже, что есть такое кукарское кружево. Просто, однажды, вместе с подругой приехала поступать в 28-е, а, выучившись, осталась работать в училище мастером. И 15 сентября этого года исполнится 30 лет с тех пор, как она стала учить кружевному делу молоденьких девчонок. Всего через ее руки прошло, между прочим, больше 600 учениц. И то ли еще будет!

Кировская область

Лов неводом на Селигере

В далеком 14-м веке войско новгородцев разорило городок Кличен, затерявшийся на одном из селигерских островков. Чудом спасшийся рыбак Есташка обосновался на южном берегу озера и вокруг его скромного домика вскоре выросла слобода, разросшаяся потом до города, так и названная по имени рыбака: Осташков. Понятно, что в поселении, увековечившем в своем названии простого рыбака, этой самой рыбой и жили. Во все времена.

Познание русского рыболовства

Передо мной лежит книга, изданная в Петербурге в 1912 году. Ее для меня отыскала директор Осташковского музея Наталья Бодрова. Книга носит название: “Материалы к познанию русскаго рыболовства”. Читаю главу про подледный лов неводом - и удивляюсь. К этому времени я уже участвовал в трех вытяжках, а посему начал потихоньку разбираться в сути этого хитрого способа лова, И выясняется, что с начала века ни терминология, ни технология - не изменились совершенно.

Невод такой же: он состоит из двух “крыльев” (сетей длинной по триста метров в длину и шестнадцать в высоту каждая) и “кормы” (сети - ловушки, где скапливается пойманная рыба). Не изменило время “пешню” (лом для прорубания лунок), “жередь” (длиннющая палка, к которой привязывается “ужище” (веревка). Жередь, которую прогоняют подо льдом, ловят нехитрыми устройствами - “ключ”, “шашило” и “приворот”. Место лова - “тоня” - по-прежнему представляет собой сектор озера, который охватывается неводом.

Невод опускается в “поддачу”, а достается из “вытяжки”. Артель ловцов состоит из 12-15 человек. Удача придет при условии, что вытяжка невода состоится на вечерней зоре, а поскольку все необходимые действия занимают около шести часов, артель на одну вытяжку тратит целый световой день.

В старинной книге, к слову, обнаружил я следующее наблюдение: “...Замечают, что рыбы в озере Селигер становится меньше и меньше, и размеры вылавливаемой рыбы ныне, говоря вообще, не так крупны, как в прежние времена...”

Отводила тони

Места знают только самые опытные, поэтому рыбаки обычно берут в помощь старика, знающего на озере каждый подводный камень (невод-то донный). Эта почетная должность называется “отводила тони”. Сейчас показывает тоню Николай Степанович Максимов, которого все попросту зовут Мазаем. Каждое утро его привозят на рыбозавод - и старик указывает бригаде то место, где, по его мнению, рыба есть (заранее оговорюсь, что удачный улов ныне большая редкость).

Николая Степановича я застал в его деревне Слобода, после отвода тони. Мазай немного “выпимши” (ловцы на прощание угостили самогонкой, а много ли надо 77-летнему старику). Но в общении помогает супруга его, Ольга Степановна. Семнадцать лет назад у Мазая умерла первая жена, а было у них шестеро детей. В соседней деревне была вдовушка, Ольга Степановна, у которой тоже было шестеро. Пожил старый рыбак один, и понял: больше так не может. Стал часто гостить в соседней деревне, уговаривал Ольгу, слезу пускал даже. Целый год так прошел, и вконец сжалилась вдова... Теперь они уже не разделяют двенадцать своих детей, а недавно отпраздновали появление двадцать третьего внука! Один из внуков, 17-летний Алексей, трудится в неводной бригаде.

- Николай Степанович, а как вы выбираете тоню?- О-о-о... Я приметы знаю... Когда молодой был - я ж тридцать лет

бригадиром ходил - тоже старика с собой брал. И тоже спрашивал его: “Дядь

Миш, а какие приметы?” А он мне скажет: “Собака тебя возьми! Ты свои приметы сам делай...”

- Говорят, что рыбы сейчас в озере мало стало... - Я скажу, почему. Берег весь запорошен, электроудочкой бьют.

Браконьерничают. А штука эта малька всего убивает. Я в прошлом году смотрю: орудуют бритоголовые такие. Я к ним: “Ребяты, что ж вы губите все!?” - “А ты, - говорят, - чеши отсюда, дедушка, а то застрелим тебя - и концы в воду!” Вот такую штуку изобрели... Как с электроудочкой пройдут, тут рыба вообще не появляется. А на весь Селигер одного рыбинспектора оставили. Ну, что он сделает?

Во времена Мазаевой молодости на озере было восемь неводов. Сейчас один. И эта единственная бригада с рыбозавода всю зиму, пока стоит лед, мигрирует по озеру в поисках рыбы. Удача, как я уже говорил, приходит редко.

И еще об электроудочке. Это хитрый прибор способен “набить” за час сотню килограмм рыбы. В прошлом году их изъяли у браконьеров девять штук. А сколько их на руках многочисленных горе - туристов, никто не знает...

Сам процесс

“Ну, господи, благослови!” - возможно, картинно, но, скорее всего вполне искренне восклицает бригадир Володя Черменин, опуская в поддачу корму невода. Предыдущую неделю невод рыбы не брал. “Да есть, есть где-

то рыбина, вот только накрыть ее не можем...” - скорее, самого себя уговаривает Володя.

Свою работу уже оканчивают ледорубы. У них самый тяжелый труд. В две стороны по дуге они на длину жереди пробивают по тридцать пять лунок, называемых “углами”. А в этом году лед нарос почти метровой толщины. Можно было бы и всякими приспособлениями рубить, но рыба - она ведь между прочим, и шума боится, а пешня ломает лед совсем неслышно. Лебедки монотонно тянут ужища, за которыми прикреплен невод. (Вот только разве механические лебедки помогают ловцам - раньше управлялись с “кадушками”, деревянными ручными лебедками.) “Чертова сила вытянет!” - так приговаривают рыбаки. В их устах простой и незлобивый русский мат вполне соседствует с хитрыми прибаутками (ко мне, например: “Вот вы фотоаппаратом, а мы тоней богаты!”).

Трудно себе представить, как это можно вести невод подо льдом, но тем не менее... В прорубленную вытяжку уже вытянуты жереди, за ними тянутся

веревки и вот из воды показываются крылья невода. Артель собралась у вытяжки, приготовляясь принять невод. Время, когда тянется сеть, кажется бесконечно долгим. Изредка в ней поблескивают маленькие рыбешки. “Корюшка... - Вздыхает Черменин сокрушенно. - Где, блин, эта рыбка, там другая не водится...”

Но вот уже показывается корма, но есть ли что в ней - пока не ясно. Солнце к этому времени закатилось за горизонт. Наступили сумерки. Приблизилась заключительная часть этого невидимого поединка с подводным (и подледным) царством. Кульминация. Удивительно, но и на лицах ловцов я замечаю волнительное напряжение. И это при условии, что заняты они вполне рутинным для себя делом!

Последние метры, последние усилия - и на дне сети замельтешила суетящаяся рыба. Много рыбы! В полумраке серебрящееся бока судаков, лещей и окуней представляют собой довольно фантастическое зрелище.

Лица рыбаков осветились счастливыми улыбками.

Тверская область

Тотемский мастер тетя Гена

Прожил я на этом свете приличное количество годков (хочется надеяться, что впереди их еще больше...), но никогда не подозревал, что встречусь с тезкой женского пола. Как-то принято считать, что имя “Гена” - уменьшительно-ласкательное от “Геннадий”, однако побывал я на сей раз в гостях у тети... Гены.

Полное ее имя: Генава Кельсиевна Машарина. Вот, наверное, подумали Вы, экзотика какая, но на поверку выясняется, что и Генава, и Кельсий - натуральные русские, и даже православные имена. Просто, в деревне Лом Тотемского района (где и родилась тетя Гена) имена скрупулезно выбирали по святцам, в которых, как известно, и не такое можно найти. Деревни Лом уже не существует, но тетя Гена прекрасно помнит ее простую и одновременно величественную красоту. Каждый хозяин во времена ее молодости был мастером на все руки и особенно он обязан был преуспевать в украшении собственного дома. Мастера участвовали в негласном соревновании по украшению домов, в котором единственным призом становилось уважение односельчан.

Уважаемым человеком слыл и ее отец Кельсий Афанасьевич. Едва только завершил он свой дом, стукнул 1941-й год, и всего-то несколько месяцев он успел пожить в нем. Мама, Юлия Дмитриевна, родив в 42-м четвертого ребенка, “попалась” в жестокие руки гулявшей тогда по свету “испанки” и оставила 10-летнюю Гену с младшими сестрами и братом на руках.

И ее детство завершилось. Похоронки на отца так и не пришло, а потому Гена ждала его: “пропал без вести” - считала она - значит жив. Ждала не год, не пять лет, а лет сорок, до начала восьмидесятых, когда сестры наконец убедили ее, что, даже если б он остался тогда жив, то умер бы теперь от старости. Малышей помогала воспитывать бабушка Шура, а самую младшую сестру Тоню отдали в детдом - грудничка они “поднять” были не в силах.

В колхозе Гена выполняла самую сложную работу: управлялась с быком. Его кличка “Дурак” оправдывала себя - зверь был тупым и упрямым - но надо было пахать и боронить, а обращаться с этой горой из мяса умела только Гена. У нее всегда была особенная любовь к животным, и она чувствовала, когда Дурака надо стегануть, а когда доброе слово на ушко сказать, ведь, если бык утащит свою борону в зауг, тупо там встанет, то даже трактором (ежели бы таковой имелся) не утянешь.

А взрослой девушкой Гена угодила не куда-нибудь, а во град Москву. Тогда у высшего военного начальства имелась мода брать к себе в дом девиц из глухих деревень в служанки, потому как считалось, что таковые не подворовывают и не имеют обыкновение день ото дня наглеть. Генерал был

добрый человек, а вот жена его - не очень. Не один год она проверяла чистоту посуды после помывки, качество натертости полов. Если что не так - закатывала отвратительные скандалы. Первое время Гена жила в ванной комнате, но потом хозяева сжалились и разрешили поставить раскладушку на кухне. Но особенно удивляла мать генерала. Она тоже была простая деревенская женщина, но, приезжая гостить к сыну, она организовывала форменную муштру для несчастной служанки, как будто бы “отыгрывалась” за собственные давнишние унижения, которых, может быть, и не было вовсе.

Как говорит сама Генава, они, деревенские, “поготливые” были, то есть, пугливые ко всему, а потому сидели они, служанки, по своим уголкам и не смели высунуться, даже дверь кому-либо открывать - и то запрещалось под страхом тюрьмы. Рабовладение не красило советских генералов, но так хотелось домашними пирожками, солениями всякими побаловаться... (Эх, если бы я не знал конкретных примеров рабовладения со стороны нынешних российских военных чинов, которые наголо используют труд солдат-срочников, то, может, их уважал бы!..) Однажды Гену взяли на дачу, которую генерал снимал в доме старинной постройки. У хозяина были гости.

Гена, помыв посуду, тихо сидела на лавочке, и, приметив на старом доме наличники, вдруг... стала их зарисовывать на бумажном клочке. Ей вспомнился родной Лом, отец с топориком, и она так глубоко ушла в себя, что не заметила, как к ней сзади подошел один из гостей. Тоже генерал:

- О, как вы рисуете... Вы художник?Гена испугалась страшно, и, чувствуя, как у нее горит лицо, убежала к

себе в чуланчик. С тех пор она не рисковала брать в руки карандаш. Точнее, настал длительный перерыв, за время которого она после шестилетнего служения в генеральских служанках вернулась на родину, переехала в связи нарушением Лома в райцентр, вышла замуж, родила дочь и устроилась в комбинат бытового обслуживания вышивальщицей. Жили сначала в бараке - и все мечтали о своем доме.

И в один прекрасный день они получили дачный участок. Первое, что сделала Гена на даче (по сути, это был клочок земли за городом) - завела коз, так как она не мыслила себя без животных. С той поры, и до сего дня, козье стадо не уменьшается ниже трех голов, ну, а привычное для Генавы Кельсиевны число - пять.

- Вот тут-то я и задумалась вырезать... Открыла я, что все предыдущую жизнь только и представляла, что по дереву работать буду. Строили с Юрой (мужем) домик и надо было его как-то украсить. Начала я с “пряничков”, на досках рисовала узорчик несложный - и выпиливала...

Но к наличникам, своей истинной мечте, Гена никак не решалась подступить. Для этого нужен был опыт, умение, а в Тотьме таких мастеров не имелось. Зато был художник. Настоящий, по фамилии Сажин. И Гена решилась зайти к нему в мастерскую:

- Николай Прокопьевич, нарисуйте мне... наличник.- А для чего?- Хочу вырезать такой... чтобы красивый был.- Но ведь в городе вон сколько наличников на домах старых...- Ходила я по Тотьме. Мне ни один не понравился.Художник улыбнулся, но нарисовал. Дело в том, что Тотьма - городок

маленький, русские традиции он блюдет, а главная наша черта - безотказность. Гена следила за движениями его карандаша, и вдруг...

- Я поняла! Сразу почему-то сообразила, как надо узоры строить, где уменьшить, где добавить, в общем, чтобы гармония была. И даже старые наличники стала понимать. Я со старого “кривлек” (детальку узорчика) возьму - и от него пляшу... А словами объяснить, что поняла, не могу; я ж неграмотная, четыре класса образования...

...Берется доска, обычно - осиновая, поскольку на Севере выбор древесины невелик. На бумаге тетя Гена придумывает рисунок, этот процесс она считает самым сложным и ответственным, потом рисунок переносится на доску. Мужу, Юрию Леонидовичу, тетя Гена доверяет только один этап, который она сама не любит делать: просверливать в нужных местах отверстия. Муж, простой работяга, раньше пытался резать вместе с супругой, но рука у него такая тяжелая, что все время он лишнее срезал, и Гена

отказалась от его помощи. Потом ножами вчерне вырезаются детали. Ножи тетя Гена выпрашивает на мясокомбинате, ими когда-то разрезали туши и они давно пришли в негодность, но наша героиня вновь их оттачивает и возвращает к жизни. Следом, по ее выражению, узоры надо “отшоркать”, то есть, отточить напильниками и отполировать наждачной бумагой.

Кроме наличников, тетя Гена любит делать рамки для картин и зеркал, карнизы и прочие “архитектурные излишества”, “декора”, как она сама говорит, без которых дома становятся похожими на мрачные бараки. После украшения своей дачки, мастерица украсила 2-этажный деревянный дом, в котором они имеют квартиру, дома родственников и знакомых, знакомых знакомых и просто людей, которые об этом попросили. Украсила узорами тетя Гена и “дом для коз” который она построила на своем участке.

Сколько всего домов в Тотьме наряжены в “декора”, оно даже не считала. Так как кроме нее искусством прорезного наличника владеет только она, от заказов отбоя нет, и, что замечательно, тетя Гена ни разу в жизни не брала за работу денег. Считает, что память о ней - а ведь резной наличник

делается на века - гораздо важнее всяческих материальных благ. Про то, как придумываются узоры она говорит так:

- Я люблю животных и цветочки, вот, от этого всего и выдумываю. Иногда в телевизоре промелькнет рисуночек - я схватываю карандаш - и сразу переношу на бумагу. А всегда хочется чего-то необычного. Как-то была я у сестры Тони, а ее подруги заговорили про то, что арки сейчас в квартирах в моде. Я не вникла, дак, а ночью проснулась - и думаю: “Что это за арки такие...” И тут меня осенило! Схватила бумагу, карандаш - и ну рисовать. А утром встала - и давай резать...

Такая вот она, мастер тетя Гена. И люди ее любят, и она людей тоже, да только одна беда. Дочка с внуками сейчас живут в Беларуси, в городе Бресте, и очень жалеет Генава Кельсиевна, что по причине дороговизны билетов не могут из-за “тридевяти земель” приехать в гости внуки. Вот бы кому она передала свое искусство!

Вологодская область

Тебе пою, о, огурец!

...И настает день, когда жители вятского села Истобенск поздравляют друг друга: “С огурцом вас, мужики!..” - “С огурцами вас, бабоньки!..”

...А еще существует целый обряд посвящения в огуречники. Значит, так: берется один, по возможности, самый крупный экземпляр, и изнутри из него вырезается мякоть. В образовавшуюся полость наливается, конечно, водка. Человек, желающий стать огуречником, должен оное опорожнить и закусить тем самым огурцом. Если через сколько-то времени он не валится с ног (а относится это к лицам обоего пола), то в таком случае двери одного из самых скрытных узкопрофессиональных “союзов” России для него открываются. Есть, правда, еще одно “но”: в огуречный мир принято пускать исключительно коренных истобян.Жизнь огурца окутана тайной и недомолвками с самого его рождения. До сих пор бытует странная традиция, согласно которой огурцы надо садить скрытно, чтобы никто из соседей и даже домашних не участвовал в работе и вообще не видел самого этого процесса. Особенно надо беречься посторонних глаз при посадке начальной полосы. Первый выросший огурец положено закапывать тут же, в огороде и не дай Бог, если кто-либо подглядит! Иначе, нападет на урожай желтизна... Собираются огурцы с утра, поскольку они имеют странное свойство расти только по ночам. У этих овощей есть даже свой христианский покровитель, отвечающий только за благополучие огурцов. Его и зовут соответствующе: мученик Фалалей-огуречник. Уже когда подъезжаешь к селу Истобенск, начинаешь подозревать, что здесь что-то не так. Уж очень какие-то однообразные огороды, ровнехонько рассеченные длинными грядками. Явно, что не картошка, не лук и не капуста. И среди каждого огородика (они немаленькие, соток по тридцать) обязательно заметишь копошащиеся человеческие фигурки. Только при ближайшем рассмотрении понимаешь, что все это - огуречные плантации. Известно, что в любом нашем более-менее населенном пункте главная улица именуется Советской или Ленина, здесь же главная улица носит имя... Труда.Почему в этом селе, находящемся в регионе с не слишком ласковым северным климатом, прижилась всего одна культура, - загадка. Земля здесь самая обыкновенная: голая глина, жирно налипающая на ноги и навевающая неопределенную тоску. История донесла до нас сведения о том, что некогда жители Истобенска, прямые потомки новгородских ушкуйников, вообще не имели огородов а жили они исключительно рекой. Точнее, истобяне издревле (село впервые упоминается в летописях под 1379 годом) служили на северных реках капитанами, шкиперами и просто матросами. Жили

настолько благополучно, что не нуждались в личных подсобных хозяйствах. Но Вятка постепенно теряла свое значение торговой реки, а потому и возникли проблемы с достатком. В 1822 году местное земство обратилось к властям с просьбой о выделении крестьянам земель, которая вскорости была удовлетворена. Первая культура, которую стали возделывать истобяне, были вовсе не огурцы, а капуста. Заготавливали ее в жутких количествах и засаливали в собственноручно изготовленных бочках. Потом дружно переключились на лук.

Но только такой скромный овощ, как огурец (почему-то ему все время приклеивают эпитет “не жилец”...), по-настоящему принес им удачу, славу и достаток. Достаток до такой степени, что истобяне до сих пор считаются самыми зажиточными людьми во всей России-матушке. Так ли это на самом деле, мы еще увидим, но вот о значении истобенского огурца в судьбе нашей родины поговорить стоит. Не случайно ведь поются частушки типа: “Истобенск - село большое, там хороши мужики, у них головы капустны - огуречны кулаки...”Житель любого северного города - находись он в Мурманской, в Архангельской, в Пермской области, или в республике Коми - прекрасно помнят улыбчивых людей (славянской внешности) на рынках, торгующих огурцами прямо из громадных деревянных бочек. Но мало кто знает, что эти люди и есть истобяне. Казалось, что истобян - миллион, но на самом деле население села составляло всего-то тысяча триста душ. Они “пахали” и в прямом и в переносном смысле этого слова. Лелеяли и блюли каждый

огурчик - и в итоге засаливали по несколько десяток бочек на семью. У огурцов много врагов-вредителей, от слизней и тли до кошек, которые здесь, в Истобенске, наверное, за нехваткой другой пищи, выучились поедать огурцы. Борьба со всеми этими напастями требует неусыпного внимания. Внешне истобенский огурец вовсе не отличается от своих собратьев из других регионов, но вся его прелесть заключалась во вкусе. Вкус, цвет и, конечно же, замечательный, “фирменный” хруст достигался не способом переработки, но уникальнейшими условиями хранения. Истобенский огурец еще называется подледным. И вот, почему. После краткой засолки в течение двух суток, огурцы в бочках помещаются в специальные ямы, называемые здесь “речками”. К настоящей реке Вятке ямы имеют весьма приблизительное отношение, так как вырываются не возле реки, а около ручьев и родников. Но вот родники-то как раз и дарят огурцам уникальные свойства. Дело не только в чистоте воды, но и в постоянной ее температуре - около +4 С -, причем, как и летом, так и зимой.

Истобян почему-то считают очень тяжелыми людьми, и меня не один раз об этом предупреждали. На поверку оказалось, что это вовсе не так. В любой дом, куда я вошел (честно скажу - наугад) хозяева встречали дружелюбно, поили чаем и раскрывали буквально все свои “огуречные” секреты. У каждой семьи они свои. Не существует единой рецептуры и каждый добавляет в рассол свой набор ингредиентов, среди которых постоянные участники только укроп, чеснок и хрен. Остальное - личное творчество огородников.Если закладка огурцов в ямы (и ямы у семей индивидуальные) процесс

долгий и не слишком приглядный, то доставание подледных огурцов, приходящееся на весну, обставляется как праздник. Здесь даже стихи про это сочиняют:

Майской весенней поройИз речки тащат огурцы,Это бывает всегда,Как только наступит весна...

В этом участвует вся семья: расчищается застарелый снег, пилой “Дружба” вырезается во льду квадратная лунка и из нее - одна за одной - вытаскиваются при помощи трактора или снегохода бочки. Количество бочек, в зависимости от урожайности года, варьируется от 10 до 50.Трудно понять, как умудрялись истобяне самостоятельно возить 250—литровые бочки (истобенский стандарт) за тысячи километров на поездах и самолетах, но это было так. Но это происходило до некоторого времени. Где-то коло шести лет назад реализацию взяли на себя совсем другие люди. Как уж там их называть - коммерсантами, посредниками или спекулянтами - каждый решает сам, но истобяне им сейчас благодарны за то, что часть их труда, касающаяся реализации, перешла к другим. Есть, правда, отдельные голоса о том, что на огурце кто-то сказочно наживается, дворцы строит и прочее, но и те, кто не доволен ситуацией, так же сдают огурцы тем же перекупщикам. Принимают огурцы хоть и не по шибко великой цене (5 рублей за килограмм), но нынешние транспортные тарифы таковы, что, если простой истобянин решится однажды отвезти свои огурчики, например в Мурманск (а возили и туда), выйдут они не простыми, а просто-таки “золотыми”. Судя по далеко не маленькому количеству коммерсантов, занимающихся скупкой огурцов, дело это прибыльное. Кто они? Как правило, это молодые люди из приполярных городов, наладившие недорогие каналы поставки к себе на родину. Никто из них не интересуется технологией приготовления огурца и общение происходит лишь на уровне “купи-продай”. За одним единственным исключением. Вот, о нем и поговорим.На окраине села, в старой школе, недавно обосновалась фирма с названием “Огуречный рай”. Работает в ней полтора десятка человек и занимаются они, как вы сами понимаете, огурцами. Закупают их у добропорядочных итобян и засаливают, следуя здешней, давно отработанной, “ямной” технологии. Прежде всего меня, когда я узнал о существовании “Огуречного рая”, удивило само это название; разве бесконечные плантации огурцов с копошащимися среди них подобно рабам на фазенде людишками могут называться раем? Но основатель и директор фирмы Вячеслав Сотнев с ходу опроверг мои сомнения:- Раньше я понятия не имел, как делаются эти огурцы. Когда я впервые приехал сюда, то увидел простых мужиков, которые перед тем, как в речные ямы залезать, выпивали стакан водки, разбивали лед и тянули из студеной

воды бочки. И знаете... теперь я этих мужиков люблю больше, чем что либо! Да, а насчет “рая, вот из каких соображений я исходил: здесь, в Истобенске, в Вятку впадает много ручьев и речек и получается как бы остров. Ну, не географический, а хотя бы климатический. Дело в том, что ручьи забирают всю влагу, туманы, и не образуется росы. Это для овощей, и особенно огурцов очень важно, так как они растут по ночам и желательно, чтобы температура ночью не опускалась ниже 15 градусов. Я в другом селе, не так далеко отсюда, пробовал засадить несколько гектаров огурцами и у нас возникли проблемы с из выращиванием. А здесь для огурцов - настоящий рай, ей-богу! Вячеслав - выходец из далекой Воркуты. Там он занимался и фермерством, и коммерцией, но, на его взгляд, по-настоящему он нашел себя здесь, в “Огуречном раю”. Планы у директора, можно сказать, наполеоновские:- Я хочу, чтобы Истобенск стал родиной огурца. Ведь на самом деле во всей России нет такого населенного пункта, где люди прямо-таки жизнь свою клали на огурцы! Я долго пытался понять, где спрятан секрет истобенского огурца, пока не понял: весь секрет - в трудолюбии...- А что, в других городах и весях так не трудятся?- Чтобы так - нигде не видел! Здесь же это веками прививалось, они ж как заколдованные на этих огородах, зомбированные: на каждый огурчик дышат...Тем не менее, “Огуречный рай” закупает только половину всех огурцов. Другую половину они учатся выращивать сами. Причем, что странно, для взращивания огурцов на своих полях они нанимают вовсе не истобян, а... корейцев, которых они нашли в Узбекистане. И вот, почему: если корейцы традиционно привыкли старательно трудиться везде, где бы они ни были, русский всего себя вложит только, если это “свое, родное”. Менталитет такой. Поставь истобянина на поле, принадлежащее фирме, - никакого толка не выйдет. Только урон один. Конкурентов у “Огуречного рая” в последнее время заметно прибавилось, но занимаются они не производством, а скупкой огурцов. Вячеслав их не боится, и даже доволен тем, что объемы засаливаемых населением огурцов растут неуклонно. В этом ведь главное условие любого прогресса. Главная же мечта директора - стать поставщиком сети ресторанов “Макдональдс”. По его мнению, это вполне реальная цель: лучше все-таки снабжать популярную сеть не польскими огурчиками, а нашими, родными, которые, кстати, выпускаются на рынок под маркой “Огурчики вятские подледные”. ...С особенным удовольствием Вячеслав помогает проведению Праздника огурца, который появился в Истобенске пять лет назад. Время праздника обычно приурочивается к окончанию сезона сбора огурцов, когда закрывается последняя бочка. Конечно, веселятся от души, а ведь, как известно, кто умеет трудиться, умеет и отдыхать по-настоящему. На сей раз немного не повезло с погодой - дождь и порывистый ветер не слишком располагали к тому, чтобы праздничное действо выплеснулось на улицы Истобенска. Тем не менее, это случилось. Люди плясали и пели под

холодным дождем! Да, что там песни, здесь даже Пушкина по-своему переписывают:Мой дядя самых честных правил,Когда не в шутку занемог,Он огурцы солить заставилИ лучше выдумать не мог!Его рецепт - другим наука:Берешь огурчик (рублик-штука!), Наполнишь бочку всю точь - в точь,И солишь, солишь день и ночь...Добавишь хрена и укропа, Листа смородинного часть, О, Боже мой, какая сласть!Халвы не надо и сиропа,Хрусти и думай: “Вот те на!..”

Кировская область

Родина Жар-птицы

С холуйской и хохломской росписями мы уже ознакомились – пора махнуть в «козырный» Палех. Ходит то ли быль, то ли легенда о том, что в свое время американцы предлагали палешанам перевезти их вместе с избами, скотиной, сараями и даже пожарной каланчей за океан. Но они отказались...

Правильно ли палешане сделали? Американцам конечно же были нужны не они, а их искусство, которому от роду почти тысяча лет. Даже у немца фон-Гете, автора “Фауста”, была голубая мечта побывать здесь, в глубине русских снегов, чтобы увидеть, как в темных избах мужики пишут иконы византийского стиля, да еще такого качества, которого цивилизованная Европа в то время не видывала...

“Темные избы” канули в лету, да и снега с тех времен стали не такими глубокими, но палехское искусство с той поры не только не затихло. Оно стало еще более совершенным!

Правда, с тех пор многие призадумались: а не стоило тогда согласиться и свалить в Америку?

Советская власть палехское искусство любила. Потому что оно приносило стабильный валютный доход. Не смущало даже то, что промысел-то изначально был иконописный! Здешние изографы славились не только тончайшей техникой письма, но и тем, что посредством тайных иконописных секретов могли сообщить образам, которые они создавали, удивительную духовность - вплоть до того, что иконы воспринимались как живые существа. Кстати, в другом иконописном центре, селе Холуй, в канун революции стали внедрять практику писания т.н. “расхожих” икон. Поимею наглость повторить мою любимую притчу. В те времена иконописцы по степени мастерства подразделялись на “личников” и “доличников”. Первые писали лики, вторые - все остальное. Развилась полиграфия, печатные иконы создали конкуренцию художникам пришлось переквалифицироваться в “личников”. Зачем писать икону полностью, если она все равно пойдет под оклад?

Это был жестокий переворот в иконописи, потому что с тех пор образы стали писаться не для Бога, а для денег. Ежели такое возможно - значит, Бога нет, ежели его нет, - значит все дозволено. Ох, как мы, русские люди, потом жестоко поплатились за эту логику...

Палех по сравнению с Холуем и Мстерой оказался в оппозиции. Дело в том, что здесь была глубинка, иконы писались в основном под заказ и палешане не опускались до халтуры, старались поддерживать марку (ко всему прочему, палешане развивали еще одно ремесло: они расписывали по всей России храмы и в этой области они являлись монополистами). Но

далеко не все поддержали честь цеха. Палехские “доличники”, простые подмастерья, все же стали в угоду рынку штамповать злополучные “расхожие” иконы и раковая опухоль халтуры проникла и на эту благословенную землю.

Если сказать коротко, вскоре пришли ко власти атеисты, Бога они отменили и в этот-то момент как раз и поступило предложение из-за океана. Но подвернулся другой случай. Старые мастера где-то подглядели расписные немецкие коробочки из папье-маше и они решили перенести свое сакральное искусство на картонные изделия. Ну, а поскольку религиозные сюжеты власти запретили, придумали изображать эпизоды построения коммунизма в деревне. Или эпизоды Гражданской войны. Но особенно палехские художники полюбили русские сказки. Практически они стали в сказках жить.

Такова краткая история палехского искусства.

Теперь о настоящем. Еще перед капитализмом (назвали его хитро: “перестройкой”) стали в Палехе, аккурат между каланчей и Ильинской церковью строить гигантское сооружение. Оно должно было стать Дворцом творчества, в котором кроме залов и гостиных у каждого художника должна была иметься мастерская. Дворец на целых триста мастерских! Прямо-таки сказка наяву...

Теперь этот долгострой превратился жуткого монстра, могущего испугать свои видом любого.

Зато успели достроить великолепное здание Палехского художественного училища. Пожалуй, это - лучшее, чем может теперь похвастать село. Здесь до сих пор стараются не ронять планку как уровня

преподавания, так и быта студентов. И не случайно: училище находится под эгидой Министерства культуры.

Заместитель директора училища Галина Бердникова рассказала мне, что не всегда здесь была такая “божья благодать”. Всего несколько лет назад из Москвы приходила бумага за подписью премьер-министра с предложением ликвидировать уникальное учебное заведение, точнее, переоборудовать его в художественную школу. Но чиновники вовремя одумались и теперь, несмотря на то что Палех - глубинка, конкурс сюда - 4 человека на место.

Выходят отсюда художники-мастера лаковой миниатюры (кроме всего прочего, здесь учатся писать иконы), хотя на самом деле, как заметила зам. директора, “методом подсадки”, то есть, получая навыки от своих родителей, молодые палешане могут узнать гораздо больше о тайнах росписи. Но здесь, в училище еще дают классическое образование, включающее в себя владение всеми техниками живописи и рисунка. Важно и другое: диплом Палехского училища имеет значительный вес и с ним специалист при условии наличия таланта и желания никогда не пропадет. Те более что салоны принимают работы только у дипломированных художников.

Но, по наблюдению Галины Васильевны, уровень подготовки иногородних абитуриентов выше. Сказывается самоуверенность палешан: мол, “мы имеем вековые корни, нам нечему учиться”. Кстати, иногородних среди студентов сейчас всего 12 человек из 132; дорога стала нынче слишком дорогая (простите за каламбур)... И вообще в нынешних студентах прослеживается какое-то охлаждение по отношению к учебе: проблема в том, что промысел сейчас находится в упадке. Как, собственно, и вся экономика региона. В том же Палехе все предприятия развалены, остался лишь молокозавод. Потому и получается, что либо палешанин идет в сельское хозяйство, либо - в художники. Третьего ему не дано.

Насчет нынешнего положения промысла мы поговорили и с директором Музея палехского искусства Алевтиной Страховой. Полагаю, музейных работников, особенно провинциальных, автоматически можно причислять к лику святых. Что некоторые и делают, чем на самом деле глубоко их оскорбляют. Особенно рассуждать по поводу “святости” обожают чиновники от культуры. Лучше бы зарплату подняли! Алевтина Геннадьевна - главная в музейном комплексе, состоящем из пяти (!) музеев (кроме музея лаковой миниатюры есть еще дома-музеи знаменитых палешан-художников). Так вот, зарплата ее составляет 12600 рублей. Что тогда говорить о простых сотрудниках?

Нынешние Времена Алевтина Геннадьевна оценивает весьма положительно. В лучшие времена Палех посещали больше 200 тысяч туристов, в частности, иностранных, и это была слишком большая нагрузка на музеи. Теперь - не больше 60 тысяч, причем иностранцы здесь не бывают вообще.

- ...Раньше иностранцы не боялись ездить по России, а теперь... Да и вообще, палех - специфическое, очень сложное искусство, у него есть свой

круг любителей и почитателей. Мало кто знает, что такое палех на самом деле...

В лучшие времена краски делались так: собирались разноцветные камни, перетирались в красители, а потом порошки перемешивались с яичным желтком и квасом. Сейчас вместо природных чаще берутся химические красители, но в целом техника не изменилась. Испокон веков художники вяжут себе кисти сами: подходит для них беличий мех, причем, белка должна быть убита в августе, тогда у нее особенно тонкий и прочный волос. В Палехе, в отличие от других центров лаковой миниатюры, к простым краскам добавляется золото. Настоящее. Приготавливает золотую краску каждый художник сам: сусальное золото в блюдце перетирается с гуммиарабиком. Длится этот процесс долго, до нескольких дней - до того момента, пока художник не почувствует, что краска готова (истерта до нужной степени). Такая краска называется “твореным золотом”, потому что она “творится” мастером. Золото используется вот, для чего: на черном фоне оно смотрится настолько эффектно, что кажется, будто изображение на шкатулке стереоскопическое. Твореное золото первоначально не блестит. Для того, чтобы оно “заиграло”, художник берет... волчий зуб (он очень острый) и каждый штрих на своем творении отшлифовывает.

Для тех, кто не знает: настоящий палех от поддельного, которым теперь буквально наводнена страна, можно как раз определить по золотому блеску. Но и стоит настоящий палех соответственно.

Всего, как отметила директор музея, в Палехе чуть больше 600 художников, из которых истинных мастеров “высокого полета” (именно так Алевтина Геннадьевна выразилась), не больше 120. Ну, а что касается положения промысла... директор посоветовала мне спросить об этом у самих художников.

…Мне повезло. Я попал на мероприятие, которое проходит всего дважды в месяц: художественный совет. Палехские художники всегда работали кустарно, на дому, и в общем-то грандиозная идея построить для них Дворец творчества (теперь это - “гробница творчества”) с самого начала была обречена на провал. Если в Холуе и Мстере есть предприятия, объединяющие художников, то здесь, в Палехе, как создали в 1924-м “Артель древней живописи”, та она и существует до сих пор. Правда, теперь эта артель именуется “Объединением художников палеха”. Входит с объединение около половины палехских изографов. Творят, как уже было сказано, они дома, но дважды в месяц самые маститые и уважаемые мастера оценивают работы. В прямом смысле этого слова: результат оценки - сумма, которую получит художник. Объединение берет на себя реализацию работ и снабжает художников красками, материалами и золотом.

Стоимость работ на худсовете варьировалась от 450 до 1800 рублей. Впоследствии перекупщики “накрутят” на них 3 или даже 4 цены. В перерыве я решился подойти к самому солидному из оценивающих работы, так как посчитал, что именно он - главный. Оказалось - вовсе нет. Он простой, правда заслуженный, художник и зовут этого почти двухметрового бородача Николаем Павловичем Лопатиным. Откровенно говоря, в моем воображении его могучая внешность как-то не вязалась с миниатюрными шкатулками, тем не менее в процессе общения я понял, что передо мной человек, свято преданный искусству.

В отличие от большинства палехских художников, Лопатин - неместный. Однажды, еще когда был школьником, он приехал сюда на экскурсию и просто был потрясен лаковой миниатюрой. Лопатин учился здесь, в Палехе и в училище познакомился с девушкой, тоже иногородней, так же “зараженной” лаковой миниатюрой. Теперь в их семье художники все: Николай Павлович, Супруга Нина Павловна и их два сына - Алексей и Лев. Лопатин и сам теперь преподает в училище.

Такой семейный промысел - обычное для палеха дело. Работа в радость, но она неуклонно обесценивается. Еще два десятка лет назад, когда в мире была мода на русское, шкатулки не продавались дешевле 50$ (тогда мерили на доллары…). Дошло до того, что художники перестали расписывать броши: тогда они оценивались в 10$, теперь же их цена - сущие копейки. Художников считали миллионерами, хотя на самом деле это было не так: деньги “делали” перекупщики, барыги. Некоторые из художников успели построить себе коттеджи на улице Зеленая Горка, но строились они не за

шкатулки, а на кредиты, которые тогда можно было взять. Семья Лопатиных как жила, так и сейчас живет в маленькой квартирке.

Если говорить о сегодняшнем заработке художника, то, если за месяц он заработает 15 тысяч (рублей), это для него будет большим успехом. Практически удается наработать лишь на половину того. Жили бы и вовсе худо, но выручают личные подсобные хозяйства.

Все зависит от самого художника. Мы уже упоминали тех 120 настоящих изографах, которые поистине творят, так вот, как и перед революцией, кризис промысла привел к тому, что многие опускаются до откровенной халтуры. Так же как в те времена стали писать “расхожие” иконы, так и сейчас многие берутся за весьма сомнительные заказы. Например, расписывают “под палех” мобильные телефоны, или малюют шкатулки с “Мерседесами” на крышках, или пишут пошлые портреты “новых русских”. А недавно заказчик искал художника, который бы ему изобразил “икону”: улыбающуюся Богоматерь. Художники отказывались, ведь есть же предел даже у пошлости. Но заказчик вскоре уехал в хорошем настроении; видимо исполнителя он нашел.

Ивановская область

Солнце и счастье в добрых руках

- ...Заставило меня их делать любопытство. Посмотрел в Архангельске как там делает родственник - и попробовать решил.

- Долго учились?- Не очень. Трудно было доходить как надо щипать. А потом, как с

щипанием разобрался, просто стало. Давай, покажу...В северном городке Каргополе щепные птицы почему-то были не в

традиции (а может, традиция эта была основательно забыта). Юрий Иванович Ягремцев двадцать лет назад стал пионером этого редкого ремесла (для данного региона). Теперь-то у него много учеников, и в Каргополе “птиц счастья” можно купить в нескольких местах, - вещь красивая и выигрышная. Но “насадил” промысел именно он, Мастер...

Кстати, птицы здесь делаются двух сортов: “солнце” и “счастье”. У “солнца” перышки востренькие, они как лучики, а у “счастья” более округлые формы. Всего Юрий Иванович их наделал тысячи, но теперь болезнь возымела власть над телом Мастера и он садится на свой любимый табурет на веранде, переоборудованной под мастерскую не так часто. А начинал Мастер в другом помещении, называемом им “туалетом”:

- ...Работал я в городской телефонной сети, придешь домой, наносишь дров, садишься в “туалет” на пьедестал - и начнешь строгать. Хвосты сначала не получалась, но тут есть один секрет, как щипать: вдоль или поперек. Не сразу я дошел до того, что щипать надо поперек волокон. Когда крылья делаешь, сначала раскрываешь половину, потом вторую половину, а потом их сводишь вместе. Хвост проще: там две половины “замком” соединяются. А крыло накладывается. Главное, чтобы количество перьев соответствовало - в зависимости от размеров птицы...

Размеры Мастер освоил самые разные - от 2 до 50 сантиметров - правда, разнокалиберные птицы похожи друг на друга как слоники. Юрий Иванович не скрывает секрета их изготовления:

- Вот, смотри: сначала я готовлю брусок и грубенько топориком обрабатываю конфигурацию птицы. Потом ножом обрабатываю - и расщепляю хвост. Материал используется - сосна или ель, ее легче резать, но из сосны красивее получается - там годовые кольца видны. Еще сосна болотная должна быть, она попрочнее. Сушу недельку (обязательно в комнате, если ускоренно сушить, все развалится), шкурю - потом в горячую воду - оперение раскрываю и перехватываю ниткой. Потом крыло делается, так же, как и хвост. Ну, вырезал - и сразу в горячую воду. Там расперил и ниткой связал. Можно и не связывать, они держаться тоже будут, но лучше связать - для надежности. “Коронки” еще делаю, так, мне кажется, красивше. Ну, потом соединяю и “чепик” деревянный приделываю. Это, чтобы

подвешивать ее. Она потом в квартире от движения воздуха будет крутится, во все стороны глядеть. Их, птиц, и большими можно делать, и совсем крохотными, два сантиметра, это чтобы женщинам в ушки можно было вдевать заместо сережек. Ну, усек?

- Почти. А что самое трудное в этой работе?- Расщепить, наверное. Да еще и материал нужный подобрать. И не

забудь: брусок надо нарезать так, чтобы годовые кольца были горизонтально, а то потом трудно будет ощипать.

- Скажите, а она правда приносит счастье?- По правде говоря, не знаю... Но, вот, удовлетворение - во многом.

Когда работаешь - успокаиваешься как-то... Спина разве только болит от напряжения. А вообще так скажу. Будешь работать - и счастье будет, а не будешь - какое счастье-то? Главное трудиться, быть здоровым, не жалеть себя, не плакать, а что еще надо для счастья? А вообще люди считают, что вроде приносит. Специально приходят ко мне, потому как слух прошел, что

именно мои птицы счастье приносит: у них “хорошая аура”. А я, дак, в это не верю... Просто дарю от души.

- А продаете?- Как-то жизнь заставила меня их продавать, это когда пенсию

задерживали. А сейчас не продаю. Вот у меня список целый составлен: кому из знакомых дарить. Тут у меня человек сто. Дарю вот - у кого день рождения, или что... Да и у наших людей и так денег сейчас нету. Не вяжется продажа всякая с моей идеологией.

- Но ведь в городе птиц много продают...- Да, учились у меня многие. Ведь по сути, если руку набить, одну птицу

за час можно сделать. Это сушить ее долго надо, а делать-то быстро. Да приходили тут, даже с Архангельска: давай, ты будешь директором, а мы делать будем! Это все не то... Ведь никакого творчества не будет: гони в размер и по плану. Нам с бабушкой сейчас и пенсии хватает. Тут красота... Да разве счастья можно купить? Были как-то студенты из Голландии, я им по птичке дал, а одной девушке не досталось. Она взяла одно перышко-то с полу, и все рассматривает, какое оно тоненькое, чудно ей. И я сделал специально для нее, невысушенную правда. И улетела моя птица в Голландию...

Архангельская область

Счастье луковое

Селе Ёмсна разлеглось на довольно ровном пространстве в пойме реки Солоница. Из Солоницы в старину брали воду и вываривали из нее соль, но теперь, в результате мелиорации, чудодейственные свойства река потеряла, но осталась она такой же полноводной и исправно снабжает своей водой поля и огороды.

А вот колхоз в Ёмсне, недавно гордо названный “СПК Возрождение”, “опростался”: несколько лет назад пустили под нож последнюю корову, чтобы выплатить долги колхозникам, и теперь местное хозяйство занимается исключительно заготовкой кормов с целью их продажи, благо травы на полях, давно забывших плуг, вдоволь и отличается она редкой “жирностью”. Правда, так до конца и не понятно: если имеются такие замечательные заливные луга, - почему бы на них не заниматься животноводством? Тем, кто искушен в вопросе, ясно, что Русь - страна, состоящая сплошь из парадоксов, тем более у нас бывает и не такое. Например, в государстве, являющемся одним из мировых лидеров в производстве нефти, вдруг может не оказаться на бензоколонке солярки...

Ну, а люди... они давно научились жить натуральным хозяйством. Держат помногу скотины, делают из молока замечательный творог, жирную

сметану, вкуснейшую ряженку, и стараются продавать это на городских базарах, ведь село расположилось довольно удобно: отсюда одинаковое расстояние до Ярославля, Костромы и Иванова. Хотя, если, честно, это “одинаковое” расстояние довольно велико и преодолеть его в наше время весьма проблематично.

В этом году Ёмсне исполняется ровно 250 лет. Столь странное для Среднерусской равнины название имеет три объяснения. Согласно первому, когда здесь проходили монголо-татары, их лошади здорово завязли в пойме реки, и с татарского “темсна” переводится как “тесто”. Второе объяснение таково: в старину здесь пролегал большой тракт, называемый Арменским, и местные жители его обслуживали, или, как говорили тогда, “гоняли ямщину”. Ну, а согласно третьего толкования, село так назвали из-за речушки Ёмсны, которая протекает неподалеку, а названия ей дали угро-финны.

Среди пойменной равнины, за много километров вокруг виден ёмснинский храм Троицы, как говорят, бывший некогда самым богатым во всем уезде. Теперь он, к сожалению, в заброшенном состоянии, но, несмотря на облупившиеся стены и заброшенный вид, он и сегодня впечатляет своей величественностью. Известно, что случайного в мире ничего не бывает, и, если в селе был богатый храм, значит, здесь жили небедные люди.

Именно в храмовый праздник, Троицу, мне посчастливилось побывать в Ёмсне. Считается, что хорошо праздновать умеет тот, кто хорошо умеет работать, но... какая работа может быть в колхозе, который уже собрался спеть по себе “отходную”? А вот, какая: луковая!

Согласно историческим хроникам самый здешний зажиточный крестьянин Иван Мальцев держал в Ёмсне постоялый двор и валенкокатальню, но, пожалуй, он был исключением. Самым распространенным здешним промыслом здесь считалось... выращивание лука и хрена. Исходя из того что хрен, как ни крути, - сорняк, и особливого старания он не требует, главные силы всегда отдавались луку. Как, собственно, отдаются и ныне.

“Кто ест лук - избавлен будет от вечных мук” - так говорилось в народе. Но лук во все времена считался самым дешевым товаром и про него даже поговорка была сложена: “лук - татарин: как снег сошел, и он тут”. Или: “луком торговать - луковым плетнем подпоясываться”. Очень немногие села по России рискнули луковое дело сделать своим промыслом, а уж так, чтобы на выращивании лука люди построили свое благосостояние... В чем секрет Ёмсны? Прежде всего, конечно, в трудолюбии. За ним следуют вековой опыт и прекрасные природные условия, позволяющие получать завидную урожайность. А остальное - это секреты, которые старается свято хранить каждое ёмснинское семейство.

Кстати, у лука есть еще одно проверенное временем действо. Лук - вовсе не овощ, а некогда, в доисторический еще период “одомашненная” трава,

причем, трава не простая, а лекарственная. Один из видов лука, черемша, до сих пор растет только в диких условиях, и, как известно, она обладает просто-таки целебными свойствами. Но “действо” лука, о котором мне сейчас хочется вскользь сказать, совсем иного свойства: запах лука не выносят сила, которую мы в просторечии называем “нечистой”. В старину высушенный лук носили в качестве оберега в ладанке или на кресте.

Кстати, о старине. Здесь настолько ценят старинные традиции, что до сих пор сохраняют свой храмовый, или, как иначе говорят, престольный праздник. На сей раз он прошел особенно широко, так как было много гостей из других городов и весей. На всех хватило специально сваренного деревенского пива, холодного и хмельного, так же всем досталась ритуальная яичница, приготовленная прямо на костре (такова местная традиция). Яйца, между прочим, собирали по домам колядующие - с веселыми песнями и плясками. Старая ёмснинская традиция - завивание березки, когда каждая девица должна привязать к самому любимому на Руси дереву ленточку или кусочек ткани, а потом желающие могут и “покумиться”. Для нашего слуха слово “покумиться” звучит непонятно, а на самом деле все просто: после кумления молодые женщины минимум на год становились подругами и могли смело доверять друг другу свои тайны.

В гости к ёмсницам приехали знаменитые и единственные на весь мир нерехотские рожечники. Все когда-то слышали о пастушьих рожках, но так, чтобы из таких, казалось бы, примитивных инструментов составился целый оркестр! Нерехотским мужчинам такое - не слабо.

Жаль только, что праздники, как и все хорошее, быстро проходят... Быстро пустеет поляна у старинного пруда, разъезжаются гости и расходятся

ёмсницы по своим домам, в которых давно уже накрыты столы. Село снова погружается в будни.

И только в сельской библиотеке пока не закрыта дверь. Здесь я и познакомился с местным библиотекарем Натальей Лобовой. Именно эта молодая женщина со всей возможной старательностью собрала историю села Ёрсма, да и организации праздника она отдала немало сил. Она буквально затащила меня к себе домой, где за семейным застольем я познакомился с ее мужем Сергеем и мамой Ниной Павловной (до пенсии она тоже работала в местной библиотеке). И, не зайди я в этот гостеприимный дом, никогда не узнать бы мне (и, естественно, Вам!) про знаменитый ёмснинский “луковый” промысел, так как на празднике об этом не было сказано ни слова.

Вообще-то библиотекарем Наталья работает по необходимости. У нее высшее экономическое образование, и в лучшие времена она трудилась в колхозном правлении. А вот по луку главная специалистка - Нина Павловна. Она и рассказала, что в основном их семья живет луком, и к тому же они держат скотину, и, по здешним меркам, скотины и луковых плантаций у них маловато; другие держат по три, а то и по четыре коровы, и добрые четверть гектара засаживают луком.

Любимая местная поговорка: “хрен да лук - не выпускай из рук”. Но с каждым годом становится все труднее и труднее, потому как приходится ездить на городские базары, а дорога неуклонно дорожает. Потому в основном ёмсницы продают свою продукцию в райцентре, городе Нерехте, и то - за бесценок. Особых секретов выращивания такого сладкого лука у Нины Павловны нет. По ее мнению, все дело - в старании. А остальное - это все от лукавого...

Костромская область

Колокольная душа

От валдайских колоколов, которые по большому счету уже стали историей, шагнем к реальному колокололитейному делу. На окраине старинного волжского городка Тутаева, в цехах бывшей “Сельхозтехники”, простые русские мужики, ведомые мастером-литейщиком Николаем Шуваловым, творят истинные чудеса. Здесь разгадали древние секреты изготовления колоколов.

И даже более того: Николай Александрович Шувалов утверждает, что колокола его завода существенно лучше старинных образцов. Это не похвальба. О преимуществе тутаевских колоколов в один голос говорят и лучшие российские звонари, регулярно приезжающие на фестиваль колокольных звонов в город Ярославль.

К этому достижению Шувалов шел долго. Еще при советской власти он был простым строителем, и приехал он с родного Урала в Тутаев чисто случайно, точнее, в то время он больше всего любил рыбалку, а в Волге, по его мнению, должно было быть много рыбы.

Рыбы в Волге оказалось мало, зато в Тутаеве было много чудом сохранившихся прекрасных церквей. Прихожанином одной из них, Воскресенского собора, Николай и стал, а через некоторое время его выбрали церковным старостой. Воскресенский собор - удивительное место; никакие власти, даже во времена воинствующего атеизма, не решились его закрыть, так что внутреннее убранство храма, включая чудотворную и самую большую в России икону Всемилостивого Спаса, сохранилось в неприкосновенности (поговаривают, коммунисты не трогали собор, так как в городе ходил слух о том, что якобы посягнувшего на Спаса настигнет кара - и они этому верили). И все бы хорошо, а колоколов на большой соборной колокольне не было - их в достославные времена все-таки решились снять и отправить на переплавку. Настоятель собора о. Николай Лихоманов как-то попросил Шувалова что-нибудь придумать.

Достать колокола тогда, в самом начале 1990-х, было невозможно, а потому Николай попробовал заказать колокол на каком-нибудь из заводов в Ярославской области, на которых имелся литейный цех. Очень скоро выяснилось, что литейщики и понятия не имеют о том, как отливать колокола. Николай решил попробовать отлить колокол сам.

- Думалось: “расплавить металл, сделать форму - почему не получится?”. Высшее электротехническое образование позволяет, тем более что мой прадед был литейщиком на знаменитых Демидовских заводах на Урале; что-то во мне, наверное, было заложено предком. А к тому времени Моторный завод, градообразующее наше предприятие, стало лихорадить, ребята с него ушли, организовали свое литейное производство (всякие

детальки отливали), но после нескольких плавок это дело забросили. И я решил взяться за литье сам, а в помощь взял братьев, Михаила и Владимира (они тоже в Тутаев переехали за мной).

Первое литейное производство Шувалов основал во дворе собственного дома. Построил печь, графитовый тигелек, для обдува приноровил обыкновенный бытовой пылесос. Слепил “со товарищи” внутреннюю и наружную форму. Первые опыты принесли одни расстройства; однажды тигелек лопнул, расплавленный металл фейерверком выплеснулся в радиусе нескольких метров, в результате чуть не сгорел дом.

- …Главная загвоздка, что заставила нас стать русскими колокольными мастерами, стала в другом. Колокола-то у нас вроде получились, а не звучали. Как бажовского Степана - не выходит, и все тут... Поддержал нас тогда старец, отец Павел Груздев, что жил при Воскресенском соборе: “Не отступайте, все у вас получится”, - благословил, значит... И однажды Воскресенский собор украсился-таки нашими колоколами, а один из первых получившихся колоколов я отвез своей сестре Ольге, монахине Покровского монастыря в Суздале...

На поиски тайн колокололитейного дела ушло восемь лет. Теперь мастер Шувалов смеет утверждать, что почти все колокольные секреты древних мастеров ему известны. Тем более что бывшее “дворовое” производство занимает теперь насколько цехов бывшей районной “Сельхозтехники”, которая в результате экономического гения лидеров нашего государства с треском обанкротилась. Сейчас на колокольном заводе Николая Шувалова трудятся 20 человек (формовщики, литейщики, художник), включая самих братьев и старшего сына Николая Александровича, Александра. Братья Михаил и Владимир занимаются преимущественно снабжением, так как в колокольном деле очень важно качество металла, а так же глины, из которой делаются формы для отливки. Достать достойный материал - задача не из легких. Братья в прямом смысле этого слова плодовиты: у троих Шуваловых в общей сложности 16 детей, скоро они повзрослеют и собираются вслед за Александром влиться в семейное дело полноценными участниками. Возможно, им тоже удастся стать Мастерами.

Николай гордится тем, что из всех литейщиков России он единственный, кто отливает колокола согласно старинным правилам, начиная с ручного способа формовки. В этом помогла найденная мастером старинная книга знаменитого некогда ярославского литейщика Николая Оловянишникова “История колоколов и колокололитейное искусство”.

- Тайны технологии формовки заложены в качестве глины и в добавках в нее. Добавки - не секрет: квасное сусло, коровья шерсть, конский навоз, - но хитрость в дозировании и еще кое в каких тонкостях, которые и есть наш “фирменный” секрет. Глину мы сначала возили за тридевять земель, закупали гжельскую, армянскую, болгарскую, итальянскую глины. Но в итоге обнаружилась, что самая лучшая глина своя, родная, только ее нужно уметь найти. В конце лета, когда уровень Волги опускается до минимума, мы

на дне нашей великой реки как раз находим то, что надо. Окрутить форму колокола из глины с помощью кружальных лекал непросто; мастер с лекалом обходит вокруг формы по несколько сотен раз в день. А всего рождение колокола длится около трех месяцев. А сплав - не секрет: 20% олова, и 80% меди. Мы сделали анализ старых колоколов и поняли, что тогда по-настоящему не умели очищать медь и олово, отчего звучание страдало. Мы же стараемся покупать чистые металлы - и оттого достигаем неплохого звука. Хорошую колокольную бронзу видно на изломе: она мелкозерниста, желтовато-серебристого цвета, так как кристаллы меди и олова до конца не перемешиваются, их дрожание и “трение” друг о друга создают тот мощный и богатый звук, за который мы ценим наши колокола...

Хороший колокол, а Шувалов сейчас отливает колокола весом до 10 тонн, стоит дорого, “Мерседес-600” обойдется дешевле. Там не менее заказов сейчас много. Дело не в богатстве Русской Православной церкви - она сейчас (по крайней мере, в провинции) не может похвастаться роскошеством жизни - а в многочисленных благодетелях, которые, как правило, не желают, чтобы их имена “светились”. Мастер Шувалов (а он общался много с нынешними богатеями) убежден в том, что благодетельствуют они не из-за тщеславия или стремления заслужить “индульгенцию на небесах”, а просто из-за того, что они глубоко верующие люди. Есть, правда, закономерность: перед парламентскими и региональными выборами почему-то количество заказов вырастает на 20%.

- ...А самое ответственное для нас - отливка колокола. Мы иногда устраиваем публичную отливку, но в сущности дело это интимное. Я бы сказал - литье - процесс мистический: то ли получится - то ли нет... Процентов десять у нас получается брака, и тогда мы разбиваем колокол - и снова в переплавку. Готовность сплава мы определяем старым способом: опускаем в него деревянную палочку, и, если бронза застывает на ней в виде стеклообразной корки, сплав готов. Колокол стынет несколько дней, после чего он вынимается из ямы и очищается от пригоревшей глины. На моем заводе колокола ни в коем случае не обтачиваются, что делается на других предприятиях для “подправления звука”...

То ли для мистификации, то ли для “плизиру” старые мастера перед тем как заливать колокол, распускали по городу слухи о якобы родившемся теленке с двумя головами, или цыпленка с четырьмя лапками. Именно оттого на Руси появилось выражение: “Ну, ты заливаешь”. Для чего это делалось, Николай и сам не понимает, скорее всего таким образом лишние глаза отвлеклись от такого, казалось бы, ординарного события как отливка колокола, но на самом деле разных предрассудков и несуразностей вокруг отливки собираются сонмы.

Шувалов признается, что, хотя основные колокольные секреты им открыты, есть все же кое-какие детали, которые мастера унесли с собой в могилы. А Самому Шувалову не хватит жизни, чтобы до них дойти. Да, книга Оловянникова ему перво-наперво помогла, но в итоге до всего

пришлось доходить методом проб и ошибок. И сколько таких ошибок еще ждет впереди!

Самая трудная задача, решение которой Шувалов считает главным успехом своей жизни, есть открытие тайны глубокого звучания колокола:

- Из всех старых колоколов, которые привелось мне увидеть и услышать, больше других мне нравятся русские колокола XVII века. Их я внимательно изучал, обмерял и по их подобию строю профиль своих колоколов. При ударе в русский колокол слышен не один тон, а несколько, как будто поет целый хор, а не один голос. Дополнительные тона называются обертонами, их можно насчитать от трех до десятка. Думаю, это многозвучие - душа русского колокола. Другая особенность наших колоколов - громогласность, Это требование православной церкви к колоколам: чтобы звон был громче и слышен издалека. Иногда думаю: что в этом звуке умиротворяет и успокаивает? И мне кажется, что колокола возвещают лишь о вещах важных, вечных и святых. Даже обыкновенные куранты ежечасно напоминают нам о быстром исчезновении времени. А вот почему какой-либо колокол не звучит, никто из нас объяснить не может. Вроде бы каждый раз все делаем по одной схеме, а результат получается разный...

...По странной прихоти колокола русские почему-то женственны. Даже части колокола называются по аналогии с женщиной: в нем есть юбка, тулово и даже матка (за нее колокол подвешивается). Именно поэтому, наверное, работа по литью колоколов - самая мужская на свете. Здесь

должны соединяться и физическая сила и нежность, без которой колокол не “заиграет”.

К колокольному заводу Шувалова в городе относятся по-разному. Если говорить о зарплатах мастеров (до 50 тысяч рублей), то они - одни из самых больших в Тутаеве, что не может не вызывать зависть местных лентяев. Но даже тунеядцы, когда хотят похвастать своей родиной, бьют себя в грудь: “Да у нас братья Шуваловы лучшие колокола в России отливают!”

Между прочим, они правы. Конечно самые “козырные” заказы (например, колокола для храма Христа Спасителя в столице) принято размещать на крупных заводах типа “ЗиЛ” или “Кировский” - для гигантов нужно титаническое производство. Шувалов на гигантов не претендует (хотя, если честно, мечтает о подобном заказе), но ведь, если положить руку на сердце, Россию украшают не монстры навроде никогда не звонившего Царь-колокола, а сотни тысячи малых и средних колоколов приходских церквей, так радующих наши души “малиновым звоном на заре”...

Ярославская область

Веники кидай!

Я ожидал в Мечётке обнаружить целый песенный пласт, касающийся рода занятий местных крестьян. На самом деле песня оказалась одна – и весьма мрачная. Мужики нудно затягивают: “Веники вяжем, веники вяжем, веники вяжем…” Женщины (правда, звонко и энергично) подхватывают в лад: “Веники кидай, веники кидай, веники кидай!..” Это трудовая песня. Рабочая. Под нее навязаны миллионы веников…

Мечётка раньше гордилась своей древностью. Археологи производили здесь раскопки и обнаружили, что во времена монголо-татар кочевники в здешних местах хоронили видных сановников Золотой Орды. Еще в XVIII веке в центре села стояли развалины громадной мечети, возле которой можно было увидеть остатки древних мавзолеев. Позже все растащили на камни, и от былого мусульманского величия в селе остались разве что название, да речушка Мечеть, впадающая в живописную реку Битюг.

Теперь село гордится своим “национальным” промыслом. Здесь, простите за пошлость, вяжут веники. На вениках в Мечётке строят дома, покупают машины, дают образование детям. Летом село – сплошные заросли редкой для нашей страны культуры под названием сорго. Поскольку село большое (оно вытянулось вдоль Битюга на 15 километров), зрелище впечатляющее.

Сорго – трава такая. Вырастает она высокая - как кукуруза, - и всходы сорго от кукурузы ничем не отличаются. Бывают, правда, разные сорта сорго - и повыше, и пониже - но в среднем сорго вытягивается на два метра. Высаживается сорго в мае, но высадить - это еще не все: веник требует особого ухода. Едва только ростки взойдут примерно на пять сантиметров, их нужно прореживать, то есть выдирать лишние с тем условием, что между ростками должно оставаться пространство сантиметров в пять - семь. Операция называется “раздергивание”. Затем, в течение лета, сорго аккуратно пропалывается; когда культура обретает силу, она сама уже способна подавить любой сорняк, так что к концу лета хлопот с ней нет вовсе.

В середине сентября сорго убирают и очищают от листьев. Потом с нее трясываются семена, которые весной станут посевным материалом. Стебли сорго высушиваются до тех пор, пока не пожелтеют (обычный цвет веника). Из готового полуфабриката всю грядущую зиму можно вязать веники. Устройство для вязания слишком уж похоже… на виселицу. Специальную петлю привешивают к потолку, но частенько делают и станки. Они нужны для того, чтобы плотненько стянуть жгут. Веник состоит из трех таких жгутов. На профессиональном “веничном” языке они называются “пальчиками”. Когда связываются три таких пальчика, они при помощи того

же станка соединяются теперь уже в настоящий веник. Остается его только продать.

Возят веники в город, на базар, немногие. В Мечётку заезжают оптовые покупатели, проверенные люди, которые избавляют мечётцев от забот по реализации. Местным это в радость, потому что и дома забот хватает. По сути “веничное дело” отнимает громадное количество времени, в нем задействованы все, даже старики и дети. Уж слишком хлопотная культура это сорго…

“Семейное” предприятие показали мне Татьяна Ивановна и Петр Михайлович Киселевы. Татьяна работает бухгалтером в сельсовете, Петр – шофер грузовика. Сейчас он трудится в так называемом ООО “Леоновское”, которое занимается возделыванием земли. Был в Мечётке колхоз, который назывался “Путь Ильича”. Этот “путь” по сути привел к возделыванию веников, и это очень даже хорошо, ибо колхоз развалился, а вышеназванное ООО – всего лишь пришлые “инвесторы”, которые стремятся побольше выжать из земли. Из года в год на бывших колхозных землях растят подсолнечник и свеклу, а севооборот не соблюдается. Местным в сущности неплохо – их хотя бы на сезонные работы берут. Однако даже дети знают, что к хорошему это не приведет. Хотя есть плюс: когда колхоз еще теплился, зарплаты люди в нем не видели десять лет. “Инвесторы” платят пусть и немного, но исправно.

Семья Киселевых – лишь одна из сотен мечётских семей, и веничное хозяйство Киселевых – типичное. У них около гектара своей земли, и 80 соток они отводят под сорго. На остальных сотках выращиваются картошка и

тыквы. Это кормовая база под личное подворье. На дворе у Киселевых – две коровы, бычок, телочка, пять поросят. Скотина в Мечётке есть почти в каждом доме, однако она приносит гораздо меньше дохода, нежели веники. Представьте: за осень-зиму Киселевы навязывают около 4 тысяч веников. Вяжет вся семья, включая детей, и потому первая партия “уходит” уже через две недели после сбора урожая. Оптовики платят по 20 рублей за веник. Ныне, в связи с высокой инфляцией, оптовая цена вырастет.

А теперь прикиньте: в Мечётке 681 двор (а всего населения – 1223 человека). Вяжут почти в каждом дворе, даже одинокие старики. Если условно взять, что в среднем один двор выращивает и навязывает 2000 веников (Киселевы все же работают производительнее среднестатистической “веничной” семьи), то получается, Мечётка – это ж гигантский веничный завод! Последние три года веники уходили влет – Мечётка не успевала вязать. Эта зима характеризуется затишьем. Перекупщики что-то стали нечастыми гостями мечётцев. Пошли слухи о том, что выращивать сорго и вязать веники для России стали в Молдавии. Здесь надеются, это всего лишь слухи…

В Мечётку в минувшем году провели газ. Семья Киселевых за подключение к заветной трубе заплатили 82 тысячи рублей. Работая в ООО, Петр заработал за сезон в четыре раза меньше, чем семья Киселевых выручила за веники. Плюс к тому: в Воронеже, в колледже учится дочь Киселевых Ольга. Родители “на вениках” могут снимать в городе дочери квартиру и оплачивать учебу. Правда и Ольга свою лепту вносит: в выходные, в каникулы, приезжая в отчий дом, она не на танцульки бежит. Она идет в сарай, оборудованный под склад сырья и мастерскую по вязки веников – и вяжет, вяжет!..

А три года назад Киселевы сдали веники – и купили почти новенькую “пятерку”. Правда с машиной еще родители Татьяны и Петра подмогли; они хоть и пожилые люди, тоже веники растят – на 40 сотках. Сын Киселевых, Александр, после срочной службы в армии остался там служить по контракту. Родителям позвонил и запросто заявил: “В гробу я ваши веники видел! Всю службу они мне в кошмарах снились…”

Как ни странно, история веничного промысла в Мечётке очень даже прозрачна. Известно даже имя человека, “заразившего” село “веничной болезнью”. Вирусы… простите, семена сорго привез в родное село Максим Липунов по прозвищу “Колодка”. Это произошло в 1969 году. Где-то на Юге он был на заработках, подсмотрел, как это дело творится, да семян стырил. Как ни странно, многие про этого “Колодку” говорят: “Убили бы!” Очень уж веничное дело трудное, точнее, муторное. Дети с этими чертовыми вениками детства не знают: все лето в поле – “раздергивают” молодую поросль сорго. Вязать-то веселее, потому как семья собирается вместе, картина получается не хуже “святого семейства” руки какого-нибудь Леонардо. У людей в сараях телевизоры стоят, а вяжут люди вслепую, чисто механически. И голова, и глаза, и языки свободны - есть возможность обсудить “Ледниковый период” или аспекты реализации национального проекта “сельское хозяйство”.

А как красив сам процесс сбора урожая! Сорго жнут по-старинному, серпом. Детишки укладывают стебли в штабеля, и так это умилительно, у стариков аж слезы наворачиваются!..

Проблема только в том, что молодежь из села бежит. Печально, но в этом году в Мечётке не было ни одной свадьбы, не родилось ни одного ребеночка. Здесь на детишек смотрят по-крестьянски как на будущих работников. Некому будет “раздергивать” – весь промысел в Лету канет. Жаль…

Хотя, если посмотреть строго, много тысяч русских сел живут без всякого промысла – точнее, только по Божьему промыслу. И ведь выживают! Правда, далеко не все…

Воронежская область

Гроздь донского винограда

Согласно легенде хутор Ведерников получил свое название от Петра Великого. Говорят, когда царь подплыл по Дону к хутору, казаки, зная пристрастия царя, поднесли ему целое ведро местного вина. “Знатно! – Воскликнул самодержец, осушив половину. – Повелеваю в честь сего ведра вам и прозываться!..”

Ведерники некогда были одним из казачьих центров, это даже и не хутор был вовсе, а большая станица. Но рядом с Ведерниками народный герой (и одновременно бессовестный бунтарь - по версии правящего режима) атаман Степан Разин простроил свой городок, названный Кагальницким. Оттуда отряды разинцев уходили в военные походы, а после делили награб… простите, завоеванное добро. После разгрома разинцев (в Кагальницкой Стенька и был пленен), все находившиеся по соседству с “разбойничьим гнездом” станицы и хутора подверглись опале, и на Нижнем Дону настала эпоха запустения.

По счастью Ведерники помимо чисто казачьих ратных дел жили своим древним промыслом: виноградарством и виноделием. Один из первых российских научно-литературных журналов “Ежемесячные сочинения к пользе и увеселению служащих”, выходивший при Санкт-Петербургской Академии наук, в 1756 году поместил статью “О разведении винограда”. В ней можно, например, найти такие строки: “…особливо стоит отметить Ведерниковскую станицу, в которой ныне виноградные сады приведены в такое размножение, что тамошние жители, при всем своем довольствии сего фрукта, еще продажей его пользуются; а и того лучше, что с немалым успехом упражняются в делании вина с особым искусством, что в отношении доброты крымскому, валахскому и некоторым другим европейским винам не уступает…”

Виноделие на Дону имеет глубочайшие корни. Оно возникло с появлением первых греческих колоний, еще во времена Платона и Александра Македонского. Древнегреческий историк Страбон писал, что во время своих путешествий он посетил устье Танаиса (Дона) и дивился варварскому обычаю: виноградные лозы на зиму засыпали землей.

В 1704 году по инициативе царя Петра Алексеевича, после того как его в Ведерниках угостили местного разлива вином, была учреждена донская войсковая печать, та самая, где на винной бочке изображен гордо восседающий полуобнаженный, пропивший одежду, но не оружие казак. По преданию Петр увидел хлопца в одних портах, но с саблей и ружьем. Петр подошел к нему: “Эй, отвага-молодец, для чего не продал ты ружье вместо рубахи? За него дали бы много. А за рубаху ты и осьмухи не получил”.

“Сбыть ружье казаку не пригоже, – отвечал казак, – с ружьем я и службу царскую отбуду, и шелковую рубаху добуду!”

В эпоху казачьего Дона в этих местах возделывались местные, “казачьи” сорта винограда: “Красностоп Золотовский”, “Цимлянский черный”, “Пухляковский белый”, “Варюшкин”, “Сибирьковый”. Казаки добывали виноград в качестве военного трофея. В годы походов по Европе они не злато и серебро стяжали, а срезали с виноградников на Балканах, в Италии, во Франции черенки, или по-местному “чубуки” виноградной лозы. Возвратившись домой, их “приживали” на своей земле. Так и зарождались вышеназванные сорта, которые, собственно, и названы в честь казаков, (Золотова, Пухлякова, Варюшкина), которые завоевали лозу в боях. Бесценные сорта винограда, благополучно пережившие даже эпидемию филлоксеры (это самая страшная напасть для винограда – после человеческой глупости, конечно…), бережно сохранялись на частных делянках в течение веков.

Хутор Ведерники расположен на высоком правом берегу Дона, с которого открывается шикарнейший вид на реку и на просторы Ногайских степей. Для винограда южные склоны, прогреваемые ласковым солнцем, - место идеальное. Впрочем климат здесь капризен: он постоянно создает для лозы стрессовые условия, ибо за знойным летом следует сырая осень с пронзительными ветрами, а вскоре поспевает и зима с довольно значительными морозами. Если бы не традиционный казачий способ формировки куста (называемый “донской чашей”) и “укрывная технология”

виноградарства (лозу на зиму закапывают в землю), виноградники не выжили бы.

Казаки веками оттачивали технологию виноградарства. Укрывание начинают до первых серьезных заморозков — в начале ноября. Причем, для нее подходят только непривитые посадки виноградников. Традиционно привитые саженцы сломались бы в месте прививки под тяжестью земли. Плуг, которым укрывают кусты, попутно обрезает все боковые корни, принуждая корневую систему винограда, расти только вглубь к грунтовым водам, залегающим на пятиметровой глубине под толщей глиноземных пород.

В начале апреля перезимовавшие кусты начинают открывать. Для этого ряды отпахивают специальным плугом, а затем, при помощи особой техники, отдувают с кустов оставшуюся землю. Напор воздуха, которым производится “отдувка” кустов, очень сильный и с легкостью уносит не только комья земли, но и довольно крупные камни. Для винограда, как говорят местные специалисты, этот момент несет настоящую “эйфорию”. Даже старожилы всегда с видимым удовольствием по весне наблюдают настоящее чудо: лоза почти сразу же после того как ее отрыли, распрямляются, сама стряхивает с себя остатки земли и вытягивается навстречу солнцу! Ведерниковцы считают, что для получения высококачественного вина необходимы “мучения лозы”; таких стрессов, как в донском хозяйстве, виноград не испытывает нигде в мире.

Современное виноградарство хутора Ведерники существует в двух ипостасях. Первая – совхоз. Конечно, к “советскому” хозяйство не имеет отношения, как раз сейчас в бывшем совхозе явит себя капитализм в лице богатого инвестора. Но факт, что во второй половине прошлого века на виноделии совхоз процветал: за счет винограда и приготовляемого из него веселящего продукта на хуторе были построены шикарный Дворец культуры, школы, асфальтировано несколько улиц. Хозяйство называлось в соответствии с профилем: “Винсовхоз “Ведерники”. В 90-е годы прошлого века, после горбачевской “борьбы” с алкоголем (тогда по чисто человеческой глупости виноградники-то и порубили) экономика хутора сильно пошатнулась. По счастью новый хозяин вложил немало денег, и виноградная лоза на бывших совхозных плантациях разрастается вновь. А на рынок продвигается новая продукция, винная линия под общим брендом “Ведерниковъ”. И пусть слава донского вина только приумножается!

Но есть у ведерниковского винограда и вторая ипостась, которая ни в какие времена не умалялась. В старину каждый казак, а сейчас - потомки вольных “рыцарей Дона”, за честь почитают иметь собственный виноградник. Как рассказал мне житель Ведерников, краевед и страстный патриот родного хутора Василий Николаевич Крюков, некогда казаки свои виноградники разводили на всем правом берегу Дона, чуть не до станицы Цимлянской. Эти одичавшие казачьи виноградники (их по традиции называют “виноградными садами”) и сейчас можно встретить на крутых

склонах. В советское время, когда все “частное”, мягко говоря, не приветствовалось, индивидуальное виноградарство сосредоточилось в частных подворьях.

Василий Николаевич сводил меня в одно из таких подворий, принадлежащее Николаю Егоровичу Банникову. Вид виноградного сада впечатляет: за старым куренем лозы не видно. Зато уж двор – это действительно полноценный виноградный сад! Модно сказать, все более-менее свободное от построек пространство занято виноградниками! Всего в этом хозяйстве насчитывается 230 кустов. Число же сортов винограда достигает двадцати! В саду – идеальный порядок, все кусты выстроены рядами, будто молчаливое воинство. Хозяина мы застали за работой6: аккурат он подрезал лозу.

Николай Егорович (или, как его хуторяне зовут, Егорыч) немного разочаровал нас. Оказалось, старых казачьих сортов в винограднике Банникова почти не осталось. Ну, разве три куста “Пухляковки” имеется, но это погоды не делает. Егорыч объяснил: казачьи сорта, если по-научному объяснить, - технические, они не слишком много сахара набирают. Еще имеется один тонкий момент: частным виноделам “гайки закрутили”, заставляют приобретать лицензию, чтобы вином можно было торговать. А бумажка эта стоит больше, чем средняя годовая зарплата хуторянина. Да и вино сейчас сбыть трудно (на прилавках магазинов появилось много лицензионных отечественных вин, в том числе и “Ведерниковъ”), виноградарство, как ни крути, - занятие для денег. Егорыч уже пенсионер, а на пенсию разве сейчас проживешь? Тем более что четверо детей у него, внуки… им же помогать надо.

А потому Егорыч, как и большинство из виноградарей Ведерников, культивирует столовые сорта винограда. На виноград несколько последних лет держится хорошая цена, а потому выгодно выращивать виноград “товарного” вида. Жена Егорыча Майя Ивановна всю осень каждый день стоит на базаре, продает выращенные мужем солнечные ягоды. У Егорыча в саду произрастают в основном южные сорта: “Резомат”, “Тайфи розовый”, “Августин”, “Молдова”, “Русмол зимостойкий”. Не закапывает Егорыч на зиму только “Русмол”, остальные же сорта нежны, они боятся заморозков и ветров. “Пухляк” к тому же – женский сорт, ему необходим куст-опылитель. Да и урожайность казачьих сортов маловата по сравнению с заморскими.

Егорыч где-то прочитал, что виноград по трудоемкости – вторая культура после чая. Он с этим не согласен: виноград – скорее самое непростое в деле растение, ибо к нему надо относиться как к нежному, подверженному всякой напасти ребенку. И прибыль виноград принесет только при условии полной отдачи виноградаря, когда ты работаешь “двадцать пять часов в сутки”. Неслучайно ведь о лозе столько песен сложено, столько стихов написано!

Виноградарство – это постоянная борьба с разнообразными болезнями и круглогодичная работа по формированию куста. У каждого куста было нужное количество ветвей (для “Резомата” это число: 12), чтобы на каждой

ветви было нужное количество почек (для того же сорта их должно быть 7 – не больше и не меньше…). Виноградарству Егорыча учил его отец. Отца – дед, деда – прадед… так продолжалось из века в век. Банниковы – старинный казачий род, ведущий свою родословную со времен Стеньки Разина. Егорыч своих сыновей тоже обучал, они вместе с ним с младых ногтей обрезали и формировали. Но сыновья уехали в город, ни у кого из них виноградников своих нет – даже на даче. Сердце ноет у Егорыча: не прервется ли традиция?

…И все-таки вина ведерниковкого – настоящего домашнего вина – мы вкусили. Побывали мы в винградном саду Николая Васильевича Бойкова. Он уже пожилой человек, и почти всю сознательную жизнь трудился на Севере, в Воркуте. Работал в шахте и почитай света белого не видывал. А, как вернулся на Родину после того как оформил пенсию, первым делом виноградники завел. Конечно, по моде нынешнего времени, большинство из сортов – столовые. Как же без прибыли – одна только “коммуналка” (плата за свет, газ, водопровод) съедает большую часть пенсии! Однако и старым сортам Николай Васильевич оставил место. В погребе у старого шахтера вина довольно – несколько десятков бутылей. Он его для родных, для друзей делает.

Ну, что сказать про вкус ведерниковского вина? Терпкое, крепость его небольшая. Вино немного отдает неуловимым ароматом Донских степей, свежестью ветра, несущего соленый воздух моря. По традиции в вино не добавляют сахара или ароматизаторов – все натурально, естественно. Во Франции такое вино называется “брют”. Оно быстро пьянит, немного кружит голову, но опьянение быстро проходит. И. Как говорят знающие люди (я-то так много не выпил, чтобы оценить…), после него не бывает похмелья. Глупо, конечно, рассказывать про вкус того или иного продукта, но ведь не все из читателей хоть раз в жизни попробуют ведерниковское вино...

Ростовская область

Крутой Матрешечный Майдан

Село окружают настоящие дикие прерии, которые в относительно недавние времена именовались “колхозными полями”. Есть на Руси села, которые еще “затеряны средь высоких хлебов”, а вот Полх-Майдан, можно сказать, затерян в первозданности (точнее, во “второзданности”) природы. В последние годы многие семьи отказались даже от домашней скотины и пропадают в своих столярках не только днями, но и ночами. Мастерские здесь есть почти в каждом дворе и на улицах встретишь редкого человека - только слышно над селом монотонное гудение: будто гигантский рой пчел тревожно витает небесах. Это полховские столярки рождают мириады матрешек, а вкупе с ними яйца, грибы, солонки, ступы, копилки и прочие липовые чудеса.

Если и есть на улицах мужики, то они увлечены единственным открытым для посторонних глаз занятием: обдирают липовые бревна. Липа для Полх-Майдана - дерево судьбоносное. Она везде: свалена в ободранном и “одетом” виде вдоль улиц, стоит “зенитными батареями” во дворах, распиленными “стульчиками” грудится у столярок. Только раз в неделю, по вторникам, улицы оживляются: майданцы вытаскивают на улицы баулы, грузятся в автобусы и отправляются на свое “родео” - сбывать произведенное.

Всего в селе 700 дворов, и столярок нет только у старух и одиноких женщин. Но женщины, которые без мужей, покупают “белье” у знакомых, красят, - и тоже везут в Москву продавать.

Они гордятся, что их называют “маленькой Америкой”, даже самогон они называют на заморский манер: “сэм”. Правда, пили здесь долгие годы политуру, жидкость для лакировки дерева, - даже на свадьбах. А окружающих крестьян они издавна называли “москалями”, и вот, почему: по преданию первыми жителями Полх-Майдана стали донские казаки, входившие в мятежные отряды Стеньки Разина, по сути ссыльные каторжники. Америка, впрочем, по своему происхождению ровно такая же, но, в отличие от “большой” Америки “маленькая” никогда не знала рабства - здесь всегда жили вольные люди. За что всегда платились и платятся по сей день. Ну, не терпит наше самодержавное государство непослушных...

Итак, когда сюда, в мордовские леса пригнали ссыльных, они занялись производством поташа, стратегического по тем временам продукта. Когда пожгли все леса в округе (поташ получается из пережженной древесины), майданцев приравняли к безземельным крестьянам и бросили на самопрокорм. Вскоре их землей наделили, но она была настолько скудна, что даже унавоживание ее не смогло поднять до уровня кормилицы, к тому же

череда неурожайных годов довела людей до голода. Встал выбор: или помирать, или уходить в разбойники, или ждать чуда.

Майданцы в общем-то забитостью и покорностью похвастать не могли, зато народ они были хваткий. Однажды (было это после войны 1812 года) местный крестьянин Никита Авдюков привез в Полх-Майдан токарный станок. Вещь была редкая, чудная (в движение станок приводился при помощи громадного колеса, который должен был непрерывно вращать подручный), но и благородная (по местным понятиям): свежи были предания о том, что сам император Петр Великий точил многие искусные вещи, а в цивилизованной Европе токарное дело вообще считалось “высочайшим и благороднейшим из всех мыслимых занятий”.

Очень скоро токарные станки и мастерские расплодились по всему Полховскому Майдану. Местные умельцы делали из липы всевозможную посуду - от солонок до тарелок - и, что самое интересное, промысел с самого начала и навсегда оформился как “полный цикл семейного производства. То есть, члены одной семьи вместе заготавливали древесину, точили посуду и возили ее продавать по всему миру. Вы не ослышались: именно по ВСЕМУ МИРУ. Происходило это не в наш век глобализации, а во времена темные, когда работали при лучине, а возили товар в телегах и санях.

Иван Грачев, полховский мастер, прекрасно помнит эти времена. Нет, Иван вовсе не старый человек; дело в том, что электричество в село провели лишь в начале 60-х прошлого века, а асфальт к селу подошел лет десять назад (а улицы в Полх-Майдане до сих пор представляют собой сплошное месиво из песка и глины. Это - отражение войны, которую долгие столетия сменяющие друг друга власти ведут с майданцами.

Матрешки в Полх-Майдан пришли в начале прошлого века. Мастера ездили по миру и подсмотрели, как в городе Сергиевом Посаде тамошние умельцы осваивают привезенную из Японии одним из купцов буддистскую куклу Даруму, изображающую великого проповедника Бодхидхарму во множестве обличий. Когда русскую “Даруму” назвали “матрешкой”, вряд ли задумывались, что название это связано с индуистской богиней-матери Матри (хотя ничего случайного в этом мире не бывает). Разборные “барышни” прижились на здешней скудной земле и настал час, когда они стали главным товаром, вывозимым из Полх-Майдана. “Тарарушки”, разнообразные деревянные игрушки, делаемые как побочный продукт к посуде, отошли на второй план. Ныне число майдановских матрешек, вывозимых за пределы села, области и страны исчисляется семизначной цифрой.

Мужчины в Полх-Майдане точат, женщины - красят. Именно так: не “создают” и “расписывают”, а точат и красят. Для майданцев матрешки - это как дыхание, как молитва, как жизнь. Татьяна Грачева Никогда в жизни не работала официально, с 10 лет ее посадили красить матрешек-тарарушек, и только после прихода капитализма она оформила частное предпринимательство и исправно платит налоги. Вообще Полх-Майдан из всех русских сел, которых процветает хоть какой-то промысел, выделяется;

легально здесь работают все, причем мастера платили все налоги даже при советской власти. Но тогда было круче: для того, чтобы получить разрешение на “кустарничество” нужно было отработать положенные трудодни в тогда еще живом колхозе. А вообще в относительно недавние времена майданцев с товаром вообще не выпускали с матрешками из села - устраивали засады (я не шучу!) - майданцы находили выход: со своими громадными корзинами, набитыми игрушками, выбирались из села по ночам.

- Эти корзины погубили одного из моих дедов, Василия Васильевича. - Рассказывает Иван. - Весят они по 100-120 килограмм, а с собой обычно везли по десять корзин. Он надорвался под Москвой, когда их сгружал с вагона, и умер. Там и похоронили. А другого моего деда, Василия Севастьяновича до войны посадили на десять лет за спекуляцию (а на самом деле за то, что игрушки точил). Оттуда он не вернулся... Старики рассказывали, что при НЭПе они хорошо зажили, а после всех, у кого были каменные дома, раскулачили. И Таниного деда, Василия Ефремовича тоже раскулачили, за то, что тот не пил, не курил, а только точил - день и ночь. Так дед этот в Москву пошел и попал на прием к Крупской. Вернулся - а местные начальники ему говорят: “Мы власть на местах - а значит мы боги!” Так Василий Ефремович второй раз пошел в Москву и снова попал к Крупской! И ему все-таки вернули лошадь, корову, овец. Свиней только не вернули: комиссары ее съели. Да... не любили у нас комиссаров. В 1930-м году приехали они церковь нашу Рождественскую грабить. Так майданцы вышли с вилами, с косами - и не пустили их! И, представьте, отстояли нашу

церковь (правда, ценой того, что трех женщин посадили); она только три года у нас за всю жизнь не работала, во время войны. А сколько мы с Таней всякого такого пережили... Нас и тунеядцами называли, и спекулянтами, и к суду грозились привлечь. Мы ведь столько городов с корзинами объехали, и на Украине, и на Кубани бывали, ездили даже когда Таня беременная была!..

Тем не менее можно сказать, майданцы смогли вписаться в рынок, да им это было и не сложно: как и в Америке, они веками воспитывались в этических нормах капитализма. Дух свободы и предпринимательства у них в крови.

- У нас триста пятьдесят лет только демократия была. И “рыночная экономика”. Когда по рынкам ездили - по три месяца нас дома не бывало. Это хорошо, что Таня моя дома родила, а многие из наших где только не родились - от Киева до Магадана! И ведь как было: уехал ты, через месяц пустой вернулся - так соседи сразу вычислять начинают - в каком городе ты так удачно продался? Если узнают - в тот же город закатят. Но вообще негласно Союз был между нами поделен. Мои города были - Житомир, Бердичев, Овруч, Киев, Краснодар, ну, и станицы кубанские. И даже брату у нас никто не мог сказать, где у него товар хорошо разошелся. А еще майданцы - дипломаты; ведь приходится встречаться с разными людьми - и с хулиганьем, и с пьяными, и с бандюгами... А товар-то если повез - надо в любом случае продать. Но в общем-то сколь веков торгуем! Ко всему притерлись...

Ныне в Полх-Майдане расцвет матрешки, причем точат и красят здесь и “пятнашки”, и “двадцатки” (по количеству “посадочных мест”), и “пятидесятки”. Двое мастеров освоили даже 75-местных матрешек! Делаются также сейчас пасхальные яйца, солонки, разные точеные зверушки, балясины (перила), - но общий объем всего этого значительно уступает матрешкам. Последний “писк моды”, который тоже неплохо идет на рынке - деревянные люстры и гардины. Если говорить о ценах на товар, то они - страшная тайна. Ни один мастер не признается даже близкому родственнику, почем он продал. Но в общем-то, после неглубокого проникновения в “цеховые тайны”, выясняется, что средняя цена, например, на матрешку-десятку - 300 рублей. Если матрешка нераскрашенная, цена падает в два раза. Короче говоря, чтобы заработать на достойную жизнь, в день надо вытачивать и красить штуки четыре таких “десяток”.

Мастера (а к станку здесь встают с 12 лет) могут точить даже вслепую - настолько они приучаются чувствовать материал и инструмент (здесь говорят: “нужно уметь сливаться с инструментом”) - но труд этот не из легких. От пыли, лаковых паров и стояния на ногах “подарок” мастеру - букет заболеваний, самые массовые из которых - тромбофлебит и сердечно-сосудистые болезни. Да и мастера здесь редко доживают до преклонного возраста. Страдает ногами и Иван Грачев:

- Я лет семь работал завклубом, но ушел по болезни и теперь на инвалидности. Врачи от одного лечили, а оказалось другое - эндотерит - а ведь даже гангрена начиналась, у меня и палец ампутировали... ну, да ничего,

Бог спас. Была у меня депрессия, я даже ружье продал от греха. Но спасло меня то, что на Западной Украине, когда торговал, я подсмотрел резных орлов. Научился я их резать, потом всякую другую резьбу освоил - она меня и вывела из нехорошего состояния. И так получается, что матрешки у меня - для денег, а резьба - для души. А вообще прелесть нашего ремесла в том, что оно гибкое, а народ у нас промысловый, все время нос по ветру держит. Всякий раз мы подстраиваемся под рынок, под то, что он просит. Но у нас конкуренция в последнее время развилась.

Есть такая деревня, Варнаево, там издавна из лубка, который мы обдираем, делали мочалки (промысел у них такой был), так теперь они тоже взялись матрешку точить. И точит у нас теперь весь район, даже одно село в Мордовии промысел наш освоило. А чем еще заниматься, если сельское хозяйство развалено, завод в райцентре стоит? Нас, майданцев, всегда “в скобках” оставляли. Захотели создать фабрику полх-майданской росписи - построили ее в райцентре. Теперь на этой фабрике никакой росписи уже нет, одна только пилорама работает. И кричат: “Вот, пропала майданская роспись!..” А роспись не пропала. Она даже обогатилась. Матрешку теперь как первую модницу снаряжают. И все придумки идут в “копилку” Полх-Майдана. Мы ездим на Вернисаж в Москву (сейчас наши ездят в основном

туда), так у каждого своя клиентура. И во главу угла ставится качество - ведь каждый мастер отвечает за свое творение. И, кстати, что с одними матрешками ехать - пустое дело; надо их разбавить как можно большим ассортиментом - и свистками, и пистолетами, и яйцами - а для того, чтобы все это выточить да раскрасить, надо фантазию применить...

Недавно в райцентре открыли достопримечательность: Музей матрешки. Расположился он в типовом здании Детского садика и не может похвастаться колоритом; тем не менее власти надеются, что турист, и, соответственно, деньги туда потянутся. Полховский Майдан вновь обойден, и вот, почему. Музей матрешки уже давно есть в Полх-Майданской школе, но беда в том, что она не ремонтировалась капитально со дня постройки, к тому же примитивный туалет по всему зданию распространяет “ароматы” за которые властям элементарно стыдно.

Нижегородская область

Последний волшебник глины

Александро-Прасковьинке относительно повезло. Здесь давным-давно нашили месторождение очень качественной красной глины, из которой можно делать прочные и красивые горшки. И сотни людей копали - каждый в своем заветном месте - ямы, из которой волшебную глину и добывали. Жизнь здесь была полной и, наверное, счастливой.

А теперь он остался один...

Так бывает. Но далеко не всегда. Есть в России села, в которых глиняный промысел сохранился и даже развивается. Правда, гончары нигде не процветают - это факт - потому как работа эта тяжелая и горшки стоят гораздо меньше, чем труд, вложенный в них.

О гончарах в Александро-Прасковьинке во множественном числе говорить смешно. Здесь и населения-то осталось раз-два-и обчелся, и, если положить руку на сердце, никому сейчас это не нужно: те, кто что-то знал и умел, давно отправились на погост, ну, а молодежь разъехалась по стране в поисках лучшей доли. Только дядя Тимоха (так в деревне зовут Тимофея Андреевича) вопреки велениям времени продолжает лепить. Почему? Он объясняет просто:

- ...Я уже и бросал. Лет десять не делал. А потом как-то приехал из Москвы человек один, Сапожников его фамилия. С женой и дочерью приехал, а жена его - художник. Ко мне подошли, а у меня глина была. Я им и показал. И они мне заказали посуду да игрушки, и с этих пор я начал опять делать. Люди узнали и стали ко мне обращаться...

Дяде Тимохе никогда не дашь его 90 годов. Видно “закваска” такая в нем была с самого начала такая, что ни тело, ни дух его не поддаются жестокому ходу времени. В деревне лишь один он знает, почему у их маленькой родины такое необычное название. Давно, лет триста, а то и четыреста назад, были две вдовы - Александра и Прасковья. Мужья их были служивыми людьми, казаками, оборонявшими юго-восточные окраины Руси. Погибли они в битве, и вот, спустя несколько времени две вдовы с детьми отселились сюда, на окраину глухого леса и заложили починок. Из потомков двух казаков Александро-Прасковьинка и составилась.

А после в окрестностях деревни нашли глину, и это стало великим благословение для Александро-Прасковьинки, ведь во всех соседних и более отдаленных селах крестьяне жили намного беднее, да в вообще эти села давно уже нарушились.

- ...Гончарной работой у нас занимались все. Делали разную посуду и в каждой семье - свою. Каждый хранил свои секреты и - ей-богу - не раскрыл бы их под любой смертной пыткой. Я и сам не помню, когда меня впервые посадили за гончарный круг. Знаю только, наша семья издавна делала такую посуду: горшки для каши где-то на пол-литра, крынки для молока на два или чуть больше того литра и большие горшки на три или пять литров для щей. Ну, и жаровки еще, чтобы картошку жарить. Работали всей семьей, а было нас девять человек. Мама-то мало работала, детей-то - семеро по лавкам, - а вот отец у нас был природный гончар. И отцов отец по глине работал, и его отец... Это природное гончарное дело. Я сам, бывало, приду из школы (я четыре класса всего кончил), отец слезает с круга - я сажусь и делаю. И ведь сам хотел, никто не заставлял! Мы тогда только и питались, что горшками. Продавали их по селам, даже в Скопин ездили, и в Тамбовскую область. Каждый из гончаров по своим местам ездил продавать, вот, у нашей семьи было такое, что мы по четырем селам ездили, на базары: в Бортки, Сапожок, Ухолово и Вердово. Вот, на четыре базара до шестидесятых годов и ездил. А потом еще одну работу освоил: делал из глины печные трубы...

Конец широкому гончарному промыслу в Александро-Прасковьинке был положен в эпоху Никиты Хрущева. Это было время новой экономической политики, когда крестьян буквально задавили всякими мелочными налогами, вплоть до “налога на яйцо”:

- Налогу “наклодали” столько, сколь и невозможно человеку платить. И все бросили. А что нам делать-то было еще, коль в колхозе мы еще за палочки работали, денег-то не видели от советской власти! Только горшки и спасали. После, конечно, в колхозе платить начали, да уж все бросили глину эту. Так и прекратилось гончарное дело...

