Иван Клиновой

35избранные стихотворения2000–2015

Красноярск2015

ББК 84 (2Рос=Рус)К 493

Книга распространяется по лицензииCreative Commons Attribution 4.0

И. Клиновой, стихи, 2015 С. Ивкин, послесловие, 2015

Книга издана при поддержкеМинистерства культурыРоссийской Федерации иСоюза российских писателей

К 493 Иван Клиновой. 35: избранные стихотворения 2000–2015 гг. / И. В. Клиновой. – Красноярск: ООО «КрасКонтпаст», 2015 . - 52 с.

18+

АНТИЧНОСТЬ

5

* * *Я не для вечности, я сделан для мгновеньяИз ржавого куска металлолома.Я человек плохого поколенья.Мне чувство состраданья не знакомо.

Как нить накала, я дрожу от напряженья.Мне не дано, как Пушкину влюбиться.Я не для вечности, я сделан для мгновенья...Но сладко будет в этом ошибиться.

6

* * *Я в центре зноя, ничего не зная,Стою, пока вокруг всё чепуха.Сквозь бабочку проходит ось земная,А сквозь меня проходит ось стиха.

И губы, треснувшие первым словомИ первой кровью, лепят впопыхахПод этим смуглым небом чернобровымНовейшую молитву о стихах.

Послушливыми ямбами владея,Натравливаю их на духотуИ начинаю тему всё быстрее,Как гальку, перекатывать во рту.

Вон, вроде, отъезжает мой автобус.Не до него. Я погружаюсь в зной.Но что-то шевельнулось подо мной,И развернулся бабочкою глобус.

7

* * *Наплевать, если все глаголы не подходят.В. Набоков

Я выдерну тебя из суеты.Забрось часы куда-нибудь подальше И согласись, что мы с тобой пусты.Давай хоть вечер проведём без фальши.

Давай сейчас забудем про вино,Возьмём бутылку «лёгкой» кока-колы.Я в жизни не участвую давно,Я только подбираю к ней глаголы.

Тяжёлым шаром кегельбана ночьПрокатится по нашему балкону.Давай с тобой не повторять точь-в-точьДвижения светил по небосклону.

Давай не тратить слов по пустякам,Давай с тобой немного о высоком.Как пальцы прикасаются к вискам,Так и рассвет коснётся наших окон.

Смотри, над Красноярском облака,А нам доступны только сигаретыИ кока-кола, и навернякаОставшиеся с вечера котлеты.

8

АНТИЧНОСТЬУстаревший, как глобус,

постылый, как жизненный ребус,Возвращаюсь назад,

опоздав на последний троллейбус.В сигаретном дыму

мне привиделась злая химера.Я сломал карандаш

на полях золотого Гомера.

Корабли, корабли... На меня навалилась античность.

Я пишу «корабли» и уже понимаю вторичность.

Бесполезные руки... Гомеру такое не снилось.

Я сломал карандаш с громким хрустом, и сердце забилось.

9

* * *Полая лампочка: нить вольфрамараскалена и как будто ранатьмы. Это, в сущности, мелодрамас лампочкой в роли себя. Но раноставить к вопросу ребром Адама,чтоб не сказали: политреклама.

Тьма, даже в принципе, не делима,но обжигаема, словно глина,лампой ли, песнями ли Муслима,чем промышляет и память (клинаклином не вышибить), в ней без гримапрячутся так, что проходишь мимо.

Тело во тьме почти невесомо,словно бы в фильме Люка Бессона;здесь похоронена хромосома –мысли такого же вот фасонав голову лезут вдали от дома.Думаю, это и вам знакомо.

Только поэт сам себе проблема,сам папа Карло и сам полено,тьма для него всё равно дилемма:он ведь, как лампочка, ведь из плена,из языка вырываясь, немокорчится нитью вольфрама тема.

Раной во тьме не зажить поэту.Дома, не дома – одно и то же.Разве что в сердце войти предметустанет сложнее, а сам – чуть строже,и не пойдёт он по парапету,ловко подбрасывая монету.

10

* * *Вот снег, летящий, словно стружка,Вот чаем траченная кружка(пластинку съевшая игла)И смерть, как детская игрушка,Хранится в ящике стола.

Вот лампа недневного света,Магнитофон и в нём кассетаОстановилась, мир деля, –Всё это вещи для поэта...Но не поэтому, а для

Того, чему названье сложноИ подыскать, хотя возможно,Да только время тратить зря...Поэт попался ненарошно,Как муха в каплю янтаря.

