View
5
Download
0
Category
Preview:
Citation preview
ОТКРОЙСЯ, ОКЕАН!
М О С К В А . 30 М А Я — 9 И Ю Н Я 1966 Г О Д А . ИДЕТ
I I М Е Ж Д У Н А Р О Д Н Ы Й О К Е А Н О Г Р А Ф И Ч Е С К И Й
КОНГРЕСС. СОБРАЛИСЬ ДЕЛЕГАТЫ 58 СТРАН. БО
ЛЕЕ ТРЕТИ ВСЕХ Д О К Л А Д О В Д Е Л А Ю Т СОВЕТСКИЕ
УЧЕНЫЕ...
ИЗУЧЕНО ХУЖЕ, ЧЕМ ЛУНА
торая эпоха великих г е о г р а ф и ч е с к и х о т к р ы т и й на нашей планете началась в XX веке и не
окончилась до сих п о р ! К о н е ч н о , открытия теперь выглядят иначе. К о
рабли у ж е не салютуют выплывшим из т р о п и ч е с к о й зари н е в е д о м ы м островам. Путешественники не пишут на стволах м о г у ч и х деревьев: «Я, такой-то, впервые достиг в 18... г о д у такого-то г р а дуса ш и р о т ы и такого-то долготы». Нарты более не мчатся к н е д о с т у п н ы м полюсам. Но разве это сказалось на с о д е р ж а н и и самих открытий?
Более двух третей Земли п о к р ы т о М и р о в ы м о к е аном. Более двух третей! Из-за этого оставалась неизвестной топография поверхности большей части нашей планеты. С о в с е м недавно — в и с т о р и ч е с к о м смысле этого слова — был проделан так о й опыт. На лист бумаги нанесли к о н т у р ы Ф р а н ции и отметили на нем столько точек и з м е р е н и я рельефа, с к о л ь к о их тогда приходилось в с р е д нем на ту же площадь М и р о в о г о океана. Отметки соединили горизонталями. И получили «портрет» страны, не и м е ю щ и й ничего о б щ е г о с истинн ы м !
Такова была достоверность наших знаний о д н е М и р о в о г о океана до изобретения эхолота, в эпоху, к о г д а все п р о м е р ы глубин делались с п о м о щ ь ю г р у з и к а и троса. Но и п о з д н е е , г о р а з д о п о з д н е е , всего н е с к о л ь к о лет назад, слова о т о м , что «мы знаем д н о И н д и й с к о г о океана х у ж е , ч е м о б р а т н у ю с т о р о н у Луны», отвечали истинному п о л о ж е н и ю дел.
Да разве вы и сами не замечали этого? К а к и е ассоциации вызывало у вас слово «океан» совсем недавно, а м о ж е т быть, вызывает и теперь?
Вспоминаются путешествия К о л у м б а и Магеллана, пираты Стивенсона и Л у и Ж а к о л и о , р о м а н т и ческие м о р я к и Д ж е к а Л о н д о н а , возвышенные о п и сания Конрада. Все это на фоне б у р ь , ш т о р м о в , ураганов, необычайных происшествий. А о с а м о м океане, его глубоких пучинах, м о г у ч и х хребтах, загадочных течениях р е д к о кто думал. Но разве белый п о к р о в облаков, к о г д а мы летим над н и м , — это поверхность суши? Б е з б р е ж н а я ширь м о р с к и х волн еще не есть о к е а н .
Журнал основан в 1861 году
НАВСТРЕЧУ ПЯТИДЕСЯТИЛЕТИЮ ВЕЛИКОГО ОКТЯБРЯ
СССР — МОРСКАЯ ДЕРЖАВА
«АТЛАНТИЧЕСКИЙ, ТИХИЙ, ИНДИЙСКИЙ ОКЕАНЫ, ЛЕДЯНЫЕ БЕРЕГА АНТАРКТИДЫ, ТРОПИКИ - ВЕСЬ МИРОВОЙ ОКЕАН СТАЛ ПОЛЕМ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ СОВЕТСКИХ ОКЕАНОГРАФИЧЕСКИХ ЭКСПЕДИЦИЙ».
Очерки, репортажи, хроника о достижениях советской океанологии.
«И ПОТОМУ ЭТОТ ГОРОД ВРЕЗАЛСЯ В СОПКИ И ВСТАЛ ЗДЕСЬ НАКРЕПКО, ЧТО СТРАНЕ БЕЗ НЕГО НЕ ОБОЙТИСЬ».
Наши корреспонденты рассказывают о Мурманске.
«САМЫМ РИСКОВАННЫМ ПЛАВАНИЕМ, КОТОРОЕ МНЕ ДОВЕЛОСЬ ПЕРЕЖИТЬ, БЫЛО ПЛАВАНИЕ 1932 ГОДА ПО МОРЮ НА РЕЧНЫХ СУДАХ. В ТЕ ГОДЫ ТОЛЬКО НАЧИНАЛА ОСВАИВАТЬСЯ ЧУКОТКА».
В «Кают-компании» «Вокруг света» — капитан дальнего плавания А. П. Бочек.
Очерк о подвиге советских подводников. Рассказ Пьера Рондьера «Алмаз».
Рассказ А. Конан Дойля «Загадка Торского моста».
«Профессором меньше» — рассказ американского фантаста Генри Каттнера.
Вести из Австралии, Англии, Аргентины, Бельгии, Голландии, Индии, Индонезии, Камеруна, Канады, Румынии, с острова Ситка, из США, Франции, ФРГ, Швейцарии, Швеции, Японии.
В чем же дело? Во-первых, мы привыкли считать, что давно уже изучили свою Землю. И автоматически переносим это представление с суши на всю поверхность Земли. Во-вторых, исследования океанических глубин долгое время приносили мало сенсационного. Лишь изредка события вроде спуска на батискафе приковывали к себе внимание миллионов. В-третьих, слишком велико было обаяние «конкурентов» океанологии — радио, атомной физики, кибернетики, затем космонавтики. Сравним: как внимательно следили в свое время за штурмом Северного полюса и как незаслуженно мало завладело вниманием человечества известие об измерении новой, максимальной глубины Мирового океана.
ИЗ КАМЕННОГО ВЕКА — В АТОМНЫЙ
Изучение океана отстало от изучения суши лет на четыреста. Примириться с этим обстоятельством и понять его довольно трудно. Как же так? Человек проник в тайны атома, изучает далекие галактики и не знает своего дома?
Чтобы получить возможность регулярно измерять температуру воздуха или температуру поверхности моря, достаточно было изобретения самого простого термометра. А если мы хотим измерить температуру воды, скажем, на глубине 4000 метров? Нужна лебёдка, способная опустить и поднять обратно четыре километра троса. Нужен металлический трос, так как растительный оборвется под тяжестью собственного веса. Нужен специальный термометр, который мог бы измерить температуру на глубине 4000 метров и вернуться наверх с показаниями именно этой температуры. Наконец, необходим корабль, способный провести такую операцию. И ее надо повторять с самого начала и до конца при каждом новом измерении!
Геологам, чтобы взять на поверхности суши образец породы, достаточно молотка, а то и голых рук. А как достать образец со дна океана? Тут, как при глубинном бурении, необходимо ни более, ни менее как механическое подобие руки... длиной в четыре километра! Иначе ничего не выйдет.
Известный ученый средневековья А. Кирхер писал в своей книге «Подземный мир», что дно океана образует выступы и неровности, но измерить глубину моря так же невозможно, как и высоту неба... А в одной из книг издания 1906 года были такие строчки: «Сильные изменения претерпели наши воззрения на глубины океанов. Еще недавно
ЛЕТОПИСЬ ОТКРЫТИЙ СОВЕТСКОЙ ОКЕАНОЛОГИИ
1922—1937 годы
* И с с л е д о в а н и я « П е р с е я » , «Ник о л а я К н и п о в и ч а » и д р у г и х с у д о в с д е л а л и Б а р е н ц е в о м о р е н а и б о л е е и з у ч е н н ы м и з в с е х р а й о н о в М и р о вого о к е а н а . У д а л о с ь з н а ч и т е л ь н о у л у ч ш и т ь п р о г н о з п о г о д ы д л я в с е г о с е в е р а Е в р о п ы .
* В 1924 г о д у В. Ю. В и з е , изуч а я д р е й ф «Св. А н н ы » ( 1 9 1 2 — 1913 годы), п р и ш е л к в ы в о д у , ч т о в с е в е р н о й ч а с т и К а р с к о г о м о р я н а х о д и т с я н е и з в е с т н ы й о с т р о в . О н в ы ч и с л и л к о о р д и н а т ы о с т р о в а и н а н е с е г о на к а р т у . А 13 а в г у с т а 1930 г о д а к а п и т а н «Седова»
В. И. В о р о н и н с п у с т и л с я с мо-с т и к а в к а ю т - к о м п а н и ю и о б ъ я в и л : « З е м л я в п е р е д и ! » Т а к б ы л о т к р ы т о с т р о в В и з е .
* С о с т а в л е н н а в и г а ц и о н н ы й атл а с т е ч е н и й п р о л и в а К а р с к и е вор о т а . Это с т р а ш н о е д л я в с е х мор я к о в м е с т о с т а л о д о с т у п н ы м д л я р е г у л я р н о г о п л а в а н и я .
* Е щ е в 1930 году в с я с е в е р н а я ч а с т ь К а р с к о г о м о р я б ы л а с п л о ш н ы м « б е л ы м п я т н о м » . Э к с п е д и ц и и с о в е т с к и х и с с л е д о в а т е л е й с т е р л и э т о « п я т н о » с к а р т ы . Б ы л и о т к р ы т ы о с т р о в а И с а ч е н к о , В о р о н и н а , С и д о р о в а , « И з в е с т и й ВЦИК» и м н о г и е д р у г и е .
1937—1940 годы
* Д р е й ф у ю щ а я с т а н ц и я «Северн ы й п о л ю с » . В п е р в ы е и з м е р е н а г л у б и н а в р а й о н е п о л ю с а . Уточн е н р е л ь е ф з а п а д н о й ч а с т и к о т л о в и н ы А м у н д с е н а . В ы я в л е н а сис т е м а т е ч е н и й з а п а д н о й А р к т и к и , у с т а н о в л е н о , ч т о т е п л ы е в о д ы Атл а н т и к и р а с п р о с т р а н я ю т с я д о самого п о л ю с а . О п р о в е р г н у т а гипот е з а о б е з ж и з н е н н о с т и а р к т и ч е с к и х вод.
* З а к р ы т а с у щ е с т в о в а в ш а я 125 л е т л е г е н д а о З е м л е С а н н и к о в а .
* П о д т в е р д и л и с ь в ы в о д ы о по-т е п л е н и и А р к т и к и .
2
НАУЧНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЕЖЕМЕСЯЧНЫЙ ЖУРНАЛ ЦК ВЛКСМ
ПУТЕШЕСТВИЙ, ПРИКЛЮЧЕНИЙ И ФАНТАСТИКИ
предполагали, что глубина океана достигает 15 000 метров, но точные измерения показали, что она нигде не превосходит 8500 — число очень близкое к тому, которым выражаются максимальные высоты гор».
Кажется, все понятно. Без современной техники, без судов, не зависящих от капризов погоды, невозможно — физически невозможно — получить сколь-нибудь подробные сведения о глубинах океана, его дне, о жителях пучины. Прорыв в таинственные дали океана, как и прорыв в космос, возможен лишь на определенном этапе научно-технического прогресса. Вот почему эпоха великих географических открытий в океане не закончилась и по сей день. Мы — ее современники, свидетели и участники.
И еще один существенный штрих. Изучение суши заняло столетия — таким был тогда естественный темп развития науки. Сейчас наука не та, и сроки поэтому не те: на что раньше ушли бы века, теперь вмещают десятилетия. Но эта быстрота порождает обманчивое впечатление легкости. Это впечатление неверно хотя бы уже потому, что новый объект изучения — океан—вдвое больше суши. И биология океана ничуть не проще биологии суши. И геология и физико-химия. Сама же водная среда не просто
На стр. б
1 9 4 0 - 1 9 4 9 годы
* Н а ч а л о с ь р е г у л я р н о е и з у ч е н и е Ц е н т р а л ь н о й А р к т и к и с п о м о щ ь ю д р е й ф у ю щ и х с т а н ц и й « С е в е р н ы й п о л ю с » .
* На д н е С е в е р н о г о Л е д о в и т о г о о к е а н а отк р ы т р а з д е л я ю щ и й его н а д в о е х р е б е т Л о м о н о с о в а .
СОВЕТСКИЕ НАЗВАНИЯ
НА ПЛАНЕТЕ „ОКЕАН"
На этом рисунке по сравнению с обычными географическими картами все наоборот: «слепые» материки и «живой» океан. Даже не океан, а его дно. Всего лет пятнадцать назад его нельзя было так изобразить — не хватало знаний. Скрытый под водой облик двух третей нашей планеты открылся нам лишь сейчас, да и то не полностью. Не знали раньше об огромной цепи хребтов, протянувшейся через все океаны. Не было и тех названий, которыми теперь пестрит карта Мирового океана.
Кто имеет право дать название новому географическому объекту? Этот вопрос специально обсуждался на ряде международных совещаний. И вот какие были выработаны требования. Мало исследователям пройти над неизвестной прежде и открытой ими формой рельефа дна один раз — это еще не дает права на название. Таких открытий в экспедициях одного только «Витязя» наберется несколько сотен. Правила суровы. Надо провести подробный промер несколькими галсами и составить карту объекта. Желательно также взять пробы донных отложений и провести некоторые другие специальные работы. Лишь в этом случае открыватели имеют право дать название горе, хребту, желобу.
На этой карте даны не все географические открытия, сделанные советскими учеными. В 1956—1959 годах во время МГГ, к примеру, советские исследователи провели съемочно-гидрогра-фические работы в прибрежной части восточной Антарктиды. Там было открыто, заснято, нанесено на карту, названо 230 новых географических объектов — островов, полуостровов, мысов, гор, ледников, проливов. Впервые удалось составить достоверные карты очертаний белого материка.
И в Арктике, и в Средиземном море, в морях Дальнего Востока и в Черном — всюду сделаны открытия советскими исследователями.
А в этом году в Индийском океане суда «Академик Курчатов» и «Витязь» изучают строение земной коры на территории Аравийско-Индийского хребта — части всемирной системы срединно-океаниче-ских хребтов. С кораблей поступают сообщения о новых географических открытиях.
4
препятствие. Это предмет познания новой науки — гидрологии. Науки о вечно меняющейся, движущейся, бушующей воде, чьи законы во многом не поняты до сих пор. Без арсенала знаний, накопленных «сухопутными науками», было бы, разумеется, немыслимым столь быстрое изучение океана. Но далеко не все из этого арсенала поддается механическому переносу на новое поле деятельности. Исследования океана потребовали сразу и накопления огромного количества фактов, и систематизации их, и выведения закономерностей, и создания новых наук, и разработки специальной техники, и многого другого. Уровень прежних знаний об океане был таков, что наука о нем вынуждена была шагнуть сразу из каменного века в атомный.
С ЧЕГО НАЧИНАЛОСЬ...
В девятнадцатом веке и в начале двадцатого столетия изучением океана занимались преимущественно от случая к случаю. То был своего рода «старательский период» в океанографии. Ее судьба часто зависела от желаний и возможностей отдельных лиц. Так, крупнейшим мореведом считался князь Монако Альберт II. Ему нравилась дикая и непокорная стихия. И вот он строит специальное судно, создает у себя лабораторию, морской музей, начинает упорно заниматься наукой об океане.
Англичане в 1874—1876 годах осуществляют первую кругосветную океанографическую экспедицию на судне «Челленджер». Обработка материала, собранного «Челленджером», растянулась на десятилетия — так много нового открывал океан.
Вышли в океан и наши соотечественники. Флотоводец, инженер и ученый, адмирал С. О. Макаров на судне «Витязь» провел ценнейшие исследования в Тихом, Индийском океанах, на Черном море. Название его корабля в знак уважения и признания заслуг перед человечеством выбито на фронтоне Монакского океанографического музея.
И все же единичные, слабо оборудованные экспедиции при довольно низком, по нашим понятиям, уровне техники тех лет не могли сколь-нибудь основательно изучить океан. А нужда в этом возрастала...
Первым в мире государством, осознавшим важ
ность и актуальность проблемы изучения океана, была молодая Советская республика. В 1921 году — вспомним: разруха, голод в Поволжье, — В. И. Ленин подписывает правительственный декрет об организации в стране плавучего морского института — Плавморнина. В Баренцево море выходит первое советское исследовательское судно «Персей». Первое поколение советских океанологов начинает планомерное изучение морских глубин.
Сейчас ведущие ученые страны, завоевавшие международное признание и авторитет, вспоминают об этих плаваниях как о светлых и радостных днях. А было им очень трудно. Маленькая парусно-мотор-ная шхуна в холодном и штормовом море, ручная лебедка, от которой не заживают кровавые мозоли, качающаяся палуба, где так легко разбить драгоценные пробы с водой или животными. В маленьком кубрике тесно и душно, с едой плохо, теплой одежды не хватает. И вся награда за мучения, качку, многодневные бдения — несколько цифр, мелкие, часто не видимые глазом планктонные организмы да пробы грунта с животными, обитающими на дне моря. Скудный улов, но скудный лишь в сегодняшних масштабах. Для того времени это были ценные находки, ценные открытия. Они искупали все неудобства и трудности плавания. Именно на «Персее» зародились новые методы и приборы, теории и гипотезы, выросли первоклассные ученые, советская океанология обрела опыт и твердую базу для дальнейшего развития. Стали организовываться целые институты, занимающиеся изучением морей и океанов.
Арктический институт: его внимание сосредоточено на Северном Ледовитом океане. На изучении его льдов и течений, глубин и погоды (помните героический дрейф папанинцев?).
Институт морского рыбного хозяйства и океанографии направил свои силы на развитие морского промысла. Океанографический институт занялся изучением влияния морей на климат и погоду. Уже тогда удалось оказать помощь морякам и рыболовам, составить гидрометеорологические карты, помочь проводить караваны по Великому Северному морскому пути...
В это же время совершенствовалась техника исследований. Появились эхолоты, и для измерения глубин уже не надо было опускать на дно форте-
1949 — 1955 годы
* О т к р ы т о г р о м н ы й Курило-Кам-ч а т с к и й ж е л о б с г л у б и н а м и с в ы ш е 1 0 к и л о м е т р о в . Д л и н н ы м ш р а м о м о н т я н е т с я о т б е р е г о в Камч а т к и д о Я п о н с к и х о с т р о в о в . П р е ж д е н а э т о м м е с т е б ы л а и з в е с т н а л и ш ь в п а д и н а Т у с к а р о р а .
* На б о р т с м н о г о к и л о м е т р о в ы х г л у б и н , с с а м о г о д н а ж е л о б а подн и м а ю т с я т я ж е л ы е м е ш к и т р а л о в . В н и х — м н о ж е с т в о ж и в о т н ы х , о т л и ч н о ч у в с т в у ю щ и х с е б я п р и д а в л е н и и в н е с к о л ь к о с о т а т м о с ф е р . Р а з б и т а п о п у л я р н а я г и п о т е за, г л а с я щ а я , ч т о н а б о л ь ш и х глуб и н а х ж и з н ь н е в о з м о ж н а . Обнаруж е н ы с о т н и н е и з в е с т н ы х р а н е е п р е д с т а в и т е л е й м о р с к о й ф а у н ы .
* И з ч е р н ы х , л и ш е н н ы х с в е т а п у ч и н т р а л ы п р и н е с л и . . . с е н о ! Какие-то т о н к и е ж и в ы е т р у б о ч к и зап у т а л и с ь в с е т я х , н а м о т а л и с ь н а т р о с , з а ц е п и л и с ь з а р а м у т р а л а . И с с л е д о в а н и я « с е н а » п о к а з а л и ,
ч т о э т о п р е д с т а в и т е л и н о в о г о типа ж и в о т н ы х — п о г о н о ф о р ы . Удив и т е л ь н ы е с у щ е с т в а : с к р о в ь ю , н о б е з п и щ е в а р и т е л ь н ы х о р г а н о в . Т о н к и е д л и н н ы е щ у п а л ь ц а з а х в а т ы в а ю т п и щ у и т у т ж е п е р е в а р и в а ю т ее , п о с ы л а я в к р о в ь необх о д и м ы е п р о д у к т ы п и т а н и я . Из-за э т и х щ у п а л е ц , п о х о ж и х н а бороду, и л и на п у к с е н а , о н и и п о л у ч и л и с в о е н а з в а н и е : б о р о д а т ы е — пог о н о ф о р ы . Д л я з о о л о г о в о т к р ы т ь н о в ы й т и п — э т о т о ж е с а м о е , ч т о д л я г е о г р а ф о в о т к р ы т ь н о в ы й к о н т и н е н т !
1955 — 1959 годы
* В н е с к о л ь к и х д е с я т к а х к и л о м е т р о в о т б е р е г а А н т а р к т и д ы обн а р у ж е н у з к и й д л и н н ы й р а з л о м . Это с л е д в е р т и к а л ь н о г о п е р е м е щ е н и я м а т е р и к а в р е з у л ь т а т е и з м е н е н и я в е с а его л е д я н о й ш у б ы . Ма
т е р и к , о к а з ы в а е т с я , т о в с п л ы в а е т , т о п о г р у ж а е т с я .
* За т р и г о д а в а н т а р к т и ч е с к и х в о д а х п р о в е д е н о о к е а н о г р а ф и ч е с к и х и с с л е д о в а н и й б о л ь ш е , ч е м з а в с е п р е д ы д у щ е е в р е м я .
* В ы н у ж д е н о о т к р ы т ь с в о и т а й н ы м о щ н о е к р у г о в о е т е ч е н и е , о п о я с ы в а ю щ е е А н т а р к т и д у и нес у щ е е с з а п а д а н а в о с т о к о г р о м н ы е м а с с ы в о д ы . (Так и н а п р а ш и в а е т с я в ы в о д , ч т о э т о т е ч е н и е с а м о с е б я — и д о в о л ь н о усп е ш н о ! — л о в и т за хвост.)
* О б н а р у ж е н о , ч т о т е ч е н и е е с т ь не т о л ь к о в п о в е р х н о с т н о м с л о е . В с я м н о г о к и л о м е т р о в а я т о л щ а Мир о в о г о о к е а н а н а х о д и т с я в п о с т о я н н о м и н е п р е р ы в н о м д в и ж е н и и . П р и э т о м ч а с т о о б р а з у е т с я « с л о е н ы й п и р о г » : н а о д н о м г о р и з о н т е т е ч е н и е н а п р а в л е н о в о д н у с т о р о н у , а в с о с е д н е м — в п р о т и в о п о л о ж н у ю .
* « В и т я з ь » у т о ч н и л м а к с и м а л ь -
6
Мир кораллов... Фантастически изукрашенный «тронный зал Нептуна»... Шевеля усами-саблями, настороженно посмотрит на пришельца креветка, угрюмым колобком ощетинится рыба-еж... Отражением древних легенд о «плавающем единороге» проплывет рыба-кузовок. Человек приходит сюда, как в сказку, и видит то, что, казалось бы, можно увидеть только в сказке...
пианную струну (час, не менее, для одного-единст-венного замера глубины в четыре тысячи метров). Пора было переходить к решительному ш т у р м у тайн М и р о в о г о океана.
В 1946 г о д у в А к а д е м и и наук образован Институт о к е а н о л о г и и . У ж е через три года он — владелец специально о б о р у д о в а н н о г о для о к е а н о л о г и ч е ских исследований э к с п е д и ц и о н н о г о судна «Витязь».
ТЫСЯЧИ ОТКРОВЕНИЙ
К р о ш е ч н ы й эпизод из истории двух последних десятилетий о к е а н о л о г и и . За б о р т уходит г р а н д и о з н о е и н ж е н е р н о е с о о р у ж е н и е . О г р о м н а я рама, на ней — стальные т р у б ы . Секция за секцией опускаются в воду.
Наконец вся установка тает в глубине. От убег а ю щ е г о вниз троса по воде расползается масляное пятно, Стучит мощная лебедка. Э л е к т р о м е ханик на м н о г о часов сросся со штурвалом управления.
Вот лебедка остановлена. Гидростатическая труба врезается в дно. Рассерженный вой л е б е д к и . М е д л е н н о , с о г р о м н ы м т р у д о м из д а л е к о г о дна вытаскивается стальная игла. Внутри уникальная добыча — к о л о н к а донных о т л о ж е н и й . На борту с волнением и з м е р я ю т ее высоту. 34 метра! Не к а ж д ы й раз посчастливится быть свидетелем такого д о с т и ж е н и я . Ведь 34 метра донных о т л о ж е ний — это целая книга из истории Земли. Геологическое п р о ш л о е тысячелетий, в о з м о ж н о миллионо-летий, отпечаталось в поднятых слоях... Д е с я т к и лет специалисты ждали и готовили это событие.
Д а , изменилось все разительно. Вот у ж е не один «Витязь» — в океане теперь целая флотилия исследовательских судов. «Обь», «Лена», « Л о м о н о сов», «Заря», десятки д р у г и х советских судов. Атлантический, Тихий, Индийский океаны, ледяные берега Антарктиды, т р о п и к и — весь М и р о в о й океан стал полем деятельности советских о к е а н о г р а ф и ч е ских экспедиций. Число больших и малых о т к р ы тий, наблюдений, результатов измеряется тысячами. Когда советские ученые в 1959 г о д у на I М е ж д у н а р о д н о м о к е а н о г р а ф и ч е с к о м к о н г р е с с е в Н ь ю -Й о р к е докладывали о своих исследованиях, их провожали аплодисментами. Было признано, что СССР в области океанологии является передовой страной в м и р е . Успехи советской океанологии подтолкнули исследователей и д р у г и х стран.
М и р о в о й океан принадлежит всему человечеству, вклад отдельных государств сливается здесь в е д и ное целое, и чем ш и р е национальные исследования, тем быстрей идет его познание. Эта о с о б е н ность ярче всего проявилась во время М е ж д у н а р о д н о г о г е о ф и з и ч е с к о г о года, к о г д а впервые
м н о г и е науки, и з у ч а ю щ и е нашу З е м л ю , вступили в интернациональное объединение под з н а м е н е м единой п р о г р а м м ы и единых задач. МГГ стал отличной ш к о л о й для проведения исследовательских работ во в с е м и р н о м масштабе. Не случайно за н и м последовали и «Год с п о к о й н о г о Солнца», и «Проект верхней мантии», и д р у г и е совместные акции ученых разных стран.
Сейчас иной раз т р у д н о поверить, что еще совсем недавно мы не знали об океане стольких поразительных вещей. Представьте себе, к п р и м е ру, если бы на суше в течение нескольких лет вдруг открыли все к р у п н е й ш и е г о р н ы е системы — и К о р д и л ь е р ы и Гималаи... Событие века, не правда ли? А вот на дне океана в последние г о д ы была открыта самая величественная горная цепь нашей планеты — срединно-океанические хребты п р о т я ж е н н о с т ь ю в 60 000 к и л о м е т р о в ! По существу, это горная система, охватывающая весь з е м н о й шар. Она занимает о к о л о о д н о й трети его поверхности. Мы , в о з м о ж н о , еще не очень х о р о ш о представляем, с чем пришлось столкнуться... Ведь эта всепланетная горная система уникальна и в д р у г о м отношении: посредине ее почти на всем п р о т я ж е н и и тянется г л у б о к и й р а з л о м — щель, чья глубина относительно гребня равна 3—4 к и л о м е т р а м . Считают, что этот р а з л о м (рифт) — следствие растяжения з е м н о й к о р ы и подъема к поверхности глубинного вещества.
Разительно изменились, наши представления о М и р о в о м океане. О т к р ы т и е экваториальных п р о тивотечений, переворот в наших представлениях о ж и з н и г л у б о к о в о д н о й фауны — м н о г о было с о б ы тий, показавших нам истинный лик океана. Событий, немыслимых без вклада советских ученых.
А в этом году отправился в э к с п е д и ц и ю новый современный корабль науки в о д о и з м е щ е н и е м о к о л о 7000 тонн — « А к а д е м и к Курчатов». Это настоящий плавучий институт. На стапелях к битвам за тайны океана готовятся новые корабли. В институтах м и гают лампочками электронно-вычислительные машины. Гудят электронные м и к р о с к о п ы . Картографы наносят тысячи значков, и постепенно на белой бумаге возникают карты — итоги новой эпохи открытия планеты. Графики, к р и в ы е , таблицы заполняют столы ученых, оттесняя старые к н и г и . На полк а х — тесные ряды банок с ж и в о т н ы м и , ж д у щ и м и своей очереди на «операционный стол» и под м и к р о с к о п . Работают к о н с т р у к т о р с к и е б ю р о и мастерские: ученые н е д о в о л ь н ы — о ч е н ь у ж быстро стареет техника, н у ж н о с р о ч н о , к б л и ж а й ш е м у рейсу приготовить н о в у ю с в е р х м о щ н у ю аппаратуру.
В океане нас ж д е т еще немало поразительных о т к р о в е н и й .
И. БЕЛОУСОВ, кандидат географических наук
н у ю г л у б и н у М и р о в о г о о к е а н а — 11 022 м е т р а . Ее а д р е с : Т и х и й о к е а н , М а р и а н с к и й ж е л о б .
* В р а й о н е э к в а т о р а в Атлант и ч е с к о м о к е а н е «М. Л о м о н о с о в » о т к р ы л п о д п о в е р х н о с т н о е т е ч е н и е . Т е ч е н и е Л о м о н о с о в а . Его о б ъ е м л и ш ь в д в о е м е н ь ш е о б ъ е м а Г о л ь ф с т р и м а . Т а к и е т е ч е н и я сущ е с т в у ю т в д о л ь в с е г о э к в а т о р а . В Т и х о м о к е а н е — т е ч е н и е Кром-в е л а , в И н д и й с к о м — о т к р ы т о е « В и т я з е м » э к в а т о р и а л ь н о е п р о т и в о т е ч е н и е . Ф а к т , и м е ю щ и й н е м а л о в а ж н о е з н а ч е н и е д л я п о н и м а н и я з а к о н о в ц и р к у л я ц и и в с е г о Мирового о к е а н а .
И н т е р е с н о , что т е ч е н и е Кром-в е л а б ы л о о т к р ы т о а м е р и к а н ц а м и в в о с т о ч н о й ч а с т и Тихого о к е а н а . С ч и т а л о с ь , что в з а п а д н ы х р а й о н а х о к е а н а его н е т . О д н а к о поздн е й ш и е р а б о т ы с о в е т с к и х у ч е н ы х н а «Витязе» п о к а з а л и , ч т о могуч и й п р о т и в о т о к з а р о ж д а е т с я н а д а л ь н е м з а п а д е о к е а н а и оттуда, п о с т е п е н н о п р и о б р е т а я в с е больш у ю м о щ н о с т ь , д о к а т ы в а е т с я д о б е р е г о в А м е р и к и .
* В л и я е т ли р а з в и т и е в п р и п о в е р х н о с т н о м с л о е о к е а н а о д н о к л е т о ч н ы х в о д о р о с л е й — ф и т о п л а н к т о н а н а с о с т а в д о н н ы х о с а д к о в ? Да! Д о к а з а н а т е с н а я с в я з ь и в з а и
м о о б у с л о в л е н н о с т ь в с е х п р о ц е с с о в и я в л е н и й в о к е а н е . Эта и с т и н а — о д и н и з г л а в н е й ш и х к л ю ч е й , позв о л я ю щ и х о т к р ы т ь т а й н ы о к е а н а .
* В о к е а н н е л ь з я с б р а с ы в а т ь рад и о а к т и в н ы е о т х о д ы . Д а ж е в сам ы е г л у б о к и е в п а д и н ы . Г о р и з о н т а л ь н ы е и в е р т и к а л ь н ы е п е р е м е щ е н и я в о д ы н а с т о л ь к о з н а ч и т е л ь н ы , ч т о р а д и о а к т и в н ы е и з о т о п ы б ы с т р о о к а ж у т с я в ы н е с е н н ы м и н а п о в е р х н о с т ь и с т а н у т о п а с н ы м и д л я ж и в о т н ы х и ч е л о в е к а . Это отк р ы т и е з а с т а в и л о а м е р и к а н ц е в отк а з а т ь с я о т п л а н о в з а х о р о н е н и я р а д и о а к т и в н ы х о т х о д о в в о к е а н с к и х г л у б и н а х .
8
ПОДВОДНЫЙ РОБОТ-ГЕОЛОГ Сверху — оттуда, где на волнах качаются блики солн
ца, плавно спускается какое-то сооружение. Оно все ниже и ниже — и вот уже можно рассмотреть, что это две сочлененные сферы, укрепленные на специальной раме и повисшие на мощном кабеле — тросе. У самого дна, где безмолвно скользят редкие тени причудливых рыб, движение аппарата замедляется. Затем он мягко ложится на грунт. И тотчас вспыхивает прожектор, высвечивая далеко окрест дно океана. И рыбы, словно бабочки, устремляются к конусу света и тычутся носами в массивные стекла иллюминаторов...
Потом подвижные сферы аппарата начинают медленно вращаться, пока в поле зрения камеры, установленной в одной из них, не попадает крупный обломок. Аппарат замирает, затем раздается негромкое урчание механизма — и стальные руки, до тех пор безжизненно висевшие по бокам аппарата, тянутся к камню, раскрывают свои ладони-клешни, подхватывают его и подносят ближе к иллюминатору, за которым стоит телекамера. «Руки» поворачивают камень, давая возможность людям на борту экспедиционного судна внимательней рассмотреть его, затем спокойным и решительным движением направляют находку в специальный контейнер. В это же время кинокамера, установленная в другой сфере, ведет непрерывную съемку всех операций, которые делают манипуляторы. Это нужно для полного контроля — ведь на пленке останется все, что могло выпасть из поля зрения телевизионной камеры.
Убедившись, что в данном месте нет больше ничего интересного, исследователи дают команду — аппарат приподнимается над дном и начинает медленно скользить над ним: судно легло в дрейф. Если что-то привлечет внимание операторов, аппарат снова ляжет на дно, и снова вспыхнет прожектор, и снова оживут стальные холодные руки... Потом, уже на борту корабля, геологи достанут из контейнера все, что стало добычей их электронного собрата, и, склонившись над картой, отметят места самых ценных находок.
Так будет работать первый в мире глубоководный аппарат «Подводный геолог», создаваемый сейчас в лаборатории морской электроники Института океанологии АН СССР. Он способен опуститься на четыре-шесть километров, осмотреть с помощью телекамеры океанское дно и взять образцы пород.
Геологам новая установка окажет неоценимую помощь. Ведь сейчас образцы со дна добывают драгами. Драга тащится по дну, соскребывая буквально все, что попало. Пойди потом разберись, в каком точно месте был найден тот или иной образец. Теперь все будет иначе.
Но значение нового аппарата еще шире. Это лишь в романе Жюля Верна люди легко и просто разглядывают с «Наутилуса» дно океана. Современный же батискаф — тяжелый корабль, обладающий, как говорят инженеры, «большой инерционностью». Чтобы остановить его и исследовать объект, часто приходится совершать сложный маневр. Иначе не успеешь оглянуться, и объект наблюдения далеко позади. Еще важнее другое обстоятельство: спуск человека в батискафе — длительная, сложная, иногда рискованная операция.
Аппараты типа «Подводный геолог» намного расширят возможности глубоководных исследований. И «Подводный геолог» здесь лишь первая ласточка. (Заметим, кстати, что наибольшая глубина, на которую удавалось пока опустить телекамеру, не превышает полутора километров.)
...Первые испытания подводного телеуправляемого геолога предполагаются уже в этом году.
Л. РЕПИН
1959 — 1967 годы * В И н д и й с к о м о к е а н е о б н а р у
ж е н ы о г р о м н ы е п о л я ж е л е з о м а р -г а н ц е в ы х к о н к р е ц и й . Там ж е отк р ы т ы В о с т о ч н о - И н д о о к е а н с к и й х р е б е т , А м и р а н т с к и й ж е л о б , г о р ы Б а р д и н а , Щ е р б а к о в а , А ф а н а с и я Н и к и т и н а .
* О п р е д е л е н а т о л щ и н а осадочн о г о п о к р о в а А р а в и й с к о г о м о р я . Б е н г а л ь с к о г о з а л и в а , Я в а н с к о г о ж е л о б а .
* Е щ е год н а з а д б ы л о и з в е с т н о о к о л о 300 в и д о в м н о г о к л е т о ч н ы х д о н н ы х ж и в о т н ы х , о б и т а ю щ и х н а б о л ь ш и х — с в ы ш е ш е с т и т ы с я ч м е т р о в — г л у б и н а х . С о в е т с к и е
э к с п е д и ц и и 1966 года у в е л и ч и л и и х ч и с л о н а д о б р у ю т р е т ь ! Л е г к о п р е д с т а в и т ь , с к о л ь к о е щ е н е и з в е с т н ы х с у щ е с т в с к р ы в а е т с я в о к е а н е . . .
* На г л у б и н е 30 — 60 к и л о м е т р о в п о д к о н т и н е н т а м и и 5 — 10 к и л о м е т р о в п о д о к е а н а м и п р о х о д и т т а к н а з ы в а е м а я п о в е р х н о с т ь Мохоро-в и ч и ч а . Она о т д е л я е т з е м н у ю кор у о т д р у г о й с ф е р ы н а ш е й план е т ы — м а н т и и . М а н т и я до с и х п о р д л я н а с н е д о с т у п н а . К а к о е вещ е с т в о е е с л а г а е т ? Н и к т о н е держ а л е г о в р у к а х . А м е ж д у т е м , п о - в и д и м о м у , л и ш ь и з у ч е н и е м а н т и и м о ж е т д а т ь о т в е т н а в о п р о с ы
и о п р и р о д е з е м л е т р я с е н и й , и о « д ы х а н и и » з е м н о й к о р ы , и о т а й н а х м н о ж е с т в а д р у г и х я в л е н и й . У ч е н ы е СССР и США вот у ж е н е с к о л ь к о л е т в е д у т п о д г о т о в ку к б у р е н и ю с в е р х г л у б и н н ы х с к в а ж и н на м а т е р и к е и в о к е а н е , Чтобы у в и д е т ь , к а к в ы г л я д и т « н и ж н я я р у б а ш к а » З е м л и .
И в д р у г — с е н с а ц и о н н о е и з в е с т и е . П р и и с с л е д о в а н и и р и ф т о в о й д о л и н ы А р а в и й с к о - И н д и й с к о г о х р е б т а н а борт с о в е т с к о г о э к с п е д и ц и о н н о г о с у д н а « В и т я з ь » п о д н я т ы о б р а з ц ы п о р о д в е р х н е й м а н т и и ! М а н т и я в ы х о д и т п р я м о н а д н о р и ф т о в о й д о л и н ы !
9
А. Н. Ф О Р Д , барбадосский писатель
Д Е Р Е В О уперт любил свое дерево. С незапамятных времен оно простира
ло над домом ветви-руки. Ствол у дерева был такой толстый — один человек не мог обхватить его. Когда дул ветер, казалось, великан замирал в экстазе. А в штиль ветви — почти все — раскидывались над землей, и тогда дерево походило на гигантский зонт, заслонявший море и небо.
Дом был маленький, он перешел к Руперту от его матери. Она умерла пять лет назад, и Руперт остался один — тридцатилетний, всю жизнь молчавший человек. У него не было друзей — вряд ли он называл другом старика Брю-стера. У Брюстера был клочок земли по соседству с Рупертом. Изредка они обменивались парой слов — в основном о дереве Руперта: у него ведь не было других привязан
ностей. После трудного дня он отдыхал в обширной тени его мощных ветвей, а ночью засыпал под тихий шелест листвы.
Пол-акра земли Руперта лежали за дорогой — аккуратные гряды вдоль склона. Их пересекали тщательно очищенные канавы, в которых собиралась дождевая вода. Когда оползень унес значительную долю его тяжкого труда, Руперт стал еще старательнее обрабатывать оставшуюся землю и очищать канавы от тины и зарослей. Вот и теперь, в надвигающихся сумерках, он работал, поднимая голову лишь изредка, чтобы бросить гордый взгляд на яркие зеленые полоски маиса, замысловато вьющиеся плети тыквы и крепкие шарики незрелых помидоров.
Руперт, наконец, прекратил работу. От размеренных взма
хов мотыги все внутри еще вибрировало, в ушах стоял звон, будто металл еще ударялся о скрытый землей камень.
Где-то кузнечик завел свою тонкую песенку. Руперт любил этот час, пронизанный хором голосов, среди которых не было человеческого, а только кваканье лягушек, стрекотанье кузнечиков, только голоса засыпающих животных и насекомых.
И, конечно, дерево. Оно было совсем близко с его домом С его сердцем. Вот и теперь темно-зеленая пена его листвы уже приветливо манила Руперта из-за дороги.
Если идти по тропинке от дороги, дом совсем не виден за деревом, хотя он и стоял на небольшой возвышенности и к нему вели несколько ступенек, стертых временем и ногами Руперта. Проходя под деревом, Руперт снова вспомнил слова умирающей матери:
— Не руби наше дерево, Руперт. Пусть растет себе. Сохрани его, что бы тебе ни говорили.
И он послушал мать. Он видел это дерево, когда был еще ребенком. Никогда он его не срубит. Даже если бы и захотел, он не сможет сделать это. Правда, корни дерева стали очень толстыми и в последнее время как будто начали разрушать фундамент. Руперт заметил несколько тонких трещин в цементных столбах, подпиравших дом. А может быть, цемент был слишком слабый.
Остановившись, Руперт стал разглядывать корни, вспучившиеся, словно вены, под кожей земли. Местами корни выпирали из почвы, кора на них трескалась. В трещинах скапливалась сырость, покрывавшая подножье ствола замысловатыми пятнами. Руперт вспомнил, что Брюстер не раз спрашивал его:
— Почему ты не срубишь это дерево? От него никакой пользы нет. И в нем прячутся дьяволы.
В самом деле, пользы от дерева не было. Отсыревшая древесина не годилась даже на дрова или уголь. Но ведь хранят же другие какой-нибудь треснувший кувшин, в котором уже нельзя держать воду... Или старые пожелтевшие письма... Нет, он не срубит дерево.
10
А что касается разговоров о дьяволах, то все это глупости. Если Брюстер так боится дьяволов, пусть не ходит здесь вечером.
Руперт фыркнул, представив себе дьяволов, болтающих друг с другом под деревом. Выдумают же люди!
