Российская академия наукМузей антропологии и этнографии имени Петра Великого

(Кунсткамера)

СибиРСКий СбоРниК — 1

Погребальный обряд народов Сибири и СоПредельных территорий

Книга 2

Санкт-Петербург2009

УДК 392(571.1/.5)ббК 63.5(253) C34

Утверждено к печати Ученым cоветомМузея антропологии и этнографии имени Петра Великого

(Кунсткамера) РАН

ответственный редактор томак.и.н. Л.Р. Павлинская

ответственный секретарьк.и.н. Д.В. Арзютов

Рецензентыд.и.н. Ю.Ю. Карпов, к.и.н., доцент В.А. Козьмин

Сибирский сборник — : Погребальный обряд народов Сибири и сопредельных территорий. Книга 2 / отв. ред. Л.Р. Пав-линская. СПб.: МАЭ РАн, 2009. 226 с.

В сборнике представлены результаты научных исследований, изло-женные на VII Сибирских чтениях, посвященных памяти Г.н. Граче-вой «Погребальный обряд народов Сибири и сопредельных территорий в контексте мифологических представлений», прошедших 23–24 октя-бря 2007 г. в МАЭ РАн.

ISBN 978-5-88431-161-9

УДК 392(571.1/.5)ББК 63.5(253)

ISBN 978-5-88431-161-9 © МАЭ РАн, 2009

C341

160

кое-какие его личные вещи, предварительно их испортив: в чашке про-бивали дно, у ножа отламывали кончик. Покойнику в гроб клали ки-сет с табаком, испорченную трубку, немного монет. В советское время похоронный обряд в своих основных чертах стал напоминать христи-анский, принятый у русских. После похорон в тот же день справляли поминки, отмечали после кончины девять и сорок дней, шесть месяцев и год. В родительский день старались навестить могилы родственников, поправить их. Таким же сохраняют тофалары обычай захоронения сво-их родственников и в наши дни.

Библиография

Васильев В.Н. Краткий очерк быта карагасов // Этнографическое обозрение. М., 1910. Кн. LXXXIV–LXXXV. № 1–2. С. 46–76.

Георги И. Описание всех обитающих в Российском государстве народов... Ч. 3. О на-родах самоедских, маньчжурских и восточных сибирских... СПб., 1799. гл. 8. Карагасы, С. 19–20.

Образцы народной литературы тюркских племен, изданные В.В. Радловым. Ч. 9. На-речия урянхайцев (сойотов), абаканских татар и карагасов. Тексты, собранные и переве-денные Н.Ф. Катановым. СПб., 1907. С. 598–658.

Штубендорф Ю.П. О карагассах // Вестник ИРГО. Ч. 12. Отд. 2. 1854. С. 229–246.

Ю.И. Дробышев, А.Г. Юрченко

«ЗАПОВЕДНИКИ СМЕРТИ» МОНГОЛЬСКОЙ ИМПЕРИИ

Войны средневековья таят немало загадок, отчасти обусловленных скудостью и предвзятостью источников, отчасти — нашим непонима-нием образа мышления людей той эпохи. А если на эту трудность на-кладывается своеобразие мировоззрений обитателей стран Востока, не только во многом противоположных мировоззрению жителей Запада, но и нередко разительно различающихся между собой, то перспективы верной реконструкции и интерпретации событий, а также лежащих в их основе мотиваций становятся весьма туманными.

Завоевательные походы Чингисхана, его полководцев, сыновей и внуков оставили немало нерешенных вопросов. Точнее сказать, вопро-сов, ответы на которые, данные подчас еще два-три века назад и пре-вратившиеся в догму, уже не могут удовлетворить сегодня, когда иссле-дователи располагают значительно бóльшим количеством введенных в научный оборот источников и современными методами их прочтения.

161

В частности, монгольская практика поголовного уничтожения жителей городов, не покорившихся монголам по первому требованию, имеет не-сколько вариантов объяснения, не противоречащих друг другу, но, как нам кажется, не исчерпывающих проблему. За рамками остается что-то существенное [Юрченко 2006: 161–166].

