Илона Волынская, Кирилл Кащеев «Жрица голубого огня» Издательство «ЭКСМО»

Серия «Сивир» Цикл «Сивир»

Книга в цикле 3 Аннотация Аякчан попала в школу жриц голубого огня после того, как у нее на ладони

возник шар магического пламени. Прошло два года… но никто не подозревает, что Аякчан не обычная ученица. Девочка умело скрывает свои невероятные способности владения огнем и не собирается прозябать в глухой тайге после окончания учебы. Она умеет делать из огня такое… о чем другие даже не подозревают, и ловко использует умения в своих целях, пока… в небе над школой на крылатом коне не появляется красивый мальчишка. Оказывается, он объявлен в розыск и за него полагается награда! Аякчан хочет использовать его, чтобы добиться лучшей жизни, но мальчишка не так прост… Он — черный кузнец Хакмар, заключивший сделку с Великим черным шаманом! Именно из-за них на земле Сивир начались страшные несчастья…

Пролог о том, как заарканить невесту — Отец мой, славнейший из людей средней Сивир-земли, почтеннейший из

мата-богатырей, владелец тысячи стад… — Ладно, ладно, — сквозь зажатую в зубах оленину прошамкал отец. Взмахом

ножа у самых губ он отхватил уже прикушенный кусок от цельного оленьего бока. И принялся неторопливо жевать, шевеля маслянистыми щеками. Сглотнул и, довольно поглаживая себя по проглядывающему меж расстегнутых мехов круглому животу, пробормотал: — Мата — матом, а владельцем тысячи стад стать бы неплохо… Э, как говорят, сначала — привет, потом — разговоры. — Он со смаком обсосал жирные пальцы. — Садись, дочь, — взмахом руки велел девочке подсаживаться к миске с олениной, напротив своей молодой жены, обряженной в богатое платье и шитую золотом безрукавку. На коленях у той возилась крохотная малышка, а у ног мальчишка в узорчатом кафтанчике забавлялся деревянным мечом.

Худенькая девочка неловко замялась у порога, и отец поощрительно прогудел: — Садись, садись. Эй, ты, отрежь ей мяса! При этом окрике возившееся у очага странное скрюченное существо

испуганно вздрогнуло. Покосилось из-под свисающих на сморщенное лицо седых косм — словно надеясь, что обращались не к нему. Но поймав брезгливый взгляд хозяина, торопливо закивало и, с шарканьем подволакивая негнущиеся ноги, заковыляло к миске с мясом. Узловатыми, будто старые ветки, руками принялось резать оленину, явно выбирая для девочки кусок получше.

— Ну-ну, ты не очень-то, таким куском всю Храмовую стражу накормить можно! — хозяйственно прикрикнул отец.

Обтекающая жиром оленина возникла перед склоненным лицом девочки. Старательно не глядя на робко улыбающееся ей сквозь седые космы существо, девочка взяла мясо.

— Бери-бери, — поощрил отец, — заслужила. Свадебная стрела-сэлэ над стойбищем просвистела, сваты с кедровыми посохами пришли — парень молодой, охотник из рода Нюрмаган тебя хочет! Радуйся, ты теперь невеста!

При этих словах девочка судорожно вскинула голову, но тут же снова потупилась, зная, что ее взгляд всегда злит отца. Если она начнет плакать-кричать, ничего не добьется! Она только стиснула мясо в кулачке так, что сок закапал на дощатый пол.

— Про то и хотела говорить с вами, отец, — тихо пролепетала девочка. И не выдержала. Заполонивший, казалось, все тело жаркий ужас словно приподнял ее и швырнул к его ногам. Она отчаянно обхватила руками меховые торбоза и,

запрокинув залитое слезами лицо, закричала: — Не выдавай меня, батюшка! Владыкой верхних небес Айыы-Тангра, матерью-землей Алахчын-хотун заклинаю — не отдавай за молодого! Разве не была я хорошей дочерью? Разве не работала на твой дом Долгие дни и Долгие ночи, от Зари Вечерней до Зари Утренней и от Утренней до Вечерней? Будь же ко мне милостив — отдай за старика!

Лоснящееся от жира толстое лицо отца налилось гневом, он ударил дочь ногой, отшвыривая от себя. У топчущегося поблизости скрюченного существа вырвался короткий стон, оно рванулось, будто хотело подхватить девочку, но тут же замерло, в ужасе съежившись под бешеным взглядом хозяина.

— Твой ум вовсе укоротился, дочь? — взревел отец так, что пляшущий в очаге Голубой огонь взвихрился, затрещал и опал, рассыпая жалящие искры.

— Тише-тише, господин муж мой, — хлопая ладонью по прожженному искрами сукну, сунулась к нему женщина в дорогой безрукавке. — Боится девочка, одиннадцать Долгих дней да Ночей ей всего, молодая, как не бояться! Не надо бояться, доченька! У батюшки твоего молодого мужа оленей хоть и мало — зато детей много! — радостно вскричала она и тут же со вздохом добавила: — Всех обженить надо. Твой-то жених еще ничего, хоть не хворый… — Она опомнилась, радостные нотки снова вернулись в ее голос, и она певуче залопотала: — Будешь ты по обычаю в их доме на первый Долгий день швеей, обстираешь их всех, обошьешь! На второй День сама хозяйкой сделаешься, готовить, мыть, чистить, за оленями ходить, за младшими детьми ухаживать будешь… Ну а уж на третий тебе да мужу твоему тринадцать сравняется — и станешь ты ему милой подругой!

— А еще Дней через пять я от работы превращусь в сморщенную старуху! — не поднимая головы, проговорила распростертая на полу девочка. — Мой муж к той поре на труде моем разбогатеет и возьмет себе другую жену, помоложе да побогаче. А мне переломает кости, чтоб сбежать не могла, и определит новой жене в служанки! Как ты, отец, сделал с моей матерью! — выкрикнула она.

Скрюченное существо заскулило и попятилось, отчаянно прикрываясь изломанными руками и отрицательно тряся головой. Но отец даже на глянул на него. Схватив дочь за змеящуюся по полу длинную черную косу, он дернул с такой силой, что девочка закричала от боли и из-под зажмуренных век потекли слезы.

— Вот твоя мать! — тыча толстым пальцем в женщину в безрукавке, проорал он в запрокинутое бледное лицо дочери.

— Она мне не мать! — хрипло выдохнула девочка. Ее глаза распахнулись, и она впервые посмотрела на мачеху в упор.

Та отпрянула. Вперившийся в нее взгляд был страшен. Глазищи огромные, как таежные озера, и зрачок то ли темно-синий, то ли вовсе черный, будто сама Долгая ночь и прячущиеся в ней чудовища-авахи уставились на женщину и облизываются во мраке, чуя запах живой крови!

Ресницы девочки вновь опустились. Мертвящий взгляд погас, и женщина судорожно выдохнула, чувствуя, будто только что вырвалась из сомкнувшихся на ее горле когтей!

— Ты бы радовалась, что хоть какой жених нашелся, — нервно дыша и сжимая висящий на шее амулет от порчи, зло бросила мачеха. — Кто тебя возьмет, ведьма! Албасы, как есть албасы!

— А вот и возьмут! — обиженно выкрикнула девочка. — Я работница хорошая! За меня уже калым давали… — Она вдруг резко оборвала фразу, перевела дух и заговорила почти спокойно: — Отец мой, выслушай меня разумом, пойми сердцем…

— Нет, это ты слушай меня ушами, девчонка! — снова дергая дочь за косу так, что у той вырвался крик боли, взревел отец. — Калым жениха между всеми родичами делят, а приданое отец невесты в одиночку собирает, и, по обычаю, оно не меньше калыма должно быть, иначе смех над нами поднимется на всю Среднюю землю! Нету у меня для тебя такого приданого! — рявкнул отец, невольно косясь на младшую дочь, испуганно вцепившуюся в подол его жены. — Род Нюрмаган тебя в обмен согласен взять! Если ты за их парня пойдешь, они, как твой брат подрастет, дочь своего вождя-тойона ему в жены дадут!

— Жену хочу! У мужчины должна быть жена! — высовываясь из-за матери, выкрикнул мальчишка. — Отец, если из-за противной Аякчан мне жену не дадут, я… — он замешкался, отыскивая угрозу пострашнее, и с торжеством выпалил: — Я не буду тюлений жир есть!

— Надо, маленький, жир надо кушать, он полезный! — немедленно засуетилась вокруг него мать.

— Слыхала, что твой брат сказал? — накручивая косу старшей дочери на кулак, процедил отец. — А теперь, Аякчан, ты встанешь и как послушная дочь отправишься наряжаться — и пойдешь со сватами к своему жениху! Нынче же! Поняла? — опять рванув девочку за косу, медведем проревел он.

— Поняла, — сквозь стиснутые зубы процедила та, судорожно втягивая носом воздух. — Даже больше поняла, чем ты сказал, отец!

Чего уж тут не понять! Нюрмаганы род небогатый, зато воинственный, недаром зовут их Нюрмаганами со злыми стрелами, породнись с ними — и все их воины встанут за новых родичей тойона. А уж младшую свою дочь отец просватает в какой-нибудь из богатых родов, а может, даже и в город — тут-то

приданое найдется! Заимев в родню воинов да богатеев, можно не то что хозяином тысячи стад стать — торговлю завести, а то и вовсе ко двору Снежной Королевы податься! Сотканные из Голубого огня одежды носить, в сверкающих ледяных палатах знатных гостей встречать, певцов-олонхосутов слушать! И позабыть про ставшую ступенькой к этой радости старшую дочь от давно отвергнутой жены, пока та изломанными, как у матери, руками будет доить оленей да прислуживать мужниной родне! Аякчан ненавидяще глянула в лицо отцу.

Толстяк, как раз собиравшийся покарать непокорную дочь за дерзость, невольно разжал стиснутые на толстой косе пальцы.

— А поняла, так и ладно, — пробормотал он, отворачиваясь. Верно жена говорит — не девчонка, а как есть ведьма-албасы! Пусть ее хоть жених забирает, хоть сам Арсан Дуолай, владыка Нижнего мира! — Собирай ее! — отрывисто бросил он жене, отступая в сторону. Плечом зацепил не успевшее шмыгнуть в сторону скрюченное существо. — Ты еще здесь! — отвешивая хлесткую пощечину, рявкнул он. — Лучше помоги хозяйке одеть девчонку! Или, может… — его лоснящиеся губы растянулись в ухмылке, зло щурясь, он уставился на застывшую перед ним сгорбленную фигуру, — может, ты тоже хочешь чего сказать? Может, и ты чем недовольна?

— Нет-нет, нет-нет-нет, — держась за горящую щеку и мелко тряся головой, прошамкала сгорбленная беззубыми деснами. — Всем довольна, господин муж мой!

— Я тебе сколько раз говорила — не смей называть его мужем! — визгливо крикнула мачеха, хватая Аякчан под руку и рывком поднимая с пола.

— И принесите мне еще мяса! — крикнул вслед им отец, плюхаясь у миски с олениной и сердито впиваясь зубами в полуобглоданную кость.

— Сейчас, господин муж мой! — сладко пропела мачеха и тут же сердито прошипела ковыляющему за ней существу: — Слыхала? Подай господину мясо и быстро ко мне! Да поворачивайся, лентяйка! А ты переставляй ноги, переставляй, я не служанка, чтоб тебя, как мешок с порсой [Порса — мелко перемолотая сухая рыба — подлежит долгому хранению.], таскать! Вся в мать — такая же ленивая! — процедила она, выволакивая девочку за дверь.

Спотыкаясь, Аякчан брела через стойбище, от слез не видя дороги и не замечая устремленных на нее со всех сторон любопытных взглядов. Кожа на голове нестерпимо горела, ей казалось, что у нее вовсе не осталось волос, все отец выдрал! А и пусть бы выдрал, может, лысая она жениху и не сгодится?

Миновали стойбище. Сильный толчок в спину швырнул девочку внутрь стоящего на отшибе чума.

— Ну что за служанка мне досталась — возится да копается, дрянь колченогая! — нетерпеливо оглядываясь, процедила мачеха. — Ладно, раздевайся пока! — Она опустила за собой меховой полог, и в чуме сразу воцарился полумрак, нарушаемый только голубыми язычками Пламени в жаровне, да еще бликами лунного света, пробивающимися сквозь дымовое отверстие. — Снимай одежду, говорю! — мачеха нетерпеливо дернула Аякчан за край старенького платья, так что прохудившаяся домотканая материя затрещала. — Нельзя, чтоб отец ждал — и так он на тебя сильно злой! Велел даже оленя тебе не давать, к жениху ехать…

— Я не хочу… ехать, — слабо пробормотала Аякчан, пытаясь вырваться из раздевающих ее рук.

— А и не поедешь — ногами пойдешь, — злорадно отрезала мачеха. — Стой смирно! — Она стащила с Аякчан платье и быстро сдернула исподние штанишки.

Вздрогнув, девочка торопливо прикрылась руками. — Было б чего прикрывать! — насмешливо фыркнула мачеха. — Какая еще из

тебя невеста — так, паренек заморенный! Хоть лук со стрелами тебе давай вместо мешка-муручуна с иголками да нитками! О, наконец-то явилась!

Полог робко приподнялся, и внутрь чума вползла скособоченная фигура, толкая перед собой большой берестяной короб. Мачеха торопливо откинула крышку, послышался легкий переливчатый перезвон, и Аякчан дернулась от прикосновения металла к обнаженному телу — на ее бедрах замкнулся положенный невесте пояс с колокольчиками.

— Ну вот! — с довольной улыбкой сказала мачеха. — Так до самой свадьбы ходить будешь — кроме мужа, его уж никто не снимет!

Все еще как в тумане Аякчан слабыми пальцами заскребла по замочку на поясе — колокольчики откликнулись злорадным дребезжанием.

Мачеха торопливо вытряхнула содержимое короба на пол. Выволокла сплошь расшитую цветным бисером узорчатую повязку. Сожалеюще цокнула языком — повязка была хороша! Покосилась на Аякчан, на тихо присевшее у порога скрюченное существо — и все-таки повязала ее на бедра девочке. — Штаны, платье теперь… — Она дернула за торчащую из кучи вещей штанину. Послышался треск, и штанина осталась у мачехи в руках. Она хмыкнула. Распялила на пальцах маленькое девчоночье платье и принялась изучать его при свете жаровни, время от времени скребя пальцем ветхое сукно. Порылась в медных сережках и браслетах и наконец подняла на вытянутых руках драную и, кажется, гнилую собачью шубу.

— Это все тебе господин дал? — с сомнением спросила она. Скрюченное существо закивало, униженно заглядывая в глаза хозяйке.

Мачеха помолчала — видно было, как в ее душе жадность борется с боязнью опозориться перед чужим родом. Наконец, с тяжким вздохом она пробормотала:

— Стыдить нас будут, посмехом сделают. Я поговорю с господином. А ты жди здесь, — строго наказала она Аякчан и, перекинув шубу через руку, направилась к выходу.

Облаченная только в пояс с колокольчиками и набедренную повязку девочка осталась в оцепенении стоять посреди чума. Блики Голубого огня жаровни играли на разноцветном бисере.

От порога послышалось шамканье: — Эту повязку когда-то я шила… Для свадьбы с твоим отцом. А теперь вот ты

ее надела… доченька моя родная… — От скорчившейся у порога жалкой фигуры донеслись всхлипывания.

Аякчан дернулась, так что колокольчики отчаянно зазвенели. — Свадьба? Как у тебя с отцом? Нет! Пришедших за ней сватов она видела — от таких не убежишь! И потом, когда

ее уже приведут в стойбище молодого мужа и навстречу высыплет вся его многочисленная родня и будущая свекровь затянет алгавку, песнь-благословение во здравие невестки (еще бы, больная им много не наработает!), бежать будет уже поздно. Удирать надо прямо сейчас!

Аякчан метнулась к пологу — колокольчики на поясе задребезжали, казалось, на все стойбище. Девочка замерла. Так просто наружу ей все равно не выйти — увидят. Не двигаясь, чтоб не звенели колокольчики, Аякчан вертела головой в поисках пути к спасению. Воинов учат выпрыгивать из чума сквозь дымовое отверстие — но она-то не воин! Аякчан бросила быстрый взгляд на мать — нет, не подсадит. Со своим изломанным позвоночником мать была не выше одиннадцатидневной дочери. Не выше…

Под звон предательских колокольчиков Аякчан кинулась к ней: — Дай мне свое платье! Быстрее! — Зачем это? — мать невольно вцепилась в свои драные лохмотья, которые и

платьем-то назвать нельзя было. В ее слезящихся глазах мелькнуло испуганное понимание. — Да ты… сбежать задумала, дочка? Нет-нет! Никак нельзя. — Седая голова снова затряслась от страха. — Хозяйка осерчает — кричать будет, хозяин огневается — бить будет…

В отчаянии стиснув руки, Аякчан глядела на запуганное, затравленное существо, в которое превратилась юная невеста, что двенадцать Долгих дней назад вошла в стойбище. Работала на отца не покладая рук, как велит обычай: «Бэе ахи унякандин бэе овки» — «Пальцами жены муж человеком станет». Отец стал человеком и… заплатил калым за жену из сильного рода, которая и вошла

хозяйкой в поднятый матерью дом! Неужели и она, Аякчан, такая же искалеченная, будет вот так жаться к стене в страхе перед… обыкновенным мальчишкой? Который может с ней сделать что пожелает только потому, что муж? А потом и перед новой его женой — малодневной девчонкой из богатеньких? Ну, не-ет!

— Видно, правду отец с мачехой говорят — не мать ты мне, коль своей судьбы для меня желаешь! — выдохнула она в лицо матери.

Слезящиеся глаза под спутанными космами растерянно и воровато заметались — такой взгляд бывал у матери, когда мачеха визжала, что служанка молоко у дойной важенки оленя отпивает! Мать закряхтела… и начала медленно — мучительно медленно! — стаскивать с себя лохмотья, бормоча:

— Доченька, а может, не надо? Ну куда ты пойдешь — тайга кругом! — Помнишь старика, что на торжище к нам подходил, калым предлагал,

сильно-сильно меня в жены хотел? У него хозяйство крепкое, род большой — защитят.

— Но… — путаясь в наполовину стащенных с себя лохмотьях, мать замерла. — У него же… жена есть! Ты что же, доченька, велишь ему тоже… тоже ее из жен гнать, кости ломать?

— Да уж лучше ей, чем мне! — Губы Аякчан растянулись в злой невеселой усмешке, открывая мелкие и острые, как у хищного зверька, зубки.

— Хорошо ли так, девочка моя? — с кротким укором вздохнула мать. Аякчан почувствовала, как у нее темнеет в глазах от бешенства. Мир

помутнел, привычные очертания предметов расплылись, проступая уродливыми изломами и углами, у опорных столбов чума вдруг оказалось три тени — кроме обычной темной, еще ослепительные, до боли в глазах, белая и алая, как свежая кровь. Аякчан придвинула свое лицо к сморщенному, как старая кора, лицу матери и прошипела:

— А хорошо ли было, когда мачеха меня из дома гнала — с собаками спать? Хорошо ли мне, почитай, голой по стойбищу ходить, смех над собой слушать, когда платье от старости расползается? Хорошо вечно голодной быть? Хорошо, м-мама? — с бесконечным презрением выдохнула она.

— Что ж я могла сделать-то, доченька? — заливаясь слезами, провыла мать. — Мужу-то повиноваться надо, обычаям повиноваться, семье…

— Вот и повинуйся! Давай свои тряпки, быстро! — рявкнула Аякчан, хватая материнские лохмотья за обтрепанный подол. Полусгнившая ткань противно треснула, и платье сползло с матери, открывая тощее, с проступающими от вечного недоедания ребрами, покрытое шрамами от побоев тело.

Аякчан на мгновение зажмурилась, чувствуя, как внутри все заходится от невыносимой боли. Нет. Не сейчас. Надо спешить. Горсть серого пепла из-под жаровни покрыла ее черную косу таким же, как у матери, серо-седым налетом. Аякчан завернулась в пахнущие оленьим навозом и застарелой стряпней тряпки и решительно скользнула за порог.

— Доченька… — окликнул сзади слабый голос, но девочка не оглянулась. Плотные тучи закрыли луну, окутывая стойбище темнотой. Только блики

Голубого огня подсвечивали снег, когда озабоченные женщины сновали между чумами с туесами хмельной араки в руках. Вслед им из-под приподнятых пологов неслись развеселые песни — не иначе, привечали сватов. Никто даже не посмотрел на скользнувшую из свадебного чума маленькую скрюченную фигурку. Аякчан торопливо заковыляла, прижимая колокольчики локтями, чтоб не звякнули, и старательно горбясь.

— Эй-эй, куда пошла? — послышался сзади строгий голос мачехи. Аякчан застыла, не смея даже обернуться, — все, конец, она попалась! — Что молчишь — отвечай, дурная старуха! — взвизгнула мачеха за спиной. Не узнала! Глупая тетка не узнала ее в темноте! Пряча лицо, Аякчан неуклюже

затопталась на снегу и прошамкала, подражая униженному голосу матери: — За чум сильно надо! Хозяйка, я быстро! На гладком лице мачехи отразилось брезгливое раздражение. — Потерпеть не можешь? Ладно уж — бегом давай! Ну почему я все должна

делать сама? — Укоризненно качая головой, мачеха нырнула под приоткрытый полог.

Аякчан попятилась… и, не выдержав, рванула с места — колокольчики на ее поясе пронзительно затинькали.

— Колокольчики! — завопила мачеха, выскакивая из чума. — Ловите девчонку!

Не обращая внимания на крики и топот за спиной, Аякчан понеслась к кромке леса и с размаху проломилась сквозь густое сплетение еловых лап. Обледенелые ветви дергали ее за косу. Аякчан слышала доносящийся от стойбища возбужденный собачий лай. Девочка попыталась бежать, то и дело по пояс проваливаясь в глубокий снег. Едва держащиеся на плечах материнские лохмотья зацепились за жесткие прутья подлеска. Всхлипывая, Аякчан рванула подол…

Из-за деревьев выметнулась тень — и крупный, похожий на волка серый пес прыгнул на девочку. Аякчан упала на колени… Жаркая собачья пасть дохнула в лицо, и пес разразился коротким призывным лаем.

— Предатель! — простонала Аякчан. — Не надо было тебя кормить!

Послышался тихий посвист, краем глаза девочка успела увидеть что-то вроде взвившейся над ней серой змеи… и жесткая ременная петля захлестнулась у нее на горле.

В тишине и молчании, будто юер — неупокоенные духи мертвецов, — над девочкой нависла пятерка родичей. За ними, шумно пыхтя и отдуваясь, ковылял отец. Сквозь вертящиеся перед глазами лазурные огненные колеса Аякчан видела, как трясется от гнева его жирное лицо.

— На весь Сивир меня опозорить вздумала? Волна боли заставила Аякчан забиться на стягивающей шею веревке —

разъяренный отец с размаху пнул девочку ногой в бок. — Не бывало еще такого в земле Саха, чтоб дочь отцу не повиновалась, чтоб

невеста от выбранного жениха бегала! — Новые удары один за другим обрушивались на корчащуюся в снегу девочку. — И не будет, слышала, ты! — Жирный отцовский кулак ткнулся Аякчан в губы. — А ну-ка, парни! Волоките ее обратно в стойбище!

Захлестнутая на шее веревка натянулась, и Аякчан волоком потащили по снегу. Твердый, как устоявшийся лед, кожаный ремень впился ей в горло. Аякчан попыталась вдохнуть — но с каждым рывком веревка сдавливала шею все сильнее. Девочка поняла, что задыхается. В груди, в голове, во всем теле расползалось убийственное жжение. Она судорожно разевала рот, чтобы позвать отца — она не станет убегать, она будет покорной! Но из синеющих губ вырвалось едва слышное сипение. Аякчан попыталась слабеющими пальцами ухватить ременную петлю — но над ее головой послышался лишь глумливый смех, и беглую невесту поволокли дальше. Ни единой капли воздуха больше не просачивалось в ее грудь. Перед глазами встала сплошная чернота, разрезаемая ярко-голубыми сполохами, когда она, бьющаяся на веревке, стукалась об корень. Она сейчас умрет!

Раздирающее тело жжение хлынуло в руки. Ладони стали как пылающие куски металла, что Аякчан видела в кузнице. Кончики ногтей царапнули сжимающий горло ремень…

Тиски на шее исчезли. Сладкий, как мед, воздух потек ей в грудь. Полузадушенная Аякчан лежала на снегу, заходясь в хриплом кашле и содрогаясь…

— Эй, хозяин, девчонка с веревки сорвалась! — крикнул кто-то из родичей. — Ну так затяни снова и волоки ее дальше! — злобно рявкнул отец. Парень с веревкой шагнул к девочке…

Нет! Только не это! Не надо! Ни единого слова не проходило сквозь перехваченное спазмом горло. Аякчан вскинула ладонь, напрасно пытаясь оттолкнуть надвигающегося на нее мужчину…

Волна сверкающего, как небеса на Заре, Голубого огня хлынула у нее из руки. Послышался вопль. Аякчан судорожно заморгала от вспыхнувшего перед глазами лазурного сияния…

Громадная ель, вся от корней до макушки охваченная Голубым пламенем, пылала, с треском выбрасывая в небеса длинные синие сполохи. В снегу с воплями катался тот самый парень с веревкой, пытаясь сбить пляшущие на его спине языки Огня.

— Ты что это делаешь? Ты как… — отец бежал к ней. — Нет! Не подходи! — Аякчан попятилась от него… Клуб Голубого огня с треском разорвался у ног отца, заставив его с воплем

отпрянуть. Беспорядочные Огненные шары разлетались во все стороны. Громадные таежные ели вспыхивали, как сухой хворост. Визжа от ужаса, уворачивались от жалящих искр псы. Горящая ветка, затрещав, свалилась на отца сверху. Тающий снег растекался хлюпающей массой, налипал на торбоза, не давая ему бежать. А среди вздымающихся султанов горячего пара замерла Аякчан, и синие тени плясали на лице девочки, превращая его в маску вырвавшегося из-под земли чудовища-авахи.

— Убейте ее! Убейте ведьму, пока она нас всех не сожгла! — завизжал отец. Сородич выхватил из-за пояса нож, замахнулся… Тонкая, как игла, нить

Голубого огня слетела сверху, коротко ужалив его в макушку. Сжимая бесполезный нож в кулаке, мужик опрокинулся навзничь. А потом на пылающие деревья обрушилась вода, сбивая Огонь с ветвей и втаптывая его в землю.

