История соединенных штатов

По безграничным просторам океана плыл двухмачтовый «Мейфлауэр» ― «Майский цветок». Утлое

судно внешне мало чем отличалось от своих предшественников, бесстрашно пускавшихся вслед за

заходящим солнцем. Но на самом деле разница была огромной, ибо в неведомую страну его влекли

великие мечты. Каравеллы Колумба манила сказочная Индия, испанские галеоны искали богатые

золотом края, английские фрегаты расширяли пределы империи. Сто два пассажира «Мейфлауэра»

― мужчины, женщины, дети ― бежали от несправедливости и бесправия. В тяжелых условиях, они

за 67 дней прошли 3500 миль, оставив позади Старый Свет, чтобы обрести свободу в Новом.

Высадившись в декабре 1620 года на незнакомом материке, они основали поселение Плимут ― и тем

начали историю, которую мы вкратце расскажем вам в этом и следующих номерах нашего журнала.

Это история больших надежд и скромных начинаний, история революции, гуманитарных идей,

облеченных в форму закона, и гражданской войны, история роста и развития Америки, история

страны, где сейчас живет свыше 190 миллионов человек, страны различных рас и вероисповеданий,

различных обычаев и интересов, страны многих пока еще не разрешенных вопросов. Но различия не

мешают американцам сохранять свое единство. Нас связывают общие традиции и принципы, полное

надежд будущее и покоящееся на демократических устоях прошлое. Первая глава нашей истории

была написана среди необъятного океана горсткой смельчаков,      стремившихся      превратить

мечту      в      действительность.

«Высадка Пилигримов». На картине изображено прибытие в 1620 году пассажиров корабля

«Мейфлауэр» в Новый Свет.

Старый Свет заселяет Новый

В течение более ста лет, с начала XVII до начала XVIII века, человечество переживало очередное

переселение народов: из Европы в Америку хлынул мощный поток эмигрантов. Это переселение,

обусловленное самыми различными причинами, создало в еще неведанных краях новую нацию и

определило характер и грядущую судьбу неосвоенного континента.

Современные Соединенные Штаты ― продукт взаимодействия двух основных факторов: эмиграции

европейских народов, принесших на американский континент разнообразные идеи, обычаи и

национальные особенности; и условий жизни новой страны, изменившей эти свойственные

европейской культуре черты. Колониальная Америка представляла собой как бы перенесенную за

Атлантический океан Европу, что было естественно, так как англичане, французы, немцы,

шотландцы, ирландцы, голландцы, шведы и представители других национальностей пытались

пересадить в Новый Свет свои традиции и быт. Однако неизбежное воздействие географических

условий, присущих Америке, переплетение различных национальных групп и самая трудность

сохранения старых обычаев в новых девственных краях, значительно изменили весь уклад жизни

колонистов. Перемены совершались с большой постепенностью, вначале едва заметно, но

результатом их был новый общественно-политический    строй,      во    многих    отношениях      схожий

с    европейским    и    все же отличающийся совершенно особым, чисто американским характером.

Примерно через сто лет после первых исследований берегов Северной Америки, когда в Мексике,

Вест-Индии и Южной Америке уже процветали испанские колонии, первые партии эмигрантов,

направляющихся к территории, ныне занимаемой Соединенными Штатами Америки, пересекали

океан на маленьких судах. Во время переезда, длившегося от шести до двенадцати недель,

пассажиры, переполнявшие корабли до отказа, питались весьма скудно. Не один корабль погиб от

бури, много пассажиров скончалось от болезней, редкий ребенок выносил такое путешествие. Иногда

штормы относили корабли далеко от намеченного курса, и часто штиль был причиной долгих

задержек в пути.

Неудивительно, что усталые путешественники, завидев берега Америки, испускали вздох облегчения.

Для них, по словам одного летописца, «воздух за 12 лье (58 км) от берега казался напоенным

ароматом душистых садов». Первое, что бросалось в глаза колонистам, были густые леса, тянувшиеся

на две тысячи километров от Мэна на севере до Джорджии на юге. Девственный лес, отличавшийся

исключительно богатым разнообразием пород, был для колонистов истинной сокровищницей. Он

снабжал переселенцев топливом и материалами для постройки домов и кораблей и для выделки

мебели, давал им поташ и краски, смолу и оснастку судов.

Море изобиловало устрицами и крабами, треской и омарами, а в лесах водились индюки, «жирные и

необычайно тяжелые», перепела, фазаны, гуси, лоси и так много оленей, что «оленина стала

надоевшим блюдом». Дикие плоды, орехи, ягоды росли повсюду, а вскоре поселенцы обнаружили, что

здесь можно легко выращивать и такие важные культуры, как горох, бобы, кукурузу и тыкву. Вскоре

пришельцы установили, что пшеница и другие злаки дают богатые урожаи на новой земле и что на

ней прекрасно принимаются фруктовые деревья. Обильно плодились овцы, козы, свиньи и коровы.

Впрочем, хотя новый континент и был исключительно богат сырьем,    все же приходилось

поддерживать торговлю с Европой для ввоза изделий, которых сами поселенцы еще изготовлять не

умели. В этом отношении иммигрантам очень помогла конфигурация побережья Атлантического

океана. Вся береговая линия изобиловала заливами и бухтами, и лишь в двух районах ― в Северной

Каролине и на юге Нью-Джерси ― не было гаваней, пригодных для океанских судов.

Величественные реки ― Кеннебек, Коннектикут, Гудзон, Сасквиханна, Потомак и многие другие ―

служили средством связи между внутренней частью прибрежной полосы и береговыми портами, а

отсюда и Европой. Потому-то первые сто лет колонисты жались к берегу океана.

Гавани и реки способствовали расселению иммигрантов на север и юг    вдоль прибрежной полосы.

Разбросанные по ней колонии не зависели друг от друга, и каждая имела свой выход к морю. Их

политическая самостоятельность и разделявшие их обширные пространства мешали развитию

централизованного и объединенного правительства. Каждая колония превратилась в самодовлеющее

государственное целое. Это способствовало росту индивидуализма, на основе которого в дальнейшей

истории Соединенных Штатов возникла концепция «прав штата». Но даже в самую раннюю пору

колониального периода проблемы торговли, навигации, производства и денежного обращения

выходили за пределы отдельных колоний и вызывали необходимость введения общих для всех

постановлений, а после завоевания независимости от Англии неизбежно привели к установлению

федерации.