Список городов, лишившихся таким способом своего населения, давно известен. Особенно систематично монголы вырезали население городов во владениях хорезмшаха Мухаммада (1200–1221) и на тер-ритории чжуржчэньского государства Цзинь в Северном Китае (окон-чательно сломлено при великом хане Угэдэе в 1234 г.). При этом, если верить современникам этих событий, гибли десятки и сотни тысяч че-ловек. Трагедии некоторых городов описаны в леденящих душу подроб-ностях: Отрар, Сыгнак, Ашнас, Термез, Ниса, Балх, Нишапур, Сабза-вар, Тус, Гургандж, Мерв, Герат… Всего более тридцати только в землях ислама. Чаще всего причины массовых убийств объясняются в самих источниках либо сравнительно легко выводятся из логики событий, но иногда они остаются в тени и наводят на мысль о какой-то иррацио-нальной жестокости диких кочевых орд, для которых пролитие чужой крови было любимым развлечением. Однако подобные умозаключения следует признать безнадежно устаревшими.

Сначала рассмотрим бытующие в современной историографии ва-рианты истолкования причин, побуждавших монгольских захватчиков к уничтожению населения целых городов. Большинство из них обозначе-но в монографии Р.П. Храпачевского, где им посвящен специальный па-раграф «Монгольский террор» [Храпачевский 2005: 268–271]. В первую очередь, политика террора способствовала дальнейшим завоеваниям и широко применялась прагматичными монголами XIII в. Это бесспорно. Запугивание использовалось многими агрессорами в разные времена и едва ли не на всех материках. В ущерб моральной стороне дела, оно очень эффективно. Далее, избыток пленных монголам был просто не нужен: здоровых мужчин отбирали в хашар (жестокая пародия на на-родное ополчение) и гнали впереди себя на штурм других городов и крепостей, а остальные, оставаясь в тылу, могли представлять потенци-альную угрозу, что вполне объяснимо с учетом особенностей ведения монголами боевых действий в Средней Азии, Иране, Закавказье, Вос-точной Европе и Северном Китае до его аннексии. Совершая глубокие многомесячные рейды по враждебным землям, надо было заботиться о безопасном тыле. Поэтому при малейшем подозрении в бунтарских настроениях город могли вырезать. Наконец, месть за потери. Жажда мщения тоже относится к легко понимаемым мотивациям убийства, но

162

в целом этот вопрос несколько более сложный и заслуживает особого внимания.

Известно, что боевые действия монголов имели удивительно сла-женный характер, полководцы беспрекословно подчинялись ханским приказам, и задержаться в захваченном городе на какой-то срок по собс-твенному почину монголы не могли. Мщение, если таковое было, по-видимому, являлось своего рода «технологией», а не результатом эмо-ционального порыва. Оно представляется хорошо продуманным. При этом следует различать месть за гибель большого числа монгольских воинов при осаде и штурме укрепленного пункта от мести за гибель кого-либо из Чингисидов или знатных полководцев, сподвижников Чингисхана. В последнем случае возмездие приобретало поистине эпи-ческие масштабы и инфернальные черты. Впрочем, оно отличалось не столько количеством жертв, сколько их природой: кроме людей без раз-бора возраста и пола под монгольскими мечами гибли домашние и ди-кие животные — словом, все живое, что захватчики могли обнаружить в злосчастном городе.

Вот как монголы расправились с афганским Бамианом в 1221 г.: «В битве под крепостью Бамиан поразили стрелою Мао-Тукана, сына Ча-гатая, который был любимым детищем Чингисхана и которого Чагатай сделал своим наследником; от этой раны тот скончался. Чингисхан по этой причине соизволил поспешить с ее завоеванием. Когда он захва-тил крепость, то отдал приказ, чтобы убивали всякое живое существо из любого рода людей и любой породы скотины, диких животных и птиц, не брали ни одного пленного и никакой добычи и превратили бы го-род в пустыню и впредь его не восстанавливали и чтобы ни одно живое создание в нем не обитало! Эту область наименовали Мао-Курган. До настоящего времени ни одно живое существо там не обитало, и она по-прежнему является пустопорожним местом» [Рашид ад-Дин 1952: 219].

Джамал ал-Карши передает эту историю в смягченном варианте: «Митукан умер раньше отца в крепости Бамийан в 617/1220–1221 году. После взятия крепости Чингисхан приказал убить почти всех ее жите-лей вплоть до кошек, оставляя [в живых] только детей и свободных жен-щин» [Джамал ал-Карши 2005: 125].