Аякчан почувствовала, как под скользящими по коже потоками что-то неистовое, яростно рычащее внутри ее захлебывается, гаснет с недовольным ворчанием. Она задрала голову. Плеща тугими, как из ведра, струями воды, над верхушками тлеющих елей колыхалась туча. На ней, зарывшись ногами в кудлатый туман, стояла женщина. Лицо ее было странным — не старым и не молодым, словно для него вовсе не существовало времени, смены Дня и Ночи. Аякчан оно показалось самым прекрасным лицом на свете, как у небожительниц-аи из песен олонхо!

Черные длинные брови ее, Будто черные с серебром Камчатские соболя. Белая шея ее стройна;

Красивые губы ее Красны, как ягодный сок…

Короткая белая рубаха была небрежно скреплена на плече громадным сапфиром. Из-под прикрывающего голову белого шарфа выбивались коротко подрезанные ярко-голубые пряди. Но даже и без этого было ясно, что перед ними жрица Голубого огня — в тонких изящных пальцах она небрежно комкала веселый шарик сияющего Пламени.

Туча над головами ошеломленных людей заколебалась и начала медленно опускаться на лес, окутывая все влажной пушистой прохладой. Ее серые клубы смешались с белым паром, издавая тихое умиротворенное шипение. Прекрасная жрица коснулась земли… и, нежно улыбаясь, протянула руки к пошатывающейся Аякчан. Измученная девочка рухнула на эти руки, заходясь в сухих бесслезных рыданиях.

— Ну-ну-ну, — жрица ободряюще похлопала ее по вздрагивающей спине. — Возьми себя в руки, малышка, а то твое зарево на полнеба видно! Ученица Храма должна уметь контролировать себя! — строго добавила она.

— Да не сочтет госпожа за дерзость… — мелкой семенящей походкой вперед выбрался мокрый и покрытый черной гарью отец и, униженно кланяясь, залепетал: — Это не ученица Храма! Дочка это моя, отца ослушалась, от свадьбы сбежала, бесстыдница!

— Все верно, маленький жирный человечек, — рассеянно перебила его жрица. — Именно из таких отчаянных девчонок и вырастают потом лучшие жрицы!

Свадебный пояс на бедрах у Аякчан разомкнулся и упал в снег, напоследок бессильно звякнув колокольчиками. Жрица подхватила на руку тяжелую косу девочки. В только что смолисто-черных волосах змеилась пылающая ультрамариновая прядь.

Через два Дня Свиток 1 О школе будущих жриц — Дальше, дальше рассказывай, Тайрыма! — Дарпек возбужденно запрыгала

на домашней пуховой перине, вместо обычного тощего казенного матраса покрывающей вытесанную из широкого ледяного бруса койку.

— А дальше меня… ну, с родителями, конечно… пригласили на прием ко двору Снежной Королевы! — откликнулась Тайрыма, давая понять, что визиты в Зимний Дворец для нее дело привычное и даже слегка поднадоевшее.

Но узенькие глазки на пухлом личике гордо заблестели, когда у девчонок вырвался дружный вздох восхищения. Из двух десятков учениц, набившихся в не слишком просторную спальню Храмовой школы, лишь девчонка на соседней койке оставалась равнодушной к рассказам о светской жизни. Лежит себе, уткнувшись в свиток, — делает вид, что даже не слышит, какой неслыханной чести удостоилась Тайрыма! Эта дрянь безродная вечно портит ей настроение!

— Моя тетка — прославленная жрица Метаткар — представила меня Королеве как лучшую ученицу нашей школы! — возвысила голос Тайрыма.

— Ты это заслужила! — немедленно закивала Дарпек, но восторги подружки сейчас не слишком интересовали Тайрыму.

— А вот Аякчан, похоже, так не считает, — вкрадчиво сказала она, в упор разглядывая читающую девчонку.

— Аякчан считает домашнее задание — объем Голубого огня, необходимого для освещения города в Ночное время, — равнодушно откликнулась та, делая пометку на свитке угольным карандашом.

— Королева улыбнулась Тайрыме! — немедленно кинулась на помощь подружке Дарпек.

— Ну, гораздо хуже было бы, если б она заплакала, — не отрывая глаз от свитка, рассудительно отозвалась Аякчан.

Круглое, как луна, лицо Тайрымы налилось краской гнева. — А… ну… мальчишки… при дворе были? — спеша предотвратить

надвигающуюся ссору, вмешалась маленькая, похожая на белочку, Юлтэк [Юлтэк — белочка (эвенк.).] и тут же густо покраснела.

— Да-да, расскажи нам про мальчишек! — девчонки жадно сгрудились вокруг Тайрымы.

— Еще как были! Все золотом расшитые, серебром распестренные, а уж воспитаны-то как! Вот, глядите! — Она запустила полненькие пальцы за глубокий вырез своего изукрашенного южным лазуритом придворного платья (надела, чтоб показать девчонкам, да так и не стала снимать!) и вытащила оттуда тоненький берестяной свиток. — Один мне даже стихи написал! — засмущалась Тайрыма, протягивая свиток Дарпек.

— О-о-х! — стараясь не дышать, верная подружка почтительно развернула бересту, откашлялась и трепещущим голосом прочла: — О прекрасная Тайрыма с восьмисаженными косами!

Довольная Тайрыма огладила свои черные с проблесками синевы косички. — О Тайрыма, — слегка подвывая, продолжала читать Дарпек, —

Которую до сих пор

Укрывали в собольи меха, Одевали в рысьи меха, Чтобы пыль не пристала к ней, Чтобы от солнца не почернела она! Вся ты в мехах дорогих одежд! —

восторженно закончила Дарпек под общий восхищенный вздох и торжествующе покосилась на Аякчан. — Вот! Слыхала?

— Разве я говорила когда-нибудь, что у Тайрымы плохая шуба? — отрываясь от свитка, искренне удивилась Аякчан.

— Ну, хватит! — Неуклюже подобрав подол своего роскошного платья, Тайрыма соскочила с койки и воинственно уперла руки в округлые бока. — Я вам не какая-нибудь! Я — дочь рода Буллет, у моего отца тысяча стад, сотня торговых лавок и дом в столице, а моя тетка Метаткар — в Королевском Совете! И не смеет всякая безродная, что учится при Храме из милости…

— Я хотя бы учусь, — лениво перебила ее Аякчан, — а не упрашиваю родичей, чтоб они выдавали меня за лучшую ученицу!

— Ах, учишься! — со змеиной ласковостью прошипела Тайрыма. — Освещение для города считаешь? Напрасно стараешься! Большие города — для дочек больших родов, которые за обучение платят, а тебе их не видать, как девятых небес! Таких, как ты, Храм после учебы куда-нибудь на край Средней земли отправляет — тюленей по тундре гонять! Вернешься к привычной жизни!

— Тюлени по тундре не ходят — у них ног нет! А у тебя — мозгов! — сквозь зубы процедила Аякчан, и на ладони у нее начал наливаться угрожающей синевой шар Голубого огня.

Тайрыма пригнулась, и на ее хищно изогнутых пальцах тоже вспыхнуло Пламя. Остальные девчонки с визгом порскнули к стенам спальни, и только маленькая Юлтэк, примиряюще выставив ладони, вскричала:

— Не надо, девочки! Вас накажут! Снизу донесся гулкий звон медного била. — Ой, звонок! — радостно вскрикнула Юлтэк. — Бежим скорее! — она сунула

Аякчан в руки ее свитки и чашу для Огня. Подпихивая подругу в спину, Юлтэк вытолкала ее за дверь общей спальни.

Девчонки побежали через широкий ледяной коридор, то и дело в нарушение строгих школьных правил раскатываясь по скользкому отполированному полу.

— Спасибо, — наконец пробормотала Аякчан. — Если бы я ее прибила, у меня были бы неприятности!

— Да не за что, — легкомысленно отмахнулась Юлтэк. — Просто я хотела про столичных мальчишек послушать — а тебе разве неинтересно, про мальчишек-то?

— Совершенно неинтересно! — надменно сообщила Аякчан. — Я — ученица Храма и сама о себе забочусь, а не мечтаю, что за мной приплывет сказочный полярник на белой льдине и увезет в волшебную страну, где рыбу не ловят, не потрошат, а достают прямо из бесценных железных банок уже порезанную на кусочки! Не собираюсь я слушать эту жабу Тайрыму!

— Так ведь она правду квакает — таким, как мы с тобой, служба в городах не перепадет! — рассмеялась Юлтэк.

— А тебя это совсем не злит? — с интересом поглядела на нее Аякчан. Сама Аякчан бывала в ледяном городе всего один раз — вместе с Кэтэри,

наставницей по сивирским языкам и шаманской литературе, прихватившей обучающуюся от Храмовой казны ученицу грузить закупленную на всю школу писчую бересту. Да и ехали они всего лишь в стоящий у самой границы тайги Сюр-гуд. Городок вполне мог считаться ровесником девочки — заложили его в день рождения самой Аякчан. Возник он у найденного странствующими жрецами-геологами Места Рождения Огня, где вскоре встал Храм — а за ним и город. Но даже этот молодой город произвел на девочку неизгладимое впечатление. Иногда во сне к ней возвращались его сияющие, как драгоценные кристаллы, дома из голубоватого льда, с покрытыми искусной резьбой стенами, загадочно мерцающие статуи на перекрестках и белоснежная громада Храма с пылающими на фоне черных небес чашами Голубого огня над ней. Если таков обычный город — каково должно быть великолепие древней столицы и главного Храма Огня, этого центра земли Сивирской? Аякчан до боли хотелось хоть раз побывать там — и сознание, что это ей не светит, может, даже до конца ее Дней, вызывало острую, до слез, злость.

— Толстуха умеет в десять раз меньше тебя — а ее ждет прохладненькое местечко в столице, — процедила Аякчан. — А тебе назначат жрицей на участок глухой тайги, и будешь ты всю жизнь мотаться между стойбищами — Огонь им возжигать! Пока не состаришься, и в один совсем не прекрасный День твой собственный Огонь разнесет тебя в клочья!

— Это судьба каждой из нас — кого-то она ждет раньше, кого-то позже! — легкомысленно отмахнулась Юлтэк. — Зато как меня стойбищные почитать будут! — закатила глаза она. — Хороший дом, добрые олени, полные амбары — что еще надо для счастья? Каждый живет своей жизнью и умирает своей смертью. Без сильного рода за плечами большой начальницей не сделаешься. Надо радоваться тому, что имеешь.

— Да, но мне этого — мало, — одними губами, чтоб ее не услышали, шепнула Аякчан.

Девчонки остановились возле высоких классных дверей с изображением святой жрицы Мальвины, что разожгла Огонь Просвещения для диких народов бескрайнего Сивира. У ног голубоволосой народной просветительницы лежал черный ездовой пес загадочной породы — с вьющейся кудрявой шерстью, вислыми ушами и кисточкой на кончике хвоста. По легенде, именно он принес святую в Среднюю землю на своей широкой спине. В руках святая Мальвина сжимала свиток с гордым девизом: «Даже чурку можно научить читать!»

Именно из-за этой картинки наставниц школы за глаза (но никогда — в глаза!) называли мальвинами. Девочки перевели дух и чинно, как и подобает ученицам Храмовой школы, вошли в класс.

— Того дугэе ачин! Огонь не имеет конца! — наклонив головы, дружно пропели они.

— Казенным ученицам следует являться в класс пораньше, — не отвечая на ритуальное приветствие, протянула наставница Синяптук. — Не для того Храм вас кормит и одевает, чтоб вы уроки прогуливали!

— Да, наставница Синяптук! — смиренно кивнули девчонки. Та окинула их долгим взглядом и наконец слабо взмахнула короткопалой

ладонью: — Ладно, садитесь! Не поднимая головы, девочки скользнули к разложенным на прозрачном

ледяном полу ученическим коврикам, из которых сейчас занята была едва ли треть. И только усаживаясь, осмелились быстро переглянуться. «У-у, мальвина!» — одними губами шепнула Аякчан. Юлтэк в ответ скорчила рожу.

— Не переговариваться на уроке! — немедленно рявкнула Синяптук, так что обрамляющие окна сосульки тихонько звякнули. Но тут послышался торопливый топот, и в дверях появилась едва успевшая переодеться в обычную храмовую рубаху Тайрыма в сопровождении остальных девчонок. Широкое лицо наставницы немедленно расплылось в благостной улыбке. — Того дугае, Тайрымочка! С возвращением, девочка моя! Входи, входи! — наставница вскочила и, обняв Тайрыму за плечи, чуть не на руках внесла ее в класс.

«И никаких замечаний про опоздание», — раскладывая перед собой свитки, зло подумала Аякчан.

— Тайрыма только что вернулась из образовательной поездки — все вы, будущие жрицы, должны странствовать, чтоб лучше узнать Среднюю землю… — продолжала наставница.

Угу, только одних в Зимний Дворец отправляют, а других — как вот их с Юлтэк — в стойбища полудиких иннуитов на самый берег Ледяного Океана. Аякчан чувствовала, как внутри у нее начинает тихонько нарастать гневный жар.

— И там она была удостоена приема у самой Королевы! Это большая честь для всей нашей школы! — продолжала разливаться Синяптук. — Мы все гордимся тобой, Таечка!

Девчонки в классе разразились невнятным бормотанием, которое при желании можно было принять за одобрение.

— Садись, деточка! — наставница кивнула Тайрыме и тут же рявкнула: — Что встали? По местам все, живо!

Послышался шорох ног, девчонки торопливо разбежались по коврикам и уселись.

— Вам, как будущим жрицам Храма… — Синяптук несколько раз прошлась взад-вперед между ковриками, резко оборачиваясь в надежде поймать непочтительную ухмылку или скорченную за спиной рожу. Но десятки глаз неотрывно следили за ней с выражением подобострастного внимания. — На ваших рабочих местах придется отвечать не только за бесперебойное горение Огня, но еще и за благосостояние вверенных вашему попечению городов… — она многозначительно посмотрела на Тайрыму, — селений… — взгляд перебежал на Дарпек, — ну и, конечно, диких племен… — взгляд небрежно мазнул по Аякчан с Юлтэк и еще парочке бесплатных учениц. — Жрица Храма должна уметь сотворить из Огня все, потребное для жизни: одежду и обувь, посуду и упряжь, изящный туесок и перекидные вьюки… Поэтому сейчас самостоятельная работа! — снова рявкнула Синяптук. — Каждая из вас подойдет ко мне со своей чашей за порцией Огня. В конце урока сдадите три изделия — посуду, предмет одежды, детскую игрушку. Посмотрим, чему вы научились за прошедший День! — И она повернула вентиль возле учительского сиденья. Шипящая голубая струя хлынула в первую подставленную чашу.

— Остатки Огня в себя не всасывать, из класса не выносить! Запас ограничен! — покрикивала Синяптук.

«Кому ограничен, а кому не очень», — подумала Аякчан, глядя, как чаша Тайрымы до краев наливается светящейся голубизной, и зная, что ей самой перепадет едва ли половина.

— Как всегда — особенное внимание к технике безопасности! Все помнят, что для жриц…

— …кладбищ не бывает! — хором протянули девчонки, и на этот раз их голоса звучали необычайно серьезно. Слишком хорошо нынешние ученицы третьего Дня обучения помнили, что в первый День их было вдвое больше. И что

половина отсеялась… или, скажем так, — рассеялась, во время практических занятий, втянув непосильную для себя меру Огня.

Аякчан поглядела в наполненную Синяптук чашу и усмехнулась — ну, до ее меры тут было ой как далеко! Хорошо, что посуду и одежду можно создать практически из ничего, тут главное — точный расчет! Она зачерпнула полную горсть Огня. Сделает сосуд-чорон — вроде тех, что мать лепила из глины. Аякчан досадливо прикусила губу — еще два Дня назад она запретила себе любые воспоминания о прошлой жизни. А теперь надо попробовать создать теплые чулки-ноговицы — в последнее время у нее стал получаться мягкий, похожий на снег материал, не такой теплый, как настоящий мех, но уж точно потеплее обычно выходящих из Огня полупрозрачных тряпочек. Ну а игрушка — это уж совсем просто!

Аякчан украдкой оглядела класс. Юлтэк увлеченно лепила из Огня очередную причудливую шапку с цветами и лентами. Толку от этих ее изделий никакого — ни от жары не защищают, ни от ветра, но красивы, будто сам Огонь! Дарпек, как всегда, выбрала что попроще — рядом с ней уже лежала треугольная косынка и тапка. Зато вид Тайрымы мгновенно наполнил сердце ликованием! Взмокшая так, что капля пота дрожала на носу, их «лучшая ученица» из судорожно дергающегося куска Пламени сооружала одежку, кажется, для одного из многоногих чудищ Седны, Повелительницы Морской Бездны. Во всяком случае, рукавов там просматривалось явно больше чем два.

Возникшая у Аякчан над плечом Синяптук брезгливо взяла в руки готовую пушистую ноговицу.

— Вижу, ты так ничему и не научилась. — С презрительной усмешкой она повертела ноговицу, помяла пальцем лохматую ткань. — Впрочем, я не удивлена. Голубой огонь сам тонок и сверкающ, и, чтобы творить из него, надо иметь тонкую и прекрасную душу. А тут все грубое, толстое — и ни на что не пригодное! Эту самостоятельную ты завалила, — роняя ноговицу на пол, фыркнула наставница. — Не знаю, как собираешься экзамен сдавать. — И она переместилась к Тайрыме. Та подняла на наставницу затравленный взгляд.

— Хм, — протянула Синяптук, разглядывая лежащее перед Тайрымой многорукое изделие. — Оригинально. Приятно видеть в нашей глуши образчик настоящего придворного вкуса, — она одобрительно покивала. — Заканчивай это и можешь дальше не продолжать — и так видно, что с заданием ты справляешься!

— Спасибо, наставница Синяптук! — радостно выпалила девчонка.

— Мне будет приятно, если ты сообщишь своей тетке, жрице Метаткар, каких успехов ты под моим руководством достигла в созидании из Огня, — важно сказала Синяптук, удаляясь.

— Конечно, наставница! — еще радостнее завопила Тайрыма, выхватывая из чаши новый клуб Огня и латая им самые вызывающие прорехи в своем изделии.

Ах так! С утра тлеющее в душе раздражение зашевелилось под сердцем, издавая нарастающее рычание яростного зверя. Аякчан длинно и протяжно выдохнула — ну, держись, богатейка! Она пристально уставилась на творение Тайрымы.

Зажатый у ней в пальцах перекошенный рукав полыхнул длинным лепестком Пламени. Наученные горьким опытом девчонки мгновенно кинулись на пол и ползком рванули к стенам, подальше от источника возгорания. Языки Огня разбежались из-под рук визжащей Тайрымы, возвращая все ее творчество первозданному Пламени, которое вспучилось Огненным шаром и с громким треском лопнуло Тайрыме в физиономию.

Над классом повисла тишина. Залегшие девчонки медленно поднимали головы.

— Вы видели? Видели? — вопила Тайрыма. В ледяном полу у ее ног красовалась истекающая паром черная проплавленная дыра. Ощупывая покрасневшее от жара лицо, девчонка потрясенно оглянулась на класс… и увидела так и оставшуюся сидеть на своем месте Аякчан. Отвести взгляд та не успела. Глаза у Аякчан стали невероятной, какой-то треугольной формы. На перепуганную Тайрыму уставились два бездонных провала, в глубине которых бледно-голубыми призраками носились Огненные сполохи.

Тайрыма вытянула трясущийся палец: — Это ты! Это все ты! Наставница, это она! Она навела порчу на мою чашу с

Огнем! Синяптук подозрительно уставилась на мгновенно перетрусившую Аякчан. — Я… Я не… — Что тут за крики? — двери класса распахнулись. — Старшая наставница! — вскричала Тайрыма, бросаясь к шагнувшей в класс

Солкокчон, прозванной «Трижды шелковой» за жутковато-ласковую манеру, с которой она обращалась с провинившимися ученицами. — Вот она! — палец Тайрымы ткнулся в Аякчан. — Навела порчу на мой Огонь!

— Да-да! — немедленно подхватила Синяптук. — Эта девочка, Аякчан, совершенно не старается, и никаких особых способностей я тоже за ней не замечаю. — Она поджала губы. — Не знаю уж, зачем верховная жрица Храма Айгыр рекомендовала ее к обучению в нашей школе!

— Вот она вскоре появится — ее и спросите, — бросила «Трижды шелковая» с бесконечно ласковой улыбкой и двинулась к Аякчан.

— Верховная жрица будет здесь? — всполошилась Синяптук, но старшая наставница не обратила на нее внимания.

Она остановилась у скорчившейся на своем коврике Аякчан и подобрала с пола отвергнутую Синяптук ноговицу.

— Она должна быть теплой, — пробормотала старшая наставница, теребя толстую пушистую ткань в пальцах. — Ты сама такое придумала?

Аякчан заглянула в ласковые-ласковые глаза Солкокчон и содрогнулась. Нет уж, нынче она совершила одну ошибку, второй не будет.

— Это всего лишь моя практическая работа, госпожа старшая наставница, — с поклоном сказала она. — По указаниям наставницы Синяптук.

— И как же этот материал называется? — Синяптон! — выпалила Аякчан, стараясь не расхохотаться в глупо

вытянувшееся лицо толстой мальвины. — Не замечала за вами склонности к изобретательству, наставница Синяптук.

А вы, оказывается, готовились вписать свое имя в историю Храма, — усмехнулась «Трижды шелковая». — Гениальное решение! Чуть позже вы подробно расскажете, как делается этот… синяптон.

— Вы слишком добры… Синяптон… — пробормотала Синяптук, потерянно глядя то на начальницу, то на невинно уставившуюся ей в глаза ученицу. — Но зачем он нужен? — в отчаянии выпалила она. — Любой охотник добудет сколько угодно теплых мехов…

— Хотя бы, чтоб никто не смел сказать, что Храм не может сделать то, на что способен любой охотник, — перебила ее Солкокчон. — Еще бы против наглых южан что-нибудь подобное придумать… — буркнула она. — А ты, девочка… — ласковый взгляд переместился на Тайрыму, заставляя ту испуганно ежиться, — должна бы знать, что черные шаманы — единственные, кто умел наводить порчу — уже тысячу Дней как истреблены жрицами Храма! Но даже в давние времена среди них не было способных испортить священный небесный Огонь! Кажется, разговоры о твоем назначении в столичный Храм были преждевременными — тебе явно требуется еще подучиться. — Старшая наставница равнодушно отвернулась от перекосившейся в бессильной злобе Тайрымы. — Впрочем, я не об этом пришла говорить с вами, девочки. Как вы все наверняка знаете… — с нажимом начала она, — Голубой огонь, на котором стоит все благополучие Хра… Средней земли Сивир, возник из голубых слез Най-эквы, многоязыкой Ут, великой хозяйки Огненного Озера Уот Усуутума, божественной сестры

повелителя верхних небес Айыы-Тангра, в миг ее высокой печали над людскими грехами и непотребствами. И запас его ограничен!

«А может, опять Уот как следует огорчить? — отстраненно подумала Аякчан, чувствуя, как разжимаются прихватившие внутренности невидимые тиски. — Пусть она еще наревет!» — и тут же торопливо отвела глаза, словно боясь, что кто-нибудь прочтет эту кощунственную мысль.

— Для подготовки новых жриц Храм выделяет школе достаточно Огня. Но кто-то, какое-то чудовище Нижнего мира на нашей Средней земле, видно, не хочет, чтоб вы учились! — старшая наставница гневно встряхнула сжатым кулаком. — После недолгого перерыва вор, уже похищавший из школьных запасов Голубой огонь, начал действовать снова! Именно сейчас, когда нас должны посетить все четыре верховные жрицы разом, — из школьной трубы снова крадут Огонь!

Свиток 2 В котором все узнают, кто же украл Голубой огонь — Пусть только попробуют меня в столицу не назначить! Мой род… тетка

Метаткар… Отец обещал на выпускной оленью упряжку подарить… С золотыми колокольчиками… Ы-ы-ы! — Тайрыма уткнулась лицом в перину, стараясь заглушить рыдания.

— До выпускного еще целый День! — сидящая у ее ложа Дарпек погладила подругу по вздрагивающим плечам. — Старшая наставница все забудет!

— Если эта ведьма Аякчан опять мне не подгадит! Это она виновата! — глухо из-за прижатой ко рту перины провыла Тайрыма.

— Но старшая наставница сказала, что… — осторожно начала Дарпек. — Я знаю, что сказала наставница! — Тайрыма оторвала лицо от подушки и

уставилась на Дарпек воспаленными глазами на покрасневшем от вспышки Огня лице. — Все равно — это ее работа! Аякчан! — Она поймала свое отражение в отполированном сотнями ног ледяном полу спальни и взвыла еще сильнее. — На кого я из-за нее похожа! А если ко мне из столицы тот… ну, парень… возьмет да приедет? А я в таком виде!

— Он что — обещал? — немедленно загорелась Дарпек. — Он мне стихи писал! — гневно вскинулась Тайрыма. — А-а, — неопределенно протянула Дарпек. Стихи — стихами, а сомневалась

она, что кто-то на Ночь глядя потащится из Зимнего Дворца в их школу, где даже Голубые огни ближайшего к ним Сюр-гуда видны только смутными отсветами в небесах. Но сказать такое расстроенной Тайрыме… Э-э, нет!

— К нам из города старуха-знахарка ходит. У нее крем для лица есть — «Ой-вейн»! Такого даже в городских лавках не найдешь, — Дарпек заговорщицки понизила голос, — на сушеной коже небожительниц-аи!

— Это как? — Тайрыма снова оторвалась от перины. — Ты что, песен олонхо не слушала? — снисходительно усмехнулась

Дарпек. — Ну когда страшная ведьма-албасы убивает девицу-аи, снимает с нее кожу и сама становится раскрасавицей? Если даже албасы помогает, так на обычную среднюю девушку, в смысле, из Средней земли… тем более должно подействовать! Дорогущий, правда, — вздохнула Дарпек.

— Плевать — лишь бы помог! — отмахнулась Тайрыма, решительно сморкаясь в уголок перины. И с интересом спросила: — А что у этой старухи еще есть?

— Ой, да много чего! — обрадованно затарахтела Дарпек. Она давно уже лелеяла мысль подбить Тайрыму на покупку заветного крема — ну и, конечно, самой пару раз его попробовать. — Толченый лазурит для ногтей, маски на тюленьем жиру. Краска-ультрамарин, — Дарпек снова понизила голос.