Жизнь Тимофея Андреевича вроде бы и не изобилует яркими событиями - почти всю ее он провел в родной Александро-Прасковьинке, да и трудился он простым колхозником, что называется, “куда пошлют” - но была в его биографии одна очень тяжелая полоса, которая длилась очень и очень долго - целых четыре года. Полоса эта - война. Он был уже зрелым, семейным человеком с детьми, когда весной 1941-го его призвали на военные сборы. Переподготовка очень быстро закончилась тем, что их бросили под Могилев, защищать страну от фашиста. Потом были окружение и плен. На долгих четыре года. Вообще-то дядя Тимоха не очень-то любит вспоминать об этом, но - тем не менее... Была длинная череда сначала лагерей для военнопленных, а потом концентрационных лагерей - от Белоруссии до Германии - несколько раз он готов был распрощаться с жизнью, в общем, хлебнул дядя Тимоха беды на всю жизнь. Освободили их 2 мая 45-го в Германии, но домой он попал лишь в 47-м, после долгих проверок. Теперь он слишком даже хорошо помнит свой номер, который выколот на его руке: “4053”.

Супруга дяди Тимохи умерла десять лет назад. Дети (всего у них было семеро детей) давно разъехались, а троих из своих “кровиночек” он уже

похоронил. В общем, уже давненько Тимофей Андреевич живет в одиночестве.

Спасает его от тоски жизни теперь только глина. Жаль еще, годы большие и все труднее становится добывать материал. Дало вот, в чем: долгие годы дядя Тимоха выкапывал глину невдалеке от дома, но запас ее истощился и теперь приходится ходить довольно далеко, в балку, но там для того, чтобы докопаться до хорошей глины, надо выкопать яму глубиной в три метра. А в 90 лет сделать это не так-то легко. Все меньше дядя Тимоха делает посуды, все чаще гончарный круг пустует, но мастер наш все равно не сидит сложа руки: он стал лепить больше не горшков, а игрушек.

Раньше глиняная игрушка делалась как пустячок, из остатков глины. На базарах игрушку давали в качестве сдачи или довеска. Потом, когда промышленность стала выпускать для детишек всякие механические да электронные диковинки, игрушка потеряла покупателя, вышла из оборота. Но теперь, когда люди очнулись и поняли, что игрушка - не просто забава для малышей, а целый пласт народной культуры, ее стали ценить, и не только специалисты, а и простые обыватели. Дядя Тимоха про свои игрушки рассказывает просто:

- Игрушка - они и есть игрушка и лепили-то ее так, для забавы детской. Только раньше она помельче была. И попроще. Вот, смотрите: это “улетка”. Утка, значит. Раньше она была без ног, а я вот взял - и прилепил ноги. Вот конь со всадником. А вот пара молодых людей, парень с девушкой, на гулянке. Вот, так запросто и леплю...

На самом деле, дядя Тимоха немного преуменьшает свою работу. В местном музее, что в райцентре Сапожок, хранится много игрушек работы Кондрашева. Так вот, среди этих, казалось бы, простеньких игрушек я обнаружил... чуть не весь пантеон древних славянских богов! От Перуна до Сварога и Мокоши. Тимофей Андреевич ни слова не обмолвился о каких-то там корнях или традициях, которым он следует в своей работе, но, тем не менее, то, что лепит старик, много раз обнаруживали археологи при раскопках древних могильников.

Так ли прост дядя Тимоха? Вообще, во всем его поведении, если присмотреться, есть какая-то тайна. Что-то он хранит в себе и всем своим видом дает знать, что не собирается этим делиться. А может, он что-то хочет сказать нам, только... в глине. А мы даже не стараемся присмотреться...

- ...Что-то слишком увлекла меня глина. Сначала я лепил и делал просто так, от нечего делать, а теперь... сил-то нет, а все одно иду копать глину, лезу на глубину. Яму-то надо выкапывать зимой, замороженная глина легче растворяется. Говорят, где-то такие механические глиномялки есть, а я-то все в руках мну, как женщина лапшу. Вот, берешь ее, оттаиваешь, и... какое тепло тогда от ей идет! Тут недавно с Рязани ко мне приезжали на автобусе, учителя с двадцатью детьми. Они смотрели, как я леплю, вижу: им чудно и радостно одновременно. И мне как-то хорошо. Жаль, сил-то у меня маловато...

Как бы то ни было, дядя Тимоха пока не спешит кому-то передавать свое умение. Были желающие, приезжали, упрашивали научить. Но - ни в какую. Почему не хочет - сам не говорит. Но, сдается мне, здесь дело вот, в чем: тот, кто хочет освоить древнее гончарное искусство, зачастую думает, что ремесло это состоит сплошь из технических приемов. Из химии и физики. А, может быть, нужно, нет - необходимо, чтобы твои деды и прадеды в Богом забытой Александро-Прасковьинке веками возились с этой грязью, таскали тебя за уши, если что не так слепил, нужно самому трястись с горшками по дорогам, разъезжая по базарам...

Ведь у глины есть не только внешняя форма, но и что-то иное, более глубокое и непонятное. Душа, к примеру... Только дядя Тимоха начисто отвергает разговоры на эту тему. Он просто лепит, пока хватает сил.

Рязанская область

Рыбачья правда

Первое, что бросается в глаза, - жирные, внушительных габаритов коты. Они лениво расхаживают по деревне, решительно ни на кого не обращая внимания. Если они умеют думать, то, наверняка, уверены в том, что пребывают в кошачьем раю. Рыба... Ее здесь вдоволь. Но рыба рождает жестокую, беспощадную борьбу за право владеть ей: эта истина написана на мордах котов, буквально испещренных шрамами…

…В Устреку приехали под вечер. С озера надувал противный северный ветер, что, оказывается, очень хорошо для ловли плавными сетями: волны вздыбливают ил, рыба дезориентируется и легко попадается в ловушку. Вот, оказывается, откуда пошло выражение: “ловить рыбу в мутной воде”. В озеро готовились выйти большинство звеньев, несмотря на вчерашний День рыбака. Несколько группок мужиков, хоть и одеты они были в рыбацкие робы (здесь, в Устреке, даже огородных пугал наряжают в эти «прикиды»), явно продолжали пировать. Раза четыре к моей попутчице подходили, дыша перегаром, колоритные личности с обветренными лицами:

- Валь, дай стольник!- Нет.- Ну, Валюш, войди в положение... ну, полтинник хоть.- Ты же знаешь, что на выпивку - не даю!Не давала бы - не подходили бы. Видно она для меня специально

ерепенится…Жаждущие долго не отставали, скулили, будто шавки, а один даже

применил метод кавалерийского наскока - “Да ты, ...., дашь, или щас дыру где-нибудь сделаю!” - но Валентина будто его не заметила. В общем-то, рыбаки абсолютно все незлобивы: озеро агрессоров не терпит, а что до угроз - так это от пьяной дури. Потом сам жалеть будет. Ильмень и без того каждый год “забирает” несколько таких пьяных и дурных. Гибнут рыбаки, в основном, по этой самой хмельной дури.

Валентина еще долго вглядывалась в озеро, пока катера и соймы, удивительно похожие на древние Новгородские ладьи, не нырнули за горизонт. А потом стемнело. Рыбаки выходят на лов в ночь. Больше рыбы идет и, к тому же, в ночной прохладе она не испортится. Придут около шести утра, так что есть время поговорить.

Семья Шитико – «понаехавшие». Валентина с мужем Владимиром и тремя детьми переехали сюда из узбекского города Фергана. Когда-то, давным-давно, ее бабушка с дедушкой были посланы в Узбекистан устанавливать советскую власть, теперь же, как и многие миллионы русских,

они стали лишними. Совершенно случайно она увидела объявление в газете, что колхозу имени Ленина нужен главный бухгалтер (а она всю жизнь проработала бухгалтером), к тому же предоставляли жилье, и недолго думая, они переселились сюда, на берег озера Ильмень. Под жилье дали полуразвалившийся дом, бывший некогда музеем, то ли рыбацкого дела, то ли Ленина (во всяком случае, стены были украшены партийной символикой). Но вскоре колхоз был признан банкротом и все развалилось.

Некоторые злые языки утверждали, что и Валентина в этом виновата. Но как-то не вяжется: сейчас у нее все получается, хотя, принцип работы новой ассоциации тот же (почти) что и в колхозе. За исключением того, что в обороте присутствуют “живые” деньги. Но два года назад, когда она написала заявление “по собственному”, все рабочие еще питались надеждами и говорили ей: “Ой, да куда ты пойдешь, здесь нигде нет работы...”

После развала колхоза рыбаки стали “единоличниками”. Им сказали: “Возделывайте землю!” На чем: на катерах? Здесь нет ни одного трактора, всю жизнь только рыбой и занимались. Звеньев, которые состоят из нескольких человек, катера (кто смог приобрести или выкупить) и двух лодок, насчитывалось 19. Первыми пришли коммерсанты со стороны. Они индивидуально договаривались с каждым звеном о том, что рыбу сдавать следует только им, и по назначенной ими, коммерсантами цене. Не знаю, может, это и хорошие ребята, но в деревне почему-то из прозвали “бандюгами”, тем более, что, по слухам, это и были представители криминального мира. Но, как известно, у нас многие из “братвы” легализовались и ведут вполне честный бизнес. Есть только одно “но”: впоследствии, когда в Устреке появилась вторая сила, в лице ассоциации рыболовецких крестьянских хозяйств, начались банальные наезды типа:

“если по-нашему не сделаешь, мы тебя, такого-то нехорошего, чиста уроем...”

Никто не будет отрицать, что эпоха капитализации предусматривает жесткую борьбу, в которой нет “хороших” и “плохих” - все “хороши”, но то, что в ней стала участвовать Валентина, уже достойно внимания. Муж Владимир Васильевич - хороший человек, работяга, - но сам он за такое дело никогда бы не взялся. А началось все с одного мешка вяленой рыбы. Валентина купила его на рыбозаводе, владельцами которого уже стали вышеозначенные коммерсанты, и повезла реализовывать рыбу в Питер. На рейсовом автобусе. Рыба хорошо продалась, и героиня наша подумала: “Куда же я деньги дену?” И купила два мешка рыбы - и так же, на тележке, поперла его в город на Неве. Потом возила по четыре мешка. Валентина говорит: “Я знаю теперь Питер получше любого ленинградца. Где, на каком рынке, в каком магазине, по какой цене принимают рыбу, как лучше продумать маршрут, чтобы к вечеру рыбу “раскидать...”

Очень скоро денег стало столько, что на простом рейсовом автобусе, как “челнок”, Валентина не могла ее увезти. Не, знаю, наверное, азарт в этом какой-то есть, но, если начинаешь, как у нас принято говорить, “раскручиваться”, “закрутиться” назад невозможно - инерция сильна. Купили старенький, потрепанный “ЗИЛ”, на котором и стали отвозить рыбу на реализацию. Очень скоро ее “рыболовецкое крестьянское хозяйство”, названное “Шитико В.Н.” вмещало в себя еще один автомобиль, холодильную установку, катер, лодки. Сейчас в нем трудится десять рыбаков. Муж Владимир - как бы “менеджер”, сын Павел - рыбак и водитель, старшая дочь Наталья - приемщица рыбы. Ждут, когда младшая дочь, Надежда, подрастет. В их семье еще племянник Вадим - звеньевой рыбаков,

зять Валерий - рыбак. Всей семьей они до сих пор живут в том самом бывшем музее. Дом давно требует ремонта, но Валентина считает, что на данном этапе нужно все свободные деньги вкладывать в развитие, а уж удобства - потом как-нибудь...

В райцентре открыли небольшой перерабатывающий цех. Хотелось бы у себя, в Устреке, но, как я уже говорил, бывший рыбозавод здесь принадлежит другим людям. Есть еще планы: у известных лодочных мастеров (в деревне до сих пор сохраняется старинное ремесло строительства лодок) заказаны лодки - “ризцовки”. Шьются плавные сети.

Из 19-ти звеньев 9 было под контролем криминалитета, 9 - в ассоциации (одно звено - “независимое”). И рыбаки одного из “тех” порешили перейти под крыло ассоциации. Иногородние товарищи банально на них “наехали”, то есть, посыпались угрозы. И в Адрес Валентины Николаевны тоже. Но Валентине к угрозам не привыкать - и она, и муж, и дети их слышать привыкли (однажды злодеи даже поджигали сарай для приема рыбы, который построен рядом с бывшим музеем; его чудом потушили, но с тех пор хозяева посадили во дворе злейшего пса).

А мужикам это (в смысле наезд криминалитета) было впервой. И знаете, кто помог? Наверное, подумали вы, другие “коммерсанты”... нет! Помогла милиция. Ребята из Старорусского РУБОП быстренько разобрались с “теми”. “Те” даже извиняться приходили. Валентина знает, с кем дружить и у кого, пардон, крышеваться.

Своя правда есть у всякого. Не во всем права, наверное и Валентина. И рыбнадзор всегда имеет к рыбакам какие-то претензии; так, при мне запрещен был лов плавными сетями с ячеей 30 миллиметров. Это обосновывалось тем, что в озере меньше стало малька. Почти по всем видам рыбы введены лимиты. И все это, соответственно, отразится на благосостоянии рыбаков. Конечно, добряк с бриллиантовым крестом, который на меня наехал в первый же день моего пребывания в Устреке, прав, говоря о том, что только правду писать надо. Я и написал правду. Только не всю. Наверное, и та малая толика, что излилась на бумагу, кое-кому глаза поколет.

Я не заметил, кстати, что рыбаки в Устреке особенно зажиточные. Коты - да, а вот люди... Конечно, они побогаче простых крестьян, но лишь настолько, что не гонят, как все, самогон, а покупают в магазине водку. И у них есть свои интересы, которые как раз и взялась защищать Валентина Николаевна. О степени успешности защиты судить не буду, но, как минимум, рыбаки из ассоциации на другой день после Дня рыбака вышли в озеро все, за исключением одной бригады.

Немного позже я наткнулся на один редкий документ, рассказывающий о событиях более чем столетней давности, произошедших здесь. В 1903 году некий земский деятель И.В. Кучин в деревне Устрека на собственные деньги организовал “Ильменское кредитное товарищество” - первую рыбацкую кооперацию в Приильменье. Целью товарищества было избавление тружеников от гнета буржуазии. То есть, от посредников, наживающих немалые капиталы на эксплуатации труда рыбаков. “Ильменское товарищество” просуществовало до 1928 года, когда присланный сюда рабочий-путиловец А.И. Иванов приступил к созданию колхоза. Вот и случилось… светопреставление.

Новгородская область

Шуйская певунья

“Я поеду в город Шую - и куплю гармонь большую...” - такая частушка пелась когда-то в деревнях. Теперь частушки все больше эротические или политические. Но в город Шую все равно любителям музыки стоило бы съездить!

Почему-то гармошку давно и накрепко прикрепили к русской культуре, как валенки, водку или матрешку. Но мало кто догадывается, что это сугубо иностранная вещь пустившая на наших просторах корни в относительно недавние времена.

Даже в Европе (точнее, в Вене) гармошку изобрели всего-то 160 лет назад, а что тогда говорить о русской гармошке? Путь гармошки в нашу холодную страну пролегал, как и положено, через самый европейский город Петербург. Оттуда она медленно продвигалась в Югу и Востоку, через города Череповец, Вологду, Тулу и Нижний Новгород. И так получилось, что аккурат в этих городах и зародились гармонные центры. Примерно то же самое произошло и с Шуей. Относится это уже к области полулегенд, но вполне достоверно известно, что однажды, точнее, в 1870 году шуянин Иван Соколов привез домой с Нижегородской ярмарки музыкальный инструмент тальянку. И почему-то захотелось ему сделать по образу и подобию заморской штучки точно такую же. И у него это получилось, а по прошествии нескольких лет слава о шуйской гармонике и о мастере Соколове (точнее, о братьях Соколовых) разнеслась по всей святой Руси.

В процессе копирования европейских образцов т.н. “венская двухрядка” сначала преобразилась в гармонь с “русским строем”, потом - в “хромку”. Собственно, “хромка” - это и есть русская гармонь в чистом виде, дожившая до наших дней.

Утекло с тех достославных времен много воды в здешней речке Тезе (шуйские гармони часто выпускаются под названием “Теза” в честь реки), свершилось громадное количество событий, большинство российских гармонных центров приказали долго жить, но шуйскую гармонь Господь хранит. И даже более того: до сих пор функционирует Шуйская гармонная фабрика (не путать с “гормонной”!), и ко всему прочему она носит звание “старейшего предприятия России”.

В отличие от других гармошек, шуйская - расписная. Художники ее украшают вручную, а иногда (по желанию заказчика) даже инкрустируют драгоценными камнями. Хотя, если откровенно, делается подобная шикарность все реже и реже. Да и гармонная фабрика постепенно уступает свои производственные площади другим, более прибыльным производствам: мебельному и швейному. Само же производство гармоней сосредоточилось на одном этаже трехэтажного корпуса.

Да и самый главный человек в производстве гармоней теперь даже не имеет звания “директора”: он всего лишь “заместитель по производству деревянных инструментов”. Анатолий Команев в каком-то смысле “обнадежил” автора: когда-то по всей стране насчитывалось 60 предприятий, на которых делали гармони, теперь - в десять раз меньше. Если в лучшие времена на Шуйской гармонной фабрике трудились до 800 человек, то теперь - 100. Из всех предприятий лучше всего сейчас живут туляки, но они существуют за счет московских денег, и, кстати, там сокращение было еще более значимым. Забавно, что в результате т.н. демократических преобразований гармонные фабрики просто-напросто забыли внести в список предприятий, которыми ведает министерство промышленности. Оказалось, что производства “язычковых” музыкальных инструментов (к ним относятся гармони) в стране якобы не существует.

Зато возродилось кустарное производство гармоней. Отдельные мастера, делающие инструменты на заказ, составляют предприятиям серьезную конкуренцию. Цены на заказные гармони у частников порой достигают полумиллиона рублей за экземпляр (уж не знаю, чем украшают их: рубинами или сапфирами). В Шуе кустарей нет.

Но и шуйской фабрике в некотором смысле повезло. Она по традиции всегда изготавливала инструменты под конкретные индивидуальные заказы

(например, для автора передачи “Играй, гармонь!” Геннадия Заволокина, к сожалению, слишком рано оставившего сей мир). Здесь работают великолепные мастера, виртуозы, могущие полностью изготовить гармонь начиная от кусков дерева и металла и заканчивая полноценным инструментом. По сути каждый из сотни работников - истинный гармонный “Левша”, но и среди них выделяются настоящие гении, “Страдивари язычковых инструментов”. Например, Виктор Масленников, Ольга Виноградцева, Александр Поначин или Виктор Уткин (простите, что не упоминаю все - газетные полосы ограничивают).

На самом деле на фабрике делается 35 видов инструментов язычковой группы - начиная с маленьких, “детских” гармошек и заканчивая концертными баянами. А еще здесь разработали самую сложную, “навороченную” гармонь: восьмиголосную и четырехпланочную. Правда, и стоит этот инструмент соответственно: 80 000 рублей.

Шуйская гармонь отличается от других гармоней не только своей раскрашенностью. В конце концов, например, в Пакистане водители тоже любят раскрашивать свои автомобили как писанные торбы. Но от этого они не ездят лучше. “Шуйку” любят за звучание, особенное, ни на что не похожее. Звук - это душа любого музыкального инструмента, а у гармошки звук рождает металлический “язычок”. Про “душу” шуйской гармони Анатолий Сергеевич говорит так:

- ...Туляки свою гармонь всегда настраивают “вчистую”, то есть, если нота “ля” первой октавы должна звучать с частотой четыреста сорок герц, она так и звучит. А у нас каждая нотка приобретает обертона: нота как бы окрашивается дополнительными звуками и получается, что звучат два, а то и три голоса. Так повелось еще со времени первых шуйских мастеров. Из-за этих призвуков получается особенная окраска игры. Наша гармонь, если грубо сравнивать, по звучанию ближе всего к французским аккордеонам: у тех плывущий, немножко гнусавый звук, он ближе к человеческому голосу. Итальянские или немецкие инструменты - совсем другие, более строгие. У нас такая настройка называется “настройкой в розлив”.

Люди здесь у нас мягкого, “лесного” характера, без резких эмоциональных всплесков, вот и шуйская гармонь мягкая, лиричная, приближенная к человеческой душе. Да и вообще русская гармошка более всего подходит к нашим песням. У каждого народа в песнях используется стандартный набор звуков. Немцы, например, любят танцевальные мелодии, в них преобладают шесть или восемь звуков. А русская частушка - она всего четыре звука терпит. А вообще русские песни такие: слушаешь - и хочется заплакать. И вот шуйская гармошка со своим “человеческим” голосом очень этому помогает. Была тут у нас как-то группа немецких туристов, все - полицейские. Ходили они с каменными лицами, баз эмоций, послушали, посмотрели, а потом мы их отвели в “Красный уголок” и сыграли. “Калинушку” и еще чего-то (уж не помню). Смотрю: лица-то у них зарделись, а у одного немца даже слезы потекли...

Вообще, гармонь - инструмент сложный. Казалось бы, это “балалайка в ящике”, но на самом деле в одной гармони собраны тысяча деталей и даже больше. И каждая из этих деталей проходит человеческие руки по несколько раз. Здесь вообще нет механизации: гармонь - стопроцентное творение рук человеческих. Самый ответственный этап всегда оставалась подготовка “голосовой части”. По сути это - “вдувание в инструмент души”. Делают это настройщики. Они оттачивают металлические язычки и пробуют звуки на слух. Пытались использовать для настройки специальные приборы, но результат был примерно тот же, как если бы творения великого Леонардо мы изучали бы по репродукциям. Мало того, что настраиваются отдельные язычки: после этого настраивается целый строй язычков, а потом гармонь достраивается еще и в собранном виде.

Большой прибыли, по словам Анатолия Сергеевича, гармошки не приносили даже во времена Госплана. Сейчас гармонное производство малоэффективно (в экономическом смысле) тем более. Но из этого ведь не следует, что гармонную фабрику надо закрывать! Кто виноват, что музыкальные инструменты в тех же музыкальных школах давно износились, а денег на покупку новых никто не выделяет? Но будущее, по мнению моего собеседника, у гармони есть:

- Загадывать далеко - мы не загадываем. Судя по тому, как строится экономика в нашем царстве-государстве, тяжелые годы нас еще ждут. Но тяга людей к музыке - она ведь сохраняется! Вот, можете себе представить: недавно приехал шахтер из Донецка, когда он со мной здоровался, думал, он лопату мне дает. У него ладонь - как две моих! И он уехал отсюда со слезами. Счастья! Он всю жизнь мечтал купить шуйскую гармошку... Или из Минска приехал музыкант, тоже за заказной гармонью. Мы не поверили сначала: он слепой абсолютно, и один ехал, тысячи километров. Ведь музыка - это такая область человеческой деятельности...

...Тем не менее, среди мастеров я лично не приметил молодых людей. Зарплаты здесь маленькие, перспектив немного, а, чтобы набрать нужную квалификацию, в учениках нужно ходить много лет. Можно, конечно, сказать штампом: “Что будет - покажет время”. Вот, если бы научится это самое время обгонять...

Ивановская область

Вишневый беспредел

У одного серьезного автора прочитал: “Чехов выдумал свой “Вишневый сад” (кстати, ударение следует ставить на первом слоге); никаких вишневых садов в России отродясь не было...” Вот-те раз! Вот я, вокруг во всей своей красе буйствуют вишневые сады нижегородского села Большие Бакалды... Неужто я сплю?..

В марте 1912 года первая леди США госпожа Тафт и жена посла Японии в Америке виконтесса Чинда посадили в центре Вашингтона первые саженцы сакуры. Всего в знак дружбы между двумя народами было высажено 3000 вишен. Вскоре американцы отблагодарили японский народ: сбросили на него две атомных бомбы. Тем не менее праздник цветения вишен так и остался любимым для вашингтонцев: миллионы людей съезжаются в американскую столицу, чтобы полюбоваться захватывающим зрелищем: вишневым беспределом.

Но это все во враждебной нам (идеологически) Американщине. Там, как известно, и гей-парады, и суды линча тоже весьма популярны. А как у нас? И тут с новостных лент поступает радостная новость. В одном из сел Нижегородчины зародилось оригинальное действо: праздник цветения вишни. Конечно Большие Бакалды не Вашингтон (даже несмотря на то что они “большие”). Но это село без сомнения претендует на звание “вишневой столицы мира”. Ибо здесь вишневых деревьев гораздо больше трех тысяч. Их никак не меньше сотни тысяч! Поскольку их никто пока не сосчитал, вполне можно предположить, что их - миллион. И вот, когда этот беспредел расцветает!..

Все села как и положено, имеют памятник Ленину. Ну, в крайнем случае Кирову или Карлу Марксу. В центре Больших Бакалд стоит Иван Мичурин. Так - еще при советской власти - захотели селяне. И здешний колхоз носит имя великого селекционера, и Большебакалдинскай консервный завод тоже носит гордое имя Мичурина. Я спросил двух гламурного вида детишек лет семи, которые поправляли сиреневые букеты под памятником (их раскидал ливень): “Что за дядька на постаменте?”. Они без раздумий и синхронно ответили: “Ленин!” Ну надо же! Родились детишки в третьем тысячелетии, уже при Путине. Росли под изваянием Мичурина. А Ленина откуда-то знают, шалопаи! По крайней мере будем надеяться, что когда эти малыши вырастут, они не будут путать созидателя и разрушителя...

Первый праздник вишни, как и положено, вышел “первым блином”. Подвела русская природа: в ночь прошел сильный дождь с градом - и почти весь вишневый цвет посбивал. Музей вишни, расположившийся в одной из комнат сельского дома культуры, пока еще робок. В нем экспонатов немного, а макет русской красавицы, якобы собирающей вишню, вообще пришлось

взять в аренду только на день праздника. Гостей немного, и самодеятельные артисты стесняются излишнего внимания. Но это - “пока”. Ведь Бакалды - единственное село России, славящееся вишневыми садами, а значит слава его еще впереди.

Самое, на мой скромный взгляд, удачное в празднике, - “вишневое застолье” в сельской библиотеке. Здесь я насчитал не менее тридцати сортов вишневого варенья, четыре вида сушеной вишни, семь сортов вишневого сока, двенадцать видов пирогов с вишней! Ну, и самое главное: девять сортов вишневого вина. И оно ой, как кружит голову... Варенье поставил консервный завод. Пироги пекли большебакалдские женщины. Ну, а вино принес местный винодел и естествоиспытатель Венедикт Александрович Хорев. И с директором завода, и с главой местного сельсовета, и с естествоиспытателем удалось познакомиться довольно близко. О них еще расскажу, но пока я обязан поведать удивительную историю о происхождении местных вишневых садов.

Здесь есть какая-то тайна. Был при императрице Екатерине Великой такой деятель: Степан Иванович Шешковский. Очень мрачная личность, ибо

он заведовал Тайной Канцелярией, аналогом нынешней ФСБ. А прославился Шешковский тем, что создал уникальную систему “допросов с пристрастием”, о которой ходили ужасные слухи. Именно он производил разбирательство по делам Пугачева, Радищева, Новикова. А Бакалды были его имением. Точных и документированных сведений, если откровенно, нет, но по преданиям именно этот человек в Бакалдах насадил первые вишневые сады. Весной, в цветение, он здесь “набирался духа”, или, говоря по-современному, снимал стресс. Работа-то тяжелая...

Но по-настоящему вишневые сады разрослись уже после отмены крепостного права, при внуке Шешковского Григории Петровиче Митусове. Крестьяне, поучив волю, брошены были на самопрокорм, и кормиться они стали именно вишней. Не в прямом смысле, конечно: они вишню продавали. Свежую возили на ярмарки в Нижний и Арзамас. А сушеную отправляли подале. Есть сведения, что сушеная вишня из Больших Бакалд увозилась в Париж, Вену и Лондон.

Крестьяне Больших Бакалд в сущности люди суровые. Они ревностно следуют старообрядческой вере. Иначе и быть не может, ведь в соседнем селе Григорово родился знаменитый протопоп Аввакум. Еще в более соседнем селе Вельдеманово (оно ближе) родился другой деятель раскола, патриарх Никон, который как раз преследовал раскольников но здесь почему-то решили придерживаться древлему православию. И суровую, сдерживаемую от искушений религиозными обрядами жизнь большебакалдинцев смягчает разве что вишня...

После 1917 года барский сад стал колхозным. А частные сады крестьян как были своими, так ими и остались. Колхозный сад как “ничей” постепенно сошел на нет. Частные сады не только сохранились, но даже увеличились. Даже в мрачные сталинские годы в рабочее время колхозники отдавали свои силы социалистической родине (за палочки), а в остальное - занимались личными вишневыми садами. Они, даже не читая вольнодумного Вольтера (против его “французской заразы” так эффективно боролся великий инквизитор Шешковский!..), слишком даже поняли истину простодушного Кандида: “Несмотря ни на что пусть каждый возделывает свой сад!”.

Консевный завод в Бакалдах возник на месте варочной дворянина Митусова. Завод, даже если отвернуться от нынешнего его состояния, ждала счастливая судьба. Дело в том что Бакалдский консервный завод (так он теперь называется) - единственный сельский консервный завод Нижегородской области, который еще жив. Все остальные два десятка заводов ныне лежат в развалинах. Громадная заслуга в этом его директора.

Мичуринская жилка

Любовь Краева, директор завода, родом аккурат оттуда, где жил и творил Мичурин - с Тамбовщины. Она даже училась в городе Мичуринске! В Большие Бакалды она попала по распределению, и весьма удивилась, когда узнала, что село-то - русское! А то всуе думала, что здесь татары живут.

Позже узнала что “бакалда” - действительно слово татарское. Означает оно “глубокий овраг”. Село в действительности разрезает надвое глубокий овраг. На его склонах, защищенные ветрами, сады и произрастают.

Завод работает от областного потребительского союза. Начальников в главке много, а вот консервный завод работает в единственном числе. И еще как работает! Одно время продукцию на экспорт отправлял. Сейчас пришла удача несколько иного рода: завод по заказу военных производит консервированные щи и борщ. Не из вишни, конечно. Из капусты и других овощей. Но и вишню здесь не забывают. Проблема только в том что не каждый год бывает на вишню урожайным. Майские заморозки, град, засуха, - все может повлиять на урожай. А завод должен работать без перерыва. Иначе 64 большебакалдинца (штат завода) рискуют остаться без средств к существованию.

Вишневую ягоду в случае урожая завод покупает у населения. В лучшие годы это 1000 тонн. Надо сказать, что и у директора завода есть свой, частный вишневый садик - 50 соток. Здесь у всех сады от 30 до 50 соток.

Чем хороша продукция завода: здесь все делается по старинке. То есть без консервантов и усилителей вкуса. Варенье из Бакалд такое же, каким его еще на царский стол подавали в XIX веке. Абсолютно экологически чистая продукция! И вот, что удивительно: стоит в большом городе натуральный

вишневый сок из Бакалд, трехлитровая банка за 40 рублей. А рядом - сок из Германии: литровая бутылка за 200 рублей; разведенный концентрат с громадным списком всяких “Е”. И горожанин возьмет немецкий: потому что упаковка шибко красивая. Ну, а то, что там химия сплошная... Это людям почему-то неинтересно. Но где Бакалдам взять денег на массированную рекламу, если от качественной венгерской крышки пришлось отказаться из-за ее дороговизны? Остается надеяться на здравый смысл людей...

Вишня как национальная идея

Народ в Бакалдах вишней всегда спасался. Если год урожайный - берут люди отпуска, снимают урожай - и везут вишню на “севера” - в Киров, Сыктывкар, Пермь. Завод-то ограничен в своих мощностях, да и закупочная цена у него невелика. Глава местной администрации Герман Круглов прикинул, что одна семья со своего сада в сезон может от 40 до 80 тысяч заработать. Только “халявой” это не назовешь: вишневый сад много труда требует. Герман Вячеславович и сам возделывает персональный сад в 42 сотки, а потому обо всем знает не понаслышке.

Сейчас основном вишню скупают спекулянты-перекупщики, как правило, кавказской национальности. Оно конечно, национальности такой в природе нет, но перекупщики все же имеются. Народ и тем доволен, ведь лучше урожай продать, нежели сгноить! А на “севера” теперь не накатаешься: либо бандиты, либо менты все отнимут... Герман Вячеславович подсчитал: всего в селе 400 хозяйств. Если помножить на сотки, то получается, что в Больших Бакалдах вишневые сады занимают не меньше 200 гектар!

В вишневом саду нужно трудиться круглый год. Здесь за века сложился своеобразный “вишневый годовой круг”. Начать надо с того, что у каждой семьи есть домашняя скотина. Она очень нужна вишневому дереву. Точнее, навоз... Весной, когда сходит снег, сад подчищается. Убираются вымерзшие деревья, подсаживаются новые. В апреле сад чистится, вносятся удобрения. В мае уже надо окашивать траву. Июнь - месяц сенокоса. С 15 июля начинается сбор урожая, и продолжается он (в зависимости от того, какой сорт плодоносит) до 5-10 августа. Осень пришла - сад опять надо почистить. Осенью вишня тоже подкармливается навозом. Зимой навоз каждый день надо вывозить во двор - складировать. Вот и получается целый цикл.

Для того, чтобы создать хороший вишневый сад, нужно не меньше трех человеческих поколений. Это погубить все можно враз, а созидается сад мучительно долго. Зато и одаривает своими плодами сад от всей души. Потому-то сад - это своеобразная национальная идея большебакалдинцев.

Благословение садов

55 соток, которые в собственности у Венедикта Александровича и Галины Харлампиевны Коревых, живут в природном согласии. Сад опыляют

пчелы (у хозяина 30 пчелосемей), они же собирают с цветущих деревьев нектар. Хозяин растит четыре сорта вишни, а еще 20 сортов яблонь. И из всего плодоносящего Венедикт Александрович исхитряется делась вино. Хотя сам не пьет совершенно.

Сад держится на стариках; все трое детей Коревых уехали жить в Нижний, сказали: “У нас в городе дворник втрое больше получает, чем рабочие вашего консервного завода!” Впрочем, Венедикт Александрович надеется, что они еще одумаются. Поймут истинную ценность “радостей” жизни. Сам он в Бакалдах родился - так и прожил здесь безвыездно. Работал шофером, учителем труда, плотником, лесником. Но “стержнем” жизни остается вишневый сад, который ему еще дед передал с наказом: “Будешь хранить семейное наше достояние - не пропадешь...” Дома, в котором живут Коревы, еще не было, а сад уже был. Отец Венедикта Александровича на консервном заводе бондарем работал. Говорил, вишню в бочках его производства в Европу возили. В виде варенья, конечно. А в 60-х годах на заводе даже вино вишневое делали. Именно там Корев и научился свое вино творить.

Здешние сорта вишни называются ласково, по-домашнему: “степная”, “русская”, “родительская”. В справочниках садовода таких сортов вы не найдете - это самоназвание. Любимый и самый сладкий сорт - “родительская”. Возможно есть сорта и слаще. Но как же преемственность, традиция, уважение к предкам?.. Это все вроде бы абстрактные, нематериальные понятия. Но поверье: в некоторых областях нашего бытия духовная составляющая способна воздействовать на физические качества. Возможно именно поэтому нет ничего вкуснее вишни из Больших Бакалд!

Нижегородская область

Венеция в снегах России

Три столетия назад в Кадоме дало корни удивительное искусство, "импортированное" из славного итальянского города Венеции. Знатоки утверждают: венецианское кружево в самой Венеции давно уже существует только в музейных залах. Здесь, в глубине рязанско-мордовских лесов "кадомское чудо" процветает!

В словосочетаниях "русский Париж", "российский Рим", "восточноевропейский Дрезден" я усматриваю наличие комплекса неполноценности. В конце концов, наши Суздаль, Вехотурье, Печеры ни с чем не сравнимы, и за пояс заткнут самые "раскрученные" достопримечательности планеты Земля. Если я и сравнил городок Кадом с Венецией, сделал это исключительно из-за одного факта: здесь существует промысел под названием "вениз", который был придуман именно в Венеции. Да, и еще: по весне, в половодье, Кадом, случается, заливает. И все-таки Кадом - уникальное культурное явление, не имеющее в мире аналогов. И таких "жемчужин" на теле России сотни! Хотя… признайтесь: вы слышали хотя бы когда-то про Кадом? То-то! А вот "Венеция" - это круто, звучно, "вкусно"…

В центре Кадома находится женский Милостиво-Богородицкий монастырь. Монахини монастыря когда-то были самыми искусными мастерицами вениза. При советской власти он закрывался, в нем разместили склады техникума и училища; а в 1997 году обитель вновь была торжественно открыта. Насельниц сейчас в монастыре не так и много, да не культивируется в его стенах вениз. А что была в старые времена! Обитель до революции была не то, чтобы богатая, а, скажем так, многонаселенная. Земли под Кадомом скудны, а крестьяне на радость (и одновременно на горе) государству плодились изрядно… куда девать лишние рты? Простейший выход - в монастырь, в послушницы. В святом месте девицам бездельничать не позволяли, а приучали ко всяческим рукоделиям: одни из них пряли и ткали, другие красили пряжу и одежду, некоторые отделывали фольгою образа, шили золотом, занимались шитьем простых одежд и белья. Ну, и занимались веницианской вышивкой, венизом.

Вениз "захватил" Кадом задолго до основания монастыря. Легенда о возникновении кадомского вениза, тончайшей игольчатой вышивки белым по белому, по сути - вовсе и не легенда, а достоверная страница русской истории. При царе Петре Алексеевиче Кадом уже отметил 500-летие своего существования; он был довольно крепким городом, и здесь традиционно было много мастериц. Открыв "окно в Европу", Петр повелел всем знатным людям и боярам носить европейскую одежду, богато отделанную венецианским и брюссельским кружевом. Приобретался этот наряд за немалые деньги, что сильно опустошало царскую казну. Чтобы сберечь

золотой запас, царь повелел обучить искусству заграничного кружевоплетения русских мастериц, пригласив в Россию венецианских монахинь, которых направили не куда-либо, а именно в Кадом.

Кадомчанки, издавна славившиеся рукоделием, охотно освоили ювелирную технику шитья, из их рук стало выходить венецианское кружево, сплетенные иглой сказочные узоры. Искусство, привезенное с берегов Адриатики, назвали по-своему: "кадомский вениз", оставив "для плизиру" в названии что-то венецианское. К сожалению после смерти Петра Великого работы кадомчанок остались невостребованными, ибо вельможи предпочитали за взятки и "откаты" заключать договора с зарубежными производителями кружев, нежели помещать заказы в российской глубинке. Как похожа тогдашняя история на нынешние наши экономические реалии… По счастью, промысел не умер, ибо Кадом основательно "подсел" на

кружевное дело. Не было в городе женщины - будь то мещанка, крестьянка, дворянка или монахиня - кто не умел бы творить иголкой подлинные чудеса!

Особый расцвет кружевной промысел в Кадоме получил в конце XIX века по инициативе местной помещицы М.А. Новосильцевой. В своем имении Муханово, расположенном недалеко от Кадома, она организовала пункт по приему кружевных изделий от крестьянок соседних селений. Кадомский вениз после столетия пребывания в тени имел успех как в высших кругах петербургского общества, к которому принадлежали Новосильцевы, так и у московских и петербургских владельцев магазинов. Кадомский вениз поставлялся в Петербург, Москву, Киев и даже в Париж и Лондон.

В 1913 году в Кадоме открылась кружевная школа, сооруженная на средства дочери княгини Новосильцевой, М.А. Авиновой - с бесплатным обучением, с общежитием, с выдачей пособий при заболевании, с введением наград за лучшие работы. Обучались в ней девочки горожан и окрестных крестьян плетению и вышивке, а также грамоте в пределах двухлетнего курса сельской школы. Кружевная школа имела богатую библиотеку с русскими и заграничными художественными изданиями и пособиями рисунков для филе и гипюра. В качестве инструктора была приглашена воспитанница Мариинской кружевной школы Петербурга Пелагея Угрюмова.

По счастью после революции кружевное дело брошено не было: школа стала швейно-вышивальным техникумом, на базе мастерской организована промыслово-кооперативная артель «Пробуждение». Нашли работу и для отставных монахинь и послушниц Милостивого-Богородицкого монастыря: их, наравне с мещанками и крестьянками, пригласили в артель вышивальщиц.

…Предприятие "Кадомский вениз" и теперь в полном смысле - Храм Вышивки. Часть производства действительно занимает бывший храм, разделенный перегородками на три этажа. Ну, а, когда заходишь в цех вышивки, такое ощущение охватывает, будто ты в монастырскую келью попал: тихо, только слышно шуршание женских рук, касающихся ткани. Все сосредоточены, склонены над пяльцами… В "Венизе" с недавнего времени, по благословению архимандрита Милостиво-Богородицкого монастыря отца Афанасия, вышивают немало икон. Такое и до революции не делали! Ну, а если говорить о качестве кружевных работ… Поверьте: с каждым годом оно только улучшается. И даже более того: директор фабрики бывал в Венеции и во многих других европейских городах, в которых некогда кружевной промысел процветал. Так вот: в Европе искусство ручной вышивки давно уже умерло, еще в позапрошлом веке. Если таи и есть кружевные изделия, то вышивают их машинным способом. И не люди вовсе - роботы!

Сами же коренные венецианцы искренне были удивлены, узнав, что где-то "в снегах России" существует целая фабрика, на которой кружевницы вручную корпеют над своими белоснежными творениями. Об этом мне рассказала Галина Алексеевна Ренина, жена директора и один из художников. Сам директор в момент моего посещения Кадома пребывал в Москве, занимался "продвижением" продукции фабрики. Сейчас, в эпоху

депрессии, очень нужно стараться, чтобы хотя бы остаться на плаву. Из скромности Галина Алексеевна посоветовала мне пообщаться с другим художником, не имеющем "родственных связей наверху", Валентиной Николаевной Кузнецовой.

Предварительно я кое-что узнал. Ручные изделия - чрезвычайно трудоемкие вещи. Вышивальщица тратит на изготовление "дорожки" от 300 до 600 часов.; "салфетка" вышивается от 600 до 1000 часов; время вышивки "столешника - от 1000 до 2000 часов. "Столешник" под названием "Мираж" вышавался… 2688 (!!!) часов. Но и стоит этот самый "Мираж" 180 000 рублей. Или взять икону ручной вышивки: она вышивается от 200 до 1000 часов. Ну, и стоимость икон соответствующая: до 80 000…

Есть варианты и подешевле; иконы в "Кадомском венизе" вышивают и на машинках (правда, без использования роботов…). Они стоят около 4000 рублей за штуку и вполне неплохо распродаются. А кто покупатель эксклюзивных вещей, стоящих чуть не годовую зарплату среднего россиянина? Оказывается, главные потребители - нефтяники, газовики и чиновники. Однажды в Кадом поступал заказ из самой Администрации Президента! Самое удачное время для кадомского вениза - выборы. Как только у нас кто-то избирается в какие-то властные структуры - сразу кадомским мастерицам перепадают выгодные заказы! Никто не спрашивает, кого будут одаривать полотенцами, дорожками, салфетками, панно или иконами. Главное - удивительное и светлое искусство славит древний Кадом! Ну, и Рязанскую землю, да и Русь вообще…

Валентина Николаевна Кузнецова, урожденная Богомазова, - сибирячка. В Кадом она попала в молодости совершенно случайно: ее брат Алексей притянул. О брате я чуть позже расскажу, его судьба еще интереснее, пока же - о Валентине Николаевне. Она по образованию обыкновенная швея-мотористка. Приехав в Кадом, Валентина тут же узнала про вениз. Не узнать невозможно, ибо фабрика в самом центре города. Она и тогда была самым крупным в Кадоме предприятием, таковым остается и по сей день. Валентина с детства рисовала, до страсти любила художество… в общем, через два года из обычных швей она выросла до художника.

Вениз сильно отличается от вышивки "ришелье" и от плетения на коклюшках. В венизе "бризы" - основа рисунка, как фундамент в строительстве. Вся материя, не занятая ажуром, заполняется вышивкой разнообразными швами. "Паутинки" делают с "пико" и без них, попутно с обшивкой контура. "Пико" - это обметанная воздушная петелька; имеет вид зубчика. Настилку между двумя линиями контура под петельным швом надо делать как можно плотнее. Для настилки нужны мягкие штопальные нитки или мулине. Подкладывают от 6 до 8 ниток сразу и прикрепляют их к материи не слишком частыми стежками. Если контуры расширяются и число ниток не заполняет в должной степени пространство для вышивки, то прибавляют еще несколько ниток; если же узор суживается, то, наоборот, лишние нитки обрезают. Материю из-под паутинок можно вырезать только тогда, когда вся работа закончена.

Валентина Николаевна внимательно изучала вениз, вышитый старыми мастерицами, и говорит со смелостью: в старину качество вышивки было пониже, чем у нынешних вышивальщиц. И рисунок был победнее. Почему? Художники стараются, они практически всю жизнь и все свои силы кладут на то, чтобы гордость Кадома стала еще и главным (или по крайней мере, одним из главных) достоинством всей России. Вышивка требует необычайного терпения и предельного старания.

Кадомчанки доказывают всем своим трудом, что российская нация этими редкими качествами обладает вполне. Да, одна небольшая "салфетка" вышивается месяц, а то и два. Но придумывается ее рисунок гораздо дольше! Все ведь рассчитывается до миллиметра, каждая ниточка должна в венизе знать свое место. Бывает, один рисунок Валентина Николаевна придумывает полгода. А вот над столешницей "Констанция" она мучилась больше года. Даже дома голова была занята только узорами… А ведь у Валентины трое

детей, и она их (так уж получилось в жизни…) поднимала в одиночку. Дети выросли замечательные: дочь Ольга стала модельером-конструктором, сейчас своим искусством большой город Рязань покоряет. А сын Николай, став программистом, создал замечательный интеренет-сайт, посвященный кадомскому венизу.

Со времен венецианских монахинь итальянцы в Кадом не заезжали ни разу. И зря! Директор как-то привозил два подстаканника, якобы сделанные в Венеции. Швеи внимательно их изучили и поняли: натуральная машинная работа! Ни капли ручного труда… А вот венизные изделия кадомчанок, подлинные шедевры ручного труда, хранящие «дыхание русских мастериц» за границей бывали часто. Не сказать, что ни производят подлинный фурор в Европе. Тамошняя прагматичная цивилизация давно уже отошла от понимания ценности ручного стежка. Но вот, факт: попали творения кадомчанок в Лондон, на одну из выставок, посвященных народным промыслам. Финал был печален: изделия «растворились» на просторах туманного Альбиона. Грубо говоря, их кто-то стибрил… Значит, понимают ценность треклятые буржуины?..

…Кадом давно уже не город, его лишили этого статуса, превратив в заурядный поселок. Я специально разговаривал на тему утраты «городского» статуса с одним из местных чиновников. Он меня заверил, что кадомчане ничего скверного в этом факте не усматривают. На самом деле только при Екатерине Кадом имел статус уездного центра, потом его сделали «заштатным» городом, и в эта психология «заштатности» уже заложена в генотипе кадомчан. Зато Кадом, отдаленный от шумных трасс, от крупных предприятий, может похвастаться покоем, умиротворенностью, красотой природы. И чистотой: на протяжении последних лет Кадом занимает призовые места по благоустройству среди районных центров области.

Благоустройством сейчас, конечно, не прославишься… Но ведь факт, что Кадом остается подлинной кружевной столицей России! Я знаете, что заметил: причудливое переплетение кадомских улочек и переулков, вьющихся между холмами да извивами реки Мокши, и само напоминает кружево. Здесь очень легко заблудиться, даже несмотря на то что в Кадоме и населения-то всего 5801 человек. Выручают главы Милостиво-Богородицкого монастыря, которые видны из любого конца города (простите, но "поселком" прекрасный Кадом у меня язык не поворачивается назвать…).

На старинном гербе Кадома, дарованном еще императрицей Екатериной, изображен вовсе не кружевной вениз, а… улей с пчелами и ручные молотила (ими в старину хлеб обмолачивали). Несмотря на то что улей - герб всей Тамбовской губернии (к которой раньше относился Кадом), все кадомчане убеждены в том, что пчелы - их второе достояние. Местные убеждены в том, что императрица вкушала только мед, собранный кадомскими пчеловодами.

Мне удалось познакомиться с главным кадомским пчеловодом. Алексей Богомазов – родной брат художника «Кадомского вениза» Валентины Кузнецовой. У него очень необычная биография. Сам он роился в Сибири, в

семье сосланных когда-то белоруса и латгалки (есть такая малая народность в Прибалтике). Жил какое-то время на Юге России, а подлинную благодать обрел именно в Кадоме. Алексей попал сюда после окончания училища пчеловодов. Работал пасечником в колхозе, а, когда в колхозе перестали платить вовсе, устроился в монастырь, тоже пасечником. Сама матушка-настоятельница благословила «божьих пчел» разводить. Ныне, когда кризис и по святому ударил (у монастыря нес средств оплачивать труд пчеловода), устроился Богомазов в Кадомское ПТУ, опять же пчел разводить. На его пасеке полторы сотни пчелосемей разделены на трети: треть пчел – монастырские, треть – пэтэушные, треть – «богомазовские». А по сути это одно хозяйство, ибо Алексей уже и е мыслит своей жизни без пчел. Но мед поставляеься разным заказчикам.

Пчелы – занятие, позволяющее «расслабиться» в зимнюю пору. Долгие зимние вечера Алексей посвящает двум страстям. Первая- изобретательство. Богомазов придумал совершенную систему пчеловодства и улей новой констукции, которую он назвал: «Кадом». Система особенна тем, что к основному улью делается пристройка, «леток», который позволяет во время роения не ждать, когда рой вылетит, а как бы самому дарить рою место для роения. Революционная система помогает к тому же пчелам легче переносить зиму.

Вторая "побочная страсть" Богомазова – поэзия. Его сестра Валентина с детства рисовала (всего их, братьев и сестер Богомазовых, кстати, девять человек, из них Алексей "перетащил" в Кадом пятерых!), Алексей писал стихи. Раньше в "богомазовских" стихах было больше лирики, теперь - все больше философии. Например: "В городах выживают, а в Кадоме, в Кадоме… Здесь в согласии с Богом живут!" Кадом для Богомазова - рай для общения человека с Богом, ибо здесь любому ищущему и страждущему дарованы покой и гармония. Пчеловоды, как утверждает Алексей, испокон веков были "божьими людьми", поскольку ни при каких обстоятельствах они не прибегают к насилию над природой, Пчелы - отдельная цивилизация. За тысячи лет, в течение которых человечество держит пчел, не выведено ни одного нового "пчелиного" вида. Получается, пчелы и люди одинаково "под Богом ходят". И счастлив тот, кто смог найти гармонию между двумя цивилизациями! Об этом - одно из последних стихотворений Алексея Богомазова:

Подъем, молитва, чай… и к пчелам!Они уже в небесный сотНыряют с голосом веселым…Я не мешаю им ничуть;Стою, смотрю открывши душу.И открывается мне суть,Как Ною, сшедшему на сушу.Я понимаю: будет день,И мне пора проверить гнезда,Пока не рано и не поздно…

В природе как: от сих до сих,А там осенние заботы,И не найдет весенний стих,И Божий дар не ляжет в соты!..…Я привез с собой из командировки баночку кадомского меда. Добрый

пчеловод подарил… Сам я мед не люблю, но родные мои, вкусив, заявили: «Ничего подобного в жизни не пробовали! Не приторный, ароматный, мажется как сливочное масло!» В общем, близкие в восторге. А я думаю: может, и вправду императрица Екатерина вкушала именно этот мед?

Рязанская область

Росписные терема

Элегия

Когда-то об уфтюжской росписи писали книги. Одну из них мне показали. Называется она “Одолень-трава” и сочинила ее ленинградка Валентина Николаевна Полунина. Ученая была на Уфтюге в экспедиции в середине 60-х годов прошлого века и видела живых мастеров.

Учительница начальных классов из села Верхняя Уфтюга Татьяна Васильевна Трапезникова приехала на Уфтюгу в 82-м с Вологодчины и никаких мастеров уже не застала. Тем не менее она старается возродить древний промысел. Она счастлива, что сорок лет назад нашлась пытливая женщина, успевшая его изучить. Фактически Татьяна Васильевна изучает уфтюжскую роспись (и соответственно учит ей ребятишек) по книге, а не первоисточнику. На Уфтюге от великолепных расписных прялок и туесов остались жалкие крохи - их или выторговали ушлые охотники за стариной, или увезли в качестве сувениров ставшие горожанами потомки уфтюжан - и не самые лучшие образцы можно найти разве что в школьном музее. Тем не менее Татьяна Васильевна убеждена в том, что ей удастся возродить промысел хотя бы в самой примитивной форме. Если не на туесах будут рисовать дети, то хотя бы на бумаге. О прялках нет и речи, поскольку прясть-то нечего, лен на Уфтюге не растят лет эдак тридцать.

В книге “Одолень-трава” есть фотография: детишки прямо на улице рисуют, а перед ними в качестве образца стоят туеса работы их дедов. Фото сделано в конце 60-х в одном из двух “гнезд” промысла, деревне Якшаково. В книге эти дети прописаны как “светлое будущее удивительного и радостного промысла”. Вот светленькая девчушка Галя Трапезникова: она сейчас мама троих детей. А вот Тоня и Оля Красильниковы: Оля сейчас директор школы в селе Пермогорье Тоня - военнослужащая в Курске. Все разъехались, разбрелись и вряд ли помнят искусство своих дедов.

А еще Уфтюга славилась росписями на домах. Живопись на доме была признаком богатства, да и заказ по домовой росписи стоил немало. Расписывали и заезжие артели Вятки и из Костромы, и свои. Я, конечно, хотел посмотреть выдающиеся образцы домовой росписи, но меня предупредили, что в Верхней Уфтюге я ничего не найду. Всю красоту сожрало время.

Но Верхняя Уфтюга - еще не вся Уфтюга, а всего лишь ее столица. Строго говоря Уфтюга - это река, правый приток Северной Двины, вдоль которой приютилось несколько десятков деревень. Деревни - как бусинки на нитке, а нить - река. Из-за удаленности местности от цивилизации здесь развилась своя, уникальная культура. Полностью самодостаточная

(буквально все уфтюжане делали сами, даже соль варили) и причудливая. Уфтюжане поставили - естественно, без единого гвоздя - в Верхней Уфтюге великолепный деревянный храм - во имя Димитрия Солунского. Этот древний красавец высотой в 42 метра до сих пор поражает своей величественностью.

...А хорошо сохранившиеся туеса в количестве двух я нашел только в доме уфтюжанина Николая Васильевича Алферова. Он их хранит как реликвии, потому что расписывал их последний уфтюжский мастер Дмитрий Матвеевич Новинский. Когда-то Алферов купил их у Новинского по рублю за штуку.

Новинский был почти библейского вида старик: высокий, тощий, с черной бородой чуть не до пупа. Жил в деревне Блидуново, во втором “гнезде” уфтюжской росписи. Работал в колхозе, а расписывал в свободное от крестьянских трудов время. Но так, впрочем, творили все мастера. В последние годы старик Новинский немного стал за воротник закладывать - соблазняли мужики помоложе. Ведь мастер всегда был при деньгах, а это - искушение. Но никогда в запой не уходил, всякий раз после возлияния

наутро вставал - и за работу. А вот почему после него учеников не осталось - дело неясное. Вроде он учил, Мишу Вешнякова, например. Но куда все это делось... И даже не помнит Алферов, в каком году мастер Новинский помер. То ли двадцать, то ли тридцать лет назад.

Кстати Алферов мне рассказал, что красить - это дело хитрое, но не слишком сложное. Выточить прялку тоже легко. А вот сделать туес!.. Надо ж уметь с березового бревна снять кору (“сколотень”), обшить ее верхней “рубашкой”, тоже из бересты. Скрепить “замком” “рубашку” нужно уметь. Да и донце с крышкой нелегко сработать так, чтобы ни капли не просочилось. Чтобы грибы можно было в туесе солить, ягоды замачивать. Кажись никто теперь этого не умеет...

Реквием

На левом, диком берегу Уфтюги (там где Блидуново и Якшаково) на все деревни я нашел только один крашеный старыми мастерами дом: в деревне Щелья. На старом доме я увидел... львов, по-местному “зверин”. Таких любили изображать в книгах XVII века типа “Физиолога”. Вот уж старина так старина! Дом был безжизнен. Да и вообще во всей деревне живут только четыре человека в трех домах. Да еще одна корова.

Блидуново и Якшаково по сравнению с Щельем смотрятся мегаполисами: в двух деревнях проживает аж пятнадцать душ. И две коровы. Кроме того раз в неделю, по пятницам, привозят хлеб. В сущности ирония, которую я применил, горька. Ведь деревни, выглядят приблизительно как тихий ужас. Самый красивый дом в Блидунове принадлежит Нине Васильевне Красильниковой. Красив он потому что он один покрашен. Правда не по старинному. А по новому. Остальные дома - голые почерневшие бревна. В обеих деревнях не осталось ни одной прялки, ни одного туеска. Барыги, регулярно наезжающие на северные деревни, вместе с иконами смели и их. То, что старики не хотели продавать, отбирали с применением грубой силы: запирали несчастных в подполе - и обчищали дома.

Аккурат в отчем доме гостит дочка Нины Васильевны Антонина. Та самая, которая навеки запечатлена в книге “Одолень-трава”. Она прекрасно помнит, как их, детей, тетенька из Ленинграда собирала вместе, раздавала кисти, бумагу, и устраивала конкурс рисунка. Детей до этого никто росписи ну учил, туеса считались чем-то обыденным и Тоня удивлялась: чудная какая-то тетенька, наверное не все дома...

Оказывается съемка была чисто постановочной... Для книжки.Антонина приезжает на родину часто, не меньше раза в два года. Она

призналась, что всякий раз она ужасается - так стремительно деревни стираются с лица такой неприютной но все же милой сердцу северной земли.

В другом доме, титанического размера, с коньком на крыше, но не покрашенном, проживает самый пожилой житель обеих деревень Владимир Ильич Андреев. Он был бригадиром в здешнем колхозе “Пахарь” и всех

стариков-мастеров помнит замечательно. И не только сурового Новинского, но и Михаила Даниловича Вешнякова, и Ваську Бубеня (Василия Васильевича Трапезникова). Деды рассказывали, как туеса и прялки возили на ярмарки в Красноборск, Великий Устюг и Архангельск. Делали их когда-то тысячами. Теперь лежат мастера на погосте - и никто их не поминает. Туеса, без раскраски, тоже кстати многие делали, в том числе и дед Владимира Ильича. Считай все Блидуново я Якшаково зимой превращались в фабрику туесов и прялок. После революции мастеров по раскраске туесов и прялок собрали в артель. В ту же артель входили сапожники. А война пришла - артель и развалилась. Мало вернулось мужиков-то с бойни. В общем давно все это было. О чем тут вообще говорить, если на всем левом берегу Уфтюги только двое детей осталось?

Вообще больше не хочу говорить об этом. Потому что комок г горлу подступает.

Лучше передам рассказ Владимира Ильича, отчего деревня Блидуновой зовется. Еще в царские времена на Уфтюге делали перепись. Все люди как люди, а крестьяне деревни Блиново отказались платить мзду. Писарь утверждал, что ежели не заплатят - всех в Сибирь. Его послали подальше, вот он и приписал две буквы. В назидание. При советской власти Блидуново ради нравственности переименовали в Новоандреевкую. Название как-то не прижилось.

Ода к радости

Деревня Константиново, лежащая на правом берегу Уфтюги, - это прямо какой-то пир духа. Внешне великолепен лишь один дом - он весь в вязи, а на по фасаду “скачут” изящные кони. Разве только наличники оконные не вырезаны из дерева, а нарисованы. Остальные дома деревни свою красу хранят внутри. Все стены и полы в большинстве изб украшены цветами, узорами, животными. Есть на стенах сказочные звери, красавицы, кавалеры... Даже не верится, что этот титанический труд по преукрашению деревни совершил всего один человек. И совершенно бескорыстно!

И зовут этого человека Анной Николаевной Бестужевой. Самый красивый дом - ее. Что самое удивительное, рисовать она начала в весьма преклонном возрасте, когда ей было далеко за 60. А вышло так:

- Муж мой Василий Алексеевич был участник войны, у него было ранение в руку - сухожилия были перебиты - и он много чего не мог делать. Но делал, все почти делал. Дом этот его родителей, в 1900-м году построен, и у мужа всегда было желание его украсить. Даже балкон хотел построить, но я боялась, что он со стропил свалится. Он даже доски закупил, выстругал, но выпиливать уже не мог. И вот, когда он умер в 93-м, я решила воплотить его мечту. Выпиливать я не умею и наличники нарисовать пришлось. Да и у меня всегда была мечта рисовать, но жизнь в другую сторону повернула...

А жизнь Анны Николаевны была такая. Отца она не знала, он умер через две недели после ее рождения. Привезла мама новорожденную девочку из больницы, отец поднял ее к потолку, сказал: “Горюха ты моя, горюха...” Он уехал в ту же больницу. А назад привезли гроб... Когда училась в Сольвычегодске - туда с Уфтюги ходили пешком, за 35 километров, - преподаватель ей говорил: “Аня, тебе надо рисовать!” (он видел ее детские рисунки). Но Анна Николаевна стала учительницей начальных классов. И еще биологию преподавала. Работала и воспитателем в спецдетдоме, что в деревне Белая Слуда. Анна Николаевна детей любит, да и дети всегда относились к ней с уважением. Она была “массивная” (то есть крупная), а потому даже самые хулиганистые детишки при ней соблюдали дисциплину.

В 64-м Анну Николаевну поставили секретарем парткома колхоза “Пахарь”. Вообще-то Бестужева во все эти коммунистические идеи не верила, каждый год она просила, что бы ее освободили - ведь маленькие дети, мама старая и больная - но ее все выбирали и выбирали. Ведь она любила быть с людьми, все пропадала в поле, в лесу и на фермах - там, где трудятся. И всегда сторону трудящихся занимала. Жизнь в те годы улучшалась и Анна Николаевна чувствовала свою нужность. Люди ей до сих пор благодарны; ответственно скажу, что и сейчас на Уфтюге ее безмерно уважают.

Когда Анна Николаевна ушла на пенсию, не взялась за кисти и краски. Они с мужем помогали ремонтировать дома “дачникам”, то есть местным уроженцам, которые вернулись из городов, тоже после выхода на пенсию, доживать в отчие дома. Выращивали для детского сада капусту и огурцы.

Помогали колхозу, вступившему в нелегкую пору, связывать концы с концами: сколотили из пенсионеров-дачников бригаду и участвовали в сенокосе и уборке картофеля.

И только после смерти мужа Анна Николаевна целиком погрузилось в реализацию мечты своего детства. Все рисунки она придумывает сама, можно сказать, творчество пожилой художницы - чистейший полет фантазии. Ограничивает только одно - количество краски. Но Анна Николаевна подготавливала свое нынешнее существование: краски она начала закупать еще в бытность свою секретарем парткома - с мужем, который тоже был великим мечтателем.

Архангельская область

Чарующий блеск

…Некоторые не забыли, что золото - металл презренный. Главный художник Ювелирного завода Петр Иванович Чулков ушел в священники. Теперь отец Петр - настоятель местной жемчужины, храма Богоявления, построенного Борисом Годуновым, бывшем когда-то владельцем Красного. Церковь вида печального, обложившие ее старенькие леса говорят о том, что реставрация идет туго. Гораздо быстрее в селе вырастают особняки оригинальной архитектуры. Среди новостроек можно встретить не только “скромные” жилища ювелирных “магнатов”, но и ювелирные салоны, рестораны и казино. Впрочем объекты новорусского зодчества разбросаны бессистемно и село Красное оставляет общее впечатление скорее заброшенности, нежели зажиточности. И это несмотря на то, что Красное считается самым богатым российским селом. Еще бы: одновременно в работе к красносельских ювелиров находятся тонны золота и сотни тысяч драгоценных камней. Ювелирное производство находится в частных руках, а капитализм чем характерен (по крайней мере на первоначальном этапе, каковой бытует у нас): богатые богатеют и наглеют, бедные беднеют и копят злобу.

Тем не менее, самое красивое здание в городе, почти дворец, - вовсе не частная лавочка, госучреждение. Называется оно Верхневолжской Пробирной инспекцией. В городах-миллионниках подобных учреждений нет, а селе с 8000 жителей таковое имеется. А как же иначе: Верхневолжкая пробирная инспекция на три области (Ивановскую, Ярославскую и Костромскую), и, если на весь этот регион насчитывается 754 предпринимателя, из них в Красном и окрестностях - 571. Начальник Инспекции Александр Рябков гордится тем, что государство не оставило без контроля оборот драгметаллов. А вот например оборот алкоголя пущен на самотек и в этой области наблюдается полный бардак. Каждое изделие из золота, серебра или платины в Пробирной инспекции проверяется и получает государственное клеймо. Не случайно еще Петр Великий завел Пробирную палату: наши хитрюги, ежели вольность допустить, та-а-акого контрофакту налепят!

Безработица в Красном нулевая. А проблемы в том, что невозможно найти специалистов на бюджетные должности: учителя, почтальоны, пожарники уходят в ювелиры. При советской власти в красном все красносельские ювелиры числом в 2,5 тысячи трудились на заводе. Сейчас не нескольких десятках предприятий трудится около 3 тысяч человек. И это официально, ведь есть еще и подпольное производство, объем которого по известным причинам оценить нельзя. Ясно только, что армия “серых ювелиров” сокращается, так как нынешние предприниматели расширяют

свои легальные производства, строят новые цеха. Ведь и сами когда-то вышли из подвалов... Частным стал и завод.

Красное - районный центр. Деревни района - типичнейшая российская глубинка с разваленными колхозами. Крестьяне дали ювелиром емкую кличку: “золотари”. Заложен в это слово двойной смысл; не только в золоте дело, но и в том, что в старину золотарями называли представители несколько иной профессии. Грубо говоря, занимались золотари дерьмом-с. Впрочем и крестьяне пробиваются в “золотари” и по утрам в сторону Красного идут битком набитые автобусы. Образование ювелиру теперь необязательно, важны усидчивость, аккуратность и честность. Магнаты идут навстречу хлебопашцам: легальные частные ювелирки стали открываться ив деревнях. Жители неудачных деревень молятся, чтобы таковые появились и бережнее относятся к закрытым магазинам и детским садикам; вдруг предприниматели приглядят их для будущих мастерских?

В течение девяти веков красносельские ювелиры работали на “нижний сегмент рынка”, производя дешевые серьги, цепочки, медные кресты и посуду. В 1904 году столичные художники решили ввести кустарный промысел в высокохудожественное русло, организовав в Красном художественно-ремесленные мастерские. Одновременно маэстро насадили нехарактерное направление - “красносельскую скань” (изделия из проволоки). Скоро пришла советская власть, которая перво-наперво национализировала серебро, золото и произведенные из них изделия у местных буржуев, эксплуататоров и скупщиков. Мастеров согнали в артель, которая настроилась на производство красноармейских звезд, знаков отличия, и в качестве ширпотреба - серебряных ложек. В 30-х годах ювелиров коснулась и коллективизация: артель переименовали в промколхоз “Красный кустарь” и ювелиры помимо основной работы принуждены были пахать землю. Лишь после войны ювелиры снова смогли сосредоточиться на своей основной профессии, а промколхоз стал Ювелирным заводом. На заводе даже организовали экспериментальный цех, в котором создавались высокохудожественные вещи - для музея и для подарков высоким сановникам.

Был период в 90-х годах прошлого века, когда завод жил все хуже и хуже, а мелкие фирмы процветали. Вот тогда-то негатив и пошел! Журналистов в Красном, мягко говоря, не привечают. Потому что такая традиция завелась: едва напишут где-то про Красное или по телевизору покажут, вместе с туристами побывают здесь и бандиты. Не всех притягивает красота, некоторых - блеск золота. Если кто-то идет на контакт с незнакомцем, считай он - мужественный и несуеверный человек.

Навстречу пошел один из предпринимателей, Александр Синенко. Существует еще один предрассудок: якобы в красном за тысячелетия оформился особый генотип, и ювелирный талант с легкостью пробуждается только в коренных красноселах. Александр Григорьевич родился в Сибири, на Ангаре, в поселке Таежный. Он с детства мечтал стать художником-ювелиром, и он им стал. Первая попытка “штурма” Красносельского

училища художественной обработки металла, сокращенно КУХОМ ( это единственное в России учебное заведение, готовящее ювелиров), не удалась. Конкурс был громадный. Впрочем немаленький он и сейчас, разница только в том, что раньше поступали исключительно из любви к искусству, теперь же молодыми людьми движет миф о том, что уже на втором курсе купишь себе иномарку (что в сущности не так, ибо в училище надо учиться - целых пять лет - а не деньгу заколачивать). Синенко поступил со второй попытки, после армии.

А в “свободный полет” он пошел одним из первых. Последней его работой на заводе был маркетинг, а это значит, что он знал рынок и тенденции его развития. И рискнули они втроем - с мастерами Анатолием Румянцевым и Владимиром Вьюгиным. Проблема прежде всего заключалась в том, чтобы выбить у государства разрешение на работу с драгметаллами. Судьба друзей сложилась по-разному. Румянцев сейчас - индивидуал, в одиночку делает выставочные вещи. Вьюгин... его сейчас нет в живых; по официальной версии - покончил собой, но есть версия, что его “убрали”. Ведь не секрет, что криминал вокруг “золотарей” вьется кругами...

Александр Григорьевич совершенно не может понять, почему все пишут об этом самом криминале, а о мастерах, носителях уникального феномена (ведь на Руси других таких ювелирных сел нет и отродясь не было):

- Все от золота. Оно обладает некоторой энергетикой, “тащит” за собой. Вот это-то и обидно... Даже времена, когда стреляли, дележка была, мы пережили. Дело в чем: мы не умеем пахать, ковать железо, мы умеем делать красивые вещи. А то, что золото востребовано - не наши проблемы...

Когда Синенко еще на заводе работал, там скали (плели из проволоки) удивительные творения. Но не из золота и серебра, а из медной крученой проволоки, которую покрывали серебром. Представьте: художник над своим произведением порой месяцами трудится, а оно где-нибудь в Париже на выставке возьмет - да облезет! Потому-то Александр Григорьевич в индивидуалы и ушел, чтобы из натурального серебра творить. Работниками он позже обзавелся. Ну, и золото позже пришло. Чтобы закрыть тему этого металла, только одно добавлю: с золотом тяжело работать, потому что оно сильно блестит. Мозги от блеска не портятся, а вот зрение - сильно. А вообще все “золотари” относятся к “презренному” без придыхания. Привыкли.

Синенко относится к предпринимателям средней руки. У него трудятся 25 человек, а есть такие “магнаты”, у которых трудятся и 100, и 300 человек и даже больше. Еще недавно “Мастерские Синенко” (так именуется предприятие) находились в подвале арендованного дома. Сейчас Александр Григорьевич прикупил и отреставрировал старый 2-этажный дом, принадлежавший некогда купцу Маклашину.

На Синенко работают четыре модельера, создающие новые ювелирные произведения. Ведь приходится существовать в рынке, который постоянно требует чего-то нового. Недавно пришлось внедрять изделия с алмазной огранкой. Это легковесные блестящие вещи - для тех, у кого доходы

небольшие. Но и эта мода проходит, так как алмазная “набивка” начинает тускнеть еще пока вещь лежит на прилавке магазина. Пришла мода на “многокаменные” изделия, с россыпью недорогих драгоценных камушков. Но общая тенденция сохраняется: золото, золото... впрочем и серебро находит свое применение, и сканная техника не забыта.

Своего салона у Синенко нет, изделия он продает только оптовикам. Очень хорошо, что и здесь помогает государство: продукция вся переправляется по спецсвязи, с охраной. Нет только равных правил игры на рынке у крупных заводов, которыми владеют “олигархи” и таких невеликих производителей, как Александр Анатольевич. Разница в сроках клеймения Пробирной инспекцией: “монстрам” клеймят за 3 дня, малым и средним предприятиям - за 3 недели.

В принципе Синенко много не надо. Он просто хотел быть свободным, ни от кого независимым художником. Ну, а предприятие сложилось как-то само собой. Он добился того, чего хотел: есть хорошая машина, свой дом, любящая жена, дети... у Александра Анатольевича их четверо. Старший сын Григорий уже в отцовском деле, создает модели, каталоги составляет. Ведь теперь кустарщина не проходит, нужно работать на мировом уровне. Это значит дорогие каталоги, выставки, конкурсы. Между собой красносельские “магнаты” не конкурируют, скорее дружат, вместе в сауну ходят. Как же иначе, ведь все - питомцы одного гнезда: Училища художественной обработки металлов.

Это допотопные красносельские мастера могли лепить халтуру, нынешние “золотари” имеют соперниками мастеров из Турции, Италии, Индонезии, Китая (последний и в этом сегменте рынка стремительно подтягивается к “высшей лиге”). Александр Григорьевич считает, что красноселы вполне достойно конкурируют с мировыми брендами:

- Наше Красное все чернят, порочат... а на самом деле у нас красивые, русские, основательные вещи. Турки все утончают, а мы делаем широко, просторно, душевно. Мы не делаем очень дорогих вещей, у нас можно купить и крестик золотой за пятьсот рублей, и колечко за тысячу. Только время поменялось. Раньше на заводе я получал 120 рублей и на зарплату только 3-гаммовую мог цепочку купить. А теперь такая цепочка - один поход в ресторан или ночь в гостинице. Все меняется...

...Без сомнения промысел ювелирный в Красном переживает расцвет. Золотой век во всех смыслах. Некоторые утверждают, что это - падение, ведь “золотари” делают пусть качественный, но ширпотреб. Но ведь промысел - это не “Афинская школа”. Промысел - средство заработать на хлеб. Хлеб в Красном есть, и даже с маслом. Многим удается икру поверху намазать...

Костромская область

Шаповальские тайны

Пальба, Дявун да Маурыч, последние шаповалы села Новый Ропск. Раньше-то весь Ропск “антюхи максал”. А теперь... “микро катрушников максает енти антюхи; хавби ино еперенят...” “Что за бред?!” - законно спросите вы. А язык такой в Новом Ропске. Секретный. Я высказал что-то типа: “мало кто валенки сейчас валяет, другие нашли способы деньги добывать”. И что интересно в Ропске: промысел умер почти - а язык-то остался!

...Уезжал из Ропска с чувством... даже не описать каким. Матом хотелось крыть, двинуть кого-нибудь в что-то такое живое и лыбящееся. Потому что ощутил себя каким-то эсэсовцем-карателем в деревне, прикормившей партизан. Впрочем водитель меня успокоил. Сказал, что мне еще повезло. Здесь, в Ропске, если уж кто не понравится, - за жабры - и в колодец. Вся округа слухами полна, что ропские колодцы полны всяких неприятностей.

Все началось с того, что глава местной администрации Попок послал нас куда подальше. Вообще этого Попка по-настоящему зовут Николаем Васильевичем Толмачевым, но здесь, в Новом Ропске, у всех прозвища. Даже село - и то имеет прозвище: “Куробск”. Конечно не грубо он послал, сказал только, что шаповалы такие люди, к которым лучше не идти. Занятые и все такое. И вообще он не знает, кто где живет.

Мы были подготовлены. Один человек загодя поделился со мной, что очень уважает ропчан за то, что они своих никогда не сдадут. Приедет туда полиция кого-то искать. Пошлют куда угодно, но не по адресу. Потому мы были готовы ко всему. И уже обладали некоторыми агентурными сведениями, именами, паролями и явками.

Нам был не только язык шаповальский нужен, но и практикующие шаповалы. То есть люди, которые делают валенки и сейчас. По первому адресу должен был находиться Маурыч, мастер Шипков. Как ни странно мы нашли этого деда. В дом не пустил, вышел, внимательно нас рассмотрел. Подумал. И сказал, что не знает ни валенком, ни языка. Не понравились, значит, мы Маурычу. Заподозрил наверное, что корреспонденты - понапишут, а потом расхлебывай.

Немножечко об истории. Еще в 1890 году исследователь Ф. Николайчик писал о ропских шаповалах следующее: “...Ходят они для единственного занятия: “бить вовну”. Берут с собой единственный инструмент, “лук”; инструмент этот похож на огромный смычок, аршина два с половиной, в котором вместо волоса натянута толстая струна. Лук привешивают к стене в горизонтальном положении, подстилают под него решетку из лучины, которая по миновении надобности свертывается в трубку вокруг лука. На

решетку накладывается “вовна”, лук поддерживается одной рукой так, чтобы струна касалась “вовны” (шерсти), другой рукой струну при помощи деревянной зацепки оттягивают. От сотрясения спущенной струны шерсть разбивается, а струна издает при сотрясении бревенчатый звук”.

С этим нехитрым приспособлением ропские картушники (шаповалы) отправлялись в отхожие промыслы. Уходили далеко, в соседние губернии, а то и до стран чужих доходили. Они слыли великими хитрецами, но клиент ценил качество валенок, а потому необычное поведение и непонятный язык терпели. Качество шаповалы выдавали неплохое, по пять лет валенки носились. Язык им нужен был лишь для одного: обмишурить. Но и шутки были не чужды шаповалам. Тот же Ф. Николайчик рассказывает: “...баба сидит над душой все время. Чтобы отделаться от нее, прибегают к разным уловкам. В этих случаях изобретательность шаповала неистощима: иногда вдруг живот у него заболит так, что решительно сидеть невозможно, даже молчать невмоготу; шаповал катается по полу, кричит, всполошит весь дом! Хозяйка бежит к соседям за помощью, а шаповал тем временем моментально свернет “манек” (ком) фунтов в пять “вовны” и спрячет так, что все поиски будут напрасны... Иногда, чтобы отделаться от назойливой хозяйки, шаповал прибегает к варварскому средству: он незаметно надрезывает струну у “лука”, которая обыкновенно очень туго натянута; приняв затем безопасное для себя и опасное для сидящей тут же бабы положение, он дергает струну сильнее обыкновенного и струна лопается так что струна рассекает бабе лицо до крови. Разумеется, были случаи, когда шаповалов во время мелких краж на ярмарках ловили мужики и били нещадно. Недолгий был век у шаповалов, так как к спертому воздуху в хате, в которой они работают, присоединяется едкая шерстяная пыль, действующая весьма разрушительно на легкие...”

...Бальбу искали долго. Не нашли. Зато обнаружили его хату, в которой пребывала его жена. Нам повезло. Супруга оказалась хохлушкой, а значит в карман за словом не полезет. Она сказала, что Бальба ( в миру Сергей Семенович Цвиров) “у майдане, у магазину”.

Вот тут-то мы его тепленьким и взяли! Даже несмотря на то, что встречные мужики вовсю старались увести в сторону от магазина. Сидел себе мирно, попивал в уголке пиво. Мы от него ждали какого-то фортеля, но почему-то он с легкостью вошел в контакт и согласился, чтобы мы его подвезли до хаты. Наверное, возраст не тот - и ропскую гордыню старик променял на возможность быстро добраться домой. Авоську с пивом он припрятал в сенях, как видно, не желая продолжать веселое времяпровождение при жене-хохлушке.

Аккурат в работе у Бальбы была пара валенок. Точнее Сергей Семенович показал нам полуфабрикаты. Два вытянутых комка шерсти, нечто вялое, бесформенное и мало напоминающее обувь. Старый картушник заверил, что замечательные антюхи смакстяет он, ведь для родственника. Помещение мастерской шаповала - часть летней кухни. Значительно большая часть, нежели кухня. И по величине печи (непременного кстати инструмента

в приготовлении валенка, ибо он на печи сохнет и обретает крепость) можно судить, что объемы производства некогда были несравненно больше.

Проблема в том, что валенки выходят из моды. Или, если угодно, из круга бытия. Нет, в деревнях от дешевой шерстяной обуви не отказываются. Штука в том, что антюхи (валенки) вытесняют т.н. “бурки”. Это те же валенки, только они не валяются, а сшиваются из старой шинели или еще каких-нибудь кусков сваленой шерсти. И еще “бурки” прокладывают ватином. Получается прочнее и практичнее. Только в Ропске новую продукцию не освоили. А еще в одном селе, Коржовке-Голубовке, наладились эти “бурки” кусками старых автомобильных покрышек обделывать. Эдакая обрезиненная обувь носит название “бахилы” и ей не страшны русские оттепели. В общем современная технология, основанная на научных разработках и народной сметке, движется вперед и заставляет придумывать всякие “ноу-хау”.

Здесь, в Ропске, все по-старинке. А значит застой и стагнация, как и положено теории экономического развития. К тому же не стало станка, который называется волноческа. Все ропксие картушники себе на волноческе паруху (шерсть) набивали. “Луками” лениво трясти. Стоял он в сельском комбинате бытового обслуживания. Теперь ни комбината, ни станка, ни “парухи”. А здание КБО передали церкви, там молятся. На русском языке, а не на шаповальском.

Обучался Сергей Семенович у своего отца, Семена Антоновича. Отец - у своего отца Антона Ивановича. Сколько поколений прошло через

шаповальскую школу, Бальба и не помнит. Только, пока жена-хохлушка не появилась в доме, он даже в быту по-шаповальски со своими общался. Шаповальское умение - не только антюхи. Шаповал должен уметь и печку сложить, и шерсть настричь, и колодки из дерева выточить. Ходили с отцом далеко, в соседние области и все больше пешком. И не только “лук” с собой таскали, а и набор колодок, в пуд весом. Причем в зимнее время; летом, как и положено, трудились в колхозе, “талмуте” по-шаповальски.

По утверждению Сергея Семеновича язык свой нужен был картушникам не только для обмана. Но и для утайки шаповальских секретов. А то всякий овладеет искусством валяния - так без работы останешься! Впрочем и с утайкой шаповалы остались почти без работы. Еще и климат поменялся. Раньше, как помнит Бальба, хаты под крыши снегом заваливало. Теперь даже в конце зимы пройдешь по полю - снегу по щиколотки.

Со своей хохлушкой Полиной Васильевной Бальба познакомился на глубине 1200 метров. Когда-то пошел в Донбасс, на шахте деньги зарабатывать. На валенках-то еще никто не разбогател в Ропске. Полина Васильевна долго не могла понять, куда попала, когда молодой муж ее сюда привез. Чего-то “гутарют, гутарют по-своему, чи матом, чи по-немецки”. А после поняла: игра у них такая. Как дети малые тешатся. Уж никто и не максает эти антюхи, а все берегут свой язык.

Язык шаповальский вполне красив и даже интуитивно понятен. Например “хусая паруха” означает “плохая шерсть”. “Измаксать пошпинчее” - “сделать получше”. “Кемать в пихталках” - “спать в подушках”. А вот как пример народного художественного творчества местная частушка: “Ботос голота поил, а шита сугу брала // Ботос шихте тербовал, шихта не вгуряла”. Это значит: “Парень коня поил, а девка воду брала, он ей сделал нескромное предложение, она его послала куда подальше”.

Сапоги по-шаповальски уничижительно зовутся “лопухами”. Овцы, источники материала и благополучия шаповалов - “мерхли”. Земля - “атира”. Стол - “трапез”. Хозяин - “похазник”. Жена - “чудова ряха”.

По утверждению Бальбы из относительно молодых шаповалов в Ропске есть только Толик по кличке Дявун. Кличка такая потому что кто-то из его предков до девок был охоч. Клички передаются по наследству как хаты или колодки (валеночные модели). Только не сказал дед, где нам этого Дявуна найти. Сказал, забыл. На прощание посетовал: “Это я сейчас стал хусый, да и Полина моя ёрая. Раньше-то такой шпинский был!” Это значит, стал совсем плохой, жена постарела, а раньше-то - молодец-красавец! Три сына у Бальбы, а валенки делать он не умеют. От этого втройне обидно старику.

Хотел он предложить “гарду покерить” (горилочки выпить) но, встретив суровый взгляд своей “чудовой ряхи”, осунулся и притих. За спинами мы услышали тяжелый вздох. Мы тоже вздохнули. Только с облегченно. Когда оставили Ропск. Ну, о-о-о-очень тяжелый народ.

В этом году Новому Ропску исполняется 400 лет. Говорят, промысел, а значит и язык живет столько же. Глава, который “Попок” намекал нам еще, что ропчанам не на что будет юбилей отмечать. Мол, мы, корреспонденты,

проиезжаем, воду мутим, а богача ропчане от этого не богатеют. Молодежь не поможет встретить юбилей, да она вся разъехалась на заработки. Не хочет молодежь антюхи макслить. Тем более что здесь, в Ропске, “чернобыльская зона”, дополнительный повод бежать.

Теперь знайте: если Вы услышите где-нибудь в Москве, Киеве или Питере странную речь - вроде бы русскую, а непонятную, чудную, - знайте: то “говордят” (говорят) потомки ропских картушников. Для них язык - часть своей маленькой Родины.

Брянская область

Хрустальное царство: конец и вновь начало

...Они наглухо замкнулись. Я имею ввиду руководство завода. Еще шесть лет назад, после скандала, запугивания со стороны дирекции, что я у них “под колпаком”, что каждый мой шаг по городу им известен, меня все же пустили на завод. Их главный аргумент: предприятие режимное и секретное. Но я там увидел убогие условия, замученных и хмурых работяг, в общем, нищета и убожество. Но тогда платили то, что в приличном обществе называется зарплатой.

Теперь не только не пустили на завод, но даже все начальство бежало от меня, как черти от ладана (или как поп от нечистой силы - не знаю уж, как правильнее). Пришлось узнавать от горожан, в чем дело, то есть, пользоваться неофициальными источниками. Деньги на заводе платят, но теперь эти 8000 рублей зарплатой не назовешь даже в неприличном обществе. Руководство за 6 лет менялось раз пять, столько же раз менялась и стратегия развития. Нынешние начальники, взяли курс на возвращение к оборонной продукции, что по идее поднимет среднемесячные объемы производства с 5 до 22 миллионов рублей (цифры я взял из районной газеты).

Когда в революционные годы Никольско-Бахметьевский хрустальный завод переименовывали в “Красный гигант”, мало кто задумывался о возможной двусмысленности названия. Но главное в другом: гиганты даже в природе мало живут, а уж судьба всего гигантского, созданного человеческими руками известна: “Титаник” и “башни-близнецы” тому пример. “Красный гигант”, огромный организм, управляемый ничтожным мозгом, сейчас тонет. Спасутся ли люди?

На сей раз удалось попасть только в заводской музей хрусталя, и то потому, что туда не могут не пустить – типа для народа же создан, да и секретных изделий здесь не хранится. Когда-то весь город был потрясен разбойным нападением на музей, в результате которого был похищен самый ценный экспонат, “вершининский стакан”. Стакан так и не найден, так же как не прибавлена зарплата экскурсоводам. 8880 рублей - вот цена их труда. Директор музея Валентина Голова, как ни странно, защищает нынешние времена:

- Мы и сейчас пополняемся работами с “Красного гиганта”, и, что характерно, трудное время помогло заводу. Появилась там творческая мастерская по росписи стекла красками, как и двести лет назад. Как ни удивительно, есть мастера, есть художники, которые с удовольствием сотрудничают с заводом, воплощают свои идеи в стекле. А вообще музей - это живая часть живого завода. Вот, существует завод 250 лет, и это уже национальное достояние. Это то, что в любой стране берегут...

Никольское утро выглядит так: с рассветом два человеческих потока устремляются в разные концы города. Одни, числом побольше, хмуро бредут к заводу “Красный гигант”. Проходная, как “золотой телец” несчастных детей, проглатывает работяг, и из-за секретности предприятия воображение рисует жуткие картины: вдруг их там приковывают цепями к станкам - кто ж за такое деньги согласиться пахать на вреднейшем производстве? Другой человеческий поток, в сущности, так же понуро тянется к хрустальному рынку. Если раньше желающие продать хрусталь тащились с санками и тележками, то теперь идут налегке или приезжают на машинах. Товар хранится в контейнерах.

Ассортимент раньше был убогим - теперь его созерцание вызывает ощущение не убогости, а дебильности. Появились даже “кошечки”, которыми торговал Никулин в кино про “Операцию Ы”. Хотя, разнообразия стало больше и среди серости можно разглядеть вполне милые вещи. Как и в стране в целом (например, наряду с пошлыми “мыльными операми” у нас создаются кинофильмы, получающие престижные призы), в стекле отразился гениальный разрыв между ширпотребом и пиром духа.

Мы немного поговорили с девушкой Леной, которая совершает (с мужем) челночные ходки на рынок в Гусе-Хрустальном, там покупает стеклянные миниатюры, реализуемые здесь. В хрустальных центрах так принято: никольская продукция продается в Гусе и наоборот, а разница в цене кормит немалое количество людей - и не только “челноков”, но и милицию на постах ГАИ, дирекцию рынков и, соответственно, бандитов. В мелкие предприниматели Елена пошла всего год назад, и не от сладкой жизни - семье надо кушать. Была бы возможность устроиться на спокойную

работу - плюнула бы на этот рынок с удовольствием. Но с работой плохо - именно поэтому с “Красного гиганта” бегут с ленцой.

Покупатель в основном оптовый. Клиент, часто восточного вида, степенно расхаживает по рядам, здоровается, приценивается, и, если цена подходит - берет целую партию. Иногда слышится такой диалог:

-Ты чего суешь, это ж самопал! -Ну и что, что самопал, да он же лучше заводского! Под самопалом здесь имеется в виду полуфабрикат, называемый еще

“голье”. Его берут на заводе или воруют, а потом дорабатывают на импровизированных домашних заводиках. Все это - теневой бизнес и считается, что хрусталь шлифуется в каждом втором доме. За последнее время кое-что изменилось: стали действовать официальные малые предприятия, занимающиеся стеклом. Вообще это действительно похоже на сюжет “Титаника”. “Красный гигант” тонет, и от него отделяются спасательные шлюпки в виде маленьких частных заводиков.

Традицию нелюбви к прессе продолжают руководители и этих небольших производств, но уже по другой причине: боятся, что публикации вызовут всплеск, мягко говоря, интереса со стороны всяческих контролирующих органов. Встретится согласился только Александр Косач - основатель, руководитель и владелец ООО “Стекло”.

Карьера Александра Ивановича складывалась благополучно - и уже в 25 лет он стал директором стеклозавода (не “Красного гиганта”, а маленького предприятия по производству бытового стекла). Факт, что все старинные, двухсотлетние трудовые династии в Никольске прекратились; дело в том, что старики на хотели, чтобы их внуки приходили на эту вредную работу и заставляли внуков искать иной доли.

- ...Здесь характерно, что все местные, коренные, имеют любое образование, но не стекольное. Мы с женой оба стекольщики и никогда не пожалели о своем выборе, даже в те, самые тяжелые времена...

Случилось так, что на стеклозавод в середине 90-х, после приватизации, пришли хозяева, с которыми Косач не сработался, он положил ключи на стол и ушел в никуда. Положение тогда было действительно очень тяжелым: безработица в городе закаливала всякие пределы, да к тому же разборки бандитов, деливших Никольск на сферы влияния, несколько раз приводили к стрельбе, что для провинциального города явилось шоком.

- ...Для всего нужно подходящее время, для стекла - тем более. Были тяжелые времена - теперь, мне кажется, нормальное, даже нужное время. И выгодное. Когда мы с женой и еще несколькими специалистами ушли со стеклозавода, у нас был выбор: или уезжать на родину, или организовывать здесь небольшое, компактное стекольное производство; другого мы ничего не умеем. И вместе с несколькими друзьями мы начали создавать вот это “Стекло”. Первый год мы имели только долги, а зарплаты не было три месяца, вот, друзья посчитали, что это безнадежно - и ушли. Я им выплачивал их долю и теперь я здесь единственный учредитель...

Первое помещение они взяли в аренду на ремонтно-строительном участке. Основа стекловарения - это печь, если ее построили и зажгли, ее уже не погасишь; если печь остановилась - все надо ломать и строить заново. Первые специалисты пришли с “Красного гиганта”, он брали там отпуска. Естественно, Косач берет только хороших мастеров, которых в сущности осталось не так и много. Платится все по справедливости, около 16 тысяч. Это немного, но сам директор получает на 500 рублей больше, а жена наоборот на 500 рублей меньше.

Ассортимент продукции с первого дня стал диктовать рынок. Вещи, которые решили делать на “Стекле”, называются “гутейскими”: из простого стекла, делающиеся методом “свободного формования”. Это вазы для цветов и конфет, декоративные фигурки животных, “сувениры годы” (по восточному гороскопу).

- Мы и хрусталь могли бы делать, но покупательский спрос населения таков, что для людей это дорого. Вообще стекольное производство, на мой взгляд, гениально простое. Для того, чтобы делать хорошие вещи, нужны только стекло, огонь и человек. Огонь стекло сглаживает, а человек придает ему форму - так и творятся шедевры. Поэтому у меня работают только представители основных стекольных профессий, а вспомогательных рабочих у меня почти нет; остальное я делаю сам - я и сварщик, и электрик, и плотник, а жена - технолог и бухгалтер. А в выдувальщики мы берем

молодых парней; опытные, старые мастера для нас не подходят: они делают хорошо, виртуозно, но слишком уж медленно.

Не так давно Косач поместил в газете объявление, что скупает бутылки из-под водки. Все это делается для того, чтобы сократить затраты на производство и максимально удешевить продукцию.

- Дело в том, что сейчас, хотя и бандитское время проходит, но, вопреки заявлению чиновников, цены растут безбожно. Грех жаловаться, но вызывает небольшую обиду, что к некоторым у нас в стране относятся лучше, чем к остальным. Я имею в виду энергетиков. С января цены на электроэнергию поднялись на 18%, в то время как по телевизору говорят, что у нас инфляция 10%, Эх, вот остановился бы рост цен!.. А то не успеваешь считать, как все меняется. Вот пример: в 1999-м мы за электроэнергию платили 25 тысяч, а сейчас около 450-ти. А цены на продукцию с 99-го мы подняли на 8%. Как тут выжить? Чудом... Мы даже не планируем, а просто живем сегодняшним днем, в крайнем случае - завтрашним.

Основная продукция реализуется через рынок; Косач имеет там три точки. Перекупщики берут никольские вазы оптом и везут их в Гусь-Хрустальный, где благополучно все продают. Рынок определяет многое, в том числе заставляет менять ассортимент.

- Наше производство позволяет очень быстро реагировать на спрос. Сейчас очень здорово нас догоняют китайцы и они научились делать такие же, как у нас, люстры, только - дешевле. И у них появились хорошие специалисты (наверное, в России образование получали). Теперь русских

люстр вы не увидите, все - Китай. И мы выучились жить за счет “ноу-хау” только два года. Пара лет - и это быстро выучиваются имитировать китайцы. Но главный наш враг - не Юго-Восточная Азия, а наш, доморощенный... вор. Я справился с воровством просто: поставил видеокамеру у наружной стены, подвел людей и сказал, что их будут снимать. И через пару дней один человек не смог объяснить, что он нес ночью. Я ему подарил пленку, и мы расстались с миром; а другие предпочли не воровать. На заводе воруют покрупнее, и в принципе мне все равно, жаль только, что все эти подпольные цеха сбивают на рынке цены, ведь у вора прибыль начинается “с нуля”. Мне кажется, рано или поздно и там наведут порядок...

И все-таки, несмотря на трудности Александр Иванович доволен нынешним положением дел:

- Самое трудное в стекле - дотерпеть до времени, когда пойдет доход. Жаль, что мои друзья не дотерпели, но не я им судья.

...Сейчас в Никольске уже четыре таких же, как у Косача, частных предприятия и еще два находятся в процессе регистрации. Шедевров они не создают, зато обеспечивают специалистам рабочие места и зарплаты. Шесть лет назад такого не было вообще. Если доживем, посмотрим, что будет еще через полдюжины лет...

Пензенская область

Пестяковские грации

Долюшка женская...

Фабрика валенок в Пестяках давно уже перешла в частные руки. На условия труда капитализм пока повлиял мало: мягко выражаясь, женщины (здесь работают исключительно представительницы слабого пола) трудятся в условиях позапрошлого века. Кажется, именно такие бесчеловечные условия труда - а обеспечивали безжалостные капиталисты-эксплуататоры - привели к октябрьскому перевороту и последующим событиям, приведшим нашу страну к нынешнему позору.

