Teor Mejd Otn Hrestom

Х Р Е С Т О М А Т И Я

ТЕОРИЯ

МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ

Научный редактор профессор П.А. Цыганков

Рекомендовано Учебно-методическим объединением вузов Российской Федерации по образованию

в области международных отношений в качестве учебного пособия для студентов высших учебных заведений, обучающихся

по специальностям и направлениям «Международные отношения»

и «Регионоведение»

МОСКВА 2002

УДК 327 (082)(075.8=20=82 ББK66.4(0)273 Т338

Р е ц е н з е н ты : зав. кафедрой мировых политических процессов МГИМО доктор политических наук, профессор ММ. Лебедева,

зав. кафедрой политических теорий МГИМО доктор философских наук, профессор ТА. Алексеева

Теория международных отношений: Хрестоматия / Сост., науч. ред. и коммент. П.А. Цыганкова. — М.: Гардарики, 2002. — 400 с.

ISBN 5-8297-0107-3 (в пер.) Начало XXI в. предельно остро свидетельствует о том, что мировая полити-

ка и международные отношения претерпевают кардинальные изменения. В то же время новые международные реалии возникают не на пустом месте, более того, они нередко сосуществуют событиями и явлениями, аналоги которых известны науке еще со времен Фукидида. Потому общая теоретическая картина международных отношений может быть получена только с учетом всей сово-купности накопленных знаний, когда наряду с новыми продолжают сохранять свое значение и устоявшиеся подходы, теории и взгляды.

Приводятся фрагменты произведений англо-саксонских авторов (1939— 1972), ставших своего рода классикой международно-политической науки. Каждый из них сопровождается краткими комментариями научного редактора. Все это делает книгу полезным дополнением к учебному пособию по теории международных отношений.

Для студентов, аспирантов и преподавателей факультетов, отделений и ка-федр международных отношений. Будет полезна тем, кто изучает общественные науки.

УДК 327 (082)(075.8)=20=82 ББК 66.4(0)

В оформлении переплета использован фрагмент картины Ричарда Эсэса «Атакующая экономика» (1975)

ISBN 5-8297-0107-3 © «Гардарики», 2002 © Цыганков П.А. Составление, комментарии, 2002

СОДЕРЖАНИЕ

Предисловие (ММ. Лебедева)...................................................................................... 7 Вступительная статья. Теория международных отношений: традиции и современ- ность (П.А. Цыганков).................................................................................................. 11 РАЗДЕЛ I. Традиции и парадигмы ........................................................................ 49

Эдвард Харлетт Карр и международно-политическая наука (П.А. Цыганков)........ 49 Эдвард X. Карр. Двадцать лет кризиса: 1919-1939. Введение в изучение международных отношений .................................................................................. 53 Теория политического реализма: власть и сила в межгосударственных отно шениях (П.А. Цыганков) ..................................................................................... 69 Ганс Моргентау. Политические отношения между нациями: борьба за власть и мир.................................................................................................................... 72 Кеннет Уолц и неореализм в науке о международных отношениях {П.А. Цыганков) .................................................................................................. 89 Кеннет Н. Уолц. Человек, государство и война: теоретический анализ.................. 93 Политический идеализм в теории международных отношений: иллюзии и реальность (П.А. Цыганков) ........................................................................... 111 Греневиль Кларк и Луис Б. Сон. Достижение всеобщего мира через мировое право. Два альтернативных плана ....................................................................... 115 Йохан Галтунг: неомарксизм и социология международных отношений {П.А. Цыганков)................................................................................................. 131 Йохан Галтунг. Теория малых групп и теория международных отношений (исследование проблемы соответствия) ............................................................... 135 Транснационализм в науке о международных отношениях: вклад Джозефа С. Ная-мл. и Роберта О. Кохэна (П.А. Цыганков).................................. 147 Джозеф С. Най-мл. и Роберт О. Кохэн (ред.). Транснациональные отноше ниям мировая политика...................................................................................... 152

РАЗДЕЛ II. Теории и методы ................................................................................. 168 Взаимосвязь внутренней и внешней политики: идеи Джеймса Розенау и современность (П.А. Цыганков) ...................................................................... 168 Джеймс Розенау. К исследованию взаимопересечения внутриполитической и международной систем............... '..................................................................... 172 Хедли Булл и второй «большой спор» в науке о международных отношениях (П.А. Цыганков)................................................................................................. 184 Хедли Булл. Теория международных отношений: пример классического подхода ............................................................................................................... 187 Может ли наука о международных отношениях стать «прикладной»? (Анатоль Рапопорт о необходимости придания научного характера исследова ниям мира) (П.А. Цыганков) ............................................................................. 200 Анатоль Рапопорт. Могут ли исследования мира быть прикладными?............. 203

6 СОДЕРЖАНИЕ

Мортон Каплан: вклад в системное исследование международных отноше ний (П.А. Цыганков) ............................................................................................................214 Мортон Каплан. Система и процесс в международной политике.................................220 Международное общество с позиций системного подхода: Оран Р. Янг о «разрывах» в международных системах (П.А. Цыганков) ...........................................236 Оран Р. Янг. Политические разрывы в международной системе....................................241 Томас Шеллинг и применение теории игр в исследовании конфликта и сотрудничества {П.А. Цыганков) ....................................................................................251 Томас Шеллинг. Стратегия конфликта..............................................................................255 Грэм Аллисон о моделях принятия решений в области национальной безопас ности (П.А. Цыганков) .........................................................................................................267 Грэм Т. Аллисон. Концептуальные модели и кубинский ракетный кризис...................271

РАЗДЕЛ III Проблемы и решения .........................................................................................296 Оле Холсти о принятии внешнеполитических решений в кризисных ситуациях (П.А. Цыганков) ................................................................................................ 296 Оле Р. Холсти. Кризисы, эскалация, война...................................................................... 300 Эрнст Б. Хаас о функциональном сотрудничестве как условии преодоления конфликта и достижения политической интеграции (П.А. Цыганков) ........................ 316 Эрнст Б. Хаас. За пределами нации-государства: Функционализм и между народная организация ......................................................................................................... 321 Международное сотрудничество: позиции политического реализма (П.А. Цыганков) ................................................................................................................... 334 Арнольд Уолферс. Противоборство и сотрудничество: очерк международной политики ............................................................................................................................... 338 Джон В. Бертон о конфликтах и сотрудничестве в мировом обществе (П.А. Цыганков) ................................................................................................................... 349 Джон В. Бертон. Конфликт и коммуникации. Использование контролируе мой коммуникации в международных отношениях ........................................................ 353 Моральные и правовые возможности регулирования порядка в международ ном обществе (П.А. Цыганков)........................................................................................... 362 Джордж Шварценбергер. Политическая власть. Изучение мирового сообщества............................................................................................................................ 367 Куинси Райт о международных организациях, демократии и войне (П.А. Цыганков).................................................................................................................... 380 Куинси Райт. Некоторые размышления о войне и мире ................................................ 384

ПРЕДИСЛОВИЕ

Выход в свет представляемой книги имеет очень большое значение для отечественной международно-политической науки, переоценить которое сложно. Книга через тексты англосаксонских авторов дает пред-ставление отечественному читателю, в первую очередь студенту, о ста-новлении и развитии в мире теории международных отношений.

Международные отношения как научная и учебная дисциплины имеют свои отечественные традиции развития. Они сформировались позднее, чем на Западе, и обладают рядом особенностей. В течение со-ветского периода они фактически развивались в условиях одной мето-дологической парадигмы, связанной с марксизмом, что, несомненно, на-ложило отпечаток на исследование и преподавание международных от-ношений в стране. Многие работы, выходившие за рубежом, а также дискуссии по основным проблемам международных отношений, методо-логии их исследования оставались вне поля зрения отечественных уче-ных. В лучшем случае они попадали в рубрику «Критика зарубежных подходов» и становились известными отечественным исследователям и студентам лишь в пересказе1. Сами же труды зарубежных авторов, прежде всего английских и американских исследователей, которые в силу ряда причин внесли, пожалуй, наибольший вклад в развитие меж-дународных исследований, были недоступны на русском языке. Более того, читающим по-английски оказывалось сложно найти необходимую книгу даже в центральных библиотеках Москвы. Впрочем, такое поло-жение дел было типичным для всех социальных наук.

Развиваясь в значительной степени в отрыве от мировой науки, международные исследования были в большей степени, чем на Западе, ориентированы на историческое, а не политологическое знание. Позд-нее в исследования международных отношений кроме истории стали включать экономические, правовые и другие аспекты. Многое для фор-мирования такого многодисциплинарного взгляда на международные отношения было сделано учеными институтов Академии наук, вузов (в первую очередь МГИМО, МГУ). Значительным толчком в развитии исследований по международным отношениям в стране явилась дискус-

См., например: Современные буржуазные теории международных отношений: кри-тический анализ / Под ред. В.И. Гантмана. М.: Международные отношения, 1976.

8 ПРЕДИСЛОВИЕ

сия, которая развернулась в 1969 г. на страницах журнала «Мировая экономика и международные отношения», когда особое внимание было обращено на вопросы теории и методологии. Тем не менее международ-ные отношения в отечественной науке довольно долго рассматривались скорее «суммарно», как связь различного рода, прежде всего межгосу-дарственных отношений. Это нашло отражение в определениях самого понятия. Например, в «Дипломатическом словаре», изданном в 1986 г., дано определение международных отношений как совокупности «эконо-мических, политических, правовых, дипломатических, военных и других связей и взаимоотношений между государствами и системами государств, между основными классами, экономическими, политическими силами, организациями и движениями, действующими на международной арене»1. В принципе такой подход был характерен для исследований по международным отношениям и в других странах. Однако там, во-первых, было сильно влияние политической науки, которая фактически отсутствовала в Советском Союзе, во-вторых, все же в большей степени ощущалась не многодисцилинарность, а междисциплинар-ность. У нас же в силу сложившихся традиций, когда академическая наука строилась по предметным областям (отсюда и названия институтов Академии наук, например Институт социологии, Институт всеобщей истории и т.п.), а не по проблемному принципу, достичь действительной междисциплинарное™ было довольно сложно. Даже в тех случаях, когда академический институт имел междисциплинарное название (например, Институт мировой экономики и международных отношений), его внутренняя структура все равно основывалась на предметном принципе.

Отсутствие междисциплинарное™, политологического ракурса рас-смотрения проблемы и недостаточное знакомство с работами, проводи-мыми в странах Запада, негативно сказывалось на развитии отечествен-ных исследований- по теории международных отношений. Это усилива-лось и ярко выраженной страноведческой ориентацией отечественных работ. К тому же тенденции и закономерности мирового развития не рассматривались или подменялись идеологическими конструкциями.

Если в советский период исследования и преподавание международ-ных отношений было сосредоточено в Москве — в научно-исследова-тельских институтах Академии наук (Институте США и Канады, Ин-ституте мировой экономики и международных отношений, Институте востоковедения), в Московском государственном институте междуна-родных отношений, Дипломатической академии, Московском государ-__________

Дипломатический словарь. М., 1986. Т. 2. С. 206.

ПРЕДИСЛОВИЕ 9

ственном университете, то в 1990-е гг. в связи с процессами демократи-зации и активным выходом на мировую арену российских регионов, корпораций, неправительственных организаций и т.п. резко возросла потребность в квалифицированных кадрах в области международных отношений, причем не только в центре, но и в регионах. В ответ на этот запрос многие региональные государственные университеты (более 20, а с учетом смежной дисциплины — регионоведения — более 30) начали подготовку специалистов по международным отношениям, открыв соот-ветствующие факультеты и отделения. Еще больше открыто негосудар-ственных университетов, где преподаются международные отношения. Кроме того, эта дисциплина включена в учебные планы и при подготовке смежных специалистов — политологов, социологов, историков и т.п.

Бурное развитие международных отношений сопровождалось разви-тием междисциплинарности, переводом зарубежной литературы по международным отношениям, появлением отечественных исследований, в том числе и по теоретическим вопросам1. В то же время быстрое развитие новой учебной и научной дисциплины сопровождается про-блемами и трудностями. Так, особенно в российских регионах явно ощущается недостаток высококвалифицированных преподавателей, хо-рошей учебной и научной литературы.

Теория международных отношений занимает особое место в иссле-дованиях и преподавании международных отношений. Теоретическая основа является той базой, на которой происходит осмысление конкрет-ных политических событий в области международных отношений. Без нее невозможна ни подготовка кадров, ни работа практиков. Немецкий психолог Курт Левин как-то заметил, что нет ничего практичнее хоро-шей теории. Поэтому не случайно теоретическим вопросам уделяют такое большое внимание в практических учреждениях, в том числе и в Министерстве иностранных дел России.

В области теоретического осмысления международных отношений существующий пробел, возникший в отечественной науке и образова-нии в силу указанных выше причин, в значительной степени восполняет предлагаемая читателю книга. Достаточно удачной представляется структура книги. В первом разделе представлены классические работы по основным теоретическим школам в международных исследовани- ях- реализм (Э.Х. Карр, Г. Моргентау), неореализм (Л. Уолтц), идеа-________

1 См., например: Кохэн P.O. (Keohane R.O.). Международные отношения: вчера и сегодня // Политическая наука: новые направления / Под ред. Р. Гудина и Х.Д. Клинге-манна. М.: Вече, 1999. С. 438-452; Международные отношения: социологические подхо-ды / Под ред. проф. П.А. Цыганкова. М.: Гардарика, 1998; Цыганков ПА. Международ-ные отношения. М.: Новая школа, 1996.

10 ПРЕДИСЛОВИЕ

лизм (Г. Кларк), транснационализм (Дж.С. Най, Р. Кохэн). Второй раз- дел посвящен методам исследования международных отношений, где мы также находим классические исследования Дж. Розенау, X. Булла, а, Рапопорта, О. Янга и Т. Шеллинга. Наконец, в третьем разделе рас-сматриваются проблемы взаимодействия на международной арене, ко-торое находит отражение в сотрудничестве и конфликте, а также при-нятии решений. В этом разделе даны работы Дж. Бертона, О. Холсти, Э. Хааса, Дж. Шварценбергера, А. Уолферса, К. Райта.

Книга построена так, что к каждой статье приводятся комментарии составителя. Это дает возможность, с одной стороны, понять место дан-ной статьи в контексте других исследований данного, автора, с дру- гой — позволяет пользоваться книгой тем, кто недостаточно знаковгс теорией международных отношений.

Несомненно, предлагаемое издание необходимо тем, кто изучает международные отношения, но будет полезно и для политологов, социо-логов, философов, историков и других специалистов. Практики также смогут найти здесь ответы на вопросы, которые волнуют их сегодня, в частности, насколько прикладными могут быть теоретические знания.

Доктор политических наук, профессор, зав. кафедрой мировых политических процессов

МГИМО (у) МИД РФ ММ. Лебедева

ТЕОРИЯ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ: ТРАДИЦИИ И СОВРЕМЕННОСТЬ

Теория международных отношений (ТМО) — дисциплина относительно новая и вместе с тем быстро распространяющаяся в учебных планах оте-чественных вузов. Сегодня ее преподают не только в МГИМО. Она вхо-дит в учебные планы открывшихся в постсоветское время новых факуль-тетов, отделений и кафедр международных отношений университетов Москвы и Санкт-Петербурга, Казани и Нижнего Новгорода, Томска и Екатеринбурга, Иркутска и Благовещенска, Владивостока и Ставрополя, а также ряда других учебных заведений. Более 400 из 978 высших учеб-ных заведений России имеют негосударственный статус, и во многих из них (пропорционально гораздо больше, чем в государственных вузах) теория международных отношений занимает одно из ведущих мест в структуре преподаваемых дисциплин. В этих условиях все острее стано-вится явный недостаток литературы учебно-методического характера. Хотя в последние годы был опубликован ряд учебников и учебных посо-бий1, их все же недостаточно, тем более что многие из них изданы малым тиражом. В этой связи преподаватели и студенты обращаются к книгам, написанным в 1970-1980 гг., не только потому, что они все еще сохраня-ют свою актуальность для целей учебного процесса, но и в силу нехватки более современной литературы. При всех несомненных достоинствах указанных книг2, не стоит забывать, что они издавались в условиях стро-гого идеологического контроля и политической цензуры. Следствием этого является не только малая значимость части того, что в них сказано (я имею в виду обязательные в тех условиях ссылки на документы КПСС_

1 См., например: Мурадян А.А. Самая благородная наука. Об основных понятиях международно-политической теории. М., 1990; Поздняков Э.А. Философия политики. М,, 1993; Заглавии Н.В., Дахин В.Н., Загладина Х.Т., Мунтян М.А. Мировое полити- ческое развитие: век XX. М., 1995; Новиков Г.Н. Теории международных отношений. Иркутск, 1996; Косолапое Н.А. Серия статей в рубрике «Кафедра» журнала Мировая экономика и международные отношения, 1997-2000 гг.; Цыганков П.А. Международные отношения. М., 1996; Современные международные отношения / Под ред. А.В. Торкуно- ва.М., 1999; 2000.

2 См., например: Современные буржуазные теории международных отношений / Под ред. В.И. Гантмана. М., 1976; Система, структура и процесс в развитии современных международных отношений. М., 1986; Антюхина-Московченко В.И., Злобин А.А., Хрус- палев М.А. Основы теории международных отношений. М., 1988; Мурадян А.А. Буржу азные теории международной политики. М., 1988.

12 ВСТУПИТЕЛЬНАЯ СТАТЬЯ

и работы руководящих деятелей партии и правительства, а также кри-тически-разоблачительный угол зрения по отношению к «буржуазным» и «антикоммунистическим» взглядам), но и то, что многое действительно важное авторы вынуждены были опускать в силу тех же причин (напри-мер, анализ зарубежными авторами внешней политики СССР или про-цесса принятия внешнеполитического решения советскими лидерами, даже просто упоминание тех работ, часто значительных, с точки зрения их места в международно-политической науке, которые содержали кри-тику в отношении Советского Союза).

Но еще хуже обстоит дело с изданием такого вида учебно-методи-ческой литературы, как «книга для чтения» (того, что на Западе называ-ется reader), хрестоматия — сборник систематически подобранных фрагментов из работ авторов, внесших наиболее крупный вклад в изу-чаемую студентами дисциплину1.

Предлагаемое издание призвано восполнить этот пробел и дать чи-тателю представление о взглядах ученых, которые способствовали со-зданию и развитию ТМО. При составлении хрестоматии учитывалось следующее. Первая кафедра международных отношений появилась в 1919 г. в Англии (в Университете города Эйбересвит, Уэльс), где и сегодня существует достаточно сильная и сохраняющая определенное своеобразие научная школа, связанная с традициями разработки проблем «международного общества»2, которой, впрочем, не исчерпывается вклад английских ученых в изучение международных отношений3. Впоследствии центр тяжести в преподавании и исследовании между-народных отношений перемещается в США. Этому способствуют раз-меры американского образовательного рынка, жесткое соперничество университетов и требовательность к профессиональной подготовке международников, которые готовятся почти в каждом из них, сущест-__________

1 Отрадным исключением стали такие издания, как пятитомная «Антология мировой политической мысли» (М.: Мысль, 1997) и двухтомная (в трех книгах) «Внешняя полити ка и безопасность современной России» (М.: Московский общественный научный фонд, 1999). Вместе с тем эти издания отвечают иным целям, отличным от целей предлагаемой книги.

2 См., например: Burton N. J. W. World Society. Cambridge, 1972; Bull H. The Anarchi cal Society: A Study of Order in Eorld Politics. L.: Macmillan, 1977: Wight M. Systems of States. Leicester, 1977; Bull H. & Watson A. The Expansion of International Society. Oxford, 1984; Loard E. International Society. L., 1991; Browm С International Relations Theory: New Normative Approaches. Hemel Hempstead: Harvester Whetsheaf, 1992.

3 Так, важным вкладом в развитие международно-политической науки стали работы С. Стрендж (S. Strange) и ее учеников по международной политической экономии, а также таких ученых, как Д. Грум (J. Groom), С. Смит (S. Smith), Ф. Халлидей (F. Halli- day) и др., по общим проблемам теории международных отношений (см., в частности: Strange S. (ed.). Path to International Political Economiy. L., 1985; Groom AJ.R. Contempo- rary International Relations. A Gide to Theory. L., 1994; Bootn K. & Smith S. (ed.). Interna- tional Relations Rheory Today. L., 1995).

ТЕОРИЯ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ: ТРАДИЦИИ И СОВРЕМЕННОСТЬ 1 3

венная финансовая поддержка международно-политических исследо-ваний со стороны государства и многочисленных общественных и частных фондов, огромное количество издательств и профессиональ- ных журналов, наконец, гораздо более ощутимая, чем в других стра- нах, востребованность результатов научного труда самих ученых. Многообразие научных школ и концепций, эмпирических и теоретичес-ких подходов, количественных и качественных методов, строгое исполь-зование технического и математического инструментария, исторических, социологических и экономических исследовательских средств, сущест-венные результаты, полученные в изучении всех наиболее важных про-блем международно-политической науки: от меняющейся роли госу-дарства и значения новых международных акторов до моделей приня- тия внешнеполитических решений — все это позволяет сказать, не рискуя впасть в большое преувеличение, что и в наши дни работы американских авторов и ученых из других стран, изданные в США, оказывают влияние на развитие ТМО во всем мире. Изложенное объ-ясняет, почему в основу предлагаемой книги положены фрагменты из произведений именно американских и британских ученых1.

Разумеется, выбор авторов, как и работ для изданий подобного рода, всегда уязвим и поэтому обречен на критику: редактора и издателя всег-да можно упрекнуть за то, что тот или иной автор, та или иная работа не были включены в книгу, так же как и за то, что за ее пределами остались те или иные важные проблемы. Кроме того, стоило ли ограничиваться только англо-американскими авторами? Ведь немалый вклад в развитие ТМО в тот же период (1939-1972) внесли французские ученые, напри- мер Р. Арон, Г. Бутуль, Р. Аннекэн, М. Мерль и др. Возможно, подобные упреки и вопросы выглядят вполне обоснованными, но они не вполне справедливы. Действительно, наш выбор не может не быть в опреде-ленной степени субъективным, и, кроме того, в самом деле, хорошо бы отразить в одной книге все и в полной мере. Но это недостижимо в силу как ограниченного объема издания, так и иных причин.

Более существен вопрос о том, дают ли приводимые работы, издан-ные задолго до окончания холодной войны и широко обсуждаемых се-годня процессов глобализации, представление о современном состоянии теории международных отношений и об основных тенденциях эволюции ее объекта? Не преодолены ли взгляды их авторов последующим развитием теории и практики международных отношений? Конечно, можно было бы сказать, что указанные взгляды следует изучать, так как они стали важным этапом в развитии теории международных отно-________

1 Единственным исключением стали приведенные в книге фрагменты из работы нор-вежского ученого Й. Галтунга, но она тоже издана в США.


шений. Однако этот ответ, хотя и верен, остается не полным. Он остав-ляет в тени несколько важных вопросов, касающихся ТМО. Во-первых, это вопрос о том, что следует понимать под ТМО, имеет ли она свой специфический предмет исследования и каков ее объект? Во-вторых, в чем состоят достоинства «традиционной» ТМО (именно ее основные представители отражены в данной книге) и в чем ее недостатки? В-тре-тьих, действительно ли, как сегодня часто утверждают, «традиционная» ТМО безнадежно устарела? Наконец, в-четвертых, каково соотношение ТМО с практикой международных отношений? Значимость этих вопро-сов как для теории, так и для практики международных отношений по-буждает к их более подробному рассмотрению.

ЧТО ТАКОЕ ТМО? ОБЪЕКТ И ПРЕДМЕТ МЕЖДУНАРОДНО-ПОЛИТИЧЕСКОЙ НАУКИ

Всякая теория представляет собой целостное и систематизированное выражение нашего знания о том или ином объекте. При этом она не может объяснить свой объект во всей его сложное,™ и разнообразных проявлениях, да и не ставит перед собой такую задачу. Теория является определенной абстракцией этого объекта, призванной выделить лишь некоторые, наиболее важные с точки зрения целей познания, аспекты его эволюции, причинно-следственные связи и тенденции такой эволю-ции. Это означает, что теория предполагает деятельность ученого по отбору и систематизации (упорядочиванию) эмпирического материала. Любое познание структурирует действительность и предполагает тем самым некое конструирование наукой своего объекта, ибо оно оперирует не «сырыми» фактами, а фактами, которые были предварительно ото-браны, отфильтрованы, упорядочены и восприняты на основе исследо-вательских процедур и концептуальных взглядов. Поэтому всегда суще-ствует несовпадение между субъектом и объектом, теорией и действи-тельностью. Отбор, упорядочивание и объяснение, которые являются неотъемлемыми элементами теории, делают ее всегда относительной, т.е. обусловленной многообразными обстоятельствами, от которых не могут- не зависеть ее выводы, такими, как социокультурные условия, гносеологический интерес исследователя (хотя он может и не осозна-ваться), применяемые им научные подходы, инструментарий и прочие парадигмы. При этом в отличие от естественно-научных социальные теории не обязательно обладают дедуктивной связью между основными положениями, базирующимися на определенной совокупности аксиом. Социальная теория — часто не более чем совокупность обобщений, ис-пользуемых для объяснения определенного комплекса явлений. Всякая


теория призвана выполнять две главные функции: о б ъ я с н е н и я осо-бенностей объекта, многообразия связей составляющих его структуру элементов (прежде всего, причинно-следственных связей), а также про-гнозирования его будущей эволюции. В отличие от наук о природе в социальных науках функция прогнозирования развита гораздо слабее, чем функция объяснения1.

Приведенные выше подходы дают основания определить ТМО как «целостный и систематизированный ансамбль положений, имеющих целью прояснить сферу социальных отношений, которые мы называем международными. Такая теория призвана, следовательно, служить объ-яснительной схемой этих отношений, их структуры и эволюции и, в частности, выявлять детерминирующие их факторы. Кроме того, она может на этой основе стремиться прогнозировать развитие этих отно-шений или по меньшей мере выявлять некоторые тенденции этого раз-вития. Она также может более или менее непосредственно ставить перед собой цель прояснения действия. Как и всякая теория, она пред-полагает отбор и упорядочивание данных, определенное «конструирова-ние» своего объекта, отсюда ее относительность»2. Данное определение не является общепризнанным, оно представляет собой отражение акци-оналистской традиции в понимании международных отношений, зало-женной еще в 1960-е гг. Р. Ароном.

Исходным пунктом рассуждений о ТМО для Арона стала экономи-ческая теория Дж. Кейнса. Арон обращает особое внимание на то, что в отличие от приверженцев классической теории Кейнс, во-первых, выде-ляет так называемые зависимые и независимые переменные, т.е. сово-купность факторов, которые лежат в основе экономического развития страны, что предполагает возможность разработки процедур управления; и, во-вторых, вводит в сферу анализа экономических отношений социальные, психосоциальные и историко-социальные, иначе говоря — внеэкономические факторы. В этой связи Арон выделяет пять положений экономической теории Кейнса, полезных для разработки ТМО: 1) делимитация и определение особенностей экономической подсисте- мы как объекта экономической теории; 2) необходимость учета «внеш-них» по отношению к ней факторов; 3) трактовка их как постоянных, хотя они могут таковыми и не являться; 4) важная роль эмпирических, статистических и описательных исследований; 5) отсутствие непосред-ственного перехода от теории-науки к теории-доктрине3. ______________

1 См. об этом: Braillard Ph. Theories des relations internationales. P., 1977. P. 13-15. 2 Op. cit. P. 17. 3 Aron R. Qu'est-ce qu'une theorie des relations internationales? / / R. Aron. Etudes

Politiques. P., 1972. P. 360-361.


С учетом Этих положений Арон отмечает три связанные с ТМО про-блемы. Во-первых, возможно ли в системе социальных отношений от-граничить, выделить подсистему международных отношений, другими словами, выявить объект ТМО и определить его особенности? Во-вто-рых, каково отношение этой подсистемы к своему социальному кон-тексту, т.е. к глобальному обществу, взятому как целое? Является ли ТМО исторической или надысторической? В-третьих, каким может быть отношение этой теории к доктрине, как могут соотноситься ТМО и то, что Арон именует праксеологией (т.е. теорией принятия политичес- ких решений)?

На первый вопрос он дает положительный ответ: особенностью объекта ТМО, позволяющей выделить его из всей системы многооб-разных социальных связей, является «отсутствие суда и полиции, право применения силы, множества автономных центров решения, че-редование и преемственность мира и войны»1, т.е. «отсутствие ин-станции, которая обладала бы монополией на легитимное насилие»2. Арон не отрицает несовершенства такого подхода. Он признает, что в архаичных обществах иногда трудно найти инстанцию, которая об-ладает верховной властью, так же как в обществах феодального типа трудно провести различие между внутри- и межгосударственным на-силием. Кроме того, начиная с некоторого момента, гражданские войны, например война за отделение, мало отличаются от межгосу-дарственных войн3. Вместе с тем он подчеркивает, что, во-первых, трудности выделения объекта характерны не только для ТМО, они присущи и другим дисциплинам, например той же экономической тео-рии, а во-вторых, в ТМО они обусловлены особой сложностью меж-дународных отношений, поэтому «стоит ли упрекать теорию за то, что заложено в самой природе ее объекта?»4.

В наши дни проблема идентификации международных отношений как объективно существующего феномена становится одной из центральных для современных ТМО. Понятие «международные отношения» все-усложняется, и дискуссии свидетельствуют об отсутствии согласия между исследователями относительно его содержания5. Разные авторы трактуют по-разному объект ТМО: одни рассматривают его с позиций материальной реальности как непосредственно воспринимаемую часть действительности; другие исходят из сущностных характеристик; тре-___________

1 Aron R. Op. cit. P. 364. 2 Op. cit. Р. 365. 3 Op. cit. Р. 365-366. 4 Op. cit. Р. 365. 5 См., например: Les relations internationales: Les nouveaux debats theoriques // Le

Trimestre du Monde. 1994. № 3.


тьи требуют признать факт отсутствия такого объекта, по крайней мере в материальном смысле; четвертые считают, что проблема дефинирова-ния международных отношений есть не столько проблема объекта тео-рии, сколько проблема методологии, подхода к их исследованию. Так, французский международник Ф. Константэн обращает внимание на то, что объект ТМО нередко «разрывается» представителями разных вет- вей знания (например, академической и «экспертной») и научных дис-циплин (история, философия, право и т.п.), сторонниками тех или иных теоретических школ и направлений (политический реализм, трансна-ционализм, марксизм), приверженцами разной проблематики, рассмат-риваемой в качестве центральной (силовое противоборство; неравный обмен и угнетение; становление нового миропорядка и др.).

Все чаще встречается мнение, согласно которому процессы усиле -ния взаимозависимости и глобализации мирового развития стирают грань между внешней и внутренней политикой и, соответственно, ведут к «исчезновению» объекта ТМО. Между тем взаимосвязь и вза-имовлияние внутренней и внешней политики и, следовательно, внут-риобщественных и международных -отношений — проблема отнюдь не новая для ТМО. Более того, можно сказать, что она всегда была в центре внимания международно-политической науки1. Так, Р. Арон подчеркивал, что ТМО не может игнорировать внутриобщественные отношения, хотя они в свете приведенного выше понимания на пер- вый взгляд выходят за рамки ее объекта. «Действительно, специфика поведения авторов по отношению друг к другу связана с отсутствием суда и полиции, что обязывает их заниматься подсчетом сил и, в частности, вооруженных сил, которыми они могут располагать в случае войны. Никто из них не может исключить, что другой питает в отношении него агрессивные намерения, поэтому он должен задавать себе вопрос, на какие силы, свои и своих союзников он может рас-считывать в этом случае»2. В свою очередь, этот расчет с необходи-мостью предполагает осознание таких характеристик, как пространст- во, которое занимают те или иные участники международных отно-шений, их население и экономические ресурсы, военная система, ко-личество и качество вооружений. Поскольку военные системы и вооружения представляют собой выражение политических и социаль-ных систем, постольку любое конкретное изучение международных отношений становится социологическим и историческим3. По утверж-дениям Арона, ТМО должна принимать во внимание все факторы —__________

1 См. например, фрагмент из работы Дж. Розенау в данной книге (см. С. 172—183). 2 AronR. Op. cit. P. 371. 3 Ibid.

г-5171


экономические, географические, демографические, внутриполитичес- кие, отвергая детерминизм в отношении того или иного из них, по-скольку он неминуемо ведет к односторонности.

Как убежденный сторонник реалистической парадигмы Арон под международными понимал прежде всего межгосударственные отноше-ния. Поэтому в центре его внимания находятся преимущественно сило-вые взаимодействия, вооруженные конфликты, вопросы стратегии. Кроме того, основная проблематика многих его работ — противоборст- во двух систем, гонка вооружений, ядерный парадокс, роль сверхдер- жав в сохранении международного порядка и т.п. — продиктована усло-виями холодной войны и в этом смысле принадлежит прошлому. Но главное с точки зрения ТМО состоит в том, что возможности полити-ческого реализма, приверженцем которого оставался Арон, оказались слишком узки для осмысления тех изменений, которые претерпевали международные отношения, и ошибка Арона состояла не в тех или иных деталях, а в том, что он, так же как Г. Моргентау (о взглядах которого можно получить представление, познакомившись с фрагментом из его работы в данной книге) и другие реалисты, был склонен ото-ждествлять ТМО с теорией политического реализма. Его разногласия с Моргенау, при всей их важности, не касались самих основ реалистско- го подхода1.

Уже на исходе холодной войны международная ситуация измени- лась, и это дало основание представителю парадигмы транснационализ- ма и взаимозависимости Дж.С. Наю (позиции которого также нашли отражение в предлагаемой книге) заметить, что сила становится менее действенным элементом могущества, ее использование в отношениях между крупными государствами становится все менее эффективным и все более дорогим и опасным. Элемент, который Арон назвал «коллек-тивное действие», превращается в более важный, чем вещественные ре-сурсы (т.е. «потенциальная сила» в понимании Арона). Экономика раз-витых стран базируется на информатике, и на передний плап выдвига-ются их организационные возможности и гибкость во взаимодействиях на международной арене, а не сырье2. Как полагает Най (и другие сто-ронники транснационального подхода и глобалистской парадигмы), объект ТМО выглядит совершенно иначе, чем в представлении реалис-тов. __________

1 Основные из них касались трактовки власти в международных отношениях,содер- жания понятия, а также методологической и политической роли национального интереса в международной политике, наконец, важности внутренней политики и внутриобществен- ных отношений для понимания тенденций межгосударственных взаимодействий.

2 См.: Най Дж-.Ф.-мл. Взаимозависимость и изменяющаяся международная поли- тика.


Неомарксисты (И. Валлерстайн, Р. Кокс, С. Амин и др.) представля-ют международные отношения в виде глобальной системы многообраз-ных экономик, государств, обществ, идеологий и культур. Исходя из таких базовых для неомарксизма понятий, как «мир-система» и «мир-экономика», они полагают, что основными чертами современного меж-дународного развития являются всемирная организация производства, рост значения транснациональных монополий в мировом хозяйстве, ин-тернационализация капитала и рынков при одновременной сегментации рынка труда. Главное следствие этих процессов: возрастание неравен-ства между членами «мир-системы», что лишает ее «периферийных» факторов (слаборазвитые государства и регионы) сколько-нибудь реаль-ных шансов ликвидировать разрыв между ними и «центральными» фак-торами.

В свете сказанного даже приведенное выше определение ТМО, до-статочно широкое и потому оставляющее определенную свободу для трактовок ее основной проблематики, исследовательского поля и основ-ного Предназначения, разделяется далеко не всеми. Чаще всего то, что называют ТМО, не представляет собой некой, целостности — для нее присущи непрерывное соперничество и взаимная критика разных ис-следовательских парадигм, методологических подходов, многообразие тем, выделяемых в качестве основных, разное представление о предмете- теории и ее объекте. Приверженцы различных точек зрения либо понимают под ТМО совокупность концептуальных обобщений, поня-тийного аппарата и методологических подходов, принимаемых опреде-ленной частью научного сообщества за основу дальнейшего изучения международных отношений (теория политического реализма, неолибе-ральная теория и т.д.), либо рассматривают ТМО как определенную систему взглядов, развиваемую в рамках той или иной известной пара-дигмы (реалистские теории национального интереса, естественного со-стояния, баланса сил, конфигурации-полярности международной систе-мы; неолиберальные теории демократического мира, международных режимов, гегемонистской стабильности и др.). Иначе говоря, ТМО как бы растворяется: вместо теории международных отношений мы сталки-ваемся с неким множеством теорий, выстраиваемых к тому же по раз-ным основаниям и призванных отвечать разным критериям.

В этой связи появляется мнение, что ТМО как некая целостность, единая и относительно непротиворечивая система знаний, претендую-щая на истинность и базирующаяся на фундаменте ограниченного ко-личества аксиом, разделяемых всеми членами научного сообщества, принципе невозможна. Не случайно, кстати, и Арон в конечном счете весьма скептически относился к возможности создания общей теории международных отношений. К. Уолц резюмирует его аргумен- 2'


ты в шести положениях: 1) множественность факторов, которые не дают возможности разделить внутриобщественные и международные отношения; 2) плюрализм целей государства как главного междуна-родного актора, которые не могут быть определены лишь в терминах интереса или безопасности; 3) отсутствие строгого различия между зависимыми и независимыми переменными; 4) отсутствие исчисляе- мых параметров, сравнимых с базовыми принципами экономической науки; 5) отсутствие механизма автоматического восстановления рав-новесия; 6) отсутствие возможности более или менее точно предска- зать и тем самым создать основы для практического действия1. Ко- нечно, Арон не столько категорически отрицает возможность созда- ния ТМО, сколько сомневается в такой возможности, а частично даже в необходимости такого предприятия. Зато он возлагал надежды на создание социологии международных отношений, под которой по-нимал теорию среднего уровня, не претендующую на полноту знания и тесно связанную с историей.

В дальнейшем надежды на социологию как на «субститут теории, которая невозможна»2, не только усилились, их стали разделять сторон-ники транснационализма и глобалистской парадигмы. Вместе с тем из-менилось и ее понимание: теперь под ней понимается не дисциплина, промежуточная между искомой, но маловероятной общей теорией и ис-торией, трактуемой как рассказ о событиях с присущими только им осо-бенностями. Основные подходы социологии международных отношений все больше определяются рассмотрением современного мира как едино- го пространства, структурированного многообразными и все более взаи-мозависимыми сетями социальных взаимодействий, как процесс посте-пенного формирования глобального гражданского общества3. Под влия-нием постмодернизма определенное распространение получает негатив-ный взгляд на сам термин «теория» и на его содержание. Критики указывают на редукционистский характер и консерватизм, даже догма-тизм как неотъемлемые черты, присущие всякой теории «по определе-нию»4. ___________

См.: Waltz К. Realist Thought and Neorealism Theory // Journal of International Affairs. Spring. 1990. Vol. 44, № 1. Следует отметить, что сам Уолц не разделяет скепти-цизма Арона, критикует его и считает его аргументы вполне преодолимыми. Впрочем, для самого Уолца ТМО — эта теория межгосударственного взаимодействия, определяемого структурой международной системы, иначе говоря, это теория неореализма.

2 Roche J.J. Sociologie des relations internationals // Le Trimestre du Monde. 1994. №3.

3 См., например: Badie В., Smouts M.C. Le retournement du monde. Sociologie de la scene internationale. P., 1992.

4 Подробнее об этом см.: Roche J.J. Sociologie des relations internationals / / Le Trimestre du Monde. 1994. № 3.

ТЕОРИЯ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ: ТРАДИЦИИ И СОВРЕМЕННОСТЬ 21

Тем не менее термин «ТМО», не имея всеобщего распространения, все же сохраняется, но в обновленном значении. Даже те, кто полагает, что имеется мало оснований для утверждений о существовании ее объ-екта как материальной, физической реальности, считают, что ТМО имеет свой предмет, понимается под ним совокупность проблем, суть которых, при всем многообразии взаимосвязанного мира, не сводится к внутриполитическим процессам, а имеет собственную логику. С этой точки зрения главная задача теории и состоит в том, чтобы выразить эту суть. Хотя нет такого нередуцируемого объекта, как международ- ные отношения, и поэтому нет автономной дисциплины, основанной на радикальном противопоставлении «внутреннего» и «внешнего», все же может существовать некая метатеория, объединяющая все имеющиеся подходы и в то же время критически относящаяся к каждому из них, не имеющая в отличие от частных теорий эмпирического содержания, но зато способная найти объяснение той целостности, которую они не спо-собны уловить. В этом контексте ТМО может быть «реабилитирована», но в новом качестве: как не более чем «спекулятивный инструмент», исследовательская программа, требующая права на произвол, как соче-тание «непримиримых» постулатов конкурирующих парадигм, не пре-тендующее на окончательную истину, на полноту знания объективной действительности, а лишь на организацию субъективно отобранных фактов и их проверку временем.

С учетом сказанного под ТМО следует понимать совокупность имеющегося знания, достигнутого и развиваемого в рамках сопернича-ющих парадигм. Такое понимание предполагает не только критическое, но и внимательное, конструктивное отношение к достигнутым в каждой из них результатам, которые не следует рассматривать как несопоста-вимые и отрицающие друг друга. Что касается объекта ТМО, то, не-смотря на трудности его выделения, он все же существует. В идентифи-кации объекта ТМО определяющую роль играет государство. Не пото- му, что оно является особым актором, а потому что вместе с государст-вом появляется понятие «границы» — воображаемой линии, отделяющей «нас» от «них». Граница зримо показывает пределы между-народных отношений, обусловленные отличиями, которые существуют между внутренними и внешними процессами и вытекают из включен-ности общества в более широкую социальную среду, регулируемую пра-вилами, отличными от внутренних. Помимо границы есть и более широ-кие понятия: «рубежи», «форпост», «фронтир», «пределы». Территори-альный признак властного пространства — не единственный и даже не главный признак политического, ибо политика не обязательно связана с государством. Однако между безгосударственным обществом и государ-ством отношения иные, чем те, которые существуют внутри каждого из


них. Таким образом, объект ТМО — это граница между «мы» и «дру-гие»1.

Необходимость отличать понимаемую подобным образом ТМО от частных теорий международных отношений выразилась в использова- нии еще двух терминов, которые в литературе рассматриваются как тождественные по своему содержанию: «международные отношения»2 и «наука международных отношений»3. Вместе с тем определяющей чер-той международных отношений (о чем более подробно будет сказано ниже) продолжают оставаться отношения авторитета, конфликта и со-гласования интересов, ценностей и целей или, иначе говоря, политичес-кие отношения, что обусловливает применимость к нашей, дисциплине термина «международно-политическая наука». Еще раз подчеркнем, что приведенные термины следует понимать как синонимы.

Итак, при всех сложностях выделения объекта и определения пред-мета рассмотрения ТМО (которые, впрочем, присущи не только ей) ее все же можно рассматривать как относительно автономную дисцип-лину4.

ОСНОВНЫЕ НЕДОСТАТКИ ТМО И ЕЕ ДОСТОИНСТВА

Резюмируя то, что высказано в этом отношении в специальной литера-туре, можно сказать, что чаще всего среди основных недостатков ТМО называют «этноцентричность»; раздробленность и межпарадигмальные споры, провоцирующие периодические кризисы в ТМО; неспособность к прогнозированию; неадекватность современным проблемам междуна-родных отношений; бесполезность для профессионалов-практиков, за-нятых в этой сфере. Большинство из этих недостатков относят к между-народно-политической науке в целом, тогда как в двух последних винят прежде всего традиционную ТМО.

За каждым из названных недостатков стоит целая группа важных проблем международно-политической науки. Так, «этноцентричность» ТМО — действительный факт, дающий определенные основания назы-вать ее «американским яблочным пирогом», ибо она «в конечном счете __________

1 См.: Constatin F. Les relations Internationales: entre tradition et post-modernite // Le Trimestre du Monde. 1994. № 3.

2 См., например: Corany В. et coll. Analyse des relations internationales. Approches, concepts et donees. Montreale, 1987.

3 См., например: Тюлин И.Г. Исследования международных отношений в России: вчера, сегодня, завтра // Космополис: Альманах, 1999.

4 Вопрос об относительности автономии ТМО, особенно в ее соотношении с полити- ческой наукой, здесь специально не рассматривается. Точка зрения автора по этому во- просу изложена в книге: Международные отношения. М.: Новая школа, 1996. Гл. II.


отражает не что иное, как англосаксонские, главным образом, амери-канские представления1. Но проблема гораздо шире: речь идет о том, что ТМО слабо отражает многообразие и разнородность мира и поэтому представляет собой узкую и соответственно малооперациональную в аналитическом плане интерпретацию международных отношений. Из ее рассмотрения выпадает ряд существенно важных проблем, напри- мер, роль тендерных различий в восприятии окружающего мира, таких социальных групп, как инвалиды или бедные, слабо исследовано влия- ние проблем развивающихся стран на эволюцию международных отно-шений, культурных и этнических различий, социального и политическо-го контекста в совокупности внешнеполитических представлений. В ре-зультате ТМО во многом продолжает выражать главным образом точку зрения «богатого западного белого мужчины»2. «...Именно потому, что самые известные специалисты игнорировали эту разнородность в своих исследованиях, нам все еще не удалось сформировать науку междуна-родных отношений как действительно универсальную науку»3, — пишет известный канадский специалист Б. Корани.

Конечно, положение меняется, особенно с 1990-х гг., т.е. после окончания холодной войны. Указанные проблемы широко обсуждаются в научном сообществе, появляются новые направления, призванные если не преодолеть отмеченный недостаток в рамках существующей ТМО, то по крайней мере выдвинуть альтернативные подходы. Один из них представлен, например, феминистским направлением, отраженным в широком спектре исследований: места, роли и интересов женщин и структуры мужского доминирования в международных отношениях4, проявления глобального неравенства между мужчиной и женщиной5, вопросов безопасности с позиций феминизма6. «Необходимо строить новое видение безопасности, а физическое и структурное развитие мы должны исключить из системы. Чтобы это сделать, нужно осознать, что все формы насилия взаимосвязаны и их ослабление требует стирания «границ» между мужчиной и женщиной, богатыми и бедными, аутсайде-рами и теми, кто «внутри», что предполагает более емкое и полное опре-деление безопасности. Всеобщая безопасность для всех индивидов обу-__________

1 Когапу В. Op. cit. P. X. 2 Смите С. Самопредставления о дисциплине: происхождение теории международ-

ных отношений / / Теория международных отношений на рубеже столетий / Под ред. 1С Буса и С. Смита; Пер. с англ. под ред. П.А. Цыганкова. М.: Гардарики, 2002.

* Когапу В. Op. cit. P. X. 4 См., например: Enloe С. Bananas, Beaches and Bases: Making Feministe Sence of

International Politics. L, 1989. 5 Peterson V., Runian A.S. Global Gender Issues. Boulder; Colorado, 1993. 6 Tickner A. Gender in International Relations: Feministe Perspectives on Achieving

Global Securiti.N.Y., 1992.


словливает менее милитаризованную модель гражданства, которая под-разумевает различные типы деятельности и возможность равного учас-тия женщин и детей в строительстве институтов государственной влас-ти, отвечающих за безопасность своих граждан»1.

В определенной степени преодолению «этноцентризма» ТМО спо-собствует интенсивное развитие исследований в области международ-ной политэкономии, которая по-новому ставит и трактует проблемы бедности, проблемы слаборазвитых стран2. Представителями социоло-гии международных отношений создано несколько интересных работ, в которых рассматриваются вопросы, связанные с тем влиянием, которое оказывают культурные различия, идентичность, этнические традиции и иные социальные факторы на восприятие и соответственно изменение международных отношений3.

И все же ситуация во многом остается по-прежнему неудовлетвори-тельной. Трактовка международных ситуаций с позиций «этноцентриз-ма» (в представленном понимании) нередко не позволяет западным (а иногда и российским) исследователям осознать, что реалистский под-ход в практике или традиционно-геополитический подход в ТМО вне Запада (например, в России) имеют иные моральные и культурные ос-нования, чем, скажем, в США. В то же время теории «гегемонистской стабильности», «международных режимов», «демократического мира» и, особенно, «гуманитарной интервенции» и др. с трудом воспринима-ются, а нередко и вызывают протест вне Запада.

С другим недостатком ТМО — отсутствием целостного представле-ния о предмете, объекте и проблемном поле своей дисциплины связаны, в частности, не прекращающиеся в международно-политической науке межпарадигмальные споры, которые периодически знаменуются кризи-сами в ее развитии. При этом компромисс часто представляется невоз-можным. На самом деле это не совсем так.

Но не только борьба различных, часто противоположных подходов, взглядов, парадигм, теорий и критическое отношение к ним, но и поиски компромисса в этих различиях, стремление к, сохранению всех значи-мых достижений (независимо от «партийной» принадлежности их авто-ров), получивших многократное подтверждение в практике междуна-родных отношений, при одновременном отказе в признании за каким-либо одним или за несколькими направлениями права на окончатель-____________________________

1 Тикнер Э. Переосмысливая проблемы безопасности // Теория международных отношений на рубеже столетий. С. 181.

2 См., например: Strange S. Retreat of the State. The Diffusion of the Power in the World Economy. Cambridge, 1996.

3 См., например, работы Б. Бади, Д. Биго, М.С. Смуте, Д. Батистеллы и др.


ную истину характерны для современной ТМО. К сожалению, нередко даже серьезные исследователи, описывая современные реалии и срав-нивая их с традиционными теориями, полностью отвергают одни из них и столь же бескомпромиссно становятся на сторону других.

В наши дни больше всего критиков у политического реализма. На-пример, утверждается, что «политические реалисты при определении курса не нуждаются в морали; более того, полностью ее отрицают, осво-бождая государство от каких бы то ни было моральных обязательств»1. И наоборот, идеализм, в частности идеализм И. Канта, провозглашается мерилом нравственности в международных отношениях2. Однако и в практике, и в теории не все так однозначно.

Большинство неореалистов действительно не интересует отношение- морали к политике. Под напором критики со стороны постструк-турализма (обвиняющего неореалистов в оправдании войны) некото- рые из них, например С. Уолт, пытаются вернуться к вопросу о мо-ральных основаниях реализма, однако эти попытки в целом непосле-довательны и неорганичны для неореализма. А приверженцы классического, или традиционного, реализма (Э. Карр, Р. Нибур, Г. Моргентау, А. Уолферс, Д. Бертон, X. Булл, Дж. Шванценбергер и др.) не только не отрицали значимости моральных норм для меж-дународной политики, но и настаивали на их необходимости. Так, проблема морали является одной из центральных в теории политичес-кого реализма Г. Моргентау. Он не решил этой проблемы, как не реш-ил ее и политический реализм в целом (впрочем, было бы наивно полагать, что она вообще может быть когда-либо окончательно реше- на), но вряд ли можно отрицать, что он внес серьезный вклад в ее понимание. С его точки зрения, трагическая дилемма политической морали заключается в несовпадении, а иногда и в разрыве, даже в противоположности всеобщих нравственных принципов и ответствен-ности государственного деятеля: «...действия государств подчинены универсальным моральным принципам... Однако одно дело — знать, что государства подчинены моральному закону, и совсем другое — претендовать на знание того, что именно является для государства морально обусловленным в конкретной ситуации. Человеческий разум инстинктивно тяготеет к идентификации отдельных государст-венных интересов так же, как и интересов отдельных индивидов, со всеобщими моральными целями. Государственный деятель может, а иногда и должен уступить этой тенденции, ученый же обязан сопро-__________

1 Политическая наука в России. М., 2000. С. 281. 2 См.: Дашичев В. Билл Клинтон против Иммануила Канта / / Независимая газета.

1999. 7 дек.


тивляться ей постоянно»1. При этом основная проблема, которая зани- мала Моргентау и которая и поныне представляется центральной для политической морали, — проблема ее критериев. Вслед за М. Вебером он приходит к выводу, что одним из таких критериев является ответст-венность политического лидера, принимающего решение, а основой от-ветственности, в свою очередь, является забота о последствиях таких решений и поступков. Моргентау подчеркивал, что если отдельный че-ловек может сказать: «Fait justitia, pereat mundus (Пусть гибнет мир, но торжествует закон)», то ответственный государственный деятель не имеет такого права, ибо последствия подобных заявлений могут оказать- ся плачевными для вверенных его руководству людей. Последствия ре-шений в международной политике не всегда очевидны, ибо сфера меж-дународных отношений остается во многом сферой случайного, условно-го, непредсказуемого. Поэтому главные требования, предъявляемые к политическому деятелю, — умеренность и осторожность, и то предпо-лагает не только постоянное внимание к собственным интересам, но и учет интересов других2. Моргентау полагал, что дипломатия должна оценивать политическую ситуацию с позиции других стран, и подчерки-вал, что «существуют также всеобщие интересы, которые не могут быть достигнуты какой-либо одной наукой без ущерба для другой нации»3.

Другой видный представитель политического реализма Р. Арон счи-тал, что «морализм... если он не учитывает вероятных или возможных последствий принимаемых решений, превращается в свою противопо-ложность — в аморальность. Реализм превратится в ирреализм, если считать малозначащими моральные суждения людей о поведении своих правителей и государств, если не признавать заинтересованности каж- дого актора в сохранении минимального юридического порядка в своих взаимоотношениях, или стремления человечества, способного ныне на саморазрушение, к уменьшению межгосударственного насилия»4. По-__________

1 Цит. по: Цыганков П.А. Ганс Моргенау: взгляд на внешнюю политику // Власть и демократия. Зарубежные ученые о политической науке. М., 1992. С. 164-165.

2 Моргентау следует здесь не только Веберу, но и одному из самых древних предста- вителей традиции политического реализма — древнегреческому историку Фукидиду. Последний, в частности, писал: «Когда вам представляется на выбор безопасность или война, не настаивайте на худшем. Преуспевает всего больше тот, кто не уступает равному себе, кто хорошо относится к более сильному, кто по отношению к слабому проявляет умеренность» (V, III, 4-5). «Похвалы достойны те люди, заявляют которые, по свойству человеческой природы, устремившись к власти над другими, оказываются более справед- ливыми, чем могли бы быть по имеющейся в их распоряжении силе. Мы полагаем, что всякий другой, очутившись на нашем месте, лучше всего доказал бы, насколько мы уме ренны...» (I, 76, 3-4. Курсив мой. — П.Ц.).

3 См.: Morgenthau G. Politics Among Nations. 5th Ed. N.Y., 1967. P. 543; Morgen- thau G. A New Foreign Policy for the United States. N.Y.; Washington; L., 1967. P. 242.

4 Aron R. Op. cit. P. 379.


этому политический деятель должен принимать во внимание многооб-разие восприятий мира, которые обусловливают поведение междуна-родных акторов.

Таким образом, реалисты не просто разделяют индивидуальную и го-сударственную, обыденную и политическую мораль, а подчеркивают, что государства должны соблюдать определенные правила в отношениях друг с другом; они настаивают на необходимости Компромиссов, стрем-ления к пониманию различий в мотивациях внешних политик, согласо-вания интересов. Отдавая приоритет политическим и конкретным кри-териям моральности перед индивидуальными и всеобщими, они, безус-ловно, дают повод для критики, ибо оставляют нерешенным ряд важных вопросов относительно поисков путей преодоления международного по-рядка, основанного на силовом взаимодействии государств, на верхо-венстве национальных интересов и целей, а также весьма популярные сегодня вопросы, касающиеся индивидуальных прав и свобод человека.

Напротив, эти вопросы И. Кант — один из наиболее ярких предста-вителей классического идеализма — ставит в центр своего подхода к международным отношениям: «Право человека должно считаться свя-щенным, каких бы жертв ни стоило это господствующей власти»1. Ци-тируя изречение «Fiat justitia, pereat mundus», он пишет: «Это положе-ние означает только то, что политические максимы, какие бы ни были от этого физические последствия, должны исходить не из благополучия и счастья каждого государства, ожидаемых от их соблюдения, следова-тельно, не из цели, которую ставит перед собой каждое из этих госу-дарств (не из желания), как высшего (но эмпирического) принципа го-сударственной мудрости, а из чистого понятия правового долга (из дол-женствования, принцип которого дан a priori чистым разумом)»2.

Таким образом, либерализм гораздо более категоричен и бескомпро-миссен в своих подходах к проблеме морали и не менее, чем реализм, дает основания для критики: если реалист готов пожертвовать индиви-дуальными правами во имя интересов государства, то идеалист призы-вает игнорировать и государственные интересы, и существующие пра-вила межгосударственных отношений, и даже интересы отдельных лиц во имя высших императивов универсальной морали.

Согласно же марксистским представлениям о международной мора-ли, основными критериями нравственности являются приверженность идеалам борьбы против классового угнетения и социального неравенст-ва и политическая целесообразность.

1 Кант И. К вечному миру //И. Кант. Соч. М., 1966. Т. 6. С. 301. 2 Там же. С. 300.


С учетом рассмотренных выше особенностей ТМО выглядит как хаос межпарадигмальных ссор, бесплодное соперничество методологи-ческих подходов и концептуальных построений. Это создает впечатле-ние, что международно-политическая наука может обосновать все и не способна доказать ничего.

В этой связи следует подчеркнуть, что нынешний кризис в меж-дународно-политической науке — не исключение и не аномалия в ее развитии. Подобные кризисы возникали на всем протяжении ее суще-ствования, причем «именно тогда, когда теории международных отно-шений должны были бы служить нам лучше всего, в сфере самой ре-альной политики они терпели особенно поразительные провалы, за-стающие нас врасплох»1. Но если иметь в виду международно-поли-тическую науку в целом, а не соперничающие в ее рамках отдельные теории и направления, то важно отметить, что такие кризисы и про-валы сопровождались переосмыслением и реструктуризацией накоп-ленных знаний, возникновением новых теорий и школ, а не отбрасы-ванием уже достигнутого. В «Трех больших спорах» — между реа-листами и идеалистами, модернистами и традиционалистами, транс-националистами и «государственниками» — проявляется не только кризис, но и дух самокритичности, присущий науке международных отношений, ее прорыв в новые области, выход на новые уровни по-знания своего объекта. Кроме того, межпарадигмальные различия и споры отражают реальное состояние самого объекта ТМО. «Невоз-можно игнорировать разногласия между реалистами, либералами и марксистами, — пишет по этому поводу Э. Росс. — Научные и тео-ретические дебаты между представителями этих трех течений продол-жают находить свое отражение в политических спорах. В Соединен-ных Штатах, где реализм и либерализм доминируют в политических дискуссиях о роли США в мире, четыре существовавших после окон-чания холодной войны варианта генеральной стратегии политики США сформировались под влиянием одного из вариантов реализма и либерализма. Стратегия Администрации Клинтона «Участие и расши-рение» читается как диалог между реалистами и либералами. Крити-ка Роберта Доула в адрес предыдущей оборонной и внешней полити-ки Клинтона, высказанная в ходе президентской предвыборной кам-пании 1996 г., основана на взглядах реализма. Министерство оборо-ны США скорее склоняется к реализму, а Госдепартамент отдает предпочтение либерализму. Марксизм, не влияющий на ход формули-________________________

1 Эльстайн Д.Б. Международная политика и политическая теория // Теория меж-дународных отношений на рубеже столетий. С. 268.


рования стратегии в Соединенных Штатах, проявляется в критике ре-алистических и либеральных вариантов стратегии»1.

Как уже говорилось, одной из функций теории является прогнозиро-вание эволюции своего объекта, его будущего. Естественно, междуна-родно-политическая наука всегда стремилась к выполнению данной функции. Уже Фукидид писал свой труд в надежде на то, что его сочтут достаточно полезным «все те, которые пожелают иметь достаточно ясное представление о минувшем, могущем, по свойству человеческой природы, повториться когда-либо в будущем в том же самом или подоб-ном виде»2. Действительно, многое из того, что он считал закономерным во взаимодействии политических единиц, нашло свое подтверждение в истории.

По мнению некоторых ученых, ТМО слабо выполняет свою про-гностическую функцию. В начале 1990-х гг. большой резонанс в на- учном сообществе вызвала статья известного американского историка Джона Гаддиса «Теория международных отношений и конец холодной войны», где он обвинил международно-политическую науку в том, что она не смогла предсказать ни окончания биполярного противоборст- ва, ни ставшей для нее неожиданностью горячей войны в Персидском заливе, ни еще более неожиданного распада Советского Союза, хотя «в этих событиях не было ничего неправдоподобного: холодная война когда-нибудь должна была закончиться, возможность войны на Ближ- нем Востоке существовала всегда, а провалы коммунизма были оче-видны в течение ряда лет...»3. Подробно проанализировав основные теории, исследовательские подходы и методологический арсенал меж-дународно-политической науки, он пришел к неутешительному выво- ду об их несоответствии прогностическому предназначению. Тем не менее он подчеркивает, что это не означает необходимости отказа от научно-теоретического исследования международных отношений. Их изучение предполагает обязательное применение теории, наблюдений, математических расчетов и других строгих методов. Вместе с тем ос-мысление международных отношений представляет собой не только строгую науку, но и искусство, а потому предполагает обязательное «включение» таких качеств исследователя, как интуиция и воображе- ние, способность к восприятию парадоксов и нахождению аналогий, даже к использованию иронии4. И действительно, международные от-__________

1 Ross A.L. The Theory and Practice of International Relations: Contending Analitical Perspectives. Newport, RI: US Naval War College Press, 1977. P. 62.

2 Фукидид. История. М., 1915. Т. I, 22, 4. 3 Gaddis J.L. International Relations Theory and the End of the Cold War // Interna

tional Security. Winter 1992/93. Vol. 17, № 3. P. 5. 4 Ibid. P. 58.


связи и массовых коммуникаций позволила частным фирмам и пред-приятиям, транснациональным корпорациям и финансовым объедине-ниям вести свою деятельность в любых уголках мира, объединяя его в единую экономическую систему. Глобальные процессы втягивают в себя и подчиняют своим потребностям как традиционных, так и новых акторов международной сцены. Все более зыбкой становится грань между внешней и внутренней политикой, зачастую она размы-вается едва ли не полностью.

В результате к традиционным трудностям «делимитации» междуна-родных отношений, на которые указывал Арон, добавляются новые. Меняется исследовательское поле ТМО. Возрастает значение таких проблем, как идентификация новых международных акторов и исследо-вание присущих им сущностных черт; некомпетентность и неэффектив-ность государства во взаимодействии с ними; рост антигосударствен- ных тенденций в тех или иных странах и за их пределами; увеличение экономического разрыва и социальной разобщенности в мире и возмож-ные последствия этого для дальнейшего развития человечества; влия- ние технологических изменений на социокультурный контекст и свя-занные с ним проблемы; дефицит ресурсов, имеющихся на нашей плане-те, в условиях ее перенаселения; становление общепланетарной циви-лизации и конфликты на этнической и религиозной почве. В сфере безопасности особое внимание привлекают рост невоенных угроз, уменьшение значения традиционного оборонного компонента, увеличе-ние количества немеждународных конфликтов как источник дестабили-зации системы международных отношений. Наконец, одна из важней- ших обобщающих проблем — проблема становления нового, поствест-фальского, мирового порядка и места в нем национального государства с его решающим признаком суверенитета.

В то же время соглашения, правила и ценности, о которых гово-рилось выше, отнюдь не представляют собой нечто окончательное: напротив, они служат предметом новых переговоров, а иногда и одно-стороннего нарушения. Выход на арену международной политики новых действующих лиц — транснациональных корпораций, частных фирм, неправительственных организаций, крупнейших информационных агентств, этнических меньшинств, террористических и мафиоз- ных группировок — не способствует уменьшению анархии. Междуна-родные отношения по-прежнему остаются сферой повышенного риска и слабой предсказуемости. «Международное сообщество исключи- тельно многообразно, сформировано из удивительно различных сооб-ществ, а действительность, генерируемая этими множественными со-обществами в их взаимодействиях друг с другом, исключительно не-прозрачна для любого устойчивого и непреодолимого теоретического


стремления»1. Новая проблематика ТМО не отменяет актуальности традиционных проблем власти, безопасности, национальных интере- сов, а тем более правовых и моральных норм. Все они продолжают сохранять свое значение, хотя и наполняются сегодня иным содержа- нием.

Например, рассмотрим проблему власти. В ТМО — составной части политических наук — проблема власти занимает центральное место. Об этом свидетельствует само определение объекта ТМО: не- смотря на различия соперничающих в ее рамках парадигм, школ и направлений, в конечном итоге все они исходят из того, что особен- ности объекта ТМО связаны со спецификой проявления властных от-ношений между взаимодействующими на мировой арене субъектами. Полемика по данному вопросу касается степени, но не сути того, что называют «архаичностью» международных отношений. Так, сторонни- ки политического реализма исходят из того, что такая архаичность обусловлена отсутствием в международных отношениях легитимной верховной власти, решения которой были бы безусловно обязатель- ными для исполнения всеми взаимодействующими субъектами, а также вытекающим из этого факта главным принципом, которым они руководствуются в своей международной политике: «помоги себе сам». Такой взгляд фактически разделяют и неореалисты, хотя неко- торые из них говорят, что современные международные отношения во многом достигли стадии «зрелой анархичности», характеризующейся возросшей ролью международного права, институтов и норм в их ре-гулировании2.

Приверженцы либерально-идеалистических взглядов считают, что анархичность международных отношений постепенно смягчается, даже преодолевается на пути формирования единого международного сооб-щества, объединенного едиными ценностями и идеалами и регулируе- мого общепризнанными правилами поведения его субъектов. Однако это относится главным образом к таким традиционным субъектам меж-дународных отношений, как государства и межправительственные орга-низации. На международной сцене появились новые нетрадиционные акторы — транснациональные корпорации, предприятия, банки и фирмы, частные организации и социальные группы, вне- и антигосудар-ственные структуры (профессиональные ассоциации, миграционные по-токи, Интернет-сообщества, мафиозные и террористические группиров ки). Кроме того, в международной политике возросла роль (иногда по-__________

1 Эльстайн Д.Б. Указ. соч. 2 См.: Вигап В., Little R. Reconceptualizing Anarhy: Structural Realism Meets World

History / / European Journal of International Relatons. December 1996. Vol. 2, № 4.


мимо своей воли, неосознанно) конкретных индивидов («народные массы»). Появление новых акторов в международной политике, как и конкуренция, которую они составляют государствам в качестве основ- ных действующих лиц, способствует новому росту (и новому качеству) анархичности международных отношений, одним из существенных ре-зультатов которого становится уменьшение предсказуемости событий и поворотов в этой сфере1.

Неомарксизм также исходит из возможности совершенствования международных отношений. Впрочем, для сторонников данного тече- ния в ТМО отсутствие верховной власти в международных взаимодей-ствиях — лишь внешняя сторона властных взаимодействий на мировой арене. За ней видится существенная проблема фактического всевлас- тия «центра» мировой системы или, другими словами, господство эконо-мически развитых держав над ее «периферией» и «полупериферией», т.е. над слабо- и среднеразвитыми странами. Одновременно властные отношения раскалывают и само ядро мировой системы, поскольку здесь доминирует единственная сверхдержава — Соединенные Штаты Аме-рики, навязывая всем остальным элементам «мирового центра» свои правила игры2.

В этой связи следует сказать, что второй аспект властных отно- шений, который также объединяет ТМО и политическую науку в целом, касается распределения властных полномочий между участни-ками- международной политики. Власть понимается здесь как непре-рывный процесс соперничества и согласования интересов, ценностей и идеалов, в ходе которого участники используют самые различные средства — от переговоров, торга и сотрудничества до различных видов давления (политического и экономического, опосредованного и прямого), угроз и применения военной силы. Исходя из этого, нали- чие власти обеспечивает возможность (способность) того или иного участника международных взаимодействий вносить выгодные для себя изменения в международную среду (или, напротив, сохранять в ней выгодное для себя состояние статус-кво). Естественно, что воз-можности, которыми обладают при этом участники международных отношений (их ресурсный потенциал) неравнозначны. С этой точки

1 См., например: Николсон М. Влияние индивида на международную систему. Раз- мышления о структурах / / Жирар М. Индивиды в международной политике / Пер. с фр.М., 1996.

2 См.: Amin S. Capitalisme, imperialisms, mondialisation // Recherches internationales, Printemps 1997. № 48; Cox R. Dialectique de I'economie-monde en fin de siecle // Revue Etudes internationales. Vol. XXI. № 4. Decennbre 1990. Валлерштайн И. Анализ мировых систем: современное системное видение мирового сообщества // Социология на пороге XXI века: новые направления исследований.. АЛ., 1998.

3-5171


зрения представляется важной сама эволюция в понимании власти в области международной политики.

Традиционные представления, артикулируемые главным образом сторонниками реалистской парадигмы (однако не без молчаливого со-гласия соперничающих течений), если не отождествляют власть и силу (прежде всего в ее военном измерении), то рассматривают эти критерии в одном ряду. Так, анализируя категории «власть», «сила», «влияние» и «мощь», Арон замечал, что все они зависят от ресурсов и связаны с насилием. В то же время власть включает такие элементы, как террито-рия, монополия на легитимное физическое насилие и институты. В международных отношениях второй из них отсутствует, а третий до-статочно слаб. Поэтому свойственные власти отношения командова- ния, влияния и авторитета проявляются здесь как прямое принуждение или угроза насилия, а ее цели — не контроль над административными и институциональными механизмами, а безопасность, сила и слава (пре-стиж) государства. Поэтому, по мнению Арона, понятие «власть» более подходит для «внутреннего употребления», т.е. для характеристики внутриобщественных отношений. В международных взаимодействиях это понятие трансформируется в понятие «мощь». Общее между ними не только в том, что и то, и другое включают в себя силу и предполагают насилие, но в том, что и власть, и мощь государства не поддаются точно-му измерению. В противном случае, замечает Арон, всякая война была бы излишней. Следует сказать, что такое понимание не привилось в ТМО, в том числе и в рамках реалистской парадигмы, где обычно поня-тия «власть» и «сила» рассматриваются как тождественные, а «мощь» — как один из элементов силы. В этой связи одним из главных законов международных отношений, регулирующих межгосударствен- ные взаимодействия и стабилизирующих среду этого взаимодействия, считается баланс сил или (что в данном случае одно и то же) баланс власти1.

В последние годы весьма широкое распространение в ТМО полу- чил подход, основанный на структурном понимании власти. Его самы- ми последовательными сторонниками стали представители такого на-правления ТМО, как международная политэкономия. Главный вопрос международной политэкономии — вопрос о соотношении государства и рынка — одна из основателей этого направления С. Стрендж рас-сматривает именно через структурное понимание власти. Она уподоб- ляет власть четырехграннику, стороны которого представляют струк- туры производства, безопасности, знания и финансов. Каждая сторо-__________

См.: Aron R. Paix et guerre entre les nations. P., 1962.


на соприкасается с тремя другими, т.е. оказывается в состоянии тес- ной взаимосвязи с остальными структурами, что, в свою очередь, вли- яет на отношения между «властью» и «рынком». Развивая эту точку зрения в одной из своих последних работ1, Стрендж трактует между-народную систему как результат столкновений и борьбы, переговоров и компромиссов различных типов власти, которые стремятся навязать друг другу свои предпочтения. Сегодня в этой борьбе наблюдается превосходство безличных рыночных сил, поскольку, во-первых, техно-логическая революция привела к революции в экономической дея-тельности и в условиях безопасности, а во-вторых, удорожание стои-мости капитала для предприятий обусловило рост их потребности в финансах, на которую, в свою очередь, реагируют рынки. В результа- те таких изменений власть над обществами и экономиками переходит от государств к транснациональным корпорациям, фирмам и банкам. Производственная деятельность во всех секторах экономики все чаще осуществляется помимо государства. Распределение богатств в мире зависит не столько от государственных политик, сколько от транс- фертов со стороны транснационального капитала. Фирмы и предпри-ятия«конфисковали» у государств функции социального управления, обеспечения занятости, оплаты и условий труда. Все это регулируется уже не государственными законами, а внутренними регламента- ция, ми самих фирм. Транснациональные корпорации играют все воз-растающую роль и в фискальной сфере; они подрывают роль госу- дарств в политике безопасности, экономики, коммуникации и в целом его монополию на насилие.

Однако, по мнению Стрендж, все это не означает, что можно про-гнозировать исчезновение государства или его переход под полный кон-троль транснациональных корпораций. История учит, что соотношение сил между институционально-политической и экономической влас- тью- величина переменная: сегодня оно складывается не в пользу го-сударства, однако это не значит, что такая ситуация сохранится и в будущем.

В рамках структурного понимания власти в сфере международных отношений выделяются три важных аспекта. Во-первых, часть власти, которую утрачивают государства, не передается какому-либо междуна-родному актору, заметному, а главное легитимному и ответственному. Вследствие этого в международной системе появились неуправляемые зоны, ареал которых постоянно расширяется. Во-вторых, главным уяз-вимым пунктом международной системы становится уменьшение воз-

1 См.: Strange S. Retreat of the State. The Diffusion of the Power in the World Econ-omy. Cambridge, 1996.

3-


можностей вмешательства государств в сферу международных финан-совых отношений и отсутствие возможностей регулирования кредитной экспансии на международном уровне. Поскольку трансграничная дея-тельность финансовых институтов сопровождается криминализацией данной сферы, постольку восстановление государственной власти и ав-торитета приобретает принципиальное значение, становится основной проблемой, но ее решение сегодня не просматривается. В-третьих, в наши дни наблюдается рост асимметрии между государствами по их способности управлять своими обществами и экономиками. Только США располагают всеми видами структурной власти. И с этой точки зрения выводы об утрате гегемонии США в становлении нового мирово-го порядка, сущностью которого станет Pax Americana, кажутся безос-новательными.

Сторонники социологического подхода (М.С. Смуте, Б. Бади, А. Вендт)1 не поддерживают подобных позиций. Соглашаясь в принципе со структурным пониманием власти, они акцентируют внимание на ином аспекте международных отношений — на изменении содержания понйтия «политическое действие», которое, по их мнению, следует по-нимать как агрегацию усилий многообразных субъектов с целью дости-жения совместной цели. Поэтому сторонников данного подхода интере-суют не столько вопросы власти (даже в ее новой трактовке), сколько вопросы о том, как формулируются указанные агрегации, каковы их причины и результаты, кто от них выигрывает, какими ценностями они оперируют. Такой подход позволяет преодолеть известные методологи-ческие трудности, с которыми столкнулась ТМО и которые вытекают из традиционного разделения политики на внутреннюю и внешнюю, рас-смотрения государства как унитарного актора, противопоставления го-сударственных и частных участников международных отношений. Ана-лиз политической действительности должен выходить за пределы изу-чения государственных политик, с тем чтобы понять цели и стремления всех международных акторов.

Важная тенденция, характеризующая указанный процесс, связана со становлением неформального института «глобального правления», острая необходимость в котором диктуется тотальной взаимозависи-мостью и обострением сущностных проблем человеческого бытия2. До-стоинства такого «правления без правительства» состоят в том, что оно

1 См., например: Badie В., Smouts М.С. Le retournement du monde. Sociologie de la scene international. P., 1992; Международные отношения: социологические подходы. М., 1998.

2 См. об этом: Smouts М.С. (dir.).. Les nouvelles relations internationales. Pratique et theories. P., 1998.


формируется «снизу» и поэтому способно оставаться гибким, реагируя на меняющиеся условия и потребности субъектов. В нем находится место всем взаимодействующим акторам — сильным и слабым, спло-ченным и разнородным, объединенным и одиноким, что способствует постепенному осознанию ими общего интереса. Оно не отрицает, а предполагает как усиление и реформирование существующих (например, ООН), так и создание новых формальных институтов и процедур, призванных содействовать развитию межгосударственного сотрудниче-ства.

Вместе с тем по мнению сторонников такой позиции, формирую-щееся глобальное правление не лишено недостатков. Главный из них обусловлен неравными возможностями участвующих сторон. Права и обязанности взаимодействия определяют в основном доминирующие акторы. Более того, некоторые субъекты мирового сообщества оказы-ваются фактически исключенными из процесса глобального правле- ния и многостороннего сотрудничества, что может служить источни- ком усиления различных видов аномии в глобальном обществе1. По-добный вывод, по существу, означает признание того, что проблема власти, в том числе и в ее традиционном, военно-силовом измерении, продолжает оставаться центральной проблемой международных отно-шений.

ТРАДИЦИОННАЯ ТМО И СОВРЕМЕННАЯ ПРАКТИКА МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ

Вопрос о том, нужна ли теория в практике международных отношений, затрагивался в отечественной литературе; правда, тогда речь шла о по-лезности философии для политики2. По сути, он представляет собой один из многих аспектов общей проблемы — проблемы соотношения теории и практики, науки и ее объекта. На первый взгляд, ответ на него кажется вполне очевидным: незнание теории заставляет практику либо руководствоваться «здравым смыслом», который нередко оборачивает- ся повторением хорошо известных и подробно описанных в научной ли-тературе ошибок, либо заимствовать не всегда лучшие положения из доступного арсенала «вечных истин», не изучая условия их формирова-ния и не принимая во внимание тот контекст, за пределами которого они нуждаются в корректировке. Как пишет P.O. Кохэн: «Теория все еще неизбежна; на ней основаны эмпирический и практический анализ.

См. Smouts М.С. (dir.). Op. cit. См.: Алексеева ТА. Нужна ли философия политике? М., 2000.


Практичные политические деятели могут думать, что на теоретические дискуссии о мировой политике надо обращать не больше внимания, чем на средневековые схоластические диспуты. Однако «практичный чело-век, верящий, что он совершенно свободен от какого-либо интеллекту-ального влияния», не только бессознательно находится в плену концеп-ций, созданных «некоторыми научными писаками несколько лет назад», но эти «писаки» играют главную роль в формировании внешней полити-ки. Несоответствующий образ и больное восприятие мировой политики может вести прямо к несоответствующей или даже безответственной внешней политике»1.

Действительно, утверждения, согласно которым в международных отношениях «практика развивается вопреки теории»2, свидетельствуют или об уходе от вопроса, какая теория имеется в виду, или же о поверх-ностном подходе к предмету рассуждения.

Окончание холодной войны и ставшее одним из ее результатов раз-витие процессов глобализации, которое получило дополнительные сти-мулы и ускорение, привели к изменениям в теоретических основаниях внешней политики Запада, а учитывая его вес и влияние в мировой поли-тике, и к изменениям облика международных отношений в целом. На первый план выходит координируемая под эгидой США через посредст-во евроатлантических институтов доктрина мировой политики, опираю-щаяся на теоретические постулаты либерализма и неолиберализма. Одним из наиболее впечатляющих примеров этой связи теории и практи-ки стала операция НАТО в Косово. Некоторые комментаторы ошибочно восприняли ее как продолжение политики, основанной на традиционных реалистских подходах (трактуемых к тому же достаточно упрощенно). С их точки зрения, доктрина неограниченного вмешательства во внут-ренние дела других государств, которой руководствовались администра-ция Клинтона и ведомые ею политики Запада, вступает в противоречие с моральными и правовыми установками И. Канта. Характерно название одной из статей на эту тему: «Билл Клинтон против Иммануила Канта»3. Ее автор считает Косовскую операцию НАТО иллюстрацией того, что «отход от Канта в вопросах морали и политики таит в себе громадную разрушительную силу для международного сообщества»4. При этом он

1 Keohane R.O., Nye R. Power and Interdepedence. Boston, 1989. Кохэн имеет в виду следующее высказывание Дж. Кейнса: «Практичные люди, которые считают себя свобод- ными от влияния каких-либо теорий, обычно являются рабами идей какого-нибудь давно позабытого ученого писаки из далекого прошлого».

2 Независимая газета. 1999. 19 февр. 3 См.: Дашичев В. Билл Клинтон против Иммануила Канта. Устарели ли «запрети-

тельные законы» // Независимая газета. 1999. 7 дек. (Сетевая версия). 4 Там же.


ошибочно полагает, что «мораль и право Кант ставит на одну грань, они равноценны», чему якобы в корне противоположен подход сторонников гуманитарной интервенции.

На самом же деле, по Канту, как уже сказано выше, право только тогда законно, когда оно совпадает с моралью. Мораль же трактуется Кантом как совокупность априорных принципов чистого долженствова-ния. Эти моральные принципы и установки, находящиеся «внутри нас», представляют собой высшие императивы, соблюдение которых не долж-но останавливаться перед нарушением международного права, если его нормы вступают с ними в противоречие. С таких позиций, как это спра-ведливо подчеркивает X. Булл, «верность в отношениях с еретиками не имеет иного смысла, кроме тактической выгоды; между избранными и проклятыми, освободителями и угнетенными не может возникать во-проса о взаимном признании прав на суверенитет или независимость»1. Более того, априорные требования универсальной морали Канта имеют безусловный приоритет не только перед правилами сосуществования и общения между государствами, но и перед правилами общения и сосу-ществования между людьми и даже перед естественными правами чело-века, о приверженности идеалам которых не устают твердить сторонни-ки либеральной доктрины, и, в частности, самым главным из них — правом на жизнь. «Мир никоим образом не погибнет от того, что злых людей станет меньше»2, — писал Кант. Разве не та же логика оправды-вала жертвы среди мирного населения в результате применения высо-коточного оружия в Югославии? «Если мы не бросим вызов злостному диктатору, нам придется пролить неизмеримо больше крови и потра-тить неизмеримо больше средств, чтобы остановить его позднее», — ут-верждал Т. Блэр3. Сторонники неолиберального подхода к международ-ным отношениям усиливают максиму Канта: в принятой осенью 1999 г. новой доктрине НАТО гуманитарная интервенция за пределами зоны ответственности блока рассматривается как необходимое и эффектив-ное средство установления нового мирового порядка.

В этом свете, если «отделение политики от морали гибельно для общества и международных отношений»4, то, во-первых, не менее ги-

1 Билл X. Анархическое общество: исследование проблемы порядка в мировой поли- тике //Антология мировой политической мысли: В 5 т. И т. Зарубежная политическая мысль XX века. М., 1997. С. 804.

2 Кант И. К вечному миру. С. 301. 3 Blair Т. Doctrine of the International Community. Adress by British Prime Minister

Tony Blair to the Economic Club, Chicago, Illinois. Chicago: 22 April 1999. P. 2. Как извест- но, предметом особой гордости участников операции и даже показателем ее эффективнос- ти стало отсутствие жертв со стороны НАТО. Поэтому неизбежность как средств, так и крови касается, конечно, противоположной стороны.

4 Дашичев В. Указ. соч.


бельным следует признать и стремление трактовать «универсальные нормы нравственности» как единственную основу для политического действия, а во-вторых, указанное «отделение» никоим образом не отно-сится к Клинтону, политика которого оказывается не «против Иммануи-ла Канта», а в полном соответствии с кантианскими трактовками соот-ношения политики и морали.

По мнению другого интерпретатора1, оправдывавшего натовские бомбардировки «охраной прав человека», события вокруг Косова по-казали, что в наши дни «формируется гуманитарная методология как основа законотворчества и применения законов. Идея прав человека становится основной идеей современных теорий права... новизна си-туации в том, что теперь охрану прав' человека, где возможно, могут взять на себя международные организации. Это и произошло в Юго-славии. А в старой лексике, которая и сегодня в ходу, это называется «произвольным вмешательством во внутренние дела государства»2. Автор опускает вопрос не только о последствиях подобного подхода для международных отношений, но и о правовой основе рассматрива-емых действий. Он игнорирует тот факт, что единственной легитим- ной международной организацией, которая может взять на себя (или поручить другому субъекту международного права) защиту прав че-ловека в суверенном государстве посредством миротворческих опера- ций, в том числе и вопреки воле самого этого государства, является ООН, но отнюдь не НАТО. Впрочем, он прав в том, что «перед нами — элементарное следствие доктрины либерализма. Между тем складываются условия, при которых возможен перевод этой доктрины в практический план»3.

Таким образом, полемика сторонников внешне противоположных позиций ведется в рамках одного подхода — либерального. Более того, подвергая Канта суровой критике по частным (с точки зрения рассмат-риваемой проблемы) вопросам, В. Шкода, по существу, разделяет его (следовательно, и В. Дашичева, с которым ведет полемику) подход от-носительно главного пункта — приоритета морали по отношению к праву4.

1 См.: Шкода В. Клинтон дело у Канта выиграл. Полемика с Вячеславом Дашиче- вым // Независимая газета. 2000. 29 янв.

2 Там же. 3 Там же. 4 Именно об этом говорят его рассуждения о существовании «неправовых законов»:

«Неправовой закон по смыслу совпадает с государством, не выполняющим свои обязан- ности перед обществом», — пишет В. Шкода (см. там же). При этом подразумевается, что нарушение такого закона не только допустимо, но и необходимо.


В то же время было ошибкой полностью отрицать и реалистские мотивы в действиях НАТО в Югославии, о которых говорит Дашичев и которые полностью исключает Шкода. Поэтому, когда Шкода столь категорично противопоставляет ценности единственно правильной в его понимании либеральной доктрины и интересы государственного суверенитета, он.идет значительно дальше, чем те, кто вводит идеалы этой доктрины в практику международных отношений. Так, утверж-дая, что Косовская операция НАТО — «это справедливая война, ос-нованием для которой являются не территориальные претензии, а ценности»1, Блэр отмечал и то, что она отвечала национальным инте-ресам стран НАТО: «В конечном счете ценности и интересы не отри-цают друг друга»2. Вместе с тем вполне очевидно, что в либералист-ском подходе к мировой политике преобладает следующая доктрина: поскольку или пока «в салуне нет шерифа», т.е. в международных от-ношениях отсутствует непререкаемая верховная инстанция, эффек-тивно регулирующая их по законам права, ее роль должны взять на себя наиболее достойные и сильные из участников и регулировать эти отношения по законам справедливости. Идейной основой справед-ливости выступает защита прав человека, предполагающая «гумани-тарное вмешательство» в случаях их нарушения. Основная проблема такого подхода связана с тем, что критерии справедливости, как и ме-тоды ее достижения, определяют именно те, кто берет на себя ука-занную роль, остальные могут лишь стремиться соответствовать этим критериям и надеяться на то, чтобы эти методы не обернулись од-нажды против них. В условиях правового (юридического) нигилизма со стороны первых «право справедливости» легко превращается в «право силы», хорошо знакомое в отношениях между государствами еще со времен Фукидида. Если при этом учесть, что национальные интересы и в наши дни отнюдь не исчезли из состава причин, опре-деляющих облик мировой политики, то вполне понятной становится как озабоченность тех, кто не разделяет идейные позиции либерализ- ма (или разделяет их недостаточно последовательно), так и против тех, кто стремится войти в круг «избранных»3._

1 См.: Blair T. Op. cit. P. 5; 6. 2 Ibid. 3 В данной связи может быть выдвинуто предположение о том, что стремление ряда

государств ЦВЕ (а также некоторых стран СНГ) вскоре вступить в НАТО вызвано не столько декларируемой ими угрозой со стороны России, сколько (наряду с иными причи- нами) неосознанным ощущением опасности со стороны самого НАТО (о бессознательном элементе национального интереса см.: Межуев Б.В. Моделирование понятия «националь- ный интерес». На примере дальневосточной политики России конца XIX — начала XX ве- ка//Полис. 1999. № 1).


Г. Моргентау различал два вида отношения ТМО к практике меж-дународных отношений. Один из них основан на этнических и дедуктив-ных принципах и проявляется в стремлении сформулировать законы, ко-торым должен подчиняться ход международной политики. Этот вид практицизма намерен устранить те препятствия на пути к глубокой ра-ционализации, которые в международных отношениях носят объектив-ный характер. Исповедующие его теории «не столько пытаются объяс-нить реальность такой, какова она в действительности, сколько стара-ются навязать сопротивляющейся реальности ту теоретическую схему, которая отвечает законченной рационализации»1. Но международные отношения связаны с таким феноменом, как власть, поэтому, считает Моргентау, их участники имеют дело с тем, что «препятствует глу-бокой рационализации и причастно к появлению моральных дилемм, политического риска и свойственных политике интеллектуальных не-ожиданностей, не позволяющих создать морально и "интеллектуально удовлетворительную схему»2. Другой вид практицизма, целью которо- го также является увеличение надежности предвидения и избавление от непредсказуемости в политике, состоит в том, чтобы реализовать эту цель путем разумного использования объективных факторов меж-дународных отношений3. Вместо того чтобы пытаться отменить суще-ствующую реальность, полагает Моргентау, участникам международ-ных отношений следует исходить из нее при планировании и осу-ществлении своих действий.

Облик международных отношений, безусловно, меняется. И как показывает история, политики всегда пытались и будут пытаться сде-лать их не только не менее предсказуемыми, но и более управляемы-ми. С этой целью создаются универсальные и региональные междуна-родные институты, межправительственные и неправительственные ор-ганизации, развивается международное право, совершенствуется право обычая — правила поведения международных акторов, основанные на общепринятых нормах поведения, трактуемых как нравственные, все большее значение придается проблеме соблюдения основных прав че-ловека, его свобод. Немалая заслуга в такой трансформации принад-лежит либерализму, как идейной и теоретической основе гуманизации международных отношений. Вместе с тем либерализм и сопутствую-щие ему теории, как и любая иная доктрина, — не истина в послед-ней инстанции. Он так же, а возможно, и в большей степени (в силу присущего ему практицизма первого вида) подвержен основной опас-

1 Цыганков А.П. Ганс Моргентау: взгляд на внешнюю политику. С. 168. 2 Там же. С. 168. 3 См. там же. С. 168-169?


ности дипломатов и стратегов, о которой говорил Арон, — моноидей-ности1. В свою очередь, Моргентау предупреждал против односторон-него подхода к практике международных отношений, подчеркивая, что «внешняя политика, добивающаяся триумфа одной-единственной идео-логии, всегда приводила к особенно фанатичным и кровавым войнам, продолжающимся до тех пор, пока не были уничтожены приверженцы противостоящей идеологии»2.

Сегодня одним из главных идеалов неолиберализма становится глоба-лизация, которая нередко представляется его адептами так, будто она от-меняет все правила игры на международной арене, а с ними и традицион-ную ТМО. Действительно, отмечает Ж. Росс, нации не могут «продолжать свои дипломатические танцы, как будто на дворе все еще XIX век»3. Важ-нейшие вопросы теперь решаются не в государственных канцеляриях, а в крупнейших многосторонних институтах межправительственного и непра-вительственного характера, таких как ВТО, МВФ, Г-7, Давос или МЕРКО-СУР. На смену былой дипломатии приходит коммерческое исступление, возведенное глобализацией в принцип общественной организации и несу-щее в себе риски и для внутренней сплоченности наций, и для формирова-ния более гармоничного мирового порядка. В наши дни самым важным для дипломатии становится совершение сделок, поэтому большинство стран ожесточенно соперничают друг с другом за строительство глобального рынка. Но получат от этого выгоду страны, предприятия которых имеют все возможности, чтобы использовать рынок, построенный для них и иног-да ими. Информационные технологии подразумевают и информацию, ре-альное содержание которой контролируют инновационные фирмы и груп-пы. Это содержание определяет выбор потребителей и производителей ин-формационных технологий и самой информации. Таким образом, имеют ли люди ту «свободу выбора», о которой говорят неолибералы? Крупнейшие корпорации: AOL-fime-Warner-CNN, News Corporation, Bertelsmann — уже в силу масштабов своих капиталов способствуют подавлению свобод-ного рынка. Их продукция — фильмы, интернетовские сайты и, конечно, реклама — быстро устаревает на внутренних рынках и поэтому продается по низким ценам в другие страны. В основе этой продукции — идеи, образы и идеалы, происхождение которых связано с одной-единственной куль-турой, оказывающей в силу этого влияние на все другие культуры4.

1 См.: Aron R. Qu'est-ce qu'une theorie des relations internationales? P. 378. 2 Morgenthau H. A New Foreign Policy for the United States. P. 244. 3 Ross G. Un seul objectif, faire des affaires. La nouvelle diplomatie // htpp // www.

monde-diplomatique. fr/2000/08/ROSS/ 14128.html 4 См.: Ross G. Un seul objectif, faire des affaires. La nouvelle diplomatie.


Иначе говоря, важнейшими чертами облика необычайно усложнив-шейся международной системы остаются неравенство, иерархия струк-турных элементов при все еще слабой роли правовых норм, которые либо используются в собственных интересах, либо попираются наиболее сильными. Это значит, что и в условиях глобализации сохраняют свое значение такие понятия традиционной ТМО, как национальные интере- сы и государственный суверенитет. Содержание и структура их изменя-ется, например, борьба интересов переводится в плоскость экономики, соперничества за рынки, за контроль над финансовыми потоками, т.е. в конечном итоге за то, чтобы не оказаться на обочине процессов гло-бализации в качестве ее объекта, использовать выгоды и минимизи- ровать связанные с ней потери. Вместе с тем эта борьба не отменяет и традиционных средств военно-стратегического характера, которые ныне не просто продолжают занимать важное место в арсенале.госу-дарств, но все более активно «приватизируются» и используются не-государственными акторами.

Поэтому в утверждении, что новейшая практика международных отношений требует отказа от традиционной ТМО, обнаружившей свою неоперациональность, неспособность понимания и предвидения, и что «постмеждународные» отношения можно осмыслить лишь на основе совершенно иных теоретических подходов и инструменталь- ных методов, кроется двойная ошибка. Во-первых, к ТМО предъявля- ются явно «завышенные» требования, так как она не только никогда не носила, но никогда и не будет носить прикладного характера. Ис-пользуя терминологию известного стратега и теоретика войны К. Кла-узевица, можно сказать, что ТМО может быть лишь рассмотрением, ей не должны придаваться функции учения, т.е. руководства для дей-ствий1.

Применительно к ТМО такое «рассмотрение» означает признание, с одной стороны, права на осуществление в ее. рамках различных концеп-туальных подходов и исследовательских методов, а с другой — неспо-собности ни одного из них, как и ТМО в целом, выступать в роли руко-водства к действию. «Если от того, что называют теорией международ-ных отношений, — писал Арон, — ожидают эффект, подобный тому, который мостостроителям дает знание материалов, то этого нет и ни- когда не будет. То, что теория действия здесь и в других случаях спо-собна дать — это понимание различных идеологий... с помощью кот- орых люди и нации интерпретируют международные отношения, намеча-ют себе цели или ставят задачи»2.

1 См.: Клаузевиц К. О войне / Пер. с нем. М., 1999. С. 134. 2 Awn R. Op. cit. P. 378-379.


Поэтому сосуществование и соперничество в рамках традиционной ТМО канонических парадигм — реалистской, либерально-идеалистичес-кой и марксистской — не только борьба теоретических представлений. «Это не просто академические причуды, которые может проигнориро- вать человек дела, а не слова. Эти три направления мысли прямо или косвенно влияют на понимание того, что важно, а что не важно в международных делах, дают информацию для анализа мировых меха-низмов, служат источником стратегических вариантов решения меж-дународных проблем и в конечном итоге определяют решения, прини-маемые политиками»1.

Обновление ТМО с учетом изменившихся реалий, в частности отка- за от устаревших взглядов и традиций, безусловно, необходимо. Оно и происходит на наших глазах. Сегодня никому не приходит в голову счи-тать военно-силовое противоборство государств главным, а тем более единственным фактором, формирующим облик международных отноше-ний, равно как трудно найти и тех, кто согласится, что в современных условиях государства исчезают из состава действующих лиц мировой политики. Возникают новые подходы, концепции, направления и пара-дигмы. Поэтому определение ТМО как совокупности имеющегося зна- ния в рамках соперничающих парадигм вряд ли допускает дальнейшую детализацию, так как разногласия между различными направлениями в ее рамках по-прежнему остаются слишком сильными и проступают еще рельефнее, если принимать во внимание различия между метатеориями (такими, как реализм, либерализм, марксизм, конструктивизм, пост-структурализм), которые заняты обсуждением взглядов о мире и реа-листичности известных теоретических предпосылок, и теориями (режи-мов, союзов, демократического мира и пр.), существующими и развива-ющимися только в рамках определенных теоретических традиций, но на базе своего массиза эмпирических данных. Каждая из них отражает ту или иную сторону усложняющейся международной реальности. В своем соперничестве почти любая из них склонна претендовать на последнее слово в теории; иногда они отрицают достижения друг друга, а все вмес-те — достижения традиционной ТМО.

В эпоху холодной войны ТМО находилась под значительным вли-янием позитивизма и реализма. При этом позитивизм стремится объ-яснять и предсказывать, но не понимать и критиковать2. В наши дни

1 Ross A.L. The Theory and Practice of International Relations: Contending Analytical Perspectives. P. 55.

2 Важное различие между объяснением и пониманием как двумя принципиально различными функциями теории сформулировали Стив Смит и Мартин Холлис (см.: Ex plaining and Understanding in International Relations. Oxford Press, 1991).


реалисты продолжают спорить с неомарксистами и постструктуралис-тами об относительной важности теорий решения проблем и крити- ческих теорий. Иными словами, направления ТМО принципиально от-личаются друг от друга не только предметом исследования, но и эпис-темологическим подходом, на что не всегда обращают должное вни-мание.

Однако все это не должно заслонить главного: ни одно из направле-ний, ни одна из теорий или парадигм не может иметь самостоятельного значения, а тем более оснований претендовать на то, чтобы служить руководством к действию. Последнее, как показывает политическая ис-тория, несет в себе серьезную угрозу демократии. Выше уже говори- лось об ошибочности мнения о том, что реалисты не имеют теории мо-рали, и доказывалась уязвимость либеральной теории морали. Подчерк-нем еще раз, что моральная теория реалистов проблематична, а Кант с его этическим максимализмом не единственный представитель либера-лизма, есть и другие представители либерально-идеалистической пара-дигмы, ориентированные в отличие от него на ценности не только инди-видов, но и сообществ. Общая картина ТМО, в том числе и в ее отноше-нии к практике международных взаимодействий, может быть получена только с учетом их совокупности, в рамках которой наряду с новыми продолжают сохранять свое значение традиционные парадигмы, теории и направления. «Несмотря на все ее недостатки, никто не может упрек-нуть традиционную дисциплину международных отношений в сочине- нии фантазий. Когда политические или академические головы заносило в облака, ее специалисты всегда задавались вполне земными вопроса ми. Они напоминают тем, кто предлагает вполне логичные планы по-строения будущего, более разумного мира, о предостережении Руссо: «Быть разумным в мире сумасшедших — значит формировать безумие в себе самом». И они напоминают стремящимся к прогрессу через хоро- ших людей о словах Нибура, который настороженно относился к тем, «кто хочет жить в истории безгрешным». Ученые вообще должны гово-рить власти правду»1.

Начало XXI в. с предельной остротой свидетельствует: в междуна-родных отношениях происходят кардинальные изменения. Все более острый характер приобретают проблемы природных ресурсов и окру-жающей среды в целом; частные компании вторгаются в сферу традици-онных национальных интересов крупных государств;, серьезные транс-формации претервают структура и роль государственного суверенитета; «внутренние» конфликты в экономически слаборазвитых странах

1 Бус К. Вызов незнанию: теория МО перед лицом будущего // Международные отношения: социологические подходы. М., 1998. С. 320.


становятся потенциально опасными в региональном и даже глобальном масштабах; возрастает международно-конфликтный потенциал нацио-нализма, религиозного экстремизма и цивилизационного противопо-ставления; наконец, в условиях глобализации мирового развития стано-вится все более очевидным, что безопасность ни одной страны, в том числе и самой мощной державы мира не гарантирована от угроз и агрес-сии со стороны международного терроризма. Трагическим подтвержде-нием этого стал бесчеловечный акт международного терроризма в США 11 сентября 2001 г.

В этих условиях необходимо обновление теории международных отношений и, в частности, отказ от устаревших взглядов и традиций. Такое обновление уже происходит: возникают новые подходы, кон-цепции, направления и парадигмы. В то же время новые международ- ные реалии возникают не на пустом месте, более того, они нередко сосуществуют с событиями и явлениями, аналоги которых известны науке еще со времен Фукидида. Потому общая теоретическая карти- на международных взаимодействий может быть получена только с учетом всей совокупности накопленных знаний, когда наряду с новы- ми продолжают сохранять свое значение и устоявшиеся подходы, тео- рии и взгляды.

* * *

Разумеется, эта книга не претендует на то, чтобы показать всю па-нораму того, что здесь было названо традиционной теорией междуна-родных отношений. Более того, некоторые из представленных в ней ав-торов выходят за рамки такой теории (Р. Най, К. Уолц), их работы при-ведены главным образом для того, чтобы оттенить взгляды сторонников традиционных парадигм. Принимая во внимание небольшой объем ком-ментариев, они, естественно, не могут претендовать на полноту. Тем более они не претендуют на какую-либо завершенность, представляя собой во многом субъективное восприятие автора. Придирчивые крити-ки, безусловно, найдут в книге много других недостатков. Тем не менее, я уверен в том, что она сыграет полезную роль — прежде всего в подго-товке студентов, магистрантов и аспирантов, изучающих теорию меж-дународных отношений. Книга может оказаться полезной также для преподавателей и небезынтересной для всех, кого волнуют реалии меж-дународной жизни.

В этой связи мне остается выразить слова глубокой и искренней благодарности тем, кто принимал непосредственное участие в подго-товке данной работы, — это студенты, аспиранты и сотрудники ка- федры международных отношений МГУ; тем, кто стимулировал ее со-


здание и продвижение, мягко, но настойчиво требуя результатов, — это кафедра мировых политических процессов МГИМО, в рамках ко-торой было принято и решение о ее публикации; наконец, тем, кто при неизменно доброжелательном отношении способствовал апроба-ции многих из вошедших в нее материалов, — это коллектив журна-ла «Социально-гуманитарные знания» во главе с его главным редак-тором, профессором А.В. Мироновым. Как всегда, моя особая благо-дарность самому близкому мне человеку — моей жене, которая не только обеспечивала благоприятные условия для работы, оказывала всяческую помощь содержательного характера, но и была первым чи-тателем и первым критиком рукописи, замечания которого для меня всегда важны и необходимы.

П.А. Цыганков

Раздел I

ТРАДИЦИИ И ПАРАДИГМЫ

Эдвард X. Карр. Двадцать лет кризиса: 1919—1939. Введение в изучение международных отношений (53) • Ганс Моргентау. Политические отношения между нациями: борьба за власть и мир (72) • Кеннет Н. Уолц. Человек, государство и война: теоретический анализ (93) • Гренвиль Кларк и Луис Б. Сон. Достижение всеобщего мира через мировое право. Два альтернативных плана (115) • Йохан Галтунг. Теория малых групп и теория между-народных отношений (исследование проблемы соответствия) (135) • Джозеф С. Най-мл. и Роберт О. Кохзн (ред.). Транснациональные отношения и мировая политика (152)

Эдвард Халлетт Карр и международно-политическая наука

Первая мировая война со всей остротой поставила перед государствами, по-литическими лидерами и человечеством в целом вопрос, как избежать подоб-ных бедствий в будущем, и этот вопрос стал одним из наиболее сильных побудительных стимулов к стремлению понять саму сущность международ-ных отношений, выявить их специфику, присущие им тенденции и возмож-ности прогнозирования их будущего. Первоначально исследование этой сферы сосредоточивалось на исторических и в еще большей мере на инсти-туциональных и правовых аспектах ее развития и функционирования, на которые возлагались особые надежды с точки зрения создания регулируемо- го и справедливого международного порядка. Именно этой цели была при-, звана отвечать первая кафедра международных отношений, созданная в 1919 г. в университете Уэльса («кафедра Вудро Вильсона»), главной задачей которой было способствовать работе недавно созданной Лиги Наций.

В США изучение международных отношений также было направле- но на изучение причин войн и мер, которые могли бы способствовать их предотвращению. Большинство исследователей, профессионально за-нимавшихся международными отношениями в американских универси-тетах, имели юридические степени и преподавали международное право; так, в 1930 г. 18 из 24 профессоров занимались правовыми вопро-сами и международными организациями1.

1 См. об этом: Vennesson P. Les relations internationales dans la science politique aux Etats-Unis//Politix. 1998. №41. 4-5171

50 РАЗДЕЛ I. ТРАДИЦИИ И ПАРАДИГМЫ

Ситуацию, сложившуюся в тот период в изучении международных отношений, можно характеризовать, во-первых, полным господством либерально-идеалистического подхода и, во-вторых, фактическим от-сутствием сколь-либо автономной международно-политической науки, которая специально занималась бы международными отношениями.

Среди работ, положивших начало переосмыслению ситуации, сло-жившейся в изучении международных отношений, следует в первую очередь назвать книгу английского историка и дипломата Эдварда Хал-летта Карра «Двадцать лет кризиса: 1919-1939» («The Twenty Years Crisis: 1919-1939»). Эта книга справедливо рассматривается как одна из первых попыток научного подхода к трактовке международной поли-тики, основанного на реалистских традициях. Карр критикует здесь из-держки либерального идеализма, осуждая его почти исключительно нормативный характер, подчеркивает решающую роль силы и соотно-шения сил и выдвигает мысль о том, что главная проблема теории и практики международной политики состоит в обеспечении мирной трансформации соотношения сил. В этом его позиции совпадают с пози-циями другого отца-основателя международно-политической теории Ганса Моргентау. Книги Моргентау и Карра можно оценить как пово-ротный момент в становлении теории международных отношений как относительно самостоятельной дисциплины в рамках политической науки.

Как подчеркивает П. Веннесон, после этого переосмысления между-народные отношения перестали рассматривать как некое анахроничное нарушение или отклонение от обычной логики внутриобщественного социального и политического порядка. «Именно исследование ориги-нальности международной политики, ее сущности и истоков, ее послед-ствий и пределов, как и признание реальности ее существования в каче-стве особой сферы социальных взаимодействий стало в дальнейшем ос-новой изучения международных отношений. И какие бы средства при этом ни использовались, постоянным центром внимания остается во- прос о силе и господстве, о реальности и последствиях международной анархии. Как раз эта особенность лежит в основе целого ряда крупней-ших вопросов в изучении международных отношений — войны и мира, коллективных действий, сотрудничества, институтов в условиях анар- хии или дилеммы безопасности»1.

В приводимом далее фрагменте Карр показывает, что возникновение международно-политической науки стало ответом на потребность кон-троля за внешней политикой государств со стороны населения, заинте-

Vennesson P. Op. cit. P. 181.

ЭДВАРД ХАЛЛЕТТ КАРР И МЕЖДУНАРОДНО-ПОЛИТИЧЕСКАЯ НАУКА 51

ресованного в ее прозрачности, в знании истоков, целей и направлений любых конкретных действий правительств в области международных отношений. Речь идет не только о контроле со стороны представитель-ных органов, но и о «требовании масс» сделать более доступным содер-жание этой «таинственной» области, о повышении уровня компетент-ности дипломатов и представительных органов и об организации изуче-ния международных дел «непрофессионалами». Тем самым Карр прямо связывает становление и развитие международно-политической науки с демократизацией общества. В свете этого положения мы можем лучше понять, почему фактически закрыто от населения все, что касалось раз-работки международной политики государства, ее конкретных целей, используемых средств и принимаемых решений в данной сфере, оста-вавшейся таинственной для «непосвященных» вплоть до 1990-х гг., по-чему и сегодня в отечественных университетах ситуацию с изучением международных отношений следует признать неудовлетворительной.

Карр — сторонник политического реализма, и в соответствии с тра-дициями реализма, идущими еще от Фукидида, он настаивает на при-оритете, властных взаимодействий в международных отношениях, на роли силового равновесия в обеспечении их стабильности, исходя из того, что всеобщие нравственные нормы неприложимы к международ- ной политике, что международная мораль может быть только относи-тельной: «Этика должна интерпретироваться в терминах политики, и поиск этической нормы вне политики обречен на неудачу». Наконец, он клонен считать государство основным действующим лицом междуна-одных, отношений и не придает особого значения другим акторам, за исключением межправительственных организаций.

Обратим внимание читателя на то, что работу Карра отличает явное стремление подняться над крайностями не только идеализма, но и реа-листского подхода к международным отношениям. Он показывает несо-стоятельность противопоставления теории и практики, противоборства «интеллектуалов и бюрократов» (точнее, прагматиков), левых и правых в подходе к международным отношениям и, что еще важнее, стремится найти компромисс между ними и обосновать его возможность и необхо-димость в выработке и проведении эффективной и вместе с тем нравст-венной международной политики. Это трудная задача, и решение ее не всегда удается автору. Конечно, последнее не свидетельствует о его тео-ретической слабости и еще меньше о необходимости прекратить подоб-ные усилия в сфере теории и практики международных отношений. На-против, многотрудность и сложная природа этих вопросов означает, что нужно усилить внимание к ним, мобилизовать для их решения все ин-теллектуальные и политические ресурсы. Здесь нет простых решений, и очень часто соблазн именно простого решения приводит к тяжелым и 4*


даже драматическим последствиям. Так, первоначальное стремление опереться только на силу при решении кризиса в отношениях между СССР и США, вызванного размещением советских ракет на Кубе, едва не привело мир в 1963 г. к всеобщей ядерной катастрофе, и лишь дости-жение компромисса помогло выправить ситуацию, оставшуюся, впро- чем, на всем протяжении холодной войны ситуацией игры с нулевой суммой, классическим вариантом господства реалистского подхода к международной политике.