Тайрыма понимающе кивнула. Чем голубее волосы — тем выше уровень владения Огнем, а потому добавлять себе голубых волос с помощью ультрамарина строжайше запрещалось уставом школы. Но правила пусть перводневки соблюдают! Наставницы наверняка сами красятся — иначе почему у дуры-Синяптук волосы, как у самой Мальвины?

— У этой знахарки все наши девчонки покупают, — заторопилась Дарпек, боясь, как бы Тайрыма не отказалась от дорогущего крема. — Даже Аякчан пузыречек брала — я сама видела!

— Аякча-ан? — протянула Тайрыма. — Я так и думала, что половина голубых прядей у этой албасы — крашеные!

Дарпек опустила глаза. Можно подумать, новые голубые локоны в черных косах самой Тайрымы от упорной учебы! Аж пять штук за раз!

— А мне вот интересно, откуда у безродной деньги на краску? Ультрамарин даже в столице дорогого стоит, уж я-то знаю! — вырвалось у Тайрымы. Она тут же прикусила язычок и покосилась на подружку — не вздумает ли спросить, откуда знает.

Дарпек сделала вид, что ничего не заметила. — Думаешь, Аякчан… — Ворует Огонь! — выпалила Тайрыма, несогласная уступить честь

потрясающей догадки. — А кому еще это нужно — только такой голодранке, как она! Ворует и наверняка продает!

Дарпек содрогнулась: за нелегальную перепродажу Огня Храм знал лишь одну кару — одарить и продавца и покупателя таким количеством Пламени, чтоб даже их кости расплавились!

— А знаешь, я ведь как-то видела Аякчан возле трубы. И, кажется, она тогда испугалась!

— Так, может, у нее там дырочка просверлена? Как-то же она Огонь качает, — задумчиво предположила Тайрыма и вдруг решительно вскочила с койки. — Помнишь, где точно ты ее видела?

— Ты что — хочешь ее выследить? Сейчас? — испуганно расширила глаза Дарпек. — Но нам же запретили выходить после отбоя!

— Вот именно! — энергично согласилась Тайрыма. — Не думаешь же ты, что Аякчан прямо во время занятий Огонь ворует? Нее-ет, наверняка — как все по спальням разойдутся, тут-то она к трубе и прокрадется! А мы ее — хвать!

— Ну-у… Не знаю даже… Я еще два упражнения по тувинскому для наставницы Кэтэри не сделала… — дрожащим голосом протянула Дарпек, испуганно оглядываясь, словно их кто-то мог услышать. Но в спальне Тайрымы никого, кроме них, не было.

— Прекрати трусить, Дарпек! — скомандовала Тайрыма. — Если мы поймаем школьного вора, Солкокчон нас наверняка поблагодарит! Может, тебя даже в город после школы назначат, — искушающе предположила она.

Дарпек задумалась. Крупный город — пусть даже не столица! — был ее заветной мечтой.

— Ладно, — решившись, выдохнула она. — Но если что… — Если что, за такую мелочь, как прогулка по коридорам после отбоя, моя

тетка Метаткар нас как-нибудь отмажет! — подхватила Тайрыма, устремляясь к двери.

— Тебя-то точно отмажет… — проворчала Дарпек, направляясь за ней. Отдельная, как у самих наставниц, и стоящая ее отцу немалых денег, спальня

Тайрымы опустела. Только Голубой огонь в настенном светильнике вдруг затанцевал, будто под порывом ветра, и резко вспыхнул, рассыпая искры. Казалось, на поверхности Пламени промелькнуло чье-то лицо — и пропало.

— Направо или налево? — требовательно спросила Тайрыма, останавливаясь на развилке коридоров.

— Сейчас… сейчас соображу, — поднося руку ко лбу, пробормотала Дарпек. Она уже жалела, что дала себя уговорить! Награда, неизвестно еще, будет ли, а в пустых гулких коридорах так страшно! Светильники, ярко пылающие во время занятий, теперь были погашены, лишь кое-где тлели слабенькие Огоньки. Беспредельная чернота простирающейся за порогом школы Долгой ночи

окрашивала темным белизну ледяных стен. Пол под ногами казался застывшим черным озером, и Дарпек испуганно вздрагивала от звука собственных шагов. — Вернемся? — жалобно попросила она.

— Вот тогда-то мы точно напоремся на мальвин — и даже оправдаться будет нечем! — раздраженно бросила Тайрыма. — Нет уж — я хочу, чтоб эта поганка Аякчан горела Синим пламенем! Вспоминай!

— Кажется, туда… — Дарпек слабо махнула рукой в правое ответвление коридора. — Там еще лестница вниз, — уже уверенней закончила она и побежала за устремившейся вперед Тайрымой.

Огонек светильника, под которым они только что стояли, вдруг вздулся, сыпанул трескучими, будто насмешливыми, искрами и снова опал.

Стараясь не слишком стучать босыми пятками по ледяным ступенькам, девчонки медленно спускались в темноту по скользкой винтовой лесенке.

— Внизу постирочная, — приглушенным шепотом выдохнула Дарпек. — Мы там рубахи моем…

Тайрыма скривила губы — сама-то она понятия не имела, где постирочная. Она всегда платила казенным ученицам — и те старательно стирали ее вещи, боясь пропустить даже самое крохотное пятнышко. Все, кроме Аякчан. Теперь ясно, почему. Удобно устроилась безродная: к постирочной ведь тоже труба с Огнем ведет — и наверняка за ней не следят так пристально, как за главной школьной, с учебным Огнем! Да только Тайрыма поумнее безродной Айки!

Она осторожно ступила с лестницы на отполированный пол. Подсветить бы, но с внутренним Огнем у Тайрымы всегда было плоховато. Ничего, и так справится. Она принялась ощупывать ведущую к постирочной трубу. Дарпек нетерпеливо дышала ей в ухо. Пальцы нашарили маленькую выпуклость… Задыхаясь от предчувствия удачи, Тайрыма вытянула палец — на его кончике вспыхнул крохотный голубой шарик.

— Вот оно! — выдохнула она. Посреди грубо выкрашенной синей краской трубы торчала плотно

пригнанная деревянная пробка. Торжествующая Тайрыма услышала, как Дарпек испуганно втянула носом воздух.

— Надо найти подходящее укрытие… — Тайрыма принялась озираться. — А можно… — вдруг едва слышно пробормотала подружка. — Можно мы

тоже возьмем немножко? Никто же не заметит! — умоляюще протянула она. Мысли Дарпек лихорадочно метались. Совсем немножко, капелька

неучтенного Огня: и собственная баночка с кремом — две баночки! — будут ее! И краска для волос, и даже платье, как у Тайки!

Тайрыма презрительно покосилась на нее — мысли подружки были видны как на ладони. Ладно, пусть берет — лишь бы не сбежала! А уж потом они найдут укрытие, дождутся Аякчан, и едва только безродная воровка протянет руку к трубе — как выскочат, как закричат: «Попалась!»

Трясущимися от предвкушения руками Дарпек вытащила из складок рубахи чашу для Огня, кончиками ногтей подцепила затычку на трубе…

— Попались! — прозвучал торжествующий ледяной голос. Слепящий Голубой свет хлестнул по глазам. С десяток Огненных шаров

вспыхнули вокруг, испуганно вжавшиеся в стену девчонки увидели шагнувшую к ним старшую наставницу Солкокчон.

— Посмотрим на вас, мои воровочки, — с убийственной ласковостью проворковала «Трижды шелковая».

— Тайрыма и Дарпек! — из-за спины старшей наставницы высунулась перекошенная от изумления физиономия Синяптук. — Но зачем девочкам из приличных родов красть Огонь? Я была уверена, что это одна из школьных голодранок!

— Так бывает именно с девочками из богатых родов — когда есть все, хочется больше и больше, — тоже выступая из темноты, тихо возразила Кэтэри, наставница по сивирским языкам и шаманской литературе.

— Мы не крали! — возмутилась Тайрыма. — Да-да, — Дарпек закивала так, что казалось, голова вот-вот отвалится. —

Мы только хотели поймать вора! Вы же слышали, что мы говорили! — Я слышала только «взять немножко» и «никто не заметит», — с той же

зловещей нежностью улыбнулась девчонкам «Трижды шелковая». — А вы, наставница Кэтэри?

— Кражи Огня начались незадолго перед отъездом Тайрымы из рода Буллет в образовательное путешествие, полностью прекратились во время ее отсутствия и возобновились сразу по возвращении, — размеренным голосом, натренированным исполнением эвенкских олонхо и хант-манских «птичьих песен» сообщила Кэтэри.

— Отец мало на наряды выделил? — сочувственным тоном задушевной подружки осведомилась старшая наставница.

— Нынче перед отбоем мною были обнаружены горелые следы, ведущие в комнату Тайрымы, — продолжала Кэтэри. — А возле трубы, поставляющей Огонь в постирочную, я нашла оброненный пояс, украшенный родовыми знаками семьи Буллет! Я немедленно обратилась к старшей наставнице с предложением устроить засаду, чтоб поймать преступницу с поличным.

— У вас что — уши поотмерзали? — срываясь на визг, завопила Тайрыма. — Говорю вам — это не я! Вот мой пояс, смотрите! — трясущимися пальцами она принялась дергать стягивающий ее рубаху кожаный ремень, изукрашенный вышивкой и кусочками меха.

— Красивый пояс. Но у дочери такого богатого рода их вполне может быть и два, и три, — равнодушно качнула головой старшая наставница. — А может, дело вовсе не в нарядах? — вдруг сказала Солкокчон — словно некая мысль только что пришла ей в голову. — Может, это твой отец, повелитель тысячи стад из славного рода Буллет, велел тебе красть Голубой огонь из трубы?

— И-и-и! — наставница Синяптук издала тонкий задушенный писк — и прикрыла рот ладонью. — Госпожа старшая наставница! Вы думаете… — в закрывающие рот пальцы пробубнила она. — Это… заговор? Заговор больших родов против Храма! — уже в полный голос завопила она. — А может, даже… И-и-и! — она запищала еще тоньше. — Может, нити заговора ведут… — Глаза у нее стали большие и круглые, точно оленье копыто, Синяптук беззвучно зашлепала губами, как вытащенная из проруби рыба, и только молча тыкала толстеньким пальцем вверх, в ледяной потолок. — Может, даже к самому Советнику! — наконец выдохнула она. — Этому только дай… Против Храма-то… — неприязненно добавила она.

— Мы не должны без доказательств обвинять соправителя Ее Снежности! — строго сказала Солкокчон, но что-то в выражении лица старшей наставницы говорило, что она слушает Синяптук со вниманием.

Толстая мальвина немедленно воодушевилась: — А с доказательствами? С доказательствами можем? — Синяптук

выпрямилась и торжественно потребовала: — Мы должны немедленно вызвать дознавательниц Храма! Пусть узнают, на что папаши из богатеньких родов подбивают своих дочек! — И она недобро поглядела на онемевших от ужаса Тайрыму и Дарпек.

— Не-ет! — валясь на колени, истошно закричала Дарпек. — Не надо! Наставница Солкокчон! Мой папа ни при чем! Это все Тайка, это она…

— Замолчи, дура-колмасам! — отвесив Дарпек хлесткую пощечину, крикнула Тайрыма.

— А вот мы и выясним, кто — при чем, кто — ни при чем… Кто, кого и на что подбил… — своим страшным шелковым голосом проникновенно сказала Солкокчон. — Наставница Синяптук… Забирайте этих двоих в карцер и… разберитесь, — скомандовала она. — А дознавательниц пока… не надо. Не стоит выносить сор из чума — все-таки заговор в школе… Плохо для ее репутации. — Она брезгливо поморщилась.

— Совершенно верно, старшая наставница Солкокчон! Как вам будет угодно, старшая наставница! — от рвения выпячивая глаза и грудь, выпалила Синяптук. — А вы… А ну пошли, воровки! Надо же, племянница самой Метаткар… Заговорщица! — наливаясь кровью, заорала вдруг она и с силой ухватила обеих девчонок за руки. — А я вам еще помогала! Ах вы, нижние авахи! Ничего-о! Вы мне все-е расскажете! Все-е! Ах вы, мерзкие албасы! Не видать вам больше Храма как своих затылков! И то еще легко отделаетесь! Посмотрим, какие песни-олонхо ваши папаши запоют, когда за них дознавательницы возьмутся!

— Как вы смеете говорить такое про моего уважаемого родителя! Главу богатого рода! — отчаянно вырываясь из сомкнувшейся на ее запястье руки, крикнула Тайрыма.

— Кончилось уважение! И богатство его закончилось тоже! А твои родичи на Храмовом костре визжать будут! — злорадно выпалила Синяптук и, шагая через ступеньку, поволокла упирающихся девчонок по лестнице. — А я погляжу!

— Не-ет! Не нада-а! — удаляющийся визг Дарпек затих за поворотом лестницы.

— Вот всегда она была жестокой женщиной, — с явным одобрением глядя Синяптук вслед, сказала «Трижды шелковая».

— А она не слишком? — с некоторой неуверенностью в голосе пробормотала Кэтэри. — Еще и впрямь слепит нам какой заговор прямо в школе. Стоит ли? Особенно сейчас, когда… — и она многозначительно посмотрела на старшую наставницу. — Да и отношения с Метаткар испортим…

— Стоит, Кэти, именно сейчас, — отчеканила Солкокчон. — Особенно насчет Метаткар… А то ведет себя, будто мы победили и она уже стала верховной жрицей. Причем без нас, — она так же многозначительно поглядела на Кэтэри. — Надо ее немножко в чувство привести. Представляешь, какая у нашей дорогой подружки Метки будет рожа, когда ее племянницу выкинут вон из школы! — И «Трижды шелковая» расплылась в леденящей улыбке.

Кэтэри насмешливо сощурилась: — Этих глупых девчонок, случаем, не ты подставила, а, Солка? А то ведь я

пояс вышитый, что меня на подозрения навел, найти не могу. Как растворился… Следы горелые на полу тоже исчезли. И вот этой дырки… — она многозначительно постучала по трубе, — тут еще совсем недавно не было! Я точно знаю, сама эту трубу два раза осматривала.

— Следы Тайрыма могла и затереть, — не отвечая, пробормотала Солкокчон. — А в остальном — любопытно. Я этим еще займусь, но не сейчас. Сейчас очень даже хорошо, что виновные у нас из богатеньких — родичи все

оплатят, надо только их пугнуть как следует. Перед приездом верховных жриц все должно быть в ажуре, как на ледяном кружеве! — И она принялась кончиками ногтей выковыривать затычку из трубы.

— Зачем они приезжают — да еще все сразу? — напряженно спросила Кэтэри. — Ты даже не представляешь, насколько «все сразу» они приезжают, —

расшатывая затычку, пропыхтела Солкокчон. — САМА… — она сильно выделила слово, будто написала его большими буквами, — тоже будет. Они хотят с НЕЙ встретиться.

— У нас? Они что, не могли во Дворце устроить встречу? — нервно переспросила Кэтэри. — Думаешь, они… — она задохнулась от ужаса, — знают?

Солкокчон холодно рассмеялась. — У нас, дорогая моя, нынче развелось столько тайн и при этом столько

болтливых дур, что я не удивлюсь, если верховные старухи и впрямь кое-что знают! В их поколении больше сотни таких, как они, было — и все до одной сгинули. Только наши четыре бабульки — по сей День живы-здоровы. Так что я парочку секретных ходов себе заготовила — на случай, если сматываться придется. И не говори мне, что у тебя их нет! — В этот момент затычка наконец выскочила, и из трубы с шипением вылетел длинный язык Пламени. — Огненноглазая тебя побери! — Ругнувшись, старшая наставница запечатала дыру ладонью.

— Есть, конечно, — подскочившая Кэтэри торопливо шлепнула свою руку сверху. — Но, может, еще и обойдется?

— Может, и обойдется, — неожиданно легко согласилась Солкокчон. — Все, отпускай. — Шипение Огня прекратилось, и она отняла руку от совершенно целой трубы. — Нормально, — критически оглядев свою работу, признала она. — Мало ли, почему они решили встречаться здесь? Может, просто хотят быть подальше от дворцовых сплетен. Верховная Дьябылла вообще Зимний не жалует, с тех пор как НАША себе Советника назначила. Приедут — разберемся. Главное, чтоб САМА не струхнула и не наделала глупостей.

— Не наделает, — решительно мотнула головой Кэтэри и криво усмехнулась. — Она ведь, как и мы с тобой, из тех, кого наша всеми обожаемая сестра Синяптук называет голодранками.

— Синяптук — в небо пук! — рассеянно пробормотала Солкокчон и, морщась, потерла ладони. — Печет — будто едкое что-то на этой трубе было… Надо будет выгнать учениц коридоры отполировать. — Шаги наставниц зазвучали на ступеньках, их голоса постепенно затухали, удаляясь по ледяной лестнице. Затихли окончательно.

Мгновение в опустевшем коридоре царила темнота, слегка прореженная слабыми голубыми бликами из прикрученного светильника. Случись здесь кто, ему бы показалось, что сплошная ледяная стена под уводящей наверх лестницей колеблется, будто сминаясь под невидимой рукой. «Кап-кап-кап», — послышался звук водной капели. «Жур-жур-жур», — тоненькая струйка воды скользнула по стене торопливой змейкой, и вдруг стало ясно, что стена и впрямь трепещет, как листок бересты под ветром. Казавшаяся сплошным молочно-белым монолитом, она вдруг зашипела и… опала, расплескиваясь мелкими лужицами. Сплошной поток Голубого света залил коридор — и за растаявшим укрытием появилась прячущаяся под лестницей маленькая потайная комнатка с заваленным свитками низким столиком-нэптывуном и стоящей в углу высокой сияющей чашей с Голубым огнем!

К трубе скользнула девчоночья фигурка. Губы Аякчан были недовольно надуты — вот только полировки коридоров ей

сейчас недоставало! А в остальном все не так уж плохо получилось. Лицо ее просветлело, она свела кончики пальцев вместе, и на них яркой дугой вспыхнул Огонь. Мгновение, и в кулаке у девочки оказался вышитый пояс — точно как у Тайрымы. Аякчан усмехнулась — и пояс снова растекся Огнем, всасываясь обратно в пальцы. Если уж проницательная Кэтэри подозревает наставниц, значит, она все делала правильно, значит, никто из мальвин даже не догадывается об ее истинных силах. Вскрыть трубу для Аякчан было раз плюнуть, вот именно так: один плевок — и дырка! Но, конечно, она не станет этого делать — ведь если Огонь будет пропадать и после поимки виновных… Аякчан покачала головой. Придется пока держаться на уже украденных запасах и накопленном внутреннем Огне. Девочка обернулась к скрывавшейся за растаявшей стеной потайной комнатке. Конечно, найди «Трижды шелковая» спрятанную тут чашу, мигом сообразила бы, что Огня в ней примерно столько же, сколько исчезло из хранилищ школы. Ну а вытащенных из библиотеки свитков никто не хватится — там, где Аякчан нашла их, вряд ли кто-то бывал за последнюю сотню Дней! На уроках им не рассказывали и десятой доли того, что скрывалось в этих старых свитках! Накопление Огня… Создание Огненных щитов… Огненные шары массового поражения… Лезвие Пламени… Мальвины скрывают эти знания от учениц, а может, и сами ничего такого не умеют?

Аякчан принялась перебирать свитки подрагивающими руками. Она удивлялась до сих пор — эти свитки, написанные одним и тем же летящим беспорядочным почерком, в первый же школьный День словно позвали ее. Зачем она пошла к самым дальним, давно заброшенным полкам — она и сама не знала. Но там, под многодневными напластованиями пыли, лежали они. И они

же научили ее, как натаскать Огня для тренировок. Но кое-чего не было даже здесь.

Девочка пристально уставилась на растекшуюся по полу воду. Под ее взглядом мелкие лужицы зашевелились, принялись торопливо сползаться, миг — и молочно-белая ледяная стена взметнулась на прежнем месте, скрыв Аякчан и ее потайное убежище.

Аякчан посмотрела с упреком, будто выросшая четвертая стена тайной комнаты ее кровно обидела самим фактом своего существования. Конечно, приятно и полезно уметь проделывать подобные вещи! Еще бы знать — как она это делает? Или как жрица Айгыр летает на облаках? Об этом в древних свитках по управлению Огнем нет ни слова — и Аякчан даже начинала подозревать, что Огонь тут ни при чем! Она старательно гнала от себя подобные мысли. Все знают, что, кроме жалких потуг белых, Дневных, шаманов, способных разве что дичь под выстрел выманить да царапину заговорить, единственным источником силы на Сивире был покровительствующий жрицам Голубой огонь, и больше ни-че-го! И думать по-иному, как сказано в Заветах Храма, «есть черная ересь и преступное погашение Пламени в собственной душе, ведущее ко ввержению тела в Огнь Очищающий». Вот уж куда бы не хотелось… ввергаться!

А может, верховную Айгыр спросить? «Трижды шелковая» ведь говорила, что та приезжает. Мысли Аякчан сменили направление. Странный какой разговор она слышала… Верховные жрицы Храма — Айгыр и Айбанса, Дьябылла и Демаан, — четверо, что держат в своих руках реальную власть над Сивир-землей. И они хотят тайком встретиться в их школе с САМОЙ… Аякчан даже предположить боялась, кто это могла быть — но после упоминания о Советнике сомнений не оставалось. Скоро Тайрыма будет не единственной ученицей школы, видевшей Снежную Королеву! Неужели Солкокчон говорила правду — и нынешняя Ее Снежность была когда-то такой же казенной ученицей, «голодранкой безродной», как и сама Аякчан? Интересно, как она всего добилась? Да уж точно не прячась по комнатушкам под лестницами!

Девочка свернула свиток так решительно, что старая береста жалобно хрупнула. Она всегда верила, что знание — и впрямь сила, и сила эта не только в свитках! Она должна узнать, для чего устраивается эта секретная встреча между «великой четверкой» и Королевой. И чем она так пугает мальвин, у которых явно есть какие-то общие с САМОЙ секреты.

Только сперва еще одно дельце. Аякчан расправила длинную черно-синюю прядь перед прозрачной линзой полированного льда и тяжко вздохнула. Обманула все-таки старая знахарка, паршивую краску подсунула. Постоянно подкрашивать приходится. Аякчан достала из-под столика пузырек и стала

аккуратно замазывать угольной смесью просвечивающий даже сквозь черную краску пылающий ультрамарин своих волос.

Свиток 3 Где все ждут Снежную Королеву Аякчан бежала, скользя гладкими лыжами-голицами [Голицы — скоростные

лыжи с гладкой поверхностью, снегоступы (лыжи камусные, подволошные или просто подволоки, т. е. подшитые лыжи) — широкие овальные лыжи, по поверхности подклеенные мехом, дают возможность не скользить, а ступать по снегу, не проваливаясь.] по укатанной трассе. Сзади раздался усердный пыхтеж, как у медведя над свежепойманным лососем, и с ней поравнялась запыхавшаяся Юлтэк.

— Ну ты и прешь — догнать невозможно! — хватая ртом воздух, выдохнула она.

— Я привычная, — буркнула Аякчан, считая шаги. Р-раз — вдох, два — выдох, р-раз — вдох…

— Ты с каких это пор Синяптучку так возлюбила, что ей подарки делаешь? — требовательно спросила Юлтэк. — Нет, ты не отмалчивайся, объясни мне, зачем ей этот свой… синяптон отдала?

Аякчан только неопределенно повела плечом. Если Юлька до сих пор не догадалась, как сильно в их школе «любят» учениц, которые высовываются, — то кто ж ей знахарь?

Сама Аякчан все давным-давно поняла. Еще когда в первый День обучения сумела втянуть в себя Огня вдвое больше, чем любая другая ученица, а в волосах ее немедленно прорезались две новые голубые пряди. В глазах Солкокчон тогда промелькнула ярость, а потом они стали ласковые-ласковые, как вода над омутом. С тех пор Аякчан была очень осторожна, а синевы в ее волосах не прибавлялось — спасибо черной краске.

Поняв, что ответа не дождется, Юлтэк негодующе фыркнула, но все-таки сменила тему:

— Слыхала? У нас большой общешкольный праздник — Тайрыма с подружкой нас покидают! — Она поглядела в невозмутимое лицо Аякчан и сама себе кивнула: — Ты уже знаешь. Ну, тебе всегда все известно. А что девчонки говорят, тоже знаешь? — И, не дожидаясь ответа, сообщила: — Что у этих двоих ума бы не хватило придумать, как Огонь тырить, и что какой-то хороший человек их подставил всем нам на радость!

— Не думаю, что человек такой уж хороший. Просто Тайрыма и Дарпек вверху списка на распределение после школы. Если их места освобождаются, весь

список подвинется, и кое у кого появится шанс… — не сбиваясь с ровного бега, пробормотала Аякчан.

Юлтэк скорчила досадливую гримаску. — Вот всегда ты думаешь только плохое! — пропыхтела она. — Как будто

люди для других людей что-то вроде… не знаю… гарпуна, во! Взял человечка, рыбы для себя им набил — и выкинул, а что он там себе думает-чувствует, вовсе не интересно.

— Так оно и есть, — пожала плечами Аякчан. — Если не пользуешься никем ты — пользуются тобой.

— Мной ты тоже пользуешься? — проворчала Юлтэк. — А ты мной — нет? — усмехнулась Аякчан. — Для домашних заданий,

например? Юлтэк обиженно надулась и отстала. А чего обижаться, если это чистая, как

первый снег, правда? Вот хоть ее собственный отец: женой попользовался — чтоб справное хозяйство завести, дочерью — родней обрасти. Скажи ему кто, что первая жена да старшая дочь думают-чувствуют, он бы удивился, будто с ним о сложном внутреннем мире оленьего седла заговорили. И, наверное, это правильно! Во всяком случае, только так и можно, если ты родилась голодранкой, а хочешь выбиться… в Королевы!

А почему нет? Другие же смогли — она сама слышала! — Аякчан! Албасы тебе в косы, кому говорю? Прибавь шагу, ковыляешь, как

одноногий авахи! Аякчан дернулась, едва не полетев кверху лыжами. Вот так и начнешь верить

в правдивость песен, где голос богатырки «слышен на шесть Дней пути»! А уж их школьная богатырка Алтын-Арыг могла так гаркнуть, что школьные башни приседали! Широко скользя на своих голицах, Алтын-Арыг легко обошла бегущих девчонок и понеслась впереди всех — невысокая, изящная, сама похожая на девочку.