Он вошел в дом, положил мотыгу, лопату и нож в угол, зажег фонарь в небольшой нише в стене и поставил чайник на огонь, — напившись кипятку со снятым молоком, он обычно хорошо спал. Потом сел под деревом, следя, как красные лучи заходящего солнца скупо проникают сквозь листья. Солнца он не видел — дерево заслоняло его.
Поднялся холодный озорной ветер, и Руперт встал, чтобы взглянуть на чайник. «Ночь будет ветреная»,— подумал он.
Когда Руперт ложился, дождь стучал по крыше и ветер шелестел в ветвях дерева. В груди у него стало тепло от сознания своего единства с землей, жилищем и деревом.
Ему снились сны. Ему снилось, что с неба падают большие пушистые хлопья. А сам он лежит на земле, посреди зеленой лужайки и чувствует мягкое прикосновение хлопьев, падающих на его расслабленное тело. Потом бесшумные легкие хлопья стали тяжелее, тяжелее. Он испугался — это не хлопья, это снег! Вот почему ему стало так холодно. Сделав усилие, он заставил себя проснуться.
Мгновенье он ничего не мог понять. Над головой по-прежнему стучал дождь, и сырость покрывала его лицо. Он понял, что дождь ворвался в дом, что скоро он совсем промокнет. Ветер загонял струи воды в каждую щель и свистел с дикой силой.
Руперт натянул на голову грубое одеяло. В скверную погоду всегда было так: дождь хлестал по дому, а ветер помогал ему. Завтра на полу будут темные потеки.
Он сжался в комок и терпеливо ждал, когда дождь и ветер стихнут. Ему слышно было, как дерево размахивало ветвями — оно не подчинялось натиску бури.
И вдруг раздался тягучий, оглушительный треск — словно тысячи до отказа натянутых веревок лопались, рвались одна за другой.
Оглушительный раскат грома, и следом — лавина хрустящих и шелестящих отзвуков. Дом задрожал, чья-то гигантская рука пыталась выдернуть из-под него фундамент. Дом сотрясался, словно недобитое животное.
Руперт сжался в своей узкой постели. Раскаты затихали. Опять стал слышен звук сочащегося в щели дождя, и ветер затеребил одеяло, сдирая его с Руперта.
Странный, необъяснимый ужас охватил Руперта. Его дерево рухнуло!
Сердце сжалось, когда он представил, что дерево могло упасть на дом. Руперт закрыл глаза, боясь подумать вновь об этом. Уж лучше встать и пойти взглянуть, что произошло. Он уже спустил ноги на пол, как уловил новый звук: за дверью тяжело падали редкие капли.
Страх снова сжал сердце. Сразу вспомнились россказни об этом дьявольском дереве: если в страстную пятницу надрезать его кору, потечет кровь; о том, что ночами на дерево садятся духи. Недаром, недаром называют его дерево дьявольским!
Он окаменел, спустив ноги с кровати, не смея пошевелиться.
Капли продолжали падать, звук их стал невыносимо громок, Руперту казалось, что лопнут барабанные перепонки. И все-таки он слушал, слушал...
«А ведь это вода! — вдруг подумал он.— Просто вода стекает по канаве к дороге! Конечно, вода. Ну и дурак же я, это дерево совсем отшибло ум!»
Он забрался под одеяло, но долго еще всматривался и вслушивался в темноту, пытаясь найти в ней ответ. Ответом ему были стук дождя и завывание ветра.
Когда заря начала просачиваться в щели, Руперт встал. Свет утра вновь возродил из тьмы его вещи. Глиняная трубка стала еще милее сердцу, чайник не казался таким уж маленьким. Руперт оделся и осторожно приоткрыл дверь
Так он и представлял себе это ночью, когда раздался треск. Он знал это дерево всю жизнь, знал и любил живое
дерево. Теперь оно было повержено — его дерево, вырванное с корнем, лежало поперек дороги, словно мост к чужому берегу... Листва и ветви — то, что прежде было живым, как бегущая вода, как водопад, теперь разлилось мертвым, застойным морем. Корни свисали, как извивающиеся змеи. Вокруг дома зиял ров, деревянные ступеньки крыльца были сбиты. Несколько цементных столбов-подпорок было выдернуто и повержено. Еще немного — и хижина была бы грудой обломков.
Сколько помнил Руперт, это дерево всегда было здесь. Оно вросло в него, стало частью его самого. Он не мыслил себе жизни без него. И вот оно превратилось просто в толстое бревно. Хочешь не хочешь, придется обходиться без него. Что ж, Руперт примирится с потерей. Зияющая рана, которую оставили в земле выдранные корни, заживет, время разгладит кожу земли, и настанет день, когда не найдешь места, где росло дерево. И теперь, когда его не стало, Руперту вдруг стало легче дышать. Теперь никто уже не будет говорить о дьяволах.
Он смотрел на дерево и вспоминал его жизнь. Он вспомнил, как дерево цвело, как ветер срывал с лопнувших семян легкий пух, уносил его далеко-далеко, и вся земля под деревом была покрыта шелковистыми хлопьями, опавшими с ветвей. Руперт собирал этот пух в мешки и набивал им подушки, а иногда продавал их. Но вот дерево упало...
Он оторвал глаза от поверженного гиганта и увидел далекое сияние. Это утреннее солнце освещало море. Руперта охватило странное чувство благодарности. До сих пор он не видел моря с порога своей хижины. Его заслоняло дерево. Теперь на воде лежало мягкое сияние. Показалась лодочка и медленно скрылась из виду. Руперт жадно смотрел вокруг, что-то дрожало, будто просыпаясь, в груди.
«Я потерял не все, — подумал он. — Это моя страна, мой дом — он полуразрушен, но я поправлю его. А вечерами буду смотреть, как садится солнце. Дождя сегодня не будет».
Перевела с английского Е. ШТИХ
11
ЗАГАДКИ, ПРОЕКТЫ, ОТКРЫТИЯ МЕЧ АМАЗОНКИ — иначе трудно назвать най
денный при рытье котлована на территории Николаевского судостроительного завода меч в деревянных ножнах, лежащий рядом со скелетом молодой женщины, погребенной более двадцати пяти веков назад.
ВОДОПРОВОД, СРАБОТАННЫЙ РАБАМИ РИМА, обнаружили румынские археологи близ города Констанцы. Этот водопровод, состоящий из глиняных труб длиной до тридцати и диаметром до двенадцати сантиметров, соединенный водосборным каналом с системой водоемов и колодцев, — еще одно свидетельство того, что древнеримский город Томис, стоявший когда-то на месте Констанцы, был не «заштатным» поселением, как считалось еще недавно, а центром богатой торговой провинции (см. статью «Открытие профессора Канараки», «Вокруг света» № 3, 1965 год).
МАРС, ЗЕМЛЯ И ЛУНА БЫЛИ КОГДА-ТО ОДНОЙ ПЛАНЕТОЙ. Такую гипотезу высказал американский исследователь доктор Т. Гаскелл. Он приводит ряд математических доказательств, согласно которым в Земле, в какой-то период своего существования расплавившейся за счет энергии, выделяемой радиоактивными изотопами, тяжелые элементы начали скапливаться в центре, а легкие всплывать на поверхность. В результате скорость вращения Земли увеличилась настолько, что от нее оторвалась масса, давшая начало Марсу и Луне.
ДОМА, КОТОРЫМ ДВАДЦАТЬ ДВЕ ТЫСЯЧИ ЛЕТ, решили реконструировать археологи Белоруссии на берегу реки Судость. Будут восстановлены две полуземлянки каменного века, сложенные из огромного количества костей и черепов мамонтов.
«ЧУДО-ЮДО» РЫБА СКАФИРИНГУС с головой змеи, телом миноги и хвостом ящерицы водится только в трех реках мира: в Аму-Дарье, Сыр-Дарье и... Амазонке. И никто не знает, почему она обитает именно в этих реках, отстоящих друг от друга на тысячи и тысячи километров...
КЛАД ОКАМЕНЕВШЕЙ ЖИЗНИ открыт недавно экспедицией грузинских палеобиологов под руководством кандидата геолого-минералогических наук А. Векуа в ста километрах от Тбилиси в местности Квабеби. В «Квабебском кладе» ученые обнаружили несколько видов млекопитающих, до сих пор неизвестных науке.
Среди находок — окаменевшие остатки млекопитающих, вымерших на территории Кавказа около 5— 6 миллионов лет назад. Подобные животные и сейчас живут в африканских саваннах.
Возможно, что представители «квабебской» фауны сыграли известную роль в формировании современного животного мира Африки.
ГОРЫ «ПУТЕШЕСТВУЮТ» ПО ЗЕМЛЕ. С такой гипотезой выступил в этом году доктор геолого-минералогических наук С. А. Захаров. Согласно расчетам ученого на глубине около 700 километров время от времени образуются очаги расплавленной глубинной породы и горные хребты над этими очагами «скользят» до тех пор, пока глубинное вещество Земли снова не затвердеет... Затем, спустя десятки миллионов лет, такой же очаг может возникнуть в другом месте — и горы снова «уходят в странствие». Например, по предположению ученого, 600 миллионов лет назад Сибирская платформа находилась вблизи... экватора.
(По страницам советской и зарубежной прессы)
МУРМАНСК Г. ВЛАДИМОВ
Фото В. ОРЛОВА, нашего спец. корр.
тсюда уходят, чтобы вернуться. Сюда возвращаются, чтоб снова уйти. Одни — в Ба
ренцево, «под свежье», всего лишь на двадцать суток. Другие — в Атлантику, огибая норвежский изрезанный фиордами берег, к островам Фарерским, Шетландским или Оркнейским — под селедку или под скумбрию. Третьи — еще дальше, через весь океан, к берегам Канады, на знаменитую Джорджес-банку — под окуня, под камбалу, под серебристого хека. Никто не плавает столько, сколько рыбаки. Куда бы ни шел торговый корабль, нога моряка уже на десятые, на пятнадцатые сутки все-таки ступает на берег; рыбацкие же экспедиции длятся по три месяца, и берег — не свой, а чужой — виден не ближе чем за двадцать миль. Маленький траулер не может вместить всю рыбу, что будет наловлена за экспедицию, он ее сдает на плавбазы, с которых получает горючее и пресную воду, провиант и соль, письма и кинокартины, и только последний груз он повезет домой в собственных трюмах. Здесь рыбакам посчитают всю рыбу и все выходные дни, что накопились за рейс. Ведь в море работают без выходных, их отгуливают на берегу, и называются они «береговые». Когда они кончатся, а пролетают эти дни стремительно, куда быстрее, чем дни морские, рыбаки снова уходят. Из всех моряков они, пожалуй, единственные, о ком можно сказать твердо — они живут в море.
Их работа не знает перекуров. И никто из них не глядит на воду — ослепительно-солнечную, зеленую воду Атлантики. Можно лишь на секунду выпрямиться в спине и спросить бондаря, запечатывающего бочку: «Тонны четыре есть на борту?»
Самые лучшие дни рыбака — это и самые тяжелые. Когда сельдь залавливалась как следует, мы, поднявшись в пять утра, едва разделывались с нею до двух ночи и валились на койки, мертвые от усталости. И мы вспоминали о шторме, когда можно было и побездельничать. Но позже приходишь к выводу, что эти трудные дни и были лучшими.
12
ля меня он был последней твердью земли, когда мы ушли в дальнюю сельдяную экс
педицию, и первой — когда мы вернулись. И встрече с Мурманском я рад был куда больше, чем встрече с любым другим городом. Но за три с половиной месяца плавания — по морям Баренцеву, Норвежскому и Северному — ноги совершенно разучились ходить посуху, и вот до этой улицы, я помню, не так-то просто было дойти от причала...
потому этот город врезался в сопки и встал здесь накрепко, что стране без него
не обойтись. Рано или поздно жители его разъезжаются в другие, уютные края, но никогда они его не смогут забыть, по странному свойству человеческой натуры благодарно помнить именно те дни, когда тебе было трудно, студено и темно, а не те, когда все было «чисто, светло, спокойно».
14
М . П О Р Т Н О Й
сть такие уголки на земле, есть такие города, уезжая из которых знаешь, что вернешься. Если вдруг почувствуешь, что ты расстаешься с этими местами навсегда, опусти чемодан, разорви билет, и пусть в первый и по
следний раз поезд уйдет без тебя. Обычно такие места особенно дороги тебе в
определенные времена года, времена суток: берег реки, весь белый от зацветающей вишни и яблони весной; тихая, немноголюдная вечерняя улица с уютным кафе; раннее утро древнего города, когда солнце золотит купола церквей; музейная строгость зданий под желтым лиственным дождем русской осени... Так в твою жизнь однажды врывается и молодой город на берегу моря. И, ворвавшись, остается на всю жизнь.
Ты выходишь на улицу и оглядываешься. Вокруг синие сопки, над заливом ровно и неподвижно висит плотное белое покрывало облаков. Где-то справа улица обрывается у ближайшей сопки, и дальше вверх беспорядочно теснятся деревянные и каменные строения. Влево улица уходит широким проспектом с современными зданиями, универмагами, «Гастрономами», кафе, ресторанами, кинотеатром и театром, где расклеены афиши о неизвестном тебе народном хоре саами и о гастролях столичной труппы «Современника» и с краеведческим музеем, где, разглядывая обломки горных пород, ты убедишься, что в недрах Мурмана есть едва ли не все минералы, разве что кроме алмазов, и где тебя очаруют желтоватые изящные конструкции костяных изделий местных художников. Где-то у дальней сопки улицу заканчивает телевизионная вышка. Зелени почти нет, но иногда морской ветер, заглянув в тундру, приносит с собой ее аромат. Гуляют девушки, парни, моряки в форменках, женщины с колясочками. Идет мужчина в легком сером костюме, и рядом с ним вполне самостоятельно и сосредоточенно вышагивает светловолосый мальчик двух-трех лет.
Увидев детей на улице, смотришь на часы и тут только соображаешь, что сейчас полночь, двенадцать часов, а в небе солнце. Пройдет несколько дней, и ты, так привыкший ложиться спать, посмотрев на звездное небо, а проснувшись — видеть утро, ты освоишься, и тебе достаточно будет вздремнуть несколько часов среди дня, чтобы потом не спать еще сутки. Этот город ломает в тебе привычные ритмы, и ты, глотнув свежего северного воздуха, улыбнешься этому незаходящему солнцу.
Неожиданно ветер меняет направление, и ты понимаешь, что совсем рядом рыбный порт.
Пока ты так стоишь, разглядывая город, к тебе не раз подойдут, спросят закурить или угостят самого. Или вдруг скажут:
— Слушай, друг, ты не со Шпицбергена? — И ты, конечно же, ответишь — нет, а человек, со-
жалея об этом, уже поспешит дальше, чтобы передать на далекие острова посылку или просто привет. И в эту минуту ты искренне пожалеешь, что этот привет передаст кто-то другой. А потом у тебя спросят, где можно выпить хорошего кофе, и ты непременно обойдешь все уголки и узнаешь, что кофе в городе в шутку называют «Филином» и что выпить хороший кофе не так-то просто, но тем вкуснее и ароматнее будет напиток, когда ты найдешь его.
За столиком ты никогда не будешь один, и почему-то именно тебе моряк скажет, что сегодня уходит в арктическое плавание, и оставит на память красивую зажигалку.
И кем бы ты ни был, ты непременно встретишь своих коллег. Если ты строитель, тебе покажут новые кварталы; если актер, тебя пригласят в театр на спектакль, а то и на репетицию; если ты океанолог — потащат на арктическую исследовательскую станцию, если ты журналист, писатель, тебя увлекут в издательство, редакции газет... Ну, а если ты моряк, считай, что ты дома.
И конечно же, ты захочешь пойти в порт. Мимо стадиона, кафе, почтамта, мимо вокзала и железнодорожных путей вниз, к заливу... Разноголосица пароходных гудков, морской ветер, туманы и моряки, вся суровая и строгая природа невольно напоминают об океане...
По дороге в порт ты не одинок. Молодая женщина с ребенком на руках, молоденький штурман с девушкой.
Может быть, они идут провожать твоего недавнего знакомого? Распростясь с родными, он отправится через семь морей к самой дальней нашей земле — Курилам или во Владивосток, а может быть, к Новосибирским островам или на Землю Франца-Иосифа. Что повезет его теплоход? Смену зимовщиков на полярную станцию или апельсины на Камчатку?
У одного из причалов стоят несколько моряков и женщин. Вот-вот отойдет в загранплавание большое торговое судно. В Лондон? Гавр? Или в Касабланку? Прощание, улыбки, слезы, платки... Напутствие:
— Два фута под килем! С мостика отдают команду... Капитан чем-то напоминает парня с Таганки или
Благуши. Наверное, двадцать лет назад он стоял, прислонившись к углу дома, засунув руки в карманы брюк и надвинув до бровей фуражку. Он придумал себе лихое прозвище, полагая, что знает о жизни все. Сейчас он стоит на мостике в форме, со значком «капитана дальнего плавания», большой палец правой руки в кармане брюк, фуражка едва заметным движением сдвинута чуть вперед. Он стоит словно вылеплен на фоне залива и неба, унося с собой в иные моря кусочек этого города...
15
ичего нет красивее рыбы, только что вытащенной из мо
ря. О совершенствах ее формы пусть вам расскажут строители корабельных корпусов, я же говорю о цвете. Вы ее увидите погасшей, оловянно-тусклой. Но пока она еще в неводе, пока она еще мечется, и прыгает, и влажно шуршит чешуей, она — серебристо-голубая, палевая, сиреневая, жемчужная, золотисто-зеленая, и все это одновременно, и каждую секунду она меняет свои цвета.
огда выходишь из залива и поворачиваешь к Нордкапу,
самой северной точке материка Европы, тут-то на тебя и набрасывается штормовой ветер. Волна Гольфстрима гулко бьет в скулу траулера и взлетает над полубаком, брызги секут тебе лицо и стекают ручьями по зюйдвестке за воротник рокана. И колокол тогда звенит сам по себе. Это не предупреждение — ведь топовый огонь все равно различим, если нет тумана, и так как это самый высокий огонь на судне, он первым появится из-за горизонта, раньше, чем долетит какой бы то ни было звук. Но колокол — это все-таки голос корабля, заглушающий стоны шпангоутов на крутой волне; его латунным позеленевшим языком крохотный траулер жалуется на свою боль и одиночество, а когда волнение достигает наибольшей силы, колокол горланит тревожно и яростно.
Чаще всего его подвязывают, чтоб не мешал спать сменившимся с вахты, тогда он стихает и все же не умолкает совсем, звон потихоньку живет в его металле и слышен, если подойти поближе. Должен же и корабль иметь свой собственный голос, да и скучно бы стало, если бы он умолк.
сли бы не Гольфстрим — вероятно, не было бы смысла
так упорно обживать эти сопки. Но, пригоняя и пригоняя сюда теплые воды, Гольфстрим держит открытыми эти ворота в океан, и даже когда мороз сковывает землю так, что лом от нее отскакивает, как от гранита, море остается нескованным. В самые же сильные морозы Гольфстрим начинает парить и обволакивает гавань и рейд туманом такой густоты, что можно вытянуть руку и не увидеть на ней пальцев. В такие дни суда без локаторов не могут выйти из порта, реже ходят катера через залив, но никто на это особенно не сетует — в такой холод и туман согревает.
Публикуемый рассказ — еще одна страница жизни и приключений знаменитого Шерлока Холмса. Как известно, еще в конце прошлого века Конан Дойль «похоронил» великого сыщика. Но читатели успели полюбить его и, уступая их настойчивым просьбам, автор спустя почти 30 лет «воскрешает» своего героя. Так появился сборник «Записная книжка Шерлока Холмса» (1927). Рассказ «Загадка Торского моста» взят из этого сборника, на русском языке печатается впервые.
АРТУР К О Н А Н Д О Й Л Ь
де-то в подвалах банка «Кокс и К°» на Чер-ринг-кросс лежит потертая курьерская сумка с моим именем на крышке: «Джон X. Ватсон, доктор медицины, бывший военнослужащий Индийской армии». Сумка набита бумагами:
это записи необычных дел, которые Холмс когда-то расследовал. Некоторые из дел, и довольно интересные, окончились полной неудачей, и поэтому едва ли стоит о них писать: задача без решения может заинтересовать специалиста, а у случайного читателя вызовет лишь раздражение. Среди таких неза-
конченных дел — история мистера Джеймса Фили-мора, который, вернувшись домой за зонтиком, бесследна исчез. Не менее замечательна история катера «Алисия»: однажды вечером он вошел в полосу тумана и пропал навсегда — никто более не слышал ни о нем, ни о его экипаже. Третье дело, достойное упоминания, — случай с Айседором Персано, знаменитым журналистом и дуэлянтом: он помешался на том, что в спичечной коробке, которую он постоянно держал в руках, находится редчайший червь, по его словам еще не известный науке.
18
Не считая этих «темных дел», есть несколько таких, которые затрагивают семейные тайны, настолько интимные, что сама мысль о возможности их оглашения вызвала бы переполох во многих высокопоставленных домах. Нет нужды говорить, что это исключено, и теперь, когда у моего друга есть время и силы, подобные записи будут отобраны и уничтожены.
Остается значительное число дел, более или менее интересных, о которых я мог бы написать раньше, если бы не боялся пресытить читателя и тем самым повредить репутации человека, которого чту больше всех.
Я был участником некоторых из этих дел и потому могу говорить о них как очевидец. К их числу относится и описанное ниже.
Был ветреный октябрьский день. Я одевался и следил, как кружились в воздухе сорванные ветром последние листья одинокого платана, который украшал двор позади нашего дома. Спускаясь к завтраку, я ожидал застать моего друга в подавленном настроении, ибо, как настоящая артистичная натура, он легко поддавался влиянию окружающей обстановки. Напротив, он кончал завтракать в особенно веселом настроении того несколько зловещего оттенка, который был характерен для него в минуты душевного подъема.
— У вас есть дело, Холмс? — заметил я. — Ваша способность к дедукции поистине порази
тельна, Ватсон, — ответил он. — Она помогла вам раскрыть мою тайну. Да, у меня есть дело. После месяца незначительных происшествий и застоя колесо завертелось снова.
— Я мог бы принять участие в этом деле? — Пока не в чем, но мы обсудим этот вопрос,
когда вы уничтожите два крутых яйца, которыми нас сегодня удостоила наша новая кухарка. Степень их съедобности находится в прямой связи с очередным номером «Семейной газеты», которую я видел вчера на столе в гостиной: даже такое пустяковое дело, как варка яиц, требует внимания, точного ощущения времени и несовместимо с чтением романа, напечатанного в этом отличном периодическом издании.
Через четверть часа со стола убрали, и мы остались одни. Холмс вытащил из кармана письмо.
— Вы слышали о Нейле Гибсоне, Золотом Короле? — спросил он.
— Вы имеете в виду американского сенатора? — Ну да, он был когда-то сенатором от одного
из западных штатов, но больше известен как крупнейший в мире золотопромышленник.
— Да, знаю: он некоторое время жил в Англии, и его имя пользовалось некоторой популярностью.
— Он купил солидное поместье в Хэмпшире лет пять тому назад. Вы, вероятно, уже слышали о трагической гибели его жены?
— Конечно. Я теперь вспоминаю — вот почему его имя мне известно. Правда, я не знаю подробностей.
Холмс указал на бумаги, лежащие на стуле. — Мои химические опыты по получению экстрак
тов еще не окончены, а тут эта история. С виду пахнет сенсацией, но, мне кажется, разобраться здесь нетрудно. Улики явные — таково мнение и экспертизы и полиции. Сейчас дело передано на рассмотрение выездной сессии суда в Винчестере. Боюсь, что это неблагодарная работа. Я могу обнаружить факты, но не могу их изменить! Пока не появятся какие-либо новые данные, не вижу, на что может надеяться мой клиент,
— Ваш клиент? — Ах, я забыл вам рассказать! Я, кажется, пере
нял вашу привычку, Ватсон, рассказывать историю с конца. Лучше прочтите сначала вот это.
Он передал мне письмо. Оно было написано четким, уверенным , почерком и гласило:
«Отель «Клэридж», 3 октября
Уважаемый м-р Шерлок Холмс!
Мне тяжело быть свидетелем того, как самая лучшая на Земле женщина идет навстречу своей гибели. Я сделаю все, что в моих силах, для ее спасения. Я ничего не могу объяснить, не могу даже попытаться сделать это, но я ничуть не сомневаюсь, что мисс Данбэр невиновна. Вы знаете факты — кто их не знает? — об этом сплетничают по всей Англии. И ни один голос не поднялся в ее защиту — какая чудовищная несправедливость! Эта женщина и мухи не обидит!
Одним словом, я буду у Вас завтра в 11 часов. Посмотрим, сможете ли Вы что-нибудь прояснить в этой темной истории. Во всяком случае, все, чем я располагаю, — к Вашим услугам, только спасите ее. Умоляю Вас, приложите все свое умение и энергию!
С совершенным почтением, Дж. Нейл Гибсон».
— Вот, извольте, — Шерлок Холмс выбил пепел из трубки, которую курил после завтрака, и снова не спеша набил ее табаком. — Этого джентльмена я как раз и жду. Что касается самой истории, то за недостатком времени я перескажу вам ее вкратце, если вы доверяете официальным отчетам о ходе следствия. Человек этот — крупный финансовый магнат. Насколько я понимаю, он крайне вспыльчив и страшен во гневе. Он женился на женщине, жертве этой трагедии, — о ней я пока не знаю ничего, кроме того, что она была уже не первой молодости. Дело осложняется еще и тем, что воспитание их двоих детей было поручено молодой и весьма привлекательной гувернантке. Вот три человека — участники события, происшедшего в старинном английском поместье.
Теперь о самой трагедии. Труп был найден в парке, примерно в полумиле от дома. Убитая была одета к обеду, с шалью на плечах. Пуля, выпущенная из револьвера, пробила ее голову навылет. Около трупа не нашли никакого оружия, никаких следов убийства. Заметьте, Ватсон, никакого оружия! Преступление, по-видимому, было совершено поздно вечером, а труп обнаружен лесником около одиннадцати часов. Затем врач и полиция осмотрели убитую, после чего перенесли ее в дом... Может быть, я излагаю слишком сжато, или вам ясны все обстоятельства этого происшествия?
— Абсолютно все ясно. А почему подозревают гувернантку?
— Во-первых, есть некоторые прямые улики: револьвер с одним разряженным гнездом в барабане (калибр оружия соответствует найденной пуле) был обнаружен на дне ее платяного шкафа.
Холмс уставился в одну точку и раздельно повторил:
— На... дне... ее... платяного... шкафа... — Затем он погрузился в раздумье, и я понял, что, с моей стороны, было бы глупо прерывать его.
Вдруг он снова оживился. — Да, Ватсон, найден револьвер. Здорово изобли
чает, а? Таково мнение двоих понятых. На убитой
2* 19
найдена записка с предложением встретиться на том самом месте, где произошло убийство; записка подписана гувернанткой. Ну как? К тому же и мотивы убийства налицо: сенатор Гибсон — личность привлекательная, и, если его жена умрет, кому занять ее место, как не юной леди, которая, по общим отзывам, уже давно пользовалась исключительным вниманием со стороны хозяина. Любовь, деньги, власть — а на пути к этому стоит немолодая жена Гибсона! Плохо дело, Ватсон, очень плохо!
— Да, Холмс, это так. — И алиби она не может представить. Напротив,
гувернантка вынуждена признать, что примерно в то время, когда это случилось, она находилась как раз около Торского моста (это место трагедии). Отрицать этот факт бессмысленно, ибо несколько проходивших мимо крестьян ее там видели.
— Да, вопрос ясен! — И все же, Ватсон, не будем спешить с выво
дами! Давайте разберемся. Мост, о котором идет речь, представляет собой один широкий каменный
пролет с парапетом по краям. Он построен для переправы через самую узкую часть длинного глубокого водоема, заросшего тростником. Это так называемый Торский пруд. У входа на мост лежала мертвая женщина. Таковы факты... Но что это? Если я не ошибаюсь, наш клиент пришел значительно раньше условленного времени.
Вилли, слуга Холмса, открыл дверь, но имя, которое он объявил, было неизвестно нам обоим: «Мистер Мэрлоу Бэйтс». Нашему взору предстал худощавый субъект с испуганными глазами и судорожными, неуверенными манерами — этакий «комок нервов». На мой взгляд врача-профессионала, этот человек находился на грани полного расстройства нервной системы.
— Вы, кажется, возбуждены, мистер Бэйтс, — сказал Холмс. — Прошу вас, садитесь. Боюсь, что смогу уделить вам очень мало времени: у меня в 11 часов свидание.
— Я знаю о нем. — Наш посетитель выпаливал короткие фразы, словно ему не хватало воздуха. —
Рисунки Г. ФИЛИППОВСКОГО
Сюда идет Гибсон — мой хозяин. Я управляющий его имением. Холмс, знайте: он негодяй, жуткий негодяй!
— Крепко сказано, мистер Бэйтс. — Я вынужден так говорить, ибо у меня мало
времени. Я не хочу встречаться с ним у вас. Он вот-вот придет. Была причина, не позволившая мне прийти раньше: его секретарь, мистер Фергюссон, только сегодня утром рассказал о предстоящей встрече Гибсона с вами.
— Так вы его управляющий? — Я подал заявление об уходе. Через несколько
недель я избавлюсь от этого проклятого рабства. Гибсон — тяжелый человек. Эти благотворительные дела лишь ширма, прикрывающая дурные стороны его личной жизни. Его жена пала жертвой. Он был груб с ней, да-да, сэр, груб! Не знаю, как она погибла, но уверен, что он превратил ее жизнь в страдание. Она была типичная южанка, бразилианка по рождению — вы, конечно, знаете это?
— Нет, это обстоятельство ускользнуло от меня.
— Южанка по рождению и по натуре. Дитя солнца и страсти. Она любила его, как могут любить такие женщины. Но когда увяла ее красота (говорят, когда-то она была прекрасна), ничто уже не привязывало к ней мужа. Нам всем она нравилась, мы ей сочувствовали и ненавидели его за то, как он с ней обращался. Но он хитер и умеет внушать доверие. Это все, что я должен сказать вам. Не судите о нем по внешнему виду, смотрите глубже. Ну, я пойду. нет-нет, не удерживайте меня! Он сейчас придет!
Наш странный посетитель испуганно взглянул на часы и буквально вылетел из комнаты.
— Ну-ну! — сказал Холмс после небольшой паузы. — Я вижу, у мистера Гибсона довольно «преданные» домочадцы. Хорошо, что Бэйтс предупредил нас; теперь подождем самого хозяина.
Точно в назначенное время раздались тяжелые шаги на лестнице, и знаменитый миллионер вошел в комнату. Взглянув на него, я понял причину
страха и антипатии его управляющего, да и проклятий, которые обрушивали на его голову многие конкуренты по бизнесу. Если бы я был скульптором и хотел олицетворить преуспевающего бизнесмена с железными нервами и без совести, я выбрал бы в качестве натурщика мистера Нейла Гиб-сона. Его высокая, худощавая, словно высеченная из камня фигура выражала алчность хищника; ну прямо-таки Авраам Линкольн, но обративший свою энергию на достижение низменных целей, — вот как можно было бы определить этого человека. Его лицо, твердое, безжалостное, было изрыто глубокими морщинами — следами бурно прожитой жизни.
Гибсон оглядел нас по -очереди с ног до головы холодными серыми глазами, коварно поблескивающими из-под ощетинившихся бровей. Когда Холмс упомянул мое имя, он небрежно поклонился, затем властным жестом хозяина подвинул стул вплотную к стулу моего друга и сел, почти касаясь его своими худыми коленями.
— Позвольте мне сразу же сказать, мистер Холмс, — начал он, — что деньги в данном случае не имеют для меня значения. Вы можете жечь их, если это сколько-нибудь поможет вам осветить путь к истине. Женщина невиновна и должна быть оправдана, а сделать это предстоит вам. Назовите вашу цену.
— Размер моего гонорара точно установлен, — холодно сказал Холмс. — Я не меняю его, за исключением тех случаев, когда вообще отказываюсь от оплаты.
— Ну ладно, раз доллары не имеют для вас значения, подумайте о репутации. Если вы выиграете это дело, все газеты в Англии и в Америке поднимут шум вокруг вашего имени. О вас будут говорить на обоих континентах.
— Благодарю вас, мистер Гибсон. Право же, я не нуждаюсь в рекламе. Возможно, вас это удивит, но я предпочитаю работать инкогнито, и в деле меня привлекает именно сама проблема. Однако мы теряем время. Обратимся к фактам.
— Я полагаю, что вы знаете все главные факты из сообщений прессы. Не знаю, смогу ли добавить что-либо полезное для вас. Но если хотите, чтобы я лучше осветил некоторые моменты, — я к вашим услугам.
— Хорошо. Меня интересует только один момент. — Какой именно? — Каковы в действительности ваши отношения
с мисс Данбэр? Сильно вздрогнув, Золотой Король приподнялся
со стула. Затем к нему вновь вернулось спокойствие и солидность.
— Полагаю, что ваше право и, может быть, ваш долг — задавать такие вопросы, мистер Холмс.
— Допустим, — сказал Холмс. — Тогда могу заверить вас, что отношения ничем
не отличаются от обычных отношений между хозяином и молодой леди, с которой он видится лишь в обществе своих детей.
Холмс встал. — Я довольно занятой человек, мистер Гибсон, —
сказал он, — и не имею ни времени, ни склонности к бесплодным разговорам. Всего хорошего!
Наш посетитель также встал; он высокомерно возвышался над Холмсом, словно башня; глаза вспыхнули злобой, желтоватые щеки слегка окрасились румянцем.
— Черт побери, что вы хотите этим сказать, мистер Холмс? Вы отказываетесь от моего дела?
— Да, мистер Гибсон, по крайней мере я отказываюсь от вас. Полагаю, что выразился ясно.
— Довольно ясно, но что за этим кроется? Хотите набить себе цену? Боитесь взяться за это дело? Или что другое? Я имею право требовать объяснений.
— Возможно, — сказал Холмс. — Я объясню вам. Прежде всего это дело и так запутано, незачем его еще осложнять ложной информацией.
— То есть я лгу? — Ну, я пытался выразиться как можно деликат
нее, но, если вы настаиваете на такой формулировке, не возражаю.
Я вскочил, ибо у нашего гостя страшно напряглись мускулы лица и он поднял громадный сжатый кулак.
Вяло улыбнувшись, Холмс протянул руку за трубкой.
— Не шумите, мистер Гибсон. Я понимаю, что после завтрака даже незначительный спор выбивает из колеи. Поэтому я думаю, что прогуляться и спокойно подумать на свежем воздухе будет в высшей степени полезно для вас.
Золотой Король с трудом сдерживал свою ярость. Я не мог не восхищаться им: проявив незаурядное самообладание, он вмиг подавил вспышку гнева, и теперь на его лице можно было прочесть лишь высокомерное безразличие.
— Ну, это ваше дело. Я не могу заставить вас взяться за расследование, если вы сами этого не хотите. Но имейте в виду, мистер Холмс, вы сейчас совершили ошибку, ибо я побеждал более сильных людей, чем вы. Не было еще человека, который, став на моем пути, стал бы победителем!
— Многие говорили то же самое, однако я жив-здоров, чего и вам желаю. До свидания, мистер Гибсон. Вам предстоит еще многому научиться.
Наш посетитель с шумом вышел. Холмс невозмутимо курил, уставив в потолок мечтательный взгляд.
— Ваше мнение, Ватсон? — спросил он наконец. — Когда я подумал о том, что этот человек на
самом деле способен смести любое препятствие на своем пути и когда я вспомнил, что его жена могла быть таким препятствием и объектом неприязни, как сказал этот Бэйтс, мне показалось, что...
— Верно. И мне тоже. — Но каковы его действительные отношения с гу
вернанткой и почему вы спросили его об этом? — Чепуха, Ватсон, чепуха! Когда я обратил вни
мание на нешаблонный, неделовой тон его письма, а затем сопоставил это с его замкнутостью и внешним обликом, мне стало совершенно ясно, что обвиняемая вызывает у него более глубокое чувство, чем просто жертва. Мы должны выяснить истинные взаимоотношения этих трех людей, если хотим докопаться до истины. Вы видели, как я атаковал его в лоб и как спокойно он отразил атаку. Затем я начал его запугивать, делая вид, что все знаю, тогда как на самом деле у меня одни подозрения.
— Быть может, он вернется? — Он обязательно вернется. Он должен вернуться.
Он не может так оставить дело. Ха! Не звонок ли это? Да, это его шаги. Так вот, мистер Гибсон, я только что сказал доктору Ватсону, что вы слегка запаздываете.
На этот раз Золотой Король был более спокоен. В его возмущенном взгляде еще сквозило уязвленное самолюбие, но здравый смысл подсказывал, что он должен уступить, если хочет достичь своей цели.
— Мистер Холмс, я чувствую, что погорячился, обидевшись на ваши замечания. Вы имеете полное
22
право устанавливать факты, каковы бы они ни были; я переменил к лучшему свое мнение о вас. Однако уверяю вас, что отношения между мисс Данбэр и мной, конечно, не касаются этого дела.
— Это уж я сам решу, ладно? — Да, я понимаю. Вы похожи на врача, который
должен знать все симптомы, чтобы поставить диагноз.
— Вот именно. Это определение подходит. И если пациент скрывает симптомы своей болезни, значит он хочет обмануть врача.
— Допустим так, но вы должны признать, мистер Холмс, что любой бы на моем месте испугался, если напрямик спросить о его отношениях с женщиной. Конечно, в том случае, если речь идет о сколь-нибудь серьезном чувстве. Думаю, что у большинства людей где-то в глубине души есть тайный уголок, куда не пускают незваных гостей. А вы вдруг ворвались туда. Но цель оправдывает ваши действия: надо попытаться спасти девушку. Итак, ставки снижены, завеса приоткрыта, и вы можете начать исследовать. Что вам нужно знать?
— Правду. Золотой Король сделал небольшую паузу, как бы
собираясь с мыслями. Его мрачное, изрытое глубокими морщинами лицо помрачнело еще больше.
— Я могу сообщить правду в нескольких словах, мистер Холмс, — наконец сказал он. — Есть некоторые вещи, которые тяжело пережить, и так же трудно о них говорить. Поэтому я не буду углубляться больше, чем нужно. Я встретил свою жену, когда искал золото в Бразилии. Мария Пинто была дочерью крупного правительственного чиновника в Манаусе 1. Она была очень красива. Я тогда был молод и горяч, но даже теперь, глядя на все более хладнокровна и критически, я понимаю, что она была необыкновенно красива. Это была глубокая натура, страстная, цельная, по-южному неуравновешенная. Она резко отличалась от тех американок, которых я знал. Короче говоря, я полюбил ее, и мы поженились. И только когда любовь прошла — а это случилось не сразу, — я понял, что между нами не было ничего, решительно ничего общего. Моя любовь прошла. Если бы у нее было так же, нам обоим было бы легче. Но вы же знаете женщин: как ни стараешься их оттолкнуть — ничего не получается. Я был с ней груб, даже жесток, как говорят некоторые. И это потому, что я знал: стоит мне убить в ней любовь или обратить ее в ненависть, как нам обоим будет легче.
Однако ничто не помогало: она обожала меня так же, как и двадцать лет назад. Что бы я ни делал, она по-прежнему была мне предана.
...Затем появилась мисс Данбэр. Она пришла по объявлению и стала воспитывать наших детей. Вы, наверное, видели ее портрет в газетах и согласитесь с общим мнением, что она настоящая красавица.
Я не притворяюсь моралистом, как другие, и признаюсь, что, живя под одной крышей с такой женщиной и ежедневно с ней общаясь, я не мог не испытывать к ней пылких чувств. Вы не осуждаете меня за это?
— Я не осуждаю вас за то, что вы испытываете такие чувства, но я бы сурово осудил вас, если бы вы признались в них мисс Данбэр, — ведь эта женщина была в известном смысле у вас на содержании.
1 Порт на реке Амазонке. — Прим. пер.
— Хорошо, пусть будет так,— Он был задет упреком: его глаза сверкнули злобой. — Я не хочу казаться лучше, чем есть. Всю свою жизнь я брал то, что мне было нужно. Однако никогда я так не жаждал любви женщины, как теперь. Я об этом сказал ей.
— Как, вы это сделали?! — Когда Холмс волновался, взгляд его был страшен.
— Я сказал мисс Данбэр, что если бы мог, то женился бы на ней. Но это было не в моей власти. Я сказал, что, не считаясь с затратами, сделаю все, чтобы она была счастлива и довольна.
— Весьма благородно с вашей стороны, — съязвил Холмс.
— Послушаете, мистер Холмс, я пришел к вам давать показания, а не выслушивать нравоучения. Я не нуждаюсь в вашей критике.
— Только ради девушки я вообще берусь за ваше дело, — сурово сказал Холмс. — Я не уверен, что то, в чем ее обвиняют, хуже того, что вы себе позволяете: вы пытались обесчестить беззащитную девушку, жившую в вашем доме. Некоторым из вас, богачей, надо бы зарубить себе на носу, что есть вещи, которые не купишь за деньги.
К моему удивлению, Золотой Король хладнокровно принял упрек.
— Да, теперь я это понимаю. Благодарю бога, что мои намерения не осуществились. Она бы ни за что не согласилась; в тот момент она хотела сразу уехать.
— Почему же она не сделала этого? — Во-первых, у нее были на иждивении родные,
нелегко ей было подвести их, пожертвовав своим жалованьем. Когда я поклялся — да, да, поклялся! — что не буду больше никогда к ней приставать, она согласилась остаться. Но у нее были и другие соображения: она знала, что имеет на меня влияние большее, чем кто бы то ни было. Она хотела это влияние употребить на благо.
— Каким образом? — Ну, она знала кое-что о моих делах. Это
большие дела, настолько большие, что обыкновенному человеку покажутся невероятными. Я властен создать и разрушить, обычно разрушаю. Это касается не только людей, это касается дорог, городов, даже народов. Бизнес — жестокая игра. Здесь слабый погибает. Я вел игру, чего бы это мне ни стоило. Я никогда не хныкал сам и не обращал внимания, если хныкал другой. Но она смотрела на все это иначе, и, я думаю, она права. Она уверена в том, что несправедливо, если один имеет больше, чем ему нужно, а десять тысяч разорены и оставлены без средств к существованию. Вот как она смотрела на вещи и, мне кажется, видела кое-что поважнее долларов. Она убедилась, что я прислушиваюсь к ее словам, и верила, что оказывает услугу обществу, влияя на мои поступки. Все было хорошо, как вдруг случилась эта история.