Но мухе плохо, а поэтуНе очень, он сродни рассвету...Поэту, в общем, наплевать.Он включит заново кассетуИ примется стихи писать.

11

* * *Если я не умру, а такие, как правило, раньше,То, конечно же, сыну смогу рассказать обо всём...И о том, как мы с музою ногти грызём.И о том, что поэзия – это подобье джуманджи.И о том, почему привыкаешь к холодным котлетамС подгоревшей яичницей, если, действительно, речь...Если я не умру, то смогу его предостеречь...

12

КОЛЫБЕЛЬНЫЕ СТИХИУснула дочка: не скрипит кроваткаИ замер погремушек шумный рой.Спи, доченька, потягивайся сладко!Я всё не смею жизнь назвать сестрой.

Когда-то было время озорноеИ мир вокруг катился кувырком.Теперь же всё вокруг меня иное.Я над тобой стихи пишу тайком.

В далёкой кухне каплет осторожноИ гулко, словно там какой-то грот.Нас разделить, я верю, невозможно.Пускай ты видишь мир наоборот,

Но, веточка моя, ты на рассветеПроснёшься и простишь мои грехи,Безмолвные ночные сигаретыИ эти колыбельные стихи.

13

* * *...а ты весь день какой-то невесёлый,И небо с неподвижными бровями,И умирают маленькие пчёлы,Летающие в сумерках меж нами...

Когда-то ты, весёлым и бессмертным,Топтал траву и пил «Киндзмараули»...Теперь мы дышим воздухом инертным,И тишину меж нами протянули.

И города в пыли перед закатом,И улицы в росе перед рассветомНа той земле, когда ты был солдатом,В ту землю, за которую в ответе...

14

* * *Вот оно: гроздь винограда, ломоть арбуза,Несколько груш – простой натюрморт печали,То, о чём люди, любившие нас, молчали,То, от чего уже слишком устала муза.

Для молодого ещё сигаретного дымаНе существует преград, вроде наших комнат.Это мы сами живы, пока нас помнят,Больше, чем воздух, нам это необходимо.

Время ещё обернётся ж/д вокзалом,Мы ещё бросим домá ради шумных улиц,Кинется под ноги жизнь, чтобы мы запнулисьИ обернулись, и не ошиблись в малом.

ОСЯЗАНИЕ

17

BLOK_O_DOBLESTJAX.MP3Пластинка держится на кончике иглы,На чём-то вроде зиждется и темень...Мне кажется, что я опять не с теми,С кем должен разделять своё «курлы»...Мне кажется, я, Боже, глуховат...Есть человек, но гóлоса не слышно!..Он должен бы сказать, что так уж вышло,Но губы шевелятся невпопад.И ничего уже не произносят,Как если бы мы были под водой...

В теории, я, Боже, глуховат,Но суета высокого пошибаИ требует отката чуть назад,Чтоб между тресков, шорохов, цитатНам слышалось «спасибо» и «паршиво»...

18

* * *Душный день. И пыльная позёмка.Никуда не хочется идти.Мельтешащая речная кромка:Руку протяни – уже в горсти.

Пташки, словно стая ребятишек.Детвора, похожая на птах.Папы вынимают из подмышекТрубочки газет и мнут в руках.

Парочки влюблённых – не иначе! –Прячутся в раскидистых кустах...Воздух тяжелеет – это значит –Если не за совесть, то за страх

Молнией природа огрызнётся,Вспучит кручи туч и вдруг родитЛучик нержавеющего солнцаПеред тем, как рухнет сам зенит.

Здравствуй, дождь! Пусть люди разбегутся!Я останусь. Некуда идти.Набережная. Светло и пусто.Речка пополам с дождём в горсти.

19

* * *Ему хватало ночника на стенке,И скальпель как влитой лежал в руке.Он разбивал на чашечки коленкиПред ней одной в полночном тупике.

Он струйкам строчек отдавал свой трепет,Летал, покуда тень была легка,И всё ещё надеялся, что скрепитИх судьбы чья-то сильная рука.

Но, радуясь всему, что есть на свете,Он думал о другом черновике:«Прохожие нанизаны на ветер...Кому такие чётки по руке?».