Мужики на фабрику валенок не идут - слишком изнурительный труд. Валяешь ли, мочишь, или сушишь - все равно потом отхаркиваться будешь чем-то черным, а вся благодарность - каких-то 2 тысячи в месяц. Мы запускаем ракеты, штампуем ворованное американское программное обеспечение, научились снимать подобие тупых американских блок-бастеров, а станки для производства валенок на наших предприятиях имеют возраст больший, нежели наши вечно народные артисты (умудряющиеся, впрочем, благодаря впечатляющим достижениям импортной медицины оставаться перманентно молодыми).

Управляющая производством с гордостью мне показывала какой-то деревянный станок, который якобы построил еще ее дед. А женщины, будто сошедшие со страниц книги Горького “Мать” (в смысле, изможденного вида), спрашивали: “Может, посодействуете там, в Москве, на счет пенсионных льгот?..” И над всем этим довлел огромный плакат гениального и издевательского содержания: “На труд тебе Родина!”

Фамилия хозяйки фабрики не Родина. На самом деле он - молодой и застенчивый мужчина, который одновременно с фабрикой владеет пилорамой (самый выгодный здесь бизнес- лес). Настолько застенчивый, что избежал встречи со мной, точнее, удрал. Ясное дело, и он понимает, что и льгот надо добиваться, и производство модернизировать. Тем более что валенки ближайшие сотню лет наверняка не выйдут из круга нашего бытования; даже на пятничном базаре в Пестяках здешними валенками торгуют сразу несколько предпринимателей. Истина вот, в чем: даже если ты порядочный и честный, ощущение того, что никуда людишки от тебя не денутся, заставляет смотреть на рабочих как на недоразумение. Работу в Пестяках найти нелегко, особенно женщине. Если бы не развитые здесь промыслы, вообще была бы беда.

Поэтому, уважаемые труженицы валяльного производства, извиняюсь перед Вами: я Вас обманул, сказав, что пришел с разрешения Вашего директора. Я проник на фабрику хитростью, ибо знал, что директор под страхом жестокой кары запретил пускать чужих в его владения.

...И даже удивительно: само название села Пестяки по мнению некоторых историков произошло от древнерусского слова “пистикий”, что означает “чистый, неподдельный”. Может, и правда чистота здешних душ явилась основой для развития здешнего удивительного промысла - строчке?

Рабы восстали

Рождение промысла в Пестяках началось с бунта: восставшие рабочие сожгли суконную фабрику, хозяином которой был князь Хованский. Пожар явился заключительной цепочкой в борьбе рабов за свои права.

Случилось этот так. Крепостное право здесь было сильно, и феодалы старались эксплуатировать подданных по полной программе. В музее села Мыт, говорят, хранятся кандалы, коими управляющие приковывали ткачей к станкам. Давным-давно, в 1785 году, крестьяне, приписанные к фабрике, отказались повиноваться начальникам и на захотели трудиться в рабских условиях. На усмирение бунта была послана команда от Псковского карабинерского полка. В результате коротких боевых действий ткачи,

согласно донесению, “к должному повиновению и к работе фабричной были приведены”.

Рабочие выдвинули, кстати, экономические и политические требования: переход с барщины на оброк и самоуправление в делах общины. Для эпохи царицы Екатерины II это можно считать сенсацией. Власти вели себя жестко, на попятную не шли, и кончилось все тем, что однажды ткачи просто-напросто сожгли все фабричные цеха.

Сколь народу за свою правду пошло на каторгу, история не донесла, зато достоверно известно следующее: чудом оставшиеся запасы шерсти хозяева разда... нет, не раздали, конечно, а весьма выгодно распродали крестьянам, и смерды занялись вязкой чулок и варежек. Развитию вязального промысла способствовали так же скудные земли и нищета. Постепенно в Пестяках оформился клан скупщиков, которые раздавали шерсть и по семьям, а готовую продукцию отвозили на Нижегородскую ярмарку.

Варежки вязали “русские”, с одной иглой, и “панские”, с пятью иглами и из белой тонкой шерсти. Вязали все, даже слепые, убогие и дети, а в занятие были погружены целые семьи. Зимой сиживали в горнице, летом - на завалинке, причем вязали в равной степени мужики и бабы. Дети к вязанию приобщались с 8 лет, из-за чего образование успевали получать в количестве лишь одного класса.

Никто не помнит тот день, когда кто-то из скупщиков привез с ярмарки образец строчевышитого изделия - то ли салфетки, то ли скатерти. Оказалось, строчкой могут заниматься лишь женщины - для нее надо много усидчивости и терпения - и мужики переквалифицировались в плотники, или, как здесь говорят, “якуши”; для них началась эпоха “отходов”. Строчка пришлась по

вкусу, особенно богатым покупателям (одна накидка на кровать стоила столько же, сколько несколько коров), и дело пошло весело. Богатели, конечно, не пестяковские искусницы, а раздатчики, но ведь они тоже были пестяковскими, и это способствовало развитию села.

Местного изготовления наволочки, накидки, простыни, подзоры, накомодники, полотенца, салфетки, носовые платки, наподносники и дамское белье разошлись по просторам империи и даже перешли ее границы. Раздатчик Сироткин однажды на Парижской выставке получил за работу подчиненных ему строчеей золотую медаль. Вряд ли он поделился с истинными творцами шедевров, которые он продавал.

Все девицы по окном шили строчку вечерком...

... - А мужики наши все в лесу. Пилят. Лес грузят. На кого-то... Или в Москве, на стройках. А мы - тут...

Это не совсем так. Треть мужиков здесь действительно на стройке, треть - на лесоповале, ну а треть весело предаются общению с языческим богом Бахусом. И судьбы женщин в связи с этим разнятся.

Все-таки цех строчевышивальной фабрики - не валяльный цех с шерстяной пылью и кислотой. Даже Пушкин вспоминается, глядя на “девиц”, склоненных над пяльцами. Правда, “девицы” - сплошь дамы, перешагнувшие за бальзаковский возраст. Не идет молодежь в строчеи - работа хоть внешне и тихая, да муторная. Те, кто раздергивает ткань, даже вынуждены работу на дом брать - не успевают.

После Революции мастериц сначала согнали в артель “Красный октябрь”, после организовали фабрику, до сих пор имеющую статус предприятия народных промыслов. Правда, статус этот ныне дает лишь одну льготу: налог на землю не берут. В остальном - приходится крутиться в горниле рыночной экономики наряду с теми же лесорубами. За исключением того, что большая часть леса воруется, а строчевышитые изделия от налоговой инспекции не утаишь.

Когда Виктор Локтев пришел директорствовать на фабрику (с должности директора крахмально-паточного завода), на ней работали 350 мастериц. Сейчас их - 60, и это даже неплохо; после дефолта 1998-го оставалось всего 28. Зато Виктор Федорович стал хозяином в бывшем государственного предприятия, точнее, обладателем контрольного пакета акций. Его заместитель, которой ситуация не понравилась, “отпочковалась” вместе с группой мастериц и организовала свое малое предприятие - “Вышивка”. Каково бы ни было отношение между конкурентами, проблема стоит перед ними одна: реализация.

В умении продать проявляются талант руководителя. По сути Локтев - тот же дореволюционный “раздатчик”, с той только разницей, что конкурент у него всего один. И возит он изделия не на Нижегородскую ярмарку, а в два московских салона (оба - на Арбате) и на частную фирму в Петербург. Кроме того, Локтев нашел одного замечательного заказчика, грека. Оказывается, Там, в Греции, принято кушать обязательно на красивой скатерти. Именно потому грек - самый активный потребитель пестяковских скатертей; ради них фабрика вынуждена сильно сократить производство вещей других типов. Зато скатерти стоят дорого - до 16 тысяч рублей - это дает такой оборот, что фабрика начала расплачиваться с государством за старые долги, которые Локтеву удалось реструктурировать, то есть, отсрочить выплаты. А вот о введении новых технологий Локтев даже не задумывается; одна только профессиональная мережечная машина стоит 12 тысяч евро. Сумма для пестяковских мастериц фантастическая.

Ивановская область

Открыватель родников

Эта история началась приблизительно 137 000 000 лет назад. Громадный океан Тетис властвовал на нашей планете, порождая всевозможные ныне невообразимые формы жизни. Природа экспериментировала, пробуя (и частенько ошибаясь) миллионы вариантов, по-видимому, нащупывая путь к созданию биологического вида, который в данный момент считает себя господствующим на Земле.

Если мы, люди, homo sapiens, удержимся на природном Олимпе и не превратимся в homo sapiens ferys (не впадем в звериное состояние), то наверняка узнаем о Меловом периоде, продолжавшемся 66 000 000 лет, много больше, чем знаем сейчас. Но и сейчас человечество составило представление о многом: например, о том, что нынешние Хвалынске горы, которые являются самой высокой частью Поволжья (379 метров над уровнем моря), некогда были... океанической впадиной. Здесь оседали останки “природных экспериментов” и глубина своеобразного “кладбища Мезозойской эры” достигает сотни метров.

Итак, прошло с той поры 136 000 937 лет. По галактическим меркам - пустяк. В семье коренных хвалынцев, местной интеллигенции, родился мальчик, которого назвали Валерием. Дедушка и бабушка Валеры Лаврова были учителями, а отец, Евгений Петрович, хотя и имел образование 7 классов, работал инженером садоводческого совхоза с романтическим названием “Садвинсовхоз”.

Хвалынск - город особенный: полоса берега в несколько километров между горами и Волгой образует особенный климат, весьма благоприятный для садоводства. Холод, образующийся на горах, немедля скатывается к великой реке, минуя долину, занятую яблоневыми, грушевыми, сливовыми, абрикосовыми и вишневыми садами. В каком-то смысле Хвалынск - рай для плодовых деревьев, который, впрочем, три столетия обустраивался трудами людей, “венцов природы”.

Валера Лавров с детства знал о своем предназначении:- У меня всегда была склонность к садам. Бабушка моя, Матрена

Павловна, все время в саду пропадала, выращивала там все, а однажды, когда она раздобыла ветвистую пшеницу (ее авторство приписывали достославному Лысенке), я стал ее сеять и получать урожаи. Это были мои первые опыты, через которые я непосредственно на садоводство обратился. И поступил в сельхозинститут именно на садоводческую специальность...

Валера, когда был еще ребенком, подметил, что хвалынские сады такие богатые еще и потому, что подпитываются какой-то необыкновенной водой, стекающей с гор. Бабушка рассказывала, что там, в горах, некогда были

раскольничьи скиты, основывающееся у родников, которые считались святыми. Но так получалось, что дом Лавровых находился у садов, от которых и до гор, и до Волги было далековато. По-настоящему Валера познал реку и горы только, когда ему исполнилось 10 лет:

- И к реке мы стали бегать купаться, и горы лазить. А однажды приятельница бабушки повела меня дальше в горы, в лес. И я увидел там первый в своей жизни родник, у мелового карьера. У нас в Хвалынске все-таки воды не хватало, и вечные очереди стояли у колонок; сидели на ведрах, коромыслах по часу, “лясы точили”. А колодезной водой поливать огороды было нельзя, так как она соленая. От нее земля белела. А родник тот был старый, как говорила бабушкина приятельница, еще раскольниками обустроенный. Вода - студеная, вкус у нее приятный, и жажду утоляет быстро. И меня тогда озадачило: родники есть, ручьи сквозь сады текут, - а воды в городе не хватает... И как-то (я уж институт закончил, работал агрономом в совхозе “Садовый”) выдалась холодная зима и водопровод промерз. И стал я предлагать начальству использовать родниковую воду. А начальники злятся: “Ты тут чушь городишь, итальянскую забастовку хочешь устроить!” Я не понял, при чем тут “итальянская”, но сам - глубоко заинтересовался...

Будучи агрономом по садам, Валерий Евгеньевич в первую очередь обследовал территорию садов. И обнаружил целых четыре родника, которые, едва выбившись из-под земли, исчезали в неизвестность (снова просачивались под землю). Он их очистил, обустроил, построил каптажи (сооружения для выхода воды на поверхность), а течение вод направил в нужное русло. И с той поры начал замерять “дебет”, скорость выхода воды из родника на поверхность. Делается это просто: подставляется под поток 10-литровое ведро и засекается время, за которое оно наполнится. Началось это в 1969 году и с тех пор Валерий Евгеньевич не реже раза в неделю замеряет “дебет” всех хвалынских родников, число которых с каждым годом неуклонно увеличивается:

- Ну, и пошло-поехало. Облазил я все горы, но уже имея на вооружении сведения о родниках, которые были знамениты в старые годы (мне помогли их найти работники нашего краеведческого музея). Узнал еще о деталях постройки хвалынского водопровода; его начали организовывать еще в 1842 году и до сих пор он действует! А достраивали его пленные австрийцы, по национальной своей особенности не умеющие делать плохо. Тогда еще Национального парка не было, но ключи, которые питали водопровод (Винный, Каменка и Красулинский), были огорожены колючей проволокой, была охрана. Теперь Национальный парк есть, но никаких ограждений не стало. Оставили там одного сторожа, который там живет и охраняет одновременно все родники и еще пионерлагеря, которые создали на месте раскольничьих скитов. А воды поступает с родников в водопровод до 1800 “кубов” в сутки...

Метод поиска родников прост: Лавров старательно обследует каждый квадратный метр гор и предгорий, проходит от устья ручьев вверх,

выискивая потоки, которые его питают. И соотносит новые данные с уже имеющимися. Когда родник обнаруживается, он обустраивается по всем правилам, если же найденный родник имеет приметы прошлого обустройства, Валерий Евгеньевич по возможности повторяет все инженерные задумки своих предшественников. Родники, как правило, капризны и не слишком любят, когда их “заключают” в рамки; они стараются просочиться мимо и даже спрятаться под землю. Но, если взяться за дело грамотно и знать природу происхождения и нрав воды, чтобы построить щадящий каптаж, люди могут пользоваться природной благодатью не меньше сотни лет - и никуда она не убежит.

Интересны исторические названия родников. Самый знаменитый из них - родник Святой; прежде рядом с ним был мужской старообрядческий монастырь и над родником была построена часовня. Теперь осталось некое подобие сараюшки, благоустройство оставляет желать лучшего (за ним ухаживают сотрудники Национального парка), тем не менее, вода из него считается целебной и сейчас. Есть в долинах и на склонах родники с названиями: Мамонтов, Сухой дол, Катюшины горки, Благодатный, Девичьи горки, Любкин перевал, Гремучий, Старая яблонька, Ераскин. Открытым им самим родникам Лавров дал названия сам. Например, родник Девятиглавый назван так потому, что он состоит из девяти потоков. Родник Лев - потому что когда-то невдалеке стояла гипсовая фигура львы (остаток купеческой усадьбы). Родник Елисеев назван в честь одного хвалынца: этот Елисеев сам обустроил этот источник, за что и удостоился чести увековечивания своего имени на карте. Эта карта - самое дорогое для Валерия Евгеньевича: на ней обозначены 164 родника (больше половины из них до исследований открывателя не были известны вообще) и Лавров убежден в том, что это - не крайнее число, открытия еще ждут впереди. Нет только на карте родника с названием “Лавров”:

- А мне это не надо. Мне просто так жить интересно... А чего, как другие мужики, собраться за бутылкой, и болтать: сколько вчера выпил, сколько позавчера, с кем подрался. А ведь у меня материалы собраны с 1945 года: какая была высота снежного покрова, глубины промерзания почвы, интересные явления природы, и ведь все это влияет на родники.

Лавров в результате исследований узнал тайну происхождения хвалынских родников. Вода в них - первого водоносного горизонта. Считается по идее, что это самая грязная вода - дождевая и от таяния снегов (больше всего ценятся воды третьего и четвертого горизонтов) - но интересен сам механизм образования здешних родников. Вода просачивается через многометровую толщу известняковых отложений, не только фильтруясь, но и насыщаясь веществами, которые образованы за миллионы лет физических и химических процессов, которые пережила органика реликтового океана. Говоря образно, вода эта “получила информацию о жизни и смерти материи”. Пройдя этот своеобразный фильтр и “прожив” по сути 66 миллионов лет, вода упирается в глиняную твердь, которая ее не пропускает ниже, - и вырывается наружу.

Не оставляет Валерий Евгеньевич и свое второе увлечение: садоводство. Благополучие садов во многом зависит от состояния родников. Почти четверть века Лавров работал агрономом в совхозе, но настал капитализм и однажды в хозяйстве перестали платить зарплату. Точнее, сначала начальство пыталось выдавать зарплату яблоками и грушами, но вскоре сказало, что не даст и этого.

Фермерское хозяйство Лаврова называется “Анис”, по сорту яблок; так же, по яблочным сортам, именуются и хозяйства его друзей. Были в их объединении еще двое, но они отпали: их испортила... собственность. Дело в том, что для простоты технику, которые садоводы покупали, они записывали на кого-то одного. Так вот, когда “концессионер” понимал, что юридически трактор или грузовик находится в его собственности, он... быстренько “кидал” бывших друзей. После двух подобных опытов решили - даже несмотря на видимую задушевность отношений - не записывать ничего на одного человека.

Сады - дело выгодное, но, по мнению Лаврова, процветать они могут только в частных руках. Главная беда садов - воровство. Совхоз, будь он хоть трижды хорош, не сможет обеспечить охрану, так как воровать будут те же охранники. Частник костьми ляжет, сам будет с “пушкой” под яблоней ночевать, но воровства не допустит. К тому же сейчас на плодовые культуры нападают новые болезни, с которыми нужно оперативно бороться; настоящий хозяин, участь которого полностью зависит от урожая, поднимет на дыбы все средства защиты растений - но не даст саду погибнуть.

Сочетание мягкого климата, вековых традиций садоводства и, конечно же, родниковой воды (во всех родниках круглый год она имеет постоянную температуру +7°) позволяет достичь урожайности в 250 центнеров с гектара и выше. Причем, не банальной антоновки, а дорогих зимних сортов (беркутовская, кортланд, северный синал), способных сохранять свои кондиции до весны следующего года.

А вообще, по подсчетам Лаврова, садами в Хвалынске кормятся около 3000 человек, иметь “свои сады” здесь считается “хорошим тоном”. Если человек говорит: “Я еду в свои сады, подрезать...”, - все на него посматривают уважительно.

Жаль только, сын Валерия Евгеньевича не интересуется ни садами, ни родниками:

- Видно, природа отдыхает на детях. Он и со мной работал, а на Север, на нефтепромыслы ездил (у маня зять тем и зарабатывает, что в Сургут нанимается), да ничего ему не интересно. Жаль еще, что род Лавровых прерываются, у нас с Зинаидой Лаврентьевной (женой) только внучки. Хотя, когда подрастут, может и заинтересуются родниками-то...

Саратовская область

Грибная рать

Жаль, конечно, что белые грибы на растут круглый год, как, к примеру кокосы на какой-нибудь Чунга-Чанге! Время роста гриба (по-научному “плодового тела”) скоротечно, всего две-три недели, до второго осеннего заморозка. А бывает и такое: выпадет первый снег, добытчики разъедутся, а, едва снег стает, ка-а-а-ак гриб попрет! Да еще чистенький, без единого червя, который вымерз... Надо угадать, почувствовать - ведь царь-гриб (без сомнения белый имеет право носить такой титул) показывается из земли при стечении нескольких обстоятельств, как погодных, так и не вполне объяснимых человеческой логикой. Этой “грибной логике” русский ученый Б. П. Васильков однажды даже посвятил объемистый труд “Белый гриб. Опыт монографии одного вида”. На Севере все грибы кроме белого называются “черными” и ценятся гораздо ниже. Исключение составляет разве что белый груздь, он даже дороже белого гриба. Но это особая история, поскольку белый признан во всем цивилизованном мире, а от груздя млеют лишь Руси.

Белая Слуда - местность на правом берегу реки Северной Двины, напротив районного центра села Красноборск. Всего здесь живут 835 человек в 44 деревнях. Столица Белой Слуды - деревня Большая Слудка. На входе в деревню, кстати, растянут плакат со своеобразной надписью: “Царство белого гриба”. Главная деревенская улица украшена своеобразно. Через дом установлены... рекламные щиты. Они извещают о том, что именно здесь, в этом доме, на лучших условиях берут грибы. Или ягоды. У многих плакатов мелом начертаны прейскуранты. Как курсы валют или стоимость топлива на автозаправках! Для глухой деревни, откровенно говоря, шокирующий облик...

Ясность можно обрести лишь после общения с главой администрации Белослудского сельского совета (проще говоря, мэра Белой Слуды) Анатолия Павловича Пономарева.

Оказывается ,подлинный грибной, а заодно и ягодный бум начался лет пять назад. Ну, жили себе простые крестьяне, в совхозе работали, и не задумывались о том, что под ногами валюта растет. А вот, когда совхоз стал разваливаться... Белый гриб хорошо растет на беломошнике (ягеле), а белослудские леса - сплошь белый мох. Оттого и местность так названа. Об этом прознали предприниматели со стороны и стали нанимать местных людей в приемщики. Плакаты с “курсами грибных валют” указывают места, где принимают лесные дары. Вообще-то такое можно увидеть по всей

России, даже там, где нет лесов, но Белая Слуда пошла дальше. Здесь начали плодиться перерабатывающие предприятия. На так называемых “базах” грибы не только сушатся и варятся. Предприниматели закупили и привезли оборудование для быстрой заморозки. Один профессиональный холодильник стоит не меньше 15 000 евро, а таких в белой Слуде сейчас десять штук. А некоторые дельцы вообще до непостижимого дошли: на специальных станках оттачивают, шлифуют замороженных грибочки - чтобы “как огурчики” смотрелись! Таких трат “акулы бизнеса” не стали бы конечно совершать, если бы у них не было прибыли.

“Царство белого гриба” превращается в подлинную грибную империю. И задача главы администрации состоит в том, чтобы хоть какая-то часть прибыли “акул бизнеса” оставалась в регионе. В сущности, если рассудить, в основании “грибной пирамиды” находятся 835 местных жителей, ведь грибы собирают все. У каждого предпринимателя имеется сеть приемщиков, от пяти до десяти точек. Плюс на “базах” непосредственно в переработке, заняты в общей сложности сотни полторы белослудовцев.

Так выходит, что в сентябре, в разгар грибного сезона, местная школа недосчитывается почти половины учеников, а те, кто трудится на бюджетных должностях стараются в грибную страду уйти в отпуска. А как же иначе: одна сентябрьская неделя весь год кормит.

“Левых” фирм, которые официально не зарегистрированы, в Белой Слуде нет. Но в роли капиталистов, то есть хозяев фирм выступают не местные, а “варяги” со стороны. ЧП “Коренев” возглавляет человек из Великого Устюга, в ООО “Двина-Сервис”, ООО “Север-Фрост”, ЧП “Суханов” командуют пришельцы из Котласа; ООО “Бел Росса” основали граждане Белоруссии. И лишь одна фирма, ЧП “Симарев” принадлежит местному мужику, Владимиру Михайловичу Симареву. Фирмы эти кроме грибов принимают и перерабатывают ягоды: бруснику, чернику, клюкву. Лето белослудовцев проходит в собирательских трудах, однако только время белых грибов сравнимо с золотой лихорадкой. Деревни в грибную страду пустеют. Все, кто еще может двигаться - в лесу.

Главная задача администрации - как сельской, так и районной - упорядочить эту лихорадку и научиться извлекать пользу для региона. Ведь никто не скрывает, что белый гриб в основном уходит за кордон, то есть он - живая валюта. Так выходит, что предприниматели платят только за аренду земли под приемными пунктами и базами. Грибной магнат из Белоруссии рассказывал Анатолию Павловичу (главе) что в его республике дают лицензии на заготовку грибов, определяется объем, лесхоз выписывает лесобилет. Но там мало грибов, к тому же леса подпорчены Чернобылем. Здесь, в Архангельской области, бери грибов сколько хочешь, они экологически безупречны – и никто не определяет лимитов (или квот - не знаю уж, как правильно это назвать). В общем беспредел. Или, если Вам угодно, дикий капитализм.

В России сейчас нет закона, способного защитить леса от хищнической эксплуатации. Разве что есть одна статья (8.26 Административного кодекса) определяющая наказание за нарушение сроков сбора грибов. Но штраф от 3 до 5 “минималок” грибных магнатов не пугает. К тому же по этой статье никто и никогда не привлекался. Некому привлекать - милиция решает более насущные для проблемы, лесхоз слаб... Всякий раз глава говорит предпринимателям: “Ребята, вы думаете, на что вы приедете в следующем году...” (В том смысле, что из-за грибной лихорадки белый гриб можно извести.) Те отвечают: “Все о-кэй, Палыч, гриб будет!” Все эти пять сезонов гриб действительно есть. Пока есть...

Временами разгораются теоретические споры. Одни говорят, гриб будет всегда, так как грибница не повреждается. Другие утверждают, что изведут. Слово за будущим. Есть только один существенный момент. Магнаты принимают белый гриб по четырем сортам: первый - маленький гриб с белым низом шляпки; второй - поболе, но низ шляпки желтый; третий - еще больше и низ шляпки зеленый; четвертый - большой, но “пока еще жив” (то есть не стал гнить не зачервел). Так вот четвертый сорт не надо бы принимать, ведь плодовое тело должно сбросить споры. А его принимают.

В отместку неспособности приструнить магнатов районная администрация придумала свой ход. Неожиданный. Они объявили село Красноборск столицей Белого гриба. Даже зарегистрировали в Москве соответствующий товарный знак. Почему столица не Большая Слудка, а

Красноборск, лежащий на противоположном левом берегу Двины, объяснить просто: развиваться хочет весь Красноборский район, да и финансовых возможностей у района больше, чем у простого сельсовета.

Мне посчастливилось побывать на празднике белого гриба. Он проходит аккурат перед самым началом грибной страды. Проехал я с туристами по туристическому маршруту, проехав и форпост Царства белого гриба, и путевой камень, и заманиху с лесными чудесами, и даже резиденцию Царя-Гриба (им не сей раз был лесник из деревни Березонаволок Павел Борисович Шестаков). После были трактир “Грибная выть”, конкурс на лучшую частушку о грибах, конкурс грибников и даже встреча дорогого гостя: Деда Мороза из Великого Устюга. Все был великолепно.

Но было одно “но”. Местный люд считает, что после того как завели традицию проводить праздник, грибы пошли на убыль. А один из грибных магнатов выразился конкретнее: “Ну, придумали они, что Красноборск - столица белого гриба... А Белую Слуду пусть не трогают! Из-за праздника этого конкурентов слишком много стало. Разрекламировали - и бардак в лесу пошел...”

Думается, праздник здесь не при чем. Все-таки праздник начался три года назад, а грибная лихорадка - пять. Ищите, господа магнаты, другого врага.

Вообще конкуренция между магнатами - вещь забавная. Все проходит мирно, без стрельбы, но очень стремительно. Едва гриб пошел, все, будто заключив картельное соглашение, принимают первый сорт по 30. По мере того как урожайность растет, возрастает и цена, приемщики поднимают закупочную цену. Называется это “тихой игрой”. Утром приемщики просыпаются, смотрят, какие на вывесках начертаны курсы валют, - и в зависимости от цен конкурентов ставят свою. Ближе концу сезона цена подскакивает до 70, а после начинает падать. Прямо иллюстрация к Марксову “Капиталу”! А главная прелесть системы вот, в чем: приемщики расплачиваются за грибы сразу и наличными деньгами.

У Владимира Михайловича Симарева, единственного грибного магната местного происхождения, закупочная политика другая. Он берет количеством приемных точек и не назначает цены выше, чем у конкурентов.

Вообще судьба Симарева - удивительный пример того, как рынок выталкивает на вершину пирамиду действительно толковых людей. Кем он был в совхозе? Дояром, свинарем, столяром. Супруга его Галина Альбертовна была санитарочкой в больнице. Теперь он - предприниматель, жена ведет бухгалтерию. Их база - целый комплекс строений на окраине Большой Слудки. Там есть и сушильные агрегаты, и приспособления для варки грибов, и холодильные камеры, в том числе устройство для быстрого замораживания. В сезон у Симарева работает 10 приемщиков и 10 переработчиков. Можно сказать, это целая фабрика.

На базе Симаревых я узнал много интересного. Например, что в грибную страду к Владимиру Михайловичу приезжает специалист из... Югославии - серб Стошин Небойш. Стошин, или как его здесь уважительно зовут, Неш - потомственный переработчик грибов, знающий о грибах все, можно сказать, грибной профессор. Помогли найти такого специалиста партнеры. Симаревы тесно сотрудничают с одной из фирм, правление которой находится в городе Йошкар-Оле. Фирма имеет несколько десятков таких же, как Симарев, партнеров, причем симаревская база в Белой Слуде - самый северный партнер фирмачей. Если случается форс-мажор, например пропадает электричество и холодильники начинают размораживаться, фирма в течение десяти часов обязуется пригнать в Белую Слуду рефрижератор. Я эту “кухню” раскрываю для того, чтобы те, кто хотел бы заняться грибным бизнесом, поняли: самодеятельность сейчас не пройдет. Нужны высокие технологии переработки, классные специалисты и налаженная сеть реализации.

Дом Симаревых - май красивый в деревне. Впрочем не за счет богатства отделки, а просто оттого, что свежевыкрашен. О зажиточности говорит лишь спутниковая тарелка на фасаде. Как все-таки совхозный столяр стал магнатом? Начинал свой бизнес Владимир Михайлович простым приемщиком. У Симаревых трое детей и надо было их кормить. Зарплата санитарки в 400 рублей, почти никакое содержание совхозного рабочего не давали надежд на будущее. Потому и посвятили себя грибам. Галина Альбертовна бизнес-успехи семьи объясняет так:

- Работать надо. Крутиться, крутиться и крутиться. Люди пробежались с утра по лесу, сдали грибы и все - ноги в потолок. Мы бы тоже могли деньги получить, пива купить - и к телевизору. А нам до трех, а то и пяти утра грибы перебирать, перерабатывать. А в половине шестого утра машины заправляем - и в лес...

Симаревы честно признаются, что работать очень тяжело. Нужно следить, чтобы не пили шоферы, чтобы не обманывали приемщики, не хитрили партнеры. Но общий принцип таков: если ты ведешь себя порядочно, то и люди, глядя на тебя, постараются быть такими же. Именно поэтому “команда” у Симаревых не меняется пятый год. Будем считать, в Белой луде мы имеем удовольствие наблюдать не самый худший образец капитализма.

Не перевелись бы только грибы...

Архангельская область

Старицкие куркули

Люди из села Старица узнаются везде. У них, мягко говоря, лица широкие, отъетые. Такие русские крепыши, гордящиеся тем, что даже в Астрахани друг друга узнают за километр по харя... то есть, по лицам. Впрочем, так же холено и отъето выглядит само село. Дома здесь обширные, аккуратно выкрашенные, дворы ухоженные, от скотины ломятся. Откровенно говоря, Старица сильно отличается от других нижневолжских сел; все села оставляют впечатление временности - оттого что Волга подмывает берега, на века дома не строят. В Старице - строят. Да еще и украшают, как могут.

Здесь все надежно, навеки. Церковь - и та гигантская (правда пустующая). У меня даже мысль крамольная возникла. Волга на многие волжские села наступает и “съедает” целые улицы. А от Старицы великая река отступила, оставив обширную пойму. Испугалась, что ли?

Более-менее историю старицы услышал я от здешнего старожила Алексея Ивановича Ядыкина. Он уважаемый человек, фронтовик. Восемь внуков у него, столько же правнуков. Дом свой в порядке держит, несмотря на почтенный возраст. Вторую жену взял, беженку из Чечни. Натерпелась Раиса Игнатьевна там, в Грозном (по прямой от Старицы до Чечни пять сотен километров всего, потому беженцев много), а здесь обрела истинную благодать. Первую свою жену, Катерину Васильевну, Ядыкин любил. Она ведь четверых детей ему подарила. “Умница была, продолжение жизни моей...” - так говорит старый солдат. Жаль, ушла супружница рано.

История Старицы такова. Были здесь безжизненные земли, хоть Волга рядом протекает, в степи воды-то ни капли. И вот однажды, где-то в середине XIX века переселились сюда русские люди - из Воронежской губернии, Борисоглебского уезда - потому что захотели воли. Здесь ее было вдоволь, известная ведь вольница - Нижняя Волга, здесь еще воровские казаки Стеньки Разина некогда обитали, грабили торговые караваны, да и вообще весело жили.

До появления русских была здесь лишь одна достопримечательность - Большой курган, предположительно древнее сарматское захоронение. После прихода русских появилась целая россыпь достопримечательностей. И главная, на мой скромный взгляд, достопримечательность - чудо земледелия. Чудо на уровне “висячих садом Семирамиды” - там ведь, в древнем Вавилоне, тоже реки Тигр и Евфрат по пустыне текут.

Старица и сейчас большое село, в нем 2282 человека живет. А вот по данным 1907 года аж 4430 души обитали. Поскольку исконные крестьяне в первую очередь земледелием занялись, стали полупустыню приручать. Калмыки, регулярно появляющиеся возле Старицы - то отары овец гнали, то грабить караваны приходили - удивлялись упорству русских мужиков и баб.

И всякий раз богатство Старицы росло. Потому что трудиться умели. Старицкие очень быстро приобрели прозвище: “куркули”. Что впрочем не мешало уважению со стороны соседей и врагов. “Старицкому куркулю” любое дело по плечу, но палец ему лучше не давать - руку отхватит. Но это касается лишь дел, если ты гость в Старице - тебя закормят и запоят.

Старицкие мужики возьмут все, что плохо лежит. Но на чужое не зарятся, для них собственность свята. Строилась Старица забавно. Леса-то тут нет, а все село деревянное. Плывут плоты по Волге, лес на Астрахань гонят. Мужики на лодчонках своих подплывают - и на пузырь выменивают два-три бревна. Поскольку зерно выращивали, хлебное вино делать умели.

Но кстати особо богатых и не было. В Старице был один единственный купец, Иван Провоторов, да и тот был лишь второй гильдии. И один единственный кулак наличествовал, Феофан Логунов. В известное время обоих сослали в Сибирь. Не знали каратели, что там, в Сибири, по отношению к старицкому климату - эдем. В Старице-то зимой - холодина, летом не просто жара, а зной, а дождей вообще не бывает. В том-то и чудо, что здешнюю природу русские люди взнуздали.

В старину держали много коз - особой, тонкорунной породы. И сейчас тоже держат, правда, поменьше. Зимой-то делать нечего, а руки чешутся. Вот женщины и пряли шерсть, а после платки пуховые вязали, не хуже оренбургских. Очень приятно мне сообщить факт, что промысел жив, а потому не только в прошедшем времени говорить приходится. В каждой

старицкой избе Вы найдете сундук с разными пуховыми шедеврами. Вяжут женщины так много, что даже не все продать удается.

Во всех других нижневолжских селах “окающий” говор, а в Старице даже не “акающий”, а “якающий”. Если в других селах, ежели приказ сверху спустят, скажут: “Будет так...”, в Старице по другому ответствуют: “А у нас так ня будеть!” Характер старицкий такой - упрямый.

Алексей Иванович Ядыкин 23-го года рождения. Как война пришла, на фронт забрали мужиков возраста от 24 до 45 лет. Его, как молодого оставили, в здешнем колхозе “Калинин” хлеб для нужд страны растить. Здесь же система аридного земледелия существует, то есть земледелия без полива. По-старинному поле в полупустыне называется “багарой”.

Вырастили урожай - осенью забрали на фронт и юношей, включая Алешу Ядыкина. Сначала рыли противотанковые рвы на трассе “Ростов-Сталинград”, после вернули в Старицу - чтобы хлеб посеяли - и уже в действующие войска под Сталинград. Из местных пацанов сформировали 59-й стрелковый батальон. Конечно в Сталинграде был ад. Но Ядыкин там выжил. А после освобождал Воронеж, Киев (там тоже ад был, ведь плацдарм на правом берегу Днепра держали), Житомир. Закончил войну солдат Ядыкин в Перемышле. Вернулся на родину - и снова к земле. Многое повидал, ранен был неоднократно, а чуть не каждую ночь Старица во сне виделась. А не вернулись домой с войны больше половины старицких мужиков.

Старица, как и вся почти Нижняя Волга, живет сейчас арбузами. Теми самыми знаменитыми “астраханскими арбузами”, что мы на рынках выискиваем (и не дай Бог подсунут нам другие, химикатами накачанные!). Колхоз-то развалился, да и правильно, наверное, сделал. Здесь все развивать хотели аридное земледелие, одни только зерновые выращивали на шести тысячах гектар. А ведь зерно-то золотым выходит, поскольку урожайность в полупустыне - не больше восьми центнеров с гектара.

Зато теперь в Старице полно т.н. “арендаторов”, то есть людей, которые берут в аренду колхозные или сельсоветовские земли, обычно по одному-двум гектару, и занимаются на землях выращиванием арбузов. Ну, и еще помидоры выращивают, те самые - “астраханские”. Больше здесь заняться-то и нечем. Овец в далеких степных “точках” русские не привыкли держать, этим занимаются выходцы с Кавказа, как правило, даргинцы (есть такая национальность в Дагестане). Почему сложилось так, никто не знает, факт есть факт. Солнца здесь хватает, с водой - проблема. Ее решают так: протягивают на арендованные поля частные водопроводы, в которые закачивается вода из Волги. Конечно такая вода выходит “золотой”, но при сегодняшней жизни арбузы и помидоры - единственное спасение.

Мне удалось пообщаться с самыми серьезными “старицкими куркулями”, которые не просто “арендаторы” а крупные производители. Они - фермеры, потому что земель возделывают гораздо больше других. Фермер Зайкин - постарше, фермер Алтунин - помоложе. Их поля рядом, они дружат,

тем более что и бригадами меняются. Здесь ведь, в Старице, сложилась интересная экономическая ситуация. Можно сказать, в селе своеобразная “модель капитализма с человеческим лицом” наблюдается.

Дело вот, в чем. Всего в Старице около 150-ти арендаторов. Те, кто не арендуют землю, идут в сезонные рабочие. Они собираются в бригады, переходят от хозяина к хозяину, высаживают рассаду, пропалывают, собирают урожай. Казалось бы, они - батраки. Но это вовсе не так. Потому что условия обычно диктуют именно рабочие. Всего в селе на сезон образуются около десяти бригад по 10-12 человек, и они - истинные профессионалы земледелия. “Арендаторы”, чтобы нанять бригаду, в очередь выстраиваются. “Денщина”, то есть день работы ценится от 200 до 500 рублей на члена бригады, причем никаких норм нет; работа идет на совесть. Такие же бригады нанимают Зайкин и Алтунин. Для них бригада - бог и камень преткновения. И не дай Господь, обидишь работника...

Зайкин по профессии инженер-гидротехник. То есть о воде и о способах ее доставления на поля он знает все. Поэтому и выбрал место возле источника воды, “Божьего ерика”, в который с весны вода закачивается. Арбузы и перец (его в Старице тоже выращивают в больших количествах) обходятся дорого: чтобы оросить гектар земли, нужно потратить не меньше полутора тысяч рублей. Но арбуз, помидор или перец - единственное, что принесет доход. Поэтому ставка на них. А ведь еще и Зайкин, и Алтунин зерновые выращивают; у первого отведено 15 гектар под хлеб, у второго - все 100. Пускай урожайность мизерная, но ведь если привозить ячмень из

благодатного Краснодарского края, он выйдет в такую же цену. Тем более что предки наработали навыки выращивания зерновых в пустыне. Зерно охотно покупают даргинцы - для кормления овец. И местные, старицкие покупают, потому что скотины много. Да и у фермеров тоже скота домашнего хватает, особенно у Зайкина.

Главная проблема - с реализацией. Трасса “Астрахань-Волгоград” осенью - сплошь стоящие в овощами и бахчевыми люди. Все они надеются продать выращенное потом и кровью. Если удается арбузы сбыть по 2 рубля, а перец - по 5, это счастье. А оптовые покупатели - исключительно лица кавказской национальности, в основном - азербайджанцы. На трассе - они цари, так как цены диктуют. Топливо и электричество в цене растет, вода - тоже (ведь качают ее электронасосами), а цена на арбузы не поднимается. А потому Старице, как и вообще крестьянину на Нижней Волге, жить все тяжелее. Но из этого никто не делает вывод, что жить вовсе не надо.

Кто-то спросит: “А как же Волга? Ведь рыба, икра и все такое...” В районе Старицы находится нерестилища. Здесь осетровые и прочая каспийская рыба откладывают икру. А потому лов - особенно в нерест - запрещен. Впрочем рыба на старицких столах есть. Но все так же, по-крестьянски - из не слишком контролируемых государством источников. Всеж-таки воронежские крестьяне на Нижнюю Волгу за волей бежали, а не за житьем под надзором всевозможных органов!

Владимиру Алтунину пришлось к своему фермерству пробиваться с низов. Мама его воспитывала без отца, работала рядовым овощеводом в колхозе. Но Владимир выучился на зоотехника, дорос до бригадира животноводческой фермы; колхоз ведь и коровами занимался. А, когда все развалилось, Владимир на своей “копейке” стал по селам ездить, мелкой торговлей занялся. Потом товароведом у одного предпринимателя в райцентре был, ну, а в 96-м зарегистрировал крестьянское хозяйство. Сейчас в аренде у Алтунина 200 гектар земли. Даже при нынешней оптовой цене на арбузы при урожайности 40 тонн с гектара вполне можно добиться рентабельности. В общем жить можно. Зайкин - постарше, Алтунин - помоложе, но оба сходятся в одном: для них время сейчас хорошее. Потому что не мешают; упрощенный сельхозналог ввели, в 6%, отчего бухгалтерию легче вести стало. Даже бандиты фермеров не трогают, данью не облагают! Ведь что знают, каково из этой земли плоды получить.

И кстати: в сельсовете мне сказали, что этим двум фермерам еще дюжина мужиков “подтягивается” - объемы возделываемых земель наращивают. Так что слава “старицких куркулей” неумолима.

...Недавно в Старице появился священник, отец Вячеслав Лысиков. Реставрацию громадной старицкой церкви общине пока не осилить, службы ведутся в избе-молельне. Но надежды есть, потому что село крепкое. Отец Вячеслав рассказал интересную вещь. Оказывается он тоже, пока не принял сан, работал в бригаде, на полях. Поэтому понимает и арендаторов, и сезонных рабочих не только умом, но и душой.

Сам-то о. Вячеслав из села Солодники, и он заметил, что в его родном селе нет таких традиций, как в Старице. Из Старицы молодежь в основном не уезжает, а если и покидает село, то возвращается. Но вот, что главное приметил молодой батюшка. Здесь принято так: как народ скажет - так оно и будет. И никого со стороны слушать не станут. В особенности в Старице к старикам прислушиваются. Такое почитание старших на Руси в общем-то забыто. О. Вячеслав теперь ждет, когда “старицкие куркули” скажут: “Храму - быть!”

Между прочим, и без священника в Старице почиталась могила старца о. Досифея, строителя здешней Казанской церкви; он мученически погиб в 1933 году. Ни добра, ни подлости в Старице не забывают.

Астраханская область

Льняные страдания

Надрыв

...Этой осенью в жизни крестьянина Михаила Николаевича Петрова случился надрыв: он с семьей переехал из деревни в город. И ушел из главных агрономов СПК “Большевик”. Помог один “новый русский”: дал денег в долг, на покупку дома, и устроил на работу - сторожить стройку нового магазина и одновременно кочегарить.

Две дочери Михаила давно взрослые, живут они в большом городе и о деревне забыли и думать. Но есть еще сын, инвалид детства, есть жена, тоже инвалид (по зрению, а по специальности она, как и муж, агроном), а в «Большевике» зарплаты не платили десять лет. Те 200 или 300 рублей, которые наделяли раз в полгода, зарплатой называть стыдно. Хозяйство, после затянувшейся агонии, готовится получить гордое звание “банкрот”. В деревенской квартире уже невозможно стало зимовать и таких “квартир”, давно брошенных, в селе Лужинки накопилась дюжина. Да и что теперь за работа у главного агронома? Из 1250 гектар пашни засеивали только 250 -

яровых, и 50 - озимой ржи. Льна собрали совсем немного, а 50 гектар вообще из-за засухи списали... Весь машинный парк - три едва ползающих трактора, весь боевой состав - три тракториста.

Петров-агроном кончился. И, кажется, кончился Петров-поэт. Раньше Михаил Николаевич знаменит был тем, что он был поэт-сельхозник, стихотворец от сохи. У него даже вышли два стихотворных сборника. Но теперь... оказалось, что слова давала земля, а оторвался от нее, родной, - и муза оставила поэта.

А раньше, ведь так к тому же льну относились! С осени еще землю культивировали, вносили гербициды, лен сеяли только после многолетних трав, чтобы земля силы набралась (очень уж лен силу эту вытягивает). А сейчас даже навоза не возят на поля. И ведь даже при самых лучших условиях далеко не каждый год оказывается “льняным”: для этого нужно, чтобы землю основательно подмочило.

- Что обидно, сейчас лен ростить легче: пустует земель много, распахивай целину - и сей. И прекрасно озолотишься! Традиции ведь в генах живы: в моей родной деревне Палашино, в нашем же районе, было одиннадцать (это в одной деревне!) героев труда-льноводов.

- Тогда... почему?- А чего вы хотите, если с хозяйств сейчас дерут все, кому не лень? Да...

мы люди земли и не могу я сейчас в этих щепках, в этих кочегарках. Собак ночами пугать... А душа-то у меня там осталась.

- Так ведь - трагедия.- Так, чего делать-то было? Были у нас корова, две телушки, телушек

зарезали, долг взяли, чтоб, значит, дом купить. Мечтал, конечно, заняться я фермерством, да тракторишко для этого нужен. Где на него денег взять?

Хорошо еще, поэт-агроном Петров не запил. А в деревне, те, кто остался, а не сбежал, - бросились в пучину самогона.

Голая правда “первички”

Татьяна Ивановна Смирнова, без сомнения, человек счастливый. Проработав на льнозаводе 29 лет, она, познав упадок, стала свидетельницей и в большой степени творцом нынешнего подъема завода.

Она - директор предприятия, которое для села Илья-Высоково является единственной надеждой. Ко хоть раз бывал на подобного рода предприятиях, ничего объяснять не надо, тем же, кто не был (при условии, что льнозаводы у нас закрылись почти везде), скажу просто: во всем агропромышленном комплексе нет более пыльного, шумного и непрестижного производства. Превращение тресты в кудель (льноволокно) - труд, мягко говоря, напряженный. Оттого здесь и работающий люд особенный: истинный сельский пролетариат.

С таковыми тяжело. В округе плодятся частные лесопилки и есть куда податься. С пьянством директор борется при помощи массового кодирования и стабильной зарплаты. Мужики трудятся на самых тяжелых участках:

сушилке (там приходится ворочать 300-килограмовые рулоны) и трясильных машинах. Женщинам достается самые пыльные специальности - закладчицы, съемщицы и сортировщицы. За вредность положено молоко, но льгот по пенсиям “первичникам” не положено. Начальство считает, что пыль от тресты натуральная, а, значит, полезная, тем более что работнику вменяется трудиться в респираторе и очках. Попробовали бы в таком виде отстоять хотя бы половину смены...

Сейчас цена на сырье нормальная, а потому завод работает в три смены, без перебоев; среди желающих прийти сюда работать даже образовалась очередь. Но так бывает не всегда:

- ...Сейчас у нас такая экономика... все рухнуть может в один месяц. Тут даже прогнозировать на год нельзя, потому что рынок сырья очень “пляшет”. В позапрошлом году, например, цена на короткое волокно упала с 15 до 4 рублей за килограмм.

А повезло заводу вот, в чем. Раньше его собственниками были районные колхозы, бедные по определению, но теперь при помощи районной ассоциации “Лен” хозяевами стала ивановская фирма “Торговый дом L”. Отремонтирован цех, куплены новые мяльно-трепальный и куделеприготовительный агрегаты. Может быть и не слишком хорошо, что пришлые “варяги” стали хозяевами завода, но дело-то идет! Условия “дикого” капитализма в какой-то степени подстегнули отрасль:

- Раньше лен в хозяйствах был на последнем месте. Убирать его начинали после того как убрано все что можно. А теперь, когда мы колхозам предлагаем предоплату на посевную и уборочную, они его волей-неволей будут лелеять. Наши хозяева - люди молодые, творческие, и, если они вкладывают средства, значит у них есть на сей счет планы. На в сущности все равно, кто хозяин; главное, чтобы платилась зарплата и обновлялось производство. Даже если будут новые падения цен, нас будет, кому поддержать...

Призрак города

В Центре Пучежа есть плакаты с двумя числами: “1594” и “1952”. Это годы рождения и... смерти города. Дело в том, что при создании Горьковского водохранилища старый Пучеж был затоплен. То, что имеет удовольствие созерцать современник - не Пучеж, это нечто иное. Призрак, выросший на холмах.

В каком-то смысле “призрак” - льнокомбинат, градообразующее предприятие. Льнопрядильная фабрика, основанная в 1862 году, вместе со всем “вторым Китежем” тоже очутилась в водной пучине. Льнокомбинат, выстроенный заново, стал ее наследником. Сейчас здесь трудятся 600 человек, в лучшие времена было 1,5 тысячи. При условии, что льнокомбинаты и льнофабрики по России, так же как и “первичка”, поумирали, положение неплохое. Но и не хорошее. Сюда тоже пришел хозяин, но в отличие от льнофабрики, комбинат - гигантское существо, которое требует титанических вложений. К тому же прядильно-ткацкое производство требует много энергии; проще говоря, нужен мазут (газа в городе нет и не предвидится), стоимость которого составляет 35% от себестоимости ткани. Беде в том, что запасов мазута нет и комбинат постоянно балансирует на грани остановки.

Здесь сейчас выпускаются брезенты и бортовочные ткани, для которых годится самое некачественное волокно, а рынок такими вещами перегружен, конкуренция сильна; надо перестраиваться на мокрое прядение, дающее более качественные ткани. А средств на это нет.

- ...Сейчас вот стоит остановиться - и уже не поднимемся. Нас губит мазут...

Зоя Геннадьевна Сиднева, начальник прядильного производства, на комбинате с 1968 года. Познала она все профессии, связанные с прядением льняной нити. В самые трудные годы (начало 1990-х) здесь, чтобы выжить, осваивали и мяльно-трепальное производство, пытались модернизироваться, искали инвестора. В итоге - выжили, в отличие, например, от Пучежского завода ЖБИ (второго здешнего крупного предприятия), который сейчас в развалинах.

- Но вот, скупили нас - мы надеялись на лучшее, но...

Хозяин оказался, скажем так, умным. В его собственности есть еще один такой комбинат, во Владимирской области. Но там положение лучше (по многим параметрам) и получается, что Пучежский комбинат получается как бы “аппендиксом”. Может быть даже и балластом, хотя в так говорить не принято: лучше произнести “младший брат”. Дело в сущности не в старшинстве или меньшинстве, дело, по мнению Зои Геннадьевны, в другом:

- Если бы нас, как волков флажками, не обложили налогами... Сейчас выжить очень сложно, но, если бы мы, по-русски говоря, не продались, предприятия нашего давно бы уже не существовало...

Если комбинат прекратит существование, катастрофы не случится. Но и сладко не будет, даже несмотря на то, что в городе работает целых четыре (правда, не слишком больших) частных предприятия, которые занимаются пошивом разнообразных изделий, в том числе и из льна. Малый бизнес, точнее, энергичные и оборотистые коммерсанты (не спекулирующие, а занимающиеся производством) - тоже часть льняного возрождения.

Ивановская область

Тетерочная страна

Ошевенск - село чудное уже хотя бы потому что вы его не найдете ни на одной карте. Автобус “Каргополь-Ошевенск” ходит (правда, не каждый день), администрация “Ошевенская” тоже есть, а вот карта сей неоспоримый факт отрицает.

Вся хитрость в том, что “Ошевенск” - собирательное название куста деревень, одного из самых отдаленных уголков Русского Севера. Настолько отдаленных, что встретить медведя или волка здесь - не диво, да и вообще за Ошевенском (точнее, за последней деревенькой) дорога кончается, упираясь в тайгу.

Наверное, поэтому однажды здесь поселился монах Александр, пожелавший спасаться в вечной и недоступной тишине. Правда, с его прибытием связан знаменательный инцидент. Свой монастырь Александр хотел основать в местности возле деревеньки Халуй, но крестьяне воспротивились тому и послали инока куда подальше. Монах рассердился: “Вот и живите у реки и без воды”, - стукнул посохом оземь, и река Чурьега аккурат перед деревней ушла под землю. За деревней же, как ни в чем ни бывало, она вновь выныривает наружу. Проклятие случилось лет пятьсот назад, свидетелей, как говорится, нет, а потому постановили считать легенду правдой. Иначе - какого черта надо было строить деревню на безводье? Одно только коробит: вроде бы христианский монах не должен был брать на себя обязанности языческого бога Перуна - низко все это как-то...

Тетерки, о которых мы сейчас начнем разговор, наверняка пришли из тех, еще домонастырских времен, а, может, и дохристианской эпохи. Но уж коли начали церковную тему - надо закончить. Монах поставил монастырь в другом месте, где теперь въезд в Ошевенск. Там теперь развалины, но монахи тут не при чем. После разгона братии здесь создали коммуну, вот, коммунары все и растащили. Сами жители Ошевенска смотрели на это дело в общем-то немного равнодушно, потому как монахи были сами по себе, а крестьяне - тоже себе на уме: “Не надо, мол, из-за земельных отношений менять природу рек...” В самом селе сохранились три церкви, вот, на них-то внимание верующих и обратилось. Сами, без всяких священников поддерживали в них порядок, несмотря на всякие там коммуны и советские власти!

А на монастырь не так давно прислали монаха из Сийского монастыря - чтобы, как говориться, заново его основать. Жил он у тети Оли две недели, все ворчал чего-то, да и вообще нос воротил от деревенской жизни. А потом уехал. Да и вообще приняли его холодно, а тетя Оля о нем составила такое мнение: “Блажной какой-то...” Я понял так: здесь, в медвежьем углу,

привыкли разбираться сами по себе и составили свой устав жизни с некоторыми принципами.

Здесь много необычного. Например, в деревянной церкви Иоанна Богослова кроме “основного” алтаря есть алтарь... женский, освященный во имя Казанской Божьей Матери. Придуман он именно для того, чтобы в него могли входить женщины и девочки. Для чего это нужно? А поди, пойми...

Но пора бы обратиться к нашим героиням-тетерочницам. Мы встретились с ними в деревне Ширяиха, считающейся “столицей” Ошевенска, в стареньком, но аккуратном доме тети Оли, Ольги Степановны Третьяковой. За четыре километра из злополучной деревни Холуй, в гости притопала тетя Таня, Татьяна Васильевна Черепанова. Для возраста 83 года это, согласитесь, солидное расстояние. Цель встречи была такова: показать, как пекутся обрядовые печенья “тетерки”, местная достопримечательность, которой не встретишь больше нигде по все нашей бескрайней России.

Конечно, когда я узнал, что тетя Таня их Холуя, естественно, спросил, верит ли она в историю про Александра и пропавшую реку. Та ответила:

- А как же не верить, я ж когда была бригадиром тракторной бригады, там за деревней такой иордан был, туда, значит, река и уходит, а через два километра опять иордан - и река выходит (там еще часовня стояла и кресты),

так вот, пытались зарыть иордан, думали, река потекет, а все одно дальше не пошла... И нету ее, воды, только разве весной и осенью, когда река разливается. А еще у иордани три дерева росли, так туристы их срубили и увезли. А из пней кровь текла, сама видала...

Итак, тетерки. Вида они, скажем так, экзотического, и представляют собой эдакие завитушки, соединенные в определенном порядке, в результате чего получаются что-то типа колес с узорами внутри. Узоры самые разнообразные, их даже в свое время ученые пытались классифицировать, что, в сущности, не приблизило исследователей к истине о причине происхождения тетерок.

Для непосвященного тетерки кажутся чем-то примитивным, чуть ли не атрибутом африканских племен. Знающий человек находит в тетерках отображение мировоззрения крестьянина, модель Вселенной, и, не побоюсь этого слова, славянским отражением арийского “Колеса Сансары”, бесконечного перевоплощения индивидуального существования.

Сложно? Но в тетерках действительно заложен глубочайший смысл. И для того, чтобы понять сложное, неплохо было бы разобраться в простом.

Делаются тетерки только один раз в год, в дни весеннего равноденствия. Сырье для изготовления самое простое: ржаная мука, вода, соль. Иногда для вкуса добавляется конопляное семя. Тетерки не “делают”, не “катают”, а “скут”. Скать - значит скатывать из теста тонкие нити, которые потом свиваются в узор. Узоры, как я уже говорил, разнообразны, им даже даны

названия - узорчатки, клетушки, цветик, березка, витушка, кудерочки, ветвь, вьюхи, коники и т.д. - но на самом деле каждая тетерка является плодом воображения человека, который ее скет. Тетерка - продукт импровизации; хозяйка, взяв ржаную нить, чаще сама не знает, что в данный момент она наскет. И здесь получается так: сюжет очередной тетерки выходит как бы из подсознания, опираясь на генетическую память многих десятков поколений.

В последние годы стали скать сдобные тетерки, из белой муки - это чтобы было вкуснее. Но, поскольку весеннее равноденствие попадает на пост, нововведение не слишком соответствует правилу. О смысле тетерок рассказывает Ольга Степановна:

- Вот, спрашивают, почему “тетерками” называются. Тетерка - это ведь тоже мать. Пеклись они к празднику Сорока Святых мучеников. Девку отдавали зимой замуж, и ходила она “по мучениям” шесть недель. Наша-то молодость на это не попала, она на войну попала, но мы все это видели. Значит, в день “сорокосвятых”, в первый год после свадьбы мать невесты и родственники ее идут к зятю с тетерками. Эти тетерки как подарок. Надо было матери сорок тетерок соскать, сорок пирогов, сорок блинов испечь и еще каравай хлеба и три рыбника. У нас короба большие были, “бучки”, вот полные их и надо было наложить. Зять уже самовар ставит, а ребятишкам-то забава: бегают с тетерками по домам, хвалятся, у кого самая красивая да вкусная! Дело тетерочное кропотливое, хозяйке одной не совладать и за неделю, а помогала ей вся родня: и бабушка, и сама молодая (ее отпускали-то в отчий дом на помощь), и даже ребятишки, что повзрослее. Замешивают тесто, “жгуты” раскатывают, и складывают рисунок. Их, рисунки, сами придумывали - всякие рамки, птички, лошадки, березки - кто во что горазд. Надо было тетерочку сделать как ниточка тоненькую, ели теща привезет не таких тетерок, значит невеста у тебя неаккуратная будет, неряха. Попробуйте-ка из таких ниточек сорок тетерок наскать!..

Иногда тетерки делают с вареной картошкой - для того, чтобы печенье получалось. Картошку варят, остужают, толкут, насевают житную муку, потом делают жгуты, скут, а потом готовое изделие выносят на холод - для того, чтобы оно стало белее. Несмотря на разнообразие в рисунках, сохранялась одна закономерность: каждая тетерка имела по окружности три обводки. Такой тройной жгут, как объясняют, должен был символизировать Троицу. Ржаные тетерки могли храниться целый год, не портились и все это время они оставались любимым лакомством ребятишек. Не слишком сладко, конечно, зато наломаешь себе целый карман - и ходи, жуй. Вроде как семечки были тетерки и на зимних посиделках наблюдалась такая картина: рассядется молодежь в горнице - и давай хрустеть, только треск стоит! Еще ведь и зубы укрепляются...

Раньше Ошевенск был богатым краем, и тетя Таня объясняет былой достаток ошевенцев так:

- ...С земли люди богатели. Все делали своими руками, и жили единолично, всяк для себя...

Здесь действительно не знали рабства, и даже более того: в некоторых деревнях селились староверы, скрывавшиеся от преследования властей. Кстати, Ошевенск славится еще и тем, что хозяева стараются следить за порядком на своих подворьях по, мнению многих путешественников, нет на Русском Севере села аккуратнее и чище.

Архангельская область

Город Глупов берется за ум

На жителях волжского городка Калязин лежит печать смертельной обиды. За все - и прежде всего за то, что однажды не слишком умные руководители пытались город погубить. В прямом смысле этого слова: они его затопили.

Но не полностью. Проект Угличского водохранилища предусматривал перенос нижней части города на высоты, что и было осуществлено, хотя вполне реально было построить дамбу, такую же, как в других таких-же в принципе прекрасных волжских городках Юрьевец, Кинешма или Хвалынск, но хитрость-то была в том, что город некогда считался духовным центром, вот этот духовный центр, включая Троицкий монастырь и Никольский собор просто-напросто взорвали, а жалкие остатки опустили в пучину вод. Оставили одну только колокольню, как теперь выясняется для того, чтобы приспособить ее для тренировок парашютистов. Вот и стоит теперь колокольня Никольского собора, став главной достопримечательностью города-страдальца.

Город получил свое название в честь боярина Ивана Коляги, пытавшегося убить преподобного Макария, основателя Троицкого монастыря. Этот факт говорит о многом.

Есть у калязинцев еще одна, правда, менее глубокая обида. Почему-то город не пришелся по душе многим русским писателям. Да что там писателям - царям! Николай I послал своего сынишку, будущего императора-освободителя Александра в путешествие по России с целью ознакомления с нравами державы. Он обязал сынишку посылать регулярные доклады с дорожными впечатлениями, так вот, из Калязина царевич сообщал: “...Нигде народ не встречал меня с таким остервенением от радости... я точно Бога благодарил как выбрался из этого ужасного Калязина...” Примерно в том же роде отзывался драматург Островский, который писал из Калязина другу: “...Тарантасом расшибло мне ногу, и вот уже полторы недели я лежу без движения. Положение больного в отдаленном уездном городе - это ужас!..”

Но больше всего “подсуропил” великий сатирик Салтыков-Щедрин. В Сущности, Калязин - его родина, потому как вырос Михаил Евграфович в Калязинском уезде, в селе Спас-Угол (правда потом мужики его имение сожгли), то есть самый что ни на есть земляк, но среди калязинцев живо убеждение о том, что город Глупов из “Истории одного города” - это и есть Калязин. Уже только потому что в книге влаственный идиот Угрюм-Бурчеев сначала разрушил город, а после, при попытке остановить реку, утопил его жалкие остатки. История сохранила еще один факт: однажды, будучи тверским вице-губернатором, Салтыков-Щедрин привез в Калязин ревизию, в результате которой были вскрыты “вопиющий произвол властей, процветающее взяточничество, подлоги, воровство казенных денег и

имущества”. Возбудили уголовные дела, но в летописи города не сохранилось сведений о том, что уличенные в коррупции и самодурстве достигли возмездия. Скорее всего, как и в наше время, они ушли на повышение или в бизнес.

Наверное, потому что я не писатель и не принц, город я ругать не стану: он действительно мил, уютен, и Калязин вполне можно назвать самым сонным (точнее, тихим) русским городом, в котором реально отдыхает душа. Даже странно, что нрав калязинцев таков, что словосочетание “самый сонный” воспринимается ими как оскорбление (простите уж - но это действительно так). Другие бы радовались и развили у себя рекреационный или какой-нибудь медитативный бизнес.

Факт, что Калязин относительно недавно стал… матрешечной столицей России. Правда, подпольной. Легально в городе действует только предприятие “Кречет” владелец которого Григорий Краснов является еще и основателем этого промысла. По слухам, расписывает матрешки чуть не половина города. Только делают это мастера тайно, скрываясь от налоговиков в глубоких подвалах. Страх за свое относительное благополучие – вот что движет калязинцами. В России сотни промыслов, корни которых уходят в легенды и сказки, и только здесь, в Калязине, можно вполне реально пообщаться с настоящим основателем... Это даже круче, чем сказка!

Встретились мы в “Кречете”, в двухэтажном доме постройки позапрошлого века. Григорий далеко не старый человек, а его супруга и

одновременно начальник цеха декоративно-прикладной росписи Анастасия - совсем еще молодая женщина. Кроме матрешек, предприятие Красновых делает мебель.

Начало промыслу было положено в 1997-м году, как считает Григорий, совершенно случайно. Он работал инженером-строителем, ну, а начал он с идеи производить красивую, но не слишком недорогую мебель. Страна уже десяток лет существовала в условиях рынка, казалось бы, все возможные “ниши” для бизнеса были заняты, тем не менее, он решился пуститься в это весьма рискованное “плавание”. И почти сразу же судьба столкнула его с матрешками. Краснов закупал оборудование в Подмосковье - и там познакомился с человеком, который как раз матрешками и занимался. Тот сам предложил приобщиться к промыслам и главное, по мнению Григория, профессиональным матрешечником двигала идея разыскать дешевую

рабочую силу - ведь москвичи (точнее, жители Подмосковья) “заламывали” за свои творческие труды слишком высокую цену. Ох, не подозревал фирмач, что в “вечно сонном” Калязине спит столько талантов!

Калязинская матрешка пошла - даже несмотря на то, что по идее матрешечный “бум” в стране давненько прошел и конкуренция среди производителей весьма высока. В сущности претендовать на звание матрешечного центра мог бы любой город или село, ведь сама-то идея лежит на поверхности, но ведь, как известно, ничего случайного в мире не бывает и, если здесь обнаружились истинные таланты, то значит почва была подготовлена.

По мнению Красновых, для матрешки нужно только помещение, краски, “белье” (заготовки, которые закупаются в Нижегородской области, т.к. под Калязином не растет столько, сколько нужно липы), руки и... фантазия, фантазия и еще раз фантазия. Сейчас непосредственно матрешкой на “Кречете” заняты около 70 человек, а всего процесс обучения прошли больше 200. Получается большинство, обучившись, ушли - и теперь они занимаются матрешкой самостоятельно. Но - нелегально. Что там, в подполье, творится, Красновы не знают, но судя по всему работа там кипит и посредники, поставляющие “белье” и забирающие готовые вещи, в Калязин заезжают часто. Сами же Красновы учатся работать самостоятельно: все чаще представители их фирмы ездят в столицу и сдают продают калязинских матрешек на ярмарках или сдают в салоны. Положение обязывает: “Кречет” имеет официальный статус предприятия народных промыслов. На очереди открытие собственного матрешечного магазина.

Еще когда все начиналось, по сути никто не умел рисовать и обучение шло “по-горячему”, на примерах других промыслов. В сущности, кроме плетения на коклюшках, в Калязине никогда не было других художественных промыслов, а потому “калязинский” стиль приходилось сочинять на ходу. Вначале Григорий пригласил профессионального художника, директора Калязинской художественной школы Михаила Стоячко. Но вскоре он понял, что профессиональный художник промыслу не нужен. И они рассталась, и даже поссорились. Теперь на производстве нет ни одного человека с художественным образованием.

К тому времени сформировался круг художников, поистине виртуозов (практически, в матрешки приходили бывшие учителя, торгаши с рынка, швеи!), и теперь Красновы могут с гордостью заявить, что калязинскую матрешку узнают даже на московском Арбате. А это означает, что оформился местный стиль, передающий характер калязинцев. Никаких Путиных или Бараков Обам здесь не рисуют, изображают простые русские лица и какие-нибудь сказочные или бытовые сюжеты на “пузе”, зато знатоки отмечают, что лица калязинских матрешек несут в себе какую-то непередаваемую доброту, лучезарность. Это и есть “визитная карточка” калязинской матрешки. Кстати Анастасия, которая и сама замечательно рисует, заметила, что на самом деле матрешечные мастерицы (мужчины на

росписи почему-то не задерживаются) всегда изображают только себя. Вот вам и секрет доброты...

Красновы не скрывают, что те люди, которым они сдают свою продукцию, не нужны какой-то там стиль, воображение художника, им интересна только цена. Здесь мешают “подпольщики”, все время стремящиеся снизить качество в угоду количеству. Но ведь, если рассудить, любой промысел тем и хорош, что он существует в разных формах, тем более что люди ушли в подполье только из-за того, что в случае обнаружения их просто задушат налогами. В матрешечном деле нужно постоянно держать руку на пульсе рынка - чувствовать, что в данный момент нужно. Вот, сейчас, например, растет потребление водки на душу население и значительную долю в продукции “Кречета” занимают художественные футляры для бутылок, которые по сути - тоже матрешки. Вообще всяких видов матрешек, настенных панно, пасхальных яиц (сейчас они в моде) - сотни, и, чем больше каждый из самодеятельных художников их навыдумывает - тем лучше для предприятия. Ну, чем не простор для творчества?

Изначально люди пришли в матрешечное дело вовсе не из-за любви к искусству, а потому что “кушать хотелось”. Теперь многие по-настоящему загорелись художеством. Особенно Красновы попросили отметить мастера Ирину Булынину. Когда-то она делала обувь, но по молодости пыталась поступать в художественное училище. И здесь, как подарок, возможность

творить, причем, неограниченно, на нее свалилась сама, ведь то помещение, в котором расположен “Кречет”, как раз и было обувной фабрикой. Теперь Ирина Леонидовна сама обучает молодых, которые приходят в матрешечное дело.

Для полноты картины, чтобы у читателя не сложилось превратное впечатление, я встретился с художником, который участвовал в создании промысла, но ушедшим из “Кречета”, Михаилом Стоячко.

Михаилу сами по себе матрешки не слишком интересны: он пейзажист и преподаватель, и этого ему вполне хватает для гармоничной жизни - именно для этого он переехал в сонный Калязин из Твери. 97-й, год он считает далекой историей: тогда Григорий пригласил его для того, чтобы помочь “раскрутить” промысел. Он показал Михаилу матрешку и спросил: “Можно так сделать?” Михаил ответил: “Это делал ремесленник, а не художник...” Они набрали несколько человек и Михаил начал их обучать. Тогда даже поговорка ходила: “Миша об искусстве - Гриша о деньгах”:

- Интересно, что все, кто приходил, считали себя художниками. А, если по-честному, это была “серая масса”. Научить людей примитивному стандарту - сложности не было, и до смешного доходило: “Эх, работы нет... идти что ли матрешек расписывать!” Матрешки были как бы последним волоском, за который можно было удержаться...

Поссорились “Миша и Гриша”, по мнению Михаила, по несущественным денежным вопросам. Кстати, матрешек он до конца не оставил: по совместительству он для предпринимателя из Подмосковья (того самого, который искал дешевых исполнителей) придумывает новые “матрешечные” сюжеты, а так же обучает матрешечной росписи калязинских женщин. Один раз в их маленькую мастерскую нагрянули налоговики: поглядели, понюхали “ароматы” лака, и поняли, что ловить здесь нечего. Пока.

...Перед самым отъездом спустился по улице Карла Маркса к колокольне, чтобы возможно в последний раз на нее глянуть. Улица обрывается, потом - двести метров пустоты, а дальше, как какое-то недоразумение - колокольня, с чуть покосившимся шпилем. Тишину нарушает только скрип лопаты - пожилая женщина вычищает от снега дорожку. Вдруг она подходит ко мне:

- Вот, с этого города и пойдет вся Россия...- Почему с этого?- А вот, она, покаянная свеча России, здесь ведь много людей погибло,

когда город затапливали. Они цепями себя приковывали. Верьте вы, или не верьте, но эта покаянная свеча и есть спасение России. Не все только покаялись...

- Как вас зовут?- Надежда...

Тверская область

Пернатые рвутся в бой

Бойцовых петухов в Россию впервые привез граф Орлов - из Англии, специально для увеселения императрицы Екатерины и ее двора. Путь бойцовой петушиной породы очень сложен: в Европу “бойцов” завезли из Индии, где искусство петушиного боя процветало с древних времен. Ныне в России “бойцовую” линию продолжают мои герои: Любовь Ивановны Морозова и Борис Яковлевич Кувшинов.

…Познакомились они на Дальнем Востоке, куда обоих забросили их романтические натуры. Оба они работали в Приморской филармонии; она -травести (исполняла роли мальчиков), он - аккомпаниатором (с детства Борис играет практически на всех русских народных инструментах). Любовь обычно играла на концертах “Славу Бойко”, очаровательного юнгу; у нее даже были поклонницы, которые направляли ей любовные послания. Борис

был просто гармонистом, но играл он виртуозно. Вообще, Борис - самородок; мама, ткачиха, воспитывала в одиночку пять детей, надо было зарабатывать на жизнь, а не тратить время на училища и институты, тем не менее, Борис при помощи самообразования достиг больших успехов, чем некоторые достигают в консерваториях.

Удовлетворив страсть к романтике, супруги вернулись в Первопрестольную. Любовь Морозова попала в театр Наталии Сац, там она тоже играла подростковые роли, а Борис Кувшинов создал при одном из Домов культуры ансамбль, но в сущности он оставался “свободным музыкантом” и перебивался случайными заработками. Из театра, как говорит Любовь Ивановна, не уходят - из театра - умирают. В каком-то смысле она “умерла”, поскольку подростков до бесконечности играть невозможно, особенно, если у тебя самой подрастает сын. Перестройка менее всего отразилась на Борисе - ведь он как халтурил “до” так и продолжал халтурить “после”, а вот в жизни Любови образовался вакуум.

Любовь и сама не знает, из чего же выросла ее любовь к петухам и курам, но точно известно, что первых цыплят купила вовсе не она, а муж. Борис приобрел их прямо в обществе, сразу 30 штук разных пород; наверное, он чувствовал, что его супруге нужна какая-то “отдушина”... Мимолетное увлечение переросло в любовь за те дни и ночи, когда цыплята прямо в ванной, под лампочкой, вырастали в разноцветных красавцев и красавиц. Еще они познакомились с патриархом отечественного птицеводства, великим знатоком кур Борисом Степановичем Антонычевым (к сожалению, сейчас его уже нет в живых). Это был настоящий подвижник, его на птичьем рынке все знали под кличкой “Теоретик”; именно он и стал учителем начинающей семьи птицеводов.

Этот дом, что в деревне Криушкино, супруги купили немногим раньше под дачу, но теперь он обрел новое содержание. Каждую весну Борис и Любовь привозили своих питомцев (число которых умножалось) в деревню, осенью же их отправлял назад, в городскую квартиру. Их городское жилье превратилось в настоящий птичий двор: в ванной, на кухне, на балконе - везде были курицы и петухи. Некоторое время в квартире они даже умудрялись держать гусей - и каждый вечер Борис выносил с балкона целый мешок навоза. Представляете, какое в квартире стояло амбре? Маленький “филиал” птичьего двора находился в гараже, и не один раз птиц воровали, а однажды злодеи вместе с пернатыми умыкнули так же их старенький “Запорожец”.

А вскоре душевный кризис охватил Бориса. Его мастерство, талант, оказались невостребованными, ведь настал период, когда все, кто хотел и мог, стали зарабатывать деньги. Деньги... А на столе в семье были только чай, сахар и хлеб. Любовь пару лет торговала на Птичьем рынке цыплятами, которых они выращивали в своей квартире, и это оставалось единственной подпиткой их семейного бюджета. Плюс еще подрастающий сын Василий подвергся влиянию улицы образца конца 80-х... Надо было что-то менять.

Как всегда, первый шаг совершил мужчина. Борис переехал в Криушкино вместе со всей живностью: курами, уточками, двумя козами (они их завели еще в городе!), гусями; здесь же они завели кроликов - по просьбе сына. Случилось это в 1990 году. В том же году Любовь подарила мужу на день рождения... лошадь Ваксу, которая уже через две недели принесла жеребенка. Она считает этот год самым для них счастливым:

- Когда мы сюда переехали, нас не покидало ощущение необыкновенной радости. Когда родился жеребенок - это было просто фантастическое ощущение. Мы завели коз романовской породы и сами у них принимали роды... Но единственное, что мы не учли - это что надо кормить всех. И вот, когда все это напало...

Через три года лошадей они отдали в находящийся неподалеку Никитский монастырь. Не стало овец и коз. Зато в 1993 году супруги оформились как крестьянско-фермерское хозяйство, выбрав название “Возрождение”. Тогда же они решили развиваться в одном направлении: опытно-экспериментальном племенном декоративном птицеводстве. Если сказать коротко, теперь они занимаются экзотическими породами кур.

Сейчас из живности на ферме только курицы и две злющих собаки. Собак они завели после одного страшного инцидента, когда хищники истребили почти все их элитное поголовье, 60 птиц. Это случилось восемь лет назад. Ночью хорьки приникли в и загрызли несчастных птиц, которые, как известно, ночью слепы и беспомощны... Последним (это было видно по

количеству перьев и крови) погиб бойцовый петух. Он и сам был весь в ранах, в то время как обычные куры лежали “всего лишь” с перегрызенными глотками.

Любовь утверждает, что название знаменитого московского Птичьего рынка произошло именно из-за петухов. В Калитниковской кладбищенской церкви служил дьячок, которому каким-то образом удалось раздобыть бойцовых птиц; именно этот священник, имя которого стерлось из исторических анналов, в поле перед кладбищем стал устраиваться петушиные бои, вокруг которого постепенно выросло целое торжище, устраиваемое в дни схваток, как правило, по воскресеньям и праздникам. Ныне, когда волею не слишком внимательных к историческим традициям властям Калитниковский рынок ликвидирован, об этих вещах, к великому сожалению, можно говорить только как о милых сердцу сказаниях предков.

Любовь о бойцовых петухах может говорить бесконечно и с неизменным вдохновением. Кстати, бойчатники (так именуются охотники до петушиных боев) никогда не назовут петуха “петухом”; для него он - “птица”. Между прочим, специфический термин из криминально-тюремного мира “петух” возник вот, из-за чего. Петухи и куры раньше держались раздельно, и - как и у самцов, так и у самок - самые бойкие особи не преминут поиздеваться над более слабыми. Что делать, так устроена природа... На Криушкинской ферме петухи держатся “гнездами”, вместе с курами, что избавляет птиц от греха.

- ...Когда мы с Борисом Степановичем общались, приходилось искать к нему “ключики” - просто так от него толком ничего не добьешься. Так, за чайком, с анекдотами, с прибаутками, мы и узнавали тайны бойцовой птицы. Дела в том, что бойчатники - народ скрытный и старательнее всего они скрывают секреты тренировки птиц.

- Неужели прямо все - в тайне?- Ну, в принципе их надо и гонять, чтобы хорошо бегали, а некоторые

даже на ноги гири навешивают, чтобы ноги крепкими были. А знаете ли, что русский петушиный бой - самый гуманный в мире?

- Я вообще ничего про петушиный бой не знаю.- Ну, тогда с самого начала. Родина бойцового петуха - Индия. Но самый

жестокий бой - испанский: там на ноги птицам даже бритвы привешивают, таким оружием легко можно даже срезать голову. Вообще сейчас петушиные бои запрещены по всей Европе, но они проводятся подпольно. У нас пока таких запретов нет. Кстати, в царской России, перед Революцией, их тоже запретили. А вообще еще в древнем Риме гладиаторам специально показывали петушиные бои, чтобы они поняли, что такое - настоящая воля к победе. Вот я думаю, что для воспитания молодых мужчин это зрелище полезно и сейчас. Борис Степанович рассказывал, что когда-то в России пытались запретить кулачные бои, но ничего не получалось. Но как-то это безобразие само пошло на спад, и знаете, почему? Потому что пришла мода на петушиные бои.

Итак, правила русского петушиного боя довольно гуманны, ведь птица никогда не забивала своего соперника насмерть. У каждой птицы есть имя, например, петухи, которые сейчас пребывают на ферме, имеют клички: Серый, Навуходоносор, Клюня, Брат. Для боя делается специальная ширма; форма площадки - круглая или квадратная, ширина - 2,5 метра. На дно постелен ковер - для того, чтобы птицы не травмировались при падении. Птицы ставятся с разных концов ширмы, причем, зрители в это время должны молчать и не делать резких движений до момента, пока бойцы не схватятся. Птицы сначала расхаживают, делая вид, что не замечают друг друга, но на самом деле они примеряются. По тому, насколько птицы нахохливаются, можно судить о степени их озлобления. Столкновение происходит молниеносно - настолько, что даже невозможно угадать кто пошел в атаку первым. Главное орудие бойца - ноги, именно поэтому они так хорошо развиты. Как только бойчатники произнесли слово “пошли”, можно кричать, болеть, заключать пари, в общем, предаваться азарту поединка.

Биться птицы способны очень долго, все зависит от крепости характеров. Если бойчатники решают “до конца”, схватка может продлиться и час, и три часа, но обычно птиц в таких случаях жалеют и признают ничью. Под конец схватки птицы от усталости едва стоят на ногах, лениво топчутся друг вокруг друга, но уступать все равно никто не намерен. Признак поражения - если птица либо вылетает за ширму, либо прячет голову под крыло. Обычно при этом петух обиженно “клохчет”. Естественно,

сковородка проигравшего не ждет, но он лишается права продолжить свой род, ибо в нем уже зародился ген страха. Породу укрепляет победитель.

Сейчас самый сильный боец на ферме - Серый; пока поражений он не знает. Но, кроме бойцовых качеств, птица должна иметь и соответствующий экстерьер: большие ноги, мощный корпус, длинную шею, короткий, массивный и толстый клюв (как у орла), гордая стать. Грива и гребешок у птицы должны быть маленькими, чтобы их не мог подцепить соперник. Поэтому не факт, что средний по своей внешности Серый станет пращуром великих бойцов будущего.

Ярославская область

Богатства заводчика Кузнецова

“Кузнецовская богадельня”, стоящая на окраине поселка, - яркая иллюстрация того, во что мог бы превратиться Краснофарфорный, если бы... А в общем-то этого “если” все-таки не произошло. Купец I гильдии Иван Емельянович Кузнецов построил богадельню потому что был верующим человеком, старообрядцем. Там жили болящие и блаженные. Теперь живут здоровые (вроде бы) люди. Не уверен, что они во что-то верят.

В прошлом году половина богадельни сгорела, пожар совпал с простоем завода, с полной безнадегой в человеческих сердцах. Тем не менее контингент мрачного здания, из недр которого вышло не дно поколение краснофарфорцев, уплотнился и остался жить. Народ соответствующий - сплошь алкаши да тунеядцы. Нормальный, рабочий люд в пятиэтажках проживает. Но, когда завод закрылся и работяг распустили по домам, все смотрели в сторону богадельни задумчиво и как-то содрогаясь. Ведь кроме

завода в поселке только школа, детсад, приют для брошенных детей - и больше ничего. Под ногами простиралась пропасть...

Ладно - было б на заводе какое-нибудь грубое производство, но ведь фарфор выпускали, завод носит звание “поставщика Его Императоского Высочества двора”. Значительная часть трудящихся - художники, натуры тонкие и ранимые. Чуть тронешь такую душу - в запой уйдет, а после те, кто выстоял, будут насмехаться над бывшим творческим человеком: “Бомж, пьянь, короста... давить таких!”

Случилась вот какая беда. На завод пришли хозяева, которым вовсе не интересно было производство. Они нагло обманули власть, заверив, что будут поднимать производство. На самом деле они его систематически растаскивали. Продукция уходила дешевле себестоимости, сырье покупалось выше рыночных цен... обычный “русский бизнес”. Безбожный... Ну и дотаскались - то того, что рабочие объявили голодовку. Все были уволены, завод почти год стоял.

Спасение пришло от “олигархов”. В лице нефтяного и газового трейдера “Транснафта”, который купил предприятие вместе с его долгами. На завод вернулись люди, им стали платить зарплату. И новое название появилось: “Фабрика И. Е. Кузнецова на Волхове”. Точнее, старое, ведь исторически завод “Красный фарфорист” и был “фабрикой Кузнецова”. И старинный фарфор, который продается на зарубежных аукционах, так и называется: “кузнецовским”. Цены на кузнецовские “чайные пары” в Европе и Америке доходят до 50 000 фунтов.

Роду Кузнецовых принадлежали в России 19 заводов по производству посуды. Иван Емельянович появился на Волхове в 70-х годах XIX века и основал в Новгородской губернии три фарфоро-фаянсовых завода: у станции Волхов, в селе Бронницы, и в деревне Батановка. Нынешний поселок Краснофарфорный - наследник деревни Батановки, названной когда-то в честь помещицы Батановой, которая продала свое имение Кузнецову. Жители поселка и сейчас называют свое селение Батановкой.

Иван Емельянович Кузнецов был человеком сурового нрава. Он не якшался со своими родственниками, шел своим путем, и добился того, что продукция именно его заводов мгла конкурировать с фарфором Императорского завода в Санкт-Петербурге. Кузнецов прославился своей жесткостью (но не жестокостью); он не стремился улучшить условия труда своих рабочих, не шел ни на какие переговоры с профсоюзами и доходило до того, что кабинет министров России (и лично граф Витте) предписывал Ивану Кузнецову “быть мягче”.

...Когда нынешний директор завода Юрий Романович Кругликов рассказал, что по некоторым вполне достоверным сведениям Ивана Кузнецова расстреляли именно здесь - прочем свои же рабочие - я не удивился. У нас еще не такое бывает. Это случилось в 1919-м году; комиссары приехали за продовольствием, прибыл сюда и хозяин, вот и попал под горячие руки. Что характерно, никто хозяина (бывшего) не жалел. И

захоронили его так, что никто даже не запомнил, где легендарный старик лежит. Если вообще его похоронили, а не сбросили в Волхов.

Кузнецов был фанатиком своего дела, жил на одном из своих заводов (под Великим Новгородом, теперь это поселок Пролетарий), и в сущности единственным личным богатством считал свое дело, которое состояло из производственных мощностей, уникальных технологий и мастеров, которых Иван Емельянович взрастил самолично. Из страны он убегать не собирался - по причине того, что не верил, что большевики пришли надолго, а так же потому, что фарфор для него был жизнью. А как можно расстаться с жизнью? Вот он и расстался - одновременно со всем...

Фабрику национализировали, назвали “Красным фарфористом” и переориентировали на ширпотреб - фарфор и фаянс для широких народных масс. О сервизах, которые шли в подарок фрейлинам и князьям, по естественным причинам пришлось забыть...

Юрий Романович на взводе. Он год в должности директора, пришел сюда после того как хозяевами на заводе стал “олигархи”. Кстати, как утверждает Кругликов, компании “Транснафта” фарфоровое производство прибыли не приносит, пока убытки (еще бы - сколько долгов-то себе в обременение взяли!). Но на данный момент, по словам директора, ему хочется иногда плевать чиновникам в лица. Юрий Романович протянул мне кипу бумаг и пояснил, что это - финансовые требования:

- ...И все говорят: “Дайте, дайте, дайте!” Никто, ни разу не сказал: “На...” А клиент нынче пошел такой, что не платит. Отказ таков: “Посуда ваша не

продается, забирайте...” Приезжаем: ни денег, ни посуды... Государство не хочет защищать своего производителя. Не ставит препоны на пути опасного для здоровья низкотемпературного фарфора с Востока. Да и не фарфор там делают вовсе, а полуфарфор. Фарфор - вершина керамистики...

...Директор немало рассказал о чуде кузнецовского фарфора. О том, например, что здесь соблюдается идеальный температурный режим, изделия получаются наипрочнейшими, масса превращается в полупрозрачный белый камень. Процесс очень трудоемкий, нужно громадное количество ручного труда. Что касается ручного труда: директор специально в Китай ездил, чтобы посмотреть, как там делают этот самый “полуфарфор”. И открыл, что там обжигают фарфор при более низких температурах. Отчего и в изделиях остается больше вредных веществ. Специально привез китайские образцы-полуфабрикаты и здешние художники пытались отдекорировать из красками. Расплавились китайские шедевры в наших печах!

Впрочем рабочие мне рассказали, что директор (его бесконечно уважают и верят в него) после ознакомительного путешествия ворчал: “Вот, уволю всех - и китайцев работать привезу...” Юморно, но мрачновато. Куда их селить - в богадельню, что ли? А, когда Юрий Романович водил меня по цехам, я приметил, что он больше внимания обращает на сильную половину работающих (коих, впрочем, на предприятии гораздо меньше, чем женщин).

На предмет наличия на рабочем месте алкоголя. Ведь годами в безнадеге жили, привыкли стресс снимать...

А потрясен я был, когда узнал о прежнем месте работы директора. Оказывается Юрий Романович руководил ламповым заводом в... Лейпциге. Построили в туманной Германии при советской власти такое предприятие, которое при смене строя не выдержало конкуренции. Кругликов был там “кризисным управляющим”. А вообще его гражданская профессия врач-реаниматолог. Сейчас-то он на пенсии, и вот теперь промышленность реанимирует. Если верить словам директора, производителям сейчас туго и в сытой Европе.

Сейчас завод возвращается к былым традициям: снова здесь начали делать элитный фарфор. Как-никак мастера остались, не в одном поколении работают. Стали создавать фарфоровую скульптуру, повторяют то, что делалось в Батановке до 1917 года. Правда, из-за катастрофического роста стоимости энергоносителей директор подумывает перейти с газового обогрева печей на дровяное. Впрочем, он надеется, что государство такой глупости не допустит.

Директор рад, что последние два месяца его предприятие работает без дотации. То есть научилось само себя прокармливать.

У Виктора Алексеевича Бирюкова, старейшего художника завода, свое мнение. Он был и главным художником на “Красном фарфористе”, и участвовал когда-то в создании заводского музея. Но как заметил Виктор Алексеевич, трудные времена - даже самые жуткие - семечки по сравнению с тем, что он пережил в блокадном Ленинграде. А блокаду он ребенком испытал “от звонка до звонка”, с 41-го по 44-й годы. Впрочем и сейчас, когда налаживаться стало, Бирюков, по его выражению, “улыбается нечасто”.

Есть проблемы творческого плана. Раньше Виктору Алексеевичу давали задание: “чайный сервис”. И он полностью моделировал чайник, сахарницу, чашки, блюдца. И придумывал рисунок. Теперь все иначе: директор приносит какую-то вещь и говорит: “Мне такое же повторите...” И художники копируют - а после запускают в производство.

Дело вот, в чем. Юрий Романович ориентирован на рынок, и он экспериментирует не “художественно”, а “рыночно”. В таком же направлении экспериментировал и пресловутый Кузнецов. Он тоже оглядывался на рынок и заставлял своих художников копировать китайский или саксонский фарфор. Делали в Батановке в основном бытовую посуду, ориентированную на лиц среднего достатка, а “подарки для фрейлин” - лишь малая часть производства кузнецовских заводов.

В данный момент Виктор Алексеевич работает над чайником в форме паровоза. Директор принес такой и сказал, что железнодорожным работникам такое должно понравиться. А для души Бирюкову осталась акварель. На досуге он пишет пейзажи.

И жена Бирюкова Валентина Петровна - тоже художник. Он с ней в живописном цеху познакомился. Правда супруга сейчас на пенсии.

Отдыхает. У Бирюкова трое детей. Никто из них не художник и не керамист. Чему Бирюков несказанно рад.

Новгородская область

Ответившие за козла

В воронежской глубинке, в селе со знаковым названием "Козловка", люди научились из козьего пуха создавать удивительные творения. Что самое интересное, пух здесь предпочитают брать не от козы, а от козла… По большому счету, и Козловка, и описанный Выше Урюпинск относятся к одному региону, но везде есть свои характерные «примочки».

"Ой, напряла на платок - как сущая чарёва!" Трудно понять, что это значит… В Козловке объяснили: "сущая чарёва" - очень-очень тонкая нить. А пух козловских коз - он вообще удивителен. Знаменитый на весь мир кашемир - он и в подметки не годится козловскому продукту. И вот, что интересно: козловских коз пробовали вывозить в другие регионы и там их разводить. Не получались - вымирали несчастные особи…

И еще один момент: козловские козлы дают белее тонкий пух, нежели козловские козы. И обладает он довольно интересным свойством сохранения тепла в самый лютый мороз. Обернись "козловым" платком, накинь сверху любую дерюжку - никакая стужа тебе нипочем! Возможно, козлы зимой предпочитают не нежиться в сарае, как их подруги, а почаще торчать на свежем воздухе. Да и летом не прячутся в тень, а бдят, охраняя гарем от вероятных конкурентов… Впрочем прозаики жизни утверждают, что всему виной (здесь я имею в виду коз обоих полов) лишь жесткий континентальный климат.

Издавна пух величали не иначе как “мягким золотом”. Удивительные свойства козьего пуха обусловлены не только суровыми ветряными зимами. Летом козы находятся в степи под палящим солнцем. В это время у животных активно растёт пух, который аккумулирует солнечную энергию. Пух даёт "сухое тепло", препятствует перегреву, массирует нервные окончания кожи и способствует улучшению циркуляции крови в капиллярах.

Козий пух прекрасно поглощает влагу, а также хорошо испаряет её, оставаясь при этом сухим. Такое прогревание "сухим" теплом лечит лимфаденит, ревматические боли в суставах, простуду, бронхит и пневмонию. Намного удобней прогреть ребёнка, завернув его в пуховый платок, нежели мучить его банками и горчичниками. Пух содержит в больших количествах ланолин, а он входит почти во все противоаллергические и противовоспалительные препараты. Козий пух не

вызывает аллергию ни у детей, ни у взрослых. В общем, изделия из козьего пуха расхваливать можно до бесконечности, а это не моя задача. Я хочу рассказать об уникальном промысле, процветающем и по сию пору в селе Козловка.

Наиболее известны, конечно, оренбургские пуховые платки. Но факт, что "раскрученному" оренбургскому бренду всего два столетия, а на воронежской земле платки из козьего пуха вязали еще в XVI веке. Это потом "русский" платок экспортировали на Южный Урал. Древним прообразом современного платка был убрус - кусок домашней ткани, который замужние женщин, надевали поверх повойника, головного убора, который украшал голову женщины сразу же после венчания.

Головной платок во все времена был самым желанным подарком для женщин и девиц. В заветном сундуке каждой русской женщины скапливался большой набор платков, предназначенных для каждого случая жизни: для сенокоса, воскресенья, свадьбы, поминок, посиделок, для подкрывания под шаль и т.д. В Воронежской губернии ткали полотно и набивали платки-подшальники. И сейчас зимой - в особенности в сельской местности - можно встретить женщин всех возрастов, укутанных в такие русские платки.

Чуть позже получило развитие оригинальное ручное узорное вязание пуховых платков. Чтобы оставаться справедливым, отмечу: таких сел как Козловка, то есть "пухово-платочных", довольно много. Разводят коз и вяжут платки так же в нескольких станицах Волгоградской области, а так же в городе Урюпинске, где даже памятник козе поставили! В наше время в

основном вяжут платки двух видов: плотные из серого пуха и тонкие, ажурные - из белого. По размерам платки вяжут 80х80 сантиметров, 110х110, 150х150, а так же шарфы 110х50 сантиметров. Ассортимент определяет рынок, который в "платочном" сегменте весьма специфичен: скупкой платков в основном занимаются… цыгане. Вязать представители этой замечательной и вольнолюбивой нации не очень-то любят. Но представить себе цыганку без пухового платка практически невозможно.

На вязку одного серого платка уходит в среднем от семи дней до месяца, а на "паутинку" (ажурный платок) 5-10 дней. Серые платки обычно имеют узорную кайму и гладкую середину. "Паутинки" - сплошь узорные. Существует множество орнаментальных элементов и их комбинаций. Названия некоторых элементов: "ромбы", "листочки", "паучок", "павлиний хвост", "пламя", "кошачья лапка", "колосок". "Колосок" - символ урожая, плодородия. Для Воронежского края он наиболее распространен, ибо край-то хлеборобный! Ну, а теперь от теории перейдем к практике.

Я побывал в доме Анны Васильевны Шевляковой, потомственной "платочницы". На личном подворье Анны Васильевны, кроме коровы и двух телок, пребывают козел Борька и козы Милка и Дашка. Три особи настолько обильны пухом, что способны обеспечить хозяйку работой на всю зиму. Осенью, весной и летом, к сожалению, много времени отбирает огород и на вязание совершенно не остается времени.

"Добычу" пуха Анна Васильевна описывает так:- Всю жизнь на их сидим, на козах-то. И все у нас привычно, можем с

закрытыми глазами работать. Как зима пришла, заводишь козла в избу, ложишь на пол, ноги спутываешь веревкой - и начинаешь щипать. Пух обычно к Рождеству подходит. Нащипала - мою с шампунем. Любой подойдет, хоть "понтинпрови", лишь бы запах отбил… Сами знаете, какие они, козлы, вонючие. Потом на шерсточеске (машинке такой) чешешь. Ну, и после прядешь. Все несложно, только трудоемко. Ну, и вяжешь. Труднее сейчас продать, ведь из-за дороговизны дороги мы "невыездные" стали, надо надеяться на то, что цыганки придут. Но мне-то легче: у меня племянница в Москве живет, берет у меня по весне все, что я навязала - и там, в столице продает…

Если работа идет, как здесь говорят, "по путю", можно неплохо заработать. Правда хозяйка честно призналась, что промысел сокращается. Народ в Козловке на скотину переключился, в особенности на поросей. Свинина сейчас дорога, а цены на платки уже несколько лет не растут, и уже стали отставать от инфляции. У Анны Васильевны трое детей: один в Кемерове живет, другой в Подмосковье, третий в Петербурге. И всех детей она "на платках" подняла, образование дала, в большую жизнь отправила. А ведь без отца их ростила, несладко пришлось. К тому же дояркой работала в колхозе, на ручной дойке. Руки теперь болят, слушаются с трудом. Но все равно вяжет, потому что не работать уже не может. Так и многие в Козловке: село чрезвычайно трудолюбивое!