— Можете вы что-нибудь прояснить в ней? — спросил Холмс.
Золотой Король молчал, опустив голову на руки и глубоко задумавшись.
— Девушка предстает в очень дурном свете — не отрицаю. Однако женщины живут своей духовной жизнью, и мужчина иногда не может истолковать их поступков. Сначала я был захвачен врасплох и так напуган, что подумал было: она могла быть выведена из равновесия каким-то необычным образом (хотя это совершенно не в ее характере). Мне на ум приходит одно объяснение — хотите верьте, хотите нет. Безусловно, моя жена терзалась му-
23
чительной ревностью. Существует ревность духовного порядка, она может быть столь же безумной, как и обычная, «физическая» ревность. И хотя моя жена не имела повода для последней — я думаю, она понимала это, — все же она знала, что эта молодая англичанка оказывала на мой разум и действия такое влияние, какого моя жена никогда на меня не имела. Тот факт, что влияние это было хорошим, не улучшало дела. Жена обезумела от ненависти. Может быть, она задумала убить мисс Данбэр или, скажем, пригрозив ей револьвером, заставить ее покинуть наш дом. Могла произойти драка, револьвер выстрелил и убил женщину, которая держала его.
— О такой возможности я уже думал, — сказал Холмс. — Ибо в самом деле это единственная версия, противоположная версии о предумышленном убийстве.
— Но мисс Данбэр полностью отрицает эту версию.
— Ну, это еще не все, правда? Ведь можно представить, что женщина в таком ужасном положении могла поспешить домой, бессознательно держа в руках револьвер; она могла даже бросить его среди своей одежды, едва сознавая, что делает, а когда нашли револьвер, могла попытаться найти выход из положения, полностью все отрицая. Что может опровергнуть это предположение?
— Сама мисс Данбэр. — Допускаю. Холмс взглянул на часы. — Я не сомневаюсь, что мы получим разрешение
на свидание с ней и вечерним поездом отправимся в Винчестер. Когда я увижу девушку, то, может быть, окажусь более полезным в вашем деле, хотя не могу обещать, что мои выводы будут непременно соответствовать вашим предположениям.
Со служебными пропусками произошла задержка, и вместо Винчестера мы в тот день поехали к Тор-скому мосту, в Хэмпширское имение мистера Нейла Тибсона. Сам он не поехал, но у нас был адрес сержанта местной полиции Ковентри, который начал следствие. Это был высокий худой мужчина с мертвенно-бледным лицом. У него был несколько таинственный вид, словно он хотел показать, что знает гораздо больше, чем говорит. К тому же он имел привычку понижать голос до шепота, будто напал на что-то крайне важное, хотя все, что он сообщил, было довольно обычной информацией. А вообще это был честный малый: он не стыдился признаться, что ему не одолеть этого дела и что он нуждается в помощи.
— Как бы там ни было, мистер Холмс, но лучше вы, чем Скотланд-Ярд. Когда приглашаешь людей оттуда, теряешь всякую надежду на удачу, да еще и выговор схватишь. Вы же, как я слышал, ведете честную игру.
— Мне вообще не стоит фигурировать в деле, — ответил Холмс к явному удовольствию нашего меланхоличного знакомого. — Если я все выясню, то прошу моего имени не упоминать в газетах.
— Очень благородно с вашей стороны. А вашему другу, доктору Ватсону, доверять можно, я знаю. Так вот, мистер Холмс, прежде чем мы дойдем до места происшествия, я хочу получить ответ на вопрос, который не задавал еще ни одному человеку: вы не думаете, что придется возбудить дело об убийстве против самого Гибсона?
— Я думал об этом. — Вы просто не видели мисс Данбэр — она уди
вительная женщина во всех отношениях. У Гибсона, наверное, было сильное желание убрать жену с дороги. А. эти американцы куда проворнее нас, когда дело доходит до револьвера... Знаете, это его револьвер...
— Точно установлено? — Да, сэр. Это один из двух, что принадлежат
ему. — Один из двух? Где же другой? — Видите ли, у него много огнестрельного ору
жия всех видов. Мы никак не можем подобрать похожий револьвер, а ящик сделан для двух. Мы вытащили все револьверы, что были в доме. Если хотите, можете их осмотреть.
— Потом. Сначала взглянем на место происшествия.
Разговор наш происходил в маленькой прихожей скромного коттеджа сержанта Ковентри — коттедж этот служил местным полицейским участком.
Пройдя примерно полмили через пустошь, всю золотую от увядшего папоротника, мы подошли к боковой калитке, ведущей на территорию Торской усадьбы. Тропинка шла через фазаний заповедник. С опушки открывался вид на усадьбу: на гребне холма широко раскинулся дом с колоннами и портиком. Мы шли мимо длинного пруда, заросшего тростником; в середине он сужался — здесь через каменный мост проходила дорога.
Наш гид остановился у входа на мост и показал на землю.
— Здесь лежало тело миссис Гибсон. Я отметил место вон тем камнем.
— Я полагаю, вы успели прийти сюда до того, как тело сдвинули с места? — спросил Холмс.
— Да, за мной сразу послали. — Кто? — Сам мистер Гибсон. Как только была поднята
тревога, он с людьми прибежал из дому и распорядился, чтобы ничего не трогали до прибытия полиции.
— Это разумно. Из газетного сообщения я понял, что выстрел был произведен с близкого расстояния.
— Так точно, сэр, с очень близкого. — Рана около правого виска? — Как раз сзади виска. — Как лежало тело? — На спине, сэр. Никаких следов борьбы. Ни
каких отпечатков, никакого оружия. В левой руке убитой была зажата краткая записка от мисс Данбэр.
— Вы сказали, «зажата»? — Да, сэр, мы едва разжали кулак. — Это чрезвычайно важно, ибо исключает мысль,
что кто-то мог положить записку после смерти, чтобы запутать следы. Черт возьми! Записка, я вспоминаю, была совсем короткой: «Буду на Тереком мосту в 9 часов. Г. Данбэр». Так или нет?
— Точно, сэр. — Мисс Данбэр призналась, что писала это? — Да, сэр. — Какое объяснение она дала? — Она сохранила за собой право выступить с
оправданием на выездной сессии суда. Сейчас она ничего не скажет:
— Задача действительно очень интересна. Смысл письма очень неясный, не правда ли?
— Как вам сказать, сэр. Простите за смелость, но, на мой взгляд, это единственно по-настоящему ясный момент во всем деле.
Холмс покачал головой.
24
— Если допустить, что письмо подлинное, то миссис Гибсон получила его несколько ранее, скажем за час или два. Почему же она еще сжимала его в левой руке? Почему она так старалась держать его при себе? Ей ведь не нужно было ссылаться на него при свидании. Не кажется ли это странным?
— Да, сэр, если вас послушать, вроде бы так. — Мне бы хотелось спокойно посидеть несколько
минут и обдумать все это. — Он уселся на каменный парапет моста, и я заметил, что его живые серые глаза вопросительно оглядывают все вокруг. Вдруг он снова вскочил, подбежал к противоположному парапету, выхватил из кармана лупу и начал рассматривать каменную кладку.
— Любопытно! — сказал он. — Да, сэр. Мы видели щербину на парапете.
Я думаю, это дело рук какого-нибудь прохожего. Кладка была из серых камней, но в этом месте
было белое пятно, размером не более шестипенсовой монеты. При внимательном рассмотрении можно было заметить, что поверхность выщерблена, как при резком ударе.
— Потребовалось известное усилие, чтобы сделать это, — задумчиво сказал Холмс. Он ударил тростью по парапету несколько раз, но следов не осталось. — Да, это был резкий удар. И к тому же в странном месте: он был нанесен не сверху а снизу — видите, след на нижнем краю парапета.
— Но до тела по крайней мере пятнадцать футов!
— Да, пятнадцать футов. Может быть, это и не имеет отношения к делу, но заслуживает внимания. Думаю, что нам здесь нечего делать. Вы сказали, отпечатков ног не было?
— Земля тверда как камень. На ней вообще не видно никаких следов.
— Тогда можно идти. Сначала осмотрим оружие, о котором вы говорили. Затем поедем в Винчестер: перед дальнейшим расследованием я хотел бы повидаться с мисс Данбэр.
Нейл Гибсон еще не вернулся из города, но мы встретились с нервным мистером Бэйтсом, который заходил к нам утром. Со зловещим видом он показал нам огромное количество огнестрельного оружия различных образцов и размеров, которое его хозяин накопил в течение своей полной приключений жизни.
— У Гибсона много врагов, как и можно ожидать, зная его характер и методы, — сказал он. — Когда он спит, рядом с постелью в ящике лежит заряженный револьвер. У хозяина крутой нрав, его боятся. Уверен, что его жена не была исключением.
— Вы когда-нибудь видели, чтобы он оскорблял ее действием?
— Не могу сказать. Но презрительные слова, которыми он обзывал ее, не стесняясь слуг, граничили с оскорблением действием.
— Кажется, наш миллионер не блещет в личной жизни, — заметил Холмс по дороге на станцию. — Ну, Ватсон, фактов прибавилось, некоторые из них новые, однако я еще довольно далек от окончательных выводов. Несмотря на весьма очевидную неприязнь Бэйтса к своему хозяину, он сказал мне, что, когда подняли тревогу, Гибсон был в библиотеке. Обед закончился в половине девятого, и до этого времени все было в порядке. Верно, тревога была поднята несколько позже, но трагедия, безусловно, произошла около девяти; этот час указан и в записке. Нет никаких доказательств, что после своего возвращения из города в пять часов Гибсон во
обще выходил из дому. С другой стороны, мисс Данбэр, как я понял, признает, что у ней было назначено свидание с хозяйкой на мосту. Помимо этого она ничего не скажет, поскольку адвокат посоветовал ей отложить свое оправдание до суда. Мы должны задать этой девушке несколько вопросов, очень важных, и я не успокоюсь, пока мы не пови-даем ее. Я признаюсь вам, Ватсон: дело показалось бы мне безнадежным для нее, если бы не одна вещь.
— Какая же? — Револьвер в ее шкафу. — Господь с вами, Холмс! Это же самая важная
улика против нее! — Нет, Ватсон. Даже при первом, поверхностном
ознакомлении с делом это обстоятельство показалось мне очень странным, а теперь, когда я непосредственно изучил все факты, для меня это единственный довод в пользу невиновности мисс Данбэр. Во всем надо искать логику. Где ее недостает, надо подозревать обман.
— Я не понимаю вас. — Так вот, Ватсон: представьте себя на месте
женщины, которая, хладнокровно продумав все заранее, собирается избавиться от соперницы. Вы составили план. Написали записку. Жертва явилась. У вас есть оружие. Преступление совершено, все проделано мастерски.
'Но вместо того, чтобы швырнуть оружие в пруд, где оно будет похоронено навеки, вы осторожно понесете его домой и положите в свой платяной шкаф — именно туда, где его будут искать! Даже зная, что вы далеко не опытный преступник, я все же не могу себе представить, чтобы вы сработали так грубо.
— В минутном возбуждении... — Нет-нет, Ватсон, даже не допускаю такой воз
можности. Когда преступление хладнокровно продумано заранее, тогда продумано, как замести следы. Нет, Ватсон, здесь недоразумение.
— Но при этой версии потребуется так много объяснений!
— Хорошо, приступим к объяснению. Стоит только измениться вашей точке зрения, как именно то, что ранее казалось изобличающей уликой, станет ключом к разгадке. Так и с этим револьвером Мисс Данбэр утверждает, что вообще не знает ни о каком револьвере. По нашей новой теории в этом случае она говорит правду. Значит, к ней в шкаф его подложили. Кто? Некто, стремившийся обвинить ее в преступлении. Не является ли это лицо фактическим преступником? Видите, наши поиски сразу стали намного плодотворнее!
...Мы были вынуждены провести ночь в Винчестере, так как еще не были завершены необходимые формальности, но на следующее утро мы получили разрешение на свидание с мисс Данбэр. Оно состоялось в ее камере в присутствии мистера Джойса Кэммингса, начинающего адвоката, которому поручили защиту мисс Данбэр.
Я ожидал увидеть красивую женщину, но впечатление, произведенное на меня мисс Данбэр, превзошло все мои ожидания. Нет ничего удивительного, что властный миллионер попал под ее влияние, найдя в ней что-то более сильное, чем он сам. К тому же при взгляде на ее волевое, ясно очерченное и в то же время нежное лицо чувствовалось, что, если она и могла совершить отчаянный поступок, все равно присущее ей благородство оказывало на Гибсона положительное влияние.
25
\
Мисс Данбэр была высокой брюнеткой, с благородной и внушительной осанкой, но взгляд ее темных глаз выражал трогательную беспомощность зверька, попавшегося в ловушку. Теперь, когда она ощутила поддержку моего знаменитого друга, ее глаза заблистали надеждой, бледные щеки слегка окрасились румянцем.
— Вероятно, мистер Гибсон кое-что рассказал о наших взаимоотношениях? — Ее низкий голос слегка дрожал от возбуждения.
— Да, но вам не стоит этого касаться. Это огорчит вас. Познакомившись с вами, я готов согласиться с мистером Гибсоном как относительно вашего влияния на него, так и относительно чистоты ваших отношений. Но почему вы сами не рассказали об этом на следствии?
— Мне казалось невероятным, что такое обвинение может быть доказано. Я думала, если подождать, то все выяснится без вмешательства суда в тягостные подробности жизни этой семьи. Теперь я поняла, что дело еще более запуталось.
— Дорогая моя! — горячо воскликнул Холмс. — Я прошу вас не строить никаких иллюзий на этот
счет! Мистер Кэммингс может подтвердить, что сейчас все против нас и было бы жестоким обманом делать вид, что вам не грозит большая опасность. Помогите же мне разобраться в этом деле.
— Я от вас ничего не скрою. — Тогда расскажите о ваших истинных взаимо
отношениях с женой мистера Гибсона. — Она ненавидела меня, мистер Холмс. Она не
навидела меня со всей страстью южанки. Она была женщиной, которая ничего не делает наполовину, и мера ее любви к мужу была мерой ненависти ко мне. Она превратно истолковала наши отношения. Я не желала ей ничего дурного, но она любила своего мужа так пылко и так безотчетно, что едва могла понять его духовную привязанность ко мне. И не могла представить себе, что только желание направить его энергию на добрые дела удерживало меня в их доме.
— Теперь, мисс Данбэр, — сказал Холмс, — я прошу вас точно рассказать нам, что произошло в тот вечер.
— Я могу сказать только то, что я знаю, мистер
26
Холмс, но я не в состоянии ничего доказать. А некоторые моменты, чрезвычайно важные, я к тому же не могу объяснить.
— Если вы изложите факты, может быть, другие люди найдут объяснение?
— Вот как я оказалась на Торском мосту в тот вечер. Утром я получила от миссис Гибсон записку. (Я нашла ее на столе в классной комнате.) Миссис Гибсон умоляла меня встретиться на мосту после обеда, чтобы сообщить нечто важное, и просила оставить ответ на солнечных часах в саду, поскольку не желала никого посвящать в нашу тайну. Я не видела смысла в такой конспирации, но сделала, как она просила, и согласилась на свидание. Она просила меня уничтожить ее записку, я сожгла ее в печке: она очень боялась, что муж, который грубо с ней обращался (за что я часто упрекала его), узнает о нашей встрече.
— Однако она весьма бережно сохранила ваш ответ?
— Да. Я была удивлена, услышав, что она держала его в руке, уже будучи мертвой.
— Ну и что же произошло потом? — Я пришла, как и обещала. Когда я подходи
ла к мосту, она ждала меня. Только теперь я почувствовала, как бедняжка ненавидит меня. Она словно обезумела — я думаю, что она действительно была сумасшедшая, но притом чрезвычайно коварная и хитрая. Как же иначе она могла спокойно видеть, меня, в душе испытывая такую бешеную ненависть? Я не могу повторить, что она тогда мне сказала. Она выплеснула всю свою жгучую ярость в ужасных словах. Я даже не отвечала — не могла. Страшно было ее видеть. Я заткнула уши и бросилась бежать. Когда я убегала, она еще стояла у входа на мост, выкрикивая проклятья по моему адресу.
— Там же ее и нашли потом? — В нескольких ярдах от этого места. — И несмотря на то, что она была убита вскоре
после вашего ухода, вы не слышали выстрела? — Нет, я ничего не слышала, мистер Холмс, я бы
ла так возбуждена и напугана этой страшной вспышкой гнева, что торопилась скорее укрыться в своей комнате и была не в состоянии что-либо заметить.
— Вы сказали, что вернулись к себе в комнату. Вы выходили из нее?
— Да, когда подняли тревогу, я выбежала вместе с другими.
— Вы видели мистера Гибсона? — Да, он как раз вернулся с моста и послал за
доктором и полицией. — Вам показалось, что он очень взволнован? — Мистер Гибсон очень волевой человек. Кажет
ся, он никогда не выражает открыто своих чувств. Но я, зная его достаточно хорошо, заметила, что он был сильно взволнован.
— Теперь перейдем к самому важному пункту. Этот револьвер, что найден у вас в комнате, — вы видели его раньше?
— Никогда, клянусь. —- Когда его нашли? — На следующее утро, когда полиция вела
обыск. — Среди вашей одежды? — Да. На дне моего платяного шкафа, под
одеждой. — Вы не могли бы определить, сколько време
ни он там лежал?
— Накануне утром его там не было. — Откуда вы знаете? — Потому что я убирала в шкафу. — Понятно. Кто-то вошел в вашу комнату и по
ложил туда револьвер с целью обвинить вас в убийстве.
— Должно быть, так. — Когда же? — Это могло быть только во время еды или ког
да я была с детьми в классной комнате. — Как раз, когда вы обнаружили записку? — Да. — Благодарю вас, мисс Данбэр. Можете ли вы
еще чем-нибудь помочь следствию? — Пожалуй, нет. — На каменном парапете моста имеется след —
совершенно свежая выбоина, как раз против места, где лежал труп. Что это, по-вашему?
— Должно быть, просто совпадение. — Странно, мисс Данбэр, очень странно. Почему
же этот след появился именно в момент трагедии и на этом самом месте?
— Что же могло оставить след? Для этого надо приложить большое усилие.
Холмс не отвечал. Его бледное энергичное лицо внезапно приняло какое-то отсутствующее выражение: я уже знал, что его мозг осенила гениальная догадка. Это было столь очевидно, что никто из нас не решался заговорить; мы — адвокат, мисс Данбэр и я — сидели и сосредоточенно наблюдали за ним, сохраняя полную тишину. Вдруг Холмс вскочил со стула, дрожа от нервного напряжения и жажды немедленно действовать.
— Идем, Ватсон, скорей! — воскликнул он. — Что такое, мистер Холмс?— спросила мисс
Данбэр. — Не беспокойтесь, дорогая. Мистер Кэммингс, я
напишу вам. Я раскрою преступление, которое прогремит на всю Англию. Вы получите известия к завтрашнему дню, мисс Данбэр, а пока знайте, что тучи рассеиваются, и я верю, что справедливость восторжествует.
Из Винчестера до Торского имения ехать было недолго, но я не мог дождаться, когда же мы приедем. Для Холмса же, я видел, путь казался бесконечным: он не мог усидеть на месте и все время расхаживал по вагону или садился и начинал барабанить своими длинными, чувствительными пальцами по спинке сиденья. Когда мы уже подъезжали, он вдруг уселся против меня (мы были одни в купе) и, положив руку мне на колено, пристально посмотрел на меня. Взгляд был озорным, как у бесенка.
— Ватсон, — сказал од, — я припоминаю, что, отправляясь в наше путешествие, вы взяли с собой револьвер.
Я это сделал скорее для него, ибо он мало заботился о своей безопасности, когда углублялся в решение проблемы, так что не раз мой револьвер выручал нас в беде. Я напомнил ему об этом.
— Да, да. Я немного рассеян в таких делах. Так он у вас при себе?
Я вытащил из заднего кармана небольшой, но очень удобный револьвер. Он открыл затвор, высыпал патроны и внимательно осмотрел его.
— Такой тяжелый, прямо удивительно... — сказал он.
— Да, солидная штучка. Холмс задумался. — Знаете, Ватсон, я полагаю, что ваш револьвер
27
скоро окажется в очень тесной связи с тайной, которую мы раскрываем.
— Дорогой Холмс, вы шутите. — Нет, Ватсон. Я очень серьезен. Нам предстоит
провести один опыт. Если он удастся, все будет ясно. И исход его зависит от поведения этого маленького оружия... Один патрон — долой... Теперь вложим обратно остальные пять и поставим на предохранитель... Так! Это увеличит вес и лучше воспроизведет подлинную обстановку.
Я даже отдаленно не представлял себе, что у него на уме, а он меня об этом не информировал и сидел погруженный в раздумье, пока мы не подъехали к маленькой станции в Хэмпшире. Там наняли старую двуколку и через четверть часа оказались в доме нашего коллеги — сержанта.
— Нашли ключ к разгадке, мистер Холмс? Расскажите.
— Все зависит от поведения револьвера доктора Ватсона, — сказал мой друг. — Вот он. Теперь скажите, сержант, у вас найдется десять ярдов бечевки?
В деревенской лавке мы достали клубок прочной бечевки.
— По-моему, это все, что нам понадобится, — сказал Холмс. — Теперь, если позволите, мы отправимся на место, и я надеюсь, что это последний этап нашего путешествия.
Солнце садилось, и в его лучах поросшие вереском холмы Хэмпшира были прекрасны. Сержант брел рядом с нами, критически поглядывая на моего спутника, словно он глубоко сомневался в его здравом рассудке. Когда мы подходили к мосту, я заметил, что мой друг, несмотря на все внешнее хладнокровие, был на самом деле сильно возбужден.
— Да, — сказал он в ответ на мое замечание. — Вы видели, как я сделал промах, Ватсон. У меня есть нюх на такие вещи, и, однако, он меня иногда подводит. Догадка промелькнула в моем сознании еще в Винчестерской тюрьме. Но в том и недостаток активного ума, что он мгновенно предлагает противоположное объяснение, которое часто наводит на ложный след. И все же, все же... Ладно, Ватсон, попытаемся.
Он уже успел крепко привязать один конец веревки к рукоятке револьвера. Мы подошли к месту трагедии. С помощью полицейского Холмс весьма тщательно отметил точное местонахождение тела. Затем он отыскал в зарослях вереска солидный камень. Его он прикрепил к другому концу бечевки и перекинул через парапет моста, так что камень свободно раскачивался над водой. Затем, держа в руке мой револьвер, Холмс встал на некотором расстоянии от парапета моста, так, чтобы бечевка натянулась.
— Готово! — воскликнул он. С этими словами он поднес пистолет к голове, а
затем разжал руку. В то же мгновение -под действием веса камня револьвер быстро пронесся в воздухе, резко стукнулся о парапет и, перелетев через барьер, упал в воду. Не успел он погрузиться, как Холмс уже стоял на коленях около парапета и радостным возгласом дал понять, что его предположения оправдались.
— Может ли быть лучшее доказательство? — воскликнул он. — Видите, Ватсон, ваш револьвер разрешил проблему!
Он показал на каменный борт моста: на нижнем
28
его краю образовалась выбоина, точно такого же размера и формы, как и первая.
— Мы заночуем в гостинице. — Он встал и поглядел в лицо изумленному сержанту. — Вы, конечно, достанете багор и легко вытащите револьвер моего друга. Рядом с ним вы также найдете револьвер, веревку и грузило, при помощи которых эта мстительная женщина пыталась скрыть свое собственное преступление и обвинить в убийстве невинного человека. Можете передать мистеру Гибсону, что я встречусь с ним утром, и тогда мы примем меры к реабилитации мисс Данбэр.
Поздно вечером, когда мы сидели в деревенской гостинице и курили трубки, Холмс дал краткий обзор всему происшедшему.
— Боюсь, Ватсон, что, добавив к вашему архиву дело о тайне Торского моста, вы не укрепите моей репутации. Мне не хватило быстроты реакции и того сочетания воображения и ощущения реальности, которые являются основой моего ремесла. Должен признаться, что выбоина на парапете вполне могла послужить ключом к верному решению, и я стыжусь, что не пришел к нему сразу. Надо признать, что эта несчастная женщина обладала незаурядным умом и хитростью, поэтому было не так-то просто распутать ее интригу. Погибшая никак не могла примириться с тем, что мисс Данбэр была ее соперницей. Нет сомнения, что она считала эту невинную девушку причиной всех оскорблений со стороны мужа, который пытался таким образом отвергнуть слишком явную любовь жены. Первым ее решением было покончить с собой. Затем она решила сделать это так, чтобы подвергнуть соперницу страданиям гораздо более мучительным, чем внезапная смерть. Можно проследить ее поступки, и все они свидетельствуют о необычайной хитрости. Очень искусно «вытянуто» у мисс Данбэр письмо, из которого должно явствовать, что именно та выбрала место свидания. В своем стремлении подчеркнуть это миссис Гибсон немного перестаралась, зажав записку в руке. Одно это уже могло раньше возбудить мои подозрения.
Затем она взяла один из револьверов ее мужа — как вы видели, в доме их целый арсенал — и держала его у себя для своих целей. Другой такой же револьвер она спрятала в шкафу мисс Данбэр, предварительно разрядив один патрон, что легко можно было сделать в лесу, не привлекая ничьего внимания. Затем она придумала этот хитрый способ избавиться от оружия и для этого пришла на мост. Когда мисс Данбэр появилась, она собралась с последними силами и излила на нее всю свою ненависть, а затем, когда та была далеко и не могла слышать, осуществила свой ужасный замысел.
Теперь все звенья на своих местах и цепь событий полностью восстановлена. Газеты могут задавать вопросы, почему сразу не прочесали драгой дно пруда, но все они задним умом крепки; во всяком случае, такое огромное озеро, заросшее тростником, не так-то легко прочесать, не имея ясного представления, что и где искать.
Ну, Ватсон, мы оказали помощь обаятельной женщине и заодно грозному мужчине. Если они объединят в будущем свои усилия (что вполне вероятно), то финансовый мир может считать, что мистер Нейл Гибсон кое-чему научился в той классной комнате, где Скорбь преподает нам уроки земной жизни.
Перевел с английского А. БЕРШАДСКИЙ
Рубка ледокола «Федор Литке». В узких стеклянных прорезях-иллюминаторах сумерки. Зажигаются огни на рейде неизвестного порта. У штурвала стоит невысокий человек. Скупые мягкие движения, тихий голос... Чем-то он похож на школьного учителя,
Но вот он привычно проходит вдоль рубки от компаса к машинному телеграфу. Вглядываясь в даль за иллюминатором, неуловимым, почти бессознательным движением тянется к карману на стене — там бинокль, — и мы начинаем ощущать, что он здесь хозяин. И уже не кажется несовместимым с обликом этого человека то, что мы знаем о нем: он ветеран легендарных арктических плаваний времен освоения Северного морского пути, времен челюскинцев и походов «Седова», времен, когда Арктика была еще необыкновенной...
И мы, слушая капитана дальнего плавания АЛЕКСАНДРА ПЕТРОВИЧА БОЧЕКА, забываем, что огни рейда за стеклами рубки, привезенной в музей с ледокола «Федор Литке», — бутафорская иллюминация. Нам кажется, что мы плывем в океане и перед нами Мурманск, и Владивосток, и Плимут, и Нагасаки, и все порты мира, вместе взятые.
— Поскольку перед вами капитан, вы хотите, конечно, услышать о бушпритах, брамсах, стеньгах, штормах, штилях, необычайных приключениях и о просоленных морских бродягах. Мне не хотелось бы обмануть ваши ожидания, да и как обойдешься в рассказе о море без штормов и соленых брызг. Но вот с приключениями дело обстоит не так просто. Конечно, без рискованных ситуаций не обходятся морские плавания, и настоящий моряк, так сказать моряк по призванию, должен быть склонен к дерзким предприятиям, но не стоит забывать, что морская служба — это служба, это наш труд. А дело есть дело, и ему служат вес наши душевные качества, в том числе и дерзость. Приключения же в чистом виде с нами бывают лишь на берегу...
Самым рискованным плаванием, которое мне довелось пережить, было плавание 1932 года по морю на речных судах. В те годы только еще начинала осваиваться Чукотка. Этому огромному дикому тогда краю очень нужен был свой речной флот: дешевый надежный транспорт помог бы решить проблемы строительства, снабжения и т. п. Но как забросить на Колыму речные суда? Можно ли совершить поход на них из Якутска по Лене и дальше через море Лаптевых, пролив Лаптева и Восточно-Сибирское море к устью Колымы? Многие специалисты одобряли, поддерживали такое плавание, другие сомневались. Но Колыма ждала суда... Кто-то должен был отправиться в пробный поход. Такой эксперимент мне и довелось осуществить. Меня поставили во главе экспедиции из двух пароходов.
Вышли мы в путь поздновато для Арктики —
в конце августа. Перед отплытием мне задали вопрос, уверен ли я в благополучном исходе экспедиции. Я ответил, что капитану необходимо быть уверенным, иначе нельзя, — правда, тот факт, что навигация подходит к концу, отнимает у нас из ста верных... четыре шанса.
Но едва мы вышли в открытое море, наши шансы стали стремительно убывать... Ребята, речники, которые привыкли плыть и видеть оба берега, погрустнели — кругом снег, вода, земли не видно.
В устье Лены возникло еще одно осложнение: нам встретилось судно, возвращавшееся с моря. Оно должно было доставить сборный дом на один из Новосибирских островов зимовщикам — там случился пожар, — но капитан не надеялся, что его судно выдержит надвигающиеся осенние штормы. Что делать? «Грузи, — говорю, — свой дом».
Должен вам сказать, что тот, кто хоть однажды побывал в северных наших морях, никогда не забудет их. Арктическое море красиво во всякое время года, во всякую погоду. Штормовое, с темной, зеленовато-черной водой, покрытой белоснежными рубцами барашков, что вырастают в иных местах в призмы и многогранники льдин. Сверкающее в ясный летний день под солнцем, когда вокруг корабля есть только две краски во всех их оттенках — синяя и голубая... Но ничего нет впечатлительнее, Чем зрелище осеннего арктического заката, когда вдаль от корабля уходит до самого горизонта волнующееся тяжелое золото воды, кое-где перемежающееся черными силуэтами льдов со сверкающими их контурами, а там, на границе с небом, на море затухает огромный оранжевый костер.
В такой вечер, когда матросы обоих пароходов высыпали на палубу подивиться редкому зрелищу, я, глядя на притихших ребят, понял — Арктика взяла их в плен. Теперь она для них не чужая стихия.
29
А когда через двое суток мы увидели по носу тот самый остров с погорельцами на берегу, речники окончательно уверовали в великую силу морской навигационной премудрости. Экипаж повеселел.
К острову, правда, мы подойти не рискнули — была сильная волна, могла выкинуть наши суденышки на берег вместе с домом. Доски и бревна мы просто сбросили в море, и прибой доставил их зимовщикам. Отсалютовали мы им и двинулись дальше.
Восточно-Сибирское море прошли благополучно, оставалось сорок миль до Колымы, когда рядом с Медвежьими островами нас настиг шторм.
Сентябрь. Укрыться за островами, остановиться — верная зимовка. Ведь в свое время здесь, у устья Колымы, как раз в эти дни сковало льдами «Фрам» Амундсена. И мы решили идти, идти во что бы то ни стало.
Знаете ли вы, что у каждого шторма свое, если так можно выразиться, лицо? И моряки хорошо отличают их. Этот был изматывающе настойчивым. Вокруг ничего не видно, снег, туман. Идем по курсу, шторм не утихает, и вот — цвет воды за бортом стал меняться, желтеть. Зачерпнули ведром: пресная. Значит, мы в устье реки.
Полтора месяца прошло с тех пор, как мы покинули Якутск. Мне казалось, что все трудности теперь позади. Ну, думаю, опыт окончен. Все благополучно. Команды не подкачали, правда и с ледовой обстановкой нам в тот год подвезло. На нашем пути больших скоплений льда так и не встретилось.
Но радоваться было еще рано. Получаю радиограмму — передали мне ее со стоявшего в устье ледокола — приказ следовать до Среднеколымска во что бы то ни стало, ни в коем случае не зимовать в пути, на реке. Смысл этой радиограммы мне стал ясен, лишь когда мы уже пристали к берегу в Среднеколымске: зимовка на пустынной реке, где и причалить-то было негде, среди голой тундры, могла окончиться для нас плачевно. Но тогда, получив радиограмму, я отправился в поселок за лоцманом.
Здешнему лоцману корабли наши показались едва ли не броненосцами — ведь до тех пор по Колыме плавали лишь небольшие катера и лодки. Потому он категорически отказался проводить их по реке. «Ты сядешь на первой же мели», — утверждал старик. Пришлось прибегнуть к самому убедительному доводу. Обещали мы подарить ему две бутылки коньяку с условием, что отдадим их по прибытии в Среднеколымск.
...И вот полтора месяца спустя наши суда вошли в тяжелую желтоватую воду одной из самых дальних рек России и начали подниматься между низких заснеженных уже берегов устья Колымы — серая болотистая тундра вокруг, оконца озер. Безлюдье.
Лоцман оказался очень хорошим. На реке тогда и в помине не было ни бакенов, ни створов, не было и лоцманских карт, но мы ни разу не задели грунта.
Но, признаюсь, здесь, на реке, совершенно мне незнакомой да к тому же богатой мелями, со сложным, строптивым, непостоянным руслом, я не раз струхнул. Тут я попал в положение новичка, и раздолье морской стихии, пусть угрожающей тебе бурями и теснинами льдов, казалось мне теперь таким заманчиво родным в сравнении с узкой лентой мутно-желтой воды, на которой мне нужно бы
ло искать кораблям путь. Задним числом я хорошо осознал ощущения команды в начале похода и во время шторма у Медвежьих островов. Тот шторм нам не забыть. Потом не раз приходилось попадать мне в сложные метеорологические условия на Северном морском пути, но буря выглядит совсем не такой свирепой, если ты идешь на ледоколе или морском транспорте.
А тогда наши неуклюжие посудины выглядели жалкими щепками в руках океана. Свои ощущения там, у колымских берегов, я могу сравнить разве что с непередаваемым испытанием, которое пережил еще в молодости, будучи курсантом. Это было в 1913 году. Мы — несколько русских стажеров — находились на датском бриге, шедшем с Дальнего Востока в Европу...
Что такое парусный корабль для моряка?
Как-то недавно в Ленинграде на моих глазах в порт вошел «Товарищ»,
Вдоль Невы стояли узкие серые сигары катеров, пахнущие нефтью курносые буксиры, белые приземистые «Ракеты», огромные многоэтажные теплоходы — все они были красивы, все в них — строгость обводов и целесообразность каждой детали надстройки — говорило об их назначении. Они были . построены, чтобы преодолевать стихию.
Но вот между ними тихо, как «летучий голландец», прошел парусник и так же тихо встал у стенки, бок о бок...
И причал перестал быть просто местом стоянки механизмов, он ожил, он стал одухотворенным. Почему-то сразу вспомнилось, что литым кнехтам на нем, верно, уже сто лет, если не больше, и что к этим самым стенкам после гангутской победы возвращался еще петровский продымленный флот, и что здесь, в узких невских берегах, начинается бесконечный и безбрежный водный путь...
Да, он был во много раз легче, крылатей самых легких и крылатых из своих соседей; придуманный во времена, когда в людских силах было лишь приноравливаться к природе, парусный флот никогда не исчезнет с морей.
Есть во флоте замечательная традиция — курсанты морских училищ проходят обязательную практику на парусных судах. И моряк, не умеющий управляться с парусом, кто бы он ни был — матрос или адмирал, — недостаточно квалифицированный специалист, так считают лучшие современные . флотоводцы. На корабле, гонимом ветром и волною, человек оказывается лицом к лицу с морем, здесь он постигает его дух, становится вечным его слугою...
Но вернемся к рассказу. Старпом на нашем корабле был непроницаемый, медлительный, молчаливый — настоящий викинг. Едва он выходил на мостик, необъяснимым образом на судне тотчас устанавливалось спокойствие. Поза, движения, жесты «викинга» были просто несовместимы с катастрофой, бедствием. Обучал нас старпом жестко, иногда даже слишком сурово и однажды показал нам, чем грозит моряку ротозейство.
Это было в Индийском океане. Дул пассат, и мы шли полным ходом. Команда, кроме вахтенных, отдыхала, пассат — ветер устойчивый, подвоха от океана не ожидалось.
На какое-то время ветер стих, и тут старпом вышел на мостик и велел свистать всех. Мы удивились: «Зачем?», «Учебная тревога — с какой целью?»
30
Команда заняла свои места, но больше никаких приказов с мостика не последовало. Тем временем на горизонте появилось облако. Ветер стих совсем. Мы уже начали догадываться, что сейчас налетит шквал. Но почему тогда не убираем паруса?
Шквал налетел... Никогда я не переживал такого сильного, такого близкого чувства опасности. Даже тогда, когда она, может быть, бывала и большей...
Когда ветер рванул паруса, старпом развернул корабль носом к ветру в то самое мгновение, когда шторм был готов его опрокинуть. Тут мы оценили искусство этого моряка. Паруса мы убрать, конечно, не успели. Их изорвало. Но бриг выстоял.
Потом «викинг», не любивший объяснять свои действия, передал через вахтенного, что он этот опыт провел специально. Моряк должен познать и цену страху и меру разумности риска. Тогда из него выйдет морской бродяга в самом хорошем смысле этого слова.
Старпом часто любил говорить, что будущее капитана зависит от его наставников. Я позднее оценил эти слова. Наш труд — это прежде всего расчет, даже там, где случайности ополчаются против тебя, и тут главное — опыт и хорошая выучка.
Моим самым большим учителем, наставником, и не только в морском деле, был Герман Мартинович Гросберг.
Об истории парохода «Кишинев», которым командовал Гросберг в годы революции, писали много. Ныне эти события — легенда. Я расскажу лишь о тех, что были особенно поучительны для меня.
Мне довелось быть на судне у Германа Мартино-вича вторым помощником. На Дальнем Востоке разгорелась отчаянная борьба за гражданский флот. Бывшие хозяева его, бежавшие в Париж, всеми способами через своих агентов пытались заставить суда уйти в иностранные порты, чтобы они не достались большевикам.
Осенью 1919 года «Кишинев» стоял в Петропав-ловске-на-Камчатке. Власть в городе была в руках контрреволюционеров. На рейде скопилось много судов, и всем им было предложено от имени «Союза русских судовладельцев» покинуть Родину.
Гросберг ответил на это, что «Кишинев» — достояние русского народа, а Париж находится не в России. На судне была группа активистов-большевиков, мы поддерживали Гросберга в его смелом упорстве.
«Кишинев» должен был выйти из Петропавловска, но в ночь перед отплытием к нам пришел офицер со стоявшей по соседству «Свири». Этот корабль был захвачен белыми.
Офицер не назвал себя и попросил Гросберга дать честное слово, что его не выдадут. Слово было дано, и офицер рассказал, что тотчас, как «Кишинев» выйдет из порта, на него будет совершено нападение. В порту бандиты не решаются на такое пиратство.
Сообщение неизвестного офицера требовало проверки, и в большевистской ячейке был выработан план. С подпольным большевистским центром нас связывал Михаил Михайлович Плехов. Был у него свой человек и на «Свири».
Через пару часов от Плехова пришло подтверждение о готовящемся нападении. Гросберг приказал сняться с якоря тотчас, и «Кишинев» благополучно выскользнул в море.
По радио до нас в то время доходили самые раз
норечивые вести с Родины. Наконец мы узнали, что отряды Красной Армии сбросили в море остатки интервентов и белогвардейский сброд. Дальний Восток стал советским.
К капитану — мы стояли тогда в Циндао — потоком посыпались телеграммы из Японии и Парижа с приказами не возвращаться на Родину. Ни на одну из них ответа не последовало. Не обошел нас вниманием и бывший командующий Дальневосточным флотом адмирал Старк. Он требовал оставаться в Циндао до «особого распоряжения» или присоединиться к нему, иначе судно будет потоплено миноносцами, а экипаж ждет суровая расправа.
Получив разрешение следовать в один из портов Японии, «Кишинев» вышел в море. Но когда в тумане скрылся берег, капитан собрал экипаж и объявил, что судно идет на Родину. Решение было рискованным. Ночью по радио мы приняли оповещение: «Всем, всем, всем русским судам, идущим во Владивосток! В море вышли миноносцы Старка». На наше счастье, плотный туман закрыл горизонт, и Цусимский пролив, самое опасное место, мы проскочили благополучно, первый раз нарушив традицию — не отсалютовав геройски погибшим в нем русским морякам. Всю ночь шли без огней, избегая встречи с судами и придерживаясь восточного побережья Японии.
Второго ноября в три часа ночи мы отдали якорь во Владивостоке, с рассветом на корме «Кишинева» впервые был поднят алый стяг Советской республики...
...Сквозь высокие окна-щели музейной комнаты уже почти не пробивается свет, за окном сумерки весенней Москвы. В кают-компании, где мы теперь сидим, становится темно. Слабо блестит полированный овальный стол, и поскрипывает вертящееся кресло.
Мы дослушали последний рассказ капитана. Он торопится. У него очередная вахта...
— Свои морские вахты я отстоял, — говорит Бочек, — но дел очень много: так что прошу извинить...
Записала Т. ЧЕХОВСКАЯ
СЛЕДУЮЩАЯ «КАЮТ-КОМПАНИЯ» «ВОКРУГ СВЕТА» — ВСТРЕЧА С ГЕРОЯМИ
ОЧЕРКА А. ЛУКИНА «ЛЬВОВСКИЙ АККОРД».
«К сожалению, ничего не известно о послевоенной судьбе Степана Петровича Пастухова и Михаила Пантелеевича Кобеляцкого...» Этими словами заканчивался очерк А. Лукина «Львовский аккорд» («Вокруг света» № 5, 1967), посвященный отважным советским разведчикам — Николаю Кузнецову и его товарищам, работавшим в годы войны в фашистском тылу.
Редакция получила много писем. Одни читатели сообщали, что знают Пастухова и Кобеляцкого, что они живы, сообщали их адреса; другие писали о своих товарищах, которые также принимали участие в спасении Львова. Откликнулись и сами герои очерка «Львовский аккорд». В один из летних дней боевые друзья встретились в редакции журнала «Вокруг света»...