20

ОСЯЗАНИЕЛица твоего чертыОстанутся где-то там,Где губы – под стать святым,Где нету границ бровям,

Где скулы, как две скалы,Где трепет ноздрей упрям,Где линии и углы,Как алгебра – снегирям,

Где плоскости – это бредИ прочно забыт Евклид:Ни жив и ни мёртв поэт –Он просто боготворит

И лепит из тьмы лицаНе кларковский монолит,А песенку для скворца,И он тебе говорит:

«Поверь: осязать – обряд!».Но пальцы-прожектораПотушит внезапный взгляд,Тяжёлый, как два ведра.

21

ВИДОИЗМЕНЕНИЕКогда ты порываешься выброситься на сушу,выйти из моря и обрасти сосками,я тебя – в бога мать душу! –готов удавить собственными плавниками.На кой сдалась тебе эта суша, милая?!Неужели тебе не хватает моря?!Почему ты не можешь собраться с силами,отречься от берега и не знать горя,как этот сделал я, развернувшийдля тебя коврами поляны водорослей,ради тебя морскому дьяволу продавший душупоперёк горла врождённой гордости?!Ну, кто ты будешь на берегу?! Сирота казанская?!А здесь – такая красота, такая свобода, такая романтика!Подумай только, нами ещё не покорена Марианская!Нас ещё ждёт Атлантика!........................................Чёрт с тобой, выйдем на сушу, подадимся в людские таборы!Только потом не говори, что я стал другим и что всё обрыдло!.......................................Чувствуешь, как видоизменяются плавники,Как высыхают жабры, как я становлюсь быдлом?..

22

* * *Бра останется горетьНадо мной, уснувшимИ растаявшим на третьВ радужном грядущем.

Бра увидит, как во снеЯ шепчу недужно:«Маша, Машенька, нас нет!Машенька, не нужно

Ни окошек, ни дверей!Всё открыто в бездну...».Бра останется гореть,Только я исчезну.

23

* * *Я разрываюсь между пустотойи не пустой прозрачностью стакана:стою над ним с тоскою истукана,и хочется заесть тоску верстой,потом украсть Изольду у Тристанаи разделить постель с ней, как с тобой.

Изольда хороша в постели, ноона тебя заменит ненадолго.Я хлеб сломаю, погублю вино,покроюсь пылью, словно кофемолка,и в растворимом отразится чёлка.Любви ещё не изобретено.

24

* * *Нынче я, не как прежде, циничен.Поз так много изобретено,Что теперь мне смешно с БеатричеИ с Джульеттою скучно давно.

Всё забыл ради звука и слова,Ради мерного счёта слогов.Разве мама любила такого?!Да, наверно... Но кто я таков?

Я – шипучая ветка сирени!Я – ломтями нарезанный хлеб!Дай башку положу на колени,Как на плаху, чтоб был я, и – нет!

Дай напиться твоими губами!Я ведь стольких уже пригубилОттого, что стоят между намиСвет софитов и склянка чернил.

25

* * *Покуда ты гуляешь по другим,Ему не спится, он шарманку вертит,Вскрывает электронные конверты,От сигарет освобождая дым...

В дыму он видит разную тебя,Но не живут картинки, как ни двигай...Ему не спится, он сидит над книгой,Бессмысленно страницы теребя,

Листает их, не узнавая слов,И вслушивается в свою шарманку,В полночных звёзд глухую перебранку,В растерянное тиканье часов...

Кому, какую жертву принести,Чтоб возвратиться на твою орбиту?Как бабочку шершавую в горсти,Он нежно понесёт свою обиду,

А вслух произнесёт лишь: «БерегиСебя, родная! Я, как прежде, рядом.Что мне не спится, знать тебе не надо,Покуда ты гуляешь по другим».

26

* * *В автобусе, в пробке слагаешь стихи,записываешь на стекле запотевшем,но тут же стираешь и каешься: «Грешен!»,прикидываешься немного глухим,чтоб только не слышать, как шепчут вокруг,как пальцами тычут и думают громко,не чувствовать, что обозначилась кромкалиста, за которой нет букв, но есть звук,и шепчешь, уйдя в диктофон с головой,закрывшись руками от взглядов и шума:«Я верю, что счёт мой покроет с лихвойза кромкой листа подведённая сумма...».

ЛАТТЕ-АРТ

29

* * *Когда тебя потребуют к ответу,Идёшь на сцену, будто на амвон,Держа в руках дрожащую мулетуИ, как страпон, сжимая микрофон.