Раньше козловские жители кроме всего еще и большими романтиками слыли. При советах, когда билеты на поезда и самолеты были еще божеские, половина Козловки разъезжала с платками по всей стране, ибо любили работать без посредников-перекупщиков. Долетали и до Чукотки, и до Туркмении, и до Калининграда. Ездили с пуховой продукцией на оленях, верблюдах, собаках… То время было интересное. Сейчас скучнее жить: сидишь и ждешь, когда цыгане завалятся: "Эй, хозяйка, платки есть?.." Не у всех же, как у Анны Васильевны, родственники в больших городах…

Многие работают просто так, "по инерции". А молодые не перенимают старинный промысел. Они лучше в город на заработки поедут - будут там на рынке торговать, или в офисе пыль собирать… Хотя, женщины среднего возраста, помыкавшись на чужбине, все же возвращаются на Родину. И первым делом поголовье коз заводят. Козы (ну, и козлы, конечно…) - они при любой власти прокормят, им ведь кризис нипочем…

Воронежская область

Мстёрские мистерии

Ну, что же… в Холуе, Палехе мы побывали. Осталось посетить «третьего кита» из группы первоосновы русского иконописного мироздания (хохлома – не в счет). Говорят, Иосиф Сталин на одной из царских выставок у стенда со мстерской лаковой миниатюрой процедил сквозь зубы: “Рекциёноое искусство...” По идее это должно было означать последующие репрессии и гибель промысла. Тем не менее, этого не случилось...

Мстерские “богомазы”, которых революция застала на взлете их духовного искусства, не сразу смогли сориентироваться в ситуации. А куда, собственно, им было идти, точнее, как вписываться в новые социалистические реалии, ежели вся слобода Мстера веками развивалась как центр иконописи?

В отличии от других не менее прекрасных поселений “богомазов” - Палеха и Холуя, - где мастера сосредоточились исключительно на писании икон, во Мстере процветали всевозможные искусства. Здесь, кроме иконописных мастерских, существовали мастерские по изготовлению иконных окладов, использовавшие технику скани и филиграни, привезенную в здешние болота еще из Киевской Руси, а так же артели по вышивке белой гладью - вышивальщицы при помощи иголок и ниток тоже создавали иконы.

Но ничего: подстроились, освоили новую для них германскую технику живописи на шкатулках из папье-маше. Стали рисовать картины установления советской власти и коллективизации, на которых комиссары выглядели херувимами, а крестьянки - Богородицами. Впоследствии бывшие богомазы собрались в большую артель “Пролетарское искусство”. Филигранщиков и чеканщиков согнали в Ювелирный завод, вышивальщиц - в вышивальную фабрику. Начался обыкновенный советский маразм.

Впрочем, большинство мстерян этот маразм склонны рассматривать как подъем мстерского искусства, приведший к удивительному явлению: ныне плотность художников (всевозможного толка) во Мстере самая большая в мире. Впору Мстеру заносить в книгу рекордов Гиннеса. Дело в том, что из 6 тысяч населения нынешнего поселка не художниками являются только те, кто не может по тем или иным физическим причинам держать кисть,

граверный инструмент или иголку (например, по крайней молодости лет либо по причине глубокого запоя).

Поскольку, согласно легенде, поселение было основано еще во времена нашествия Батыя ремесленниками, бежавшими из Киевской и Владимирской Руси под защиту болот и лесов, принято считать, что творческие наклонности во мстерянах формируются уже восьмое столетие. Можно сказать, способности к художествам сидят в подкорке “сазанов”.

“Сазанами” их прозвали за особенный, “глубинный” характер и из-за одного стародавнего случая. Как-то некий купец на ярмарку во Мстеру привез свежую рыбу, сазанов. Цена мстерянам показалась слишком уж крутой и никто, ни одной рыбины у купца не купил. Под вечер горе-торговец опрокинул уже приобретшую запашок рыбу с воза в овраг и чертыхаясь уехал. Едва стемнело, овраг ожил. Мстеряне крадучись стали пробираться к рыбной куче и набирать сазанов. Утром ни одной рыбины в овраге не осталось. “Сазаны” - это еще ничего; холуян, жителей другого иконописно-шкатулочного центра, называют “фараонами”, что, согласитесь, обиднее.

Фабрика “Пролетарское искусство” знала хорошие времена - творения мстерян представляли нашу страну за рубежами нашей родины, а художники получали звания “заслуженных” и “народных”. Но несколько лет назад директор узнал, что с английского обратный перевод названия фабрики звучит как “искусство нищих”. Переименовались в “Центр традиционной мстерской миниатюры”, а директор стал “председателем”. Как в колхозе. Но фабрика по своей сути так и осталась фабрикой.

А вообще Мстера - это больше, чем иконный промысел, волею судьбы рассаженный по фабрикам, как по тюремным камерам. Здесь есть еще обувная, мебельная, игрушечная и клееночная фабрики, а так же совхоз. Все живут плохо, причем, в последние полтора десятилетия просматривалась закономерность: чем хуже они жили, тем более процветало во Мстере “мультяшничество”.

“Мультяшки” - явление особое. Наверняка его занесут в анналы мстерской истории. Началось “мультяшничество” (или “коробочничество”, так как в основном расписывали коробочки) в конце 80-х годов прошлого века, когда вся экономика покатилась в тартарары, зато открылись границы. Все - от обувщиков до доярок и от учителей до шоферов бросились в миниатюру. Народная фантазия рождала стихи: “Гусеница ест капусту \\ Вся семья ушла в искусство \\ Мать сидит коробку пишет \\ Дочка в пудреницу дышит \\ Бабка в кухне под окошком \\ Тоже тычет кистью в брошку...” Появился особый класс “купцов”, или, как говорили в старину, “офеней” (так называли нагловатых и не чистых на руку торговцев иконами). “Мультяшками” назвали самые дешевые миниатюры типа цветочков или птичек, миллионами штамповавшиеся во мстерских домах под копирку.

С предприятия увольняются художники, уходят на вольные хлеба. Да и те, кто работают в центре, трудятся в двух режимах: приходят вечером домой - и снова писать... Молодые на фабрику идут неохотно: училище ежегодно выпускает 30 человек, а за последнее время в центр пришли работать всего двое. Из-за высокой платы за услуги энергетиков центр скоро будет вынужден оставить построенный в советские времена новый корпус. Спасибо еще, в свое время трезвые головы не позволили отгрохать его девятиэтажным, строители возвели лишь четыре этажа, а то гигант вовсе получился даже не золотым, а платиновым. Впрочем к золоту “сазанам” не привыкать: все мстерские подлинники пишутся настоящим сусальным золотом.

По Мстере ходит такая поговорка: “Палех - гениальный компромисс между графикой и живописью, Мстера - это живопись”. Мстерская миниатюра отличается от других миниатюр голубыми, воздушными далями, обязательно с облаками, и многоплановостью. Есть еще одно удивительное свойство здешней живописи: художник умеет в одном своем произведении отобразить целый рассказ или даже повесть. У одного из мстерских художников, Вячеслава Некосова, я увидел картину, изображающую сюжет булгаковкого романа “Мастер и Маргарита”! А еще “Руслана и Людмилу”, и

“Былину про Илью Муромца”, и “Рассказ о годах войны” (где отображено житие его матери, поднимавшей детей в одиночку и пахавшей в колхозе на быках)...

А вообще Вячеслав Федорович открыл мне глаза на многое. Я бывал на других промыслах лаковой миниатюры, но только здесь впервые понял, что поддерживают все они традицию... восточной живописи. В библиотеке Некосова есть альбомы по искусству буддизма, мусульманства (до определенного момента ислам не запрещал изображать человека). Листая эти редкие книги, я даже пришел к кощунственному выводу, что Россия - чисто азиатская страна, по крайней мере, в своем традиционном искусстве. И мстерские, и восточные картины смотрятся как близнецы-братья.

Вячеслав Федорович рассказал мне, что мстерские “богомазы” ценились особенно. Например, когда надо было реставрировать рублевскую “Троицу” или Богоматерь “Владимирскую”, приглашали именно “сазанов”. И все вот, почему:

- ...Мне один ученый говорил, что “мстера” в переводе с угро-финского означает “темная вода”. Так мы, как рыба в темной воде, - себе на уме, варимся в своем соку. Вся живопись наша - набор тайных символов, можно сказать, древние мистерии в красках. Рерих, когда проводит исследование состояния иконописи во Мстере, говорил: “Наверное, здесь был камень мудрости...” До революции во Мстере было 32 частных мастерских и 500 мужиков-иконописцев (тогда иконы только мужики писали). И была градация - от “высших” мастерских - Чирикова, Суслова, и других - до Ханихина, про которого говорили: “не годятся иконы Богу молиться - годятся горшки покрывать”. Наши иконописцы не принимали “фряжского” стиля, писали для старообрядцев, очень требовательных к канонам и к качеству, - в московско-строгановском стиле XVI века и в новгородском стиле XIV века. А ведь сама иконопись тоже пришла с Востока, из Византии. И Русь - тоже Восток. Зря наш орел глядит в обе стороны, двум богам молиться нельзя!..

Семья художников Некосовых не просто интересна, она - показательный слепок нынешней мстерской жизни. Один дед Вячеслава Федоровича был “богомазом, другой резал иконостасы. Сам он стал художником еще до того как пошел в школу, а пошел он туда в валенках и маминых трусах: отец, как и многие другие отцы, погиб на войне и в поселке царила нищета. Слова “левкас”, “палитра”, “темпера” были для него священны, и пацаном он с придыханием подбирался к окнам “Пролетарского искусства” и смотрел, как художники там творят свои мистерии. В училище он поступил в 55-м. В то время оно приравнивалось к ремесленному, но конкурс был - 7 человек на место. Сейчас училище едва-едва набирает студентов, а о конкурсе уж забыли.

На фабрике Некосов отработал двадцать лет, десять из которых был главным художником. Ушел после скандала, когда ему, и еще десяти художникам партийные власти “наклепали антисоветчину”. Дело в том, что Некосов “со товарищи” понял, что при таком тиражировании, какое царило

на фабрике, художники ей не нужны, а необходим “массовик-затейник”. Вскоре подошли перестроечные времена и Вячеслав Федорович с соратниками стали пионерами новых капиталистических веяний: они создали собственный кооператив и творили вещи, по их мнению принадлежащие к разряду художественных. В мире царила мода на русское, и творения продавались хорошо. Вскоре, когда пошел массовый вал “мультяшек”, художества доход приносить перестали. После он поработал главным художником на Ювелирном заводе, сейчас же он - свободный художник и пенсионер. Все так же он пишет миниатюру:

- И жить бы, да только нынешние офени-заказчики диктуют свои темы: им подавай “ужастики”, со всякой чертовщиной и гномами нерусскими, а это не наше, не мстерское. Этот кич сказывается на работе всех художников, и даже фабрики. Но кушать-то все хотят...

Жена Некосова, Валентина Семеновна, - потомственная вышивальщица, одна из лучших на нынешний день мастериц мстерской вышивки. Сейчас она находится в... Америке. Работает она там в семье богатых эмигрантов “киндскипером”, нянчит маленького ребенка. Вышивка не дает возможности прокормиться семье, а там, за кордоном, нянечкам по российским меркам неплохо платят. Вячеслав Федорович тоже однажды ездил в Америку, но не для того, чтобы подработать, а чтобы посмотреть. На Брайтон-бич, в русских магазинчиках и на складах он видел много лаковой миниатюры - и приметил,

что и там продается сплошь подделка и “ужастики”. Ни одной из своих работ, которые он предусмотрительно прихватил с собой, ему там продать не удалось. Правда, как пишет оттуда жена, сейчас начинается интересное движение: в общей массе “мультяшек”, продающихся там, все больший процент составляют действительно качественные и творческие работы.

Кстати, первое, что сделал Некосов, вернувшись домой, - построил теплый туалет с унитазом. Не мог он уже, как в дикой Азии, бегать по нужде в другой конец двора...

У Некосовых трое детей. Дочери - педагог и будущий юрист. Сын Федор - иконописец. Жена Федора, Ольга, - тоже художник. Прадед Ольги, Николай Крестьянинов, некогда был значительной во Мстере фигурой. Он был замечательным “окладчиком”, его фольгоуборочно-ризочинная фабрика была самой большой в дореволюционной слободе. Советская власть у него, естественно, все отобрала, в здании фабрики организовали нынешний ювелирный завод, а старик Крестьянинов умер в нищете.

Вообще, что я заметил, иконописи становится во Мстере больше. Иконы пишут, кстати, и в училище, и на фабрике. Не случайно восстановлен в поселке замечательный Богоявленский монастырь, вновь ставший духовным центром слободы. Может быть, все рано или поздно вернется на круги своя, ведь что такое 70 лет лакированных коробок по сравнению с восемью веками “богомазания”? Доярки, шоферы и учителя, кстати, постепенно перестают творить “мультяшки”, возвращаются к обычным занятиям. Многим надоело жить подпольной жизнью. Некосов считает так:

- У нас кроме фабрики официально работают только два частных предпринимателя: они весь цикл освоили - и коробки клеят, и лачат. Все остальные пребывают в тени, как тараканы. Да, народу надо как-то выживать, но ведь промысел из-за кича чуть не погиб. Мы в свое время ставили вопрос, чтобы на въезде во Мстеру, как до революции, поставили таможенный пост, чтобы офени платили налоги. Вопрос восприняли как абсурдный. А зря. Поживем, посмотрим; может, когда-нибудь к этому и вернемся...

И последнее. Как отличить оригинальное изделие лаковой миниатюры? Меня научили. Оригинал приятно пахнет льняным маслом, проделка - ацетоном или какой-нибудь другой гадостью. И еще: если шкатулку захлопнуть, настоящее изделие щелкнет мягко и глухо, “мультяшка” стеклянно щелкнет. Может, совет кому-нибудь пригодится.

Владимирская область

Картофельный рай

С количеством картофелеводческих фермерских хозяйств, которые действуют в Николе, наблюдается путаница. Сами фермеры называют числа от “54” до “57”. Официально в сельсовете зарегистрированы 43 фермера. Другие, как мне сказали, “пребывают в стадии оформления”. Больше всего меня, кстати, поразили не дома фермеров (в конце концов не все из них “крутые”, и некоторые фермерские жилища можно опознать лишь по картофелеуборочным комбайнам, стоящим у фасадов), а сельская администрация. На верхнем этаже древнего купеческого дома сидели аж шесть женщин! Может я чего не понимаю, но для сельского округа с численностью населения меньше 600 человек шесть чиновников - это, мягко говоря, перебор.

Справедливости ради скажу, что до прихода в сельсовет я целый день общался с фермерами и никто не предложил даже чая - эти добрые женщины и чаем напоили, и угостили сладостями, а напоследок рассказали, что недавно в селе полетел мотор, который подает воду в водонапорную башню и администрация объявила кампанию по сбору средств. Нужные 60 тысяч набрали, но фермеры, которые считаются в Николе “капиталистами”, не дали ни копейки. И еще кое что мне сказали: среди фермеров есть некто Иван Мальков, который после окончания сельхозакдемии возглавлял “Россию”. При нем-то колхоз и завалился.

Я ронял, что в Николе существует антагонизм. Так сказать, классовое расслоение.

С фермерами общение шло не просто тяжело, а порой даже невыносимо. Человек, который должен был объяснить причину феномена, бывший главный агроном колхоза Павел Суханов при виде корреспондента срочно уехал в город по делам. В дом отца-основателя попасть не удалось, так как при входе во двор дефилировал пес марки ротвейлер. Позже мне объяснили причину уклонений: “Вечно вы, журналисты, понапишите, а нам потом неприятности...” Обычная для всех бизнесменов отговорка. В просторечии это называется: “расставлять пальцы веером”.

Более-менее разговор получился с Николаем Сахаровым, да и то, наверное, потому, что он - лицо ответственное, председатель потребительского кооператива “Фермер”. В этот “Фермер” входят 8 фермеров из 54-х (все-таки это число упоминалось чаще всего), остальные в картофельной кутерьме крутятся поодиночке.

Николай Петрович Сахаров, русский крестьянин, фермер и предприниматель, все мне, наконец, объяснил.

Образования у Николая - 8 классов. После он не хотел учиться, так как во-первых рос в неблагополучной семье, в которой отец беспробудно пьянствовал, а во-вторых Николай очень любил всякую технику. Родился и вырос Николай в деревеньке Осиновик, в 10 километрах от Николы. Работал водителем в колхозе “Россия”, ну, а когда в коллективном хозяйстве стал намечаться путь к развалу, Николай задумался: чем жить будет? Здоровых и трезвых мужиков тогда в Осиновике насчитывалось четверо: Николай Сахаров, еще один водитель Василий Соловьев и два механизатора - Александр Соловьев и Николай Голубков. За паи эта “великолепная четверка” смогла взять в собственность колхозную пилораму. Кажется, пили бы… тьфу - то есть, пилили себе - да пилили, но леса хорошего в округе нет, и тогда мужики деревни Осиновик погнались за “отцом-основателем” Буровым: занялись картошкой.

Так они вчетвером по жизни и идут, мужики самого творческого возраста - от 40 до 50-ти. На каждого оформлено отдельное фермерское хозяйство, но на самом деле все 100 гектар они обрабатывают вместе. Постепенно вся четверка переехала на жительство в Николу, поближе к цивилизации, и теперь в Осиновике живет только один старик. И еще медведь-шатун погостевать захаживает. Зато в Осиновике находится одно из картофелехранилищ, подлинная гордость фермеров. Систему хранения картофеля фермеры переняли в Финляндии; специально туда ездили - к тамошним “картофельным магнатам”, чтобы понять, почему при советской власти страна умудрялась гноить весь урожай - даже если он был отменным. Ведь сами когда-то колхозную картошку закатывали в гурты, чтобы она там гнила.

Такие картофелехранилища в окрестностях Николы - главное достояние фермеров. На четверых мужиков из Осиновика хранилищ две штуки (второе - в Николе), собираются строить третье; а общее число хранилищ приблизительно равно количеству фермеров. Система хранения оказалась проста до гениальности: главное - осенью ее перебрать хорошенько, да чтобы помещение было сухим. А тепло картошка обеспечивает сама, ведь она же живая, дышит, - ей бы только вентиляцию обеспечить.

Самая болезненная точка для фермеров - наемная рабочая сила, батраки. В хранилища, что в деревне Осиновик, в батраках работают все трудоспособные жители окрестных, едва живых деревенек. Впрочем, трудоспособных немного. Проблема вот, в чем: если фермер наймет человека, с него налоги буду брать по другой схеме, проще говоря, задушат налогами. Поэтому трудятся мужики полулегально. Фермеры их не обижают, платят хорошие деньги (конкуренция такова, что, если батрака обидят, он перейдет к другому хозяину), но скользкость ситуации сохраняется. Фермеры - народ в сущности нежадный, они говорят: “Оформляйте сами фермерство, войдем в долю...” Не хотят. Боятся ответственности.

Сахаров изучал в Финляндии и этот вопрос. Он узнал, что там тоже есть наемные работники, среди них он видел даже детей, так один финский “картофельный магнат”, когда Николай его спросил про какого-то пацана, моющего контейнеры (самая по идее тупая работа), тот ответил: “Так это же ребенок... я ему и плачу мало - всего шесть евро в час”. Но и продают фермеры картошку там не дешевле, чем по 35 центов за кило. Там и программы государственные, и дотации, и налоговое бремя не такое тяжелое, а финские “магнаты” все равно ворчат: “Денег катастрофически не хватает...” У наших “картофельных королей” другое соотношение: батракам фермеры платят 700 рублей в день, а на картошку отпускная цена уже четыре года не меняется - 6 рублей за килограмм. Если перевести на евро - то получится, у нас работа стоит 67 центов в час, а картошку фермеры продают по 16 центов. Тое есть труд у нас по сути ничего не стоит...

Переняла “картофельные короли” и голландскую влагоустойчивую технологию выращивания картофеля; она не требует дополнительного полива. Соблюдается и севооборот - по научным книгам. С сортами экспериментировать не устают никогда - каждый год сорт меняется: голландские “Витал” и “Астерикс”, российская “Симфония”, финская “Елизавета”... никольские поля - выставка достижений мирового картофелеводства! Кстати, начал Сахаров “копать” историю этой “Елизаветы”, и открыл, что на самом деле это наш, русский сорт, который до революции назывался “Невским”. Средняя урожайность на полях под Николой сейчас - 280 центнеров с гектара. И это при общероссийской в 130...

Кстати: вначале я говорил о восьми фермерах, вошедших в потребительский кооператив, председателем которого является “недоучившийся” Сахаров. Его создали фермеры-пионеры уже давненько, для того, чтобы устроить переработку картофеля на месте. Хотели они делать чипсы и картофельную муку. Чуть позже выяснилось, что поскольку в стране много чего похерено, никольским “картофельным королям” надо не о переработке заботиться, о об урожайности и качестве. Фирмачи приезжают за картошкой сами, больше им в сущности (особенно весной - когда в гуртах все сгнило) ехать некуда. И теперь потребкооператив “Фермер”, как юридическое лицо, приглядывает невостребованные земли и леса - не только в ближайших окрестностях, но и в дальних краях.

...Сидит Николай Петрович Сахаров у себя дома, у компьютера самой последней модели, и вспоминает своего прадеда, Осипа Смирнова, которого, он, впрочем, не видел. Этот Осип был кулаком, так как у него были наемные работники. Он, хотя и жил в деревеньке Дремучая, имел мясную лавку в самом Петрограде. Когда Осипа раскулачили, он исчез... Отец Николая пил беспробудно потому что ненавидел советскую власть и это была его тихая форма протеста. И вот Вам сюрпляс истории: правнук кулака тоже стал... кулаком.

Но эти “картофельные короли” не так просты. Это сейчас, зимой, они батраков нанимают. Все лето они в поле сами, без подмоги. Землю они не

доверяют никому. Потому что она даже самого маленького послабления не простит:

- Приехал тут один мужик к нам из Питера. Купил землю, помещения, семена взял - и вперед - картошку сажать. Ведь мы никому не мешаем, если хочешь - присоединяйся к нашему картофельному делу. Но ничего у того питерского не вышло. А все потому, что он то сюда наезжает, то обратно в Питер, к семье. А с землей-то надо как с ребенком. Чуть задождило, захолодало, - надо бежать в поле, что-то придумывать. Если увидишь хоть одну личинку жука - сам заряжаешь опрыскиватель - и в воле, обрабатывать...

Есть только одна маленькая загвоздочка. У Николая сын и дочь. Сыну, Александру, 17 лет, и он, видя, как пашет отец, как-то в поле перестал стремиться. Сейчас он в Новгороде, учится на механика. По наблюдению отца, сын “видит, что он обеспечен, что напрягаться вроде бы и не надо...” В общем, типичный сын отца, который сделал себя сам.

...Несмотря на злобного ротвейлера у ворот к “отцу-основателю” Виктору Александровичу Бурову я пробился. Но Бурову вместе с зятем Алексеем Новожиловым, тоже “картофельным королем”, нужно было принимать новый автокар, который они по случаю купили. Поговорили в колхозном гараже, который Буров выкупил. Автокар, кстати, оказался не новым, а списанным с какой-то овощной базы.

Буров отработал в колхозе 21 год, был энергетиком, механизатором, а уходил с должности главного инженера. Ушел еще в 92-м, когда до раздрая еще было далековато, однако тенденцию Виктор Александрович почувствовал. В тот года в колхозе было большое стадо, 1800 голов, фермер Буров тоже решил начать с КРС, завел у себя четырех коров. Когда сырзавод в райцентре перестал расплачиваться за молоко, а не платил он четыре года, от коров пришлось избавиться; последнюю корову Буров сдал в 2000-м. С колхозом, по его мнению, произошло вот, что:

- ...Чисто психологическая история. Раньше председатели назначались райкомом и большинство из них требовательные были. А, когда выбирать начали... ну кому понравится, если руководство “закручивает гайки”? И пошли безвольные председатели. А, если председатель жесткость проявит - его тут же переизберут!

В общем Буров решил заняться картошкой. Первый урожай вышел приличным, покупатели были, они твердили: “Давай, давай еще!...” И к Бурову стали присоединяться другие никольские мужики. Так и вырос целый феномен. Причину этого “никольского чуда” Буров видит в том, что в Николе мужики всегда были деловые - можно сказать, не по эпохе. К тому же, когда колхоз покатился под гору, встал вопрос об элементарном выживании.

От себя добавлю, что село Никола несколько выбивается из общего ряда северных русских весей. Веками про него ходит такая присказка: “голодным, холодным в Николу приедешь - никто домой не пустит, воды не даст испить”. Куркули, в общем, здесь живут. Но, может, крестьянин и должен быть таким? Сейчас судить об этом трудно, потому что истинного крестьянина у нас в 20-м веке изничтожили - под лупой даже не разглядишь. В “картофельных королей” никольские фермеры выросли не сразу; это теперь они крутыми кажутся, к ним “гости” всякие наезжают, относительно недавно смотрели на них сверху вниз, а теперь...

- ...У нас такое “шмонами” называется. Это когда приезжает налоговая инспекция и начинает урожай “обмерять”. Подсчитают площади, помножат на урожайность, восклицают: “У-у-у-у!...” Они думают, у нас миллионы водятся, а, когда посмотрят, какие у нас затраты - на ремонт техники, на горючее, на сезонных рабочих, на удобрения, на... в общем, непростой это “второй хлеб”. Да еще пусть кто-нибудь попробует в поле целый день пылью подышать, химикатами. А в благодарность за все это мы платим с прибыли 53 процента налогов. Все что остается - на зарплату, на технику, на стройку. И у нас как здесь получается: кто раньше начал и коллективом работает, тому и лучше...

Буров - один восьми членов кооператива “Фермер”. Если производитель продает не 10, а 10 000 тонн, к нему отношение со стороны оптовых покупателей другое, но такой объем могут произвести несколько фермерских хозяйств - в этом и смысл кооператива. Объединение, по его мнению, процесс естественный, в той же Финляндии, где он тоже бывал, фермеры объединены. Только там, как он заметил, власти более лояльно относятся к

человеку труда. Да там и отношения между коллегами более доброжелательные.

- ...А какая у нас лояльность? Кредиты нам дают в банке под 27%; создано когда-то было “Общество взаимного кредита”, призванное помогать сельхозпроизводителям. А процент там еще больше, чем в банке! Некоторые особо невоспитанные кричат: “Вас надо раскулачить!” Я бы с удовольствием махнул в город, там и заработок приличный, и о судьбе своего дела не надо думать - за меня другие отвечать будут. Но так получилось, что мы здесь родились, нам эту землю и поднимать. Ну, раскулачат нас - а что останется? В деревнях населения нет, колхозы на последнем издыхании, и что - будем финскую картошку есть? Нет, мы любыми путями будем выкарабкиваться из этого “болота”...

...Справедливости ради замечу: на развалинах колхоза, в деревне Сычево возникло коллективное хозяйство: Товарищество на вере “Горбунов и К”. Там по сути система другая, чем в Николе, к тому же животноводство в Сычеве сохранено. Но и выращивание картофеля тоже поставлено на широкую ногу. Я это к тому, что нельзя подводить экономику к единой схеме. Главное - чтобы страна сама себя научилась прокармливать, а уж каким макаром это произойдет - дело второе. Те же батраки в Николе - по сути колхозники. Ну, не устроил Господь этот мир так, чтобы каждый человек был и хитрым, и мудрым, и предприимчивым.

Вологодская область

День Овцы

В каком-то смысле мы, россияне, сродни японцам. А именно: мы, как и люди страны восходящего солнца, умеем перенимать мировые достижения, добавлять в них частичку своего национального таланта, а потом выдавать это за наше “ноу-хау”. Есть разве маленькое отличие: японцы доводят до ума все, мы же прорвались лишь на некоторых участках: в орбитальном космоплавании, в индийских шахматах, в французском балете и в канадском хоккее (и то в узком промежутке времени). Примеры неудачных усвоений типа американской рыночной экономики, алхимической водки или восточного деспотизма более разнообразны, что, впрочем, никак не оттеняет наши несомненные достоинства, которые заимствовал мир: русские горки, русскую рулетку и русский мат.

Есть еще ряд “брендов”, которые почему-то у нас замалчиваются, а во всем мире ценится. К таковым относится романовская овца, признанная лучшей породой овец за всю историю отношений человечества с этими представителями животного мира.

Достоинства романовской овцы несомненны. Из 600 видов пастбищных растений, которые растут у нас, они поедают 570, считай, почти все, что тянется из земли - от соломы и мякины до коры и мха. Коровы (для сравнения) оказывают предпочтение лишь 50 видам растений. Они с легкостью переносят как русские морозы, так и тропическую жару - это за счет уникальной шерсти. А руно романовки действительно уникально, не случайно его прозвали “золотым руном России”. В результате селекции удалось достичь соотношение ости и пуха (толстых и тонких волосков) 1:7, семь пушинок на одну остину. Пух у романовки белого цвета, ость - черного, а вместе они дают благородный серо-голубоватый оттенок.

Еще романовская порода отличается необычной плодовитостью. Если овцы во всем мире за один окот приносят одного, максимум - двух ягнят, романовки котятся тремя-четырьмя, а случается, одна овечка может зараз дать семерых малышей. Как в сказке.

Романовскую овцу особенно полюбили в Западной Европе. Чистопородную романовку разводят в Италии; испанцы, приобретя наших овечек и, скрестив со своими овцами, создали “романо-арагонскую” породу; полюбили романок во Франции, там тоже проводят эксперименты по скрещиванию, пытаясь привить своим породам уникальные свойства русских овец. В Европе овец романовской породы больше 100 000, так же знают эту породу в Канаде и в Австралии, несомненном лидере овцеводства. Конечно, среди 1 000 000 000 овец, которые существуют в мире, 100 000 - капля, но капля эта более походит на жемчужину. И особенно отрадно, что жемчужина эта рождена в раковине под названием “Россия”. Но что же происходит той раковине, которая породила драгоценность?

А происходят печальные события. Если сотню назад отечественное поголовье овец доходило до двух миллионов, теперь романовок у нас не больше 15 000. Случилась катастрофа и у не есть объективные причины. Совершенно невозможно вроде бы понять, каким образом порода, уважаемая во все мире и официально признанная лучшей (на всей Земле!), на своей родине оказалась изгоем, но у всего в этом мире есть основание. Пусть даже не разумное, но все же...

А пока вернемся к нашим японцам. То есть, к имению усваивать чужой опыт. Почему-то принято связывать романовскую породу с династией Романовых, отчего романовку часто называют “царской породой”. Отчасти это так. Действительно по наставлению императора Петра Алексеевича были выписаны из Силезии два овчара и направлены в город Ярославль для обучения мастерству овцеводства русских людей. По царскому указу в нескольких вотчинах вокруг городка Романова были закреплены около тысячи лучших пород овец, привезенных из “Европ” - рабулье и инфантадо. Как и всякое начинание сверху, овчарное дело благополучно было спущено на тормозах. Точнее, чиновники без зазрения совести плюнули на все это овцеводство и рьяно бросились на другие прожекты. Но за улучшение породы взялся народ, простые крепостные крестьяне. Обширные приволжские луга, длинные зимы и внимание простолюдинов сотворили истинное чудо: в 1802 году исследователь А.Плахов констатировал, что в окрестностях Романова культивируется овца, не имеющая себе равных в мире по своим шубным качествам. По имени города порода получила название “романовской”.

А вскоре Россию “захватили” романовские полушубки, про которые говорили: “весу в нем четыре фунта, а жару - что от четырех печей”. Да и шерсти романовка дает немало: овец стригут три раза в год, а настриг достигает до 3 килограмм с одной особи.

Как известно, сказка красиво сказывается, а на деле все получается тоскливо. Городок Романов при советской власти переименовали в Тутаев (в честь погибшего в боях с белыми рядового красноармейца), и теперь во всем Тутаевском районе, истинной родине романовской овцы, насчитывается 2300 животных, некогда прославивших сей край. Это еще ничего! Десяток лет назад поголовье вообще было ниже 1000...

Считается, что овца не “вписалась” в современный капитализм. Хотя специалисты говорят о том, что подавил романовку как раз социализм. Дело в том, что при советской власти стали строить громадные овцеводческие комплексы, так сказать перевели овцеводство на промышленную основу, но это была страшная ошибка. Овцы не могут находится в стойле, им нужен простор, движение; к тому же теснота и скученность приводят к снижению резистентности (устойчивости) породы, и к инфекциям.

...Несколько лет назад в городе Тутаеве придумали праздник “Романовская овца - Золотое руно России”. Удивительный праздник и необычный. В День овцы проходит и выставка-ярмарка овец, конкурс стригалей, и демонстрация моделей овечьих шуб и дубленок, и народное гулянье по набережным древнего волжского города. Так же выбирается самая лучшая овца. На сей раз звание “мисс-овца” получила ярка №142 из хозяйства “Алтыново”, что под городом Угличем. К сожалению, овцам не дают имен, они имеют только номера. Притчей во языцех стала тупость, кротость, покорность овец. Так вот, у романовский овцы наблюдатели отмечают некоторый интеллект и даже сообразительность. И уж не в коем случаи не покорность! Я лично наблюдал какую проблему доставила овчарам, казалось бы, элементарная задача: переместить овечек из машин в загоны. А вот наряжались (специально к конкурсу) ярки с видимым удовольствием. Непонятно только, почему каменный Ленин на площади, на которой шло праздничное действо, был одет в пиджак, а не в романовский полушубок.

А стригали подкачали. Познакомился я на праздники с одним молодым человеком из Петербурга, представившимся Николаем. Узнав о почете, которым окружено романовка во всем мире, он решил разводить овец на берегах Невы, а на праздник он приехал за опытом. Где-то у себя в Питере Николай проходит курсы овцеводства, так вот, глядя на то, как стригали обрабатывают овец, он ужаснулся: в специальной литературе написано все иначе. Медленно стригут (нынешний чемпион Валерий Горчагов из СПК “Колос” остриг овечку за 2 минуты 42 секунды), грязно... Но, может, в том-то и тайна, что у нас все на свой лад делают, может и неловко как-то, грубовато... но без этого лада и невозможно стало бы такое чудо (здешние горячо убеждены, что романовку им ниспослал сам Господь Бог), как овца с уникальными свойствами. Где-нибудь в Австралии, где стригаль по сотне овец в день обрабатывает, у него рука больше набита; здесь у стригалей материала, прямо скажем, немного, оттого и неловкость. Но все в этом мире всегда начинается с “немного”...

Встретил я на празднике давнего знакомого, о котором когда-то писал: фермера из городка Мышкин Василия Колычева. Он тоже привез показывать своих овец, а ведь поголовье у него больше, чем в племенном хозяйстве - 520. И ведь управляется Василий Васильевич, инвалид, в результате несчастного случая лишившийся кистей рук, со всей этой оравой! Двое сыновей, правда, еще ему помогают. И дальше развиваться думает - тоже постарается приобрести статус племенного хозяйства. Фермер честно признался, что романовскими овечками он занимается потому что это дело датируется государством - область платит 160 рублей в год на одну голову. Дотацию вскоре обещают сохранить лишь для племенных хозяйств, и, если хозяйству Колычева не получится получить статус племенного, для чего он с сыновьями должен построить новую, более просторную овчарню... а, впрочем, будем надеяться на лучшее.

Ярославская область

Заповедник Берегинь

Возвращаемся в прекрасный город, в котором мы уже дважды были – по поводу пряников и дымников. Трудно поверить, но в украшении старинных домов Городца можно встретить сюжеты и персонажи из глубокой-глубокой древности. Наследие ушедших культур - Античной Греции, Императорского Рима, Византии - хранится в деревянной резьбе Городца, города на Волге. Ни

в одном другом городе России и даже Мира Вы такого не найдете! Как же эти образы смогли пережить тысячелетия?..

Если посмотреть с определенной точки зрения, мы имеем дело со средневековой... эротикой. Берегини (на более понятном языке - русалки) выглядят на потрескавшихся от времени деревянных фасадах более чем фривольно. Женские “прелести”, прямо скажем, более чем на виду, и мастера, их вырезавшие, явно не чужды были художественной свободе и вполне сознательно допускали фривольности. В каком-то смысле это жанр “ню”, но окрашенный тонким юмором. В некоторых образцах Берегини и Фараонки явно заигрывают со зрителем. Невозможно поверить, что все это творилось в исконно старообрядческом городе, живущем по “Домострою”! Ну, прямо бред какой-то...

А ведь кроме русалок резали мастера совсем немыслимых персонажей: Сиринов, Алконостов, Гамаюнов... И ряд других мистических персонажей, про которых можно узнать только в средневековых книгах. Но самое, на мой взгляд, чудо заключается в том, что в Городце есть мастера, которые до сих пор продолжают эту странную традицию. И они - еще молодые люди, полные творческих устремлений.

Жаль, что загадка с каждым годом все труднее поддается изучению. Проблема в том, что деревянная резьба со старых домов Городца исчезает. Десять лет назад, проходя по тянущейся вдоль Волги на два с половиной километра улице Максима Горького, я насчитал четыре дома с уникальной резьбой. В этом году на Горького я не нашел ни одного раритетного дома. В музее мне дали всего два адреса, где древние персонажи еще живут. Еще три адреса дала замечательный городецкий краевед Лидия Андреевна Климова.

В 90-х годах прошлого века, в очень непростое для Городца время частные дома (в особенности старые) хозяева продавали за смешные цены: дом мог “уйти” всего за одну тысячу рублей. Новые владельцы либо сносили избы для строительства новоделов, либо обновляли фасады. В любом случае старинная резьба пропадала. Умный хозяин находил коллекционеров и продавал им “чудных” зверей и прочих существ. Дурак выбрасывал все на свалку или просто сжигал. Тем не менее Берегиня все еще остается символом Городца.

Историк, сотрудник Городецкого музея Артем Николаевия Яранцев пытался проникнуть в тайну происхождения “городецких резных чудес” и открыл следующее. Первое: Городец - очень древний город; некогда, до разорения монголами, здесь находился “Волжский перекресток, на котором соединялись цивилизации и миры. Здесь - прямо на огородах - до сих пор находят и арабские, и византийские, и золотоордынские, и даже древнеримские монеты.

Второе и самое существенное. Городец был центром волжского судостроения. Корабельные верфи существовали здесь не меньше четырех веков. Но кораблестроение в середине XIX века пережило революцию: была изобретена паровая тяга и вместо деревянных судов (их называли

“расшивами”) начали строить металлические. Тысячи корабельных плотников остались без работы.

Надо сказать, в окрестностях Городца, да и всего региона, прилегающего к Волге, народ жил плотничным промыслом. Даже в деревнях мужики летом работали на земле, а ближе к зиме “сколачивали артели” - и уходили на судостроительные верфи. И случилось удивительное: стиль украшения деревянных судов бел перенесен на дома.

“Фантастический” или “звериный” стиль кораблестроения - особая тема. Река, конечно, не море, но Волга - очень коварная река, и для того, чтобы совладать со стихией, корабелы применяли магические приемы защиты. Всякие львы, Сирины, Алконосты, Фараонки - это были знаки оберега. Они пришли из средневековой культуры. Так же украшались и корабли Византийской империи, и корабли Османской империи, и корабли Королевского флота Британии. А еще раньше магические знаки несли на себе древнеримские, древнегреческие, древнеегипетские суда. Водные просторы интернациональны, здесь взаимопроникновение культур наиболее заметно, потому-то единая кораблестроительная традиция и жила в течение тысячелетий.

Наверняка простые мужики из какой-нибудь деревеньки под Городцом и не догадывались о том, что несут тысячелетнюю традицию. Они просто в своей “глухой резьбе” (так называется техника вырезания из дерева) воспроизводили сюжеты, которым их учили их отцы и деды. Но в этом и

смысл традиции: никто не задается вопросом: “А для чего все это?..” Просто люди работают, выполняют заказы - и все.

Украшение на доме называется “лобовой доской”. Ни в одном другом русском городе вы таких не найдете. Суть в том, что “доски” перекочевали с корабельных палуб на жилые дома. Надо отдать должное плотникам: они какими-то им одним известными способами смогли создать в Городце моду. И Старообрядцы, придерживающиеся консервативных взглядов на быт, эту моду приняли и укоренили.

А уж откуда попали в русскую глубинку мифологические персонажи... Взять хотя бы книгу “Физиолог”. Создана она была на самой заре христианства, во II веке, и на славянский с греческого ее перевели еще в XII веке. “Физиолог” являет собой собрание естественнонаучных сведений, почерпнутых из античных книг, о всех тварях, населяющих Землю. Книга в течение долгих столетий оставалась “бестселлером”, благодаря чему каждый просвещенный русский имел представление не только о львах, слонах, лисицах и пр., а так же о том, что: “...Феникс - самая красивая птица из всех и даже красивее павлина... голова его украшена венцом, а на ногах сапоги, как у царя...” Или: “...Водный конь от пояса и выше имеет образ коня, а ниже пояса образ рыбы кита. Плавает же в море и воевода над всеми рыбами...” Люди всему этому верили уже хотя бы потому, что реальные животные в “Физиологе” описаны весьма точно, а уж где находилась граница между фантазией и вымыслом - не знали даже самые высокие умы.

Но “Физиолог” - исключение. Все-таки, основным тогдашним чтивом (после Святого писания) были апокрифы, или, как их называли тогда, “потаенные книги”. Были ли основания у людей средневековья не верить апокрифам? Ведь мир тогда был огромен и неизведан, едва ли десятая часть планеты была освоена человечеством...

Вот птица Сирин. Согласно азбуковнику XVII века Сирин - “птица от главы до пояса состав и образ человеческий, от пояса же птица. Некоторые лгут, говоря, что птица сея зело сладкопева, и, кто послушается гласа ее, забывает все житие сие отходит в пустыню по ней и в горах заблудившись умирает”. Изображение птицы-девы встречаются с XI века не колтах и браслетах, и, кстати, найти ее можно в белокаменной резьбе Дмитриевского собора во Владимире. Ну, а в деревянной резьбе Городца она встречается чаще всего.

Птицу Сирин связывают со сладкоголосой Сиреной - обольстительницей, так нам известной, в частности, из знаменитой “Одиссеи”. На лубочных картинках с изображением Сирина обычно про эту птицу сообщалось: “...обычай он имеет являться во странах индийских, которые ближайше прилежат блаженному месту райскому, постоянное место же ее обитания - на востоке во Эдеме”. Алконост тоже восходит к античности. В переводе с греческого “алкион” - зимородок. Есть греческая легенда об Алкионе, дочери бога Эола. Когда утонул супруг Алкионы, фессалийский царь Кеик, она, преисполненная горем, бросилась в море, но

боги сжалились над нею и превратили ее вместе с мужем в морских птиц. Птицу Гамаюн считают славянской выдумкой. Согласно поверью она тоже имеет голову девы, но миссия на нее возложена особенная: предсказывание будущего. Старинные русские сказки знают еще Птицу-льва (или “гриф-птицу”): фантастическое создание, наполовину (голова и крылья) состоящее из орла, а наполовину (туловище и лапы) из льва.

С русалками (в разных ипостасях) история особая. По сути - они не жительницы райских кущ, а персонажи демонологии, темная, злая сила. Хитрость в том, что латинское слово “русалка” на русские дома попала под другими именами. Можно сказать, ее “зашифровали”, покрыли завесой тайны. Русалки, у которых на голове корона, в Городце называют “Фараонками”. Они пришли из библейской легенды про исход израильтян из Египта, иллюстрируя сюжет, в котором войска фараона превратились в чудовищ. Чуть ниже по течению Волги русалок называли “Арапами”. В старину мужики это объясняли так: “Видишь: наполовину рыба - наполовину - баба. Понятное дело, Арап...” Возможно “арап” в XIX веке - это было нечто чудное, непонятное.

“Берегиня” (русалка без короны на голове) еще более непонятна. Само слова “берегиня” имеет несколько трактовок. Самая простая: Берегиня “бережет” дом. Как существо, являющееся по сути демоном, может сберечь жилище христианина, неясно. Артем Яранцев более склонен считать, что “Берегиня” - существо, “сидящее на берегу”, разделяющее мир реки и мир суши. Считалось, что ее изображение должно отпугнуть реальные темные силы, которые по большей части обитают в воде. Хотя и это сомнительно... Многие исследователи находят в культе “Берегинь” языческие корни. Ведь известно давно, насколько в русском христианстве переплетены языческое и христианское. К примеру Паисьевский сборник и рукописи новгородского Софийского собора упоминают о “требах” поставляемых рекам, источникам и берегиням. Предполагается, что Берегини были добрыми духами и они противопоставлялись упырям. Однако правду установить невозможно по той простой причине, что христианство в русской культуре слишком глубоко ассимилировало язычество.

Где искать истину? Естественно, у мастеров, непосредственных носителей древней традиции. Дом городецкого мастера Сергея Федоровича Соколова аккурат украшен Берегинями. Причем эти существа, наряду со львами и Сиринами, - его собственные работы. Сергей объяснил мне, что Берегиня обязательно (в отличие от Фараонки) несет в руке ветвь. Сергею старики говорили, что она именно оберегает человеческое жилище. Вот мнение мастера:

- Я полагаю, что плотник, который вырезал всех этих существ, не задумывался о том, зачем он этот делает. Такая была традиция, а о традициях не спорят. Я и сына своего, Алексея, учу резать не объясняя, зачем это нужно. Хотя, если честно, эта традиция утрачивается. Сейчас дома кирпичные строят, а для них деревянная резьба не подходит. Нет заказов на “лицевую доску”, о каких здесь можно говорить Берегинях или Сиринах...

Уже лет десять как на них заказа нет. Сейчас спрос на сувениры: пряничные доски, прялки, щепную игрушку. Мы с сыном в реке сейчас дуб-топляк достаем, режем по мореной древесине. А вот Берегини...

Я всегда в трепетный восторг прихожу, когда вижу русалку, или льва на доме. Но ведь мы с этого кормимся, а глухая резьба не просто плохо продается, но ведь она в работе трудна. Да и мало у нас мастеров осталось. Зеленины - отец и сын, Сергей Половинкин, Костя Клепиков, Борис Стариков, да, пожалуй и все. Впрочем, может попробовать еще, поделать Берегинь-то...

Факт что Городец все еще остается “заповедником Берегинь”. Уже трудно найти резные “лицевые доски” без путеводителя (который, впрочем, еще не написан) - больше их, пожалуй, в музее - однако древности Городца все еще способны удивить даже искушенного путешественника. А уж сохранение уникального феномена - это уже задача для всех нас. Мастерам надо семьи кормить, они работают по заказу, и, если Берегини никого не будут интересовать...

Нижегородская область

 Вкруг святого места

...Пришлось делать вид, что сплю. За фанерной перегородкой громко молился мой хозяин. Всю ночь... Ну, ладно бы себе просто читал себе Писание, как, предположим “хвилософ” Фома в известном рассказе Гоголя “Вий”. Под монотонное гудения святых слов лучше бы и дремалось… Ан нет - почитает с полчаса, выскочит наружу покурить, после через мой закуток шмыгнет в свою «келью» - и завалится дрыхнуть. Забытье его, скрашиваемое

громким храпом, длится не более десяти минут. После он снова вскакивает - и в молельную комнату, снова за акафисты. Потом снова прошмыгнет мимо на крылечко, покурит – и вновь в келейку. И так всю ночь...

С рассветом выбираюсь из грязной, провонявшей перегаром избы на Божий свет. Солнце еще только касается верхушек сосен, в долине реки Сатис лежит густой как сметана туман. Оборачиваю свой взор на Запад и вдруг замечаю... огненные всполохи, которые как бы бегают в чаще леса! Быстро-быстро – будто какие-то тролли бегают с огнями… А еще - звук!.. Жуткие, ни на что не похожие завывания... Я такие слышал в одном храме на Новгородчине; там ветры гуляют в куполе, отчего складывается впечатление неземного воя. Местные убеждены, что это бесы. Они смолкают только на время литургии. Но там ветер, гуляющий в помещении, наукой объяснить можно. А здесь... Штиль, в воздухе тишина, поселок спит. А со стороны Камня неземной вой, прерываемый изредка далекой канонадой (ну, какая стрельба может быть - охота закрыта!..). И снова вой - и снова стрельба!.. И эти огненные всполохи...

- Ну, что... слышал, б...ь? Это они, - торжествующе заявляет Саша. - Не оставляют, не оставляют они святое место... Тут, е...ть, и не такое увидишь! Поживи малек, поймешь, каково тут... Всякие тут приезжают. Думают, там, где святое, бесов нет. А тут - ло-го-во!

Саша называет себя “молитвенником”. Его послушание такое: отмаливать грехи и бороться с бесами. Это он называет “правилом”. Странно, но то, что он смачно вставляет матерные слова в свои скупые речи и курит напропалую, выглядит как-то органично. Про себя Саша ничего не рассказывает. Но люди в селе Кошелиха знают его ой, как хорошо! Санька Чернышов по кличке “Черныш”... Знаменитый местный бандюга и пьяница. Есть разные таланты. У Саши есть талант пить. Едва только капля попадает в его могучее тело - все, можно святых выносить! Бешеный он, когда пьяный... Весь поселок Прибрежный на засовы запирается! И тут - на тебе!.. “молитвенник”...

Саша сам мне был благодарен за то, что я упросил сводить меня к Дальнему Камню. С месяц назад Саша, как он сам говорит, “согрешил”. Принял дозу алкоголя и прелюбодействовал. Потом добавил, еще добавил… И целый месяц его “крутило”. Подняться и идти к Дальнему Камню Саше что-то мешало. Хотя идти-то всего семь километров. Вот я подвернулся - помог своим любопытством. Уже после того как Саша принял «очищение» от Святой воды (возле Дальнего Камня бьет небольшой родник) помолился, прижавшись к Камню, он стал как бы просветленным. И более-менее разговорчивым. На обратном пути кое-что поведал:

- ...Здесь давление. Очень сильное давление... москвичи не выдерживают. Вон, все ихние дома стоят пустые. Они приезжают, дома скупают, думают, святость, А тут, б...ь, лукавый гуляет...

...Вообще-то я ожидал увидеть иное. Во-первых я был убежден, что камень один, и он совсем рядом с селом Кошелиха. Ну, а во-вторых я вообще-то готовился к религиозному “гламуру”, к атмосфере благопристойности, богобоязненности. Некоторые сомнения начали закрадываться уже на подступах к Кошелихе. Поля вокруг села брошены и зарастают лесом. Это верный знак развала здешней экономики. Некоторые дома в селе стояли без крыш; накануне, оказывается, налетел смерч и снес эти злополучные крыши. Кругом вчера была тишь да гладь, солнышко светило... А тут, в Кошелихе, - стихия...

Если Кошелиха - село, то где храм? Оказалось, в нем разместилась школа - весьма запущенного вида. Разваленный клуб - чета школе. Завкулубом, милая женщина Любовь Лимонова мне и посоветовала поселиться у Саши. При этом добавила таинственно: “К тому же он сейчас в молитве...” Потом-то я понял: в молитве - значит не в запое. Любовь Григорьевна, между прочим, кандидат сельхознаук. Она когда-то была директором здешнего откормсовхоза. А еще здесь был спиртозавод. И все сейчас лежит в развалинах...

До поселка Прибрежный от Кошелихи идти семь километров. Поселок выглядит еще жутчее села. Был здесь клуб - он в развалинах. Рядом развалины другого барака, на котором сохранилась надпись: “Столовая”. Здесь был леспромхоз (второе название поселка - Лесозавод), но он тоже развалился. У поселка два центра: пилорама и торговый вагончик. Первая уныло гудит весь день, отчего почерневшие избы чуть-чуть трясутся. Второй продает населению снедь. Я хотел было купить что-то попить (мутной воде,

которая стояла в ведре в Сашиной избе, доверия не было), но из питья в вагончике были только водка и портвейн. Однако мрачные и помятые мужики это питье раскупали весьма активно. К камням пришлось идти с чувством жажды.

Саша хоть и “молитвенник”, и почти святой, вел меня за деньги. Все ж таки не Святым Духом питается! И за ночевку деньги тоже не преминул взять. У Саши в перерывах между молитвами свой “бизнес” он собирает оставшийся от леспромхоза металлолом. Тем, собственно, и живет.

Сначала зашли в Царский скит. Точнее в то, что от него осталось. Некоторые могут подумать, что волшебные Камни - нечто языческое. Однако они почитались и при царе; а на деньги императора Александра II возле Ближнего Камня был построен небольшой монастырь. Женский. Саше про монашек много рассказывала бабушка, она их видела. Возле Ближнего Камня есть маленький камушек, пуда на полтора. Он крест подпирает. Однажды, в присутствии свидетелей, настоятельница попыталась взять камень, чтобы отнести в храм. Приподняла - а оттуда как огонь полыхнул! Бросила матушка камушек - а руки-то у нее черны! Говорят, с той поры она к Камням и не ходила...

Саша чем хорош: он не только местный, но и неравнодушный. Всем остальным аборигенам святость этого места глубоко по фигу. Они засосали вечером бутылку зелья - им хорошо. Но вот что Саша заметил: “молитвенников” (пусть и приезжих) много и они селятся по краям поселка. И получается, равнодушные аборигены как бы в осаде. И рано или поздно (по убеждению Саши) “молитвенники” отмолят поселок победят безбожие. Как минимум, аборигены сами вымрут - вот, сколько парней, отравившихся паленой водкой, уже отнесли на погост! Но ведь “молитвенники” держат оборону и от другой силы - от бесов. Которые не спят ни-ког-да.

А беда этого святого места кроется в другом. Те люди, которые здесь стремятся к святости, совершенно не дружат. И даже более того: они держат друг друга за врагов. Взять знаменитую отшельницу Раису. Она возле камня прожила десять лет. Построила себе в лесу землянку, вела скромное хозяйство, паломников принимала... И вдруг - пропала. Саша мне совершенно искренне рассказал, что с группой верующих Раиса уехала в паломническую поездку на Святую Землю. Слишком уж ее почитали, даже благословение у отшельницы брали... Корреспондентов любила принимать. Вот и не вынесла искушений. Позже я получил иную информацию: матушка Раиса скончалась в одном из сел. Она была уже слишком стара, и ее приютила семья верующих людей. Они же ее и похоронили. И теперь я не знаю, кому верить... В землянку я заходил. Она пуста. Рядом с землянкой стоит новенький сруб, на нем висит замок. И непонятно, в каком матушка Иерусалиме сейчас: в земном или горнем...

...Возле Ближнего Камня нам встретился человек. Представился Александром Халыговым. Рассказал, что следит за порядком у камня. У Камня действительно подметено, множество крестов и икон стоят чинно и строго вертикально. Александр “второй” начал рассказывать про чудеса,

которые сам наблюдал у камня. Главное чудо: камень “жгет”. Эта махина весом тонн в пять обладает удивительным свойством питать энергией. Сюда приходят убогие, больные, жаждущие. И всяк находит себе облегчение. Кстати и я совершенно забыл о чувстве жажды... Как-то “сторож” видел женщину, которая стояла на камне, кричала благим матом и размахивала как птица руками. А после пропала... На камне много следов от ударов. Многие пытались отколоть себе кусочек. Ни у кого не получалось - только Камень бил людей током! Или молнией поражал. Хоть верь - хоть не верь... А еще - при советской власти - хотели Камень трактором увезти куда подальше. Чтобы паломников от святыни отвадить. У двух тракторов движки сгорели, и коммунистические начальники отступились...

Дальше Сашу “второго” понесло! Он начал рассказывать, что и этот крест он заказывал, и тот, и часовню он делал, и иконы ему приносили. Про себя рассказал. Он на Кавказе жил, среди мусульман. Сам инвалид, все болело. Уехал сюда, в Прибрежном поселился. И ничего не болит. Да и его духовная мать, схимонахиня Нонна наказала: “Бить будут - не уходи от Камня. Стой за него...” Саша “второй” признался: его и вправду не раз били (при этом нервически как-то покосился на Сашу «первого»). В поселке-то пьют безбожно, придут пьяные к камню - и давай богохульствовать!..

- Видишь, весь почернел, - шепнул мне на ухо Саша Чернышов, - это его бесы крутят. За то, что он все: “Я то, я это, я пятое-десятое...” Ох, сейчас его скрутит! Канаем отсюдова...

...Пошли с Сашей “первым” к Дальнему камню. Саша сказал, что Дальний - главный. Именно его облюбовал когда-то для молитв Серафим Саровский. Впрочем я уже делил рассказа моего “молитвенника” на энную величину. В окрестностях Сарова и Дивеева много камней. И по преданию батюшка Серафим молился на всех. Священники мне говорили, что это не так. Кошелихинские камни к Серафиму Саровскому отношение имеют сомнительное. Но как тогда быть с Царским скитом?! Впрочем, его в известное время разрушили, стерли с лица Земли... Хотя одна монастырская постройка осталась. Что-то вроде трапезной. Дверь туда на замке, а на ней прилеплена ксерокопия портрета какой-то монашки. Внизу текст: “Разыскивается...” Более мелкие буквы размыло и ничего понять нельзя. Саша объясняет: жила праведная и набожная старушка, звали ее, как и отшельницу, Раиса. Год назад она ушла в лес, к Дальнему Камню. Сказала, помолиться. И пропала. Ох, Господи, слишком много пропаж!.. В народе прошел слух, что бабушка вознеслась. Милиция не верит и продолжает поиски. Если бы в Прибрежном царил бы лад, может, и местные включились бы в розыскные мероприятия. Но мне кажется, местные в сторону Дальнего Камня ходить просто боятся...

Дальний камень по величине приблизительно такой же как и Ближний. Большая часть его над землей, потому-то его еще и называют “большим”. А Ближний камень по наблюдению местных уходит в землю. Говорят, от грехов людских...

Странно, но на обратном пути мы встретили еще одного Александра. Он нервно курил на опушке леса, лениво отмахиваясь от тучи комаров. Новый Александр - москвич, фамилия его Каменков, и приехал он сюда с престарелой матерью “по благодати”. О себе Саша “третий” особо не распространялся, сказал только, что в “органах служил”. Тем не менее по-свойски, как москвичи, разговорились. Я третьему Саше высказал свое мнение о поселке:

- Какое здесь все же убожество...- Убожество?.. Значит, у Бога под боком. Да, паломники сюда

приезжают и говорят, что как в машине времени ныряют на тысячу лет назад. А мы с мамой - все... Уезжаем. Десять лет здесь прожили по благословению старца, архимандрита Даниила. Но кончилось терпение: здесь нет веры. И вообще здесь что-то не так - все живут как собаки! Впрочем... собакам лучше, они хотя бы в стаи сбиваются. А тут... Каждый спасается в одиночку.

Саша «тритий» пригласил к себе в дом, ибо я спросил его, есть ли у него чего попить. Сказал, что у него есть «московский квас». Зайдя в избу, я почувствовал себя, ну, очень плохо; меня стало мутить и отчаянно заколотилось сердце. Может, воздух спертый, напоенный все тем же перегаром, подействовал, может, квас оказался каким-то «не таким»… В общем, вылетел я из этого обиталища как семя из вызревшего огурца.

- ...Жалко, - посетовал Саша “первый”, когда мы подходили к его «персональному монастырю», - он хороший человек, частенько мы с ним говорим. А теперь и словом перекинуться не с кем будет...

Остаток вечера Саша посвятил пересказу воспоминаний своей бабушки. Скит охраняла казачья сотня. Когда пришли красные, казаки ушли в леса. И еще долго, до середины 30-х годов наводили на власти страх. Большевики отнимали хлеб у крестьян, казаки нападали на обозы “краснопузых” и хлеб снова возвращали людям. Когда за “робин гудов” взялись войска НКВД, те, говорят, ушли в Манчжурию. Монашки после разгрома обители жили в поселке, а службы проводили у Дальнего Камня. Они тоже... мог бы и не продолжать - ясно дело, что они пропали. Куда - никто не знает. Люди строили социализм - некогда было о религии думать и «каких-то там» святых.

Саша неожиданно разговорился, даже пустился в философию. Он ведь много думает об искушениях и постоянно находится в борении. Да, пусть он алкоголик. И свою борьбу с недугом он назвал “молитвенным подвигом”. Но ведь он борется! И дни, ночи напролет отмаливает грехи. Его “невидимая брань”, мне думается, ширится день ото дня. Над ним местные смеются: “Черныш-то наш сдвинулся!” А может он продвинулся! Да: курение, мат - это нехорошо. Да и вообще слова, обозначающие нечистую силу он произносит чаще слова “Бог”. Саша меня весь вечер мучил: “Скажи, как ты сам бросил курить?..” Значит душа-то страдает, стремится! Да и в сущности в своем убогом жилище он создал маленький, но вполне жизнеспособный монастырек.

Ох, сколько он пережил за свой неполный полтинник лет! И на северах работал, и в кутузку попадал. Две семьи создал и разрушил, где-то там двое детей у Саши растут... Но сейчас в свободное от молитв время Саша в своем дворе строит какое-то сооружение. Говорит: может, опять жизнь заново начну... Только в чем эта новизна будет заключаться, не поясняет. Лишь косится в сторону леса, туда, где Камни...

Вот такая катавасия творится вокруг святого места. Поверьте: ничего не сочинил! Даже кое о чем вынужден промолчать. Потому что нельзя произносить имена тех, кого нежелательно призывать... Перефразирую народную поговорку: “выйти к камню - не напасть, как бы после не...”

Не могу не рассказать чуть-чуть об ином святом месте, по соседству с Кошелихой. А то вы подумаете: окрестности Дивеева – сплошь жуть. Собственно, попал я в село Суворово (бывшее Пузо) по двум причинам: здесь можно сесть на проходящий на Арзамас автобус, и здесь служит духовный отец моего Саши, отец Александр. Очень я хотел узнать: правда ли Сашин монастырь «по благословению»… Батюшка подтвердил: правда. Путь мужик лучше молится, чем пьет… Ну, а теперь о чуде, коим славится Суворово.

Аккурат в хрущевские времена коммунисты порешили окончательно покончить с религией - и почитаемая могилка какой-то там “Дунюшки” им встала поперек горла. Они хотели чтобы народ шел в клуб, или в крайнем случае в пивную. А люди шли к почитаемым могилкам. И становились свидетелями чудес - к примеру на могиле сами собой загорались свечки или над кладбищем при ясном небе появлялась радуга. Дорогу к кладбищу даже заливали специальной краской - чтобы “метить” верующих. За кустами прятались “уполномоченные”, фотографировали “нарушителей”, хватали и отвозили в райцентр, сажали там в “обезьянник”. А народ все шел и шел, находя неведомые органам тропы...

И вот, чем закончилась война богоборцев: в 2001 году святых мучениц канонизировали, их мощи в богато украшенных раках почивают в Успенском храме. А в самом храме исписывается очередная книга, в которой паломники фиксируют чудеса от святых мощей, свидетелями которыми они были.

Раки пожертвовал один богатый человек из Москвы. Он очень тяжело болел, у него буквально отказались работать ноги. И от мощей святых мучениц он получил чудесное исцеление. Еще целебной считается “землица” от места первоначального захоронения (и расстрела) пузовских матушек. Эту землицу брали еще до того как святые были прославлены; берут и сейчас. Некоторые (в том числе и священники) говорят, что землица кровоточит. Впрочем, никто не берется с точностью сказать - к добру это или к злу...

Летопись чудес ведется не только в записных книгах. Историю записывает, подолгу работая в архивах, матушка Галина Золотарева. И местный священник о. Александр Наумов тоже прилагает много сил, чтобы установить истину относительно былого. Народные предания красочны, но в них все-таки много фольклора, смеси поэтических метафор и нелепых приукрашений. Истина - она все-таки проще.

Для начала установили подлинные имена святых. Саму Дунюшку звали Авдотьей Александровной Шейковой. Ее хожалок звали: Дарья Улыбина, Дарья Тимагина и Мария Неизвестная. Последняя в молодости ушла от своего мужа, за которого была выдана замуж насильно, и в документах писалась “Неизвестной”. Подлинную фамилию Мария при жизни не раскрыла. Ну, а что касается обстоятельств трагической гибели матушек... Приведу фрагмент их жития:

“...Их пришло сначала двое. Они вошли и начали читать бумагу, кто здесь живет из хожалок, все они были переписаны как бы для того, чтобы продукты им отпускать. После один красноармеец начал обыск. Нашел он просфоры и елей, бросил их в лицо Дуне и начал ее обзывать скверными словами. Потом она у него стала просить прощения. Как помянула она “ради Христа”, он и стал ругать Спасителя по-всякому, она и не стала больше прощения просить. Потом стал ее за волосы таскать и бить плетью. Все иконы побросал, затем в чулан полез, а там его за руку крыса схватила. Он остервенился и начал бить Дуню еще сильнее. Пришли его подельники и били ее в келии попеременно, били и плетьми, и стаскивали, и топтали ее ногами, и в воскресенье с утра били, и везде стояла кругом стража, и никого к ней не пускали.

Солдаты нарядили подводу, мужиков пузинских – копать могилу. Подъехал мужик на лошади, и они стали выходить. И до того у них были прекрасные лица, что невозможно было смотреть. Они вышли все с четками, церковь напротив, они на нее помолились; и стали их опять бить. Когда Дуню били, хожалки бросились защищать, кто – на ноги, кто – на тело. Затем сели на подводу, перекрестились.

(В ночь под воскресенье одна женщина всех била камнями, кто шел к Дуне. И видит она над Дуниной келией четыре огненных столба: два срослись, а два отдельные; это было на рассвете.) Их привезли на могилу. Посадили ко крестам. Дуню и Дашу – у одного, Дашу другую так, а Марию тоже у креста, и сидели они все рядом. Потом их стали расстреливать. Сначала хотел стрелять татарин, но бросил и сказал: “Нет, не буду, у меня руки не поднимаются”. Его стали принуждать, но он отказался. Другого поставили, и тот стал расстреливать. Два выстрела дали для страха, а на третий расстреляли первой Дуню; как ее убили, кверху пошла как бы чаша, кто видел, как просфора, – это видели много народу. А одна женщина видела, как в это время Дуня над своей келией по воздуху пошла, и это место благословила крестом и сказала: “Жалко, что здесь остается один золотой, ну пускай остается”.

Хоронили без гробов, с хожалок и юбки-то сняли...”Случилось это 18 августа 1919 года. Если сказать кратко,

красноармейцев по видимости просто “бес попутал”. Ну, чем еще объяснить неоправданную жестокость? Преступление-то у матушек было одно: они якобы скрывали дезертира. Нешто за это расстреливают? Тем не менее факты

непреклонны: при эксгумации на костях Дунюшки действительно было найдено множество следов от побоев...

Галина Золотарева проследила дальнейшую судьбу злодеев. Илья Немцов, из-за которого разгорелся конфликт, повесился как Иуда. Командиров карательного отряда Кузнецова и Скоробогатова вскоре судили сами большевики - за жестокость. Суд закончился ничем, их простили. Но в 30-е годы и эти изверги сгинули.

Странная фигура - Илья Немцов. Она подвизался в соседнем селе Глухове, в девятнадцать лет он уже поставил себе часовню и усиленно молился. Большинство его почитали, считали, что он - святой, а Дуняша прикидывается таковой. Была на Илье какая-то прелесть. На Христа он сильно смахивал... Дуняша к нему неплохо относилась, когда приходил он в Пузу, молились вместе. Но однажды Илья Уехал на Афон. Через два года вернулся другим человеком: с двумя чемоданами религиозной утвари, которыми принялся торговать. На вырученные деньги открыл фруктовую лавку, переехал в Пузу, женился. Но настала революция и Илью призвали на службу в Красную армию. А он приехал на побывку, а в войска возвращаться не собирался. По сути Дуняшу и ее хожалок зверски замучили именно за укрывательство дезертира. Сам-то Илья с семьей скрылся, получается, пузовские мученицы ни за что пострадали. Так ли? Может Дуняша сама выбрала себе такое окончание земного пути?

Здесь уместно обратиться к личности Дуни. Росла в Пузе слабая, больная девочка. Над ней издевались ровесники, ей понукали взрослые. Когда ей было около двадцати лет, Дуняша слегла от неизвестной болезни и более уже не вставала. Помогать блаженной вызывались местные девушки; их сменилось довольно много, ибо характер больного человека к благости не располагает. Однако Дуня проявила себя как великая молитвенница - настолько строго следовала она монастырским уставам. И верующие все-таки к ней шли.

Если обратиться к бытовой стороне жизни Дуняши, впору ужаснуться. В келии у нее было холодно, неубрано, лежала она вся во вшах, в грязи. Куски хлеба, которые подносили сердобольные крестьяне, Дуняша завязывала в узелки и клала на постель. Так на хлебе она и спала. Когда хлеб истлевал, он впивался в тело: в мякине водились тараканы, черви, мыши... Ее хожалки наоборот вели чистоплотный образ жизни, но в Дунин смрад не вторгались: она запрещала. После расстрела на ее теле были найдены тяжеленные вериги, и верующие поняли: такой крест она приняла, чтобы истязать свою плоть. После обретения мощей пузовских мучениц по строению скелета преподобномученицы Евдокии выяснилось, что по состоянию здоровья Дунюшка могла ходить, но сама, добровольно, обрекла себя на многолетнее затворничество в келье…

Странная святая? А в здешних краях много странного… Взять эти Камни, возле которых селятся всякие экзальтированные личности. Я вот, что скажу, пусть даже и в кощунстве меня обвините. В здешних Саровских лесах находятся исток реки Алатырь. Название реке дал мифический «бел-горюч

камень» Алатырь, своеобразный фетиш русского средневековья, «пуп Земли» и средоточие истины. Никто не знает, что именно подразумевали мифотворцы и летописцы, говоря и чудесном камне. По крайней мере, ОН сейчас находится неизвестно где. Но в этом факте и вся прелесть нашей жизни!

Нижегородская область

Явленный

Борьба вокруг Явленного колодца продолжается и поныне. Есть те, кто во времена запретов всячески старался услужить чуду. Сохранятся товарищи,

считающие Явленый всего лишь недоразумением. Ну и значительная часть - те, кто раньше ругал, а теперь превозносит. Таковых (что ж, мир так устроен...) большинство. Серость, как говорится, торжествует всегда.

Теперь и власть к Явленному лояльна. И не просто лояльна, а даже борется за благоустройство святыни. Глава местного, Успенского сельсовета Николай Полянский недавно из одного экологического фонда выбил 25 тысяч рублей. На эти деньги поставили крест в пять метров высотой и оборудовали часовенку. В общем облагородили. На сельсовете и еще одна обязанность лежит: беречь источник от чрезмерно верующих. Дело в том, что в праздник Вознесения слишком много верующих на Явленный приходят и приезжают. А с некоторых пор священники служат там, воду святят. Так вот придут святые отцы на святое место - а колодец уже вычерпали до глины. Нетерпеливый у нас народ. Стыдоба... Вот и закрывает глава сельсовета колодец до времени на замок, чем вызывает сильные народные волнения. Приходится даже вступать в конфликты с несознательными гражданами. Побеждает обычно законность. Хотя крика не оберешься.

Глава рекомендовал пообщаться с одной удивительной женщиной, которая много десятилетий ухаживает за колодцем. Зовут ее Александра Алексеевна Шашкова. Она буквально фанатик Явленного, одно время (пока болезни не одолели), считай, жила на нем.

...Путь по селу приятных эмоций не приносил. Видно, что Успенка - глубинка во всех смыслах этого слова. Много брошенных домов, отсутствие асфальта, перекореженный магазин, на крыше которого остались только буквы “ПРО”. Тол ли “проклятие” буквы означают, то ли “процветание”, то ли “прозябание”... неясно. По всей видимости третье, ибо только недавно колхоз здешний стал более-менее вставать на ноги. А до того в колхозе десять лет вообще не платили зарплату. Единственная радость в Успенке - школа. Она чистая и опрятная. Если бы не школа, вообще можно было бы поставить на селе крест. Не в смысле памятник, как на Явленном колодце, а в смысле перечеркнуть селение на карте. Впрочем, сами успенцы пока перечеркиваться не собираются и надеются на лучшее. Здесь живут оптимисты, скотины помногу на частных подворьях держат, огороды у крестьян большие. В общем держатся за жизнь.

Селу уже больше 300 лет и раньше оно называлось Белым. Расположена Успенка при слиянии рек Белый колодезь и Тим. В народе сохранились воспоминания о барыне по фамилии Монтефель, или по-местному “Монтефельше”. Но основное население все же были не крепостные крестьяне, свободные люди. Потому-то наверное Белым село и назвали. Вообще в школе собран замечательный музей истории села. Жаль, про Явленный ничего в музее нет. Но и в школе направили все к той же Александре Алексеевне. Сказали, именно она - средоточие знаний таинственном явлении.

...По пути встретили странную пожилую женщину, ведущую целое стадо коз. Выяснилось, все - ее, а поголовье козье составляет у Алевтины Кузьминичны Марычевой аж 25 штук. Ну, не может она убивать животных! Вот и развелись... Кое что Алевтина Сергеевна рассказала о Явленном. Точнее пересказала слова своей матери, которая была 1897 года рождения. Точно никто не знает, когда это было, но вышло так. Там, в верховьях оврага Пупырного, мужики ночью пасли лошадей. И кто-то увидел на самом высоком бугре свет, будто огонь горит. Пошел он туда - и видит: в кромешной тьме световой круг, а нем вода стоит. А посередине стоит камень, вокруг которого “крест ходит”. Представьте себе: лежит камень, а вокруг него, как в цирковом фокусе, летает крест... И мало этого: икона лежит! Откуда? А в довершение ко всему вода сверху капает. Дождя нет - а здесь целый водный поток! И что удивительно, никаких родников рядом никогда не было и в помине. Сухое здесь место, безрадостное.

Ну, мужик сначала испугался и убежал. После пристыдился, вернулся - камня нет и света тоже. Но икона осталась. Отнес мужик икону утром в церковь. Священник, звали его о. Яков или попросту “Яшка”, - туда, вместе со своим псаломщиком. Увидел воду на бугре и сразу говорит: “Копать!” И скоро произошло первое чудо исцеления. У батюшки жена слепая была, а попила водички, прозрела. С тех пор список чудес только возрастал.

Вот только неясно, куда икона Явленная делась. Церковь разрушили, насадили в народе атеизм. Правда те, кто храм подрывал, почему-то быстро и странно погибли. Никто и не помнит даже теперь, как икона называлась. Впрочем почитался всегда один день, Вознесение, в который народу к Явленному стекалось особенно много (а теперь даже колодец на замок

закрывают). Крестным ходом ходили, с иконой. С иконой дойдут до колодца, а хвост людской еще у церкви, хотя расстояние не меньше двух верст.

Однако сам Явленный колодец в середине прошлого века все же забросили. Ходить - ходили, а ухаживать - нет. Одна старушка правда в тот нерадостный период плетень сплела, стены колодца укрепила. Много лет Явленный в наряде из плетня служил, водой своей радовал. Нашлась еще одна бабушка, которая посадила возле Явленного дерево - чтобы колодец в голой степи можно было различить. А после появилась Шура, Александра Алексеевна. Она пешком пошла по деревням собирать деньги на то, чтобы колодец укрепить кольцами. Впрочем “козья благодетельница” Марычева (она и сама святой водой из Явленного вылечилась от тяжелой болезни) рассказала нечто нелицеприятное о Шуре. Якобы Шура обошла несколько районов, набрала много денег и купила... сыну машину. Сама Марычева машины не видела, но верит сплетне. Впрочем колодец Шура все же укрепила - железобетонными кольцами.

...Александра Алексеевна Шашкова живет с сыном Алексеем. Двое сыновей в городе, они нормальные. Алексей - “блаженный”, так и хочется сказать: “Алексий - Божий человек”. Он жертва русской дикой жизни; первый муж бил Шуру, когда она беременная была. Врачи сказали: “В чреве матерном был испуг, вот такой отпрыск и получился...” Где-то я слышал, что один дурачок деревню спасает... Александра Алексеевна, попросту Шура, недавно овдовела. Раньше Явленный они обустраивали с мужем, Алексеем

Ивановичем. И еще мужики были, которые помогали. Работала Шура поваром в больнице, нянечкой, а теперь на пенсии. И всю она жизнь испытывала притеснения от “некоторых неразумных односельчан”.

Насчет того, что несколько районов она обошла, собирая деньги на Явленный - все вранье. Она ходила вместе с подругой Зиной только по соседним деревням (ну, и по своему селу). Перед этим Шура в сельсовет ходила, просить разрешения на сборы. Было это лет сорок назад, тогда тоже небогато жили, ей и сказали: “А, собирай, у нас все равно средств нет...” В те времена все же были люди порядочные во власти, которые несмотря на то, что строился коммунизм, уважали святое. Набрала тогда Шура 300 рублей. По тем временам хорошие деньги. За каждую копеечку может даже теперь отчитаться, потому как учет вела. Кто и сколько давал, записывала. Кольца ставили мужики местные, само собой, за магарыч. Специально водку для них Шура самую лучшую покупала, а не самогоном дарила. Худшей водки впрочем тогда не было.

Такие, которые нехорошо про Шуру говорят, - дети тех, кто раскулачивал более менее богатых. И сын у Шуры Алексей, и муж тоже Алексей. И отец был тоже Алексеем. Такая вот “Алешина” у нее судьба. С отцом вышло так. Его беднота ненавидела потому что у него было много пчел. Были еще коровы и лошадь. И отписал кто-то в соответствующий орган, что он - кулак и имеет частную мельницу. Хотя мельницы вовсе не было. Но на забрали отца в ГПУ, ибо началась война и отец пошел на фронт. В 41-м пришла похоронка. Погоревали, попривыкли, обо сами две оккупации

и боевые действия пережили, а в 45-м, неожиданно, будто с того света - сразу две весточки. Из Гомеля, за подписью отца. Правда сильно замаранные черной цензурной краской. Из тех слов, что не были вычеркнуты, явствовало, что Алексей Иванович Сопов (так звали отца) в партизанах был, специальные задания выполнял. Что жив он, здоров, только ему сообщили, что семья родная якобы от него отказалась. И больше не было никаких вестей. То ли отец в тюрьме, то ли снова сгинул. Так Шура отца и не дождалась, а по селу слух пошел, что Алексей Иванович - враг народа. Оттого-то и напряженные отношения у Шуры с некоторыми земляками. Она до сих пор, будучи пожилым человеком, пишет в разные инстанции, пытается узнать правду об отце. Пока точно известно (из центрального военного архива отписали), что ни в погибших, ни в пропавших без вести Алексей Сопов не значится.

За Явленным колодцем Шура стала ухаживает с молодости, она считает, что в нем - частичка ее отца. Отец любил туда ходить, говорил, место благодатное. Сама, что интересно, чудес не видела, хотя некоторые имеют счастье наблюдать тот самый крест, который возле камня кружиться. Но эти люди из той когорты, которая особенной праведностью отличается. Шура в это верит свято. Вот одна из знакомых ей женщин, Марфа, видела вышеназванное чудо. У нее дочка утонула и Марфа дала зарок скоромное по понедельникам (в этот день девочка погибла) не есть. Вот и явился ей камень. Марфа говорила, он “небольшой, седой, как самородень (булыжник - Г.М.); лежит, а круг него крест маленький такой витает”.

Шура считает, что в ней самой святости маловато, чтобы чудеса для нее открылись. То, что она Явленным занималась, это лишь обязанность. Кому-то надо дело-то делать. А то, что село пустеет... Да, если далеко от центра, то в еще живых дворах по одной старухе живет. Пустыня... Может так получится, что людей в Успенке не станет - пропадет и Явленный колодец. Потому что источник возможно именно для людей появился. И сохраняется он благодаря человеческому старанию и вере людской. Не хотелось бы, чтобы сия гипотеза дожила до своего практического испытания.

Курская область

Святославово благословение

Непросто говорить об одной из величайших святынь русской истории, культуры и духовности. Однако очень и очень радостно, ибо Святославов

Крест – еще и чудо. Рядом, в храме лежит толстая книга, в которую люди записывают рассказы о чудесах от Креста, свидетелями которых они стали. Говорят, книг за столетия исписано было немало…

Начать надо с Георгиевского собора города Юрьев-Польский, несравненного архитектурного творения домонгольской Руси и одновременно огромной загадки, “каменного послания” наших далеких предков. Святославов Крест хранится в нем, в алтарной части. На нем (согласно преданию) рукой великого князя Святослава Всеволодовича начертано: “Въ лето 6732 мсца июня въ 30 днь на памят стго Ио воиника поставлен крсть сей Стославъмь Всеволодичемь аминь”.

Воздвигли собор владимиро-суздальские каменных дел мастера в 1230–1234 годах; они же изукрасили его белокаменной скульптурой, да так, что каждый камень кладки стал поистине драгоценным. Во всех смыслах, ибо в стены собора когда-то были вставлены драгоценные камни. Средневековый летописец, отмечая среди других событий года и это, был краток и сдержан: “Благоверный князь Святослав Всеволодич сверши церковь в Юрьеве святого мученика Георгия и украси ю”.

Весь собор в резьбе. Поражают воображение диковинные звери, фантастические древеса и растения сказочного сада, фигуры воинов и святителей. Все детали переплетены друг с другом, связаны какими-то не очень ясными для нас смысловыми узами. Они словно ведут между собой разговор, тема которого таинственна и непонятна. Да и сами изображения способны навести оторопь. Ну, откуда древние мастера могла знать, к

примеру… о мамонте?! А на северной стене собора действительно изображен очень-очень волосатый слон!

Первый Успенский собор Московского Кремля Иван Калита строил по образцу Георгиевского. Когда с Георгиевским собором случилось несчастье (он обрушился, говорят, из-за того, что стены таки не выдержали массивный купол) Иван III без промедления послал восстанавливать храм известного на Москве строителя Василия Ермолина. Трудная задача стояла перед зодчим. И хотя летописец засвидетельствовал, что Ермолин собрал рухнувшее здание “сизнова и поставил, как и прежде”, мы знаем, что это не так. Собор стал приземистым, нескладным и, что самое горестное, почти вся скульптура оказалась перепутанной. Если раньше скульптура собора читалась как единая каменная книга, то теперь строки и страницы ее оказались перепутанными. Книга надолго “умолкла”.

Древнему реставратору нельзя не отдать дань уважения - в пределах возможного Ермолин сохранил памятник искусства. Он не перетесывал камни, не добавлял в кладку новых, а пользовался только уцелевшим материалом. Все рельефы собора, дошедшие до наших дней - подлинные камни XIII века. Стоит вспомнить, какая судьба постигла родственные Георгиевскому собору по убранству и архитектуре постройки, — Нижегородский храм (1227 г.) после разрушения разобрали до основания и от его скульптуры до нас дошла только голова льва, а собор в Суздале (1225 г.) восстановили в кирпиче.

Первым к проблеме расшифровки послания домонгольской Руси вплотную подошел русский историк Константин Романов. В начале прошлого века он установил, что большинство фигурных рельефов входило в сюжетные композиции, составлявшие как бы огромные резные картины, и две из этих композиций (в том числе Святославов Крест) полностью реконструировал. Это был несомненный успех, но вскоре ученый по непонятным причинам бросил работу.

Загадку почти разрешил великий ученый Георгий Карлович Вагнер. Правда потратил он на это целых пять лет. Работа началась с того, что каждый (!) камень собора был ощупан руками, обмерен и сфотографирован. А ведь одних скульптурных рельефов сохранилось 450, да почти столько же камней с орнаментом. С каждого камня снималась на кальку копия в натуральную величину. Потом копии эти были уменьшены до размеров этикетки спичечного коробка, и вот из них-то исследователь стал раскладывать бесконечные пасьянсы.

Не меньше хлопот доставила расшифровка странных портретных изображений на капителях собора. Скорее всего, это могли быть воины, но их шлемы с виду напоминали больше колпаки. Из летописей известно, что у вдадимиро-суздальских князей была наемная дружина из кочевников. За князя в разное время воевали половцы, могли здесь быть и кавказские аланы, предки нынешних осетин. Этнографы знают подобные головные уборы у аланов, сохранились они и у венгров. Поэтому маски на капителях, скорее всего, изображали ближайшее окружение, “гридьбу” Юрьев-польского князя.

Вагнер стал изучать “животный и растительный мир” Георгиевского собора и открылись совсем необычные вещи. Особенно любимо мастерами изображение сирен, превращенных в гордых и изящных полудев-полуптиц (их Ермолин собрал на южном фасаде); в церковной символике Сирин был образом праведника; в “Слове о полку Игореве” может быть родственна сирину крылатая Дева-Обида; но сирины Георгиевского собора скорее просто близкий и понятный народу сказочно-прекрасный образ, своего рода “царь-птица”, образ радостного начала жизни. Оказалось, корни драгоценного убора Георгиевского уходят в языческие времена, когда всякое украшение имело глубокий символический смысл. Так, стилизованное дерево олицетворяло великую языческую богиню Земли или Жизни, а всадники, птицы и звери — ее спутников. Вот и у подножия Георгиевского собора находятся такие традиционные птицы — у начала цветущей природы. А рельеф “мамонта” скорее всего символизирует царственное величие. Такому же осмыслению подверглись сказочные образы кентавра-китовраса, дремлющего льва.

Когда Вагнер восстановил картину первоначального резного убранства, выяснилось, что скульптуре… тесно на стенах нынешнего собора. Вывод напрашивался сам собой: здание, воздвигнутое при Святославе, было значительно выше и имело силуэт совершенно отличный от того, который мы видим сегодня.

И, наконец, перед исследователем стояла еще одна проблема: определить авторов небывалого сооружения. На стенах здания Вагнер различил художественный почерк сразу нескольких мастеров. Две артели работали здесь — к такому выводу пришел ученый. Одна, числом в 12 мастеров, резала скульптуру, другая, более многочисленная, растительный орнамент. Анализ выявил индивидуальные манеры резчиков — Вагнер смог дать детальные характеристики работе каждого и описать выполненные им рельефы. Во главе дружины камнерезов и строителей стоял главный мастер Бакун, свое имя он оставил на северном притворе собора.

У подножия Святославова Креста когда-то стояли два дракона, а в боковых закомарах изображены были целые сюжетные композиции: “Три отрока в пещи огненной” и “Даниил во рву львином”. Распятие связывалось с представлением о Кресте как важнейшем орудии борьбы с неверными и защиты княжеской власти — он понимался как “сохраньник всей вселенной, царем держава, верным утверждение”. О происхождении Креста родилось предположение: Святослав совершил в 1220 году победоносный поход на волжских болгар. Распятие было не только символом покровительства, но и памятником этой победы — “победным крестом”.

Что за человек был князь Святослав Всеволодович? Внук Юрия Долгорукого, он очень рано вступил на арену политической деятельности; четырех лет от роду Святослав был поставлен на княжение в Великий Новгород. Известно, что новгородское княжение Святослава едва не закончилось кровопролитием. В 1210 году новгородцы посадили у себя торопецкого князя Мстислава Храброго, а юного Святослава заперли на владычном (архиепископском) дворе. Узнав о случившемся, Всеволод Большое Гнездо заточил в своей волости новгородских купцов и послал к Торжку своих старших сыновей Константина и Ярослава. Только после этого удалось договориться: новгородцы отпустили Святослава, и он вернулся с братьями к отцу во Владимир. В 1212 году, после смерти Всеволода, между его сыновьями разгорелась борьба за великокняжеский престол. В этой междоусобице Святослав сначала выступал на стороне Юрия, потом на стороне Константина, затем снова переметнулся к Юрию, от которого получил в удел город Юрьев-Польской.

В 1220 году Святослав во главе большого войска был послан великим князем Юрием на волжских болгар. Поход был удачным: сожжён болгарский город Ошель, взяты большая добыча и множество пленников. Сам великий князь встречал славных победителей с почестями возле Боголюбова, щедро одарил их и устроил в честь победы пир, длившийся три дня. Уже через два года (в 1222 году) по приказу Юрия Святослав направляется с войском на помощь новгородцам в борьбе с ливонскими рыцарями. В 1226 году Святослав вместе с братом Иваном был послан Юрием в поход на мордву. Вскоре после этого удачного похода (в 1228 году) Святослав отправляется княжить в Переяславль Русский. А уже в 1230—1234 годах он перестраивает построенный ещё Юрием Долгоруким обветшавший Георгиевский собор в Юрьеве-Польском и украшает его чудесной белокаменной резьбой. Этому творению суждено было стать “лебединой песней” великого искусства владимиро-суздальских камнерезов. В дни, когда резец мастеров удалял последние неровности с рельефов, к южным границам Русской земли подступала военная гроза в лице грозных монголов…

Ставший после гибели брата Юрия в битве на реке Сити в 1238 году великим князем Ярослав дал Святославу в удел Суздаль. В 1246 году Ярослав, его братья Святослав и Иван, а также их племянники ездили в далёкий Каракорум к великому хану. На обратном пути Ярослав скончался, и по старшинству Святослав занял великокняжеский стол, с которого через два года его согнал племянник — московский князь Михаил Ярославич Хоробрит. В 1250 году обиженный Святослав вместе с сыном Дмитрием вновь отправляется в Орду к хану просить ярлык на великое княжение. Хан принял князя с честью, но ярлыка не дал. А через два года Святослав Всеволодович умер и был похоронен в любимом Юрьеве-Польском, в перестроенном им великолепном Георгиевском соборе.

О личной жизни Святослава известно намного меньше, чем о политической. Когда ему было 36 лет, его жена Евдокия (дочь славных Петра и Февронии Муромских) отпросилась у мужа в монастырь. Что привело

княгиню к такому решению – в расцвете лет оставить дом и сына-подростка? В летописи подчеркивается, что князь дал жене богатый "выход", то есть значительные средства к существованию, в виде земельных и иных угодий и сел. По условиям своего времени, это выглядит как расторжение брака "честь по чести", без взаимных претензий и обид, с одним лишь условием, что Евдокия не станет никогда больше ничьей женою. Неизвестно, был ли князь женат вторично. Во всяком случае, его единственным наследником остался сын Евдокии, Димитрий, переживший отца на 16 лет и скончавшийся иноком-схимником.

Исходя из надписи на камне, народ породил легенду, что Святославов Крест изготовлен самим князем Святославом. Согласно преданию благоверный князь высек его из камня в память о своем чудесном спасении во время сильной бури, которая обрушилась на его ладьи, возвращающиеся после победоносного похода на волжских болгар. Интересно, что научное предположение о “победном кресте” и народная легенда о чуде избавления сходятся в одном: дате, 1220 годе.

Изначально Крест был установлен на северном фасаде Георгиевского собора, позже перенесен внутрь. Святославов крест всегда пользовался у верующих особым почитанием как чудотворный. Много паломников из разных уголков России приходили, чтобы приложиться к нему и получить исцеление. В их числе были такие правители России, как великий князь Василий III, его сын Иоанн Грозный, первый царь из дома Романовых – Михаил Федорович.

Судьба Георгиевского собора в ХХ веке была непроста. При советской власти уникальное архитектурное строение использовали как склады, уничтожили внутреннюю роспись храма. Но Святославов Крест не тронули, и то лишь благодаря тому, что в расположенном по соседству Михайло-Архангельском монастыре (он основан Святославом) был обустроен музей, в котором древнее распятие посчитали нужным уберечь.

Музей существует и поныне. Его работники рассказали мне об одном чуде, произошедшем совсем недавно. В Юрьев день 6 мая устраивается крестный ход к Георгиевскому собору (он не передан Церкви и за него отвечают музейщики). После службы в соборе у подножия Креста оставили розы. И так получилось, что собор был заперт на все лето. Каково было удивление музейных работников, когда они, открыв собор в сентябре, нашли розы совершенно свежими! Это видели все. В книге, лежащие в храме, можно увидеть записи, рассказывающие о чудесах исцеления от чудотворного Креста. Но проверить сведения нелегко. Но розы… здесь “подставы” быть не могло.

Священники благословляют входить в алтарь Георгиевского собора даже женщинам – только для того, чтобы они могли поклониться Кресту. И кстати мощи святого благоверного князя Святослава в 1991 году обретены и выставлены в Свято-Покровском храме города Юрьева-Польского для поклонения. Возле раки с мощами тоже свершаются чудеса…

Владимирская область

Животворящий

Почти шесть столетий в русской глубинке, среди болот, хранится одна из величайших святынь русского православия: Животворящий Крест Господень. Болота из-за того как их частично осушили и проложили через них дороги, перестали быть непроходимыми, а потому к Кресту может попасть всякий, кто поимеет желание. Из-за доступности святыни ореол таинственности Креста, возможно, не так ярок. Тем не менее книга чудес, явленных Им, неуклонно пополняется новыми свидетельствами...

- …Так, моя группа из “Радонежа”. Все собираемся сюда... да, и вы, мужчина. Встали. Читаем акафист...

...Механическим голосом, как опытный советский гид, женщина начинает читать. Ни один мускул не ее каменном лице не дрожит. И полумрак намоленного храма как-то перестает казаться таинственным.

Хорошо еще, праздник на исходе; сестры и священники отправились на трапезу (лишь две монахини дежурят у Креста, следят за порядком). Сам Крест за стеклом - во избежания кощунств. В храме Святителя Иоанна Златоустного народу стало меньше - полчаса назад вообще было не протолкнуться. День особенный: праздник явления Животворящего Креста Господня.

Сказание о чудесном явлении в сущности одно, но оно разнится в вариациях. Все дело в том, что людское поклонение Животворящему Кресту время от времени то затихало, то возрождалось с новой силой, а потому в истории Креста много провалов - будто Он исчезал. И нельзя однозначно сказать, что Крест все годы, каждый день своего земного существования находился в поле внимания нас, смертных. Но дело не в памяти людской, а в отсутствии документов.

Однажды (то ли в 1667, то ли в 1705 году - источники называют разные даты) на Никольском погосте оказался окольничий московский князь Петр Лукич (фамилии его история не сохранила), которого привели в Сахотские болота под Ростовом Великим рассказы его солдат о Животворящем Кресте и чудесах исцеления людей. Погост представлял собой деревянную церковь, построенную на холме именно на том месте, на котором Крест явился. Тамошний священник рассказал, что старая церковь сгорела, а вместе с ней погибли и книги, содержащие сказание о явлении Креста и свидетельства чудес от Него.

Но от прежних попов священник слышал предание. Пастухи деревни Антушково гоняли на луга пастись скот, и однажды они увидели в глубине болота громадный столп света. Вначале они испугались, хотели бежать, но какая-то сила заставила идти мужиков прямо к свету - через топи, даже когда стемнело. И увидели они крест, висящий прямо в воздухе, а на нем распятого Спасителя. А рядом стоял Николай Чудотворец с Евангелием в руках. И услышали они Голос: “Будет на сем месте благодать Божья и дом Божий. Аще кто с верою придет и помолится, будут многие исцеления и чудеса...” Случилось это 11 июня (по новому стилю) 1423 года. Дату эту сохранила

Ростовская летопись; правда, других деталей старинная рукопись не сообщает.

Пастухи и сами не ведали, какая сила вернула их к стаду. Придя домой, поведали они о произошедшем односельчанам, а после молва явлении Креста и Николы дошла до Ростовского епископа. Он благословил построить на чудесном месте храм во имя Николая Чудотворца. Поскольку среди болота ставить Божий дом было несподручно, решили заложить церковь на холме рядом с болотом. В первый день воздвигли строители два венца, и, утомившись от трудов, ушли спать. Наутро пришли - а начатой постройки не нашли. Сначала думали - пошутил кто, но увидели они среди болота свет неизреченный - такой же, какой видели пастухи. Так же, ведомые Божественной силой, дошли плотники все до того же места среди болота, и второй раз явился Крест Животворящий, а Голос повелел поставить дом Божий именно здесь. В следующую ночь сильный водный поток смыл болотную грязь и вырос из недр холм.