На наш взгляд, ключом к пониманию этих действий может послу-жить специфика мировоззрения средневековых монголов. Картина мира монголов эпохи завоеваний в общих чертах реконструирована исследо-вателями. Она имеет как общие для обитателей центрально-азиатских степей черты (трехчастный мир, Вечное Синее Небо как верховное бо-жество, понятие об «оси мира», множестве всевозможных духов и т.д.),

163

так и некоторые особенности, связанные с целенаправленно экспанси-онистской политикой монголов. Как показано в ряде работ, стержнем монгольской идеологии периода становления и развития империи яв-лялась идея о небоизбранности монгольского хагана, т.е. «хана ханов», главная задача которого — «наставить на путь истинный» все народы. Естественно, не желающие подчиниться по доброй воле подлежали уничтожению, ибо они в лице хагана бросали вызов самому Небу.

Таким образом, население всей ойкумены делилось на две катего-рии: признавших монгольскую власть и бунтовщиков; компромисса не существовало, пока ход истории не заставил кочевников смириться с наличием независимых равноправных правителей. Считалось, что на те земли, которые пользовались покровительством монгольского хага-на, с Неба изливается благодать, ведущая к гармоничной жизни людей и природы, когда своим чередом сменяются сезоны, множатся стада, люди крепки здоровьем и рожают много детей. Возможно, адресован-ные французскому королю Людовику IX слова хагана Мункэ «Когда си-лою вечного Бога весь мир от восхода солнца и до захода объединится в радости и в мире, тогда ясно будет, что мы хотим сделать» [Гильом де Рубрук 1997: 176] не были простым дипломатическим краснобайством.

С точки зрения монголов XIII в., Pax Mongolica суть идеальное мес-то для жизни, ибо над ним и только над ним простирается милость Веч-ного Неба. За пределами же этой территории лежит то, что в этнологии получило удачное наименование «негативной инаковости» [Традицион-ное мировоззрение тюрков… 1990: 18] — царство неупорядоченного не-дочеловечества, пребывающего в объятиях хаоса. Бинарная оппозиция «свой — чужой» оставила в традиционной монгольской культуре очень глубокий след, ассоциируясь с длинным рядом других оппозиций типа «добро — зло», «жизнь — смерть», «порядок — хаос». С хаосом было необходимо бороться. Забота о регулярном обновлении мироздания со-ставляла неотъемлемую часть традиционной культуры едва ли не всех народов Земли. В исламском мире ко времени монгольского нашествия она была практически забыта (хотя, например, в Иране проявляла себя в ходе празднования науруза), но для монголов по-прежнему являлась актуальной. Праздничные ритуалы и игры отнюдь не были просто раз-влечениями — они выполняли космогоническую функцию. Монголь-ский Новый год — цагаан сар, который до 1267 г. справлялся осенью, подводил черту под ушедшим и благословлял грядущее. Силы хаоса ос-тавались позади. Над этим в дни праздников трудились в каждой юрте. Это составляло предмет особого внимания светских первосвященников Монголии — хаганов.

164

Поэтому непокорный город, поглощающий людские ресурсы и от-нимающий время, мог представляться монгольскому взору обителью беснующегося хаоса. Если, сверх того, он угрожал жизни носителям не-бесной харизмы и исполнителям воли Вечного Неба, то что могло быть благоразумнее, чем изолировать его и уничтожить?

Трагедия Нишапура красочно описана Джувайни, несмотря на промонгольскую ориентацию этого автора. Мы процитируем только часть рассказа, в которой содержится новая и важная для нашей темы информация — о башнях из отрубленных человеческих голов. Пред-полагаемой причиной монгольской ярости была смерть зятя Чингисха-на по имени Тогачар, погибшего от пущенной из осажденного города стрелы.

«К ночи субботы все стены и укрепления были покрыты монголами; а сам Тули в тот день находился в трех парасангах от Чангарака. Тем временем монголы слезли со стен и начали грабить и убивать; а горожа-не сопротивлялись, рассеявшись по домам и дворцам. <…> После этого они выгнали всех оставшихся в живых мужчин и женщин из города на равнину; и, чтобы отомстить за смерть Тогачара, было приказано разру-шить город до самого основания, чтобы это место можно было перепа-хать; и чтобы во исполнение мести в живых не осталось даже кошек и собак.

После этого дочь Чингисхана, бывшая главной женой Тогачара, въе-хала в город со своей свитой, и они убили всех уцелевших за исключе-нием четырехсот человек, которые были отобраны за их мастерство и увезены в Туркестан, где потомков некоторых из них можно встретить и по сей день.