31
ы вышли на край села и еще раз оглянулись. Ровное пламя зимнего вечера оседа
ло за избами и деревьями, за четким силуэтом колокольни. В иных домах уже светились огни — добрые знаки уюта, приготовленного не для нас.
Сразу за мостом дорога раздваивалась: вправо уходил хорошо накатанный автомобильный тракт, а вбок от него — малоприметный санный путь. По нему-то мы и пошли, приноравливаясь к узким следам полозьев, между которыми темнели вмятины от подков.
Здесь, в открытом пространстве поля, задувал морозный ветерок. Скоро меховой ворс опущенной ушанки вокруг моего лица оброс инеем. Седая паутина обволокла наши шапки дремучей зарослью. Густые стремительные космы замерзшего пара, влажное дыхание
Ю. Л О Щ И Ц, наш спец. корр.
в сумерках, должно быть, делали нас похожими на непонятной породы зверей, торопливо несущих свои тяжелые заплечные горбы.
Вдруг С. остановился так резко, что я налетел грудью на его рюкзак.
— Смотри, — он показывал рукой на снег сбоку.
Снег был не запятнан и ровен, ничто живое к нему не прикасалось с тех пор, как он лег тут.
— А теперь? С. прошел несколько шагов
вперед, и слева от него возникло едва уловимое движение.
Теперь и я, догоняя его, заметил возле себя зыбкую смуглую волну.
— Месяц! — засмеялся С. — Тень от месяца.
Вдали от громадного города, где каждый вечер тысячи источников света создают вокруг человеческой фигуры путаницу
искусственных теней, нам была подарена самая редкая из теней, какие бывают на земле...
Мы вошли в лес. Он обступал дорогу с двух сторон, темный, выжидающе безмолвный. Казалось, он прислушивался к скрипу снега и в любой миг готов был ответить этому звуку треском сломанного сука. Дорога благоразумно выдерживала дистанцию между стенами хвои. Лишь иногда, в узких местах, она ненадолго ныряла в темноту, и мы пригибались, сторонясь ветвей.
...Собственно, все началось задолго до этой ночи на зимней дороге Владимирщины. Началось с будничного телефонного звонка в музей древнерусского искусства имени Андрея Рублева. Один из коллекционеров приглашал С. к себе домой, обещая показать очень ценную,
падет камень в зацветшую воду пруда — поднимется первая кольцевая волна, зеленая и спо
койная. Упадет взгляд человека на облюбованное место — забелеют над травами дома, и зеленым крутым кольцом обнимет их земляной вал... В десятках старинных русских городов остались эти таинственно молчащие земляные волны. Отлично ходить по их гребням ранним утром, когда еще трава усеяна росой и дымы над крышами подымаются спокойно, задумчиво. Или зимней ночью — над головой дышат звезды, тверд под ногою укатанный мальчишескими лыжами снег.
Кажется, само время, вот оно, под твоими ногами выгнуло свой натруженный хребет. Ты запыхался, пока взошел по уклону на гребень. Вот так же, нет, еще трудней, жарче, дышали тут смерды, чьим трудом, чьим горбом медленно и покато вырастали валы. Теперь они почти не кажутся уже делом людских рук: своей законченностью они так подходят окружающей природе, что, похоже, она сама их породила, сама придумала.
Вот подхватила тебя равнина, подняла на зеленой волне, и, слепя глаза белизной, как драгоценный подарок, открывается впереди город. Суздаль. На каждом холме по церкви, по церковке, как по девке в сарафане, — целый хоровод...
И где-то там, под куполом одного из храмов, в прохладной тишине работает человек — лекарь драгоценных линий и красок. И перед глазами его — сияющий мир красоты, не менее раздольный, чем этот, что открылся тебе с вершины зеленого вала...
32
по его мнению, доску со старинной живописью, вывезенную им из пустующей деревянной церковки владимирского села Чер-нокулово.
Подобные телефонные разговоры в музее происходят довольно часто. Коллекционеры то и дело обращаются с просьбой дать консультацию по той или другой своей находке. Правда, чаще всего результаты осмотра оказываются неутешительными: хозяин, к примеру, полагал, что является обладателем древнего и редкостного подлинника, а на деле оказывается, что хранит он расхожее изделие начала двадцатого века или в лучшем случае талантливую подделку под старину.
С. поехал к коллекционеру без особой надежды на успех.
...Была большая икона с темным и грубым изображением, наверняка сделанным провинциальным богомазом самого начала нынешнего века. Но все это не имело сейчас никакого значения, потому что в верхнем углу доски светился — именно светился — дальним таинствен
ным временем маленький квадратик самодельной расчистки и веяло строгостью двух чистых, благородно положенных рядом красок — матово-синей и алой, киноварной.
Это был пятнадцатый век. Век Рублева.
Началась профессиональная, научная расчистка изображения, которое когда-то называлось «Спас в силах». За работу эту взялся один из опытнейших советских реставраторов А. В. Кириков. Кропотливое и бережное извлечение живописной жемчужины из грубых створ олифового покрытия и позднейших записей — дело, которое может растянуться на годы. Человек, склонившийся с изящным скальпелем над реставрируемой доской — поверхность ее шершава, там и тут зияют рваные раны, узлы, рубцы, горбинки, — человек этот без преувеличения может быть отнесен к самым терпеливым на земле.
Сколько усилий воли, сколько спокойствия должен он
проявить, чтобы ежедневно сдерживать в себе жажду не-утоляемого зрителя, который уже увидел глаза, строгие, напряженные, руку, худую, нежно просвечивающую... Вот сейчас бы за один присест снять, сорвать грязные наросты поздних эпох, увидеть все чудо целиком — открытое, первородное.
Но мастер неумолимо оттягивает этот день, этот миг. Оттягивает на год, на два года, потом еще на полмесяца. По крошечному квадратику, по слою дарит он себе ежедневно. По одной капле, а жажда так велика.
С чем сравнить эту работу? Не знаю... Но вот лежит мартовский снег. Потемнелый, пожухлый, с колючей коркой наста. А под настом — другие пласты. И они хранят в себе следы иных месяцев и дней. Где-то там темнеет ветка, сбитая с дерева метелью. Пониже — стиснута двумя снежными страницами криптограмма птичьей прогулки. Еще ниже хранится отпечаток заячьего ночного танца, следы полозьев,
Фотоэтюды М. САВИНА
тракторные следы. И лежит где-то, проколотый травой, самый первый снег и на нем — самый первый в эту зиму человеческий след.
Можно ли один за одним бережно снять снежные слои, чтобы, наконец, добраться до самого нижнего, который поведает нам о человеке, шагающем по первозимку?..
Весной прошлого года рублевцы послали в Чернокулово экспедицию — там могли оказаться другие произведения того же времени и того же мастера.
Правда, с такой же самой вероятностью могло выясниться, что в Чернокулове нет больше ни одного ценного памятника средневековой живописи, и полиэтиленовые простыни, которыми обычно пеленают найденные произведения, так и останутся в рюкзаках аккуратно сложенными.
Но экспедиция оказалась на редкость удачной. Из села на санях, по тающему снегу, потом на тракторном прицепе, груженном бидонами, — грязная вешняя вода то и дело подступала к нижнему краю борта, — потом на автобусе и в поезде рублевцы привезли в Москву еще шесть ценнейших досок.
Прошло около года. В стенах Третьяковской галереи открылась одна из самых значительных за последние годы выставок по древнерусскому искусству — «Ростово-Суздальские письма», где был выставлен на треть расчищенный черноку-ловский «Спас».
Событие это, само по себе радостное для рублевцев, было вместе с тем лишь частью работы, развернувшейся в музее вокруг чернокуловских находок.
Будничные, черновые заботы, которыми немедленно обрастает любое открытие, никогда не становятся достоянием выставок. А ведь, кроме ошеломительных по результатам экспедиций, бывают еще многомесячные сидения в библиотеках и архивах, разбор старых рукописей, сопоставление сотен работ различных мастеров, собирание — действительно по крохам, по крупицам — нужных сведений.
Каждая находка должна в конце концов занять место в истории культуры, вновь за-
полнить ту единственную ячейку в сотах национального искусства, которая ей принадлежит по праву.
Много это или мало — одна ячейка? Найдись чернокулов-ский шедевр в первые десятилетия нашего века, наверняка мы сказали бы: мало... В те годы только-только начиналось изучение русского искусства, и пустых ячеек было несравненно больше, чем заполненных. А значит, и вся панорама средневековой культуры просматривалась как бы сквозь густую туманную завесу.
Сегодня картина неузнаваемо изменилась. Открыты не только многие имена и живописные школы. Стало очевидно, что средневековое изобразительное искусство процветало не в одних лишь крупных городах. Живая его вода проникала глубоко в толщу народной жизни. И своих вдумчивых ценителей живописи и собственных художников, мало чем уступавших в умении прославленным искусникам из княжеских и монастырских мастерских, могло иметь даже маленькое Чернокулово.
Впрочем, «могло иметь» употреблено здесь не случайно. Наука жива светлыми предчувствиями и надеждами, но без точных фактов ей тоже не прожить. По документам быстро восстановили: деревянная чер-нокуловская церковь построена в восемнадцатом веке. Спрашивается, где же до этого находились иконы, ее украсившие? Откуда и куда они путешествовали в течение почти трех столетий, прежде чем «осели» в маленьком деревянном храме на берегу Нерли?
Вот для этого и необходимы черновики: десятки не сходящихся друг с другом дат, противоречащие друг другу записи. С. вновь едет в Чернокулово. Автобусные и пешие маршруты — Ростов, Переславль-За-лесский, Юрьев-Польской, Владимир и Суздаль — в конце концов должны были замкнуть некую зону, где в рублевские времена могли творить художники, близкие по манере к автору нашего «Спаса».
...И вот был длинный пеший переход, была морозная ночь, было впереди еще одно село — Пенье, после которого уже и наше — Чернокулово.
Лес остался позади. Ночь вошла в силу, и поле переливалось перед нами миллионами крошечных искр. Небо тоже было в разгаре, Млечный Путь походил на след мощного влажного выдоха.
— А вон и Пенье, — показал С. На краю поля что-то темнело: то ли деревья, то ли дома. Через полчаса мы действительно оказались посреди спящего села и сбросили рюкзаки у колодца. Мерзлое ведро глухо стучало о выступы сруба. От поверхности воды подымался пар. Мы пили воду малыми глотками. Плечи наши сладко ныли.
Но куда теперь идти? С. посмотрел вокруг, стараясь угадать прошлогодний путь. Мы вышли к длинному, полуосвещенному строению фермы. Внутри никого не оказалось, кроме мирно жующих коров. Покричали — ни звука.
«Найдем сами», — решили мы. За фермой светилось поле с каймой леса у горизонта. Чем дальше мы шли по полю, тем больше удивлялись путанице дорог: тут шоферы и возчики торили путь всякий раз по своей воле, колеи схлестывались друг с другом, резвыми неожиданными прыжками отскакивали вбок; постепенно ответвлений становилось все меньше, и наш выбор, соответственно, делался все ограниченней. Наконец в полном недоумении мы остановились; под ногами сиротливо темнел полузанесенный снегом санный след.
Все-таки нужно было вернуться в Пенье, разузнать...
В ста метрах от фермы нас окликнул мягкий, хрипловатый спросонья мужской голос:
— Эй, кто там? Мы подошли ближе. Мужчи
на курил, и ветром доносило к нам пряный, морозный запах крепкого табака.
— Где дорога на Чернокулово?
— Вот так прямо и идите... — Но там ничего не разо
брать. — А вы держите чуть ле
вее: будет свежий след от саней... Чернокуловские каждый день в бригаду к нам ездят. Только недавно домой отправились, а то бы вы их тут застали...
— И много идти? Он как будто слегка засомне
вался.
— Ну, километра четыре... В его голосе не было обнаде
живающих ноток, скорее угадывалось недоумение: и куда люди спешат на ночь глядя, почему бы тут им не заночевать?.. Но что делать, у нас был свой распорядок, свои планы на каждый день.
Мы пошли, точно следуя совету — всякий раз выбирали из спутанных путей более левый. И когда снова остался один-единственный след, нагнулись и подробно рассмотрели его. Снег был свежеотутюжен полозьями, отчетливо виднелись полукружья от подков, бегущие в направлении, нужном нам.
Последние километры при долгой ходьбе, может быть, и самые тяжелые, но запоминаются они всегда плохо... Маленькое, закутанное в снег Чернокулово встретило нас лаем одной-единственной собаки. Мы постояли возле церкви, за деревянными стенами которой чудом уцелела до нашего времени прекрасная работа средневекового мастера. Церковка, раздольно вытянувшись в длину от колокольни до абсиды, напоминала сейчас старинный корабль, застигнутый штормом, в клочьях пены по бортам. Внизу, за деревянным строением, проглядывала излука Нерли, и там, под снегом и подо льдом, шелестел, должно быть, ее робкий родниковый пульс...
А еще сто метров пути — и удивленный голос хозяйки, расспросы о Москве и ответные о местном житье-бытье, веселый шум самовара, непривычный потолок избы, последние слова... Завтра встаем пораньше, нужно осмотреть несколько окрестных церквей, опросить старожилов, сделать фотографии... Тело медленно оседает в темные глубины сна, и где-то там, перед самым исчезновением, вдруг вспыхивают и соединяются на миг два образа: стремительная скоропись на листках черновика — даты, выписки, пометки, вопросительные знаки — и сверкающее ночное поле — фигурные отпечатки шин, привольные извивы санных путей — дороги сшибаются, круто забирают вправо, влево.
Что за бесшабашная сила накрутила тут, накуролесила?
И где же тот единственный, главный для тебя след?..
Ищи... Ищи...
37
Л Ю Ц И А Н В О Л Я Н О В С К И Й , польский писатель
олицейский австралийского селения К у н н у н у р р , что в долине О р д , на плато К и м берли, в единственном чи
сле осуществляет надзор за пор я д к о м на т е р р и т о р и и , равной по площади н е с к о л ь к и м воеводствам в Польше. Правда, работы тут у него не с л и ш к о м м н о г о . Бывает, схлестнутся м е ж д у собой завсегдатаи местного кабачка, но полицейский всегда под б о к о м , и посылать за ним не надо. О д н а к о в е г о ведении еще и вся пустыня, б е з л ю д н ы й океан К и м б е р л и , что начинается сразу же за д о м а м и поселка. И где-то в нем затеряны племена, к о т о р ы е
видели колесо только у самолета, если т о м у случалось н и з к о пролететь над ними. Племена, к о т о р ы е у ж е тысячу лет к о ч у ю т в поисках пищи...
Никто точно не знает, с к о л ь к о т е м н о к о ж и х аборигенов было на материке, к о г д а здесь появился белый человек. По о д н и м подсчетам, 300 тысяч, по д р у г и м — о к о ло полумиллиона. Неизвестно тож е , откуда они пришли на этот материк; предполагается лишь, что появились они здесь по меньшей м е р е 10 тысяч лет назад. Быть м о ж е т , они «перепрыгивав
ли» с острова на остров через н ы н е ш н ю ю И н д о н е з и ю ; быть м о жет, перешли по какому-нибудь п е р е ш е й к у , к о т о р ы й позднее был залит о к е а н о м . О д и н из ученых обратил внимание на то, что названия м н о г и х австралийских поселений на языке аборигенов представляют собой как бы о п и сание данной местности, если смотреть с северной стороны. Отсюда возникло п р е д п о л о ж е н и е , что древние пришельцы действительно продвигались в глубь м а терика с севера.
Племена эти говорили на нескольких десятках языков, и я з ы ки эти отличались д р у г от друга так ж е , как, к п р и м е р у , л ю б о й славянский отличается от венгерс к о г о .
Туземцы не возделывали з е м л и , не имели, к р о м е собак, никаких домашних животных, не знали м е таллов. Ж е н щ и н ы вместо нитей плели п р я ж у из собственных волос. Туземцы не ведали, что такое лук. Им было ч у ж д о Гончарное дело; в качестве сосудов они использовали раковины больших м о р с к и х м о л л ю с к о в или, если племя ж и л о в глубине материка, выплетали искусные кувшины из тростника или к о р ы деревьев.
«Дикари», — думали о них переселенцы из далекой Европы. Н о именно подобный о б р а з ж и з ни как нельзя лучше подходил к той среде, в к о т о р о й они ж и ли. В стране, п о д в е р ж е н н о й засухам, д о м а , как и д р у г и е атрибуты привычной нам цивилизации, п р и вязывали бы жителя Австралии к определенной местности, лишая е г о в о з м о ж н о с т и быстро передвигаться с места на место в погоне за пропитанием, отчего е г о шансы выжить значительно уменьшались.
И сегодня путешественник, едущий на автомобиле, увидит возле Элис-Спрингс табличку с п р е д о с т е р е ж е н и е м : «Внимание! П р о верьте ваш запас п р о в и з и и , г о р ю чего и воды. Ближайшая лавка находится в Кульгере — 168 миль к ю г у » . А для пущей наглядности возле шоссе поставлен остов м а шины, в к о т о р о й за р у л е м сидит скелет лошади, а на з а д н е м с и денье вместо пассажира красуется скелет коровы.. .
Это напоминание об австралийских пространствах не для местных жителей. О н и ж и л и здесь тысячелетиями во времена, к о г д а не было никаких магазинов и никаких автомобилей. Зато они наделены в р о ж д е н н ы м чувством связи с землей. Охранявшие их духи отвечали за все ж и в о е на
земле, а следовательно — за л ю дей, животных и растения. Самым б о л ь ш и м преступлением а б о р и г е ны считали нарушение без о с о бой н у ж д ы г а р м о н и и п р и р о д ы . Потому-то никогда они не уничтожали больше т о г о , ч е м это б ы ло н е о б х о д и м о для утоления г о лода. О н и никогда не шли войной на соседей, чтобы захватить их з е м л ю , никогда не устраивали п р а з д н и к о в о б ж о р с т в а , если у соседей в это время был голод.
Белые переселенцы принесли к н и м болезни, к о т о р ы х они ник о г д а п р е ж д е не знали. Н а с м о р к у нас — всего лишь неприятность; там он способен убить. То же самое м о ж н о сказать о к о к л ю ш е или свинке. Мы не располагаем данными, о т н о с я щ и мися к более д а л е к и м в р е м е н а м , но и то, что нам известно о сег о д н я ш н е м дне, выглядит невесело. На Северной т е р р и т о р и и 36 человек из к а ж д о й тысячи аборигенов больны п р о к а з о й , 20 процентов у м е р л о от т у б е р к у леза, еще больше — от истощения.
ПРОЩАНИЕ С БУМЕРАНГОМ
А б о р и г е н о в гонит с их з е м л и не только засуха. Ее-то они не с л и ш к о м боятся: то ли еще б ы вало на п р о т я ж е н и и веков. Но к о г д а в австралийском буше вырастают б у р о в ы е в ы ш к и , к о г д а о г р о м н ы е т е р р и т о р и и выделяются под новые полигоны для испытания ракет — черные л ю д и вын у ж д е н ы уходить навсегда.
Якобы с целью охраны а б о р и генов для них создали р е з е р в а ции. Н е к о т о р ы е из них совсем небольшие, д р у г и е г р о м а д н ы е . Так, например, А р н х е й м л е н д соответствует по величине Бельгии.
Туристы создали р ы н о к «туземных сувениров». Это побудило аборигенов взяться за изготовление б у м е р а н г о в , к о т о р ы е никогда не полетят, и к о п и й , на острие к о т о р ы х г о н ц ы в свое время переносили ч е р е з пустыни известия, но к о т о р ы е теперь идут на у к р а шение квартир. Впрочем, фабричные б у м е р а н г и во м н о г о раз дешевле тех, что делаются вручную...
Л и ш ь очень немногие из австралийских туземцев находят для себя место в этом м и р е , главным о б р а з о м в качестве у б о р щ и ц или рабочих на автостанциях.
Ж и з н ь черных людей в р е з е р вации построена по принципу «молись и работай». Те, чьи п р е д
ки ели, к о г д а были голодны, и пили, к о г д а испытывали ж а ж д у или находили источник, а спать ложились, к о г д а испытывали к тому желание, — эти л ю д и теперь живут по з в о н к у . У т р о м звенит з в о н о к на завтрак, п о т о м он звенит, подавая к о м а н д ы в течение всего дня.
В о г р о м н ы х чанах дубятся к о ж и з м е й , я щ е р и ц и к е н г у р у , изловленных жителями резервации. Вонь разлагающегося мяса невыносима. Молитва, свежевание т у ш , снова молитва, еда, пакование к о жи в я щ и к и , за к о т о р ы м и п р и е з ж а ю т к у п ц ы и з больших г о р о дов, снова молитва, у ж и н , сон...
Отдых. На иссушенной с о л н ц е м земле лежат одетые в хлопчатоб у м а ж н ы е выцветшие о д е ж д ы старики, м у ж ч и н ы и женщины.. . Д р е м л ю т или р а в н о д у ш н о смотрят п р я м о перед с о б о й . В о к р у г них бродят с о б а к и , исхудалые, покрытые лишаями. Собаки изнывают от зноя, со свисающих я з ы ков течет слюна, запавшие б о к а тяжело раздуваются. « М ы хотели уничтожить собак, п о т о м у что они разносят всяких паразитов, но ч е р н о к о ж и е не позволяют, они делятся с собаками своей едой», — говорит с т о р о ж . Н е н у ж ных людей и ненужных собак д е р ж а т вместе.
П о д х о д и м к школе. Сейчас как раз перемена. На д о с к е осталась не стертая после у р о к а надпись: «Иисус меня любит».
Во д в о р е под довольно м р а ч ные звуки д и к о в и н н о г о инструмента танцуют мальчики. З в у к а м вторят ритмические хлопки в лад о ш и и голоса. Танец-импровизация — это рассказ о т о м , что происходило в последнее время в ш к о л е и дома. Иногда слова на минуту затихают: это запевала утратил нить повествования... Все смеются и танцуют дальше.
Учительница, молодая ж е н щ и н а в б е з у к о р и з н е н н о чистом б е л о м платье, с п о к о й н о и с е р ь е з н о рассказывает о своих учениках:
— Неправда, что черные дети не способны к учебе. Я бы сказала, что они схватывают все быстро и л е г к о , но иначе, ч е м белые дети. Н а п р и м е р , я заметила, как т р у д н о им ориентироваться во в р е м е н и . При упражнениях на память они с л е г к о с т ь ю прочитывают и запоминают, в к а к о м пол о ж е н и и стоят на циферблате стрелки часов. Но они с о в е р ш е н но не связывают этого со в р е м е нем. Ведь в ж и з н и их п р е д к о в время не имело н и к а к о г о значения. Времена года, смена дня и
40
ночи — это они, к о н е ч н о , всегда знали, д р у г и х ж е и з м е р е н и й времени для них не существовало. Зато м о и у ч е н и к и куда более чутки к р а з н ы м явлениям п р и р о д ы , ч е м белые австралийцы. Ведь такой р е б е н о к способен п р о ч и тать в пустыне тысячи знаков. Отпечаток ноги расскажет е м у больше, ч е м нам чье-либо лицо. Он знает, к а к и е птицы и ж и в о т ные б е з о ш и б о ч н о приведут е г о к в о д о п о ю , знает, к а к и е растения съедобны и как их искать. Т у з е м цы никогда не погибнут в пустыне от голода... Вы считаете наилучшим р е ш е н и е м вопроса создание смешанной ш к о л ы , где дети передавали бы свои навыки д р у г другу? Быть м о ж е т . Но до тех пор, пока т у з е м ц ы будут «под о п е ч н ы м и государства», эта идея вряд ли осуществима.
Ж и з н ь на грани двух цивилизаций навязывает т у з е м н ы м детям целый р я д глубоких конфликтов. Возвращаясь в е ч е р о м в поселок, р е б е н о к — человек сравнительно грамотный, — естественно, попадает под о п е к у матери, а та ж и вет привычками племени. Бывает так, что мать велит д о ч е р и носить новое платье, надев е г о на стар о е . Кстати, именно о д е ж д а стала в а ж н ы м элементом перехода из одной ж и з н и в д р у г у ю , или, если у г о д н о , из одной эпохи в д р у г у ю .
Еще более серьезные к о н ф л и к ты возникают в отношениях со старейшинами племени. По традиции старейшины — источник всяк о г о знания и м у д р о с т и . Но ведь они почти все неграмотны и исполнены недоверия к новой «магии», к о т о р о й мы у ч и м в школах. Если они сочтут, что м о л о д о е п о коление недостойно знания их вековых тайн, они м о г у т унести их с собой в могилу. Д а ж е т е м р е бятам, к о т о р ы е ж а ж д у т знаний о внешнем м и р е , трудно, д а ж е н е в о з м о ж н о свыкнуться с м ы с л ь ю , что они м о г у т оказаться вне с о б ственного племени. Чувство это возрастает о с о б е н н о с п р и б л и ж е нием дня посвящения в м у ж ч и н ы .
О б р я д ы эти у разных племен не одинаковы. О б ы ч н о они з а к л ю чаются в определенных п р о ц е д у рах, совершаемых с телом ю н о ш и : е м у выбивают з у б , или с о вершают обрезание, или испещр я ю т тело надрезами, после к о торых остаются г л у б о к и е ш р а м ы . Поляк Антосевич, ж и в у щ и й в Элис-Спрингсе и п о д д е р ж и в а ю щий тесный контакт с о к р е с т н ы ми племенами, рассказывал м н е ,
что а б о р и г е н ы без малейшей анестезии, д е з и н ф е к ц и и или д а ж е п е р е в я з к и заостренной к о с т ь ю к р о л и к а совершают такие р и туальные операции, к о т о р ы е , п о ж а л у й , были бы с е р ь е з н ы м испытанием д а ж е для хирурга, о п е р и р у ю щ е г о с о в р е м е н н ы м и инструментами. О н ж е рассказывал м н е , что м о л о д ы е а б о р и г е н ы , р а б о т а ю щие на ж е л е з н о й д о р о г е , сравнительно быстро осваивают английский язык и технику р а б о ты. М о г л о бы показаться, что ассимиляция их неизбежна и что племенные о б р я д ы теряют над ними с в о ю власть. Но аборигены м о г у т н е о ж и д а н н о исчезнуть н о ч ь ю , и д а ж е н е в о з м о ж н о о п р е делить, д о б р о в о л ь н о ли о н и ушли или были уведены сородичами...
М н е кажется, что главный п о р о к с у щ е с т в у ю щ е й ныне системы просвещения для детей а б о р и г е нов — это неуверенность в т о м , какая судьба ожидает их после окончания ш к о л ы . Конечно, в А в стралии, испытывающей недостаток в рабочей силе, какое-то к о личество т е м н о к о ж и х ю н о ш е й м о ж е т найти работу п р е ж д е всего у скотоводов. Кое-кто из г р а м о т ных ч е р н о к о ж и х найдет для себя работу в г о р о д е , ну, а остальные?..
«ТВОЯ УБИЛ, ИНСПЕКТОР!»
Е щ е полтора века назад австралийская полиция начала использовать в качестве с ы щ и к о в т е м н о к о ж и х аборигенов, наделенных необыкновенной с п о с о б ностью идти по следу. Ж и в у щ е е охотой население этой, быть м о жет, наименее г о с т е п р и и м н о й части м и р а д о л ж н о было научиться выслеживать л ю б у ю живность — отсюда и передававшаяся из п о коления в поколение феноменальная способность черных охотник о в прочитывать след. Д а , да, именно прочитывать, и п р и т о м с такой л е г к о с т ь ю , с к а к о й м ы , например, читаем чуть поблекш у ю от времени напечатанную на м а ш и н к е р у к о п и с ь .
У аборигенов никогда не было лошадей, и догонять зверя им. приходилось, как говорится, «на своих двоих». Поэтому в них выработалась просто невероятная выносливость и способность ч р е з вычайно быстро двигаться. Известны случаи, к о г д а в течение дня один охотник п р о б е ж а л 150 килом е т р о в , а д р у г о й за неполную нед е л ю прошел о к о л о 600 километров, съев при этом и выпив столько, с к о л ь к о белый человек
съедает и выпивает в течение суток. По сей день не исследованы особенности их о р г а н и з м а , п о з в о л я ю щ и е им спать г о л ы м и на земле или часами бежать по пустыне под палящим с о л н ц е м .
Ни один полицейский патруль не отправится в пустыню К и м б е р ли без следопыта-аборигена. Следопыт обладает фотографической памятью; полет птицы или след, оставленный з м е е й , служат для него ценной и н ф о р м а ц и е й , к о т о р у ю он фиксирует на карте р а й о на, с детства запечатленной в у м е . Плоский камень, п р е ж д е ч е м е г о перевернул проходивший здесь человек или двигающийся б о л ь ш и м и п р ы ж к а м и к е н г у р у , пролежал в пустыне н е с к о л ь к о столетий, и теперь глазам п р е д стала та е г о сторона, которая до сих п о р была укрыта от солнечных лучей, а следовательно, и м е ет иной оттенок. Эту р а з н и ц у в оттенке не приметит и не отличит ни один белый человек. Зато она послужит в а ж н ы м элементом в той картине событий, какая м о л н и е н о с н о складывается в г о л о ве и д у щ е г о по следу к о р е н н о г о австралийца.
Указателем послужит и песчинка, к о т о р у ю он заметил на листке куста, и примятый стебелек травы. Д л я него нет на свете двух людей с с о в е р ш е н н о одинак о в о й п о х о д к о й . О н скажет п р о человека, к о т о р о г о выслеживает, в к а к о м тот состоянии — полон сил или устал; худ он или у п и тан; он способен точно описать человека, к о т о р о г о никогда не видел в глаза.
О д и н из м о и х земляков-поляк о в , к о т о р о г о судьба занесла в штат Ю ж н а я Австралия, несколько раз принимал участие в р о з ы сках заблудившихся и лично наблюдал черных следопытов за работой. О н рассказывал м н е :
— Следопыт видит не только то, что у ж е п р о и з о ш л о , но способен предсказать, как поведет себя дальше тот, к о г о он ищет.
У австралийских племен великолепная связь. На н е б о л ь ш о м расстоянии они п е р е д а ю т с о о б щ е н и я с п о м о щ ь ю стука — ударяя д р у г о д р у г а деревянные к р у ж к и . Это нечто вроде а з б у к и М о р з е , п р и ч е м «передача» осуществляется с невероятной с к о р о с т ь ю . П е р е г о в о р ы на д а л е к о м расстоянии ведутся с п о м о щ ь ю д ы м о в ы х сигналов. Хворост дает огонь, м о к рые листья — д ы м , а циновка, сотканная из травы, придает к л у б а м дыма соответствующие очертания. Создается нечто вроде и д е о г р а м м , п е р е д а ю щ и х условны-
41
КАК ШТУРМУЮТ ФУДЗИЯМУ здавна японцы считали Фудзи священной горой. С древнейших времен благочестивые паломники карабкались по ее скло
нам, восклицая: «Да очистятся наши шесть чувств!», «Да будет благоприятной погода на горе!»
Ныне колоритные фигуры паломников, облаченных в белые туники, большие широкополые шляпы, гамаши и соломенные сандалии-«варад-зи», не столь часто появляются на Фудзи. Зато куда больше стало туристов: каждый не прочь похвастать перед друзьями, что он покорил самую высокую в Японии вершину. 3776 метров над уровнем моря все-таки не шутка!
В июле — августе на тропах, ведущих к вершине горы, народу немногим меньше, чем на Гиндзе — самой оживленной улице японской столицы. В газетах как-то сообщалось, что только за один день на Фудзи поднялось 22 тысячи человек.
На энтузиазме «покорителей» Фудзи выросла даже целая промышленность. К подножию горы будущих «альпинистов» доставляет поезд компании «Фудзи кюко». Переполненный автобус той же «Фудзи кюко» курсирует до «пятой станции» — одной из десяти, расположенных на склоне горы. «Станция» — это громкое название сколоченной из старых досок хижины, обложенной со всех сторон — чтобы не снесло ветром — большими глыбами бурой лавы.
«Станция» — это тоже бизнес. Прейскурант, например, сообщает, что цены растут в зависимости от каждой сотни метров, и на вершине горы банка апельсинового сока стоит в несколько раз дороже, чем у ее подножия.
На станции вам предложат купить «посох», на котором выжжен штамп, или нанять лошадь до седьмой «станции». Цена такого удовольствия примерно равна дневному заработку квалифицированного рабочего.
Так или иначе, пешком или верхом, вы, предположим, добрались до седьмой «станции». Солнце уже садится, пора устраиваться на ночлег. Вас отводят в боковую пристройку с двухэтажными нарами. За каких-то несколько сотен иен вам дадут пару матрацев — спите спокойно. К сожалению, спать придется недолго. Снаружи доносится шум голосов, звон колокольчиков, привязанных к «посохам». Не пытайтесь заснуть, все равно не удастся, выходите лучше наружу. Перед вами откроется поистине поразительное зрелище. Вниз, к первой «станции», движется непрерывная цепь огней. Такая же цепочка поднимается от «станции» вверх, теряясь где-то высоко в ночной тьме. Мелодии популярных песенок, льющиеся из сотен транзисторов, поддерживают бодрость духа «покорителей» Фудзи. Подъем не крут, но двигаться все же тяжело: мешают впереди идущие.
Светает. И внезапно перед вами предстает весь склон священной горы, усеянный ржавыми консервными банками, обрывками бумаги и прочими отбросами. Тут и там разлеглись выдохшиеся «покорители». Трудно даже представить себе, что гора, которая выглядит такой изумительно прекрасной со стороны, в действительности так захламлена. Кругом — никакой растительности. Только сплошные языки окаменевшей лавы, которая в лучах восходящего солнца кажется красной. Невольно вспоминается гравюра Хокусаи «Красная Фудзи»...
Еще два-три часа подъема, и вы, наконец, на вершине. Вся она буквально кишит туристами. Сильная облачность мешает насладиться прославленным видом на окружающую местность, о котором столько написано в туристских проспектах. Можно, конечно, спуститься в кратер Фудзи, в котором снег не тает даже в самое жаркое лето. При этом не лишне, впрочем, подумать и об утомительном подъеме.
Побродив среди обложенных камнями «высокогорных» лавчонок, вы ставите последний штамп на «посох» и — если не удержитесь — покупаете еще флажок с изображением прославленной горы. Ну, а теперь пора спускаться. На узкой тропе то и дело образуются заторы. Нетерпеливые несутся вниз прямиком, не разбирая дороги, и обрушивают на идущих внизу лавину камней. Слава богу, полиция священной горы начеку. Да, да, настоящая полиция, которая следит за порядком на горе.
На пятой «станции» бушующая толпа штурмует автобус... Г. СВЕТЛОВ
ми знаками суть всего с о о б щ е н и я . Так, п р я м о й столб дыма сообщает о появлении стада диких ж и в о т ных, два облака дыма, с л е д у ю щ и е сразу один за д р у г и м , извещают о т о м , что кто-то трагически погиб.
Черный следопыт никогда не носит о р у ж и я , д а ж е если преследует в о о р у ж е н н о г о преступника. С собой у него лишь пара наручников, к о т о р ы е он наденет на преступника, к о г д а тот уснет. Поэтому следопыт не приближается настолько, чтобы е г о могла д о стать пуля, а ж д е т в отдалении, пока п р е с л е д у е м о г о не сморит сон. Иногда погоня продолжается м е с я ц а м и ; состязание на выносливость м е ж д у п р е с л е д у е м ы м и п р е с л е д у ю щ и м бывает особенно о ж е с т о ч е н н ы м в тех случаях, к о г да оба они р о д о м из одних мест.
Полиция стала использовать черных следопытов еще в двадцатых годах п р о ш л о г о века, но вначале к их услугам прибегали лишь время от времени. Постоянно же они были приняты на службу после знаменитой «аферы Гриффина» в 1867 году. Суть этой истории такова. На б е р е г у р е к и М а к к е н з и были найдены т р у п ы двух полицейских. Убийца изъял у них 10 тысяч австралийских фунтов в золоте, к о т о р ы е они везли для выплаты р у д о к о п а м на шахтах в К л е р м о н е . П о и с к а м и р у к о водил ас полицейской с л у ж б ы Гриффин. В отряде его был и девятнадцатилетний следопыт-абориген. Прибыв на место происшествия, ю н о ш а внимательно осмотрел следы в о к р у г застреленных полицейских, потом взглянул на сапоги своего шефа и, указывая на них пальцем, сказал: «Твоя убил, инспектор!»
Под п е р е к р е с т н ы м о г н е м о б р у шившихся на него вопросов Гриффин не выдержал и сознался в т о м , что убил и ограбил своих подчиненных, так как у него после карточных п р о и г р ы ш е й были «долги чести» и никаких видов на дополнительные з а р а б о т к и , к р о м е собственного жалованья.
Через месяц е г о повесили.
ТРИ ЧАСА ОДИНОЧЕСТВА
С п о л и ц е й с к и м из К у н н у н у р р а я познакомился в е ч е р о м , к о г д а жители поселка собрались во д в о ре местной гостиницы на р о з ы г р ы ш лотереи. Я по всем правилам проиграл несколько шиллингов, зато как р е п о р т е р выиграл нечто куда более ц е н н о е : провел вечер среди местных жителей,
42
расспрашивал их, беседовал. П р о щаясь, полицейский сказал м н е :
— Ж д и меня завтра у т р о м возле почты. Я тебе п о к а ж у , как работают м о и следопыты... Нет, нет, ты не заходи за м н о й в участок, ведь если они сначала увидят тебя, им будет легче искать! А так...
Разумеется, назавтра я ж д а л в назначенное время у одноэтажного д о м и к а местной почты. На плече у меня болталась с у м к а с едой и фотоаппаратом, и в душе теплилась надежда раздобыть интересный материал. Полицейский подъехал на машине, и мы тут же направились по шоссе в сторону Уайндема, обговаривая на ходу правила затеянной и г р ы . Итак, мы остановимся на шоссе, километрах в пятнадцати-восем-надцати от поселка, и расстанемся. Я пойду куда глаза глядят, он вернется в г о р о д о к и займется своими делами. Через два часа он вызовет следопыта, привезет е г о на то место, где мы расстались, и велит е м у отыскать м е н я . Таким о б р а з о м , у меня в р а с п о р я ж е н и и о к о л о трех часов. Я м о г у петлять и к р у ж и т ь как мне вздумается, м о г у переплыть р е ч к у , если только не б о ю с ь войти в с л и ш к о м тесный контакт с к р о кодилами.
— А если следопыт не найдет меня?
Услышав столь неожиданный вопрос, полицейский н е с к о л ь к о омрачился. Нет, все ж е , если следопыт о к а ж е т с я не в ф о р м е и п о теряет след?.. У человека в м о е м п о л о ж е н и и не с л и ш к о м м н о г о шансов остаться в живых. М о й выигрыш в с п о р е стоил бы м н е ж и з н и . Д о р о г а я победа...
Подумав, мы решили, что, если я заблужусь, то постараюсь д о браться вдоль берега р е к и до К у н н у н у р р а или же выйти на шоссе. Машина развернулась, полицейский приподнял в знак п р и ветствия шляпу с ч е р н ы м лебед е м — г е р б о м штата Западная Австралия — и помчался к п о селку.
Итак, я — беглец, пытающийся укрыться в б у ш е от « к а р а ю щ е й р у к и правосудия». Совсем как в к и н о ! Я стал пробираться м е ж ду н и з к и м и кустами. Через четверть часа, услышав гуденье м о тора, я оглянулся и увидел мчащуюся по шоссе о г р о м н у ю м а шину. Это был р е ф р и ж е р а т о р , к о т о р ы й вез в г о р о д о к мясо. Часы показывали 10 часов 11 минут. Позади осталась цивилизация, впереди меня ждало одиночество п е р в о п р о х о д ц а .
10 часов 45 минут. Передвига
юсь з и г з а г о м , почва здесь к а м е нистая. Вижу м е л к и й ручей. Сняв ботинки, иду метров тридцать по течению, затем п е р е х о ж у на д р у гой берег. Кажется, это старый т р ю к контрабандистов, к о т о р ы х преследуют и щ е й к и . Но тот, кто будет искать меня, ищет лучше. Надо придумать что-нибудь п о о ригинальней.
11 часов 35 минут. П р о х о ж у м и мо развалин ж и л о г о д о м а ; от него осталась лишь солидно сложенная печь. М н е так и не удалось узнать, что случилось с е г о хозяевами. М о ж е т , здесь был пож а р , а м о ж е т , разыгралась какая-то другая трагедия, или просто человек не выдержал одиночества. Еще раньше я списал в свой блокнот надпись, к о т о р у ю все еще м о ж н о разобрать на стене б р о ш е н н о г о дома, попавшегося на м о е м пути в штате Новый Ю ж н ы й Уэльс: « Д о соседа — 20 миль. До почты — 40 миль. До ж е л е з ной д о р о г и — 30 миль. До та
верны — 50 миль. До воды — 10 миль. До г о р о д а — 1000 миль. Кто найдет этот д о м , м о ж е т в нем остаться и быть его х о з я и н о м . Жена м о я хочет насладиться ж и з н ь ю . Она уехала в г о р о д . Я тоже...»
Полдень. О т к р ы в а ю банку с лим о н а д о м . Он очень вкусен, если е г о пить п р я м о со льда, но в т е п л о м виде превращается в омерзительное пойло. Чтобы не оставлять следов, забрасываю банку в г л у б о к о е дупло дерева, она с г р о х о т о м скатывается вниз, всполошив г р е в ш у ю с я на солнце б о л ь ш у ю ящерицу. Говорят, местные отшельники беседуют с ящерицами, рассказывают им о б о всем, что они п е р е ж и л и в той, покинутой ими ж и з н и , о п р и ч и нах, толкнувших их к у е д и н е н и ю . Беседы эти ведутся е ж е д н е в н о до тех пор, пока ящерица не «ответит». Тогда человеку пора немедленно возвращаться к л ю дям...
В . Д Р У Ж И Н И Н
еловек, поведавший мне о ней, говорил п о -ф р а н ц у з с к и плохо. К т о м у же он сам н и к о г д а не видел А м е л и ю и передавал то, что слышал от других.
По е г о словам, Амелия родилась и провела всю ж и з н ь в Б р ю г г е , на Северной Песчаной улице о к о ло Пятничного рынка. И мать и бабушка А м е л и и были к р у ж е в н и ц а м и . Тут м о й собеседник сложил пальцы щ е п о т к о й , и потер, и подул на них, п о к а зывая, д о чего тонкие, прямо-таки в о з д у ш н ы е к р у жева плела А м е л и я .