Переезд колонистов на новый континент в XVII веке требовал тщательного планирования и

организованности и был связан со значительными затратами и риском. Эмигрантам предстоял путь

почти в пять тысяч километров по океану. Им нужны были домашняя утварь, одежда, семена,

инструменты, строительные материалы, скот, оружие, порох и пули. В отличие от других стран и

других эпох, в Англии правительство почти не интересовалось колонизацией. Инициативу проявляли

группы частных лиц или отдельные люди. Две колонии ― Вирджиния и Массачусетс ― были

основаны компаниями, получившими от короля соответствующие грамоты и пользовавшимися для

снаряжения, перевоза и устройства эмигрантов фондами, предоставленными частными вкладчиками.

Нью-Хейвен (позднее ставший частью Коннектикута) был основан зажиточными эмигрантами,

которые могли оплатить проезд семей и слуг и снабдить их всем необходимым. Другие поселения ―

Нью-Хампшир, Мэн, Мэриленд, обе Каролины, Нью-Джерси и Пенсильвания ― вначале были

дарованной королем собственностью частных лиц ― английских помещиков и аристократов; как

землевладельцы они из личных средств выдавали ссуды колонистам, селившимся на пожалованных

королем американских землях; короли наделяли своих приближенных этими землями совершенно

так же, как поместьями в Англии.

Некоторые колонии возникали как ответвления от других поселений. Род-Айленд и Коннектикут

были основаны выходцами из Массачусетса — «колонии-матери» всей Новой Англии. Джорджия

возникла в то время, когда Джемс Эдуард Оглторп и другие филантропически настроенные

англичане пришли к тому выводу, что должников, отбывающих срок заключения в тюрьмах,

следует освободить и отправить в Америку для заселения колонии, которая послужила бы

оплотом против надвигавшихся с юга испанцев. Колония Новые Нидерланды, основанная в 1624

году голландцами, сорок лет спустя перешла в руки Англии и получила другое имя: Нью-Йорк.

Преобладающим мотивом, заставлявшим эмигрантов покидать родную Европу и начинать новую

жизнь в дебрях Америки, было желание воспользоваться ее богатыми экономическими

возможностями. К этому мотиву часто присоединялись и другие: стремление к религиозной свободе,

желание уйти от политического гнета, жажда приключений. В период между 1620 и 1635 годами по

Англии прокатилась волна экономических затруднений. Множество людей осталось без работы, и

даже самые искусные ремесленники с большим трудом зарабатывали на пропитание. Плохие урожаи

усугубляли бедствие.

Одновременно назрела и религиозная проблема. Религиозные потрясения XVI-XVII веков были

частично вызваны стремлением людей, называвшихся пуританами, преобразовать государственную

англиканскую церковь путем внутренних реформ. По существу, они требовали более полного

изменения господствующей церкви в сторону протестантизма, особенно в вопросах, касавшихся

ответственности церкви за нравственность людей. Реформаторские идеи пуритан грозили посеять

рознь среди населения и подорвать власть короля, разрушив церковное единство. Члены радикальной

секты, называвшиеся сепаратистами, считали, что англиканскую церковь никогда не удастся

преобразовать в соответствии с их принципами. При короле Якове I маленькая группа этих сектантов,

в основном бедных крестьян, выселилась в Голландию, в Лейден, где им предоставили возможность

свободно исповедовать свою религию. Несколько лет спустя часть лейденской конгрегации решила

эмигрировать в Новый Свет и основала там, в Нью-Плимуте, колонию «Пилигримов».

Вскоре после восшествия на престол в 1625 году Карла I, пуританские вожди подверглись

преследованиям, указывавшим, по их мнению, на усиление гонений. Несколько пуританских

пасторов, которым было запрещено проповедовать, собрали свою паству и последовали в Америку

за Пилигримами. Но, в отличие от Пилигримов, среди этих эмигрантов, основавших в 1630 году

колонию Массачусетского залива, было много людей, обладавших значительными средствами и

занимавших видное положение в обществе. На протяжении следующего десятилетия некоторые

английские колонии приобрели явно пуританский характер. Однако пуритане не были

единственными эмигрантами, переселившимися в Америку по религиозным мотивам.

Недовольство квакеров своим положением в Англии привело к основанию Пенсильвании

Уилльямом Пенном. Сочувствие английским католикам побудило Сесилия Калверта основать

Мэриленд. Многие колонисты, поселившиеся в Пенсильвании и в Северной Каролине,

эмигрировали из Германии и Ирландии в поисках большей религиозной свободы и лучших

экономических возможностей.

Тяжелая политическая обстановка также побуждала многих к переселению в Америку. Стремление

английского короля Карла I к бесконтрольному и самовольному правлению вызвало в тридцатых

годах XVII столетия волну эмиграции в Новый Свет. Восстание и победа, одержанная в следующем

десятилетии противниками короля под руководством Оливера Кромвеля, привели к тому, что многие

«кавалеры» ― приверженцы короля ― решили попытать счастья в Вирджинии. Жестокий гнет

правителей мелких германских княжеств, особенно религиозные преследования, а также

опустошения, вызванные длинным рядом войн, усилили в конце XVII и в XVIII столетиях эмиграцию

немцев в Америку.

Из всей массы колонистов, уезжавших за океан, сравнительно немногие    имели достаточно средств

для оплаты проезда вместе с семьей и для устройства в новой стране. Следовательно, эмигрантам

требовалась помощь со стороны. Издержки по провозу и устройству первых колонистов покрывались

организациями, занимавшимися переселением эмигрантов ― например, Вирджинской компанией и

компанией Массачусетского залива. В возмещение издержек поселенцы соглашались работать для

компании по контракту. Однако эмигрировавшие на таких условиях колонисты скоро обнаруживали,

что они должны навсегда остаться законтрактованными рабочими или арендаторами и что, оставшись

в Англии, они оказались бы в лучших условиях, ибо не отягощали бы своего зависимого положения

опасностями и трудностями, связанными с жизнью в неосвоенной стране. Вскоре выяснилось, что

такая система мешала развитию колоний. Поэтому был введен новый порядок вербовки колонистов,

быстро ставший одним из наиболее распространенных. Компании, землевладельцы и отдельные

семьи заключали с будущим переселенцем контракт, по которому последний, в уплату за издержки по

проезду и устройству на месте, обязывался работать на законтрактовавшее его лицо в течение

известного времени ― обычно от четырех до семи лет. По истечении этого срока колонист получал

известную сумму денег и иногда небольшой участок земли акров в пятьдесят (20 га).

Законтрактованные эмигранты назывались «закрепленными работниками». Полагают, что не меньше

половины переселенцев колоний к югу от Новой Англии прибыли по таким договорам. Некоторые

«закрепленные работники» честно выполняли предусмотренные контрактом обязательства и без

затруднений получали землю. Некоторые убегали от своих хозяев при первом удобном случае. Но и

они легко получали землю, если не в той колонии, где поселились сначала, то в соседней.