Совсем недавно мы стали свидетелями еще одной, на этот раз, к сожалению, воплощенной в практику попытки решить сложнейшую проблему «простым» и хорошо известным способом. «Косовская опера-ция» НАТО, осуществленная во имя «великих целей», стала одним из самых трагичных проявлений подхода к международным отношениям с позиций одностороннего и потому агрессивного либерализма, не счита-ющегося и не задумывающегося о ее долговременных исторических пос-ледствиях. Конечно, идеализм «в чистом виде» вызывает сомнения в искренности тех, кто выступает от его имени. И когда мы слышим, что речь идет о дилемме между устаревшим сегодня принципом суверенитет- а и требующими своего решения гуманитарными принципами, доволь- но современным кажется предупреждение Карра, сделанное им 60 лет назад: «...неуместность государственного суверенитета — идеология доминирующих держав, которые рассматривают суверенитет других го-сударств как препятствие для использования своего собственного пре-обладающего положения».

Разумеется, вклад Э. Карра в международно-политическую науку не ограничивается участием в ее создании и становлении, обоснованием тесной связи ее изучения с демократическим характером общества, вы-водом о необходимости компромисса'между реалистским и либераль- ным подходами и связанной с этим актуальностью его работы в настоя-щее время. Но предоставим судить о других достоинствах этого автора самому читателю.


ЭДВАРД X. КАРР

ДВАДЦАТЬ ЛЕТ КРИЗИСА: 1919-1939. ВВЕДЕНИЕ В ИЗУЧЕНИЕ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ1

НАЧАЛА НАУКИ

Международная политическая наука находится в стадии становле. До 1914 г. международные отношения были заботой тех, кто профес-сионально занят в этой области. В демократических странах традицион- но считали, что внешняя политика выходит за рамки партийной полити-ки, и представительные органы не полагали, что они не настолько ком-петентны, чтобы осуществлять жесткий контроль над «таинственными» действиями министерства иностранных дел. В Великобритании общест-венное мнение пробуждалось, только если война начиналась в регионе, рассматриваемом как сфера британских интересов, или если Британ- ский флот на какое-то мгновение переставал обладать той степенью превосходства над потенциальными конкурентами, которая считалась необходимой. В континентальной Европе воинская повинность и хрони-ческое опасение иностранного вторжения обусловили постоянное вни-мание населения к международным проблемам, но явно оно выража- лось главным образом в рабочем движении, которое время от времени выдвигало несколько академических лозунгов против войны. В Консти-туции Соединенных Штатов Америки есть уникальное положение, со-гласно которому соглашения заключаются Президентом «после обсуж-дения в Сенате и с его согласия». Но внешние отношения Соединенных Штатов оказались таковы, что не позволили придать данному положе- нию более широкий смысл. Некоторую новизну содержали в себе более колоритные аспекты дипломатии. Но нигде: ни в университетах, ни в более широких интеллектуальных кругах — не было организовано изу-чение текущих международных дел. Война по-прежнему считалась главным образом занятием профессиональных военных, и непосредст-

1 Оригинал: The Twenty Years Crisis: 1919-1939. An Introduction to the Study of International Relations / By Carr Edward Hallet (перевод Н.В. Левашовой).


венным следствием этого было то, что международная политика остава-лась уделом дипломатов. Не было всеобщего желания изъять ведение международных дел из рук профессионалов или просто обратить серь-езное и систематическое внимание на то, что они делают.

Война 1914-1918 гг. положила конец представлениям о том, что война — дело только профессиональных военных, и вследствие этого развеялось соответствующее мнение, что международная политика может быть благополучно оставлена профессиональным дипломатам. Кампания за доступность информации о международной политике нача-лась в англоговорящих странах в форме агитации против секретных со-глашений и недостатка фактической информации как одной их причин войны. Но вину за секретные соглашения следует отнести не на счет греховности правительств: вина — в безразличии народов. Каждый знал, что такие соглашения были заключены, однако перед войной не-многие хотели что-то узнать относительно них или рассматривали их как нежелательные. Агитация против них стала фактом огромной важ-ности. Ее можно оценить как первый признак требования доступности международной политики и как признак рождения новой науки.

Цель и анализ в политической науке

Как известно, «желание — отец мысли», и это выражение совершенно точно описывает процесс размышления нормального человека. Оно истин-но для естественных наук, но в еще большей степени истинно для полити-ческой науки. В естественных науках различие между исследованием фак-тов и целью, с которой они должны быть соотнесены, имеет не только теоретическое основание, но и постоянно подтверждается практикой. Уче-ный, участвующий в лабораторном исследовании причин рака, возможно, первоначально был вдохновлен целью искоренить эту болезнь. Но эта цель, строго говоря, не соотносится с исследованием и отделима от него. Его результаты не могут сообщить больше того, что содержат в себе факты. Оно не может изменить содержание фактов, так как факты су-ществуют независимо от того, что думает о них любой человек.

В политических науках, объект — человеческое общество, подоб- ные факты отсутствуют. Исследователь исходит из желания излечить некоторые болезни государства. Среди причин болезни он диагностиру- ет тот факт, что обычно люди реагируют определенным образом на оп-ределенные условия. Но этот факт несопоставим с тем фактом, что че-ловеческие органы реагируют определенным способом на определенные лекарства. Этот политический факт при желании может быть изменен, а желание, уже существующее в уме исследователя, может быть рас-пространено как результат его исследования на значительное число

ЭХ МРР. ДВАДЦАТЬ ЛЕТ КРИЗИСА: 1919-1939 55

других людей с целью сделать его эффективным. В отличие от естест-венных наук цель в политической науке соотносима с исследованием и не может быть отделена от него. Она играет самостоятельную роль — роль одного из фактов. В теории без сомнения может быть проведено различие между ролью исследователя, который устанавливает факты, и ролью практика, который принимает решение об истинной причине дей-ствия. В практике одна роль незаметно переходит в другую. Цель и ана-лиз становятся одновременно и элементами, и совокупностью разных процессов.

Это положение может быть проиллюстрировано на нескольких при-мерах. Когда К. Маркс писал «Капитал», он был вдохновлен целью по-кончить с капиталистической системой так же, как исследователь при- чин рака вдохновлен целью покончить с этой болезнью. Но факты, ка-сающиеся капитализма, в отличие от фактов, касающихся рака, зависят от отношения к ним людей. Анализ Маркса был нацелен на то, чтобы изменить это отношение, и фактически он изменил его в процессе ана-лиза фактов. Попытка провести различие между Марксом-ученым и Марксом-пропагандистом — бессмысленный спор по пустякам. Еще один пример. Финансовые эксперты, которые летом 1932 г. сообщили британскому правительству о возможности конвертировать 5% воен- ной ссуды по курсу 3,5% без сомнения основывали свой совет на анали- зе определенных фактов; но эти факты, став известными финансовому миру, сделали данное действие успешным. Анализ и цель здесь нераз-рывны. Это касается не только мнения профессионалов или студентов, изучающих политические факты. Каждый, кто читает политическую хронику, посещает политические митинги или обсуждает политику со своим соседом, в той же степени является студентом, изучающим поли-тическую науку; и то мнение, которое у него формируется, становится (особенно, но не исключительно в демократических странах) фактором в ходе политических процессов. Политическая мысль — сама по себе форма политического действия. Политическая наука — наука не только о том, что есть, но и о том, что должно быть.

УТОПИЯ И ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ

Склонность игнорировать то, что было, и рассматривать то, что должно быть, и склонность выводить то, что должно быть, из того, что было и что есть, определяют противоположные отношения к любой политичес-кой проблеме. Как говорил Альбер Сорель, «это вечный спор между теми, кто воображает, что мир будет соответствовать их политике, и теми, кто старается, чтобы их политика соответствовала реалиям


мира». Описание и разработка этой антитезы может навести на раз-мышления при анализе текущего кризиса международной политики.

Свободная воля и детерминизм

Антитеза утопии и действительности в некоторых аспектах может быть сопоставлена с антитезой свободной воли и детерминизма. Утопист — всегда волюнтарист: он верит в возможность более или менее радикаль-ного отрицания действительности и замены ее утопией, благодаря акту воли. Реалист анализирует предопределенный курс развития, который он бессилен изменить. Как писал Гегель в предисловии к «Философии права», для реалиста философия всегда «приходит слишком поздно», чтобы изменить мир. Старый порядок «не может быть омоложен», он может быть «только познан» посредством философии. Утопист, взгляд которого устремлен лишь в будущее, размышляет в терминах творчес- кой спонтанности. Реалист, взгляд которого направлен в прошлое, — в терминах причинности. Все здоровые человеческие действия и, следо-вательно, все здравые мысли должны устанавливать равновесие между утопией и действительностью, между доброй волей и детерминизмом. Абсолютный реалист, безоговорочно принимая причинную последова-тельность событий, лишает себя возможности изменить действитель-ность. Абсолютный утопист, отрицая причинную последовательность, лишает себя возможности понять или действительность, которую он стремится изменить, или процессы, с помощью которых она может быть изменена. Основной недостаток утопистов — наивность; основной не-достаток реалистов — бесплодие.

Теория и практика

Антитеза утопии и действительности совпадает также с антитезой тео- рии и практики. Утопист считает политическую теорию нормой, кото- рой должна соответствовать политическая практика. Реалист расцени- вает политическую теорию как своего рода систематизацию политичес-кой практики. Отношения теории и практики были признаны в недав- нем прошлом одной из центральных проблем политической мысли. И утопист, и реалист искажают эти отношения. Утопист, намереваю-щийся распознать взаимозависимость цели и факта, рассматривает цель как единственно уместный факт и постоянно формулирует жела-тельные суждения в изъявительном наклонении. Американская Декла-рация независимости утверждает, что «все люди созданы равными», господин Литвинов говорит, что «мир неделим», а сэр Норман Анжел полагает, что «биологическое разделение человечества на независимые

ЭХ КАРР. ДВАДЦАТЬ ЛЕТ КРИЗИС А: 1919-1939 57

враждующие государства [является] научной глупостью». Тем не менее известно, что не все люди рождаются равными даже в Соединенных Штатах; что Советский Союз может оставаться в состоянии мира, в то время как все его соседи находятся в состоянии войны; и мы должны, вероятно, вспомнить о зоологах, которые описали тигра-людоеда как «научную глупость». Эти суждения подобны пунктам политической программы, замаскированным под констатацию факта, и утопист обита-ет в сказочной стране таких «фактов», отдаленный от мира действитель-ности, где могут наблюдаться противоположные факты. Реалист понимает, что эти утопические суждения — не факты, а

стремления, и показывают желаемое, а не действительное состояние, он утверждает, что рассматриваемые как стремления эти суждения являются не априорными, но наблюдаются в реальном мире таким об- разом, который утопист не в состоянии понять полностью. Поэтому для реалиста равенство людей — идеология неимущего, стремящего ся подняться до уровня привилегированного; неделимость мира — идеология государств, которые по каким-то причинам уязвимы для на-падения и поэтому стремятся убедить всех, что нападение на них должно вызывать озабоченность у других, более удачно расположен- ных государств; неуместность государственного суверенитета -идеология доминирующих держав, которые рассматривают суверени- тет других государств как препятствие для использования своего пре-обладающего положения. Как предварительное условие всякой серь- езной политической науки необходимо выявление основ утопической теории. Однако реалист, отрицая любое априорное качество полити- ческих теорий и доказывая, что свои основы эти теории берут в ре- альности, скатывается в детерминизм, который утверждает, что тео- рия — не более чем рационализация обусловленной и предопределен- ной цели, что она абсолютно бесполезна и не способна изменить ход событий. Итак, утопист рассматривает цель как единственный и окон-чательный факт, а реалист видит в цели простое механическое след- ствие других фактов. Если мы признаем, что эта механизация чело- веческой воли и человеческого стремления несостоятельна и нетерпи- ма, то мы должны признать, что теория, поскольку она развивается из практики и переходит в практику, играет собственную преобразую- щую роль. Вопреки мнению реалиста политический процесс не состоит- только из последовательности явлений, управляемых в соответствии с механическими законами причинной обусловленности; но вопреки мнению утописта он не является только воплощением в практику теоретических истин, развитых из их внутренней сущности мудрыми и дальновидными людьми. Политическая наука должна быть основана, на признании взаимозависимости теории и практики, кото-


рая может быть достигнута только путем комбинации утопии и реаль-ности.

Интеллектуал и бюрократ

Конкретное выражение антитезы теории и практики в политике — про-тиворечие между «интеллектуалом» и «бюрократом», первый из кото- рых обучен думать главным образом в априорных терминах, а второй опытным путем. Интеллектуал находится среди тех, кто стремится под-чинить практику теории, и это вполне естественно, поскольку интел-лектуалы склонны считать, что их мысли не обусловлены внешними силами, и думать о себе как о лидерах, чьи теории служат побудитель- ным мотивом для так называемых людей действия. Это во многом обу-словлено тем, что все интеллектуальное мировоззрение последних двух веков было окрашено математическими и естественными науками. В свете этого выработка общего принципа и рассмотрение примеров были приняты большинством интеллектуалов как необходимая основа и отправная точка любой науки. В этом отношении утопизм со своим упо-ром на общие принципы представляет типичный интеллектуальный под-ход к политике.

В. Вильсон, пример наиболее яркого современного интеллектуала в политике, «выделяется описанием основных принципов... Его полити-ческий метод... состоял в том, чтобы основывать свои взгляды на широ-ких и простых принципах, избегая обязательств по специфическим мерам». Некоторые общие принципы типа «национальное самоопреде-ление», «свободная торговля» или «коллективная безопасность» (каж- дый из которых реалисты признают конкретным выражением специфи-ческих условий и интересов) принимаются как абсолютный стандарт, и политика оценивается как хорошая или плохая в зависимости от степе- ни соответствия этим принципам или отклонения от них. На современ- ном этапе интеллектуалы являются лидерами любого утопического дви-жен- ия, и вклад, который утопизм внес в политический прогресс, — в значительной мере их заслуга. Характерная слабость утопизма и одно-временно характерная слабость политических интеллектуалов — не-способность понять действительность, как и способ, которым в нее внедрены их собственные стандарты. «Они могли бы дать своим полити-ческим стремлениям, — писал Мейнек (Meinecke) о роли интеллектуа- лов в предвоенной немецкой политике, — дух чистоты и независимос- ти, философского идеализма и возвышенности над конкретной игрой интересов... но из-за болезненного сочувствия реалистическим интере- сам фактической государственной жизни они быстро опускаются от возвышенного к экстравагантному и эксцентричному».

Э.Х. КАРР. ДВАДЦАТЬ ЛЕТ КРИЗИСА: 1919-1939 59

Часто доказывалось, что интеллектуалы менее ангажированы в своих размышлениях, чем группы, чья последовательность зависит от общих экономических интересов, и поэтому интеллектуалы занимают выгодную позицию au dessus de la melee1.

Еще в 1905 г. Ленин критиковал «старомодное представление о том, что интеллигенция способна... занять положение вне классов». Недавно это представление было возвращено к жизни доктором Мангеймом, ко-торый доказывает, что интеллигенция, являющаяся «относительно бес-классовой» и «социально одинокой», суммирует в себе все интересы, пронизывающие социальную жизнь, и поэтому может быть наиболее беспристрастной и объективной. В некотором ограниченном смысле это истинно. Но любое преимущество, следующее из этого, сводится на нет из-за неспособности действовать, обусловленной отделением от масс, чье отношение — определяющий фактор в политической жизни. Даже тогда, когда иллюзия лидерства современных интеллектуалов была наи-более сильной, они часто оказывались в положении офицеров, чьи отряды были готовы следовать за ними в спокойные времена, но могли поки- нуть их при любом серьезном событии. В Германии и других европей-ских странах демократические конструкции 1919 г. были созданы тру- дом интеллектуалов и характеризуются высокой степенью теоретичес-кого совершенства. Но в период кризиса они перестали действовать почти повсюду из-за отсутствия прочного доверия населения. Интел-лектуалы Соединенных Штатов играли основную роль в создании Лиги Наций, и большинство их остались ее открытыми сторонниками. Однако основная масса американцев, последовав вначале за своими лидера- ми, отклонила Лигу, когда настал критический момент. В Великобрита-нии, благодаря энергичной пропаганде, интеллектуалы добились подав-ляющей поддержки документа для Лиги Наций, но когда он потребовал действий, которые могли бы повлечь за собой реальные последствия для населения, правительства предпочли бездействие и протесты интеллек-туалов не вызвали заметной реакции в стране.

Бюрократический подход к политике в основе своей эмпиричен. Бю-рократ пытается обращаться к каждой специфической проблеме на ос-нове «ее достоинств», избегать формулировки принципов и продолжать придерживаться правильного курса, который он определяет благодаря интуитивному процессу, ставшему следствием большого опыта, а не рассуждения. «Никаких общих случаев не существует, — утверждает французское должностное лицо, представляющее свою страну в Собра-нии Лиги Наций, — существуют только конкретные случаи». В своей

Над схваткой (фр.).


ненависти к теории бюрократ походит на человека действия. «On s'en-gage, puis voit»1 — девиз не одного известного генерала. Превосходство британской государственной службы объясняется частично той легкос-тью, с которой бюрократический менталитет приспосабливается к эм-пирической традиции британской политики. Совершенный государст-венный служащий соответствует образцу популярного английского по-литического деятеля, который испытывает отвращение к письменным конституциям и соглашениям и руководствуется прецедентом, чувст- вом правильности решения. Без сомнения, этот эмпиризм обусловлен определенной точкой зрения и отражает консервативные традиции анг-лийских политиков. Бюрократ, возможно, более явно, чем любой дру- гой слой сообщества, связан с существующим порядком, поддержива- нием традиции и принятием прецедента как «безопасного» критерия действия. Поэтому бюрократия, легко перерождаясь в твердый и пустой формализм, заявляет о неком понимании соответствующих процедур, которое недоступно даже самому интеллектуальному постороннему. «Experience vaut mieux que science»2 — типичный бюрократический девиз. «Навыки в изучении науки, — писал Брюс, высказывая широко распространенное мнение, — дают немного для того, чтобы люди стали мудрыми в политике». Когда бюрократ, желая отказаться от предложе- ния, критикует его, он называет его «академическим». Практика, а не теория, бюрократическое научение, а не интеллектуальный блеск, по мнению бюрократа, является школой политической мудрости. Бюро- крат рассматривает политику как самоцель. Стоит отметить, что и Ма-киавелли, и Фр. Бэкон были бюрократами.

Эта фундаментальная антитеза между интеллектуальным и бюро-кратическим способами мышления, всегда и всюду латентная, прояви-лась в последние полстолетия и там, где ее едва ли искали, — в рабочем движении. В 1887 г. Энгельс поздравил немецких рабочих с тем, что они «принадлежат к наиболее теоретической нации в мире и сохранили то теоретическое понимание, которое было почти полностью потеряно так называемыми классами в Германии». Он противопоставил это счас-тливое обстоятельство тому «безразличию ко всей теории, которая яв-ляется одной из главных причин медленного развития английского ра-бочего движения. Через сорок лет другой немецкий автор подтвердил это наблюдение. Теоретический анализ марксистской доктрины стал одной из основных забот ведущих немецких социал-демократов, и мно-гие аналитики полагают, что это однобокое интеллектуальное развитие во многом способствовало краху партии. Британское рабочее движение

1 «Ввяжемся, а там посмотрим» (фр.). 2 «Опыт стоит больше, чем наука» (фр.).

5.Х ИЯЛ ДВАДЦАТЬ ЛЕТ КРИЗИСА: 1919-1939 61

до последних лет сторонилось теории. В настоящее время отсутствие понимания между интеллектуалами и профсоюзами составляет источ- ник известных затруднений для Лейбористской партии. Деятель проф-союзного движения обычно оценивает интеллектуала как утопического теоретика, не имеющего опыта в решении практических проблем дви-жения, а интеллектуал осуждает лидера профсоюза как бюрократа. Те-кущие конфликты между фракциями в рамках партии большевиков в Советской России частично объясняются как конфликты между «пар-тийной интеллигенцией», представленной Бухариным, Каменевым, Ра-деком и Троцким, и «партийным механизмом», представленным Лени-ным, Свердловым (до его смерти в 1919 г.) и Сталиным.

Оппозиция интеллектуал — бюрократы была особенно очевидна в сфере иностранных дел в Великобритании в течение последних 20 лет. В период Первой мировой войны организация утопических интеллектуалов — Союз демократического контроля — старалась по-пуляризировать свое представление о причинах войны, согласно ко-торому она разразилась в значительной степени из-за того, что во всех государствах контроль за сферой иностранных дел осуществлялся- со стороны профессиональных дипломатов. В. Вильсон полагал, что мир будет гарантирован, если международные проблемы будут улаживать не дипломаты или политические деятели, пытающиеся об-служить собственные интересы, а беспристрастные ученые — геогра фы, этнологи, экономисты — те, кто изучал затрагиваемые пробле- мы». В Лиге Наций длительное время господствовало подозрительное отношение к бюрократам, особенно к дипломатам, и предполагалось, что Лига внесет значительный вклад в решение международных про- блем, если заберет международные дела из рук реакционных минис- терств иностранных дел. Представляя проект Соглашения на пленар- ной сессии Мирной конференции, Вильсон утверждал, что «если со-вещательный орган Лиги Наций станет просто органом должностных лиц, представляющих различные правительства, народы мира не будут гарантированы от того, что некоторые из ошибок, сделанных, По общему признанию, должностными лицами, не будут повторены». Позже, в Палате общин лорд Сесил был более критичен: «Мой опыт участия в Мирной конференции приводит к выводу о том, что пруссаки существуют не только в Германии. Имеется также... традиция официальных классов... Вы не можете отрицать, что представители Их среды обычно думают, что все то, что существует, достойно одоб-рения». На Втором Собрании (Палаты общин) лорд Сесил добился поддержки «общественного мнения», которое, как предполагалось, Представляла Лига против «официальных классов»: такого рода обра-щения часто звучали в течение следующих десяти лет.

62 РАЗДЕЛ 1. ТРАДИЦИИ И ПАРАДИГМЫ

Со своей стороны, бюрократ также не доверяет мессианскому рве-нию восторженных интеллектуалов в вопросах коллективной безопас-ности, мирового порядка и общего разоружения — принципов, которые кажутся ему продуктом чистой теории, далекой от практического опыта. Проблема разоружения иллюстрировала это расхождение в представлениях. Для интеллектуала общий принцип прост, а предпола-гаемые трудности его реализации состоят в преградах со стороны «экс-пертов». Для эксперта бессмыслен и утопичен сам общий принцип: воз-можно ли сокращение вооружений; если же оно возможно, то тогда вопрос переходит в «практическую» плоскость и будет решаться в каж-дом случае «в соответствии с его особенностями».

Левые и правые Антитезы утопии и действительности, теории и практики далее вопло-щаются в антитезах радикал — консерватор, левые — правые, хотя было бы не совсем правильно утверждать, что партии, носящие эти яр-лыки, всегда представляют рассматриваемые основные течения. Но.ра-дикал, как правило, — утопист, а консерватор — реалист. Интеллекту-ал, человек теории, будет тяготеть к левым так же естественно, как бюрократ, человек практики, будет тяготеть к правым. Следовательно, правые,слабы в теории и не принимают идеи. Характерная слабость левых — неумение перевести теорию в практику; в этом принято ви-нить бюрократов, но такое неумение более свойственно утописту. «Левые имеют причину (Vernunft), правые имеют мудрость (Ver-stang)», — писал нацистский философ Мёллер Ван дер Брук (Moeller Van der Brack). Co времен Берка (Burke) английские консерваторы всегда отвергали возможность выведения политической политики логи-ческим путем из политической теории. «Следовать только силлогиз-му — быстрый путь к бездонной яме», — утверждает лорд Болдуин; это настоящая проповедь воздержания от строгих логических способов мышления. Г-н Черчилль отказывается верить, что «экстравагантная ло-гика в доктрине» доступна и привлекательна для британского избирате-ля. Наиболее четкое определение отношения правых и левых к внешней политике дал Г. Невилл Чемберлен в речи в Палате общин, где он отве-чает на критику лейбористов:

«Что вы подразумеваете под внешней политикой? Вы можете гово-рить, что внешняя политика должна поддерживать мир. Вы можете го-ворить, что она должна защищать британские интересы. Вы можете го-ворить, что она должна использовать наше влияние правильного против неправильного, насколько Вы можете отличить правильное от непра-вильного. Вы можете устанавливать все эти общие принципы, но это —


не политика. Если же Вы хотите заниматься внешней политикой, Вы должны рассматривать конкретные ситуации и определять, какое дейст-вие или бездействие является подходящим для каждой конкретной си-туации. Это то, что я подразумеваю под политикой. Вполне понятно, что, поскольку ситуации и условия в сфере иностранных дел непрерыв но изменяются изо дня в день, внешняя политика не может быть заявле на раз и навсегда — она должна быть применима к каждой возникаю- щей ситуации».

Интеллектуальное превосходство левых редко подвергается сомне-нию. Левый обдумывает принципы политического действия и развивает для государственных деятелей идеалы, к которым необходимо стре-миться. Но у левого недостаточно практического опыта, который нара-батывается в результате контакта с действительностью. В Великобрита-нии, начиная с войны, серьезная проблема была связана с тем, что левые, получая управление на небольшие периоды времени, располага- ли лишь незначительным опытом административной практики и поэтому они стали в еще большей мере партией чистой теории. В то же время правые, будучи некоторое время в оппозиции, имели немного возмож-ностей к совершенствованию теории с учетом недостатков практики. Интересно, что интеллектуалы попытались играть все более значимую роль на совещаниях британских левых, которые недавно стали объек- том упреков премьер-министра из-за «повторяющихся клише и фраз, которые когда-то имели некоторое значение, но не имеют его сегодня» и из-за того, что они готовы к «попаданию в любую западню, если только она имеет знакомое название». Это характерные недостатки интеллек-туала в политике. В Советской России партия, находящаяся у власти, все более отказывается от теории в пользу практики, постепенно забы- вая о своем революционном происхождении. История показывает, что всюду, когда левые партии или политические деятели вхрдят в контакт с действительностью — выполняют функции непосредственного поли-тического управления, они обычно отказываются от доктринального утопизма и сдвигаются вправо, часто сохраняя свои левые ярлыки, что усиливает беспорядок в политической терминологии.

Этика и политика

Наиболее фундаментальная из всех антитеза утопии и реальности вошла в различные концепции соотношения политики и этики. Антите- за между миром ценностей и миром сущности неявно подразумевается в дихотомии цели и факта и глубоко внедрилась в человеческое сознан- ие и политическую мысль. Утопист основывает этические нормы, кото-рые подразумевают независимость от политики, и стремится подогнать


под них политику. Реалист не может логически принимать какие-либо нормы как ценность. В его представлении абсолютные нормы утопистов обусловлены и продиктованы социальным порядком и поэтому являют- ся политическими. Этика может быть только относительной, а не уНи- версальной.

Этика должна интерпретироваться в терминах политики, и поиск этической нормы вне политики обречен на наудачу. Идентификация по-тусторонней действительности с высшим благом, которая в христианст-ве обеспечивается догматизмом, реалистом достигается через предпо-ложение, что не существует другого блага, чем принятие и понимание действительности...

ПРИРОДА ПОЛИТИКИ

Человек всегда жил в группах. Самая малая человеческая группа — семья — с очевидностью необходима для продолжения человеческого рода. Но, насколько известно, с самых примитивных времен люди фор-мировали постоянные группы, более крупные, чем отдельная семья, и одной из функций такой группы было регулирование отношений между ее членами. Политика имеет дело с поведением людей в таких организо-ванных постоянных или полупостоянных группах. Все попытки выво-дить природу общества из предполагаемого поведения человека, нахо-дящегося в изоляции, — чистая теория, поскольку нет причин предпо-лагать, что человек жил когда-либо именно так. Аристотель заложил основу всех обоснованных размышлений относительно политики, когда заявил, что человек по своей природе — политическое животное. Чело-век в обществе реагирует на другого индивида одним из двух противопо-ложных способов: либо он проявляет эгоизм или желание утвердить себя за счет других; либо он проявляет общительность или желание сотрудничать с другими индивидами, вступать во взаимные отношения доброжелательности и дружбы и даже подчиняться другим индивидам… Ни одно общество не сможет существовать, если значительная доля его членов не проявляет желания сотрудничать и взаимной доброжелатель-ности. Но чтобы в обществе возникла и поддерживалась необходимая солидарность, требуется некоторая санкция, которая применяется Уп -

равляющей группой или индивидом, действующим от имени общества. В большинстве примитивных обществ членство добровольное, и сан- кция может применяться только для изгнания индивида из группы-

Особенность политического общества, которое в современном мире имеет форму государства, состоит в том, что членство в нем обязатель-но. Государство, подобно другим обществам, основано на наличии

ЭХ КАРР. ДВАДЦАТЬ ЛЕТ КРИЗИСА: 1919-1939 65

общих интересов и обязательств своих членов. Для достижения лояль- ности и повиновения управляющая группа регулярно осуществляет прноуждение, которое неизбежно означает, что она управляет подчи- ненным и «эксплуатирует» их в собственных целях. Отсюда следует двойственный характер политического общества. Так, профессор Ласки утверждает, что «каждое государство построено на совести людей». С другой стороны, антропология, так же как современная история, Учит, что «война представляется-главной силой в создании государст-

ва», да и сам профессор Ласки в другом месте заявляет, что «наша циви-чизация скрепляется скорее страхом, чем доброй волей». Но между этими противоположными взглядами нет противоречия, как и между теми, когда Том Пейн в «Правах человека» требует противопоставить Берка и дилемму, по которой «правительства возникают или из круга людей, или над людьми». Суть в том, что необходимы оба процесса. Принуждение и сознание, вражда и доброжелательность, защита своих прав и подчинение присутствуют в каждом политическом обществе. Го-сударство создано из этих двух противоречивых аспектов человеческой природы. Утопия и действительность, идеал и институты, этика и власть неразрывны.

В создании Соединенных Штатов, как писал современный амери-канский автор, «Гамильтон стоял за силу, богатство и власть, Джеф-ферсон — за американскую'мечту»; и тем не менее, одновременно власть и мечта были необходимыми компонентами. Если это справед-ливо, мы можем сделать важное заключение. Утопист, мечтающий о том, что в политике можно обойтись без отстаивания своих прав и основывать политическую систему на этических нормах, так же не- прав, как и реалист, который полагает, что альтруизм — иллюзия и любое политическое действие основано на своекорыстии. Обе эти ошибки оставили свой след на популярной терминологии. Термин «политика с позиции силы» часто используется в отрицательном смысле, как будто элемент власти или защиты своих прав в политике есть что-то неправильное и этот элемент должен был быть устранен из здоровой политической жизни. Наоборот, отдельные авторы, кото- рые являются, строго говоря, реалистами, предлагают считать поли-тику наукой о власти и защите своих прав и исключать из нее дей- ствия, вдохновленные моралью и нравственностью. Профессор Кат- лин представляет homo politicus как того, кто «стремится приводить волю других в соответствие со своей собственной волей таким обра- зом чтбы он мог лучше достичь своих собственных целей». Такая терминологическая непоследовательность вводит в заблуждение. По- литика не может быть отделена от власти. Но homo politicus, который преследует только цели власти, — такой же нереальный миф, как 5-5171


homo ecomonicus, преследующий только выгоду. Политическое дейст- вие должно быть основано на координации этики и власти.

Эта истина имеет как практическое, так и теоретическое значение. В политике фатально игнорировать и власть, и этику. Судьба Китая в XIX столетии — иллюстрация того, что случается со страной, которая верит в моральное превосходство собственной цивилизации и презира- ет методы, власти. Либеральное правительство Великобритании плохо кончило весной 1914 г., потому что стремилось проводить ирландскую политику, основываясь только на моральном авторитете власти, без эф-фективной поддержки военной власти (скорее, прямо отвергая ее). В Германии классическим примером бессилия идей, отделенных от власти, стала Франкфуртская ассамблея 1848 г., а Веймарская респуб- лика разрушилась по той причине, что многие из политических целей, которые она преследовала (фактически почти все из них, кроме проти-востояния коммунистам), не были подкреплены эффективной военной властью или активно противопоставлялись ей. Утописты, которые пола-гают, что демократия не основана на силе, отказываются признавать эти неприятные факты.

С другой стороны, реалисты, которые верят, что если они заботятся о власти, то моральные идеи будут заботиться о себе сами, также оши-баются. Самая современная форма этой доктрины реализована в широ- ко известном высказывании: «Сила должна дать моральным идеям время, чтобы они пустили корни». На международной арене этот аргу- мент использовали в 1919 г., т.е., кто, будучи неспособными защищать Версальский договор на моральных основаниях, утверждали, что на-чальный акт власти проложит путь к последующему моральному успо-коению. История сделала немного, чтобы подтвердить эту удобную уве-ренность. Та же ошибка сейчас неявно выражена в часто высказываемом пожелании, что целью нашей политики должно стать восстановле- ние Лиги Наций, которая будет способна сдерживать политического агрессора военными средствами, а впоследствии будет работать над тем, чтобы уменьшить справедливые и реальные обиды. В реальности, как только враг сокрушен или «агрессор» сдержан силой, «впоследст- вии» не происходит. Иллюзия, что можно отдать приоритет власти, а за этим последует этика, столь же опасна, как и иллюзия, что приоритет можно отдать морали, а за ней непосредственно последует власть.

Прежде чем приступить к рассмотрению соответствующих ролей власти и этики в политике, проанализируем взгляды тех, кто хотя и далек от реалистов, отождествляет политику с властью и полагает, что моральные концепции должны быть в целом исключены из политики. Согласно этим взглядам, существует антиномия между политикой и этикой, поэтому моральный человек не будет иметь никакого отноше-


ния к политике. Этот тезис достаточно привлекателен и появляется в различные периоды истории и в различных контекстах. Он принимает по крайней мере три основные формы.

I. Наиболее простой его формой является доктрина непротивления. Моральный человек признает существование политической власти как зла, но расценивает использование власти к сопротивлению как еще большее зло. Это основа таких доктрин непротивления, как доктрины Иисуса, Ганди, современного пацифизма. Их суть — бойкот политики.

II. Вторая форма антитезы политики и этики — анархизм. Государ-ство как основной орган политической власти является «наиболее ужасным, наиболее циничным и наиболее полным отрицанием гуман-ности». Анархист будет использовать власть для свержения государст- ва. Но революционную власть он не рассматривает как политическую власть, трактует ее как непосредственное восстание оскорбленной ин-дивидуальной совести. Эта власть не стремится создать новое полити-ческое общество, чтобы занять место старого, а пытается создать мо-ральное общество, в котором власть и, следовательно, политика полнос-тью устранены. Реализация принципов Нагорной проповеди, как недав- но отметил английский богослов, означала бы «неожиданную смерть цивилизованного общества». Анархист намеревается уничтожить «ци-вилизованное общество» от имени Нагорной проповеди.

III. Третья школа мысли начинает с той же предпосылки — антите- зы между этикой и политикой, но приходит к абсолютно противополож-ному заключению. Предписание Иисуса «Кесарю кесарево, а Богу Бого-во» подразумевает сосуществование двух отдельных сфер: политичес- кой и моральной. Но моральный человек обязан помочь политику или во всяком случае не мешать ему в решении его неморальных функций. «Позвольте каждой душе отдаться более высоким полномочиям, а власть имущих предоставить богу». Таким образом, политика признает- ся необходимой, но отличной от морали. Эту мысль, которая осталась без внимания в Средневековье, когда церковная и светская власти были теоретически едины, восстановил Лютер, чтобы достичь компромисса между преобразованной церковью и государством. Лютер «в гневе обра-тился к крестьянам, когда они попытались превратить духовное царство в земное, предполагая, что принципы Евангелия имеют социальное зна-чение». Разделение функций между кесарем и Богом подразумевается в самой концепции «основания» церкви. Эта традиция была более посто-янна и более эффективна в лютеранской Германии, чем где-нибудь еще. «Мы не консультируемся с Иисусом, — писал немецкий либеральный пастор XIX в., — когда мы обеспокоены вещами, которые относятся к области строительства государственной и политической экономии». Бернарди заявил, что «христианская этика является индивидуальной и 5-


социальной по своей природе и не может быть политической».такое отношение выражает современный богослов Карл Барт (Karl Barth), ко- торый настаивает, что политическое и социальное зло — необходимый продукт греховной природы человека и поэтому человеческие усилия по их искоренению бесполезны. Доктрина, согласно которой христианскя этика не имеет отношения к политике, энергично поддержана нацист- ским режимом. Это представление в своей основе отличается от пред- ставлений реалистов, которые полагают, что этика может выступать в качестве одной из функций политики...

Теория разделения сфер политики и этики привлекательна для тех кто хочет обойти неразрешимую проблему поиска морального оправда-ния использования силы. Но в конечном счете это мало кого может удовлетворить.

Непротивление и анархизм — решения отчаяния, которые, кажется, находят благоприятную почву только там, где люди лишены надежды достичь какие-либо цели политическим действием; и попытка отделить Бога от кесаря противоречит глубоко укоренившемуся желанию чело-века свести представления о мире к некоторому моральному порядку, Мы, если учитывать долгосрочную перспективу, не удовлетворены верой в то, что хорошее в политическом отношении плохо в нравствен-ном, но мы не можем ни сделать власть моральной, ни отделить власть от политики, т.е. перед нами дилемма, которая не может быть полнос-тью решена. Пути утопии и действительности никогда не совпадают. Идеал не может быть институциализован, а институт идеализирован. «Политика к концу истории, — пишет доктор Нибур, — будет облас-тью, где встречаются совесть и власть, где этические и принудительные факторы человеческой жизни проникнут друг в друга и приведут к пред-варительным и нелегким компромиссам». Компромиссы, подобно реше-ниям других человеческих проблем, останутся нелегкими и предвари-тельными. Но необходимая часть любого компромисса — это та, что оба фактора должны быть приняты во внимание...

Теория политического реализма: пасть и сила в межгосударственных отношениях

История современной политической науки — это во многом история непрекращающейся борьбы двух парадигм, двух систем взглядов на основы международного порядка и средства стабилизации международ-ных отношений. Представители одной из них, традиции которой восхо-дят к философии стоиков и библейским постулатам о единстве челове-ческого рода, взглядам средневекового теолога Ф. де Витория и выдаю-щегося мыслителя XVIII в. И. Канта, полагают, что стабильный между-народный порядок может быть построен и сохранен лишь с учетом универсальных моральных принципов и базирующихся на них правовых норм. В политической практике данная парадигма — парадигма полити-ческого идеализма — находит свое наиболее полное воплощение в раз-работанной под руководством Президента США Вудро Вильсона про-грамме постоянно действующей универсальной межправительственной организации — Лиги Наций, которая должна была стать гарантом и ин-струментом нового международного порядка после Первой мировой войны.

Основные идеи другой парадигмы — парадигмы политического реа-лизма — можно найти уже в «Истории Пелопоннесской войны» древне-греческого историка Фукидида, взглядах итальянского политического мыслителя Н. Макиавелли, английского философа Т. Гоббса с его тео-рией естественного состояния, его соотечественника Д. Юма, отстаи-

вавшего теорию политического равновесия, немецкого генерала К. фон Клаузевица и др. Американский теолог Р. Нибур уже в 1932 г. в своей книге«Моральный человек и аморальное общество» выступает с резкой критикой пацифизма идеалистов и их близорукости перед лицом надви- гающеися опасности фашизма. Относительно самостоятельной ветвью данного направления политической мысли в начале Второй мировой войны становится геополитика (Н. Маккиндер, Н. Спайкмен, А. Мэхэн и др.). Отцом-основателем теории политического реализма по праву считается профессор Чикагского университета Ганс Моргентау (1904- 1980.). y же первое издание в 1948 г. его книги «Политические отноше- НИЯ МЕЖДУ нациями: борьба за власть и мир» («Politics among Nations. The strggle for Power and Peace») вызвало широкий интерес в научной


и политической среде не только в США, но и в других странах Запалда. Тому было несколько причин.

Во-первых, крах Лиги Наций и развязывание Второй мировой, а вслед за ней и холодной войны вызвали глубокий кризис идеалистиче-кого подхода к анализу международных отношений, показав иллюзор- ность попыток построения нового международного порядка, основанно- го на верховенстве универсальных ценностей и общих интересов rocу- дарств, на правовом урегулировании конфликтов и создании системы коллективной безопасности. Во-вторых, появление предложенной в книге и детально разработанной ее автором теории международных от-ношений как самостоятельной научной дисциплины совпало по времени с выходом США на лидирующие позиции в мире и ощущением ее руко-водителями всемирно-исторической роли их страны в создании и под-держании послевоенного международного порядка. В этой связи разви-тие теории международных отношений получает моральную и матери-альную поддержку правительства страны. В-третьих, основные положе-ния теории политического реализма — о международной политике как борьбы за власть и силу, о государстве как главном и, по сути, единст-венном действующем лице этой политики, которое следует принимать во внимание, о несовпадении национальных интересов государств и вы-текающей из этого неизбежной конфликтогенности международной среды и др. — оказались востребованными политической элитой США и других государств. В США теория политического реализма позволяет трактовать международные отношения в соответствии с американски- ми представлениями о международном порядке как о совокупности со-впадающих с национальными интересами Америки либеральных идеа-лов, которые она призвана продвигать, опираясь, если необходимо, на военную и экономическую силу. В других странах (как, впрочем, и в самих США) политические элиты привлекает то положение теории по-литического реализма, в соответствии с которым единственным полно-мочным и полноправным выразителем национальных интересов госу-дарства на международной арене является его правительство, обладаю- щее на основе компетенции внешнего суверенитета монопольным пра-вом представлять внутреннее сообщество, заключать договоры, объявлять войны и т.п. В-четвертых, успеху теории политического реа- лизма способствовало и то, что реалистический дискурс оказался эф- фективным инструментом в деле мобилизации общественного мнения того или иного государства в пользу «своего» правительства, защищаю-

щего «национальные» интересы страны.Тем самым он помогает ее руко- водству не только обеспечивать поддержку своей власти со стороны

общества, но и сохранять государственное единство перед лицом внут- ренних партикуляризмов.

ТЕОРИЯ ПОЛИТИЧЕСКОГО РЕАЛИЗМА 71

Указанные факторы и сегодня способствуют популярности теории ческого реализма как у государственных деятелей, так и в науч- ной среде (где, впрочем, ее позиции серьезно потеснены другими теоре- тическими школами, прежде всего структурализмом и транснациона-лизмом). Одним из наиболее привлекательных положении теории политичес- о реализма стало положение о необходимости рассматривать между-дные отношения не с точки зрения какого-либо идеала, сколь бы хорош он ни был, а с точки зрения всякой политики, в том числе и международной, которая состоит в борьбе за обладание и удержание власти: «Международная политика, подобно любой другой политике, есть борьба за власть; какой бы ни была конечная цель международной политики, ее непосредственной целью всегда является власть», — пишет Моргентау. Не отрицая необходимости создания гармоничного и мирного международного порядка, основанного на демократии, универ-сальных ценностях и верховенстве права, Моргентау и его сторонники (А. Уолферс, К. Томпсон, Э. Карр, Дж. Шварценбергер и др.) настаива-ют на том, что современный мир межгосударственных взаимодействий все еще очень далек от этого, он остается миром, в котором междуна-родная политика может быть определена «как непрерывное усилие, на-правленное на сохранение и увеличение мощи собственной нации и уменьшение и подрыв мощи других наций». При этом одной из главных особенностей международной политики является то, что постоянное стремление наций-государств к сохранению существующего статус-кво или же к его изменению в свою пользу приводит к особой конфигурации международных отношений, называемой балансом сил, и соответствен-но к политике, направленной на поддержание этого баланса.

Наконец, важно отметить стремление Моргентау обосновать мысль о том, что в основе теории международной политики лежат объектив- ные и неизменные законы политического поведения, корни которых следует искать в самой человеческой природе. Моргентау стремится выразить свои позиции с предельной четкостью, формулируя с этой целью уже в самом начале книги шесть основных принципов политичес- кого реализма, помогающих понять его сущность. Ниже воспроизвод ся именно эта часть книги известного американского политолога.


ГАНС МОРГЕНТАУ

ПОЛИТИЧЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ МЕЖДУ НАЦИЯМИ: БОРЬБА ЗА ВЛАСТЬ И МИР1

Ч а с т ь 1. ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА МЕЖДУНАРОДНОЙ ПОЛИТИКИ

1. Реалистическая теория международной политики

Целью данной книги является представление теории международной политики. Оценка этой теории должна носить не априорный, а эмпири-ческий, прагматический характер. Другими словами, теорию следует оценивать не по каким-то абстрактным критериям, не имеющим отно-шения к реальности, а по ее назначению — внести некий порядок и смысл в массу рассматриваемых явлений, которые без этой теории ос-тавались бы бессвязными и непонятными. Теория должна удовлетво- рять двум требованиям: эмпирическому и логическому. Соответствуют ли реальные факты их теоретической интерпретации и вытекают ли те заключения, к которым приходит теория, из ее первоначальных посы-лок? Короче говоря, согласуется ли теория с фактами и является ли она последовательной?

Проблема, которую изучает эта теория, касается природы политики как таковой. История современной политической мысли — это история научной полемики между двумя школами, которые расходятся в пони-мании природы человека, общества и политики. Представители одной школы считают, что возможен рациональный и моральный политичес-кий порядок, основанный на универсальных и абстрактных принципах. Они верят в изначальную добродетельность человеческой природы и осуждают нынешний социальный порядок за его несовершенство. Свои надежды они возлагают на развитие образования, реформы и допускаю лишь единичные случаи применения насилия для искоренения социаль ных недугов.

1 Оригинал: Hans J. Morgenthau. Politics Among Nations. The Struggle for Power Peace. Third Edition. N.Y., 1961 (перевод М. Старкова).

Г. МОРГЕНТАУ. ПОЛИТИЧЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ МЕЖДУ НАЦИЯМИ: БОРЬБА ЗА ВЛАСТЬ И МИР 73

Последователи другой школы полагают, что мир несовершенен с рациональной точки зрения, поскольку является результатом действия тех сил, которые заложены в человеческой природе. Для современного мира характерно наличие противоположных интересов и, как следствие, конфликтов между ними. Моральные принципы не могут быть соблюдены полностью, но к ним можно приблизиться, пытаясь установить баланс интересов, который тем не менее всегда является временным. Эта школа видит в системе сдержек и противовесов уни-версальный принцип существования всех плюралистических обществ. Она апеллирует к историческим прецедентам, а не к абстрактным принципам; ее целью является поиск «меньшего зла», а не абсолютного добра.

Теория, представляемая ниже, получила название реалистической из-за своего интереса к реальному положению вещей, реальной челове-ческой природе, реальным историческим процессам. Каковы принципы исторического реализма? Мы не будем пытаться полностью раскрыть философию политического реализма, а ограничимся шестью основными принципами, суть которых часто понималась неправильно.

Шесть принципов политического реализма

1. С точки зрения политического реализма политика, как и общество в целом, подчинена объективным законам, которые коренятся в челове-ческой природе. Для того чтобы усовершенствовать общество, надо вна-чале постичь законы, по которым оно живет. Действие этих законов не зависит от нас; любая попытка их изменения будет заканчиваться не-удачей.

Реализм, признавая объективность законов политики, также признает возможность создания рациональной теории, которая описывала бы, хотя и не полно, эти законы. Такая теория должна основываться на реальных фактах, а не на субъективных суждениях, не имеющих ничего общего с действительностью и продиктованных предрассудками и неправильным пониманием политики.

Человеческая природа, в которой коренятся законы политики, не изменилась со времен их открытия философами Древнего мира Китая, Индии и Греции. Поэтому какие-либо нововведения в политической тео-рии нельзя рассматривать как ее достоинство, а древность этой теории — как ее недостаток. Отклонять эту теорию лишь на том основании, что она была создана в далеком прошлом — значит опираться не на рациональные аргументы, а на модернистское предубеждение, ука-зывающее на превосходство настоящего над прошлым. Рассматривать ее возрождение как моду или чью-то прихоть равносильно признанию

того, что в вопросах политики не может быть истины, а имеют место только субъективные мнения.

Согласно положениям политического реализма теория должна уста- навливать факты и интерпретировать их. Предполагается, что характтер внешней политики может быть понят только на основе анализа полити- ческих действий и их возможных последствий. Однако простого анали- за фактов недостаточно. Для того чтобы придать значение и смысл фак- тическому материалу, необходима некая теоретическая модель. Други-. ми словами, мы ставим себя на место государственного деятеля, кото-рый столкнулся с определенной внешнеполитической проблемой при определенных обстоятельствах, и спрашиваем себя, какими рациональ-ными способами он может решить эту проблему в данных обстоятельст-вах (предполагая, что он всегда действует рационально) и какой из этих. способов он скорее всего выберет. Проверяя эти гипотезы, мы начинаем понимать смысл и значение явлений международной политики.

2. Ключевой категорией политического реализма является понятие интереса, определенного в терминах власти. Именно это понятие связы-вает между собой мысль исследователя и явления международной поли-тики. Именно оно обусловливает специфику политической сферы, ее отличие от других сфер жизни: экономики (понимаемой в категориях интереса, определенного как богатство), этики, эстетики или религии. Без такого понятия теория политики, внутренней или внешней, была бы невозможна, поскольку в этом случае мы не смогли бы отделить полити-ческие явления от неполитических и внести хоть какую-то упорядочен-ность в политическую сферу.

Мы предполагаем, что политики думают и действуют, опираясь на понятие интереса, определенного в терминах вла.сти, и исторические примеры это подтверждают. Данное предположение позволяет нам предугадать и проследить действия политика. Мысля в терминах инте-реса, определенного как власть, мы рассуждаем так же, как и он, и как беспристрастные наблюдатели понимаем смысл его действий, может быть, лучше, чем он сам.

Понятие интереса, определенного в терминах власти, заставляет ис-следователя быть аккуратным в своей работе, вносит упорядоченность в множество политических явлений и, следовательно, делает возмоЖ-ным теоретическое осмысление политики. Политику это понятие позво-ляет действовать рационально и проводить цельную внешнюю полити- ку, не зависящую от его мотивов, предпочтений, профессиональных и моральных качеств.

Ошибочна точка зрения, согласно которой ключом к пониманию внешней политики являются исключительно мотивы государственно деятеля, ибо мотивация — это психологический феномен, при изучении

74

ПРГЕНТАУ- ПОЛИТИЧЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ МЕЖДУ НАЦИЯМИ: БОРЬБА ЗА ВЛАСТЬ и МИР 75

которого возможны искажения вследствие заинтересованности или эмоций со стороны как политика, так и исследователя. Действительно ли мы знаем каковы наши мотивы? И что мы знаем о мотивах других людей?

Однако даже если мы правильно понимаем мотивы государственно- го делтеля, это вряд ли поможет нам при исследовании внешней поли- тики. Знание его мотивов может быть одним из ключей к пониманию бшего направления его внешней политики, но оно не поможет нам в предсказании его конкретных шагов на международной арене. В исто- рии не существует примеров жесткой связи между характером мотивов и характером внешней политики.

Нельзя утверждать, что хорошие намерения политика — условие моральной и успешной внешней политики. Анализируя его мотивы, мы можем сказать, что они не будут умышленно проводить аморальную политику, но мы не в состоянии определить вероятность ее успеха. Если мы действительно хотим понять моральные и политические осо-бенности действий политика, то надо судить не по его мотивам, а по самим действиям. Как часто политики хотели улучшить мир, но делали только хуже? И как часто, стремясь к одной цели, они достигали совер-шенно иную?

Политика умиротворения Невилля Чемберлена была продиктована, насколько можно судить, хорошими мотивами. Он не искал личной

власти, пытался сохранить мир и удовлетворить все заинтересованные стороны. Тем не менее эта политика способствовала развязыванию Вто-рой мировой войны. С другой стороны, мотивы Уинстона Черчилля не были такими благородными и были направлены на достижение личной

власти и силы нации, однако его внешняя политика оценивается как гораздо более моральная и успешная, чем у его предшественника. Если судить по мотивам, то Робеспьера следовало бы назвать самым доброде-

тельным человеком в истории. Однако утопический радикализм его добродетели, заставляющий его убивать людей, в конце концов привел

его на эшафот и покончил с революцией, лидером которой он был. Хорошие мотивы предохраняют от намеренно «плохой» политики, но они не гарантируют моральности и успешности политики, которую инициируют. Если мы действительно хотим понять суть внешней поли- тики, то нас должны интересовать не мотивы государственного деятеля, а его способность постичь основы внешней политики и претворить свое знаниe в успешные политические действия. Если для этики основа — нравствнность мотивов и поступков человека, то политическую тео- рию интересуют ум, воля и практические действия политика.

Теоритя политического избегат частой ошибки- выведения внешнй политикки из философских и политических взглядов


лидеров государства. Конечно, политики, особенно в современных yсло виях, могут пытаться представить свою внешнюю политику как прояв- ление их мировоззренческих позиций в целях получения народной цод- держки. При этом они будут разграничивать свои официальные обязан ности, заключающиеся в отстаивании национальных интересов, и лич- ные интересы, связанные с распространением и навязыванием их собственных моральных ценностей и политических принципов. Полити- ческий реализм признает значимость политических идеалов и мораль- ных принципов, но он требует четкого разграничения между желаемым и возможным: желаемым везде и во все времена и.возможным в данных конкретных условиях места и времени.

Стоит сказать, что не всякая внешняя политика следует рациональ- ному, объективному курсу. Личные качества, предубеждения, субъек- тивные предпочтения могут привести к отклонениям от рационального курса. Это особенно проявляется при демократических режимах, где необходимость 'заручиться поддержкой избирателей может отрицатель- но повлиять на рациональность внешней политики. Однако теория по- литического реализма должна абстрагироваться от иррациональных элементов и попытаться раскрыть рациональную суть внешней полити- ки, не учитывая случайных отклонений от нормы.

Отклонения от рациональности, не являющиеся результатом лич- ной прихоти или психопатологии политического деятеля, могут оказать- ся случайными, но могут быть и элементами общей иррациональной системы. Ведение Соединенными Штатами войны в Индокитае под- тверждает такую возможность. Заслуживает внимания следующий во- прос: способны ли психология и психиатрия дать инструментарий, кото- рый позволил бы создать некую теорию иррациональной политики, своего рода патологии международных отношений.

Опыт войны в Индокитае приводит к мысли, что такая теория долж- на включать пять моментов: упрощенную и априорную картину мира, основанную на субъективных взглядах; нежелание исправлять ее под влиянием обстоятельств; постоянство во внешней политике как результат неадекватного понимания реальности и стремление не адаптировать политику к реальной действительности, а объяснять реальнь так, чтобы она соответствовала политике; эгоизм государственных деяе- лей, который увеличивает разрыв между политикой и реальностью; стремление ликвидировать этот разрыв путем неких действий, которые создают иллюзию власти над непокорной реальностью.

Различие между реальной внешней политикой и рациональной тео- рией такое же, как между фотографией и живописным портретом Фо- тография отражает все, что доступно невооруженному глазу; на портре- те нет всего, что видит невооруженный глаз, но он показывает или, по

Р. МОРГЕНТЛУ. ПОЛИТИЧЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ МЕЖДУ НАЦИЯМИ: БОРЬБА ЗА ВЛАСТЬ И МИР 77

крайней мере, должен показывать то, что не может видеть вооружен- ный глаз — сущность изображаемого.

Политический реализм содержит не только теоретические аспекты, но и нормативный элемент. Он признает, что случайность и иррацио-нальность присутствуют в политической реальности и оказывают влияние на внешнюю политику. Тем не менее, подобно любой другой социальной теории, политический реализм делает основной упор на рациональных элементах политической реальности, ибо именно эти рациональные элементы позволяют ее теоретически осмыслить. Политический реа- изм предлагает теоретическую модель рациональной внешней полит- ики, которая, однако, не может быть реализована на практике в полкой мере.

В то же время политический реализм полагает, что рациональная внешняя политика является наилучшей, поскольку только такая поли-тика способна минимизировать риски и принести максимальные выго-ды. Политический реализм стремится к тому, чтобы своего рода фото-графия политического мира как можно больше походила на его живо-писный портрет. Он утверждает, что внешняя политика должна быть рациональной с точки зрения своих моральных принципов и практичес-ких целей.

Конечно, существуют аргументы против представленной здесь тео-рии. Но надо учитывать, что целью данной работы является не описание всей политической реальности, а представление рациональной теории международной политики. Не отрицая того факта, что, например, иде-альный баланс сил едва ли достижим в реальности, эта теория предпо-лагает, что внешняя политика лучше всего может быть изучена и оцене-на на основе приближения к идеальному балансу сил.

3. Политический реализм полагает, что понятие интереса, опреде-ленного в терминах власти, является объективной категорией, хотя сам интерес может меняться. Тем не менее понятие интереса раскрывает суть политики и не зависит от конкретных обстоятельств места и време-ни. Согласно Фукидиду, «общность интересов является наиболее проч-ным связующим звеном как между государствами, так и между индиви-дами». Эту же мысль высказал в XIX в. лорд Солсбери, по мнению кото-рого, «единственная прочная связь» между государствами — это «отсутствие конфликта интересов». Данный принцип был положен в ос-нову деятельности правительства Джорджа Вашингтона, который ут-верждал:

«Реальная жизнь убеждает нас в том, что большинство людей руко-водствуется в ней своими интересами. Мотивы общественной морали

Могут иногда побуждать людей совершать поступки, идущие вразрез с их интересами, но они не в состоянии заставить человека соблюдать все


обязанности и предписания, принятые в обществе.Очень немногие спо- собны долгое время приносить личные интересы в жертву общему благу. И не следует обвинять человеческую природу в развращенности. Во все времена люди руководствовались прежде всего своимиинтереса- ми, и если мы хотим изменить это, то вначале надо изменить саму при- роду человека. Ни одно общество не будет прочным ипроцветающим, если не будет учитывать этого факта».

Подобная точка зрения нашла свое отражение в работах Макса Be-бера: «Интересы (как материальные, так и духовные), а не идеи опред. ляют действия людей. Тем не менее «представления о мире», созданные этими идеями, очень часто могут влиять на направление развития инте-ресов»1.

Однако тип интереса, определяющего политические действия в кон-кретный исторический период, зависит от политического и культурного контекста, в рамках которого формируется внешняя политика. Цели, преследуемые государством в его внешней политике, могут быть совер-шенно различными. То же можно сказать о понятии власти. Ее содер-жание и способ применения зависят от политической и культурной среды. Под властью понимается все, что обеспечивает контроль одного человека над другим. Следовательно, она включает все виды социаль-ных отношений, отвечающих этой цели: от физического насилия до самых тонких психологических связей, позволяющих одному разуму контролировать другой.

Политический реализм не считает, что структура современных меж-дународных отношений, характеризующихся крайней нестабильнос- тью, не может быть изменена. Например, баланс сил является постоян-ным элементом плюралистических обществ и достигается в условиях относительной стабильности и мирного конфликта, как в Соединенных Штатах. Если бы факторы, составляющие основу этих условий, можно было перенести на уровень международных отношений, то это создало бы подобные условия для мира и стабильности между государствами, что и наблюдалось между некоторыми из них на протяжении длитель- ных исторических периодов.

То, что справедливо для международных отношений в целом, спра- ведливо и для отдельных государств как главных участников этих отно- шений. Основным критерием правильности внешней политики государ- ства политический реализм считает отстаивание им национальных ин-тересов. В то же время связь между национальным интересом и его носителем — государством — является продуктом истории, поэтому со

1 Weber M. Max Weber. Tubingen: J.C.B. Mohr, 1926. P. 347, 348.

'. ПОЛИТИЧЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ МЕЖДУ НАЦИЯМИ: БОРЬБА ЗА ВЛАСТЬ И МИР 79

временем может исчезнуть. Политический реализм не отрицает того, что со временем национальные государства могут быть заменены неки- ми образованиями принципиально иного характера, в большей степени

отвечающими техническим возможностям и требованиям будущего. Для реалистического направления один из важнейших вопросов

изучения международной политики состоит в том, как может быть трасформирован современный мир. Реалисты убеждены, что подобная трасформация возможна только путем искусной манипуляции теми си-

ми которые влияют и будут влиять на политику. Но они не считают возможной трансформацию современного мирового порядка путем из-менения политической реальности, функционирующей по своим зако-

нам с помощью неких абстрактных идеалов, которые этих законов

учитывают. 4. Политический реализм признает моральное значение политичес-

кого действия. Он также признает неизбежность несоответствия мо-рального императива и требований успешной политики. Неучет этого несоответствия мог бы внести путаницу в моральные и политические вопросы, представив политику более моральной, а моральный закон менее строгим, чем это есть на самом деле.

Реализм утверждает, что универсальные моральные принципы не приложимы к государственной деятельности в своей абстрактной фор-мулировке и должны быть пропущены через конкретные обстоятельст- ва места и времени. Индивид может сказать: «Fiat justitia, pereat mun-

dus (Пусть гибнет мир, но торжествует закон)», но государство не- имеет такого права. И индивид, и нация должны оценивать политичес-кие действия на основе универсальных моральных принципов, таких, например, как свобода. Однако если у индивида есть моральное право принести себя в жертву этим моральным принципам, то нация не впра- ве ставить мораль выше требований успешной политики, которая сама по себе основана на моральном принципе выживания нации. Благоразу- мие, понимаемое как учет последствий политических действий, являет-ся составной частью политической морали и высшей добродетелью в

политике. Этика судит о действии по его соответствию моральному за- кону ; политическая этика судит о действии по его политическим пос-

ледствиям. 5. полический реализм отрицает тождество морали конкретной ной начии универсальых моральных законов. Проводя различие между истиной и мнением, он разделяет также истину и идолопоклонство. Все нации испытывают соблазн — и лишь немногие могут противиться ему в течениие долгого времени - представить собственные цели и действия как проявление универсальных моральных принципов.Одно дело знать, что нации являются субъектом морального закона, другое — утверж-


дать,что хорошо и что плохо в отношениях междунациями.Существу- ет несоответствие между верой в то, что все подчиняется воле Бога, и убежденностью в том, что Бог всегда на чьей-либо стороне. Отождествление политических действий конкретного государства с волей Провидения не может бытьоправдано с моральной точки зренния, ибо это, по сути, проявление такого греха, как гордыня, против которо- го греческие трагики и библейские пророки предупреждали и правите- лей,и управляемых. Такое отождествление опасно и с политической точки зрения, ибо оно может вызвать искаженный взгляд на междуна- родную политику и в конечном счете привести к тому, что государства будут стремиться уничтожить друг друга якобы во имя моральных идеа-лов либо самого Господа.

С другой стороны, именно понятие интереса, определенного в тер-минах власти, не позволяет нам впасть как в указанные моральные крайности, так и в подобное политическое недомыслие. Действительно, если мы рассматриваем все нации, включая свою, как политические об-разования, преследующие свои интересы, определенные в терминах власти, то мы способны быть справедливыми ко всем: во-первых, мы способны судить о других нациях так же, как мы судим о своей; во-вто-рых, исходя из этого мы можем проводить политику, которая уважает интересы других наций и в то же время защищает и продвигает интере-сы нашей собственной нации. Умеренность в политике является отра-жением умеренности морального суждения.

6. Таким образом, существует огромная разница между политичес-ким реализмом и другими теоретическими школами. Однако теорию по-литического реализма часто понимают и интерпретируют неправильно, хотя в ней нет противоречия между требованиями рациональности, с одной стороны, и моралью — с другой.

Политический реалист утверждает, что политической сфере прису- ща своя специфика, подобно тому как это делают экономист, юрист, этик. Он мыслит в терминах интереса, определенного как власть, подоб- но тому как экономист мыслит в категориях интереса, определенного как богатство, юрист - в категориях соответствия действия юридичес-

ким нормам, этик — в категориях соответствия действия моральньным принципам. Экономист спрашивает: «Как эта политика влияет на богат- ство общества?» Юрист спрашивает: «Соответствует ли эта политика законам?» Моралист спрашивает: «Соответствует ли эта политика нравственным принципам?» А политический реалист спрашивает: «Как эта политика влияет на силу нации?»

Конечно, политический реалист признает существование и важ- ность неполитических феноменов, но он рассматривает их с точки зре- ния политики: Он также признает, что другие науки могут рассматри-

ОТНОШЕНИЯ МЕЖДУ НАЦИЯМИ:

БОРЬБА ЗА ВЛАСТЬ И МИР 81

ватьполитику под своим углом зрения. Здесь политический реализм расходится с легалистско-моралистским подходом в международных от- иях То, что такой подход существует, подтверждается многочис- ленными историческими примерами. Приведем три из них. В 1939 г. Советский Союз напал на Финляндию. Это поставило перед правительствами Франции и Великобритании два вопроса: право- и политический. Нарушил ли СССР статьи Договора об учреждении 1ИГИ Наций, и если да, то какие ответные шаги могут быть предприня- ты ? С правовой точки зрения следует дать утвердительный ответ, ибо Говетскйй Союз совершил то, что было запрещено в Договоре. Ответ на политический вопрос зависит, во-первых, от того, в какой степени были затронуты интересы Франции и Великобритании; во-вторых, от сущест-вовавшего тогда соотношения сил, с одной стороны, между Францией и Великобританией, и с другой — между Советским Союзом и прочими потенциальными противниками; в-третьих, от того, как могли повлиять ответные шаги на интересы Франции и Великобритании и на будущее соотношение сил. Франция и Великобритания как ведущие члены Лиги Наций выступили за исключение Советского Союза из этой организа-ции; и единственным, что предотвратило их вступление в войну на сто-роне Финляндии, было нежелание Швеции пропустить войска этих стран через свою территорию. Если бы не отказ Швеции, Франция и Великобритания вскоре могли бы оказаться в состоянии войны одновре-менно и с СССР, и с Германией.

Политика Франции и Великобритании — классический пример ле-галистского подхода, которому полностью соответствовали их дейст-вия. Вместо того чтобы рассматривать проблему с двух точек зрения:

правовой и политической, они рассматривали ее только с позиции меж-дународного права, а принимая решение, они не учитывали, что от этого

зависит само их существование как суверенных государств, второй пример иллюстрирует моралистский подход в международ-

ной политике. Появление коммунистического правительства Китая по- ставило перед Западом два вопроса: моральный и политический. Соот- ветсвуют ли природа и политика этого режима моральным принципам западного мира? Нужно ли Западу иметь с ним дело? Ответ на первый вопрос не может не быть отрицательным. Однако из этого не следует,

что ответ на второй вопрос тоже должен быть отрицательным. При от- вете на первый — моральный — вопрос нужно просто проанализиро- вать сущность и, политику коммунистического руководства Китая на предмет их соответствия западным моральным принципам. Ответ на второй - политический — вопрос требовал сложного анализа интере- сол вовлеченных сторон и соотношения сил между ними, а также пос-

ледствий для западных государств того или иного решения. Этот анализ 6-5171

82 РАЗДЕЛ [. ТРАДИЦИИ И ПАРАДИГМЫ

вполне мог привести к заключению, что не следует признавать кому- нистическое правительство Китая.Однако лидеры Запада проигнориро- вали политический анализ проблемы и предпочли рассматривать ее только с моральной точки зрения.

Третий пример демонстрирует разницу между реализмом и лега- листско-моралистским подходом во внешней политике. Великобрит-ния как один из гарантов нейтралитета Бельгии объявила войну Герма- нии в августе 1914 г. после того, как последняя нарушила бельгийский нейтралитет. Действия Великобритании можно объяснить и с реалисти ческой, и с легалистско-моралистской точки зрения. Сначала рассмот- рим ситуацию с позиции реализма. Долгое время аксиомой британскоей внешней политики было недопущение контроля за малыми государства-ми со стороны враждебных держав. Но Великобританию заставило вступить в войну не столько нарушение суверенитета Бельгии, сколько ее собственные интересы. Если бы нейтралитет Бельгии был нарушен не Германией, а каким-либо другим государством, то Великобритания вполне могла бы воздержаться от вмешательства. Такой позиции при-держивался тогдашний британский министр иностранных дел Эдвард Грей. Но была и другая позиция, отражающая легалистско-моралист-ский подход. Согласно ей, вмешательство Великобритании могло быть оправдано тем, что нарушение суверенитета Бельгии уже само по себе, независимо от чьих-либо интересов, противоречило нормам междуна-родного права и морали. Такой позиции придерживался, например, Тео-дор Рузвельт.

Политический реалист говорит о специфике политической сферы, но это не означает, что он отрицает важность других сфер обществен-ной жизни. Политический реализм основывается на плюралистическом понимании природы человека. Реальный человек состоит из «экономи-ческого человека» и «политического человека», «этического человека», «религиозного человека» и т.д. Человек, являющийся только «полити-ческим человеком», — животное, ибо он не ограничен никакими мо ральными нормами. Человек, являющийся только «моральным челове -ком», — глупец,-ибо он лишен благоразумия. Человек, являюш.ийся только «религиозным человеком», — святой, ибо он не испытывает ни- каких земных желаний.

Признавая существование различных аспектов человеческой при- роды, политический реализм считает, что при изучении каждого из них необходим свой подход. Например, если мы хотим изучить рели- гиозный аспект, нужно абстрагироваться от всех других характерис- тик человека и рассматривать этот аспект как его единственную ха- рактеристику. Более того, при изучении этого аспекта требуетеся ис- пользовать подходящий для религиозной сферы понятийный аппарат,

РГЕНТАУ- ПОЛИТИЧЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ МЕЖДУ НАЦИЯМИ: БОРЬБА ЗА ВЛАСТЬ И МИР 83

при этом помня о существовании других сфер жизни и, следователь- но, других стандартов мышления. То же касается и других аспектов

человеческой природы и сфер жизни. Современный экономист не может понять предмет своей науки и ее связь с другими науками о

человеке каким-либо иным образом. Именно благодаря выработке свого понятийного аппарата экономика стала самостоятельной нау- кой, изучающей экономическую деятельность человека. Способство- вать подобному развитию в сфере политики и является целью поли-

тического реализма. Естественно, что теория политики, основанная на таких принципах,

не получит безоговорочного одобрения, как не получит ее и внешняя политика, базирующаяся на этой теории. Ибо и эта теория, и эта поли-тика противоречат двум тенденциям в нашей культуре. Одна из них — стремление умалить роль силы в обществе — основывается на гуманис-тической философии XIX в. Другая теория, противостоящая гуманисти-ческой теории и практике политики, базируется на самой связи между человеческим разумом и политикой. По причинам, которые мы затронем позже, человеческое сознание не в состоянии объективно рассмат- ривать явления политической реальности. Оно должно скрывать, иска-жать и приукрашивать политическую реальность: и чем в большей сте-пени человек вовлечен в политику, особенно международную, тем в большей степени это проявляется. Ибо только вводя себя в заблуждение- относительно природы политики и роли, которую он играет на поли-тической сЦене, человек способен получать удовольствие от политичес-кой деятельности.

Таким образом, политическому реалисту неизбежно надо преодоле-вать некий психологический барьер, с которым не знакомы другие от-дели знания. Поэтому теория политического реализма нуждается в специальном объяснении и оправдании.

Ч а с т ь 2. МЕЖДУНАРОДНАЯ ПОЛИТИКА КАК БОРЬБА ЗА ВЛАСТЬ

3.Политическая власть. Политическая власть как средство для достижения интересов государства

международная политика, как и политика в целом, является борьбой за власть Коковы бы ни были конечные цели международной политики, остается непосредственной целью. Политики и народы могут иметь своей конечной целью свободу, безопасность, процветание или власть как таковую. Они могут определять свои цели в терминах религиозного, философского, экономического или социального идеала.


Они могут надеяться, что этот идеал материализуется благодаря либо своей внутренней силе, либо божественному вмешательству, либо есте- ственному ходу человеческой истории. Они могут пытаться содейство- вать его реализации неполитическими средствами, такими, например, как технологическое сотрудничество с Другими государствами и между- народными организациями. Но всегда, когда они будут стремиться к достижению цели средствами международной политики,это будеетозна чать борьбу за власть. Крестоносцы хотели освободить Святую землю от неверных; Вудро Вильсон хотел сделать мир безопасным; фашисты хотели завоевать Европу и весь мир. Все они использовали власть для достижения своих целей, и поэтому все они выступали участниками международных отношений.

Из этого понимания международной политики следуют два вывода. Во-первых, не все действия государства в отношении другого государст-ва имеют политическую природу. Целью таких действий не является распространение или укрепление власти. К ним относятся многие пра-вовые, экономические, гуманитарные и культурные связи. Если госу-дарства заключают договор о взаимной выдаче преступников, обменива-ются товарами и услугами, сотрудничают в ликвидации последствий природных катаклизмов, налаживают культурные связи, то это не счи-тается участием в международной политике. Иными словами, междуна-родная политика — лишь один из типов внешнеполитической активно-сти.

Во-вторых, не все государства в одинаковой степени вовлечены в международную политику. Степень их вовлеченности может быть очень высокой, например у США и СССР в настоящее время, или очень низкой, как у Швейцарии, Люксембурга или Венесуэлы, а может вообще отсутствовать, как у Монако и Лихтенштейна. Сте- пень вовлеченности отдельных государств в международную политику может варьироваться и во времени. В XVI-XVII вв. Испания была одним из самых активных участников в борьбе за власть в междуна- родной политике, а сегодня она не играет столь значительной роли . То же самое можно сказать об Австрии, Швеции и Швейцарии. С другой стороны, вовлеченность США, СССР и Китая существенно возросла за последние 50 или даже 20 лет. Таким образом, отноше- ние государства к международной политике — динамический пара- метр. Он изменяется вместе с изменением силы государства, которое может выдвинуться на передний край в международной политике, а может потерять возможность активно действовать на международной арене. Этот параметр может измениться и под влиянием культурных сдвигов, в результате которых, например, акценты могут сместиться политической активности на торговлю.

ГМОРГЕНТАУ ПОЛИГ ИЧЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ МЕЖДУ НАЦИЯМИ: БОРЬБА ЗА ВЛАСТЬ И МИР 85

Природ власти Когда мы говорим о власти, мы не имеем в виду властчеловеканад природой, либо над своими артистическими способностями, либо над средствами производства и потребления, либо, наконец, над самим собой смысле самоконтроля. Говоря о власти, мы подразумеваем кон- трол одного человека за мыслями и действиями другого. Под полити-ческой властью мы понимаем отношения взаимного контроля между мй наделенными властью, а также между ними и обществом в

Политическая власть — это психологическое отношение между тем, кто ею обладает, и тем, кто должен ей подчиняться. Первому она дает возможность контролировать действия последнего путем воздействия на его мысли. Подчинение власти имеет три причины: ожидание выго- ды боязнь понести ущерб, уважение или любовь к человеку или зако-нам. Власть может осуществляться посредством угроз, законов, хариз-матического авторитета или их комбинаций.

Нужно разграничивать следующие понятия: власть и влияние; власть и сида; власть, которой можно воспользоваться, и власть, кото-рой воспользоватьс я нельзя; легитимная и нелегитимная власть.

Госсекретарь, который дает советы Президенту США по ведению внешней политики, имеет на него влияние, если Президент последует его советам. Но он не имеет власти над Президентом, так как не распо-лагает средствами, используя которые он навязал бы Президенту свою волю. Он может убедить Президента, но не может заставить его. Со своей стороны, Президент имеет власть над госсекретарем, ибо может навязать ему свою волю либо силой своего авторитета, либо обещанием выгоды, либо угрозой.

Политическую власть следует отличать от силы, понимаемой как прямое применение физического насилия. Угроза физического насилия является органическим элементом политики. Но применение насилия

означает отказ от политической власти в пользу военной или псевдово-енной силы. В международной политике военная сила как угроза или потенциал — важнейший материальный фактор, обеспечивающий по-

литическую мощь государства. Применение физического насилия заме-няет психологические отношения между двумя субъектами, служащие основой политической власти, физическими отношениями между ними, при которых один является достаточно сильным, чтобы определять дей-ствия другого. Именно потому, что в случае применения физического

насилия исчезает психологический момент, необходимо различать военную силу и политическую власть.


Существование ядерного оружия обусловливает разграничение власти, которой можно воспользоваться, и власти, которой воспользо-ваться нельзя. Один из парадоксов ядерного века состоит в том, что по сравнению с доядерным периодом увеличение военной силы не обяза-тельно сопровождается усилением политической власти. Угроза широ-комасштабного применения ядерного оружия означает угрозу полного уничтожения всего живого. В этом смысле она может быть подходящим элементом внешней политики только в отношении безъядерных госу-дарств. Если же подобная угроза прозвучала в адрес государства, обла-дающего ядерным оружием, то оно может ответить тем же и взаимные угрозы сведутся на нет. С тех пор как ядерное уничтожение одного го-сударства стало невозможным без уничтожения другого, оба могут не принимать в расчет ядерную угрозу, предполагая, что противоположная сторона будет действовать рационально.

Однако в предположении, что другая сторона может действовать ир-рационально и начать ядерную войну, угроза применения ею ядерного оружия может оказаться вполне реальной. Подобные угрозы иногда ис-пользовались США и СССР в отношении друг друга, например Совет-ским Союзом во время Суэцкого кризиса 1956 г., Соединенными Штата-ми во время Берлинского кризиса 1961 г. и обоими во время арабо-изра-ильской войны 1973 г. Если угрозу применения силы можно считать рациональным инструментом во внешней политике, то применение силы является иррациональным, ибо эта сила используется не в полити- ческих целях оказания влияния на другую, сторону, а с иррациональной целью уничтожить противоположную сторону, зная, что при этом ты сам будешь уничтожен.

Таким образом, огромное поражающее действия ядерного оружия по сравнению с ограниченным характером внешнеполитических целей делает невозможным его использование как средства внешней полити- ки. Угроза применения ядерного оружия с целью изменения поведения другой стороны может считаться рациональной при определенных усло-виях; реальное же уничтожение противника с риском самому быть уничтоженным ни при каких обстоятельствах нельзя назвать рацио-нальным действием. Напротив, как инструмент во внешней политике вполне может использоваться традиционная сила, ибо она вызывает ог-раниченные разрушения и является подходящим средством для измене-ния намерений другой стороны.

Наконец, нужно отличать легитимную власть, т.е. оправданную с моральной или правовой точки зрения, от нелегитимной. Власть поли-цейского, данная ему законом, качественно отличается от власти граби-теля. Разграничение легитимной и нелегитимной власти уместно при-менить и к международной политике. Легитимная власть, т.е. та, кото-

Г. МОРГЕНГАУ. ПОЛИТИЧЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ МЕЖДУ НАЦИЯМИ: БОРЬБА ЗА ВЛАСТЬ И МИР 87

рая имеет для себя моральное или правовое оправдание, будет, скорее всего, более эффективной, чем такая же нелегитимная власть, не имею-щая для себя оправдания. Поэтому у легитимной власти больше шансов .повлиять на поведение объекта, чем у эквивалентной нелегитимной власти. Действия, предпринимаемые для самозащиты или от имени ООН, будут более эффективными, чем аналогичные действия агрессо- ра, нарушающего международное право. Политическая идеология,.как мы увидим далее, служит цели придания внешней политике видимости ее легитимности.

Общепризнанно, что взаимодействие таких факторов, как ожидание выгоды, боязнь нанести ущерб и уважение или любовь к человеку или законам, является основой любой внутренней политики. Значение этих факторов для внешней политики менее очевидно, но не менее важно. Многие сводят политическую власть к прямому применению силы или, по крайней мере, к успешной угрозе применения силы и не учитывают при этом роль харизмы, что можно объяснить пренебрежением к пре-стижу как независимому элементу в международной политике. Однако понимание определенных феноменов международной политики невоз-можно без рассмотрения харизмы человека, например Наполеона или Гитлера, или харизмы какого-либо института, например Правительства или Конституции США, которые порождают доверие людей к себе и посредством этого могут влиять на их волю.

Президент США обладает политической властью над администра-цией до тех пор, пока ее члены подчиняются его распоряжениям. Лидер партии обладает политической властью столь долго, сколь он в состоя-нии определять действия ее рядовых членов. Промышленник, лидер профсоюза или лоббист имеют политическую.власть, если они могут оказывать влияние на решения официальных лиц. США будут обладать политической властью над Пуэрто-Рико до тех пор, пока там будут ува-жаться законы США. Когда мы говорим о политической власти Соеди-ненных Штатов в Центральной Америке, мы имеем в виду подчинение центральноамериканских правительств требованиям США. Таким обра-зом, утверждение, что А обладает или хочет обладать политической властью над Б, всегда означает, что А контролирует или хочет контро-лировать действия Б посредством воздействия на волю Б. Каковы бы ни были материальные цели внешней политики, например приобретение источников сырья, контроль за морскими путями или территориальные изменения, они всегда подразумевают контроль за действиями других посредством воздействия на их волю. Политическая цель военных приготовлений любого типа состоит в Удержании другого государства от применения им вооруженной силы, Поскольку делает ее применение слишком для него рискованным. Поли-


тической целью самой войны является не захват территории и уничто жение вражеской армии, а оказание воздействия на противника с целью подчинить его своей воле.

Когда осуществляется экономическая, финансовая, территориаль- ная или военная политика, необходимо различать, скажем, экономичес-

кую политику, преследующую политические цели, т.е. такую, которая служит средством обеспечения контроля за другим государством. Экс-портная политика Швейцарии в отношении США относится к первому типу, а экономическая политика СССР в отношении стран Восточное Европы — ко второму типу. Подобное разграничение имеет важное практическое значение, а его неучет часто приводит к неразберихе во внешней политике.

Если экономическая, финансовая или военная политика осущест-вляется ради самой себя, то ее следует оценивать с точки зрения эконо-мики, финансов или военного искусства. Выгодна ли эта экономическая или финансовая политика? Каковы последствия данной военной поли-тики для системы образования для населения или внутреннего полити-ческого режима? Решения в рамках такой политики должны принимать-ся исключительно на основе подобных рассуждений.

Однако если целью экономической или любой другой политики яв-ляется усиление мощи государства, которое проводит эту политику, то она должна оцениваться по ее влиянию на силу нации. Экономическая политика, которая не может быть оправдана с экономической точки зре-ния, тем не менее должна осуществляться в свете производимой общей государственной политики. Отсутствие экономической выгоды от фи-нансовой помощи стране — весомый аргумент против ее предоставле-ния. Однако этот аргумент оказывается несостоятельным, если финан-совая помощь служит политическим целям государства. Конечно может получиться и так, что экономические и финансовые потери от такой политики ослабят международные позиции государства до такой степе-ни, что это перевесит ожидаемые политические выгоды. В этом случае такая политика должна быть отвергнута. Всегда необходимо просчить-вать соотношение возможных выигрышей и рисков от проводимой поли-тики в их влиянии на силу нации.

Кеннет Уолц и неореализм науке о международных отношениях

Упомянутые выше «большие споры» о международных отношениях не ели ни к исчезновению или синтезу имеющихся в ней основных аоадигм, ни к созданию единой теории. Известный английский ис-следователь Стив Смит вполне обоснованно отмечает господство и от-носительную устойчивость в этой науке трех основных парадигм: ре-ализм/неореализм; либерализм/неолиберализм/плюрализм; не-омарксизм/структурализм1. Вместе с тем нельзя отрицать, что эти споры не прошли бесследно: в результате дискуссии произошло даль-нейшее взаимное обогащение и развитие как полемизирующих теоре-тических школ, так и самой дисциплины. Это целиком относится к теории политического реализма. Первым и наиболее решительным ре-форматором этой теории, подвергшим сомнению ряд ее постулатов «изнутри» самого реализма, стал Кеннет Н. Уолц. Его работы и рабо ты его сторонников (Роберт Гилпин, Джон Миршеймер, Стивен М. Уолт и др.) заложили основы и послужили развитию такого направ-лениякакнеореализм.

С теорией политического реализма взгляды К. Уолша объединяет его убежденность в преемственности и закономерном характере меж-дународных отношений и, следовательно, в возможности создания изучающей их рациональной теории. Как и Г. Моргентау, он отстаивает центральное для политического реализма положение об анархи- ческом характере международных отношений, что принципиально от-ичает их от внутриобщественных отношений, построенных на прин- ципах иерархии, субординации, господства и подчинения, формализо-ванных в правовых нормах, главной из которых является монополия государства на легитимное насилие в рамках своего внутреннего су-веренитета. Анархичность международных отношений, отсутствие верховной власти, а также правовых и моральных норм, способных на снове общего согласия эффективно регулировать взаимодействия основных акторов, предотвращая разрушительные для них и для мира м в ценовных конфликты и войны, сохранились без существенных измене-

1.См:Смит С.Самопредставления о дисциплине: происхождение теории междуна-

ношений / / Теория международных отношений на рубеже столетий. С11.


ний со времен Фукидида. Поэтому не стоит надеяться на реформиро вание данной сферы, на построение международного порядка, осно- ванного на правовых нормах, коллективной безопасности и решаю щей роли наднациональных организаций. Никто, кроме самого госу- дарства (в лице его политического руководства), не заинтересован в его безопасности, укрепление которой, а следовательно, и укреплени силы государства, его власти как способности оказывать влияние на другие государства, остается главным элементом его национальных интересов. Все это означает, с точки зрения Уолца, что основным со-держанием рациональной теории, исследующей международные отно-шения, является изучение межгосударственных конфликтов и войн. Такое понимание настолько близко взглядам Моргентау, что возника- ет вопрос, в чем же состоит специфика неореализма, что нового он вносит в теорию политического реализма.

Неореализм начинается с посылки, что теория международных от-ношений и теория мировой политики — не одно и то же. В отличие от теории политического реализма неореалистское понимание миро вой политики не- является результатом обобщений, сделанных на ос-нове изучения внешних политик1. В его основе лежит абстрагирова- ние политической сферы от других сфер международных отношений. Уолц утверждает, что о сходстве неореализма и теории политического реализма можно говорить только в том смысле, в каком говорят о преемственности между взглядами физиократов и предшествующими экономическими теориями: физиократы имели смелость абстрагиро- вать экономику от общества и политики, хотя в действительности не существует устойчивых границ, разделяющих эти сферы. Точно так же и неореализм абстрагирует политическую сферу от других сфер международных отношений, что дает ему возможность сосредоточить- ся на изучении присущих ей особенностей, на поиске детерминант и закономерностей.

Уолц стремится преодолеть то, за что теорию политического реализ-ма упрекали модернисты: присущие ей недостатки в методологии и ме-тодах исследования международно-политических реалий. В поисках ме-тодологической строгости он приходит к выводу о необходимости ис-пользовать системный подход. Определяющая роль при этом отводится понятию структуры, Уолц рассматривает ее как распределение возмож- ностей (принуждений и ограничений), которые система вменяет своим элементам-государствам, а также как функциональную дифференциа- цию и недифференциацию субъектов. Сегодня такое понимание на-

1 Подробнее об этом см.: Линклейтер Э. Неореализм в теории и на практике Теория международных отношений на рубеже столетий. С. 247.

КЕННЕТ УОЛЦ И НЕОРЕАЛИЗМ В НАУКЕ О МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЯХ 91

столько распространено, что системная теория международных отноше- ний нередко отождествляется именно с ним. Уолц исходит из того, что присущая международной системе склон ность к войне (характеризуемая им как главная зависимая переменная) объясняется полярностью этой системы (независимой переменной). Опираясь на системные принципы, с позиций которых склонность к войне рассматривается как свойство системы, а полярность как ее струрная характеристика, «Уолц упорно доказывает, что теория ждународных отношений не должна включать переменные на уровне суяарства или использовать уровень системы для предсказания пове-дения индивидуальных единиц. Биполярность влияет на поведение го-сударств только косвенно — через структурные принуждения и стиму лирования лидеров»1.

Эти идеи (как и ряд других: о природе абсолютных и относительных выгод международных акторов, о напряженности между их координа-цией и распределением в международной системе и др.) Уолц высказал в своей фундаментальной работе «Теория международной политики»2, которая по своей популярности и индексу цитируемости превзошла все известные до этого труды в данной области. Она и сегодня, спустя почти 20 лет после выхода, привлекает внимание специалистов, вызы-вая все новые интерпретации и споры. Во многом подобная судьба характерна и для более раннего труда Уолца — до сих пор популярной классической работы (основанной на его докторской диссертации 1954 г.) «Человек, государство и война», изданной в 1959 г. и содержащей многие положения, которые впослед-ствии были развиты и доработаны автором в «Теории международной политики». На основе анализа, практически всей заслуживающей науч-ного внимания литературы, посвященной исследованию вооруженных конфликтов и войн, Уолтц приходит к выводу, что все многообразие редставлений об их причинах может быть сведено к трем «образам», соответствии с первым из них основные причины войны кроются вприроде и поведении человека. Войны происходят в результ эгоисти- ческго поведения, неправильно направленных агрессивных импульсов, по глупости; другие причины рассматриваются и принимаются во вни-мание только в свете данных факторов. Второй образ связан с объясне-нием источников войн внутренней природой государств; так, империа- листические войны есть следствие экономических законов капиталис-

1 с ism // Int Lebow RN- The Long Peace. the End of the Cold War> and the Failure of Real-2 ThL national Organization. Spring 1994. Vol. 48, № 2. P. 253-254. 0гУ of International Politics. Reading,-Mass.: Addison-Wesiey, 1979.


тического общества, а отсутствие войны является следствием такой формы государственного устройства, как демократия.

Однако, настаивает Уолц, объяснение социальных форм на оснве психологических данных ошибочно, ибо групповые явления не сво- дятся к особенностям индивидуального поведения. Поэтому надо го- ворить не о природе человека, а исследовать социальные факторы, но не ограничиваясь ссылками на формы правления, политические режи- мы и т.п. В ситуации стратегической взаимозависимости поведение государств, их политика объясняются не только внутренними причи- нами, но также поведением и политикой других государств. Поэтому, если мы хотим понять или попытаться предсказать такое поведение, мы должны учитывать особенности межгосударственной системы, специфику ее структуры или, иначе говоря, не обойтись без третьего образа или представления о причинах вооруженных конфликтов и войн.

Разумеется, многие положения и выводы, сформулированные Уол-цем, как и неореалистская теория в целом, не окончательны и не бес-спорны. Однако плодотворность выдвинутого им подхода к исследова-нию международной системы не вызывает сомнений, а положив начало новой дискуссии в науке о международных отношениях между неоре-алистами и неолибералами (транснационалистами), он способствовал дальнейшему продвижению данной науки в познании одной из слож-нейших и наиболее важных из сфер человеческого взаимодействия.

Ниже публикуется фрагмент из книги К. Уолца «Человек, государ-ство и война».

ПА. Цыганков

КЕНЕТИ.УОЛЦ

ЧЕЛОВЕК, ГОСУДАРСТВО И ВОЙНА: ТЕОРЕТИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ1 , г а в а VI ТРЕТИЙ ОБРАЗ. МЕЖДУНАРОДНЫЙ КОНФЛИКТ И МЕЖДУНАРОДНАЯ АНАРХИЯ

Разве без силы можно бороться против силы?

Цицерон (Из писем к друзьям)

Существование множества независимых государств, действующих в со-ответствии с собственными интересами или желаниями и нередко руко-водствующихся в своих поступках обидами и амбициями, а также от-сутствие признаваемой ими общей системы законов делают практичес-ки неизбежным возникновение конфликта, иногда приводящего к войне. В конфликте каждое государство рассчитывает только на собст-венные силы, вследствие чего ему постоянно нужно знать их сравни-тельную эффективность. Именно это мы назвали «третий образ», что и будет предметом дальнейшего рассмотрения...

Государство использует силу, если, оценив перспективы на дости- жение успеха, выяснит, что желаемые цели более привлекательны, чем спокойствие мирйой жизни. Поскольку каждая держава — сама себе высший судья, постольку любая страна в любое время может применить силу для проведения собственной политики, а из-за этого другие страны вынуждены быть постоянно готовы ответить на силу силой или же заплатить за свое спокойствие. Следовательно, сама дсреа, в которой действуют государства, требует от них опреде гоповедения.

Между тем все три образа являются частью единого целого. Эти образы-человек, государство и межгосударственная среда - исполь- зуются при всех попытках анализа международных отношений. Но, как правило если применяется один образ (подход), то исключаются из рас- смтрения остальные. Однако абсолютизация одного подхода искажает

Со1итЫаРиГпИНал: Kenneth N. Waltz. Man, the State and War: A Theoretical Analysis. N.Y.: university Press, 1959. P. 159-186 (перевод ДА. Жабина).

94 понимание влияния двух других. Например, некоторые политики склон ны к одностороннему видению действительности и заявляют, что н али чие оружия не приводит к войне, а, напротив, обеспечивает безопас- ность и даже мир. Причина этого утверждения — смесь жульнического мифа, маскирующего корыстные интересы политиков, производитей вооружений и им подобных, и искреннего заблуждения патриотов,же- лающих безопасности своей родины.

Рассеивая данную иллюзию, Кобден отмечает, что удвоение воору - жений всеми странами отнюдь не усилит их безопасность в сравнении с вариантом, при котором они взаимно сократят уровень вооружений, скажем, процентов на пятьдесят. Несмотря на то что цифры не всегда адекватно отражают действительность, этот аргумент иллюстрирует возможность применения на практике первого и второго образов. В ре-зультате воспитания граждан и лидеров независимых государств или совершенствования устройства могут возникнуть условия, при которых очерченный выше принцип становится основой политики государств. Последствиями могут стать разоружение и экономия средств, в добав-ление к миру и, следовательно, безопасности всех стран. Если отдель-ные государства демонстрируют готовность к сокращению собственного военного потенциала на паритетной основе, остальные страны могут последовать за ними. Данный довод привлекает внимание к третьему образу — взаимозависимости проводимой различными государствами внешней политики. Однако и этому подходу присущи некоторые слож-ности, которые мы попытаемся прояснить, детально рассмотрев и ис- следовав третий образ.

Сравнивая первый и второй образы, мы будем обращаться к тру- дам двух философов, наиболее полно отражающих эти модели: к Спи-нозе при рассмотрении первого образа и к Канту как представителю второго.

Спиноза объяснял насилие несовершенством человеческой приро- ды. Присущие людям страсти затмевают рассудок и заставляют их бесконечно затевать ссоры и применять физическое насилие, вместо того чтобы в соответствии с собственными интересами сотрудничать друг с другом, добиваясь совершенной гармонии в отношениях. Но если единственной причиной конфликтов являются отклонения в че- ловеческой природе, логично предположить, что окончание конфллик- тов реально только при ее изменении. Однако Спиноза решал эту проблему на уровне государств, не привлекая данный фактор, а как бы меняя среду, в которой происходит взаимодействие. Эта крайняя непоследовательность его системы одновременно была и ее преиму- ществом. Спиноза двигался от личности и отдельного государства к государству, действующему среди других государств... Он считал, что

К.Н. УОЛЦ. ЧЕЛОВЕК, ГОСУДАРСТВО И ВОЙНА: ТЕОРЕТИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ 95

государства, подобно людям, проявляют и стремление выжить, и не-способность последовательно разрешать с помощью разума возникаю- щие противоречия1. Однако государства могут преодолевать ограниче- ния собственной природы в отличие от людей, которых «каждый день подавляет сон, часто болезнь или умственная неполноценность, а в конце концов — старость». Но если индивиды объединяются, чтобы выжить, то государства по своему устройству не испытывают в этом необходимости. Войны между государствами так же неизбежны, как неизменны дефекты человеческой природы. Анализ Канта напоминает доводы Спинозы, но отличается большей сложностью и меньшей категоричностью. Кант считает, что люди при-надлежат двум мирам — миру чувств и миру разума. Если бы люди принадлежали к миру разума целиком — они бы всегда действовали в соответствии с универсальными правилами, выработанными ими сами-ми, т.е. следовали категорическому императиву. Но из-за принадлеж-ности людей одновременно миру чувств импульсивность и личные при-страстия побуждают разум, а категорическому императиву следуют так редко, что в реальном мире властвуют конфликт и насилие. Поэтому гражданское государство необходимо. Для того чтобы избежать наси-лия, нужен судья, способный принудить исполнять решения тех, кто действует на основе эмпирических «и поэтому чисто случайных» зна-ний. Лишь с созданием государства люди обретают возможность вести себя морально, чему ранее препятствовали неуверенность и насилие. Иначе говоря, вначале людям нужна гарантированная законом безопас-ность, а потом становится возможным следование моральным нормам, Гражданское государство позволяет личности вести нравственную жизнь, защищая ее естественные права. Но только гражданского госу-дарства недостаточно. Мир между государствами и в самих государст-вах способствует развитию возможностей индивида. Государства же по-добны личностям в естественном состоянии, поскольку они далеки от идеала и закон не регулирует их деятельность. Следовательно, кон- фликт и насилие — неотъемлемые качества межгосударственных отно- шений. Кант полагает, что решить эту проблему путем создания едино-го всемирного государства невозможно, так как оно непременно станет деспотом, задушит свободу, убьет инициативу и в конце концов впадет в анархию. Кант находит другое решение, предположив, что все государ- ства смогут действовать по добровольно принятым ими законам. Не веря в Реальную возможность осуществления второго решения, Кант 1 Хотя для Спинозы единство государства всецело зависит от способности верхов-ной власти принудить население к исполнению своей воли, он использует аналогии с организмом и корпусом при объяснении поведения стран.


пытается объединить оба решения. Цель его политической филосо- фии - обосновать надежду на то, что государства можно просветить и улучшить настолько, что для избавления от страданий и опустошений, которые несет война, они добровольно примут на себя обязательства, исключающие применение силы для разрешения противоречий и кон- фликтов. Здесь первый принцип — внутреннее совершенствование го- сударств; второй — исключительное право закона. При этом осущест- вимость второго всецело зависит от совершенства, достигнутого при ре- ализации первого принципа. «Сила», побуждающая следовать закону, обусловлена состоянием внутреннего совершенства государства, а не опасением внешнего принуждения. Такое решение Канта, связанное с совершенствованием отдельных независимых государств, в нашем по-нимании, относится ко второму образу. Вряд ли на международной арене достижима соответствующая система всеобщего согласия. И хотя уровень развития внутренней политической системы отдельных стран позволяет гражданам следовать моральным нормам, на мир между стра-нами пока еще только остается надеяться. Непоследовательность реше-ния очевидна, а ее ослепительная ясность несколько затушевывается убеждением Канта, что он установил не «неизбежность» вечного мира, а лишь его возможность.

Философия Руссо, рассматриваемая ниже в качестве теории между- народных отношений, акцентирует внимание на характере деятельнос- ти государства и делает одни заключения Спинозы и Канта излишними, а другие — нереальными.

Жан Жак Руссо

Монтескье и подобно ему Руссо при рассмотрении усилий других фило-софов понять, что такое естественное состояние - реальное или умо- зрительное, — пришли к одним и тем же критическим выводам. Мон-тескье утверждает, что Гоббс «приписывает человечеству до возникно-вения общества то, что может произойти лишь вследствие этого уста-

новления». И Монтескье, и Руссо полагают, что естественн состояние понимаемое Гоббсом и Спинозой как состояние, когда люди в природе обладают всеми характерными чертами и привычками, кото- рые они приобретают в обществе, но без ограничений, им навязывае- мых, не более чем фикция. До появления общества у человека не было пороков гордости и зависти, поскольку люди редко общались, а когда случай сводил людей вместе, осознание своих слабости и беспомощнос- ти не позволял им нападать друг на друга. Никто из перволюдей не налз ни гордости, ни зависти, ни жадности, один человек нападал на другого, только вынуждаемый голодом.

УОЛИ- ЧЕЛОВЕК, ГОСУДАРСТВО И ВОЙНА-. ТЕОРЕТИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ 97

С одной стороны, эта критика Гоббса — просто игра слов. Монтес- КЬЕ И PУССОприходят к иным выводам, рассматривая историю первобыт- ного челоовека, чего не делали ни Спиноза, ни Гоббс, и акцентируют внимание на следующем: из-за того, что трудно познать естественную природу человека, из-за того, что, как известно, человек формируетстся воздействием природы, но и под влиянием общественной среды, определения человеческой природы, данные Спинозой и Гобб-сом произвольны и не могут привести к значимым социальным и поли- тическим выводам. Теоретически можно отбросить свойства, приобре- шые под воздействием социальной среды, и подойти к рассмотрению бственно человеческой природы. Руссо по этому поводу выдвинул некоторые доводы и отважился на некоторые гипотезы», но трудность анализа и неуверенность в результате усилили ошибку, заключающую- ся в рассмотрении общественного человека в качестве естественного, что сделали Гоббс и Спиноза. В отличие от них Монтескье избегает делать социальные выводы из произвольно выбранных человеческих ка-честв и утверждает, что конфликт порождается социальной ситуацией: «Как только человек входит в общественное состоя ние, он теряет ощу-щение своей слабости; равенство исчезает и тогда возникает состоя- ние войны»1.

Эту оценку причин конфликта развивает Руссо. Он задается тремя вопросами: 1. Если первоначальное естественное состояние было состо-янием относительного мира и покоя, то почему человек вышел из него? 2. Почему при общественном состоянии возникает конфликт? 3. Как контроль над конфликтом соотносится с его причиной? Для Спинозы и Гоббса образование государства и -общества — со-знательный акт, средство избежать непереносимую ситуацию. Сходным образом Руссо, объясняя образование государства, считает чисто созна- тельным актом использование искусства и изобретательства. В иных случаях Руссо описывает создание государства как кульминацию дол-сторической эволюции, содержащую элементы опыта, осознанного интереса, привычек, традиций и необходимости. Первая линия рассуж-дения приводит к Общественному договору, вторая — к объяснению, обюнаруживаемому в «Рассуждении о начале и основаниях неравенст- ва».Кажущееся противоречие он устраняет, рассматривая первую т0р линию рассждения как философское объяснение происходящего в ис- торических процессах, а вторую — как гипотетическую реконструкцию этих процессов.

1 руссо ссылается на общественное состояние, как на состояние, которое вряд ли существовало долго,возможно, и никогда не существовало и, вероятно, никогда не будет суествовать;и тем не менее об этом необходимо иметь правильные представления.


В раннем естественном состоянии люди были разобщены, поэтому им было не нужно какое-либо сотрудничество.Но сочетание роста насе- ления и обычных естественных случайностей поставили во множестве ситуаций дилемму — сотрудничество или смерть. Руссо иллюстрирует такую ситуацию простейшим примером, который стоит воспроизвести, поскольку он послужил отправным пунктом для объяснения конфликта в международных отношениях и возникновения правительства. Пред- ставим, что случайно встречаются пять человек, страдающих от голода и обладающих элементарной способностью говорить и понимать друг друга. Каждый может насытиться пятой частью оленя, и они «соглаша- ются» сотрудничать для его поимки. Но голод одного из них может у дов- летворить и заяц, поэтому, когда заяц попадается, один из охотников его ловит и съедает, нарушая «соглашение», а олень в это время убега- ет. Личный интерес отступника доминирует над мнением сотоварищей

Простой случай, но чрезвычайно сложная проблема. При совмест-ном действии нескольких человек, даже когда все они согласны в отно- шении цели и имеют одинаковые интересы, они могут положиться друг на друга. Спиноза напрямую связал конфликт с несовершенством разу- ма человека. Монтескье и Руссо опровергают вывод Спинозы, утверж-дая, что источники конфликта находятся не столько в головах людей, сколько в природе общественной деятельности... Руссо считает, что, если бы мы знали, как достигнуть высшей справедливости, исходящей от Бога, «нам не нужны были бы ни правительства, ни законы». Это перекликается с высказыванием Спинозы: «Когда люди живут по веле- нию разума, они обязательно живут в гармонии друг с другом». Еслибы. люди были совершенны, их совершенство отражалось бы на всех их расчетах и действиях и любой мог бы положиться на поведение окружа- ющих, а все решения основывали бы на принципах гармонии интересов. Спиноза объясняет конфликты не борьбой противостоящих интересов, а порочностью человеческого мышления, из-за чего человек не может

принимать решения в интересах каждого и на благо всех. Руссо решает

ту же проблему. Он предполагает, каково было поведение людей на том этапе, когда они, сталкиваясь со своими повседневными нуждами, толь- ко пришли к зависимости друг от друга. Пока каждый был озабочен удовлетворением только своих собственных потребностей, конфликты исключались. Но когда сочетание естественных препятствий и роста населения сделало сотрудничество насущной необходимостью,появи- лись причины для конфликта. Вернемся к примеру с охотой на лоеня, напряженность между личными и общими групповыми интересами сни мается односторонним действием одного человека. Принимая решение он руководствуется чувством голода. Разум убедил бы его, что собст- венный долгосрочный интерес требует совместных действий, которые

К.Н. УОЛЦ. ЧЕЛОВЕК, ГОСУДАРСТВО И ВОЙНА: ТЕОРЕТИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ 99

пойдут и на благо всем участникам. Но в то же время разум говорит охотнику,что если он не бниудет преследовать зайца, за ним может бро- ситься сосед, не оставляя первому ничего, кроме пищи для размышле- ний о как глупо быть лояльным.

Теперь проблему можно сформулировать в более общей постановке. Если мы хотим установить гармонию в обществе, где царствует анар- хия,я не просто долженн руководствоваться разумом,но должен быть уверен, что любой другой соновывается на том же, иначе нетр базы для рационального решения. Личная рациональность при нерациональных ступках других не может привести к четким решениям, но попытка действовать рационально без уверенности в том, что другие будут дей- ствовать так же, может привести к моему самоуничтожению. Послед- ний аргумент отражен в комментариях Руссо к следующему высказыванию Спинозы: «Подлинные христиане создали бы самое совершенное общество из всех мыслимых». Руссо указывает, что такое общество «не было бы обществом людей», и говорит: «Чтобы государство было мирным и чтобы поддерживалась гармония, все без исключения граждане должны быть в равной степени добрыми христианами; если же случайно появится хотя бы один эгоист или лицемер, он непременно воспользуется своими набожными соотечественниками». Если определять совместное действие как рациональное, а любое отклонение от него — как иррациональное, нужно согласиться со Спинозой в том, что конфликт возникает в результате иррациональности людей. Но попытаемся предъявить требования к рациональному действию. Даже для такого простого случая, как охота на оленя, необходимо, чтобы разум каждого из охотников одинаково определил интерес, чтобы каждый из них пришел к сходным выводам и использовал методы, при-лемые для данной ситуации; чтобы все согласились относительно иствий при изменении первоначального плана, чтобы каждый мог лностью положиться на неизменность целей всех остальных. Полностью рациональное действие требует не только понимания взаимосвязи личного блага и блага других, но и точной оценки всех деталей, чтобы ответ на вопрос: как одно действие связано с другими в каждом случае ? Руссо согласен со Спинозой в том, что поступок охотника на зайца нельзя назвать хорошим или плохим, но в отличие от Спинозы отказывается определить этот поступок как рациональный или иррационалный. Он отмечает, что затруднение здесь связаны не только с людьми, но и ситуациями, в которых они действуют. Не преуменьшая роли скупости и амбиций в возникновении и развитии конфликта, анализ Руссо считает, что люди несправедливы, скупы и ставят личные интересы превыше всего.


Руссо поясняет, почему конфликты неизбежны в общественных отон- шениях. По мнению Руссо, утверждение, согласно которому иррацион ность- причина всех бед на свете, а мир полностью разумных людей разнал бы противоречий и конфликтов, является настолько же истин- ным, насколько и малозначимым. Поскольку мир нельзя определить в терминах совершенства, сама проблема приближения к гармонии в oб- щественной и индивидуальной жизни по-прежнему не решена и из-за. того, что совершенство недостижимо, эту задачу нельзя решить, изме-нив людей. Уже Руссо отошел от двух заключений Спинозы и Канта Если конфликт появляется в ходе конкуренции и попыток сотрудниче- ства в обществе, не стоит считать самосохранение единственной моти-вацией человека, ибо конфликт возникает в процессе поисков любой цели — даже если в этих поисках человек пытается действовать в соот-ветствии с категорическим императивом Канта.