Через 80 с небольшим лет церковь, построенная на явленном холме, стала жертвой пожара. Когда занялся огонь, первое, что попытались спасти прихожане - конечно же, Крест. Хотят его поднять или хотя бы сдвинуть - а крест ни с места! Едва сами успели спастись, выбежав из охваченного огнем

храма за минуту до того, как он обрушился... Когда через несколько дней пожар затих, миряне пришли на пожарище искать уцелевшие церковные вещи из железа и меди. И какого было их удивление, когда они откопали из золы и углей Крест Господень - совершенно невредимый!

Прослышав о таких чудесах, князь Петр Лукич пристыдил священника и с тех пор в Никольском храме снова была заведена книга, в которую чудеса и исцеления стали записываться. Тогда же было составлено и описание святыни: “распятие резное из липового дерева; фигура Спасителя на кресте сделана в человеческий рост; на верхнем конце Креста сделана надпись полурусскими, полугреческими церковного характера буквами: “ставру икон” (“образ креста”); по сторонам распятия два изображения: Божьей Матери и Иоанна Богослова”.

В 1776 году на месте деревянного был построен каменный храм, с главным престолом Воздвижения Честного и Животворящего Креста. Судьба его была одновременно незавидной и типичной для русских: в богоборческие годы храм закрыли, а ценности растащили. Чудотворная икона Св. Николая пропала, а с крестом вышла особенная история.

Пытались Крест жечь, пилить, даже обливали серной кислотой - он оставался невредим. Один из атеистов, житель деревни Лапнево, возмущенный тем, что мужики не могут распились распятие, в ярости схватил топор - рубанул со всей силы по святыне. От удара отщепился лишь кусочек мизинца Спасителя. Богоборец ликовал: он победил силу Божью. Но случилось с ним следующее: у него загноился мизинец на ноге, и он умер от гангрены. Пусть эти события произошли относительно недавно, в 30-е годы прошлого века, но в предания закралась путаница. Согласно одному рассказу “победитель” скончался через три дня после акта кощунства. Согласно другому он прожил в страданиях пятьдесят лет - но умер действительно от загноившегося мизинца ноги.

Храм был разрушен (осталась лишь колокольня), а на этом месте была организована трудовая коммуна, которая, впрочем, быстро разорилась.

Крест выбросили в канаву, надеясь, что он там сгниет. Но постарались прихожане храма, который находится в пяти километрах от Никольского погоста, тоже на одном из холмов среди Сохотского болота. Они перенесли Крест в свое село Годеново, в Златоустовский храм. Монахини Никольского монастыря города Переславля, подворьем которого теперь является Годеновский погост, разузнали имена этих людей, рисковавших ради сохранения святыни свободой, а то и жизнью: Василий Фомин, два Ивана и Осип Долотцевы, Надежда Кузнецова, Фаина Жилова, Николай Минеев, Василий Сметанин. Этот храм никогда не закрывался - даже во времена богоборчества. В каком-то смысле это тоже чудо, но основано оно было на... бандитизме.

Об этом не написано в сказаниях, но, поскольку я некоторое время пожил в окрестностях Сохотского болота, удалось раздобыть сведения, которые тщательно старались истереть из памяти поколений. Рельеф здешней местности очень сложен; холмы в беспорядке торчат среди заболоченных низин. Годеновский храм виден издалека, он возвышается как сказочный Китеж-град и кажется, пройдешь час - и вот он - перед тобой. Но на самом деле, чтобы пройти, например, села Осоева (от него остался лишь полуразрушенный храм и кладбище) до Годенова, нужно обходить, петляя, громадное болото, и путь займет часа три. Идешь: храм то появляется, будто паря вверху, то пропадает, - и все кажется, что до него всего десять минут хода...

Среди болот, на холмах, еще до начала Второй Мировой войны обосновалась банда, составленная из мужиков, которых загнало в болото раскулачивание, а позже дезертиров. Несколько лет они терроризировали округу, изредка делая вылазки на железную дорогу с целью ограбления поездов. Все эти годы власти не решались трогать “болотных братьев”, но в 45-м организована была карательная экспедиция, в результате которой все участники банды были уничтожены. Все это могло быть похоже на сплетню, но известна фамилия главаря бандитов: Денежкин. А в деревне Захарово проживает его внук.

Поскольку Годеновский погост находился в бандитском тылу, его, соответственно, не могли трогать, а после войны, когда Сталин дал Церкви побольше свободы, уничтожать храм Божий уже и не собирались.

С развитием дорог, как ни странно, края здешние стали приходить в запустение. Большинство деревень в округе мертвы, а в живых деревнях жителей ничтожно мало. В том же Годенове прописаны всего несколько человек, и большинство населения села составляют сестры Никольского монастыря, что в городе Переславле. Глава Перовской сельской администрации Юрий Глазунов рассказал, что в его округе действует только одно предприятие: карьер. Торфодобывающее предприятие, некогда процветавшее на Сохотском болоте, разорилось, ни одного колхоза или совхоза ни не осталось. Глазунов и сам был когда-то агрономом в совхозе. Рождается на территории администрации очень мало детей, зато каждый месяц администрация хоронит не меньше 15 человек. Для этих целей даже создана “похоронная команда” из бывших заключенных - денег на похороны

у семей умерших зачастую нет. В общем непростая жизнь. Могли бы поддерживать жизнь в деревнях дачники, да их все меньше и меньше: горожанам надоело приезжать в свои ограбленные дома (в иные коттеджи залезают по несколько раз за зиму). В общем, Годеновский храм и Крест - истинный бриллиант в обрамлении серой, а то и черной жизни.

Ярославская и Ивановская области

Паник

Шел однажды вдоль реки Мокши монах-пустынник. В полдень он присел отдохнуть под сенью большого дуба, из-под корней которого истекал родничок. И явилось монаху чудо...

Монах жил невдалеке, в небольшой пещерке, которую он выдолбил себе в горе самостоятельно. Свое жилье и пространство вокруг (редкие дубы, растущие на склоне, благоухающем травами), он называл “святой пустынью” и считал, что он — обитатель островка Христова среди тьмы язычников. А жил в этих местах народ мокша, именовавшийся по названию реки. Люди не трогали монаха, но и не помогали ему; между подвижником и мокшей существовал негласный договор невмешательства. Монах же соблюдал обет молчания.

Нагнулся монах к воде родника — и сквозь отражения ветвей вдруг увидел... образ. На него смотрело чужое лицо. Он поднял взор и оторопел: над ним стоял не то человек, не то дух... во всяком случае, вокруг него разливалось неземное сияние. “Иоанн Креститель!..” — пронеслось в голове у монаха, хотя он и знать не знал, как тот выглядел. Из Писания он знал лишь, что Креститель носил одежду из ветвей и трав — тот тоже был в травяном одеянии. И услышал он голос: “...проповедуй крещение как покаяние для прощения грехов и раскаяние во грехах, перемене грешной жизни на жизнь по закону Господню. Не молчи!”

И образ исчез. Монах пришел в себя и снова наклонился к роднику. А родник, едва

возникнув из земли, через несколько шагов пропадал в ней. Ручеек, еще недавно весело текущий с горы к реке Мокше, исчез.

— Боже мой! — впервые за много лет монах заговорил. — А родник-то... поник!

А про себя подумал: “Вот ведь как.... явленная икона торопит. Коротка жизнь человеческая, возникает ненадолго на лице матушки-земли нашей — и исчезает в небытие... Это, верно, Господь сообщил, что надо мне успеть что-то сделать...”

И стал монах проповедовать слово Господне. Всякого ему доставалось от язычников, бывало, и хулили его, и даже побивали камнями, под смертью ходил не раз, но молчать он уже не мог. Народ мокша, видя упорство старца, все-таки принял его Бога. А через несколько лет невдалеке оп Паника-родника (так его назвали) возник мужской православный монастырь.

Случилось все это так давно, что имя того монаха до нас не дошло, сохранилось только отрывочное и противоречивое предание, которое мы пересказали выше. А монастырь получил название: Сканов. Монастырь сначала был вырыт в горе, потом построили надземный монастырь. Он закрывался при советской власти, теперь его вновь открыли, правда, возродился он не как мужская обитель, а как женская. Так вот, нынешние насельницы монастыря тоже знать не знают, откуда взялось такое название: Сканов. Есть только невнятная версия, согласно которой монастырь основал

некий старец по имени Скан. Нет такого имени в православии, а потому знатоки утверждают, что не было и легендарного Скана. Сказки все это...

Но истинной правды не ведает никто.

За те 700 с лишним лет, что утекли со дня чудесного явления Иоанна Предтечи монаху-молчальнику, многое изменилось. Наряду с мокшей здесь, в долине реки с одноименным названием, живут и русские люди. Дубы с той поры извелись, поляна заросла густым лесом, но родник Паник до сих пор почитается народом. Родник заключили в деревянный сруб, а над срубом поставили часовенку. Ежегодно, в праздник рождества Иоанна предтечи сюда стекается великое множество людей. Поклоняется роднику и мокша, только на свой лад Крестителя они называют “Иваном Предтецом”.

Считается, что в праздник Паник обладает чудодейственной силой и всякий в этот день стремиться обмочить святой водой больное место. Конечно же, целебной считается вода из всякого святого родника, но дело-то не в этом! Для данной местности Рождество Иоанна Предтечи — праздник, в который к роднику съезжаются не только жители окрестных деревень, но и те, кто давно оставил родину, поселившись в городе. По сути, у родника встречаются все-все родственники, друзья и даже враги. Вот уж, уникальная возможность к примирению! Ведь у Паника не принято ругаться, а принято лишь прощать.

Дотошные материалисты доказывают, что Паник исчезает в земле оттого, что гора, из которой он истекает, образована карстовыми породами,

склонными к размыву. Вода уходит в реку под землей, проточив себе пещеру. Ох, скучно общаться с такими людьми...

Местный краевед Владимир Поляков высказал оригинальную гипотезу. Согласно таковой слово “Паник” состоит из двух частей: “Пан” и “ИК”. Первая часть — имя языческого греческого (и вообще семитского) бога лесов, полей и стад, наводящего “панический” ужас. Вторая часть — принятое в средневековье сокращенное именование Иоанна Крестителя. Мифологический Пан и Креститель одевались одинаково — ветвями и травами; отличие в том, что первый был страшен, второй — прекрасен. Так вот, если следовать этой гипотезе, роднику изначально поклонялись язычники и позже он был окрещен. Чтобы не раздражать язычников, неким миссионером в имя родника было введено зашифрованное имя христианского святого. Гипотеза слабая, но красивая.

Оставим спор на совести пытливых умов, а сами давайте вообразим: когда вечером родник Паник оставляет последний паломник, так хочется, чтобы у стремящегося исчезнуть только что возникшего из земли потока вдруг появилась согбенная фигура монаха-отшельника...

Пензенская область

Знамение Белой горы

Обычаев за века поклонения Горе придумано много. Люди вообще горазды на выдумки. Священники, коих в праздник съезжается не Никольскую гору немало, с содроганием наблюдают на проявления язычества. Но помалкивают. Я случайно подслушал разговор одного священнослужителя со своими прихожанами:

- Батюшка, что ж они тряпки-то на деревья повязывают! Это ж язычество...

- А чего прикажешь: разогнать их, что ль?- Ну, внушить...- Э-э-эх... Да пусть. Праздник же...Да, в праздник на Гору съезжаются тысячи людей. Издавна традиция

была такова, что к Горе надо идти пешком, вне зависимости от расстояния, на котором живешь. Теперь большинство приезжают транспортом, но я случайно, в нескольких десятках километрах от Горы, видел дюжину мужчин и женщин, крестным ходом идущих к святому месту. С хоругвями и иконами. Еще мне рассказывали про сына с отцом, которые пешком пришли к Горе из Казани. Сыну 70 лет, отцу - 93. Жаль, но не нашел их. При таком стечении народа найти нелегко.

Кроме того что повязывают тряпочки на деревья, приютившиеся на склоне, ползают по горе. Вверх-вниз, три раза. И стар, и млад. Даже убогие и калеки стараются одолеть кручу. Некоторые срываются, скатываются вниз, но все равно с тупым упорством продолжают восхождение либо спуск. Гора по-настоящему крута лишь с одной стороны, той, которая смотрит на реку Суру. И карабкаться принято именно по ней, хотя трава стерта, глина вперемешку с известняком не позволяют за что-либо зацепиться.

Гору потихонечку разбирают на камушки. Это даже не язычество, а вандализм. Известняк слоится и камушки, которые по сути - обломки слоев, хрупки. Но в плоскости камней паломники надеются различить вожделенные лики. Некоторые различают, хотя в сущности эти “лики” - плод воспаленного воображения. Как известно, имеющий глаза - он увидит то, что ему надо даже там, где этого нет. Но так хочется чуда... Гора возвышается над рекой метров на 80, не больше, и, чтобы разобрать ее на камушки, потребуется лет эдак с 1 000 000. Как говорится, на наш век хватит.

Под горой и чуть в стороне от нее, в лесочке, имеются родники. Их много, но освящены и оборудованы три: Георгия Победоносца, Николая Угодника и Казанской Божьей матери. За водой в большие праздники выстраиваются большие очереди, так как в дни празднования трех вышеназванных святых она считается целебной. Главный праздник Горы, и, соответственно, все источников - Никола. Как зимний, так и вешний.

История Горы, точнее, православная часть этой истории начинается со времен царя Ивана Грозного. До того в этих местах жили языческие племена мордвы и чувашей, враждебные Москве. Возможно, как и все прекрасные явления природы, Гора, которая изначально называлась Белой (из-за того, что состоит из известняка), была местом поклонения аборигенов. Но, поскольку никаких документальных источников о том времени не осталось, а раскопки на Горе запрещены, судить об этом с твердостью нельзя.

Задумав покорить Казанское царство, Иван Васильевич по левому берегу реки Суры основал ряд укрепленных поселений, в том числе и Промзино. Название городок получил от речки Парамса или Промза, что в переводе с чувашского означает “извилистое русло”. На Белой горе разместили сторожевой пост - ведь отсюда низменная и лесистая местность по правому берегу Суры просматривается на много десятков верст.

Много позже, уже при советской власти старинное торговое село Промзино, считающееся самым первым русским поселением на территории Ульяновской области (Симбирск был основан на сотню лет позже), по странной прихоти коммунистических начальников переименовали в “рабочий поселок Сурское”. Власти пожелали истереть из памяти людской и Никольскую гору - причем даже в физическом смысле - но это случилось намного позже.

Итак, свершилось чудо в 1552 году. Промзино было тогда маленьким поселением при укрепленном остроге - всего на несколько дворов. Согласно

преданию, к острогу подступили некие “агаряне”. Агарянами церковные летописи именовали все народы, которые не исповедовали христианство. Они могли быть и татарами, и аланами, и калмыками и вообще кем угодно - ведь Поволжье и поныне населяют несколько десятков народов.

Агаряне встали лагерем на правом берегу Суры, видимо, выбирая момент к нападению. Защитники Промзинского острога приготовились принять смерть, поскольку число врагов превосходило их значительно. Ждали день, другой третий... агаряне как стояли лагерем - так и стоят. На четвертый день русские услышали с правого берега дикие вопли - будто ужас какой-то объял агарян. После снова настала тишина. Еще через день защитники выбрали из своих рядов отчаянного человека, которого послали в логово врага. Он должен был испросить, чего ждут странные люди: выкупа, погоды, или подкрепления.

Агаряне, как ни странно, приняли посла учтиво. Она рассказали странную историю. Вроде бы хотели они переправиться через реку в первый же день, однако какая-то сила не позволяла им подойти к берегу. Ими овладел панический страх, но, ведомые своим князем, они решили обождать и понять, что происходит. На четвертый день на горе, что на русском берегу (той самой Белой горе), в сиянии появился старик. В правой руке он держал меч, в левой - русскую церковь. Старик сказал, что ежели не повернут агаряне, то лягут они костьми. Вскоре на Горе возник юный воин с огненным

лицом и на белом коне. Он размахивал копьем. Именно в этот момент горе-вояки истошно кричали...

Русского они отпустили, вскоре свой лагерь свернули и пропали так же стремительно, как и возникли.

После знающие люди рассудили, что на Горе перед агарянами явились Святитель Николай и Георгий Победоносец. Через сотню лет, когда граница Московского государства “ушла” к Востоку, на горе вместо сторожевого поста была сооружена часовня. Белая гора стали называться Никольской, а в Николин день сюда стекались тысячи паломников. По рассказам старожилов, паломники по традиции оставляли на Горе по медной монетке, так вот после праздника с Горы увозили несколько возов монет. Место почиталось наравне с Соловками или с Почаевым. Однажды на Горе чудесным образом была обретена (считай, найдена) икона Святителя Николая. Позже ее стали почитать как чудотворную.

Часовню разрушили в 30-х годах прошлого века - из соображений воинствующего атеизма. Чудотворная икона пропала. В середине 90-х годов

того же века ее начали отстраивать вновь. Она, то есть Никольская часовня, еще не довершена. Дело в том, что у нас все делается под влиянием и при помощи отдельной личности. Строительство часовни и облагораживание Горы финансировала фирма из Ульяновска. Когда там сменился директор, финансирование прекратилось напрочь. Тем не менее, благодаря помощи простых людей, что-то делается и сейчас. По крайней мере, запущенной Никольскую гору не назовешь. Сейчас Сурское - бедный поселок, в котором царствуют безработица и растерянность. И даже будучи в униженном положении, люди стараются поддерживать свою святыню в благолепии.

При Хрущеве власть (которую представлял райком партии) решила сравнять Гору с землей. Дело в том, что паломники приходили на Гору и в самые реакционные годы; устраивались комсомольские, милицейские пикеты, на склоны лили мазут (чтобы люди не ползали), но люди шли и шли. И везли на Гору прокаженных, калек, бесноватых. Шли, как на бой: плотными шеренгами по пять человек, целыми отрядами. Такой напористости никакая милиция или дружинники мешать не смели.

Когда люди увидели на Горе трактор, подумали, что будет нечто страшное. Вокруг Горы собралось довольно много народу, но препятствовать кощунству никто не решался. Трактористом оказался сосед Гордеева, Николай Куликов (наверное, из особенной мести партийные бонзы избрали для уничтожения Никольской горы именно Николая). Подрыгался трактор на горе, несколько слоев снял - и заглох. Николай (не Угодник, конечно) с горы

кричит народу: “Чтой-то масляные шланги у меня все порвало! Щас починим - и вперед!!!” Починил - и снова заурчал дизель. Но на краю Горы трактор почему-то не стал разворачиваться, а полетел прямиком вниз! Окончательному падению помешали деревья - в них тракторишка застрял. Вылез Николай из своего стального зверя - и, крича благим матом, - бегом домой. Власть пыталась уговорить продолжить начатое других трактористов, но все напрочь отказывались. Николай уволился и уехал из Сурского – навсегда.

Это уже не легенда, так как тому множество живых свидетелей. Говорят, Угодник являлся на Горе многократно. Гордеев признается, что не видел знамений ни на Горе, ни на источниках, ни на обломках камней. Чудо с иконой не в счет, так как мастерская была все же в поселке, а не на Горе. Но, по его мнению, если тысячи, сотни тысяч людей прикасались к сему удивительному месту, значит чудо все-таки было. Народ-то невозможно обманывать в течение 450 лет!

Ульяновская область

Путешествие Всемилостивого Спаса

Город Тутаев теперь живет небогато даже несмотря на то, что сейчас здесь строится немало особняков, а недавно в самом центре вырос целый квартал элитного жилья, который народ незатейливо назвал “Санта-Барбарой”. Дело в том, что здешний Моторный завод, обанкротился, и как следствие плачевного положения градообразующего предприятия, - социальный пессимизм, уличная преступность и... грязь. Да-да! Не нами доказано, что отсутствие веры в светлое будущее приводит к полному небрежению правил чистоты места, в котором живешь.

Ну, а что касается особняков - то здесь все ясно без всяких экономических теорий: “обанкротились” ведь простые рабочие, а хозяева наверняка на этой махинации стали еще богаче. Все вышесказанное относится к так называемым “тутаевцам”, людям, переселившимися сюда на очередную великую стройку пятилетки. По сути, эти люди - без роду и племени, ведь до того они оставили свои маленькие родины ради грядущего “социалистического рая”. И не они виноваты, что вышел не рай а нечто иное. До конца 60-х годов прошлого века Тутаев был тихим провинциальным

городком с многовековой историей. Назывался он Романовым-Борисоглебском, ибо однажды оба берега Волги объединили единой властью, после чего город Романов, известный с 1283 года, и Борисоглебская Слобода, про которую известно, что в год основания Романова она уже существовала, слились в единый организм. Тем не менее, остались коренные “борисоглебцы” и “романовцы”, которых в общем-то беззастенчиво оттерли в дальний угол. Для тех, кто думает, что город Романов произошел от династии царей Романовых, поясню: город основал Угличский князь Роман, принадлежавший к роду Рюриковичей. Романовых тогда даже не было видно на горизонте истории. Город в свое время прославили романовские породы овец, лука, льна, романовские полушубки и валенки. Современное имя он получил в 1918 году в честь рядового красноармейца Ильи Тутаева, отличившимся тем, что при попытке разгрома белогвардейского мятежа сей доблестный муж первым вылез из-за бугра, получив за это смертельную пулю.

На Борисоглебской (правой) стороне выросли современные кварталы (ну и Санта-Барбара в придачу), Романовская (левая) сторона осталась очаровательным провинциальным уголком, со множеством присущих подобным местам мотивов - начиная с тихого нрава романовцев и заканчивая большим количеством древних храмов.

Но кое-что досталось и Борисоглебской стороне. Стоит там настоящая жемчужина русской духовной архитектуры - Воскресенский собор, в

котором много лет хранится поистине удивительная святыня: икона Спасителя.

Икона не просто поражает своими габаритами (2 метра 78 сантиметров ширины и 3 метра 20 сантиметров высоты): она чудотворная. Считается, что Всемилостивый Спас помогает при болезнях костей и суставов, но дело здесь вовсе не в “медицинских показаниях”. Это - намоленная икона, она для тех, кто понимает, обладает потрясающей энергетикой.

“Оглавный” лик Спасителя темен, едва различим (можно только увидеть, что лик Спасителя не грозен, но исполнен скорби, правая Его рука благословляет, а левая держит раскрытое евангелие), и это неудивительно, ведь иконе приблизительно 600 лет. Кстати, икону никогда за эти столетия не пытались взвешивать, просто считается, что для ее переноски необходимы 30 мужчин, причем, каждый из них ощутит значительную тяжесть. Для переноски Всемилостивого Спаса на специальных носилках необходимо вдвое больше этого числа. Напортив иконы - древняя фреска, изображающая Страшный суд. Написанные на стене Воскресенского собора картины с символическим изображением “неверных царств”, всех земных народов, загробных мучений, грехов и бесов считаются самыми убедительными во всей древнерусской монументальной живописи. Возможно, именно поэтому Спаситель взирает на нас со скорбью... Согласно преданию, автором Всемилостивого Спаса является монах далекого северного Глушицкого монастыря Дионисий, канонизированный Русской Православной Церковью. Св. Дионисий прославился не только тем, что писал иконы: он был к тому же искусным книгописцем, ковалем и одеждоделателем.

Естественен вопрос: для чего писалась такая большая икона? До нас дошли смутные сведения о том, что всемилостивый Спас должен был украшать потолок деревянного храма, который стоял на месте нынешнего Воскресенского собора и являлся частью монастыря. Из горизонтального в вертикальное и весьма почетное положения она переместилась из-за того, что старая церковь была за ветхостью разобрана. Впоследствии, когда икона уже находилась в каменном соборе, она приглянулась Ростовскому митрополиту Арсению и он распорядился отвести ее в свой архиерейский дом. Власть предстоятеля была большой и случилось так, что долгих 44 года икона находилась в вынужденном изгнании. Все эти годы борисоглебцы боролись за возвращение святыни и наконец в 1793 году они добились своего. Из Ростова Всемилостивого Спаса несли на руках; не доходя до города трех верст, они решили омыть образ от дорожной пыли в ручье, после чего в этом месте забил ключ чистой воды. В память этого события для спасителя был сделан драгоценный венец весом в 2 пуда и 10 фунтов.

Икона, венец, да и весь Воскресенский собор сохранились почти в первозданном виде до наших дней. К тому же собор никогда не закрывался и службы в нем не прерывалась. Это настоящая загадка: при коммунистических властях подобные ценности всегда конфисковывались, большие храмы закрывались и в лучшем случае верующим оставляли какую-нибудь маленькую церквушку на окраине. Что же произошло?

А случилось вот, что. Среди большевиков распространился слух о том, что, если кто хоть попытается тронуть Всемилостивого Спаса с недобрыми намерениями, он тотчас же погибнет. Представляете: даже атеисты боялись Его! На сохранность храма повлияло еще и то, что приход Воскресенского собора насчитывал полторы тысячи человек и его побоялись закрыть во избежание народных волнений.

Много раньше того в жизни Борисоглебской слободы был еще один не слишком благостный период. После взятия Казани Иван Грозный лояльных ему татарских мурз с их холуями определил на поселение в Романов и в Борисоглебскую слободу. Татарам не запрещалось хранить свою веру; они строили вблизи храмов свои дворы, татарчата во время службы бросали в верующих каменья, стреляли в кресты из луков, позорили и лаяли попов, в общем наглели как могли. Но Спасителя трогать и хулить не решались - они

боялись Его как черти ладана. После, кстати, многие из них перекрестились и из “романовских” татар вышел знаменитый княжеский род Юсуповых.

По сию пору раз в год Всемилостивый Спас отправляется в большое путешествие. Он “идет” в гости на левый берег, из Борисоглебска в Романов. Крестный ход занимает целый день, ведь Спаситель должен благословить каждую церковь Романовской стороны, которых насчитывается шесть. Могло бы быть и восемь, но две в свое время разрушили. Путешествию не мешает даже то, что на другой берег Волги надо переправляться на пароме (мостов через великую реку в Тутаеве нет).

Нести Спаса в течение 7 часов - труд нелегкий, но от тех, кто исполняет это послушание, вы вряд ли дождетесь жалоб и сетований. Для людей эта работа - радость. Вообще для Романова крестный ход со Всемилостивым спасом - большой праздник (на Борисоглебской стороне такого подъема в людях не наблюдается - большинство обывателей наблюдают за экзотическим зрелищем с ленивым удивлением), хозяйки выносят на улицу воду, чтобы напоить путешествующих, а ближе к вечеру в ограде Спасо-Архангельской церкви накрываются столы и романовцы угощают всех (набирается между прочим несколько сотен человек!) сытным обедом.

Возвращается Спаситель на свое обычное место, напротив Страшного суда, уже вечером, когда солнце завершает свой дневной путь.

Всемилостивый Спас - не единственная чудотворная икона Романова-Борисоглебска. Промыслом Божиим в величественном соборе Воскресения Христова сохранились многие древние святыни, собранные за столетия. Из Борисоглебской церкви собор принял деревянное резное Распятие, найденное, по преданию, на берегу Волги и относящееся к XVI веку. Подобный шестиконечный крест венчает жезл, который апостол Иоанн Богослов вручил в видении преподобному Авраамию Ростовскому (XI век) для сокрушения идола Велеса.

В отдельном киоте установлено уникальное скульптурное изображение святителя Николая Можайского XVI века. Перед чудотворным образом иконы Божией Матери «Благодатное небо», принесенной из Успенского женского монастыря, любил молиться Иоанн Кронштадтский. В свои приезды в Романово-Борисоглебск всероссийский пастырь при многочисленном скоплении народа совершал Божественную литургию в Воскресенском соборе. В этом же соборе постоянно служил и будущий Патриарх Тихон, когда с 1907 по 1913 годы был архиепископом Ярославским и Ростовским. Дважды посещал собор и недавно оставивший мир сей патриарх Алексий Второй.

На левом берегу Волги течет тихая размеренная жизнь, все друг друга знают, люди привязаны к земле и к Волге как к Родине, как к кормилице. Попадая в Романов, оказываешься в городе XIX века. Подобное ощущение создают сохранившиеся и полуразрушенные купеческие дома, маленькие магазинчики, напоминающие старинные лавки, пожарная каланча, возвышающаяся над всем городом, люди, несколько напряженно относящиеся к цивилизации... Главная прелесть Романова, гордость местных

жителей — уникальный соборный комплекс. Сохранившиеся церкви представляют единое целое, олицетворяя чистоту и святость Романова.

В Покровской церкви находится икона с удивительным названием “Прибавление ума”. Как гласит легенда, иконописец, сотворив икону, исцелился, и после того как икона была помещена в храм, от нее стали исцеляться люди, страдающие различными умственными заболеваниями. Помогает “Прибавление ума” и молодежи, когда они не успевают в учебе или не могут сдать экзамен.

Особенность иконы заключается в том, что Пресвятая Богородица и Младенец изображены спеленутыми вместе богослужебным облачением – фелонью. В начале XX века русский исследователь А. А. Титов установил, что прототипом иконы Божией Матери «Прибавление Ума» послужила статуя Богоматери из итальянского города Лорето. Титов приводит старинное сказание:

«В ближайшее время после патриарха Никона жил в Москве один благочестивый человек. Много он читал книг церковных Иосифовского времени, а потом стал читать книги, исправленные патриархом Никоном… Стал он много думать и размышлять: будет ли он прав пред Богом, и каким книгам нужно следовать ему, чтобы спастись; долго он думал, но решить вопроса не мог и сошел с ума. Когда возвращалось к нему сознание, он молился Божией Матери, чтобы она возвратила ему разум…

Последовало ему видение Божией Матери. Она заповедала ему написать образ в том виде, как Она явилась ему, и молиться пред ним, и обещала, что если он исполнит это, будет здоров. Человек тот был иконописец. После видения, когда возвращалось к нему сознание и прояснялся рассудок, он принимался писать образ Божией Матери. Но так как видение было кратко, то он забывал, как писать образ. Тогда он снова молился Богоматери и продолжал писать так, как внушал ему Бог. Таким образом он написал икону и назвал ее «Прибавление Ума Пресвятой Богородицы».

Необычную историю имеет церковь Казанская, или по-иному — Преображенская... А еще называли ее Никольской, потому как хранила она в свое время икону Николая Чудотворца — покровителя всех путешественников, водников и моряков. И наверное, потому стоит церковь, в отличие от всех прочих, почти у самой воды, на взгорке.Почитаемая прежними волгарями, была она обложена множеством камней. По преданию, каждый волгарь считал своей обязанностью посетить часовню при ней и принести несколько камней в дар. Этот обычай обусловлен не то легендой, не то былью.

В 1555 году. Житель города Романова по имени Герасим сидел не берегу Волги в районе города Казани. И случилась страшная гроза, с громом и молнией. И сквозь этот гром он услышал голос Богородицы, обращенный к нему. Богородица поведала ему о чудотворной иконе, находящейся в городе и велела везти ее в родной город и построить храм, на берегу реки, на том мете, где в земле схоронены три каменных креста – один вверху, два других чуть ниже. - Как же я узнаю ту самую чудотворную икону? – спросил Герасим. И в тот же самый миг почувствовал он, как правая рука его онемела и полностью потеряла всякую чувствительность. По окончанию грозы, пошел Герасим в город Казань, как было ему велено Богородицей и долго ходил по городу, всматриваясь в иконы и пытаясь отыскать ту самую, чудотворную. Долго ходил Герасим в своих поисках, пока однажды не коснулся онемевшей рукой одной из икон с ликом Богородицы. И в тот же момент рука его ожила, и понял он, что поиск его завершен. Герасим вернулся в родной город с иконой и стал рассказывать людям о своем ведение, о своем чудесном исцелении и о храме, который нужно возвести в честь Казанской иконы Богородицы. Он описал место на Волге, как сказал ему святой голос и о приметах, которые укажут на правильный выбор. В то время на месте нынешней церкви стояла на берегу Волги деревянный собор в честь Николая Чудотворца – покровителя путешественников и купцов, которые в большом количестве проплывали по реке по своим торговым делам и молились святому. Деревянный собор обветшал и начал разрушаться, и было принято решение на его месте возмести новый – каменный. Когда церковь снесли и начали строить фундамент для новой церкви, то наткнулись на каменный крест, похожий на те, что находили в районе Киева – оставленные по преданию самим Андреем Первозванным. Тогда-то и вспомнили люди о рассказе Герасима! Стали копать чуть ниже и нашли еще два таких же каменных креста. С того момента все уверовали в

рассказ своего соотечественника и всем миром взялись сооружаться новый храм. Решено было для укрепления фундамента привезти большие каменные валуны. Помогали все проходящие торговые суда. И когда наконец-то валун был доставлен, совершили молебен, как это было принято при закладке храма. Каково же было удивление людей, когда следующим утром они увидели, что гигантский камень изменил свое расположение, будто указывая точное место!

В годину польско-литовского нашествия, в марте 1609 года, когда отряды пана Гальбовича взяли и выжгли Романов, некто Яков Любский, литовец по происхождению, но православного исповедания, взяв чудотворную икону из раскрытой настежь Казанской церкви, увез ее на сохранение в Ярославль. Помещенная там за стенами хорошо укрепленного «Малого острога» икона сохранена была, а по мнению ярославцев, своей чудодейственной силой спасла и сам их город.

Впоследствии ярославцами, видимо, не было по достоинству оценено то, что романовские «черные люди», подняв в своем городе восстание, оказали большую помощь освободительному ополчению Никиты Вышеславцева; что Романов стал тогда опорным пунктом освободительной борьбы на Верхней Волге, что именно из Романова прибыло ополчение для снятия с Ярославля осады и было в том ополчении много романовских людей. И когда последние ходатайствовали перед царем Василием Иоановичем Шуйским о возвращении им иконы, ярославцы, показав на прежде небрежное отношение к ней романовцев и благоволение чудодейственного Образа к ярославцам, сумели убедить государя оставить чудотворную в их городе. Ну а для романовцев повелел царь изготовить точную копию того образа.

К сожалению, этот образ в годы богоборчества был конфискован атеистами. Где Он находится теперь, неизвестно. Много, много святынь лишился Романов-Борисоглебск… Но может, тем интереснее наша жизнь, что в любой момент может свершиться чудо возвращения? И ведь сколько чудес - значительных и маленьких - происходит в других русских городах и весях!..

Ярославская область

Салолейка

Представьте себе крутую лесистую гору, из каменной тверди которой буквально рвутся на волю многочисленные потоки воды. Они имеют разную интенсивность, но все в итоге собираются в шумный ручей, впадающий в реку Мокша. К большинству из потоков подведены трубы, но вода, будто не желающая заключаться в “оковы”, большей своей частью норовит просочиться мимо и вновь исчезнуть в каменной бездне. Мне, грешному, была подарена возможность провести наедине с Салолейкой много времени. “Наедине” - потому, что вечером, ночью и утром здесь никого не бывает.

Раньше, до открытия новой дороги, к Салолейке попасть было не так уж и просто. Старый путь длиной около 8 километров (от последнего населенного пункта деревни Прянзерки) проходим для автомобилей лишь при условии недельного отсутствия дождей. Люди наши, в общем-то во все времена не отличались особенным достатком и по вековой традиции путь к источнику совершали пешком. И приходили, конечно, не только из Прянзерок, но из многих и многих других сел, порой отстоящих на добрые полсотни километров. И в этом был глубокий смысл: источник ведь состоит не только из воды, но и... из пути к нему. Бывали времена, когда к Салолейке в канун праздника сходились тысячи людей и проводили здесь ночь.

Человеку нужно здоровье. Физическое. В этом (к сожалению или наоборот - не знаю...) суть любого святого источника. Сейчас, когда с традициями никто не борется - ведь мы на забыли, что были такие времена! - святые источники множатся с редкой быстротой. Так же, как и количество мироточащих или плачущих икон. И вот результат: сегодня к источнику приезжают совсем ненадолго, чтобы омыться студеной водой, набрать ее и... уехать.

За последнее время, впрочем, на Салолейке появились купальня, оборудованные места для отдыха и целый “иконостас” - чтобы иконки, которые приносят люди, не портились от дождя. Внешне - все прекрасно. Благолепно. Но почему-то приятнее находиться под магией рассказов о тех временах, когда сотни людей ночевали у родника. Глупо все же представлять, что разговоры у костров велись исключительно духовные и богоугодные. И в те времена абсолютное большинство людей хотели здоровья - и больше ничего. Но все же... ведь приходили сюда из мест, расположенных даже не за 50, за 100 километров! Среди них было много пожилых и немощных; уверен, это были другие люди...

Говорят, про новую дорогу знали немногие. У меня, как я говорил, было много времени – и я прошел по старой (со стороны источника). Через несколько километров я вышел к реке, мост через которою был напрочь снесен. Раньше, после каждого половодья, мост через Мокшу к празднику

Салолейки восстанавливали. Теперь эту затею оставили и паломники, не зная про новый путь, пройти не смогли.

...И, все-таки, я был не единственным человеком у источника в канун праздника. Дело в том, что я остановился на кордоне у лесника, метрах в 100 от священного места. Если мне довелось провести здесь одну ночь, то у лесника Александра Федоровича Солдатова таковых - 8670, то есть, полных 24 года. Именно столько прожил он на кордоне под №7. Ну, не знаю, как такое соседство отражается на духовном облике, но в свои 56 он выглядит максимум - на 40. Говорит, что все эти годы воду пьет только из родника. Тем не менее, жена и дети живут в городе, только изредка приезжая покопаться в огороде.

Все-таки, такой срок жизни в глуши в определенной мере должен влиять на человека. Лесник угрюм. Первое, что он мне сказал при знакомстве (с большой долей превосходства): “Небось, в Москве не видите такой тишины...” На ночь Александр определил меня просто: кинул в угол дивана бушлат (чистый) и сказал, что это и будет моя постель. А мне того и достаточно, угол есть - можно и побродить, здешнего воздуха вдохнуть, что я и делал до темна, а вечером-таки удалось относительно разговорить лесника, даже до такой степени, что он угостил меня своей “фирменной” ухой.

Источник, по его мнению, носит такое странно название потому, что здесь когда-то был монастырь, в котором из сала “лили” свечи. Есть другая версия: монахи были весьма тучными и, когда их сжигали, текло (прости, Господи!) сало... Родников сорок штук по количеству убиенных монахов, а убийство учинила два века назад банда Емельяна Пугачева.

Реально из 40 сейчас действует 27 родников, потому что многие из них перестают выходить на поверхность. По наблюдению лесника, напор воды в старые времена был гораздо мощнее. “Это потому, что не надо в природу залезать. Раньше просто дубовые желоба были - вода перла со страшной силой, а теперь трубы вкопали - она и убежала...” В необычных свойствах воды Александр недавно убедился в очередной раз. У 90-летней старушки в деревне за иконой стояла бутылочка с чистейшей водой; когда он спросил ее, когда бралась вода, старушка припомнила: в 1940 году! Александр охладил эту воду, попробовал - ничего! Кстати, при наборе целебной жидкости из Салолейки, чтобы она обрела волшебную силу, в каждую бутылку или банку обязательно надо взять понемногу воды из каждого родника.

Долго живет лесник у источника и много наблюдает. Люди приходят (а теперь приезжают) всякие и все больше из соображений отдохнуть и попьянствовать. Двадцать лет назад у него здесь родился сын. Схватки у жены начались у Салолейки, но, пока запрягал лошадь в телегу, пока взобрались в гору, пока стали одолевать дорожную слякоть (был октябрь и не выпади снежная пороша - вообще бы не проехали)... в общем, роды принимал сам, когда до села не доехали совсем немного.

На Салолейку он ходил еще ребенком. Родники, кроме дубовых желобов, ничем не были украшены, зато съезжалась на праздник сюда целая округа, “кто пешком, кто ползком”. В купальне (тогда открытой) вода била так мощно, что с ног сшибала даже взрослого. Но обычай требовал зайти под струю три раза. В те времена купальня была укреплена только плетнем, и вода омывала причудливый корень ольхи: на успеешь ухватиться за него -

снесет... Но дети терпели. С ностальгией Александр вспоминает те времена, когда считалось позором, если человека увидели пьяным: “Тогда народ вообще не знал, что такое “огонь-вода”. Если пожилой человек напился - ему всю жизнь помнить это будут; а уж если молодой... Эх, а теперь! Да, нынче никто не приедет, кроме как попьянствовать, увидите...”

Вопреки предсказанию лесника, народу на празднике было немало. Как молодых, так и пожилых. И далеко на все, кстати, выпивали. У входа в купальню целый день не иссякала очередь. Так же как шел непрерывный поток людей вдоль русла ручья, чтобы собрать воду из каждого родничка. Между прочим, люди поклонялись и утонувшему в травах камню на горе над источником. Как говорят, это единственное, что осталось от монастыря, стоявшего здесь когда-то. У купальни одна девчушка в сердцах воскликнула: “Да здесь даже комары святые!”

Мало кто знает истинную историю Салолейки. Легенда про сорок замученных злодеями монахов - всего лишь красивый миф. Об этом я узнал от учителя истории из райцентра Нижний Ломов Василия Михайловича Куликова, человека, который не поленился старательно отыскать в архивах документы и смог составить полную картину произошедшего.

Скорее всего, источник старше русского православия и ему поклонялись еще первоначальные обитатели этих мест - народность мокша. С мокшанского “Салолейка” переводится примерно как: “вода, истекающая из горы”. К “салу” название никакого отношения не имеет.

Возникновение монастыря над источником относят примерно к 1677 году. Первоначально он являлся женским и был освящен в честь Успения Пресвятой Богородицы. Епархией определен был его штат: 2 священника, дьякон, дьячок, пономарь, игуменья и 18 монахинь. В горе над родниками были вырыты пещеры, в которых устроили молельни. Однажды монастырь подвергся нападению разбойников, по всей видимости, одного из отрядов, отколовшихся от мятежного войска Степана Разина. Никто не был убит, сестры попрятались в пещерах, но разорена обитель была основательно. Игуменья Ираида подала просьбу о переводе обители в более спокойное и защищенное место. В 1689 году просьба была удовлетворена, и монастырь обосновался в селе Верхний Ломов, в 40 верстах от Салолейки.

Но Салолейская местность пустовала недолго и вскоре здесь поселились монахи. В 1711 году они возвели деревянную Успенскую церковь и построили братские корпуса. Братия собиралась вокруг иеромонаха Гурия, славившегося благочестием. В 1718 году построен был еще один храм, во имя Николая Чудотворца. Тем не менее, штат монастыря был признан небольшим, и он был приписан к Нижнеломовскому Казанскому монастырю. После ревизии 1764 года Салолейский монастырь был упразднен по причине убыточности его содержания. Церкви приписали к приходу Никольской церкви села Лукины Поляны.

Простояли храмы, тем не менее, еще долго и закрыли их только в 1930 году, а в 1932 году их разобрали. Материал церквей пошел на строительство сельской школы.

Пик паломничества к источнику Салолейка пришелся на советские времена; все храмы в округе были ликвидированы - и люди шли к родникам, особенно в Крещение и на Троицу, нескончаемым потокам. Такова была реакция на официальный атеизм государства. Некоторые из сегодняшних чиновников, приложивших свои руки к строительству новой дороги, вспоминают, как в молодости стояли в “комсомольских” пикетах, призванных отваживать паломников от святыни. Уличив подходящий момент, с наступлением темна, “пикетчики” по очереди трижды окунались в благословенную воду и обязательно увозили домой емкости с живительной влагой...

Пензенская область

Чудеса из Жадовки

Жадовский монастырь оставляет впечатление “комсомольской стройки”. Здесь все гудит, стучит, гремит, трясется... Идет просто лихорадочное строительство, причем по всему монастырю. Встанешь посередине монастырского двора - и наблюдаешь “броуновское движение”: мимо проносятся строители, монахи, крестьяне, паломники... этот человеческий муравейник на самом деле прекрасно организован. Монастырь конечно некорректно сравнивать с муравейником, однако, если начать рассказывать о судьбе Жадовской пустыни, иконы Казанской Богородицы и чудотворного источника, послуживших причиной создания монастыря, получается очень похоже. Некие силы разрушили монастырь, будто муравейник разворотили, он лежал в развалинах, и вот в монастырь вернулись люди, которые взялись за восстановление.

Когда-то Жадовский монастырь был пустынью - потому что кроме монахов никто на этой горке при впадении речки Самородки в реку Барыш не жил. Поселок Самородки образовался только в 50-х годах прошлого века, когда здесь решили устроить подсобное хозяйство Жадовского сельскохозяйственного техникума. Храм, да и другие постройки сломали в сущности ради дурости: именно на этом месте захотелось руководству устроить зерноток.

Об этом мне рассказал наместник монастыря, отец Филарет Коньков. Вначале, правда, с батюшкой обсудили такую деталь монастырской жизни: часовня на роднике (она построена не месте обретения чудотворной иконы) закрыта на замок. Хотя в сущности ни ценных икон, ни дорогой утвари в ней нет. Отец Филарет посетовал, что “всякие люди здесь бывают...” А, если взять жителей поселка Самородки, то таких кто “истинно печется о своей душе”, три человека. Я так понял, остальным жителем поселка с таким прекрасным названием на монастырь плевать. Да... Жадовскому монастырю в общем-то слишком часто не везло. Его закрыли при Сталине, монахов репрессировали. Но ведь храм и при Хрущеве не трогали, а сломали уже при Брежневе...

Впрочем, не надо забывать, что Жадовка и Самородки (расстояние между ними всего-то 3 километра) - часть Ульяновской области, родины Ильича и товарища Суслова, “серого кардинала” КПСС. Здесь вообще одно время пытались Бога отменить, а уж о храмах печься... Впрочем, у Батюшки свое мнение на сей счет:

- ...О том месте, в котором живешь, судить трудно. Сейчас всей России тяжело. Мы не более прокляты, чем все остальные уголки нашей страны. Правда некоторые явления все же приходится наблюдать: в Симбирске до

сих пор нет нормального кафедрального собора. А вообще все зависит от состава людей, которые делают историю...

Все священники называют Ульяновск Симбирском. Звучит приятно - ведь в свое время Стенька Разин потерпел сокрушительное поражение не под Ульяновском, а именно под Симбирском. И Владимир Ульянов тоже в Симбирске родился. Отец Филарет не скрывает, что благотворители, на чьи деньги так быстро отстраивается монастырь, живут в Симбирске. Причем львиная доля благотворителей - простые люди, а вовсе не богачи. Так симбиряне благодарят Жадовскую икону за то, что однажды она спасла их город. Местные же люди одновременно и бедны и жадны. Жадовка - это судьба...

Монахи не в замкнутом мире живут, а потому видят все, что творится вне стен монастыря. По всей видимости потомки тех, кто разрушил святое место, теперь страдают за грехи дедов. Подсобное хозяйство в Самородках едва теплится. Все колхозы в округе развалились, и только одно хозяйство еще держится - в селе Павловка - да и то за счет того, что тамошний председатель - самоотверженный и преданный своему делу человек (читай: “не вор”). В Жадовке есть литейный завод, так он сейчас работает редко. Монахи знают: если из труб дым пошел - значит появился заказ на литье. Дым идет все реже и реже... Сам монастырь занимается не только строительством, но и сельским хозяйством. Здесь даже сыр варят. Так вот для монастыря сейчас главная проблема - кадры. Очень трудно найти и

строителей, и механизаторов, и животноводов. Те, у кого голова на плечах, давно уехали в город на заработки.

Несколько лет назад возрожден крестный ход с чудотворной иконой. Монахи, а с ними и верующие обходят со святыней всю Ульяновскую область, а само “путешествие” Казанской Богородицы длится полтора месяца. История этого действа тянется своими корнями в 1846 год, когда над Симбирском нависла беда: эпидемия моровой язвы (холеры). Горожане и не чаяли, что выживут, но кто-то вспомнил о Казанской Богородице, что хранится в Самородках. Симбиряне испрашивают ее к себе. Икону приносят крестным ходом, после чего эпидемия идет на спад. В 1848 году специальным указом императора Николая I устанавливается ежегодный крестный ход и Жадовская пустынь восстанавливается в своих правах (ее еще в 1764 году упразднила императрица Екатерина II).

История не любит сослагательного наклонения, однако меня так и подмывает пофантазировать. Предположим, Жадовская икона не прибыла бы к нужному сроку в Симбирск. И умирает большая часть симбирян. В том числе и будущий отец Ленина, Илья Ульянов... Как Вам такой поворот истории?

А теперь время изложить историю жадовских чудес по порядку. Рассказать есть о чем. 300 лет назад в селе Ивановском, Румянцево тож, жил мирянин по имени Тихон. Долгие годы он страдал мучительным “недугом расслабления”: каждое движение рук ли, ног ли, приносило ему нестерпимую боль. И как-то явилась Тихону во сне благообразная девица, которая сказала: “Встань, раб Божий, и поди в село Жадовку, на поляну. Там, на ключе, найдешь ты спасение...” Тихон утром подумал, что это сонное воображение и успокоился. Я девица явилась и на вторую ночь: “Что ж ты, Тихон, не веришь моим словам? Ты увидишь там на себе великое милосердие Божие и найдешь Прасвятую Богородицу...” - “Как же я могу встать, когда весь расслаблен - руки и ноги у меня не владеют?” - Девица коснулась плеч больного и произнесла: “Веруй в бога, повинуйся - и спасешься. Ты должен найти икону...”

Целый день Тихон, превозмогая боль, лазил вдоль речки Самородки по лугам - и ничего не обнаружил. Вернулся домой злой и смертельно усталый. Заснул он крепким сном, а перед самым рассветом девица явилась в третий раз: “Не там, не там искал. Она находится подле речки у высшей поляны. Найдешь Ее плавающей в ключе...” Тихон на сей раз взял с собой малолетнюю девочку. Вместе они, обойдя несколько бугорков, обнаружили вытекающий из кустарника ручеек. Место было топкое; нарубил он сосновых веток, набросал, и полез сквозь кустарник. Раздвинув ветви, он увидел Ее - плавающую в крохотном озерке икону. Тихон вырубил в стоявшем подле родника ольховом дереве нишу и поместил обретенную святыню туда. Священники, до которых позже дошли слухи о чуде, определили, что это Казанская Богородица. Тихона его тяжелый недуг вскоре оставил. Позже стали появляться сообщения, что прибывающие на родник страждущие тоже получают исцеления от своих болезней. Явленная икона была послана в

Казань; там специальная комиссия исследовала все чудеса, бывшие при нею, а вскоре святыню возвратили на место Ее обретения, прикомандировав к Ней одного инока благочестивой жизни.

Для инока построили келью; рядом поселился и Тихон, принявший монашеский постриг. Так началась история Жадовской Казанской Богородицкой пустыни.

Вся жизнь монастыря “крутилась” вокруг родника. На нем была построена часовня, куда паломники приходили в первую очередь. На том самом поле, где сейчас поселок Самородки, ежегодно устраивалась грандиозная ярмарка. Конечно, народ, приезжавший из отдаленных сел, мог и “оторваться” - напиться и набедокурить. Если случалось какое-то происшествие - драка, воровство, а то (не дай Бог!) убийство - монахи перекрывали родник внутри Часовни плотинкой. Вода переставал течь, а монахи предъявляли народу ультиматум: “Найдите зачинщиков (или воров, убийцу и т.п.), тогда получите благодатную водичку!” Сей метод наведения правопорядка действовал безотказно. Шумным дело была ярмарка, много мусора оставляли торгующие. Зато монастырь имел солидный доход,

церковные кружки наполнялись слишком даже быстро. Средств хватило даже на то, чтобы построить на роднике целый храм - во имя Живоносного Источника Пресвятой Богородицы. В известное время разрушен был и этот архитектурный шедевр (сам же родник богоборцы неоднократно пытались закопать, однако он все рано вырывался наружу).

По большому счету, монастырь жил непросто во все периоды своего существования. Однажды, еще на заре истории обители его настоятель игумен Михаил был казнен. Случилось так, что появился здесь в 1722 году в монастыре появился инок Варлаам. Он был ярым последователем учения о том, в лице царя Петра в мир явился антихрист. Якобы “Петра, когда он в Голландии побывал, подменили”. Позже он уехал проповедовать раскольничьи идеи в Пензу; там его схватили и в числе своих “сподвижников” этот подлый Варлаам назвал игумена Жадовской пустыни. Казнены были почти все, кого раскольник назвал (церь Петр не любил якшаться с врагами престола), не обошла чаша сия и Михаила.

В 1764 году новый удар: пустынь упразднена. Только чудо спасения симбирян, которая явила Казанская Богородица, помогло восстановлению обители. Революцию 1917-го года обитель перенесла спокойно и здесь продолжалось служение. Атака на монахов началась в 1926-м: Настоятель пустыни, архимандрит Каллист (в миру Константин Егорович Павлов) еще пытался спасти монастырь, предлагая поместить в нем школу или лечебное заведение. Но его, и еще двух монахов, в 1930 году огульно обвинили в “пропаганде религии” (а так же в создании контрреволюционной организации под названием “Союз спасения Родины”) и бросили в концлагерь. Дальнейшая судьба пострадавшей братии неизвестна.

Чудотворную икону большевики пытались конфисковать. За несколько дней до закрытия обители, предчувствуя грядущее, архимандрит Каллист передал икону на тайное хранение местному доктору Сергею Алексеевичу Архарову. Доктора арестовали в 1937-м; ГПУ-шники долго тщетно искали святыню - Архаров (тоже видимо зная о том, что с ним будет), успел отдать икону бухгалтеру лесопильного завода Николаю Алексеевичу Ираклионову. И Архаров, и Ираклионов были глубоко верующими людьми. Они знали, что за Богородицей идет охота - и соблюдали строгую конспирацию. Лишь в день Казанской Б.М., перед рассветом, икону тайно приносили на поруганный родник и молились. Их, подвижников, оставалось всего несколько человек. Остальные тысячи - боялись НКВД и молча сами разрушали строения обители. Богородица давала Ираклионову силы, и он прожил до середины 70-х годов. Перед смертью он передал святыню священнику о. Николаю Шитову с условием, что она будет передана в Жадовский монастырь - когда он вновь откроется. Монастырь возродился в 1996 году.

Напоследок – исторический казус. Жадовка когда-то славилась... кошачьим промыслом. На ярмарке, под стенами монастыря (аккурат на том месте, где построили поселок) продавали кошачьи шкурки. Старики рассказывали, за шкурками приезжали купцы аж из Китая! Местный,

жадовский люд добывал шкурки двумя способами: либо разводили кошек, либо устраивали на них охоту. Даже теперь, когда промысел уже столетие как мертв, кошек в Жадовке ничтожно мало, а кошки из других селений, когда ходят в гости к соседям, стараются обходить Жадовку стороной. Генетическая память не пускает...

Ульяновская область

Десница Ионаннова

Несколько десятков лет паломники берут из горы над чудотворным источником по горсточке голубой глины, которая считается целебной. Немного прошло времени, а выросла уже целая пещера...

Глину брать благословил Батюшка Ипполит, настоятель Рыльского Николаевского монастыря. Пещера эта выросла напротив источника Святителя Николая. Говорят, люди, одержимые бесом, кричат, когда ступают под глинистые своды. Многие исцеляются, в том числе от бесплодия, а так же глина помогает в случае тяжелого протекания беременности. Вообще список документальных свидетельств чудесных исцелений от источников и глины слишком велик, чтобы его приводить здесь.

Кроме родника Святителя Николая, под горой струятся источники Божией Матери и Иоанна Рыльского. В сущности, они - часть единого водного горизонта и вода в них имеет одинаковые свойства. Разница лишь в том, из одного из источников принято брать воду, в другом оборудована купель. К обустройству этих источников приложил руку и батюшка Ипполит.

С сожалению, он недавно оставил мир сей. История этого монаха удивительна. Сергей Иванович Халин, уроженец Курской земли, постриг под именем Ипполита принял еще в 1959 году в Псково-Печерском монастыре. Его духовным учителем стал старец Андроник (Лукаш), который исцелил его от хронического воспаления легких, грозившего смертью. После разгона Глинской пустыни, где Ипполит подвизался, он был келейником иеросхимонаха Михаила, последнего Валаамского старца. Вместе с тремя братьями, с Божией помощью он добился от властей разрешения уехать на Афон, что сделать было очень нелегко. После них в течение семи лет из СССР на Афон не уехал никто. Он провел на Святой Горе в русском Свято-Пантелеимоновском монастыре восемнадцать лет.

Когда батюшка приехал в Никольский монастырь, что в городке Рыльске, обитель была в руинах. Он стал новым строителем монастыря, именно при нем всей своей красотой предстал перед людьми великолепный соборный храм, было создано крупное хозяйство с животноводческим комплексом, мельницей, пекарней и двумя тысячами гектаров пахотной земли. Старец основал пять скитов, два женских монастыря (в Курской и Белгородской епархиях), а так же мужской и женский монастырь в Северной Осетии (насельники монастырей - духовные чада старца). Похоронен он здесь же, у стен Свято-Николаевского храма.

Батюшка Ипполит умел "изгонять бесов", на чин церковного вычита к нему съезжались десятки людей из всех близлежащих к Курской области регионов, включая Украину. Наверняка душа его приняла на себя слишком много зла этого мира...

Никто не знает, кем и когда основан Рыльский Николаевский монастырь. Однажды только нашли на одной из древних икон надпись о том, что якобы она поступила в “новый монастырь” в 1462 году. Что представлял собой “старый” монастырь, неизвестно. Зато сохранилась удивительная легенда.

В самом центре города Рыльска, в “светской его стороне”, стоит гора, которую называют горой Ивана Рыльского. Недавно, в честь юбилея первого упоминания Рыльска в летописи (1152 год) на горе поставили гигантский крест. Кроме этого респектабельного креста, стен строящейся часовни и небольшой рощицы, на горе ничего нет. Не единожды на ней проводились раскопки и характерно уже то, что высота культурного слоя здесь в некоторых местах превышает 5 метров и ученые сходятся на том, что на горе имелось поселение еще 2,5 тысячи лет назад.

Отношения болгарского святого и “медвежьим углом” русской земли, можно сказать, мистические. Родился Иоанн Рыльский в 876 году и известно, что в монахи он ушел из пастухов; обитал он в разное время и на высокой голой горе под открытым небом, и в дикой пещере, и даже прожил 12 лет в дупле дерева, стоящего в Рыльской пустыни (она находится в Болгарии). Скончался он 18 августа 946 года, причем, дата эта стала известна благодаря древнерусским рукописным книгам; дело в том, что Рыльский святой был издревле известен русским людям и любим ими. Из этих же книг известно, что Иоанн при жизни не путешествовал.

Согласно легенде, в XII веке болгары сюда бежали от преследований врагов христианства. С собой они прихватили... правую руку Иоанна Рыльского, как здесь, в Рыльске говорят, “десницу”, которую считали великой святыней. Прятали святыню очень тщательно - настолько, что теперь десница... пропала. Есть слухи о том, что она до сих пор замурована где-то в тайной пещере под горой. И рука святого невидимо витает над городом, спасая и его, и монастырь от многих бед. Только один пример. Во времена II мировой, когда город находился аккурат в котле Курской битвы, немцы почему-то его не разрушили. А от тех же Курска и Орла - камня на камне не оставили. Не рука ли это... судьбы?

Десница преподобного пока сокрыта от нас, как и образ Николая Чудотворца, святыни Рыльского монастыря, которая исчезла в первые годы правления большевиков. Икона в свое время была обретена в восемнадцати километрах отсюда, в селе Асмолово Рыльского района. В это село сейчас нет дороги, а из двухсот пятидесяти дворов осталось тридцать. В народе говорят – забытое Богом место.

А пещера на чудотворными источниками все углубляется и углубляется в гору. Каждый паломник берет всего-то по горсточке, но, судя по величине пещеры, их, людей, жаждущих исцеления - духовного, физического ли -

сотни и стони тысяч. Вопрос встал уже об укреплении стен и потолка рукотворного творения. Думается, расти ему еще долго.

Монахи склонны связывать чудеса источников и пещеры все с той же десницей Ионновой. Архимандрит Ипполит, продолжавший древнюю традицию православного монашеского делания, всячески старался утвердить традицию.

Батюшка всегда встречал людей светлой улыбкой и добрым словом: - Главное - мир в душе, мир в семье, мир друг с другом, а тогда и с Богом будет мир. Господь дает все. Надо молиться. Царствие Божие нудится, и нужницы восхищают ее...

Курская область

К Аникею на поклон

Слух о том, что где-то чуть не на краю Света есть такое место, где сбываются самые заветные желания, не могла не позвать в дорогу. Кто мог знать, что путь к вожделенной келье таинственного монаха обернется непростым испытанием...

Большая Пысса

Моим “сталкером” стал Валентин Прокопьевич Андреев, муж директора Дома культуры села Большая Пысса Эльвиры Александровны. Учреждение культуры, как принято не реке Мезень, расположено в старинной церкви Рождества Христова, бывшем памятнике деревянной архитектуры. Когда-то церковь смотрелась издалека как чудо, но и теперь, без архитектурной доминанты, Большая Пысса выглядит как городок из сказки, стоящий на “чудо-юдо-рыбе-ките”: высокий лысый холм вздыбливается над тайгой и, если смотреть издалека, за пару десятков километров, действительно создается впечатление, что гигантское существо, усеянное домами, плывет по зеленому океану.

Валентин Прокопьевич в бывшем - капитан катера, он ходил по Мезени до самого Белого моря, но после того как навигация закрылась, вынужден был уйти в глубокую оборону, метущуюся между погружением в спиртное и охотой. Пысса - река, левый приток Мезени, в честь нее и получили названия древние селения Большая и Малая Пысса. По старинному обычаю у каждого рода здесь есть свой “путик” охотничья тропа с избушками, на которой могут заниматься промыслом только члены одного рода. Для порядку каждый род имеет свой знак, и эти родовые знаки ставятся на ружьях, постройках и даже на деревьях.

Что я знал об Аникеевой келье? Какие-то обрывочные то ли сплетни, то ли сказания сообщали о том, что в лесу, рядом с рекой Мезень, есть жилище, в котором в старые времена жил монах-отшельник. Там же, в своей келье он и похоронен. Келья среди местного населения пользуется особенной славой. Я не случайно к Валентину Прокопьевичу (для простоты я его зову “Прокопич”) применил слово “сталкер”, все очень похоже на “зону” из фильма Тарковского: слишком много запретов, табу и фобий. Поверье в сущности простое: когда беда - болезнь, природные катаклизмы, семейные неурядицы - попроси, очень попроси Аникея. И он поможет. Но горе тебе, ели ты потом не придешь в Аникееву келью, к его могиле, и не поблагодаришь таинственного монаха за помощь - он заберет то, что дал. Для благодарения годится все: одежда, пища, посуда. Проблема в том, что в саму келью попасть не так и легко.

Мне рассказывали, что находится Аникеева келья примерно в полукилометре от берега. Но частенько паломники бродили часами, что бы набрести на нее. Считается, “Аникей водит”, испытывает человека. От Пыссы до места, где надо высаживаться, нужно плыть на лодке 18 километров. Плюс еще надо изловчиться добраться до Пыссы: расстояние в 140 километров от райцентра Кослан можно преодолеть либо по прямой лесовозной дороге, которая называется СИМ, либо по грунтовке вдоль берега. СИМ настолько разбит, что по нему ехать дольше, поэтому в любом случае от Кослана до Пыссы меньше чем за три часа не доедешь. Ну, и до Кослана надо еще добраться; путь от Москвы до Кослана с пересадкой с поезда на поезд займет около полутора суток. Как говорится, удовольствие на любителя.

Большая Пысса - довольно крупное село, в нем живут 523 человека (плюс еще в Малой Пыссе - 115 человек). В сущности это маленькое “государство в государстве”, которое существует по законам тайги. Работы здесь, кроме разве что бюджетной сферы, нет, но повального пьянства я не заметил. Точнее пьяные есть, однако Прокопич мне объяснил, что “те, кто не пьет, - не слоняются”. Настоящих алкоголиков не больше сорока человек, и вряд ли они способны испортить картину загадочной “рыбы-кита”. Прокопич показал мне одного пьяного парня, праведную жизнь которого подкосила катастрофа, постигшая Пыссу в 1996-м году. Была очень плохая погода, с мокрым снегом и противным ветром, но самолет типа АН-2 с аэродрома

Пыссы все-таки взлетел. Правда, через пару минут он повернул обратно, но... до посадочной полосы он не долетел всего две сотни метров. Погибли 14 человек, в том числе две беременных женщины. Одна из них была женой того парня, который не просыхает. Выжил лишь один человек: второй пилот, который только и твердил: “Я говорил ему, говорил...” Самолеты еще некоторое время полетали, и аэродром закрылся.

“Рочь-прочь!”

Мы чуть-чуть не доплыли до деревни Латьюга, последней перед кельей, и у меня сломался фотоаппарат. Можно, конечно, свалить на происки Аникея, но скорее всего виноват дождь; целый час мы с Прокопичем тащились вниз по Мезени на лодке под сплошным ливнем. Врешь, Аникей, не возьмешь, у меня с собой запасной фотоаппарат!

По пути попадалось много рыбаков - сейчас сезон семги и хариуса - но чем ближе к заветной цели, тем народу меньше. Ниже Латьюги люди нам не встретились ни разу.

Латьюга - не только последнее поселение перед кельей, но и последняя деревня коми (я забыл сказать, что Кослан, обе Пыссы и вообще всю местность в верховьях Мезени заселяют коми и говорят здесь на коми-языке, и лишь при мне из такта разговаривали по-русски). Ниже Латьюги простирается Русь, точнее, Лешуконский район Архангельской области. Там, в Руси, живут “трескоеды-русичи”. Между прочим, гораздо хуже живут, так как в русских деревнях даже свет не всегда бывает. Коми издревле занимались охотой и рыбалкой, жили в гармонии с природой и собой. Но пришла цивилизация (в лице русских, которых по коми зовут “рочь”) и принесли свои горькие плоды: научила коми пить водку, воровать и ругаться матом. И начался разлад. Поэтому местное выражение “Рочь-прочь!” - как бы выражение противления цивилизации вообще.

Решили ненадолго остановиться в Латьюге. Нас встретили на берегу местные мужики – и сразу предложили выпить. А один из мужиков, весь в татуировках, стал тыкать мне в живот ножом: “Я Миша. Дядя, купи перо, это последнее, что у меня есть...” Впрочем выглядел он добродушным. Прокопич пояснил: “В Латьюге все сидят. Или в министерстве, или в тюрьме...” Другой парень, молодой, Санькой зовут, оказался племянником Прокопича и я серьезно испугался за своего “сталкера”: еще утром, чтобы отправиться к келье, я едва вывел его из состояния задумчивого запоя. Санька вынул из кармана флакон с тонизирующим средством для ванн под названием “Трояр”. Отплыли на середину реки, чтобы не докучали комары, Санька набрал из Мезени воды в плошку, которой вычерпывают из лодки воду, выплеснул туда “Трояр” и снисходительно подал мне. Сам я в общем-то выпить не дурак, но к горлу подступил нехороший комок. Отказываться от выпивки - значит оскорбить, но в данном случае строгое “Нет” заставила сказать мысль о том, что под парами жидкости для ванн к Аникею идти как-то нехорошо. Да и с Прокопичем мы заранее договорились: сначала идем в

“зону”, потом уже разговеемся. Народ мезенский оказался тактичным и от меня отстали. Прокопич показал себя молодцом: испил только два глотка.

Мы еще успели подняться в деревню, и я попытался познакомиться с “матушкой” - так здесь называют женщину, которая ухаживает за Латьюгской часовней (в отличие от Пыссы культовое сооружение здесь имеется). Я надеялся, что она что-то знает об Аникее. Женщина со мной общалась очень недоверчиво и в сущности ничего на рассказала, кроме, разве того, что настоящее имя Аникея было Иоанникий и что к часовне она никакого отношения не имеет. Скорее всего она меня испугалась, приняв за мошенника, охотящегося за иконами.

Келья

...Прокопич немного растерялся. Он забыл, где приставать к берегу. Где-то там, помнит он, есть крест, указывающий тропу. Опыт старого охотника не подвел: ошиблись мы метров на двести и тропу нашли. Он довольно утоптана, правда комары нас одолевают такие, что им наплевать на всякие репелленты.

Как-то незаметно мы чуть не уперлись в лесную избушку, почти новую. “Сталкер” пояснил, что это и есть келья. К двери приставлен кусок шифера. Прокопич сказал, что не стоит торопиться, закурил и стал выкладывать еду из своей торбы в небольшой беседке невдалеке от кельи. Видно, у него свой

обет; о чем-то то ли он, то его родственники просили Аникея и он должен отблагодарить. Есть время оглядеться.

Рядом с кельей древний крест. По другую сторону - лесное озеро. Прокопич позже мне сказал, что в нем положено купаться. Я бы искупался, но, честно говоря, страх, что кровососущие и явно изголодавшиеся насекомые тут же облепят бренное тело, переборол стремление к святому.

Внутри келья имеет вид ухоженный. Первое, что бросается в глаза - могила. Над могилой крестик и выжженное на фанерке изображение старца в облачении архимандрита. Никто не знает, кто принес это изображение (вообще все, что находится в келье, взялось невесть откуда), но принято считать, что это и есть отшельник Иоанникий. Наверху, на полках, расставлены иконы, справа развешана одежда, видимо, принесенная паломниками. Слева стол со скамейками, на нем лежат тетради. Беру одну из

них и читаю на титуле: “Братья и сестры! Сюда пишите какую помощь оказал Иоаникий Угодник, чтобы его признали и причислили в мире святых. Читайте внимательно!” Рядом приложен карандаш. Записи в тетради такого рода:

“Спасибо тебе, святой Аникей! У нас в Малой Пыссе был очень большой пожар, мы переживали, горевали, все вынесли из дома, молились тебе, и ты помог нам вырваться от пожара. И еще помоги моей маме, Пелагии Ивановне, и брату. Мы будем молиться за тебя”

“Дорогой Аникий Угодник! Я хочу, чтоб мой отец был здоровым, не пил, мама чтобы была здоровая, тоже не пила. Братья чтобы были здоровые, чтобы учились хорошо, счастливо...”

“Я мать троих детей. В это трудное время часто молюсь на Св. Аникея. Молюсь чтоб сын вернулся из армии здоровым, чтоб дочь успешно окончила учебное заведение. Моему брату Мите здоровья, терпения, молюсь и уповаю на тебя, Святой Аникей, чтоб никогда не зарастала к тебе тропа”.

То есть больше просьб, чем свидетельств. ...И встал передо мной вопрос: добрался я до Аникея, считай, двое с

половиной суток добирался... а мне-то есть, что пожелать? Пожалуй, если что-то дома случится, можно попросить Аникея, но ведь потом по обету надо будет к Нему ехать...

...На обратном пути, ровно в том же месте, где сломался фотоаппарат, у нас заглох мотор. Около часа Прокопич провозился с ним, бесконечное число раз дергая шнур, после чего отправились в Пыссу пешком, сквозь тайгу. Из имущества спрятали в кусты лишь бензин, главную ценность здешних мест. Шли часа четыре и в два ночи уже были дома. Поскольку летом солнце на Севере на садится вообще, путь был легким. Ах, Аникей, Аникей, видно сильно захотел ты закрепить память о тебе...

Большая Пысса

Наконец я нашел человека, который расскажет все! Он не просто знаток, но и человек, который построил... Аникееву келью! Точнее, последнюю ее версию, ту самую, в которой мы побывали.

Зовут его Альберт Васильевич Логинов, в просторечии Алик. Он вообще местная знаменитость, так как является патриотом коми-народа, борцом за чистоту экологии родного края и... собирателем космического металлолома. Дело в том, что верховья реки Пыссы - место падения ступеней ракет, запускаемых с космодрома Плесецк. Альберт Васильевич совершает туда поисковые экспедиции и неизменно возвращается с добычей.

Застал я его во дворе, где он строил лодку. Альберт Васильевич еще и лодочный мастер и отбоя от заказов у него нет. Рядом, в огороде свалены в кучу обломки ракет. На мой вопрос, не вредна ли эта космическая гадость, хозяин ответил, что “все проверено - чисто...”

Последнюю келью строил действительно он, подрядив еще двух мужиков. Строили по принципу охотничьей избушки, с нижними венцами из лиственницы - чтобы надолго. Дело в том, что келью с завидной регулярность поджигают всякие темные силы. При советской власти этими “силами” были коммунисты, боровшиеся с почитанием святого человека. Исполнить злую миссию заставили местного лесничего, а через год после своего поступка тот умер. Сейчас, по мнению Альберта Васильевича, геростратов комплекс испытывает взращенная на пивной рекламе и бандитских сериалах молодежь.

Во времена молодости Алика келья была всего лишь маленьким срубом над могилой, а в 60-х бабушки собрали деньги, наняли мужиков и те построили более солидное сооружение, но не из бревен, а из досок. Оно простояло до конца 80-х и его снова сожгли. В общем непростая судьба у кельи. Про Аникея и его житие Альберт Васильевич знает гораздо больше, чем все пыссинцы, вместе взятые:

- Я лично с ним, конечно, не был знаком, но слухи и предания можно систематизировать. Точно никто не помнит, кода это было (не нужно это людям, или не хотят вспоминать - нужны им только почитаемое место и идея), но мне думается, жил этот подвижник лет триста назад, во времена Раскола. Было три брата: Иоанникий, Иуда и Иаков. Скорее всего это были три монаха, братья не по родству, а по духу, которые решили удалиться от

мирской суеты в пустынь. Они были твердо верующими людьми, жили сами по себе, а деревня Латьюга - сама по себе. Иаков умер, а Иуда отправился ниже по реке и поселился на Руси, под селом Конещелье, в семи километрах вверх по ручью. Келья Иуды тоже почитается. Есть предание о том, что у Аникея был белый конь. Жители Латьюги обращались к Аникею с просьбой обработать их поля и он не отказывал. Говорят, по воде Аникей с конем шел как посуху, но, когда возвращался, конь немного проваливался в воду, по копыта. Конь как бы отягощался мирским злом. Аникея очень любили и, когда он умер, похоронили рядом с кельей. То место, где мы поставили нынешнюю келью мы выбрали не случайно: старухи сказали, что могила именно здесь...

...Местность в верховьях реки Мезень, называемая еще Удорой, знаменита тем, что когда-то здесь получила развитие странная раскольничья секта, которую называли бегунами или скрытниками. Возможно Иоанникий с братьями как раз были последователями этого учения, отрицавшего мир по причине того, что в него уже пришел антихрист ( в лице царя и вообще любой власти). С достоверность об этом судить нельзя, поскольку из реальных деталей бытия Аникея осталась лишь могила.

Альберт Васильевич сам никаких чудес от кельи не видел; как он сам говорит, “у нас старухи - хранители традиций”. Логинов - человек дела. Надо построить келью - построит, ведь по сути чем были бы Пысса и Латьюга, не будь предания об Аникее?

- Сказать, что я верую, трудно. Может я язычник, ведь сам я некрещеный и не участник этих чудес, но в Библии сказано: “Не нарушай межи, которую проложили предки твои...”

Республика Коми

Паломничество к волшебному озеру

Если б я знал, что путь будет таким тяжелым! Проселок до деревни Старое Веретье, дальше, за околицей, оборачивается едва заметной среди буйных трав тропинкой. Тропинка ныряет в кусты, переходишь канаву, пригорок, а за ним... Нет, не могу вспоминать без содрогания... Может быть, местным и легко топать несколько километров по сплошному болоту, но мне это топание через трясину, когда под ногами только: “хлюп, хлюп, хлюп...”, показалось просто адским испытанием. Меня поддерживало только то, что рядом со мной тот же путь проделывали пожилые люди, которым, наверное, было гораздо тяжелее, чем мне.

Мои друзья в Менюше одолжили сапоги, достающие до колен, именно что «болотные», которые уже на первых метрах хляби нахлебались воды. Нет, по колено проваливался я не так часто — были и относительно “сухие” места, там ноги погружались лишь по щиколотку, но перед каждым шагом приходилось вытягивать ногу из трясины, и вскоре сердце мое стучало, как машина для забивания свай, чувствовалось, как по спине прохладными

потоками стекает пот. Странным казалось то, что на болоте нет ни одного комара, да и змеи тоже не встретились ни разу.Озеро показалось внезапно. Сквозь кусты оно выглядело каким-то серым, угрюмым. Но когда заросли расступились, водная гладь приобрела бирюзовый оттенок. Оно оказалось небольшим, не больше километра в диаметре. Ветра над ним совершенно не было, и ни одна волна не колебала его. Тишина... Потом, уже в середине дня, я понял, что мне несказанно повезло в том, что я успел подойти к озеру вместе с первой группой паломников. Иначе я никогда не узнал бы, что такое абсолютный покой. Вначале мы остановились, будто завороженные. Я не знаю, что такое благодать, но мне показалось, что то, что испытали мы тогда, очень напоминало это мистическое состояние... Мы разделись на кочках (туда хоть одежду можно бросить) и подошли к самой его границе. После ледяной топи вода в самом озере неожиданно обволокла теплом. Первыми прыгнули мои спутники. И мне показалось на мгновение, что ЕМУ нанесена страшная, болезненная рана. И легкий вздох из-под моих ног, пронесшись над зеркалом озера, улетел к горизонту. Через мгновение прыгнул и я...По-настоящему волшебным Святое озеро считается только один день в году. Каждый, сумевший пройти к нему, просто обязан в нем искупаться — таков многовековой обычай. Ну вот, подумали, наверное, вы, опять язычество. Да и неправда все это, наверное... Но штука в том, что праздник озера — православная традиция, и она давно уже освящена Отцами Церкви. В 7000 году от сотворения мира (в 1492 году от Р.Х.) здесь произошел загадочный инцидент. К сожалению, письменных источников о случившемся не сохранилось, и сведения, сохраняемые в устных сказаниях, несколько противоречивы, однако общую картину из них можно сложить. Два мальчика, пятилетний Ванюша и трехлетний Яшка, сыновья крестьян Исидора и Варвары, играли на окраине деревни. И старший из братьев случайно убил младшего. Некоторые говорят, что накануне Исидор зарезал барана и повез его продавать. Ванюша, играючи, представил, что Яшка будто бы баран — и полоснул братика ножом. Удар был смертельным. Ваня со страху спрятался в печку и тут как назло пришла мать и затопила ее. Мальчик, боясь расправы, голоса не подал, и тельце его сгорело до косточек.По другим сведениям, младший из братьев случайно утонул в речке Менюше, старший, испугавшись, что его обвинят, залез в печь. Некоторые считают, что в печку залезли, играя, оба. Как бы то ни было, на следующий день, 25 июля по старому стилю, тела двух мальчиков, чистые и будто бы не тронутые огнем и тленом, всплыли в озере, которое называлось Каменным. Одни говорят, мальчики были в гробиках, другие — без. Их случайно (правда, жизнь показывает, что ничего случайного не бывает) обнаружили охотники, они принесли мальчиков родителям и те похоронили их. Место их первоначального захоронения (деревня, где они жили, называлась Верхний Прихон) до сих пор почитается и там имеется колодец с чудотворной водой.Спустя недолгое время через описываемые места проходил из Пскова в Новгород монах, имя которого не сохранилось. Он прилег отдохнуть на

опушке леса и ему был голос свыше: “Не ходи дальше, останься здесь, найди могилку отроков Иоанна и Иакова, перенеси к озеру и часовню поставь”. Монах так и поступил, только пещеру для отроков он выкопал в нескольких верстах от озера, так как сплошная заболоченность вокруг него не позволяла что-либо там построить. Монах еще возвел над отроками часовню, вокруг которой вскоре вырос монастырь, упраздненный лишь в 1764 году. Но сельский приход в деревне Менюша остался, и в 1841 году завершено было строительство Троицкого храма, для этой местности — колоссального сооружения. Озеро стало называться Святым, и в Иванов день в нему стекалось огромное число паломников.

Советский период нашей истории отмечен довольно редким проявлением жизнестойкости народного православия. Первое, что попытались сделать большевики, — вскрыть могилку. Как только плиту удалось подцепить и она сдвинулась с места, пещера стала стремительно наполняться водой, и “исследователям” пришлось срочно драпать наверх. Вода тут же ушла, и с тех пор никто уже не пытался нарушить покой отроков.Иоанн и Иаков канонизированы Православной церковью, так что упоминание о них вы можете найти в жизнеописаниях русских святых. В некоторых менюшских домах иконы с изображением отроков висят на самом почетном месте. О том, что творилось у озера в старые времена, мне рассказала жительница деревни Менюша Антонина Ивановна Андрианова, 1913 года рождения:

— ...Времена нынче худые, колхоз наш развалился, живем только клюквой. Сама я всю жизнь проработала и дояркой, и овчаркой, и курятницей — куда торнут. А все одно на озеро ходили всегда. Раньше и крестный ход был на озеро, а дорога туда была получше. Я ходила пока вот ноги ходили. Народу было!.. По двенадцать подвод у каждого двора стояло. Обязательно к Иванову дню пироги пекли, с рыбой, да у нас и сейчас все пекут. На озере две купальни было — мужская и женская — и купались обязательно голые. И оставляли часть одежды с больного места. Очень много одежды всегда плавало. Рассказывали, девочка одна слепая исцелилась. Пока подъезжала от Старого Веретья к Менюше, сначала солнце увидела, потом спину лошади, а в церкви уже — все! Давали завет: если поможет — то еще приезжали. А когда была борьба с религией — не пускали нас. Солярку в озеро выливали! Или сидит милиция: “Куда идете?” А толпа большая: “Посмотреть”. — “Вернитесь, граждане!” Кто постарше, в разговоры не вступают, в деревне-то власть — это власть, а кто помоложе: “Вы что, запрещаете нам ходить?” А что они сделают? Смех: агитбригады у Веретья сажали с гитарами — отговаривать... Троицкий храм был красивейшим на всю округу. Такой был красивый, цветущий, весь в золоте. Купол — голубой, и по нему — цветы золотые...Купол давно обрушился. Теперь в храме над прихожанами сияет голубое небо, а если погода портится, с высоты на пол перед алтарем сыплет дождь. На крыше дети собирают землянику. За десятилетия забвения там вырос целый лесок, который лишь недавно выкорчевали. До несчастья на куполе селилось семейство аистов — птицы теперь переселились на водонапорную башню. И еще, что особенно удивительно, на посетителей Троицкого храма сверху капал... мед! Оказывается, в шпиле колокольни жили пчелы. Но и они вынуждены были ретироваться: шпиль снесло ураганом...Только в пещерке, где упокоились менюшские отроки, пока все цело. Местные жители, как могут, ухаживают за святыней, но их сил хватает лишь на пещерку, храм отдан на съедение времени. Нужны средства, а где их взять в местности, где колхоз ликвидирован, люди брошены на “единоличный прокорм”. Здесь живут только клюквой — больше нечем. Всего в Менюше, Старом и Горном Веретье, принадлежащих одному сельсовету, проживает около 400 человек и абсолютное большинство из них — пенсионеры. За год здесь регистрируется 15 смертей, 1-2 рождения и с 84-го года не было ни одной свадьбы. Они надеются, что кто-то сможет помочь сохранению их святыни, Троицкого храма, но, наверное, сейчас у каждого человека ворох других забот и кому есть дело до каких-то, пусть и святых, мальчиков?

Новгородская область

Он поет!

…Видный задонский историк (простите, не смею упоминать его имя всуе…) убедительно доказывал мне, что святой Тихон, ну, никак не мог бывать возле этого «поющего дуба». Демонстрировал мне карты XVIII века, по которым можно было разглядеть: дуб находился в те времена на огородах… Ну не мог же великий человек, когда шел в село Тюнино, пробираться задворками да через овраги!

Святитель действительно в Тюнино ходил часто, ибо место сие любил. В народе сложилась легенда о том, что Тихон любил в тени дуба передохнуть. Дубу на вид лет триста. Тихон жил в те времена, когда это дерево было тонким 50-летним «подростком».Опять же несостыковочки…

Ну, а что касается самого явления… историк привел слова одного авторитетного лица: «Эту бы старушку – да об этот дуб!» А люди между тем к дубу все идут и идут… Поменьше, нежели в монастырь, однако желуди с «поющего дуба» собирают старательно, и, видимо, прикладывают их ко всяким местам. Поскольку дуб находится в частном домовладении, паломники упрашивают хозяйку, чтобы та открыла калитку и позволила прикоснуться к «целебной» коре. Благо, хозяйка – женщина

благожелательная. Ясное дело, что поклонение дереву – чистое язычество. Задонск, буквально застроенный храмами и монастырями, - и какой-то дуб… Вот ведь какие разновеликие величины на чашах весов!

…Аккуратно побеленный домик на улице Крупской знают все. Он находится между странной стелой, на которой начертано: «…оплот мира» (точно не ясно, что именно оплот, ибо первое слово удалено) и памятником… пенициллину, который установил задонский ветеринарный врач (поскольку этот лекарственный грибок спас много жизней – в том числе и человеческих). Калитку мне открыла вовсе не бабушка (которую хотели «об этот дуб»), а молодая женщина. Гостеприимно провела в дом. Там я и увидел бабушку, Варвару Максимовну Полякову. А еще одну молодую женщину. Молодые – дочери Варвары Максимовны Елена и Ольга, они к маме погостить заехали.

Видно, что бабушка набожная, ибо в комнате иконы занимают две стены. Дочери даже обрадовались приходу журналиста, мотивировав свое благорасположение следующим аргументом: «Ой, маме уже восемьдесят четыре, она для корреспондентов такое насочиняет, что потом и читать стыдно! Лучше мы вам расскажем…» Начала Ольга:

- Я вам расскажу о том, как я сама в первый раз поверила. Нас шестеро было у мамы с папой, а папа умер рано, в 1973 году. Она нас одна поднимала, и мы мамочки благодарны бесконечно. Когда мы маленькими были, к дубу бабушки разные приходили, молились у дуба, пели духовные песни. Особенно бабушка Марья выделялась, ее все звали «Молящая». Она обнимала дуб, целовала… а мы, дети, над ней смеялись. А как-то старший брат Николай вышел вечером в туалет, прибегает весь бледный, испуганный: «Там под дубом… поют!» Мы затихли, прислушались. Лично я ничего не услышала, а сестра Надя говорит: «Да, в дубе будто церковный хор поет… да красиво-то как!» Но это только так, прелюдия. Выросли мы, разъехались из родного дома. Сестра наша, Галя, в Мурманской области жила. Приехала она в отпуск погостить. Ну, отдохнула – пора и домой. И за три дня до отъезда из коры дуба потекла какая-то ароматная жидкость. И много так – прямо ручей! Мы сначала думали, заболел дуб, пытались лечить даже. Старухи на улице сказали: «Мироточит!» Проводили Галю – жидкость течь перестала. Ну, прошло несколько месяцев. И однажды мама говорит: «Что-то тревожно мне. Дуб гудит!» Прислушались: да, правда, какое-то нервное дрожание в стволе. Очень скоро пришло из Мурманска сообщение: Галя неудачно упала, разбилась – и скончалась. Произошло это в тот день, когда дуб загудел. А на следующий день в том месте, откуда жидкость текла, открылся глубокий шрам… И вот мы на сорок дней собрались в отчем доме. Сидим за столом, поминаем Галю. Я выхожу во двор, вижу: опять жидкость течет – именно из шрама! Благоухает. Вот тогда-то я и поверила. Хотя, может быть, это и совпадение…

Елена, как видно, молчунья, выслушав повествование сестры, заметила кратко: «А меня дуб наделил интуицией. Я чувствую, что будет…» Меня сначала подмывало спросить у Елены а что будет со мной? Потом все же

сообразил: это ж какой ужас – узнать свое будущее! А вдруг оно безрадостное?.. В общем, я не отреагировал на реплику Елены.

Немного о внешности «поющего дуба». Он как бы является частью дома, ибо к дубу пристроено крыльцо. Дерево прямое, и, судя по тому, как жадно его ветви устремляются ввысь, простоит еще не один век. Не берусь судить о возрасте дерева, однако я видел дубы намного мощнее. Правда, более древние дубы обычно испещрены дуплами, да и ветви старых дубов склоняются к земле. В этом дубе ничего никуда не склоняется. Он полон сил. Разве только кора от земли и до высоты человеческого роста сильно повреждена. Если провести гипотетическую линию между Богородицким монастырем и селом Тюнино, дуб аккурат будет на ней. Рядом, на той же улице, стоит величественный Троицкий храм. Позже очень я хотел священника спросить о дубе и об отношении Церкви к нему. Обрадовался, увидев на заборе надпись: «Храм открыт». Однако, к сожалению, на двери храма увидел тяжеленный замок…

…Дальше рассказывать начала уже сама хозяйка. Дочери, когда Варвара Максимовна повествовала, посматривали на нее строго и не слишком одобрительно. Но почти не встревали. Итак, подлинная, а не мифическая история «поющего дуба» начинается в 1961 году, когда семья Поляковых получила участок для строительства дома. Он был сплошь в деревьях, преимущественно в дубах; местные говорили, это бывшая помещичья усадьба. Поляковы были выходцами из деревни, и очень обрадовались, что удалось осесть в городе. Землю для Поляковых «отрезали» от участка, принадлежавшего четырем сестрам Примогеновым, дочерям помещика. Они, естественно, в то время уже пожилыми были; еще с дореволюционного времени работали они учительницами, а одна из них, поговаривали, была секретарем самого Ленина.

Жили сестры в скромной хатке в глубине парка. Когда сюда пришла бригада пильщиков, сестры смотрели на мужиков с некоторым недоумением и довольно злорадно. Сначала работа шла споро. Но, когда очередь дошла до ЭТОГО дуба, случилась странная заминка. Пильщики в один голос заявили: «Не будем больше пилить. Дуб этот… церковные песни поет!» Несколько раз они пробовали подступиться к древнему растению – и всякий раз в паническом ужасе убегали. Случилось непредвиденное для того времени событие: дуб был взят под государственную охрану как «памятник природы». На дворе стояли хрущевские времена, когда вера преследовалась с особой жестокостью. И, несмотря на это, «церковный дуб» официально поставили под охрану! Поскольку участок был небольшой, Поляковы просто вынуждены были строить дом так, чтобы дуб оставался как бы частью строения. Тут и старушки стали приходить, рассказывать про «Тихона-угодника», про деяния батюшкины, про то, что этот парк был его излюбленным местом отдыха…

Варвара Максимовна много раз слышала это удивительное пение: ощущение, что внутри дуба хор православный живет, а еще чтец Писание читает. Ну, будто служба в храме идет! А муж Варвары Максимовны, Петр

Романович, уверял, что как-то в два часов ночи видел, как под дубом стояла женщина с распущенными волосами. Да, в общем-то, всякое здесь бывает. Дуб часто вдруг начинает трястись. Или гудеть. Но поет, если по правде говорить, редко.

Дуб растет – и однажды на начал «распирать» дом, ведь дерево является одной из его опор. Сын Варвары Максимовны Николай однажды все же решился «памятник природы» погубить. Он рассудил: если стесать на уровне земли кору – дерево рано или поздно засохнет. Упорный он мужик, Коля: трое суток он тупо боролся с дубом: рубанет – топор отскакивает как боксерская перчатка от «груши». Переведет дух – снова рубить! На четвертый день сдался: «Все, не могу больше с НИМ воевать! Замучил меня, с…»

Мне стало любопытно: а какова судьба Николая? Ведь на святое покушался… И бабушка, и дочери меня заверили: «Жив и в добром здравии! Наш дуб не наказывает. Он только помогает…» Об отношении к дубу священников мне все же удалось узнать. Правда, с «противостоящей» стороны. Варвара Максимовна призналась, что священники приходят в ее дом часто. Даже монахи заходят. Придут, посидят, вопросы позадают. Самый частый вопрос: «Как это он может быть святым?» На это Варвара Максимовна обычно отвечает: «А у меня иконы-то тоже деревянные…» Убийственный аргумент малообразованной женщины. Несколько раз Варваре Максимовне предлагали в монахини уйти. Условие одно: пусть она дом отдаст. Дочери логично рассуждают: «Если Церковь против языческого поклонения деревьям, зачем они дом с дубом прибрать хотят?..»

Липецкая область

Путь к Великой реке

Во-первых, он самый древний, его история длится больше 600 лет. Началось все с того, что простой крестьянин обнаружил на берегу реки Великой икону Николая Чудотворца. Точной даты чудесного обретения иконы никто не помнит, однако известно, что около 1400 года жители города Хлынова (теперь это Киров) попросили отпустить Чудотворца к себе, дав обязательство ежегодно, в день явления иконы приносить его на “место рождения”. С тех пор обязательство не нарушалось ни разу.

Во-вторых, он самый людный в православном мире. В этом году паломников-трудников набралось больше трех тысяч. Были времена (тогда верующих специально разгоняли милицейские и комсомольские отряды), людей не набиралось и трех десятков.

В третьих, он самый продолжительный (если исключить народившиеся в недавние время “суперходы” на дальность, в которых на самом деле участвует лишь дюжина храбрецов). От Кирова до Великорецкого и обратно идут шесть дней, расстояние равно 155 километров.

И, в четвертых, он без сомнения самый многотрудный. Дело вовсе не в мозолях и не в усилиях, которые как дети, так и старики прилагают, чтобы подняться после очередного привала, чтобы идти. Дело в традиционно

дождливой погоде, в подъеме в час ночи (!), чтобы отправляться после молитвы сразу же отправляться в путь. Дело в гнусе, в слепнях, в злобствующих в эту пору комарах и клещах. Паломники даже счастливы дождю, потому как идти по колено в грязи гораздо легче: не сбиваются ноги!

В эпоху атеизма шли большей частью старики. Теперь, как замечают старожилы, пожилых все меньше, молодых - больше. Тем более что в день праздника явления иконы (6 июня) власти организуют комфортную доставку в Великорецкое всех желающих. Грязные, перманентно усталые паломники по сравнению с заехавшими на день туристами выглядят в общем-то жалко. Тем не менее ехидных улыбок на лицах холеных горожан я не встречал. На участке пути, который протопал я, крестный ход пересек четыре мертвых деревни и одну живую. В живой люди встречали паломников празднично, выносили воду, чтобы дать напиться, и в глазах селян читалась какая-то особая строгость, напряженность. Нет, это была не жалость, не сочувствие, а... наверное, надежда. На что? Думается, на то, что грехи наши искупятся и вера восторжествует над темнотой духа. Когда ты стоишь на месте, и добрый час мимо все идут, идут самоотверженные люди, начинаешь понимать, что не все в этом мире принадлежит чистогану.

Кировские коммерсанты откликнулись на подъем славы Великорецкого по-своему. Вначале они решили воду из Святого источника разливать в бутылки и продавать. Не получилось: поток оказался слишком слабым для промышленной разработки. Пошли другим путем - выпустили новый сорт

пива, который назвали “Великорецким”. Придумано простенько, по-совковому, с разумным уровнем дебилизма. Но пиво получилось дерьмовое.

А река Великая, кстати, вовсе не соответствует своему имени. Это просто тихая, задумчивая и чистая речка, текущая преимущественно среди тайги. Видимо раньше она называлась иначе и переименовали ее исключительно из-за иконы Николая Чудотворца, однажды явившейся на ее берегу. Дерево, на котором святыню нашли, давно истлело, но остался пень от дерева, растущего когда-то по соседству. Вообще все деревья, растущие рядом, почитаются как святые. Священство против, ведь поклонение деревьям можно отнести к проявлениям язычества. Но, несмотря на проповеди, люди все равно читают у деревьев молитвы и стараются отломить цепочку от священного пня. Исходя из того что число паломников растет, скоро от пня ничего не останется, как не осталось ничего от первоначального

дерева. Люди, изгрызя пень, наверняка перекинут свою “любовь” на другую деревяшку.

Но все сказанное скорее относится к “туристам”. Паломники-трудники, идущие весь путь, до подобной дикости не опускаются. Они полностью поглощены осознанием особого братства, в котором они существуют всего шесть дней. Путь к Великой реке - это особенный мир, который наверняка лучше мира реального. Писатель Владимир Крупин, который многие годы проходит этот путь, сказал про него так: “За все время я ни разу не слышал, чтобы кто-то кому-то сказал плохое слово или чем обидел. Только любовь...”

Кировская область

Донская Мадонна

Пещерный монастырь, выдолбленный в горе над Доном, - главная жемчужина Белогорья. Никто точно не знает, когда он точно возник. По официальной версии начала его создавать в конце XVIII века некая женщина, которую в народе называли “Мария-пещерокопательница” но есть и другие сведения. Она не копала, а производила раскопки.

Якобы здесь, по пути “из варяг в греки” останавливался апостол Андрей и он благословил монахов отшельников на постройку подземных жилищ. В степи скрыться нельзя, а в подземелье, со входом прямо в обрыве, легко. Не случайно немцы в войну взрывали входы в монастырь, подозревая, что там прячутся партизаны. Уничтожить-то им наших не удалось, потому как из пещер много тайных выходов, но повредить подземную систему - получилось. Вредили и наши, то есть, большевики. Она разрушили все надземные постройки, а годные кирпичи развезли по городам и весям - для строительства. Благо что подземная часть несравненно больше: длина пещер на всех трех этажах (открытых и исследованных) - больше 800 метров.