Ходили слухи, что она одна в г о р о д е знала секрет старых бельгийских к р у ж е в — тех вечных, не-износимых к р у ж е в , к о т о р ы х мастерица м о ж е т с д е лать не больше тридцати сантиметров в год.
В Генте есть портрет Марии-Терезы в платье из таких к р у ж е в . Портрет был прислан как награда тысячам фламандок, с о о р у д и в ш и м необычайный наряд. Надменная императрица возносится над п о д д а н ными, окутанная с к а з о ч н ы м о б л а к о м .
В наше время к р у ж е в н о е искусство захирело. Амелия делала салфетки, повторяя одни и те же звезды и цветы, — ничего д р у г о г о не требовал от нее магазин на главной улице, возле отеля «На д ю нах». О д н а к о кое-что она плела не по заказу, а для д у ш и , и те, кто видел эти изделия, восхищались у м е н и е м и фантазией мастерицы.
Говорят, когда-то у А м е л и и был м у ж . Одна из б а р ж , что плавают по каналу к м о р ю , принесла ей к р а с и в о г о , с м у г л о г о парня из дальних краев. Свадьбу сыграли на б а р ж е в п о г о ж и й майский день четырнадцатого года. Лишь раза два м у ж наведался к А м е л и и , а п о т о м разразилась война...
А м е л и я состарилась в своем кресле вдовицы, у к е р о с и н о в о й лампы. Как все к р у ж е в н и ц ы , она ставила на стол... Тут фламандец сблизил ладони, словно обнимая х р у п к и й сосуд. Д а , на стол ставится стеклянный шар с в о д о й . Он смягчает свет и с о б и рает е г о в один луч, направленный п р я м о на плетенье.
Все же работа для глаз тяжелая. Н е м н о г о легче бывает в ясные летние д н и , к о г д а к р у ж е в н и ц ы выходят на свежий воздух. Они сидят у своих д о м о в , в креслах, с п о д у ш е ч к а м и на коленях. Туристам нравится смотреть, как на фоне бархата в о з н и к а ю т нитяные з в е з д ы .
Так сидела и Амелия — на своей улице, недалеко от Пятничного рынка. Грянула новая, вторая война, г о р о д о м снова завладели о к к у п а н т ы , но А м е лия не пряталась, ее видели на т о м же месте. М и м о нее катились н е м е ц к и е о р у д и я и танки. Болтали тогда про А м е л и ю всякое. Будто ей нечего бояться немцев — она, м о л , с ними в д р у ж б е . Плетет к р у ж е в а для п о л к о в н и ц и генеральш...
Амелия действительно имела клиентов в высоких сферах, но мало кто знал, зачем ей это было н у ж н о . И чем заняты ее м ы с л и , к о г д а она сидит на улице или у окна и быстро двигает к о к л ю ш к а м и .
По Северной Песчаной войска двигались часто. Улица выходила к автостраде Брюссель — Остенде. Амелия могла плести почти не глядя — глаза ее были устремлены на тусклые к а с к и , на б р о н ю цвета подгнившей травы.
Д о л ж н о быть, полицейский у ж е закончил ленч и с к о р о отправится в путь. Спохватившись, начинаю понимать, что время утратило для меня свою четкость. О д нако стальной счетчик в р е м е н и на м о е й левой р у к е нет-нет да и напомнит о себе. Нельзя б е жать от в р е м е н и , от него не с к р о ешься д а ж е в австралийском буше.
Не б у д у нагонять на вас т о с к у п о д р о б н ы м описанием того, «как все это было». Разумеется, я был
найден по следу и в е ч е р о м взволнованно рассказывал в К у н н у н у р -ре о с в о е м «бегстве» и «поимке». П е р в ы м слушателям я р а с с к а з ы вал все очень п о д р о б н о , п о д о ш е д ш и м п о п о з ж е та же история вследствие усталости оратора и з лагалась у ж е со значительными с о к р а щ е н и я м и , для тех ж е , к т о пришел совсем п о з д н о , повесть о п р и к л ю ч е н и и была сведена к одной-единственной очень п о -австралийски с ф о р м у л и р о в а н н о й фразе. В переводе она звучит
п р и м е р н о так: «Он нашел меня чертовски быстро». И в с а м о м деле, не найди он меня — этого р е п о р т а ж а наверняка не было бы.
Все-таки это было д и к о в и н н о е з р е л и щ е . Я сидел в б у ш е за с о ж ж е н н ы м молнией д е р е в о м и сам все видел. Высокий ч е р н о к о ж и й человек, д е р ж а в р у к е к а к у ю - т о ветку, шел з и г з а г о м , т о ч но д е р ж а с ь за н е в и д и м у ю нить. Позади шел полицейский. К о г д а следопыт терял след, он з а д е р живался на т о м месте, где тот
44
Д а ж е в солнечные дни для нее все было в тумане, п о т о м у что старая к р у ж е в н и ц а начала слепнуть. Н е р е д к о она лишь по з в у к у колес отличала тяжелые о р у д и я от легких и зенитных. Слух о с о бенно х о р о ш о помогал ей н о ч ь ю . Она научилась определять м а р к и танков, подсчитывать пехоту, м ч а в ш у ю с я на м е р н о гудящих грузовиках.
К о н е ч н о , в Б р ю г г е были и д р у г и е глаза, п р и стально о б р а щ е н н ы е в з л у ю , г р о х о ч у щ у ю ночь. Н е р е д к о темнота взрывалась пламенем мести. На автостраде лопались м и н ы , разнося м а ш и н ы с солдатами, рушились мосты под гитлеровскими танками...
В с о р о к четвертом, ранней весной, незадолго до конца войны А м е л и я исчезла. Ее кто-то выдал. В о з м о ж н о , фламандский фашист.
Ш п и к и п е р е в о р о ш и л и весь с к а р б А м е л и и , и ее к р у ж е в а — те, к о т о р ы е она делала не по заказу, а для д у ш и , — прилипли к п о д л ы м р у к а м .
Теперь не увидишь таких к р у ж е в . В магазине —
хотя бы вот тут, р я д о м с отелем, — м н о г о салфеток и п о к р ы в а л , но это все не то. Вот если бы отыскать где-нибудь к р у ж е в а А м е л и и . Говорят, никакая фабрика не смогла бы состязаться с ней. У з о р у нее, правда, был в о б щ и х чертах не н о вый, но он как бы ж и л и светился сам по себе. Л у ч , п о р о ж д е н н ы й п р о з р а ч н о й влагой, не угас в этом к р у ж е в е , струился из него и тянулся к л ю д я м .
Так говорят в Брюгге.. .
Мы сидели в сводчатой гостиной отеля «На д ю нах». За о к н о м , на тихой улице ветер гнал с н е ж н у ю пыль. З я б к о жались д р у г к д р у г у старцы-дома,
спешили к теплу п р о х о ж и е . Наступал вечер, но о г ня еще не зажигали, в гостиной был п о л у м р а к . Иногда лучи фар автомашины пробегали по стене, по к о л ь ч у г а м и лицам воинов на старинных медных блюдах.
М н е почему-то казалось, что А м е л и я не погибла, что она с и ю минуту войдет к нам.
Рисунки С. ВЕЧА
оборвался, до тех пор, пока не отыскивал е г о снова. Так они шаг за ш а г о м о б о ш л и н е с к о л ь к о к у чек кустарника, где я перед т е м останавливался в поисках у к р ы тия, затем следопыт о б о ш е л в о к р у г л е ж а щ е е на земле д е р е во, от к о т о р о г о меня отпугнули т е р м и т ы . Но п р о ш л о и четверти часа после т о г о , как я увидел их из своего у к р ы т и я , — и м о е о д и ночество, как и их п о г о н я , з а к о н чились.
К у н н у н у р р с к о м у следопыту
40 лет. Все труднее становится находить м о л о д ы х л ю д е й , годных для этой с л у ж б ы . Контакты с ц и вилизацией притупляют в них п р е ж н ю ю способность точно о р и ентироваться на местности и без о ш и б о ч н о «читать» следы. Полицейский мне п о т о м рассказал: по м о и м следам следопыт узнал о т о м , что м о е правое плечо отяг о щ е н о каким-то г р у з о м , о п р е д е лил м о й вес (в фунтах) и м о й рост (в дюймах). Теперь он стоит и разглядывает меня, довольный
т е м , что точно определил м о и приметы, к о т о р ы е вычитал из «записей», невольно оставленных м н о ю на камнях, траве, песке...
Я т о ж е рассматриваю этого п о разительного человека. Ныне на т е р р и т о р и и Австралии трудится всего о к о л о сотни следопытов, так что те, кто попадет в эти края еще через четверть века, вряд ли увидят, как они ищут.
Перевела с польского Зинаида ШАТАЛОВА
45
М О Р И С К Е Й Н
один прекрасный день 1825 года монах францисканского монастыря Санта-Фе в Аргентине, закончив молитву, собрался было направить стопы в трапез
ную. Однако судьба уготовила ему иной удел: монаху самому пришлось стать пищей — в святые чертоги впрыгнул безбожник ягуар с явным намерением отведать францискатины. Монах исчез столь быстро и бесследно, что, по общему мнению, здесь не обошлось без лукавого. Однако кости «святого отца» вскоре обнаружились на опушке леса вместе с остатками власяницы, не пришедшейся по вкусу даже ягуару.
Столетие спустя, майской ночью 1926 года, профессиональный охотник Джим Корбет после нескольких месяцев безуспешной погони поставил, наконец, точку в карьере индийской пантеры из Рудрапанага. Послужной список этой убийцы украшали имена ста тридцати человек.
Уже в наши дни леопард из Абиссинии унес в джунгли восемь младенцев.
Короче, пантера, леопард и ягуар являют собой демонический триумвират, при одном упоминании о котором уже пробивает холодный пот. В 1963 году, когда из бродячего цирка в парижском пригороде Сен-Дени убежала черная пантера, жители вмиг попрятались по домам.
А ведь если взглянуть на хищников с беспристрастной научной точки зрения, то пантера, лео-
НЕЛАСКОВЫЙ ТРИУМВИРАТ
пард и ягуар не что иное, как укрупненные котята из большого семейства кошачьих, включающего греющихся у печки мурок и эфиопских львов, оцелотов и пум, леопардов и тигров.
Трое наших знакомцев — леопард, пантера и ягуар — вобрали в себя самые характерные черты и свойства своей семьи, начиная с внешности: легкая и гибкая фигура, мощные мышцы, кинжальные когти, мягко убирающиеся в «ножны», нервная система с мгновенной реакцией и своеобразный артистизм — самые немыслимые вещи они проделывают так, будто это не стоит им ни малейших усилий. Настоящие суперкошки!
Кстати, их, строго говоря, не трое, а двое. Пантера и леопард, обитающие в Старом Свете, по сути, — два наименования одного и того же зверя с разной окраской. Этот суперкот с двойным именем достигает двух метров в длину плюс метровый хвост, вес же его доходит до ста килограммов. Его двойник в тропической Америке зовется ягуаром. Это даже не кузены, а родные братья, дети одного и того же недавнего предка.
Наступать случайно на хвост притаившемуся леопарду категорически не рекомендуется чело-
веку, решившему дожить до пенсии. Тем не менее даже опытным охотникам доводилось совершать этот опрометчивый шаг: дело в том, что леопард облачен в свой знаменитый «леопардовый». комбинезон, неразличимый на местности и посему принятый ныне во многих армиях для маскировки.
Суперкот Старого Света украшает свою полевую форму характерными пятнами или розетками. Ягуар же облачается в драпировку с абстрактно-геометрическим рисунком из кругов, квадратов и прямоугольников. Одна из разновидностей суперкошек Юго-Восточной Азии, туманная пантера, покрывает себя черными пятнами на сером или бледно-желтом фоне.
Среди всех этих пятнистых индивидуумов особняком стоит черная пантера. В своей накидке цвета ночи, с горящими таинственным светом глазами эта кошка тропической Азии — одно из самых красивых животных на земле. Ее двойник по ту сторону океана — черный ягуар — нисколько не уступает ей в тревожной красоте. Отдельные экземпляры в своей любви к ночи зашли так далеко, что окрасили в темное язык, нёбо и десны. Речь идет не о какой-то особой разновидности, а просто об изменении пигмента.
Прямая противоположность им — знаменитые ягуары-альбиносы, поражающие своей бледностью.
Пантере молва приписывает характер столь же мрачный, что и ее одежда. Действительно, нрав у нее под стать дьявольской личине. Очутиться носом к носу с черной пантерой, изготовившейся к прыжку — уши прижаты, пасть с торчащими клыками распахнута, — означает, что ты смотришь в лицо смерти. Профану покажется, что он еще может попробовать шарахнуться в сторону или вскинуть карабин. Слишком поздно! Атакующая кошка прыжком покрывает пятнадцать метров в первую секунду. Если вы стоите в пяти метрах, ей понадобится на это треть секунды. Едва хватит времени на вдох!
Леопард, кроме того, способен, подскочить на четыре метра в высоту и вмиг взобраться на совершенно гладкий ствол. Что касается силы, то любая суперкошка легко втаскивает на дерево добычу, в четыре-пять раз превышающую ее собственный вес, дабы вдоволь насладиться едой без того, чтобы докучали назойливые гиены или шакалы. Если вы хотите представить себе, какое нужно усилие, чтобы прыгать с ветки на ветку с зеброй в зубах, попробуйте залезть на телеграфный столб, держа на себе зеркальный шкаф.
Кстати, в этом отношении ягуар дает несколько очков своему заморскому собрату. Часто наблюдали, как ягуар, задрав лошадь, дотаскивал ее до реки, то есть метров сто, переплывал речку и скрывался с добычей в зарослях! Ведь ко всему прочему ягуар — феноменальный пловец. Лет двадцать назад экипаж и пассажиры маленького кораблика, шедшего по Амазонке, видели, к своему неописуемому удивлению, как ягуар переплывал великую реку.
Но как бы ни был предан леопард любимым видам спорта, наступает время, когда его кошачье сердце переполняется нежностью. В этот период громадные мурлыки затевают в джунглях те же баталии, что и их домашние сородичи на городских крышах. Только в этом случае мяуканье разносится на многие километры. Одна
ко любовная конкуренция редко приводит к драме, и чаще всего ягуар с присущим ему реализмом уступает место более сильному. Счастливчик представляется избраннице, и они, по чисто кошачьей традиции, задают прежде всего друг другу основательную трепку.
Примерно на сотый день появляются два-три очаровательных котенка, которых самка ревниво прячет в чащобе. Горе тому, кто приблизится в это время к ее логову! В возрасте полутора-двух лет леопард покидает мать и, став полноправным охотником, уходит в одиночество джунглей.
Если тигр просто направляется к тому месту, где, по его расчетам, должна быть жертва, то леопард и пантера перед прыжком начинают стлаться по земле. При этом они являют удивительные способности как бы удлиняться и сплющиваться. Затем, напружинив мышцы и собрав в комок нервы, пантера замирает в полной неподвижности. Только подрагивание хвоста выдает напряжение. Затем — бросок.
Другая тактика суперкошек: засада. Они часами могут сидеть над звериной тропой.
Меню леопарда и пантеры свидетельствуют о неприхотливости вкуса. В брюхе одной старой, потерявшей уже все зубы пантеры нашли саранчу и кузнечиков. Это все, что бедняге удалось раздобыть на обед. Зато пантера в расцвете сил охотится на любую живность — в пределах, конечно, возможностей. Ко всем яствам Старого Света ягуар добавляет разносолы Нового Света — американского тапира, муравьеда, молодого аллигатора и других. И, конечно же, рыбу.
Досужие россказни приписывают ягуару хитроумный способ ловли рыбы, когда он опускает в воду вместо лески собственный хвост. На самом же деле он стоит на мелководье, дожидаясь, пока мимо проплывет рыба, и молниеносным броском выкидывает ее на берег.
Но самым любимым лакомством суперкошек на всех континентах являются собаки. Видимо, это реванш за все унижения малых сородичей суперкошек.
Ягуар редко становится людоедом. Редко, но все же становится. В Африке тоже есть свои леопарды-преступники, а в Азии свои пантеры-человеконенавистницы. Для борьбы с ними приходится призывать высокопрофессиональных охотников, ибо противник крайне хитер и борьба предстоит затяжная и опасная.
Если вам захочется тоже поохотиться на пантер, прежде всего вам придется потрудиться отыскать зверя. Ибо вряд ли вы можете рассчитывать на случайную встречу: зверь умеет прятаться не хуже хамелеона. Если все-таки обстоятельства сложатся благоприятно и вы увидите леопарда, знайте, что для охоты на него существует несколько способов. Коль скоро вы не располагаете средствами для покупки тяжелого охотничьего снаряжения, вы можете обойтись кинжалом и куском овечьей шкуры. Эта система привлекает своей простотой: вы наворачиваете шкуру на левую руку, и, когда суперкошка прыгает на вас, вы выставляете вперед руку со шкурой, а правой (с кинжалом) вспарываете зверю брюхо. Если вы левша, то соответственно вам надо поменять руки.
Статистика свидетельствует, что этот способ достаточно эффективен. Один амазонский индеец убил таким образом сто два ягуара.
48
В случае если зверь упорно избегает встречи, можно попробовать ловушку. Лучшая из них — это «мышеловка», внутрь которой закладывают какое-нибудь особо лакомое блюдо. Но пантеры, наделенные удивительным чутьем, улавливают запах человека и редко идут в «мышеловку».
Поэтому излюбленный способ истинных охотников на пантер — приманка. Обычно для этого привязывают козу, которая своим блеяньем привлекает бродящую в округе пантеру. Сами же охотники маскируются на дереве. Однако суперкошка в отличие от тигра, который оглядывает только окрестности, наделена еще чувством третьего измерения. и непременно высматривает, что делается наверху, то есть в ветвях. Часто, очень часто, прождав всю ночь наготове, охотник уходит, уверенный, что пантера так и не пришла, хотя она прекрасно успела побывать здесь; и если бы охотнику случилось оглянуться, он бы увидел где-нибудь позади себя на дереве горящие глаза своей несостоявшейся жертвы.
Несмотря на страшную репутацию этих кошек, находятся любители, которые берут в дом «ручную» пантеру или «ручного» леопарда. Действительно, котята леопарда — очаровательнейшие создания, а бэби-ягуар презабавно веселит детвору. Но только в детском возрасте...
Лет тридцать назад на улицах Калькутты ежедневно можно было видеть чету пожилых англичан, за которыми шла, как верный дог, черная пантера. Но в один прекрасный день англичане, несмотря на приверженность к установленной традиции, не вышли на прогулку. Оказалось, пантера без предупреждения съела своих хозяев.
Ягуар же, не достигнув и годовалого возраста, без обиняков дает понять, что он был и. останется хищником и что хозяин должен выпустить его в лес, если не хочет, чтобы его постигла судьба францисканца, о котором мы поведали вначале.
Правда, большинство людей знакомы с пан
терами и леопардами уже в безопасном виде, привлекающем симпатии женщин. В последнее десятилетие, после того как жена американского президента появилась в Париже в леопардовом манто, мир стал свидетелем настоящего бума на леопардовом рынке. На манто идет пять-шесть шкур. Манто же из сомалийской пантеры стоит в Нью-Йорке 15 тысяч долларов. И сомалийские пантеры небольших размеров вынуждены складываться вдесятером, чтобы составить одно манто. Среди охотников поднялся ажиотаж, и, если бы не вмешательство соответствующих ведомств африканских стран, участь леопардов была бы решена так же, как участь жирафов, — после того, как в Америке вдруг стало модным навешивать на антенну автомобильного приемника кисточку жирафьего хвоста. Тем не менее один охотник, не таясь, говорил, что леопарды приносят ему до 50 тысяч долларов в год.
Но стоит ли жалеть об исчезновении неласкового триумвирата суперкошек? Особенно после того, как я нарисовал страшную картину безжалостности и коварства мягколапых хищников. Оказывается, стоит. Ведь хищники призваны поддерживать равновесие в природе. Леопарды, пантеры и ягуары уничтожают в основном больных и слабых животных, производя тем самым естественный отбор и уберегая фауну от вырождения. В странах африканской саванны, например, запрещена охота на леопардов: там расплодились в великом множестве обезьяны, наносящие ощутимый ущерб посевам.
Ягуар, живущий под защитой непроходимых зарослей, пока может глядеть в будущее без особого беспокойства, так же как снежный леопард может спокойно спать на своих холодных вершинах. Во всех остальных местах суперкошки нуждаются в защите.
Перевел с французского М. M A P И К О В
С Т А Р И К СООБЩАЕТ ЧИТАТЕЛЬ
После ужина оленеводы залезли в меховые кукули. Не ложился спать только Эгель. Молодой коряк должен был сторожить ночью табун. Он выгреб из котла остатки вареной оленины и понес к выходу, приговаривая:
— Пусть старик покушает... Я недоуменно посмотрел на не
го. За юртой безлюдная зимняя тундра — какой еще старик?..
Выйдя вслед за Эгелем, увидел, что он бросил мясо в шагах десяти от юрты, возле карликовой березки. Подбежала собака, лениво тряхнула зубами кусок и отошла прочь: пастухи накормили своих помощников еще до того, как сами уселись вокруг котла.
— Эгель, кому бросил мясо? Ответил он уже в юрте: — Старик — это волк. Совсем
старый волк. У него уже зубов нет. Сам ни горного барана, ни олешку убить не может. Кочует за нами по тундре.
— Почему же вы его не застрелите?
Эгель заговорил быстро-быстро: — Зачем стрелять. У него зу
бов нет. Вреда никакого не делает. Пусть живет.
Из-за шторки послышался сердитый голос бригадира:
— Иди, Эгель, к табуну. Хватит чаевать.
— Иду, иду, с олешками тоже не скучно, — совсем не обижаясь на бригадира, ответил Эгель. — Хочешь, пойдем со мной. Скоро старик придет мясо кушать.
Табун сгрудился недалеко от юрты — непроходимый лес ветвистых острых рогов. Морозная ночь застыла над снежной равниной. На горизонте светились холодным светом горы. Эгель разжег костер, затянул длинную песню без слов.
Я с нетерпением всматривался в тень возле карликовой березы. Эгель прервал песню:
— Собака скажет, когда волк придет. Раньше в тундре их ой как много было. Они часто оленей убивали, мы их стреляли. Теперь мало осталось. Может быть, старик — последний.
Вдруг пес приподнял голову а негромко зарычал.
В лунном полумраке березка сама казалась притаившимся живым существом, как-то сразу я отчетливо увидел поджарого длинноногого зверя. Он, застыв, смотрел в нашу сторону, потом подбежал к березке, нагнул голову,
— Мы не трогаем его — собаки тоже не трогают, — говорил Эгель, — видишь, совсем старик.
Но я видел только крупный, :о светящимися точками глаз силуэт. Скоро он бесшумно скользнул по снегу и исчез, словно в ночь убегала сама тундра...
В. БУЛЫГИН, Петропавловск-Камчатский
4 «Вокруг света» № 8 49
Е. Ф Е Д О Р О В С К И Й наш спец. корр.
Фото В. ГОЛОВЧЕНКО
Гора Митридат возвышается над Керчью, как огромный памятник. Она встречает первые лучи, когда со стороны Тамани восходит солнце. По улицам еще бродят голубые сумерки, а гора вся светится, будто раскаленная изнутри, как уголь в горне кузнеца...
Она встречает тех, кто приходит взглянуть на город, дышащий свободно и спокойно, на порт в зыбком мареве, на теплоходы, осторожно пробирающиеся нешироким проливом, на желтеющий вдали таманский берег.
И каждый год 9 мая она встречает факельное шествие — то идут через весь город люди, идут к обелиску павших... В этот день на гору Митридат подымаются ветераны, те, кто защищал Севастополь, Одессу, Керчь, и молодежь, которая только по рассказам знает о грозных событиях войны.
к а ж д о м м о р с к о м порту есть свои з а д в о р к и . Здесь чернеют о б о д р а н н ы м и б о к а м и одрях
левшие суда, деревянные фелюги и б а р ж и . Время от времени здесь появляются корабельные механики, что-то к р о я т г а з о р е з к о й , что-то вырывают л о м а м и , колотят кувалдами. Вода здесь всегда черная, тяжелая от нефтяных пятен. Неизвестно, как мальчишки еще у м у д р я ю т с я таскать бычков.
На задворках порта обычно и р а з м е щ а ю т аварийно-спасательную службу.
...Большаков прошел в каюту, включил вентилятор и под его ж у ж ж а н и е начал листать бумаги. До начала рабочего дня, пока на «Чехове» не было ни д у ш и , он успевал просматривать десятки газетных в ы р е з о к и писем, к о т о р ы е приходили на его адрес из военно-исторических архивов, от участников о б о роны К е р ч и . Он искал л ю д е й , к о т о р ы е могли бы рассказать, к о г д а и при каких обстоятельствах были потоплены две фашистские б а р ж и .
М е с я ц назад водолазный мотобот Большакова
50
начал расчистку К е р ч е н с к о г о пролива. Недалеко от фарватера наткнулись на затонувшие с а м о х о д к и . Водолазы о п р е д е лили, что б а р ж и н е м е ц к и е . Через верхний иллюминатор они разглядели м и н ы , л е ж а щие на почерневших решетках.
Пробраться же внутрь не удалось, так как б а р ж и почти до верхних палуб засосало в песок. Поднять б а р ж и поручили о т р я д у водолазов, к о т о р ы м к о м а н довал Большаков.
За с в о ю ж и з н ь военный м о р я к Большаков поднял со дна м н о г о потопленного д о б р а . Поднимал он и п у ш к и , и снаряды, и самолеты. П о т о м ушел в запас и поступил в аварийно-спасательную службу М о р с к о г о флота. Счищал с днищ к о р а б л е й р а к у ш к у , укреплял бетон на пирсах, устанавливал сваи, тянул кабель. И вот снова, как в г о д ы войны, ему предстояло поднять и обезвредить с м е р т о н о с ный г р у з . Д л я этого Большакову надо было точно знать, с к о л ь к о груза на затопленном к о р а б л е , к а к о в ы ординаты его центра тяжести, м н о г о ли воо р у ж е н и я и боевых припасов, как затонуло судно — в м о р с к о м б о ю или было т о р п е д и р о в а н о , к а к о е в этот м о м е н т было м о р е , к а к о й ветер...
В старых газетах Большакову удалось найти заметку, в к о т о р о й сообщалось о торпедировании гитлеровской с а м о х о д к и к а т е р о м лейтенанта З л о бина...
...В к о н ц е д е к а б р я 1941 года советское к о м а н д о в а ние решило провести к р у п н у ю десантную о п е р а ц и ю на К е р ч е н с к о м полуострове. Несмотря на ж е с т о к и й ш т о р м , в м о р е вышли пароходы и б а р ж и с м о р с к о й пехотой. Вместе с д р у г и м и к о р а б л я м и десант п р и крывал т о р п е д н ы й катер лейтенанта Злобина. Катер пробился к косе Тузла и застопорил ход.
Вдруг справа по б о р т у вахтенный услышал гул судовой машины.
— Вперед малый! — скомандовал лейтенант. На м а л о м ходу катер двинулся навстречу неиз
вестному к о р а б л ю . Из туманной мглы прорезался луч сигнального фонаря.
— Ф р и ц ы это! Бачитэ? — п р о к р и ч а л сигнальщик матрос Топарь.
— Пять р у м б о в вправо! — скомандовал к о м а н д и р , нацеливая катер на б л и з к о м и г а ю щ и й огонь. — Правый аппарат — п л и !
К а т е р о к качнулся от залпа. Ф о н а р ь потух. — Раз, два, три... — взволнованно шептал Топарь
и, к о г д а прошла минута н а п р я ж е н н о г о о ж и д а н и я , вдруг сорвал шапку. — Эх, товарищ лейтенант, п р о м а з а л !
— Три р у м б а вправо! Вперед полный! — с к о м а н довал Злобин.
Из м о р о с я щ е г о з ы б к о г о м р а к а показался длинный к о р п у с судна с н и з к о й надстройкой на к о р м е .
— Пли! — к р и к н у л Злобин и тут же приказал разворачиваться.
Катер зарылся в волну, описывая п о л у к р у г . Запоздай он на секунду, и суда ударились бы б о р т а м и .
Небо д р о г н у л о от взрыва. Д а л е к и м эхом п р о к а тился е щ е один взрыв... Лейтенант поднял м о к р ы й к а п ю ш о н д о ж д е в и к а и приказал идти к с а м о м у б е регу, куда не рискнут подойти фашистские охотн и к и .
П о з ж е Большаков узнал, что лейтенанта Злобина
за потопление в р а ж е с к о й ' самоходки наградили о р д е н о м Красной З в е з д ы . Злобин воевал в Д у н а й ской флотилии и п о г и б под Веной. Ему шел тогда двадцать третий год...
Как и к о г д а затонула вторая самоходка, которая лежала в семистах метрах от первой, в заметке ничего не сообщалось.
Большаков разыскал адрес Топаря, написал е м у письмо. И бывший матрос-сигнальщик т о р п е д н о г о катера сам приехал в Керчь. Он п о д р о б н о рассказал, как они в ш т о р м о в у ю п о г о д у прикрывали д е сант, как торпедировали фашистскую самоходку, вспоминал о своем к о м а н д и р е — лейтенанте З л о -бине.
— Непонятно м н е , почему вторая б а р ж а т о ж е на дно пошла, — сказал Большаков.
— И м н е непонятно, — согласился Топарь. — Пальнули одной т о р п е д о й — м и м о . Д р у г а я торпеда б а р ж о н к у накрыла — и будто эхо...
— П о д о ж д и т е ! — воскликнул Большаков. Он схватил лист б у м а г и , начертил косу, торпедный катер, силуэт о д н о й с а м о х о д к и . — Вы говорите, до нее было три кабельтова?
— Не больше. — А после первой т о р п е д ы в т о р у ю вы послали
через к а к о е время? — Ну, м о ж е т , через минуту.. . Карандаш п р о б е ж а л м и м о самоходки и уперся
во в т о р у ю , ту, которая шла в семистах метрах. По с к о р о с т и т о р п е д ы , по времени м е ж д у залпами и траектории Большаков высчитал, к о г д а п р о г р е м е ли взрывы.
— Да вы же не одну — две самоходки потопили! Смотрите, как это вышло. Первая торпеда прошла м и м о ближней б а р ж и , вы развернулись на три румба и выстрелили д р у г о й торпедой. О б е т о р педы разорвались почти о д н о в р е м е н н о , и о б е попали в цель. А вы говорите — эхо слышали.
— То-то, я бачу, що эхо больно г р о м к о е б ы л о , — сказал Топарь.
Потопив две самоходные б а р ж и врага, матросы т о р п е д н о г о катера спасли сотни ж и з н е й . Вражеские с а м о х о д к и , выйдя в ночь с 24 на 25 д е к а б р я 1941 года из К е р ч и , имели о с о б о е задание. Ф а ш и сты д о л ж н ы были минировать все подходы к К е р ч е н с к о м у полуострову и этим сорвать советский десант.
Десантники продержались до конца мая 1942 г о да. Одиннадцатая гитлеровская армия, о б е с к р о в ленная в боях на К р ы м с к о м полуострове, вынуждена была на время отказаться от второго штурма Севастополя.
...Две недели идут работы у потопленных барж. Качаются на волнах красные б у й к и , п р е д у п р е ж д а я об опасности. К ним на малом ходу причаливает водолазный мотобот. Керчь спит. Рано у т р о м х о р о шо работать: еще дремлет ветер, и м о р е с п о к о й ное, тихое, д о б р о е ,
— Нельзя вам, Кирилл Михайлович, — о с т о р о ж но протестует Коля Бычков, — вам же врачи запретили.
— Надо, — задумчиво отвечает Большаков. М н о г о дней думал Большаков, п р е ж д е чем снова
надеть водолазный к о с т ю м . Наступает самый трудный момент. Под д н и щ е м самоходки надо протянуть цепи. В полдень подойдет плашкоут с к р а н о м , вытянет б а р ж у из песка, поставит так, чтобы м о ж н о было открыть г р у з о в о й л ю к и добраться до мин.
У Большакова опыт, он знает, как это сделать. Бычков и Ямбиков, молодые водолазы, не знают. М о г у т растеряться,,,
52
Большаков надевает свитер, ватные б р ю к и , чулки из собачьего меха, натягивает в о д о л а з н у ю рубаху. Давно з н а к о м о е волнение охватывает е г о . Бычков кладет на б р о н з о в у ю м а н и ш к у свинцовые г р у з а .
Привычная тяжесть, привычное дело... — Коля, — говорит Большаков Бычкову. — Вни
мательно слушай телефон. По телефонной станции м о г у т разговаривать
только двое — старшина на палубе и водолаз. Если под водой два водолаза, то р а з г о в о р ы м е ж д у с о бой они м о г у т вести т о л ь к о ч е р е з старшину. Н е у д о б н о , к о н е ч н о , но Большаков надеется на Бычк о в а — парень он серьезный, поймет и без слов в случае чего.
...В зеленой пустоте одуванчиками проплывают м е д у з ы , к р у ж а т стайки ставридок и б ы ч к о в .
Ноги плавно опускаются на д н о . Песчаные д ю н ы . Как саксаулы в пустыне, торчат кустики в о д о рослей.
Большаков стоит, п о л у п р и к р ы в веки. Десять т ы сяч часов, четыреста шестнадцать суток, г о д и почти два месяца этот м и р был п о л е м его работы.
Неподалеку темнеет к о р п у с с а м о х о д к и . Большак о в приближается к ней, подтягивая за с о б о й в о з д у ш н ы й шланг и телефонный кабель. С к в о з ь б у р у ю р ж а в ч и н у проглядывают б у г о р к и заклепок. К р у т о вниз уходит нора, промытая водолазами под д н и щ е м корабля. Сейчас Бычков принесет цепь, и Большаков полезет в эту н о р у .
Бычков волочит д л и н н у ю толстую цепь. В иллюминаторе видно его вспотевшее лицо.
Большаков боднул ш л е м о м Бычкова — не т у ш у й ся, м о л . Берет цепь и начинает спускаться в ч е р н у ю щель.
Бычков о с т о р о ж н о стравливает цепь, но все равно песок сыплется, ш у р ш и т по ш л е м у и м а нишке.
Обваливая пласты песка, Большаков п р о т и с к и вается в горизонтальный туннель, п р о м ы т ы й под б а р ж о й . «Надо бы е щ е мыть», — думает Большак о в , подтягивая т я ж е л у ю цепь. Ш л е м то и дело стукается о д н и щ е с а м о х о д к и . Со з в о н о м в ы р ы вается воздух из колосника и мечется по туннелю в поисках выхода. В глазах плывут красные к р у г и . «Э, братец, давай-ка потише», — шепчет Большаков.
Семь м е т р о в позади. Д н и щ е б а р ж и уходит вверх. Большаков просовывает ш л е м в вертикальн у ю щель, но выход забит п е с к о м . Каких-нибудь полметра, но их-то не в силах одолеть Большаков. Он пытается поднять р у к у , чтобы разгрести песок,
вдавит на него ш л е м о м так, что хрустят п о з в о н к и , — тщетно!
— Воздуху! — Качаем вовсю, — доносится голос Ямбикова. «Значит, шланг ц е п ь ю придавило...» — Эй, наверху! С к а ж и т е Бычкову пусть п р о м ы
вает вертикальный туннель, я не м о г у выйти... О д н у р у к у удается согнуть в локте. Большаков
по щ е п о т к е разгребает песок, сыплет под ноги. Нестерпимо ломит голову. Воздуха нет. Свинцовый г р у з , как к л е щ и , сдавливает тело.
— Д е р ж и т е с ь , Кирилл Михайлович! Начинаю п р о мывать! — передает ч е р е з Ямбикова Бычков.
Задыхаясь, Большаков с к о р е е ощутил, ч е м услышал грохот ц е п и , к о т о р у ю выбирал Бычков. Цепь освободила шланг, в скафандр рванулся с в е ж и й воздух...
Вскоре подошел плашкоут с к р а н о м . Понтоны залили водой и опустили на дно. Стальными канатами Большаков з а к р е п и л их за кнехты б а р ж и , а петлю цепи надел на к р ю к крана.
В понтоны, вытесняя воду, пошел в о з д у х . Но и с п о м о щ ь ю понтонов не удалось выдернуть из песка самоходку. Тогда к р а н рванул цепь. Взвилось о б л а к о мути. Баржа нехотя стала поворачиваться. Испуганно шарахнулись в с т о р о н у стаи р ы б е ш е к . В б о р т у с а м о х о д к и открылась пробоина.
Большаков взял у Бычкова фонарь и, с о г н у в шись, пролез внутрь затонувшего судна. Взрыв р а з нес п е р е б о р к и , и с к о р е ж и л машину, но не захватил г р у з о в о й отсек. Посвечивая, Большаков пошел к т р ю м у . Л ю к г р у з о в о г о отсека был задраен к р е п ко и не поддавался, Большаков стал бить по н е м у л о м о м . Большаков хотел только о д н о г о — п о с к о р е й вынести хоть о д н у мину, обезвредить ее. Узнать, к а к о г о она типа, как с ней обращаться.
Но вдруг он почувствовал, что наверху творится неладное. Попытался прислушаться к г о л о с а м , д о л е т а ю щ и м по телефону, не понял и г р о м к о к р и к н у л :
— Что случилось? П о ч е м у молчите? Кашлянув, Ямбиков п р о г о в о р и л :
— Сильно штивает, Кирилл Михайлович. С базы дали г р о з о в у ю п о г о д у .
— Черт в о з ь м и ! Я у ж е у г р у з о в о г о отсека!
Л о м о м изо всех сил он ударил по з а д в и ж к е л ю ка. Ж е л е з о поддалось. Большаков толкнул дверь и высоко поднял фонарь. На черных металлических якорях-тележках и просто в деревянных решетках лежали тяжелые к р у г л ы е м и н ы .
Зацепив т р о с о м мину, Большаков медленно стал поднимать ее. От напряжения д р о ж а т р у к и и ноги. Пот застилает глаза. Н е р о в н о стучит с е р д ц е .
Шатаясь, Большаков выбирается из с а м о х о д к и .
За двадцать пять лет мина успела сильно заржаветь, обрасти м о р с к о й накипью. Большаков находит запальный стакан, достает к л ю ч и м е д л е н н о отвинчивает гайку г о р л о в и н ы . «А где же взрыватели? А г а , их не успели поставить минеры...»
— Кирилл Михайлович, надо выходить! Ш т о р мит! — кричит Ямбиков.
Большаков рвет п р о в о л о к у кусачками. В м и н е что-то обрывается и падает. Секунда, вторая, т р е тья... «Э, не так страшен ч е р т . . . » — с м е е т с я Большаков и у ж е б е з опасений начинает снимать в з р ы ватели.
— Заканчиваю! — кричит о н . — Л е ш а , трави к о н е ц !
Взрыватели Большаков берет с с о б о й , а м и н у п р и вязывает к тросу, с п у щ е н н о м у с мотобота. Сам он всплывает в стороне от судна. Его с р а з у же накрывает волна.
— М и н у вытаскивай! — кричит Большаков, п о д гребая к трапику.
Заработала лебедка. Над б о р т о м показалась зеленая, косматая от водорослей мина. М а т р о с ы подхватили ее за б о к а и не б е з робости опустили на п е н ь к о в у ю бухту.
Вдруг Большаков почувствовал, что все в о к р у г поплыло м и м о него. Он вцепился в п о р у ч н и и медленно стал опускаться на палубу.
...А еще через н е с к о л ь к о дней водолазы р а з г р у зили б а р ж и , м и н е р ы отвезли с м е р т о н о с н ы й г р у з далеко в м о р е и взорвали его. Те, кто купался в тихое летнее утро у к е р ч е н с к о г о пляжа, услышали далекий гул. П о т о м пришла высокая волна, накатилась на б е р е г и ушла обратно в м о р е .
53
(По материалам иностранной прессы)
„ К У П Ц Ы СМЕРТИ"
— Меня не интересует политика. Люди хотят иметь оружие. Я продаю его... С таким же успехом я мог бы продавать нейло-новые чулки.
Сэм К а ммингс
икто не знал, ч е м занимался Марсель Леопольд. На е г о ви
зитной к а р т о ч к е значилось о д н о слово: «Бизнесмен». Глядя на этого общительного б у р ж у а , никто в Женеве не предполагал, что у м р е т он не своей с м е р т ь ю . И т е м более с м е р т ь ю столь нео б ы ч н о й .
И ю л ь с к о й ночью 1957 года, к о г д а Л е о п о л ь д садился в с в о ю г о л у б у ю «импалу», в спину е м у вонзилась стрела. Он у м е р почти м г н о в е н н о . Наконечник стрелы был пропитан я д о м кураре...
Смерть Марселя Леопольда б ы -ла не первой в серии загадочных происшествий, взрывов и автомобильных катастроф, случившихся с почтенными бизнесменами в разных концах Европы.
В Гамбурге был взорван магазин н е к о е г о Отто Ш л ю т е р а . В Ц ю р и х е пулеметной о ч е р е д ь ю прошит Пауль Ш т а у ф е р . Такая судьба настигла еще десять д о б родетельных негоциантов. В бум а ж н и к е Леопольда нашли записку от м ю н х е н с к о г о агента «Интернэшнл армамент к о р п о р е й ш н » ( с о к р а щ е н н о — «Интерармко»), в к о т о р о й от имени владельца к о м п а н и и мистера Каммингса предлагалась сделка. Леопольд, видимо, от нее отказался.
Д е л о в ы е п р е д л о ж е н и я «Интера р м к о » оказались в сейфах и д р у г и х скоропалительно отправившихся на тот свет бизнесменов.
Суть в т о м , что все они, как и мистер Каммингс, занимались о д н и м д е л о м — торговлей о р у ж и е м . И м е н н о поэтому к о н к у р е н ты ликвидировались с п р и м е н е н и ем всего ассортимента продаваемых «изделий». А география дея
тельности китов о р у ж е й н о г о р ы н ка л е г к о прослеживается по запис я м криминальной полиции ФРГ, Италии, Ш в е й ц а р и и , Ф р а н ц и и , Ш в е ц и и , Л и б е р и и и д а ж е Лихтенштейна. В этом м а л е н ь к о м е в р о п е й с к о м княжестве в с к о р е после войны обосновался еще один князь (подпольный) — некто Алоис Ф о г т . Он п е р в ы м поставил в 1961 году португальском у э к с п е д и ц и о н н о м у к о р п у с у в А н г о л е 40 тысяч винтовок. В ФРГ подпольной торговлей о р у ж и е м занимался некий Д. В. Колер, в р у к и к о т о р о г о нев е д о м ы м и путями поступало о р у ж и е из арсеналов частей НАТО. В Ш в е й ц а р и и на т о м же п о п р и щ е действует М а к с З и м м е р л и .