От природы к государству

Согласно Руссо, Спинозе и Канту в естественном состоянии людьми уп-равляют «инстинкты», «физические импульсы» и «право на удовлетворе-ние инстинктивных потребностей», а «свобода... ограничена только же-ланиями личности». «При отсутствии естественных санкций законы не действуют», поэтому соглашения ни к чему не обязывают. Без защиты гражданского права невозможно даже земледелие, ибо кто, спрашивает Руссо, «был бы настолько глуп, чтобы брать на себя труд по возделыва-нию поля, урожай с которого может собрать первый встречный?» Вот- сутствие регулирования общественных отношений не существует обя- занности уважать интересы, права и собственность других, а следов- тельно, нереально планировать будущие действия. Однако такое прогно-зирование позволяет облегчить жизнь и необходимо, когда образуется, например, излишек продуктов питания, производимых при данной техно-логии. При этом одни люди объединяются, устанавливают правила, регу- лирующие коллективную и индивидуальную жизнедеятельность, и со-здают органы принуждения. Остальные вынуждены следовать новым правилам, так как в противном случае они не могут эффективно осу- ществлять совместные действия, противостоять организованным груп- пам, извлекающим выгоду из общественного разделения труда1

Ясно, что при переходе от естественного состояния к гражданскому человек выигрывает материально. Но не только Руссо пишет об этом в

1 Особенно интересно отметить диалектическое развитие, при котором каждыйшаг к гражданскому состоянию провоцирует трудности и даже опасности.

И. УОЛЦ. ЧЕЛОВЕК, ГОСУДАРСТВО И ВОЙНА: ТЕОРЕТИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ 101

Общественном договоре (впоследствии за ним точно последовал Кант): «переход от состояния естественного к состоянию гражданскому про- изводит в человеке весьма приметную перемену, заменяя в его поведе-

нии нстинкт справедливостью и придавая его действиям тот нравст- венный характер, которого они ранее были лишены». До установления гражданского состояния человек обладает естественной свободой и

имеет право на все, что может получить. Вступая в гражданское состо я- ние, он теряет эту естественную свободу, получая взамен «граждан- скую свободу и собственность на все, чем он обладает». Естественная свобода становится гражданской свободой, обладание становится соб-енностью. того, «в гражданском состоянии человек приобретает моральную свободу, которая одна делает человека действительным хозяином самому себе; ибо поступать лишь под воздействием своего желания есть рабство, а подчиняться закону, который ты сам для себя установил, есть свобода»1.

Государство среди государств Для Руссо, как и для Канта, гражданское состояние обеспечивает воз- можность нравственной жизни, и Руссо рассматривает это как благо, подобно Платону и Аристотелю. Но каковы же условия существования самих гражданских государств? Ответ на этот вопрос Спиноза основывал на анализе, аналогичном тому, который он проводил, рассматривая человека в естественном состоянии, когда, по его мнению, конфликт происходил из-за несовершенного разума человека. Кант много обращался к анализу первоначального конфликта между людьми, пытаясь объяснить как природу конфликтующих группировок, так и их окруже-ие- Ход мыслей Руссо и Канта сходен, но изложение Руссо мне кажется более последовательным и полным.

Теоретики общественного договора — Спиноза, Гоббс, Локк, Руссо, Кант — уподобляют поведение государств поведению людей в естествен- ном состоянии. Если определить естественное состояние как такое, в котором действующие элементы — люди или государства — сосущест- вуют никому не подчиняясь, то это определение можно распространить как на государства современного мира, так и на людей, живущих вне гражданского государства. Ясно, что государства не признают над собой некоепго общего начала, но можно ли их определять как действующие В данном случае в соответствии с традицией, идущей еще от Т. Гоббса, под граж- данским состнием понимается результат «общественного договора, который путем со-здания государства позволяет людям выйти из «естественного состояния», характерным оторого была «война всех против всех».


элементы? Остановимся на этом вопросе, прежде чем перейдем к рассмот рению описываемого Руссо поведения государства среди государств.

Подобно Спинозе, Руссо использует аналогии с корпорацией и орга низмом. Первая из них отражается в утверждении, что правитель не должен делать ничего, что причинит вред государству, а цель государст

ва — «защита и благополучие своих граждан». Аналогия с организм проявляется в том, что «отдельную политическую единицу можно рас- сматривать как живое тело, подобное человеческому». Как и у живого существа, главная его забота — забота о самосохранении1. Однако Руссо предупреждает, что аналогия здесь свободная, идентичность мо-тивации человека и общества — возможное совпадение, а не жесткая зависимость, как у Спинозы. И он весьма тщательно определяет, что имеет в виду, когда рассматривает государство в качестве некой целост-ности, обдающей волей и целью.

В теории Руссо различаются государства, какими мы их видим, и государства, какими они должны быть. В первом случае недостижимо полное соответствие интересов государства и действий правителя. Это утверждение справедливо для большинства государств; ведь было бы странным, если бы правитель, защищая интересы страны, забывал о собственных, подстегиваемый тщеславием и жадностью. Аналогии го-сударства с организмом и корпорацией весьма ограниченны, так как государство — это определенная целостность. Правитель, обладающий достаточной властью, всегда осуществляет свою волю, как если бы она была волей государства. Сходным образом рассуждает Спиноза, ут-верждая, что во внешней политике государство нужно рассматривать как нечто, действующее от имени всех своих членов. Руссо, кроме того, пытается доказать, что государство может стать единством в более глу-боком смысле, чем это представляет Спиноза. По Руссо, государство реализует в своих решениях всеобщую волю, понимаемую как реши-мость государства делать то, что в целом является наилучшим для всех его членов. Единство государства достигается тогда, когда существую условия, необходимые для реализации всеобщей воли.

Вряд ли из этой абстрактной формулировки можно вывести ответ на интересующий Руссо вопрос, при каких условиях государство может достигнуть желаемого единства. Необходимой основой для сильного- сударства, говорит Руссо, является солидарность членов общества или патриотизм. В первобытном племени групповая солидарность была о словлена экономической взаимозависимостью и давлением извне.

1 Монтескье пишет: «Жизнь правительства подобна жизни человека. Поселдий пользуется правом убивать в случае необходимой обороны, первые, защищая себя, дают правом вести воину».

К .Н .УОЛЦ . ЧЕЛОВЕК, ГОСУДАРСТВО И ВОЙНА: ТЕОРЕТИЧЕСКИЙ 103

Руссо опается, сложная ситуация XVIII в. способствует утрате солидарности, присущей общественным или политическим группам более раннег времени. Он пишет: «Сегодня больше нет французов, не- мцев,испанцев, англичан... есть только европейцы». У всех одни и те же вкусы чувства и нравы, потому что национальные институты не при- дают обществу четких отличительных особенностей. Патриотизм тизм может раствориться в неразберихе страстей, порождаемых внутри- или межнациональными интересами. Как развивать патриотизм при нали-чии огромного разнообразия интересов? На этот вопрос Руссо отвечает так. Если дети сообща воспитываются в духе равенства, если они впи- тывают законы государства и предписания всеобщей воли, если их учат уважать эти первостепенные ценности, если их окружают предметы, постоянно напоминающие о нежной матери, о любви, которую мать им несет как бесценный дар, и о том, что они у нее в вечном долгу, тогда наверняка они научатся лелеять друг друга, как братья, не желать ниче-т го противного воле общества, заменять действиями людей и граждан тщетное и бесполезное бормотание софистов и стать в свое время за-щитниками и отцами страны, детьми которой они так долго были1.

В таком государстве единство будет достигнуто и конфликт исчез-нет, потому что равенство подавляет развитие тех личных интересов, которые представляют угрозу единству государства — и это отрица-тельный момент. В то же время ощущение равенства делает гражда-нина преданным своему отечеству, а забота о его благосостоянии ста-новится делом каждого2. Итак, воля государства — общая воля; нет проблемы разобщенности и конфликта — и это положительный мо-мент. Рассматривая международную политику, удобно трактовать государ-

ства как отдельные действующие единицы, хотя кажется, что противоре- чит здравому смыслу считать действующим лицом государство, пред- ставляющее собой лишь неодушевлённую абстракцию. Но это важный пункт любой теории международных отношений, особенно третьего об- раза Насколько применимы в целом к этой проблеме мысли Руссо?

Филолог Эрик Партридж указывал, что первобытные люди называли Себя «люди» или «народ»,отражая этим свое превосходство иотличие от Инхы подобных групп. Геродот писал, что персы считали себя великим

Народом и требовали уважения от других народов-соседей. Идея собст- Здесь автор обращаться к роману-трактату Руссо «Эмиль, или О воспитании» (при-

меч .ред.). О ваправия см. Considurations sur le Gouvernement de Pologne, oco-

бен ll. 436,456; Projet de Constitution pour la Corse, II, 337-38, и Political Economy, р. 306.О воспитания патриотизма см. Considurations sur le Gouvernement de pologhe, особенно II, 437.

104 РАЗДЕЛ i. ТРАДИЦИИ И ПАРАДИГМЫ

венного превосходства типична для эллинистической литературы. Евреи уверены, что они избранный Богом народ. Чувство, о котором говорилось выше, можно назвать групповым или местным патриотизмом. До XVIII в. этому чувству было подвержено малочисленное население, распространенное на относительно большой территории, или, напротив, многочисленное население, проживающее достаточно компактно. Например, первое проявилось в сопротивлении французов вмешательству папы Бонифация VIII в вопросы, которые король, знать и духовенство считали внутренними, а второе обнаруживается в гражданском чувстве жителей греческих городов-государств и некоторых средневековых городов.

Существование группового патриотизма не играет особой роли, пока он, как указывает С. Дж. Хейз, не смешивается с идеей национальности. Тогда возникает крайне важное современное явление — национализм. Ганс Кон доказывает, что национализм невозможен без идеи национального суверенитета и что усиление национализма связано с интеграцией масс в общую политическую форму1. Такая интеграция — идеал политического учения Руссо, но, подобно Платону, он считал возможной ее реализацию лишь в пределах ограниченной территории — в городе-государстве2. Современные средства транспорта и связи позволяют человеку воспринимать свои интересы с учетом общих интересов на территориях, значительно больших, чем Руссо мог себе представить. Изменился масштаб деятельности, но не сама идея.

Идея национализма подразумевает преданность нации. Но последние сто лет убедительно показали, что большинство людей относятся к государству намного более лояльно, чем к какой-либо другой группе. Когда-то верность церкви заставляла людей жертвовать своей жизнью в войнах за ее интересы. Современные люди испытывают подобные чувства по отношению к национальному государству...

.Вследствие центростремительной силы национализма государство можно рассматривать как единство. Но не стоит проводить анализ, опираясь только на эту точку зрения. Руссо уточняет, что его суждение применимо в любом из двух случаев: 1) если государство является таким единством, что можно говорить, как об организме (Руссо полагал, что это вряд ли возможно, но многие государства, в других отношениях далекие от его идеалов, можно было характеризовать как единст-

1 Возможно, девяносто процентов всех имен, которыми называли себя первобытные племена, означает «Люди», «Единственные люди» или «Люди из людей»,, что означает: мы — люди, а остальные — что-то другое (Partridge).

2 Руссо дает совет: Если хотите реформировать свое правительство, начните с за крытия границ (Considerations sur le Gouvernemenl de Pologne, 442. II.)

К .Н .УОЛЦ . ЧЕЛОВЕК, ГОСУДАРСТВО И ВОЙНА: ТЕОРЕТИЧЕСКИЙ

105

о);2)если государство едино только в том смысле, что некоторая сила заняла такое положение в государстве, что ее решения принимаются как голя государства. Современную ситуацию можно представить следующим образом: го- сударство определяет и представляет другим государствам свою поли-тику, как если бы она была, по выражению Руссо, всеобщей волей госу- дарства Внутреннюю оппозицию терпят, поскольку, во-первых, она не способна навязать свое мнение государству; во-вторых, ее убеждения

основаны на том же осознанном интересе и традиционной лояльности, -из-за чего в итоге она считает правильным поддерживать решения

нации и действовать по принятым стандартам. По мнению Руссо, чем хуже государство, тем важнее первое соображение, причем в крайней форме единство государства достигается откровенным насилием вер-ховной власти. В то же время, чем лучше или, как мы сейчас можем добавить, чем более национально государство, тем большее значение приобретает второе соображение и в высшей точке развития согласие граждан с формулируемой правительством внешней политикой стано-вится полным. В обоих случаях государство выступает по отношению к другим государствам как единое целое. Любое государство, не отвечаю-щее этим условиям, при внешнеполитическом анализе не может счи-

таться единством, но в таком случае оно прекратило бы свое существо-вание в качестве государства, поэтому трудностей у нас не возникнет. Итак, некоторые проблемы становятся проблемами внешней политики; некоторые проблемы внешней политики требуют единственного реше-ния, которое государство принимает как единое целое; в противном слу-чае государство исчезнет, а с ним и проблема государства как единства. Если есть государство — есть и внешняя политика, а во внешней поли

тике государство должно говорить единственным голосом. Приведем еще одно соображение, вынуждающее нацию действовать как единое целое более последовательно, чем это предполагает предше-ствующий анализ. Попытки обеспечить практически единодушную под-держку внешней политики чаще всего успешны в пору кризиса, особен-но военного. Объединение граждан и государства основывается на лич-ных чувствах граждан и их убеждении в зависимости собственной без- опасности от безопасности государства. Государство поддерживает настроения наказывая изменников и награждая патриотов, подобные приветствуется обществом: в «Ахарнейцах» Аристофана хор оскорбляет Дикеополиса за защиту врагов Афин; нечто подое есть в военном опыте каждого общества. Короче говоря, единство нации обусловлено не только врожденными Факторами; его укрепляют часто возникающие в международных отно-шениях протвостоя. При этом не то, что появляется нена-

106 РАЗДЕЛ I. ТРАДИЦИИ И ПАРАДИгмы

Вистьмеждународами разных стран,а то,чтострана мобилизует ресур- сы, интересы и чувства граждан для реализации военной политики.

Если отношение вражды к другому государству воспитывается зара- нее, то политика войны приобретает много сторонников и ее шансы на успех повышаются. Но война ведется не только солдатами на линии фронта. Люди участвуют в войне, потому что они граждане государства. Руссо утверждал, что «если война возможна только между такими «мо- ральными существами» [государствами], из этого следует, что воюющие не вступают в конфликт с личными врагами». Одно государство воюет с другим государством. Цель войны — разрушить или изменить противо-стоящее государство, и если его «можно было бы разрушить одним уда- ром, война бы закончилась в этот же момент».

Исторические примеры подтверждают эту гипотезу. Во Второй ми-ровой войне мы [США] сражались против Германии потому, что в целом она была под пятой Гитлера, а не из-за того, что большинство американ-цев испытывали личную неприязнь к народу Германии. Тот факт, что мы противостояли не людям, а государствам, позволил им быстро пере-строиться после войны, в результате чего стало возможным сотрудниче-ство Соединенных Штатов с лидерами и народами стран, бывших недав-но нашими смертельными врагами..

Вернемся к теории международных отношений Руссо, уделяя осо-бое внимание тем положениям, которые имели для него первостепенное значение, а именно: политическому окружению и свойствам государст-ва. О роли международного окружения Руссо говорит следующее.

Нельзя отрицать, что для всех людей было бы благом постоянное состояние мира. Но пока любой человек не имеет гарантий собственной безопасности, т.е. не уверен, что можно избежать войны, он стремится начать ее в то время, которое соответствует его собственным интере- сам, и таким образом упредить соседа, который сам хочет упредить на-падение и может напасть в удобный для себя момент. Многие воины, даже наступательные, по своей природе скорее являются несправедли-вой неосторожностью и развязываются в целях защиты собственных территорий нападающего, чем для захвата чужих. Какими бы миролю- бивыми теоретически ни были взгляды общества, ясно, что политичес- ки и даже морально эти взгляды могут оказаться фатальными для того, кто требует их соблюдения от всего мира, когда одно государство не помышляет о том, чтобы соблюдать их по отношению к самому себе.

Современный мир, в котором действуют нации, делает предосторж ность бесполезной, потому что бесполезно быть осторожным, «когда все предоставлено случайности».Характер акторов на международнойсцене обусловливаетещебольшуюбезнадежностьситуации.Руссоговорит,что «вся жизнь королей посвящена исключительно двумцелям:распростра-

К.Н. УОЛЦ. ЧЕЛОВЕК, ГОСУДАРСТВО И ВОЙНА: ТЕОРЕТИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ

107

нить свою власть за границы государства и усилить ее еще более в их пределах Любая иная цель или подчинена одной из указанных, или я лишь предлогом для ее достижения». Что касается министров, «НА ТОКОРЫХ короли перекладывают свои обязанности», там, где этовоз можно то война нужна им постоянно, так как благодаря ей они всегда необходимы властителю, поскольку он не сможет преодолетьтрудности войны без помощи министров, готовых при плохомобороте дела повес- ти государство к гибели, лишь бы остаться на своем месте. Если в таком мире предосторожность тщетна, то здравый смысл просто опасен, так как «быть здравомыслящим в мире безумцев — само по себе безумие».

По поводу отношений между государствами в том виде, в каком мы их понимаем, Руссо не сказал ничего такого, чего не было бы у Спинозы и Канта, хотя в большинстве случаев его формулировки более совер-шенны. Способствовало бы установлению мира существование идеаль-ных государств, удовлетворяющих императиву Канта или более широ-ким критериям Руссо? На этот вопрос Кант ответил положительно, а Руссо — отрицательно. Воля государства, которая в идеале является общей для каждого гражданина, — только частная воля, если рассмат-ривать ее по отношению к остальному миру. Подобно тому как воля какого-либо сообщества или группы внутри государства, будучи пра-вильна сама по себе, может оказаться неверной с точки зрения благо-денствия государства, так и воля государства, считающего ее справед-ливой, может не показаться таковой остальному миру. Руссо утвержда-ет: «Вполне возможно, что какая-то республика, сама по себе хорошо управляемая, вступает в несправедливую войну». Чтобы реализовать общую волю всего мира, нужно нивелировать особенности отдельных государств (Руссо настаивает на том, что и в государстве должны быть нивелированы особенности отдельных групп). Государство может про-возгласить, что его цели законны и для остальных государств, но на самом деле каждое государство формулирует такие цели с позиций своих особенностей, а не на основе общих требований. Отсюда ясно, что отсутствие надгосударственной власти, предупреждающей и улажи вающей конфликты, возникающие из-за различия в целях, неизбежно ведет к войне Вывод Руссо и, можно сказать, основа его теории между- народных отношений точно, хотя и несколько абстрактно выражены в следующем положении: столкновения между отдельными странами происходят не случайно, а закономерно1. А это просто иной способ ска- зать что в анархии не обязательно присутствует гармония.

1 Гегелевская формулировка: В естественной случайности, приводящей к катастро- фе, имее тся предопределенность, вследствие которой они случаются, а следовательно, есть необходимость в том, что несчастья происходят» (Philosophy of Right).


Существуют два возможных способа решения анархии: 1) навязать эффективный контроль над независимым и несовершенным государст- вом; 2) считать идеальное государство совершенным, т.е. таким которого нехарактерны особенности.

Кант пытался найти компромисс: он считал, что государства доста- точно совершенны и могут добровольно подчиняться принятому ими своду законов. Руссо расходился с Кантом в этом вопросе, подчеркивая специфику любого, даже идеального государства, что делает нереаль- ным предлагаемое Кантом решение1. Приведенные выше способы реще- ния проблемы анархии позволили создать теорию международных отно- ;шений, в общих чертах объясняющую поведение всех государств, как «хороших»; так и «плохих»2.

В примере с охотой на оленя воля охотника за зайцем, с его собст- венной точки зрения, разумна и предсказуема. Но, по мнению осталь- ных охотников, она произвольна и эгоистична. Так же и воля каждого отдельного государства: идеальная для него самого, она может вызвать сильнейшее возмущение у других государств. Преломление теории Руссо в международной политике, основанное на представленном ана-лизе, дано в его комментариях к Сен-Пьеру. В своем труде «Состояние войны» Руссо пишет: «Страны Европы связаны друг с другом в столь многих точках, что ни одно из них не может самоустраниться, не созда-вая конфликтов между остальными: расхождения между странами ста-новятся все более значимыми по мере того, как связи между ними ста-новятся теснее». Страны «неизбежно приходят к конфликтам и разног-ласиям при появлении первых признаков перемен». На вопрос, почему государства «неизбежно» должны враждовать, Руссо отвечает: потому что их союз «основан на случайности и не поддерживается ничем дру- гим». Европейские государства жестко противостоят друг другу. Их за-конодательство не обладает ни достаточной силой, ни ясностью для того, чтобы им руководствоваться. Европейское публичное право-это «масса противоречащих друг другу правил, которые можно упорядочить только с позиции права сильного, поэтому в отсутствие верного ключа к руководству разум вынужден в каждом сомнительном случае следовать эгоистическим побуждениям, что само по себе делает войну неизбеж- ной, даже если бы все стороны желали руководствоваться принципами справедливости». Поэтому нелепо ожидать, что гармония интересв ус- тановится сама по себе и страны автоматически согласятся с приняты-

1 Кант с большей охотой допускает значение этой критики, чем осуществление дан- ного положения в реальности. Об этом см. выше. 2 Это, конечно, не говорит о том, что в поведении государств нет отличии,следую- щих из разных государственного устройства и географического положения.

УОЛЦ. ЧЕЛОВЕК, ГОСУДАРСТВО И ВОЙНА: ТЕОРЕТИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ 109

ми правами и обязанностями. В действительности существует «союз нацийЕвропы», но «несовершенство этой ассоциации делает состояние ее членов еще хуже, чем если бы они совсем не образовывали общно-сти»

Мысль ясна. Самый кровавый период истории непосредственно Прешествовал формированию общества, когда люди уже утратили Добролетели дикарей, но не приобрели достоинств граждан. Последняя Стадия естественного состояния — обязательно состояние войны. Именно в этой стадии пребывают нации Европы1. А в чем тогда причина войны: в произвольных действиях государств или в системах, в которой они существуют? Руссо настаивает на вто-ром утверждая: каждый может видеть, что людей объединяет общность интересов, а разобщает конфликт; изменить эту тенденцию можно с помощью тысячи катастроф; как только появляется общество, должна возникнуть некая принудительная сила, координирующая действия его членов и придающая их общим интересам и взаимным обязательствам ту устойчивость и последовательность, которую они сами никогда бы не приобрели.

Невозможно одновременно говорить о важности политической структуры и о том, что действия, порождающие конфликт и приводящие к применению силы, не имеют значения. Непосредственными причина-ми войны являются именно специфические действия государств, а общая структура — их союз допускает эти действия. Если бы не было эгоизма, тупости и других пороков, был бы возможен вечный мир, но это так же утопично, как попытка немедленно устранить непосредст-венные причины войны, не меняя структур «союза Европы».

Как же нужно изменить структуру союза? Руссо отвергает идею Канта о добровольном союзе — федерации, поддерживающей мир между государствами. Руссо утверждает, что лекарство против войны между государствами — такое федеральное правительство, которое объеинит государства связями, подобными тем, которые соединяют от- дельных граждан, и поставить, и-то и другое под власть закона. Кант

выдвигал сходные положения, но только для того, чтобы гипотически подтвердить свою мысль (правда, позднее он пришел к осознанию воз- можности такой федерации), но Руссо каждым своим словом противоре- что кантовской идее.

По его мысли, федерация [термин, который заменит выражение - «свободная добровольная ассоциация, ныне объединяющая государст-

1 руссо привдит отличие между «состоянием войны» как постоянной характеристи- кой государства и тем свойством войны, которое заставляет государства провозглашать своим твердым намерением уничтожение враждебного государства.


ва Европы» должна охватить своим членством все основные государст- ва, она должна иметь законодательный орган, обладающий властью принудить всех своих членов к исполнению законов и правил; она дол на иметь исполнительный орган, способный или заставитькаждоегосу дарство подчиняться в обязательном порядке общим решениям, или за- претить какие-то действия; наконец, она должна быть достаточно силь-

ной и устойчивой, чтобы ни один из ее членов не мог выйти из нее по собственной воле в тот момент, когда его собственные интересы сталки ваются с интересами остальных.

Легко обнаружить уязвимые моменты в предлагаемом Руссо реще- нии; например, возникают вопросы: сможет ли федерация навязать свои законы государствам так, чтобы они поняли, что против них не готовится война, и всегда ли сила будет на стороне федерации? По ут- верждению Руссо, европейские государства находятся в состоянии до-статочного равновесия и не дадут ни одному из них или каким-либо союзам доминировать над другими. По этой причине федерация будет располагать необходимой силой. В «Федералистских записках» дан кри-тический анализ слабостей, присущих федерации государств, которой приходится навязывать законы своим членам. Аргументация весьма убедительна... Нереалистичность решения, предлагаемого Руссо, от-нюдь не умаляет достоинств его теоретического анализа войны как следствия международной анархии...

политический идеализм в теории международных ношений: иллюзии и реальность

уже отмечалось выше, современная международно-политическая пронизана борьбой и взаимной критикой различных методологи- ских подходов и теоретических парадигм. Наиболее ожесточенный спор традиционно происходит между сторонниками реалистических (неореалистических) и идеалистических (неолиберальных, неоидеалис-тических) взглядов на природу и характер международных отношений. Представители конкурирующих парадигм расходятся в ответах на прин-ципиальные вопросы: Кто является главными акторами? Каковы основ-ные проблемы международной теории? Что представляют собой основ-ные процессы в международном обществе? В чем состоят главные ре-зультаты международно-политического развития1?

Так, в противоположность сторонникам политического реализма представители идеалистического направления убеждены, что государ-ства — не только не единственные, но и не главные международные акторы. Многие из них, в частности авторы цитируемой ниже книги, считают, что эта роль принадлежит международным организациям

(в данном случае межправительственным). Реалисты в числе главных проблем теории и практики международной политики выделяют про-

блемы реализации и защиты национально-государственных интересов, соперничества и равновесия сил на мировой арене, стратегии достиже- ния и сохранения государственной силы (не в последнюю очередь, в ее военном измерении), заключения и пересмотра межгосударственных союзов в зависимости от изменения геополитической (геостратегичес

кой)ситтуации и т.п. Идеалисты акцентируют внимание на наличии уин венном общечеловеческих интересов, ценностей и идеалов, неотъ-объ емлемых прав человеческой личности, на необходимости создания все- ния и защиты. И если политические реалисты настаивают на том, что основные международные процессы представлены конфликтами, то идеалисты говорят о переговорах и сотрудничестве. Наконец, по мне- нию политических реалистов, неизменность человеческой природы и

Смю: Теория международных отношений на рубеже столетий. С. 11—33.

1 12 РАЗДЕЛ I. ТРАДИЦИИ И ПАРАДИГМЫ

весь опыт международных отношений показывают, что надежды на из-менения их характера и создание нового мирового порядка, основанно-го на законности и соблюдении интересов личности, — не более чем утопия. Идеалисты, напротив, верят в достижения мировой гармонии, избавление человечества от кровопролитных и опустошающих воору-женных конфликтов, в созидательные возможности общечеловеческой нравственности и международного права.

При этом, по замечанию Александра Вендта, идеалистическое на-правление в международной теории межвоенных лет было весьма силь-но оболгано, а сам термин «идеализм», начиная с уничтожающей крити-ки Э. Карра (в книге The Twenty Years of Crisis: 1919-1939, первое издание которой увидело свет в 1939 г.), отождествлялся с умиротво-ренностью, утопизмом и наивностью, с недостатком «реалистического» взгляда на международные отношения. Такая позиция укоренилась на-столько глубоко, что многие современные исследователи международ-ных отношений предпочитают избегать использования этого термина. Тем не менее в последние годы наблюдается не только ужесточение критики в адрес политического реализма, но и явное переосмысление сугубо негативного отношения к положениям реализма1.

Наследуя традиции мыслителей XV в., говоривших о моральном и политическом единстве человеческого рода; гроцианские идеи о воз-можности и необходимости правового регулирования межгосударствен-ных отношений; кантовскую веру в достижение вечного мира между народами, идеализм в современной международной науке имеет и более близкие идейно-теоретические истоки — утопический социализм, либе-рализм и пацифизм XIX в. Его основная посылка —- убеждение в необ-ходимости и возможности покончить с мировыми войнами и вооружен-ными конфликтами между государствами путем правового регулирова-ния и демократизации международных отношений, распространения на них норм нравственности и справедливости и создания, таким образом, справедливого международного порядка. Сторонники данного направ-ления убеждены, что мировое сообщество демократических государств при поддержке и давлении со стороны общественного мнения вполне способно улаживать возникающие между его членами конфликты мир-ным путем, методами правового регулирования, увеличения количества и роли международных организаций, способствующих расширению вза-имовыгодного сотрудничества и обмена. Одна из приоритетных тем идеалистического направления — создание системы коллективной без-

1 Подробнее об этом см.: Вендт А. Четыре социологии международной политики / / Международные отношения: социологические подходы / Под ред. П.А. Цыганко-- ва.М., 1998. С. 49; 85-87. .

ПОЛИТИЧЕСКИЙ ИДЕАЛИЗМ В ТЕОРИИ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ 1 13

опасности на основе добровольного разоружения и взаимного отказа от войны как инструмента международной политики. В политической практике идеализм нашел свое воплощение, в частности, в разработан-ной после Первой мировой войны Президентом США Вудро Вильсоном программы создания Лиги Наций, крах которой и испытание вторым всемирным конфликтом не помешали ведущим государствам мира сфор-мировать Организацию Объединенных Наций, призванную служить делу сохранения всеобщего мира и предупреждения войн.

В научной литературе послевоенных лет одной из наиболее влия-тельных работ идеалистического направления стала выдержавшая не-сколько изданий и опровергающая упрощенные и карикатуризирован-ные представления об идеализме книга американских авторов Грене-виля Кларка и Луиса Б. Сона «Достижение всеобщего мира через ми-ровое право». Авторы предлагают план поэтапного разоружения и создания системы коллективной безопасности для всего мира за период 1960-1980 гг. (в цитируемом издании книги этот срок «продлен» до 1985 г.). Основным инструментом преодоления войн и достижения вечного мира между народами должна стать реформированная ООН, действующая на основе измененного и детально разработанного Устава.

Несколько слов об авторах книги. Г. Кларк многие годы (с 1906) был практикующим юристом и общественным деятелем, Л.Б. Сон, эмигри-ровавший в США в 1939 г. из Польши, являлся признанным специалис-том по истории международного права, особенно в вопросах правовых способов достижения мира, применявшихся в прошлом. К моменту ра-боты над книгой, которая продолжалась несколько лет, он преподавал в Школе права Гарвардского университета, где читал, в частности, такие курсы, как «Право Объединенных Наций» и «Проблемы развития миро-вого порядка».

Совместная работа авторов над книгой началась в 1949 г. Ее первым результатом стал увидевший свет в 1953 г. документ «Мир через разо-ружение и пересмотр Устава», а в 1958 г. вышло первое издание книги «Достижение всеобщего мира через мировое право». По мнению авто-ров, ее название подчеркивает постепенно укрепляющееся убеждение в том, что всеобщее и полное разоружение является одним из многих взаимосвязанных и одинаково необходимых элементов мирового поряд-ка, а не всеобъемлющим решением. Основная посылка авторов состоит в том, что, если мир действительно хочет мира, он должен согласиться с необходимостью создания полностью адекватных мировых институтов, при помощи которых можно достигнуть универсального и полного разо-ружения и осуществлять мировой закон в пределах ограниченной об-ласти предотвращения войны. 8-5171


«Это правда, — пишет Кларк в предисловии к книге, —что авторы попытались разработать полный план, реализуя который, можнодейст- вительно сохранить подлинный мир — через мировое разоружениеэто правда, что мы верим в наш труд, который появился после многих изучения и критического анализа результатов исследованиймногих сотен квалифицированных специалистов из разных стран. Конечно, было бы самонадеянным утверждать, что мы имеем окончательные от- веты на все сложнейшие проблемы... И все же наши предложения вы-двинуты в твердом убеждении, что истинный мир через всеобщееразо- ружение и имеющее необходимую силу мировое право — теперь- ная перспектива, ради которой практический человек трудится с обо-снованными надеждами».

П.А. Цыганкое

ГРЕНЕВИЛЬ КЛАРК и ЛУИС Б. СОН

ПОСТИЖЕНИЕ ВСЕОБЩЕГО МИРА ЧЕРЕЗ МИРОВОЕ ПРАВО. ДВА АЛЬТЕРНАТИВНЫХ ПЛАНА1

ОСНОВНЫЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ ОБЩЕГО ПЛАНА

В качестве наиболее важных отличительных черт пересмотренного Ус-тава [ООН] могут быть названы следующие:

1. Членство. Предполагается, что практически все страны мира ста-нут постоянными членами [ООН] до того момента, как исправленный Устав вступит в силу. Причем основой плана является то, что подобные радикальные изменения в мировой политической структуре должны быть одобрены единогласно или почти единогласно, что обеспечит ее продолжительное существование...

Практически план вступит в силу только после того, как активная и постоянная поддержка будет обещана значительным большинством го-сударств, включая 12 наибольших по численности населения: Брази-лию, Францию, ФРГ, Индию, Индонезию, Италию, Японию, Пакистан, Китай, Великобританию, СССР...

Вероятность того, что не будет ни одного государства-нечлена, еще более увеличивается при выполнении требования (в соответст- вии со ст. 2 и 11 Устава), согласно которому государства, не ратифи- цировавшие измененный Устав, должны тем не менее подчиняться за-

там и обязательствам плана по разоружению, принятого абсолют- ным болшинством государств. Данное положение о том, что каждое замены межднародного должно полностью разоружиться и выполнять как фунаментального насилия мировым правом, рассматривается во будет обладать новмы оружием массового поражения, возникнут подозрения в возможности военной угрозы, что приведет к расстрой- ству всего плана.

1оригинал: clarkG.and sohn B. World Peace Through World Law. Two Alternative : Plans- 3 Ed enlarged. Harvard Univ. Press. Cambridges, Massachusetts, 1966. P. XVII-LII. (перевод А.ВюЛевашовой). 8*


Поскольку, согласно предложенному требованию, каждое государ- ство должно независимо от того, является ли оно членом ООН соблю- дать международное право в сфере разоружения и поскольку количест во государств-нечленов будет по определению малым, можнопредполо жить, что было бы более легитимно ввести обязательное членство для всех государств мира без исключения... 2. Генеральная Ассамблея. Предлагается радикально изменить пол- номочия, состав и процедуры голосования в ГенеральнойАссамблее...

План предусматривает, что ответственность за осуществление про- цесса разоружения и поддержание мира будет возложена на собственно Генеральную Ассамблею, для чего Ассамблея наделяется адекватным полномочиями. Эти полномочия будут строго ограничены целями под-держания мира и не будут распространяться на международную торгов-лю, иммиграцию и подобные вопросы: исключается вмешательство во внутренние дела государств, кроме мер, направленных на соблюдение плана разоружения или предотвращение международного насилия, в случае если ситуация, первоначально рассматриваемая как внутреннее дело, превратилась в серьезную угрозу миру на планете...

В предлагаемом плане при определении представительства прини-мается во внимание численность населения каждой страны, но призна-ется, что ни одно государство, каким бы большим оно ни было, не может иметь более 30 представителей, а самое малое государство долж-но иметь хотя бы одного представителя. Ограничение в 30 представите-лей обусловлено отчасти тем, что с большим числом представителей скорее всего не согласятся малые государства, если только разница между числом представителей большинства государств и наиболее крупных государств не будет разумной. Кроме того, без ограничения численности представителей Генеральная Ассамблея будет настолько большой, что не сможет решать поставленные задачи. С другой сторо- ны, целью является предоставление права голоса даже самому малому государству... Как следствие этого, малые государства будут обладать непропор- ционально большим количеством голосов, но не большим, чем при су шествующей системе, когда каждое государство имеет один голос…

Что касается метода отбора представителей, то предлагается п пенное введение системы прямых выборов, например по трехступенча- тому плану: а) на первом этапе представители будут избираться нацио- нальными законодательными органами стран-участниц; б) на втором этапе по крайней мере половина представителей будет избираться пря- мым голосованием тех граждан, которые допускаются к голосованию в выборах наибольшего по численности национальног законодательного орган власти;)на третьем этапе все представители будут выбираться

и Л.Б. СОН. ДОСТИЖЕНИЕ ВСЕОБЩЕГО МИРА ЧЕРЕЗ МИРОВОЕ ПРАВО 1 1 7

прямым голосованием. Продолжительность первых двух этапов соста- вит 12 лет каждый (три срока по четыре года каждый для Генеральной Ассамблеи), но могут быть продлены на восемь лет каждый по специ- альному решению Генеральной Ассамблеи. Прямые выборы всех пред- ставителей станут обязательными через 24 года после ратификации из-

мененного Устава и в любом случае не более чем через 40 лет послеего вступления в силу...

Поедлагаемыи срок исполнения обязанностей каждым представите- лен-четыре года. Генеральная Ассамблея формирует два постоянных комитета: По-й стоянный комитет по обеспечению мира и Постоянный комитет по бюд-жету и финансам. Функции первого комитета состоят в наблюдении за осуществлением и поддержанием процесса разоружения в мире и уп-равлении миротворческими силами ООН. Основные функции второго комитета — представление Генеральной Ассамблее рекомендаций по величине и распределению годового бюджета по всем направлениям де-ятельности ООН. В Генеральной Ассамблее должно быть четкое разделение законода-

тельной и рекомендательной власти. Законодательная власть будет за-ниматься вопросами, прямо связанными с поддержанием мира, а функ-ции рекомендательной власти будут сохранены и даже расширены по сравнению с теми, которые Генеральная Ассамблея выполняет в насто-ящее время. Как сказано выше, в рамки законодательной власти Гене-ральной Ассамблеи не будут входить вопросы регулирования междуна-родной торговли, иммиграции и т.п. Генеральная Ассамблея не будет обладать правом вмешательства во внутренние дела государств, за ис-ключением вопросов, касающихся поддержания процесса разоружения и в критических ситуациях, когда необходимо предотвратить между-народное насилие. Генеральная Ассамблея будет иметь право вырабатывать рекомен- дации, не обязательные для исполнения, по любым вопросам, имеющим отношение к поддержанию мира и повышению благосостоянии населе- ния планеты. 3. Исполнительный Совет. Предлагается упразднить существую-щий совет Безопасности и заменить его Исполнительным Советом, со- стоящим из 17 представителей, избираемых непосредственно Генераль- ной Ассамблеей. Этот новый и чрезвычайно важный орган будет изби- раться Ассамблеей, он будет ответственным перед Ассамблеей и сме- няться ею; срок деятельности каждого Совета составит четыре года, как Деятельности представителей. Должно быть принято специальное положение, в соответствии с ко-торым крупнейшие государства (Китай, Индия, США, СССР) будут об-

1 1 8 РАЗДЕЛ I. ТРАДИЦИИ И ПАРАДИГМЫ ладать правом иметь по одному представителю в Совете; восемь следую щих по величине государств (Бразилия, Франция, Западная Германия, ставлены в Совете четырьмя сменяемыми по очереди, причем по два Индонезия, Италия, Япония, Пакистан, Великобритания) будут пред- представителя из европейских и неевропейских государств. Девять чле- нов Совета будут избираться Ассамблеей из числа представителей всех остальных стран-участниц и подопечных территорий таким образом, чтобы обеспечить справедливое представительство всех регионов мира и гарантировать каждой стране-участнице, представительство в это Совете в надлежащее время.

В отличие от процедуры голосования, принятой в Совете Безопас- ности, когда каждое из пяти государств — постоянных членов может наложить вето на решение непроцедурного вопроса, решения нового Исполнительного Совета по «важным» вопросам (как определено пара-графом 2 пересмотренной статьи 27 Устава) будут приниматься поло-жительным голосованием 12 из 17 представителей, состоящих в Совете, причем в это большинство должны входить 8 из 12 представителей стран-участниц, имеющих право на 15 и более представителей в Гене-ральной Ассамблее, и большинство остальных представителей Совета. Другие решения будут приниматься положительным голосованием 12 участников Совета...

4. Экономический и социальный Совет, Совет по опеке сохранят- ся, но в расширенном и измененном по сравнению с нынешним виде, что будет обеспечено более широким и сбалансированным представи- тельством.

Экономический и социальный Совет будет состоять не из 18, как сейчас, а 24 представителей, избираемых на четыре года Генеральной Ассамблеей из числа всех представителей...

Как и Исполнительный Совет, эти два совета будут напрямую ответ-ственны перед Генеральной Ассамблеей. Круг их обязанностей будет расширен, и большая польза от их деятельности будет достигнута бла- годаря увеличению фондов этих советов, получаемых и распределяемых в соответствии с новыми правилами.

5. Процесс разоружения предусматривает «переходный период» продолжительностью один год после вступления в силу нового У става. В течение этого времени будет избрана Генеральная Ассамблея, кото- рая изберет Исполнительный Совет, а последний назначит членов пер- вой Инспекционной комиссии, утверждаемых Ассамблеей. На следую- щем этапе план предполагает двухлетнюю подготовительную стадию, в течение которой будет произведен учет всех существующих вооруже- ний, организована Инспекционная комиссия и реализованы некоторые другие мероприятия. Наконец, предусматривается непосредственный

КЛАРК и Л.Б. СОН. ДОСТИЖЕНИЕ ВСЕОБЩЕГО МИРА ЧЕРЕЗ МИРОВОЕ ПРАВО 119

Этап разоружения длительностью 10 лет, когда будет произведено по- степенное пропорциональное сокращение всех национальных сил и во- оружений по 10% в год. Генеральная Ассамблея может уменьшить 10- летний период до семи лет или увеличить его при определенных обстоя- тельствах. Ин спекционная комиссия из пяти членов будут назначаться, как уже указывалось, исполнительным Советом на четыре года и утверж- даться Генеральной Ассамблеей, причем ни один из членов Комиссии не может быть гражданином стран-участниц, имеющих 15 представите- лей и более в Генеральной Ассамблее, и все члены должны быть граж- данами разных государств. Исполнительным главой Инспекционной Службы будет Генеральный инспектор, назначаемый на шесть лет и снимаемый с должности решением Инспекционной комиссии и утверж-даемый Исполнительным Советом. Общее руководство Инспекционной комиссией, включая право давать распоряжения Комиссии и снимать с должности любого члена Комиссии, будет осуществлять Исполнитель-ный совет. Персонал Инспекционной Службы — инспекторы должны быть компетентными и порядочными и преданными делу ООН. Этому будут способствовать такие меры, как ограничение числа граждан из одной страны-участницы, непосредственно выполняющих задачи Ко-миссии, — не более 4% числа всех инспекторов; набор инспекторов Службы из самых разных стран; запрещение следовать инструкциям какого-либо правительства или администрации за исключением ООН; официальное заявление от каждого инспектора об исполнении ими своих обязанностей беспристрастно и добросовестно. Всему персона-лу Службы будет гарантировано адекватное денежное вознагражде- ние денежная помощь и пенсионное обеспечение, свободное от нало-гообложения.

Кроме того, в обязанность Постоянного комитета по укреплению мира генеральной Ассамблеи будет вменено наблюдение за исполнени ем Ннспекционной комиссией своих задач, а также за тем, как Испол нительный Совет использует свои полномочия при руководстве Комис-сией; Постоянный комитет имеет право расследовать нарушения в ее работе и докладывать результаты напрямую Генеральной Ассамблее. Процесс разоруження этапе разоружения будет контролировать Иионная комиссия, которая будет докладывать Исполнительно- му совето том, насколько успешно было произведено сокращение во- оружений каждым из государств. Генеральная Ассамблея на основании консультаций с Советом может приостановить процесс разоружения на щесть месяцев если сочтет неудовлетворительным выполнение плана разоружения на предыдущем этапе. После первых четырех лет реализа-


ции плана Ассамблея имеет право сократить вдвое оставшиеся пплану шесть лет с целью завершить полное разоружение за семь лет, начиная этапа непосредственно разоружения. В современном мире новейших вооружений огромной разрушитель- ной силы даже малое государство может стать угрозой всему миру.Поэ тому система разоружения должна включать все государства мира, не- зависимо от того, являются ли они членами ООН или нет, и предлагае- мый план содержит соответствующие положения...

План разоружения предполагает одновременное исполнение его всеми государствами мира. Очевидно, что ни одно государство не будет проводить процесс разоружения добровольно или быстрее других, поэ- тому необходимы контрольные меры, гарантирующие, что ни одно госу-дарство не будет поставлено в менее выгодные условия по сравнению с другими государствами из-за того, что не все участники одновременно включатся в процесс разоружения. Для этого Инспекционной комиссии будет поручено не просто составлять ежегодный план разоружения для каждого государства, но следить за соблюдением этого плана и обеспе-чить его одновременное выполнение. План разоружения должен предусматривать пропорциональное со-кращение вооружения всеми государствами. Ежегодное сокращениево- оружений должно быть одинаковым для всех государств: ни одно госу-дарство не должно быть лишено своей военной мощи, когда другие госу-дарства сохраняют свой военный потенциал. Так, государство, обладаю- щее ядерным оружием, не должно полностью лишиться его, когда другие государства сохраняют значительный потенциал своих наступа- тельных вооружений. Соответственно от государства нельзя требовать уничтожения баллистических ракет, в то время как другие страны со-хранят свои бомбардировщики...

Наиболее справедливое и безопасное сокращение вооружении до стигается при условии, что каждое государство будет сокращать свои вооруженные силы не только в одинаковой пропорции по роду воис (сухопутные, морские, воздушные),но и в одинаковой пропорции в каж дом роде войск. Более того, принцип пропорционального сокращения должен быть применен к войскам, дислоцированным и внутри страны,и за рубежом.

Справедливость и безопасность разоружения требуют одинаково пропорциональных сокращений каждого из'основных видов вооруже ний и заводов по их производству.Должны быть проведены одинаков пропорциональные сокращения производства различных видов воор жений; например, при наличии управляемых и баллистических ракет следует предусмотреть отдельные сокращения производства ракет малого, среднего и дальнего радиусов действия.

Г.КЛАРКИЛ.Б. СОИ. ДОСТИЖЕНИЕ ВСЕОБЩЕГО МИРА ЧЕРЕЗ МИРОВОЕ ПРАВО

С учетом этих соображений план разоружения должен включать де-тальные положения относительно пропорционального сокращения не только персонала всех родов войск, но и основных компонентов — во-оружений.

План разоружения предполагает создание Службы по атомной энер-гии ООН. Эта служба будет выполнять функции двух видов: а) помощь Инспекционной службе в наблюдении за возможным скрытиемядерных материалов с целью последующего военного применения; б) содействие общемировому использованию ядерных ресурсов в мирных целях. Эта новая служба, располагая большими возможностями, чем учрежденное в 1956 г. Международное агентство по атомной энергии, унаследует персонал и функции Агентства...

План разоружений предусматривает создание совершенно нового органа, ставшего обязательным из-за недавних выходов человека в космическое пространство, вероятно, большего присутствия чело- века в космосе в будущем, — Агентства по космическому простран- ству ООН. Это Агентство должно обеспечивать наблюдение за тем, чтобы космическое пространство использовалось только в мирных целях, и содействовать проведению исследований и использованию космоса на пользу всему человечеству, а не одного или нескольких государств.

Управление и контроль за деятельностью Агентства по космическо-му пространству... будет осуществлять Комиссия по космическому про-странству ООН. Эта Комиссия, подобно Инспекционной комиссии и Ко-миссии по атомной энергии, будет состоять из пяти членов, назначае-мых на пятилетний срок Исполнительным Советом и утверждаемых Генеральной Ассамблеей. Смещение членов Комиссии может произво-диться по решению Исполнительного Совета.

Руководить Агентством по космическому пространству будет Ис-полнительный директор.

Этот детально разработанный план всеобщего и полного разоруже-ния будет высокоэффективным и обеспечит безопасность, если предла-гаемая система инспектирования и контроля сможет гарантировать не-возможность тайного сохранения или производства вооружений... Не-обходимо, чтобы обладающая значительной властью Всемирная поли-ция была всегда готова преследовать и подавлять любые попытки Международногонасилия. Когда все национальные вооружения будут уничтожены, гарантии безопасности предоставят высокоорганизованная инспекционная служ-ба и высокоэффективная принудительная сила.Именно эффект со-вместного действия обеих служб позволит раз и навсегда отказаться от всех национальных вооруженных сил.


6. Силы Всемирной полиции. План вырабатывался на основе следу- ющего положения: ни одно, даже самое серьезное соглашение и самая тщательно продуманная инспекционная система или эти два условия вместе не смогут полностью гарантировать, что каждое государство всегда будет выполнять план полного разоружения и придерживаться соответствующих принципов не применять насилие при любых обстоя тельствах. Более того, необходимо признать, что и при полном уничто- жении всех военных вооружений будут существовать значительные, хотя четко ограниченные и легко вооруженные внутренние силыполри- ции. В отсутствие хорошо дисциплинированной и вооруженной Всемир- ной полиции силы национальной полиции, дополняемые гражданами, вооруженными разрешенным в стране оружием, могут представлять значительную угрозу соседнему государству.

И если полицейские силы необходимы для поддержания закона и порядка в каждом государстве или в рамках содружества государств, то схожие силы будут необходимы для того, чтобы гарантировать соблюде-ние плана полного разоружения каждой страной, а также останавли- вать и подавлять любые попытки международного насилия. Поэтому разработаны детальные положения в отношении сил всемирной поли-ции — Миротворческих сил ООН, которые организует и будет содер-жать ООН. После завершения процесса разоружения Миротворческие силы будут единственной разрешенной военной силой во всем мире. Они будут созданы на этапе разоружения, и после расформирования последней национальной воинской части организация Миротворческих сил будет полностью завершена.

Миротворческие силы будут состоять из постоянной профессио-нальной части и резерва, где будут служить исключительно доброволь-цы, кроме чрезвычайных ситуаций.

Численность постоянных профессиональных частей от 200 000 до 600 000 человек будет ежегодно определяться Генеральной Ассам-блеей. Предполагаемый срок службы персонала — не менее 4 лет, но не более 8 лет, причем возможен повторный найм ограниченного числа высококвалифицированных служащих, что также будет определять Ге- неральная Ассамблея. Контингент постоянных профессиональных частей будедислоциро- ван по всему миру так, чтобы, с одной стороны, не создавалось нецеле- сообразной концентрации в каком-либо отдельном государстве или ре- гионе, а с другой — чтобы в случае необходимости обеспечивались не медленные действия по поддержанию мира. При этом постоянные части должны базироваться на военных базах ООН, расположенных по всему миру таким образом, чтобы Миротворческие силы по указанию Гене- ральной Ассамблеи (или в некоторых случаях — Исполнительного Со-

/". КЛАРК и JIM. СОН. ДОСТИЖЕНИЕ ВСЕОБЩЕГО МИРА ЧЕРЕЗ МИРОВОЕ ПРАВО 123

• вета) в случае необходимости могли немедленно выполнять действия по предотвращению или подавлению международного насилия. Ни одна из военных баз ООН не должна размещаться на территории какого-либо из 12 крупнейших государств, имеющих право на 15 представителей и более в Генеральной Ассамблее. Все территории, находящиеся за пре-делами 12 крупнейших государств, решением Генеральной Ассамблеи будут разделены на 11-20 регионов. В целях более правильного распре-деления постоянных частей ООН между этими регионами следует ввести ограничение, согласно которому не менее 5% и не более 10% общей численности постоянных частей будут дислоцированы в одном регионе, • за исключением случаев, когда Миротворческие силы выполняют свои обязанности по поддержанию мира.

Для обеспечения максимально возможной безопасности военные подразделения постоянных частей ООН должны располагаться преиму-щественно на островах, полуостровах или других легко обороняемых территориях.

Предмет особой заботы — мобильность постоянных частей: дисло-цированные по всему миру военные части должны немедленно соби-раться в значительную силу в случае серьезной угрозы международного насилия и серьезных нарушений власти международной организации.

Предполагается, что Миротворческие силы ООН будут регулярно снабжаться наиболее современным оружием и оборудованием. Исклю-чение составляет биологическое, химическое и другое оружие массового поражения, которое будет запрещено. Ядерное оружие может приме-няться только в исключительных обстоятельствах, предусмотренных особыми положениями.

Непосредственное руководство Миротворческими силами будет до-верено Комитету по военным кадрам, состоящему из пяти членов — граждан небольших государств, имеющих право менее чем на 15 пред-ставителей в Генеральной Ассамблее. При этом деятельность Комитета по военным кадрам всегда будет контролироваться гражданскими влас-тями — Исполнительным Советом.

Однако даже при четко сформулированных ограничениях есть неко-торая опасность использования Миротворческих сил не по основному назначению, точно так же как есть некоторая вероятность нарушения процесса разоружения. Но полное разоружение в отдельных государст-вах и укрепление мира связано с определенным риском. Наша задача — свести его к минимуму. Для этого мы предлагаем, с одной стороны, создать настолько сильную полицию, чтобы она была способна охранять мир, а с другой — детально разработать меры контроля и ограничения; это даст полную гарантию, что сила не будет применена не по назначению.


Однако какое-то время сохранится подозрение, что при самой эф- фективной инспекционной системе отдельное государство илинесколь- ко государств смогут скрыть или начать производить запрещениые во- оружения. Поэтому, чтобы обеспечить гарантии всеобщего и полного разоружения, необходимо построить Миротворческие силы такой мощи, которые позволят предотвратить или подавить любое междуна- родное насилие. Мы твердо уверены, что мировое разоружение невоз- можно на менее серьезных условиях, в то же время абсолютно очевид- но, что без полного разоружения всеобщий мир недостижим. Мы убеж- дены, что мощные и хорошо вооруженные Миротворческие силы явля- ются частью платы за мир и чем быстрее человечество поймет и примет это, тем будет лучше для всех народов.

7. Судебная и примирительная системы. При разработке данной системы особое внимание уделялось двум основным видам международ- ных споров: 1) когда стороны можно примирить, применяя юридические процедуры; 2) когда споры не могут быть разрешены на основе юриди-ческих процедур.

Для решения международных споров первого вида предлагается дать полномочия Генеральной Ассамблее направлять дела по любому подобному спору в Международный суд, если Ассамблея сочтет, что длительное судебное рассмотрение не угрожает миру. В случае подоб-ного направления дела, Суд должен в обязательном порядке вынесга решения по делу, даже если одна из сторон отказалась предстать перед судом.

В компетенцию Международного суда входят также вопросы, отно-сящиеся к трактовке измененного Устава, и вопросы, связанные с оцен-кой правомочности статей данного Устава. Кроме того, Суд будет в обя-зательном порядке рассматривать некоторые другие споры, например споры относительно трактовки мирных договоров и других международ-ных соглашений, относительно действенности подобных соглашений, если они вступили в противоречие с измененным Уставом.

Укреплению независимости Международного суда при условии рас- ширения его полномочий будет способствовать пожизненное пребыва- ние в должности 15 судей в отличие от девятилетнего срока, предусмот- ренного действующим положением о Международном суде. Снятие судьи с должности возможно только по единогласному решению всех судей в следующих случаях: если судья не может далее исполнять свои обязанности в полной мере или если он прекратил выполнять свои про- фессиональные обязанности, предусмотренные пребыванием в этой должности. Если сейчас судьи избираются совместным решением Гене-ральной Ассамблеи и Совета Безопасности, то в предлагаемом насся- щем плане — только решением Генеральной Ассамблеи, из списка

и Л.Б. СОН. ДОСТИЖЕНИЕ ВСЕОБЩЕГО МИРА ЧЕРЕЗ МИРОВОЕ ПРАВО 125

кандидатов подготовленного Исполнительным Советом на основе пред- ложений, внесенных высшими судами государств, входящих в ООН, на- циональными и международными ассоциациями юристов-международ- ников и профессоров международного права. Совет должен будет пред- Три кандидатуры на каждый пост.

Для исполнения решения Международного суда Генеральная Ас- САМБЛЕЯ (в некоторых особых обстоятельствах — Исполнительный Совет ) должна обладать правом ввести экономические санкции, а в ис- ключительном случае — Миротворческие силы ООН. Тем не менее любое введение подобных мер будет ограничено демонстрацией воздуш- ной или морской силы, если этого будет достаточно, непосредственно военные операции против неподчиняющегося государства будут прово- диться только в случае крайней необходимости.

Для решения основных международных споров второго вида, т.е. споров, которые невозможно решить юридическим путем, предлагается создать новый трибунал — Мировой трибунал справедливости, обла- дающий максимально возможным престижем. Трибунал будет состоять из 15 членов, избираемых Генеральной Ассамблеей в соответствии с процедурой, позволяющей выбрать таких судей, чья репутация, опыт и характер гарантируют объективность и широту суждений. При этом членами Трибунала не могут быть два гражданина одного и того же государства; кроме того, по крайней мере 10 из 15 членов Трибунала должны иметь профессиональный стаж более 20 лет, например в каче- стве судей, профессоров права и т.п. Генеральная Ассамблея будет ог- раничена в выборе кандидатов списком лиц, предложенным государст- вами-участниками по рекомендации комиссий всех государств и вклю чающим в себя представителей юридических трибуналов или юридичес-

ких ассоциаций и представителей ведущих академических, экномических и религиозных организаций. Чтобы гарантировать спра- ведливое представительство всех основных регионов мира, Генеральная Ассамблея будет принимать во внимание географическое распределе-

ие членов Трибунала. В целях обеспечения независимости членов Мирового трибунала

справедливости они будут избираться пожизненно. Отстранение от должности будет предметом специального рассмотрения и произойдет, если по единогласному мнению коллег данный член Трибунала не в со- стоянии продолжать исполнение своих обязанностей или он прекратил и сполнение своих обязанностей.

При обстоятельствах Мировой трибунал справедливости Может принимать только рекомендации, но не обязательные для испол- Нения решения, за исключением случаев согласия обеих конфликтую- щих сторон. Вместе с тем предусматривается следующее положение:


если Генеральная Ассамблея большинством голосов, т.е. 3/4 всех пред- ставителей (включая 2/3 представителей 12 крупнейших государств), принимает решение, согласно которому реализация рекомендаций Три- бунала существенна и важна для поддержания мира, они могут быть приведены в исполнение теми же способами, что и решения Междуна- родного суда.

Цель этого важного положения — дополнительные меры урегулиро- вания неюридических международных споров (кроме переговоров,со- гласительных процедур и при согласии сторон передать дела в арби т-ражный суд), проводимые справедливым международным органом,ре- комендации которого в чрезвычайных обстоятельствах, составлявщих угрозу миру, могут принимать силу закона.

После утверждения этих предложений по решению юридических и неюридических споров следует создать мировые институты, в которые для разрешения спора, угрожающего миру, сможет обратиться любое государство с просьбой выработать меры по окончательному мирному урегулированию. Мир не будет так беспомощен, как сейчас, без аде-кватных мирных механизмов урегулирования опасных споров между го-сударствами.

Судебное разбирательство по делу отдельных граждан, обвиняемых в нарушении процесса разоружения, предусмотренных Уставом, или в других нарушениях Устава или законов, принятых Генеральной Ассам- блеей, а также меры предосторожностей против возможного превыше-ния власти каким-либо из органов или официальных лиц ООН будут осуществляться региональными судами ООН, подчиняющимися Меж-дународному суду и в части своего функционирования, и в части приня-тых решений. Предлагается создать 20-40 подобных региональных судов, в юрисдикцию которых будут входить регионы, определенные Ге-неральной Ассамблеей...

В дополнение к этим юридическим институтам предполагается со- здать Мировой совет по примирению, который должен быть доступен для любого государства и в который может обратиться Генеральная Ас- самблея для урегулирования любых международных споров или разре- шения ситуаций, угрожающих миру. Функции этого нового совета будут состоять только в посредничестве и примирении, если Совету не удалось привести государства к добровольному соглашению, дело пере- дается в Международный суд или Мировой трибунал справедливости в зависимости от предмета спора...

8. Приведение судебных решений, в исполнение и меры предохра- нения и наказания. План предлагает несколько мер по приведению в исполнение судебных решений, включая обвинительные решения,вы- несенные региональными судами ООН в отношении граждан,ответст-

и Л.Б. СОН. ДОСТИЖЕНИЕ ВСЕОБЩЕГО МИРА ЧЕРЕЗ МИРОВОЕ ПРАВО 127

венных за нарушение положений процесса разоружения. В помощь Ин- спекционнной службе в обнаружении и пресечении подобных наруше- ний предлгается создать гражданскую полицию ООН численностью до 10 000человек находящуюся в непосредственном ведении Генерально- го прокурора ООН, назначаемого Исполнительным Советом и утверж- даемого Генеральной Ассамблеей. Генеральный прокурор будет ответ- ствен за руководство гражданской полицией, заключение соглашений с исполнительными органами государств по оказанию помощи в задержа- нии гоаждан, обвиняемых в нарушениях нового Устава ООН, законов и даментирующих норм, и граждан, которые должны предстать перед судом В каждом региональном суде предусматривается должность по- мощника Генерального прокурора ООН.

Если в серьезном нарушении нового Устава или любого другого за- кона и регламентирующих норм, предусмотренных законом, признано виновным прямо или косвенно национальное правительство какого- либо государства, Генеральная Ассамблея может ввести экономические санкции в отношении государства-нарушителя. В чрезвычайной ситуа- ции Генеральная Ассамблея (а при крайней необходимости Исполни- тельный Совет с последующим подтверждением решения Генеральной Ассамблеей) будет иметь право приводить в действие Миротворческие силы ООН.

9. Мировое развитие. План предусматривает... создание Админи- страции по мировому развитию, в функции которой будут входить со- действие экономическому и социальному развитию неразвитых регио- нов планеты, в первую очередь путем реализации программ финансовой поддержки и беспроцентные кредиты. Руководство деятельностью Ад-министрации будет осуществлять Комиссия по мировому развитию, пять членов которой будут избираться Экономическим социальным сотом со-

ветом с учетом географического распределения и утверждаться Гене- ральной Ассамблеей. Деятельностью Комиссии по мировому развитию будет руководить Экономический и социальный совет, который будет наделен правами определять спектр задач и целей комиссии. 10. Система доходов ООН. Было бы абсолютно бесполезно созда- вать новые институты (включая Миротворческие силы ООН, Инспекци- онную службу, Администрацию по мировому развитию, Службу по атомной энергии, Космическое агентство, Мировой трибунал справед- ливости и Mировой совет по примирению), призванные претворить в жизнь план разоружения если не предусмотреть детально спланиро-ванную ствен систему достаточной и надежной финансовой поддержки. Есте- ственно,подобная система должна предоставлять финансовую под- держку держку уже существующим органам и институтам ООН, которые про-


должат свое существование и даже расширят свои полномочия и функ- ции. К ним относятся измененная Генеральная Ассамблея, усиленный Международный суд, Экономический и социальный совет, Совет по опеке, Секретариат и другие специальные службы, входящие в состав ООН...

Согласно положению о формировании доходов каждое государст- во — член ООН будет перечислять в бюджет ООН определенную часть налогов, собираемых им в соответствии с национальным законодатель-ством. Каждое государство должно предпринимать все административ-ные меры для сбора налогов, предназначенных для ООН. Налоги долж-ны выплачиваться напрямую в фискальный офис ООН в каждом госу-дарстве. Тогда отпадет необходимость в создании дополнительного бю-рократического аппарата ООН.

Кроме того, максимальный ежегодный взнос будет ограничен 2% ВНП (общая стоимость всех произведенных товаров и услуг), что опре-деляет Постоянный комитет по бюджету и финансам Генеральной Ас-самблеи.

Генеральная Ассамблея будет ежегодно утверждать бюджет ООН, покрывающий расходы на все действия ООН и зависящий от сумм, перечисленных каждым государством-членом, т.е. налогоплательщика-ми. Эти суммы будут определяться по величине годового ВНП, который подлежит одинаковому подушевому вычитанию из не менее 50% и не более чем 90% среднего подушевого продукта 10 государств-членов, имеющих наименьшие подушевые доходы. В дальнейшем ежегодные взносы государств-членов будут ограничены величиной 2,5% ВНП.

В дополнение к ежегодным взносам ООН может брать кредит, при-чем общий долг ООН на любой год (за исключением чрезвычайных и особо тяжелых обстоятельств) не может превышать 5%.валового все-мирного продукта за этот год...

11. Привилегии и иммунитет. Для успешного функционирования ООН по поддержанию мира необходим контингент высокоморальных служащих. Поэтому кажется разумным не просто законодательно за-крепить привилегии и иммунитет ООН как организации, но и права и привилегии персонала ООН.

12. Билль о правах... имеет две основные цели: а) подчеркнуть огра-ниченный масштаб изменений ООН путем точно оговоренного сохране-ния за государствами — членами ООН и их населением всех прав, не передаваемых прямо или косвенно; б) гарантировать, что ООН ни в какой мере не нарушит основные права граждан...

При этом предполагаются: гарантии права на справедливый суд для любого лица, обвиняемого в нарушении нового Устава, законов и регла-ментирующих норм, к нему относящихся; гарантии, обеспечивающие

Г КЛАРК и Л.Б. СОН. ДОСТИЖЕНИЕ ВСЕОБЩЕГО МИРА ЧЕРЕЗ МИРОВОЕ ПРАВО 129

невозможность привлечения лица к уголовной ответственности за одно н то же преступление; запрещение каких-либо законов пост-фактум, а именно: против принятия любого закона, предусматривающего наказа-ние за действия, ранее не рассматриваемые как криминальные.

Кроме Того, предусматриваются положения против излишнего пору-чительства и любого особо жестокого или необычного наказания, вклю-чая чрезмерные штрафы; смертная казнь будет запрещена отдельным положением. Дополнительное положение гарантирует защиту против необоснованного ареста каждому лицу, задержанному за нарушение но-вого Устава или закона, задержанный может безотлагательно предстать перед соответствующим региональным трибуналом ООН для определе-ния правомерности задержания.

В Билле будет указано, что ООН не будет вмешиваться в личную жизнь граждан, нарушать свободу вероисповедания, свободу слова, пе-чати и выражения в любых других формах; свободу ассоциаций и собра-ний; свободу подачи петиции.

Будут предприняты усилия по защите основных гражданских прав, которые, возможно, могут быть нарушены ООН...

13. Ратификация. Предлагаются следующие требования в отноше-нии ратификации нового Устава: а) Устав ратифицируется не менее 5/6 всех государств мира, включая 12 крупнейших государств; общая численность населения стран, ратифицировавших Устав, должна со-ставлять 5/6 всего мирового населения; б) ратификация каждым госу-дарством должна производиться в соответствии с законодательными процедурами этого государства...

14. Поправки. Предлагаемые требования к процедуре принятия по-правок к измененному Уставу почти такие же строгие, как и требования к его ратификации. Любые поправки подлежат ратификации после ее утверждения 2/3 голосов всех представителей Генеральной Ассамблеи вне зависимости от присутствия или голосования, или 2/3 голосов Ге-неральной конференции, собранной в этих целях. Для того чтобы по-правка вступила в силу, необходима ратификация 4/5 государств-чле-нов, включая 3/4 голосов 12 крупнейших государств, имеющих право W15 и более представителей в Генеральной Ассамблее.

15. Органы и службы, продолжающие действовать. Необходимо одчеркнуть, что основное намерение измененного Устава — не ослаб- ение существующих органов и служб ООН, а их сохранение и укреп- ение. 1ак, Генеральная Ассамблея будет иметь значительно большие олномочия, реализуемые в результате полной ответственности за уп- авление процессом укрепления мира, новой системы представительст- и голосования и благодаря новой, хотя и ограниченной законодатель-

ной власти. 9-5171


Совет Безопасности будет распущен, но его функции будет выпол- нять не обладающий правом вето Исполнительный Совет, избираемый и ответственный перед Генеральной Ассамблеей. Экономический и соцц- альный совет и Совет по опеке останутся, но с существенными измене-ниями в своем составе и функциях при значительно большей финансо- вой поддержке в соответствии с новой системой доходов. Международ-ный суд продолжит функционирование со значительно расширенной юрисдикцией и полномочиями. Что касается других органов, таких, как ФАО, ЮНЕСКО, МОТ и МОЗ, положения не только предусматривают их сохранение, но и предоставляют возможности расширения сферы их деятельности...

Йохан Галтунг: неомарксизм и социология международных отношений

Известный ученый Иохан Галтунг — представитель современного науч-ного сообщества, интернационального не только по объекту и содержа-нию профессиональной деятельности, по своему теоретическому бага-жу и критерию общенаучного достояния аналитических подходов и ис-следовательских выводов, но и по свойственному его членам образу жизни. Подобно другим своим коллегам, норвежец по рождению, он работал не только в Осло, но и во многих странах мира: занимался ис-следовательской деятельностью в Индии, преподавал в Чили и Швейца-рии, в Принстонском, Колумбийском и Гавайском университетах США, был директором Международного университетского центра в Дубров-нике (Югославия), руководителем международного проекта по целям, процессам и показателям развития Университета Объединенных Наций. Все его работы публикуются на английском языке1. В 1970-е гг. И. Галтунг был президентом Федерации исследований мирового буду-щего. Он основатель и первый директор всемирно известного Междуна-родного института проблем мира (SIPRI), один из основателей не менее известного «Журнала исследований мира» (Journal of Peace Research), почетный член «Конгрессатретьего мира».

По теоретическим взглядам в международно-политической науке Галтунга относят к неомарксистскому течению. Сторонники этого тече-ния (Иммануил Валлерстайн, Роберт Кокс, Самир Амин, Мишель Ро-гальски и др.) представляют мир в виде глобальной системы многооб-разных экономик, государств, обществ, идеологий и культур. Базовыми понятиями, которые играют роль методологического ключа, помогаю-щего разобраться в этом сложном многообразии, выступают понятия мир-система и, мир-экономика2. Последнее отражает не столько сумму

1 Назовем лишь некоторые из них: Members of Two World. Oslo, 1971; The European Community: A Superpower in Making. L., 1973; Images of the World in the Year 2000. Hague, 1976; The True Worlds, A Transnational Perspective. N.Y., 1980; Hitlensmus, s'alinismus, Reaganismus.Baden-Baden, 1987; Europe in the Making. N.Y., 1989; и др._

2 Основателем мир-системного анализа является И. Валлерстайн, развивающий дан- "Ую теорию уже более четвертивека. См.: Watlerstein 1. The Modern World-System. N.Y., 1974; The Capitalism World-Economy: Essay. Cambridge University Press, 1984; и др. По добнее об этом см.: Фурсов AM. Мир-системный анализ и его критики. М., 1996; Мир- системный анализ: интерпретация периода (1945-1991). М., 1997.

9'

1 32 . РАЗДЕЛ [. ТРАДИЦИИ И ПАРАДИГМЫ

экономических отношений в мире, сколько самую обширную систему взаимодействия международных акторов, ведущие позиции в которой занимают экономически наиболее сильные из них. Основные черты мир-экономики: всемирная организация производства, рост значения транснациональных монополий в мировом хозяйстве, интернационали-зация капитала и рынков продуктов при одновременной сегментации рынка труда, уменьшение возможностей государственного вмешатель-ства в сферу финансов и связанная с этим глобальная тенденция «фи-нансизации» (термин С. Амина), выражающаяся в высоких процентных ставках, «плавающих» обменных курсах, свободе спекулятивных транс; фертов, повсеместной приватизации. Господствующей идеологией, при-званной обосновать управление указанными процессами в пользу миро-вого капитала, является радикальный неолиберализм («гиперлибера- лизм» — в терминологии Р. Кокса), рассматривающий роль государства прежде всего с позиций помощи глобальным рыночным силам и осуж-дающий всякие разговоры о перераспределении богатств в пользу бед-ных регионов как «протекционистское вмешательство». Хотя в совре-менном мире существуют противоположные процессы: диверсификация экономических, политических, общественных, социокультурных и иных организаций и структур, сопровождающаяся поисками новых путей раз-вития, радикально-либеральная идеология внушает людям, что альтер-нативы глобализации нет, что в основе наблюдающихся на мировой арене безжалостной, конкуренции, эгоизма, дерегла'ментации взаимо-действий и обменов лежат неумолимые экономические законы. Подвер-гая логику мировой экспансии современного капитализма резкой крити- ке за повышение процентных ставок, сокращение социальных расходов, демонтаж политики полной занятости, изменение фискальных систем в пользу наиболее богатых и т.п., неомарксисты утверждают, что одно из главных следствий этой логики — растущее неравенство между члена- ми мировой системы — лишает ее «периферийных» акторов (слабораз-витые страны и регионы) реальных шансов ликвидировать разрыв между ними и центральными акторами, в среде которых, в свою оче- редь, происходят сложные процессы перераспределения влияния и кристаллизации несимметричной взаимозависимости в пользу США. Все это порождает довольно опасную для мира ситуацию как в экономи-ческом, так и в политическом плане, выход из которой может быть най-ден лишь на путях политики разрыва с указанной логикой, отказа все новых стран от того, чтобы подчинить ей свое развитие, новой региона-лизацией, альтернативной наблюдающейся сегодня1.

1 Подробнее об этом см., например: Amin S. Les defis de la mondialisation. Harmattan, 1996.

ЙОХАН ГАЛТУНГ: НЕОМАРКСИЗМ И СОЦИОЛОГИЯ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ 1 33

Галтунг разделяет многие из этих положений. В исследовании зако-номерностей международных отношений он также исходит из экономи-ческого и социального неравенства в рамках глобальной мировой капи-талистической системы, «несимметричной взаимозависимости», обора-чивающейся эксплуатацией «центрами» мирового хозяйства его «пери-ферий»1. Галтунг известен не только своими неомарксистскими взглядами. Его образование (социология и математика) и научные инте-ресы позволили ему еще в 1960-е гг. успешно работать в таком направ-лении международно-политической науки, как социология международ-ных отношений, причем не только в ее макро-, но и в микропарадигмаль-ном понимании. В этом смысле вполне репрезентативной является его статья, фрагменты которой приводятся ниже. Галтунг обосновывает здесь мысль о необходимости и возможности

привлечения к изучению международных взаимодействий социологи-ческой теории социальных групп и присущих ей подходов и методов исследования своего объекта. При этом подсоциальными группами по-нимаются свободно сформировавшиеся объединения, члены которых при определенных условиях равноправия стремятся' исходить в своем поведении из общих образцов, разделяют общие нормы и ценности. Гал-тунг приводит четыре довода в пользу ее использования для изучения как «конкретных», так и «абстрактных» взаимодействий в сфере между-народных отношений. Во-первых, ограниченное количество государств и сравнительно слабая организация системы международных отношений оправдывают применение терминов, соответственно, «малые» и «группы». При этом малые группы и международные системы могут рас-сматриваться как изоморфные с явными соответствиями: индивид — нация; межличностное взаимодействие — межнациональное взаимо-действие. Во-вторых, теория малых групп представляет собой теорию взаимодействия в наиболее очевидной, освобожденной от всех коннота-ций форме. Для макросоциологии — это то же, что камерная музыка Для симфонического оркестра. В-третьих, теория групп, опирающихся на здравый смысл, лабораторный эксперимент, исследовательские отче- ты и т.п., достаточно хорошо разработана, поэтому способна дать впол- не Достоверные результаты. В-четвертых, эта теория имеет не только прочно укоренившиеся концепции, но и относительно высокий уровень их теоретической интеграции. Это означает, что однажды установлен- ные и укоренившиеся соответствия будут разнообразными в том смыс- ле, что они затронут отношения между элементами. Использование тео-

Об этом в его работах: «Государство, вооруженные силы и война» и «Истинные миры. Транснациональная перспектива». См.: ЭрлихА.Р. Йохан Галтунг о мировых систе-мах// Зарубежные ученые о политической науке. М., 1992 (особенное. 77, 81, 82, 84).


рии социальных групп позволяет Галтунгу сформулировать несколько выводов относительно внутренних процессов в международных груп-пах, правил поведения их членов, взаимоотношений между лидерами и маргиналами и компонентов взаимодействия. Одним из наиболее значи-мых выводов, оцениваемым как несомненный вклад в международно-по-литическую науку, явился вывод о зависимости между рангом и взаимо-действием в межгосударственных отношениях, согласно которому, например, отчуждение и агрессия могут быть следствием рангового не-соответствия. Галтунг стал одним из первых исследователей, попытав-шихся опереться на социологию в анализе международных отношений Бесспорная плодотворность его попыток не могла не повлиять на даль-нейшее развитие этой субдисциплины.


ЙОХАН ГАЛТУНГ

ТЕОРИЯМАЛЫХГРУППИТЕОРИЯ МЕЖДУНАРОДНЫХОТНОШЕНИЙ (ИССЛЕДОВАНИЕ ПРОБЛЕМЫ СООТВЕТСТВИЯ)1

Ни одна отрасль знания, изучающая жизнь и поведение человека, не кажется нам настолько интегрирующей идеографическую и номотети-ческую традиции в науке, как теория международных отношений. Боль-шой объем описательной информации и объяснительных моделей сво-дится к изучению жизни одного или нескольких государств в опреде-ленные отрезки времени, к примеру «предвоенная политика государст- ва X», «отношения между странами X и У в пятидесятые годы» и т.д. Материалы науки оперируют настоящими, реальными именами, и в объяснениях часто фигурируют коннотации, связанные с этими личны- ми именами. Таким образом, научная традиция международных отноше-ний была похожа на большинство исторических традиций других наук, и только недавно социологи, политологи на основе моделей уже хорошо изученных систем попытались установить существенные отличия тео- рии международных отношений от других дисциплин...

В некотором смысле это необычно, поскольку совершенно очевидно, что международные отношения — конструктивная наука. В отличие от истории эта отрасль знания может никогда не иметь дела с одним эле-ментом системы; история часто изучает личность, а теория междуна-родных отношений вынуждена описывать жизнь одного государства на фоне других, с которыми оно взаимодействует. Совершенно верно и то, что существуют исследования отдельных наций. Иногда работу ученого из государства X о государстве У рассматривают как относящуюся к теории международных отношений. Способствовать развитию полито-логии и политической социологии можно, даже просто изучая и описы-вая довольно далекие от них вещи. Но когда международная система или какая-нибудь ее подсистема рассматривается как таковая, появля-

1 Оригинал: Galtung Johan. Small Group Theory and the Theory of International Relations. A Study in Isomorthism // New Approaches to International Relations / Ed. by M. Kaplan. N.Y., 1968. P. 270-295 (перевод О. Петрович).


ется предмет теории международных отношений. Можно сказать, что соотношение между политологией и теорией международных отноше- ний такое же, как между психологией и социологией — это переход от тщательного изучения одного элемента в определенные отрезки време- ни к исследованию структуры взаимодействия между элементами, кото-рое характеризует отношение данных пар друг к другу.

Как социологии требуется теория личности, как теории междуна-родных отношений нужна доктрина национальной политической систе-мы, но насколько мало социология отождествляется с комплексом ин-терсубъективных элементов, настолько часто международные отноше- ния имеют дело со спецификой общезначимых знаний в политических системах на страновом уровне.

Дисциплинами, на которые опирается теория международных отно-шений, являются: политическая наука благодаря информации, которую она предоставляет об элементах, участвующих в том или ином процессе, и социология, отчасти по той же причине, что и политология, но еще и потому, что социология — единственная наука, занимающаяся струк-турой взаимодействия общественных элементов как таковой.

В этом плане значительно менее важна психология, поскольку она анализирует явления, которые не подпадают под общие законы и прави-ла, и, главным образом, поскольку она не рассматривает вопросы, свя-занные со взаимодействием структурных элементов.

Ключевое понятие данной работы — изоморфизм. Несложно прийти к общей идее, что ^международная система, насчитывающая около 135' элементов, называемых нациями, и около 80 крупных образований, которые рассматриваются как теории, имеющие отношение к междуна-родной системе, является системой, элементы которой находятся во взаимном соответствии и по этой причине уподобляются социальным структурам, взаимодействующим на национальном уровне.

ПОДХОДЫ К ИЗУЧЕНИЮ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ

Исходным моментом является соответствие между личностными эле-ментами на социальном уровне и национальными на международном уровне и соответствие межличностного и международного взаимодейст-вий. «Взаимодействие» определяется как деятельность, которая направ-лена не только на анализ, например, поведения каких-либо объектов, но и на изучение неписаных законов, установленных этими объектами для самих себя.

На 1968 г., т.е. на момент публикации (примеч. науч. ред.).

Й. ГАЛТУИГ. ТЕОРИЯ МАЛЫХ ГРУПП И ТЕОРИЯ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ 1 37

Каким же образом люди взаимодействуют друг с другом? Ответить на этот вопрос можно по-разному. Прежде всего, имеет место государ-ственное взаимодействие, когда лидеры представительной власти (глава государства, глава правительства, министр иностранных дел и уполномоченные ими представители) являются объектами взаимодей-ствия национального характера.

Однако международное взаимодействие не ограничивается интерак-цией этих элементов. Если бы это было так, проблема изоморфизма свелась бы к простому изучению взаимодействующих элементов поли-тической верхушки, которая связана с международными отношениями, и превратилась бы в подотрасль еще одной отрасли общей теории малых групп, имеющей отношение к взаимодействию политиков — ли-деров представительной власти. Мы будем защищать позицию, которая считает более важным изучение международного взаимодействия, не-жели взаимодействия представителей верхушки общества...

По существу, можно выделить три типа взаимодействия: во-пер- вых, взаимодействие, которое помогает устанавливать формальные статусы, оно встречается наиболее часто; во-вторых, взаимодействие, выходящее за рамки формальных статусов; в-третьих, частично смо-делированное взаимодействие, которое не генерализировано, а связа- но с отдельными людьми, и частично несистематизированное и неин-ституционализированное взаимодействие. Взаимодействия третьего типа связаны с деятельностью отдельных людей и мы можем рассмат-ривать его как межличностное взаимодействие, которое противопо- ложно межгрупповому. Решающим при определении типа взаимодей-ствия является следующее: необходимо выяснить, что остается посто-янным при замене людей в группе, а что зависит от поведения отдельных людей. Группа, достигшая определенного уровня структур-ного развития, сохраняет стабильное состояние даже при значитель- ной реорганизации, а группа, находящаяся на первоначальной стадии формирования, весьма болезненно воспринимает какие бы то ни было изменения...

Любой министр иностранных дел не просто характеризуется личны- ми качествами и положением в среде коллег, он является визитной кар-точкой государства. Это означает, что в малой группе, состоящей из министров иностранных дел, можно постулировать существование че-тырех взаимодействующих систем: 1) система, в которой каждый пред-ставитель избран народом; 2) формальная система с такими статусами, как «президент», «председатель» и т.д.; 3) неформальная система, вклю-чающая такие категории, как «компетентный человек», «ярко выражен-ный лидер» и т.д.; 4) система личностей; главным образом, это остаточ-ная и диосинкретическая категория. Как дополнение выступает система


личностного взаимодействия, но поскольку оно не смоделировано, то не может сформировать систему. Деятельность каждого представителя перечисленных моделей можно обозначить с помощью четырех компо-нентов: национального, формального, неформального и личностного: B = N + F + I + P.

Кроме наших ограниченных знаний о личностных типах обществен-ных деятелей, обширный материал по компонентам N и F дают служеб-ные документы а по компонентам / и Р — научные работы, биографи-ческий материал, мемуары и т.д. Таким образом, теории международных отношений доступны весьма обширный материал по предмету ис-следования, качественная информация, поэтому она часто находится в намного лучших условиях, чем социология.

Из общей социологии известно многое о социальных структурах, ко-торые состоят более чем из одной системы. Например, если группа ха-рактеризуется значительной стратификацией и разницей в социальных позициях, неизбежно возникнут трудности во взаимодействии. Приме- ним это положение к международным отношениям: власть или престиж государства не согласуется с ролью, которую играет министр иностран-ных дел в формальной или неформальной структуре. Весьма вероятна ситуация, когда министр иностранных дел небольшого государства яв-ляется харизматической личностью и способен влиять на людей в не-формальной системе, а министр иностранных дел крупной державы не обладает такими качествами. Здесь возможны следующие варианты взаимодействия: а) министр иностранных дел небольшого государства скрывает свои возможности, чтобы избежать конкуренции; б) они избе-гают друг друга; в) они ненавидят друг друга до такой степени, что их ненависть может иметь международные последствия; г) министры ино-странных дел других небольших государств будут на стороне министра крупной державы до тех пор, пока классовое соответствие не будет вос-становлено...

При полном соответствии (изоморфизме) работа системы высоко-прогнозируема, но система характеризуется жесткостью функциони-рования. При полном неизоморфизме невозможно прогнозировать взаимодействие элементов международной системы на основе поведе- ния социальных структур. При частичном изоморфизме имеет место движение к согласованности действий между элементами систем, на-пример между компонентами N и F, в процессах поляризации и де-поляризации; короче говоря, обнаруживается тенденция к взаимосо-гласованию систем.

Теперь можно сказать, что использованный в теории международ- ных отношений подход зависит от того, какому компоненту в уравнении B = N + F + f+P придается большое значение. Таким образом, возмож-

0. ГЛЛТУНГ. ТЕОРИЯ МАЛЫХ ГРУПП И ТЕОРИЯ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ 1 39

ны четыре подхода: индивидуальный, когда внимание акцентируется на личностном элементе взаимодействия, неформальный подход — соот-ветственно на неформальном компоненте, формальный подход — на формальном компоненте и, наконец, структурный подход — на нацио-нальном компоненте...

Одновременное использование личностного и структурного подхо-дов дает тезис о важности классового равновесия в системах и их пол-ный изоморфизм при анализе конфликтных ситуаций. Изоморфизм сис-тем достигается благодаря социализации и интернализации норм кон-фликтного поведения, а возможность классового равновесия объясняет- ся стремлением крупных держав к расширению сферы влияния, что, в свою очередь, требует квалифицированных специалистов, из числа ко-торых будут подбираться кандидаты на важные государственные долж-ности; поэтому велика вероятность зависимости статуса государства и таланта его министра иностранных дел.

Между структурным подходом и общепринятым положением, со-гласно которому государства как таковые ничем не управляют, нет про-тиворечия, нет его и между определением социологии как науки о взаи-моотношениях и определением социологии как науки, имеющей дело с инвариантами в социальной структуре при замене индивидов. Струк-турный подход изучает поведение представителей государств (во время их встреч на международном уровне), что позволяет смоделировать, на-пример, поведение лидера государства в ходе встреч с лидерами других государств в ситуации конфликта...

Большое значение мы придаем двум понятиям международного вза-имодействия: конкретному (взаимодействие представителей государств посредством трех способов, упоминавшихся выше) и абстрактному (взаимодействие государств как таковых). Последнее часто отражается в сообщениях типа «Государство X проголосовало против такого-то ре-шения, а государство Y за». Такого рода сообщения вряд ли введут в заблуждение политических лидеров, но они создают определенное на-строение. Поэтому нет необходимости изучать аспекты поведения ми-нистров иностранных дел — нужно рассматривать международное вза-имодействие как таковое.

Итак, социология относится к теории международных отношений так, как наука о конкретном взаимодействии между представителями различных государств во время их встреч друг с другом — к абстракт- ной концепции национального взаимодействия. Для первой пары наук не требуется изоморфизм; необходимы социология и психология, что в каждом отдельном случае позволит объяснить мотивационные структу-ры и т.д., а кроме того, политология, четко разъясняющая, например, выражение «статус представителя» в каждом отдельном случае. Что ка-


сается моделирующего подхода, то он может использоваться при усло-вии изоморфизма...

МОДЕЛЬ СОЦИОЛОГИИ МАЛЫХ ГРУПП

Социология малых групп может помочь при изучении «конкретного» международного взаимодействия, но существуют значительные основа-ния для изучения с ее помощью моделей «абстрактной» международной системы взаимодействия, по крайней мере на современном уровне меж-дународной организации. Приведем некоторые аргументы в подтверж-дение этого.

1. Малые группы и международные системы могут рассматриваться как изоморфные вследствие наличия явных соответствий, обсуждав-шихся выше (индивид — нация; межличностное взаимодействие — межнациональное взаимодействие); обычно взаимодействует сравни-тельно небольшое количество наций, что свидетельствует о справедли-вости употребления термина «малая», а сравнительно слабая организа- ция системы международных отношений оправдывает употребление термина «группа»...

2. Теория малых групп — это теория взаимодействия в наиболее открытой (явной) форме, свободной от всех коннотаций. Для макросо-циологии это то же, что камерная музыка для симфонического оркестра.

3. Теория малых групп, опирающаяся на здравый смысл, лаборатор-ный эксперимент, исследовательские отчеты и т.д., практически пол-ностью разработана и дает вполне достоверные результаты, но при не-которой искусственности приемов. Международные взаимодействую- щие системы должны изучаться непосредственно, без привлечения ис-кусственных методов, например не с помощью экспериментов, а через наблюдение, что позволит системам вырабатывать собственные данные. Возможно, лучшей точкой сравнения было бы огромное количество хо-рошо проанализированных данных о процессах взаимодействия, проис-ходящих в естественных, а не в искусственно созданных группах, — но тогда ученые-социологи не получили бы в свое распоряжение мнений испытуемых. С этой Оговоркой теория малых групп, тем не менее, имеет преимущество: она основывается на разнообразных и относительно на-дежных сведениях.

4. Теория малых групп имеет не только хорошо разработанные кон-цепции, но и относительно высокий уровень их теоретической интегра-ции. Это означает, что установленные соответствия затронут отноше- ния между многими элементами...

Й. ГАЛТУНГ. ТЕОРИЯ МАЛЫХ ГРУПП И ТЕОРИЯ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ 141

Предлагаем словарь соответствий понятий теории малых групп и теории международных отношений: малые группы — международные отношения; индивидуум — нация; группа — союз, группа государств; кодекс норм — международное право; статус, роль — национальный статус, роль; взаимодействие — обмен, взаимодействие; руководитель, власть — глава государства, власть; раб — колония, рабовладелец — колониальная держава; демократическая система — демократическая система.

Понятно, что любая малая группа не изоморфна структуре групп всех наций в любой отрезок времени и изоморфический метод имеет смысл использовать только в том случае, если малая группа представля-ется как модель подсистемы приблизительно такого же уровня органи-зации. Малые группы наций включают от двух наций до максимального количества наций, которые могут взаимодействовать одновременно (возможно, не более 10 или 7). При этом малая группа государств не похожа ни на союз, который обычно представляет собой военную орга-низацию стран с определенной общей целью, ни на федерацию, которая является политической организацией наций: группа — намного более примитивная организация с менее развитой структурой. О такой орга-низации достаточно подробно говорится в книге «Человеческое поведе-ние» Берельсона и Стейнера, где разделяются понятия «формация», «влияние» и «внутренние процессы»:

ФОРМАЦИЯ

Говоря о «человеческой группе», мы подразумеваем, что индивиды, ко-торые являются членами свободно сформированного коллектива, при определенных условиях равноправия разделяют одни и те же нормы и ценности и стремятся понравиться друг другу. Таким образом, взаимо-действие в целом сводится к дружбе, что далеко не всегда возможно в чрезвычайно стратифицированной международной организации наций, ориентированных на господство.

В некотором смысле международное взаимодействие основывается На простом принципе организации — географической близости, так как По той или иной причине наше сегодняшнее представление о государст-ве неразрывно с идеей единой территории. Поскольку большинство видов затрат, связанных с взаимодействием государств, возрастает с Увеличением географического расстояния, мы не имеем свободы выбора соседей и вынуждены общаться с географическими соседями. Это Может привести к таким последствиям: если возникает некая склон-ность, что соседние государства должны больше любить друг друга и


больше походить друг на друга; в противном случае они воздерживают- ся от взаимодействия или даже вступают в негативное взаимодейст- вие...

По сравнению с государствами индивиды имеют ряд преимуществ при формировании группы, даже группы из двух человек — диады. Ес-тественно, что индивидов больше, чем наций, у них широкий выбор партнеров, не ограниченный расстоянием: в современных обществах они могут передвигаться из одного места в другое, что уменьшает расхо-ды на взаимодействие с выбранными партнерами. Можно сказать, что индивиды изменяют структуру взаимодействия для того, чтобы это вза-имодействие происходило в соответствии с образцами поведения типа сходства и склонности. Государства могли бы сделать это только в том случае, если бы расходы на взаимодействие не зависели от расстояний между государствами, т.е. если бы они были обозначены не территори-ально и социально. Таким образом, международная организация, как и другие общественные объединения с сильно развитыми традициями, формируется в зависимости от принципа соседства.

Отметим, что данная теория объясняет сходство между государства-ми-соседями, рассматривая его не как следствие культурации, а как ре-зультат межгруппового взаимодействия, которое, очевидно, также зави-сит отрасстояния между взаимодействующими государствами.

В рациональных группах географический фактор выступает как сдерживающий: нация при неблагоприятном окружении не может изме-нять своих соседей, поскольку у нее нет возможности свободно пере-двигаться. Так, Аргентина, которая по многим факторам может быть отнесена к региону Южной Европы, тем не менее граничит с такими государствами, как Боливия и Бразилия, которые ни по каким парамет-рам нельзя отнести к Южной Европе. По этой причине для государства, имеющего потенциал для развития международных взаимодействий, но оказавшегося в неблагоприятном соседстве, есть только один выход из этой ситуации — ослабление взаимодействия, однако это серьезно уменьшит возможность развития внутреннего потенциала. В известном смысле это положение может применяться в отношении Латинской Америки: страны этого региона как развивающиеся относят к африка- но-азиатской группе, а как государства с населением преимущественно белого цвета кожи — к развитым странам; они не подходят полностью ни под одно определение групп развивающихся и развитых государств…

В любой общественной теории, объясняющей противоречия, тради-ционно существуют утверждения о поляризации. Конкретным выраже-нием поляризации на международной арене является формирование со-юзов и блоков. Как группа реагирует на нового партнера? Отрицатель- но, если присоединяется сразу много партнеров, поскольку нужно


время, чтобы приспособиться к новым членам и предотвратить создание поДгрУпп путем интеграции старых и новых членов. Если новичок всту-пает в какое-либо объединение, он вынужден приспосабливаться к су-ществующим в объединении порядкам и почувствует зависимость. Ана-логичные последствия имеют место при формировании союза и между-народных организаций: нельзя допускать вступления в союз, ассоциа-цию многих новых членов. Это может оказать разрушительное влияние, поэтому лучше позволить вступить сначала одному члену. Период адап-тации новых членов целесообразно использовать для выполнения ими тех задач, от которых отказались старые члены. Однако если нежела-тельно, чтобы старожилы и лидеры явно доминировали над остальными членами, и необходим некий плюрализм, новички должны вступать в блоки с общими и отчетливо определенными статусами. Это положение применимо к группам наций...

ВЛИЯНИЕ

Влияние — смысл слова «власть». Общеизвестно, что трудно или даже невозможно оказывать сопротивление большинству ценностей и отно-шений, а индивида с девиантным поведением довольно легко убедить в том, что он не прав, и вынудить его уступить мнению большинства, даже если он прав. Чем согласованнее взгляды членов группы, тем настойчи-вее их придерживаются, тем теснее внутригрупповое взаимодействие, тем меньше риск возникновения других взглядов; чем значительнее по-ведение отдельного индивида отклоняется от принятого в группе и чем сильнее он хочет остаться в группе и занять более высокое положение, тем эффективнее попытки заставить его подчиниться лидерам группы...

Так же и на международной/арене. Воздействие, необходимое для того, чтобы вовлечь в сотрудничество другую страну или какого-то члена группы, может подняться на уровень общественного и быть со всеми факторами (неформальным, формальным и структурным) на Уровне групп людей. Это зависит от политических структур внутри страны, особенно от реакции государственных лиц на общественное Мнение. Лица, принимающие решения, могут оказывать давление на го-сУДарства-девианты с помощью санкций во взаимодействующей систе-ме, например отмены государственных визитов, менее благоприятных Торговых соглашений и т.д.

Международную систему и малые группы можно считать изоморф-ными, поскольку составные части системы могут воспринимать, оцени-вать и взаимодействовать до тех пор, пока возможны коммуникации. фи этом самым важным является сходство не столько в степени влия-


ния в пределах одной малой группы, сколько в степени влияния между- народной системы на входящие в ее состав различные группы. По дан- ным многих научных исследований, наиболее важным фактором, влия-ющим на процессы, протекающие в группе, является власть группы над ее членами.

ВНУТРЕННИЕ ПРОЦЕССЫ

Установлено, что наиболее сильное давление в целях подчинения груп- па оказывает на лидеров, новичков, девиантов; другими словами, самое сильное давление — в центре группы и на периферии. Таким образом, можно ожидать, что лидирующие и маргинальные государства в союзе будут строже всех придерживаться принятых в международной системе норм. Так, лидер группы должен уметь приспосабливаться, чтобы оста-ваться лидером (если он не обяжет себя не злоупотреблять властью, он не руководитель, а деспот)... Для того чтобы быть «своим» в группе, маргинальный блок перестраивается и принимает буквально все нормы, но более опытные члены группы знают, что есть нормы, которые явля-ются лишь «украшением витрин», и нормы, которые должны строго вы-полняться.

Этот фактор давления создает особый тип интеграции между цент- ром и крайней периферией и объясняет, почему центр часто не обраща-ется к средним слоям, а находит поддержку в раболепски преданных ему частях периферии, которые благодаря этому могут достичь более высокого ранга, т.е. происходит отдаление средних слоев и системе при-дается некоторая мобильность. Таким образом, крупная держава, руко-водитель союза могут найти поддержку в малых государствах не только потому, что на них легче воздействовать, но и из-за простой структур- ной причины. Примером могут служить отношения США к ряду неболь-ших латиноамериканских государств и к еще меньшим союзникам в рамках НАТО (Португалия, Греция, Турция).

Если стратификация в обществе зависит от возможности реализо- вать ценности, то классовое равновесие устанавливается при согласова-нии ценностей. Поскольку лучше функционирует та система, в которой меньше внутренних противоречий, классового неравенства, мы можем сформулировать два условия: 1) ценности должны быть согласованы; 2) целесообразно, чтобы основу организации составляла только одна ценность. Появление нескольких ценностей говорит о том, что имеют место различные классовые иерархии и вследствие противоречий между ними, обусловленных ранговым несоответствием и классовым неравенством, союз разрушится. В малых группах эта проблема решает-


ся достаточно просто, например путем создания подгрупп и новых групп, мобильности отдельных членов групп. В государствах решить такую проблему очень сложно: изменение членства в группах наций 0чень заметно и значимо... Кто же является лидером группы? Перечень характеристик для ли-

дера включает: физические данные (рост, вес), уверенность в своих силах, коммуникабельность, энергичность, ум. Некоторые из этих ха-рактеристик являются или синонимами, или коррелятами слова «сила». Отметим очень важный момент: лидерство зависит не только от налич-ных свойств, но в большей степени от приписываемых свойств. Это можно сказать и о государствах, для которых мы определяем «приписы-ваемость» как свойство, передаваемое неизменным из поколение в по-коление. К таким свойствам относят площадь территории, численность населения, географическое положение, историческое прошлое (совре-менная история — достояние нынешнего поколения). Государство, за-нимающее площадь в тысячи квадратных километров, с населением в десятки миллионов жителей, находящееся на пересечении путей, имею-щее «славную историю», трудно не признать лидером, например, когда оно взаимодействует с международными организациями. Здесь свою роль играет обобщенное восприятие; обычно полагают, что такое госу-дарство должно быть мощным в целом. Такое восприятие в дальнейшем обусловливает те же проблемы, которые возникают в группах: малень-кие, периферийные, «незнаменитые» государства могут обладать более значимыми ценностями, чем крупные державы, национальные группы, и все же не занимать надлежащее место. Это ранговое неравновесие может привести к отчуждению и агрессии...

Очень важны зависимости между рангом и взаимодействием: 1) чем выше ранг групп, тем лучше взаимодействие; 2) чем более равноценны положения двух групп, тем выше уровень их взаимодействия; 3) взаи-модействие чаще всего инициируется сверху вниз, нежели наоборот... Обозначив высшие ранги Г (главенствующие) и низшие П (подчиняю-щиеся), можно предложить ранговый порядок взаимодействия: О Г — Г; 2) Г — П; 3) П — Г; 4) П — П. На основе этой схемы можно предположить, что отношения между главенствующими государствами будут более дипломатичными, чем между подчиняющимися; варианты 2 и 3 — это существующие сегодня дипломатические отношения между главенствующими и подчиняющимися государствами, но здесь нельзя Четко знать, какого типа будут эти взаимодействия: главенствующе-Подчиненного или подчиненно-главенствующего...

Согласно теории малых групп, чем более открыто общение в группе, тем результативнее ее деятельность. Например, в трехчленной группе Может быть шесть путей коммуникации, поскольку присутствуют три Ю-5171


пары, а связь может быть в одном или в обоих направлениях. Что будет, если данную схему сжимать, удаляя сначала один, а затем второй путь общения. Оригинальный эксперимент Хайза и Миллера показывает, что продуктивность общения зависит от количества путей общения и от его структуры: не менее эффективна модель односторонней связи во всех парах, более продуктивна модель с центральной фигурой и двусто-ронним общением с остальными членами группы, но наиболее эффек-тивна модель с двусторонними связями во всех парах...

Ряд экспериментов, проведенных Бавеласом, привел к следующим выводам относительно коммуникационной сети: чем ближе к центру по-зиция того или иного блока (военного союза), тем выше его положение; обратное тоже верно. Но известно, что взаимодействие в соответствии с более централизованной или асимметричной моделью приводит к меньшей продуктивности деятельности группы. Следовательно, наибо- лее полное использование потенциала блоков достигается, если будет побеждена тенденция групп развиваться асимметрично, что характерно для групп с иерархической структурой.

В международных отношениях этот вывод можно интерпретировать следующим образом: чем более асимметрична структура схемы взаимо-действия, тем интенсивнее взаимодействие главенствующих государств и слабее взаимодействие подчиняющихся стран...

Есть смысл различать шесть компонентов во взаимодействии: фор- мальный, неформальный, постоянный, и каждый на национальном и ин-дивидуальных уровнях. Конечно, это обусловливает еще большую сложность проблем согласованности и соответствия. Представители го-сударств, общаясь между собой, отчасти отражают модель межгосудар-ственного общения, а отчасти стараются действовать в соответствии со своими представлениями о межгосударственном взаимодействии в дан- ный момент... При этом представители государств могут сознательно создавать ранговое несоответствие, разрушать изоморфизм.

Транснационализм в науке о международных отношениях: вклад Джозефа С. Ная-мл. и Роберта О. Кохэна

Как мы уже убедились, господство политического реализма (впрочем, как и любой другой известной парадигмы в науке о международных отношениях, никогда не было безраздельным. Но если ранее его крити-ковали за неубедительность методологических подходов и слабое ис-пользование новейших конкретно-научных методик (модернисты), за недостаток внимания к распространению и укреплению роли норм в регулировании взаимодействий на мировой арене (нормативисты), за преувеличение значения анархии (хотя само ее существование крити-ками не отрицалось) в функционировании международного общества (сторонники «британской школы»), то в конце 1960-х — начале 1970-х гг. подвергается сомнению одно из центральных положений политического реализма — положение, связанное с трактовкой роли государства как международного актора. Именно в этот период в международно-полити-ческой науке появляется новое направление — транснационализм, ко-торый иногда рассматривается как результат «третьего большого спора», разгоревшегося между сторонниками государственно-центрич-ного подхода, с одной стороны, и его критиками — с другой. Одними из первых критиков политического реализма с позиций транснационально-го подхода стали Джозеф С. Най-мл. и Роберт О. Кохэн. В 1970 г. под их совместной редакцией выходит первое издание книги, фрагменты кото-рой цитируются ниже.

Эта книга сразу же привлекла внимание научной общественности; ее содержание подводит к выводу о кризисе государственно-центричной картины международных отношений и ослаблении роли государства в мировой политике. Авторы уподобляют мировую политику разветвлен-ной и многослойной паутине связей, соединяющих многочисленных и Многообразных участников международных взаимодействий, таких, как Многонациональные корпорации, транснациональные общественные Движения и международные организации, финансовые группы и другие Частные акторы, которые вытесняют государство из центра на перифе-рию международной системы, делают его одним из рядовых игроков Развертывающейся на мировой арене игры по новым правилам. Главное внимание уделяется анализу тех связей, коалиций и взаимодействий, Которые происходят вне зависимости от территориальных границ госу-ю*


дарства и находятся за пределами контроля со стороны центральных органов его внешней политики.

Значение рассматриваемой книги для развития международно-поли-тической науки очень велико. Отметим лишь несколько моментов. Во-первых, ее публикация не только укрепила позиции сторонников транс-национализма (Р. Купер в США, М. Мерль во Франции) и тем самым придала транснационализму парадигмальный характер, не только побу-дила многих из этих сторонников (например, Б. Бади, М.К. Смуте и др.) пойти гораздо дальше в своих выводах, чем ее авторы, но и оказала большое воздействие на развитие социологического направления в ис-следовании международных отношений, в частности на конструктаи-вистский подход (Ф. Краточвил, Дж. Рагги, А. Вендт и др.), приобре-тающий сегодня заметное влияние.

Во-вторых, транснационализм стал своего рода предтечей в целена-правленном изучении такого феномена в современном мировом разви- тии, как глобализация, привлекающая все более пристальное внимание научного сообщества (см., например: Актуальные вопросы глобализа- ции. Круглый стол // Мировая экономика и международные отноше- ния. 1999. № 4-5; Haferkamp И., Smelser N. (eds.). Social Change and Modernity. Bercley, 1992; Rosenau J. New Dimensions of Security. The Interactions of Globalizing and Localizing Dinamics // Security Dialogue. 1994. Vol. 25 (3); Senarclens P. de. Mondialisation, souverainete et theories des relations internationales. P., 1998). В цитируемом ниже фрагмен- те Дж. Най-мл. и Р. Кохэн рассматривают глобализацию как «движение информации, денег, предметов, людей и других материальных и немате-риальных объектов через государственные границы» и анализируют че-тыре основных типа глобального взаимодействия, подчеркивая, что многие виды международной деятельности включают в себя все четыре типа взаимодействия одновременно.

В-третьих, говоря о значении транснациональных сил и взаимодей-ствий и изменений в этой связи роли государств в мировой политике, Кохэн и Най не абсолютизируют это значение. Они показывают, что рассмотрение данного вопроса в терминах мнимой «потери контроля» бесперспективно как в теоретическом, так и в политическом плане. Из пяти приводимых в книге вариантов транснационального взаимодейст-вия лишь в одном случае речь идет о собственной политике новых меж-дународных акторов, способной противостоять политике государств и даже посягать на нее. При этом Най и Кохэн не ограничиваются замеча-нием о необходимости дальнейшего изучения данной проблемы, а наме-чают пути такого исследования. В частности, они показывают, что речь идет не о том, чтобы игнорировать государства, а о том, чтобы изучать роль транснациональных отношений в перераспределении между госу-

ТРАНСНАЦИОНАЛИЗМ В НАУКЕ О МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЯХ 149

дарствами контроля над происходящими процессами. С одной стороны, глобализация требует от правительств политической воли ввиду необ-ходимости ограничить «посягательство международной экономической интеграции на национальную экономическую политику». С другой сто-роны, не меньшей опасностью для них была бы и попытка изолировать- ся от глобальных процессов, ибо «в выигрыше останутся более вовле-ченные в транснациональную сеть правительства в ущерб тем, кто оста-ется на периферии этой сети». Кстати, эта тема была продолжена и усилена ими в следующей книге «Power and Inyerdependence: World Politics in Tradition» (Boston, 1977), где Кохэн и Най подчеркивают, что при всех происходящих сегодня изменениях в структуре участников международных отношений их главными акторами продолжают оста-ваться государства, которые будут играть ведущую роль и в обозримой перспективе. «Взаимозависимость влияет на мировую политику и пове-дение государств; но правительственные действия также влияют на мо-дели взаимозависимости», — подчеркивают они.

В-четвертых, Най и Кохэн сделали попытку по-новому взглянуть на роль США в транснациональных отношениях. Они задаются вопросом о зависимости США от собственного могущества и о перспективах этого могущества в будущем. Эта тема была продолжена и в других публика-циях авторов. В 1984 г. Кохэн публикует книгу «После гегемонии», в которой критикует популярный тезис о возрастании роли США в меж-дународных отношениях. Он считает, что гегемония США расшатыва-ется после распада Бреттон-Вудской системы; сейчас она еще сохраня-ется, но падение неминуемо. Рассматривая проблему международных режимов — создания или принятия процедур, правил или учреждений для определенных видов деятельности, посредством которых правитель-ства регулируют и контролируют транснациональные и межгосударст-венные отношения, Кохэн подчеркивает, что важную роль в их соблюде-нии играет государство-лидер (гегемон), роль которого играли США. Но теперь гегемон исчезает, в международных отношениях происходит перераспределение власти, поэтому режимы, значение которых в новых Условиях усиливаются еще больше, чем прежде, подвергаются атакам со стороны других участников взаимодействий и даже определенному размыванию.