«Потрясающая тетка!» — как всегда, с легкой завистью глядя ей вслед, подумала Аякчан. Школьная богатырка Алтын-Арыг была единственной нежрицей среди наставниц школы, и только ее ученицы никогда не называли мальвиной — хотя бы потому, что она красила волосы в ядовито-розовый цвет. На вопрос — зачем, невозмутимо заявляла, что если по всей Средней Сивир-земле толпами шастают голубые бабы, почему не быть хоть одной розовой? «Трижды шелковая» Солкокчон на это лишь холодно улыбалась, а Синяптук бесилась и раз за разом слала в Храмовую канцелярию доносы, обвиняя Алтын во всех грехах от «преступной непочтительности» до «попыток низвержения Храма». Канцелярия всегда отмалчивалась, а «случайно» вылетевший с площадки

каменный мяч неизменно крошил ледяные стены в комнате Синяптук. Аякчан было ужасно интересно, кто и почему покровительствует лихой богатырке.

— Тащитесь по дистанции, как беременные важенки! — снова заорала Алтын. — Все уже летать научились, никто больше бегать не хочет?

Аякчан снова нервно дернулась. Разумом она понимала, что Алтын ничего о ней не знает и ни на что не намекает, но когда у тебя много секретов, все время боишься, что какой-нибудь да всплывет! Спокойно! Спокойно, все у нее получится!

Богатырка вложила два пальца в рот и коротко свистнула. — Так, сдали лыжи, взяли мячи и разбились на пары! Быстро, быстро, не

спим! Аякчан с натугой подхватила один из каменных мячей и остановилась

напротив Юлтэк, явно давая понять, что ждет ее. В ответ подруга одарила Аякчан мрачным взглядом, но все-таки пошла.

Настоящей медной площадки для игры в каменный мяч при школе не было. Храм считал, что уж без нее будущие жрицы точно обойдутся, а раскрутить кого-нибудь из родителей побогаче Алтын до сих пор не удавалось — все-таки богатырство являлось в школе не основным предметом. Вместо площадки был всего лишь серебрящийся в Ночной темноте пятачок утоптанного снега, весь в выбоинах от оброненных мячей.

— Отрабатываем прием нижней подачи! — гаркнула Алтын. — Бросок все знают? Двумя руками снизу вверх от бедра! Одна подает, вторая — принимает, потом меняетесь. Мяч не отбиваем, принимаем! Качайте ручки, качайте, у жриц они, знаете, какие накачанные должны быть, чтоб Храмовые приношения нагребать? Для особо продвинутых, которые думают, что они уже жрицы, напоминаю — за прошлый День нам выделили всего пять новых мячей! Поэтому если кто бесценный богатырский снаряд с перепугу своим Огнем подплавит… — Богатырка обвела толпящихся вокруг учениц многозначительным взглядом — глаза у нее были необыкновенного желтого цвета с яркой черной точкой зрачка. Совершенно тигриные, навевающие безотчетный ужас даже на наставниц, а уж учениц заставляющие моментально опускать голову и облегченно переводить дух, когда этот жутковатый звериный взгляд скользил дальше. — Честно предупреждаю, лучше сразу и самосжигайтесь! Всем все ясно?

Раздался гул голосов — одновременно согласных и обиженных, — и площадка наполнилась утробным хеканьем бросающих, грохотом оброненных мячей и возмущенными криками. Аякчан пригнулась, напружинила ноги в коленях и слегка качнула мяч туда-сюда. Каменный снаряд вылетел из сцепленных в замок пальцев и взмыл над площадкой — невысоко и недалеко.

— Совсем безрукая, — с чуть презрительным равнодушием заключила богатырка и отвернулась к другой паре.

Юлтэк легко шагнула вперед и приняла мяч на согнутые руки. Пошатнулась под его тяжестью, но устояла. А вот теперь поглядим, достаточно ли сильно ее удалось обидеть.

Ой, похоже, достаточно! На лице Юлтэк появилась злая решимость, и она принялась раскачивать шар перед броском. Ра-аз… Два-а… Три! Камень выпрыгнул из ее рук и, со свистом рассекая воздух, понесся на Аякчан.

Как всегда, больше всего ей хотелось развернуться и дать деру от летящей каменюки…

Как и положено, она кинулась камню навстречу… О-ох! Обточенный шар всем немалым весом шлепнулся ей на руки, она

судорожно прижала его к животу и засеменила, перебирая ногами, чтоб не упасть. Теперь руки от запястий до локтей в синяках будут! Как же она на самом деле ненавидит проклятый булыжник! У отморозка, который эту так называемую игру выдумал, у самого был вместо головы камень!

Не позволяя ни одной из этих мыслей отразиться на лице, Аякчан торжествующе ухмыльнулась Юлтэк — дескать, что, взяла? Юльку надо продолжать дразнить, а то спустит пар и успокоится, а Аякчан совсем другое нужно.

Сработало — лицо Юлтэк стало еще ожесточенней. Она легко приняла подачу Аякчан и метнула мяч снова, на этот раз явно целясь ей по ногам. Не ожидавшая от себя такой прыти, Аякчан поймала каменный шар у самой земли и тут же запустила его обратно. В этот момент язычки Голубого огня в окружавших площадку светильниках вдруг дружно пригнулись, как от сильного порыва ветра — хотя морозный Ночной воздух был совершенно неподвижен. Потом выпрямились и затрещали, рассыпая искры, будто приветствуя кого-то. Аякчан стиснула зубы — пора! Она надменно выпрямилась и одними губами прошептала то, что в роду Юлтэк считалось чуть ли не самым страшным оскорблением:

— Слабосильная, как мышь! — Я? — Глазищи Юлтэк мгновенно стали бешеными. Дальше все случилось в один миг. С глухим гулом каменный шар взвился в

воздух и ринулся в лицо Аякчан. Растерявшаяся девчонка заметалась, неловко подставляя руки… Будто ударом гигантского кулака ее сбило с ног и покатило по земле. Богатырка яростно засвистела и со всех ног кинулась к лежащей на снегу скомканной, как тряпочка, фигурке. Беспомощно распростертые руки девочки были совершенно неподвижны.

— Огненноглазая, да что же это! — испуганно пробормотала богатырка, хватая лежащую ничком девочку за плечи и бережно переворачивая на спину. Лицо Аякчан было залито кровью.

Припавшая рядом на колени Юлтэк испуганно завопила. Аякчан глубоко вздохнула и открыла глаза. На губах ее появилась виноватая

улыбка: — Я… не удержала… Сильный удар… — Си-ильный! — передразнила богатырка, но в голосе ее слышалось явное

облегчение. Она сгребла горсть снега и прижала к кровоточащему носу Аякчан. — Аечка, честное слово, я не хотела! — всхлипнула Юлтэк. — Хотела, — страдальчески трепеща ресницами, выдохнула Аякчан. А вот

пусть теперь чувствует себя виноватой! — Я ее к знахарю отведу! — подорвалась Юлтэк. — Еще чего не хватало! — возмутилась богатырка, которая терпеть не могла,

когда пропускали ее занятия. — Руки целы. Ноги целы, — ощупывая Аякчан, объявила она. — Сама дойдет! А ты — марш на место!

— Я не хочу к знахарю. Лучше в спальне полежу. — С трудом поднимаясь на ноги, пролепетала Аякчан.

— Полежи, полежи — бока не отлежи! — рявкнула безжалостная богатырка. — Чтоб на следующем занятии была готова, как охотничье копье! А вы что вылупились? — заорала она на девчонок. — Продолжаем! Еще кто бросок пропустит — сама тому голову оторву и вместо мяча кидать заставлю!

Прижимая к лицу ком снега, Аякчан, пошатываясь, побрела к сверкающей бело-голубой громаде школы, будто короной увенчанной четырьмя башнями с пылающим на вершинах Голубым огнем. Сине-золотые сполохи Пламени плясали на фоне угольно-черного Ночного неба.

Следом за девочкой по белому снегу тянулась редкая цепочка кровавых капель. Спиной она чувствовала устремленный ей в спину жалостливый и виноватый взгляд Юлтэк. Аякчан остановилась, словно переводя дух, обернулась и — так уж и быть! — ободряюще махнула подружке рукой. Держась за ледяную стену, скрылась за углом здания.

Убедившись, что с площадки ее не разглядеть, Аякчан резко выпрямилась и двумя пальцами прижала переносицу. Язычок Голубого пламени лизнул лицо, и кровь из носа перестала капать. Она наскоро умылась снегом и, как было сказано в древних свитках, пристально, не моргая, уставилась в Огонь закрепленного на молочно-белой стене светильника. Как всегда, когда она смотрела сквозь Пламя, ей казалось, что ее становится много, целая вереница Аякчан, и каждая выглядывает из пылающего, но не обжигающего Огня разбросанных по всей

школе светильников, осматривая пустые коридоры и переходы. Все на занятиях, школа будто вымерла! Она оторвалась от Пламени, закрыла глаза и расслабилась. Что-то мягкое и ласковое, как пушистый зверек, толкнулось изнутри в голову и плечи, и девочка медленно воспарила вдоль стены учительской башни.

Вот сейчас кто-нибудь увидит, как ученица Аякчан летает, будто жрица с двадцатидневным стажем, — и ей конец! Она плотно вжалась в стену и заскользила по поверхности. Ей нужно было на самый верх, где прямо под чашей с Огнем прятался кабинет старшей наставницы. Если уж устраивать в школе секретные встречи — то только там, куда ни один соглядатай не проберется. Разве что прилетит… Аякчан нервно хихикнула и остановилась, едва не врезавшись в козырек венчающей башню Огневой площадки. Край ее нависал над узким окошком из тонкого прозрачного льда. Гибким, как у змеи, движением девочка скользнула под широкий выступ, вжалась в него спиной и затаилась.

Тут же сквозь тонкий лед окошка послышался стук открывающейся двери и потрясенный возглас Солкокчон:

— Мои прекрасные госпожи! Вы уже здесь! Не выдержав, Аякчан свесила голову и заглянула внутрь. «Трижды шелковая»

стояла, напряженно уставившись на дверь кабинета. А в дверь входили они. Верховная жрица Храма Айгыр — такая же, какой она запомнилась Аякчан, когда прилетела за ней верхом на дождевой туче: с лицом не старым и не молодым, будто для него не существует неумолимого бега времени, и холодно-прекрасным, словно вырезанным изо льда. Верховная жрица Айбанса — хрупкая, как обледенелая веточка, с тонкой до прозрачности кожей и нежно-голубым, как туман над водой, облачком кудрявых волос. Между красавицами, переваливаясь беременными утками, ковыляли две приземистые, будто пеньки, фигуры, от макушек до пят закутанные в белые одеяния. Дьябылла и Демаан!

— Я… Я даже не заметила, как вы появились! — в растерянности пробормотала старшая наставница.

Одна из приземистых фигур шевельнулась, и сквозь намотанные на нее тряпки выглянул круглый, как блюдо, глаз — кроваво-алый, весь в извилистых желтых прожилках.

— Когда б замечала, тогда можно было б и тебя на наше место, — послышался густой и низкий, словно рев быка, голос.

Подслушивающая Аякчан почувствовала, как от звука этого голоса у нее внутри все скукоживается. По напряженной спине Солкокчон она видела, что старшая наставница боится не меньше ее. Но голос «Трижды шелковой» был спокоен и так шелковист, что полностью оправдывал ее прозвище:

— Мне даже думать о подобном не следует! Приветствую вас, повелительница Демаан!

Если это — Демаан, то вторая, выходит, Дьябылла. Вторая из верховных впрыгнула в комнату, как ребенок, скачущий на одной ножке. Еще один такой же неуклюжий прыжок — сложившись пополам, будто ее с размаху перерубили мечом, Дьябылла плюхнулась на подушки рядом с Демаан и неподвижно застыла грудой грязного тряпья. Идущая последней Айгыр захлопнула дверь.

— Ну — где эта девчонка? — усаживаясь, осведомилась хрупкая Айбанса, и ее почти детский облик странно не сочетался с брюзгливым старушечьим голосом. — Или она думает, мы будем ее дожидаться?

— Я уверена, Ее Снежность сейчас появится, правительница Айбанса! — раздался тихий примиряющий голос.

Свесившись ниже, Аякчан разглядела сквозь окошко скромно приткнувшуюся в уголке наставницу Кэтэри.

— Быть может, великие жрицы желают узнать об успехах рекомендованных ими учениц?

— Ну и как моя… как там ее… — прикрывая узкой изящной ладонью скучающий зевок, пробормотала Айгыр.

— Аякчан, третий День обучения, — подсказала «Трижды шелковая». — Старательная девочка и даже не без способностей. Хотя если дозволено мне будет говорить откровенно, особых талантов за ней не замечено.

— Ну и Эрлик с ней, — небрежно обронила Айгыр. — На окраинах Средней земли хорошо обученные жрицы тоже нужны. А ваши платные ученицы отбиваются от подобных назначений, как кули от шамана!

Подслушивающая над окном Аякчан почувствовала, как наливается жаром от ярости. А она-то считала Айгыр своей покровительницей! Своим шансом! Дать бы ей сейчас Огненным шаром промеж ушей!

Айгыр вдруг дернулась — будто от удара по голове. Стремительно повернулась — и уставилась прямо в окно. Едва не завопив от ужаса, Аякчан отпрянула от прозрачного льда.

В кабинете повисла недолгая пауза. — А может, она себя еще проявит? — очень странным тоном сказала Айгыр и

вдруг хихикнула. — Раньше в бесплатные ученицы мы брали только девочек с выдающимися

способностями, — все тем же брюзгливым тоном пробурчала Айбанса, по-старушечьи поджимая нежные девичьи губки. — А теперь и средненьким рады! Потому что вы — и эта ваша девчонка, которая возомнила себя тут главной! — вместо того чтоб поддерживать Огонь, заигрываете с богатыми родами!

Набираете в школу Эрлик знает кого! — При упоминании владыки Нижнего мира Дьябылла и Демаан дружно дернулись и повернули головы, зло глядя на Айбансу сквозь завесу своих тряпок. Но ту это не смутило. — А учите еще хуже! — продолжала цедить она. — Сперва от практических занятий их прячете — конечно, если девчонку разнесет по окрестностям, с папаш больше ничего не выдоишь! А потом эти ваши богатенькие недоучки на первой же самостоятельной работе горят Синим пламенем!

— Большие роды набирают силу, — странно было слышать из уст старшей наставницы этот смиренный голос. — И все чаще говорят о непомерно высокой цене на Огонь…

— А тому, кто это говорит, надо выдавать порцию Огня бесплатно лично в руки, — со зловещей ласковостью протянула Айбанса. — Тогда остальные живо заткнутся! А вашей школьной подружке, похоже, королевский венец голову сдавил так, что все мозги вылезли!

Это они — о Снежной Королеве? Трясясь от страха и одновременно обмирая от любопытства, Аякчан снова осторожно заглянула в окно.

— Это надо же! Против нее мятеж поднимают, а она нет бы пустить в главного мятежника Синим пламенем, а его горелый скелет провезти по всему Сивиру, чтоб другим неповадно было, — берет его себе в Советники! И теперь он мутит воду прямо у нас под носом — законы принимает! Богатые роды наглеть начали, южане вообще страх потеряли — позволяют себе грозить жрицам! — взвизгнула Айбанса. — Они, видите ли, пожалуются Советнику! — явно передразнила она кого-то.

— Времена изменились, правительница Айбанса, — осторожно начала Солкокчон. — Храм не может позволить себе вражду с могучими родами…

— Я видела больше всяких времен, чем ты, малодневка! — оборвала ее Айбанса. — Но во все времена верным способом избежать вражды был ха-ароший клубок Огня врагу на голову! Горелый пепел — он ни с кем враждовать не может! Неплохо бы и королевочке вашей… — она скривила губы… — это усвоить!

— Не нравится — давайте ее прибьем! — хрипло прорычала Демаан. — А Королевой поставим… все равно кого, хотя бы вот эту, — красный в прожилках глаз крутанулся в глазнице и вперился в Кэтэри.

— Думаешь, станет лучше? — насмешливо поинтересовалась Айгыр. — Не станет — и эту тоже прибьем! Прямо над головой у подслушивающей Аякчан, на вершине башни,

затопотало множество ног. — А вот и она! — срывающимся от облегчения голосом вскричала Кэтэри.

Из-под потолка кабинета рухнул поток лунного света, и звучный голос провозгласил:

— Повелительница всей Средней Сивир-земли! Гор Сумэру! Великого Океана! Ее Снежность…

Кэтэри и Солкокчон вскочили и согнулись в поклоне. Верховная Айгыр приподнялась… — Можешь так не надуваться, девочка, тут все свои, — приветливо сказала

она, поудобнее умащивая под собой подушки. — Явилась! — от рыка Демаан звякнули чаши на низеньком столике. —

Спускайся и закрой за собой дверь! Торжественное провозглашение оборвалось, раздалось смущенное

перешептывание, потом дверь наверху резко захлопнулась. Из-под потолка кабинета медленно спланировала голубоволосая женщина в обычной для жрицы белой рубахе и шитом золотом синем плаще.

Позабыв об опасности, Аякчан высунулась из-под козырька и снова свесилась над окном, во все глаза уставившись на Снежную Королеву.

Свиток 4 Знакомящий с разными бедами земли Югрской Женщина в плаще казалась старше лишенной возраста Айгыр и уж тем более

старше, чем похожая на девочку Айбанса. Она нервно поправила золотой с сапфирами обруч в ярко-голубых волосах и, сцепив руки за спиной, замерла посреди кабинета, неуверенно косясь на мрачных верховных жриц.

Солкокчон громко откашлялась: — Окажите нашей школе честь — присядьте, Ваша Снежность, — с нажимом

сказала она. Королева словно очнулась, заморгала и, вдруг смутившись чуть не до слез,

торопливо уселась. Старательно делая вид, что вовсе не собиралась торчать посреди кабинета, как вызванная для наставления девочка-ученица.

— Легким ли был путь, попутным ли ветер? — немедленно подхватила Кэтэри, протягивая Королеве чашу с кумысом.

— Ну хватит! У вас, девчонок, Дни и Ночи немереные, а мы, старухи, времени на пустяки терять не можем, — раздраженно кривя полудетское личико, проворчала Айбанса. — Ты имеешь хоть какое-то представление о надвигающейся катастрофе? — Айбанса уставилась на сидящую перед ней средних лет женщину, как престарелая тетушка на придурковатую племянницу, взятую в дом из милости.

— Конечно! — Королева мгновенно приободрилась. — Положение действительно не из лучших, но мы принимаем меры! — Она стала деловито

загибать пальцы. — Во-первых, вся Югрская земля объявлена зоной бедствия. На границах ее выставлены блок-посты. Это не позволит потоку беженцев хлынуть на другие территории. Не нужна нам всесивирская паника и опасные для Храма слухи — что мы, дескать, не можем справиться…

— Очень мило! — вдруг потеряв всякую почтительность, протянула Солкокчон. — А если эти отмороженные чудища двинутся на города? Мы здесь, между прочим, совсем близко от вашей зоны бедствия! Что я буду делать, если какой-нибудь мерзлый мамонт повадится гулять у стен моей школы?

— Вспомнишь, что ты не только мальвина, но и жрица, и затолкаешь ему в хобот хорошую порцию Огня! — с неожиданной жесткостью рявкнула на нее Королева. — Мамонты — местные называют их «Вэс» — и древние великаны эрыг отыры отмораживаются только в тундровой зоне. Тамошние жрицы вполне справляются с ними! Не все же им тюленей пинать да подношения Храму присваивать, иногда и работать надо! — зло процедила она. — Реальную опасность представляют только поналезшие невесть откуда мэнквы-людоеды. Эта проблема ранее представлялась практически неразрешимой. У великанов толстая шкура и вечно мокрая от снега шерсть — обычный Огненный шар их почти не берет, а жрицу, вышедшую на мэнква со слишком большим зарядом Огня в теле, просто разнесет в клочья излишками Огнезапаса! Храмы Югрской земли категорически не справлялись, а отправлять туда жриц из других мест значило бы оставить без Огневой поддержки половину Сивира. Но… — она сделала эффектную паузу. — Я получила сообщение от жрицы Магнитной горы — южные умники все-таки соизволили поработать головами! Скоро — совсем скоро! — новое оружие против мэнквов-людоедов будет здесь! — И она гордо откинула увенчанную золотым обручем голову, торжествующе глядя на четверку верховных жриц.

Некоторое время верховные, не моргая, смотрели на Королеву. Потом Демаан скосила кровавый глаз на Айгыр:

— Ты, случаем, не знаешь, это она о чем? — Она о массовом нашествии мэнквов-людоедов на Югрскую землю, —

сосредоточенно изучая инкрустированные мелкими сапфирами ногти, пробормотала Айгыр.

— А кому мешают мэнквы? — удивленно проскрежетала Демаан. — Да людишек они жрать повадились, — неохотно протянула Айгыр. Из-под тряпок Демаан послышалось раздраженное фырканье. — Вот уж беда так беда! Людишки, они вечно снуют туда-сюда: старых пожрут

— новые народятся! Мы говорим сейчас о действительно опасных вещах! — вскричала она. — Или вы до сих пор не слышали, что в этих самых ваших южных

горах… — Она сделала длинную паузу и полным злобы и одновременно откровенного страха шепотом закончила: — Объявился черный кузнец.

— Э-э… М-м-м… А-а… — теперь Королева смотрела на Демаан, как та самая племянница, твердо знающая, что тетушка да-авно в глубоком маразме, но сказать о том не решающаяся из страха потерять богатое наследство. Наконец она пробормотала: — В сообщении жрицы Магнитной горы упоминалось что-то такое… Но я решила, что она не иначе как тамошнего рудничного газа наглоталась.

— Ты — безголовая! Чуда тупая! — яростно выплевывая ругательства, Айбанса подалась вперед. — Мэнквы ее волнуют! Черные — вот настоящая опасность!

— Но Черные — это всего лишь предания тысячедневной давности! Шаманские сказки! — Кэтэри кинулась на помощь Королеве. — Их давно никто даже не помнит!

— Никто — это кто? — все так же не отрываясь от изучения своих ногтей, тихо спросила Айгыр. — Некоторые очень даже помнят.

— И в отличие от вас, молодых да безмозглых, понимают, чем возвращение Черных может обернуться! Поэтому бросайте все свои глупости… — Айбанса обвела взглядом Королеву и застывших у нее по бокам обеих жриц. — И занимайтесь Черными! Только Черными!

— Погибель Югрской земли вы называете глупостями? — строптиво пробормотала Королева.

— Да плевать мне с девятого неба на Югрскую землю! — взорвалась Айбанса. — Речь идет о погибели Храма — вот что такое Черные!

— Или тебе твое тронное место разонравилось, девочка? — угрожающе прорычала Демаан.

— Немедленно, слышишь, немедленно отправь сообщение жрице из Магнитной! — сорвалась на визг Айбанса. — Пусть она схватит кузнеца…

— Ничего отправлять не надо! — быстро сказала Королева. — Столь беспокоящий вас кузнец — всего лишь тринадцатидневный мальчишка… — сквозь почтительность в тоне Королевы проскользнула насмешка, — погиб при попытке к бегству. Утонул.

Айгыр поморщилась: — Черные — это такое… такие… Ну в общем, просто так они не тонут. — Поздравляю всех, — тон Айбансы был убийственным, как входящий в

сердце нож южной стали. — Теперь черный кузнец может оказаться где угодно! В этот момент неподвижная и похожая на застывший посреди кабинета

грязный сугроб четвертая из верховных жриц, Дьябылла, вдруг шевельнулась.

Из-под ее тряпок вырвался длинный вибрирующий вопль, от которого заломило зубы. Наставница Кэтэри с криком схватилась за голову — из ее уха потекла тоненькая струйка крови. Не поднимаясь на ноги, Дьябылла взмыла в воздух. В вихре развевающихся одежд ринулась прямо на прозрачный лед окна.

Едва успевшей отпрянуть Аякчан показалось, что лед под ней взорвался от удара Огненным шаром, разлетаясь брызгами секущих осколков. Из возникшего пролома вырвалась завывающая Дьябылла. Полоща тряпками на фоне луны, четвертая верховная жрица устремилась к черному Ночному горизонту.

Судорожно вжавшаяся в карниз Огневой башни Аякчан потрясенно уставилась вслед Дьябылле — летящая сквозь мрак жрица походила на брошенный сильной рукой ворох тряпья. Пара ударов сердца потребовалась Аякчан, чтобы понять, куда та мчится — Дьябылла летела прямо к ледяному городу, чье далекое нежно-голубое мерцание порой заставляло учениц школы надолго застывать у прозрачных ледяных окон, мечтая… кто о чем! Кто о почестях и славе, о богатых приношениях для Храма, из которых разумной жрице всегда достается немалая толика. Другие о песнях олонхо, шумных празднествах, богатых и славных родах, с почтительностью и страхом добивающихся внимания жриц. И почти все о завистливых взглядах девушек и испуганно-восторженных — парней, устремленных вслед гордой храмовнице!

Словно громадный сапфир, город мерцал на горизонте, испуская в темные Ночные небеса трепещущее голубое сияние. Перед мысленным взором Аякчан предстали устремленные вверх громадные ледяные башни — намного выше и внушительнее школьных, — в гигантских чашах которых бушевало Голубое пламя, озаряя кипящую внизу бурную, опасную, манящую и такую загадочную и желанную городскую жизнь!

Голубое сияние города на горизонте вдруг мигнуло, пропав на мгновение, снова вспыхнуло — отчаянно и страшно, будто зовя на помощь, и… погасло! Горизонт поглотила тьма. Словно там, вдалеке, живой и дышащий город вдруг умер, весь, разом — погасли Огни на башнях, затихли звуки, и, не успев даже испугаться, люди медленно опускались на ледяные тротуары, погружая только что шумные улицы в жуткое безмолвие смерти.

Сквозь воцарившийся вокруг мрак донесся длинный горестный вопль летящей Дьябыллы. Будто откликнувшись на него, горизонт вновь вспыхнул. Сперва в темном небе зародилась одинокая сверкающая точка, пылающая алым, как глаз Демаан. А потом небо озарилось багрово-рыжим Огнем! С жутким завыванием поток нереального, только в древних легендах помянутого Рыжего пламени расчертил Ночной горизонт над далеким городом!

Свиток 5

В котором Аякчан ввязывается в настоящий воздушный бой — Видели? Все видели? — из разбитого окна послышался страшный крик

Айбансы. — Это он! Он! Черный! Прямо под прячущейся Аякчан послышались треск и грохот — и в разбитое

окно вынеслась яростная Айбанса. За ней, не отставая, мчались Айгыр и Демаан. Красный глаз Демаан вертелся в глазнице, прорезая окрестную темноту длинным лучом света. Луч заметался, и вытянутое световое пятно выхватило из мрака похожую на белый кокон фигуру Дьябыллы. Троица верховных дружно издала торжествующий крик и ринулась вдогонку сестре.

