«Властитель наших «Властитель наших дум»дум»

Байрон и русская Байрон и русская литературалитература

Джордж Гордон Байрон 1788 - 1824

MY SOUL IS DARKMy soul is dark – Oh! Quickly stringThe harp I yet can brook to hear;And let the gentle fingers fling

Its melting murmurs ov’r mine ear.If in his heart a hope be dear,

That sound shall charm it forth again:If in this eyes there lurk a tear,

“twill flow, and cease to burn my brain.

But bid the strain be wild and deep,Not let thy notes of joy be first:

I tell thee, minstrel, I must weep,Or else this this heavy hear will burst;

For it hath been by sorrow nursed,And ached in sleepless silence long;

And now ‘tis doomed to know the worst,And break at once – or yield to song.

ДУША МОЯ МРАЧНАДуша моя мрачна. Скорей, певец, скорей!

Вот арфа золотая:Пускай персты твои, промчавшися по ней,

Пробудят в струнах звуки рая.И если не навек надежды рок унёс,

Они в груди моей проснутся,И если есть в очах застывших капля слёз –

Они растают и прольются.

Пусть будет песнь твоя дика. Как мой венец,Мне тягостны веселья звуки!

Я говорю тебе: я слёз хочу, певец, Иль разорвётся грудь от муки.Страданьями была упитана она,

Томилась долго и безмолвно;И грозный час настал – теперь она полна,

Как кубок смерти яда полный. перевод М. Ю Лермонтова

Душе моей грустно. Спой песню, певец!Любезен глас арфы душе и унылой…

Мой слух очаруй ты волшебством сердец,Гармонии сладкой всемощною силой.

Коль искра надежды есть в сердце моём,Её вдохновенная арфа пробудит;

Когда хоть слеза сохранилася в нём –Прольётся – и сердце сжигать мне не будет.

Но песни Печали, певец , мне воспой:Для радости сердце моё уж н бьётся,

Заставь меня плакать – иль, долгой тоскойГнетомое, сердце моё разорвётся.

Довольно страдал я, довольно терпел –Устал я … Пусть сердце или сокрушитсяИ кончит земной мой несносный удел,

Иль с жизнию арфой златой примирится.Перевод Н. Гнедича

И Человек отчасти бог.Он мутно мчащийся поток,Рожденный чистым в недрах горных.Он также свой предвидит путь,Пускай не весь, пускай лишь суть:Мрак отчужденья, непокорство,Беде и злу противоборство,Когда, силен одним собой,Всем черным силам даст он бой.

Байрон перед отъездом из Англии

Последний портрет Байрона

Встревожен мертвых сон, - могу ли спать?Тираны давят мир, - я ль уступлю?Созрела жатва, - мне ли медлить жать?На ложе – колкий терн; я не дремлю;В моих ушах, что день, поет труба,Ей вторит сердце…

«В его (Байрона) звуках зазвучала тогдашняя тоска человечества и мрачное разочарование его в своем назначении и в обманувших его идеалах. Это была новая и неслыханная еще тогда муза мести и печали, проклятия и отчаяния. Дух байронизма вдруг пронесся как бы по всему человечеству, все оно откликнулось ему… Как было не откликнуться на него и у нас, да еще такому великому, гениальному и руководящему уму, как Пушкин?»

Ф.М.Достоевский

Пик увлечения творчеством английского поэта падает на период южной ссылки Пушкина (1820-18240годы). Ярко сказалось оно уже в первом лирическом стихотворении этого периода - элегии «Погасло дневное светило», где образ волнующегося моря – символ души поэта - романтика. Написанные в период южной ссылки романтические поэмы «Кавказский пленник», «Бахчисарайский фонтан», «Цыганы» созданы под влиянием «восточных поэм» Байрона.

Что же привлекало Пушкина и Что же привлекало Пушкина и его современников в творчества его современников в творчества Байрона?Байрона?

Умение давать блестящие описания Умение давать блестящие описания природы,природы,

правдиво изображать сложные правдиво изображать сложные душевные переживания,душевные переживания,

поразительное умение рисовать поразительное умение рисовать пленительные женские образы.пленительные женские образы.

Под ризой бурь, с волнами споря,По вольному распутью моряКогда ж начну я вольный бег?Пора покинуть скучный брегМне неприязненной стихии…

И вот готов к отплытью Дон Жуан;Попутный ветер свеж, и качка злая:Всегда в заливе этом океан,Соленой пеной в путников швыряя,Бурлит, чертовской злобой обуян.Уж я-то нрав его отлично знаю!И наш герой на много – много днейПрощается с Испанией своей.

«Кстати о стихах: то, что я читал из «Шильонского узника», прелесть» (Л.С.Пушкину. 4 сентября 1822г. Из Кишинева в Петербург).

«Что за чудо «Дон Жуан»! Я знаю только пять первых песен; прочитав первые две, я сказал тотчас Раевскому, что это шедевр Байрона, и очень обрадовался, после увидя, что Вальтер Скотт моего мнения» (П.А.Вяземскому. Вторая половина ноября 1825 г. Из Михайловского в Москву).

«Какая поэтическая смерть – смерть Байрона!... Завидую певцам, которые достойно воспоют его кончину. Вот случай Жуковскому! Если он им не воспользуется, то дело его кончено: знать, пламенник его погас. Греция древняя, Греция наших дней и Байрон мертвый – это океан поэзии. Надеюсь и на Пушкина». (П.А.Вяземский) «Бейрон соединял оба свойства гения: он живописал мир вещественный и мир фантазии с неподражаемой силой и изумлял нас изображением человека, постигая его в самом себе. Никто из поэтов, принесших дань памяти Бейрона, не изобразил его так правдиво и сильно, как наш Пушкин». (Н.А.Полевой)

Исчез, оплаканный свободой,

Оставя миру свой венец.