О к а ж д о м из этих «купцов с м е р ти» м о ж н о написать по д ю ж и н е детективных романов, к о т о р ы е по количеству убийств, ограблений и к р а ж с о в з л о м о м намного п р е взойдут самые кровавые ш е д е в р ы детективной в ы д у м к и . Мы расскаж е м об о д н о м из них — пожалуй, с а м о м к о л о р и т н о м .
Сэму К а м м и н г с у , к о г д а к о н ч и лась война, было всего восемнадцать лет. Он приехал в Европу. На п о б е р е ж ь е Н о р м а н д и и п о всюду валялись подбитые танки, п у ш к и . Винтовки и пулеметы высовывались из о к о п о в и дотов. Л ю д и с л и ш к о м д о л г о мечтали о м и р е для т о г о , чтобы теперь собирать и ремонтировать р у ж ь я и п у ш к и для будущих войн. Но К а м м и н г с увидел в кучах стар о г о , в ы б р о ш е н н о г о на свалку о р у ж и я доллары, миллионы д о л ларов.
Он начал с пустяка. Ремонтировал р у ж е й н ы й хлам и продавал е г о по д е ш е в к е о х о т н и к а м и начин а ю щ и м гангстерам. Капитал е г о рос медленно, г о р а з д о медленнее, ч е м росли запасы вывезенн о г о из Европы старого о р у ж и я на е г о п е р в о м складе за о к е а н о м на б е р е г у Потомака. Удача п р и шла к нему н е о ж и д а н н о . С о з д а н ное в с к о р е после войны Центральное разведывательное управление С Ш А (ЦРУ) заинтересовалось делами к р у г л о л и ц е г о «Бэби», как звали Каммингса е г о д р у з ь я . К нему в магазин явился «искуситель» в штатском и п р е д л о ж и л кредит. Новые шефы предоставили «Бэби» п о л н у ю свободу действий: о н м о г л ю б ы м и методами сколачивать миллионы, но при о д н о м условии: покупателей за границей е м у р е к о м е н д у е т только ЦРУ. (О связях Каммингса с ЦРУ стало известно лишь в 1961 году после т о г о , как ж у р н а л «Ньюс-уик» опубликовал статью о «купцах смерти». Правда, тогда о нем говорили у ж е как о «бывшем с о т р у д н и к е ЦРУ» — т а к у ю надежн у ю «крышу» для подрывных д е й ствий а м е р и к а н с к о й р а з в е д к и за границей, как «Интерармко», было опасно трогать д а ж е столь влиятельному журналу.)
Дела Каммингса быстро пошли в г о р у . В 1953 г о д у он получил свой первый к р у п н ы й заказ на поставку винтовок в одну из латиноамериканских стран. Столь солидного запаса на е г о складе не было. Тогда К а м м и н г с вылетел в Европу.
В Голландии он по д е ш е в к е купил несколько уцелевших «мес-сершмиттов». Через н е с к о л ь к о дней — десяток снарядов Ф А У - 1 вместе с п у с к о в ы м и установками. Там ж е о н п р и о б р е л о г р о м н у ю партию полуавтоматических винтовок «джонсон». В 1938 г о д у правительство Голландии платило С о е д и н е н н ы м Штатам за эти винт о в к и по 69 долларов за штуку. К а м м и н г с заплатил всего по пять долларов и получил на этой сделке 300 процентов прибыли. Через н е с к о л ь к о лет после п е р в о г о визита «искусителя» из ЦРУ К а м -
54
мингс бросил свой ободранный склад и построил в А л е к с а н д р и и (неподалеку от Вашингтона) целый порт с девятью о г р о м н ы м и арсеналами, ж е л е з н о д о р о ж н ы м и ветками и д о к а м и , а сам обосновался в М о н т е - К а р л о в г р о м а д н о м д в о р ц е . Со в р е м е н е м у него появились собственные базы во всех концах света. И не так-то уж сильно преувеличивает К а м -мингс, к о г д а говорит: «У меня больше с т р е л к о в о г о о р у ж и я , ч е м имеют армии С Ш А и А н г л и и , вместе взятые... Я м о г у в л ю б о й момент в о о р у ж и т ь целое войско». На его складах только в С Ш А постоянно находится 400 тысяч винтовок, 35 тысяч пулеметов, 100 миллионов патронов и до тысячи артиллерийских о р у д и й .
В январе 1957 года из Ш в е ц и и в С Ш А вышел доверху г р у ж е н ный транспорт. В судовой ведомости в графе «Груз» значилось: «Сельскохозяйственные машины». В порту «Интерармко» г р у з быстро перенесли на д р у г о е судно. О н о сразу же вышло в м о р е . Суда б е р е г о в о й охраны свободно выпустили е г о из территориальных вод С Ш А . Через два дня корабль прибыл в С а н т о - Д о м и н г о . Здесь у ж е скрывать было нечего. Под б р е з е н т о м были отнюдь не сенокосилки. По специальному заказу диктатора Трухильо ЦРУ через Каммингса доставило в Д о м и н и к а н с к у ю Республику 26 английских реактивных самолетов «вампир».
«Интерармко» поставил н а р о ж давшемуся бундесверу п е р в у ю партию винтовок и пулеметов в с к о р е после подписаний П а р и ж ских соглашений. По иронии судьбы б ы в ш и м г и т л е р о в с к и м генералам пришлось покупать у К а м мингса свои же собственные пулеметы, к о т о р ы е они оставили, удирая из Голландии.
З и м о й 1958 года «Бэби» п о явился в Л о н д о н е . Его невинная р о з о в о щ е к а я физиономия замелькала в к о р и д о р а х английского военного министерства. Вскоре стало известно, что «Интерармко» приобрела у английского прави-гельства 600 тысяч винтовок «ли-
энфильд». К а м м и н г с , поторговавшись, получил их всего по 10 шиллингов за штуку. Не п р о шло и года, как на е г о складах не осталось ни одной «ли-энфильд».
Знаменитая операция «Воробей» по п е р е б р о с к е из С Ш А в Португалию б о м б а р д и р о в щ и к о в В-26, организованная весной 1966 года ЦРУ, не обошлась без «Интера р м к о » .
Ф и р м а Каммингса не случайно д а ж е в рекламных объявлениях г р о м о г л а с н о заявляет о своей полной «аполитичности». «Чистый бизнес» — ее официальный лозунг и официальное к р е д о . А под п р и к р ы т и е м «аполитичной» «Интерармко» ЦРУ не раз переправляло о р у ж и е в те страны, куда о т к р ы т о а м е р и к а н с к о е правительство не м о г л о , опасаясь общественного мнения, послать
д а ж е сотню браунингов, не говоря у ж е о самолетах и танках.
Так было и с поставками с а м о летов В-26 и винтовок Салазару, к о т о р о м у в Вашингтоне официально было отказано в военной п о м о щ и . Велика ли беда, если неофициально ее предоставила «Инт е р а р м к о » !
Точно так же в свое время С Ш А «отказали» и катангскому «премьеру» М о и з у Чомбе. Но от филиала «Интерармко» в М о н р о вии отказа не поступило...
К а м м и н г с о т к р ы л свои филиалы в Родезии и, к о н е ч н о ж е , в Ю ж н о й А ф р и к е . С этими странами официальная А м е р и к а т о ж е не торгует о р у ж и е м . Но о р у ж и е , п р и ч е м самое с о в р е м е н н о е , есть и у Смита и у Ф о р с т е р а . Этот африканский р ы н о к , где, по в ы р а ж е н и ю Каммингса, « о р у ж и е — е д и н ственная устойчивая валюта», п р и нес миллионы долларов в кассу «Интерармко».
Неизвестно, кто сейчас « к у р и р у ет» ф и р м у мистера Каммингса. Ясно только о д н о : без официальн о г о благословения бизнес, к о т о р ы м ворочают «купцы смерти», никогда не достиг бы такого р а з маха.
ВЛ. БОЛЬШАКОВ
ПИСТОЛЕТ-ПУЛЕМЕТ ЗА 3 0 0 КРОН
Четыре дня провели репортеры шведского журнала «Фиб-Актуэлът» АРНЕ ЛЕМ-БЕРГ и ЖАН ГИЛЛО на преступном «дне» Стокгольма. Вскоре после всколыхнувшего всю страну тройного убийства в городе Ханден редакция дала им задание: выяснить, насколько легко можно достать оружие.
ам позвонили в два часа дня. Безликий голос с о о б щ и л :
— Я раздобыл его. — Извините, что раздобыл? — Сам знаешь. То, о ч е м ты
спрашивал в г о р о д е . Четыре дня мы п р о ж и л и на
«дне» Стокгольма среди н а р к о манов, проституток, воров и т о р говцев к р а д е н ы м . Всем, с к е м мы беседовали, мы сообщали, что хотим купить пистолет-пулемет. К о е - к о м у давали н о м е р телефона, по к о т о р о м у нас м о ж н о разыскать.
Через несколько минут после таинственного телефонного звонка мы у ж е мчались в такси к условленному месту встречи на М а -рияторгет. Ждать пришлось всего несколько минут. Из темноты вы-
шел человек. Несомненно, это был посредник, мелкая р ы б е ш к а . П о д о й д я б л и ж е , он спросил:
— Это ты говорил по телефону?
Я кивнул. — О ' к э й , е д е м на Вэстерторп.
Д е н ь г и с вами? В такси по д о р о г е мы попыта
лись завязать р а з г о в о р : — Ты м о г бы достать п р и слу
чае еще несколько автоматов? — С к о л ь к о у г о д н о . Если хоти
те, м о г у достать и пулеметы. А что, они м о г у т вам понадобиться, ребята?
На е г о лице появилась кривая улыбка. Мы остановились недалеко от делового центра. К о г д а парень вышел из м а ш и н ы , мы собрались было последовать за
55
ним, но он велел ждать в м а ш и не.
Наконец, после д о л г о г о о ж и д а ния появился незнакомец, неся что-то под плащом. В машине он расстегнул е г о и показал пистолет-пулемет калибра 12 миллиметров. Мы передали е м у деньги. Пересчитав их, он спросил ш е п о т о м , не н у ж н ы ли нам патроны.
— За них еще сотня! Мы заплатили е щ е сотню, и он
отдал нам 118 патронов и два магазина, а затем, выйдя из м а шины, растаял в темноте м е ж д у д о м а м и .
Честно признаемся — мы были напуганы. Вот здесь, п р я м о в центре Стокгольма, столицы с миллионным населением, мы б е з о всякого труда п р и о б р е л и пистолет-пулемет с патронами. Из так о г о о р у ж и я всего неделю назад были убиты двое полицейских и ночной с т о р о ж в Хандене.
Еще к о г д а план р е п о р т а ж а р а з рабатывался в р е д а к ц и и , было р е ш е н о , что в случае успеха о р у ж и е д о л ж н о быть немедленно сдано в полицию. Мы подъехали к п о л и ц е й с к о м у участку на М а -рияторгет и выложили пистолет-пулемет с патронами на стол д е ж у р н о м у . Полицейские были удивлены. После оживленных пер е г о в о р о в мы отправились в у г о ловный отдел, где и выяснили, что пистолет-пулемет был у к р а ден из армейских складов в Тэ-бу, р я д о м с ц е н т р о м Стокгольма.
Контакт с т о р г о в ц е м о р у ж и я мы установили в кафе на площади М а р и я т о р г е т . Это типичный притон с т о к г о л ь м с к о г о «дна». Мы видели, как тряслись н а р к о м а н ы , сидя за ч а ш к о й к о ф е . Как п р о ститутки заманивали клиентов. Как ворованные товары переходили из р у к в р у к и .
Все время мы ловили на себе подозрительные взгляды. Вон тот, с б о р о д о й , в углу, по профессии т о р г о в е ц н а р к о т и к а м и , специализируется на их сбыте с р е д и ш к о л ь н и к о в . Рядом с н и м элегантный м о л о д о й человек, только что выпущенный из исправительной т ю р ь м ы . Его профессия — воровство по заказу.
П о т о м к нам подошел какой-то тип и выложил длинный список имущества для п р о д а ж и : автомобильные м о т о р ы , о р у ж и е , поддельные д о к у м е н т ы и чековые к н и ж к и — к о р о ч е , все, что у г о д но. Вам н у ж е н пистолет-пулемет? Ради б о г а ! У него есть з н а к о м ы й , к о т о р ы й хранит целый арсенал.
— Н е у ж е л и так л е г к о купить
Наемники на службе у кровавых диктаторов — самые верные клиенты «купцов смерти». У них «товар» не залеживается...
оружие? — спрашиваем мы невинно.
М у ж ч и н а выпустил облако дыма и посмотрел на нас.
— Н а р к о м а н ы , к о т о р ы е у ж е достигли уровня восьмидесяти таблеток в день, согласны на что у г о д н о ради денег. Таблетки стоят две к р о н ы штука, так что они всегда готовы забраться в ближ а й ш и й склад о р у ж и я и стащить за сотню несколько пистолетов или автоматов.
Мы узнали, что купить о р у ж и е м о ж н о в десятках мест в Стокгольме. Есть д а ж е два ресторана, клиенты к о т о р ы х занимаются исключительно п р о д а ж е й о р у ж и я .
— В этом нет ничего о с о б е н н о г о , — сказал нам один из т о р говцев. — К а ж д ы й м о л о к о с о с , за
думав ограбить почту, идет и покупает себе пистолет.
— Зачем? — С о р у ж и е м он чувствует себя
увереннее. Часто д а ж е квартирные в о р ы берут с собой пистолет, чтобы в случае чего п р и п у г нуть хозяев.
— И они решаются пускать в ход оружие?
— Трудно сказать. В Хандене их приперли к стенке. Тогда они и начали стрелять.
Нам сообщили, что большие партии о р у ж и я часто ввозят контрабандой из Западной Германии. Все больше о р у ж и я в руках п р е ступников, все большая опасность повисает над нашим населением.
Перевел со шведского И. ПОЧИТАЛИН
56
П Р О Д О Л Ж Е Н И Е С Л Е Д У Е Т ?
— Поначалу я возил на своем ДС цветы, потом туристов... потом автоматы.
Генри Уортон
емь тонн о р у ж и я в р а з б и т о м ф ю з е л я ж е самолета. Пя
теро раненых р я д о м с остовом старого ДС-4.
Телеграфные агентства всего м и р а передали к о р о т к о е с о о б щ е ние: «Итальянский самолет разбился в Камеруне». К а м е р у н , как известно, р а с п о л о ж е н в Западной А ф р и к е : к а к и м ж е о б р а з о м этот потрепанный самолет забрался в т а к у ю даль? Действительно ли он итальянский? Куда он летел? К о м у вез оружие? Кто были е г о пилоты?
Хотя исчерпывающих ответов на эти в о п р о с ы до сих п о р не получено, катастрофа в сердце А ф р и к и приоткрыла щель в завесе таинственности, о к р у ж а ю щ е й м и р «воздушных авантюристов». Тех самых авантюристов, к о т о рые бросают вызов закону, не подчиняются установленным м а р ш р у т а м и п р и к а з а м диспетче
ров аэропортов, перевозят на своих старых, расхлябанных м а шинах таинственные г р у з ы и перелетают с о д н о г о а э р о д р о м а на д р у г о й с такой н е п р и н у ж д е н н о стью, будто бродят в п и ж а м е по к о м н а т а м своего д о м а .
Самолет, упавший на территории Камеруна, заставил зашевелиться полицию д о б р о й половины м и р а . Интерпол о нем почти не знает, не больше известно поли-ции Голландии и Ш в е й ц а р и и , что-то известно а м е р и к а н с к о м у ФБР, что-то — к а р а б и н е р а м итальянс к о г о г о р о д к а А л б е н г и .
Вскоре после того, как пятеро раненых были доставлены в к л и н и к у г о р о д а Гарва, двое из них у м е р л и . Эти двое — а м е р и к а н ц ы : Генри У о р т о н , к о м а н д и р корабля, и Орвиль Нельсон, второй пилот.
Генри У о р т о н — главный г е р о й этой истории.
В апреле 1966 года после м н о
В печально знаменитом Далласе, штат Техас, любителям предлагают револьвер с затейливой рукояткой — игрушка да и только!..
гих п о х о ж д е н и и ему удалось раздобыть дряхлый, п е р е ж и в ш и й войну самолет. М е х а н и к и , п о к о л довав над ДС-4, кое-как о ж и в и л и его м о т о р ы . Весь вопрос состоял тогда в т о м , с м о ж е т ли он п о д няться. У о р т о н попросил р а з р е шения на п р о б н ы й полет от А л бенги до Н и ц ц ы и обратно. А э р о д р о м н а я служба после к о л е баний — самолет того и гляди развалится — дает согласие. М а ш и н а поднимается в воздух. «Все в порядке», — сообщает У о р т о н диспетчеру. О д н а к о в Ницце, вместо т о г о чтобы р а з в е р нуться, У о р т о н садится и заправляет до отказа баки б е н з и н о м — в Италии е м у этого не р а з р е ш и ли бы, з а п о д о з р и в неладное. Только после этой операции У о р т о н возвращается в А л б е н г и . На с л е д у ю щ и й день он вновь просит разрешить п р о б н ы й полет, такое р а з р е ш е н и е е м у дают, т е м более что свой автомобиль У о р тон демонстративно оставил у здания д и р е к ц и и аэропорта.
С полным э к и п а ж е м на борту У о р т о н поднимается на высоту в тысячу м е т р о в и у ж е оттуда сообщает диспетчеру, что решил — так уж сложились обстоятельства, не без ю м о р а добавляет он — расстаться с А л б е н г о й . Игра сделана. Внизу остались полицейские с их д о т о ш н ы м и в о п р о сами и многочисленные д о л г и .
Над Ниццей У о р т о н говорит диспетчеру, что останавливаться он не будет, а полетит, п о ж а л у й , в Л ю к с е м б у р г . Д и с п е т ч е р у в Ницце это в о б щ е м безразлично, т е м более что у него-то никаких претензий к У о р т о н у нет. О д н а к о и в Л ю к с е м б у р г е У о р т о н не останавливается. «Лечу в Зестенхо-вен», — сообщает он на з е м л ю . В Зестенховене, аэропорту Роттердама, У о р т о н делает, наконец, посадку.
Причина скоропалительного отлета Уортона из Албенги выяснилась только теперь: в Голландии он д о л ж е н был взять на борт г р у з о р у ж и я . О б щ и й вес — семь тонн. С р е д и этого о р у ж и я — автоматы «ланкастер» и «томпсон»; их передал е м у некий израильский к о м м е р с а н т , к о т о р ы й п р и о б рел их у в о е н н о - м о р с к о г о флота Голландии в о б м е н на израильские автоматы «узи». К о м у же были предназначены эти «ланка-стеры» и «томпсоны»? Неизвестно.
Но вернемся к Уортону. З а к о н чив п о г р у з к у , он просит р а з р е шения на вылет. Все б у м а г и у него в п о р я д к е , счета оплачены, план полета в Б и р м и н г е м представлен. Все же полиция просит
57
е г о повременить с вылетом. Тогда У о р т о н вылетает ночью. Он плюет на всех диспетчеров и, с т р у д о м оторвав г р у ж е н н ы й о р у ж и е м самолет, стартует с б о к о вой д о р о ж к и .
Едва поднявшись, У о р т о н поворачивает на юг. К черту Б и р м и н г е м ! Мы не з н а е м , где он делал п о с а д к и : именно с этого вылета начинается тайна. Чтобы долететь туда, куда он долетел, У о р т о н у потребовалось немало в р е м е н и . Где же он опускался, на каких, быть м о ж е т секретных, а э р о д р о мах заправлялся? Заправляться е м у пришлось не меньше двух-трех раз. Только в этом случае он м о г долететь до сердца А ф р и к и , чтобы там найти с в о ю смерть.
Быть м о ж е т , мы никогда не у з наем, в чьих руках и в к о г о д о л ж н о было стрелять о р у ж и е , к о т о р о е перевозил У о р т о н . Ясно только, что детектив е щ е далек от завершения: как во всех настоящих детективах, в этой истории « в о з д у ш н о г о авантюриста» темных сторон куда больше, ч е м светлых.
А на взлетной д о р о ж к е к р о шечного Л и г у р и й с к о г о а э р о д р о м а на западе Италии до сих п о р стоит еще один, принадлежавший Уортону, самолет ДС-3 без о п о з навательных знаков...
Д Ж . БЕНСИ
Сокращенный перевод с итальянского С. РЕМОВА
P. S. Действительно, история эта еще не закончена, далеко нет. В начале этого года, к а к сообщала газета «Известия», в Нигерии состоялся суд над двумя америк а н с к и м и летчиками, задержанными полицией после вынужденной посадки возле Гарва в Северном Камеруне. Совпадение поистине удивительное: ведь Генри Уортон нашел свою смерть тоже в этих краях. И оба самолета были битком набиты о р у ж и е м . Куда с такой настойчивостью везут оружие? Возможно, завтра мы узнаем об этом из газет.
Да, бизнес, о котором рассказывают материалы, опубликованные выше, для предприимчивых дельцов ничем не отличается от всех прочих видов к о м м е р ц и и . Торговля к а к торговля. Даже если это торговля смертью.
Коммерсантов не волнует, что о р у ж и е попадает в р у к и тех, к т о сделал своим занятием убийство. В р у к и гангстеров, полусумасшедш и х негодяев, в р у к и наемников, состоящих на службе военных диктаторов и политических авантюристов, в р у к и тех, к т о попирает человеческие з а к о н ы и мораль.
ТАЙНА МОНСЕГЮРА
. . .В затхлом воздухе подземелья замка М о н с е г ю р потянуло с в е ж и м в о з д у х о м . П о д з е м н ы й ход кончался... И вдруг факелы спелеологов осветили лежащие у п о к р ы т о й плесенью стены два скелета. Рядом валялись алебарды, к о н и ч е с к и е шлемы, п р я ж к и от поясов. В п о з в о н о ч н и к е о д н о г о скелета торчал наконечник стрелы, ребра д р у г о г о п р о н з и л о копье...
Пик М о н с е г ю р х о р о ш о виден с д о р о г и Тараскон — Ф у а у ж е на расстоянии десяти лье. Пик почти всегда освещен солнцем, и р е д к и й путник не подивится упорству тех, кто в XII веке воздвиг на его д и к о й и неприступной вершине ц и к л о п и ч е с к и е стены з а м ка. И м о ж е т быть, остался бы на долгие г о д ы непот р е в о ж е н н ы м п о к о й его развалин, если бы несколько лет назад спелеологи из г о р о д а А р ь е ж а не увидели на одной из стен з а м к а какие-то значки, насечки и непонятный чертеж. О н и расшифровали его — то был план п о д з е м н о г о хода. Спелеологи пошли по этому плану — и у с а м о г о выхода из подземелья, у п о д н о ж ь я п о к р ы т о й плесенью стены, увидели два скелета... Вскоре на М о н с е г ю р е у ж е работала экспедиция а р ь е ж с к и х спелеологов и археологов, возглавляемая Ф е р н а н о м Ниэлем.
И вот через год после начала работ в печати появляется сенсационное с о о б щ е н и е : М о н с е г ю р не з а м о к , а о б с е р в а т о р и я !
58
« О д н а ж д ы , — пишет Ниэль, — я пришел в з а м о к до восхода солнца. Пересек внутренний д в о р , п о д нялся на в е р х н ю ю п л о щ а д к у центральной башни и сел на отесанный камень у а м б р а з у р ы юго-западной стены. И в д р у г напротив, в п р о л о м е а м б р а з у р ы северо-восточной стены, показался к р а й в о с х о д я щ е г о солнца... Я пришел с ю д а через н е с к о л ь к о дней в то же время — солнце в а м б р а з у р е у ж е не п о к а з ы валось. И тут я вспомнил, что первый раз я был здесь в день летнего солнцестояния. Н е у ж е л и с т р о и тели башни специально так сориентировали п р о е м ы а м б р а з у р , что м о м е н т восхода солнца был виден только в дни солнцестояния?.. И з о дня в день я п о д нимался в эту б а ш н ю и садился напротив а м б р а з у р ы , но солнце я увидел в ней только через год, в день летнего солнцестояния...»
Кто же осмелился возвести этот «храм Солнца» в то м р а ч н о е в р е м я , застывшее в непроглядной ночи з а п а д н о е в р о п е й с к о й и н к в и з и ц и и , о с в е щ а е м о й зловещ и м и сполохами «костров веры»? Л е г е н д ы и д р е в ние х р о н и к и у т в е р ж д а ю т — альбигойцы.
И трагедия, н е м ы м и свидетелями к о т о р о й остались скелеты подземелья М о н с е г ю р а , стала частью о д н о г о из самых кровавых и драматических э п и з о дов в истории с р е д н е в е к о в о й Европы...
В 1181 г о д у в летописи о д н о г о ф р а н ц у з с к о г о аббатства появилось слово «альбигойцы». Так называли еретиков из провансальского г о р о д а Альби. Сами себя альбигойцы нарекли катарами, что п о -д р е в н е г р е ч е с к и значило «чистые», «совершенные». О н и ходили п о д о р о г а м ю ж н о й Ф р а н ц и и , п р о п о в е дуя свое учение. « М и р существует вечно, он не имеет ни начала, ни конца... Земля не могла быть сотворена б о г о м , ибо это означило б ы , что б о г с о творил порочное... Христос никогда не р о ж д а л с я , не ж и л и не умирал на земле, так как евангельский рас
сказ о Христе является в ы д у м к о й католических попов... Крест не символ веры, а о р у д и е пытки, в Риме на нем распинали людей...»
Вот чему учили л ю д и , подпоясанные в е р е в к о й , одетые в ч е р н о е , в высоких восточных шапках к о нической ф о р м ы , в деревнях и городах Л а н г е д о к а . М н о г и е из них были астрономами, философами, м а тематиками, врачами, строителями. О н и говорили о Платоне и Аристотеле, о философии и истор и и Д р е в н е г о Египта, Персии, Палестины; детей бедняков они учили грамоте в созданных ими самими школах — их ересь, по словам М а р к с а , «была связана с господствовавшим здесь в ы с о к о развитым просвещением», что и навлекло гнев р и м с к о й ц е р к в и и пресвятой инквизиции... И «отцы церкви» р е ш а ю т действовать/В Л а н г е д о к е появляется соглядатай папы — испанский монах Д о м и н и к , тот самый, к о г о церковь впоследствии сделает «святым».
«Совершенные уступят только силе», — доносит Д о м и н и к католическим властям. И в июле 12G9 года в Л а н г е д о к устремляется, по о б р а з н о м у в ы р а ж е н и ю М а р к с а , разбойничий с б р о д негодяев — армия вер у ю щ и х приблизительно из 50 000 человек.
Л а н г е д о к п о к о р е н н ы й восстает снова, и снова е г о п о б е ж д а ю т , но он опять поднимает знамя восстания. Шестьдесят лет шла эта война. А р м и я к р е с т о носцев грабит, насилует, убивает. Х р о н и к а р а с с к а з ы вает, что после взятия одной из катарских к р е п о стей какой-то к р е с т о н о с е ц обратился к священнику:
— Святой отец, как отличить катаров от д о б р ы х католиков?
— Убивайте всех, — ответил «святой отец», — бог узнает своих!
Семь тысяч жителей, в т о м числе ж е н щ и н ы и д е
ти, были убиты в ц е р к в и М а д е л е н в г о р о д е Бэфье. Н е с к о л ь к о д н е й защищался д р е в н и й К а р к а с с о н . Во время вылазки в р у к и крестоносцев попадает т я ж е ло раненный предводитель восстания Виктор Раймунд Роже Тренкавель. Глава крестоносцев М о н ф о р о б е щает е м у ж и з н ь , если он отречется от своих у б е ж дений. Раймунд отказывается, и е г о б р о с а ю т в т е м ницу. Раймунд пытается бежать, е г о ловят, и через два месяца он умирает в застенке инквизиции. М о н ф о р присваивает е г о наследство. Жители с о ж ж е н ных г о р о д о в уходят в леса и г о р ы .
Из к р у п н ы х г о р о д о в б о р ь б у ведет лишь Тулуза. И в с к о р е у стен ее находит с в о ю смерть к р о в а в ы й граф М о н ф о р . А через н е к о т о р о е время с г о р спускается войско катаров во главе с с ы н о м Раймунда, стремительным у д а р о м снимает осаду Тулузы, освоб о ж д а е т К а р к а с с о н , Л и м у , Сессак... Но на п о м о щ ь к р е с т о н о с ц а м идут новые о т р я д ы «Христова воинства». Катары снова отступают в г о р ы . В их руках осталось только о д н о г н е з д о сопротивления, о р линое г н е з д о , б р о с и в ш е е вызов всей о г р о м н о й арм и и крестоносцев, — М о н с е г ю р .
...В мае 1243 года к р е с т о н о с ц ы осадили этот «храм Солнца». С р е д и защитников к р е п о с т и было всего сто воинов, остальные — философы, и с т о р и к и , врачи и астрономы — д а ж е не м о г л и как следует п о л ь з о ваться о р у ж и е м . Тем более что м н о г и е из них — «апостолы совершенных» — не имели права носить его. И, несмотря на это, почти г о д десять тысяч воо р у ж е н н ы х до з у б о в профессиональных у б и й ц не м о г л и овладеть цитаделью. М о н с е г ю р пал лишь в марте 1244 года. «Совершенным» пообещали ж и з н ь , если они отрекутся от своей веры. Все е д и н о д у ш н о ответили о т к а з о м — и двести пятьдесят семь человек, м у ж ч и н и ж е н щ и н , стариков и д е тей, — те, кто п е р е ж и л осаду, — с п о к о й н о и т о р ж е ственно взошли на костер.
М о н с е г ю р был п р е в р а щ е н в г р у д у развалин, а победная реляция крестоносцев гласила, что ни один из еретиков М о н с е г ю р а не «оскверняет более м и р с в о и м дыханием».
Но спустя н е к о т о р о е в р е м я к о м е н д а н т М о н с е г ю р а признался под п ы т к о й , что четверым все же удалось бежать. Его показания сохранились в секретных п р о токолах и н к в и з и ц и и : «Бежавших звали Г ю г о , А м ь е л , Экар и Кламен. Я сам организовал их побег, они унесли наши с о к р о в и щ а . Все тайны катаров з а к л ю чались в этом свертке...»
И вот спустя семь столетий спелеологи находят двух из четырех бежавших.
Но где остальные? И что было в т о м таинственном свертке, ради спасения к о т о р о г о был предпринят этот побег?
« Д у м а ю , что с о к р о в и щ е , спасенное последними «совершенными», — говорит Ниэль, п р о д о л ж а ю щ и й сейчас р а с к о п к и М о н с е г ю р а , — не м о ж е т быть ни з о л о т о м , ни д р а г о ц е н н ы м и к а м н я м и , то есть с о к р о в и щ е м в о б ы ч н о м смысле слова. Из х р о н и к и известно, что все ценности осажденных еще до прихода крестоносцев были перенесены в з а м о к Ю с с о н близ испанской границы. Несомненно, это было духовное с о к р о в и щ е катаров. Священные свитки? Книги знаний? Религиозные реликвии? Неизвестно. Известно только, что сверток был спрятан в о д н о м из гротов пика М о н с е г ю р » .
...Но у п о д н о ж ь я М о н с е г ю р а более тысячи гротов.
Г Е Р Е М И Н
59
Рисунок В. КОВЫНЕВА
А Л М А З П Ь Е Р Р О Н Д Ь Е Р
тот год на белые безмолвные берега, что были «белыми пят
нами» и на карте, вышла экспедиция. Эти «пятна» стирались шагами упрямых людей, ценой долгих переходов, изнурявших человека до того, что, казалось, борода на его лице начинала расти прямо на скулах...
Иннокентий Куницын выпрыгнул из белого самолета, вздернул на лоб летные очки, наклонился, колупнул пальцем пружинистую землю. Посмотрел на близкий лес, чтобы вдохнуть поглубже его запах, кивнул го-
ловой, удолетворенный, зажег сигарету и пошел к первым домикам Нюрбы.
Иннокентий был счастлив, словно заново научился ходить...
После воздушного боя в сорок третьем его отчислили из авиации. Все. Он уже больше никогда не увидит прозрачную ярость винта и клонящиеся домики на взлете, спичечные коробки городов и муравьившихся на дорогах людей. Но вот он узнал, что геологическая экспедиция ищет летчика.
У сибирской тайги предстояло
вырвать тайну алмазов, и самолеты были донельзя нужны. Ни дорог, ни путей в тайге, кроме толстых вен великих и малых рек, по шесть месяцев придавленных толщей льда. Земля настолько тесно заставлена деревьями, что свободно только небо...
Самолет был стар и плох, но Куницын, едва взглянув на машину, расцвел. Он забрался в кабину, подвигал рычагами, подумал и спустился, серьезный.
«Крылья хорошие... Можно летать».
60
О замечательных событиях в наше время люди узнают из газетных сообщений, потом о них пишут очерки, повести, романы. С годами эти события обрастают и легендами. А это самое лучшее свидетельство народного уважения...
Открытие якутских алмазов было подвигом наших геологов. Не единиц, а сотен, целых отрядов людей, в трудные послевоенные годы отправившихся в болотистые леса необжитой Якутии на поиски волшебного камня. Алмазы нужны были промышленности, как воздух людям, их надо было отыскать во что бы то ни стало. Теоретики утверждали, что они есть в недрах Сибирской платформы. И надо было обыскать, прощупать, просмотреть сотни тысяч квадратных километров непроходимой тайги...
Они обыскали, прощупали, просмотрели. И нашли. Страна получила ценнейшее сырье. А о первооткрывателях теперь
складываются легенды. Одну из них записал французский писатель-коммунист Пьер Рондьер
во время своего путешествия по Сибири в 1962 году. Эта легенда входит в его цикл «Сказки и легенды Сибири».
Три месяца К у н и ц ы н с механ и к о м обхаживал самолет. Только один раз он испугался: к о г д а начальство узнало, что е г о у ж е отчисляли из ВВС. Но он д о к а зывал, что м о ж е т летать с т е м же у п о р с т в о м , как и чинил м а шину. И е г о взяли.
В первый полет он долетел от И р к у т с к а до Н ю р б ы . Была весна. Черные птицы, шелестя к р ы л ь я м и , возвращались из теплых краев, к о т о р ы х никто из местных никогда не видел...
К о г д а спала вода, о т р я д ы г е о логов углубились в тайгу. Самолет Куницына связывал их с главной базой. Он, выбирал м е сто посадок вдоль речных б е р е гов — на к а к о м - н и б у д ь плесе. Перед т е м как сесть, несколько раз проносился н и з к о ; чтобы высмотреть, нет ли больших поваленных стволов или к а м н е й .
Когда в группах кончалось продовольствие, оттуда р а д и р о вали на центральную базу и п о лучали лаконичный ответ: «К вам вылетел Куницын». К у н и ц ы н летал точно по расписанию.
«Как ты нашел нас?» — удивлялись л ю д и , высыпавшие навстречу из палаток.
«Нюх», — улыбался Куницын. К у н и ц ы н был незаменим, Его
спокойная храбрость придавала поиску алмазов какое-то с к р ы т о е величие, к о т о р о е в д р у г и х случаях появляется лишь п о т о м , по завершении б о л ь ш о г о дела, к о г д а у ж е на расстоянии люди обретают способность разглядеть е г о ц е л и к о м .
Но в тот год экспедиция не нашла алмазов...
В к о н ц е осени она возвратилась в И р к у т с к и оттуда в М о с к ву была отправлена телеграмма: «Алмазы пока не о б н а р у ж е н ы » .
В январе начали готовиться снова. В эти з и м н и е месяцы Куницын стал в экспедиции основ
ным ч е л о в е к о м . Только он м о г на с в о е м самолете п р о л о ж и т ь б у д у щ и е летние трассы, наметить места стоянок. Иннокентия з а ж г ла общая страсть к алмазам. Он п о в с ю д у таскал с собой учебники и справочники по геологии, описания алмазоносных п о р о д , расспрашивал геологов.
К февралю осталось наметить только один м а р ш р у т — к востоку от Вилюя. Край долго сопротивлялся К у н и ц ы н у — лететь не было в о з м о ж н о с т и , бураны дули б е з устали. Плотная с н е ж ная стена не пускала у п р я м о г о авиатора.
Но вот погода чуть поутихла. Летчик вылетел вместе со свои м о д н о ф а м и л ь ц е м г е о л о г о м Ку-н и ц ы н ы м . Петр и Иннокентий о б летели якутские поселки, д о г о в о рились о проводниках. По рации с о о б щ и л и : «Летим оба К у н и ц ы на назад...»
Ураган прихлопнул их б е л ы м с а ч к о м через час после взлета. П о р ы в ы были так сильны, что Иннокентий едва-едва удерживал машину в равновесии. Струи снега секли по кабине, крылья с к р и п е ли, готовые надломиться. Н у ж н о было на что-то решаться.
Иннокентий начал садиться на з а м е р з ш у ю р е к у , п о п р и в ы ч к е снизился насколько в о з м о ж н о , чтобы осмотреть место, и тут машина натолкнулась на торос — вся поверхность р е к и от застывших в б е с п о р я д к е глыб напоминала с к о м к а н н у ю бумагу.
Машина встала на д ы б ы , д е р нулась и застыла.
Рация разбилась, карты р а з бросало и замело с н е г о м . У Иннокентия и Петра остались десятикилограммовая банка топленого масла, две к р а ю х и хлеба, по паре лыж, один револьвер и т р и патрона.
А в о к р у г был лед и тишина —
вьюга, как вы сделав свое дело, успокоилась. Снег быстро укрывал о б л о м к и самолета, о к ругляя т о р ч а щ и е крылья.
Что делать — ждать, к о г д а придет п о м о щ ь , или с а м и м п о пытаться добраться до жилья? Решили добираться. О н и рассчитывали за три-четыре дня д о й ти на лыжах до поселка на б е р е г у Вилюя. Вперед!
Это была катастрофическая о ш и б к а . Буря закинула самолет далеко от л ю д е й , и им п р е д стояло пройти путь больший, ч е м способен одолеть человек. О с о бенно здесь, у П о л я р н о г о к р у г а , в Якутии, которая вместила бы пять Ф р а н ц и й .
Снег падал тихо, н е ж н о , закрывая следы... И спасатели нашли ч е р е з пять дней лишь пустой каркас самолета.
А они шли. О н и спали в с н е ж ных норах, спасаясь от ветра. М е д л е н н о жевали хлеб, сосали на з а к у с к у по к у с о ч к у льда и шли. Шли... Все т е м же р а з м е р е н н ы м ш а г о м .
Через две недели мучительного пути пилот и геолог поняли, что* заблудились. Ничто не п р е д вещало близости человека, ни е д и н о г о следа. Масло п о д х о д и ло к к о н ц у . Петр все чаще и чаще падал в снег, а подниматься было все труднее. Цепляясь д р у г за д р у г а , почерневшие, они д о ш л и к середине марта до к а кой-то р е ч у ш к и . Дальше двигаться было бессмысленно. Они построили шалаш из еловых лап и решили дождаться ледохода, чтобы спуститься вниз на плотик е .
Каким-то ч у д о м Иннокентий подстрелил совсем м о л о д е н ь к о г о лосенка, завязшего в снегу. Это позволило им п р о д е р ж а т ь с я до того, как начало пригревать солнце. Спасительное тепло.
Петр не выходил из шалаша. И н н о к е н т и ю было едва ли лучше — открылись давние раны. Но он все-таки решился отправиться на охоту: оставалось всего два патрона. 8 к а ж д о м была человеческая ж и з н ь , Часами он сидел в засаде, следя за б е л к а м и , глядя, как они скачут, слыша, как они щелкают з у б а м и . Он п р и ц е ливался, но рука д р о ж а л а от долгого голодания, и он опускал револьвер,
За неделю он убил одну. Еще через три дня — в т о р у ю . Белок ели ц е л и к о м : варили из ш к у р ы бульон, пили живительный сок, разламывали и сосали кости.
61
Больше патронов не было. А река все еще была неподвижной.
Иннокентий стал разрывать снег на пригорках, надеясь найти прошлогодние лесные ягоды. Сдирал кору с деревьев, которую они жевали вспухшими, кровоточащими деснами.
Роясь на склоне у реки, Иннокентий отковырял ком земли и хотел было его отбросить, как вдруг солнце блеснуло в какой-то крупинке, больно ударив по зрачкам. «Алмаз», — тихо и спокойно промолвил Иннокентий. Он пополз, торопясь, в шалаш.
— Петр, Петр... гляди, что я нашел...
Петр приподнялся на локте, улыбнулся; снова откинулся назад. Иннокентий вытащил партийный билет, который берег в кармане куртки, и огрызком карандаша написал на обложке — единственная сохранившаяся бумага, — точно по инструкции, где он нашел образец, затем положил то и другое во внутренний карман.
Дни удлинялись. Люди стали слышать голоса птиц — те вновь оповещали о своем возвращении.
Иннокентий не сдавался. Он варил хвою и давал пить совсем ослабевшему Петру.
Снег размяк. Надо было готовить плот. Это граничило с безумием: у них не было сил даже встать на ноги...
А льды уже трескались, цеплялись за берега и вскоре со вздохом оторвались от них, чтобы понестись к морю.
Иннокентий привязал себя к бревну. Петр лег рядом.
— Не забудь... запись... образцы... — прохрипел Иннокентий.
Летчик и геолог крепко обнялись. Крепко — так им казалось...
Через неделю якуты выловили с середины реки плотик с двумя людьми. Один из них был мертв. Его похоронили на берегу. Второго на вертолете отправили в больницу.
Петр пришел в себя не скоро, и только тогда узнали, что человек в полуистлевшем комбинезоне, похороненный на берегу Вилюя, — знаменитый Иннокентий Куницын, первый «алмазный летчик» Сибири. В кармане у него в железной коробочке обнаружили партбилет и запись о найденном образце...
Перевел с французского М. БЕЛЕНЬКИЙ
ЛИНИЯ Э Л Е К Т Р О П Е Р Е Д А -ЧИ Пальеозерская ГЭС — Порос-озеро напряжением в 110 тысяч вольт начала строиться в Карелии. Новая Л Э П завершит формирование единой энергетической системы автономной республики.