То обстоятельство, что человек или целая семья начинали в Америке жизнь на положении

полукрепостных, не налагало на них бесчестия.    Фактически в каждой колонии значительная часть

видных граждан оказывалась или бывшими «закрепленными работниками» или их потомками. Люди

были главным капиталом страны, больше всего нуждавшейся в росте населения, и процветание

колоний находилось в прямой зависимости от количества поселившихся в ней иммигрантов. Земля и

природные богатства были, поистине, безграничны, и их успешное освоение зависело исключительно

от количества рабочих рук.

До последней четверти XVII столетия англичане составляли подавляющее большинство среди

колонистов, переселившихся в Америку. Хотя в средней полосе побережья встречались голландцы,

шведы и немцы, в Южной Каролине и в других районах ― французы-гугеноты и кое-где ― испанцы,

итальянцы и португальцы, однако все эти народности вряд ли составляли десять процентов общей

массы населения.

После 1680 года Англия перестала быть главным источником эмиграции, и в больших

количествах начали прибывать переселенцы из Германии, Ирландии, Шотландии, Швейцарии и

Франции. Тысячи немцев покидали Европу, чтобы избежать участия в военных действиях.

Множество ирландцев бежали из Северной Ирландии от нищеты, вызванной политикой

правительства и притеснениями землевладельцев. Тот же призрак нищеты вынуждал людей

бросать насиженные места в Шотландии и Швейцарии. Процесс переселения шел волнами, то

спадая, то усиливаясь, но в общем это был могучий поток. В 1690 году население Нового Света

исчислялось в четверть миллиона и, удваиваясь приблизительно каждые двадцать пять лет,

перевалило в 1775 году за два с половиной миллиона.

В большинстве колонисты неанглийского происхождения принимали    культуру первых

поселенцев. Но это, конечно, не значило, что все колонисты превращались в англичан. Правда, они

перенимали у англичан их язык, законы, обычаи, а во многом ― и образ мыслей, но уже в виде,

значительно измененном новыми условиями жизни. В процессе слияния вновь прибывших

колонистов с первыми насельниками происходили дальнейшие изменения. В конечном счете

возникла совсем особая культура ― смесь английских и других европейских элементов,

подвергшихся изменениям в обстановке Нового Света.

Между колониями наблюдалось значительное сходство: человек мог    переселиться из

Массачусетса в Вирджинию или из Южной Каролины в Пенсильванию и примениться к новым

условиям жизни без особых трудностей. Но наблюдались, вместе с тем, и значительные различия.

Они существовали между отдельными колониями и выступали еще резче между разными группами

колоний.

Населенные районы распадались на три обладавшие характерными особенностями группы. Одной

была Новая Англия. В то время как на юге возникали главным образом земледельческие общины,

экономика Новой Англии приобретала преимущественно промышленный и коммерческий характер.

Решающую роль в этом сыграли географические условия. Территория Новой Англии была усеяна

валунами, остатками ледникового периода. За исключением речных долин, почва была

малоплодородной, участки ровной земли встречались редко, и это, вместе с коротким летом и

длинной зимой, обусловило слабое развитие земледелия. Однако жители Новой Англии очень скоро

нашли другие рентабельные занятия. Используя течение рек, они построили мельницы и лесопильни,

начали размалывать пшеницу и кукурузу и пилить лес для экспорта. Изрезанная береговая линия

изобиловала прекрасными гаванями, благоприятствовавшими развитию торговли. Массивы строевого

леса способствовали росту судостроения, а море было источником огромных потенциальных

богатств. Ловля одной лишь трески вскоре стала основой благосостояния Массачусетса.

Расселяясь в деревнях и городах близ гаваней, жители Новой Англии быстро перешли к городскому

образу жизни. Общие пастбища и общие    лесные участки обслуживали нужды горожан, которые

часто приобретали поблизости небольшие фермы. Но обычно фермы были лишь придатком к какому-

нибудь ремесленному производству или торговому делу. Плотность населения создала условия,

необходимые для организации начальных школ, церковных приходов, общегородских сходов и

установления связи между населенными пунктами. Все это оказывало большое влияние на характер

развивающейся здесь цивилизации. Перенося одинаковые лишения, возделывая одинаково

каменистую почву, занимаясь простыми ремеслами и промыслами, обитатели Новой Англии быстро

приобрели те характерные черты, которые выделили их среди других поселенцев.

Развитие этих характерных черт началось, собственно говоря, с 1620 года,    когда в ноябре месяце

сотня больных, измученных плаванием Пилигримов из Лейдена и Плимута достигла мыса Код.

Снаряженный Лондонской (Вирджинской) компанией корабль ― знаменитый «Мейфлауэр»―

должен был доставить переселенцев в Вирджинию, но пристал к берегу Америки значительно

северней. После нескольких недель разведок местности колонисты решили не предпринимать

путешествия в Вирджинию, а остаться на севере. Они выбрали Плимутскую гавань как место для

основания колонии, и хотя лишения первой зимы были необычайно тяжелы, колония выжила.

Когда колония в Плимуте еще боролась за свое существование, поблизости от нее начали возникать

другие населенные пункты. Поселение, раски нувшееся в районе Массачусетского залива, с 1630 года

стало играть важную роль в жизни Новой Англии и всей страны. Основано оно было группой человек

в двадцать пять, которым удалось получить королевскую грамоту. Некоторые из этих основателей

приехали в Америку вместе с другими эмигрантами и привезли с собой грамоту. Они твердо решили

добиться успеха. Хотя Новая Англия оказалась не очень похожей на рай и хотя часть переселенцев

скоро разочаровалась и вернулась домой, большинство осталось и принялось за трудное дело

устройства жизни и организации общества, соответствующего таким упорным и сильным людям. В

течение первых десяти лет в колонию прибыли 65 ученых проповедников, обладавших глубокими

познаниями в богословии, и развитие в Массачусетсе теократии было логическим следствием

твердых убеждений ее руководителей. Теоретически, церковь была здесь отделена от государства, на

деле она составляла с ним одно целое, так как все гражданские институты подчинялись церкви.

Вскоре в Массачусетсе установилась теократическая и авторитарная форма правления. Но на

городских сходах население имело возможность принимать участие в обсуждении общественных дел,

благодаря чему колонисты приобретали известный опыт в самоуправлении. Хотя поселения

возникали и развивались вокруг церковных организаций, однако колонисты, в силу самих условий

жизни в неосвоенной местности, должны были выполнять гражданские обязанности и участвовать в

совещаниях. Тем не менее, духовенство и консервативные миряне долгие годы стремились

поддерживать единомыслие.