Они отрубили головы убитых от их туловищ и сложили их в кучи, положив головы мужчин отдельно от голов женщин и детей. После чего Тули, собравшийся проследовать в Герат, оставил эмира с четырьмя сотнями таджиков, чтобы они отправили вслед за мертвыми всех жи-вых, которых найдут. Мухи и волки пировали на груди садров; орлы на горных вершинах лакомились нежной женской плотью, грифы поедали шеи гурий» [Джувейни 2004: 118].

Почему были нарушены человеческие законы, на которых, казалось бы, зиждется жизнь как таковая? Жажде господствовать противостоит стабильность как высшее благо, следование установленным обычаям как высшая добродетель. Жители Нишапура защищали свою безопас-ность, зажиточность и покой как самые желанные преимущества. Обы-денное стремление к равновесию, позволяющее жить, никогда не выхо-дя за рамки дозволенного, было нарушено убийством знатного монгола.

165

Столкновение с завоевателями и случайная гибель Тогачара открыли для противоборствующих сторон врата смерти. Нарушенное равновесие было равнозначно вступлению в мир сакрального. Последовавшее за смертью Тогачара тотальное уничтожение всего живого иррационально по своей сути, ведь были убиты не только люди, но и животные и птицы. Социальное насильно превращено в природное, которое, в свою оче-редь, отмечено инаковостью. То, что раньше было городом, объявлено запретной территорией.

Известно, что Чингисидов хоронили в Монголии на территории труднодоступных и охраняемых заповедников, а некрополи их врагов подлежали разорению. Факт уничтожения чужих кладбищ являлся вне-шним признаком упадка силы противоборствующей группы и освое-ния реального политического и географического пространства новой династией. В этой перспективе обретает особое звучание тема тайных захоронений монгольской знати и находит свое объяснение требование транспортировать тела погибшей знати в Монголии. Речь идет о защите совокупной социально-политической силы от ритуально-магического насилия. Место, где был убит Тогачар, становится запретной террито-рией, это заповедник с отрицательным знаком.

По обе стороны от профанной середины, где царят охранительство и экономия, вновь обнаруживается фундаментальная двойственность сак-рального: и опасный мир кощунственных завоеваний, и благословенный мир предков. «Заповедник смерти», устроенный на месте разрушенного города, — это пространство хаоса, царство небытия. В мифологическом плане ему зеркально противостоит тщательно охраняемый некрополь с могилами предков.

Жестокость по отношению к людям можно рационально объяснить все той же практикой целенаправленного террора. Но с какой целью убивали зверей и птиц и зачем уничтожали все признаки цивилизации? Обреченный город переводился из мира социальных отношений в за-претную зону, где правят законы инобытия, — в «заповедник смерти». Насколько правомочно такое сопоставление, можно заключить из древ-ней центрально-азиатской традиции объявлять запретными территории определенного функционального назначения, так называемые хориги (тюрк. курук) [Дробышев 2005: 30–47]. Одна из функций хориг — быть хранилищами усопших хаганов. Хаган не только при жизни был ге-нием-хранителем своего рода и всей страны, он оставался им и после смерти, для чего, однако, требовалось одно важнейшее условие: его ос-танки должны сохраняться в целости, а для этого их надо было тщатель-но скрывать от посторонних.

В монгольской реакции на «злые города» мы сталкиваемся с идеей прямо противоположной: поголовное уничтожение всего живого, а так-же и созданного рукой человека, формирует некий антизаповедник, ост-ровок антимира в растущей империи монголов, чей властелин передавал благотворную силу Неба на покорившиеся ему земли. В этом антимире бессильны духи убитых противников: как уже говорилось, нарушение целости тела, а тем более отсечение головы, лишало их возможности покровительствовать потомкам. Поэтому совокупная сила рода слабела, что и требовалось монголам.

Кроме того, и животные, согласно поверьям монголов, не могли воз-родиться к новой жизни, если у них были перерублены кости. Мы не знаем, каким образом убивали монголы скот в обреченных на уничтоже-ние городах, но можем предположить, что нарочито жестоко, нарушая целость костяка. В результате «заповедник смерти» не содержал потен-ции к будущей жизни. Он как бы вычеркивался навсегда из монгольской ойкумены.

Однако проблема осложняется манипуляциями с черепами. Мон-голы были не первыми и не последними, кто отсекал головы у тысяч человек, чтобы сложить из них башни. Пристрастием складывать пира-миды из голов прославился в истории Тимур Тамерлан; не брезговали этим жизнелюбивый Бабур [Бабур-наме 1993: 158–159, 210, 224, 242, 319, 320, 328] и другие военачальники мусульманского Востока. Зачем они это делали?