— За нами! Скорее! — казалось, на весь Сивир прокричала мчащаяся сквозь небо Айбанса, и был в ее крике приказ такой страшной силы, что затаившейся под козырьком Огневой башни Аякчан пришлось ногтями вцепиться в лед, чтоб не полететь следом и не выдать себя.

Из разбитого окна вылетела Кэтэри… И зависла в воздухе, болтаясь, как тряпочка, — протянутая из окна рука поймала ее за щиколотку.

— Спокойно, спокойно… — раздался действительно спокойный голос Солкокчон. — Сперва решим, действительно ли нам нужно туда лететь — учитывая наши планы на будущее…

— Нужно! — отчеканил уже знакомый голос Королевы. — Особенно учитывая наши планы! Я, конечно, не верю ни в каких Черных, но… следует знать, что на Сивире делается. Так что не за ними — а за мной! — И тонкая женская фигура пронзила озаренное жуткими багровыми сполохами небо. Длинные голубые волосы и шитый золотом плащ развевались за ее плечами. Следом за Королевой устремилась Кэтэри…

— Ну за тобой так за тобой, — последней из окна выскользнула Солкокчон. Совсем не торопясь, полетела сквозь сверкающее вспышками небо.

«А ведь мне тоже неплохо бы знать — что на Сивире делается! — подумала Аякчан. — Особенно учитывая мои планы на будущее!»

Внизу, во дворе школы, суетились. Слышались испуганные крики, но никто не рискнул последовать за улетевшими жрицами. Тем лучше. Уже выныривая из-под карниза и устремляясь сквозь тьму, Аякчан на мгновение сосредоточилась. Внутри тела поднялась ласковая волна, жар прихлынул ко лбу и вискам, очищая сознание и сообщая мыслям кристальную ясность. Воздух вокруг головы раскалился, выжигая маскировочную черную краску и возвращая волосам голубизну. Теперь если одна из летящих впереди наставниц оглянется, издалека примет ее за сестру-жрицу, спешащую на подмогу.

Но они не оглядывались. На горизонте творилось невообразимое. Узкая хищная рыже-огненная полоса впилась в землю, как всаженный в грудь клинок.

Башни погасшего ледяного города на мгновение блеснули, насквозь просвеченные грозным багрово-алым сиянием. И тут же опять погасли. Звезды качнулись, словно каменные гирьки на весах у городского лавочника. Навстречу жрицам ударил порыв трескуче-горячего ветра. Лохмотья летящей впереди Дьябыллы мгновенно вспыхнули желтыми язычками пламени. Жрица закувыркалась в воздухе, как горящий мешок. Пышущий жаром ветер швырнул ее прямо в нагоняющую Айбансу. Сцепившись, обе полетели вниз сгустком завывающего Рыжего пламени. Демаан и Айгыр лихо нырнули, и промчавшийся над ними поток горячего ветра ударил прямо в Снежную Королеву и школьных наставниц, разметав их по темному небу.

На полной скорости Аякчан резко вильнула в сторону, в надежде увернуться от горячего вихря. Бок и ноги будто щеткой из моржового уса ободрало, волосы на голове затрещали, к лицу словно вымоченную в кипятке подушку прижали. Аякчан почувствовала, что задыхается. Горячий поток просвистел мимо, в легкие хлынул прохладный ночной воздух. Зато сзади загрохотало. Девочка кувыркнулась в воздухе…

Учительская башня школы, под карнизом которой она только что пряталась, шаталась. А на площадке, где недавно безраздельно царил Голубой огонь, полыхал гигантский, яростный костер — двухцветный. Языки Голубого и Рыжего пламени сцепились между собой, будто стараясь задавить, задушить друг друга. От вздымающегося чуть не до самых нижних небес Огня исходили вой и рычание, как от сражающихся воинов. Синие, желтые, алые искры сыпались на двор школы — Аякчан казалось, что она слышит доносящиеся оттуда испуганные вопли. Треск полыхающих на башне Огней слился в низкий угрожающий гул — на Огневой площадке вздулся гигантский пламенный шар, сверкающий синевой и рдеющий разводами багрянца. Шар с грохотом лопнул, разлетаясь во все стороны брызгами многоцветного Пламени. Ледяная башня поплыла, как выгоревшая до фитиля свеча, и медленно осела. Кабинет старшей наставницы хлынул вниз кипящим водопадом. Крыша взвилась белым столбом горячего пара.

Аякчан передернуло — останься она на месте… Опять загрохотало — на сей раз впереди. На горизонте над погасшим городом

снова засверкали вспышки — десятки шаров Голубого огня взмывали от земли к небу. Причем явно метя в одну точку!

Несколько мгновений понадобилось Аякчан, чтобы сообразить — это вступили в бой жрицы погасшего города, атакуя невидимого отсюда врага. Но кого? Ярко-голубые Огненные трассы полосовали Ночь, шары Пламени

лопались, врезаясь один в другой… только что темное небо, все, от края до края, засверкало ослепительной голубизной, будто вернулся День.

— Он разнес мою школу! Я убью его! — раздался истошный визг, и растерянная девочка увидала, как откуда-то снизу взмывает встрепанная, в прожженной и изодранной рубахе Солкокчон. Рыча, как лишившаяся берлоги медведица, старшая наставница вскинула руку с пляшущим на скрюченных пальцах Огнем и понеслась навстречу охватившей горизонт пылающей завесе.

В этот момент Пламя распалось надвое, будто располосованное изнутри ножом. В сплошной сияющей голубизне мелькнул провал темного неба, и оттуда вылетело что-то… что-то… Болтающаяся в воздухе Аякчан не могла даже сообразить, что это такое — но оно было большое и яростное! Оно махало крыльями! Оно неслось через все небо — с топотом! Оно ржало! И орало звонким мальчишеским голосом:

— Вот так вас, ведьмы, вот так! Вопящая Солкокчон ринулась наперерез… Навстречу ей блеснула сталь!

Потрясенная Аякчан увидела, как прямо в лицо старшей наставнице устремился меч! И с этого меча сорвалась… встречная волна Голубого пламени! Солкокчон ударило в грудь. Охваченная собственным Пламенем, она со страшным воплем врезалась… в школьную площадку для игры в мяч! Пласты вывороченного взрывом утоптанного снежного наста взлетели в воздух. Громадные крылья заслонили небо прямо перед Аякчан. Страх заставил ее вильнуть в воздухе, отлетая в сторону…

Они пронеслись мимо. Сперва девочка увидела коня — он был огромен, намного больше любого из виденных ею ранее. Под серой шкурой, гладкой и блестящей, как шелк из Голубого огня, переливались могучие мышцы, развевалась в галопе роскошная черная грива, и мерно работали могучие крылья с широкими и тоже черными маховыми перьями. От красоты несущегося сквозь мрак и Огонь коня у девочки перехватило дыхание. Серый жеребец казался нереальным, как оживший сон. Мысль, насколько реальным вообще может быть конь, который скачет по небу и машет крыльями, даже не пришла Аякчан в голову — она увидела всадника!

К луке истертого дальними странствиями седла хищно припал мальчишка не старше самой Аякчан. Глаза его были прицельно сужены, худое скуластое лицо напряжено, на губах играла торжествующая злая усмешка. Встречный ветер трепетал распахнутую куртку в металлических заклепках. В руке парень умело сжимал длинный и наверняка тяжелый меч — вдоль клинка посверкивали голубые сполохи.

Аякчан заметалась в воздухе. Она мечтала, чтоб ее не заметили — если этот парень саму Солкокчон в воздухе подбил, ей тоже не поздоровится… Но еще больше ей почему-то хотелось, чтоб мальчишка оглянулся и увидел ее такой — на фоне темного неба, в вихре разметавшихся по ветру голубых волос…

Мальчишка не оглянулся. Все наращивая и наращивая скорость, конь и всадник уносились прочь. Аякчан вдруг почувствовала настоящую ярость. Пролетели мимо, как… как мимо табуретки какой! Можно подумать, им на каждом взмахе крыльев в воздухе красивые девчонки попадаются! И не слишком задумываясь, часто ли мальчишкам на крылатых конях в воздухе попадаются табуретки, Аякчан вытянулась стрелой и ринулась следом. Мир стремительно рванул навстречу, и летящий впереди серый жеребец стал приближаться. Она уже видела обтянутую черной кожей куртки спину мальчишки. Ну она ему… им сейчас покажет! Она ему… им устроит! В руке Аякчан ощутила знакомое покалывание — на скрюченных пальцах начал закручиваться Голубой огонь.

Огненный шар просвистел у нее над головой и лопнул, не дотянув до скачущего по воздуху коня. На лету Аякчан перевернулась в воздухе. С пронзительным свистом рассекая воздух, позади неслись две тонущие в огненно-сапфировом мареве женские фигуры — не иначе как уцелевшие Кэтэри и сама Королева. Далеко за ними, но с каждым ударом сердца неумолимо приближаясь, мчались сверкающие голубые точки — от города подтягивались тамошние жрицы.

— Когти Огненноглазой! — ругнулась Аякчан, стремительно ныряя вниз, прямо в густые верхушки таежных деревьев. Что на нее нашло? Еще немного — и наставница Кэтэри увидит ее и, несомненно, узнает. Аякчан напролом полетела сквозь сплетение ветвей… Над головой забили громадные крылья. Аякчан запрокинула голову — и поспешила забиться поглубже в тень. Прямо над ней в воздухе парил крылатый конь. Его всадник лихо выпрыгнул из седла, слетел в ветви елей, скользнул по стволу вниз и окончательно скрылся из виду.

Воздух вокруг загрохотал, и сразу два Огненных шара ударили в парящего над тайгой коня. Серый жеребец нырнул, пропуская один сгусток Пламени под собой, взмахом крыла сбил второй, заржал и поскакал по Ночному небу, издевательски задрав густой черный хвост.

Два длинных пылающих росчерка располосовали темноту — Кэтэри и Королева на полной скорости унеслись следом. Грохот и треск раскаленного воздуха постепенно затихли вдали. Аякчан перевела дух, вслушиваясь в наступившую тишину. Не верила она, что погоня догонит крылатого жеребца. А если даже и догонит… Девочка пожала плечами. Нынче только она знает, куда скрылся черный кузнец. В том, что мальчишка с мечом и был тем самым Черным,

она не сомневалась. Девочка поглядела на небо, запоминая расположение созвездий — место исчезновения парня оказалось точно под Семью черными кузнецами. Как сказала бы наставница Кэтэри — весьма символично. Сказала бы, если бы не гонялась по небу за лошадками. П-пастушка!

Свиток 6 Где от интриг хоть под землю провались Стараясь никому не попасться на глаза, Аякчан летела между верхушками

таежных елей — как пчела в скудной траве короткого лета. Теперь бы как-то незаметно проскользнуть в школу… И добраться до своей секретной комнатки, где остался пузырек с черной краской: ультрамариновая грива неизбежно выдаст ее в ледяных школьных стенах. Тайга под ней начала редеть, сменилась низким молодым подлеском, запорошенным снегом. Дальше тянулась опоясывающая школу обширная вырубка. За ней начинались владения школьной богатырки — дорожка для бега на лыжах и игровая площадка, в центре которой сейчас красовалась внушительная оплавленная воронка. Тела Солкокчон на дне ее не было. «Трижды шелковая» могла и уцелеть — окутавшее жрицу собственное Пламя должно было смягчить удар. Тогда старшая наставница наверняка в школе. Не иначе как руины тряпкой подтирает. Аякчан ухмыльнулась.

Еще недавно величественный куб школы сейчас представлял собой печальное зрелище. Три уцелевшие башни от подножия до вершины покрывал внушительный слой липкой черной сажи. Огонь на башнях погас — Ночную тьму рассеивали лишь светильники на стенах, да и тех уцелела едва ли половина. Сами стены, обычно гладкие и сверкающие, подтаяли в бушевавшем вокруг двухцветном Пламени, пошли «слезой» от жара, а потом так и схватились на морозе — все в рытвинах и наростах застывшего льда. Аякчан сморщилась, будто от горсти черемши, — она уже догадывалась, кому придется вновь зачищать школьные стены до первозданной гладкости. Стоящие у центрального входа ледяные фигуры создательницы Голубого огня в ее северном воплощении Най и в ее южном воплощении Ут оплыли, как сгоревшие временные свечи. У высеченной над притолокой ледяной драконицы о трех головах и шести когтистых лапах (на самом деле любимый облик Уот Огненноглазой, но это тсс, только для жриц!) истаяли две головы и изрядный кусок чешуйчатого хвоста.

Но настоящие хлопоты предстояли с четвертой башней — та растаяла вся, целиком. Лишь поддерживающий ледяные стены металлический каркас тускло поблескивал под луной, да у самого подножия, как редкие старушечьи зубы, торчали обломки уцелевших стен. Все остальное растеклось озером. Похоже, вода еще оставалась горячей — шлепающие по ней ученицы с ведрами порой

застывали на одной ноге, судорожно тряся другой. Среди них суетилась покрикивающая Синяптук.

Аякчан внимательно присмотрелась — похоже, там толклись все обитатели школы. Самое время и ей присоединиться, пока не приметили, что среди этих цапель с ведрами не хватает одной ученицы третьего Дня. Она еще раз настороженно оглядела пустое пространство перед школой и, вытянувшись, легла на воздух, как пловец на воду. Ну-ка, быстренько! Наращивая скорость, Аякчан полетела у самой земли. Ей надо только преодолеть открытое пространство: а там — секретный лаз в школьную купальню! Аякчан обнаружила его, подглядывая за старшими ученицами. Старшедневки отправлялись вроде бы помыться перед отбоем, в прохладной воде понежиться… а на самом деле шасть в дырку под полом! За стеной их уже поджидали городские парни с оленями в поводу. Потом так же обратно — пригоршню ледяной воды в лицо и бегом на занятия. А кто-нибудь из наставниц качает головой: «Учиться надо в классе, девочки, а не после отбоя наверстывать! Теперь вот зеваете и глазищи от недосыпа красные!»

Осталось только площадку пролететь — и она на месте! Прямо у нее под животом мелькнул обугленный край воронки…

— Эй, ты! Ты, ты, над площадкой! Кто такая? Из города прилетела? — послышался откуда-то сбоку властный голос старшей наставницы Солкокчон.

Проклятье! Откуда «Трижды шелковая» здесь взялась — разве она не должна быть в башне? Дикая, туманящая мысли паника ударила Аякчан в голову. Пока что старшая наставница принимает ее за жрицу, но стоит ей увидеть лицо девочки… Аякчан стремительно нырнула в выбитую посреди площадки воронку.

— Эй, ты куда? — завопила ей вслед «Трижды шелковая». Но Аякчан уже сама понимала, что с перепугу сделала глупость — не вниз

надо было уходить, а вверх. И улетать! Сматываться! Покрытое коркой из спекшейся земли дно воронки неслось ей навстречу. Аякчан попыталась погасить скорость… Поздно! С разгону она врезалась в оплавленную землю… дно воронки под ней распахнулось, будто принимая ее в свои объятия… и девочка рухнула на плотно утрамбованный пол!

— Уй-ей! — Аякчан отчаянно взвыла от боли, в глазах у нее потемнело. — Эй, ты! Немедленно вернись и доложись! — донесся сверху разъяренный

вопль Солкокчон. Напуганная девочка вскочила, запрокинула голову — над ней красовалось

пробитое в земле отверстие, сквозь которое видны были уходящие вверх края воронки. Сейчас «Трижды шелковая» спустится — и увидит попавшую в ловушку Аякчан!

Девочка услышала странный, какой-то деревянный скрип. Мелкие комья земли сыпанули частым потоком — Аякчан отпрыгнула, судорожно отплевываясь… и замерла. На краях воронки извивалось нечто. Будто сухие скрюченные лапки тянулись навстречу друг другу, крепко переплетаясь узловатыми пальцами. Да это же корни! Застывшие в мерзлой земле корни давно вырубленных деревьев! Мгновение — и пробитая ею дыра затянулась сеткой сцепившихся корней.

Сквозь щели этой сетки Аякчан увидела, как на краю воронки возникла фигура Солкокчон. Старшая наставница недоуменно озиралась, пристально вглядываясь в глубь воронки. Аякчан точно знала, что та видит: яму, пустую до самого дна, и обнажившееся при взрыве Голубого огня переплетение давным-давно мертвых корней.

— Куда она делась? — потерянно пробормотала Солкокчон — для прячущейся на дне воронки девочки ее слова звучали гулко, как в бочке. — О-ох, бедная моя голова! — Солкокчон вдруг взялась ладонями за виски. — Ничего себе я стукнулась, если мне теперь посторонние жрицы мерещатся!

— Ничего с твоей головой не сделалось! Это ж на самом деле какую башку надо иметь, чтоб такую дырку в земле проделать! — сказал из поднебесья насмешливый голос Айбансы.

— Всегда была меднолобой, — издевательски прохрипела Демаан. Отлично видная в просветах между корнями, в небе над воронкой парила

троица верховных жриц — на руках у Айбансы и Демаан почерневшей грудой обвисла Дьябылла. Аякчан даже казалось, что она чувствует исходящую от той вонь паленого грязного тряпья.

— Но даже сквозь такой твердый лоб, как твой, должна, наконец, пробиться мысль, что Черные — существуют! — свободной рукой Айбанса очертила широкий круг, включивший в себя и город у горизонта, над которым робко начали загораться первые голубые огоньки, и подтаявшую школу. — Вы знаете, что делать! — отрывисто бросила она, глядя на Солкокчон сверху вниз. — Найдите и уничтожьте этого мальчишку! И любого, кто окажется вместе с ним, — тоже! — И, покрепче перехватив свою основательно подкопченную Рыжим огнем сестру, верховные жрицы полетели к горизонту.

По-прежнему держась за голову, Солкокчон недобро поглядела им вслед. — Вот интересно, как я это должна выполнить — в моем-то состоянии! —

злобно пробормотала она. — Можно подумать, ты в нормальном состоянии все приказы верховных до

единого выполняешь, — раздался новый голос.

Аякчан видно было, как «Трижды шелковая» круто обернулась, едва не свалившись на дно воронки, и уставилась на невесть откуда возникшую у нее за спиной Айгыр.

— Верховная Айгыр! — растерянно пробормотала старшая наставница. — А вы… вы не улетели с остальными?

— А ты разве видела, как я улетала? — передернула плечами Айгыр. — Впрочем, даже если б видела, все равно может оказаться, что я где-нибудь поблизости — и все слышу! — угрожающе добавила она.

Она вдруг мгновенным броском, как атакующая змея, метнулась к Солкокчон и… двумя пальцами ухватила старшую наставницу за ухо. Как нашкодившего щенка.

— Не вздумай этого делать! — придвигаясь совсем близко к лицу Солкокчон, прошипела верховная.

— Чего? — втягивая голову в плечи, ломким от боли голосом пробормотала «Трижды шелковая».

— Так много пакостей в голове, что не можешь догадаться, на какой тебя поймали? — Айгыр растянула губы в презрительной усмешке. — Не бойся — мне не нужны ваши маленькие детские заговоры. Я хочу от тебя только одного: черный кузнец и все, кто окажется рядом с ним, должны жить!

— Но… Приказ остальных верховных… — пританцовывая от боли в захваченном ухе, но не смея высвободиться, выдавила Солкокчон.

— Ты помнишь, кто сделал тебя старшей наставницей в школе, Солкокчон, — и тебе теперь не нужно Денно и Нощно работать с Огнем, ожидая, когда тебя разнесет в клочья?

— Вы, верховная Айгыр… — А кто посадил твою подружку на Ледяной трон? — Тоже вы… — Вот и держись меня, маленькая Солка, — отпуская ее ухо,

покровительственно сказала Айгыр. — Не прогадаешь. — Зачем он вам нужен, этот Черный? — как наказанная ученица-перводневка,

потирая красное ухо, обиженно пробубнила старшая наставница. — А вот это — не твоего ума дела, — со зловещей ласковостью, куда более

страшной, чем ласковость самой «Трижды шелковой», процедила Айгыр. — Тебе нужно помнить одно: кто приведет ко мне черного… черного кузнеца, — она на мгновение сбилась, будто сперва хотела сказать другое, — и его спутников… Получит все, что угодно! Любые сокровища. Любую защиту. Любую должность… — Айгыр склонила голову к плечу, будто проверяя действие своих слов на собеседницу. — Хоть твоей бывшей одноклассницы Метаткар… И даже

место самой… Ну, ты меня поняла! — многозначительно закончила верховная и вдруг, повернув голову, уставилась в глубь воронки — прямо в окошко между корнями, сквозь которое подглядывала Аякчан.

Девочка пискнула — у нее появилось четкое ощущение, что Айгыр ее распрекрасно видит! Некоторое время верховная жрица всматривалась в сплетение корней — казалось, прямо в глаза испуганно съежившейся девочки — и, не прибавив больше ни слова, взмыла с места и сверкающей голубой звездой скрылась за горизонтом.

Солкокчон на краю воронки судорожно перевела дух… — Это и есть твой секретный ход, Солка? — раздался над воронкой новый

голос. Аякчан в своем убежище нервно захихикала: ей бы еще с тетушкой Тайрымы

познакомиться, и она будет знать всех высших сановниц Храма в лицо и по голосам! Во всяком случае, сейчас она опознала голос Королевы раньше, чем две встрепанные голубоволосые женщины в прокопченных белых рубахах вынырнули из темноты.

— Надумала переметнуться к этой старой ведьме? Ты, значит, будешь как оленина в рыбьем жире кататься, пока остальных на Костер поволокут? — обдирая с плеч остатки горелого плаща, процедила Королева и грозно нависла над Солкокчон. — Не выйдет, подружка! Ты с нашим делом так плотно спаялась, что другого хода тебе нет — ни обратного, ни секретного! Или победишь с нами, или… погоришь тоже с нами, если наш план не выгорит!

— Да ни к кому я не переметнулась! — Солкокчон сердито покосилась на Кэтэри, догадываясь, откуда Королеве стали известны неосторожные слова про «секретный ход». Та ответила совершенно невинным взглядом. — Айгыр сама ко мне подошла! Похоже, между нашими старушками своя свара — вокруг Черных!

— Свара между старушками — это для нас хорошо, — задумчиво сказала Королева. — Хотя не очень-то я верю, что они на самом деле так дергаются из-за сказочного персонажа тысячедневной давности!

— За одним сказочным персонажем мы по всему небу гонялись — и он от нас удрал! — сухо сказала Кэтэри и в ответ на вопросительные взгляды остальных насмешливо фыркнула. — Литературу учить надо было! Серый конь с крыльями — это же Акбузат, конь великого Урал-батыра, что сложил окаймляющие наш мир горы Сумэру из тел великанов и змеев!

— Думаешь, это заговор южных горцев? — оживилась Королева. — Я думаю, что если существует конь Акбузат, то и черный кузнец тоже

вполне может оказаться реальностью, — отрезала Кэтэри, в отсутствие верховных растерявшая всю свою почтительность.

— А каких это спутников кузнеца наши верховные бабульки все время поминают? — поинтересовалась Солкокчон.

— Ты хоть что-то из школьного курса помнишь? — всплеснула руками Кэтэри. — Черный-то кузнец не один! С ним был еще — кто?

Солкокчон на мгновение призадумалась и выпалила: — Великий Черный Шаман, Хозяин духов Донгар Кайгал? — Вот молодец, старшая наставница! — издевательски похвалила Кэтэри. — А

еще вместе с ними в Средней земле появляется… — она вдруг испуганно осеклась. — Спаси Огненноглазая! Вы помните, кто еще является в Среднюю землю вместе с черным кузнецом и черным шаманом?

И наставница шаманской литературы что-то прошептала своим сблизившим головы сообщницам — но что именно, Аякчан не расслышала. Зато ответ Королевы слышен был, наверное, на весь Сивир!

— Как будто нам четырех древних бабок мало! — рявкнула Ее Снежность. — Правда это или нет, но сейчас же северным ветром… — нет, вихрем! Разослать по всему Сивиру описание южного мальчишки — с приказом немедленно его схватить! При сопротивлении — убить на месте! — Королева вдруг замолчала. Подумала. На губах ее заиграла злая усмешка. — Нет. Не убивать. Есть у меня одна мыслишка… Эти Черные нам еще как могут пригодиться! Я пришлю вам весточку. — Она коротко кивнула остальным двум жрицам и взвилась в воздух.

Солкокчон и Кэтэри некоторое время смотрели ей вслед, переглянулись — и исчезли с края воронки.

Враз обессилев, будто из-под нее выдернули подпорку, Аякчан опустилась на утрамбованный пол убежища. Ничего себе — похоже, ей удалось узнать больше, чем она собиралась! Намного больше!

Впервые Аякчан смогла толком оглядеться, куда же она провалилась, — и поняла, что первый взгляд ее не обманул! Это был не просто провал в земле — похоже, она не единственная в их школе, кто обзавелся тайной комнатой! В толще мерзлой земли была вырублена целая зала. Вдоль стен тянулись грубо вырезанные из дерева стойки, в которых красовалось самое разнообразное оружие — тяжелое охотничье, на медведя, копье, легкое копьецо храмового стражника, высокий и малый луки в промасленных чехлах из тюленьей кожи, несколько наборов метательных ножей и пара мечей. Аякчан когда-то видела похожие: торговцы говорили, что они настоящие южные, но те были наверняка фальшивыми, а эти — нет. Усеянный гранеными железными шипами и подвешенный на цепь, чтоб можно было подтянуть обратно после броска, каменный мяч тоже не походил на спортивный снаряд! От оружия исходила

неуловимая, не передаваемая словами общность, сразу говорящая, что весь арсенал принадлежит одному человеку.

Рядом с оружием стоял обычный берестяной сундук — открытый. Аякчан приподняла крышку — внутри лежали разные одежды: жреческая рубаха из белого Огненного шелка, потрепанная хант-манская малица, богато расшитая чукотская парка, платье родовитой сахи… Все женские. И все одного размера. Поверх валялась целая россыпь пузырьков с краской для волос: ультрамарин, черная, розовая…

Аякчан некоторое время тупо глазела на них — ей казалось, многоцветье флакончиков должно что-то подсказать… Может, волосы выкрасить прямо здесь, а не рисковать, пробираясь в свою секретную комнатку? Точно! Она схватила флакончик с черной краской и лежащую рядом кисточку.