А под ногами – целая планета.Прыжок со сцены и – по головам.И лампочки, беременные светом,Трещат по швам.

30

ГЕРОСТРАТНачинался, как Иствудом вестерн,и, как Холмсом затролленный Ватсон,любопытствовал в сотни отверстий,и не знал, что уметь волноваться

станет самым полезным уменьем,привлекающим тонны вниманьядаже к смятой и брошенной тени,но, увы, не добавит мне money.

Грыз гранит, измеряя в каратахвес того, что ещё не воспето,и дорожка пошла кривовато –кардиоидой горе-поэта.

А перила в подъезд мирозданьяобвивали чужие растенья,и дурацкая скромность тристаньяне давала оставить на стенах

ни штриха от зудящих граффити(мне казалось, что этой планетене хватает виньеточки в видеоктопода на велосипеде).

Но я с собственным сердцем судилсяи, в конце-то концов, с ним развёлся:словно нá пол упавшая гильза,из меня вышла ржавая польза.

Болью вскрыт, как консервная банка,и внутри – ни слезинки ребёнка,я готовился выстрелить в Данко,но внезапно закончилась плёнка.

Я остался вне света софитов:не софт-тачев, не глянцев, не матов.За вершину словесности выдавгорстку обезображенных матов,

31

я бы мог продолжаться и длиться,под чужими софитами греться,всё воздушнее с каждой страницей –вхолостую накручивать герцы.

Но на кой мне такие концерты,если Данко – живой, а я – мёртвый?!Так что лучше – подальше от центра,от экватора и от аорты –

стать колоссом на денатурате,как тэ-тыща на жидком азоте,неподвластным любви и гранате,но подвергнутым подлой гарроте,

чтоб стихи зазвучали с эстрады,чтобы тыкали пальцем в юрода,маркачэпмэна и герострата,через бред не нашедшего брода.

32

ВЕСНА. РАССВЕТЭта ночь, как битум. Голимый ритмОстаётся тем, кто, как я, разбитым,Искалеченным, вляпался в эту ночь.Я смотрелся бы кларковским Монолитом,Если город бы кто-нибудь обесточил,Но я знаю столько прекрасных строчек,Что никто не в силах уже помочь.

И нельзя ни телом упасть, ни меломОбвести себя, чтобы кто-то вдругНе сказал: «Тебе-то какое делоДо других смотрящихся в парабеллум?!Не спасёт, а только спасует круг».

И стоим, упёршись друг в друга лбами,И пространство скомкано в оригами;Саундтрек заскробблен на ласт.фм;Между нами втиснутое цунами,Корча скорбный смайлик, захочет к маме,Потому что смайлик-то – Полифем.

Эта ночь – арена, хотя не цирк.В ней давным-давно не хватает зiрок,Но зато полно в хромакее дырок,Сквозь которые хочется зырк да зырк.Я бы мог ещё накопать придирок,Только я и так уже, как придурок,Битый час бодаю стеклопакет,Жду, пока покроются партитуройЗа окном деревья. Весна. Рассвет.

33

* * *Тёплый звук папиллярных узоровИ глубокое эхо пупка,Чтоб шаблон – по наклонной разорван,Чтоб фарватера мимо – строка!

Где у девочки кнопочка «выкл»,Чтобы навзничь – в подвздошье – ничком,Чтоб она никогда не привыкла,Чтоб она не нуждалась ни в ком?

Чтобы все эсэмэски и титры,И проглоченные якоря,И лопатки – горячим пюпитромДля звучащих ладоней, – не зря!

Да, любая кровать – пепелище,Да, любая «она» – подойдёт,Но зачем-то же тычешься, ищешьЛишь вчерне обозначенный брод,

Ведь ни пясти, ни даже ключицыНе рассчитаны на тишину,От которой так страшно молчитсяИ никак невозможно уснуть.

34

* * *Здесь правят мускус и тоска,Здесь тело вне лекал и правил,И невесомая рукаСкользит магнитом от вискаНа расстоянии октавы.

Ключица тут, запястье там...Что станет лучшим камертоном,Не сможет подсказать никто нам,Ведь время, разойдясь по швам,Вмещает больше ласк и стонов.

Когда же замер наверху,Лодыжки, икры и колени,Тоской наполненные всклень, иВот эта косточка в паху –Что может быть ещё нетленней?