В заключение следует подчеркнуть, что имена Джозефа С. Ная-мл. и Роберта О. Кохэна широко известны в американской и мировой науке о международных отношениях.

Джозеф С. Най-мл. — профессор Школы международных отноше- ний им. Дж. Кеннеди факультета политических наук Гарвардского уни-верситета, представитель либерального направления в науке о между-народных отношениях. Некоторое время занимался проблемами обуче-


ния. Во второй половине 1980-х гг. много писал о разоружении, вопро- сах контроля над вооружениями, так называемого ядерного обучения. Известный специалист по проблемам безопасности, прежде всего воен-ной (в отличие от Кохэна). В журнале «Мировая экономика и междуна-родные отношения» (1989, № 12) была опубликована на русском языке его статья «Взаимозависимость и изменяющаяся международная поли-тика», где излагаются основные подходы транснационализма — относи-тельно нового в те годы направления в международно-политической науке. Значительная часть работ опубликована им в соавторстве с Р. Кохэном.

Роберт Кохэн — один из признанных лидеров развития дисципли- ны «Международные отношения» и авторитетных исследователей ее теоретических проблем; в научной среде его даже нередко называют «Gate Keeper» («держатель ворот»). Один из основателей и первых редакторов «International Organization» — журнала, который относит- ся к наиболее престижным периодическим изданиям по международ- ным отношениям (в этом качестве известен в научном сообществе как один из «трех К» — Кохэн, Краснер и Катценстайн закончили Гарвард и были редакторами «International Organization»), как и Най, входит в редакционный совет журнала и поныне. Кохэн и Най — одни из первых разработчиков концепции международных режимов, транснациональных отношений. Занимался рефлективизмом. Его ста- тья «Рационализм и рефлективизм: два подхода к международным от-ношениям», опубликованная в начале 1980-х гг., стала в то время единственной альтернативой господствующим направлениям — нео-реализму и неолиберализму. Долгое время работал в Гарвардском университете на факультете политических наук. В последние годы яв-ляется профессором Университета Дюк.

В начале своей научной карьеры занимался вопросами разделения власти в мировой политике и классификацией государств с точки зре- ния их влияния на систему международных отношений. Подразделяя их на системообразующие, системоопределяющие, системовлияющие, сла-бовлияющие и невлияющие. В 1969 г. одним из первых в международно-политической науке стал заниматься исследованиями положения и роли стран «третьего мира» в мировой политике; затем — проблемами международной политической экономии, явившись одним из создате- лей этого направления международно-политической науки (начиная с Роберта Гилпина, который защищал «богатство традиций политическо- го реализма»).

На момент издания цитируемой ниже книги Джозеф С. Най-мл. - член редколлегии журнала «International Organization», профессор по-литологии Правительственного департамента Гарвардского университе-

ТРАНСНАЦИОНАЛИЗМ В НАУКЕ О МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЯХ 151

та, директор программ Центра международных отношений Гарвардско- го университета (Кембридж, Массачусетс). Роберт О. Кохэн, также .яв-ляющийся членом редколлегии указанного журнала, — адъюнкт-про-фессор политологии в Свартморском колледже (Свартмор, Пенсильва-ния).


ДЖОЗЕФ С. ИАЙ-мл. и РОБЕРТ О. КОХЭН (ред.)

ТРАНСНАЦИОНАЛЬНЫЕ ОТНОШЕНИЯ И МИРОВАЯ ПОЛИТИКА

ВВЕДЕНИЕ (ДЖ. С. НАЙ-мл., P.O. КОХЭН)1

Исследователи и практики в области международной политики тради-ционно концентрировали внимание на отношениях государств. Государ-ство, рассматриваемое как актор, имеющий цели и обладающий влас- тью, является основной единицей действия, а его основные агенты — дипломат и военный. В результате взаимодействия политик государств формирует образцы поведения, которые исследователи международной политики стремятся понять, а практики — регулировать или контроли-ровать: Поскольку сила, насилие и, как следствие, угрозы составляют ядро этого взаимодействия, борьба за власть как конечный результат или же как необходимое средство становится отличительной чертой международной политики. Похоже, большинство политологов и многие дипломаты разделяют такое представление о реальности, и государст-венно-центричный взгляд на мировую политику доминирует и в теории, и в практике международных отношений.

Однако очевидно, что дипломаты и военные действуют не в вакууме. На их поведение оказывают сильное влияние географические факторы, характер внутренней политики, научный и технический прогресс. Не-многие сомневаются, что создание ядерного оружия коренным образом изменило характер международной политики XX в., или же отрицают значение внутренней политической структуры для межгосударствен- ных отношений. Для тех, кто разделяет государственно-центричный взгляд, географический фактор, технологии, внутренняя политика — это аспекты «окружающей среды», в которой взаимодействуют государ-ства. Они вносят свой вклад в межгосударственную систему, но для удобства исследователей рассматриваются как несовместимые эле-менты.

1 Оригинал: Keohane R.O., Nye J.S. (J.). Transnational Relations and World Politics. Cambridge, Ma: Harvard University Press, 1972. P IX— XXIX (перевод И. Шилобреевой).

Дж. ИАЙ-жл. а Г. КОХЭН (ред.). ТРАНСНАЦИОНАЛЬНЫЕ ОТНОШЕНИЯ И МИРОВАЯ ПОЛИТИКА 153

Однако среда, в которой функционирует межгосударственная поли-тика, включает в себя не только эти могущественные и широко извест-ные силы. Большую политическую роль играет тесное взаимодействие сообществ разных стран, не поддающееся государственному контролю. Например, в отношениях между крупнейшими государствами Запада это взаимодействие подразумевает торговлю, личные контакты, обмен информацией. Таким образом, государства не являются единственными акторами мировой политики.

Нас интересует транснациональный феномен во всем его многообра-зии: мультинациональные предприятия и революционные движения; профсоюзы и объединения ученых; международные картели воздушно- го транспорта и космические коммуникационные системы. Мы исследу-ем транснациональные отношения не просто потому, что они существу-ют, наоборот, мы надеемся использовать наш анализ для того, чтобы пролить свет на ряд вопросов эмпирического и нормативного характера, напрямую связанных с тем, что заботит в настоящее время государст-венных деятелей и исследователей международных отношений.

Эти вопросы можно объединить в пять больших групп: 1. Как воз-действуют транснациональные отношения на возможности прави- тельств взаимодействовать на их окружение? В какой степени и как правительства «пострадали» от потери контроля в результате трансна-циональных отношений? 2. Каково значение транснациональных отно-шений для изучения мировой политики? Приемлем ли государственно-центричный подход, сфокусированный на межгосударственной системе, как аналитическая система для исследования современной реальности? 3. Какое воздействие оказывают транснациональные отношения на рас-пределение ценностей, в частности на асимметрию и неравенство госу-дарств? Кто получает выгоду от транснациональных отношений, кто те-ряет, кто контролирует транснациональные сети и как это происходит? 4. В чем значение транснациональных отношений для внешней полити- ки США? Какие опасности таит в себе тот факт, что Соединенные Штаты доминируют в области транснациональной деятельности? Какие преимущества это дает американским политикам? 5. Можно ли рас-сматривать транснациональные отношения как вызов международным организациям, созданным на основе международных договоров? Нужно ли создавать новые международные организации и в какой степени уже существующим придется измениться, чтобы соответствовать трансна-циональному феномену?

Прежде чем рассмотреть подробно эти пять групп вопросов, остано-вимся на двух аспектах транснациональных отношений — транснацио-нальном взаимодействии и транснациональных организациях и проана-лизируем их влияние на межгосударственную политику...


I. ТРАНСНАЦИОНАЛЬНЫЕ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ И ОРГАНИЗАЦИИ

О глобальном взаимодействии в широком смысле можно говорить как о движении информации, денег, предметов, людей и других материаль- ных и нематериальных объектов через государственные границы. Можно выделить четыре основных типа глобального взаимодействия: 1) сообщения, движения информации, включая передачу верований, идей и доктрин; 2) транспорт, передвижение материальных объектов, включая вооружение, частную собственность и товары; 3) финансы, передвижение денег и кредитов; 4) путешествия, передвижение людей. Многие виды международной деятельности включают в себя все четыре типа взаимодействия одновременно. Например, торговля и боевые дей-ствия требуют скоординированного передвижения информации, мате-риальных предметов, денег и людей, так же как этого требует и личное участие индивидов в иностранных обществах — транснациональное участие...

Некоторые виды транснационального взаимодействия полностью или почти полностью инициируются и поддерживаются правительства- ми государств-наций. Это можно сказать о большинстве войн, большой доле международных коммуникаций, наиболее значимой торговле, части финансов. Такого рода взаимодействие мы будем рассматривать как межгосударственное взаимодействие, неотделимое от договорной дипломатической деятельности. Другие виды взаимодействия предпола-гают участие неправительственных акторов — индивидов или организа-ций; их мы будем определять как транснациональное взаимодействие. Такое взаимодействие может обеспечиваться правительствами, но не может осуществляться только правительствами: неправительственные акторы также должны играть значительную роль. Когда мы обращаемся к неправительственному или частично правительственному взаимодей-ствию вне государственных границ, мы говорим о транснациональной коммуникации, транспорте, финансах, путешествиях, т.е. мы называем транснациональным взаимодействием движение через государственные границы материальных и нематериальных предметов тогда, когда по крайней мере один из его акторов не является представителем государ-ства или правительственной организации.

Отличие транснационального взаимодействия от межправительст-венного взаимодействия можно пояснить на диаграмме. Классическая парадигма межгосударственной политики, отраженная на рис. 1, трак- тует правительства как инструмент политического взаимодействия об-ществ. Межгосударственная политика концептуально отличается от

Дж. НАЙ-мл. и Р. КОХЭШры.). ТРАНСНАЦИОНАЛЬНЫЕ ОТНОШЕНИЯ И МИРОВАЯ ПОЛИТИКА 155

внутренней политики, хотя негрямым образом и связана с ней, а транс-национальное взаимодействие не принимается во внимание или недо-оценивается. Однако правителктва могут взаимодействовать через не-правительственные организацш, поэтому они включаются в классичес-кую парадигму.

Рис. 1. Пример гоеударственно-центришого взаимодействия: / —межгосударственная политика; 2 — внутренняя политика; G — правительство; S — общество; IGO — межпра-вительственная организация

На рис. 2 прямыми линиям 3 обозначено то, что мы называем транснациональным взаимодействием, когда по крайней мере один из акторов не является ни правительством, ни межправительственной ор-ганизацией. Обратимся к определению, данному Дж. Дэвидом Синге-ром, двух способов, которыми индивиды и организации в данном обще-стве могут участвовать в мировой политике: 1) они могут участвоватьв качестве членов коалиции, контролирующих или влияющих на их пра-вительства; 2) они могут непосредственно взаимодействовать с ино-странными правительствами или обществами, обходя собственное пра-вительство. Согласно нашему определению, только второй тип поведе-ния является транснациональным...

...К транснациональным относятся мультинациональные предприяти-ятия, секретариаты международных профсоюзов, религиозные органи-зации мирового масштаба, фонды с широкой географией действия. Од-нако это не означает, что их сотрудниками являются «граждане мира» Или ими управляют граждане различных государств. В действительнос-ти многие транснациональные организации преимущественно связаны с каким-либо определенным национальным обществом. Как правило, мУльтинациональными предприятиями управляют граждане государств, которых они были созданы... Далее в нашей книге Дж. Боуер Белл отмечает, что транснациональные революционные движения зачастую Реобразуются в националистические режимы, а Питер Д. Белл указы-


вает, что в международном Фонде Форда в основном работают амери-канцы. По нашему определению, эти организации транснациональные, однако они не геоцентричны. Организация становится геоцентричной, если состав ее руководства и образец его поведения указывают на то, что она потеряла особые связи с одним или двумя государствами.

Рис. 2. Транснациональные взаимодействия и межгосударственная политика: 3 — транс- национальные взаимодействия; остальные обозначения см. на рис. 1

II. НЕКОТОРЫЕ ПОСЛЕДСТВИЯ ВЛИЯНИЯ ТРАНСНАЦИОНАЛЬНЫХ ОТНОШЕНИЙ НА МЕЖГОСУДАРСТВЕННУЮ ПОЛИТИКУ

Каким образом транснациональное взаимодействие и транснациональ- ные организации влияют на межгосударственную политику? По нашему мнению, транснациональные отношения усиливают взаимную воспри-имчивость обществ, что изменяет отношения между правительствами. Эту точку зрения проиллюстрируем на двух примерах — из области международной торговли и финансов и из области мировой системы массовой коммуникации.

Ричард Н. Купер убедительно обосновал следующее утверждение, справедливое для мировой экономики: поскольку влияние принятых решений в сфере бизнеса и банковской деятельности выходит за на-циональные рамки, небольшие изменения в политике одного государ- ства могут иметь серьезные последствия для всей международной системы. Похожей точки зрения придерживается Лауренс Кроз... Го-сударства могут быть менее восприимчивыми к влиянию извне, но лишь ценой сокращения выгоды, обусловленной взаимодействием го-сударств.

Благодаря мировой системе массовой коммуникации различные группы, принадлежащие к разным слоям общества: стенты-радикалы, военные, расовые меньшинства и другие — имеют возможность наблю-

Дж. НАЙ-мл. и Р. КОХЭН (ред.). ТРАНСНАЦИОНАЛЬНЫЕ ОТНОШЕНИЯ И МИРОВАЯ ПОЛИТИКА 1 57

дать за поведением друг друга и в случае необходимости вести себя подобным образом. Так, студенты-радикалы могут выдвигать похожие политические требования и избирать одну и ту же тактику, не имея между собой прямых контактов. Их международные «заговоры» вына-шиваются в обществе и передаются с помощью влиятельных средств массовой информации. Масштабы и скорость распространения этого явления — продукт глобальной телевизионной сети. Его непосредст-венное воздействие сказывается на восприимчивости внутренней поли-тики одного государства к внутренней политике другого, но вторичное воздействие, например попытки остановить поток нежелательной ин-формации по коммуникационной сети, может иметь последствия для межгосударственной политики.

Можно выделить пять основных вариантов влияния транснацио-нального взаимодействия и транснациональных организаций на взаим-ную восприимчивость и, следовательно, межгосударственную полити- ку. Четыре из них представляют транснациональное взаимодействие в отсутствие вмешательства транснациональных организаций, хотя дея-тельность последних также может привести к подобному результату; пятый вариант влияния возможен лишь при наличии, транснациональ- ных организаций как автономных или кваз-иавтономных акторов. Эти варианты обозначим следующим образом: 1) изменение отношений; 2) международный плюрализм; 3) развитие механизмов сдерживания через зависимость и взаимозависимость государств; 4) увеличение воз-можностей правительств одних государств влиять на правительства других государств; 5) возникновение автономных акторов с собствен- ной внешней политикой, способных противостоять и даже посягать на политику государств. Мы не претендуем на полноту классификации, однако считаем, что она достаточно систематизирована и позволяет предложить некоторые варианты воздействия транснациональных отно- шений на межгосударственную политику.

Транснациональное воздействие всех типов может способствовать изменению отношений и, следовательно, оказывать влияние на государ-ственную политику. Так, личное взаимодействие граждан разных госу-дарств может изменить мнения и восприятие реальности элитами и не-элитами в национальных обществах. Транснациональная коммуникация помощью электронных устройств или печатного слова также может содействовать изменению отношения. Похожие результаты, хотя и Менее явные, дают транснациональный транспорт, путешествия, финан-сы. Мир во всем мире может и не установиться посредством мировой Торговли, как это предполагает лозунг IBM, однако приобретение «Тойоты» или «Фиата» вполне может изменить чье-либо отношение к японцам или итальянцам.

158 РАЗДЕЛ I: ТРАДИЦИИ И ПАРАДИГМЫ

Транснациональные организации также могут формировать новое отношение, создавая мифы, символы и нормы для обеспечения легитим-ности своей деятельности или стараясь отвечать западной мечте или стилю жизни, социальной практике где-либо в мире. Например, Джеймс А. Филд с этих позиций рассматривает деятельность миссионеров и «культурную программу, сопровождавшую протестантские проповеди» в XIX в., а также экономическую деятельность и протестантскую мо- раль мультинациональных корпораций в XX в. Питер Эванс утвержда- ет, что рекламные кампании мультинациональных корпораций изменя- ют отношение людей в менее развитых странах настолько, что это нано-сит ущерб их независимости и развитию собственной экономики. Ро- берт У. Кокс считает, что мультинациональные корпорации являются новыми «героями» функциональной теории; он также доказывает на ос-нове примеров, что не только корпорации, но и некоторые профсоюзные лидеры занимаются транснациональной экономической деятельностью. Изучая идеи ряда профсоюзных деятелей, Кокс отмечает наличие «сим-биоза» профсоюза — корпорация, где власть принадлежит и профсоюз- ным лидерам, и руководству корпорации, причем здесь роль профсо- юзов аналогична роли государства-нации в компенсации корпоративно- го доминирования в мировой экономике.

Кокс и другие авторы, представленные в данной книге, полагают, что трудно найти замену государству-нации в транснациональном взаи-модействии, хотя, на первый взгляд, это и может показаться легким на основании подобных взглядов. Действительно, многие исследователи поднимают вопрос о роли государства и транснациональной сети. Так, Боуер Белл отмечает, что даже транснациональные революционеры стремятся к власти внутри одного государства, хотя могут искать под-держки извне. Питер Белл и Айван Валлиер уделяют большое внимание взаимоотношениям Фонда Форда и Римской католической церкви с го-сударствами, к которым они относятся. Кроз и Верной говорят о необхо-димости новых международных соглашений, законодательно обосновы-вающих интенсификацию транснациональных обменов. Роберт Гилпин считает, что правительства в конце концов окажут поддержку регио-нальным межправительственным организациям, поскольку они могут выступить как защита от глобального транснационализма. Таким обра-зом, совершенно ясно, что отношение, формируемое транснациональ-ными общениями, не обязательно приведет к всеобщему согласию и дальнейшему развитию транснациональных отношений.

Другим вариантом влияния транснациональных отношений являет- ся развитие международного плюрализма, т.е. взаимодействие нацио-нальных интересов в транснациональных структурах, в которых участ-вуют транснациональные организации с целью координации своей дея-

Дж. НАЙ-мя. и Р. КОХЭН (ред.). ТРАНСНАЦИОНАЛЬНЫЕ ОТНОШЕНИЯ И МИРОВАЯ ПОЛИТИКА 159

тельности. Кьел Скьелбаек на основе документов подтверждал быстрый рост числа международных неправительственных организаций, объеди-няющих национальные организации с общими интересами. Создание транснациональных организаций может стимулировать появление новых национальных участников, что будет способствовать интернационализации внутренней политики. Сами транснациональные организации, очевидно, являются совокупным продуктом возрастающей специализации обществ и транснациональной коммуникации, включая путешествия и транспорт, благодаря чему люди воспринимают трансна-циональные организации как путь реализации своих возможностей. Со-здание организационных связей, как отмечает Эдвард Майлс, в свою очередь, может инициировать попытки национальных групп влиять на правительственную политику.

Эти два варианта воздействия на транснациональные отношения аналогичны тем, которые часто отмечались исследователями европей-ской интеграции. Так, теоретики «кибернетической школы» подчерки-вают воздействие сделок на массовое изменение отношения, а последо-ватели неофункционалистского подхода выделяют роли групп интере- сов и элит. И те, и другие стараются определить некоторые виды воздей-ствия на транснациональные отношения, способные сдерживать правительства и кооперировать их политики.

Третий вариант влияния на международные отношения — создание зависимости и взаимозависимости — часто ассоциируется с трансна-циональным транспортом и финансами... Человек всегда в какой-то мере зависит от транснациональной сети коммуникаций, транснацио-нальных путешествий. Даже в тоталитарных государствах, если они не хотят отстать в научном плане, ученым разрешают читать иностранные журналы и участвовать в международных конференциях. Государства также зависят от транснациональных организаций, особенно поставля-ющих то, что им необходимо: товары, услуги, информацию, методы уп-равления, религиозную легитимность.

Зависимость переходит непосредственно в политическую плоскость, когда правительство планирует, например, слишком дорогие экономи-ческие мероприятия. Так, интеграция в мировую валютную систему Может обеспечить проведение автономной монетарной политики без кардинальных изменений в экономике государства; заимствование у иностранных компаний технологий, капитала, методов управления Может удержать слаборазвитые государства от националистской и со-циалистической экономических политик. Транснациональные организа-ции, значимые в обществах, где они зародились, могут изменить внут-ренние интересы государства таким образом, что экономическая поли-тика правительства станет чрезвычайно дорогой. Более того, такие


новые акторы, как мультинациональные корпорации, действующие по новым образцам поведения, могут мешать бюрократизированным пра-вительствам проводить старые методы управления. Таким образом, с точки зрения бюрократизированного правительства, участие в полити-ке нового транснационального актора может стать очень дорогим для государства.

Преодоление зависимости и взаимозависимости создает особые про-блемы для больших государств. Малые или слабые государства могут при-нимать решения самостоятельно, оценив стоимость различных политик и выгоду от их реализации, принимая во внимание возможные ответные ходы других государств. Сильные государства также должны учитывать, какое влияние на транснациональные отношения окажет проводимая ими политика. Правительства должны с осторожностью заключать особые договоренности, поскольку автономия в одной области транснациональ-ных отношений может вызвать ответные меры оэ стороны других круп-ных государств. Эти меры, не обязательно прямо воздействующие на первое государство, могут разрушить систему в целом. Государствен-ные деятели должны вести сдержанную политику, если они понимают и взаимозависимость, и хрупкость системы. Таким образом, восприятие транснациональных отношений правительственными элитами — наибо-лее значимое связующее звено между зависимостью или взаимозависи-мостью, с одной стороны, и политикой государева — с другой.

В результате транснациональных отношений государства становят-ся зависимыми от сил, не контролируемых ни одним из них. Эта зависи-мость еще более усиливается, когда какие-либо государства создают новые инструменты влияния на другие государства. При этом государ-ства примерно одного политического веса могут получить преимущест-ва в борьбе друг против друга, как, например, использование Соединен-ными Штатами и Советским Союзом Пагоуцских конференций по науке и мировой политике для исследования вофосов контроля над во-оружениями. При неравенстве государств траншациональные отноше-ния могут дать преимущество более могущественным государствам, яв-ляющимся как бы центром транснациональныхеетей, и лишить каких бы то ни было преимуществ и без того слабые государства.

Правительства всегда старались использовать транснациональное взаимодействие для достижения политическихрезультатов: поручение туристам функций шпионов, поддержка'этнических или религиозных групп, в других государствах — примеры таког «неформальной дипло-матии». Кроме того, правительства нередко нагоавляют экономические сделки согласно своим политико-экономически целям. Используя по-литику тарифов и квотирования, правительств» могущественных госу-дарств могут повлиять на международную торговлю; например, они про-

Дж. НАЙ-мл. а Р. КОХЭН (ред.). ТРАНСНАЦИОНАЛЬНЫЕ ОТНОШЕНИЯ И МИРОВАЯ ПОЛИТИКА 1 61

водят такую политику, когда текстильное производство в менее разви- тых государствах становится нерентабельным из-за увеличенных тари- фов на импорт обработанных и полуобработанных товаров по сравне-

нию с тарифами на сырье. Или... в других случаях добиваются в одиноч- ку или согласованно изменения международных монетарных договорен-ностей. Когда государства становятся взаимозависимыми, некоторые из

них получают новые средства влияния на других. Транснациональные организации могут способствовать реализации

целей внешней политики государства и в качестве средства контроля, и для заключения желаемого альянса. Именно с этими целями правитель-: ство США использует мультинацйональные корпорации, основанные в Соединенных Штатах. Так, в середине 1960-х гг. Соединенные Штаты пытались отсрочить развитие французского ядерного потенциала не с

помощью ультиматума или развязывания войны, а путем запрета фран-цузскому представительству IBM продавать во Франции некоторые

виды компьютеров, использовались мультинацйональные корпорации США для интернационализации эмбарго против Китайской Народной

Республики (коммунистического Китая) и Кубы. ...В ряде случаев американские и британские профсоюзы, проводя-

щие собственную внешнюю политику, сопоставимую с внешней полити-кой их правительств, вмешиваются во внутренние дела других госу- дарств с целью борьбы с реальным или выдуманным коммунизмом. Транснациональные организации могут быть полезны для государств даже тогда, когда с государством отсутствует явное сотрудничество, мак, с 1967 г. Фонд Форда стал одной из немногих ниточек, связываю- щих Соединенные Штаты с арабскими государствами. По утверждению Валлиера, государства, занимающие ключевые позиции в системе транснациональных ресурсов, способны, зачастую значительным пре-имуществом, привлечь и в некоторой степени мобилизовать все «фонды», задействованные в этой системе.

Пятый вариант воздействия транснациональных отношений на меж-государственную политику зависит от наличия транснациональных ор-ганизаций как автономных или квазиавтономных акторов в мировой Политике, например революционных движений, профсоюзов, мультина-Циональных корпораций и даже Римской католической церкви и др. Многие из этих организаций обладают огромными ресурсами: в 1967 г. Каждая из 85 крупнейших корпораций имела годовой доход от продаж больше, чем валовой национальный продукт 57 членов Организации Объединенных Наций, имеющих право голоса. ...В области валютного регулирования ресурсы, находящиеся в примерно 20 банках, могут, по Крайней мере на короткий период, свести на нет усилия национальных финансовых органов даже в крупных державах. Так, автономные транс- 11 -5171


национальные организации потенциально и нередко реально противо-стоят правительственной политике по широкому кругу вопросов: в Ита-лии — либерализации разводов, в Израиле — поддержания мира на Ближнем Востоке, усилению французской экономики или поддержа- нию баланса платежей в Великобритании. Конфликт между правитель-ством и транснациональной организацией может возникнуть из-за поли-тики правительства, стоящего за этой организацией, или вследствие разницы политик правительства страны — хозяина транснациональной организации и самой организации, причем правительство страны, при-нимающей организацию на своей территории (если таковое существует), далеко не всегда втягивается в конфликт.

В случаях когда правительства стран, принимающих организацию, вовлечены в конфликт, присутствие транснациональных организаций может иметь весьма серьезные последствия для межгосударственной политики, не ослабевающие со временем. Так, нелегко понять британ- ско-иранские отношения в 1951-1953 гг. или американско-кубинские отношения в 1959-1961 гг., если недооценить роль некоторых нефтя- ных компаний, действия которых почти наверняка усилили существую-щие межгосударственные конфликты. В других случаях транснацио-нальная организация может способствовать установлению хороших от-ношений между государствами; так, те же нефтяные компании стара- лись содействовать сотрудничеству между Соединенными Штатами и арабским миром. Их усилия, в свою очередь, частично потерпели неуда- чу из-за весьма влиятельной транснациональной силы — сионизма, ко-торая пыталась наладить хорошие отношения США с Израилем, причем в ущерб отношениям Соединенных Штатов с противниками Израиля. К межгосударственному конфликту может привести борьба между транснациональными организациями, между транснациональными ор-ганизациями и государствами, но и другой междугосударственный кон-фликт (типа арабо-израильского конфликта), который может обострить борьбу за влияние между транснациональными организациями и движе-ниями. Взаимоотношения сложны и Часто взаимно обязывающи, конеч-но, их нельзя игнорировать.

III. ТРАНСНАЦИОНАЛЬНЫЕ ОТНОШЕНИЯ И «ПОТЕРЯ КОНТРОЛЯ» ПРАВИТЕЛЬСТВАМИ

Наши рассуждения об изменениях в мировой политике не отрицают того, что правительства являются наиболее важными игроками в поли-тической игре. Хотя транснациональных организаций сейчас значитель-но больше и они более значимы, чем до 1914 г. или до 1945 г., после

Дж. НАЙ-мл. и Р. КОХЭН (ред.). ТРАННАЦИОНАЛЬНЫЕ ОТНОШЕНИЯ И МИРОВАЯ ПОЛИТИКА 1 63

Первой мировой войны правительства стремились не просто поддержать, но усилить свой кон-роль над внешними силами и событиями, включая те виды деятельнсти, которые прежде ими игнорировались. Например, международньЕ денежные потоки для правительств до 1914 г. имели меньшее значние, чем сейчас. Тогда правительства некоторых стран старались плашровать экономический рост или способствовать полной занятости в еоих странах. Как подчеркивает Купер, новыми задачами для правитльств являются «максимально возможная нагрузка на доступные инструменты политики» и «ограничение влияния международной эконошческой интеграции на национальную эко-номическую политику». Првительства становятся более амбициозны- ми и, следовательно, более осприимчивыми к переменам в любой точке земного шара. Возросшие жидания в области контроля и возросшая взаимозависимость идут руи об руку.

Поэтому очевидно, что остановка вопросов в том виде, как мы делали изначально, т.е. в термиих мнимой «потери контроля», ведет нас по неверному пути. Правителнтва в целом никогда не контролировали ок-ружающий их мир длителыое время, когда в этом мире происходили быстрые изменения в резуштате широкомасштабного действия соци-альных сил или развития тхнологий. Малые и средние государства и даже великие державы в сктеме баланса сил вынуждены смириться с низким уровнем контроля нд внешним миром: они должны согласиться с изменениями, а не изменть силы истории. Возможно, политики Со-единенных Штатов сейчас осуществляют меньший контроль, чем в 1950-е гг., но именно тот перод был исключительным.

Поскольку правительств становятся более амбициозными, воздей-ствие транснациональных отношений создает «пропасть в области кон-троля», т.е. между стремлнием контролировать и способностью осу-ществлять контроль. В то ке время... транснациональные отношения могут перераспределять коггроль между государствами, причем в выиг-рыше будут более вовлеченые в транснациональную сеть правительст- ва в ущерб тем, кто остаетана периферии этой сети.

Таким образом, целесобразно сформулировать вопрос о контроле как тему для исследования,.! не искать ответ, заранее в терминах «потери контроля». Совершенночевидно, что возрастающая амбициозность правительства заставляет к приспосабливаться к транснациональному взаимодействию и транснациональным организациям. Если правитель-ства стремятся расширить вой полномочия, то они должны плотно за-ниматься межгосударственой политикой и вовлекаться в транснацио-нальные отношения. Но ои не хотят «платить» за полный контроль, Поэтому вынуждены соглситься с относительной автономностью транснациональных сил. Ъким образом, для аналитика все труднее 11*


предсказать их поведение без детальных знаний транснациональных от-ношений. Поэтому мы задаем следующий вопрос: может быть, государ-ственно-центричная парадигма не годится для понимания и осуществле-ния современной мировой политики?

IV. ТРАНСНАЦИОНАЛЬНЫЕ ОТНОШЕНИЯ И ГОСУДАРСТВЕННО-ЦЕНТРИЧНАЯ ПАРАДИГМА

Теоретики, выдвигавшие сложную государственно-центричную теорию, не забывали о транснациональном взаимодействии и, конечно, прекрас-но понимали, что помимо государств на мировой арене действуют дру-гие акторы. И все же они намеренно исключали транснациональные отношения из межгосударственной системы, полагая, что их прямое по-литическое значение невелико, а непрямое воздействие можно отнести, как и внутренние факторы, к вопросам национальной внешней полити-ки. Хотя этот вывод частично основан на определении политики исклю-чительно в терминах поведения государств, он сделан с изрядной долей проницательности. Государства были и остаются наиболее важными ак-торами мировой политики, действующими непосредственно и через межправительственные организации, в которые входят только государ-ства. Государства являются фактически монопольной организованной силой, которая представляет собой совершенное оружие и потенциаль-ный ресурс сделок. Таким образом, бессмысленно игнорировать госу-дарства. Но следует задать два вопроса: нужно ли учитывать влияние транснациональных отношений на межгосударственные отношения и отвечает ли государственно-центричная парадигма всем требованиям, если мы решим исследовать это влияние?..

Если исходить из государственно-центричного, институционального определения политики, становится очевидной необходимость более ши-роко трактовать это явление. Классическая модель... обычно определяла мировую политику как действия и взаимодействие государств. Но исследователи внутренней политики уже отошли от исключительной роли государства и сконцентрировались на процессе принятия общест-вами обязательных решений... Мы же продолжаем рассматривать пра-вительства как более уникальное явление, чем это есть на самом деле, и исключаем исследование политики профсоюзов, промышленных корпо-раций или школ. Аналогично, в международной политике определение политики исключительно в терминах поведения государств может при-вести к игнорированию важных неправительственных акторов, распре-деляющих ценности и использующих для достижения своих целей сред-ства, похожие на средства, используемые правительствами.

Дж. НАЙ-мл. и Р. КОХЭИ (ред.). ТРАНСНАЦИОНАЛЬНЫЕ ОТНОШЕНИЯ И МИРОВАЯ ПОЛИТИКА 165

Итак, мы предпочитаем определение политики, которое акцентиру-ет внимание на отношениях, когда по крайней мере один из акторов сознательно использует ресурсы, как материальные, так и символичес-кие, включая угрозу наказания или. само наказание, с целью побудить других акторов действовать не так, как они вели бы себя в отсутствие этих ресурсов. Определив таким образом политику, мы определим ми-ровую политику как все виды политического взаимодействия между важными акторами мировой системы, причем под важным актором подразумеваются автономный индивид или организация, контролирующие значительные ресурсы и участвующие в политических отношениях с другими акторами вне государственных границ. Такой актор не обязательно должен быть государством. Когда транснациональная организация использует экономический бойкот, захват самолетов или отлучение от церкви с тем, чтобы изменить поведение других акторов, она действует политически. Например, транснациональные нефтяные компании, действующие так, чтобы поддерживать стабильность в странах-производителях, являются политическими акторами согласно нашему определению.

Если бы воздействие транснациональной политики было слабым, разнообразным, даже преходящим, его без особых последствий можно было бы отнести к едва обозначенному и в основном игнорируемому окружающему миру в виде упрощенной схемы. Но... значе-' ние транснациональных отношений гораздо более важное и всепрони-кающее. Даже если мы будем знать политику и возможности ряда правительств, это все равно не позволит нам точно предсказать ре-зультаты или будущие характеристики системы, в которую вовлечены значительное транснациональное взаимодействие или транснацио-нальные организации. Отдельные государства в некотором смысле «выигрывают» при конфронтации с транснациональными силами, од-нако их предположения относительно этих сил и действий, которые предпримут транснациональные организации, могут заранее привести эти государства к изменению их политики, чтобы избежать дорого-стоящей конфронтации.

Транснациональные отношения не являются «новыми», хотя... рост количества транснациональных организаций в XX в. весьма показате-лен.

Итак, мы можем сделать вывод, что государственно-центричная па-радигма не только не отвечает требованиям современности, но и все меньше и меньше отвечает требованиям, отражающим изменения в транснациональных отношениях. Отнюдь не полностью охватывая международную политику, она была более полезна в прошлом, чем в настоящем, и все же она более полезна сейчас, чем, вероятно, в будущем...


V. ТРАНСНАЦИОНАЛЬНЫЕ ОТНОШЕНИЯ И ЦЕННОСТИ

...Возникает вопрос: кто получает выгоду от транснациональных отно-шений? Можно было бы утверждать, что транснациональные отноше- ния обогащают и усиливают богатых и сильных, т.е. наиболее модерни-зированные, технологически достаточные страны мира, поскольку именно они способны в полной мере получить выгоду от сети межобще-ственных связей. Продолжение спора о влиянии мультинациональных корпораций на благосостояние государства инициировало множество вопросов о ценности транснациональных отношений для менее разви- тых стран...

VI. ТРАНСНАЦИОНАЛЬНЫЕ ОТНОШЕНИЯ И ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ

...У американцев всегда была склонность к транснациональной деятель-ности. Экономика Соединенных Штатов является наиболее модернизи-рованной и мощной в мире. Немало американских корпораций, фондов, предприятий, университетов, вовлеченных в транснациональные отно-шения, имеют годовой бюджет, сравнимый с бюджетом государств, в которых они действуют. ...Примерно 3/4 мультинациональных корпо-раций и 29 из 32 фондов, имущество которых составляет не менее 100 млн долл., основаны в США. В то же время неприязнь к американ-скому колоссу — одна из немногих общих черт, связывающих... рево-люционные движения в разных странах.

Но было бы ошибочным рассматривать транснациональную деятель-ность как занятие чисто американское... Сравнительный анализ роста экономического могущества европейских и американских фирм показы-вает, что в будущем прямое инвестирование из Европы в Соединенные Штаты увеличится, поскольку мультинациональные корпорации Старо- го Света соперничают с Новым Светом в том, чтобы занять хорошую позицию на рынке и обезопасить себя от взаимных притязаний. ...Хотя инвестирование из США в Европу почти вдвое выше, чем в обратном направлении, но с учетом портфельного инвестирования эти суммы примерно одинаковы. Более того, впервые с'1967 г. европейские фирмы увеличивают прямое инвестирование в Америку быстрее, чем амери-канские фирмы в Европу. Сегодня США доминируют практически толь-ко в экономике: Соединенные Штаты не являются центром для трансна-циональных политических партий, революционных движений или Рим-ской католической церкви, хотя здесь и сконцентрировалась трансна-

Дж. НАЙ-мл. а Р. КОХЭН (ред.). ТРАНСНАЦИОНАЛЬНЫЕ ОТНОШЕНИЯ И МИРОВАЯ ПОЛИТИКА 1 67

циональная деятельность в области фундаментальных наук; кроме того, США — один из основных центров транснационального профсоюзного движения. Не все пути ведут в Нью-Йорк, некоторые ведут в Рим, Пекин, Женеву и даже Дамаск.

Таким образом, возрастают противоречия между американским до-минированием, по крайней мере в экономической области, и ответными притязаниями стран Европы и Японии с менее развитыми государства- ми, которые могут выступать в качестве наблюдателей, жертв или млад-ших партнеров. Эти противоречия вызывают вопрос, что должна делать американская внешняя политика: защищаться, игнорировать или ком-пенсировать эффекты своей транснациональной деятельности? Соеди-ненные Штаты похожи на слона в посудной лавке: они настолько могу-щественны, что это создает проблемы вне зависимости от их намере- ний. А может, Соединенные Штаты похожи на Великобританию XIX в. — державу, все еще могущественную, но незаметно теряющую преимущества, на которых основано это могущество?..

VII. ТРАНСНАЦИОНАЛЬНЫЕ ОТНОШЕНИЯ И МЕЖДУНАРОДНАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ

Дискуссия на тему влияния транснациональных отношений на ценнос- ти и роль США в транснациональных связях неизбежно ставит вопрос о межправительственном сотрудничестве в области контроля над этим влиянием и ограничения или легитимизации главенства Америки. Со-вершенно очевидно, что в 1970-е и последующие годы многим прави-тельствам будет трудно справиться в одиночку с многочисленными ас-пектами транснациональных отношений... исследователи в области международных организаций, международной политики и международ-ного права задаются вопросом: какие задачи должны выполнять меж-правительственные институты, чтобы оказать влияние на транснацио-нальные тенденции и контролировать их. Космическое пространство, мировой океан и интернационализация производства — три наиболее очевидные области, где может потребоваться межправительственный контроль, а следовательно, создание новых международных законов, новых международных организаций или же и того, и другого. Новые законы и организации должны учитывать деятельность важных непра-вительственных акторов, возможно, привлекая их к работе в организа-циях и законодательно подтверждая правомочность их деятельности. Еще неясно, будут ли правительства более успешно сотрудничать в об-ласти регулирования транснациональных отношений или же в области к°нтроля за конфликтным поведением друг друга...

Р а з д е л II

ТЕОРИИ И МЕТОДЫ

Джеймс Розенау. К исследованию, взаимопересечения внутриполитической и междуна-родной систем (172) • Хедли Булл. Теория международных отношений: пример класси-ческого подхода (/57) • Анатоль Рапопорт. Могут ли исследования мира быть приклад-ными? (203) • Мортон Каплан. Система и процесс в международной политике (220) • Оран Р. Янг. Политические разрывы в международной системе (241) • Томас Шеллинг. Стратегия конфликта (255) • Грэм Т. Аллисон. Концептуальные модели и кубинский ракетный кризис (271)

Взаимосвязь внутренней и внешней политики: идеи Джеймса Розенау и современность

Теоретическое осмысление вопросов соотношения, взаимосвязи и вза-имовлияния внутренней и внешней политики всегда занимало одно из центральных мест в международно-политической науке. Это вполне объяснимо: ведь от того или иного решения данных вопросов зависит понимание самого ее объекта, следовательно, и ее предмета как от-носительно самостоятельной дисциплины. В самом деле, если мы, на-пример, как ортодоксальные марксисты, будем исходить из того, что внешняя политика — это простое продолжение внутренней, то, сле- дуя логике политического реализма, мы, по сути, лишим себя воз-можности анализа особенностей международных отношений, которые коренным образом отличаются от внутриобщественных отношений. Если же опираться на либеральную парадигму, то мы должны при- знать ошибочными выводы не только марксистов, но и реалистов: с точки зрения либералов, международные отношения не являются «вторичными» и «третичными», а активно воздействуют на внутрипо-литическую жизнь каждого государства, тогда как реалисты утверж- дают, что разница между внутренними и внешними факторами поли-тической жизни далеко не столь существенна, как может казаться на первый взгляд.

Различия в понимании рассматриваемой проблемы касаются не только конкурирующих парадигм в рамках науки международ- ных отношений, но и ее трактовки представителями других дисцип-

ВЗАИМОСВЯЗЬ ВНУТРЕННЕЙ И ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКИ: ИДЕИ ДЖЕЙМСА РОзЕНАУ 1 69

лин1. Так, согласно юридической науке средой внешней политики яв-ляется международное общество суверенных государств и межправи-тельственных организаций, регулируемое особой системой норм, со-ставляющих международное публичное право. Историки, напротив, считают, что «между внутренним и внешним нет коренной разницы, как нет и непроницаемой перегородки, а происходит цх очевидное взаимодействие, в котором, однако, доминирует первое цад вторым»2. При этом и юристы, и историки считают, что характер взаимодейст- вий на мировой арене и сама природа международных отношений оп-ределяются государствами, главным образом великими державами.

Одним из первых стал аргументировать противоположную точку зре-ния профессор Южно-Калифорнийского университета Джеймс Н. Ро-зенау3. Уже в 1960-е гг. он высказывает мнение, согласно которому структурные изменения, произошедшие в мировой политике за послед-ние десятилетия и послужившие основной причиной взаимозависимос- ти народов и обществ, вызвали коренные трансформации в международ-ных отношениях. Их главным действующим лицом становится не госу-дарство, а конкретные лица, вступающие в отношения друр с другом при минимальном посредничестве государства или даже вопреки его воле. Несколько позднее Дж. Розенау облекает этот вывод в метафорическую форму, выражающую его мысль об основных субъектах международных отношений. Он говорит, что результатом изменений в сфере междуна-родных отношений становится образование международного континуу-ма, символическими персонажами которого выступают турист и терро-рист4. Это положение Розенау коренным образом расходится с основ- ным положением политического реализма, в столь же Метафоричной форме выраженным Р. Ароном, согласно которому содержание между-народных отношений составляют межгосударственные взаимодейст- вия, символизируемые в фигурах дипломата и солдата5.

Розенау и далее оставался верным подходу, использованному им в прежних работах, Розенау значительно углубляет свою мысль о новых акторах международных отношений. В 1990 г. в своей йошой работе, Получившей огромный резонанс в научном сообществе и оказавшей су-щественное стимулирующее влияние на развитие такого направления,

1 Подробнее см.: Laroche ]. Politique international. P.: L.G.D.J., 199g. ]P. 17-19. 2 Milza P. Politique interieure et politique etrangere. Цит. по: Latcxche I Politique "iternationale. P., 1998. P. 20. 3 В настоящее время Дж.Н. Розенау — профессор Университета Джсорджа Вашинг- тона. 4 Rosenau J. Le toureste et le terroriste ou les deux extremes du ojnttinuum international / / Etudes internationales. 1979. Juin. 5 См.: Aron R. Paixet guerre entre les Nations. P., 1962.

170 РАЗДЕЛ II. ТЕОРИИ И МЕТОДЫ

как социология международных отношений, Розенау показывает, что новые акторы — уже не только индивиды, но и, по сути, бесконечное многообразие негосударственных субъектов, влияющих на изменения в рамках мировой системы1. При этом в отличие от некоторых представи-телей транснационализма, он не склонен считать, что эти новые субъек- ты вытесняют государство с международной сцены. По словам Розенау, на наших глазах происходит «раздвоение мира»: речь идет о сосущест-вовании, с одной стороны, поля межгосударственных взаимоотноше- ний, в котором действуют «законы» классической дипломатии и страте-гии; а с другой стороны, поля, в котором сталкиваются «акторы вне суверенитета», т.е. негосударственные участники. Этим объясняется «двуслойность» мировой политики: межгосударственные отношения и взаимодействие негосударственных акторов составляют два самостоя-тельных, относительно независимых, параллельных друг другу мира «постмеждународной» политики. Таким образом, к классическому миру отношений государств и межправительственных организаций добавил- ся мир, который Розенау называет полицентричным миром, в недрах которого взаимодействуют межправительственные и неправительствен-ные организации, социальные группы, государственные бюрократии и транснациональные акторы. На передний план в этом перевороте миро-вой политики Розенау выдвигает индивидов, порывая тем самым с глав-ными традициями изучения международных отношений.

Одним из следствий эрозии государственной монополии в определе-нии характера международных отношений становится, как полагает Ро-зенау, размывание границ между внутренней и внешней политикой. Множество негосударственных участников международных отноше- ний, о которых можно с уверенностью сказать лишь то, что они способ- ны на международную деятельность, более или менее независимую от государства, обусловливает формирование контуров глобальной систе- мы, где контакты между различными структурами и акторами осущест-вляются принципиально по-новому. Второй «полицентричный» мир международных отношений характеризуется хаотичностью и непред-сказуемостью, искажением идентичностей, переориентацией связей ав-торитета и лояльностей, которые соединяли индивидов прежде. Базо- вые структуры «постмеждународных» отношений обнаруживают насто-ящую бифуркацию между соревновательными логиками этатистского и полицентрического миров, которые взаимно влияют друг на друга и никак не могут найти подлинного примирения.

1 См.: Rosenau I.N. Turbulence in World Politics. A Theory of Change and Continuity. Princeton, 1990.

ВЗАИМОСВЯЗЬ ВНУТРЕННЕЙ И ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКИ: ИДЕИ ДЖЕЙМСА РОЗЕНАУ 1 71

Значительный интерес представляют идеи Розенау о глобализации современного мирового развития. Он проводит различия между смыс- лом этого понятия и тем содержанием, которое свойственно таким близ-ким ему терминам, как «глобализм», «универсализм» и «сложная взаи-мозависимость»1. Будучи тесно связанным с этими терминами, понятие «глобализация» имеет, в его представлении, менее широкое значение и более специфическое содержание. Оно отсылает не к ценностям и структурам, а к процессам, к соединениям, которые зарождаются в умах и поведении людей, к взаимодействиям, возникающим тогда, когда индивиды и организации заняты своими обыденными делами и стремят-ся достичь поставленных перед собой целей. Процессы глобализации отличаются тем, что они не знают никаких территориальных или юри-дических барьеров, легко преодолевают государственные границы и способны затронуть любую социальную общность в любом месте мира.

Нельзя не отметить, что идеи Розенау, которые в Европе получили благоприятный отклик, в США были восприняты довольно скептически. Главный аргумент его американских критиков состоит в том, что эти идеи слишком сложны и плохо поддаются операционализации2. Однако бесспорно, что процессы глобализации мирового развития, связанные с усилением взаимозависимости, формированием ряда признаков всемир-ного гражданского общества и перегруппировкой основных элементов структуры государственного суверенитета, вносят новые нюансы в во-просы соотношения внутренней и внешней политики. Поэтому исследо-вание динамики взаимовлияния внутренних и внешних изменений при-обретает весьма важное значение для осмысления особенностей между-народно-политического развития конца XX в.

Стимулирующее влияние на подобное осмысление продолжают ока-зывать идеи Джеймса Розенау о взаимосвязи между внутриполитичес- кой жизнью общества и международными отношениями, о роли соци-альных, экономических и культурных факторов в объяснении междуна-родного поведения правительств, о «внешних» источниках, которые могут иметь чисто «внутренние», на первый взгляд, события и другие положения, выдвинутые им еще в 1969 г. в работе «Toward the Study of

National-International Linkages», фрагмент которой приводится ниже. П.А.

Цыганков

1 См.: Rosenau J.N. Les processus de la mondialisation: retombees significatives, echanges impalpables et symbolique subtile // Etudes internationales. Sept. 1993. Vol. XXIV, № 3. P. 499.

2 См. подробнее: Vennesson P. Op. cit. P. 176.

ДЖЕЙМС РОЗЕНАУ

К ИССЛЕДОВАНИЮ ВЗАИМОПЕРЕСЕЧЕНИЯ ВНУТРИПОЛИТИЧЕСКОЙ И МЕЖДУНАРОДНОЙ , СИСТЕМ1

ПОНЯТИЕ ВЗАИМОПЕРЕСЕЧЕНИЯ

...Предлагаемый подход к явлениям, связанным с наложением и частич-ным совпадением национальной и международной систем, основан на строгих эмпирических данных. Наша задача состоит в том, чтобы обна-ружить и проанализировать периодически повторяющиеся особенности поведения, возникающие на границе двух типов систем, и рассмотреть процесс их взаимовлияния. При этом необходимо учитывать и постоян-ные, и спорадические процессы, так как крайне затруднительно четко разграничить внутриполитические и международную системы. Для обо-значения ключевого положения нашего анализа введем термин «взаи-мопересечение», подразумевая под ним любую повторяющуюся после-довательность поведения, возникающую как реакция одной системы на воздействие другой. Для различения исходной и производной стадии взаимопересечения

будем употреблять термины «исходные» и «конечные». Каждый из этих видов взаимопересечений в свою очередь будем классифицировать в за-висимости от того, характерно оно для отдельной страны или для ее внешнего окружения (т.е. для международной системы). Следователь- но, внутренние исходные взаимопересечения определяются как после-довательности поведения, возникающие в рамках национальных границ и завершающиеся или поддерживающиеся внешней средой, а внешние конечные взаимопересечения — как образ действий, порождаемый внутренними исходными связями. Подобным образом внешние исход- ные взаимопересечения — последовательность'действий, берущая на-

1 Оригинал: Linkage Politics: Essays on the Convergence of National and International Systems / Ed. J. Rosenau. Princeton Center of International Studies. The Free Press, New York Collier-Macmillan Limited, London, 1969. Chapter Three. Toward the Study of National-international Linkages (James N. Rosenau). P. 44-56 (перевод Д.А. Жабина).

ДЖ. РОЗЕНАУ. ВЗАИМОПЕРЕСЕЧЕНИЕ ВНУТРИПОЛИТИЧЕСКОЙ И МЕЖДУНАРОДНОЙ СИСТЕМ 1 73

чало во внешней среде и поддерживающаяся или завершающаяся внут- ри государства, а внутренние конечные взаимопересечения — это образ действий внутри государственных границ, инициируемый внешними ис-ходными связями.

Для прояснения смысла понятий необходимо также различать исход-ные и конечные взаимопересечения в зависимости от их целей. Некоторые исходные взаимопересечения, условно называемые внешней политикой, специально предназначены для вызова ответной реакции других систем. Назовем их прямыми внутренними исходными взаимопересечениями или прямыми внешними исходными взаимопересечениями в зависимости о того, исходят ли они изнутри или извне. Кроме того, существует множест-во моделей, описывающих виды взаимодействия между государствами и внешней средой, которые не предусматривают инициирования реакций, пересекающих границу систем, однако приводят именно к этому, по-рождая изменение восприятия и возникновение конкуренции. Конкрет-ный пример — итоги выборов или государственный "переворот, провоци-рующий реакцию заграницы. Будем называть их косвенными внутрен-ними исходными взаимопересечениями или косвенными внешними ис-ходными взаимопересечениями. В результате подобных рассуждений выявляются четыре типа конечных взаимопересечений: прямые внут-ренние, косвенные внутренние, прямые внешние и косвенные внешние.

Окончательный вариант нашей формулировки позволяет связать на-чальные и конечные взаимопересечения. Выделим три основных типа процессов взаимопересечения.

Проникающий процесс — граждане одной страны непосредственно участвуют в политической жизни другой страны наравне с ее гражданами. Самый яркий пример — действия оккупационной армии. В мирное время это деятельность зарубежных миссий помощи, подрывных элемен-тов, служащих международных организаций, персонала транснацио-нальных компаний, деятелей международных политических партий и т.д. Реактивный процесс — противоположен проникающему. Он вызы- вается, скорее, повторяющимися и пересекающими границу процесса-Ми, нежели конкретными носителями власти. Акторы, инициирующие исходное взаимопересечение, не оказывают непосредственного влияния на деятельность тех, кто подвергается воздействию конечного взаи-Мопересеченйя. Тем не менее поведение последних — непосредствен- ная реакция на деятельность первых. Возможно, подобные процессы — Наиболее частая форма взаимопересечения, так как они возникают из соединения прямых и косвенных исходных взаимопересечений с соот-ветствующими конечными взаимопересечениями. Пример реактивного Процесса, вызывающего прямые исходные и конечные взаимопересече-Ния, — повторяющиеся реакции на программу внешней помощи. Мест-


ные избирательные кампании в США, испытывающие на себе влияние вьетнамских событий, — пример реактивного процесса, возникающего из косвенных исходных и конечных взаимопересечений.

Конкурентный процесс — третий тип процесса взаимопересече- ния — представляет собой особую форму реактивного типа. Он возни-кает тогда, когда конечное взаимопересечение не только является от-ветной реакцией на исходное, но и принимает такую же форму. Это соответствует так называемой диффузии или демонстрации, когда поли-тическая деятельность в одной стране воспринимается в другой как вызов. Послевоенное распространение насилия, национализма, стрем-ление, к быстрейшей политической модернизации и индустриализа- ции — не что иное, как наиболее характерные случаи взамопересече- ний, возникших вследствие конкуренции. Поскольку конкретное пове-дение обычно не зависит от инициаторов, процессы конкуренции обычно связывают только косвенные исходные и конечные взаимопересечения.

Некоторые аспекты приведенных выше формулировок требуют тща-тельного анализа. В первую очередь необходимо отметить, что исполь-зуемая терминология избрана намеренно, ибо она позволяет выбраться из тесных понятийных рамок, укоренившихся в работах специалистов, и избежать отнесения к какой-либо определенной группе взглядов. По-нятие взаимопересечения, созданное вне исходных и конечных взаимо-связей, оказывается нейтральным и одновременно простым для воспри-ятия. Этот термин будет нейтральным и при рассмотрении вопроса, представляет ли усиливающаяся взаимозависимость национальных и глобальной систем процесс интеграции и возникновения глобальной по-литической общности. Государства в своей политике все более зависят и от внешней среды, и друг от друга, т.е. течение внутриполитических процессов испытывает все большее воздействие извне. Но это не обяза-тельно означает возрастание интеграции государств. На самом деле вза-имопересечение может иметь негативную окраску и крайне разруши-тельные последствия и для государств, и для международной системы. Характерный пример — взаимопересечение коммунистического Китая с его окружением. Для того чтобы избежать положительного оттенка, который обычно подразумевается при упоминании взаимозависимости, избран менее элегантный, но нейтральный термин «взаимопересече- ние».

Еще одно преимущество избранной терминологии — она не отрица- ет и не преувеличивает значимость национальных границ. Мы далеки от мысли, что в сближающемся мире страны настолько сильно привяза- ны к своему окружению, что все больше растворяются в нем. На самом деле большинство политических событий обычно происходит внутри национальных границ и понять их невозможно, не зная внутриполити-

ДЖ. РОЗЕНАУ. ВЗАИМОПЕРЕСЕЧЕНИЕ ВНУТРИПОЛИТИЧЕСКОЙ И МЕЖДУНАРОДНОЙ СИСТЕМ 1 75

ческой обстановки. Современная глобальная политика не подчинила на-циональную, несмотря на сближение границ и сокращение расстояний. Но при всем значении существующих границ, нельзя не отметить, что многие события в жизни отдельного государства оказывают сильное влияние на глобальную систему. Эти события часто не замечают, по-скольку аналитики склонны рассматривать события такого рода как от-носящиеся к внешнеполитической сфере определенного государства и считают, что влияние его на глобальную систему не входит в область интересов ученых. Поэтому ответная реакция других государств рас-сматривается как отдельные последовательности действий, а не сле-дующая фаза первоначального импульса. Хотя понятие взаимопересече-ния внутриполитических и международной систем вовсе не обязатель но предотвращает подобную практику, опасность дробления единого процесса на ряд независимых отдельных действий все же сокращает- ся — создается контекст для анализа, когда значение государственных границ признается, но не абсолютизируется.

Необходимо остановиться еще на одном моменте — понятии возоб-новляемого/рекуррентного поведения. Исходные и конечные взаимопе-ресечения и образуемые ими взаимосвязи понимаются не как отдель- ные феномены — в этом случае невозможно создание интересующей нас гипотезы. Для того чтобы перейти от описания отдельных случаев к созданию продуктивной теории, нужно рассматривать исходные и ко-нечные взаимопересечения как события, происходящие с частотой, до-статочной для построения модели. Для повышения точности любое со-бытие на определенном уровне обобщения может рассматриваться как часть более широкой последовательности, а мы в результате не отстра-няемся от анализа самого события для того, чтобы классифицировать его по отношению к взаимосвязи внутриполитического и глобального. Если же взаимосвязь отсутствует, то и само событие нас не должно интересовать. Например, убийство государственного деятеля или гибель чиновника ООН в авиакатастрофе не попадают в поле нашего ин- тереса: имея отклик за рубежом, они не являются рекуррентными, да и зарубежная реакция быстро угасает, не оказав значимого влияния на привычные стереотипц поведения.

Другими словами, именно рекуррентность, а не сам факт совер- шения события находится в центре нашего внимания. Так, нас при-влекает воздействие выборов на внешнюю среду вообще, а не послед-ствия конкретных выборов в определенной стране. Последние могут оказывать влияние на окружение, но рассматривать мы их будем яишь как частное отражение взаимопересечений, а не как сами вза-имопересечения. Подобным образом и при заданном рекуррентном по-ведении в пределах одного государства мы не усматриваем взаимопе-

1 76 РАЗДЕЛ 11. ТЕОРИИ И МЕТОДЫ

ресечений в последствиях тех или иных действий за рубежом, пока ответная реакция не обретет рекуррентного характера. Рассмотрим данное положение на примере выборов в Норвегии и США. И те и другие проходят с одинаковой периодичностью, но выборы в США по-оождают дискуссии в НАТО, а предвыборная кампания в Норвегии не влияет на отношения между Востоком и Западом. Короче, прези-дентские выборы в Соединенных Штатах оказывают значимое воздей-ствие на международную систему, а выборы в Норвегии — нет. Поэ- тому выборы в США нужно рассматривать как косвенные исходные взаимопересечения внутренней политики, а выборы в Норвегии тако-выми не являются.

Обобщая сказанное выше, можно сделать следующий вывод: обна-ружено почти неограниченное количество взаимопересечений внутрен-ней и глобальной политических систем, которые без излишнего упроще-ния могут быть объединены в операциональный набор девяти основных типов. Восемь из них возникают как сочетание четырех типов исходных и конечных взаимопересечений (3, 4, 7, 8, 9, 10, 13, 14 на рис. 3). Девя-тый, названный нами смешанным взаимопересечением, обусловлен тем, что некоторые исходные и конечные взаимопересечения последователь- но резонируют и их целесообразно рассматривать вместе. Иными слова-ми, смешанное взаимопересечение — это взаимосвязь, в которой моде-лируемая последовательность действий не заканчивается установление м конечного взаимопересечения. Смешанное взаимопересечение можно рассматривать как последовательность, в которой исходное вза-имопересечение порождает конечное, а последнее в свою очередь по-рождает исходное, поэтому вряд ли можно анализировать отдельно одно от другого.

КОМПОНЕНТЫ СТРУКТУРЫ ВЗАИМОПЕРЕСЕЧЕНИЯ

Чтобы упростить дальнейшее развитие нашей теории, мы распро- страняем все сказанное выше на объемную структуру, в которую вхо- дят 24 переменные, характеризующие государства. Данные элементы могут выступать в качестве как исходных и конечных взаимопересече-ний, так и объектов, генерирующих эти взаимопересечения. Наряду с ними выделим шесть компонентов международной системы, которые ге-нерируют исходные и конечные взаимопересечения, а также испытыва- ют на себе их влияние. Преобладание явлений взаимопересечения ста-новится очевидным, когда два набора переменных объединяются в мат-рицу, насчитывающую 144 области, где возможно образование взаимо-пересечений внутриполитической и международной систем (рис. 4).

1 78 РАЗДЕЛ 11. ТЕОРИИ И МЕТОДЫ

В действительности количество возможных взаимопересечений значительно больше, поскольку во многих ячейках матрицы возможны все три типа процессов взаимопересечения, и могут быть установлены все упомянутые девять базисных типов взаимопересечений. Другими словами, для топгчтобы отражать полную совокупность возможных взаимопересечений, матрица должна быть воспроизведена трижды, что позволит объяснить изменяющиеся процессы взаимопересечения; затем каждый процесс нужно по очереди воспроизвести девять раз, тогда восемь из них покроют всевозможные комбинации прямого — косвенного и различия исходных — конечных взаимопересечений, а девятый будет служить для идентификации смешанных взаимопересечений.

Хотя в эпоху быстродействующих компьютеров изучение каждой из 27 форм взаимопересечения, которое может происходить в каждой из 144 различных ячеек матрицы, вполне возможно, и все они могли бы быть хорошо исследованы — по крайней мере в том пункте, где установлено, что их эмпирическое существование недостаточно, чтобы сделать их теоретически релевантными, — мы не ставим задачу такого полного анализа. Укажем лишь несколько из тех наиболее плодотвор- ных линий теории взаимопересечения, которые обеспечивает предложенная структура.

Предварительно обратим внимание на ограниченность и незавершенность анализа структуры, представленной на схеме, с тем чтобы читателя не вводило в заблуждение увеличение количества терминов, преимущества которых и связанные с ними многие инте- ресные теоретические проблемы он рискует не заметить. Необходимо особенно отметить, что некоторые из терминов являются неопределенными, незавершенными, субъективными и перекрывающими друг друга.

На данной стадии наша цель — продуцирование идей, а не поиск исчерпывающих ответов, поэтому мы не пытались формулировать точные определения и проводить четкие границы между переменными. Дальнейшее уточнение, несомненно, приведет к появлению иных пере-менных, замене имеющихся. В нашем случае 24 переменные, относящиеся к государству; мы просто составили список наиболее выразительных детерминант исходных и конечных связей, исходя из очевидности их общих характеристик. Список включает переменные, которые вызывают определенную реакцию на разных уровнях (действующие лица, отношения, учреждения и процессы). Эти переменные разворачиваются в различных сферах (правительство, государство, общество), Более того, мы выбрали также простые и ясные переменные внешней среды.

l ДЖ. РОЗЕНЛУ. ВЗАИМОПЕРЕСЕЧЕНИЕ ВНУТРИПОЛИТИЧЕСКОЙ И МЕЖДУНАРОДНОЙ СИСТЕМ 179

Предлагаемая структура взаимопересечений

Предлагаемая структура взаимопересечений Виды средыВнутриполити-

ческая система Конечные и исходные взаимопересечения

Смежная среда

Региональная

среда

Среда

холодной войны

Расовая среда

Ресурсная среда

Организационная

среда

1. Чиновники исполнительной власти

2. Чиновники законодательной власти

Действующие лица

3. Гражданские чиновники 4. Военная бюрократия 5. Политические партии Ё6. Группы интересов 7. Элиты Отношения 8. Идеология 9. Политическая культура 10. Общественное мнение Учреждения 11. Исполнительная власть 12. Законодательная власть 13. Аппарат 14. Военные учреждения 15. Выборы 16. Партийная система 17. Система коммуникаций 18. Социальные учреждения Процессы 19. Социализация и подбор кадров 20. Формирование интересов 21. Укрупнение интересов 22. Осуществление политики 23. Политическое

администрирование

24. Интегративно-дезинтегративные


Единственным основанием категоризации является то, чем опериру-ют, порой неосознанно, действующие лица и наблюдатели, привыкшие рассуждать в рамках этих шести основных переменных. Конечно, эти шесть переменных не исчерпывают все возможное многообразие реаль-ной действительности и не пересекаются, о чем свидетельствует даль-нейшее исследование. Отметим еще, что явления, связанные с другими исходными или конечными взаимопересечениями (юридического, тех-нологического и военного характера), настолько важны, что желатель- но создание дополнительных переменных. Однако используемые нами шесть переменных существуют в умах действующих политиков и поэто-му могут по крайней мере служить примером в наших рассуждениях. (Несомненно, что утверждение представляет, по существу, основную гипотезу о взаимопересечении внутриполитического и глобального, ко-торую можно и должно проверить эмпирически.)

При упомянутых недостатках структура, изображенная на рис. 4, дает несколько преимуществ. Во-первых, она преодолевает аналитичес-кий разрыв между сравнительной и международной политической нау- кой и заставляет думать о том, как они связаны. Сопоставляя различ- ные аспекты систем, мы можем выявить множество точек совмещения и таким образом сломать тенденцию раздельного изучения политических систем как исключительно национальных или межнациональных.

Во-вторых, схема не позволяет сосредоточиться только на очевид- ных взаимопересечениях. Подразделение государств и их окружения на множество переменных заставляет нас обратить внимание на многие неизвестные или латентные связи, которые в случае использования менее эксплицитной схемы могли бы пройти незамеченными или не по-лучить должного освещения. Может оказаться, что многие взаимопере-сечения, выводимые из этой схемы, и не заслуживают тщательного ана-лиза, но их придется рассмотреть для оценки их значимости.

В-третьих, часть схемы, относящаяся к государству, должна при-вести к отказу от традиции изучать национальные правительства как объекты с недифференцированной внутренней средой, т.е. основывать- ся исключительно на национальном интересе как источнике междуна-родного поведения. Подразделяя государства на переменные, которые обычно не рассматриваются в международном контексте, мы исследова-ли процессы, определяющие нужды и потребности государства, и отвер-гали утверждения, будто его исходные взаимопересечения лишь обслу-живают интересы. Более того, выявив неправительственных акторов, отношения, учреждения и процессы наряду с правительственными, мы сделали возможным анализ смешанных взимопересечений и смогли по-ставить вопрос о том, каким образом внешнее поведение служит целям внутренней деятельности государства.

П.Ж. РОЗЕНАУ. ВЗАИМОПЕРЕСЕЧЕНИЕ ВНУТРИПОЛИТИЧЕСКОЙ И МЕЖДУНАРОДНОЙ СИСТЕМ 1 81

В-четвертых, аналогичным образом часть схемы, описывающая внешнюю среду, должна препятствовать попыткам рассмотрения госу-дарства в недифференцируемой внешней среде. Анализируя многие международные системы, частью которых являются государства, мы пришли к выводу, что события за рубежом воздействуют на функциони-рование государства постоянно, а не время от времени. Предлагаемая нами процедура позволяет сравнивать стабильность различных между-народных систем по характеру взаимосвязи с государствами. Если, на-пример, следствия исторических различий между Индией и Пакистаном, Францией и Германией, Кореей и Японией, Грецией и Турцией, Израилем и Египтом как-то указывают на постоянное, а не периодичес-кое воздействие событий за рубежом на деятельность (функционирова-ние) государства, могло бы показаться, что ближайшее окружение госу-дарства предопределяет его внешнюю политику и внутреннюю жизнь гораздо более экстенсивно, чем взаимосвязь с другим, более дальним окружением. Различные взаимосвязи государства с окружением никог- да не подвергались системному и сравнительному анализу, который воз-можен в нашей структуре взаимопересечений.

В-пятых, еще одним преимуществом является связь между прямы- ми и косвенными взаимопересечениями. Поскольку последовательнос- ти поведения могут быть намеренными или ненамеренными, мы вводим допущение для анализа двух основных наборов взаимопересечений, ко-торые обычно игнорируются. Проводится анализ взаимопересечений, создаваемых прямыми исходными взаимопересечениями политик госу-дарств. Очевидно, большую часть действий., намеренно направленных на инициирование реакции внешней среды, предпринимают правитель-ства государств, поэтому первичная категория прямых исходных взаи-мопересечений включает все эти виды деятельности, как основные, так и дополнительные, которые обычно рассматриваются как внешняя по-литика государства. В контексте взаимопересечения внутриполитичес-кого и глобального внешняя политика — это возобновляемые формы действия или бездействия, которые предпринимаются надлежащим об-разом сформированными властями государства по отношению к одному или более объектам внешнего окружения с целью удовлетворения нужд и потребностей государства или получения извне каких-либо ресурсов, способствующих удовлетворению нужд и потребностей государства.

Но внешнеполитическая деятельность — не единственно возмож- ные прямые исходные взаимопересечения. Важнейшее преимущество структуры взаимопересечений состоит в том, что она привлекает вни-мание к главной категории целенаправленного поведения, которая Часто остается без внимания и которую следует подвергнуть углублен-ному анализу. Мы имеем в виду именно те возобновляемые действия,

182 РАЗДЕЛ и. ТЕОРИИ и МЕТОДЫ

которые предпринимаются отдельными лицами или группами с целью сохранения или изменения одного или более аспектов внешнего окру-жения государства. Корпорации, религиозные организации, профсо- юзы, некоторые политические партии, отдельные группы по интересам, выдающиеся граждане и множество других физических лиц во многих государствах преследуют цели установления желаемых моделей пове-дения за рубежом. Очевидный пример важности неправительственных прямых исходных связей — зарубежная деятельность американских корпораций.

С. Хантингтон писал: «Существует вопрос, далекий от чисто марк-систского мифа о влиянии частных экономических групп как на полити- ку слаборазвитых стран, где они развернули свою деятельность, так и на собственные государства. Этого вопроса избегают политологи, но мои собственные исследования Латинской Америки убеждают меня, что он имеет первостепенное значение... Международная корпорация, обладающая собственностью в 1 0 государствах и более, выходит сегод- ня из-под контроля правительства и имеет такое же отношение к прави-тельствам слаборазвитых стран, какое Американская железнодорож- ная компания имела к правительствам наших штатов в 70-е гг. XIX в. Сравнительное исследование политики ТНК показывает, как ITT, Shell, Ctandard Oil, GM, General Electric и др. влияют на политику стран, где они функционируют. Это приоритетный вопрос любого исследования глобальных взаимосвязей.

Другой интересный вопрос: почему экономические организации (корпорации и в некоторой степе ни союзы) могут эффективно функцио-нировать, преодолевая государственные границы, а политические орга-низации — партии — не могут?.. Любая попытка поддержать междуна-родную политическую партию терпела крах, разбившись о рифы нацио-нализма. ГДР и Партия арабского социалистического возрождения — только последние примеры в ряду, в котором уже есть останки второго и третьего интернационалов. Еслл это истинно с точки зрения междуна-родной политики, то ясно, что проблематичен успех партий и других групп интегрировать такие страны, как Бирма, Малайзия, Нигерия, Конго».

Более того, если оценивать различия между прямыми и косвенными взаимопересечениями со сторонь» конечного взаимопересечения, стано-вится ясно,- что жизнь государства обусловлена явлениями, которые представляют собой не что иное, как целенаправленные воздействия других государств. В исследованиях этот момент обычно упускается. Многие аналитики основываются главным образом на понятии «вмеша-тельство» при анализе международного положения государств и сосре-доточиваются на способах, которые внешние акторы используют для

ДЖ. ГОЗЕИАУ. ВЗАИМОПЕРЕСЕЧЕНИЕ ВНУТРИПОЛИТИЧЕСКОЙ И МЕЖДУНАРОДНОЙ СИСТЕМ 183

вмешательства во внутренние дела другого государства. При этом они не стремятся поставить вопрос о влиянии спонтанных событий или тен-денций за рубежом на принятие решений. Явное вмешательство подра-зумевает сопротивление или по крайней мере осознанный контроль и управление: с подрывной деятельностью нужно бороться, экономичес-кому вмешательству — противостоять, на военные угрозы — отвечать, с дипломатическими требованиями — торговать, на пропаганду — отве-чать контрпропагандой. Однако в реальности все далеко не так просто. jVlbi не преуменьшаем важности моделей поведения, основанных на принципе намеренного вмешательства, но утверждаем, что существует множество других моделей реагирования государства на внешние раз-дражители, которые, как обычно предполагается, не должны прини-маться во внимание. Возможно, что понятие косвенных конечных взаи-мопересечений будет способствовать проведению более глубоких ис-следований способов приспособления государства к внешним воздейст-виям.

В последнюю очередь отметим отнюдь не последнюю по важности мысль: структура взаимопересечений позволяет осуществлять более объективные сравнения для целей анализа внешней политики. ...Преоб-ладающая часть исследователей международной проблематики сосредо-точивается на внешнеполитической деятельности государства, пытаясь отыскать в чем-нибудь источник этой деятельности (геокультурные факторы, личности лидеров, ресурсный потенциал и т.д.). Попытки ус-тановить первооснову путем сравнения упомянутых переменных в прак-тике двух или более государств крайне немногочисленны. Мы надеем- ся, что объединение внешних и внутренних переменных в одной схеме, применимой к любому государству, позволит преодолеть этот недоста-ток и создать основу для оценки и сравнения относительного потенциа- ла переменных, на которых базируется изучение международного пове-дения двух любых государств.

Хедли Булл и второй «большой спор» в науке о международных отношениях

Публикация книги Г. Моргентау, фрагменты которой приведены выше, стала свидетельством того, что «большой спор» в науке о меж-дународных отношениях между школами политического реализма и политического идеализма, который концентрировался вокруг таких понятий, как национальный интерес, сила и баланс сил, правовые ин-ституты и нормы морального поведения, достигла своей вершины вскоре после окончания Второй мировой войны. Книга Моргентау на-долго закрепила в данной науке доминирующие позиции теории по-литического реализма. Казалось, что наконец-то создана (или, по крайней мере, что скоро будет создана) дисциплина, сочетающая це-лостность и непротиворечивость теоретических позиций с эффектив- ными конкретными методиками и техниками анализа действительнос- ти в столь важной сфере общественной практики. Господствующую в это время в научных кругах атмосферу четко представил известный американский исследователь Стенли Хоффманн, которого называют умеренным реалистом. Отметив, что международные отношения изу-чаются очень многими дисциплинами — «от географии до экономики, от истории до демографии, от права до социологии и от «внутренней» политической науки до кибернетики», он продолжил: «Каждая дис-циплина отвечает на разные типы вопросов, и эти вопросы не одного и того же порядка: они различаются как по рассматриваемому ими объекту (люди как биологические существа, ценности, пространство, отношения между людьми), так и по предмету, который они представ-ляют (простое описание, объяснение, философия). Для того чтобы найти синтетическое описание, необходимо иметь общую единицу из-мерения, своего рода эталон, в который могли бы конвертироваться, как деньги, все, эти дисциплины. Этим эталоном и является теория международных отношений, т.е. совокупность положений, призван- ных учитывать феномены, которые изучаются или непосредственно политической наукой, или другими соответствующими дисциплинами. Более того, в Соединенных Штатах, где эта дисциплина развивается особенно успешно, вся современная политическая наука имеет теоре-тическую направленность, что является реакцией на прежний «гипер-

ХЕДЛИ БУЛЛ И ВТОРОЙ «БОЛЬШОЙ СПОР- В НАУКЕ О МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЯХ 1 85

фактуализм», а также на влияние физических наук, социологии, наук о коммуникациях»1.

Однако в центре вспыхнувшего уже в 1966 г. «нового большого спора» оказалась именно теоретическая ориентация науки о меж-дународных отношениях, ее приверженность традиционным мето- дам, базирующимся на философском подходе, наблюдении, интуи- ции исследователя, исторических сопоставлениях. Новое поколение исследователей-международников в своих работах выдвинуло на пе-редний план как раз то, против чего выступали,представители «клас-сического» направления — системное моделирование (Мортон Кап- лан), использование компьютерных симуляций (Дж. фон Ньюмэн), теорию игр (Оскар Моргенштерн) и социальных коммуникаций (Карл Дойч), формализованный анализ политических коалиций (У. Рикер) и внешней политики (Дж. Модельски), математические теории гонки вооружений (Л.Ф. Ричардсон), теорию конфликта (Кеннет Боулдинг) и т.п.

Начало «второго большого спора» было положено докладом Хедли Булла «Международная теория: пример классического подхода» на научной конференции в Лондонской школе экономики в январе 1966 г., опубликованным в апрельском (того же года) номере журна- ла «World Politics» и вызвавшим большой резонанс в научном сооб-ществе. Следует подчеркнуть, что дискуссия между представителями двух направлений, названных в статье X. Булла, существовала и до ее публикации. Однако именно обобщение Буллом аргументов сто-ронников «классического» подхода в последовательной, ясно и четко выраженной форме придало этой дискуссии тот размах, который впоследствии заставил говорить о ней как о важном этапе в развитии науки о международных отношениях: многими специалистами статья была воспринята как вызов, результатом чего стало множество отве- тов на нее, поступивших в адрес как названного, так и других журналов.

Булл принадлежал к английской школе в науке о международных отношениях, в центре которой — анализ международной системы как относительно целостного «общества», где господствуют единые нормы поведения его членов-государств. В своей наиболее значительной рабо- те «Анархическое общество: изучение порядка в мировой политике» (The Anarchical Society: A Study of Order in World Politics. London, 1977) он высказывает взгляды, близкие, с одной стороны, политическому реа-лизму, а с другой — получившему распространение в 1990-е гг. так на-

1 Hoffmann S.H. International Relations. The Long Road to Theory // World Politics. 1959. Vol. XL P. 348.


зываемому конструктивистскому направлению в науке о международ- ных отношениях, которое не совпадает ни с тем, ни с другим1.

В то же время научный авторитет Булла, работы которого часто ци-тируются и в наши дни, в немалой степени связан именно с предложен-ной им периодизацией развития международной теории, основываю-щейся на этапах наибольшего влияния того или иного подхода. «Очень важно, — писал он в 1972 г., — отметить существование трех крупных направлений в теоретической деятельности: «идеалистические», или прогрессистские, доктрины, которые преобладали в 1920-х — начале 1930-х гг., «реалистические», или консервативные, теории, которые по-лучили свое развитие в ответ на них в конце 1930-х и 1940-х гг., и «социально-научные» теории конца 1950-х и 1960-х гг., обязанные своим происхождением неудовлетворенности методами, на которых были основаны обе первые»2.

При этом существует точки зрения, основанная на куновском подхо- де к научным революциям, согласно которой вторая «великая дискус- сия» имела большее значение, чем первая, поскольку для нее была ха-рактерна более фундаментальная полемика, чем для спора между идеа-лизмом и реализмом. Дело в том, что как реализм, так и идеализм — это часть традиционной парадигмы, а во втором споре преобладала научная парадигма. Поэтому хронологические периоды, когда преобладали сна-чала идеализм, затем реализм, а потом и научная школа (называемая также школой модернизма или школой бихевиоризма), можно назвать периодами куновской обычной науки, тогда как «великие дискуссии» выражали кризис соответствующей парадигмы3. Это придает еще большую значимость статье Булла, фрагмент которой приводится далее.


1 См. об этом: Теория международных отношений на рубеже столетий. С. 38. 2 Цит. по: Там же. С. 24. 3 См.: Lijphart A. International Relations Theory: Great Debates and Lesser De

bates // International Social Science Journal. 1974. № 26. P. 20.

ХЕДЛИБУЛЛ

ТЕОРИЯ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ: ПРИМЕР КЛАССИЧЕСКОГО ПОДХОДА'

I

Два подхода к теории международных отношений в равной мере при-влекают сегодня наше внимание. Первый из них я бы назвал класси-ческим. Под ним я не подразумеваю изучение и критику классиков международных отношений, работы Гоббса, Гроция, Канта и других великих мыслителей прошлого, которые обращались к международ- ным взаимодействиям. Конечно, изучение работ классиков представ- ляет собой образец классического подхода и дает исключительно пло-дотворный и важный метод. Однако то, что я имею в виду, намного шире: это теоретический подход, который вытекает из философии, ис-тории и права и исходит прежде всего из явной веры в правомоч- ность использования здравого смысла, а также из того, что, замкнув- шись в узких рамках критериев верификации и доказательства, вряд ли можно сказать много важного о международных отношениях. Таким образом, общие положения об этом предмете должны вытекать из несовершенного в научном отношении процесса восприятия или интуиции, и эти общие положения вследствие ненадежности своего источника не могут оцениваться иначе, как гипотетические и неокон-чательные.

До недавнего времени практически все попытки теоретических исследований международных отношений основывались на подхо- де, который я только что описал. Мы можем узнать его в различ- ных попытках создания целостной международной теории XX в. — в работах Альфреда Зиммерна, Эдварда Хэллета, Е.Г. Карра, Ганса Моргентау, Джорджа Шверценбергера, Реймона Арона и Мартина Уайта. Не вызывает сомнений, что именно таков метод и их пред-шественников, отдельные мысли и выводы которых они попытались

1 Оригинал: International Theory: The Case of a Classical Approach. Bull H. // Contending Approaches to International Politics / Ed. by Klaus Knorr, James N. Rosenau. Princeton, 1969. P. 20-37 (перевод Е. Ященко и П. Цыганкова).


обобщить: это метод политических философов, Макиавелли и Берка, правоведов-международников Ваттеля и Оппенгейма, памфлетистов Гентца и Кобдена, историков Гирина и Ранке. Именно потому, что этот подход так долго был нормой, мы можем назвать его классическим.

Второй подход я бы назвал научным. Я выбрал термин «науч- ный», а не «сциентистский» для того, чтобы не принижать исполь-зованием пренебрежительного термина важности того вопроса, ко- торый хочу обсудить. Используя термин «научный» для этого вто- рого подхода, я имею в виду не столько достижения, сколько стремления тех, кто его предпочитает. Они стремятся построить теорию международных отношений, положения которой основыва- лись бы на математических и логических доказательствах или же на строгих эмпирических процедурах верификации. Одни из них счи- тают, что классические теории международных отношений не имеют никакой ценности и воображают себя основателями абсолютно новой науки. Вторые допускают, что результаты классического подхода об-ладают некоторой ценностью, и, возможно, даже относятся к ним с определенной симпатией, но похожей на ту, с которой владелец мо- дели авто 1965 г. может смотреть на архаичный автомобиль. Однако и те, и другие надеются и верят, что их собственное направление в теории полностью заменит предшествующее. Подобно логическим по-зитивистам, пытавшимся в 1930-е гг. узурпировать английскую фило-софию, или подобно блестящим молодым технократам Макнамары, когда они пришли в Пентагон, считая себя новыми, знающими и хладнокровными людьми, преодолевающими истощенную и расплыв-чатую дисциплину, или псевдодисциплину, которая до этого довольст-вовалась какими-то странными ухищрениями, избегала научного ме- тода, но в конце концов всегда неизбежно была вынуждена уступать ему.

В таком понимании научный подход к теории международных отношений присутствует в теории международных систем, разра-ботанной Мортоном А. Капланом и др., в различных экстраполя- циях Джона фон Ньюмана и теории игр Оскара Моргенштерна, в теории торга Томаса Шеллинга, в работах Карла Дойча о со- циальных коммуникациях, в изучении политических союзов Вильяма Рикера, в моделях осуществления международной поли- тики, созданных Джорджем А. Модельски и др., в математическом изучении процессов вооружений и смертельной вражды Левиса Ф. Ричардсона и в теориях конфликта, разработанных Кеннетом Боулдингом и Анатолем Рапопортом. Он составляет также значи-

X. БУЛЛ. ТЕОРИЯ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ. ПРИМЕР КЛАССИЧЕСКОГО ПОДХОД* 189

тельную часть содержания того, что называется «исследования мира»1.

Исследования, которые я перечислил, сильно различаются по ис-пользуемым методам и рассматриваемым вопросам. Нет сомнений, что их авторы, относясь друг к другу с враждебностью лидеров марк-систских сект, имеют разные представления о внешнем мире, они в разной степени прояснили наш предмет. Кроме того, то, что я назвал научным подходом, у всех них проявляется по-разному. Поэтому было бы неверно рассматривать их как единое течение. В то же время трудно избежать и того, что критика в адрес этого течения будет справедливой по отношению ко всем его отдельным представи-телям. И тем не менее все эти исследования, все эти способы анали- за так или иначе привлекают научный подход, и для его обсуждения необходимо сосредоточить внимание на том общем, что в них име- ется.

Безусловно, что все написанное в рамках научного подхода, нужно воспринимать всерьез. Если судить об этом подходе по кри-териям логической четкости и научной строгости, то можно ска- зать, что его качество весьма высокое. Кроме того, даже при не-благожелательном к нему отношении, нельзя тем не менее заклю- чить, что он не внес вклада в понимание международных отношений. ^Действительно, принимая во внимание ту огромную концентрацию сил и талантов, которая нашла свое выражение в литературе, создан- ной данным течением, такой вывод показался бы довольно странным.

Таким образом, если мы решили критиковать научный подход, нужно взять на себя труд по его изучению, на основе чего сформулиро-вать возражения, которые мы можем выдвинуть по отношению к нему. В настоящее время этот подход достиг такого уровня развития, что умолчания по отношению к нему или, еще хуже, легкого ошельмования, которое иногда высказывают британские критики, вовсе не достаточно для того, чтобы показать его несостоятельность. Если, как я уверен, от научного подхода следует решительно отказаться, то это возможно только на основе рациональной критики.

1 См., например, Kaplan MA. System and Process in International Politics. NY., 1937; Morgenstern. The Question of National Defense. N.Y., 1959; Schelling T.C. The Strategy of Conflict. Cambridge (Mass.), 1960; Deutsch K. W. and oth. Political Community and the North Atlantic Area: International Organization in the Light of Historical Eperience. Princeton, 1957; Riker W. The Theory of Foreign Policy. N.Y., 1962; Richsrdson L„ Arms and Insecurity: A. Mathematical Study of the Causes and Origin of War. Pittsburg, I960; Statictics of Deadly Quarrels / Ed. by Q. Wright and C.C. Lienau. Pittsburg, 1960; Kenneth Boulding. Conflict and Defense: A general Theory. N.Y., 1962; Rapoport A. Fights, Games, and Debates. Ann Arbor, 1960.


II

Научный подход очень мало способствовал и очень мало может способ-ствовать развитию теории международных отношений, и в той мере, в какой он ставит своей целью дискредитировать классический подход и в конечном итоге вытеснить его, он, безусловно, является вредным. В подкрепление этого положения я хотел бы выдвинуть семь аргумен- тов.

Первый аргумент. Ограничиваясь тем, что может быть логически или математически доказано или верифицировано в соответствии со строгими процедурами, приверженцы научного подхода лишают себя единственных инструментов, которые сегодня дают возможность уло- вить сущность предмета. Оставляя в стороне то, что Мортон Каплан называет интуитивными догадками, или то, что Вильям Рикер называет мудрой литературой, они оказываются на пути интеллектуального пу-ританизма, который удерживает их (или может удерживать, если они действительно вступают на него) настолько же далеко от сущности международной политики, насколько обитательницы женского монас-тыря в викторианскую эпоху были далеки от изучения вопросов секса.

Для того чтобы оценить нашу уверенность в возможности здравого смысла в теории международных отношений, достаточно.перечислить лишь несколько центральных вопросов, которые она рассматривает. Одни из них принадлежат, по крайней мере отчасти, сфере морали, и на них ввиду самой их природы невозможно дать какие-либо объективные ответы; они могут быть только исследованы, прояснены, переформули-рованы и предварительно решены на основе какой-нибудь точки зрения, выбранной в соответствии с методом философии. Другие вопросы явля-ются эмпирическими, но настолько неуловимыми по своей природе, что любые ответы, какие мы бы ни дали на них, будут неполными и могут стать лишь темой для обязательного дальнейшего обсуждения. Мы опи-раемся на интуицию и здравый смысл не просто при разработке гипотез для ответа на эти эмпирические вопросы (часто подчеркивают, что на-столько же верно для естественных наук, как и для социальных). Дело в том, что при проверке этих гипотез мы также полностью опираемся на здравый смысл, но приблизительное наблюдение, которое, однако, не дает ни логической, ни научно обоснованной .возможности считать вещи именно такими, а не иными.

Например, является ли группа суверенных государств политичес- ким обществом или системой или нет? Если мы можем говорить об обществе суверенных государств, предполагает ли это общую культу- ру или цивилизацию? И если да, то лежит ли подобная общая куль-

X. БУЛЛ. ТЕОРИЯ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ: ПРИМЕР КЛАССИЧЕСКОГО ПОДХОДА 1 91

тура в основании всемирной дипломатической структуры, в рамках которой мы вынуждены сейчас действовать? Каково место войны в международном обществе? Является ли любое частное проявление силы абсолютным препятствием для функционирования общества или же существуют справедливые войны, которые для его функционирования приемлемы и даже необходимы? Имеет ли государство — член мирового общества право на вмешательство во внутренние дела другого государства, а если да, то при каких обстоятельствах? Являются ли суверенные государства единственными членами международного общества или оно состоит в конечном счете из индивидуальных чело-веческих существ, чьи права и обязанности выше прав и обязанностей тех государств, которые действуют от их имени? В какой степени ход дипломатических событий в тот или иной момент времени детер-минирован или ограничен общей моделью или структурой междуна-родной системы, количеством, относительным весом, консервативной или радикальной позицией государств, составляющих эту систему, инструментами, позволяющими этим государствам навязывать свою волю на основе либо военной технологии, либо распределения благ; особым набором правил игры, лежащих в основе дипломатической практики в данное время? И так далее.

Это типичные вопросы, из которых, в сущности, и состоит теория международных отношений. Но теоретики научного подхода отказались от средств, позволяющих поставить эти вопросы со всей прямотой. Когда они сталкиваются с ними, то делают одно из двух: либо уклоняют- ся от них и сосредоточиваются на маргинальных сюжетах — методоло-гии рассмотрения предмета, логических экстраполяциях концептуаль- ных рамок, допускающих его осмысление, на тех аспектах предмета, которые можно измерить или прямо наблюдать, либо порывают со свои-ми собственными правилами и, не признавая этого, прибегают к мето- дам классического подхода, которыми они пользуются исключительно плохо, поскольку их цели и их образование оставляют их чуждыми сущ-ности предмета.

Эта неспособность научного подхода иметь дело с сутью предмета при сохранении собственных ограничений привела меня к выводу, под-тверждаемому наблюдением за преподаванием данного предмета в уни-верситетах. Какие заслуги ни приписывались научному походу, было бы совершенно неправильно считать, что он может стать основой курсов по международной политике, как это происходит сегодня в некоторых университетах Соединенных Штатов. Студент, для которого изучение Международной политики сводится исключительно к введению в мето-дики теории систем, теории игр, симуляции или контент-анализа, про- сто отрезан от предмета; это отнюдь не способствует развитию его ин-


туиции, касающейся превратностей международной политики или мо-ральных дилемм, к которым они приводят.

Второй аргумент, который я хотел бы выдвинуть, вытекает из пер-вого: в тех случаях, когда последователи научного подхода проясняли сущность предмета, они выходили за рамки этого подхода и использова-ли классический метод. То ценное, что имеется в их работах — это пре-имущественно суждения, установленные не математическими или дру-гими научными методами, а совершенно независимо от этих методов.

Возьмем в качестве примера работу Томаса Шеллинга, чей вклад в теорию международных отношений равен, а возможно, и превышает вклад любого другого исследователя — приверженца научного подхода. Его детальное рассмотрение понятия контроля над вооружениями, эле-ментов устрашения, природы торга, места, которое в международных отношениях занимает угроза применения силы, является оригинальным и важным и, вероятно, будет долго оказывать влияние не только на теорию, но и на практику этих вопросов. Но по своему образованию Шеллинг — экономист; его труды по теории игр и торга имеют техни-ческую природу, и иногда создается впечатление, что он обязан своей поддержкой призыву к более широкому использованию научных теорий.

Мне кажется, что в каждом случае выводы Шеллинга, касающиеся насилия и международной политики, носят характер суждений, кото- рые невозможно доказать и верифицировать, и что они не были и не могут быть доказаны на основе его работы о формальной теории игр и торга. Иногда в осмыслении сути проблем Шеллинг сочетает свой инте-рес к самым последним научным методикам с проницательным полити-ческим суждением и философским пониманием. Возможно, что его идеи в сфере международных отношений были навеяны его технически-ми исследованиями и он счел полезным проиллюстрировать их фор-мальными упражнениями теоретического характера. Читатели, разде-ляющие его интерес к таким методикам, возможно, найдут использова- ние подобных иллюстраций забавным и полезным. Но такие иллюстра-ции в лучшем случае являются полезной аналогией. Они не составляют основы вклада Шеллинга в международную политику...

Третий аргумент состоит в том, что прогресс того типа, к которо- му стремятся сторонники научного подхода, маловероятен. Некоторые авторы, которых я упомянул, вполне готовы допустить, что до сих пор строго научным образом рассматривались только периферические сю-жеты. Тем не менее они претендуют на то, что о научном подходе следу-ет судить не по полученным до настоящего времени результатам, а по тем возможностям научного процесса, которые достижимы в долговре-менной перспективе. Они могут даже сказать, что скромность их начала

X. БУЛЛ. ТЕОРИЯ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ: ПРИМЕР КЛАССИЧЕСКОГО ПОДХОДА 193

свидетельствует о развитии их по пути естественных наук; как пишет Мортон Каплан, современная физика также «воздвигла свое нынешнее великое здание на основе постановки проблем, для решения которых сейчас у нее имеются необходимые методики и инструментарий»1.

По сути дела, надежда только на то, что наши знания о международ-ных отношениях достигнут того уровня, начиная с которого они станут действительно кумулятивными, т.е. из нынешнего сумбура соперничаю-щих терминологий и концептуальных построений в конечном итоге воз-никнет общий язык, а различные малозначительные сюжеты, которые сейчас научно признаны, в дальнейшем объединятся и станут важными и тогда появится прочный теоретический фундамент, на котором можно будет выстраивать получаемые в рамках данного подхода знания.

Никто не может с определенностью сказать, что этого не произой- дет, хотя на деле возможностей для такого поворота очень немного. Трудности, с которыми столкнулась научная теория, вытекают не из предполагаемых «отсталости» и слабости науки о международных отно-шениях, а из особенностей, связанных с самой сущностью изучаемого ею объекта, о которых говорится достаточно часто; слишком большое количество переменных, которые должны приниматься во внимание при любом обобщающем выводе о поведении государств; сопротивление объекта любому проверочному эксперименту; качество этого объекта, которое зачастую изменяется буквально на наших глазах и как бы про-текает между пальцами, когда мы пытаемся систематизировать его в теоретических категориях; тот факт, что теории, которые мы строим, и отношения, описываемые теорией, связаны не только предметно-объек-тивным, но и причинно-следственным взаимодействием, и, таким обра-зом, даже наши самые безобидные идеи вносят вклад в их собственную верифицируемость и фальсифицируемость.

Более вероятной для теории международной политики кажется такая перспектива; она неопределенно долгое время останется на ста- дии вечной философской дискуссии о собственных основах; работы новых научных теоретиков не составят прочной инфраструктуры, на основе которой сможет работать новое поколение ученых, скорее, Даже те из них, кто будет продолжать разработки научной теории, если сохранится нынешняя тенденция, не смогут отойти от своих ранних работ, хотя их можно определить как частные и ненадежные путеводители по такому весьма неподатливому предмету; будущие ученые, даже усваивая все, что смогут, Из предшествующего опыта, будут по-прежнему чувствовать себя обязанными строить свои собст-

1 Problems of Theory Building and Theory Confirmation in International Politics // World Politics. 1961. Vol. XIV. P. 7.

13-5171


венные теории, подобно тому как строят дом на базе уже заложенного фундамента.

Четвертый аргумент, который может быть выдвинут, состоит в том, что многие приверженцы научной школы оказали теории очень плохую услугу, интерпретировав ее как построение и манипулирование так называемыми моделями. Теоретическое исследование эмпирическо- го предмета обычно концентрируется на установлении общих связей и отличий между событиями в реальном мире. Тем не менее многие сто-ронники научного подхода разрабатывают свои теории в форме некой произвольной и упрощающей реальность абстракции, которую они затем изучают, привлекая различные способы, прежде чем определить, какие модификации дадут приемлемый результат при их приложении к реальным событиям. В строгом смысле модель — это дедуктивная сис-тема аксиом и теорем; однако популярность данного термина объясня-ется его частым использованием для обозначения того, что является не более чем метафорой или аналогией. Строго говоря, здесь имеется в виду только техника построения моделей. В экономике и других дисцип-линах эта техника нашла применение, но ее использование в теории международной политики вызывает сожаление.

Предполагаемое преимущество использования моделей заключается в том, что, освобождая от необходимости постоянного обращения к ре-альности, они предоставляют возможность составлять простые аксио- мы, базирующиеся на небольшом числе переменных, и ограничиваться строгой дедуктивной логикой, вырабатывая таким образом широкие теоретические обобщения как важные вехи, помогающие ориентиро-ваться в реальном мире, даже если при этом и не учитываются детали.

Но я не знаю ни одной модели, которая способствовала бы понима-нию международных отношений и в то же время не могла быть выраже- на в форме эмпирического обобщения. Однако мы должны воздержи-ваться от использования моделей не по этой причине. Свобода создате- ля моделей по отношению к выбору требований, связанных с наблюде-нием действительного мира, — вот то, что делает его модели опасными: он легко соскальзывает в догматизм, тогда как эмпирические обобще- ния являются преградами на этом пути, он приписывает модели связь с реальностью, которой на самом деле нет, он довольно часто искажает саму модель, вводя дополнительные гипотезы о мире под видом логичес-ких аксиом. Интеллектуальное совершенство и логическая упорядочен-ность построения модели придают ей определенную привлекательность, которая, однако, обманчива с точки зрения ее отношения к самой объ-ективной реальности.

В качестве примера приведу модели наиболее амбициозного постро-ителя моделей — Мортона Каплана. Он предлагает модели двух истори-


ческих и четырех возможных международных систем, каждая из кото-рых имеет свои «основные правила» или характеризуется своим особым поведением. По утверждению Каплана, модели позволяют ему делать прогнозы, правда, только высокого уровня обобщения, относительно ха-рактерного или возможного поведения государства в рамках современ-ной международной системы, предсказывать, вероятны или нет транс-формации данной системы в какую-нибудь другую систему и какую форму они могут принять.

Шесть систем, которые различает Каплан, и «основные правила» или характерное поведение каждой из них — это фактически не более чем общее место, выуженное из ежедневных дискуссий о международ-ных отношениях, об общей политической структуре, которую мир имел или мог бы иметь. Это — международная политическая система XVIII и XIX в.; современная так называемая биполярная система; структура, которая существовала бы, если бы современная поляризация власти не смягчалась ООН и мощными третьими силами; система, которая суще-ствовала бы, если бы ООН стала преобладающей политической силой в мире все еще суверенных государств; мировое государство; наконец, мир, состоящий из множества ядерных держав.

Обсуждая условия, при которых будет поддерживаться равновесие в каждой из этих систем, и предсказывая вероятность и направление их трансформации в другие системы, Каплан вводит гораздо более произ-вольное предположение, чем предложено в том подходе к международ-ной теории, который он хочет вытеснить. Обсуждая две исторические системы, он использует подходящие примеры из недавней истории, но нет оснований предполагать, что поведение будущих международных систем этого типа обязательно будет таким же. Когда же он переходит к несуществовавшим гипотетическим системам, то его обсуждение либо тавтологически продолжает используемые им дефиниции, либо совер-шенно произвольно трансформируется в эмпирические суждения, не имеющие отношения к модели.

Совершенно очевидно, что шесть систем Каплана — далеко не един-ственно возможные. Он, например, признает, что они не отражают античного мира или средние века и тем более не охватывают безгранич-ного многообразия, которое может иметь место в будущем. Зачем же тогда предполагать, что любая из этих систем должна трансформиро-ваться путем преобразования в одну из остальных? Все попытки пред-сказать трансформации на основе предложенных моделей на каждом этапе требуют выхода за их пределы и поиска других соображений.

Таким образом, модели Каплана не являются моделями в полном смысле этого слова; им недостает внутренней строгости и логики. Но Даже если бы они обладали подобными качествами, они не проясняли

№


бы реальность, как об этом говорит Каплан. У нас нет такого средства, чтобы узнать, не окажутся ли решающими переменные, исключенные из моделей. Каплан выполнил интеллектуальное упражнение, и не более того. Я не буду утверждать, что некто, изучающий вопрос о том, какие изменения могут произойти в современной международной систе-ме, или вопрос о форме и структуре мира с множеством ядерных дер- жав, не может добыть несколько ценных самородков из работы Капла- на. Но насколько более плодотворно эти вопросы могут быть исследова-ны и насколько лучше мог бы их исследовать столь одаренный ученый, как Каплан, если бы он рассматривал действительное многообразие со-бытий в реальном мире, принял в расчет многочисленные моменты, из-меняющие современную международную систему в том или ином на-правлении, учитывал значительное число политических и технических факторов, которые помогли бы выявить характер того мира, в котором существует множество ядерных держав, и, наконец, если бы он обра-тился к одной из многих форм, не похожих на те, что следуют из модели Каплана.

Мода на создание моделей служит примером гораздо более распро-страненной и давней тенденции в изучении общественных отношений — замены методологического инструмента и вопроса: «Полезны ли инструменты или нет?» на выдвижение выводов о мире и вопроса: «Верны эти выводы или нет?» Несмотря на то что эта мода получила лишь эндемическое распространение в недавних исследованиях, я думаю, что такая перемена стала наихудшей из возможных. «Полез-ность» инструмента в конечном счете должна подкрепляться истиннос-тью положения или серии положений, выдвинутых о реальном мире, а следствием подмены является просто сокрытие результата эмпиричес- ких исследований и подготовка почвы для некачественных размышле- ний и подчинения исследования критерию практической полезности...

Пятый аргумент состоит в том, что в некоторых случаях фетиши-зация измерений искажает и обедняет работу научной школы. Практи-чески каждый приверженец научной точности представляет квантифи-кацию предмета как высший идеал, выражаются ли сами теории в виде математических уравнений или просто в виде суммы доказательств в количественной форме. Подобно англиканскому епископу, который... начинал свою.проповедь о морали словами, что он не считает все поло-вые отношения обязательно грешными, я хотел бы высказать либераль-ный взгляд на вопрос о квантификации. В теоретическом утверждении о международной политике, выраженном в математической форме, нет Ничего предосудительного, как нет в нем ничего странного и с точки зрения логики. Точно так же нет никаких возражений и против подсче- а феноменов, которые не отличаются друг от друга ни в каком важном

X. БУЛЛ. ТЕОРИЯ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ: ПРИМЕР КЛАССИЧЕСКОГО ПОДХОДА 1 97

аспекте, и против представления такого подсчета, как доказательства, помогающего обосновать теорию. Трудности возникают тогда, когда в погоне за измеряемостью мы начинаем игнорировать важные различия между исчисляемыми феноменами и приписывать тому, что было под-считано, то значение, которое оно не имеет, или же излишне увлекаем- ся возможностями подсчета, которыми изобилует наш предмет, что может отвлечь от качественных исследований, гораздо более плодо-творных в большинстве случаев... Шестой аргумент следующий: в теории международной политики

существует требование точности и строгости, но точность и строгость, допускаемые предметом, легко достижимы в рамках классического под-хода. Однако на некоторые моменты теоретики научного подхода совер-шенно обоснованно нацеливают свои критические стрелы. Далеко не всегда классическая теория международных отношений давала четкие определения терминов, соблюдала логические правила процедуры или формулировала ясные гипотезы. Иногда, особенно в период ее сущест-вования в рамках философии истории, она пыталась применить к меж-дународной политике выводы ненаучного взгляда на мир. Несомненно теория международных отношений должна стремиться к научности в смысле целостной совокупности точных и упорядоченных знаний и в смысле согласованности с философскими основаниями современной науки. В той мере, в какой научный подход выражает свое несогласие с небрежными рассуждениями и догматизмом или с предрассудками про-виденциализма, его можно только приветствовать. Однако значитель- ная часть теоретических установок классического типа не заслуживает критики подобного рода. Произведения великих правоведов-междуна-родников от Витрйи до Оппенгейма (которые, можно полагать, форми-руют основу традиционной литературы по предмету) строги и критич- ны. И многие современные авторы логичны и строги в своем подходе и тем не менее не принадлежат школе, которую я называю научной, это, например, Раймон Арон, Стэнли Хоффманн и Кеннет Уолтц. С другой стороны, нетрудно найти примеры, когда последователей научной школы нельзя назвать точными и критичными в этом смысле.

Мой седьмой и последний, аргумент состоит в том, что последовате-ли научного подхода, отсекая себя от истории и философии, лишаются средств самокритики, следствием чего является их наивное и одновре-менно высокомерное отношение к предмету и возможностям данных дисциплин. Конечно, это относится не ко всем или, во всяком случае, не в равной мере к каждому. Однако изучение международной политики сторонники научной школы не рассматривают как длительную исследо-вательскую традицию, в которую они были вовлечены последними. Для них характерны: непонимание того, что породившие их обстоятельства


новейшей истории обусловили их нынешние интересы и перспективы, придав этим последним присущий им характер, таким способом, о кото-ром они могут даже не догадываться; отсутствие всякой склонности к тому, чтобы спросить себя: если результаты их исследований столь многообещающи и перспективы их практического воплощения столь благоприятны, то почему они не были достигнуты никем прежде; некри-тическое отношение к выдвигаемым гипотезам и особенно к моральным и политическим отношениям, которые занимают центральное, хотя и не признанное место в большинстве их работ.

Научный поход к международным отношениям мог бы стать благо-датным объектом той критики, более широкой целью которой в прекрас-ной книге Бернарда Крика стала слабость и шовинизм инфраструктуры моральной и политической гипотезы, лежащих в основе описанных им истории и социальных условий американской политической науки1. На-верное, никто не сомневается, что концепция науки о международной политике, как и науки о политике вообще, зародилась и достигла рас-цвета в Соединенных Штатах. Это объясняется прежде всего отношени- ем американцев к практике международных взаимодействий, к гипоте-зам, полагающим, в частности, моральную простоту внешнеполитичес-ких проблем и существование «решений» этих проблем, восприимчи-востью политиков к результатам исследований и уровню контроля и манипуляции, над совокупной дипломатической сферой, которые могут быть реализованы любой страной...

III

Изложив аргументы против научного подхода, я бы хотел вернуться к тем оговоркам, о которых упоминал в начале статьи. Я сознаю, что вы-ступил с общей критикой, направленной против целой группы близких подходов, хотя значительно эффективнее была бы точная критика более важных конкретных целей, ибо она не затронула бы то, что не имеет смысла критиковать без необходимости. Конечно, в теории междуна-родных отношений существуют не два, а гораздо больше подходов, и дихотомия, которую я использовал, игнорирует множество различий, которые важно иметь в виду.

В ряде случаев, специалистов в области международных отношений разделяют такие простые барьеры, как непонимание или академические предубеждения, которые, впрочем, характерны для социальных наук в целом. Желательно, чтобы эти барьеры сокращались, но, с другой сто-роны, в современной борьбе мнений эклектика под маской терпимости

The American Science of Politics: Its origins and Conditions. Berkeley; L., 1959.


представляет самую большую опасность; если мы согласимся, что долж-ны быть открытыми для каждого подхода (потому что «однажды он может к чему-нибудь привести») и предоставлять право на существова-ние каждой банальности (потому что «в конце концов то, что в ней утверждается, содержит хотя бы частицу истины»), то должны смирить-ся и с тем, что не будет конца абсурдам, которые нам навязываются. Можно отыскать частицу истины у оратора Гайд-парка Корнера или у пользователя омнибуса Клафама, но вопрос в том, какое место они за-нимают в иерархии академических приоритетов?

Надеюсь, что я достаточно ясно показал, что заметил много ценного в ряде тех положений, которые выдвинуты теоретиками, придерживаю-щимися научного подхода. Мое утверждение состоит не в том, что эти положения лишены ценности, а в том, что то приемлемое, что в них содержится, может быть легко достигнуто в рамках классического под-хода. Кроме того, частные методы и цели, предложенные этими теорети-ками, ведут их по ложному пути, и мы должны оставаться решительно глухи ко всем призывам, которые приглашают нас следовать за ними.