Но нельзя связать законом свободный разум человека или вдохновенный язык поборника той или

иной идеи. Непокорный бунтарь нашелся в лице    пастора Роджера Уилльямса. Человек блестящего

ума, ученый знаток права, Уилльямс оспаривал справедливость отобрания земель у индейцев и

разумность объединения церкви и государства. За распространение «новых и опасных мыслей,

направленных против авторитета властей», Уилльямс был осужден судом на изгнание. Он нашел

убежище среди мирных индейцев Род-Айленда, где вскоре организовал колонию, основанную на тех

принципах, что каждый человек может верить по-своему, а церковь должна быть навсегда отделена от

государства.

Еретики, стремившиеся к свободе совести, оказались не единственными колонистами, покинувшими

пределы Массачусетса. В поисках лучших земель и более благоприятных возможностей из этой

колонии уходили даже правоверные пуритане. Например, слухи о плодородной долине реки

Коннектикут давно привлекали внимание фермеров, тяжело трудившихся на скудных почвах. Они

готовы были пренебречь опасностями со стороны индейцев, лишь бы получить равнинные и жирные

земли. Весьма показательно, что даже эти пуритане, устанавливая систему управления, расширяли

избирательные права и смягчали требования о принадлежности к церковной организации как

необходимой предпосылке этого права. Вслед за тем другие жители Массачусетса начали уходить в

край, расположенный севернее, и вскоре Нью-Хампшир и Мэн были заселены людьми, искавшими

земли и воли.

„ Распространяя косвенно свое влияние на другие районы, сама колония Массачусетс быстро

росла и расширяла торговлю. С середины XVIII столетия ее благосостояние начало значительно

увеличиваться, и Бостон стал одним из важнейших американских портов. Дуб для корабельных

корпусов, высокие сосны для рангоута, смолу для шпаклевки давали северо-восточные леса. Строя

корабли и отправляя их с грузом во все порты мира, судовладельцы Массачусетса положили начало

транспортным операциям, приобретавшим все возрастающее значение. К концу колониального пе-

риода треть судов, плававших под британским флагом, была американской постройки. Излишки

пищевых продуктов, корабельное снаряжение, деревянные изделия увеличивали экспорт. Вскоре

судовладельцы обнаружили, что ром и рабы также представляют выгодный товар.

Население, обосновавшееся на средней полосе побережья ― во второй группе колоний, было гораздо

более разношерстным, более космополитичным и более терпимым, чем жители Новой Англии.

Пенсильвания и ее отпрыск Делавэр обязаны своим ранним процветанием Уилльяму Пенну, в высшей

степени практичному квакеру, стремившемуся привлечь в обширный район, пожалованный ему

Карлом II, многочисленных поселенцев разных вероисповеданий и национальностей. Решив, что его

колония должна быть образцом справедливого и честного отношения к индейцам, Пени заключил с

ними соглашения, строго соблюдавшиеся обеими сторонами, и на многие годы в том краю воцарился

мир. Колония развивалась весьма успешно и росла-быстро: через год после прибытия Пенна в ней

насчитывалось 3000 новых граждан.

Сердцем Пенсильвании была Филадельфия — город, быстро прославившийся широкими

тенистыми улицами, крепкими кирпичными и каменными домами и шумными доками. К концу

колониального периода население Филадельфии исчислялось в 30 000 человек разных

национальностей, вероисповеданий и профессий. Квакеры, известные своей степенностью, осмот-

рительностью, филантропией и умением вести дела, весьма способствовали процветанию

Филадельфии; к середине XVIII столетия она стала центром колониальной Америки.

Хотя в Филадельфии преобладали английские квакеры, в других частях    Пенсильвании были

широко представлены другие национальности. Из разоренной войнами Германии сюда переселилось

много немцев, искавших возможности устроить жизнь в новой стране. Вскоре они стали лучшими

фермерами района. Весьма важное значение для развития колонии имело их знание ремесел ―

ткацкого, сапожного, столярного и других. Пенсильвания была также воротами, через которые в

Новый Свет пришли многочисленные выходцы из Шотландии и Ирландии. Это были сильные люди.

Они занимали земли, какие хотели, и защищали свои права ружьями и бесконечными цитатами из

Библии. Напористые, часто не считающиеся с законами, они были для богобоязненных и

миролюбивых квакеров истинным несчастьем. Однако, благодаря именно своим недостаткам эти

колонисты представляли чрезвычайно важную силу. Полные веры в представительное правление,

религию и просвещение, они несли цивилизацию вглубь страны, продвигаясь все дальше на запад.

Хотя и Пенсильвания отличалась смешанностью населения, однако про образом

космополитической Америки, какой в дальнейшем стала большая часть страны, был все же Нью-

Йорк ― даже в столь раннюю пору, как середина XVII столетия. В 1646 году на берегах Гудзона

можно было услышать языков десять-пятнадцать, если не больше. Здесь бок о бок жили голландцы,

фламандцы, валлоны, французы, датчане, норвежцы, шведы, англичане, шотландцы, ирландцы,

немцы, поляки, чехи, португальцы, итальянцы ― предшественники тех миллионов их

соотечественников, которые пришли сюда позднее. Большинство колонистов занялись торговлей и

направляли экономическое развитие края в коммерческое русло, что предопределило характер

деятельности последующих поколений.

Сорок лет владели голландцы колонией Новые Нидерланды, названной позднее Нью-Йорком.

Интересовались эти колонисты главным образом торговлей, и переселение в Новый Свет не давало

им каких-либо особых политических и религиозных преимуществ, которыми они не пользовались

бы у себя на родине. Кроме того, голландская Вест-Индская компания, взявшаяся за организацию

колонии, встретила трудности в подыскании компетентных должностных лиц, способных вести дела

колонии надлежащим образом. В    1664 году, в результате усилившегося интереса

Великобритании к колониальной экспансии, Новые Нидерланды были ею завоеваны. Но даже

долгое время после завоевания голландцы оказывали сильное влияние на экономическую и

общественную жизнь колонии. Островерхие крыши их домов стали неотъемлемой частью

ландшафта, а их купцы придавали городу комерческий характер. Нью-Йорк унаследовал от

голландцев любовь к развлечениям, чем резко отличался от сурового пуританского Бостона. В

Нью-Йорке праздники были поводом для пиров и увеселений. Многие обычаи голландцев —

например, обмен визитами в день Нового года и посещения веселого Деда-Мороза, приносившего

детям подарки в рождественские дни, — распространились по всей стране и дожили до нашего

времени. После перехода колонии в руки Великобритании умный и тактичный английский правитель

принялся за перестройку общественно-политической    системы Нью-Йорка в духе английских

традиций и провел реформы с такой постепенностью, что завоевал дружбу и уважение и голландцев и

англичан. Города получили самоуправление, характерное для поселений Новой Англии, и несколько

лет спустя было достигнуто вполне приемлемое слияние сохранившихся голландских законов и

обычаев с английскими.