И всё, что нам даёт кровать,Должно бы, вроде, улыбать,Но мне покалывает пальцыТоска по тем, с кем мало спать,А хочется и просыпаться.

35

* * *Поэты уходят в рыцари чёрного ёрничества.Андрей Вознесенский

Сбыча мечт превращается в сбычу нечт.Это всё, чему я научился у dolce vita,Потому корыто моё разбито, и мне обидно,Что её ладони моих не коснутся плеч.

Только это не повод устраивать тут концерт.Всё равно другая ко мне прибежит на цырлах,Поскворчит и ляжет, раздвинется, точно циркуль,И моя тоска сконцентрируется в конце.

А ведь если б кто-то рядом со мною лёгНе на тему секса, но нежности не отринув,Лунный луч Тристана приняв за её доктрину,Может, я и не был бы одинок.

Впрочем, нет. Я мрачен, жесток и сложен:В нотной грамоте нет подходящего мне ключа,А мои остроты черствее того меча.Рыцарь чёрного ёрничества. И всё же,

От разлук намеренных и от случайных встреч –То ли dolce vita, то ли не dolce,Только я всё равно, точно ёж, игольчат,И, в конце концов, сяду за сбычу мечт.

36

* * *Двадцать первый стишок про Дзе...Вера Полозкова

Сто двадцать первый стишок про Трэ, и кого это удивит?Индивид закуривает и улыбается снежному барсу.Вообще-то, ему не свойственно улыбаться,Но не всё же время делать серьёзный вид.

А внутри у него не он, как подсказывают дрожащийСигареты кончик и теребимый зазря смартфон.Он за круглым столиком, словно герой Дефо,И ему становится гiрше быстрей, чем краще.

Но зато он может побыть не в себе – в другой:Той, снующей меж столиков, или той – за кофемашиной...И покуда весь его мир не порос, как ряскою, матерщиной,В плеере на повторе будет крутиться «Йена – Эксбой».

Это то немногое, летнее, но с горчинкой,От чего он добреет, за что этот мир простит,Если только сердце, смятое, как пластит,Не разнесёт его клетку при счёте cinque.

37

* * *Плеер что-то хрипит простуженно.Не работает больше защита Лужина.Мир вокруг становится кружевом,Как стекло в руках стеклодува.И не знаю: где я, где мой доппельгангер...То ли вот сижу и смотрю экранки,То ль обнял унитаз на какой-то пьянке,То ли падаю с энного этажа...

А красóты мира... Ну, что красóты?Я – дитя какой-то иной свободы.Вещи вокруг бесполы или бесплотны.И не делайте из меня космонавта!Невесомость – грех в этом тяжком мире.Уточню: в отдельно взятой квартире.Я готов отсюда на все четыре,Оседлав какое-нибудь ядро!

Вы готовы делиться со мной науками,Обрастать предметами или внуками.Мне нельзя. Я же всё профукаю,Прокучу, промотаю. И очень быстро.Эти ваши сумерки непрестижности,Похоронно-тяжёлые глыбы надёжности...Впрочем, есть якоря невозможной нежности.Вот они-то и держат меня пока.

38

* * *Вросши в страну, от которой и жить не хочется,Вечно спешу, как синхронная переводчица,А всё равно без отечества и без отчества –Можете звать меня попросту Плэй Репит.Я одинаков – в бешенстве или нежности.Всё, за что я держусь, – у меня в промежности.Бросьте уже пенять! Это мне ж нестиКрест, на котором будет биллборд прибит.

Все, кого я касаюсь, ржавеют заживо.Только и успеваю сказать «куда же вы?»,Как под руками каша, труха и крошево.Сдачей с людей вокабуляр набит.В калейдоскопе невест, женихов и роженицЕдинственный здесь, похоже, кто рожей ниц,И остаётся, как фуре, лететь порожним вниз.«Play» – это в прошлом, время нажать «Repeat».

39

* * *Сохрани мою память во всех, что ни есть, облаках!Мы почти небожители, нам ли бояться паденья?В кэше гугла хранится единственный маленький страх,И когда-нибудь вскроются наши полночные бденья.

Но ещё не чирикнут последний, венчающий твит,Но ещё наша речь в интернетах журчит, как живая...И покуда вай-фай над Землёй невозбранно разлит,Сохрани мою память! Вдруг завтра не будет вай-фая.