От села Белогорье до монастыря идти три километра - через хутор Кирпичи - и по пути к святыне показали мне “криницу”, - родничок, над которым, прямо на дереве прикреплена икона. Эта икона называется “Божья Матерь умягчение злых сердец”. Икона, которая висит сейчас - новодел, подарок паломников, а оригинал иконы находится за несколько тысяч километров. Дело в том, что во время войны стояли здесь итальянские войска, которые святыню и уперли.

Согласно преданию, в одном из домов солдаты нашли икону, которую отдали своему полковому священнику. И по какой-то причине итальянцы стали считать, что “Богородица умягчение злых сердец” их спасает от бедствий войны. Когда наши итальяшек турнули, те, кому посчастливилось выжить, вернулись домой, и у себя в Италии построили для иконы часовню. Она и сейчас там, а носит она название: “Мария Донская”. В Белогорье достоверно никто не знает, в каком городе Донская Мадонна нашла упокоение. Я провел небольшое исследование и узнал вот, что. Во второй половине декабря 1942 года солдаты из взвода лейтенанта Джузеппе Перего нашли в разрушенном от бомбежек доме икону “Умягчение злых сердец”, которую они передали своему военному священнику — капеллану отцу Поликарпо из Вальданьи. По словам местных жителей, эта икона происходила из пещерного Воскресенского Белогорского мужского монастыря. Итальянцы называли ее “Madonna del Don”. После Острогожско-Россошанского наступления советских войск в январе 1943 года остатки разбитого итальянского корпуса покинули пределы нашей страны. Капеллан Поликарпо взял “Донскую Мадонну” с собой в Италию, где в Местре

(материковая часть Венеции) специально для нее была выстроена часовня, до сих пор остающаяся местом массового паломничества родных и близких итальянских солдат, погибших в России.

Как вспоминают старожилы, итальянцы вели себя порядочно, очень редко прибегали к насилию по отношению к местному населению и не успевали твердить, что пришли в Россию не по своей воле. А местные жители помогали несчастным южанам, согревали их и даже кормили. Многие убеждены в том, что именно икона спасала людей от скотства, которое для войны является обычным делом.

Немного о Марии-пещерокопательнице. У этой женщины, потомственной казачки, была бурная жизнь. Впрочем в житиях, сочиненных после смерти святой, духовные писатели все несколько смягчили. Например написали о том, что она всегда была праведницей, даже когда болела “нехорошей болезнью”. Сама она рассказывала, что с детства мечтала стать монашкой, но “родители, видевшие ее тогдашнее дородство, не допустили того и выдали против воли замуж”. Замужем за белогорским войсковым Самойлом Шерстюковым, “довольно уже пожилым и несколько полоумным”, она пробыла двадцать лет, имел двух сыновей и дочь. А когда овдовела - запила, прожила все имущество и вынуждена была наниматься в работницы к людям. Детей своих не воспитывала, за собой не следила. А еще Мария якобы занималась колдовством и ворожбой, собирала всякие травы и корешки. В общем дурная о ней была слава.

В 1795 году она вдруг меняется. Поговаривали, что на кринице (той самой, в Белогорье) она обрела икону. Стала приходить к храму, вначале боялась заходить (ведь от нее дурно пахло), все плакала. Через год Мария пошла в Киево-Печерскую лавру. Там ее приметил некий иеромонах, который заповедовал Марии на всю жизнь пост строжайшей трезвости и копание пещер. Возможно он что-то знал о Белогорье. Возвратившись Мария принялась за хутором Кирпичи копать. Едва она приступила, ей было видение. Святой Антоний Печерский сказал ей: “Не там копаешь, надо там, где в старину, во время гонений от неверных, скрывались святые отцы. Ты найдешь там их мощи и кирку...” И указал Марии место.

Предания утверждали, что Мария-пещерокопательница орудовала исключительно ногтями, но на правду это похоже мало. Известковая порода хоть и податлива, все же ногтям здесь не справиться. Была ли кирка Марии от святых отцев, неизвестно.

Народ думал так: “Колдунья, ворожея, гулена, - да еще и копает что-то... не к добру!” Но после, увидев, что Мария ведет праведную жизнь, тем более в пещере видели люди иконы и слышали молитву, они потянулись к ней. Поскольку с местным духовенством Мария не общалась, утверждала, что духовник ее - неизвестный киевский монах, оба белогорских священника донесли благочинному о беспорядках. Протоиерей Михаил Яковлев приехал и пытался Марию-пещерокопательницу отговорить совершать грех да и людей соблазнять. Она утверждала, что труд ее повелевается свыше и что делает она это для своего спасения.

В 1906 году назначенный благочинным священник Иоанн Ставоров донес о действе Марии в Воронежское епархиальное управление. Очень скоро из Острогожского земского суда последовал приказ: “иконы и кресты вынести, входы заложить”. Марию даже препроводили в острогожский тюремный замок. Но уже через несколько дней выпустили, тем более что несмотря на бдение полиции копание пещер продолжали последователи Марии.

Переломным стал 1817 год, когда государь-император Александр (до него дошли жалобы духовенства на Марию) вынес решение в пользу пещерокопательницы. Помогло письмо Шерстюковой царю, сохранившееся в архивах. Она писала: “...Злость, зависть и самое недоброжелательство той же слободы Благочинного Протопопа Иоанна Ставрова желающего отклонять и совершенно прекратить ход не только в означенную пещеру, но и в храм, предела не знает... прошу уважить 90-летнюю старуху”. Император даже подарил Марии икону святого Александра Невского. Именно поэтому первый пещерный храм освящен во имя святого князя Александра.

Монастырь, который разросся над пещерами, разогнали в 1922 году. История вышла знаковая. В 1920 году община открыла мощи Марии и выставила их для поклонения во вновь отстроенной часовне. Командовал всем отважный человек Борис Михайлович Клейст, который уговорил Белогорский волисполком сдать в аренду подворье монастыря для организации сельскохозяйственного производства. Таким способом Клейст (он был уполномоченным архиерея Воронежской епархии) смог на некоторое время сохранить монастырский уклад. Он, а так же один монах и две “чернички” были привлечены к уголовной ответственности и этих честных и благородных людей судили показательным судом - за “мракобесие и открытие мощей”.

Клейста приговорили к 10 годам лишения свободы, лишили права гражданства и конфисковали личное имущество. Очень скоро после приговора следователь по фамилии Усатов заболел странной болезнью: он стал покрываться... рыбьей чешуей. Усатова возили лечиться в столицу, но ничего не помогло. Он умер в страшных мучениях. Свидетели процесса, услышав о кончине “защитника закона” вспомнили, что во время судилища мощи Марии-пещерокопательницы (а так же мощи последователя Марии Иоанна Тищенко, который продолжил ее дело) были выставлены прямо в зале и следователь всячески издевался на останками...

Мощи Марии и Иоанна после процесса пропали. Впрочем так же как пропали отважный Клейст, монахи и “чернички”…

Воронежская область

Святой колхозный пруд

...Относительно недавно, лет семь назад, когда к святому озерцу, что в окрестностях села Съезжее, в Богородицын день сошлись многочисленные паломники, кто-то воскликнул, что видит город. Люди обратили свои взоры чуть повыше воды и некоторые из них узрели, что над водой, колеблемый воздушными струями, и впрямь возвышается... прекрасный град. Видели не все, но те, кто удостоился видения, испытывали чувство необычайной легкости душевной. Наверное, это была благодать.

Некоторые после авторитетно заявили: “Массовая галлюцинация”. И успокоились. Но как тогда поступить с другими фактами и видениями, коих за последние полвека было немало? Ведь события следовали непрерывной цепью, и всякий раз, когда очередной явление пытались анализировать, всплывало простое слово: чудо...

Итак, было под селом Съезжим озерцо, которое считали простым колхозным прудом. Из него пила скотина, в нем мыли ведра доярки, а пацаны ловили карасей. И ничего особенного. Съезжее - село не такое и старое, ему все-то от основания 228 лет. Первоначальное название села было Леонтьевка, по имени первого поселенца, а селились здесь удельные и государственные крестьяне, по национальности русские и мордва. Съезжим село стали называть по названию реки Съезжей, притока реки Самарки, а так же оттого, что в селе проходила крупная ярмарка. В 1820 году построена была Козьмодемьянская церковь, дожившая до наших дней в сильно поврежденном виде. В селе процветал гончарный промысел, который ныне зачах, а вот земли (по преимуществу пойменные) оказались малопригодны к земледелию, отчего ни в те времена, ни в нынешние, сельское хозяйство значительных доходов не приносило. Ныне местный колхоз разорен и население перебивается случайными заработками и в основном живет урожаями с личных огородов.

Таких прудов, как “святой” в пойме двух рек много и почему чудеса стали случаться именно с этим, совершенно непонятно. Да и не озеро это вовсе, а зарастающая старица реки Съезжей, больше похожая именно на колхозный пруд. Началось все с простой колхозницы по имени Зоя, которую после прозвали “Зоей-богомолкой”. Это произошло в 1958 году. Однажды... а, впрочем, зачем я буду рассказывать легенды? Духовная история России знает тысячи случаев чудесных явлений, и в сущности все они являются преданиями типа “однажды мальчик (пастух, монашка - варианты прилагаются) увидел на берегу (реки, ручья, моря) икону...”, передающимися из уст в уста. Здесь мы имеем случай поистине уникальный. Зоя-богомолка жива!

Она долго, десятилетиями пряталась от посторонних, старалась помалкивать даже тогда, когда слухи о чудесах повлекли к Святому озеру толпы паломников. Даже священники, приезжающие сюда помолиться, не знали толком, кто такая эта полумифическая Зоя и были почти уверены, что она - народная выдумка. Ну, разве может простая то ли доярка, то ли телятница удостоится чудесного явления самой Божьей матери? А она удостоилась.

Я не знаю, почему, но бабушка Зоя, чье полное имя Зоя Егоровна Гордеева, приняла меня, грешного и рассказала все так, как оно было. Зоя Егоровна возраст имеет почтенный, она 1908 года рождения. Бабушка почти не ходит, больше лежит в постели, но ум у нее светлый, а память цепкая. Во время разговора она не расстается с плетеной лестовкой (с такими монахини обычно читают молитвы):

- ...Я свинаркой тогда работала. Мы из этого озера возили воду свиньям, и как-то зимой, в 58-м году... а день был под Богоявленье. Два раза я съездила на лошади к озерцу этому, а третий приезжаю, гляжу - на полыньей Божья Матерь. Она такая чуть прозрачная, высотой повыше меня, и прямо в глаза мне смотрит. Я в село побежала, кричу: “Богородица явилась!”, и во все ворота стучу. Большинство не поверили, а те женщины, что пошли к озерцу-то тому, увидели Ее. Знающие сказали: “Казанская...” Пошли другие к озерцу, из тех, кто не верит, а образ-то исчез...

В последующие дни образ Богоматери над озерцом возникал еще не единожды, тому были уже многочисленные свидетели, а летом, в день Казанской Божьей Матери на берегу озерца собрались несколько сотен людей. Церковь в Съезжем к тому времени была разрушена (как и все другие церкви в округе), религия признавалась “опиумом”, и собрание было тайным. Молились, омывались водой из озерца, но чудесных явлений не наблюдали. Тем не менее молва о чуде шагнула далеко за пределы села, района и области. В последующие годы, в дни религиозных праздников, у озера стали собираться даже не сотни, а тысячи людей. Считалось, что вода из озера (особенно в Крещение и в Богородицын день) обладает целебным действием; кстати, она имеет свойство не портиться годами.

Началась долгая и непримиримая борьба между верующими и атеистическими властями. Само собою, несанкционированные сборища весьма напрягали начальство, ведь за допущение молебнов можно было

поплатиться постом. Доходило до жестоких физических столкновений. Толпы паломников (а приезжали к озеру издалека) пытались разгонять с милицией. Председатель сельсовета, начальник районной милиции пытались увещевать непокорных, но те не слушались. Тогда за дело брались некие люди в штатском, приезжавшие из Куйбышева - они арестовывали местных «зачинщиц» и увозили их в неизвестном направлении. Женщины через несколько дней возвращались, все больше помалкивали - но все равно в следующий праздник спускались к озеру молиться. Два раза, в 1959-м и 60-м годах, официальные милицейские сводки фиксировали... бунты. В 60-м, например, милиция попыталась схватить некого бородатого старика, проповедавшего Слово Божье, и женщину, торгующую иконками, На крик “Православные, на помощь!” мужики стенкой пошли на милицейский пикет и буквально вырвали арестованных из рук органов. Милиционеры и КГБ-шники опешили и побоялись кого бы то ни было арестовывать. “Брали” бунтарей после, по одиночке.

В последующие годы озеро пытались попросту уничтожить и происходило это кощунство по инициативе тогдашнего председателя сельсовета Прокофьевой. Сначала в него начали сливать отходы свинофермы. В 63-м травили воду соляркой, выливали туда бидонами карболку, креолин, отчего в селе потом дохла скотина. Несмотря на это люди брали из озерца воду и. Что удивительно, вода не теряла своих удивительных свойств.

В 70-е годы власти поутихли и стали относится к паломничеству более-менее лояльно. Но что же наша свинарка Зина-богомолка? С ней приключилась особая история. Она попала под пресс антирелигиозной власти “по полной программе”. Ее много раз вызывали или доставляли с конвоем в районную милицию – и следователи ее “обрабатывали”: заставляли признаться пред честным народом, что все это она выдумала. Стращали тюрьмой и даже завели дело (по анонимному письму) о том, что якобы она возит воду из озера в Куйбышев продавать. В районной газете писали на нее убийственные фельетоны. От своего видения Зоя Гордеева не отреклась, но кое-чего власти все-таки добились. Зоя-богомолка после того чудесного зимнего дня несколько десятков лет у озера не появлялась вообще; власти ей запросто тогда сказали: “Увидим там - детям твоим несдобровать!” На Крещенский молебен она пришла только в 1993 году, после перерыва в 35 лет.

И еще. По селу упорно ходят слухи о том, что в ТОТ день на берегу озера была обнаружена чудотворная икона. Никто не знает где она, известно только, что в Съезжем имеется община, состоящая из верующих женщин, которая сейчас взялась возрождать поруганный Козьмодемьянский храм, но слухи о наличии иконы женщины всячески отвергают. Одно из двух: либо в них жива подпольная закваска, либо иконы нет и в помине.

Почему чуда удостоилась именно эта женщина? У меня есть на сей счет свое мнение. Ответ, мне кажется, кроется в самой жизни бабушки Зои. Сама она про свою жизнь рассказывает так:

- У меня было трое детей, сын Иван, да дочери Лиза и Нина. Последняя, Нина, 41-го года рождения, ей две недели от роду было, когда мужа моего, Ивана Тихоновича, забрали на фронт. Погиб он в 42-м под Ленинградом и я одна поднимала детишек, да еще отец с матерью пожилые и больные на мне были. Мы ж пережили голод двадцатых, это когда у нас в Поволжье до людоедства доходили, и голод 33-го года... Мы тогда с мужем в Ташкент от голода уехали, “на хлеба”, а, когда сюда, в Съезжее вернулась, в войну тут тоже голод... Я была колхозницей, овец пасла, на быках пахала (мужиков-то

не было), потом телятницей, свинаркой... так и прошло все время-то. Мне досталося много. Шуточное дело - в голодовку перенесть такую семью: детишек трое да родители пожилые; такую ораву увела от смерти. На свиньях я инвалидность заработала. И мне все некогда было. Бабы, чтобы не работать в религиозный праздник, прятались в погреба, а я, только в окно стукнут - бегу работать...

Есть такое народное выражение: не стоит село без праведника. Может быть, и так...

После чуда баба Зоя, хоть и приказано было ей “сидеть и не рыпаться”, лечила людей. Молитвой. Как к озеру, так и к ней стекались люди - за исцелением, как физическим, так и духовным. Некоторые к ней относились (да и сейчас относятся) как к колдунье, и даже побаиваются. Но абсолютное большинство уважают. А то как же: долгие годы только она одна умела отчитывать покойников и блюла погребальные обряды в соответствии с христианскими канонами.

А детей своих она несмотря ни на что подняла. Сейчас они в возрасте, но живы и здоровы, а живет бабушка Зоя вместе со своей младшей дочерью Ниной. Дочь утверждает, что не верит в чудо святого озера:

- Мама нас с малолетства заставляла на коленях молиться. Божественная была, нам запрещала в октябрята и в комсомольцы вступать. Мы-то росли в боязни божьей, а я все равно в том пруду доильный аппарат мыла. Я ж дояркой работала в колхозе, а летний лагерь у нас аккурат у того пруда был. Я тоже, как и мама, рано осталась с детьми, муж мой погиб. Трудно было-то. Я не верю, а вот брат мой - поверил. У него какая-то болезнь была, слезы текли из глаз, так жена его к пруду повела, глаза помочила водой-то, слезы у него перестали идти. Поверил... Туда и увечные, и калечные стекаются, в особенности на Крещение. Но что там на самом деле было - знать не знаю...

Я тоже не знаю. Если тысячи людей верят и многие получают от бывшего колхозного пруда исцеление - значит, что-то в этой воде бывшего русла незнаменитой реки есть. Все зависит от того, ЧТО человек хочет увидеть в этой воде, которая, кстати, и сейчас кристально прозрачна.

Самарская область

Путь на Голгофу

Свято-Спасскую женскую обитель так и называют: Русская Палестина. Есть здесь и катакомбы, в которых издревле скрывались христианские подвижники, и пещерные храмы по образцу пещерных святилищ первых христиан.

Бытует версия, что пещеры начали рыть в меловой горе невдалеке от реки Дон еще при Андрее Первозванном. Наукой не доказано, был ли апостол Христа в Скифии (а тогда здесь была территория, подвластная скифам), но ведь не доказано и обратное. А потому красивая легенда имеет право на жизнь.

Официально принято считать, что первыми здесь в XII веке поселились монахи со святой горы Афон. Они привезли из Греции траву ладанку. Эта травка до сих пор растет на склонах Костомаровских гор (Костомарово - село рядом с монастырем, оно возникло намного позже). Если травку растереть, от нее изливается удивительный аромат. А еще растет на склонах гор трава черногорка, тоже привезенная когда-то с Афона. Но рвать ее нельзя, как и все остальные растения Русской Палестины: монахини бдительно за этим следят. И правильно: ежели каждый будет рвать - одна Лысая гора останется.

Пещерный храм Спаса в народе называют храмом Веры, Надежды, Любови и матери их Софьи. В нем одновременно могут молиться 2000 (!) человек. Там же, в храме, усыпальница старцев Спасского скита (да революции монастырь был скитом) и места для их моления. Старцы стояли за углом стены внутри храма, слушая Литургию, и не показывались прихожанам и паломникам. Они искали уединения, да и отшельнический вид старцев мог отвлечь людей от молитвы.

В храме постоянная температура +12 градусов - лишь в большие праздники от множества горящих свечей она ненамного повышается. Среди святынь храма выделяются икона “Святое семейство”, которая постоянно обновляется и удивляет свежестью красок, и икона Валаамской Божьей Матери. На последней иконе следы от пуль, шесть отверстий. Икона написана на металле и, что удивительно, сколки металла не ржавеют. Икона часто мироточит. Но в данный момент она плачет. Кровью. Капельки крови видел сам. Свидетельствую. Монахиня, которая меня водила по пещерам, так и не смогла ответить, к добру это или нет.

Костомаровский монастырь живет в режиме “перманентного чуда”. Здесь постоянно происходят удивительные явления: например, на фотографиях проявляются вдруг лики святых, либо что-то мироточит, либо появляются небесные знаки типа четырех радуг стразу или световых “столбов” над церквами. Здесь к чудесам относятся как к чему-то естественному.

Еще здесь почитается место, где являлась Божья Матерь. Подвизался в тогдашнем скиту один иеромонах, и однажды он тяжко согрешил (предание не сообщает, как). Он осознал свой грех, ему стало больно, и он не знал, как ему жить дальше. Монах рыдал и просил прощения у Бога. Долго просил. И вдруг из стены пещеры вышел огонь, появилась Царица Небесная. Она сказала, что грех его прощен. И на том месте в стене сохранилась трещина. У нее теперь много молятся, и, как говорят, просьбы людские исполняются.

В одной из усыпальниц, где хранилась плащаница Божьей Матери (ее украли в богоборческие времена), постоянное благоухание. Монахини говорят, что это знак того, что Богородица не оставляет их.

Самое таинственное место - пещера Покаяния. Место действительно потрясающее, и восприятию не портит даже такой текст, почерпнутой мною в какой-то рекламе: “Вход по одному. Идем по пещере гуськом друг за другом в 30 метрах, держась правой рукой за стену. Одновременно вспоминаем свои прегрешения и грехи, раскаиваемся, просим Господа о прошении. Затем оказываемся перед образом Святителя Николая с мечом в руках. Молимся, ставим свечи”. Верно это писал (а) бывший инструктор райкома. На самом деле пещера Покаяния - просто самое тихое место на свете. Но разве не открывается Бог в безмолвии, когда ничто не мешает? Именно из-за этой пещеры в Костомарово несколько веков возили со всей России самых отчаянных грешников. Потому что человек в пещере Покаяния на остается наедине с собой. И с Богом. Это, поверьте, непросто, но это надо

пройти. Описывать пещеру Покаяния не буду. Потому что слова - лишь “кимвал звенящий” по сравнению с сутью.

Последний старец из тех, дегендарных, отшельник Петр, живущий в пещере Покаяния, исчез в 1937 году. Народная молва говорит, что его расстреляли прямо там, в пещере, в момент, когда он принимал исповедь.

Большинство келий старцев устроены были так: каменные “мешки” имели связь с внешним миром только посредством маленьких оконцев - для воды, хлеба и для записок с просьбами помолиться. Внутри кельи имеется лишь каменное ложе.

Рядом с пещерами гора Фавор. Над ними - гора Голгофа. Как и положено, на Голгофе крест. По большим праздникам туда поднимаются крестными ходами. Есть Гефсиманский сад, причем никто не знает, кто и когда его высаживал.

При жизни старец Петр предсказал, что монастырь возродится дважды. Так и случилось. В 1945 году власти разрешили в пещерном Спасском храме открыть приход. Страна лежала в разрухе и людям нужна было духовная помощь. Жил тогда в пещере юродивый, которого в народе звали Андрюшей. Он выполнял при церкви всякую черную работу и состоял сторожем. Зарплаты он не просил, и питался подаяниями. В 1950-м году по Черноземью расползлись слухи о ближайшей кончине мира. Когда блаженный Андрюша

об этом услышал, он прямо в меловой горе стал рыть колодец. Среди верующих пронесся слух, что вода в колодце будет чудодейственной. Власть, узнав о том, что творится в Костомарове, приказала “пресечь”. Наряд милиции прибыл к храму чтобы арестовать блаженного, но он исчез. Навсегда. В отместку власти убрали приходского священника.

А в 1958 году храм снова закрыли. “Строители хрущевского коммунизма” измывались над святыней почище гитлеровцев: они взрывали храм изнутри, громили церковную утварь. Именно тогда они расстреляли икну Божьей Матери, которая сейчас плачет кровью...

Говорят, богоборцев всех до одного постигла тяжелая участь. Кто-то покончил собой, кто-то сошел с ума, кого-то убили.

Второе возрождение обители началось в 1997-м. Тогда сюда приехали три сестры и поселились они в вагончике. Теперь не только восстановлены пещеры (кроме глубоких ходов, которые не благословляют раскапывать предстоятели), но и построены наземный храм Богородицы “Взыскание погибших”, сестринский корпус, хозяйственный двор. Количество сестер с 3-х увеличилось до 50-ти. И очень хочется верить, что третьего возрождения уже не будет...

Настоятельница обители матушка Серафима (Иванова) сказала загадочную фразу:

- И сейчас в пещерах, в затворе, - старцы. Их около десяти. Они молятся за весь мир...

Но дальше тему развивать не стала. Перевела на другое. Рассказала, что в селе Костомарове народ не слишком старается веровать. А еще в округе живет много нерусских людей, точнее выходцев с Кавказа. Само Костомарово в общем-то не русское село, там проживают украинцы, или по-местному “хохлы”, но по своему опыту я знаю, что украинцы более богобоязненны, нежели русские. И это меня удивило.

Выяснилось вот, что: грубо говоря, местные жители, в особенности вновь приехавшие с Кавказа занимаются потравой. Их скотина гуляет по заповедным горам, прямо над монастырем, и уничтожает уникальную святую флору. Матушка одно время с ними (то есть с владельцами скотины) пыталась бороться, но те ей отвечали: “Ставьте забор!” А откуда у бедного монастыря деньги на забор в несколько километров? Тем более что места здесь такие: поставишь забор без охраны - украдут! Вон, в соседнем селе Колодежное восстановили водяную мельницу, прямо по-старинному образцу. И разворовали, растащили по бревнышкам. Районные власти второй раз ее восстановили... и второй снова разворовали!

Или взять туристов. Матушка искренне возмущается тем, что некоторые заезжают на Голгофу прямо на автомобилях. Или в автобусах (пешком-то лень). И стоят у Святого Креста, пиво тяну, курят... Монахини делают им замечание, а они: “Мы заплатили за экскурсию, чего вам еще...” Матушка Серафима говорит им: “Извините, в Царствие небесное на экскурсию не ездят...”

О нравах сегодняшнего времени спорить не будем. Старики всегда ругали новое поколение, со времен Вавилона, но мир еще не упал. А вот насчет национального вопроса...

Там, на Востоке, силен мусульманский фактор. Здесь... Матушка рассказала про чеченцев, турок, цыган (правда они - православные). Про них она не думает ничего хорошего (уж не буду передавать ее эмоциональные слова), но в последнее время приезжие притихли. Стали относиться уважительнее к православным святыням. И то слава Богу. На прощание матушка сказала:

- Да все можно с Божьей помощью перетерпеть. Тем более с нашими сестрами. У меня же молодежь, ничего не умеют, на все надо наставлять. Уедешь куда-нибудь - они тут как цыплята беспомощные...

Монашки в монастыре действительно молодые. Говорят, прямо со школьной скамьи приходят. По монастырским правилам не дозволяется с ними разговаривать на жизненные темы. И даже фотографировать их нельзя без специального благословения, которое дается очень редко...

Для истины зашел в село. Красивое селение, частью Костомарово у берега Дона лежит, частью врезается в балку ручья Иордан. Географически монастырь - продолжение села. Духовное... не знаю, почему-то мирское и духовное не дружат.

Но я для другого пришел в село. Мне хотелось бы узнать, как здесь с мусульманами. Действительно ли есть проблемы. Хохлы - народ общительный и первая же встречная костомаровка баба Зоя рассказала, что

турки, дагестанцы и цыгане живут в соседних селах. Здесь, в Костомарове, живут чеченцы. Четыре семьи. Хорошие люди, их детишки к ней частенько прибегают: “Баб Зой, дай водички испить!” Она им конечно конфеток дает, пирогов:

- Ну, дуже воны нас не трэвозять. У ных тольки одна семья не робыть, отстальные у колгоспу працюют. Вот взять Салмана и Салику: и они робять, и дэти ихние робять: Резван, Динара, Диана. Зимой девочки на хверме навоз очищают. И другая семья гарна. Арсен скот пасет, жинка его Сайда зараз с дэтишками маленькими сидит. Добрые они...

Ну, будем считать, в Русской Палестине нет никаких “факторов”. А то что мне “напели”, мол, якобы кавказцы кому-то в лицо бросали: “Мы ждем приказа и будем вас резать...” Все сильно преувеличено. Или брехня?

Воронежская область

Потаенный святой

...Из могилы его останки выкопали ночью. Монахи действовали тихо и к утру уже все было кончено. Когда Руфь Аркадьевна пришла на кладбище, о произошедшем свидетельствовали лишь многочисленные следы ног и автомобильных колес. Крест на могиле стоял все тот же, да и оградка поставлена на место. Но все приметы говорили о том, что отец Александр покинул село Соболево...

Некогда богатое село Соболево сейчас похоже на пустыню. Все его население составляют 13 человек, живущих в 10 домах. Село теперь - скопление мертвых изб, посреди которых величественно довлеет древний храм. Приезд монахов - даже несмотря на то что это было ночью - не остался незамеченным потому что в тупиковом селе, к которому и дорога-то давно съедена временем и болотом, одно только появление чужих - значительное событие. Старухи все углядели, даже сосчитали, сколь было этих монахов: двенадцать душ!

Слухи дошли до власти. Сельсовет расположен далеко от Соболева, в селе Люмпанур. Деревень таких вот полумертвых полно, за всем не уследишь. Тем не менее, глава поселения была в шоке, узнав, что на сельском кладбище эксгумировали останки безо всякий разрешений. Это ж, получается, какая-то дикость! Вскоре власть окунулась в океан более насущных проблем и об инциденте в Соболеве забыла.

Но через месяц пришла весть: мощи отца Александра обнаружены в Мордовии, в городе Темникове. Об этом и в центральных газетах понанаписали, и в новостях первого канала показали сюжет о торжествах в знаменитом Санаксарском монастыре. Мощи при большом стечении верующих помещены в соборе рядом с мощами святого Федора Ушакова. Оказывается, старик, которого в Соболеве почитали, еще в 2000 году был причислен к лику святых под именем Александра Санаксарского. Больше двадцати лет соседом и наставником соболевцев был святой человек!

Скончался отец Александр давно, в 1961 году, а потому помнят его только старики. Больше всего про батюшку (именно так старца называли в округе) рассказала нынешняя жительница Соболева, Анна Ивановна Крашенинникова. Храм разорили еще в 1937 году, превратили его в зернохранилище колхоза “Заветы Ленина”, а батюшку из “поповского дома” выгнали. Он был монах - и семьи не имел. Люди отнеслись к изгнанию батюшки по-разному, и в основном в настроениях преобладал элементарный страх. Дело в том, что этот старец появился в Соболеве в 1935-м году, и про него знали только, что он хороший молитвенник и исповедник. По селу бродили слухи об арестах священников на других приходах. Отца

Александра почему-то не арестовали... Короче, никто не решался приютить старика.

И все-таки нашелся человек, который батюшку принял. Им оказалась самая бедная, “обиженная Богом” женщина. Она была горбатенькая, и в селе ее считали “дурочкой”. Звали ее Евдокия, сам же батюшка называл Авдотьюшкой. Евдокия зарабатывала шитьем одежды, была относительно независима и на мнение односельчан, что своим поступком может навлечь на себя беду, отвечала: “Господь видит все... с молитвой спасемся...”

Батюшку даже взяли на работу. Он устроился в лесхоз, занимался там выращиванием в питомнике саженцев деревьев. Как он сам говорил, “воспитывал сосенки”. И каждый день прочти в избе Авдотьюшки проходили

службы. Соболеву повезло: здесь не было стукачей, село и тогда было вдалеке от цивилизации, и потому до начальства сведения о творящемся в Соболеве не доходили. К батюшке шли за любой помощью, и он никому не отказывал. Исповедовал, причащал, отпевал. К нему приходили какие-то мужчины и женщины; их он называл своими “духовными детьми”. Говорил: “Храм закрылся, но знайте: здесь будет монастырь...” Вообще батюшка обитал тихо, работу в питомнике выполнял исправно и народ ни к чему не призывал. Ах, если бы люди знали, каким он был в двадцатых годах! Но об этом немного позже...

Батюшка жил слишком даже скромно. В его келейке едва умещались кровать и... гроб, который он для себя сколотил загодя. Больше туда не помещалось ничего. Умерла Авдотьюшка, и помогать батюшке стала другая женщина, Настя, которая еще в действующем храме певчей была. Но и вторая келейница тоже скончалась. Остался батюшка один. К тому времени он был уже очень пожилым человеком, однако сам ходил в лес заготавливать себе дрова, а пищу ему приносили сердобольные люди. И никого он до кончины не оставлял без доброго слова. Говорил: “Не расстраивайтесь, что такая жизнь. Бывало на Руси и хуже...”

Анна Ивановна припоминает случай. Пришла из далекой деревни к батюшке одна женщина. Он ее принял, а, когда женщина уходила, батюшка протянул ей краюху хлеба. Женщина отказывается брать, говорит, что сыта. Да, честно говоря, и брать от человека, одетого в драную телогрейку (другой одежды у него не было) и явно бедствующего как-то стыдно. Но батюшка настоял, говорит: “Отдашь тому, кого встретишь...” Женщина, очень взволнованная, вся дрожащая вернулась в Соболево часа через два. Рассказала, что внезапно ее обступила стая волков. Вожак уже готов был бросится, но женщина вспомнила о краюхе, вынула ее из сумы и протянула вожаку. Тот подошел.. и взял своими страшными клыками ту краюху. И стая ушла!

Руфь Аркадьевна Игнашева помоложе Анны Ивановны и батюшку помнит смутно. Совсем она еще девочкой была, когда батюшка Александр на дому служил и людей принимал. Тем не менее Руфь Аркадьевна часто ходит на могилу. Она ухаживала за ней, когда там батюшка лежал, да и сейчас ухаживает, когда его там нет. Да, собственно, так поступают все соболевцы - потому что батюшка исцеляет духовно и физически и поныне. Просто надо прийти на могилку и попросить: “Батюшка, трудно... поделись своей слой духовной!..”

У Руфи Аркадьевны есть сын Михаил. Он 18-летним мальчиком попал на чеченскую “бойню”, в осажденный Грозный. Там он был тяжело ранен и контужен, остался без пальца на руке и сильно ослаб зрением. Вернулся домой в растерянности, и прямо скажем, не в себе. Психика деревенского (да и городского...) парня, ставшего поневоле солдатом и вынужденного убивать, вряд ли способна перенести ужасы войны без последствий. Несколько месяцев Михаил пребывал в каком-то ступоре. И мать посоветовала сыну:

“Сходи на могилу к батюшке. Может он даст душевное успокоение...” Сын сначала отнекивался, а потом все же пошел - только чтобы мать успокоить.

Вернулся окрыленный. Ничего не рассказывал, что там произошло, но заявил: “Мать, знаю, что делать! Буду пчел разводить”. Пасеку Михаил сделал аккурат рядом с полуразрушенным домом, в котором жил батюшка (к сожалению, после его смерти келью бросили на произвол времени). И ничего - оттаял парень! Собирается хозяйство развивать, не пьет...

Руфь Аркадьевна с сыном живут невдалеке от храма. Этот храм недавно начали расчищать от грязи. Не местные, а дети из воскресной школы при храме села Корляки. Приезжают редко, не чаще двух раз в год, а в остальное время храм пустует. Тем не менее Руфь Аркадьевна часто наблюдает непонятное явление: в вечерней мгле в алтаре храма как бы свечи горят. Пение оттуда доносится - неземное какое-то. Хотя точно известно, что там никого быть не может. Это явление наблюдали многие, даже те, кто не

верует. А недавно в Соболево крестный ход пришел. Не мнимый, а настоящий. Его устроили местные священники - в знак памяти о святом.

По большому счету соболевцы знают про батюшку только то, что он “людям помогал” и был праведником. Про то, кто он, как попал в Соболево, да вообще о том, кем он, собственно, был, неизвестно было ровным счетом ничего. Настало время приоткрыть завесу тайны.

Его светское имя - Георгий Андреевич Уродов. Родился он селе Невежкино Пензенской губернии в 1876 году. Про это село у меня есть рассказ в книге «Душа русского и как ее понять». Пятнадцатилетним мальчиком он пустился во многомесячное паломничество по святым местам русской земли, а девятнадцатилетним юношей уже поступил послушником в славящийся своей строгостью Санаксарский монастырь Тамбовской епархии. После того как Георгия в 1911 году постригли в монахи под именем Александра, карьера его развивалась стремительно. Сначала был назначен казначеем монастыря, а в 1915 году братией выбран настоятелем.

После революции 1917-го года игумен Александр занял очень жесткую позицию по отношению к новой коммунистической власти. Дело дошло до того, что его арестовали. Обвинение было таким: “Александр - страшный монархист и желает опять воцарения Николая”. Но времена были все еще либеральные, и революционный трибунал вынес мягкий приговор: “ярого контрреволюционера игумена Александра как не признающего советскую власть выслать и перевести в какой-нибудь другой монастырь”. И Александра назначили настоятелем Свияжской Макарьевской пустыни Казанской епархии. В те годы Свияжск как духовный центр всячески подавлялся, там был организован один из первых советских концлагерей. Братию изгнали, Александра же назначили настоятелем Седмиозерной пустыни все той же Казанской епархии. К тому времени он уже имел сан архимандрита.

В 1928 году пять из шести монастырских храмов Седмиозерной пустыни власти закрыли, монахам оставили лишь один Вознесенский храм. И снова Александр был арестован. На сей раз за непризнание советский власти и (согласно приговору) “систематическое ведение среди крестьянства антисоветский агитации и пропаганды”, архимандрит Александр был приговорен к трем годам заключения в концлагере. Сначала на пути у непримиримого монаха была Бутырская тюрьма, ну, а после - СЛОН, концлагерь на Соловках.

Он смог пережить и Соловки. В 1931 году, после отсидки, Александра сначала отправили в ссылку на Урал, ну а после определили в Кировскую область. Помог устроиться бывший благочинный города Темникова, а в 30-е годы епископ Яранский Димитрий (Поспелов). Так архимандрит Александр попал в село Соболево. Что было дальше, после 1935 года, вы уже знаете.

Рассекретили недавно сведения за 1937 год: арестовано тогда в СССР было 136 900 священников. Расстреляно из них - 85 300 человек. Просто удивительно, как отец Александр Уродов, человек, известный своей ненавистью к советам, избежал страшной участи! И можно понять его

“тихое” поведение в Соболеве. За 24 года жизни здесь он ни разу не проявил себя как “экстремист”. Несмотря на это у батюшки был огромный круг общения. В Соболево приходили люди из разных концов страны. И есть версия.

В СССР долго существовала т.н. “Катакомбная Церковь”, организация верующих людей, не принявших ни советской власти, ни церковной иерархии, подчинившейся большевикам. Это была законспирированная структура - по вполне понятным причинам: священников, проповедующих против атеистической власти, ждала только одна участь: расстрел. Отец Александр испытывал давление и со стороны властей светских, и со стороны патриархии. Видимо, его ангел-хранитель сильно постарался, если он выжил...

Отец Александр (Уродов) канонизирован в качестве преподобноисповедника. Он один из немногих святых нового времени, которые одинаково почитаются и Московским патриархатом, и другими русскими православными Церквями (включая “катакомбников”, которые, по некоторым сведениям, до сих пор существуют, не признают даже российского паспорта и весьма негативно относятся к тем, кто сотрудничает с властью).

Батюшка служил до конца. Он и скончался почти сразу после того как в своей “домашней” церкви отслужил литургию. Никто точно не знает, кто были его духовные чада. Незнакомые люди в Соболево приходили часто. Для нас важно другое: батюшка селил надежду в души людей, которые с ним жили в далеком селе. Он оставил о себе добрую память. Могила его почитается, и люди находят возле нее облегчение даже после того как мощи святого были тайно вывезены в Темников. А значит люди стали причастны к чуду. И чудеса продолжаются...

Кировская область

Загадка Индомана

Река Индоманка как-то не по-здешнему стремительна и непредсказуема в своих многочисленных поворотах. Трудно понять, откуда река на Русском Севере могла получить такое имя, тем не менее, даже местность при впадении Индоманки в реку Кему (наоборот, по-русски неспешную и задумчивою) издревле так и называют: Индоманом.

Нравы на Индомане всегда отличались дикостью. На то в определенной мере влияют окрестные девственные леса, до сих пор изобилующие медведями и волками, промысловый и всегда напряженный характер индоманского населения можно было бы назвать “вольчье-медвежим”, если бы не одно “но”: народу на Индомане осталось настолько мало, что здесь теперь рады любой живой душе, особенно если она прибыла с добрыми намерениями.

А побывать на Индомане есть для чего. В одной из многочисленных и сильно обезлюдевших индоманских деревенек, Никанове, находится местная святыня, которую здесь незатейливо называют Родником. Он не имеет особливого названия, “Родник” - и все, разве только принято прописывать источник с заглавной буквы. Источников на Руси - сотни тысяч, но этот Родник выделяется среди великого разнообразия источников. Я бы сказал,

вокруг него строится вся жизнь Индомана, именно строй жизни здесь определен Родником, и даже складывается мнение, что люди на сей земле держатся только благодаря источнику.

Есть, кстати, мнения о происхождении названия местности. До нас дошли невнятные предания, согласно которым здесь в древности жил таинственный народ (предположительно - весь), с языка которого “индо ман” переводится как “земля гор”. Здесь действительно гористая местность, правда, земли почти нет - одни камни да глина. Если обратиться к местному северному русскому диалекту, то слово “инда” раньше понималось как “вода”, “ман” - как “искушение”. Поэтому поучается: “искушение водой”.

Местные жители почему-то убеждены в том, что их особливость связана с далеким происхождением, якобы предки индоманцев пришли откуда-то с Юго-Востока. Среди индоманцев немало темноволосых людей с карими глазами, что нехарактерно для северян. Ради опыта я попытался перевести слово “индоман” с языка древних ариев, санскрита, и вот, что получилось: “инд” - влавствовать, “ман” - “мнить”, “полагать”. Получается: “мнимая власть”. Как хотите, так и понимайте, но факт, что “индоман” переводится даже с санскрита...

А нравы здесь особенные. Например, еще до середины прошлого века на Индомане существовала забава: петушиные бои. Петухов пестовали, кормили сырым мясом, а сами ристалища устраивали как большие ритуальные действа. Что характерно, нигде на Русском Севере петушиными

боями не баловались (но из этой книги мы уже знаем, что в других частях России наоборот уважали петушиные ристалища) и совершенно непонятно, как сия странная традиция проникла в этот дикий угол. На праздники здесь обязательно дрались и люди. Вроде бы обычное средство отвлечься от суровых будней, применяемое во всей России, однако здесь считалось за правило обязательно кого-то... убить! Без человеческой жертвы якобы не будет счастливого года. Герой, нанесший смертельный удар, хоть и попадал в тюрьму, почитался на Индомане героем. Дерутся по праздникам и сейчас, правда (и слава Господу!) отказались от дикого обычая жертвоприношения. Хотя, о прежних обычаях вспоминают со светлой тоской. Их, индоманцев, понять трудно, но что делать - если такие здесь царили нравы...

Четыре года назад коренной индоманец Григорий Аксенов в результате подвижнической деятельности установил праздник Родника. Григорий Андреевич теперь - директор музея в райцентре, поселке Липин Бор, там же он в сущности и проживает, однако память о маленькой своей родине в нем не умирала никогда. С самого начала Григорий Андреевич сумел увлечь для этого дела священника, отца Алексия Макиевского, духовника Горицкого монастыря, что под городом Кирилловым. Батюшка уважаемый, активный, и не его вина в том, что на весь Вашкинский район (к которому относится Индоман) нет ни одного священника. Отец Алексий не пропустил ни одного праздника, а на сей раз он не только провел водосвятный молебен, но даже окрестил в Роднике тех, кто захотел принять Святое Крещение. Еще батюшка провел молебен на месте, где некогда стояла деревенская часовня, освященная во имя святых мучеников Кирика и Улиты. А после службы прямо у Родника состоялся праздник, веселый и разгульный. С традиционной дракой, которая, впрочем, была незначительна, и вот, почему: почти вся молодежь отсюда давно переехала на жительство в города, молодые всего лишь приехали погостить на родину предков. А в городах, как известно, нравы иные...

Праздник проводится в день Кирика и Улиты, и народ этот день запросто называет “Кириками”. Из всех постоянных жителей Индомана (в Никанове и соседней деревеньке Нефедове проживает всего-то 17 человек, в других деревеньках - и того меньше) у Родника в “Кирики” не был лишь Дмитрий Иванович Герасимов, хотя от его дома до источника не больше 70 шагов. Он не любит празднеств, да и возраст не для гулянок - 75 лет уже стукнуло.

Всю свою длинную жизнь Дмитрий Иванович провел у Родника, и я решил выведать у старожила, что за тайна сокрыта в источнике. Я нашел его на заднем дворе, он делал деревянное колесо, как после выяснилось, для телеги. Старик долго отнекивался, все отправлял меня обратно на гулянку, но все-таки разговорился:

- Батька мой, Иван Иванович был 1867 года рождения. Прожил он много, до 93 годов, много детей оставил, а меня он родил в 63 года (мамке моей, Анне Кирилловне, когда от меня разрешилась, 52-й год пошел, а всего она 96 лет прожила). И батька говорил, что оттого он такой бойкай да

расторопнай, что всю жизнь родниковую воду пил, дак. Смотрите: дом наш отчий батька построил в 1900-м, в 33 года, а родил меня в 1929-м... А в 43-м году, 23 мая я уже встал за плуг. Отец пахал - я его сменил. Колхоз наш назывался “Камень”. Не знаю, почему такое имя ему придумали, соседние колхозы сплошь “Большевиками” да “Ленинцами” были. Я убег из колхоза в леспромхоз, потому что в “Камне” денег не шиша не давали, но через семь лет вернулся. Без членства колхоз не разрешал косить, а скотину кормить надо было. Пожил три года без картошки - и в колхоз пошел, ведь земли “чужим” не давали нисколько. И так до самой пенсии - на ферме механизатором. Теперь ни фермы, на механизации. Одна лошадка есть на все наши деревни, Кнопкой зовут, она для нас главная работница: на ней и пашем, и по делам ездим. Новую телегу закончу - можно хоть в райцентр на ней...

Дмитрий Иванович здесь - главный мастер. Именно он в предпоследний раз обустраивал Родник, строил для него новый желоб. До него обустраивал родник его отец, Иван Иванович. В последний раз это сделали мужики более молодого поколения (Данила Звонцов “со товарищи”) - именно к праздникам - так что можно сказать, “эстафетная палочка” передана в надежные руки. Жаль только, среди новых мастеров не было детей старика Герасимова.

Детей у него шестеро, и все разъехались. Супруга, Зиновия Филипповна, умерла шесть лет назад. А двенадцать лет назад с ней случился инсульт, ее парализовало и несколько лет Дмитрий Иванович фактически таскал жену на себе. Даже родниковая вода не помогла ей встать.

Много лет Дмитрий Иванович ведет дневник. В него он заносит имена всех жителей Индомана - с датами рождения и кончины. К сожалению, с каждым годом число рожденных неуклонно сокращалось , а последние 10 лет напротив имен старик ставит только кресты:

- Край наш хороший был, хоть и небогатый, да добрый. Гостя или путника здесь никогда не оставляют - до сих пор - люди у нас хлебосольные. Да нарушаются деревни, двух деревенек уже и нету вовсе... Тут я подсчитал: с тех пор как я на пенсии, умерло у нас 122 мужика 29 года рождения и моложе. А может мы со старухой и сами виноваты, что своих детей в города послали...

...Традиции индоманского гостеприимства видны уже по тому, сколько пирогов да плюшек напекли в доме Валентины Ивановны Ганичевой, тоже пенсионерки. Дом ее расположен даже не в 70, и в 7 шагах от Родника, считай, вода струится под окнами. За пирогами Валентина Ивановна рассказала о том, что в ее хозяйстве остались последние на всю деревню корова и телушка. Дмитрий Иванович тоже корову держал, даже после смерти супруги, но два года назад все-таки вынужден был продать скотинку. А вообще, по наблюдению женщины, более-менее жизнь сохранятся лишь в тех домах, которые расположены поближе к Роднику. Как это объяснить, она не знает, только убеждена, что в Роднике истинно святая вода. Когда я спросил Валентину Ивановну о том, в чем, по ее мнению, проявляется святость этой воды, она ничего не ответила, а только лучезарно улыбнулась.

Такой счастливой улыбки я, кажется, не видел никогда! Весь облик пожилой женщины будто отражал кристальность и непорочность бьющей из-под горы воды.

Вологодская область

Притяжение Жабыни

Люди приезжают в местечко Жабынь, что в верховьях руки Оки, чтобы... грызть дуб. Священство резко против, утверждая, что это язычество, поганое дело. Однако святой человек, который жил здесь несколько веков назад вовсе не отрицал целебную силу древнего растения...

Здесь не все так просто. Дуб стоит над святым источником, который чудесным образом открыл удивительный монах. И все здесь взаимосвязано: одно не может существовать без другого, а над двумя чудесами витает благословение преподобного Макария.

Мощи Макария-чудотворца согласно преданию первоначально почивали открыто. Вследствие запустения обители в начале XVIII века они были положены под спуд, но где именно, в каком из храмов обители, в точности неизвестно. Устное предание говорит, что в 1816 году, когда на место деревянной ветхой строили новую церковь и рыли яму для бута, был найден вполне сохранившимся гроб. Никто не знал, чьи останки найдены, тем не менее решили, что это и есть Макарий. Мощи с подобающею честью опустили под алтарь новосозданного храма. В настоящее время в храме во имя преподобного Макария Жабынского, построенном на месте бывшей Никольской церкви, между правым приделом во имя святителя Николая

Чудотворца и правым столпом можно видеть на возвышении, под деревянным с позолотою балдахином гробницу с изображением преподобного, перед которой постоянно служатся молебны.

Однако документальных записей о событиях двухсотлетней давности не сохранилось. Есть только заметка в синодике, говорящая о том, что сей муж прославился благочестием, устроил обитель в месте Жабыни и преставился в 1622 году 4 февраля (по новому стилю). Однако чудо заключается в том, что память о старце Макарии веками сохранял простой народ. В простонародной среде о нем ходит много легенд.

Одна из легенд такая. В смутные времена по Руси бродили польские отряды, которые составлялись не только из поляков, а вообще из “лихих” людишек. Однажды старец Макарий вышел из обители и направился к месту,

где по обыкновению молился. На пути ему встретился смертельно раненый польский бандит. Скорее это был солдат из отряда пана Лисовского, который колобродил в Юго-Западной части Московии. И что вы думаете, преподобный сделал? А вот, что: он ударил своим посохом о землю, в результате чего из нее стал бить источник. Макарий напоил несчастного водой - тот исцелился. Поляк, говорят, принял православие и некоторое время спустя основал монастырь в землях Смоленских.

Этот ключ получил название: “Жабынец”. Ежегодно, 4 февраля, на источнике преподобного Макария устраивается праздник. Мне посчастливилось побывать на нем. Для этого уголка России, пожалуй, нет более значимого праздника и за освященной водой, считающейся целебной, сюда стекаются тысячи людей из многих городов и весей. И не только за водой люди приходят сюда...

Молиться Макарий любил под сенью огромного дуба. Говорят, он еще во времена чудотворца был могучим и высоченным. Сейчас этот дуб состарился, потерял густоту, и дело вот, в чем: в течение столетий паломники... грызли зубами его кору, потому что она прослыла панацеей от всех болезней.

Дуб, стоящий над Жабынцем, совершенно реален, но выглядят настолько не от мира сего, что даже местный магнат-депутат, явившейся благотворителем возрождающегося монастыря, не посмел распространить на него свои благоустроительские усилия. Всю территорию монастыря оформил в духе городского бульвара, построил купальню, на которой висит доска с именем мецената. Ну, а дуб и источник так и остались в первозданной дикости. Но видно народ нутром чует священную суть этого места: идет, поклоняется, оставляет частицы одежды и деньги. И грызут, грызут...

Поначалу монахи даже не пытались с этим бороться. Сейчас осмелели и стали запрещать повязывать на ствол дуба всякие тряпки (порой и непотребные), а так же бросать в святой источник деньги. Святой дуб чуть-чуть поправился, и если уж простоял он свои полтысячелетия На земле, Бог даст, еще столько же простоит.

Истинного возраста дуба никто не знает. Ясно, что и до Макария местные жители здесь поклонялись чему-то. Этому дубу? Или тому, из желудя которого вырос тот самый дуб, которому они сегодня поклоняются?

Может быть, нет никакой особенной разницы между Макарием Жабынским и духом места, на котором растет древний дуб и бьет Жабынец? Что же касается Макария, то, конечно, он застал у Жабынца совершенное язычество. Здесь ведь жило непокорное славянское племя вятичей, которое о-о-о-очень долго не принимало проповедей христианских миссионеров и многих (в том числе знаменитого монаха Кукшу) просто-напросто лишили жизни. Легенда о том, что именно Макарий вывел источник из-под земли, намекает на то, что преподобный постарался преобразовать форму местного культа, привести ее в соответствие с православной верой. Нынешнее наше духовное состояние мало изменилось с тем, что было у славян столетия назад. Да, люди в храме Божьем ведут себя чинно: не грызут икон, не

неистовствуют. После официальной части идут дальше. И уж там грызут вволю кору (говорят, она лучше всего помогает от головной и зубной боли), прижимаются к дереву телом, припадают к корням, оставляют в ветвях частицы одежды. Кто же им помогает? Макарий?

А вот жабынская вода, говорят, особенно помогает при болезнях органов дыхания и от бесплодия. Главное - верить в исцеление! Свидетельств чудесного исцеления множество. Вот одно из них, относящееся к прошлому веку. У одной женщины опасно заболел мальчик. У него образовалась водянка головы: голова мальчика сделалась огромной по размеру; стала какой-то прозрачной, страшной. Горько плакала мать, когда врачи отказались помочь больному; по совету благочестивых жителей города Белева она отправилась пешком в Жабынскую пустынь. Горячо молилась несчастная

женщина преподобному Макарию в церкви и на кладезе, где он подвизался. С надеждой после того она возвратилась домой. Пришла — и вдруг ее встречает сын вполне здоровым: водянка исчезла и голова приняла обычный здоровый вид; ему стало лучше в то самое время, когда его мать молила о помощи преподобного.

С Макариевской обителью связаны чудеса, происшедшие после революции. В 1920 году пьяный милиционер (сохранилась его фамилия - Володьков) выстрелил в надвратный Образ Спасителя. И тотчас у стрелявшего отнялись ноги. Он просидел 8 месяцев на печке, играя на гармошке, и умер, всеми проклятый.

Монастырские стены в 30-е годы разрушили, в храмах устроили почту, столовую, школу, техникум, производство по валянию валенок. Когда здание церкви приспосабливали под светские нужды (для школы), потребовалось прорубить дверь на том месте, где находились ноги изображения Спасителя в полный рост. Все строители отказались производить кощунство. Только один согласился, за магарыч. И ровно через три месяца, в тот же час, он работал на другой стройке, и на него упала тяжёлая плита, отрубив ему ноги на том же уровне, что и изображению Христа. В самом начале Отечественной войны местные жители, помня о подвиге Святого Макария, милосердно относились к раненым немцам - даже несмотря на то, что они (немцы) массированным артиллерийским огнём разрушили главный Введенский храм. Там, на крыше, находился советский корректировщик огня и бомбардировок по группировке противника под Белёвом. В 60-е годы комсомольцы пытались вскрыть гробницу Святого. Они прорыли землю под ракой вглубь на 5 метров, но не нашли останков Макария. Монах, который вынужден был присутствовать при святотатстве, объяснил, что Богу ничего не стоит отодвинуть Макария на несколько метров в сторону, чтобы осквернители не добрались до него.

Удивительно (этому удивляются даже сами представители монастырской братии), что в Святом Макарьевском Источнике исцеляются от различных недугов не только православные, но и атеисты, неверующие, представители других (в том числе, нехристианских!) религиозных конфессий.

Никто из тех, кто имел исцеление в Жабыни, о дубе старается умалчивать. Все говорят про Святую воду. Тем не менее, по моему личному наблюдению, всякий, кто пил воду из Святого источника либо купался в нем, считает нужным если не повязать на могучий дуб частичку своей одежды (или грызть кору), то хотя бы прикоснуться к его отшлифованной за столетия коре...

Тульская область

Свеча

Настоящие, древние и глубокие обычаи почти истерлись с лица России, как стирается со временем позолота. И радостно узнавать, что в той или иной деревне, еще живы обряды, праздники, таинства. Праздник, бытующий в деревне Лужная, незатейливо называемый “Свеча”, способен погрузить свидетеля во тьму веков, подарить радость ощущения единства людей, братства, взаимопомощи.

Деревня Лужная переживает не самый лучший период в свой многовековой истории. Колхоза здесь нет, он несмотря на звонкое название “Прогресс”, накрылся медным тазом. Все в Лужной только закрывается да сокращается. Взять Луженскую школу: когда Татьяна Петровна Сивохина пришла в нее учительствовать (а это случилось почти 30 лет назад), в ней было столько учеников, что занятия вынуждены были проводить в две смены. Сейчас в школе всего-то четыре ученика; да и школа теперь лишь начальная, основная школа в соседнем селе Кузьмичи. Жаль… ведь Луженская школа отметила свое столетие, она много достойных граждан Отечества воспитала и выпустила… Учительница начальных Елена Анатольевна Кульпинова рассказала, что, возможно, она – последний учитель в истории Лужной. Через год в школе будет только два ученика, а прибавления в обозримом будущем не предвидится. Елена Анатольевна готовит “плацдарм” для отступления: едва школу прикроют, семья Кульпиновых переедет в районный центр. Жаль: Елена Анатольевна искренне любит родную деревеньку Бобрывец; пусть на работу приходится ходить пять километров, деревенская жизнь ей нравится. Вот только жить в деревне все труднее… Еще относительно недавно Кульпиновы держали двух коров. Отказались от скотины только по одной причине: в Бобрывец перестали заезжать скупщики молока. Нет скотины, и уже ничего вроде и не держит в родной деревне…

Еще не отказывается от скотины Татьяна Петровна. Жаль только, прошлом году Сивохина оставила работу учителя. Она по профессии – географ, и очень любит свою работу. Устала Татьяна Петровна ездить в Кузьмичи (когда Луженскую школу сдали начальной, пришлось перевестись туда). Сосредоточилась она теперь на руководстве народным фольклорным коллективом деревни Лужная “Молодушки”, а так же над созданием районного краеведческого музея. Татьяна Петровна несмотря на занятость еще и находит время учиться: недавно, к примеру, закончила курсы “православного воспитания”, может преподавать Закон Божий. Вопрос – кому? Но ведь отсутствие перспектив – еще не повод к тотальному пессимизму!

Родные дети Татьяны Петровны, как и подавляющее большинство молодых жителей Лужной (да и других соседних деревень) на заработках в Москве. Знакомая для нашего любезного Отечества история… Из-за массового отъезда молодых в “Молодушках” остаются только старухи. По возрасту – но не по душе! Ибо все нынешние “народные” артистки вовсе не собираются ставить крест на своей песенной и танцевальной карьере. Радость Татьяне Петровне, что она воспитывает внучку Регину: дочь сдала свое дитя бабушке, ибо в столице, в условиях общежития, трудно с детьми… Ну вот, кажется, и все о “социально-экономическом” положении деревни.

Добавлю только, что Лужная находится на самой границе с Белоруссией, так сказать, на краю государства. В результате причудливого смешения культур традиции в Лужной довольно оригинальны; здесь и обрядовая одежда совсем не похожа на русскую, да и говор ближе к белорусскому. И обряды какие-то чудные. Взять “Свечу”: ни в одном другом уголке великой России такое вы не увидите! Хотя говорят, “Свеча” в старину была весьма распространена. Обряд очень красивый, и рассказать о нем стоит.

Еще относительно недавно “Свеча” кроме Лужной праздновалась в деревнях Мацилевка и Литвинова Буда. Но, поскольку эти деревни почти умерли, правом на “эксклюзив” стала обладать Лужная. О том, как поддерживается традиция и кто ее сохранил, поговорим попозже, а сейчас о содержании и сути “Свечи”.

“Свечей” в году всего пять. Две “Никольские” (на Николу вешнего и зимнего), “Михайловская” (на Михайлов день), “Мараносинская” (на праздник Жен-Мироносиц) и “Егорьевская” (на Егория вешнего).

Сама Свеча (без кавычек, но с заглавной буквы) – конкретный предмет. Это настоящая толстенная и длиннющая свеча из натурального воска, которую к празднику украшают как… куклу. Натягивают настоящую шитую юбку, обвязывают лентами… А ставят ее не в подсвечник, а в плошку с пшеничным зерном; это символизирует богатство. Вот, читатель может поворчать: “Богатство, богатство… как все приземлено!” В Лужной богатство понимают по-своему: богатый тот, в ком Бога много…

Их, Свечей, столько же как и праздников – пять. И каждая Свеча – будь то Егорьевская, Михайловская или Никольская, живут по много-много лет. Есть сведения, что, к примеру, Егорьевской Свече никак не меньше сотни лет! Она уже оплыла, потолстела, но все же еще некоторый намек на былую стройность в ней есть.

Удивительна судьба Свечей: каждый год они переходят от хозяина к хозяину, из дома в дом. Считается, что Свеча оберегает жизнь и здоровье людей, а так же благополучие и достаток семьи. А так же ограждает от черных помыслов колдунов. В Лужной, как мне сказали, людей “с нехорошими намерениями” в достатке…

В канун очередного праздника, к примеру, Николы вешнего (22 мая), происходит “сговор”. Договариваются члены семьи, в которой Никольская

Свеча хранится, с представителями семьи, которая хочет принять Свечу на хранение к себе. Последние называются “сватами”.

Передача Свечи из семьи в семью обставляется торжественно: после службы в храме свершается крестный ход на… перекресток. Там постелен тканый половик. Свечу проносят по нему (при этом ее именую “барыней”), и, поцеловав иконы, передают в новые руки. Новые хозяева встречают “барыню” хлебом-солью и старая хозяйка желает новой здоровья, счастья и (естественно) богатства.

После этого в новом доме происходит праздничное застолье. Пиршество весьма напоминает свадебное; и даже считается, что “Свеча”, как свадьба, играется в три дня (включая “сговор”). Интересно, что даже за праздничным столом поются песни исключительно духовного содержания, славящие Иисуса, Богородицу, Николая Угодника. Например:

“Прошу тебя, Угодник Божий,Святой Великий Николай,В житейском море утопая:Руку помощи подай!К твоей иконе припадаю: Меня, угодничек, спаси…”Или:“Там стояла церковь малюванная,У той церкви престол стоял,На том престоле дитя лежал.Приходили туда попы, дьяки,Попы, дьяки, архиереи,Они думу думали, они раду радили:Как дитя назвати?..”Семья, которая принимает Свечу, “обрекается”, то есть берет на себя

определенный обет. Свеча никуда не денется, и будет со всей старательностью сохраняться от случайных посягательств. Мало ли кому что в голову придет, есть и недобрые люди… Свеча из дома выносится только в одном случае: если в деревне пожар. Тогда со Свечей обходят горящий дом, спасая другие дома от распространения огня.

В родной деревне Татьяны Петровны Высокий Борок праздника “Свечи” не было. И это несмотря на то, что она относительно недалеко от Лужной, в том же районе. Про “Свечу” она узнала только тогда, когда переехала сюда жить и работать. До определенного момента “Свечу” в Лужной справляли тихо и по возможности незаметно: боялись прокоммунистических властей, которые не приветствовали все церковное. Единственным “оплотом” православия в деревне оставалась (да и сейчас остается) кладбищенская часовня. Она никогда не закрывается на замок, те не менее в часовне я увидел множество икон, украшенных рушниками, а так же бумажные деньги, запросто лежащие в плошке для приношений. И никто все это не крадет!

И все бы здесь проходило бы тихо и незаметно. Но однажды, двадцать лет назад, поступила из райцентра разнарядка: работникам культуры собрать

фольклорный коллектив. И тогдашние культработники Саша Титов да Саша Штемберг пошли на ферму, к дояркам: “Девочки, давайте что-нибудь такое-эдакое придумаем!” Женщины в Лужной всегда пели. И на отдыхе, и на работе… не только духовные, конечно, песни, но и светские, простые. Маша Алексеева, Нюра Милольчикова, Тамара Морозова, Прасковья Баркова, Маша Денисенкова согласились, в общем-то… только боязно было им на сцене выступать, в районном доме культуры. И для поддержки в свою “команду” пригласили учительницу географии. Татьяна Петровна всегда была общественницей и умела организовать людей, а так же их успокоить. Она ведь на все руки мастер: и деревню всю обстригает, и поросят кастрирует, и уколы старикам делает, и даже огороды пашет на своем (!) тракторе. А уж поет-то как замечательно!

Подоставали женщины из сундуков старинные поневы, чехлики, лапти, фартуки, андрики (юбки), которые в наследство от бабушек достались. На концерте исполнили песни, которые слышали от своих матерей. Доярок из Лужной ждал оглушительный успех. Ну, а дальше были областная сцена, всероссийская… С тех пор доярки уже пенсионерами стали. А “Молодушками” остаются – до сих пор! А то как же: на концертах хохмить любят: устраивают юмористический “показ мод” или “классический балет”. Прославились – и стали безбоязненно “Свечу” праздновать.

“Свеча” и “Молодушки” – вот, собственно, и весь нынешний “позитив” деревни Лужная. Селу Кузьмичи повезло гораздо больше, нежели Лужной: там есть храм, который никогда не закрывался. Жаль, что за шесть ограблений, которые в прошлом веке пережил храм, освященный во имя Вознесения Сына Божия, украдены все самые ценные иконы… Храм-то не закрывали, да не было здесь постоянного священника, хозяина. Теперь батюшка появился. Иеромонах Гермоген (Антонов) развернул в Кузьмичах активную миссионерскую работу. Батюшку уважают и даже любят все селяне. Или почти все… я уже говорил, что в этом углу довольно много людей, связанных с темными силами (проще говоря, колдунов). Трудно здесь батюшке… Но факт есть факт: из других деревень народ бежит, в а Кузьмичи приезжают. Целыми семьями, с детьми!

И батюшка организовывает рабочие места: при храме создана небольшая ферма, образуется цех деревопереработки. Отец Гермоген рассказывает:

- Хочется, чтобы люди научились жить на земле, работать на земле. Большинство людей сейчас находится в отчаянии, в безразличии. Все это лечится трудом, желательно - простым, сельским…

Довольно своеобразное отношение у отца Гермоген к “Свече”. Дело в том, что многие священники отрицательно относятся к местной традиции, считая “Свечу” чуть не проявлением язычества. Отец Гермоген не только приветствует “Свечу”, он участвует в крестном ходу “до перекрестка”, и даже помогает в устроении праздничной трапезы - деньгами:

- Я раньше слышал про этот праздник, читал про него в духовной литературе. Обряд “Свечи” распространен в Белоруссии. К сожалению, в России традиция эта почти везде утрачена. Сыграло, видимо, большую роль

то, что храмы были закрыты, вера преследовалась. Лужная здесь скорее - счастливое исключение из общего правила. В чем положительное значение “Свечи”: обряд сближает Церковь с народом. А, если мы и дальше будем сближаться, развиваться, то наверняка Господь не оставит этот уголок России! И где вы еще увидите, что так много людей собрались вместе и пели духовные песни? Часто слышу: “Скоро конец света, светопреставление…” Если народ поет и славит Имя Божие – какой же это “конец”?..

…Не случайно на сей раз Свеча передавалась из Лужной, от семьи Татьяны Афанасьевны и Ивана Викторовича Евсеенковых, - в Кузьмичи, в семью Любови Николаевны Новиковой. В Кузьмичах просматривается будущее. Пусть оно не такое, какое себе могли представить местные старожилы. Но факт, что будущее есть.

Свеча – удивительная вещь. Она одновременно и мистическая, и такая домашняя! Не случайно про свечи так много написано стихов. Православный поэт, священник Николай Гурьянов сочинил такое стихотворение:

Угодна ты Богу, свеча восковая,Пред образом Божьим ты в храме горишь.В тебе отражается жизнь трудовая,Ты звездочкой ясной для верных блестишь.Ты символ усердный души непорочной,Пред Богом горящей во тьме полунощной,Ты избранный светоч для всех христиан,Цена твоя – жертва святая на храм.В саду Гефсиманском Иуда-предательС толпою злодеев иной имел свет.Его засветил древний змий зложелатель,И в свете Иудином радости нет.Твое же мерцанье, свеча восковаяНам радует сердце, мир Божий дает,Всевышний усердию верных внимая,На них чрез тебя свет Божественный льет…

Смоленская область

Где живет Авсень?

Авсень в Восходе праздновался всегда. И даже в те времена, когда Восход именовался по-другому: Полтевы Пеньки. Такое название село получило в незапамятные времена, а точнее, в 1617 году, когда село Пенки было пожаловано во владение воеводе Василию Полтеву за то, что сей храбрый воин сохранил верность царю Михаилу Федоровичу Романову, когда польский королевич Владислав с немалым войском выступил против Москвы. С той поры село неоднократно меняло владельцев (ими были и князья, и бароны, и прочие аристократы), в результате чего в 1880 году крестьяне, посовещавшись на сходе... выкупили большую часть села в общинное владение.

От названия села жители его имели не слишком благозвучную кличку: “пенькари”. Во времена колхоза, а именно, в 1966 году Полтевы Пеньки порешили переименовать в “Восход”. Звучало новое название, вроде бы, современно, да и надеялись “пенькари” избавится от прилипшего накрепко прозвища. Зря надеялись: от “кармы имени” еще никто не спасался, и жители Восхода, как были “пенькарями”, так ими остаются и поныне.

...Начиная со второй половины дня, и кончая поздней ночью, “авсенькают” все, кому не лень. А не лень о-о-о-чень многим! “Авсеньканье” чем-то напоминает колядки, хотя бы тем, что для этого принято рядиться. Группы “авсенькающих” называют “партиями” или “ватагами”. Восход - село немаленькое (оно даже разделено на “концы”: Малая Барщина, Бородок, Погановка, Козловка, Парменовка), и славящие Авсень то и дело шныряют по далеким и не очень его концам.

В большинстве “партии” небольшие, по три, два и даже одному человеку. Так встретился мне (уже в темноте, едва разглядел!) мальчишка в колпаке из фольги, отражающем холодные зимние звезды. Оказалось... сын священника. Значит, получается, и батюшка не слишком противится, в общем-то, языческому обычаю? Или тайком пацан “авсенькал”, собирал по селу гостинцы?

Для меня, а, соответственно, и для Вас, собралась “ватага” побольше”. Что значит - “авсенькать”? “Ватага” идет по улице с веселыми песнями, прибаутками, и стучится в дома тех людей, которых любят и уважают. Поют хозяевам особенную, обрядовую песню (изложу ее сокращенно, так как в ней много повторений):

- Хозяин велит Авсень кликать!- Да, той Авсень!Мы по улице пройдем,И подушки растрясем,Да, той Авсень!Мы подушки растрясем и коровку уведем,

Да с теленочком,Как у месяца золотые рога,А у солнышка лучи ясные, Как у МашенькиКудри по плечам лежат,А у Коленьки завиваются!У нас Коля господин,Он по горенке ходил, Свою Машеньку будил: “Вставай, Маша дорогая,К тебе гости пришли, Тебе песню поют,А мне честь воздают!”

(Никто не знает, откуда этот текст, говорят, слышали от стариков, но, без сомнения, со времен воеводы Василия Полтева песня изменилась мало)

Потом хором кричат:- Авсень просим: подайте рублей восемь! Или целый кошелек: больше

мы не просим!Хозяева одаривают “авсенькающих”, те в благодарность посыпают

хозяев зернами овса, риса и пшена. Следом переходят на экспромт, иногда с плясками, иногда с распитием поднесенного магарыча. Особенно в экспромте сильна местная заводила баба Маня: она может буквально на ходу выдумывать частушки (в основном, матерные), и они прямо-таки сыпятся из нее:

- По деревне шел - авсенькал,

Привязал я молоток,К одной Машке постучали - Убежал я без порток!По деревне мы прошлись Сиженной-засиженной,Ты пляши, а я не буду,Поросенок стриженный!По деревне шли авсенькать -На конце поухаем,Если девки не дадуть -Старухам “за.......”!

Ну, остальное, как говорится, нецензурно...У бабы Мани я потом спросил: “Что это за зверь такой - Авсень”? Она, в

общем-то, замялась, и видно было, что сама не очень-то понимает, кто таков этот Авсень и зачем его кликают (так же, как и никто другой не смог прояснить загадку). Рассказала только:

- Ну, это как праздник. Вроде, как “Дидик”.- Какой такой “Дидик”?- А разве не знаешь? А у нас его хорошо гуляли! Он на заговенье, летом

бывает, только его у нас уж перестали праздновать. Каждый шел на луг с узелком, а там пирожок, яйцо и сладость какая-нибудь. Приходили - начинали “махать”: яйца кверху подбрасывать - у кого разобьется. У кого разобьется - заставляли есть Потом хороводы, и в игру такую играли:

“заинька”. Одна девица в круге, а ее должен поймать парень. Пели: “Ну-ка заинька, горностаинька, ну-ка, заинька, повернись...” Вот, какой праздник был...

- Та что же такое Авсень?- Так... праздник же!.. Что еще тебе?В этом, между прочим, смысл любого народного обряда: он будет

существовать до тех пор, пока никто (типа меня, к примеру) не мучает людей, в общем-то дурацким вопросом: “А зачем это все нужно?”

Ближе к вечеру появляется больше “партий” ребячьих. Детское “авсеньканье” отличается от взрослого, даже текстом. Малышни поет:

- Авсень, Авсень, подавай рублей!Или целый кошелек -Больше мы не спросим!Подавай - не кусай,Будет сын Николай,Отломим немножко -Будет дочь Хаврошка.А не дашь нам пышки -Мы свинью за лодыжки!А не дашь пирога -Мы корову за рога!А не дашь калачи -Мы старуху с печи!Хозяева заранее готовятся к Авсеню: запасают сладостей, пекут

пирогов, и заготавливают спиртное, да и денежек немножко. Дело в том, что за вечер в один дом может наведаться десять, а тои больше “партий”; вот такая здесь “многопартийная” система! Самый счастливый для малышни момент - дележка “наавсеньканного” добра. По домам они расходятся со внуши-и-ительными такими сумками...

Ну, а напоследок, по традиции, расскажу что думают про этого таинственного Авсеня серьезные (хоть, порой и занудные) ученые. По их мнению, имя Авсень (в разных местах он назывался Овсенем, Говсенем, Усенем) восходит к древнейшему санскритскому божеству Остара. Авсень - некое мифическое лицо, возжигающее солнечное колесо и дарующее свет миру. Оно приносит с собой “утро года” - весну. Являясь в сей мир, Авсень открывает путь новому лету, несет из заоблачных стран щедрые дары плодородия, и - как определено божественным судом - распределяет их между смертными. В соответствии с заслугами, блага даруется одним с избытком, а иные лишаются самого необходимого.

Рязанская область

Коровушки

Рукотворные изображения облаков - исконная традиция индоевропейских народов. Причем почти все культуры, выросшие из семитских корней, непременно возрождение Солнца отмечают и колядками, и приготовлением обрядовой еды. У восточных славян солнце знаменовал бог Ярило, но сейчас об этом никто не помнит. Осталась канва, внешняя обрядовая сторона, которой следуют далеко не везде. В городах о традиции почти забыли, да и деревни поддались урбанизации селяне не исполняют заветы стариков.

О происхождении названия “Крешнево” спорят. Некоторые говорят, что раньше это было Грешнево, так как деревня стояла на большаке, ведущем из села Красный Холм в село Весь Егонская и местные жители промышляли разбоем. Сами конечно понимали, что грешат, но иначе жить не могли. Галина Михайловна Сазанова недавно от внука услышала такую версию: якобы “Крешнево” раньше было Кришневым. И деревня (а существует она как минимум 900 лет) так была названы в честь бога... Кришны. Индийского, как известно, божества. Якобы внук это в каком-то Интернете вычитал. Шутка? Но Галина Михайловна, как услышала этот “бред” от внука, так сразу и вспомнила то ли рассказы, то ли сказки своей бабушки Марии Михайловны о том, что якобы в древности в окрестных лесах водились... крылатые люди. Они были черны и чуть меньше человека. Они были добры и ненавязчивы. Когда бабушка об этом говорила, маленькая девочка Галя не верила, тогда в коммунизм учили верить. Тем не менее на ус намотала.

Кстати в Крешневе многие замечают нечто блестящее и неуловимое, которое изредка дефилирует над крышами. Никто не рискует задуматься о том, что все же это такое, тем более что властями и не велено задумываться. Тем не менее крешневские развеселые женщины сочинили такую частушку:

Над селом фингя леталаСеребристого металла.Очень много в наши дни Неопознанной фигни!И еще. Есть под Крешневым лесок с романтическим названием

“Замогилицы”. Старики рассказывали, что когда-то - скорее всего в годины эпидемий холеры - умерших хоронили за огородами, целыми семьями, без гробов. Место назвали “Могилицами”. Говорили еще старики, что оставшиеся в живых по обету и за спасание поставили часовню, Сретенской она называлась. Только нету уже часовни этой, поговаривают, ее разобрали и в Москву увезли. Так вот в “Замогилицы” и ныне побаиваются ходить, говорят, люди там пропадают.

Самый жуткий здешний обряд - “зачуриваться на Крестах”. “Кресты” - пересечение двух дорог. Крешнево расположено так, что почти в середине

деревни встречаются улицы, образовывая своеобразный “крест”. Отсюда кстати еще одна версия происхождения имени деревни: из-за перекрестья. Так вот в Святки приходят молодые на “Кресты”, становятся в круг, “запирают” его (хоровод образуют), а одну девицу в середину ставят. И кричат: “Черти, бесы, прибегайте из леса, сам сатана, поднимайся с моря-дна!” Которая в середине круга стоит (она как бы защищена от нечистой силы) три раза произносит: “Чур, за меня!” Жутко? Мне - да. И после все замолкают и слушают. Если собака залает - стоящую в круге ждет собачья жизнь. Петух запоет - к веселой жизни. “Стругины застругают” (доски затрещат) - жди скорой смерти. Пьяный запоет - муж сопьется. Когда услышат звук - три раза хором произносят: “Чур, полно...” Вот такое вот “зачуривание”. Не всякий на такое решается...

Коровушки меня учила делать коренная жительница Крешнева Таисия Фадеевна Куликова. Хотя Таисия Фадеевна была простой колхозницей (а был здесь колхоз имени Степанова - весьегонского коммуниста), тоже, как и Галина Михайловна, много знает. В том числе и о правилах колядования. Колядующих в Крешневе сейчас немного, потому что колхоз почти развален, молодые работают “где подвернется” и большинство стараются уехать в города. Но ежели учесть, что в других весях традиции колядования и в особенности печения коровушек забыты вообще, значит в Крешневе не все так и плохо. Тем более что в Крешневе работает честная пилорама, хозяином которой является некий Магомедов, очень добрый и порядочный человек. Несколько рабочих мест молодым людям он дает. Я почему про молодых и про работу: так принято, что те, кто постарше, пекут коровушки, те, кто помоложе, - колядуют, выпрашивая эти самые коровушки. Одно звено выпадает - все рушится. В последнее время на подмогу приходят работники культуры из Весьегонска - тоже свою “ватагу” собирают, приезжают в Крешнево и колядуют. Очень уж они любят необыкновенный дух древности и веселья, который царит в этой деревне, приютившейся на берегу речки Кесьмы.

Про коровушки Таисия Фадеевна говорит так: - Мама мне говорила: “Если скотину держишь в доме, надо обязательно

делать коровушки”. Потому что Иисус Христос родился в пещере, там, где находился скот. И коровушки надо давать покушать скотине. От этого у нее здоровье будет. Раньше, когда ребятишек много было, прибегут колядовать: “Дядюшка, тетушка, я маленькая девочка, славить не умею! Дайте коровушку и вон пойду!” А прошлый год к нам приходили детишки из Ляпихи - за семь километров. А иной раз наделаешь коровушек - и некому дать-то...

Итак, коровушки выпекаются в ночь перед Рождеством. Почитай, как у Гоголя (хотя он описывал не русскую, а украинскую культуру). Пекутся они только раз в год, исключений не делается, разве только на Крещение пекутся “крестики”. Для из изготовления нужны мука, молоко, соль и сахарный песок. Раньше соли не клали вообще, теперь стали добавлять. Мука обязательно ржаная, таково правило. В последнее время стали отходить от

закона, применять “белую” муку. Но только если ржаной не припасли. Сам процесс Таисия Фадеевна описывает следующим образом:

- Заболтаешь тесто (только не квашенное, без дрожжей обязательно надо), на донце муки насыплешь - и руками натираешь. Чувствуешь, что к руке не пристает, не рассыпается. И начинаем “сучить”. Комочек теста ножичком отрезаешь - и “сучишь”, “сучишь”... То есть фигурки делаешь, дак. Делаешь курочек, козочек, зайчиков, собачек, коровок, свинок - чего придумается, то и делаешь. Наделаешь - и на мороз выносишь. Главное чтобы мороз не сильный был, а то потрескаются. И на морозе коровушки занимают такую позу, которую ты задал. Если не холод, вид потеряется. С мороза в дом - да и в печку (в печке уже все протопелось). И только поглядывай, чтобы не сгорели. Подрумянятся - значит готовы...

Коровушки - плоды творческого воображения хозяек. Никаких канонов в “сучении” не существуют, и всякая женщина лепит коровушек по собственному воображению. Единственное ограничение - обязательно должные изображаться звери или птицы. А уж какие - это неважно. Конечно, женщины подсматривают друг у друга, оттого-то коровушки, сотворенные разными руками, в сущности похожи. Как минимум по размеру (сантиметра три высотой). Другое дело, что все они немного напоминают... облака.

Разложишь коровушки на скатерти - и впрямь как облачка легкие по небу плывут. Не случайно ведь песни поются про облака, в которых сравниваются они с “белокрылыми лошадками” или “барашками”. Вот здесь-

то и есть смысл обратиться к нашим индоевропейским корням. В древних “Ведах” облака, приходящие с зимним солнцеворотом, сравнивали с “возвращающимися светлыми коровами”. Впереди весна, утро года, и небесные коровы знаменуют приход солнца. Не случайно ведь в Индии коровы почитаются священными животными!

Думаете, мы далеко в культуре от семитов времен сотворения мира? Вот, взять наше слово “говядина”: на санскрите “го” - это “корова”. А так же, между прочим, “го” - это “облака” и “глаз”. Русское слово “год” тоже ведь идет от “облаков” или “коров”...

В общем, как Вы понимаете, такая примерно параллель прослеживается между крешневскими коровушками и небесными стадами древнего Индры из санскритских сказаний.

...И всего этого могло бы и не быть, если бы не Галина Михайловна Сазанова. Сама она родом из деревни Бараново, в пяти километрах от Крешнева. Оставим в стороне сравнение “Баранова” с “небесными барашками”, дело в другом. С 1969 года работала она в клубе деревни Крешнево, который назывался “Барановским” (потому что Крешнево приписано было к Барановскому сельсовету). И по сегодняшний день, даже несмотря на то, что уже на пенсии, она руководит народным фольклорным коллективом. Состав менялся, потому что бабушки умирали, на их место приходили те, кто помоложе. Но факт: в результате того, что фольклор Галина Михайловна собирала все эти годы старательно и со страстью, традиция не прервалась.

Между двумя деревнями час ходьбы, дорога через лес. Несчетное количества раз Галина Михайловна, засидевшись со своими “артистками” допоздна, домой возвращалась в кромешной тьме. И волки на пути попадались, и людишки лихие, но Бог миловал. Всякий раз заканчивались опасные встречи миром.

Тверская область

Святки Муромского леса

В Муроме, древнем русском городе, в котором действует целых четыре монастыря, а так же полтора десятка храмов, Святки - время особенное. Рождение спасителя в Муромском краю встречают как великое счастье, подарившее человечеству надежду. И как радостно окунуться в стихию русского православия и русской карнавальной культуры!

Сначала о святом. Точнее, о том как встречают Рождество в муромских монастырях. Монахи (и монахини) наряжают ели, в Рождественский сочельник проходят праздничные службы. В самом древнем муромском монастыре (и, кстати, самом древнем в России), Спасо-Преображенском, в ночь на 7 января даже устраивается фейерверк. Утром прямо на территории монастырей устраиваются праздничные "елки" - для детей и для всех желающих.

Еще в Спасо-Преображенском монастыре строится "классический" вертеп, своеобразный макет пещеры, в которой родился Спаситель. Силами настоятеля отца Кирилла в Вертепе воспроизводится внутренне убранство тайного места, в котором Дева Мария разрешилась от бремени. В "муромском" вертепе можно увидеть овечек и ослика. Живых! Мы почему-то думаем, что вертеп - кукольная "инсталляция", игрушка. Отец Кирилл создал не игрушку, а настоящий мир Святой Земли… Плюс к тому прямо по территории монастыря устраивается катание на лошадях с санями, и всякие игры. Больше всего меня лично удивило, что монахи пригласили артистов, исполняющих роли Деда Мороза и Снегурочки. Вроде бы языческие персонажи, чуждые Церкви. Но как счастливы были люди! И какое-то светлое чувство "забирало", действительно радостно: "Спаситель родился!!!"

Итак, начинаются Святки, двухнедельные новогодние празднества. Лучше всего их наблюдать в деревнях и селах в окрестностях Мурома, где сохранилось довольно много обычаев и обрядов. Как минимум, колядуют в канун Рождества в Муромском краю в великое удовольствие!

Рождественский сочельник, канун, навечерие Рождества, здесь называется "колядами". Слово “коляда”, как ни странно, латинского происхождения (от calendae, современное русское “календарь”). Сочельник получил название от "сочива" - ритуального кушанья, обязательного для этого вечера, приготавливаемого из сока миндального, макового с медом и каши из красной пшеницы или ячменя, ржи или риса. Сочивом начинается еще и трапеза в Рождественский сочельник - которая начинается аккурат после появления в небе первой, "Вифлеемской" звезды. На второй день Рождества готовят еще "бабью кашу", или "бабкину кутью". Под Муромом еще сохраняется древний обычай навещать дом, в котором появился новорожденный, а в числе даров приносить "бабкину кашу".

Прежде чем окончательно выйти из "монастырской" стихии и окунуться с стихию "народную" не могу не рассказать о том, что за люди проживают в селах вокруг седого Мурома. Первое письменное упоминание о городе Муроме мы встречаем в "Повести временных лет" под 862 годом. Там сказано: “а первые жители Мурома - мурома”. Население города исповедовало язычество, и сын крестителя Руси Владимира, Святой благоверный князь-страстотерпец Глеб (он вообще - первый святой в истории Русской Православной церкви) нёс Свет Христовой веры во враждебный мир. Муромляне, прозванные позже “святогонами”, не приняли молодого князя, и Глеб вынужден был утвердить свою крепость за чертой города.

Продолжил христианизацию Муромского края, начатую Глебом, князь Константин. Получив в удел Муром, Константин отправил к муромлянам своего сына Михаила, с просьбой передать им, что пришел не повелевать и властвовать, а просветить их Святым крещением. Но упорные язычники ответили отказом и убили Михаила…

Племя мурома считается “загадочным”, потому что письменных источников о его жизни и быте нет, да и быть не может: сама мурома книг не писала, а как пришли славяне, они ассимилировали мурому и "загадочное" племя растворилось в небытии. Но - растворилась ли? Считается, что мурома исчезает уже в XIII веке, однако некоторая воинственность, которая отличает современное население Муромского края, говорит за то, что некие определяющие черты национального характера своих предков муромляне сохраняют и поныне. Изредка в Муромском районе практикуются кулачные бои. А еще два десятилетия назад "хождение на кулачки" села на село или деревни на деревню считалось привычным делом.

Мир финно-угорских племен принято рисовать по формуле “живем в лесу - молимся колесу”, что в корне неверно. Подчинение этих мест Хазарскому каганату в VII веке означало включение в мировую систему торговли. С IX века русские летописи говорят, что мурома платит дань Рюрику и входит в состав его империи. Это не слова: находки скандинавских древностей в муромском крае крайне выразительны, будь то фибулы, которые в подобной сохранности редко обнаруживаются даже в самой Скандинавии, или мечи, что уж вовсе фиксирует наличие среди здешних жителей носителей дружинной идеологии. Да, племя исчезло, однако мужской фольклорный ансамбль, состоящий из муромлян, называется именно "Мурома". Ансамбль в своем творчестве всячески старается передавать особый, "воинственный" дух муромлян.

Неслучайно "Муромские леса" считаются "прародиной" русских сказочных героев. Ну, и чертовщины в том числе… Да-да! И Баба-яга, и Кощей Бессмертный, и лешие, и русалки - все отсюда, из-под Мурома. Не верите? А вот вам отрывок из пушкинского "Руслана и Людмилы":

"…И старец беспокойный взглядВперил на витязя в молчанье.Но, хитро перст к устам прижав,

"Людмила спит, - сказал Фарлаф, -Я так нашел ее недавноВ пустынных Муромских лесахУ злого лешего в руках…"Мне повезло побывать на колядках в двух селениях, находящихся в

гуще Муромских лесов: селе Стригино и деревне Макаровке. Обе веси относятся к "восьмому отделу" администрации Кавардицкого сельского поселения. Так у нас определили в соответствии с Законом о местном самоуправлении: русские деревни стали прямо как во времена Аракчеева - с бюрократически-военизированным ранжиром… На самом деле Стригино и Макаровка - очень милые деревни, сохраняющие уникальный облик "лесных деревень", с особым, "муромским" колоритом. Приятная и доброжелательная женщина - Елена Васильевна Голицына, специалист, представляющий в "восьмом отделе" власть.

Живет в Макаровке хороший человек, полный кавалер орденов Трудовой славы Владимир Васильевич Евдокимов. Человек всю жизнь трудился - честно и бескорыстно. Много не заработал, но и на жизнь хватает. Заходим мы с колядующими в избу - и тут мне открылась великая истина! Изба - полна народу, и все сидят за праздничным рождественским столом… Собрались дети, внуки, правнуки Владимира Васильевича. Может, для рода Евдокимовых - обычное семейное мероприятие. Для меня, зашедшего в дом - радостная идиллия. Вот оно, истинное богатство!..

Колядующие в Муромских лесах поют такую песню:"Пришла колядаНакануне Рождества! Кто подаст пирога —Тому двор живота,Еще мелкой скотинки —Числа бы вам не знать!А кто не даст ни копейки —Завалим лазейки,Кто не даст лепешки —Завалим окошки,Кто не даст пирога —Сведем корову за рога,Кто не даст хлеба —Уведем деда,Кто не даст ветчины —Тем расколем чугуны!"Когда хозяева одаривают молодых (продуктами или деньгами), те,

посыпая внутренность дома зерном, восклицают:"Сею, сею, посеваю, с Колядою поздравляю!Счастья, радости желаю.Сею, сею, повеваю, ячмень, жито посыпаюЧтобы в поле уродилось, чтоб в хлеву удвоилосьЧтобы дети подрастали, чтобы девок замуж брали.Сею, сею, посеваю, счастья, радости желаю!"Считается, что таким образов дом очищается от скверны и наполняется

добрым духом. Колядки - своеобразный спектакль, представление. "Представляться" — значит выдавать себя - возможно, и за кого-нибудь другого. Представление вызвано изредка ощущаемой потребностью преобразиться, отрешиться от своего “я”, как бы со стороны разглядеть самого себя, а может быть, даже отдохнуть от этого “я”, превратившись на время хотя бы и в свою противоположность. Не случайно колядущие девицы любят наряжаться в мужское, а парни — в женское. Комический эффект в таких случаях достигался несоответствием наряда и поведения...

Иное дело — когда рядятся всевозможной нечистью. Наряжаясь, например, чертом, человек как бы отмежевывался от всего дурного в себе, концентрируя в своем новом, “вывернутом” образе всю свою чертовщину, чтобы освободиться от нее, когда сбросит наряд. При этом происходит своеобразное “очищение”. Чтобы избавиться от всей нечисти в душе, надо ее выявить и олицетворить, что возможно сотворить только во время Святок.

Святки (особенно вторая их половина, именуемая в народе “страшными вечерами”, “погаными” и “нечистыми” днями), считаются временем особого

разгула нечистой силы и появления на земле душ умерших; вероятно, эти поверья были связаны с представлением о святках как о границе, промежуточном периоде между Старым и Новым годом. Появление на Земле сверхъестественных, потусторонних существ нередко объясняли и тем, что на Рождество Бог, радуясь рождению сына, выпускает из “иного” мира покойников и нечистую силу “гулять по белу свету”, и они остаются на земле до самого Крещения. По крайней мере, об этом говорят народные предания.

В Муромском краю до сих пор считают, что на святки души предков посещают свои дома В это время специально для умерших готовят поминальную пищу (обрядовый хлеб, кутью, блины), оставляют на столе остатки ужина, а также жгут костры у ворот, полагая, что усопшие родители прилетают к ним обогреваться. Во многих деревнях верят, что на святки можно увидеть умершего последним члена семьи, ужинающего с живыми, если заглянуть в дом из сеней через дверную щель во время рождественского ужина; кроме того, полагают, что если на святках заглянуть в “устье” печи, то можно увидеть своего покойного родителя.

Особую роль играет "святочное баловство". Эти проказы словно бы дают выход накопившимся за год отрицательным эмоциям. Можно предположить, что баловство играло роль своеобразной “прививки”, предупреждающей настоящую “болезнь”. Изведав свойства и действие малого зла, человек теряет интерес к большому злу, у него вырабатывается нравственный иммунитет, невосприимчивость к серьезной заразе. Не случайно на баловство ходит исключительно молодежь, то есть те, чей нравственный облик еще не укрепился.

Орава озорников шныряет в полночь по деревне, и то, что плохо лежит или оставлено без присмотра, делает объектом баловства. Так, оставленные на улице сани непременно будут поставлены на дыбы, и утром хозяину никто не поможет и не посочувствует. Половики, оставленные вымерзать на жерди, служат материалом для затыкания печной трубы; ведром, оставленным у колодца, носят воду, чтобы приморозить ворота… Более серьезным баловством считается раскатывание дровяных поленниц и банных каменок. В обычное время никто бы не осмелился такое сделать, это считается преступлением; но в Святки прощалось все… хозяева хотя и ругались, но не всерьез.

Все эти обычаи хранятся в деревнях и селах, затерявшихся в глубине Муромских лесов. Да, деревня меняется, молодежи (главных действующих лиц Святок) становится все меньше и меньше… Но дух народный жив, он торжествует!

Владимирская область

По щучьему велению!..

Наверное, каждое озеро чем-то славится; главная достопримечательность Неро - рыба щука. Здешняя, ростовская щука (которая, между прочим, имеет обыкновение обитать только в чистой воде) - нечто необыкновенное. Дело не только в ее редких вкусовых качествах, но и в каком-то мистическом к ней отношению со стороны ростовчан. Праздник “По щучьему велению” в Ростове придумали относительно недавно, но предпосылки щучьему празднику имелись весьма увесистые.

Из глубокой древности до нас дошла одна святочная песня:“Шла щука из Новогорода,Она хвост волокла из Белоозера;Как на щуке чешуйка серебряная,Что серебряная, позолоченная;Как у щуки спина жемчугом сплетена, Как головка у щуки унизанная,А наместо глаз - дорогой алмаз...”Щука своими необыкновенными свойствами удивляла многие народы.

Даже в скандинавских легендах (на забудем, что на Руси многие столетия правили варяги Рюриковичи!) в озерной глубине жил и хранил там несметные сокровища карлик-колдун Андвари, который являлся людям в образе щуки. Самым важным щучьим качеством считалась ее необыкновенная плодовитость. В старину на Неро существовал такой обычай: по первой щуке, пойманной весной, люди судили о будущем урожае. Оценивалось не только количество икры, но и ее расположение: если икра в щуке была толще к голове, то лучший урожай ожидали от ранних посевов, если же к хвосту - то от поздних; ровная икра предвещала посредственный урожай. Хребтовые кости щук подвешивали к воротам; это средство должно было предохранить от повальных болезней типа чумы или холеры. Щучьи зубы тоже собирали и носили при себе, так как считалось, что это спасает от укусов змей. Для рыбаков внезапное появление щуки из воды, если они при этом еще и плеснет хвостом, означало, что рыбаку осталось жизни не больше пяти лет.

Простой парень с таким же простым именем Емельян, которому “на дурака” попалась чудо-щука - личность неординарная. Прежде всего, совершенно непонятно, за какие такие заслуги судьба одарила дурачка такой благодатью: любое желание из его уст со ссылкой на веленье щуки исполнялось немедля. Да, ни у какого народа человек, по всякому поводу, если его о чем-то просили, говоривший: “Не буду делать, ленюсь я!” - ни в коем случае не стал бы героем! Философия Емели (или Ивана-дурака, что, в сущности, одно и то же) близка буддистскому принципу “у-вэй”, согласно которому ничего не надо делать - все само собой образуется, но это, скорее,

забавный казус. Хотя, в каждой сказке есть доля истины... Известно ведь, что сказка - ложь, да в ней намек, и вообще в народной сказке отражается мировоззрение народа, который ее создал.