В 1696 году в провинции Нью-Йорк насчитывалось уже почти 30 000    жителей. В плодородных

долинах Гудзона, Мохока и других рек процветало много больших поместий, и наряду с ними

фермеры-арендаторы и владельцы небольших ферм вносили свою лепту в дело

сельскохозяйственного развития края. Большую часть года пастбища давали обильный корм рогатому

скоту, овцам, лошадям, свиньям. Хорошо росли табак и лен, было много фруктов, особенно яблок. Но

как ни важна была роль земледелия, торговля пушниной также немало способствовала росту Нью-

Йорка и Олбани и превращению их в большие города. Река Гудзон была для Олбани удобным водным

путем для доставки пушнины и сельскохозяйственной продукции в шумный нью-йоркский порт.

Полной противоположностью колониям Новой Англии и среднего побережья Атлантики были южные

поселения, преимущественно земледельческие, возникшие в Вирджинии, Мэриленде, обеих

Каролинах и Джорджии. Первой английской колонией, выжившей и обосновавшейся в Северной

Америке, был Джемстаун в Вирджинии. В конце декабря 1606 года пестрая группа из примерно ста

переселенцев, снабженных Лондонской колонизационной компанией, отправилась в Америку искать

счастья. Они мечтали о быстром обогащении, о золоте и драгоценных камнях, и тяжелая жизнь в

дикой стране совсем не входила в их планы. Но капитан Джон Смит ― человек непреклонной воли ―

стал во главе колонии и, несмотря на ссоры, голод и постоянные угрозы со стороны индейцев, уберег

ее от распада в первые годы. Первое время колонизационная компания, стремившаяся к быстрой

наживе, требовала, чтобы колонисты сосредоточили свою деятельность на заготовках сырья для

экспорта: лесоматериалов, судового снаряжения, кореньев и других продуктов, находивших сбыт на

лондонском рынке, и не позволяла колонистам заниматься земледелием или искать другие средства

для обеспечения своего существования. Однако катастрофические результаты, к которым эта система

привела через несколько лет, заставили компанию уменьшить требования, раздать колонистам

участки земли и предоставить им более широкую инициативу. В 1612 году в колонии было сделано

открытие, изменившее в конечном итоге не только экономику Вирджинии, но и всего Юга: оказалось,

что вест-индский табак, возделанный и обработаный в Вирджинии, очень нравится европейским

потребителям. Первая партия вирджинского табака прибыла в Лондон в 1614 году, и на протяжении

следующих десяти лет выяснилось с достаточной очевидностью, что культура табака станет

источником прочных и значительных доходов.

Табаку нужны плодородные, отдохнувшие земли, так как участки, на    которых его выращивают

три или четыре года, сильно истощаются и дают урожаи очень низкого качества. Поэтому фермерам-

табаководам требовались большие земельные площади, чтобы всегда иметь под рукой неистощенные

участки. Кроме того, плантаторам нужны были удобные пути сообщения, почему они вскоре

расселились по океанскому побережью и вдоль многочисленных рек. В провинции не возникали

города, и даже Джемстаун, ее первая столица, состоял всего из нескольких домов. Плантаторы быстро

приспособились к торговле на далекие расстояния. Их рынками сбыта стали Лондон, Бристоль и

другие порты Англии.

Большинство иммигрантов, поселившихся в Вирджинии, приехали туда    с целью улучшить свое

материальное положение. Но причины религиозного, а не только экономического порядка обусловили

развитие соседней с Вирджинией колонии Мэриленд. Семейство Калверт имело в виду устроить в

Мэриленде убежище для католиков, но оно было заинтересовано и в организации больших поместий,

которые давали бы хороший доход. По этим соображениям, а также во избежание неприятностей со

стороны английского правительства, к переселению в Мэриленд поощрялись не только католики, но и

протестанты. Сначала Калверты пытались установить общественно-политический строй,

соответствующий традициям Англии, и управлять колонией со всеми прерогативами короля. Однако

нарядить в феодальные одежды вольнолюбивых колонистов-пионеров было не так-то просто. В

Мэриленде, как и в других колониях, власти не могли преодолеть упрямую веру поселенцев в

гарантии личной свободы, установленные английской конституцией, и в естественное право

подданных участвовать в управлении через представительные собрания.

Культура, развившаяся в Мэриленде, отличалась большим сходством    с культурой Вирджинии. В

обеих колониях главным занятием населения было земледелие с доминирующим классом крупных

плантаторов; в обеих были обширные внутренние районы, куда непрестанно просачивались мелкие

фермеры-землевладельцы; обе страдали от возделывания одного лишь растения (табака), и еще в

первой половине XVIII столетия культура обеих колоний подверглась сильному влиянию института

рабства. Как в Мэриленде, так и в Вирджинии богатые плантаторы весьма серьезно относились к

своим общественным обязанностям; они занимали посты мировых судей, офицеров милиции, членов

законодательных учреждений. Но и мелкие земледельцы заседали в народных собраниях и находили

доступ к общественным постам, где их независимый голос был для плантаторской олигархии

постоянным предупреждением ― не заходить слишком далеко в своих посягательствах на права

свободных граждан.

К концу XVII и в начале XVIII столетия в социальной структуре Мэриленда и Вирджинии

сложились черты, сохранившиеся до Гражданской войны. Плантаторы, благосостояние которых

базировалось на рабском труде, владели лучшими землями и имели преобладающее влияние в

управлении колониями. Они построили себе прекрасные особняки, усвоили аристократический образ

жизни и поддерживали контакт с культурным миром за океаном. На следующей ступени

общественной лестницы стояли крупные и средние фермеры, освоившие девственные земли

внутренних районов. Наименее удачливыми оказались мелкие фермеры, которым в борьбе за

существование пришлось конкурировать с плантаторами-рабовладельцами. Ни в Мэриленде, ни в

Вирджинии не возникло влиятельного класса купцов, так как плантаторы вели торговлю с Лондоном

сами и не нуждались в посредниках.

Настоящим средоточием торговли на юге стали обе Каролины, Северная и Южная, с Чарлстоном в

роли главного порта. В этих колониях поселенцы научились связывать торговлю с сельским

хозяйством. Своим благосостоянием Каролины были в значительной степени обязаны тому, что

служили рынком сбыта. Густые леса также представляли источник дохода. Смола и канифоль,

добываемые из южной сосны, были одними из лучших в мире. Не основывая, подобно Вирджинии,

своего благосостояния на одной сельскохозяйственной культуре, Каролины производили и

экспортировали рис, индиго и корабельные материалы. К 1750 году в обеих колониях насчитывалось

не меньше 100000 жителей.