Может ли наука о международных отношениях стать «прикладной»? (Анатоль Рапопорт о необходимости придания научного характера исследованиям мира)

Как уже отмечалось, публикация работы Хедли Булла вызвала большой резонанс в научном сообществе. В числе первых на нее откликнулся Мортон Каплан, один из бесспорных лидеров «научного направления» в исследовании международных отношений'. В ответ на критику Булла он подчеркивает, что не отрицает вывода, в соответствии с которым сложность объекта накладывает ограничения на то, что может быть сказано о нем наукой. В то же время, по словам Каплана, разные объек-ты и разные степени сложности объекта требуют разных аналитичес-ких методик и разных процедур. Традиционалисты, говорит Каплан, не понимают этого, вследствие чего склонны применять к массе разнород-ных элементов абсурдно широкие и зачастую неподдающиеся фальси-фикации обобщения.

Как представитель «научного направления» Каплан признает специ-фику социальных и политических явлений. Однако он утверждает, что различие между физическим и социальным не приводит к необходимос-ти подтверждения и коммуникативности знания о них. Различие между объектами науки обусловлено лишь степенью полноты знания о том или ином из них, которая становится возможной в результате примене-ния определенных методов, а также степенью убедительности и воз-можности добиться требуемых уточнений этого знания.

Собственно говоря, «вторая большая дискуссия» касалась не тео-рии, а методов, эффективности, практической отдачи теоретических ис-следований. Поэтому С. Смит, например, считает, что значение этой дискуссии слишком часто преувеличивается, а на самом деле она вовсе не играла той роли, которая ей приписывается, ибо не затрагивала во-проса о самой природе международных отношений2.

Тем не менее было бы ошибкой и преуменьшать ее роль. Во-первых, принципиальное значение «второй большой дискуссии» объясняется тем, что она отразила ту стадию в развитии науки о международных

1 См.: Kaplan M. A New great Debate: Traditionalism versus Science in International Relations // World Politics. 1966. Vol. XIX. P. 1-20.

2 См.: Теория международных отношений на рубеже столетий.

МОЖЕТ ЛИ НАУКА О МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЯХ СТАТЬ «ПРИКЛАДНОЙ.? 201

отношениях, которую прошла каждая социальная дисциплина — ста- дию вступления в зрелость на основе переосмысления своего места в обществе и науке, стремления к обновлению, достижению наибольшей 'точности, получению максимальной практической отдачи на основе применения строгих аналитических процедур, методов, апробирован- ных в других науках, главным образом естественных. Во-вторых, эта дискуссия не только способствовала обогащению науки о международ-ных отношениях прикладными методиками и аналитическими процеду-рами, но и показала возможность и важность эмпирических исследова- ний в данной сфере. Кроме того, она в конечном счете вела и к посте- пенному преодолению крайностей в понимании соотношения фундамен- тального и прикладного знаний, когда одни исследователи утверждают, что подлинная наука начинается лишь там и тогда, где и когда она при-обретает прикладной характер, а другие отрицают право прикладных наук на теоретические выводы общенаучной значимости. Наука о меж-дународных отношениях не может стать полностью и только приклад- ной, ибо тогда она утратит возможность саморефлексии и обобщения эмпирических исследований, продуцирования (в том числе и на основе воображения, изобретательности и интуиции) новых фундаментальных идей, направлений и гипотез, которые в свою очередь становятся значи-мыми лишь в результате их эмпирической верификации или фальсифи-кации в рамках прикладных исследований, доводящих идеи до их прямо го соприкосновения с политической практикой.

Концептуальные рамки «научного направления» очень широки и поэтому могут быть обозначены лишь весьма условно. Они охватывают разные области исследования: представление международных отноше-ний в виде системы, элементами которой выступают взаимодействую-щие друг с другом акторы (главным образом, государства) (К. Холсти, Д. Сингер); моделирование на этой основе различных состояний между-народных отношений (М. Каплан, К. Райт, Р. Роузкранс); анализ пове-дения международных акторов на основе психологического восприятия международной ситуации лицами, принимающими решения (Р. Снай-дер, X. Брук); сам процесс принятия внешнеполитического решения (Г. Аллисон); исследование процессов социальной коммуникации и ин-теграции в международных отношениях, изучение конфликтов и со-трудничества (О. Холсти, А. Рапопорт, К. Боулдинг); попытки формали-зации поведения международных акторов с использованием теории игр Как теории рационального поведения в рисковых ситуациях (Дж. фон Нейманн, О. Моргенштерн, Т. Шеллинг); теория взаимосвязи (Дж. Ро-зенау), основное содержание которой сводится к изучению взаимозави-симости между различными национальными государствами и междуна-родной системой; теория равновесия (Дж. Лиски), согласно которой


центральным динамическим элементом, изменяющим международные отношения, является равновесие власти, и др.

Как показывает швейцарский исследователь Ф. Брайар, подобные попытки систематизации направлений школы модернизма лишь весьма приблизительно отражают ее состояние1. Действительно, ее представи-тели часто меняют и предмет, и методы исследований. Разнообразие, вернее, разнородность применяемых ими исследовательских техник, методик и процедур делает всякую попытку их систематизации непол-ной, а из-за довольно частой несовместимости их взглядов становится обоснованным замечание X. Булла о том, что они относятся друг к другу «с враждебностью лидеров марксистских сект».

Модернизм, или «научную школу», справедливо критиковали за то, что его крайние выражения приводили к фрагментации или частичной утрате специфики исследовательского объекта, к необоснованному про-тивопоставлению «строгих научных» методов «традиционным, интуи-тивно логическим», отрицанию за теоретическим подходом всякой прак-тической значимости, а в крайних случаях — к отказу от теории.

Однако это не относится к наиболее крупным представителям «на-учного направления», к которым с полным основанием можно отнести Анатоля Рапопорта. Он не отрицал роли фундаментальной теории и не претендовал на превращение науки о международных отношениях в прикладную в целях придания ей «подлинно научного характера». В то же время он показывал важность прикладного анализа в столь значи- мой области науки о международных отношениях, какую представляют собой исследования о мире. Нельзя не отметить и тот факт, что само понимание термина «прикладные исследования» он не сводит к плоским трактовкам роли исчисления, использования математического аппарата или компьютеров в процессе получения и обработки эмпирических дан-ных.

Предоставим слово самому Анатолю Рапопорту.


1 См.: Braillard Ph. Philosophie et Relations internationales. P., 1965. P. 31-33.

AHA ТОЛЬ РАПОПОРТ

МОГУТ ЛИ ИССЛЕДОВАНИЯ МИРА БЫТЬ ПРИКЛАДНЫМИ?1

В рамках этого обсуждения я буду проводить различие между «чистым» и «прикладным» исследованиями (или наукой) на основе того, что ожи-дает от них общество или, точнее говоря, поддерживающие его институ-ты. Эти ожидания выражены в постановке целей при создании исследо-вательских институтов или при финансировании проектов. Они форму-лируются в докладах, которые представляются институтам, поддержи-вающим исследования. Я называю «чистым» исследование, которое отвечает этим ожиданиям, позволяя лучше понять какую-то часть мира в «чистом» виде, т.е. в отсутствие контроля при помощи манипуляций. Под «прикладным» исследованием я понимаю такое, которое делает воз-можным контроль над какой-то частью мира.

Институциализованная наука, т.е. исследование, организованное, подобно крупным предприятиям с административными и иерархически-ми структурами, разделением труда, бюджетными рамками и т.п., пол-ностью относится к прикладной науке. Оно зародилось в индустриаль-ных обществах, где «прогресс» трактуется как увеличение манипуля-тивного контроля над окружающей средой. Индустриальные общества поддерживают эти крупные научные предприятия в надежде, что их «продукт» будет способствовать «прогрессу». Наиболее очевидные ус-пехи прикладной науки конвертируются в технологический прогресс. Таким образом «контроль окружающей среды» принял свое традицион-ное значение: использование природных сил для выполнения человечес-кого труда (индустриальная технология); накопление энергии для ее применения против врагов (военная технология); защита человека от болезней (медицинская технология).

В последние два десятилетия еще одним сектором институциализо-ванной науки стала «наука о поведении». Социальные ожидания по по-воду «наук о поведении» обычно отражают аргументы в пользу социаль-

1 Оригинал: Сап Peace Research be Applied? // Journal of Conflict Resolution. 1970. Vol. XIV. P. 277-286 (перевод П. Цыганкова).


ной поддержки институциализованной науки о поведении: «Наука с не-обычайным успехом решала вековые проблемы человечества. Она сде-лала человека хозяином его окружающей среды. Она продлила жизнь человека и победила множество болезней. В настоящее время широко признано, что знания человека об окружающей среде намного больше его знаний о самом себе. Из этого следует, что человек бессилен перед множеством социальных изъянов, многие из которых проистекают из разрыва между способностью человека контролировать природу и его способностью контролировать самого себя. Мы нуждаемся в науке о человеке для решения социальных проблем, которые возникли в быстро изменяющейся окружающей среде, созданной человеком».

Однако институциализованное исследование в естественных науках проводилось не для того, чтобы разрешить проблемы, сформулирован- ные таким образом: человек является рабом физического труда; чело- век уязвим перед болезнями и т.п. Естественные науки были институ-циализованы только после выявления их потенциальных возможностей решать технические проблемы. Тем не менее, несмотря на незначитель-ное количество проблем, называемых социальными (если таковые вооб-ще существуют), которые были сформулированы как problumes bien poses1, поведенческие науки тоже отчасти были институциализованы — в том смысле, что некоторые проекты в этой области, все больше полу-чающей признание как одной из ветвей «научного предприятия», полу-чили государственную поддержку.

По моему мнению, это можно объяснить двумя обстоятельствами. Во-первых, «гало-эффектом». Наука имела неизменный успех в «реше-нии проблем». Если социальные изъяны восприняты как «проблемы», то для их решения кажется правомочным применять орудия научного ис-следования, доказавшие свою эффективность. Тот факт, что «социаль- ные проблемы», как обычно утверждается, не подаются научной трак-товке, затемнен использованием языка. Во-вторых, внимание, которое привлекают некоторые аспекты человеческого поведения, объясняется потребностями экономики, военного аппарата и сложной технологии. Вследствие этого исследователи в области поведения были вовлечены в обслуживание экономики, армии и технократии. Сегодня в качестве от-раслей институциализованной науки о поведении мы имеем индустри-альную психологию, в которой предметом изучения является человек как составной элемент технического комплекса; исследования рынка, где человек изучается как потребитель или как объект убеждения по-средством масс-медиа, и т.д. Социология представлена методиками,

Хорошо поставленные проблемы (фр.).

А. РАПОПОРТ. МОГУТ ЛИ ИССЛЕДОВАНИЯ МИРА БЫТЬ ПРИКЛАДНЫМИ? 205

оценивающими состояние «души» масс и «общественного мнения». Ан-тропология способствовала развитию методов предупреждения мяте- жей. Эти «технические» ветви дисциплин социальной науки, занимаю-щейся преимущественно тем, что называют социальной технологией, дают главный рычаг для возрастающей институциализации науки о по-ведении. В то же время высокий идеал — применение научного метода для исправления социальных изъянов (для лечения социальных болез-ней) — дает стимул для государственной поддержки и, возможно, спо-собствует привлечению молодых людей, озабоченных этими проблема-ми, к изучению социальных наук. В этом и состоит «гало-эффект».

Перспективы будущего «прикладной науки о мире» должны были бы исследоваться в этих рамках. Цель исследований о мире, как она обычно формулируется, заключается в том, чтобы определить условия, которые облегчают или мешают установлению всеобщего мира на планете, или ус-ловия, которые облегчают или мешают развязыванию войн. Это стало ос-новой для предоставления исследованиям о мире поддержки государствен-,ных или полугосударственных фондов. Мера, в которой такая поддержка может быть получена, зависит, как и в случае науки о поведении, от двух факторов: от «гало-эффекта» и от перспектив технической реализации.

«Гало-эффект» обусловлен молчаливым отождествлением «исследо-вания» с пониманием феномена и достижением контроля над ним. Мы научились контролировать силы природы на основе понимания способа их функционирования. Мы научились контролировать или побеждать болезни на основе понимания их этимологии. Подобным образом можно считать, что мы будем способны элиминировать крупномасштабные конфликты, такие, как войны, когда поймем условия, мешающие или помогающие их возникновению.

Однако, размышляя над этим более глубоко, можно констатировать, что понимание какого-либо феномена еще не влечет за собой автомати-чески возможность его контроля. Например, немногие феномены поня- ты человеком так же хорошо, как движение звезд, и тем не менее, к сожалению (а может быть, к счастью), человеку не дано контролиро- вать его. В то же время понимание часто является прелюдией к контро-лированию, поэтому исследование, нацеленное на понимание, может найти оправдание в силу утилитарных причин — как подготавливаю- щее путь к возможному контролированию. Это особенно верно, когда понимание и контроль находятся, если можно так выразиться, на одном и том же «уровне». Например, можно представить себе, что полное по-нимание физиологического старения или раковой болезни получит вы-ражение в биофизических или биохимических терминах. Весьма веро-ятно, что контроль над этими процессами будет включать также биофи-зическое или биохимическое вмешательство.


Другая ситуация будет наблюдаться в том случае, если понимание и контроль располагаются на разных «уровнях». Мы очень хорошо пони-маем причины демографического взрыва. Он является прямым следст-вием сокращения детской смертности, особенно в странах с высокой рождаемостью. Кроме того, мы имеем технические средства контроля за рождаемостью, не прибегая к сексуальному воздержанию. Но мы не можем в настоящее время сделать указанные средства доступными для всего мирового населения и гарантировать их использование даже тогда, когда они доступны. Таким образом, хотя проблема контроля за рождаемостью была успешно решена на физиологическом уровне, ре-шение демографической проблемы ускользает от нас. Мы даже не знаем, являются ли препятствия на этом уровне главным образом поли-тическими, социологическими или психологическими, т.е. мы не знаем, в каком направлении нужно предпринимать усилия: либо заручиться помощью высокопоставленных политических деятелей или местной власти, либо разработать методы контроля за рождаемостью, более до-ступные для представителей разных культур. Может оказаться, что «ре-шение» надо искать в совершенно ином направлении, например в увели-чении глобального обеспечения продуктами питания, поскольку хорошо питающееся население будет более свободным от психологических по-буждений к максимальному уровню деторождения. Однако (и это глав-ное), даже если бы мы знали «ответ», проблема все равно осталась бы нерешенной до тех пор, пока не были бы созданы институты, посредст- вом которых решение могло быть реализовано. Ибо недостаточно ска- зать, что должно быть сделано. Необходимо также сказать, кто должен это сделать. И если назначенные институты безвластны или нереши-тельны или же их нет, «решение» не является решением. Проблема лишь перенесена на другой уровень...

Любая прикладная наука инициирует создание институциональной структуры. В каждом случае «проблем, решаемых наукой», возникали институты, готовые использовать знание, добытое учеными в их иссле-дованиях, — институты, желающие и способные перевести это знание в методы и получившие право применять эти методы. Тем, что мы прово-дим вечера в хорошо освещенных комнатах, а не при свете свечей, мы обязаны не только открытиям Вольта. Мы обязаны этим тому факту, что индустриальная эпоха придала социальную роль изобретателю, имевшему смелость перевести физические открытия в утилитарные идеи; тому акту, что вознаграждения за изобретения, увенчивающиеся успехом, были настолько высокими, что Эдисон мог посвятить годы экс-периментальным исследованиям в поисках металлического проводника (нити), годной для электрической лампочки; тому факту, что промыш-ленники уловили коммерческий потенциал изобретения. Мой коллега в


Советском Союзе мог бы заменить этот пример на следующий. Ленин утверждал, что «социализм есть советская власть плюс электрическая власть»1; этим объясняется приоритет электрификации в программах индустриализации страны. Короче говоря, институциональное примене-ние — это необходимая фаза в утилитарной эксплуатации институциа-лизованной науки.

Первый вопрос, который в этой связи возникает перед теми, кто хочет связать исследования о мире с прикладной наукой, формулирует- ся следующим образом: какие институты существуют или могут быть созданы на основании разумных предложений, чтобы получить возмож-ность перевести открытия исследований о мире в действия, направлен-ные на решение имеющихся здесь проблем?

Трудно представить себе такой институт. Нет недостатка в реко-мендациях относительно мер, способствующих достижению мира. Не-которые из них опираются на тщательный анализ и серьезные оцен- ки. Известны предложения создать мировое правительство и усилить институты Организации Объединенных Наций по поддержанию мира. Разработаны планы постепенного разоружения и специальные гаран- тии безопасности для осуществляющих разоружение государств. Новые исследования могут привести к другим предложениям, касаю-щимся мер по предупреждению войны и сохранению мира. Короче, в знании о том, «что могли бы сделать люди» в целях обеспечения мира, нет недостатка. Вопрос состоит в том, как такое знание исполь-зовать.

Следует подчеркнуть, что научные открытия, применимые в техно-логиях, военном деле, медицине, реализуются в институтах, где прини-мается всерьез любое научное открытие, обещающее прогресс. Здесь обычно можно ответить немедленно и ясно не только на вопрос, что Должно быть сделано, но и на вопрос, кто должен это делать. И если открытие представляется достаточно важным и обещающим, но ника- кой из существующих институтов не может его реализовать, тогда со-здаются новые институты. Если же в области исследований мира сдела-но несколько открытий, например решения, устанавливающие связь между причинами войны и некоторыми прочно укорененными институ-тами, то скорее всего предложенные решения, практически не имеют Шансов к воплощению. Для внедрения таких решений в практику не Просто не существуют необходимые институты — перспективы их со-здания являются нулевыми, потому что деятели, от которых зависят Институциональные изменения и интересы которых могут затронуть

Так в тексте (примеч. пер.).


такие изменения, восприимчивы лишь к очень ограниченному полю со-ветов.

Можно предположить, что между открытиями в естественных и со-циальных науках, к которым относятся исследования о мире, имеется фундаментальное различие: первые являются неизменно и поразитель- но надежными, а вторые — нет. Однако так же верно и то, что сущест-вование институтов и их готовность преобразовать «знание» в практику зачастую не связаны с надежностью этого знания. Например, медицин-ская профессия — более древняя, чем медицинская наука. До возникно-вения последней искусство выхаживания больного состояло в действи- ях, основанных на смеси грубого опыта и суеверий. Спекуляции меди- ков относительно происхождения болезней были очень далеки от на-дежного знания. Тем не менее медицинская профессия легко воплощала эти спекуляции в практику, и лечение оставалось неэффективным. Но медицина существовала как институт, поэтому стал возможным науч- ный прогресс — институт обеспечивал взаимодействие теории и прак-тики (необходимое условие для всякой прикладной науки) и тем самым стимулировал развитие медицинской науки. Поскольку нет институтов, в которых теоретические открытия исследований о мире могут взаимо-действовать с практикой (скажем, институтов, наделенных правом про-водить «экспериментальную внешнюю политику»), постольку и пер-спективы развития «прикладной науки о мире» остаются малореаль- ными.

Идея «экспериментов во внешней политике» могла бы показаться тревожной из-за огромных опасностей, связанных с «плохим экспери-ментом». Однако эти опасности можно правильно оценить, только срав-нивая их с опасностями, вызываемыми внешней политикой, которая проводится сегодня,- Маловероятно, что современные политики склон- ны к подобным сравнениям.

Но надежда институциализовать исследования о мире, т.е. обеспе-чить им источники государственной поддержки и использование их от-крытий, остается. Это могло бы осуществиться, если исследования о мире сконцентрируются на вопросах, на которые политические деятели желают иметь ответы и, кроме того, на которые можно ответить так, чтобы не поставить под вопрос возможности мышления политиков.

Некоторые вопросы подобного рода имеют отношения к опасности так называемой случайной войны. Признак такой войны возник из ядер-

ного равновесия сверхдержав. Поскольку сегодня можно быстро унич-тожить страну и поскольку допускается, что за ударом автоматически последует возмездие, «страх» перед распространением и передачей со-общений и приказов (особенно потому, что военная машина постепенно становится все более автоматизированной) может развязать войну, ко-


торую никто не хотел. Такая перспектива не привлекает тех, кто прини-мает решения в обеих ядерных сверхдержавах. Следовательно, жела-тельны технические решения этой проблемы. Такие решения рассмат-риваются главным образом как границы безопасности при нечетком функционировании военной машины. Наука, которая включена в изуче-ние этих решений — технологическая, следовательно, она не ставит под вопрос политическое мышление. Кроме этого, никто не ждет, что эти решения принесут какую-то реальную или воображаемую полити-ческую или военную выгоду «противнику», поэтому политические пре-пятствия на пути их применения минимальны. Поскольку исследова- ние, имеющее целью усиление «безопасности» систем вооружений, спо-собствует ослаблению опасности, войны (в данном случае «случайной войны»), оно, вероятно, может быть квалифицировано как прикладное исследование о мире.

Эти чисто технические результаты «исследований о мире» (если их можно так назвать) почти исчерпывают поле прикладных научных от-крытий по предупреждению близкой войны. Само собой разумеется, что поле применения этих результатов ограничено и их отношение к центральной проблеме — долговременному предупреждению войны и достижению всеобщего мира — весьма спорно.

Ситуация похожа на ту, которая сложилась в институциализован- ных науках о поведении. Применение достижений в науках о поведении на настоящем этапе ограничено методами, которые могут быть исполь-зованы соответствующими институтами: экономическими, военными, бюрократическими и т.п. Грандиозные цели науки о человеке остаются нереализованными не потому, что специалисты в области социальных наук не предпринимают усилий для выявления и понимания причин больших социальных отклонений. Многие это делают и свободно публи-куют свои выводы. Однако, как уже было сказано, наука может стать прикладной только в процессе взаимодействия теории и практики. Если нет институтов, предназначенных для решения практических задач, не Может быть и такого взаимодействия. Тогда теории останутся в интел-лектуальной сфере, их будут обсуждать в течение некоторого времени, потом забудут, и на смену им придут новые теории, которые затем постигнет та же участь. Возможно, что какие-то из этих теорий и могли, бы дать ключ к решению важных социальных проблем, однако мы ни-когда не узнаем, требуется ли для воплощения указанными теориями Решений радикальный пересмотр нашей институциональной структуры.

Обратимся к исследованиям о мире, которые не зависят от поддерж-ки крупных научных учреждений сверхдержав. Что мы можем ожидать от деятельности независимых исследовательских центров, изучающих Роблемы мира? Для нас самое главное то, что благодаря деятельности

2 10 РАЗДЕЛ II. ТЕОРИИ И МЕТОДЫ

этих центров проблемы мира будут оставаться на переднем плане или хотя бы привлекать внимание академического сообщества, особенно молодежи. Центры могут дать по меньшей мере временное место рабо- ты для молодых ученых, желающих вести «прикладные» исследования и, таким образом, готовить кадры для будущего конструктивного разви-тия социальных наук. Кроме того, эти центры могут оказывать влияние на массовые слои населения путем распространения информации на уровне широкой публики.

Исследователи, занимающиеся этими вопросами, подчеркивают важность строгого разделения информативных и убеждающих аспек- тов информации. Авторитет ученого, настаивают они, основывается на его беспристрастности. Согласно подобным рассуждениям, факти- чески главная, а может быть, и единственная, ответственность ученого состоит в получении и распространении знания, и ученый не обя- зан убеждать: это не его функция. Конечно, он может делать это как гражданин, но всегда должен разделять эти две роли — ученого и гражданина. Это преувеличенное внимание к нейтральности науки проистекает из убеждения, согласно которому социальные науки могут сохранять свой авторитет только при соблюдении условия своей полной «объективности».

Отметим попутно, что «объективность науки» никогда не связывают с выбором направлений исследования. Решения, касающиеся того, что следует рассматривать как разумное или важное знание, так же зависят от убеждений и предпочтений ученого, как и от его объективного иссле-дования фактов и глубоко обдуманных выводов. Как бы то ни было, можно допустить, что «авторитет науки» есть результат ее беспри-страстности при уже избранном направлении методов исследования. Однако среди возможных последствий, которые исследования о мире могут оказать на реальную политику, занимающуюся вопросами войны и мира, главное состоит не в том, пользуется ли наука авторитетом, а в том, меняет ли что-то этот авторитет в политике. Действующие полити- ки не нуждаются в обсуждении выводов о последствиях ядерных ударов и бактериологической войны или о масштабах мировой торговли воору-жениями. Точно так же отсутствует и необходимость, и вероятность того, что они учитывают эти выводы при планировании и проведении своей политики. Единственным значительным следствием распростра- нения информации является ее возможное влияние на население во всей его совокупности. Если информация, ставшая доступной, действи- тельно доходит до населения или до политически значимого населения, если информированное таким образом население удалось побудить к действию, если это действие имеет политические результаты, тогда мы можем сказать, что «исследования о мире» были эффективными, ибо их

Л. РАПОПОРТ. МОГУТ ЛИ ИССЛЕДОВАНИЯ МИРА БЫТЬ ПРИКЛАДНЫМИ? 211

результатом стало производство необходимого знания и его распростра-нение. До настоящего времени подобные следствия были спорадически-ми и в целом с трудом поддающимися оценке. Тем не менее остается возможность кумулятивного эффекта, который в конечном итоге мог бы проявиться в сильном и сплоченном действии.

Однако ясно, что исследования о мире, выполняя информативную функцию, не вносят вклада в «прикладную науку». Это было бы возмож-но лишь в том случае, если бы произведенное ими знание использова-лось для организации и проведения (а не только для мотивации) дейст-вий, направленных на предупреждение войны и установление мира. Как говорилось выше, маловероятно, чтобы правительства (кроме некото- рых ограниченных областей) согласились руководствоваться знанием, полученным исследованиями о мире. В то же время общественность можно спровоцировать на сопротивление политике, увеличивающей опасность войны, и поддержание политики, способствующей сохране-нию мира, но при наличии знания о средствах, позволяющих организо-вывать и проводить эффективное действие. Пока исследования о мире не дали такого знания.

По моему мнению, ситуация в области исследований о мире подобна той, которая существует в криминологии. С одной стороны, есть воз-можность развивать теории войны и мира, конфликта и разрешения конфликтов. Эти теории помогут получить ценные выводы о генезисе войн и условиях мира. Но если теоретические выводы не соединены с точным знанием, показывающим, как предупреждать появление одних условий и способствовать возникновению других, от них будет мало помощи или даже никакой непосредственной помощи в деле предуп-реждения войны или укрепления мира. Проекты формирования мирово- го правительства, перестройки Организаций Объединенных Наций, ра-зоружения или реорганизации мировой экономики не могут иметь пос-ледствий, если исследования, лежащие в их основе, не производят зна-ния, показывающего, как эти проекты эффективно воплотить в практику. .

С другой стороны, исследования о мире могут дать основу разработ-ки некоторых точных и прикладных методик разрешения конфликта и снижения напряженности. Меры безопасности, несоблюдение которых при использовании разработанных сегодня новых видов оружия приве-дет к непоправимому ущербу самому его обладателю, могут уменьшить возможность их развязывания. В других случаях могут быть полезны иные методики, например локальные конфликты или войны между ма-лыми странами могут быть остановлены «высшим авторитетом», т.е. в случае, когда институты, наделенные властью контролировать кон-фликтные ситуации, уже существуют (или могут быть созданы) и когда 14*


новые методики, предоставленные в их распоряжение, могут увеличить их эффективность.

Мы имеем на одном «уровне» широкие и «чистые» исследования о мире, бессильные в противостоянии войнам как современным событи- ям, а на другом «уровне» — серию методик, которые могут облегчить течение конфликта, не затрагивая, однако, корней проблемы. Поэтому нужна программа промежуточного исследования, ориентированного на широкую проблему, такую, как постоянная опасность разрушительной войны между ядерными державами, которая в то же время должна быть конкретной программой, сконцентрированной на функционировании институтов современных войн. При разработке такой программы следу- ет отказаться от эклектического взгляда на «причины войны». Необхо- димо сформулировать специфическую гипотезу, например, война между великими державами — это далеко не аномалия, а нормальная деятельность военных аппаратов, наподобие того, как организованная преступность — это нормальная деятельность преступных группиро- вок. Априори такая гипотеза состоятельна не более и не менее, чем другие философские гипотезы и концепции войны: «война есть следст- вие проявления агрессивных импульсов человека», или «война есть де фект в функционировании международной системы, вызванный нару- шением равновесия сил», или же «война есть инструмент политики». Надо отметить, что все эти концепции войны вполне приемлемы в ака-демическом плане, чего нельзя сказать о концепции, согласно которой «война аналогична организованной преступности». Критика последней концепции имеет две причины. Во-первых (об этом мы уже упоминали), если эту концепцию принять в качестве гипотезы, то ее доказательство требует действий такого рода, которые нарушают требование к ученому отделять ответственность от политических предпочтений. Во-вторых, эта гипотеза легко смешивается с теорией, обнаруживающей конспира цию, т.е. с теорией типа тех, которые выдвинуты неуравновешенными людьми.

Последнее возражение несправедливо. Операции «настоящих» пре-ступных группировок фактически предполагают (включают) конспира-цию, потому что они обходят законы. Военные, проводя свои операции, не нуждаются в этом. Изучение институциональной структуры военных аппаратов, их источников власти и их связи с совокупностью институ-циональных структур государств, ведущих войну, имело бы целью не разоблачение конспиративных связей и действий, а выявление «нор-мального» функционирования органической системы. При такой трак-товке лежащее в его основе философское направление было бы схожим с тем, которое воплощается в концепции войны как болезни. Здесь вы-явилась бы двусмысленность термина «нормальное». Паразит, живу-

А. РАПОПОРТ. МОГУТ ЛИ ИССЛЕДОВАНИЯ МИРА БЫТЬ ПРИКЛАДНЫМИ? 21 3

щий в организме, функционирует «нормально» как паразит. Но орга-низм болен. По этой концепции, война трактуется не как болезнь, кото-рая время от времени «живет» в организме, а как хитрая болезнь, кото-рая скрывается внутри организма с характерными для нее гипертро-фией и паразитизмом.

Остается, однако, правдой, что концепция войны как аналога орга-низованной преступности в отличие от других, более респектабельных в академическом плане концепций способна привести исследования о мире в зоны, традиционно избегаемые исследователями и учеными в их профессиональной практике. В частности, один из наиболее уязвимых пунктов военного аппарата

США — его зависимость от университетов, где осуществляются многие самые важные исследования, имеющие отношение к войне. Исследова-тели мира, работающие в университетах, находятся также в благопри-ятном положении — они имеют возможность получать и распростра-нять знания о масштабах и природе войны...

Кроме того, как изучение деятельности преступных группировок и их связей, так и исследование о мире должно включать социальное или политическое действие, что обусловливает необходимость вовлечения лиц собственно исследовательского сообщества. В результате такого исследования не только пришло понимание функционирования военно-го аппарата и способа, которым военные аппараты великих соперничаю-щих держав поддерживают друг друга, но, возможно, появились бы идеи, как помешать глобальному военному аппарату выполнять свою «нормальную» функцию, гибельную для человечества.

Возможно, из этого слияния поиска знаний и социального действия возникает «прикладная наука о мире», так же как в прошлую эпоху естественная наука родилась тогда, когда философы перестали стыдить-ся иметь дело с вещами и вошли в лаборатории, т.е. в цеха, где уже действовали ремесленники и художники.

Мортон Каплан: вклад в системное исследование международных отношений

Ранее в этой книге имя Мортона Каплана уже упоминалось в связи с «второй большой дискуссией» в науке о международных отношениях — он выступал оппонентом «традиционализма» и сторонником модернист-ского течения. Однако его вклад в развитие науки не исчерпывается изысканием аргументов в пользу научного подхода.

Широкую известность М. Каплану принесла изданная им в 1957 г. книга «Система и процесс в международной политике», которая вызва- ла большой интерес и многочисленные отклики не только в Соединен- ных Штатах, но и в мировом научном сообществе политологов в целом. Более того, хотя прошло уже более 40 лет после выхода книги в свет, она продолжает привлекать внимание ученых и обсуждаться в литера-туре: она не только упоминается практически во всех учебниках по тео-рии международных отношений, но зачастую служит и «отправным пунктом», своего рода «единицей устойчивости», с которой соотносятся работы, посвященные исследованию характера современных междуна-родных отношений.

Это объясняется прежде всего тем эвристическим потенциалом, ко-торым обладает системный подход, облегчающий решение основной за-дачи науки о международных отношениях (являющейся, впрочем, цент-ральной для любой науки) — задачи поиска детерминант и закономер-ностей функционирования ее объекта. Поэтому системный подход при-влекал многих исследователей, которые опирались на него в разработке различных типологий международных систем и стремились раскрыть на его основе общий смысл существующих в истории событий, чтобы про-гнозировать их развитие в будущем.

Однако в отличие от большинства исследователей своего времени Каплан далек от ссылок на историю, считая исторические данные слиш-ком бедными для теоретических обобщений. Основываясь на общей теории систем в системном анализе, он конструирует абстрактные тео-ретические модели, призванные способствовать лучшему пониманию международной реальности. Исходя из убежденности, что анализ воз-можных международных систем предполагает изучение обстоятельств и условий, в которых каждая из них может существовать или-трансфер-

MOPTOH КАПЛАН: ВКЛАД В СИСТЕМНОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ 21 5

мироваться в систему другого типа, он задается вопросами о том, поче- му та или иная система развивается, как она функционирует, по каким причинам приходит в упадок. В этой связи Каплан выделяет пять групп переменных, свойственных каждой системе: основные правила систе- мы; правила трансформации системы; правила классификации акторов, их способности и информации. Главными из них являются первые три группы переменных. Так, «основные правила» описывают отношения между акторами, а их поведение зависит не столько от индивидуальной воли и особых целей каждого, сколько от характера системы, компонен-том которой они являются. «Правила трансформации» выражают зако- ны изменения систем. Например, известно, что общая теория систем делает акцент на гомеостатическом характере систем, т.е. на их способ-ности адаптации к изменениям среды и тем самым — к самосохранен- ию. При этом каждая система имеет свои правила адаптации и транс-формации. Наконец, к «правилам классификации акторов» относятся их структурные характеристики, в частности существующая между ними иерархия, которая также оказывает влияние на поведение каждого актора.

Выстраиваемые Капланом модели международных систем носят ло-гический характер, а его работа в целом представляет собой, по сути, теоретическое исследование, поэтому она выходит за рамки «научного направления», последователи которого, как мы уже видели, нередко от-рицают значимость любых рассуждений, далеких от реальной междуна-родно-политической практики. Однако Каплан остается в пределах па-радигмы политического реализма со всеми присущими ей ограничениями и недостатками: государственно-центричным подходом; особым внима-нием к великим державам и в этой связи фактическим игнорированием поведения и возможностей малых и даже средних государств; выделе-нием военной силы и могущества в качестве главных (и, по сути, един-ственных) аргументов в межгосударственном взаимодействии, а балан- са сил — в качестве главного (и, по сути, единственного) инструмента, способного поддерживать механизм регулирования международного по-рядка, и т.п.

Именно политический реализм стал основой таких широко извест- ных понятий, как биполярная, мультиполярная, равновесная и импер- ская международные системы. Напомним, что в биполярной системе господствуют два наиболее мощных государства. Если же сопоставимой с ними мощи достигают другие державы, то система трансформируется в мультиполярную. В равновесной системе, или системе баланса сил, Несколько крупных государств сохраняют примерно одинаковое влия- ние на ход событий, взаимно обуздывая «чрезмерные» претензии друг Друга. Наконец, в международной системе имперского типа господству-

2 1 6 РАЗДЕЛ П. ТЕОРИИ И МЕТОДЫ

ет единственная сверхдержава, существенно опережающая все осталь- ные государства своей совокупной мощью (территорией, уровнем во-оружений, экономическим потенциалом, запасом природных ресурсов ит.п.).

Одна из главных идей, на которых базируется концепция Каплана, — идея об основополагающей роли, которую играет в познании за- конов международной системы ее структура; эту идею разделяет абсо-лютное большинство исследователей. Согласно ей нескоординирован- ная деятельность суверенных государств, руководствующихся своими интересами, формирует международную систему, главным признаком которой является доминирование ограниченного количества наиболее сильных государств и структура которой определяет поведение всех международных акторов. Как пишет американский неореалист К. Уолц, все государства вынуждены нести военные расходы, хотя это неразум- ная трата ресурсов. Структура международной системы навязывает всем странам такую линию поведения в экономической сфере или в сфере экологии, которая может противоречить их собственным интере-сам. Структура позволяет понять и предсказать линию поведения на мировой арене государств, обладающих неодинаковым весом в системе характеристик международных отношений. Подобно тому как в эконо-мике состояние рынка определяется влиянием нескольких крупных фирм (формирующих олигополистическую структуру), так и междуна-родно-политическая структура определяется влиянием великих держав, конфигурацией соотношения их сил. Изменения в соотношении этих сил могут изменить структуру международной системы, но неизменной останется ее природа, в основе которой лежит существование ограни-ченного числа великих держав с несовпадающими интересами.

Исходя именно из такого понимания строит Каплан свою знамени- тую типологию международных систем. Она включает шесть типов сис-тем, большинство из которых (за исключением двух) носит гипотети-ческий, априорный характер.

Первый тип — система баланса сил — характеризуется мультипо-лярностью. По мнению М. Каплана, в рамках такой системы должно существовать не менее пяти великих держав'. Если же их число будет меньше, то система неминуемо трансформируется в биполярную.

Второй тип — гибкая биполярная система — представляет собой международную систему, в которой сосуществуют акторы-государства и новый тип акторов — союзы и блоки государств, а также универсаль- ные акторы (международные организации). В зависимости от внутрен- ней организации двух образующих ее блоков существует несколько вариантов гибкой биполярной системы. Она может быть сильно иерар-хичной и авторитарной, когда воля главы коалиции навязывается ее со-

MOPTOH КАПЛАН: ВКЛАД В СИСТЕМНОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ 2 1 7

юзникам. И она может быть неиерархизированной, если линия блока формируется путем взаимных консультаций между относительно авто-номными государствами.

Третий тип — жесткая биполярная система — имеет ту же конфигу-рацию, что и второй тип, но в отличие от него оба блока организованы здесь строго иерархично. В жесткой биполярной системе нет неприсо-единившихся и нейтральных, государств, которые существуют в мягкой биполярной системе. Универсальный актор играет здесь весьма ограни-ченную роль и не в состоянии оказать давление на тот или иной блок. В рамках обоих полюсов осуществляются эффективное урегулирование конфликтов, формирование направлений дипломатического поведения, применение совокупной силы.

Четвертый тип — универсальная система — фактически соответст-вует федерации, и преобладающую роль играет универсальный актор. Такая система предполагает значительную политическую однородность международной среды и базируется на солидарности национальных ак-торов и универсального актора. Например, она соответствует ситуации, в которой роль ООН существенно расширена в ущерб государственным суверенитетам. В этих условиях Организация Объединенных Наций, в частности, имела бы исключительную компетенцию в урегулировании конфликтов и поддержании мира. Такая система предполагает наличие хорошо развитых систем интеграции в политической, экономической и административно-управленческой областях. Широкими полномочиями здесь располагает универсальный актор, которому принадлежит право определять статус государств и выделять им ресурсы. Международные отношения функционируют на основе правил, ответственность за со-блюдение которых несет именно универсальный актор.

Пятый тип — это иерархическая система, которая, по сути, пред-ставляет собой мировое государство. Национальные государства утра-чивают свое значение, становясь простыми территориальными единица-ми, а любые центробежные тенденции с их стороны немедленно пересекаются.

Шестой тип — система единичного вето, в которой каждый актор располагает возможностью блокировать систему, используя определен-ные средства шантажа, В то же время каждый актор может энергично сопротивляться подобному шантажу, каким бы сильным ни было оказы-вающее его государство. Любое государство способно защитить себя от любого противника. Подобная ситуация может сложиться, например, в случае всеобщего распространения ядерного оружия.

Таким образом, именно состояние структуры международной систе-мы является показателем ее устойчивости и изменений, стабильности и «революционности», сотрудничества и конфликтности в рамках систе-


мы; именно в ней выражаются законы функционирования и трансфор-мации системы. Поэтому в работах, посвященных исследованию между-народных систем, анализу этого состояния уделяется первостепенное внимание.

Вопрос о содержании законов функционирования и изменения меж-дународных систем является дискуссионным, хотя предмет таких дис-куссий, как правило, един и касается сравнительных преимуществ би-полярных и мультиполярных систем.

Так, Р. Арон считал, что для биполярной системы характерна тен-денция к нестабильности, так как она основана на взаимном страхе и побуждает обе противостоящие стороны к жесткости в отношении друг к другу, основанной на противоположности их интересов.

Подобная точка зрения высказывалась и Капланом, по мнению кото-рого мультиполярной системе свойственны определенные риски (на-пример, риск распространения ядерного оружия, развязывания кон-фликтов между мелкими акторами, непредсказуемости последствий, к которым могут привести изменения в союзах между великими держава-ми). Однако они не идут в сравнение с опасностями биполярной систе- мы, которая характеризуется стремлением обеих сторон к мировой экс-пансии, предполагает постоянную борьбу между двумя блоками — либо за сохранение своих позиций, либо за передел мира. Не ограничиваясь подобными замечаниями, Каплан предлагает «правила стабильности» для биполярных и мультиполярных систем. По его мнению, при соблю-дении шести правил, данных ниже, каждым из полюсов мультиполяр- ной системы она будет оставаться стабильной.

Говоря о законах функционирования гибкой биполярной системы, Каплан подчеркивает, что они различаются в зависимости от того, явля-ются составляющие ее блоки иерархизированными или нет. Когда блоки иерархизированы, функционирование системы приближается к типу жесткой биполярной системы. Наоборот, если оба блока не иерар-хизированы, то практически речь идет о правилах функционирования мультиполярной системы. Четыре общих правила применимы ко всем блокам:

• стремиться к расширению своих возможностей по сравнению с возможностями другого блока;

• лучше воевать любой ценой, чем позволить противоположному блоку достигнуть господствующего положения;

• стремиться подчинять цели универсальных акторов (межправи-тельственные организации) своим целям, а цели противоположного блока — целям универсальных акторов;

• стремиться к расширению своего блока, но сохранять терпимость по отношению к неприсоединившимся, если нетерпимость ведет к непо-

МОРТОН КАПЛАН: ВКЛАД В СИСТЕМНОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ 2 1 9

средственному или опосредованному тяготению неприсоединившихся к противоположному блоку.

Что касается трансформации международной системы, то основным ее законом Каплан считает закон корреляции между полярностью и ста-бильностью международной системы. Например, он подчеркивает не-стабильный характер гибкой биполярной системы. Если она основана на неиерархизованных блоках, то возможна ее эволюция к мультипо-лярной системе. Если тяготеет к иерархии обоих блоков, то имеет тен-денцию трансформироваться либо в жесткую биполярную, либо в ие-рархическую международную систему. Для гибкой биполярной систе-мы характерны: риск присоединения неприсоединившихся; риск подчи-нения одного блока другому; риск тотальной войны, ведущей либо к иерархической системе, либо к анархии. Внутриблоковые дисфункции в ней подавлены, зато обостряются межблоковые противоречия. Основ-ное условие стабильности биполярной системы, заключает Каплан, — это равновесие мощи. Если появляется третий блок, то это ведет к серь-езному разбалансированию и риску разрушения системы.

Предложенная Капланом концепция не была безоговорочно принята всем научным сообществом. Напротив, ее много критиковали в специ-альной литературе сразу после появления: естественно, она вызывает еще больше критических замечаний сегодня — прежде всего за ее умо-зрительный, спекулятивный характер, оторванность от реальной дейст-вительности и т.д. Вместе с тем признается, что это была одна из пер-вых попыток серьезного исследования, специально посвященного про-блемам международных систем с целью выявления законов их функцио-нирования и изменения. Имя Мортона Каплана и сегодня остается одним из наиболее авторитетных, а разрабатываемая им проблема — одной из важнейших проблем в науке о международных отношениях. Как справедливо подчеркивает Ж. Эрман, «современное состояние меж-дународной политики, как никогда ранее, требует всесторонней разра-ботки системного подхода, исследовательский потенциал которого да-леко не исчерпан»1.

Ниже публикуется в русском переводе вторая глава из книги Мор-тона Каплана.


' См.: Эрман Ж. Индивидуализм и системный подход в анализе международной по-литики // Мишель Жирар (рук. авт. колл.). Индивиды в международной политике / Переводе фр. М., 1996. С. 53.

МОРТОН КАПЛАН

СИСТЕМА И ПРОЦЕСС В МЕЖДУНАРОДНОЙ ПОЛИТИКЕ'

Г л а в а 2. МЕЖДУНАРОДНАЯ СИСТЕМА

Далее рассматриваются шесть международных систем или, точнее, со-стояний равновесия одной сверхстабильной международной системы: 1) система «баланса сил», 2) гибкая биполярная система, 3) жесткая биполярная система, 4) универсальная система, 5) иерархическая сис-тема, 6) система единичного вето...

Обсуждаемые международные системы являются эвристическими мо-делями. Все они, кроме первых двух, никогда не воплощались в истории.

Анализ систем, не имевших исторических прообразов, обладает оп-ределенной ценностью. Во-первых, модели тех международных систем, которые существовали в истории, позволяют прогнозировать с извест- ной степенью вероятности возможность возникновения (при наличии определенных условий) новых видов международных систем. Поэтому установление характеристик международных систем, не имевших ана-лога в истории, проводится на основе моделей существующих систем. Во-вторых, желательно прогнозировать поведение подобных междуна-родных систем, если они возникнут. В противном случае прогнозы отно-сительно трансформации существующих систем будут слишком неточ-ными для того, чтобы на них можно было полагаться.

Модели системы «баланса сил» и гибкой биполярной системы более про-стые, чем существующие аналоги. Возможно, что в рассмотрении не учиты-вались некоторые важные правила данных систем. Если это так, то указан-ные недостатки будут обнаружены при попытках применения моделей. Сис-тема отношений будет представлена в наиболее простой и устойчивой форме при условии простоты моделей. Но если теоретизирование останавливается (а не начинается) на простых моделях, то это означает отсутствие прогресса и наращения операционального знания. Реальной проверкой степени упро-

1 Оригинал: Morton A. Kaplan. System and Process in International Politics. N.Y.: John Wiley and Sons, Inc., L., 1962 (перевод С. Гореловой и Ю. Чуриной).

М. КАПЛАН. СИСТЕМА И ПРОЦЕСС В МЕЖДУНАРОДНОЙ ПОЛИТИКЕ 221

щения является ответ на следующий вопрос: помогает ли упрощение развитию исследования или оно затемняет важные взаимоотношения и, таким образом, уводит науку от решения интересных задач?

Система «баланса сил»

Термин «баланс сил» мы приводим в кавычках, поскольку буквально любое состояние международного равновесия представляет собой ба- ланс сил. В этом смысле данный термин тавтологичен и даже тривиален: он не дает новой информации.о том, что происходит или что должны делать акторы в этой системе. Вместе с тем термин «баланс сил», широ- ко распространенный в литературе, дает некоторое интуитивное пони-мание, если он относится к международной системе, которая существо-вала на всем протяжении XVIII—XIX вв. и, возможно, в начале XX в.

Система «баланса сил» отличается от других международных сис- тем следующими характеристиками. Она представляет собой междуна-родную систему без политической подсистемы (или, иначе говоря, с ну-левой политической подсистемой). Акторы этой системы — междуна-родные акторы, относящиеся к категории национальных акторов. Ос-новных акторов («основной» — это не определяемое понятие) в этой системе должно быть не менее пяти, а желательно больше.

В широком смысле в период, предшествовавший Первой мировой войне, Великобританию, Францию, Германию, Австро-Венгрию, Италию, США следует включить в категорию основных национальных акторов. При этом не столь важно, какие именно страны мы определяем в качестве основных национальных акторов, но существование минимального ко-личества акторов этой категории жизненно важно для такой системы.

Хотя в международной системе «баланса сил» нет единой полити-ческой системы, индивидуальные действия национальных акторов до-полняют друг друга, таким образом, реализуются основные правила этой системы, описывающие поведение акторов. По своему характеру они универсальны1.

В исторической системе «баланса сил» династические отношения, а также общие культурные и политические институты упрощали действие системы. Таким образом, су-ществовала широкая культурная основа, в рамках которой проявлялись образцы дейст- вия, соответствующие данной системе. На этой культурной основе базировались отноше-ния, которые закрепляли выполнение ролей в этой системе, соответствие поведения опре-деленным нормам. Однако на деле эта культурная основа является случайной для данной системы, потому что она может функционировать в любой ситуации, в которой основные ожидания отвечают правилам данной системы. Таким образом, скорее основные детерми-нанты системы «баланса сил» являются универсальными нормами, поскольку та же куль-турная основа может соответствовать совершенно другой международной системе, тогда как совершенно другая культурная основа будет соответствовать системе «баланса сил».


Система «баланса сил» характеризуется следующими основными правилами:

1. Действовать с целью расширения своих возможностей, но лучше путем переговоров, чем путем войны.

2. Лучше воевать, чем упустить случай расширения возможностей. 3. Лучше прекратить войну, чем полностью уничтожить одного из

основных национальных акторов. 4. Действовать против любой коалиции или единичного актора, ко-

торый стремится приобрести доминирующее положение по отношению к остальной части системы.

5. Действовать против акторов, которые поддерживают наднацио-нальные организационные принципы.

6. Позволять тем из основных национальных акторов, которые были побеждены или ограничены в действиях, вновь включаться в систему и принимать их как ролевых партнеров или же способствовать вхожде- нию ранее неосновных акторов в категорию основных национальных акторов. Рассматривать всех основных акторов как приемлемых роле- вых партнеров.

Первое правило указывает на то, что каждый основной националь- ный актор стремится усилить свое влияние. Однако это должно до-стигаться, если возможно, без войны, без тех разрушающих равнове- сие последствий, которые может иметь война для системы «баланса сил».

Согласно второму правилу, долгом каждого национального актора является защита его собственных интересов. Это означает, что если основной актор не может защитить собственные интересы, то эти инте-ресы, как правило, не будут превалировать. Таким образом, возможнос- ти должны расширяться даже ценой войны.

Первые два значимых правила, по-видимому, восходят к эгоистичес-ким предписаниям в духе Гоббса. Они соответствуют тому, что называ-ется «войной всех против всех», и вместе с тем соответствуют класси-ческим философским стандартам. Если существуют практические огра-ничения размеров сообщества, то возможность справедливого порядка между сообществами — хотя и желательного — должна быть подчине- на разумной необходимости: сохранению способности самостоятельно противостоять возможным врагам.

Третье правило отвечает классическим стандартам, но не стандар- там Гоббса. Основные национальные акторы не должны расширяться настолько, чтобы превышать оптимальный размер справедливого и за-конного сообщества. Это правило соблюдается как в отношениях между легитимными династическими режимами, так и между современными национальными территориальными государствами. Выход за рамки


этого правила представляет собой явное исключение или несовместим с национальной идентичностью.

Четвертое и пятое правила — просто рациональные требования, не-обходимые для сохранения международной системы. Формирование до-минирующей коалиции или стремление основного национального акто- ра к доминирующему положению в системе или к подчинению осталь-ных основных акторов, представляют собой угрозу интересам нацио-нальных акторов, которые не принадлежат данной коалиции. Кроме того, если коалиция преуспеет в установлении отношений подчинения в международной системе, доминирующий член (или члены) коалиции смогут оказывать политическое давление также и на менее значимых членов той же коалиции. Поэтому коалиции, как правило, получают противовес — формируются противостоящие коалиции. Они возникают в тех случаях, когда первые коалиции начинают угрожать государствам, не участвующим в них, и поэтому становятся уязвимыми, и когда они начинают угрожать интересам собственных членов. При этом государ-ства, которые испытывают давление со стороны доминирующих членов коалиции, могут счесть более выгодным занять нейтральное положение по отношению к коалиции или присоединиться к противостоящей коа-лиции. Эти правила перекликаются с третьим правилом. Нужно ограни-чивать некоторые стремления государств и не уничтожать других ос-новных национальных акторов; тогда в будущем они смогут при необхо-димости войти в какую-либо коалицию.

Шестое правило указывает, что сама жизнеспособность системы за-висит от согласованности поведения акторов с главными правилами и нормами системы «баланса сил». Если количество основных акторов уменьшается, международная система «баланса сил» становится неста-бильной. Таким образом, сохранение количества основных националь-ных акторов в определенных пределах — необходимое условие стабиль-ности системы. Для этого права полного членства в системе возвраща-ются потерпевшим поражение или проводится реформирование ранее девиантных акторов.

Любое конкретное действие или взаимоотношения между актора- ми — в какой-то мере результат «случая», однако они возможны только при выполнении набора особых условий, приведших к данному дейст-вию или положению, которые включают элементы случайных встреч или личностных факторов. Однако последние коррелируют с образцами национального поведения и значимыми правилами международной сис-темы, что подтверждает предсказательную силу теории.

Точно так же как любая отдельная молекула газа в резервуаре с газом может двигаться в любом направлении в зависимости от случай- ных столкновений с другими молекулами, так и отдельные действия на-


циональных акторов могут зависеть от случайных совпадений. Однако точно так же как общие характеристики газа соответствуют давлению и температуре в резервуаре, так и последовательность действий нацио-нальных акторов соответствует значимым правилам системы в том слу-чае, когда прочие переменные принимают соответствующие значения.

Таким образом, при переходе от анализа частного события к анали- зу их последовательности обнаруживается, что уникальные и случай- ные совпадения становятся частью важных тенденций. На этом пути историческое событие теряет свою уникальность и может быть описано на универсальном языке науки.

Число основных правил нельзя уменьшить. Невыполнение хотя бы одного правила приведет к невыполнению любого другого из оставших- ся правил. Кроме того, на этом уровне абстракции, по-видимому, воз-можно указать другие правила, которые тесно связаны с выделенным набором требований.

Любое значимое правило системы находится в равновесии с други- ми правилами. Это не означает, что какое-либо конкретное правило ха-рактерно только для этой международной системы. Например, первые два правила относятся и к государствам — лидерам блоков в биполяр- ной системе. Однако они необходимы для каждой из указанных систем, и при их отсутствии остальные правила претерпят изменения.

Правила международных систем взаимозависимы. Например, неуда- ча при восстановлении или замене потерпевшего поражение основного национального актора приведет к формированию коалиций, способных ограничить девиантных национальных акторов или потенциально гос-подствующие коалиции.

Набор правил не является постоянным, но обусловлен отдельными действиями на протяжении некоторого периода времени. По ряду при-чин, если рассматривать достаточно большой отрезок времени, увели-чивается вероятность того, что некоторые изменения создадут условия для трансформации системы. Любое действие, которое имеет положи-тельную обратную связь, может способствовать изменению системы. Довольно просто найти исторические примеры, иллюстрирующие дей-ствие этих правил. Так, европейские государства принимали Наполеона до тех пор, пока он соглашался играть по правилам игры в системе1. Восстановление династии Бурбонов иллюстрирует применение третье- го правила. Если бы Реставрация оказалась невозможной, междуна- родная система стала бы нестабильной. Возвращение Франции в междуна-

1 Однако после того как Наполеон нарушил принцип династической легитимности, в системе возникла напряженность. Принцип легитимности на протяжении некоторого вре-мени ослаблял подозрения, свойственные системе «баланса сил».


родную систему после восстановления Бурбонов является примером действия шестого правила. Европейский концерт наций, так хорошо описанный Мовэтом, иллюстрирует первое правило, Антанта — четвер-тое, история XVIII—XIX вв. — второе. Вероятно, лучшим примером дей-ствия третьего правила будет дипломатия Бисмарка в Седане, хотя его мотивы были более сложными, чем может показать одно это правило. Но целью данной работы не является умножение исторических иллю-страций; читатель может провести собственное исследование для того, чтобы установить, согласуется ли международное поведение в XVIII— XIX вв. с этими правилами.

Кроме равновесия, устанавливаемого набором основных правил, су-ществуют два других типа равновесных характеристик международной системы: равновесие между набором значимых правил и другими пере-менными международной системы и равновесие между международной системой и ее внешней средой.

Если поведение акторов не подчиняется описанным правилами, тип (И число акторов будет изменяться. В этом случае становится невозмож-ным поведение в соответствии с правилами.

Кроме того, основные правила международной системы «баланса сил» могут оставлять систему в равновесии при условии, что другие переменные системы принимают определенные значения. Одни измене-ния в ресурсах и информации, которыми располагают основные акторы, могут быть совместимы с правилами системы, а другие — нет.

Действительно, если значение одной переменной изменяется, на-пример влияние данной коалиции, система не сможет находиться в рав-новесии, если при этом не изменится количество информации, которой располагает определенный актор. В противном случае соответствую- щие компенсирующие сдвиги не возникают. Некоторые изменения в об-разцах коалиции могут быть совместимы с правилами системы, в то время как другие —: нет.

Если правила международной системы «баланса сил» точно опи-сывают действия национальных акторов XVIII—XIX вв., данная систе- ма могла казаться людям, жившим в то время, абсолютной, универ-сальной, и правила «баланса сил» могли рассматриваться как универ-сальные. Однако описанная система не изоморфна существующей би-полярной международной системе... поэтому понятно, что она может существовать только в определенных условиях. Для того чтобы объ-яснить переход от одной системы к другой, необходимо выявить кри-тические условия, в рамках которых может функционировать система «баланса сил».

Условия, при которых система «баланса сил» становится нестабиль-ной, следующие: существование значимых национальных акторов, кото-

15-5171

226 РАЗДЕЛ 11. ТЕОРИИ И МЕТОДЫ

рые не соглашаются играть по правилам; наличие национального акто- ра, национальная политика которого ориентирована на установление некоторой наднациональной политической организации; недостатки в информационном обеспечении системы принятия решений националь-ных акторов или персональные действия отдельных политиков, которые отклоняются от правил данной системы; изменения ресурсов, которые характеризуются положительной обратной связью; сложности в приме-нении ряда правил, например, правил возрастания влияния, правил вос-становления потерпевших поражение акторов; конфликты между пра-вилами и серьезными национальными потребностями; трудности мате-риально-технического обеспечения «баланса», объясняющиеся малым количеством основных акторов или недостаточной гибкостью механиз- ма «балансировки».

Если один из основных национальных акторов не усваивает правила системы «баланса сил», он может нарушить стабильность системы. В системе «баланса сил» равновесие или правила системы поддержива-ются взаимодополняющими действиями основных национальных акто-ров. Однако здесь нет внешней полицейской силы, которая была бы способна восстановить положение, если участники, т.е. основные на-циональные акторы, своевременно не предпримут компенсирующих действий.

В социальных системах один индивид без поддержки широкого по-литического движения не может разрушить правила системы. Конечно, маньяк или преступник может убить другого индивида. Однако количе-ство индивидов в обществе так многочисленно, что и в отсутствие орга-низованной полиции один индивид и даже банда преступников не может посредством насилия изменить правила системы. Другие инди-виды предпримут различные действия по самозащите; и даже если их действия не прекратят причинение вреда, преступники не смогут изме-нить социальную систему.

В экономической системе, характеризуемой свободной конкурен- цией, и предприниматель может обмануть другого. Но вскоре его тем- ная деловая репутация станет известна, и сообщество осуществит компенсирующие действия. Однако в международной системе «балан- са сил» превентивное девиантное действие может помочь девиантно- му актору избежать наказания. Так же как крупная корпорация имеет преимущество в конкурентной борьбе с мелкими фирмами, у девиантного национального актора могут быть такие возможности, что он станет способным на принудительные действия в отношении остальных акторов. Иными словами, доминирование национального актора в международной системе позволит ему преуспевать в своей девиантности. Даже если отклоняющийся национальный актор не


имеет намерения изменить международную систему или установить свое господство, его действия тем не менее могут привести к подоб- ным последствиям. Такие изменения системы «баланса сил» становятся весьма вероят-

ными, если основной национальный актор стремится к какой-либо форме межнациональной или наднациональной гегемонии. Главной ха-рактеристикой национального актора является ограничение, учитываю-щее национальные цели, т.е. национальный актор стремится расширить свое влияние, но не превращать себя в наднационального актора. Даже наполеоновская Франция ограничивала свои стремления, хотя ее дейст-вия имели тенденцию выходить за эти границы. Несмотря на то, что наднациональность соответствует определенным ценностям национа-лизма, национальные акторы не используют полностью всех своих воз-можностей. Например, Германия наложила тяжелые ограничения на Францию после франко-прусской войны 1870-1871 гг., но она не стре-милась включить Францию в состав Германии или превратить ее в свою колонию.

Эти самоограничения не являются просто актом доброй воли, а объ-ясняются определенными причинами. Так, другие основные националь-ные акторы, безусловно, пришли бы на помощь Франции, если бы прус-ская армия не ограничила своих целей. Но даже без учета этих послед-ствий попытка держать Францию в зависимости стоила бы Германии слишком дорого. Чувство солидарности французов способствовало бы созданию широкого сопротивления постоянной оккупации, хотя часть населения Франции считала бы для себя выгодным мириться с времен-ной оккупацией. Состояние вооружений было таким, что у прусской армии во Франции не было бы постоянного превосходства, потому что сопротивление имело бы возможность производить оружие на месте. Транспортные средства того времени не позволяли обеспечить оккупа-ционные войска всем необходимым в случае возникновения волнений. Впрочем, не существует никаких свидетельств, что прусские лидеры стремились превратить Францию в свою колонию или включить ее в состав Германии.

Однако вынужденная уступка Францией Эльзаса и Лотарингии Гер-мании стала важным фактором, объясняющим увеличение жесткости международной системы после 1871 г. Это привело к нарушению шесто-го правила и вызвало войну 1914 г., а также стало причиной нестабиль-ности международной системы «баланса сил». Хотя цели Пруссии и были ограничены, потеря Эльзаса и Лотарингии так накалила ситуацию Во Франции, что Германия и Франция не могли стать союзниками в ближайшем будущем, т.е. один из стабилизирующих эффектов шестого правила был недостижим.

15'

228 РАЗДЕЛ II, ТЕОРИИ И МЕТОДЫ

Возросшая жесткость системы после 1871 г. стала одним из основ- ных факторов, обусловивших необходимость интегрирующих ролей, от-личных по своему характеру от роли «балансировки» и определяемых четвертым правилом системы «баланса сил». Гаагский Суд и Лига Наций стали играть новую роль, более соответствующую мягкой бипо- лярной системе и сигнализирующую об опасной нестабильности систе- мы «баланса сил».

Хотя нельзя утверждать, что мирные соглашения после Первой ми-ровой войны вообще не отвечали главным правилам системы «баланса сил», тем не менее они усилили те национальные тенденции, которые действительно не соответствовали этим правилам. Поскольку междуна-родные и национальные наборы правил больше не находились в равно-весии, от одного из них надо было отказаться.

Если национальные цели становятся наднациональными, развитие вооружений и средств транспорта позволяет оккупировать обширные современные индустриальные районы, это может способствовать откло-нению от правил международной системы «баланса сил».

Это утверждение иллюстрируют действия Советского Союза в Вос-точной Европе. Даже если бы американский военный истеблишмент располагал достаточным количеством вооружения, вряд ли для Соеди-ненных Штатов было бы выгодно принуждать Советский Союз к отказу от влияния в Восточной Европе.

Если бы у США не было достаточно сил для того, чтобы захват За-падной Европы стал слишком дорогостоящим для Советского Союза1, или если бы лидеры Советского Союза надеялись, что Западная Европа придет к коммунизму через свободные выборы, возможно, Западная Ев-ропа была бы включена в сферу влияния Советского Союза. В этом случае Советский Союз приобрел бы столь сильное влияние, что под его давлением не смогла бы сохраниться даже гибкая биполярная система. Таким образом, возникновение Советского Союза сделало невозмож- ным восстановление международной системы «баланса сил».

Система «баланса сил» становится нестабильной, если какие-либо национальные акторы имеют в своем распоряжении международные по-литические организации с жесткой структурой, в результате деятель-ности которых эти национальные акторы используют силу других на-циональных акторов. Если последние не имеют таких организаций, они окажутся в крайне невыгодном положении, если будут продолжать иг-рать по правилам международной системы «баланса сил». Для любого национального актора, который попадает в сферу влияния актора, стре-

1 Сталин утверждал, что Советский Союз с его слабой экономикой не может риско-вать, ввязываясь в войну за Триест для Югославии.


мящегося к наднациональному господству, например советского блока, неизбежна перспектива остаться тесно связанным с этим блоком. Такие акторы не могут свободно выйти из этого блока и присоединиться к противостоящей коалиции. В результате отклоняющийся национальный актор получает возможность разделять своих противников и наносить им урон поодиночке, поскольку они вряд ли смогут объединить свои усилия, озабоченные защитой своих собственных непосредственных интересов.

В системе «баланса сил» все основные акторы преследуют ограни-ченные цели, поэтому каждый из них может безопасно реализовать свои непосредственные интересы. Если действия, направленные на их осуществление, вызывают возрастание влияния одного из акторов, це-лесообразно предложить остальным акторам вознаграждение, достаточ-ное для того, чтобы удержать их от вступления в коалицию с усиливаю-щим свое могущество актором. До определенного момента такие возна-граждения не потребуются, потому что в интересах остальных акторов будет ограничить могущество наиболее влиятельного актора. Макиа-велли советовал государю не вступать в коалицию с самыми могущест-венными государями против своих соседей. Этому совету не всегда сле-дуют, но большинство национальных государств в системе «баланса сил», вероятно, сочтут слишком опасной ситуацию, когда один из на-циональных акторов достигает явно доминирующего положения.

Однако если в действие приходят наднациональные организацион-ные принципы, прочие государства могут объединяться с актором, ори-ентированным на наднациональное государство, и, таким образом, по-зволить ему увеличивать свое влияние, но даже если этот союз связан с краткосрочными интересами, он становится слишком опасным. По этой причине другие национальные акторы для защиты своих интересов должны формировать более или менее стабильные блоки по наднацио-нальным организационным принципам, даже если это требует ориента-ции на более могущественного национального актора. Но эти действия, так же как и действия отклоняющегося актора, разрушительны для сис-темы «баланса сил».

Третье правило, требующее ограничения целей, и пятое правило, требующее действий по ограничению отклоняющегося актора, могут вступать в коллизию. Когда отклоняющийся актор — директивное и то-талитарное государство, например нацистская Германия, тогда не всег- да удается выполнять указанные правила, ограничивающие такого акто- ра. Следствием того, что отклоняющийся национальный актор без- удержно стремится реорганизовать международную систему, могут стать неограниченные цели воюющих сторон. В этих условиях исполь- зование государством-девиантом любых средств ведения войны может

230 РАЗДЕЛ И. ТЕОРИИ И МЕТОДЫ

вынудить его противников также вести неограниченную войну. Послед-ствия такой войны непредсказуемы и для внутренней социальной струк-туры национальных акторов, которые участвуют в войне, и для измене-ния влияния национальных акторов, которые переживают эту войну. Война может потребовать формирования коалиции с другими отклоня-ющимися акторами. Примером является распределение национальных ресурсов между Западом и советским блоком во Второй мировой войне. В таком случае война за сохранение международной системы «баланса сил» может тем не менее разрушить эту систему.

Информационный фактор тесно связан с рассмотренными выше пра-вилами. Даже если национальный актор первоначально имеет ограни-ченные цели, успех в их реализации может усилить его отклоняющиеся амбиции. Если другие национальные акторы не смогут своевременно оценить изменения, произошедшие в распределении относительного на-ционального влияния, они вряд ли смогут осуществить требуемые ком-пенсирующие действия. Так, коалиция против Наполеона была органи-зована несколько позже, чем требовалось.

Если национальный актор имеет четко определяемые отклоняющие- ся цели, в частности формирование наднациональной организации, то осознание этого отклонения должно происходить так быстро, как это возможно для формирования противостоящей коалиции. Например, действия, направленные против нацистской Германии, были бы гораздо более эффективными в 1936 г. или даже в 1938 г., чем в 1939 г. Когда эти действия, наконец, были предприняты, они могли бы потерпеть не-удачу, если бы Советский Союз не выступил в войне на стороне Запада. Именно успех в войне позволил Советскому Союзу усилить свое влия- ние до такой степени, что стало невозможно восстановление старой системы «баланса сил».

В оценке информационного фактора важную роль играет личный вклад в систему принятия решений национальных акторов. Чемберлен абсолютно неправильно понимал цели Германии до 1939 г. Более того, он был так враждебно настроен против советского режима, что гораздо больше стремился избежать сотрудничества с Советским Союзом, чем признать внутреннюю опасность германской агрессии для британской национальной системы. В этом случае были нарушены правила первое, второе, четвертое, пятое и шестое.

Черчилль тоже был противником советского режима, но гораздо более реалистично оценивал внешнюю опасность. Если бы в то время Черчилль-был премьер-министром, шансы сохранить систему «баланса сил» были бы гораздо большими. Однако в любом случае из-за внутрен-них конфликтов и международных амбиций ведущих национальных ак-торов сохранение системы «баланса сил» стало сложным, если не не-


возможным. В определенных случаях личностный фактор также может играть важную роль в национальном отклонении, как это было, напри-мер, в случае с нацистской Германией.

Внутренние изменения в национальных государствах, особенно в том, что касается их потенциала, могут под воздействием обратной связи нарушить «балансирование», необходимое для поддержания сис-темы «баланса сил». Такие явления, как интервенция, создание новых технологий, открытие новых месторождений, рост численности населе-ния, приобретение новых видов оружия, изменения в системе связей и транспорта в одном национальном государстве, не пропорциональные изменениям в других государствах, могут вызвать динамический про- цесс, обусловливающий дестабилизацию системы «баланса сил». Объ-единение Германии и ее экономический рост, начавшийся в XIX в., ил-люстрирует этот процесс.

Нарушение процесса «балансирования», необходимого для компен-сации постоянных изменений в уровне национальных возможностей, может быть рассмотрено на следующем примере. Представим себе весы, на чаши которых первоначально положен одинаковый вес. Пред-положим, что на одной из чаш вес постоянно увеличивается. Чтобы компенсировать это нарушение равновесия, надо добавлять некоторый вес в другую чашу. Сложность этой задачи очевидна. Увеличение веса во второй чаше не происходит постоянно, поэтому чаши весов никогда не будут уравновешены. Однако если мы сможем понять закон, соглас- но которому увеличивается вес первой чаши, мы сможем избежать большого расхождения весов, добавляя требуемые тяжести во вторую чашу.

Простое перечисление факторов, необходимых для поддержания равновесия в социальных системах, объясняет, как сложен этот про- цесс «балансирования». Во-первых, в доминирующих социальных сис-темах всегда происходит множество внутренних изменений. Поэтому они не могут формировать однозначную реакцию на внешние фак- торы.

Во-вторых, возможна неправильная оценка характера изменений. В результате причин, которые будут объяснены при обсуждении факто- ров расчета «балансирования», другие национальные акторы могут вы- брать не соответствующее ситуации действие.

Наконец, расширяющий зону своего влияния национальный актор нередко применяет стратегию «кнута и пряника». Если у него достаточ- но возможностей, он может предложить вознаграждение тем акторам, которые вступают в его коалицию, и представляют смертельную угрозу для тех, кто откажется вступать в эту коалицию. По мере того как поли-тические и экономические преимущества доминирующего актора стано-


вятся все более значительными, трения в системе «баланса сил» могут стать настолько сильными, что система разрушится.

Этот процесс проиллюстрируем на примере из экономической ре-альности: что целесообразнее с точки зрения общего роста и выгоднос- ти вложения капитала, вкладывать его в слаборазвитые или высокора-звитые области? Как ни странно, в привлечении капитала развитые страны имеют преимущества по сравнению с развивающимися. Тради- ции и страх потери могут поддерживать эту тенденцию. Инвестор вкла-дывает деньги туда, где, по его мнению, можно получить прибыль. Раз-витость средств коммуникации и степень освоенности — факторы" моти-вации. Однако существуют и экономические причины. Слаборазвитые страны не располагают достаточными производственными мощностями, профессиональными кадрами, средствами транспорта, рынками сбыта, поэтому не могут освоить столько капитала, как развитые страны. Таким образом, из-за политических, психологических и экономических причин начальное неравенство в производительности может с течением времени увеличиться.

Форсированное развитие экономики Советского Союза позволило ему сократить экономический разрыв с Западом, в результате чего уже сейчас производительность труда в Советском Союзе выше, чем в Вели-кобритании. Если по этому показателю Советский Союз обгонит США, то вполне возможно, что США не смогут компенсировать этот прорыв.

В любом случае два центра быстрого роста экономического потен-циала обусловливают скорее формирование биполярной международ- ной системы, чем сохранение системы «баланса сил».

Обратная связь может оказать дестабилизирующее влияние даже в том случае, если национальные акторы не имеют намерения разрушать систему «баланса сил». Войны против Польши были связаны с прави- лом, требующим от национальных акторов усиливать свое влияние. Так как Польша не была значимым национальным актором, то нормы систе-мы позволяли уничтожить Польшу как актора. Польша была поделена между победившими значимыми национальными акторами в XVIII— XIX вв. Тем не менее даже такое «сотрудничество» значимых нацио-нальных акторов имело разрушительный эффект для системы «баланса сил». Поскольку приобретения победивших акторов не могли быть рав-ными — не существует сколько-нибудь точного метода измерения гео-графических, стратегических, демократических, индустриальных и ре-сурсных факторов и тем более определения роли этих факторов в буду-щем, фактор различия сыграл свою разрушающую роль.

Даже стремление победить Наполеона и ограничить Францию в ее исторических границах имело самые негативные последствия. Это стремление, хотя и согласующееся с четвертым, пятым и шестым прави-

М. КАПЛАИ. СИСТЕМА И ПРОЦЕСС В МЕЖДУНАРОДНОЙ ПОЛИТИКЕ 233

лами, способствовало возвышению России и Пруссии и нарушило внут-реннее равновесие между германскими княжествами. Это событие вы-звало процесс, который позже привел к гегемонии Пруссии в рамках Германии, а позднее — к лидированию Германии в Европе. Так попытка разбить Наполеона инициировала процесс, который не могли компенси-ровать изменения в составе коалиций.

Расчеты возможностей «балансирования» в соответствии с четвер- тым правилом могут помочь оценить эффективность «балансирования» в рамках международной системы «баланса сил». Например, Советский Союз — даже при желании — не смог бы сбалансировать давление на-цистской Германии на Чехословакию посредством отправки войск в зону конфликта. Если у СССР было бы такое намерение, Польша и Ру-мыния, подвергшиеся интервенции, а также, возможно, Великобрита- ния и Франция сочли бы, что ввод советских войск угрожает их нацио-нальным интересам. Поэтому они не согласились на такое взаимо-действие.

Возможно, что основной фактор, который способствовал успеху Ве-ликобритании в осуществлении «балансирующей» роли в XIX в. состоял в том, что Великобритания преобладала на море и не имела террито-риальных амбиций, связанных с континентальной Европой. В результате этого прочие национальные акторы вполне терпимо относились к вы-полнению Великобританией «балансирующей» роли. Как ведущая морская держава Великобритания могла присоединиться к военно-мор-ским силам других стран либо транспортировать вооруженные войска в (зону конфликта. Великобритания содержала только достаточно неболь-шую сухопутную армию, поскольку могла использовать военно-морские силы для борьбы с противником...

Еще одним важным условием сохранения системы «баланса сил» является число значимых национальных акторов. Если система насчи-тывает только три национальных актора и если их возможности пример-но равны, вероятность того, что два из них объединятся для уничтоже- ния третьего, весьма высока.

В случае если третий актор не полностью уничтожен, он после пора-жения может войти в новую коалицию с более слабым из победивших акторов. Вероятность такого исхода, необходимого для стабильности системы, возрастает, когда число значимых акторов больше трех. При этом ошибки или недостаток информации имеют менее разрушитель- ные последствия. Таким образом, только достаточное число акторов придает системе гибкость для осуществления требуемых сдвигов в коа-лициях при изменении условий.

Коалиции, насчитывающие большое число членов, более терпимы к тем государствам, которые не связаны тесно с данной коалицией или не


вляются членами этой коалиции. Но в этом случае, т.е. когда большое число акторов не связаны жестко с данной коалицией или не являются ее членами, любое изменение состава коалиции, например включение новых членов, может быть компенсировано путем предложения соот-ветствующего вознаграждения или признания угрозы национальным интересам какого-либо актора...

Однако если количество национальных акторов велико, изменение состава какой-либо коалиции создает значительное напряжение в меж-дународной системе. В таких условиях весьма сложно предпринять тре-буемые «компенсирующие» действия.

При наличии в международной системе большого количества акто- ров в довольно неустойчивых коалициях члены коалиции будут более терпимы к государствам, выполняющим «балансирующую» роль, по-скольку они не представляют смертельной угрозы по отношению к коа-лиции, против которой выступают. Но если значимых акторов мало, сам факт «балансирования» может привести к постоянной «разбалансиров-ке» системы и система становится нетерпимой к осуществлению «ба-лансирующей» роли, что приведет к ее нестабильности.

Важным фактором стабильности системы «баланса сил» является скорость осуществления выравнивающих, компенсирующих измене- ний. Очевидны некоторые практические ограничения этой скорости. Если нарушения равновесия происходят весьма часто, национальному актору будет сложно оценить свое положение. Его планы могут быть основаны на одной совокупности случайностей, но быстро происходя- щие изменения превратят эти планы в абсолютно нереальные. Резуль- татом станет хаос. Напряжение в системе приведет к дисфункции сис- темы принятия решений внутри национальных государств. В их поведе- нии будут появляться отклонения от значимых правил международной системы «баланса сил», и система «баланса сил» станет нестабильной. С другой стороны, если инерция в системе «баланса сил» слишком вели- ка, выравнивающие изменения будут происходить слишком поздно для того, чтобы осуществлять компенсирующие сдвиги. В таких условиях система «баланса сил» также будет нестабильной. Следовательно, су- ществуют верхняя и нижняя границы скорости изменений в составе коалиций.

Таким образом, представлены условия, при которых система «балан- са сил» стабильна. Если основной национальный актор преследует над-национальные организационные цели, если изменения в возможностях ведут к возникновению обратной связи, если попытка выполнения одно-го правила системы «баланса сил» вступает в противоречие с выполне-нием одного или более значимых правил, система «баланса сил» станет нестабильной.


Когда международная система «баланса сил» становится неустойчи-вой, события, которые раньше были не в состоянии вывести ее из поло-жения равновесия, смогут трансформировать ее в другую систему. Такие события, как мировая война или усиление тоталитарного блока, могут вызвать трансформацию системы. Новая международная система подчинится набору новых значимых правил, и, возможно, изменятся характеристики некоторых акторов.

Наиболее вероятна трансформация системы «баланса сил» в бипо-лярную систему. Она произойдет в случае, если два национальных акто-ра и их союзники образуют доминирующие блоки, особенно если струк-туру одного из блоков невозможно ослабить организационно посредст-вом предложения вознаграждения.

Международное общество с позиций системного подхода: Оран Р. Янг о «разрывах» в международных системах

Профессор Дартмутского колледжа, директор Института арктических исследований и Института международного контроля окружающей среды — Оран Р. Янг, автор ряда работ, посвященных проблемам охра- ны окружающей среды (см., например: Houng O.R. International Gov-ernance: Protecting the Environment in a Stateless Society. Ithaca: Cornell Univ. Press, 1994), известный специалист по международным организа-циям и их роли в сотрудничестве между государствами. В 1980-е гг. О. Янг занимал пост председателя совета директоров Академического совета системы ООН и опубликовал несколько работ о деятельности ООН, в числе которых: Young O.R. Coat R.A. The Challenge of Rele- vance: The United Nations in a Changing World Environment, 1989.

Академические интересы и практический опыт работы в международ-ных организациях сделали Янга убежденным сторонником концепции международного общества и в более широком смысле — такого теорети-ческого направления в международно-политической науке, как коммуни-таризм, среди сторонников которого можно назвать, например, таких ис-следователей, как К. Браун, X. Булл, Р. Джексон, М. Уайт. Согласно тео-рии коммунитаризма международные отношения представляют собой сравнительно упорядоченную систему межгосударственных взаимодейст-вий. Иначе говоря, это уже не анархия, а относительный порядок, который регулируется посредством определенных ценностей и норм, создаваемых и поддерживаемых в рамках системы всеми ее элементами (под которыми подразумеваются прежде всего государства). Такой порядок включает три основных компонента — первичные цели членов международного общест-ва: 1) стремление всех государств к безопасности; 2) заинтересован- ность государств в выполнении заключаемых соглашений; 3) забота го- сударств о поддержании своего суверенитета. Таким образом, будучи довольно близкими по взглядам к политическим реалистам, коммунита- ристы отличаются от них прежде всего убежденностью в действенности правовых норм в регулировании международных отношений, называя себя на этом основании рационалистами.

В то же время, по мнении коммунитаристов, взаимодействия в рамках международного общества регулируются не только правовыми нормами. Многие из них, в том числе Янг, обосновывают идею о важ-

МЕЖДУНАРОДНОЕ ОБЩЕСТВО С ПОЗИЦИЙ СИСТЕМНОГО ПОДХОДА 237

ной регулятивной роли межправительственных организаций и между-народных режимов. Последние в международно-политической науке понимаются как институты, которые не являются прямым порождени- ем международного права и не связаны с ним непосредственно, а представляют собой ряд норм, принципов и процедур принятия реше- ний, совокупность которых играет для взаимодействующих акторов роль неких — не обязательно формальных — правил поведения1. Иначе говоря, режимы могут быть результатом межгосударственных договоров, закрепляющих отношения государств в той или иной сфере международной деятельности. В этом случае они наделены по стоянным местом пребывания, персоналом, органами контроля и уп- равления, бюджетными средствами на основе взносов заинтересован- ных стран, т.е. представляют собой межправительственные организа- ции, выполняющие определенные правовые нормы или содействую- щие их выполнению (а иногда и вырабатывающие их). Примерами подобного рода формальных режимов могут служить режим, контро- лирующий правила международной торговли, — Генеральное согла- шение по тарифам и торговле (ГАТТ, преобразованное ныне в ВТО); режим нераспространения ядерного оружия, связанный с деятельнос- тью МАГАТЭ. Что касается неформальных режимов, то они могут ?быть основаны просто на совпадении интересов участников, являясь результатов добровольных, не закрепленных юридическими соглаше-ниями обязательств (достигаемых в результате переговоров или при- нятых как закрепленные исторические традиции) проводить совмест- ные действия (или, наоборот, согласиться на взаимный добровольный отказ от действий) ради определенных целей в той или иной области. Примером подобного рода могут служить взаимное (и во многом «молчаливое») обязательство стран Балтии проводить согласованную внешнюю политику. Наконец, режим может быть навязан односторо нними действиями так называемых гегемонических держав (например, режим холодной войны в период противостояния СССР и США). Янг различает переговорные режимы, которые характеризуются явным со-гласием со стороны участников на те или иные действия, и режимы, которые «произвольно установлены господствующими акторами, навя- зывающими другим акторам поведение, создающее определенное со-

1 См., например: Young O.R. International Regimes: Problems of Concept Forma-tion // World Politics. April 1980. Vol. XXXII, № 3; Young O.R. The Effectiveness of Inter-national Institutions: Hard Cases and Critical Variables // Governance Without Govern-ment: Order and Change in World Politics // Eds. Rosenau J.N. et a!. Cambridge: Cambridge Univ. Press, 1992.


четание сплоченности, сотрудничества и манипулирования побужде-ниями»1.

Основой и отправным пунктом в изучении международного общества, его режимов и организаций во многом выступает системный анализ. Янг признан как специалист в области исследования международных систем.

Системный анализ используется в международно-политической науке при изучении таких процессов, как международная интеграция, принятие внешнеполитических решений и конфликты. При этом выде-ляется несколько аналитических уровней, представляющих непосредст-венный интерес для изучающих международную политику2:

уровень системных моделей, на котором изучаются принципы меж-дународных взаимодействий;

уровень процессов принятия решений, в рамках которого исследу-ются особенности формирования внешней политики того или иного го-сударства с учетом его взаимодействия с другими государствами и реак-ции на воздействия внутренней и международной среды;

уровень взаимодействия между национальной политической систе-мой и ее внутренними подсистемами типа общественного мнения, групп интересов и культуры;

уровень внешних «взаимосвязанных групп», т.е. других политичес-ких систем, акторов или структур международной системы, с которой рассматриваемая национальная система имеет прямые отношения;

уровень взаимодействия между внешними «взаимосвязанными груп-пами» и внутренними группами, наиболее чувствительными к внешним событиям, типа внешнеполитического или военного руководства, бизне-сменов международного масштаба.

Стремление к адекватному отражению сложной природы и многооб-разия объекта изучения породило многообразие системных моделей, ис-пользуемых в международно-политической науке. Они различаются в зависимости от изучаемого исторического периода международных от-ношений, т.е. на основе временного критерия; например, международ-ная система, существовавшая до Второй мировой войны, и система, сло-жившаяся после ее окончания. Они различаются в зависимости от изу-чаемого географического региона, т.е. на основе пространственного критерия: от международных отношений в ограниченной зоне земного шара до общепланетарных международных отношений; например, евро-пейская и глобальная системы международных отношений. Кроме того,

5 Young O.R. Regime Dynamics: The Rise and Fall of International Regimes // S.D. Krasner. International Regimes. Ithaca and London: Cornell Univ. Press, 1995. P. 100.

2 См.: Dougherty I.E., Pfaltzgraff R.L. Contending Theories of International Relations. A Comprehensive Survey. Third edition. N.Y., 1990. P. 148.

МЕЖДУНАРОДНОЕ ОБЩЕСТВО С ПОЗИЦИЙ СИСТЕМНОГО ПОДХОДА 239

многие исследователи, в числе которых и Янг, выделяют широкий ряд типов аналитических систем, различаемых по критерию исследуемых сфер общественных отношений, например политические, экономичес- кие или религиозные системы1. При этом, по мысли Янга, главное отли-чие «систем членства», т.е. конкретных систем, основные компоненты которых — люди (и которые поэтому могут быть представлены как со-вокупности индивидов), от аналитических систем состоит в том, что последние представляют собой абстракции, которые фокусируются на тех или иных элементах человеческого поведения.

В большинстве работ, рассматривающих международные системы, различаются также глобальная, общие и частные системы. Так, любая частная международная система входит как составной элемент в гло-бальную международную систему и вступает с ней в большее или мень-'шее взаимодействие. Поэтому частные международные системы, как правило, называют подсистемами, имея в виду существование более широкой системы. Иногда эту характеристику подсистем опускают, на-стаивая на том, что существуют только частные международные систе- мы, а то, что называется глобальной международной системой, пред- ставляет собой не более чем их окружение или среду.

Политический реализм классифицирует международные системы, их структуры и конфигурации на основе такого критерия, как количество наиболее могущественных государств — великих держав, взаимодейст-вие которых друг с другом определяет характер системы в целом. Поэто-му в эпоху холодной войны доминировали исследования, основой и ис-ходным пунктом которых была биполярность глобальной международ-ной и более разнообразные (но ограниченные, как правило, би- и мульти-полярными моделями) конфигурации региональных систем. Таким образом, в системном анализе господствовало представление, согласно которому общая международная система и международные подсистемы составляют два основных уровня анализа международных отношений.

Янг одним из первых выступил с критикой подобного подхода, отме-тив, что сведение системных исследований международных отношений к биполярным и многополярным моделям чревато преувеличением роли структурных проблем и недооценкой или даже пренебрежением дина-микой международных систем. В качестве альтернативы он предложил Модель, которая подчеркивает растущее взаимопроникновение, с одной стороны, глобальных или общесистемных параметров международной Политики, а с другой — и такого относительно нового в 1960-е гг., но Уже значимого фактора международной жизни, как существование от-

1 См.: Yung OR. Systems of Political Science. Englowood Cliffs. N.Y.: Prentice-Hall, 1968. P. 37-38.


носительно автономных региональных зон или субсистем. В этой связи Янг разрабатывает model of congruence and discontinuities — модель со-ответствия (конгруэнтности) и резких изменений (разрывов), отражаю-щую взаимное влияние глобальных и региональных властных процессов в международных отношениях. Янг использует указанные понятия с целью выяснить степень подобия и различий в моделях политических интересов и властных отношений между глобальной и региональными системами и между самими региональными системами.

Одна из наиболее сложных проблем, которую при этом надо решить (и которая характерна для системного анализа в целом), связана с определе-нием границ международных систем. В самом деле, учитывая переплете-ние, частичное совпадение и явления взаимосвязи систем, как определить, где кончается одна из них и начинается другая? По мнению Янга, оконча-тельный ответ на этот вопрос невозможен прежде всего потому, что поня-тие систем, как и системных границ, имеет объективно-субъективный ха-рактер. Отражая существующую реальность, их содержание в то же время зависит от исследовательских целей и поэтому не остается постоянным, а изменяется по мере изменения этих целей. В модели, которую предложил Янг, некоторые акторы, такие как сверхдержавы, и некоторые проблемы, такие как коммунизм, национализм и экономическое развитие, значимы во всей международной системе. В то же время региональные подсистемы международной системы имеют свои характерные особенности и модели взаимодействия, которые могут отличать'их и от глобальной системы, и друг от друга. Это и есть те «разрывы», на существование которых обра-щает внимание Янг. Таким образом, модель разрывов призвана способ-ствовать лучшему пониманию многообразия и сложности взаимопро-никновения подсистем, достижения компромиссов и возможностей для манипулирования посредством использования особенностей подсистем, выявлению проблемы несовместимости интересов акторов с интереса- ми глобальной системы, осмыслению отношений между различными подсистемами и глобальными принципами международной политики.

Разумеется, многие положения, высказанные в публикуемой далее статье, принадлежат своему времени: нет уже биполярного мира, как и сверхдержавы СССР, во многом утратила свое прежнее значение угро- за всеобщего термоядерного конфликта, изменили свою конфигурацию многие из прежних субсистем и т.п. Но в свете тех острых проблем, которые возникают сегодня в связи с глобализацией международных отношений, модель конгруэнтности и разрывов, на мой взгляд, вполне может служить одним из аналитических инструментов, полезных для анализа современных реалий.


ОРАН Р. ЯНГ

ПОЛИТИЧЕСКИЕ РАЗРЫВЫ В МЕЖДУНАРОДНОЙ СИСТЕМЕ1

В настоящее время в международной политической системе происходят стремительные и одновременно важные изменения. В частности, с начала 1960-х гг. проявился ряд тенденций, связанных друг с другом таким обра-зом, что в своей совокупности они значительно меняют основные модели послевоенной международной политики. Изменения и колебания породи- ли важный спор относительно понятий, применяемых в анализе междуна-родной системы. Однако дискуссия, которая развернулась в итоге по пово- ду значения этих тенденций, касалась в основном дихотомии биполяр- ная — мультиполярная модели международной системы. Вследствие этого основу данной дискуссии составила довольно узкая концепция основных структурных проблем. Однако, по моему мнению, дихотомия биполяр- ной и мультиполярной моделей явно неадекватно отражает те аспекты и главные оси изменений, которые приобретают все большее значение в современной международной политике. Что касается распределения смешанных типов между полюсами биполярности и мультиполярности, оно также недостаточно для четкого анализа современных изменений. Хотя понятие системы, сформированной вертикально из слоев, сочета-ющих, например, элементы биполярности и мультиполярности, пред-ставляет интерес, оно также весьма слабо показывает происходящие изменения2. Следовательно, вместо этого необходимы новые способы концептуализации международной политической системы. Основная идея данной статьи состоит в том, что первый конструктивный шаг в Этом направлении связан с выявлением растущего взаимопроникнове- ния глобальных осей или же с анализом, с одной стороны, всей системы Международной политики, а с другой — недавно возникших, но очень отличных друг от друга региональных полей, или подсистем.

Оригинал: Oran R. Young. Political Discontinuities in the International System // World Politics. 1968. Vol. XX. P. 369-392 (перевод П.А. Цыганкова).

2 Понятие системы, состоящей из страт, было развито Ричардом Рбузкрансом: Rose-crance R. Bipolatiry, Multipolarity, and Future // Journal of Conflict Resolution. 1966. Vol. X. 6-5171


МОДЕЛИ РАЗРЫВОВ

Альтернативная модель, которую я предлагаю для анализа международ-ной политики в современный период, отражает одновременное влияние процессов глобальной и региональной власти и использует понятия со-ответствия [congruence] и разрыва [discontinuity]. В целом понятия «со-ответствие» и «разрыв» соотносятся в той мере, в какой типы полити-ческих интересов и властных отношений являются сходными или раз-личающимися как между глобальным полем и различными региональ-ными полями, так и между самими различными региональными полями. В то же время для этой модели международной политики характерны и более специфические черты, которые мы проясним в первую очередь.

Во-первых, существуют некоторые акторы и некоторые значимые вопросы, которые относятся ко всей международной системе или по крайней мере к большинству ее подсистем. В современной международ-ной системе в эту категорию явно входят сверхдержавы, хотя их дейст-вительное влияние на многие вопросы ослабевает. Подобным образом такие важные вопросы, как коммунизм, национализм и экономическое развитие, имеют и глобальные, и локальные аспекты. Во-вторых, важ- ные акторы, существенные интересы, типы конфликтов и особенности равновесия сил значительно различаются в разных системах. В то время как акторы и вопросы глобального характера имеют определен- ное значение в каждой подсистеме, конкретные подсистемы обладают своими неповторимыми особенностями. Например, особенности равно-весия сил в Азии и Африке отличаются от более классических соглаше-ний, свойственных Европе. С другой стороны, в Азии проблемы комму-низма и активного национализма сильнее переплетаются, чем в Европе. Кроме того, вследствие этого региональные подсистемы международной системы во многих отношениях незначительно отличаются друг от друга. Естественно, степень различия между двумя какими-либо под-системами может варьироваться, но в данный момент подчеркнем имен-но существование разрывов. Далее, во всех случаях подсистемы не бы-вают полностью различными, поскольку в действительности каждой из них присущ сплав глобальных и локальных характеристик. Существова-ние акторов и вопросов, которые относятся к системе в целом, —не единственный источник сходства между разными подсистемами. Здесь определенное значение имеют и некоторые типы связей между подсис-темами. Например, значительный эффект диффузии репутации на деле обусловливает региональные проявления характеристик, относящихся ко всей системе. Например, поведение сверхдержавы как союзника в

О. ЯНГ. ПОЛИТИЧЕСКИЕ РАЗРЫВЫ В МЕЖДУНАРОДНОЙ СИСТЕМЕ 243

одной подсистеме может затронуть позицию союзников этой державы в других подсистемах. Более того, различные эффекты демонстрации ока-зывают через подсистемы значительное влияние на атмосферу между-народной политики. Другими словами, между подсистемами существу- ют связи восприятий, так же как и реальные связи. Причем связи вос-приятий имеют тенденцию к расширению и усилению благодаря нали-чию таких универсальных организаций, как ООН, которые служат путями коммуникаций. Последняя черта модели состоит в том, что спе-цифическое соединение глобальных и региональных элементов может принимать разные формы, изменяясь от одной подсистемы к другой. Иначе говоря, уровни и типы разрывов способны быть относительно изменчивыми, как горизонтально — в пространстве, так и вертикаль- но — во времени.

Выясним разницу между предложенной моделью и моделями, кото-рые появились в ходе дискуссии о международной политике1. Биполяр-ные модели основаны на анализе единственной господствующей оси конфликта и тенденции рассматривать региональных акторов и регио-нальные вопросы с точки зрения их связи с основной биполярной осью системы, тогда как модель разрывов указывает на значение как глобаль-ных, так и региональных факторов и представляет сложные модели их интерпретации, оставляя возможность для изменения акцентов в вопро- се о том, какой фактор является господствующим. Мультиполярная мо- дель предлагает множественность конфликтных осей и множествен- ность отношений между этими осями2, тогда как модель разрывов зани- мается главным образом подсистемами, а не индивидуальными актора- ми; она учитывает различия между глобальными и региональными конфликтными осями. Модель разрывов концентрируется на сложных интерпретациях универсальных и региональных вопросов в отличие от мультиполярной модели, которая рассматривает гораздо менее слож- ные проблемы, связанные с некоторым числом индивидуальных акто- ров, состоящих в разных отношениях друг с другом по разным вопро- сам, что создает многочисленные пересекающиеся конфликтные оси. Хорошо видна разница между моделью разрывов и моделью, основа- ьнной на понятии малого числа разных региональных блоков: в модели разрывов рассматривается как комбинация глобальных и региональных

1 Возможно, единственным очень важным представлением абстрактных моделей международных систем остается представление М. Каплана: Kaplan MA. System and Process in International Politics. N.Y.: Wiley & Sons, 1957.

2 Интеллектуально мультиполярная модель международной системы восходит к кон- цепциям внутренней политики группы американских теоретиков. Оригинальное и в неко- торых отношениях наиболее ясное изложение этих концепций дает: Bentley A.F. The Process of Government. Chicago, 1908. 16-


факторов внутри индивидуальных подсистем, так и особенности отно-шений между подсистемами. Наконец, существует гипотетическая мо-дель международной системы, основанной на понятии политической фрагментации, которая способна породить ситуацию, описанную в ста-рой концепции атомистического либерализма внутри индивидуальных политических единиц. Модель разрывов с ее постоянным акцентом на взаимодействии и интерпретации предлагает концепцию международ-ной политики, которая представляет собой прямую оппозицию модели фрагментации1.

Одной из самых интересных характеристик модели разрывов между-народной системы является мера включения в модель логических дву-смысленностей, аналогичных некоторым центральным проблемам меж-дународной политики в современную эпоху. Существует ряд источни-ков этих двусмысленностей. Во-первых, напряженность между сходст-вом и различием в рамках тех или иных подсистем порождает отношения «ограниченного противоречия» очень специфического ха-рактера, особенно между великими державами2. Короче говоря, в такой ситуации глубокие различия невозможны. Великие державы, особенно сверхдержавы, вынуждены все более и более смягчать свои конфликты в данной подсистеме, поскольку они могут иметь важные интересы в других подсистемах, которые они не хотят подвергать угрозе. В то же время эти державы часто отстаивают общие интересы одновременно внутри подсистем и на глобальном уровне, так как они оказываются участниками острых конфликтов в других подсистемах. Например, мало сомнений в том, что важным источником изменения в поведении США и Советского Союза в Европе стали общие интересы, появившиеся у этих держав в азиатской подсистеме. Можно взять другой пример: глав-ное препятствие на пути американо-советского сотрудничества в гло-бальных вопросах контроля вооружений проистекает из их противопо-ложных интересов по таким конкретным проблемам, как ситуация в Германии и Вьетнаме.

Во-вторых, существование подсистем создает значительные воз-можности для манипулирования, что способно придать системе допол-нительные двусмысленности, превосходящие ту, что возникла в резуль-тате напряженности между сходством и различием. В конечном счете эти возможности объясняются тем, что при всех значительных различи-ях между подсистемами между ними имеются' одновременно и важные

1 Другой формой, прямо противоположной фрагментации, было бы развитие подлин- ной политической интеграции между элементами международной системы.

2 Понятие отношений «ограниченного противоречия» введено и развито в работе: Shulman M.D. Beyond the Cold War. New Haven, 1966.


взаимосвязи. Это иногда позволяет получить выгоду, используя полити-ческий кредит и политическую репутацию в подсистемах. Так, победы, одержанные в подсистеме, на которую относительно легко воздейство-вать, могут быть полезны государству при поиске своих интересов в других подсистемах. Но иногда можно породить в подсистеме конфликт как средство посеять замешательство и отвлечь внимание от главной зоны интересов своей страны1. В системе такого рода имеются и некото-рые другие, менее осязаемые возможности манипулирования, вытекаю-щие из осязаемых проблем. В частности, при помощи положений и по-нятий, которые первоначально разрабатывались для изучения других областей, в быстро меняющемся мире иногда можно определить и кон-цептуализировать новые балансы сил. Конечно, это может привести к опасным концептуальным ошибкам и негибкости... но благодаря соот-ветствующему усилию вероятны условия, благоприятные для актора, который способен добиться изменений в восприятии реальностей и норм, существующих в некоторых зонах, таким образом, чтобы их функционирование приносило ему выгоду.

В-третьих, логические двусмысленности, которые могут следовать из модели разрывов, значительно возрастают при переходе от мира, со-стоящего из двух основных подсистем, к миру, который содержит боль-шее число таких подсистем. Как особенности значимых вопросов, так и соотношение региональных и глобальных проблем далеко не одинаковы в разных системах. Для держав, интересы которых касаются системы в целом, ситуации множественных подсистем более сложные, поскольку возникает большее количество комбинаций проблем и разрывов, кото-рым надо противостоять. Более того, переход к множественным подсис-темам обусловливает появление международных проблем нового типа, которые не свойственны индивидуальной подсистеме и пока еще не яв-ляются универсальными, так как они возникают не во всех подсистемах глобальной системы. В конечном счете при переходе системы от двух подсистем ко многим подсистемам количество возможных манипуля- ций, о которых упоминалось выше, быстро возрастает.

Из-за сложности и двусмысленностей системы, описанной в модели разрывов, эта система порождает проблемы и неясности интеллекту-ального характера, которые затрудняют работу как аналитиков, так и тех, кто принимает решения. В частности, сложная и взаимопроникае- мая природа ситуации препятствует реализации глубоко укорененных психологических потребностей в ясности и сравнительной простоте концептуализации реальности. Возможно, по причине этих потребнос-

1 Эта возможность всегда была главным источником американских забот по отноше-нию к ближневосточным проблемам в послевоенный период.


тей существуют два характерных типа средств упрощения, которые по-стоянно влияют на усилия понять мир, проявляющий столь значитель- ные различия. В определенном смысле эти два типа средств противопо-ложны, но оба приводят к значительным деформациям реальности, спо-собным породить очень серьезные трудности для тщательного анализа и принятия решения.

Первый тип средств упрощения, основанный на когнитивном несо-гласии, можно назвать сегментацией или дроблением. Главная черта этих средств состоит в усиленном акцентировании уникального харак-тера индивидуальных региональных подсистем и в отрицании, по край-ней мере имплицитно, важности интерпретации и совпадения этих под-систем. Сегментация обусловливает характерный недостаток работы аналитиков, которые опираются на специализацию в отдельных облас- тях, и недостаток работы лиц, принимающих решения, и чиновников, которые ориентированы на национальную систему или региональную бюрократическую систему. Такая ориентация часто ведет к невозмож-ности оценить воздействие акторов и глобальных проблем на региональ-ные властные процессы. Еще более серьезным недостатком, связанным с сегментацией, является игнорирование взаимных отношений между подсистемами в таких областях, как репутация, последствия демонстра-ции и манипуляции.

Второй тип средств упрощения можно назвать слиянием или уни-версализацией, его основа — применение фундаментальных измерений или понятий, позволяющих концептуализировать любую международ- ную политику. Это средство, возможно, еще более часто используется, чем сегментация, особенно в непрофессиональной среде, потому что оно удовлетворяет ощутимую потребность в «понимании» глубокого значения международной политики. Слияние — еще более деформи-рующее средство, чем сегментация, так как оно требует еще больших упрощений и привлечения поляризованной концепции мира, а не более или менее неадекватной концептуализации частных региональных под-систем. Даже самое поверхностное исследование поляризованных кон-цепций: противопоставление демократии и коммунизма, капитализ- ма — социализму, большого города — деревне свидетельствует о степе- ни деформации, которую способна вызвать универсализация.

ВОЗНИКНОВЕНИЕ РАЗРЫВОВ В МЕЖДУНАРОДНОЙ СИСТЕМЕ

Проблемы, вытекающие из множественности равновесий сил и полити-ческих разрывов, относительно новые для международной политики. Фундаментальное предварительное условие достаточно тесных контак-

О. ЯН Г. ПОЛИТИЧЕСКИЕ РАЗРЫВЫ В МЕЖДУНАРОДНОЙ СИСТЕМЕ 247

тов между региональными подсистемами преимущественно было реали-зовано только в современную эпоху. Но эта оговорка не исключает су- шествования интересных исторических примеров значительных разры- вов между региональными подсистемами...

В период между франко-прусской и Первой мировой войнами на международной арене более или менее одновременно проявляются мно-гие разрывы. Начиная с 1880-х гг. Великобритания и Франция были втянуты в различные конфликты, касающиеся территориальных разде- лов в Африке. Эта ситуация создала значительные напряженности, но к концу XIX в. вследствие различных изменений ситуации в Германии становятся более важными интересы обоих государств на европейском континенте. В тот же период Великобритания и Россия были почти в постоянной оппозиции на Ближнем Востоке и на Дальнем Востоке, хотя у них были общие интересы в Европе, усиливалось франко-русское со-трудничество в европейских вопросах. Фактически до англо-русского договора, касающегося Персии, эти две державы представляли главную ось конфликта на Ближнем Востоке. Далее, даже во время Первой ми-ровой войны Великобритания поддерживала договорные отношения с Японией, несмотря на то, что Япония и Россия были прямыми антаго-нистами на Ближнем Востоке. Кроме того, все эти расходящиеся оси конфликта еще более усложнились в результате участия всех главных европейских держав, за исключением Австро-Венгрии и Италии, в опе-рации, проводимой с целью получить концессии от Китая. В течение всего этого периода оси конфликта на китайской сцене, где были пред-ставлены также Япония и США, имели тенденцию к перемещению, оси и темпы которых отличались от свойственных конфликту, развивавше-муся в самой Европе.

Примеры разрывов в международной политике дает и межвоенный период, хотя в подавляющем большинстве сложности этого времени не-сколько менее разительны, чем те, которые характеризовали междуна-родную систему перед Первой мировой войной. В этот период Великоб-ритания и Франция четко расходятся во взглядах на организацию без-опасности в Восточной Европе, в частности на роль Советского Союза в этом вопросе. Значительное и относительно острое соперничество Между Великобританией и Францией на ближневосточном театре в 1920-1930-е гг. играло очевидную роль, состоящую в возникновении чувства неуверенности и неудовлетворенности в связи с возрождением Германии в Европе. Даже в конце 1930-х гг., например, в союзе между Двумя государствами не согласовывались формальные обязательства процедур координации. В межвоенный период США все больше и боль-ше втягивались в противостояние на Ближнем Востоке, в то же время Сохраняя изоляционистское поведение в том, что касалось событий в


Европе. Наконец, и сама Вторая мировая война дала пример политичес-кого разрыва, созданного продолжавшимися длительное время усилия ми Советского Союза избежать войны с Японией, тогда как уже начав-шаяся война на Тихом океане и вступление США в европейский кон-фликт глобально поляризовали ситуацию. Четкость этого разрыва осо-бенно поразительна с учетом явной взаимозависимости союзнических держав на европейской сцене, а также согласия Великобритании присо-единиться, по крайней мере формально, к США в войне на Тихом оке- ане.

Однако на протяжении большей части современной истории между-народной политики гораздо более очевидными и влиятельными были другие типы отношений, отличные от типов разрывов, обсуждавшихся выше. Фактически только в современной международной системе эти типы разрывов возникли в масштабе, охватывающем весь мир, и стали чрезвычайно важными. Многие важные причины обусловливают акту-альность модели разрывов международной политики.

Во-первых, влияние глобальных акторов и значимых проблем в на-стоящее время чувствуется гораздо сильнее, чем когда-либо прежде. Период, который последовал за Второй мировой войной, характеризо-вался резким ускорением темпов развития коммуникаций, средств транспорта и военных технологий. Вследствие этого степень взаимо-зависимости различных составляющих глобальной международной системы, которую сейчас можно назвать завершенной мировой систе- мой, в современный период необычайно возросла1. Во-вторых, в пери- од после Второй мировой войны произошло выделение двух сверхдер- жав из большого числа великих держав и возникло много значимых проблем, касающихся всей международной системы. Следовательно, современная система характеризуется не только большей взаимозави-симостью (в таком общем смысле: то, что возникает в одной ее части, может оказать сильное влияние на другую), но и существованием многих акторов и отдельных проблем глобального значения, которые очень конкретны и специфичны в разных региональных подсистемах. Эти изменения представляют фундаментальную тенденцию, которая впервые проявилась во второй половине XIX в. Однако самих по себе этих изменений недостаточно для того, чтобы сформировать такую международную систему, как система, описанная моделью разрывов. Например, в период после Второй мировой войны доминирование

1 Взаимозависимость понимается здесь как степень, в которой действия в одной части системы затрагивают другие ее части. Следовательно, она не имеет меры общих или переплетающихся интересов. Взаимозависимость может быть как позитивной, так и нега-тивной.