Девочка вернула полупустой пузырек на место и потерла пальцами вновь почерневшие пряди — а эта краска явно получше, чем ее собственная, так быстро не сотрется! Аякчан потянула узкую дверцу в дальнем конце зала — за ней открылся низенький проход. Аякчан была уверена, что он ведет в школу — ну а куда ж еще? Пригибаясь, чтоб не стукнуться головой о нависающий потолок, она на полусогнутых двинулась по проходу. Впереди дохнуло паром, и послышалось журчание воды. Упираясь обеими руками, Аякчан подняла закрывающую выход плиту…

Сперва ей показалось, что она таки попала, куда собиралась — в школьную купальню! Но тут увидела выложенные южным гранитом бассейны, покрывала из тонкой шерсти… Она была в купальне, но только учительской!

Девочка торопливо выбралась и опустила за собой плиту. Ей этот лаз еще пригодится.

— Ты что здесь делаешь? Аякчан испуганно обернулась. В дверях купальни, уперев руки в бока, стояла злющая, как отморозившийся

мамонт-Вэс, Синяптук. — Так это… Ученическая купальня развалилась вся, — ляпнула Аякчан,

молясь, чтоб она не ошиблась и правильно оценила школьные разрушения. — Без тебя знаю! — завизжала Синяптук. — Что тебе вообще в купальне

понадобилось? — Да вот… Водички хотела набрать… — подхватывая заткнутое под

рукомойку кожаное ведро, пробормотала Аякчан. — Воды-ы? Ты думаешь, под растаявшей башней мало воды? А ну марш

отсюда! — во всю глотку заорала Синяптук. — Ишь, чего выдумала, тварь

ленивая! Пока остальные работают, она в учительской купальне прячется? Бе-егом вниз, пока я об тебя все школьные плетки не обломала!

— Слушаюсь, госпожа наставница! — вроде бы испуганно завопила Аякчан и, подхватив ведро, со всех ног ринулась через школу на двор.

Повезло, ох как ей повезло! Она узнала так много — и никто даже не догадался, что ее не было в школе! Теперь ей предстоит о многом подумать. Например, почему три верховные жрицы хотят убить Черного, а Айгыр его защищает, кто прячет целый арсенал под школьной игровой площадкой, какие такие собственные планы у Снежной Королевы и мальвин… Перед глазами Аякчан отчетливо предстал образ смуглого гибкого мальчишки верхом на крылатом коне. И конечно, она должна подумать о самом черном кузнеце! Интересно, какие девочки ему нравятся?

Свиток 7 Об истинных причинах Кайгаловых войн Она брела через лес, тяжело опираясь на скользкое от крови копье.

Располосованный бок уже даже не болел — онемел полностью, но срывающиеся капли черной крови шаг за шагом отмечали ее путь по снегу. Беспорядочные искры Голубого огня бегали по рукам, с сухим треском вспыхивали на ладонях, и она никак не могла ни остановить их, ни втянуть в себя… Колени подогнулись, и она рухнула в снег, понимая, что все, конец, дальше идти она не сможет. Бессильные злые слезы покатились по щекам, заставляя весь мир расплываться, мерцая нереальным голубым светом… Она моргнула, стряхивая слезинки с ресниц.

Сквозь сплетение ветвей ровно светился Голубой огонек. Она поползла, волоча копье за собой. Ветви поддались, и она вывалилась на

крохотную полянку, посреди которой горел Синий храмовый костерок и сидела женщина в короткой белой рубашке. Она узнала эту женщину и застонала снова — на этот раз от облегчения. Женщина обернулась…

— Ты? — неизменно прекрасное, словно вырезанное изо льда, лицо Айгыр выражало безмерное облегчение. — Где ты была? Куда он тебя уволок? — всхлипывая, Айгыр вытащила из ее сведенных судорогой пальцев копье. — Тебя все войско ищет, сестры с воздуха прочесывают… — подруга вдруг осеклась и уставилась на копье. — Это… его? Его кровь?

— Его… — прошептала она в ответ, почти не узнавая своего голоса, таким хриплым он стал, — Великого Черного Шамана Донгара Кайгала… моего мужа… больше нет в этом мире! Его нет! — запрокидывая голову к небесам, вдруг закричала она. — Никто больше не использует меня! Никто не принудит делать, чего не хочу! Никто не остановит меня!

— Не остановит… — глядя на нее восторженными и в то же время испуганными глазами, согласилась Айгыр. — С твоей-то силищей Голубого огня!

Подруга испытующе вглядывалась ей в лицо — будто рассчитывая увидеть там ответ на некий мучающий ее вопрос.

— Прошу простить меня, Мать-основательница Храма! — вдруг очень сухо и строго сказала Айгыр. — Я не могу поступить иначе!

Она удивленно вскинула на Айгыр глаза — и успела лишь увидеть, как та перекидывает копье в боевой хват… Тускло взблеснул покрытый запекшейся кровью наконечник… А потом в груди вспыхнул страшный мучительный холод, совсем не похожий на приятный холодок пушистого снега. И тут же по всему телу заструился убийственный, терзающий жар.

Ее тело выгнулось изломанной дугой… Последнее, что она увидела в этом мире, были слезы на глазах старой подруги Айгыр — и ее побелевшие пальцы, стиснутые на древке копья.

…С коротким воплем Аякчан села на своем тюфяке в темной школьной спальне.

— Ну что ты орешь? — сонно заворочалась на соседней койке Юлтэк. — Сон страшный приснился, — пробормотала Аякчан, но поняла, что ее уже

не слушают — Юлтэк перевернулась на другой бок и увлеченно засопела. Еще бы! Наверное, тела своего не чувствует от усталости. У самой Аякчан от

сотен перетасканных ею ведер воды невыносимо ломило плечи, кожа на ладонях была содрана ручкой щетки, которой она скоблила стены, а тело казалось пустым и легким из-за отданного внутреннего Огня. А попробуй не отдай, когда злющая, как разъяренный куль, Солкокчон требует! «Трижды шелковая» словно мухоморов объелась — с момента разгрома школы все до единой ученицы очень мало ели, почти не спали и все творили и творили из Огня, восстанавливая растаявшую башню. И у Аякчан совсем не было времени подумать!

Только нынче наставница Кэтэри улетела в центральный Храм за обещанной помощью в восстановлении школы, а «Трижды шелковая» позволила ученицам наконец отдохнуть.

Она подперла рукой тяжелую от недосыпа голову. От этого черного кузнеца одни неприятности! Он совершенно не похож на мальчишек в отцовском стойбище. И даже на парней, которых она встречала в городе во время своей единственной поездки со школьным обозом. Совсем, совсем другой… Чужой. Опасный. Персонаж из легенды!

Интересно, о чем таком загадочном шептались Королева и мальвины тогда, над воронкой. Впервые Аякчан пожалела, что во время своих тайных посещений библиотеки больше интересовалась управлением Огнем и даже не заглядывала в

вотчину Кэтэри, отдел шаманской литературы. А ведь были, были там свитки… Аякчан зажмурилась, вспоминая — полки, прогибающиеся под тяжестью свитков, с некоторых и впрямь свисают синие Храмовые печати, запрещающие непосвященным даже прикасаться к ним под страхом Вечного огня. Тогда она не обратила на это внимания, а сейчас призадумалась. Истории о древнем Сивире и Кайгаловых войнах, которые Кэтэри заставляла читать своих учениц, отличались от тех, что рассказывал в отцовском стойбище белый шаман. А может, есть и другие истории, только для высших чинов Храма, и именно в них-то и скрыта вся правда?

Аякчан с содроганием вспомнила свой сон. Привидится же такое! Мать-основательница Храма, Донгар Черный — ее муж (полный бред!) и верховная Айгыр! Это сколько ж той тогда Дней? Аякчан задумалась. А ведь четверка верховных — Айгыр, Айбанса, Дьябылла и Демаан — упоминаются в летописях пятидесятидневной давности. И восьмидесятидневной. И в еще более ранних — тоже. Меняются Советники, меняются Королевы, а эти четверо — остаются. Аякчан решительно откинула тонкое одеяло и спустила ноги с койки. В библиотеке сейчас наверняка пусто — тем более что Кэтэри в школе нет.

Стараясь не шлепать ногами по полу, Аякчан тихо выскользнула из спальни и на ощупь двинулась по темному коридору. Зажечь даже маленький Огонек она не решалась — запасов Пламени почти не осталось, и когда Солкокчон разрешит ученицам их пополнить, никто не знал, а обращаться к припрятанному ею Огню Аякчан не решалась. Главное — не выделяться, быть как все. Не в первый раз она по темноте в библиотеку пробирается, дорога знакомая.

Но в самой библиотеке тоже было темно — даже обычный дежурный светильник не горел. Старшая наставница наводила экономию. Тратя последние крохи собственного Пламени, Аякчан затеплила на ладони крохотный Огонечек и медленно воспарила к потолку. Вот они! На полке плотными рядами лежали свитки с синими запретительными печатями — «Только для верховных жриц». Лицо девочки разочарованно вытянулось — ее поход в библиотеку оказался напрасным. Такие печати вскрыть невозможно, они просто не поддадутся никому, в ком внутреннего Огня меньше, чем у верховных! А ведь здесь вся история Храма от Дня основания. Вот этому свитку никак не меньше тысячи Дней. Аякчан невольно коснулась свисающей на ветхом шнуре печати кончиком пальца.

Послышался глухой хлопок — печать исчезла! Как и не было! Но… Как это? Она же не верховная! Наверное… Наверное, это потому, что

свиток такой старый — да-да! Даже сила Огня начала истаивать… Впрочем, какая разница, надо этим пользоваться!

Аякчан торопливо сгребла раскрывшийся свиток, слетела вниз и уселась на полу, поджав ноги. Держа Огонек на одной руке, второй она начала медленно разворачивать бересту. В первый момент она испытала разочарование. Это не походило ни на летопись, ни на шаманские стихи, ни на песни олонхо. Больше всего это напоминало стопку хозяйственных заметок — внутри свитка оказались беспорядочно свернуты небольшие обрывки бересты. Таким же, как в ее бесценных свитках по управлению Огнем, старинным простоватым слогом, делающим каждую запись похожей на древнее сказание, кто-то сообщал о бочках тюленьего масла и мешках с порсой, закупленных на День. И внизу — написанное другой рукой коротенькое распоряжение «Отправить в кладовые». Другое сообщение докладывало о каких-то свитках для обучения грамоте — и снова внизу краткая пометка с приказом разослать их по селениям. Потом что-то о предоставлении Голубого огня оленьим пастухам для перегонки стад… Аякчан передернула плечами — обыкновенное Храмовое хозяйство! Большой Храм, может, даже центральный, но ей-то что до этих расчетов тысячедневной давности? Стоп! Она остановилась, только сейчас заметив — а ведь все распоряжения и приказы поверх Храмовых бумажек написаны одной рукой! И это… Да, точно! Тот же самый летящий почерк, что и в найденных ею древних свитках по управлению Огнем — свитках, которые научили ее большему, чем все наставницы! Она снова переворошила куски бересты — уже внимательнее. Мать-Уот! Да это же приказ об основании школы — их школы! И даже план здания! Башен с кабинетом старшей наставницы и комнатами мальвин, похоже, сперва не было, а вот спальня учениц оказалась на месте. И едальня, и постирочная, и… Палец Аякчан замерз на выцветших линиях… Ее тайная комнатка под лестницей была. И точно, как сейчас, в ней не было двери — будто входящий каждый раз просто намораживал стенку у себя за спиной. Будто эта комната с самого начала задумывалась как тайная.

Хмыкнув — надо же! — Аякчан перевернула чертеж. Все тем же летящим, неразборчивым почерком на задней его стороне было

написано: «На ветра духах Донгар залетал. Злился шибко: один Черный его жаловался

мало-мало. Чукчи, говорит, подношения жалеют, шамана камлать — стада оленей охранять не зовут, волков Голубым огнем гоняют! Разберись, говорит. Нечего разбираться, однако — его Черные девкам моим мешают все время сильно! Стыдно жадными такими быть, делиться надо мало-мало!

И чего не хватает-то? Никогда еще Сивир не жил так богато да мирно! Шаманы Черные учат, да лечат, да тварей нижних гоняют, кузнецы столько штук всяких напридумывали работу людям облегчить, что шутят некоторые — мол,

скоро вовсе специальных механических людей соорудят, чтоб те работали, пока настоящие люди на праздниках-ысыахах гуляют да араку пьют! Стойбищам между собой ссориться мои девки-жрицы не дают, даже с лесом-тайгой у людей мир — Брат Медведя всех лесных в строгости держит, медведи у него по ниточке строятся. Да только разве ж они сами всего этого добились? Разве ж возможно такое без силы Голубого огня, что нынче в каждом костре, да в каждом горне, да в каждом чувале? Разве жили бы так счастливо без руководящей да направляющей воли Храма?

И ведь не ценят вовсе! Охотники стойбищные ворчат, почему зверей мясных да пушных нельзя добывать больше, чем Брат Медведя дозволяет. Черные кузнецы злятся, отчего Храм их новые придумки запретить хочет, особенно оружие всякое опасное, убивательное. Ну чисто дети малые! Теперь еще Донгар со своими шаманами — злой прилетел, а улетел еще злее. Думал, я его тут олениной кормить, аракой поить, прощения просить стану! Зачем думал? Зачем извиняться — когда права я!

Плохо, однако — кузнец на меня сердится. Не приезжает. Позлить его еще мало-мало побольше — тогда явится? Тоска у меня на сердце без него!»

Дальше следовал новый обрывок листа — чернила на нем совсем расползлись от времени, но прочитать еще можно было:

«Донгар злится сильно-сильно! Шаман черный, что из-за камлания жаловался, пропал совсем. В Нижний мир за душой, что совсем уходила, погнался — душу не догнал и сам пропал. Донгар говорит — из-за нас все, мои жрицы шамана разозлили, он с духами и не совладал. Не знаю, что и ответить ему, на слова такие. Черный погиб — горе великое, однако…»

Аякчан остановилась, недоуменно приоткрыв рот. Древний язык, простецкий, какого нынче и в самых диких стойбищах не услышишь, она понимала с трудом. Наверное, она ошиблась, неверно разобрала… Жрица Голубого огня — ведь пишет наверняка жрица, да еще немалого ранга — считает горем смерть черного шамана? Злобного исчадия Нижнего мира, от которых, как их всегда учили, на Сивир приходили только смерть и разрушения? Она снова уткнулась в текст, с трудом разбирая размытые строчки:

«…горе — кроме Черных, кто человека с последнего Пути мало-мало завернет? Никто, даже девки мои Храмовые, в Ночи селения от родичей с Низу не оборонит…»

Родичей? Аякчан пожала плечами. «Однако гордые они больно — весь Сивир-средний за свой чум держат!

Кузнец наш разговор слушал, а я глядела на него да думала — еще красивее он стал. Или чудится мне оттого, что не виделись мы давно? Донгар криком кричал,

а я и не слышала ничего, все на кузнеца смотрела. Однако горцы кузнецовы тоже мной мало-мало недовольные — что я не велю продавать мечи да копья кому попало, не нравится им так-то! А когда одни люди Сивир-земли на других с южными мечами идут да друг друга шибко-шибко режут, видать, нравится? Они говорят, жрицы в торговлю их лезут, деньгу получать не дают, говорят, не могут девки, хоть и голубоволосые, мастерам указывать. У меня в ладошках Огонь свербит, наружу рвется, показать мало-мало, чего мы можем. Держусь, однако — заради кузнеца. Гуляли мы с ним по Храмовому саду — разговоры вели, убедить я его пыталась. Ведь правая я, только я и права! Не остановлю кузнецов да шаманов — доиграются неразумные! Одно хорошо — Брат Медведя мою сторону держит. Племени его новое горское оружие тоже против шерсти».

И ниже приписка: «И не знала я — а Донгар за мной да кузнецом из окна подглядывал. Бесится

теперь, как гнусом болотным покусанный. Чего беситься, однако? Не хозяин он мне, и никто не хозяин!»

Следующую запись оказалось почти невозможно разобрать — писалось явно второпях, не все слова были даже дописаны до конца:

«Конечно, правая я оказалась, доигрались они, однако! Два черных шамана стадо делили — в поединке шаманском подрались, камланием черным друг дружку шугали, духов нижних между собой драться заставили. Подумали бы хоть бесстыдные-бессовестные, духам-то каково? Сидишь у себя в Нижнем мире спокойнешенько, араку из черепа врага пьешь, вдруг камланием тебя хватают да наверх, в Средний мир, волокут да в драку бросают? А дух бы и рад на самого шамана кинуться, так их, Черных, просто не возьмешь — вот и приходится подчиняться!»

Аякчан снова остановилась, аж хватая ртом воздух. Такой сочувственный подход к проблемам обитателей Нижнего, подземного мира был для нее… скажем так, внове!

«Ну, один шаман, как водится, победил, оленей к себе погнал, — продолжала писать неведомая жрица. — А тот, что проиграл, обозлился шибко-шибко, мэнквов из Нижнего мира вызвал да мясом кровавым раздразнил. Те опосля железных лесов Нижнего мира от духа мясного одурели вовсе и на селение шамана-победителя кинулись. Выели подчистую — хоть оленей, хоть мужиков, хоть баб с детишками. Потом пуще разохотились, по округе пошли. Люди бегут. Из племени Брата Медведя многие погибли — теперь мести хотят. Своих девок-жриц на помощь шлю…»

«Донгар говорит — убери жриц, говорит — то все дела Черных… Вот тут правый он, совсем правый! Детишек мэнквам скармливать — совсем черное

дело! Я приказала девкам своим — как с людоедами разберутся, тащить ко мне виновного Черного, живого али мертвого!»

Дальше знакомый почерк превращался вовсе в каракули: «Совсем плохо стало! Хоть и запрещал Храм, однако в селении Черного-

убийцы южное оружие нашлось — стражников наших, Храмовых, мечами посекли. Кузнецы говорят: «А мы тут при чем?» Шаманы говорят — не могла я стражу Храмовую посылать, черного шамана только Черные судить могли. Знаю я их суд — кто сильнее, тот и прав, а за слабых кто, кроме Храма, заступится? Девки мои ярятся сильно, аж Огнем пышут. Шаман виноватый удрать пытался — да только в тайге на него сородичи Брата Медведя вышли. На Храмовой они стороне, да только не знаю я, радоваться ли тому. Скелет обглоданный того шамана они на двор Донгару закинули! Куда Брат Медведя глядел, почему не остановил родичей? Мать-Уот, отец-Эрлик, страшно мне, чую я — это война!»

Аякчан оторвалась от бумаг и вдруг поняла, что она тяжело, хрипло дышит — как после бега, — а в ушах у нее стучит кровь. Что это перед ней? Что? Подлинная история Кайгаловых войн? И Сивира до них? И кто она, эта жрица? Понятно, почему она обращается к матери-Уот, великой Огненноглазой. Но почему вместо обычного Отца-неба рядом помянут Эрлик, Арсан Дуолай, ненавистный для каждой храмовницы повелитель Нижнего мира? Дальше лежал всего один, коротенький обрывок, и даже сейчас, через тысячу Дней, в полустершихся строчках можно было ощутить ярость:

«Переговоры — какого куля, то были вовсе не переговоры! Донгар опять власть надо мной взять пытался! Тварь — клялся ведь не делать такого! На одном Огне вырвалась, из-под камлания его ушла! Он заплатит! Теперь я тоже войны хочу!»

И чуть ниже, видно, приписано позже: «Кузнец мертв. Донгар замешан. Я его убью!» На этом заметки, сделанные знакомым летящим почерком, обрывались. Зато

на самом свитке красовалась новая аккуратная запись, совсем другим почерком, дорогими чернилами из земляного ореха, почти современным языком и явно без всякой спешки:

«Данные документы представляют огромную ценность для истории Храма. Однако же слабым и непросвещенным умам вовсе не следует знать, что преступники, проклятые Черный Шаман Донгар Кайгал и черный кузнец, а также достославный Брат Медведя и сама пресвятая Мать-основательница Храма Голубого огня некогда были известны по всей Средней земле как «сивирская четверка» и состояли в великой дружбе. А потому приказываю: опечатать бумаги

Огнем верховных жриц Храма и отправить в библиотеку Храмовой школы на хранение на вечные времена».

И подпись — четкая, уверенная подпись: «Верховная жрица Храма Голубого огня Айгыр». Та самая подпись, что стояла на сопроводительных бумагах, с которыми два

Дня назад девочка из сахского стойбища постучалась в ворота школы. Свиток выпал из дрожащих пальцев Аякчан. Девочка схватилась за виски

руками — ей казалось, что если она не будет держать, и крепко-крепко, голова просто разлетится вдребезги, будто внутри ее разорвался шар Голубого огня. Наверное, права была Айгыр насчет слабых и непросвещенных умов… Айгыр! Мать-Уот, ей целая тысяча Дней! Как это может быть? «Сивирская четверка» какая-то… Каждый на Сивире слыхал о злодее и убийце Донгар Кайгале Черном. Сохранилась и древняя легенда о Первом Черном Кузнеце, создателе гибельного оружия. Но никто и никогда — ни простые сивиряки, ни даже они, ученицы Храма, понятия не имели ни о каком достославном Брате Медведя, ни тем более о пресвятой Матери-основательнице Храма! Храм основали жрицы — это знали все! Теперь оказывается, была среди них одна, которую называли Матерью-основательницей… Именно она оставила лежащие перед Аякчан записи. И еще те запыленные свитки с описанием приемов работы с Огнем, о которых нынче не знала ни одна мальвина! И эта Мать-основательница называла обитателей Нижней земли своими «родичами», их повелителя — отцом-Эрликом и, кажется, была по уши влюблена в Первого Черного Кузнеца, но при этом (если верить сну Аякчан) — оставалась женой Великого Черного Шамана!

Нет! Стоп-стоп-стоп! Аякчан сжала голову еще крепче, будто надеясь выдавить нужную мысль на поверхность. Кэтэри говорила о курсе литературы, о том, кто появляется на Сивире вместе с черным шаманом и черным кузнецом… Неужели, вот эта самая Мать-основательница? Выходит, кто-то о ней все-таки знает — например, школьные мальвины? И… Королева! Снежная Королева, задумавшая что-то против древних верховных…

— Что она придумала, наша Королева? — раздался неподалеку нетерпеливый голос Солкокчон.

Свиток 8 В котором против верховных назревает новый заговор Аякчан мгновенно захлопнула ладонь с теплящимся на ней Огоньком и

вскочила. Свиток упал с ее коленей и закатился под рабочий столик наставницы Кэтэри. Аякчан кинулась его поднимать… между полками библиотеки зазвучали шаги. Проклятье, если ее поймают… Мать-Уот, куда бы спрятаться! Девочка

заметалась — вокруг только насквозь просматриваемые полки со свитками! Шаги звучали уже совсем близко…

Аякчан подпрыгнула, и, выжимая из тела последние капли Огня, воспарила к потолку. Ее болтающиеся пятки едва не зацепили макушку Солкокчон. Тусклый Огонек в ладони старшей наставницы выхватил из темноты только низенький столик и заваленные свитками полки.

— Давай тут, у тебя, — сказала Солкокчон, пробираясь между полками. — У меня в кабинете до сих пор окна нет.

— А нас тут никто не подслушает? — спросил второй голос. — Все спят, — успокоила «Трижды шелковая». — Да и вообще, часто ты

видишь наших ленивых дурочек в библиотеке? — А часто я вижу здесь тебя, старшая наставница? — У меня другие дела есть — это ты тут днюешь и ночуешь, — буркнула

Солкокчон, пропуская в закуток Кэтэри. Та уже вернулась? Похоже, что так — на уровне головы наставницы

шаманской литературы по воздуху плыли два туго набитых дорожных мешка. Аякчан мысленно хмыкнула — она знала, как это делается. Так называемая Невидимая Огненная Привязь — выпущенная жрицей тончайшая, почти незримая нить Огня. Самое удобное, что пока жрица жива и в сознании, посторонним эту привязку никак не оборвать — вещи не украдут, и они не потеряются. Выходит, не все обнаруженные ею в свитках знания позабыты — просто не всеми мальвины делятся с ученицами. Она так и подозревала! Стараясь даже не шелохнуть воздух, Аякчан поднялась еще выше и прилипла к теряющемуся в темноте потолку. По-хорошему, надо бы улетать отсюда — но они могут услышать! Да к тому же страшно любопытно, о чем на сей раз станут толковать мальвины. Как стильно, по-городскому, говаривала ее врагиня Тайрыма: кто не рискует — тот не грызет шампанское! Отогнав от себя мысль, к чему эта рисковость привела Тайрыму, Аякчан вся обратилась в слух.

— Ну так чего желает Ее Снежность? — поджимая ноги и усаживаясь у низенького библиотечного столика, спросила «Трижды шелковая».

— Как всегда — чужими руками весь Жар загрести, — проворчала Кэтэри тоном, каким никогда не позволяла себе говорить в присутствии самой Королевы. Щелчком пальцев наставница подозвала к себе один из тюков, распустила завязки — и с натугой вывалила на столик что-то крупное, размером с игровой каменный мяч, но по форме больше похожее на яйцо. Оно тускло блеснуло в свете Огоньков, и потрясенная Аякчан вдруг поняла — стальное! Вся эта штука целиком выкована из южной стали!

— Вот! — указав на «яйцо», выдала Кэтэри. — Это и есть оружие против мэнквов! Взрывчатый шар — что-то вроде сжатого Голубого огня. Мне пытались объяснить, но я в этом их оружейном деле ничего не понимаю! — с презрением фыркнула наставница шаманской литературы.

— А оно сработает? — с легким сомнением поинтересовалась старшая. — Когда это южное оружие не срабатывало? — пожала плечами Кэтэри. —

Главное, как бы не сработало слишком сильно! А то ведь прихватит в Нижний мир не только мэнквов, но и того, кто пустит шарик в ход, — она похлопала по округлому стальному боку. — А применять его, между прочим, придется нам! Мы, дескать, ближе! — возмущенно выпалила она, явно повторяя чьи-то слова.

— Стражников надо послать, — опасливо разглядывая стальной шар, предложила Солкокчон.

— В том-то и дело! — досадливо мотнула синими волосами Кэтэри. — Его велено сбрасывать сверху! Ни стражники, ни ученицы не годятся — нужна жрица, причем из летающих!

— Ну и кого же нам так сильно не жалко? — ласково-ласково протянула «Трижды шелковая».

Обе наставницы переглянулись и захихикали. Даже прячущаяся под потолком Аякчан улыбнулась: она поняла — кого.