На юге, как и во всех других колониях ― от гор Вермонта до раскорчеванных лесных участков

долины реки Мохок в будущем штате Нью-Йорк, от восточных отрогов Аллеганских гор до долины

Шенандоа в Вирджинии, ― стало общим явлением освоение внутренних территорий и продвижение

границы поселений вглубь страны. Люди, не имевшие возможности свободно исповедовать свою

религию в возникших ранее прибрежных поселениях, давно уже начали покидать их пределы. Те, кто

не мог получить плодородной земли на побережье, как и те, чьи земли истощились, увидели, что

уходившие на запад холмы были хорошим пристанищем. Вскоре территории, расположенные дальше

от берега океана, оказались усеянными преуспевающими небольшими фермами. Их земли

обрабатывали люди, ни духовно, ни экономически не зависевшие от жителей более старых

поселений. Но не одни скромные фермеры находили внутренние районы привлекательными.

Предприимчивый топограф и землемер Питер Джефферсон, отец третьего Президента Соединенных

Штатов Томаса Джефферсона, поселился среди холмов, купив у плантатора 400 акров (162 га) земли

за бесценок.

Хотя среди фермеров, устроившихся у подножья холмов, встречались    и зажиточные

землевладельцы, большинство уходящих на запад колонистов были бедные, но независимые

пионеры. Поселившись на границе земель, принадлежащих индейцам, они жили в бревенчатых

хижинах, как в крепостях, и в своей защите полагались лишь на зоркие глаза и надежные мушкеты.

Такие условия жизни неизбежно должны были превратить их в людей закаленных, полагавшихся

только на себя. Они вырубали деревья в дебрях, жгли валежник и сеяли кукурузу и пшеницу среди

пней. Мужчины носили охотничьи куртки и штаны из оленьих шкур, женщины ― домотканные

платья. Их пищей были свинина и мамалыга, оленина, дикие индюшки, куропатки и рыба из

ближнего ручья. Их празднества, для которых зажаривали целых быков на вертеле, были шумны и

буйны. Они устраивали новоселье для молодоженов, танцы, состязания в стрельбе, а самым

любимым развлечением женщин было совместное шитье одеял из разноцветных лоскутов.

Но уже и в те времена ясно ощущались различия между старым и новым, между Востоком и

Западом, между более обжитым Атлантическим побережьем и пограничными поселками пионеров

внутри страны. По временам эти различия бывали весьма велики и ярко выражены. Тем не менее,

один район оказывал большое влияние на другой, ибо, несмотря на разделявшее их пространство,

между ними поддерживалось постоянное общение. Продвигаясь на запад, пионеры несли с собой

элементы старой цивилизации и устанавливали на новых землях традиции, составлявшие часть

общего культурного достояния. С другой стороны, многие пионеры-пограничники возвращались с

рассказами, воспламенявшими воображение тех, кто оставался в обжитых районах. Голос людей с

Запада раздавался на политических собраниях и одерживал верх над инерцией, свойственной старым

традициям и условностям. Еще важнее было то обстоятельство, что любой житель колонии легко мог

начать новую жизнь в пограничных районах. Это было могучим средством воздействия на лиц,

управлявших старыми общинами, при их попытках воспрепятствовать прогрессу и переменам.

Поэтому власти прибрежных районов сплошь и рядом бывали вынуждены проводить более

либеральную линию в политике, в религиозных вопросах, а также при распределении земельных

участков, под давлением требований народа, неизменно подкрепляемых прямой или скрытой угрозой

ухода «на границу». Благодушным настроениям не было места в деятельном обществе, слагавшемся в

период расширения пределов новой страны. Движение населения на запад имело огромное значение

для всей последующей истории Америки.

Столь же важное значение для будущего имели основы народного просвещения и культурного

развития Америки, заложенные в колониальный период. В 1636 году был основан Гарвардский

университет в Массачусетсе,    в конце столетия ― колледж Уилльяма и Мэри в Вирджинии, а

несколько лет спустя законодательное собрание Коннектикута приняло постановление об основании

йельского университета. Однако важнейшее место в истории просвещения Америки занимает

развитие системы общественных школ. В этом отношении главная заслуга принадлежит Новой

Англии, так как там колонисты действовали единодушно как одно общественное целое и

организовывали школы на средства всей общины. В 1647 году правительство колонии

Массачусетского залива ввело закон об обязательном начальном обучении. Вскоре это мероприятие

было проведено во всех колониях Новой Англии, за исключением Род-Айленда.

На юге фермы и плантации были расположены слишком далеко друг от друга, и это делало

невозможной организацию общественных школ, подоб ных тем, какие возникли в густонаселенных

районах Новой Англии. Иногда плантаторы, жившие по соседству, объединялись и нанимали

преподавателей для обучения своих детей. Часто детей посылали учиться в Англию.    В более

населенных местностях имелось небольшое число школ для ближайших соседей, но, как правило,

расходы и ответственность за наем учителей должен был нести плантатор. В семьях с ограниченными

средствами родители сами преподавали детям начатки знаний.

Большое разнообразие в области просвещения наблюдалось в колониях    средней полосы

побережья. Слишком занятые материальными интересами, жители колонии Нью-Йорк отставали в

культурном отношении от Новой Англии и от других колоний среднего побережья, школы были

плохи, и зажиточные колонисты нанимали своим детям учителей. Значительная часть детей вообще

не попадала в общественные школы: их было слишком мало. Королевское правительство время от

времени предпринимало отдельные попытки организовать систему народного образования, но лишь в

середине XVIII столетия были основаны Принстонский колледж в Нью-Джерси, колледж Королевы

(ныне университет имени Рутгерса) там же и колледж Короля (ныне Колумбийский университет) в

Нью-Йорке.

Одной из наиболее активных в области просвещения колоний оказалась Пенсильвания. Первая

школа была там открыта в 1683 году для обучения чтению, письму и арифметике. Вскоре в каждой

квакерской общине дети могли так или иначе получить элементарное образование. Более серьезные

предметы — древние языки, история, литература — преподавались в «Общественной школе

друзей» (т.е. квакеров). Она до сих пор существует в Филадельфии под именем школы Уилльяма

Пенна. Детям из малоимущих семей «Школа друзей» давала образование бесплатно, но с

состоятельных родителей взималась плата за обучение детей.