Шуми, взволнуйся непогодой:

Он был, о море, твой певец.

Твой образ был на нем означен,

Он духом создан был твоим;

Как ты, могущ, глубок и мрачен,

Как ты, ничем неукротим.

«Никак не ожидал, чародейка, что вы вспомните обо мне, от всей души благодарю вас за это. Байрон получил в моих глазах новую прелесть – все его героини примут в моем воображении черты, забыть которые невозможно. Вас буду видеть я в образах и Гюльнары, и Леилы – идеал самого Байрона не мог быть божественнее. Вас, именно вас, посылает мне всякий раз судьба, дабы усладить мое уединение!» (8декабря 1825 г.Анне Керн в Ригу).

SHE WALKS IN BEAUTYShe walks in Beauty, like the night

Of cloudless climes and starry skies:And all that’s best of dark and bright

Meet in her aspect and her eyes;Thus mellowed to that tender light

Which Heaven to gaudy day denies.

One shade the more, one ray the less,Had half impaired the nameless grace

Which waves in every raven tress,Or softly lightens o’er her face;

Where thoughts serenely sweet express,How pure, how dear their dwelling-place.

And on that cheek, and o’er that brow,So soft, so calm, yet eloquent,

The smiles that win, the tints that glow,But tell of days in goodness spent,

A mind at peace with all below,A heart whose love is innocent!

ОНА ИДЁТ ВО ВСЕЙ КРАСЕОна идёт во всей красе—

Светла, как ночь её страны.Вся глубь небес и звёзды все

В её очах заключены, Как солнце в утренней росе,Но только мраком смягчены.

Прибавить луч иль тень отнять –И будет уж совсем не таВолос агатовая прядь,Не те глаза, не те уста

И лоб,где помыслов печатьТак безупрчна, так чиста.

И этот взгляд, и цвет ланит,И лёгкий смех, как всплеск морской,

Всё в ней о мире говорит.Она в душе хранит покойИ если счастьеподарит,

то самой щедрою рукой.

Байрон и Лермонтов

•«Когда я начал марать стихи в «Когда я начал марать стихи в 1828 году, я как бы по 1828 году, я как бы по инстинкту переписывал и инстинкту переписывал и прибирал их, они еще теперь у прибирал их, они еще теперь у меня. Нынче я прочел в жизни меня. Нынче я прочел в жизни Байрона, что он делал то же – Байрона, что он делал то же – это сходство меня поразило!»это сходство меня поразило!»

Я молод; но кипят на сердце звукиИ Байрона достигнуть я хотел;У нас одна душа, одни и те же муки, -О, если б одинаковый был удел!..

Как он, ищу забвенья и свободы,Как он, в ребячестве пылал уж я душой.Любил закат в горах, пенящиеся водыИ бурь земных и бурь небесных вой. Как он, ищу спокойствия напрасно,Гоним повсюду мыслию одной.Гляжу назад – прошедшее ужасно;Гляжу вперед – там нет души родной!

Нет, я не Байрон, я другой,Еще неведомый избранник,Как он, гонимый миром странник,Но только с русскою душой.Я раньше начал, кончу ране,Мой ум не много совершит;В душе моей, как в океане,Надежд разбитых груз лежит.Кто может, океан угрюмый,Твои изведать тайны? КтоТолпе мои расскажет думы?Я – или бог – или никто!

LINES WRITTEN IN AN ALBUM, AT MALTA

As o’er the cold sepulchral stoneSome name arrests the passer-by;

Thus, when thou view’st this page alone,May mine attract the pensive eye!

And when by thee that name is read,Perchance in some succeeding year,

Reflect on me as on the dead,And think my Heart is buried here.

В альбом (Из Байрона)Как одинокая гробницаВниманье путника зовет,Так эта бледная страницаПусть милый взор твой привлечет.

И если после многих летПрочтешь ты, как мечтал поэт,И вспомнишь, как тебя любил он,То думай, что его уж нет,Что сердце здесь похоронил он. Перевод М. Лермонтова

В альбом друзьям (Из Байрона)Как медлит путника вниманьеНа хладных камнях гробовых,Так привлечет друзей моихРуки знакомой начертанье!..

Чрез много, много лет оноНапомнит им о прежнем друге;«Его уж нету в нашем круге;Но сердце здесь погребено!..» Перевод Ф.Тютчева

«Два перевода из Байрона…тоже выражают внутренний мир души поэта. Это боль сердца, тяжкие вздохи груди; это надгробные надписи на памятниках погибших радостей…» В.Белинский

За дело общее,быть может,я паду.

Переводчик с английского донёс до нас следующие слова Байрона:

Но нечто есть во мне, что не умрёт,Чего ни смерть, ни времени полёт,Ни клевета врагов не уничтожит,Что в эхо многократном оживёт…

Вспомним «Памятник» Пушкина:Нет, весь я не умру – душа в заветной лире

Мой прах переживёт и тленья убежит –И славен буду я, доколь в подлунном мире

Жив будет хоть один пиит.Сбылось пророчество поэтов. Три гения, британский и два русских, стали гениями общечеловеческими, потому что в своём творчестве с необыкновенной силой воспели чувства, мысли и чаяния, присущие всем народам.