Как и в случае с вырезанием целых городов, на этот счет существует несколько правдоподобных объяснений. Во-первых, отсечение головы гарантирует, что враг убит. Во-вторых, счет поверженным врагам не-редко велся именно по головам: их сносили в назначенное место, где специальная команда их пересчитывала (иногда принимались только мужские головы, иногда мужские и женские по отдельности, а порой не щадили и детей, тогда зловещая арифметика распространялась и на них, как это было в Нишапуре). В-третьих, по монгольским представлениям того времени, расчленение тела ставит преграду возрождению человека и тем самым ослабляет род. В-четвертых, изъятие голов из враждебного общества было равнозначно изъятию из него силы, поскольку, как счи-талось, жизненная сила человека находится в его голове и сохраняется затем в черепе, магическим образом служа на благо потомкам [Скрын-никова 1997: 123, 169–171, 180]. Поэтому за скальпами охотились от-нюдь не только индейцы. Это была обычная практика степной войны. В-пятых, такой способ казни считался позорным и обычно применялся по отношению к своим простолюдинам либо к тем из знатных врагов,

167

кто не вписывался (чаще по собственной воле) в социальные стандар-ты монгольской империи. Таким образом, набирается достаточно много причин, чтобы жители провинившегося города лишились своих голов. Но как быть с башнями из черепов и прочих человеческих останков?

Кроме Нишапура, монголы складывали их и в Венгрии. По мнению Фомы Сплитского, сооружение монголами холмов из мертвых тел пре-следовало цель внушить страх противнику: «Тартарские полчища, опус-тошив всю Трансильванию и выгнав венгров из задунайских земель, расположились в тех местах, собираясь остаться там на все лето и зиму. А чтобы устрашить тех, кто обитал на другой стороне Дуная, они сло-жили на берегу реки многие кучи из несметного количества собранных тел» [Фома Сплитский 1997: 112].

Смбат Спарапет, отправленный в 1246 г. царем Малой Армении в Каракорум, в своем письме сообщает о пирамидах из костей: «Миновав многие страны, оставив позади Индию, мы прошли всю землю Бодак, на что потратили около двух месяцев пути. Я увидел там несколько го-родов, разрушенных татарами, величие и богатство которых неоцени-мы. Я видел некоторые из них за три дня пути и несколько удивитель-ных гор, состоящих из груды костей тех, кого умертвили татары. И нам казалось, что, если бы Господь распорядился иначе и татары, которые таким образом уничтожили язычников, не пришли сюда, все эти наро-ды были бы способны завоевать и заселить эти земли до моря» [Смбат Спарапет 1974: XIX]. Скорее всего, Смбат Спарапет видел башни из черепов на месте Нишапура, поскольку путь в Самарканд проходил че-рез эту область.

На первый взгляд, смысл происходившего вполне прозрачен: монго-лы прибегали к излюбленному террору. Трудно усомниться, что пира-мида из голов — глубоко впечатляющее зрелище даже по меркам той су-ровой эпохи. Например, имеющиеся в нашем расположении материалы позволяют утверждать, что именно такой была мотивация Тамерлана. Он не терпел предательства и жестоко расправлялся с взбунтовавши-мися городами. Впрочем, первую зловещую пирамиду в 1382 г. сложил не он, а его сын Мираншах. Впоследствии без этого «зодчества» не об-ходился практически ни один поход Тамерлана. Упомянем только два случая. Захватив в 1387 г. крепость в Тикрите, из голов ее защитников сложили башни и снабдили их надписями «Так наказаны злодеи» [Ру 2004: 92]. Отсюда естественно полагать, что Тимур преследовал нази-дательные цели. А в ходе военной кампании против золотоордынского хана Тохтамыша в 1395–1396 гг. Тимур возводил «пограничные столбы из человеческих останков и костей» [Там же: 95].

168

Это очень похоже на действия монголов в Венгрии. Мертвые тела маркируют некую границу — на уровне обыденного сознания между двумя противоборствующими армиями, на уровне символическом — между двумя мирами: миром, упорядоченным под властью великого хана, и миром хаотическим. Несмотря на то что в случае с Тамерланом законным наследником Чингисхана являлся Тохтамыш, правда была на стороне грозного эмира.