Своими успехами на пути интеллектуального и культурного развития    Филадельфия во многом

обязана энергии двух людей. Одним из них был секретарь колонии Джемс Логан, в прекрасной

библиотеке которого Вениамин Франклин находил новейшие научные труды. В 1745 году Логан

построил для своей библиотеки особое здание и завещал ее городу. Не подлежит сомнению, что сам

Франклин содействовал культурному росту Филадельфии больше, чем кто-либо другой из ее

обитателей. По его инициативе были созданы учреждения и организации, открывшие новые

возможности для повышения культурного уровня не только Филадельфии, но и всех колоний. Так,

Франклин основал клуб, известный под именем «Джунто», из которого позже развилось

Американское философское общество. Благодаря усилиям Франклина возникло общественное

учебное заведение, позднее преобразованное в университет штата Пенсильвания. Желание

Франклина широко распространить просвещение привело к открытию прекрасной библиотеки,

которую он называл «матерью всех общественных библиотек Северной Америки».

С тремление к знанию было свойственно не только жителям старых прибрежных колоний. Хотя в

пограничных пионерских поселках отважные шотландцы и ирландцы жили в примитивных хижинах,

они не хотели коснеть в невежестве. Убежденные приверженцы просвещения, они всячески старались

обеспечить себя учеными проповедниками. Они не сомневались в том, что и рядовые миряне должны

стремиться к развитию своих умственных способностей.

На юге плантаторы в своем стремлении поддерживать контакт с евро пейской культурой полагались

главным образом на книги. Сочинения самого разнообразного содержания ― по истории,

юриспруденции, естественным наукам, греческие и римские классики, ― выписывались из Англии и

передавались с плантации на плантацию. Чарлстон в 1698 году ассигновал средства на открытие

публичной библиотеки, и уже в самую раннюю пору там живо интересовались музыкой, театром и

живописью. Актеры издавна питали к Чарлстону особую симпатию, так как были уверены, что

встретят там более сердечный прием, чем в других городах.

Первые пуритане привезли с собой в Новую Англию маленькие биб лиотечки и, поселившись в

новой стране, продолжали получать книги из Лондона. Пуритане, конечно, питали исключительное

пристрастие к богословским сочинениям, но они отнюдь не ограничивались чтением книг

религиозного содержания. В восьмидесятых годах XVII столетия бостонские книгопродавцы бойко

торговали не только богословскими трактатами и сборниками проповедей, но и произведениями

классической литературы, трудами по истории, политике, философии, естественным наукам и даже

беллетристикой.

В Кембридже (Массачусетс) давно уже существовала типография, а в 1704 году в Бостоне вышла

первая газета, завоевавшая себе прочный успех. Вскоре газеты появились и в других колониях, за

пределами Новой Англии. Вскоре в Нью-Йорке произошло событие, которое имело большое значение

в истории американской печати. Это был процесс Джона Питера Зенгера, редактора-издателя

«Еженедельной нью-йоркской газеты» ― оппозиционного правительству органа, начавшего выходить

в 1733 году. Спустя два года губернатор колонии, выведенный из терпения сатирическими выпадами

Зенгера, отдал приказ о его заключении в тюрьму по обвинению в клевете. Во время процесса,

длившегося девять месяцев и вызвавшего большой интерес во всех колониях, Зенгер продолжал

редактировать газету из тюрьмы. Защищавший его знаменитый адвокат Эндрью Гамильтон

доказывал, что напечатанные Зенгером обвинения были праведливыми и что поэтому их нельзя

признать клеветническими. Присяжные вынесли оправдательный вердикт, и Зенгер был освобожден.

Его процесс имел весьма глубокие последствия не только для колониальной Америки, но и для

будущих Соединенных Штатов. Решение по делу Зенгера было ступенью к установлению принципа

свободы печати.

Явлением, характерным не только для культурного развития колоний,    но и для развития всех сторон

их жизни, было отсутствие контроля со стороны английского правительства. В пору возникновения и

организации поселений колонисты пользовались большой долей свободы и строили свою жизнь так,

как им диктовали их склонности или окружающие условия. Правительство Англии не принимало

непосредственного участия в основании колоний, за исключением Джорджии, и в дальнейшем лишь

постепенно начало вмешиваться в их политическое руководство. Право на основание колоний и

управление ими английские короли жаловали группам частных лиц (акционерным обществам) или

отдельным лицам (земледельцам). Тот факт, что король передавал суверенные права над колониями

обществам или отдельным лицам, разумеется не значил, что колонисты полностью или частично

освобождались от надзора извне. По условиям, предусмотренным, например, в Вирджинской и

Массачусетской грамотах, правительство облекло компании полной властью, но предполагалось, что

местопребыванием правления этих компаний будет Англия. Таким образом, население колоний могло

участвовать в управлении колониями не больше, чем если бы ими управлял сам король.

Однако, теми или другими путями, а исключительное право Англии на    управление колониями

постепенно сходило на нет. Первый шаг в этом направлении сделала Лондонская (Вирджинская)

компания, разрешившая колонистам иметь представителей в правительстве. Инструкции, данные в

1618 году Вирджинской компанией назначенному ею губернатору, предусматривали избрание

свободными жителями плантаций представителей, которые должны были совместно с губернатором

и назначаемыми им членами совета принимать обязательные постановления, направленные к

улучшению благосостояния колонии.

Это событие оказало огромное влияние на всю историю колониального    периода. С той поры стало

общепризнанным, что колонисты имеют право на участие в управлении колониями. В большинстве

случаев король, жалуя в дальнейшем земли, предусматривал в грамотах предоставление свободному

населению права голоса в касающемся его законодательстве. Так, в грамотах, пожалованных

Сесилию Калверту на основание колонии в Мэриленде, Уилльяму Пенну ― на колонию в

Пенсильвании и другим землевладельцам ― на поселения в Каролинах и Нью-Джерси, особо

указывалось, что принятие законов в этих колониях должно осуществляться «с согласия свободных

людей». Лишь в двух случаях пункт о самоуправлении был опущен: в грамоте герцогу Йоркскому,

брату короля Карла II, впоследствии    ставшему королем    Яковом II,    на владение Нью-Йорком и в

грамоте группе «опекунов» на заселение Джорджии. Но и в этих колониях такое исключительное

положение было недолговечным, ибо колонисты столь настойчиво требовали представительства в

законодательных органах, что власти находили более разумным пойти на уступки.

Вначале право колонистов на участие в законодательстве через своих представителей не имело

большого значения. В дальнейшем, однако, оно    послужило краеугольным камнем для установления

их почти полного господства. Достигнуто это было посредством избираемых населением ассамблей,

сначала присвоивших себе, а затем широко применивших контроль над финансами. Одна за другой

колонии устанавливали правило, по которому без согласия народных представителей нельзя было

вводить налоги и расходовать собранные фонды даже на уплату жалованья губернатору и другим

назначаемым должностным лицам. Если губернатор и прочие чиновники не соглашались управлять

колонией в согласии с народными ассамблеями, последние отказывали в ассигнованиях даже на

самые насущные нужды. Были случаи, когда независимо настроенным губернаторам вообще не

вотировали жалованья или вотировали оклад в размере одного пенса. При наличии столь могучего

средства воздействия, губернаторы и другие должностные лица должны были быстро склоняться в

сторону уступок колонистам.