К А Л И Н И Н Г Р А Д С К А Я НЕФТЬ. Геологические изыскания и опытное бурение показали, что недра Калининградской области содержат нефть. Каковы ее запасы, имеют ли они промысловое значение? На эти вопросы ответят нефтеразведчики, которые приступили к работе. Сейсмическая разведка на специальном судне установила, что нефтеносные пласты имеются и на дне Балтийского моря.
С Т Е К Л Я Н Н О Е ВОЛОКНО из вулканической горной породы базальта получено специалистами Кавказского института минерального сырья. Новое волокно — отличное средство для тепловой и звуковой изоляции жилых и промышленных зданий, энергетических установок.
ВУКТЫЛЬСКОЕ Г А З О К О Н -Д Е Н С А Т Н О Е МЕСТОРОЖДЕНИЕ, открытое недавно в Коми А С С Р , — одно из крупнейших в стране. Здесь решено начать строительство магистрального газопровода.
Разведанные запасы природного газа на Вуктыле — около 200 миллиардов кубометров. В 1968 году газ Севера придет в центральные и северо-западные районы страны.
Р О Щ И Н А Д ТЕРЕКОМ за-кладывают лесоводы четырех братских республик Северного Кавказа: Кабардино-Балкарии, Северной Осетии, Чечено-Ингушетии и Дагестана, по землям которых бежит бурная река. Водоохранные массивы протянулись уже на многие километры.
Л Е Д Н И К АК-СУ, расположенный на северном склоне хребта Кунгей-Алатау, принял вертолетный «десант». Молодые гляциологи, метеорологи и гидрологи будут вести здесь наблюдения по программе международного гидрологического десятилетия.
ИЗ ПРЖЕВАЛЬСКА в города страны я за рубеж отправлено 470 снежных барсов, 300 косуль, 80 козерогов, 30 архаров, много беркутов, каменных куропаток. Особенно отличился в этом сезоне охотник А. Койлю-баев. На его счету тридцать два барса, пойманных капканами.
ПОСЕЛОК Н А «ПОДУШКЕ» строится на прииске Ленинградский в Магаданской области. Жилые дома и промышленные объекты возводятся на прокладке из щебенки толщиной в полтора метра. Новый метод в условиях вечной мерзлоты позволит предохранить грунты от действия солнечных лучей и обеспечит необходимую прочность фундаментов зданий.
СКОЛЬКО СОЛИ В З А Л И ВЕ К А Р А - Б О Г A 3 — ответить на этот вопрос помогает авиация. Почти месяц над заливом кружили вертолеты, периодически снижаясь. Из кабины опускался тонкий трос с приборами для взятия пробы. Затем штурман определял на карте залива новую точку, и опять бралась проба. Эта работа послужит основой для подсчета промышленных запасов солей.
КРУПНЕЙШЕЕ ЛЕЖБИЩЕ МОРСКИХ КОТИКОВ на ост-рове Тюленьем реконструировано. Построен второй этаж на сваях, куда ведут специальные трапы. Так был ликвидирован острый «жилищный кризис» на острове. Дело в том, что за последние годы семейство котиков значительно увеличилось.
ПЕРВАЯ В МИРЕ спортивная яхта, сделанная из нового материала стеклоцемента, совершит поход по Днепру и Черному морю. Капитан «Новинки» — так названа яхта — один из ее создателей, мастер спорта К. Бирю-кович.
М О Щ Н Ы Й Р А Д И О Т Е Л Е СКОП установлен в Крымской астрофизической обсерватории Академии наук С С С Р , на берегу Черного моря.
Новый радиотелескоп, предназначенный для исследования радиоизлучений Солнца, снабжен совершенными электронно-вычислительными устройствами.
Фото В. КРУГЛИКОВА
62
Г Е Н Р И К А Т Т Н Е Р
ы — Хогбены, и других таких нет. Чудак-прохвессор из
большого города мог бы это знать, но он разлетелся к нам незваный, так что теперь, по-моему, пенять ему, кроме себя, не на кого. В Кентукки люди вежливые — занимаются своими делами и не суют нос в чужие.
Как раз тогда мы шуганули братьев Хейли самодельным ружьем (до сих пор сами не знаем, как оно стреляет). Т а к вот, все началось с Рейфа Хейли, он крутился возле сарая да норовил поглядеть на Крошку Сэма. После Рейф пустил слух, будто у Крошки Сэма три головы и еще кое-что похуже.
Ни единому слову братьев Хейли верить нельзя. Т р и головы! Слыханное ли дело, сами посудите? И вообще у Крошки Сэма только две головы и больше от роду не бывало.
Вот мы с мамулей смастерили то ружье и задали перцу братьям Хейли. Я же говорю, мы потом сами в толк не могли взять, как оно стреляет. Соединили сухие батареи с какими-то катушками, проводами и прочей дребеденью, и вся эта штука как нельзя лучше прошила Рейфа с братьями насквозь.
В вердикте коронер записал, что смерть братьев Хейли наступила мгновенно; приехал шериф Эбернати, выпил с нами маисовой и сказал, что у него руки чешутся проучить меня так, чтобы родная мама не узнала. Я пропустил это мимо ушей, но, видно, какой-то чертов янки-репортеришка жареное учуял, потому как вскорости заявился к нам высокий, толстый, серьезный дядька и ну выведывать всю подноготную,
Д я д я Лес сидел на крыльце, надвинув шляпу чуть ли не до зубов.
— Убирались бы вы лучше подобру-поздорову обратно в свой цирк, господин хороший, — только я сказал он. — Нас Барнум самолично приглашал, и то мы наотрез отказались. Зерно, Сонк?
— Точно, — подтвердил я. — Не доверял я Финеасу. Он обо-
звал Крошку Сэма уродом, надо же!
Высокий и важный дядька — прохвессор Томас Гэлбрайт — посмотрел на меня.
— Сколько тебе лет, сынок? — спросил он.
— Я вам не сынок, — ответил я. — И лет своих не считал.
— На вид тебе не больше восемнадцати, — сказал он, — хоть ты и рослый. Ты не мог знать Барнума.
— А вот и знал. Будет трепаться. Я ведь могу вам нос расквасить.
— Ни с каким цирком я не связан, — продолжал Гэлбрайт .— Я биогенетик.
Ну и захохотали же мы!.. Он вроде бы раскипятился и спросил, что тут смешного.
— Такого слова и на свете-то нет, — сказала мамуля.
Тут Крошка Сэм зашелся криком. Гэлбрайт побелел как мел, весь затрясся и прямо рухнул наземь. Когда мы его подняли, он спросил, что случилось.
— Это Крошка Сэм, — объяснил я. — Мамуля его успокаивает. Он уже перестал.
— Это был ультразвук, — буркнул прохвессор. — Что такое «Крошка Сэм»? Коротковолновый передатчик?
— Крошка Сэм — младенец, — ответил я коротко. — Нечего его обзывать всякими именами. А теперь, может, скажете, чего вам нужно?
Он вынул блокнот и стал его перелистывать.
— Я у-уче-ный, — сказал он. — Наш институт изучает евгенику, и мы располагаем о вас кое-какими сведениями. Звучат они неправдоподобно. По теории одного из наших сотрудников, в малокультурных районах естественная мутация может остаться нераспознанной и... — Он приостановился, в упор посмотрел на дядю Леса.
— Вы действительно умеете летать? —- спросил он.
Ну, об этом-то мы не любим распространяться. Однажды проповедник дал нам хороший наго
няй. Д я д я Лес назюзюкался и взмыл над горами — до умопомрачения напугал охотников на медведей. Да и в библии нет такого, чтобы людям было положено летать. Обычно дядя Лес делает это исподтишка, когда никто не видит.
Как бы там ни было, дядя Лес надвинул шляпу еще ниже и прорычал:
— Это уж вовсе глупо. Человеку летать не дано. Взять хоть эти новомодные выдумки, про которые мне все уши прожужжали: между нами, они вообще не летают. Просто бредни, вот и все.
Гэлбрайт хлопнул глазами и снова заглянул в блокнот.
— Но тут с чужих слов есть свидетельства о массе необычных качеств, присущих вашей семье. Умение летать — только одно из них. Я знаю, теоретически это невозможно — если не говорить о самолетах, — но...
— Да заткните вы пасть! — ...в состав мази средневеко
вых ведьм входил аконит, дающий иллюзию полета — разумеется, совершенно субъективную...
— Перестанете вы нудить? — прорвало взбешенного дядю Леса; я так понимаю, от смущения.
Он вскочил, швырнул шляпу на крыльцо и взлетел. Через минуту он стремительно опустился, подхватил свою шляпу и скорчил рожу прохвессору. Д я д я Лес улетел вдоль ущелья, мы его потом дол го не видели.
Я тоже взбесился. — По какому праву вы к нам
пристаете? — сказал я. — Дождетесь, что дядя Лес возьмет пример с папули, а это будет ужасно неприятно. Мы папулю в глаза не видели с тех пор, как тут крутился еще один тип из города. Налоговый инспектор, кажется.
Гэлбрайт ничего не сказал. Вид у него был какой-то растерянный. Я дал ему выпить, л он спросил про папулю.
— Да запуля где-то здесь, — ответил я. — Только его теперь нельзя увидеть. Он говорит, так ему больше нравится.
64
Фантастический рассказ
Рисунки В. ЧУМАКОВА
— Ага, — сказал Гэлбрайт и выпил еще одну. — О, господи!.. Сколько, говоришь, тебе лет?
— А я про это ничего не говорю.
— Ну, какое воспоминание у тебя самое первое?
— Что толку вспоминать? Только голову зря себе забиваешь.
— Фантастика, — сказал Гэлбрайт. — Не ожидал, что отошлю в институт такой отчет.
— Не нужно нам, чтобы тут лезли всякие, — сказал я. — Уезжайте отсюда и оставьте нас в покое.
— Но, помилуй! — Он выглянул за перила крыльца и заинтересовался ружьем. — Что это такое?
— Такая штука, — ответил я. — Что она делает? — Всякие штуки, — ответил я. — Угу. Посмотреть можно? — Пожалуйста, — ответил я. —
Да я вам отдам эту штуковину, только бы вы отсюда уехали.
Он подошел к ружью и осмот-
5 «Вокруг света* № 8
рел его. Папуля поднялся (он сидел рядом со мной), велел мне избавиться от чертова янки и вошел в дом. Вернулся прохвессор.
— Потрясающе! — говорит. — Я кое-что смыслю в электронике; и, по моему мнению, это нечто выдающееся. Каков принцип действия?
— Чего-чего? — отвечаю. — Она дырки делает.
— Стрелять она никак не может. В казенной части у нее две линзы вместо... как, говоришь, она действует?
— Откуда я знаю? — Это ты ее сделал? — Мы с мамулей. Он и давай сыпать вопросами. — Откуда я знаю? — гово
рю. — Беда ружей в том, что их надо каждый раз перезаряжать. Вот мы и подумали: если смастерим ружье по-своему, его никогда не придется заряжать. И верно, не приходится.
— А ты серьезно обещал мне его подарить?
— Если отстанете. — Послушай, — сказал он, —
просто чудо, что вы, Хогбены, так долго оставались в тени.
— На том стоим. — Должно быть, теория мута
ции верна! Вас надо обследовать. Это одно из крупнейших открытий после... — И пошел, пошел в том же духе.,. Мало что можно было понять.
В конце концов я решил, что есть только два выхода, а после слов шерифа Эбернати мне не хотелось убивать, пока шерифский гнев не остынет. Не люблю я скандалов.
— Допустим, я поеду с вами в Нью-Йорк, раз уж вам так хочется, — сказал я. — Оставите вы мою семью в покое?
Он наполовину пообещал, хоть ему и не хотелось. Но он вынужден был уступить и побожиться; я пригрозил, что иначе разбужу Крошку Сэма. Он-то, конечно, хотел повидать Крошку Сэма, но я объяснил, что это все равно
65
бесполезно. Как ни верти, не может Крошка Сэм поехать в Нью-Йорк. Он должен лежать в цистерне, без нее ему становится худо.
В общем прохвессор остался мною доволен и уехал, когда я пообещал ему встретиться с ним наутро в городке. Но все же на-строеньице у меня, могу вас уверить, было паскудное. Мне не доводилось еще ночевать под чужой крышей после той заварушки в Старом Свете, когда нам пришлось очень быстро уносить ноги.
Мы тогда, помню, переехали в Голландию. Мамуля всегда неравнодушна была к человеку, который помог нам выбраться из Лондона. В его честь дала имя Крошке Сэму. А фамилию того человека я уж позабыл. Не то Гвинн, не то Стюарт, не то Пепин — у меня в голове все путается, как я вспоминаю то, что было до войны Севера с Югом.
Вечер прошел, как всегда, нудно. Папуля, конечно, сидел невидимый; и мамуля все злилась, подозревая, что он тянет маисовой больше, чем положено, но потом сменила гнев на милость и налила ему настоящего виски. Все наказывали мне вести себя прилично.
— Этот прохвессор ужас до чего умный, — сказала мамуля. — Все прохвессора такие. Не морочь ему голову. Будь паинькой, а не то я тебе покажу, где раки зимуют...
— Буду паинькой, мамуля, — ответил я.
Папуля дал мне затрещину, что с его стороны было нечестно: ведь я-то его не мог видеть!
— Это чтоб ты лучше запомнил, — сказал он.
— Мы люди простые, — ворчал дядя Лес. — Нечего стараться прыгнуть выше головы, никогда к добру это не приводит.
— Да не стараюсь я, честно! — сказал я. — Только, по-моему...
— Не наделай бед! — пригрозила мне мамуля, и тут мы услышали, как в мезонине дедуля заворочался.
Порой дедуля не двигается неделями, но в тот вечер он был прямо-таки живчик. Мы, само собой, поднялись узнать, чего он хочет.
Он заговорил о прохвессоре. — Чужак-то, а? — сказал де
дуля. — Продувная бестия, паршивец. Редкостные губошлепы собрались у моего ложа, когда я сам от старости слабею разумом! Один Сонк не без хитрости, да и
тот, прости меня господи, дурак дураком.
Я только заерзал на месте и что-то пробормотал, лишь бы не смотреть дедуле в глаза — я этого не выношу. Но он на меня не обратил внимания. Все бушевал:
— Значит, ты собрался в Нью-Йорк? Кровь Христова, да разве ты запамятовал, что мы как огня остерегались Лондона и Амстердама — да и Нью-Амстердама 1 — из боязни расспросов? Уж не хочешь ли ты попасть в ярмарочные уроды? Хоть это и не самое страшное.
Дедуля у нас старейший и иногда вставляет в разговор какие-то допотопные словечки. Наверное, жаргон, к которому привыкнешь в юности, прилипает потом на всю жизнь. Одного у дедули не отнимешь: ругается он лучше всех, кого мне довелось послушать.
— Ерунда, — сказал я. — Я ведь хотел как лучше.
— Так он еще речет супротив, ничтожный отрок, — возмутился дедуля. — Во всем виноват ты, ты и твоя родительница. Это вы сотворению устройства, кое пресекло род Хейли, споспешествовали. Когда б не вы, ученый бы сюда и не пожаловал.
— Он прохвессор, — сообщил я. — Звать его Томас Гэлбрайт.
— Знаю. Я прочитал его мысли через Крошку Сэма. Опасный человек. Все мудрецы опасны. Кроме разве Роджера Бэкона, и того мне пришлось подкупить, дабы... неважно. Роджер был незаурядный человек. Внимайте же — никто из вас да не поедет в Нью-Йорк. Стоит нам только покинуть сию тихую заводь, стоит кому-то нами заинтересоваться — и мы пропали. Вся их волчья стая вцепится в нас и разорвет в клочья. Не спасут тебя и твои безрассудные полеты, Лестер, — ты внемлешь?
— Но что же нам делать? — спросила мамуля.
— Да чего там, — сказал папуля. — Я этого прохвессора угомоню. Спущу в цистерну — и дело с концом!
— И испортишь воду? — взвилась мамуля.— Попробуй только...
— Что за порочное племя вышло из чресел моих? — сказал дедуля, рассвирепев окончательно. — Ужли не обещали вы шерифу, что убийства прекратятся, по крайней мере на время? Ужли и слово Хогбена — ничто? Две вещи пронесли мы сквозь века святыней: нашу тайну и честь
1 Старинное название Нью-Йорка.— Прим. пер.
Хогбенов! Посмейте только умертвить Гэлбрайта — вы мне за это ответите!
Мы все побледнели. Крошка Сэм опять проснулся и захныкал.
— Что же теперь делать? — спросил дядя Лес.
— Наша тайна должна остаться тайной, — сказал дедуля. — Делайте что хотите, только без убийств. Я тоже обмозгую эту головоломку.
Тут он, казалось, заснул; никогда нельзя утверждать про него что-нибудь с уверенностью.
На другой день я встретился с Гэлбрайтом в городке, как мы и договорились, но еще раньше я столкнулся на улице с шерифом Эбернати, который, завидев меня, злобно сверкнул глазами.
— Лучше не нарывайся, Сонк,— сказал он. — Помни: я тебя предупреждал...
Очень неудобно получилось. Как бы там ни было, я увидел
Гэлбрайта и рассказал ему, что дедуля не пускает меня в Нью-Йорк. Гэлбрайт не очень-то обрадовался, но понял, что тут уж ничего не поделаешь.
Его номер в отеле был забит научной аппаратурой и мог напугать всякого. Ружье стояло наготове, Гэлбрайт как будто ничего там не менял. Он стал меня переубеждать.
— Ничего не выйдет, — отрезал я. — Нас от этих гор не оттащишь. Вчера я брякнул, никого не спросясь, вот и все.
— Послушай, Сонк, — сказал он. — Я расспрашивал в городке о Хогбенах, но почти ничего не узнал. Люди здесь скрытные. Но все равно, их свидетельство было бы только лишним подтверждением. Я не сомневаюсь, что наши теории верны. Ты и вся твоя семья — мутанты, вас надо обследовать!
— Никакие мы не мутанты, — ответил я. — Вечно ученые обзывают нас какими-то кличками. Роджер Бэкон окрестил нас гомункулами, но...
— Что?! — вскрикнул Гэлбрайт. — Что ты сказал?..
— Э... издольщик один из соседнего графства, — тут же опомнился я, но видно было, что прохвессора не проведешь. Он стал расхаживать по номеру.
— Бесполезно, — сказал он. — Если ты не поедешь в Нью-Йорк, я попрошу, чтобы институт выслал сюда комиссию. Тебя надо обследовать во славу науки и ради развития человечества.
— Этого еще не хватало, — ответил я. — Воображаю, что полу-
66
чится. Выставите нас как уродов всем на потеху. Крошку Сэма это убьет. Уезжайте-ка отсюда и оставьте нас в покое.
— Оставить вас в покое? Когда вы умеете создавать такую аппаратуру? — Он махнул рукой в сторону ружья.
— Как же оно работает? — спросил он ни с того ни с сего.
— Да не знаю я... Смастерили — и дело с концом! Послушайте, прохвессор. Если на нас глазеть понаедут, быть беде. Большой беде! Так говорит дедуля.
Гэлбрайт стал теребить собственный нос.
— Что ж, допустим... Ответишь мне на кое-какие вопросы, Сонк?
— Не будет комиссии? — Посмотрим. — Нет, сэр. Не стану... Гэлбрайт набрал побольше воз-
духу. — Если ты расскажешь все,
что мне нужно» я сохраню ваше местопребывание в тайне.
— А я-то думал, у вас в институте знают, куда вы поехали.
— А-а, да, — спохватился Гэлбрайт. — Естественно, знают... Но про вас там ничего не известно.
Он подал мне мысль. Убить его ничего не стоило, но тогда дедуля стер бы меня в порошок, да и с шерифом приходилось считаться. Поэтому я сказал: «Ладно уж», — и кивнул.
Господи, о чем только этот человек не спрашивал! У меня аж круги поплыли перед глазами. А он распалялся все больше и больше.
— Сколько лет твоему дедушке? — Понятия не имею. — Гомункулы, гм... Говоришь,
он когда-то был рудокопом? — Да не он, его отец, — ска
зал я. — На оловянных копях в Англии. Только дедуля говорит, что в то время она называлась Британия. На них тогда еще навели колдовскую чуму. Пришлось звать лекарей... друнов? Друдов?
— Друидов? — Во-во! Тогда друиды, деду
ля говорит, были лекарями. В общем рудокопы мерли как мухи по всему Корнуэллу, и копи пришлось закрыть.
— А что за чума? Я объяснил ему, как запомнил
из рассказов дедули, и прохвессор страшно разволновался, пробормотал что-то, насколько я понял, о радиоактивном излучении. Ужас до чего невпопад он все городил.
— Искусственная мутация,
Б *
обусловленная радиоактивностью! — говорит, а у самого глаза и зубы разгорелись. — Твой дед родился мутантом! Гены и хромосомы перестроились в новую комбинацию. Да ведь вы, наверное, сверхлюди!
— Нет уж, — возразил я. — Мы Хогбены. Только и всего.
— Доминанта, типичная доминанта. А у тебя вся семья... со странностями?
— Эй, полегче на поворотах! — пригрозил я.
— В смысле, все ли умеют летать?
— Сам-то я еще не умею. Наверное, мы какие-то уроды. Дедуля у нас — золотая голова. Всегда учил нас, что нельзя выделяться из толпы.
— Защитная маскировка, — подхватил Гэлбрайт. — На фоне косной социальной культуры отклонения от нормы легче маскируются. В современном цивилизованном обществе вам было бы так же трудно утаиться, как шилу в мешке. А здесь, в глуши, вы практически невидимы.
— Только папуля, — уточнил я. — О боже, — вздохнул он. —
Скрывать такие невероятные природные способности... Представляете, что вы могли бы совершить?
Он распалился пуще прежнего, и мне не очень-то понравился его взгляд.
— Чудеса, — повторял он. — Все равно, что лампу Аладдина найти.
— Хорошо бы вы от нас отвязались, — говорю. —- Вы и ваша комиссия.
— Да забудь ты о комиссии. Я решил пока что заняться этим самостоятельно. При условии, если ты будешь содействовать. В смысле — поможешь мне. Согласен?
— Не-а, — ответил я. — Тогда я приглашу сюда ко
миссию из Нью-Йорка, — сказал он торжествующе.
Я призадумался. — Ну, — сказал я наконец, —
чего вы хотите? — Еще не знаю, — медленно
проговорил он. — Я еще не полностью охватил перспективы.
Но он был готов заграбастать все руками и ногами: знаю я такое выражение лица.
Я стоял у окна, смотрел на улицу, и тут меня вдруг осенило. Я рассудил, что, как ни кинь, чересчур доверять прохвессору — вовсе глупо. Вот я и подобрался будто ненароком к ружью и кое-что там подправил.
Я прекрасно знал, чего хочу, но если бы Гэлбрайт спросил, почему я скручиваю проволочку тут и сгибаю какую-то чертовщину там, я бы не мог ответить. В школах не обучался. Я твердо знал только одно: теперь эта штучка сработает как надо.
Прохвессор строчил что-то в блокноте. Он поднял глаза и заметил меня.
— Что ты делаешь? — спросил он.
— Тут было что-то неладно, — соврал я. — Мне кажется, вы намудрили с батарейками. Вот сейчас испытайте.
— Здесь? — возмутился он. — Я не хочу возмещать убытки. Испытывать надо в безопасных условиях.
— Видите вон там, на крыше, флюгер? Никто не пострадает, если мы в него нацелимся. Можете испытывать, не отходя от окна.
— Это... это не опасно? — Ясно было, что у него руки чешутся испытать ружье.
Я сказал, что все останутся в живых. Он глубоко вздохнул, подошел к окну и неумело взялся за приклад.
Я отошел в сторонку. Не хотел, чтобы шериф меня увидел. Я-то его давно приметил — он сидел на скамье возле продуктовой лавки через дорогу.
Все вышло, как я и рассчитывал. Гэлбрайт спустил курок, целясь во флюгер на крыше, и из дула вылетели кольца света. Раздался ужасающий грохот. Гэлбрайт повалился навзничь. И тут началось такое столпотворение, что передать невозможно. Завопили по всему городку люди.
Я почувствовал, что сейчас очень кстати будет превратиться в невидимку. Так я и сделал.
Гэлбрайт осматривал ружье, когда в номер ворвался шериф Эбернати. А с шерифом шутки плохи. У него был пистолет в руке и наручники наготове; он отвел душу, изругав прохвессора последними словами.
— Я вас видел! — орал он. — Вы, столичные, думаете, что вам здесь все сойдет с рук. Так вот, вы ошибаетесь!
— Сонк! — вскричал Гэлбрайт, озираясь по сторонам. Но меня он, конечно, увидеть не мог.
Тут они сцепились. Шериф Эбернати видел, как Гэлбрайт стрелял из ружья, а шерифу палец в рот не клади. Он поволок Гэлб-райта по улице, а я, неслышно ступая, двинулся за ними следом. Люди метались как угорелые. Почти все держались за щеки.
67
Прохвессор продолжал ныть, что ничего не понимает.
— Я все видел! — оборвал его Эбернати. — Вы прицелились из окна — и тут же у всего города разболелись зубы! Посмейте только еще раз сказать, будто вы не понимаете!
Шериф у нас умница. Он с нами, Хогбенами, давно знаком и не удивляется, если иной раз творятся чудные дела. К тому же он знал, что Гэлбрайт — ученый. И вот получился скандал, люди доискались, кто виноват, и я оглянуться не успел, как они собрались линчевать прохвессора.
Эбернати его увел. Я немножко послонялся по городку. На улицу вышел пастор посмотреть на церковные окна, которые его озадачили. Стекла были разноцветные, и пастор никак не мог понять, с чего это они вдруг расплавились. Я мог бы ему подсказать. В цветных стеклах есть золото: его добавляют, когда хотят получить красный тон.
В конце концов я подошел к тюрьме. Меня все еще нельзя было видеть. Поэтому я подслушал разговор Гэлбрайта с шерифом.
— Все Сонк Хогбен, — повторял прохвессор. — Поверьте, это он перестроил проектор!
— Я вас видел, — отвечал Эбернати. — Вы все сделали сами. У-у, — он схватился рукой за челюсть. — Прекратите-ка, да поживее! У толпы серьезные намерения. В городе половина людей сходит с ума от зубной боли.
Видно, у половины городских в зубах были золотые пломбы.
То, что сказал на это Гэлбрайт, меня не очень-то удивило:
— Я ожидаю прибытия комиссии из Нью-Йорка; сегодня же вечером позвоню в институт, там за меня поручатся. . Значит, он всю дорогу собирался нас продать. Я как чувствовал, что это у него на уме.
— Вы избавите меня от зубной боли и всех остальных тоже, а не то я открою двери и пущу линчевателей! — простонал шериф. И ушел прикладывать к щеке пузырь со льдом.
Я прокрался обратно в коридор и стал шуметь, чтобы Гэлбрайт услыхал. Я подождал, пока он кончит ругать меня на все корки. Напустил на себя глупый вид.
— Я, наверно, ошибся, — говорю. — Могу все исправить.
— Ты уж наисправлял достаточно! — Тут он остановился. — Погоди. Как ты сказал? Ты можешь вылечить эту... что это?
— Я осмотрел ружье, — гово
рю. — Кажется, я знаю, где напорол. Оно теперь настроено на золото, и все золото в городе испускает тепловые лучи или что-то в этом роде.
— Наведенная избирательная радиоактивность, — пробормотал Гэлбрайт очередную бессмыслицу. — Слушай, вся эта толпа... У вас когда-нибудь линчуют?
— Не чаще раза-двух в год, — успокоил я. — И эти два раза уже позадь, так что годовую норму мы выполнили. Однако жаль, что я не мог переправить вас к нам домой. Мы бы вас запросто спрятали.
— Ты бы лучше что-нибудь предпринял! — говорит. — А не то я вызову из Нью-Йорка комиссию! Тебе это не очень-то по вкусу придется, а?
Никогда я не видел, чтобы человек с честным лицом так нагло врал в глаза.
— Дело верное, — говорю. — Я подкручу эту штуковину так, что она в два счета прервет лучи. Только я не хочу, чтобы люди связывали нас, Хогбенов, с этим недоразумением. Мы любим жить спокойно. Вот что, давайте я пойду в ваш отель и налажу все как следует, а потом вы соберете тех, кто мается зубами, и спустите курок.
— Нет... да, но... Он боялся, как бы не случи
лось чего похуже. Пришлось его уговаривать. А на улице бесновалась толпа, так что уговорить было не трудно. В конце концов я ушел, но вернулся невидимый и подслушал, как Гэлбрайт уславливается с шерифом.
Они между собой поладили. Все, у кого болят зубы, соберутся и рассядутся в мэрии. Потом Эбернати приведет прохвессора с ружьем и попробует всех вылечить.
— Прекратится зубная боль? — настаивал шериф. — Точно?
— Я... вполне уверен, что прекратится.
Эбернати уловил его нерешительность.
— Тогда уж лучше испробуйте сначала на мне. Я вам не доверяю.
Видно, никто никому не доверял.
Я прогулялся до отеля и кое-что изменил в ружье, но тут попал в переплет, Моя невидимость истощилась. Вот ведь как скверно быть подростком.
Когда я стану на сотню-другую лет постарше, то буду оставаться невидимым сколько влезет. Но пока я еще не очень-то освоился. Главное — теперь я не мог обой
тись без помощи, потому что должен был сделать одно дело, за которое никак нельзя браться у всех на глазах.
Я поднялся на крышу и мысленно окликнул Крошку Сэма. Когда настроился на его мозг, попросил вызвать папулю и дядю Леса. Немного погодя с неба спустился дядя Лес; летел он тяжело, потому что нес папулю. Папуля ругался: они насилу увернулись от коршуна.
— Мне нужна помощь, — сказал я. — Прохвессор обещал одно, а сам затевает напустить сюда комиссию и всех нас обследовать.
— В таком случае ничего не поделаешь, — сказал папуля. — Нельзя же кокнуть этого типа. Дедуля запретил.
Тогда я сообщил им свой план. Папуля невидимый, ему все это будет легче легкого. Потом мы провертели в крыше дырку, чтобы заглянуть в номер Гэлбрайта.
И как раз вовремя. Шериф уже стоял там с пистолетом в руке (так он ждал), а прохвессор, позеленев, наводил на Эбернати ружье. Все прошло без сучка без задоринки. Гэлбрайт спустил курок, из дула выскочило пурпурное кольцо света — и все. Да еще шериф открыл рот и сглотнул слюну.
— Ваша правда! З у б не болит! Гэлбрайт обливался потом» во
делал хорошую мину. — Конечно, действует, — ска
зал он. — Естественно. Я же говорил.
— Идемте в мэрию. Вас ждут. Советую вылечить всех, иначе вам не поздоровится.
Они ушли. Папуля тайком двинулся за ними, а дядя Лес подхватил меня и полетел следом, держась поближе к крышам, чтобы нас не заметили. Вскоре мы расположились у одного из окон мэрии.
З а л был набит, люди мучились от зубной боли, стонали и охали. Вошел Эбернати с прохвессором (прохвессор нес ружье), и все загалдели.
Гэлбрайт установил ружье на сцене, дулом к публике, шериф снова вытащил пистолет, велел всем замолчать и обещал, что сейчас у всех зубная боль пройдет.
Я папулю, ясное дело, не видел, но знал, что он на сцене. С ружьем творилось что-то немыслимое. Никто не замечал, кроме меня, но я-то следил внимательно. Папуля — конечно, невидимый — вносил кое-какие поправки. Я ему все объяснил, но он и сам не хуже меня понимал, что
68
к чему. И вот он скоренько наладил ружье как надо.
А потом было смертоубийство. Гэлбрайт прицелился, спустил курок, из ружья вылетели кольца света, на этот раз желтые. Я попросил папулю выбрать такую дальность, чтобы за пределами мэрии никого не задело. Но внутри...
Что ж, зубная-то боль у них прошла. Ведь не может человек страдать от золотой пломбы, если никакой пломбы у него и в помине нет.
Но теперь ружье было налажено так, что действовало на все неживое. Дальность папуля выбрал в самый раз. Вмиг исчезли стулья и люстра. Публике худо пришлось. У кого были вставные зубы, те и их лишились. Многих как будто наскоро обрили. К тому же вся публика осталась без одежды. Ботинкш ведь неживые, так же как брюки, рубашки и платья. В два счета все в зале оказались голенькими. Но это пустяк, зубы-то у них перестали болеть, верно?
Часом позже мы сидели дома — все, кроме дяди Леса, — как вдруг открывается дверь и входит дядя Лес, а за ним, шатаясь, прохвессор. Вид у Гэлбрайта был жалкий. Он опустился на пол, тяжело, с хрипом дыша, и тревожно оглядываясь на дверь.
— Занятная история, — сказал дядя Лес. — Лечу это я над окраиной городка и вдруг вижу: бежит прохвессор, а за ним — цельная толпа, и все обмотаны в простыни. Вот я его и прихватил. Доставил сюда, как ему хотелось.
И мне подмигнул. — Оооох!.. — простонал Гэлб
райт. — Аааах!.. Они сюда идут? Мамуля подошла к двери. — Вон сколько факелов лезут
в гору, — сообщила она. — Не к добру это...
Прохвессор свирепо глянул на меня.
— Ты говорил, что можешь меня спрятать! Так вот, теперь прячь! Иначе пожалеешь! — завизжал Гэлбрайт. — Я... я вызову сюда комиссию.
— Ну вот что, — сказал я. — Если мы вас укроем, обещаете забыть о комиссии и оставить нас в покое?
Прохвессор пообещал. — Минуточку, — сказал я и
поднялся в мезонин к дедуле. Он не спал. — Как, дедуля? — спросил я,
С секунду он прислушивался к Крошке Сэму.
— Прохвост лукавит, — сказал он вскоре. — Желает всенепременно вызвать ту шелудивую комиссию вопреки всем своим посулам.
— Может, не стоит прятать? — Нет, отчего же, — сказал
дедуля. — Хогбены дали слово больше не убивать. А укрыть беглеца от преследователей — право же, дело благое,
Может быть, он подмигнул — дедулю не разберешь. Я спустился по лестнице. Гэлбрайт стоял у двери — смотрел, как в гору взбираются факелы.
Он в меня так и вцепился: — Сонк! Если не спрячешь... — Спрячу, — ответил я. Когда к нам ворвалась толпа
во главе с шерифом Эбернати, мы прикинулись простатами. Позволили перерыть весь дом. Крошка Сэм и дедуля на это время стали невидимыми, их никто не заметил. И, само собой, толпа не нашла никаких следов Гэлбрайта. Мы его хорошо укрыли, как и обещали.
С тех пор прошло несколько лет. Прохвессор как сыр в масле катается. Но только нас он не обследует. Порой мы вынимаем его из бутылки, где он хранится, и обследуем сами.
А бутъглочка-то ма-ахонькая!
Переведа Н. ЕВДОКИМОВА
НЕСКОЛЬКО СЛОВ О ГЕНРИ КАТТНЕРЕ Когда в 1936 году Генри Каттнер (1914—1958) опубликовал свое первое про
изведение, несколько читателей попросили сообщить, кто скрывается под псевдонимом «Генри Катдаер». Это было настоящее имя писателя, но, как нарочно, случилось так, что большинство своих последующих вещей он подписал псевдонимами.
У Каттнера было качество, чрезвычайно нужное художнику, но все время его подводившее, — артистичность. Стоило какому-нибудь писателю его поразить, и сразу рождался цикл рассказов, вызванный этим художественным толчком. И в это же время у Каттнера возникали рассказы, написанные в не похожей ни на кого, лишь ему присущей манере. Все это писалось под разными псевдонимами. Сколько было псевдонимов, столько и Каттнеров. Но ни один из них не приобрел громкой славы. Славу приобрел только сам Каттнер, когда выяснилось, что он воплощал в своем лице Льюиса Педжетта, Лоуренса О'Доннела, Кейта Хеммонда, Кельвина Кента, Пола Эдмонса и еще нескольких менее известных писателей. Сейчас Каттнер считается одним из классиков американской фантастики.
Перед вами — один из Каттнеров, автор многочисленных рассказов о семействе Хогбенов. В этой серии проявилась замечательная сторона дарования Каттнера — его способность создавать гротескные образы и ситуации. Если фантастика призвана переходить пределы привычного, Каттнер эту ее особенность воплотил в высшей степени ярко и выразительно.
В этой серии (как и в некоторых других) Каттнер показал себя и как умный социальный критик.
Хогбены — люди простые. Они, как говорится в театре, «органичны». Они, правда, могут сделать очень многое, но так, между прочим, потому что у них это получается как-то само собой. Никакой мудрености в них нет. И это их наивное убеждение позволяет отметить многие неприглядные стороны американской жизни, скрытые от людей, ею замороченных, ко всему привыкших, ничего вокруг себя не замечающих. Хогбены живут многие столетия, и то, что обывателю кажется вечным, им представляется преходящим. К тому же они на других не похожи. «Мы — Хогбены, и других таких нет». Одно из самых больших зол современной американской жизни, всеобщая нивелировка, им не угрожает. И поэтому все вокруг — и власть предержащие, и те, кто под ними ходит, и чиновная наука, надутая, важная, и те, кто пытается сделать карьеру с их, Хогбенов, помощью, — представляется им смешным и нелепым.
Ю. КАГАРЛИЦКИЙ
69
сется голос: «Покупайте машины только м а р к и «симка». «Симка» — это гарантия вашей безопасности на дорогах».
Автор этого т р ю к а французский гимнаст Ж о з е Канда говорит:
— Я р е к л а м и р у ю не только машину, но и себя. Ведь не только машинам нужна реклама. Но, пожалуй, еще одно такое выступление — и с меня хватит. С л и ш к о м м н о г о шансов сломать себе ш е ю . Но я не зря поработал. Этот сенсационный т р ю к п о м о г мне подписать выгодный контракт.
Что-то придется придумывать Ж о з е , когда истечет этот контракт?..
«Симка» гарантирует безопасность Ф и н и ш и р о в а л а последняя машина. Н ю р н б е р г с к и й
автодром постепенно успокаивался. Поутихли б о лельщики, разгоряченные только что завершившимся з а е з д о м . Четверть часа перерыва, четверть часа перед тем, как начнутся новые г о н к и , четверть часа для того, чтобы сделать ставку на следующий ном е р , — м о ж е т , теперь повезет?
И вдруг на д о р о ж к у автодрома на о г р о м н о й с к о рости выскакивает машина. Похоже, что «симка», говорят знатоки. На ее к р ы ш е лежит человек. Пройдя к р у г , машина замедляет бег. Человек на к р ы ш е встает, прикручивает металлическую лестницу и начинает о с т о р о ж н о по ней взбираться. Наконец, взявшись р у к а м и за в е р х н ю ю перекладину лестницы, делает стойку. Смелый т р ю к — зрители не жалеют аплодисментов. Но представление еще не о к о н ч е н о . На д о р о ж к у выносят невысокий деревянный мостик. Машина двумя колесами стремительно въезжает на него и мчится, накренившись набок. А человек, каким-то ч у д о м сохраняя равновесие — не только свое, но и машины, — д е р ж и т стойку. Зрители замирают. Тут уж не до аплодисментов: машина вот-вот должна перевернуться. «Симка» проходит десять, сто, триста метров и, наконец, принимает нормальное положение. Теперь-то уж зрители могут наградить б е з у м н о г о гимнаста овацией. Но, о п е р е ж а я аплодисменты, из динамиков не-
Путешествие в безумие Н е б о л ь ш а я шлюпка медленно, толчками продви
гается по каналу л о н д о н с к о г о Гайд-парка. Д в о е в лодке гребут отчаянно неумело, поднимая тучи брызг. Группа журналистов скептически наблюдает за этой картиной, отпуская к о л к и е замечания в адрес гребцов. В лодке два английских журналиста — Дэвид Д ж о н с т о н и Д ж о н Хоар, впервые взявшие в р у к и весла. Столь ш и р о к о е внимание они привлекли к себе потому, что незадолго до тренир о в о к в Гайд-парке заявили о решении пересечь в небольшой ш л ю п к е Атлантику. Конечно, репортаж о п о к о р е н и и просторов Атлантического океана в х р у п к о й ш л ю п к е стал бы сенсацией. Какая газета, к а к о й ж у р н а л откажутся от такого материала? Итак, погоня за славой и, разумеется, повышенными гонорарами... «Но чем кончится эта безрассудная затея? Не к а ж д ы й опытный м о р я к отважится на подобное путешествие, а тут его собираются совершить совсем неподготовленные л ю д и . Это самоубийство!» Так комментировали английские газеты заявление Дэвида и Д ж о н а .
Ну что ж, поднятый газетами ш у м не такое уж плохое начало, заявили кандидаты в «герои».
И вот 21 мая 1966 года шлюпка «Пюффен» п о к и нула берега А м е р и к и , чтобы с попутными ветрами, д у ю щ и м и в это время года с запада на восток, д о браться до Англии.
...Эскадренный миноносец военно-морских сил Канады, зарываясь носом в в ы с о к у ю волну, держал курс на восток. До берегов Англии оставалось дня два пути.
— Ш л ю п к а за б о р т о м ! — раздался голос вахтенного.
Среди волн блеснуло днище перевернутой ш л ю п ки и снова скрылось. Через полчаса шлюпка была поднята на борт. Она не затонула, очевидно, потому, что состояла из водонепроницаемых п е р е б о р о к . В о д н о м из отсеков был найден дневник, по котор о м у и установили личности погибших: Дэвид Д ж о н -стон и Д ж о н Хоар. Дневник вел Дэвид Д ж о н с т о н .
21 мая, 11 часов утра. Корабли п р о в о ж а ю т нас г у д к а м и . Д ж о н сидит на веслах. Вскоре берег с к р ы вается из глаз. Волна, плавно покачивающая ш л ю п ку, небольшая, но мы почти сразу стали ощущать признаки м о р с к о й болезни.
23 мая. Погода испортилась. Д ж о н клянет синоптиков, пообещавших нам ясные дни. Волны стали такими большими, что пришлось ставить плавучий якорь. Наконец-то встретили корабль. С него сообщили, что мы удалились всего на 20 миль,
В ПОГОНЕ ЗА СЕНСАЦИЕЙ * В ПОГОНЕ ЗА СЕНСАЦИЕЙ
В пасти косатки
25 мая. К нам подошел береговой катер. С п р о сили, нужна ли п о м о щ ь . Качка все больше и больше выматывает. У Д ж о н а , п о х о ж е , начинает портиться настроение.
4 июня. Весь день г р е б е м по очереди. Но кажется, что стоим на месте — такой сильный встречный ветер.