двух сверхдержав стало настолько явным, что версия биполярной мо-дели казалась верным представлением реальности. В течение этого периода региональные подсистемы в действительности не существова-ли, поскольку находились под господством сверхдержав или были весьма периферийными, поэтому не выполнялись условия модели про-блем разрывов, кроме ее глобальных характеристик. Однако недавно произошли некоторые важные изменения, которые в какой-то мере смягчили жесткий характер биполярной модели в этой политике и по-родили уникальные черты во властных процессах разных подсистем международной системы.

Во-первых, прошел значительный период без широкомасштабной международной войны, которая поляризовала бы и упростила бы мо- дели международной политики. В результате этого возникали усло- вия, все более и более благоприятные для политических разрывов. Во-вторых, происходит постепенная диффузия эффективной власти в системе, несмотря на большое превосходство сверхдержав в том, что относится к физическим элементам власти. В-третьих, современный мир стал свидетелем рождения или возрождения небольшого числа малых центров власти, значение которых постоянно растет, хотя, они пока еще гораздо менее влиятельны, чем сверхдержавы. К этой кате гории принадлежат такие державы, как Франция, Германия, Китай, Япония и Индия. В-четвертых, с 1945 г. быстро возросло число неза-висимых государств в системе, особенно в новых региональных под-системах Азии и Африки. В этих подсистемах разрушение колониа- лизма стало важным упрощающим фактором международной полити- ки последующих периодов. В-пятых, изменения числа и типов акто- ров в системе сопровождалось в «новых государствах» повышением уровня политического сознания и распространением активного нацио-нализма. В настоящее время даже о таком интернациональном дви- жении, как коммунизм, трудно сказать, основаны ли его специфичес- кие проявления в конкретных государствах больше на интернациона-лизме или национализме. В-шестых, в той мере, в какой распростра-няется эффективное влияние в системе и возникают новые оси конфликта, сами сверхдержавы начинают лучше осознавать общие интересы, даже если они продолжают преследовать интересы, проти-воположные в разных региональных подсистемах. Результатом всех этих изменений является то, что главные упрощающие гипотезы о би-полярном мире 1950-х гг. или уже не годятся, или же должны допол-няться анализом разного рода отношений второго уровня, делающих модели более сложными. Следовательно, региональным подсистемам возвращается как дополнение глобальная природа всеобщей междуна-родной системы...

250 РАЗДЕЛ П. ТЕОРИИ И МЕТОДЫ

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Описанная в статье модель разрывов не может дать ответы на совокуп-ность вопросов, которые ставит международная политика. Напротив, она более похожа на совокупность концептов, призванных вызвать про-тиворечивые замечания об изменяющемся состоянии современной меж-дународной системы. Мне кажется, что в этом смысле модель разрывов позволяет придать анализу новые направления и выявить новые пробле-мы, которые часто игнорируются биполярными и мультиполярными мо-делями, служащими основой для большинства современных дискуссий в этой области. Например, она вводит идеи о разного рода типах слож-ного взаимопроникновения между подсистемами, каждая из которых есть в достаточной мере sui generis1, и поэтому невозможно предполо-жить существование между ними отношений прямого соответствия. В этой связи в современном мире представляют особый интерес общие интересы и возможности манипулирования через подсистемы, отказ от некоторых конфликтов. Кроме того, модель разрывов раскрывает неко-торые перспективы, касающиеся проблем акторов, интересы которых простираются на всю систему в целом. Такие перспективы особенно полезно знать, чтобы понять изменения, происходящие в международ-ной политике. Например, противоречия в советском и американском поведении гораздо легче объяснить, когда ясно, что интересы этих двух государств значительно расходятся и довольно часто несовместимы, так же как несовместимы различные подсистемы глобальной международ-ной системы.

Своеобразный, особый, оригинальный (лат.).

Томас Шеллинг и применение теории игр в исследовании конфликта и сотрудничества

Томас Шеллинг принадлежит к тем исследователям, чьи работы отно-сят к модернистскому направлению в науке о международных отноше-ниях, прежде всего в таком ее разделе, как процесс принятия внешнепо-литического решения. Как известно, один из распространенных методов изучения процесса принятия решения связан с теорией игр, которая базируется на теории вероятностей и состоит в конструировании моде-лей анализа или прогнозировании различных типов рационального по-ведения участников взаимодействия, находящихся в особых ситуациях, в частности в ситуации конфликта.

Как справедливо отмечали отечественные ученые, Т. Шеллинг — один из первых западных исследователей, понявших, что для понима-ния международного конфликта не пригодна модель игры с нулевой суммой (когда выигрыш одного участника непременно означает точно такой же по масштабам и ценности проигрыш для другого, ибо интере-сы сторон полностью противоположны)1. Обратившись к более слож-ным моделям теории игр, Шеллинг приходит к следующим важным вы-водам: наиболее распространенные международные конфликты пред-ставляют собой не «игры с постоянной суммой», а «игры с переменной суммой», т.е. суммарный выигрыш участников не фиксирован так, что больший выигрыш одного из них равносилен точно такому же (и даже сопоставимому) проигрышу другого. Фактически, подчеркивает Шел-линг, исследователь должен исходить из предположения о том, что международным делам присуще не только противоборство, но и взаимо-зависимость. Чистый конфликт, в котором интересы двух антагонистов полностью противоположны, является частным случаем; например, это война на полное истребление, но здесь речь идет уже не о войне. По этой причине «победа» в конфликте не есть победа над противником. Она означает выигрыш относительно собственной системы ценностей2. Именно с этим связан второй важный вывод, который делает Шеллинг. Он касается не только выигрышей и потерь в конфликте между двумя

1 См.: Современные буржуазные теории международных отношений. М., 1976. С 362.

2 См.: Schelling Т.О. The Strategy о! Conflict. Cambridge, Massachusetts, 1963. P. 4.


игроками, но и того, что некоторые пути его развития или некоторые потенциальные выходы из конфликта, способы и итоги его разрешения являются более (или менее) предпочтительными для обоих участников, чем другие. Это означает, что даже в ситуации конфликта взаимодейст-вующие стороны имеют общий интерес в достижении взаимно выгод-ных результатов. Таким образом, конфликты могут рассматриваться как ситуации, включающие в конечном счете элемент чистого торга — заключение сделки, в которой каждая сторона руководствуется преиму-щественно своими ожиданиями того, что другая хочет или может при-нять. Но если каждая из сторон исходит из подобных ожиданий и обо-снованных прогнозов по отношению к другой, то это означает, что ожи-дания становятся взаимодополнительными. Отсюда следует, что на ос-нове взаимных ожиданий (вполне обоснованных с точки зрения рационального поведения участников) возможен компромисс между сторонами конфликта.

В этом и состоит третий важный вывод Шеллинга, который имеет особенно большое значение в свете того, что всякий компромисс пред-полагает и делает возможным сотрудничество, а в определенной степе-ни, по существу, и представляет собой сотрудничество, хотя в самой его начальной, примитивной стадии.

Выводы Шеллинга, касающиеся особенностей рационального пове-дения участников конфликта, стали предпосылкой развития такой отно-сительно самостоятельной области исследования международных отно-шений, как теория межгосударственного сотрудничества. Сегодня науч-ное сообщество разделяет положение, согласно которому межгосудар-ственное сотрудничество предполагает наличие трех элементов: общих целей государств-партнеров, ожидание ими выгод от имеющейся ситуа-ции и обоюдный характер этих выгод1.

Шеллинг не ставит задачу создания общей теории конфликта. Он выделяет два направления в исследовании конфликта: первое рассмат-ривает конфликт как патологическое состояние и занимается поиском его причин и путей преодоления, а второе принимает конфликт как дан-ность и изучает связанное с ним поведение. Относя свои работы к вто-рому направлению, Шеллинг указывает, что в рамках этого направле-ния можно выделить тех, кто исследует участников конфликта во всей их сложности — с точки зрения как «рационального», так и «иррацио-нального» поведения, и тех, кто сосредоточивается на рациональном, осознанном, обдуманном виде поведения: «Грубо говоря, последние

1 Подробнее об этом см.: Цыганков П.А., Цыганков А.П. Анализ межгосударствен-ного сотрудничества: возможности социологического подхода / / Общественные науки и современность. 1999. № 1.

ТОМАС ШЕЛЛИНГ И ПРИМЕНЕНИЕ ТЕОРИИ ИГР В ИССЛЕДОВАНИИ КОНФЛИКТА И СОТРУДНИЧЕСТВА 253

трактуют конфликт как своего рода соревнование, в котором участники стремятся «выиграть». Изучение сознательного, интеллектуального, сложного конфликтного поведения — успешного поведения — подобно поиску правил «правильного» поведения в смысле соревнования с целью победы». Именно эту, достаточно узкую область исследования Шеллинг называет теорией конфликта, теорией торга или теорией стра-тегии. Он пишет: «...стратегия в том смысле, в котором я использую здесь этот термин, касается применения не действительно силы, а по-тенциальной силы. Она касается не только врагов, которые ненавидят друг друга, но и партнеров, которые не доверяют или не соглашаются друге другом».

Шеллинг отмечает, что преимущество использования «стратегии конфликта» для теоретического исследования состоит не в том, что из всех возможных подходов она ближе всего к истине, а в плодотворности ■ самого предположения о рациональном поведении участников конфлик-та. Однако, оценивая возможное применение своих выводов, он явно выходит за очерченные им самим узкие рамки. Во-первых, он полагает (и, как уже отмечалось выше, не без определенных на то оснований), что стратегия конфликта дает мощный стимул развитию теории между-народных отношений, имея в виду ту центральную роль, которую в ней играет исследование межгосударственных столкновений и противо-борств. С этой точки зрения методологическое значение стратегии кон-фликта состоит в том, что она позволяет идентифицировать наши собст-венные аналитические процессы с процессами гипотетических участни-ков конфликта; исходя из требования определенной последовательнос- ти по отношению к гипотетическим участникам конфликта, мы можем исследовать альтернативные типы поведения, выясняя, отвечают ли они этим стандартам последовательности. Важнейшее место при этом отводится предположению о «рациональности» поведения участников конфликта — предположению, играющему роль мощного и плодотвор-ного стимула для развития теории.

Во-вторых, не менее широкой и важной видится Шеллингу область практического использования стратегии конфликта. По его мнению, она применима практически во всех ситуациях, характеризуемых наличием общего интереса, а также в ситуации конфликта между противополож-ными сторонами, таких, как переговоры, война и угроза войны, борьба с преступностью, молчаливый торг, вымогательство и т.п. «Философия книги, — пишет Шеллинг в предисловии к книге «Стратегия конфлик- та», — состоит в том, что она выявляет сходство в стратегии конфликта между, скажем, маневрированием в ограниченной войне и плутовством в торговле, между сдерживанием русских и сдерживанием наших собст-венных детей, между современным балансом террора и древним инсти-


тутом заложничества». Более того, фактически, по мнению Шеллинга, любая ситуация взаимодействия может быть в конечном счете сведена к торгу, к ожиданию выгод, вымогательству уступок, маневрированию посредством угроз и обещаний, бойкота или вмешательства; короче го-воря, к стратегии конфликта. И это заставляет сказать, что при всей важности вклада в исследование международных конфликтов, который был внесен трудами Шеллинга, нельзя не видеть и ограниченности при-менения его выводов той областью, которую он сам очерчивает в своей книге и за пределы которой он тем не менее выходит.

Нельзя не отметить и еще одного важного обстоятельства. Книга Шеллинга создавалась и увидела свет в период наиболее острого проти-воборства эпохи холодной войны, и поэтому многие ее выводы сделаны с позиций «образа врага», грешат односторонностью и предвзятостью. Более того, в стремлении найти средства «эффективного сдерживания советской угрозы свободному миру» ее автор не останавливается перед такими рекомендациями для США, как создание эффективной и реалис-тичной угрозы «возмездия» Советскому Союзу через совершенствова- ние имеющихся и производство новых видов оружия массового уничто-жения1. Но это не отменяет вклада в изучение межгосударственных конфликтов и в более широком плане — в развитие теории междуна-родных отношений, который был сделан работами Шеллинга, посвя-щенными игровым моделям торга, конфликта и стратегии. О содержа- нии этих моделей определенное представление дает публикуемый ниже фрагмент его книги.


1 Подробнее об этом см.: Современные буржуазные теории международных отноше-ний. Цит. соч. С. 362-365.

ТОМАС ШЕЛЛИНГ

СТРАТЕГИЯ КОНФЛИКТА

Ч а с т ь И. ПЕРЕОРИЕНТАЦИЯ ТЕОРИИ ИГР

Глава 4. К теории взаимозависимого решения1

Игры с нулевой суммой — теория игр — в немалой степени способство-вала пониманию сущности и разновидностей стратегии чистого кон-фликта. Но традиционная теория игр не внесла сопоставимого вклада в понимание стратегии действия, когда конфликт смешан с взаимозави-симостью, т.е. игр с ненулевой суммой, имеющих место в таких случа-ях, как война, угроза войны, забастовки, переговоры, предупреждение преступности, классовые войны, расовые войны, войны цен, шантаж, бюрократические манипуляции, дорожные пробки, наказание собствен-ных детей. Существуют «игры», в которых элемент конфликта обуслов-ливается значительным интересом, но взаимозависимость является час-тью логической структуры и во избежание катастрофы требует опреде-ленного сотрудничества или взаимного согласования — молчаливого или ярко выраженного. В других «играх» секретность может играть стратегическую роль, но в то же время имеется значительная необходи-мость обозначить намерения и ознакомиться с различными точками зрения.

И, наконец, есть «игры», в которых один игрок может предпринять некоторые действия, чтобы предотвратить взаимный ущерб, однако зна-чение имеет то, что предпримет другой игрок; это доказывает, что ини-циатива, знание или свобода выбора не всегда являются преиму-ществами.

В большей степени традиционная теория игр обращалась к методам и концепциям взаимозависимых игр (игр с нулевой суммой), которые успешно зарекомендовали себя в изучении стратегии чистого конфлик-та. ...Попытаемся расширить наше представление о теории игр, считая

Оригинал: Shelling T.C. The Straegy of Conflict. Harvard University Press. Cam-bridge, Massachusetts, 1993. P. 83-99 (перевод О.А. Хлопова).

256 РАЗДЕЛ 11. ТЕОРИИ И МЕТОДЫ

при этом игру с нулевой суммой частным случаем, а не точкой отсчета. Развитие теории будет главным образом происходить в двух направле-ниях. Первое заключается в том, чтобы определить то, что влияет на формирование взаимных согласующихся ожиданий. Второе — состоит в определении ряда основных «понятий», которые могут быть использо-ваны в стратегических играх и от которых зависят ее структурные эле-менты; к ним относятся такие понятия, как угроза, принуждение, спо-собность к взаимодействию или прекращению взаимодействия.

В рамках этих двух направлений теория игры менее развита и может отражать недостатки игры с нулевой суммой. Предположения и столкновения, угрозы и обещания несущественны в общепринятой тео-рии игр с нулевой суммой. Они несущественны потому, что подразуме-вают такое отношение между двумя игроками: до тех пор, пока они не приносят вреда друг другу, это отношение выступает как неудобство для одного из игроков; он может избежать этого неудобства, применяя стратегию, которая может иметь случайный характер. Таким образом, «рациональные стратегии» в ситуации чистого конфликта, названные так из-за стремления к преследованию поставленной цели и уклонению от целей соперника, не позволяют игрокам определить, какое поведение способствует взаимному расположению и как взаимозависимость может служить достижению цели одной стороны.

Если теория игр с нулевой суммой есть частный случай чистого кон-фликта, то что тогда будет другой крайностью? В качестве такой игры должна выступать игра «чистого сотрудничества», когда игроки выигры-вают или проигрывают вместе с одинаковыми предпочтениями относи-тельно результата. Выигрывают ли они заранее установленную долю от общего выигрыша или долю, которая зависит от целого, все возможные конечные результаты им следует ранжировать одинаково во всем оце-ночным шкалам. (Для того чтобы избежать любого первоначального конфликта, игроки должны признать, что предпочтения одинаковы и, следовательно, не существует конфликта интересов, отражающегося в информации или дезинформации, которые они пытаются предоставить друг другу.)

А что же назвать чистым сотрудничеством в теории игр или торга? Неполный ответ, который мы дадим только для того, чтобы показать, что эта игра не является обычной, состоит в том, что чистое сотрудни-чество связано с такими проблемами понимания и взаимодействия, ко-торые довольно часто возникают при играх с нулевой суммой. Когда структура взаимодействия не позволяет игрокам заранее выработать взгляд на главную проблему в соответствии с определенной моделью, далеко не так-то просто координировать свое поведение в ходе игры. Игрокам следует добиться понимания друг друга; выявить модели инди-

Т. ШЕЛЛИНГ. СТРАТЕГИЯ КОНФЛИКТА 257

видуального поведения, которые позволяют одному игроку предсказать действия другого; им. необходимо знать модели ценностей друг друга и проверять правильность своего поведения; разрабатывать клише, согла-шения, правила Для обозначения своих намерений, реагируя при этом на сигналы друг друга. Они должны действовать, основываясь только на намеках и предполагаемом поведении друг друга. Два автомобилиста, пытающиеся избежать столкновения, два человека, танцующие вместе 'под незнакомую музыку, члены повстанческого отряда, которые разде-лились в ходе боевой операции, — всем им необходимо согласовывать свои намерения таким образом, как это делает аплодирующая часть публики на концерте, которая должна в какой-то момент «согласиться» с тем, чтобы или вызвать на «бис», или одновременно прекратить апло-дисменты.

Если шахматы есть стандартный пример игры с нулевой суммой, то iшарады можно определить как игру чистого согласования; если игру с нулевой суммой символизирует преследование, то для согласованной шгры характерно выполнять rendez-vous1.

В эксперименте, проведенном O.K. Моором (Moore) и М.И. Берко-витцем (Berkowitz), великолепно показаны оба частных случая. В игре с нулевой суммой участвуют две команды по три человека. Все участники команды имеют одинаковые интересы, однако из-за особенностей ха-рактера игры не выступают как единое целое. Согласно правилам игры участники каждой команды изолированы друг от друга и могут разгова-ривать между собой только по телефону, причем все шесть телефонов [подсоединены к одной линии таким образом, что каждый участник может слышать игроков как своей, так и другой команды. Запрещено заранее договариваться о каких-либо кодовых знаках. Между команда- ми реализуется игра чистого конфликта; между членами команды — игра чистого согласования.

Если в этой игре подавляются действия «другой команды» и если три игрока просто пытаются согласовать выигрышную стратегию, опираясь на умения или азарт и преодолевая возникающие трудности взаи-модействия, то это — игра чистого согласования между тремя лицами. Несколько «игр» подобного рода были изучены как экспериментально, так и теоретически; заметим, что в описанном примере теория игры с Ненулевой суммой пересекается с теорией организации или теорией коммуникации.

Эксперименты... показали, что скоординированный выбор возможен Даже при отсутствии взаимной связи между игроками. Кроме того, су-

Встреча, прием (фр.) {примеч. науч. ред.).

.17-5171


шествуют спорные, не выражаемые словами ситуации, когда конфликт интересов при выборе действия может быть подавлен, если осознана явная необходимость взаимодействия при осуществлении некоторых действий; в таких ситуациях частный случай чистого согласования фик-сирует важные особенности, присущие игре с ненулевой суммой.

Таким образом, в согласованном решении проблемы, зависящем от сообщения и передачи и от восприятия интересов или планов, мы имеем дело с феноменом, который выявляет значительный аспект игры с нену-левой суммой, хотя согласованное решение проблемы имеет большее отношение к игре с нулевой суммой, главным образом как «частный случай». Первая есть сочетание конфликта и сотрудничества при значи-тельном ограничении возможностей сотрудничества; вторая — сочета- ние конфликта и сотрудничества с ограничением возможностей кон-фликта. В первом случае предпочтение отдается секретности, во вто- ром — откровенному разговору.

Необходимо подчеркнуть, что игра чистого согласования — это стратегическая игра в строго техническом смысле. Она представляет собой поведенческую ситуацию, в которой удачный выбор действия каждого из игроков зависит от действия, которое он ожидает от другого игрока и которое, как ему кажется, зависит в свою очередь от ожидания другого в ответ на его действия. Такая взаимозависимость ожиданий есть основная отличительная черта стратегической игры от азартной игры или игры мастерства. При игре чистого согласования интересы совпадают; при игре чистого конфликта интересы расходятся. Но ни в одном из случаев выбор действия невозможно осуществить без учета взаимных ожиданий игроков.

Вспомните известный случай из литературы. Холмс и Мориарти ехали в разных поездах и не входили в контакт друг с другом. Каждый из них решал сам, сходить ли ему на следующей станции или нет. Здесь можно рассмотреть три варианта развязки события. В первом варианте Холмс выигрывает, если они выходят на различных станциях, а Мори-арти становится победителем, если они выходят на одной станции; это есть игра с нулевой суммой, в которой предпочтения двух игроков про-тивоположны. Во втором варианте Холмс и Мориарти будут в выигры- ше оба, если им удастся выйти на одной станции независимо от того, какая это будет станция; это есть игра чистого согласования, в которой предпочтения игроков совпадают. В третьем варианте Холмс и Мориар- ти могут оказаться в выигрыше, если им удастся выйти на одной и той- же станции, но Холмс получает преимущество, если он и Мориарти выходят на одной определенной станции, а Мориарти получает преиму-щество, если оба выходят на другой определенной станции, и оба оказы-ваются в проигрыше до тех пор, пока они не выйдут на одной и той же


станции. Это обычная игра с ненулевой суммой, или игра «несовершен-ного соотношения предпочтений». Она представляет собой сочетание конфликта и взаимной зависимости, которая характеризует спорные си-туации. Уточняя в деталях общение и систему понимания ситуации для игроков, мы можем расширить игру, сделать ее обычной или обеспечить преимущество одного из двух игроков в первом и третьем вариантах.

Всем трем вариантам свойствен существенный элемент стратеги-ческой игры: наилучший выбор для каждого зависит от того, что он ожидает от другого, признавая при этом, что другой поступает так же...

Попытаемся классифицировать игровые ситуации. Для деления на два класса — нулевую сумму и ненулевую сумму — характерен недо-статок симметрии, которая нам необходима, но такое деление может выявить частный случай, который находится в оппозиции к игре с нуле-вой суммой. Основы классификационной схемы игры двух лиц целесо-образно представить на двумерной диаграмме. Для оценки любого кон-кретного конечного результата игры двух игроков предлагается исполь-зовать следующую систему координат. Все возможные результаты игры чистого конфликта могут быть представлены с отрицательным накло- ном в некоторых или во всех точках прямой, а результаты игры чистого согласования — прямой с положительным наклоном в некоторых или во всех точках. В смешанных играх или спорных ситуациях по крайней мере одна пара точек будет лежать на прямой с отрицательным накло- ном, а другая пара — на прямой с положительным наклоном. Для обо- значения чистых игр мы можем использовать такие традиционные тер- мины, как «игры с фиксированной суммой и с фиксированными доля- ми», а остальные игры, кроме частных случаев, обозначить громоздким термином «игры с изменяющейся суммой — изменяющимися долями». Мы также можем назвать их соответственно «игры с отрицательной корреляцией» и «игры с положительной корреляцией», согласно корре-ляции их предпочтений с конечным результатом, оставляя для очень интересной смешанной игры скучный термин «игра с несовершенной корреляцией».

Весьма сложно найти достаточно точное и полное определение для смешанной игры, которая включает в себя как конфликт, так и взаимо-зависимость. Поразительно, но у нас нет подходящего слова для обозна-чения отношений между игроками: в играх с общим интересом мы отно-симся к ним как к «партнерам», а в играх явного конфликта — как к «оппонентам» или «соперникам». Однако смешанные отношения, кото-рые возникают в войнах, забастовках, переговорах и т.д., требуют амби-валентного термина. В дальнейшем я буду использовать термин «сме-шанная игра», подразумевая под ней игру-торг или игру со смешанным мотивом, поскольку этот термин, как мне кажется, отражает подлин-

17-


ный смысл. «Смешанный мотив» — это, конечно, не индивидуальный недостаток игрока, связанный с неясным пониманием своих предпочте-ний, а скорее амбивалентность отношения к другому игроку, т.е. соче-тание взаимной зависимости и конфликта, партнерства и соревнования. «Ненулевая сумма» относится к смешанной игре, как и игра с явным общим интересом. А поскольку она характеризует проблемы и предпри-нимаемые действия, то «скоординированная игра» кажется хорошим термином для обозначения полностью разделяемых интересов.

Скоординированные игры

...Краткое рассмотрение чистой скоординированной игры... позволит показать, что она сама по себе является важной игрой, и поможет опре-делить главные характерные особенности смешанной игры, которые явно прослеживаются в частном случае чистой скоординированной игры...

Каждая скоординированная игра явно содержит некоторый основной момент для выбора действия, некий ключ к согласованию, некий рациональный мотив для сближения взаимных ожиданий игроков. ...Один и тот же вид скоординированного действия может выступать мощной силой не только в игре чистого согласования, ко и в ситуациях смешанной игры, которые содержат конфликт; как показали экспери-менты, это вполне достижимо при полном отсутствии возможности к взаимодействию. Но есть также немало примеров, когда чистая коорди-нация — ожидаемые действия по определению партнеров и согласова-нию планов с ними — выступает как значимый момент. Явный пример этому — действия толпы.

При формировании толпы ее членам следует знать, не только где и когда встречаться, но и когда предпринимать действия, чтобы они были согласованными. Наличие явного лидера решает эти проблемы, но такой лидер часто идентифицируется и изолизуется властью, которая старается предотвратить действия толпы. В этом случае проблема толпы заключается в том, чтобы согласованно действовать без явного лидера, найти признаки будущего успеха, наличие которых придает члену толпы уверенность в том, что если он так поступает, то он посту-пает так не один. Роль «инцидентов» можно рассматривать как коорди-национную роль; она заменяет явное лидерство и коммуникации. В от-сутствие провоцирующих событий толпе очень трудно вообще предпри-нять акцию, так как иммунитет требует, чтобы все знали, когда действо-вать сообща. Аналогичным образом, если в городе нет очевидного для всех главного места встреч или места драматического действия, это может стать для толпы препятствием к тому, чтобы собираться спонтан-


но, т.е. нет такого «очевидного» места, о котором каждый бы знал, что это то самое место, которое очевидно и для других. Поведение сторон-ников кандидата, одержавшего победу на выборах, или поведение их при голосовании также зависит от жестов «взаимного восприятия», когда каждый предпочитает быть среди большинства или по крайней мере видеть, как большинство объединяется.

Полный паралич действий может быть результатом координации по умолчанию и интриги. Когда белые и чернокожие полагают, что большая часть некой зоны будет «неизбежно» занята чернокожими, такая «неизбежность» есть характеристика ожидания. А то, что глав- ным образом воспринимается как неизбежное, не является конечным результатом, а всего лишь ожиданием этого результата, которое и де- лает результат неизбежным. Каждый ожидает от каждого, что каж- дый ожидает от другого результат, и каждый не в силах отрицать этого. Только в крайних случаях существует постоянное основное правило. Никто не может ожидать, что предполагаемое действие за-кончится на отметке 10, 30 или 60 процентов, никакие точные про- центы не смогут привести к соглашению в толпе или найти место для ее сбора. Если традиция предписывает 100 процентов, она будет на-рушена только при четкой договоренности о ее нарушении, если ко-ординация действий останется лишь предполагаемой, то компромисс может оказаться невозможным. Люди находятся во власти ложной коммуникационной системы, которая заставляет их предпринимать какие-то действия, и они не могут договориться о том, чтобы воздер-жаться от подобной активности.

Очевидно, что скоординированная игра выходит за рамки постоян-ных институтов и традиций и, возможно, за пределы такого явления, как лидерство. В ряд всевозможных видов правил, которым подчиняет- ся развитие конфликтов, следует включить традиционные взгляды на особенности конфликта, согласно которым каждый может ожидать от другого, что тот осведомлен о явном кандидате на победу, и победа одерживается благодаря тому, что уже определено молчаливым согла-сием. Действие законов морали и социальных законов, а также многих Других законов и правил (таких, как правило не заканчивать предложе-ние предлогом1), которые давно потеряли свое значение, зависит от спо-собности стать «решениями» в скоординированной игре: каждый ожи-дает от каждого, что тот ожидает от другого соблюдения закона (прави ла, обычая), и, таким образом, их несоблюдение причиняет явный ущерб. Модная одежда и причудливые автомобили также могут отра-

В английском языке (примеч. науч. ред.).


жать определенную игру, когда люди не желают отставать от большин-ства, которое организует, но в то же время не является организующим настолько, чтобы удерживать большинство от его формирования. Кон-цепция роли в социологии, содержанием которой являются ожидания других относительно поведения определенного человека, а также его ожидания по поводу поведения других по отношению к нему, отчасти может быть интерпретирована в терминах стабильности «совпадающих ожиданий», которые присущи скоординированной игре. Некто попадает в зависимость от конкретной роли или в зависимость от другого потому, что это есть единственная роль, которая при данных обстоятельствах может быть определена для него с молчаливого согласия.

Наглядным примером может служить esprit de corps1 (или его отсут-ствие) армейского отряда или команды военно-морского судна, где дей-ствует система оценки отдельного товарища или содружества по умол-чанию. Эти социальные организмы подчиняются законам замещения, но имеют собственные характерные черты, опираясь на которые можно объяснить отдельные ситуации или тенденциозное поведение. Индиви-дуальный характер каждого из этих подразделений, по-видимому, можно объяснить совпадающими ожиданиями — ожиданием каждого относительно того, что каждый ожидает от другого, с новыми ожида-ниями, распространяющимися Лишь на время, позволяющее определить ожидания последующих соглашений. Есть понятие «социального дого-вора», главные условия которого понимаются и принимаются каждым последующим поколением. Мне говорят, что постоянство традиции в социальном целом есть одна из причин, по которой официальная иден-тичность армейской группы — дивизии или полка — название, числен-ность, история — часто сохраняется умышленно даже тогда, когда его силы истощены настолько, что только традиция, которая отражена в официальной идентичности группы, остается ценным качеством, необ-ходимым для создания будущего. Именно традиция позволяет собирать подоходный налог в одних странах и не позволяет в других: если суще-ствуют соответствующие взаимные ожидания, люди будут ожидать оп-равдания, что у них нет достаточно сил, чтобы противостоять власти, и будут постоянно выплачивать налог или из чувства взаимной солидар-ности, или из страха наказания, таким образом, реализуя свои ожида- ния.

Природа интеллектуального процесса в координации. Необходи- мо подчеркнуть, что координация не опирается на предположение о том, что будет делать «средний человек». Человек координации по

Корпоративный дух (фр.).


умолчанию не пытается предположить, что будет делать другой в опре-деленной ситуации; человек стремится предположить, что другой будет предполагать, что другой предполагает, что он предполагает, и т.д. При-чина оторвана от определенной ситуации до тех пор, пока эта ситуация не даст некий ключ для согласованного выбора. Люди стараются не про-сто голосовать, как большинство, а стараются голосовать, как большин-ство, когда каждый хочет быть, как большинство, и каждый знает, что это — не предсказывать Мисс Золотой Дождь 1960, а покупать акции или недвижимость, поэтому один ожидает от другого, что другой ожида-ет от первого, что он купит. Вложение денег в алмазы очень яркий тому пример: роль алмазов как денег можно объяснить только как «решение» скоординированной игры. (Обычная бытовая версия скоординирован- ной игры: два человека были одновременно прерваны во время телефон-ного разговора друг с другом; если оба перезванивают один другому, они услышат короткие сигналы — линия занята.)

Рассмотрим игру «Выберите положительное число». Эксперимен-тально... показано, что большинство людей на просьбу выбрать число, остановятся на таких числах, как 3, 7, 13, 100 или 1. Но если попросить их выбрать то же число, которое будут называть другие, а другие также заинтересованы в выборе одинакового числа, при этом каждый знает, что другие также пытаются сделать то же самое, — мотивация уже дру-дая. Преобладает выбор числа 1. В этом есть своя логика: нет какого-то уникального «благоприятного числа»; разнообразие таких вариантов, как 3, 7 и т.д., очень велико, и не существует способа выбора «наиболее благоприятного» или самого очевидного числа. Когда спрашивают, какое число среди всех положительных чисел является самым необыч-ным или каким правилом следует руководствоваться при получении не-двусмысленных результатов, то можно удивиться ответам, согласно ко-торым мир всех положительных чисел имеет «первое» или «наимень- шее» число.

Формулирование теорией игр координационной проблемы. Мат- рица расчета чисто координационной проблемы может выглядеть так, как показано на рис. 5.

1 0 0 0 0 0 1 0 0 0 0 0 1 0 0 0 0 0 1 0 0 0 0 0 1

Рис. 5. Матрица расчета


Первый игрок выбирает горизонталь (строки), второй — вертикаль (столбцы), и они получают результаты, отмеченные числом 1 в клетке, где их выборы пересекаются. Если каждому выбору первого игрока со-ответствует единственный выбор второго, который дает «выигрыш» обоим игрокам, то мы сможем расположить вертикали таким образом, что все клетки матрицы, содержащие выигрыш, будут находиться на диагонали. Эти клетки указывают на позитивные результаты для обоих игроков, в остальные мы можем вписать ноль...

Но мы должны исключить возможную аксиому, которая могла бы быть предложена по аналогии с другими теориями игр... и по которой «наименования» строк, столбцов и игроков не должны оказывать влияния на конечный результат. Это объявляется тем, что стратегии в опре-деленном смысле несут отпечаток наименования, поэтому, если симво-лические или коннотационные характеристики выходят за пределы ма-тематической структуры игры, игроки могут подняться над абсолютным шансом и «выиграть» эти игры; и именно поэтому эти игры интересны и важны.

Даже игру, представленную на рисунке, где строки и столбцы от-ражают минимум символического значения, не так уж трудно «выиг-рать», т.е. игрокам целесообразнее предпринять какое-либо действие, чем положиться на случай, как это видно из рисунка. (Если предста- вить, что такая игра является бесконечным набором строк и столб- цов, то она нам покажется скорее легкой, нежели трудной. В этом случае она похожа на игру, упомянутую выше, «Выбери положитель- ное число», но поскольку метод «именования» является другим, то ос-тается меньше шансов, что игроки выберут 3, 7, 13 и т.д.) Таким об- разом, формирование матрицы наносит ущерб выбору из-за того, что внимание фокусируется на «первом», «среднем», «последнем» и т.д. Если стратегии не именовать последовательно с помощью чисел или букв алфавита, а давать им именные названия, тогда они не будут представлены в каком-либо порядке и выбор будет координироваться именами.

При этом становится очевидным, что интеллектуальные, процессы выбора стратегии при чистом конфликте и выбор стратегии при коорди-нации являются абсолютно не похожими. Так, если один из игроков признает решение «минимакс», то он действует наугад в игре с нулевой суммой. В игр.е с чистой координацией цель игрока — угадать решение другого игрока на основе воображаемого, процесса интроспекции, отыс-кивая общие решения; при стратегии «минимакс» в игре с нулевой сум-мой, действуя именно наугад, можно неожиданно достичь нужного ре-зультата; здесь главная цель первого игрока состоит в том, чтобы избе-жать обмена мнениями, даже случайного.


Предположим, что мне надо назвать одну карту в колоде из 52 карт, а вам догадаться, какую карту я назову. Традиционная теория игр дает ответ на вопрос, как мне сделать выбор при условии, что я не хочу, чтобы вы превзошли меня; я могу выбрать карту наугад и практически не сомневаться в том, что у Вас будет немного шансов отгадать, какую карту я назову. Но если смысл игры в том, что я действительно хочу, чтобы вы отгадали выбранную карту правильно, а вы знаете, что я попы-таюсь выбрать ту карту, которая облегчит вам догадку, то при стратегии случайного выбора молчаливое сотрудничество невозможно. Холмс может нарушить принцип именования станций и решить, где сходить с поезда, бросив монету; тогда, у Мориарти 1 шанс из 50 угадать, как упадет монета. Но если у них общий интерес, они должны каким-то образом применять принцип именования станций для того, чтобы дейст-вовать более продуктивно, чем при случайном выборе; а применение этого принципа зависит в большей степени от воображения, чем от ло- гики мышления, больше от поэзии и юмора, чем от математики. Особен- но важно, что традиционная теория игр не определяет какую-то «цен-ность» для этой игры: не может быть обнаружено априори, в какой сте-пени люди могут согласовывать свои действия, хотя и подверженные систематическому анализу. Эта часть теории игры зависит, безусловно, [.от эмпирических доказательств.

Необходимо особенно отметить, что само доказательство влияния наименований (ввиду символических или дополнительных деталей игры) и зависимость теории от эмпирического доказательства еще не отвечает на вопрос, является ли теория игры предсказуемой или норма-тивной, имеет ли она отношение к общим правилам действительного выбора или к стратегии правильного выбора.

Я не утверждаю, что люди просто действуют под воздействием сим-волических деталей, но они с точки зрения правильной игры должны находиться под таким воздействием. Нормативная теория должна да-,;.вать стратегии, без которых люди не могут обходиться. Более того, она не должна отрицать или исключать детали игры, которые могут дать значительную выгоду двум или более игрокам, и то, что игроки не долж-ны пренебрегать взаимными интересами. Две пары, танцующие на пар-кете и борющиеся за свободное пространство, или две армии, прибегаю-щие к обману для установления линии перемирия, совместно могут нести потери от процессов принятия решений, если они ограничены аб-страктными свойствами ситуации.

Особый смысл этого общего рассуждения в том, что игра в «нор-мальной» (математически абстрактной) форме не является эквивален- том игры в «пространной» (экстенсивной) форме, так как мы согласи- лись с логикой, в соответствии с которой рациональные игроки согласу-


ют свои ожидания. ...Такие же предположения полностью справедливы и для прямого торга. Терминологический смысл этих рассуждений в том, что «некооперативная (отказ от сотрудничества)» есть плохое на-звание для игры молчаливой координации; она является неосознанно кооперативной в собственном смысле и остается такой, когда мы добав-ляем конфликт и.образуем игру с молчаливым смешанным мотивом...

Грэм Аллисон о моделях принятия решений в области национальной безопасности

Проблемы процесса принятия решений относятся главным образом к теории внешней политики, где им принадлежит одно из центральных мест. Вместе с тем и международно-политическая наука (теория между-народных отношений) уделяет им достаточно серьезное внимание, хотя здесь эти проблемы играют более скромную роль. Объектом теорий про-цесса принятия внешнеполитических решений являются не общие во-просы, касающиеся, например, сущности международных отношений или основных тенденций в их эволюции, а конкретные, хотя и важные вопросы, связанные с действиями такого международного актора (пусть главного, но все же только одного из многих), как государство. По мне-нию многих специалистов, эти теории относятся к так называемым частным теориям1. Их место определяется тем, что они дополняют тео-рии международных акторов. Последние занимаются преимущественно факторами (детерминантами, или переменными), влияющими на пове-дение государства на международной арене: физическими (географи-ческое положение, ресурсы, демография и т.п.), структурными (соци-альные, экономические, политические структуры и институты) и куль-турными (идеологии, общественное мнение, традиции, идентичности и т.п.). Теории принятия решений интересуются прежде всего процесса- ми, в которых эти факторы обнаруживают себя, и, будучи замечены лицами, принимающими решения, учитываются ими при разработке и осуществлении таких решений. Одновременно эти процессы выявляют и новые факторы, относящиеся уже к самим субъектам принимаемых решений.

С этой точки зрения исследования процесса принятия внешнеполи-тических решений представляют собой динамическое измерение анали- за международной политики. Изучение детерминант внешней политики без учета этого процесса может оказаться или напрасной потерей вре- мени, поскольку результаты не будут иметь прогностического значения, или опасным заблуждением, ибо данный процесс представляет собой тот «фильтр», через который совокупность воздействующих на внеш-

1 См., например: Bosc R. Sociologie de la paix. P., 1965; Braillard Ph., Djalili M.R. Les relations internationales. P., 1988.

268 РАЗДЕЛ И. ТЕОРИИ И МЕТОДЫ

нюю политику факторов «просеивается» лицом (лицами), принимаю-щим решение. Поэтому как по существу, так и по предлагаемым подхо-дам указанные исследования вписываются и в раздел методов теории международных отношений.

Процесс принятия внешнеполитических решений издавна интересо-вал международно-политическую науку. Однако вплоть до конца 1960-х гг. большинство исследований в этой области основывалось либо на моде-ли рационального выбора, либо на организационной модели. В первой модели решение рассматривалось как результат хорошо продуманного и аргументированного выбора, осуществляемого унитарным субъектом, который преследует стратегические цели, основанные на ясном понима-нии национальных интересов (здесь следует назвать работы привержен-цев классического течения теории политического реализма Г. Морген-тау, Э. Карра, Г. Киссинджера и др., а также специалистов по теории игр Т. Шеллинга, О. Моргенстерна). Во второй модели решение пред-стает как итог функционирования группы правительственных организа-ций, действующих в соответствии с определенными рутинными проце-дурами на основе существующих программ1.

В конце 1960-х и в 1970-е гг. появляются работы, авторы которых исследуют процесс принятия решения на основе модели личностных качеств принимающего решения субъекта2 и когнитивной модели3. Оле Холсти попытался объединить оба этих подхода при анализе процесса принятия решений в кризисных ситуациях.

В этот же период опубликованы работы, использующие модель бю-рократической политики и рассматривающие решения в области внеш-ней политики как результат торга, сложной игры между членами бюро-кратической иерархии, правительственного аппарата4. К ним примыка-ют и исследования Грэма Аллисона.

Приводимые ниже выдержки из работы Г. Аллисона, посвященной анализу процесса принятия Соединенными Штатами Америки решения в ответ на размещение советских ракет на Кубе, представляют собой один из вариантов авторской публикации. Еще в 1968 г. он выступил на ежегодном совещании Американской политологической ассоциации с развернутым докладом об основных концептуальных моделях и их роли в процессе принятия решения американским правительством в период Карибского кризиса. Текст этого доклада был опубликован «Рэнд корпо-

1 См., например: Simon H. Rational Choice and the Structure of the Environment / / Psychological Review. 1956. Vol. LXIII.

2 См.: Greenstein F. Personality and Politics. Chicago, 1969. 3 См.: Shapiro M., Bonham M. Cognitive Process and Foreing Policy Decision-making / /

International Studies Quarterly. 1973. Vol. XVII. 4 См.: Neustadt R. Alliance Politics. N.Y., 1970.

ГРЭМ АЛЛИСОН О МОДЕЛЯХ ПРИНЯТИЯ РЕШЕНИЙ В ОБЛАСТИ НАЦИОНАЛЬНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ 269

рейшн». В сентября 1969 г. в журнале «American Political Science Re- view» была опубликована подготовленная им на основе этого доклада статья «Концептуальные модели и кубинский ракетный кризис» (Соп- ceptual Models and the Cuban Missile Crisis), а в 1971 г. вышло дополнен- ное отдельное издание «Сущность решения»1.

К заслугам Аллисона следует отнести описание, сопоставление и анализ всех основных моделей в процессе принятия внешнеполитичес- кого решения. Последовательно рассматривая рациональную, организа-ционную и бюрократическую модели (которые он именует соответст-: венно моделями 1, II и III во избежание недоразумений, связанных с употреблением терминов из обыденной жизни, а также учитывая крити- ку оппонентов, указывающих на неопределенность данных понятий) и сравнивая их друг с другом с точки зрения исходных аналитических оснований, господствующих типов суждений и общих положений, Ал-лисон приходит к следующему выводу: выбор и осуществление полити-. ки национальной безопасности США определяются организационными процедурами и бюрократической политикой, а не рациональными расче-тами или даже не политическими целями высших руководителей стра- ны. По его мнению, для такой бюрократической организации, какой яв-ляется система органов национальной безопасности США, позиция Президента не столь существенна. Важные решения по вопросам наци-ональной безопасности принимаются и реализуются не на основе сде-ланного Президентом выбора, а на базе менее очевидных действий от-дельных работников бюрократического аппарата. При этом последние фактически всегда имеют собственные национальные, организацион- ные, политические и личные склонности.

Взгляды Аллисона стали самым распространенным объяснением того, каким образом принимаются и осуществляются решения в сфере национальной безопасности. Широко признано, что его работы оказали исключительно важное влияние на анализ решений по вопросам нацио-нальной безопасности. В то же время они подвергались и продолжают подвергаться довольно резкой и аргументированной критике. Так, Дж. Вендор и Т. Хаммонд2 указывают, что, отвергая модель рациональ-ного выбора, Аллисон фактически не провел ее должной проверки, а поэтому его отказ от данной модели представляется необоснованным. Они подчеркивают следующее. Во-первых, рациональность нельзя сво-дить, как это делает Аллисон, к достижению единственной задачи или '•цели. Хотя наличие одной или многих целей не является главным фак-

1 Allison G. Essence of Decision. Boston: Little, Brown, 1971. 2 См.: Bendor /., Hammond T. Rethinking Allison's Models / / American Political Science

Review. 1992. Vol. 86, №2.


тором при выборе решения; это вовсе не означает, что он не учитывает- ся при принятии рационального решения. Во-вторых, в рамках модели рационального действующего лица Аллисон рассматривает проблемы в один момент времени, тогда как результаты выбора политического ре-шения, даже в период самого острого кризиса, почти обязательно будут иметь последствия и в дальнейшем. В-третьих, Аллисон не учитывает проблему неопределенности при рациональном выборе.

В свою очередь, Б. Чайлдресс и Дж. Ахарт считают, что «успехи в исследовании процесса принятия решений по национальной безопас-ности приводят к очевидному выводу, что организационно-бюрократи-ческие модели политики Аллисона не исчерпывают теоретических объ-яснений того, кем и чем определяется политика безопасности США»1. Склоняясь к когнитивной модели в исследовании процесса принятия внешнеполитических решений, данные авторы в то же время отмечают, что критика выводов Аллисона нисколько не умаляет принципиальнос- ти и пользы его работы. Она лишь побуждает уделять больше внимания роли и влиянию высшего руководителя, принимающего решения, в частности влиянию различных индивидуальных стилей, пониманию и оценке предпочтений, а также психологическим реакциям на огромный объем получаемой информации и ее противоречивый характер.

Действительно, в последние годы наблюдается возрождение интере- са к исследованиям междисциплинарного характера, рассматривающим внешнеполитическое решение как итог сложного взаимодействия самых разных факторов, среди которых далеко не последнее место зани-мают и личные качества его субъектов, и стремления человеческого разума к простоте, последовательности и устойчивости структуры при- нимаемого решения. Вместе с тем выбор той или иной модели во многом зависит от цели и задач исследования. В конечном счете они не столько исключают, сколько дополняют друг друга, поэтому наиболее полные и глубокие исследования возможны на основе комбинирования всех из-вестных моделей. Однако следует признать, что такая задача чрезвы- чайно сложна по причине большого количества и сложности перемен- ных, которые исследователь должен принимать во внимание.


1 См.: Childress В., Ahart J. Allison Revisited: Senior Leaders Do Make a Difference. Newport, RI: The United States Naval War College, National Security Decision Maring Department. 1997. 87. PMI 3-3.

ГРЭМ Т. АЛЛИСОН

КОНЦЕПТУАЛЬНЫЕ МОДЕЛИ И КУБИНСКИЙ РАКЕТНЫЙ КРИЗИС

Кубинский ракетный кризис представлял собой событие, чреватое серьезными последствиями. В течение тринадцати дней в октябре 1962 г. существовала большая, чем когда-нибудь раньше в истории, вероятность внезапной гибели огромного числа людей. Если бы слу-чилось худшее, погибли бы сто миллионов американцев, более ста миллионов русских и миллионы европейцев, так что все прежние природные бедствия и акции бесчеловечности показались бы незначи-тельными. Учитывая вероятность катастрофы — а Президент Кенне- ди считал, что она составляет «от 1:3 до 1:1», — весьма впечатляет то, что нам удалось избежать ее. Это событие символизирует глав-нейший, хотя лишь отчасти осмысливаемый факт относительно наше- го существования. То, что из-за определенных решений и действий национальных правительств могли бы наступить подобные последст- вия, обязывает исследователей государственной деятельности, а также участников процесса государственного управления серьезно за-думаться над этими проблемами.

Для лучшего понимания кризиса необходимы большой объем ин-формации и глубокий анализ имеющихся данных. Содействовать реше-нию этой задачи — одна из целей настоящего исследования. Заметим, ;Что в данной работе ракетный кризис служит прежде всего материалом для более общего анализа. Мы исходим из предпосылки, что значитель-ное улучшение нашего понимания подобных событий коренным обра- зом зависит от большего осознания исследователем тех позиций, с кото- рых он подходит к анализу. То, что каждый исследователь видит и счи- тает важным, является производным не только от сведений о событии, но и от «концептуальных линз», через которые он их рассматривает. Главная цель статьи — рассмотреть некоторые основные предположе- ния и категории, используемые исследователями при осмыслении про-

1 Источник: Гальперин М., Кантер А. (ред.). Сборник материалов по американской внешней политике. М.: Прогресс, 1974 (переводчик не указан).


бл-"м поведения государств, особенно во внешнеполитической и воен- ной сферах.

Наш общий тезис можно свести к трем утверждениям: 1. Исследователи осмысливают проблемы внешней и военной поли-

тики большей частью с позиций по умолчанию принятых концептуаль-ных моделей, важных для определения сути их представлений.

Хотя результаты современных исследований внешней политики не отличаются ни систематичностью, ни убедительностью, при тщатель- ном анализе объяснений, даваемых исследователями, выделяется ряд сходных основных моментов. В объяснениях, выдвигаемых отдельны- ми исследователями, есть поддающиеся предсказанию, регулярно по-вторяющиеся черты. Возможность предсказать их свидетельствует о наличии определенной подструктуры. Их повторяемость отражает ис-ходные позиции исследователя: какую задачу он хочет решить, к какой категории он причисляет рассматриваемые проблемы, какого типа сведения считает относящимися к делу и какие факторы — обу-словливающими события. Первое утверждение заключается в том, что группы подобных взаимосвязанных исходных позиций образуют основные рамки исследования или концептуальные модели, при помо- щи которых исследователи и ставят вопросы, и отвечают на них: Что произошло? Почему случилось данное событие? Что произойдет в бу-дущем? Такие исходные позиции очень важны для выработки объяс- нений и прогнозов, поскольку исследователь, пытаясь объяснить кон-кретное событие, не может просто описывать всю обстановку в мире, приведшую к данному событию. Логика объяснения требует, чтобы он выделил относящиеся к делу, важные факторы, обусловливающие событие. Кроме того, согласно логике прогнозирования, большое зна-чение придается тому, чтобы исследователь суммировал различные факторы в зависимости от их влияния на рассматриваемое событие. Концептуальные модели помогают исследователю определить размер ячеек сети, через которую он пропускает материал, чтобы объяснить конкретное действие или решение, а также подсказывают ему, в какой пруд и на какую глубину забросить сеть, чтобы поймать нуж- ную рыбу.

2. Большинство исследователей объясняют (и прогнозируют) пове-дение национальных правительств, применяя различные формы одной основной концептуальной модели, именуемой здесь моделью рацио-нальной политики(модель I).

Исходя из этой концептуальной модели, исследователи пытаются объяснить события как более или менее целенаправленные действия единого государственного организма. Для этих исследователей задача объяснения заключается в том, чтобы показать, почему государство

Г. АЛЛИСОН. КОНЦЕПТУАЛЬНЫЕ МОДЕЛИ И КУБИНСКИЙ РАКЕТНЫЙ КРИЗИС 273

или правительство могло выбрать рассматриваемое действие, учиты- вая стоящую перед ним стратегическую проблему. Например, занима- ясь проблемой, связанной с установкой Советским Союзом ракет на

Кубе, исследователи, пользующиеся моделью рациональной политики, стремятся показать, что эта акция была разумной с точки зрения С о-

ветского Союза, потому что отвечала его стратегическим целям. 3. Совершенствовать объяснение и прогнозирование позволяют две

«альтернативные» концептуальные модели, именуемые здесь моделью организационного процесса (модель II) и моделью бюрократической по-литики (модель III).

Стандартные исходные концепции полезны во многих отношениях, но имеются убедительные данные в пользу их дополнения, если не заме-ны, концепциями, сосредоточивающими внимание на крупных органи-зациях и политических деятелях, участвующих в политическом процес- се. Использованная в модели I посылка, по которой важные события имеют важные причины, т.е. монолиты1 совершают важные действия по серьезным причинам, должна быть уравновешена признанием следую- щих факторов: а) монолиты — «черные ящики», скрывающие различ- ные шестеренки и рычаги весьма расчлененного механизма принятия решений, и б) важные действия есть следствие бесчисленных и зачас- тую противоречивых малых действий, которые совершают отдельные лица на разных уровнях бюрократических организаций, руководствуясь- различными, лишь частично согласующимися понятиями о националь- ных целях, целях организации и политических началах. Базу для моде- ли II составляет достигнутый за последнее время прогресс в области развития теории организации. То, что модель I определяет как «дейст- вия» и «выбор альтернативы», моделью организационного процесса ха-рактеризуется как продукция больших организаций, функционирующих в соответствии с определенными постоянными нормами поведения. Столкнувшись с фактом установки советских ракет на Кубе, исследова-тели, руководствующиеся моделью II, выявляют соответствующие орга-низации и показывают, какого типа организационное поведение приве- ло к этой акции. Модель III' сосредоточивает внимание на внутренней политике правительства. То, что происходит в международных отноше-ниях, рассматривается, согласно модели бюрократической политики, не как следствие сбора альтернатив и не как продукция, а как результат различных перекрещивающихся игр по ведению торга лицами, занима-ющими разное положение в иерархии государственного аппарата. Столкнувшись с проблемой размещения советских ракет на Кубе, ис-

1 Государства, рассматриваемые как единые бесструктурные образования (примеч. науч. ред.).

18-5171


следователь, придерживающийся модели III, вскрывает представления, мотивы, позиции, силу и маневры главных игроков, обусловивших дан-ный результат.

МОДЕЛЬ I: РАЦИОНАЛЬНАЯ ПОЛИТИКА

Иллюстрации к модели рациональной политики

Как исследователи пытаются объяснить размещение Советским Со- юзом ракет на Кубе? Чаще всего приводят объяснение этого события, данное двумя советологами из «RAND Corporation» — Арнольдом Горе-ликом и Мироном Рашем. Они считают, что «размещение стратегичес- ких ракет на Кубе было вызвано главным образом стремлением совет-ских руководителей ликвидировать существующее значительное стра-тегическое превосходство США». Как они пришли к такому выводу? Рассуждая в стиле Шерлока Холмса, они заметили ряд бросающихся в глаза особенностей этой акции и использовали их.в качестве критерия для проверки других гипотез о целях Советского Союза. Так, рассужда- ют они, масштабы развертывания и размещение наряду с ракетами средней дальности более дорогостоящих и легче обнаруживаемых ракет дальнего действия исключают объяснение действий Советского Союза желанием защитить Кубу, поскольку эту задачу можно было бы решить с помощью гораздо меньшего количества ракет только средней дальнос-ти. Их объяснение выдвигает одну цель, позволяющую истолковывать детали поведения Советов как результат решения добиться максимума ценностей.

...При рассмотрении... примеров из литературы по внешней полит- ике и международным отношениям поражает сходство выводов аналити-ков разных направлений, проявляющееся, когда перед ними ставится задача объяснить происходящее. Все они исходят из следующего пред-положения: то, что нужно объяснить, представляет собой действие, т.е. реализацию определенной цели или намерения. Все они полагают, что действующим лицом является национальное правительство. Все они считают, что действие выбирается как продуманная реакция на какую- то стратегическую проблему. Для каждого из них объяснение состоит в показе цели, которую преследовало государство, совершая действие, и причины, почему это действие разумно выбрано в соответствии с целя- ми государства. Комплекс этих предположений характеризует модель рациональной политики...

Большинство современных исследователей (а также неспециалис- ты) руководствуются преимущественно этой моделью (хотя чаще всего


прямо об этом не говорят), пытаясь объяснить события в области меж-дународных отношений. В самом деле, то, что международные события являются актами государства, кажется настолько очевидным при ос-мысливании подобных проблем, что редко кто замечает модель, лежа-щую в основе анализа: объяснение события в сфере внешней политики просто означает показ того, почему правительство могло сознательно избрать данное действие... Общую характеристику модели рациональной политики можно уг-

лубить, рассмотрев ее как «способ анализа» (в техническом смысле), [разработанный Робертом Мертоном для социологических иссле-дований...

[РАЦИОНАЛЬНАЯ ПОЛИТИКА КАК СПОСОБ АНАЛИЗА

/. Основная мера анализа: [политика как национальный выбор

Явления в области международных отношений рассматриваются как действия, выбранные государством или его правительством. Правитель-ства избирают действия, максимально способствующие достижению стратегических целей и задач. Эти «решения» стратегических проблем являются главными категориями, исходя из которых исследователь судит о том, что требует объяснения.

ill. Организующие концепции

А. Государственный деятель. Действующим лицом является государст-во или правительство, рассматриваемое в качестве единого рациональ-ного организма, принимающего решение. Это действующее лицо имеет комплекс конкретных целей (эквивалент взаимосвязанных задач полез-ной деятельности), комплекс видимых альтернатив и дает оценку пос-ледствий принятия каждой альтернативы.

Б. Проблема. Действие избирается в качестве реакции на стратеги-ческую проблему, стоящую перед государством. Государство заставля-ют действовать угрозы и возможности, возникающие на «международ-ном стратегическом рынке».

В. Статичный выбор. Сумма действий представителей государства в связи с данной проблемой образует то, что государство избрало в качестве «решения». Таким образом, действие рассматривается как выбор одного из возможных результатов (в отличие, например, от большого количест-ва частичных выборов в динамически меняющейся обстановке). 18-


Г. Действие как рациональный выбор. Сюда входят следующие со-ставные элементы.

1. Цели и з а д а ч и . Главными категориями, в рамках которых мыслятся стратегические цели, являются национальная безопасность и национальные интересы. Государства стремятся обеспечить свою безопасность и решить ряд других задач. (Исследователи редко пере- водят стратегические цели и задачи на язык четких практических формул; тем не менее они сосредоточивают внимание на главных целях и задачах и интуитивно стремятся сбалансировать побочные последствия.)

2. А л ь т е р н а т и в ы . Различные курсы действий применительно к данной стратегической проблеме образуют целый диапазон альтернатив.

3. П о с л е д с т в и я . Принятие каждого из возможных курсов дей-ствий порождает серию последстствий. Одни последствия составляют выгоды, другие — ущерб с точки зрения стратегических целей и задач.

4. Выб о р . Рациональный выбор рассчитан на достижение макси-мальных ценностей. Рационально действующее лицо избирает альтер-нативу, последствия которой наиболее благоприятны для осуществле- ния его целей и задач.

III. Главное умозаключение

При рассматриваемом способе анализа исследователь рассуждает так: если государство совершило конкретное действие, то государство долж-но было иметь цели, для достижения которых данное действие было оптимальным средством. Из этого умозаключения проистекает объяс-няющая сила модели рациональной политики. Загадки разгадываются путем выяснения, какого типа целенаправленные действия позволят объяснить событие с точки зрения стремления добиться максимальных ценностей.

Основное допущение о том, что государство ведет себя так, чтобы добиться максимальных ценностей, порождает суждения, главные для большинства объяснений. Общий принцип можно сформулировать так. Вероятность любого конкретного действия обусловливается совокупностью: 1) соответствующих ценностей и задач государства; 2) предполагаемых им альтернативных курсов дей-ствий; 3) оценок различных комплексов последствий (порождаемых каждой альтернативой); 4) итоговой оценки каждого комплекса пос-ледствий.


МОДЕЛЬ II: ОРГАНИЗАЦИОННЫЙ ПРОЦЕСС

Для определенных целей полезно свести поведение государства к дейст-виям, которые избираются единым рациональным организмом по приня-тию решений, контролируемым из центра, имеющим полную информа-. цию и добивающимся максимальных ценностей. Однако нельзя допус-кать, чтобы эта упрощенная схема скрывала тот факт, что «государст- во» состоит из конгломерата полувраждебных, слабо связанных между собой организаций, каждая из которых ведет самостоятельную жизнь. Этот конгломерат формально и в некоторой степени фактически воз-главляют государственные лидеры. Правительство воспринимает про-блемы через «органы чувств» организаций. Оно определяет альтернати- вы и оценивает возможные последствия в зависимости от того, как орга-низации обрабатывают информацию. Оно действует в соответствии с правилами, устанавливаемыми организациями. Поэтому, исходя из кон-цептуальной модели II, поведение государства можно считать в мень- шей степени результатом сознательного выбора, делаемого лидерами, и в большей степени результатом деятельности крупных организаций, функционирующих согласно обычным нормам поведения.

Чтобы правительство могло реагировать на широкий круг проблем, в его распоряжении есть большие организации, между которыми поде-лены Главные задачи в определенных сферах. Каждая организация зани-мается особым комплексом проблем и решает их якобы независимо. Однако лишь немногие важные проблемы относятся целиком к компе-тенции какой-то организации. Так что поведение правительства при воз-никновении любой важной проблемы — это результат независимой дея-тельности ряда организаций, частично скоординированной государст-венными лидерами. Лидеры могут заметно мешать этим организациям, но не могут в значительной степени контролировать их поведение.

Для выполнения текущих сложных задач необходимо координиро-вать поведение большого числа лиц. Координация требует определен- ных регулирующих норм — правил, согласно которым проводится рабо-та. Для обеспечения надежности ее выполнения, зависящей от поведе- ния сотен людей, важны установленные «программы»...

В каждый данный момент государственный аппарат состоит из уже действующих организаций, каждая из которых имеет свою установив-шуюся систему стандартных методов деятельности и программ. А пото-му поведение этих организаций, а следовательно, и государства в дан- ной ситуации определяется прежде всего порядком, установившимся в них до появления рассматриваемой программы. Но организации меня-


ются. Знания приобретаются ими постепенно, со временем. Коренные организационные изменения происходят как реакция на серьезные кри-зисы. И на приобретение знаний, и на изменения влияют возможности существующих организаций...

ОРГАНИЗАЦИОННЫЙ ПРОЦЕСС КАК СПОСОБ АНАЛИЗА

/. Основная мера анализа: политика как продукция организаций

События международной политики являются результатом процессов, происходящих в организациях...

Во-первых, к продукции организаций относятся реальные события. Отлаженный механизм организаций приводится в действие решением государственных лидеров. Они могут подправить продукцию, попробо-вать что-то изменить путем сочетания разных видов продукции. Но по-ведение в целом определяется ранее установленной процедурой. Во-вто-рых, альтернативы, из которых могут делать выбор государственные ру-ководители, столкнувшись с любой проблемой, определяются сущест-вующим в этих организациях порядком использования имеющихся материальных возможностей... То, что установленные программы (тех-ника, люди, порядки, существующие в данный момент) ограничивают для лидеров круг возможных решений, не всегда ими осознается. Одна-ко в каждом случае этот фактор важно учитывать для понимания того, что действительно делается. В-третьих, в результате деятельности орга-низаций создается та обстановка, в узких рамках которой лидеры долж-ны принимать свои «решения» по проблеме. Организации ставят про-блему, обеспечивают информацию и проявляют инициативу в выборе того аспекта проблемы, который будет представлен лидерам. Теодор Со-ренсен отмечает: «Президенты редко (а то и никогда) принимают такие решения, особенно в области международных отношений, как будто они записывают свои выводы на чистом листе... Коренные решения, ог-раничивающие их выбор, очень часто уже были приняты раньше». Если мы понимаем суть ситуации и аспект проблемы, которые определяются результатами деятельности организаций, то формальный выбор, кото-рый делают лидеры, для нас часто менее важен.

//. Организующие концепции

А. Действующие лица организаций. Действующее лицо — не моно-литная «страна» или «правительство», а совокупность слабо связанных


организаций, возглавляемых государственными лидерами. Эта совокуп-ность действует только как часть механизма выполнения организация- ми их рутинных функций.

Б. Распределение проблем и дробление власти. С целью контро- ля над многочисленными аспектами международных отношений необ-ходимо расчленять проблемы и распределять их между различными организациями. Чтобы не застопорить деятельность, наибольшей властью следует наделять тех, у кого наиболее важные обязанности. Однако если организациям разрешить что-то делать, в значительной мере то, что они делают, будет определяться внутри организаций. Таким образом, каждая организация воспринимает проблемы, обраба-тывает информацию и совершает ряд действий как бы самостоятель- но (в рамках общих установок национальной политики). Распредел- ение проблем и дробление власти — это палка о двух концах. Распре-деление проблем позволяет уделять больше внимания конкретным ас-пектам проблемы, чем в условиях, когда государственные лидеры пытаются сами решать вопросы. Но за это внимание приходится пла- тить, предоставляя организации право самой решать, на чем сосредо-точивать внимание и как программировать свою реакцию на проблемы.

В. Узковедомственные установление первоочередности, воспри- ятие и проблемы. Наделение каждой организации главной ответствен- ностью за решение какого-то узкого круга проблем способствует узко-

ведомственному подходу. Подобным тенденциям способствует и ряд до-полнительных факторов: 1) доступность для организации лишь опреде-

ленной информации; 2) порядок приема работников в организацию; 3) длительность их пребывания в должности; 4) давление, оказываемое небольшими группами внутри организации; 5) порядок поощрения чле- нов организации. Узковедомственный подход стимулируют также кли- енты (например, группы, представляющие различные интересы), союз- ники в государственном аппарате (например, комиссия Конгресса) и

аналогичные зарубежные организации (например, Министерство обо- роны Великобритании для Министерства обороны США и его Управле- ния международной безопасности или Министерство иностранных дел Великобритании для Госдепартамента США и его управления, занима-ющегося Западной Европой). В итоге в организациях вырабатывается относительно устойчивая склонность к установлению определенной

очередности в решении практических задач, к определенному воспри- ятию и подходу к проблемам.

Г. Действие как продукт организации. Важнейшая черта деятель- ности организаций — ее запрограммированный характер, обусловлен- ность поведения в каждом конкретном случае ранее сложившейся рути-


ной. Деятельность каждой организации по выработке продукции харак-теризуется следующим.

1. Ц е л и - р а м к и , определяющие приемлемые действия. Практи-ческие цели организации раскрываются в ее официальных правомочи- ях. Эти цели проявляются скорее в виде комплекса ограничений, опре-деляющих приемлемые действия. Главное из этих ограничений — «здо-ровье» организации, обычно определяемое количеством опускаемых ей штатных единиц и долларов. Система ограничений порождается сово-купностью таких факторов, как ожидания и требования других государ-ственных организаций, законный статус, требования граждан и групп, представляющих разные интересы, торг внутри организации. Эти огра-ничения приводят к квазирешению конфликта: они относительно устой-чивы, так что какое-то решение появляется, но это лишь квазирешение, поскольку между альтернативными целями всегда кроется противоре-чие. Обычно ограничения формулируются как предписание избегать приблизительно определенных нежелательных ситуаций и катастроф.

2. П о с л е д о в а т е л ь н о с т ь рассмотрения задач. Противоречие между ограничениями в практической деятельности разрешается путем последовательного рассмотрения задач. Когда возникает какая-то про-блема, ею занимаются подразделения организации, наиболее связанные с ней, учитывая при этом ограничения, которые они считают наиболее важными. Когда возникает следующая проблема, ею занимаются другие подразделения, сосредоточивая внимание на другом комплексе ограни-чений.

3. С т а н д а р т н ы е методы деятельности. Свои «высшие» функции, такие, как решение круга важных проблем, контроль за информацией, подготовка должных ответных мер на случай каких-то вероятных собы-тий, организации выполняют, решая задачи «низшего» порядка, напри-мер, готовя бюджет, составляя доклады, создавая «технику». Надежное решение этих задач требует стандартных методов деятельности. Но «стандартные» методы не меняются быстро или легко. Без этих стан-дартных методов было бы невозможно решать некоторые совместные задачи. Однако из-за стандартных методов поведение организаций ка-жется чрезмерно формализованным, медлительным и не соответствую-щим требованиям..

4. Программы и репертуар. Организации должны быть способны к действиям, в ходе которых тщательно координируется поведение большого числа людей. Чтобы действовать уверенно, надо располагать комплексом отрепетированных стандартных методов совершения кон-кретных действий, например ведения боя с вражескими подразделения- ми или составления ответа на телеграмму из посольства. Каждый такой комплекс образует «программу» (выражаясь языком как драматургии,


так и кибернетики), которой организация может воспользоваться в оп-ределенной ситуации. Перечень программ, относящихся к одному типу деятельности, например ведению боя, составляют репертуар организа-ции. В одном репертуаре всегда весьма ограниченное количество про-

грамм. Должным образом приведенные в действие организации реали- зуют программы, которые не могут быть существенно изменены в кон-кретной ситуации. Чем сложнее действия и чем больше лиц в них участ-

вует, тем важнее программы и репертуар как определители поведения организации.

5. Уход от н е о п р е д е л е н н о с т и . Организации не пытаются оценивать степень вероятности событий в будущем. Скорее, они стре- мятся избежать неопределенности. Создавая обстановку договорен- поста, организации упорядочивают реакции других действующих лиц, с которыми они должны иметь дело. Первичная среда — отношения с другими организациями, образующими государственный аппарат, — стабилизируется с помощью таких мер, как договоренность о разделе бюджетных ассигнований, о взаимоприемлемых сферах ответственнос- ти, об обычной практике. Вторичная среда — отношения с внешним миром — стабилизируется применительно к союзникам путем установ-ления контактов (союзов) и «отношений одноклубников» (Госдепартамента США и Министерства иностранных дел Великобритании или со-ответствующих министерств финансов). Применительно к противникам аналогичные функции выполняют соглашения и принятая практика, на- пример практика поддержания «надежного статус-кво», о которой гово- рил президент Кеннеди во время ракетного кризиса. Если международ- ную среду нельзя создать по договоренности, то организации преодоле- вают элементы неопределенности, вырабатывая комплекс стандартных «сценариев» возможных ситуаций, к которым они готовятся. Например, стандартный сценарий командования тактической авиации ВВС США предусматривает боевые действия против авиации противника. Для ре-шения этой задачи создаются самолеты и обучаются пилоты. То, что эти приготовления малопригодны для реальной ситуации, например для обеспечения непосредственной поддержки наземных сил в ограничен- ных войнах, таких, как во Вьетнаме, мало повлияло на указанный сце- нарий.

6. П о и с к, ориентированный на проблему. Если ситуации нельзя отнести к стандартным, то организации ведут поиск. Стиль поиска в значительной мере обусловливается существующей практикой. Поиск организацией альтернативных курсов действий ориентирован на про- блему: внимание концентрируется на нетипичных затруднениях, кото-

рых надо избежать. Процесс этот бесхитростный: сначала поиск идет в сфере появления симптома, а затем — в сфере принятой в данной мо-


мент альтернативы. Способы поиска отражают пристрастия, которые, в свою очередь, обусловлены такими факторами, как специальная подго-товка или опыт членов организации и формы связи.

7. П р и о б р е т е н и е з н а н и й организациями и изменения. Пара-метры поведения организаций в основном постоянны. Реагируя на не-стандартные Проблемы, организации ведут поиск, и вырабатывается ру-тина, ассимилирующая новые ситуации. Таким образом, приобретение знаний и изменения в значительной мере не выходят за рамки сущест-вующей процедуры. Однако иногда в организациях происходят замет- ные изменения. К условиям, наиболее способствующим серьезным из-менениям, относятся: 1) периоды бюджетного изобилия, когда делают- ся дополнительные закупки по существующим спискам; однако лидеры, контролирующие бюджет, могут, если сочтут нужным, использовать из-лишек средств для осуществления изменения; 2) периоды длительного бюджетного голода; бюджетный голод на протяжении года обычно вы-зывает мало изменений в структуре организации, правда, он снижает эффективность выполнения ею некоторых программ, но длительное го-лодание заставляет провести существенную перестройку; 3) большие неудачи в деятельности организации; значительные изменения проис-ходят в основном как реакции на серьезные катастрофы; столкнувшись с неоспоримыми фактами провалов в области методов и репертуара какой-то организации, власти за ее пределами требуют изменений, лич-ный состав организации меньше противится им и наиболее влиятель- ных ее членов заменяют теми, кто выступает за изменения.

Д. Централизованная координация и контроль. Действие требу- ет децентрализации ответственности и власти. Но проблемы выходят за рамки компетенции ряда организаций. Так что необходимость децентра-лизации приходит в прямое столкновение с требованиями координации. (Непрекращающиеся требования реорганизации государственного ап-парата в значительной мере объясняются наличием сторонников проти-воположных установок дилеммы: или децентрализации власти для про-ведения своевременных ответственных действий, или централизован- ный контроль для проведения скоординированных действий). Необхо- димость координации и важность внешней политики для благополучия государства гарантируют участие государственных лидеров в решении вопросов, связанных с методикой деятельности организаций, между ко-торыми поделены проблемы и полномочия. Вмешательство государст-венных лидеров может нарушить предрасположения и установленные порядки организации. Однако централизованное руководство и посто-янный контроль за деятельностью организаций невозможны.

Отношения между организациями, а также между организациями и государственными лидерами решающим образом зависят от ряда струк-


турных переменных, включая: 1) характер работы; 2) мероприятия и информацию, доступные для государственных лидеров; 3) систему по-ощрения и наказания членов организаций; 4) порядок выделения люд-ских и материальных ресурсов. Например, в той мере, в какой поощре-ние и наказание членов организации осуществляются вышестоящими властями, эти власти могут вести какой-то контроль, устанавливая кри-терии оценки результатов работы организации. Эти критерии становят-ся ограниченными рисками, в которых протекает деятельность органи-зации. Однако ограничения — грубое средство контроля. Е. Решения государственных лидеров. Устойчивость организаций

не исключает сдвигов в поведении государства. Ведь государственные лидеры возглавляют конгломерат организаций. Многие важные пробле- мы государственной деятельности требуют, чтобы эти лидеры решали, какие организации должны действовать, какие программы и где будут выполняться. Таким образом, устойчивость узковедомственного подхо- да и стандартные методы деятельности отдельных организаций сочета- ются с некоторыми важными сдвигами в поведении государств.Мас-штабы этих сдвигов определяются существующими организационными

программами.

///. Главное умозаключение

Если государство сегодня совершает действия определенного типа, зна-чит, образующие его организации еще вчера должны были совершать действия (или установить порядок их совершения), лишь немногим от-личающиеся от теперешних. В любой момент государство состоит из установленного конгломерата организаций, каждой из которых прису-щи свои цели, программы и репертуар. Характер действий государства в любом случае обусловливается этой рутиной и тем, какую из существу-ющих программ выбирают — на основе информации и оценок, получен-ных обычным порядком, —: государственные лидеры. Лучшее объясне-ние поведения организации в момент t — это t - 1, а прогноз t + 1 — это t. Объясняющая сила модели II состоит в выявлении установивших-ся в организациях практики и репертуара, одним из результатов которо-го стало непонятное событие.

IV. Общие суждения

Выше уже был сформулирован ряд общих суждений. Для наглядной иллюстрации того, к какого типа суждениям прибегали исследователи, пользуясь моделью II, в настоящем разделе статьи некоторые суждения формулируются более точно.


А. Действия организаций. Деятельность в соответствии со стан-дартными методами и программами не представляет собой дальновидно-го и гибкого приспособления к «данной проблеме» (как ее представляет себе исследователь). Детали и нюансы деятельности организации опре-деляются преимущественно установившейся в ней практикой, а не ре-шениями государственных лидеров.

1.С т а н д а р т н ы е м е т о д ы деятельности становятся рутинными в стандартных условиях. Наличие рутины позволяет множеству рядо- вых людей изо дня в день заниматься множеством дел без особых разду-мий, подчиняясь элементарным стимулам. Но эта возможность пра- вильно действовать в отрегулированном порядке приобретается ценой стандартизации. Когда стандартные методы приемлемы, то средний ре-зультат деятельности, т.е. результат, полученный на основе анализа ряда дел, лучше, чем если бы к каждому случаю подходили индивиду- ально (при данном уровне способностей/сроках и ограничениях и ре-сурсах). Однако некоторые вопросы, особенно необычные, не подпа-дающие под стандартные характеристики, часто решаются медленно или не так, как следует.

2. П р о г р а м м а , т.е. комплексное действие, выбранное из неболь- шого перечня программ репертуара, редко составляется для конкрет- ных условий ее осуществления. Скорее всего, такая программа просто наиболее подходящая (в лучшем случае) из программ ранее разработан- ного репертуара.

3. Р е п е р т у а р ы разрабатываются организациями, имеющими узкие интересы, поэтому для создания стандартных сценариев, опреде- ляемых этими же организациями, готовые программы часто оказывают- ся непригодными для действий в конкретных условиях.

Б. Ограниченная гибкость и незначительные изменения. Ос- новные линии действий организаций прямые: поведение в данный мо-мент t лишь незначительно отличается от поведения t - 1. Бесхит- ростные прогнозы оказываются наилучшими. Поведение в момент t + 1 будет лишь незначительно отличаться от поведения в данный момент.

1. Бюджеты организаций меняются незначительно как в смысле общей суммы ассигнований, так и в смысле распределения средств внутри организации. Хотя организации могли бы распределять средства каждый год, заново нарезая пирог (в связи с изменениями задач или обстановки), практически они берут за основу прошлогодний бюджет, внося незначительные изменения. Поэтому следует избегать прогнозов, предполагающих-бшьшие изменения на протяжении одного года в рас-пределении бюджетных ассигнований между организациями или между подразделениями одной организации.


2. Вложив средства в какое-то дело, организация не бросит его в момент, когда издержки «решения» превышают выгоду. Заинтересован-ность организации в принятом проекте заставляет ее смотреть на дело гораздо шире, пренебрегая убытками.

В. Исполнительные возможности. Для выработки приемлемых объяснений, анализа и прогноза надо учитывать исполнительские воз-можности как один из основных факторов. Существует значительный разрыв между тем, что решают лидеры (или могли бы решить при ра-зумном подходе), и тем, что организации осуществляют на практике.

1. Организации — грубый инструмент. Маловероятен успех проек-тов, требующих в высокой степени точных и скоординированных дейст-вий ряда организаций.

2. Проекты, требующие, чтобы существующие подразделения орга-низации отходили от привычных функций и решали не программировав-шиеся ранее задачи, редко оказываются претворенными в жизнь в за-планированном виде.

3. Государственные лидеры могут ожидать, что каждая организация будет выполнять свою «часть» работы в той мере, в какой она знает, как это делать.

4. Государственные деятели могут ожидать от каждой организации неполной и искаженной информации, касающейся ее части проблемы.

5. В тех случаях, когда выделенная часть проблемы противоречит целям организации, она будет противодействовать осуществлению этой части проблемы.

МОДЕЛЬ III: БЮРОКРАТИЧЕСКАЯ ПОЛИТИКА

Лидеры, возглавляющие организации, не монолитная группа. Скорее, каждый из них в силу своего положения является участником главной конкурентной игры. Название этой игры — бюрократическая политика, торг, который происходит по установленным каналам между игроками, находящимися на разных ступенях иерархии правительственного аппа-рата. Поэтому поведение государства можно рассматривать согласно концептуальной модели III не как продукцию организаций, а как резуль-тат игр по ведению торга. В отличие от модели I модель бюрократичес-кой политики рассматривает не единственное действующее лицо, а мно-гих участников игры, концентрирующих свои усилия не на одной стра-тегической проблеме, а на многих различающихся между собой внутри-государственных проблемах, причем с позиций не взаимосвязанного комплекса стратегических целей, а различных представлений о нацио-нальных, организационных и личных целях и принимающих государст-


венные решения не путем рационального выбора, а методом протаски-вания и проталкивания, именуемым политикой.

Правительственный аппарат каждого государства представляет собой сложную арену внутригосударственной игры. Политические ли-деры, возглавляющие этот аппарат, в совокупности с лицами, занимаю-щими руководящие позиции в наиболее важных организациях, образу- ют круг основных игроков. Вступление в этот круг обеспечивает в опре-деленной мере независимое положение. Децентрализация принятия решений, необходимых для действий по широкому кругу внешнеполи-тических проблем, гарантирует каждому игроку значительную свободу действий. Таким образом, власть оказывается разделенной.

Характер проблем внешней политики допускает коренные расхож-дения между разумными людьми относительно того, что следует пред-принять. Анализ порождает противоречивые рекомендации. Конкрет- ные обязанности, возложенные на отдельных лиц, способствуют разли-чиям в их представлениях и в определении очередности задач. Но первостепенное значение имеют результаты. Действительно важно то, что государство делает. Неправильный выбор может принести непопра-вимый ущерб. Поэтому ответственные деятели обязаны сражаться за то, что они считают правильным.

Люди разделяют между собой власть. И люди расходятся во мнени- ях о том, что следует делать. Эти различия важны. Такая обстановка приводит к необходимости решать политические проблемы политичес-кими методами. То, что государство делает, иногда бывает результатом победы одной группы над другими. Однако чаще различные группы, дей-ствующие в разных направлениях, порождают в итоге линию, отличную от желаемой каждой группой в отдельности. Фигурами на шахматной доске движет не просто целесообразность поддержки какого-то образа действий, не установившаяся практика организаций, предписывающая выбор определенной альтернативы, а сила и умение сторонников и про-тивников рассматриваемого образа действий.

Такая характеристика схватывает главное в ориентации бюрократи-ческой политики. Если бы внешнеполитические проблемы возникали раздельно как нечто цельное и для рождения требовалась одновременно только одна игра, был бы достаточным учет только данной проблемы. Но большинство «проблем», например вьетнамская или проблема рас-пространения ядерного оружия, появляются по частям в течение долгого времени, причем каждая в своем контексте. Ежедневно сотни про- блем требуют внимания игроков. Каждый из них вынужден сосредото-чиваться на проблемах данного дня, бороться за их решение, исходя из их сущности, а затем кидаться к следующим. Характер появляющихся проблем и темп ведения игры в совокупности порождают государствен-


ные «решения» и «действия» как мозаичную картину. Выбор, совершае- мый отдельным игроком, результаты мелких и крупных игр и «пиковые Iположения» — все эти компоненты, сведенные воедино, образуют пове-дение государства применительно к данной проблеме.

Концепция политики национальной безопасности как результата по-литических действий противоречит и представлениям общественности, и ортодоксальным взглядам ученых. Проблемы, жизненно важные для национальной безопасности, считаются слишком важными, чтобы их можно было решить с помощью политических игр. Они должны стоять «выше» политики. Обвинение в том, что некто «играет в политику в области национальной безопасности», — самое серьезное обвинение. То, что общественность требует по убеждению, подкрепляют ученые, склонные к интеллектуальной утонченности. Внутренняя политика — |дело грязное, к тому же, согласно господствующей доктрине, полити-канство лишено интеллектуального содержания. Оно, как таковое, дает основу скорее для сплетен журналистов, чем для серьезного исследова-ния. Литература по внешней политике в основном избегает анализа бю-рократической политики, если не считать отдельных мемуаров, истори-ческих анекдотов и изучения деталей ряда конкретных дел. Пропасть между научной литературой и опытом участников государственной дея-тельности нигде так не широка, как в этой области.

БЮРОКРАТИЧЕСКАЯ ПОЛИТИКА КАК СПОСОБ АНАЛИЗА-

/. Основная мера анализа: политика как результат политических действий

Решения и действия государств, по существу, результат внутриполити-ческих действий. Результат в том смысле, что происходящее представ-ляет собой не столько следствие выбора решения по данному вопросу, сколько итог компромиссов, столкновений коалиций, конкуренции и не-разберихи в среде государственных чиновников, видящих разные аспек-ты проблемы; политических действий в том смысле, что деятельность, порождающая результат, лучше всего охарактеризовать как торг. Пове-дение государств в области международных отношений можно рассмат-ривать как результат сложных и тонких одновременных и перекрываю-щих друг друга игр между участниками, занимающими позиции, иерар-хическая система которых образует данное правительство. Эти игры ведутся не случайно и не в удобное для игроков время, а по определен-ным правилам. Загруженных делами игроков заставляет обращать вни-мание на проблему установленный крайний срок ее решения. Таким


образом, механику ходов в шахматной игре можно представить себе как результат торга между игроками с неравной властью над конкретными фигурами с разными целями и проходящих при этом подыграх.

Л. Организующие концепции

А. Игроки, занимающие свои позиции. Действующее лицо не единое государство, не конгломерат организаций, а, скорее, ряд отдельных иг-роков. Их группы служат средством принятия конкретных государст-венных решений и совершения действий. Игроки — это люди, занимаю-щие посты...

Постами определяется, что игроки имеют право и должны делать. От занимаемого каждым игроком поста проистекают преимущества и слабые стороны, с которыми он может вступать в различные игры и. вести.их. Но такое же значение имеет и комплекс обязанностей по ре-шению определенных задач. Эти две стороны медали иллюстрируются нынешним положением государственного секретаря. Во-первых, он официально, а обычно и фактически является основным источником по-литических суждений относительно военно-политических проблем, со-ставляющих современную внешнюю политику, соответственно он глав-ный личный советник президента. Во-вторых, он коллега других глав- ных советников президента по вопросам внешней политики — мини- стров обороны и финансов и специального помощника президента по вопросам национальной безопасности. В-третьих, он высокого ранга американский дипломат, уполномоченный вести важные переговоры. В-четвертых, он выступает как представитель администрации перед конгрессом, страной и всем миром. Наконец, он «Господин Государст-венный департамент», или «Господин Министерство иностранных дел», «руководитель чиновников, выразитель их интересов, судья в их спо- рах, контролер их работы, хозяин их карьеры». Но он не выполняет первую из указанных функций преимущественно, а затем уже осталь- ные — Ёсе эти обязанности он должен выполнять одновременно. То, как он действует в одной области, влияет на его престиж и власть в других. Стиль, обусловленный его повседневной руководящей работой, — непрестанный обмен телеграммами, с помощью которых его ве- домство поддерживает отношения с министерствами иностранных дел других государств, — противоречит потребности президента в деятеле, обобщающем и согласовывающем противоречивые взгляды. Необходи-мость быть близким к президенту ограничивает масштабы и активность его выступлений в роли выразителя интересов своего ведомства. Усту- пая министру обороны, что он часто вынужден делать, вместо того чтобы отстаивать позиции своего ведомства, он рискует потерять лояль-


ность своих чиновников. Способность государственного секретаря раз-решать эти противоречия зависит не только от его положения, но и от того, каков сам игрок, занимающий этот пост.

Ведь игроки тоже люди. Их организм функционирует по-разному. Личность — это ядро бюрократической политики. То, как каждый чело-век выдерживает жару «кухни», какой стиль действий характерен для него, дополняют ли друг друга или противоречат друг другу отдельные личности и их стиль во внутренних кругах, — это обязательные компо-ненты, образующие политический сплав. Кроме того, каждый деятель приходит на свой пост с некоторым багажом: у него своя заинтересован-ность в определенных проблемах, свои обязательства по различным программам, свои положение и долг в отношении определенных групп общества.

Б. Ведомственные установление первоочередности, восприятие Ы проблемы. Ответы на вопросы, в чем заключается проблема и что необходимо сделать, приобретают определенную окраску в зависимости :от позиции, с которой эти вопросы рассматриваются. Ибо факторы, спо-собствующие ведомственному подходу организаций, влияют и на игро-ков, занимающих высшие позиции по отношению к этим организациям (или внутри них). Чтобы побуждать к действию членов своей организа-ции, игрок должен придерживаться ее ориентации, тем более что от этого зависит, в какие игры он может вступить и с какими преимущест-вами. Таким образом, во многих случаях склонность к определенному подходу, проистекающая из положения игрока, позволит сделать на-дежные прогнозы относительно позиции, которую он займет. Однако эта склонность уменьшает или увеличивает то, с каким багажом игроки приходят на свои посты. Поэтому часто для того, чтобы делать прогно- зы, надо уметь учитывать как давление, оказываемое на игрока, так и его багаж.

В. Интересы, ставки и сила. Игры ведутся ради достижения опре-деленных результатов. А эти результаты способствуют или препятству- ют осуществлению национальных интересов, как их представляет каж-дый игрок, влияют на программы, с которыми он связан, на благополу-чие его друзей и на его личные интересы. Это взаимоперекрывающиеся интересы и есть те ставки, которые делаются в играх. Способность каж-дого участника успешно вести игру зависит от его силы. Сила, т.е. воз-можность существенно влиять на результаты политики, представляет собой сочетание по крайней мере трех элементов: наличия преиму- ществ для ведения торга (вытекающих из официальных полномочий и функций, институциональной поддержки, поддержки избирателей, ком-петентности и статуса), умения и желания использовать эти преимуще-ства и восприятия первых двух элементов другими игроками. Разумное

19-5171


применение силы укрепляет репутацию человека как результативного деятеля. Неудачное применение силы ведет к утрате и накопленного капитала, и репутации. Следовательно, каждый игрок должен выбирать проблемы так, чтобы можно было иметь шансы на успех. Но никакой игрок не обладает силой, достаточной, чтобы гарантировать приемле- мые результаты. Потребности и опасения каждого игрока сталкиваются с интересами других игроков. В результате происходит самая сложная и тонкая из игр, известных человеку.

Г. Проблема и проблемы. «Решения» стратегических проблем воз-никают не как итог деятельности беспристрастных аналитиков, невоз-мутимо концентрирующих свое внимание на данной проблеме. Напро тив, подстегивающие сроки и события порождают в ходе игр разные проблемы и требуют от занятых игроков принятия решений в условиях, влияющих на выбор аспекта проблемы. Вопросы, которыми занимаются игроки, одновременно и более узкие, и более широкие по сравнению с данной стратегической проблемой. Ведь каждый игрок концентрирует свои усилия не на всей стратегической проблеме, а на решениях, кото- рые необходимо принять сейчас. А каждое решение имеет весьма важ- ные последствия не только для стратегической проблемы, но и для инте-ресов организации, каждого игрока, его репутации и личной заинтере-сованности. Поэтому между проблемами, решаемыми данным игроком, и проблемой, на которой концентрирует свое внимание аналитик, часто бывает очень широкая пропасть.

Д. Порядок действий. Игры, связанные с торгом, не ведутся про-извольно. Их направляют по определенным каналам, т.е. упорядочи- вают способы принятия решений по проблемам рассматриваемого типа, устанавливая предварительно основных участников, указывая, в какой момент они должны вступить в игру, и распределяя между ними определенные преимущества и слабые стороны в каждой игре. Самое главное здесь то, что каналами определяется, «кто будет дей-ствовать», т.е. «индейцы» какого ведомства будут практически совер- шать избранные действия. Решения о приобретении оружия принима- ются в ходе ежегодного утверждения бюджета; просьбы посольств о направлении им телеграмм с предписанием действий удовлетворяют- ся согласно установленному порядку проведения консультаций Госде-партаментом и согласования телеграмм с Министерством обороны и Белым домом; запрашиваемые военными группами инструкции (отно-сительно постоянной помощи или операций во время войны) состав-ляются военными, консультирующимися с Министерством обороны, Госдепартаментом и Белым домом; решения в связи с кризисными си-туациями обсуждаются Белым домом, Госдепартаментом, Министер-ством обороны, ЦРУ и временными участниками; важные политичес-


кие речи, особенно президента, а также других «шефов» согласуются по установленным каналам. Е. Действия как полшпика. Государственные решения принимают-

ся и государственные действия совершаются не в результате рассчитан-ного выбора, сделанного какой-то единственной группой, или официаль-но суммированных предпочтений лидеров. Скорее, политика как меха-низм выбора определяется разделением власти, но индивидуальным суждением о важных альтернативах. Обратите внимание на обстанов- ку, в которой происходит игра: она отличается неопределенностью от-носительно того, что следует сделать, основанием необходимости что- то сделать и тревогой по поводу важнейших последствий того, что будет сделано. Эти обстоятельства заставляют ответственных людей стано-виться активными игроками. Темп игры — сотни проблем, многочис-ленные игры, множество каналов — заставляют игроков бороться за то, чтобы «обратить внимание других», заставить их «увидеть факты», убе-дить их «найти время, чтобы серьезно подумать в более широком плане». Структура игры — власть разделена между лицами, имеющи- ми индивидуальные обязанности, — укрепляет в каждом игроке чувст- во, что «другие не видят его проблемы» и «надо заставить их взглянуть на проблему с менее ведомственных позиций». Правила игры — тот, исто колеблется, теряет возможность вести игру в данный момент, а тот, 1'Кто не уверен в своих рекомендациях, терпит поражение от тех, кто уверен, — заставляют игроков становиться на ту или другую сторону, Когда шансы составляют 51 : 49, и вести игру. Награда в игре — ре-зультативность, т.е. влияние на результаты как непосредственное мери- ло успеха деятельности, — поощряет жесткую игру. Большинство участников вступает в борьбу, чтобы «заставить государство делать то, что правильно». Используемые при этом стратегия и тактика весьма схожи с теми, которые сформулированы теоретиками международных отношений.

Ж. Потоки результатов. Важные государственные решения или действия возникают, как мозаика, образованная отдельными акциями, результатами малозначительных и важных игр и «пиковых положений». Так, шаг за шагом люди приходят к результатам, которые никогда не избрало бы отдельное действующее лицо и которые не возникли бы в ходе торга в одной игре по данной проблеме. Чтобы понять результат, надо его расчленить.

///. Главное умозаключение

Если государство совершило действие, это действие — результат торга между отдельными лицами и группами в государственном аппара-

19*


те. Этот результат включает в себя итоги, достигнутые группами, свя- завшими себя с каким-то решением или действием, равнодействую- щую от торга между группами, занимающими совершенно разные пози- ции, и «пиковые положения». Объясняющая сила модели III — в пока- зе, как подталкивают и протаскивают проблему игроки с разными пред- ставлениями и предпочтениями, сосредоточивающие внимание на разных проблемах, что приводит к результатам, составляющим рас- сматриваемое действие.

IV. Общие суждения

1. Д е й с т в и е и н а м е р е н и е . Действие не предполагает наличия намерения. Сумма поведения представителей государства в связи с кон-кретной проблемой редко соответствовала намерениям какой-то лич-ности или группы. Скорее, отдельные лица с разными намерениями со-здавали элементы, образующие результат, отличный от того, который избрал бы любой из них.

2. П о з и ц и я , которую вы занимаете, зависит от кресла, в котором вы сидите. По горизонтали предпочтения, восприятия и проблемы каж-дого игрока формируются под влиянием различий в предъявляемых к нему требованиях. Применительно к большим группам проблем, напри-мер касающимся бюджета и приобретения вооружений, позицию кон-кретного игрока можно довольно точно предсказать, зная его долж- ность.

З .Шефы и индейцы. Афоризм «позиция, которую вы занимае- те, зависит от кресла, в котором вы сидите» применим к анализу не только по горизонтали, но и по вертикали. По вертикали к президенту, «шефам», «аппаратчикам» и «индейцам» предъявляются совершенно разные требования.

Круг внешнеполитических проблем, которыми может заниматься президент, ограничен прежде всего перегрузкой его программы, необхо-димостью, делая одно, помнить о том, что стоит на очереди. Для него вопрос заключается в том, чтобы прозондировать специфический ас- пект проблем, поступающих к нему на рассмотрение, сохранить свобо- ду действий, пока время не устранит неясности, и оценить риск, связан-ный с решением.

Внешнеполитические «шефы» чаще всего Занимаются самыми го-рячими проблемами сегодняшнего дня, хотя могут привлечь внимание президента и других членов правительства и к иным важным, по их мнению, проблемам. Но они не могут гарантировать того, чтобы «пре-зидент согласился расплачиваться» или чтобы «другие присоедини- лись». Они должны создавать коалицию соответствующих сил. Они


должны «заставить президента поверить» в правильность курса дей-ствий. Большинство же проблем и альтернатив определяются и соответст-

вующие предложения проталкиваются «индейцами». «Индейцы» из одного министерства сражаются с «индейцами» из других; например, 'схватки между представителями управления международной безопас-ности министерства обороны и военно-политического управления госде-партамента отражают в миниатюре борьбу, происходящую на более вы-соком уровне. Но главная задача «индейцев» — привлечь внимание «шефов», добиться решения проблемы, добиться того, чтобы государст- во «делало то, что правильно».

Таким образом, в области выработки политики проблема при взгля- де на нее сверху вниз представляет собой задачу: как мне сохранить свободу действий, пока время не устранит неопределенности. При взгляде по сторонам проблема состоит в установлении обязательств: как заставить других присоединиться к моей коалиции. При взгляде снизу вверх проблема заключается в доверии: как заставить босса пове-рить в необходимость сделать то, что требуется. Перефразируя одно из положений Нейштадта, применимое ко всем ступеням иерархической лестницы, можно сказать, что по существу задача ответственного чи-новника — убеждать других, что предполагаемые действия соответст-вуют собственному представлению соответствующих лиц о том, что

надо сделать, исходя из своих обязанностей и интересов.


...Предварительные способы частичного анализа, представленные в ста-тье, дают основу для серьезного пересмотра многих проблем внешней и военной политики. Частичное применение модели II и модели III к про-блемам, обычно рассматриваемым с помощью модели I, может значи-тельно улучшить объяснение и прогнозы. Полный анализ с помощью модели II и модели III требует большого объема информации. Но даже в тех случаях, когда информационная база крайне ограниченна, улучше- ние возможно. Возьмем проблему прогнозирования развития стратеги-ческих сил Советского Союза. В середине 1950-х гг. расчеты на основе модели I привели к прогнозу, что Советский Союз быстрыми темпами введет в строй большое число бомбардировщиков дальнего действия. С позиций модели II такие факторы, как слабость ВВС в советском воен-ном истеблишменте и бюджетные последствия подобного наращивания бомбардировочной авиации, заставили бы аналитика воздержаться от подобного прогноза. Кроме того, модель II указала бы надежный, зри-

294 РАЗДЕЛ П. ТЕОРИИ И МЕТОДЫ

мый индикатор такого наращивания — шумные споры представителей разных видов вооруженных сил по поводу серьезного перекраивания бюджетных ассигнований. В конце 1950-х и начале 1960-х гг. расчеты по модели I привели к прогнозу о немедленном массированном развер-тывании Советами межконтинентальных баллистических ракет. Опять-таки применение модели II уменьшило бы прогнозируемое количество ракет, поскольку в предшествующий период стратегические ракеты на-ходились в ведении советских сухопутных сил, а не были самостоятель-ным видом вооруженных сил и потому в последующий период такое развертывание потребовало бы серьезного перераспределения ассигно-ваний. Сегодня расчеты по модели I заставляют многих аналитиков ре-комендовать, чтобы соглашение, запрещающее развертывание противо-ракет, было основной целью Америки на предстоящих переговорах с СССР о стратегическом вооружении, и предсказывать успех. С позиций модели II наличие действующей советской программы создания проти-воракет, сила организации, ведающей этим оружием (противовоздуш- ная оборона страны), и то, что соглашение о прекращении развертыва- ния противоракет фактически приведет к ее ликвидации, делают согла-шение подобного рода гораздо менее вероятным. А модель III показыва-ет, что: а) у советских лидеров должны существовать значительные расхождения во взглядах и установлении первоочередности вопросов в переговорах о стратегическом оружии; б) любое соглашение подорвет базу кого-либо из игроков; в) соглашения, не требующие значительного ослабления источников силы кого-либо из основных игроков, будет легче заключить, и они окажутся более жизненными.

Сформулированные в статье способы анализа — лишь первый шаг. Надо найти ответы еще на многие крайне важные вопросы. По данному действию аналитик, обладающий воображением, всегда сможет найти какое-то рациональное объяснение правительственного выбора. Уста-навливая или смягчая ограничения, влияющие на параметры рацио-нального выбора (как это делается в вариантах модели I), аналитики могут сформулировать множество объяснений любого действия как ре-зультата рационального выбора. Но разве указание причин, побудив- ших рационально действующее лицо избрать какое-то действие, являет- ся объяснением его совершения? Как добиться того, чтобы анализ по модели I более систематично помогал вскрытию факторов, определяю-щих совершение действия? Когда модель II объясняет t через t — 1, это действительно объяснение. Все в мире взаимосвязанно. Однако иногда государства резко отходят от нормы. Можно ли модифицировать модель организационного процесса так, чтобы она указывала вероятные изме-нения? Уделяя внимание организационным изменениям, можно лучше понять, почему организации определенных типов придерживаются тех


или иных программ и стандартных методов деятельности и как менед- жер может улучшить выполнение организацией своих функций. Модель III дает восхитительное «объяснение». Но она чрезвычайно сложна, часто требует крайне большого объема информации и, может быть, из-лишней детализации процесса торга. Как сделать подобную модель более экономной? Рассмотренные три модели, очевидно, не единствен- но возможные. В самом деле, при сформулированных способах анализа упор делается на частичное решение проблемы: подчеркивается, что каждая модель ставит в центр внимания и что не учитывает. В каждой модели в основном рассматривается одна категория переменных, а ос-тальные важные факторы при прочих равных условиях относятся к дру-гим моделям. В модели I внимание концентрируется на «рыночных фак-торах»: давлении и стимулах, создаваемых «международным стратеги-ческим рынком». В моделях II и III в центре внимания находится внут-ренний механизм правительственного аппарата, делающего выбор в этой обстановке. Можно ли более полно определить их взаимосвязь? Чтобы получить необходимый синтез, требуется типология решений и действий, причем некоторые из них лучше поддаются анализу с помо-щью одной модели, а некоторые — с помощью другой. Поведение госу-дарства лишь один из комплексов факторов, связанных с событиями в сфере международных отношений. Многие исследователи внешней по-литики признают это(покрайней мере, при объяснении и прогнозиро- вании). Тем не менее масштабы шахматной доски, характер фиги правила игры — факторы, учитываемые теоретиками международных систем, — образуют обстановку, в которой фигуры передвигаются по доске. Можно ли определить те основные переменные, которые в сово- купности предопределяют результаты действий в области внешней по- литики?..

Р а з д е л III ПРОБЛЕМЫ И РЕШЕНИЯ

Оле Р. Холсти. Кризисы, эскалация, война (300) • Эрнст Б. Хаас. За пределами нации-го-сударства: Функционализм и международная организация (321) • Арнольд Уолферс. Проти-воборство и сотрудничество: очерк международной политики (335) • Джон В. Бертон. Конфликт и коммуникации. Использование контролируемой коммуникации в международ-ных отношениях (353) • Джордж Шварценбергер. Политическая власть. Изучение миро-вого сообщества (367) • Куинси Райт. Некоторые размышления о войне и мире (384)

Оле Холсти о принятии внешнеполитических решений в кризисных ситуациях

Публикация фрагмента из книги Оле Р. Холсти, профессора Монреаль-ского университета МакГилл, имеет целью дать представление о взгля-дах этого известного исследователя на то, каковы основные факторы, влияющие на характер внешнеполитического решения, принимаемого политическими лидерами в ситуации психологического стресса.

По классификации Брюса Рассетта, О. Холсти отнесен к группе уче-ных, занимающихся исследованием международных конфликтов в рам-ках так называемой группы Станфордского университета, в которую были включены также Р. Норе, М. Хаас, Дж. Рэйзер, Р. Роузкранс, Д. Циннес, Д. Янсен и др. В то же время Холсти считается видным представителем такого направления в международно-политической науке, как исследование структуры процесса принятия решений1. Как отмечали отечественные ученые, Станфордская группа занимает вид-ное место среди исследовательских коллективов США, работающих с конца 1950-х гг. в русле модернистского направления. Ее представите- ли разрабатывают проблемы международного конфликта на основе трех принципов: исследования глубоко кризисных ситуаций; выбора в каче-стве единиц анализа механизмов принятия решений не национальных государств, а индивидуальных деятелей; опоры на технику контентного анализа как на исходный метод исследования.

1 См. об этом: Современные буржуазные теории международных отношений. М, 1976. С. 77, 81.

ОЛЕ ХОЛСТИ О ПРИНЯТИИ ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКИХ РЕШЕНИЙ В КРИЗИСНЫХ СИТУАЦИЯХ 297

Уже в одной из своих первых работ, получивших широкие отклики среди научной общественности, Холсти показывает, что внешнеполити-ческие решения государственных лидеров во многом зависят от систе- мы их убеждений. Такая система включает в себя совокупность образов прошлого, настоящего и ожидаемого будущего, формируемых на основе восприятий внешнего мира, каждое из которых пропускается, как через фильтр, через ценностные предпочтения личности. С этой точки зрения процесс принятия решения выглядит следующим образом. Поступаю- щая информация воздействует, с одной стороны, на сложившиеся под влиянием системы убеждений представления о том, что происходит, в действительности, а с другой — на представления о том, что должно происходить по мнению воспринимающего субъекта. В столкновении этих двух групп представлений и рождается решение1. Широкий резо- нанс получило исследование Холсти о Джоне Фостере Даллесе, госсек-ретаре США с 1953 по 1959 г.2 Отобрав и проанализировав 434 доку-мента, которые включали речи, заявления, выступления и пресс-конфе-ренции Дж. Ф. Даллеса, Холсти выделил из них оценки СССР. Полу-ченные такими образом оценочные суждения (количество которых превышало три с половиной тысячи) Холсти разделил на четыре груп- пы: оценка советских возможностей, успешных советских действий, дружелюбия СССР и его образа в целом. В соответствии с принятыми правилами кодирования каждая из оценок была отнесена к определе- нной категории и измерена в баллах на основе трех частных критериев: дружелюбие — враждебность, сила — слабость, успех — неудача и одного общего: хороший — плохой. В результате, как отмечают Б. Рас-сетт и X. Старр, «исследование Холсти показывает хрестоматийный пример использования образов для выборочного восприятия информа- ции и применения образа врага как экрана, на котором одна часть ин-формации игнорируется, а другая — воспринимается просто неверно. Этот процесс подобен процессу создания стереотипов и другим анало- гичным явлениям, позволяющим личности поддерживать свою систему убеждений в неизменном виде».

В цитируемой ниже книге, написанной на основе анализа событий ервой мировой войны и Кубинского кризиса 1962 г.3, Холсти продол-

1 См.: Holsti O.R. The Belief System and National Images: A Case Study / / Journal of onflict Resolition. 1962. Vol. 6. P. 244-252.

2 См.: Holsti O.R. Cognitive Dynamics and Images of the Enemy // Jornal of Interna- ional Affairs. 1967. Vol. 21; The Operational Code' Approache to the Study of Political Leaders: ohn Foster Dulles' Philosophocal and Instrumental Beliefs // Canadian Journal of Political cience. 1970. Vol. 3; Rassett B. Starr H. World Politics. The Menu for Choice. 3-rd ed. N.Y., 1989. Ch. 11.

3 Имеется в виду Карибский кризис 1962 г. {примеч. науч. ред.).

298 РАЗДЕЛ III. ПРОБЛЕМЫ И РЕШЕНИЯ

жает исследование процесса принятия внешнеполитических решений, обратившись на этот раз к изучению того, какое влияние оказывают на такие решения ситуации психологического стресса, в которых полити-ческие лидеры неизбежно оказываются в периоды международных кризисов.

«Я не ставлю целью создать новую дипломатическую историю пе-риода, предшествующего началу Первой мировой войны, и Кубинского кризиса, — пишет Оле Холсти в предисловии к книге. — Краткое изло-жение исторических событий наличествует в главах 2 и 7, но оно.слу- жит для подготовки восприятия читателя к этим двум эпизодам. Ско- рее, я использовал 1914 и 1962 гг. как примеры острых международных кризисов — один породил мировую войну, второй удалось благополуч- но разрешить. Оба они помогут исследовать различные аспекты полити-ческих действий в ситуациях крайнего напряжения. В значительной степени я постарался вывести за пределы работы извлечение уроков для дня сегодняшнего. Основная моя цель — пролить свет на некоторые постоянные тенденции политики национальной безопасности, стратегию и механизм принятия решений в кризисной ситуации. На основе факторов, изложенных перед этим, в заключительной части я почувст-вовал себя вправе сделать общие умозаключения относительно поднятых проблем»1.

Вторая цель книги, по словам Холсти, — показать отсутствие несо-вместимости истории и наук об обществе в области изучения важных социальных проблем. Наконец, автор считает своей целью способство-вать «опровержению недавно появившихся взглядов, что социальная наука, изучающая международные отношения, обязана быть, кроме всего, «внеисторичной», «иррелевантной» и «поддерживающей status quo».