...

43

* * *Е. К.

Камеры наизготовку! Сейчас и завждиБудем как две волны одного прибоя.Оле Лукойе придёт к нам с тобою, взявшиЗонтик для взрослых с фотками из «Плейбоя».

Страсть воплотится не как на страницах глянца:Танго и сальса, и с саблями, и тектоник –Мы перепробуем всю кама-сутру танца,Всё, что танцуют только без посторонних.

Пусть фонари, как в канкане, вздымают свет свой,Мы обойдёмся интимными ночниками.Нам друг от друга уже никуда не деться,Не оторваться от вечноживых веб-камер.

Некому знать наши танцы – и распирает.Но не пускай на волю и сердце стисни!Оле Лукойе задержится до утра, иЛишь бы хватило вай-фая, заряда, жизни.

44

* * *Е. У.

Я разорюсь на каждый позвонок,Лучистые запястья и ключицыКолками станут, чтобы даже взмок,Чтоб у твоих раскрытых жаждой ногНемножко умереть и возродиться.

Возьму тебя на кончик языка,Вживлю во все свои вокабуляры,Чтоб жаром от вспотевшего пупкаТы раздавалась к пяткам и вискам,Как по степи горячие джунгары.

Готовые к финальному броскуРасступятся минуты и мгновенья,Впуская нас в бессмертье и тоску,И прядь волос сползёт со лба к вискуОт лёгкого, как сердце, дуновенья.

45

* * *Ты входишь в комнату, но всё в ней очень странно.Чтоб осознать, к стене протягиваешь руку.Вот на столе стоят немытые стаканы,Вот колокольчики расставлены по звуку,

Один отсутствует – кружок почти без пыли.Часы в углу, как счётчик Гейгера, но громче.Ну, вот и всё, сушите вёсла, мастер кормчий;Ну, вот и всё, мы окончательно приплыли.

Ты достаёшь из бара тару для записки,Стакан немытый наливаешь на две трети.Пускай не ром – недорогой какой-то виски,Ну, так и ты приплыл на старенькой кювете.

Служивший парусом её портрет ин-квартоСвернулся в трубочку – подглядывать за прошлым,И ты бессмысленно курвиметром по карте,Ведёшь, за путешествие обросший.

Пуста бутылка, на записки порван парус.Осталось только – чтобы vita стала dolce –Аборигенам раздарить цветной стеклярусИ отыскать недостающий колокольчик.

46

* * *Маслянистая тьма, складки штор – что в консервах шпроты,И немного парит над прорубью монитора.Напряжён в ожидании апперкота, или кого тыСпишь и видишь в конце пространства и коридора?

Воздух спёрт, словно спрут, – не спасёт никакой Каттани.Если сердце заколготится обрыдлой рындой:Что любовь безответна – становится оправданьемБезответному сексу, в котором признаться стыдно.

Лучше просто подглядывать в щёлочку интернета,Не давая себе труда разобраться в чувствах;Лучше просто играть поручика, чем корнета, –Во френч-прессе судьбы не арабика, а робуста.

Лучше уж заслужить восхищение «вот ведь шельма!»И преследовать нимф, отбирая у Пана флейту...Но в конце коридора – счётчик святого ЭльмаИ невольные сны с оговорочками по Фрейду.

47

* * *Александр Горгоныч заводит свой танцмобиль,У него под капотом чардаш, тустеп, кадриль –Ждут его заливные луга и деваха сверху.Он давно уже лыс. Подаёт как брутальный стиль:Мол, ему сам Брюс Виллис брат, не страшна и перхоть.

Вот он мчит по хайвэю, а рядом идёт гроза,И глаза у неё – что дисковая фреза,В волосах там и тут – мегавольтовые прожилки.Александр и раньше не помнил, где тормоза,А теперь зажимает педаль, аж скрипит в затылке,

И кадриль превращается попросту в круговерть,Подвергая сомнению пункты любых оферт,Что когда-либо доводилось ему заключать с планидой.Александр Горгоныч не верит в такую смерть,И беззлобно смеётся ей в зеркало заднего вида.

И гроза потухает где-то там позади,Распускает вкрутую завитые бигудиИ бредёт себе кучеряво, простоволосо.Александр Горгоныч, лужёный, что твой луддит,Мчит вперёд по хайвэю, и смех летит под колёса.