Долгие годы колонии Новой Англии пользовались даже более широкой автономией, чем все другие.

Если бы Пилигримы обосновались в Вирджинии, они попали бы под власть Лондонской

(Вирджинской) компании. В Нью-Плимуте же они оказались вне пределов правительственной

юрисдикции. Поэтому они решили    создать свою собственную    политическую организацию. Еще на

борту «Мейфлауэра» они подписали соглашение, так называемый «Мейфлауэрский договор»,

согласно которому они обязывались «соединиться в единое гражданское общество для лучшего

своего устройства и сохранения. ..ив силу этого составлять, принимать и устанавливать такие

справедливые и равные для всех законы, регламенты, акты, постановления и должности... какие будут

признаны наиболее подобающими и способствующими общему благу колонии». Хотя у Пилигримов

не было никакой правовой основы для создания по своей инициативе самоуправления, эта акция

никем не была оспорена, и, руководствуясь договором, составленным на борту «Мейфлауэра»,

колонисты Плимута много лет вели свои дела совершенно самостоятельно, без каких-либо указаний

или вмешательства со стороны.

Аналогичное положение создалось в колонии Массачусетс. Право на управление колонией было

пожаловано компании Массачусетского залива,    но она в полном составе переселилась в Америку и

привезла с собой дарованную королем грамоту. Таким образом, все полномочия на управление

колонией оказались в руках лиц, проживающих на американской территории. Вначале несколько

переехавших в Америку основателей колонии пытались управлять ею самовластно. Однако

колонисты вскоре потребовали права участия в управлении, подкрепив свое требование, на случай

отказа, угрозой массового ухода в другой район. Компании пришлось уступить, и управление

колонией перешло в руки выборных представителей. Возникшие позднее в Новой Англии колонии ―

Нью-Хейвен, Род-Айленд и Коннектикут ― тоже управлялись автономно. Ссылаясь на то

обстоятельство, что по своему местоположению колония находится вне юрисдикции правительства,

они устанавливали самоуправление, по образцу договора на «Мейфлауэре».

Широкое самоуправление, которым стали пользоваться колонии, не могло    не встретить

противодействия со стороны королевского правительства Великобритании. Против Массачусетской

конституции был начат судебный процесс, и в 1684 году она была отменена, после чего и в других

колониях Новой Англии был установлен контроль королевского правительства, и вся власть перешла

в руки назначаемого короной губернатора. Колонисты упорно сопротивлялись такому обороту дел.

После английской революции 1688 года, приведшей к свержению короля Якова II, они изгнали

королевского губернатора. Род-Айленд и Коннектикут, в то время уже включавший колонию Нью-

Хейвен, сумели полностью восстановить свое фактически независимое положение, на сей раз уже на

постоянной основе. Но Массачусетс вскоре снова подпал под власть короля. Теперь, однако,

колонисты получили некоторую долю участия в управлении. Как и в других колониях, доля эта

постепенно расширялась, пока со временем не стала доминирующей. Для достижения своих целей

жители Массачусетса, по примеру прочих колонистов, эффективно использовали право контроля над

финансами. Тем не менее, губернаторы непрестанно получали инструкции с требованием проводить

политику, соответствующую общим интересам Британской империи. В то же время королевский

Тайный совет использовал свое право пересмотра колониального законодательства. Колонисты,

однако, умели очень ловко обходить ограничения, когда последние затрагивали их жизненно важные

интересы.

Вначале право колонистов на участие в законодательстве через своих представителей не имело

большого значения. В дальнейшем, однако, оно послужило краеугольным камнем для

установления их почти полного господства. Достигнуто это было посредством избираемых

населением ассамблей, сначала присвоивших себе, а затем широко применивших контроль над

финансами. Одна за другой колонии устанавливали правило, по которому без согласия народных

представителей нельзя было вводить налоги и расходовать собранные фонды даже на уплату

жалованья губернатору и другим назначаемым должностным лицам. Если губернатор и прочие

чиновники не соглашались управлять колонией в согласии с народными ассамблеями, последние

отказывали в ассигнованиях даже на самые насущные нужды. Были случаи, когда независимо

настроенным губернаторам вообще не вотировали жалованья или вотировали оклад в размере

одного пенса. При наличии столь могучего средства воздействия, губернаторы и другие

должностные лица должны были быстро склоняться в сторону уступок колонистам.

Долгие годы колонии Новой Англии пользовались даже более широкой автономией, чем все

другие. Если бы Пилигримы обосновались в Вирджинии, они попали бы под власть Лондонской

(Вирджинской) компании. В Нью-Плимуте же они оказались вне пределов правительственной

юрисдикции/

Подобным же образом колонисты, когда считали нужным, находили способы уклоняться от

попыток Англии контролировать их внешние сношения, особенно торговлю. Начиная с 1651 года,

правительство Великобритании время от времени издавало законы, регулировавшие кое-какие

стороны коммерческой и вообще экономической деятельности колоний. Некоторые из них были

благоприятны для Америки, большинство же благоприятствовало Англии за счет Америки. Обычно

колонисты игнорировали те законы, которые приносили им значительный ущерб. Иногда Англия

вдруг проявляла большой интерес к колониям и стремилась обеспечить более строгое соблюдение

законов, но ее усилия приводили лишь к кратковременным успехам, и она вскоре снова

возвращалась к политике «разумного невмешательства».

Значительная степень политической независимости, которою пользовались колонии, естественно

повлекла за собой постепенное отдаление их от Англии и все большее превращение их жителей из

англичан в американцев. Эту тенденцию в значительной мере усиливал совершавшийся

одновременно процесс слияния разных национальных групп и культур. Как совершался этот процесс

и каким образом он привел к образованию новой нации, очень живо описал в 1782 году

проницательный фермер француз Гектор Сен-Жан де Кревкер: «Что же представляет собой

американец, этот новый человек? ― спрашивает он в «Письмах американского фермера» и

отвечает:― Это либо европеец, либо потомок    европейца ― отсюда идет это необычайное смешение

кровей, которое не найти ни в одной другой стране... Я могу указать вам на человека, дед которого

англичанин, жена ― голландка, один сын женился на француженке, а четыре других ― на женщинах

четырех различных национальностей. Американец ― это тот, кто, забыв все старые обычаи и

предрассудки, приобретает новые, обусловленные новым образом жизни, которую он избрал, новым

правительством, которому он повинуется, и новым положением, которое он    занимает».

Журнал Америка № 103