Книга состоит из восьми глав (изложение и обоснование структуры своей работы Холсти приводит в предисловии). В цитируемой ниже главе 1 речь идет о последствиях обострения конфликта на основе ши-рокого круга примеров, полученных автором в ходе лабораторных ис-следований. В главе 2 дается краткий обзор кризиса 1914 г., и на основе исторических примеров предлагаются возможные подходы к изучению последствий стресса. В главе 3 описаны два эксперимента, проверяю- щих обоснованность методологии. В трех тюследующих главах обосно-вывается влияние кризиса/напряжения на принятие'решений в 1914 г. Глава 7 посвящена анализу Кубинского кризиса в свете выводов, сде-ланных на основе исследования 1914 г. Наконец, в заключительной

1 Holsti O.R. Crisis, Escalation, War. Montreal and London: McGill-Queen's University Press. 1972. P. 2.

ОЛЕ ХОЛСТИ О ПРИНЯТИИ ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКИХ РЕШЕНИЙ В КРИЗИСНЫХ СИТУАЦИЯХ 299

главе предпринята попытка сформулировать практические выводы на базе полученных знаний. В приложении Холсти разъясняет особеннос-ти используемой им методологии и построения приводимых в тексте таблиц.

Несмотря на то что со времени публикации первого издания книги Холсти прошло почти тридцать лет, думается, что многие выводы авто-ра не утратили своего значения и в наши дни. Как представляется, в данной связи было бы весьма интересно проанализировать некоторые из современных международных событий в свете теоретических выво-дов, полученных Холсти. Так, дискуссии между сторонниками и против-никами (как с российской, так и с западной стороны) расширения НАТО на Восток показывают, на наш взгляд, явную (хотя и тщательно маскируемую) приверженность первых стереотипам образа врага и «эк-ранирование» или, иначе говоря, попросту своего рода «глухоту» к аргу-ментам противоположной стороны. В то же время, если обратить вни-мание на определение Хйлсти ситуации кризиса как ситуации «непред-виденной угрозы важным интересам с ограниченным временем на при-нятие решения», то в свете теории баланса угроз1 озабоченность России фактом приближения альянса к ее границам выглядит вовсе не такой беспочвенной, как это иногда представляют на Западе и в государст-вах — кандидатах на членство в НАТО,

Итак, слово Оле Холсти. П.А. Цыганков

1 В самом деле, как подчеркивает автор этой теории профессор Корнелльского уни-верситета Стивен Уолт (см.: Walt S. The Origins of Alliances. Itaca, 1990), степень, в которой государство угрожает другим, есть продукт совокупной силы его географической близости, его наступательной способности и агрессивности его намерений. При этом важ- ное значение имеют не столько декларации и даже не реальные намерения государств или их союзов, воспринимаемых другими государствами или союзами как угрожающие их интересам, сколько восприятие их действий в качестве таковых.

ОЛЕ Р. ХОЛСТ И

КРИЗИСЫ, ЭСКАЛАЦИЯ, ВОЙНА1

Г л а в а 1. КРИЗИС, НАПРЯЖЕНИЕ И ПРИНЯТИЕ РЕШЕНИЙ

Кризис и напряжение

По мнению Генри Киссинджера, госсекретаря в администрации Прези-дента Никсона, ответ на вопрос, что уместно для политики во время кризиса, «зависит не только от академической точности, но и от того, что можно предпринять в состоянии стресса».

Как действуют люди и группы, испытывающие давление и напряже-ние, вызванное кризисом? Вызвана ли склонность к подобным ситуац- иям благими побуждениями, глубоким чувством целесообразности, чрез-вычайной энергичностью и повышенной творческой активностью? Вы-званы ли они внешним источником? Или проистекают из нашей неспо-собности справиться с проблемой (вспомним фразу Нойштадта: «Параноидальная реакция характерна для кризисного поведения»)? Какое поведение более типично для нас под интенсивным давлением: более осторожное или стремление к высокой степени риска? И в любом ли случае побеждает наше влечение к риску?

Ответы на эти вопросы всегда'важны для людей, оказавшихся перед лицом кризиса. Если это лидеры стран, то они возлагают на себя огром-ную ответственность, принимая решение в условиях современного меж-дународного кризиса: от.способности главы государства функциониро-вать в условиях большого напряжения могут зависеть судьбы миллионов людей, если не всех будущих поколений. Несмотря на важность проблемы, многие описательные и предписывающие теории внешней политики просто ее игнорируют или считают решение очевидным. При-ведем для примера некоторые основные предпосылки и теории сдержи-вания: польза решений, сдерживающих враждебные действия, обуслов-ливается беспристрастным подсчетом возможных потерь и выгод, тща-

* ] Holsti O.R. Crisis, Escalation, War. Montreal and L.: McGill-Queen's University Press, 1972. P. 4-25 (перевод Д. Жабина).

О. ХОЛСТИ. КРИЗИСЫ, ЭСКАЛАЦИЯ, ВОЙНА 301

тельным анализом ситуации и скрупулезной оценкой имеющихся ресур-сов; сходным образом оценивается положение в иерархии лидеров госу-дарств на основании того, насколько они близки к верху списка и, соот-ветственно, какую роль они способны сыграть в предотвращении войны; последнее допущение состоит в том, что все нации сохраняют устойчи-вый централизованный контроль над решениями, которые могут по-влечь или спровоцировать применение силы.

Следовательно, теории сдерживания предполагают, что процесс принятия решений рационален и предсказуем. Но не существует систе-мы сдерживания, считающей мощь своих вооружений достаточной га-рантией защиты от национального руководства с параноидальными на-клонностями, в распоряжении которых находится кнопка запуска. То же можно сказать и о руководстве, личные качества которого отражают национальную склонность к самопожертвованию и мученичеству. Или о случаях, когда принимающий решение склонен поиграть в русскую рулетку, или когда руководство государства не владеет достоверной ин-формацией и решение принимается исключительно на основе догадок, или когда руководство сочтет потерю большинства населения и ресур-сов вполне приемлемой ценой за достижение внешнеполитических целей.

Очевидно, допущения теории сдерживания применимы для боль-шинства случаев и обстоятельств, даже в условиях такого глобального противостояния, как «холодная война». С другой стороны, человечество практически непрерывно пребывает в состоянии войны. Большинство теорий сдерживания заключает, что угрозы и предостережения не толь-ко эффективно влияют на поведение противника, но и способствуют усилению контроля, увеличению значения анализа и осторожности, сдерживающих безрассудство и склонность к риску. Однако характер-но мнение, что рациональность, на которой базируется сдерживание, хрупка. И все-таки многие считают, что эти рационалистические пред-посылки с некоторыми изменениями срабатывают и в кризисной ситуа-ции. Иначе говоря, специалисты по сдерживанию стремятся быть опти-мистами в вопросе о возможности осознанных действий политических лидеров, если этого требует ситуация — даже когда они в состоянии стресса. Справедливости ради отметим, что исследователи зачастую го-товы признать некоторые специфические черты кризиса, например трудности в обеспечении нормальной коммуникации между противни-ками. Но из этих предположений делается вывод, что недостаточный контроль над ситуацией можно использовать для торга, принуждения противника к занятию невыгодного положения; более того, такую стра-тегию можно применить не только единожды, но и в повторных столк-новениях.


Это сверхупрощенное резюме богатейшей литературы по сдержива-нию. Однако в существенной мере прав критик, утверждавший, что тео-рия сдерживания... предполагает, что в целях собственного выживания нам нужно сначала расстроить планы наших оппонентов, очень сильно их запугав, а потом воздействовать на рациональность, пробудившуюся в их охлажденных головах.

Более фундаментальный вопрос: каково влияние кризиса на полити-ческие процессы и их результаты? (Определим его как ситуацию не-предвиденной угрозы важным интересам государства с ограничен- ным временем на принятие решения.) Каково возможное действие кризиса на способности, в основном определяющие эффективность про-цесса принятия решений? Имеются в виду следующие способности:

определение основных альтернативных вариантов действия; оценка возможных выгод и потерь, связанных с осуществлением

каждой альтернативы; сопротивление преждевременному прекращению обсуждения; различение возможного и вероятного; умение оценивать ситуацию с точки зрения другой стороны; распознавание истинной и ложной информации; осознание неопределенности; сопротивление преждевременным действиям; способность вносить коррективы при изменении ситуации (и, как

логическое следствие, отличать действительные изменения от кажу-щихся).

Конечно, этот список неполон. Его задача — дать критерии, в соот-ветствии с которыми можно оценить потенциальные последствия воз-действия стресса на поступки лиц, влияющих на внешнеполитические решения.

Наиважнейший для наших целей аспект кризиса — то,, что вовле-ченные в критическую ситуацию индивиды и организации постоянно испытывают огромное напряжение, вследствие чего снижается их спо-собность критически оценивать свои разработки. Важен и фактор неоп-ределенности: очевидно, что неожиданные и неизвестные ситуации рас-цениваются как наиболее опасные. В конце концов, в период кризиса часто вводится почти круглосуточный график работы, причиняющий обоим противникам немалые тяготы при отсутствии достаточного вре-мени на принятие решения. К примеру, в 1962 г. многие американские официальные лица спали в своих кабинетах вплоть до окончания кон-фронтации: «Мы должны проводить здесь, в госдепартаменте, 24 часа»-Кажется, Хрущев в это время спал не больше... Во время значительно менее напряженного ближневосточного конфликта 1967 г., известного как «шестидневная война», советское Политбюро по крайней мере оД-

о. холст, КРИЗИСЫ, ЭСКАЛАЦИЯ, ВОЙНА 303

нажды заседало всю ночь. Отсутствие отдыха и крайне продолжитель-ное рабочее время, вероятно, усиливают напряжение, и без того прису-щее ситуации.

Стресс и действие: психологическая очевидность

Центральной темой этой книги является исследование влияния напря-жения, порождаемого кризисом, на деятельность людей и организаций, оказывающих наиболее важное воздействие на внешнеполитические процессы и результаты. Напряжение (или стресс) рассматривается как результат ситуации, угрожающей базовым целям и ценностям. ...Наше определение стресса как субъективной реакции на ситуацию кажется более правильным, чем определение стресса как свойства самой ситуации.

Стартовой точкой исследования станет экскурс в обширный и бога-тый материал теории и практики экспериментальной психологии. Пре-имущества точных измерений, ясные ответы и надежный контроль за экспериментальными данными позволили психологам оценить многие аспекты человеческого поведения в разнообразных ситуациях. Особо рассмотрим воздействие стрессовой ситуации на формирование альтер-нативных вариантов и процесс отбора оптимального из них, оценку вре-менного фактора и модели коммуникации. Вместе с тем примем во вни-мание влияние недостатка времени, количества имеющихся альтернатив и значительного объема информации на усиление напряжения, прове- рим иные отношения переменных, например между системой коммуни-кации и выбором политических решений. Теории и исследования кризи-сов показывают особую важность перечисленных выше вопросов.

Уровень стресса — величина интегральная, и необходимо выявить предварительные условия для модификации решений применительно к индивидам и организациям, так как без этого мы рискуем получить не-достаточно достоверную информацию. Низкие уровни напряжения предупреждают нас о наличии требующих нашего внимания обстоя-тельств, увеличивают бдительность и помогают подготовиться к разре-шению ситуации. Увеличение стресса до среднего уровня может уси- лить склонность и способность к поиску удовлетворительного решения Проблемы. Исследования показывают, например, что окружающая об-становка, обусловливающая «неуверенность без особой тревоги», наи-более способствует продуктивной деятельности. Действительно, в эле-ментарных ситуациях более высокий уровень напряжения может повы-сить результативность, по крайней мере в течение непродолжительного времени. Если проблема относительно проста и критерии, которые йужно принять во внимание, немногочисленны, производительность


может повыситься. Подобно тому как во время наводнения люди спо-собны проявить необычайные физические способности, перенося мешки с песком, международные кризисы заставляют внешнеполити-ческий персонал работать более продуктивно.

Однако нас не очень интересует влияние кризисных эффектов на людей, занимающихся конторской или технической работой. Больше волнует, как напряженная ситуация влияет на функционирование офи-циальных лиц высшего ранга. Внешнеполитические проблемы по сути с воей комплексны, неопределенны и изменчивы, поэтому требуют отве-тов, основанных более на вероятностной качественной оценке, а не на точном просчете ситуации. Но именно способность к качественной оценке подвергается наибольшему воздействию стресса.

Большинство исследований говорит о нелинейной зависимости между уровнем напряжения и способностями индивидуумов и групп. Напряжение среднего уровня может влиять благотворно на процесс принятия решений, однако усиление стресса оказывает негативное воз-действие. На основе ряда экспериментов Бирч определил, что среднее напряжение больше способствует возможности благополучно справить- ся с проблемой, чем слабое или высокое, независимо от мотивации. Он точно установил, что люди, просто побаивающиеся серьезной операции, выздоравливают чаще тех, кто трясется от страха либо не боится со- всем. Такой вывод подтверждается и другими учеными. Анализируя групповое поведение, Ланзетта обнаружил, что увеличение напряже- ния способствует более точному определению диагноза, однако при переходе через определенный порог количество ошибок возрастает. Постмэн и Брюнер, исследуя воздействие стресса на способность к вос-приятию, заключили: «Способность к восприятию нарушается, стано-вится хуже, чем при обычных условиях, и, следовательно, меньше спо-собна к адаптации. Основные характеристики функции восприятия по-ражены, менее адекватен выбор ощущений из комплексного поля, вос-приятие фактически становится абсурдным. Проявляется тяга к необоснованной агрессивности или желание скрыться, делаются необо-снованные умозаключения».

Кроме упомянутых выше, экспериментальные изыскания выявили дополнительно следующие порождаемые стрессом эффекты: беспоря-дочные действия; увеличение количества ошибок; склонность к более примитивным ответам; ригидность в принятии решения; неспособность сфокусировать внимание как во времени, так и в пространстве; неумение выделить опасность из обыденного; ослабление способности к вос-приятию; ослабление абстрактного мышления; расстройство моторной деятельности; неспособность воспринять в комплексе политическую об-становку. Применительно к международным кризисам это означает, что


при высоком уровне напряжения сокращается объективность в оценке ситуации. Под воздействием перечисленных выше условий люди прини-мают решения до того, как становится доступна адекватная информа- ция, и эффективность их действий ниже, чем при нормальных обстоя-тельствах. Комбинация воздействия стресса и неопределенности приво-дит некоторых к осознанию, что «даже самое худшее будет лучше этого».

Подведем итог: в ситуации сильного напряжения происходит сниже-ние познавательной способности, сужается кругозор, человек не спосо-бен удерживать основные аспекты в голове на протяжении длительного времени и его поведение утрачивает гибкость.

Методологические основания, позволившие прийти к подобным вы-водам, зачастую критикуются, однако основное заключение неопровер-жимо — высокий уровень напряжения подавляет человеческие способ-ности. Более того, из-за огромного объема и сложности внешнеполити-ческих задач уровень напряжения варьируется,исключительно от сред-него до высокого, поэтому его влияние на способности практически всегда крайне неблагоприятно.

Существенным аспектом международных кризисов является вре-менной фактор, который играет особо важную роль в ситуации, когда каждая из конфликтующих сторон уверена, что способна навязать про-тивоположной желаемую модель поведения. Нужно отметить, что этот фактор отнюдь не определяется собственно временной протяженнос- тью, а зависит от того, сколько требуется времени для решения кон-кретной задачи. Если наличие пяти минут для решения вопроса, чем заняться в выходной: игрой в гольф или поездкой на природу, вряд ли вызовет стресс, то установление крайнего срока в пять недель для поис- ка новой работы вполне способно вызвать крайнее напряжение вследст-вие нехватки времени. Решающим здесь становится ощущение времени: «Скорее эффект нехватки времени порождается затруднительными обстоятельствами, нежели эти обстоятельства порождаются временным ограничением».

Высокое напряжение сокращает временные ресурсы. Например, способность оценивать имеющееся в распоряжении время ухудшается в тревожной ситуации — проявляется взаимозависимость стресса и вре-мени. С одной стороны, общественное производство в условиях техно-Логического кризиса и присущих ему угроз усиливает напряженность реципиента. С другой стороны, увеличение уровня напряжения ведет к обострению чувства временного фактора и неточности в его оценке. Из-вестно из повседневного опыта и подтверждено экспериментально, что пРи наличии опасности трудно оценить течение времени. Итак, ограни-ченное время на принятие решения отличает кризисные ситуации от го-5171


прочих, а усиление напряженности влечет за собой обострение чувства временного фактора.

Осознаваемое индивидом давление времени ограничивает его спо-собность выдвигать альтернативные варианты. Даже при решении се-мейных проблем трудно себе представить наличие общего согласован-ного мнения, а внешнеполитические проблемы намного сложнее семей-ных. Заметим, что теоретически отбор вариантов зависит больше не от общего количества возможностей, а от того, сколько из них может быть или будет рассмотрено. Способность к обзору имеющихся и генерирова-нию новых альтернатив особенно важна в неожиданных ситуациях, на-пример в кризисных. Большинство исследований подтверждает, что не-достаток времени воздействует на продуктивность не менее разруши-тельно, чем на деятельность, а особенно он сказывается при превыше- нии среднего уровня стресса. Решение комплексных задач требует настоящих подвигов от памяти и наиболее страдающей от стресса логи-ки. Как правило, внешнеполитические задачи являются комплексными, а потому влияние эффектов напряжения и ограниченного времени ста-новится особенно пагубным. В таких ситуациях проявляется склон- ность ограничиваться простейшими ответами, уже доказавшими в про-шлом свою эффективность (как и в семейной жизни), хотя неясно, при-менимы ли они к вновь возникшей проблеме.

Эксперименты показали, что в условиях ограниченного времени ис-пытуемые склонны к совершению тех же ошибок, что и те, кто страдает шизофренией. В другой группе экспериментов выявлено, что незначи-тельное давление временного фактора может повысить производитель-ность, но его дальнейшее увеличение однозначно ведет к негативному результату. В докладе Mackworth & Mackworth прямо говорится, что увеличение количества требуемых решений в данный период времени в 5 раз приводит к 15-кратному росту вероятности ошибиться. Дополни-тельно отметим очевидный факт: недостаток времени склоняет к ис-пользованию стереотипов, снижает у групп и индивидов способность справиться с проблемой, расфокусирует внимание и препятствует аде-кватному восприятию информации. И, наконец, малое время, отводимое на решение, порождает преждевременное достижение согласия в группе, исключающее стимулы к обзору и анализу иных возможностей.

Похоже, что недостаток времени ослабляет и способность к оценке последствий реализации выбранного варианта, и это объясняется рядом причин. Экспериментальные и полевые исследования обнаружили, что в условиях жесткого стресса внимание человека привлекают прежде всего сиюминутные решения, воздействующие на настоящее или бли жайшее будущее, а более отдаленные последствия не принимаются в расчет. Порождаемая интенсивным кризисом неуверенность делает


особенно трудным учет последствий принятой последовательности дей-ствий, особенно в далекой перспективе. Сужение возможностей аде-кватного восприятия также препятствует ощущению времени и приме-нительно к менее отдаленным по времени последствиям. Например, от-мечалось, что во время корейской войны полевые командиры не могли справиться со всеми своими функциями, учесть большое количество факторов и просчитать ситуацию в будущем, поскольку напряжение было слишком большим, а отведенное на принятие решений время явно недостаточным, чтобы тратить'его на решение каких-либо иных задач, кроме требующих немедленной реакции. Более того, в ситуации, харак-теризующейся крайней опасностью, решение задач более отдаленного будущего кажется намного менее значимым, чем немедленное приемле-мое решение неотложных проблем. Вот хорошее доказательство того, что приоритет немедленного решения часто определяет направленность мысли: после спасения утопающего прежде всего необходимо сделать ему искусственное дыхание — было бы глупо прежде этого обеспоко-иться отдаленной угрозой пневмонии.

Однако иные потенциальные трудности связаны с чрезмерно раз-витой потребностью реагировать исключительно на текущую ситуа- цию. Стремление быстро справиться с существующей ситуацией любой ценой может продуцировать в будущем весьма тяжелые пос-ледствия. Желание получить определенную выгоду в ближайшей пер-спективе заставляет забыть о том, что в дальнейшем цена данного по-ступка может оказаться неприемлемо высокой. Однако есть нечто притягательное в уверенности, что «если я сейчас решу насущную проблему, то будущее будет вполне в состоянии позаботиться о себе». Эта уверенность лежит в основе действий Невилла Чемберле-на в чехословацком кризисе 1938 г. и Линдона Джонсона во время вьетнамской войны.

Непрерывное давление нехватки времени может привести к сущест-венным изменениям целей. Изучение процесса заключения сделок по-зволило сделать следующий вывод: значение прошедшего времени обо-стряется по мере того, как время уходит, а участники переговоров не Могут прийти к соглашению. Если на начальной стадии переговоров ка-жется, что время стоит на месте, то в дальнейшем стороны подвергают- ся давлению, поскольку длительные проволочки грозят уничтожить воз-можную выгоду. Однако вместе с тем участники стремятся не допус- тить уступок друг другу. Они рассуждают так: «Если я уже много поте- рял, то будь я проклят, если уступлю сейчас. Вначале я должен Получить компенсацию за то, что веду себя лучше, чем они». Видимо, Подобным рассуждением руководствовался кайзер Вильгельм, когда на- писал крайней невыдержанную ноту, узнав, что ожидаемый им англий- 20*


ский нейтралитет в войне не состоялся: «Пусть даже мы истечем кро- вью — перед этим Англия потеряет Индию».

Частично вероятность удовлетворительно решить проблему зависит от уверенности, что окружающая обстановка благоприятна и желаемые изменения действительно происходят, но дело в том, что при кризисе большинство, если не все политические альтернативы расцениваются как неприемлемые. Следующая метафора подходит для описания выбо- ра варианта при международном кризисе: возможность оказаться на го-рячей сковороде страшит менее, чем судьба буриданова осла, который умер от голода, не сумев выбрать более привлекательный из двух стогов сена. Как отмечалось выше, при увеличении напряжения более оправ-данным кажется самое простое решение; ослабляется способность к импровизации; проявляется упорная тяга к первоначальному решению, неважно, насколько оно соответствует обстановке; ослабевает способ-ность «противостоять прекращению прений». Таким образом, возникает явное противоречие: увеличение интенсивности кризиса требует все более взвешенной политики, проведение которой становится все менее возможным.

Поле альтернатив также сужается вследствие присущей кризисам неясности обстановки. Снайдер предположил, что рассмотреть большее количество вариантов можно в том случае, если заранее известно о не-обходимости принять решение. Но если подобная необходимость возни-кает внезапно, способность к обзору всех приемлемых возможностей резко сокращается. Кризис всегда неожидан (по крайней мере, для одной из сторон), и порождаемое им напряжение резко ограничивает поле рассматриваемых альтернатив. В, ситуации, возникшей, после атаки Перл-Харбора, вряд ли было вероятно всестороннее рассмотре- ние официальными лицами США всех возможных вариантов ответных действий...

Экстремальная ситуация возникает, когда в процессе выработки по-литической линии серьезно воспринимается только одно направление действий, принимаемое за неизбежность, тем более если ответственное лицо осознает, что его выбор ограничен и в любом случае потери будут высокими. Например, говорят: «У нас нет иной альтернативы, кроме вступления в войну». Рассогласованность между тем, что ответственное лицо делает (следует намеченным курсом, причем ему известно, что это обусловливает высокий риск возникновения войны), и тем, что оно знает (война может принести огромные бедствия), можно преодолеть, освободив политика от ответственности за принятое решение. Такую ситуацию описал Фестингер. ...Возможно преодолеть или даже ликви-дировать рассогласованность психологически, аннулируя решение. Это значит, что официальное лицо имеет право сделать неправильный


выбор при условии, что реально нет возможности сделать правильный выбор, за который отвечает данное лицо. Например, человек, только что приступивший к новой работе, может сделать что-то неправильно, но если ему дать возможность исправить ошибку, то он или внесет коррек-тивы, или будет убеждать себя, что выбор от него не зависел, обстанов- ка была против него, и начальник тайно замыслил заставить его дейст-вовать. Это можно отнести к широко распространенной неспособности осознать и оценить дилеммы и препятствия: «Трава всегда зеленее по другую сторону твоего забора». При всем уважении к мотивам, отмечена общая закономерность — противник в военном отношении всегда кажется сильнее, чем на самом деле.

Один из методов смягчить собственную рассогласованность — по-верить, что только от противной стороны зависит предотвращение не-минуемого бедствия. Например, в последний момент (перед Первой мировой войной) в безумной переписке между царем Николаем II и кайзером Вильгельмом последний заявлял: «Ответственность за бед-ствие, угрожающее ныне всему цивилизованному миру, лежит не на нашей стороне. Сейчас целиком в вашей власти предотвратить угро- зу». Хотя иногда трудно полностью вникнуть в проблемы и трудности друзей, сочувствие к ним всегда выше, чем к врагам. Справиться с рассогласованностью можно, убедив себя, что враг свободен от влияния напряженной ситуации, которое ограничивает его возможности и возможности союзников.

Итак, каково же соотношение между возникающим под воздействи- ем кризиса стрессом, коммуникацией и проведением политической линии? Адекватность коммуникации зависит как от физической откры-тости каналов коммуникации, так и от «прагматизма коммуникации» — есть ли разница в том, что имеет в виду корреспондент и как это пони-мает адресат. Поэтому адекватность имеет важное значение для пони-мания процесса принятия решения. Об этом пишут Хайс и Миллер: «Представление малой группы о происходящем зависит от того, какие каналы информации находятся в распоряжении ее членов; от задания, над которым она работает; и от напряжения, которое группа испыты- вает.

Проблема неадекватной коммуникации привлекает внимание мно- гих исследователей кризисов, меньше внимания уделяется эффекту переизбытка информации. В последние годы ученых больше привлека- ют лабораторные исследования, нежели конкретные исторические си-туации. А переизбыток информации заслуживает пристального рас-смотрения. Начало кризиса обычно резко повышает индивидуальную и групповую активность, значительно увеличивая объем дипломатичес- кой информации.


Мы отмечали выше, что ситуация значительного напряжения ведет к усилению выборочного восприятия и ослабляет восприятие различий между разумным и неразумным, необходимым и бесполез-ным. Наша способность к усвоению информации и без связи с кри-зисом является ограниченной. Экспериментальное исследование сложных ситуаций показало, что возросший объем информации сни-жает вероятность появления стратегически выверенных решений и увеличивает количество простых и сиюминутных решений.- Когда объем получаемой политическим деятелем информации возрастает, качество обработки сведений падает из-за несовершенства системы коммуникации и ответственное лицо произвольно выделяет то, что ему кажется особенно важным. Информация, вызывающая неудоволь-ствие или не соответствующая личным установкам, остается на обо-чине восприятия до тех пор, пока не случится нечто, доказывающее необходимость принять ее во внимание. Экспериментально подтверж-дено, что избирательная фильтрация обычна для всех уровней иерар-хии социальных групп и позволяет справиться с неоперабельным ко-личеством фактов. Это характерно и для правительственных учреж-дений. Все президенты, во всяком случае, начиная с Нового времени, выражали недовольство необходимостью читать огромную груду доку-ментов, и только некоторые из них действительно справлялись с этим. Следовательно, появляется соблазн отбросить все, что прихо-дится не по нраву. Итак, на деле оказывается, что более продвинутая коммуникация дает политику меньше шансов воспользоваться полез-ной и достоверной информацией.

Хотя объем коммуникаций может вырасти во время кризиса, это уравновешивается тем, что не вся информация достигает конечного по-требителя. Броуди обнаружил, что по мере обострения ситуации обмен посланиями между конфликтующими сторонами усиливается. В то же время входящая и исходящая корреспонденция, вероятно, воспринима-ется под влиянием стереотипов и упрощений, что присуще кризисной ситуации. Ожидание принимаемых во внимание изменений и шаблонов оказывает огромное воздействие на понимание содержания информа-ции, ограничивая количество возможностей, имеющихся в распоряже-нии ответственного лица.

Другие аспекты коммуникации в кризисной ситуации могут ограни-чить количество принимаемых во внимание альтернатив. Это общая тенденция для деятельности принимающих решения групп в подобной обстановке. Технологические и иные причины сокращают время на вы-работку решения до такой степени, что практически нет возможности для консультаций с органами законодательной власти и другими влия-тельными группами. Пример тому — ограниченное число участников

О. ХОЛСТИ. КРИЗИСЫ. ЭСКАЛАЦИЯ, ВОЙНА 311

комитета, работавшего над Кубинским ракетным кризисом1. Малое число участников обсуждения было и во время кризисов в Корее (1950), Индокитае (1954), Вьетнаме (1965), Камбодже (1970).

Кроме того, при недостатке времени отмечается тенденция сокра- щать количество консультаций, что должно отрезвить тех, кто рассчи-тывает на преимущества «здравого смысла». В своем исследовании функционирования государственного департамента Прюитт обнару- жил, что, когда время поджимает, значительно сокращается число людей, консультирующих высшее руководство. Так, одно из ключевых решений, приведших к Первой мировой войне, — обещание Германии поддержать Австро-Венгрию — приняли без продолжительных консуль-таций.

Кайзер 5 июля [1914 г.] отправился на прогулку в парк Потсдама в сопровождении канцлера Теобальда фон Бетман-Гольвега (огромного человека с печальными глазами, которого молодые офицеры непочти-тельно прозвали «длинным Теобальдом») и помощника статс-секретаря иностранных дел Циммермана. Когда время прогулки подошло к концу, кайзер принял решение, более никого не спрашивая. Министра ино-странных дел из свадебного путешествия не вызывали, опытного, но слишком скользкого и увертливого экс-канцлера Бернарда фон Бюлова не пригласили. Здесь, в парке кайзер и принял роковое решение в при-сутствии Бетман-Гольвега, чье мнение он презирал, и простого чиновни-ка Циммермана. Вильгельм заявил австрийскому посланнику, что Гер-мания защитит его страну от вмешательства России.

Подобным образом Джон Фостер Даллес фактически единолично принял решение отказать в займе на строительство Асуанской плотины, спровоцировав Суэцкий кризис.'Он отказался принять во внимание иные точки зрения и выслушать посла США в Египте Генри Бероади, значительно лучше осведомленного в обстановке. Спустя месяцы после решения Даллеса Энтони Идеи был уверен, что египтяне не смогут под-держивать функционирование Суэцкого канала, после того как европей-ские лоцманы перестанут консультировать местный персонал. Идеи не приложил никаких усилий для того, чтобы подтвердить или опроверг-нуть свою ошибочную уверенность, в отличие от правительства Норве-гии, которое ознакомилось с мнением своих капитанов, утверждавших, что для подготовки лоцманов требуется лишь непродолжительное время.

Но увеличение напряжения может способствовать и преодолению Нежелательных изменений в коммуникации. Изучая проблему переиз-

Имеется в виду Карибский кризис 1962 г. {примеч. науч. ред.).


бытка информации, Миллер сделал вывод, что один из наиболее широко применяемых способов разрешения кризиса состоит в использовании параллельных каналов коммуникации, особенно в таких системах высо-кого уровня, как группы или организации, в отличие от ячеек, органов или отдельных индивидов. Ответственные лица могут обойти оба опас-ных эффекта — переизбыток поступающей информации и искажение в процессе ее передачи — путем организации особых коммуникационных каналов. Здесь возможны самые различные методики — от организации связи непосредственно между главами государств до привлечения спе-циальных эмиссаров или посредников.

Отмечено, что уровень дипломатической и любой другой активности значительно повышается во время кризисов. Остается выяснить, дейст-вительно ли резкое усиление напряжения увеличивает склонность к риску и агрессивности в области внешней политики. И пришли ли мы к выводу, похожему на гипотезы фрустрации — агрессии? И да, и нет. В одних случаях тяга к риску усиливается, а в других люди становятся более осторожными и не принимают решения, пока полностью не про-яснят ситуацию. Помимо этого, оценка того, что относится к высокой и низкой степени риска, может повлиять на саму обстановку стресса. В течение десятков дней перед Первой мировой войной большинство европейских государственных деятелей уверилось, что скорейшая мо-билизация — наиболее «безопасный» выбор, хотя многие из них пони-мали, что мобилизация может быть расценена противоположной сторо-ной как эквивалент военных действий. Или более близкий пример: Дин Ачесон, Уильям Фулбрайт и Ричард Рассел доказывали в октябре 1962 г. Президенту Кеннеди, что блокада Кубы — намного более риско-ванное мероприятие, чем предлагаемые ими бомбардировка и высадка войск.

Итак, ситуации высокого напряжения могут вызвать более агрессив-ные варианты поведения, но предвиденные рассуждения свидетельству-ют о значительно более сложном процессе: вызванный кризисом стресс оказывает воздействие на ощущение времени, выдвижение альтерна-тивных вариантов и особенности коммуникации. Но, хотя эффектив-ность процессов принятия решений и оценки возможных последствий могут снизиться, вовсе не обязателен крен в сторону поведения высо-кой степени риска.

Было бы полезно определить, при каких,условиях стресс приводит к возникновению агрессивности, попустительства, капитулянтства, по-пыткой уйти от решения и т.п. К сожалению, здесь можно только выдви-нуть ряд экспериментально обоснованных предположений. Например, из-за того что стресс ограничивает возможность принять наилучшее ре-шение, усиливается тенденция обращаться к сходным ситуациям в про-


долом, уроки которых ответственное лицо использует для разрешения современного ему конфликта. Энтони Идеи провел аналогию между На-сером и Гитлером, когда в 1956 г. Египет не согласился на компромисс. Гарри Трумэн увидел значительное сходство коммунистической агрес-сии в Корее 1950 г. и экспансии тоталитарных режимов в 1930-х гг. В обоих случаях внимание политических лидеров останавливалось на 1930-х гг., где они искали истоки успешного руководства, причем позд-нее эти успехи казались намного значительнее, чем лицам, непосредст-венно задействованным в тех далеких событиях.

Второй вывод, сделанный на основе экспериментов, состоит в том, что для ситуации высокого напряжения характерна тенденция к сохра-нению существующей политики. Этот вывод можно связать с баналь- ным наблюдением: бюрократические и другие аналогичные структуры всегда стремятся воспрепятствовать любым изменениям, а поскольку период сильного стресса часто отмечен снижением творческих способ-ностей и групповым давлением, принуждающим к единомыслию, суб-станциональные изменения в политической линии принимаются лишь при наличии неопровержимых доказательств, что в противном случае произойдет катастрофа. Только оккупация Германией оставшейся части Чехословакии в 1939 г. заставила Британию отказаться от недальновид-ной соглашательской политики в отношении Гитлера, а массовое недо-вольство общественности, изменившее американскую политику в Юго-Восточной Азии, выплеснулось лишь после беспрецедентного требова-ния генерала Уэстморленда о посылке во Вьетнам дополнительно 206 тыс. солдат. Отметим, что в первом случае произошел переход от соглашательства и переговоров к более агрессивной политике, а во вто-ром примере случилось прямо противоположное.


Совершенно ясно, что процесс выработки и принятия политических ре-шений в условиях порождаемого кризисом напряжения значительно от-личается от происходящего в обычной, некризисной ситуации. Очень важно, что это отличие создает существенные препятствия эффектив- ной деятельности лиц, вовлеченных в решение сложных задач по изме-нению внешнеполитической линии. Бесспорность этого заключения подтверждается данными экспериментальных исследований.

Хотя нет недостатка в эмпирических и количественных данных, это вовсе не означает полной свободы ученого от концептуальных и методо-логических проблем. Например, нельзя считать, что экспериментально Полученные результаты, справедливые для одной группы, допустим сту-


дентов, можно применить для лиц иных возраста, культуры, опыта и т.д. Вряд ли будет удачным использование опыта по решению головоломок лицами, принимающими политические решения, в ситуации, когда про-стых и правильных ответов просто не существует.

И еще один вопрос: можно ли вообще в экспериментальных услови- ях смоделировать состояние сильного стресса? Понятно, что стрессовая ситуация в лаборатории для испытуемых должна быть относительно мягкой и непродолжительной. Для ее создания нужно постараться убе-дить испытуемого, что он провалил порученное задание. А официальное лицо воспринимает кризисную ситуацию как колоссальную опасность для своего существования, существования его семьи, народа и даже че-ловечества. Понятно, что экспериментатор, «испорченный» моралью, поостережется создавать аналогичные условия в лаборатории.

Короче говоря, экспериментальные данные наводят на вопросы о со-ответствии «общепринятого здравого смысла» и некоторых аспектов стратегии и дипломатии во время кризиса, но ответы можно найти толь- ко в реальной, политической практике, а не путем экспериментирова- ния.

Почти идеальной иллюстрацией воздействия стресса на процесс вы-работки политического решения может служить кризис, приведший к началу Первой мировой войны... Даже поверхностное ознакомление с дневниками, мемуарами и другими свидетельствами, оценивающими происшедшее в кульминационный момент кризиса, дает представление о том, в каком напряжении находились главы европейских государств, когда принимали внешнеполитические решения. Адмирал фон Тирпиц писал сослуживцам: «Я никогда не видел лица, более ужасного, более опустошенного, чем лицо нашего императора в те дни... С момента нача-ла русскими мобилизации канцлер производил впечатление утопленни-ка». Американский посол в Лондоне Вальтер Хайнц Пэйдж описал, как подействовал кризис на князя Лихновского: «Я прибыл для встречи с немецким послом в 3 часа дня [5 августа 1914 г.]. Он спустился в пижа- ме, похожий на сумасшедшего. Я испугался, что он действительно мог сойти с ума ...бедняга не спал несколько ночей». Широко распростра-ненный тогда оптимизм по поводу возможности сохранения мира в пер-вые недели после убийства эрц-герцога Франца-Фердинанда дает воз-можность сравнить, как влияет низкий и относительно высокий уровень напряжения.

Можно сказать, что 1914 г. представляет собой почти классический пример быстрого распространения дипломатического кризиса вне вся- кой зависимости от расчетов и усилий политических лидеров. Конечно, нельзя утверждать, что в 1914 г. европейскими странами руководили монархи, премьер-министры, парламенты и партии, глубоко и устойчи-


во преданные делу мира, как нельзя не принимать во внимание наличие определенных империалистических амбиций, торговых противоречий, гонки вооружений, политических союзов и жестких военных планов — все это сыграло свою роль. Однако эти и многие другие атрибуты меж-дународной системы 1914 г., определяющие и ограничивающие возмож-ности европейской дипломатии, не отменяют того факта, что война стала результатом политических решений, принятых (или непринятых) государственными деятелями Вены, Белграда, Берлина, Санкт-Петер-бурга, Парижа и Лондона. И понятно, что мировая война 1914 г. не была целью европейских лидеров: и тех, кто проводил рискованную дипломатию, и тех, кто рассчитывал на ограниченный конфликт, и тех, кто лелеял широкомасштабные амбиции, которые невозможно было удовлетворить без применения оружия.

В конечном счете, количество и содержание документов об этом кризисе превосходит, наверное, все, что можно найти о сходных ситуа-циях за всю историю. Таким образом, события 1914 г. дают исключи-тельную возможность исследовать эффекты стресса по выбранным ас-пектам разработки политики.

Эрнст Б. Хаас о функциональном сотрудничестве как условии преодоления конфликта и достижения политической интеграции

Политическая интеграция, наиболее продвинутой формой которой яв-ляется сегодня Европейский союз, рассматривается в науке о междуна-родных отношениях как институциализация политического процесса между двумя или более государствами. Широко распространенные в наши дни исследования действительно актуального феномена междуна-родной интеграции, независимо от теоретических предпочтений их ав-торов, во многом базируются на теории функционализма, основные по-ложения которой были разработаны английским исследователем Дэви-дом Митрани в период между двумя мировыми войнами1. С точки зре-ния Митрани, предпосылкой международного сотрудничества является расширение неполитических задач, с которыми (по мере технического прогресса) все более непосредственно сталкиваются национальные пра-вительства. Решение этих задач требует действий не столько полити-ческих элит, сколько совместной, функциональной работы экспертов в конкретных сферах деятельности. При этом, согласно выдвинутой Мит-рани концепции рамификации, функциональное сотрудничество в одной сфере, в одной технической области, порождает потребность в таком же сотрудничестве в другой сфере, в другой технической области. В свою очередь, это ведет к необходимости создания специализирован-ных национальных институтов для координации сотрудничества и таким образом — к ускорению процесса политической интеграции. При этом следует начинать с ограниченных экономических проектов, кото-рые воспринимаются гораздо легче, чем «крупные политические пово-роты». Поскольку для их осуществления от государств не требуется от-каза от собственной политики, а достаточно лишь простого сходства интересов в конкретной области, добиться утверждения и реализации таких проектов относительно легче.

Таким образом, функционализм предлагает не просто'расширение межгосударственного сотрудничества в отдельных сферах, которое но-

1 См.: Mitrany DA. Working Peace System. An Argument for the Functional Develop-ment of International Organization. 4-th ed. L., 1946.

ЭРНСТ Б. ХААС О ФУНКЦИОНАЛЬНОМ СОТРУДНИЧЕСТВЕ 317

сило бы чисто технический характер. Он видит в нем путь к достижен- ию политической цели — интеграции государств в более широкую об-щность через постепенное отмирание их суверенитетов. Функциона- лизм решительно порывает с тремя господствовавшими в первой поло-вине XX в. традициями в изучении международных отношений. Во-пер-вых, это традиция юридического подхода, который рассматривает международную политику с позиций публичного международного Уэава, регулирующего взаимодействия между суверенными государст-вами и генерирующего тот «нормативный взрыв», свидетелями которого мы стали в последние десятилетия XX в. Во-вторых, традиция полити-ческой истории, для которой характерен примат государства, понима- ние международной политики как конфигурации межгосударствен- ных отношений, подчиненных в основном внутриполитическим целям. В-третьих, это традиции реалистского подхода, где государство являет- ся центральным актором, а основной акцент делается на межгосударст-венные конфликты и противоборство как главную черту международ- ной политики. Функционализм, напротив, рассматривает национальное государство как слишком узкое для решения новых экономических, со- циальных и технических проблем, которые могут быть решены только на уровне международного сотрудничества. Поэтому межгосударствен ные отношения должны быть перестроены так, чтобы «вертикальную» территориальную замкнутость заменить на действенные «горизонталь-ные» структуры, администрация которых будет координировать межго-сударственное сотрудничество в конкретных сферах. Это позволит уст-ранить экономические и социальные причины-конфликтов, а затем по-степенно и безболезненно преодолеть государственные суверенитеты. В результате длительной эволюции сотрудничество между государства- ми станет столь тесным, а их взаимозависимость столь высокой, что будет не просто немыслим вооруженный конфликт между ними, будет достигнуто состояние необратимости. Международная среда претерпит глобальные изменения, благодаря которым солдаты и дипломаты усту- пят место администраторам и техникам, отношения между канцелярия- ми — прямым контактам между техническими администрациями, а за- щита суверенитетов — прагматичному решению конкретных вопросов.

Таким образом, наряду с прагматизмом, функциональному подходу К исследованию интеграционных процессов присуща и некоторая нор-мативность. Очевидно и практическое влияние функционализма, осо-бенно на создание и развитие Организации Объединенных Наций и, в частности, такого ее института, как ЭКОСОС (Социальный и экономи-ческий совет Объединенных Наций), получившего мандат на координа-цию межгосударственной деятельности в соответствующих сферах. В Хартии ООН уделено значительное внимание именно ее функцио-


нальным обязанностям, а Генеральная Ассамблея формирует такие ин-ституты, как Конференция Объединенных Наций по торговле и сотруд. ничеству и Организация Объединенных Наций по индустриальному развитию. Но именно реальное применение положений функционализ- ма в практике международной интеграции обнаружило его недостатки.

Во-первых, его следствием стала слишком большая децентрализа- ция международного сообщества, определенная дисперсия его усилий. Громоздкие и многочисленные технические организации породили новые проблемы координации. Одновременно появилась и опасность того, что параллельно падению значения государственного суверенитет- а будет происходить рост суверенитета специализированных организа-ций. Так, представитель МОТ на конференции в Сан-Франциско отка-зывался от субординации ООН во имя суверенитета своей организации. Во-вторых, обнаружилось, что в реальной практике международной ин-теграции функциональное сотрудничество не ведет автоматически к «отмиранию суверенитета». Более того, европейский процесс показал, что особенно болезненной является именно проблема передачи государ-ствами «в общий котел» части их политической и военной компетенции. В-третьих, само функциональное сотрудничество нуждается в подкреп-лении его мероприятиями политического характера.

Преодолеть недостатки функционализма и вместе с тем сохранить и развить все лучшее, что было наработано в его рамках, попытались при-верженцы неофункционализма: Э. Хаас (Ernst В. Haas), Л. Линдберг (Leon N. Lindberg), Ф. Шмиттер (Philippe Schmitter), Л. Шейнеман (Lawrence Scheinemann) и др. Неофункционалисты подчеркивают, что для успеха интеграции необходимы структурные условия, которым должны отвечать государства (например, политический плюрализм, Тсонсенсус относительно фундаментальных ценностей), и отмечают, что логика функциональной интеграции носит не механический, а вероят-ностный характер и сам этот процесс зависит от множества факторов. В частности, Э. Хаас критикует Митрани за недостаточно полное рас-смотрение роли власти в интеграционном процессе, подчеркивая, что власть неотделима от благосостояния. По его мнению, ориентированная на силу правительства деятельность в рамках международных программ может эволюционировать в сторону деятельности, направленной на рост благосостояния.

Вместе с тем Хаас не только не отвергает выдвинутую Митрани кон-цепцию рамификации, но и опирается на нее, развивая собственный подход, который он называет концепцией «разлития» («spill over»). На основе изучения опыта европейской интеграции 1957 г. он приходит К выводу о том, что опыт выгоды от сотрудничества в одной области в рамках международной организации (Европейского общества угля И

ЭРНСТ Б. ХААС О ФУНКЦИОНАЛЬНОМ СОТРУДНИЧЕСТВЕ 319

стали) стал стимулом для поддержания его участниками интеграции в других областях, включая создание общего рынка.

Одновременно Хаас приходит к выводу о том, что прагматические интересы и ожидание экономической выгоды «эфемерны», если не под-крепляются глубокими идеологическими и культурными соображения-ми. В отсутствие таких соображений процесс политической интеграции с неизбежностью будет неустойчивым и обратимым. Если окажется воз-можным удовлетворить прагматически обоснованные ожидания, не пы-таясь значительно расширить интеграцию, то сотрудничающие стороны не поддержат план такого расширения. В этом, как полагает Хаас, кро-ется одно из важных ограничений прагматически обоснованных ожида-ний выгоды.

Эрнст Хаас не только развил основные положения функционализма и сделал попытку преодолеть присущие ему недостатки, но и дополнил его теорией систем1. В результате он во многом усовершенствовал функционалистскую концепцию, хотя ему и не во всем удалось преодо-леть указанные недостатки.

Несколько слов об авторе цитируемого ниже фрагмента. Эрнст Б. Хаас — профессор Университета Беркли (США), один из ос-нователей неофункционалистских подходов к исследованию проблем интеграции на примере Западной Европы. Среди его работ на эту тему могут быть названы помимо уже указанной следующие: The Uniting Europe: Political, Social and Economic Forces. 1950-1957 (1958); Interna-tional Integration: The European and the Universal Process (1961); The Uniting of Europe and the Uniting of Latin America (1967); The Obsol es- cence of Regional Integration Theory (1975) и др. Наряду с вопросами интеграции и теории функционализма со второй половины 1980-х гг. Э. Хаас занимается проблемами национализма. Последние исследуются им в контексте теории обучения, корни которой лежат в психологичес- кой науке и которая прослеживает изменения во внешнеполитических Действиях и политике государства в целом преимущественно как обуче- ние. В 1991 г. выходит ключевая для данного направления его работа о М.С. Горбачеве: Foreigne policy and learning in the US — Soviet relation- scraps. Colorado: Bouder. Изменения в советской внешней политике пе- риода «перестройки» он рассматривает как результат извлечения его лидерами уроков из прошлого (т.е. «обучения»). Но Хаас использует эту теорию не как психолог, а как социальный конструктивист (с пози- ций бурно развивающегося в последние годы социологического направ- ления в науке о международных отношениях): он имеет в виду обучение

1 Подробнее об этом см.: Dougherty J.E., Pfaltzgraff R.L. Contending Theories of international Relations. 3-rd ed. N.Y., 1990. Ch. 10.

320 РАЗДЕЛ Ш. ПРОБЛЕМЫ И РЕШЕНИЯ

не отдельных лидеров, а обучение социальных общностей, коллективов В частности, концепции национализма он придает роль идеологии, кото-pan помогает государству и обществу пройти необходимый этап в своем развитии. В этом смысле для него органична концепция общественного прогресса как движения от низшего к высшему, от простого к сложно-му. Вклад Хааса в изучение функционального сотрудничества как сред-ства преодоления конфликтов и развития интеграционных процессов остается настолько существенным, что основные работы Хааса, в том числе и цитируемая ниже, входят в программы всех университетских факультетов, где изучаются международные отношения.


ЭРНСТБ.ХААС

ЗА ПРЕДЕЛАМИ НАЦИИ-ГОСУДАРСТВА: ФУНКЦИОНАЛИЗМ И МЕЖДУНАРОДНАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ1

СЕМАНТИКА ФУНКЦИОНАЛИЗМА

Тирания слов едва ли менее абсолютна, чем тирания людей, но если выбо-ры, революции или просто унылое течение времени могут покончить с тиранией человека, то лингвистический недуг призван вылечить внима-тельный анализ и замену старого определения новым. В нашем случае это касается тирании, которую влечет за собой термин «функция».

По словам функционалиста Роберта Мертона, «огромное количест- во терминов, используемых в нейтральном и почти синонимичном зна-чении термину «функция», в настоящее время такие: использование, польза, намерение, стремление, мотив, цель, последствия». Более того, практически все эти термины жизненно необходимы в строгих полити-ческих дискуссиях и политическом анализе, все они могут применяться в нескольких значениях, но в то же время вплоть до настоящего момен- та каждый из них может иметь и собственное содержание.

( В истории науки у термина «функция» было много концептуальных значений, и все они неожиданно появляются в современном анализе и частично совпадают с семью перечисленными выше терминами. Эти концептуальные значения включают: «занятие» — типичный образец поведения, ассоциируемый с какой-либо особенной политической структурой; «причинные взаимоотношения» — соотношения между Математическими (и социальными) переменными; есть и более специ-фическое антропологическое использование этого термина, когда «функция» рассматривается как необходимый вклад в структурно-орга-ническое единство какой-либо социальной единицы. При этом, по сло- вам Малиновского (Malinowski) и Рэдклифа-Брауна (Radklifl-Brown),

1 Оригинал: Haas E.B. Beyond the Nation-State. Functionalism and International Organization. Stanford, Calif.: Stanford University Press, 1964. P. 3-8; 19-25 (перевод Крысенка и Е. Мороз). 21-5171


использование термина в его последнем значении — очевидное под-страивание под математическое определение. В заключение замечаний относительно лингвистической двойственности следует сказать, что ученые-социологи и сегодня сомневаются по поводу того, может ли быть достигнута семантическая ясность при определении данного поня- тия, да и вообще, имеет ли смысл пытаться ее достигнуть.

Студенты — будущие специалисты в области международных отно-шений — могли бы пренебречь этим вопросом, но «функционализм» и его виды весьма важны для анализа и имеют широкое поле для исследо-вания, хотя этот подход, связанный с определением «функционализма», уже имеет достаточно самостоятельный статус в области социальной антропологии и социологии.

По крайней мере, мы можем выделить функциональный словарь как аспект теории международных систем, хотя в этой теории системы не полностью свободны от двусмысленности, неопределенности. Семанти-ческий интерес может возникнуть вследствие того, что системное пред-ставление об установленных теоретических отношениях хронологически следует за более ранними попытками представления того же феномена с позиций баланса сил. Приведем цитату, не нуждающуюся, на наш взгляд, в комментариях:

«Классическая система национальных государств, выделенная из общего европейского комплекса систем, создала определенные меха-низмы сохранения собственной стабильности и самоопределения. Это привело к тому, что национальное государство искало пути и методы, обеспечивающие контроль и регулируемость всех негосударственных образований и всех обществ, которые не отвечают требованиям верхов-ной власти и суверенитета и могут разрушить систему эффективного функционирования национального государства.. Рассматривая систему в целом, можно определить колониализм как главный механизм, функ- ция которого заключалась в защите системы национального государст- ва от вторжения и влияния, рассматриваемых с позиции сохранения системы как разрушительные, безответственные, случайные. Колониа-лизм функционировал, чтобы регулировать и контролировать общества, которые при своем уровне развития не считались полноценными госу-дарствами, т.е. действовали в соответствии со стандартами государст-венного поведения.

Вторая функция колониализма в классической системе, базирую-щейся на нации-государстве, состояла в обеспечении механизма рас- пространения культуры и технологий и одновременном предотвраще- нии наиболее взрывоопасных последствий социальных изменений, связанных с разрушением системы. Под эгидой колониальных влас- тей «примитивный» народ мог пройти неизбежно болезненный этап

Э. ХААС. ЗА ПРЕДЕЛАМИ НАЦИИ-ГОСУДАРСТВА 323

модернизации всех фаз своей жизни, не подрывая мировой порядок в целом».

«Главным источником напряженности в международной системе... был конфликт между потребностью слаборазвитых стран в модерниза-ции своих обществ и, следовательно, в быстрых и даже взрывоопасных социальных изменениях и стремлением международной системы к мак-симальной стабильности и, значит, к контролированию этих революци-онных тенденций к изменению. Эти два конфликтующих направления развития традиционно контролировались колониализмом. В постколо-ниальную эпоху необходимо найти новые методы распространения со-временной культуры и защиты международной системы как целого от разрушительной силы этих изменений».

Итак, очевидно, что мы имеем «международную систему», или сис-тему «наций-государств». Кого она включает в качестве своих членов? «Сохраняет» ли себя сама система или она обязана этим своим элемен-там — акторам? Ясно, что колониализм был «функцией» (задачей, целью, последствием?) «системы», которая отвечала определенным сис-темным «потребностям» (задачам и т.п.) в прошлом, но этого больше . нет, поэтому должны быть найдены функциональные эквиваленты, чтобы реализовать те же потребности. Были ли акторы вовлечены в колониализм для того, чтобы поддерживать систему и приобщить афри-канцев и азиатов к своим нормам? Или же сама система независимо от желаний и целей акторов имела «результатом» своего существования (функцией?) поддержку и социализацию?

Проведенный достаточно последовательно такой анализ, конечно, припишет «системе» определенную автономию, которая в значительной мере будет определять поведение акторов. В этом случае функции сис-темы предстанут как упорядоченные процессы, а политики — как дей- ствующие лица в вечном танце только для самоподдерживающихся нужд системы в целом. Все, что происходит фактически, «должно» про-исходить в силу определенной системной необходимости. Но нас инте-ресует, действительно ли участвующие «функции» подразумевают ре-зультаты действия, имплицитные нужды или эксплицитные цели, оп-ределяющие действия в головах участников.

Некоторое время назад значение международного деятеля определя-лось термином «вес», а система — терминами «баланс» и «равновесие». Схематические отношения среди «весов» считались детерминистскими, т.е. функциональными. Когда «веса» были в состоянии баланса, домини-ровали мир и стабильность. Когда возникали условия дисбаланса, они рассматривались как «дисфункциональные» и равновесие было пред-Функциональным (полезным и желаемым?) Нашу терминологию нельзя Назвать достаточно точной, поэтому концепции, сформулированные в 21*


терминах, оставляют место для новых поисков и исследований. Хочется согласиться с Р.Л. Шанком в том, что история науки — это история «доминирующих метафор» и каждая из них заимствована из определен-ной области, однако не из той, к которой она была бы применима. «До-минирующая метафора» в эпоху теории баланса сил была заимствована из механики, а теория современных систем, кажется, обязана своим происхождением гомеостатической физиологии. Даже если метафо- ра — всего лишь еще одно эвристическое приспособление, она, кажет- ся, предлагает дедуктивные ответы, которых лучше избегать. Домини-рующая метафора может стать более чем фигурой речи, более чем про-ясняющее дело литературное упражнение, тогда она приведет к серьез-ному риску воспроизводящихся отношений, и первоначальная чистая эмпирическая модель, или система, превратится в концептуальную схему, искажающую реальный мир вследствие приписывания ему зако-нов поведения, выведенных из предполагаемой работы этой системы. До тех пор пока мы не сделаем невероятное предположение, согласно которому участники отношений будут вести себя в соответствии с «ме-тафорой», результат в большой мере может стать просто демонстрацией усиления концептуальной системы с риском все большего отхода от ре-альной действительности.

Но что если мы попытаемся избавиться от вербальной двусмыслен-ности понятия «функции» и от связей с системной теорией? Фактичес- ки школа ученых-политологов, которые называют себя функционалис-тами, признает и подтверждает отсутствие прямой связи с функцио-нальным анализом в социологии1: Так как данная работа посвящена ис-следованиям эволюции международных институтов и развития политического сообщества на международном уровне, необходимо до того момента, пока в этой области окончательно не сформируется своя система понятий и терминов и не отделится от функциональной социо-логии, использовать рассматриваемые термины с осторожностью.

Функционалисты, в специфическом смысле этого слова, заинтересо-ваны в поиске тех человеческих потребностей и желаний, которые не касаются политики. Они верят в возможность разграничения сугубо технических и «бесспорных» аспектов правительственного поведения й создания всеохватывающей сети международных институциональных отношений на основе учета таких нужд. Они, как правило, уделяют осо-

1 Чтобы все встало на свои места, я должен обратиться к представителям особой школы, которая занимается изучением вопросов, связанных с международными функциями, при этом используя функциональные термины. Эти представители называют себя Функционалистами, используя строчную букву «ф» для обозначения других ученых и научных парадигм, на которых в социологии ссылаются, как на функционалистов.


бое внимание первичным нуждам, надеясь, что круг «бесспорных» обя-занностей будет расширяться за счет политической области, поскольку практическое взаимодействие стало граничить со множеством отноше-ний внутри различных сфер. Если рассматривать мир с этой позиции, можно сделать вывод о реальности мирового сообщества.

Философский аспект данной проблемы нас в настоящий момент не интересует. Нас интересует понятие функции. В соответствии с точно определенной позицией исследователей-функционалистов, функция — это эквивалент «организационного задания». Так, функция Продоволь-ственной и Сельскохозяйственной организации Объединенных Наций (РАО) состоит в том, чтобы способствовать росту производительности в сельском хозяйстве и мирового снабжения продовольствием; функция Всемирного почтового союза — ускорение почтового сообщения в мире; функция Международной организации труда — повышение качества и уровня жизни рабочих во всем мире. Очевидно, что системы и модели функций влекут за собой вполне определенные и закономерные послед-ствия: функция подразумевает под собой задачу. В таком случае Функ-ционализм становится и аналитическим инструментом для критики не-совершенной действительности, и идеологической предпосылкой для обеспечения лучшего будущего. Тогда возникает следующий вопрос: возможно ли по-другому определить функционализм в социологии, из-бавить его от неопределенности, двусмысленности с тем, чтобы новое определение затем могло успешно применяться при изучении междуна-родных институтов?

Уже в самом начале анализа необходимо задать себе ряд сложных вопросов. Не имеет ли Функционалистское понятие функции значения эмпирически понимаемых потребностей актора и не ведет ли оно к со-зданию организованных заданий, призванных удовлетворять его по-требность? Если это так, то не может ли выполнение этих заданий по-влечь за собой совершенно неожиданные для участников отношений последствия, способные каким-то образом трансформировать и органи-зацию, и сами первоначальные ожидания участников? Задание может предусматривать удовлетворение первоначальной потребности, но, бу-дучи выполненным, оно может привести к абсолютно новой ситуации с новыми отношениями, влияющими на общий смысл и задачи действия. В этом случае возникает вопрос, было ли, хотя бы невольно, понятие функции сопоставлено какой-либо реально существующей системе?

О сложности этих вопросов свидетельствуют два высказывания ве-дущего современного сторонника Функционализма Дэвида Митрани (David Mitrany): «при конституциональном подходе подчеркивается, что ведущую роль обычно играет потребность». И еще: «[функциональ- ный подход}... должен помочь несколько отдалиться от политических


аспектов, когда в социологическом плане интересы людей совпадают являются коллективными; он должен помочь сместить интересы с силы к проблемам и намерениям». Здесь термин «функция» приобретает в дополнение к значению «задача» значения «потребность» и «намере ние». «Задача должна пониматься как легальное предписание, данное организации, или как программа, которая существует в умах работни- ков организации. Но «потребность» — это общее понятие, это концеп- ция без четко определенной социетальной направленности, следова-тельно, она связывает организацию с внешней средой. Если мы говорим о «намерении» по отношению к «задаче» как о чем-либо точном, опреде-ленно задуманном работниками организации, то терминологических и операциональных проблем не возникает, но если предпринимается по-пытка соотнести термин «намерение» с более общим понятием «потреб-ность», то обязательно появится проблема операционализации понятий. Попытаемся ли мы обобщить понятие организационного действия в самой организации или вовне? Как только некоторые сконструирован- ные отношения между организацией и ее внешней средой постулируют-ся, как. только «задача» перестает быть простым практическим объек- том в сознании менеджера, мы сразу сталкиваемся с необходимостью определить систему.

Поэтому представляется, что попытка четко, недвусмысленно опре-делить Функционализм невозможна без обращения к методологичес- ким аспектам: различия, наблюдаемые в разных видах систем, нельзя игнорировать. Что же мы тогда имеем в виду под понятием «системы»? Поддерживая Наделя (Nadel) в его стремлении избегать неточностей функционалистского словаря, я рассматриваю систему как высший уро-вень абстракции, как сеть отношений, ставя конкретных участников этих отношений на ступень ниже. Таким образом, мы приближаемся к пониманию структуры общества .через абстрагирование понятия «кон-кретный индивид» и их поведенческих стереотипов или сети существу-ющих отношений между участниками действия в той сфере, где они участвуют в ролевом поведении, взаимодействуя друг с другом.

Хотим мы того или нет, но такое понимание системы заставляет нас обратиться к политической теории, теории анализа и предписывания действий международному обществу. Предписывающее намерение — центральное в Функционалистскои теории: Функционалисты считают необходимым иметь теоретический аппарат, который позволил бы ана-лизировать существующую в обществе ситуацию, определять причины сложившихся отношений и, более того, способствовать улучшению си-туации. Однако теоретически я хочу решить не эту задачу. Процитирую еще раз Наделя. Я заинтересован в функциональной теории как «в сис-теме предположений (все еще переплетенных друг с другом), которые


играют роль карты проблемной области и тем самым подготавливают почву для дальнейшего эмпирического исследования с применением со-ответствующих методов. Если быть точнее, предположения служат для классификации феноменов, для группирования их подходящим обра- зом, для выявления их внутренних связей, определения «правил проце-дуры» и «схем интерпретации». «Теория» здесь приравнивается к кон-цептуальной схеме логической структуры»...

ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ КОМПОНЕНТЫ ФУНКЦИОНАЛИЗМА

Каковы главные черты теории, отраженные в Функционализме? Сама противоречивость Функционалистского подхода предполагает его эк-лектику: наряду с Гильдейским социализмом мы находим черты марк-сизма, прагматизма и либерализма как утилитарного направления, так и психотерапевтического, связанного с теорией групп в традициях Курта Левина (Kurt Lewin). В то же время акцентирование Функциона-листами добровольного действия и группового участия кажется очень мало ориентированным на современную американскую теорию в духе Бентли (Bentley).

Марксистский компонент проявляется только в теории войны. Со-циальное неравенство, объясняемое неравным распределением эконо-мических благ (экономической прибыли), считается главной причиной государственных конфликтов. Но однажды неравенство исчезнет благо-даря деятельности международных Функциональных программ, не за-трагивающих государства, творческая энергия человека будет направ-лена на запрещение войны. Если государство не способно на это, оно, конечно, не способно и взаимодействовать с другими государствами в конструктивных программах.

Прагматизм представлен в большей части Функционализма и осо-бенно очевиден в намеренной отмене Функционалистами конституци-онного подхода к лучшему устройству. Шаг за шагом схемы экономи-ческого сотрудничества, развивающиеся не запланированным государ-ством путем, в конце концов приведут к общемировой системе сотруд-ничества, для которой конституция останется только символом, официально фиксирующем то, что считалось верным в действительнос- ти в течение некоторого времени в прошлом.

Все это сущностно базируется на утилитарном основании: разумный человек будет искать свою выгоду, максимизируя свое физическое бла-госостояние в кооперации с другими людьми, когда это необходимо. Од-нако Функционалисты отличаются от утилитаристов тем, что считают сотрудничество более выгодным, чем соперничество. Выгода максимизи-


руется совместными усилиями, объединением творческих задач, усиле-нием того, что соединяет людей, группы и нации. Это, в свою очередь, предполагает теорию конфликта, отличную от утилитаристской. Функ-ционалисты понимают социальный конфликт не как естественный и не-избежный в условиях изобилия экономических ресурсов; по их мнению, только их нехватка порождает конфликт. Если межгрупповой и между-народный конфликт происходит даже при наличии материального изо-билия, то причина кроется в том «дьявольском», что уводит человека от естественности. Х.Г. Уэллс (H.G. Wells) полагает, что это «дьяволь- ское» присуще дипломатическим службам и министерствам иностран- ных дел; Митрани, мысля более широко, связывает его с расстройства- ми и тревогами современного человека, вынужденного жить в нетвор- ческой национальной общности, вследствие чего он путает подлинные национальные различия с националистическими предубеждениями, по-рождаемыми ими. Сотрудничество лучше, чем социальный конфликт, следовательно, это более естественное состояние для человека.

Подобно современному групповому психотерапевту, функционалист отвергает мнение о неизбежности группового конфликта. Конфликты могут быть творчески преодолены. Не стоит рассматривать политику как грубый конфликт интересов, каждый из которых рационально задуман и защищен, политика может способствовать решению проблем. Интересы не нужно «примирять», если они могут быть «интегрированы» на более высоком уровне восприятия с привлечением творческих усилий деятеля. Эта концепция раскрывает возможность создания международной орга-низации, что, кстати, Функционалистами нигде не разбирается в дета- лях. Важно, что структура международных отношений качественно от-личалась бы от старой именно потому, что новый моральный компонент «интеграции лучше конфликта» был бы ее центральным стержнем...

Критика Функционалистами других теорий международного поряд- ка сводится к обсуждению справедливости допущений, фундаменталь- ных для так называемой школы политического реализма. Функциона- лист, надеясь прийти к совершенно иной концепции мирового порядка, ставит под сомнение это допущение, так как его критика зиждется на разделении понятий, используемых и реалистами, я буду рассматривать более детально такое «разделение».

Мы обнаруживаем четыре таких «разделяемых» понятия. 1. Функционалист разделяет власть и благосостояние, которые мыс-

лятся как типы человеческих и государственных целей; этому различию придается большое значение, и из него вытекают многие программные заключения.

2. Функционалист разделяет правительственные задачи на отдельные элементы, хотя только на время. Но он настаивает на полной отде-


денности военной задачи (ориентированной на власть) от экономичес- кой (ориентированной на благосостояние), а также на изолированности разных видов задач благосостояния. Однако изучив интересующий его процесс, Функционалист в конечном итоге собирает эти задачи в одну, в которой все правительственные мероприятия связываются с достиже-нием благосостояния. Важный вывод из разделения функциональных сфер — заменяемость задач. Интегративные задачи, изучаемые в одном функциональном контексте, позже используются автором в новых кон-текстах до тех пор, пока дихотомия функциональных контекстов не будет исчерпана. По-видимому, предполагаются неограниченное изуче-ние и заменяемость.

. 3. Решающее разделение — между политическим и техническим, работой политика и работой эксперта. Из этого различия вытекает ряд практических следствий, в частности завоевание политического эконо-мическим благодаря ориентированному на благосостояние эксперту. Тесно связано с этим разделением различение благотворной работы добровольной группы и подозрительных действий правительства. Это поднимает вопрос о том, способствуют ли эксперты международной ин-теграции, служа государству, а не частным группам, но как раз об этом Функционалист и умалчивает1.

4. Наконец, что не менее важно, Функционалисты разделяют виды лояльности, присущие политическому актору. Как и многие ученые-об-ществоведы, Функционалисты считают, что любая личность может фор-мировать из разнообразных видов лояльности ряд организаций, приве-денных в иерархический порядок или нет; однако при этом они предпо-лагают, что виды лояльности обусловлены функциями и замена функций может привести к изменению видов лояльности. Из-за разнообразия функций, реализуемых различными организациями, возникающая мно-жественность видов лояльности в любой нации создает для личности проблемы. Функционалист надеется, что на основе этого разделения виды лояльности будут переданы международным организациям, осу-ществляющим соответствующие функции. Но он, кажется, отрицает любую существующую верховную власть национализма, даже если в Других контекстах он принимает ее во внимание, порицая.

Функционалисты, как я сказал выше, не оперируют чисто функцио-нально-системными терминами. Необходимость сотрудничества, вста-ющая перед государством, влечет за собой соответствующие задачи, очерченные силой теоретических положений, которые порождают

Сейчас Митрани ослабил это разделение, подчеркивая, что в контексте специфи-ческих проблем, таких, как ядерная энергия или здоровье, общественные и частные агент-ства и эксперты могут плодотворно сотрудничать.


новую, более благотворную международную конфигурацию отношений Конечный продукт процесса — мировая федерация, появляющаяся из определенного количества ориентированных на указанные задачи служб, функционирующих в суверенном государстве и отделяющих от него лояльность человека. Переориентация видов лояльности здесь ока-зывается решающим фактором, ибо ожидается, что результатом будет общность чувств и законов, которая, в свою очередь, мыслится как пси-хологическая предпосылка для создания политической федерации. За-метим, что Функционалисты работают с понятием имманентной об-щности настолько же много, насколько часто марксисты используют понятие бесклассового общества. Каковы же основные свойства об-щности?

Митрани определяет политическую общность в одной работе как сумму функций, которые выполняют ее члены, а в другой — как пере- ход к общественному благу членов, подразумевая под ним реализацию благосостояния для всех. Из этой формулировки не ясно, являются ли «члены» общности отдельными индивидами, добровольными группами или функциональными службами; кроме того, вопрос о природе функ- ций не обсуждается, так как Митрани, конечно, не может иметь в виду все функции, включая ведение войны, которые в настоящее время вхо- дят в компетенцию политических общностей. Наконец, понятие общест-венного блага, предложенное Функционалистами, также не может быть принято, поскольку не учитывает природу процесса перехода и понятие заменяемости его субъектов. В таком случае общественное благо — это не больше чем сумма реализованных индивидуальных и групповых же-ланий. Однако несмотря на употребление Фунционалистами эмоцио-нально окрашенных терминов, ясна механистическая в своей основе природа общности в их теории. Общность имманентна человеческим отношениям вследствие универсальности потребностей и задач...

Добиваемся ли мы явно невозможного? Неужели политическая об-щность является обманчивой системой? Разве потребности и задачи — это не «функции» по отношению к содействию развития системы? Тот факт, что Функционалисты совершенно не замечают явного теоретичес-кого совпадения, не означает, что мы будем также небрежны. Чтобы подтвердить предположение о таком совпадении, необходимо критичес- ки проанализировать теорию Функционализма.

КРИТИКА ФУНКЦИОНАЛИЗМА

Суммируя критику Функционализма последователями реализма, можно сказать, что они лишь утверждают первенство политического и


считают само собой разумеющейся жесткую внешнюю форму суверен-ного национального государства, полагая минимальными шансы смягче-ния этой жесткости. Более основательные критики Клод (Claude), Сэ-вэлл (Sewell) и Энгл (Engle) не доверяют реалистическому подходу а priori, но все же они отвергают теоретические предположения Функцио-нализма в неопределенных выражениях, просто отрицая справедли- вость разделительных понятий для суммирования возможностей чело-веческого развития. Энгл приходит к этому заключению на основании изучения Европейского общества угля и стали; Клод основывается на исследовании деятельности специализированных служб Организации Объединенных Наций; анализ Сэвэлла концентрируется на изучении Международного банка реконструкции и развития. Их критика сводит- ся к следующему.

Власть и благосостояние еще далеки от разделения. В самом деле, переход к деятельности в пользу благосостояния возможен только на основе чисто политических решений, которые в большей степени вы-рабатываются властью. Специфический функциональный контекст не может быть отделен от общих интересов. Всеобъемлющие экономи-ческие решения принимаются прежде, чем в любом функциональном секторе обнаружится интегративная эволюция, которую описывает Функционалист. Нельзя ожидать, что задачи могут трансформиро- ваться относительно нового контекста; успех в одной функциональ- ной сфере не предполагает соответствующего движения в других сфе- рах, напротив, он может затормозить развитие или окажется забы- тым. Различие между политическим и техническим, между политиком и экспертом просто не имеет силы, потому что спорные вопросы тре-бовали технической работы в результате прежнего политического ре-шения. Следовательно, весьма маловероятно, что добровольные груп- пы оказывают благотворное влияние на международные отношения, как предсказывает Функционализм. И Клод, и Энгл отрицают наибо- лее важное положение Функционализма, согласно которому виды ло-яльности развиваются в зависимости от удовлетворения нужд и могут быть разделены и вновь упорядочены без учета интересов нации1. «Остается место для сомнений в том, что функционалисты нашли ключ, легко открывающий двери, за которыми находятся разные виды человеческой лояльности, сваленные в кучу на суверенных складах

1 Митрани в соответствии со своим новым взглядом на различие между политичес- ким и техническим согласился с необходимостью центральных политико-экономических Решений, которые принимаются после того, как проблемы передаются в функциональные службы. Анализ функционализма Сэвэллом проходит в основном за пределами этой точки зрения, атакуя «либеральные» и «политические» мечты, безоговорочно принятые в Функциональной мысли.


оружия1, тем самым позволяя таким лояльностям выплеснуться в про-странство интернационализма».

Конечно, Функционализм не дает безошибочного ключа. Но я ут-верждаю: даже если позиции разделимости, являющиеся стержнем Функциональной теории, не принимаются полностью, есть надежда, что они могут быть исправлены так, чтобы выйти из тупика реалистско-го анализа. Любой ученый, использующий различие между властью и нравственностью как аналитическое средство, будет возражать против теории Функционализма, как и реалисты. Даже у Функционалистов, допускающих дихотомию между властью и благосостоянием, как фун-даментальное понятие здесь слабая позиция. Допуская «реальность» обоих направлений в международной жизни, они вынуждены мириться с их неудовлетворительной борьбой и надеяться на лучшее. В этом слу-чае подлинный реалист может согласиться с этой эпической борьбой и уверенно предсказать победу власти. Или же он может доказывать, как Кеннет В. Томпсон (Kennet W. Thompson), что «люди упорно отвергают взгляд, согласно которому государственное поведение при определен- ных обстоятельствах — неподходящий предмет моральных оценок. Один из признаков того, что этот взгляд приемлем, есть очевидная склонность политических деятелей обосновывать свои нужды в терми- нах морали. Лицемерие в таком случае оказывается необходимой пла- той за добродетель». Томпсон продолжает утверждать, что целесообраз-ность и нравственность в международной политике развиваются диа-лектично, поэтому позиция, занимаемая правительством только по при-чине целесообразности, но исключающая некоторые нравственные принципы, может связать это правительство в будущих аналогичных ситуациях просто потому, что этот принцип уже принят на вооружение другими государствами. «По крайней мере, на каком-то этапе и в неко-торых отношениях практическое и моральное идут рука об руку».

Теперь парадокс полный: допуская существование ориентации на власть, Функционалист приближается к реалисту; видоизменяя абсо-лютную победу власти, некоторые реалисты соединяются с Функциона-листами. Те, кто, подобно Клоду и Энглу, отрицают первое положение о разделимости, разрушают связь Функционализма и реализма, отказы-ваясь от исследования эмпирической сферы деятельности оставшихся понятий разделения. И Функциональная теория в основном продолжает оставаться неизученной.

Истинная заслуга Функционализма в том, что он ломает клише тео-рии политического реализма. Его ошибка заключается в недостаточно

1 Т.е. в государствах, преследующих цель накопления оружия, — цинично-реалист-ское представление о государстве (примеч. науч. ред.).


радикальном разрушении реализма. Положения о разделимости поня-тий указывают путь к возобновлению связей между теорией междуна-родных отношений и другими общественными науками, особенно поли-тической социологией и эмпирической областью исследований полити-ки, хотя в настоящее время они не определяются достаточно четко. Нашей первостепенной задачей должна быть четкость этих понятий в свете общественной научной теории и современного эмпирического знания.

Когда мы достигнем такой четкости, анализ поведет нас назад — к предмету систем и функций. Установив отношения Функционализма и всеобщей теории международной интеграции, можно вложить уточне-ние учения о разделимости в остов теории систем. Мы должны ответить на вопрос, какие части структурно-функционального анализа подходят для нашего изучения в области международно-политической науки, какие виды системы предлагаются социологами-функционалистами и какие масштабы может иметь имманентная система, смутно понимае-мая Функционалистом. Позвольте быть искренним на счет этой опера-ции: Митрани видит свою систему как конкретный набор отношений, в которой политические деятели участвуют совместно; согласно Мерто-ну, функциональная система движется к «заметным объективным пос-ледствиям» действия с точки зрения наблюдателя. Сопоставление этих двух позиций обеспечит слияние конкретной и аналитической систем...

Международное сотрудничество: позиции политического реализма

Мы уже убедились в том, что основные положения политического реализ-ма, или «классической парадигмы» международно-политической науки, связаны с пониманием международных отношений как силового противо-борства государств за власть в анархической среде на основе националь-ных интересов. Государства — главные и фактически единственные дейст-вующие лица, которые принимаются во внимание при анализе междуна-родной политики с позиций политического реализма. Более того, важней-шие мировые проблемы решаются крупнейшими и наиболее мощными из них: основным условием и инструментом международной стабильности и сохранения мира политический реализм считает баланс сил между вели-кими державами, устанавливаемый ими самими.. Удел остальных — малых и даже средних государств — добровольно или принудительно следо- вать правилам игры, которые им диктуют сильнейшие. При этом госу-дарства рассматриваются как некие непроницаемые и подобные друг другу величины, реагирующие, по сути, одинаково на внешние воздей- ствия и различающиеся лишь своей величиной и мощью. Подобные по- зиции, которые в той или иной мере характерны для всех предшествен- ников и представителей «классической парадигмы» от Фукидида и Ник- коло Макиавелли до Томаса Гоббса, от Николаса Спайкмена до Рейн- хольда Нибура и Ганса Моргентау и от Джорджа Кеннана и Роберта Страус-Хюпе до Генри Киссинджера, фактически оставляют немного возможностей для анализа проблемы международного сотрудничества. Вместе с тем было бы неверно сводить данное направление лишь к его самым общим, парадигмальным, положениям. Во-первых, полит- ический реализм не представляет собой некоего монолита, а его сторон- ники отнюдь не демонстрируют полного единства взглядов по всем рас-сматриваемым ими проблемам международной политики: оживленная дискуссия ведется не только между политическим реализмом и другими направлениями международно-политической науки (прежде всего его традиционным «соперником» — идеализмом), но и в рамках самой «классической парадигмы». Во-вторых, реализм не получил бы такого распространения как в академической, так и в политической среде, если бы он не пытался осмыслить с присущих ему исходных позиций

МЕЖДУНАРОДНОЕ СОТРУДНИЧЕСТВО: ПОЗИЦИИ ПОЛИТИЧЕСКОГО РЕАЛИЗМА 335

все актуальные проблемы международных отношений. И то, и другое можно проследить на примере работы Арнольда Уолферса «Разногла- сия и сотрудничество. Эссе по международной политике»1.

Арнольд Уолферс (1892-1968) — директор Вашингтонского центра исследования внешней политики в 1950-1960-е гг., с полным основанием может считаться одним из ведущих представителей политического реализма. Последовательно отстаивая положения «классической пара-дигмы», он описывал международные отношения как взаимодействия го-сударств, уподобляя их бильярдным шарам, поскольку каждое государ-ство, по его мнению, представляет собой «замкнутую, непроницаемую и суверенную величину». В полном соответствии с позициями политичес-кого реализма он считал основным мотивом поведения государств на международной арене национальные интересы. В то же время внешняя политика различных государств не представляет собой автоматической реакции на внешние воздействия. Во-первых, она во многом зависит от психологических особенностей политических лидеров, во-вторых, все в большей степени определяется возрастающей взаимозависимостью го-сударств. Поэтому международные отношения, которые складываются из многообразия внешних политик различных государств, не только не исключают, но и предполагают международное сотрудничество.

Три группы основных целей, которые государства преследуют на международной арене, — это развитие, безопасность и сотрудничество. Последнее понимается А. Уолферсом как необходимая для безопас- ности государства его национальная «самоотреченность» (по сути, добро вольный отказ государства от части своего суверенитета в целях своего (и общего) выживания), направленная на достижение международной солидарности, господства закона и мира. Признавая, что сотрудничест- во выходит за рамки национального интереса (в понимании реалистов), Уолферс подчеркивал, что они вовсе не обязательно противоречат друг Другу, поскольку «самоотреченность» согласуется с другими элемента- ми этого интереса.

Конечно, оставаясь в рамках классической парадигмы, Уолферс, хотя и отмечает, что «черта, разделяющая дружеские и враждебные от-ношения, не всегда четко определена», одновременно настаивает на предпочтительности вторых как объекта научного исследования: по его Мнению, внимание общественного мнения и большинства авторов фик-сируется именно на враждебных отношениях стран, поскольку спокой- но протекающие взаимоотношения не вызывают большого интереса. В рамках основных положений рассматриваемой парадигмы остается и

1 Woljers A. A Discord and Collaboration. Essay of International Politics. Foreword by Reinhold Niebuhr; Baltimore: The Johns Hopkins Press, 1962.

3.36 РАЗДЕЛ III. ПРОБЛЕМЫ И РЕШЕНИЯ

понимание им сотрудничества как взаимодействия государств, рассмат-риваемых в качестве «организованных групп людей». Уолферс подчер-кивает и то, что первостепенным видом сотрудничества остаются воен-ные и военно-политические союзы и альянсы, заключаемые государст-вами в целях коллективной обороны. При этом он отвергает какую-либо возможность формирования международной системы коллективной безопасности, а тем более мирового правительства. Все это, конечно, обедняет анализ международного сотрудничества.

Однако, сводя международное сотрудничество к межгосударствен-ным взаимодействиям, а последние — к военно-политическим объедине-ниям, Уолферс призывал исследователей не упускать из вида и того, что в международную политику все более решительно вторгаются субстан-циональные, межнациональные и наднациональные акторы, которые должны стать предметом академического анализа. Он отмечал «способ-ность некоторых организаций действовать как национальные и трансна-циональные акторы», что объясняется, по его мнению, тем фактом, что люди идентифицируют себя не только с государствами-нациями, но и с другими организованными группами. Цитируемый ниже фрагмент из работы Уолферса свидетельствует также о том значении, которое автор придавал исследованию типов межгосударственного сотрудничества как адаптации (путем его расширения) содержания центральной катего-рии «классической парадигмы» — «национальный интерес» — к наме-чавшимся новым реальностям международной жизни.

В наши дни проблема международного сотрудничества все более за-метно перемещается с периферии в центр внимания и академических кругов, и государственных деятелей, международных организаций, ру-ководителей крупных производственных, финансовых, информационных и иных структур и объединений. Примерно с 1980-х гг. изучение рассматриваемой проблемы выходит из тени конфликтологии и приоб-ретает относительно самостоятельный характер. Предметом анализа становятся такие «малозначащие» с позиций прошлых лет вопросы, как внутренние причины сотрудничества, стимулирующая или препятст-вующая роль в его развитии международной среды, пути, ведущие к сотрудничеству, его причины и следствия, его формы и типы1..Весьма

1 См., например: Haas E. Why collaborate? Issue-Lankage and International Re-gimes // Worlad Politics. 1980. Vol. 32; Krasner S. International Regimes. Ithaca, 1983; Keohane R. After Hegemony. Princeton, 1984; Grieco J. Anarchy and the Limits of Coopera-tion: A Realist Critique of the newest Liberal Internationalism // International Organization, 1988. Vol. 42; Kratochwil F. Rules, Norms, and Decisions: On the Conditions of Practical and Legal Reasoning in International Relations and Domestic Affairs. Cambridge, 1989; Stein A-Why Nations cooperate. Itaca, 1990; Milner H. International Theories of Cooperation: Strengths and Weaknesses // World Politics. 1992. Vol. 44; Hasenclever A., Mayer P-, Rittberger V. Theories of International Regimes. Cambridge, 1997.

МЕЖДУНАРОДНОЕ СОТРУДНИЧЕСТВО: ПОЗИЦИИ ПОЛИТИЧЕСКОГО РЕАЛИЗМА 337

важно, что дискуссия по проблемам международного сотрудничества все более выходит за рамки межпарадигмального спора о его возмож-ности или невозможности в условиях анархической международной среды.

Иначе говоря, сегодня наблюдается явное повышение теоретическо- го статуса рассматриваемой проблемы. Это связано с такими измене-ниями в международной среде, как возрастание экономической, финан-совой и информационной взаимозависимости мира, массовый выход на мировую арену многообразных транснациональных акторов, революции в СМИ и средствах коммуникации, т.е. с изменениями, которые только намечались в период создания и выхода в свет работы А. Уолферса. В данной связи еще более примечательным становится тот факт, что многие ее положения сохраняют свое значение и в наши дни.


АРНОЛЬД УОЛФЕРС

ПРОТИВОБОРСТВО И СОТРУДНИЧЕСТВО: ОЧЕРК МЕЖДУНАРОДНОЙ ПОЛИТИКИ1

Г л а в а 2. ДРУЖБА И ВРАЖДА МЕЖДУ ГОСУДАРСТВАМИ .

В театре и кино актеры привлекают нас благодаря своей индивиду-альности; тем не менее и актеры, и зрители понимают, что само дра-матическое действие заключается во взаимоотношениях героев. Точно так же международные отношения подразумевают прежде всего взаимодействие, хотя поведение отдельных государств или го-сударственных деятелей оказывает значительное, а иногда и решаю щее влияние на ход событий. И конфликты, и сотрудничество пред-ставляют собой виды взаимодействия акторов на политической арене, при этом их цели оформляются в виде требований, предъявляемых по отношению к прочим акторам. Возможности, которыми располагает каждый из акторов, могут быть оценены только в сравнении с воз-можностями остальных участников международных отношений. Даже когда речь идет об оценке важности горной гряды или океанического пространства, взаимоотношения между странами, расположенными по обе стороны от этой гряды или моря, определяют, будут ли они являться защитным барьером или нежелательной преградой для раз- вития отношений. Например, Атлантический океан помог в свое время США избежать изоляции, а сегодня служит помехой для защи- ты страны от Западной Европы.

Такие термины, как «доброжелательность» и «враждебность», а тем более «дружба» и «ненависть», при описании международных от-ношений должны использоваться с осторожностью. Эти понятия за-имствованы из области межличностных взаимодействий и отражают степень эмоциональной вовлеченности, в то время как дипломатичес- кая позиция дружественности или враждебности не обусловлена ре-альными настроениями и может даже противоречить им. Так, часть

1 Woifers A. Discord and Collaboration. Essay of International Politics. Foreword by Reinhold Niebuhr; Baltimore: The Johns Hopkins Press, 1962 {перевод Ю. Праховой).

А. УОЛФЕРС. ПРОТИВОБОРСТВО И СОТРУДНИЧЕСТВО: ОЧЕРК МЕЖДУНАРОДНОЙ ПОЛИТИКИ 339

американцев может питать глубокую неприязнь к цветным, однако это не мешает существованию «сердечных» или «дружественных» от-ношений между США и многими странами Азии и Африки. С другой стороны, хотя опросы общественного мнения говорят о том, что аме-риканцы не испытывают нелюбви к китайцам, отношения между ком-мунистическим Китаем и США явно враждебные. Правительство, представляющее национальное государства как гетерогенное образо-вание, должно руководствоваться не чувствами, будь то чувства самих политиков или граждан государства, а бесстрастно оцененным национальным интересом. Но далеко не всегда хладнокровно форму-лируемый национальный интерес полностью противоречит человечес-ким чувствам. Только на первом этапе анализа проблемы имеет смысл рассматривать межгосударственные отношения полностью свободными от эмоций.

Отношения между государствами могут варьироваться от неприми-римой вражды двух стран, воюющих до победного конца, и до крайнего проявления дружбы, когда обе стороны упраздняют пограничные служ-бы, как сделали США и Канада1. Внимание общественного мнения и большинство акторов фокусируется именно на враждебных отношени- ях стран, поскольку спокойно протекающие взаимоотношения, подоб- ные тем, что установились в последнее время между США и Великобри-танией, не вызывают большого интереса. Однако даже в ситуации про-тивоборства государства не остаются постоянно «в положении гладиа-торов», как полагал Гоббс.

Существует один тип отношений, который, на первый взгляд, не вписывается в схему дружбы — вражды. Его можно назвать «минимум взаимоотношений». Государства, проводящие политику изоляции, чтобы оградить себя от ввязывания в споры между другими странами, как, например, США перед Первой мировой войной или Швейцария се-годня, добиваются минимума политических контактов с другими стра-нами. Они стремятся убедить остальных в своем беспристрастном дру-желюбии, надеясь, что отсутствие требований с их стороны и невмеша-тельство в дела других стран вызовет по отношению к ним по крайней Мере дипломатическую дружественность. Однако они могут и не до-стичь желаемого результата, если одна или несколько стран не прием- лют самой идеи неприсоединения или нейтралитета. В этой связи Можно вспомнить публичное заявление Джона Форстера Даллеса, кото-рый оценивал позицию нейтралитета как аморальную, за исключением

1 Кеннет Боулдинг предложил классифицировать взаимные отношения стран по Шкале дружественность — враждебность и крайними проявлениями считать стабильную Дружественность и стабильную вражду. 22-


особых случаев1. Эта позиция, грозившая разрывом теплых отношений между США и многими неприсоединившимися странами, была пере-смотрена, когда потенциальной альтернативой нейтралитета стало со-юзничество с советским блоком.

Неприсоединившиеся страны стремятся избежать не только любых конфликтов, но также и обязательств совместной деятельности и со-трудничества. Вся их деятельность во внешней политике ограничивает- ся подтверждением отсутствия враждебных намерений. Однако появи-лась новая тенденция, которая заслуживает упоминания. Нейтральные страны теперь уже не всегда отвергают какие бы то ни было политичес-кие связи: большинство из них в настоящее время взаимодействуют в рамках ООН. Они надеются, что такое сотрудничество будет способст-вовать укреплению, а не разрушению дружественных отношений с дру-гими государствами. Однако страны, участвующие в процессах голосо-вания в ООН, рискуют оказаться на стороне одной из противоборствую-щих стран.

Прохладные отношения или отношения неприсоединения, к каким стремятся эти страны, можно отметить на шкале дружба — вражда как отношения минимума дружелюбия. По этой шкале далее, в сто- рону интенсификации отношений, можно расположить такие типы от-ношений, как активное сотрудничество или приверженность позиции «действовать со всеми». Подобные связи могут привести даже к сли- янию или федеративным образованиям, что может обусловить необ-ходимость пожертвовать в некоторой степени национальной независи-мостью для успешной координации и синхронизации действий и про ведения согласованной взаимовыгодной государственной, военной или экономической политики. Сотрудничество может иметь два основа- ния, различающихся по мотивам и целям. Во-первых, оно может быть вызвано желанием государства улучшить отношения внутри объеди-ненной группы государств; в этом случае интерес имеет сугубо внут-реннюю направленность и не зависит от внешних по отношению к этой группе угроз. Другой стимул к объединению кажется гораздо более убедительным, вопреки мнению идеалистов: это стремление к объединению усилий в борьбе против общей внешней опасности; в

1 Соображения госсекретаря Даллеса по поводу нейтралитета были высказаны в речи «Цена мира», обращенной к выпускникам Айовского государственного колледжа 9 июня 1956 г. На эту тему он сказал следующее: «Эти договоры (договоры о взаимной безопасности между США и другими странами) лишают их участников возможности сле-довать принципу нейтралитета, который предполагает, будто страна может обеспечить себе максимальную безопасность, оставаясь равнодушной к судьбам других государств. Эта концепция давно устарела и является, за исключением особых случаев, аморальной и ограниченной».


этом случае сотрудничество определяется длительностью этой опас-ности.

«Внутринаправленное» сотрудничество обычно связывает государ-ства одного региона и классифицируется Уставом ООН как «региональ-ное объединение». Но в принципе и географически разделенные госу-дарства могут создать совместные органы для достижения общего бла-госостояния с помощью коллективных действий. Британское содруже-ство подпадает именно в эту категорию национальных объединений, не имеющих, региональной основы. В современную эпоху не существует внутринаправленных объединений государств, которые бы не преследо-вали одновременно и внешние защитные цели или хотя бы не находи- лись под влиянием угрозы извне. Организация Американских госу- дарств была создана в соответствии с моделью регионального объедине- ния, однако впоследствии, согласно пакту, подписанному в Рио, участ- ники Организации приняли обязательство участвовать в совместных действиях как против внешних противников, так и против агрессоров внутри самой Организации; таким образом, Организация сочетает в себе черты обоих типов. В случае западноевропейской интеграции веду- щим мотивом объединения было поддержание мира и благосостояния региона, но страх перед советской угрозой стал настолько силен, что может привести, как опасаются многие, к образованию Европейского объединения обороны, имеющего явную внешнюю направленность, что изменит характер интеграционного процесса.

Внутринаправленное сотрудничество нелегко дается суверенным правительствам. Только в исключительных случаях, например в Запад-ной Европе, государства оказываются способны принять широкие вза-имные обязательства, особенно если речь идет об экономическом со-трудничестве, когда возможности и выгоды наиболее очевидны. Обычно основными помехами к «региональному объединению» называют чувст-во национализма и монопольные интересы, однако главная проблема в другом. Когда нет внешней угрозы, вынуждающей суверенные государ-ства кооперироваться для совместной защиты, правительства, осозна- вая приоритет обязательств перед собственным народом, не решаются ограничивать свою свободу действий, поскольку именно сохранение свободы в политической сфере определяет способность государства за-щищать национальные интересы. Это препятствие исчезает только в случае подлинной федерации, где суверенитеты нивелируются и нацио-нальный интерес становится федеральным, а вся ответственность воз-лагается на наднациональное или федеральное правительство. Откры- тым остается вопрос о том, может ли промежуточная форма организа- ции между национальным суверенитетом и федеральным или наднацио-нальным правительством — конфедерация, или союз, или политическое


объединение — служить достаточно стабильной основой для тесного сотрудничества и активной совместной деятельности. Подобное объ-единение может стать источником разногласий, вызванных тем, что свобода действий национального правительства ограничивается, но не появляется замещающего его надежного субъекта власти и ответствен-ности. Тем не менее возможна, по-видимому, реализация некоторой формы институционализованного политического объединения госу-дарств, сохраняющих прерогативу принятия важнейших решений, по-добной Британскому Содружеству, которое бы гарантировало высокую степень дружественности между своими участниками без вмешательст- ва в функционирование национальных правительств.

Кооперативные образования второго типа, объединяющие государ-ства для взаимопомощи в действиях против общего врага, сталкиваются с меньшим количеством проблем, чем образования внутринаправленно-го типа. Ко второму типу относятся все альянсы и договоры о коллек-тивной обороне. Как уже отмечалось в связи с внутринаправленными объединениями, между этими двумя типами нет четкого различия: не-редко в альянсах сотрудничество в области обороны поддерживается различными мероприятиями внутреннего характера, подобно тому, как НАТО добивалось взаимодействия своих участников в политической, экономической и культурной сферах. Более того, иногда альянсы пре-уменьшают важность внешних целей объединения, не конкретизируя в своих официальных договорах внешнего врага, дабы не провоцировать его. Однако правительства, недостаточно хорошо понимающие разли- чия между двумя типами сотрудничества, обманывают и себя, и своих граждан. Если первостепенно значимой целью альянса является оборо- на, а не экономическое сотрудничество или мирное урегулирование споров между его членами, то ослабление внешней угрозы или желания противостоять ей приведет к разрушению связей и бесплодности любых попыток спасти союз путем концентрации его внимания на внутренних проблемах. С учетом значимости внешней угрозы было бы также оши-бочно предполагать, что многосторонние соглашения о коллективной обороне могут стать этапом формирования глобальной системы без-опасности или мирового правительства. Такие соглашения базируются на наличии по крайней мере «двух миров», или двух противоборствую- щих сторон, и их существование, как и существование национальных вооруженных сил, свидетельствуют скорее о международном конфлик- те, чем о возрастающей международной солидарности.

Хотя дружественные отношения между участниками альянса быва- ют самые тесные, какими только могут быть отношения между незави-симыми государствами, особенно в военное время, было бы ошибкой недооценивать специфические черты, характерные для любых союзни-


ческих отношений и в военное, и в мирное время. ...Наибольшую угрозу для дружественных отношений представляют обоюдные подозрения со-трудничающих сторон в надежности данных друг другу обязательств относительно будущей взаимопомощи. В военное время наиболее раз-рушительны подозрения одного из участников альянса в намерении дру-гого участника заключить сепаратный мир с общим врагом. Поскольку в альянсах редко прибегают к принуждению, а используют методы дипло-матического убеждения, особенно важна деятельность, направленная на предотвращение или разрешение внутрикоалиционных конфликтов.

Враждебные отношения указывают на наличие, конфликта интере- сов. Угроза миру возникает на стадии, когда становится реально воз- можным физическое насилие с той или иной стороны. Отношения между враждующими, но не воюющими государствами часто определя- ют как соревнование или соперничество и уподобляют соревнованию спортсменов на беговой дорожке или конкуренции предпринимателей на рынке. Однако эти аналогии вводят в заблуждение. У спортсменов и бизнесменов есть общая цель, которую они параллельно пытаются до-стичь на основе собственного превосходства. Для конфликта между го-сударствами тоже характерен элемент соревнования, но он присутствует лишь в борьбе за обеспечение себя средствами достижения целей — оружием или союзниками. Если говорить о целях, то здесь конфликт представляет собой прямое столкновение сторон, преследующих абсо-лютно различные или даже противоположные цели. Враждебные отно-шения государств более похожи на противоборство двух футбольных команд или рабочих и капитала во время забастовки. Действительно, было бы смешно описывать взаимоотношения между Израилем и его арабскими соседями только как борьбу за территорию, на которой арабы стремятся стереть Израиль с лица земли, а тот в свою очередь пытается сохранить позиции или по возможности расширить собствен- ную территорию.

Если действительно считать, что именно конкуренция, будь то даже конкуренция в сфере вооружений, лежит в основе конфликта и вражды, то это позволяет сделать определенные выводы относительно проблемы разоружения. До тех пор пока несовпадение целей не будет устранено на основе компромисса между противниками или отказа одного из них от своих притязаний, сложно представить себе, чтобы какая-либо из сторон добровольно прекратила гонку вооружений. Единственный шанс приостановить этот процесс — достижение одинаково выгодного или одинаково невыгодного положения противников. Но чрезвычайная сложность разработки подобных симметричных соглашений по поводу вооружений и последующего убеждения обеих сторон в сохранении па-ритета на всем протяжении действия соглашения приводят к тому, что


договоренности о разоружении или о контроле над вооружениями до сих пор достаточно редко реализовывались на практике. А попыток под-писания соглашений об ограничении поиска союзников, насколько я знаю, не было вовсе.

Причины вражды в любой межгосударственной системе многочис-ленны и разнообразны, поэтому случаи достижения дружественных от-ношений между всеми элементами системы являются редким исключе-нием. Пока существуют противоречия целей, будут сохраняться отно-шения вражды. Но вражда не обязательно подразумевает обращение к принуждающей силе, что подтверждается на практике. Иначе война бы продолжалась постоянно. Прежде чем начать войну, обе стороны долж-ны решить, что это самый предпочтительный вариант. Когда государст-во добивается насильственного изменения status quo, альтернативой войне может быть недопущение ситуации, в которой доступно одно средство — принуждение. В случае же, когда государство может сохра-нить сложившийся status quo, только прибегая к военной силе, альтер-нативой может быть принятие тех изменений, предотвратить которые способно лишь силовое воздействие.

В отсутствие войны вражда может длиться бесконечно и выражать-ся в различных формах: от простого прекращения дружественных отно-шений до обмена всевозможными актами демонстрации враждебности, мало чем отличающихся в техническом смысле от войны, когда в дейст-вие включаются регулярные войска. На каком бы этапе развития ни находились конфронтационные отношения, они непременно вызывают далеко идущие последствия как для сторон, непосредственно вовлечен-ных в конфликт, так и для остальных государств — участников многого-сударственной системы. При этом правительства будут постоянно ожи-дать самых худших действий со стороны своего врага. Подверженность чрезмерным опасениям имеет определенные минусы: вместо того чтобы удержать противника от потенциально возможных военных действий, слишком активная подготовка скорее спровоцирует их. Другим послед-ствием враждебных взаимоотношений двух государств может стать не-обходимость для остальных членов системы занять ту или иную позицию.

В контексте обсуждения проблем действия — противодействия се-рьезного внимания заслуживает вопрос об эскалации конфликта, осо-бенно актуальный в наш ядерный век. На любом уровне враждебных отношений существует потенциальная возможность их обострения, что в конечном итоге способно привести к глобальной войне. Что касается ядерного конфликта, то лидеры сторон, обладающих ядерным оружием, знают, что его применение будет абсолютно разрушительно для их соб-ственных стран, поэтому страх перед эскалацией конфликта может слу-


жить фактором сдерживания. Степень ограничения собственных дейст-вий очень различна для конкретных участников конфликта. Например, она высока для ядерных держав, которые рискуют самоуничтожением, даже в случае нанесения первого удара. Если стороны исходят из пред-посылки о безопасности «ядерного пата (тупика)», они не опасаются, а даже стремятся к эскалации конфликта практически до уровня общей войны. Так, для лидеров страны, знающих, что она слабее противника в партизанской войне, но сильнее в традиционных военных действиях, было бы предпочтительнее доведение конфликта до стадии традицион-ной войны. И на самом деле, эскалация конфликта в таком направлении позволит надеяться на успех, поскольку только антипартизанские меро-приятия не могут восстановить мир и порядок на территории, охвачен-ной партизанской войной.

Черта, разделяющая дружеские и враждебные отношения, не всегда четко определена. В некоторой промежуточной области правительст-вам сложно проследить, когда слабо выраженные дружественные отно-шения переходят во враждебные и наоборот. Даже в отношениях самых дружественных государств обычно присутствует скрытый конфликт, который может внезапно разгореться. Так, кризис на Суэцком канале не породил вражды между США и большинством их европейских союз-ников, достаточной для ожидания каких-либо насильственных дейст-вий, однако серьезно охладил их прежде теплые отношения. Еще один пример: у США нет уверенности в том, что стремление Югославии вос-становить солидарность с советским блоком в какой-то момент не одер-жит верх над ее желанием поддерживать хорошие отношения с США. Именно в таких ситуациях подвергается самой серьезной проверке эф-фективность дипломатии как средства обеспечения дружеских отноше-ний между государствами. К несчастью, правительства обычно слиш-ком заняты открытыми конфликтами и враждой и не занимаются пред-отвращением тех, что пока находятся в латентной форме, поэтому, как правило, не могут предупредить их развязывание.

Дипломатические отношения дружбы и вражды отличаются порази-тельной внезапностью и легкостью трансформации друг в друга. Бы-стрый переход от дружбы к вражде не вызывает особого удивления, поскольку это соответствует будничному опыту межличностных отно-шений. Сегодняшний хороший друг может предать или нанести оскор-бление и стать завтра злейшим врагом: точно так же союзники, имев-шие, казалось бы, очень близкие интересы, могут стать противниками, если один из них заподозрит другого в тайном сговоре с врагом. Стреми-тельный переход от враждебных отношений к дружеским может вы-звать резкую критику, так как чувство ненависти в обществе умирает медленно. И все же умение превращать вчерашнего врага в своего союз-


ника — это не только традиционный дипломатический прием, но и со-вершенно необходимое условие успешной политики баланса сил. Наше предположение о том, что дружбу и вражду между государствами надо отличать от эмоциональных установок, прекрасно подтверждают отно-шения Германии и Японии, бывших главными врагами Запада во время войны и ставших основными участниками западной системы коллектив-ной безопасности задолго до того, как стала исчезать ненависть, вы-званная войной. В этом случае изменение политической ориентации ни-сколько не зависело от изменившегося общественного настроения, а, наоборот, способствовало ускорению этого процесса.

Когда речь идет о роли эмоциональных установок, само собой разу-меется, что личные дружеские чувства и симпатии государственных де-ятелей и граждан двух стран упрощают установление дружественных отношений. Представителям уважаемых государств легче устанавли- вать отношения с другими странами, если они испытывают симпатию и понимание к их интересам и населению. И наоборот, правительство под давлением общественного мнения будет испытывать затруднения, если оно пытается установить дружественные связи с государством, к кото-рому общество настроено враждебно.

Нейтральные страны должны вовремя понять, что их демонстратив-ные нападки на «империалистическую Америку» не благоприятствуют развитию теплых отношений с США. В демократических государствах, где позиция общества в значительной степени определяет внешнюю по-литику, выражение массового недовольства тоталитарными режимами может серьезно помешать проведению политики сотрудничества с этими режимами, даже если правительство считает, что эти отношения отвечают интересам национальной безопасности. Хотя такие традици-онно нейтральные демократические страны, как Швеция и Швейцария, могут утверждать, что общество свободно в выражении собственного настроения и не должно, подобно правительству, воздерживаться от субъективности, они, тем не менее, пытаются смягчить общественные мнения и настроения, способные стать барьером на пути реализации дружественной политики.

Эффективная межгосударственная дружба, так же как и отношения между союзниками, может содействовать усилению эмоционального дружелюбия. Успешный опыт совместных действий нередко вызывает взаимное доверие и симпатию, хотя это и не всегда так: старые обиды, подозрения, чувства злобы и зависти могут в конечном счете возобла- дать у части населения. В таком случае демократические правительства не должны пассивно ожидать самопроизвольного развития дружелюб- ного настроения у общества, которое бы соответствовало их политике. Хотя ни один из основных способов, применяемых тоталитарными пра-

А. УОЛФЕРС. ПРОТИВОБОРСТВО И СОТРУДНИЧЕСТВО: ОЧЕРК МЕЖДУНАРОДНОЙ ПОЛИТИКИ 34 7

вительствами для манипуляции общественным мнением, не совместим с демократией, все-таки есть множество технологий преподнесения об-ществу благоприятного имиджа другой страны.

Существует тенденция, особенно в США, преувеличивать важность чувств дружбы или благодарности в деле установления дружественных отношений. Хотя может быть не очень приятно наблюдать вспышки антиамериканских настроений в странах, с которыми США стараются поддерживать дружественные или союзнические отношения, сотрудни-чество между правительствами и взаимное уважение интересов друг друга не зависит от настроения населения. Большинство государств во все времена, как молодые, так и обладающие длительным дипломати-ческим опытом, добиваются дружественных или враждебных отноше-ний с другими государствами не в ответ на проявление в обществе соот-ветствующих настроений признательности или ненависти, а взвешивая свои интересы. Однако неофициальная (персональная) дипломатия и культурные обмены могут быть полезны, если они помогают поддержи-вать общественное настроение дружелюбия в тех случаях и тогда, когда установление дружбы или снижение напряженности между государст-вами отвечает национальным интересам.

Зависимость между дипломатической враждой и неприязненными чувствами в обществе не менее сложна, чем между дипломатической дружбой и дружелюбием общества. Однако есть одно различие: во время войны оба типа вражды, дипломатическая и личная, почти неиз-бежно совпадают, особенно если война превратилась в борьбу наций, а не только профессиональных военных сил. Если до начала войны в об-ществе отсутствуют настроения ненависти к врагу, то правительство обычно заботится о том, чтобы вызвать эти настроения. Широко рас-пространяются карикатурные изображения врага и рассказы о его звер-ствах, вызывающие ненависть, что предположительно должно подни-мать боевой дух армии и всего населения, хотя спорно, что война всегда вызывает чувство* ненависти к врагу. Как бы то ни было, сохранение враждебных чувств у населения уже после завершения войны может заставить правительства пожалеть о том, что они с таким упорством насаждали ненависть в сердцах своих граждан тогда, когда на первом месте стояла задача укрепления боевого духа.