48

Благоприятен брод через великую реку

Нет никакого особенного времени: меняются взрослые игрушки, уличные декорации, виды общественных развлечений, а человек остаётся всё тем же со своей надломленной тактильностью, любовной лихорадкой и тоской о несбыточном. С Иваном Клиновым в июне 2015 года выступали на пару перед небольшой аудиторией в библиотечном центре города Екатеринбурга. Чем уже круг, тем выше обратная связь. Было много сказано о современных технологиях в его стихах, о до недавнего невообразимых в литературе (для кого невообразимых?! читайте Вольтера) темах, об избыточной эмоциональности; но никто не упомянул о невероятной изматывающей рефлексии.

Иван Клиновой очень смел. Точнее бесстрашен (а не бесстыден). И это считывается именно по составлению книги, первую половину которой наполняют беспомощные стихи, необходимые автору в чисто педагогических целях. У Ивана нет гордыни, нет привычки пустить «ангельскую» пыль в глаза, выставляя себя «гением». Иван – такой же парень, как все, однажды решивший стать кем-то отдельным, перепрограммировать себя самостоятельно, вырасти вбок. И первые две книги: школьные конспекты, в которых прослеживаются камни находок. И по этим камням у кого-то может появиться шанс перейти реку непонимания в поисках собственной самости.

Каждая из книг даёт свой ключ. «Античность» напоминает о связи поэта и слепоты: именно здесь источник литературного интима – переключение способа чувствования. «Осязание» подсказывает, что материальный мир – не главный:

«Прохожие нанизаны на ветер...Кому такие чётки по руке».

Третья, «Латте-арт» – несомненный шедевр, экзамен на мастерство, на независимый голос – дверь с двумя замочками. И если за нижней скважиной

49

сувальды популярных «где у девочки кнопочка ВЫКЛ», «пюпитры лопаток», «косточка в паху» проворачиваются достаточно просто, то второй ключ читателем пристраивается далеко не всегда. А верхний замок – основной.

Если пробовать подобрать для Ивана архетип в мировой культуре, то единственным вариантом мне видится Омар Хайям. Потому что при внимательном чтении за эпикурейством поэзии Ивана Клинового неожиданно обнаруживаются такие «якоря невозможной нежности», которые не просто внетелесны, а уже надмирны. Для Ивана Клинового даже неощутимый, но всё равно материальный вай-фай остаётся «скорлупой», которая обязана быть пробитой. Ибо есть только один Логос, и память – тело Его.

Сергей Ивкин, сентябрь 2015

50

Античность

«Я не для вечности, я сделан для мгновенья...» «Я в центре зноя, ничего не зная...» «Я выдерну тебя из суеты...» Античность «Полая лампочка: нить вольфрама...» «Вот снег, летящий, словно стружка...» «Если я не умру...» Колыбельные стихи «...а ты весь день какой-то невесёлый...» «Вот оно: гроздь винограда, ломоть арбуза...»

Осязание

blok_o_doblestjax.mp3 «Душный день. И пыльная позёмка...» «Ему хватало ночника на стенке...» Осязание Видоизменение «Бра останется гореть...» «Я разрываюсь между пустотой...» «Нынче я, не как прежде, циничен...» «Покуда ты гуляешь по другим...» «В автобусе, в пробке слагаешь стихи...»

3

567891011121314

15

17180920212223242526

51

Латте-арт

«Когда тебя потребуют к ответу...» Герострат Весна. Рассвет «Тёплый звук папиллярных узоров...» «Здесь правят мускус и тоска...» «Сбыча мечт превращается в сбычу нечт...» «Сто двадцать первый стишок про Трэ...» «Плеер что-то хрипит простуженно...» «Вросши в страну...» «Сохрани мою память...»

...

«Камеры наизготовку! Сейчас и завжди...» «Я разорюсь на каждый позвонок...» «Ты входишь в комнату...» «Маслянистая тьма...» «Александр Горгоныч...»

Сергей Ивкин.Благоприятен брод через великую реку

27

29303233343536373839

41

4344454647

48

Иван

избранные

авторскаявёрстка

подписано в печатьформат

усл. печ. лгарнитура

тиражзаказ

отпечатанотелефон

Клиновой

стихотворения

редакцияЕвгения Колесова

30.09.201542x30/86,5Corbel100 экз.078

ООО «КрасКонтраст» 2866600

35