Вот лично я не могу понять, почему двум умным и оборотистым Емелиным братьям не досталось счастья... Что это за логика такая: лежи на печи - удача сама на тебя упадет? А ведь между прочим, на этом проклятом вопросе много копий поломали лучшие умы человечества! Логическое продолжение Емели - Алеша Карамазов, Пьер Безухов, Илья Обломов - наиболее симпатичные для нас литературные герои. Ну, скажите: если бы Емеля сразу же по-умному пожелал стать красивым и смышленым (ведь он еще и страшненьким был, навроде бомжа!), состоялась бы сказка? Он пожелал и это. Но в самом-самом конце сказки.

Праздник, как и положено, начинается с колокольного звона, а колокола в Ростовском кремле знатные, известные на всю Россию. Потом от Соборной площади к городскому парку отправляется шествие во главе, конечно, с самим Емелей, едущем, как ему и положено, на... печи. Ну, а в парке зрителей и участников ждут представление “рыбьи пляски”, полуспортивные состязания “щучьи проказы”, “забавы деда Щукаря” и прочие увеселения, включая массовое угощение народа настоящей щучьей ухой из полевых солдатских кухонь.

На мой взгляд “гвоздь” праздника - конкурс “Слабо”. Заключается он в следующем. По городу накануне бросается клич: “кто завтра утром поймает самую большую щуку - получит приз”. Рыбаки в Ростове - каждый первый мужчина (есть среди рыбаков и женщины) и конкуренция получается весьма серьезная. Обмануть, например, поймать рыбу заранее, здесь невозможно (щука, даже если ее заморозить или держать в ванной, теряет свою девственную свежесть), а потому с рассветом толпы людей с ящиками и коловоротами отправляются по люду озера к своим “заветным” местечкам. Возвращаются к началу праздника далеко не все, но об этом немного ниже.

На этот раз победил совсем молодой рыбак, 17-летний Денис Смирнов, принесший щуку весом ни много ни мало – в 7 килограмм! Даже саженного обхвата мужицких рук для того, чтобы показать длину рыбины (типичный для рыбаков всего мира знак), не хватило бы. Громадина еще дышала, и, выпучив умные глаза, угрожающе клацала зубищами. По моде нынешнего времени сумму денежного приза пусть останется “коммерческой тайной”, а вот интервью с победителем - это “святое”:

- Денис, ведь столько пожилых рыбаков твоими соперниками были, а только тебе удалось поймать такую махину! В чем твой секрет?

- Ловим, как обычно, на жерлицы. У меня стоит, например, двадцать таких жерлиц. По правилам рыбнадзор не разрешает ставить жерлицы на ночь, и мы с утра приходим - и ловим на живца, мелкую плотвичку; ну, и проверяешь - если размотано и дальше мотает - клюнуло. Ждешь, пока она заглотит - и тащишь. Вот, чтобы эту щуку вытащить, багром железным орудовал, и лунку разрубал, а то не пролазила, и вот... - Денис мне показал

свои руки в мелких кровоточащих рубчиках. - Не уберегся, укусила она меня. Теперь долго заживать будет...

- А где ты ее поймал?- На другой стороне озера. Здесь, в городе, разные предприятия

спускают отходы, и щука уходит к тому берегу. - Но ведь далеко идти-то! - Из парка было видно озеро и

противоположный его берег едва вырисовывался у самого горизонта. - Это ж сколько идти?

- Я на велосипеде. Сейчас оттепели, лед чистый, без снега, и на велосипеде - минут за двадцать доехать можно.

- Щука эта на вид-то мудрая, вон, глаз-то какой смышленый...Как же она попалась?

- Есть она хочет... И еще задыхается. Но сейчас рыбаки много лунок навертели, доступ воздуха есть. Дело тут прежде всего в удаче. Повезло...

- А самая большая какая была на твоем веку?- Девять кило. Я чуть не два часа с ней возился, и она уже “сваливаться”

начала, так я руку ей в пасть - и вытащил! - С какого возраста ты начал ловить?- С пяти лет. Как меня папа тогда взял на рыбалку - так я и хожу все

время. После школы выдается свободное время - на велосипед - и сразу на рыбалку.

- Ну, а как с рыбой в озере?- Рыбы становится с каждым годом все меньше и меньше. Дело в чем: у

нас храмы, монастыри восстанавливаются и практически все, кто с религией

связан, получают разрешение на лов сетями. Им как бы на прокорм рыба нужна. И рыба уходит.

- Как-то материально помогает рыбалка... то есть, продаешь улов свой?- Бывает. У магазина “Солнечный” рынок есть - и там все рыбаки стоят,

продают......Праздник, как и все хорошее, пролетел стремительно. Пока еще не

стемнело, я решил побродить по старинному городу, будто пришедшему к нам из сказки. На южной окраине Ростова, у стен Яковлевского монастыря, мне повезло: я увидел истинную картину ростовского рыболовства. В сумерках, по люду, к берегу подходили рыбаки. Возвращались с противоположной стороны Неро. По всему озеру были рассыпаны черные “точки”-люди и казалось, потоку этому не будет конца. Мне показалось, рыбаков на льду - не меньше тысячи. Поднявшись на берег, у монастырских стен, мрачные мужики садились перекуривать (наверное, обычай такой). Судя по их виду, день был неудачным. И еще: складывалось впечатление, что эти мужики не просто рыбачили. Они добывали себе хлеб насущный.

И я решил утром сходить на рыбный рынок.На самом деле, это обычный мини-рынок, где продают консервы, хлеб,

макароны и пр., рыбу же продают “на собачьих правах” у входа, разложив ее на тротуаре. В основном, это мелкая плотвичка и карасики (причем торгуют ими старухи), крупную щуку я увидел только в одном месте. Продавал ее мужчина лет 50-ти. Сначала он не шел на общение, но потом (узнав, из какой я газеты) “потеплел”. Представился: Анатолий Павлович Арджба. Он уроженец Абхазии, но живет в Ростове уже больше 20 лет. Служил здесь в армии, учился, а потом 9 лет работал в Ростовском туркомплесе, директором ресторана, до тех пор, пока комплекс не закрылся (теперь это - жалкие развалины с пустыми глазницами окон):

- ...Я был до конца, но туризм остановился, номера пустовали, кормить было некого, вот и обанкротились... Сейчас более-менее оживляется, но все равно комплекс поднять невозможно.

- Какой же вес у этой щучки?- Восемь. Эх, опоздали вы: только недавно я продал

десятикилограммовою!- И сколько же за нее выручили?- Триста рублей. Взяли ее корейцы, они тут всякими приправами

торгуют. А поймал ее мой племянник, он не работает и все дни на озере проводит. Я-то редко ловлю, в основном - торгую.

- А много людей в Ростове сейчас живут озером?- Ой, много! И озером, и огородами. У меня у самого девять соток земли.

А рыбачат не только наши: сюда из Ярославля, из Александрова приезжают.

- Но ведь... вот, я вчера вечером видел: сотни людей с озера возвращались. Ведь это ж какое-то массовое рыбье истребление!

- Да... к сожалению, да. Через два-три года, если озеро не закроют, совсем не будет рыбы...

Рядом с абхазцем, бывшим директором ресторана, на асфальте с двумя щуками размером поменьше, чем у Арджбы, расположилась женщина интеллигентного вида. Я не решился с ней заговорить, и вот, почему. А вдруг это - бывшая учительница или экскурсовод? Или нынешняя. Возьмет - и выскажет все, что думает про государство прессу и вообще...

Едва я отошел от рынка, меня догнала старушка в потертом зеленом пальто и в ботинках типа “прощай, молодость”:

- Постойте! Постойте... Вы сейчас с мужчиной разговаривали, так вот... он все неправду вам говорил. Он не рыбак, он перекупщик.

- Но ведь продавать - тоже работа. Может, ему рыбаки благодарны за то, что он их избавляет от необходимости на рынке стоять...

- Нет. Он с каждых двадцати рублей сорок имеет. И вообще...Женщина досадливо отвернулась от меня, как-то неловко махнула

рукой, и, ступая прямо по лужам, побрела обратно к рынку.

Ярославская область

Гусиная песня

Это чисто русская забава: ни в одной стране мира нельзя увидеть такое. Даже специальную породу когда-то вывели бойцовых тульских гусей - «туляков». Они поменьше тех же, к примеру, «холмогоров», зато сохраняют повадки своих диких собратьев.

Гусятники вообще народ фанатичный. К ристалищу готовят своих подопечных с полной серьезностью. Нужно соблюсти целый ряд условий, без строгого следования которым гусь просто не пойдет драться. Главное из них - непременное присутствие «подруги». Только если во время боя его подбадривает «любимая, гусак способен победить.

Начинается поединок с того, что на ристалище выносятся два гусака; каждого бойца за спиной поддерживает «гарем», обычно состоящий из четырех - пяти гусынь. Мужчины не сразу бросаются в бой. Они несколько секунд еще присматриваются друг к другу, в то время как их «гаремы» яростными криками подзадоривают бойцом. Вдруг - гусаки бросаются друг на друга и - сцепляются в смертельной хватке. Бывает, снег окрашивается и кровавыми следами...

У боя довольно строгие правила. Сражаться из молодых могут только одногодки и только с пятилетнего возраста гусаки считаются равными. За ходом поединка обязательно следит судья. Особенно чувствителен у птицы сгиб крыла, и гусаки, будто чувствуя это сцепляются друг другу в крылья: это упорное противоборство может продолжаться и минуту, и полчаса (если соперники равны), вплоть до того, как один из бойцов не бросится наутек, спасовав. Иногда даже гусыни из «групп поддержки» устают подбадривать своих «гладиаторов», полностью отключаются от хода поединка и начинают выискивать под снегом траву. Самой терпеливой в данном случае остается подруга (вот она - гусиная верность!): она в единственно числе подбадривает своего потенциального защитника. Запрещенный захват - за голову: за этим следит судья и, если один соперник ухватил другого за шею три раза, он дисквалифицируется. Вопиющее нарушение - ухват за ногу. И в этом случае нарушитель признается побежденным.

Вокруг ристалища тоже порой кипят нешуточные страсти. Особенно переживают хозяева отважных бойцов. Бывает, что организовывается маленький «тотализатор», но ставки обычно не превышают привычной русской единицы - «пузыря». Главное здесь - честь. Честь человека и честь гуся. Поставленное на кон спиртное здесь же уничтожается. Но - только после схваток...

Нижегородская область

Чудная страна Ухтубужье

Тут вообще много необычного. Начать хотя бы с ухтубужской церкви, которую впору в Книгу рекордов вписывать: как-никак, строится она уже... 100 лет. Получилось так: строить начали при царе, а, когда революция подоспела, освятить не успели. После длительного периода, связанного с известными событиями, собрались было закончить постройку, но денег так и не набрали. Так и стоит на окраине деревни Попово храм без имени (правда, в бытность колхозов в нем устроили гараж).

Жили здесь во все времена небогато. Но весело. Так вот, мы о ряженье. Больше всего здесь любили рядиться в “лошадь”. Почему-то чучело лошади (его надевали два человека) наводило по деревням ужас, который, правда перемешивался с диким восторгом поселян. Шуму и визгу от лошади было много, но еще более ужасным почему-то считался ее поводырь, “конюх”. Если некоторые смельчаки еще решались вскочить на лошадиную спину, то прикасаться к “конюху” боялись даже дюжие мужики, и толстенный кнут был здесь не при чем; что-то жуткое скрывалось в самой его сути, хотя, “конюха” зачастую играл самый заурядный деревенский мужик.

Другое ряженье называли “срамным венчанием”. Парень, из тех, кто побойчее, наряжается попом. Надев “рясу” из простого холста, украсив голову берестяным лукошком, взяв толстенную книгу вместо Библии, он со страшным ревем врывался в помещение, где проходили “сбитни”. Надо сказать, дозволяется подобное богохульство только в Святки, когда согласно народным поверьям нечистой силе дозволяется почудить на белом свете. Все, конечно, разбегаются, куда могут, и, если “поп” ловит юношу и девушку, он соединяет их руки, надевает им на голову по лукошку (“венцу”), водит вокруг табуретки и поет: “Аллилуй, аллилуй, повели девку на х... (тут уж, простите, приходится из песни слово выкинуть...)!”

Ряженье “смерть” - вообще жуть! Парень, одетый в “смерть”, влетает в избу во всем белом и все вокруг буквально начинает ходить ходуном. На голове у “смерти” личина из картона, а в руке - шило. Он бегает по горнице и всех, кого достанет, колет своим шилом (больно, между прочим!) - и визжат те, кого “смерть настигает”, самым что ни на есть натуральным визгом. Но вот, что надо заметить: в Крещенскую ночь парня, посмевшего взять на себя “смертельную” роль, обязательно опускали в прорубь реки Унжи; грех, все же на себя взял! Иногда вместе со “смертью” появлялся и “покойник”. Его задача простая: лежать и не двигаться. Каждый должен подойти к “покойнику” и поцеловать его в лоб, и после каждого поцелуя “покойник”... хрюкает.

Особенное, местное ряженье: “жгоны идут”. “Жгоны” - это приблудные мастера, катали; они приходили в деревню катать по заказу валенки, и своим страшным видом (неделями не мылись), непонятным языком, напоминали пришельцев из потустороннего мира. Парни, переодевшиеся в “жгонов”, изготавливали пародию на главный шерстобитный инструмент “лучок” (палка с натянутой на нее струной). “Катать” собирались не валенки, а... девок. Происходит сие весьма грубо. Ту девушку, которой не повезло и ее поймали, кладут на “валовище”, сверху на нее кидают парня, и, как в блин, их закатывают в половик. Перевязывают жгутом, и начинают катать по полу, периодически останавливаясь и спрашивая девушку: “Ну, как, укаталась?”

Если вы думаете, что на “сбитнях” наблюдался разврат, то ошибаетесь. Все это были забавные игры и по ухтубужской традиции целомудрие входило в обязанность представителям обоих полов. Нарушение правил игры считалось страшным грехом и тем, кто имел скверную репутацию, доступа на “сбитни” не было. Ужас и одновременно радость, которые испытывали “сбитующиеся”, помогали отдыхать, отключиться от насущных забот. Теперь, к сожалению, набирает мощь суррогат нормального человеческого общения: телевизор.

Кстати, ряженье откликалось и на научный прогресс. Когда технические новшества еще только начинали осваивать село, появилось ряжение “патефон”. В лубяной короб сажают девочку ростом поменьше, втыкают в него сбоку ручку, сверху - самоварную трубу, и вносят это “достижение цивилизации” в комнату. Ручку (обычно - от трактора) крутят, и самоварная труба начинает издавать глухие звуки, очень похожие на патефонные.

Самое любимыми на “сбитнях” во все времена оставались игры с поцелуями. Что ни говори - а целоваться в Ухтубужье любят... Таких игр очень много и описывать их можно очень долго, хотя, если честно, игры с поцелуями (например, “бараба”, в которой “барабиться”, т.е. целоваться принято было в углу, за печкой, или “косой” - когда надо было дотянуться друг до друга губами) все-таки уступит по зрелищности ряженью, ведь в “смерти” или в “лошади” результат всегда непредсказуем, ну, а здесь - что? Поцелуй - и все...

Кстати, некоторые думают, что, мол, те, кто много празднует, обычно мало работают. Скромные наблюдения автора раскрыли обратную закономерность: кто умеет работать - умеет и отдыхать. Сейчас сельское хозяйство у нас в состоянии, близком к “коме”, так вот, СПК “Заречье”, объединяющее ухтубужские деревни, на лучшем счету в районе, а по надоям молока оно вообще в лидерах. “Заречье” уже было катилось к закату, но несколько лет назад его руководителем стал ухтубужанин Николай Молодцов, который буквально возродил хозяйство. Собственно, чего еще ожидать от председателя с такой фамилией? Не один из ухтубужан, кстати, ни разу не пожаловался на нынешнее положение дел (как в их местности, так и в стране в целом), что, впрочем, можно было бы списать на праздничное настроение.

А праздник был такой: исполнилось десять лет фольклорному... театру. Да-да, здесь есть свой театр! И название он заимствовал у местности: “Ухтубужье”. Артисты его в основном люди пожилые, обремененные опытом, авторитетом и внуками (а то и правнуками), но поверите ли вы, что именно они показали почти все фирменные ухтубужские “приколы”, включая и игры с поцелуями, которыми так богата здешняя земля?

Может быть, вы никогда бы и не узнали про Ухтубужье, про здешние “сбитни” и ряженья, если бы (ох, опять мы в жизни натыкаемся на таинственное “если”) сюда однажды не заехала из города Мантурово скромная женщина Нина Стрючкова. Она собирала фольклор и интересовалась, какими здесь в старину были свадьбы. Нину привели к Калисте Ивановне Соловьевой, которая, выслушав просьбу собирательницы “вспомнить хоть что-нибудь”, строго заметила:

- Зачем “что-нибудь”? Я всю свадьбу помню...И сегодня, спустя десятилетие, 82-летняя Калиста Ивановна лихо

вскакивает на “лошадь”, всем своим видом как бы доказывая, что старость существует лишь тогда, когда о ней помнишь...

С ухтубужским свадебным обрядом вышло так. Калиста Ивановна пригласила еще несколько пожилых женщин, и вместе, за бутылочкой домашнего винца, за три вечера они вспомнил и записали все. Но что с этим делать? Нину осенило: а что, если... кто лучше самих ухтубужанок представит эту самую свадьбу?! Народ здесь особенный, открытый, - и женщины согласились...

Когда однажды они представили “свадьбу” (жениха в ней играл Нинин сын Андрей, простой сельский ветеринар) в местном клубе - ухтубужане

были в восторге! Следующим этапом было восстановление обряда проводов в армию. Здесь он тоже был особенный: парня-призывника вели по деревне, в то время как его отец нес украшенную елочку. После шествия будущий солдат приколачивал эту елочку к углу своего отчего дома, и, что замечательно, елочка эта не вяла и не осыпалась за все время его отсутствия. Если что-то с ней случалось - родные знали: “что-то стряслось с нашим солдатиком...” Может тут и мистика какая-то подмешена, но факт, что примета, как правило, не подводила.

Однажды, сидя на “сбитне”, устроив небольшое застолье в складчину, ухтубужане решили: “ежели мы, дак, выступаем, как артисты, - то чем мы не теятр?” Ну, и пошло-поехало! Стали припоминать игры, ряженья, песни, местную пляску, называемую “шанской”...

Некоторые “сумлевающиеся” скажут: “пожилые люди, пенсионеры, а дурачатся, черт-те кем себя выставляют...” Но здесь считают иначе. Взять, к примеру, Зою Герасимовну Кирееву из деревни Дубшино (она в театре с самого начала). Что было в жизни этой 75-летней женщины? Трагически погибший муж, шестеро детей, двое из которых умерли, один класс образования и 38-летний стаж доярки... Со школой вышло так:

- Один год и два месяца я проучилась, дак. Тепло было - я ходила в школу, а потом тятька лапти не сплел - не пошла. И школа моя пропала... И все я дояркой, дояркой... И троих своих детишек родила на ферме; пришла - корова телится - я теленка тяну - а потом сама рожать... И последнего, Сергея, сама могла бы родить, да у него пуповина вокруг шеи обернулась, акушер принимал. Как раньше жили: “скидеваха - да надеваха”! Бедно жили. А сейчас, говорят: “плохо живут”. Как - плохо? Вона, стол-то какой был, мы всегда пирогов напечем, пива наварим! Давали мы недавно концерт в деревне Карымово. А потом подходят две старушки: “Вы не Зоя Смирнова?” (это моя девичья фамилия) - “Да...” - “А мы Настя и Маша. Не помните?” Приглядываюсь: древние такие, с палочками, все согнутые, сморщенные... Выяснилось, что в молодости мы встречались, только им по 70-71 году, а мне-то 75! И пляшу, и все прочее... Вот, что театр делает!

Костромская область

Вот и Юрьев день!

Порадовал апрель в этом году теплом, а вот в мае зима вновь одолела - и северный ветер нагнал мрачные снежные облака. Правда, здесь, на севере Костромской области, подобные коллизии вовсе не редкость. А потому в селе Ильинском под городом Кологрив, хоть и отмечается такой уже редкий для Руси праздник Егория, но скотину не спешат выгонять из теплых хлевов в луга. Трава здесь к шестому мая (день памяти знаменитого святого, у которого сразу три имени: Георгий, Юрий и Егорий) просто не успевает вырасти.

В деревнях, где домашние животные - истинные хранители твоего благополучия, момент, когда та же корова может переходить от иссохшегося сена на подножный корм, становится эпохальным. Да, в масленицу мы проводили весну. Но впереди еще полтора месяца над миром будут властвовать снега. Народная поговорка гласит: “Егорий на пороге - весну приволок!”. Между прочим, Георгия Победоносца вспоминают два раза - весной и зимой (9 декабря). “На Руси два Егорья - один холодный, другой голодный.” Знаменитый русский обычай, по которому крестьянин мог переходить в Юрьев день от одного хозяина к другому (в 1581 году, после введения крепостного права, эта свобода была упразднена) относится к зимнему, “холодному Егорию”.

Так сложилось, что Егорий почитается покровителем всего домашнего скота. И не только скота, но даже волков и других хищных зверей. “Без Юрьева наказа и серый волк сыт не будет”. Почему так получилось - загадка. Георгий был реальной исторической фигурой, воином в армии римского императора Диоклетиана. Он пострадал за то, что являлся тайным христианином. И пострадал сильно. Пожалуй, Георгий - рекордсмен по количеству мучений, которые он принял за Христа. Его рубили мечами, раздавливали тяжестями, вливали в рот расплавленное олово, прибивали голову расплавленными гвоздями, сжигали на костре, даже распилили на семь частей и затем сварили в смоле - и всякий раз он вновь оживал! До своих мучений он спас африканскую царевну от отвратительного дракона, что делает Георгия почти мифической фигурой. Иконописный образ его был заимствован у египтян, которые так же изображали бога Гора, поражающего бога Сета. Между прочим, и у древних скандинавов почиталось божество Тор, который так же победил дракона. То есть, образ бога - победителя присутствует во всех религиях, что может некоторых натолкнуть даже на мысль о единой основе мировой культуры (ведь созвучны даже имена).

Не зря ведь Георгий стал символом Московского государства. Еще в Византии его провозгласили покровителем всех властителей. Так как наша государственность формировалась византийскому образу, то изображение Победоносца было долгое время официальным гербом Руси.

На Егория существует множество народных примет. “Егорий с теплом - Николай (летний Никола, 22 мая - Г.М.) с кормом”. “Егорий с водой - Николай с травой”. На Юрья роса - не надо коням овса”. “На Егорья мороз - будет просо и овес”.

В той или иной мере - Юрьев день отмечается везде. Любая деревенская старушка обязательно в этот день кустиком вербочки, припасенным с Пасхи, обойдет свое хозяйство. Да еще и скотинку святой водой попрыскает. А вот в селе Ильинском празднование Егорья намного интереснее.

Начинается все с обхода полей, на которых скотина потом будет пастись. Впереди - икона Николая Угодника. Почему не Георгия? Я тоже задавался этим вопросом, пока не вспомнил, как моя бабушка передавала мне нашу семейную иконку, наказывая не забывать, что изображенный на ней Никола - наш семейный покровитель. Потом, когда стало модным православное почитание, я узнал, что на доске изображен... Архангел Гавриил. И это нисколько не пошатнуло моего уважения к набожной моей бабуле Наталье Даниловне (Царство ей небесное!). В конце концов, это она в младенчестве меня крестила. Просто Николай всегда остается любимым Святым русских. И во всем мы уповаем на него.

Сопровождается шествие звоном колокольцев (тех, что вешают на корову) и стучанием в “барабанку”. Здесь это называется “Егория вопить”. Когда выпасы обойдены, у ритуального костра устраиваются игры. Они непродолжительны, так как к сумеркам пора возвращаться в деревню. Наступает время колядок.

Хозяевам поется величальная песня:Хозяин с хозяюшкой,Встань - пробудися,Умойся - утрися.К Николе приложися,

Егорию поклонится...Уж как мы, добры молодушкиУтром порану вставали,Белы лица умывали,Полотенце изорвали,По кафтанцу износили,По сапожкам изорвали, Все добры люди не знали.Батюшка Егорий!Спаси нашу скотинку, Всю животинкуОт волка - медведя, От лютого зверя...Богу на свечку,Нам по яичку,Великому ЕгориюТри копейки серебром...Село немаленькое и колядки заканчиваются далеко за полночь.

Обязательно надо одарить яичками и деньгами. Из собранного потом будет вариться “селянка” для общей трапезы (с пьянкой, естественно), а вот всю денежку принято отвозить в церковь (которая в Кологривском районе только одна - в райцентре). Настоятель церкви отец Виктор на все деньги отсчитал свечей, а, пока мы ставили свечи к иконам (больше всего, естественно, Георгию), спросил я у него, между прочим, не против ли церковь «егорьевского» обряда. Батюшка хитро так улыбнулся и заметил:

- А почему вы считаете, что церковь против? Люди и сами порой не понимают, что Бога славят. Заметьте, заговор везде вставляется. В любую обрядовую песню. Так мы защищаемся от нечистой силы. Без молитвы мы ведь так уязвимы...

Так получилось, что шестого мая в Ильинском чествовали ветеранов войны. Бригада районного отдела культуры устроила для них концерт. Потом было застолье с обязательными фронтовыми “ста граммами” из кружек. Пили как за победу, так и за Егория. И за урожай хороший. Ведь Георгий, хоть и Победоносец, но с греческого он переводится, как земледелец.

Костромская область

Поет Дуняша в Духов день

Духов день издревле входил в круг Троицких празднеств (да и отмечается он на следующий день после Троицы). По преданию, в этот день сходит с неба священный огонь и испепеляет всех злых духов, попадающихся ему. В одной старинной книге пишется: “...И бегут беси огня-духа, и мещутся злые духи в бездны подземныя. И в бездне бездн настигает их сила сил земных. Слышит вопль бесовский в сей день господен заря утрення, и полдень внемлет ему и вечер свете-тихий такожде до полунощи. И не токмо силу бесовскую - разит огнь небесный всяку душу грешную, посягающу на Духа Свята дерзновением от лукавствия...”

Здесь, в Ермолове, в Духов день торжественно шествуют через село к реке, впереди неся, будто знамя, березку. Поплясавши и напевшись вволю, бросают березку в реку с моста, а за ней и венки, загадывая: если венок уплывет далеко - значит, жить долго еще. Если же утонет... сами понимаете. Наверное, самое главное в этом действе - старинные обрядовые песни, которые помнят только пожилые. Одна из бабушек - Евдокия Дмитриевна Блинникова - знает их все, несмотря на свой почтенный 88-летний возраст. Все - и молодые, и старые - величают ее попросту Дуняшей. Сами понимаете, плохих людей так не величают, к тому же кроме нее и запевать некому. А потому, как приближается срок Духова дня, вопрошают с опаской: “Выйдет ли Дуняша?”

В этот раз Дуняша, опираясь на палку вышла... От ее дома березку и понесли. Мы не будем описывать подробно праздник. Поступим иначе. Дадим слово самой Дуняше: пусть она пропоет несколько песен, одновременно кое-что и рассказав. Ведь, как известно, в песнях душа русского народа (да и любого народа вообще).

Вот еще что. Считается, что в Духов день обязательно пройдет дождик с грозой. В этом году над Ермоловым пронесся целый ураган, а уж гром гремел - аж кошки под лавками попрятались. Так что, будем считать, земля от демонов очистилась. А благодать-то какая после дождя...

Итак, говорит Евдокия Дмитриевна...

Про роковую любовь

Как песни эти запоминала? А всяко. Вот маленькая совсем была - помню: жена ведет мужа, выпимши он и песню поет:

В одном том селе жил крестьянин,С родною семьею он жил, И на пагубу собственной жизниЯ дочку его полюбил.Она мне клялась и божилась,Что “Буду тебе я верна”.А кровь-то во мне волновалась, как будто морская волна.

Иду я - и что же увидел:Ее уж другой обнимал...И что же со мною случилось - Со мною был вострый кинжал!От ревности сердце забилось,От злобы я весь задрожал -Вонзил я кинжал ей по ручку,Девчоночку с ног я свалил!И что же, подлец, я наделал,И что же я тут натворил...Ну, скажи-ка, скажи, каторжанин,За что ты в остроге сидишь?Зачем сквозь железны решетки Печально на волю глядишь?...Тут я родилась, тута крестилась, тут и живу. Отец у нас уехал с

концами, когда мне только девять годков было. На высылку в Сибирь мы принадлежали, потому как кулаками нас считали. Наверно, отец это дело узнал - и смотался. А пятеро нас было, детей-то... Мама в колхоз пошла, ну, и мы ходили в поле, Ну, все в колхоз сдали, а во дворе нашем сделали для лошадей тырло. Бывало, Всю скотинку уберешь, стадо загонишь: “Ой, пойду где-нибудь песенки попою!” А с утра бабушка меня разбудит: “Дуняша, все уж на работу подались...” Погулять-то охота - и спать охота. И откуда желание бралось?

А замуж я вышла в тридцать втором, осьмнадцати лет... Ходили на улицу гулять, так и подошелся жених, хоть и красивая я была, как свинья в дождик. Но хозяин-то нужен был в дом. Хорошо жили мы...

Про Духов день

Он у нас всегда праздновался. Это не нами заведено, а старыми людями. Собирались - кто погулять любит, да кто молодой. А кто не любит - все нас осуждали... Да и сейчас такая история. Вот рядом три дома подряд все вымерли старухи. Все собрались бы, бутылку раздавили - и пошли бы, а то на сухую - как? Вот еще песня у нас такая есть:

Шла ли Маша из лесочка, Несла Маша два веночка,Себе, Маше, и дружочку...На головку Маша венок клала,На буйную надевала,Речи Маша баила.Речи Маша говорила,Пастушка к себе манила... Ты, пастух ли ты пастушочек,Пастух миленький дружочек,

Не покинь, пастух, меня...Меня, горькую сиротинку, При широкую долинеВ лужках Машу одное.Пастух скоро догадался,За скотинкой в лес угнался,К селу ближе подгонял.Во селеньице пастух вогнавши,Всю скотинку разобравши,К жене своей забегал:“Ты жена ли, моя женушка,Жена - верная моя служанка,Не жди меня ночевать...”

А посля Духова дня неделя пройдет - там заговенье. Вешаем кошель на плечо, закуску, бутылку - и идем за церкву на гору. Там карусель мужики привозят, гуляем...

Вот в церкву сейчас не хожу. Не могу: нога, вот... А поп у нас тогда был уж старенький, а когда разгромление было, принуждали: бросай службу, бороду сбрей! Он не дал. Отец Алексий его звали. Ну, значит, угнали его. Приехал он из тюрьмы - и все ж опять с бородой! Ой, душевный он был. А потом начали колокола сшибать с колокольни. Мы плакали-то стояли на дороге... Зачем это им надо-то было? Неужели это угнетало их? Чаго им? И так песню сложили: “Колокола на трактора”. Не хватало у их, наверно... тракторов энтих. Отец Алексий уже плохой был, жил на квартере. Его на салазках возили к церкви служить. Но в тридцать седьмом церковь совсем заколотили. Спроси их, дураков, чаго им надо было?

Последние годы взялись нашу церкву оправлять. А там уже все разорили, разбомбили... Там сыпали во время колхоза дуст. Призвали нас очищать этот дуст. Там до сих пор им пахнет. Ну, мужиков стали нанимать, по деревням ходили на церкву собирать. Чего поделают - надо платить. Тут как раз крещение. Народу мно-о-о-го набралось и все, кто мог, в таз сваливали денег. Поп явился к нам, вроде служить. Полна чаша энтих денег-то... Этот поп подошел и вот так берет деньги - отнес вроде как в алтарь. И все в карман, все в карман! Вот... страм-то какой! А я говорю: “Маруська, ты уж никому не говори, как этот поп-то сделал...” А она: “Ага, не говори! Весь народ был тама, все видали...” Но он немного у нас служил. И он выпивал. Он нам не нужен. Вот нашли другого попа. Этот: хочу - служу, хочу - нет. У меня, говорит, свои дела. Ездили в Рязань, нам прислали другого попа, отца Андрея. Он у нас три месяца всего, еще зачеты у себя там сдает. Вроде как ничаго он, службу знает... Видно, Бог троицу любит.

Про войну

Она громкая-то, эта песня. Мы ее вовсю орем:Вдоль по линии КавказаМолодой орел летал.Он летал перед войсками,Православный ероплан.Он с походом нас поздравилИ давал строгий приказ,Чтобы были у вас, братцы,Ружья новые в руках!Ружья новые, винтовки,А револьверты в кобурах!Мы поедем за границуБить отеческих врагов.Часть побьем мы, часть порежем,А остальных мы в плен возьмем!Под ракитою зеленой солдат раненый лежал.Над ним вился черный ворон,Чуял лакомый кусок...

Вот муж мой пришел с Финской, путем не отдохнул - ТАКАЯ война. Там и пропал он без вести, двенадцатого апреля сорок второго года прислали извещение. Это чего, на мину налетел? Тронулись мы с дочкой с Москвы. Хотишь ехать на грузовой барже - садись. Ну, куда деваться? На такой-то пароход - там только начальство ездит. Ну, везли нас баржи. Как грузовой камень. Ни уборной, ни кипятку. Доехали до Рязани, остановился наш пароход - а тут бомбежка! Батюшки - куда деваться? Сидим в барже, а наши бьют из занитков. Осколки бултых- бултых, а мы одеялом накрылись...

Господи, спаси нас, грешных... Но ничего, до утра дожили. Все ползут по трапу, а я - ну куда с ней, малышкой, пойду?

В войну в деревне и пахали так: семь человек плуг тащат - один за плугом. Лошадей-то мобилизовали. Господи, глупые были, не жалели здоровья... Грузчиками были, мешки носили в церкву. Дрова таскали. Или барду возили, она у нас в озере была. Мы ее ведрами зачерпывали и по цепочке передавали. Стояла - и вдруг раз - нога утопла, а зима лютющая. Я: “Бабы, пойду в топку, ногу отогрею”. Только хотела лапти разуть, кричат: “Дуняша, мы уезжаем!” Собралась и еду. Пока до Ермолова доехали - нога смерзлась. Вот эта нога, котора не ходит щас у меня...

Про смерть

Ой, никому не нравится, а мне нравится эта песня. Они меня ругают, не велят петь. Ну, слушай вот:

Вы не вейтесь, черны кудри,Над моею больной головой.Я сегодня больна и бессильна,Нету в сердце былого огня.Вот зачем возмущаться напрасно:Скоро - скоро не будет меня...Вот настанет мрачное утро,Будет дождик осенний моросить,А ты услышишь протяжное пенье,

Как меня понесут хоронить...

А из друзей моих верных, наверно,Знать, никто не пойдет провожать,Только ты лишь, моя дорогая, Слезно будешь над гробом рыдать...Ты в последненький раз поцелуешьПри спущеньи в могилу меня,Но уста мои больше не скажут,Что прощай, дорогая моя...Родилась у нас девочка, и заболела она. Коклюш ее начал бить и

воспаление легких. Это вот сейчас кладут детей в больницу, а тогда не клали. Уж ей-то было четыре, я ее на печку, а она, Верочка, кричит:”Душно!” Так и умерла. Ой, ходила я на кладбище плакать, все опротивело, и корова, и никакая скотина не нужна. Завербовали нас вербовщики в Москву... Ой, до чего там нехорошо! Москва - она Москва и есть... она любит денежки. Куды не пойди - не нравилось. На катере там билетики выдавала, потом в больнице санитаркой устроилась... Пока мой на Финской был, я понесла другую девочку...

И знаешь, ведь у меня и внучка тоже померла в четыре годика. Это вот кукла от нее осталась. Я уж ее никуда не бросаю... вот ведь какое совпадение.

От сына маво была внучка. Его я после войны родила. В сорок восьмом со вторым мужем познакомились. Он инвалид, пришел с фронта, Иваном его тож звали, как и первого. В Москве сын щас, приезжает только за картошкой.

Муж-то запивал под конец, то есть, с бутылочкой подружился. Плохо с ним часто становилось, падал - лицо синее - будто не жилец. Я уж искусственно дыхание ему - так пять раз с того света его утаскивала. А на шастой раз... Ночью просыпаюсь - нету его, а свет в сенях горит. А спать - ой, как охота. Ну, пока дошла до сеней - он уж и преставился. Ну, думаю, прибрал тебя Господь... Тринадцать лет уж тому.

И скока мне еще жить-то? ...Дуняша, сладкая ты наша Дуняша... Живи - пока живется! Ведь ты

нужна нам... Несет парень березку, а березка эта - только лишь символ. Ведь он дух несет... не знаю, что есть этот самый дух, но частичка тебя, как и каждой русской женщины - в нем есть несомненно. Ведь в прошлый год ты приболела - и никто не пошел с березкой-то...

Рязанская область

Играем Каравон

- ...Это наш престольный праздник. Никола. Наши бабушки, да и прабабушки тоже серьги одевали, сарафаны, платки повязывали, и выходили в середину села. Весело было, народу много...

Мария Яковлевна Кузнецова весело, по-молодецки вздернула руки, несколько раз притопнула, гордо приподняла голову, прикрыла глаза, как будто “прокручивает” в голове то, казалось бы, забытое время, и продолжила:

- Я застала Каравон совсем девочкой и только два раза-то смогла поиграть его со взрослыми. Собирались вечером, когда стадо пригонят, сколько есть на селе народу, все у Каравона - и хорошие, и плохие, тут и песни, смех, и драки... А многие там выбирали девушку себе. Считалось как: “если мирскую землю на Каравоне не потопчет, она не невеста еще и сватов не могут к ней засылать...

- А гуляли три дня. - перебивает Клавдия Александровна Козина, - а на четвертый день играли молодушки. Церква наша тогда уже не действовала, и мы играли без службы, даже кресты боялись носить...

- Да. Очень приятно, что возродилось все. И церква, и праздник. Мы даже оживели! Вроде бы, как и не старухи уже...

И это по ним видно. Ладно там, молодые, которые тоже одевают на этот праздник обрядовую одежду, но из этих немолодых женщин действительно буквально “выплескивается” какая-то радостная энергия и заметно, что для них это - самый главный день в году.

- Но как понять слово “Каравон”? Что это все-таки такое?- Да так и понять. Каравон - это хоровод такой, и похожего вы во всей

России не сыщите. Сцепляемся мы мизинцами, и играем Каравон. У нас издревле три песни поется в Каравоне: “Как по морю-морю...”, “При долу-долочке...” и “Как по речке-речке...”, их три раза положено петь. Распеваются они у нас медленно, с роздыхом. Там фигуры еще такие, может, и не сложные, но учить их надо; мы, девчонки, собирались за неделю, за две до праздника “беседками”, и спевались, чтобы, значит, ходить в ногу. Но однажды нас и разогнали...

- Да. Посчитали, что это религиёзный праздник, и стали с ним бороться. Сельсовет нас гонял, партком гонял, и под страхом тюрьмы запретили собираться.

- И что, больше не собирались?- А так и жили: больше не собирались. “Артелями” маленькими

собирались, во дворах, и втихаря поиграм... Но вот теперь спасибо хоть Сергею Алексеевичу! Если б не он...

С Сергеем Трусовым, главой самоуправления села Русское Никольское, мы еще познакомимся, но вначале я расскажу об истории этого необычного села.

Давным-давно, еще до покорения Казанского ханства войсками Ивана Грозного, в этих краях жили татары и чуваши. Впрочем, татарские и чувашские села здесь, в Заволжье, и теперь существенно преобладают вплоть до того, что Никольское является русским анклавом посреди иноязычных поселений. Кругом соседствуют исключительно татарские деревни.

Естественно, за 450 лет, прошедших со времени завоевания Казанского ханства, многочисленные наши российские народы сильно и весьма причудливо перемешались - и нельзя судить о том, что, мол, данное село “татарское”, а данное - “русское”, но в Никольском все обстоит немного не так. Почему-то здесь сконцентрировалась именно русская культура и сейчас в селе с населением в 930 человек русские составляют 92%. А в начале прошлого века здесь жили исключительно представители этой национальности.

Поскольку история села уходит корнями в глубь веков, трудно судить с точностью, когда оно появилось, но определенные сведения в летописях отыскались. Село это изначально было татарским, и, хотя неизвестно, когда оно основалось, достоверно известно, что где-то в 30-х годах XVI века на эту местность напала моровая язва, изрядно “покосившая” местное население и скот, в результате чего жители сами сожгли свое село и оставили его навсегда. Сохранилось предание, что, прощаясь с родиной, молодая татарка бросила в здешнее озеро Рытое свой гребень, после чего оно заросло травой.

Русские люди пришли сюда лет через двадцать после трагедии, и, надо сказать, на этих плодородных землях, жили они неплохо. Недавно исследователи на основе сохранившихся в Никольском старинных песен установили, что корни никольцев - в Нижегородском крае. Село считалось зажиточным, и, кстати, здесь никогда не знали рабства. С татарами, живущими в соседних селах, всегда жили дружно, как, впрочем, стараются жить и сейчас.

Естественно, село тогда называлось по-другому: Караево. Происхождение этого названия неизвестно, но “держалось” оно долго и это зафиксировано даже в метриках нынешних никольских бабушек. “Никольское” появилось из-за каменного Никольского храма, построенного в 1848 году. Храму при советской власти сильно не повезло. После Гражданской войны нанятые из другой местности мужики под охраной милиции (встречены они были населением агрессивно) разграбили храм, сбросили колокола и всю более-менее ценную утварь увезли в Казань. Из алтарных икон соорудили парты для местной школы. Священник Порфирий Цивильский с матушкой и двумя дочерьми вскоре пропали без вести.

Почти сразу после позорного разгона Каравона, в 55-м, для постройки на ближайшей речке Меше местной ГЭС разобрали церковную колокольню, самую высокую в округе. Видимо, за все в этом мире надо платить и той же весной, в половодье, “храм электрификации” напрочь смыло.

Из-за того, что в этом районе Заволжья оказалось два Никольских, это село стало “Русским Никольским” (другое Никольское стало “Татарским”).

Сергей Трусов родом из Сибири, из Кемеровской области, но так получилось, что его родители однажды приехали в Татарстан на комсомольскую стройку, КАМАЗ, и, естественно, трудовую свою деятельность Сергей тоже начал с автомобильного гиганта. Родом из Никольского была его жена Светлана. Совхоз в селе, который называется “Волжский”, был богатый и строил он в то время Дом культуры, к тому же здесь давали квартиру. И, приехав сюда 18 лет назад на должность директора культурного учреждения, Трусов остался здесь навсегда, а теперь он к тому же “мэр” села Русское Никольское.

Первые года кое-какие рассказы про некогда шикарный местный народный праздник до него доходили, но все это было на уровне какого-то сказания о “золотом веке”, который уже не вернуть. Тем не менее, Сергей решил пройти по домам, в которых жили самые пожилые никольцы (которые родились еще караевцами), и стал по крупицам кое-что собирать. Начиналось все с восстановления песен, тех самых трех хороводных запевов, без которых Каравон таковым не мог считаться. Поскольку старые женщины в “доразгонные” времена были уже вполне зрелыми, тем более, что они и без того втаймя собирались и пели их, трудностей у Сергея не возникло.

Нашлись и запевалы. Ведь без запевал никакой хоровод, в любой точке России невозможен. Трудности возникли потом. Когда Сергей впервые попросил бабушек, которых он к тому времени собрал аж 22 человека,

сыграть Каравон по-настоящему, в центре села, те засомневались: “А не посодють ли?” Воробьи-то, понимаешь, стреляные...

По стране гремела Перестройка, гласность, и в первый раз, когда женщины одели свои обрядовые одежды, долго-долго хранившиеся в сундуках (поговаривали, платья эти пошиты были еще во времена похода Ивана Грозного, что, конечно, сильно преувеличено), и прошли по центральной улице, село будто ожило. Казалось, что весь мир стал вдруг ярче, светлее! Ну и, самое главное, никого не посадили, а совхоз - так даже помог материально устроить традиционное застолье, без которого, кажется, ни один русский праздник не обходится.

И все как бы встало на свои места. За исключением только одного “но”: развалины Никольской церкви, возле которой проходило действо, буквально пугали гостей своим жутким видом (ох, сколько таких развалин по Руси-матушке...). Каравон проводился ежегодно и даже казалось, не исчезал он вовсе, так оно и было всегда. Вскоре возникла еще одна проблема. В Татарстане много русских сел, таких же, как Русское Никольское, но... ни в одном из них не сохранился свой, ни на что не похожий праздник. И стали на Каравон съезжаться гости, с каждым годом все больше и больше и никто не помнит, когда точно родилась идея превратить Каравон в общереспубликанский праздник русского фольклора.

Но Сергей хорошо помнит, сколько мытарств ему пришлось преодолеть, скольких чиновников убедить, сколько физических и духовных сил потратить, чтобы “протолкнуть”, эту смелую идею. И вот...

В этом году Каравон в качестве республиканского - даже не праздника - фестиваля русской культуры проводился аж в 20-й раз! Сюда приехали сотни гостей, десятки коллективов со всех уголков Татарии, множество народных умельцев, могущих не только похвастать своими уникальными работами, а и поторговать ими на ярмарке.

А теперь есть, чем похвастать вдвойне: новенькая, буквально “с иголочки”, всем миром восстановленная Никольская церковь теперь уже может порадовать глаз любого гостя.

Республика Татарстан

Кукушкины слезки

По-латыни название этой травки звучит: “orchis latifolia”. Вы ее наверняка видели где-нибудь у околицы или на лесной опушке. Скромненькое растение, зернышками-соцветиями своими напоминающее просо, в глаза не бросается, однако предназначенная ему роль настолько велика и удивительна, что перед незаметной былинкой могут померкнуть самые прекрасные цветы...

Праздник “Кукушки” некогда был у нас распространен широко. В относительно небольшом количестве русских деревень его помнят до сих пор, но смысл его практически утерян за давностью лет. Хотя, как это ни парадоксально, именно тот факт, что люди веками выполняли определенные

обрядовые действа, не задаваясь “проклятым” вопросом - “а на фига это все?” - помог сохранению архаичного обряда сегодня.

“Хоронили кукушку” по-разному. В каждом селении имелись свои, ни на что не похожие обряды, и общим оставалось только привязка “кукушечного” праздника к Троице. Но и здесь “Кукушка” могла состоятся и за неделю до Троицы, и значительно позже ее. Кукушечный обряд, кажется мне, наиболее сложный и едва доступный толкованию (поверьте, вопреки мнению, что, мол, не стоит проникать в суть, так как можно еще больше запутаться, я убежден в обратном: постижение глубокого смысла - не только удовольствие, но и узнавание глубинных корней нашей культуры).

В глубокой древности, еще до христианства, в образе кукушки, как птицы, люди представляли саму печаль по ушедшим, и, в частности, умершим людям. Во многих старых песнях кукушка прилетает горевать над душами умерших. У наших кровных братьев сербов на деревянных могильных крестах принято было изображать столько кукушек, сколько родственников грустят по умершему. На Руси верили, что, когда эта птица кукует, то из глаз ее капают на древесную ветку слезы.

У древних индусов кукушка была посвящена богу Индре, у германцев - Тору, у греков в образе этой птицы являлся Зевс. Эти боги знаменовали собой жизненную силу, которой преисполнена природа. Всеми народами кукушка признавалась вещей, как бы небесной посланницей, предвосхищающей не только явления природы, но и предсказывающей ход человеческой жизни. Именно потому, что кукушка касалась гораздо больших сфер бытия, чем мы, грешные, она равно ведала про миры живых и мертвых.

И “кукушкины слезы” разные народы представляли себе по-разному. Или это были маленькие насекомые, или - личинки, действительно очень напоминающие слезы, или растения.

“Кукушку” в Ильинском праздновали всегда. Я специально поспрашивал пожилых женщин, как это происходило во времена их молодости. Вот что я услышал:

- ...Гулянка-то эта для молодых, а не для старух...- ...Кукушку у нас на Вознесение хоронили, то есть на сороковой день

после Пасхи. Тогда ить душа на небеса отправляется. Раньше и девочки, и мальчики отдельно собирались. У девочек - свое, а мальчики на ночлег уедуть, в ночное с лошадьми, и всяк по-своему кукушку “крестить”...

- ...Молодыя и старыя праздновали. Женщины - отдельно, молодые - отдельно. Взрослые на двух четвертушку возьмут вина, яичницу жарят; все наряженные...

- В мое время только маленькие праздновали, а старые - как в упряжке работали... Жизнь была наша “лошадиная”, очень трудная... тягу тянули...

- ...А мы просто такую березочку ломим, идем к речке и поем: “Кукушечка, рябушечка, пойдем в лес, сплетем венец, покукуемся, порябуемся...” Вы знаете, какие раньше росли цветы всякие; идем, головы понарядим, еще яичницу делали на воде, “Ванькина яичница” называлася. Как вода закипит - яйца туда, поедим - и пойдем...

В обряде участвуют только девочки, которым к моменту очередного дня Вознесения исполнилось 12 лет. Праздник Кукушки для них - это день прощания с детством (как вы понимаете, примерно в этом возрасти приходят первые знаки того что девочка начинает превращаться в женщину). Так было и сотню лет назад, только в советское время это считалось... постыдным, что ли. Хотя - чему здесь стыдится?

К этому празднику девочки - а их, 12-летних, в этом году было восемь - начинают готовиться заблаговременно. Во-первых, каждая шьет для себя сарафан, на свой вкус и как можно более красивый. А во-вторых, девчонки делают куклы: они будут называться “кукушками”. Эти “куклы-кукушки” - символ уходящего детства.

Накануне праздника девицы идут в луг или в сад, собирать травку “кукушкины слезки”, которую здесь еще называют “трясучкой”, потому что травка эта своими зернышками трясется при малейшем движении ветерка. Из этой травы потом будет сделана другая, общая “кукушка”, которую назавтра предстоит похоронить.

Вечером девочки гуляют по селу, поют песни, заклички (“Кукушечка, рябушечка, пойдем в лес, сплетем венец, покумуемся, поцелуемся порябуемся...”), водят хороводы, в общем, извещают народ честной, что еще несколько девочек прощаются с беззаботной жизнью.

То, что происходит на следующий день - таинство. К нему допускаются только героини праздника, а мальчики, иногда подглядывающие за действом из-за кустов, прогоняются со всей жестокостью. Отвлекаясь, замечу, что обряд “похорон кукушки” как и все переходные обряды (свадьба, похороны),

есть магический ритуал, в котором лишнему человеку не только нет места, но даже может повредить соглядатаю.

Начинается праздник с обряда “кумления”, ведь с этого момента девочки могут завести себе сердечную подругу, куму, которая согласна даже стать будущим твоим детям второй матерью. До дня Троицы девицы еще могут “раскумиться” и найти себе новую куму, но после Троицы все пути назад обрезались. Девочки из собранной вчера травки мастерят новое чучело “кукушки”, делают ей наряд из лоскутков, сарафанчик, повязывают платочек.

В лесочке из двух веток на березке сплетают “узу”, то есть венок, на него сажают “кукушку”, и кумятся: пара девочек, которые решили заранее, что будут кумами, троекратно целуются сквозь березовый венок, меняются лентами из своих кос, одновременно произнося: “Покумимся, подружка, покумимся, чтобы век нам с тобою не браниться, не ссориться...”

Когда все, кто хотел, покумились, на платке несут кукушку в тайное место хоронить. Выкапывают ямочку. Устилают ее цветами и произносят: “Прощай, наша кукушечка, прощай, наша милая, никогда нам с тобою больше не встретиться...” Другая “кукушка”, индивидуальная, та, которая шилась заранее, может быть спрятана, и парень, нашедший ее, по поверью, получал магическую власть над хозяйкой куклы, то есть, мог “приворожить” ее...

Заключительная часть обряда - жарка совместной яичницы. Яйцо издревле знаменовало будущее плодородие, и, хоть это не слишком важно еще для 12-летних девочек, яичница является зримым представлением сильного женского начала. Яичница обязательно должна готовиться на живом огне, то есть, на костре и готовить ее обязаны сами девушки. Именно девушки: с этого момента они уже переставали считаться детьми. Из того следовали два новшества: их могли теперь принять в хоровод, и они получали право “женихаться”. Другое новшество было не таким радостным. Девица после “похорон кукушки” считалась полноценной работницей и выполняла все домашние обязанности наравне со взрослыми. “Впрягалась”... Но времена ныне другие и практическое значение обряда, мягко говоря, утрачено.

Вот и все что я мог бы рассказать об обряде “похорон кукушки”. Для тех же, кто не совсем понял смысл этого праздника, расскажу сказочку, передаваемую здесь, в Ильинском, из поколения в поколения. Она так и называется: “Кукушкины слезки”.

...Давно это было. У отца имелось три дочери: Марьюшка, Дарьюшка и Аринушка. Пришел праздник Троицы и они, как водится, сплели венки себе из лазоревых цветов пошли на реку Вытебеть (она протекает рядом с Ильинским) гадать на суженых своих, ряженых. Плывут, плывут венки по реке и вдруг - прилетел ясный сокол, схватил Марьюшкин венок - и унес его в небеса. За ним прилетел селезень сизокрылый, схватил Дарьюшкин венок - и унес его за гору крутую. И только Аринушкин венок плыл, плыл по реке - и вдруг из воды вынырнула рыбища - зеленые глазищи, и унесла Аринушкин венок в пучину вод.

Пришли сестры домой -и рассказали о венках отцу. Отец подумал, и сказал им: “Ну, к тебе, Марьюшка, посватается боярский сын. К тебе, Дарьюшка, будет свататься купеческий сын. А Аринушку, понимаешь, Водяной сосватает...”

Приехали сваты: посватал Марьюшку боярский сын. Вскоре и Дарьюшку купеческий сын посватал. А Аринушку - никто не сватает. Однажды пошла она к колодцу, воды зачерпнуть. Только опустила ведро - слышит, из воды голос: “Девушка, девушка, я твой су-у-уженый!..” Аринушка и спрашивает: “А кто ты такой?” - “Я Водяно-о-ой...” - “Нет, не пойду я за Водяного замуж!” - Крикнула Аринушка и убежала прочь от колодца.

А на другой день она в лес пошла, за ягодами. Подошла к роднику, чтобы напиться, а из воды опять тот же голос: “Девушка, де-е-е-евушка...”. Бросила она лукошко - и убежала из лесу домой.

А на третий день она пошла на речку, белье полоскать. Наклонилась над водой - и вдруг зеленая ручища как схватила Аринушку - и тянет в воду! А голос опять: “Девушка, де-е-е-евушка, я твой суженый...” Испугалась Аринушка, видит: на берегу верба стоит. Просит Аринушка вербу: “Верба, вербочка, склони надо мной свои ветки, спаси меня от Водяного!,,,” А верба ей: “Я Водяного боюсь.” Видит Аринушка: олень подошел к реке напиться: “Олень, олешка, спаси меня от Водяного, наклони надо мной свои рога!” И олень забоялся водяного: “Ага, он и меня потом с собой утянет...”

Пролетала над водой кукушка, пожалела Аринушку и кукует: “Водяной, Водяной, отпусти Аринушку, а то я тебе смерть накукую!” - “Отпущу-у-у-у, сказал Водяной, - только она сделается... кукушкой: век будет тосковать - в лесу куковать!” А Аринушка ему: “Лучше кукушкой быть, чем с водяным под водой жить!” Ударил ее водяной зеленой ручищей - и превратилась она в кукушку. Вспорхнула кукушка - и полетела в лес.

Летает кукушка, о батюшке, о сестрах своих тоскует, о своем несчастье кукует. Не снесла она воли... Упала с высоты на землю, ударилась - и разбилась. А потом на месте, где она упала, вырос цветок, и назвали его “кукушкины слезки”.

С тех пор девушки ищут “кукушкины слезки”, обряжают их, словно девушку, в нарядные платья, и хоронят под песню:

“Не плачь, кукушечка, не плачь рябушечка,Троица придет - все печали унесет...”

Орловская область

Свадьба с приданым

Свой норов не только у каждого города, но и у каждой деревни. В соседних селах, может быть, разделенных лишь маленькой речкой, традиции могут разнится настолько, что, перешагнув эту самую речку, можешь оказаться в совершенно ином мире. Поэтому свадьба в одном конкретном селе Платава на правом берегу речки Девица не будет похожа ни на какую другую свадьбу. Итак:

Место действия: русское село Платава Репьевского района Воронежской области.

Действующие лица: Хрячков Николай Андреевич, тесть. Хрячкова Евдокия Васильевна, теща. Вяльцев Василий Андреевич, свекор. Вяльцева Анна Ивановна, свекровь. Виталий, младший сын в семье Вяльцевых, жених. Наташа, средняя дочь в семье Хрячковых, невеста.

Платавские хавки

Краткое описание первого дня свадьбы: Выкуп постели. Пьянка в доме невесты. Перевоз постели в дом жениха. Уборка дома жениха. Пьянка в доме жениха.

Непереносимый полуденный зной. В поле работают люди, пропалывают картошку. Медленно с востока надвигается туча. Внезапный

порыв ветра ненадолго дарит прохладу, но начавшийся редкий дождик очень быстро преображается в ливень. А люди в поле все работают. Да это и не поле вовсе, а личные участки крестьян. Здесь, в Платаве принято брать помногу земли, на колхоз надежды никогда не было, да и денег от него не видели давно. А на колхозных нивах трудятся приезжие батраки из Ивано-Франковской области, которых здесь ласково называют «бендеровцами».

Платава считается богатым селом. Картошки тут сажают по гектару, держат по две коровы, а кое-кто и по четыре ( кто имеет хоть какое-то представление о сельском хозяйстве и о вражеском колорадском жуке, надеюсь, платавчан зауважал). Выращенное везут продавать в город, на то и живут. В окрестностях их называют «платавские хавки». За их прижимистость, что ли, деловитость. Парадоксально: в зажиточном селе нищий колхоз. А секрет в общем-то прост. Здесь никогда не верили в различные гениальные прожекты властей, но надеялись только на свои руки.

В период коллективизации в Платаве был центр молчаливого сопротивления: слишком много крестьян попадали в разряд кулаков, всего лишь по причине их трудолюбия. Но за оружие браться не стали. Хозяйская смекалка не подвела. Оказывается, можно было молча плевать на все указы, тихо подворовывать, трудясь в колхозе, и в свободное время возделывать землю. СВОЮ землю. В то время как другие становились колхозниками и фермерами, они всегда оставались просто крестьянами. Потому и свадьбы здесь еще играют богато.

А что касается первого дня свадьбы, то начинается он в вечерние сумерки пятницы, после дойки коров. В дом невесты приезжают дружки жениха за приданым, которое здесь по-старинному называют «постелью».

Думаю, достаточно привести лишь краткий реестр того, что собрали в качестве «привеска» к невесте ее родители:

ковров - 3, постельного белья - 18 комплектов, покрывал - 8, паласов - 3, мебель для спальной - 1 гарнитур, скатертей - 7, полотенец - 35, подушек - 12, и еще всего по мелочи.

Чернозем

Краткое описание второго дня свадьбы: Выкуп невесты. Регистрация в сельсовете. Катания свадебного поезда. Семь мостов. Большая пьянка в доме невесты. Ввод молодых в дом жениха. Благословение. Свадебные распевы.

В черноземной полосе одного дождика достаточно, чтобы казалось бы твердое покрытие дороги превратить в непролазную грязь. В Платаве говорят так: «Да, дождя хотелось бы, очень уж он урожаю помогает, но в понедельник - после свадьбы!». В ночь на субботу лило, как из ведра... Но русскому в двух определенных состояниях море по колено. Опьянения и любви. Но выпивших больше нормы я в общем, не видел. Лично для меня, как горожанина, наиболее невыносимы были долгие «зависания». Двести пятьдесят человек терпеливо сидят и ждут, например, когда у фотографа в доме от розетки зарядится вспышка. Успокоился я лишь, когда открыл смысл

подобной неторопливости. Люди просто отдыхают. Отрыв от монотонного ежедневного труда - для них потрясающее удовольствие.

Но чернозем... Сколько возможности у жениха носить невесту на руках!

Народное православие

Краткое описание третьего дня свадьбы: Венчание. Пропажа невесты. Гуляние по селу. Ряженые. Брачная курица. Большая пьянка в доме жениха. Отходная.

Один придурок в шестидесятых годах церковь в Платаве сломал. Причем, сфальсифицировал документ, согласно которому произведен сей акт по решению схода сельчан. Энтузиаст вскоре, говорят, повесился. Разные несчастья постигли и его детей. А несколько лет назад крестьяне скинулись, кто сколько мог и, представьте себе, построили себе новую церковь. Как они говорят, методом народной стройки. Сказка, скажете Вы... Но вот она стоит - каменная, во имя Димитрия Солунского.

В Бога в Платаве верили всегда. Даже в самые реакционные времена здесь даже помыслить не могли, что можно не окрестить, не отпеть, не повенчаться. К трапезе приступали, помолившись, а на значительные поступки в жизни испрашивали родительского благословения. Но особенность их веры состоит в том, что священнику в ней отводится далеко не ведущее место. Слишком уж все тут перемешено с житейской мудростью.

Платавская церковь еще не освящена, поэтому молодые с крестными утром садятся в машину и скорее в соседнее село Солдатское, где церковь

действующая. В наших краях принято как-то договариваться с попом заранее, здесь же приемлема авантюра типа: «авось где-нибудь, да повенчают!». А в Солдатском батюшка занемог, в кровати лежит и венчать не хочет. Быстренько летим в другое село - Сердюки (заметим, в это время гости в доме жениха уже собрались и ждут виновников торжества, без них начинать как-то стремно). В Сердюках на церкви замок. Священника находим дома, он кушает, предлагает и нам присоединится, он бы и рад повенчать, да ключи у сторожихи, которая неизвестно где. Сторожиху находят в поле и вот, наконец, батюшка, облачившись в рясу, приступает к таинству.

Звать его отец Иоанн, но все его знают как Ивана Семеныча. Когда-то он работал в Платаве комбайнером, но однажды круто поменял свою жизнь и на тебе - протоиерей... Иван Семеныч пожилой человек, туг на ухо и глаза видят неважно, от этого получаются всякие казусы.

Сначала выясняется, что надо сбегать за вином, пока магазин не закрыли. Бутылка, естественно, с пробкой, а где в храме найдешь штопор? Но батюшка выручает, весьма профессионально выбив пробку методом ударения мозолистой ладонью по дну сосуда. Как только вино благополучно встает на столик перед аналоем, обнаруживается, что молодые забыли плат под ноги и рушник, чтобы связать им руки. Сторожиха любезно предлагает махровое полотенце, постоянно причитая: «Только берегите, берегите его как зеницу ока!». А вот рушник старуха уже предложила купить за тридцать пять рублей. Крестные отмахиваются: «Дорого, мол!»(Боже мой, угробить многие - многие тысячи на свадьбу и пожалеть несколько рублей, какие же мы

чудные!). В итоге сторожиха подыскала рушничек попроще, вафельный, за пять рублей и, наконец, начинается.

-...Яко да Господь бог наш дарует им Брак честен и ложе нескверное... Матушка! А включи-ка там свет, что-то я буквы плохо различаю... Как вас зовут, дети?

-Наталья и Виталий.

-Небось, расписывались в субботу. Ох, отвечать, отвечать нам за сие придется потом... Раб божий Виталий! А имеешь ли ты искреннее и непринужденное желание быть мужем Наталии, которую видишь здесь перед собою?

-Да. -В армии служил?.. И что, все два года ждала? Молодец, девчонка... Продолжается обряд, отец Иоанн долго крутит в руках пыльные

венцы, прежде чем водрузить на головы венчающимся. Никак не может разглядеть, какой стороны образ Спасителя. Одновременно бросает укоризненный взгляд на сторожиху: «Хоть бы раз в месяц протирали!». Про обходе новобрачных вокруг аналоя матушка, которая в одиночном числе выполняет роль хора, замолкает. «Что утихла, «Исаие, ликуй...» читай!».

Таинство заканчивается, молодые подводятся к царским вратам, целуют иконы и вот они теперь супруги перед Господом. Когда мы выходим из храма, нас окропляет ласковый дождик, капли в солнечных лучах будто светятся. Иван Семеныч окликает нас: «Куда ж вы торопитесь, а выпить за молодых?». Батюшка наливает нам по стаканчику того самого вина, что испили повенчанные, остаток он приканчивает сам в три приема. На сем прощаемся.

Дождик перестал и на погосте вместо колоколов заливаются птицы, радуясь свету.

Воронежская область

Эх, лодка, жисть моя!

Если населенный пункт - такой, к примеру, как поселок Устье Кубенское - расположился при впадении большой реки в большое озеро, то живущему в нем люду без лодки уже не деться никуда.

Усть-Кубенские жители даже праздник такой придумали в честь лодки. “Мы на лодочке катались” - называется. И немудрено. В давнишние еще времена в озеро Кубенское заплыли новгородцы не своих “ушкуях” (плоскодонная ладья с парусами и веслами - без нее колонизация северо-западных земель была просто невозможна). Так они “ушкуйниками” и назывались. Освоенные земли невозможно было эксплуатировать без лодок - тут тебе и рыбалка, и добыча дров, и покосы на островах - а посему в каждой семье традиционно насчитывалось не по одному плавсредству. Но что самое удивительное - минимум одна лодка имеется в каждой семье и сегодня. Из поколения в поколение передается не только искусство изготовления лодок, но даже своеобразный “лодочный” фольклор.

Фольклор, вбирающий в себя только песни, пословицы, частушки, но даже загадки. Разгадайте вот эту, к примеру:

Еду, еду - ни пути, ни следу: смерть подо мной, бог надо мной.

Догадались? А про смерть тут, в загадке, неслучайно. Во-первых, водная стихия жестока, темна и непредсказуема. А во-вторых... Не припомните ли вы, кто был самым знаменитым лодочником? Нет, не тот мужичок, которого в модном и почти забытом уже шлягере (а ведь всего-то пару лет прошло!) хриплый голос собирался убить. Здесь как раз лодочников не убивают, а любят. Самый знаменитый лодочник - это Харон: старец, сын Эреба и Ночи, перевозящий в своем утлом суденышке души умерших через Ахерон, реку в Царстве мертвых. Только в одном направлении. Греки в рот покойнику имели обычай класть монетку, дабы тот мог расплатится с Хароном за переправу.

Лодка - предмет очень и очень мистический. Те же ушкуйники в эпоху колонизации Севера хоронили своих умерших, сплавляя их по реке в лодках - долбленках в таинственную неизвестность... А думаете, случайно гроб - даже в современной форме - так похож на лодку? Да, да! Именно у лодки заимствована форма гроба. Древнеславянское слово “навье”, обозначающее могилу, произошло от еще более древнего “навис”, переводимого со староитальянского, как “лодка”. А разве колыбель младенца не напомнит вам миниатюрное судно, подвешенное к потолку?

А вот вам еще русская загадка:

Летом молодица, а зимой вдовица.

Тем, кто не догадался, поясню. Лодку, перезимовавшую на берегу, весной начинают готовить, будто невесту, к новому сезону. То есть, чистить, дыры латать, смолить, красить. Ведь все лето потом, даже лежа на берегу, будет представлять достоинство ее хозяина! Вот будут проходить соседи и непременно заметят: “Что-то Семеныч лодку-то запустил... Уж не случилось ли чего?” Или: “Петровича лодки нету. На сенокос, небось, уплыл...”

Часть праздника лодки стала и небольшая выставка “Лодка - жизнь”. В ней собраны все предметы, без которых невозможно плавание: весла, сети, шесты, другая всякая снасть. Старенькая лодка, наполненная скарбом, тихо притулилась у лабаза. Но проходящие мимо устьяне с легкой ухмылкой наблюдали этот экспонат: “Тоже мне, мол, достопримечательность! Да у меня весь двор фигней такой завален.” И правда. Как может воспринимать лодку как раритет человек, только что приплывший сюда на такой же из соседней деревни?

Интереснее было побродить по Устьянской ярмарке - небольшой, но оживленной. Так же любопытно концерт посмотреть, посмеяться над скоморохами, песни послушать, почевствовать мастеров - лодочников. Да просто посидеть с друзьями, водочки попить. Я же в это время, будучи человеком неместным и неискушенным в здешних традициях, поступил иначе: побродил по берегу, стараясь понаблюдать жизнь, что не спеша развивается в лодках и вокруг лодок.

И жизнь, наблюдаемая мной, оказалась весьма разнообразна. За веслами могли сидеть как малые детишки, так и глубокие старики. В лодках

знакомились, перекусывали, целовались, ссорились, выпивали, отсыпались (кто перебрал)... да и просто отдыхали! В общем, полная чаша нашей жизни, только перенесенная в узкое пространство, ограниченное бортами. И ведь это только мои дневные наблюдения: берега Кубены - любимое место ночного досуга молодежи... Лодки были самых разнообразных качеств. Рядом со стареньким деревянным челном вполне мирно соседствовало шикарное судно с двумя моторами, на котором гордо выведено: “Ямаха”. Хозяева сего совершенного сооружения, позвякивая золотыми цепями и, дыша благородным перегаром, терпеливо объясняли удивленным мальчишкам, где тут какой “наворот” и для чего он предназначен. Потом попросили пацанам подтолкнуть их “гордость”, но ребятишки долго не могли решится это сделать (сдерживаемые, наверное, чувством ущемленной гордости), но, когда “крутые” сменили командный тон на просящие голоса, дети с радостью отпихнули “Ямаху” от берега.

А к освободившемуся месту тут же причалили рыбаки, только что вернувшиеся с рыбалки. Детишки с не меньшей радостью рассматривали плотвичек и лещей, с видным знанием дела заключая: “А тятька мой и больше лавливал!”

Казалось, каждый из пребывающих на берегу занят исключительно своим делом, но, когда на река начался “парад плавсредств”, то есть в пределах видимости показалась кавалькада из лодок все возможных форм и размеров, люди замерли и заворожено стали вглядываться в реку...

А отгадайте-ка такую загадку:

Дорога ровна, лошадь деревянна; везет не кормя, только поворачивается.

Надеюсь, догадались. Естественно, в лодочном царстве должны быть мастера по изготовлению “деревянных лошадей”. Вот с одним из них, Юрием Александровичем Кашиным мы и беседуем на песчаном берегу Кубены. Владение искусством делания лодок до недавнего времени было неотъемлемой частью любого устьянского мужика. Если и не соорудить суденышко, то подремонтировать его и приготовить к сезону обязан был каждый хозяин. Тем не менее, хороший ремесленник, владеющий всеми лодочными секретами, ценился всегда.

-...Без труда, как известно, не выловишь рыбку из пруда, а не то что хорошую лодку сделаешь. - Начинает разговор Юрий Александрович.

- Давно вы к лодочному делу приобщились?- Учился я у отца делать. Отец работал на заводе столяром, а лодка для

нас основное средство было. Иначе ни на чем никуда не поедешь. Вот ребенком начинал отцу помогать. А вот первую свою лодку уже в зрелом возрасте на воду спустил.

- И сколько вы за свою жизнь их сделали?- Так ведь точно дак я затрудняюсь сказать. Ну, с полсотни, может,

больше. Деревянных - с десяток, остальные - с металлом. То есть, каркас деревянный, а обшивается он листовым оцинкованным железом.

- Почему же так мало деревянных?- Так ведь дерево гниет по сравнению с железом. Деревянную лодку

смолить надо каждую весну, а железну спустил на воду - и поезжай. Тяжелее деревянная намного и стоит она от силы девять лет. А металлическая - двадцать и больше.

- Зато деревянная красивее...- Верно. Но я ж под заказ работаю, а кому нужна сейчас красота?

Прежде всего надежность подавай.- А какую лодку сложнее делать?- Так ведь сложность и у той, и у другой есть. Специфика изготовления

совершенно разная. Там доску пригибаешь, а доску пригнуть легче, чем лист железа. Железа листа четыре надо подогнуть, а досок - четырнадцать - по семь на борт. Правда, для металлической лодки нужно рассчитать толковое лекало.

- Что это такое? - Ну, по лекалу шпангоуты вытесываешь. То есть, ребра судна, которые

будут основанием для обшивки. Так вот, им надо форму придать толковую. - Продаете лодки?- Естественно.- И сколько будет стоить та, что вы сейчас делаете?- Ну... две шестьсот.- Вы один работаете?- Да. С начала и до самого конца.

- А почему?- А потому что двоим делать одну лодку очень плохо. Нужно

чувствовать всю лодку. Ведь лист с одной и другой стороны пригнать нужно абсолютно одинаково. Каждый лодочный мастер один работает.

- Наверняка, у вас есть свои секреты... - Имеются. - И не делитесь?- Делюсь! Кто хочет научится, я свои секреты не скрываю...

Праздник заканчивался. Лодки разносили довольных устьян по серебристой глади реки. Кого - домой, кого - на острова продолжать гуляние в узкой компании с уваристой ухой. Я спросил у Юрия Ивановича, не узнает ли он среди суден свои творения. Тот долго вглядывался, и наконец изрек:

- Что-то не различу, хотя... вот эта! И эта еще! Надо же, батюшки ты мой, а ведь я ее в восьмидесятом годе делал...

Я чувствовал, насколько мастер преисполнен гордости. И как-то приятно было сопереживать ему...

Вологодская область

Стрела, пронзающая Вечность

...Всего семь километров к Юго-западу от села Верещаки - и вы попадаете в ад. Или, если посмотреть глазами научного фантаста, в “сталкерскую зону”. Было там когда-то знаменитое и богатое село Святск. “Было” - потому что за два десятилетия шумное селение превратилось в жалкие развалины. Святск настиг Чернобыль, “одарив” его радиоактивным дождем.

Народ не растерялся. Великолепный Дворец культуры, построенный некогда по протекции святского уроженца, единственного в Мире еврея-дважды Героя Советского Союза генерала Драгунского (отца автора «Денискиных рассказов), разобрали по кирпичикам и бетонным блокам. Не пожалели и другие дома, не побоявшись радиации; весь материал ушел на постройки в других, более “чистых” селах. А церковь святскую пожгли - кто-то решил развлечься. Святск - “зона отчуждения”, здесь жить нельзя. Верещаки - “зона отселения”, здесь жить... скажем так, дозволяется. Хотя не рекомендуется. Верещаки и сейчас - большое, многолюдное село, здесь много детей, есть магазины, не менее великолепный, чем святский Дворец культуры. Колхоз действует, в нем местный люд трудится.

Только церкви в Верещаках нет. Чернобыль здесь не при чем - ее разрушили еще до войны богоборцы. Осталось от нее лишь несколько фотографий, по которым можно судить о том, какой она была жемчужиной. Впрочем отношения Верещак с религиозной обрядностью - история особая. Вера в жителях Верещак без сомнения есть, а вот с воцерковленностью не все так просто.

История Верещак вся как на ладони. Ей посвящены три комнаты Дворца культуры, в которых разместился музей истории села и колхоза. Собрал музей, а так же написал 16-томную историческую хронику Верещак местный уроженец Михаил Филиппович Ковалев. Жаль, в прошлом году его похоронили - удивительной души был человек! Его и теперь природа оплакивает: поливает музей дождями с потолка. Заодно и весь замечательный Дворец культуры поливает - крыша прохудилась, а денег, чтобы починить, нету. Горько...

Верещаки известны с 1669 года, когда на здешней речке Выхолке поселились трое: Пугач, Горбач да Голыго. Именно потому здесь много Пугачевых, Горбачевых и Голыго. Один местный уроженец по фамилии Пугачев прославился как герой Афганской войны и России. Сейчас он работает в окружении знаменитого генерала Громова, тоже “афганца”, и как говорят, живет неплохо. Я к чему это: местные работники культуры посетовали, не найду ли я для них спонсора, который бы взялся за крышу. Я, откровенно говоря, со “спонсорами” не вожусь, но после, когда уже покинул Верещаки подумал: а не попросить ли помощи у героя Афганской войны? Только кто ж меня к нему пустит? Весь небось теперь в телохранителях, ведь какие деньги-то в правительстве Подмосковья крутятся! Пусть уж верещакцы сами к своему землячку пробиваются...

Название села пошло от вереска, которого здесь росло вдоволь. Жили верещакцы вольно, отвоевывали у леса земли, расширяя пашни. Но однажды, во времена Петра Великого, Верещаки силой были переданы во владение Киево-Печерской лавры. Монахи, кроме того что построили замечательную церковь, показали себя злостными эксплуататорами крестьянского труда. Кроме магистратных сборов “лаврские крепостные крестьяне” обязаны были вносить натуральный и денежный оброк, а так же отрабатывать два-три дня барщины в неделю. Иногда чернцы заставляли работать на лавру и по шесть дней в неделю, что не раз вызывало волнения. Впрочем за время монашеского управления население Верещак выросло со 167 до 809 душ, а число дворов – с 20 до 67. Видно рабство сильно влияет на плодовитость.

Волю Верещакам подарила императрица Екатерина Великая; она издала указ, согласно которому церковные земли в Малороссии (а Верещаки тогда приписаны были к Черниговской губернии Украины) отбирались в пользу государства. Село Верещаки стало казенным, но полегчало несильно: крестьян обложили подушной податью. Сохранилось имя самого отъявленного эксплуататора XIX века, держателя шинка и ростовщика Моисея Каплуна. Национальность здесь не при чем, возможно и личность Моисея тоже; просто в шинке прожигалось слишком много крестьянских состояний.

Обряд “Стрелы” по сути своей вместил в себя долгую историю села. Вот идет по селу процессия - а впереди ее “старцы” бегают, народ веселят. Они к

народу пристают, детишек гоняют палками, собирают “дань” в корзины. По сути “старцы” - ряженые, они каждый год разные “образы” представляют. Не сей раз это “цыганка” и “нескромная девица”, в которую вырядился парень. А вот вдова верещакского историка Нина Николаевна Ковалева много лет Бабой Ягой наряжалась. Всяк рядится в меру своей фантазии. Так вот, о преемственности: на поверхности лежит, что “старцы” представляют монахов, которые подати пришли собирать. А ведь больше двух веков прошло с тех пор как чернцов от села отвадили!..

Праздник начинается с утра “карагодами”, или, если чисто по-русски говорить, хороводами. Дело в том, что здесь столкнулись две родственные славянские культуры - русская и белорусская - отчего и в языке, и в обычаях Верещак наблюдается любопытное смешение. Карагодов несколько, в них участвуют как малые дети, так и старики. Поются песни, обрядовые и светские. После, ближе к полудню, начинает образовываться фигура “стрелы”. Впереди, за “старцами”, - пожилые женщины. Следом народ помоложе. Всего в “стрелу” собирается до полутысячи человек, и это при учете того, что нынешнее население Верещак - 793 человека.

Идут через все село, а это около двух километров. За околицей - озеро и ржаное поле; рожь здесь называют “житом”. У озера устраивается пиршество - с песнями и плясками. После чего женщины отправляются в жито. Рвут колосья, траву и бросают через себя - назад. Каждая женщина собирает пучок из восьми колосков, а девятым колоском его перевязывает. Это оберег,

который берется с собой. Он будет защищать от болезней и напастей в течение года. Эта часть обряда носит название: “закапывание стрелы”. Звучит может и сухо, но сакральное значение обряда неоценимо: “стрела” ушла в Землю. Земля все принимает. Отдает только далеко не все... Когда с поля уходишь, нужно правилу следовать: ни в коем случае не оглядываться. Посмотришь назад, на жито - урожай сглазишь.

Сам я не люблю всяких психоэнергетических или иных оккультных наук. Но здесь, на “Стреле” явственно почувствовал, что такое - энергия людей, собравшихся воедино. Есть такое словечко греческое: “катарсис”, очищение страданием. Да, люди действительно страдают, к тому же сам обряд проходит после окончания весенней страды, в церковный праздник Вознесения, который здесь именуется “Вшестя”. Карагоды как бы вбирают в себя отрицательную энергию, которая потом стремительно выносится за границы села и отдается в Землю. Верещаки очищаются от скверны. Жизнь как бы заново начинается.

Жительница села Анастасия Ивановна Хомякова говорит:- Это так, бабские “забабоны”. Испредвеку ходили, пели... обычай такий

старый. А, как гром первый загремит - надо “качаться” - пасть на землю и перекатнуться три раза. Это чтобы не болело ничего. Спасает “стрела” нас от грому, от стихии, от всех бед. А еще у нас и откапывают “стрелу” - на вторый день Пасхи, в понедельник. Там же, где и закапывали. Тоже потанцуем, попоем...

Брянская область

Русалка

Этот праздник сегодня сохранился, скорее всего, в единственном числе. Он настолько пронизан экзотикой, что почти невозможно поверить в то, что “русалии” некогда были неотъемлемой частью праздничной культуры русского народа.

“Вроде, взрослые, а занимались - не пойми, чем...”

Деревня Четаево мало чем отличается от других деревень Рязанской глубинки. Аккуратные дома уютно примостились вдоль четырех улочек, в схеме образующих букву “Х”. У каждого дома - добротный каменный амбар: строили их, наверное, еще при царе Горохе. Скотины в хозяйствах относительно немного, что говорит о не очень завидном достатке крестьян. В обычный, будничный день людей на улицах не встретишь, отчего кажется, что деревня обезлюдела. Но это не так: достаточно зайти со стороны огородов - и вашему взору предстанет множество цветных точек, разбросанных по картофельным грядкам. Идет борьба с жуком. Колорадским.

Но чем-то Господь, видимо, отметил Четаево, если жители его пронесли через все времена свой, ни на что не похожий праздник. Он называется: “Русалка”. Праздновали “Русалку” всегда: и пятьдесят, и сто, и триста лет назад. Никто никогда не пытался его отменить, несмотря на то, что носил он постыдный, и даже противоречащий моральным нормам характер. Он очень сильно походил на весьма откровенную эротическую игру, с присущими ей сексуальным юмором и “соленостями”.

Наверное, свою роль в том, что “Русалка” выжила, сыграла удаленность Четаева от больших дорог, да и мало кто понимал суть происходящего, даже из тех, кто становился непосредственным участником действа. Политики, к тому же, никакой, и христианство, между прочим, этого “безобразия” предусмотрительно сторонилось. Ну, дурачатся люди - пусть с ними...

Но что здесь интересно: многие из чудом сохранившихся обрядов, о которых я рассказываю в своей книге, сохраняются людьми пожилого возраста. “Заводилами” и носителями незыблемых правил становятся бабушки. В Четаево, наоборот, делают чучела Русалки и ее жениха люди среднего возраста, а вот старики обычно наблюдают происходящее как бы со стороны, не проявляя никакой инициативы. И никто не руководит. Будто невидимая сила определяет, что вот сейчас из-за поворотов, с двух сторон появятся процессии, которым через минуту предстоит встретиться на мосту.

Дело здесь, наверное, и в природной открытости характера четаевцев, и в расположенности их к живому, непредвзятому общению. Я специально сходил к старейшей жительнице Четаева, 95-летней Фионе Васильевне Соловьевой, чтобы расспросить ее, как проходила “Русалка” во времена ее молодости. Боже, с какой радостью она меня встретила! Ее и без того светлые глаза просто лучились счастьем: и оттого, что еще до одной “Русалки” дожила, и оттого, что новому человеку будет чего рассказать. Прихорошившись, приодевшись для общения со мной, Фиона Васильевна поведала следующее:

- ...Вот на той площадочке у моста мы и играли, было, песни пели. А Русалки две делали. На жердь посодим - и идем. Мужики гармонь играют, бабы пляшут.

- А кто делал этих русалок?

- А вот, мой муж и делал. Соберемся с мужьями - и делаем. Потом, соединимся, повеселимся - и туды их, за деревню, в лес. Жечь начнем. Оттудова идем - опять пляшем...

- Вроде бы, серьезные люди, взрослые, а занимались - не пойми, чем...- Так, вроде заведено у нас. Не нами придумано - не нам и менять.

Чичас-то умней стали, а все равно Русалку носят. Вина, токма, пьють много.- Раньше, что ли, не пили?- Пили, да не так-то...

“Чё титьки привязываешь?”

Право мастерить чучела передается непонятным способом. Никто, как я уже говорил, не приказывает делать это, но за столетия не было случая, чтобы чучел не было. Сейчас их делается два: мужское и женское. Деревенские улицы, которых, как уже было замечено, четыре, называются концами. Чучело “жениха” издревле делалось на “Песочном” конце; “невесты”, или Русалки - на “Мамонтовском”. “Барский” и “Алишевский” концы не делали ничего, а вот в соседних деревнях Карамышево и Халымово тоже делали Русалок и приносили к мосту в Четаево. Здесь происходили целые поединки (словесные) за право своей Русалки женихаться.

Главная “делательница” Русалки сегодня - Наталья Волкова, санитарка четаевского медпункта. “Жениха” старательно собирают во дворе колхозника Якова Доронина, помогает же ему жена Валентина, заведующая местным клубом. Делаются чучела так: на длинном шесте прикрепляется “основа” из старой холстины, которая потом будет набиваться сеном. Голова тоже

набивается сеном, как у “Страшилы” из детской сказки. Готовое чучело одевают в поношенную одежду, как правило, старинного покроя и цивильную, чтобы куклы похожи были на “женихающихся”. Естественно, все это сопровождается шутками, особенно, когда дело касается таких мест, которые принято называть “срамными”.

Даже пацаны могут обронить ненароком: “Ты, чё, мам, титьки подвязываешь?” Но в основном, взрослые шутят: “Ты ему в штаны ничего не забыл положить?” - “Девку-то попышнее делай, а то не приглянется жениху!” - “Рожу-то, рожу прорисуй попригляднее!..”

У Валентины своя проблема: гармонист, как загулял вчера на сватовстве (да, в Четаеве не забыт еще обычай сватовства), так до сих пор и не выйдет из него. Надо было уговорить мужика проспаться немного перед вечером. Готовые чучела спокойно дожидаются вечера, а народ снова возвращается к привычному труду.

“Сжечь их!..”

Действо разворачивается после того, как пастух пригонит стадо. За чучелами выстраиваются целые процессии, люди в которых как бы представляют “команды” невесты и жениха. Гармонисты в каждом “поезде” вполне трезвы и веселые частушки слышны как с Песочного, так и с Мамонтовского. Чуть только процессии оказываются в пределах видимости друг друга, они замирают.

Эта напряженная пауза чем-то напоминает молчание двух матерых котов перед схваткой за территорию. В воздухе витает напряжение и кажется, что еще мгновение - и “поезда” бросятся в драку. Но до драки не доходит. Хотя, некоторые и горят желанием вступится за свою куклу - они из тех, кто уже начал отмечать это дело спиртным. По прошествии томительной паузы, “поезда” начинают сближаться.

После короткого “знакомства” кукол, когда они как бы стыдливо осматривают друг друга, происходит следующее: из толпы выделяется... обыкновенная табуретка и на нее втаскивают пожилую женщину, кажется, ее зовут бабой Шурой.

Баба Шура разворачивает перед собой старый журнал (мне показалось, что это “Плейбой”), и начинает говорить, делая вид, что читает серьезную бумагу. Вокруг довольно шумно, и потому слышно далеко не все. Вот, что я расслышал:

- Товарищи! Дошли мы, вот, до этого дня, который, опять же, сохранили... нынче мы собрались... конечно, хорошо это все, однако, дураки мы, наверно. Весна у нас была очень плохая. Было холодно... а еще было у нас одно неприятное дело... много пороков в гражданах наших и не всякому дадено их преодолеть... все расстроенные, все плачут, никакого настроения нету. Но - вышли, собрались... все животноводы и колхозники. Ну, колхоз у нас живет пока.... хороший председатель... не знаю, как он будет нас после этого находить... вот, тута много начальства, они тоже, поди, в чем-нибудь

помогут... Товарищи! Тута она, Капитолина Николаевна. Хороша девушка, добрая. С ей только пример брать... Работает много, денег, правда не платют в колхозе, но она не ропщет, из хомута не бросается... Ну, Абрама вы знаете. Кавалер завидный, токма к бутылочке шибко любит прикладываться... да и кто из них не любит?..

Из толпы слышно: “Во, баба Шура дает, складно-то как, вроде, артистка!” (если честно, складности в речи не слишком много). Из бабшуриной “тарабарщины” становится ясно, что куклы заимели конкретные имена: Капитолина и Абрам. Всякий год имена разные, заранее их не придумывают и рождаются они спонтанно именно в момент “доклада” (наверное, доклад этот - пародия на демагогический стиль наших руководителей). И тут - начинается! Представители сторон приступают к обсуждению кандидатур “женихающихся”. Как правило, используется ненормативная лексика, “вспоминаются” не совсем приглядные приключения обоих (при этом, конечно, больше достается Абрамушке), все это, конечно, облачено в форму шуточной игры, но, как известно, в каждой шутке есть доля... короче, “перемалывают косточки” обоим.

А после Капитолине и Абраму дается право “поцеловаться” и “полюбиться”. Они встречаются в воздухе, “заключив” друг друга в объятия, и кажется в какое-то мгновение, что они вовсе не чучела, и в минуту любви два этих вымышленных существа касаются высших сфер бытия. Но это так - краткий всплеск болезненного воображения...

Все обрывается внезапно. Баба Шура со своей табуретки, трубным голосом возглашает: “Сжечь их!!!” Видит Бог, в этот момент она напоминает взбешенного пророка... И теперь уже единая процессия шумно, с песнями,

уносит чучела за деревню, к оврагу, поросшему лесом. И там их торопливо и со злостью какой-то сжигают...

Странный обряд. Непонятный. Я специально опросил побольше четаевцев, стараясь хоть у кого-то узнать его смысл. Результат - нулевой. “Так принято” - говорят...

“...или како сборище идольских игр...”

“Русаловедение” - чрезвычайно обширная область и не все здесь ясно до конца. Русальной темы и вопроса заложных покойников я касался в первой части дилогии, «Убытое», здесь разве добавлю несколько штрихов. На Русь слово “русалка” пришло относительно недавно, в XVIII веке (хоть, слово “Русь” так странно созвучно с “русалкой”). Еще у древних римлян популярны были игрища, называемые “rosalia”, да и в средневековой России русалии были известны.

“Русалки” у нас, русских были, но они назывались иначе: купалками, водяницами, шутовками, чертовками, хитками, лешачихами, навками, фараонками, берегинями. В частности, в некоторых районах Русского Севера вообще не знают слова “русалка”, зато используют слово “лобаста”. Это одна из загадок географии, так как “лобаста” - производное от имени “Албаста”, которым называют загадочных водяных существ в Иране и Пакистане.

Кто они такие? Об это имелись разные мнения. Некоторые считали, что Русалки - это души умерших некрещеными детей. Другие утверждали, что это утопившиеся, страдающие от неудавшейся любви, девицы. Третьи думали, что это похищенные у матерей дети. О внешности Русалок также имеются противоречивые толки. Вопреки “мультяшному” представлению русалки полудевицей - полурыбой, они были разнообразными, и как минимум, с ногами. Чаще всего они похожи на девушек, красивы станом и лицом, носят они распущенные длинные волосы, обычно зеленого цвета. Одежды они не имеют, но изредка появляются в белых неподпоясанных рубашках. Бывают русалки и старые, безобразные: горбатые, с большим брюхом, со страшным железным крюком. Иногда они предстают в образе мальчиков или зверьков.

В большинстве своем, они злы и действия их враждебны человеку. Самое страшное, что они могут сделать - “защекотать” неосторожного путника насмерть. Они часто бывают на кладбищах, и, если вы завидели ночью там огонь - лучше на погост не соваться. Но изредка русалки способны приносить добро людям. По поверью, если в Русальную неделю человек, завидев русалок, воскликнет: “Чур моя!”, они станут безвредны. Одна из них даже может пойти за человеком и исполнять все домашние заботы. Проживет в доме русалка до следующей Русальной недели и потом убежит.

Еще на Руси верили в то, что, если на русалку одеть крест, она сделается человеком. Среди доверчивых крестьян ходили рассказы про то, что парни женились на окрещенных русалках. Возможно, праздник “Русалки” в Четаеве

строится именно на этом поверье, так как православное имя “Капитолина Николаевна”, данное русалке, может означать то, что она, якобы крещена.

Самое жуткое занятие, за которыми нельзя заставать русалок - расчесывание волос. Это для них - магическое действо, при помощи которого русалки многократно усиливают свои чары. От русалок, как и от всей нечистой силы, имеются обереги: крест, магический меловой круг, чеснок, кочерга, полынь.

Русалки живут не только в реках, но и в лесах, полях, а иногда и посещают дома, где своим присутствием поселяют в семьях раздоры. Во время цветения ржи они очень любят гулять среди нее, видимыми для человека они могут быть только на протяжении Русальной недели. Эта неделя начинается на следующий день после Троицы, в Духов день, и заканчивается в “русальское заговенье”, в первый день Петрова поста. Именно в этот день в Четаеве празднуется “Русалка”.

Праздник этот настолько древен, что упоминание о нем можно найти в документах 1000-летней давности. Так, Нестор под 1067 годом повествовал о том, как дьявол отвлекал людей от Бога “...трубами и скоморохи, гуслями и русальи... людий много множество, яко упихати начнут друг друга... а церкви стоят пусты...” В изборнике XIII столетия рассказывается: “...а иже дома сидиши, егда играют роусалия, ли скомороси, ли пианице кличуть... или како сборище идольских игр...” А вот цитата из Пролога XV века: “...и деяху глумление над человеком, и мнозие оставивши церковь, на позор течаху и нарекоша игры те русалья.”

После Русальского праздника, говаривают, эти непонятные существа с плачем и воплями убегают в лес. А к заходу солнца, как считалось в народе, русалки поднимаются на небеса и до следующей весны живут в облаках...

Сказки? Да, конечно. Но ведь праздник “Русалки” в Четаеве - не выдумка! Как-нибудь, в минуту томительного досуга, попробуйте взглянуть наверх: вдруг там, с облаков, на вас устремлены глаза русалок и прочих волшебных созданий? А если это и не так, то как хотелось бы...

Рязанская область

Загадочная «Левада»

…И настает день, когда радостные жители села Саморядово в праздничных одеждах выбираются из своих хат – и отправляются на луг, свершать непонятное действо. Праздник называется «Левада». Говорят, это система магических обрядов, призванная избавить село от напастей…

…Любовь Васильевна Косинова еще накануне праздника попросила, чтобы я посмотрел фильм под названием «Тимоня». Его случайно обнаружил один из сыновей Косиновых и перезаписал на диск. Фильм, если честно, оставляет не слишком приятное впечатление. Снят он был в 1969 году группой молодых кинематографистов, выпускников ВГИКа (в титрах я прочитал: «сценарий В.Голованова, постановка Т.Богдановой, оператор Г.Шпаклер…»), а художественные руководителем проекта был великий Марлен Хуциев.

Если сказать коротко, кинопроизведение – сплошной сумбур. Люди в старинных одеждах поют, пляшут, играют на архаичных музыкальных инструментах, бессмысленно бродят по селу… В общем праздно проводят время и нисколечко не работают. Пока смотрели кино по компьютеру, муж Любови Васильевны Иван Федорович давал пояснения (Любовь Васильевна была занята подготовкой к празднику): вот эта женщина умерла недавно, тот мужик давно скончался, эту женщину парализовало… В общем, сорок с гаком лет – расстояние для человеческой жизни катастрофическое.

Иван Федорович сам в том 69-м году был еще малым ребенком и довольно смутно помнит, как по Саморядову ходили одетые по-городскому люди и нанимали людей для съемки. За съемочный день платили бешеные по тем временам деньги, три рубля. Людей просили одеться в старинное (в то время старой одежды в каждом доме были буквально забиты сундуки) таскали по селу и просили «играть» свое, привычное. Как и в те времена, так и в нынешние, саморядовцев, да и жителей окрестных сел не надо учить плясать «Тимоню», местный традиционный танец. Собственно, народ не понимал, чего хотят киношники, но относился к творческому коллективу уважительно. Москвичи уехали, а вскоре до Саморядова дошли слухи о том, что киногруппу за фильм «Тимоня» чуть не посадили. Якобы, за растрату. Кино упрятали в спецхран, будто в наказание. И «Тимоню» в Саморядове увидели только через сорок лет! Если судить в понятиях 1960-х годов прошлого века, действительно: сорок лет назад снимать на цветной «Кодак», хорошими камерами было не просто круто, а почетно. В те времена даже гениальные «Семнадцать мгновений весны» и «Андрей Рублев» сняты были на советскую черно-белую пленку – из экономии… И вдруг начинающим кинематографистам дают эдакие преференции… Загадка.