— А если у Синяптучки все получится? — подтверждая догадку Аякчан, спросила Кэтэри. — Если она истребит мэнквов этой штукой?

— Тогда мы быстренько найдем способ справиться с новоявленной героиней прежде, чем она сунет свой нос-пуговку за Королевскими милостями, — невозмутимо заявила Солкокчон. — Ну… например… — голос ее стал похож на мурлыканье сытого тигра. — Вдруг это южное оружие… ядовитое? Какие-нибудь невидимые лучи, убившие победительницу мэнквов прямо в стенах родного Храма? Заодно и южан можно будет приструнить — почему подсунули жрице непроверенное оружие? Нет ли тут заговора против Голубого огня?

Прячущаяся Аякчан тихо порадовалась, что в свое время так верно сообразила — их школа становится очень опасным местом для любой, хоть наставницы, хоть ученицы, кого «Трижды шелковая» посчитает своей соперницей.

— Неплохо бы все-таки к Синяптук кого приставить, потолковее. А то как бы наша дорогая сестра со свойственными ей… гм… великим умом и смелостью… дело не провалила. Да только кого? — задумчиво добавила Солкокчон. — И почему люди не летают, как жрицы?

— Тогда можно было бы ученицу послать, — так же задумчиво согласилась Кэтэри. — А, ладно, это сейчас не самая большая забота, — она поманила к себе второй тюк — и выложила на стол еще одно, точно такое же стальное яйцо.

— А второе на что? — настороженно спросила Солкокчон. — Ох-хо-хо, — длинно вздохнула Кэтэри. — А второе… на них, — она

поймала вопросительный взгляд старшей, еще немного помялась, поерзала, повздыхала и наконец выдавила так, словно каждое слово тащили из нее клещами: — Нам с тобой Королева тоже… доверила миссию. Мы должны… должны сообщить верховным жрицам, что поймали черного кузнеца. Мол, держим его в заточении, боимся, что сбежит, — в общем, нечто подобное! И требуем, чтоб они прилетели и забрали свое древнее чудище. А когда они явятся… — она нервно облизнула губы, говорить ей становилось все труднее, — надо отвезти их куда подальше… ну… будто бы там кузнец заперт… И… — Кэтэри замолкла, потом кивнула на второе яйцо и обеими руками сделала движение, словно сбрасывает что-то тяжелое кому-то на голову. — Если эта взрывчатая штука мэнквов возьмет, то и нашим древностям тоже не уцелеть. Вспышка от него, говорят, будь здоров, — с несчастным видом промямлила она.

Висящая под потолком Аякчан чуть не свалилась с перепугу. Так вот что задумала Королева!

— Угу, — пробурчала внизу мгновенно помрачневшая Солкокчон. — Верховные сами приказали разослать приказ о поимке черного кузнеца. Скоро о возвращении Черных весь Сивир будет знать. И никто не удивится, если вся четверка верховных жриц погибнет в схватке с вырвавшимся из Нижней земли древним ужасом. Но если хоть что-то пойдет не так и старухи выживут…

— То виноваты будем мы с тобой, — нахохлившись, как больная птица, заключила Кэтэри. — Или разъяренные бабульки прибьют нас сразу — или Королева казнит потом, за покушение на убийство верховных.

— А также пособничество черным шаманам и шпионаж в пользу Нижнего мира. Можешь не сомневаться, — хмуро закончила Солкокчон.

— Вот если бы ты, Солка, не сговаривалась тогда с Айгыр — ничего бы и не было! — почти на слезе протянула Кэтэри. — А теперь Королева говорит — мы должны доказать свою верность!

— Да не сговаривалась я, сколько раз можно повторять! Она сама ко мне прилетела! — истерически выкрикнула Солкокчон. — И вообще — это все Метаткар! Ее происки — еще власть не взяла, а уже хочет устранить соперниц!

— А не надо было трогать ее племянницу! — И что, Метка сразу бы нас с тобой полюбила? — рявкнула «Трижды

шелковая» и, резко вскочив, заметалась по библиотечному закутку. — Я хочу

убрать верховных — но не так, чтоб вместе с ними убрали и меня! Ну и тебя, конечно, тоже, — торопливо сказала она наблюдающей за ней Кэтэри. — Надо подумать… Должно найтись что-то… — Носком торбоза она зацепила выглядывающий из-под низенького столика край потерянного Аякчан свитка. Солкокчон остановилась, присела на корточки… Выпрямилась, сжимая свиток в руке.

Аякчан наверху резко прикусила губу, чтоб не завопить от ужаса. — У тебя тут береста по полу валяется, — протягивая свиток Кэтэри, сказала

старшая наставница. — Кинь куда-нибудь на полку, потом приберу, — равнодушно ответила

Кэтэри. В голосе ее была тоскливая безнадежность. Солкокчон повертела свиток, тихо хмыкнула… и действительно бросила его

на полку, поверх остальных. Отвернулась… — Фу-ух-х! — Аякчан наверху тихо выдохнула. — А знаешь что? — вдруг неестественно оживленным голосом сказала

Солкокчон. — Надо поспать! — будто невесть какое открытие объявила она. — Я устала, ты устала, ничего в голову не приходит — выспимся, тогда и сообразим. Пошли, пошли. — И, ухватив недоумевающую Кэтэри за руку, выволокла ее из закутка.

— Ой-ей-ей! — Аякчан слетела из-под потолка, едва дождавшись, пока шаги обеих наставниц затихли вдали.

Хорошо, что ушли, — запасов внутреннего Огня у нее почти не осталось, еще немного, и она свалилась бы мальвинам на голову. А ведь Солкокчон что-то придумала — иначе бы так резко не сорвалась. Но похоже, она не собирается посвящать в свои планы Кэтэри.

Аякчан тоже надо строить свои планы! Все очарование тайн тысячедневной давности мгновенно померкло перед секретами нынешней Ночи. Получается, что Снежная Королева и троица ее приближенных давным-давно собираются избавиться от четверки верховных жриц! Только вряд ли это так уж просто — девочка вспомнила вертящийся в глазнице алый глаз Демаан и содрогнулась. Верховные и на людей-то не похожи! Но с появлением Черных и новым оружием против мэнквов у заговорщиц появился шанс!

А еще шанс появился у одной скромной ученицы третьего Дня обучения! Похоже, сама Уот благосклонно глянула на нее своими огненными глазами, позволив узнать так много, — и она будет полной дурой, если не воспользуется такой милостью!

Вопрос только, как именно. Девочка отлично понимала Королеву — будь Аякчан на ее месте (неплохое местечко — Ледяной трон!), тоже постаралась бы

избавиться от старух, вцепившихся мертвой хваткой во власть. Особенно с их манерой напоминать, что ледяное королевское величие — просто ничто, что любая Королева для них — вроде куклы-иттэрма. Захотят — посадят, захотят — снимут. Но понимание — пониманием, а в лагере Королевы Аякчан ни Огонька не светит. Полезных для заговорщиц сведений у нее нет, а узнай молодые жрицы о ее силе — тут ей и конец, моментально избавятся от опасной соперницы. Решено — она сыграет на стороне старух!

Свиток 9 О том, как неприятно быть пойманной на холодненьком Солкокчон, прозванная «Трижды шелковой», старшая наставница Храмовой

школы имени святой Мальвины-просветительницы, отодвинула от себя подписанные бумаги и удовлетворенно потянулась. Школа должна быть в идеальном порядке, потому что скоро, совсем скоро возня со вздорными наставницами и тупыми ученицами для нее закончится! Ее ждут блистательные покои Зимнего Дворца — и кресло верховной жрицы Храма! Для начала надо переловить и быстро, без долгих разбирательств, спровадить на Костер всех сторонниц бывших верховных. Потом — избавиться от дорогой соратницы Метаткар и стать единственной советницей Королевы. Дальше — присмотреться, нельзя ли и саму Ее Снежность так, аккуратненько… куда-нибудь…

Школу она отдаст Кэтэри — будет с нее и этого, в центральном Храме подружке делать нечего!

У нее все получится, надо только сделать первый шаг — убрать к Эрлику четверку верховных старух!

В тишине совершенно пустого кабинета послышался раздраженно-усталый вздох.

— Как мне надоели эти девчонки! — сказал до ужаса знакомый голос. — Каждая думает, что может стать верховной!

Недавно намороженное окно с грохотом взорвалось, осыпая полированный пол осколками битого льда — и, завывая, как тысяча подземных авахи, в кабинет ворвалась верховная жрица Дьябылла. Сразу все понявшая Солкокчон с размаху кинула в замотанную тряпками морду Огненный шар и метнулась к дверям.

— Ку-ку, девонька! И куда ж это ты так торопишься? — из тьмы дверного проема на «Трижды шелковую» уставился полный торжествующей насмешки глаз Демаан.

Жар безнадежного ужаса залил внутренности Солкокчон. «Трижды шелковая» взмыла вверх, отшвырнула люк в потолке… И истошно захрипела, хватаясь за перехваченное невидимой удавкой горло. На корчащуюся жрицу смотрели глаза злой старухи с детского личика Айбансы. Полузадушенная

Солкокчон безвольной куклой обвисла в невидимой хватке — и уже не чувствовала, как ее медленно поволокли через все небо навстречу допросам, пыткам и неизбежной смерти в пылающем Костре!

Ну, еще Храмовая стража Кэтэри арестовала… — …И Синяптучку тоже надо прихватить — как сообщницу! — пересохшими

от восторженного предвкушения губами прошептала Аякчан. Перед ее мысленным взором промелькнула новая картинка — тряся толстой попой, наставница Синяптук бегает по школьным лестницам, пытаясь увернуться от нагоняющей ее стражи…

Девочка помотала головой. Рановато она размечталась! Для начала нужно хотя бы отправить письмо

Айгыр — и рассказать обо всем: о заговоре Королевы, решении использовать Черных, южном оружии. Четверка верховных явится в школу — но вовсе не для того, чтобы попасться в подстроенную Солкокчон и Кэтэри ловушку.

А уж потом благодарная Айгыр снова обратит внимание на юную ученицу, без которой все могущественнейшие жрицы Храма сгорели бы в Огненном взрыве. Аякчан наверняка наградят, возможно, даже заберут в центральный Храм — должен же кто-то свидетельствовать против советницы Метаткар и самой Снежной Королевы! Аякчан обязательно попросит своих покровительниц, чтоб Тайрыму не забыли пригласить на сожжение любимой тетушки! Если все пойдет хорошо, она даже намекнет Айгыр на свои истинные способности к Огню — и тогда…

Перед глазами пронеслось новое видение — сапфировый обруч на отмытых от черной краски ультрамариновых волосах, шитый золотом плащ и величественное мерцание Ледяного трона за спиной…

Так, не будем торопиться, все в свое время! Сперва надо просто отправить письмо — пока все в школе спят и никто ее не заметит! Аякчан схватила лежащий на столе Кэтэри тонко обработанный лист бересты и принялась торопливо писать, стараясь изложить всю историю королевского заговора как можно короче и четче. Вот так! Аякчан перечитала написанное. Посидела мгновение — внутри ее собственные желания вели настоящую драку с поднимающейся из желудка волной лютого ужаса. Если сейчас она отправит это письмо — возврата не будет, она вступит в большую, сложную и… очень взрослую игру. А ведь она всего лишь девочка, ученица! И нет никого, кто в случае чего прикроет ее и заступится! Может, не стоит ввязываться? Вернуться в спальню, забыть обо всем, что слышала, пусть Королевы тягаются с верховными жрицами, маленькой Аякчан это никак не касается! Кто бы ни встал у власти, она все равно закончит школу, и даже если ее отправят, Огненноглазая знает куда,

жизнь жрицы Огня будет лучше, богаче и надежнее, чем могла мечтать девчонка из стойбища, дочь отвергнутой жены. Станет возжигать Огонь, помогать в охоте, освещать в Ночи путь оленьим стадам… И в глубине души всегда знать, что прав был отец, выбирая для нее судьбу, — даже жрицей она оказалась ни на что не способна, кроме как за оленями ходить!

Аякчан решительно скатала свиток и перетянула его найденным на столике шнуром с почтовой печатью. Довольно усмехнулась: верховные жрицы используют Королеву и думают, что очень мудры. Королева использует школьных мальвин и тоже думает, что умная. Мальвины пристроили к делу глупую Синяптук и решили, что самые умные тут они. А скромная незаметная ученица Аякчан использует всех: и мальвин, и Королеву, и верховных… И никому и никогда не позволит использовать себя — как два Дня назад в отцовском стойбище! Вот тогда и будет ясно, кто ж тут умнее всех!

Выскользнув из библиотеки, она побежала по винтовой лестнице в почтовую башню. Подлететь было быстрее, но девочка чувствовала внутри звенящую пустоту — Огня осталось на самом-самом донышке. Свежий морозный ветерок погладил ей лицо, над головой опрокинутой чашей поднялся купол небес, изукрашенный серебристыми гвоздиками звезд. Девочка прикинула направление — центральный Храм должен быть там! Она встала позади теплящегося на вершине почтовой башни Голубого огонька. Ей не нужен широкий воздушный фронт, который используют жрицы для рассылки приказов по крепостям. Ей нужен всего один, четко направленный поток. Девочка подняла свиток на ладонях и быстро зашептала нужные слова:

Северный ветер… Северный ветер — мой друг. Он хранит то, что скрыто. Он сделает так, что небо будет свободным от туч Там, где взойдет звезда…

И постаралась как можно яснее представить себе лицо верховной жрицы Айгыр. Мгновение ничего не происходило… Потом Огонек на почтовой башне мигнул, затрепыхался, и по площадке, гоня мелкие льдинки, прошелестел легкий ветерок. Лениво пошевелил свиток на протянутых ладонях, будто примериваясь. Видно, убедился, что вес письма стандартный. Девочка почувствовала, как вокруг свитка закручивается воздушная петля. Покачиваясь, он взмыл в воздух, завис над башней, прежде чем устремиться к горизонту…

— Так-так, — протянул сзади насмешливый голос. — Значит, все-таки ученица Аякчан… То-то я думаю — чего у меня свитки с полок сами прыгают?

Шар Голубого огня мелькнул в воздухе. Качающееся на крыльях северного ветра письмо Аякчан мгновенно исчезло в короткой яркой вспышке.

Аякчан крутанулась на месте, уже отчетливо понимая, что и она тоже полностью погорела! Она ошибалась — она тут вовсе не самая умная! И все ее необыкновенные открытия не были милостью верхних духов! Это было обыкновенное проклятие нижних!

На площадке почтовой башни, саркастически разглядывая много возомнившую о себе девчонку, стояли Кэтэри и Солкокчон. Кэтэри задумчиво похлопывала по ладони тем самым выпавшим у Аякчан древним свитком с записками Матери-основательницы.

— Мы догадывались, что среди бесплатных учениц есть шпионка верховных. Но никогда точно не знали — кто, — своим мурлыкающим тоном сказала Солкокчон.

— Я тебе говорила, что это она, — возразила Кэтэри. — Девочка приходит с рекомендациями от Айгыр насчет выдающихся способностей, а потом за целых два с половиной Дня у нее не прибавляется ни единой голубой пряди? — четко, как по команде, жрицы разделились и неспешно двинулись к девочке, обходя ее с двух сторон.

— Я не шпионка, — ошеломленно пробормотала Аякчан, пятясь от неторопливо приближающихся мальвин.

— Значит, на самом деле ее способности больше, чем она показывает? — будто не слыша жалкого лепета попавшейся девчонки, поинтересовалась Солкокчон у Кэтэри.

— Безусловно, — кивнула та. — Кража Огня из трубы, улики против дурочки Тайрымы, умение пользоваться почтовой башней… Она очень много знает!

Жрицы подошли уже совсем близко. Аякчан все пятилась, пятилась и наконец застыла, балансируя на самом краю площадки, судорожно сжимая и разжимая кулаки. Но на ладонях не проскальзывало ни единой искры — она истратилась подчистую, в ней не было и капли Огня.

— Все знает, только не летает, — разглядывая перепуганную Аякчан как некоего диковинного уродца, хмыкнула Солкокчон. — Но может быть, сейчас и полетит? — И она обеими руками толкнула девочку в грудь.

— А-а-а! — Опора исчезла из-под ног Аякчан. На краткий миг ей показалось, что она зависла у площадки, как тот свиток. А потом почувствовала, что летит. Камнем. К твердой обледенелой земле с высоты почтовой башни. Девочку

перевернуло в воздухе — и бесконечное белое поле понеслось ей навстречу. Аякчан дико заорала от невыносимого предсмертного ужаса.

Внутри ее что-то слабенько чиркнуло, как порой вспыхивает последними искрами истощившийся малый Храмик… Она ощутила легкий толчок в голову и плечи… Выгнувшись так, что затрещал позвоночник, Аякчан извернулась в пальце от поджидающей ее земли и понеслась вверх, все наращивая и наращивая скорость. Боковым зрением она увидала недоверчивое изумление на лицах выглядывающих с площадки почтовой башни наставниц. Но Аякчан вовсе не собиралась возвращаться — может, она и глупа, но все-таки не полная идиотка! Уот с ней, с Храмовой карьерой, себя бы спасти! А если она сумеет вовремя добраться до Айгыр, то, может, ей удастся спасти и карьеру! Аякчан вихрем понеслась прочь от башни и от школы.

Сзади дохнуло жаром. В последний момент девочка шарахнулась в сторону — Огненный шар пронесся мимо, сильно опалив ей бок. Аякчан вскрикнула, но полетела дальше, петляя в воздухе. Пылающие шары замелькали вокруг — она не успевала уворачиваться. Один опалил макушку, второй прошелся по босым ногам. Аякчан чувствовала, что силы ее начинают иссякать — скорость неумолимо падала. Шары летели все гуще, значит, преследовательницы ее настигали. Аякчан кувыркнулась через голову… И оказалась лицом к лицу с налетающей на нее Солкокчон. Вырвавшийся из рук наставницы Огненный шар ринулся девочке прямо в лицо…

Аякчан поймала его, как каменный мяч на площадке. Взвизгнула от опалившего ладони чужого Огня и метнула обратно Солкокчон. Шар взорвался прямо в перекошенную бешенством физиономию «Трижды шелковой»! Старшую наставницу швырнуло назад, она врезалась в летящую за ней Кэтэри, и обеих закрутило в воздухе.

Аякчан снова понеслась вперед. Ей бы дотянуть до города! Там можно спрятаться, пополнить запасы Огня — и послать весточку Айгыр…

Лучше б она не вспоминала про запасы Огня! Внутри вдруг стало сухо-сухо, как в кувшине с оленьим молоком, до которого добрались вечно голодные перводневки. Аякчан зависла в воздухе, будто натолкнувшись на невидимую преграду. И снова полетела к земле, понимая, что на этот раз извернуться никак не удастся.

В этот раз ей было даже не страшно. Ветер трепал Аякчан, как тряпичную куклу. Перед ней мелькнули равнодушно мерцающие звезды на черном небе, потом длинные темные тени на озаренном луной белом снегу. Аякчан зажмурилась в ожидании удара о землю…

Ее крепко и очень больно схватили за обе руки и дернули вверх. Жесткие, как железо, и при этом обжигающе горячие пальцы вцепились девочке в предплечья и запястья, и она снова взмыла над землей. Аякчан широко распахнула глаза и завертела головой. Не глядя на пойманную девчонку, Кэтэри и Солкокчон целеустремленно волокли ее к недавно восстановленной наставнической башне. Аякчан беспомощно болталась в их хватке. Они взлетели вдоль свеженамороженной стены…

— А-а! — с немалой высоты ее небрежно швырнули на площадку у самого Огня.

Пламя в венчающей башню чаше качнулось, когда девочка тяжело рухнула рядом, больно ударившись животом и грудью о лед. Невыносимо болели руки — на запястьях и предплечьях проступили синяки. Кэтэри и Солкокчон стояли в воздухе, разглядывая копошащуюся внизу девчонку в разодранной обгоревшей рубахе. «Трижды шелковая» скривила губы и словно сплюнула:

— Мелкая дура! Полезла в дела взрослых… Аякчан скорчилась, прижимая руки к животу, враз заболевшему от ощущения

невыносимого стыда. Какая же она наивная идиотка в глазах этих опытных интриганок! Во рту стало мерзко, как будто туда натолкали живых слизней, и единственным ее желанием было — убить проклятую «Трижды шелковую»! Вот просто, чтоб не выглядеть такой абсолютной дурой!

Аякчан перевернулась на спину и вскинула руку в надежде выжать из себя хоть крохотный шарик Огня. Ладонь слегка потеплела… и все. Девочка бессильно уронила руку. По щекам ее побежали горячие, как кипяток, злые слезы.

Солкокчон обидно рассмеялась, спланировала вниз… Рядом с лежащей Аякчан распахнулся люк в площадке — тот самый, через который спускалась Снежная Королева. Не утруждая себя, «Трижды шелковая» сильным пинком просто пихнула в него девочку.

— А-а-а! — кувыркаясь, Аякчан полетела вниз. Сильный удар… Темнота. Она лежала на ледяном полу в кабинете старшей наставницы. Голова

невыносимо кружилась, казалось, пол под ней качается, будто вся ледяная башня со скрипом ходит туда-сюда под порывами урагана. Девочка попыталась подняться — но руки подломились в запястьях, и она снова упала, ударившись лицом. Тело от макушки до пяток прошила боль.

Наверху хлопнул люк, чуть шелохнулся воздух… и две пары босых ножек неторопливо прошествовали мимо Аякчан, брезгливо обошли ее и остановились неподалеку. Сквозь вертящиеся перед глазами цветные колеса Аякчан тупо рассматривала аккуратно выкрашенные толченым лазуритом ногти.

— Вот, Кэти, тебе и решение нашей проблемы! — голос над головой гремел и раскатывался, как удары медного била.

Сперва маленькая, а потом вдруг показавшаяся огромной, как древесный ствол, нога придвинулась к лицу девочки и попыталась подцепить кончиками пальцев ее подбородок. Кровь из разбитого носа Аякчан закапала прямо на ухоженные ноготки.

— Ах ты… — «Трижды шелковая» пнула распростертую на полу девочку, а потом тщательно отерла испачканную кровью ногу о рубашку Аякчан. Присела на корточки, и, больно и унизительно ухватив ее всей ладонью за лицо, рывком подняла ей голову. Глаза Аякчан закатились, ее отчаянно замутило. «Трижды шелковая» сильно встряхнула девочку, заставляя смотреть.

— Письма отправляем, да, маленькая шпионка? — нежно улыбаясь, вздохнула она.

— Я не… не шпионка, — снова попыталась оправдаться Аякчан, но старшая наставница только крепче сжала пальцы у нее на лице, и девочка захлебнулась словами.

— Не прикидывайся глупее, чем ты есть, — отрывисто бросила Солкокчон. — Девчонка-ученица пишет донос на высокочтимых наставниц? Не будь ты с самого начала шпионкой Айгыр, тебя никто и слушать бы не стал! Нам достаточно лишь сказать, что при полном отсутствии талантов ты таким способом пытаешься привлечь внимание высокопоставленных особ!

У Аякчан снова скрутило живот. Она и впрямь даже глупее, чем «Трижды шелковая» о ней думает! У нее и мысли не было, что ей могут просто не поверить! Аякчан представила, как перед Айгыр опускается ее письмо, верховная смотрит на подпись и с презрительной усмешкой, совсем как у Солкокчон, отправляет его в Огонь, даже не прочитав.

— Сейчас ты напишешь еще одно письмо, шпионочка, — теряя свою обычную жутковатую ласковость, рявкнула «Трижды шелковая». Ухватив Аякчан за волосы, рывком подняла ее с пола и швырнула прямо на низенький столик-нэптывун. — Напишешь своей хозяйке… — хрипло повторила Солкокчон, — что мэнквов на Сивир привел черный кузнец. Что нам удалось отыскать их логово и героическая жрица Синяптук уничтожила и проклятого кузнеца, и призванных им людоедов так, что и пепла от них не осталось!

— Тебе же будет лучше, если напишешь, — торопливо сказала Кэтэри. — Айгыр от своего человека узнает, что черный кузнец мертв, — и сама сюда не полетит, и других не пустит. И тогда их здесь никто не убьет! — с какой-то жалобной радостью закончила она.

«Королеве придется убивать верховных где-нибудь в другом месте, а главное — чьими-нибудь другими руками», — мысленно закончила Аякчан.

— Точно! Ей же будет лучше, если она напишет, — зловеще согласилась Солкокчон, и на ее ладони возник большой, нестерпимо сияющий шар.

Аякчан заморгала, невольно отворачиваясь. Из древних свитков Матери-основательницы она знала отличный щит против такого удара, но… для него нужно иметь хоть немного внутреннего Огня! А так Огненный шар старшей наставницы просто размажет ее в пятно золы на ледяном полу — ученицы потом отчистят! Ей представилась всхлипывающая Юлька, на коленках оттирающая от пола кабинета распластанный черный силуэт подружки Аякчан. Не самое лучшее время объяснять, что для Айгыр она вовсе не свой человек и верховная вряд ли станет читать ее послание.

— Я… напишу, — проталкивая слюну в пересохшее горло, пробормотала девочка, пытаясь устроить возле столика переполненное болью тело.

Распухшее запястье невыносимо ныло. Подсунутая ей грубая — ученическая для большего правдоподобия — палочка для письма несколько раз выпадала из сведенных судорогой пальцев.

— Ну вот и отлично! — нетерпеливо воскликнула Солкокчон, выхватывая свиток из-под рук, как только девочка с трудом нацарапала свою подпись. — А теперь пошли! — она снова накрепко, до боли, ухватила Аякчан за предплечье и вздернула на ноги.

— Куда? — сгибаясь пополам от нового приступа головокружения, хрипло выдавила девочка.

— Как это — куда? — делано удивленным голосом вопросила «Трижды шелковая». — Конечно, уничтожать мэнквов! Ты же не можешь лгать своей высокой покровительнице? — И она многозначительно помахала исписанным Аякчан свитком.

— Героиня Сивира Синяптук уже ждет, — подхватывая Аякчан с другой стороны, добавила Кэтэри.

Обе мальвины поволокли едва переставляющую ноги девочку к дверям кабинета. Аякчан споткнулась раз, другой, кровь из разбитого носа снова закапала на рубаху.

— Мы не можем вывести ее на двор в таком виде, — сказала Солкокчон, вдруг останавливаясь и оглядывая изодранную, покрытую кровью и золой рубаху девочки. — Ученицы увидят или кто-нибудь из посторонних…

— Ну так надень на нее одну из своих рубах, — огрызнулась Кэтэри.