Общественное настроение враждебности может перейти в массо-вую истерию, и тогда правительство мало что может сделать для его смягчения. Намного более значимы чувства симпатии и антипатии, любви или ненависти самих политических деятелей. Известен случай, когда дипломат испытывал такую любовь к стране, в которой был аккре-дитован, что не понимал, что эта страна проводит политику, наносящую вред интересам его собственного государства. Руководители государств


тоже бывают ослеплены личными чувствами неприязни к определенно-му государству или конкретному зарубежному государственному деяте-лю. Если из-за этого они оказываются неспособны беспристрастно оце-нивать ситуацию, есть вероятность, что они не смогут, например, найти путь к компромиссному разрешению конфликта, который вполне мог бы быть урегулирован мирным способом.

В наш век революционного и идеологического конфликта важно от-метить еще одно обстоятельство. Можно утверждать, что ненависть многих революционных деятелей направлена не на население или поли-тиков зарубежных стран, а скорее на социальные системы, институты и все те явления, которые подразумеваются под терминами «империа-лизм», «капитализм», «Уоллстрит» или «большевизм». Когда ненависть доминирует, сложно сказать, не извращает ли эмоциональная предан-ность идеологии и догмам понимание национального интереса, или страны и режимьгискренне привержены идеологическим целям, а субъ-ективные настроения только сопровождают их достижение, просто при-давая идеологической борьбе больше напора и убедительности. В любом случае было бы ошибкой считать, что идеологическое расхожде-ние между Востоком и Западом или между некоторыми нейтральными странами и Западом, время от времени выливающиеся в эмоциональные всплески, обязательно препятствует существованию теплых межгосу-дарственных отношений. В то же время долгие периоды неучастия в войнах как форма слабо выраженных дружественных отношений могут сопровождаться наличием серьезного конфликта в латентном виде, как показывает опыт отношений между СССР и буржуазными националь-ными режимами нейтральных стран.

Людям, обладающим чувствительной совестью, тяжело видеть, что их страна поддерживает дружественные отношения со странами, режи-мами или конкретными деятелями, которых они осуждают за неэтичное поведение, или что страна вовлечена в войну с народом, к которому они не испытывают ненависти. И все же деятельность политиков, определя-ющих взаимоотношения своей страны с другими странами и действую-щих от лица государства, должна опираться на беспристрастную оцен-ку национальных интересов, что предполагает способность государст-венных лиц пренебрегать собственными эмоциями и эмоциями общест-ва. Основывать свои решения на зыбучем песке эмоций было бы губительно, особенно сегодня, когда общественное' настроение форми-руется во многом благодаря средствам массовой коммуникации и все-сильной пропаганде.

Джон В. Бертон о конфликтах и сотрудничестве в мировом обществе

Известный ученый, сотрудник Лондонского центра по анализу кон-фликтов Джон В. Бертон принадлежит к уже упоминавшейся нами Анг-лийской школе международных отношений, к которой относят, в част-ности, X. Була, Дж. Шварценбергера и др. Так же, как и они, Дж. Бертон исходит из того, что анархия международных отношений ограничена определенным сводом общих ценностей, норм и правил поведения, де-лающих возможным не только урегулирование конфликтов, но и пере- ход к сотрудничеству конфликтующих сторон1. В то же время его отли чает собственная позиция относительно эволюции международных от-ношений, сущности международных конфликтов, путей их разрешения и перехода от конфликта к сотрудничеству.

Многие исследователи полагают, что международный конфликт представляет собой игру с нулевой суммой, т.е. столкновение объектив-ных интересов сторон, в котором каждая из них либо выигрывает, либо все теряет. Следовательно, ставкой в каждом конфликте является коли-чественно определенная фиксированная выгода, которую получает по-бедившая сторона. Бертон выдвигает точку зрения, согласно которой конфликт должен рассматриваться как по существу субъективный, вы-текающий из взаимного непонимания сторонами того обстоятельства, что существует возможность удовлетворения интересов каждого из них. Он утверждает, что конфликт, который на первый взгляд кажется объективным, может быть преобразован во взаимодействие с положи-тельным результатом для обеих участвующих в нем сторон; если они смогут «переосмыслить» как собственные интересы, так и интересы Друг друга, то обнаружат возможности мирного функционального со-трудничества, из которого извлекут взаимную выгоду. Поэтому в разре-шении конфликтов и переходе к сотрудничеству он уделяет особое вни-мание переговорам и посредничеству. В 1960-е — начале 1980-х гг. Бертон проводит семинары, посвященные проблемам урегулирования отношений в Юго-Восточной Азии и кипрского конфликта2. В результа-

1 См.: Burton J. Systems, States, Diplomacy and Rules. Cambridge, 1968. 2 Подробнее об этом см.: Лебедева ММ. Политическое урегулирование конфлик

тов. М., 1998. С. 168-170.


те он приходит к выводу о возможности обсуждения лежащей в основе конфликта проблемы в обстановке ограниченных официальных контак-тов между сторонами. Как показали его семинары, условием обсужде-ния является признание соответствующих встреч чисто академически-ми и не налагающими на их участников, которые не рассматривают себя в качестве официальных лиц, никаких предварительных обяза-тельств.

Бёртон, рассматривая конфликты, делал вывод о роли международ-ной коммуникации в их урегулировании и налаживании сотрудничест-ва. В 1969 г. он издает книгу, которая специально посвящена данной проблеме и фрагмент из которой приводится ниже. Бертон показывает здесь, что коммуникация — это условие сотрудничества и разрешения конфликта. Однако это необходимое, но не достаточное условие. Многое зависит от эффективности коммуникации. Под эффективной коммуникацией он понимает целенаправленную передачу информации, а также получение и интерпретацию ее именно и точно в том виде, в котором она передавалась. Важно и то, чтобы при последующем исполь-зовании информации ее первоначальный характер не искажался, а влиял на формирование и изменение ценностей, интересов и целей. Будет ли коммуникация использоваться в отношениях сотрудничества или конфликта, зависит от ее содержания и от понимания этого содер-жания. Отсюда понятна необходимость контролировать коммуникации и связанную с ней потребность разработки и совершенствования при-емов и способов контроля. Контроль над коммуникацией есть попытка повысить ее качество в контролируемой коммуникации в отличие от традиционной, где не используются нормативные термины или ссылки на нормативные ценности. Коммуникация эффективна тогда, когда есть гибкость и контроль над процессами восприятия и обсуждения ответов, когда существует «обратная связь» между всеми сторонами коммуника-ции, когда каждая из них является субъектом коммуникации, а не вы-ступает лишь в роли ее «объекта».

В дальнейшем позиция Бертона оказала значительное влияние на развитие международно-политической науки, особенно таких ее раз-делов, как стратегические исследования, переговоры и сотруд-ничество.

Немалую роль в этом сыграло то обстоятельство, что Бертон идет значительно дальше многих своих коллег в построении целостной кар-тины международного общества. Преодолевая государственно-цент-ристскую модель, он сравнивает международные отношения с паути-ной, сотканной из бесчисленных торговых потоков, культурных обменов, социальных взаимодействий различных общностей, миграций населе-ния, взаимодействий города и деревни и т.п. Нити такой паутины не-

ПА ЦЫГАНКОВ. ДЖОН В. БЁРТОН О КОНФЛИКТАХ И СОТРУДНИЧЕСТВЕ В МИРОВОМ ОБЩЕСТВЕ 351

однородны по своей прочности, протяженности и закрепленности в том месте, где они завершаются. Более того, существует множество таких паутин, различающихся по форме, масштабу охвата и крепости. В то же время в своей совокупности они покрывают всю планету, представляя собой как бы карту мирового общества1. Поэтому, подчеркивает Бёртон, речь должна идти о качественно новом типе сотрудничества, отрицающем прерогативы государства и его монополию на управление всеми типами отношений и взаимодействий, которые складываются между многочисленными и многообразными членами мирового общест- ва. Государство принимает в них участие лишь наряду с другими, как один из многих международных акторов — неправительственных орга-низаций, различного рода объединений, транснациональных корпора- ций, ассоциаций и групп. Взаимодействие различных акторов, в процес- се которого происходят столкновение и разрешение их интересов, пере-ход к новому уровню отношений и т.д., постепенно формирует глобаль-ную самоуправляющуюся систему, которая означает конец международных отношений в традиционном смысле, т.е. понимаемых как межгосударственные взаимодействия2.

Можно отметить по крайней мере три существенно важных положе-ния цитируемой работы Бертона, коррелирующие с самыми последними достижениями науки о международных отношениях. Во-первых, это его вывод о формировании мирового общества, во многом совпадающий с современными исследованиями такого явления, как глобализация, под которой в международно-политической науке понимают выход (пони-маемый не только как реальность, но и как возможность) политических процессов за пределы территориальных государств и их национальных юрисдикции.

Во-вторых, это вывод о необходимости внести изменения в традици-онные представления об анархичности международных отношений, в настоятельной потребности их сознательного регулирования и отчасти в реализации ее в тех или иных формах, в тех или иных интересах. Подобное регулирование, подчеркивает, например, М.К. Смуте, проис-ходит не как следование неким предустановленным правилам поведе- ния международных акторов, а как непрерывный процесс их столкнове-ния, конфликтов, переговоров, обменов и взаимного приспособления Интересов3. В этой связи все более широкое распространение получает

1 См.: Burton J. World Society. Cambridge, 1972. 2 См.: Burton /., Tarja V. The End of International Relations // Groom A.J.R.,

Light M. Contemporary International Relations. A Guide to Theory. L., 1994. 3 Подробнее см.: Les nouvelles relations Internationales. Pratiques et theories. Sous la

direction de M.C. Smouts. P., 1998. P. 150-151.


термин «governance», хотя его содержание еще не стало предметом об-щего согласия всех исследований1.

В-третьих, это вывод о той роли, которую играет коммуникация в процессах глобализации. «Если интересы и рынки, благоприятствую-щие глобализации, могут варьироваться в зависимости от страны или региона, то средства, необходимые для беспрепятственного пересече-ния национальных границ, сегодня широко доступны в результате ог-ромного прогресса, который произошел в последние десятилетия в сред-ствах транспорта и коммуникаций!» — подчеркивает в данной связи из-вестный американский исследователь Дж. Розенау2.

Все это говорит о том, что работа, которую Дж. Бертон издал трид-цать лет назад, во многом сохраняет свою актуальность и сегодня.


1 См. об этом: Politique etrangere. 1997. № 2. P. 257. 2 Rosenau J.N. Les processus de la mondialisation: retombees significatives, echanges

impalpables et symbolique subtile // Etudes internationales. Septembre. 1993. Vol. XXIV, № 3. P. 503.

ДЖОНВ.БЕРТОН

КОНФЛИКТ И КОММУНИКАЦИИ. ИСПОЛЬЗОВАНИЕ КОНТРОЛИРУЕМОЙ КОММУНИКАЦИИ В МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЯХ'

Г л а в а 4. УСТАНОВЛЕНИЕ КОММУНИКАЦИЙ

Коммуникация — характеристика любых отношений. В человеческих отношениях коммуникационные потоки обычно включают сообщения и установление взаимодействия. Коммуникация имеет место даже в от-сутствие сообщений и взаимодействия, например, когда группа опреде-ленной национальности знает о существовании и испытывает симпатию К группе той же национальности, проживающей в другом регионе и не имеющей с ней непосредственного контакта. Существует коммуника- ция евреев, цветных народов, религиозных или идеологических групп, разделенных границами и политическими барьерами. Более того, воз-можны коммуникации антипатии, как, например, демонстрация враж-дебности, когда перекрывается поток любых других посланий и взаимо-действий, что влияет на поведение и мнения людей. Итак, коммуника- ция есть и там, где наличествует поток сообщений, и там, где существу- ют отношения при отсутствии реальных сообщений и взаимодействия.

Иногда отношениям свойственна только потенциальная возмож- ность коммуникации, подобно неиспользуемой телефонной системе. Общности, имеющие одинаковые ценности и традиции, обязательно знают друг о друге. Как телефонной системе для ее существования не обязательно постоянно находиться в эксплуатации, так не обязательно взаимодействие при коммуникации. Когда в каких-либо отношениях имеются структурные и функциональные возможности взаимодействия, эти отношения автоматически оказываются наделенными системати-ческими атрибутами коммуникации.

1 Оригинал: Conflict & Communication. The Use of Controlled communication in International Relations. L., 1969. P. 48-59 (перевод Ю. Праховой). 23-5171


В этом смысле между государствами всегда существует коммуника-ция, даже если эта коммуникация присуща системе государств одного образца: всегда есть взаимозависимость и взаимовлияние, симпатии или антагонизм между подсистемами или потенциальная возможность такой коммуникации.

Сообщения могут быть в равной степени источниками ложной ин-формации и истинного знания. Они далеко не всегда служат гармониза-ции отношений в поведенческих системах: к коммуникации прибегают и при конфликте, и при мирных отношениях. Это интегральная часть отно-шений, и ей нельзя придать характер какой-либо социальной ценности. Будет ли коммуникация использоваться в отношениях сотрудничества или конфликта, зависит от ее содержания и понимания ее содержания.

Эффективная коммуникация

Технология контролирования коммуникаций основывается на следующем положении: конфликт происходит в результате неэффективной коммуни-кации, а его разрешение должно включать процесс налаживания эффек-тивных коммуникаций. Под эффективной коммуникацией мы понимаем намеренную передачу информации, а также получение и интерпрета- цию ее точно в том виде, в котором это предполагалось при ее передаче, при последующем использовании информации в первоначальном виде и ее участие в формировании и изменении ценностей, интересов и целей. Необходимость контролируемой коммуникации понятна, если при- знать, что конфликт интересов является субъективным феноменом и возникает тогда, когда существуют условия, препятствующие правиль-ному пониманию ценностей и рассмотрению альтернативных средств и целей. Это утверждение оспаривается другой теорией, согласно кото- рой причина конфликта в агрессивности и экспансионистских устрем-лениях государств; тогда силовые отношения определяют сущность и структуру мирового сообщества, а разрешение конфликта возможно только при вмешательстве третьей стороны, при принуждении к миру или при военной победе одной стороны над другой. В последнем случае каждое государство будет стремиться навязать свою волю противнику в мирных переговорах после его поражения или в условиях, явно веду- щих к поражению. Здесь коммуникация эффективной не будет, она не влияет на процесс урегулирования конфликта (если'только одна из сто-рон не готова принять условия), и это будет продолжаться до тех пор, пока один из противников выступает победителем. Если считать, что конфликт между государствами основан на непонимании, неправиль- ной оценке ситуации, неспособности увидеть альтернативные средства достижения целей и других поведенческих факторах, то отсюда следует

ДЖ. БЕРТОН. КОНФЛИКТ И КОММУНИКАЦИИ 355

потенциальная возможность его урегулирования с получением взаим- ной выгоды. Следовательно, эффективная коммуникация уместна даже во время войны. Рассмотрим две различные посылки и соответствую- щие им различные средства прекращения конфликта в трудовой сфере. Первый вариант— когда звучит отказ от переговоров до тех пор, пока бастующие не приступят к работе (или не снимут локаут), урегулирова-ние конфликта достигается только после поражения одного из против-ников. Второй вариант — когда переговоры происходят в ходе забастов-ки (или локаута) и работа возобновляется уже на основе достигнутых соглашений. В первом случае коммуникация не налаживается до побе- ды какой-либо стороны, а во втором она существует даже во время кон-фликта. Полное разрешение конфликта в отличие от его урегулирова- ния базируется на достижении соглашений, предшествовавших прекра-щению конфликта, иначе победившая сторона будет навязывать усло- вия урегулирования конфликта. Таким образом, первым шагом в изучении конфликта и его разрешении является установление эффек-тивной коммуникации.

Эффективность коммуникации зависит от нескольких характерис- тик. Коммуникация может быть намеренной или ненамеренной, иметь целью передачу точной информации или введение в заблуждение, ин-формация может быть точно или неточно принята, точно принятая ин-формация может быть адекватно или неадекватно интерпретирована. Каждая из этих характеристик зависит от формы коммуникации, напри-мер она может быть вербальной или визуальной, прямой или косвен- ной, и от сопутствующих ей обстоятельств, например она может проте-кать в условиях страха или безопасности, осведомленности или пред-рассудков. Сложность и важность этих проблем коммуникации, до сих пор фактически игнорировавшиеся теорией межгосударственных отно-шений, подтверждают гипотезу о тесной взаимосвязи, конфликта и не-эффективной коммуникации, доказывают действенность межличност- ных технологий налаживания коммуникаций и, в случае необходимо- ти, проверки эффективности коммуникаций при помощи методов обме- на ролями или игровых методов.

В политических отношениях существует множество форм коммуни-кации, однако наиболее распространены из них самые неэффективные. Когда в 1967 г. Президент Арабской Республики Египет Насер устано- вил контроль над проливом Акаба, он, обращаясь к израильтянам, ска- зал следующее: «В течение двадцати лет мы были вынуждены мириться с ситуацией, когда арабский мир находился под влиянием Запада, что недопустимо с национальной точки зрения. Раньше у нас не было воз-можности ни изменить это явление, ни понять его последствия для арабского мира. Теперь военная сила позволяет нам занять более выгод-

23-


ную позицию для торговли. Сейчас мы можем обсуждать проблемы бе-женцев, будущего состава, статуса и роли Израиля на Ближнем Востоке и его общей структуры, и это стало бы первым шагом на пути к освобождению арабского мира от внешнего влияния, которое тормозит его политическое и экономическое развитие. Мы не испытываем непри-язни к евреям как таковым, фактически мы один народ. Но мы не можем терпеть присутствие враждебного государства, созданного за счет ара- бов, которое уже пыталось при поддержке Запада проводить экспансио-нистскую политику и которое представляет постоянную угрозу для всех соседних с ним арабских государств». Президенту Насеру приходилось также многократно обращаться к арабскому миру. Его публичные обра-щения (израильтяне могли слышать их) и высказывания подразумевали, что государство Израиль должно быть стерто с лица земли, что устра- нит угрозу для арабского мира. Смысл военных операций против Израи- ля тоже не мог быть истолкован как приглашение к трезвому обсужде-нию. Наоборот, военные действия вполне отвечали позиции, высказан- ной в обращениях к арабскому миру, воспринимались израильтянами как первый шаг в реализации вербализованной ранее угрозы. Военные операции и публичные заявления Президента Насера подтверждали его намерение «утопить» евреев в море. Израиль ответил превентивным ударом. После прекращения огня Израиль продолжал оккупировать значительные районы соседних государств. Тем самым он пытался доне-сти до арабов определенную информацию, но не смог сделать этого и получить желаемого ответа. Руководство Израиля столкнулось с той же проблемой, что и президент Насер. От него требовали официальных публичных заявлений, при этом в правительстве наблюдалось хрупкое равновесие власти, а общественное мнение было настроено за удержа- ние плодов завоеваний. Продолжая оккупацию территории, правитель-ство Израиля пыталось сказать Президенту Насеру и всему арабскому миру: «Наша военная победа была достигнута при помощи превентивно-го удара, хотя мы пытались убедить вас, что не будем проявлять воен- ной инициативы. Но мы не ведем себя как победители: мы знаем, что не покорили и не могли бы покорить все арабские государства. Мы даже не можем продолжать удерживать оккупированные районы, поскольку наши человеческие и материальные потери слишком велики. И мы не можем вести войны в каждом поколении. Более того, мы уже не можем полагаться на Запад в большей степени, чем любое государство может полагаться на великую державу. Географически мы принадлежим Ближнему Востоку, и мы должны стать ближневосточной страной. Мы тоже заинтересованы в том, чтобы защитить этот регион от иностранно го вмешательства. Мы должны сыграть свою роль в разрушении барье- ров и создании функционального и экономического сотрудничества.


Если мы сейчас сдадим позиции, у нас не будет возможности для тор-говли, и мы вернемся к тому, что имели, — а политически это неприем-лемо. Отступить можно лишь в том случае, если бы обе стороны призна-ли, что готовы согласиться со значительными различиями в том, как каждая из наших стран представляет себе мир на Ближнем Востоке. Наконец, создание нормальных отношений откроет путь для осущест-вления демобилизации, разоружения и совместного развития. Альтер-натива этому — сохранять обеим сторонам ракетные базы и иметь воз-можность превентивного удара, чего ни одна из сторон не может себе позволить из-за возрастающих требований собственного развития». Эта информация не была воспринята Президентом Насером, другими араб-скими лидерами и всеми арабами, поскольку она не согласовалась с публичными заявлениями, из которых следовало, что оккупация терри-тории будет продолжаться, и это подтверждало подозрения арабов в агрессивных намерениях Израиля. В споре или при обмене военными акциями каждая из сторон убеждена, что она передает позитивную ин-формацию, тогда как другая сторона агрессивна и не предлагает ника- ких конструктивных идей. Недоверие и подозрения в агрессивных наме-рениях взаимны. В рассмотренной ситуации взаимное непонимание препятствовало установлению прямой дискуссии. Поведение каждой из сторон укрепляло выработанные по отношению к ней стереотипы и де-лало диалог все менее и менее возможным. Рано или поздно другие соображения должны были выйти на первый план; например, Арабской Республике Египет было необходимо любым образом прекратить проти-востояние, чтобы не допустить повторного удара, а насущная потреб-ность для Израиля — обеспечить собственную безопасность, которую не гарантируют договоры с арабами и иностранное вмешательство.

Сила и угроза как средства общения использовались издавна, одна- ко история свидетельствует, что средства неэффективны, в частности в результате дезинформации. Чтобы послания были получены адресатом и были восприняты именно так, как подразумевалось отправителем, нужно установить канал вербальной или визуальной коммуникации. Но противоборствующие стороны обычно не имеют в своем распоряжении таких каналов, а если и имеют, то пользуются ими без всяких правил... Прямая и непрямая вербальная коммуникация в ситуациях, аналогич- ных рассмотренной, не используется из опасения взаимного недопони-мания реакции общественности в своей стране.

В связи с этим каналы прямой и непрямой вербальной коммуника- ции устанавливает дипломатия. Однако эта форма общения не сильно отличается от военной, поскольку действует в рамках силовых структур и дает возможность существованию множества интерпретаций. По дип-ломатическим каналам передаются информация, угрозы и условия со-


трудничества, а также дезинформация, или «шумы». Разведывательные службы обеспечивают правительство информацией, которая интерпре-тируется в свете господствующих идеологий, теорий или стереотипов и поэтому являются источниками дезинформации. В качестве каналов коммуникации выступают репортажи, статьи и дискуссии в печати, официальные заявления; но при этом передаваемая информация зачас- тую искажает реальное отношение или реальную политику; она еще больше искажается при ее интерпретации получателем. В официальных отношениях между государствами коммуникация редко бывает эффек-тивной. Более того, дипломатическая коммуникация функционирует со-гласно общепринятой традиции, т.е. не может рассматривать возмож-ности, альтернативные официальной политике. Системный подход к конфликту в Нигерии или к спору между Сомали, Эфиопией и Кенией1

вызывает множество вопросов по проблемам легитимизации и урегули-рования спора посредством политических соглашений... То, насколько эффективной и открытой может быть дипломатическая коммуникация, не играет роли, так как она ограничена изначально. Даже дипломати-ческое восприятие государственных отношений строго регламентирова-но: политические деятели стараются вложить поступающую информа цию в рамки существующих теорий и образов. Коммуникация эффек-тивна только тогда, когда есть гибкость и контроль над процессами вос-приятия и обсуждения ответов.

Разрешение конфликта достигается при эффективной коммуника- ции, поэтому оно возможно только благодаря самим участникам кон-фликта. При этом необходимо учитывать различные восприятия ситуа-ции противостоящими сторонами, а не третьей стороной. Процесс раз-решения конфликта в основном заключается в подтверждении того, что отправленная информация получена в исходном виде, а сообщение по-слано осознанно и содержит точную информацию. Это — самый слож-ный момент в конфликтной ситуации. Действительно, предрасположен-ность государств, вовлеченных в конфликт, к непониманию обусловли-вает неэффективность самых простых способов коммуникации, и в этих условиях единственным адекватным способом установления взаимоот-ношений может быть контролируемая прямая дискуссия. Различие между обществами и общностями состоит в уровне и целях коммуника-ции: в первых она является средством мирного сосуществования, а в последних это ценность сама по себе. Контроль над коммуникацией между участниками конфликта представляет собой попытку повысить ее уровень, что позволило бы превратить отношения конкуренции и

1 Территориальный конфликт, имевший место между сторонами в 1960-е гг. (при-меч. науч. ред.).


противоборства в поиск общих ценностей. Для этого необходимо пред-ставить неизвестные ранее альтернативы, предлагаемые нетрадицион-ными моделями и концепциями.

Установление эффективной коммуникации

Установление эффективной коммуникации между сторонами конфлик- та, которая подтверждалась бы точностью получаемой информации, само по себе является проблемой. Инициативы каждой стороны могут сдерживаться из опасения, что они будут расцениваться другой сторо-ной, как проявление слабости или поражения. Уже предпринятая ини-циатива нередко воспринимается как уловка противника. Публичные заявления могут ослабить решимость сторон, участвующих в конфлик- те. Более того, желание вести переговоры может означать готовность к компромиссу, а лидеры конфликтующих сторон редко бывают располо-жены демонстрировать подобную готовность. Иногда полезны такие процедурные средства преодоления подобного рода трудностей, как по-средничество третьей стороны или неформальная и секретная коммуни-кация между противниками. Стоит заметить, что даже существование конфронтации между государствами не препятствует некоторым отно-шениям, например США и КНР имеют прямые связи через дипломати-ческих представителей. Однако подобная коммуникация может одина-ково легко изменять отношение и'усиливать напряженность.

В одном из проектов, в котором мы участвовали, стороны неприми-римого конфликта были приглашены к участию в разработке общей программы. Поскольку предполагалось, что дискуссия будет секретной, в ней не поднимались серьезные политические проблемы. И даже если бы о ней стало известно, это не смогло бы принести большого вреда, так как правительства сотрудничали только в рамках академического дис-пута. Ни одна из сторон не проявляла готовности к разрешению кон-фликта, не считала возможным его разрешение, не допускала существо-вания позиции, альтернативной своей, и не верила, что участники дис-куссии будут в состоянии сделать нечто большее, чем просто интерпре-тировать официальную политику и заявления, уже прозвучавшие публично. Наоборот, согласие участвовать в дискуссии сопровождалось утверждениями, что переговоры в целях разрешения проблемы являют- ся пустой тратой времени из-за бесчестных и агрессивных намерений противоположной стороны.

Только глава правительства страны или лидер соответствующей ор-ганизации, вовлеченных в конфликт (тем более если конфликт носит силовой характер), могут принять решение об участии в подобной дис-куссии со своим противником... Поэтому приглашения или просьбы уча-


ствовать в дискуссии направлялись главе правительства или ответст-венному министру. Приглашения, проходившие, например, через внеш-неполитические службы, обычно отклонялись. Причина этого, скорее всего, заключается в том, что легче ответить отказом на необычное предложение, обсуждение и решение которого должно происходить на высоком уровне. Администрации недостаточно умело функционируют в нестандартных ситуациях. В то же время практика подтверждает, что при прямом контакте с лицами, принимающими решения, необычность предложения играла положительную роль — она стимулировала интерес к проблеме и вызывала желаемые результаты.

В кратком документе невозможно объяснить всю технологию и отве-тить на множество поднятых вопросов, а длинные документы, как пра-вило, не читают. Поэтому необходимо вручать письмо политику, прини-мающему решения, во время личного визита. В этом случае ответы обычно были положительные, хотя в конце концов дискуссии удалось провести не во всех случаях. Заметим, что при этом постоянно высказы-вались критика традиционных методов, обсуждение неформальных под-ходов, заинтересованность в сравнительном изучении конфликтов, по-дозрения крупных держав и оценка их влияния на ООН, равно как и поднимались вопросы об источниках финансирования исследователь-ского проекта и мотивах его участников. Страна, университет данной страны, люди, вовлеченные в программу, в какой-то степени имели от-ношение к принятию решений. Создавалось впечатление, что политики приветствовали привлечение академических кругов к сложной пробле- ме конфликта, но в то же время большое подозрение у них вызывали мотивы участия и спонсорства этих дискуссий.

Поскольку контролируемая коммуникация представляет собой пока еще новую технологию, приверженцы традиционных методов нередко игнорируют ее, однако конфликтующие стороны должны понять ее при-роду перед тем, как принимать решение об участии в подобных дискус-сиях. Поэтому на первой стадии программы важно обеспечить ее по-дробное представление, точно разъясняющее ее цели и задачи, что могут подкрепить вербальные объяснения.

В ходе реализации программы имеет смысл отслеживать, чтобы сравнительное изучение и интуиция были включены в процесс приня- тия решений как результат исследовательской работы, предполагав- шейся при создании программы. Здесь важно оценить роль информаци-онных потоков, информационной блокады, информационной перегруз-

ки, влияния отдельных индивидов, границ осведомленности официальных лиц и министров, разрыва между требуемым и существующим в реальности уровнями знаний, предрассудков, стереотипов и образов врага. Каждый, кто работал с иностранной официальной службой, знает


немало об этих феноменах, но сравнительных данных практически нет. Личные визиты дают возможность понять основные черты конфликтной ситуации. В связи с обсуждением роли третьей стороны заметим, что знание ситуации может оказаться ложным, однако для подготовки соот-ветствующих предложений и моделей ситуации, для привлечения вни-мания к теории и, возможно, последующей практической работе, необ-ходимо знать заранее, является ли конфликт внутренним для его участ-ников, содержит ли он этнические проблемы, включены ли в него взаи-моотношения с другими государствами и многое другое, что не всегда следует из официальных заявлений. Если все предложения и вопросы будут сформулированы и обсуждены заранее, возможности, предостав-ляемые дискуссиями, будут использованы максимально.

Моральные и правовые возможности регулирования порядка в международном обществе

Конкурирующие традиции, теории и парадигмы, существующие в рам-ках науки международных отношений, различаются не только трактов-кой главного актора, выделением ведущего процесса или интерпрета-цией основной проблемы. Линия водораздела между ними во многом связана и с теми позициями, которые высказываются относительно ха-рактера возможного в сфере международных отношений порядка и средств его регулирования. Сторонники нормативного международного порядка исходят из должного: по их мнению, международный порядок предполагает реализацию теоретико-политических конструкций — своего рода социальную инженерию, основанную на представлениях об идеальных (или самых необходимых) правилах поведения участников взаимодействия. С этой точки зрения главными регуляторами междуна-родных отношений выступают универсальные нравственные нормы и основанные на них правовые императивы. Близких позиций придержи-ваются и сторонники транснационального порядка, считающие, что ос-нову и средства международного порядка должны составлять нормы, структуры, институты и процедуры вненационального или даже надна-ционального характера. Напротив, реалистический международный по-рядок в качестве своей основы предполагает не должное, а сущее: сто-ронники этой концепции считают, что, поскольку главной движущей силой в сфере международных отношений выступают национальные ин-тересы, а сама эта сфера характеризуется «плюрализмом суверените-тов» и отсутствием верховной власти, постольку единственным эффек-тивным регулятором в ней может быть только сила и баланс сил1.

Джорджа Шварценбергера, фрагменты из книги которого публику-ются далее, относят, так же как и Хедли Булла, к «английской школе» международных отношений с центральной для нее концепцией «между-народного общества». Эта школа по своим взглядам близка к полити-ческому реализму2. И если теория политического реализма не отрицает

1 Существуют и иные взгляды на эту проблему. См. об этом: Girard M. Les concep tions de l'ordre dans les relations internationales // Cahiers francais. 1993. № 263.

2 См. об этом: Хедли Булл и вторая «большая дискуссия» в науке о международных отношениях // Социально-политические науки. 1997. № 4.

МОРАЛЬНЫЕ И ПРАВОВЫЕ ВОЗМОЖНОСТИ РЕГУЛИРОВАНИЯ ПОРЯДКА 363

значения моральных ценностей и правовых норм в международных от-ношениях (достаточно сказать, что три из шести принципов теории по-литического реализма непосредственно относятся к проблеме мораль-ного значения политического действия), то теория международного об-щества тем более не может обойти эту проблему.

В отличие от «обычного» международное общество предстает как общество суверенных государств. Поэтому субъектами правовых и моральных норм в нем выступают не граждане, а государства, опи-рающиеся в отношениях друг с другом на силу, угрозы и дипломатию. Однако это не означает антропоморфизации государств: международ- ное общество представляет собой результат определенного соглаше- ния между людьми, действующими от имени государств, — президен-тами, премьер-министрами, канцлерами, министрами иностранных дел и т.д. (этим оно отличается от международной системы, где сущест- вуют независимые от акторов структуры, навязывающие принужде- ния и ограничения их внешнеполитическому поведению). Но люди ос-таются людьми, даже если они занимают государственный пост, и они не могут не соизмерять свои действия с индивидуальной моралью и своими представлениями о правовых нормах: некоторые из них и сегодня, а не только в XIX в., как пишет Дж. Шварценбергер, искрен- не убеждены в реальности действия международной морали. Вопрос в том, как в политической деятельности соотнести эти три уровня, или три типа морали — индивидуальный, государственный и универ-сальный. Ответы политического реализма, либерализма, неомарксиз- ма, в их крайнем выражении, на данный вопрос достаточно просты. С точки зрения первого необходимо руководствоваться этикой ответ-ственности, а не этикой убеждения, т.е. исходить в первую очередь из национальных интересов, соблюдая при этом осмотрительность, умеренность и осторожность. С позиций либерализма следует опи- раться на всеобщие ценности: критериями моральности политическо- го действия могут служить общепризнанность, естественное право и соблюдение прав личности. Наконец, неомарксисты полагают, что речь должна идти прежде всего о справедливости (например, в рас-пределении ресурсов, благ и информации) в отношениях между бед- ными и богатыми странами. Этим определяется и отношение каждой из трех названных парадигм к международному праву: если для ли-берализма — это, по сути, единственный легитимный регулятор меж-дународных отношений, то сторонники политического реализма и не-омарксизма полагают, что международное право не должно рассмат-риваться как «священная корова», ибо оно может противоречить на-циональным интересам или справедливости в отношениях между народами.


Теоретики международного общества стремятся избежать подобных крайностей. Международное право для них — бесспорная реальность, которая выполняет функции регулирования межгосударственных отно-шений, поддержания международного порядка. Конечно, отмечает Шварценбергер, в обществе, в котором отсутствует центральная власть, главная функция закона заключается в содействии установлению вер- ховенства силы и иерархии, основанной на применении власти. И во множестве случаев международное право служит именно этим целям.

Подобное может быть сказано и относительно моральных норм. Внешняя политика Любого суверенного государства не обязательно свя-зана с каким-либо единым или универсальным моральным кодексом. С тех пор как политика и частная мораль сосуществуют раздельно, уси-лилось значение отдельных конкретных проблем (в противовес аб-страктным). Однако моральные проблемы становятся значимыми, когда в указах лидеров государств содержится прямое противоречие тому, что граждане считают добрым и правильным. Классический пример — лишение человека жизни. Одна из Десяти заповедей возвещает: не убий; но убийство врага по приказу правительства — акт глубокого пат-риотизма.

Шварценбергер пишет: самой важной задачей международной мора-ли в государственной практике является укрепление государственной политики. Государства достигают своих целей, если осуществляют тер-риториальную экспансию, не объясняя свои требования причинами эко-номического или стратегического характера, а ссылаясь на необходи-мость расширения естественных границ или естественное право выхода к морю. Когда общественное мнение поддерживает необходимость воен-ных действий или продолжения борьбы, идеологическое использование международной морали достигает наивысшей степени. В этом случае любой конфликт декларируется как борьба за высшие моральные прин-ципы, которые каждая из сторон ревностно защищает вплоть до подпи-сания мирного соглашения. Таким образом, в системе силовой политики главная функция международной морали состоит не в контроле за собственным поведением, а в использовании морали в качестве силового оружия против потенциальных и реальных врагов.

Все же это не означает проповеди цинизма или призывов к амораль-ности. Теоретики международного общества пытаются соединить, с одной стороны, идеалистические представления о возможности постро-ения международных отношений по образу и подобию правового обще-ства, основанного на совместном интересе его граждан и функциониро-вании созданных во имя его соблюдения норм, ценностей, правил и ин-ститутов, руководство которыми находится в руках централизованной власти, а с другой стороны, реалистские выводы об анархическом ха-

МОРАЛЬНЫЕ И ПРАВОВЫЕ ВОЗМОЖНОСТИ РЕГУЛИРОВАНИЯ ПОРЯДКА 365

рактере этих отношений, каждый участник которых руководствуется собственными интересами и мало заботится об интересах тех, с кем он вступает в взаимодействие. Поэтому в своих взглядах на международ- ное общество они исходят из так называемой ситуационной этики. Со- гласно этим взглядам, поскольку международные отношения являются

сферой взаимопроникновения и конфликта многообразных моральных и правовых подходов, постольку наиболее ответственный выбор в этой сфере не может рассматриваться в каждом конкретном случае как зара- нее предопределенный. Поэтому любая нормативная политическая тео рия международных отношений должна быть открыта для включения реальных вероятностей и неопределенностей нравственных дилемм, что означает плюралистичность моральной ориентации1. Несомненно, меж-

дународное право функционирует как регулирующий и ограничиваю- щий механизм в мировой политике. Так же несомненно и то, что эффек- тивность этого механизма невысока. И все же, хотя современные тен-

денции в международном праве демонстрируют тесную связь с мировой политикой, нельзя отрицать, что здесь происходят существенные изме- нения. Международное право XIX в. более раннего периода главенство- вало над всеми суверенными государствами, но имело своей целью не устранение войны, а лишь ее ограничение во времени, пространстве, методах ее ведения, следовательно, установление равновесия сил.

Международное право XX в. ставит своей иелью установление равнове- сия в правосудии в условиях независимости государств и интеграции власти2.

Точно так же отсутствие соглашений по моральным стандартам в мировой политике не освобождает политического деятеля от ответст-венности за свое поведение даже тогда, когда на карту поставлены ин-тересы внешней политики представляемого им государства. Всеобщий моральный консенсус является необходимым условием для мировой стабильности и порядка. Стремление к повышению эффективности международных организаций и достижению большей безопасности в сфере мировой политики будет сопровождаться надеждами на разреше-ние ссор и разногласий посредством моральных норм на протяжении всего времени, пока человеческий род ограничен единым политическим пространством и технологией. Мы не должны оставлять попыток поис- ка единых моральных норм до тех пор, пока они способны уменьшить напряжение и улучшить политический климат в мире. Становление

1 См.: Джексон Р. Политическая теория международного общества // Теория меж дународных отношений на рубеже столетий. С. 117.

2 См.: Lerche CO., Said Ir.A. Concepts of International Politics in Global Perspective. New Jersey, 1979. P. 66.


нравственных универсалий и единых правовых норм отнюдь не являет-ся однонаправленной тенденцией, исход конфликта между глобальной солидарностью и партикулярной лояльностью не предопределен, и нет никаких серьезных оснований считать, что международное общество станет обществом универсальных ценностей и норм, преодолевших и оставивших истории ценности и нормы государств, этносов и культур. И тем не менее названные попытки вовсе необязательно обречены на неуспех, так как в международных отношениях существует не только закон силы, но и закон взаимодействия и даже закон координации и согласования, на что одним из первых обратил внимание Шварценбер-гер.


ДЖОРДЖ ШВАРЦЕНБЕРГЕР

ПОЛИТИЧЕСКАЯ ВЛАСТЬ. ИЗУЧЕНИЕ МИРОВОГО СООБЩЕСТВА1

Итак, мысленно обращаясь к политике, я не имел в виду высказать что-либо новое или неслыхан-ное, но лишь доказать верными и неоспоримыми доводами или вывести из самого строя человечес-кой природы то, что наилучшим образом согласу-ется с практикой. И для того чтобы относящееся к этой науке исследовать с тою же свободой духа, с какой мы относимся обыкновенно к предметам математики, я постоянно старался не осмеивать человеческих поступков, не огорчаться ими и не клясть их, а понимать.

Бенедикт Спиноза Политический Трактат (1675-1677. Гл. 1, §4)

Г л а в а 13. ФУНКЦИИ МЕЖДУНАРОДНОГО ПРАВА

Там, где не выполняются обещания, не может быть ни союзов, ни альянсов.

Дэвид Юм Трактат о человеческой природе (1748)

Понимание функций, реализуемых любым законодательством, будь оно национальное или международное, связано с пониманием характера его социальной базы... Изначально именно специфический характер соци-альной группы накладывает более значимый отпечаток на законода-тельство, нежели наоборот.

Общественный закон осуществляет функции, отличные от тех, кото-рые выполняет общинный закон. Отношения между хозяином и рабом в рабовладельческих обществах, между капиталом и трудом в системах «свободного предпринимательства», между правящим и подчиняющим-

Оригинал: schwarztnberger G.power politics .A Study of world Society. 3-rd Edition. L.,1964.P.198-223(nepeвoд У.Хвopocтяной).


ся классами в тоталитарных государствах регулируются с помощью за-кона власти. Отношения между членами семьи, кровного братства или церкви требуют другого типа закона — закона согласованности. Основ-ные функции закона власти обеспечивают возможность социального со-существования, когда различные интересы регулируются путем разде-ления на правящих и подчиненных и реализуется идея святости власти. Задача общинного закона состоит в том, чтобы обеспечить интеграцию сообщества. В исключительных случаях имеет место давление мини-мальных норм, принятых большинством уважаемых членов сообщества, но обычно оно ограничено.

В действительности чистые типы общественного и общинного зако-нов настолько трудно различимы, насколько трудно различимы и сами социальные группы, чьим целям они призваны служить. В сообществе поддержка собственных эгоистических интересов его членов является средством социального действия; в обществе, наоборот, даже если оно слабо нуждается в справедливости и сотрудничестве. Закон взаимодей-ствия обеспечивает общую основу и является промежуточным между законом власти и законом согласованности.

Опираясь на эти три основных типа законов и анализ конкретных отношений между ними в любой правовой системе, можно установить место закона в любой группе индивидов:

Скептик может поинтересоваться: а может ли функционировать закон в сфере, настолько пропитанной силовыми отношениями, как международное общество? Само существование государств, которые с незапамятных времен вовлечены в водоворот политической власти, под-тверждает реальность международного права. В дипломатических нотах, составленных министерствами иностранных дел, государства обычно указывают на нарушение их прав в международном обычном праве и в международных договорах, требуют возмещения за наруше- ние законов международного права, они предстают перед международ-ным судом и, как правило, педантично исполняют международные ре-шения и приговоры. Институты международного правосудия, особенно международный суд, на практике создали важную структуру юридичес-кой системы, охватывающую все сферы деятельности международного права. Так какие же функции выполняет закон в международном обществе?

Международный закон силы

В обществе, где функции власти не обсуждаются, первостепенная функция права состоит в том, чтобы помогать поддерживать превосход-ство силы и иерархии, установленной на основе системы властных от-

ДЖ. ШВАРЦЕНБЕРГЕР. ПОЛИТИЧЕСКАЯ ВЛАСТЬ. ИЗУЧЕНИЕ МИРОВОГО СООБЩЕСТВА 369

ношений, и предоставлять этой системе почтение и святость, даруемые законом. Международное обычное право достигает эти цели различными путями.

Независимость государств — один из основополагающих принципов международного обычного права. Если суверенитет государств не огра-ничивается принципами международного обычного права, члены меж-дународного общества — суверенные государства ограждены от вмеша-тельства в свои внутренние дела по какому-либо поводу. В принципе такие вопросы, как вооружение, доступ к сырьевым ресурсам и рынкам, миграция, принадлежат к упомянутой сфере, и именно благодаря их решению происходят изменения в международной структуре независи-мых государств. Из-за отсутствия верховного органа международной власти участие государства в международных конгрессах или конфе-ренциях полностью зависит от его собственной воли. Напротив, при отсутствии единомыслия требуется согласие всех государств по како- му-либо решению, достигнутому на пленуме подобных международных собраний. Наконец, любое трехстороннее урегулирование спора на ос-нове международного права или принципа справедливости зависит от согласия всех вовлеченных в cndp государств.

В обществе, настолько динамичном, как международное, подобное положение дел возможно только в одной ситуации: когда государства желают достичь компромисса и добровольно соглашаются на уступки, которые, если следовать принципам справедливости и правосудия, ожи-даются от них. Если государства отказываются поступать таким обра- зом, то они должны либо оставлять все, как есть, либо разрешать при-менение имеющихся в распоряжении альтернативных моделей, т.е. по-средством одностороннего давления, крайним выражением которого яв-ляется война.

При построении международного обычного права на основе принци-па суверенитета государства сохраняют за собой право свободного вы-бора между войной и миром. Действительно, при наличии в распоряже-нии государств таких принудительных средств, как война, международ-ное обычное право позволяет государствам постепенно увеличивать давление друг на друга... Для войны, наделенной особым статусом и некими, хотя и нечетко определенными, правилами, в соответствии с которыми она должна проводиться, международный закон является не чем иным, как дальнейшим шагом. Если война заканчивается debellatio1

одного из противников, то проигравший теряет свою юридическую самостоятельность. Победитель может присоединить к себе террито-

1 Полное поражение (лат.) (примеч. науч. ред.).

24-5171


рию побежденного государства, расценивая ее как territorium nuJIius', или создать нового субъекта международного права на территории своего бывшего врага.

Если побежденное государство сохраняет за собой юридическую самостоятельность, то в этом случае обычный путь для завершения войны — подписание мирного договора. Если мирный договор не подпи-сан, победитель может воспользоваться ситуацией для увеличения своей военной мощи и дальнейшего продолжения войны вплоть до de-bellatio или для того, чтобы неограниченное время оккупировать терри-торию врага. Подобные усилия могут быть сохранены, если побежден-ного удается склонить к принятию ограниченных форм контроля, кото-рые служили бы целям поддержания превосходства победителя. В этом случае соглашение основывается только на явной силе. Подпись побеж-денного и консенсусный характер обязательств наделяют мирный дого-вор силой закона. Как в любой сложившейся системе национального права, добровольное согласие партнеров при подписании договоров есть условие законности, так и в международном праве реальная физичес- кая угроза или принуждение полномочных представителей, ответствен-ных за подписание или ратификацию дбговора, делают договор недейст-вительным.

Мирные договоры не ограничиваются решениями проблем между бывшими противниками, особенно в случае подписания многосторон- них мирных договоров, когда баланс сил, обусловленный ходом предше-ствующей войны, строится на консенсусной основе. Другой вид полити-ческих договоров, например договоры о заключении союзов, поручи-тельстве и нейтралитете, может юридически оформить основные стра-тегии внешней политики, которые выбираются главными силами.

Но это не единственная причина для заключения подобных соглаше-ний между правительствами в рамки формальных договоров. Государст-венные деятели осознают, что, как правило, они могут ожидать соблю-дения таких соглашений, только при условии, что содержание договора учитывает насущные интересы всех его участников. По мысли Бисмар- ка, участники договоров должны верить друг другу в том, что, когда возникнет необходимость, вопрос будет правильно оценен и решен дру-гой стороной.

Каким образом подобное согласие закрепляется в юридической форме? Даже если правительства не были незаконным насильственным путем привлечены к подписанию «клочка бумаги», политически важ- ным является то обстоятельство, отказывается ли государство офици-

Ничейную территорию (лат.) (примеч. науч. ред.).


ально от торжественно взятых на себя обязательств. В общественном мнении зачастую выигрывает тот участник договора, который полагал- ся на обещание, данное нарушителем договора. И наоборот, правитель-ство, прервавшее действие договора, занимает оборонительную пози- цию как в своей стране, так и по отношению ко всему миру.

Для того чтобы избежать этих неприятностей или смягчить их, меж-дународное право предлагает ряд механизмов. На уровне самостоятель-ной интерпретации принципов международного права каждым суверен-ным государством, все принципы самосохранения, самообороны и clausula rebus sic stantibus1 являются-любимыми уловками государств в политических играх.

Существует глубокое законное убеждение в том, что договор не ох-ватывает те ситуации, о которых во время его заключения не упомянул ни один из участников. Так, в странах, где деньги теряют свою цен- ность, национальный суд справедливо считает, что инфляция изменяет суть контрактов и нельзя заставить выполнять этот контракт только ради того, чтобы его участник получил ворох обесцененной бумаги. Од- нако это все различия между ситуацией, когда независимый суд рас-сматривает заявления заинтересованных сторон с тем, чтобы объявить договор недействительным или изменить его в соответствии с новыми условиями и позициями международного обычного права. В отсутствие согласия каждое государство принимает решение исходя из собствен- ных интересов. Таким образом, утверждение противостоит утвержде- нию, а в результате возникает вопрос для общественности внутри стра- ны и за рубежом о том, признавать ли различные частные односторон-ние действия в качестве нарушения договора или их можно считать справедливыми? Меры, предпринятые Россией в 1871 г. и касающиеся пунктов о Черном море договора 1856 г.; меры, осуществленные Австро-Венгрией в 1908 г., относительно присоединения Боснии-Герцеговины, денонсация Локарнского соглашения и Пакта о ненападении с Польшей «третьим рейхом» относятся к этой категории.

Другая сфера, в которой международное право применялось как чистый закон силы, — империалистическая и колониальная экспансия западных народов. Если территории, на которые обращались алчные взгляды, были заселены племенами, не попадающими в поле зрения международного права, то эти земли рассматривались как territorium nullius. Например, королева Элизабет в 1578 г. предоставила сэру Гемф- ри Гилберту право на «заселение и владение по его выбору всеми отда-ленными и варварскими землями, которые еще не находятся во владе-

Оговорка, устанавливающая сохранение силы договора при неизменности общей обстановки (лат.) (примеч. науч. ред.).


нии какого-либо христианского принца». Даже в тех случаях, когда ста-тус неевропейских племен или наций был признан международным пра-вом, договоры о передаче прав приводили к подобному результату. Если местные вожди и князья не желали уходить со своей территории, война, завоевание и следовавшие за ними уступки достигали этого результата.

В ситуации, когда применение силовых средств считалось излиш- ним, господство достигалось «мирным» путем на основе прямого согла-сия тех, у кого были соответствующие полномочия. При международ-ном и колониальном протекторатах на этих землях использовались удобные правовые модели. В других случаях формально уважался суве-ренитет государств, например африканских, азиатских. Однако судьба этих государств решалась, когда их правители подписывали договоры, по которым третьи государства соглашались принять часть страны типа Эфиопии или Персии в сферу своего исключительного влияния.

Международное обычное право не только применялось для Поддер-жания господства с помощью силы и реализации практически любой международной стратегии и тактики международной политики. Оно по-могает сохранять на ключевых позициях в международном сообществе крупнейшие суверенные государства. При этом существующие субъек- ты международного права оставляют за собой право решать, кому, како-му государству предоставлять статус независимого субъекта. Кроме того, предпринимались практические попытки сделать сами суверенные государства субъектами международного права. Однако названные до-полнительные функции вряд ли сильно меняют основное поле деятель-ности международного обычного права как легальной системы, которая широко используется крупнейшими мировыми державами.

В той степени, в какой международное обычное право есть право применения силы, оно лишь выполняет функции экстремального обще-ственного закона... не ограничивая серьезно свободу действия своих субъектов. Представленное выше описание международного закона силы можно считать вполне корректным анализом функций, которые международное право выполняло в «старые дурные дни» до 1914 г. Од-нако такие ли функции выполняло международное право в «новые сме-лые времена» периодов после 1919 и 1945 гг. Адекватный ответ на этот вопрос может быть получен только в контексте анализа систем полити-ческой власти.

Международный закон взаимодействия

Пока мировое сообщество объединено в систему политической власти, международное право призвано служить его целям. Однако международное право является не только законом применения силы,


но и законом, основанным на взаимодействии, и даже может способ-ствовать появлению закона, основанного на согласованности действий.

В правилах, основу которых составляет принцип дипломатической неприкосновенности, очевидно влияние закона взаимодействия. Когда международное право находилось в стадии становления,, государства могли по-своему трактовать право неприкосновенности, данное пред-ставителям иностранных государств: либо понимать его достаточно ог-раниченно, либо толковать его с либеральных позиций. Если доминиро-вали соображения собственного суверенитета, права государства вы-двигаются на первые позиции и ничто не мешает ему следовать этому курсу. Однако в таком случае государство не может ожидать более луч-шего обращения со своими посланниками за границей, чем то, которое оно оказывает представителям других государств.

В действительности, государства никогда не поступают так недаль-новидно. Таким образом, на основе бесчисленных взаимных' соглашений появились нормы международного права, касающиеся дипломатической неприкосновенности. Принципы взаимодействия автоматически обеспечили силу и признание этих норм...

Рассматривали ли руководители Советского Союза международную мораль только в качестве буржуазной монополии? Гарри Хопкинс отме-чал, что Сталин в своей беседе с ним летом 1941 г. говорил о необходи-мом существовании минимальных моральных норм в отношениях между нациями, без которых нации просто не смогли бы сосущество вать. Он утверждал, что «нынешние лидеры Германии не имеют пред-ставления о подобных минимальных нормах и поэтому представляют собой антиобщественные силы в существующем мире». «Немцы — это люди, — говорил Сталин, — которые без зазрения совести подпишут договор сегодня, нарушат его завтра, а послезавтра подпишут новый договор. Нации должны выполнять обязательства, взятые на себя в до-говоре, в противном случае международное общество не сможет суще-ствовать».

На Парижской мирной конференции в 1946 г. Молотов в своей речи повторил слова Сталина: «Два диаметрально противоположных метода существуют в международной жизни. Первый из них, хорошо извест- ный каждому с давних времен, — это метод насилия и власти, для кото-рого пригодны все виды принуждения. Другой метод, правда недоста-точно распространенный, — метод демократического сотрудничест- ва — основан на признании принципов равноправия и законных интере-сов всех государств, больших и малых. Мы не сомневаемся, что, несмотря на все возражения, метод демократического сотрудничества между странами в конце концов возьмет верх».


Можно ли, основываясь на этих заявлениях, обвинить Сталина и Молотова в «радикальных суждениях» или они оставались верны прин-ципам ленинизма и поэтому здесь следует учитывать телеграфные сооб-щения, которыми в 1919 г. обменялись Ленин и Бела Кун. Ленин пред-упреждал Бела Куна о том, что в настоящий момент нельзя доверять силам Антанты. В ответной телеграмме Бела Кун согласился с мнением Ленина и добавил: «Я горжусь быть одним из ваших лучших учеников, но по одному вопросу я все-таки превосхожу Вас, по так называемому вопросу mala fides...»

Универсальность международной морали

Большинство этических систем имеют своим источником религиозное начало и являются продуктом постепенной рационализации религиоз- ных ценностей. Процесс секуляризации обусловил определенную авто-номию или полную независимость этических систем от своих религиоз-ных источников. Препятствуют разные истоки моральных норм универ-сальности норм международной морали? Подразумевают ли государст-венные деятели Запада, России и Востока разные вещи, когда говорят о справедливости, равенстве, честности и дружбе в отношениях между государствами?

Изучение с этой точки зрения мировых религий и сферы междуна-родных отношений обнаружило фундаментальные различия между ними. Даже заповеди Христа дают возможность для разнообразных ин-терпретаций, начиная с доктрины, в соответствии с которой кесарю воз-дается кесарево, и заканчивая теорией непротивления любой форме на-силия. Классическая оппозиция ислама настаивает на том, что между христианами и мусульманами может существовать только перемирие, но не мир. Буддийские принципы утверждают, что вся мирская деятель-ность в лучшем случае есть лишь неуместная иллюзия, а по сути несет собой зло; буддизм говорил о достижении совершенства путем несовер-шения поступков и медитативного размышления.

Однако эти принципиальные различия сказываются на международ-ной морали в гораздо меньшей степени, чем можно было ожидать. Кон-курируя с распространением политического и экономического влияния европейского общества, религиозные и этические, принципы христиан-ства распространялись подобно тому, как право европейских народов внедрялось в систему универсального международного права. В этом процессе первоначальный христианский источник международной мо-

Нечестные намерения, недобросовестность (лат.) (примеч. науч. ред.).

ДЖ. ШВАРЦЕНБЕРГЕР. ПОЛИТИЧЕСКАЯ ВЛАСТЬ. ИЗУЧЕНИЕ МИРОВОГО СООБЩЕСТВА 3 75

рали отошел на второй план и система международной европейской мо-рали преобразовалась в систему моральных норм, общую для всех циви-лизованных государств.

Место морали в международном обществе

Функции международной морали, так же как и функции международно- го права, могут быть адекватно интерпретированы только в контексте изучения международного сообщества. Было отмечено, что междуна- родное право подчинено политической власти и функционирует более эффективно в отсутствие международной политической борьбы. В каче-стве требующей проверки рабочей гипотезы выдвигается следующее: международная мораль, похоже, играет второстепенную роль.

Главная задача международной морали в международных отношени-ях — поддержка внешней политики государства. Если у государства есть намерение присоединить какую-либо территорию в связи с ее эко-номической и стратегической ценностью, ему трудно найти подходящие оправдания соответствующих действий. Нередко они объясняются по-требностью в «естественных» границах или в «естественном» праве до-ступа к морю. Союзники, объединяющиеся для противостояния третьей силе, объясняют свои действия интересами мира и безопасности, если не интересами всего человечества. Баланс сил, созданный на основе Утрехтского мира, объяснялся победителями как justum potentiae equi-librium1. Участники мирного договора в Шамоне в 1814 г. взяли на себя обязательства противостоять Франции «ради благородной цели прекра-щения страданий в Европе» и конечной цели — обеспечить «гарантии будущего покоя, на основе создания баланса сил». В государственных документах ведущих держав можно найти множество такого рода объ-яснений...

Однако на кого может произвести впечатление подобное пустосло- вие? Государственные деятели считают само собой разумеющимся обя-зательность минимума моральных норм, даже в сфере чистой полити-| ческой власти, так как в конечном счете их собственные соглашения с союзниками покоятся на моральных нормах, в первую очередь на чест- ном исполнении данных обещаний. Однако, как правило, правительства понимают реальные намерения их партнеров, маскирующих политичес-

кие цели в терминах международной морали, и не склонны доверять подобного рода представлениям. Подобные обещания рассчитаны глав-

ным образом на общественное мнение внутри страны и за границей.

Справедливое силовое равновесие (лат. — вольный перевод) (примеч. науч. ред.).


Общественное мнение, оценивая на принципах международной морали какой-то случай, оказывает неоценимую услугу политикам, освобождая их от утомительных формальностей и оговорок по обоснованию закон-ности действий. Приводя доводы, базирующиеся на принципах между-народной морали, государственные деятели могут обращаться непо-средственно к воображению, страстям и предрассудкам общественного мнения.

Для завоевания симпатий общественности правительства привлека- ют внимание газет, радио- и телевещательных каналов за рубежом, в тех странах, где агентства по распространению новостей находятся в системе частного предпринимательства. В капиталистической среде средства массовой информации отбирают новости по простому и, по их мнению, верному критерию: какие новости заинтересуют наибольшее число потенциальных покупателей и слушателей? Преступления, секс и спорт — темы, как правило, более популярные у аудитории, нежели события международной жизни, если только к таковым не относятся крупные кризисы, войны или, наконец, шпионаж. Соображения такого рода обычно учитываются политиками для обоснования необходимости создания министерствами иностранных дел и их представительствами за границей информационных отделов со штатом профессиональных экспертов.

Когда отношения между двумя государствами ухудшаются, эмоцио-нальные призывы лидеров вызывают цепную реакцию граждан. «...Гражданин каждого государства, — писал Адам Смит в своей книге «Теория моральных настроений...» (1759), — не обращает внимания на чувства, которые граждане другого государства могут питать к нему и его поведению. Ему важно, чтобы его амбиции получили одобрение его сограждан, и поскольку они воодушевлены такой же враждебной страс-тью, какой наделен он сам, он никогда не угодит им более, чем вызывая бешенство и обиду у их врагов».

Идеологическое использование международной морали достигает наивысшей силы, когда общественное мнение необходимо подготовить к войне или заручиться его поддержкой в продолжительной борьбе. С этой точки зрения конфликты между великими державами превраща- ются в борьбу высших моральных принципов, которым горячо привер- жена каждая сторона вплоть до стадии достижения мира. Таким обра- зом, в системе политической власти главная функция международной морали состоит не в том, чтобы контролировать чье-либо поведение. Принципы морали используют в качестве сильного оружия против по- тенциальных и реальных врагов.

Связь между политической властью и моралью осуществляется двумя путями, хотя, как и в других сферах, идеологии могут вредить

В.Ж. ШВАРЦЕНБЕРГЕР. ПОЛИТИЧЕСКАЯ ВЛАСТЬ. ИЗУЧЕНИЕ МИРОВОГО СООБЩЕСТВА 377

интересам, которым они призваны служить. Правительства должны (хотя бы внешне) подчиняться принципам, которые они декларировали, добиваясь преимущества над другими. Иногда общественное мнение за-ставляет правительство действовать в соответствии с признанными принципами и, таким образом, влияет на международную политику.

Если соображения международной морали государством не прини-маются во внимание, международная мораль выполняет функции, по-добные тем, которые присущи международным законам взаимодействия и согласованности. В демократических государствах политические силы, чаще всего испытывающие давление общественного мнения, дей-ствуют в соответствии с категорическим императивом, сформулиррван-ным Исократом: «Обращайся со слабым государством таким же обра- зом, каким ты хотел бы, чтобы более сильное государство обращалось с тобой». Естественные катастрофы и эпидемии — это те случаи, когда и в мирное время можно увидеть функционирование принципов междуна-родной морали, за которым не скрыты корыстные мотивы. . Даже во время войн представления о благородстве и человечности смягчали обычаи, которые в соответствии с законами войны, превали-рующими в то или иное время, считались вполне приемлемыми. Побе-дители воздерживались от продажи военнопленных в рабство, от раз-грабления города, взятого штурмом, от конфискации частной собствен-ности у врагов или от захвата вражеского рыболовецкого судна в каче-стве законной награды, хотя международное право еще не установило запретов на такие действия.

Международная мораль и международное право

В XVI—XVII вв. и даже еще в XVIII в. международное право и междуна-родная мораль в форме естественного закона были более тесно связаны, чем когда-либо ранее или позднее. Широко распространено, хотя оши-бочно, убеждение в том, что международное право обязано своим про-исхождением доктринам философов — сторонников натурализма.

Согласно этой точке зрения отцы-основатели международного права считают законные принципы применимыми в «обществе живых су- ществ, наделенных разумом». Роско Паунд отмечает: «Международное право было рождено юридическим размышлением и стало реальностью, ибо это размышление дает людям нечто такое, посредством чего созда- ются и формируются международные правовые институты и вера в то, что люди смогут создать и сформировать эти институты эффективно». В действительности эта доктрина происхождения международного права не выдержала проверки при исследовании исторических материалов. Это объясняется чрезмерной сосредоточенностью на доктрине проис-


хождения международного права и невнимательностью к практике го-сударств, которая в средневековой Европе веками предшествовала рас-суждениям последователей теории натурализма. В доктрине происхож-дения международного права постепенно разрывалась связь между ес-тественным и международным правом. Это произошло по ряду причин. Авторы согласились, что в государстве XIX в. возрастало желание уст-ранить все ограничения для осуществления своего суверенитета. Но на-ивно отождествлять естественные для определенного периода законы с естественным правом, и как этим естественным правом постоянно зло-употребляли в идеологических целях. Кроме того, кодификация и даль-нейшее развитие международного права привели к более четкому раз-граничению между принципами lex lata и lex ferenda. В конце концов, эмпирическая естественная наука о праве получила высокую оценку как образец даже в нормативном международном праве, но в то же время вызвала некоторые неудобства, связанные с условностью дедук-тивного и эклектического подхода, используемых в теории международ-ного права. Поэтому доктрина происхождения международного права стала опираться на позитивизм, не подвергая его критике... За Между-народным судом и государственной дипломатической практикой было оставлено право создать более устойчивое звено между международ- ным правом и моралью. Это не настолько парадоксально, как может показаться на первый взгляд. Государственные деятели поддерживали принципы международной морали в той же степени, в какой эти самые принципы поддерживали их законные требования. Кроме того, некото- рые хорошо известные министры иностранных дел XIX в. были искрен- не убеждены в реальном влиянии международной морали и иногда пы-тались использовать эти принципы как руководство к действию.

Британская дипломатическая практика дает множество доказа- тельств этой позиции. Приведем цитату из типичной дипломатической депеши, посланной в 1865 г. лордом Брасселом Лорди Кови британско- му послу в Париже: «Международное право делает успехи в сохране- нии достижений христианской цивилизации. Однако если будет обнару-жено, что практика, до сих пор не трактовавшаяся как нарушение хрис-тианских принципов, есть преступление самого ужасного характера и злодеяние против человечества, то, безусловно, великие христианские государства в своем совместном приговоре занесут это ужасное злодея-ние в перечень тех преступлений, которые должны пресекаться и нака-зываться международным законом». Часто в случаях, когда государства договариваются урегулировать спор путем обращения к арбитражу, они соглашаются решать такие споры на основе «закона и справедливости». В этих ситуациях стороны специально уполномочивают трибунал при-менять международное право справедливым и разумным образом (jus

ДЖ.ШВАРЦЕНБЕРГЕР. ПОЛИТИЧЕСКАЯ ВЛАСТЬ. ИЗУЧЕНИЕ МИРОВОГО СООБЩЕСТВА 379

aequum отличается от jus strictum1), а международная мораль выступа- ет как дополнение к законотворческому процессу. Так, в случае разгра-ничения вод Мёса (1937) между Бельгией и Нидерландами судья Хад- сон поддерживал влиятельное частное мнение о том, что Постоянный международный суд, а также Международный суд на временной основе должны «рассматривать принципы справедливости как часть междуна-родного права, которое должно их применять».

Строгое право, строгая законность (лат.) (примеч. науч. ред.).

Куинси Райт о международных организациях, демократии и войне

Куинси Райт, один из наиболее ярких представителей современной меж-дународно-политической науки, с полным правом может быть отнесен к ее классикам. Он работал в университетах Пенсильвании и Гарварда, Миннесоты и Чикаго, Вирджинии и Нью-Дели, где преподавал междуна-родное право и политологию и где издал ряд своих произведений. Он был не только профессором и академическим исследователем, но и практи-ческим работником, занимая различные должности в политических структурах США и межправительственных организациях. Среди его тру-дов назовем Enforcement of International Law through Municipal Law in the U.S., 1916; Mandates under the League of Nations, 1939; The Causes of War and the Conditions of Peace, 1935; The Legal Problems in the Far East- ern Conflict, 1941; A Study of War, 1942; The World Comminity (ed.), 1947; Problems of Stability and the Progress in International Relations, 1954; The Study of International Relations, 1955; International Law, A Balance Sheet, 1955; Contemporary Law and the U.N., 1956; International Law and United Nations, 1960; Preventing World War III. Some Proposals (co-ed.), 1962 и др.; ему принадлежит множество статей в научной периодике.

Широкий кругозор и блестящая квалификация позволили К. Райту с одинаковым успехом заниматься исследованиями в самых разнообраз- ных областях международно-политической науки. При этом он постоян-но искал точки соприкосновения с нормативизмом и политическим реа-лизмом. Так, подобно Г. Моргентау, он считал, что мессианство и стрем-ление к распространению неких «абсолютных ценностей» и «самых пра-вильных идеологий» неминуемо ведут к кровавым конфликтам. Как и Моргентау, он отмечал приверженность государств своим националь- ным интересам, подчеркивая недопустимость смешивания желаемого, т.е. регулируемого по единым законам мирового порядка, и действитель-ного, обусловленного самим фактом существования суверенных госу-дарств, а также многообразием религий, культур, экономик и политичес-ким систем. Но в отличие от приверженцев теории политического реа-лизма Райт был уверен в объективности международных интеграцион- ных тенденций, возрастании регулирующей роли международного права и эффективности международных организаций и даже не исключал воз-

КУИНСИ РАЙТ О МЕЖДУНАРОДНЫХ ОРГАНИЗАЦИЯХ, ДЕМОКРАТИИ И ВОЙНЕ 381

можности создания единого всемирного правительства. Он разделял ре-алистскую концепцию баланса сил, причем именно в ее военно-полити-ческом измерении, однако анализировал эту концепцию в полемике с .представителями теории политического реализма. Иначе говоря, Райт не был сторонником «войны парадигм», стремясь найти в каждой из суще-ствующих научных школ и направлений зерно объективности и в то же время отказываясь признавать за любой из них монополию на истину.

Не был он и приверженцем соперничества исследовательских мето-дов и методик. Являясь сторонником междисциплинарного подхода, Райт охотно и с успехом использует методы математики, психологии и кибернетики, вследствие чего его могли назвать «своим» и привержен- цы модернистского направления. Выводы, к которым он приходит в ре-зультате применения конкретных методик, выходят далеко за рамки частных исследований и носят глубокий теоретический характер, спо-собствуя дальнейшему развитию международно-политической науки.

При всем многообразии проблематики и исследовательских подхо-дов, которые интересовали Райта, его работы касаются главным обра- зом двух вопросов, центральных как для теории, так и для функциони-рования международных отношений. Речь идет об исследовании меж-правительственных организаций и международного права, а также меж-государственных конфликтов и войн.

Райт показывает, что источниками современного международного права стали складывавшиеся в течение десятков и сотен лет правила пове-дения государств, тысячи заключенных ими двух- и многосторонних дого-воров и соглашений, которые впоследствии были кодифицированы в юри-дических нормах. При этом, очерчивая круг прав и обязанностей субъек-тов международного взаимодействия, международное право в отличие от внутригосударственной юрисдикции гораздо более динамично: с согласия сторон подписанные ими соглашения могут быть изменены с целью адапта-ции к изменившимся потребностям и обстоятельствам. Кроме того, в слу-чае отсутствия в предшествующей международной практике правовых прецедентов или юридических аналогий международное право может не-медленно вводить новые правовые принципы, регулирующие отношения между государствами. Однако, как, например, в случае космического права, такие принципы могут касаться только подписавших их сторон, по крайней мере до тех пор, пока описываемая ими практика не затрагивает другие государства и соответственно пока не принимаются общеприня-тые нормы, согласованные в рамках всего международного сообщества.

Кроме того, Райт показывает, что современное международное право отражает новейшие моральные ценности, которые осуждают при-менение государством силы как инструмента достижения его внешних или даже внутренних целей. Так, в Уставе ООН фиксируется запрет на

382 РАЗДЕЛ !И. ПРОБЛЕМЫ И РЕШЕНИЯ

любое использование силы и на угрозу ее использования, за исключени-ем тех случаев, когда речь идет о самообороне или о решении Совета Безопасности. Райт подчеркивает, что в отличие от XIX в. современное международное право уже не рассматривает войну как поединок между юридически равными сторонами, который может быть разрешен исклю-чительно в рамках двусторонних отношений, а скорее как преступление против всех народов, которое должно быть предотвращено.

Райт отмечает, что главными средствами международных взаимодей-ствий в подавляющем большинстве случаев выступают убеждение и торг, переговоры и обещание выгоды. Основные проблемы, которые пре-обладают в международной политике любого государства, редко побуж-дают их правительства использовать силу или угрожать ее применением. Вместе с тем он констатирует, что важной характеристикой междуна-родной системы было и продолжает оставаться использование насилия. В изданном им в 1942 г. классическом исследовании войн «A Study of War» показано, что применение государством силы в качестве средства своей внешней политики, столь осуждаемое либерально мыслящими фи-лософами, историками и политическими деятелями, редко вызывало со-мнение у государственных лиц, ответственных за решения в области внешней политики своих государств. Некоторые государства традици-онно сохраняли курс неприсоединения или изоляцию, но ни одно из них никогда не было «нейтральным», если дело касалось его собственной безопасности, и никакой нейтралитет не подразумевает безусловный отказ от силы. Маловероятно, чтобы какое-либо правительство могло долго удержаться у власти, если бы оно отказывалось от использования всех имеющихся в его распоряжении средств, в том числе и силы, в целях обеспечения безопасности и других национальных интересов.

Подчеркну еще раз два обстоятельства, которые отмечает Райт и которые представляются исключительно актуальными в свете совре-менной международной обстановки, в частности расширения НАТО и ситуации вокруг Косово. Во-первых, будучи убежденным привержен- цем международного права и осуждая применение силы, он не отрицает регулирующей роли баланса сил в межгосударственных отношениях, а также признает право государства прибегать к силе в случае угрозы его жизненным интересам. Во-вторых, он решительно возражает против ис-пользования силы, в основе которого лежат «мессианско-завоеватель-ские настроения, ведущие к попыткам нарушить баланс сил, но не ради самой силы, а ради идеалов»1. В этой связи хочу обратить внимание еще на одно положение Райта, приобретающее особую важность в свете ны-

1 Цит. по: Дробот ГЛ. Стабильность и конфликты в международных отношени-ях // Власть и демократия. Зарубежные ученые о политической науке. М., 1992. С. 252.

КУИНСИ РАЙТ О МЕЖДУНАРОДНЫХ ОРГАНИЗАЦИЯХ, ДЕМОКРАТИИ И ВОЙНЕ 383

нешних дискуссий в международно-политической науке. Речь идет о теории «демократического мира», с позиций которой либеральные госу-дарства являются гораздо более либеральными, толерантными и миро-любивыми, чем все остальные1.

Проанализировав 278 войн, которые произошли между 1480 и 1941 г.2, Райт приходит к выводу, что одни государства более склонны к использованию силы как средства внешней политики, чем другие. С его точки зрения, вновь созданные государства, вероятно, прибегают к силе более охотно, чем большинство стран с долгой историей. Аграрные страны могут быть более воинственными, чем индустриальные, а госу-дарства с социалистической экономикой могут рассматриваться как наиболее воинственные. Заметим, что демократические государства воевали не менее часто, чем автократии. «Едва ли можно ссылаться на статистику, чтобы показать, что демократии бывали реже вовлечены в войны, чем автократии. Франция была почти такой же воинственной в период республики, в период монархии или империи. Великобритания занимает видное место в списке воинственных стран, хотя она по форме своего правления в течение наиболее длительного времени приближа- лась к демократии... Более убедительную статистическую взаимосвязь можно установить, сравнивая тенденцию к демократии в периоды все-общего мира и отхода от демократии в периоды всеобщей войны. Однако эта взаимосвязь может доказать скорее то, что мир порождает демо-кратию, чем то, что демократия порождает мир»3.

Сказанное выше убеждает в правоте отечественных и зарубежных ученых, которые единодушно отмечают роль Райта в развитии теории международных отношений. Пожалуй, наиболее полно выразил эту мысль один из современных представителей международно-политичес-кой науки Д. Сандерс: «Кто нужен теории международных отношений, — пишет он, — так это новый К. Райт — человек, способный про- вести множество эмпирических исследований, обладающий даром теоре-тического озарения и ясного понимания других, сжатого изложения сути всего изученного»4. Думаю, что, познакомившись с приведенным ниже фрагментом, читатель вполне согласится с такой оценкой его автора.


1 Подробнее об этой теории см.: Кулагин В.М. Мир в XXI веке: многополюсный баланс сил или глобальный pax democratica. Гипотеза «демократического мира» в кон тексте альтернатив мирового развития//Полис. 2000. № 1.

2 См.: Wright Q. Study of War. Chicago, 1942. 3 Ibid. P. 841. 4 Политическая наука: новые направления / Под ред. Р. Гудина, Х.Д. Клингеманна.

М., 1999. С. 414.

КУИНСИ РАЙТ

НЕКОТОРЫЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ О ВОЙНЕ И МИРЕ1

Война выступала в качестве объекта человеческого интереса настолько же давно, насколько древними являются известные письменные источ-ники. Существует обширная литература, рассматривающая тему войны с технической и стратегической точек зрения и претендующая на то, чтобы научить, как выигрывать войны. Не менее обширна юридическая литература, пытающаяся объяснить государственным деятелям, генера-лам и обыденному человеку обстоятельства, при которых войны могут быть справедливо начаты, и методах, которыми они могут должным об-разом проводиться. Множество исторических и публицистических про-изведений рассматривает поводы, причины и обстоятельства войн в прошлом и вызывает у читателей чувства поддержки или осуждения конкретной войны или войны вообще. Не так давно ученые-обществове-ды стали использовать эти материалы для разработки предложений, по-лезных для предсказания войн или управления ими. Ниже рассмотрены некоторые подходы, выработанные с этой целью.

ПРОГНОЗИРОВАНИЕ И КОНТРОЛЬ

Прежде всего проведем различия между предложениями относительно предсказывания войн от тех, которые касаются управления ими. Сде- лать это гораздо труднее, чем провести различие между фундаменталь-ными и прикладными проблемами в области физических наук. Это объ-ясняется тем, что сознательные усилия, которые предпринимают люди, чтобы контролировать войну, играют большую роль в оценке ее вероят-ности, а знание людьми причин войны приводит к увеличению эффек-тивности усилий по ее управлению. Другими словами, прикладная и фундаментальная отрасли науки настолько взаимосвязаны, что их с трудом можно различить. Это справедливо для социальных наук вооб-

1 Оригинал: Wright Q. Problems oS Stability and Progress in International Relations. Politics and International Stability. Berkeley and Los Angeles: University of California Press, 1954. P. III. Ch. 8. P. 128-141 (перевод СМ. Лучиновой и О.А. Хлопова).

К. РАЙТ. НЕКОТОРЫЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ О ВОЙНЕ И МИРЕ 385

ще, но'особенно для международно-политической науки, где мнения и стереотипы, зачастую «ошибочные», и составляют «реальность» пред-мета. Неудавшаяся попытка сохранить мир — важная причина войны, а широко распространенное понимание причин войны — важное условие сохранения мира. Эта взаимосвязь процессов прогноза и управления становится все

более тесной по мере сжатия мира, обусловленного техническим про-грессом. Возникновение войны среди примитивных племен, которые когда-то населяли мир, можно объяснить стремлением к господству, мотивами секса, мести, защиты или завоевания территории;-обычая- ми каждого отдельного племени, придающими социальную форму и санкцию этим стремлениям; частотой контактов между племенами; повторяемостью случаев, которые повлияли на формирование племен- ных обычаев мести или войны. У примитивных племен войны имели характер ритуальной или формальной реакции, призванной играть скорее роль стимула, чем рационального действия, направленного на достижение власти или приобретение экономических ресурсов. Поэ- тому возникновение войны можно сравнить со столкновением моле- кул в газовой смеси. Ни одна из молекул не способна контролировать частоту или интенсивность таких столкновений, но, используя мето- ды математической статистики, можно с большой достоверностью предсказать частоту столкновений молекул и их интенсивность в дан- ных условиях. С развитием цивилизации человеческие группы становятся крупнее,

их действия все менее жестко зависят от традиций и нравов, их отноше- ния с другими группами расширяются, а поведение все в большей мере диктуется требованиями рационализации средств достижения намечен- ных группой целей. Начиная с эпохи великих географических открытий на завершающей стадии XV в. все континенты и цивилизации вступают в непрерывный контакт друг с другом. Достижения науки и техники, в первую очередь развитие средств и технологий глобальной коммуника- ции и транспорта, рост численности населения и уровня знаний, увели- чили возможности контактов всех видов, но в то же время народы стали более уязвимыми в военном, экономическом и идеологическом отноше- нии. Формирующееся мировое сообщество объединило все народы в смысле их экономической и политической взаимозависимости (хотя они могут лишь смутно догадываться об этом). В таких условиях война похожа на мятеж в государстве. Частота возникновения в будущем или ее интенсивность не могут быть рассчитаны на основе статистики про- шлого из-за явно недостаточного количества сходных случаев, но ее контроль стал бы возможен при наличии более совершенной, чем сей- час, политической и социальной организации, лучшего образования и

25-5171


законодательства, лучшей администрации и юрисдикции. Этому могут способствовать все социальные науки.

Характер войны изменяется с возрастающей скоростью. Изобрете- ния самолета, радио и атомной бомбы в нашем поколении привели к тому, что в этом отношении XX в. больше отличается от XIX в., чем XIX в. от II в. Сегодня наша задача должна состоять не столько, в том, чтобы вычислить вероятность возникновения войны в определенное время в определенном государстве, войны между двумя определенными государствами или возникновения общей военной ситуации, сколько в том, чтобы создать условия для предотвращения войны или выработать процедуры, которые будут способствовать ее подавлению в зародыше. В противном случае в современных условиях вполне вероятно превращение войны во всемирную, что может нести угрозу самому существованию цивилизации.

ПОЛИТИКА СИЛЫ

В XIX в. войны возникали в результате нарушения баланса сил. Возрас-тание мощи Соединенных Штатов Америки и Японии к концу XIX в. привело к трансформации системы силовой политики из чисто европей-ской в мировую. Баланс сил реализуется следующим образом: попытка любого государства совершить агрессию встречает противодействие со стороны спонтанной коалиции, настолько мощной, что успех указанной попытки становится чрезвычайно сомнительным. Такие спонтанные ко-алиции будут развиваться, поскольку каждое государство хочет продол-жать существовать и отдает себе отчет в том, что, если оно допустит усиление соседа, его безопасности будет нанесен ущерб. Следователь- но, оно будет стремиться присоединиться к другим государствам с тем, чтобы подавить то государство в системе, которое угрожает стать более сильным.

Равновесие сил в XIX в. было возможно благодаря тому, что Вели-кобритания с относительно неуязвимой позицией, господствующим военно-морским флотом, развитой экономикой, либеральной экономи-ческой стратегией и отсутствием имперских амбиций в континенталь ной Европе, смогла сыграть роль балансира. Британия не вмешивалась в войны за объединение Италии и Германии в середине XIX в. и незна-чительные войны на почве национализма в Нидерландах, Бельгии и Люксембурге, а также на Балканах. Участие Британии в Крымской войне объясняется ее попыткой сдержать российскую экспансию. Дей-ствительно серьезными войнами XIX в. были гражданские войны в Со-единенных Штатах и Китае, война Лопеса... в которой объединились


Бразилия, Аргентина и Уругвай с целью остановить усиливающееся влияние парагвайского диктатора, практически истреблявшего населе-ние- Парагвая. Ведение этих войн говорит о несовершенстве системы равновесия сил: она не убеждала националистические движения, стре-мившиеся к интеграции наций или разрушению империй, в том, что их действия не могли быть успешными. Крупные политики придержива- лись общего мнения о том, что такие войны были иногда желательны. Однако в течение столетия, разделяющего Ватерлоо (1815) и Марн (1914), ни одна из великих держав не предпринимала усилий, для того чтобы последовать пути Карла V, Людовика XIV и Наполеона, которые пытались осуществить средневековую идею мировой империи.

Относительная стабильность XIX в. была разрушена по ряду при- чин: ослабление позиций Британской империи; изменения в военной технологии и мировой экономике; появление в международной системе не-европейских сил, не знакомых с природой силовой политики; ослаб-ление влияния,свободной международной торговли вследствие более жесткого контроля над экономикой со стороны правительств; развитие демократии, увеличивающей политическое влияние промышленности, сельского хозяйства, труда, экономических и социальных потребнос- тей; пренебрежение к необходимым условиям международной полити- ки; особенно — сжатие мира, ограничивающее возможности локализа- ции войн и усиливающее угрозу вовлечения в них. Не было сколь-либо опытного балансира. Нарастало давление в пользу изменений. Снизилась способность правительства руководствоваться во внешней полити- ке соображениями баланса сил. Политика агрессии одних сопровожда- лась политикой нейтралитета других.

Войны XX в. могут интерпретироваться как войны периода перехода от системы мирового порядка, основанного на индивидуальной полити- ке государств, думающих о собственной безопасности и процветании, при сохранении равновесия сил, к системе мирового порядка, организу- ющего коллективные усилия для поддержания равновесия, признавае- мого как отвечающее общим интересам. Однако было обнаружено, что организационные усилия, даже если они получают такие институцио-нальные формы, как Лига Наций и ООН, не будут надежными, если нет сознания мирового гражданства. Только в этом случае правительства сохранят поддержку общества даже тогда, когда проявят готовность иг-норировать собственные национальные интересы перед лицом необхо-димости выполнения обязательств в области коллективной безопаснос- ти. До тех пор пока люди выступают как приверженцы своей нации, исключительно преданные интересам своих государств, чей суверени- тет они считают самым важным, правительства, особенно те, которые зависят от поддержки населения, не могут рассчитывать на соблюдение


обязательств коллективной безопасности. Еще не существует мирового общества, в котором могло бы действовать мировое правительство, опи-рающееся на мировое общественное мнение.

Результатом несоответствия между потребностями, которые испы-тывают государственные деятели, и мнениями, которые разделяют на- роды, стали две исключительно разрушительные мировые войны и угро- за третьей, которая будет вестись с применением атомного оружия. Не-одолимая мощь Соединенных Штатов и Советского Союза обусловлива- ет крайнюю неустойчивость существующего равновесия. Оно держится, как сказал Черчилль, на взаимном страхе, в основе которого самоубийственный характер атомной войны. Кажется маловероятным, что система равновесия сил XIX в. может быть восстановлена. Нет по-тенциального балансира и слишком мало великих держав, которые могли бы создать эффективный союз против агрессии какой-либо сверх-державы. Проблема ближайшего времени состоит в том, чтобы предот-вратить войну между Россией и Соединенными Штатами и одновремен- но продолжить усилия по выработке адекватного сознания мирового гражданства среди населения всех государств, чтобы возможные миро- вые институты были способны предотвратить войну и установить спра-ведливость. Долгосрочная проблема затруднена изоляционистской стратегией Советского Союза. Он стремится не допустить общения или обменов своих граждан с некоммунистическим миром и сотрудничества в специализированных областях Организации Объединенных Наций. Следовательно, создание технологий и коммуникаций, которые, естест-венно, ускорили бы становление мирового общества, затрудняется от-ношениями между двумя половинами мира. Редкие контакты советских представителей с представителями другой стороны в Организации Объ-единенных Наций, сопровождаемые взаимными нападками, способству- ют не столько объединению мира, сколько его расколу.

Проблема трудная, но не безнадежная. Понимание природы между-народной напряженности, межгрупповых переговоров, социальной организации и политического образования будет способствовать ре-шению и кратковременных, и отдаленных проблем. Здесь социальная наука может помочь государственной деятельности.

НАПРЯЖЕННОСТЬ

Международная напряженность появляется в результате соперничест- ва между государствами, настолько независимыми, что свое выживание они связывают только с собственными силами. Напряженность нарас- тает, когда каждое из государств с целью своей обороны усиливает


меры морального и материального порядка. При таком развитии собы- тий война представляется практически неизбежной. Это наглядно де-монстрируют процессы раздражения, возмездия и контрвозмездия, ко-торые питали холодную войну между Россией и Соединенными Штата- ми после Ялтинской конференции 1945 г.

Однако здесь есть ряд принципиальных вопросов: почему вообще существуют соперничающие государства? Почему отношения вражды возникли между одними, а не другими государствами?

Ответ на последний вопрос можно получить, обращаясь к истории, географии и политике. Два государства могут быть соперниками по при-чине исторической вражды, периодически подпитываемой войной и новым ущербом, которые возрождают дух мести и взаимную вражду. Каждое поколение воспринимает вражду как естественное и неизбеж- ное состояние через определенные версии истории, о которых рассказы- вается в школьных учебниках. На протяжении .столетий вражда такого рода существовала между Францией и Англиейг между Францией и Гер-манией, между Англией и Ирландией, между Англией и Америкой, между Англией и Россией, между Китаем и Японией. Вражда обычно возникает между государствами, которые расположены географически так, что смогут легко наносить ущерб друг другу путем вторжения или блокады. Но она не возникает, если в силу политической ситуации каж-дое государство не получит выгоду от конфликта, но сохранит собствен-ную неуязвимость по отношению к другому государству, не потеряет необходимого союзника. Великобритания отказалась от вражды с Францией, Америкой и Россией, а они ответили взаимностью, когда каждое государство поняло опасность Германии. По-видимому, Фран- ция и Германия отказываются от вражды друг с другом, так как они начинают больше бояться Советского Союза. Вероятнее всего, Япония и Китай могли бы стать друзьями, если бы Китай не был коммунисти- ческим государством. Англия прекратила враждовать с Ирландией, когда убедилась в необходимости дружбы с Соединенными Штатами, но Ирландия продолжает вражду, потому что чувствует защи- ту Америки.

Ситуация равновесия силы оказывает существенное влияние на по-ложение соперников. При сжатии мира это влияние становится более значимым, чем влияние прошлых обид. Для систем властной политики характерна тенденция к поляризации вокруг двух самых могуществен-ных государств системы, и такая тенденция усиливается, так как увели-чивается уровень общей напряженности и мир сужается благодаря новым изобретениям. Два полярных государства становятся принципи- альными соперниками. Другие располагаются вокруг этих полюсов с различной степенью близости в поисках защиты, союзничества и друж-


бы, образуя буферную зону государств, которые надеются остаться ней-тральными. Процесс сжатия мира сокращает эту зону.

Остается ответить на вопрос: почему вообще должно существовать соперничество между государствами? Ответ может быть связан не столько с внешними обидами государств, сколько с их внутренней структурой, политикой, составом, а также со структурой сверхобщест- ва (suppercommunity), членами которого все они являются.

Обиды возникают потому, что любое государство случайно, по не-брежности или преднамеренно когда-то поступило таким образом, что другое воспринимало эти действия как опасные или наносящие вред. Вероятность появления обид тем больше, чем более тесные отношения установлены между государствами; чем больше они взаимозависимы в сферах финансов и торговли; чем больше населения одного государства проживает на территории другого; чем больше они полагают, что для реализации внутренних потребностей необходимо расширение рынков сбыта или источника природных богатств; чем больше они верят, опаса-ясь нападения, что нужны внешние основы, стратегические зоны, стра-тегические материалы или союзники. Государства-соседи — а почти все государства в современном сжатом и взаимозависимом мире находятся рядом, — несомненно, будут иметь причины для недовольства друг дру-гом. Постоянная задача дипломатии в Объединенных Нациях состоит в том, чтобы улаживать эти недовольства. Большая часть вопросов реша-ется мирными средствами, но иногда дипломатия и международные ор-ганизации не в состоянии справиться с ними. Любой повод для недо-вольства может стать препятствием на пути мирного урегулирования проблем и превратиться в серьезную проблему, если речь идет о госу-дарствах, которые уже являются соперниками. При таких обстоятельст-вах возникшая проблема может послужить тестом на испытание силы, если один из соперников не уступит ни на йоту, а другой переформули-рует свои требования по отношению к первому. Однако мы пытаемся ответить на вопрос: почему вначале возникает соперничество? Если бы его не существовало, то тогда, очевидно, поводы для обид устранялись бы мирным путем. Следовательно, не обиды являются причинами со-перничества, а соперничество порождает недовольство, подвергая мир опасности.

По-видимому, соперничество возникает из внутренних условий каж-дого государства, например, некоторым государствам нужен внешний враг, чтобы укрепить свою внутреннюю солидарность. Необходимость в этом объясняется психологическими мотивами. Напряженность в со-знании индивида обусловлена фрустрациями и противоречиями, как ре-зультат ранней социализации ребенка. Обращаемые на родителей аг-рессивные импульсы подавляются, а «козлы отпущения» становятся ми-

К. РАИТ. НЕКОТОРЫЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ О ВОЙНЕ И МИРЕ 391

шенями ненависти и агрессии. Чем больше расширяется такая социаль-ная группа, чем больше подавленной агрессии у ее членов, тем больше необходимость в наличии внешней группы, играющей роль козла отпу-щения, при условии существования внутригрупповой солидарности. Все это в меньшей степени относится к свободному обществу, где внут-ренняя конкуренция, конфликты и соперничество создают возможность для подавления агрессии, и в большей степени — к авторитарному об-ществу, для которого характерны суровая дисциплина и жесткий внут-ренний порядок.

Эта теория подтверждается следующим: для первобытных обществ война является самым простым средством поддержания внутригруппо-вого единства, так же представляет козла отпущения, на которого будут-направлены агрессивные чувства и действия членов группы. Если же негативные импульсы будут направлены внутрь группы, то группа рас-падется. На многих малых островах Тихого океана разрозненное насе-ление разделено на две враждебные группы, каждая из которых считает другую, внешней группой. Эта психологическая причина, вызывающая соперничество, напряженность и войну, может быть устранена при по-мощи системы образования, особенно дошкольного, которое даст мень- ше поводов для противоречий и фрустраций, чем сегодня; экономичес- кой системы, которая будет более равномерно распределять производи-мые товары; систем общества и политики, которые смогут дать больше гарантий для социального роста и признания. Особенно важны социаль-ные условия, позволяющие без ущерба направлять большую часть аг-рессивных чувств в соперничество политических партий, конкуренцию в бизнесе, в спорте, в искусстве, литературе и в других сферах культу- ры. Хотя марксистская теория, в соответствии с которой классовая вражда служит единственной причиной внешней агрессии, значительно упрощена, несомненно, что социальные, экономические и политические условия внутри государства и напряженность в сознании индивидов, возникающая в результате этих условий, являются важным источником международного соперничества, международной напряженности и аг-рессии. Если эти условия характерны для некоторых главных госу- дарств международной системы, то они будут испытывать необходи- мость во внешнем враге, чтобы сохранить свою внутреннюю солидар-ность. Несомненно, что всеобщие социальные реформы являются уто- пией. В сжимающемся мире, где требуются дополнительные ресурсы для населения, велика скорость социальных изменений и не все могут приспособиться к окружающей среде, не следует ожидать, что появится возможность избежать серьезных международных трений. Однако со-циальные реформы и образование могут в значительной мере способст-вовать ослаблению международной напряженности.


Это подводит нас к второй причине соперничества — к оппозиции внутри системы суверенных государств. Пока государства действуют независимо друг от друга, они принимают участие в процессах мировой политики, пытаясь добиться условий, при которых они смогут выжить, поэтому каждое государство будет находиться в оппозиции к любому соседу, который в состоянии напасть на него. Такое государство превра-тится в козла отпущения, и на него будет проецироваться ненависть и агрессия, так возникает соперничество. Только тогда, когда государства объединяются в альянсы или большие группы, они перестают быть по-тенциальными врагами, а при наличии тесных контактов и при равной силе они перестают быть и соперниками.

Исторические причины, которые приводят к объединению родствен-ных кланов в племена, племен в государства, а государств в федерации, заключаются в том, что широкие сферы сотрудничества и авторитетного решения споров в суде сохранились по сей день, обусловливая необ-ходимость организации мирового сообщества всех государств, управля-емого мировым правительством. Такое мировое общество не будет иметь внешнюю группу, против которой надо объединяться, и этим оно отличается от всех федераций. Процесс объединения государств пре-кратился при разделении мира на две группы, каждая из которых по отношению друг к другу является внешней, как в племенах на островах Тихого океана. Такая биполярная система наименее стабильна и явля- ется наиболее опасным типом равновесия силы. Среди крупных ранее существовавших цивилизаций — Египет, Месопотамия, Китай, Индия, Рим, христианский мир, исламский мир — такое соотношение обычно приводило к попыткам завоевания всего мира или к попыткам положить конец такому завоеванию, к разрушению какой-либо цивилизации. Од-нако развитие этих исторических цивилизаций не соответствует тому, которое мир наблюдает сегодня, так как, будучи большими и изолиро-ванными, исторические цивилизации всегда имели врагов, например варваров или соперников у своих границ. Арнольд Тойнби называет Римскую империю универсальным государством, но в действительности она была создана для борьбы с варварами, обитавшими за Рейном и Дунаем, а также с империями Ближнего Востока. Действительно уни-версальное общество позволяет выплескиваться напряженности, охва-тившей индивидов и большие группы всех типов, внутри самого общест-ва. Такое общество должно быть очень гибким и сложным. Система образования в таком обществе должна способствовать развитию общих ценностных установок и терпимости ко всяким различиям. Оно должно стараться не идентифицировать цели агрессии с людьми внешней груп- пы, выдвинуть как цели агрессии абстрактные идеи, такие, как война, болезни, социальная дискриминация, политическое угнетение. Враг


универсального общества и универсальности религий должен быть аб-страктный дьявол, а не материальный враг. На трудность такого, при- чем эффективного, замещения указывает тенденция превращения дви- жения к мировому правительству в Североатлантический альянс, явным противником которого выступает Советский Союз. Однако в наш век для установления мира необходимо подлинное мировое общество, впитывающее в себя напряженности, которые и все малые группы, и отдельные индивиды должны где-то выплескивать.

ПЕРЕГОВОРЫ

Для создания такого общества требуется время, а огромное население Советского Союза живет в условиях жесткой дисциплины, подавления и страха, и напряженность здесь, вероятно, очень сильна. Изменению этого состояния препятствуют «железный занавес» и постоянный страх за свое положение, жизнь, включая советскую элиту. Поэтому враж- дебность и зло огромного единого общества направляется на некомму- нистический мир, который стал универсальным «козлом отпущения». Чувства враждебности взаимны. До тех пор пока продолжается гонка вооружения, а разделительные линии становятся все отчетливее, сопер-ничество будет усиливаться.

Что могут предпринять Соединенные Штаты для улучшения ситуа-ции? Война, саботаж, подготовка, сдерживание, экономическое разви- тие, политическое заявление, распространение информации и ведение переговоров — возможные методы. Изменения в Советском Союзе воз-можны только по внутренним причинам, таким, как трудности успешно-го развития, революция или перемены в политическом курсе. Упомяну-тые выше методы обеспечивают принципиальные возможности для дей-ствий, при которых Соединенные Штаты или другие западные страны могут повлиять на ситуацию. Однако ни один из этих методов не может дать значительных результатов.

Развязывание превентивной или агрессивной войны стало бы само-убийством, но такое действие неприемлемо для демократических стран. Усилия, направленные на проведение террористических актов или са-ботажа внутри Советского Союза, скорее всего, оказались бы безуспеш-ными и могли бы приблизить начало войны, что в большой степени про-тиворечит демократическим принципам. Следствием политики подго-товки и сдерживания стала гонка вооружений и рост напряженности, которые могут привести к войне. Такая политика необходима, поскольку она выступает как мера предосторожности, но она не должна способ-ствовать созданию таких программ, которые будут поддерживать у


СССР уверенность в том, что Соединенные Штаты намереваются на- пасть на него. Экономическое развитие превращается в средство подго- товки или сдерживания, если просоветские государства не участвуют в развитии, и требует переговоров в случае их участия. Заявления о мир- ных намерениях в атмосфере соперничества непременно истолковыва- ются как пропаганда. В Советском Союзе распространение информаци- онных, образовательных и даже пропагандистских материалов разреша- ется в ограниченном количестве и при жесткой цензуре. Такие заявле- ния без согласования с Советским Союзом, распространяемые по радио или в печати, советское правительство рассматривает как саботаж и предпринимает титанические усилия по глушению радиопередач, осу-ществлению контрударов, к установлению более плотного железного занавеса, что приведет к ухудшению отношений. Возможно, что более умелые действия по передаче информации дали бы лучшие результа- ты... Вероятно, возможен такой вариант, когда ООН могла бы непосред-ственно оказать влияние на русский народ, если бы располагала соот-ветствующими ресурсами, Не вызывает сомнения, что любые действия, проводимые с разрешения советского правительства, не смогут смяг- чить напряженность на длительный срок. Таким образом, главная на-дежда на улучшение отношений возлагается на переговоры.

Переговоры между соперниками, отношения которых носят преиму-щественно враждебный характер, будут успешными при следующих ус-ловиях: 1) если существует конфиденциальное стремление к определе-нию вопросов, относительно которых есть подлинный общий интерес или искреннее желание к переговорам (торгу); 2) если тщательно огра- ничены детали дискуссии по этим вопросам; 3) если есть понимание того, что соглашения будут прочными только тогда, когда у каждой из сторон существует интерес в их соблюдении. Считается, что стороны имеют различные точки зрения на будущие отношения. Следовательно, заключение соглашений не исходит из общей солидарности интересов, из приверженности общим принципам или из чувства доброй воли. На- конец, ясно, что соглашения не будут прочными, если они не будут при- няты искренне и одобрены высшим руководством каждого государства. Переговоры, которые предполагают наличие точки соприкосновения сторон, имеют сходство с картельными соглашениями, с соглашением о перемирии и соглашениями, заключаемыми между противоборствую-щими сторонами. Правила войны, которые ведут к заключению таких соглашений, настаивают на точности используемых формулировок и терминов, наличии оговорки о сроках действия соглашения и уведомле-нии о завершении.

Даже переговоры между дружественными странами отличаются от составления законопроектов государств или федерации, которое пред-


полагает всеобщее сотрудничество. Переговоры требуют закрытости, потому что общественное мнение в странах — участниках переговорно- го процесса, с подозрением относящихся друг к другу, может настаи- вать на позиции, которые препятствуют консенсусу или компромиссу, необходимым для достижения соглашения. Но законодательная власть требует постоянной открытости, так как она выражает доминирующее общественное мнение. Если стремление к сотрудничеству искренне, как это предполагалось при принятии Устава ООН, то общественность отдельных стран может трансформироваться в суперобщественность и переговоры будут проводиться открыто. Очевидно, что на самом деле не реально такое всеобщее и искреннее намерение к сотрудничеству в от-ношениях между Советами и Западом.

Условия секретности и небольшое количество обсуждаемых на переговорах вопросов приводит к тому, что сильная позиция одной сто-роны обусловливает согласие других сторон. Такое положение создает трудности для демократических государств, приверженных демократи-ческим принципам Объединенных Наций. Так, секретные контакты и переговоры между Соединенными Штатами и Советским Союзом вызва-ли бы тревогу у стран относительно того, что их интересы могут быть принесены в жертву в пользу мира. Можно полагать, что Соединенным Штатам позволил отказаться от таких переговоров успех, достигнутый при помощи ООН в развитии мирового общественного мнения и между-народных отношений.

В жесткой советской системе переговоры с подчиненными на основе суровой инструкции обычно неэффективны. Но переговоры на высшем уровне должны опираться на общественное мнение, и неуспех перегово-ров только увеличит подозрение и напряженность, что еще больше ухудшит ситуацию.

Эти рассуждения подсказывают, что перспективы успешных перего-воров не слишком радужные. Обсуждения на высшем или на низшем уровне могут служить лишь средством обмена информацией. Взаимное понимание намерений каждой из сторон может в конечном итоге снизить напряженность, если выяснится, что намерения сторон не носят агрессивного характера. По мнению наблюдателей, ни у США, ни у Со-ветского Союза не было намерений вступать в войну. Опасность появ-ляется из-за того, что чрезмерная напряженность приводит к неточным расчетам или иррациональным действиям, или из-за того, что одна из сторон ошибочно убеждена в возможном ударе другой стороны и пред-принимает инициативные действия с целью получения преимущества. Такая ложная информация появляется в демократических государствах во многом благодаря советской секретности, а у советского правитель-ства — в результате того, что подчиненные докладывают своим началь-


икам не о самих фактах, а о том, что для них приемлемо. Каждая сто- рона преуменьшает значение заявления, сделанного в ходе публичной дискуссии, например в органах ООН, потому, что такое заявление может расцениваться как пропаганда. Возможно, что в личной беседе можно получить информацию, которая заслуживает доверия. Именно так и произошло в Тегеране и Ялте.

ОРГАНИЗАЦИЯ

Напряженность может быть ослаблена односторонними действиями Со-единенных Штатов, особенно в области экономики, и соответствующи- ми мерами контроля за обороной и исключению провокаций, а также путем обсуждений и переговоров между Соединенными Штатами и Со-ветским Союзом, что должно способствовать улучшению взаимообмена информацией, нахождению сфер общего интереса, достижению надеж-ных соглашений в этих сферах. Это и есть практические шаги к созда- нию условий мира. Заботы о более отдаленном будущем находятся в поле деятельности международных организаций и политического обра-зования. Очевидно, что если такие усилия предпринимаются только за-падными державами, то Советский Союз будет рассматривать их как попытки, направленные на усиление позиций этих держав, и будет обо-сновывать гонку вооружений. Чтобы заложить фундамент постоянного мира, эти усилия должны быть всеобщими.

Устав ООН учреждает международную организацию, формально одобренную Советским Союзом и Соединенными Штатами. Но такая организация сейчас не имеет возможности для развития из-за права вето, позволяющего авторитарным образом регулировать советско-аме-риканские отношения — решать споры или предотвращать агрессию. Объединенные Нации довольно успешно решали и решают ряд про- блем, возникающих в других ситуациях, например на балкано-гречес- кой границе, в Индонезии и Палестине; сейчас ООН занимается про-блемами Кашмира и Кореи.

Кроме того, ООН также способствует налаживанию сотрудничества между членами Организации по социальным и экономическим пробле-мам, созданию и функционированию механизмов соблюдения основных прав человека и формирования во всем мире позиций и мнений, служа-щих установлению мира. Экономический и социальный совет, Комиссия по правам человека, ЮНЕСКО, многочисленные другие комиссии и технические органы представили огромное количество докладов и при-няли много резолюций. Они повлияли на поведение многих государств. Разработанные комиссиями ООН проекты получили признание во мно-


гих соглашениях. Но эта работа затруднена из-за отказа Советского Союза присоединиться к техническим органам и нежелания сотрудни-чать по основным вопросам как с Экономическим и социальным, сове-том, так и с другими комиссиями.

Особое внимание было уделено научным исследованиям, посвящен-ным функционированию этой международной организации — механизму и процедурам, придающим ей эффективность, а также ответным дей-ствиям и реакции функциональной структуры на мнения, которые могут содействовать улучшению работы ООН. Исторические исследования федераций, конфедераций и лиг дают основание говорить, что усилия по расширению сферы действия функционального механизма, направлен-ные на «совершенствование» организаций.и мнений с тем, чтобы обес-печить общий консенсус, могут привести к войне. Неудачная попытка усовершенствовать такой механизм, когда для этого не готовы экономи-ческие условия и общественное мнение, также может привести к войне. Проблема заключается в том, чтобы постепенно добиваться сопряже- ния организации и общественного мнения друг с другом. Об этом гово- рит история швейцарской и американской конфедераций, Священной Римской империи, немецкой нации, Священного Союза, Лиги Наций и ООН; данный вопрос заслуживает пристального изучения и анализа.

ОБРАЗОВАНИЕ

Человек по своей природе не является гражданином мира. Он может стать таковым, если в сжимающемся мире будет развиваться стабиль- ный, справедливый и благополучный мировой порядок. Поэтому людям нужно быть политически образованными, что позволит им понимать природу мира, быть толерантными к разнообразным культурам, прави-тельствам, экономическим моделям, воспринимать принципы и проце-дуры, необходимые для функционирования международных институ тов, готовых к решению споров, предотвращению насилия, и подчинять свои позиции, сиюминутные интересы этим принципам и процедурам. Такое образование, особенно в том, что касается отношений и позиций, должно начинаться на раннем этапе. На более высоком уровне образо-вания требуются обширные знания и понимание мировой культуры и истории народов, ценностей и институтов, которым должны быть при-вержены эти народы, при условии, что всемирная точка зрения будет эффективной.

Социологи изучают развитие обществ, определяя механизмы рас-пространения и усиления связей и их обмен внутри группы, механизмы формирования общей позиции группы и ассимиляции членами группы


общих ценностей, а также механизмы организации группы, благодаря которым она может выступать как единое целое. Взаимодействие этих четырех процессов вносит существенный вклад в воспитание чувства преданности своей группе.

В сегодняшнем мире процесс политического образования в форми-ровании позиции гражданина мира встречает препятствие — железный занавес. Люди по обе его стороны воспитываются как граждане различ-ных миров. Один центр мира находится в Нью-Йорке, другой — в Крем-ле. Если-бы люди везде получали обширное общение, то существующие противоречия можно было бы сгладить, а со временем, возможно, и устранить. Вероятно, приверженность единому миру в дальнейшем по-лучит свое развитие при условии распространения основных идей обоих миров. Если общие ценностные установки будут полностью восприняты, может быть построена всемирная организация, которая в состоянии достичь целей, провозглашаемых в Уставе ООН. Над таким планом постоянно работают в ООН, но этот процесс не, может быть быстрым. До Тех пор пока не будет ослаблена напряженность путем установления обширных транснациональных связей, отношения между Соединенными Штатами и Советским Союзом будут зависеть главным образом от межправительственных переговоров, проходящих на основе того, что два мира по главным вопросам находятся в оппозиции. Когда будут определены общие интересы, напряженность может быть снижена и стремление к сотрудничеству, основанное на понимании общих целей, провозглашенных в Уставе ООН, позволит начать процесс формирования международной организации и политического образования с целью построения более прочного мира.

Учебное издание ТЕОРИЯ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ

Хрестоматия

Корректор О. В. Мехоношина Художественный редакор А.В.Антиnoв Оформление переплета А.Л.Бондаренко Компьютерная верстка И.Г.Долгой

Documents

Teor Mejd Otn Hrestom