Передам мое личное впечатлении о фильме – уже после того как я увидел танец «Тимоня» вживую. Тогдашних столичных киношников, видимо, «золотую молодежь», увлеченную культурой хиппи и восточными практиками, поразила экзотичность танцевально-песенной культуры села Саморядова, так непохожей на русские песни-пляски, которые мы привыкли наблюдать на официальных «праздничных концертах». Взять местный музыкальный инструмент «кугуклы»: это же та самая «флейта Пана», из мифологии скандинавских народов! Представляют собой кугуклы набор тростниковых палочек разной длинны, в которые надо дуть сбоку. Звук выходит глухой и таинственный. Похожий инструмент есть у индейцев Южной Америки, он, кстати, используется в мистических обрядах. Факт, что на подобных инструментах играли древние славяне еще до того как изобрели балалайки и гармошки. Так вот: москвичи в 1969 году настолько были потрясены саморядовской культурой, что… полностью впали в зависимость от нее. И к черту сюжет, фабула, смысл!

В фильме нет комментариев, вообще текста нет. Только песни и танцы. Понять слова песен невозможно, песни сливаются в заунывное гудение. Ритм, задаваемый кугуклами либо топаньем ног, рваный, дикий какой-то. Но главное, как теперь принято говорить у нынешних молодых, – «драйв», бешеная жизненная энергия, которую танцующие буквально выплескивают. И явный эротизм, пронизывающий все и вся… Взять, например, такой элемент как пляска… на скамье. Для чего на скамье-то? Одна версия – от тесноты в хате, ведь народу много, а пространства не хватает. Но мне пояснили: ногами стучали до момента, пока скамья не треснет!..

Ну, и последнее соображение по поводу «Тимони». Непрерывно повторяемые движения, заунывные слова – это как мантра, вводящая в транс. Получается, люди в «Тимоне» впадают в особое радостное состояние, в котором не чувствуется усталость, теряется ощущение времени. Так пляшут какие-нибудь африканские аборигены. И так снимается неимоверное напряжение, накапливающееся за год. «Тимоня» - своеобразное очищение, как говорили древние греки, «катарсис».

Позже Косиновы мне показали вырезку из газеты 1947 года. Этот клочок случайно нашли чуть не в туалете; листок слишком удачно был уронен в щель между досками и там пролежал много-много лет. На пожелтевшем газетном оттиске женщина в старинном наряде, а в краткой заметке пояснено, что изображена Евгения Ивановна Голубович, «хранящая старинные традиции русского села». Любовь Васильевна восхищалась: «Представляете: послевоенная разруха, в стране голод… а наших саморядовских женщин приглашают в Москву, на ВДНХ – представлять нашу «Тимоню»!..» И это при Сталине, в эпоху сурового «советского ампира»!

…И кто бы мог представить: до войны Евгения Ивановна семь лет «от звонка и до звонка» отсидела в далеком сибирском лагере, лес валила. И всего лишь за то, что спела частушку, намекающую не несовершенство советского строя… Вернулась она из Сибири неозлобленной, все еще полной

жизненной энергии, устремленной в светлое будущее… В те времена, правда, не разрешали праздновать «Леваду», считали этот праздник «несовместимым с моральным обликом советского человека». «Левада», считай, возродилась одновременно с появлением в Саморядове Дома ремесел. А случилось это в 1992 году.

На самом деле это уникальное учреждение не в Саморядове находится, а на противоположном берегу речки Воробжи, в селе Козыревка. Хотя оно и называется «Саморядовским домом ремесел». Занимает дом ремесел помещение бывшего Дома быта. Жаль, конечно, что культурное бытовое обслуживание населения ныне не в фаворе… Однако с удовольствием констатирую: и Саморядово, и Козыревка Господом не обижены. В первом селе действует единственный на всю область колхозный маслосырзавод. Здешнее сельхозпредприятие «Надежда» очень даже успешное: здесь и поля возделаны, и скотины немало. Во втором недавно построен один из крупнейших в России свинокомплексов. Хотя хозяин у свинарника иной, нежели в колхозе, свиноводческое предприятие тоже носит название «Надежда». Видно, собственники посчитали, что корабль поплывет именно так, как его и назовешь… До создания капиталистических сельхозпредприятий здешние, еще не объединенные колхозы назывались «Ударник», «Красный пахарь» и «Ленинский комсомол». Эти далеко не «уплыли»…

Недавно, кстати, в Саморядово привозили г-на Дмитрия Медведева. Конечно, «шухеру» навели много, охраны понагнали немеряно, так что народ так толком и не увидел нанопрезидента. Нарядили в праздничные одежды и мастеров Дома ремесел. Дмитрий Анатольевич посетил лишь свинарник да маслосырзавод – а вскоре укатил его кортеж дальше, по государственным нуждам. Ни Дома ремесел, ни много еще чего любопытного он не увидел. Ах, как жаль первых лиц и вообще всяких таких членов! Они ведь самого интересного не видят… Жизни! Дело не только в Доме ремесел. В двух шагах от маслосырзавода «красуются» развалины бывшей колхозной бани. Саморядовцы очень в нее любили ходить, а одна из нынешних матеров – так вообще заведовала общественным помывочным заведением. И наверняка не сказали Дмитрию Анатольевичу, что и маслосырзавод не построен заново, а под колхозное предприятие всего лишь переоборудован бывший детский садик. Теперь садика в Саморядове нет…

Дом ремесел по сути – почти семейное заведение. Его директор Любовь Васильевна Косинова и заместитель по хозяйственной части Иван Федорович, как я уже говорил, супруги. Ткачихой работает родная сестра Ивана Федоровича Татьяна Федоровна Косинова. Еще одна ткачиха Татьяна Михайловна Багданчикова – двоюродная сестра Ивана Федоровича. Вообще ткачество, изготовление рушников с архаичными узорами, пришедшими еще из языческих времен, - «козырное» занятие саморядовских мастеров. На саморядовских рушниках немало диссертаций написано… Другие мастера – дальние родственники Косиновых. Любовь Васильевна Карачевцева – мастер по плетению лаптей. Людмила Васильевна Деревягина – руководитель

детского фольклорного коллектива «Крестьяночка». Валентина Николаевна Дудина ведет взрослый фольклорный ансамбль «Саморяды». Как видите, коллектив небольшой. Но очень даже творческий! И, как минимум, все заботы по организации и проведению «Левады» ложатся именно на Дом ремесел.

Нравы в Саморядове просты, а народ здесь действительно хлебосольный. Поселили меня в доме Деревягиных. Супруги, Людмила Васильевна и Василий Павлович (заслуженный комбайнер, замечательный и трудолюбивый человек) не взяли с меня ни копейки, кормили «от пуза», а, когда я уезжал, снарядили мне в дорогу «тормозок»: со вкуснейшими мясными котлетами, с местными традиционными котлетами из капусты с яйцом, с масляными пирогами и холодцом с хреном (последнее – самое любимое праздничное саморядовское яство).

Живут Деревягины на улице под названием Поповка. Последним саморядовским попом, то есть, священником, был прадед Людмилы Васильевны Павел Васильевич. Храм разрушили – по причине того, что

саморядовцы (а вкупе с ними и жители окрестных селений) шибко блюли традиции и долго не отказывались от исконной своей веры. Прадед репрессий избежал: за него люди заступились. Но позже, когда в стране воцарилась атмосфера страха, расстреляли одного из его сыновей (и родного дедушку Людмилы Васильевны), Константина Павловича. Просто за то, что он был сыном священника. Еще раньше, в Гражданскую, расстреляли другого батюшкиного сына, Василия Павловича. Он был первым коммунистом в Саморядове, и казнили его белогвардейцы. Поди, разбери тогдашние времена… Однако факт: после того как по стране пробежали волны репрессий, традиционный саморядовский праздник «Левада» был забыл на долгие годы…

Немного об истории села Саморядово; она очень даже необычна. Вплоть до середины XVII века в здешних местах жить было небезопасно, ибо вольготно гуляли здесь крымские татары, принося страх и разорение в мирные села. Все поменялось при царе Алексее Михайловиче, ибо государство российское окрепло, и новая засечная черта отсекла злодейское племя от плодородных земель. Однако, когда появились здесь первые русские селения, ощутился острый недостаток в мастеровых людях. И призваны были из Рязанской земли столяры, плотники и бондари, в количестве 30 семей. Переселенцы основали свое селение в новом месте, и строились «своим рядом», независимо. Так было положено начало селу Саморядову.

Вскоре переселенцы обратились с челобитной к царю – с просьбой выделить им пахотные земли по берегам реки Ворожбы. – от села Махов колодезь до села Будище. Вскоре последовал указ государя, а к нему приложено было сопроводительное письмо воеводе Суджи Якову Шишкову. Документ сохранился в архивах. Вот выдержка из письма царя воеводе от 13 марта 1747 года: «……по воле Великого князя Алексея Михайловича Все Великая и Малая и Белая России Самодержца по указу воевода Яков Иванович Шишков дал с записью в своей книге выпись суджанским детям боярским Пахому Алексееву сыну Горбатому, Павлу Михайлову сыну Кононову, Михаилу Сергееву сыну Дурневу, Алексею Тимофееву сыну Горбатому, Исаю Андрееву сыну Колкову Ивану Фатееву сыну Мижукину, Матвею Ермолаеву сыну Лохтину (список длинен, а потому полностью приводить его не буду – Г.М.)… просящих поместную землю в Суджанском уезде в деревне Саморядовой на речке Воробжи, что он Пахом Горбатый со товарищи били челом Великому Государю Всея Великая и Малая и Белая России Самодержца, а в челобитной той написано в прошениях детей боярских отдать им землю на Диком поле со всякими угодьями. По их челобитной земля отдана им в поместья и на ту землю выписана им разграничительная бумага…»

По легенде, кстати, Саморядово через несколько лет после основания подверглось набегу татар, и было сожжено. Поселенцам пришлось отстраивать село заново, на прежнем месте. Саморядовцев в округе называли «москалями». Характерно, что это прозвище носят они по сию пору.

Мастеровитый люд в Саморядове не переводился. Однако постепенно, в результате войн и репрессий, плотников, столяров да бондарей становилось все меньше да меньше. Дело в том, что мастера всегда жили богаче простых крестьян, а зажиточные при любой власти вызывают раздражение у бедняков. Злобных и завистливых людей хватает и Саморядове, отличающемся трудолюбием и прилежностью селян… В общем, случилось так, что ремесленников либо расстреляли, либо отправили в лагеря… ну, а выжившие сгинули в горниле войны. И, кстати, о войне. Во времена оккупации в Саморядове стоял гарнизон итальянцев. Это были очень воспитанные люди, уважавшие местные обычаи и нравы; итальянцы говорили: «Ах, если бы не война, мы бы у вас учились трудолюбию и старательности!» Может, это и кощунственно звучит, но в Саморядове не осталось ни одного скверного воспоминания об оккупации.

Конечно, радостно, что в Саморядове сохранились женские ремесла. Однако… неужели мужские умерли? Но как я обрадовался, узнав, что один мастер-бондарь в Саморядове все же есть! Зовут его Николай Николаевич Щетинин. Направляясь в конец села, который называется «Дурасовкой», я ожидал увидеть согбенного, украшенного сединами старика. Когда я увидел крупного широкоплечего мужика лет шестидесяти, удивился: неужели мастер так молод?.. Мужик вообще меня с панталыку сбил: «Николай

Николаич? Так это сын мой! Он в лесу сейчас, дубы пилит, подождите, скоро будет. Он интересный парень, и у него высшее бондарское образование!» Ничего себе… «Согбенный» Николай Николаич – сын этого мужичины?..

Вскоре на «Жигуле» действительно прикатил молодой парень, раза в полтора выше и шире своего отца, Николая Петровича. Как и все богатыри на Руси, Николай Николаевич оказался добродушным парнем. Он рассказал:

- Я учился на индустриально-педагогическом отделении, и как-то захотелось мне вникнуть в это дело. Так вышло, что все мои предки бондарями были, а на отце все прервалось. Отец – электрик, и как-то ему неинтересно было с деревяшками возиться. А когда умер мой дед Петр Ильич, один из последних бондарей на селе, мне всего-то семь лет было. Я, конечно, видел, как он бочки делал, но о том, чтобы учиться, даже, конечно, не задумывался… А в институте я поставил вопрос ребром: либо сейчас займусь бондарным делом, либо никогда!

На третьем курсе Щетинин начал собирать материал по бондарному делу, всю Курскую область объездил в поисках мастеров. К сожалению, бондарей в области к тому времени почти не осталось… Мода на деревянные бочки прошла, натуральный продукт вытеснили пластмассовые канистры, банки и прочие емкости. По счастью, от старых бондарей остались инструменты, и в немалых количествах: бондарные скамьи, фуганки, скобелки… Потихонечку Николай Николаевич овладел этим редким искусством. А, когда стал преподавать в Саморядовской школе технологию, организовал для детей кружок «Юный бондарь». Теперь наверняка можно сказать, что в Саморядове всякий молодой человек может бочку дубовую сделать! Вот только не дружит Николай Николаевич с Домом ремесел. Считает, что мастер не в «команде» работать должен, а сам по себе. Что ж, мастеру легко рассуждать, когда у него стабильный заработок учителя. Нынешние мастера Дома ремесел раньше и в детском садике, и в бане, и в иных социально значимых учреждениях трудились. Таковых не стало… У них-то другого заработка кроме ремесленного нет…

Смысл и происхождение слова «Левада» до сих пор невыяснен. По сути праздник этот – широкое народное гуляние на «зеленой траве», приуроченное к православной Троице. Издавна собирались на вольном лугу, на пригорке между селами Козыревка и Будище, называемом «Рубеж». Собирались на праздник жители нескольких сел: кроме Саморядова, Будища и Козыревки это Растворово, Моховое, Вирюновка, Черный Олех, Ошловка. Сохранились сведения, что в эти дни любили обливать друг друга водой. Возможно, и праздник назывался «Левадой» потому что «обливались». Танец «Тимоня» - лишь малая часть «Левады». Основное действо праздника – хоровод, или по-местному, «карагод». Кружились обязательно против движения солнца. Неизвестно точно, для чего это делалось, но факт, что обязательно в Троицу лил дождь. Вообще, как и все крестьяне мира, жители Саморядского «куста» надеются на добрый урожай. Главный враг урожая – засуха. И «Левада» по своей сути представляет собой своеобразное

обрядовое действо, призванное «выпросить» у природы дождь. И дождь, что характерно, приходит!

Исследователи довольно глубоко изучили «Леваду», и многие из них пришли к выводу, что праздник этот имеет языческие корни. Селяне обращаются к неким непонятным силам. К христианству эдакое действо имеет весьма отдаленное отношение. В «Леваде» не принимает участие священник. И, кстати, в «Леваду» устраивались кулачные бои. Шли село не село, и обставлялись драки весьма торжественно. Ну, как тут не вспомнить древние славянские «ристалища», описанные в русских летописях?

Музыкальные инструменты в «Леваде» использовались весьма специфические. К уже описанные «кугуклам» добавлялись рожки и «пыжатки» (своеобразные флейты из тростника). Только в относительно недавнее время к ним присоединились балалайка и гармошка.

Конечно, праздник трансформировался. Напомню, что сорок лет назад, когда московские киношники снимали фильм «Тимоня», «Левада» не праздновалась. По сути все обрядовое действо сотрудники Дома ремесел восстанавливали заново. Учились у стариков искусству изготовления «пыжаток», рожков и «кугукл». Записывали слова старинные песен, изучали движения «Тимони» и «карагода». Нет, много в саморядовцах сохранилось на «генном» уровне! Однако систематизация еще никому не мешала.

И в заключение расскажу про семью Косиновых. Главное богатство Любови Васильевны и Ивана Федоровича – их три сына: Евгений, Александр и Юрий. Сыновья уже взрослые, а в начале 1990-х, когда мальчики были еще малышами, Любовь Васильевна Бога молила, чтобы хотя бы один из них на гармошке научился играть. Иван Федорович всю жизнь шоферил, и музыкальный дар его как-то стороной обошел. А вышло в итоге, что играют на гармошках все три сына. И не только на гармошках, но и на многих других народных музыкальных инструментах! Именно сыновья Косиновых ходили в свое время по старикам и собирали крупицы воспоминаний о старых народных обрядах. Именно они возродили искусство изготовления «кугукл». Они «разговорили» старых пожилых женщин, «выудили» у них многие секреты. Сыновья открыли миру «Моричку», Марию Алексеевну Бочарову, которая хорошо помнила старые «Левады», умела делать «флейту Пана». Про Марию Алексеевну во многих газетах писали, по телевизору ее показывали. А не будь Косиновых, эта удивительная русская женщина так и ушла бы из жизни никому не известной…

Дети у Косиновых достойные. Евгений академию искусств заканчивает, он будет «руководителем хора». Сашка недавно вообще поступил в знаменитую «Гнесинку», на отделение народных инструментов. Его, правда, сейчас в армию призвали. Так вот сейчас звонит с Севера, с Кольского полуострова, волнуется: как там «Левада», удачно ли прошла? Юра по музыкальной части не пошел, он на программиста сейчас учится. Но (как я уже говорил) с музыкой парень тоже «на ты», родителям в проведении праздника помогает.

Поскольку в семье Косиновых дети - студенты, родителям приходится содержать большое семейное подворье. Косиновы держат и лошадь, и корову, и телочку, и поросят, и кроликов, и гусей. Земли у семьи – гектар, и вся она занята огородами. Такие же примерно хозяйства почти у всех саморядовцев. Трудолюбивые здесь живут люди. А ведь известно: кто умеет работать – тот и праздник умеет отметить красиво. Для бездельника-то весь праздник – напиться и упасть под кустом. В Саморядове тоже пьют, не скрою. По сути и праздник «Левада» - пиршество, только очень уж шикарно обставленное. Но ведь в том-то и смысл нашего существования: из серой и невыразительной жизни соткать потрясающее и ни на что не похожее полотно. Хочется верить, что саморядовское «полотно жизни» будет еще долго радовать нас и наших потомков удивительными своими цветами и оттенками!

Курская область

Купание коня

По преданию, на месте нынешнего села Мурзицы жили татары, потомки тех самых монголо-татар, пришедших в эти края с полчищами Батыя. Здесь властвовал некий Мурза, и, когда войско Ивана Грозного шло вдоль реки Суры в поход на Казань, отряд Мурзы (почему-то принято считать, что он был очень жестоким человеком) уничтожили, а его предводителя живьем, прямо на берегу реки, по приказу самого царя закопали в песок. Говорят, побоище было здесь страшное и река часто напоминает об этом: вешние воды из обрывистого берега, на котором стоит село, вымывают много костей.

С тех пор берега Суры заселили выходцы из Московского государства и теперь в Мурзицы - русское село. Но “мурзицкие” (так называют себя жители села) считают, что их уникальный праздник “Купания коня” - наследие давнишнего татарского прошлого. Уже хотя бы потому, что конь - громадная любовь бывших кочевников.

В радиусе ближайших ста километров (а Мурзицы расположились аккурат на стыке Нижегородской области, Мордовии и Чувашии) никаких подобных праздников не сохранилось, а сами мурзицкие убеждены в том, что их “Купание коня” вообще не имеет аналогов. Тем, кто изучает аутентичные русские традиции, наверняка ясно, что в России изредка встречается нечто подобное, правда, в несколько иных формах. Такие праздники обычно объединяют общим названием “русальных”, так как все они проходят в русальную неделю, то есть, следующую неделю после троицы. Мы не будем вдаваться в подробности - что на таких праздниках происходит, отчего и зачем - ведь все равно ни один из них не будет похож на другой. Давайте лучше окунемся в стихию удивительного действа, разворачивающегося раз в год в нижегородском селе Мурзицы.

Замечу только, что татары здесь совершенно не причем и ряжение в коня, Русалку или Кострому встречается в той или иной форме почти у всех индоевропейских народов, включая, конечно, и славян. Это чистой воды язычество, о чем, впрочем, в Мурзицах прекрасно знают и даже гордятся тем, что они смогли пронести древний обычай через века. Впрочем, с точки зрения христианской церкви здесь все “чисто”, так как праздник проходит на Заговенье, перед началом Петровского поста.

Мурзицы мало чем отличаются от других российских сел. Если глава местной администрации, “мэр Мурзиц”, Алексей Сивоклоков, встретил меня тепло и радушно, то с руководителем здешнего хозяйства увидеться не удалось. Как мне объяснили, он “болен русской болезнью”. Мы не будем расшифровывать эту формулу, ибо тот, кто понимает, и без того все понял. Потом, после праздника, в сумерках, мы встречали множество таких “больных”, некоторые из которых были настроены на “подвиги”, и

некоторую уверенность в собственной безопасности в нас вселял только дежуривший на площади наряд милиции.

Хозяйство, СПК“Мурзицкий” ходит в середнячках, и, когда его руководитель в нормальном состоянии, ему (и коллективу, конечно) удается добиваться хорошей урожайности зерновых. Правда, на зарплате колхозников (как ни меняй названия - все равно от слова “колхозник” не убежишь) это отражается незначительно; она практически никакая и с работниками СПК расплачивается натурой. В такой ситуации выручают личные подворья и в обычный будний день почти всех мурзицких можно встретить на частных огородах или в уходе за своим скотом. Еще в селе имеются хлебоприемное предприятие, мельница и кирпичный завод. Последнее предприятие - самое успешное, но, поскольку принадлежит оно системе Газпрома, селу от него, кроме нескольких рабочих мест (в основном на нем трудятся люди со стороны) ничего не перепадает. Глава оценил обстановку в селе следующим образом: “В общем, процветания нет...”

Праздник начинается вечером, уже после того как пригонят скотину. И не только потому, что людям надо завершить дневные хлопоты. Заговенье обычно попадает на самый разгар лета (сроки его меняются в зависимости от Пасхи) и днем просто-напросто нестерпимо жарко. В этот раз столбик

термометра зашкалил за все “30”. Я приехал раньше, еще утром, и еще до “Купания коня” успели пообщаться с замечательной женщиной, местным библиотекарем, Галиной Старковой. Галина Павловна смогла собрать материалы и по истории праздника, и по истории села, и много чего еще, о чем нам еще предстоит поговорить.

Так вот, о празднике. Про него Галине Павловне рассказывала еще ее прабабушка Анастасия Игнатьевна. Удивительный обычай ряжения коня не прерывался никогда, даже в самые лихие годины. В те времена, хотя люди и жили гораздо беднее, чем теперь, наряжали не одного коня, а двух, в разных концах села. В центре они сходились у церкви, где проходили игрища: девушки стремились переплясать и перепеть друг друга, а парни, естественно, состязались в силе и ловкости. Собирались в круг, в хоровод, пели “голосовые” (без сопровождения гармошки или балалайки) песни, некоторые из которых дожили до нашего времени. Например, и теперь поется такая обрядовая песня (она вспоминается только раз в год, на “Купание коня”):

Как по улице по Шведской,В слободе было Немецкой,Проживает сын купецкий,Да, купецкий-молодецкий,За собой ведет он девку,Ведет девку-черноземку...”Вот, откуда здесь, в глубинке могла появиться подобная странность?

Загадка...Ни о какой пьянке, особенно, среди молодежи, и речи быть не могло, так

как напиться в те времена считалось позором и отведать вдоволь пива могли лишь взрослые мужики. Наверное, сами понимаете, к чему это я: теперь молодые парни скорее состязаются в обратном...

В старое время праздник имел еще одно (кроме обрядового и расслабляющего) значение: здесь парни приглядывали себе невест (ну, и девушки, конечно, заглядывались на парней). Ну, а смысл самого действа старики объясняли следующим образом: конь как бы устал, он всю весну пахал, и боронил, и его надо отпустить в ночное, в пойму реки на отдых, “купать”. До сенокоса. Вроде бы простое объяснения, но на самом деле не все так просто, так как в традиционных обрядовых праздниках есть еще более глубокое подоплека. Но надо бы объяснить, что, собственно, представляет собой этот “конь”.

Способ его изготовления и материал уж точно не менялись веками. Мужчина с раннего утра уходят в лес и вырезают из ствола вяза “кузов”, из которого потом сделают голову коня. Конские зубы раньше вырезали из... картошки (тогда картошка еще не научилась синеть в разрезанном виде), теперь же зубы скручиваются из жести - технология! Из домотканого холста сшивается широкий полог, берутся две “слеги” (жерди), на которые набрасывается полог и к ним пристраивается голова. Хвост и гриву делают из обыкновенного мочала.

Все это сооружение должны держать два человека. Как правило, для этой задачи выбирают выносливых молодых парней, к тому же могущих плясать. Главной фигурой всегда считался поводырь, или, как по-местному говорят, “поводельщик”. Для этой роли обычно назначался боевой мужчина, знающий не только шутки-прибаутки, но и все положенные порядки. Как правило, поводельшиками люди пребывают по много лет, а то и десятилетий. В Мурзицах хранят добрую память о поводельщике дяде Пете (полностью его звали Петром Ивановичем Беззубовым). Дядя Петя пришел с войны, потеряв там руку, тем не менее, он сразу же взял на себя дело организации “Купания коня”. Не было на селе человека, более, чем он знавшего все шутки, песни, анекдоты, и просто любо-дорого было смотреть на то, как он ведет коня.

У коня почему-то (как минимум, за последние сто лет) не меняется “кличка”, и все время его звали Соколиком. Всю жизнь дядя Петя пас колхозный скот, был, как говорится, обыкновенным деревенским мужиком, но, когда приходил праздник, он будто преображался! Начинал он всегда с частушки: “Прибауток много знаю и хороших, и плохих; хорошо тому послушать - кто не знает никаких!” Снаряжали коня у него на дворе, что на улице Луговой, ну, и... то, что происходит дальше (и, естественно, - происходит теперь) - с трудом поддается словесному описанию. Соколик метается во все стороны, разгоняет и давит народ, которого собирается все больше и больше, всюду слышны крики, визги, голоса одобрения и наоборот, в общем, начинается всеобщее веселье.

Конь обходит практически все село, то стремительно убегая галопом вдаль, то останавливаясь и падая от смертельной усталости, то заходя в избы, в которых, конечно же, накрыты столы. В эти перерывы парни ненадолго сбрасывают с себя полог, и видно, как с них ручьями стекает пот; они отказываются от обычно предлагаемого самогона, - просят чаю. Все-таки, несмотря на вечер, жара еще не спала окончательно, а физическая нагрузка на “ноги” коня предельно велика, ведь такое хождение по селу продолжается несколько чесов, до сумерек. После завершения своеобразного обхода конь спускается к реке и там в настоящем блаженстве окунается в молочно-теплую воду. Потом - снова площадь, где конь наконец-то разоблачается и здесь проходит небольшой концерт, а после все заканчивается танцами (для тех, кто еще стоит на ногах). Жаль только, церковь, которая когда-то называлась “Скорбящей”, перестроена под клуб и теперь площадь ничего не украшает. Кстати, не знаю уж, из-за каких сил - темных или наоборот, - но в

клубе-церкви постоянно что-то рушится, ломается, падает на пол; наверное, древние стены мстят за то, что в них устраиваются дискотеки...

У дяди Пети было много детей, но все они разъехались по просторам нашей родины. Дом его купили совсем чужие люди, дачники, и, тем не менее, в память о нем коня начинают водить именно от этого дома. Следующей после поводельщика по сложности является должность “коневода”, то есть, человека, идущего в голове коня. Прежде всего, нести коня - громадная физическая нагрузка. Теперешний коневод, Владимир Лапшин, в нынешней своей “ипостаси” пребывает уже десять лет. Он с благодарностью вспоминает предыдущего коневода, Валентина Давыдова, который проходил “в голове” пятнадцать дет и многому его научил, в частности, умению неожиданно поворачивать, моментально разгоняться и лихо прыгать. Из-за теперешнего “дефицита” поводельщиков (его роль сейчас исполняет молодой парень, не знающий прибауток) человек, идущий в голове коня становится главным.

Кстати, недавно Мурзицы отметили 450-летний юбилей. Но праздника по этому поводу не было. Денег не нашли.

Нижегородская область

Ода косе

В русском языке слово “коса” имеет несколько значений. Кроме сельскохозяйственного орудия, это еще и сплетенные в жгут волосы, и уходящая от берега узкая полоска земли. Как известно, в мире ничего случайного не бывает. Что-то одно изначально называли косой. Если учесть, что в библейском Эдеме не было никаких домашних животных, которым нужно было запасать на зиму сено (как, собственно, не было и зимы), Ева наверняка что-то делала со своими волосами (или ее не слишком удавшаяся предшественница Лилит), можно сделать вывод о первичности косы как украшения человеческой головы. Хотя, косить в переводе с древнеиндийского значит - “резать” (а вот у российских шлангов косить – избегать нагрузок. Отсюда недалеко до образа Смерти с косой, неумолимо срезающей все на своем пути... Но это так, для общего сведения.

Праздник в честь косы... С утра в деревню Степаново съехались представители колхозов Галичского района. Теперь, правда, не колхозы это вовсе, а разные ТОО, АО, ЗАО, ООО и прочие “товарищества на доверии”, все равно по-старому их называют колхозами. Каждое хозяйство выставляет одного косца, который и будет защищать его честь. Пока косцы демонстрируют свои экипировку и умение подготовить орудие труда, его “подруга” соревнуется в искусстве сбора подорожной сумки и... плетения венка из полевых трав. “Причем здесь венок?” - спросите вы. И, сами того не зная, сделаете первый шаг к постижению самой сути сенокосной поры. Но об этом ниже.

Главное состязание, естественно, - сама косьба. Судьи фиксируют не только скорость прохождения полосы, но и качество среза, а так же технику работы косой. На этот раз победу одержал “хозяин” поля, а по совместительству руководитель местного, степановского колхоза, Михаил Румянцев. По совпадению и здешняя девушка Лариса Стучкова сплела самый красивый венок. Ну, что же, статный мужик, симпатичная девчонка - сам Бог велел им победить, меня же больше всего удивило то, что один из колхозов представляла косец - женщина! Плотная, кряжистая, она, уверенно переступая босыми ногами, ровными движениями валила траву. Ну, ни в чем не уступала мужикам! Призового места, правда, ей не досталось: все-таки мужская рука более приспособлена к косе. Потом, когда на живописном лугу перешли к неформальной части праздника, то есть, к добротному крестьянскому пиру в складчину, я решился подступить к ней с вопросами.

Нина Колеватых тоже оказалась председателем колхоза, одного из самых отдаленных, оптимистично именуемого: “Рассвет”. Почему за косца, ответила просто:

- А в душе я всегда первая, к тому же и косец я опытный. Много косить приходится.

- Значит, скотину имеете?- Да немало. Две коровы, два телка, бычок на вырост, подсвинок, да и

трое детей в добавок...- И сколько же сена на всех их надо? Не на детей, конечно...- На мое личное хозяйство - семь тонн, да еще и колхозу чем-то помочь

надо, ведь ему тонн пятьсот нужно запасти. Вот в прошлом году все дожди лили - и недобрали. А в этом году засуха, травостой маленький. Так что опять придется поднапрячься.

- Много времени приходится сену отдавать?- Не меньше месяца. Весь июль. Ну, давай, за сенокос выпьем!И тут мне вспомнилось... Где-то в середине восьмидесятых, когда я

трудился в одном московском НИИ, посылали нас регулярно на помощь одному полудохлому колхозу. Обычно нас ставили на самые тупые работы, типа картошку гнилую из гуртов выбирать. А тут призвали на месяц и говорят: “Ребята, по четыре тонны накосите и можете гулять!” Ну, кто знал тогда, что четыре тонны - это четыре огро-о-омных стога...

Взялись лихо. Когда половина кос были удачно поломаны, ясно стало, что этими инструментами надо уметь владеть. В первую очередь необходимо постоянно прижимать “пятку” косы к земле, чтобы трава срезалась

ровнехонько под корень. Это не так просто делать - надо стараться двигаться по специфической траектории, иначе коса будет постоянно вгрызаться в землю. К тому же руки уставали настолько, что через час пошевелить нельзя было ими.

В общем, первые четыре утра стали одними из самых черных в моей биографии. К вечеру мы представляли собой безрадостное зрелище - полутрупы, к тому же места живого от укусов всяких насекомых не было. Ох, и любят они потные мужицкие тела... На пятый день я совершил первое значительное открытие: оказывается, косу двигать надо не руками, а всем туловищем сразу. Тогда и руки не устают, и она сама ровно идет. Замечу, что прекрасно “работает” талия (глядя сейчас на свой животик, с завистью вспоминаю те дни: кажется, тогда я сократил его сантиметров на двадцать). В первый раз я обедал - и у меня ничего не болело.

Следующая проблема началась с дождями. С болью мы вглядывались в небо, когда очередная туча начинала заволакивать небо. Нужно было бежать скидывать сено в копны, а, если учесть, что нам выделили далеко не самые лучшие лужайки в дальних уголках леса, бегать пришлось помногу. Но и с этим справились - свозили сено на поляну возле нашей избушки и сушили там. Несколько девчат, что были с нами, выучились лихо его “гортать”. Стога росли.

Утренняя роса... Все спит еще. По долам стелется маслянистый туман, ты ныряешь в его прохладу и облачка стыдливо разбегаются, обнажая тяжелую зелень, усыпанную жемчугом. Один раз коса моя наткнулась... на малюсеньких розовых существ, сбившихся в кучку. Глаз у них еще не было и они жалобно так пищали... я понял, что это крысиное гнездо и рука моя не

решилась тронуть крысят - так и оставил нетронутым их островок. Коса ходит уже на “автопилоте”, голова же занята разнообразными мыслями. В частности, уже и о женщинах есть силы задуматься. Замечаешь, что одна из них подолгу задерживает свой взор на твоих спорых движениях, а оглянешься - стыдливо отводит глаза... Прям как в песне старинной:

У меня ль плечо шире дедова,Грудь высокая моей матушки,На лице моем кровь отцовская,В молоке зажгли зорю красную.Кудри черные лежат скобкою,Что работаю - все мне спорится.Я куплю себе косу новую,Отобью ее и прости - прощай,Село родное...В края дальние пойдет молодец.Р-р-раззудись плечо, р-р-размахнись рука, Ты пахни в лицо, ветер с полудня,Освежи, взволнуй степь широкую.Зажужжи, коса, как пчелиный рой,Молоньей, коса, засверкай кругом,Зашуми, трава подкошенная,Поклонись, трава, головой земле...Чувствуется, что Она слегка взволнована. Платье очерчивает упругое

тело, упрямые волосы выбиваются из-под косынки... Дневные гуляния, ночные купания - делу это уже не мешает, а, может.. и

помогает даже? И приходит второе открытие. Оказывается, сено - не просто корм для скотины. Это еще и корм для нашего воображения. Что может быть сладостнее пьянящего запаха только что срезанных трав и цветов? Кажется, надо быть великим святым, что бы устоять перед позывами, казалось бы, банального - кучей умирающих растений... Да что я говорю! Ведь все знают, что нет в деревне ничего романтичнее банального сеновала - и в русском языке, однако, слово “сеновал” стало почти синонимом слову “любовь”...

По четыре тонны “на нос” мы, конечно, не сдали. Где-то по две получилось. За тонну нам тогда заплатили по шестнадцать “ре”, которые мы удачно в тот же вечер пропили и проели. Тогда, конечно, меня занимали другие мысли. В частности, не понимал я, какого хрена я - городской житель - должен помогать этой дребаной деревне? Лишь сейчас я начинаю догадываться, что были это одни из лучших дней моей жизни...

Третье открытие пришло недавно. При подготовке этого материала я обнаружил вдруг, что не я один такой в своем романтическом восприятии времени сенокоса. Оказалось, в старинные времена сенокос почитался за праздничное событие и ожидали его в нетерпении - особенно, молодые люди.

В деревне каждый шаг был на виду, а обстановка на покосах давала почти безграничную свободу. Юноши и девушки на сенокос наряжались в самое хорошее одеяние, в то время, как на уборку хлебов одевали самое худшее.

Уборка сена считалась приятнейшей сельской работой. Теплые дни и ночи, купание после утомительного зноя, благоухание лугов - все это давало отдохновение для души. Для девок луг становился гульбищем, на котором они, дружно орудуя граблями и сопровождая работу общей песней, рисовались перед возможными женихами. Обед обычно готовили сытный, а после трапезы, пока старики отсыпались в тени, юноши и девушки составляли хороводы, отправлялись “по ягоды” в лес, играли в горелки, катались на лодках. На протяжении всей сенокосной поры молодежь вообще не ночевала дома...

Так получается, что теперь сенокос стал самой тяжелой работой для нас. Это потому, наверное, что все другие работы механизировали. А вот коса - какой она была (правда, за последнее время она несколько модернизировалась) - такой и осталась. Просто нож с рукояткой для срезания

трав. Но кормит сей предмет сейчас матушку нашу Россию... Даже если и платят кому-то деньги сегодня в глубинке, в том же Галичском районе, к примеру, - не хватит их даже для существования на простом физиологическом уровне. А посему огород да скотинка выручают. Миллионы и миллионы натуральных хозяйств разбросаны сегодня по нашей многострадальной шестой части Земли. И в каждом из этих хозяйств обязательно найдется минимум одна коса.

А в общем, все сказанное мной давно уже выражено в русских песнях. В такой, к примеру:

Красно солнышко поднимается, Жавороночек заливается.Жавороночек о любви поет,На лугах у нас сенокос идет......И растут стога поднебесные,Честно трудятся руки честные...

Костромская область

Горка

Вряд ли скажешь, что Усть-Цильма - современная “тьмутаракань” при желании двумя самолетами сюда можно добраться за день. Если на поезде, а потом автобусом - дорога из Москвы до Усть-Цильмы займет двое суток. Ей-богу, чтобы увидеть Горку, можно потратить и втрое больше времени!

Дело в том, что русские люди, поселившиеся на безлюдных берегах нижней Печоры, у Северного полярного круга четыре с половиной века назад, перенесли сюда культуру древней Новгородской земли. Тогда

Новгород был республикой, еще не покорившейся Московскому княжеству, люд новгородский знал, что такое вольница и что такое уважение к себе. И, хотя основатель поселения на Печоре Иван Ластка имел от московского великого князи Иоанна Васильевича “слободскую грамоту” (Иоанн IV в то время не был еще “грозным царем”), он пришел сюда для того, чтобы обеспечить переселенцам вольную жизнь.

И новгородские люди принесли сюда не только свой неуступчивый и характер, но и праздники, и традиционный русский наряд. Если вы попали на Горку и увидели красочно разодетых в шелка и парчу женщин, будьте уверены: женщины в Новгороде Великом, еще не сожженном москвичами, одевались именно так. И не подумайте, что сегодня счастливец, которому довелось добраться до Усть-Цильмы, видит какой-то спектакль с артистами. “Горочники” - обыкновенные усть-цилемы, и приходят водить хороводы они для души, но не для материальных благ. В каждом усть-цилемском доме обязательно найдется не один такой наряд. Наряды не только старинные, но и пошитые относительно недавно, ведь здесь до сих пор сохраняется традиция, согласно которой невеста на второй день свадьбы облачается в платье старинного образца. Платья здесь бывают разные, каждое для своего события - от крестин и до поминок, но самые красивые - горочные. Правда, кое-что меняется: еще десяток лет назад усть-цилемские женщины в сарафанах ходили даже на работу (правда, это были специальные, “рабочие” сарафаны). И, если бы в советские времена (в середине прошлого века) сарафаны попросту запрещали носить, может быть все было бы даже краше, чем сейчас.

Усть-Цильма долго оставалась на “краю” цивилизации (но не за краем!) и знающие люди именно в этом факте усматривают причину сохранения элементов средневековой (!) культуры. Вообще на тему Горки написано много научных статей и даже книг, а то как же: нет в России больше таких мест, где вы можете в одночасье “нырнуть” на полтысячи лет назад. Но к единому мнению до сих пор не пришли, хотя элементы Горки изучены досконально. Есть версия, что Горку устраивали на ярмарку: чтобы показать богатство убранства своих одежд, да и гостей заморских потешить. А многие убеждены в том, что Горка - видоизмененный праздник языческого бога Ярилы, “Ярилин день”, который был привезен сюда 450 лет назад с берегов Ильмень-озера. В Новгородской области про такой праздник забыли подавно, а здесь - вот он, живет...

Горка - это не праздник, а обрядовое действо, состоящее из не слишком сложных, но строго регламентированных танцев и старинных песен. Разодетые в парчу и шелка люди не просто танцуют, а “заводят фигуры”. Здесь, на Печоре отмечаются Иван-день, Петровщина и Горка, - все это именуется “горочной порой”, но горочные хороводы водят и на Иван-день. Первая Горка (7 июля) послабее второй (12 июля).

Раньше горочные хороводы (фигур у хороводов много и каждая имеет свое название: “столбы”, “коло”, “долгая вожжа” и т.д.) водили холмах, теперь это делают на сельском стадионе (дело в том, что за последние годы

население стало гораздо больше пить, и решили во избежание эксцессов перенести действо на место, которое можно охранять). Возможно, именно поэтому праздник получил название “Горка”.

В ночь на с 11 на 12 июля, прямо на берегу широченной Печоры устраивается Петровщина. В это время на Севере ночи не бывает, солнце только на полчаса ныряет за горизонт, и люди семьями усаживаются прямо у кромки воды и варят на кострах... кашу. Не просто кашу - а только пшенную кашу. Считается, варится она не совсем для живых людей, а скорее для душ предков, которые согласно поверью, в образе птиц ненадолго спускаются к живым только в канун Петровщины. Ночь, тихое журчание могучей реки, пылающий Север (солнце в этот время закатывается на Севере), - все это дает ощущение ирреальности происходящего, как будто люди переселяются из яви в туманные сны... Словно стерта грань между живыми и мертвыми, и неясно, что здесь - тени, а что - реальные фигуры...

А на следующий день, ближе к вечеру, - снова Горка, только она уже Большая. Опять хороводы, песнопения, тихие беседы... чуть позже , правда, затеваются пляски, поются частушки, но в общем и целом действо какое-то тихое, ненавязчивое, задумчивое.

Это Север. Здесь не любят выставлять свои эмоции напоказ. Горку никто никогда не организовывал (правда, пытались запретить). За века порядок смены горочных фигур, возможно, даже стал частью генотипа уть-цилемов. Есть, конечно, “горочники” опытные, которые подсказывают, если что не так, но в общем и целом в хороводе равны все - на то он и хоровод.

...И снова действо затягивается далеко за полночь, даже несмотря на то, что Большая Горка, прошествовав по главной улице села, растекается по межуткам (переулкам).

А наутро наступают будни. Точнее, “сенокосные страдания”. Ведь здесь живут не только от Горки к Горке, но и от сенокоса к сенокосу. Северное лето улетает стремительно, заливные луга открываются аккурат к Иван-дню, а в конце июля “северок”, северный ветер, - уже настойчиво заявляет о том, что он здесь - властитель. Надо торопиться, травы не ждут.

Республика Коми

Мистерии Царево-Санчурска

...И наступает ночь, когда жители некогда великого, а теперь почти неизвестного человечеству города стекаются на берег реки Большой Кокшаги и устраивают там игрища. Возжигаются большие костры, девушки свивают венки и на берег выходят русалки...

Наверное все мы немножко язычники. А некоторые и “множко”. Для городка Санчурска это слишком злободневно, ибо здесь при весьма острых обстоятельствах соединились две культуры - христианская и языческая.

Согласно официальной версии город основал русский царь Иван Васильевич Грозный. И город - это как бы “пальцы веером” нашего противоречивого царя. Я не шучу. В излучине реки центр Санчурска, и от него расходятся веером пять радиальных улиц, образуя паутину с кольцевыми улицами. Раньше улицы назывались по именам церквей, к которым они вели: Троицкая, Владимирская, Никольская, Покровская... Ну, и Мельничная, которая вела, соответственно, к водяной мельнице. В известное время улицы переименовали, дав им оригинальные имена: Карла Маркса, Якова Свердлова, Владимира Ленина, Карла Либкнехта. Мельничную переименовали в честь Зевахина, местного героя. Церкви сломали. Одну - не до конца, ее перестроили в райком партии. И лишь одна церковь спаслась -

из-за того что в ней сделали городскую баню. Ее снова вернули верующим, но одна санчурянка (так зовут санчурских женщин; мужчин называют “санчурятами”) мне признались в том, что когда она приходит туда по праздникам, думает: “Я в женском отделении, или в мужском?..”

И у города убрали приставку “Царево”. А жаль - было красиво. И легенда осталась: город был назван Царево-Санчурском в честь дочери Грозного царя, Александры, которую властитель ласково называл “Санчурой”. Город был достаточно мощным купеческим центром. Только по недоразумению Екатерина Великая лишила его статуса уездного центра, переведя Царево-Санчурск в разряд “заштатных” городов. Советская власть поступила еще жестче: Санчурск не только “обесцарили”, но и вообще назвали его “поселком городского типа”. Еще раньше того подсуропили санчурские купцы: они отправляли товар по реке, и, когда вели железную дорогу, купцы дали большую взятку чиновникам для того, чтобы дорога прошла мимо. Купцы не хотели ломать свой речной бизнес. И поплатились:

когда-то великий город остался за бортом не только большой истории, но и большой экономики.

И удивительно, почему так превозносили санчурята местного купца Александра Васильевича Булыгина. Он построил в Царево-Санчурске пивозавод, в котором варили великолепное пиво. Есть легенда, что санчурское пиво нашли в бункере Гитлера, когда наши взяли Берлин. Говорят, когда тело купца Булыгина привезли из Каира (он там внезапно скончался), гроб от ближайшей станции несли на руках. Поскольку из-за взятки железная дорога прошла далеко, нести гроб пришлось несли ой, как долго! Я нашел могилу купца Булыгина. Крест с нее украли, а вот надгробие не тронули. Наверное, пожалели... Или не смогли утянуть? Как бы то ни было, новых купцов типа Булыгина история Санчурска эпохи возрожденного капитализма пока не породила. Да и вообще с экономикой здесь туго.

Санчурский район дотационный на 97%. В поселке осталось только одно производящее предприятие: маслозавод. Его хозяйка - новоявленный купец Зоя Вахмянина. Очень хотелось поговорить с ней на тему того как еще может удерживать свой бизнес. Но хозяйка от общения отказалась, сослалась на то, что после всякой публикации на маслозавод как мухи на... сладкое, набрасываются всевозможные проверяющие органы. А бизнес ломать ой, как не хочется! После этого короткого разговора и надобность во встрече отпала сама собой: ясно стало, что бизнес держится исключительно на том, что хозяйка “звезд с неба не хватает”. Ну, и ведет себя очень осторожно, избегая “больших акул” бизнеса, которые с легкостью сметают мелких конкурентов.

Но вернемся к язычеству, с которого я, собственно, начал. Есть сведения, подтвержденные легендами, сказаниями и тостами, что город был основан задолго до Грозного царя и первыми его поселенцами были... язычники-черемисы. Существует другая легенда о происхождении названия города.

У черемисского народа (по-современному, луговых марийцев) был князь и звали его Балтауш. Он был вассалом казанского хана и за относительную свободу, которую хан предоставлял черемисам, Балтауш охранял границы ханства. На большой Кокшаге стоял укрепленный черемисский город. Он назывался Шемчура, якобы в честь дочери Балтауша. Ох уж, эти дочери... ну, никакие правители без них в те времена не могли обойтись! В год похода Москвы на Казань (1552), когда один из отрядов войска Ивана Грозного пытался перейти Большую Когшагу, гарнизон города оказал ожесточенное сопротивление. И была сеча, результатом которой явилось странное событие: начальник московского отряда воевода Дерябин... перешел на сторону черемисов! По приказу царя на правый берег реки были привезены пушки и город Шемчура подвергся жестокому обстрелу. Много защитников крепости полегло, а выживших (включая воеводу Дерябина) добили вступившие в город русские отряды.

Что защищали черемисы? Здесь имелся один щекотливый момент, о котором соловьевы-ключевские скромно не упоминают. Татары не трогали черемисской веры, они не насаждали ислам. Вместе с русскими войсками шли православные священники, для которых язычники были “погаными”, и целые селения, гонимые копьями русских воинов, насильно подвергали крещению. Это называлось “приобщением диких народов к культуре”. Аборигены, лишенные своего вождя (князь Балтауш погиб в одной из битв), безмолвно подчинялись силе. Ну, а после окончания русско-татарской войны по приказу Ивана IV напротив разрушенной черемисской крепости стали строить русский город. Так что легенда о “пальцах веером” грозного царя вполне может соответствовать действительности - ведь Царево-Санчурск - памятник торжеству русского оружия. Ну, и “крутому” царю тоже...

И, соответственно, вновь присланные стрельцы да служивые люди стали брать в жены черемисских девушек. Казалось бы, одна культура поглотила другую, ассимилировала. Однако, скорее всего обе культуры - христианская и языческая - взаимодополнили друг друга и в чем-то обогатили. Женщины-черемиски наверняка сохраняли веру своих предков, хотя бы тайно. Иначе ведь предательство какое-то выходит, ренегатство...

Поэтому не стоит удивляться, что любимым праздником санчурят был и остается, пожалуй, самый языческий из всех праздников - Иван Купала. Действо впечатляющее и таинственное. Чего стоят только огромные костры,

которые возжигают на берегу реки! Не сказал бы, что игрища вокруг костров непристойны - они даже очень целомудренны. И пьяных очень мало, потому что люди осознают, что приходят на мистерии, некое таинственное действо. И сами следят за порядочностью своего поведения. Тем более что санчурята приводят с собой своих детей.

Я долго не мог понять, откуда в Купальскую ночь здесь такая душевная, радостная атмосфера. Люди будто просветлены, них чувствуется внутренняя свобода. И лишь недавно понял: в сущности, Купальская ночь - праздник единения жителей маленького, историей довольно сильно обиженного городка! Других праздников здесь нет. Ивана Купалу люди ждут весь год. И после праздника он становится главным предметом разговоров на всю долгую зиму. Пока есть праздник, у людей сохраняется надежда, что все еще наладится и город вернет себе былую славу.

А если говорить о разрушенных храмах... Знаете, есть одна санчурянка, которая эти храмы уже возводила! И еще много храмов построила. Правда, в миниатюре...

Зовут ее Манефа Павловна Пакутина. Всю жизнь она проработала на Санчурской мебельной фабрике (была такая, но наряду с многими другими предприятиями города канула в Лету). Была она столяром-краснодеревщиком. Муж Юрий Михайлович на то же фабрике трудился. Ушли они на пенсию - аккурат производство и закрылось. Не выдержало “рыночных отношений”... Чем на пенсии заняться? Пробовала картины крестом вышивать - скучновато. Как баню церкви вернули и там службы начались, к Богу обратилась. Хотя сама 15 лет на фабрике была секретарем партийной организации. И как-то начала делать Манефа Павловна картонные домики - чтобы занять внуков. И как-то увидела где-то домик, сделанный из спичек. Попробовала сделать с внуками - получилось. Внуки выросли, им рукоделия стали неинтересны. А Манефа Павловна прикипела.

Первый храм, который она построила из спичек, был “выдумкой”, фантазией. Манефа Павловна - мебельщик, у нее архитектурное мышление развито. Потом - несмотря на то что по несколько месяцев на одно изделие уходит - еще несколько храмов создала “из головы”. И как-то подумала: “Сколько реальной-то красоты! Она тоже требует увековечивания...” И сделала макет церкви села Сматанино. Когда в Санчурске все храмы поломали, Сматанинская церковь, которая никогда не закрывалась, долгие десятилетия оставалась единственной на всю округу. Манефа Павловна и своих трех сыновей там крестила.

Потом Пакутина решила восстановить справедливость: воосоздать все санчурские храмы. Поскольку они были разрушены, пришлось искать старые фотографии. Здесь помог местный краеведческий музей. И не зря помогали: после кропотливого труда, который длился почти три года (!!!), четыре макета храмов - Тихвинского, Троицкого, Николо-Владимирского и Покровского - были подарены музею.

А после того Манефа Павловна продолжила свой труд в иной плоскости. Теперь она создает модели самых знаменитых храмов России. Поскольку храмов на Руси немало, работа предстоит долгая... И непростая. Взять макет Дивеевского храма: на него ушло 73 упаковки спичек (в каждой упаковке - 10 коробков!).

Муж, Юрий Михайлович сначала ворчал. Он ведь тоже партийным был и церковь не одобрял. Но главное, что ему не нравилось – супруга, по его мнению, “праздно” время проводит; уж лучше бы в огороде или на кухне крутилась... Или в крайнем случае книжки читала. Теперь муж потеплел. И даже помогает супруге: “точит” на станке маковки церквей, делает застекленные полки для их хранения. Правда теперь настал этап, когда муж пилит жену на другую тему: “Корпеешь, маешься... а пенсии-то у нас маленькие1 Ты бы продала храм-то какой-нибудь!” А Манефа Павловна против: разве ж можно святое-то продавать? И стоит на своем: пока ничего не продано...

А еще Манефа Павловна немощным помогает. Санчурск постепенно становится “городом стариков”, ибо молодежь от безработицы бежит. И вот недавно при больнице открыли “геронтологическое отделение” - для одиноких стариков, которые себя обслуживать не могут. Манефа Павловна туда носит овощи с огорода, варенье, пирожки. Какая-никакая, а радость для

стариков... А еще она им Евангелие читает. Всякий человек, пока жив, нуждается во внимании и любви. Манефа Павловна не скрывает: раньше она свято верила в партию, в коммунизм. Но эта идеология привела к тому что храмы в городе были изничтожены. И у Санчурска отняли приставку “Царево”. Вот и остались люди “без царя в голове”. Дело не в царе-батюшке, который за тебя все решит. Дело во внутреннем законе, стержне. Без “царя в голове” человек как былинка на ветру...

Кировская область

Богатства страны Ваги

Вага, левый приток Северной Двины, и сейчас течет, окруженная труднопроходимыми лесами, правда, на берегах реки довольно плотно пристроились старинные русские поселения. Когда-то, говорят, Вага была судоходной, и ушкуи древних новгородцев легко проходили до самого верховья.

Ныне река обмелела, потеряла транспортное значение, зато вдоль нее, когда в XVI веке основан был город Архангельск, проложен был тракт, ведущий из Московии к столице Поморья. Именно этой дорогой Мишка Ломоносов, невзирая на протесты своего сурового отца-помора, отправился грызть гранит знаний и прославлять родное Отечество. Но случилось это уже позже “золотого века” Ваги, когда пространство в долине реки считалось “Важской десятиной” Новгородской республики, которую принято было именовать “страной Вагой”. Вместе с Двинской страной (со столицей в Холмогорах) страна Вага называлась еще Заволочьем, так как торговые пути сюда с Юго-Запада осложнялись волоками.

Так получилось, что удачное расположения села Верховажья (само название говорит о том, что оно находится в верховьях реки) привело к его процветанию. Чуть ниже по течению реки основан был уездный городок Вельск, еще ниже - Шенкурск, но Верховажье пальму торгового первенства не отдавало никому. Оттого село приобрело значительный статус: посад.

Селение украсила замечательная архитектурная жемчужина - Успенский собор, а видно его было за много десятков верст. Жаль, в известные времена собор лишили колокольни и глав, преобразовав собор в Дом культуры. Все встало на свои места: службы снова проводятся в древних стенах, жаль только, былого величия у храма нет. Пока нет: может быть, когда здешний люд заживет побогаче, возьмется он и за восстановление своей святыни.

Верховажский посад обладал особенной притягательностью для предприимчивых людей, купцов. Отсюда пошли знаменитые некогда купеческие фамилии Давыдовых, Нератовых, Пестеревых, Персиковых, Юренских. Верховажские купцы торговали вдалеке от родной Ваги - доходили до Сибири и даже до Китая. Достоверно известно, что царь Петр I в 1701 году направил на Вагу указ бургомистру Веховажского посада (была и такая должность!) о том, что нужно выбрать из числа здешнего купечества человека “приличного, доброго, справедливого и прожиточного” для того, чтобы наладить торговлю с Поднебесной. Выбрали представителей фамилий Юренских и Рудаковых. Интересно, что купцы на Дальнем Востоке не оседали: трудились там, за морем-Байкалом, но старились растить и воспитывать детей своих дома, в Верховажском посаде. Одновременно радели о развитии своей давней гордости: Алексеевской ярмарки.

Ярмарку проводили в середине марта, когда устанавливался снежный наст; Алексеевской же ее назвали потому что один из дней ее проведения совпадал с днем святого Алексия. Посад был небольшим, с населением не больше 2 тысяч, но в дни ярмарки сюда съезжались до 12 тысяч всевозможного люда из разных городов и весей. Для приезжих был построен большой Гостиный двор, который, впрочем, сгорел. Число торговых лавок доходило до 150-ти. Торговый оборот в большинстве состоял из шелковых, суконных, льняных тканей и изделия из них. Также в больших количествах продавалась конская сбруя, обувь, медная, фаянсовая, глиняная, деревянная посуда, мука, мясо, чай, сахар. Была здесь продукция и местных промыслов, среди которой преобладали смола и льнотреста. Общий оборот торговли достигал 50 000 рублей, что по тем временам составляло фантастическую сумму.

Ясно, что со сменой власти все это благополучие было отменено. Народ на Ваге до Революции жил немного лучше, чем по всей России в целом, а потому Верховажский посад стал одной из точек сопротивления коммунистическим силам, сами же верховажане активно участвовали в вооруженном контрреволюционном мятеже в городе Вельске. Советская власть (хоть и с полугодовым запозданием) сюда все же пришла, и вскоре пестрая ярмарочная стихия была заменена суровым колхозным строем.

Народ здесь никогда не знал крепостного рабства - и на сей счет существует историческое предание. В 1858 году, по пути из Петербурга в

Архангельск под Верховажским посадом остановился на отдых император Александр II. Он пригласил к себе местных крестьян и вел с ними долгую беседу. О чем царь говорил со своими подданными, неизвестно, в памяти местного населения остался только пригорочек, на котором беседа сия велась. Так вот, через три года Александр упразднил крепостное право. Не было ли в это вклада обитателей верховьев Ваги?

Много воды утекло в реке Ваге с тех пор, и вот однажды, в 2001 году, Алексеевскую ярмарку решили возродить. Разве только, время ярмарки перенесли на более теплое время, ведь дороги теперь хоть и не идеальные, но сносные и не нужно ждать снежного наста. Веками существовавшая как единый организм страна Вага за годы советской власти оказалась разделенной административными границами: Верховажский район, ранее принадлежавший к Архангельской губернии, отошел к Вологодской области, Вельский и Шенкурский районы - к Архангельской области. Регионы в новое время объединил культурный проект “Дорогой Ломоносова”, и в каждом из центров бывшей страны Ваги в его рамках теперь придумывают что-то свое, необычное, дабы привлечь к себе внимание новых “купцов”, предпринимателей и туристов.

В Верховажье, на Алексеевской ярмарке, обязательно каждый год придумывают какую-то “изюминку”. На этот раз их было сразу две. Первая - открытие выставочного центра имени местного уроженца, скульптора Валентина Михалева. Центр открыли в здании, которое долгое время принадлежало милиции, а в 30-е годы прошлого века здесь даже заседали особые “тройки”, судившие как “врагов народа” священников и отпрысков купеческих родов. Деньги на переустройство здания собирали всем миром, сотрудники районного краеведческого музея, ставшие идеологами организации центра, ходили по предпринимателям буквально с протянутой рукой. Теперь второй этаж центра имени В. Михалева - это галерея работ скульптора и других важских художников, на первом этаже разместился филиал Дома ремесел, отдел бранного ткачества, ну а в подвале... его решили пока не трогать, так как подвал занимают камеры предварительного заключения, в которых сидели еще репрессированные сталинской эпохи. Ценность у мрачных казематов тоже есть - историческая. Вот и получается, что Картинная галерея и ткачихи соседствуют с тюрьмой (пусть и бывшей)...

Вторая “изюминка” - праздник “Мельница - жизнь”. Его инициатором и вдохновителем стала вологжанка Антонина Аввакумова. Дело в том, что здесь еще живо сельское хозяйство и профессия хлебороба пользуется заслуженным уважением. Нельзя сказать, что Верховажский район пришел за последние лихие годы в запустение. Все-таки здесь много хорошего было сохранено, а кое-что даже приумножено.

Например, здесь есть мельница, которой заправляет кооператив “Верховажские жернова”, учредителями которого являются несколько местных фермеров. Пускай она не старинная, водяная, а современная, зато в соседних районах Вологодской и Архангельской областей мельниц нет и в помине. Там попросту перестали растить хлеб. Как здесь, на Севере, умудряются выращивать пшеницу, ячмень, а так же лен, - местная загадка, ведь 50-градусные морозы на Ваге - не редкость, а осенние дожди заряжают еще с середины августа. Может быть, урожаем в 20 центнеров с гектара никого не удивишь, но ведь надо учесть, что даже на 300 километров южнее

пшеницы не сеют вообще. Зато Вага дает отменные урожаи льна, а местные коровки дают столько молока (до 5000 кг с коровы в год и даже больше), что этим достижениям могло бы позавидовать даже сытое Черноземье.

В общем, здесь даже праздник хлеба удался на славу, хотя, если честно, Верховажский район, как и вообще весь Русский Север, в основном живет лесом, точнее, его вырубкой. То же село Верховажье (его незаслуженно лишили статуса “посада”) со всех сторон окружено частными пилорамами. Но, в отличие от других северных “жемчужин”, Верховажье не забыло, в чем смысл существования русского крестьянина, и здешняя умная власть (это не подхалимство, поверьте, а личное мое наблюдение) всячески старается поддерживать своих крестьян. Уверен, за это обитателям страны Ваги обязательно воздастся...

Вологодская область

Дети красавицы-Язвы

То место, которое смогло передать волшебную “Жар-птицу” народной культуры молодым, имеет вид печальный. Ну, каноническая русская глухомань! В село Алешня даже дороги нет... А уж о телефоне, медпункте или хотя бы торговой точке даже и воспоминаний не осталось. Мобильная связь здесь не берет, а на телефонные провода связисты поскупились. Да и к чему, собственно, провода селу, число обитателей которого составляет десять душ?

Да... село. Потому что в Алешне когда-то была церковь, а дома располагались в нескольких порядках. Подломила жизнь война. Немцы “похозяйничали” так, что половина села сгорела, а с фронта не вернулось большинство мужиков. В сущности обыденный случай, но здесь горе породило необычайное явление. А именно - алешинские вдовы свершили творческий взлет. Дело вот, в чем. Бабы остались без мужей, молодухи - без женихов. Но осталась у женщин одна отдушина: песня. Пели они всегда и везде. На работу колхозную идут - поют, праздники песней отмечают, даже когда хоронят - поют... Кроме советских праздников все старинное почитали. Обрядов в Алешне много было. На Рождество колядовали, Христа славили; на Масленицу с горок с песнями катались; на Сороки пекли “жаворонки” и тоже с обрядовыми песнями; На Троицу “березку завивали”, хороводы водили; а на Петров день водой друг дружку обливали да окна соседские в шутку глиной замазывали.

А коли свадеб немного было, восстановили родной алешинский свадебный обряд: разыгрывали его на представлениях. Здешние, алешинские певуньи почитались, их в мир вывозили - показывать красоту русских обрядов и песен. А особенно великолепен был праздничный наряд алешинской женщины. Он и в самом деле уникален: похож на наряд какой-нибудь “шемаханской царицы” из волшебной сказки. Один только головной убор, украшенный бусинками и бисером чего стоит! Состоит этот убор из множества фрагментов, каждый из которых имеет соответствующее название: кичка, пушка, поднарядник, позатылень, ленты, подлобник, кокошник... Добрый час пройдет, пока женщину украсят этим чудом русской культуры. Не меньше двух помощниц надо, чтобы водрузить на голову женщины сей убор. А название он носит: “лобазня”. Как видно и с лабазами это было связано, в которых Бог знает чего складировали, и со лбом, который буквально трещит от тяжести.

Конечно “лобазню” далеко не всегда носили. Предназначался он для невесты, причем у каждой женщины, которая готовилась к замужеству, свадебный убор был готов заранее. Женщина носила его по праздником и после свадьбы - до тех пор пока не рожала первого ребенка. После она пошивала себе новый, более скромный убор, который называется “махры”. В

этих “махрах” алешинские “песельницы” и выступали. А “лобазни” хранили как самую дорогую реликвию. До самой Москвы дошли и там отмечены были! Самыми заводилами среди них были: Домна Иосифовна Челядинова, Евдокия Федоровна Мельникова, Анна Семеновна Митрофанова и Федора Антоновна Клякина. Судьбы у всех были одинаковы. У Домны муж погиб на войне и она в одиночку подняла троих детишек. Евдокия единственного ребенка в войну похоронила, и муж ее тоже с фронта не вернулся. И Федора сына без погибшего мужа воспитывала. Просто удивительно, откуда у этих женщин столько веселых песен и частушек бралось!

Нет уже этих замечательных женщин, в иных эмпиреях они витают. Из этого удивительного ансамбля только двое теперь живы. Первая, Пелагея Власьевна Егорочкина, недавно девятый десяток разменяла. Она была главным организатором, всех на дальние поездки “раскачивала”. У всех ведь скотина, хозяйство, оставить стремно. Но теперь она больная совсем, еле ходит – но все собираются они вместе по вечерам. “Посиделки” устраивают. “Они” - это трое всего. Пелагея, супруг ее Михаил Иванович, да соседка Мария Григорьевна Привалова. Маша “молодая” совсем, ей и семидесяти еще нет. Она к “песельницам” еще ребенком припала, уж больно она любит музыку. Но вот тетя Поля (Пелагея Власьевна) еще при живом муже, а Маша, хотя и в дочери годится тете Поле, - вдова…

Пять лет назад ее супруг сгорел. Вместе с домом. Обычное дело – пьяное… Заселилась Маша в соседний, ибо пустующих изб в Алешне

достаточно. Кто еще сюда поселится без дороги-то? Маша – алешинская спасительница и “МЧС”. У нее конь есть, Чижиком зовут. Единственное не все село транспортное средство. В дождь ли, в мороз, в слякоть – запрягает Маша Чижика в сани или в телегу – и через целинное поле на большак. По нему, к деревеньке Бабенка, раз в неделю прибывает автолавка. На все село Маша затоваривается, все заказы исполняет. Да и хозяин автолавки – человек порядочный, привозит то, что попросят. Еще Чижик все огороды в Алешне опахивает, картошку окучивает. Почитай, все село на одной лошадиной силе существует. А ведь еще Маша находит силы корову держать! Конечно, и дети есть, они из города тоже привозят продукты. Но что-то все реже и реже они в отчий край наведываются.

Все вместе, под руководством Михаила Ивановича починили недавно в Алешне колодец. Михаил Иванович, хотя он и без одной ноги, еще крепко держит в руках инструмент. Вообще алешинцы гордятся тем фактом, что их село не только песенным было, но и самым веселым. Всё они – даже колхозную работу – радостно делали. Потому что в светлое будущее верили.

Впрочем и теперь, когда их всего-то трое (остальные семеро как-то в сторонке держатся), соберутся вместе, и (по словам Маши) “хватанут по сто грамм - и...”

…В Алешню меня водила директор Гнездиловской средней школы Ирина Алексеевна Лисенкова. Пусть дорога никакая, считай что просто “направление”, к тому же размыто дождями это “направление” до умопомрачения. Впрочем, если бы погода была поласковей, возможно Алешня показалась бы самой прекрасной на свете весью. Зато как приятно было войти в натопленный дом Егорочкиных! Ирина Алексеевна предусмотрительно запаслась шоколадками. Ну, а здешние аборигены выставили бутыль с крепчайшим самогоном и открыли банку помидор. Приняли только по одной, ибо захмелеть не хотелось. Посидели, поговорили о том, о сем (кстати света в селе в момент нашего гостевания не было), полюбовались рукоделиями хозяек, а напоследок хозяин раздумчиво произнес:

- ...А может Алешня еще и поживет. Но для этого надо хозяина. Молодого русского мужика, который и трудиться умеет, и людей понимает. Некем теперя брать трудности... Хорошо, детишки гнездиловские дело наших баб подхватили. Может из них вырастет такой мужик-то...

Выяснилось, что стариков из Алешни приглашают на все гнездиловские мероприятия. А праздники в Гнездилове - отменные. Чисто народные, коренные. Дело в том, что в Гнездиловской школе абсолютно все дети (которых сейчас 76 человек) знают алешинские песни и прекрасно танцуют русские народные танцы. Школа в последние года стала истинным центром традиционной культуры.

Гнездилово – соседнее с Алешней село. Хотя здесь церковь тоже не устояла, Гнездилову повезло. Здесь есть асфальт, и вообще Гнездилово - центральная усадьба бывшего колхоза. С традициями здесь похуже, чем в Алешне. Хотя и здешние старики многое помнят. Гнездиловские дети черпают из кладезя народной культуры весьма жадно и с удовольствием. Школа в Гнездилове - это скромное одноэтажное здание. Зато школа эта гордится самым большим числом учащихся среди сельских школ района. Если идти в другую сторону от Алешни, попадешь в село Чекряк; там школьное здание двухэтажное, но учеников в Чекряке всего-то 15... И совершенно непонятно, откуда у гнездиловцев воля рожать детей! Колхоз, который бодро именовался “Рассветом”, - в развале; есть в селе только одно довольно сильное фермерское хозяйство Виктора Кочергина, но в нем работают единицы. Мужики гнездиловские - те, конечно, кто имеет желание трудиться - в Москве, на заработках. Местный “промысел” - установка пластиковых стеклопакетов в домах зажиточных москвичей. Впрочем из общения с директором Гнездиловской школы удалось выделить зерна истины.

Взять хотя бы самого директора. Ирина Алексеевна - многодетная мать. У нее семеро детей, причем поднимала она их в одиночку. Дражайший супруг подружился с “зеленым змием”, да так накрепко, что не выдержали все члены семьи. Теперь он отдельно живет, продолжает свое “тлетворную деятельность”... Ирина Алексеевна смогла всех детей поднять, они и сами не подвели: двое старших уже закончили ВУЗы и устроились в городе. Трое - студенты (по традиции, как и мама, большинство поступили на “физмат”). Двое младших детей - Алексей и Сережа - школьники. Последний - инвалид и ему приходится уделять много внимания. И даже удивительно: откуда у Ирины Алексеевны силы на школьную работу находятся!

Направление деятельности школы уникально: здесь реализуется программа “Русский дом”. Ее разработали сами учителя, и кстати под “русским” кредо лежит глубокая основа. Дело в том что Гнездилово в своем роде уникальное село. Орловская область отличается тем, что здесь селится много выходцев с Кавказа или Средней Азии. Большинство из переселенцев - нерусской национальности. Как-то я побывал в селе Гостомль, на родине

писателя Лескова - и был шокирован. В сельской школе я почти не увидел славянских лиц! Гостомль - Кромский район. В Болховском районе, к которому относится Гнездилово, ситуация такая же. Причем число русских неуклонно убывает. Взять село Чекряк: там чеченцы проживают. Так вот, в Гнездилове живет только один нерусский человек: армянин Самвел Аракелян. Впрочем, живет он давно и все его почитают за “своего”. Откуда сей феномен (в смысле, в Гнездилове почти нет неруси) - непонятно.

Хотя возможно ответ надо искать в истории. Гнездилово - древнейшее в здешних краях село. Первое упоминание о нем датировано 1505 годом: согласно летописи великий князь Иван III передал Гнездилово своему сыну Юрию. На самом деле селу гораздо больше пятисот лет. Само название произошло от “гнезда разбойников”. Здесь, на реке со странным названием Язва обитали лихие люди, промысел которых состоял в ограблении торговых караванов, двигающихся на пути “из варяг в греки”. Алешня свое название получила скорее всего по имени одного из разбойников, которого возможно звали Алешкой. Конечно былой промысел теперь забыт (теперь промысел, как уже говорилось, - пластиковые окна), но факт, что люди веками существовали в замкнутом мирке, не допуская в него экспансии чуждых культур. Есть сведения, что здесь вплоть до XVI века исповедовали язычество и допускали духовное руководство со стороны кудесников-жрецов.

Река Язва с той поры сильно обмелела. Но не обмелела река народного духа! Здесь снова надо обратиться к личности директора Гнездиловской школы. Сама Ирина Алексеевна родом из другой деревни, Сурьянино. Но здесь она директорствует в 81-го года, а потому, считай, уже своя. “Национальное”, или как еще здесь говорят, “фольклорное” направление появилось не сразу. Все началось, как ни странно... с приезжих. Была лет пятнадцать назад в Орловской области такая программа: “100”. Власти определили сотню самых отдаленных, “глубинных” сел, которые были готовы принять русских людей из Средней Азии и Кавказа. Для них и жилье строилось, и рабочие места в колхозах предполагались. Никто не думал тогда еще, что колхозная система посыплется...

Первым профессиональным специалистом по фольклору стала приезжая из Казахстана Елена Александровна Галишникова. Она - хореограф и в Казахстане она преподавала в эстрадной студии. Здесь она стала преподавать народный танец. Через пару лет Ирина Алексеевна добилась того, что бы хореография, а вдобавок и хоровое пение стали полноценными предметами, входящими в сетку расписания. Теперь-то ребята гнездиловские считают, что так и должно быть. Но пришлось директору идею “фольклорного” воспитания проталкивать сквозь нехилые бюрократические препоны. Так, в процессе борьбы и споров, была написана воспитательная программа “Русский дом”. У Елены Александровны сейчас проблема: ребенок болеет. Но эстафетную палочку перехватила ее воспитанница и выпускница Гнездиловской школы Ольга Бабенко. Она кстати из семьи беженцев из Чечни.

...Конечно с одной стороны Гнездилово похоже на какой-то этнографический “русский заповедник”. Но в чем парадокс: гнездиловские дети прекрасно успевают по всем предметам; каждый год отсюда выходят медалисты. И процент поступления в ВУЗы здесь очень высокий, причем молодежь поступает на бюджетные места. Уже четверть века директор ведет альбом: “Дороги, которые мы выбираем”. И за все эти годы только один выпускник пошел по “кривой дорожке”. Остальные как-то нашли себя в большом мире. Может быть та гармония бытия, которую здесь обрели, преображается в общую гармонию жизни?

Орловская область

Неунывающие Бабки

Деревне Бабки исполнилось 520 лет. Это официальная цифра, в указанном году Бабки были впервые упомянуты в сохранившихся документах. На самом деле этой деревне гораздо больше, ведь находится она в Приильменье, местности, “откуда есмь пошла земля Русская”, здесь русские люди жили задолго до того, когда к нам был призван править варяг Рюрик. Именно отсюда мы дан старт развитию нашего государства, в результате чего оно “приросло” северными землями, Уралом и Сибирью. Новгородский говор, бытующий в Бабках, можно услышать в Каргополе, Чердыни или Тобольске.

Но теперь этот регион - один из самых разоренных в стране. Почти все колхозы закрыты, деревни обезлюдили, даже дачники в последние годы перестают приезжать сюда на лето, потому как дорога в глубинку стала слишком недешева. В тех же Бабках дошло вот, до чего. Совхоз “Приильменский”, отделение которого имелось в деревне, почти мертв, и людям раздали земельные паи. И знаете, что ждут “счастливые” обладатели земли? Чтобы сельскохозяйственные угодья как можно скорее заросли лесом, чтобы... собирать там грибы! Потому как грибы и ягоды - это живые деньги, к тому же растущие без посторонней помощи. Можно было бы, конечно, возделывать и землю, но кому сейчас по карману комбайн за миллион наших пытающихся встать с колен рублей?

Конечно же, если все было так беспросветно, не стоило бы вообще писать о Бабках, но изюминка деревни в том, что здесь однажды случилось настоящее чудо.

Надо сказать, лет сто назад таких “чудес” в деревнях было хоть завались, но ведь все оценивается в контексте, а обстоятельства были таковы, что произошедшее действительно явилось откровением.

Случилось это в 1986-м, еще при советской власти. Тогда администрация еще стремилась поддерживать “боевой дух” умирающих деревень, и однажды, когда дошла очередь до Бабок, решили здесь провести праздник этой деревни, который здесь издавна отмечался в Михайлов день. Работники культуры сочинили сценарий и заехали сюда, в глубинку с агитбригадой. Деревня будто встрепенулась от многовекового сна, собрались у клуба все (правда, уже к тому времени здесь жили в основном пенсионеры) ее жители, и тут работники культуры пришли в замешательство.

“Бабчане” плясали какие-то очень сложные танцы, пели незнакомые песни, принесли они балалайки, гармони, и не в единственном числе, так что представителям администрации не пришлось вмешиваться в ход празднества. Они поняли, что здесь сохранился целый пласт народной культуры, который долго оставался невидимым. Это действительно было похоже на чудо.

Кстати, надо бы объяснить происхождение столь необычного названия деревни. Если откровенно, подлинной правды никто не знает, так как с момента наименование прошло не менее 520 лет, но есть версия, что издавна в деревне проживали преимущественно лица женского полу. В наше время это имя можно дать всем русским весям, потому как известно, что живут сейчас в деревнях в основном старухи.

Из “бабчан” собрали фольклорный ансамбль, который назвали “Дубравушка” - потому что Бабки относятся к Дубровскому сельсовету. Известный герой-разбойник Дубровский не имеет никакого к этому отношения. Просто сельсовет когда-то располагался в еще более заброшенной деревне Дубровы. Ансамбль побывал во многих городах, на разных праздниках, “бабчан” представляли как носителей самобытно сохранившегося народного фольклора. Выступали на сценах, на подмостках, на полянах, а однажды их даже привозили петь в какой-то “Большой театр”, где приличная публика аплодировала ин стоя минут пять. Продолжалось такие поездки довольно много лет, но не так давно случился “надрыв”. Незаметно возраст самого младшего участника “Дубравушки” перевалил за 70, а самого старшего приблизился к 90.

Возобладали болезни, да и финансовые возможности района не улучшались, а скорее наоборот. Короче, “артистов” из Бабок перестали возить и стали потихоньку забывать. Так получилось, что молодые в Бабках как-то не “завелись” и сохранять этот чудесный культурный феномен стало некому. Я давно слышал про Бабки, знал, что там все “затихло”, и все-таки решил там побывать; мы понимали, что вряд ли кого-нибудь удастся собрать и рассчитывали просто походить по избам и пообщаться с людьми по отдельности. Я ошибся.

...В сельсовете (а сельсовет теперь находится в Бабках, в здании давно закрытого детсадика) собрались почти все. Уже по глазам этих людей можно было прочитать, что они просто и абсолютно искренне истосковались по общению. Были песни и пляски, действительно такие, которые лично я и не видывал, небольшое застолье; ну, после познакомились поближе. Оказалось, все “бабчане”, которые участвовали в ансамбле, - простые крестьяне, в бывшем колхозники. Когда-то здесь был передовой, известный на всю округу телятник и женщины трудились телятницами. Мужчины, как правило (вообще-то в этот день в сельсовете их было всего трое), работали скотниками или пастухами. Ферму, после того как ее нарушили, растащили полностью, до последнего кирпичика, и теперь на ее месте - голый пустырь. А вот деревня пока еще жива, хоть и население ее небольшое, всего 86 душ. Недавно в Бабках случилось знаменательное событие: родился ребенок, первый за последние несколько лет. Он, кстати (зовут его Димой), пока мы гуляли на посиделках в детском садике (бывшем) мирно посапывал на улице в коляске.

После я действительно, как и задумывалось, прошел по небогатым избам и поговорил с людьми “тет на тет”. Сначала, естественно, я направился к самой пожилой из “бабчан”, главной хранительнице традиций Александре Дмитриевне Егоровой. В маленькой деревне у каждого жителя есть прозвище, данное ему еще в детстве, так вот, эту женщину 1914 года рождения попросту зовут Аронихой.

Прежде всего она рассказала, что это за пляски такие устраиваются в Бабках. Самая главная из них - “ленец”. Танцует одновременно четыре парня, которые приглашают столько же девок, движений в ленце много, приходится складывать целый узор из пар, но смотрится все довольно красиво, ладно и

немного чудно. Кстати, по словам Аронихи, в какой-то деревне этот же танец называли “лансе” и возможно приблудил он когда-то из какой-нибудь Франции. Сама Арониха “ленца” уже не пляшет, возраст не тот, зато она прекрасно поет “развалиху” - песня так называется потому что гармонист, подыгрывая, широко растягивает, “разваливает” меха своего инструмента. Кстати, в Бабках из-за постоянного недостатка в мужиках выдумали “играть гармонь на языке”, то есть имитировать игру гармониста голосом. Еще одно местное “ноу-хау” - “матаня” (прошу не путать с мультяшной Масяней!). “Матаня” - особенный “хулиганский” распев, наподобие частушек, как правило, “матаня” изобилует эротическим а так же матерным элементом, например:

К деревне Бабки мы подходим,Телеграмку подаем:Забирайте, бабы, девок, А то всех... замуж уведем! (окончание я из понятных соображений

смягчил).А ведь жизнь Аронихи была очень непростая - и не с чего вроде бы

песни да пляски поминать. Она здесь, в Бабках, пережила с маленьким сыном оккупацию, потом муж не вернулся с войны и она, имея на плечах ребенка, своих родителей и родителей мужа, тянула лямку в колхозе (в прямом, а не в переносном смысле - таскала плуг и борону!)

Большинство женщин, в том числе и Александра Дмитриевна, даже не знают, как называется их ансамбль. Они для другого выступают - чтобы себе хорошо сделать и людям было интересно. В общем, для веселья поют:

- Раньше мы на работу шли - пели, с работы - пели, и никогда замучивши не были, все в радость!

Николай Иванович Голубев по прозвищу Платан (уж не на него ли хотел опираться БГ?) вспоминает, что все-таки в старину здесь было повеселей. Популярна была не только “матаня”, но и кулачные бои. В каждой деревне был свой “атаман” предводитель, который руководил своими мужиками. На драку обычно шли, как на демонстрацию, с гармошкой и песнями, обычно запевали такую “матаню”:

Заигрывай под драку, Будем драку заводить, Неприятель попадется - Будем головы рубить!До голов, конечно, не доходило, но махались часто серьезно - колами,

разве что запрещалось ножики доставать. В бабках “атаманом” был Василий Павлов по кличке Безрукий. Он пришел с войны без руки, но, кроме того, что он прекрасно махал и одной рукой, он был “горластым”, то есть, громко кричал, тем самым вселяя в противника растерянность. Ведь Вася Безрукий в свое время не единожды ходил в атаку на фрицев и опыт боев имел. Драки прекратились где-то в 1980-х, когда стали пустеть деревни.

Сестре Платана, Алевтине Ивановне Корневой (в деревне ее зовут “Корешком”) вступать в драки приходилось и в наше время. Всегда-то она

была боевой, неравнодушной. По пьяному делу подрались молодые парни, а в их числе двое ее внуков, обидно стало Алевтине - она и включилась в эту кутерьму - беду хотя бы от внуков отвести. Ее, конечно, не разобрамшись, повалили - и давай ногами!.. Отвезли в больницу, там доктора хотели руку отминать, но Бог миловал, и рука залечилась сама собой. Те, кто бил, потом извинялись и она простила.

Надо сказать, у всех наших героев по трое или четверо детей, а уж если собрать вместе всех внуков и правнуков - тех вообще на три деревни Бабки хватит. Те из молодых кто не уехал, работают в лесу: коммерсанты нанимают их заготавливать древесину. Платят немного, к тому же отсутствуют какие-либо социальные льготы и не идут отчисления в пенсионный фонд. То есть, получается, что люди вынуждены трудиться на “собачьих” условиях. Но что делать, ежели другой работы нет, кроме разве сбора металлолома, оставленного совхозом на зарастающих полях. Ансамбль и поездки Алевтине Ивановне по душе потому что удавалось бывать в городах:

- В городе все хорошо, там народу невесть сколько кипит, а здесь, в деревне, работать надо. Все-то мы со скотиной, да на мху, - “на мху” - это значит, собирать грибы и ягоды на болоте, - только за одной морошкой по десять раз ходим, трудно, а все равно люблю по лесу бродить... А в городе больше всего мне полюбились казаки. Выступал там казацкий ансамбль, с шашками - и как пляшут! Очень резвые они...

Клавдия Павловна Мурашова, Мурашиха, замечательно играет на балалайке. Как и предыдущая героиня, трудилась она на телятнике, а балалайку освоила еще до войны. На вопрос, почему в других деревнях танцы и игры давно забыты, а в Бабках все это сохранилось, она ответила так:

- Не знаю... Да, может, на самом деле мы никому не интересны... а вот нам - интересно. Один разок нас даже на пароходе катали!

А город Мурашиха не любит. Говорит, там народ “метляется”, то бишь мечется без разбору. А здесь тишина, голубика, морошка, клюква, черника, брусника... Да, если бы разъехались в свое время по городам - разве ж такие песни и пляски сохранились бы?

Новгородская область

О Михаилах: Архистратиге, Потапыче и прочих

Россия праздниками богата. Чему только не посвящаем мы их: вещам, явлениям, людям, животным... Но больше всего почему-то близки нашим чаяниям существа фантастические - такие, как архангелы, к примеру. В честь одного из этих архангелов издавна проводится такой необычный праздник, как Михайлов день.

Горний мир, хоть и совершенен по своей сути, но обладает чрезвычайно сложной иерархической системой. Даже ангелы имеют степени старшинства, которых насчитывается целых девять. Высший ангельский чин - архангел. Ангельских «вождей» немного. Это: Гавриил, Рафаил, Уриил, Салафиил, Иегудиил, Варахиил, Иеримиил. Традиционно, над ними имел старшинство Михаил, который и переводится с древнееврейского, как «равный Богу».

Древний русский апокриф повествует о том, что, когда Господь воспылал гневом на Сатанаила и его присных, превратившихся в «аггелов», он повелел Михаилу свергнуть его с небес в преисподняя, что и было исполнено. Предание утверждает, что «сверзил Михайла-архангел с небеси сатанино воинство, и попадало оно на землю в разные места, и пошли с той поры на земле Водяные, Лешие и Домовые.» Более точно звание Михаила звучит: «архистратиг», что означает - «главный воин». Старинная книга утверждает: «Како огнь зачался? Архангел Михаил зажег его от зеницы Божьей.» А в последние мгновения существования бренного мира, на Страшном суде, после того, как «потопие» омоет матушку-землю от грехов, «сойдет Михаил - батюшка, вострубит в трубную золоту, и пойдут гласы по всей земли, разбудят мертвых и вызовут их из гробов».

Михаил-архангел стоит на страже смерти. Он ведет неустанную битву с духами преисподней, обступающими смертное ложе и на него возложена перевозка душ праведных через огненную реку, отделяющую земную жизнь от вековечной. Изначально принимал со смертного одра души усопших архангел Гавриил, но вот однажды (как рассказывается в одном народном поверье) послал его Господь по душу к бедняку захудалому у которого одно богатство было - семеро по лавкам. Пожалел осиротить семью посланец Божий - вернулся он в высшему престолу: «как уморить его, Господи! Ведь у него малые детки, они, несчастные, погибнут от голода...» Воспылал гневом Господь, взял у Гавриила меч и вручил его Михаилу-архистратигу. Но и тот не мог поразить мечом бедняка, - и его разжалобили горькие слезы рыдавших возле смертного одра. «Жалко мне поразить этого человека!» - воззвал он ко Вседержителю. И завязал Господь ему уши, чтобы не мог он слышать плача людского; и сошел архангел на землю, и принял в свои руки душу человеческую...

Празднование Михайлова дня (21 ноября) начинается с выполнения некоторых обрядовых действ. Прежде всего, нужно ублажить Дворового, который считается младшим братом Домового. Крестьянину не след ссорится с Дворовым если он хочет, чтобы не только в его доме, но и вокруг все было по-доброму, по-хорошему в грядущую зиму. «Не ублажи Дворового до Михайлова дня - уйдет он со двора, а на свое место пришлет Лихого!» На утренней зорьке хозяйка, стоя на крыльце избы с помелом, приговаривала: «Батюшка Дворовой! Не уходи! Не разори двор, животину не погуби, Лихому пути-дороги не покажи!» После этого помело обмакивалось в дегтярницу и по стене со стороны двора проводилась дегтем полоса. Завидев полосу, Лихой чуть не за версту обходит двор.

Для села Архангельское Михайлов день - престольный праздник. Об этом напоминает печального вида церковь, естественно, носящая имя архистратига. На сей раз сюда приехал батюшка и провел в храме службу, с крестным ходом. А потом молодежь объезжает дворы. Село немаленькое, а потому не всякий хозяин удостаивается внимания. Михаилов поздравляют всех: от самого молодого и до самого пожилого. На сей раз молодым оказался Михаил Борисович Демин, четырех годов от роду; пожилым - Михаил Михайлович Меркулов - заслуженный механизатор. А как не зайти в избу к Антонине Ермиловне Киреевой, где собрались Архангельские кружевницы? Ведь это не выдумка: в Архангельском издавна женская половина долгими зимними вечерами просиживала за коклюшками, рождая

сказочные плетеные цветы, так напоминающие неповторимые узоры рисуемые на стеклах волшебницей-зимой. Как в старину, в каждом почти доме стучат коклюшки, убаюкивая своим мерным звоном (они «поют» совсем как буддистские деревянные колокольца!) и унося в далекое невозвратное детство.

Всего Михаилов в Архангельском семеро, и никого не забыли поздравить. Да! Забыл ведь: есть и восьмой Михаил. Зовут его Михайло Потапыч. Из лесу приходит он в этот день - сельчан поздравить, да и самому повеселиться от души. Ну, конечно, Мишка на совсем настоящий, но, если немного довообразить, то... Да посмотри только, как умеют целоваться на студеном ветру Катерина Яковлевна и Иван Дмитриевич Козловы, которые сегодня вселюдно отмечают годовщину своей свадьбы. И какую годовщину - шестидесятилетие! Бриллиантовая свадьба... И до самого темна на площади перед сельским храмом не утихает народное гуляние...

Липецкая область

Строма мертва... да здравствует жизнь!

- ...Ой, милая ты моя сестрица!Ой, на что ты меня оставила?!Ой, забери ты меня с собо-о-о-й!Чтобы небо я не копти-и-ла, Чтобы землю я не топта-а-ала! Ой......Пронзительный русский плач... пожалуй, посильнее “плача

Ярославны”. Тоже, между прочим, искусство - фольклористы за плачами давно рыщут по отдаленным весям. И все бы ничего, но перед женщинами лежит мертвый... нет, не человек. Кукла. Старухи переговариваются:

- Вот, также и тебя, Тонька, снарядим и поплачем.- А может тебя первую?

- Да, я бы, может, не отказалась... Э-э-э-х! Минутка горькая настала, Аленка, ты меня прости-и-и-и! Тебя я больше не увижу на ентой жизненной пути!..

...Еще вчера после дневной дойки две старухи вынесли из дома нечто, завернутое в белый саван. Тихо положили ЭТО под деревце у дороги и молча уселись рядом. Подходили другие женщины: спрашивали, кто умер, отчего, когда? Велся примерно такой разговор:

- Ой, девушка Аленушка-то... Шестнадцать лет всего и было-то ей...- Она честна девка-то была, да вот не убереглась...- Крови много потеряла, уж лечили ее, лечили, да не выдюжили. Дырка

была кровяная, в больнице на куски разрезали, ан не сумели ее спасти.- От СПИДу она померла!- От дизентереи.

- Шибко жопа солена была у ней. Не гуляла бы...- А ишшо забрюхатела... Ух, Семен, дождется он у нас!Эта часть села называется Куток. Раньше в каждом конце (на Верху, на

Камове, на Горе, на Кочерьге, на Хуторянке) делали свою куклу. У каждой куклы была своя история, всякий раз новая и порой полная самых неожиданных коллизий. Сегодня на Кутке есть Аленушка, да на Горе “умерла” старушка, Прасковья, в возрасте девяноста четырех лет. А еще на ферме скончалась Леонора, женщина в расцвете лет, но с вредными привычками. Двоих детишек, между прочим, сиротами оставила. В течение дня и до темноты “покойниц” приходят оплакивать. И плачут абсолютно искренне, причитая, наверное, так, как не стали бы плакать при смерти человека. Естественно, гораздо больше сочувствуют девице. Не успела ведь еще пожить. Хоть и нагрешила, а существо все же...

К вечеру “объявляется” Аленкин “дружок”. Из Арзамаса приехал. Его, правда набили лопухами а не травой. Семену (так его зовут) предстоит всю

ночь простоять у покойницы. Ох, и достанется ему от женщин! Тут все ему припомнят:

- Ах, ты, .... , и до чего ж ты Аленушку нашу довел! Пил-то ты, пил, да красу нашу потревожил! Ох ты, .... поганая, да где ж управу-то на тебя найти...

Утром на Кутке собирается народ. Слез уже совсем мало - точнее говоря, слезы заменяет смех (не замечали ли вы, что гримасы смеха и рыдания удивительно схожи?) Последующие действия больше напоминают разгульный карнавал. Одна маска последовательно сменяет другую: все происходит как бы случайно, даже не ожидаешь откуда появится следующий персонаж этой народной трагикомедии. Есть такое слово: амбивалентность. Оно обозначает соединение в одном трагического и комического. То, что наблюдаем мы - будто сошло с Картин Питера Брейгеля. Замечу, что “рядятся” обыкновенные пожилые женщины, бывшие колхозницы и ударницы, а так же нынешние колхозницы, доярки и телятницы - но сколько страсти, сколько вдохновения в их игре!

Пришли “поп” со своей “матушкой”. Поп сначала “окуривает” покойницу шутливым ладаном, потом “причащается” самогоном... Кто-то скажет: богохульство? Возможно и так. Но, может, потому мы и великая нация, что еще не разучились смеяться над собой? Хотя, кто из нынешних записных юмористов осмелится пародировать священника... Слабо? Подкатывает сестрица в юбке, едва прикрывающей зад. Из Москвы. Зовут: Софья Лорен. Исполнив танец живота перед “усопшей”, поминает ее спиртным и заявляет: “хороните ее скорей, мне дружок ее, Семенушка приглянулся!” Вдруг вылетает, откуда ни возьмись, страшная Волхва.

Пытается распугать всех веником. Тут и Болотница не преминула появится. В одной ночной рубашке, в ластах и с рыжими волосами торчком. Жуть... Но смешно до коликов! Кто-то залезает под юбку доярке Леоноре и обнаруживает там... резиновый стержень. Выясняется, изделие ей положили во гроб заведомо - чтоб на том свете не скучала по любимому занятию.

Выстраивается траурная процессия. С песнями, плясками, солеными шутками двигаются по селу, собирая все новых и новых “плакальщиц”. Веселье достигает кульминации. В последний момент и братец, Антошка подбежал с чемоданом - поезд его запоздал - все кричит, не осталось ли от покойницы чего ценного... наследник же! Но поздно. Невдалеке от ржаного (обязательно ржаного!) поля пацаны вдруг начинают с азартом разрывать Строму! Всю, до последней травинки распотрошили... Старухи меж тем повалились на землю, рыдая. ЕЕ нет. Остается только палящее солнце над головой и нежно-зеленые травы под ногами. Конец.

Захватывает чувство какого-то очищения. У древних греков оно называлось: “катарсис”. Будет еще совместная трапеза, гулянка попросту говоря, но это уже несущественно. Ведь только что на Шутиловым пронеслось нечто совсем непостижимое, завораживающее. И смысл-то его непонятен простому человеку. Цирк какой-то! Но что мы были бы без этой чудной куклы?

Простые смерды. Однако, мы и Вечность можем постичь, пускай и таким, мягко говоря,

непростым способом... Ведь побеждена сама смерть! Мы ее высмеяли - чего еще бояться теперь?

Жизнь еще только началась...

Нижегородская область

Спасибо всем, кто дочитал (или досмотрел) до самого конца. В процессе верстки выяснилось: иллюстративный материал столь богат, что в книгу его пришлось дать в самом минимальном количестве. Напомню: полноценные материалы, и в цвете, Вы можете найти на моем сайте:

https://sites.google.com/site/mikheevgennady/

На сайте к тому же работает поисковая система: Вы вводите любое ключевое слово и получаете всю необходимую Вам информацию.

На самом деле я пришел к печальному выводу: книга у меня не получилась. Скорее, это объемистое приложение к труду «Убытое». Но сама по себе дилогия «Убытое и живое», на мой взгляд, мне удалась вполне.

Если у Вас есть замечания и предложения по материалам книги, пишите автору:

genamikheev @ mail . ru Спасибо за интерес к моему труду!С уважением и почтением, Геннадий Михеев.