— У тебя юрта поехала? — взвизгнула «Трижды шелковая». — У меня они с ручной вышивкой и оторочкой из лебяжьего пуха! Я что, должна их напялить на какую-то безродную девчонку? Чтоб она их напрочь замызгала?

Сквозь отделяющее ее от мира плотное одеяло боли Аякчан ощутила даже что-то вроде понимания. Если бы у нее была хоть одна рубаха с оторочкой из лебяжьего пуха — она бы ее тоже никому не дала.

— Эй, ты! — старшая наставница встряхнула ее за плечи. — У тебя есть запасная рубаха?

— В пости… в постирочной, — оглушенно мотая головой, пробормотала девочка.

— Сходи и принеси, — скомандовала Кэтэри старшая. — Еще не хватало! — злобно огрызнулась та. — Ты свои тряпки бережешь, а я

должна в их вонючих рубахах копаться? — С каких пор ты стала такая нежная? — буркнула в ответ «Трижды

шелковая». — Ладно, — после недолгого размышления решила она. — Все равно нам нужно вниз. Проведем ее через постирочную, там сейчас нет никого — пусть сама свою рубаху ищет.

Дружно ухватив Аякчан под локти, они поволокли ее по ступеням башенной лестницы.

— Да держись ты! — рявкнула «Трижды шелковая», когда Аякчан приложилась лбом о низкую притолоку у двери постирочной и чуть не вывалилась у жриц из рук.

Девочка переступила порог. Новая резкая боль в голове вдруг подействовала неожиданно — она словно вышибла слабость и апатию, поселившуюся в измученном, опустошенном теле. Она-то пуста — но здесь поблизости есть то, что может ее наполнить!

Копаясь в сложенных в корзину рубахах, Аякчан настороженно зыркала по сторонам. Ей бы хоть на пару ударов сердца оторваться от жриц…

— Ну что ты возишься? — визгливо спросила Солкокчон. — Не на прием к Королеве собираешься!

Стараясь всячески подчеркнуть свою слабость, Аякчан со стоном натянула на себя чистую рубаху. Честно говоря, подчеркивать ничего не надо было, ее и так шатало. Под плотным конвоем обеих жриц она вышла из постирочной.

— За одно это тебя следовало бы сжечь, девчонка, — буркнула Солкокчон, кивая на залатанную трубу с Огнем.

Аякчан задушенно всхлипнула и подняла на старшую наставницу испуганные, молящие глаза. «Трижды шелковая» жестко усмехнулась, глядя на нее сверху вниз: «Нет, девочка, пощады не будет!»

Не меняя выражения лица, Аякчан изо всех оставшихся сил заехала старшей наставнице коленом в живот. Так, как когда-то дралась с мальчишками в родном стойбище. Рот «Трижды шелковой» широко распахнулся, из него вырвался сдавленный хрип, глаза выпучились, она согнулась пополам, хватаясь обеими руками за ушибленное место. И отпустила Аякчан. Девчонка немедленно выкрутила вторую руку, вырываясь из хватки Кэтэри. Сцепив пальцы в замок, Аякчан ударила ими по шее старшей наставницы. Солкокчон, как кукла, завалилась набок.

— Солка! — испуганная Кэтэри невольно шагнула к упавшей, ну а Аякчан немедленно рванула прочь.

— Хватай ее, дура! — прохрипела Солкокчон, но Аякчан уже мчалась по коридору, на бегу метко плюнув в залатанную старшей наставницей трубу.

Струя Голубого огня вырвалась из мгновенно возникшей дырки, ударила в противоположную стену и залила коридор, отделяя беглянку от вопящих мальвин. Аякчан побежала по коридору. Ноги подкашивались, она упала, в очередной раз разбив и без того содранные коленки. За спиной труба во все стороны плевалась Огнем.

— Да лови же ее, что стала! — позади Огненной завесы вопила Солкокчон. Хоть бы пару ударов сердца отыграть, чтобы успеть разморозить стену в ее

тайную комнатку! Аякчан оглянулась через плечо… Сквозь полыхающее на весь коридор Огненное сияние пробивались два темных силуэта… Не успевает! И тут Аякчан с разбегу налетела на ледяную стену своего убежища… и прошла ее насквозь. Не останавливаясь, она ринулась к чаше с запасенным Огнем…

У нее осталась единственная техника работы с Огнем из древних свитков, которую она не пробовала и даже не собиралась — потому что не верила, что такое вообще возможно, считала бредовой идеей тысячедневной давности. Никто и никогда не сможет удержать в себе столько Огня, как там написано! Никто и никогда… Но если у нее Огня окажется меньше, чем у Кэтери с «Трижды шелковой», — ей не отбиться!

Ну, она ведь читала, как это делается! Яростным усилием отогнав от себя видение обугленных тел своих подружек-перводневок, Аякчан протянула руки — и по локти окунула их прямо в Пламя чаши, словно прачка в воду. Огонь, жгучий, каким… может быть только Огонь, сверкающими дорожками побежал вверх по рукам и… прыгнул ей в лицо! Сапфировое пламя ударило в нос, как вода неумелому пловцу, хлестнуло по глазам. Аякчан не выдержала и отчаянно закричала, но ринувшийся в распахнутый рот Огонь загнал крик обратно в горло. Перед глазами плыла сплошная синева. Волосы поднялись дыбом. Бушующий поток Огня хлынул в нее, заполняя мучительную пустоту. Пламя

взвилось волной, накрывая девочку, — и враз исчезло в ней. Пошатываясь, окутанная голубым ореолом Аякчан стояла у совершенно пустой чаши.

Она смогла! Она втянула в себя запас Огня, которым запросто можно целый День обогревать небольшое селение, — и она жива! И ей… Хорошо!

Аякчан открыла глаза — широко, так, что даже белки исчезли, залитые сапфировой голубизной. Не удержавшись, неприлично отрыгнула — изо рта у нее вырвался трепещущий синий язычок Пламени. Бросила прощальный взгляд на сложенные на столике свитки — те, что ее всему научили. Но ей не унести их с собой. И кинулась обратно к стене — за ней вился «хвост» Голубого пламени. Больше не оглядываясь, она проскочила сквозь стенку обратно — и тут на мгновение остановилась, ошарашенно глядя на абсолютно целый монолит льда. Как это… как это она? А, не сейчас!

Аякчан прыгнула к ведущей наверх лестнице… Невидимый аркан захлестнулся у нее на поясе и потащил обратно. Ах ты…

Избыток Огня бушевал в ее теле, просился наружу. Над пальцем девочки выметнулось тончайшее лезвие Огненного ножа. Аякчан коротко полоснула по стягивающей талию петле… Зло зашипев и разбрасывая вокруг себя потоки золотистых искр, сверкающий клинок прошел невидимую привязь насквозь… Держащий Аякчан аркан остался невредим. Рывок… Девочку сдернуло со ступеней и швырнуло под ноги ухмыляющейся Солкокчон.

Ах так! Значит, Невидимую Огненную Привязь не разорвать! Ничего, она действует, только пока наложившая ее жива и находится в сознании! Одним прыжком Аякчан взвилась на ноги, мгновенно стряхнула избыток Огня в ладонь — и швырнула в лицо Солкокчон. Не убирая с губ ухмылки, «Трижды шелковая» вскинула руку — и вся, с ног до головы, окуталась сияющим сапфировым щитом. Боевой шар Аякчан ударился о неожиданную преграду и отскочил, просвистев над головой, так, что аж волосы скрутились от жара.

Аякчан зарычала от ярости. Ничего, у нее хватит Огня, чтоб проломить три такие защиты…

«А что потом? — очень холодно поинтересовался кто-то в ее душе. Казалось, это ее собственный голос — но гораздо взрослее и… неприятнее. Похожий на голоса Айгыр, Королевы и Солкокчон, вместе взятых, только еще ехиднее и увереннее. — Попробуй хоть иногда не вести себя как дура! Зачем тратить Огонь, если с тобой собираются сделать именно то, чего ты сама хочешь, — выпустить из школы?»

А и правда, чего это она?

Аякчан пошатнулась и рухнула к ногам наставницы. Пусть думает, что тот шар был последним — Солкокчон не должна заметить, что девчонка, которую она считает беспомощной, полностью восстановила свой Огнезапас!

— Так-то лучше, — удовлетворенно процедила Солкокчон, за невидимую привязь вздергивая Аякчан на ноги. — Слушай меня внимательно, ты, дочь восьминогого авахи! Два Дня ты мягко спала, сладко пила-ела за счет Храма — пришла пора отдавать долги! Храм не может допустить, чтобы подземные людоеды выедали его подданных целыми селениями!

Ухватив Аякчан за руку, она поволокла ее к выходу. Молчаливая Кэтэри со всех ног поспешила за ними. На ладони у нее переливался готовый Огненный шар — спиной девочка чувствовала его жар. Аякчан покорно позволила вывести себя на двор.

Озаренная светом луны, на белом квадрате школьного двора топталась Синяптук. Под мышкой наставница держала взрывчатое стальное яйцо, а вся ее фигура излучала такой страх, что Аякчан даже удивилась — почему это Синяптучка не сбежала? Впрочем, тут же поняла — почему. Неподалеку, словно не замечая перепуганной толстухи, но при этом многозначительно поигрывая шипастым каменным мячом на железной цепи, прохаживалась школьная богатырка. От каждого удара ее мяча о землю Синяптук нервно вздрагивала и втягивала голову в плечи.

— Старшая наставница Солкокчон! — завидев выходящую из дверей школы «Трижды шелковую», Синяптук кинулась к ней, кренясь от тяжести стального яйца. Толстые губы жалко подрагивали, широкая плоская физиономия была налита страхом. Казалось, еще мгновение, и Синяптук завизжит, как пойманный за хвост поросенок. — Мне сказали… сказали, что я должна… — Слов у нее не хватило, и она только выставила стальной шар вперед.

— Ее Снежность лично… понимаете, лично!.. избрала вас, наставница Синяптук! — строго сказала «Трижды шелковая». И ласково похлопала приземистую толстуху по макушке. — Вся наша школа гордится вами!

— Э-э… лично? — рот Синяптук обалдело приоткрылся. — А откуда она меня знает?

— Она видела, как энергично вы действовали во время коварного нападения черного кузнеца! — пришла на помощь Кэтэри.

— Да? — Отвислые щеки Синяптук зарозовелись от удовольствия, она даже трястись перестала. — Королева видела, как я растаявшую башню в ведерко собирала?

— Вы замечательно собирали башню в ведерко! — с чувством согласилась Солкокчон. — А уж как тряпкой орудовали! Точно так же вы сотрете мэнквов с лица Сивира!

— Ну… мэнквы, это все-таки другое… — промямлила Синяптук. Видно было, как тщеславие борется в ней со страхом. — У меня занятия сразу после общего подъема… Домашние задания еще проверить…

— Восхитительно! Такая преданность своему делу! — вскричала Солкокчон. — Я непременно буду писать Королеве, как наставница Синяптук, вернувшись после победоносного истребления мэнквов, сразу же отправилась вести занятия! Уверена, вы получите не только Ледяную звезду героини, но и звание заслуженной наставницы земли Сивирской!

— Ледяная звезда… Заслуженная наставница земли Сивирской! — как в бреду, повторила Синяптук.

— Средней земли, — уточнила Кэтэри, словно боясь, что Синяптук собирается претендовать на почести еще и в Верхней и Нижней землях.

— Мы вам и помощь дадим, — пропела «Трижды шелковая», выталкивая Аякчан вперед. — Вот! Кажется, вы с этой ученицей уже сработались — создавая материал синяптон? Не годится всесивирской героине тяжести таскать! — И, выдернув у толстухи взрывчатое яйцо, перебросила его Аякчан.

Девочка поймала и едва не свалилась под такой тяжестью. Аякчан почувствовала, как удерживающая привязь перелетает от старшей наставницы к ничего не понимающей Синяптук, намертво приковывая ее к толстухе.

— Позаботься, чтобы наше убожество сделало свое дело… — наклоняясь к самому лицу Аякчан, прошипела «Трижды шелковая», — и может быть…может быть, я обо всем забуду и позволю тебе вернуться в школу!

Ага, она только забыла добавить — вернуться живой! Может, даже грамоты за активное участие в жизни школы не пожалеет — посмертно-то! Ла-адно, дайте только отлететь подальше!

— Она что… тоже полетит? — неуверенно спросила Синяптук. — Если хорошенько пнуть, — серьезно ответила старшая наставница и

многозначительно покосилась на Аякчан, намекая, что уж за пинком-то дело не станет.

Синяптук тоже поглядела на Аякчан — выражение страха и неуверенности постепенно сползло с ее лица, сменяясь подленькой надеждой. Глазки хитро заблестели, будто толстухе пришла в голову на редкость удачная мысль!

Аякчан спрятала усмешку в уголках губ — несложно догадаться, что за мысль. Но это мы еще поглядим…

— Я выполню свой долг перед Храмом! — героическим жестом вскидывая руку, рявкнула Синяптук. — Летим!

Ее квадратная тушка медленно и величественно вознеслась над двором. Край белой жреческой рубахи полоскался на ветру, открывая коротенькие кривые ножки. Аякчан почувствовала, как туго натянулась невидимая привязь и рванула… почти вздернув ее над землей. Девочка болезненно выдохнула — привязь больно сдавила талию — и взмыла сама.

— Не тащись, весь Сивир задерживаешь, — брюзгливо буркнула Синяптук и понеслась к тянущейся к горизонту полосе тайги.

Последнее, что увидела Аякчан на школьном дворе, — запрокинутое им вслед лицо богатырки в обрамлении розовых волос. У ног ее поблескивал стальными шипами каменный мяч. Аякчан показалось, что где-то она видела такой, но школьный двор уже остался далеко позади — они летели над лесом.

— …А если вырвется девчонка? — тревожно спросила Кэтэри, глядя вслед постепенно уменьшающимся на фоне звездного неба бело-голубым силуэтам.

— Ну да! — хмыкнула в ответ «Трижды шелковая». — Ты видела, как на нее Синяптучка смотрела — словно голодный чукча на оленье сало! Понятно, надумала вместо себя ее подставить. Наша дорогая сестра девчонку ни за что не выпустит!

— Жаль, — после недолгого молчания сказала вдруг Кэтэри. — Неплохая жрица могла из девочки получиться. Знаешь, что за свиток она читала? Я и сама не думала, что у нас такой есть! — она развернула ту самую, выдавшую Аякчан бересту и с восторгом выпалила: — Это же записки самой Матери-основательницы!

— Ради Огненноглазой, читай ты свой древний свиток — только сперва написанное девчонкой письмо отошли, — снисходительно усмехнулась «Трижды шелковая».

— Угу, — не отрывая жадных глаз от свитка, буркнула Кэтэри, но все же дисциплинированно вытащила из-под рубахи письмо к Айгыр, вытребованное у предполагаемой шпионки верховных жриц.

Неожиданно Солкокчон услышала ее удивленное хмыканье. — Что там у тебя? — Да вот… — в голосе Кэтэри звучало легкое удивление, — почерк, которым

написан этот свиток… — она потрясла берестой Матери-основательницы, — и почерк нашей шпионочки Аякчан… Очень похожи! Будто одной рукой писаны! Забавно, правда? — И все еще изумленно качая головой, она направилась к почтовой башне.

Свиток 10

Где Аякчан еще на подлете и уже многое подозревает Пронизанные лунным светом ледяные башни школы постепенно отдалялись,

превратившись наконец в тонкие сверкающие черточки на горизонте, и Синяптук сбросила скорость. Они неторопливо поплыли над темными вершинами деревьев. Аякчан облегченно перевела дух — лететь со стальным шаром в руках оказалось тяжело. Если бы не переполнявший ее Огонь, она бы не выдержала. Зато теперь Синяптук, похоже, никуда не торопилась.

— Эй, ты! — толстая наставница надменно смотрела вперед, будто и не видя поспешающую за ней девочку, но сама то и дело косила на Аякчан глазом. — Знаешь, как этой штукой пользоваться? — едва заметным кивком она указала на стальной шар в руках Аякчан.

Девочка посмотрела на торчащую из его круглого блестящего бока пробку с кольцом. Вряд ли тут есть другой способ…

— Никак нет, досточтимая наставница! Не знаю и не понимаю, — бойко отрапортовала девочка и уставилась на толстенькую мальвину наивно-преданными глазами.

Физиономия Синяптук перекосилась гримасой раздражения. — Учишь вас, учишь, а вы как были дурами, так и остаетесь, — проворчала

она. — Вот! — Она ткнула пухлым пальцем в кольцо запала. — Его надо выдернуть, понятно?

— Выдернуть и сразу передать шар досточтимой наставнице? — не меняя преданного выражения лица, переспросила Аякчан.

«Досточтимая», видать, живо представила, что будет, если старательная ученица сунет ей в руки взрывчатый шар без кольца, и побагровела.

— Нет! — рявкнула она. — Ни в коем случае! Сразу бросить его мэнквам на голову!

— Дозволено ли мне будет узнать — на которую голову? У мэнквов их много — надо прицельно бить по правой или по левой? — излучая внимание, уточнила Аякчан.

— Себе на голову этот шар скинь, может, поумнеешь! — взвизгнула Синяптук. — Если таков приказ досточтимой наставницы… — скорбным тоном

провозгласила Аякчан и недвусмысленно ухватилась за кольцо запала, явно собираясь его выдернуть.

— Стой! Прекрати, кому говорю! Ты нас в клочья разнесешь! — на полнеба заорала Синяптук. — Дай сюда немедленно! — И она выхватила из рук девочки взрывчатый шар.

«Вот и замечательно!» — разминая затекшие руки, ухмыльнулась Аякчан. А сейчас, пока у нашей Синяптучки заняты обе руки, самое время ей огрести

Огненным шаром в лобешник! Аякчан встряхнула кистью, наслаждаясь тем, как послушно струя Огня скользнула в ладонь, моментально формируя Огненный шар.

Другой, громадный, разбухающий на полнеба, Огненный шар поднялся над тайгой. На мгновение выхватил из темноты четкие контуры гигантских деревьев, полыхнул яркой вспышкой и пропал, оставив полуослепшую Аякчан мучительно гадать — действительно Огонь был багрово-алого цвета или ей привиделось?

— Что такое? — оказавшаяся к алому свечению спиной Синяптук стремительно крутанулась в воздухе, но вспышка уже погасла, сменившись темнотой.

Зато в тихом неподвижном воздухе стали отчетливо слышны мерные удары шаманского бубна.

— Что это? — сдавленным шепотом, будто кто-то в огромном Ночном небе мог ее подслушать, прошептала Синяптук.

— Не знаю, — таким же боязливым шепотом откликнулась Аякчан. На пальцах ее трепетал позабытый Огненный шар.

— Кто камлает Ночью? — ошарашенно глядя сверху на погруженную во мрак тайгу, пробормотала Синяптук.

«Черный шаман, — вполне логично могла ответить девочка. — Тот самый, что является вместе с черным кузнецом».

— Слетаем и посмотрим, — вместо этого предложила она. Судя по перекосившейся физиономии, ее предложение Синяптук не очень

понравилось. Но трусить перед ученицей она посчитала ниже своего наставнического достоинства — и неторопливо полетела вперед.

Мерный ритм ударов плыл навстречу — Аякчан всем телом чувствовала, как вибрирует от него воздух. Ритм был непривычным — белый шаман в отцовском стойбище камлал совершенно не так, — но в то же время ей казалось, что она уже не раз слышала этот бубен, что только таким и может быть настоящее камлание… Камлание, в котором и для нее найдется место. Хотя зачем ей место в камлании черного шамана?

Удары участились, то и дело обрываясь резким, как вскрик, звоном — и девочка вдруг отчетливо ощутила, что каждый такой перезвон меняет что-то в окружающем мире.

— Вы слышите? — не выдержав, спросила она. — Как будто рычит кто. И стонет.

— Ничего не слышу, — старательно прислушиваясь, пробормотала Синяптук. Как же не слышит? Они же здесь, вокруг! Краем глаза Аякчан улавливала

смутное мелькание гигантских теней… Девочка завертелась в воздухе, пытаясь

разглядеть их получше — но тени таяли при прямом взгляде, лишь многоголосый звериный рык и стон продолжали будоражить ночной воздух.

Между верхушками деревьев вдруг выметнулся длинный язык Рыжего пламени, облизал темное небо и скрылся. Сразу же взвился второй — алые отблески страшного, чуждого Огня затанцевали между серебристых звезд. А к ритмичному грохоту шаманского бубна примешался новый звук — грозный перезвон кузнечного молота. Далекий звериный рев, похожий на шум накатывающего на берег Океанского прибоя, усилился, стали различимы отдельные взвизги и крики, полные жуткой, голодной люти.

— Нам туда, — решительно скомандовала Аякчан. — А м-может, н-не н-надо? — дрожащим голосом пробормотала Синяптук,

отлетая назад. Похоже, она готова была вот так пятиться через все небо до самой школы.

— Нам приказано уничтожить мэнквов, — жестко отчеканила Аякчан. Она просто чувствовала, что должна немедленно, сейчас же, очутиться там, где стучит кузнечный молот и отчаянно, из последних сил, бьет шаманский бубен. Скорее, иначе будет поздно!

Глаза Синяптук стали несчастными и затравленными — видно, сообразила, что девочку приставили к ней не только для переноски тяжестей, но и для присмотра.

— Вдруг это вовсе и не мэнквы? — А кто? — не выдерживая больше маски почтительной ученицы, рявкнула

Аякчан. — Всесивирский съезд зайцев? Это они там рычат? Если проклятая толстуха сейчас же не стронется с места, она просто

поволочет ее за собой через весь небосвод! — Только сперва из-за деревьев посмотрим, что там, — сдаваясь, пролепетала

бледная как снег Синяптук. — Не будем очертя голову бросаться им в пасти… — Не будем, не будем! — круто пикируя с небес вниз, гаркнула Аякчан. Ориентируясь на звук, девочка помчалась между деревьями — обледенелые

жесткие лапы хлестали ее по лицу. Сзади слышались протестующие вопли Синяптук:

— Куда… Что… Да тише же ты! Помедленнее! Аякчан не только не замедлила полет — она понеслась еще быстрее, потому

что звуки шаманского бубна начали затухать. Вот смолкли совсем… Звериный рык и вопли все нарастали, в них появились торжествующие нотки…

Сзади послышался истошный вопль Синяптук. Аякчан обернулась — и сама заорала. Летящая за ней мальвина бултыхалась точно напротив трех совершенно одинаковых огромных физиономий. Три толстые, как сосновые стволы, шеи

уходили в гигантские плечи, а дальше следовало громадное туловище — одно на три головы. «Да это же и есть мэнкв!» — промелькнуло в единственной голове Аякчан.

Недоуменно моргая здоровенными, с хорошую тарелку глазищами, великан разглядывал болтающуюся прямо у его носа и отчаянно вопящую тетку. До Аякчан дошло — выходит, и она сама тоже только что со свистом пронеслась у великана под носом… под носами… И даже не заметила? Завизжав, девочка выгнулась в воздухе, резко забрала вверх, вздернув за собой Синяптук.

Великан моргнул еще раз — мельтешащая перед его мордами писклявая человечинка подпрыгнула и исчезла. Мэнкв недовольно заворчал.

Аякчан поднялась и зависла над выжженной поляной посреди леса. Поляна вся была забита мэнквами! Их было тут сотни, и все они перли на искореженное металлическое сооружение в центре!

— Да это же Буровая! — болтаясь рядом с Аякчан в воздухе, воскликнула Синяптук. — Малый храм геологов! Заброшенный!

«Геологов? Единственных мужчин, призванных к служению Голубому огню? Бродячих жрецов, странствующих по Сивиру в поисках мест, где сапфировые слезы Огненноглазой Уот стеклись в лужицы-озера, прячущиеся под поверхностью Средней земли? Но мэнквам-то что понадобилось в Малом храме?» — потерянно подумала Аякчан, разглядев сверху, как несколько людоедов с рычанием топчутся у железных стен Буровой, заглядывая внутрь сквозь развороченную крышу. Вот один запустил лапищу внутрь…

— Баннг! — донесся оттуда глухой удар. Рев людоеда сменился непонятным воем и свистом… а потом из отверстия на

месте выломанной крыши Буровой выметнулся длинный язык Огня. Не Голубого. Рыжего. Влезший чуть не по пояс внутрь Малого храма мэнкв прянул в сторону, крича на две глотки. Сбившаяся в жесткие колтуны шерсть его пылала, распространяя удушливую вонь. Горящий людоед бухнулся оземь и принялся кататься вокруг стальной будки, вздымая вокруг себя черные тучи сухой золы. Его напуганные Пламенем соплеменники с рычанием шарахались прочь.

В тот же момент изнутри Буровой раздался страшный скрежет — будто там с натугой двигали нечто неимоверно тяжелое… Что-то клацнуло, как защелкнувшийся замок. Послышался удар молота… И тишина. Лишь струйки дыма медленно поднимались из развороченной крыши Малого храма и лениво растворялись на фоне черного неба.

— Сейчас, пока мэнквы не опомнились! — вскрикнула Аякчан, вихрем несясь к Буровой.

— Не нада-а! — мотыляясь у нее за спиной, завопила Синяптук. — Не лети туда! Там… там Черные!

«Надо же, какая догадливая!» — восхитилась Аякчан, торопясь к центру выжженной поляны. Подпаленный мэнкв загасил тлеющую шкуру и, похоже, возжаждал мщения. Яростно рыча на два горла, он снова сунулся к будке…

«Тебе Рыжего огня мало? Ну, попробуй Голубого», — и без долгих раздумий Аякчан заехала Огненным шаром мэнкву точно в грудь. Мгновение людоед еще стоял, пошатываясь и тупо глядя на сквозную черную дыру там, где только что было его сердце. И с грохотом рухнул навзничь.

Сквозь развороченную крышу девочка смогла наконец заглянуть в часовню. Изнутри на нее глядел мальчишка.

Это был тот самый, что прилетел на крылатом коне и разрушил школьную башню! Аякчан узнала его, даже несмотря на покрывающие все его лицо разводы золы и крови! Он стоял, хищно напружинившись и сжимая в руке сверкающий меч. Какой-то тощий полудурок с шаманской колотушкой висел у него на плече и что-то лепетал, с идиотски счастливой миной пялясь на парящую в небе девчонку…

— Да это же дети! Всего лишь дети! — изумленно охнула Синяптук. Ее широкая пухлая физиономия расплылась в довольной улыбке. Так могла бы ухмыляться завидевшая добычу мэнквиха.