6 июня. Впервые увидели акул. Боже, что за страшилища! Никогда не думал, что они настолько м е р з ки и противны.
10 июня. Сильный встречный ветер. Гигантские, с трехэтажный д о м , волны вот-вот о п р о к и н у т ш л ю п ку. Спасает только плавучий якорь.
29 июня. Плохой погоде не видно конца. В середине дня Д ж о н с проклятиями бросает весла и в и з н е м о ж е н и и падает на дно ш л ю п к и . У меня т о ж е сдают нервы. Мы почти не разговариваем.
6 июля. Встречаем р о с к о ш н у ю яхту. С борта спрашивают, н у ж н о ли нам что-нибудь. Берем сигареты — наши п о д м о к л и — и пиво. С т р у д о м отгоняем желание бросить все к черту и перебраться на яхту.
22 июля. Д ж о н ругается, п р о к л и ная нашу затею. В душе я с ним согласен. Впервые мы з д о р о в о поссорились. Кончилось тем, что уселись спиной д р у г к другу.
16 августа. Вот у ж е три дня дует попутный ветер. Настроение улучшилось. Подсчитываем, за с к о л ь к о дней нам удастся добраться до Англии.
3 сентября. Вышли на трансатлантич е с к у ю трассу. В воде попадаются какие-то к о р о б к и и прочий м у с о р . Надеемся на днях увидеть землю...
На этом записи обрываются. Д в о им в лодке не с у ж д е н о было увидеть з е м л ю . Четвертого сентября разразился сильнейший ш т о р м . Д в о е самоубийц, как называли их перед отплытием опытные м о р я к и , нашли смерть в м о р с к о й пучине.
Р а з р е з а я плавником воду, косатка Ш а м у грациозно описывает к р у г и . Но вот появляется д р е с с и р о в щ и к Боб Ш е -пард. Он подходит к маленькой металлической платформе, нависающей над водой, и подзывает животное. Ш а м у подплывает к площадке. Высунувшись из воды, она раскрывает свою о г р о м ную пасть, усеянную острыми как бритва зубами. Ш е п а р д р е з к о наклоняется вперед и засовывает голову в эту пасть. На несколько секунд — так чтобы публика успела оценить т р ю к , а слабонервные вскрикнуть от ужаса — д р е с с и р о в щик и Ш а м у замирают. Потом д р е с с и р о в щ и к выпрямляется и с улыбкой поворачивается к зрителям, а косатка, эффектно лязгнув зубами, г р у з н о шле
пается в воду. Ш а м у была поймана у западного п о б е р е ж ь я Ка
нады и доставлена в о к е а н а р и у м Сан-Диего (Калифорния). Тогда она была еще совсем к р о ш к о й — три метра длиной, да и весила всего триста килограммов. Но время шло, и Ш а м у подросла — теперь ее длина свыше пяти метров, а вес превышает полтонны.
— Сейчас-то мы с Ш а м у д р у з ь я , — рассказывает Боб журналистам, — но вот поначалу я пережил немало неприятных минут. Не раз во время тренир о в о к у меня создавалось впечатление, что Ш а м у с л и ш к о м торопится сомкнуть челюсти. Были такие мгновенья, когда казалось, что расстаешься с г о ловой.
— Ну, а вдруг?,. — задают часто вопрос д р е с с и р о в щ и к у .
Боб Ш е п а р д пожимает плечами: — От судьбы не уйдешь. А потом... п о т о м не так-
то просто лишиться всего, что принес м н е этот сенсационный н о м е р .
В ПОГОНЕ ЗА СЕНСАЦИЕЙ • В ПОГОНЕ ЗА СЕНСАЦИЕЙ
71
МИХ. З У Е В - О Р Д Ы Н Е Ц Писатель М. Е. Зуев-Ордынец, о д и н из з а ч и н а т е л е й с о в е т с к о й п р и к л ю ч е н ч е с к о й л и т е р а т у р ы , — стар е й ш и й а в т о р ж у р н а л а «Boкpyг с в е т а » .
В 30-х годах М. Е. З у е в - О р д ы н е ц много е з д и л по У з б е к и с т а н у , Т а д ж и к и с т а н у и Т у р к м е н и и , ходил с г е о л о г о р а з в е д о ч н ы м и п а р т и я м и п о с т е п я м К а з а х с т а на. В д р а м а т и ч е с к о м э п и з о д е , к о т о р ы й лег в основу его н о в о г о р а с с к а з а , о т р а з и л о с ь то в р е м я , когда в р е с п у б л и к а х С р е д н е й Азии в м е с т е с у к р е п л е н и е м С о в е т с к о й в л а с т и р е з к о м е н я л с я быт, в е с ь укл а д ж и з н и и на этом р а з л о м е р о ж д а л с я н о в ы й тип людей, д е я т е л ь н ы х , п р е д а н н ы х р е в о л ю ц и и и н е п р и м и р и м ы х к о в с е м п е р е ж и т к а м р а б с к о г о п р о ш л о г о .
то случилось в те годы, когда в степи еще белели пробитые пулей черепа чубатых семиреченских
казаков атамана Анненкова и разрубленные красноармейским клинком черепа жигитов алаш-ордынских полков «зеленого знамени», когда баи, удравшие в Синьцзян, присылали беднякам письма, именем аллаха всеблагого и всемилостивого грозили содрать с них шкуру, если они не сохранят в целости байские стада и табуны.
Студент алма-атинского пединститута Нуржан Байжанов поехал на летние каникулы в аул к отцу. Целую зиму его учили многому-многому, ибо он готовился стать учителем одной из тех тысяч школ, что открывала Советская власть в степных аулах.
Вместе с Нуржаном поехала его жена Жаукен, студентка того же института и комсомолка. Они долго ехали по железной дороге, а когда ночью высадились на глухом полустанке, когда поезд ушел, когда умолк чугунный его грохот, разбросанный по степи, Жаукен, человеку городскому, стало не по себе. Вокруг лежала древняя страна, а в глубь ее вели лишь караванные дороги, старые как мир и как старый мир плохие.
72
Кагена, комсомольца в засаленной юнгштурмовке, в розовых ситцевых шароварах, прежде звали бы караван-баши, но теперь его именовали экспедитором сельпо. Каген подвел к полустанку трех верблюдов, украшенных осмолдуками — желтыми, фиолетовыми, зелеными, красными шерстяными плюмажами. Когда Каген приводил верблюдов на полустанок за товарами для сельпо, осмолдуков на верблюдах, конечно, не было, но сегодня плюмажи развеваются в знак радости, ибо великая радость для почтенного заведующего сельпо Мулдагалима Байжанова — приезд в родной аул любимого сына, первенца и студента Нуржана. И когда темно-дымчатые с черной гривой животные глухо, утробно урча, встали, покорные, на колени, Жаукен, кутаясь в длинный шелковый шарф, хотя было плюс двадцать в лунной тени, жалобно посмотрела туда, где завязла во тьме красная точка хвостового фонаря поезда. Верблюдов она видела только на алма-атинских базарах...
Так тряслись они на жестких спинах верблюдов не день и не два, точно в шестнадцатом или десятом веке, останавливаясь только на ночь, окружая ночевку арканами из немытой овечьей шерсти, через которые не посмеют переползти скорпионы и фаланги, и змея тоже побоится переволочить свой холодный жгут. А по обе стороны их пути лежала степь, темно-зеленая, чуть ли не черная древняя земля, помнившая и хана Аблая, и чингисха-новских монголов, и затерявшихся во мгле веков огузов и кипчаков. Жаукен смотрела ликующими глазами на жаворонков, вырывавшихся, трепеща крыльями, из травы, на мчащиеся вдали стада джейранов и на беркута, надменно застывшего на краю дороги. А Нуржан, глядя на родные просторы, пожимал узкими плечами и говорил презрительно: «Азия!» И оттого, что он по-своему тянул первую букву и обрывал последний слог, выходило особенно презрительно: «А-азья!»
Редкие встречные кланялись почтительно и робко щегольской пушистой кепке Нуржана, его большим роговым очкам, его золотому зубу, а Жаукен махала встречным снятым с головы шарфом, кричала весело и смеялась. И тогда Нуржану хотелось ударить жену за бесстыдство: разве так должна вести себя катын в присутствии мужа? Как-то Жау
кен после одной из ночевок безуспешно пыталась вскарабкаться на верблюда, и тогда Каген, подняв женщину сильными руками, опустил ее бережно на седло. Нуржан взбесился, засопел и двинулся на Кагена, чтобы отхлестать арканом, но, посмотрев на широкие плечи экспедитора, остыл.
На пятый день пути, когда верблюжьи колокольчики охрипли от пыли, показался аул, легший у подножия гор. Жаман-Жол, что значит «плохая дорога», родной аул Нуржана... Проезжая по улицам, он смотрел прищуренными глазами мудреца и эпикурейца на низенькие глиняные кибитки, на низенькую мечеть, теперь лавку сельпо, в стенных нишах которой хранились когда-то коран и святые книги шариата, а теперь лежат ботинки, рубашки, ситец; на убогий минарет — деревянную лестницу с площадкой, прибитые к дереву, — теперь трибуну для аульных и волостных1 ораторов. Глядя на родное убожество, Нуржан пожимал плечами, шептал брезгливо: «Я не вернусь сюда ни за что! Разве для этого я учусь в институте?»
При виде Нуржана на пунцово-плюмажном верблюде жители аула выходили из кибиток, вытирали бороды руками и склонялись в низком поклоне жолдасу муга-лиму — товарищу учителю, а ребятишки бежали следом, задирая в восторге рубашонки выше пупа, крича неистово: «Урля-я!» От такого почета глаза студента заблестели, как лакированные, и он, чуть подумав, перерешил: «Я вернусь сюда, но через десять лет, когда здесь будут рестораны, стадионы и кино. Показать бы им сейчас «Медвежью свадьбу» или «Процесс о трех миллионах». Уй-бай-ой! Какие два жулика в этой картине!»
С этими мыслями Нуржан подъехал к родительскому дому, где встретили его злой лай собаки, бегавшей по плоской крыше кибитки, и приветственные слова отца, вышедшего за ворота, ибо в дом прибыл поистине «нуржан», то есть луч души отца, то есть первенец. Они поцеловали друг друга в плечо, а Жаукен отправилась, конечно, на женскую половину, где мать и сестра Нуржана тотчас начали удивляться ее часам, ее пудренице, ее походке, легкой, как песня, как дым костра, не спутанной рабьими одеждами. Золовка подняла с детским бесстыдством юбку Жаукен, чтобы узнать, носит ли она подобно
всем правоверным женщинам шаровары, и завопила, потрясенная:
— О сестрица! Почему такие коротенькие?
Утром следующего дня, едва рассвет спустился с гор в долину, старый Байжанов начал готовиться к тою, к такому пиру, будто его первенец родился во второй раз. Слышно было, как старик говорил кому-то в соседней комнате:
— Значит так... Возьми в лавке пятьдесят килограммов риса и пятьдесят килограммов муки, двадцать килограммов сахару, масла сливочного ящик, чаю пять килограммов. Чай бери высшего сорта. Водки три ящика возьми, мало будет — еще возьмем. Зарежем двух бычков и пяток баранов. Хватит? Нет, зарежем семь баранов!
— Вай, сколько же гостей будет? — удивилась Жаукен.
— С пяти аулов лучшие и нужные люди приедут, — самодовольно улыбнулся Нуржан. — Человек сто, не меньше. Что мы, нищие? А попробуй не устрой той — любая старуха плюнет в лицо и отцу и мне.
На дворе закипели такие котлы,-в каких в Алма-Ате варят асфальт, а отец и сын начали одеваться для приема гостей. Старый Байжанов вышел на двор наматывать чалму, ибо легчайшей английской кисеи было не меньше двадцати метров и в комнате с нею не справиться. Жена старика стояла в дальнем углу двора и держала конец кисеи, а Мул-дагалим, медленно поворачиваясь и приближаясь к жене, накручивал на голову контрабандную кисею.
— Только муллы и купцы носили чалму! — сказала с презрением Жаукен и гневно отвернулась.
— Отец и есть советский купец, а раньше был муллой, — гордо ответил Нуржан. — Он у нас ученый, в Казани в медресе учился, в Мекку ездил. Удостоился чести поцеловать черный камень пророка. Ты будь с ним почтительной, ты свои комсомольские замашки брось!
Жаукен не ответила, лишь глядела на мужа широко раскрытыми глазами.
На дворе, на коврах, перед большими белыми скатертями, расстеленными по траве, сидело не меньше ста гостей. Мулдага-лим Байжанов, уважаемый заведующий сельпо, вышел к гостям в
73
Рисунки П. ПАВЛИНОВА
огромной снежно-белой чалме, потому белой, что это цвет муллы, ишана и прочих ученых и благородных людей, и потому огромной, что величина чалмы на
ходится в прямой зависимости от заслуг перед исламом головы, носящей ее. Вышел Нуржан, и Жау-кен не узнала мужа. Куда девались пиджак, брюки дудочками и
74
остроносые ботинки «джимми». На нем был бархатный пунцовый халат, перевязанный ниже талии шелковым дорогим платком, ноги обуты в узкие лаковые сапожки
на высоких тоненьких каблучках, отчего походка его стала омерзительной: танцующей и вихляющей. На голове — роскошная, шитая золотом тюбетейка. От прежнего Нуржана остались только большие роговые очки да золотой зуб.
После большого полуденного намаза начался той. И когда перед гостями поставили пиалы с шипящим майским кумысом, старый Мулдагалим сказал насмешливо сыну:
— Расскажи, сынок, мусульманам, как учили тебя твои профессора. Научили они тебя чему-нибудь хорошему? При рождении на шею тебе повесили стихи пророка, и лучше бы тебе учиться не у профессоров, а у шейхов и быть тебе не студентом, а мулла-вичи 1.
Гости дружным гулом голосов одобрили слова уважаемого заведующего сельпо. А он продолжал:
— В Бухаре, в бухарских медресе, вот где наука! В Бухаре святость! Наш пророк — да будет он благословен вовек — в ночь своего восхождения на небо, увидев с высоты Бухару, сказал: «Бухара — моя вотчина!» В Бухаре законы аллаха пребывают незыблемо. В Бухару дороги для ереси и безбожья заказаны.
— В Бухару скоро проведут водопровод! — громко сказала Жаукен. — А святая Бухара пила гнилую, заразную воду.
— Иншалла! Если захочет этого аллах, — ответил, поглаживая-бороду, заведующий сельпо, даже не посмотрев на сноху. Она сидела рядом с мужем, а ее место за спиной мужчин, где женщины, дети и собаки ловят недоглодан-ные кости. И, снова поглаживая бороду сальными руками, заведующий сельпо сказал: — Да будет вовеки благословен закон Магомета, священный шариат — совесть народа.
— Шариат шестьсот лет был в степях, а накормил он бедняков? — дерзко откликнулась Жаукен.
Старый Мулдагалим, промолчал с застывшей на сытом лице обидой. И Нуржан был невесел и зол, хотя острый хмель водки, выпитой вопреки шариату, бурлил в его теле. Ох, эта Жаукен!..
Когда опустошены были два ящика водки и съедены два котла вареной баранины, русский бухгалтер сельпо, несмотря на жару, в лисьем малахае и уже
1 Ученик медресе.
вдребезги пьяный, забормотал слюняво:
— У большевиков все хорошо, все хвалю, кроме запрета держать табуны лошадей и устраивать конские ярмарки.
Бухгалтер когда-то был купцом первой гильдии, крупным торговцем лошадьми. Сыто рыгнув, он добавил:
— И кроме запрета устраивать кокпары. Какой же праздник без козлодранья?
— Кокпары сегодня будет! — коротко и твердо ответил старый Байжанов.
Когда бешбармак из всех котлов был съеден, все сабы1 с кумысом опорожнены, а водка выпита до последней бутылки, гости отправились на кокпары. Пошла на кокпары и Жаукен, пошла рядом с мужем и на ходу выговаривала ему:
— У вас в Жаман-Жоле нет Советской власти? Кокпары запрещено, ты это знаешь, и ты советский педагог!
А Нуржан вдруг закричал визгливо:
— Сзади иди! За женщиной пыль глотать буду? Чему тебя мать учила?
Жаукен остановилась, посмотрела молча на мужа и свернула в сторону. Она пошла к маленькому холму, на котором сидели в одиночестве аульные комсомольцы. Их было всего пятеро, шестого — экспедитора Кагена — на холме не было. А место Нуржана было на белой кошме, среди торжественных бород аксакалов, судей кокпары. Нуржан сел рядом с отцом и пьяным бухгалтером, почетным гостем.
— Какой приз победителю будет? — спросил он.
Бухгалтер оживился: — Самый лучший приз! Чет
верть водки, доска кирпичного чая и будильник.
— Уй-бай, разве это приз? — скорбно покачал головой старший Байжанов. — Вот прежде призы были: девять коней, девять коров, девять овец и юрта из белой кошмы. Вот это приз! Целое богатство!
— Не пора ли начинать?—осоловело пробубнил бухгалтер. — Жарко становится.
— Уже начали, — ответил Нуржан.
Зрители, сотен пять — не меньше, разместились на холмах, обступивших круглую ровную долину. И в долине этой появился одинокий всадник, древний седой
1 Кожаный мешок из шкуры, целиком снятой с лошади.
старик. Он выехал на середину и замер в торжественном ожидании. Тогда из-за холмов показались всадники, много всадников, может быть, целая сотня. Полы их рубах и халатов были заткнуты в шаровары, а на головах — толстые, на вате, малахаи, потому что они будут в схватке бить друг друга по голове камчой. Их кони шли медленным, танцующим шагом цирковых лошадей. Стойкие и храбрые кони степей. Мясо их жестко, жила туга, а сердце — как брус литого металла. Зрители встретили лихих жигитов воплями радости и нетерпения, гадая о возможном победителе.
А Нуржан не радовался. Его мучили неостывшая злость на жену да изжога от нелуженых котлов, из которых он ел бешбармак. Он ввинтил равнодушно в уголок губ папиросу к, поблескивая стеклами очков, сказал:
— Футбол — это спорт, да! Бокс тоже спорт. А камчами друг друга бить, конями друг друга топтать, какой это спорт, э? А-азья!
— Живая смерть, чего и толковать! — весело согласился бухгалтер.
А старый Байжанов разочарованно вздохнул. Он привел на кокпары жеребца огненно-рыжей масти. Жеребец стоял под седлом и в уздечке, выложенной бирюзой, у подножия холма. Огненно-рыжий жеребец негоден для работы. Из него сделали зверя, его долго держали в темноте, и он сейчас как бешеный, он в ярости от света, от криков, от ржанья лошадей в долине. Но, взглянув на сына, на его бледные руки, на его нежно-сметанное лицо, на его очки, старший Байжанов вздохнул: «Нет, не поскачет!..»
Всадники собрались вокруг старика, он ведет пёстрый отряд к бывшему минарету. Сейчас с этой трибуны упадет на головы всадников лак — зарезанный, но еще извивающийся в судорогах козел. И тот, кто, схватив тушку, сумеет пробиться с нею, не отдав ее другому, к белой кошме судей, — тот выиграл. Зрители стихают. Всадники берут камчи в зубы, освобождая руки., Всадники сдержанно спокойны, они сгусток охотничьего терпения. Но неспокойны их кони. Скакуны бьют копытами, еще до скачки покрываясь горячей пеной.
И вот с трибуны, раскачав, бросают зарезанного козла вниз, на сотни ждущих рук.
Всадники сбиваются в мятущийся клубок, хватают окровав-
75
В БЛИЖАЙШИХ НОМЕРАХ ЖУРНАЛА БУДЕТ ОПУБЛИКОВАНА ФАНТАСТИЧЕСКАЯ ПОВЕСТЬ СКОТТА ФИЦДЖЕРАЛЬДА
«АЛМАЗ ВЕЛИЧИНОЙ С ОТЕЛЬ «РИЦ».
«Под ногами у них разверзлась громадная яма, имевшая форму чаши с крутыми стенками, видимо, из полированного стекла; на слегка вогнутом дне стояли человек двадцать пять в полугражданском, полувоенном — авиаторы. Их лица, обращенные вверх с выражением гнева, злобы, отчаяния, циничной насмешки, обросли длинной щетиной...»
лепную тушку, а задние напирают на них всей силой бешеных коней. Зрители начинают волноваться с первых секунд игры, ибо в козлодранье начальные минуты могут быть так же остры, как и заключительные.
Кони, пьяные от битвы, задирая вверх морды, воют, визжат страшными, не лошадиными голосами, по-звериному зубами рвут тело врагов, а люди, тоже исходя воем, дерутся, душат друг друга, хлещут камчами. Грохот кокпары ударялся в холмы и отлетал воинственным эхом. Клубок тесно сцепившихся коней и людей перекатывался из одного конца долины в другой. Из пыли выплески
вались взмахи камчей, оставались лежать на земле сбитые соперниками всадники с переломанными ногами, руками, ребрами и пробитыми черепами.
Нуржан слушал этот шум всем телом, и в теле его рождалось эхо. На скулах дрожали мускулы, пальцы перебирали бархат халата, а глаза светились под очками, как свечи, взволнованные сквозняком.
Вот из свалки вырвался одинокий жигит, и зрители заспорили, кто он, летящий к победе, умчавший от соперников славу. Сидевшие вокруг Нуржана били кулаками в грудь со всего размаха — ах!., гах!.. — и ждали в тревоге
чьей-нибудь победы или смерти. Лихорадка их нетерпения проникла в Нуржана и разлилась в его крови, как вкрадчивый хмель вина, как одурь терьяка. Он навалился на плечи сидящих впереди, как наваливались на его плечи задние, тискал, щипал их взбесившимися пальцами и дико вожделел чьей-нибудь смерти.
А всадник, вырвавшийся из свалки, несся весь в пыли и в крови к белой кошме судей, прижав лак ногой к седлу. И Жау-кен ахнула, увидев на этом всаднике юнгштурмовку и розовые ситцевые штаны.
— Плохо воспитательную работу ведете, — строго сказала она
комсомольцам. — В кекпары комсомолец участвует. Какой пример даете?
— Ой, Жаукен! Какой казах не поскачет на кокпары?
— Он же комсомолец! — Он степняк, он жигит! — Сначала комсомолец, потом
жигит. Пора ломать эти привычки!
Комсомольцы виновато молчали. Л когда люди, сидевшие вокруг
Нуржана, криками назвали имя жигита, великолепное, отныне легендарное имя победителя — экспедитора Кагена, — Нуржана затопила темная, звериная, ревнивая злоба. Кровь кинулась в голову, застлала слух, затемнила глаза. Размахивая руками, что-то выкрикивая, побежал он с холма вниз. Он сорвал на бегу бархатный халат, оставшись только в рубашке, подпоясанной ремешком с висевшим на нем ножом-псяком, сорвал очки и вскочил в седло. Он затянул повод, и огненно рыжий конь словно зажегся под ним, пошел боком, мелко перебирая ногами, будто конфузясь, пока Нуржан не ожег его с пьяной беспощадностью камчой. Он не слышал, как отец закричал вслед дрогнувшим голосом:
— Ну! Заставь, сынок, всех глотать пыль!
Ветер скачки зашипел в ушах, серо-замшевые от пыли лица всадников прыгнули в глаза, он ворвался в потную, горячую тесноту кокпары, но тотчас, немилосердно полосуя огненного жеребца камчой, вырвался из тесноты и понесся в погоню за Кагеном.
Экспедитор был умен и коварен.
Он не уходил далек© вперед, не тревожил преследующих, оставляя им надежду, лишь бил камчой по передним ногам опасно приближавшихся коней, срывая их бег. Студент и экспедитор почти лежали на шеях лошадей и, казалось, не скакали, а летели над землей. Нуржан нагнал соперника, потянулся к окровавленной шкуре, но Каген ловко перекинул козла на левую сторону седла, стегнув Нуржанова жеребца по коленкам камчой. Ненавидя Кагеновы руки, осмелившиеся прикоснуться к Жаукен, а сейчас отнимающие победу, Нуржан выхватил псяк и всадил его в круп Кагенова коня. Обезумев от боли, конь вскинул зад, а Каген, взмахнув руками, опрокинулся на спину и, потеряв стремена, свалился с седла. Нуржан тотчас туго затянул повод, почувствовал, как плавная сила взмыла его кверху, и обрадовался, увидев под собой, под копытами взвившегося на дыбы огненного жеребца, потное и пыльное лицо Кагена.
Пьяный бухгалтер вскочил и заорал: «Гляди, гляди! А ну давай, давай! Ай да молодец Нуржан!» А старый Байжанов закричал тонко от радости и ударил бухгалтера малахитовыми четками, видя, как жеребец сына топчет, дробит копытами упавшего на землю Кагена.
Нуржан мчался уже с лаком к холму, где сидели на белой кошме судьи; он будет теперь пить кумыс со стариками — великая честь для лучшего наездника... Жаукен спустилась с хол-
ма и, повязывая на ходу голову длинным шарфом, пошла не навстречу победителю, имя которого Нуржан Байжанов, а на дорогу, ведущую к полустанку.
Она уходила не спеша, ровно, спокойно, не оглядываясь, как уходит бесповоротно решивший. За аулом ее нагнали на телеге комсомольцы.
Нуржан Байжанов не вернулся в пединститут. В Жаман-Жол приехали милиционеры и увезли его в город. А на могилу Кагена стали приходить паломники и больные, ищущие исцеления, ибо убитые в кокпары считаются святыми. Но это скоро прекратится — и кокпары и паломничество. В Жаман-Жоле выстроена школа, и на днях приезжает учитель, комсомолка Жаукен.
МАСКА С ОСТРОВА СИТКА (К первой странице обложки)
77
астительные краски — а их было три, самых любимых: чер
ная, красная и сине-голубая, — прочно проникали в кожу. Теперь ничто: ни солнце, ни сырой океанский ветер, ни снежный вихрь — не сотрет магических знаков шаманского передника. А знаков много, и не все они поначалу были ясны взгляду этнографов, заинтересовавшихся искусством обитателей острова Ситка — индей-цев-тлинкитов. Центральное изображение передника угадывается быстрее всего. Это ритуальная маска: квадратное лицо, корона, условно, в шахматном порядке нарисованные зубы. А вокруг? Вокруг расположены странные гео
метрические фигуры с кружками и овалами в центре. Позднее появилось название для этих знаков — «глазной орнамент». Тлинкиты больше всего любили изображать на своих праздничных одеждах глаза. Широко открытые, прищуренные, зоркие и отрешенные — очень много разных глаз, взглядов. Ученые объясняют это по-разному. Тлинкиты — охотники и рыбаки. А для охотника и рыбака самое, должно быть, важное — острый, удачливый глаз, помогающий в суровой борьбе с океаном, с ловким зверем... Но возможно и другое объяснение: человек, затерянный посреди равнодушной водной пустыни, не хо
тел смириться с тем, что он одинок и заброшен. Он жил в уверенности, что за его бедами и удачами следят иные живые существа. Они смотрят за ним отовсюду то с сочувствием, то в раздражении, то с безразличием...
Когда во второй половине прошлого века на остров Ситка высадилась русская экспедиция, гости отнеслись к быту и искусству тлинкитов с уважением и вниманием. Видимо, у начальника экспедиции Максутова был добрый глаз: он привез в Россию из Северной Америки целую этнографическую коллекцию, многие экспонаты которой являются в наше время музейными реликвиями.
НА ТРЕНИРОВКУ С СОБАКОЙ
Любители легкой атлетики хорошо знают английских бегунов Энн Паркер и ее мужа Роберта Брайтуэлла. На Олимпийских играх в Токио Энн установила новый мировой рекорд в беге на 800 метров; Робби, отлично пробежав последний этап эстафеты 4x400 метров, вывел свою команду на второе место. И вот теперь супруги Брайтуэлл решили раскрыть секрет своего успеха. Они тренировались вместе со своей собакой. «Правда, пес обычно прибегал к финишу первым, — рассказывают супруги, — но мы старались не очень уж отставать».
ГАДАНИЕ... ПО ФИНАНСОВЫМ ОТЧЕТАМ
Д в а д ц а т ь тысяч гадальщиц и гадальщиков в Японии, и у каждого по горло работы! Одни, стоя на углу улицы, за пару сот иен порекомендуют, как назвать сына. Другие, как, например, Кототома Фудзита, принимают в роскошной токийской конторе (двадцать минут — 270 долларов), где дают деловые консультации.
Многие фирмы — и мелкие и крупные — консультируются с гадальщиками по всякому поводу: начиная с цвета упаковки до названия товара.
Ничего таинственного или магического во всесилии гадальщиков, однако, нет: их советы основываются на прекрасной ориентировке в торгово-промышленных делах, регулярном чтении финансовых и биржевых бюллетеней, а не на толковании гороскопов и колдовских манипуляциях. Используя веру многих японцев в приметы и предсказания, гадальщики делают свой бизнес.
ВЕНЧАНИЕ В ВОЗДУХЕ
Воздушные гимнасты из канадского города Лондон Фрэнк Клерк и Рути Энгфорд свое бракосочетание решили совершить в... воздухе. К тому же, рассудили молодые, это неплохая реклама для будущего семейного номера. И вот перед глазами многочисленных зрителей на спущенных с вертолета тросах произошел обряд бракосочетания. Надев невесте обручальное кольцо, жених сделал сальто и повис головой вниз. На земле их уже ждал свадебный подарок — выгодный контракт в столичном цирке. В общем трюк в воздухе удался.
ЛЕЧИТЕСЬ СЛЕЗАМИ
Поплачь — легче станет» — под это ходячее выражение шведский стоматолог Юхан Нурдберг подвел научную базу. Плач, по его мнению, снижает давление крови в десне, а следовательно, давление на зубной нерв. Правда, окончательно проблему зубной боли этот способ не разрешает.
ЛЫЖИ, В КОТОРЫХ МОЖНО
СТИРАТЬ БЕЛЬЕ
Если вам не везет с лыжами, попробуйте спуститься с горки на двух тазах. Девочке, которую вы видите на снимке, удалось это с первой же попытки.
С ЛАССО НА НАСЕКОМОГО
Именно гак охотится один из видов пауков, живущий в Австралии. Подкравшись к своей жертве, паук ловко набрасывает на нее свою единственную паутинку с каплей смолы на конце. Смола обволакивает насекомого и парализует его. А тут подоспевает и сам паук.
ЛИСТАЯ СТАРЫЕ СТРАНИЦЫ
„Вокруг света", 1908 год
ЛЕЧЕНИЕ НА ЧЕТВЕРЕНЬКАХ
Некоторые из лондонских врачей находят, что человек подвержен многим болезням, которых не бывает у четвероногих животных, только благодаря тому, что тело его имеет вертикальное положение, которое действует вредно на разные мускулы и органы.
Врачи эти пришли к заключению, что для человека было бы в высшей степени полезно каждый день, по крайней мере полчаса, прогуливаться на четвереньках.
Многие уже пользуются этим методом лечения. Недостает только того, чтобы они во время этих прогулок щипали еще. и травку. В добрый час!
ГИГАНТСКИЕ ПАСХАЛЬНЫЕ ЯЙЦА
Один английский лорд заказал лондонскому кондитеру подарок для своей невесты в виде гигантского яйца. Это шоколадное яйцо имело 3 метра высоты и 1 метр 50 сантиметров в окружности. Яйцо-гигант было наполнено 500 фунтами конфет. Яйцо было отправлено в Капштадт (Кейптаун). Носилки, на которых его перенесли на пароход, несли 7 человек.
Но рекорд по величине побило пасхальное яйцо, поднесенное во время второй империи одной знаменитой французской актрисе. Оно состояло из обручей, обтянутых полотном, и имело дверцу. Его привезли на огромных дрогах. Когда актриса открыла дверцу, внутри яйца оказалась коляска, запряженная парой, с кучером, невозмутимо восседавшим на козлах.
ОГНЕОПАСНОЕ ПОСОБИЕ
Учитель одной из сиднейских школ Уилфред Рискин удовлетворен — отныне его питомцы могут наглядно убедиться, во сколько раз миллион больше единицы, десятка, сотни и так далее. Гора спичек, собранная школьниками, — ровно 1 000 000 спичек, — служит превосходным учебным пособием. Педагог доволен. Но вряд ли его восторг разделят пожарные.
НА СВОЮ ГОЛОВУ
Австралийский фермер Линдей Смит научал свою обезьянку по имени Джонни выполнять различную мелкую работу по хозяйству. Фермер был доволен: хороший помощник, к тому же и денег не требует. Однако вскоре Смиту прислали повестку об уплате налога за Джонни, как за батрака...
ТРИ ЧАСА МОЛЧАНИЯ
Американский композитор Джон Кейдж создал новое музыкальное произведение — «Сонату молчания». Исполнение сонаты заключается в том, что пианист три раза поднимает и опускает крышку рояля. И слушателям становится ясно, что сочинение состоит из трех частей.
ПОДВОДНЫЙ ХУДОЖНИК
Картины калифорнийского художника Чарли Томпсона расходятся, как горячие пирожки. Покупателя привлекает прежде всего способ, которым Томпсон создает свои творения. Облачившись в скафандр, Чарли опускается на морское дно и там устанавливает свой мольберт.
Согласитесь редко, кому приходится рисовать под водой.
Рисунки В. ЧИЖИКОВА
ИСПЫТАНИЕ НА ПРОЧНОСТЬ
Одна итальянская фирма для испытания своей продукции выбрала бывшую олимпийскую трассу бобслея в Кортина д'Ампеццо.
Сорвавшись со старта, машина сразу же развивает бешеную скорость. Большая крутизна, резкие повороты — все это делает испытание необыкновенно трудным.
КИСЛОРОДУ, КИСЛОРОДУ!
На многих оживленных перекрестках Токио регулировщики стоят теперь в кислородных масках. Управление полиции решило дополнить униформу масками после того, как в нескольких случаях стражи порядка падали в обморок. Ведь они вынуждены часами дышать воздухом, отравленным выхлопными газами.
МИСТЕР ИКС
„Джентльмены, я предлагаю переименовать те улицы, которые носят имена людей, никому в нашем городе не известных!» — заявил мэр американского городка Окмальджи. Отцы города с восторгом приняли предложение и первой переименовали Наполеон-стрит.
КУРЬЕЗНЫЙ ОБЫЧАЙ
В Бекингеме, в Англии, существует очень курьезный обычай взвешивать городского голову и городских советников до их вступления на службу и по окончании ее. Уменьшение веса считают признаком усердной работы на благо своих сограждан. Замечательно, что еще ни разу ни один из городских советников не прибавил в весе: все убавляют его. Вероятно, при первом взвешивании они бывают чересчур полны проектами всевозможных благих начинаний.
ПРИЧУДЫ БОГАТЫХ АМЕРИКАНЦЕВ
В Америке происходит в настоящее время вакханалия роскоши, в которую все глубже А глубже погружаются богатые и состоятельные классы заатлантической республики.
За последние десять лет американские крезы, главным образом их жены, купили на два с половиной миллиарда рублей одних только драгоценных камней. Особенно грандиозные суммы были уплачены за роскошные жемчужные ожерелья.
Один американский миллиардер соорудил у себя в Нью-Йорке дом, в котором все водопроводные трубы и краны — из чистого серебра, а ванная комната облицована лучшим каррарским мрамором. В спальне у этого миллиардера стоит кровать из чистой слоновой кости с дорогими художественными инкрустациями из золота. Стоимость этого ложа около 600 тысяч рублей. Стены спальни выложены эмалью и чеканным золотом, а занавеси представляют собой гобелены по пятнадцать тысяч рублей штука.
Об одной нью-йоркской леди, обожающей обезьян, газеты рассказывают не менее любопытные вещи. У нее около десяти штук этих животных, и содержание их обходится ей в год в 40 тысяч рублей. Эти четвероногие едят и пьют на серебре и спят на шелку; в хорошую погоду их вывозят кататься на кровных рысаках.
С О Д Е Р Ж А Н И Е И. БЕЛОУСОВ — О т к р о й с я , о к е а н ! 1 Летопись открытий советской океанологии 2 Советские названии на планете «Океан» 4 Причуды п р и р о д ы 7 Л, РЕПИН — Подводный робот-геолог 9 A. Н. Ф О Р Д — Д е р е в о 10 Загадки, п р о е к т ы , открытия 12 Г. ВЛАДИМОВ, В. ОРЛОВ — М у р м а н с к 12 М. ПОРТНОЙ — М у р м а н с к и й р и т м 15 АРТУР К О Н А Н ДОЙЛЬ — Загадка Т о р с к о г о моста 18 «Кают-компания» «Вокруг света» 29 Ю. Л О Щ И Ц — Следы на снегу 32 Л Ю Ц И А Н ВОЛЯНОВСКИЙ — Черные следопыты найдут меня 38 Г. СВЕТЛОВ — Как ш т у р м у ю т Ф у д з и я м у 42 B . Д Р У Ж И Н И Н — К р у ж е в н и ц а Амелия . 4 4 М О Р И С КЕЙН — Неласковый триумвират 46 В. БУЛЫГИН — Старик 49 Е. ФЕДОРОВСКИЙ, В. ГОЛОВЧЕНКО — О г н и г о р ы Митридат . 50 О б ы к н о в е н н ы й б и з н е с .
ВЛ. БОЛЬШАКОВ — «Купцы смерти» 54 А. ЛЕМБЕРГ, Ж. ГИЛЛО — Пистолет-пулемет за 300 к р о н 55 Д Ж . БЕНСИ — П р о д о л ж е н и е следует? 57
Г. ЕРЕМИН — Тайна М о н с е г ю р а 58 ПЬЕР РОНДЬЕР — А л м а з 60 На меридианах Родины 62 ГЕНРИ КАТТНЕР — П р о ф е с с о р о м меньше 64 Ю. КАГАРЛИЦКИЙ — Н е с к о л ь к о слов о Генри Каттнере . . 69 «Симка» гарантирует безопасность . 70 Путешествие в б е з у м и е 70 В пасти косатки . 71 М И Х . ЗУЕВ-ОРДЫНЕЦ — К о к п а р ы в Жаман-Жоле 72 М а с к а с острова Ситка 77 Пестрый мир 78 Листая старые страницы 78 В, ОСТРОВСКИЙ — Л ю б о в ь и м о р с к и е к о р о в ы 80 На охотничьих тропах . . 3-я стр. обл.
Н а п е р в о й странице обложки: остров СИТКА. Кожаный передник с изображением ритуальной маски индейцев-тлинкитов, хранящийся в Музее антропологии Московского университета. (См. заметку на стр. 77.)
Главный редактор В. С. САПАРИН Ч л е н ы р е д а к ц и о н н о й к о л л е г и и : В . И . АККУРАТОВ, И. М. ЗАБЕЛИН, М. М. КОНДРАТЬЕВА, В. Л. КУДРЯВЦЕВ, А. А. НО-ДИЯ (заместитель главного редактора), К. Г. ПАУСТОВСКИЙ, П. Н. РЕ ШЕТОВ, Ю. Б. САВЕНКОВ (ответственный секретарь), А. И. СО
ЛОВЬЕВ, В. С. ЧЕРНЕЦОВ, Л. А. ПЕШКОВА, В. М. ЧИЧКОВ.
Оформление В. Чернецова и Т. Гороховской
Рукописи не возвращаются. Технический редактор А. Бугрова
ИЗДАТЕЛЬСТВО ЦК ВЛКСМ «МОЛОДАЯ ГВАРДИЯ»
Наш адрес: Москва, А-30, Сущевская, 2 1 . Телефон для справок — Д 1-15-00, доб. 2-29; отделы: «Наша Родина» — 4-09; иностранный — 2-85; литературы — 3-58; 3-93; н а у к и — 3-38; писем — 2-68; иллю
страций — 3-16; приложение «Искатель» — 4-10.
Сдано в набор 10/VI 1967 г. Подп. к печ. 20/VII 1967 г. А01284. Формат 84xl087i6. Печ. л. 5 (усл. 8,4). Уч.-изд. л. 12. Тираж 2 600 000 экз.
Заказ 1054. Цена 60 коп. Типография изд-ва ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия»,
Москва. А-300 Сущевская. 21.
ЛЮБОВЬ И МОРСКИЕ
КОРОВЫ
Очень прошу Вас прислать хотя бы несколько слезинок морской коровы. Я зарабатываю не так уж много, но готов заплатить за них сколько потребуется. Мой адрес-улица Сутомо, дом номер..., город Палембанг, Южная Суматра».
Далее следует подпись, которую мы опускаем, дабы уберечь от огласки чужую сердечную тайну. Автор письма изнемогает от неразделенной любви. Последняя его надежда — колдовское зелье, с помощью которого самый (как бы это помягче сказать?..) непривлекательный мужчина может приворожить сердце самой гордой на свете красавицы. А слезы морской коровы считаются важнейшим ингредиентом такого снадобья.
Чаще всего морских коров — водных млекопитающих, похожих на тюленей, вылавливают рыбаки, живущие на восточном побережье Калимантана. Именно поэтому потоком поступают письма, адресованные руководителю ведомства рыбной промышленности. Каждое письмо — мольба о помощи, исповедь несчастной любви. Дело дошло до того, что руководитель ведомства вынужден был опубликовать в газетах официальное опровержение: мы, мол, слезами морских коров никогда не торговали и торговать не будем.
Крупный чиновник в городе Са-маринда со всей ответственностью заявил корреспонденту агентства Антара, что вера в чудодейственную силу слез лишена каких бы то ни было оснований.
Несмотря на это авторитетное заявление, поток писем не прекращается. До сих пор находятся охотники выложить немалые деньги за «драгоценную» влагу.
В одной из сурабайских газет появилось небольшое сообщение из Самаринды, откуда явствовало, что местные рыбаки, учитывая благоприятную конъюнктуру, наладили оптовую торговлю заветными слезами. Их продают в бутылках из-под пива. Цена — 1500 рупий за бутылку.
В. ОСТРОВСКИЙ
— Когда поохотишься с мое, то поймешь, как это можно чувствовать тигра за целую версту.
— Я же сказала тебе, что хочу красную. Эту можешь выбросить обратно.
НА ОХОТНИЧЬИХ ТРОПАХ
ИНОСТРАННЫЙ ЮМОР — Ну ладно, ладно, ты молодец. Только в следующий раз дай мне сначала выстрелить.
— Интересно, как это они поняли, что мы остались без капли бензина?
— Да не дразни ты его, дай ему как следует заглотнуть приманку.
— Я похудел с тех пор, как твердо решил питаться лишь собственной добычей.
Без слов.
Recommended