В эпоху Чингисхана семантика куч из отрубленных голов была, оче-видно, иной. Куча из голов, подобно, скажем, кучам из камней, которые монголы и по сей день складывают на перевалах и вершинах гор, мо-жет считаться аналогом «мировой оси». Весьма вероятно, что смысл создания такой «оси» на месте уничтоженного города заключался в не-обходимости восстановить мировой порядок, нарушенный вследствие гибели представителя правящего клана. Гибель Чингисида, причем с пролитием его крови, что не допускалось при внутриклановых разби-рательствах, открывала некую брешь, через которую врывались силы хаоса. Преградить им путь можно было, укрепив расшатанное миро-здание посредством возведения «мировой оси». Головы для этой цели подходили как нельзя лучше: они содержали в себе жизненную силу — сульдэ1. Полагают [Скрынникова 1997: 171], что древние обитатели монгольских степей ставили оленные камни с той же целью, так как смерть племенного вождя осмыслялась как равнозначная обрушению «мировой оси», олицетворявшейся в фигуре вождя. Чтобы сохранить вселенную в целости, создавали из камня его замену. Видимо, подоб-ной была и мотивация древних тюрков, вытесывавших из камня антро-поморфные фигуры.

Итак, внешне сходные способы казни могли иметь под собой раз-ную мотивацию. Приказ Тамерлана полностью разрушить поддержав-ший Тохтамыша Ургенч и засеять то место ячменем мог, в принципе, быть реминисценцией монгольской практики создания «заповедников смерти», но, по-видимому, сам Тамерлан уже вкладывал в него другой смысл. Монголы Чингисхана несли в оседлый мир свое понимание доб-ра и зла и свои представления о том, каким путем зло должно быть нака-зано. Как правило, эти представления были непонятны современникам, и даже сегодня в них остается много неясного. По-видимому, превра-щение города в пустыню и запрет вновь обживать занимавшуюся им территорию проистекал из анимистической веры в посмертное сущес-твование людей и животных. Монголы хотели обезопасить себя от воз-можности возрождения силы завоеванных, но не до конца сломленных 1 Благодарим П.О. Рыкина за консультацию по этому вопросу.

169

народов и подавить очаги упорного сопротивления, которые, вполне вероятно, ассоциировались ими с очагами хаоса. Гибель от вражеского оружия кого-либо из Чингисидов требовала совершения особого риту-ального действа — сооружения пирамид из отрубленных голов.

Библиография

Бабур-наме. Записки Бабура. Ташкент, 1993.Гильом де Рубрук. Путешествие в восточные страны // Путешествия в восточные

страны. М., 1997.Джамал ал-Карши. Ал-мулхакат би-с-сурах. Введение, пер., комм., текст, факсимиле

Ш.Х. Вохидова, Б.Б. Аминова // История Казахстана в персидских источниках. Алматы, 2005. Т. I.

Джувейни, Ата-Мелик. История завоевателя мира. М., 2004.Дробышев Ю.И. К типологии средневековых заповедников Центральной и Средней

Азии // Тюркологический сборник 2003–2004. М., 2005.Рашид ад-Дин. Сборник летописей. М.; Л., 1952. Т. I. Кн. 2.Ру Ж.-П. Тамерлан. М., 2004.Скрынникова Т.Д. Харизма и власть в эпоху Чингисхана. М., 1997.Смбат Спарапет. Летопись. Ереван, 1974.Традиционное мировоззрение тюрков Южной Сибири: Знак и ритуал. Новосибирск,

1990.Фома Сплитский. История архиепископов Салоны и Сплита. М., 1997.Храпачевский Р.П. Военная держава Чингисхана. М., 2005.Шараф-наме-ий шахи // Материалы по истории казахских ханств XV–XVIII вв. Алма-

Ата, 1969.Юрченко А.Г. Историческая география политического мифа. Образ Чингисхана в ми-

ровой литературе XIII–XV вв. СПб., 2006.

П.О. Рыкин

К ВОПРОСУ ОБ ОБЫЧАЕ РАСЧЛЕНЕНИЯ И СКАЛЬПИРОВАНИЯ

У СРЕДНЕВЕКОВЫХ МОНГОЛОВ

В письменных источниках эпохи Монгольской империи (XIII–XIV века) встречается ряд упоминаний об одном специфическом способе убийства и казни, применявшемся средневековыми монголами. Речь идет о расчленении тела на части и снятии с убитого скальпа, т.е. об особо изощренном обращении с подлежащими смерти преступниками и врагами. Нами выявлены следующие случаи таких практик умерщвле-ния у монголов (они выстроены по хронологическому принципу).